ПРОЛОГ

Октябрь 2004 года.

Где-то в окрестностях Н-ска

Забетонированный подвал находился глубоко под землей и гарантировал надежную звукоизоляцию. Под потолком ярко светила электрическая лампа в проволочном абажуре. В спертом воздухе воняло потом, кровью и паленым мясом. На сооруженной из подручных средств дыбе висел раздетый догола славянин с некогда темно-русыми, а теперь абсолютно седыми волосами. Загорелую кожу покрывали многочисленные язвы, раны и струпья. Ногти на руках и ногах были содраны все до единого. На полу, в луже крови, валялись вырезанные со спины «ремни». Лицо пытаемого осунулось, посерело. На распухших губах пузырилась красноватая слюна. Под помутневшими от боли глазами виднелись дорожки слез. Грудь дышала неровно, прерывисто, с прихлюпом… Тем не менее он до сих пор оставался жив, в отличие от своего товарища по несчастью – тоже рослого, крепко сложенного, но оказавшегося менее выносливым и умершего от болевого шока полтора часа назад. В настоящий момент труп упомянутого товарища окровенелой куклой застыл в противоположном углу помещения, и висевший на дыбе люто ему завидовал.

– Думаешь, не врет? – обратился статный пожилой чеченец к более молодому – приземистому, с непомерно развитыми плечами, заросшему трехдневной щетиной.

– Думаю, нет, – чуть помедлив, ответил молодой. – И показания того слабака, – горец презрительно сплюнул на труп, – только подтверждают это! Они оба действительно не причастны к произошедшему. Даже косвенно. Иначе раскололись бы до задницы! У меня, уважаемый Салман-Хаджи, немалый опыт в развязывании языков!

– Выходит, Исрапи, мы с тобой пошли по ложному следу, – тяжко вздохнул пожилой. – Жаль, очень жаль!

На несколько секунд в подвале воцарилось молчание, а славянин, хорошо понимавший чеченскую речь, вяло встрепенулся. «Наконец-то поверили!» – просочилась в помраченный страданиями мозг радостная мысль.

– Снимите! Дайте обезболивающее! Я же не виновен! Вы сами убедились! – прошамкал он разбитым ртом. Оба нохчи переглянулись. Затем старший что-то шепнул на ухо младшему. Исрапи взял острый нож (ранее применявшийся в процессе пытки) и небрежным движением перерезал веревку. Славянин грузно шлепнулся на грязный пол, приглушенно охнул и с нетерпением уставился на своих палачей, дескать: «Давайте дальше! Колите промедолом! Расстегните наручники и ножные кандалы! Вызовите врача!»

– И не надейся, собака, – словно прочитав его мысли, процедил Салман-Хаджи, прикурил сигарету, выпустил облако дыма и медленно угрюмо заговорил: – Сегодня ночью мне приснился сын. Мертвый, закопанный в каком-то гнусном месте, с веревкой на шее и с вываленным наружу, прокушенным языком. Одновременно я видел бессмертную душу Лечи. Она страшно мучилась в бездне ада, ее душили и грызли огромные скользкие черви с крысиными мордами. А кроме того, – чеченец хотел сказать: «Лечи постоянно насиловала в зад здоровенная огненная обезьяна», но вовремя удержался, притворно закашлялся и прорычал со звериной ненавистью: – Кроме того, мой сын звал по имени тебя, просил помочь… Враги застали Лечи врасплох, без охраны, задавили численным перевесом и повесили за шею. В результате он попал в ад^[1], – проглотив комок в горле, подытожил Салман-Хаджи. – А ты, шелудивый пес, в это время в карты играл, вино пил…

– Постойте!!! Но он же приказал охране оставаться на месте! Сказал, сам доберется до дома, «без нянек»! – отчаянно простонал славянин. – И ваш брат тоже. Аллахом клянусь! – тут он бросил умоляющий взгляд на Исрапи. – Пощадите, умоляю! Я же просто выполнял приказ! Как и подобает прилежному нукеру!!!

– Ты вел себя как последний пидорас, а потому и умрешь смертью пидораса, – проигнорировав его слова, заявил Салман-Хаджи, вооружился длинным шомполом, пинком ноги перевернул голое тело ягодицами вверх и сунул шомпол в жаровню с горящими углями, чтобы металл раскалился добела…

1

Из донесения тайного агента ФСБ

Вахида Асланова по прозвищу Эмир.

…Неделю назад в Н-ск приехали отец Лечи Рашидова Салман-Хаджи и старший брат Хамида Халилова Исрапи. Заручившись поддержкой лидеров диаспоры, они проводят расследование обстоятельств исчезновения своих родных. Недавно, сутки напролет, они пытали Юнуса Тимошенко и Тимура Мансурова, возглавлявших личную охрану Лечи и Хамида. Подозревали их в сдаче хозяев. Признания в измене не добились, но все равно убили обоих. Мансуров, по слухам, умер от пыток, а Тимошенко – воткнули в зад раскаленный железный шомпол. На мой взгляд, Салман-Хаджи Рашидов и Исрапи Халилов представляют собой серьезную опасность в смысле подготовки целой серии кровавых террористических актов. Прошу срочной встречи с Шахом.

Эмир.

* * *

– А Ваха-то наш изрядно напуган, – ознакомившись с донесением, заметил я.

– Не то слово, – усмехнулся полковник. – С личика спал, похудел, побледнел, ручонки дрожат. При встрече со мной чуть не расплакался, сердешный! А про «серию террактов» он наплел от фонаря. Просто хочет, чтобы мы поскорее ликвидировали обоих «гостей»! Совсем потерял голову от страха.

– Дурак, – презрительно фыркнул я. – Сам себя подставляет! Ведь между ним и пропажей тех двух уродов невозможно проследить ни малейшей связи! Однако, попадись он в таком трясущемся виде на глаза родственникам повешенных, разоблачат в момент! И мы потеряем ценного стукача. Может, и впрямь шлепнуть абреков, пока не поздно?!

– Плохая мысль, – покачал головой Рябов. – Вслед за ними припрутся следующие. И так далее и тому подобное. Тейпы большие, мужчин в них много. Как говорится, «таскать нам, не перетаскать». У меня есть идея получше.

– ???

– На, ознакомься, – начальник отдела выложил на стол цветную фотографию и рядом с ней два листа убористого печатного текста.

– Шамиль Аюбов, – прочел я. – Семьдесят четвертого года рождения, любимый сын Расула Аюбова, крупного наркоторговца и старого друга Аслана Масхадова. Местонахождение Аюбова-старшего неизвестно. А Аюбов-младший с некоторых пор возглавляет боевую организацию чеченской диаспоры Н-ска. Согласно тем же данным, Шамиль – высококлассный ликвидатор. В период первой и в начале второй кавказских войн командовал элитным отрядом спецназа мятежников под названием «Бешеные волки». (Далее шло подробное перечисление успешных действий этого отряда против федеральных войск.) В конце справки сообщалось: – в 2001 году «Бешеные волки» уничтожены спецназом ГРУ. Шамиль – единственный, кому удалось скрыться. В настоящее время он находится то ли в самом Н-ске, то ли в его окрестностях. Но где именно, установить не удается…

– Крутой парнишка, – прочитав справку и внимательно всматриваясь в фотографию, сказал я. – Такому палец в рот не клади!.. Е-мое!!! До чего на Аслана похож!!! Рост, сложение, цвет волос…

– Вот-вот! – улыбнулся полковник. – Исключительно похож. Надеюсь, Коновалову не составит большого труда поменять их мордочки на пленке с записью казни «без вести пропавших». И пускай тогда тейпы Халиловых и Рашидовых объявляют Аюбовым кровную месть. То-то смеху будет! Полагаю, в конце концов от них от всех мало чего останется! Это вам не двух шестерок на части порвать, за которых и заступиться-то некому!

– Кстати, что за странное сочетание – Юнус Тимошенко? – вдруг вспомнил я. – У нохчи, да славянская фамилия.

– А он и есть славянин. Вернее, был, – поморщился Рябов. – Уроженец Львовской области Виктор Тимошенко, активный член УНА-УНСО^[2], в 1994—1996 годах воевал в Чечне на стороне мятежников, принял ислам и превратился из Виктора в Юнуса. Собственноручно убил не менее десятка русских пленных. После Хасавюрта след христопродавца надолго затерялся и обнаружился лишь в донесении Эмира. Второй замученный охранник – татарин по национальности. Потому наши мстители и не сочли нужным церемониться. Н-да-а. А теперь, Корсаков, давай обмозгуем этапы предстоящей операции под условным названием «Кровная месть»…

* * *

В качестве первого шага мы решили припрятать понадежнее нашего пугливого Эмира и, предварительно предупредив Ваху, объявили его в федеральный розыск. В тот же день по городу расклеили корявые фотороботы Асланова со следующим текстом внизу: «Такой-то такой-то подозревается в покушении на жизнь сотрудника правоохранительных органов. Гражданам, знающим о его местонахождении, звонить по телефонам… Крупное денежное вознаграждение гарантируется».

Таким образом мы:

1. Малость приподнимали Ваху в глазах соплеменников.

2. Давали ему возможность (не вызывая подозрений диаспоры) вовсе не показываться на людях. И отсиживаться в укромном местечке на окраине Н-ска с липовым паспортом в кармане. (Паспорт предоставил, естественно, Рябов.)

Второй этап заключался в создании компромата-подделки. Отправляясь на встречу с Коноваловым, я в придачу к подлинной пленке захватил не только фотографию Шамиля Аюбова, но также трофейную видеокассету. На ней означенный джигит с геройским видом творил разнообразные мерзости: заживо отрезал головы нашим пленным, гнусно лыбясь, мочился на агонизирующие тела, собственноручно вешал какую-то чеченскую женщину «за пособничество оккупантам» и т. д. и т. п. При этом я преследовал сразу две цели: дать Компьютерщику побольше различных ракурсов для улучшения качества работы и пресечь на корню возможную жалость к будущей жертве фальсификации. Не знаю как насчет первого (тут я не особо разбираюсь), но во втором случае кассета пришлась очень кстати!

– Вообще-то я не киношник, видеомонтаж вам делать, – выслушав мою просьбу и просмотрев запись казни (встреча происходила на одной из конспиративных квартир), хмуро проворчал Коновалов. – Оно, конечно, не сложно технически, но… слишком подло все как-то получается! Я понимаю: мятежники гады еще те, вешатель – ваш агент, ценный информатор, однако подставлять под жестокую месть кровников невиновного человека…

– Минуточку, уважаемый Виктор Иванович, – прервал я начавшего распаляться ученого. – Посмотрите сперва один любительский фильм, а потом вместе порассуждаем о подлости, невиновности и прочих вещах…

Как я и предполагал, «фильм» произвел должное впечатление.

– Простите, Дима, старого дурня! – на пятой минуте просмотра раскаялся Компьютерщик. – Интеллигентская муть в голову ударила!!! Да-а-а уж, хорош гусь! – не отрывая негодующих глаз от экрана, сквозь зубы процедил он. – Такого выродка и подставить не грех!

– Сколько вам потребуется времени? – спросил я.

– Позвоните через два дня, – подумав, ответил Коновалов. – Можно бы и побыстрее управиться, но знаете, Дмитрий, у меня появилась занятная идея, касающаяся обработки записи. Я хочу… Впрочем, сами увидите!!!..

* * *

Из сообщения в СМИ.

…Вчера «….» октября 2004 года в квартире восемнадцать дома номер пять на улице Смоленская обнаружены мертвыми Ароян Гурген Хачатурович 1960 года рождения, его тридцатипятилетняя жена Светлана и шестилетний сын Эдик. У все троих вспороты животы, искромсаны ножом половые органы и отрезаны головы. Милиция ведет активный розыск по горячим следам. По сведениям Н-ского УВД проверяются алиби ряда лиц, имеющих психические отклонения и состоящих на учете в псих. диспансерах. Похоже, в городе завелся очередной маньяк…

* * *

Из оперативной сводки ФСБ.

(для внутреннего пользования)

…Согласно полученной информации, убийство на улице Смоленская совершили представители чеченской преступной группировки под личным руководством небезызвестного Шамиля Аюбова. Убийство носит демонстративный, запугивающий характер. Покойный гражданин Ароян был оптовым торговцем крупами, детским питанием и колбасными изделиями на Т…м продовольственном рынке, контролируемом чеченской диаспорой Н-ска и незадолго до смерти снизил цены на некоторые виды товаров с целью скорейшей их реализации, что, очевидно, пошло вразрез с ценовой политикой, проводимой закулисными хозяевами рынка. После расправы над семьей Арояна цены подскочили в два раза и устойчиво держатся на таком уровне, невзирая на значительное уменьшение покупательского спроса. Продавцы сильно напуганы. Многие подумывают о смене места работы. Установить местонахождение Шамиля Аюбова по-прежнему не представляется возможным…

2

На третий день после встречи с Коноваловым переделанная пленка была у меня в руках. Она превзошла самые смелые ожидания, являясь подлинным произведением искусства в художественном отношении (об этом чуть позже), и, главное, мы могли не опасаться разоблачения. Ну, может, почти не опасаться. По словам Виктора Ивановича, подделку мог распознать только специалист его уровня. И я крепко сомневался, что нохчи сумеют найти такого специалиста. По крайней мере в ближайшие сто лет…

Получив компромат на Аюбова, я через шефа связался с Эмиром и пригласил его на конспиративную квартиру. Но не на ту, где общался с Коноваловым, а на другую, хорошо знакомую Вахе по августовским событиям. Асланов пришел под покровом ночи, сильно загримированный и выряженный под панка – мятая кожанка, драные джинсы, заклепки, цепи, булавки, ярко-розовая прическа «петушиный гребень».

– Ты бы еще кольцо в нос продел! – не удержался от смеха я. – К чему такие выкрутасы? По нашим фотороботам тебя мать родная не узнает!

Ваха скрипнул зубами и смерил меня злым взглядом.

– А вообще прикид нормальный! – поспешил я разрядить обстановку. – Как говорится, кашу маслом не испортишь. Тем не менее можешь больше не мучиться. С минувшего вечера твои портреты уже не висят на каждом углу. Федеральный розыск официально отменен, типа – «пардон, обознались».

– Почему?! – резко вскинулся Эмир. – Салман-Хаджи и Исрапи до сих пор в городе. С ними два десятка вооруженных нукеров. Они не успокоятся, пока не…

– Помолчи, – перебил я. – Вечно прятаться нельзя. А убирать их бессмысленно. Новые родственники понаедут. Мы поступим проще. Подсунем им другого «кровника» вместо тебя.

– Шутишь, да?! Издеваешься?! – вновь набычился Ваха. – Так они вам и поверят!

– Поверят, куда денутся, – я вставил в видеомагнитофон переделанную кассету и нажал кнопку «play». – Смотри внимательно!

На экране появились крупным планом Лечи, Хамид и… Шамиль Аюбов, надевающий им петли на шеи. На груди у казнимых висели картонные плакаты с надписями «Пособник террористов». На заднем плане высилась все та же живописная гора мусора. Затянув петли, Шамиль громко сказал по-чеченски: «Собакам собачья смерть». (В действительности он не раз произносил эти слова, убивая наших пленных.) Затем спрыгнул на землю, секунд пять постоял неподвижно и вдруг с силой пнул ногой ящики один за другим. Абреки начали корчиться и извиваться в предсмертных конвульсиях, а застывший у виселицы Аюбов злорадно наблюдал за их агонией. Наконец Лечи и Хамид застыли, свесив головы набок.

– Иншалла, – ухмыльнулся в объектив Шамиль (такое, помнится, было при повешении им чеченской женщины), и запись прервалась.

Я покосился на Ваху. Тот неподвижно сидел в кресле, разинув рот. Очевидно, не мог поверить собственным глазам.

– Но как же… как же так?!! – ошеломленно пролепетал он.

– Наука не стоит на месте, – профессорским тоном пояснил я. – При современном развитии компьютерных технологий можно и похлеще фильмец состряпать. Натуральный блокбастер в садистском духе!

Эмир шумно вздохнул, вытер ладонью выступивший на лбу пот и, не спрашивая разрешения, закурил сигарету.

– Значит, теперь существуют два варианта пленки, – странновато глянул он на меня. – И нельзя с уверенностью сказать, какой из них липовый, а какой настоящий! Так?!

– Не совсем, – правильно истолковав взгляд и слова чеченца, развеял я его заблуждения. – Твои кровники действительно не сумеют распознать подделку. Даже если проведут тщательную экспертизу. У них просто нет специалистов столь высокого уровня. А у нас – есть! Именно такой человек и сфабриковал виденную тобой ложную запись. Кроме того, он снял небольшой документальный фильм, где подробно показано: каким образом изготавливалась фальсификация. Этот фильм, а также несколько экземпляров первоначальной пленки, будут и дальше служить гарантией твоей верности. Извини, Ваха, обычная предосторожность! Можно сказать – перестраховка! Ты ведь мужик порядочный и, ясное дело, не собирался нас «кидать». Правильно?

– Правильно! – утвердительно кивнул Ваха, однако унылый голос и подавленный вид джигита красноречиво свидетельствовали об обратном.

Давая время ему опомниться, я достал из холодильника бутылку армянского коньяка, тарелку с ломтиками засахаренного лимона, поставил их на журнальный столик и щедрой рукой разлил коньяк по пузатым бокалам.

– Угощайся, дружище, – радушно предложил я. – На дворе ночь, Аллах тебя не видит.^[3]

Не заставляя себя долго упрашивать, Асланов залпом опорожнил бокал, закусил лимоном и прикурил вторую по счету сигарету. Минуты две прошли в полном молчании. Наконец Эмир преодолел шок, вызванный безумной надеждой «спрыгнуть с крючка» и мгновенным горьким разочарованием.

– Как ты собираешься всучить им кассету? – деловито осведомился он. – Разыщешь и предложишь купить?!

– Конечно же, нет! – фыркнул я. – Подобное поведение известного в ваших кругах «палача» обязательно вызовет подозрения. Надо, чтобы они сами вышли на меня: уговаривали, обещали громадные деньги, в ногах валялись…

– В ногах, говоришь?! – недобро зыркнул Ваха. – Гм! Смотри, как бы тебя самого в дугу не согнули!

– Но, но, не хами, дорогой, – погрозил я пальцем стукачу. – И не забывай, речь идет о твоей шкуре!

Я с нажимом посмотрел Асланову в глаза и, дождавшись, пока он опустит взгляд, спокойно продолжил:

– Мы проведем хитрую, многоходовую комбинацию. Ты тоже в ней поучаствуешь, на начальном этапе, но будь предельно осторожен. Малейшая ошибка может привести тебя к гибели. Поэтому запомни инструкцию слово в слово и не отступай от нее ни на шаг.

– Говори, – буркнул Ваха. – У меня хорошая память.

Подробный инструктаж продолжался около сорока минут. Асланов слушал внимательно и время от времени одобрительно кивал. Видимо, комбинация нохче нравилась. Ушел он ближе к утру, а я, посмотрев на часы, решил, что возвращаться домой уже нет смысла, выключил свет и растянулся на широком, обитом кожей диване. Я расслабился, закрыл глаза, начал постепенно погружаться в ленивую истому и вдруг вздрогнул, как от толчка. На противоположном конце комнаты послышались какие-то стуки, неуклюжая возня, сдавленное сипение. Затем сам собой зажегся свет, и я увидел стоящих на четвереньках Хамида Халилова и Лечи Рашидова: голых, покрытых трупными пятнами, с прокушенными языками и с задранными вверх, ужасно развороченными анальными отверстиями. Позади них возвышалась железная повозка, на которой восседал здоровенный мохнатый демон, похожий на гориллу с рогами. В правой лапе он сжимал две веревки, заканчивающиеся туго затянутыми петлями на шеях мертвецов.

– Приветик! – вперившись в меня диким огненным взором, желтозубо оскалился он. – Вот, заехал навестить. Правда, лошадки у меня неважно выглядят, зато запрягать недолго. Они у нас, хе-хе, привыкли раком ходить. Статус, хе-хе, обязывает! Да и «вожжи» всегда под рукой. – Инфернальный^[4] гость выразительно потряс веревками…

– Да, чуть не забыл! – внезапно посерьезнел он. – Вообще-то, майор, я к тебе по делу. Ты, поганец эдакий, задумал уморить жаждой моих ичкерских скакунов. Нохчала^[5] велит им пить кровь тейпа Аслановых, а ты норовишь подсунуть аюбовскую. Шамиль нам нужен на земле еще лет двадцать (отлично работает, сволочь). А ты задумал сгубить нашего протеже… Вах-вах, нехорошо! Придется напоить лошадок из твоих артерий!.. Эй вы, педики быстроходные! Разрешаю ослабить петли и загрызть христианина! – закончив нести всю эту бредятину, взревело исчадие ада.

– Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя грешного! – опомнившись, прошептал я и истово перекрестился. Ринувшиеся ко мне Лечи с Хамидом наткнулись на невидимую преграду, гулко стукнулись об нее лбами и заплакали гнойными слезами.

– Он исчез… Исчез! – наперебой хрипели они. – Хозяин, куда он подевался?! Крови, крови глоточек!!! Ты же обещал!

– Молчать, уроды! – гаркнул демон. – И не сметь мне указывать! Мало ли чего я обещал?! Вы бы и корсаковской крови не получили. Сам бы с удовольствием выпил!.. Впрочем, я отвлекся. Проклятый христианин действительно исчез. Ух, трамтарарам! – нечистый дух многоступенчато, грязно выругался. – Ладно, ничего не попишешь. Надо возвращаться обратно в пекло, – слегка успокоившись, изрек он. – Но на дорожку трахну вас по разику! Как обычно… Тяжеловесно спрыгнув с повозки, мохнатый начал пристраиваться сзади к Лечи.

– Отче наш, Иже еси на небеси! – вновь перекрестившись, вслух начал я. С каждым словом молитвы адские «гости» блекли, таяли. Потом вовсе исчезли.

– И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого, – закончил я и… проснулся. Часы показывали без четверти восемь. Волосы на голове слиплись от пота. За незашторенным окном барабанил мелкий дождь.

«Пригрезится же такая гадость! – отхлебнув холодной воды из графина, подумал я. – Хотя… при моей работе это неудивительно! День за днем возишься в грязи, в крови, в человеческой подлости и пороках. Господи! До чего же я устал!!!»

3

Прошло несколько дней. Судя по донесениям наших информаторов, в чеченской диаспоре начали курсировать упорные слухи об умерщвлении в августе Лечи Рашидова и Хамида Халилова одним из соплеменников, пожелавшим выслужиться перед ФСБ, стать штатным осведомителем и, главное, получить полную «индульгенцию» на совершение уголовных преступлений, не связанных с политикой. Означенное умерщвление (то ли отрезание голов заживо, то ли повешение) национал-предатель заснял на видеокамеру, а кассету передал некоему майору ФСБ по имени Дмитрий, который с тех пор и покровительствует мерзавцу. Одновременно главному редактору бульварной газеты «Молва», хроническому алкоголику Паше Крохоборову аккуратно подсунули «сенсационный материал», состряпанный лично Рябовым. На следующий день либерально ориентированная «Молва» разродилась обличительной статьей в адрес ФСБ. Нас всячески поносили, клеймили, обзывали «наследниками Берии» и под занавес прямым текстом сообщали: «…недавнее зверское убийство семьи из трех человек на Смоленской улице „не раскрыто“ лишь потому, что сие чудовищное злодеяние совершил чеченский уголовник, работающий, по совместительству, эфэсбэшным стукачом». Того, что статья вызовет общественный резонанс, – мы не опасались. «Молва» издавна пользовалась дурной репутацией, даже в либеральных кругах! Крохоборов был патологически жаден, мелочен, скандален, и ни один уважающий себя журналист работать с ним не хотел. Поэтому тексты «Молвы» отличались корявостью слога и большим количеством стилистических ошибок. Кроме того, ополоумевший от водки Паша печатал любую скандальную ахинею, лишь бы поднять тираж своей газетенки, и его неоднократно уличали во лжи. Иногда главный редактор (в прошлом выпускник литфака) сам брался за перо и буйно фантазировал во хмелю. Однако такие его «шедевры», как «президент Белоруссии Лукашенко – двоюродный брат Усамы бен Ладена» или «Под Москвой поймали волка-маньяка, насиловавшего школьниц в красных беретах» в комментариях вовсе не нуждались…

Вместе с тем последняя публикация «Молвы» должна была обязательно заинтересовать наших мстителей. Ведь иногда и в куче мусора находят драгоценности. (СМИ не раз сообщали о подобных казусах.) Значит, и завравшийся алкоголик Паша может по случайности правду ляпнуть. Тем паче ходившие по диаспоре слухи подтверждали опубликованную им информацию…

Все эти дни я усердно слонялся по различного рода увеселительным заведениям, где любили собираться чечены. И ждал, когда со мной попробуют выйти на контакт кровники Вахи. (Извините, теперь уже Шамиля.) По легенде, я пребывал в затяжном запое и выглядел соответствующим образом – небритая физиономия, заплывшие, красные глаза. (Перед походом в очередной кабак закапывал в них специальные капли.) Нетвердая, пошатывающаяся походка, мятый костюм, несвежая рубашка… Заказывал я каждый раз большое количество спиртного и минимум закуски. Мы с Рябовым предусматривали два варианта поведения горских мстителей:

1. Осторожное наведение «мостов» в процессе совместного застолья, а потом попытка подкупа.

2. Захват в плен вашего покорного слуги и опять-таки подкуп, но уже с позиции силы и за несравненно меньшую сумму. (Лично мне второй вариант представлялся более вероятным.) Так или иначе, но в обоих случаях я должен был иметь на плечах ясную, трезвую голову, а посему чуть ли не горстями глотал нейтрализующие алкоголь таблетки. Однако «объекты» почему-то не спешили действовать. Наверное, присматривались. К исходу пятого дня моих скитаний я очутился в ресторане «Корчма», принадлежащем некоему господину Ахметову.

Часы показывали начало восьмого вечера. В отделанном под старину зале вкусно пахло жареным мясом с приправами. Между столиками курсировали светловолосые, длинноногие официантки славянской внешности. С вызывающими разрезами на груди и в предельно коротких юбочках. Насколько я знал, они не только разносили блюда, но и удовлетворяли похоть посетителей. Правда, не всех желающих, а лишь тех, на кого указывал метрдотель. (Тоже, кстати, славянин.)

«Нравятся „зверям“ наши бабы, – ковыряя вилкой в холодной закуске, мрачно думал я. – Хлебом не корми – дай русскую блондинку в постель затащить! Ладно, если в одиночку, а то ведь зачастую „хором“ дерут, скоты! У-у-у, басурмане вшивые! Был бы я президентом, обязательно издал бы закон – подобных типов поголовно кастрировать в принудительном порядке. Как минимум! А сутенеров, вроде здешнего „метра“, голыми возить по городу, предварительно вываляв в смоле и перьях. Хотя нет. Пожалуй, маловато будет! Лучше…»

– Эй ты, чыго рассэлся?! – наступив мне на ногу, прорычал здоровенный, низколобый чечен. – В морда хочишь, да?!

Неподалеку маячили трое его соплеменников, схожей комплекции, явно изготовившиеся к нападению. «Ага, вот они, родимые! – подумал я. – Вышли наконец на контакт. По варианту номер два. Не пожелали дипломатию разводить. Предпочли грубый наезд. Гм! Неудивительно. „Звери“ они и есть „звери“. Вышеуказанные мысли вихрем пронеслись у меня в голове, а тело тем временем начало действовать. Свободная нога, резко разогнувшись в колене, ударила нохчу носком ботинка в пах, а правая рука схватила со стола полупустую бутылку и с размаху опустила ее на башку согнувшегося от боли джигита.

В том, что хам со товарищи посланы Халиловым и Рашидовым, я нисколько не сомневался. Это раньше, в начале девяностых годов, чечены борзели в центре России почем зря, и тогда «низколобый» мог прицепиться к русскому просто так, куража ради. Но теперь, после двух кровавых войн и частых, болезненных для организмов столкновений с демобилизованными солдатами и побывавшими в Чечне ментами, Н-ские нохчи значительно присмирели. Ведут себя относительно культурно и стараются не нарываться на неприятности. По крайней мере в людных местах…

Между тем оглушенный чечен тяжелым кулем повалился на пол, а его приятели с яростным рыком бросились ко мне. Вскочив со стула, я опрокинул на них стол, (чем привел нападающих в некоторое замешательство) и коротко, без замаха, врезал ближайшему нохче кулаком в висок. Он упал очень удачно, прямо под ноги оставшимся двум землякам. Один из них, потеряв равновесие, рухнул спиной на пустующий столик, проломил его своей тяжестью и очутился на полу, присыпанный обломками стола и завернутый в накрахмаленную скатерть, словно в саван. Другой падения избежал, нанес мощный боковой справа (от которого я ушел низким нырком) и, напоровшись диафрагмой на мой локоть, с хрипом осел на бесчувственные тела подельников. Тем временем сломавший стол абрек по-змеиному вывернулся из скатерти и ловко, со спины, выпрыгнул в боевую стойку. В руке у него тускло сверкнул финский нож.

– Проклятый кяфир^[6], – по-чеченски прорычал он и начал медленно, грамотно сближаться со мной. Левая нога впереди, левая рука перед корпусом, а правая сжимает нож у бедра, нацеленный острием вниз. «Опасный тип», – мысленно отметил я и, едва джигит достиг зоны досягаемости, в падении выбросил обе ноги вперед. Левая зацепила носком его переднюю лодыжку, а правая с силой треснула по колену. В тот момент, когда я достиг пола, самортизировав падение плечом, отвратительно хрустнул сломанный сустав противника. С утробным ревом он повалился в противоположную от меня сторону, но рукоять ножа не выпустил. «Действительно, опасен, зараза!» – я собрался добить нохчу ногой, из положения лежа, как вдруг…

– Прекратите немедленно! – перекрывая поднявшийся в ресторане гвалт, крикнул по-чеченски властный голос. Поднявшись на ноги, я увидел быстро приближающегося к нам Салмана-Хаджи собственной персоной. Позади него виднелась квадратная фигура Исрапи Халилова.

– Бараны безмозглые! Вчетвером с одним пьяницей не справились! – презрительно бросил он своим подручным и, уже по-русски, обратился ко мне с обаятельнейшей улыбкой: – Извини, парень! Ошибка вышла! Не за того приняли!

«Ага! Так тебе и поверили», – мысленно усмехнулся я, а вслух сказал: – Б-без п-проблем, б-братан! Бывает, и-ик! – тут из моей глотки непроизвольно вырвалась волна густейшего перегара. Аж самому противно стало. Однако Салман-Хаджи даже вида не подал.

– Я просто обязан возместить моральный ущерб, – еще лучезарнее улыбнулся он. – Давай посидим в нашем кабинете! Молодого барашка покушаем, вина хорошего попьем!

– Да чего там! И-и-ик! Пшли! – пьяно качнувшись, я облапил его за плечо.

В темных глазах пожилого чеченца сверкнул гневный огонек. (Мгновенно, впрочем, исчезнувший.) Вместе с ним мы поднялись по деревянной лестнице с резными перилами и очутились в просторной комнате, со вкусом убранной дорогими коврами, освещенной ароматическими свечами, с предметами настоящего горского оружия на трех стенах. Четвертая стена у кабинета отсутствовала, благодаря чему отсюда можно было с комфортом наблюдать за происходящим в зале. Чем, надо думать, и занимались оба мстителя, пока я расправлялся с их людьми.

– Прошу! – указал Салман-Хаджи на богато накрытый стол. – Располагайся, дорогой! Чувствуй себя, как дома!

Развязно плюхнувшись на первый от лестницы стул, я коротко глянул вниз. Суматоха в зале давно прекратилась. Посетители как ни в чем не бывало продолжали прерванное веселье. А какие-то мужчины северокавказской внешности молча, сноровисто убирали обломки стола и поврежденных нукеров. Между тем Исрапи открыл пузатую замшелую бутылку и разлил по трем фужерам густую рубиновую жидкость.

– За здоровье всех присутствующих! – провозгласил тост Салман-Хаджи.

Я отпил половину фужера и… только тогда понял совершенную мной ошибку.

Халилов с Рашидовым к вину не притронулись! Поставив нетронутые фужеры обратно на стол, они впились в меня хищными, выжидательными взглядами. Улыбка Салмана-Хаджи из ослепительно радушной превратилась в злобную, ехидную. «Отравили, подлюги!!! – отчаянно метнулось в мозгу. – Нашел, кому поверить, кретин!!!» Желая поквитаться с гадами напоследок, я рванулся к кривой сабле на ближайшей стене, но отрава уже начала действовать. Так и не достигнув цели, я ничком упал на пол, в кровь расквасив лицо. Тело перестало слушаться. Сознание погрузилось в вязкую, черную трясину, напоминающую болото. Она стискивала мой разум и неумолимо тянула куда-то глубоко, вероятно, в бездну ада. А последним физическим ощущением было – резкое мучительное удушье…

4

Пробуждение сопровождалось сильной головной болью и вонью экскрементов, пропитавшей, казалось, все вокруг. Затем накатил острый приступ тошноты. Я инстинктивно отклонился в сторону, и меня вывернуло наизнанку. После этого стало немного легче. Голова прояснилась, боль отступила. Поднапрягшись, я вспомнил события в «Корчме», скрипнул зубами с досады на собственную глупость и огляделся. Я находился в небольшом полутемном подвале, прикованный наручниками к металлической трубе, тянущейся от пола к потолку. Свет просачивался сквозь крохотное зарешеченное окошко под потолком, а упомянутая вонь исходила от объемистого ведра в центре помещения, которое служило, очевидно, парашей. Неподалеку от него валялась грозная груда лохмотьев. То здесь, то там виднелись старые, поломанные ящики. На одном из них стоял мятый жестяной кувшин, с длинным носом и крышкой. Так называемый, «жопельный».^[7]

«Не иначе для поения пленников, – гадливо подумал я. – Звери любят над людьми изгаляться. Интересно, кого они вынуждали пить из этой сортирной баклажки? Водичка-то явно не по мою душу! Наручники мешают дотянуться. По меньшей мере полутора метров не хватает. Или кто-то находился в подвале раньше, а теперь его место занял я?! Или просто для издевки поставили, типа: „Хочыш пыт, а нэ можыш!“ Или…

Неожиданно мои сомнения разрешились сами собой. Груда лохмотьев зашевелилась, поднялась на четвереньки, просеменила к ящику, ухватила кувшин передними конечностями и жадно присосалась губами к носу. Послышалось громкое бульканье. На грязной шее задергался кадык. Внимательно присмотревшись к оборванцу, я с трудом и великим удивлением опознал в нем главного редактора «Молвы», господина Крохоборова. Пашино лицо заросло диким волосом. (Правда, он и в лучшие времена постоянно ходил небритый.) Под правым глазом красовался бесформенный кровоподтек. Некогда тонкий, интеллигентски-породистый нос распух и перекосился набок. На лбу была вытатуирована буква «Р». Вот уж кого не ожидал встретить в здешнем заменителе зиндана! Нет, не подумайте, дело вовсе не в заслугах Крохоборова перед мятежниками. Им подобные «заслуги» по барабану. Ты хоть из кожи вон вылези, а не поможет! Так, например, в период первой русско-чеченской войны одна знаменитая тележурналистка облаивала нашу армию и силовые структуры раз в десять громче и, главное, профессиональнее, чем дешевенькая, косноязычная «Молва». Буквально плевала ядовитой желчью в русских солдат – «фашистов, оккупантов, палачей». А чеченские бандформирования любовно называла «борцами за независимость», «партизанами», «отважными Робин Гудами». И в упор не замечала творимых ими злодеяний! Надо думать, она ожидала от нохчей какой-то благодарности. По крайней мере особого отношения к себе – «драгоценной» и… жестоко просчиталась! В один прекрасный день молодую, смазливую «правозащитницу» сцапали те самые «Робин Гуды» и без церемоний бросили в грязную яму, вплоть до получения выкупа – шестизначной суммы в долларах. А пока деньги не поступили, они ее ежедневно… Извините, продолжать не буду. Я не любитель порнухи, тем более групповой и с садистским уклоном. В конце концов руководство телеканала раскошелилось, несчастная баба обрела свободу и с тех пор нашу армию грязью не поливает. А «зверей» люто ненавидит, о чем заявила прямо у трапа самолета, сразу по прибытии в Москву из «гордой Ичкерии». Она по-прежнему выступает с телерепортажами, но довольно редко. Причем стала чуть ли не патриоткой! Как видите, некоторым либералам чеченский плен на пользу идет. Мозги хорошо прочищает… Впрочем, я отвлекся. С журналисткой как раз все понятно. Тут джигиты одновременно двух зайцев убили. Неплохие бабки заработали и заодно развлеклись на халяву. Со всей своей скотской «удалью»… Но зачем им спившийся придурок Паша, с которого взять, в сущности, нечего? (За исключением груды пустых бутылок в засвиняченной до предела квартире.) Масонские фонды, финансирующие антирусскую и антигосударственную пропаганду, платить за Крохоборова не станут. Уж больно низкий рейтинг у «Молвы». Нет смысла тратиться! А может, мстители хотели выпытать, откуда Крохоборов получил информацию для известной читателю статьи? Но тогда вовсе не нужно похищать Пашу! Достаточно налить главному редактору стакан, и он с радостью расскажет: «Материал принес в запечатанном конверте молодой человек, представившийся лейтенантом ФСБ Олегом Шмелевым, тайно сочувствующим либеральной оппозиции, сегодня же выходящим в отставку и тайными тропами отбывающим за кордон, подальше от „тоталитарного режима“. Молодой человек предъявил служебное удостоверение, положил на стол конверт и скромно удалился, не потребовав гонорара. (Чем жутко порадовал Пашу-жлоба.) Это кстати, истинная правда. Хоть на детекторе^[8] Крохоборова проверяй! И пусть себе ищут по белу свету экс-лейтенанта ФСБ Шмелева, используя данные липового удостоверения и описание броской внешности (которая возникла в тот день в гримерной нашей Конторы и после возвращения парня с задания навсегда исчезла). Хотя… стоп! Я рассуждаю с позиции обычного, вменяемого человека. Но мы, похоже, имеем дело с особым подвидом нохчеобразных. А именно: с дикими, тупыми, кровожадными отморозками. С худшими представителями чеченского племени! Подобные субъекты совершенно не умеют здраво мыслить и не способны к самой примитивной дипломатии. Их единственный метод воздействия – грубое насилие. Единственный способ получения информации – варварская пытка. (Зачастую до смерти «объекта».) Они даже не звери, а некие чудовищные мутанты из фильма ужасов. Господи Боже!!! Лопухнулись мы с полковником! Изначально повели в корне неправильную политику. Надо было…

– Эх, хороша водичка! – прервал мои размышления сиплый голос Крохоборова. – Ржавая, конечно, но без примеси мочи, как в прошлый раз. Жаль, быстро закончилась. А то бы я и тебе немного оставил. Невзирая на запрет хозяев!

– Почему? – удивился я.

– Ну, мы ж с тобой цивилизованные люди, – гордо подбоченился Паша. – И должны проявлять гуманизм. В разумных пределах, разумеется, но…

– Да нет, почему запрещают?! – бестактно перебил я господина либерала, собравшегося вроде толкнуть речугу об «общечеловеческих ценностях».

– Ах, это! – разом помрачнел Крохоборов. – Гм! Метода, понимаешь, у них такая. Два дня не дают ни пить, ни есть, потом обрабатывают в специальном помещении, и ты ломаешься как миленький. Выполняешь любые их требования, отвечаешь на любые вопросы. Обрабатывают очень жестко! Бр-р-р!!! – главный редактор зябко поежился. В мутных глазах Крохоборова плеснулся животный страх. Пару минут он молчал, крупно вздрагивая всем телом. Потом как ни в чем не бывало продолжил: – Правда, ты парень с виду крепкий и, может быть, не свихнешься. В отличие от меня.

– ???

– Да-да! – дребезжаще хихикнул Паша. – У меня, молодой человек, теперь «башню сносит». Наглухо! Временами я вроде нормальный. В просветлении! Вот как сейчас. А временами – находит! Тогда я теряю память и прихожу в себя на цепи. В процессе усмирения хозяева меня, очевидно, дубасят. В первый раз в глаз звезданули, во второй – нос сломали, в третий – яйца отбили.

– Слушай, любезный! Пока у тебя «просветление», расскажи, пожалуйста, как ты сюда попал и что это за место, – вкрадчиво попросил я.

– Без проблем, – охотно согласился Крохоборов, принял скорбный вид, воздел руки к потолку и толкнул-таки пространную речугу. Только не об «общечеловеческих ценностях», а на конкретно заданную тему.

Вкратце ее суть сводилась к следующему. Газета со злополучной статьей поступила в продажу рано утром, а вечером в офис к пьяненькому Паше пожаловали несколько чеченцев. Командовали ими, судя по описанию, Исрап и Халилов. Незваные гости сразу повели себя как и подобает законченным отморозкам. Переломали в офисе мебель, двинули Паше по голове его же недопитой бутылкой «Кристалла», а престарелую и вредную секретаршу Елизавету Аверкину не изнасиловали лишь потому, что почтенная дама сперва обильно обгадилась (отпугнув запахом джигитов), а затем с непостижимой ловкостью выпрыгнула из окна второго этажа и скрылась в неизвестном направлении. Тогда, ругаясь на чем свет стоит, нохчи выволокли Крохоборова из здания, запихнули в багажник джипа и отвезли за город, в дом Руслана Ахметова, у которого обосновались с момента появления в Н-ске. (Об этой детали Паша узнал случайно, из разговора прислуги.) Потом, после двух дней описанной ранее «подготовки», главного редактора подвесили на дыбу в забетонированном подвале и полчаса били электрошоком по болевым точкам, невзирая на то, что он взахлеб сознался во всем на первой же секунде допроса. В итоге Крохоборов сошел с ума, но его не убили, а по прихоти Руслана Ахметова оставили в усадьбе в качестве шута, пометив лоб буквой «р» – «раб». Главной обязанностью Паши стало развлекать господина Ахметова перед сном, прямо в спальне. «Развлечение» было такое: злосчастный либерал скакал на четвереньках по полу, называл себя президентом России и истошно орал: «Замочим всех в сортире», чем изрядно веселил пожилого нохчу. В завершение он неизменно получал сапогом в лоб и отправлялся спать в подвал… По мере Пашиного рассказа я окончательно утвердился в своем первоначальном мнении о мстителях, принял решение в темпе сваливать отсюда, зубами вытащил спрятанную в воротнике иглу, отпер нехитрые милицейские наручники и путем наводящих вопросов выяснил у Крохоборова точное местонахождение спальни Ахметова, в отличие от большинства соплеменников любившего дрыхнуть допоздна. (Сейчас, по словам Паши, было раннее утро.) Оставалось дождаться подходящего случая. И случай, по счастью, не замедлил представиться! Крохоборов, заново описывавший перенесенные им на дыбе мучения, внезапно замолчал, резво вскочил на ноги, стиснул хилые кулачки и с ненавистью уставился на дверь. Лицо у него налилось кровью, зубы зверски оскалились, в мутных глазах вспыхнули безумные огоньки. Изо рта обильно потекли слюни.

– С-суча-ары р-р-ваные!!! – жутким, изменившимся голосом завыл главный редактор «Молвы». – Пу-зы-ырь!!! Мой кровный пузырь разбили, твари черножопые!!! Не про-щу-у-у!!! Зубами рвать буду до смерти!!! Все ваше подлое племя изведу под ко-о-орень!!!

На лестнице послышались шаги двух человек, и я уловил обрывки разговора на чеченском: —…ая свинья… Снова беснуется… Убить бы вонючего алкаша… Нельзя, хозяин… пока… Ладно, давай как обычно!…

Лязгнул отодвигаемый засов. Дверь распахнулась, пропустив широкую полосу электрического света. В подвал зашли два небритых вооруженных горца и, засучив рукава, целеустремленно направились к Паше. На меня, лежащего у трубы, они не обратили ни малейшего внимания. А напрасно! Когда нохчи принялись ожесточенно месить ногами сумасшедшего, я кошкой прыгнул на них сбоку, с размаху хлестнул кольцом наручников по виску первого и заученным приемом свернул шею второму. Расправа над охранниками заняла не более трех секунд. Аккуратно придержав падающие тела, я удостоверился в отсутствии пульса у обоих, забрал у трупов два «стечкина» с глушителями, боевые ножи и напоследок фляжку с водой, нашедшуюся в кармане у первого. Утолив дикую жажду, терзавшую меня с момента пробуждения, я посмотрел на господина Крохоборова. Тот уже успел отойти от припадка, забился в дальний угол и жалобно, по-щенячьи поскуливал.

– Сиди тихо, шума не поднимай, – негромко сказал я ему. – «Звери» тебя не тронут, обещаю. И скоро мы заберем тебя отсюда. Понятно?!

Паша утвердительно затряс свалявшейся головой. Осторожно выглянув за дверь, я увидел еще одного джигита, сидевшего на ступеньках с автоматом на коленях и с наслаждением сосущего самокрутку. (Судя по характерному запаху, набитую анашой.)

«Экие вы расхлябанные, безалаберные», – подумал я, занося руку для броска. Ну и подыхайте, на хрен!» – Выскочив из-за укрытия на полосу света, я одновременно с этим метнул нож, целя анашисту в горло. Широкое, остро заточенное лезвие, войдя чуть ниже кадыка, пробило шею насквозь.

– Э-эр-кх, – задушенно выдал он, опрокидываясь на спину. Душа абрека отлетела в преисподнюю, а ставший бесхозным автомат покатился вниз по крутой деревянной лестнице. Шум рассердил кого-то наверху.

– Эй, Аслан, потише. Хозяина разбудишь! – недовольно проворчал голос по-чеченски.

– Хорошо, больше не буду, – на том же языке прошептал я, бесшумно поднимаясь наверх. Там, на площадке первого этажа (откуда донесся голос), находился проход в спальню господина Ахметова, куда я и направлялся в данный момент. Мой план был предельно прост: взять в плен хозяина усадьбы и, используя его в качестве живого щита, покинуть сие неуютное местечко. Салман-Хаджи и Исрапи, разумеется, конченые отморозки. Худшие из чеченцев! Но даже такие типы не осмелятся стрелять в сторону заложника, если он долгое время давал им кров, пищу и обеспечивал безопасность. Тем паче что тейп Ахметовых являлся родственным по отношению к Халиловым и Рашидовым. (В период подготовки операции я досконально изучил их генеалогическое древо.) В общем, в теории все просто великолепно. Но как получится на практике… Ладно, поживем – увидим. Терять-то мне по-любому нечего!

Добравшись до вершины лестницы, я завернул на площадку и почти в упор выстрелил в кряжистого, бородатого нохчу, с короткоствольным автоматом за плечом. Пуля попала ему в область сердца. Тем не менее помереть сразу абрек не пожелал. Более того, он чудом удержался на ногах и разинул рот, собираясь поднять тревогу. Однако я успел сработать на опережение и вогнал вторую пулю прямо ему в глотку, погасив едва не родившийся крик. Чеченца отбросило к ближайшей стене. Вылетевшие из затылка мозги заляпали побелку. Заветный проход оказался узким коридором, через десяток шагов делающим резкий поворот налево. Очень удобно для обороняющихся. Если оставшиеся в живых охранники слышали подозрительный шум и сделали из услышанного правильные выводы… Стоп! Лучше об этом не думать!

Перекрестившись, я взял в правую руку один из пистолетов, в левую оставшийся нож и двинулся на цыпочках по ковровой дорожке, каждую секунду ожидая нападения. Но… ничего не произошло. А когда я миновал опасный угол и увидел дверь спальни, то с трудом удержался от смеха. Последний охранник, вооруженный «валом», развалился на стуле, спиной к двери и сладко похрапывал, запрокинув назад голову.

«Ну, разве не придурки?! Или мне безумно везет сегодня? Тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить!» Подкравшись к нерадивому стражу, я наотмашь полоснул ножом. Храп сменился бульканьем крови из перерезанного горла. Забрав у него «вал» (хорошая штука, пригодится), я осторожно отворил дверь, переступил порог и очутился в уютном помещении, застланном отличной выделки ковром. Единственное окно было завешено тюлем, под которым просматривалась массивная железная решетка. Впрочем, не цельная, а отпирающаяся изнутри. В центре возвышалась широкая кровать красного дерева. На ней лежали двое: чеченская девчонка лет пятнадцати (молодая жена, надо полагать) и господин Ахметов собственной персоной. В комнате было жарко натоплено, и оба, абсолютно голые, прекрасно обходились без одеяла, валявшегося рядом на полу. На появление чужого девчонка мгновенно отреагировала: раскрыла большие черные глаза, хотела закричать, но, увидав нацеленный ствол «вала», тут же осеклась и лишь съежилась в комок, стараясь скрыть от меня свою наготу.

– Правильно, красавица! Шуметь не надо, – по-чеченски одобрил я. – Ты же не хочешь умереть в столь юном возрасте? Или стать вдовой, что для тебя будет едва ли лучше^[9]. Правильно?

Девчонка испуганно кивнула.

Между тем звук мужского голоса разбудил-таки Руслана Ахметова. Он колыхнулся волосатым брюхом, спросонья шумно испортил воздух, потряс бородатой башкой и, окончательно проснувшись, ошалело уставился на меня.

– Салам, дорогой! – по-волчьи оскалился я. – Извини, что без приглашения, обстоятельства так сложились. А рыпаться не советую, иначе… – я сместил прицел «вала» на мошонку хозяина усадьбы.

Нохча понял и побелел от ужаса.

– Да, да, именно оно самое, – подтвердил я. – Пули у «вала» мощные, оторвут в момент. И станешь ты…

– Не надо, знаю! – хрипло перебил Ахметов. – Лучше скажи, чего хочешь?

– Мы с тобой немного прокатимся на твоей машине, – охотно разъяснил я. – И ни твои люди, ни гости не будут нам мешать. При малейшем подозрении использую либо пулю, либо нож. – Я продемонстрировал заложнику окровавленное лезвие. – Дальше, надеюсь, понятно?

Горец угрюмо кивнул.

– Отлично, дорогой! – расцвел я. – А теперь давай составим послание твоим домочадцам, которое она отнесет, – я указал острием ножа на дрожащую, ничего не понимающую девчонку.

– В комнате нет ни бумаги, ни авторучки, – пробурчал Ахметов. – Придется…

– Ничего тебе не придется! – отрезал я. – Обойдемся подручными средствами. Вместо бумаги используешь простыню, вместо пера – собственный палец, а вместо чернил – кровь. «Чернильница», кстати, уже подготовлена. За дверью лежит. А составлять будем так – я продиктую, ты напишешь…

* * *

Отъезд из усадьбы прошел гладко – без сучка без задоринки. В соответствии с кровавым посланием на простыне к окну подогнали Русланов джип с полным баком бензина и мобильным телефоном на переднем сиденье. Все мужчины демонстративно сложили оружие во дворе и встали лицами к стене, заложив руки на затылки. (Женщин они вовсе загнали куда-то с глаз подальше.) Отперев ножом замок решетки, я загрузил в джип голого Руслана со скрученными за спиной руками. На всякий случай держа его под прицелом, уселся на водительское кресло сам и плавно выжал газ. Никто не осмелился нас преследовать. (В послании это строго запрещалось.) Кроме того, хозяин усадьбы повелел в нем домочадцам: сытно кормить, поить и всячески холить Пашку-шута, который понадобится в процессе обмена, а также круглосуточно дежурить на домашнем телефоне, в ожидании дальнейших инструкций…

За тонированным стеклом автомобиля мелькали хмурые загородные пейзажи. Местные гаишники тормозить джип не пытались. Видимо, хорошо знали владельца. А ближе к Н-ску, на пятнадцатом километре, нас должен был встречать полковник Рябов с оперативниками. (Выезжая, я позвонил шефу с чеченского мобильника.) В салоне негромко играло радио, настроенное на волну «89,1 FM». Передавали легкую джазовую музыку. На заднем сиденье лязгал и скрипел зубами господин Ахметов. Не столько от холода (печка работала на полную), сколько от нервного потрясения и, конечно же, от неслыханного унижения. А я пребывал в прекрасном расположении духа и фальшиво насвистывал в такт мелодии. Дело в том, что я уже точно знал, как быстро и без особых усилий завершить операцию «Кровная месть»…

5

Наша операция имела гриф повышенной секретности, и знали о ней очень немногие. (Например, из высокого руководства один лишь генерал Марков). Поэтому Руслана Ахметова не поместили в изолятор ФСБ, а содержали на известной читателю конспиративной квартире, в той самой кладовке, в которой побывал когда-то Ваха^[10]. Вплоть до завершения задуманной комбинации я, Рябов и четверо оперативников поселились там же, благо квартира была достаточно велика. Мы с шефом неузнаваемыми^[11] голосами вели телефонные переговоры с родственниками и гостями пленника. Оперативники присматривали за ним самим: кормили, поили, периодически измеряли пульс и давление. (Не дай Бог помрет от расстройства!) Вместо традиционной параши в кладовку поставили биоунитаз, дабы вонь от экскрементов не распространялась по комнатам. Кроме того, горца одели в поношенный, но чистый спортивный костюм и кроссовки. К исходу второго дня договаривающиеся стороны пришли наконец к консенсусу: мы возвращаем Ахметова в лоно семьи, а взамен Салман-Хаджи и Исрапи дают исчерпывающие объяснения по поводу моего захвата и возмещают мне моральный ущерб в размере ста тысяч долларов США. (С учетом финансовых возможностей означенных господ, мы могли легко запросить раз в двадцать больше. Но нам не хотелось слишком грабить мстителей накануне жестокой войны с кланом Аюбовых. Она, как известно, больших денег требует.) Встречу назначили на ближайшую ночь, в специально подобранном шефом месте. Рашидову с Халиловым велели явиться туда вдвоем и без оружия. В противном случае им обещали вернуть Ахметова кастрированным и без головы. В свою очередь мы гарантировали джигитам полную неприкосновенность, если, конечно, они сумеют внятно объясниться и возместят вышеуказанный ущерб…

Облюбованное полковником место представляло собой скромный двухэтажный коттедж в сорока километрах от Кольцевой дороги. Он принадлежал Конторе, но использовался редко, от случая к случаю. (Подробностей я не знал, но подозревал, что «случаи» как раз такие, как у нас в настоящий момент.) Коттедж одиноко стоял на высоком холме посреди огромного, заросшего сорняками пустыря, превратившегося сейчас, ненастной осенью 2004 года, в непроходимое грязное болото. К дому вела единственная, заасфальтированная дорожка шириной два с половиной метра. Подобраться туда незамеченным было абсолютно невозможно. (Особенно если выставить в окрестностях наблюдателей и посадить в мансарде снайперскую пару)…

Электронные часы на стене показывали 00.47. В небольшом, выложенном черной плиткой камине потрескивал огонь. В углу мягко светил торшер с розовым абажуром. На окнах висели плотные светомаскировочные шторы. (В остальных комнатах тоже.) В результате снаружи дом казался погруженным в кромешную тьму. Мы с полковником устроились в мягких кожаных креслах. Между нами располагался стол с дымящимся кофейником, чашками, портативной рацией и глиняной пепельницей. Начальник отдела маленькими глотками прихлебывал из чашки кофе «Арабика». Я лениво покуривал «Мальборо», отечественного производства. А закованный в наручники Ахметов томился… Нет, на сей раз не в кладовке! А в смежной с нами небольшой комнатке, под присмотром вооруженного «валом» оперативника. За камином вдохновенно заливался сверчок. Где-то под полом скреблась мышь. От огня к моим вытянутым ногам шло приятное тепло. В общем, тишь да благодать. Самое время поразмышлять о чем-нибудь приятном, не связанном с насилием, убийствами, жестокими вербовками и хитроумными провокациями. А еще я с удовольствием бы погладил кота, послушал его уютное урчание. Но животных здесь не держали, некому было ухаживать…

– Едут, – вдруг прорезался в рации голос первого наблюдателя. – Серая «Нива», в салоне двое… Въезжают на дорогу, ведущую к коттеджу. Оружия не видно…

– «Хвоста» точно нет, – спустя минуту доложил второй…

– «Нива» у нас в секторе. Обе мишени «взяты», – бодро отрапортовал старший снайперской пары. – Завалим по первому требованию. Без проблем!

– Полегче, «валильщик» ты наш усердный, – сердито бросил ему полковник. – Повторяю для «особо одаренных» – стрелять в исключительной ситуации и только по конечностям. Или на запчасти разберу. Собственноручно!

– Да я же пошутил, – начал оправдываться снайпер. – Я же просто…

– Разговорчики! – рявкнул шеф, и рация мгновенно умолкла.

– Прилетели «горные орлы», – потирая ладони, подмигнул мне Владимир Анатольевич. – Ну-с, Дима, приступим!…

* * *

Салман-Хаджи и Исрапи выглядели подавленными и растерянными. Рекогносцировку окрестностей они провести не смогли (времени не хватило). А оружие, привезенное вопреки договоренности, им пришлось оставить на капоте «Нивы»: под лающие команды из репродуктора и под прицелом двух «валов» с оптикой. В итоге оба нохчи чувствовали себя угодившими в западню. Они неловко пристроились на краешках освобожденных нами кресел, глаз не поднимали и, вероятно, готовились к худшему. Полковник стоял напротив, скрестив руки на груди и угрожающе сузив глаза. Я с наигранно недовольным видом расположился чуть поодаль, подперев спиной входную дверь. На столе лежал раскрытый «дипломат» с десятком пачек долларов внутри.

– Вы не выполнили часть условий, – нарушил я затянувшееся молчание. – Приехали с оружием! Поэтому… Гм! Придется и нам кое-что изменить. Как думаешь, Иван? – полуобернулся я к Рябову. (По сценарию начальник отдела играл роль моего подчиненного – прапорщика Ивана Дубова.)

– Точ-чна! – кровожадно осклабился мнимый прапор. – Яйца Ахметову отрежем. Овечьими ножницами! Делов-то. Чик – и готово!!!

– Паршивый шакал! – по-чеченски взревел Исрапи, медведем бросился на шефа, но тот ткнул его пальцем в основание глотки, и джигит, как подкошенный, рухнул на пол, кашляя и задыхаясь.

– В следующий раз совсем убью, – весомо пообещал «Дубов».

– Давайте не будем ссориться, – неожиданно учтиво сказал Салман-Хаджи. – Оружие мы взяли не по злому умыслу, а чисто по привычке, и готовы исправить свою оплошность. Допустим, удвоить сумму компенсации!

– Идет! – помявшись для приличия, согласился я.

Обстановка в комнате разрядилась. Красный от стыда и удушья Исрапи с грехом пополам уселся обратно в кресло.

– О передаче дополнительных ста тысяч договоримся позже, – перешел я непосредственно к делу. – А пока объясните-ка, любезные, зачем вы натравили на меня четверых архаровцев в кабаке, а когда я их поломал – опоили какой-то дрянью и запихнули в вонючий подвал?!

– Видишь ли, уважаемый. Один из твоих осведомителей имеет непосредственное отношение к ужасной смерти наших родных, – осторожно произнес Салман-Хаджи. – Ходят слухи, будто бы есть кассета с записью, где этот поганый пес, – нохча проглотил комок в горле, – то ли вешает их, то ли головы заживо отрезает, – еле слышно закончил он.

– А-а-а, вы об Аюбове, – понимающе протянул я и мысленно отметил, как страшно вспыхнули глаза у обоих. – Да, такая кассета действительно существует. Парень сам принес ее, когда решил завербоваться в информаторы.

– Решил сам?! – переспросил Салман-Хаджи, взглядом напоминающий вырвавшегося из ада демона.

– Именно так, – усмехнулся я. – Случай, разумеется, неординарный, но Шамиль тогда находился в отчаянном положении. Ему плотно сели на «хвост» рубоповцы по криминальным делам, и нашему мальчику позарез требовалась защита ФСБ. Иначе светило «пожизненное». – Я замолчал, отхлебнул из чашки глоток кофе, поставил ее на каминную полку и вдруг в упор спросил раздувающих ноздри чеченцев: – Вы из-за кассеты меня схватили?!

– Да, – хором ответили они.

– Но разве нельзя было договориться по-мирному, без эксцессов?!

– ???!!!

– Да-да, по-мирному, – повторил я. – Признаться честно, этот отморозок мне давно поперек горла стоит. Я уже замучился вытаскивать его из различного рода передряг! Стучит, правда, как дятел, но слишком много беспредельничает. Вреда от него больше, чем пользы. Высокое начальство недовольно. Сегодня оно поставило вопрос о физической ликвидации Аюбова. Не знаю, как там решат, но…

– Слушай, отдай его нам! – по-змеиному прошипел Салман-Хаджи. – Отдай, а? Вместе с кассетой!!! Мы хорошо заплатим!!!

– Вот об этом и нужно было говорить в ресторане, – назидательно молвил я. – А не отраву в вино подсыпать!

– Извини, брат! Ошибка вышла! Мы, видит Аллах, не знали… – умильно начал Исрапи.

– Извинениями не отделаетесь! – жестко прервал я чеченца. – Вдобавок к сумме за моральный ущерб заплатите сто тысяч за нарушение условий встречи, двести тысяч за кассету и передадите нам сидящего у вас в подвале Павла Крохоборова: целого, невредимого, чисто вымытого, нормально одетого. Руслана Ахметова мы вернем вам сейчас, однако до окончания сделки ты, – я указал пальцем на Исрапи, – погостишь у нас. О месте и времени передачи договоримся через два часа после вашего отъезда. Ждите звонка вот по этому телефону, – я выложил на стол ахметовский мобильник. – Торговаться не буду. Или вы соглашаетесь, или расходимся, как в море корабли.

Горцы быстро переглянулись, коротко кивнули друг другу.

– Согласны! – выразил их общее мнение Салман-Хаджи и вдруг, приблизившись к моему уху, взволнованно зашептал: – С деньгами все ясно, с заложником тоже, но одного я никак не могу понять. Зачем тебе Крохоборов?! Почему ты хочешь вытащить из рабства это полоумное животное, которое изрядно нагадило тебе в прошлом и обязательно нагадит в будущем, если каким-то чудом вернет себе разум! А может, тут кроется хитрый подвох?! Хотя нет. Подвохом вроде не пахнет… О Алла! Я совершенно запутался!!!

Я пристально посмотрел на растерянное лицо пожилого нохчи и в очередной раз поразился огромной, непреодолимой пропасти между нашими менталитетами. Конечно, я мог рассказать господину Рашидову о христианском сострадании, об испытанной мною жалости к этому незадачливому писаке, о долге русского офицера защищать даже таких Паш, но зачем метать бисер перед свиньей?! Поэтому я ответил просто и достаточно мотивированно, с их точки зрения.

– Хочу от души поквитаться с Крохоборовым за грязные статейки в адрес ФСБ!

– Фу-у-уф! – облегченно выдохнул Салман-Хаджи. – Причина действительно веская. Слава Аллаху! А то я начал опасаться за свой рассудок. И за твой тоже…

* * *

Мы позвонили, как обещали, – ровно через два часа и назначили место и время встречи с таким расчетом, чтобы нохчи поспели туда с большим трудом и никак не смогли обследовать хотя бы подступы. Опаздывать им не разрешалось ни на минуту. «В противном случае, сделка автоматически расторгается!» – пригрозил я по телефону. Салман-Хаджи громко скрипнул зубами от злости, но возражать не посмел…

Уже полностью рассвело. Я и «прапорщик Дубов» стояли на краю небольшого леска, рядом с микроавтобусом «Шевроле», где находился закованный в наручники заложник Исрапи. Со стороны леса нас прикрывали две снайперские пары. Еще четыре замаскировались вдоль прямого как стрела, но корявого и ухабистого проселка, ведущего к месту встречи. Других дорог в радиусе пяти километров не было. А тот, кто рискнет свернуть с проселка и попытается проехать в обход, обязательно угодит в топкое болото, способное засосать целый грузовой состав. (О данных обстоятельствах я не преминул сообщить господину Рашидову и посоветовал ему зря не рисковать…)

В тяжелом, сыром воздухе попахивало гнилью. При малейшем движении почва под ногами противно чавкала, намекая, что через определенное количество лет и она превратится в топь. В лесу скандально каркало воронье, способное, по-моему, жить где угодно. Хоть на свалке радиоактивных отходов…

– В секторе серая «Нива», – простуженным голосом прохрипела рация. – Несется сломя голову. Будет у вас минуты через две.

– Финита ля комедия! – с улыбкой сказал я.

– Не говори «гоп», пока не перепрыгнешь, – сварливо проворчал невыспавшийся шеф. – Ты, Корсаков, вечно бежишь впереди паровоза и…

– Смирно, прапорщик! – командно рыкнул я, указав глазами на микроавтобус с заложником. – Не сметь препираться со старшим по званию!

Начальник отдела послушно замолчал, но смерил меня таким взглядом, будто собрался зажарить и съесть. Прямо сейчас. Не дожидаясь конца операции!

В следующий момент в поле зрения появилась «Нива» Рашидова и, не доезжая до нас метров пятнадцати, резко затормозила. Дверца распахнулась, и из машины выпрыгнул Салман-Хаджи: с «дипломатом» в руке, безоружный, с воспаленными от усталости глазами.

– Где Крохоборов? – грубо спросил я. – Опять условия нарушаешь?!

– Да нет же, нет, – кисло поморщился горец. – В багажнике он. Перед отъездом в буйство впал, сволочь! Грозился за бутылку водки всех чеченцев под корень извести. Пришлось связать и заклеить рот скотчем. Ну а потом… Не сажать же такого рядом с собой!

– Ладно, – смягчился я. – Вынимай из багажника писаку и тащи к нашей тачке. Прапорщик тебе поможет. А я пересчитаю деньги. Затем, если Крохоборов не помер в дороге, получишь кассету и Исрапи. Если помер – одну лишь кассету. А из твоего кунака я сделаю домашнего шута-придурка. Как вы из Паши! Мы, русские, тоже любим посмеяться…

* * *

С момента нашего расставания с нохчами минуло около часа. «Шевроле» на высокой скорости мчался по более-менее ухоженному Д…му шоссе. За рулем сидел один из «лесных» снайперов. Еще трое отогревались в салоне. (Остальные четыре пары возвращались в Н-ск на другой машине, ранее спрятанной в лесу.) Полковник Рябов устроился на переднем сиденье рядом с водителем. А я расположился на одном из задних, напротив приодетого, умытого и подстриженного главного редактора «Молвы». Путешествие в багажнике «Нивы» по ухабистым проселкам либералу ничуть не повредило, если не считать маленькой ссадины на лбу. Припадок у Паши завершился десять минут назад. Ему развязали руки и ноги, расклеили рот, дали попить минералки. Правда, настроение у Крохоборова было далеко не из лучших. Он уже знал, что мы эфэсбэшники, и не ожидал для себя ничего хорошего. «Попал из огня да в полымя» – читалось в испуганных глазах «борца с тоталитарным режимом». Пашины конечности мелко подрагивали. На бледном от страха лбу отчетливо выделялась синяя буква «р», с капелькой пота у основания.

– Да не волнуйся ты, убогий! – сжалившись над ним, сказал я. – Мы вовсе не такие злодеи, какими ты нас постоянно описывал. Тебя не убьют и не посадят в тюрьму, а поместят в психиатрическую клинику. Нет, не в закрытую спецпсихушку ФСБ, а в обычную больницу! Там тебя будут лечить от застарелого алкоголизма и от того умственного расстройства, которое ты приобрел в гостях у «свободолюбивых горцев».

И видит Бог! Я от всей души желаю, чтобы ты полностью исцелился. Не только психически, но и духовно!

Крохоборов бросил на меня косой, трусливый взгляд и быстро опустил глаза. Очевидно, он не поверил ни одному моему слову. А зря! Ведь я говорил чистую правду!!!

ЭПИЛОГ

Начало ноября 2004 года.

Г. Н-ск. Из милицейского рапорта.

…Сегодня утром, в двадцати пяти километрах от Н-ска, обнаружен труп тридцатилетнего уроженца Чечни Шамиля Аюбова, разыскиваемого правоохранительными органами за целую серию совершенных им тяжких преступлений. Труп повешен за шею в развалинах бывшей колхозной свинофермы и сильно изуродован: у покойника отсутствуют половые органы, на теле множественные колото-резаные раны, имеющие прижизненный характер. В задний проход засунут искусственный резиновый фаллос, а ко лбу прибито гвоздем свиное ухо. По мнению людей, знающих горские обычаи, Аюбов стал объектом мести «кровников» за какие-то ужасные злодеяния, совершенные им по отношению к их родственникам…

* * *

Декабрь 2004 года.

Где-то в дальнем зарубежье.

Офис одной из натовских разведок.

На стене кабинета висела большая карта России. Чечня на ней была закрашена ярко-багровым цветом и напоминала болезненный нарыв на теле страны. Напротив, за столом здешнего начальника, сидел прилетевший с инспекцией сэр Вильямс и колоссальным усилием воли сдерживал распиравшую нутро злобу. Холеное лицо сэра налилось кровью. В глазах горела сатанинская ненависть.

«Проклятые дикари! – бешено думал инспектор. – Вонючие неандертальцы! Для них дурацкие, древние предрассудки важнее всего на свете. Даже денег! Ну как можно работать с такими уродами???!!»

Подобное настроение сэра Вильямса объяснялось скверным известием, полученным им сразу по прибытии в разведку-сателлит. Три могущественных тейпа сепаратистов (Аюбовы, Рашидовы и Халиловы) неожиданно вступили в кровавую междоусобицу, остервенело уничтожали друг друга и напрочь забыли о «борьбе за независимость». А между тем именно на эти тейпы руководство сэра Вильямса возлагало огромные надежды. В частности, Аюбовы, к Новому году должны были организовать грандиозный теракт в Москве, а Халиловы и Рашидовы принять активное участие в развертывании крупномасштабной диверсионной деятельности в ряде республик Северного Кавказа, в Кубанском и Ставропольском краях.

Отличное наказание господину Путину за несговорчивость по некоторым вопросам большой политики и за его попытки превратить Россию в единое, унитарное государство.

Хлесткая новогодняя пощечина!

Но теперь оба вышеозначенных проекта (на которые уже израсходованы колоссальные суммы) летели в тартарары. Чертовы дикари не успокоятся, пока в тейпе есть хоть кто-то способный убивать. И плевать им на интересы Госдепартамента! Придется изобретать что-то новое, а это – опять головная боль, большие деньги и… точно такая же вероятность провала!

– Мазе фака!!!^[12] – не в силах больше сдерживаться, заорал заокеанский инспектор, выхватил пистолет и начал одну за другой всаживать пули в багровое пятно…

1

Салман-Хаджи действительно видел вещий сон, вот только истолковал его неправильно. Лечи угодил в ад вовсе не потому, что «его повесили за шею». Неправославные все туда попадают. (См.: Ю. Воробьевский. Стук в Золотые врата. М., 1998. С. 151.) А особо изощренные мучения, которым он подвергается, обусловлены его собственными злодеяниями, совершенными при жизни.

2

УНА-УНСО – украинская националистическая организация экстремистского толка. Прямые наследники печально известных бандеровцев. Люто ненавидят Россию и русский народ. Многие члены УНА-УНСО воевали в Чечне на стороне мятежников. Особенно в первую кампанию.

3

Это отнюдь не личная выдумка майора Корсакова. Современные чеченцы (если они не наркоманы) с удовольствием употребляют в больших количествах спиртные напитки. Но главным образом вечером или ночью. При этом они утешают себя теми же словами: «Темно, Аллах не видит». Не верите? Спросите любого нашего военнослужащего, достаточно долго пробывшего в Чечне.

4

Дьявольский, адский.

5

Чеченский кодекс поведения и жизненных установок.

6

Неверный, не мусульманин. По их понятиям – недочеловек.

7

Чеченцы избегают пользоваться туалетной бумагой, а предпочитают подмываться из специальных металлических кувшинов, подобных тому, что описан в тексте.

8

Имеется в виду знаменитый детектор лжи, показанный во многих фильмах. Прибор достаточно примитивный, и достать его в наши дни – не проблема. Другое дело, что при определенных навыках детектор можно обмануть. Правда, сделать это может только сильный, волевой человек, прошедший специальную подготовку. А деградировавшему Крохоборову такое, конечно, не по плечу.

9

Чеченцы крайне по-скотски относятся к вдовам своего племени. И если женщина у них – человек второго сорта, то вдова – в лучшем случае десятого! После смерти мужа она остается жить в его тейпе и зачастую имеет статус рабыни. Как правило, ею помыкают там, как черт на душу положит.

10

см. повесть «Изнанка террора»

11

Это делается при помощи специального прибора, который вы не раз видели по телевизору в самых разных передачах.

12

В английской транскрипции – Mother Fucker (грязное американское ругательство).