2

Прижавшись горячим лбом к плечу Джека, Ричард в одно мгновение выпалил весь рассказ, который он носил в себе все эти долгие годы. Он выкладывал все маленькими, сжатыми кусочками, похожими на деформированные пули. Джек понял, что он вспоминает то время, когда его собственный отец вошел в гараж… и вышел два часа спустя из-за угла здания.

Это было похоже на то, что произошло с Ричардом, но потрясение было еще сильнее. Это все объяснялось тем, что Ричард с железной, бескомпромиссной настойчивостью признавал реальность, одну лишь реальность и ничего, кроме реальности. Это объясняло, почему он отвергал любые фантазии, даже научную фантастику… и Джек знал по собственному школьному опыту, что технари, подобные Ричарду, обычно спокойно переваривали что-либо твердое, типа научно-обоснованного Хайнлайна, Азимова, Артура Кларка, Ларри Нивена, но Боже избави нас от ерунды Роберта Силберберга и Барри Мальдберга, пожалуйста, мы будем читать что-либо твердое, пока звездные квадраты и логарифмы не потекут из наших ушей. Но только не Ричард. Со стороны Ричарда, неприятие фантазии было настолько глубоким, что он ни за что в жизни не возьмет в руки роман, если это не будет заданием по изучаемому предмету. Раньше он доверял Джеку выбирать книги для своих отчетов о прочитанных по свободному выбору книгах, не заботясь о том, что это были за книги, прожевывая их, словно крупу. Это стало проблемой для Джека — подобрать для него книгу. Любой рассказ, который понравился бы Ричарду, увлек Ричарда так же, как хорошие романы и рассказы иногда увлекали Джека… («Хорошие книги, — подумал он, — почти так же хороши, как и дневные Видения, и каждая обозначала свою версию Территорий») …но так и не смогли вызвать той дрожи, той искры, той безошибочной реакции у Ричарда. Была ли это «Красный Пони», «… Демон», «Над пропастью во ржи» или «Легенда — это я», реакция была одна и та же — нахмуренное состояние, после которого следует нахмуренный вид с потухшим взглядом, отчет о прочитанной книге, заслуживающий обычно либо «3» либо «4», если учитель английского был особенно щедр. Только из-за троек по английскому Ричард не получал похвальных грамот, за исключением немногих семестров, когда этого предмета не было на экзаменах.

Джек закончил читать «Повелителя мух» Уильямса Голдинга, чувствуя то жар, то озноб, то дрожь, которая сотрясала все его тело. Он был одновременно обрадован и напуган, больше всего на свете желая того, что он обычно желал в случае, когда книга была особенно хороша. Желал, чтобы книга не заканчивалась, чтобы она все продолжалась и продолжалась, так же, как и жизнь (только жизнь всегда была несравненно скучнее и несравненно бессмысленней, чем книга). Он знал, что Ричарду предстоит написать отчет о прочитанной книге, поэтому дал ему эту книгу с загнутыми на бумажной обложке углами, думая, что уж эта-то вещь достигнет своего, сотворит чудо, что Ричард отреагирует на рассказ о затерявшихся мальчиках, которые скатились в дикое состояние. Но Ричард проработал «Повелителя мух» так же, как прорабатывал и все другие романы до нее, написал очередной отчет о книге с пылом и жаром, достойным патологоанатома, с похмелья составляющего заключение о смерти некоей жертвы автомобильной катастрофы.

— Но, ради Бога, почему ты так настроен против хорошей книги, Ричард?

С изумлением Ричард посмотрел на него, явно не понимая причину ярости Джека.

— Но ведь, действительно, нет необычайно хорошей выдуманной истории, не так ли? — таков был ответ Ричарда.

В тот день Джек ушел, мучительно озадаченный полным отрицанием воображения со стороны Ричарда. Возможно, в обложке каждой открываемой книги Ричарду мерещилась открываемая дверь шкафа, каждая красочная яркая обложка, изображавшая некогда доселе не существовавших людей так, словно они были совершенно реальными, каждая такая обложка напоминала Ричарду то утро, когда «Ему Хватило До Конца Его Дней».