Книга: Голос свободы
Название: Homefront. Голос свободы
Автор: Д. Милиус, Р. Бенсон
Год издания: 2012
Издательство: АСТ
ISBN: 978-5-271-43147-0
Страниц: 352
Формат: fb2
Пускай Америка погрязла в кризисах и неправедных войнах за нефть, но вольный журналист Бен Уокер и помыслить не мог, что его родину оккупирует Объединенная Корея - грозная держава, которой правит сын диктатора Ким Чен Ира.
Погибли тысячи людей…
Мир безвозвратно изменился…
Кибер-атака корейских войск уничтожила в США всю микроэлектронику. Коммуникации, оружие, защитные системы выведены из строя. Военные силы Америки разрознены, между частями нет связи.
Как бороться, когда все разрушено и ничего не работает? Как взять себя в руки и помочь родной стране? Журналист Уокер понимает, что у него есть собственная миссия - он становится Голосом Свободы - сообщает по радио партизанам сведения о врагах. Враг ловит передачи Уокера и хочет задушить крепнущее партизанское движение. Голос Свободы не умолкнет! За свободу бойцы будут сражаться до конца!
Copyright © 2011 by THQ Inc. All rights reserved. Used Under Authorization.
Artwork © 2010 THQ Inc. THQ, Homefront, and their respective logos are trademarks and/or registred trademarks of THQ Inc. All Rights Reserved.
© Скобин А., перевод 2012
© ООО «Издательство Астрель», 2012
Собранная на коленке из всякого хлама рация «уоки-токи» захрипела и затрещала статикой. Громкий и четкий, сквозь помехи пробился вьетнамский акцент бойца сопротивления:
– Торопись, други! Они на подходе! Вижу их. Три, нет, четыре танки! Много-много солдаты. Скорей! Прием!
Неслышно ругаясь, Бен Уокер лихорадочно пихал штекеры в микшерный пульт.
– Келси, подай кусачки! – позвал он, однако ответа не дождался.
Высунув голову из-под стола, он крикнул громче:
– Ты где, Келси?
– На крыше, ставлю антенну, – прокричала та в ответ. Уокер едва расслышал голос сквозь дыру в потолке студии. – Ветер мешает!
– Куда ты, черт возьми, кусачки подевала?
– У генератора смотрел?
Уокер на заднице проскользил по полу к бензогенератору, стоявшему на тележке. Здесь Келси Уилкокс бросила ящик с инструментами. Он пошарил в куче железяк на полу и в конце концов нащупал кусачки.
– Уокер! – захрипела рация. – Вы там готовы? Прием!
– Нгуен, сколько у нас времени? – отозвался Уокер.
Передатчик вновь обрушил на него какофонию звуков:
– Пять, от силы десять минуты! Вижу солдаты, в пять миля на Пятидесятое шоссе.
Проклятье, не успеть!
Уокер оставил рацию на столе и вернулся к спутанным проводам под микшерным пультом. Он резал ненужное и перетягивал нужное, как его учила Келси. А еще со страхом думал, что весь труд последних шестнадцати месяцев может пойти насмарку. Он преодолел пустыню и выжил. Правда, чуть не отбросил копыта, но все-таки выжил. Сумел выжить даже в горниле Лас-Вегаса. Нет, сейчас, после всего, что было, сдаваться нельзя! Теперь, когда он наконец-то понял свое предназначение, нашел цель и смысл жизни. Шульман, профессор журналистики в колледже, как-то сказал ему: «Уокер, ты все время витаешь в облаках. Ты ударился в экзистенциализм, а к жизни надо относиться проще». В две тысячи одиннадцатом, когда он корчил из себя циника, а по сути был просто самоуверенным наглецом, мудрый совет в голове не задержался.
Теперь же, в тридцать пять, относиться к жизни проще он не смог бы при всем желании. В двадцать шестом году американцам было не до легкости бытия. Электросети уничтожены, еды и воды не хватает, нет ни средств массовой коммуникации, ни транспорта, а самое страшное – корейская оккупация.
Корейская оккупация. От этих двух слов его начинало трясти. Даже в дурном сне ему не могло присниться, что чужая военщина может захватить территорию Соединенных Штатов. Нет, не в этой жизни!
Что ни говори, сейчас умирать не время. Он должен передать сообщение, пока эти подонки, вся эта так называемая Великая Корейская Республика, не захватили маленький, но стратегически важный город Монтроуз, штат Колорадо. Необходимо, во что бы то ни стало, оживить заброшенную и полуразрушенную радиостанцию и бросить клич, созывая всех, у кого есть оружие. В этом его долг. Его судьба.
На крыше пристройки Уилкокс сражалась с антенной Яги-Уда, которую сама спроектировала и построила. Антенна радиостанции давным-давно приказала долго жить, хорошо хоть пригодилась на запчасти. Уилкокс была дипломированным инженером-электронщиком. По иронии судьбы, прожив на свете тридцать один год, она ни дня не работала по профессии.
До того как разрушительнейший ЭМИ, электромагнитный импульс, снес практически всю сетевую инфраструктуру США, Уилкокс болталась по стране, не зная, куда приткнуться. До прошлого года сдавала карты в одном из последних казино Лас-Вегаса, превратившегося сегодня в жалкую тень того города, где каких-то полтора десятка лет назад вовсю кипела бурная ночная жизнь.
Поднявшийся ветер сводил на нет все попытки выйти в эфир прежде, чем Корейская народная армия возьмет город приступом. Келси быстренько насверлила отверстий под скобы для крепежа. А вот сунуть антенну в паз никак не получалось.
Она бросила взгляд на другую сторону Роуз-Лейн. На Центральной улице, по сути, участке Пятидесятого шоссе, собрались партизаны. Нгуен Ху Зиап, бесспорный лидер повстанческого отряда из Юты, придирчиво осматривал разношерстную форму своих бойцов и объяснял им, где лучше занять позицию для обороны. Уилкокс знала, что Зиап – родственник какого-то известного вьетконговского генерала времен вьетнамской войны, и тот факт, что сейчас он сражался на стороне Америки, несколько удивлял.
Взгляд зацепился за Буна Карлсона, вожака повстанческой группы из Монтроуза. Келси наблюдала, как тот отдает приказы людям, явно никогда в армии раньше не служившим, однако теперь вынужденным взять в руки оружие, чтобы рискуя жизнью, защищать родную землю. Кажется, они устанавливали СВУ, самодельные взрывные устройства. Уилкокс повернулась на восток. Черный поток корейской солдатни стремительно приближался, готовый в считанные минуты затопить все вокруг. Враги двигались с востока, скорее всего, из Денвера.
Бойцы рассеялись по территории, занимая позиции за стенами домов, развалинами, мешками с песком на дороге. Сколько наших, тридцать? Сорок? Неужели им под силу остановить наступающую армаду?
– Эй вы, любители собачатины! – заорал корейцам Коннор Морган, залегший на противоположной обочине.
Келси улыбнулась: Морган готов был в одиночку разделаться со всей корейской армией. Она взглянула на здание начальной школы, расположенное на другом конце дороги. Перевалило за полдень, уроки кончились, и родители, пришедшие за детьми, столпились у входа.
Проклятье! Их, что же, не предупредили, что корейцы идут в атаку?
Землю сотряс взрыв.
Вопли и суматоха. Мамашки и папашки, те, что еще не забрали детей, бросились в школу. Остальные в ужасе кинулись врассыпную.
– Келси! Ты где, черт возьми! Готова?
– Иду, Бен!
Некогда на гражданских смотреть. Уилкокс слетела вниз по стремянке и юркнула в здание радиостанции, откуда в былые времена вещала на длинных частотах популярная волна с музыкой в стиле «кантри-энд-вестерн».
– Мы-то можем начинать, а вот у них там, внизу, что творится?
Уокер вылез из-под пульта, сел и осторожно постучал пальцем по самодельному усилителю.
– Думаю, мы готовы. Ты действительно думаешь, что наш сигнал отсюда будет бить дальше?
– Бен, не забывай, это длинноволновая станция. Наш самодельный передатчик слышно в лучшем случае в пределах штата. Если крупно повезет, то еще в соседнем. С маломощным радиовещанием хорошего сигнала не добьешься. Но здесь такое оборудование! Можно работать на всю страну. Учитывая, что эфир пустой, у нас неплохие шансы. Поверь мне.
– Как скажешь, дорогая, – успокоился Бен.
Они с Келси собрали портативный передатчик из допотопных радиодеталей и всякого хлама. И он работал! Лампочки тускло мерцали. Бен постучал по микрофону:
– Проверка связи.
Едва пошел звук, стрелки датчиков дернулись.
– Келси, да ты гений. Я хренею.
Они знали, что каждый очаг сопротивления стремится обзавестись радиоприемником. С тех самых пор, как Уокер начал на каждой стоянке крутить в эфире музыку, у них была обратная связь со слушателями. О, как здорово чувствовать, что твоя борьба не напрасна! Нет, далеко не все сложили оружие перед незваными гостями, захватчиками родины. Теперь Уокер знал: в каждом городке, в каждом штате, даже если люди сидят без связи друг с другом, везде есть несгибаемые борцы, готовые противостоять иноземцам.
Еще взрыв. Здание содрогнулось. Уилкокс не удержалась на ногах и повалилась прямо на пульт. На улице раздались выстрелы. Это свои.
М-4 и М-16. Крики, вопли.
– О боже, Бен! – сдавленным голосом воскликнула Келси, упав на колени. – Уроки в школе только что кончились. Там же полно людей. Надо спешить.
– «Голиаф» остановит корейцев, – ответил Уокер.
– Долго ему не продержаться. Я видела, у них танки.
На Пятидесятом шоссе телеуправляемая боевая машина, известная как «Голиаф», поливала корейцев огнем из пулемета пятидесятого калибра и четырехствольного гранатомета. Это был гибрид шестиколесного броневика и песчаного багги в защитном кожухе из усиленных алюминиевых труб и титана. Стальные пластины прикрывали хрупкое нутро от камней, деревьев и вражеской техники. Необычная подвеска плавно несла его по любой пересеченке, позволяла не замечать противотанковые препятствия, траншеи, валуны. «Голиаф» мог нести до четырех тонн полезной нагрузки.
Механиком и полновластным хозяином «Голиафа» был тридцатилетний американский кореец Хоппер Ли. С пультом дистанционного управления собственной сборки он укрывался за стеной из мешков. При помощи передатчика Ли задавал «Голиафу» координаты, и робот самостоятельно перемещался к месту назначения, круша и сметая все на своем пути.
Рядом с Ли скрючился Уолли Коппл, бывший сержант Национальной гвардии. Пятидесятилетний Коппл был обладателем вспыльчивого характера и китайского автомата, с помощью которых он и прикрывал робота на дороге.
Коппл закашлялся и сплюнул бурый комок мокроты.
– Ты бы врачу показался, – укоризненно покачал головой Ли.
– Да, конечно, – съязвил Коппл, – брошу все и пойду к врачу. Глядишь, конфетку дадут за то, что я такой хороший мальчик. Как думаешь, моя страховка покроет осмотр?
Ли пожал плечами:
– Да ладно, не кипятись.
Коппл снова закашлялся:
– Ты давай за «Голиафом» следи, он нам позарез нужен. Как только Нгуен свистнет, валим домой. Нам с этой лавиной не справиться.
Корейцы были уже в сотне метров. Пехота вышагивала под прикрытием двух БМП «Брэдли», явно трофейных. Коппл увидел в бинокль флаги КНА, Корейской народной армии, натянутые на лобовой броне и бортах машин для поднятия духа и демонстрации силы. То были американские флаги, залитые красным, с северокорейскими звездами и венками их собственного герба. Корейцы уверенно продвигались на территорию противника, готовые в любой момент отважно встретить огонь, зная, что ничего серьезного американцы против них выставить не могут. Автоматы, камуфляж цвета «темная олива», лица, раскрашенные черными полосами.
Коппл поднял свой автомат «Тип-03» и дал очередь по первой линии пехоты. Китайский ствол считался не лучшим, хотя и был весьма неплох, превосходя М-4.
– Только патроны зря переводишь, – заметил Ли. – Подпусти ближе.
Коппл снял палец со спускового крючка и прокашлял:
– Как же бесит, что ты вечно прав.
И тут он увидел горожан. Родители с детьми выбежали прямо на линию огня.
– Какого хера! – заорал Коппл, высунувшись из укрытия. – А ну, бегом оттуда! Живо!
Народ уже успел запаниковать и кинулся кто куда. Папашки посообразительнее к этому времени заметили черную лавину корейцев и принялись гнать остальных обратно к школе.
Но было слишком поздно.
Бун Карлсон, чернокожий командир местных партизан, присел за развалинами заброшенной бензозаправки, разглядывая надвигающегося противника в бинокль. Он знал: недели или даже месяцы после захвата города корейской армией станут пиком его жизни. Еще до ЭМИ Карлсон частенько думал: накроет ли его, как и всех, кризис среднего возраста? Теперь, в тридцать девять, те заботы казались смешными. Кризис не душил людей поодиночке, он пришел ко всем сразу.
Солдаты заполонили шоссе как муравьи. Еще минута, и можно открывать огонь. Но пока надо ждать. Он бросил взгляд на ту сторону дороги. Готовы ли его люди? Вот-вот разверзнется геенна огненная…
Он начал обратный отсчет с пяти. А когда дошел до трех, появилась толпа горожан.
Отставить!
Карлсон вскочил. Надо предупредить их! Не успел подумать, как услышал крик Коппла. Увы, сигнал тревоги лишь усугубил ситуацию – и взрослые, и дети в панике рванули во все стороны.
Корейцы тем временем вошли в зону поражения. Если наносить удар, то сейчас – самое время. Карлсон отдал приказ стрелять поверх голов вопящей толпы. Взрослые услышали приказ, похватали детишек и залегли прямо на тротуаре. Синхронно замолотили автоматы. Партизаны били из укрытий, кося первые ряды корейцев. Хоппер Ли услышал, как вражеский командир отдал приказ продолжать движение. Все это напоминало сцены из старых фильмов о солдатах и битвах времен американской революции, когда армия, вооруженная древними однозарядными ружьями, в боевой шеренге двигалась на армию противника, производя одиночные выстрелы.
А потом ударили танковые орудия. И еще раз.
Снаряды упали в толпу горожан, а заодно снесли и бункер, где укрывались четыре бойца сопротивления.
Вопли ужаса перекрыли даже грохот канонады. Коппл выругался, встал в полный рост и влепил очередь из своего «Типа-03» по наступающим врагам.
– Сукины дети, проваливайте с моей земли! – заорал он; правда, тут же зашелся в кашле, рухнул на колени, и бурая мокрота частыми комочками полетела на мешки с песком. Восстановив дыхание, сержант проскрипел: – Дерьмо…
Снаряды корейских танков били по улице, вплотную к партизанским позициям. Наконец, когда огненный шквал, унесший кучу невинных жизней, затих, одному из папашек все же удалось собрать выживших и погнать обратно к школе. Десятки родителей с детьми ринулись через дорогу, прямо на линию огня.
Проклиная всех богов, Карлсон в ужасе смотрел, как взрослые и дети падают под пулями. Но толпа не остановилась, и многие добрались до спасительных стен на Роуз-Лейн.
Рация на шее Ли взорвалась треском помех, и голос Нгуена Ху Зиапа перекрыл звуки выстрелов.
– Хоппер, готовность к эвакуации. План мы обсуждать. Дорога домой через старое кладбище и поле для гольф. Прием.
«Домом» называлось убежище боевой группы из Монтроуза, к юго-востоку от городских трущоб, на границе с заброшенным пригородом. Когда из Юты подошла группа Зиапа, в «Доме» стало многолюдно, но они, борцы за общее дело, нормально уживались и помогали друг другу. Делили еду, воду, другие припасы, спали, учились воевать, строили планы атак на врага. Как любой очаг сопротивления, для корейцев они были целью номер один, так что каждый день партизаны ходили под смертью и в безопасности были лишь до тех пор, пока враг не обнаружит «Дом»…
Коппл нажал на кнопку рации.
– Это Коппл, слышим тебя хорошо, ждем сигнала. Со станции какие новости? Прием.
– Дал ему пять минут, прием.
– Лучше бы две, конец связи.
Тут корейцы взялись за автоматы и начали поливать очередями дорогу и дома перед собой. Огонь был такой плотный, что жалкой кучке американцев оставалось лишь прижаться к земле и не высовываться.
«Голиаф» бездушно и бездумно оборонял шоссе, отражая снаряды противника и поливая адским пламенем наступающих огненных муравьев.
В сотне ярдов от места схватки, старое здание радиостанции тряслось от близких разрывов. Радиолампы усилителя вспыхнули ярко-ярко и погасли. Бен треснул кулаком по пульту:
– Келси, черт, напряжение упало!
Та метнулась к чихающему генератору.
– Ничего не понимаю, мы же его заправили. В баке должно быть топливо. Погоди-ка… Ясно, регулятор напряжения разболтался. Сейчас все будет.
Бензин для генератора был на вес золота. Бен и Келси хранили запас дефицитной жидкости и тратили его только на выход в эфир. Бензин превратился в роскошь еще до ЭМИ; уже тогда его могло себе позволить лишь богатое меньшинство. Теперь же за канистру спокойно могли убить. Станций техобслуживания, на которых можно было купить топливо, было немного; стояли они далеко друг от друга, их защищала могучая система безопасности и вооруженная охрана. Тем не менее, процветала подпольная торговля бензином. Топливо везли контрабандой через границу Канады и Мексики, не попавших под ЭМИ. На черном рынке за углеводороды просили меньше, чем на станциях ТО, однако цены все равно кусались. Как говорили в былые времена, бензин был на вес золота. Или наркотиков.
Хрипящая рация разразилась приказами.
– Уокер! Две минута! Как понял? Прием.
– Вас понял!
– Труба горн, да? Беги сразу!
У одного бойца в отряде был горн. И каждый день он выдавал всю программу от «побудки» до «отбоя», не исключая «на обед». Сейчас Зиап имел в виду обычный сигнал «к отступлению», услышав который, Келси и Уокер должны будут бежать со всех ног.
Келси покрутила какие-то регуляторы на генераторе, а затем пнула его каблуком. Мотор взревел, успокоился и вышел на обычный режим.
– Ну что, так лучше?
Бен развернул листок, на котором набросал основные пункты своей речи, постучал по микрофону, и… его как парализовало. Он с десяток раз отрабатывал выступление, а теперь не мог выдавить ни слова. Страх облажаться в такой ответственный момент лишил его сил.
– Бен?
Тот не шевелился.
– Бен! Давай резче!
– Да, да, сейчас, – отмахнулся от нее Уокер.
А потом заговорил в микрофон.
Ну, снова здорово.
Начиная новый дневник в этом году, вспоминаю Фрэнка, завкафедрой журналистики в университете Лос-Анджелеса, моего наставника, профессора Шульмана.
Франклин Шульман. Фрэнк. Чудесный человек. Интересно, где он сейчас?
Это Фрэнк приучил меня вести дневник. Он сказал, лучше писать без сокращений, ручкой на бумаге, в небольшой записной книжке. И вот я начал вести дневник на предпоследнем курсе, в две тысячи двенадцатом, и продолжил его в тринадцатом, окончив университет и получив степень бакалавра. С тех самых пор, в начале каждого года я начинаю новый дневник. Поэтому у меня на полке стоят тринадцать разных блокнотов, страницы их нанизаны на пружинную спираль, на каждом проставлен год – две тысячи двенадцатый, две тысячи тринадцатый, две тысячи четырнадцатый и так далее. Что-то я в этом году задержался. Сам не знаю почему. Обычно я делаю первую запись прямо на Новый год. Будем считать, меня одолела патологическая лень.
Ну и ладно, вот вам первая запись, хотя уже прошло полмесяца. Зато новости хорошие: завтра бросаю работу! Экономика в заднице, безработица – тридцать с чем-то там процентов, сбережений у меня нет, чем займусь – понятия не имею. Но работу бросаю.
А знаете что? Мне эта мысль чертовски нравится. Скажу говнюку-шефу, куда он может пойти. Старая мечта. Никаких больше интервью у идиотов, которые знамениты тем, что они знамениты, никакой больше погони за «жареными фактами», никакой грязной, желтой журналистики!
Чем бы заняться?
Понятия не имею! Ну не прекрасно ли?
Всегда можно взяться за журналистское расследование. Вот о какой работе я мечтал, когда учился. Или написать, что ли, такой, знаете, толстый и весь из себя важный американский роман, который будет пылиться на полках. Как знать, может, я буду просто сидеть на диване, уставившись в телик, и заливать в себя «Джек Дэниэлс».
А что? Хороший план. Для начала покатит.
Однако сперва нужно провернуть одно дельце для «Известной работенки». Я уже получил задание отправиться на лос-анджелесскую «Арену» и осветить «концерт» Сент-Лоренцо. Ха, тоже мне, выступление… Ну что тут скажешь? Обещания надо выполнять.
Ладно, бывай.
Бен Уокер проверил уровень топлива на своем антикварном, тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, шестисот пятидесяти кубовом БСА «Спитфайре» и решил: до «Арены» и обратно хватит. С тех пор как цены на бензин взлетели до небес, езда на личном транспорте стала роскошью, которую могли себе позволить лишь немногие. На редкие еще работающие заправки топливо подвозили раз в месяц, а раскупали за день. Каждый штат установил свою норму потребления, позволяющую семьям закупать бензин не чаще одного раза в два месяца. Люди выстраивались в очереди длиной в целую улицу ради трех-четырех галлонов топлива, позволяющих добираться на работу, если, конечно, у них вообще была эта работа. Общественный транспорт дышал на ладан. Муниципальные автобусные компании получали топливо по государственному распределению, но билеты у них стоили – мама не горюй, десять баксов в один конец. Еще в студенческие годы Бен, даже не по наитию, а чисто случайно, купил и починил мотоцикл, оказавшийся впоследствии чуть ли не самым удачным приобретением в его жизни. На пятьдесят шесть миль «Спитфайр» жрал галлон бензина, бака хватало на месяц. Правда, если ездить только на работу.
Работа. Тоже мне, работа!
Уокер считал себя журналистом, однако занимался он вовсе не тем делом, о котором мечтал в студенческие годы. В двадцать один год амбициозный и наивный выпускник в самом ближайшем будущем видел себя, как минимум, лауреатом Пулитцеровской премии за журналистское расследование. Но грянул экономический кризис, газеты и журналы практически вымерли, а население страны резко отупело. Народу не нужны были плохие новости и зловещие тайны из Вашингтона и других уголков мира; народ хотел рыться в грязном белье знаменитостей и читать смехотворную чушь о поп-культуре. Уокеру пришлось «гнать джинсу» для некоего сетевого ресурса под названием «Звездная мусорница».
Как следует из дневника, Уокеру поручили отправиться в «Арену» и написать репортаж с выступления только что взошедшей евангелической звезды Сент-Лоренцо. Малыш Лоренцо объявил себя целителем, и народ, падкий до всяких шарлатанов, поверил. Да, вот такие дела творятся в Америке. Про дебиловатого Сент-Лоренцо читать интересно, про решения президента Соединенных Штатов – нет. Еще на заре своей юности Уокер заметил: когда дело становится совсем худо, народ бросается в религию, надеясь найти в ней ответы на все вопросы. Раз правительство не может уберечь людей от голода, жажды, безработицы и, конечно, от топливного кризиса, вдруг малыш Сент-Лоренцо справится?
Уокер вышел из дома в Голливуд-Хиллз и покатил в вонючий центр мегаполиса. Энергетический кризис имел одно приятное последствие: дороги опустели. Хотя, надо отметить, вокруг хватало других, более печальных напоминаний об экономической депрессии. Гипермаркеты превратились в ночлежки для бездомных. Кинотеатры пустовали: а какая киностудия может позволить себе такую роскошь, как съемка фильма? Лос-Анджелес давно перестал быть мировой столицей развлечений. Некогда элитарные ночные клубы Голливуда либо закрылись, либо превратились в еще более элитарные клубы для заоблачных богатеев.
Правда, дни настали такие, что богатство до добра не доводило. Любой человек с большими деньгами становился отверженным. Если кто и хвастался открыто состоянием, то весьма сильно рисковал. Профессия охранника стала востребованной и крайне доходной. Шикарные особняки в Беверли-Хиллз превратились в крепости. Телохранителям скучать не приходилось. На улице могли убить не только за «Ролекс», но и за несколько лишних купюр в бумажнике. Нападения на состоятельных людей стали нормой. Преступность расцвела пышным цветом.
Сансет-Стрип давным-давно не украшали афиши, зазывающие на блокбастеры и телешоу. Пустующие щиты пестрели граффити. Нетронутым оставался только один постер с телеведущим и блоггером Горацием Данцигером. Тот с гигантской фотографии тыкал пальцем прямо в зрителя, а надпись гласила: «Тебя так же достали, как и меня?» Данцигер прославился бескомпромиссной критикой северных корейцев, а заодно и американского правительства за бездействие. Для Данцигера не было ничего святого, от него доставалось всем. Уокер и восхищался, и завидовал Данцигеру. Именно такой журналистикой сам Уокер и хотел бы заниматься.
А еще кругом были следы присутствия корейцев. Куда бы Уокер ни посмотрел, отовсюду бросались в глаза свидетельства руководящей роли товарища Ким Чен Ына в мировой экономике. Прошли времена, когда главным экспортером была Япония, а потребителем – Америка. Роль мировой кузницы перехватила Корея. Почти вся электроника производилась в Корее и входящих в ее состав странах, тех многочисленных государствах, что подчинились режиму. Американские автомобили ушли в историю. Все новые машины (если у кого хватало ума купить такую) ввозились из Восточной Азии, в основном из Кореи.
Несомненно, с тех пор как харизматичному лидеру удалось восстановить Корею в ее исторических границах, объединить Север и Юг в 2013 году, Великая Корейская Республика превратилась в мировую державу. А заодно и в мировую угрозу. Последние несколько лет Ким Чен Ын проповедовал мир и сотрудничество, но в Америке никто, включая Уокера, не питал особых иллюзий: все это обман. Так называемое «воссоединение» Северной и Южной Кореи для западного глаза выглядело обычным завоеванием. А когда корейцы объявили войну Японии в 2018 году, стало ясно: ничего хорошего от Кима не жди.
К несчастью, к тому времени Америка уже перестала быть мировым символом демократии и свободы. Рухнувшая экономика и потеря военного влияния со стороны выглядели жалко.
Уокер свернул на сто десятую федеральную магистраль. Как же изменилась его жизнь и жизнь каждого американца за последние тринадцать лет! В 2012 году страна пережила тяжелейший экономический спад, случившийся в результате грабительских спекуляций, названных почему-то «производными ценными бумагами». У кредиторов правительства наконец иссякло терпение. Уокер тогда еще учился и не обратил внимания на кардинальные изменения военной доктрины. Войска и военные советники покинули Ирак, Афганистан и другие стратегически важные территории на Ближнем Востоке, в Европе и Азии. Даже программу военной помощи Израилю сократили, а потом и вовсе поспешно свернули.
В 2013 году, когда Уокер получил степень бакалавра, цены на нефть взлетели, и за полгода развилась настоящая экономическая депрессия. Соединенные Штаты оказались совершенно не готовы к нефтяному голоду, высокий уровень жизни исчез. Доллар США обесценился, мировой рынок обрушился. Все это привело к всеобщей политике протекционизма, экономическому национализму, торговым войнам между давними врагами и бывшими союзниками. Что уж тут говорить об Уокере и его перспективах устроиться журналистом…
В четырнадцатом году державы перешли к взаимным оскорблениям. Уокер в это время торговал гамбургерами в лос-анджелесской забегаловке. США и Япония обвинили друг друга в обременении импорта неприемлемыми налогами с целью защиты отечественного товаропроизводителя. Ни одной из стран не удалось найти почву для сохранения шаткого альянса, слишком велика была тяжесть военной машины. Трещина, а затем и полный раскол – так закончился американо-японский военный союз. К тому времени Север и Юг Кореи объединились и сочли американское военное присутствие излишним, а затем и нежелательным. То же самое произошло и в Японии.
Обрушение мировой экономики в сочетании с необходимостью асимметричных боевых действий привели к появлению новых видов вооружения, легких, быстрых, высокоавтоматизированных. Ключевым компонентом такого вооружения стали телеуправляемые платформы. А посему огромная, устаревшая военная машина США просто вымерла, как динозавры.
По мнению Уокера, Америку выгнали отовсюду, дав пинка под зад.
«Дженерал Моторс» тем временем в очередной и последний раз объявил о банкротстве, федеральное правительство отказалось пойти на уступки, и безработица в Мичигане достигла сорока четырех процентов.
В 2015 году США выступили с протестом по поводу нарушения прав человека в Корее и попытались привлечь внимание мировой общественности к растущей угрозе, исходящей от Ким Чен Ына. Глобальной поддержки эта инициатива не нашла. В том же году авианосцы «Теодор Рузвельт» и «Джон К. Стеннис» были выведены из состава ВМС в рамках широкомасштабной программы снижения расходов на крупнотоннажные военные суда. Чуть позже в том же году и другие крупные военные корабли покинули военную службу, ключевая роль перешла к дешевым кораблям-роботам.
Уокер ясно помнил эти события, ведь в том же году общий уровень безработицы превысил тридцать процентов, и фондовые биржи рухнули. Цена на бензин зашкаливала: двенадцать долларов за галлон! Были приняты законы о нормировании расхода топлива. Уокер потерял работу и убил три месяца, скитаясь по Европе. В Штаты он вернулся прямо к началу так называемых «бунтов в гипермаркетах». Вследствие китайского экономического кризиса некоторые медикаменты и другие товары первой необходимости стали недоступны. Рассерженные клиенты требовали вернуть привычный уровень жизни, и стычки в магазинах приняли катастрофические масштабы. По иронии судьбы, первыми запылали не городские трущобы, а зажиточные пригороды.
Уокер каким-то чудом заполучил работу репортером на новостном сайте неподалеку от Лос-Анджелеса. Один из первых его репортажей в 2016 году был о том, как Мэдисон-сквер-гарден в Нью-Йорке, Юнайтед-центр в Чикаго, Пэлас оф Оберн-Хиллс в Детройте и другие огромные крытые стадионы на севере США превратились в «Федеральные центры обогрева». Даже после принятия таких мер весной семнадцатого года Америка не досчиталась ста семидесяти восьми тысяч сограждан. Теплые штаты (Техас, Флорида, Калифорния) ужесточили иммиграционное законодательство, чтобы хоть как-то отбиться от наплыва бездомных северян.
Уокер также расследовал случай, когда Техасская полиция расстреляла автобус, захваченный одним юнцом из чикагских трущоб. Автобус был доверху затарен ворованным бензином. Погибло четырнадцать человек. Президент отдал приказ национальной гвардии восстановить порядок, однако местные войска отказывались действовать против земляков. В стране творился полный бардак.
В 2017 году все стало еще хуже. Страна больше не могла обслуживать госдолг. Налоговые сборы резко снизились. Ни федеральное правительство, ни правительства штатов не могли более содержать ни инфраструктуру, ни основные службы. Система федеральных магистралей и национальная энергетическая система распались. Страну захлестнула волна бунтов и мародерства. Объединенные предприятия Кремниевой долины подписали контракт с наемниками из охранной фирмы «Зи», ранее известной как «Блэкуотер», чтобы навести порядок и взять под контроль хотя бы небольшой участок земли под своими калифорнийскими особняками. По злой иронии эти компании продолжали создавать высокотехнологичные компоненты и продавать их японцам, то есть вся их продукция со временем попала в руки к корейцам.
В 2016 году разразилась новая война, «Великая Арабская», как ее назвали безмозглые западные газетчики. Впрочем, противников в этой войне они обозначили столь же неумно: Священный Арабский Союз, в который вошли Саудовская Аравия, Сирия, Иордания, Египет и Турция с одной стороны, и другие мусульманские страны, – Иран, Афганистан и Ирак, – с другой. А в 2017-м цена на сырую нефть скакнула до нынешних двадцати долларов за галлон. Соединенным Штатам пришлось закрыть свои азиатские базы, резко снизив военные ассигнования. Стало совсем не до военного присутствия: экономика разваливалась, весь мир охватили антиамериканские настроения. Вспышка национализма в Японии привела к полному и окончательному разрыву американо-японского военного сотрудничества.
Американские тихоокеанские ВМС сократились до невероятных размеров и впервые со времен Второй Мировой уместились в одном Перл-Харборе.
Уокер в это время стал задумываться: не был ли ошибкой их брак с Рондой? В 2018 году Великая Корейская Республика объявила войну Японии, и начался сущий ад. Корейцы захватили множество американских граждан, проживавших в Японии, в заложники. Правительства вскоре договорились о передаче американских заложников, правда, из-за дороговизны – небольшими группами. Учитывая, что в Японии и Корее жили сотни тысяч американцев, процедура передачи затянулась бы лет на десять.
Даже перед лицом надвигающейся корейской угрозы военные ассигнования были значительно урезаны. Содержать военные базы в Европе на такие деньги стало совершенно невозможно. В 2019 году США предпринимали многочисленные попытки собрать международную коалицию против Кореи, но внутренние трудности и глобальные экономические проблемы не позволили Штатам добиться успеха.
Тем временем, Уокер со своей женой сражались за право выжить в мире, где каждый рассвет нес новые напасти. Вопреки логике Ронда хотела детей. Уокер не мог понять зачем. Расстались они друзьями.
В 2020 году на некоторых территориях Штатов ввели военное положение: глобальный и разрушительный энергетический кризис привел к волне бунтов, росту преступности и нехватке продовольствия. Экономический спад предыдущего десятилетия продолжился и усугубился нефтяным кризисом. Страна переживала массовую миграцию населения, невиданную со времен великой депрессии. Люди бежали от холода в большие прибрежные города. Личный транспорт и дорогое жилье ушли в историю. Частный дом в пригороде стало невозможно содержать. По всей Америке насчитывались тысячи брошенных домов, в то время как страну захлестывали волны перенаселения в мегаполисах.
Мать Уокера умерла и оставила ему дом в Голливуд-Хиллз. Дом стал прибежищем отшельника, спас ему жизнь. К тому времени репортерской работы не осталось, и пришлось перебиваться всевозможным подножным кормом типа «Мусорницы звезд».
2021 год принес новую напасть. В Теннеси вспыхнула и мгновенно распространилась по всей стране «ноксвилльская лихорадка». То был особо опасный штамм гриппа, унесший шесть миллионов жизней. Правительство не смогло принять адекватных мер. Ходили слухи, что вирус был искусственного происхождения и подброшен врагами, однако доказательств не нашлось. А поскольку доступ к медицинским препаратам у граждан был ограничен, лихорадка оставалась страшной угрозой аж до 2023 года. Вымерли Ноксвилл, Литтл Рок, Мемфис, Акрон, болезнь унесла почти все их население. Там, где не зверствовал грипп, военное положение не дало никаких результатов. Муниципальные власти взяли на себя ответственность за безопасность и работу коммунальных служб. Кому-то это удавалось, остальные погрязли в анархии.
И все это время вдоль границ полыхали иммиграционные войны. Банды мексиканцев грабили и разрушали американские города. Канадцам пришлось защищать свои границы от американцев, бегущих из развалившейся страны.
С 2023 года ситуация в целом не изменялась. С одной стороны, Корея наконец-то согласилась возвращать американских репатриантов на переоборудованных грузовых судах. Американских граждан свозили со всех территорий, оккупированных Великой Корейской Республикой, – из Японии, Малайзии, Индонезии, Филиппин, Таиланда, Камбоджи, Вьетнама. Это был несомненный плюс. С другой стороны, сам факт существования Великой Корейской Республики уже был поводом для беспокойства. Антиамериканские выступления, агрессивные захваты территорий, прикрываемые мирными намерениями, военное превосходство Кореи во всей Восточной Азии… Слишком очевидно было сходство с неким немецким диктатором, ставшим причиной глобальных потрясений в середине двадцатого века.
Да пошли они все! Никогда эти любители собачатины Уокеру не нравились. Наверное, это всегда было связано с врожденным недоверием к этой нации. Дед Уокера погиб в Корейской войне 1950–1953 гг.
Жизнь превратилась в ежедневную борьбу за выживание. У тридцатичетырехлетнего Бена не осталось в живых родителей, не было ни братьев, ни сестер. Ронда давно уже вышла замуж, общались они редко. Ему повезло обзавестись собственным домиком в Голливуд-Хиллз. Долгие годы он культивировал в себе умение довольствоваться малым и не тянуться к роскоши. Ему это удалось.
Уокер прибыл на «Арену» задолго до «представления» Сент-Лоренцо. Прямо на парковке жили люди, в старых потрепанных автомобилях и домах-прицепах. Или бездомные, или попавшие сюда без капли бензина, да так и не нашедшие возможности уехать дальше. Такие анклавы превращались в коммуны, огороженные заборами в целях безопасности. Современные трущобы.
Он помахал пропуском с надписью «Пресса» перед носом у охранников, перекрывших въезд на настоящую парковку, и проехал туда, где ставили мотоциклы. Тормознул, нашел место, накинул цепь на шест, торчавший из земли, – такая вот противоугонка. На входе едва сдержался, чтобы не расхохотаться при виде дурачин, заплативших кровные деньги, чтобы послушать болтливого ребенка. Увечные, слепые, глухие – все пришли в надежде на излечение.
Тупицы.
– Хочешь послушать Сент-Лоренцо?
Повернувшись, Бен увидел юношу лет двадцати пяти. Бритый череп, небритые щеки. Явно не бездомный.
– Я журналист. Делаю репортаж, – ответил он.
Парень кивнул и показал на собравшуюся толпу дегенератов:
– Мне стало интересно, кто он такой, но, увидев этих, я что-то засомневался…
– Не трать деньги впустую, приятель, – посоветовал Уокер. – Этот Лоренцо обычный мошенник.
– Да в этом у меня и сомнений нет. Я просто думал, может, хоть поржем. Познакомился вчера в баре с одной девицей, и договорились здесь встретиться. Что-то мне подсказывает, она меня продинамила. Надо, наверное, забить да и возвращаться домой, в Колорадо.
Уокер навострил уши:
– И как там дела, в Колорадо? Лучше, чем здесь?
– Да не особенно. В Денвере черт знает что. Маленькие городки вообще заброшены. Я сам из Монтроуза, это на востоке штата. Там тоже людей негусто. – Он протянул руку. – Джейкобс. Роберт Джейкобс.
Уокер пожал протянутую ладонь и представился.
– Какими судьбами в Лос-Анджелесе?
Джейкобс рассмеялся:
– Не поверишь! Приезжал на собеседование. Нанимаюсь на работу. Представляешь, в корейское консульство здесь, в городе.
– Круто. И в чем работа?
– Они давали объявление, требуются пилоты. Зачем, понятия не имею. А я летал на вертушках в морской пехоте. Когда армию начали сокращать, то всем желающим предложили выйти на пенсию, я согласился.
– Я тебя не осуждаю.
Джейкобс пожал плечами.
– Быть морпехом-летчиком стало скучно. Все время сидели на земле. Поэтому и демобилизовался. С тех пор перебивался случайными приработками в Монтроузе. А тут настоящая работа. Думаю, может, хоть корейцы дадут мне заниматься любимым делом. Не то чтобы они мне нравились, но работа есть работа.
– Согласен. Как сюда добрался?
– Из Колорадо – на поезде. По Лос-Анджелесу – автобусом. Спустил на билеты остатки сбережений. Вечером собираюсь домой, если, конечно, эта цыпа не объявится. Тогда, считай, повезло.
Уокер глянул на часы и посоветовал:
– Слушай, этот Сент-Лоренцо – полный голяк. Поберег бы ты денежки.
– Так и сделаю. Я сразу понял, что ты можешь дать дельный совет, поэтому и подошел. Спасибо.
– За советы денег не беру. Тем более за советы по такому поводу.
Джейкобс вновь протянул руку:
– Приятно было познакомиться, Бен. Счастливо.
– И тебе тоже, друг. Надеюсь, сегодня тебе все-таки повезет.
Они пожали друг другу руки и расстались.
Уокер прошел к дверям, миновал распаленную толпу с билетиками, вновь помахал удостоверением и проскользнул в фойе. Можно было подумать, что на стадионе готовится концерт рок-звезды или, как минимум, спортивный чемпионат, как в старые добрые времена. Толпа уже неистовствовала, а Лоренцо еще не появился. Какая-то группа исполняла религиозные гимны и народные песни – разогревала шумную толпу; почти весть стадион подпевал и хлопал в такт.
Уокер занял место в ложе прессы и приготовился скучать. Интересно, получится ли разнюхать что-нибудь о Лоренцо, написать журналистское расследование и показать всем, что этот «целитель» – пустышка? Мол, на скользкий путь его подтолкнули родители. Или церковь. Вряд ли, правда, редактор пропустит. Но подумать стоит.
Ли Дэ Хен тоже прибыл на лос-анджелесскую «Арену» ради выступления Сент-Лоренцо. Однако он вовсе не собирался слушать этого мелкого шарлатана.
Ли приехал понаблюдать за публикой, определить степень внушаемости жителей Лос-Анджелеса и составить по результатам своих наблюдений окончательный доклад начальству в Пхеньян, приблизив таким образом знаменательный день корейской Победы над хлипкой и хилой Америкой.
Когда Ли впервые оказался в Калифорнии в 2021 году, он успешно затерялся среди населения: приятный в общении продавец электроники, работает на корейского производителя микропроцессоров. Женился на американке корейского происхождения (Ли никогда бы не лег в постель с белой) и осел в небольшом домике в Ван-Найсе, пригороде Лос-Анджелеса.
Кто бы мог подумать, что его позывной – «Сальмуса», корейская гадюка, и что другом его детских игр был сам Блистательный Товарищ Ким Чен Ын. Они и родились-то в один год и один день, 8 января. Отец Ли отличился перед северокорейским правительством в тысяча девятьсот восемьдесят третьем, приняв участие в рангунском теракте, когда погибли несколько высокопоставленных южнокорейских политиков. Тогда отец Кима, предыдущий руководитель Ким Чен Ир, даровал семье Ли особые привилегии. Юному Дэ Хену позволили играть с Чен Ыном, а когда они выросли, обоих послали в международную школу в швейцарском Берне, где обучение велось на английском языке. Там они обучались боевым искусствам, общались на иностранных языках и, пока жили в Европе, не расставались.
Ли считал, что Ким Чен Ын станет выдающимся руководителем, лучшим, чем его отец. Когда Ким Чен Ир умер в 2012 году, Ким Чен Ын при помощи дядюшки Чан Сон Тхэка взошел на престол. Он незамедлительно провозгласил новую эру мира и процветания. С шумом и помпой объявил, что Северная Корея остановит развитие ядерной программы и станет искать пути мирного воссоединения с Южной Кореей. Он даже позволил инспекторам ООН убедиться, что Северная Корея не занимается тайными военными разработками. Вся внутренняя оппозиция в стране бесшумно исчезла, да так, что общество и не заметило.
Затем последовало эпохальное подписание мирного договора между Севером и Югом в 2013 году. Ли принял участие в этом грандиозном событии. Ким Чен Ын получил Нобелевскую премию мира, журнал «Тайм» назвал его «человеком года». На родине его прозвали «Объединителем»; именно он инспирировал вспышку националистических настроений, захлестнувших Южную Корею. Раздались призывы вывести американские войска с юга полуострова, при этом Америку обвинили во всех экономических напастях, исторически довлевших над Кореей.
И Америка вывела свои войска.
В 2014 году Северная Корея дорвалась до европейских и американских технологий, которые ранее продавались только Южной Корее. На корейскую экономику обрушились бонусы в виде доселе не разведанных природных ресурсов и притока образованной, дешевой рабочей силы. Тем не менее, несмотря на все усилия пропагандистской машины Объединенной Кореи, мир продолжал называть полуостров Северной Кореей.
В 2015 году Ким Чен Ын непосредственно возглавил армию. Никто не возмутился. Сразу же началась модернизация и перевооружение. Он пользовался как американскими технологиями, так и оружием, купленным у Китая и русских. А Ли Дэ Хену тем временем поручили возглавить работу в нелегальном отделе тайной полиции, задачей которого стала обработка общественного мнения юга страны. Вожди оппозиции один за другим либо рушили свои карьеры, оказавшись втянутыми в скандалы, либо с ними неожиданно приключались «несчастные случаи».
Такую работенку Ли просто обожал.
К 2016 году сложился культ личности Ким Чен Ына. Его величали спасителем народа, пропаганда изображала его лидером Новой Революции Чучхе. Ли не без удовольствия наблюдал со стороны, как в 2017 году Корея выдвинула официальные претензии к Японии по поводу притеснения этнических корейцев и потребовала международного осуждения. А северокорейский спецназ в это самое время проводил учения в сложных условиях с высадкой морского и воздушного десанта. В 2018 году Японии объявили войну. Корейцы захватили несколько ядерных объектов, а чтобы показать, что не шутят, взорвали один реактор, мгновенно уничтожив тысячи человек и подписав смертный приговор многим и многим японцам, живущим в зоне поражения.
Япония сдалась без единого выстрела. История повернула вспять. Корея оккупировала Японию.
Весь 2019 год Корея расширяла зону влияния в Восточной Азии. Когда военные завладели Японским агентством аэрокосмических исследований, им досталась новейшая ракета MV, созданная на базе американской межконтинентальной баллистической ракеты МХ. Корейцы принялись строить лагеря для интернированных. Ли позабавило их сходство с еще не снесенными лагерями на территории Северной Кореи. Чен Ын повысил Ли в должности. Тот стал ответственным за организацию публичных казней в Японии. В это время гадюка-шпион и заработал позывной «Сальмуса».
Корея захватила много образцов современного вооружения в Японии, поэтому к концу 2020 растущая корейская армия уже овладела навыками управления американской военной техникой.
В 2021 году, после аннексии Малайзии, Индонезии, Филиппин, Таиланда, Камбоджи и Вьетнама, появилась на свет Великая Корейская Республика. Как только новоиспеченный союз заработал, пропагандистская машина с двойным усердием запричитала, обвиняя запад в целом и Соединенные Штаты в частности в неразрешимости ближневосточного конфликта. В том же году Сальмусу заслали в США резидентом, где он обосновался под видом торговца электроникой и быстро женился. Кианна стала чудесным алиби, пока он воплощал в жизнь начальные этапы плана Блистательного Товарища.
В 2022 году корейцы проводили всевозможные военные учения. На переоборудованных торговых судах они перебрасывали войска между своими государствами-сателлитами в Восточной Азии. Ввели систему военно-морского сопровождения для настоящих торговых судов, ходящих в Мексику и обратно, под предлогом защиты от «нападений со стороны США».
В 2023 году Блистательному Товарищу пришла в голову еще одна гениальная идея: чтобы получить корейское гражданство и вступить в Народную Партию, нужно было записаться в армию. Корейская регулярная армия перевалила за двадцать миллионов, включая пять миллионов в экспедиционных силах. Все они стояли под знаменами Корейской Народной Армии.
Наконец, всего год назад родина Сальмусы вернулась к программе непилотируемого освоения космического пространства с целью возродить развалившуюся систему глобального спутникового позиционирования, GPS. Западу не удалось сформулировать, почему он против; корейцы запустили спутник.
Сальмуса, «корейская гадюка», был одним из немногих, кто знал, что за оборудование на самом деле нес спутник.
После нелепого «шоу» Сент-Лоренцо Сальмуса покинул «Арену» на своем «хендэ», самом массовом автомобиле мира. Он будет скучать по машинке, но это лишь эмоции, которых он нахватался здесь, в Америке. Через пару дней он и думать забудет о своем «хендэ».
Настало время привести в действие план Блистательного Товарища, продуманный и начатый многие годы назад. Выехав на шоссе 110, Сальмуса глянул на часы. До начала операции оставалось меньше суток.
10:00
Лос-Анджелес
Статью о Сент-Лоренцо Бен накатал за час. И шоу, и мальца он порвал в клочья. Уокер сравнил его с давно ушедшими в прошлое нафталинными шарлатанами-целителями, а выступление он величал не иначе как «второсортное цирковое представление».
Отослав статью шефу по электронной почте, Уокер побаловал себя стаканчиком «Джек Дэниэлс», а затем, к собственному удивлению, хорошенько выспался.
Поэтому, приковав свой мотоцикл цепью к парковочному счетчику, он чувствовал себя весьма неплохо. Чиркнув парковочной картой по датчику, Бен прошел мимо бездомных попрошаек, рассевшихся в этот час по всему бульвару Голливуд. Знаменитая Аллея славы за последнее десятилетие утратила весь свой блеск и шик. Муниципалитет за Аллеей не ухаживает, и звезды потихоньку тускнеют, закатываются, и вот их уже не восстановить. Магазинов для туристов почти совсем не осталось. Китайский театр Граумана превратился в ночлежку для бездомных. Кинотеатр «Кодак» давно стал Федеральным центром обогрева, хотя время от времени старая гвардия Голливуда все-таки предпринимала попытки поставить там какое-нибудь представление – раза два в год, не чаще. Правда, на эти представления мало кто ходил. Уокер не переставал удивляться, откуда эти люди берут деньги на постановки. Со временем он пришел к заключению, что кому-то где-то время от времени хочется швырнуть котлету наличности на бочку ностальгии, удовлетворить жажду деятельности, ненадолго возродить старый добрый «город гламурной мишуры», пошуметь и оттянуться.
«Мусорка Звезд» занимала две комнатушки в помещении, бывшем некогда книжным магазинчиком при кинотеатре. Книги здесь все еще продавались, старые запасы стояли на полках, однако за пять лет работы Бен ни разу не видел, чтобы купили хоть одну. Правда, он и приезжал-то сюда не часто, работая, в основном, дома. Правительство штата поощряло такой вид труда. И бензин экономится, и электроэнергия, и снижается нагрузка на городскую инфраструктуру.
Джонни Слазбо, владелец и издатель сетевого журнала «Мусорка», при появлении Уокера даже не оторвался от экрана компьютера. За глаза Бен звал его «Склизбол» вместо Слазбо. Шеф и не подумал выключить порнуху. Эта отрасль единственная была на подъеме. Мало кто мог позволить себе бензин и продовольствие, но вот на порнографию деньги находились. Уокер не раз задумывался о взаимосвязи между активизацией человеческих пороков и наступлением тяжелых времен. Стоит ли удивляться росту аморальных пристрастий во время экономического бедствия? Ему не удалось найти ответа на этот вопрос. Однако факт оставался фактом: проституция, наркомания и алкоголизм процветали. Рисовалась жуткая картина: настоящие деньги стекались к порнозвездам, сутенерам и наркоторговцам. Никогда, аж с самых двадцатых годов прошлого века, организованная преступность не была столь сильна.
– Ты получил мою статью о Лоренцо, Джонни? – спросил Уокер, подтягивая стул поближе к столу Слазбо.
– Угу, – шеф и не подумал оторвать глаз от экрана.
– Я тут прикинул, в следующей статье надо нам этого пацаненка вывести на чистую воду. В смысле, по-настоящему нарыть материала на его родителей, антрепренера, финансы, за ним стоящие. Чую, здесь будет чем поживиться.
Слазбо следил только за действием на экране.
– А смысл?
– Целитель он липовый. Самого мальца я обижать не собираюсь, но вот те, кто им манипулирует, должны получить по заслугам. Они внаглую надувают народ, и я хочу вывести их на чистую воду. Джонни, выключи-ка на минутку порево и послушай меня.
Слазбо ткнул в клавиатуру, и мерзкое видео свернулось, явив взору не менее похабные обои. Шеф, которому не было и тридцати, повернулся к Уокеру и ответил:
– Вряд ли разоблачения порадуют читателей. Сент-Лоренцо – раскрученная фишка. Пипл его хавает, а у нас растут тиражи. Время пройдет, его забудут, тогда и примешься за расследование.
Чего-то подобного Уокер и ожидал.
– Ладно, а как тебе такое предложение: давай мочить корейцев! Хочу порвать Ким Чен Ына в клочья. Он такой же шулер, как и Лоренцо. Великокорейская пропаганда слишком похожа на немецко-фашистскую. Выгляни в окно. Посреди говна и социальной деградации всюду видны следы присутствия корейцев. На них завязано все: экономика, жизнь общества, они залезают в каждую дыру, сколько бы мы ни твердили, что от них исходит опасность.
Слазбо побарабанил пальцами по столу.
– Неплохая речь, Бен. Но я снова вынужден тебе отказать. Не надо нам политики. Нет у нас в «Мусорке» колонки политического обозревателя. Никому она не нужна. Всем насрать на Ким Чен Ына. Народу хочется сочувствия. Им бы только поржать. И мы даем им поржать.
Такой ответ Уокера не устроил.
– Черт возьми, Джонни, тебе что, самому по барабану, что происходит за окном? Настоящих новостей больше нет. И я тоже виноват в том, что кормлю народ помоями. Последние пять лет я только и делаю, что, будто машина без стыда и совести, штампую эти дешевые байки о ничтожествах. Хуже того, я мешаю и порчу кровь другим. У меня не осталось друзей среди коллег.
– Именно так, Уокер. А знаешь почему? Потому что ты – наш лучший репортер. Зарежу-ка я правду-матку. У тебя масса достоинств. Ты беспринципный проныра. Ты и бабку родную продашь за сюжет. Это то, что я в тебе уважаю. Нам как раз и требуются люди без тормозов. Сегодня хороший репортер – это человек, у которого много врагов. У тебя их достаточно. Поэтому заткнись и проваливай. Ищи следующую жертву для интервью.
Уокер поднялся. Перед дверью он остановился, помедлил, и вместо того чтобы выйти, повернулся к Слазбо. Тот уже пялился в порнуху на экране компьютера. Настало время действовать. Обратного пути нет. Он дал шефу возможность исправиться. Тот не воспользовался шансом.
– Знаешь что, Джонни. Я увольняюсь.
Слазбо насторожился.
– В смысле?
– У меня больше нет желания этим заниматься. Увольняюсь. Пожалуйста, заплати мне. На тебе долг. Я больше не вернусь.
У Слазбо челюсть упала:
– Ты что, серьезно?
– Вполне. Хватит с меня.
Тот расхохотался:
– Ты что, спятил? Где ты еще работу найдешь? Ты видишь, что за окном творится?
Уокер наклонился над редакторским столом:
– Именно этот вопрос я задал тебе пару минут назад.
Слазбо осклабился:
– Ну и вали отсюда! Проваливай. Чек пошлю по почте. Если повезет, получишь.
– Черта с два, Джонни. Я знаю, ты держишь наличность на руках, для осведомителей и на травку. – Он протянул руку: – Заплати прямо сейчас. Ты мне должен.
Злобно чертыхаясь, Слазбо вытянул ящик стола, открыл коробочку с наличными и отсчитал несколько банкнот.
– Вот. Не вздумай дверью хлопать.
Кипя от гнева, он повернулся к компьютеру. Уокер сунул деньги в карман и поблагодарил:
– Спасибо, Джонни. Удачи. Прощай.
Развернувшись, он покинул здание.
Уокер остановил «Спитфайр» на гравийной дорожке у своего дома на холме к северу от Малхолланд-Драйв. Его соседи, Гомесы, как раз выбирались из своего потрепанного универсала. Их дом стоял ближе из всех остальных соседей, ярдах в пятидесяти. С домом матери Уокеру повезло. Она купила его в конце восьмидесятых, как раз перед рождением Уокера. В то время здесь, на севере, участки не нагромождали один на другой, и сейчас Уокера вполне устраивало, что никто не сует нос в его дела.
Руди Гомесу было за сорок. Его жене, Луизе, должно быть, столько же, сколько Уокеру. У них было двое детишек, парнишка-старшеклассник и девочка помладше. Гомес уже год как потерял работу. Уокер понятия не имел, как они перебиваются, однако им это удавалось. Уокер и Гомесы часто делились и продуктами, и хозяйственными припасами. Как-то раз он даже дал Гомесу канистру бензина, когда тому было совсем туго.
Гомесы, похоже, только что вернулись из супермаркета. Руди достал из машины покупки, уместившиеся в одном пакете. И детишки, и миссис Гомес выглядели подавленными. Сам Гомес уже давно не улыбался. Что ж, это не вина, а беда человека, подумалось Уокеру. Когда экономика загнулась, загнулась и прибыльная кафешка Гомеса: он торговал бургерами по франшизе. Ах, какие это были гамбургеры! От одних воспоминаний у Бена потекли слюнки. Эх, слопать бы сейчас Биг Мак! По иронии судьбы, «Макдоналдс» едва сводил концы с концами. По всему миру компания закрыла 85 % предприятий. Кафе остались только в крупных городах, и каждый Хэппи Мил стоил небольшого состояния. В Лос-Анджелесе осталось лишь несколько «Макдоналдсов».
– Руди! Луиза! – крикнул Уокер и помахал рукой. – Привет! Как дела!
Гомес лишь кивнул Уокеру. Луиза ответила за мужа:
– Чудесно, Бен. Мы купили хот-догов, на выходные ждем тебя на пикник.
– Здорово. Что захватить?
Дети посмотрели на него как на чокнутого. Что может принести Бен Уокер? Банку горчицы? Уокер хотел было пригласить Гомеса опрокинуть стаканчик, но отец семейства выглядел совсем уж потерянным. Выпивка только усугубила бы депрессию. У парня предостаточно проблем и без того, чтобы Уокер накачивал его алкоголем.
Гомесы ушли в дом, а Уокер закатил мотоцикл в гараж. Отец оставил ему в наследство огромную радость в жизни, – любовь поковыряться с техникой. Если у Уокера и были сокровища, так это его немалочисленные инструменты. Уокеру было двадцать четыре, когда он восстановил «Спитфайр», и тот все еще работал как часики. Бену просто сказочно повезло, что много лет назад удалось накупить запчастей. Сейчас он просто не смог бы себе этого позволить. А еще Уокер ходил в друзьях у Бадди Дженкинса, владельца одной из нескольких сохранившихся станций техобслуживания к северу от Бульвара Голливуд. У них был договор: Дженкинс заныкивает пару канистр для Уокера с каждой заправки, а тот платит Дженкинсу наличными и вовремя. Кредитки были не в чести и не в ходу.
Удастся ли теперь, простившись с работой, оплачивать эти самые канистры?
Войдя в дом, он сразу же включил компьютер – проверить почту и телевизор – так, для фона. Затем пошел на кухню, достал последнюю бутылку «Джека Дэниэлса» и налил себе. А вдруг это действительно последняя бутылка?
По дороге в гостиную он увидел свое отражение в зеркале на стене. Уокер остановился, чтобы внимательнее рассмотреть безработного типа, что уставился на него в ответ. Волнистые каштановые волосы всегда были длинноваты. Зеленые глаза, от которых девицы в колледже млели, выдавали разочарование и горькую тоску.
Зато роскошная улыбка сохранилась.
Так-то.
11:00
Лос-Анджелес
Сальмуса сидел дома в Ван-Найсе перед монитором. Он отлично выспался, невзирая на события, которые предстояло пережить. Уходя утром на работу, его жена, Кианна, не стала беспокоить мужа. Она работала в фаст-фуде неподалеку от дома. У них была своя корейская пекарня, и на общем фоне бизнес шел неплохо. Пончики пользовались спросом, – недорогая еда для всех.
Сальмуса злобно прищурился. Кианне не долго осталось вкалывать. Он посмотрел на часы, открыл сетевой браузер. Подключившись к зашифрованному сайту, ввел пароль и увидел, что агенты уже ждут в чате. Вообще-то, они были разбросаны по всей территории Штатов: по одному в Нью-Йорке, Вашингтоне, Чикаго, Атланте, Майами, Далласе, Хьюстоне, Денвере, Фениксе, Сиэтле и Сан-Франциско. Они подчинялись непосредственно Сальмусе. Законспирированные резиденты ВКР засели в каждом уголке страны; и сейчас они ждали приказов от своих командиров, людей уровня Сальмусы.
Ну, по крайней мере, где-то рядом.
В когорте корейских шпионов Сальмуса был на особом счету. Только он имел прямой выход на Блистательного Товарища. Никто, кроме Сальмусы, не докладывал оперативную обстановку Ким Чен Ыну лично. Сальмуса с нетерпением ждал момента, когда настанет час и он наконец услышит Кима. Как он соскучился по другу детства! Они не виделись уже много лет.
Ли Дэ Хен неожиданно для себя осознал: а ведь никто из американцев даже не догадывается о том, что вот-вот произойдет. Мысль эта потрясла его. Тайные резиденты жили в США прямо под носом у правительства, но никому до них и дела не было. Как только Америка ушла с Ближнего Востока, исламские террористы оставили ее в покое. Время шло, и правительство, якобы ввиду отсутствия необходимости, совсем перестало финансировать некогда многочисленные антитеррористические подразделения. От АНБ остались лишь воспоминания. От ЦРУ – ошметки. От ФБР – вообще ничего. Порвав с бывшими союзниками, Соединенные Штаты стали весьма уязвимы. Из-за сокращения армии, оскопления энергетической инфраструктуры, общественных потрясений и снижения уровня жизни сложилась идеальная обстановка для нанесения удара.
Печатая по-корейски, Сальмуса рассылал последние приказы своим агентам. Сейчас было уже совершенно не важно, попадут они в лапы врага, выполняя это последнее ответственное задание, или нет. Всю жизнь они работали под угрозой ареста и казни. Однако если все пойдет хорошо, то скоро, очень скоро, и он, и его товарищи воссоединятся со своим народом.
На американской земле.
– Дэ Хен? Что ты делаешь?
Сальмуса напрягся. Оказывается, Кианна вернулась домой раньше обычного. Она стояла за спиной.
– Я думала, ты сегодня работаешь.
Кианна настаивала, чтобы дома они говорили только по-английски. Они ведь, в конце концов, американцы. Ну, во всяком случае, она. Если Сальмусе и было стыдно, когда он ответил по-корейски, то только совсем чуть-чуть.
– Я работаю, Кианна. Сегодня самый важный день в моей работе.
Ее смутил неожиданный ответ на корейском.
– Милый, что-то случилось? Что это у тебя на экране? С кем ты говоришь?
Сальмуса спокойно открыл выдвижной ящик стола перед собой и достал девятимиллиметровый полуавтоматический «Дэу» К-5 с глушителем. Пистолет он держал у груди. Так, чтобы она не видела.
– Дэ Хен, я задала тебе вопрос. Чем ты занимаешься?
Сальмуса вздохнул и ответил:
– Готовлюсь начать новую жизнь.
Затем он повернулся к жене и выстрелил ей в грудь. Глушитель сработал как надо, никто на улице не услышал выстрела. Сальмуса встал и перешагнул через тело жены. Кровь быстро заливала кофточку, однако Кианна была еще жива. Она смотрела на мужа в недоумении. Он направил ствол ее в лоб и сказал по-корейски:
– Я никогда тебя не любил.
Шеф конспиративной агентуры Великой Корейской Республики в Соединенных Штатах вновь нажал на спусковой крючок, радуясь, что не придется доставать нож из потайного крепления на ноге. Пора приступать к первой фазе операции.
Мужик сказал, мужик сделал. Послал эту гребаную работу подальше. Теперь можно спокойненько усесться с бутылкой «Джека» и безжалостно нажраться. Вообще, на душе у меня все равно тяжко. Может, я свалял дурака? Пока не знаю. Просто старина Бен Уокер, крутой парень, что сидит внутри меня, сказал: «Сделай так!» Ну, я и сделал. Иногда крутой парень прав, иногда – нет. Но он – мой, и обычно я к нему прислушиваюсь.
Только что видел Гомесов. Ого-го… Руди совсем сдал. В его жизни в последнее время, конечно, много всякого дерьма случилось. Похож на смерть во плоти. Не хватает только черной накидки и острой косы. Бедняга. Луиза с детишками вроде крепятся. А может, просто делают вид, что все в порядке.
Черт возьми, сейчас любой человек в этой стране может мне сказать: «Тебе-то какая разница?»
Тэ-экс… На кухонных электронных часах едва за полдень. Вряд ли сегодня может случиться что-то еще столь же гадостное.
И вообще. Пора опрокинуть стаканчик. Или два.
15:45
Лос-Анджелес
Сальмуса припарковал свой «хендэ» неподалеку от пересечения шоссе Вайн и бульвара Голливуд. Он запер машину, проверил замок, провел парковочной карточкой по счетчику. Через несколько часов все это будут ненужные формальности, однако у Сальмусы был пунктик по поводу правил парковки и муниципальной полиции. Конспиративная работа вбила в подкорку правило не привлекать к себе ненужное внимание мелкими нарушениями.
Шагая в сторону бульвара, Сальмуса нес серебристый металлический чемоданчик. В чемоданчике лежал пакет, присланный из Пхеньяна. Его доставила «Реди Электрикс», корейская фирма электроники, служившая ему прикрытием все эти годы. Похожие чемоданчики сейчас были у всех оперативников, разбросанных по стране. Сальмуса знал: его люди в этот самый момент несут чемоданчики к своим целям.
Просто обхохочешься, как легко теперь провезти взрывчатку Си-4 через американскую границу. Несколько месяцев Сальмуса проверял эффективность американской таможенной системы и пришел к выводу, что она насквозь дырява. После того, как к гексогену – циклотриметилентринитрамину, взрывчатому компоненту Си-4, добавили вяжущий компонент и пластификатор, его компания специально провела насколько тестовых поставок безопасных электронных компонентов в обычных товарных контейнерах через Тихий океан. Си-4 можно заливать в любую щель и дырку. Поэтому транспортировка взрывчатки в корпусах для электроники оказалась идеальной. Когда груз Си-4 в конце концов прибыл, никто в лос-анджелесском порту его даже и не осмотрел. В судовой декларации были указаны радиодетали, мобильные телефоны, голографические телеприемники (для тех, кто был еще в состоянии позволить себе такую роскошь), видеоприставки и прочая домашняя дребедень для развлечений. Бомбы для чемоданчиков собрали в «Реди Электрикс». Одну даже опробовали в пустыне Мохаве месяц назад. Сальмуса присутствовал на испытаниях. В земле осталась воронка размером с парковку у гипермаркета.
В кармане пиджака лежал мобильник, он же дистанционный взрыватель. Способ допотопный, что тут скажешь, однако все так же эффективный. Достаточно набрать правильную комбинацию цифр – и таймер в чемоданчике включится.
Он разглядывал бульвар Голливуд с презрительной усмешкой. Кругом – грязища, въевшаяся копоть. Душок в городе стал еще тот, когда урезали финансирование коммунальных служб. Сальмуса не сомневался, что доклады не врут: в городе полным-полно крыс. На улицах Лос-Анджелеса валялось столько мусора, что можно было прокормить всех грызунов Китая. Мысль ему понравилась. Сальмуса даже улыбнулся. Скоро крысы станут доминирующей формой жизни в Америке.
Лос-анджелесское метро развалилось быстро, обгоняя в своем падении всю экономику страны. Тем не менее тысячи пассажиров ежедневно пользовались его поездами. Самой древней частью подземки была красная ветка, полуразрушенная, опасная для жизни развалюха. Сальмуса с отвращением заставил себя спуститься по ступеням на станцию и поморщился. Как это не похоже на чистые современные железнодорожные ветки в сегодняшней Корее. Каждый квадратный метр был изрисован граффити. Призывы к революции, к свержению правительства, отпечатанные на средства радикальных группировок, были расклеены по всем стенам. Реклама товаров повсюду испоганена непристойными надписями. По платформам слонялось еще больше бездомных, выпрашивающих еду или деньги у пассажиров побогаче. Какой-то бедняга играл на скрипке. Играл он изумительно, но в кружке, которую он поставил для сбора мелочи, было пусто. Кому нужна его музыка?
Даже днем спускаясь в лос-анджелесскую подземку, люди сильно рисковали. Сальмуса и предположить боялся, какие ужасы поджидают ночных пассажиров. Заплатив, как законопослушный гражданин, деньги за проезд (девять долларов пятьдесят центов за одну поездку!), Сальмуса ждал на платформе, поезд с которой должен отвезти его как раз в том направлении, откуда он пришел. Через несколько минут поезд, скрипя колесами, пришел на станцию. Он был набит взъерошенными, жалкими и сердитыми бедолагами.
Вот и чудесно.
Он посмотрел на часы. 16:00. Все идет по плану. Сальмуса постоял у открытых дверей, пока кто-то, отчаянно толкаясь, прорывался к выходу. Затем спокойно зашел в вагон.
В поезде воняло немытыми телами, мочой, дешевым одеколоном. Какая мерзость! Когда поезд отходил от станции, Сальмуса поставил чемоданчик на пол и прислонил его к стенке вагона, а потом затолкал ногой куда-то подальше от прохода. Народу было столько, что никто ничего не заметил.
Он намеренно не смотрел пассажирам в глаза, хотя прекрасно знал, кто они. Мужчины и женщины едут на работу или с работы. Мамы с детками. Подростки (наверное, члены какой-нибудь группировки), изо всех сил старающиеся выглядеть крутыми. Ну и разношерстная бездомная братия, которой некуда деваться и нечем заняться, кроме как тупо кататься между станциями.
Сальмусе подумалось, что вот сейчас он избавит их от мук.
Поезд быстро добрался до бульвара Голливуд и станции «Вайн». Сальмуса позволил вытолкнуть себя из вагона с толпой других. Очутившись на платформе, он пробрался к лестнице и поднялся на улицу. Оказавшись снаружи, он сразу же вынул из кармана мобильный и по памяти набрал номер. Поднес телефон к уху так, чтобы стороннему наблюдателю казалось, будто он с кем-то говорит, и пошел к машине.
Такой же человек, как и тысячи других вокруг.
Поезд не доехал до станции «Вестерн». Сальмуса услышал приглушенный, но мощный гул из-под земли. Тротуар задрожал, словно Южная Калифорния содрогнулась от очередного небольшого землетрясения. Пешеходы вокруг вроде бы услышали звук, однако видно было, что им не понятно, откуда он исходит. Сальмуса остановился около машины. Ему хотелось посмотреть на ад. Все вот-вот начнется, как только новость о том, что приключилось, достигнет улицы. От нечего делать он следил за секундной стрелкой на своих наручных часах. Ровно через двадцать пять секунд густые черные клубы дыма вырвались из входа на станцию «Вайн». Тут же со станции побежали вопящие пассажиры.
– Срочно звоните 911! Взорвали бомбу! – закричал кто-то.
Уж он-то знает репутацию лос-анджелесской службы спасения. Приедут они нескоро, толку будет мало. Однако через час и полиция, и пожарные будут заняты по горло.
Прекрасно.
Теперь надо дать Америке несколько часов на то, чтобы все прочувствовали, что случилось в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Вашингтоне и других городах, где его оперативники исполнили свой долг. А затем в разгар начавшегося хаоса можно приступать к осуществлению второй и третьей фаз операции.
Сальмуса сел в машину и уехал до того, как звук сирен пронзил густую копоть над станцией.
16:20
Лос-Анджелес
Уокер валялся на диване перед телевизором в одних семейных трусах, со стаканом «Джека Дэниэлса» и пультом от телевизора. Бросив работу и вернувшись домой, он не делал ничего, разве что вел дневник да заливал в себя виски. Ему хватило ума и настроения перекусить, и теперь его колени были усыпаны крошками от разогретой в микроволновке пиццы.
По телевизору – сплошная дребедень. Если не дебильная викторина, то дебил-ведущий пугает народ зловещими образами будущего. Мыльные оперы ушли в прошлое, но «женских программ» оставалось немало. Например, кулинарные шоу, на которых домохозяек поучали, как из ничего приготовить обед на всю семью. На кабельных каналах свирепствуют тематические религиозные шоу. Даже у Сент-Лоренцо есть свое ток-шоу. По каналам, где обычно показывают кино, крутят древние-предревние художественные фильмы, которым сто лет в обед. Нет, Уокер не против такого расклада, однако в девяти случаях из десяти, он уже все это много раз видел. Три кита телевещания, Эн-Би-Си, Эй-Би-Си и Си-Би-Эс, дышали на ладан, однако все же держались, несмотря на скудное финансирование. В их программах не осталось ничего, рассчитанного на хотя бы чуть-чуть думающую аудиторию. Даже новостные программы разбавлялись всевозможной ахинеей, полуправдой и бравурными агитками на тему «мы стали лучше жить».
Уокер смотрел программу, которую при определенном напряжении фантазии можно было назвать развлекательной. Никому не нужные «знаменитости» рассказывали о себе и отвечали на вопросы. Он налил еще стаканчик виски. Внизу экрана появилась бегущая строка: «Новости этого часа: взрыв в метро Лос-Анджелеса. Власти ведут расследование». Уокер даже внимания не обратил: тоже мне, новость, каждый день что-нибудь взрывается.
Он продолжил смотреть телешоу, как вдруг побежала следующая строка: «Новости этого часа: нам сообщили, что в метро Нью-Йорка прогремел взрыв».
Это уже что-то. Уокер выпрямился.
Строка продолжала бежать: «…поступило сообщение о взрыве в метро Вашингтона».
Что за чертовщина?
Уокер переключился на другой канал, потом на третий. В конце концов нашел «не желтушную» новостную станцию, дающую подробные и достоверные сведения. Известный диктор сообщал ужасную новость, а за спиной мелькали картины пламени, смерти и разрушения.
– …в то время, как мы транслируем эти новости. Повторяю, взрывы, повлекшие массовую гибель людей, произошли в транспортных системах по меньшей мере трех крупнейших городов. В Лос-Анджелесе около четырех часов дня по местному времени взорвался заряд на красной ветке метро. Предположительное количество жертв – сто или более человек. Одновременно похожий по мощности взрыв прогремел в Нью-Йорке, приблизительно в семь часов по местному времени. В это же время в Вашингтоне взорвалась бомба в… подождите-ка… – диктор прижал наушник пальцем. – Мне только что сообщили, что в Далласе, штат Техас, на поезде местной транспортной компании «ДАРТ» взорвалась бомба. Еще один взрыв прогремел в Атланте, штат Джорджия, в вагоне поезда местной транспортной системы городского и пригородного сообщения «МАРТА». О боже, в Майами тоже… Вагон пассажирской системы «Метромувер»… И в Денвере, штат Колорадо…
Потрясенный Уокер не заметил, что сидит с открытым ртом. Что, черт возьми, происходит? Терактов в стране не было больше десяти лет. Исламским фундаменталистам здесь делать уже нечего, это не они. Америка ушла с Ближнего Востока. Исламистам теперь не за что мстить.
Кто же стоит за этими взрывами?
Весь следующий час он не отходил от телевизора, слушая свежие сообщения. Стоило ему подумать, что все закончилось, как тут же объявляли очередной город-жертву. Очевидно, что по стране прокатилась массовая, тщательно подготовленная и хорошо исполненная серия терактов в транспортных пассажирских системах двенадцати крупнейших городов. Большинство взрывов прогремели в поездах, два в автобусах, один – в трамвае. Сотни убитых. Сотни раненых. Переполох и массовая паника. Чрезвычайные службы работают на пределе возможностей.
Протрезвев, Уокер встал на ноги, вышел на крыльцо и посмотрел на город, раскинувшийся за холмами. Он слышал отдаленный вой сирен, ему показалось, что он различил два облака черного дыма над Голливудом, но над городом и так всегда висело мутное марево, поэтому трудно сказать наверняка, образовались ли те черные облака от разрывов.
Озябнув, он вернулся в дом и сел за компьютер, чтобы просмотреть несколько блогов, где интересовались реальным положением дел в мире. По всему Интернету обсуждали теракты. Превалировали конспирологические теории: «Вернулись мусульманские фундаменталисты». «Нет, это дело рук корейцев». «Да что вы говорите, это все устроили непримиримые радикальные революционеры». «Да нет же, я знаю, за терактами стоит Вашингтон, цель – сплотить нацию общей целью». За спиной по телевизору президент выступал с официальным обращением к народу из Овального кабинета. Он призывал сограждан не терять головы и обещал, что правительство сделает все возможное, чтобы найти преступников и заставить их понести заслуженную кару.
Да кому он нужен, этот президент.
Уокер схватился за мобильник. Первой мыслью было позвонить Ронде, бывшей жене, с которой он не разговаривал уже сто лет. Набрав номер, он выяснил, что сеть перегружена. Несколько минут спустя попробовал еще раз, и снова безуспешно. В конце концов прекратил попытки и решил выждать час.
Его терзали зловещие предчувствия. Это только начало, твердил он себе, начало чего-то совершенно невероятного.
23:15
Лос-Анджелес
День прошел прекрасно.
Сальмуса устроился за компьютером у себя дома в Ван-Найсе. Он отволок труп жены в спальню и бросил там. Завтра ему уже не будет никакого дела до этой квартиры. Даже если полиция и найдет ее, на него они выйти не смогут. К тому же им будет не до убийства какой-то там кореянки, продававшей пончики в магазине.
Сальмуса вспомнил их совместную жизнь. Он не мог не признать: Кианна была неплохой женой. Не ее вина в том, что она стала американкой. Это все ее семья. Они купились на лживую американскую пропаганду, их растлила сладкая жизнь. Но роль прикрытия Кианна отработала на отлично. Сальмуса пожелал ей счастья в следующей жизни.
Тем не менее, сожаления он не испытывал. Что должно быть сделано, то должно быть сделано. Он давным-давно примирился с мыслью о том, что может возникнуть оправданная и просчитанная необходимость убивать. Если ради Великой Корейской Республики или Блистательного Товарища надо убить, то он убьет, таков его долг. Он жизнь положит за Ким Чен Ына, он принесет тысячи жизней в жертву Товарищу.
Ему никогда не забыть клятвы, которую он принес своему другу. Им обоим тогда было по восемь лет. Они жили в летней резиденции Ким Чен Ира недалеко от Пхеньяна. Сальмуса приехал на несколько месяцев к Чен Ыну. Тот вычитал где-то, что итальянские мафиози клянутся друг другу в верности на крови. Во время тайного ритуала дон, или как его там, прокалывает пальцы себе и новичку. Так они становятся одной крови. Обряд проходит при всей шайке, и таким образом новичок клянется в верности и преданности «семье».
Ким Чен Ына всегда восхищали рассказы об итальянской мафии. Он восторгался идеей семьи и фигурой отца во главе семьи, фигурой так называемого «дона». Под ним ходили старшие, младшие и рядовые громилы. Были у дона и советники, но окончательное слово всегда оставалось за ним.
Друг Сальмусы перенес всю эту систему на корейскую почву. Его отец, Ким Чен Ир, конечно же, дон. Все остальные, вся страна – семья. Все должны принести клятву верности и действовать по приказанию диктатора.
Уединившись на берегу ручья у летнего дома, Ким Чен Ын и Ли Дэ Хен порезали пальцы и на крови поклялись стать друзьями навеки. Хотя тогда они и не знали, что Чен Ын однажды станет преемником своего отца, Дэ Хен поклялся в вечной преданности, а Чен Ын, в свою очередь, пообещал Дэ Хену высокое место в своей организации.
Сальмуса глянул на часы. Настало время второй фазы операции.
Он набрал адрес защищенного сайта и вошел в чат. Все оперативники, кроме одного, были на месте. Пропал человек из Майами.
Сальмуса спросил, знает ли кто-нибудь, где его искать.
Резидент из Атланты сообщил, что операция в Майами прошла с осложнениями. Оттуда поступили известия от выживших в катастрофе. Один из пассажиров «Метромувера» заметил оставленный чемоданчик и попытался помешать оперативнику выйти из вагона без груза. Очевидно, произошла стычка. Бомба взорвалась, когда агент Сальмусы был еще в вагоне. Человек, которому удалось выжить, сообщил: подозреваемый – азиат.
Что ж, подумал Сальмуса, это совершенно не важно. Они все знали, на какой риск идут.
«Воздадим почести нашему павшему товарищу, – напечатал он. – Я лично прослежу, чтобы Блистательный Товарищ узнал о нем и наградил посмертно».
Ну и хватит об этом.
«Это наш последний выход на связь, вторая фаза начнется через несколько минут. Всем удостовериться, что змея готова и укусит вовремя».
«Змеей» назывался вирус-троянец, за распространение которого отвечал каждый из оперативников. На предварительную работу потребовалось два долгих года, но корейцам удалось вскрыть американские сети и коммуникационные системы, включая военное министерство и федеральные правительственные агентства. Пятьдесят процентов программ и «железа» для компьютеров в последние десять лет производились Кореей или государствами-членами ВКР. Предварительно в компонентах криптопроцессоров готовились бреши для взлома, а потом эти компоненты поставлялись в США, в том числе и для правительственных компьютеров. Криптопроцессор – это элемент системы безопасности, защищающий процесс создания криптографических ключей, а также защищающий процедуру идентификации компонентов компьютера. Поскольку все железо производилось третьей стороной, которая, кстати сказать, в большинстве своем контролировалась корейцами, установка тайного доступа для «троянцев» не представляла большого труда. Конечно, не каждый компьютер федерального правительства удалось взломать, однако количество оказалось вполне достаточным.
Еще важнее оказалось то, что военная инфраструктура за последние два года подверглась значительной компьютеризации. Уж на что-что, а на это денег не пожалели, ведь сами методы ведения войны стали в высшей степени автоматизированы. «Новая армия» состояла в основном из автоматических роботизированных комплексов, человек почти ничем не управлял, поэтому компьютерная модернизация была необходима.
Практически все компьютерное оборудование, купленное военными, так или иначе в конечном счете пришло от корейских поставщиков. И план этот претворялся в жизнь с 2016 года.
Каждый из агентов ответил: «Готов!» Итак, змеи свернулись кольцами в ожидании нового приказа к атаке.
Сальмуса поздравил оперативников с успешным завершением операции, пожелал им успехов и отключил связь. Затем он включил видеосвязь с Пхеньяном.
Как обычно, прошло несколько минут проверок службой безопасности личности звонившего. Наконец на экране появился Ким Чен Ын.
– Доброго дня тебе, Блистательный Товарищ, – приветствовал его Сальмуса.
– День и впрямь добрый, Сальмуса, – ответил диктатор. – Солнце сияет, сегодня не очень холодно.
– Я счастлив доложить, что все готово для проведения второй фазы.
– Очень хорошо. Я отдам приказ ответственным товарищам. Как настроения среди американцев?
– Они в панике. Похожи на муравьев, чей муравейник разорен. Как известно, все двенадцать подрывов прошли успешно. Один из наших агентов погиб.
И он сообщил Киму имя погибшего.
– Я запишу его имя в Книгу Чести. Семье сообщат, что он погиб на службе Родине.
– Последние семь часов экстренные службы двенадцати крупнейших городов работают на пределе возможности. Пока полиция, пожарные и «скорая» разгребают последствия нашей сегодняшней работы, самое время начинать вторую фазу. А затем и третью.
– Конспиративное укрытие готово?
– Да, мой Блистательный Товарищ. Это здесь, неподалеку. Отсюда я уезжаю, как только мы прекратим сеанс связи. Свой «хендэ» я приношу в жертву ВКР.
Ким рассмеялся:
– Получишь новый, уверяю тебя.
– Уверен, что «фольксваген» в бетонированном гараже не пострадает. Когда-то немцы делали неплохие машины.
– Ну тогда, друг мой, до свидания. Выходим на связь через три дня.
– Если только карта спутниковой связи в конспиративном укрытии сработает как надо. В любом случае не беспокойтесь. Так или иначе, а сообщение я передам.
– Очень хорошо, – Ким кивнул. – Спасибо, Сальмуса. Спасибо, Дэ Хен. Ты сослужил неоценимую службу мне и Корее.
Сальмусу охватила гордость:
– Моя служба еще не закончена, Чен Ын. Я буду выполнять возложенные на меня обязанности, пока буду нужен Родине. Благодарю за оказанное доверие, Блистательный Товарищ.
И тут Ким сделал то, чего Сальмуса вовсе не ожидал. Диктатор поднял указательный палец, тот, что порезал много лет назад, и улыбнулся. Сальмуса кивнул и поднял свой. Шрамы давным-давно исчезли, а вот память осталась навсегда.
Они еще раз попрощались и выключили связь.
Сальмуса взглянул на часы. 23:30. Пора начинать.
Командование воздушно-космической обороны Северной Америки, более известное как НОРАД, обеспечивало раннее предупреждение воздушной и космической атаки, неприкосновенность воздушной границы и оборону как Соединенных Штатов, так и Канады. Расположенный в глубине горы Шайен в Колорадо, объект оставался на службе даже после значительного сокращения американской армии. Командующий НОРАД также возглавлял Северное командование Вооруженных сил США, обеспечивающее защиту с воздуха, земли и моря материковой части Штатов, Аляски, Канады, Мексики, а также Мексиканского залива, Флоридского пролива, Багам, Пуэрто-Рико и американских Виргинских островов.
Хотя штат сотрудников был в значительной степени сокращен как в НОРАДе, так и в Северном командовании, минимально допустимый наряд из пятнадцати человек контролировал спутниковые коммуникации, перемещения в воздушном пространстве и системы раннего оповещения.
В часовом поясе горных штатов наступила половина первого ночи. Старший дежурный аналитик капитан Джеффри Петерсон наблюдал за корейским спутником К-101. С того момента, как спутник занял орбиту над территорией США несколькими часами раньше, Петерсон передал соответствующие донесения в Пентагон и своему непосредственному начальству. Похоже, всем было наплевать. Спутник прошел над территорией США бессчетное количество раз с тех пор, как корейцы запустили его в 2023. Всем было известно, что его цель – закрыть брешь в разваливающейся сети спутников, обеспечивающих систему глобального позиционирования. И К-101 выполнял свои обязанности. За последние полгода мировая GPS-картография совершила качественный скачок. Что ж, кое в чем корейцы оказали миру огромную услугу.
Тем не менее, сегодня спутник не мог не вызвать у капитана Петерсона обеспокоенности: он не перемещался уже три часа. Он замер на геостационарной орбите в трехстах милях над городком Ливан в штате Канзас, неподалеку от пересечения трасс «АА» и «К-191». Над местом, считавшимся географическим центром материковой части США. В штатном режиме работы спутник находился в движении.
Сержант Мелисса Дэвис отвернулась от своих мониторов, на них все равно не было ничего интересного, и спросила босса:
– Джефф, ты все мандражируешь по поводу этого спутника?
Петерсон нервно шлепнул ладонью по столу и хлебнул полуостывшего кофе:
– Не понимаю я, чего он там завис. Может, у них что-то поломалось?
Дэвис поднялась, встала за спиной у Петерсона и посмотрела через его плечо:
– И как давно, ты говоришь, он там торчит?
– Да уже четвертый час пошел.
– Ты связался с Пентагоном? И с командующим?
– Ну, вообще-то я доложил заместителю командующего. Он сказал не обращать внимания.
– А из Пентагона ответа нет?
– Там сейчас за полночь. До утра – только охрана и дежурные.
Внезапно все мониторы в центре погасли. Тринадцать аналитиков одновременно удивленно вскрикнули.
– Что это такое? – изумился Петерсон. Он принялся крутить настройки. – Мы отрезаны от сети! Кто-нибудь в сети? – спросил он коллег, поднимаясь из кресла.
Нет, отрезаны оказались все.
Он поднял трубку прямой связи и вызвал Министерство обороны.
В безмолвных коридорах Пентагона среди служащих ночной смены царила такая же паника. Все компьютеры в здании внезапно выключились. После секундного замешательства офицеры бросились на поиски причин неполадок.
То же самое произошло и в Белом Доме. Когда правительственная связь приказала долго жить, персонал перешел на интерком и телефонную связь внутри здания. Главу администрации президента разбудили и проинформировали. Он лично примчался в президентские покои Белого дома и разбудил главу государства.
В здании Эдгара Гувера у ФБР приключились хоть и меньшие по масштабу, но все-таки весьма значительные проблемы с компьютерами. Они потеряли доступ к базам данных по всему миру, а также связь с гражданскими подразделениями охраны порядка.
АНБ, где все держалось на компьютерах, было полностью парализовано. Сотрудники не сразу осознали серьезность последствий случившегося, поэтому один из охранников саркастически заметил, подняв трубку телефона:
– Я набираю номер, чтоб позвонить шефу. Какая ретро-фишка!
Обширнейшая компьютеризированная сеть ЦРУ оказалась отрезана от сохранившихся станций в Европе, Азии и на Ближнем Востоке.
Телефоны звенели по всему Вашингтону. Разбудили всех, в том числе кабинет президента, самых влиятельных конгрессменов. Правительство было лишено возможности связываться напрямую с командованием армии, военно-морского флота, авиации, морской пехоты, береговой охраны, национальной гвардии. Государственные службы были вынуждены обмениваться информацией только по телефону.
Отсутствие связи, а значит, невозможность получения и исполнения приказов – это еще полбеды. Из строя вышли межконтинентальные ракеты.
Вырубились многие сети, связанные с Федеральным управлением гражданской авиации США. Диспетчерские вышки по всей стране вдруг разом потеряли весь коммерческий воздушный транспорт – самолеты, бывшие в это время в воздухе. Пилоты переговаривались друг с другом и диспетчерами, но наземные радары сдохли. Короче говоря, самолеты летели вне сети. Сначала проблему не сочли такой уж страшной. Ночных рейсов не слишком много. Пилоты обучены управлять судами вручную и сажать самолеты без помощи диспетчеров. Все думали, что это какая-то неполадка, которую, без сомнения, скоро устранят.
Когда на Лос-Анджелес опустилась полночь, стало ясно, что американские военные и правительственные компьютерные сети пали жертвой неизвестно чьей, но серьезной и разрушительной кибератаки.
Может, и к лучшему, что простой народ не знал, что произошло. Нападению подверглись исключительно правительственные компьютеры. Непосвященные остались в полном неведении, что страна за несколько минут лишилась защиты. Настало время военного переворота.
00:05
Лос-Анджелес
После разговора с Сальмусой Ким Чен Ын, Блистательный Товарищ и Вождь Великой Корейской Республики, опустился в кресло в своем личном кабинете. Он погрузился в мысли, разглядывая карту Соединенных Штатов, висящую над рабочим столом. На важной точке в Канзасе была нарисована мишень. Над ней-то и висел спутник, который американцы называли К-110.
Ему предстояло изменить мир.
Двести пятьдесят лет Соединенные Штаты Америки играли ведущую роль. Им удалось опрокинуть могучую Британскую империю, превратив соединенное Королевство в бледную тень былого могущества. Америка дважды разгромила Германию. США раздавили даже императорскую Японию, оставив от Страны восходящего солнца груду развалин, превратив ее в услужливую пешку в своих руках.
Отец Ким Чен Ына, Ким Чен Ир, много раз бросал вызов Америке. Ему пришлось противостоять несправедливым санкциям и критике международного сообщества, которые последовали за ложными обвинениями касательно ядерной программы Северной Кореи. Из-за этого Южная Корея процветала, в то время как Северная чахла в бедности, имея доступ лишь к устаревшим технологиям.
Теперь все будет по-другому. С тех самых пор, как любимый сын взошел, чтобы сменить почившего отца, чтобы стать вождем Корейской Народной Демократической Республики, ему удалось переломить ситуацию. Объединив свою страну с Югом, он укрепил ее как финансово, так и в военном отношении. Он покорил Японию, извечного корейского врага и соперника. Он прибрал к рукам многие азиатские государства, чтобы образовать Великую Корейскую Республику. Ким Чен Ын вернул уважение к стране, прежде называвшейся Северной Кореей.
Медленно, но верно в непрошибаемой американской броне проделывались бреши. Заклятый враг родины Кима перестал быть жандармом планеты. Враг стал слаб и уязвим. Ким слышал как-то библейскую легенду о мальчике по имени Давид и великане по имени Голиаф. Еврейский мальчик ни в какое сравнение не шел со своим злобным и мощным врагом. Но Давид преподнес всем большущий сюрприз, поразив великана одним лишь выстрелом из пращи. Маленькое орудие против гигантского воина.
Сравнение так и напрашивалось.
Когда Корея захватила Японское аэрокосмическое агентство и в их руки попали ракеты MV, Ким Чен Ын понял, что его мечта вполне может стать реальностью. О чем мир не знал, так это о том, что у Кореи все-таки были компоненты ядерного оружия, когда инспекторов ООН допустили в страну. Просто эти компоненты хорошенько спрятали. Захватив недостающие материалы в Японии, Корея завершила титанический труд.
В 2023 году страна запустила спутник. Он вывел на орбиту Земли термоядерное устройство мощностью десять мегатонн. План состоял в том, чтобы взорвать этот заряд в трехстах милях над территорией США. Электромагнитный импульс, ЭМИ, прокатится волной по всей стране. Любая микросхема, попавшая под удар, сгорит.
Третья фаза.
Ким Чен Ын прекрасно знал, каковы будут последствия взрыва. Международное сообщество осудит Корею. Европейские союзники ринутся на помощь Америке, однако нельзя сбрасывать со счетов экономическую ситуацию в мире. Кроме Кореи никто не сможет организовать быструю помощь Америке. Им понадобятся месяцы, если не годы. Ну а к тому времени станет поздно.
Корейские боевые корабли уже бороздили тихоокеанские воды на пути к Гавайям. На точку они должны выйти через сорок восемь часов. Затем, используя Гавайи как базу, крупнейший в мире спецназ должен высадиться на западном побережье Соединенных Штатов. Воздушно-десантные подразделения захватят плацдарм в глубине континентальной территории. Важнейшей задачей ставился захват главных военных целей: военных баз, муниципальных административных центров, залежей природных ресурсов, таких, как, например, нефтеносные сланцы в Колорадо, для бурения которых у американцев нет технологии. Менее важные цели можно пока игнорировать, со временем они все равно будут захвачены, если, конечно, само население не возьмется оборонять такие объекты от корейцев.
Аналитики Кима заверили его: американское правительство не сможет взять ситуацию под контроль. После терактов на транспорте, продемонстрировавших неспособность государства защитить население; после кибератак, заставивших правительство и военных убедиться в собственной уязвимости и незащищенности, ЭМИ был призван отбросить Америку на уровень XIX века.
А уж что это значит, Ким Чен Ыну было прекрасно известно.
Это будет новый мировой порядок. И заправлять всем будет Корея.
Он поднял трубку и распорядился приступить к третьей фазе.
00:30
Лос-Анджелес
Уокер дрых на диванчике. «Джек Дэниэлс» сделал свое черное дело, Бен отрубился и провалялся без сознания весь вечер. Он упорно смотрел по телевизору новости о массовых терактах в метро, и в конце концов его сморил сон.
Настойчивый рокот привел Уокера в чувства.
С похмелья он не сразу сообразил, где находится, даже когда открыл глаза.
В доме царила кромешная темень. Света не было нигде.
Странные какие-то ощущения. По коже прокатилась эдакая вибрирующая волна. Она, что ли, его разбудила?
Телевизионная панель не светилась. Он не помнил, выключал телевизор или нет. Наверное, все-таки выключил.
Звук усиливался. Он шел откуда-то сверху, с неба. Что-то приближалось. Бессвязные образы в голове сложились, получился самолет.
Самолет?
Он сел слишком быстро. В голове грохнуло молотом. Со стоном он нырнул лицом в ладони и растер занемевшие щеки. Замерев на несколько минут, глубоко вдохнул несколько раз, сконцентрировался и встал. Бен побрел на кухню посмотреть, который час. Цифровые часы не светились. Бросив взгляд на компьютер, он увидел, что тот не работает. А ведь Уокер никогда не выключал его. Системный блок автоматически переходил в режим сна, но кнопка всегда горела.
Вот черт, нет электричества!
Его достали эти отключения света. Проклятущие электросети и водоканал Лос-Анджелеса! За последние несколько лет электричество отрубалось бессчетное количество раз. Обычно через несколько часов все удавалось починить, однако каждый раз это была катастрофа.
Гул в ночной темноте все приближался и усиливался.
Да, это самолет.
Уокер потряс раскалывающейся головой и проковылял к стеклянной двери на веранду.
Что за дьявольщина…
Весь город погружен в темноту. Нигде ни единого огонька.
Такого не должно быть: даже когда происходят перебои с подачей электроэнергии, всегда есть предприятия, целые районы, где работают резервные источники питания.
Ни черта себе «перебой»!
Гул в небе резко усилился.
Какого дьявола?
Уокер перегнулся через перила на веранде, опершись о них спиной, чтоб посмотреть на небо через обрез крыши.
Ничего.
Только нарастающий свист, словно что-то летит прямо на него.
А потом это что-то появилось над крышей.
Транспортный самолет, огни выключены, двигатели заглохли. Самолет падал на город.
Что сейчас будет!
Время словно замерло. Уокер не мог пошевелиться. Он в ужасе наблюдал, как темная крылатая тень, неуверенно покачиваясь с крыла на крыло, миновала верхушки холмов и понеслась к Голливуду, словно гигантский бумажный самолетик, парящий над землей.
У Уокера засосало под ложечкой. Тело покрылось гусиной кожей; он вцепился в перила, не в силах оторвать глаз от удаляющейся птицы-призрака. Гул стихал. Все было как в дурном сне. Лунный свет отражался на крыльях, подсвечивая самолет на черном фоне мертвого города.
Секунды шли. Уокер потерял крылья из виду и затаил дыхание.
Невероятных размеров огненный шар вырос на улицах города. Сполохи адского пламени залили небо, мгновенно написав перед Уокером панорамное полотно: «Голливуд без электричества».
Господи Боже…
Что это было?
Перегнувшись через перила, он увидел Гомесов. Они наблюдали за происходившим со своего двора.
– У вас, ребята, все в порядке?
Руди Гомес махнул ему рукой:
– Да. Что это было? Что вообще происходит? – прокричал он.
– Понятия не имею.
Никто не двинулся с места. Они стояли и смотрели на разливающееся огненное озеро. Грохот уже стих, оставив после себя зловещую ночную тишину.
Подождите-ка, а почему не слышно сирен?
Разве не должны мигом примчаться пожарные, полиция, «скорая»? Во время отключений электроэнергии на дорогах и шоссе всегда остаются автомобили.
С веранды Уокеру хорошо было видно маленький отрезок шоссе Голливуд. На «Сто первом» было полно машин, только они никуда не ехали, даже фары не горели.
Он опрометью бросился в дом, чуть не свалив по дороге кресло перед компьютерным столом, и пронесся на кухню. Сполохи пламени снаружи хорошо освещали комнату, и он быстро нашел то, что нужно. Уокер пошарил в ящике стола и выудил бинокль. Затем выбежал из дома, приложил окуляры к глазам и направил бинокль на небольшой видимый участок шоссе.
Конечно, машины просто стояли на дороге. Около машин толпились люди, некоторые держали в руках мобильники, однако по жестикуляции было ясно, что связи нет. Похоже, многие машины были разбиты, словно их водители внезапно потеряли управление и смогли остановиться, только врезавшись в впереди идущую машину. Как машинки в парке развлечений, когда поездка заканчивается и электричество выключают.
Уокер направил бинокль на пламя авиакатастрофы. Самого места столкновения с землей не было видно, но, исходя из угла обзора и места пожара, Уокер предположил, что самолет упал на Беверли-Хиллз.
Какой ужас. Сколько человек могло погибнуть? Сколько вообще пострадало? Где службы спасения?
Он водил биноклем по всему, что было более-менее освещено. Машины стояли, как и прежде, на дорогах и улицах, врезавшись бампер в бампер, в дома или фонарные столбы. Пешеходы орали друг на друга, размахивали руками в бессильной ярости.
Уокер вернулся домой и взял мобильный. Тот не работал. Тогда он снова вышел на веранду, провел биноклем по всему горизонту, приметив небольшие пожары то тут, то там. Над пожарами вздымались столбы дыма, уходя в лунное ночное небо.
И ни одной электрической лампочки. И мертвецкая тишина, если не считать потрескивания пламени пожаров.
Вскоре, однако, тишина сменилась криками, доносящимися издалека.
Весь мир сошел с ума, а у меня башка трещит от адского похмелья.
Неужели все-таки корейцы?
Как же мы были слепы.
Долбанное правительство все прощелкало. А может, они и знали, да только предпринимать ничего не стали. А может, просто не смогли ничего поделать. Пожалуй, эти твари просто застали всех врасплох. Как япошки в Перл-Харборе почти сто лет назад.
А я-то, я-то чем занимался все эти драгоценные часы перед катастрофой? Сидел на заднице да нажирался. Я, наверное, целую бутылку виски прикончил. Так напился, что и сам не помню, – знаю только, что бутылка была пуста, когда попалась мне на глаза. Валялась себе на полу около диванчика.
Кругом черт знает что творится. Черт, поверить не могу, что это все на самом деле. Это просто конец света.
Долбанные корейцы. Долбанный президент. Долбанный конгресс. Все и все долбанное…
Господи. Я-то думал, запишу свои мысли, и меня отпустит. Черта с два. Только хуже стало. Все, пока бросаю писать.
Всех к черту. И меня до кучи.
Сальмуса засел в так называемой «конспиративной квартире». На самом деле речь шла о самом обычном, ничем не примечательном двухэтажном особнячке, стоящем в нескольких минутах ходьбы от дома в Ван-Найсе, где он когда-то жил с Кианной. Он купил его год назад и кое-что переделал с учетом будущих требований.
Для начала защитил гараж от ЭМИ. Там стоял заправленный «фольксваген» 1974 года выпуска. Машина была на ходу, садись и езжай. Несколько канистр бензина по пять галлонов было припрятано за запертыми воротами.
В самом доме, на всякий случай, было припасено еды и питья на несколько недель. Правда, Сальмуса знал, что оставаться здесь долго не придется. Самое главное, в доме работали три генератора. Поэтому в доме был свет, работал холодильник и новейший, защищенный от ЭМИ компьютер. Сальмуса был уверен, что покинет дом раньше, чем в генераторах кончится бензин.
В компьютере стояла карточка связи с корейскими спутниками. Шестнадцатого января, когда хаос овладел городом, Сальмуса прибыл на «конспиративную квартиру» и первым делом опробовал компьютер. Карточка спутниковой связи работала только в определенное время суток, когда спутник проходил над северной Америкой. Тогда у него появлялось «окно» на три-четыре часа для связи с коллегами в Корее и с самим Ким Чен Ыном.
Блистательному Товарищу нравится, как идут дела. Пока Америка горит, Народная Армия пересекает Тихий океан на крейсерах, захваченных у японцев и южнокорейцев. Через шесть дней они должны высадиться в Калифорнии. Вчера, восемнадцатого, корейские войска высадились на западном побережье Гавайи. Сухопутные войска быстро смешались с гражданским населением, и к концу дня Перл-Харбор уже был корейским.
Правительство на материковой части США даже не узнало об этом.
Сальмуса получил доклад о том, что судно с «грузом» ошвартуется в Перл-Харборе по плану на следующий день, двадцатого. Груз, насколько ему было известно, представлял собой ядерное устройство высокой мощности. План состоял в том, чтобы разместить устройство в кузове грузовика на одной из центральных площадей Гонолулу. Пусть оно там стоит, пусть люди смотрят. Даже и охранять не надо. Послание было ясным: как только военные узнают о захвате базы, им придется сложить оружие, иначе Гавайи с миллионным населением последуют по пути аттола Бикини.
Он приготовил себе плотный завтрак на плитке, подключенной к одному из генераторов. Сальмуса вспомнил о трупе Кианны в их доме. Эта страна была сейчас вся усеяна трупами. Сотни, может, тысячи погибших на дорогах, когда ударил ЭМИ. Упавшие самолеты погребли под своими обломками и пассажиров, и несчастных на земле. Американцам еще повезло, что Блистательный Товарищ распорядился взорвать спутник ночью, когда большинство населения спало. В противном случае количество жертв оказалось бы неизмеримо выше. Ким Чен Ын продемонстрировал величайшее сострадание и милосердие. Цели уничтожить как можно больше американцев он не ставил. Однако у любого действия есть побочный эффект, и тут уж ничего не поделаешь.
Сальмуса захватил с собой чашку кофе и отправился в спальню наверху – там у него был оборудован кабинет. Включив компьютер, роскошь, которую в этот момент мало кто из американцев мог себе позволить, он открыл защищенный почтовый сервер и обнаружил там письмо из Кореи. Сальмуса счастливо улыбнулся: отправителем был сам Блистательный Товарищ. Открыв письмо, он прочел:
«Позволь поздравить тебя еще раз с прекрасно выполненной работой. Твоя служба Великой Корейской Республике выходит за рамки обычного долга. Хотя, конечно, в ВКР нет рамок долга.
Дэ Хен, я горжусь, что ты мне как брат.
Мне не нужно напоминать тебе, что сейчас ты должен залечь на дно и не высовываться. Приготовления к операции «Водяная змея» идут полным ходом. Как только Корейская народная армия захватит плацдарм в США, с тобой свяжутся, и ты получишь дальнейшие инструкции от Генштаба. Командование операцией «Водяная змея» я могу доверить только тебе. В приложении – закодированные секретные документы. Изучи их. Ты должен ознакомиться с топографией реки Миссисипи с севера на юг и знать ее как свои пять пальцев.
Надеюсь, скоро встретимся, Сальмуса. Береги себя».
Сальмуса был горд и счастлив. Он знал все об операции «Водяная змея», однако и представить себе не мог, что Ким поставит командовать его. Это был важнейший шаг в процессе оккупации Соединенных Штатов Кореей. Предприятие было сложным и опасным.
Он тут же загрузил документы и распечатал их. Времени было – вагон и маленькая тележка, но лучше не откладывать и браться за дело сразу. Пока ждал распечатки, услышал на улице выстрелы. Сальмуса встал и подошел к окну спальни. Окно выходило на улицу. Он осторожно отодвинул штору, чтобы увидеть, что происходит.
Двое верховых полицейских проскакали под окном, они явно кого-то преследовали. У одного из них было оружие.
Сальмуса уже имел удовольствие наблюдать здешних полицейских. Служебные машины стояли на приколе, и многие копы пересели на лошадей в безуспешной попытке сохранять закон и порядок. То было безнадежное дело. Хотя нынешнее жилье Сальмусы и располагалось неподалеку от относительно безопасного Ван-Найса, вокруг кишмя кишели мародеры, вандалы и ворье. Повсюду были расклеены объявления, мол, пойманные за попытку взлома будут убиты на месте.
Кореец покачал головой и отошел от окна. Затем достал листы бумаги из принтера, сел и принялся за чтение.
Не знаю, как описать словами все, что я видел за последние три дня. Я даже не пытался ничего записывать в дневнике после ЭМИ – все это время я был занят выяснением, что же все-таки произошло.
Да, это был ЭМИ – электромагнитный импульс, произошедший в результате термоядерного взрыва. Никто почти ничего не знает и сейчас, а узнать, что происходит в других концах страны, не представляется возможным. Ходят слухи, что это дело рук корейцев. Я так думаю, что эти слухи ничем не лучше и не хуже других. Представить не могу, у кого на такое рука смогла подняться. Я уже язык сломал за долгие годы, объясняя всем вокруг, что корейцы – враг мира номер один. Наше тупое правительство признало угрозу, но сделать они все равно ни черта не сделали. По справедливости говоря, они, скорее всего, и не смогли бы ничего поделать. У нашей страны нет сейчас ни сил, ни возможностей, которые были когда-то.
Ну так вот, первый день, шестнадцатое января, был просто кошмаром. Уверен: вся Америка наделала в штаны. Во всяком случае, весь Лос-Анджелес. Люди проснулись утром и испытали сильнейший шок. Только представьте: ни электричества, ни воды. Дерьмо в унитазе не смоешь. Машину не завести – вся проводка сгорела. Телефоны не работают, ни мобильные, ни проводные. Газовые плиты и нагреватели не работают. Ясное дело, ни электронную почту не проверить, ни в сеть не выйти, ни, естественно, компьютер не включить. И это только домашние цветочки. А выходишь из дома – и начинаются кошмарные ягодки.
Попробуем сходить на работу? Если, конечно, у вас есть (в смысле – была) работа. Можно пешком, можно автостопом. Можно вообще не ходить. Но если уж добрались до нее, то видите: контора закрыта. Электричества-то нет. Поэтому прямиком в банкомат, хоть наличность снять. А что там? А там тоже нет электричества. Банкомат не работает. Бабки ваши застряли, заморожены в банке, который, естественно, закрыт.
Идем в ближайший продуктовый. О чудо! Магазин открыт. Полиция пытается удержать покупателей в общей очереди, что растянулась на весь квартал. Принимают только наличность. Кредиткой можете подтереться. Недовольных знакомят с дубинками, так что лучше держаться отсюда подальше. К тому же не пройдет и суток, как здесь ничего не останется.
Вот и все, что мне удалось разведать за первый день.
На следующий день, семнадцатого, я решил попытать счастья и пройти пару миль по холму в сторону Голливуда.
Оружия у меня нет, но захватить что-нибудь все равно надо было, хотя бы нож, биту или молоток. Не много же мне удалось пройти… Вскоре я наткнулся на рассерженную толпу народа. Бульвар Голливуд – сплошной дурдом. Мародеры грабят магазины, хватают и тащат всё, что попадается под руку. Винные магазины пострадали больше всех. Народ пытается штурмовать запертые банки, однако в сейфы им не пробиться.
Везде, куда ни посмотришь, дороги перегорожены заглохшими или разбитыми автомобилями. Словно ребеночек-Годзилла играл своими машинками и грузовичками, да потом высыпал их на пол одной кучей – вот как все это выглядит.
Полицейские из кожи вон лезут, пытаясь взять толпу под контроль. Я успел вовремя и увидел, как в толпу полетели гранаты со слезоточивым газом. Говорят, в центре Лос-Анджелеса толпа стащила с лошадей троих копов. Не знаю, что с ними. Наверное, забили до смерти. Могу только представить, что творится к югу от Лос-Анджелеса, где и без того криминогенные районы.
Домой я рванул так, что только пятки сверкали. Вполне достаточно приключений для одного дня. На некоторое время хватит запасов моей кладовки. Может, на неделю. Надеюсь. К несчастью, содержимое холодильника скоро протухнет. Зашел к Гомесам посмотреть, как они там. Луиза говорит, у Руди депрессия и он не вылезает из постели. Спросил, есть ли у них еды хоть на несколько дней. Напрямую она не ответила, однако, похоже, у них все в порядке. Чувствую, волнуется она в основном из-за мужа. Детишки вроде ничего, только напуганы.
А знаете что? Я тоже напуган.
Вечером по Голливуд-Хиллз промчался полицейский на лошади. Он объявил в ручной громкоговоритель, что выходить из дома строго воспрещается. С восьми вечера до семи утра вводится комендантский час. Мародеров будут стрелять на месте. Любому, кого застукают на улице после наступления темноты, не поздоровится. Сначала накажут, и только потом будут вопросы задавать.
По городу расползаются пожары. Сейчас зима и не особенно тепло. Некоторые пытаются развести костер прямо в домах, даже там, где нет камина. Естественно, все заканчивается пожаром и головешками вместо дома. Часть таких пожаров, конечно, на совести поджигателей.
Не хочу даже думать, как сейчас живется людям в северных городах вроде Чикаго или Нью-Йорка.
Боже, неужели настал судный день? Неужели именно об этом рассказывается в Книге откровений?
На следующий день, восемнадцатого, я решил пройтись в другую сторону. Думал, в придорожном гипермаркете все цивилизованней. Круглосуточный магазин оказался пуст, разграблен до основания. Бензозаправку сожгли. Вокруг бродят горожане с пустыми глазами. Видел, как плачут взрослые люди.
Встретил одного знакомого копа, я ему в свое время, работая в редакции, подкидывал деньги за информацию. Фамилия Макдэниел, имени не знаю. В общем, он меня узнал и мы поболтали. Он выдал мне брошюрку, отпечатанную муниципалитетом. Такие раздаются по всему городу. Из нее-то я и узнал об ЭМИ. В брошюрке рассказывалось, что над территорией Соединенных Штатов произошел ядерный взрыв. Поскольку ни у кого не было точной информации, то все это были лишь домыслы. Но, вероятно, какой-то дипломированный умник что-то просчитал, мэр согласился, и рукописные копии сотен таких брошюрок потихоньку, с помощью полиции расползались по городу.
Фактически дело обстоит так: системы диспетчерского управления и сбора данных отказали. Эти системы управляли передачей и распределением электроэнергии, водоснабжением, нефтегазовыми трубопроводами по территории США. К тому же, вся энергосистема рухнула. Когда понимаешь, насколько зависимы от этих систем ежедневные мелочи жизни, осознаешь, в каком глубочайшем дерьме мы оказались.
На то, чтобы все починить, уйдут месяцы, а может, даже годы.
А теперь хорошие новости: починить МОЖНО!
Брошюра обращалась ко всем механикам и электромонтерам незамедлительно пройти по указанным адресам в городе и приступить к работе. Автомехаников просили заняться системами зажигания автомобилей. Мэр также просил волонтеров помочь со всевозможными другими задачами: оказанием медицинской помощи, уборкой улиц, приготовлением пищи.
Я спросил Макдэниела, что происходит в остальных районах Лос-Анджелеса, например на юге. Он лишь покачал головой. Банды там совсем распоясались. Одна группировка убила уже нескольких верховых полицейских.
Он также рассказал, что по городу уже ездят машины. Либо они хранились в экранированных помещениях, либо у владельцев были необходимые запчасти и люди сразу отремонтировали свои машины. Полиция, по его словам, возвращалась к антикварным автомобилям – их легче ремонтировать. К сожалению, таких машин в ремонтопригодном состоянии не так уж много. Я похвастался, что у меня есть мотоцикл и чинить в нем нечего. Магнето «Спитфайра», две свечи зажигания да генератор для зарядки аккумулятора не могли пострадать от ЭМИ. Перспектива сесть на транспорт меня взбодрила, если в этой ситуации вообще можно взбодриться.
Макдэниел рассказал мне об авиакатастрофе в Беверли-Хиллз. Множество знаменитостей лишились своих особняков и жизней – жертвами стали около 650 человек. Макдэниел также сказал, что это была не единственная авиакатастрофа той ночью. О том, что произошло в других городах и штатах, можно только гадать, но вот вблизи от лос-анджелесского международного аэропорта рухнуло немало самолетов, и последствия катастроф ужасают. Пилоты делали все, чтобы довести машины до полосы, пытаясь сесть хотя бы жестко; удалось это только одному экипажу, но на борту все равно никто не выжил. По меньшей мере пять аэробусов рухнули на жилые кварталы. Два перелетели аэропорт и упали в Тихий океан в районе Эль Сегандо. Частный «Гольфстрим» с одним из баскетболистов лос-анджелесских «Лейкерс» спикировал прямо на знаменитый пирс в Санта-Монике.
Макдэниел мог перечислять дурные новости до бесконечности. Повсюду на улицах доставалось людям с азиатскими чертами лица. Охотились, конечно, за корейцами, но на орехи получали все: японцы, вьетнамцы, китайцы. Азиатам выходить на улицу стало смертельно опасно. Прошлым вечером, как сообщил мой знакомый, толпа белых ворвалась в корейский квартал и сровняла его с землей. Поджигали магазины и рестораны, вытаскивали корейцев из домов и нескольких даже линчевали. Макдэниел опасался, что мы на грани межнациональной войны. Он считает, что полиция не будет и пытаться наводить порядок к югу от Джефферсона и востоку от Санта-Барбары, поскольку дело это гиблое.
Все оказалось еще хуже, чем я предполагал.
Ну а что же нормальные, миролюбивые, разумные люди вроде меня? Как нам справиться с этим безумием?
Ситуация казалась совершенно безнадежной.
Парки наполнялись беженцами. Думаю, это правильное слово. Представляете, каково это, стать беженцем в собственном городе? Гриффит-парк превратился в палаточный лагерь, правда, безопаснее там от этого не стало. Вооруженные дружинники посменно охраняют лагерь. Полиция сквозь пальцы смотрит на людей с оружием, если они выглядят «нормально» и вооружены, чтобы защитить свои семьи.
Тем не менее, отовсюду слышна пальба. Словно мы опять на Диком Западе. Макдэниел рассказал, что в некоторых городских районах уже избрали местных шерифов и их заместителей. Обязанность новой власти – гнать из своего района всех неместных. Полиции одной уже не управиться. Есть надежда на помощь резервистов из Национальной гвардии, но это дело нескорого будущего. Администрация пока занята налаживанием связи.
Я не мог успокоиться всю дорогу домой, я просто пылал яростью; однако верх стали брать иные эмоции.
Из брошюрки Макдэниела выходило, что есть еще люди, которым не наплевать на происходящее, получается, что действия предпринимаются. За пять минут всего не восстановишь, препятствия на пути чудовищны. Для их преодоления требуется сотрудничество и добрая воля каждого. Сейчас нельзя быть эгоистом.
Так чем, по-вашему, я занялся на следующий день, восемнадцатого? Да ничем. Сидел дома и ныл. Оплакивал себя и всю Америку. Сегодня двадцатое. Пожалуй, спущусь в гараж, поковыряюсь со «Спитфайром». Может, починю. Что делать с ним потом, не знаю. Наверняка на улице меня остановят и попытаются отобрать мотоцикл. Меня, скорее всего, просто прибьют.
Где президент? Чем он сейчас занимается? Жив ли он? Восточное побережье так далеко, черт знает где. Там все что угодно могло случиться. Может, северокорейцы сбросили ядерную бомбу на Вашингтон или Нью-Йорк. А мы и не знаем.
Неужели корейцы, если это, конечно, они, думают, что им все сойдет с рук? Чего они добиваются? Просто поверить не могу, что они планируют настоящее вторжение. Это же абсурд. Конечно, я знаю, что у них – самая большая действующая армия в мире. Но Америка-то огромная страна.
Да нет, этого не может быть.
Вот я сижу, пишу все это, скучаю по компании бутылочки виски и начинаю потихоньку думать: на самом деле это очень даже может быть.
Корейцы вряд ли все это с нами проделали для того, чтобы просто развернуться и оставить нас в покое сейчас.
Иначе, в чем смысл?
Через неделю после электромагнитного импульса в Лос-Анджелесе царила анархия. Все, на чем держалось общество, рухнуло. Первобытные отношения завладели городом за семь дней.
Выходить на улицу стало смертельно опасно. Воровские шайки бродили по улицам, грабя и убивая всех, у кого могли быть еда и вода. Полиция почти совсем опустила руки. Битву за порядок проиграли. Без патрульных машин, оборудования, радиостанций и персонала у полиции были настолько связаны руки, что многие служащие просто плюнули на долг и отправились по домам.
Без электричества больницы не могли помочь больным и раненым. У пациентов, жизнь которых зависела от аппаратов, не было ни единого шанса. Люди гибли сотнями ежедневно. Страх заражения, распространения болезней отпугивал врачей и медсестер. Словно средневековая чума, «черная смерть», ворвалась из прошлого в наши дни, и не нашлось желающих рискнуть подцепить ее.
Еще одной проблемой, связанной с санитарией, стали груды трупов по всему городу. Трупы лежали в домах, валялись на улицах, сидели в разбитых автомобилях. Санитарные бригады просто не успевали убирать погибших и надлежащим образом хоронить. Для бездомных собак настал праздник. Школы закрыли, школьные здания превратили в морги. В конце концов, мэр подписал указ: массово кремировать трупы, укладывая пирамидами на школьных футбольных полях. Опознавать людей даже не пытались. Невыносимая вонь распространилась по всему городу.
В тюрьмах невозможно стало управлять узниками, а их жестокость проявилась в полной мере. Когда импульс ударил, заключенные находились в камерах. Замки камер приводились в действие электричеством, по-другому их было не открыть. Преступникам пришлось постоянно сидеть взаперти, что им, конечно же, не понравилось. Уже через пару дней они дали об этом понять. К тому же, кухни не работали, поэтому зэки голодали. Те, что посильнее, забивали слабых насмерть. Перед лицом неразрешимой ситуации охранники предоставляли своих подопечных самим себе – пусть умирают или спасаются как могут. Естественный отбор – выживают сильнейшие.
Через неделю городские власти перестали делать вид, что управляют ситуацией. Зарплаты никто не получал, да и как платить? С тех пор как банки парализовало, люди работали на общественных началах. Уборка трупов с улиц и доставка их в импровизированные морги, была самой неблагодарной и омерзительной работой. Не одна добрая душа, руководствуясь благими намерениями, принималась за этот тяжкий труд; однако через пару дней ломались самые крепкие. Так что сначала из игры вышла полиция, а потом и избираемая администрация подняла лапки и отошла в сторону.
Никто ничем не управлял.
Уокер просидел несколько дней взаперти, не рискуя покидать дом. Выходил только подышать, правда, и подышать не удалось. С каждым днем вонь становилась все сильнее. Городские службы не работали, на санитарии можно было ставить крест. Ветер со стороны Голливуда нес запахи канализации. Уокер слышал, что в городе распространяют переносные нужники, однако транспорта для вывоза фекалий не было, так что процесс очистки стал долгим и тяжелым. Ему и самому пришлось выдумывать, как избавляться от отходов.
Уокеру повезло, у него и перед домом, и позади имелся какой-никакой дворик. Он копал ямы на заднем дворе и зарывал отходы там. Вероятно, другие владельцы домов поступали так же, однако многие тысячи жителей Лос-Анджелеса жили в квартирах. Что им было делать? Население города и разросшихся пригородов составляло восемнадцать с лишним миллионов человек. За семь дней столько народу производит немало дерьма.
Чего уж тут удивляться запахам.
Он поработал над мотоциклом. Все нужные запчасти и инструменты нашлись в гараже. Однако, поскольку мотоцикл был старой модели, чинить особо ничего и не пришлось. На третий день ковыряний в железках все было готово. «Спитфайр» завелся в первого же тычка. Звук мотора нежной музыкой ласкал его слух.
Остаток дня Уокер провел в осмыслении открывающихся возможностей. Он проторчал дома уже целую неделю (или всего-навсего неделю?) и был сыт по горло.
Теперь, когда у него есть колеса, можно сорваться с места и оставить лос-анджелесскую вонь за спиной. Только вот куда отправиться? Вряд ли остальные штаты сильно отличаются от южной Калифорнии. Правда, пока сам не посмотришь, не узнаешь. А вдруг на востоке дела обстоят получше?
С другой стороны, как ему выжить на дороге? В бак «Спитфайра» входит четыре галлона бензина. Сможет ли он раздобыть бензин по дороге? Наличных почти нет. Да и нужны ли сейчас кому-нибудь деньги? Уокер также был уверен, что житье под открытым небом ему не понравится. Никогда не любил и не понимал все эти палатки, ни черта не знал, как выжить в лесу, под угрозой смерти не смог бы разжечь костер без спичек. Он городской парень, жертва удобств современной цивилизации. Руки у него растут из правильного места, он умеет обращаться с инструментом, однако избушку в лесу вряд ли построит.
День сменился вечером. Уокер решил: лучше сидеть на стреме. Дома ничего не работает, зато все знакомо. К тому же до сих пор, его никто не тревожил. Дом достаточно далеко от центра, воры и бездомные пока не добрались сюда, в холмы.
Может статься, такой день не за горами. Что тогда делать? Как защитить себя и свою собственность?
Несколько лет назад он подумывал о приобретении огнестрельного оружия. Ему тогда нужно было сделать репортаж из весьма неспокойного района города. Как же он сейчас жалел, что остался без оружия! Хоть на каплю, но оружие добавило бы шансов в его пользу в борьбе за выживание.
Бросив досужие рассуждения, он отправился на кухню, провести ревизию продуктовых запасов. Осталось лишь две коробки кукурузных хлопьев. Он ел их сухими. Терпимо. Три литра воды в бутылках. Печенья не осталось. Все, что было в холодильнике, съел. Даже все конфеты, что были дома, он съел.
Не густо.
Уокер вспомнил о Гомесах. Как они там? Несколько дней он не видел соседей. Вообще-то, остальных соседей он почти никогда не видел. Они и в доброе время не часто пересекались – дома стоят достаточно далеко друг от друга. А вот Гомесов не видеть несколько дней подряд было непривычно.
Решив поделиться с ними припасами, он захватил коробку хлопьев. Может, у них тоже есть какая-нибудь еда на обмен. Хочешь выжить – помогай друг другу, правда?
Уокер вышел из дома с коробкой хлопьев. Ему нужно было пройти по гравийной дорожке до дороги и там еще ярдов тридцать-сорок. Он обратил внимание, что со стороны холмов тянет вонью не так сильно, как от города.
Он подошел к дому Гомесов, остановился перед дверью. Постучал и крикнул:
– Руди? Луиза? Это я, Бен!
Тишина. Он попробовал снова. Опять безрезультатно. Неужели уехали? Гараж заперт, непонятно, стоит ли там их старый универсал. Уокер забарабанил по двери сильнее, и она неожиданно распахнулась. Замок был не заперт.
Уокер заглянул внутрь. В коридоре пусто.
– Руди? Луиза? – он не смог вспомнить, как зовут детей. – Есть кто-нибудь дома?
А, к черту, подумал он. Ничего страшного, если я войду. Может, у них на кухне есть какая-нибудь еда. Если соседи решили сорваться с места и бросить дом нараспашку, пусть уж лучше на кухню наведается друг, чем неизвестный бродяга.
Только он переступил порог, как в нос ударил резкий запах разложения. Его чуть не стошнило. Жужжали мухи.
Господи…
В глубине души он понимал, что ждет его там, в доме, но поверить в это было непросто.
– Руди? Луиза?
Уокер прикрыл рот и нос ладонью и медленно прошел в гостиную. Ужас обуял его, когда Уокер вошел в комнату. Он уронил коробку с хлопьями; его тут же стошнило прямо на пол.
Руди Гомес сидел в большом домашнем кресле. На месте головы торчали осколки в буро-серых потеках. Между колен был зажат дробовик.
Пережив приступ тошноты, Уокер прислонился к стене.
– Что же ты натворил, Руди.
Он вернулся в коридор. Было ясно, что ждет его в спальнях, но проверить все же было надо. Ноги отказывались слушаться.
Сначала – в спальню хозяев. Положив ладонь на ручку, Бен перевел дыхание и открыл дверь.
Луиза Гомес лежала на кровати. Ее мозги разлетелись по постели и стене.
Уокер закрыл дверь и перевел дыхание. Можно было и не заглядывать в детские, но дело надо было довести до конца. Оба ребенка Гомесов, мальчик-подросток и маленькая девочка, лежали мертвыми в кроватях.
Должно быть, отчаявшийся Гомес убил семью, а потом покончил с собой.
В голове не укладывалось.
Уокер кинулся в коридор, точнее, к выходу. Затем вспомнил, что обронил коробку с хлопьями. В других обстоятельствах он с воплями выбежал бы из дома. Или позвонил бы в службу спасения, а потом в ужасе убежал. Однако сейчас не время разбрасываться едой. Он набрался храбрости и вернулся в склеп, что был когда-то гостиной в семейном доме, и забрал коробку. Второй раз взглянуть на Руди Гомеса он не отважился.
Лишь вернувшись домой, он подумал, что куда более ценным приобретением стало бы ружье. Но вернуться на место преступления и забрать оружие? Ну уж нет! Ружье все было в засохшей крови Гомеса и еще бог знает в чем. Стараясь не думать об этом, Уокер упал на диванчик и уставился в выключенный телевизор. Он осознавал, что находится в шоке. Ад на улицах города, который Уокер мог наблюдать за последнюю неделю, оказался детским лепетом по сравнению с тем, что он увидел за дверью соседского дома.
И что теперь делать?
Да ничего.
Совершенно ничего.
А что можно сделать? Гомесы мертвы. «Скорая» не работает, звонить некуда. Полиции больше нет. Можно вырыть могилы на заднем дворе и похоронить их, но он не может заставить себя подойти к трупам. Они распухли и начали разлагаться. Наверное, Гомес убил их всех два или три дня назад. Там теперь рай для бактерий.
Нет, он совершенно ничего не собирается предпринимать.
И вот эта мысль ударила его сильнее других.
Он просто-напросто ушел с места отвратительной бойни, вернулся домой, плюхнулся на диван. Было бы у него холодное пивко – открыл бы банку, включил телик.
И как могла его бессмертная человечья душа скатиться в пропасть такого беспечного безразличия?
Уокер поднялся, открыл стеклянную дверь на веранду, вышел на воздух. Скоро стемнеет. Одинокие разрозненные огоньки города внизу были огнями пожаров. Тишина в воздухе скорее напоминала кладбищенский покой.
Настала пора что-то изменить.
Уокер созрел для перемен. Он сядет на мотоцикл и отправится на восток.
Что ж, я готов тронуться в путь. Не знаю точно, который час. Часы у меня тоже не работают. Сейчас, вероятно, либо почти полночь двадцать третьего, либо уже двадцать четвертое. Знаю только, что за окном темно. И хоть сейчас комендантский час, попытаю счастья.
Куда еду? Сам бы хотел знать. Пока просто на восток. Лишь бы подальше от этого Богом проклятого места.
Все, что мог, затолкал в рюкзак: оставшиеся бутылки с водой, пакеты с хлопьями, коробок спичек; небольшую аптечку с бинтами и жаропонижающим средством; бинокль, запасную одежду, туалетные принадлежности, которые счел необходимыми, крем от солнца, всякую кухонную фигню – чем поесть, пластиковые тарелки и чашку.
Металлический инструментальный ящик, спальник и две канистры бензина закрепил на заднем багажнике «Спитфайра». Собрал все необходимое, что смог разместить. Еще взял швейцарский армейский нож и единственное оружие, которое смог найти – здоровенный разделочный тесак, которым резал индейку на День благодарения. Разрезал холстину и сделал ножны, быстренько скрепив все степлером. Привязал над икрой правой ноги. Теперь, если придется, могу достать нож легко и быстро. Надеюсь, правда, до этого не дойдет.
Есть у меня бейсбольная кепка лос-анджелесских «Доджерс». Ее и надену. Не ахти какая защита от солнцепека, зато лучше, чем ничего. Может, где-нибудь по дороге найду сомбреро или что похожее.
Какой я молодец, что не выбросил бумажные карты Лос-Анджелеса и окрестностей! Они устарели, но основные дороги никуда не делись. На федеральные магистрали высовываться не буду. Там неприятностей точно не оберешься. Думаю доехать до шоссе 134, а там в сторону Пасадены и потом до Сан-Бернардино. Может, там получше. Даже не представляю, что меня там ждет. Там, в пустыне, есть заброшенная база морской пехоты Твентинайн-Палмз, к северу от Палм-Спрингз. Ее закрыли несколько лет назад, но, может, там есть беженцы? Может, там даже военные есть. Во всяком случае, это какой-никакой план.
Прощай, Лос-Анджелес. Надеюсь когда-нибудь вернуться. Хотя что-то мне подсказывает, мы прощаемся навсегда. Грустно бросать пожитки и дом, оставленный мне мамой. Никогда не думал, что до этого дойдет, но надо быть реалистом. Отсюда надо валить. Несмотря на то, что по городу еще ходят миллионы людей, его уже не существует, – я покидаю город-призрак.
Будущего здесь нет.
Уокер доехал до Глендейла окружными путями. Проехать сквозь лабиринт брошенных на всех улицах города автомобилей можно было только на мотоцикле, но и такой путь оказался не быстрым. Скорость приходилось держать до тридцати миль в час. На четырехколесном транспорте из трясины городских дорог было вообще не выбраться.
Он молился о том, чтобы не попасться на глаза копам, которые могли подстрелить его за езду во время комендантского часа. Еще страшнее нарваться на одну из бродячих банд, о которых он слыхал. Хотя в полуночной тьме шансы на его стороне.
Могильная тишина, могильная темнота. Только рокот двигателя «Спитфайра» нарушает безмолвие. Кроме луны и звезд, лишь одинокая фара мотоцикла.
Бодрящий ночной воздух. Уокер надел коричневую кожанку, перчатки, обмотал шарфом шею и рот, напялил солнцезащитные очки. Мотоциклетные очки были бы куда как лучше, – что увидишь ночью в черных очках? Но правильные очки он бездумно оставил в гараже.
Добравшись до Глендейла, повернул на восток, на шоссе 134. Впереди у обочины пылал костер. Вокруг толпились люди. Уокер поразмыслил: поискать объездной путь или рискнуть и проехать? Притормозил, переключил на нейтраль, порылся в рюкзаке, выудил бинокль. Приглядевшись к группе у костра, решил, что выглядят они вполне безобидно. Мужчины среднего возраста, скорее всего, бездомные. Вероятно, просто греются у костра. Уокер убрал бинокль и подъехал поближе. Участок шоссе был чист, в случае чего можно открутить ручку на полную. Когда он сравнялся с костром, бездомные закричали, замахали руками, видимо, изумившись транспортному средству на ходу. Они явно хотели, чтобы он остановился, но Уокер не сбросил газ. Языком чесать некогда. К тому же они могли оказаться вовсе не такими дружелюбными, как выглядели.
У Пасадены шоссе превратилось в федеральную трассу 210. Здесь было еще больше брошенных легковушек и грузовиков. Из-за этих препятствий пришлось сбросить скорость. Дорога до Аркадии заняла почти три часа. Уже занималась заря.
Уокер остановил железного коня по зову природы: надо было отлить. Останавливайся где хочешь: бескрайняя сеть брошенных автомобилей везде обеспечит «кустиками». Он притормозил у какого-то фургончика и пристроился по делу между ним и соседней машиной.
Не успел он застегнуть ширинку, как поблизости грохнул выстрел. Уокер дернулся: борт фургона поймал заряд прямо у его головы.
Вот тебе и останавливайся, где хочешь!
Уокер пригнулся и бросился к мотоциклу. Второй залп разнес стекло фургона. Прыгнув на седло, он повернул ключ и пнул кик.
Мотоцикл не завелся. Двигатель закашлялся в приступе эмфиземы. Выругавшись, Уокер обернулся. К нему неслись три фигуры. Он слышал радостное улюлюканье, словно преследователи почуяли завтрак.
Бен снова пнул кик. Двигатель схватил и тут же заглох.
Какого дьявола?
Следующий выстрел проделал дыру в запасной канистре. Драгоценный бензин полился на землю, словно открыли кран.
Уокер саданул по кик-стартеру в третий раз, и мотор ожил. Он открутил ручку до отказа, и «Спитфайр» пулей пролетел между машинами на дороге.
Преследователи злобно завопили, загрохотали выстрелы. Впервые в жизни Уокеру довелось удирать под огнем.
Он не сбросил газ, пока преследователи не превратились в пятнышки вдалеке. Руля аккуратнее, он снова «затошнил» со скоростью тридцать миль в час.
Уокер остановился лишь у Азусы, проверить, крепко ли досталось канистре. Он снял емкость и потряс ею. Пусто. Бросил на дороге и сел на мотоцикл.
По прикидкам, горючки оставалось меньше полбака. Вторая канистра помогла бы, но до завтра, если по дороге не заправиться, можно и не дотянуть. Расход у «Спитфайра» экономный только на высоких скоростях, а когда еле тащишься, жрет будь здоров.
Уокер поискал на карте альтернативный маршрут. Карта была не слишком подробной, без домов, только основные шоссе и дороги. В конце концов он решил не рисковать и не съезжать с федеральной трассы. Трудно сказать, с чем столкнешься на проселке, да и местность он не знает.
Ненадолго остановился позавтракать. Уокер поклялся расходовать припасы дисциплинированно и экономить пищу и воду. Пара пригоршней хлопьев не утолила голод, а только распалила. Глотнул воды и снова в путь. Когда совсем рассвело, Уокер обратил внимание, что людей на шоссе становится все больше. Все шли на восток. Разные по численности группы: мужчины, женщины, дети. Кое-кто с огнестрельным оружием. Уокер решил, что народ в основном самый обычный, просто, как и он, убираются подальше от городского кошмара.
Многие махали проезжавшему мимо мотоциклисту. Он махал в ответ.
К полудню Уокер добрался до Сан-Бернардино. Он решил проехать по петляющей трассе 210 на юг, а дальше по Десятой до Палм-Спрингз. А оттуда можно по шоссе 62 доехать до Твентинайн-Палмз и поискать учебный центр морпехов в Кэмп-Уилсон. Уокер был почти уверен, что его ждет заброшенная безлюдная дыра посреди пустыни, однако вдруг там все же есть какой-никакой личный состав, а с ним немного закона и порядка.
После Редлендса лабиринт брошенного транспорта на дороге стал пожиже. То есть их, конечно, осталось достаточно, чтобы ехать не быстрее сорока миль в час, однако уже и не скажешь, что дорога завалена хламом. Он весьма удивился, напоровшись на группу из трех мужчин и двух женщин на вполне себе рабочей «тойоте» модели начала девяностых. Они остановились, чтобы столкнуть с дороги мешавший проезду «БМВ». Уокер был потрясен, осознав, что им удалось продраться сквозь всю эту сеть неподвижных авто на трассе.
Он даже остановился и помог им.
Вместе, вшестером, они наклонили «бэху» на борт и столкнули в кювет. Образовался вполне достаточный для «тойоты» проезд.
– Премного благодарны, – сказал один из мужчин.
– А еды у вас нет? – поинтересовалась женщина.
– Извините, нет, – ответил Уокер. Он знал: если делиться с каждым встречным и поперечным теми крохами хлопьев, которые у него еще остались, обеда не будет.
В Морино-Вэлли Уокер проехал мимо воздвигнутой на скорую руку придорожной кафешки: мексиканцы успели подсуетиться. Они установили навес и передвижную тележку для торговли тамале. На здоровенном плакате значилось: «Лепешки тамале по десять баксов». Несколько забредших сюда клиентов уплетали лепешки с мясом за двумя складными столиками под плакатом. Похоже, мексиканцы делали деньги вполне честно.
Цена была несусветная, но от мыслей о тамале потекли слюнки. Уокер неделю не видел горячей пищи. Проехать мимо казалось выше сил. Чтобы не рисковать мотоциклом – можно легко остаться без колес – Уокер съехал с шоссе на ближайшей развязке, свернул к заброшенной бензозаправке и осмотрелся. На заправке было пусто. Пара полусгнивших тачек без колес, груды мусора. Он остановился, заглушил двигатель, противоугонной цепью соединил мотоцикл с мостом одной из машин. Пешком дошел до шоссе и проплелся полторы мили до столиков под навесом.
За одним из столиков сидела семья из трех человек: мужчина, женщина и мальчик лет шести. Два латиноамериканца постарше сидели за соседним столиком. Все увлеченно жевали, еда пахла божественно.
За импровизированным прилавком стояла мексиканская пара. Мужчина дружелюбно поприветствовал Уокера по-испански. Тот заказал один тамале. Лепешка была крошечной, но Уокер проголодался. Горячий тамале оказался манной небесной. Мексиканцы продавали еще и газировку в банках по пять баксов. Уокер решил: гулять так гулять!
Он подошел к семейной троице и спросил разрешения:
– Вы не против, если я сяду за ваш столик?
Отец семейства ответил:
– Пожалуйста, садитесь.
Уокер сел на противоположной от них стороне стола, открыл газировку и глотнул. Даже теплая, кола казалась нектаром богов. А потом горячий, свеженький тамале – совершенство! Ел он неторопливо, смакуя каждый маленький кусочек, чтобы продлить сладостное мгновенье.
– Куда путь держите? – поинтересовался мужчина.
– Я и сам не знаю, – честно ответил Уокер.
– Я заметил, вы пришли с востока. Откуда вы?
– Да я… – он хотел было рассказать, что приехал из Лос-Анджелеса, но потом решил не раскрывать тайны владения мотоциклом. – … я живу здесь поблизости, в Морино-Вэлли. Всю неделю держался, денег не тратил. Но в конце концов жажда горячей еды победила. И вот я тут.
– А правда, что здесь полно бандитов?
Уокер не знал, как правильно ответить.
– Бандитов?
Муж взглянул на жену и кивнул:
– Мы слышали, отсюда до Палм-Спрингз орудуют банды мотоциклистов. Преступников. Останавливают людей на дороге, грабят их. А если те сопротивляются, убивают.
– Или хуже, – добавила жена.
Он понял, что она хотела сказать.
– Я таких не встречал. У них мотоциклы на ходу?
Мужчина отхлебнул своей газировки и ответил:
– Многие уже справились с ремонтом своих авто. Со старыми моделями это совсем не трудно. Это новые, набитые всякой электроникой – настоящая беда.
– Сколько же времени уйдет, чтобы все стало как прежде?
Мужчина бросил на Уокера удивленный взгляд:
– О чем вы говорите! Как прежде не станет никогда. Северокорейцы уделали нас по полной.
– Вы уверены, что это корейцы?
– Да. У меня приятель в Бербанке. Мы, кстати, оттуда. У него любительская радиостанция в подвале. ЭМИ ее не пожег. Он рассказал, что время от времени ловит передачи от Чрезвычайной радиовещательной службы. Я уж и не знаю, как им удается передавать сообщения при том, что вся радиовещательная сеть в стране лежит. Скорее всего, где-то остались защищенные передатчики. В момент импульса они оказались в подвалах или еще где-то. Как бы то ни было, он говорит, по сообщениям из Вашингтона, во всем виноваты корейцы.
– Я сразу был в этом уверен, – похвастался Уокер.
– По слухам, они уже высадились на Гавайях.
– Не может быть!
Собеседник пожал плечами:
– За что купил, за то и продаю.
Уокер дожевывал лепешку в полной тишине. Когда со скудной пищей было покончено, он поинтересовался:
– А вы, ребята, куда направляетесь?
– Хотим добраться до Феникса. У Нэнси там семья.
Он показал на жену.
– Кстати, меня зовут Бен Уокер.
Он протянул руку. Семью звали Паттерсоны. Уокер искоса взглянул на пару латинос за соседним столом. Доев, те закурили сигареты, ни разу не взглянув в сторону белых американцев. Не удивительно. За последние два десятилетия межрасовые отношения в Лос-Анджелесе и вокруг него совсем испортились. А во всем виноваты антииммиграционные законы и, как следствие, взаимная вражда людей с разным цветом кожи. Какая теперь разница, подумалось Уокеру. То, что теперь происходит в Америке, ударит и по Мексике, и по Канаде, не говоря уже обо всем остальном мире. Сейчас как никогда важно ладить друг с другом, а не враждовать.
Уокер поднялся выбросить мусор, как вдруг все повернулись на звук мотоциклетных двигателей. Звук доносился с востока, от второстепенной дороги, примыкавшей к магистрали.
– Черт! – Паттерсон нахмурился.
Нахмурился он не зря. То была банда, семеро крутых парней на «Харлеях». Татуированные с ног до головы, здоровенные, с автоматами.
Срань господня.
В кафешке все замерли.
Предводитель показал рукой: остановка. Мотоциклисты съехали с дороги, сбросили скорость и остановились у тележки с тамале.
– Ну, что я говорил? – прошипел Паттерсон.
– Тише, – прошептал Уокер в ответ.
Грязные и засаленные байкеры последний раз мылись, похоже, задолго до ЭМИ. Воняло от них так, что даже на свежем воздухе было невыносимо. Главарь отличался от остальных отсутствием глаза и косухи.
– И что это у нас тут? – проревел он. – Тамале! Братва, обедаем! Я угощаю!
Шумная и радостная «братва» слезла с мотоциклов. Уокер взглянул на мексиканскую пару за лотком. Те неуверенно улыбались мотоциклистам. Одноглазый подошел к лотку, пока его дружки занимали позиции. Двое стояли «на шухере», оглядывая дорогу в оба конца. Парень с рябой рожей держался возле вожака. Остальные трое направились к посетителям за столиками.
– И сколько у тебя там тамале, амиго? – спросил главарь.
Хозяин поднял крышку не лотке с продуктами и пересчитал. Он ответил по-испански.
– Прости, я что-то не расслышал. Ты ведь американец? Вот и говори по-английски.
Этого мексиканец сделать не мог.
За него ответил Уокер.
– Он говорит, что осталось двадцать три.
Одноглазый медленно повернулся к Уокеру и окинул его долгим, тяжелым взглядом. Уокер понял, что лучше сидеть и помалкивать.
– Спасибо, друган. Ты, видать, из этих, которые всем приезжим страшно рады. Даже язык их знаешь, и вообще. – Он снова повернулся к продавцам. – Мы берем все тамале и всю газировку. Мы очень проголодались.
Остальные байкеры шумно поддержали его последние слова.
Хозяева схватили тарелки и принялись раскладывать еду.
– Не, нам с собой завернуть, – пояснил одноглазый.
Это мексиканец понял. Он быстро кивнул и вытащил бумажные пакеты, а его жена принялась складывать в них тамале. Через пару минут главарь раздал все своим людям. И тут продавец совершил непоправимую ошибку – назвал стоимость покупки.
– Чего-чего? Я что-то не понял, чего ты там вякнул.
Мексиканец схватил записную книжку, карандашик и нацарапал цифры: триста десять долларов. Оторвав листик с суммой, он вручил счет одноглазому, широко улыбаясь при этом.
Уокер поморщился, остальные посетители за столиками обменялись тревожными взглядами. В воздухе запахло грозой.
Вожак повернулся к банде и поинтересовался:
– Братва, мы должны триста десять баксов этому мужику. Кто захватил с собой кредитку?
«Братва» заворчала.
Одноглазый повернулся к мексиканцам, скомкал счет в кулаке и бросил на землю. То был знак рябому: доставай, мол, оружие и держи латиносов на мушке. Женщина взвизгнула, и они оба моментально подняли руки. Хозяин затряс головой, запричитал, умоляя байкеров не грабить его.
– А ну, гони бабло, – рявкнул одноглазый. – Представляю, сколько ты капусты нарубил по десятке за штуку.
Младший Паттерсон расплакался. Мать прикрыла ему глаза и изо всех сил старалась успокоить.
Продавец продолжал лепетать что-то по-испански. Одноглазый повернулся к самому толстому из байкеров и кивнул в сторону лотка. Бандит двинулся к мексиканцам:
– С дороги!
Он отпихнул обоих и сунул пятерню в коробку с наличными.
В голосе мексиканца прозвучала угроза. Жена пыталась его остановить. Она умоляла его не лезть, но муж лишь оттолкнул ее.
Выкрикивая испанские проклятия, он вынул револьвер из-под мешковатого пиджака, наставил на жирного и нажал на курок прежде, чем кто-либо понял, что происходит.
Жирный завизжал: пуля пробила лопатку, продырявила грудь и вышла с такой скоростью и силой, что зацепила даже рябого. Кровью забрызгало и тележку, и деньги. Рябой дернулся и рефлекторно выстрелил, правда, в воздух.
Мексиканец повернул револьвер на одноглазого, но вся банда уже очухалась и достала пушки.
Уокер только успел крикнуть:
– Ложись! – и шлепнулся на землю.
И Паттерсоны, и мексиканцы за соседним столиком последовали его примеру как раз вовремя: вокруг градом посыпались пули. От ураганного огня у всех чуть не полопались барабанные перепонки. Не поднимая головы, Уокер заткнул уши, а от ужаса еще и глаза. Казалось, пальба длилась несколько минут.
Наконец, наступила тишина. Слышны были лишь стоны раненого. Труп жирного лежал на земле. Лужа крови под мексиканцами росла на глазах, их трупы от макушки до пят превратились в решето.
Уокер не шевелился. В ушах звенело.
– Эй вы, там! Встать! – гаркнул вожак.
Уокеру досталось ботинком под ребра. Он поднял глаза: оставшиеся мотоциклисты держали на мушке оставшихся посетителей.
Все, приехали. Конец.
– Встать!
Все поднялись, как было велено. Мамаша-Паттерсон прижала к себе сына, прикрыв его бедром. Мальчик всхлипывал. Уокер, Паттерсон и оба мексиканца подняли руки.
Одноглазый оглядел пленников и накинулся на мексиканцев.
– Парни, похоже, мы чуть было не пропустили парочку незаконных иммигрантов, – заявил он. Затем без предупреждения поднял пистолет и вышиб обоим мозги – бах, бах. Жена Паттерсона завизжала. Муж крепко обнял и ее, и сына, прижал к своей груди. Уокер так и не пришел в себя, а потому не двинулся с места.
Рябой уже забыл про свое ранение, то ли в руку, то ли в плечо. Одноглазый кивнул ему на трупы:
– Обыщи этих.
Тот пошарил окровавленными руками в карманах мексиканцев. Все деньги, что нашел, он передал одноглазому.
Теперь «старший» принялся за Паттерсонов и Уокера.
– Выворачиваем карманы, ребята.
Выбора не оставалось, пришлось подчиниться. Уокер положил бумажник на раскладной столик. Правда, он решил рискнуть и не достал ключи от «Спитфайра».
Может, байкеры не заметят?
Паттерсон отдал все свои наличные. Он мягко подтолкнул жену, заставляя ее тоже отдать свою сумочку.
– Выкладывайте все из сумки, дамочка.
Паттерсон помог жене и в этом. Из сумочки выпала кое-какая косметика, маленький фотоальбомчик, бумажник. Одноглазый взял все бумажники, вынул деньги. Бесполезные кредитки его не интересовали. Затем повернулся к Паттерсонам и оглядел женщину. Протянул руки и коснулся ее щеки. Она задрожала от страха.
– А вы, дамочка, милашка, – сообщил он. – Может, бросите этого парня и с нами, а? Уверяю, не соскучитесь.
Паттерсону достало ума промолчать. Его жена даже не подняла глаз на байкера.
– Не желаете? Ну, как знаете.
Одноглазый повернулся к мотоциклу, владельцем которого был когда-то толстяк.
– Думаю, этот нам уже не пригодится.
Он прицелился, прострелил оба колеса и бак. Затем повернулся к Паттерсонам и Уокеру и сказал:
– Ой, что-то я сразу не подумал, может, он вам бы пригодился? Уж простите.
Остальные заржали. Похоже, о только что убитом товарище уже никто и не помнил.
Одноглазый злобно уставился на жертв.
– А знаете что? По всем правилам вас надо пристрелить. Всех. Свидетелей оставлять нельзя, ясно? Но поскольку ни закона, ни порядка не осталось, погони за нами не предвидится. Так что у вас сегодня счастливый день.
Сказав так, он кивнул своим парням. Те взгромоздились на «Харлеи», не выпуская из рук пакеты с тамале, пошумели, стуча ботинками по кик-стартерам, и укатили.
Паттерсон-младший разревелся. Уокер понял, что он сам уже давно не дышит, и в конце концов выдохнул. Все сели, не в силах вымолвить ни слова.
Прошла вечность.
От воцарившейся тишины Уокеру вдруг стало жутко. Он поднялся, кивнул Паттерсонам и пожелал им удачи. Не ожидая ответа, отправился на восток, к заправке, где его ждал мотоцикл. Паттерсоны остались, где были.
Он покатил дальше на юго-восток по Десятому шоссе к Палм-Спрингз. Все еще потрясенный тем, что произошло в импровизированном «кафе», он остановился. Уокера вырвало. Может, от содержимого тамале. Кто его знает, что там было? Например, собачатина. Подумав, он решил: будь то собачатина, ему бы сейчас было хуже. Нет, во всем виноваты нервы.
Минутку отдохнув, он двинулся дальше. Шоссе было все так же забито брошенными автомобилями. Правда, теперь Уокер замечал время от времени труп-другой в некоторых из машин. Вероятнее всего, трупы лежали там еще со времени ЭМИ.
Когда он добрался до Палм-Спрингз, солнце уже клонилось к закату. Остановился. Перелил остатки топлива из канистры в бак «Спитфайра».
Вот и все, запасы топлива кончились. Это тревожило. Все заправки на дороге были закрыты. «Левого» бензина тоже нигде не было: барыги не запаслись топливом перед ЭМИ. Может, сегодня передохнуть, а завтра что-нибудь подвернется?
Темнело, и он страшно устал. Надо было срочно решать, где заночевать. Путь оказался труднее, чем он ожидал. Мало того, что ехать по забитой машинами дороге – само по себе испытание, так еще и веселая встреча с байкерами. Возмущенный организм выбросил на землю свежесъеденный тамале и теперь настойчиво напоминал, что голоден. Уокер был совершенно разбит. Все, на сегодня хватит.
Съехав с шоссе, он попал в Палм-Спрингз. Курортные отели, конечно, закрыты. Однако местечко хотелось найти где-нибудь вдали от дорожных опасностей. Уокер проезжал по улицам, антураж которых стал типовым: разношерстная толпа бездомных стоит вокруг горящих бочек. Некоторые приветственно машут руками. В большинстве своем, правда, не машут. Заметил то, чего никак не ожидал: город вымер. Куда все подевались?
Где-то по дороге миновал древний, исписанный граффити щит, рекламирующий некий «Дью Дроп Мотель». Мотель был в трех милях по одной второстепенной улице. Интересно, открыт ли он? Даже если и закрыт, может, найдется свободное местечко для одинокого мотоциклиста? Мысль его развеселила. Уокер чуть не рассмеялся.
Он свернул и въехал по улице в жутковатый и заброшенный центр города. Ему повезло: «Дью Дроп Мотель» был на месте. Выглядел он, правда, словно с прошлого тысячелетия здесь никто не останавливался.
Вот и чудесно.
Он объехал мотель, остановился позади него, слез с байка, выбрал комнату на первом этаже, налег на дверь. Пришлось три раза ударить, в конце концов замок все-таки сдался. Закатив мотоцикл в комнату, Уокер закрыл дверь. Порылся в рюкзаке, выудил спички. Зажег одну и осмотрелся. Пружинный матрас на раме. Постельного белья нет. На окнах – замызганные занавески. Это к лучшему. Затхлый, плесневелый душок, – придется смириться. Зашел в ванную. Удивительно, однако в бачке унитаза была вода. Правда, бурая от ржавчины.
Как, ни полотенец, ни телевизора? Это что за дыра?
– Черт возьми, верните деньги! – пробормотал он и хихикнул почти бодро.
Следующие пять минут он провел в борьбе с комодом, придвигая его к взломанной двери, чтобы защититься от незваных гостей.
Почувствовав себя в безопасности, Уокер разделся, расстелил спальник на матрасе и забрался в мешок.
Через пять минут он крепко спал.
Вначале раздалось два выстрела и крики.
Сальмуса услышал шум снаружи и посмотрел на часы – почти полдвенадцатого. Одетый в пижаму, он осторожно подошел к окну спальни верхнего этажа своего конспиративного жилища. На улице, неподалеку от его дома, стояли два верховых полицейских.
По их жестам он понял, что слуги закона кого-то ищут.
По непонятной причине, Ван-Найс кишмя кишел ворьем. Сальмуса полагал, что их скорее должны были привлечь соседние районы. Может, так оно и было. Правда, он никак не ожидал, что в Сан-Фернандо-Вэлли, этом тихом райончике с превалирующим средним классом, окажется такой высокий уровень преступности. Несколько дней назад кто-то ворвался в дом напротив, когда там были хозяева. Прежде, чем ограбить дом, взломщики убили семью. Конная полиция прибыла как раз вовремя – им удалось шлепнуть взломщиков и убийц на месте, когда те выходили из дома с награбленным. Сальмуса наблюдал всю историю из окна. Это было гораздо интереснее американского телевидения.
Похоже, бандота наглеет. Но ничего, пусть попробуют взять его дом.
Сейчас же ему было крайне интересно, кого разыскивают копы на улице. Вероятно, какое-то хулиганье прячется поблизости.
Один из полицейских развернул лошадь на восток и посветил фонарем, разглядывая подходы к домам. Другой офицер сделал то же самое, развернувшись на запад. Затем они разъехались каждый в свою сторону, чтобы повнимательнее осмотреться. В тот самый момент, как копы отъехали от фасада, зоркий глаз Сальмусы заметил три силуэта, метнувшихся через двор.
Значит, укрыться преступники задумали у него дома.
Сальмуса отошел от окна, взял пистолет и вышел из спальни на верхнюю площадку лестницы. Внимательно прислушался. До него донесся приглушенный шепот у двери внизу. Один из хулиганов попробовал замок на прочность.
Корейский шпион улыбнулся. Что ж, пусть рискнут здоровьем, взломают дверь.
Молниеносно и бесшумно он слетел вниз по лестнице и проскользнул на кухню. Грабители безбожно шумели, ковыряясь с замком. Сальмуса решил, что они возятся с какими-то отмычками и отвертками. Он сел за кухонный стол, положил на него пистолет и принялся ждать гостей в темноте.
Когда им удалось открыть дверь, раздался четко слышимый щелчок. Все трое вошли в дом и остановились в фойе, тихонько переговариваясь.
– Есть тут кто-нибудь?
– Вроде тихо.
– Ты – давай вперед, проверь дом.
– Давай-ка лучше сначала заглянем на кухню, пожрем. Убить всегда успеем.
– Я за.
– Фонарик есть?
Внезапный свет пролился в щель под кухонной дверью. Сальмуса подивился наличию работающего фонарика у этих отморозков. Он поднял пистолет и бесшумно накрутил глушитель.
Звук шагов приблизился.
Дверь распахнулась. Парень с фонариком вошел и первым делом посветил на стол. Сальмуса выстрелил в направлении источника света, взломщик и выдохнуть не успел. Он успел лишь тявкнуть – от изумления и боли. Фонарик упал на пол и покатился по кухне.
Сальмуса еще раз нажал на курок.
Второй взломщик сдавленно прохрипел. Обе его ноги подогнулись, а Сальмуса в это время поднялся со стула, держа дверной проем на мушке.
Третий оказался вооружен. Он выстрелил в стол, на котором заметил какое-то движение. Глушителя у него не было, от выстрела заложило уши.
Сальмуса отправил ему две пули, одну за другой. Неудачливый стрелок уронил пистолет и выпал из кухни обратно в гостиную.
На все про все, ушло две секунды.
Шпион встал, положил пистолет на стол и поднял фонарик. Даже после падения он продолжал гореть. Он провел лучом по трупам и увидел трех двадцатилетних негров. Беспокоило его совсем не то, что пришлось их шлепнуть, а грохот выстрела третьего черномазого, на который могли сбежаться копы.
Он перешагнул через тела, подошел к кухонному окну, выглянул на улицу, не касаясь занавесок. Как и ожидал, один из копов подходил к его дому. Тот точно что-то слышал.
Сальмуса поспешил из кухни в фойе и обнаружил, что грабители оставили входную дверь открытой настежь. Вот черт. Что ж удивляться, что копов принесло!
Времени возвращаться на кухню за пушкой не было. Офицер уже спустился с седла и с оружием наперевес подошел ко входу. Сальмуса тенью скользнул в гостиную и притаился в темноте за открытой дверью. Нож, что всегда висел в ножнах на правой ноге, уже был в ладони.
Полицейский включил фонарик и посветил в дверной проем. Луч скользнул по прихожей. Вход в гостиную был слева, кухня – направо.
На полу распласталось тело, перекрывая вход на кухню. Офицер шагнул в дом и увидел руку другого трупа, лежащего за кухонным порогом. Шагнув вперед, он увидел всю сцену преступления. Луч фонарика пробежал между тремя трупами.
– Как же не хватает рации! – пробормотал полицейский, а затем крикнул в полный голос: – Карл! Карл, ты меня слышишь?
Он поспешил к двери, навстречу напарнику.
– Карл, я тут нашел…
Лезвие Сальмусы не позволило офицеру завершить рассказ о том, что он нашел. Оно молнией вспороло глотку несчастного. Кореец поддержал падающего и аккуратно уложил на пол. Полицейский бился в конвульсиях и беспомощно задыхался. Кровь хлестала из раны. Сальмуса быстро вышел на улицу и огляделся. Следов второго копа не было. Лошадь покорно стояла во дворе.
Сальмуса подошел к животному и хлопнул рукой по крупу:
– Беги! – скомандовал он.
Лошадь, похоже, не поняла сразу, чего от нее хотят. Сальмуса шлепнул ее снова, сильнее. Лошадь заржала и помчалась галопом прочь.
Кореец вернулся домой и закрыл за собой дверь. Замок придется врезать заново, однако это подождет. Пока можно перебиться, передвинув тяжеленное кресло из гостиной в коридор и подперев им дверь. Покончив с этим, он открыл люк подвала, расположенный прямо под лестницей.
Как был, в пижаме, Сальмуса протащил тело первого, размазывая кровь по полу. Плевать на такой беспорядок, он здесь ненадолго. Сальмуса просунул «жмурика» в отверстие люка, потом попрыгал на трупе босыми пятками, чтобы затолкать поглубже. Оставшихся негритят он утрамбовал тем же манером, украсив все это сверху полисменом.
Затем Сальмуса поднялся по лестнице, снял заляпанную кровью пижаму, бросил ее в корзину для белья. Эх, сейчас бы душ принять… Ничего, пока можно обойтись тазиком с водой и куском мыла – ими он пользовался с тех самых пор, как переехал сюда. Умывшись, он надел свежую пижаму, почистил зубы и преспокойно улегся спать.
Уокера разбудили голоса на улице. Сперва он не понял, где находится, но затхлая вонь мотеля быстро вернула его мозги в рабочее состояние. Вчера он так устал, что не смог оценить сполна масштабы бедствия. Бен закашлялся и, стараясь придушить звук, зажал рот руками. Отдышавшись, сел на кровати.
Голоса звучали совсем рядом, прямо за дверью. От непрошенных гостей не стоило ждать ничего хорошего. Уокер схватил кухонный нож, предусмотрительно оставленный рядом с кроватью.
– Быстрее, тащи одеяла, – сказал мужчина.
Уокер подошел к окну и аккуратно раздвинул занавески. Через три номера стояла побитая жизнью «Шеви-Нова» семидесятых годов выпуска. Мужчина лет сорока что-то грузил в багажник. На улицу вышла девочка с охапкой одеял. Они полетели на заднее сиденье. Девочка опять скрылась в номере, но скоро вернулась с мальчиком чуть постарше. Раздался женский голос.
– Билли, ты носки забыл.
– Бетти, не шуми так! – испуганно шикнул дядька.
Обычная семья, в таком же положении, что и Бен: вломились в мотель, чтобы переночевать под крышей. Его они не заметили.
Уокер бросил нож на постель, отодвинул шкаф и распахнул дверь. Девочка вскрикнула. В руках мужчины появился пистолет.
– Ой, – сказал Уокер, поднимая руки. – Простите, не хотел вас пугать! Все в порядке. Я мирный человек, никого не трогаю.
Глаза мужчины сузились.
– Руки не опускай. Иди сюда. Дернешься – стреляю. Бекки, Билли, вернитесь в номер.
Дети исчезли.
– Дверь закройте, – скомандовал отец. Когда дети спрятались, он заговорил с Уокером. – Ты один?
– Да, сэр. Послушайте, не надо в меня целиться.
– Закрой дверь за собой. Одной рукой.
Уокер подчинился.
– Я один, честное слово. Внутри, кроме мотоцикла, ничего нет. – Не опуская рук, он кивнул на «Шеви». – Нам пришла одна и та же мысль. Я ночью взломал дверь. Спал как убитый. Не слышал, как вы приехали.
Изучив Уокера с ног до головы, мужчина решил, что тот не представляет угрозы.
– Ладно, можешь опустить руки. – Он убрал пистолет в кобуру.
– Спасибо. – Бен решил разбавить серьезность момента. – Прибарахлились слегонца?
Шутку не оценили.
– Куда едешь? – спросил мужик.
– Сам не знаю. Хотел заглянуть в Твентинайн-Палмс, тут неподалеку. – Уокер протянул ладонь. – Меня зовут Бен Уокер. Я из Лос-Анджелеса.
Мужик осторожно пожал ее.
– Гэри Франклин. Мы оттуда же.
– Куда собираетесь?
– В Мексику. – Франклин развернулся к мотелю и взмахом руки позвал родных на улицу. Дети вышли вместе с женщиной, ровесницей Франклина. Приятная семья, хоть и товарищи Бена по несчастью: такие же напуганные, голодные и растерянные.
– Это Билли, Бекки и моя жена, Венди.
Уокер с улыбкой представился.
– Побыстрее собирай вещи, – скомандовал Франклин жене. – Надо убираться отсюда.
Та кивнула и скрылась в номере. Дети не сводили с Уокера глаз.
– Трудные времена, – заметил Франклин.
– Ага. Из Мексики есть новости? Там как, безопасно? – спросил Уокер.
– Понятия не имею. Я так думаю, всяко лучше, чем у нас. Вряд ли они подозревали, что нелегальные иммигранты когда-нибудь ринутся назад.
Уокер кивнул.
– А о старой базе морской пехоты в Твентинайн-Палмс есть сведения? От нее что-нибудь осталось?
– Понятия не имею. Ты учти, на дорогах шалят бандиты. Отчаянные головорезы. У них и машины есть, и мотоциклы.
– Ага, я вчера с ними столкнулся.
Франклин смерил его взглядом.
– И остался жив?
– Повезло.
– Ясно. – Франклин указал на восток. – Скорее всего, они на шоссе 62. Слышал, они тормозят и убивают всех, кто на колесах. Женщин насилуют. Видать, решили, что настал конец света и теперь все дозволено. Что творится с полицией, не знаю. Не видел копов с тех пор, как мы выехали из Лос-Анджелеса.
– Я тоже.
– Оружие есть?
– В некотором смысле, – засмеялся Уокер. – Кухонный нож.
– Я бы тебе помог, но у самого, кроме пистолета, ничего нет.
– Понимаю. Если честно, мне нужнее бензин. Не видели, тут никто бензином не приторговывает?
– Неа. Есть мнение, всех перебили бандиты.
Уокер потер подбородок.
– У меня осталась четверть бака. Не знаю, на сколько этого хватит.
Франклин отвернулся и посмотрел вдаль. Почесал щетину и подозвал Бена к себе.
– Иди-ка сюда. Держи. – Он вытащил из багажника пятигалонную канистру. – Правда, не полная.
– Господи Боже! – У Бена отвисла челюсть. – Сколько за нее хотите?
Франклин покачал головой.
– Бери так. У меня есть запас.
Уокер заглянул в багажник. Там рядами выстроились канистры с бензином.
– Понимаешь, я из перестраховщиков, – застенчиво улыбнулся Франклин. – Всегда держал запасы на случай конца света. Даже вырыл под домом бомбоубежище. Вот, год назад закупился бензином.
– Мистер Франклин, я не могу…
Мужик поднял ладонь.
– Не стоит. Такие времена настали, что люди думают только о себе. А мне кажется, стоит помогать друг другу.
– Спасибо вам, спасибо огромное.
– Пожалуйста. Бен, верно?
– Правильно.
– Зови меня Гэри. – Они снова пожали руки. – Не знаю, куда ты доедешь на лишней паре галлонов, но всяко лучше, чем ничего.
– Вот уж точно. Спасибо вам.
– Нам пора в путь. Удачи тебе.
– И вам удачи.
Их внимание привлек басовитый, резкий грохот вдалеке.
– Это что такое было? – спросил Уокер.
Звук повторился, на этот раз чуть громче.
– Артиллерия. Танки. Пушки.
Оба повернулись на шум.
– Боже мой. Как думаете, они далеко?
– Не очень. Несколько миль.
– Смотрите! – показал рукой ошалевший Бен.
Самолеты. Летят на них в боевом строю.
– Откуда они появились? – спросил Франклин. – Кажется, наши!
– У меня в номере бинокль лежит.
– Тащи быстрей!
Уокер сбегал к себе и вручил Франклину бинокль.
– Господи, – сказал тот, посмотрев на небо.
– Что такое?
– Ага, наши, транспортники ВВС США.
– Так это хорошо?
Франклин опустил бинокль. В глазах у него плескался страх.
– На них корейские эмблемы.
– Не может быть! Дайте глянуть! Откуда у них наши самолеты?
Транспортники потихоньку исчезли в облаках.
Франклин мрачно посмотрел на Уокера.
– Боже милостивый, это вторжение.
Несмотря на предупреждение Франклина, Уокер выбрался на шоссе 62 и поехал на север, в сторону Твентинайн-Палмс. Он размышлял, с чего ему так приспичило найти базу морской пехоты. Далеко не факт, что там будет лучше и безопаснее, чем здесь. Ее закрыли много лет назад, в рамках сокращения военных расходов. Может быть, он делает большую ошибку. Твентилайн-Палмс – это, как ни крути, окраина пустыни Мохаве. Есть ли там вода? Еда? Он случаем умом не тронулся? Стоило бы вместе с Франклинами поехать в Мексику. По ту сторону границы хотя бы сохранилась цивилизация. А вот что его ждет в пустыне, неизвестно.
Вполне возможно, смерть.
Мотоцикл летел сквозь город-призрак Моронго-Валли. Бен убеждал себя, что ехать в Твентинайн-Палмс ему подсказало чутье. Он всегда доверял интуиции. Профессор Шульман говаривал, что когда за спиной захлопывается одна дверь, впереди всегда открывается другая, ее только надо увидеть. Обычно так и бывало. Чутье исправно подсовывало Бену новые возможности. Мысли о пустыне Мохаве почему-то вызывали положительные эмоции. Вдруг там собираются военные, надо проверить.
На шоссе 62 практически не было машин. Уокер разогнался до пятидесяти миль в час. Горы Литтл-Сан-Бернардино остались по правую руку. Как бы ни лихорадило страну, земля оставалась все той же. Вид открывался восхитительный. Уокер всегда поражался красоте пустынь и гор Калифорнии. Неподалеку отсюда был внушающий благоговение национальный парк «Джошуа-Три». Подростком Бен пробовал там лазить по скалам. Сорвался и сломал руку. До последнего времени его нельзя было назвать матерым туристом.
Ближе к полудню Уокер остановился в обезлюдевшей деревеньке Джошуа-Три. С отъезда из Палм-Спрингз ему не встретилось ни души. Дурной знак. Похоже, зря он рассчитывает на Твентинайн-Палмс.
Бен перелил бензин из дареной канистры в бак «Спитфайра». В очередной раз перекусив хлопьями и запив их водой, он снова двинулся в путь. Вода – основная проблема. Оказалось, телу нужно куда больше жидкости, чем он рассчитывал. Хоть в январе и не должно быть так жарко, но это пустыня. По ночам здесь царит зимняя стужа, а днем – испепеляющая летняя жара.
Через час он достиг Твентинайн-Палмс. Сердце оборвалось. Вокруг – ни души. Похоже, этот город обезлюдел задолго до прихода корейцев. Бен колесил на «Спитфайре» по улицам, высматривая признаки жизни, и не находил. К востоку отсюда расположена индейская резервация, поселение индейцев мишен в долине Коачела. В девяностых годах XX века индейцы-чемеуэви придумали открыть казино на границе резервации со стороны Палм-Спрингз, в Кабезоне. На въезде через Твентинайн-Палмс стоял КПП. Интересно, что творилось в резервациях, пока в стране бушевал экономический кризис? Вряд ли им хорошо жилось. Неудивительно, что пришлось строить стену.
Уокер подъехал к стальным воротам и выключил мотор. Постучался.
– Есть тут кто-нибудь? – крикнул он.
Тишина. Только ветер гудит.
Он снова постучал в ворота. В них не было ни переговорного устройства, ни окошка, ни щели для почты. Вылитая крепость. А может, крепость и есть.
Бен собрался было ехать прочь, когда сзади раздался выстрел. В асфальт слева от мотоцикла ударила пуля, до чертиков перепугав Бена. Спрятавшись за «Спитфайром», он выглянул и увидел на мостках поверх ограды американского аборигена. Винтовка в его руках смотрела точно на Уокера.
– Уходи! – крикнул индеец.
– Стойте! Я друг! Мне надо… – поднял руки Уокер.
Снова раздался выстрел. Пуля ударила в асфальт совсем рядом.
– Да хрен с вами, – сказал Бен и сел на мотоцикл. Отъезжая, обернулся и увидел, что индейцев стало трое. Надо думать, они уже хлебнули горя с бандами байкеров и решили белым людям сразу давать от ворот поворот.
Уокер не винил их.
Им овладело уныние. Бен поехал на северную окраину, к заброшенной базе морской пехоты. Если это тупик, непонятно, что делать дальше. Вернуться в Палм-Спрингз у него не хватит бензина.
– Ты в жопе, Уокер, – сказал он вслух.
На выезде на шоссе 62 он свернул на север. Древний, изрисованный подростками указатель показывал, что впереди, в трех милях, находится Наземно-воздушный центр подготовки морской пехоты Твентинайн-Палмс. Вдавливая педаль, Бен мысленно скрестил пальцы. Но легко проехать последние километры ему было не суждено. Глядя на запад, он увидел на шоссе черные кляксы, плывущие в мареве.
Машины. Приближаются.
Непонятно, то ли кричать и размахивать руками, то ли прятаться в кустах. Уокер достал бинокль.
Мотоциклисты. Банда отморозков.
Один из байкеров показал в его сторону. Отряд набрал скорость.
Бен матюкнулся, развернул мотоцикл и рванул назад в город. Проезжая мимо домов, он высматривал двор, где нет забора. Подходящий вариант подвернулся в конце квартала. Бен заехал за дом, выключил двигатель и стал ждать.
Гул моторов нарастал. Должно быть, они заметили, в какой район он свернул. Уокер стиснул зубы. Сердце бешено стучало в груди.
Он слышал, как банда едет мимо его убежища. Байкеры весело орали, но их крики заглушал рев мотоциклов.
Бен не мог определить, стоят ли они на одном месте или едут мимо.
Чего застряли? Валите прочь!
Рев потихоньку смолк, и Уокер облегченно выдохнул. Проехали мимо! Можно рвануть на военную базу.
Не успел он выкатить мотоцикл на улицу, как снова услышал приближающийся рев моторов. Уокер слез со «Спитфайра». Прятаться было негде, бежать некуда. В руке у него появился кухонный нож.
Вот ты какой, абсолютный ужас…
Мотоциклы ревели буквально за углом здания. Его нашли.
Во двор заехало четыре серьезных машины – пара «Харлеев», «Кавасаки» и «Триумф». Семеро человек, четыре водителя и три пассажира, улюлюкали, как индейцы, окружающие фермерскую повозку.
Хана. Меня убьют.
Байкеры выключили моторы и слезли на землю. Все были одеты в кожаные жилетки. С Беном заговорил тот, что ехал один, лысый качок с ковром татуировок на голых предплечьях.
– Хреновые у тебя колеса, – сказал он, обходя «Спитфайр». – Сколько лет этой консервной банке?
Уокер сглотнул, но ответил как можно тверже.
– Шестьдесят седьмого года выпуска.
Байкер ткнул в канистру Франклина.
– Бензин есть?
– Нет. Только в баке немного.
– Деньги?
– Чуть-чуть.
– Вода? Еда?
Уокер снял рюкзак и бросил на землю.
– Вот все, что есть. Посмотри сам.
Лысый вожак повернулся к банде.
– Чувачок, по ходу, самый умный. – Он посмотрел на Уокера. – Ты, типа, самый умный?
Уокер боялся до потери пульса, но словами ухудшить свое положение он уже вряд ли мог.
– Как ни крути, интеллект не скроешь.
Лысый байкер хрюкнул.
– Еще и клоун! – Подцепив рюкзак, лысый швырнул его дружку. Содержимое посыпалось на землю. Бандиты забрали воду, остатки хлопьев, всякие полезные штуки. Вожак отцепил ящик с инструментами, заглянул внутрь, удовлетворенно кивнул и прицепил его назад к «Спитфайру». Спальник трогать не стал.
– Где ключи?
Желудок Бена ухнул в пятки.
– В кармане.
– Отдай вон Шельме. – Один из байкеров, бородатый уродец, осклабился, обнажив желтые зубы с тремя провалами.
Уокер вытащил ключи и с тоской бросил бородачу.
– Выворачивай карманы.
Они забрали все. Кошелек, мотоцикл, рюкзак, инструменты, даже нож, немало их повеселивший.
– Крутой пацан, а? С таким-то ножиком!
Один из байкеров сорвал с головы Бена кепку. Другой забрал очки.
Уокер молился, чтобы его не раздели догола.
Байкеры нашли себе другое развлечение. Лысый вожак двинул Бена под дых, отчего тот сложился пополам. Шельма пнул его в лицо. Бен упал на землю. Другой байкер схватил его за рубашку, поставил на ноги и стукнул в нос. Что-то хрустнуло.
Четвертый байкер пнул его по ребрам.
Пятый – по почкам.
И еще раз по новому кругу.
Сколько он провалялся, Бен не знал. Солнце заметно опустилось, но еще не село. Он лежал на земле, где бандиты бросили его практически бездыханное тело. Болело везде. Туловище и лицо как будто пропустили через мясорубку.
Медленно, мучительно он встал на четвереньки и сплюнул кровь. Левая сторона груди болела невыносимо. Скорее всего, сломана пара ребер.
Хорошо, что он не видит свое лицо. Нос сломан, это понятно. Засохшая кровь, сопли, все как полагается. Но зубы на месте. И одежда.
И он жив.
Придерживаясь за стену, Бен встал на ноги. Отдышавшись, подошел к двери. Понятное дело, закрыто. Сил выбить замок у него не было. Подойдя к окошку, Бен заглянул внутрь. Ничего не видать.
На автопилоте Уокер обошел дом и двинулся к шоссе. Вроде бы до него недалеко. Подняв глаза, Бен увидел в небе стервятника.
Один из нас скоро пообедает…
До поворота на военную базу Уокер добирался битый час. Он шел вперед на голом энтузиазме. Скоро начнет темнеть.
Через час ему попалась заправка. Заколоченные окна и двери кто-то разукрасил граффити, а заодно пробил дверь в гараж. Бен, волоча ноги, тупо прошел мимо. Впереди уже виднелась база морской пехоты. Поверх ограды из сетки-рабицы была намотана колючая проволока. На воротах висела цепь с большим замком. Металлическая табличка гласила: «ЗАКРЫТО! НЕ ВХОДИТЬ! СОБСТВЕННОСТЬ МОРСКОЙ ПЕХОТЫ США. ОПАСНО. НАРУШИТЕЛИ БУДУТ АРЕСТОВАНЫ».
Сквозь сетку Бен увидел заброшенные постройки: казармы, столовку, что-то еще.
Как попасть внутрь? При ближайшем рассмотрении стало ясно, что перелезть забор не выйдет. Сломать замок – тем более.
Хотелось заплакать. Стукнув по ограде, Бен разразился ругательствами. Он вопил, бил руками, ногами, потом схватил камень и швырнул в табличку.
Бен медленно побрел назад в город. Но когда шел мимо заправки, его осенило.
Пробитая дверь в гараж…
Он заглянул внутрь. Темно. Но шанс есть. Дыра небольшая, однако пролезть можно.
Оказавшись внутри, Бен дал глазам привыкнуть к темноте. Взору предстала типичная мастерская: кучи покрышек, запчасти, всякий хлам.
А еще инструменты на верстаках. В ящике Бен обнаружил то, что ему было нужно.
Кусачки. Надежные.
Среди хлама нашелся фонарь, правда, с севшими батарейками. Он тоже полетел в ящик к кусачкам.
Довольный, Бен с ящиком в руках вернулся к базе.
Вырезать дыру у ворот, где ее будет видно, Бен не стал. Он залез в кусты и уже там принялся за дело. Кусачки исправно перекусывали сетку, и вскоре Уокер смог отогнуть большой кусок.
Он внутри.
Солнце практически село.
В лучшие дни база была настоящим городом, здесь жило добрых девять тысяч человек. Полигон в пустыне идеально подходил, чтобы готовить солдат к войне в Ираке, Афганистане и других засушливых районах. Кроме здоровенной полосы препятствий и «учебного городка» для огневой подготовки здесь были школы, общежития, казармы, склады, развлекательные центры и административные помещения.
Уокер нашел карту на деревянном щите и прикинул, как добраться до столовки. Та была заперта, но молоток из любимого ящика легко выбил замок. Ряды столов и скамеек предназначались, чтобы кормить пару сотен человек за раз. Кухонная утварь осталась целой и невредимой. Чисто на всякий случай Уокер повернул кран. Ничего. Включил газовую конфорку. Тишина. Он пожал плечами. Проверить-то всяко надо было.
На продуктовых ящиках вдоль стены висели замочки. Детский лепет. Снова на помощь пришел молоток. Дверцы распахнулись.
Уокер от счастья чуть не наложил в штаны.
Полки были забиты консервными банками, блестящими упаковками и бутылками с водой.
Невероятно.
Чудо в чистом виде!
Ухватив здоровенную банку свинины с фасолью, он нашарил взглядом открывашку и бросился за ней со всех ног. Срезанная крышка полетела в стену.
В банке оказалась, что характерно, свинина с фасолью.
Набив полные щеки еды, Бен вернулся к шкафчикам. Все они были полны. Ему хватит еды на много месяцев.
Такая куча еды, и вся для него! Он нашел срок годности на сублимированной говядине. Истек четыре года назад, и хрен с ним.
Уокер решил, что задержится здесь.
Шли дни. Уокер набирался сил. Раны постепенно заживали. Грудную клетку он туго перетянул бинтами из медчасти, и боль в боку со временем утихла. Поразительно, что базу оставили в целости и сохранности. Запасы еды пришлись как нельзя кстати. Вскоре Уокер смастерил печку. С дровами проблем не было: вокруг в изобилии росла юкка и кустарник. На этом удача не кончилась. В казармах стояли заправленные кровати. Поселился Бен в офицерской общаге. В доме отдыха ждали своего часа колоды карт, дартсы и бильярд. В библиотеке лежали сотни книг. По казармам Уокер насобирал всякого барахла, забытого военными: CD-плееры, телевизоры, спортивные снаряды. Электричества, понятное дело, не было, но заниматься со штангой это не мешало. Нашелся и камуфляж всех размеров. Бен удивился, как легко и приятно в нем ходить. Вскоре он и не вспоминал о гражданской одежде. Фонарик, набитый найденными батарейками, исправно заработал.
Хуже всего ему давалась жара. Без кондиционера в казарме было просто невыносимо. Но Бен привык и к этому.
Ежедневно он изучал новый уголок базы. В камуфляже цвета «олива» он казался себе последним американским морпехом, хоть он и не служил в армии.
Как-то раз он нашел под койкой в казарме тяжелый запертый ящик. Явно не пустой. Разжившись хорошими инструментами в местной мастерской, Уокер без проблем его вскрыл.
И остолбенел. Внутри лежал автомат М-4 с запасными магазинами.
Бен осторожно достал автомат. С оружием, особенно военным, он не был знаком. Не умел ни зарядить, ни выстрелить.
Ничего, разберется.
Он вдумчиво изучил на автомате все кнопки и рычажки. Понятно, сюда втыкается магазин, отсюда вылетает пуля. Примкнуть магазин получилось с первого раза. Бен вышел на улицу и прицелился в стену. Потянул спусковой крючок… тщетно.
Должен быть какой-то «предохранитель».
Уокер нашел на корпусе трехпозиционный переключатель: блокировка, автоматический, одиночный. Он сдвинул рычаг, но автомат по-прежнему отказывался стрелять. Наконец, после долгих экспериментов, Бен сообразил, что надо оттянуть Т-образную рукоятку и отпустить, чтобы «взвести» автомат.
Отдача практически не ощущалась. Стрельба вызвала у Бена настоящий восторг. В запале он моментально выпустил весь магазин, а потом долго соображал, как его сменить. (Нужная кнопка нашлась прямо у магазина.)
Целую неделю Бен не вылезал со стрельбища. Изображая настоящего солдата, он скакал по полосе препятствий и палил в воображаемых врагов. Стрелял по мишеням. Учился быстро перезаряжаться, взводить автомат, выпускать меткие очереди. К концу месяца он превратился если не в профессионального стрелка, то как минимум в уверенного любителя.
Пускай до морпехов ему далеко, но постоять за себя он уже может.
Время летело незаметно. Уокеру не хватало разве что горячего душа да женщины под боком.
Как-то поутру он снова увидел самолеты. Грохот над головой разбудил его на рассвете. Бен решил, что на базу напали. Без порток, но с оружием он выскочил на улицу и увидел в небе клин американских самолетов С-17. Уокер достал бинокль, и по спине побежали мурашки. Флаг США был замазан алым, поверх него красовался герб Северной Кореи.
Стало ясно, что страна оккупирована Великой Корейской Республикой.
Сальмуса с головой ушел в дела.
С января, когда Корейская народная армия вторглась в США, его поставили отвечать за безопасность, разведку и так называемую «интеграцию американского народа».
В конце января он покинул надежное жилище в Ван-Низе, на «фольксвагене» приехал в Сан-Франциско и предстал перед военным командованием. Штаб расположился в бывшей мэрии. Чтобы захватить город, понадобилось двадцать тысяч человек. Американцы яростно сопротивлялись, но численное превосходство было не на их стороне. Вдобавок корейцы хорошо подготовились к войне. Они закупили американскую военную технику у Японии и Южной Кореи, в совершенстве ее освоили и активно использовали в боевых действиях. Армия США, в свою очередь, за годы разрухи и бесталанного управления пришла в упадок. Сан-Франциско продержался всего два дня. В Лос-Анджелесе из-за громадных размеров провозились четыре, правда, авиабазу Эдвардс захватили в первые же сутки. На Сан-Диего ушло восемь часов.
Корейский десант сыпался на города из брюха транспортников С-130Н, захваченных на авиабазе Хикам в Гонолулу. Заправщики КС-135 и КС-10 исправно качали им в баки топливо. Были оккупированы Невада, Аризона, Юта, Колорадо, Вайоминг, Монтана, Айдахо, Нью-Мексико и Техас.
27 января самолеты С-17 с авиабазы Эдвардса перемахнули реку Миссисипи и высадили десант вплоть до Восточного побережья.
Дерзкий план Блистательного Товарища по захвату громадной страны сразу пришелся Сальмусе по душе. Стоит перехватить контроль за ключевыми точками, и жалкие америкашки быстро сложат оружие. Понятное дело, в первую очередь речь идет о крупных портах: Сан-Диего, Лос-Анджелес, Сан-Франциско, на сладкое – Сиэтл и Портленд. Не стоит забывать о промышленных центрах, особенно о нефтедобыче. В обращении к руководству Корейской рабочей партии Ким Чен Ын объявил Америку «ветшающим складом, населенным паразитами. Но рачительный хозяин еще успеет вычистить и укрепить его, пока стены не рухнули». Свою речь он закончил, похвалив корейскую стратегию наращивания оккупационных плацдармов: «Крошечный вирус, попав в организм, размножается и валит с ног великана».
За три месяца вирус основательно разросся.
Корея использовала подход, отработанный армией США: разделила страну на зоны ответственности согласно экономической роли и военному потенциалу. Через Гавайи и Восточное побережье будут вывозиться нефть и технологии. Скалистые горы и Средний запад разделены на сельскохозяйственные районы, промышленные, нефте– и горнодобывающие. На данный момент войска захватили лишь первые плацдармы, однако в зоны повышенного интереса ввели усиленный контингент и установили свою власть.
В должностные обязанности Сальмусы входил контроль населения и противодействие гражданским волнениям в зонах массированного присутствия.
В самом начале вторжения было уничтожено восемь тысяч вероятных диссидентов: властителей дум, политиков, блогеров, студенческих активистов. Сальмуса приказал похоронить их в братских могилах, в парке Сансет в Лас-Вегасе, на острове Хайден в Портленде, на площадке для гольфа «Глендейл» в Солт-Лейк-Сити, на стадионе «Доджер» в Лос-Анджелесе. Также он издал указ, что корейский офицер в звании капитана и выше имеет право задержать без суда и следствия любого американца.
Сальмуса отвечал за организацию концлагерей, в основном на базе бывших тюрем. На Западном побережье тех работников и инженеров, кто отказывался помогать захватчикам грабить родину, отправляли на «реабилитацию» на остров Алькатрас. Обычных преступников и мелких нарушителей собирали в Роуз-Боул в Пасадене. В Кобб-Парке в Форт-Уэрте сидели дети и жены нефтяников, чтобы «американским сотрудникам» не лезли в голову ненужные мысли. Грантс-Пасс в Орегоне обтянули колючей проволокой и превратили в лагерь смерти для нежелательных элементов из Такомы, Портленда и Сиэтла.
Что же касается казней, каждая зона решала вопрос по-своему. Например, начальник первой зоны развешивал приговоренных на столбах. Начальник третьей зоны расстреливал заключенных по ночам, а трупы сжигал. Американцы на его территории навсегда оставались в неведении относительно судьбы родных и близких.
Особняком стояла тюрьма штата Калифорния в Ланкастере, небольшом городке севернее Лос-Анджелеса. Половину колонии на пять тысяч посадочных мест отвели под «диссидентов», как их называли корейцы. Сами по себе диссиденты не представляли угрозы, а вот их крамола была опасна. Попасть в эту категорию можно было, скажем, заявив открыто, что тебе не нравится корейская гегемония. Попадались среди диссидентов и звезды шоу-бизнеса, однако основную массу составляли люди с высшим образованием и твердыми убеждениями. Они собирались в группы, распространяли антикорейскую пропаганду, убеждали народ восставать против захватчиков. По мнению Сальмусы, они были хуже вооруженных партизан.
Чтобы освободить место для политзаключенных, надо было половину уголовников выпустить на волю. Решать, кого оставить, а кого выпустить, Сальмуса поручил начальнику тюрьмы. Едва тот составил списки, как его самого посадили к диссидентам. Таким образом, он даже не узнал, что Сальмуса попросту приказал казнить всех заключенных строгого режима. Якобы выпущенных на волю узников заживо сожгли из огнеметов в тюремном дворе. От преступников корейцам не было никакой пользы, а значит, не было и смысла оставлять их в живых. Освободившиеся бараки строгого режима набили диссидентами.
В то утро Сальмуса приехал в тюрьму с проверкой. Еще он получил приказ организовать акцию устрашения для партизан и с этой целью собирался наведаться в Роуз-Боул. Но все по порядку.
Осмотрев тюрьму, Сальмуса сказал коменданту, что хочет допросить одного из диссидентов. Так сказать, услышать политическое заявление этого борца за свободу из его собственных уст.
Звали узника Гораций Данцигер. Его привели в абсолютно пустую комнату и привязали к отдельно стоящему стулу. Напротив поставили стул для Сальмусы. Над головой заключенного, демонстрируя недвусмысленный зловещий намек, висела петля, через шкив привязанная к лебедке.
Данцигеру было за пятьдесят, но последние месяцы тяжело ему дались, выглядел он на все семьдесят. Одет он был в тюремную робу.
Сальмуса добрую минуту молча разглядывал диссидента. Данцигер пытался выдержать его взгляд, но глаза упорно сползали к петле.
– Чего надо? – спросил Данцигер.
Наконец Сальмуса заговорил.
– Тебя зовут Гораций Данцигер, и ты посмел оскорблять Блистательного Товарища Ким Чен Ына.
Узник тяжко вздохнул. Все это он уже проходил.
– В отличие от вашей страны, в Америке есть такое понятие, как свобода слова. По крайней мере было. Мы имеем право говорить что хотим не только о Корее, но и о собственном правительстве. В демократическом обществе так принято. Свобода слова закреплена в конституции.
Сальмуса раскрыл на коленях коричневую папку.
– У себя на сайте ты называл Блистательного Товарища «свиньей в овечьей шкуре». Не понимаю. Мне всегда казалось, что надо говорить «волк в овечьей шкуре».
– Я сказал ровно то, что хотел сказать.
– Используй ты классическое выражение, оно бы так не оскорбило Блистательного Товарища. В нем есть что-то от волка. Но он не свинья. Это откровенный плевок в лицо.
– Я не думал, что он прочтет.
– Почему? Это же Интернет, любой может прочесть. – Сальмуса перевернул несколько бумажек. – Незадолго до оккупации ты у себя в блоге бил тревогу по поводу Кореи. Почему? Американцы в массе своей вообще про нас не думали.
– Очевидно же было, чем все кончится. Я знал, что вы нападете, это был вопрос времени. Кто-то же должен был ударить в набат?
Сальмуса задумался.
– Насколько я знаю, ты – известный человек, ведущий ток-шоу.
– Толку-то. – Данцигер отвел глаза.
– Большая часть американцев знает, кто ты такой, верно?
– Пожалуй. По крайней мере те, кто смотрит телевизор.
– С начала оккупации прошло уже три месяца, а твое имя до сих пор звучит на улицах. Люди удивляются, куда ты пропал. Жив ли ты. Цел ли ты.
– Правда?
– Правда. В Лос-Анджелесе я видел самопальные плакаты с требованиями освободить Данцигера.
– Приятно слышать. Впрочем, вряд ли вы меня отпустите, да?
Сальмуса улыбнулся. Данцигер сверкнул глазами.
– Где моя жена и дочь? А? Где они? Я их не видел три месяца. Сволочи. Где они?
– Сказать по правде, не знаю. После твоего ареста их поместили в другое учреждение. Думаю, с ними все в порядке. Скажи честно, если бы ты мог обратиться к согражданам, что бы ты им сказал?
Данцигер задумался.
– Я бы сказал, чтобы они сражались с вами, гадами, у себя в районе. Хватали любое оружие и убивали первых встречных корейцев. Вступали в ряды партизан и задали вам жару. Я пожелал бы им в этом удачи.
– Отлично, – кивнул Сальмуса. – Мы напишем эти слова на твоей фотографии и покажем на всю Америку. Засыплем страну листовками. Договорились?
– Не верю, – нахмурился диссидент.
– Никуда не уходи. Ой, прости, забыл. Ты же привязан, да? Сейчас вернусь. – Сальмуса подошел к двери и хлопнул в ладоши. Зашли три солдата КНА, один из них катил столик с ноутбуком, другой нес камеру. Третий подошел к лебедке, и петля повисла у лица Данцигера.
– Господи, чего вы от меня хотите? Что я вам должен сказать?
Солдат накинул петлю на шею узнику и затянул узел за ухом. Его товарищ тем временем щелкал по клавишам ноутбука.
– Дословно записал? – спросил у него Сальмуса.
– Так точно.
На экране ноутбука был макет листовки 8,5 на 11 дюймов. В нижней части разместился текст: «ГОРАЦИЙ ДАНЦИГЕР КАЗНЕН ЗА СЛОВА: „СРАЖАЙСЯ С ГАДАМИ У СЕБЯ В РАЙОНЕ. ХВАТАЙ ЛЮБОЕ ОРУЖИЕ, УБИВАЙ ПЕРВЫХ ВСТРЕЧНЫХ КОРЕЙЦЕВ. ВСТУПАЙ В РЯДЫ ПАРТИЗАН, ЗАДАЙ ИМ ЖАРУ. УДАЧИ ТЕБЕ“».
– Отлично. Давайте спросим товарища Данцигера, все ли правильно.
Дизайнер развернул ноутбук к заключенному. Тот, закрыв глаза, ловил ртом воздух.
– Пожалуйста, не надо. Прошу вас…
– Будем считать, что это согласие, – предложил Сальмуса. – Понимаешь ли, товарищ Данцигер, американцам надо преподать урок: предательство и неуважение будут жестоко наказаны.
Он кивнул солдату у лебедки. Щелчок выключателя, веревка натянулась, и Данцигер вместе со стулом повис в воздухе.
Фотограф сделал несколько снимков повешенного диссидента.
Сальмуса не стал ждать, пока жертва отдаст Богу душу.
– Выберите какой получше и лепите на листовку, – приказал он. – Сразу тащите в типографию, и пусть начинают распространять. Если и это не проймет трусливых американцев, то я прямо даже не знаю, что еще придумать.
Он отправился в комнату связи звонить в Роуз-Боул.
– Это Сальмуса, – сказал он коменданту. – Акцию устрашения я придумал. Приехать к вам не успеваю, так что слушайте инструкции. Возьмите сотню заключенных и повесьте на фонарях вдоль Голливудского бульвара. На шею каждому прикрепите табличку: «Был недоволен Кореей». Чтобы к вечеру все было готово.
Комендант знал, что с Сальмусой не спорят.
Невероятно, но я жив. Обогнул все рогатки судьбы. И встретил заплутавший отряд Национальной гвардии посреди пустыни Мохаве.
Давненько я не писал в дневнике. Почти четыре месяца я в гордом одиночестве торчал на базе морской пехоты и не удосужился взять ручку.
Что тут скажешь? Просто не хотелось. Голова другим была забита, например, стрельбой из гадского автомата! Честно говоря, жил, как свинья в грязи. Жрал, как не в себя, читал, игрался с оружием, носился через полосу препятствий, шкерился по полигону.
Не хотел уходить, но пришлось. Заявились корейцы, сволочи.
В конце февраля прилетели самолеты и раскидали листовки. Вряд ли они рассчитывали, что на базе есть люди. Просто хотели, чтобы эти бумажки валялись в каждом уголке. Чтобы любой американец находил под ногами их пропаганду.
В первой листовке призывали население переезжать к «центрам выдачи еды», говорили, что действует программа помощи беженцам, призванная обеспечить людей едой, одеждой, крышей над головой и прочими необходимыми вещами. Скорее всего, корейцам банально понадобились рабочие руки. Там же утверждалось, что между США и Кореей налажен процесс «мирного обмена» и что узкоглазые прилетели к нам «помогать».
Ну-ну.
Какую бы программу ни придумали корейцы, не хотел бы я в ней участвовать.
Все это было бы даже смешно, не будь так страшно. Автору текста не помешало бы подучить английский язык. Вот, например, одно предложение: «Ванные расходы перемещательны в ближайший супермаркет хранильные участки чистого счастья». Что за хрень?
В марте с самолетов бросали книжечку на двенадцать листов в целлофановой упаковке. Хоть и легкая, попадет такая по голове – мало не покажется. Обложка красная, на ней изуродованный корейским гербом флаг США, называется: «ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ НАРОДНАЯ РЕСПУБЛИКА АМЕРИКИ: КЛЯТВА ВЕРНОСТИ И СПРАВОЧНИК АССИМИЛЯЦИИ». Полная хрень. Писал ее, кажись, «Комитет по содействию освобожденным народам» с целью «возродить величие Америки». Внутри нашлась клятва верности, которую должен заучить наизусть каждый американец. А еще дебильные фотографии корейских солдат, надзирающих за «счастливыми» американскими семьями, и «дружелюбных» корейских врачей и бизнесменов, якобы готовых прийти на помощь. И список новых праздников, в том числе день рождения Ким Чен Ына, день рождения его отца, его деда и так далее. И новые правила, например, комендантский час для местного населения. А в конце «полезные фразы» на корейском. Впрочем, на мой вкус, в них слегка перебрали с покорностью. Нет у меня желания говорить по-корейски «подчиняюсь вашим требованиям».
Хотя бы английский стал почище.
Я ждал, что в любой момент набегут корейцы и займут базу под свои нужды. Но по неизвестной причине их все не было… до начала мая. Наверное, за разграблением действующих военных баз до заброшенной просто не доходили руки.
Поскольку Твентинайн-Палмс закрыли много лет назад, корейцы, должно быть, решили, что здесь нет ничего интересного. Теперь им понадобились сами казармы, чтобы размещать многочисленных солдат.
Второго мая после обеда раздался грохот танков и топот ног. В бинокль я увидел, как армия движется от города в мою сторону. Надо было сваливать, да побыстрее.
Я удачно заранее собрал тревожный рюкзак, с запасом воды и еды, аптечкой, сменной одеждой (камуфляжной, естественно), автоматом и боеприпасами. Схватив его, я бросился к противоположному краю базы. Повезло, что догадался взять с собой кусачки. Пока корейцы взрывали ворота на юге, я прорезал себе дыру на севере. Ускользнув из ловушки, я побежал на северо-восток прямо в пылающие объятия пустыни Мохаве.
Бродил там две недели.
Боже, теперь-то мне ясно, какую глупость я совершил. Бывали дни, когда я мечтал попасть в плен. Чуть не помер, честное слово. Еда кончилась через пять дней, а вода через десять. Оп – и нету. А я заблудился. Где я – хрен знает. Вокруг горы, песок, грязь, кактусы, колючие кусты, змеи и пауки, громадные муравьи и мой старый знакомый, стервятник, так и вьется над головой. Знает, сволочь, что если будет терпелив, то полакомится моим мяском. Не выйдет! Слышь, стервятник, не выйдет!
И палящее солнце. Господи, не знал, что оно умеет быть таким жарким. Днем я спал в дырах среди скал, а по ночам шел. Холодно было – зуб на зуб не попадал.
Как-то раз подстрелил зайца. Сумел добыть огонь и сожрал зверушку. Вроде бы освежевал, как мог, но все равно замаялся выплевывать клочья шерсти. Хреновый из меня зверобой. Не обучен я выживать в пустыне. Импровизировал на ходу, если понимаешь, о чем я. А гадский стервятник, там у себя на верху, небось, ржал надо мной.
Счет дням я потерял, наверное, прошло дней десять-одиннадцать. Я едва переставлял ноги. Ослабел от голода, обезвоживания, теплового удара. Но все же сумел вырыть нору среди обломков скал. Залез туда и стал ждать смерти. Проклинал тот день, когда решил уехать из Лос-Анджелеса. На все лады ругал корейцев. Молился, хотя религиозностью не отличаюсь. Бредил. Говорил с духами пустыни и даже видел Бога.
Три дня назад, семнадцатого мая, мимо шел отряд Национальной гвардии. Они подобрали меня и выходили. Я еще не оправился до конца, но, пока есть время и силы, записываю свою историю. Устал я, пойду спать. Увидишь стервятника, передай, пусть идет на хер.
Ладно, бывай.
Уокер, открыв глаза, увидел бойца Национальной гвардии, одного из тех, кому был обязан жизнью. Лет сорока с небольшим, темные волосы на висках подернуты сединой. Ладный, подтянутый. В глазах светится ум.
– Очнулся?
Уокер кивнул и попробовал сесть.
– Эй, лежи спокойно. Тебе еще лечиться и лечиться. – Боец сунул Уокеру флягу с соломинкой. – На, хлебни.
Бен с благодарностью припал к воде.
– Не спеши. Воды мало, надо растягивать. Мы в пустыне.
В палатке царила жара. У входа на полу играли солнечные лучи.
– Сколько времени?
– Десять утра.
– Какое число?
– Двадцать первое мая, среда. – Боец забрал флягу и протянул ладонь. – Я капитан Майкл Хеннингс, а это вверенное мне подразделение.
Уокер пожал руку.
– Бен Уокер.
– Знаю. Когда мы нашли тебя, мы представились, но ты был в ужасном состоянии. – Капитан показал на дневник, лежащий на земле рядом с койкой.
– Раз можешь писать, значит, тебе лучше.
– Ага, это такой… как бы объяснить. Ну, короче, дневник.
– Ты морпех? – Уокер покачал головой. – Расскажешь, как очутился посреди пустыни в военной форме и с винтовкой М-4?
– Время есть? История длинная.
– Весь день впереди. Когда ты попался нам, мы уже сами валились с ног. Двое наших тоже заработали тепловой удар, как и ты. И я принял решение встать лагерем, чтобы люди отдохнули. Так что мы никуда не спешим. Правда, вечно сидеть здесь не выйдет.
Хеннингс разложил туристический стульчик и присел к койке. Уокер поведал свою историю, начиная с дня, когда страну накрыл ЭМИ.
Он рассказал, как ехал на «Спитфайре», как его поймали бандиты, как он попал на базу Твентинайн-Палмс. Потом перешел к собственным вопросам.
– Капитан, где сейчас проходит фронт?
– Нехило тебя попинала жизнь. Повезло, что цел остался. Я так понимаю, ты не в курсе, что творится в стране.
– Я пришел к выводу, что к нам вторглись корейцы. Они сыпали мне на голову свои цидульки с клятвой верности.
Хеннингс кивнул.
– Ага, у меня тоже такая есть. До нас доходят только слухи, потому что связи нет и правительство молчит. Армейские коммуникаторы тоже гукнулись, нами никто не командует. Новости узнаем по большей части из пропаганды узкоглазых.
– Значит, ничего не работает? Ни телефоны, ни электричество?
– Ага. Корейцы набрали рабочих, точнее, рабов, чтобы починить коммуналку в крупных городах, но пользуются сами, нам не дают.
Уокер закрыл глаза.
– Господи. Как же так вышло?
– Шестнадцатого января корейцы взорвали над Америкой ядерную бомбу. Она создала ЭМИ. Через два дня на Гавайях высадился массированный десант. Захватили совместную базу Перл-Харбор/Хикам, узловую точку нашей военной машины. Ходит слух, что под Гонолулу заложили ядерный заряд и держат правительство в заложниках. Угрожают взорвать, если армия будет сопротивляться. Не знаю, правда это или нет, но действовать приходится исходя из такой вероятности. Двадцать пятого января они напали на Западное побережье. Атаковали Лос-Анджелес, Сан-Франциско и Сан-Диего. Наши собственные транспортники забросили их десант в глубь страны. Через пару дней они контролировали все действующие военные базы в Калифорнии. Захваченные самолеты С-17 позволили им высадить войска во всех ключевых городах. Мы даже не знаем, какую территорию они контролируют. Они хорошо подготовлены, организованы и настроены серьезно. В оккупированных районах действует военное положение.
Уокер покачал головой.
– Боже, просто не верится. Это же Америка!
Капитан Хеннингс пожал плечами.
– Америка давно перестала быть центром мира. В последние десять лет наша броня трещит по швам. Мы стали уязвимы, как утки на воде.
– А как же наша армия?
– Вначале, мы дали им достойный отпор. В Калифорнии, Орегоне и Вашингтоне бушевали свирепые бои. Что творится в других районах, не знаю. Беда в том, что узкоглазые захватили до черта нашего оружия и экипировки. Часть перехватили в Японии и в Южной Корее, потом разграбили наши базы на Гавайях. А когда подмяли военные базы в Калифорнии, намалевали свой герб поверх американских флагов и теперь пользуются нашими танками, самолетами, «Хамви» и далее по списку. Вот такая вот фигня. Воюем против собственных технологий. Больно признавать, но наша военная мощь уже не та. Нас разбили. Наши силы распылены. Мы ничего не можем им противопоставить. К марту все было кончено. Все рода войск, включая Национальную гвардию, потеряли связь друг с другом. Без взаимной поддержки мы не можем атаковать, только прятаться. Надежда на реванш пока жива, но дальше борьба пойдет совсем по другому сценарию.
– В смысле?
– Сражаться будет сам народ. Повсюду организуются партизанские ячейки. В них входят солдаты, не сложившие оружие, бойцы Национальной гвардии, полицейские, пожарные, техасские рейнджеры и самые простые люди, мечтающие поквитаться с захватчиком. Взять к примеру нас. Наша часть располагалась в Сан-Диего. Покрошили нас в фарш. Мы отступили, по дороге дали еще два боя. Потеряли половину состава, зато получили важные сведения. В соответствии с ними выдвигаемся в укрепрайон в Юте, рядом с Брайс Каньон. Там действует крупный партизанский отряд. Благодаря защите от ЭМИ у них есть радиосвязь, танки, машины. Мы вступим в их ряды и продолжим борьбу, но предстоит тяжелая дорога через пустыню. Только так можно обойти патрули корейцев. Все основные магистрали у них под аэронаблюдением. С пустыней они решили не заморачиваться: только безумный может сюда сунуться.
Уокер поразмыслил над словами Хеннингса.
– То есть выходит такой Вьетнам-Афганистан наоборот? Мы не могли победить партизан. А теперь сами применим эту тактику?
– Абсолютно верно. Это наши джунгли, мы их знаем лучше корейцев. Победа в этой войне прячется в кукурузных полях, на крышах и в подвалах, в запутанных лабиринтах улиц.
– Известно, что с Вашингтоном? Где президент?
– Жив он или мертв, мы не знаем. Последние вести – что он в безопасности, в убежище. Есть и другой слух, что он в Англии. Наверняка неизвестно. Да мы даже не знаем, оккупировали корейцы Вашингтон или не стали. Но будем считать, что да. – Капитан протянул Бену флягу. – Еще воды?
– Конечно.
Пока Бен пил, Хеннингс рассказывал.
– Врача потеряли в последней битве, но как лечить тепловые удары, знаем. Когда тебя нашли, ты бредил. Думали уже, начнешь палить из своей М-4, но у тебя не хватило сил ее поднять.
Уокер сел и поставил ноги на землю.
– Попробую встать.
– Ладно. – Несмотря на помощь Хеннингса, у Бена подгибались колени. – Обопрись на меня. – Они подошли ко входу в палатку, и Уокер отбросил тент.
Палящее солнце ослепило его, но через пару секунд он проморгался и смог рассмотреть лагерь – восемь палаток, костровище, три «Хамви», несколько лошадей под навесом.
– Ого, где взяли машины?
– Стояли в экранированном гараже у нас на базе. Корейцы не все успели подгрести под себя. Лошадей нашли на ранчо в Эскондидо. Они плохо переносят жару. А пьют они до хрена, гораздо больше, чем мы.
– Где люди?
– Спят. Мы движемся по ночам. Днем идти нереально. Я зашел тебя проведать, сейчас пойду обратно в койку.
– Как у вас с водой и едой?
– Порядок. Машины набиты под завязку.
У Бена закружилась голова.
– Лягу-ка я обратно, – сказал он. Опустившись на кровать, спросил: – В городах совсем плохо?
Хеннингс покачал головой.
– Очень. Корейцы стараются накормить людей, но порядки у них жестокие. Как в Германии при фашистах. Люди обязаны всегда таскать паспорта, тебя могут арестовать ни за что. Организовали концлагеря. Вешают на столбах кого хотят. Члены семьи пропадают, и выяснить, где они и что с ними, невозможно. Всяких инженеров, механиков, программистов, то есть всех квалифицированных работников припахали восстанавливать коммунальные службы. Куча народу вынужденно стала квислингами.
– Кем?
– Квислингами. Теми, кто сотрудничает с врагом. На оккупированных территориях все держится на них.
– Коллаборационисты?
– Хеннингс пожал плечами.
– Коллаборационисты – это когда добровольно, а квислинги – вынужденно. Корейцы взяли в заложники членов их семей, увезли куда-то в концлагерь и угрожают расстрелять, если что. Выбора нет, приходится идти на сделку. Но поскольку, в социальной иерархии Кореи, они находятся на самом дне, чуть что – их делают стрелочниками.
Уокер вздохнул.
– Даже не знаю, что сказать. Все хуже, чем я думал.
– Ага, а еще прокатилась волна национальных погромов. Слышал?
– Неа. А, стой, краем уха. Толпа разнесла корейский квартал в Лос-Анджелесе?
Хеннингс кивнул.
– Это первый эпизод. Дальше стало хуже. Нападают на любого азиата, даже если он гарантированно не связан с КНА. Бред полный. Вместо борьбы с настоящим врагом объявили охоту на простых американцев с неправильным разрезом глаз. Наши корейцы вынуждены защищаться. Американцы воюют против американцев. Столько сил брошено против мнимого врага.
Уокер потер лоб.
– Господи, ну и бардак.
Хеннингс снова присел на табуретку.
– Короче, Уокер, слушай сюда. У тебя какие планы на будущее? Из Твентинайн-Палмс ты сбежал, а дальше куда собираешься?
– Куда глаза глядят. Была мысль попробовать добраться в Лас-Вегас.
– Понятно. Оставим тебе компас и карту. Пригодятся.
– Спасибо.
Капитан встал.
– Отдыхай пока. Ночью мы тронемся в путь, палатку оставим тебе. У нас есть лишние, мы потеряли много ребят. Перед выходом загляну.
Не успел Хеннингс уйти, как Бен встал с кровати.
– Капитан, стой. – Уокера мотало, но он уже стоял без чужой помощи. – Возьмите меня с собой.
Тот покачал головой.
– Не могу. Ты не прошел подготовку. Будешь обузой.
– Я умею стрелять из автомата. И неплохо.
– Быть солдатом – это не только уметь стрелять из автомата. Если мы наткнемся на узкоглазых, завяжется бой, мне некогда будет с тобой нянчиться. Извини.
– Погоди. Я журналист, репортер. Считайте меня полковым корреспондентом. Как принято, буду освещать боевые действия непосредственно с передовой. Американцы должны знать, как идут бои. Я найду способ донести правду до людей. У меня нет готового способа связи, но пока можно готовить материалы. Рано или поздно мы найдем рабочее радио. Я слышал, что есть подпольная сеть радиовещания, люди обмениваются важными сведениями. Со временем, технику будут чинить. Капитан, я вам пригожусь. Буду вашим голосом.
Поджав губы, Хеннингс посмотрел на Уокера.
– Ты не в состоянии идти. Тебе надо отлежаться.
– У тебя тоже ведь есть пострадавшие? Они к вечеру уже придут в себя?
– Временно посадим их в машины.
– Может, там еще одно местечко найдется?
Хеннингс откинул полог палатки и выглянул наружу.
– Утро вечера мудренее. Дай мне переспать с этим вопросом, перед отъездом сообщу тебе решение. – С этими словами капитан ушел к себе в палатку.
Уокер лег на койку, мечтая, чтобы силы вернулись побыстрее. Во что бы то ни стало надо вписаться в отряд. Бродить по пустыне в одиночку он не готов.
Со временем Уокер и оба бойца Национальной гвардии с тепловым ударом полностью оправились. Отряд из пятнадцати человек полз через Мохаве на северо-восток со скоростью улитки: просто днем было слишком жарко, чтобы идти, а ночью слишком холодно. Особенно тяжело путь давался лошадям, не привыкшим к пустыне. Как заметил капитан Хеннингс, «все-таки не верблюды». Удавалось покрывать в лучшем случае двенадцать миль в сутки.
Едва Уокеру стало лучше, он перезнакомился с товарищами по оружию. Джонсон и Ходж, Ковальски и Мастерс, Дреббинс и Митчелл, Мариино и Голдберг, остальных не запомнил… а еще сержант Коппл, взявший журналиста под свое крыло. В первый же день он подошел к Бену.
– Ты Уокер? Я сержант Уолли Коппл. Мне поставили нетривиальную задачу на ходу обучить тебя азам военного ремесла.
– Зови меня Бен. Да, обучение мне не помешает.
– Никогда не обращайся к людям по имени. Ты Уокер. Я сержант Коппл. Осознал?
– Ага.
Коппл был матерым воякой лет пятидесяти от роду, настоящей военной косточкой. Седые патлы, усы и щетина резко выделялись на фоне лысых голов остальных солдат, хотя те успели основательно зарасти. А вот Хеннингс ежедневно насухую скреб лицо опасной бритвой.
Когда Уокер встал на ноги, Коппл приказал ему подойти с М-4 на «полигон» в нескольких шагах от лагеря. Хрипло прокашлявшись, он сказал:
– Прелесть пустыни в том, что можно стрелять где угодно. – Он указал на кактус, отдаленно похожий на человека, ярдах в двадцати. – Прострели-ка этому гаденышу бошку.
Уокер поднял автомат и навел прицел.
– Стоп, стоп. Ты задерживаешь дыхание. Расслабься, дыши как обычно.
Уокер о таких тонкостях не задумывался. Он заранее напрягался, предчувствуя отдачу. Глубоко вдохнув, Бен снова поднял автомат.
– Стоп, стоп. Во-первых, спроси себя, ты ведешь огонь на длинной, средней или малой дистанции.
– Средняя? – попробовал угадать Бен.
Коппл, закашлявшись, пожал плечами.
– Типа того. Некоторые инструктора сказали бы, что дистанция малая. Ярдов двадцать, можно считать и так, и так. Главное правило на малой и средней дистанции – гаси со всей дури. Стреляй очередями.
– Как скажешь.
– Включи отсечку по три пули и разнеси-ка этот кактус.
Уокер сдвинул переключатель и прицелился. Потом нажал спусковой крючок, и винтовка трижды дернулась у него в руках. Кактус остался цел и невредим.
– Не переживай, все нормально, – закашлялся Коппл.
– Я же промазал.
– Ты напрягаешься. Что называется, палишь в белый свет. В общем, стреляя очередями, не пугайся. Держи прицел. Отдача подбрасывает ствол, так что нужно целиться чуть ниже.
Уокер попробовал еще раз. Пули разнесли верхнюю треть кактуса.
– Молодчина! – сказал Коппл. – Может, из тебя выйдет толк. Давай попробуем стрельбу на дальние дистанции.
Его снова разобрал кашель.
– Уолли, в смысле, сержант Коппл, кашляешь ты уж больно паршиво. Ты случаем не болен?
Коппл отмахнулся.
– Не забивай голову, по ходу, это рак. Год как мучаюсь. Всякое дерьмо в жизни случается.
Он указал на кактусы ярдах в пятидесяти.
– Представь, что это корейцы и они в тебя целятся. Твои действия?
Уокер поднял автомат.
– Стоп, стоп. Какой режим огня будешь использовать?
– Очередями?
– Может сработать, но вообще-то на дальних дистанциях лучше стрелять одиночными. Все зависит от количества врагов. Скажем, ты один против шестерых. Попробуй отстрелить левому кактусу бошку с одного выстрела.
Уокер тщательно навел прицел на «голову» кактуса, выстрелил – и промазал.
– Все нормально. Попробуй еще разок. Целься ниже. Ничего, научишься.
– Я вроде бы учился уже! Несколько месяцев палил из этой фиговины!
– Попробуй еще разок. Целься в туловище.
Уокер поднял автомат, прицелился, вспомнил про дыхание и потянул спусковой крючок. Верхняя часть кактуса разлетелась по пустыне.
– Круто. – Уокер сунул палец в ухо и покрутил там. – Громко как. В ушах звенит. Никак не привыкну.
– Нужны затычки в уши, хотя в бою важно слышать товарищей. Попробуй остальных завалить с отсечкой по три. Грамотно используй отдачу. На таком расстоянии надо целиться в грудь. Вторая-третья пуля прилетит уже в голову. Можешь, конечно, дать очередь на весь магазин и водить стволом, но не советую: неэкономно.
Уокер кивнул, опустился на колено и прицелился.
– Стоп, стоп. Чего садишься-то?
– Так целиться проще.
– Допускаю, но ты превращаешься в легкую мишень. Против одного врага может сработать, а против отряда – не советую.
– Понял. – Уокер встал.
– Давай, гаси узкоглазых.
Бен прицелился, тремя выстрелами разнес правый кактус, перенес огонь левее, пропустил одного врага, отстрелявшись по следующему, вернулся назад добить пропущенного, и так, пока все пятеро «корейцев» не разлетелись в клочья.
– Неплохо.
– Неплохо? Я их покрошил в кашу!
Коппл пожал плечами и закашлялся. Оценив положение солнца, предложил вернуться в лагерь.
– Спать пора. Завтра продолжим.
– Хорошо.
Пока они брели к палаткам, Бен увидел на земле знакомую тень. Поднял глаза. Точно, он.
– Гадский стервятник, – буркнул он. Поднял автомат и стал водить стволом за нарезающей круги птицей. – Задрал уже летать за мной, скотина!
Стоило птице отлететь так, чтобы солнце не слепило Бену глаза, как раздался выстрел. Стервятник дернулся, как бы завис на месте, а потом рухнул на землю ярдах в пятнадцати от них.
Бен, довольный собой, опустил автомат.
– Эта сволочь бесила меня аж с Твентинайн-Палмс.
Горы Бристоль задержали отряд минимум на месяц. Но стоило добраться до Чертовой площадки (так называется район в пустыне Мохаве), и скорость увеличилась. Увы, быстрее не значит проще. Дюны и соляные пустоши, раскинувшиеся на много миль, отражали солнце, отчего жара стала совсем уж невыносимой. Одна лошадь пала от изнеможения. Капитан Хеннингс ее пристрелил. В отряде воцарились упаднические настроения. Солдаты роптали, мол, зря они полезли в пустыню.
Может, стоило попытать удачи на шоссе, скоротечный бой всяко лучше трех месяцев в аду.
Коппл отрабатывал с Уокером скрытное перемещение и огневую тактику. Один из его афоризмов: «Не суетись, как дебил». Бен учился бегать так, чтобы враг все время был под прицелом. Тренировки приносили хорошие плоды, Коппл вынужденно признавал, что большинству новобранцев далеко до резвого журналиста.
Наступил июль, и в отряде разгорелась эпидемия. Непонятный вирус валил по нескольку человек за раз. Капитан решил было, что виновата испорченная еда, но отравление дает другие симптомы. Стоило одним поправиться, как заболевали другие. Три недели люди пластом лежали в палатках. Просто выпить воды или холодного бульона, или опорожниться стало для них непосильной задачей. Коппл, прошедший Африку и Юго-Восточную Азию, предположил, что это лихорадка Ноксвилла, бушевавшая в Америке в 2021 году.
Умерло три человека. Остальным ближе к августу стало лучше. Те, кто покрепче, выздоровели сами, однако жизни четверых еще неделю висели на волоске, и когда совсем уже казалось, что они обречены, все вдруг резко пошли на поправку.
Солдаты рвались в путь, несмотря на слабость. Они твердо решили к сентябрю добраться до Юты. Осталось шестнадцать человек, включая Уокера, и семь лошадей. Машины не подвели: за всю дорогу не было ни одной поломки. Один «Хамви» был нагружен исключительно топливом и припасами. Два других везли вооружение, один – тяжелый пулемет М-2 пятидесятого калибра, другой – гранатомет МК-19. Управлялись они через систему CROWS, позволяющую вести огонь, не высовываясь из машины.
Наконец они вышли к обрыву, откуда просматривалось пятнадцатое шоссе. На дороге тут и там стояли брошенные машины. Хеннингс приказал всем ждать, пока разведчики проверят ситуацию. Ковальски на лошади поскакал вперед и минут десять изучал в бинокль дорогу и окрестности.
– Капитан, с запада движется автоколонна, – доложил он по возвращении. – Похоже, корейцы. Одна БМП, два «Хамви».
– Расстояние?
– Мили две.
– Модель БМП?
– Трудно сказать. Похоже на нашу LAV, скорее всего, двадцать пятая.
– Сколько людей?
– Невозможно сказать. Есть вероятность, что БМП и оба «Хамви» забиты под завязку.
– Машины вооружены?
– Не замечено.
Вторым по званию после Хеннингса был Коппл.
– Что думаешь? – обратился к сержанту капитан.
– Предположим, БМП мы подорвем. Если нам повезло и на «Хамви» нет тяжелого вооружения, все упирается в оружие экипажа.
Хеннингс в бинокль оглядел дорогу.
– Вижу их. Держат скорость. Если валить их, то сейчас. – Капитан принял решение. – Кто на лошадях, остаются в седле, остальные – по машинам. Первым атакуем БМП. Работаем по схеме «Клещи», ясно?
– Так точно.
Хеннингс взял шестерых всадников, и они поскакали на запад вдоль обрыва, чтобы напасть на корейцев с фланга. Коппл, проводив их глазами, обернулся к Уокеру.
– Жди здесь.
– Хрен там, – взбесился Уокер. – Я иду с вами.
– Ты не готов к бою.
– Еще как готов. В тылу отсиживаться я не буду. Ни за что.
Коппл закашлялся, и комок бурой слизи полетел на землю.
– Ну как знаешь. Не суетись, как дебил.
Оставшиеся солдаты расселись по «Хамви»: двое в машину с припасами, семеро – в тяжело вооруженные внедорожники. Уокер следом за Копплом залез в машину с МК-19 на крыше. К гранатомету встал Джонсон. Сержант, заняв переднее сиденье, приказал выдвигаться.
«Хамви» скатились с обрыва и рванули к шоссе. Корейцы продолжали ехать на прежней скорости. Маршруты обоих групп сходились в одной точке. Тем временем за спиной корейцев появилось семь всадников с М-4 и М-16.
Когда до шоссе оставалось ярдов сто, корейцы начали действовать. Караван остановился, БМП навел на атакующих 25-мм орудие «М-242 Бушмейстер», а два его пулемета М-240 принялись поливать «Хамви» американцев.
Джонсон открыл огонь из гранатомета. Первый выстрел попал в передние колеса БМП, окутав ее облаком черного дыма. Однако «Бушмейстер» успел выстрелить. Водители «Хамви» попробовали было уйти с линии огня, но громкий взрыв разметал землю перед ними. Волной подняло один «Хамви» на два колеса и чуть не опрокинуло, но водитель сумел удержать машину.
Дым рассеялся, стало видно, что у БМП излохмачены передние колеса. Подвижность она потеряла.
У корейских машин распахнулись двери, и из каждой выскочило четверо пехотинцев с пулеметами. Они увидели всадников.
Уокер сроду не видал ничего подобного, этой перестрелке между корейскими солдатами и американскими конниками. Получился эдакий гибрид вестернов и фильмов про войну – хорошие парни скачут на лошадях вокруг машин, разве что с современными автоматами, а злобный враг укрывается за современной военной техникой и стреляет в ответ. Абсолютно сюрное зрелище.
Джонсон выпустил еще одну гранату. Та попала аккурат в «Бушмейстер», мощно тряхнув БМП. Орудие вышло из строя.
Пулеметы стреляли по-прежнему, но пули отскакивали от «Хамви», как горох.
Коппл приказал тормозить: до корейцев было совсем близко.
– Гаси пулеметы! – крикнул он Джонсону.
МК-19 снова плюнул фугасной гранатой, превратившей в лохмотья задние покрышки. Корейские солдаты тем временем, попрятавшись за своими машинами, стреляли по всадникам. Одна лошадь рухнула, наездник вылетел из седла. Невредимый, он вскочил на ноги и дальше бросился бегом. Пулеметчики в БМП осознали, что стрелять по «Хамви» без толку, и накрыли огнем всадников. Погибли еще две лошади и один боец.
– Черт! – заорал Коппл. – Джонсон, быстрее, гаси пулеметы!
Граната попала в БМП и прожгла в борту дырку. Изнутри вырвался клуб дыма. Судя по тому, что пулеметы смолкли, экипажу сильно досталось.
– Давай, Джонсон, лупи, не дай Бог кто-нибудь из этих сволочей остался жив. Остальные – пошли, пошли!
Десять человек высыпали из «Хамви» с криками «За свободу!», «За Америку!», «За Перл-Харбор!».
Восемь корейцев попали в западню. С одной стороны к ним скакало четверо всадников, с другой – наступало девять человек. И негде укрыться от огня. Уокер понял, что такое схема «Клещи».
Выскочив из машины последним, Бен испытал прилив ярости и страха. Неужели он пойдет в атаку? Ему тридцать четыре года, рановато погибать. Ни разу в жизни у него даже мысли не было, что он может пойти на военную службу. Но вот в руках у него оружие, а напротив – вражеские солдаты, топчущие американскую землю.
– Господи, – шепнул он, а потом с воплем «ура!» бросился вперед, на ходу поднимая автомат.
Гранатомет выстрелил еще дважды, разбив пулеметы на БМП и проделав еще одну дыру в борту. Четверо всадников, огибая машины, расстреливали врагов. Те, лишившись последнего укрытия, разбегались, паля во все стороны. Они представляли из себя легкие мишени.
Один кореец, стреляя длинными очередями, бросился на основной отряд американцев. Бен увидел оскаленные зубы врага, бегущего прямо к нему. Рядом упали двое товарищей.
Время будто застыло. Две секунды показались вечностью.
Способен ли он убить человека? Убить насмерть?
Кореец с отчаянной гримасой на лице поднял автомат.
Стреляй, дурень! Не суетись, как дебил!
Уокер не мог заставить себя нажать на спусковой крючок. Невозможно отнять человеческую жизнь.
Но если ты не убьешь его первым, он убьет тебя!
Все происходило, как в замедленной съемке. Палец застыл на крючке.
Жар летящих мимо пуль вывел Уокера из оцепенения. Он вспомнил науку Коппла.
Короткая дистанция: отсечка по три патрона.
Уокер вдавил спусковой крючок, автомат трижды лягнул его в плечо.
Кореец дернулся, выстрелил, промахнулся и рухнул на землю. Уокер не понял, куда попал, но, судя по всему, попал куда надо. Не опуская автомат, он бросился к поверженному врагу. Неплохо, два попадания из трех, в грудь и в лицо. На месте скулы красовалась уродливая красная дыра.
Охренеть, я убил человека.
Уокера раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, ужас, потрясение от того, что он отнял человеческую жизнь. С другой стороны – возбуждение. Так правильно ли он поступил?
Не забывай, сказал он себе, это враг твоей страны. Он пришел сюда топтать своим кованым сапогом нашу жизнь. Он заслуживает смерти.
– Так и будешь разглядывать своего дружка или поможешь нам с зачисткой?
Подняв глаза, Бен увидел Коппла.
– А? – Он вдруг осознал, что стрельба утихла. Бой закончился. – Сколько это все заняло?
– Что?
– Бой сколько длился?
Коппл посмотрел на Уокера так, будто вопроса глупее еще не слышал.
– Две минуты, даже меньше.
– Серьезно?
– Да, а что?
– Быстро как. Я думал, будет дольше. Будем воевать час, до последнего солдата и последнего патрона.
Коппл, закашлявшись, покачал головой.
– Не, так не бывает. Бой – это быстро, все решается за считанные секунды.
Уокер набрал полную грудь воздуха.
– Мы победили?
– А то. Кстати, пленника взяли.
Уокер оглядел поле боя. Корейская пехота полегла вся. Подбитый БМП выведен из строя. Двое американцев держат под прицелом корейца, стоящего в позе «на колени, руки за голову». Форма обгорела, лицо в копоти. Должно быть, из экипажа БМП.
В минусе три лошади.
– Наши потери?
– Двое, Мастерс и Ходж.
Бен увидел тела на земле. Раненых всего двое, оба ходячие.
– В плюсе два внедорожника и припасы. Это мы удачно их прищучили, – сказал Коппл. Откашлявшись, он сплюнул мокроту и хлопнул Бена по руке. – Уокер, молодцом. Для новичка действовал неплохо. И не суетился, как дебил.
Коппл ушел к капитану Хеннингсу, допрашивающему пленника. Уокер понимал, чем закончится дело.
Хеннингс вытащил пистолет из кобуры, ткнул корейцу в левый висок и вышиб ему мозги.
Прежний Уокер пришел бы в ужас. Нынешний – отнесся спокойно.
Наивный журналист шестимесячной давности исчез навсегда.
Солдаты шерстили трофейные машины. Хеннингс, поймав на себе взгляд Уокера, пожал плечами.
Уокера такой ответ вполне устроил.
Отряд добрался до Лас-Вегаса ранним утром. В былые времена жители и гости «Города греха» отсыпались бы после бурной ночи, а заядлые игроки уже бы кормили деньгами игровые автоматы. Но десятилетие кризиса отучило людей швыряться деньгами. Вульгарно-шикарные заведения на Стрип позакрывались. Запустение там, где кипела жизнь, служило безмолвным напоминанием о роскоши, в которой купалась Америка. Раньше неоновые вывески горели даже днем, теперь их не включали и ночью. В прошлом остались кричащие шоу, танцы, стриптиз и выступления комиков.
Чистая жуть.
Таким увидел город Уокер, когда был здесь года за три до ЭМИ.
Стоило каравану из лошадей и «Хамви» выехать на бульвар Лас-Вегаса, Уокер сразу заметил перемены. Оживленные улицы. Бодрые люди. Иные приветствовали солдат жестами и криками, но большинство с занятым видом спешило по делам. Смех. Гуляющие семьи. Парочки держатся за руки. Как ни странно, суета перед заброшенными отелями. Проезжая мимо знаменитых «Люксора», «Экскалибура», «Нью-Йорк, Нью-Йорк», «Планеты Голливуд», «Белладжио» и «Бэлли», солдаты видели настоящие очереди на входе. Складывалось впечатление, что казино работают на всю катушку. Больше всего поражала чистота, как будто у людей была возможность принять душ и выстирать одежду.
Боже, подумал Уокер. Они практически счастливы!
Со Стрип убрали брошенные машины. Улица превратилась в пешеходную зону, хотя Уокер с замиранием сердца заметил несколько едущих машин.
Перед входом в «Цезарь Палас» мужчина в форме шерифа взмахом руки остановил караван. Ему было под шестьдесят, пузатенький, ухоженный. «Хамви» затормозили, а капитан Хеннингс слез с лошади. Бойцы, включая Уокера, высыпали из машин. Толстяк протянул ладонь.
– Я шериф Макконли, обычно меня кличут Шериф Мак. Добро пожаловать в Лас-Вегас. Ребят, вы откуда?
Хеннинг пожал руку.
– Мы – подразделение Национальной гвардии из Лос-Анджелеса, движемся в Юту. Я – капитан Хеннингс.
– Ей-богу, вы – первый военный отряд почитай с февраля. Проездом или задержитесь у нас?
Хеннингс посмотрел на бойцов. У тех на лицах было написано желание задержаться.
– Если вы не против, мы отдохнем.
– Тогда оставьте машины на парковке позади «Цезарь Паласа». Не переживайте, с ними ничего не случится. У нас есть специальный загон в теньке, кораль, там живут цирковые звери. Лошадей лучше всего отвести туда. Не бойтесь, опасных хищников там нет. Кораль в двух кварталах к северу, на Сэндз-Авеню сверните направо. Увидите гольф-клуб, вам туда.
– Шериф, а что вообще у вас творится? – заговорил Уокер. – Если не обращать внимания, что нет света, вы прямо-таки живете нормальной жизнью.
– Стараемся, – пожал плечами шериф. – Ставьте машины и возвращайтесь сюда. У меня рабочий кабинет в отеле «Харра». Объясню вам расклады.
Четверо всадников поскакали в кораль, остальные поехали на стоянку. Возвращаясь оттуда, солдаты остро почувствовали, как сильно выделяются из толпы: несколько месяцев у них не было ни единой возможности помыться или постирать форму.
– Мужики, а заценили, какие тут бабы? – восхитился Джонсон. – Такие свеженькие… и красивые!
Уокер согласился с ним. Настоящий пир для измученных пустыней глаз.
Бойцы собрались у шерифа. Один из тех, кто ездил в кораль, поразился, что люди на самом деле играют в гольф. Он рассказал, что лошади, попав в загон к остальным зверям, решили, что они в раю.
Шериф предложил всем рассаживаться.
– Судя по выражению лиц, вы немало удивлены.
– А то, – ответил Коппл. – Вам что, досталось меньше, чем другим городам?
– Сперва и нам пришлось туго, – поведал Макконли. – А потом корейцы захватили дамбу Гувера и Боулдер-сити. В последние месяцы они там все чинят. Наверняка решают какие-то свои задачи, но к нам идет вода. Вот так, в городе работает водопровод.
Уокер кивнул. Ясно, почему люди так хорошо выглядят. Поразительно, как много значит такая простая вещь, как вода в кране.
– Нельзя сказать, что мы в шоколаде, – рассказывал шериф. – До нападения корейцев у нас была настоящая беда с жильем. Безработица – шестьдесят пять процентов. После ЭМИ начался массовый исход в Сан-Франциско и Денвер. Учитывая, что мы торчим посреди пустыни, со снабжением у нас погано. Без электричества многое не работает. С шестнадцатого января невозможно снять деньги с банковского счета. Так что у нас нет денежного оборота, что для Лас-Вегаса звучит дико. Но мы придумали собственную экономическую систему.
– Это как? – поинтересовался Хеннингс.
– Фишки из казино. Используем вместо денег.
– Шутите? – засмеялся Уокер.
– Никак нет. Конечно, их принимают не все и не всегда. Как-никак фишки – не деньги, скорее кредитные жетоны. Их берут в уплату за еду, необходимые услуги, например, охрану правопорядка, ну и за, скажем, развлечения.
– Развлечения?
– У нас работают казино. Электричества нет, играют при свечах. Автоматы не работают, но карты, кости и рулетка к вашим услугам. На деньги не играют, ставят фишки. – Макконли пожал плечами. – Для игроманов – насущная потребность, остальным – неплохое развлечение. Жизнь у нас, поверите, не сахар. Жарко, как в аду. Без кондиционеров дома превращаются в духовки. Открываем в отелях все окна. Народ по возможности переезжает на нижние этажи. На улице оказалось столько бездомных, что мэр через пару месяцев издал указ о бесплатном проживании. Так что выбирайте отель, занимайте свободную комнату и мойтесь в душе. Вам, ребята, пора вплотную заняться гигиеной. Без обид.
– Судя по рассказу, здесь настоящий рай, – сказал Джонсон.
– Где еды взять? – поинтересовался Хеннингс.
– В городе работает четыре общественных столовки. Одна – совсем рядом, на Стрип, в Белладжио. Открыты с семи до одиннадцати утра и с шести до восьми вечера. Расплачиваться надо фишками. Мы растим овощи в оранжерее. Мяса нет, но куры несут яйца, так что можете заказать омлет. Кур на мясо не пускаем, их и так мало. В общем, слушайте наши законы. Не воровать. Наказываем по всей строгости. Как военные можете ходить с оружием, но стрелять не советую. И оставлять в номерах не стоит. Как бы мы ни боролись с ворами, кто-нибудь обязательно соблазнится хорошим автоматом. Еще мы ограничиваем потребление алкоголя, потому что у нас проблемы с поставками. В казино отпускают два дринка в одни руки, больше нельзя.
– Учтем, – сказал Коппл.
– Я так понял, корейцев в городе нет? – уточнил Хеннингс.
Макконли покачал головой.
– Сложно поверить, но нет. Они к нам не лезут. Должно быть, решили, что у нас нет ничего полезного. Я так думаю, Лас-Вегас для них олицетворяет дух загнивающего капитализма, и они брезгуют с нами связываться. Но это мои догадки. Каждый день боюсь, что они придут, но до тех пор мы будем выживать и радоваться. Я горжусь тем, как мы приспособились к новым условиям. Совместная работа и чувство локтя творят чудеса.
– Это вы молодцы, – сказал Уокер.
– Скажите-ка, шериф, – наклонился вперед Хеннингс. – А про партизанскую ячейку, действующую в Юте рядом с Брайс Каньон, что-нибудь слышно? Мы хотим добраться до тамошнего укрепрайона.
– До меня доходят сведения о партизанах со всей страны, но про Брайс Каньон не слышал. Правда, это еще ни о чем не говорит. Без связи… – Шериф поднял палец. – Однако! Мы ловим радиопередачи.
– Как? – поднял брови Уокер.
Макконли посмотрел на часы.
– Вам везет, скоро будет сеанс. У меня в подвале хранилась любительская радиостанция. ЭМИ ее не сжег. Стоит в соседнем кабинете, загляните.
Бойцы следом за шерифом отправились в комнатушку, где стоял стол, три стула и станция примерно 1980-х годов выпуска.
Шериф запустил портативный генератор, стоящий под столом.
– Все генераторы используются на критичных участках, например, в больницах. Бензин контролируют мои люди, бережем как можем. Где брать топливо, понятия не имею. Лично я запускаю генератор раз в день, чтобы проверить эфир.
– Эфир? – спросил Уокер.
– Чрезвычайная система радиосвязи пять раз в день передает записанное сообщение. Откуда они вещают, понятия не имею. Одну и ту же запись крутят с начала июня. Надеюсь, скоро они скажут что-нибудь новенькое.
Макконли включил радио. Загорелись лампы. Комнату заполнило шипение статики. Шериф покрутил ручку настройки. Через несколько секунд на смену шуму пришел настроечный сигнал.
Очарованные техникой, бойцы склонились над столом, будто впервые видели такое диковинное устройство.
Шериф посмотрел на часы.
– Вот-вот начнется.
Уокер, облокотившись о стену, уставился на радио. У него в голове бурлили идеи, не складываясь, однако, в четкий план действий.
Вдруг раздался чистый женский голос.
– Передает чрезвычайная система радиосвязи Федеральной комиссии по связи Соединенных Штатов Америки. Эта запись сделана двадцатого мая 2025 года. Она будет транслироваться ежедневно в определенное время: восемь часов утра по стандартному восточному времени, в полдень, в пять вечера, в десять вечера и в два часа ночи. Президент США, находясь в безопасном месте, обращается к своему народу.
Уокер слушал, забыв, как дышать. Впервые с начала войны он услышал новости о президенте.
Знакомый голос представился и начал речь.
– Дорогие сограждане! Американцы! Мы находимся в тяжелейшей ситуации, и правительство ищет способы выхода из нее. Мы с вицепрезидентом и Кабинет министров находимся в безопасности. Наше местонахождение и даже страна пребывания в силу сложившихся обстоятельств держатся в тайне. Тем не менее заверяю вас, что мы прилагаем все усилия для борьбы с кризисом. Наши союзники в Европе обещали прийти к нам на помощь. К сожалению, по причинам экономического характера, затронувшим всю планету, на подготовку кампании понадобится некоторое время. В данный момент непонятно, о каком промежутке идет речь. Как вы знаете, корейцы угрожают ядерным взрывом на Гавайях. К тому же тысячи американцев содержатся в концентрационных лагерях. Наша армия не способна вести борьбу. Прошу вас, держитесь! Находясь во власти корейцев, не рискуйте жизнью понапрасну. Если сотрудничество с ними поможет вам обезопасить себя и семью, соглашайтесь. Как только будут новости, мы запишем новое обращение. Дорогие сограждане, сообща мы преодолеем это испытание! Молитесь и берегите себя.
Запись кончилась. Макконли выключил радио и генератор.
– С мая никаких новостей.
– Плохо дело, – закашлялся Коппл. – С тех пор его могли и убить. И всех остальных тоже.
В комнате повисла гнетущая тишина. Наконец Уокер спросил:
– Другие, простые люди в эфире есть?
Макконли кивнул.
– Регулярно кто-нибудь выходит на связь. Как правило, жалуются на бедственное положение и просят помощи. Судя по голосам, многие в отчаянии. Очень тяжело их слушать. Понимаешь, какое дело. Если ты не сберег радиостанцию в защищенном подвале, ее надо чинить, а это не всякому по силам.
– Мне казалось, с починкой не должно быть проблем?
Шериф пожал плечами.
– Что будем делать, капитан? – спросил Коппл, глядя на Хеннингса.
Тот обвел взглядом голодные лица людей.
– Ладно, задержимся на несколько дней. Каждое утро после завтрака, в 9:30, встречаемся в вестибюле отеля «Харра». В конце недели будем выдвигаться.
По пути на улицу Коппл спросил у Бена:
– Чем займешься?
– Схожу в «Цезарь», найду комнату, помоюсь, побреюсь, отдохну. Потом схожу в казино. У тебя какие планы?
Сержант закашлялся.
– Да примерно такие же. Только хрен я встану с кровати в ближайшие двенадцать часов. А потом и в казино можно заглянуть.
– Там и увидимся.
Уокер, заслонив рукой глаза от палящего солнца, перебежал улицу. В фойе «Цезаря» на него нахлынула тяжелая духота, но всяко лучше, чем снаружи. За конторкой стояла седовласая старушка лет семидесяти. Она протянула Бену веер. Он заметил такие же веера в руках у людей. За спиной у старушки на стене висела расчерченная доска с номерами комнат и именами постояльцев.
– Комнату с душем? – спросила дама, смерив Бена опытным взглядом.
– Хорошо бы.
– На первых двух этажах свободных номеров нет. Могу предложить третий и четвертый. Чем выше, тем жарче, так что высокие этажи не советую, но тут уж как хотите. Да, лифты не работают, ходим по лестнице.
Бен заметил на доске пустое место.
– 322-й номер свободен?
– Да.
– Тогда я его займу.
Дама спросила, как его зовут, и в соответствующей ячейке появилась запись.
– Ключей нет. Электронные замки приказали долго жить, теперь рассчитываем на честность постояльцев. В чужие номера без приглашения не входить. Нарушителей сдают шерифу.
– Понял.
Дама, обмахиваясь веером, улыбнулась ему и похлопала глазами. Для такого почтенного возраста у нее была на редкость хорошая фигура. Уокер решил, что перед ним бывшая танцовщица.
– Да, горничных у нас тоже нет. Постельное белье лежит на столике рядом с лифтом. Стирать его и одежду можно вручную в подвале, раз в неделю. Или у себя в ванне когда угодно.
– Спасибо большое.
– Вам ведь нужна новая одежда?
– А что, есть?
– Да, майки, шорты и сланцы. Цены в фишках, но у вас их пока нет, так что могу записать одежду в кредит. По правилам первые десять фишек вы получаете просто так, могу их вам выдать.
– Что, серьезно? – изумился Уокер.
– Честное слово. – Она ушла в кабинет и вернулась с десятком красных фишек, майкой, шортами, сланцами и лаконичным договором. – Размер прикинула на глазок. Что не подойдет, можно обменять. Вашу подпись; договор гласит, что вы должны двадцать фишек за одежду.
Бен чиркнул ручкой.
– Вы военный? – спросила дама, потому что Бен так и ходил в камуфляже морпехов.
– Нет, но приехал с отрядом Национальной гвардии.
Дама протянула руку.
– Надеюсь, вам понравится в «Цезарь Палас». Когда побреетесь и отмоетесь, станете настоящим красавцем.
Шесть часов кряду Бен кайфовал: мылся, брился, отсыпался. А потом он спустился вниз в новой майке, шортах и сланцах. Десять фишек жгли ему карман.
Если не обращать внимания на современную моду, казино напоминало гравюры XVIII–XIX веков. Свечи заливали комнату, крупье и игроков мягким волшебным светом. На высоких потолках танцевали тени. Якобы древнеримская отделка «Цезарь Паласа» и живой свет создавали потусторонний эффект, будто тебя забросило далеко в прошлое. Бряцанье игровых автоматов давно смолкло, ему на смену пришли тихие, естественные звуки. В углу просторного холла играл на акустике джазовый квартет.
Неудивительно, что местные жители не вылезают из казино, подумал Уокер. Если сравнивать с его злоключениями, здесь настоящий рай.
Он бродил по комнате, разглядывая игроков в рулетку, кости, блэк-джек и покер. Отдельные мастера играли в баккара. Уокер присел за пустой стол для блэк-джека к высокой, эффектной брюнетке-крупье. Той было чуть за тридцать. Как и все вокруг, она была в майке и шортах. Уокер счел, что фигура у нее – загляденье.
– Какая у вас минимальная ставка? – спросил он.
– Две фишки, – ответила та, глядя ему в глаза. – Недавно в городе?
– Сегодня приехал. – Он положил на стол две фишки, брюнетка сдала Уокеру карты: шестерку в открытую, пятерку в закрытую. Он попросил еще карту. На стол легла тройка.
– В наши дни мало кто стремится в Лас-Вегас, в основном все едут отсюда. Как вы к нам попали?
– В компании солдат Национальной гвардии. Еще карту.
– Вы солдат?
– Нет.
Девушка сдала ему четверку. Он помахал рукой. Она перевернула свою карту. Перед ней лежали две картинки.
– Двадцать, – сказала она.
– Хреново, – ответил Бен, переворачивая пятерку.
– Восемнадцать. Маловато. – Брюнетка забрала две фишки. Бен выложил на стол еще две.
– Так они что, просто вас подвезли?
– В каком-то смысле. Я журналист из Лос-Анджелеса.
Девушка сдала карты. Бену досталась картинка в закрытую и двойка в открытую.
– Слышала, там дела обстоят паршиво.
– Когда я уезжал, там был кошмар. А у вас тут хорошо. Карту.
Пожав плечами, она сдала ему восьмерку.
– Мы здесь не живем, а выживаем. – Он помахал рукой, и она открыла свои карты.
– Девятнадцать. – Перевернув его карту, девушка одобрительно улыбнулась. – Двадцать. С меня две фишки.
– Отыгрался. Как тебя зовут?
– Келси. Келси Уилкокс. – Она протянула руку, и Бен ее пожал.
– Бен Уокер.
– Очень приятно.
Глядя, как Келси сдает карты, Бен заметил, что у нее на пальце нет обручального кольца.
Чтобы люди, заигравшись, не забывали поесть, на время завтрака и ужина казино закрывались. Бен предложил Келси составить ему компанию, а заодно показать, «как у них тут устроено». В сумме он выиграл сорок две фишки, семь отдал ей «на чай». Оставшейся суммы, по ее словам, хватало на ужин с лихвой.
Столовку оборудовали в цирковом шатре. За пластмассовыми столиками могло разместиться больше сотни человек. Люди подходили к раздаче, делали заказ, расплачивались фишками и с подносом уходили за столик. Сегодня в меню была овсянка, свежие фрукты, салат из латука, моркови, огурцов и помидоров и овощная лазанья, поджаренная на огне. На десерт – арбуз и галеты с расплавленной зефиркой и шоколадом.
Молодые люди с трудом отыскали свободное местечко.
– Должен признаться, вы молодцы. Просто не верится, какую конфетку вы сумели слепить из дерьма.
Келси улыбнулась.
– В этом плане у меня бабушка была великая мастерица. В юности хиповала, ну ты читал наверняка, что в шестидесятых длинноволосые подростки собирались в коммуны? Она рассказывала, как они жили на ферме, свободный секс, все дела. Тусовалась с музыкантами, курила марихуану. Слушала «Грейтфул Дэд» и «Джефферсон Эйрплейн».
– Офигеть, «Джефферсон Эйрплейн», – засмеялся Бен. – Сто лет о них не слышал. Крутая у тебя бабушка.
– Ага. Умерла в 2003-м. Когда ей было сорок с небольшим, вдруг заболела рассеянным склерозом. В последние годы ей было очень плохо. Грустно было смотреть, как она угасает.
– Сочувствую.
– Ничего, все нормально. Знаешь, шериф Мак – молодец. Он мне нравится. И вообще всем. Он каждого помнит по имени. – Поковыряв в тарелке вилкой, Келси предложила: – Расскажи-ка лучше о своих приключениях.
Уокер покачал головой.
– Жизнь вдоволь на мне потопталась, сегодня не хочется вспоминать. Давай завтра, а?
– Да ты никак меня клеишь! – засмеялась Келси.
– Что ты! Прости, ничего такого не имел в виду. – Смущенный Бен отвернулся. – Как бы если завтра мы встретимся, а я сегодня тебе не надоем, и ты захочешь… в смысле…
Келси со смехом погладила его по свежевыбритой щеке.
– Не переживай, я же прикалываюсь.
В этот миг Уокера поразила ее природная красота. Широкие карие глаза искрились умом и весельем, полные губы выдавали чувственность. Где-то на дюйм выше него, но вдруг ей это не важно? Прикосновение ее пальцев подняло в Бене настоящую бурю.
– Келси, лучше расскажи о себе. Ты из Лас-Вегаса?
– Родилась я, поверишь ли, в Хьюстоне, Техас.
– А где твой техасский акцент?
– Потерялся в дороге. Когда мне было двенадцать, отца уволили с работы, и потом мы часто переезжали с места на место. За шесть лет сменили пятнадцать штатов. В восемнадцать я ушла из дома. Тогда мы жили в Чикаго. Но школу закончила, хоть и замучилась переводиться, и поступила в МТИ.
– МТИ! Господи, ты что, гений? Типа входишь в Менса?
– Снова ты меня клеишь! – ласково фыркнула Келси. Уокер любовался, как у нее от смеха разбегаются лучики в уголках глаз. – Да нет, какой там гений. Нет, я, конечно, училась хорошо и даже получала стипендию. В МТИ по-другому нельзя.
– Какая кафедра? Квантовая физика?
– Ага, сейчас. Электротехника.
– Что, серьезно?
Келси криво усмехнулась.
– Очень помогает в карьере крупье, да?
– Что случилось?
– Жизнь такая случилась. Кризис экономический случился. Взлет цен на нефть случился. Дальше сам знаешь.
– А в Лас-Вегас как попала?
– Меня вроде как взяли на работу, аж на дамбе Гувера. Приехала в Боулдер-сити, собралась было приступать, как бюро мелиорации сократило штат на семьдесят процентов. Новички, понятное дело, первыми пошли под нож. Я осталась на мели. Метнулась в Лас-Вегас, устроилась в «Цезарь Палас». И тут началась самая жесть. Город превращался в клоаку, но я не спешила уезжать. А потом пришли корейцы. Теперь я работаю в Централизованном управлении казино. Мэр предложил людям шизовый план: работать сообща, а вместо денег пользоваться фишками. Попахивает социализмом, но знаешь, у нас получается.
– Я заметил. А ведь ваш пример, если о нем рассказать, мог бы вдохновлять людей по всей Америке.
– Кстати, навыки электротехники по-своему тоже пригодились.
– Это как?
– Я, когда не стою за игорным столом, помогаю восстанавливать энергоснабжение города.
– Успехи есть?
Келси покачала головой.
– Дело движется медленно. Не хватает опытных рук.
Уокеру пришла в голову идея.
– А в радиотехнике разбираешься?
– В каком смысле?
– Ну в обычных радиостанциях. Как у шерифа. АМ/FM. Радиовещание.
– То есть могу ли я сделать радио? – Уокер спрашивал не совсем об этом, но такая постановка вопроса ему понравилась даже больше. С улыбкой он кивнул. – Знаешь, что забавно? В школе у меня был проект: как сделать радио с нуля. Да, могу. Если будут детали.
– А как думаешь, найти детали в городе можно?
– Рядом с больницей, недалеко отсюда, есть общественный центр утилизации электроприборов. Была мысль пойти работать туда, но я решила, что энергоснабжение важнее. В общем, люди приносят туда всякие аппараты, чтобы их по возможности починили. Кстати, в паре мест чинят машины.
– Ага, я видел плоды их трудов. Уму непостижимо! – Бен хлопнул себя по лбу.
Келси снова засмеялась.
– А чего спрашивал? Я про радио.
– Есть одна мыслишка, потом расскажу. – Он бросил взгляд на ее тарелку. – Ты доела?
– Да, пора возвращаться в казино.
– Отлично, пора выиграть еще фишек.
Они вместе шли к «Цезарь Паласу». Солнце потихоньку садилось. Даже без классических неоновых огней Стрип производил роскошное впечатление.
– Где живешь? – спросил Бен.
– В «Цезаре».
– На каком этаже?
– И все-таки ты пытаешься за мной ухаживать! – Она засмеялась над собственной шуткой, но Бен расслышал в ее голосе заигрывающие нотки.
Давненько я не брался за дневник. Не до него мне, голова другим занята.
Я как бы… влюбился. Вот так вот. Я, Бен Уокер, по уши влюбился в женщину по имени Келси Уилкокс. Мы познакомились в прошлом месяце. Я тогда прибился к отряду Национальной гвардии, и мы проезжали через Лас-Вегас. Мы-то думали, после всех бед тут настоящая помойка, а оказалось, блин, настоящий рай! Мало того, что они привели город в порядок. Именно здесь я встретил Келси.
Она высокая (выше меня), эффектная (красивее меня) и умная (куда как умнее меня). Мы живем вместе в номере отеля-казино «Цезарь Палас». Спустя месяц каких-то непонятных «свиданий» (это словечко до сих пор в ходу?) она переехала ко мне. Просто невероятно, но у нас получается. Я уж думал, что после развода с Рондой буду бегать от серьезных отношений как от огня. Господи, нам хорошо вдвоем, мы постоянно смеемся, и у нас прекрасный секс!
Тот отряд, с которым я приехал, через неделю тронулся дальше. Капитан Хеннингс позволил своим бойцам задержаться здесь подольше, чтобы насладиться местной идиллией – они это заслужили. Вот по кому я буду действительно скучать, так это по Уолли, сержанту Копплу. Мы сдружились настолько, что начали звать друг друга по именам, что для него – исключительная редкость. Меня сильно тревожит его кашель. Надеюсь, в пункте назначения есть врач. Понятное дело, ожидать чудес от современной медицины не стоит. Вряд ли можно найти рабочий, скажем, рентгеновский аппарат. Ну, в общем… желаю ему здоровья.
Слава Богу, я как гражданский имел полное моральное право остаться. Здесь хорошо. Здесь есть цивилизация. И здесь Келси. Моя ненаглядная.
Ладно, бывай.
Я теперь радио-диджей, представляешь? Называюсь «диджей Бен».
Идея родилась в сентябре, когда мы с Келси пошли в центр утилизации и набрали там всякого барахла. Келси собрала радио. А еще я нашел CD-плеер с дисками. Еще мы купили бензиновый генератор, который обошелся нам в 3000 фишек.
Теперь у нас есть собственный приемник и передатчик. Все благодаря Келси.
На самом деле это такая печатная плата с торчащими деталями, к ней подключается антенна, ее Келси слепила из алюминия. Мы ловим всякие передачи (например, обращение президента, то самое, которое крутят с мая) и сообщения от других мастеров, починивших радио. Таких пока набралось семеро. Один из них – паренек из штата Вашингтон с позывным Янки Дудль. Еще парень из Техаса, по имени Макс. Если небо ясное, мы ловим даже сигнал из Миссури.
И как-то мне захотелось самому выйти в эфир. Келси переделала наше радио, чтобы можно было подключить к нему плеер. Добавьте микрофон – и вуаля! Получился «диджей Бен»!
Сперва мне было просто по приколу. Я трепался в эфире и ставил любимые песни. Потом начал делать новостные репортажи.
Передавал дальше сведения, полученные от других радиолюбителей. Убеждал людей помогать друг другу, потому что другого способа преодолеть беду нет. В общем, «мир да любовь».
А ближе к Хэллоуину я (подумать только!) начал получать заявки! «Диджей Бен, поставь „Лед Зеппелин“!» «Диджей Бен, поставь Фрэнка Синатру!» «Так держать, диджей Бен, мы тебя слушаем, и становится легче на душе!» В общем, здорово. Если музыка повышает дух моих сограждан, значит, ей и буду заниматься.
Рождество!
Новостей особых нет. Хорошие были последние месяцы. Мы с Келси вылезаем из постели, только чтобы поиграть в «радиостанцию».
У меня в эфире появились друзья. Постоянно общаемся с Янки Дудлем и Максом. Я передаю дальше полученные от них сведения об оккупантах, и наоборот.
Я уже говорил, что без ума от Келси?
Лишь бы корейцы не сломали наше счастье.
Счастливого Рождества!
– Ты в эфире, – сказала Келси, поправляя настройку частоты. Они с самодельным передатчиком залезли на верхний этаж «Цезарь Паласа». Оказалось, чем выше ты забрался, тем дальше бьет сигнал.
Бен подмигнул Келси и заговорил в микрофон.
– Это радио «Свободная Америка», мы ведем передачу с границы тьмы. Приветствую всех невольных обитателей Корейщины. Вам уже принесли сегодняшнюю порцию кимчи? Шучу, шучу. Вы слушаете диджея Бена, в программе новости и музыка, и никакой рекламы. Сегодня мы приготовили для вас нечто особенное. У нас в гостях Майлз Дэйвис. Увы и ах, не во плоти, только его альбом 1959 года, «Kind of Blue», настоящая классика. Душевная, слегка печальная, практически совершенство. А какой состав! Кроме самого Майлза – Джон Колтрейн, Кэннонболл Оддерли, Пол Чемберс, Джимми Кобб и Билл Эванс. Пока не заиграла музыка, хочу поблагодарить всех, кто шлет мне информацию. Я, по мере сил, компоную новостные блоки и военные сведения, транслирую их вам, дорогие мои американцы, и тем по мере сил приближаю дело победы. Итак, новости.
Келси положила перед Беном листок и чмокнула в щечку. Тот благодарно улыбнулся и пробежал глазами по записям.
– Увы, наши соратники понесли большие потери в Сан-Педро, Калифорния. Речь идет об «Огненной буре в Сан-Педро», как называют ее местные. Точная дата неизвестна. Дело было так: небольшая группа рабочих совместно с военными инженерами взорвали нефтеперерабатывающий завод Коноко-Филлипс, расположенный рядом с аэропортом Лос-Анджелеса. Завод захватили корейцы, и наши решили, что лучше его уничтожить, чем оставить в руках врага. К сожалению, сильный ветер подхватил огонь. Сперва полыхнули морские верфи Лонг-Бич, со временем пожар распространился дальше. Сан-Педро горел минимум две недели. Напоминаю, дата происшествия нам неизвестна, будем надеяться, что к настоящему моменту пожар прекратился. Тем не менее, храбрость нефтяников и военных инженеров заслуживает уважения. Радио «Свободная Америка» старается сообщать вам правду и ничего кроме правды, но правда эта подается через призму моего диджей-беновского мнения.
Келси сунула ему следующее сообщение.
– Сведения поступили от Янки Дудля, нашего корреспондента из штата Вашингтон. Для затравки опишем подоплеку событий. Сразу после вторжения корейцев – господи, неужто прошел целый год? – городские советы Сиэтла, Вашингтон, и Портленда, Орегон, организовали мирную сидячую забастовку на ступенях мэрий. Корейцы в ответ повесили всех членов советов на фонарных столбах.
Уокер, набрав полную грудь воздуха, убрал из голоса игривость.
– Жители крупных городов наверняка сталкивались с подобной жестокостью. Мне больно об этом говорить, но вы должны знать правду. В общем, повстанцы Сиэтла и Портленда организовали поджоги в портах, сорвав тем самым целый ряд необходимых корейцам поставок. Ко второму января было уничтожено пять грузовых терминалов в бухте Элиота. Оккупационное правительство объявило комендантский час с заката до восхода, приказав стрелять по любому американцу, вышедшему на улицу ночью. Девятого января солдаты корейской армии остановили «скорую помощь», едущую на вызов, и расстреляли врачей. Янки Дудль передает, что в Сиэтле и Портленде с заходом солнца воцаряется анархия. Гражданские службы не реагируют на обращения граждан. Так что, друзья, с наступлением темноты не стоит выходить на улицу. Однако, не унывайте! Когда-нибудь мы сметем поганой метлой корейских свиней с нашей земли.
Келси едва сдержала смех, боясь испортить Бену такую прочувствованную речь.
– Предлагаю всем, кто меня слышит, шестнадцатого января отметить годовщину нападения врага. Собирайте друзей, родных, любимых и организуйте службу. Можно молиться или сжечь чучело Ким Чен Ына, сами решайте, что вам больше по душе. Хотя бы возьмитесь за руки и пару минут посидите в тишине. Сегодня двенадцатого января 2026 года. Это были все новости, спасибо за внимание. Получив любые сведения, передавайте их дальше. С вами был диджей Бен. А теперь Майлз Дейвис и его альбом «Kind of Blue».
Келси включила плеер, и в эфире поплыли медитативные, горестные ритмы классики джаза «So What». Бен выключил микрофон.
– Как тебе?
– С каждым разом все лучше и лучше. Пожалуй, с такими способностями ты мог бы заниматься делами и посерьезнее.
– В каком плане?
– Пока ты развлекаешь людей. Тебя забавно слушать, ты крутишь хорошую музыку. Но когда ты читаешь новости, особенно по-настоящему важные, я чувствую в тебе подлинный огонь. Его можно использовать на благо сопротивления.
Уокер наморщил лоб.
– А что, разве новостей мало? Я-то думал, что и так работаю на благо сопротивления.
Келси пожала плечами.
– Трудно сказать. Я просто размышляю вслух. Может, сделать передатчик помощнее, чтобы тебя слышали по всей стране? Бен, ты делаешь важное дело. Ты воодушевляешь людей. Но образ диджея Бена слишком уж легковесный, может, стоит быть чуть серьезнее?
Уокер потер подбородок.
– Польщен. Я подумаю над твоими словами, а ты займись мощным передатчиком. А пока – ну-ка, марш в койку!
– А не рано ли?
Бен пошевелил бровями.
– А ты что, спать собралась?
Келси с хохотом шлепнула его по руке.
Сальмуса снял антирадиационный костюм, похожий на водолазный, только больше. Лицо защищал почти обычный противогаз, только с металлической подкладкой, и очки были сделаны из ультрапрочного пластика, разработанного в НАСА для окон шаттлов.
И даже в такой защите пять часов в непосредственной близости от Коктейля означали заражение. А заражение означало смерть.
Убрав костюм в деактиватор, Сальмуса голым шагнул под струи горяченного душа и начал скрести кожу. Он ни на минуту не забывал о технике безопасности. Коктейль, созданный на острове Маркус в Японии, унес жизни минимум шестидесяти корейских ученых и операторов. Тем не менее, операция «Коктейль» увенчалась безоговорочным успехом. Было получено сочетание делящихся материалов, необходимое для плана Блистательного Товарища, операции «Водяная змея».
Выключив душ, Сальмуса насухо вытерся полотенцем. Теперь следовало пройти через детектор ионизирующего излучения на тот случай, если на теле остались радиоактивные материалы. Одевшись, Сальмуса отправился в Ливерморскую лабораторию имени Лоуренса, где безвылазно торчал последние три месяца. Роль наблюдателя над операцией «Водяная змея» он воспринял гораздо серьезнее, чем иные поручения Ким Чен Ына и Великой Корейской Республики.
Сальмуса изучал отчеты ученых. От Коктейля требовалось, чтобы, будучи помещенным в воду, он действовал с предельной эффективностью. К сожалению, команда, готовившая закладки Коктейля, вся погибла от лучевой болезни. Блистательный Товарищ своим указом присвоил добровольцам звание героев ВКР.
Сальмуса был доволен. Путь к успеху был долгим и непростым. Перевозка делящихся материалов с острова Маркус в Лос-Анджелес, а оттуда в Ливермор заняла месяцы. Пришло время размещать закладки на западном берегу реки Миссисипи. Начало операции «Водяная змея» было назначено на первые числа февраля.
В точках номер 2, 4 и 5 будет работать легкая пехота КНА. Точки номер 1 и 3 передали под ответственность двум группам американских коллаборационистов из Монтаны и Техаса, действующим под кодовыми названиями «Красный Орел» и «Красный Бизон».
Размышления Сальмусы прервал стук в дверь.
– Да?
Вошел и встал по стойке смирно молодой помощник Сальмусы, Пен Чжин-Сан.
– Сэр! Радиопередача, о которой вы говорили, сейчас в эфире.
Сальмуса бросился следом за Пеном в другой кабинет, забитый новенькой электроникой, включая мощный радиоприемник.
Сальмуса стоял, слушал болтовню американца в эфире, и глаза у него щурились от ненависти.
– …давайте все вместе, абсолютно все, и вы, корейцы, тоже, вспомним слова Джона Леннона: «дайте миру шанс». Сегодня будет много песен Леннона, но для начала сообщение от нашего корреспондента Макса в Техасе.
Заплутавший корейский десант быстрым маршем шел через Галвестон, Техас. Там идиотов поджидал веселый сюрприз. Национальная гвардия Техаса и десяток тысяч граждан обстреляли врага из армейских винтовок и охотничьих ружий. Как ни печально, там полегло много наших, особенно когда узкоглазые вызвали поддержку с воздуха. Вертолетная атака смела позиции техасского ополчения. Однако с нашей стороны есть определенные успехи. Капитаны буксиров, загрузив суда взрывчаткой, снесли Гавелстонскую дамбу.
Это очко уходит команде США! Пока любители полакомиться собачатиной отвлеклись, две дюжины частных яхт приняли на борт детей и женщин и отчалили раньше, чем корейские нацисты сумели захватить порт. Наши люди ускользнули из-под носа врага и уплыли в Мексику.
От эпитетов этого нахального американца Сальмусу просто трясло.
– Пускай все видят: американцы не будут сидеть сложа руки, пока эти трусливые, мерзкие, бессердечные черви кишат на нашей земле. Узкоглазые думают, что победили. Партизаны думают, что все еще впереди.
Я слышал, что Ким Чен Ына они называют «Блистательным Товарищем». Отныне на нашей частоте его будут называть «Дебильным Товарищем». А вы знаете, что он происходит из рода чистокровных павианов-мутантов? Его отец был павианом, дед был павианом, вся семья – павианы! Ой, простите, я невольно оскорбил настоящих павианов. Хе-хе, эту шутку нам прислали из Гручо-Маркс. Дорогие мои слушатели, мы объявляем конкурс. Присылайте оскорбления в адрес Ким Чен Ына, я выберу худшее, точнее лучшее, пущу его в эфир, и мы здорово повеселимся за счет Дебильного Товарища.
Сальмуса едва не дымился от злости. Надо положить конец этому позорищу. Немедленно.
– Простите, я слегка увлекся. Давайте послушаем песни о мире и любви. Нас ждет сольный шедевр Джона Леннона, его альбом 1971 года, «Imagine».
Заиграла музыка. Сальмуса посмотрел на Пена. Молодой помощник, покачав головой, цыкнул зубом. Сальмуса обернулся к техникам.
– Откуда идет сигнал?
– Судя по данным триангуляции, из Лас-Вегаса.
Кивнув, Сальмуса бросился к себе в кабинет звонить Ким Чен Ыну. Эти в Лас-Вегасе сладко живут, пользуясь тем, что корейцы для своих целей восстановили дамбу Гувера. Город посреди пустыни был изумительно никчемным: ни пользы, ни угрозы. Потому скрепя сердце корейцы приняли неосторожное решение оставить Лас-Вегас в покое.
Все изменилось. Пришла пора стереть Город Греха с лица земли.
Годовщина вторжения стала веским поводом осмыслить происходящее. Вечером шестнадцатого января сотни жителей Лас-Вегаса собрались на Стрип. Священники разных конфессий после заката организовали шествие со свечами. Бен с Келси приняли в нем участие. Даже больше, Уокера как местную знаменитость просили выступить с короткой речью. Он вежливо отказался.
С того дня Бена стали мучить кошмары. Он просыпался в холодном поту, будил Келси, но не мог ничего вспомнить. Было чувство, что грядет беда, и все. По его настоянию они с Уилкокс собрали тревожные чемоданчики, точнее, рюкзаки с запасом воды, еды и аптечкой, и сделали чехол-переноску для самодельного радиопередатчика. Антенна складывалась, как зонтик, и легко убиралась туда же. Вот только генератор, тяжеленную дуру, так и так приходилось бросать.
Время шло, жизнь в Городе Греха текла по-прежнему, Уокер в роли диджея Бена регулярно выходил в эфир, они с Келси превратились в настоящую семью.
А потом, двадцать четвертого за полночь, все зловещие предчувствия Бена разом сбылись.
Они с Келси спали у себя в номере. В распахнутые окна тянуло прохладным январским ветерком. На улице царила абсолютная тишина. Все было мирно и спокойно, пока Келси не разбудил гул самолетов. Открыв глаза, она прислушалась. Люди давно привыкли к тому, что над головой нет-нет да и пролетит корейский транспортник или звено штурмовиков.
В этот раз на город, казалось, летела вся корейская авиация.
– Бен, просыпайся, – толкнула она любовника.
– А?
– Просыпайся. Слушай.
– Чего?
– Самолеты. – Она встала с постели и выглянула в окно. Сперва глаз ничего не уловил, но потом ее внимание привлекли мигающие огоньки в небе.
– Бен, сюда летит целая армада.
Земля содрогнулась от мощнейшего взрыва. Уилкокс кричала. Уокер выскочил из постели и бросился к окну.
Снова взрыв, куда ближе.
– Боже, что это? – вопила Келси.
– Нас бомбят!
Они быстро натянули на себя одежду. Келси схватила в ванной какие-то необходимые, видимо, вещи, а Бен взял автомат с патронами.
Снова взрыв. Отель накренился.
– Келси, бежим! Хватай рюкзак! Выбираемся отсюда!
За окном мелькали яркие вспышки. Вдалеке разгорались пожары. Уокер, замерев в дверях, успел заметить, как американский штурмовик F-35 высыпает смертоносный груз на крышу отеля «Харра» через дорогу от них. В грудь ударила взрывная волна. Во все стороны полетели стекло и сталь, а сам отель исчез в огненном шторме.
– Бежим! – крикнул Бен.
С рюкзаками на спине, аппаратурой и автоматом в руках они выбежали в фойе, которое оказалось забитым перепуганными постояльцами.
– Все на улицу! – закричал Бен. Они с Келси стали пробираться к дверям, но толпа вокруг была слишком плотной.
В дверях образовался затор. Началась паника.
– Не толкайтесь!
– Потише, уберите локти!
– Осторожнее!
– Не давите так!
– Пропустите!
Толпа, едва не переломав Бену с Келси все ребра, выплюнула их через двери на лестницу. Там было еще хуже. Людской поток смыл их вниз.
Близкий взрыв сбил людей с ног. Многие упали с лестницы вниз. Те, кто первым вскочил на ноги, пошли по головам и спинам менее расторопных.
Массовая истерия.
Бен с Келси шли прямо по людям, но изменить что-либо было уже невозможно. Толпа живет собственной жизнью, противостоять ей нереально. Главное – удержаться на ногах, и тогда людской поток все сделает сам.
Стоило им добраться до второго этажа, с потолка посыпались куски пластиковых панелей. Несколько человек, получив удар по голове, рухнули как подкошенные, идущие следом споткнулись об упавших. Очередной клубок тел скатился с лестницы. Столпотворение набирало обороты.
Келси едва не рухнула следом, но Бен успел схватить ее за талию и удержал. Сзади продолжали напирать, сталкивая их вниз. Осталось лишь покориться неизбежному. Бен одной рукой прижал к себе автомат, а другой вцепился в Келси. Их накрыла, утащила за собой мешанина рук, ног и спин. Волна достигла подножья лестницы, размазывая людей по полу и стенам. Бену заехали ботинком в лицо, рассадив губу.
Зато они попали на первый этаж. Те, кто вставал, убегали в фойе, оставляя за спиной хаос человеческих тел.
Очередной взрыв. Лестница покачнулась, куски бетона посыпались на беспомощных людей. Келси едва не потеряла сознание, должно быть, ее ударили по голове. Уокер выполз из кучи-малы, кое-как встал и потянул ее за руки. Едва они выскочили в фойе, как лестница рухнула, завалив всех, кто там остался.
Казино горело. Бен с Келси зигзагами бежали меж огней, уворачиваясь от падающих сверху обломков.
Снова взрыв. И еще один.
Из недр здания поднялась волна жара, подталкивая в спину бегущих людей. Стоило Бену с Келси добраться до вестибюля, как пол вдруг вздыбился, сбивая многих с ног. Их выбросило на улицу через стеклянную витрину, что и спасло им жизнь: в тот же миг здание сложилось, похоронив под руинами большинство постояльцев.
– Встать можешь? – шепнул Уокер Келси, которой осколками сильно посекло руки-ноги.
Та, перепуганная до потери сознания, захлебываясь слезами, кивнула. Доставая ее из груды стекла, Бен заметил, что ему тоже основательно досталось. Они оба были в крови.
Город смешали с землей, словно Дрезден во время второй мировой. По улицам сломя голову бежали жители. Толпа текла на юг, к ближайшей окраине. Уокер в ужасе наблюдал, как на смену штурмовикам F-35 прилетела эскадрилья бомбардировщиков В-2. Их смертоносный груз посыпался людям на головы. Стало ясно, что враг намерен не оставить ни единого целого здания.
– Бежать можешь?
Келси кивнула.
Бегущие люди сверху казались тараканами, удирающими от дихлофоса. Всюду полыхали разрушенные дома. Бульвар превратился в настоящую полосу препятствий. Обуглившиеся тела валялись на дороге. То и дело мимо с жуткими воплями пробегал горящий человек. Город превратился в филиал ада на земле.
Удивительно, но Бену с Келси удалось добраться до перекрестка бульваров Лас-Вегас и Тропикана. Посреди стоял шериф Мак, направляющий людской поток. Форма его закоптилась, левый бок и лицо были сильно обожжены, но он мужественно выполнял свой долг.
– Мак! – заорал Уокер. – Не торчи здесь, побежали! Люди и так разберутся, тут не заблудишься!
Шериф покачал головой.
– Капитан покидает судно последним! – крикнул он, перекрывая треск бетона и грохот взрывов.
– Не дури! Ты им ничем не поможешь!
– Вы-то бегите! Бог даст, увидимся, а если нет – рад был знакомству! – Шериф поцеловал Уилкокс в окровавленную щеку. – Келси, позаботься о нем. – Он перевел взгляд на Уокера. – А ты, Бен, позаботься о ней! Давайте, быстрее!
Шериф понимал, что времени на препирательства нет. Подталкивая в спину, он отправил их дальше.
Сзади раздавались серии взрывов. Уокер не оглядывался. Он и так знал, что бомбардировщики утюжат бегущую толпу. Впереди улицу перекрыли рухнувшие отели «Экскалибур» и «Тропикана». Из-за густого дыма ничего не было видно и трудно дышать. Вслепую перебраться через завал оказалось весьма непросто. С неба сыпались горящие обломки и куски бетона, зачастую попадая в людей.
Наконец Бен с Келси добрались до аэропорта Маккарран, тоже превращенного в руины. До окраины города оставалась пара миль. Изнуренные, раненые, задыхающиеся, они побежали дальше. Но стоило им подойти к эстакаде на шоссе 215, как перед ними упала бомба. Бен повалил Келси и накрыл собой. Раскаленные куски асфальта барабанили их по спинам, но основной шквал огня и осколков пронесся выше. Те из беглецов, кто не успел рухнуть на землю, погибли в тот же миг.
Добрую минуту с неба дождем падали осколки, потом все затихло. Уокер сквозь дым рассмотрел, что произошло. Эстакада не выдержала удара, и пути на юг больше не было.
– Придется искать другую дорогу. Пошли.
Келси попробовала было встать, но сморщилась от боли.
– Вот зараза! Нога! Видно, потянула лодыжку.
Слева от них виднелась площадка для гольфа. Несмотря на горящие деревья, там можно было проскочить на восток. Бен с хромающей Келси побежали туда. Следом потянулись люди. Над головой вновь раздался рев бомбардировщиков. Все инстинктивно пригнулись. В этот момент Бен оглянулся, и вид разрушенного города поразил его до глубины души. Даже то, что творилось в Лос-Анджелесе после ЭМИ, и рядом не лежало с этим безумием. Лас-Вегас исчез. На его месте остались дымящиеся руины, под которыми были похоронены тысячи человек. Им с Келси повезло. Опасность еще подстерегала их, но самое страшное осталось позади.
– Давай, Келси, ты сможешь. – Она стояла, опираясь на него, и стонала от боли. – Надо двигаться дальше.
Наступив на поврежденную ногу, та кивнула.
– Я смогу. – Она только сейчас заметила, как выглядит Бен. – Ты весь в крови.
– Ты тоже, солнышко. – Он поцеловал ее. – Пошли.
Через площадку для гольфа они выбрались на Сансет-Роуд, с нее свернули на Гайлспи-Стрит, откуда по идее должен был быть выход на шоссе 215. Они до смерти боялись, что вернутся бомбардировщики, а потому бежали со всех ног. На Варм-Спрингс-Роуд свернули на бульвар Лас-Вегас. Забег длился целую вечность. Наконец, на Пеббл-Роуд, Уилкокс присела на бордюр, обхватив руками больную ногу.
– Очень больно? – спросил Уокер.
– Ничего. Дай минутку отдохнуть, и пойдем дальше.
– Осталось недалеко. Максимум пара миль.
– Замечательно. Глухой ночью посреди пустыни мы будем в полной безопасности. Бен, как же так вышло? За что? Год нас не трогали, а потом налетели и смешали с грязью? Какая муха их укусила?
– Показывают, кто в доме главный. Уничтожают нас, потому что могут.
Через пару минут Келси позволила Бену поднять ее на ноги.
– Стало лучше, честное слово, – сказала она, оперевшись на больную лодыжку. – Может, не растяжение, а простой ушиб. Пошли.
Изнуренные, отчаявшиеся, они дошли до южной окраины, где кончалась цивилизация и начиналась пустыня. Там уже собралось сотни две человек. Испуганно застыв, те наблюдали, как догорает их любимый, грандиозный, неоднозначный, исторический город. В прошлом остались казино, танцовщицы, цирки, комедианты, игроки, бандиты и туристы. Никто больше не сорвет джек-пот, не соберет флеш-рояль.
Игра окончена.
Бедолаги, пережившие Лас-Вегас, тоскливо брели на север по пятнадцатой автостраде. Их нещадно палило солнце.
После безжалостной бомбардировки из разрушенного города во все стороны прыснули беженцы. Уокер хотя бы имел какой-то экстренный план. Он рассказал Келси, что его отряд Национальной гвардии перебазировался в Юту, в укрепрайон в Брайс Каньон. Учитывая, что идти им было некуда, они решили тоже податься туда. Человек сто, прибившихся к ним во время налета, дождались рассвета у городской черты, а потом отправились в путь. Уже через пару часов люди начали ломаться. Чуть ли не половина, не вынеся жары, повернула назад. Сочли, что лучше спрятаться в руинах Лас-Вегаса, вдруг на окраине еще остались целые дома.
Уокер даже не пытался взять командование на себя. Когда его спрашивали, мол, куда он дальше, он отвечал, что в Юту, не уточняя зачем. При этом держал в голове, что у них с Келси хватит припасов на пару дней. У большинства же нет ничего, люди оказались не готовы к экстренной ситуации. И все-таки они с Уилкокс не выдержали, поделились тремя драгоценными бутылями с водой. На такую ораву, да в пустыне – капля в море.
К закату первого дня группа человек из тридцати сумела одолеть пятнадцать миль. Бен с Келси настаивали на том, чтобы идти дальше, остальные хотели отдыхать. В конце концов Уокер не выдержал.
– Простите, но так дальше нельзя. У меня есть печальный опыт выживания в пустыне. Здесь каждый сам за себя. Или вы готовы, или нет. Кто готов, у кого есть свои припасы, может к нам присоединиться. Но с этого момента мы идем сами по себе.
Какой-то мужик набросился на них.
– У вас есть вода, еда. А нам каково? И что, вот так бросите нас?
– Возвращайтесь в Лас-Вегас. Там собираются выжившие, на окраине есть шанс найти воду и еду, других людей.
Вмешалась Келси.
– Поймите, если наш запас разделить на всех, через десять минут мы съедим все до крошки и выпьем все до глотка. Мы с Беном выбрали направление и цель. У некоторых есть вода и еда. Если хотите, отправляйтесь с нами. Мы с Беном пойдем в своем темпе, отстающих ждать не будем. Не мы жестоки, пустыня жестока. У нас просто нет выбора.
Тот же мужик с ухмылкой ткнул пальцем в автомат Уокера.
– С такой пушкой легко говорить. Если мы полезем к вашим рюкзакам, будешь стрелять?
– Нет, мы не хотим… – ответила было Келси.
– Да. Буду стрелять на поражение, – перебил ее Уокер. Его слова изумили даже Келси. – В пустыне нет места благотворительности. Вас слишком много. Мы с Келси отправляемся дальше. Кто хочет идти за нами на самообеспечении – ваше право. Остальным лучше вернуться в Лас-Вегас. Надеюсь, удача будет на вашей стороне. Пошли, Келси.
Взявшись за руки, они тронулись по шоссе. Восемь спутников с рюкзаками бросились вдогонку. Оставшиеся человек двадцать злобно смотрели им вслед.
Тот, что спорил с Уокером, стал подбивать народ догнать их с Келси и проучить, однако, не получил поддержки. В конце концов, люди побрели в сторону развалин, где некогда красовался Лас-Вегас.
Никто, кроме Келси, не видел, что в глазах Уокера стояли слезы.
Расставшись с основной массой, десять человек быстро наладили контакт. Спутниками Бена с Келси оказались молодая чета японцев, Макото и Рэйко, два афроамериканца в годах, Прескотт и Вашингтон, оба бывшие военные, пожилой дядька, некий Джим, мать-одиночка Карла Дженсен с подростками-близняшками, Уиллом и Кристиной. Ночевали беженцы под открытым небом, сбившись в кучу под куском брезента из запасов Прескотта. На утро каждый внес в общий котел что-нибудь из еды. В основном – фрукты из лас-вегасской столовки.
Келси давно жила в Лас-Вегасе, а потому знала всех. С Прескоттом и Вашингтоном Уокер пересекался, а о Джиме слышал, когда вел дела с шерифом Маком. Джим служил медбратом в той больнице, что осталась в строю после ЭМИ. Хорошо, что в группе есть хоть какой-то медик. На вопрос, почему он не стал учиться на врача, Джим ответил, мол, экономический кризис вызвал в медицине невиданное падение нравов. Доктора не только за взятки выписывали рецепты наркоманам, но и брали откаты у страховых компаний. Уокер не удивился: еще в 2018 году он вел журналистское расследование по здравоохранению для сайта гражданских активистов.
Поскольку днем стояла испепеляющая жара, шли по ночам. Когда солнце выползало на небо, прятались под брезентом, натянутым на две большие ветки мескита, и спали там.
На вторую ночь бывшие солдаты затеяли с Уокером разговор.
– Нас утюжили F-35 и В-2, – сказал Вашингтон. – Наши самолеты. Наши ВВС.
– И я того же мнения, – согласился Уокер. – Другие самолеты так бы не смогли.
– Зуб даю, корейцы отправили их с базы ВВС «Уайтмен» в Миссури, – сказал Прескотт. – Наверняка ее захватили.
– Мужики, вы когда служили?
– В Ираке, с 2004 по 2007 год. Кажется, сто лет назад, – ответил Вашингтон.
– Тогда-то и начались все беды нашей страны, – сказал Прескотт. – После 9/11 мир сошел с ума. С тех пор становится только хуже.
– Мне тогда было десять лет, – поведал Уокер. – Я был в школе, вдруг учитель заплакал. Никогда не забуду. Каждому поколению достается своя трагедия. Бабушка рассказывала, что у нее в памяти навсегда отпечаталось убийство президента Кеннеди. Мама говорила, никогда не забудет, как застрелили Джона Леннона. Почему мы запоминаем насилие? Аламо, Перл-Харбор, бомбардировку Хиросимы, убийство Мартина Лютера Кинга, братьев Кеннеди…
– Да ладно, мы и хорошее помним, – вмешалась Келси.
– Например? Если не считать большие праздники, Рождество там, Пасху, День благодарения, какие же радостные события народ помнит так, чтобы сказать, где они в то время были и что делали?
Келси задумалась. Через минуту признала:
– Туше.
Дальше шли молча.
Отдохнув четыре дня в безлюдном поселении Литтл Филд, Аризона, «бродяги», как в шутку окрестил их Уокер, сели на велосипеды и поехали по пятнадцатой автостраде в Сент-Джордж, Юта.
Литтл Филд – город-призрак. Едва попав туда, Келси заявила, мол, наверное, в каждом доме лежат трупы. Оказалось, все жители до единого убрались отсюда, прихватив вещи. Бродяги разделились на группы по два-три человека и принялись обыскивать жилища на предмет еды и всяческих полезных вещей. Точкой сбора назначили мотель «Шесть». Макото с Рэйко наткнулись на веломагазин. Как ни противно было Уокеру нарушать закон о неприкосновенности чужой собственности, пришлось подчиниться обстоятельствам, поскольку остальные покупатели не спешили выстраиваться у дверей в очередь. Люди подобрали себе велосипеды и отогнали в мотель, куда, кстати, тоже вломились без спроса. Продуктовые магазины кто-то выгреб подчистую, но Прескотт с Вашингтоном выбили дверь в бар, спрятавшийся в переулке за зданием суда.
Как ни странно, там нашлась вода в бутылках, газировка и спиртное. И соленые орешки в пакетиках, ставшие основой рациона на ближайшие дни. На вторую ночь в Литтл Филд «бродяги» устроили себе праздник и напились в хлам. На следующий день каждый извел по бутылке воды, чтобы губкой оттереть грязь, пот… и кровь.
Велосипеды резво катили по шоссе. Уже в Юте, не доезжая до Сент-Джорджа, их нагнал караван из корейских «Хамви» и танка «Абрамс» – все с американскими флагами, испоганенными корейским гербом. «Бродяги», остановившись, проводили их взглядами. Корейские солдаты смотрели на них без всякого выражения. Они не заметили М-4 Уокера, благоразумно спрятанную в рюкзак, притороченный к велику, иначе вышло бы нехорошо.
– Почему у нас не проверили документы? – спросила Келси.
– Спешат куда-то, – объяснил Уокер. – Прикинь, у меня и документов нет.
– У меня тоже.
Остальные были в таком же положении.
– А что делают с теми, кто без документов? – поинтересовалась Рэйко.
– Вряд ли они думают, что переписали каждого американца, – ответил Джим. – Оформить успели разве что оккупированные города. У нас в стране полно мелких поселений. На всех корейцев не хватит.
Логичные доводы пришлись Уокеру по душе.
От Литтл Филд до Сент-Джорджа доехали за день. Там еще живут люди. Естественно, ни водоснабжения, ни электричества, но местные организовали фермерское хозяйство, а воду провели из близлежащего заповедника «Дикси». В «бродягах» тут же опознали пришельцев и приняли со всей душой. Как и в других городах, бездомные устраиваются жить в мотелях, но в тех домах, где есть пустые комнаты, с удовольствием привечают гостей на ночь-другую. Американское радушие.
Когда Бен с Келси обедали в столовке картофельным пюре и брокколи с бобами, к ним за стол подсел глава коммуны Сент-Джорджа.
– Меня зовут Терренс Маршал, я тут мэр. По мере сил, слежу за всем, что здесь происходит. Рады видеть вас в нашем городе.
– Спасибо, сэр. Я Бен Уокер, а это Келси Уилкокс. Как приятно поесть горячего. Мы неделю бродили по пустыне.
– Господи, вы откуда?
– Из Лас-Вегаса.
Мэр помрачнел.
– Уже в курсе?
– Мы едва оттуда ноги унесли, – добавила Уилкокс.
Мэр покачал головой.
– Ужас что натворили эти сволочи.
– Мы сегодня видели, как в вашем направлении двигались танк и несколько внедорожников.
Маршал кивнул.
– Проскочили через город и двинули дальше по пятнадцатой автостраде. Не знаю, куда они собрались. Честно говоря, мы уже таких навидались. Иной раз тормозят, раздают листовки. В ноябре заглянули ко мне в мэрию. Несколько часов допрашивали на предмет партизан.
Уокер навострил уши.
– И?
– Объяснил, что ничего не знаю. А они вот что сделали. – Он показал левую руку. От мизинца осталась красная культя со струпом на конце. – До сих пор не зажил.
– Бедняга, – сказала Уилкокс.
Уокер скрипнул зубами.
– Мерзавцы. Так что, есть у вас партизаны?
– У нас нет, есть на севере и северо-востоке. Корейцы заняли Солт-Лейк-Сити, будут воровать наше
сланцевое масло и всякие ископаемые. Говорят, Колорадо в этом плане еще хуже пришлось. У нас-то ничего полезного нет.
Уокер кивнул.
– За других не скажу, а мы с Келси через пару дней отправимся дальше. Если не возражаете, мы попользуемся вашим гостеприимством.
– Оставайтесь сколько хотите. Вам и так пришлось тяжко. У меня в доме есть свободная комната. Можете пожить у нас.
– Благодарю.
После обеда, выйдя на улицу, Уокер заметил плакат на фонарном столбе. Разглядев его ближе, отшатнулся.
– Что такое? – спросила Уилкокс.
– Гораций Данцигер. Его убили.
С разинутым ртом Келси обошла его, чтобы самой взглянуть на злополучный листок. Известный телеведущий и блоггер, привязанный к стулу, болтался в петле. Под фотографией стояла подпись: «ГОРАЦИЙ ДАНЦИГЕР КАЗНЕН ЗА СЛОВА: „СРАЖАЙСЯ С ГАДАМИ У СЕБЯ В РАЙОНЕ. ХВАТАЙ ЛЮБОЕ ОРУЖИЕ, УБИВАЙ ПЕРВЫХ ВСТРЕЧНЫХ КОРЕЙЦЕВ. ВСТУПАЙ В РЯДЫ ПАРТИЗАН, ЗАДАЙ ИМ ЖАРУ. УДАЧИ ТЕБЕ“».
Подошел мэр.
– Что, не видели?
– Нет.
– Корейцы развесили этот плакат по всей стране. Надеются запугать людей. По мне, так просчитались. Наоборот, в людях окрепла готовность сражаться до конца. После этой листовки куча народу ушла в партизаны.
– Я бы тоже ушел, – сказал Уокер.
Уокер, Уилкокс, Прескотт, Вашингтон и Джим, отдохнув пару дней, отправились дальше. Остальные «бродяги» решили остаться в Сент-Джордже, где была хоть какая-то стабильность и безопасность. Прескотт с Вашингтоном не меньше Уокера хотели найти партизанскую ячейку рядом с Брайс Каньоном. Как они сказали, «в любой момент готовы вернуться в строй». События в Лас-Вегасе показали, что они в душе остаются солдатами.
Пять человек на велосипедах по пятнадцатой автостраде доехали через национальный парк «Сион» до города Сидар. Дорога заняла почти весь день. Туристическое снаряжение, прихваченное из Сент-Джорджа, помогло расположиться с комфортом. Было куда холоднее, чем в пустынях Невады и Аризоны. Здесь так же было много камней, и не было воды, просто они поднялись выше. К тому же вокруг лежал заповедник «Дикси», поглощающий тепло. Так что пришлось утепляться, особенно ночью.
Велики свернули на восток, на четырнадцатое шоссе, проложенное через густой лес. После ЭМИ прошел уже год, на дорогах осталось куда меньше брошенных машин, так что можно было спокойно проехать. Уокер решил, что им повезло с местностью. В окрестностях крупных городов наверняка дела обстоят куда как хуже. А красота-то какая! Уокер впервые попал в Юту и пришел в восторг.
Заночевав в лесу, «бродяги» свернули на север, на восемьдесят девятое шоссе, к национальному парку Брайс Каньон. Здесь, на каменистых пустошах, создавалось впечатление, что белые люди еще не захватили Америку, что электричества нет не потому, что его вырубил ЭМИ, а нет вообще, что с миром все в порядке. Идиллия рухнула, когда они проезжали заброшенную деревню Хатч. На окраине им попались «Хамви» и вооруженные солдаты. Прескотту не понравилось, что военные машины медленно ползут по дороге, будто ищут кого-то.
«Бродяги» тихонько съехали с шоссе и спрятались в лесу.
– Не вижу, корейцы это или кто, – шепнул Джим.
– Приблизятся, увидим, – ответил Уокер.
«Хамви» тащились со скоростью миль десять-пятнадцать в час. Солдаты, направив винтовки в сторону леса, регулярно сходили с дороги. Вскоре «бродяги» увидели, что перед ними совсем не корейцы. Глазам предстала сборная солянка армейского камуфляжа: армейский, форма национальной гвардии, форма морпехов. Полицейская форма. Гражданская одежда. Такое же разномастное оружие.
– Народ, это партизаны, – заявил Уокер. – Точно, это наши!
Он встал и помахал рукой, обозначая свое присутствие. Остальные «бродяги» тоже не стали таиться. Солдаты направили на них винтовки, но Уокер крикнул: «Эй, мы американцы!» Оружие опустилось. Отряды встретились посреди дороги. Люди обменялись рукопожатиями. Уокер и его команда представились.
Главным сказался высокий, статный блондин в форме морпеха.
– Я Ваймар. Вы куда собрались?
– Да, по ходу, вас ищем, – ответил Уокер. – Ходят слухи, что в Брайс Каньон действует партизанская ячейка. Не про вас случаем?
Ваймар улыбнулся.
– В том числе и про нас. Патрулируем территорию. Разведка доложила, что враг разместил в лесу системы слежения. Мы им нужны. Так что последние два дня ищем их аппаратуру и молимся, чтобы они не успели срисовать нашу базу.
Из «Хамви» раздался громкий кашель. Уокер, не сдержавшись, заглянул через плечо Ваймара.
– Знакомый звук, – сказал он. – Это случаем…
Распахнулась дверь внедорожника, и на землю шагнул…
– Уолли! – Бен бросился обнимать сержанта Коппла.
– Уокер, старый вояка! Тебя что, никак не убьют?
– Я вас всех переживу! Твоя наука пошла мне на пользу.
– Я как услышал про Лас-Вегас, испугался за тебя.
– Мы там были, представь. – Бен повернулся к спутникам. – Чудом выбрались. Считай, повезло нам. Разрешите представить. Помнишь Келси?
Коппл обнял Келси Уилкокс и слюняво поцеловал. Всех по очереди представили, все обменялись рукопожатием.
– Ваймар, – предложил Коппл, – отвезем ребят в Купол, познакомим с Нгуеном.
Блондин кивнул.
– Мы на великах. Погоди минутку, сбегаем за ними, – сказал Уокер.
«Бродяги» забрали велосипеды и присоединились к отряду.
Бен с Келси медленно крутили педали, а Коппл шел рядом.
– Купол – тот самый укрепрайон, который мы обсуждали тогда в Калифорнии. Мы угадали. Отличная партизанская база. Там заправляет вьетнамец. Ты в курсе, что нам помогают вьетнамцы?
Уокер покачал головой.
– Правда? Нет, не в курсе.
– Честное слово. Забавно, да? Стоило Вьетнаму присоединиться к корейскому альянсу, много их партизан поехало к нам. Они появились той осенью, рассеялись по стране, вступили в действующие ячейки или организовали новые. У нас живет Нгуен Ху Зиап. У него дядя – известный вьетконговский генерал, Во Нгуен Зиап, в свое время устроивший знатную трепку нашим ребятам.
– Серьезно?
– Нгуен туго знает тактику. – Уолли закашлялся, отхаркнув комок бурой мокроты.
– Господи, Уолли, кошмар какой.
– Рак у меня. Но живу пока.
Уокер кивнул на автомат QBZ-03 в руках у сержанта.
– Все таскаешь эту китайскую поделку?
– Ни разу еще меня не подводила.
– У тебя в ячейке сколько народу?
Коппл покачал головой.
– В данный момент всего двенадцать. Если вы присоединитесь, будет семнадцать. А было тридцать! На прошлой неделе как раз на этой дороге попали в заварушку с корейцами. Они знают, что мы окопались на местности, но Купол хорошо спрятан. Гады нас одолели, выбили больше половины наших бойцов, включая капитана Хеннингса. Мы вышли на связь с другой ячейкой, в Монтроузе, Колорадо. Думаем объединяться с ними.
На краю леса, где деревья переходят в голую, скалистую землю, отряд остановился, и два человека убрали кусок зарослей. Оказалось, ловко увязанные ветки скрывают ворота. Уокер никогда бы не подумал, что здесь можно пройти. «Хамви» с бойцами углубились в лес, не забыв поставить барьер на место. С милю они ехали по тропе, и показался Купол, «пузырь» из стали и бетона, врытый в землю и покрашенный в камуфляжные цвета. Все жилые помещения расположились под землей. Железная дверь, как в бомбоубежище, открылась, и на улицу вылез вьетнамский солдат, одетый в хозяйственную форму родной страны.
Нгуен Ху Зиапу было за тридцать, жилистый, подтянутый мужик с суровым, деловым выражением лица.
– Нгуен, я привел хорошего друга, Бена Уокера, – сказал Коппл и представил остальных новоприбывших. Нгуен пожал Уокеру руку.
– Сэр, спасибо вам за все, что вы сделали.
– Конечно пожалуйста, – без улыбки ответил вьетнамский солдат. – Вас пригодиться. Есть хотеть? Внутри еда.
Он пригласил всех пройти в железную дверь, но тут внимание людей привлек вой летящей ракеты. На крыше Купола раздался мощный взрыв, не причинивший сооружению вреда, но бросивший всех на землю. Тут же из леса, откуда они приехали, началась пулеметная стрельба.
– Дело дрянь! Нашли нас! – заорал Коппл.
– Пригнись, пригнись! – заорал Ваймар, стоило дождю пуль ударить в землю в считанных шагах перед ними.
Уокер покосился на лес. Дюжины красно-желтых пятен означали, что враг далеко превосходит партизан числом. Схватив Уилкокс за руку, Бен шепнул:
– Ранена?
– Нет!
А вот троим из отряда Ваймара досталось. Солдаты погибли на месте. Коппл подполз к одному и покачал головой.
На одном из «Хамви» был установлен шестиствольный пулемет M134. Солдат внутри сохранил присутствие духа. Он тут же направил оружие в лес и вдарил по смутным человеческим силуэтам. Враг растерялся, и Зиап успел перебежать в укрытие позади машины. Вооружен он был прекрасным автоматом FN SCAR, стоявшим на вооружении у американских рейнджеров. Зиап как мог осторожнее высунулся из-за капота и открыл по врагу прицельный огонь.
Его спутники заняли позиции за деревьями и машинами. Уокер приказал Келси: «Не вставай!», снял с плеча винтовку, сунул в нее магазин и пополз к железной двери. Подняв ее, обнаружил на петлях стопоры, чтобы держать ее перпендикулярно земле. Укрывшись за стальным листом, он встал на верхние ступени лестницы, ведущей в бункер и навел оружие на врага, бесстрашно наступающего под пулями американцев. В смелости корейцам не откажешь.
Из убежища показалось трое партизан – двое мужчин и женщина. Один из мужчин сказал:
– Эй ты, как тебя, прикрой!
Уокер кивнул и открыл огонь. Троица у него за спиной побежала к очередному «Хамви», показавшемуся на лесной тропе. Пригнувшись за машиной, они тоже принялись стрелять по корейцам. Уокер опознал в «Хамви» технику калифорнийского подразделения Национальной гвардии, вооруженную тяжелым пулеметом М2. За рулем сидел не кто иной, как Джонсон. Изнутри кто-то вел огонь по противнику при помощи системы CROWS.
– Полезайте вниз! – скомандовал Уокер безоружным Джиму и Келси.
– Дайте оружие! – заорал Прескотт. Коппл, услышав его, поднял вверх большой палец. Короткими перебежками он добрался до ближайшего «Хамви», залез внутрь и вытащил два автомата: М-16 и М-4. Швырнул их бывшим солдатам и снова скрылся внутри. На свет появились запасные магазины, Коппл перебросил их Прескотту с Вашингтоном. Но стоило тем зарядить оружие, как в Вашингтона попала пуля. Его тело, взмахнув руками, завалилось на спину. Грудь перечеркнула строчка красных дыр. Уокер содрогнулся.
Ваймар помахал тем бойцам, что вылезли из дыры, те бросились к машине. Корейцы пошли в атаку. Неожиданно, с другого края леса, раздался залп. Никто не догадался, что корейцы обходят их с тыла. Погиб Ваймар с тремя товарищами. Зиап упал на землю и, укрываясь от огня, заполз под «Хамви», откуда и начал стрелять по новому врагу. Уокер нырнул в Купол, а по двери застучали пули. Запертый внизу, он ничем не мог помочь тем, кто был в бою.
– Что происходит? – спросила Келси. Она стояла на лестнице чуть ниже, и глаза ее были полны ужаса.
– Плохо дело, – рявкнул Уокер. – Нас зажали с двух сторон.
Над головой раздался новый звук – стрекотание, четыре ракетных залпа и крики в лесу.
Что за хрень?
Сверху донесся крик «ура!», и Уокер осмелился высунуть голову. Едва он понял, что же покрошило корейцев в фарш, у него отвалилась челюсть. Он знал, что такое оружие существует, но видел его разве что в фантастических боевиках.
Господи, робот!
Машина чуть больше пустынного багги, поменьше танка, но в предках числит обоих. Катается туда-сюда на шести колесах, будто наделенная разумом, а мощный пулемет на крыше поливает огнем отступающих корейцев. Четырехствольная ракетная установка как раз перезарядилась, и вслед врагам полетела новая порция смерти. Взрывы со сверхъестественной точностью накрыли бегущих солдат.
Внутри машины снова раздался стрекот, будто поступили новые команды, и она принялась объезжать периметр прямо по трупам корейцев. Пулемет, вроде бы M240G/B, так и поливал дождем пуль оставшихся врагов. Выжившие партизаны наконец смогли принять более деятельное участие в схватке.
Уокер, выползая из Купола, вспомнил, как Коппл учил его двигаться, глядя через прицел. Троих корейцев, идущих в его направлении, он срезал двумя очередями. Крутнувшись на месте, заметил еще шестерых, подбирающихся к Копплу. Четверых он положил, но оставшаяся пара открыла огонь по нему.
Две пули обдали его волной горячего воздуха. Одна пролетела меж ног, в опасной близости от интимного места, вторая – над левым плечом. Уокер прыгнул, распластавшись на земле, а врагов изничтожил Коппл.
Сердце билось в горле, Уокер ловил ртом воздух. Такого вдохновения битвы раньше ему испытывать не доводилось. Тело звенело от восторга. Хотелось продолжения, хотелось убивать врагов, и было даже немного жаль, что все враги уже повержены. Братья солдаты отправились прочесывать лес. Время от времени раздавались выстрелы, это добивали раненых корейцев. Живым не ушел никто. Шестиколесный монстр, откуда бы он ни взялся, пришелся очень кстати.
К сожалению, партизаны потеряли восемь человек, в том числе Вашингтона.
Зиап выполз из-под машины.
– Они в курсе, где мы. Выдвигаемся как можно скорее, – объявил он.
Бен подошел к роботу и спросил Коппла:
– Это что такое?
– Голиаф, – прокашлявшись, ответил сержант. – Беспилотный аппарат для наземного боя, разработанный DARPA несколько лет назад, пока у Минобороны еще были лишние деньги.
– Как он определяет, в кого стрелять?
– С его хозяином познакомишься…
Слушая Коппла, Уокер краем глаза заметил движение в лесу и крутнулся на месте. Среди деревьев появился еще один азиат.
Кореец!
– Эй! – воскликнул Уокер, поднимая автомат.
– Не стрелять! – крикнул Коппл, схватив оружие за ствол и задирая в небо. – Это наш!
Раздался выстрел. Партизаны дружно взяли Уокера на прицел.
– Пардон! Ошибочка вышла. Прошу прощения! – сказал Уокер.
Люди расслабились. Новоприбывший кореец застыл на месте, готовый открыть огонь из винтовки М-16.
– Хоппер, иди сюда, – позвал Коппл. – Познакомься с моим боевым товарищем.
– Боевой товарищ? Уверен? – Кореец говорил по-английски без малейшего акцента. Выходит, американец.
– Прости, я принял тебя за корейца, – сказал Уокер, протягивая руку. Тот пожал ее.
– По национальности я кореец. Но родился и вырос в Сан-Франциско. Хоппер Ли.
– Бен Уокер. – Он представил Келси, потом указал на Голиафа. – Твое хозяйство?
– Наше общее, но так да, дрессирую его я. Он пока не тянет лапу, не падает на спину и не подает голос, но в остальном – делает все, что приказано. – Хоппер Ли достал стальной ящик размером с ДВД-проигрыватель, с кнопками, ручками, экраном и небольшой антенной. – Вся хитрость здесь, в этой коробке. Сам делал.
– Одобряю.
– Мы с Голиафом были в разведке, когда на вас напали. Вернулись как раз вовремя.
– Вот уж точно.
Оставшиеся в живых партизаны собирали погибших товарищей. Зиап отдал приказ похоронить своих, корейцев же бросить как есть.
К тому же их было чересчур много. По прикидкам, на счету партизанской ячейки сорок трупов. Потом из Купола забрали все необходимое и еще до заката приготовились уходить. Враг скоро узнает о судьбе своего отряда и пришлет подкрепление. Чем дольше торчишь здесь, тем опаснее становится.
– Где танки и прочая техника? Мы видели один неподалеку от Сент-Джорджа. Решили, что он едет сюда, – сказал Уокер.
Коппл прокашлялся, сплюнул и объяснил:
– Танк не пройдет лесными тропами. У нас тяжелой техники нет, так как дорога на нее не рассчитана. Собственно, потому и решили объединяться с ячейкой из Колорадо. У них всякого добра хватает. Знаешь, куда ехал тот танк? Скорее всего, в Солт-Лейк-Сити.
– Пару ваших «Хамви» я уже видел. А куда дели третий? И где лошади?
– Одну машину потеряли в бою на пути из Лас-Вегаса. Зиап приехал на своей. А лошади, как ни печально, не выдержали перегон через пустыню. – Коппл вручил Уокеру лопату. – Назначаю тебя добровольцем. Копай уже.
Сборная солянка отрядов «бродяг» и партизан, в сумме семь мужчин и две женщины, стремительно покинула Купол. Они выдвинулись в северо-восточную часть национального парка и глубоко в лесу остановились на привал. Всем раздали сэндвичи с арахисовым маслом и бананами и бутылки с водой. Уокер с Уилкокс подсели к Хопперу Ли, и тот описал вторжение с точки зрения американского корейца.
Тщедушному Ли было едва за тридцать. Бодрый, темпераментный парень говорил очень быстро, при том активно жестикулируя. Однако, сильнее всего, бросалось в глаза изуродованное лицо. От правой брови, через глаз, по щеке до самого подбородка шли два старых шрама.
– Наверняка гадаете, что у меня с лицом, – сказал Хоппер. – Дело было в Сан-Франциско. Я жертва расовых погромов. Слышали о них?
– Ага, – ответил Уокер. – На мой взгляд, редкостный дебилизм.
– У нас в районе завелась банда охреневших реднеков. Видать, заняться им было нечем, они терроризировали корейцев. Эти отморозки насиловали пятнадцатилетнюю девчушку, и я полез их остановить. Мудак с ножом порезал мне лицо. Отделали меня знатно. И девочку не спас. До сих пор в ушах стоят ее крики. Так и не узнал, что с ней сталось. Когда пришел в себя, одна семья американских корейцев взяла меня домой и обработала раны. Благодаря им я не потерял глаз и могу видеть. На мой взгляд, редкое везение. Погромы продолжались. На улице творилось черт-те что. Наши ополоумевшие братья-американцы хотели нас убить. Ладно, все в прошлом. Потом в город пришли северные корейцы, ввели военное положение, и погромы сошли на нет.
Как и Уокер, Ли в армии не служил. Он был механиком и электроинженером в третьем поколении. Едва о том услышала Келси, они с Хоппером затеяли беседу на своем птичьем языке. Уокер пропускал технический жаргон мимо ушей, но при том радовался, что Келси нашла родственную душу. Выяснилось, что до ЭМИ он был мастером на все руки, выигрывал разные награды, в том числе по линии DARPA. После оккупации северные корейцы заставили его чинить им всяческую военную технику.
– Выбора не было. «Трудовой договор» представлял собой обычное рабство. Альтернатива – расстрел. Жить-то хочется даже под пятой врага, пришлось выполнять их требования. Отношения с людьми от этого лучше не стали. В определенных кругах меня заклеймили коллаборационистом. Но прошлым летом я вошел в партизанскую ячейку. Обеспечивал ее разведданными. Потом, в один прекрасный день, нашел Голиафа. Он так хорошо экранирован, что ЭМИ его не сжег. Всего-то и надо было, что перезагрузить систему. А вот пульт управления не выжил. Битых два месяца тайком с ним возился. После угнал Голиафа, обул корейцев, как детей. На работу больше не выходил. И теперь вряд ли найду новую, ведь от прежних работодателей у меня рекомендации нет. – Ли засмеялся над собственной шуткой.
– В общем, сарафанное радио донесло слухи о ячейке в Монтроузе, куда мы сейчас и едем. Они мощно выступили, чтобы не дать корейцам захватить добычу сланцевой нефти неподалеку от города. Мне сказали, им нужны люди, чтобы упереть с предприятия реактивное топливо. Так что я взял Голиафа и тайком свинтил из Сан-Франциско. По дороге встретил Нгуена и завис у него. Вот такая история.
Бен с Келси рассказали о себе. Солнце клонилось к закату. Зиап объявил, что дальше тронутся в два часа ночи, можно отдыхать. И тут Уокер с Ли зацепились языками по расовому вопросу, национализму и внутреннему конфликту американских корейцев.
– Пойми, Бен, – сказал Хоппер, – несмотря на погромы, я остаюсь истинным патриотом этой страны. Против корейцев не имею ничего, но корейское правительство я презираю. Ким Чен Ын – чисто Гитлер, такая же гадина. Он – позор нашего народа. С каким бы удовольствием я отправился в Пхеньян, чтобы надрать ему задницу. Ну не руками, Голиафа бы подогнал. Сам-то я невеликий боец. А ты?
– Не особо, хотя за прошедший год кое-чему научился. Уолли неплохо меня натаскал, только вот боевого опыта не хватает. Сегодня второй раз в жизни был в бою. Если не считать Лас-Вегаса.
– Да уж, чего там считать, – хмыкнул Ли. Потом до него дошло, что смеяться тут не над чем.
Спальников и одеял хватило всем. Пока ребята курили самокрутки из самосада, Ли достал из «Хамви» коротковолновую радиостанцию и генератор.
– Каждый день слушает. Иногда получаем весточки от других партизан, – объяснил подошедший Зиап.
Уокер посмотрел на Келси.
– Как думаешь, сможем подключить к этой штуковине пульт? Я не был в эфире с самого Лас-Вегаса.
– Ты ведешь передачи? – нахмурился Ли.
– Слышал про диджея Бена?
– Так ты диджей Бен? – распахнул глаза Ли. – Охренеть! Мы твои фанаты! Нгуен, представляешь, это диджей Бен!
Уокер впервые увидел, как улыбается Зиап.
– Это же замечательно, – сказал вьетнамец.
– Что тут у вас творится? – спросил подошедший Коппл. – Спали бы, пока есть возможность.
– Коппл, твой Бен – это диджей Бен!
Сержант смерил Уокера взглядом.
– Да я в курсе.
– Ага, как же! – Ли включил радиостанцию и начал скакать по частотам. В эфире царила тишина.
– Часто ловишь кого-нибудь? – спросил Уокер.
– Не то чтобы. В последние месяцы чаще. Особенно как ты начал крутить музыку. Временами ловим весточки от партизанских ячеек по всей стране. Один парень из штата Вашингтон регулярно выходит в эфир.
– Это Янки Дудль, что ли?
– Ага, точно! А еще парень из Техаса…
– Макс?
– Угу. Сесилию знаешь из Северной Дакоты?
– Не, впервые слышу. – Уокер обратился к Зиапу и Ли. – Может, попробуем организовать передачу диджея Бена?
Возражений не нашлось. Уилкокс с Ли добрых полчаса ковырялись с оборудованием. Над ухом зазвучала ломаная речь. Это Зиап на своем непередаваемом языке рассуждал, мол, еще один техник весьма и весьма пригодится.
Наконец Келси поставила антенну на крышу внедорожника.
– Мы глубоко в лесу, так что не знаю, как пойдет сигнал. Может, вообще никак, – сказала она.
Ли, увидев передатчик, собранный Келси, пришел в восторг.
– Невероятно. Какое изящное решение. Добавим мощи с моего приемника, глядишь, чего и получится. Вот, видишь стрелку? Когда я бью по микрофону, дергается. Значит, сигнал идет. Главное, чтобы деревья его не заглушили.
Уилкокс вручила Бену микрофон.
– Дорогой, ты в эфире. Давай, жги.
Уокер кожей почуял, как на нем сошлись все взгляды. Поборов смущение, он прочистил горло и начал передачу.
– Добрый день, братья американцы, с вами диджей Бен, я говорю из потайного уголка нашей любимой родины. Вы заметили, что пару недель меня не было в эфире. Нас плотно прижали. Вы уже слышали, что двадцать четвертого января Лас-Вегас подвергся ковровой бомбардировке? Вот так, корейцы стерли город с лица земли. По вине этих монстров погибли тысячи людей. При помощи самолетов F-32 и B-2, захваченных на наших военных базах. До того злополучного дня враг не приближался к Лас-Вегасу. С чего они решили стереть в пыль город, не представляющий никакой угрозы? Друзья мои, я не знаю. Этот поступок – зло в чистом виде. Кто будет раздумывать над мотивами зла? Никто! Как можно оправдать убийство невинных? Никак!
Мощь голоса поразила всех, кто его слышал.
– Нельзя больше ждать, время пришло! Восстанем против сволочей, укравших нашу страну! Скажем: «Хватит!» Не все сложили оружие. По всей стране организуются партизанские ячейки. И знаете что? Мы встали корейцам поперек горла! Чем больше сил они тратят на борьбу с партизанами, тем меньше они успевают захапать природных ресурсов и замучить невинных людей. Покажем им, как силен дух настоящих американцев, надерем кое-кому задницу!
Он замолк, собираясь с мыслями. Поднятый взгляд зацепился за клочки ночного неба среди макушек деревьев.
– Извините, ребята, но музыки сегодня не будет. Пусть она звучит в ваших сердцах. Но если бы была возможность, я поставил бы «Добровольцев», старую песню Jefferson Airplane. Помните ее? – Он подмигнул Келси. – В свое время ее слушала бабушка моей подружки. «Добровольцы Америки, добровольцы Америки». Наверняка все ее слышали. Друзья, настала пора записываться в наши ряды. Нам нужен каждый, кто может держать оружие. Диджей Бен прощается с вами. Доброй ночи.
Стоило Келси отключить передатчик, как раздались аплодисменты. Уокер, пожав плечами, скромно поднял руки.
– Спасибо, спасибо. Давайте поспим, пока есть время.
Пока Ли разбирал аппаратуру, Бен с Келси раскатали спальники. Коппл, присев рядом, шепнул:
– Уокер, ну ты дал.
– Да чего там.
– Слушай, есть мнение, что можно развить тему.
– В каком плане?
– Сам пока не знаю. – Он закашлялся и сплюнул в сторону. – Черт, как больно-то.
– Как себя чувствуешь?
– Да нормально. Ты так мощно выступил! Слушай, тебе надо быть голосом сопротивления.
– Я говорю людям правду. Разве этого мало?
– Бен, все как я тебе говорила! – вмешалась Уилкокс. – Кто-то обязательно должен говорить правду. Будешь Источником Правды!
– В точку, – поддержал ее Коппл. – Забей на диджея Бена и всякую музыку. Тебе пора сменить имидж. Диджей Бен свою роль сыграл, надо идти дальше. У тебя есть дар слова, так пользуйся им.
Уокер не очень понял, чего от него хотят.
– Попробую.
– Попробуй. Ладно, спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Уолли, – сказала Уилкокс.
Через пятнадцать минут все партизаны спали.
Когда местоположение Купола стало известно врагу, «бродяги» и партизаны Нгуена Зиапа поехали тайными тропами из Брайс Каньон в национальный парк «Кэпитол Риф». Пришлось двигаться на юго-восток, потому что направление на восток оказалось непроходимым. Миновав Оранжевые скалы и Белый каньон, мы попали в Блэндинг, город-призрак. Оттуда пошли на север, свернули на Шоссе 666 (кроме шуток), по нему отправились на восток, в Колорадо. Да, по пути было много гор.
Уолли взялся тренировать нас с Келси. Научил ее обращаться с оружием и преподал урок по основам самообороны.
По большей части, он учил нас здоровой солдатской хитрожопости. Нгуен тоже подключился. На стоянке он рассказывал нам про тактические приемы партизанской войны, потом устроил тренировку по скрытному перемещению. Дело свое знает туго. Келси ходит с пистолетом. И я. Уолли выдал нам по М-9, хороший довесок к моей верной М-4.
В Монтроузе мы были восьмого марта.
Договорившись по радио, нашли партизанскую ячейку на заброшенном складе автозапчастей. Поначалу смотрели друг на друга настороженно. Хоппер поймал сообщение, что корейцы иногда выдают себя в эфире за американцев или, чаще, заставляют американцев говорить нужные слова и заманивают партизан в засады. Так погибла ячейка из Остина, Техас. Мой друг Макс передал, что отряд техасских рейнджеров и копов из дорожного патруля ждал якобы подкреплений из Арканзаса. Не ушел никто. Паршивое дело.
Нас такая судьба миновала.
Ячейку из Монтроуза возглавляет негр по имени Бун Карлсон, бывший коп. Это первая партизанская ячейка в городе. Но, видимо, не единственная. У Буна сорок человек, живут в замаскированном строении, называют его «Дом», у них там все круто. Расположен Дом в нежилом юго-восточном пригороде, спрятан в глубине обычного квартала. На деревья, растущие во дворах, прикрепили камуфляжную сетку, чтобы не видно было с воздуха. Под землей прорыли туннель, чтобы входить-выходить, не привлекая внимания. Здесь живут целые семьи, с детьми, и небольшая армия здоровых мужиков. Они ловко все организовали: завели подсобное хозяйство, собирают дождевую воду, у них есть генераторы, по мере необходимости чинят всякие приборы.
Есть даже школа и игровые площадки. Дом разбит на участки, где решаются разные задачи. Например, есть местечко, где чинят электронику. Один парень держит коз в загоне, наладил снабжение молоком. Есть даже стеклодув! Сам видел, как он делает стаканы и кувшины. Военные задачи тоже решаются четко, очень впечатляет.
Люди здесь интересные. Один парень сразу обращает на себя внимание. Коннор Морган, подлинная легенда сопротивления. Вроде бы чуток постарше меня, из Северной Калифорнии. Коннор один стоит целой армии, но мне кажется, у него не все дома. То ли он больной, то ли просто резкий, но меня он пугает. Отморозок, но в бою чувствует себя, как рыба в воде, и пользуется уважением. По ходу, вообще ничего не боится.
Самому Буну лет сорок. Очень здравомыслящий мужик. Умен. Вечно какой-то замученный, но это характерно для всех вождей. Они с Коннором регулярно бывают в контрах, но, судя по всему, искренне уважают друг друга. Бун с Нгуеном вроде бы ладят, не спорят, кто главнее. Нгуен понимает, что за местную ячейку отвечает Бун. Бродяги и народ из Юты в первую очередь слушают приказы Нгуена, но против слова Буна никогда не идут.
Или, скажем, Рианна, красивая женщина лет тридцати, как мне кажется, с примесью испанской крови. Крутышка, выросла в лесной глуши. Партизанскую тактику знает от и до. Тихоня, но держит ухо востро. Есть ощущение, что Рианна умеет быть опасной, но нам с Келси она нравится.
В Монтроузе корейцев немного, но ходят слухи, что на контроль добычи сланцевой нефти выдвигают большие силы. На прошлой неделе поймали корейского пехотинца, и Коннор без малейших угрызений совести конкретно выбил из него информацию. (Какая там совесть, эта процедура просто привела его в восторг.) Кореец сообщил, что власти собираются строить трудовые лагеря и заставят гражданских работать на добыче. А чтобы люди не разбегались, вокруг города возведут стену. Есть ощущение, что скоро тут станет жарко.
Мы с Келси живем по фальшивым паспортам, как и все остальные. Когда выходишь в город, приходится вести себя как простой человек. В любой момент может подойти кореец и потребовать паспорт. Если поймают без документов, оттащат на допрос. Варианта два: или ты недавно в городе, а значит, скорее всего, партизан, или подрываешь систему, отказываясь носить паспорт, а значит, скорее всего, партизан. Так или иначе, но придется тебе несладко.
Бун рассказал нам с Келси про местную заброшенную радиостанцию. В свое время там крутили кантри. Похоже, ее можно использовать. Келси берется починить технику. Говорит, в крайнем случае просто подцепит наш передатчик к их пульту, и тогда нашу передачу услышат по всей стране, от западного побережья до восточного, от Канады до Мексики. Два дня назад приступили к работе. В город ползаем по туннелю. Келси думает, на все про все уйдет месяц. Пока же используем радио Хоппера. Диджей Бен больше не ставит музыку. Хоппер боится, что корейцы отследят сигнал и найдут Дом, так что мы по вечерам колесим по городу и вещаем из укромных уголков. Однажды забрались в старый заброшенный Уолмарт. Даже сидели один раз на водокачке! Пока лезли на вершину и сидели там, чуть в штаны не наложили от страха. Непонятно, как нас не заметили часовые. Пока, слава Богу, нас не поймали. В ясную ночь, принимаем сигналы других партизан. Складывается настоящая сеть вещания. Кроме Янки Дудля и Макса общаюсь с Сесилией из Северной Дакоты и пареньком по имени Дерби. Он вроде бы из Канзас-сити. Если починим радиостанцию, зона охвата здорово вырастет.
Звонит колокольчик. Рианна зовет обедать. От этой партизанщины жутко хочется жрать, так что пока отбой.
Времени писать нет… Есть новости плохие и хорошие.
Вчера вечером Коннор с разведчиками к западу от города перехватили караван. Меня там не было, а жаль. Я бы хотел посмотреть на Коннора в деле. Он, конечно, отморозок и, атакуя корейцев, рисковал, что вскроется его связь с партизанами, но, видимо, знал, что у тех есть важная информация. Так и вышло. В лучших своих традициях Коннор сотоварищи взял языка, остальных перебил. Пленного допросили на базе. Кроме того, ребята притащили всякого добра, например, мясо в рефрижераторе. Хороший приварок, главное, получше спрятать грузовик.
Плохие новости: Хоппер перевел бумаги корейцев и выяснил, что караван шел не к нам, а в Мускатин, Айова. Все обалдели. Что корейцы ловят в Мускатине? Под пытками пленный рассказал, что происходит на реке Миссисипи.
Господи Боже! Совсем паршивые дела.
Разведывательный вертолет МН-10 с высоты птичьего полета наблюдал, как разворачивается операция в Мускатине, Айова. Сидящий внутри Сальмуса радовался, что не забыл надеть защитный костюм. Пускай они парили в тысяче метров над пустынным городом и зараженной рекой, радиация могла проникнуть и сюда.
То, что слабые американцы подвергнутся облучению, ничуть его не тревожило, а вот самому умереть мучительной смертью как-то не хотелось.
Чтобы оказаться здесь, он пахал четыре месяца. Закончив разработку операции «Водяная змея» в Ливерморской лаборатории имени Лоуренса, корейский агент остался следить за очередным, крайне важным этапом изощренного плана Блистательного Товарища по захвату США. Это была кульминация долгих лет размышлений, усилий и жертв.
Войска Великой Корейской Республики славными действиями по всему миру обеспечивали своей стране место на вершине нового мирового порядка. Однако изначально оккупационная армия США столкнулась с уникальной дилеммой. Блистательный Товарищ в указе 434 собственноручно потребовал, чтобы у Америки не только отняли природные и технологические ресурсы, но и наказали страну за наглое «превосходство» в предыдущие годы.
Несмотря на удачное применение ЭМИ, дорого обошедшееся населению и инфраструктуре страны, оккупационная армия, обеспеченная всем: людьми, оружием, питанием, медикаментами и контрабандой, действовала на пределе возможностей. Блистательный Товарищ мудро признал, что корейским войскам не хватит ресурсов, чтобы захватить, удержать (хотя бы на время) и качественно разграбить такую большую территорию, как США.
Львиная доля природных и технологических ресурсов приходится на западную часть страны. Восток не представляет особой ценности, но там живет добрых восемьдесят миллионов человек. Несмотря на ЭМИ, они настроены сражаться до последнего и представляют немалую угрозу.
Ким Чен Ын мудро решил разделить страну непреодолимым барьером, чтобы жители восточных штатов не лезли на запад. Блистательный Товарищ, разрабатывая планы по захвату Америки, не мог упустить тот факт, что полезные территории от проблемных отделяет река Миссисипи. Как же ее использовать, чтобы люди с востока не лезли, пока ВКР порабощает население запада?
Пообщавшись с гениальным доктором Мэ Чин Хо из Народного института военного дела в Пхеньяне, Ким придумал операцию «Водяная змея» – поистине плод гениальной мысли Блистательного Товарища. Речь идет о священном, хотя и подлом плане превращения Миссисипи в неодолимый барьер.
Заражение реки смертоносным коктейлем радионуклидов, создаст ядовитое заграждение от Великих Озер до Мексиканского залива. Страна будет разделена на две части.
Города на сотню миль от берегов реки станут непригодны для жизни. Население будет перемещено.
Блистательный Товарищ мудро предположил, что такая стратегия решит поставленную задачу навсегда и малыми силами. В процессе ее реализации погибнет порядка четырех тысяч человек: ученые, солдаты, американские коллаборационисты.
Последний этап завершился в феврале 2006 года. Невероятно опасная операция «Водяная змея» увенчалась столь же невероятным успехом.
На западном берегу реки создано пять закладок: озера Итака и Уинона в Миннесоте; Мускатин, Айова; Кейп-Джирардо, Миссури; Сент-Джозеф, Луизиана. Закладки играют роль радиоактивного семени; разнесет его сама река. Одно ее русло обеспечит три тысячи миль радиационного поражения. Течение будет непрерывно вымывать делящиеся материалы, постоянно наращивая радиационный фон. Притоки, рукава и ручьи обеспечат заражение еще на триста миль во все стороны. Выброс в Мексиканский залив создаст барьер от побережья Флориды до самого Атлантического океана. В итоге операция «Водяная змея» затронет двести десять тысяч квадратных миль американской воды и суши.
Даже Сальмуса, человек с железным характером, вздрагивал, когда представлял, как Смесь отразится на людях. Продукты деления урана попадают в организм с водой и пищей. Через десять часов проявятся первые симптомы. Усталость, сильная тошнота, потом несколько недель относительно хорошего самочувствия, так называемая «спящая фаза», или «живой призрак». Затем гибель клеток внутренних органов выльется в штурмовую диарею, внутреннее кровотечение, обезвоживание. Начнется бред, затем последуют кома и смерть, вызванная отказом нервной системы и кровообращения. Лечения нет, можно лишь частично снять симптомы.
Последствия операции «Водяная змея» будут проявляться долгие годы. Пострадают будущие дети: их ждут генетические отклонения, лейкемия, анемия, синдром Дауна.
К тому же, этот ареал населяет свыше четырех тысяч биологических видов. Половина из них покинет непригодную для жизни территорию. Больные и пораженные особи погибнут, гниющие радиоактивные трупы станут дополнительной угрозой людям.
Сальмуса был уверен, что операция подорвет дух американского народа. Стоит людям узнать, что случилось с их любимой рекой, у них разовьется депрессия, тревожность, паранойя, недоверие к любой внешней силе. Народные массы, живущие в неизбывном страхе, лишатся воли к жизни.
Блестящий план.
Сальмуса гордился тем, что Ким Чен Ын принял его поправки к приказу 434. Никто не смел «советовать» Блистательному Товарищу, однако всегда была возможность как бы развить идею вождя, предвосхитить его пожелания.
Сальмуса поднаторел в этом деле и мог дать фору большинству советников и подпевал Киму. Он предложил ради обеспечения целостности барьера проводить дополнительные закладки Коктейля каждые семнадцать-двадцать четыре месяца.
Подразделение оккупационной полиции будет патрулировать границу при помощи несущих вооружение дронов на мостах и в иных местах возможной переправы. Специальный отряд будет выжигать траву и лес на стратегических участках в радиусе десяти миль от реки. К тому же ветер разнесет радиоактивный пепел, обеспечив дополнительное заражение людей и территории.
Операция «Водяная змея» завершилась два месяца назад. Теперь Сальмуса наблюдал, как внизу горит огонь. Плевать, что Мускатин сгорит. Все равно там давно нет людей.
Человек может находиться в пяти милях от реки только в защитном костюме. И то не больше пяти часов. Никто не мерил, как высоко над водой поднимается радиационная стена. Одно известно наверняка: пересечь мост без усиленной защиты невозможно.
Блистательный Товарищ был бы доволен. Сальмуса завершил облет всех закладок и доложил, что все в порядке. Операция «Водяная змея» больше не требует его внимания. Можно возвращаться в штаб-квартиру ВКР в Сан-Франциско. С кривой усмешкой он подумал, что Могучую Миссисипи нельзя больше называть Великой рекой.
Теперь это Мертвая река.
Партизанское руководство собиралось в спальне, которую в шутку прозвали «главным штабом», на первом этаже Дома. Когда зашел Уокер, там уже сидели Бун Карлсон, Нгуен Зиап, Хоппер Ли, Уолли Коппл и Коннор Морган. Намечалось обсуждение партизанской стратегии.
– Хотели меня видеть?
– Заходи, Бен. Садись, – предложил Карлсон.
Одну стену украшала большая карта Монтроуза, другую – карта США. В обоих торчали разноцветные кнопки. Люди расположились за круглым столом. Уокер опустился на стул.
– Ну что, будем спасать мир? Какие планы?
– Бен, мы обсуждали перспективу вещания с заброшенной радиостанции. Когда вы с Келси будете готовы?
– Я бы сказал, дней через пять-шесть. А что?
– Уложитесь в четыре?
Уокер потер подбородок.
– Не знаю. Возможно. Надо спросить у Келси. Мозг нашей команды – она, я так, на подхвате. А что такое-то?
Вместо Карлсона ответил Морган.
– Десятого тут могут быть корейцы. Они заполонят весь город, как тараканы.
– Мы получили сведения, что сюда направляется тяжелое подразделение корейцев, – добавил Карлсон. – Все, что сказал пленник, подтвердилось. Монтроуз выбран целью из-за добычи сланцевой нефти. У них танки, сотен пять легкой пехоты. Сейчас в городе от пятидесяти до ста корейских солдат, итого, считай, шесть сотен врагов. У нас человек тридцать бойцов. Картина чисто как в Аламо.
– Господи, – сказал Уокер.
– Пусть приходят! – рыкнул Морган. – Я не собираюсь на жопе отсиживаться!
Карлсон не обратил на него внимания.
– Кроме нас есть и другие партизанские ячейки, но мы понятия не имеем, сколько у них людей. Нам надо установить с ними связь и скоординировать действия. Когда придут корейцы, действовать в городе станет еще труднее. Есть опасение, что мы потеряем доступ к радиостанции.
Коппл начал было говорить, но его одолел кашель. Люди обменялись озабоченными взглядами. Сержант ловил ртом воздух. Зиап протянул ему бутылку воды. Коппл сделал пару глотков, и его отпустило.
– Простите, – сказал он. – Хотел сказать, что мы высоко ценим ваше с Келси дело. Мы как-то обсуждали, что нашему движению пригодилась бы твоя способность вдохновлять людей. Ты должен выйти в эфир до того, как придут корейцы, сообщить людям о том, что творится на реке Миссисипи, и призвать слушателей в ряды партизан. Хватит отсиживаться в кустах. Хватит терпеть.
– Мы знаем, что корейцы способны отследить сигнал, – продолжил Карлсон. – Не успеете до их прихода, и со станцией можно попрощаться.
– Мы можем использовать технику Хоппера, – сказал Уокер. – До сих пор нам удавалось вести передачи из укромных мест. Последние дни я был так занят на станции, что не выходил в эфир. Сегодня можем на скорую руку сварганить передачу. До сих пор нас не поймали. Если корейцы перехватывают нас, наверное, наши перемещения сбивают их со следа.
– Ценность радиостанции – в зоне охвата. Надо сообщить всей Америке, – объяснил Карлсон.
– Понимаю. – Уокер потер подбородок. – А знаешь, рядом с радиостанцией стоит начальная школа. И она работает. Видел там детей.
– Можно использовать как прикрытие. Родители утром приводят детей, днем забирают. Школ-то в Монтроузе почти не осталось.
Уокер кивнул.
– Так и сделаем. Значит, говорите, времени у нас до десятого.
– Именно.
Уокер вздохнул.
– Пойдем тогда работать.
Следующие три дня Уокер с Келси дневали и ночевали на станции.
Здание простояло заброшенным лет десять. Большую часть оборудования спалил ЭМИ. Антенна на крыше вышла из строя, и Келси пришлось смастерить новую. Запчасти надергала со старой, трудность была в том, чтобы установить ее, не привлекая внимания караульных. К счастью, радиостанция притулилась на улице Роуз-Лейн, в тупичке на окраине квартала. Начальную школу же построили недавно, аккурат в центре.
Корейцы в первую очередь контролировали центр, в пригородах почти не появлялись. Уокер с Келси решили привлечь к работе Джима и воспользоваться услугами булочницы по имени Наоми.
Чтобы не терять времени, им нужно было, чтобы кто-нибудь предупреждал их, когда в районе появляются корейские солдаты. Электромеханики партизан успели починить несколько раций. С их помощью Карлсон, Морган, Ли и Зиап держали связь с Домом, когда выходили в город. Уокер попросил себе пару раций, их быстро привели в порядок. Джим брал лоток с домашней выпечкой Наоми, якобы «на продажу», и вставал на входе в переулок. В экстренном случае он использовал рацию, спрятанную в батоне. Чтобы хитрый батон случайно не купили, его «украсили» эдакой плесенью. Карлсон увидел в плане двойную выгоду: и охрану, и небольшой доход.
Девятого числа настало время устанавливать антенну. В потолке студии прорезали дыру и приставили к ней лестницу, чтобы напрямую выбираться на крышу. Студийное оборудование уже работало. Келси впаяла пару гнезд, чтобы подключать самодельный пульт и микрофон. Уилкокс хотела бы сделать что-нибудь помощнее, чем слабенький АМ-передатчик, но по идее дирекционная антенна Яги-Уда должна добить до обоих побережий. Осталось только подключить к пульту кучу проводов. Они жутко напоминали Уокеру спагетти, и он приберег эту пугающую задачку напоследок.
Уилкокс, стоя на крыше, смотрела в темное небо.
– Гроза приближается, – крикнула она в дыру. Уокер стоял у подножия лестницы.
– Когда будем уходить, не забыть бы закрыть крышку. Дрель подключила?
– Ага. – Келси с перфоратором в руках опустилась на колени. Провод от него тянулся в комнату. Уокер включил смонтированный в тележке генератор, привезенный из Дома. Понадобилось два человека, чтобы оттащить это «портативное» устройство.
– Готово!
– Врубай!
С бензином была напряженка, и Карлсон выделил его в обрез. Но сверлить дырки было надо, никуда не денешься. Уилкокс работала быстро, все нужные места были размечены заранее.
Джим сидел в раскладном шезлонге под пляжным зонтиком в другом конце переулка. С утра у него купили шесть батонов. Осталось четыре. Товар пользовался у идущих мимо родителей таким спросом, что бедная Наоми не справлялась. Когда он все распродаст, что делать?
Если нагрянет патруль, как объяснять, зачем он тут сидит? Скоро до корейцев дойдут слухи, что здесь торгуют хлебом. Рано или поздно они придут с проверкой.
Женщина с коляской, завидев лоток, подошла к нему.
– Почем хлеб?
– Доллар за батон.
– Разумная цена. Беру два.
– Деньги в наше время невысоко ценятся. Я скорее помогаю людям, – сказал Джим. Он подумывал в будущем поднять цены, чтобы отпугнуть покупателей.
Осталось два батона. День был в самом разгаре.
Окончились занятия. За большинством детей пришли родители. Джим вспотел. Мимо лотка прошло несколько человек. К счастью, никто не остановился.
Уилкокс как раз досверлила нужные отверстия. Уокер выключил генератор и полез на крышу ставить антенну. В разложенном виде мачта оказалась добрых двенадцати футов в длину. С учетом высоты здания она будет торчать в тридцати с лишним футах от земли. Высота Монтроуза над уровнем моря примерно 5800 футов. Вполне достаточно для хорошей передачи.
– Держи ровно, я зафиксирую опору, – сказала Келси. Они вдвоем подняли антенну вертикально над высверленными дырами. Поднялся ветер, и Уокер с трудом удержал шест.
– Понял, про какую грозу ты говоришь.
Нижнее колено выскочило, ударив Келси по руке. Болт покатился по крыше.
– Черт!
– Бен, держи!
– Стараюсь!
С того места, где сидел Джим, открывался хороший вид на заброшенную радиостанцию. Разглядеть людей внутри едва ли было возможно, а вот процесс установки антенны был как на ладони.
К лотку подошла женщина с девочкой-подростком. Джим встал с шезлонга.
– Чем могу помочь, мэм? – улыбнулся он.
И тут позвоночник сковало льдом. На угол Центральной улицы и Роуз-Лейн вышел патрульный в корейской форме цвета «темная олива», ни с чем не спутаешь. Заметив лоток булочника, он направился к Джиму.
– Так, посмотрим. Три батона осталось? – спросила дама.
– Если честно, два. Один заплесневел.
– Фу-у. – Раздался смешок. – В последнее время кушаем и с плесенью.
Быстрее же! – думал Джим. Ему срочно надо было предупредить Уокера.
– Беру все. По доллару?
– Простите, мэм, но я просто не имею морального права давать вам заплесневелый хлеб. Понимаете, я врач. В некотором роде. До заварухи работал медбратом, знаю о таких вещах предостаточно. Можно поиметь большие проблемы со здоровьем.
Корейцу оставалось пройти двадцать ярдов.
Женщина нахмурилась.
– Ладно, тогда беру два. В следующий раз привозите больше.
– Жена просто не успевает печь. Мука сейчас в большом дефиците. – Он завернул два батона. Стоя за спиной у женщины, солдат с интересом разглядывал Джима.
Та почувствовала чужое присутствие.
– Ой, – сказала она, обернувшись. Ее лицо перекосилось от страха. – Пойду я, пожалуй. Разрешите?
– Конечно, мэм. – Отдав два доллара и схватив завернутый хлеб, женщина потащила дочку прочь, оставив Джима наедине с корейцем.
– Добрый день, – сказал Джим. – Извините, я только что продал последний батон. Приходите завтра.
Солдат подошел вплотную и рявкнул:
– Документы!
Черт, черт! Смотри на меня, только не вдаль! Не поднимай глаз! – мысленно умолял Джим корейца.
– Вот, держите. – Джим достал из кармана паспорт.
Солдат изучил бумаги, трижды перевел взгляд с фотографии на Джима и обратно.
– Адрес твоя? – спросил он, глядя в документы.
– Конечно.
– Где такая?
– Улица? – Джим и сам не знал. В Доме стряпали поддельные документы с левыми адресами. Чтобы отвлечь внимание корейца, он показал ему за спину. – Три квартала в ту сторону.
Кореец вытащил электронный планшет и забил адрес.
Ох блин…
Солдат нахмурился и переспросил:
– Где такая?
Джим потряс головой.
– Простите, я потерял ориентацию. А что говорит ваш прибор?
Видимо, кореец плохо понимал английский.
– Где такая? – требовательно спросил он.
Джим не знал, что делать. Отчаяние прорвалось наружу.
– Говорю же, потерял ориентацию! Сам не знаю! Точно не в той стороне? – Он вновь указал на запад.
Солдату не нравился тон этого американца. Тот явно выступал против новой власти.
– На колени! – потребовал кореец. У Джима оборвалось сердце.
– Что? – Он с тоской посмотрел на плесневый батон.
– На колени!
Джим подчинился. Кореец зашел ему за спину и приказал:
– Руки за голову!
Господи Боже!..
На руках защелкнулись наручники. Начался обыск. Убедившись, что американец безоружен, солдат обратил внимание на хлебный лоток.
Уокер с Келси и не подозревали, какая сцена разыгрывается в пределах видимости. Ветер рвал антенну из рук, Уокер вцепился в нее изо всех сил. Келси закрутила половину болтов.
– Бен, если не будешь держать эту фиговину ровно, честное слово, я и тебя привинчу к крыше!
– Делаю что могу, блин!
Еще пара болтов встала на место. Осталось еще два.
Кореец заглянул в лоток, убедился, что там нет тайника с оружием. Взял батон и скорчил рожу, завидев плесень. Понюхав хлеб, развернулся к пленнику.
– Плохо есть! – рыкнул он.
– Знаю, – кивнул Джим. – Заплесневел. Не успел выкинуть.
Кореец в припадке отвращения швырнул батон на тротуар. Тот лопнул, и на асфальт выпала шипящая рация.
Черные глаза скользнули от прибора к Джиму.
В голове американца билась единственная мысль: надо отвлечь его внимание от Бена и Келси! Джим вскочил на ноги и бросился по Центральной улице в противоположном от радиостанции направлении.
– Стоять! – заорал солдат. Он достал Бэк-Ду-Сан, северокорейскую версию чешского пистолета CZ-75. Прицелившись в спину бегущему человеку, он повторил: – Стоять!
Джим не подчинился.
Корейцу хватило одного выстрела. От удара в спину партизан упал лицом вниз, попробовал встать на ноги, но потерял сознание. Солдат бесстрастно подошел к умирающему человеку и пустил еще одну пулю в голову беглецу.
Едва Уилкокс закрутила последний болт, как раздались выстрелы.
– Ну что там еще? – спросил Уокер. Они с Келси попробовали разглядеть, что творится на Роуз-Лейн.
– Джим пропал, – сказала Келси.
– Точно. – Из-за дома появился кореец. – Е-мое! Давай внутрь!
Уилкокс нырнула в дыру. Следом за ней спустился Уокер, поставивший на место крышку. Когда его ноги коснулись пола, Келси спросила:
– Что будем делать? Затаимся тут?
Уокер вспомнил, что забыл на пульте рацию, и в сердцах обозвал себя идиотом.
– Джим погиб.
– Откуда знаешь?
– Предчувствие. Надо убираться. Бросаем все здесь, выходим через задний ход. Выбираемся на шоссе, ведем себя как обычные прохожие. Если остановит патруль, говорим, что просто гуляем. Законом это не запрещено. До вечера далеко.
– А может, останемся?
– Надо посмотреть, что стало с Джимом. Это наш долг перед боевым товарищем. На сегодня хватит. – Бен показал на пучки проводов на полу у пульта. – Осталось воткнуть все куда надо и подключить нашу технику.
– Ага.
– По плану это задача на завтра. Пошли отсюда.
– Ладно, – согласилась Уилкокс.
Автомат Бена остался в Доме, но у обоих при себе были пистолеты.
– Если нас обыщут, хана, – сказала Келси.
– С чего бы? Веди себя спокойно, и все. На всякий случай, я снял пистолет с предохранителя.
Келси последовала его примеру, убрала оружие в кобуру скрытого ношения на спине, глубоко вдохнула и сказала:
– Пошли.
На улице они натянули на себя куртки, чтобы получше замаскировать пистолеты. Да и захолодало. Поднялся ветер. Они взялись за руки, сделали вид, будто увлечены беседой, хохотали и так дошли до хлебного лотка. На дороге лежал труп Джима, над ним стоял кореец и говорил по коммуникатору.
Больше вокруг не было ни души.
– Боже, – шепнула Келси.
– Идем дальше.
– Стоять! – крикнул, заметив их, солдат. С пистолетом в руке он бросился к ним. – Документы!
Бен с Келси обменялись взглядами. Из карманов появилось на свет искомое. Кореец схватил бумаги и долго их рассматривал. Бен и келси насторожились. Наконец, вернув паспорта, он убрал пистолет в кобуру.
– Повтори клятва! – потребовал он.
– Простите? – спросил Уокер. Они вообще не поняли, о чем идет речь.
– Клятва верности! Повтори!
Уокер сглотнул. Конечно, он ее не знал. Живот скрутило от ужаса, тело покрылось холодным потом.
Раздался дрожащий голос Келси.
– Сим присягаю в верности делу Чучхе и Новой Демократической Народной Республике Америки. Клянусь посвятить себя без остатка революционным замыслам Великого Председателя, Товарища Ким Чен Ына, и свято следовать указаниям Великого Председателя, Товарища Ким Чен Ына.
Она замолкла, вспоминая, как дальше. Кореец ел ее взглядом.
– Я снимаю с себя все обязательства перед государством, гражданкой которого была прежде. – Голос ее надломился, но, собравшись с духом, Келси закончила: – Я даю клятву добровольно, сознательно, не находясь под чужим влиянием.
В улыбке солдата сиял неприкрытый садизм. Он наслаждался терзаниями девушки. Одна жертва его удовлетворила, терзать Уокера солдат не стал. Дернув головой, он рявкнул:
– Иди!
Бена охватило чувство бесконечного облегчения. Улыбнувшись, он кивнул солдату.
– Доброго дня, – сказал он, беря Келси за руку.
А девушка отскочила и выхватила из-за спины пистолет. Кореец не успел и дернуться, как в лицо ему прилетела пуля. Из затылка вырвался фонтанчик крови и серого вещества. Солдат рухнул на землю. Уилкокс, пнув труп, плюнула на него.
– Пошел к черту, козел вонючий! Беру свои слова обратно! – крикнула она. По щекам потекли слезы.
Уокер крепко ее обнял.
– Тихо, Келси, тихо. Все хорошо.
Девушка, дав волю чувствам, зарыдала ему в плечо. Он гладил ее по голове, ждал, пока она успокоится, а потом невозмутимо предложил:
– Давай уберем труп, иначе завтра тут будет не пройти из-за корейцев. – Бен огляделся. На улице по-прежнему не было ни души. – Пока нас никто не видит, закинем труп в тележку и оттащим на радиостанцию.
Уилкокс, отодвинувшись, хлюпнула носом, убрала пистолет в кобуру и вытерла лицо.
– А как же Джим?
Уокер покачал головой.
– Как ни печально, мы должны оставить его как есть.
Они запихали тело солдата в тележку под хлебным лотком, прикрыли дверцу и покатили ее по дороге.
Передатчик был готов к работе аккурат в тот миг, когда на пятидесятом шоссе появились корейские войска и жители города бросились в школу за детьми. Все партизаны собрались у перекрестка с Роуз-Лейн. Они собирались биться до последнего, чтобы выиграть для Уокера время. Шторм и самодельное оборудование не позволили Уокеру выйти в эфир прежде, чем начался бой. Буквально в сотне ярдов от радиостанции вспыхнула схватка. Здание содрогалось от взрывов.
Зиап отдавал команды по рации.
– Уокер! Две минута! Как понял? Прием.
– Вас понял! – ответил Уокер.
– Труба горн, да? Беги сразу!
Уилкокс выжидающе посмотрела на друга.
Бен развернул листок с набросками речи, постучал по микрофону, и его как парализовало. Он с десяток раз отрабатывал выступление, а теперь не мог выдавить ни слова. Страх облажаться в такой ответственный момент лишил его сил.
– Бен?
Тот не шевелился.
– Бен! Давай резче!
– Да, да, сейчас, – отмахнулся от нее Уокер.
А потом заговорил в микрофон.
– Народ Америки! Если вы меня слышите, знайте, вы не одиноки! По всей нашей великой стране разгораются очаги сопротивления. Мы должны прогнать оккупантов с нашей земли. Каждый из вас был свидетелем зверств врага, но самого плохого вы не знаете. Корейцы отравили реку Миссисипи от истоков до устья! Важнейшая артерия нашей страны заражена радиацией, все живое на берегах гибнет, жители окрестных городов вынуждены срочно эвакуироваться. Невозможно предсказать, как это чудовищное деяние отразится на наших потомках. Наша страна разрезана ядовитым барьером! Дороги с запада на восток больше нет. Друзья мои, это самое гнусное преступление, совершенное на нашей земле! За всю историю человечества природа ни разу не получала столь тяжелого удара. Не приближайтесь к реке! Повторяю: Миссисипи несет смерть!
Как будто захвата нашей страны им было мало! Этот бесчеловечный поступок больного разума стал последней каплей. Восстанем же и примем бой! Скажем: «Хватит!» Двести пятьдесят лет назад, в 1776 году, горстка революционеров восстала против Британской Империи. Они сражались за свободу и независимость. Они показали нам пример. Джордж Вашингтон, стоявший у истоков США, выступая перед континентальной армией, произнес такие слова:
«Наступает миг, когда станет ясно, быть ли американцам рабами или свободными людьми. Останемся ли мы хозяевами своей земли, или наши дома и фермы разграбят и сожгут, а самих нас загонят в такую нищету, откуда человеку никогда не подняться. Судьба будущих поколений, будь на то Божья воля, зависит от вашей смелости и дисциплины. Безжалостный враг оставляет нам простой выбор: храброе сопротивление или абсолютная покорность. А значит, мы либо победим, либо погибнем».
Друзья мои, слова Вашингтона сегодня так же истинны, как и тогда. Вторая американская революция началась. В каждом городе есть хотя бы одна партизанская ячейка. Найдите ее. Вступайте в наши ряды. Не теряйте надежды. Если у вас есть радиопередатчик, сообщайте людям правду. Мы вновь наладим связь, друзья мои! Мы обязаны!
На улице с новой силой разгорелась стрельба. Крики раздавались у самых стен радиостанции. Вдруг раздался громовой сигнал. Пора уходить.
– Я сказал все, что хотел, но я с вами не прощаюсь. Следите за эфиром. До новых встреч.
Здание содрогнулось от тяжкого взрыва. В пультовой рухнула стена. Комнату заполнил дым, пол покрылся битым кирпичом.
– Бен, пора уходить! – крикнула Келси.
– С вами был Бе… – хотел было сказать Уокер. А потом решил, что не стоит в эфире светить настоящее имя. – С вами был Голос Свободы. Я веду передачу с американской земли!
Он выдрал из пульта провода и сунул передатчик Келси в рюкзак. Подруга выключила генератор. Они вместе бросились к парадному входу на радиостанцию. Пробегающие мимо партизаны оборачивались, на бегу стреляя в наступающего врага. Бен заметил множество родителей, бегущих с детьми под прикрытие школы.
– Келси, быстрей! – крикнул он.
– Бен, давай бросим генератор. С ним мы далеко не убежим.
Неожиданно рядом возник Голиаф.
– Келси, это за нами. Быстрее!
Они пристроили тридцатифунтовый генератор в отсек боевого робота и забрались в кабину. Ли, должно быть, наблюдал за ними. Едва они устроились, как хитроумный механизм рванул прочь.
– Держись!
Голиаф, выдающий добрых пятьдесят миль в час, обогнал бегущих партизан. Если они успеют добраться до Кедрового кладбища, там отряд рассеется в разные стороны. Возможно, кому-то не повезет, но большинство уйдет от погони и доберется до Дома живыми.
Зашипела рация Уокера. Это Коппл вышел на связь.
– Для городского мальчика ты неплохо выступил, Уокер. – Бегущий сержант пыхтел, как паровоз. Его тяжелое дыхание пробивалось даже сквозь помехи.
– Ты слушал?
– У меня в кармане маленький транзистор. Ловил каждое слово. «Голос Свободы», значит? Мне нравится.
– Спасибо.
– Ладно, пока вы там катаетесь на машинках, некоторые бегают ножками. Давай, до встречи в Доме.
Когда корейцы захватили остатки радиостанции и организовали преследование, партизаны из Юты и Колорадо давно разбежались во все стороны по юго-восточным пригородам Монтроуза.
Они пережили этот день.
Мы добрались до Дома целыми и невредимыми. Правда, не все. Потеряли восемь человек. Шестерых из команды Буна, двоих людей Нгуена. Больно признавать, что мы бросили их прямо там, на улице, мертвых и умирающих. Еще хуже, что были жертвы среди мирного населения. Под огонь попали и дети, и взрослые, хоть я и не знаю, сколько именно. Жуткое невезение: они вышли из школы как раз к началу боя. Их смерть я не забуду до конца жизни.
Но есть и хорошая сторона. Моя сегодняшняя передача – первая в своем роде и лучшая из всего, что я делал!
Больше не будет музыки и банальных новостей. Все это очень здорово и помогает укреплять боевой дух, но пора уже браться за серьезное дело. Надеюсь, люди меня слушали, и мое сообщение разбежится кругами по воде. В общем, диджей Бен в прошлом. Я назвался Голосом Свободы. Звучит как надо.
Как ни страшно было сегодня, самое трудное позади. Да, мы в бегах, корейцы захватили Монтроуз. Но мы с Келси успели посеять семена будущей победы. Никогда не думал, что снова буду «настоящим» журналистом. Смотрю в грязные, мутные зеркала (других в Доме нет) и не узнаю себя. Восемнадцать месяцев назад я был другим человеком: уставшим от жизни, циничным журналистом, съевшим собаку на голливудских новостях и звездах. Мне было параллельно, кого я задел, а кого раздавил, лишь бы получить щекотливые подробности.
Тогда жизнь и смерть для меня ничего не значили. А теперь… Никогда еще я так остро не чувствовал, что живу.
Корейцы в городе, работают четко по схеме. Установили блокпосты, улицы кишат патрулями. Мы думаем, они зашевелились, потому что с обхода не вернулся солдат, убитый Келси. Может, его тело найдут в развалинах радиостанции. Черт его знает…
Они строят стену. Превращают Монтроуз в большой концлагерь. В последние две недели корейцы чего только не строили. Мэрию превратили в «центр занятости» нефтедобычи. На мой вкус, это чистое рабство. Не знаю, платят ли корейцы за работу, да и знать, в общем-то, не хочу.
С десятого апреля мы сделали несколько вылазок. Коннор сотоварищи подорвал в паре мест строящуюся стену. Жаль, я не видел. Зато на прошлой неделе участвовал в диверсии. Рядом с Домом организовали блокпост. Буну не понравилось, что он так близко. Наш отряд во главе с Коннором и Уолли вступил в бой с пятнадцатью вражескими солдатами и взорвал их импровизированные укрепления. У нас ни убитых, ни раненых. Застали этих козлов врасплох, вся операция уложилась в пять минут. Моя пуля нашла минимум одного врага, но определить, скольких ты убил, нереально. Раньше я даже не подозревал, какой хаос творится в бою. Когда смотришь фильмы про войну, сложно представить, какая каша на самом деле в этот момент царит у бойцов в голове. Все схемы и планы после первого же выстрела летят к черту. Пули свистят, взрывы бьют по ушам, крики, приказы, враг орет, бежишь сквозь дым и пламя по битому кирпичу, в общем, чистое безумие.
Такое творишь, что диву даешься.
Бун с Уолли не хотят пускать нас с Келси под молотки. Говорят, наш самый большой вклад в общее дело – Голос Свободы. Имя прилипло. Мы дважды выходили в эфир через передатчик Хоппера и наш пульт. Один раз – из гольф-клуба, второй – из заброшенного Макдоналдса на западе города. Я сообщил, что в Монтроузе полно корейцев, и получил весточку от пары моих последователей. Они тоже называют себя «Голос Свободы». Янки Дудль из штата Вашингтон и Сесилия из Северной Дакоты объявили, мол, они обеспечивают вещание Голоса Свободы. Приятно слышать. Похоже, я все-таки заварил кашу.
Вчера убили Нгуена. Просто не верю. На душе тоска.
Он возглавлял отряд, вступивший в бой с превосходящими силами врага на пересечении шоссе 50 и 550. Оказалось, там было намного больше корейских солдат, чем мы предполагали. Потеряли троих, в том числе Нгуена, прежде чем стало ясно, что атака – чистое самоубийство. Ребятам пришлось отступить. Лично я их не виню.
Нгуен Ху Зиап был героем. Во вчерашней передаче я воздал ему почести. Дерби из Канзас-сити поймал репортаж и передал дальше по сети Голоса Свободы.
Нас уже человек десять. Это те, кого я знаю. Люди вовсю чинят передатчики. ВГС растет как на дрожжах. Я горжусь нами, только Нгуена очень жаль…
Я решил выбираться из Монтроуза. Здесь я исчерпал свои возможности. Вчера мы с Келси долго говорили на эту тему, она согласна со мной и тоже мечтает выбраться из этой подводной лодки.
Мы сообщили о своем решении Буну, Уолли и Коннору. Им, конечно, жалко с нами расставаться, но наша задумка им абсолютно понятна.
Во-первых, хочу своими глазами увидеть реку Миссисипи. Я должен. Должен засвидетельствовать кошмар, сотворенный корейцами. Должен рассказать о нем людям.
А самое главное… я хочу пересечь реку. Разузнать, что творится на востоке. Из Вашингтона ничего не слышно. Мы не знаем, жив ли президент или мертв, хотя по Голосу Свободы сообщали слухи, что он якобы в Англии. Мы не знаем, заняли ли корейцы Нью-Йорк, Колумбию, Бостон и Филадельфию.
Я должен выяснить…
Завтра с утра мы с Келси уходим. Партизаны поделились с нами внедорожником «Джип Чероки» 1999 года, старым, но на ходу, и приличным запасом бензина. Хоппер отдал свой радиопередатчик, здесь есть пара таких же. Мы забираем переносной генератор, чтобы по пути выходить в эфир.
Направляемся на восток, в Канзас-сити. Дерби обещал нас встретить. Дальше нас ждет Сент-Луис, и будем думать, как пересечь реку. Не знаю, что у нас получится, но, как говорится, будем решать проблемы по мере поступления.
Дорога вышла – ужас и восторг в одном флаконе.
Мы с Келси приехали в Салин, Канзас. Нелепица, конечно, но двигаться быстрее не выходит никак.
Для начала хорошие новости. На семидесятом шоссе практически нет брошенных машин. Не то что год назад, когда мы ехали через сплошную баррикаду. То ли народ приспособил машины в хозяйстве или растащил на запчасти, то ли еще что. В кюветах все же попадаются ржавые остовы, но реже, чем раньше. Плюс ко всему по дорогам ездят люди. Я-то боялся, что мы будем вызывать подозрение, ан нет. Движение очень слабое, ОЧЕНЬ слабое, но есть. Конечно, до былых времен нам далеко. Но каждые минут пять-десять навстречу кто-нибудь да попадется. Мы машем руками, нам машут в ответ. На некоторых заправках барыжат бензином. Так сказать, прогресс налицо.
Еще немного хороших новостей. Все, с кем нас сводит дорога, ведут себя дружелюбно и готовы помочь. Корейцев мало, но регулярно проезжают военные конвои. На трассе никого не тормозят. Ведут себя так, будто спешат на задание. Мы их не трогаем, они не трогают нас. Что не может не радовать.
Теперь плохие новости.
Снова наступила великая депрессия, только в десять раз хуже. Канзас опустел. Да, отдельные группы людей есть, они идут на контакт и готовы прийти на помощь, как я уже говорил. Только вот найти их – задачка нетривиальная. То ли нам не повезло с шоссе, и мы объезжаем стороной основную массу населения, то ли всех эвакуировали из штата, скажем, в крупные города. Многие фермы захвачены корейцами. Всю продукцию они тащат к себе в закрома. Люди, чтобы их не заставили помогать, уехали отсюда.
Вещание Голоса Свободы донесло, что в Солт-Лейк-Сити настоящая беда. Горожане восстали против корейцев, и по началу их затея принесла определенные плоды. Они захватили контроль над прилегающей территорией, конфисковали военную технику и переловили оккупационную администрацию! Ответные меры не заставили себя ждать. Шестнадцатого мая эти сволочи забросали город объемно-детонирующими авиабомбами, сокращенно ОДАБ, жутким боеприпасом с прозвищем «Мать всех бомб». Уму непостижимо, что там творилось.
Гражданских пострадало даже больше, чем в Лас-Вегасе. Потом дошли еще более паршивые вести. Я искренне надеюсь, что слухи врут. Речь идет о том, что корейцы провели массовую зачистку и казнили всех мужчин старше шестнадцати лет, кого нашли в руинах города.
Вчера вечером я сообщил эту новость по ВГС. Если она всколыхнет волну народного гнева, я даже не знаю, что будет.
Еще немного плохих новостей. Наша машина сломалась на границе Канзаса и Колорадо. Мы три недели проторчали там, пока не выпросили у проезжающих мимо топливный фильтр. Задержка тяжело нам далась. Ближайший город – Берлингтон – в десятке миль, и там не было ни души. Мы с Келси вернулись к машине и решили больше никуда не ходить. Жили на печеньях, яблоках и воде. И любви. Она – наше главное подспорье.
Наконец показались ребята на эвакуаторе (!). Я просто глазам не поверил. Будто мы вернулись в счастливое прошлое, когда, сломайся ты на дороге, за тобой приезжали из автоклуба. У Бенни и Чарли оказалось с собой полно запчастей, они починили машину и ничего с нас не взяли.
Америка. Какая же душевная страна!
Сальмуса вообще не отдыхает.
День Независимости оказался настоящим вызовом для корейской армии. Страну захлестнула волна протестов.
К счастью, Сальмуса вовремя получил разведданные, что готовятся народные выступления. Корейская армия отреагировала на волнения слезоточивым газом, массовыми избиениями и арестами. Партизаны, в свою очередь, решили отметить «четвертое июля» нападением на корейские заставы, и добились определенных успехов. Сильно досталось войскам в Далласе, Сан-Диего, Монтроузе и Оклахома-сити.
Каратели не успевают повсюду.
Неделя до праздника выдалась тяжелой. Как ни упрашивали подчиненные, Сальмуса отменил все выходные. Великая Корея отдыхает, только когда решены все задачи и достигнуты все цели.
Сам он всегда подавал пример другим. Солнце едва встало, когда Сальмуса вошел к себе в кабинет в бывшей мэрии Сан-Франциско, где сейчас расположился генеральный штаб ВКР. Если не считать круглосуточной охраны, он всегда появлялся на работе раньше всех и ради поддержания хорошей формы час проводил в спортзале. По мнению Сальмусы, для любого члена Корейской народной партии, на втором месте после верности и послушания Блистательному Товарищу, шла физическая подготовка.
Дальше по плану было изучение разведданных, стекающихся к нему в кабинет со всей Америки. Ким Чен Ын повелел раздавить партизанское движение, как таракана. Агентам дали приказ искать и уничтожать повстанцев и их убежища. Выяснилось, однако, что это сложнее, чем казалось на первый взгляд. Сила духа, которую демонстрировали эти недоумки-америкашки, оказалась для корейцев настоящим сюрпризом, и Сальмуса пришел к выводу, что в отделе военного анализа в Пхеньяне сидят абсолютные идиоты, которые, в отличие от него, бывали в США, вероятно, разве что туристами. Если бы он определял военную политику в Новой Демократической Народной Республике Америки, он бы с первого дня приказал работать с населением куда жестче. Зря они давали приют бездомным, снабжали их одеждой, едой, оставляли им вещи. Он бы первым делом отдал приказ уничтожить всех американцев мужского пола, ибо паразиты не должны размножаться.
Конечно, кто бы ему это позволил, но помечтать было все-таки приятно.
Сальмуса глянул на часы. Приближалось время видеоконференции с Блистательным Товарищем. Прямой выход на Ким Чен Ына показывал, как высоко он вознесся. Такой чести, кроме него, удостоилось всего трое чинов Корейской Народной Армии.
Спутниковая связь установлена. Процедуры безопасности завершены. Сальмуса увидел пхеньянский кабинет Кима. Потом на мониторе появилось красивое лицо. Сальмуса всегда поражался божественной харизме Кима. Тот, ровесник Сальмусы, рос и матерел у него на глазах. С раннего детства Сальмуса понимал, что Ким Чен Ын станет прекрасным вождем. Однажды Ким сказал, что Сальмуса ему – как брат. Этот момент навсегда запечатлелся в памяти.
– Приветствую вас, Блистательный Товарищ, – с поклоном сказал Сальмуса.
– И тебе привет.
– Как ваше здоровье?
– Нормально. Я знаю, что неделя была тяжелая.
Сальмуса покачал головой.
– Служба Великой Корейской Республике и делу революции чучхе не может быть в тягость.
– Ты верный слуга, Дэ Хен. Но вчера имели место бунты и волнения.
– Да. Все очаги подавлены. Впредь американцы дважды подумают, прежде чем устроить беспорядки.
– Но мы потеряли людей?
– Увы, это так. Но не очень много. Если сравнивать с ущербом партизанскому движению и населению страны, эта жертва оправданна.
– Замечательно. Я разделяю твои чувства относительно американского народа, однако Великая Корейская Республика вынуждена считаться с мнением международного сообщества, которое следит, как мы обращаемся с населением захваченной территории. Наша пропаганда сильна как никогда, мы контролируем умонастроения по всему земному шару, но эти партизаны распускают слухи о нашей… деятельности. Это непозволительно.
– Так точно.
– Так называемый Голос Свободы костью стоит у меня в горле. Сальмуса, мы уже обсуждали этот вопрос.
– Да, Блистательный Товарищ. Я направлю все силы, чтобы обнаружить зачинщика.
– Мне доставляют записи его выступлений. Анализ голоса показал, что Голос Свободы прежде выходил в эфир как некий «диджей Бен».
Сальмуса напрягся.
– Я был уверен, что диджей Бен погиб в Лас-Вегасе…
– После налета на Лас-Вегас он был в эфире. Видимо, улизнул до бомбардировки. Потом на какое-то время пропал. Теперь вновь появился, но уже под маской Голоса Свободы. Теперь у него сеть последователей по всей стране. Этот человек – главный вербовщик партизанского движения. Его надо остановить.
– Согласен с вами, Блистательный Товарищ.
– Сальмуса, ты отвечаешь за это дело. Никому другому я не могу доверить такое задание.
– Я прослежу, чтобы его повесили при скоплении народа, о Блистательный Товарищ.
– Отложи все дела и сосредоточься на этой задаче. Я целиком и полностью полагаюсь на твои способности.
– Благодарю вас. Служить вам – долг и честь.
Остаток дня Сальмуса провел у связистов. По тем записям Голоса Свободы, что у них нашлись, восстановили его примерный маршрут. Первая передача от 10 апреля велась из Монтроуза, Колорадо. В тот же день в город прибыл батальон солдат, чтобы обеспечить добычу сланцевой нефти. Военная полиция сообщила, что передача велась из заброшенного здания радиостанции, ныне уничтоженного.
Затем Голос Свободы выходил в эфир из различных точек в окрестностях Монтроуза.
Сальмусу перекосило от злобы. Вот почему военная полиция не поймала тогда эту сволочь? Что, сложно было? Дебилы!
Следующие места передач вытянулись вдоль семидесятого шоссе, с запада на восток. Последняя точка находится в Канзасе. Куда он стремится? Явно не к Миссисипи. Или он не знает, что там его ждет верная смерть?
Сальмуса вперился в карту США на стене. Есть шанс, что Голос Свободы свернет на юг, в Оклахома-сити или в Даллас. Есть сообщения, что в этих городах действуют мощные партизанские ячейки. Однако из Канзас-сити ведет много дорог. Бунтовщик может податься в Арканзас, в восточный Техас или в Де-Мойн, Айова. Его грязная пропаганда может сорвать работу в этих местах. Поганец не просто так катается, у него явно что-то на уме.
Сальмуса принял решение. Вернувшись в кабинет, он начал подбирать команду. Они выезжают в Канзас-сити как можно быстрее. Если Голос Свободы рвется туда, отлично, там его будет ждать ловушка.
Бен и Келси неделю назад приехали в Канзас-сити и обнаружили, что такого скопления корейцев видеть им еще не доводилось. Чтобы контролировать такой большой, разбросанный город, понадобилось громадное количество войск, а именно бригада численностью до четырех тысяч человек. Уокер плохо понимал, что они здесь делают. Канзас – сельскохозяйственный штат, корейцы не проходят мимо таких ресурсов, но сам по себе город лишен всякого стратегического значения. Или нет?
Сейчас парочка в компании некоего «Дерби» сидела в кофейне рядом с парком «Голубая Долина», неподалеку от спорткомплекса Трумэна.
– Город стоит на реке Миссури, та впадает в Миссисипи, вот в чем соль, – объяснил Дерби.
Наладить контакт с участником вещательной сети Голоса Свободы оказалось нетривиальной задачкой. Корейцы гарантированно прослушивают все эфиры ВГС. У партизан есть своя радиосвязь: иначе никак, других вариантов связи просто нет. Мобильники так и не работают, телефонные линии никто чинить не стал. Потому был разработан шифр, интуитивно понятный американцам, но недоступный врагу. Мало кто не знаком с творчеством «Биттлз», потому время и место встречи Уокер закодировал в отсылках к песням Битлов. Он надеялся, что корейцы не поймут, о чем идет речь. Сообщение Уокер передавал по кусочкам. Например: «Добрый вечер, братья американцы. Mean Mr. Mustard (убогий мистер Горчица) ищет Ticket to Ride (дорожный билет) до Дерби. Сегодня в новостях…» В следующем репортаже он скажет: «Здесь любят очень странною любовью, я в Голубой Долине кофе пью». Первые слова – цитата из песни «Канзас-сити» Уилберта Харрисона, которую «битлы» включили в один из ранних альбомов. Это значит, что встреча состоится в Канзас-сити. Потом Уокер скажет: «Гу-гу-ка-чу, во вторник в три». Эта цитата из абсурдистской песенки «Я морж» обозначала день и час встречи. Партизаны не сразу раскусили его послания, но потом кого-то осенило, и связь наладилась.
Дерби оказался тощим коротышкой в летах. Встреча с Голосом Свободы, да еще в общественном месте, явно выбила его из колеи. Дядьку аж трясло.
Уокер опознал Дерби по выцветшей майке с «битлами». Кофейня, бывший «Старбакс», предлагала гостям кофе из доморощенных зерен на дождевой воде. Заведение пользовалось успехом.
Бен, Келси и Дерби заняли столик на улице, в прямой видимости корейских солдат, разглядывающих прохожих. Уокер трезво рассудил, что самое темное место – под фонарем.
– Как тебя зовут? – спросил Дерби. – Меня…
Уокер взмахом руки остановил его.
– Давай без имен. Если кого-нибудь поймают… сам понимаешь.
– Ой, правда. Не подумал. Кстати, с «битлами» ты здорово придумал. Я сперва изумился, что за чушь ты несешь, а потом дошло. В молодости я был их фанатом. Как будто щелкнуло в голове – хлоп! – и все ясно. Молодцом.
– Спасибо.
– Чем могу помочь?
– Нам бы выйти в эфир. Не знаешь, тут поблизости нельзя присмотреть радиостанцию? Портативный передатчик не очень далеко добивает. Когда мы ехали сюда, заметили в Топеке здание с огромной антенной, ночью вернулись и залезли туда. Оборудование в рабочем состоянии. Кажется, оттуда ведут религиозные проповеди.
Дерби засмеялся.
– Ага, знаю о чем ты. Оттуда всю жизнь вещало «Семейное Радио». Да, они работают. У них, должно быть, здоровенный генератор и бензина хоть залейся. Господь берет на довольствие тех, кто несет Его слово.
– Да уж, генератор у них огромный. И вломиться туда было нетрудно. Терпеть не могу нарушать права собственности, но Голос Свободы не имеет права молчать. Наше слово вряд ли весит меньше, чем Господне.
– Как скажешь. Как обстоит дело в Канзас-сити с радиостанциями, не скажу, но в одном колледже есть собственный радиоузел. Колледж, к слову, работает. Корейцы не мешают нам жить обычной жизнью, правда, без машин, электричества и водоснабжения. Ученики починили технику, притащили генератор и после занятий крутят музыку.
Уилкокс кивнула.
– Ага, радиоузел в колледже – обычное дело. У нас в школе тоже был радиоклуб. Дело популярное, хоть и недешевое. Странно, что корейцы не отобрали передатчики.
– Они взяли точку на контроль. Пока детишки крутят музыку и школьные новости, им плевать. Только вот все радиопередачи отслеживаются. Да вы и сами должны знать. Для партизан настали трудные времена.
– Вот почему мы никогда не выходим в эфир дважды из одного места, – сказал Уокер. – Как поступим? Дождемся ночи, взломаем дверь…
– Вахтер входит в нашу партизанскую ячейку. Договоримся с ним. Сегодня в десять вечера выйдешь на связь?
– Постараюсь.
– Сообщу время операции. – Дерби написал на салфетке название и адрес колледжа. – Он находится за пределами штата, в Парквилле, Миссури, но все равно считается частью Канзас-сити. Если обойти главное здание, увидишь эстакаду для грузовиков. Встречаемся там. На дело пойдем, как стемнеет. По ночам там вообще ни черта не видно.
– Это радует.
– В последнее время появились какие-то мутные передачи, что о них скажешь?
Уокер посмотрел на Келси, та пожала плечами.
– Не слышал, – сказал Бен.
– Да ты что? Каждый день в полночь, сигнал очень плохой, слов не разобрать, сплошные помехи.
– Нет, я не слышал. Когда началось?
– Восемь дней назад.
– Ага, мы за это время только раз выходили в эфир. Пока еще не освоились тут.
– Где поселились? С партизанами контакт держите?
– В трейлерном парке, там хватает переселенцев. Хотя придется оттуда съезжать, вчера корейцы обыскивали машины и проверяли документы. По счастью, мы отошли по делам, но они наверняка вернутся. Кого-то ищут, может, и нас.
Дерби кивнул.
– Вполне вероятно. Они здорово прижали наших. Извини, я пропустил твою передачу. Когда это было?
– Три дня назад. Нашли шестиэтажный дом, занятый бездомными. Забрались на верхний этаж. Ладно, рассказывай, что там с мутными передачами.
– Вот, я записал, что смог разобрать. – Дерби вытащил из кармана мятые бумажки. – Первая передача. «Непонятно, непонятно… которые попытаются найти в нем мораль, будут сосланы… непонятно, непонятно…» – Дерби передал клочок Уокеру. Для него слова звучали как тарабарщина. – Вот еще. «После ужина вдова достала толстую книгу и начала читать мне про Моисея … непонятно, непонятно…» И сигнал пропал.
Уокер нахмурился.
– Как-то знакомо. Давай дальше, – потер он подбородок.
– «Непонятно, непонятно… уж очень возгордился, что видел черта и возил на себе ведьм по всему свету».
– Чего? – Уилкокс аж перекосило. – Чушь какая-то.
– Ой, не факт, – ответил Уокер. – Еще что-нибудь есть?
– Ага, вчерашняя порция. «Непонятно, непонятно… обругал всех вокруг, а потом обругал еще раз… непонятно, непонятно… и напоследок еще раз всех обругал… непонятно, непонятно».
– Я возьму?
– Конечно. Если можешь, разберись, что это такое. То ли шифр, то ли какой-то полоумный забивает эфир.
– Может, корейцы зондируют почву, – предположила Уилкокс. – Надеются, что мы отзовемся.
– Была такая мысль, – согласился Уокер. – Сегодня послушаю сам.
– Знаешь, в чем главный прикол? – шепнул Дерби. – Мы практически уверены, что передача идет с восточного берега Миссури!
Сальмуса в сопровождении десятка пехотинцев ворвался в здание «Семейного Радио», откуда три дня назад выходил в эфир Голос Свободы. Пятисотфутовая радиовышка обеспечивала прекрасную связь: сигнал отсюда легко добивал за пределы штата.
Из всего персонала на станции были только диджей в тонстудии и техник за пультом. Когда в операторскую ворвались солдаты, диктор как раз цитировал Библию и предлагал слушателям молиться за «избавление от зла».
– Вырубай радио! Сейчас же! – рявкнул Сальмуса.
Техник встал со своего места.
– Погодите, мы же не делаем ничего противозаконного.
Вытащив пистолет, Сальмуса перехватил его за ствол и рукояткой врезал технику по морде. Прибежавший диджей упал рядом с товарищем на колени.
– Зачем? Не имеете права! Чего вам надо? – выкрикнул он.
Техник кое-как сел. На правой щеке у него сочилась кровью здоровенная рана.
– Три ночи назад с вашей станции выходил в эфир Голос Свободы. Где он?
– Кто? – нахмурился диктор.
– Только не говорите, что не знаете Голос Свободы.
Оба сотрудника покачали головами.
– Нет, не знаем. Пару дней назад кто-то залез к нам, выломали заднюю дверь, что-то делали в операторской, но ничего не украли.
– Показывай.
Техник остался сидеть на полу, вцепившись в рассеченную скулу. Диджей отвел Сальмусу с парой солдат к взломанной двери. Глядя на выдранный из стены косяк, кореец пришел к выводу, что ему говорят правду. Но упустить такую возможность пощипать нервы Голосу Свободы он не мог.
– Давай к микрофону, выходи в эфир, – приказал он.
Диджей видел, что спорить опасно. Вернувшись на рабочее место, он сел к микрофону. Сальмуса взмахом пистолета предложил технику сесть за пульт. А сам зашел в тонстудию и встал за спиной диктора. Загорелся красный огонек, техник сказал:
– Мы в эфире.
– Повторяй за мной, – потребовал Сальмуса. – Это сообщение Голосу Свободы и его подельникам, бунтовщикам и диссидентам. Впредь у вас не выйдет использовать радиостанции, чтобы транслировать изменнические речи.
Когда диджей повторил его слова, Сальмуса сказал:
– Теперь представься и назови, с какой ты радиостанции. – Диктор подчинился. – Повторяй за мной. Чтобы показать, сколь пагубно сопротивление и предательская ложь в эфире, Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни.
Диджей, выпучив глаза, обернулся на Сальмусу.
– Чего?
– Повторяй! – Ствол пистолета уперся диджею в висок.
Тот бросил взгляд на коллегу через звуконепроницаемое стекло. Один из солдат прижал ствол к голове техника.
– Чтобы показать, сколь… что?
– Пагубно сопротивление и предательская ложь в эфире…
– Пагубно… сопротивление… и предательская ложь… в эфире… Боже, помоги нам! Господи Иисусе!
Сальмуса со всех сил вдавил ствол в висок диджея.
– …Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни! Повторяй!
– Прошу вас, не надо…
Сальмуса кивнул своему бойцу через стекло. Тот, нажав спусковой крючок, вышиб технику мозги. Диджей завизжал.
– Если не повторишь мои слова, я буду пытать тебя много часов, а потом все равно убью, – пообещал Сальмуса.
Со слезами на глазах диджей, заикаясь, выдавил из себя жуткую фразу.
– Молодец. – Убедившись, что микрофон поймает звук выстрела, Сальмуса спустил курок.
Бен с Келси развернули генератор и передатчик на заброшенной заправке в трех милях от трейлерного парка. В восемь часов они вышли в эфир. Пульт с прошлого раза был настроен на частоту «Семейного Радио». Уилкокс чуть подкрутила ручку, и они поймали голос перепуганного диктора, повторяющего чужие слова.
– Это сообщение Голосу Свободы и его подельникам, бунтовщикам и диссидентам. (Пауза.) Впредь у вас не выйдет использовать радиостанции, чтобы вести изменнические речи. (Бормотание, потом имя диджея, позывной «Семейное Радио». Снова неразборчивые слова, потом воглас диджея: «Чего?» «Повторяй!» Пауза.) Чтобы показать, сколь… что? Пагубно… сопротивление… и предательская ложь… в эфире… Боже, помоги нам! Господи Иисусе!
Далекий звук удара заставил Бена с Келси подпрыгнуть. Они сразу поняли, что это было. Диджей снова заговорил, жалобно всхлипывая.
– Прошу вас, не надо… (Пауза, потом диджей заорал истошным голосом. Смутное бормотание, и снова заикающаяся речь диджея.) Корейская народная армия приговаривает нас со студийным техником к смертной казни!
И резкий грохот выстрела.
Недолгое шипение, и передача началась сначала. Ее гнали в эфир по кругу.
– Господи, Бен, этих людей убили из-за нас, – сказала Келси.
Уокер, встав, отошел на пару шагов. Пинком отправил стул через всю комнату. Подобрав с пола забытую кем-то отвертку, метнул ее в стену.
– Знаешь, Келси, похоже, что Лас-Вегас разбомбили тоже из-за меня.
– Почему это?
– Корейцы отслеживают наши передачи. Услышали диджея Бена, им не понравилось, они определили, что сигнал идет из Лас-Вегаса, и сравняли его с землей.
– Совсем не факт. Корейцы просто хотели показать, кто в стране хозяин. Не изводи себя попусту.
Уокер покачал головой и облокотился на верстак, пытаясь выровнять дыхание. Затем, видно, приняв какое-то решение, подошел к передатчику и заговорил в микрофон.
– Братья американцы, в эфире Голос Свободы. Передаю сообщение корейским захватчикам. Я знаю, что вы нас слушаете. Как смеете вы убивать невинных? И сваливать вину на меня? Вы – жалкие и подлые трусы. У вас нет чести. Нет достоинства. Вы – полные ничтожества. И знаете что? Сраный товарищ Ким Чен Ын – самый трусливый из вас. Сидит на жопе своей толстой, врет на весь мир о своем миролюбии и приказывает казнить людей без суда и следствия. Знаете, что я вам скажу, сволочи, непрошенные гости на нашей земле? Партизанское движение пустит вас под нож. Запомните мои слова! Может, не завтра и даже не в следующем месяце. Может, не в этом году. Но однажды мы вышвырнем вас прочь и заставим пожалеть о каждом глотке американского воздуха! Вы – как жуки-навозники, вы омерзительны! Мы вас похороним! Американцы, вы со мной? Готовы убивать трусливых скотов? Дать им такого пенделя, чтобы летели до самой Кореи? Вперед! Повторяйте за мной! Вперед! Давайте же громче! Вперед! Громче, громче! Вперед! Вперед!
Бен орал изо всех сил добрую минуту, изливая в крике боль и ненависть. А когда замолк, Келси схватила его за руку.
– Прислушайся, – попросила она.
Сперва он не понял, что случилось. А потом услышал. С улицы доносились голоса.
Уокер подошел к двери и навострил уши.
Вдалеке, едва слышно, люди скандировали: Вперед! Вперед! Вперед!
Тысячи американцев откликнулись на его призыв.
Сальмуса приказал отслеживать все радиопередачи. Голос Свободы обычно выходил в эфир с восьми до полуночи. Сальмуса слышал и пламенную речь Бена, и крики протеста. Он пришел в такую ярость, что, выйдя на запруженную улицу, пристрелил случайного прохожего.
Позже началась обычная болтовня в эфире. Сальмуса узнал Голос Свободы и некоего «Дерби».
– Друзья мои, сегодня был Вечер Трудного Дня, – сказал Голос. – Куда бы мне податься в институт?
– Завтра Вечно Непонятно, – ответил Дерби. – Как минимум до десяти часов.
– Голос Свободы принял. Отбой.
Сальмуса уставился на колонку. Это что такое было? Явно шифр. Построение фраз о чем-то ему напоминало. Он хлопнул в ладоши. На зов явился помощник Пен.
– Принеси расшифровки последних десяти передач Голоса Свободы.
Искомое немедленно появилось. Сальмуса углубился в изучение распечаток. Потом улыбнулся.
Его бывшая жена Кианна была завзятой битломанкой. В доме постоянно звучала омерзительная западная музыка, Сальмусе даже пришлось носить в ушах затычки. Но иные стихи и названия запомнились.
Кажется, он взломал шифр.
Сальмуса отправился в кабинет, где работала его команда.
– Мне нужен список школ, колледжей и институтов, где есть действующие радиоточки! – приказал он.
Дерби и его знакомый вахтер, Эрик, тихо ехали на велосипедах в сторону кампуса. Дорога шла через густой парк. Было темно, хоть глаз выколи.
– Сколько времени? – спросил Эрик.
– Не знаю. Около десяти. Надеюсь, мы не опоздаем.
– Что-то мне тревожно.
– Расслабься. Все будет нормально. Голосу Свободы нужно пять минут в эфире, мы исчезнем раньше, чем корейцы прочухаются.
В небе не было ни звезд, ни луны. Как-то холодно для середины лета, подумал Дерби.
– Давай пошевеливаться, – предложил он.
Последняя миля дороги осталась позади. На институтской парковке не было ни единой машины. Здание стояло мертвым, ни лучика света, ни звука.
Проехав за угол, они остановились у эстакады.
Едва они слезли с велосипедов, вспыхнул прожектор.
– Руки вверх! Ни с места! – рявкнул корейский офицер в мегафон. Громкий, скрипучий голос раздался так внезапно, что пленники взвизгнули от ужаса. Ослепленный Дерби сумел разглядеть солдат, целящихся из винтовок. К ним подошел офицер, зловещий силуэт на фоне прожектора.
– Кто из вас Голос Свободы?
От испуга пленники не могли вымолвить ни слова.
– Или Голоса Свободы среди вас нет, он еще не приехал?
Сальмуса, придвинувшись, изучал перепуганные лица. Взгляд его скользил с Дерби на вахтера и обратно.
– Говорите, или пристрелю. Один из вас – Дерби, коллега Голоса? Считаю до трех. Один.
Дерби сглотнул.
– Два.
– Стойте! Я Голос Свободы!
Сальмуса не поверил. Интонации и тембр были ему знакомы, но какие-то не те. Он обратился к Эрику.
– А ты кто такой?
– Вахтер местный.
– Собрался пустить бунтовщиков на вверенную тебе радиостанцию?
Эрик замялся.
– Говори как есть, – разрешил Дерби.
Эрик кивнул. Сальмуса улыбнулся. Довольный, он хлопнул в ладоши. К ним подбежало четверо солдат. Ткнув в вахтера, Сальмуса приказал.
– Этого повесить на фонарном столбе у ворот.
– Нет! Не надо! – закричал Дерби. Но изменить он ничего не мог. Эрика уволокли за угол.
Сальмуса вновь смерил Дерби взглядом.
– Так ты у нас Голос Свободы?
– Да.
– Докажи.
– Что?
– Докажи. Хочу тебя послушать. Например, о чем ты хотел говорить в передаче?
Дерби понимал, что шансов нет. Выйдет ли предупредить Уокера, чтобы тот не лез в ловушку? Сейчас он, должно быть, подъезжает к колледжу.
– Дайте мегафон, – попросил Дерби.
– Зачем? – искренне удивился Сальмуса.
– Раз уж это мой последний репортаж, хочу, чтобы его хоть кто-нибудь услышал.
Сальмуса задумался. Почему бы и нет? Он протянул пленнику мегафон.
Дерби проверил, что аппарат работает, а громкость выставлена на максимум. Прижал мегафон ко рту… и запел во все горло.
– Беги же, девчонка, спасай свою жизнь, голову спрячь в песок. Я видел тебя и другого мужчину, а значит, пришел твой срок!
Песня эхом разлетелась по двору и окрестностям. Не умолкая, Дерби пошел на прожекторы.
– Беги же, девчонка, спасай свою жизнь, голову спрячь в песок. Я видел тебя и другого мужчину, а значит, пришел…
Выстрел оборвал его концерт. Сальмуса, убирая пистолет, смотрел, как под лежащим на асфальте бунтовщиком растекается кровавая лужа.
Бен с Келси слышали все до последнего слова.
Машину они бросили в укромном месте в парке и дальше пошли пешком. Впереди уже выросла черная громада кампуса, когда до них долетел усиленный мегафоном голос.
– Это Дерби, – шепнул Уокер.
Раздался выстрел, и пение оборвалось.
– Господи. Это песня Битлов «Спасай свою жизнь». Он хотел предупредить нас. Убираемся!
Держась в тени, они вернулись под кров деревьев, откуда с ужасом наблюдали, как корейцы вешают человека у центральных ворот.
– Это он? – спросила Келси.
– Вряд ли. Должно быть, его друг.
Они час прятались в темноте. Наконец корейцы сели в «Хамви», припаркованный за колледжем, и уехали. Почувствовав, что угроза миновала, Бен с Келси побежали к машине.
Они въехали на площадку заброшенного автокинотеатра. Уокер начал распаковывать передатчик.
– Зачем?
– Скоро полночь. Хочу послушать, что творится в эфире.
События этого вечера потрясли его. Уже минимум четверо заплатили жизнями за действия Голоса Свободы. Уокер не предполагал, что все может закончиться кровью.
– Каким же я был наивным, – сказал он подружке. – Как я не подумал, что будут погибать люди!
– Бен, здесь нет твоей вины. Хватит тебе, все знали, что идут на опасное дело. Мы рискуем собой, и рискуем осознанно. Смирись.
– Голос Свободы был ошибкой. Зачем я только дал Уолли себя уговорить?
– Бен, ты же понимаешь, что не прав! Хватит! Голос Свободы – не ошибка, и уговаривал тебя не только Уолли! Понимаю, ты злишься. Я тоже. И что, ты сложишь ручки и будешь смотреть, как корейцы грабят твою страну? Ты сдашься?
– Нет, – вздохнул Уокер, включая радио. – Ты правильно говоришь. Правда…
– Знаю. – Она показала на радио. – Что ищешь?
– Мутные передачи, о которых рассказывал Дерби. Сможешь нащупать?
Келси взялась за настройку, но динамики лишь шипели помехами.
– Надо было спросить частоту.
В какой-то миг они поймали музыку. Удивились и продолжили поиски. Прошла минута. Ничего.
– Ищи дальше.
Келси начала проверять частоты по второму кругу. И тут…
Мощный шум. Голос, искаженный до ужаса.
– Нашла!
Они ловили каждый звук, пытаясь сложить обрывки в осмысленные фразы.
– …мы ловили рыбу, болтали, купались, чтобы прогнать сон. Когда лежишь на спине в водах широкой, спокойной реки и смотришь на звезды, это восхитительно… (помехи) …с нами ничего не случилось ни в ту ночь, ни в следующую, ни в послеследующую…
У Бена отвисла челюсть!
– Боже мой, я знаю, что это за текст!
– Да? И что же?
– Келси! Это Гекльберри Финн!
– Чего?
– Они читают «Приключения Гекльберри Финна». Там же вся книга вертится вокруг Миссисипи. Понимаешь, что это значит?
– Передача идет с другой стороны? С востока, как предполагал Дерби?
– Да, но не только! Это зашифрованное послание! Нам сообщают, что мы должны, просто обязаны попасть на ту сторону!
Сальмуса дал команду забросать вентиляцию гранатами со слезоточивым газом. Без кислорода подлые бунтовщики как тараканы полезут из подземного бомбоубежища и падут к ногам хозяев.
Спецы продолжали отслеживать передачи Голоса Свободы. Судя по точкам выхода в эфир, тот двигался на восток. Но скудные успехи не радовали Сальмусу. Ведь бунтовщик практически был у него в руках, однако сумел ускользнуть из ловушки. Отряд Сальмусы, преследуя Голос, добрался до Колумбии, Миссури. Похоже, мятежный диктор отдавал себе отчет, что за ним идет погоня, и после каждой передачи менял направление. Сальмуса подозревал, что Голос Свободы дурит им голову.
Судя по докладам разведчиков, после того, как Голос вышел в эфир из Колумбии, там нашли лежку партизан. Сальмуса тут же отправился на место, чтобы участвовать в зачистке презренных червей. Но сперва надо было кое-кого допросить.
Слезоточивый газ сработал отлично. Шестнадцать человек, поливая белый свет из автоматов, попарно выбежали из бомбоубежища. Корейцы отстрелялись по ним, как в тире. Сальмуса вспомнил, как в юности они с Ким Чен Ыном приехали из Швейцарии на каникулы. Они тогда развлекались охотой на крыс в нищих районах Пхеньяна.
Солдаты получили однозначный приказ вести огонь по ногам. Все американцы, раненые, беспомощные, извивались на земле. В таком виде они даже нравились Сальмусе. Подойдя к бунтовщику, он ткнул ботинком в пробитое бедро, вырвав крик боли.
– Кто ваш командир? – спросил он.
Раненая женщина, лежащая неподалеку, заговорила.
– Я командир! Допрашивайте меня!
Сальмуса оставил первого боевика в покое и подошел к ней.
– Я ищу Голос Свободы. Где он?
Революционерка, несмотря на боль, улыбнулась.
– Опоздали вы. Он уехал.
– Но был здесь.
– Да. Был здесь.
– Куда он движется?
– На восток. На ту сторону реки. Вам его не остановить.
Сальмуса нахмурился. Голос Свободы что, идиот? Как он пересечет Миссисипи? Это нереально!
– Он ведь едет в Сент-Луис, так? – спросил кореец.
– Нет. Это обманка. Он едет в Арканзас, там есть переправа.
Сальмуса понимал, что ему нагло врут, но по решительному лицу видел, что правды не добьется.
– Прикончите их, – приказал он солдатам. – Выдвигаемся в Сент-Луис. Туда он рвется.
Пехотинцы выпустили в партизан шестьдесят пуль, а потом битых полчаса развешивали трупы по деревьям в городском парке.
Бен с Келси дико устали. Они уже три месяца были в бегах. Пока им удавалось на шаг опережать преследователей. Не раз они в последний момент уходили из-под носа корейцев. Запутывая следы, они возвращались по собственным следам, даже заехали в Канзас-сити, чтобы оттуда выйти в эфир, а потом снова отправились в Сент-Луис. Уокер знал, что он под прицелом. Всех, с кем он имел дело, ловили и убивали. Достаточно было поговорить с человеком, чтобы обречь его на смерть. Но он продолжал собирать информацию, наращивать сеть помощников и обращаться к американскому народу со словами правды. Только работа держала его на плаву. И Келси. Но он замечал, как утомила ее жизнь на колесах. Обоим было трудно все время срываться с насиженного места, но ей приходилось тяжелее.
Несмотря на радиационное заражение, на западных окраинах Сент-Луиса еще теплилась жизнь. Те, кто не смог уехать отсюда, отползли подальше от мучительной смерти. Некогда оживленный город превратился в кладбище, укутанное, будто саваном, ядовитыми испарениями с реки. Находиться рядом с Миссури с каждым днем становилось все опаснее. Отрава успела подняться от Миссисипи до острова Пеликан к северу от Сент-Луиса. Множились случаи лучевой болезни. Тысячи людей умирали.
Через нескольких членов сопротивления с радиостанциями Бен с Келси вышли на небольшую партизанскую ячейку в Сент-Питерсе, северо-западном пригороде Сент-Луиса, откуда до Миссури было миль пятнадцать. Возглавлял ячейку Томас Бендикс, бывший профессор истории из Университета Сент-Луиса. Под его началом было всего девять человек, мучительно не хватало людей и оружия. Они ездили на велосипедах, жили в заброшенном мотеле на съезде с семидесятого шоссе. Они сумели починить радио, откуда Уокер и узнал об их существовании.
Пообедав яичницей, поджаренной на электроплитке, запитанной от генератора, партизаны собрались в фойе мотеля. Бендекс оставил четырнадцатилетнюю Сэмми, сироту, следить за эфиром, пока взрослые будут обсуждать планы. Оружие было у пятерых. Среди них – Даррелл Джулиан, эдакий местный Коннор Морган, ветеран боевых действий, готовый драться до конца, и Марта Мэллой, крепкая байкерша, вся в татуировках. По ее словам, 9-мм Браунинг раньше принадлежал мужу, погибшему в первые же дни корейского вторжения. Перед совещанием Мэллой пригласила Келси к себе в номер и показала мотоцикл «Кавасаки Зет-1».
– На ходу, заправлен, мало ли, вдруг придется драпать, – объяснила Мэллой.
Еще байкерша снабжала партизан выпивкой в любых количествах, хотя об источнике предпочитала не распространяться.
Профессор Бендикс передал по кругу бутылку водки из запасов Мэллой и взял слово.
– Мы рады видеть Голос Свободы и его коллегу. Мы всей душой болеем за ваше дело.
– Спасибо, – ответил Уокер. – Сопротивление держится на плечах таких людей, как вы.
Мэллой фыркнула.
– Издеваешься? Мы на ногах-то едва стоим, а ты нам на плечи сопротивление сажаешь. Прямо скажем, Сент-Луис трудно назвать центром борьбы.
– Это потому, что ты бухаешь, как не в себя, а на разведку не ходишь. Мы с ребятами всякое повидали, – подколол ее Джулиан.
Бендикс поднял руки.
– Мальчики и девочки, не ссорьтесь. Не при гостях.
Мэллой бросила на Бена с Келси взгляд прищуренных глаз.
– И вообще, большая часть партизан закопана на стадионе Буша.
– Еще когда река не была заражена, корейцы на стадионе Буша устроили братскую могилу для казненных «диссидентов», – объяснил Бендикс. Пока Уокер переваривал информацию, руководитель обратился к бойцам. – Наш друг попросил совета в одном деле. Бен, изложи людям свой план.
Уокер кивнул.
– Я хочу попасть на ту сторону Миссисипи. Давно пора выяснить, что там творится. Мы получили оттуда сообщение, но наладить двустороннюю связь не можем. Похоже, до нас доходят записанные передачи, и мы не улавливаем в них смысла. Я и так потерял кучу времени. Надо решать вопрос.
– Как думаешь перебраться через реку? – спросил Джулиан.
– Тут-то мне и пригодился бы ваш совет. Как бы вы это сделали, если бы не было выбора? Что нам грозит?
– Без защитного костюма нельзя приближаться к реке ближе, чем на пять километров, – сказал Бендикс. – Речь идет как минимум о наборе высшей защиты с металлической подкладкой. И даже в нем не стоит подходить к воде. Костюм даст вам четыре, максимум пять часов. Там все зараженное. Воздух, земля, все, чего вы коснетесь. Самое плохое, что этот ужас творится по всей протяженности реки, от Канады до Мексики. Сдается мне, что единственный способ попасть на ту сторону – перелететь, а все самолеты под контролем у корейцев.
– А где расположены части корейской армии? Не в городе же?
– Конечно. У них организованы спецлагеря вдоль Миссури. На каждом перекрестке – блокпосты. На восток никого не пропускают. Сначала стреляют, а потом уже задают вопросы. И у них с защитой все в порядке. Чтобы проехать мимо них, понадобится как минимум танк.
– Где бы нам разжиться защитными костюмами? – задумался Уокер.
– На любом блокпосту, – предложил Джулиан.
– Солдаты ходят в защите?
– Естественно. Они переносят радиацию не лучше, чем мы. В город без защиты и носу не кажут.
– Они регулярно поджигают пригороды, – рассказала Мэллой. – Выдавливают людей из пригодных для жизни мест.
– Перебраться на ту сторону – дело нужное, – сказал Джулиан. – Только знаешь, ты прости, конечно, но это форменное самоубийство.
– И я твержу о том же, – неожиданно сказала Келси. Уокер неодобрительно посмотрел на нее. Она встретила его взгляд. – Ну да. Хочешь умереть от лучевой болезни? Помнишь людей на дороге? А они ведь поймали совсем небольшую дозу.
Бену не понравилось, что Келси вытаскивает их разногласия на всеобщее обозрение.
В дверь кабинета просунула голову Сэмми.
– Профессор, есть сигнал. Это наши!
– Простите, – встал с места Бендикс. Оставив Джулиана за себя, он скрылся в кабинете. Джулиан принялся излагать план нападения на грузовик, доставляющий припасы на корейские блокпосты.
– Раз в месяц грузовик развозит по точкам воду и еду, – сказал Джулиан.
Вернулся профессор.
– Через час придет груз. Выдвигаемся на место встречи. – Недоумевающему Уокеру Бендикс разъяснил: – Раз в три месяца мы получаем снабжение из Канзас-сити, от тамошних партизан. Они большие мастера тайных перевозок. В прошлый раз отправили фургончик мороженщика, жаль только, что без мороженого.
– Хорошо бы прислали оружия, – сказал Джулиан. – Как убивать врагов, когда у нас всего шесть стволов? Стоп, Марту не считаем. Значит, пять.
– Усохни, Джулиан, – рявкнула Марта. – Я так ловко обращаюсь с пистолетом, что скорее застрелю кого-нибудь из вас.
– Так отдай пистолет!
– Не могу. Это все, что осталось на память о Бугле. – Она склонилась к Келси. – Бугл – это мой муж.
Бендикс, Джулиан и еще двое мужиков надели пустые рюкзаки.
– Можно с вами? – спросил Уокер.
– Почему бы и нет?
– Поехали на машине. В наш внедорожник всяко больше влезет.
Джулиан предложил решать профессору. Тот кивнул, пожав плечами.
– Автомат не забудь.
Уилкокс решила остаться в мотеле. Чмокнув Уокера в щеку, она посоветовала ему не попадать под вражеские пули, и нырнула в комнату Марты. Бен видел, что в отношениях наметился кризис, временная разлука сейчас была как нельзя кстати. Их ждали в двухэтажном гараже в пустынном районе Олл-Сейнтс Виллидж, в трех милях от семидесятого шоссе на южной окраине Сент-Питерса. Еще со времен ЭМИ там остались машины, но Бендикс определенно сказал, что люди туда не забираются. Уокер припарковался на первом этаже, и партизаны высыпали наружу. Джулиан, не отнимая от глаз бинокль, крутил головой во все стороны. Пустота и заброшенность города навевали чувство, будто кроме них на свете вообще нет людей.
Время шло. Наконец Джулиан спросил у Бендикса:
– Ты с местом не ошибся? Где они?
– Опаздывают.
– Надеюсь, с ними ничего не случилось, – сказал один из партизан.
Уокер выбрался на улицу, не забыв прихватить бинокль. Все вокруг застилал туман, но глаз уловил какое-то движение вдалеке. Он позвал Бендикса.
– Видишь? Машина едет.
Бендикс забрал у него бинокль, всмотрелся в туман и кивнул.
– Ага. Видно паршиво, но определенно кто-то сюда едет.
– Наши? – спросил Джулиан, глядя в ту же сторону.
– Не знаю.
Текли секунды. Наконец сквозь туман проступили очертания.
– Черт, да это ж танк, – сказал Джулиан.
– Неужто корейцы перехватили наши радиограммы? – выдохнул Бендикс.
– Наверняка!
Уокер забрал у него свой бинокль. Да, борта танка украшал зловещий флаг Новой Демократической Народной Республики Америки – изуродованный флаг США, залитый красным, с корейским гербом поверх.
– Прячемся, – сказал он. – Выезжать из гаража на машине не стоит. Нас заметят.
Бендикс начал командовать.
– Все в укрытие. До сигнала не стрелять.
Пятеро мужчин рассыпались по территории. Уокер забежал в гараж и встал на колени за бетонной стеной. Сунул магазин в автомат М-4 и достал патрон.
Шум и лязг нарастал. Танк зловеще полз по дороге. Уокер набрался смелости выглянуть из укрытия. Судя по силуэту, к ним приближался «Абрамс», видимо, из конфискованных Корейской народной армией.
Все застыли. Не стоит выдавать свое присутствие раньше, чем из нутра танка посыплется пехота. С теми, кто полезет обыскивать гараж, еще можно воевать. Против танка у них ничего нет.
Грохот мотора достиг предела. Танк остановился у въезда в гараж. Рассеялись все сомнения: враг знает точное место встречи.
Люди старались не дышать.
Вдруг из громкоговорителя на танке полилась оглушительная музыка, битловская «Революция». Тишину мертвого голоса разорвал страстный гитарный запил.
Что за хрень, подумал Уокер. Ловушка? Корейцы решили сыграть в нашу же игру?
Он поднял руку и помотал головой, чтобы Бендикс понял: надо ждать.
На долгую минуту все замерло, лишь голос Джона Леннона бил по ушам. Наконец на башне танка открылся люк. Оттуда выглянул человек. Не кореец.
После мучительного приступа кашля, сплюнув мокроту, американец выключил музыку и позвал:
– Люди, вы здесь или где?
Уокер не знал, плакать или смеяться. Он выскочил из укрытия и бросился к танку.
– Уолли Коппл, сукин ты сын!
Увидев Бена, сержант выпучил глаза.
– Пресвятая Богородица! – воскликнул он. – Голос Свободы! А ведь было предчувствие, что ты где-то рядом. Что, ребята, помощь нужна?
Со времени последней записи много всего произошло.
Во-первых, мы встретились со старым другом Уолли Копплом. С месяц назад, он вышел из партизанской ячейки Буна и поехал из Монтроуза на восток. Говорит, меня искал. Мол, он верит в мое дело и хочет мне помогать по мере сил. Неподалеку от Денвера он встретил местных партизан и принял участие в захвате армейского склада корейцев. Они заполучили кучу оружия, даже танки. Большая удача. Копплу разрешили взять танк, и он поехал дальше на восток. Некоторое время работал с ячейкой из Канзас-сити, где до него дошли слухи обо мне. Их ячейка раз в три месяца отправляла снаряжение в Сент-Питерс, и Коппл со своим танком вызвался добровольцем на доставку. Так он очутился здесь. Привез нам воды, еды, бензина и даже взрывчатку. Оружия не привез, а жаль. Но и Си-4 пригодится. Можно разносить блокпосты и склады. В комплекте идут детонаторы с радиуправлением. Нажимаешь кнопку, и бабах! Уолли сказал, что чинил их Хоппер Ли собственноручно.
Его мучает жуткий кашель. Он сильно похудел, лицо бледное. Куда делся былой крепыш? Бедолага, теперь он большую часть дня проводит в постели. Смерть его близко. Не знаю, сколько он продержится. Я не врач, наверняка не скажу, но боюсь, до Нового года он не дотянет.
Все-таки здорово, что он приехал. К счастью, знаменитое чувство юмора пока при нем.
Другая проблема – Келси. С ней что-то происходит. Знать бы еще, что именно. Все началось в конце сентября – начале октября. Она изменилась. Стала тихой, угрюмой, совсем на себя не похожа. Я спрашиваю, что не так, отмалчивается. Мол, все в порядке. Однажды, когда я вслух рассуждал, как мы будем перебираться на ту сторону Миссисипи, Келси заявила, что она пас. Решительно отказывается приближаться к реке. Причину не объясняет. Говорит, на ту сторону мне придется идти без нее. Не понимаю. Конечно, дело опасное, риск велик, но у нас вообще жизнь опасная, и что теперь? Знает же, как важно для меня узнать, что творится на той стороне.
Так что в наших отношениях появилась странная нотка. Она меня любит, по крайней мере, не устает это повторять. Я тоже ее люблю. Но вот что-то ей втемяшилось в голову, и хоть ты тресни. Я, как обычный тупой мужик, понятия не имею, что делать. Слава Богу, она подружилась с Мартой. Та была замужем за байкером из Ангелов Ада, но он погиб около года назад. Марте уже за пятьдесят. У нее есть офигенно крутой мотоцикл, и я мечтаю прибрать его к рукам. Марта на вид суровая тетка, но внутри – добрая и нежная. Она взялась опекать Келси. Считаю, это большая удача. Может, стоит с ней посоветоваться по поводу наших с Келси отношений. Вдруг та поделилась своими проблемами с Мартой.
Я все равно собираюсь на ту сторону, как бы Келси ни была против. Мы обсуждали варианты с Уолли, профессором и Джулианом. Есть план, который может сработать.
Понадобится танк (есть), велосипед (полно) и парочка защитных костюмов. Вот с ними – засада.
На следующий день Уокер собирался прорываться на ту сторону Миссисипи.
Келси сидела на кровати и смотрела, как он собирает вещи.
Бен сложил в кучу три смены белья, автомат М-4, пистолет М-9, патроны, фонарь, воду, еду, куртку, всякие туристические приблуды. Коппл дал ему несколько брусков Си-4 из тех, что привез на танке. Сержант показал Бену, как размещать взрывчатку, устанавливать детонатор и что жать на радиопульте. Уокер сложил вещи в рюкзак и еще раз пробежался по списку. Потом взял тот передатчик, который Келси смастерила в самом начале, и подсел к девушке.
– Келси, оставляю аппарат тебе.
– Зачем? Тебе нужнее. Ты же у нас Голос Свободы.
– Солнце, раз ты остаешься, то и работать с ним предстоит тебе. Есть шанс… что продолжать наше дело будешь ты.
– Не говори так.
– Да ладно, мы оба понимаем, что всякое может случиться. Во-первых, наш план может не сработать. Тогда завтра я погибну. Во-вторых, неизвестно, что меня ждет на той стороне. Возможно, смерть. Но я надеюсь, что встречу людей и у них найдется радио. Они помогут мне организовать вещание. А ты пообещай мне кое-что. Если в ближайшие две недели я не выйду на связь, ты станешь новым Голосом Свободы. У тебя получится. Ты умеешь говорить не хуже меня, просто не пользуешься этим талантом. Договорились?
Келси отвела взгляд. По щеке скатилась одинокая слеза.
– В голове не укладывается, что ты можешь исчезнуть из моей жизни.
– Я никуда не исчезну. Клянусь, мы скоро будем вместе. Или я вернусь сам, или найду способ переправить тебя на ту сторону. Мы договорились?
Спустя несколько секунд девушка кивнула и взяла передатчик. Келси убрала его в тревожный рюкзак, собранный на случай внезапного бегства. Потом вернулась на кровать, и Бен обнял ее.
– Я спрошу в последний раз. Не хочешь со мной?
Келси покачала головой.
– Бен, тебе придется ехать одному. Но я буду ждать тебя. Все нормально. В отряде профессора Бендикса собрались хорошие люди. Марта обо мне позаботится. Она сказала, что если нагрянет беда, второе место на мотоцикле зарезервировано для меня.
Уокер кивнул.
– Хороший вариант. Держись к ней поближе.
Они в молчании разглядывали друг друга.
– Может, все-таки расскажешь, что случилось? – предложил Бен.
– Ничего не случилось.
– Ага, если бы. В последние месяцы ты сама на себя не похожа. Я даже Марту расспрашивал. Она говорит, мол, «женские дела», что я умный мальчик и должен сам разобраться. Похоже, в отношениях с женщинами я глуп как пробка. Потому-то меня в свое время и бросила жена. Помоги мне, объясни. Чего я не понимаю?
Келси с улыбкой потрепала Бена по щеке.
– Ой, зря ты на себя наговариваешь. Бен, ты самый умный, смелый и замечательный мужчина на свете. За меня не волнуйся. Просто небольшие проблемы интимного толка.
– Это как-то повлияет на наши отношения?
Размышляя над ответом, Келси скорчила рожицу.
– Ну, в каком-то смысле. Но позже. Сейчас тебе надо думать о том, как завтра целым и невредимым перебраться через реку. – Сбитый с толку Бен огорченно тряхнул головой. Келси засмеялась. – Стоп. Все в порядке. Честное слово. Считай, что в каждой уважающей себя женщине должна быть загадка.
– Похоже на то. – Бен склонился к ней и поцеловал.
– Ты собрался?
– Вроде бы.
– Пора в постель?
– Есть такое дело.
– Хочешь всякого такого эдакого?
– Спрашиваешь!
С хохотом Келси стянула майку.
– Слава Богу, в этом смысле у тебя с женщинами нет проблем.
Погода отвратительная. Ледяной дождь накрыл Сент-Луис, восток штата Миссури и юго-запад Иллинойса. Если учесть густой туман, поднимающийся над радиоактивной рекой, видимость упала до нуля. Бендикс сотоварищи попробовал было отговорить Уокера от предприятия, пока не прояснится, но Голос Свободы счел, что в таких метеоусловиях шансы на успех даже возрастают. Вертолеты наблюдения вряд ли поднимутся в небо. Можно сказать, идеальные условия.
Келси не пришла. Напоследок они провели вместе восхитительную, незабываемую ночь. Провожать его в дорогу Келси не хотела. Под утро она ушла в номер Марты, где с тех пор и сидела. Уокер, хоть и расстроился, но отнесся с пониманием. Ничего хорошего нет в том, чтобы рыдать на глазах чужих людей.
Выслушав пожелания «скоро встретиться», Бен с Уолли закрепили на «Абрамсе» велосипед «Швинн Спортерра» и прыгнули внутрь. Мотель, боевые товарищи и Келси Уилкокс остались позади.
По дороге через Сент-Чарльз Уокер поинтересовался, видит ли Коппл, куда едет. Сержант выглядел просто ужасно. Всю неделю он не вставал с постели, выкашлял литр крови и половину легких. Добытые партизанами антибиотики никак не помогли.
Оба понимали, что осталось Копплу недолго.
– Все нормально, – ответил Уолли. – Я и так почти слепой. Подумаешь, туман и дождик. Невелика разница. Если посреди дороги не стоит брошенный грузовик, доедем как миленькие.
Свет фар был хорошо если на десять футов. Чем ближе была река, тем гуще становился туман. Дождь не утихал ни на минуту. Как выразился Коппл, они ехали будто в «сером киселе».
На перекрестке семидесятого и девяностого шоссе им встретились здоровенные щиты с надписью на корейском и английском: «ОСТОРОЖНО! РАДИАЦИОННОЕ ЗАРАЖЕНИЕ! ВПЕРЕДИ БЛОКПОСТ КОРЕЙСКОЙ НАРОДНОЙ АРМИИ!»
– Заметил надпись? Лично я, нет, – пошутил Уокер.
– Неа, я вообще ничего не вижу.
Танк «Абрамс М1А1» вооружен стандартной пушкой М256А1 калибра 120 мм с гладким стволом. К ней подходят различные выстрелы, в том числе осколочно-фугасные, со стреловидными поражающими элементами, противопехотные, усовершенствованные кинетические и усовершенствованные универсальные. А еще на башне установлены три пулемета. Из одного можно стрелять с командирского места, даже когда у танка закрыты все люки.
Партизаны сумели добыть сведения о блокпосте на семидесятом шоссе. Оказалось, там расквартировано около тридцати солдат. Танков у них нет, зато есть стационарное противотанковое орудие Т-8. Оно стреляет выстрелами 105 калибра на дюжину с лишним миль. Коппл с Уокером понимали, что пушка представляет для танка серьезную угрозу и ее надо уничтожить в первую очередь. И нельзя забывать, что у корейцев могут найтись гранатометы и огнеметы.
Да, дело обещает быть непростым.
Танк катил по Арена Парквей Роуд. Блокпост лежал прямо перед ними. Щиты по бокам дороги без устали сообщали: «НАРУШИТЕЛИ БУДУТ АРЕСТОВАНЫ».
Уокер сквозь густой туман изучал в бинокль вражеские позиции.
– Ни хрена не разобрать, – сказал он. – Стоп. Пушка торчит на крыше. Видишь?
– Неа. Надо бы подъехать ближе.
– Выходят люди. Шесть, семь, восемь… блин, минимум двадцать человек. Целятся в нас из автоматов. Мы развернуты флагом к ним?
– Если только краску не смыло дождем.
Флаги на башне были нарисованы со всех сторон. Риск велик, но если получится обмануть корейцев, танк сможет подъехать вплотную.
– Ага, вижу пушку, – сказал Коппл. – Надо чуть поднять ствол. Как думаешь, они заметят.
– Обязательно.
– Но выбора у нас нет?
– Нет.
Коппл остановил танк за тридцать ярдов до блокпоста. Ворота, перекрывающие дорогу, были укреплены мешками с песком. Перед ними стояли солдаты с автоматами наизготовку.
Уокер почувствовал, как по венам бежит адреналин. В ближайшие минуты решится, жить Голосу Свободы или умереть. Перед глазами промелькнули картины последних двадцати месяцев. Среди них особняком стояло лицо Келси Уилкокс.
Уколола вина за то, что он бросил ее одну, но теперь он знал причину, почему она не поехала с ним. Перед тем как спрятаться в номере Марты, она призналась, в чем дело.
Истина обрушилась на него, как скала.
Сейчас не время об этом думать, надо сосредоточиться на предстоящем бое. Танк стал для солдат неожиданностью. Пять человек вышли вперед. Уокер понял, что их вызывают по радио, чтобы определить принадлежность. Пушка на крыше повела дулом.
– Уолли, в нас целятся. Стреляй, или будет поздно.
Глядя в экран системы наведения, Коппл навел перекрестие прицела на орудие Т-8 на крыше блокпоста. Заметившие движение ствола вражеские офицеры застыли как вкопанные. Расчет пушки навел ее прямо в лоб танку.
– Уолли! Скорее же!
Над мостом раскатился грохот. Танк дернуло отдачей. Дым с туманом снизили видимость до нуля. Бен высунулся из люка заряжающего и взялся за рукоятки пулемета М-240. Очередь 7,62 мм пуль вслепую перечеркнула пространство впереди. Коппл поддержал его огнем из пулемета М2НВ калибра 12,7 мм.
– Пушку сковырнул? – заорал Уокер, перекрикивая шум.
– Хрен знает!
– Не стреляй, давай посмотрим, что получилось.
Стоило прекратить огонь, как снаружи раздались выстрелы. Уокер глянул в смотровую щель. Дым рассеялся, и стало видно, что часть солдат укрылась в здании блокпоста за мешками с песком и в складках местности, но дюжина с лишним тел осталась лежать на земле. Из крыши, невзирая на дождь, било пламя.
– Уолли, попал, чертяка! По ходу крыша обвалилась. Там пожар.
– Дай посмотреть, – Коппл протянул руку.
Уокер вручил ему бинокль.
– Черт, – рыкнул он.
– Что такое?
– Да в крышу-то я попал, а вот в пушку нет. Она просто рухнула внутрь, и сейчас ее тащат к дверям. – Швырнув бинокль Уокеру, Коппл бросился наводить ствол на блокпост.
– Уолли, не забывай, нам нужны костюмы, которые хранятся внутри.
Коппл закашлялся.
– Ты учти, дружище, если в нас попадут из Т-8, нам крышка. Стреляй по этим сволочам через дверь!
Уокер прицелился из пулемета и дал очередь. Из-за дыма, огня, тумана и дождя ни черта не было видно. Прикинув, где дверь, Бен стал стрелять наудачу. Коппл навел орудие.
– Понеслась! – Снова раздался выстрел, и по танку прошлась взрывная волна. Уокер, не сводя глаз с блокпоста, ждал, пока осядет пыль. В стене появилась здоровенная дыра. Несколько корейских солдат продолжали вести огонь из укрытий.
– Уолли, подбил! Осталось зачистить территорию.
Они сели за пулеметы и принялись длинными очередями поливать ворота и мешки. Но враги не спешили подставляться под пули. Сложилась патовая ситуация.
Коппл завел мотор, и танк двинулся вперед.
– На хрена? – крикнул Уокер.
– Самый надежный вариант!
«Абрамс» врезался в стену, и блокпост завалился. На дорогу высыпали недобитые корейцы.
Все укрытия оказались как на ладони. Уокер поймал в прицел разбегающихся солдат. Коппл расстреливал врагов с другой стороны. Потом, ухватив автомат, полез в люк.
– Прикрою тебя, а ты беги внутрь за проклятой защитой!
Высунувшись по пояс, он принялся ожесточенно поливать солдат огнем. Уокер протиснулся мимо него, выполз на броню и спрыгнул на асфальт. С автоматом в руках он бросился к развалинам блокпоста. Всюду валялись фрагменты тел и куски пушки, в крови и копоти. Коппл стрелял во все, что шевелится, а Уокер рылся в битых кирпичах. Наконец руки нащупали железный шкафчик. Дверцу оторвало взрывом, но содержимое не пострадало.
Шесть костюмов высшей защиты с металлической подкладкой.
Он взял пару (они весили куда больше, чем он рассчитывал) и пополз назад, к танку. Коппл прекратил огонь.
– Если кто и выжил, то убег, – сказал он.
Уокер воспользовался передышкой, чтобы рассмотреть мост. Двадцать с лишним корейцев мешками валялись на земле. Многим оторвало руки-ноги. Как ни странно, ворота остались целыми, а блокпост превратился в груду строительного мусора.
Бен забрался на танк и вручил один костюм Копплу.
– Это тебе.
Сержант поморщился.
– Знаешь, пожалуй, не нужно. – Он уронил костюм на асфальт.
– Я надеялся, ты передумаешь.
Коппл покачал головой.
– Вот уж вряд ли. Поехали, что ли, пока к ним не пришло подкрепление. Сам понимаешь, они скоро будут здесь.
Едва они укрылись под броней, сержант бросил танк вперед и разнес ворота. Сквозь туман и дождь по семидесятому шоссе они въехали в темный, пустынный, мертвый Сент-Луис.
Солдаты, окружившие мотель, отрапортовали о готовности. Сальмуса дал команду, и миномет выплюнул зажигательный фугас, начиненный белым фосфором. Здание содрогнулось. Улицу заволокло черным дымом. Пятеро вооруженных партизан выскочили из номеров и тут же попали под кинжальный огонь. Их безоружные собраться выходили с поднятыми руками, размахивая белыми платками. Солдаты грубо согнали их в кучу. Сальмуса обошел вокруг них, сцепив руки за спиной. Спросил у одного бойца:
– Кто ваш командир?
Бунтовщик указал на мертвого человека на земле.
– Профессор Бендикс. Вот он.
– Где Голос Свободы?
Выжившие партизаны переглянулись.
– Кто?
Сальмуса ударом пистолета вышиб из партизана дух. Трое солдат оттащили его в сторону и выпустили три пули в голову.
– Я знаю, что Голос Свободы был здесь. Как минимум сегодня утром. Говорите, где он и что задумал, – потребовал Сальмуса.
Вдруг распахнулась одна из дверей и взревел двигатель. Мотоцикл выпрыгнул из номера, юзом прошел мимо солдат и пленников, развернулся на месте и выскочил на дорогу. За рулем сидела крупная женщина, сзади в нее изо всех сил вцепилась хрупкая девушка. Солдат, упав на колено, прицелился и открыл огонь. Водитель вдавил педаль газа и под градом пуль рванул вперед.
– Пускай едут, – крикнул Сальмуса. – Кому нужны эти слабые, трусливые американки?
Солдат, услышав команду, снова направил оружие на пленников.
– Итак. Готовы поделиться сведениями? Нет? Приступим к пыткам?
Съезда на шоссе 170 больше нет. Эстакада лежит в руинах, жертва боев или вандализма.
Они планировали добраться до шоссе 270. Теперь это невозможно. Коппл рылся в памяти, вспоминая план Сент-Луиса, где бывал в прошлом. Наконец, он свернул на Лукас-Хант Роуд и двинул на север, через лабиринт ржавеющих автомобильных остовов.
– Можно побыстрее? – спросил Уокер. – Погоня наверняка висит у нас на хвосте.
Прокашлявшись, Коппл сплюнул мокроту.
– Хочешь, садись на мое место. Дорога – сплошная полоса препятствий, идет дождь, а туман густой, хоть топор вешай.
– Извини.
Танк полз до Холлс-Ферри Роуд целую вечность. Там они свернули на шоссе. Лучше не стало, но Коппл насколько смог прибавил скорость.
– Что здесь случилось? Дорога разбита, дома разрушены… Люди отсюда эвакуировались, но все выглядит так, будто Сент-Луис бомбили.
– Ходили слухи, что местные жители применили тактику выжженной земли, чтобы город не достался корейцам. Похоже, так и есть. Не понимаю, в чем смысл. Даже если река очистится, здесь еще много лет никто не сможет жить, даже узкоглазые.
Уокер покачал головой.
– Я всегда терпеть не мог ездить там, где чинят дороги. Оказалось, когда их ломают, еще хуже.
Наконец танк по эстакаде выскочил на шоссе 270 и рванул в сторону реки.
– Бен, пора бы надеть защиту, – предложил Коппл.
Мэллой свернула с семидесятого шоссе на шестьдесят первое. От самого Сент-Питерса она гнала мотоцикл на пределе. Келси сзади причитала:
– Господи, господи…
– Ты в порядке? Не дави так сильно, задушишь.
– Прости. Просто скорость… бешеная, дорога… неровная. Да, все нормально. Как думаешь, оторвались?
– Вроде бы за нами никто не гонится. Наверное, решили, что мы не представляем ценности.
Уилкокс достала из рюкзака бутылку воды. Глотнув, передала ее Марте.
– Что будем делать?
– Бензина хватит на добрую треть штата. У меня есть контакт в Джефферсон-сити. Сперва поедем туда, попробуем раздобыть топлива. Потом я бы предложила добраться до Канзас-сити.
– Я предупредила Бена, что буду ждать там.
– Я догадалась. Обо всем ему рассказала?
– Ага.
Марта посмотрела на Келси.
– Он рад?
– Не знаю, Марта, сама не знаю. Давай не будем это обсуждать. Поехали. Я постараюсь сильно на тебя не давить.
– Ладно, милая. – Хлебнув воды, Марта вернула бутылку Келси. Взревел мотор. – Жги покрышки!
Запахло паленой резиной.
Сальмуса в защитном костюме сидел в «Хамви» на пассажирском месте. Прижав ко рту микрофон, он отдавал приказы.
– Мне нужно два «Апача» над мостом через Миссури на шоссе 270. Немедленно.
Из-за дождя прием был отвратительный, но голос все-таки пробился через помехи.
– Сэр, пилоты говорят, что погода нелетная. Видимость…
– Плевать мне на видимость! Скажи пилотам, первые двое, что доберутся до моста, получат новое звание, остальных расстреляют!
Отшвырнув микрофон, Сальмуса врезал кулаком в стекло. Если Голос Свободы доберется на тот берег, он исчезнет навсегда. Поймать этого паразита надо сейчас!
– Жми быстрее! – рявкнул он на Бена, сидящего за рулем. Тот вдавил педаль газа, хотя совсем не рвался в зараженный Сент-Луис. Для себя-то командир захватил костюм радиационной защиты, а вот солдат предупредить не озаботился.
Сальмуса посмотрел в зеркало заднего вида. Остальные машины держались вровень. Дорогу загромождали ржавые машины, обломки рухнувших домов, упавшие столбы. Сент-Луис превратился в настоящую помойку.
Сейчас он мог только порадоваться, что ему не надо торчать в этом склепе.
– Съезд на шоссе 170 уничтожен, – доложил Бен.
Сальмуса огрел приборную доску.
– Черт! Ищи другой путь! Нам надо выбраться на шоссе 270! – Он схватил микрофон. – Вертолеты поднялись в воздух?
– Так точно. Два «Апача» уже в пути.
– Приказываю любыми средствами разрушить мост. Как можно быстрее!
«Абрамс» выбрался на Ривервью-Драйв. Всего миля отделяла их от моста через Миссури под названием «Новая гряда скал».
Параллельно с ним, чуть южнее, был первоначальный мост «Гряда скал», построенный в 1929 году. Его назвали так из-за громадной отмели, превращавшей судоходство по этому участку Миссури в крайне рискованное мероприятие. Через старый мост проходило шоссе 66, но в 1968 году ввели в строй шоссе 270, а 66-е закрыли. Поток машин пошел по новому мосту, а старый оставили пешеходам да велосипедистам.
У въезда на мост Коппл остановился. В полном соответствии с данными разведки мост охраняли три дрона, по форме напоминавшие маленький танк, а по размеру – лабрадора. Стоило «Абрамсу» приблизиться к ним на тридцать ярдов, как роботы ожили и навели на него стволы орудий.
– Видишь эту срань? – спросил Коппл. – «TALON SWORDS» Гомеса-Миллера. SWORDS расшифровывается как Special Weapons Observation Reconnaissance Detection System, специальная система вооружения, слежения, наблюдения и обнаружения. Узкоглазые сволочи сперли их у нашей армии. Бендикс говорил, что эти проклятые роботы охраняют все мосты. Стоило нам появиться, как они включились. Подъедем ближе, и они начнут стрелять.
– Из чего? – Голос Уокера доносился из защитного костюма, как со дна бочки.
– О, у них найдется гранатомет-другой, пулемет М-249, автомат какой-нибудь или огнемет… Корейцы наверняка прикинули, что партизаны доберутся сюда пешком, в лучшем случае – на машине, так что легкого вооружения хватит за глаза. Только вот что я скажу. Против настоящего «Абрамса» эти дроны – фигня полная. Смотри!
Коппл яростно закашлялся, его вырвало прямо на колени.
– Черт, – сказал он. – Что-то мне хреново.
– Уолли?
Сержант покачал головой.
– Радиация пробирает, я уже чую. Ну и черт с ней, может, заодно и рак убьет.
– Уолли, господи, чем помочь?
– Ничем! Что я говорил? Сбился… Ага! Сейчас мы разнесем эти самоходные зажигалки.
Уолли навел прицел на среднего робота и опустил ствол орудия.
– Мост не подорви! – взмолился Уокер.
– Иди к черту, я знаю, что делаю. Это как боулинг. Сейчас будет страйк.
Он нажал кнопку. Противопехотный снаряд вылетел из ствола с приятным шипением. Взрыв разметал одного робота и смел в реку его правого соседа. Левый дрон открыл огонь. Пули звонко зацокали по броне.
– Ладно, катим второй шар, – сказал Коппл. Сдвинув дуло на пару футов вбок, он снова выстрелил. Когда дым рассеялся, на мосту не обнаружилось и следа робота.
– Метко стреляешь, ковбой, – похвалил его Уокер.
– Раунд второй. Бендикс говорил, где-то рядом диспетчерский пульт. Оттуда идут команды всем окрестным дронам. Наверняка он же управляет роботами на той стороне моста. Видишь его? Большой железный ящик, вроде генератора.
– Неа, не вижу, – ответил Уокер. Защитный костюм ограничивал поле зрения небольшим пятачком впереди.
– Ясно. Погоди. – Коппл откинул люк и выбрался наружу. Внутрь танка тут же полился дождь. – Гадский серый кисель! Не вижу… Ага, вот он! Справа, между мостами. – Коппл вернулся на место и навел орудие на новую цель. – Врежем-ка осколочно-фугасным. Не забудем про Аламо! – Снаряд вылетел из пушки, и вдалеке раздался взрыв.
– Есть! – воскликнул Коппл и повернулся к Уокеру. – С великом подсобить?
– Не надо, я справлюсь. Лишь бы он не отвязался по дороге!
– Да нет, на месте.
Они застыли, не находя слов.
– Я тебя в этой дурацкой консерве обнимать не буду, – заявил Коппл и протянул руку. – Удачи тебе, Бен Уокер. Пусть Голос Свободы живет долго и ведет нашу страну к былой славе.
– Уолли, ты точно не передумаешь? Еще не поздно вернуться в мотель.
– Хорош, а? – Коппл закашлялся. Дыхание с хрипом вырывалось из горла. – Слышишь? Я спекся. Сил больше нет терпеть боль. К тому же я вот-вот упаду. Все силы ушли на дорогу сюда. Давай, вылезай. Подвиги ждут.
Они пожали руки, и Бен Уокер выполз из танка.
Отряд корейцев летел по Ривервью-Драйв к «Новой гряде скал».
– Где вертолеты? – орал в микрофон Сальмуса. Маска защитного костюма полностью закрывала обзор. Он ткнул Бена. – Видишь вертолеты?
Водитель от удара дернул рулем, едва не врезался в ограждение, но сумел выправить автомобиль.
– Дебил! Что с тобой такое?
Бена тошнило, он с трудом держался прямо, куда там вести машину. От радиации пострадали все солдаты в отряде, не считая разве что Сальмусы.
Внимание командира привлек звук удара сзади. «Хамви» врезался в фонарь. Должно быть, водитель потерял сознание.
Сальмуса глянул вперед и увидел стреляющий «Абрамс».
– Стой! – крикнул Сальмуса. – Выходим!
Бен кое-как притормозил, и его тут же вырвало. Сальмуса обернулся. Его бойцы лежали в отключке. Второй «Хамви» врезался в первый. Оттуда никто не вылез. Грязно ругаясь, Сальмуса выскочил из машины. В тяжелом, неудобном костюме он бежал со всех ног к мосту.
Габаритные огни танка растаяли в тумане.
– Где же вертолеты! – заорал он в небеса.
И услышал гул винтов. Практически невидимые за пеленой дождя, над головой зависли два вертолета Боинг АН-64 «Апач», конфискованные у армии США. Погрозив им кулаком, Сальмуса бросился к машине, где стояла рация.
– Дайте связь с пилотами! Алло! Алло! – Из динамика доносился лишь шум помех. – Черт, вы меня слышите?
– Да, сэр, сигнал теряется…
– Дайте связь с пилотами! Быстро!
Динамик снова зашуршал. Сальмуса подавил острое желание разбить микрофон. Наконец он услышал пилота.
– Видишь танк на мосту?
– Так точно!
– Разнеси его на хрен! Немедленно!
Несмотря на погодные условия, пилоты смогли удержать машины в воздухе и зайти на цель. Первый вертолет, зависнув севернее моста, выпустил две противотанковых ракеты «AGM-114 Ад». Обе накрыли «Абрамс». Второй «Апач» отстрелялся «Стингерами» по мосту по ходу движения танка.
От взрывов задрожала земля, облако черного дыма накрыло мост. Громадные пласты бетона накренились и рухнули в реку, подняв настоящее цунами.
Горящие остатки «Абрамса» скрылись в радиоактивной воде.
– Да! – заорал Сальмуса. – Попался! С Голосом Свободы покончено!
– Ожидаем приказов, – вышел на связь пилот.
– Возвращайтесь на базу. Боевая задача выполнена.
– Так точно!
Вертолеты, дергаясь под ударами ветра, исчезли в дожде.
Жутко довольный собой, Сальмуса уже видел, как докладывает об успехе Блистательному Товарищу. Ким Чен Ын будет доволен. Сальмуса долго и мучительно преследовал своего врага, но все-таки сумел выполнить высокое повеление.
Сальмуса выволок из машины Бена и остальных солдат. Незачем везти их назад, подумал он. Они обречены, а потому бесполезны для дела.
Он уже садился за руль, когда сквозь туман пробился отблеск света.
Что за чертовщина?
Сальмуса в куче вещей нашарил бинокль, выскочил из машины и навел линзы на старый мост. До него было не так уж и далеко, две, может, три тысячи футов.
Вот! Снова отблеск света, движется на ту сторону реки!
Нет!
Велосипед.
Человек в защитном костюме ехал на велосипеде через Миссури.
Старый мост для удобства пешеходов и велосипедистов залили специальным гладким бетоном. Старая табличка гласила, что мост некогда был частью «исторического» шоссе 66. Железные решетки не могли защитить его от непогоды. Уокер крутил педали изо всех сил, но тяжелый рюкзак, автомат и неуклюжий костюм не давали ему развить нормальную скорость. Тем не менее, он успел далеко уехать, прежде чем вертолеты «Апач» у него на глазах расстреляли новый мост и танк «Абрамс». Бена как будто ударили ножом в сердце. Взрывной волной едва не опрокинуло велосипед. Уокер остановился. Со слезами он наблюдал за гибелью товарища. Молча попрощавшись с сержантом Уолли Копплом, он тронулся дальше.
Сальмуса прыгнул за руль «Хамви» и завел машину. Вернулся назад по шоссе 270, рассчитывая выехать к старому мосту. По пути заметил взорванный диспетчерский пульт и послал поток проклятий в адрес настырных американцев. Пробив ограждение, растолкал неподвижных роботов и рванул по мосту, шириной едва ли не меньше его внедорожника.
Защитная маска, туман и дождь прятали от Сальмусы окружающий мир. Он гнал вперед и верил в то, что нагонит Голос Свободы прежде, чем тот доберется до берега. Как ни крути, машина быстрее велосипеда.
Сальмуса не видел врага, но знал, что тот впереди.
Дорога перед Уокером чуть ушла налево. Середина моста, из воды торчат древние постройки. Старые маяки? Может быть, и так.
За спиной раздался шум мотора. Бен обернулся, но, кроме тумана, ничего не увидел. Судя по звуку, кто-то выехал на мост. Их уловку раскусили. Для танка мост слишком узкий, значит, это машина.
Успеет ли он на ту сторону?
Ехать дальше с погоней на плечах не было смысла. Надо их как-то остановить. Перебирая варианты, он слез с велосипеда и прижался к перилам. Из рюкзака появились бруски Си-4 и детонатор.
Вопрос в том, хватит ли времени?
«Хамви» зацепил бортом ограду. Сальмуса рефлекторно выкрутил руль направо. Машина врезалась в перила и замерла. Он выматерился во весь голос, включил заднюю передачу, отлип от прогнувшегося стального бруса и поехал дальше. Авария задержала его на тридцать секунд.
Чтобы наверстать упущенное время, он вдавил педаль газа в пол.
Уокер тем временем изо всех сил крутил педали. Чем дальше останется лежащий на дороге подарочек, тем лучше.
Гул мотора стал громче. Враг был недалеко.
Сейчас или никогда.
Уокер притормозил, встал ногой на бетон и поднял пульт управления.
Серый кисель прорезал свет фар ярдах в сорока позади.
– Прощайте, сволочи, – сказал он и вдавил кнопку.
Ничего не произошло.
Черт!
Что не так?
Фары приближались.
Бен лихорадочно крутил в руках пульт.
Господи! Выключатель питания!
Передвинув рычажок, Бен снова вдавил кнопку.
Попался, гад!
Сальмуса увидел впереди человека, известного как Голос Свободы. Этот дурак стоял посреди моста ярдах в тридцати-сорока. Замечательно. «Хамви» размажет бунтовщика по бетону отсюда и до самого западного берега. Подлый американец упорно рвался на ту сторону, ну так Сальмуса ему поможет!
Ли Дэ Хена разбирал смех, он заорал:
– Подохни во имя Блистательного Товарища, мерзкий червь!
Он вдавил педаль газа, и тут его ослепила вспышка. Взрыв поглотил машину. Огонь лизнул корейского агента, вплавив защитный костюм в кожу.
Сальмуса думал не о том, что умирает, а что подвел друга и брата, великого Ким Чен Ына. Одно поражение перечеркнуло годы безупречной службы на благо Кореи. Он – прах. Он заслуживает огненного погребения и радиоактивной могилы.
Прости меня, Ким! Я любил…
Взрывная волна грубо опрокинула Уокера на землю. Он испугался, что повредил костюм, но металлическая подкладка выдержала. Бен заработал разве что пару синяков.
Поднявшись на локте, Бен изучал разрушения. Здоровенный кусок моста откололся и упал в реку. Фары скрылись в облаках дыма и пыли. Сверху посыпались куски перил и бетона, заставив Уокера спрятать голову. Мост под ним ходил ходуном. Казалось, он вот-вот развалится.
Бен досчитал до десяти. До двадцати.
Мост накренился. Уокера потащило к обрыву. Он вцепился ногами в велосипед, лишь бы не потерять средство передвижения. Руки в перчатках, мокрые от дождя, бессильно скользили по перилам. Уокер тщетно пытался нащупать опору, но лишь сползал все дальше.
Наконец получилось надежно ухватиться за перила.
Бен отважился бросить взгляд на взорванную секцию моста. Дым еще не рассеялся, но света фар больше не было. Как и звука мотора.
Кое-как, напрягая все силы, Бен подтащил велосипед повыше и сумел закинуть на плечо. Крайне осторожно он пополз вверх, цепляясь за ограду, и футов через тридцать выбрался на ровную поверхность.
Спасен.
Уокер с трудом встал на ноги. Подошел к краю и глянул вниз, на бурлящие воды.
Вот он, «Хамви», тонет в гиблой воде. Кто это бьется в кабине? В темноте ничего не видно, но шансов выжить у него нет.
Уокер никогда не отличался набожностью, но сейчас испытал потребность вознести благодарственную молитву. Он сел на велосипед и поехал дальше на восток.
Марта наложила Келси холодных бобов.
– Тот еще деликатес, но всяко лучше, чем голодать, – сказала она. Женщины расположились за придорожным столиком на западной окраине Джефферсон-сити, Миссури. У Мэллой получилось найти нужного человека, так что бак мотоцикла был под завязку залит бензином. Теперь им ничто не помешает добраться до Канзас-сити.
Уилкокс ела молча, голова ее раскалывалась от тревожных мыслей.
Как там Бен? Как обернулось дело в Сент-Луисе? Она когда-нибудь…
Келси застыла.
– Что такое? – спросила Марта.
Моргнув, Келси набрала воздуха в грудь.
– Сама не знаю. Такое ощущение…
– Какое?
– Марта, он добрался. Бен на той стороне реки. У него получилось.
Улыбнувшись, Келси Уилкокс принялась за бобы.
Сегодня праздник, День примирения. А еще в этот день Голос Свободы перебрался с западного берега Миссисипи на восточный. Важно ли это? Не знаю.
Главное, у меня получилось. Я в Иллинойсе. Хрен его знает, что делать дальше, но что-нибудь придумаю. Просто я так горжусь своим подвигом, что решил сразу о нем написать.
Интересно, чем меня встретит «терра инкогнита» по эту сторону реки. Несколько веков назад поселенцы плыли в неизвестность с восточного берега на западный. Я двигаюсь в обратном направлении. Раньше Сент-Луис считался «воротами на запад». Похоже, теперь это «ворота на восток».
Этот отчаянный чертяка Уолли и его смерть никак не идут из головы. Понятно, что он отвлекал корейцев, пока я ехал через реку.
Я буду помнить его до последнего вздоха. Он – настоящий герой, достойный высших почестей.
О Келси я тоже думаю. Надо как можно скорее передать ей весточку. Она должна знать, что я добрался и скучаю.
После того, что она сказала вчера, я мечтаю поскорее разделаться с местными делами и вернуться к ней. Вот будет здорово. Я люблю ее больше всего на свете.
У нас будет ребенок. Можешь поверить.
Ладно, бывай.