Глава 4

– Здесь, наверху, сильный ветер. – Конрад снова был рядом. Конрад объяснял… – Ветер уносит запах нечистой мертвечины.

Да, ветер поддувал. Но и от телеги с разворошенным грузом тоже тянуло изрядно. Вонь у края обрыва стояла такая…

– Будто целый тумен мангусов здесь полег, – поморщился Сагаадай.

– Ничего, – успокоил татарского юзбаши Конрад. – Насколько я понимаю, вниз уже сбрасывают последнюю партию.

– Ну и нечего пялиться, – отчего-то вдруг озлившись, буркнул Всеволод. Да и ясно отчего. Как-то не очень радушно их встречала Закатная Сторожа. Всяк тут занят своим делом, а к гостям, получается, и выйти некому. Ладно. Коли не встречают хозяева на пороге с хлебом-солью, самим придется в чужой дом входить.

– Поехали дальше, – приказал Всеволод.

Кони вступили в покосившиеся ворота тына.

Сразу за частоколом обнаружился ров. Вырытый в земле, выбитый в скале и обложенный к тому же почерневшей глиной. Воды во рву не было. Да и зачем – вода не задержит нечисть. Зато – полно пепла. Ветер развевал остывшую золу, поднимал сероватые-белые вихрики, норовя бросить горсть-другую в глаза. Судя по всему, не так давно во рву бушевал огонь. Прошлой ночью, вероятно.

А сейчас здесь тоже трудятся безрадостные изможденные люди в черных одеждах, в повязках и капюшонах, прикрывавших лица и волосы от кружащей в воздухе невесомой пепельной сыпи. Орденские служки со всем надлежащим тщанием чистили ров от золы и рассыпавшихся угольев, ровняли крутые края, намазывали новую глину взамен треснувшей и искрошившейся, укладывали сухой хворост, валежник, поленья и целые бревна.

Готовили новый костер…

Эти тоже в разговоры вступать не спешили. Косились только. Кланялись между делом Конраду. И работали, работали, работали… Без передыху. Кнехты ценили каждую минуту. И, видать, было за что. Дорога, видать, была цена таких вот дневных минут после захода солнышка.

Возле самого рва стояли телеги, доверху груженные дровами. В упряжи всхрапывали от пепла, забивавшего ноздри, кряжистые тяжеловозы с разбитыми бабками. Понятно – боевых лошадей на такую работу не отправляют.

Кони терпеливо ждали, чуть покачивая понурыми головами и слабо обмахиваясь хвостами. Мокрые, усталые. Дрова, по всей видимости, доставляли сюда из лесов, что начинаются у подножия замкового взгорья. А нелегкая дорога туда-сюда да вверх-вниз вымотает любую скотину.

По ту сторону рва высились замковые стены. Высокие, толстые, прочные. Во многих местах – особенно, на нижних ярусах – покрытые жирной копотью. Здесь тоже хватало дел: стены правили каменщики. Человек пять. Того же мрачного вида неразговорчивые кнехты. Толпились все у большой бадьи, орудовали каменотесными молотками и большими плоскими черпаками для раствора-замазки.

Всеволод присмотрелся. Ах, вот оно что… Кнехты ставили на место, а где нужно – меняли на новые темные исцарапанные глыбы, выдранные из кладки. Не выбитые тараном или ядром порока, а именно выдранные нечеловеческой силой и невообразимой крепости когтями. Больше всего пострадала стена за башней справа. Там и кипела работа каменщиков.

Еще Всеволод обратил внимание на то, что пространство между стеной и рвом непривычно, неразумно большое. А может, как раз наоборот: именно так – и разумно. Видимо, все задумано с таким расчетом, чтобы от жара, идущего снизу, не растрескалась кладка. Вон – и утрамбованная, обложенная камнем насыпь на краю рва имеется. Вроде бы и вал, а вроде и дополнительная защита крепости от огня.

По левую руку через ров перекинут широкий массивный подъемный мост. Здесь ров подходил к стенам ближе, чем в иных местах. И насыпь-вал здесь обрывается – ровно на ширину моста.

Прямо за мостом – ворота с опущенными решетками. Да уж, воротца! Из-за частокола их было не рассмотреть, но сейчас…

Всеволод подумал, что тевтонская твердыня, как это ни странно, в полной мере соответствует обоим своим названиям. Кастленягро. Зильбернен Тор…

Если смотреть издали – ну, черный замок он и есть черный замок. Стены и башни сложены из темных базальтовых глыб, изрядно к тому же закопченных, так что цитадель резко выделяется на фоне далеких снежных вершин. Но вот если подъехать поближе, вплотную… Да, ворота здесь, действительно, серебряные. Самые, что ни на есть. Среди сплошь темного камня это особенно сильно бросалось в глаза.

То ли мост в поднятом положении надежно прикрывал воротную арку от дыма и копоти. То ли немцы регулярно чистят врата, дабы в полной мере использовать против нечисти губительную силу белого металла. Так или иначе, но толстые – в руку – кованые и клепаные прутья воротных решеток поблескивали сильнее, чем клинки Всеволода. Да, ошибиться невозможно: сталь с серебром. И серебра в той стали немало. Эх, была бы хоть одна такая решеточка у них в Сибиу!

Здесь их было целых две: одна на въезде в арку, вторая – на выезде. Обе – опущены. Мало того…

Через прутья внешней решетки видно: из стен и сводов воротной арки густо торчат посеребренные крюки и штыри, вмурованные в камень. Да и вымощен въезд в замок оч-ч-чень хитро. Меж ровными каменными плитами – частые отверстия. А в дырах тех неглубоко утоплены стальные колючки, и у каждой – по серебряной капле на конце. Видимо, где-то у привратной стражи имеется рычаг, который позволяет в случае опасности выдвинуть посеребрённые зубья наружу, над камнем.

Ох, и неуютно же будет упыриному отродью, коли прорвется оно сюда. Вот уж где земля поистине взгорит под ногами у нечисти!

Всеволод внимательнее присмотрелся к мосту, который поднимаясь, также становился частью ворот. Ну, конечно! В массивных, щедро смазанных дегтем звеньях цепей угадывалась насечка белого металла. И на толстых, оббитых железными полосами боках моста – вон – шляпки серебряных гвоздиков да штыри с посеребрёнными остриями. В том, что изрядная толика серебра имеется и на наружной поверхности, обращенной сейчас ко рву, сомневаться тоже не приходилось.

По опущенному мосту можно было беспрепятственно проехать к воротной арке. Ну, а дальше что? С решетками-то как быть? Они ведь опущены. Даром, что кнехты снаружи трудятся. Все равно осторожность блюдут тевтонские братья. Даже днем. Пуганые, видать, битые…

Всеволод поднял глаза. Наверняка их отряд со стен заметили, и притом давно уже. Вероятно, еще на подъезде к подножию замковой скалы. Не могли не заметить. Но поднимать решетки стража все равно не торопится. Однако же и мост тоже лежит недвижимо. Гостям словно дают понять: подождите, мол, дела неотложные. Как покончим с ними – займемся вами.

Ну-ну… Сначала зовут на помощь, а после…

Одно хорошо в этом неловком ожидании: можно не торопясь рассмотреть грозную орденскую цитадель вблизи, во всех деталях.

Стены и надвратные башни нависали над головой, подобно сказочному чудищу-великану, воздевшему для удара каменные лапы. Боязно было стоять под такими.

Сверху косо, под разными углами, на пришлых всадников смотрели частые бойницы. Что и кто за ними – не разглядишь, но из подобных укрытий можно бить стрелой и на дальние дистанции, а можно поражать ворога, приблизившегося вплотную, уже под самыми стенами. И копья тоже можно метать. И варом шпарить и смолью жечь…

Судя по жирным черным полосам-потекам, хорошо различимым даже на закопченном базальте, защитники крепости, действительно, опрокинули вниз не один котел чего-то жгучего-горючего.

Но еще больше внимания привлекали стальные шипы под бойницами и каменными зубцами боевых площадок. Шипы торчали густо и грозно, образовывая у верхней кромки стен, возле самых заборал непролазные заграждения. Будто когтистые пальцы, выступившие из кладки и загнутые вниз. Стальные когти эти, видимо, опоясывали поверху практически всю внешнюю стену. Причем – Всеволод уже не ничуть тому не удивлялся – острия колючек, посаженных в камень, явственно поблескивали серебром.

Поневоле вспомнился простенький острог русской Сторожи, затерянный средь глухих лесов и топких болот между Черниговом и Брянском. Там тоже хранят границу обиталищ, но ничего подобного там нет и в помине. Есть только добротный осиновый тын на валу с крепкими из осины же выструганными воротами – вот и все. В русской Стороже больше на посеребренные клинки надеяться привыкли.

Тут же…

Камень с белым металлом тут.

Ох, богато живут тевтоны, коли даже на стены серебро лепят. В свое время взяли, небось, немало дани с окрестных земель. И брали, видать, только белым металлом. Или то не дань была, а плата за сторожную службу?

А замок все не подавал признаков жизни. И стражи на стенах по-прежнему – не видать. И – тишина. Слышен только стук топоров там, где молчаливые кнехты чинили пролом в частоколе, да треск хвороста, укладываемого в ров, да возня каменщиков, да скрип возвращающейся от обрыва смрадной повозки. Но то все снаружи, по эту сторону Серебряных Врат. А внутри? А по ту?

«Да что они, в самом деле?!» – Всеволод нахмурился. Совсем уж негоже ведут себя негостеприимные орденские братья. Этак ведь и обидеться можно. И коней назад повернуть от запертых ворот. Хотя…

Хотя ехать-то, по большому счету, уже некуда. И до темноты надежного убежища не сыскать. Но от того лишь множилась злость и раздражение.

Бу-у-ум-м-м-м!

Словно в ответ на невысказанные мысли – за стеной вдруг ударил колокол. Безрадостно и уныло. Один-единственный раз ударил.

Долгий вибрирующий звук тяжело поплыл над окрестностями. Будто отлетающая душа, обремененная бесчисленными грехами. Кнехты, трудившиеся под замковыми стенами, ненадолго прервали работу. Все как один.

Перекрестились.

И – продолжили.

В бойнице над воротами вроде бы мелькнуло чье-то лицо. А может, показалось. М-да, мрачное все-таки местечко! Всеволод невольно передернул плечами. Повернулся к Конраду, сказал хмуро:

– Поторопил бы ты своих братьев. Покричи им, что ли, – пусть ворота откроют, в конце-то концов.

– Нельзя, – сакс ответил тихо, но твердо. Шлем свой Конрад держал в руке, ликом был скорбен, а в глазах посла – печаль.

Рыцарь тоже перекрестился, вздохнул:

– Сейчас – нельзя. Ни кричать нельзя, ни торопить. В замке отпевают павших братьев. Слышал колокол?

Колокол Всеволод слышал. Но…

– Но нам-то что теперь делать?

– Ждать. Магистра давно должны были известить о нашем прибытии. Но, наверное, мастер Бернгард по какой-то причине не может покинуть замковую часовню до конца службы. А без его приказа ворот не откроют.

– Понятно.

Всеволод досадливо крякнул: эх, не в добрый час они прибыли. Но раз уж такое дело, действительно, придется подождать. Как ни крути, а прощание с павшими соратниками не менее важно, чем встреча новых союзников.

Ждали они, впрочем, недолго.

– Wer?! – каркнул со стен невидимый страж.

– Ишь, спрашивает, кто такие, – скривился татарский юзбаши. – Будто сам не видит.

Не всякий степняк разумеет немецкую речь, но Сагаадай, как и Всеволод, ведет свою дружину на помощь к тевтонам, а значит, должен разуметь.

Конрад выехал вперед. Завел коня на мост. Поднял голову, давая дозорному возможность осмотреть себя. Осмотреть и узнать.

– Я – Конрад фон Рихтен, посланник мастера Бернгарда, – громко выкрикнул рыцарь.

– Кого ты привел с собой, брат Конрад? – вопросили сверху.

– Со мной едут русы, в земли которых я был отправлен за подмогой. Со мной – примкнувшие к нам в дороге татары. Со мной – шекелисы с горной заставы Брец-перевала. Русичи и татары – носители серебряного оружия и хранители границы между мирами, обученные бою с нечистью. Шекелисы прежде не стояли в дозоре на краю обиталищ, но изъявили желание защищать Серебряные Врата вместе с нами. Они готовы лечь костьми на этих стенах.

После недолгой паузы со стены ответили:

– Проезжай, брат Конрад. И пусть твои спутники следуют за тобой.

Звякнули цепи. Заскрипели вороты. Медленно поползли вверх тяжелые решетки, поблескивающие серебром. Сначала одна, затем вторая. Копыта коней глухо простучали по настилу моста и вступили на плиты воротной арки. Звонкое эхо, выбитое подковами, заметалось под каменными сводами.

Всадники миновали ворота…