Глава 7
В высокоморальном обществе 2114 года еженедельные собрания жильцов проводились по скользящему графику. На каждом собрании присутствовали управдомы соседних домов. Они составляли совет, на котором председательствовал местный управдом. Как управдом в доме Парсела, миссис Бирмингэм заняла место председателя. По обе стороны от нее расположились ее коллеги, дамы средних лет в цветастых шелковых платьях.
— Терпеть не могу этот зал, — пробормотала Дженет, задержавшись в дверях.
Ален также не питал к нему никаких симпатий.
Здесь, в большом помещении на первом этаже, проходили заседания всех местных лиг, комитетов, клубов, советов и ассоциаций. На полках годами пылились кипы бумаг, и воздух в зале всегда казался спертым.
Сюда стекались сведения обо всех аморальных поступках жильцов. Здесь дело каждого человека становилось делом общества. Многовековое христианское Таинство Исповеди достигло своего апогея в домовом собрании, созываемом, дабы испытать души жильцов.
Как всегда, людей оказалось больше, чем мест. Многим пришлось стоять по углам или в проходах между рядами. Кондиционер, завывая, перемещал по залу облако дыма. Ален никак не мог понять, откуда оно бралось. Курение здесь запрещалось, и как будто никто не пытался нарушить запрет. Тем не менее дым неизменно присутствовал на собраниях жильцов. Быть может, он представлял собой являвшуюся из прошлого тень очистительного огня. Ален стал рассматривать «малышей». Они напоминали огромных уховерток, длиной около полутора футов, которые могли с большой скоростью бегать как по земле, так и по стенам, и замечали все. Сейчас «малыши» были выключены. Управдомы извлекли из них кассеты с информацией. «Малыши» оставались в покое во время собрания, затем их снова активировали. В этих стальных ищейках было что-то зловещее — но в то же время и ободряющее.
"Малыши" не обвиняли; они лишь сообщали то, что видели и слышали. Их информация не искажалась и не имела эмоциональной окраски. Поскольку жертва обличалась механическим устройством, истеричная демагогия и злобные наветы совершенно исключались.
Здесь даже не вставал вопрос о вине. Перед собранием представали голые факты, и речь шла лишь о глубине морального падения. Жертва не могла возмущаться несправедливым обвинением, ей оставалось лишь сетовать на злой рок и свою неосторожность.
На трибуне миссис Бирмингэм, с повесткой дня в руках, оглядывала зал, проверяя, все ли явились. Неявка сама по себе расценивалась как упущение. Вероятно, Ален и Дженет оказались последними; миссис Бирмингэм дала знак, и собрание началось.
— Похоже, нам не удастся сесть, — пробормотала Дженет, когда за ними закрылись двери. Ее лицо исказилось от страха. Предстоящее собрание она восприняла как неотвратимую катастрофу. Каждую неделю Дженет предчувствовала страшные обвинения и суровое наказание. Но ничего не случалось.
Шли годы, и ее ни разу не привлекали к ответственности. Однако это лишь убеждало Дженет в том, что злая судьба оставила самое плохое на потом.
— Когда меня вызовут, — тихо сказал Ален, — не раскрывай рта. Не выступай ни на чьей стороне. Чем меньше слов, тем больше у меня шансов.
Она взглянула на него с отчаянием.
— Они разорвут тебя. Посмотри на них. Только и ждут, на кого бы наброситься.
— Большинство из них устали и хотят поскорее закончить, — возразил Ален. Действительно: многие погрузились в чтение утренних газет. — Рано отчаиваться.
Если никто не сунется меня защищать, все пройдет тихо, и, может, я отделаюсь устным порицанием. — "Если, конечно, речь не зайдет о статуе", подумал он.
— Сначала рассмотрим дело мисс Д. Э., - объявила миссис Бирмингэм. Д. Э, означало Джули Эбберли, которую все прекрасно знали. Джули то и дело попадалась, но ей как-то удавалось сохранить право на жилье, полученное в наследство от родителей. Теперь она, испуганно вытаращив глаза, взошла на помост, молодая длинноногая блондинка с внушительным бюстом.
Сегодня она была в скромном ситцевом платье и туфлях на низком каблуке.
— Мисс Д. Э, добровольно и сознательно совершила порочное деяние с мужчиной вечером шестого октября, две тысячи сто четырнадцатого года, зачитала миссис Бирмингэм.
"Порочное деяние" чаще всего означало секс. Ален прикрыл глаза и приготовился к неприятной процедуре. По залу прошел шорох; люди откладывали в сторону газеты. Апатия сменилась живым интересом. У Алена всегда вызывало отвращение это жадное стремление узнать все до малейшей подробности, которое лицемерно маскировалось под чувство справедливости.
Кто-то уже задал первый вопрос:
— Был ли это тот же мужчина, что и в предыдущих случаях?
Мисс Д. Э, покраснела.
— Д-да, — призналась она.
— Разве вас не предостерегали? Не говорили в этом самом зале, что вы должны возвращаться домой в положенное время и вести себя, как следует порядочной девушке?
Судя по всему, слово взял новый обвинитель. Голос был искусственным и доносился из вмонтированного в стену микрофона. Все задаваемые из зала вопросы с помощью специального устройства трансформировались таким образом, что у них пропадал характерный тембр. В результате присутствовал лишь один безличный обвинитель, который странным образом мог играть и роль защитника, если кто-либо из присутствующих симпатизировал жертве.
— Давайте послушаем, в чем состояло "порочное деяние", — предложил Ален и, как всегда, содрогнулся, услышав безжизненное монотонное гудение, в которое превратился его голос. — Может, какой-нибудь пустяк, и не стоит поднимать столько шума.
Миссис Бирмингэм с негодованием оглядела зал, пытаясь определить, кто говорил, затем зачитала обвинение:
— Мисс Д. Э, по своей воле совершила половой акт с мужчиной в общественной ванной нашего дома.
— Ничего себе пустяк, — произнес чей-то голос, и собаки были спущены. С дьявольским сладострастием обвинители набросились на свою жертву.
Ален почувствовал, что жена прижалась к нему.
Она дрожала, и он обнял ее.
Между тем фракция, нерешительно защищавшая мисс Д. Э., неожиданно одержала верх. В девять пятнадцать после небольшого совещания совет управдомов постановил вынести девушке устное порицание, и она с благодарностью покинула помост. Миссис Бирмингэм вновь поднялась.
Почти с облегчением Ален услышал свои инициалы.
Он встал и направился к сцене, прислушиваясь к словам обвинения. «Малыш» — слава Богу — ничего не сообщил о памятнике.
— Мистер А. П., - начала миссис Бирмингэм, — седьмого октября две тысячи сто четырнадцатого года в двадцать три тридцать вернулся домой в нетрезвом состоянии, упал на лестнице и при этом произнес нецензурное слово.
Ален поднялся на помост, и процедура началась.
Всегда есть опасность того, что в зале найдется гражданин, который втайне давно питал к вам ненависть и только и ждал удобного случая. Ален прожил в этом доме не один год и вполне мог ненароком нанести оскорбление какой-нибудь безымянной душе: обойти в очереди, не ответить на приветствие, наступить на ногу.
Но, оглядевшись по сторонам, он не обнаружил никаких особых эмоций. Ни у кого глаза не горели злорадством; никто даже не заинтересовался.
Учитывая незначительность проступка, Ален имел все основания для оптимизма. К тому же он, как-никак, занимал весьма высокое положение. Понимая это, Ален с бодрым видом приготовился к схватке со своим коллективным обвинителем.
— Мистер Парсел. — Безликий голос тут же понравился:
— Я хотел сказать, мистер А. П. Вы давно уже не представали перед нами в качестве ответчика.
— Несколько лет, — подтвердил Ален.
— Как много вы выпили?
— Три стакана вина.
— И от этого вы опьянели? — голос ответил сам себе. — Да, так говорится в акте. — После небольшой заминки последовал четкий вопрос:
— Где вы пили?
Не вдаваясь в подробности, Ален коротко ответил:
— На Хоккайдо. — Миссис Бирмингэм уже знала об этом, и скрывать не имело смысла.
— Что вы там делали? — спросил голос, но тут же добавил:
— Это не имеет отношения к делу. Придерживайтесь фактов. Что он делал до того, как выпил, не имеет значения.
Вероятно, не удержалась Дженет. Ален не стал ввязываться в начинавшийся спор.
— Почему не имеет значения? Характер действия определяется его мотивами. Имел ли мистер А. П. намерение напиться? Разве кто-то имеет такие намерения? Не думаю.
— Я пил на пустой желудок, — сказал Ален, — и к тому же у меня нет привычки к алкоголю.
— Что за слово я употребил? Да, действительно, мы такого даже не знаем. А вы уверены, что он не из тех, кто употребляет «такие» слова? Я только хочу сказать, что то или иное слово не меняет ситуацию.
— И еще я тогда очень устал, — добавил Ален. Работа в средствах массовой информации научила его находить кратчайший путь к воспитанному в духе Морака сознанию зрителя. — Хотя было воскресенье, я провел весь день в офисе. Вероятно, это сказалось на моем здоровье. Но я всегда стараюсь расчистить рабочий стол к понедельнику.
— Какой аккуратный джентльмен, — сказал голос, но тут же продолжил:
— У него еще хватило такта не упоминать о своем положении. Браво.
И вдруг среди этого хаоса мнений появилось нечто связное, сформированное. Ален понял, что говорит один человек.
— К чему такие насмешки? Мистер Парсел — один из лучших наших жильцов. Как известно, Агентство мистера Парсела поставляет значительную часть материалов, используемых Телемедиа. Можем ли мы поверить, что человек, принимающий непосредственно участие в формировании этических стандартов нашего общества, сам морально неустойчив? Что же тогда можно сказать обо всем обществе в целом? На чем же основывается его нравственность? Разве не на таких благородных людях, которые посвятили всю жизнь беззаветному служению обществу и являются примером для всех нас?
Ален изумленно взглянул на свою жену. Дженет ответила ему столь же изумленным взглядом. Нет, конечно, она и не могла так говорить. Очевидно, вмешался кто-то другой.
— Семья мистера Парсела прожила здесь несколько десятилетий, продолжал голос. — Здесь же мистер Парсел родился. Сколько людей появлялось и исчезало за годы его жизни. Немногие прожили в нашем доме так долго. Подумайте об этом. Цель наших собраний не в том, чтобы принижать тех, кто высоко стоит. Мистер Парсел здесь не для того, чтобы мы высмеивали его и глумились над ним. Некоторые полагают: чем большим уважением пользуется человек, тем больше причин нападать на него. Но нападая на мистера Парсела, мы нападаем на лучшее, что у нас есть. И это не приведет ни к чему хорошему.
Алену стало немного неловко от такого панегирика.
— Наши собрания основаны на идее, что человек имеет моральную ответственность перед обществом. Это хорошая идея. Но и Общество также должно отвечать за человека. Если оно призывает его прийти и покаяться в своих успехах, пусть даст ему что-то взамен. Пусть даст ему свое уважение и поддержку. Оно должно понять, что присутствие здесь такого гражданина, как мистер Парсел, — большая честь. Жизнь мистера Парсела посвящена нашему благополучию и совершенствованию нашего общества. И если у него единственный раз в жизни возникает желание выпить три стакана вина и произнести некое нецензурное слово, я думаю, он может себе это позволить. Мне кажется, тут нет ничего страшного.
В зале воцарилась тишина. Никто больше не осмелился произнести ни слова.
Ален стоял на сцене, и его смущение переросло в чувство стыда. Неизвестный защитник явно хватил через край.
— Прошу прощения, — возразил Ален. — Давайте назовем все своими именами. Я поступил дурно. У меня, как и у любого гражданина, конечно, нет никакого права пить и сквернословить.
— Давайте перейдем к следующему делу, — предложил голос. — По-моему, тут все ясно.
Дамы на трибуне посовещались и составили свое заключение. Миссис Бирмингэм поднялась, чтобы огласить его.
— Собрание соседей мистера А. П. пользуется возможностью, чтобы сделать ему замечание по поводу его поведения вечером седьмого октября; однако, учитывая прежнюю безупречную жизнь мистера А. П. и его заслуги перед обществом, считает какие-либо взыскания нецелесообразными. Вы можете сесть, мистер А. П.
Ален сошел с помоста и вернулся к жене. Дженет прижалась к нему, сияя от счастья.
— Помоги ему Господи, кто бы он ни был, — шепнула она.
— Я этого не заслужил, — пробормотал Ален.
— Ты заслужил. Конечно, заслужил. Ты просто чудо.
Недалеко от них за одним из столов сидел маленький пожилой джентльмен с редкими седыми волосами и приятной улыбкой. Мистер Уэлс взглянул на Алена и тотчас отвернулся.
— Это он, — догадался Ален. — Уэлс.
— Ты уверен?
На сцене появился следующий обвиняемый, и миссис Бирмингэм начала читать акт.
— Миссис Э. М, сознательно и по своей воле днем девятого октября две тысячи сто четырнадцатого года в общественном месте в присутствии мужчин и женщин произнесла всуе имя Господа.
— Какая ерунда, — произнес голос, и завязалась новая дискуссия.
После собрания Ален подошел к Уэлсу, который задержался у двери, как будто ожидая их. Ален встречался с этим человеком несколько раз, но, насколько он помнил, их общение ограничивалось обычными приветствиями.
— Это были вы, — сказал Ален.
Они обменялись рукопожатием.
— Рад был помочь вам, мистер Парсел. — Голос Уэлса звучал обыденно и монотонно. — Я видел, как вы заступились за ту девушку. Вы всегда стараетесь помочь тем, кто оказывается на помосте. Я сказал себе: если он когда-нибудь сам попадет туда, я сделаю для него то же.
Мы все любим и уважаем вас, мистер Парсел.
— Спасибо, — смущенно поблагодарил Ален.
Когда они с Дженет поднимались по лестнице, Дженет спросила:
— Что случилось? — Она все еще пребывала в эйфорическом состоянии. Почему ты такой мрачный?
— У меня мрачные предчувствия, — ответил он.