Хронология романов о Снайпере

СТАЛКЕР. Закон проклятого

S.T.A.L.K.E.R. Закон Снайпера

КРЕМЛЬ 2222. Юг

S.T.A.L.K.E.R. Закон Меченого

S.T.A.L.K.E.R. Закон наемника

КРЕМЛЬ 2222. Северо-запад

КРЕМЛЬ 2222. Север

КРЕМЛЬ 2222. МКАД

КРЕМЛЬ 2222. Сталкер

РОЗА МИРОВ. Закон дракона

ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ. Счастье для всех

РОЗА МИРОВ. Побратим смерти

ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ. Никто не уйдет

КРЕМЛЬ 2222. Петербург

КРЕМЛЬ 2222. Шереметьево

СТАЛКЕР. Закон «дегтярева»

СТАЛКЕР. Закон Призрака

СТАЛКЕР. Закон клыка

СТАЛКЕР. Закон Долга

* * *

Автор искренне благодарит:

Марию Сергееву, заведующую редакционно-издательской группой «Жанровая литература» издательства АСТ, и Вадима Чекунова, руководителя направления «Фантастика» редакционно-издательской группы «Жанровая литература» издательства АСТ, за поддержку и продвижение проектов «СТАЛКЕР» и «КРЕМЛЬ 2222»;

Олега «Фыф» Капитана, опытного сталкера-проводника по Зоне, за ценные советы в процессе работы над романами литературных проектов «СТАЛКЕР» и «КРЕМЛЬ 2222»;

Павла Мороза, администратора сайтов www.sillov.ru и www.real-street-fighting.ru;

Алексея «Мастера» Липатова, администратора тематических групп социальной сети «ВКонтакте»;

Семена «Мрачного» Степанова, Сергея «Иона» Калинцева, Виталия «Винта» Лепестова, Вадима Панкова и Сергея Настобурко за помощь в развитии проекта «Снайпер»;

а также сертифицированного инженера Microsoft, выпускника MBA Kingston University UK Алексея Лагутенкова за квалифицированные консультации по техническим вопросам.

* * *

Их было шестеро.

Они стояли в конце короткого, полутемного коридора, перегораживая его живой стеной.

Живой ли?

Этого я не знал, так как в этих коридорах можно было встретить как живых людей с мертвыми, ничего не выражающими глазами, так и мертвецов, способных двигаться и убивать быстрее, чем делают это живые…

Итак, их было шестеро. А я – один. И единственным оружием, которое я до боли сжимал в своей руке, был нож с шероховатой обрезиненной рукоятью, кольцом для крепления к автомату и стальным хвостовиком на конце, которым в случае чего вполне реально проломить череп. Хотя я не был уверен, что это сможет впечатлить кого-то из тех шестерых. Ведь если это действительно мертвецы, то пробитый череп для них не помеха. Живого всегда проще убить, нежели мертвого.

Но пути назад у меня не было, и потому я прыгнул вперед. А когда они начали стрелять, бросился им под ноги, кувырнулся и, сбив с ног одного из стрелков, покатился вместе с ним по каменному полу. Однако это не помешало мне рубануть ножом наугад… и попасть.

Правда, попасть не совсем удачно.

Прямо мне в лицо хлестанула вязкая кровь, сладковато воняющая мертвечиной. Такой крови не бывает у живых… Вот незадача! Похоже, я вспорол горло живому трупу и теперь ни черта не вижу!

Я оттолкнул от себя обмякшее тело и кувырнулся еще раз, предположительно в сторону оставшихся врагов. Исход боя был уже ясен. Когда их много, а ты один, и вдобавок твоё лицо залито вонючей кровищей, а меж ресницами натянулись вязкие багровые нити, надеяться не на что. Можно лишь попытаться подороже продать свою жизнь…

Но даже этого у меня не получилось.

Над моей головой загрохотали выстрелы, и я почувствовал, как мое тело разрывает на части раскаленный свинец.

Это было очень больно. А еще было обидно подыхать вот так, валяясь на холодном полу у ног автоматчиков, равнодушно расстреливающих тебя. Валяться, сотрясаясь от ударов пуль, – и понимать, что хоть ты еще и живой, но тебе никогда уже не дотянуться до сонных артерий своих врагов ни ножом, ни зубами, ни ногтями… Хорошо умирать, одновременно выгрызая жизнь из горла своего врага. Но далеко не всем напоследок выпадает такое счастье…

А потом одна из пуль ударила мне в лицо…

Сквозь багровую кровяную пленку, стянувшую мои веки, хлынул свет… и голос то ли ангела, то ли демона сварливо произнес:

– Хорош дрыхнуть, едрить тебя налево. Полдень на дворе, а он всё харю давит.

Я с усилием разлепил веки, протер глаза.

Ну да, вряд ли того, кто стоял возле окна, можно было назвать ангелом. Разве только падшим. Но и для демона внешность существа была слишком уж экстравагантной. Однозначно мутант. Невысокий, ростом с десятилетнего ребенка, правда более коренастый. Абсолютно лысая голова, очертаниями смахивающая на обтянутый тонкой кожей череп мертвеца. Большой миндалевидный глаз точно посредине лба, сразу под нижним веком которого расположен тонкий, классический нос. И прямо под носом – такой же миндалевидный разрез безгубого рта, отличающийся от глаза лишь отсутствием глазного яблока.

Но это еще не все.

По обеим сторонам носа у того существа распологались еще два глаза, под нижними веками которых торчали небольшие гибкие щупальца с утолщениями на концах, напоминающие своими движениями змей, наполовину высунувшихся из своих норок.

– Очнулся? – поинтересовался мутант, отдергивая в сторону вторую плотную штору.

– Вроде да, – произнес я, разминая затекшую шею. – Сон приснился уж больно реальный.

– То-то я и думаю, – хмыкнул мут. – Ты шипел и выл, будто стаю квазимяса в бастурму кромсал. Даже вон стенку зарезал нахрен.

Я перевел взгляд на бревенчатую стену.

Надо же… В ней торчала «Бритва», мой боевой нож, всаженный в дерево на половину длины клинка. Хороший удар, который в обычном состоянии обычным ножом нанести слабореально. Хотя «Бритва» – это «Бритва». Нож, способный разрезать границы между мирами, может и не такое. Тем более что после известных событий к ней, похоже, вновь вернулись старые свойства. Вон клинок синевой отливает, будто внутри него бушует небесное пламя.

Я нахмурился и, выдернув нож из стены, сунул его в ножны. Плохо, когда ты во сне размахиваешь оружием. Так и самоубиться недолго или и того хуже, кого-нибудь из друзей зарезать. Фыфа например, который только-только в себя начал приходить после пережитого. Кстати, Фыф – это имя того урода возле окна, короткое и запоминающееся. Впрочем, это не совсем его имя, а лишь укороченная производная от настоящего. Ибо настоящее как раз запомнить слабореально.

– Ладно, хорош брови морщить, жрать пошли, – проворчал Фыф, хамло и грубиян по жизни. Но ему – можно. Потому, что он мой настоящий друг, которому я обязан жизнью. Впрочем, как и он мне. При таких взаимных обязательствах само собой возникает законное право обкладывать друг друга матом и посылать подальше, не рискуя при этом получить пулю в морду или, на крайняк, кулаком в челюсть.

Кстати, мы уже неделю кантовались с Фыфом в лесном сталкерском «пансионате», приходя в себя после неслабой битвы с порождениями пресловутого Монумента. Друг-мутант из меня целую пригоршню пуль ментально выковырял, но и сам пострадал, отбивая атаку самого главного монстра, а потом залечивая мои раны. Все свои духовно-физические силы потратил, чуть сам ласты не завернул, но меня спас. Впрочем, кто интересуется подробностями, обо всем об этом может прочитать в моем романе «Закон клыка», который я недавно сбросил через КПК своему редактору. Тот обещал издать оперативно, ибо я неожиданно для себя, оказывается, обзавелся целой армией читателей. Правда, в какой из вселенных Розы Миров, так и не понял. Но это и неважно. Людям нравится, значит, и дальше буду отправлять свои записи редактору, которого я вряд ли когда увижу.

Сейчас же мы с Фыфом сидели за крепко сбитым столом, и за обе щеки уплетали консервы, разогретые в самой настоящей печи. Надо отметить, что сталкерский «пансионат» был не чем иным, как здоровенной избой, больше напоминающей деревянную крепость с узкими окнами-бойницами. Сюда нас определили наши друзья, Винт с Мрачным, напоследок перед уходом настоятельно посоветовав «ремонтировать организмы и отожраться как следует». Чем мы целую неделю, собственно, и занимались.

Фыф не столько ел, сколько пил. Причем беспробудно. В доме помимо кладовки с продуктами нашлась целая канистра медицинского спирта, содержимое которой мутант вдумчиво принялся уничтожать. Неделю не просыхал, провоняв все комнаты едким перегаром. И при этом утверждал, что у него во время запоя регенерация лучше идет. Впрочем, так оно и было. Я б, например, от такого количества алкоголя точно ласты завернул. А Фыф запросто выжирал литр девяностошестиградусного – и только матерел на глазах, становясь заметно крепче, словно не спиртягу хлестал как воду, а из стероидной качалки не вылезал. Естественно, при этом его изрядно пошатывало, что, впрочем, процессу его роста над собой ничуть не мешало.

– Ну что, вздрогнем? – предложил мутант, доставая откуда-то из-под стола мутную бутыль, в которую он каждый раз бережно переливал спирт из канистры, стараясь не пролить ни капли.

– Я пас, – качнул я головой.

К алкоголю я практически равнодушен, а в доме и так от Фыфова перегара хоть топор вешай. В связи с чем «вздрагивать» у меня сейчас не было никакого желания. Если так пойдет дальше, я спиртовой дух вообще на дух переносить не буду.

– Ну, тогда я с тренером, – пожал плечами Фыф. Налил себе полный стакан, чокнулся с бутылкой и вылил в себя прозрачную жидкость, как за себя закинул.

– Сопьешься нахрен, – мрачно заметил я, цепляя вилкой из банки кусок тушенки.

– Не дождешься, – осклабился заметно поздоровевший мутант, поигрывая небольшим, но плотным бицепсом. – Я теперь, по ходу, не тот, что раньше. Силищу в себе чувствую нереальную, никогда такого не было. Могу хоть всю бутылку зараз выхлестать не закусывая. И повторить. Там еще полканистры осталось, так что есть на чём тренироваться.

– Герой, не поспоришь, – вздохнул я. – А не боишься, что твоя Настя пошлет тебя, синяка эдакого, куда подальше? Если помнишь, она этого не любит.

Фыф нахмурил все свои три надбровные дуги.

– До наших девчонок еще добраться надо, – глухо произнес он.

– Так, может, уже можно попробовать добраться? – поинтересовался я. – «Бритва» вроде снова в порядке. Мои раны затянулись, за что тебе отдельное спасибо. Ты вон как на спиртяге качнулся, прям супермен в миниатюре. Может, хватит тут задницы отсиживать?

Мутант вздохнул, машинально погладив трофейный перстень на указательном пальце. Он его снял с жуткого порождения Монумента, которого мы завалили совместными усилиями. Законная добыча с большим черным бриллиантом в центре, наверняка на Большой земле стоящая неслабо. Но и лысому ежу понятно, что Фыф вряд ли с перстнем расстанется. Не снимает его ни днем ни ночью и уже привычку приобрел поглаживать черный камень в минуты задумчивости.

– Боязно как-то, – наконец сказал он с жалобной ноткой в голосе. – А вдруг не получится?

– Если не пробовать, точно не получится, – сказал я, вдруг прямо сейчас приняв решение. – Коль ты не забыл, это наш долг спасти девчонок.

– Ну да, – кивнул Фыф. – Закон Долга суров, но справедлив.

– Вот именно, – заметил я. – Если помнишь, это один из основных законов на зараженных землях. Не зря его с заглавной буквы пишут и произносят полушепотом, чтоб Зона невзначай не услышала.

– Впрочем, о каких это долгах мы? – встрепенулся Фыф. – При чем тут долги? Я ж Настю люблю, блин. Так что ты прав, пошли!

Он встал из-за стола, покачнулся, но равновесие сохранил. Н-да… Был бы это не Фыф, я б такого помощника послал далеко и надолго. Но именно в этом состоянии мутант и есть самое страшное оружие. Когда он ужратый в драбадан, сила ментального удара у него возрастает в разы. То есть в бою хорошо проспиртованный шам гораздо полезнее трезвого.

Собрался я быстро, благо всё, что надо, было мною собрано и упаковано заранее. Новую камуфлу из кладовки и разгрузку – на себя.

Рюкзак и винтовку СВД – за плечи.

Ручную пушку КС-23, карабин специальный калибра двадцать три миллиметра, с виду похожий на помповик с пистолетной рукоятью, – в руки.

ПСС, пистолет самозарядный специальный, компактный и бесшумный, – за пазуху, в специально для него сшитую потайную брезентовую кобуру.

Ну, и, само собой, два моих боевых ножа, не раз выручавших меня в сложных ситуациях. «Сталкер» в ножнах – за высокое голенище берца. А «Бритву» – на пояс.

Вроде всё. Попрыгал, поводил руками туда-сюда. Вроде ничего не звенит, не жмет и не топорщится. Значит, можно выдвигаться.

Пока я снаряжался-упаковывался, Фыф тоже времени не терял, даром что поддатый. Он также за неделю всё продумал и, поковырявшись в кладовой, вышел из нее – ну прям одинокий рейнджер, только вариант уменьшенный и сильно жуткий на морду лица.

Никогда бы не подумал, что шам-алкоголик умеет шить, но подогнанная за неделю новая камуфла сидела на мутанте как влитая. На поясе – «Макаров» в кобуре справа, слева – нож «Антитеррор», далеко не самый легкий из боевых. Лучше б «Кобру» или «Гюрзу» зацепил, обширный арсенал сталкерского «пансионата» позволял вполне. Но нет, по ходу, почуял Фыф в себе силушку и вооружился соответственно. При этом сильно поздоровевший Фыф сменил свой малогабаритный «Кедр» на АКС74У.

– Не тяжеловато будет? – поинтересовался я, кивнув на автомат.

– Справлюсь, – буркнул мутант. – Сколько можно пистолетными пулями словно горохом отплевываться?

– Твое дело, – не стал спорить я. – Ну что, двинули?

Не хотелось мне открывать портал в мир Кремля прямо в помещении. Подозреваю, что после закрытия оного на деревянном полу могла остаться выжженная воронка, еще и дом загорится пожалуй. Поэтому мы с Фыфом предусмотрительно покинули гостеприимный «пансионат», плотно прикрыв за собой дверь и нажав при этом на потайную кнопку. Всё. Теперь тому, кто несанкционированно попытается проникнуть внутрь дома, не позавидуешь. Хитроумные сталкеры хорошо позаботились о том, чтобы нашпиговать свой «пансионат» достаточным количеством смертоносных внутренних ловушек.

Впрочем, и с внешней безопасностью деревянного строения, расположенного посреди густого леса, всё было в полном порядке.

Дом в радиусе пятидесяти метров окружало самое настоящее минное поле. Неровная земля с вроде бы хаотично разбросанными кочками, бугорками, ямками, меж которыми, если присмотреться, то тут, то там торчали едва заметные усики, проволочки, штырьки…

А для совсем недогадливых вокруг «пансионата» были понатыканы шесты с приколоченными к ним кусками жести, на которых красной нитрокраской было набито через трафарет одно-единственное слово: «Мины!» Для мутантов же, которые читать не умеют, на краю минного поля располагались другие шесты, на которых торчали полусгнившие головы ктулху. В общем, хорошее место для отдыха в Зоне, продуманное до мелочей. И вокруг – ни души, даже вездесущих ворон не слышно. Что, впрочем, понятно: ну его нафиг шататься вокруг дома, от которого настолько явно веет смертью.

Мы с Фыфом осторожно перешли минное поле по извилистой тропинке, которую нам перед уходом набросал Винт на листке бумаги. При этом шам, идущий замыкающим, тщательно заметал наши следы обычным веником, взятым из дома – это чтоб никакой урод не смог по ним отыскать путь к крыльцу «пансионата».

Наконец мы оказались в тени кривых, облезлых деревьев, изуродованных радиацией. Фыф бросил веник в кусты и поинтересовался:

– Ты точно уверен, что мы с тобой попадем в ту временную точку, откуда вышли?

– Не хотелось бы, – проговорил я, извлекая из ножен «Бритву» и мысленно сосредотачиваясь. – Если помнишь, тогда пятиглазый урод нам обоим чуть мозги не изжарил. Поэтому хорошо бы попасть туда чуть раньше нашего перехода, хотя бы минуты на две. И немного в другом месте…

Я закрыл глаза, очень четко представляя себе, куда хочу переместиться. При этом я думал о своем ноже не как об оружии, не как о предмете с рукоятью и остро заточенным клинком, отливающим лазурным светом. Я мысленно обращался с просьбой к своему давнему другу, которого недавно ценой неимоверных усилий мне удалось излечить от тяжелой болезни. Этот старый боевой товарищ грел сейчас мою ладонь вполне живым теплом, и я был уверен, что он слышит мою просьбу. Иначе и быть не могло. Иначе тогда какой смысл в моей миссии – если, конечно, таковая существует? И какой из меня нахрен Меченосец-борец с нечистью, если я не смогу выполнить свой долг и спасти тех, кого я твердо пообещал самому себе вырвать из лап пятиглазого шама?

Рукоять «Бритвы» уже не грела, а жгла мою ладонь, еще немного – и кожа пойдет ожоговыми волдырями. Я открыл глаза и увидел, что интенсивность лазурного света, исходящего от ножа, усилилась многократно. И без подсказки ясно – пора. Сейчас или никогда, ибо аномальная энергия «Бритвы» иссякает с каждой секундой.

Я размахнулся – и нанес своим ножом длинный удар, словно вспарывал сверху донизу огромную картину, растянутую от свинцовых туч до серой травы под нашими ногами.

И картина поддалась.

Послышался треск, лазурные молнии побежали по разошедшимся в стороны краям разреза. Пространство, рассеченное «Бритвой», дрожало и грозило схлопнуться обратно. Но молнии, то и дело пробегающие по краям разреза, держали его, словно электрические пальцы.

Я не стал рассматривать, что же находится за краем междумирья. Я и без этого твердо знал, что там. Огромный город, переживший атомную войну, в центре которого возвышается Кремль – последний оплот человечества, символ возможного возрождения мира, сожженного ядерным апокалипсисом^[1].

И я шагнул вперед, с земли, отравленной радиацией, на такую же землю иной вселенной… А, может быть, это и был наш мир, только через двести лет после ядерной катастрофы. Впрочем, какая разница. У меня был Долг перед женщиной, которую я когда-то любил, и я намерен был оплатить его любой ценой.

В мире чернобыльской Зоны светило утреннее солнце, а вселенная Кремля встретила меня вечерней прохладой. Хорошо бы, чтоб это был тот самый вечер, из которого мы с Фыфом были вынуждены уйти. Но мы обещали вернуться – и вот мы возвращаемся!

Мы?

Я обернулся, почувствовав, что рядом со мной никого нет…

И закусил губу, увидев то, что меньше всего ожидал увидеть.

В разделяющий миры портал, сквозь который я прошел совершенно свободно, сейчас словно вставили кусок прозрачного бронестекла. И теперь об это невидимое стекло там, с другой стороны, бился Фыф. Стучал кулаками, разевая рот в беззвучном крике, и от каждого удара по преграде расходились черные круги.

Точнее, от удара правого кулака, на котором мерцало зловещей чернотой трофейное кольцо. Похоже, тому, кто носил на руке этот артефакт, не было пути через портал между мирами…

Фыф, кажется, понял это и принялся лихорадочно стаскивать кольцо, но то словно приросло к пальцу.

Последнее, что я увидел, был недоуменно-жалобный взгляд Фыфа, словно говорящий: «Как же так? Как ты там без меня? Справишься ли?»

Но портал захлопнулся, скрыв от меня старого друга и мир Зоны, с которым он там остался один на один. Как и я сейчас – с миром Кремля, опасным и враждебным ничуть не меньше чернобыльской Зоны.

– Я справлюсь, Фыф, – сказал я в пустоту. – Я справлюсь. Не сомневайся.

А потом я услышал выстрелы.

Молотили два автомата. Один как трещотка, второй намного глуше – скорее, не выстрелы, а пшиканье, будто сигару в бокале с вином затушили. Только не одну, а много сигар во многие бокалы окунули, частой очередью…

Хотя нет, не очередью. Одиночными. Но часто-часто, словно палец стрелка нажимал на спусковой крючок со скоростью швейной машинки… Но этого просто не может быть! Неужели…

Думал я на бегу, рванув с места не хуже олимпийского спринтера. Стреляли прямо за домом, обвалившимся с одной стороны то ли от времени, то ли от взрыва, прогремевшего пару столетий назад. И я бежал со всех ног, уже примерно представляя, что сейчас увижу.

Я обогнул здание, за многие десятилетия успевшее прорасти развесистыми кустами и кривыми деревьями, перепрыгнул через очередной мощный корень, проломивший асфальт – и увидел…

Себя.

Там, прямо посреди улицы, кривясь от нереальной боли, я заносил сверкающий нож для того, чтобы рассечь пространство. Рядом у моих ног скорчилось крохотное тельце, обнявшее свой маленький автомат.

Фыф!

С пока что целыми старыми глазными щупальцами, еще не отрезанными «мусорщиками». И, конечно, не прокачанный проклятым кольцом, снятым с пальца страшного порождения Монумента…

А спиной ко мне стояла зловещая фигура, запакованная в черненые старинные доспехи, то ли обновленные в Поле Смерти, то ли откованные на заказ талантливым современным кузнецом.

И я прекрасно знал, кто это такой.

Пятиглазый шам, едва не спаливший наши с Фыфом мозги, вынудивший нас отступить с поля боя в другой мир…

Отступить, чтобы вернуться.

Он был большим, этот шам. Раза в три больше своих низкорослых собратьев, метра два ростом, и в плечах – немногим меньше. Я кожей чувствовал волны страшной, смертоносной энергии, исходящие от него, – но, к счастью, эта энергия была направлена не на меня. Шам готовился убить тех двоих, одним из которых был я сам. Но я уже знал, что у него ничего не получится.

Снайпер на другом конце улицы рубанул «Бритвой» – и прямо в воздухе раскрылся знакомый портал, такой же, из какого я вышел полминуты назад. Схватив маленького шама за воротник, Снайпер швырнул его в прореху между мирами. Потом покачнулся, но в последний момент успел шагнуть туда сам.

И тут я почувствовал, как мне по мозгам словно взрывной волной ударило. Не сильно, по касательной, но еще б немного – и контузия обеспечена. Это шам попытался достать нас с Фыфом мощнейшим энергетическим ударом, будто из башки у него ментальная гаубица прицельно шарахнула.

Ударил – и не достал.

Мы были уже там, за кромкой миров. Лишь границы стремительно схлопывающегося портала слегка исказились, приняв в себя колоссальную порцию энергии.

Впрочем, это не помешало пространству восстановиться. Через мгновение на месте ворот в другую вселенную уже не было ничего, лишь воздух, пропитанный запахом гари и озона, да характерное пятно на асфальте – черное, слегка дымящееся, словно выжженное огнеметом.

Пятиглазый аж взвыл от разочарования. Но тут же совладал с собой и визгливо рассмеялся:

– Очень неплохо, хомо! Ну и ладно. Проваливай туда, откуда пришел!

– Не обольщайся, урод, – сквозь зубы процедил я, вскидывая свой КС-23. – Я уже вернулся.

Шам обернулся на голос.

Ну и рожа у него… На лысой башке супер-шама горели красным огнем пять глаз – два на обычном месте, в человеческих глазницах, два над бровями, и один – во лбу. Эдакая пирамида из гляделок, похожих на раскаленные угли, под которыми длинной щелью, почти от уха до уха, расположился огромный рот.

– Очень неплохо для человека, – растянулась в ухмылке жуткая пасть, причем последнее слово прозвучало явно издевательски. – Ты ведь предпочитаешь, чтоб тебя так называли, правда?

Шам говорил, а я чувствовал, как вокруг меня стремительно нарастает напряжение. Аж воздух начал тихонько звенеть, словно ко мне медленно приближалась стая невидимых комаров.

Понятно. Пятиглазый потратил слишком много ментальных сил на последний удар, выложился по полной. И сейчас ему требовалось время, чтобы хоть немного восстановиться. Совсем чуть-чуть времени. Такому монстру много не надо, чтобы превратить в кусок печеной плоти мозги какого-то хомо. Секунд пять, может, десять от силы.

Но этих секунд я ему не дал.

– На, тварь, получи от человека, – проговорил я, нажимая на спусковой крючок.

Карабин отрывисто рявкнул, и левый нижний глаз шама взорвался алыми брызгами.

Монстр коротко взвыл, но, что удивительно, сумел устоять на ногах.

Я сам был свидетелем того, как выстрел из моего КС-23 начисто сносит голову живого существа. Но сейчас был явно не тот случай.

Похоже, шам сумел каким-то образом ослабить энергию остроконечной пули, предназначенной для остановки автотранспорта путем его повреждения. И вместо того, чтоб снести полбашки мутанта, пуля лишь выбила его глаз.

В принципе, тоже неплохо, но «комары» вокруг меня никуда не делись. Наоборот, воздух уплотнился, стал вязким, звон стал назойливее, и я почувствовал, как мою голову начали сжимать стальные тиски. Миг – и лопнет она, забрызгав растрескавшийся асфальт кипящей мозговой жидкостью.

Но, несмотря на все это, я продолжал стрелять. Долбить из своей ручной артиллерии двадцать третьего калибра по близкой мишени, в которую грех промахнуться с такого расстояния.

Я и не промахнулся. Ни разу. Лишь, отстрелявшись, пожалел, что в карабин больше четырех патронов ну никак не помещается.

Я расстрелял все его глаза. Остался только один, самый верхний, во лбу, горящий алым пламенем ненависти…

И это не было победой. В пустых глазницах шама уже шевелились толстые обрывки то ли глазных нервов, то ли маленьких окровавленных отростков. Из одной глазницы выпала деформированная пуля, вытолкнутая ими. В другой из лоскутов глазного яблока уже почти сформировался новый глаз – пока еще покрытый сплошным бельмом, но еще немного, и утраченный орган зрения будет восстановлен. Как и остальные, выбитые мною…

Медлить было нельзя, с каждой секундой шам набирал силы. Я прекрасно понимал, что восстановление утраченных глаз лишь на несколько мгновений отсрочило мою гибель, слегка ослабив давление невидимых тисков на мой мозг. Поэтому я рванул с места, бросив на асфальт пустой карабин и на бегу срывая с плеча СВД.

К длинной винтовке не был пристегнут штык-нож, также не было у меня времени доставать из ножен «Бритву» – счет шел на доли секунды. И выстрелить – тоже никак. Опустить вниз предохранитель, отвести назад затворную раму, отпустить ее и нажать на спусковой крючок… Для опытного стрелка все это мгновение от силы займет. Но когда нет этого мгновения, когда несешься со всех ног навстречу неминуемой смерти, приходится импровизировать.

Ну, я и сымпровизировал. Размахнулся на бегу да и ударил винтовкой на манер копья, всадив длинный пламегаситель в последний оставшийся глаз чудовища по самую мушку.

Страшный вой разнесся над пустынной улицей. Шам поднял огромные лапы, схватился за ствол, попытался выдернуть его из глазницы… Но я не отпускал винтовку, все глубже всаживая ее в череп врага, словно медведя на рогатину брал.

Однако шам был силен неимоверно, причем не только ментально, но и физически. Я почувствовал, что он вот-вот вырвет из своей башки мое оружие… и помог ему, отступив назад на полшага.

Мутант такого не ожидал. И от неожиданности немного качнулся вперед, подарив мне секунду. Которой мне как раз не хватало, чтобы выключить предохранитель, дослать патрон в патронник и нажать на спуск…

За эту секунду мутант точно выдрал бы пламегаситель из своей башки, здоров он был неимоверно. Но уж больно глубоко в его череп я всадил ствол СВД, так, что мушка аж глазницу проломила и за нее зацепилась. Шам рванулся еще раз… но в этот момент его череп пронзила пуля.

Вой мутанта превратился в неистовый рев. Я не удержал винтовку. Шам выдрал ее из своего черепа, отбросил в сторону – и рухнул на колени. Из его изуродованной головы хлестала черная кровь… но он был еще жив. И, зажимая одной рукой раскуроченную верхнюю глазницу, другой тянулся к рукоятке монгольской сабли, висящей на его поясе…

И снова счет пошел на секунды. Потому, что остальные глаза шама хоть и замедлили свое восстановление в связи с новым ранением, но не прекратили совсем. Вон с того, что первым сформировался в одной из окровавленной глазниц, бельмо потихоньку сходит, растворяется, и за тонкой пленкой уже можно различить черный зрачок…

Винтовки нет, карабин пустой валяется, пистолет – за пазухой, в кобуре, доставать долго… И я вновь прыгнул вперед, в прыжке выхватывая из ножен свою «Бритву».

Однако шам все-таки успел подняться с коленей и обнажить саблю. И даже замахнулся…

Это было его ошибкой. Рубить нужно в такой ситуации одновременно с извлечением оружия из ножен, в стиле японского искусства иайдо. Либо, на худой конец, колоть, пусть даже оружие для этого не особо и предназначено. Когда нет времени и пространства для замаха, лучше уж принять противника на острие клинка, вонзить в живот холодную сталь, затормозить прыжок, а самому шагнуть в сторону. И уже тогда, выдернув саблю из раны, рубануть, добивая.

Но шам, видать, не особо был искушен в работе клинковым оружием. Наверно, привык больше полагаться на свои ментальные способности и на телохранителей, послушных его воле, словно живые куклы. Потому-то рубануть у него не вышло.

Зато у меня получилось поднырнуть под руку противника и резануть по ней. От запястья – вдоль. Почти до локтя, снимая мясо с кости, рассекая мышцы и сухожилия, которые что у человека, что у мутанта несут одинаковую функцию – сжимать пальцы в кулак…

Лоскут мяса с чавканьем отделился от руки и провис книзу. Пальцы шама ослабли и разжались, сабля выпала из них. Но все это было уже второстепенно, так как вторым ударом я со всей силы вонзил «Бритву» в висок шама и с силой провернул рукоять ножа.

Всё…

Разом обмякшее тело мутанта рухнуло наземь.

И тут я совершил ошибку…

Шам падал, а я в это время попытался выдернуть «Бритву» из его черепа – уж больно мне дорог был мой нож. Нормальный рефлекс любого бойца по отношению к любимому оружию…

Внезапно я почувствовал, как мою ладонь словно пронзили тысячи раскаленных иголок… Я попытался разжать руку… но не тут то было! Пальцы словно приросли к рукояти, и мне поневоле пришлось упасть вместе с шамом. Правда, в последний момент я успел встать на колено и не завалился на окровавленный труп.

Труп ли?

Бельмо в глазнице, залитой кровью, шевельнулось и уставилось на меня. И тут же я почувствовал, как моего мозга словно коснулись холодные пальцы.

«Очень хорошо… меченосец, – прозвучал мертвый голос в моей голове. – Очень хорошо… Что ж, забирай свой трофей… И живи с ним… если сможешь…»

Я почувствовал, как ледяные пальцы вонзились в мой мозг, проникая все глубже и глубже, с треском разрывая его ткани…

Следом пришла боль – страшная, нереальная, невыносимая настолько, что я смог лишь застонать, до хруста стиснув зубы, ибо больше ничего не мог сделать, потому что невозможно пошевелиться, когда каждый нерв, каждая клетка твоего тела вибрирует, сигнализируя о запредельном страдании, от которого нет спасения…

Внезапно все кончилось.

Резко, словно рубильник выключили. Я стоял на одном колене над трупом шама. Боли не было, лишь все тело колотила крупная нервная дрожь, да камуфляж был полностью мокрым от пота…

Я рискнул пошевелиться. Нет, нормально все. Ничего не болит, даже слабости нет, вполне ожидаемой после такого потрясения.

И тут же я усомнился. А было ли оно, то потрясение? Не привиделось ли мне чего в горячке боя?

Я потянул за рукоять «Бритвы» и легко извлек свой нож из развороченного черепа мутанта. Ну да, все логично. Если этот клинок свободно рассекает границы между мирами, пробить башку любой твари для него пара пустяков. Соответственно, и с извлечением такого ножа из черепа врага проблем быть просто не может…

Вокруг было тихо. Ни звука, ни ветерка. Ночь стремительно вступала в свои права – и эта тишина могла быть обманчивой. В ней вполне могли таиться какие-нибудь твари, прекрасно видящие в темноте и лишь ожидающие ее наступления для того, чтобы загрызть одинокого путника. Не исключено, что мясо шама и его приспешников, расстрелянных ранее, им придется не по вкусу, и они предпочтут свежатинку. Стало быть, следовало поторопиться.

Я тщательно вытер нож карманом шама, оторванным от его штанов, после чего сунул «Бритву» в ножны и поднялся на ноги. Следовало вооружиться и свалить отсюда подальше, пока не поздно.

Подобрав карабин, я бегло его осмотрел. Вроде все нормально, падение на асфальт ему никоим образом не повредило. Неубиваемая машинка, дай Зона здоровья ее создателям.

А вот моей СВД не повезло. Шибко крепкий череп у мутанта оказался, а, может, на пути пули оказался сгусток аномальной энергии, генерирующийся в жуткой башке шама. В общем, пламегаситель разворотило в «розочку» вместе с передней частью ствола. Да и оптический прицел разбился, когда мутант винтовку об асфальт шарахнул. Короче, накрылось медным валенком мое профессиональное оружие…

Впрочем, неподалеку валялись телохранители шама, расстрелянные тем, другим Снайпером… вернее, мной и Фыфом до перехода в мир чернобыльской Зоны^[2]. И возле каждого из них валялся старый добрый АКМ – идеальный, как твоя личная правда, и надежный, как контрольный выстрел в глаз.

Думаю, в России полным полно секретных складов, забитых под завязку этим оружием. СССР после Второй Мировой серьезно готовился к войне с вероятным противником и очень заботился о том, чтоб вооружить каждого боеспособного гражданина в случае таковой. Видимо, один из таких складов и разрыли шайны на пути к Москве. Прискорбно, если теперь у каждого из них в лапах автомат Калашникова. Впрочем, нет худа без добра, потому как помимо карабина у меня теперь тоже будет чем ответить врагу.

Надеюсь, я выбрал лучший автомат из тех, что были разбросаны возле трупов – в наступившей темноте особо не повыбираешь. Искать патроны по подсумкам не стал, просто отсоединил магазины от десятка АКМов и рассовал трофеи – часть по подсумкам разгрузки, часть в рюкзак определил. Тяжеловато получилось, но какому правильному сталкеру запас патронов карман тянет? Совершенно верно, никакому. Иначе это ни разу не правильный сталкер.

Думал еще свой ВАЛ подобрать, который обронил, когда с Фыфом в портал шагнул, но волевым усилием победил жадность. Во-первых, пустой он, все патроны для него в чернобыльской Зоне остались. Во-вторых, переть на себе третий ствол, к тому же бесполезный, непрактично. Да и в общем-то ни к чему.

Теперь осталось определиться, куда, собственно, шагать. Впрочем, почти сразу это стало очевидным.

В конце улицы замигали огни, раздались вопли на незнакомом языке. Ага. Подчиненные пятиглазого озаботились вопросом, куда это делся их вожак с телохранителями. Серьезный повод для того, чтобы обойти поисковую группу по широкой дуге и направиться туда, откуда они приперлись. Потому, что там, скорее всего, и находится цель моего путешествия.

* * *

Горестные вопли шайнов, потерявших своего предводителя, остались позади. Я знал – еще немного, и они превратятся в крики ярости. Завоеватели Москвы кинутся искать того, кто убил пятиглазого. Но меня это почему-то ничуть не пугало. Может быть, потому, что ночная темень как-то неожиданно перестала быть для меня проблемой.

Нет, я не стал видеть во мраке, словно кошка. Просто я точно знал, что, например, впереди торчит из земли почти разрушенное временем здание, в которое врос остов боевого робота. Некогда человекоподобная машина смерти рухнула на него, подбитая снарядом, да так и осталась лежать здесь на века, ржавея и потихоньку рассыпаясь в рыжую пыль.

А слева от этого здания – пролом в дороге, который если не заметить вовремя, то прямо и рухнешь в тоннель метрополитена, где того только и ждут десяток руконогов-мутантов, карикатурно похожих на помесь человека с насекомым.

Откуда я это знал? Да черт его знает откуда. Знал и всё. Как и то, что до цели моего путешествия осталось идти не так уж и далеко.

Я шел, лавируя между руинами и рощами хищных деревьев, останками боевых роботов и грудами железа, некогда бывшими танками и бронетранспортерами. Похоже, двести лет назад в этом районе шли серьезные бои между защитниками города и мощным отрядом биороботов, зачищавших Москву после ядерного удара.

Но с зачисткой у них явно не заладилось. Полегли прямо здесь, в Басманном районе столицы, где улица Ильинка плавно перетекает в Маросейку, а та, в свою очередь, – в Покровку.

Правда, и от самих улиц остались лишь названия, которые я на удивление хорошо помнил – когда-то изучал карту Москвы, и вот, пожалуйста. Словно мне ее в мозг вкачали, будто на флешку. Надо же, а я и не подозревал, что у меня такие способности, м-да…

Впрочем, если ты неожиданно обнаруживаешь какие-то ништяки, глупо от них отказываться лишь потому, что ты не знаешь, откуда они взялись. Взялись – и хорошо, пусть будут…

«А ведь ты не хочешь думать о том, откуда у тебя появилась ночная интуиция и такое фантастическое знание фактически незнакомой местности, а, Снайпер?» – пришла равнодушная мысль…

Пришла – и ушла. Ага, не хочу. На фига этим голову забивать? Мне сейчас о другом думать надо. Например, вон о том длинном четырехэтажном здании в старинном стиле с высокими и узкими окнами, похожими на бойницы, и главным входом с восьмиколонным портиком, над которым хорошо сохранился фронтон с изображением двуглавого орла.

Вот она, цель моего путешествия. Бывшие Покровские казармы, в которых вольготно расположился передовой отряд армии шайнов. Надо сказать, немногочисленный. Пятеро хайнов-нойонов, приближенных Пятиглазого, также обладающих ментальными способностями, да дюжина кешайнов – профессиональных воинов, смахивающих на хорошо накачанных двухметровых рептилий.

Остальными постояльцами казарм были пленники, ментально захваченные пятиглазым и его подручными. Будущая армия послушных марионеток. Их захватчики планировали бросить на Кремль в качестве пушечного мяса, которое не жаль потратить. А когда защитники древней крепости истратят на «кукол» достаточное количество стрел, патронов и физических сил, тогда на приступ пойдет основная армия шайнов, теперь вооруженная не только луками и пороховыми ракетами, но и автоматами, найденными на старом складе.

Их уже много было в казармах, этих безвольных «кукол», скованных ментальными путами и неподвижно стоящих в пустых помещениях. Вполне достаточно для того, чтобы осуществить задуманное. Пятиглазый лишь ждал свою армию, которая должна была подтянуться к рассвету.

Его план удался, все получилось даже раньше, чем он рассчитывал. И пока ученики-нойоны ментально «держали» пленников, пятиглазый решил вечерком прогуляться по теперь уже своим владениям, взяв с собой на всякий случай отряд личной охраны, состоящий из автоматчиков-кешиктенов…

Прогулялся.

Обычно у агрессоров в России прогулки таким образом и заканчиваются. Так было не раз, так всегда будет и впредь.

Однако это было еще не всё.

Вождь шайнов мертв. Но живы его ученики и дюжина их охранников, расположившиеся в Покровских казармах – остальные ушли искать своего хозяина и пока не вернулись. Двенадцать огромных человекообразных рептилоидов, запакованных в тяжелые доспехи кешиктенов с автоматами в когтистых лапах. Откуда я знал, сколько учеников Пятиглазого и их охранников осталось в казармах? А бес его ведает, просто знал. Иногда лучше не заморачиваться, а то можно додуматься до такого, что тебе самому совсем не понравится.

Обстановку я изучал, укрывшись за кучей ржавчины, некогда бывшей каким-то транспортным средством. Каким – уже не понять, так как все сгнило и проросло развесистыми, колючими кустами. Впрочем, укрытие отличное, пятнисто-разноцветное, в котором моя камуфла по-любому потерялась, даже если рептилоиды обладают способностью видеть в темноте, да еще и в цвете.

Четверо кешайнов стояли возле главного входа в здание, сканируя окрестности большими желтыми зенками, перечеркнутыми вертикальным зрачком. Стояли грамотно, рядом с колоннами, чтоб в случае чего за ними и укрыться. Чуть позади них горел костер, возле которого грелись еще два караульных рептилоида, одновременно жаря какую-то снедь на стальных рогульках, вбитых прямо в крыльцо. Офигенно грамотно, кстати, развести огонь так, чтоб сзади подсвечивать силуэты товарищей! Хотя кого им тут бояться? Я чувствовал, что ментальной силы у учеников пятиглазого вполне достаточно, дабы без проблем справиться что со стаей крысособак, что с отрядом биороботов.

Эх, как я пожалел, что сейчас нет со мной моей СВД или, на худой конец, ВАЛа. «Калашников» – машинка замечательная, но громкая. Начну стрелять по рептилоидам, немедленно ученики-нойоны услышат. И даже сами не пойдут меня мочить, нафиг им это не надо. Рептилоиды меня огнем прижмут к земле, а нойоны пошлют полсотни «кукол» – и привет. Навалятся кучей, и даже без оружия тупо зубами загрызут.

Задачка однако…

И тут я начал действовать. Совершенно неожиданно для себя, так, как я никогда бы не стал вести себя ранее в подобной обстановке.

Но то было раньше. А сейчас я просто встал в полный рост, закинул за плечо автомат и не спеша направился к входу в здание.

Разумеется, через десяток шагов меня заметили. Рептилоиды аж из-за колонн повылезали – получше рассмотреть, что это за чудо к ним направляется, спокойно и неторопливо, словно по бульвару прогуливается.

А я продолжал идти, наблюдая, как здоровенные кешиктены медленно поднимают свои автоматы. Правильно, куда им торопиться? Очередями отработать из четырех стволов по одинокой ростовой фигуре с тридцати метров – задача элементарная даже для тех, кто впервые взял в руки автомат. Те, что у костра грелись, даже с корточек не приподнялись, лишь повернули головы на длинных шеях, наблюдая, чем кончится этот спектакль.

Но я прекрасно чувствовал, что сейчас у охранников здания в головах имелось некоторое смятение. Если ученики-нойоны ментально захватили очередную «куклу» и ведут ее в здание, почему об этом не уведомили охрану? Непосредственно захватом занимался Великий, его ученики лишь охраняли добычу, держа ее в состоянии транса. Но так открыто, не боясь ничего, в этом ужасном мире могла ходить только «кукла»! И как тут быть?

– Стой, хомо! – наконец проревел самый здоровый рептилоид. – Говори, кто ты и откуда?!

Я продолжал идти, словно зомби, слегка покачиваясь из стороны в сторону, но когда кешиктен красноречиво щелкнул переводчиком огня, поднял на него глаза и произнес деревянным голосом:

– Не стреляй, о доблестный Нург. Меня прислал Великий, приказав передать тебе это.

Услышав свое имя, рептилоид озадаченно приоткрыл пасть. Вместе с его челюстью вниз опустился и ствол автомата.

– Сам Великий… Послал передать что-то мне… Но Старший Ученик совсем недавно обеспокоился чем-то и послал отряд следом за Великим. Почему же Великий не прислал кого-то из своих воинов?

– Он не счел их достойными, – произнес я, суя руку за пазуху.

– А ты что, достоин, презренный хомо? – осклабился Нург во всю свою зубастую пасть. Рядом громко и угодливо захохотали подчиненные.

– Вполне, – сказал я. – Или ты, доблестный Нург, усомнился в мудрости Великого?

В глазах рептилоида промелькнуло смятение. Его подчиненные разом захлопнули пасти и принялись сосредоточенно смотреть в сторону, усердно делая вид, что ничего не слышали. Лишь один, задумчиво почесав чешуйчатый затылок, произнес:

– Послушай, Нург, а не слишком ли складно этот хомо говорит для безмозглой «куклы»?

Иногда излишняя сообразительность бывает крайне вредной – потому, что в любом бою противник стремится прежде всего уничтожить именно сообразительных. Тупые сами передохнут, а от шибко умных всегда можно получить много проблем. Потому сообразительному и досталась первая пуля, которую я выпустил из пистолета ПСС, достав тот из-за пазухи.

ПСС – машинка бесшумная. Ну, или почти бесшумная. Звук от выстрела – будто кто-то чихнул в кулак. Но от этого «чиха» в башке сообразительного между глаз появилось аккуратное входное отверстие, а из затылка рептилоида на ближайшую колонну обильно плеснуло белесо-красным. То есть толстый череп пробило насквозь. Что неудивительно, ибо пуля ПСС из легированной стали на расстоянии двадцати пяти метров способна прошить двухмиллиметровый стальной лист. А уж башка мутанта никак не крепче стали.

Кстати, вдобавок данный пистолет стреляет не только без характерного звука, но и без пламени. Потому рептилоиды и не среагировали сразу, пытаясь понять, что за чихающая штука у меня в руках. И пока в тяжелых черепах проворачивались конструктивные мысли, я планомерно вышиб их из тех черепов вместе с мозгами. Нург, правда, попытался вскинуть свой автомат, но не успел и покатился по ступенькам высокого крыльца Покровских казарм, гремя доспехами и оружием.

Надо отметить, что два оставшихся рептилоида, сидевших возле огня, среагировали довольно шустро, вскочив на ноги и схватившись за сабли. Вредный рефлекс при наличии автоматов. Но огнестрелы им выдали несколько дней назад, а с саблями они, похоже, родились.

Два громадных кешиктена ринулись ко мне, сжимая в лапищах сверкающую, остро заточенную смерть. Но две стальные пули, выпущенные из бесшумного пистолета, заставили их споткнуться, с размаху грохнуться на каменное крыльцо и замереть навеки.

Я сунул пистолет за пазуху – и подивился собственному спокойствию. Как-никак боевая ситуация, реальная опасность… Но нет, ничего похожего хоть на малейший выброс адреналина. Отстрелял как в тире по ростовым мишеням, после чего совершенно спокойно зарядил опустевший пистолет последними шестью патронами СП-4, дефицитность которых сложно передать словами. Если и этот магазин придется расстрелять, пистолет можно смело выбрасывать, ибо вероятность найти в этой Зоне такие патроны практически равна нулю.

Пока я перезаряжал пистолет, от костра потянуло паленым. Горела жратва, которую рептилоиды жарили себе на ужин, так как больше некому было вращать самодельный вертел. Я хотел уже было двинуть дальше, попробовать на прочность высокую и широкую входную дверь, но форма куска горящего мяса на мгновение отвлекла мое внимание от основной цели.

И, присмотревшись, я понял, что жарили на костре кешиктены пятиглазого.

Это была рука. Детская. Вернее, ее фрагмент от плеча до локтя. Отрубили, кость вытащили – вон она валяется – а вместо нее вбили вертел и подвесили над костром. Там же, рядом со свежей костью, расколотой вдоль, чтобы вытащить мозг, лежали обломки других костей. Преимущественно тонких – рептилоиды явно больше уважали нежное детское мясо.

И вновь я не почувствовал ничего. Ни ярости, ни даже возмущения подобной дикостью. Они ели то, что им нравилось. А мне нужно просто убить их всех, чтобы выполнить свой Долг. Потому что, если этого не сделать, они убьют меня. Вот и всё.

Я повернулся, вытащил из рюкзака КС-23 и подошел к дверям. Не заперто, одна створка даже чуть приоткрыта. Ну да, зачем закрывать двери, когда перед входом такая охрана?

Я шагнул внутрь, в темноту. И сразу почувствовал невыносимое зловоние. Такая вонь могла быть в зверинце, где с недельку не убирали… Или в замкнутом помещении, где сосредоточено большое количество грязных, немытых тел, неподвижно застывших на одном месте, словно памятники самим себе.

Полная луна вылезла из-за туч, ее холодный, мертвый свет заглянул в высокие окна первого этажа. И в этом призрачном свете я увидел их… Пленников пятиглазого шама и его учеников-нойонов.

Они стояли рядами, словно терракотовые солдаты из гробницы китайского императора Цинь Шихуанди. Живые люди. И живые мутанты – нео, кио, дампы, осмы, руконоги… Все они были, похоже, погружены в состояние сродни анабиозу. Не мертвые, но и не живые. Я коснулся руки одного человека в камуфляже, разодранном на груди. Рука была почти ледяной, как это бывает у трупа, еще не успевшего до конца остыть. Понятно. Жизненные процессы замедлены до предела. Этим «куклам» не нужна пища и вода – до тех пор, пока ментальная команда не выведет их из комы. Странно, почему Глаза не дадут им приказ разорвать меня на части?..

«Глаза? При чем тут глаза?»

Но не успел я подумать, как ответ пришел сам собой.

Так пятиглазый шам называл пятерых своих учеников. «Мои Глаза, которые видят мой Путь и учатся моему Пути». По-восточному высокопарно, с претензией на мудрость. И теперь эти пять средоточий шамьей мудрости ждали меня там, в глубине здания. Я ощущал их присутствие, а они чувствовали моё. Но не убивали руками своих «кукол».

Я зачем-то был им нужен живым.

Но между мной и ими было препятствие. Нет, не ряды жутких, полуживых «кукол», между которыми я шел довольно свободно, почти не задевая их локтями. Просто залы соединял короткий коридор. Темный. Неширокий. Путь через который был перекрыт лютой ненавистью. Именно так я почувствовал то, что находилось в его чернильной темноте, до которой не могли дотянуться тусклые лучи лунного света.

А потом я понял, от кого исходят эти почти осязаемые волны ненависти… И невольно остановился.

Я знал, что будет дальше. Я слишком явно видел во сне свое очень недалекое будущее, чтобы ошибиться.

Коридор был тем же самым. И в его глубине стояли шестеро, перегораживая его живой стеной.

Живой ли?

Похоже, ученики шама умели управлять мертвыми. Наверно, для них это было проще, чем командовать живыми существами. Во всяком случае, в этих шестерых рептилоидах не было ничего живого. Я не чувствовал ни дыхания, ни биения их сердец. Только лютую ненависть. В «куклах», что неподвижно стояли вокруг меня, было больше жизни, чем в телохранителях «Глаз» шама, убитого мною.

Я знал, что сейчас будет, но отступить – также значило умереть. «Глаза» мертвого шама давно почувствовали меня и сейчас играли со мной. Испытывали, на что я способен. Убийство охранников на крыльце их не то чтобы впечатлило, но заинтересовало. И сейчас им было просто любопытно, как я предпочту умереть.

Что ж, они хотят игру – они ее получат.

Я поудобнее засунул в рюкзак свой карабин, так, чтоб только рукоять торчала, перекинул ремень АКМ через голову, вытащил из ножен «Бритву» и шагнул вперед. Почему не попытался прочесать автоматной очередью черноту коридора? А потому, что таковы были правила игры. Я знал это совершенно точно. Или я пройду коридор с ножом в руке – или даже не смогу дойти до него, разорванный «куклами», готовыми немедленно подчиниться ментальной команде «Глаз». Те «куклы», что стояли рядом со мной, даже чуть шевельнули головами, вперив в меня бессмысленные взгляды.

Но мне уже было не до них.

Итак, рептилоидов в коридоре было шестеро.

А я – один.

И пути назад у меня не было. Потому я разбежался – и прыгнул вперед, как в том сне, после которого я проснулся в липком поту. И когда кешиктены начали стрелять, бросился им под ноги, кувырнулся, и, сбив с ног одного из стрелков, покатился вместе с ним по каменному полу. Однако это не помешало мне рубануть ножом наугад… и попасть.

На этот раз более удачно, чем во сне.

Кровища из вспоротого горла врага хлестанула нехило, но я успел увернуться от вязкой струи, сладковато воняющей мертвечиной. Лишь несколько капель на щеку брызнуло. Я знал, что убил полутруп до конца – без крови они напоминают сдувшиеся воздушные шарики. Поэтому, чтобы существовать, мертвым кешиктенам нужна чужая живая кровь. Но сегодня ради того, чтобы поесть, им придется неслабо подраться.

Обмякшее тело живого трупа еще падало на пол, а я уже успел дважды наотмашь рубануть ножом в темноту. Я ни черта не видел, просто знал, куда нужно бить. И в какую сторону уворачиваться, чтобы не попасть под поток вонючей крови.

Такого не было в том сне, где я умер, располосованный автоматными очередями. Может быть, потому, что я учел свои ошибки, сделанные там. Бред? Возможно. Но когда сон становится явью, удивляться и сомневаться не нужно. Нужно резать и уворачиваться, вонзать нож, проворачивать его в ране, протаскивать клинок сквозь тела и снова бить в темноту – потому, что, когда точно знаешь, куда нужно бить, темнота не помеха.

– Это… не человек… – прохрипел один из невидимых кешиктенов, оседая на пол, залитый кровью. – Это…

И умер, не договорив, захлебнувшись кровью, хлынувшей из рассеченной артерии в надрезанную трахею.

Я убил четверых, прежде чем оставшиеся двое поняли, что к чему. Они словно по команде вскинули автоматы и нажали на спусковые крючки.

В тесном коридоре загрохотали выстрелы, роем рассерженных пчел рассекли воздух пули, отрикошетившие от стен… И не одна из них меня даже не оцарапала.

Потому, что я знал, куда они ударят. И успел поднырнуть под линии выстрелов прежде, чем горячий свинец пронзил мое тело.

Кешиктен стрелял, уперевшись спиной в стену, словно опасаясь, что я зайду сзади и перережу ему горло. Но я лишь катнулся ему под ноги и, вонзив «Бритву» ему в пах, провернул нож на сто восемьдесят, а после рванул его влево и вверх, рассекая мочевой пузырь и кишечник.

Кешиктен вздрогнул от боли – травмы паха мгновенно и очень жестоко дают о себе знать – и не совладал со своим АК, яростно трясущимся в когтистых лапах. Автоматная очередь вышибла облако кирпичного крошева из противоположной стены… и мозги второго охранника из башки, попавшей под случайный выстрел.

Всё…

Я распрямился, резким движением стряхнул кровь с клинка, сунул его в ножны – и невольно скрипнул зубами.

Потому, что все произошедшее только что было неправильно.

Потому, что даже в режиме замедления времени я бы не выжил в этом коридоре.

Сон, что приснился мне в сталкерской хижине, был правдивым.

Я должен был умереть, здесь и сейчас.

Но я выжил.

И объяснение этому могло быть только одно.

«Боишься своей богоподобности, сталкер?» – прошелестел у меня в голове холодный, мертвый голос.

Он был не только жутким, леденящим, но и весьма странным. Словно несколько человек хором шептали одинаковые слова.

«Не можешь поверить, что ты способен на такое? Опасаешься самого себя?»

Многоголосый шепот бил точно, каждое слово – в десятку. Да, я боялся. Я, считающий Смерть своей названой сестрой, «перехожий», способный проходить сквозь границы миров, – боялся того, во что я превратился. Ибо страшно осознавать, что ты – это уже не совсем ты. Что пятиглазый шам перед смертью вкачал в меня свою черную сущность, свою уродливую душу, и Зона теперь знает, сколько процентов от настоящего меня осталось во мне…

«Не бойся, – шептали голоса. – И не сопротивляйся. Иди к нам. Ты прошел проверку. И теперь мы точно знаем, что ты – это ты, наш Хозяин. Мы, твои верные Глаза, поможем тебе излечиться от человеческой сущности, прозябающей внутри тебя. Ты вновь сможешь увидеть мир таким, какой он есть на самом деле. Твой мир, который уже почти лежит у твоих ног».

И я почувствовал, как нечто, спящее внутри моего сознания, шевельнулось, отреагировав на зов. Оно пока что было слабым, это нечто, но голоса внутри моей головы явно придавали ему сил… Еще немного, и оно подавит мою волю, сплющит ее, уничтожит полностью. И в моем теле вновь возродится Пятиглазый…

– Нет уж, хррен ты угадал, сволочь! – прорычал я, бросаясь из темного коридора вперед, в глубину второго зала, плечами сшибая по пути «куклы», безвольно падающие за моей спиной, словно большие кегли. Они звали меня? Они хотели, чтобы я пришел?

Что ж, я – иду. Пока еще я… Стиснув зубы до боли в челюстях, сжав кулаки до хруста. Потому, что это очень трудно – бежать вперед и одновременно бороться с чудовищем, пытающимся уничтожить твое сознание.

Это было больно. Словно внутри моего мозга родился маленький осьминог и начал шевелиться, разрывая щупальцами мозговые ткани и пытаясь выбраться наружу.

Боль внутри головы нарастала, словно проклятый осьминог собрался выдавить мои глаза и выбраться наружу через пустые глазницы. Я уже очень плохо, словно сквозь густой туман видел то, что происходило впереди. То ли это ожили «куклы» и двинулись мне навстречу, протягивая вперед тонкие, высохшие руки… То ли прислужники Смерти пришли в этот мир, чтобы вытащить из чужого теперь тела мою душу и утащить ее в мрачные чертоги Сестры.

Но мое «я» хоть и очевидно проигрывало чужеродной силе, но еще не было побеждено полностью. Я не был уверен, что поступаю правильно, но какая разница, что ты делаешь на пороге небытия? Главное – делать хоть что-то. Ибо побеждают лишь того, кто сам решил, что он побежден.

В общем, тут же, на бегу, сорвал я с плеча автомат, и широко, от бедра, веером дал длинную очередь, перечеркивая горячим свинцом пространство перед собой. А потом еще одну, в другую сторону, стремительно слабеющими руками пытаясь удержать автомат, внезапно ставший очень тяжелым.

Патроны кончились. Когда стреляешь так, словно из брандспойта поливаешь, они быстро заканчиваются. Плевать. Все равно не было больше сил держать автомат. Пальцы разжались, оружие упало на пол, но звук удара я услышал словно через ватное одеяло. Неважно. Всё неважно. Кроме одного…

Фигур, приближающихся ко мне, вроде стало меньше. А может, и нет. Без разницы. Все равно там, в тумане, что-то шевелилось. Зона меня подери, как же это трудно поднять руку! Поднять, взяться за пистолетную рукоять карабина и тащить, тащить, тащить его, тяжеленного, словно стокилограммовая чугунная балка. Но я должен его вытащить… Должен… должен…

Я рухнул на колени – ноги больше не держали – и чудом не завалился вперед. Хорошо. Лучше сдохнуть на коленях, сопротивляясь, чем умереть, стоя столбом и не оказав сопротивления… Потому, что я должен…

В тот момент я уже ни черта не соображал, и от меня осталось лишь одно слово, бьющееся где-то в отдаленных уголках мозга, не захваченного проклятым осьминогом.

«Должен… должен… должен…»

Внезапно я осознал, что ору это слово, громко, до боли в горле, с каждым криком чисто рефлекторно, из последних сил нажимая на спусковой крючок своего КС-23. И заряд крупной картечи раз за разом бьет в кровавую массу, лежащую впереди, в пяти шагах от меня, вырывая из нее крупные куски плоти…

А потом я понял, что не чувствую рук. Как и всего остального тела.

Пустой карабин с грохотом упал рядом с автоматом, но я ничего не смог сделать. Тело было словно не моим… Словно? Или все-таки моим?

Я зажмурился. Крепко, до боли в глазных яблоках. Хорошо. Очень хорошо! Если двигаются веки, значит, не все потеряно.

И почти сразу закололо везде, словно я отлежал всего себя и вдруг решил пошевелиться. Блин, как же неприятно-то! Я шевельнул рукой, и новая волна покалываний, болезненных, как иглы татуировщика, прокатилась от плеча до кончиков пальцев. Плевать. Главное, что я – это пока еще я, и ради этого можно вытерпеть очень многое.

Держась, чтобы не взвыть от этой пытки тысячью игл, я поднялся на ноги. Неужели все кончилось?

Я сделал шаг, потом второй. Оружие подберу потом, все равно от него сейчас нет никакого толка. И не заряжу, и не выстрелю, пока еще руки еле слушаются. А вот ноги переставлять могу. Уже неплохо. Так что это, блин, за фарш валяется впереди? Ближе. Еще ближе…

Это было неаппетитно. Мягко говоря. Другой бы на моем месте, с менее крепким желудком, пожалуй, блеванул прямо тут. И было от чего. Крупная картечь КС-23 обладает воистину страшной разрушительной силой. Существо, попавшее под выстрелы моего карабина, она просто разворотила в бесформенный, кровавый фарш. И не понять, кто это был раньше.

А чуть подальше еще один лежит. Почти такой же, но с целой головой. И одной рукой, оторванной напрочь, валяющейся в метре от тела.

Впрочем, меня заинтересовала только голова. Слишком красивая для обычного земного существа. Слишком совершенная. Заляпанная кровищей чуть меньше, чем полностью. Но, несмотря на это, было понятно – это голова женщины. Густые черные волосы, точеные черты лица, полные губы, тонкий нос, маленькие ушки совершенной формы. И даже то, что у головы был лишь один глаз, ее совсем не портило.

Большой, широко раскрытый, безумно красивый глаз, обрамленный длинными ресницами, был расположен точно над носом, под густой, красиво изогнутой бровью. Умело наложенный макияж подчеркивал его выразительность. В этом широко раскрытом глазу застыли удивление и детская непосредственность, свойственные редко встречающемуся и бесконечно милому типажу «женщины-ребенка». Такую обидеть стыдно даже прожженному грабителю, специализирующемуся на отъеме дамских сумочек. В общем, весьма красивая голова для циклопши, вероятно родившейся от противоестественной связи представителей двух рас – людей и шамов.

Туман перед моими глазами почти рассеялся. Я проморгался, и в тусклых лучах лунного света, падающих из окон, смог рассмотреть, что наделала моя стрельба вслепую.

Справа и слева от меня сломанными куклами валялись пленники Пятиглазого. Четыре ранее неподвижных фигуры, случайно попавших под свинцовую раздачу. Осм, юная самка нео и два человеческих тела в грязных лохмотьях. Что ж, бывает, увы. На войне неизбежны случайные жертвы.

Зато чуть дальше на полу, раскинувшись, лежало тело третьего Глаза. Или третьей. Похоже, Пятиглазый набрал себе в личные помощники полукровок, то ли появившихся на свет случайно, то ли выведенных искусственно.

И надо отдать должное, помесь получилась удачной. Обнаженное мертвое тело девушки было прекрасно, словно высечено из мрамора. Правда, отверстия от автоматных пуль его слегка портили, но какая ж красота без изъяна. А иногда ту красотищу приходится уничтожать к чертям собачьим, ибо зачастую то, что красиво внешне, крайне опасно и насквозь прогнило внутри…

Но любоваться обнаженным трупом мне было неинтересно. Гораздо важнее понять, куда делись остальные два псионика. Впятером они чуть не лишили меня собственного тела. Вдвоем, думаю, они лишь немногим менее опасны. Почти что разбуженная сущность внутри меня, похоже, временно заглохла без их помощи. И мне совершенно не хотелось, чтобы эксперимент по ее пробуждению повторился.

Ощущение игл, покалывающих мое тело, практически сошло на нет, мои руки перестали трястись от слабости. Тело, подвергшееся нехилой ментальной атаке, постепенно возвращалось в норму. Отлично. Осталось лишь вернуться за своим оружием и…

Дикий, нечеловеческий визг разорвал тишину, царящую в зале, наполовину заполненном все еще неподвижными «куклами». Справа, из-за крайнего ряда пленников Пятиглазого ко мне метнулась гибкая тень. Я успел заметить, как в лунном свете металлическим блеском сверкнули длинные когти на растопыренных пальцах мутанта.

А еще я увидел глаз…

Большой и невероятно красивый в своей детской непосредственности. Добрый, милый взгляд, от которого становится тепло на душе и легко на сердце. До тех пор, пока то сердце не вырвут из груди жертвы стальные когти.

Я все это прекрасно осознавал, но ничего не мог поделать. Взгляд единственного глаза подручной мертвого шама был настолько невинен, что у меня и мысли не возникло выдернуть из ножен «Бритву» и попытаться защититься. Разве можно убивать наивную девушку, которая, играя, бросилась на тебя с кулачками?…

«Можно, – словно кто-то произнес внутри моей головы. – Точнее, необходимо, если эта девушка твердо решила убить тебя и вполне способна это сделать».

Моя рука легла на рукоять «Бритвы»… но я все равно не успевал ни ударить ножом навстречу, ни уйти от стремительного броска. Мое тело еще не до конца восстановилось после ментальной атаки. А когда в мышцах нет силы для резкого и мощного рывка вбок, бесполезно даже пытаться спастись от смертельного удара. Тварь, способная столь быстро двигаться, по-любому перехватит в воздухе слишком медлительную жертву…

Все это промелькнуло у меня в голове за доли секунды. Тому, кто не раз бывал в бою, несложно просчитать шансы на спасение. И понять, что их просто нет…

Но за долю секунды до того, как в мое горло вонзились страшные когти, из толпы «кукол» наперерез гибкой твари бросилась длинная серая тень.

Точнее, мне так показалось, уж больно быстрым был бросок. А потом по полу покатился клубок из двух тел, рвущих друг друга на куски. В разные стороны летели капли крови и клочья грязной шерсти, звериный рев перекрыл истошный визг ярости, казалось, рвущий душу на части…

Этот визг встряхнул меня, словно разрядом электрического тока. Выхватив «Бритву» из ножен, я метнулся вперед, к клубку дерущихся монстров – ибо мой неожиданный спаситель тоже был монстром. И еще неизвестно, какой из них страшнее…

Существо, бросившееся на подручную Пятиглазого, очень напоминало помесь волка и человека. Серая шерсть, мощные, когтистые лапы, широченные плечи, толстая шея… И голова на ней, одновременно похожая и на человеческую, и на звериную. Уши острые, торчащие кверху, загривок лохматый, лицо, сильно вытянутое вперед с переразвитыми клыкастыми челюстями. Остальное было не разобрать в этой куче окровавленных тел, рвущих друг друга на части.

Кроме того, что волкоподобному приходилось туго…

Он, видать, еще не совсем пришел в себя после ментального удержания. Только и хватило сил, чтобы броситься вперед, сбить с ног подручную Пятиглазого и несколько раз рвануть ее клыками и когтями. А потом его тело, долгое время лишенное движения, воды и пищи, начало быстро сдавать. Одноглазая бестия драла его своими когтями, прорубая в плоти получеловека-полузверя глубокие борозды.

Наконец, ей удалось подмять под себя обессилевшего, израненного мутанта. С торжествующим визгом занесла она свою когтистую лапу над его горлом, чтоб ударить в последний раз.

Но у нее не получилось.

Потому, что я тихонько подошел сзади и резко ударил «Бритвой» по запястью твари.

Она даже не поняла, что произошло. Не почувствовала боли, так как хороший нож зачастую режет безболезненно – боль приходит позже. Одноглазая ударила противника, метя точно в горло… но вместо того, чтоб убить, лишь обдала его потоком крови, хлынувшей из обрубка. А когтистая кисть упала на пол, продолжая сжимать пальцы словно в бессильной ярости.

Поняв в чем дело, подручная Пятиглазого обернулась, и я вновь поразился невинной чистоте ее взгляда. Никогда бы не подумал, что единственный глаз во лбу мутанта может быть настолько прекрасным. Я даже отвлекся на мгновение, уставившись на эту красоту, и чуть не прозевал момент, когда одноглазая попыталась ударить меня снизу второй лапой.

Но не вышло у нее. Дернулась вхолостую. Ее атакующую конечность из последних сил схватил своими лапами волкоподобный. И держал, трясясь от напряжения и аж скульнув тихонько при этом: мол, ты бы поторопился, хомо, надолго меня не хватит.

Я и не стал больше медлить. Сделал шаг вперед, схватил одноглазую за роскошные волосы, и, глядя прямо в ее прекрасный глаз, наотмашь рубанул «Бритвой» по длинной, красивой шее.

Голова легко отделилась от тела, будто на пластилине держалась. Что и говорить – когда моя «Бритва» в форме, ей нет равных, ни плотные мышцы, ни шейные позвонки для нее не препятствие. Лишь с каждой отнятой жизнью прибавляется лазурной синевы у клинка, гуще и насыщеннее становится его цвет, подпитываясь энергией смерти.

Я приподнял отрезанную голову на уровень своего лица, посмотрел, как угасает жизнь в огромном глазу, – и отбросил в сторону страшный трофей. Я не люблю убивать, но слишком часто приходится это делать, чтобы самому остаться в живых. И неплохо, черт возьми, когда вместо тебя умирает твой враг. Ибо очень обидно, когда случается наоборот. Я уже не раз умирал, я знаю.

– Снайпер? Ты?

Голос, раздавшийся за спиной, был до боли знакомым. Впрочем, поправлюсь: я, несомненно, по привычке так подумал. Это раньше он был «до боли», до дрожи во всем теле. Сейчас же – просто хорошо знакомый женский голос. Очень хорошо знакомый.

И я не ошибся. Обернувшись, я увидел девушку с синими глазами. Ее, как я понимаю, тоже захватил Пятиглазый. Но, поскольку сделал он это с ней позже, чем с остальными, она и пришла в себя раньше других. Кстати, и почему я раньше думал, что у нее глаза цвета чистого неба? Поэт, блин. Просто синие глаза. Как у многих.

– Ага, я, – сказал я.

И отвернулся, высматривая, куда подевалась пятая одноглазая тварь. Спряталась в толпе медленно оживающих «кукол»? Или убежала от греха подальше, бросив сестер? Кстати, если б они вдвоем бросились, серый мутант ничем бы мне не помог. На пару они нас сделали б как пить дать, разорвали в бастурму. Но тварь предпочла спасти свою шкуру. Впрочем, нельзя ее осуждать. Правильное решение. Своя-то шкура всяко дороже чужой будет.

Но одноглазой нигде не было. А вот на мое плечо легла рука и попыталась развернуть меня в свою сторону. Хммм… Не люблю я, когда меня пытаются повернуть куда-либо против моей воли.

Но все-таки я развернулся. Почему? Да просто вспомнил, что вроде как ради этой девушки я пришел в этот мир. Решил, что это мой Долг ее спасти. Именно так, Долг с большой буквы. Забавно. Глупо вешать на себя долги, когда ты ничего не должен. Тем более когда это выдуманные тобой же обязательства перед девушкой, которой ты совершенно не нужен.

Она стояла передо мной, пытливо вглядываясь в мое лицо, словно хотела найти там что-то. И, видимо, не находила. А что там можно найти, кроме чужой подсохшей кровищи, которая скоро высохнет совсем и начнет отваливаться, словно кора с трухлявого дерева?

– А ты стал другим, – медленно произнесла она. – Вроде ты – и в то же время не ты.

– Людям свойственно меняться, – хмыкнул я, вытирая клинок «Бритвы» об грязный рукав. – Ты вон тоже стала другой. Сначала меня любила, потом полюбила его.

Я кивнул на серого мутанта, который лежал на полу, хрипло дыша. Нехило его порвала одноглазая. Выживет ли? Хотя какое мне дело. Не завали мы ее, никто бы не выжил. А так у него теперь есть шанс. Так что друг другу мы ничего не должны.

– Ты не понимаешь, – очень тихо, едва слышно произнесла она. – Ты ничего не понимаешь…

– Пусть так, – кивнул я. – Я тупой сталкерюга, я ничего не понимаю. И на этом закончим. Пойду я, пожалуй. Все долги отданы, и мне тут больше делать нечего. Береги своего серого. Можешь ему спеть про пыльник, крылья и чистое небо. Глядишь, быстрее оклемается.

По залу шатались понемногу приходящие в себя бывшие «куклы». При этом оголодавшие нео уже косились на людей и более слабых мутантов. Да и осмы вон рылами водят туда-сюда, прикидывают, то ли свалить, то ли попробовать присоединиться к нео. Авось не прогонят, жратвы на всех хватит.

Признаться, не хотелось мне участвовать в том, что должно было тут начаться минут через десять, когда мохнатые Новые люди окончательно оклемаются и приступят к трапезе. Поэтому я присмотрел себе свободный участок в углу зала, подобрал свои автомат с карабином и направился туда.

Позади мне послышался жалобный всхлип. Ох, как же я ненавижу сопливые мелодрамы, особенно если они происходят в жизни. Уж лучше двину-ка я обратно в Чернобыльскую Зону. Подальше от голодных нео, бешеных биороботов и женских слез, искренних, как плач крокодила по жертвам, съеденным им же.

Моя «Бритва» сверкала синевой, словно чувствуя, что ей сейчас предстоит сделать. Наелась чужих жизней, сытая, довольная, готовая к работе. И верная, как преданная собака. Всяко у нас с ней было. И болела она, и крали ее у меня, но всякий раз возвращалась она ко мне. Потому я простой и страшной искренности оружия верю больше, чем женским слезам. И моя личная практика показывает, что в вечном противоборстве Любви и Смерти моя сестра обычно побеждает. Честностью, бескомпромиссностью и полным отсутствием мелодраматических соплей.

Я зарядил автомат с карабином и совсем уже собрался рубануть своим ножом пустое пространство перед собою, как на мое плечо вновь легла чья-то рука. Гораздо более тяжелая, чем предыдущая.

– Ну что еще, мать твою? – резко развернулся я, вполне готовый подкормить свою «Бритву» еще одной жизнью…

И не подкормил.

Потому, что передо мной стояла еще одна хорошая знакомая из прошлого, которая однажды чуть не отправила меня на тот свет, проколов грудь и легкое танталовым штыком^[3]. Девушка-киборг с порядковым номером 5627NST876. Тоже, кстати, с пронзительно-синими глазами, красивая до невозможности.

Все в ней было избыточно. Маленькие ступни, тренированные бедра, обтянутые эластичными серебристыми шортами, узкая талия, руки – мускулистые, но в то же время не отталкивающие буграми плоти, как это бывает у тренированных спортсменок. И лицо, совершенное в своей красоте, искусственно созданной гением академика Кулагина.

Вообще в постапокалиптических мирах довольно часто встречаются красивые девушки. Причины этому разные. Направленные мутации, инициированные учеными. Переделки внешности с помощью артефактов. Изменения плоти, которые хищные твари совершают над собой, чтобы приманить доверчивого мужика и полакомиться человечинкой. А вот нормальной, естественной красоты тут почти не встречается. Выжгли ее на этой планете двести лет назад тотальной ядерной войной. Такие дела…

– Ты видел Фыфа? – прервала мои раздумья Настя – так я ее прозвал однажды. – Где он?

Ишь ты! Кто бы мог подумать, что мой трехглазый приятель способен вызвать подобные чувства у полудевушки-полумашины. Глаза горят, высокая грудь вздымается, кулаки сжаты. Как говорится в народе, любовь зла, полюбишь и козла. Хотя, на мой взгляд, вышеназванное парнокопытное выглядит как-то естественнее, нежели жутковатые с виду представители племени шамов.

– Там он, – сказал я, кивнув на пустую стену.

– Издеваешься? – надвинулась на меня Настя, того и гляди порвет. А она может. Только не на того напала.

– Спокойнее, родная, осади-ка назад, – сказал я, направляя ей в живот ствол КС-23. – А то не посмотрю, что мы давно знакомы, и влегкую научу вежливости.

Киборг скользнула взглядом по карабину, способному насквозь прошивать бронелисты и пробивать бетонные стены.

– Ладно, погорячилась, – процедила она сквозь танталовые зубы. – Просто уж больно по нему соскучилась.

– Я тронут, – хмыкнул я. – Если хочешь, можешь пойти со мной. Только смотри не пожалей потом. Мир, в который я ухожу, местами намного хуже этого. И Фыф твой стал совсем другим.

– Ты тоже стал другим, – прищурилась Настя. – Совершенно другим. Будто подменили.

– Спасибо за комплимент, – сказал я, сунув карабин в рюкзак и вытащив из ножен «Бритву». Если кио сзади кинется, точно успею полоснуть ей по горлу, а там уж как карта ляжет.

Ну, а дальше все произошло так же, как обычно.

Я ударил сверкающим ножом по воздуху, словно занавес разрезал – и края рассеченного пространства разошлись в стороны, словно я живому существу нанес нехилую рану. Ах да, помнится, Кузнец говорил, что надо очень четко представлять, куда я хочу попасть. Странно, но сейчас мне это было абсолютно по барабану. Вроде совсем недавно в Чернобыльскую Зону собирался, только вот зачем оно мне?

Впрочем, какая разница. Этот мир мне тоже в общем-то по фигу, но в Чернобыльской Зоне хоть не носятся по зараженной земле бешеные биороботы, и красивые девчонки, волоча по полу безжизненное тело мутанта, не бросают на тебя взгляды, полные ненависти. Вот и спасай их после этого. Бессмысленное и бесполезное дело помогать кому-либо. Добро люди воспринимают как должное и очень быстро забывают о нем. А то еще и мстить могут начать, мол, ишь ты, сволочь какая, добро мне сделал! На, гад, получи, чтоб впредь неповадно было в мою жизнь вмешиваться!

– Ну и пошли вы все к шамовой матери, – сказал я. И шагнул в разрез между мирами. Следом за мной то же самое сделала кио. Что ж, ее выбор. Пусть теперь расхлебывает. А еще боковым зрением вроде как уловил я, будто за спиной Насти промелькнуло что-то, словно мимолетная тень скользнула на фоне мерцающих краев портала. Но, скорее всего, мне это только показалось.

* * *

Под моими ногами вновь была знакомая серая трава Чернобыльской Зоны. А перед глазами – знакомый дом, в котором мы с Фыфом прожили несколько дней, восстанавливаясь и залечивая раны. Правда, этот гостеприимный сталкерский «пансионат» теперь выглядел намного хуже, чем в тот момент, когда мы его оставили.

Точнее, дома больше не было. Лишь еще дымящаяся куча сгоревших бревен от него осталась, да закопченная печная труба, торчащая из этой кучи.

Вот те на! А я-то рассчитывал в «пансионате» пополнить запас патронов, да и заодно отвязаться от Насти, сдав ее Фыфу с рук на лапы.

Жаль, не вышло. Ну да ладно. Теперь я в Зоне, которую знаю как свои пять пальцев, так что пришло время вплотную заняться собственным благополучием. Для начала соберу крепкую группировку, меня тут знают, за мной многие пойдут. Потом зачищу Зону от конкурентов и стану тут полновластным хозяином. А после…

– Где Фыф?

Ну вот, блин, связался с танталовой бабой на свою голову, подумать не даст. И на кой оно мне надо?

– Где-то в данной конкретной Зоне, – недовольно бросил я. – Когда я уходил, он тут был. Сейчас может ушел куда. Твой мужик, ты и ищи, я-то тут при чем?

– Вообще-то он твой друг, – сквозь зубы напомнила кио.

– Самый лучший друг для меня – это я сам, – сказал я. – И давай на этом поставим точку. Я тебя сюда привел по твоей просьбе, теперь…

– Погоди! – подняла руку Настя, внимательно вглядываясь в непроглядную гущу леса, окружающего поляну. Увидела что? У нее ж не просто глаза, у нее в черепе и радар, и тепловизор встроены, и слух гораздо острее человеческого.

– Там, за деревьями, прячется кто-то, – прошептала она. И вдруг резко бросила: – Ложись!

На такие команды я приучен реагировать не спрашивая, зачем да почему. Плюхнулся на брюхо, и тут же за деревьями хлопнуло. После чего я отчетливо услышал, как справа, прям над головой Насти просвистела пуля.

Вот ведь, блин… Из чего стреляют – непонятно, деревья звук глушат и искажают. Откуда? А черт его знает откуда именно, из леса пуля прилетела. А мы – на открытой местности. Может, танталовая подсобит своими тепловизорами? Только вот толку от ее способностей маловато. Всё, чем она располагает из оружия, так это металлические штыки, выдвигающиеся из ладоней, да огненная отрыжка изо рта, наподобие маломощного огнемета. До деревьев по-любому не добьет.

– Слышь, лови!

Я бросил ей автомат. Она его поймала и грамотно откатилась в сторону, за пригорок. После чего я сам жахнул из КС-23 в сторону деревьев. До них метров сто, и толку от моей картечи – чисто стрелка на себя отвлечь. Который, кстати, опять в нашу сторону пальнул. И снова справа прошелестело, но вспышки от выстрела в гуще деревьев я не увидел. Вот сволочь! А ведь третьим выстрелом он кого-нибудь из нас точно достанет…

Но тут рядом со мной коротко тявкнул «калаш». Один выстрел. И тишина.

– Готов, – негромко сказала Настя, поднимаясь из-за укрытия. – Он один был, больше нету.

– Понятно, – сказал я, вставая на ноги. – Одного оставили на оборудованной лежке. Проследить, не вернусь ли я.

– Опасались, что ты Фыфа искать будешь, которого они утащили.

– Ну да, по ходу, все это они ради нас с Фыфом устроили, – сказал я, кивнув на пепелище. – Целый штурм организовали, числом не менее роты.

Всё это легко читалось по следам. Да штурмующие особо и не скрывались. Вон вся трава вытоптана их берцами. А от края леса до сгоревшего дома через минное поле – черная полоса выжженной земли. То есть знали куда шли и приволокли с собой ЗРП-2, переносной заряд разминирования, прозванный в войсках «Змеем Горынычем». Отстрелили ракету с детонационным кабелем, который и рванул, проделав проход к дому. Ага, а Фыф незваных гостей не пустил, принялся из пулемета поливать через окно-бойницу, вон в деревьях отверстия характерные. Так, а они его, по ходу, газовыми гранатами закидали, вон баллон от «Черемухи-12» возле сгоревшей стены дома валяется. Что на человека, что на шама облако раздражающего вещества CS, по идее, должно действовать одинаково – предки-то у нас по-любому общие.

В общем, операция была продумана хорошо. И продумана либо военными, либо военизированной группировкой – большинство обычных сталкеров про «Змея Горыныча» и «Черемуху-12» слыхом не слыхивали. А уж достать такое в Зоне простому сталкерюге вообще нереально, для этого нужны нехилые связи с военными за Периметром.

Все это я продумывал, пока мы с Настей шли к кромке леса. Надо ж глянуть, кого она подстрелила…

Но дойти не получилось.

До ближайших деревьев оставалось метров пятьдесят, когда она замерла на месте.

– Что? – тихо спросил я.

– Сюда идут, – так же негромко ответила она. – Их человек двенадцать. И они почти рядом. Похоже тот, кого я подстрелила, успел вызвать по рации подмогу.

Так. Дюжина хорошо подготовленных вояк против нас двоих. Шансы уцелеть очень невелики. Они наверняка хорошо знают лес, а также в курсе насчет того, что их вшестеро больше. Конечно, киборга завалить непросто, но не сложнее, чем бойца в экзоскелете. Я прекрасно видел, как под ураганным огнем гибнут и опытные вояки, запакованные в экзо, и кио, считающие себя неуязвимыми терминаторами. А два отделения стрелков военизированной группировки нам этот ураганный огонь обеспечат запросто.

Я бегло осмотрелся.

Не-а, без толку. Укрыться негде. Бежать тоже некуда, догонят по-любому, а изображать из себя дичь, гонимую охотниками, я не привык. Единственное – сзади, где за нами должен был закрыться портал в другой мир, продолжала мерцать вертикальная линия разреза. Будто кто прямую молнию подвесил в воздухе, и она так и осталась висеть. Интересное явление, но сейчас мне было явно не до него.

Я не сомневался в словах кио – из леса навстречу нам шагала неминуемая смерть. Оставалось либо залечь на ровном месте и принять бой, либо рвануть до границы леса и попробовать повоевать между густорастущими деревьями. Эх, блин, и с патронами к карабину беда. Картечи осталось восемь патронов, а пулевых – в два раза меньше.

Конечно, КС-23 зверюга мощная, но не для скоротечного боя. Правда, для «калаша» кио патронов в избытке, но радости это не прибавляло.

Мы поняли друг друга без слов и рванули вперед одновременно. Потому, что в ситуации «мы на открытом месте, а они за деревьями» нас просто расстреляют словно в тире. В лесу при таком численном превосходстве тоже убьют, но хоть заберем с собой в Край вечной войны сколько-нибудь вражьей силы. Не так обидно помирать будет.

Мы с ними почти нос к носу столкнулись. Я уже без Насти прекрасно видел мелькающие меж деревьями фигуры бойцов в приметной черно-красной экипировке знаменитой группировки «Борг». Не лучшая маскировка. Прямо скажем, никакая. Но говорят, «борги» специально такую униформу таскают. Мол, как увидите черно-красный броник или комбез, лучше заранее стреляйтесь.

Про их форму много легенд ходит. Кто-то говорит, что основатель группировки сильно черных змей уважал, у которых брюхо красноватое. Кто-то утверждает, что такая расцветка взята по аналогии с ядовитым пауком каракуртом.

Злые языки же поговаривают, что «борги» сдуру позаимствовали красно-черный колор у жуков-солдатиков. Так как сами все из бывших вояк, мол, обоснованный выбор. Солдаты мы навсегда, и расцветка это подтверждает. При этом, мол, дуболомы эдакие, не знали, что жуки-солдатики относятся к семейству клопов.

Впрочем, я не склонен думать, что «борги» такие уж идиоты. Напротив, бойцы они отличные, знающие Зону как свои пять пальцев. И что плохо – по слухам, они недавно с фанатиками снюхались, которые считают себя хранителями местного Зеркала Миров, называя гигантский кристалл Монументом.

Понятно теперь, откуда ноги растут. Монумент, его пристяжь, «мусорщики» и «борги», получается, теперь одна шайка-лейка. А я Монументу крепко насолил, и теперь эта – чего уж тут говорить – разумная аномалия с пугающей настойчивостью посылает по мою душу своих прислужников с единственной целью: грохнуть на фиг докучливого сталкерюгу. И Фыфа я увел из-под носа у «мусорщиков», которые его захватили для своих опытов. Теперь, получается, он снова у наших врагов, которые с «мусорщиками» заодно. А «боргам» Монумент дал задание меня вычислить и зачистить. Что ж, все сходится.

Такие вот разумные мысли пронеслись в моей голове со скоростью пули, пока я, аккуратно выглядывая из-за дерева, прикидывал, в кого мне стрелять сначала. Обычно «борги» «четверками» по Зоне шатаются – командир группы, снайпер, пулеметчик и гранатометчик.

И в данном случае тоже ничего не поменялось. Три командира, запакованные в экзоскелеты. Три снайпера, похоже, с «Винторезами». Пулеметчики с ПК или «Печенегами», отсюда подробно не рассмотреть. Плюс еще трое с РПГшками за спиной и автоматами в руках, так как гранатометом в лесу можно разве только самоубиться.

Надо отметить, что у «боргов» те, кто не командиры в экзоскелетах, тоже нехило прикинуты – со снабжением у этой группировки все замечательно, им «шкуры» делают по спецзаказам. Помимо экзо, три модели брони у них на вооружении: для рядовых, сержантская и офицерская. Третья – самая дорогая и навороченная, просто так офицера «боргов» не завалишь. Короче, попали мы с Настей плотно, и хрен из такого переплета выкрутишься…

Тем не менее сдаваться я не привык, и потому как только над кустами метрах в пяти появилась башка в шлеме с непрозрачным защитным стеклом, я в ту башку из своего карабина и выстрелил. Патроны в моем КС-23 были заряжены особенные, «Баррикада» называются. Со стальной остроконечной пулей, применяемой для принудительной остановки автомобилей путем фатального повреждения двигателя.

В данном же случае многослойное бронестекло «борговца» не спасло. Пуля прошила его насквозь вместе с черепом, как ни в чем не бывало вылетела из затылка и кого-то там еще за спиной убитого достала, потому что тот взвыл на весь лес. Убитый же постоял еще с полсекунды на месте, после чего рухнул в кусты.

Надо отдать должное, «борги» на мой выстрел отреагировали шустро. Я даже второго раненого добить не успел. Рассредоточились по лесу, прячась за деревьями, только их бубнеж в рации до меня доносился.

Ну понятно. Сейчас обходить начнут, в полукольцо брать. А потом примутся выдавливать плотным огнем на открытое место, где нас можно будет без помех пустить в расход. Жаль конечно, что инструктора «боргов» такие мудрые. Была б подготовка у этих бойцов попроще, глядишь, можно было бы попытаться прорваться и уйти в лес. Тут же точно не получится. Только высунься из-за дерева, сразу и отстрелят то, чем высунулся.

Настя стояла за соседним кривым дубом толщиной в три обхвата. Лицо абсолютно бесстрастное, фиг поймешь, о чем думает. Наверно, о том же, о чем и я. Что выход у нас по-прежнему один: все-таки попытаться прорваться. То есть сдохнуть. Но сдохнуть красиво, в бою. Хотя кто ту красоту оценит? Плюнут на трупы да уйдут, даже не похоронив. Вот и вся красота.

– Ну чего, пойдем, что ли? – усмехнулся я, досылая в патронник очередную «Баррикаду»?

– Ну, давай сходим, – одними губами улыбнулась девушка-киборг. – Хоть ты теперь и не Снар, а хрен знает кто, но все равно вдвоем помирать веселее.

И совсем мы уже было вывернулись из-за наших укрытий, собираясь стрелять во все, что движется, как вдруг тишину, повисшую над полем будущего боя, разорвал дикий, истошный крик.

Так могло кричать живое существо, испытывающее адскую, запредельную боль, страстно желающее умереть, лишь бы прекратить свои мучения. Крик был приглушен, стало быть, не иначе это «борговец» орал через фильтрующую маску легкого костюма-комбинезона, предназначенного для рядового состава.

Мы с Настей переглянулись, кио недоуменно пожала плечами. Кто-то атаковал «боргов» с тыла, причем выстрелов не было слышно. Ни со стороны атакующих, ни от атакуемых… Кто это? И как это? Ведь даже легкий заказной бронекостюм богатой и влиятельной группировки пробить не так-то просто.

И тут я услышал еще один звук. Предсмертный клокочущий хрип. Такое бывает, когда человек с перерезанным горлом захлебывается в собственной крови, тщетно пытаясь вздохнуть. «Борги» зарезали того, кто убил их товарища?

Но я ошибся в своем предположении. Ибо члены группировки принялись стрелять. Все. Одновременно.

И не в нас.

Причем эта беспорядочная стрельба говорила о многом. Первое: они были сильно напуганы, хотя испугать черно-красных головорезов не так-то просто. И второе: они не видели тех, в кого стреляли, по старой, отработанной схеме подавляя противника огнем. Правда, когда противника не видно, это занятие превращается в пустую трату патронов.

Правда, было и третье. Если «борги» стреляют в противоположную от нас сторону, значит, они стоят к нам спиной.

Я не стал ждать, когда они подстрелят того, кто им так не понравился, и, аккуратно выйдя из-за дерева, выстрелил в первый же черно-красный бронезатылок, который увидел перед собой. На дерево, за которым прятался хозяин затылка, обильно плеснуло красным. Причем само дерево раскололось точно посредине, куда попала пуля после того, как пробила глухой, закрытый шлем, прошив его насквозь вместе с содержимым. Да уж, мощь моей ручной артиллерии порой поражает даже меня, видавшего на войне много всякого-разного.

Правда, на этом моя лафа закончилась, так как в мою сторону, почуяв неладное, синхронно развернулись двое – пулеметчик с «Печенегом» и снайпер с «Винторезом». У второго бронещиток шлема был откинут назад, чтоб лучше видеть цели прищуренными глазами цвета давно проржавевшей стали.

Ай, как плохо-то!

Пулеметчику я успел отправить свинцовый гостинец прямо в грудную бронепластину. Попал, но не пробил. Экзоскелеты у «боргов» жуткие, на груди броня чуть не танковая. Да и пуля лишь скользнула по красно-черной пластине – за долю секунды до моего выстрела пулеметчик успел повернуться боком, все-таки учат их нехило. Но тем не менее сотрясло его неслабо, и «Печенег» он чуть не выронил, ибо пуля рикошетом прошила правую руку, менее защищенную броней – огромный бицепс прям взорвался кровавым гейзером. Да только пулеметчика это, похоже, вовсе не смутило, ибо оружие свое он не выронил, лишь линия прицела качнулась в сторону. А при хорошей сноровке даже тяжело раненый воин всегда постарается вернуть ту линию обратно, совместив ее с целью.

Впрочем, я все равно не успевал развернуть ствол своего карабина в сторону снайпера. Который за это время успел совместить линию прицела своего «Винтореза» с моей головой. Я даже краем глаза успел заметить, как его губы растянулись в злорадной ухмылке. Небось, уже в своей башке еще одну зарубку поставил, которую после боя перенесет на приклад, чтоб в счете своих личных «двухсотых» не сбиться…

Но тут что-то черное и узкое промелькнуло в воздухе, будто короткая, беззвучная молния цвета ночи сверкнула – и голова снайпера, продолжая улыбаться, вдруг как-то неестественно завалилась на бок.

В следующую долю секунды в ржавых глазах стрелка промелькнуло недоумение. Понимаю его. Только что видел он идеальную линию выстрела, плавно, как учили, нажимая пальцем на спуск… и вдруг та линия как-то странно сместилась влево, а палец неожиданно потерял чувствительность. Ну да, так, наверно, оно и ощущается, когда тебе вдруг неожиданно перерубают шею…

Отсеченная голова снайпера еще падала вниз, скатившись с плеча, а я, дослав патрон в патронник, собирался выстрелить второй раз в пулеметчика… понимая, что не успеваю.

КС-23 – машинка безумно мощная и эффективная, но в плане скоростной стрельбы никакущая. Пока следующий патрон дошлешь, времени почти секунда проходит. А это в скоротечном бою очень и очень много. Пулеметчик явно боли не чувствовал, и проникающее в руку ему по барабану – не иначе, на каком-то мощном психостимуляторе сидит, сволочь. Ствол пулемета уже шел снизу вверх, мигая вспышками выстрелов – так рассекают противника в ближнем бою очередью от паха до горла, когда патронов хватает и терять уже нечего…

Но и тут у «борга» облом вышел. Потому, что сбоку от него вдруг появилась Настя с автоматом, из которого тоже вырывались короткие языки пламени, и пули одна за другой били в одну точку многослойного шлема – туда, где за ним находится височная кость, прикрытая лишь тонкой кожей…

Любая броня имеет свой запас прочности. Автомат держали руки киборга, пронизанные танталовыми нитями, и рукам этим отдача была нипочем. Ну, шлем экзоскелета и не выдержал десятка пулевых попаданий в одно и то же место. Прям целая бронепластина внутрь промялась, раздавив височную кость пулеметчика и обширный участок мозга, находящегося за ней.

Два тела одновременно рухнули в серую траву Зоны. Одно обезглавленное, другое – с изуродованной головой. А я стоял на месте, еще не веря…

Ни тому, что остался в живых, ни своим глазам.

Потому, что позади трупа снайпера стоял человек с черным мечом, одетый в камуфляж свободного покроя нестандартного цвета – типа изрядно затемненной «цифровой флоры», явно заточенной под грязно-рыжие леса Зоны, в которых зелени не так уж и много, а сумрак присутствует всегда.

Лицо человека скрывала маска-балаклава того же колора, что и камуфляж, оставляющая открытыми только глаза. Но одного взгляда на них мне было достаточно, чтобы понять, кто только что спас мне жизнь. Сомнения исключались еще по одной причине: в руке человека в темной «цифре» был черный японский меч, а из-за плеча торчала рукоять второго меча.

«Ну, здравствуй, Виктор Савельев по прозвищу Японец», – мысленно поприветствовал я старого знакомого.

«Потом, – немедленно ворохнулась в моей голове чужая мысль – Виктор всегда в совершенстве владел древним японским искусством харагэй^[4]. – Нужно доделать начатое».

И исчез, растворился в кустах, как умел только он.

Что ж, Японец был прав. «Боргов» стало меньше, но проблема не была решена до конца. Между деревьев снова мелькнул чей-то черно-красный шлем с вылупленными стеклами светофильтров. Между которых я и всадил пулю прям от бедра – зря что ль патрон досылал.

Правда, в следующее мгновение сбоку застучал еще один пулемет, и нам с Настей пришлось упасть ничком на землю и откатиться за деревья. Очередь срезала несколько веток и пропорола кусты, в которых за мгновение до этого скрылся Виктор Савельев. Но я был спокоен за него.

Навыки этого человека оттачивали в Японии лучшие мастера старинного искусства синоби, ныне доступного только членам клана якудзы^[5]. Нет, он не был японцем по рождению, просто обычный парень из небольшого российского городка, волей судьбы ставший профессиональным убийцей-невидимкой.

Ныне, благодаря американскому кинематографу, образ воинов ночи в черных костюмах стал чуть ли не карикатурным. Виктор говорил, что якудза специально вложила безумное количество денег в эту акцию. Для организации, фактически правящей Японией и имеющей колоссальное влияние в мире, заказные смерти президентов, миллиардеров, полководцев, крупных ученых, звезд шоу-бизнеса есть один из прибыльных видов бизнеса, который она охраняет как зеницу ока. И когда где-то на земном шаре загадочной смертью умирает влиятельный человек в собственном доме, охраняемом как Форт Нокс, кто ж подумает, что это могли сделать смешные ниндзя из детского мультика?

И сейчас один из этих страшных убийц методично рубил «боргов» своими мечами, на мгновение появляясь из-за деревьев и тут же исчезая за ними, словно бесплотный дух. Пулемет, прижавший нас к земле, замолчал почти тут же. Следом за ним заткнулись и остальные участники беспорядочной пальбы.

Через минуту все было кончено. В лесу повисла та самая тишина, какая обычно случается после жаркого боя.

Мертвая тишина.

Которую через пару секунд нарушил голос, вновь прозвучавший в моей голове.

«Поговорим?»

«А есть о чем?» – поинтересовался я, вгоняя в свой карабин новые патроны. Эх, блин, мало их осталось, мало… Еще одна стычка, и можно КС-23 выбрасывать нафиг.

Больше меня никто ни о чем не спрашивал. Ну и отлично. Теперь можно собрать трофеи и всерьез подумать, как бы половчее захватить эту Зону со всеми ее несметными богатствами…

Виктор появился словно из ниоткуда, будто вырос из-под земли. Встал прямо передо мной и уставился мне в глаза немигающим взглядом. Неприятно, когда так на тебя смотрят. Наверняка сейчас опять начнется «ты стал другим», «за тобой Долг жизни с большой буквы». А я, между прочим, никого не просил меня спасать, так что…

Внезапно мир вокруг стал каким-то странным, будто нарисованным. Картонные, плоские деревья, кусты, похожие на небрежный набросок начинающего художника. И даже отрубленная, окровавленная голова стрелка, валяющаяся неподалеку, ничуть не портила пейзаж, почти слившись с общим фоном и напоминая серую кочку.

Серую?

Ну да, весь окружающий мир стремительно терял краски, бледнел, превращаясь в плоский, невыразительный фон за спиной Виктора. И на этом фоне, почти слившись серой фигурой с серыми деревьями, застыла нарисованная Настя, подавшаяся вперед, приподнявшая ногу – но так и не сделавшая шага по направлению к нам.

А потом я увидел, как рука Виктора медленно потянулась к моей груди и погрузилась в нее, словно в желе…

И пришла боль…

Бывает боль, которую можно терпеть.

Бывает нестерпимая боль, отключающая сознание.

А еще существует боль, несовместимая с жизнью, когда, словно истонченная вольфрамовая нить в лампочке, рвутся связи с реальностью этого мира. Но я никогда не мог предположить, что подобная боль может тянуться бесконечно. И вдвойне удивительно было то, что при этом я был всё еще жив!

Естественной реакцией было выдернуть из своей груди чужую руку, причиняющую невыносимые страдания. Я даже попытался это сделать, но тело слушалось крайне плохо. Правда, мне удалось опустить голову…

И увидеть.

Мое тело и вправду напоминало кисель. Полупрозрачный. Да уж, не часто удается человеку по-настоящему заглянуть внутрь себя…

И там, в этом киселе, их было двое.

Практически одинаковых по форме и размеру комка слабо светящегося тумана, явственно различимых в желеобразной массе. При этом один, тот, что побольше, вырастил из себя несколько плотных энергетических жгутов, которыми опутал соседа и, похоже, тянул из него соки. Я прям увидел, как медленно течет по этим жгутам тягучая, золотистая энергия.

А еще я увидел, как пальцы Виктора разрывают эти жгуты, освобождая второй комок тумана, который расправляется на глазах, и уже сам пытается сбросить с себя оставшиеся жадные щупальца.

Откуда-то пришло понимание, что Японец, конечно, поможет, но я все равно должен сделать это сам.

И я сделал.

Моя рука словно не принадлежала мне. Я будто со стороны увидел, как она проникает в это желе и как сжимаются мои пальцы на том комке с оборванными щупальцами, кровоточащими золотистой энергией…

Это было больно. Нереально больно… Но все-таки я успел увидеть, как чьи-то чужие руки выдирают из трясущегося желе мою, так и не разжавшую хватки…

А потом будто белая вспышка сверкнула перед глазами. И на меня, словно гигантская волна на одинокого серфера, нахлынули звуки и краски окружающего мира…

Я даже зажмурился, чтобы не ослепнуть. Я б и уши зажал, но просто рук не чувствовал. Все тело было как единый комок пульсирующей боли, бьющейся в ритме пульса…

Но это была другая боль. Совершенно другая. Которая была каплей в море по сравнению с той болью, что я пережил совсем недавно.

– Однажды мой учитель сказал следующее, – раздался над моей головой спокойный, бесцветный голос. – Я знаю, что такое сэппуку^[6]. И могу понять, когда воин взрезает себя для того, чтобы выпустить наружу своё ками^[7]. Но я никогда не думал, что можно взрезать грудь собственной рукой для того, чтобы его обрести. И, в свою очередь, я рад, что не ошибся в тебе, Иван. Далеко не каждый может вычистить грязь из своей души своими же руками.

– То есть… ты тоже прошел… через это? – прохрипел я, с трудом ворочая языком.

– Да. Правда, мне было сложнее.

– Понятное дело, – проговорил я, осторожно открывая глаза. – Думаю, без тебя я бы так и сдох, пытаясь задушить в себе ту пакость…

Виктор сидел рядом, прямо на земле, скрестив ноги так, как обычному человеку никогда не сделать. Бледный как смерть. Что вполне объяснимо. Быстрые и решительные действия в сфере второго внимания требует немалых усилий. Там все по другому. В мире, который многие мистики считают настоящим, а наш – иллюзией, отражением его. С непривычки и помереть можно, навсегда оставшись в зазеркалье. Душа там, а иллюзорная дохлая оболочка – тут. Труп называется.

– Ну и как ты? – спросила подошедшая Настя, с опаской глядя на мою грудь – думаю, кио кое-что видела, но до сих пор сомневается, не привиделось ли ей это.

– Хреново, – слабо усмехнулся я. – Подонком и сволочью жить гораздо проще.

– Ну, ты ж не в американский Конгресс баллотироваться собрался и не в президенты США, – резонно заметил Японец. – Так что, думаю, оно тебе без надобности.

– Возможно, – согласился я.

И снова зажмурился.

Вспомнилось всё. И бред насчет захвата Зоны, о котором думал на полном серьезе. И – главное – то, как расстался с Марией. Я этот ее последний взгляд, брошенный на меня, всю жизнь помнить буду. Вот ведь сволочь Пятиглазый, не мог просто взять и сдохнуть! Решил, тварь такая, в меня переселиться. Спасибо Японцу, помог эту паскуду придушить. Но на душе все равно гадко…

Я перевел глаза вниз и посмотрел на свою ладонь, вяло лежащую на бедре, ожидая увидеть в ней раздавленный кровавый комок. Но нет, не было там ничего. И рука была относительно чистой, если не считать въевшихся в кожу черных следов от порохового нагара и ружейного масла. Получается, очищение души – операция бескровная, но болезненная настолько, что далеко не все решаются на нее…

Тем временем Японец протянул руки ко мне.

– Ты чего? – невольно отшатнулся я. Отшатнулся бы сильнее, но не получилось – тело было словно ватное.

– Не дергайся, – сказал Виктор. – И терпи.

Его руки пришли в движение. Пальцы одной руки, жесткие, словно железные гвозди, вонзились мне в лицо. А пальцы второй – в ладонь, ту самую, что душила ками Пятиглазого.

– Т-твою… – выдохнул я. И заткнулся, боясь пошевелиться, дабы не сделать себе еще хуже.

От крайне болезненных нажатий пальцев Виктора по моему телу словно высоковольтный ток пустили. Оно непроизвольно выгнулось дугой…

И тут боль пропала. Я вдруг почувствовал, как в меня со всех сторон словно горячая река энергии хлынула. И я замер, впитывая ее от травы, кривых деревьев, серого неба, жалких лучей солнца, чудом просочившихся сквозь свинцовые тучи…

Не знаю, сколько это продолжалось – секунду или вечность. Но вывел меня из блаженного состояния бесстрастный голос Японца, прозвучавший откуда-то сверху.

– Всё. Теперь можешь вставать. И жрать. Сейчас для тебя это главное.

– Это всегда главное для любого мужика, – заметила кио. – Кстати, меня Настей зовут.

– Японец, – коротко ответил Савельев. И добавил: – Рад знакомству.

– Он у нас галантный, – простонал я, поднимаясь на ноги и при этом держась за дерево, столь кстати росшее рядом. – Когда никого не убивает. Кстати, не объяснишь, каким макаром ты так вовремя оказался в нужном месте?

– Тебя искал, – просто ответил Виктор.

– И на кой же я тебе сдался? – поинтересовался я, одновременно пробуя шевелить руками и ногами. Ничего так, шевелятся. Думаю, еще пара минут, и совсем восстановятся. Чем-чем, а искусством шиацу – японского пальцевого массажа – Савельев владеет в совершенстве. По ходу, если захочет, мертвеца из могилы поднимет запросто.

– Всё просто, – пожал плечами Савельев. – В Зоне слух прошел, что ты сумел каким-то образом вернуться в прошлое и спасти своего друга^[8].

– Понятно, – вздохнул я. – И ты решил повторить то же самое, чтобы спасти в прошлом свою жену и дочь.

Японец молчал. Только его лицо стало еще бледнее, хотя больше уже, казалось, некуда – и так белый словно стена, сложенная из силикатного кирпича.

– Боюсь, не получится, – покачал я головой. – «Второе сердце» – это уник. Уникальный артефакт. Реально чудо, что я его нашел, многие вообще не верят, что он существует. А без него в прошлое не попасть.

– Я тебя только что спас от жизни, которая намного хуже смерти, – глухо произнес Виктор. – А теперь прошу спасти меня от того же. Пойми, я не могу жить без них.

Я вздохнул. Да, Виктор в своем праве. И если я не помогу ему, Зона непременно спросит с меня по полной. Закон Долга, пожалуй, самый суровый ее закон, за игнорирование которого Зона карает сурово и безжалостно.

И тут меня осенило.

– Хорошо, – кивнул я. – Пожалуй, можно попробовать. Но учти – то, что я сейчас скажу, тебе не понравится.

– Говори!

– Ну, смотри, я предупреждал…

* * *

Японец смотрел на меня, как на умалишенного.

– Ты, случайно, вместе со вторым ками мозги себе не раздавил заодно? – наконец поинтересовался он.

– Просто не вижу другого выхода, – спокойно ответил я. – Это единственный человек в Зоне, да, пожалуй, и во всем мире, который настолько глубоко проник в природу артефактов. Думаю, только он сможет найти для тебя еще одно «второе сердце». Или создать его своими руками.

– Он убил мою семью! – прорычал Японец. – И я уничтожу его, сотру с лица земли!

Я усмехнулся.

– Заметь, ты пытаешься сделать это уже давно и до сих пор ничуть не продвинулся в этом вопросе. Что с твоими способностями довольно странно, не находишь?

В глазах Японца плескалась ярость. Похоже, сейчас он туго соображал, ибо гнев – плохой помощник в этом непростом деле. Поэтому я оставил Савельева беситься под кривым деревом, а сам направился на поиски снаряжения и более подходящего оружия, чем пара боевых ножей и КС-23 с несколькими оставшимися патронами.

Кстати, Настя занималась тем же. Причем основательно. Содрала с одного трупа черно-красный бронекомбез и влезла в него. Стоит себе, руками-ногами двигает, проверяет, не жмет ли где. И плевать, что у того комбеза вся спина кровищей залита. Главное, что он не прострелен нигде и смотрится ничего так на ее суперфигуре, все выпуклости и вогнутости облегает.

– Фыфу понравится, – кивнул я. – Только спиной к нему не поворачивайся.

Кио фыркнула и повернулась именно так, как я не рекомендовал. Только ко мне. Ну и нормально. Я теперь человек свободный, могу без зазрения совести любоваться на девчачьи прелести пониже спины…

Хотя нет, не могу. Настя – почти жена Фыфа, а Фыф – кореш. Вот, блин, удружил Японец с возвратом совести! Но ничего не попишешь. Коль она теперь присутствует, придется отвернуться и заняться делом.

Комбезы у «боргов» и правда знатные. Не знаю, какой спец им такие «шкуры» проектировал, но он точно очень хорошо знал и Зону, и свое дело. Настя себе средний выбрала с закрытым шлемом и замкнутой системой жизнеобеспечения. А мне всегда больше нравился легкий, обладающий одновременно и неплохой противоаномальной защитой, и так называемой «мягкой» броней, состоящей из полимерных текстильных материалов. Такая многослойная «шкура» неплохо держит удар пистолетной пули и даже автоматную может тормознуть, правда, если та прилетит на излете. Плюс еще он хорош тем, что весит немного и бегать в нем по Зоне намного комфортнее, чем в продвинутой, но более тяжелой защите.

В общем, пусть Настя в средней броне рассекает, а я себе легкий костюм нашел. Вернее, труп в кустах, которому тот комбез уже точно без надобности. Правильно, когда между круглых очков защитной маски торчит сюрикэн, какая разница, защищено все остальное или нет? И кровь на броне отсутствует полностью, что также в плюс.

Переоделся я быстро, отметив, что «мягкая» броня тоже весьма комфортно облегает тело. Ну и отлично. Маску я брать не стал – прежнему хозяину она не помогла, так что ну ее нафиг. Осталось теперь о вооружении позаботиться.

Снайпера данной группы были вооружены не только «Винторезами». У одного СВД нашлась. Ай, молодец коллега, да будет ровной его дорога в Край вечной войны. Прихватил как раз то, что я люблю больше всего на свете после жизни и своей «Бритвы».

Винтовка оказалась годной, почти новой. И запас патронов к ней нашелся приличный. Ну и замечательно. Осталось озаботиться оружием для более близкой дистанции.

Естественно, это оказался старый добрый «калашников», изрядно затюнингованный владельцем. Цевье, крышку ствольной коробки и газоотвод он сменил, поставив другие, с направляющими Пикатинни. На которые накрутил коллиматорный прицел, тактическую рукоять и фонарь. И приклад вдобавок присобачил с регулируемой длиной, «щекой» и амортизирующим затыльником. Про навороченный дульный тормоз-компенсатор и кнопку сброса магазина я уж не говорю.

Ну, офигеть «калаш» получился, грозный с виду… и не похожий на себя. Хотя как знать, может, он в бою просто находка. Ладно, попробуем. С такими прокачанными зверями мне раньше сталкиваться не приходилось, а эксперименты с оружием я люблю.

Настя же мой старый «калаш» менять ни на что не стала, просто патронов к нему набрала – и за спину закинула. А в руки взяла пулемет «Печенег» плюс две запасные коробки с лентами к нему прихватила, упакованные в спецподсумки для переноски на себе. И разгрузку вдобавок сверху броника на себя напялила, набив ее до отказа гранатами. Хотя чему я удивляюсь? Киборг же ж, у нее силища как у трактора. И как с ней Фыф справлялся – непонятно.

Увидев мой автомат, кио удивленно приподняла брови.

– Это что за фубля?

– Я бы попросил без нецензурщины, девушка, – поморщился я. – Неважно, как выглядит оружие, главное – как оно функционирует.

– Ну-ну, – скривилась кио.

– Не нравится – гони мой «калаш» обратно, – окрысился я.

– А себе эту фублю взять? – фыркнула Настя. – Нет уж, спасибо.

Вот они, женщины. Ну реально, не отбирать же мне у нее свое старое оружие. А из того, что приволокли сюда «борги», этот затюнингованный» «калаш» наиболее вылизанный и ухоженный.

– Ну тогда и иди своей дорогой, дорогая, – посоветовал я. – Если я буду слушать чужое мнение о своем выборе, то куда ж мне тогда свое мнение девать?

Настя фыркнула снова, но ничего не ответила. Видимо, не нашла достойных аргументов. Или просто собачиться надоело. Ну и ладушки, ну и хорошо.

Пока мы перебрехивались, экипировались и упаковывались, Японец неподвижно сидел под деревом. Думал. Когда же мы закончили, поднялся и, подойдя своим беззвучным шагом, изрек:

– Хорошо. Я согласен.

– На что? – спросила Настя, не особо понявшая, о чем мы говорили до этого.

– Согласен разыскать одного профессора, убившего его семью для того, чтобы тот профессор отправил его в прошлое, – пояснил я. – Чтобы Виктор смог там спасти свою семью от того профессора.

– У меня сейчас мозг перегреется и взорвется, – совершенно спокойно произнесла кио.

– А ты не думай, – посоветовал я. – Самое страшное происходит, когда в голову девушек приходят мысли и они начинают их думать.

– А хочешь я тебя пристрелю? – спросила Настя, качнув стволом «Печенега». – Не думая.

– Кречетов сейчас в Припяти окопался, – перебил нас Виктор. – У него там целая крепость, которую охраняет толпа бюргеров и разных других мутантов. Не считая «боргов».

– О как! – удивился я. – Быстро же он поднялся после того, как «мусорщики» разгромили его лабораторию.

– Да он и не падал особо, чтобы подниматься, – краем рта усмехнулся Японец. – У него укрепленные базы-лаборатории по всей Зоне, а главная – в Припяти. Умный, сволочь. Кстати, недавно слух прошел, что он с «мусорщиками» что-то не поделил. И по этому поводу каким-то образом перекрыл им проход в Зону.

– Перекрыл, ага, – пробормотал я. – Нашими руками.

– То есть не без твоей помощи устранил конкурентов, – хмыкнул Виктор. – На него это похоже. Кстати, ты в курсе, что «борги» полным составом сейчас на него работают?

– В смысле? – не понял я. – Они ж, типа, принципиальные, Зону от нечисти очищают. И вроде как недавно с охранниками Монумента объединились.

– Разочаровали их фанатики, – пожал плечами Японец. – Откололись они. И сейчас на Кречетова чуть не молятся, который Зону от «мусорщиков» освободил. Так что к нему сейчас вообще никак не подобраться.

– Ага, – почесал я переносицу. – И Фыфа «борги» утащили. Получается, по приказу Кречетова, что ли?

– Получается так, – кивнул Виктор.

– И чего же мы ждем? – грозно вопросила Настя. – Не пора ли вашему Кречетову надрать пятую точку и заодно моего одноглазого из плена вытащить?

– Глаз у него теперь существенно больше, – заметил я. – Как и гонору. Да и Виктору Кречетов нужен живым. М-да, непростая задача…

– Примерно такая же, как добраться до Припяти, – заметил Виктор. – Тут не далее как вчера Выброс был, и Зона как всегда изменилась. Причем не в лучшую сторону. ЗГРЛС «Дуга» как взбесилась, теперь возле нее на три километра в радиусе мертвая зона. У того, кто сунется в тот район, сгорают нахрен все внутренности. Одна пустая кожаная оболочка остается, одетая в сталкерские шмотки.

– А ты, я смотрю, в курсе всех событий, – заметила Настя.

– Все это время пытался до Кречетова добраться, и не вышло? – поинтересовался я.

На жестком лице Виктора катнулись желваки, но он быстро справился с собой..

– Как видишь, даже у синоби Стихии Пустоты могут быть неразрешимые проблемы, – проговорил он. – Уж больно хитер этот профессор, и охрана у него не хуже, чем у главы клана якудзы.

– И все-таки у тебя есть план как до него добраться, – заметил я.

– Очень примерный, – отозвался Японец. – Если честно, я только недавно узнал о том, что тебе рассказал. И первым делом двинулся на поиски тебя – возвращение в прошлое для меня важнее мести. Но коль можно совместить и то, и другое, я только «за».

– Так, для начала пообещай мне не убивать Кречетова без крайней необходимости, – довольно жестко сказал я. – Профессор, конечно, далеко не солнышко ясное, но, во-первых, он старик, с которыми воевать не есть хорошо. А во-вторых, если он тебе поможет, то можно считать, что свою вину он искупил.

– Без крайней необходимости – не буду, – после секундной паузы произнес Виктор. – Ну что, по рукам.

– Договорились, – кивнул я. – Ну и как ты предлагаешь двигать к Припяти с учетом того, что Зона стала совсем иной после Выброса?

Вместо ответа Виктор достал из-за пазухи жуткий раритет – потертую карту Генштаба времен еще чернобыльской катастрофы, и, разложив ее на траве, сказал:

– Думаю, можно попробовать обогнуть ЗГРЛС с запада…

* * *

Из леса мы выбрались через четверть часа – наконец-то это нагромождение кривых, уродливых деревьев осталось позади. А впереди было бескрайнее поле, заросшее метровыми сорняками. Тоже подарочек еще тот – идти через заросли мутировавшего бурьяна, местами колючего настолько, что можно все мясо с костей оставить на его длиннющих шипах.

Впрочем, впереди примерно в четверти километра отсюда был виден бонус. Правда, весьма странный. Которого тут не должно было быть в принципе.

– Село, – сказала Настя.

– Спасибо, кэп, – пробормотал я себе под нос.

– Что? – развернулась в мою сторону кио вместе со своим пулеметом. Похоже, я начал ее раздражать.

– Ничего особенного, – поспешил я успокоить нервную девицу. – Село, ага. Совершенно верно. Это ты прям в точку угадала.

Настя подозрительно прищурилась, и, больше ничего не сказав, развернулась вместе с «Печенегом» в первоначальное положение. Ну и замечательно.

Другое дело, что само село мне очень не понравилось. Вроде и место то же, и дом вон знакомый, в котором я, помнится, уложил близнецов-грабителей по кличке Вась-Вась. Да только когда я был в Корогоде последний раз, от него оставалось лишь три более-менее целых дома, остальные сгнили и развалились.

Сейчас же село выглядело так, что прям хоть картину с него пиши на тему деревенской идиллии. Все дома – целые, свежевыкрашенные, в окнах стекла поблескивают, и не одно из них не разбито.

– Когда я тут был однажды, все выглядело гораздо хуже, – негромко произнес я.

– Понимаю, – так же тихо отозвался Японец. – Лучше нам, наверно, его еще левее обойти…

Однако задумка не получилась. Прошли мы не более ста метров в указанном направлении, как я заметил над бурьяном легкое марево, едва заметное колебание воздуха. Вот ведь, ядрены пассатижи! Аномалия. И не одна. Вон еще чуть подальше то же самое, но в гораздо более серьезных масштабах.

Понятно. Поле аномалий, причем сплошное. Непроходимое. Так что нам теперь или обратно в лес тащиться, или идти напрямую, через странное село, самовосстановившееся после Выброса. Что само по себе аномалия, да еще какая!

Переглянулись мы – да и пошли напрямки, к Корогоду, восстановленному Зоной. В конце концов, встречал я такое на аномальных землях, когда среди всеобщего хаоса стоит себе совершенно целое здание. Почему бы и сейчас не произойти подобному?

Свою мысль я озвучивать не стал, чтоб товарищей не расслаблять. Всегда лучше перебдеть, чем недобдеть, и потом за это расплачиваться. Так и шли мы к мирному с виду селу, ощетинившись стволами, словно к вражескому ДОТу подбирались.

И потому, когда подошли к крайнему дому, чуть хором не выстрелили в одинокую фигуру, появившуюся из-за бревенчатого угла. Совершенно мирную фигуру, в простом зеленом платье с цветочками по подолу и с коромыслом на плечах.

Это была девушка лет восемнадцати, крепкая и румяная, как наливное яблоко. Все в ней притягивало взгляд. И лицо истинно славянской красоты, и русая коса толщиной в руку, небрежно перекинутая через плечо, и высокая грудь, которую не могло скрыть платье просторного покроя. Увидишь такую – и не захочешь, а зацепишься взглядом, и обернешься непременно, когда разминетесь на узкой дорожке.

Казалось бы, девушка должна была испугаться, увидев перед собой троицу, вооруженную до зубов. Но нет. Остановилась, хлопнула длиннющими ресницами пару раз, после чего несмело улыбнулась и сказала:

– Водички не хотите? Свежая, только что в колодце набрала.

На концах коромысла висели два ведра, полные чуть не до краев. И вода в них призывно посверкивала бриллиантовыми искорками, отражая слабые лучи солнца, клонящегося к закату.

Внезапно я почувствовал, насколько сильно хочу пить. Горло пересохло, как Сахара летом, того и гляди трещинами пойдет. Язык во рту, словно ржавый рашпиль, жадно провел по высохшим деснам… А еще от девушки с коромыслом веяло чем-то очень теплым и родным. Тихим счастьем сталкера, смертельно уставшего от бесконечных путешествий по Зонам, опасностей, связанных с этими путешествиями, стрельбы, ранений, запаха смерти…

Так и захотелось подойти к этой девушке, припасть губами к краю ведра и пить, глядя на нее, вдыхая запах юного тела, впитывая измученной душой бездонную синеву ее глаз цвета чистого неба…

Но при этом я краем глаза, чисто по привычке заметил, как мои друзья вместе со мной сделали шаг навстречу девушке. Видимо, тоже что-то всколыхнула в их душах ее простая, естественная красота и природная грация ее прекрасного тела…

…по которому я, до боли прикусив иссохшую губу, дал длинную очередь из своего автомата.

Мне нужна была эта боль. Для того, чтобы удостовериться. И я удостоверился, когда от боли в прокушенной губе чуть исказились и лицо девушки, и свежевыкрашенный угол дома, будто в старом телевизоре на долю секунды сбилась настройка.

Удостоверился – и нажал на спусковой крючок, хотя разумом, всем своим существом понимал, что совершаю ужасную ошибку!

Но сталкерский инстинкт выживания оказался сильнее разума. Потому, что разум человека можно обмануть иллюзией. А вот инстинкт, закаленный во многих боях – никогда.

Тело девушки дернулось несколько раз, словно под током, принимая в себя пунктир раскаленного свинца… и осталось стоять на месте. Лишь стремительно таяли, превращаясь в размытое облако красивое, но теперь уже безжизненное лицо, русая коса, зеленое платье и коромысло с ведрами. И там, в призрачном облаке, уже угадывалось нечто, лишь весьма отдаленно напоминающее человека.

Скорее, это был живой скелет с клочьями темного мяса и сгнившей одежды, приставшими к костям. Правда, было видно, как меж ребер жуткого порождения Зоны ритмично бьется кроваво-черный сгусток, похожий на сердце лишь этим своим биением, но отнюдь не формой.

Сбоку прогрохотала короткая очередь, и черное сердце страшного порождения Зоны лопнуло, словно чернильный мешок, забрызгав траву на полметра вокруг сгустками вязкой крови.

Впрочем, тварь это не остановило. Она сделала шаг в нашу сторону, но второй раз шагнуть не успела. Я вновь нажал на спуск, и голова монстра лопнула, словно перезрелый арбуз, выплеснув на серую траву Зоны еще одну кровавую кляксу.

Этого оказалось достаточно. Изуродованный труп неестественно дернулся и рухнул на землю.

– Зомби, – коротко бросила кио.

– Точно, – согласился я. – Труп, поднявшийся из могилы или болота. Такое бывает порой.

– Но как ты догадался, что это не настоящая девушка? – недоуменно поинтересовался Виктор, более привычный к живым противникам из плоти и крови.

– Чуйка, – сказал я. – Уж больно все тут было красиво и идеально. Глянь.

Я кивнул на стену дома. Облезлую, обшарпанную, в пятнах гнили и плесени. Ту, что буквально минуту назад выглядела так, словно ее позавчера сложили, а вчера покрасили.

– Круто, – кивнул Японец. – Я было тоже удивился, увидев посреди Зоны японку в праздничном кимоно. Но воспринял это на удивление естественно, как будто так и надо.

– Значит, ты японку увидел… – задумчиво произнес я.

– А я – шама, – мечтательно сказала Настя. – Ростом с киборга. Мускулистого такого.

– Офигеть, – сказал я. – Хорошо, что мне такое не привиделось. Я б сразу стрелять начал, не раздумывая…

Настя явно хотела ответить что-то едкое, но не успела. За стеной дома явственно послышался звук, похожий на топот множества ног.

– Назад, – рявкнул я, меняя магазин автомата, в котором еще оставалось примерно с десяток патронов. Но что на войне, что в Зоне при встрече с непонятным лучше чтоб к твоему автомату был примкнут полностью снаряженный магазин. Ибо две секунды, необходимые для перезарядки оружия, легко могут стоить одной твоей жизни.

Я едва успел дослать патрон в патронник, как из-за дома прямо на нас вывалилась целая толпа зомби. И сгнивших почти полностью, и относительно целых. Трупы мужчин, обряженные в дешевые погребальные костюмы советского пошива. И мертвые женщины в платьях, когда-то бывших белыми, а ныне сплошь покрытыми желто-зелеными пятнами трупного гниения.

Мы с Настей сразу же начали стрелять, Виктор присоединился к нам на секунду позже, выдернув из складок своего костюма короткий автомат «Вихрь», без магазина смахивающий на большой пистолет. Понятное дело, Японцу автомат нужен лишь в особых ситуациях, типа этой. В остальных он мечами обходится, а то и голыми руками. На то, чтоб примкнуть магазин и открыть огонь, Виктору и понадобилась та секунда.

Наша троица стреляла, буквально держа толпу мертвецов на автоматно-пулеметных очередях, разнося головы, кроша грудные клетки, отстреливая нижние конечности… Но из-за дома снова и снова вываливались новые трупы, словно за подгнившей стеной был установлен гигантский шланг, откуда живая мертвечина лилась, словно протухшая вода…

Патроны у меня кончились, перезаряжать автомат времени не было. Я бросил на землю свой «калаш», выхватил из рюкзака КС-23 и четырьмя выстрелами разнес то ли восемь, то ли десять черепов – на коротком расстоянии из такого оружия картечью по толпе промахнуться нереально. И хлещет она в подобных ситуациях гораздо эффективнее любой пули, пробивая целые бреши в плотной массе атакующих.

А вот дальше началось настоящее веселье.

Несколько оскаленных морд я отоварил пустым карабином словно короткой дубиной, перехватив его за ствол. Получилось смачно. Две гнилые головы проломил, третью, еле державшуюся на разложившейся шее, вообще сшиб с плеч – и полетела она на манер мячика для гольфа нестандартной величины. Эх, за что люблю я российское оружие, так это за то, что оно заточено под такую вот драку. Всегда есть в нем избыточный запас прочности на случай, если придется им драться как дробящим орудием…

Правда, все-таки и этот запас не вечен.

Очередной удар пришелся по черепу практически свежего мертвяка, здорового, словно буйвол. При этом изогнутая пистолетная рукоять карабина все-таки проломила висок зомбака – и, отломившись, осталась к него в башке. Эх, неубиваемый мой… К сожалению, убить можно всё, даже самое замечательное оружие!

Блин!!! Жалко-то как старого товарища! Я к оружию, с которым долго ходил по Зоне, иначе как к другу не отношусь. А тут прям как в душе надломилось что-то. Потому, что это – всё. Карабин мой – машинка уникальная, и комплектующих для него тут в Зоне точно не найти… Ах ты ж, тварина дохлая!!!

Мертвяк, из проломленной башки которого торчали обломки рукояти, остановился, перегородив огромной спинищей путь остальным. Видимо, что-то у него в мозгах мой удар прочистил. Потому, что повел себя труп вполне по-человечески – удивленно открыл пасть, поднял лапищу и попытался вытащить из башки неожиданный подарок.

А меня такое зло взяло, что вообще было уже на всё наплевать. Вытащил я из кармана последнюю укупорку патронов для своего КС-23, да и вогнал их одним ударом в громадную пасть мертвяка.

Чем еще больше того озадачил.

И без того вылупленные, бесцветные, рыбьи глаза трупа в буквальном смысле вылезли из орбит. То ли удивился он несусветно, то ли дышать ему стало затруднительно, хотя зомбаки вроде как не дышат.

Но мне это всё было как-то параллельно.

Размахнулся я, значит, да и всадил ту укупорку стволом карабина прям в глотку трупа. Да так, что тот ствол так и остался в пасти торчать, а шея натянулась в двух местах, там, где поперек горла встали патроны.

Жесть, короче. Но это еще не все. Потому, что когда меня разозлят, я обычно иду до конца, пока не прикончу разозлившего. Или он не прикончит меня.

В общем, выдернул я из-за пазухи свой небольшой, компактный пистолетик ПСС, да в выстрелил в горло трупака, туда, где под желтой кожей патроны торчали…

Не знаю, куда я попал, но патроны от стальной цилиндрической пули СП-4 сдетонировали.

И выглядело это неаппетитно.

Картечь вверх ударила, разнеся башку зомби на части. Причем даже второму перепало, который решил обогнуть слева внезапно затормозившего собрата. Рой свинцовых шариков снес ему всю морду напрочь, словно неровной бритвой срезал, обнажив внутренность черепа и черный мозг с гнилыми извилинами, сочащимися гноем.

Мерзость однако, даже меня проняло. Что, впрочем, не помешало мне сунуть мой пистолет последнего шанса обратно за пазуху и выдернуть из ножен на поясе и из-за голенища берца два своих боевых ножа.

Потому, что больше ничего не оставалось – у Насти, похоже, пулемет заклинил. И сейчас она, ухватив за ствол свое оружие, с размаху хреначила им по головам живых трупов. Ну прям валькирия, блин! Отважный мужик наш Фыф, я б с такой бабой жить не рискнул. Пулеметом по башке получить от киборга с полусинтетической мускулатурой это тебе не сковородкой огрести от обычной и теоретически слабой женщины. Сковородкой, конечно, тоже неприятно, но вот пулеметом – это уже чересчур.

Думал я все эти умные мысли в процессе резки-рубки зомбей, тянущих ко мне сгнившие руки. Какие-то с почерневшими, растрескавшимися ногтями, а некоторые – с когтями, желтыми и крепкими, похожими на небольшие костяные ножи. Некоторых мертвецов Зона оставляет спокойно себе гнить и разлагаться. А некоторых – изменяет. Причем далеко не в лучшую сторону, превращая трупы в ужасные создания.

Вот, например, сейчас лез ко мне тип, похороненный в приличном для СССР костюмчике, только сгнившем наполовину. И трупу по идее положено бы сгнить вместе с одеждой. Ан нет, не тот случай.

Выглядел мертвец очень неплохо для упокоившегося треть века назад, только кожа с него вся послезала. А сам он даже поздоровел, расперло его, раздуло мышцами, лишь клочья ткани, оставшиеся от костюмчика, прикрывали тело, бугрящееся красно-серым мясом. Ну и, разумеется, болтались на нем лоскуты кожи, отвалившейся от трупа, но не оторвавшейся до конца. Плюс зачем-то Зона мертвяку еще четыре дополнительные руки вырастила, по две с каждой стороны. А на руках – те самые костяные когти-ножи. И рожа у него неприятная очень. Не рожа, а сплошная пасть, смахивающая на небольшой чемодан, беспорядочно утыканный зубищами длиной с мой указательный палец.

И лезло сейчас это чудо на меня, растопырив руки-лапы. И если не думать всякую чушь – про сковородки, например, – то можно реально устрашиться до икоты и полного ступора. Поэтому я, чтоб не испугаться ненароком, бросился вперед, прямо между растопыренных лап. И прежде чем они сомкнулись на мне, успел двумя ударами ножей перерезать жилистую, но относительно тонкую шею, на которой клацал челюстями жуткий «чемодан».

Из обрубка шеи мне в лицо хлынула зеленая жижа, а голова монстра, подпрыгнув на мускулистом плече, словно на батуте, улетела куда-то в сторону, напоследок яростно щелкнув зубами. Н-да, прощелкал зомби свое загробное счастье. Как говорится, в большой семье клювом не щелкай, щелкунчик, блин…

Так я думал, отмахиваясь ножами от когтистых рук, которые вознамерились отомстить мне за потерю «чемодана». То есть отсутствие головы им вроде как не особо помешало. Одну я отрубил «Бритвой» и вторую тоже, а вот третья саданула меня по груди, да так, что я не удержался на ногах и грохнулся на спину. Если б не красные бронепластины, сто процентов выковыряла бы та лапа из меня сердце вместе с легкими. А так лишь краску содрала с броника да дыхание перебила.

Откатился я в сторону, дыхание перевести, и увидел, как Настя со всей дури по обезглавленному уроду своим пулеметом ударила. Да так, что приклад в одну сторону полетел, коробка с лентами – в другую, сошки – в третью. Трындец пулемету, как и моему КС-23. Ну, зашибись, твою душу!

А кстати, интересно, где Японец-то? Как-то упустил я его из виду, а он и исчез. Куда делся? Непонятно. Сейчас он нам бы тут ну очень пригодился…

Впрочем, думать о конкретных вещах в таком бою нельзя. Тут лучше об отвлеченном. Или вообще не думать. Утереть рукавом с морды вонючую зеленую жижу и снова ринуться в бой. Потому, что Настю со всех сторон обступили живые трупы, и хоть будь она хоть десять раз киборгом, и пусть плоть у нее полусинтетическая, но она ж все равно живая. И если по ней когтями рубануть, тоже кровь пойдет. Пусть белесая, быстро сворачивающаяся, но при множественных ранениях кио тоже может погибнуть от кровопотери – так же, как и обычный человек.

Правда, мертвяки отпрянули назад, когда Настя дыхнула на них огнем. Трое даже воспламенились мгновенно и жутко завыли, размахивая горящими руками… Но замешательство оказалось недолгим. Зомби вновь бросились в атаку, и горящие в том числе.

Насте пришлось бросить изуродованный пулемет – в тесноте им не размахнешься. Из ладоней девушки-киборга выдвинулись длинные танталовые клинки, похожие на плоские штыки, заточенные по-кинжальному, с обеих сторон клинка…

И полетели во все стороны клочья подгнившего, красно-сизо-черного мяса. Настя двигалась быстро, движениями рук напоминая пропеллер с лопастями, слегка смазанными в воздухе от бешеной скорости…

Но мертвяков было слишком много даже для кио. Навалились гурьбой, словно по команде, сбив с ног и завалив Настю собственными телами. Вот ведь, мать их за гнилую ногу!

Естественно, я ринулся на выручку. СВД, висящая за спиной, в ближнем бою никак не подспорье, поэтому я воткнул «Сталкер» в ближайший загривок, бугрящийся гнойниками, рванул, отбрасывая труп в сторону, «Бритвой» снес чью-то насквозь протухшую башку, внезапно появившуюся в поле зрения, от души заехал боковым ударом ноги в ребра третьему трупу, вдавив их в позвоночник…

В общем, бил и крутился, крутился и резал, резал и рубил, пока не почувствовал, что мои ноги завязли в мертвечине. Половинка истлевшего трупа держала меня за ногу, норовя прокусить остатками зубов голенище берца. А вторую ногу обхватили аж двое зомбаков. Один истово грыз наколенник из сверхпрочного пластика, а второй, может, и рад был бы погрызть, да нечем – башку ему Настя снесла еще когда пулеметом размахивала. Но живой, паскуда, держит крепко, несмотря на то что все руки в язвах, сквозь которые черные кости проглядывают. Вот ведь пакость какая!

Я наклонился, чтоб ножами срубить с ног приставучие трупы – и это было ошибкой.

Сверху на меня немедленно навалилась чья-то вонючая туша. А может, и не одна. Заблокировали, сволочи!!! И давая, давят… Того и гляди спину сломают, потому, что ногами я двинуть не могу. Или в шею вопьются погаными пастями… Так или иначе, по-любому кранты… К тому же по ходу какой-то урод за мой рюкзак зацепился и лямку его кусает, намереваясь прогрызть ткань и добраться до моего мяса.

Сдавленно матернувшись, я резанул ту лямку «Бритвой», и она лопнула под весом мертвецов. Стало немного легче, когда рюкзак съехал по моей спине. Я рванулся… и неожиданно понял, что трупы внезапно замерли, словно по команде, и больше не шевелятся. Сдохли, что ли, по второму разу?

Я медленно, с натугой присел, словно готовясь выжать ногами тяжеленную штангу – и с максимальной силой распрямил колени, одновременно разгибая спину. Блин, если не получится, точно надорвусь на фиг!!!

Ан нет, получилось. Тяжелая туша, давящая на загривок, подалась назад и с омерзительным чавканьем шлепнулась на землю вместе с рюкзаком. Я распрямил до конца моментально занывшую спину и осмотрелся.

Ага, аж четыре трупака на меня сверху набросились. Еще б один-два, и трындец мне. Поломали б на фиг. Или загрызли кучей. Так, ладно. Я вроде живой. А зомбаки – реально дохлые, будто и не махались с нами только что. Лежат себе, истекая зеленоватой трупной жижей – что порядочным мертвым гражданам положено делать в могилах, а не на поверхности земли, в процессе охоты за живыми людьми.

Кстати, а как там Настя?

На том месте, где героически билась кио, сейчас возвышалась целая гора мертвяков, похоронившая под собой девушку. Вот ведь, ядрены пассатижи! Теперь придется всю эту кучу кадавров разгребать, а я и так вымотался как сто собак, воюя сначала с самим собой, потом с «боргами», а теперь вот еще и с живыми трупами. Но делать нечего, придется. Как-никак Настя мой боевой товарищ, плюс подруга Фыфа, и это мой долг вытащить из кучи гнили если не живую Настю, то хотя бы ее труп…

Не пришлось.

Внезапно смачный удар раздался внутри кучи, и из ее вершины, пробив насквозь чью-то полуразложившуюся ягодицу, показалась рука с торчащим из нее штыком.

Ну, слава Зоне, не придется зомбей разгребать! В смысле, как прекрасно, что кио не только жива, но и способна на эффектные трюки в стиле американского кинематографа.

Через минуту, энергично разгребая руками кадавров, отплевываясь и не менее энергично матерясь, Настя вылезла наружу.

– Эффектно, – кивнул я, подбирая свой рюкзак и наскоро связывая лопнувшую лямку. Вполне сойдет до тех пор, пока новый себе не отыщу.

– Что эффектно? – не поняла кио.

– Ну это, выход с рукой, из которой штык торчит. Только если про все это буду очередную книгу ваять, надо написать, что рука вылезла не из гнилой задницы, а, скажем, из брюха. А на кулаке чьи-то кишки болтаются. Хотя нет, сейчас везде толерантность и тому подобная хрень, так что кишки редактор может не пропустить. Как и задницу, кстати.

– Ну, это ты писатель, тебе виднее, что там пропустят, а что нет, – сплюнула зеленью Настя. Первый раз вижу, как она брезгливо морщится. Вот уж не думал, что у киборгов мимика развита. – Хотя я б на твоем месте правду писала. Читатели – они брехню чуют. А ты не брешешь, все пишешь как есть, потому тебя и читать интересно.

– Ты-то откуда знаешь? – не на шутку удивился я.

– Читала, – бросила Настя. – Твою книжку в старом бункере нашла, где мы с Фыфом прятались.

– О как, – пробормотал я.

И больше не нашелся что сказать. Удивительно это, когда твои книги сохраняются через двести лет после ядерного апокалипсиса. Нечто мистическое в этом чувствуется. Предназначение, что ли…

Впрочем, капитально загрузиться по поводу судьбы, кармы и тому подобной гимнастики для ума я не успел. Потому, что из-за полуразвалившегося дома вышел не кто иной, как Виктор Савельев. Как обычно, спокойный как удав, оба меча – за спиной, только рукоятки над плечами торчат. А в правой руке – что-то странное. То ли дыня-мутант с глазами, то ли чья-то отрубленная башка, формой напоминающая вытянутую дыню-«торпеду». Скорее, конечно, башка, так как у мутировавших бахчевых вряд ли могут наличествовать длинные сальные волосы и обрубок шеи внизу, из которого на серую траву Зоны капает черная кровь.

– Ну, и на кой ты эту дрянь с собой таскаешь? – поинтересовался я, когда Виктор подошел ближе.

– Да вот, муту какому-то башку срубил, – пожал плечами Савельев. – Раньше такого не видел. Думаю, и мертвяки эти, и глюки наши – его работа. Я это дело еще в самом начале заподозрил и рванул на поиски. Он вон в том доме сидел и через окно нас выпасал. Когда я к нему подкрался, он развернулся и чуть мозги мне не спалил. Такое ощущение было, что в черепе вскипело все. Но рубануть я успел раньше. И вот результат. Как это чудо головы лишилось, так всё и прекратилось.

Я протянул руку, взял у Виктора отрубленную башку, поднял на уровень глаз. М-да… Создаст же Зона чудо, во сне увидишь – «Бритвой» не отмахаешься. Голова и правда на вытянутую дыню смахивает, в которой сверху вниз, от корней волос и ниже в одну линию вырезали три одинаковые дырки. В две верхних глаза вставили, один над другим. А нижнюю так оставили, вместо рта наверное. Короче, жесть жесточайшая.

Кстати, судя по величине башки, скорее всего, Виктор прав. Псионик это с переразвитыми мозгами. Такой реально способен глюки наслать какие угодно. Сильные телепаты-операторы могут, например, захватить несколько живых сталкеров и заставить их перестрелять друг друга ради свежей человеческой крови. Но вот поднять целое кладбище и натравить на троицу одиноких путников, это им точно не под силу. Да и нафиг псионикам такое не надо. Они по-другому охотятся. Стало быть, версия Виктора не совсем бьется.

– А больше там никого не было? – поинтересовался я.

Савельев нахмурился и отвел глаза. Вот уж не думал, что невозмутимого синоби можно чем-то смутить!

– Похоже, был еще кто-то, – бросил он сквозь зубы. – Но я его упустил. Или ее. Мистика какая-то. Зашел в дом, чувствую – двое там. А потом мимо меня будто тень какая-то промелькнула. Вроде женщина. Но не уверен. То ли была она, то ли показалось мне.

– Женщина, значит, – протянул я, швыряя отрубленную башку в кучу порубленных зомбаков.

Я уже начал догадываться кое о чем. И догадка эта мне весьма не понравилась.

– Больше никаких интересностей не заметил?

Виктор покачал головой.

– Конкретно ничего не скажу. Это было как лишний кадр в фильме, затесавшийся туда ни пойми как. Миг – и нет его. Разве что показалось мне, будто у той тени был один глаз.

Мы с Настей переглянулись.

Ну вот, всё встало на свои места. Получается, в мир Зоны из мира Кремля проскользнула выжившая прислужница Пятиглазого. Мечтающая лишь о том, как бы отомстить мне за убийство своего хозяина и четырех то ли сестер, то ли подруг.

Ну, вообще зашибись! Монумент против меня, «борги» против меня, считай, вся Зона против меня. А тут еще и эта одноглазая тварь, которая, судя по всему, в этих местах чувствует себя как рыба в воде. Похоже, Чернобыльская Зона ей силу дала нехилую. По крайней мере, в мире Кремля она точно не умела двигаться с такой скоростью, чтоб сам Виктор Савельев ее упустил. И теперь мне совершенно точно было ясно: атака зомби – это ее работа. О чем я и сказал своим спутникам.

– Псионика она использовала как усилитель сигнала. Устроила засаду – и ударила, подпитываясь энергией загоризонтной РЛС, о которой ты говорил. По ходу, эта тварь с каждой минутой становится сильнее. И если ее не грохнуть, в будущем у нас могут быть более чем серьезные проблемы.

Настя криво усмехнулась.

– Ну, если она так носится, догнать ее будет не просто. Пусть сама нас ищет, тогда мы ей непременно проблем подкинем. А лично у меня сейчас одна проблема – где бы ведро воды найти, чтоб хотя бы морду умыть. Иначе я от вони сдохну раньше, чем та одноглазая шлюха меня найдет.

– Найти воду будет намного проще, чем поймать псиониху, – хмыкнул Виктор. – Вон за тем развалившимся домом я видел старый колодец. Возможно, в нем еще осталась вода.

Но, конечно, мы первым делом собрали и отчистили от грязи наше оружие – то, что осталось целым. После чего направились к колодцу.

Действительно, вода в нем была. С плотной пленкой из всякой дряни, скопившейся на ее поверхности. Но на это нам было наплевать. Даже застоявшаяся вода воняла намного меньше, чем гнойные выделения трупов, в которых мы были буквально по уши. Дрянь мы отфильтровали через кусок какой-то тряпки, найденной в доме, слив через нее воду из колодезной бадьи в два старых ведра, которые обнаружились там же. Кусок мыла был у меня в рюкзаке – трофей, доставшийся от убитого «борга». Так что мы с Настей разделись и немедленно принялись мыться. Виктор же, как практически не замаравшийся в мертвечине, присел на край колодца спиной к нам, держа наготове свой автомат. То есть решил постеречь нас, пока мы полощемся, деликатно отвернувшись. И спасибо ему на этом.

Скажем так, смотреть на полностью обнаженную Настю было приятно. И, если честно, немного завидно. Свезло Фыфу, конечно. Хоть кио и частично танталовая, и какой-то управляющий блок у нее в голове, и красота ее искусственно спроектирована, но, блин, результат этого проектирования был приятен не только для глаз, но и для всего остального организма. Особенно для его части, ответственной за размножение. Причем радость этой части была настолько очевидной, что мне даже пришлось повернуться к Насте спиной – типа, голову намыливаю, сильно занят, не до дам-с.

И тут случился казус. Намылить голову-то я намылил, усердно так, чтоб занять чем-то другим мозги, занятые в этой голове только одной темой и ни за что не желающие думать о чем-то другом. Так намылил, что все глаза замазал пеной напрочь. А вот ведро с водой осталось стоять где стояло. И для того чтоб его взять, надо было либо повернуться обратно, либо сделать пару шагов назад, пятясь, словно рак из басни Крылова.

Понятное дело, что, ни хрена не видя, из двух зол я выбрал меньшее. Начал пятиться – и тут же ткнулся спиной в два мягких, теплых, живых полушария.

– Тебе полить? – раздался над ухом участливый Настин голос.

– Ну… полей, – сдавленно произнес я.

Неудобно конечно, когда на подругу твоего кореша твой организм так реагирует. Ну, а что делать-то, если я нормальный мужик, отравленный лишь радиацией, но никак не модной западной толерастностью. Оправдание, безусловно, хорошее, но все равно как-то не по себе.

И тут на меня сверху обрушился спасительный, отрезвляющей поток ледяной воды: для кио поднять над головой тяжелое полное ведро – раз плюнуть. Ну и отлично. Разом разгоряченная голова охладилась, да и нижний пыл угас почти моментально. Давно известно, что ледяной душ – лучшее средство от вожделения и дурацких мыслей.

Бронекостюмы с водоотталкивающей пропиткой постирались влёт. Все-таки крутые ученые на «борг» работают, если сумели создать для группировки столь универсальные бронированные шкуры. В общем, через полчаса мы с Настей вновь были чисты как совесть профессионального убийцы и готовы к продолжению похода.

Сверившись с картой Японца, мы оставили за спиной три чудом не развалившихся дома – всё, что осталось от Корогода – и двинули к Стечанке, до которой было около четырех километров. Невеликое расстояние, даже по целине за час вполне можно пройти.

А пройти хотелось, так как уже понемногу начало смеркаться, и ночевать под открытым небом как-то не комильфо, когда впереди имеется некогда населенный пункт с возможно целыми домами. Можно было, конечно, и в Корогоде заночевать, но уж больно отвратно воняла куча трупов, начавших после своей второй смерти интенсивно разлагаться на открытом воздухе.

Поэтому мы шли сейчас от одного мертвого села к другому мертвому селу, меряя шагами мертвую землю Зоны. Тут всё давно погибло – и поселения, где некогда жили люди, и души тех, кто бродит сейчас в этих местах, надеясь найти своё призрачное счастье. В этом плане что военные, что члены группировок, что бандиты-мародеры не особенно отличаются от зомби. Ни у кого из них нет души. Умерла она, сдохла, сгорела в невидимом смертоносном излучении. Лишь у нашего брата сталкера порой встречается что-то наподобие полудохлой, чудом выжившей субстанции, которую с натяжкой можно назвать душой.

Ибо только наш человек, сталкер, может бросить аптечку умирающему, зная, что этот жест бесполезен и ничем уже не поможет обреченному. И даже если выживет он, то, скорее всего, при случае запросто пристрелит своего спасителя за пару дешевых артефактов, сделав вид, что не узнал, и надеясь, что Зона не спросит с него Долг Жизни.

Но Зона – она со всех всё спрашивает. В том числе и со сталкеров. С них даже поболее, чем с других. Потому, что душа в Зоне – это противоестественная аномалия, носитель которой заразен для других. Впрочем, не только в Зоне такое. Душевность – это и на Большой земле давным-давно аномалия, причем очень редко встречающаяся. И за нее очень часто приходится платить. Страшно. Если не жизнью, то разрушением иллюзий, крахом надежд, болью от осколков розовых очков, разбитых чьим-то кулаком на лице романтика и безжалостно вдавленных в глаза…

– Мысли гоняешь? О чем, если не секрет?

Голос Виктора вывел меня из задумчивости.

– Да так… О добре, зле, Законе Долга.

– А чего о нем думать? – пожал плечами Виктор. – Это ж как с Уголовным кодексом. Пока не нарушаешь, и думать о нем не обязательно.

– Но соблюдать надо, – сурово произнесла Настя, шагавшая слева. Потерю пулемета кио компенсировала настороженной сосредоточенностью и явной готовностью испепелить огнем и разодрать штыками любого, кто встанет на нашем пути. Если, конечно, моего старого «калаша» будет недостаточно.

– Гвозди бы делать из таких, как ты, – усмехнулся Виктор. – Танталовые.

Ага, и этот тоже в моей голове ментально покопался, скачав оттуда инфу про Настю. Интересно, какого осма эти псионики лазают в мою башку как в собственный карман, надо и не надо? Медом им там, что ли, намазано?

– А из такого дуба, как ты, только деревянные палочки и получатся для пожирания живых лягушек, – огрызнулась Настя, продемонстрировав недюжинные познания в изысках японской кухне. Впрочем, в свое время она скачала себе в голову немало информации о мире людей из глобального источника таковой, поэтому я не удивился. В отличие от Виктора, который изумленно приподнял брови и не нашелся что ответить.

Вот так, размышляя и мило беседуя, мы незаметно прошли те три с лишним километра без особых приключений, если не считать таковыми попавшийся на нашем пути старый ржавый трактор с чьими-то свежими кишками, намотанными на гусеницы.

То, что этот трактор не на ходу уже как минимум четверть века, было очевидно с первого взгляда. Тогда откуда на траках свежая требуха, кровь на которой еще даже не успела свернуться? Непонятно. Аномалия какая-нибудь, не иначе. К которой, естественно, мы подходить не стали. Ну кишки и кишки, фиг с ними. Будешь чрезмерно любопытным, полезешь выяснять, откуда они там появились – глядишь, и твои туда же намотаются. Так что лучше идти своей дорогой, как советуют старожилы, а в чужие тайны не лезть, дабы самому не превратиться в выпотрошенную тайну для случайного путника.

Правда, на этом непонятки не закончились. Через пару сотен метров мы обнаружили прямо на дороге два трупа средней степени свежести. Тоже в общем-то не особо удивительная находка в Зоне. Интересно было другое.

Похоже, два сталкера не подрались друг с другом, а просто долго и вдумчиво кромсали друг друга ножами. Руки у обоих порезаны в лоскуты, лица располосованы до костей черепа, на телах – рубленые раны, нанесенные длинными и тяжелыми охотничьими ножами. Вон они в грязи валяются, покрытые запекшейся кровью от острия клинка до тыльника рукояти. Похоже, мужики махались не чувствуя боли от порезов. Наркотой, что ли, обдолбились до бесчувствия, а потом кто-то из них решил, что его дозой обделили?

Впрочем, и это не было поводом для детального выяснения, что тут произошло, не наше это дело. А вот насторожиться следовало.

У меня даже в памяти нечто заворошилось. Слышал я что-то где-то насчет Стечанки. Но вот что именно – не могу вспомнить, хоть убей.

Кстати, вон она, та Стечанка, уже отсюда видать. Вернее, то, что от нее осталось. Черные печные трубы на месте сгоревших домов да роща узловатых деревьев, изуродованных радиацией, которые своими ветвями словно щупальцами оплели те трубы. По ходу, тут много лет назад пожар был нехилый, и что не сгорело, то досталось растениям-мутантам.

Но как я не напрягался, не мог вспомнить, что я слышал об этом селении. Может, потому, что другим мозги были заняты. Бывает такое – хочешь поймать мысль за хвост, а она не ловится, потому что, например, жрать ты хочешь как сто собак и все твои разумные желания блокируются этой животной потребностью. Или вспоминал что-то – и вдруг красотку увидел с глубоким декольте. И тут же забыл, о чем вспоминал. Знакомо, в общем.

Вот и сейчас внутри меня стремительно начало расти мощное, звериное желание, мигом забившее все мысли, кроме одной…

«Их надо убить!!!»

Я вдруг страшно, безудержно захотел убить Виктора и Настю.

Его – такого совершенного во всем, даже в своем горе, в своей рыцарской одержимости местью.

И ее. Слишком красивую, излишне холодную, с ее вечной иронией, граничащей с издевательством.

Они оба были слишком хороши для этого мира. Слишком идеальны для Зоны с ее грязью, кровью, подлостью, возведенную в норму. Как две аномалии, которые необходимо уничтожить, чтобы мир вновь стал идеально грязным, каким он и был с самого начала времен.

Это неистовое желание уже почти накрыло меня с головой, уже мои руки сами повели ствол автомата в сторону бывших товарищей, и палец начал выбирать слабину спускового крючка…

Но «почти» не значит «накрыло».

Я видел, что и Виктор, и Настя делают то же самое! Стволы их автоматов, доселе направленные в сторону Стечанки, тоже принялись разворачиваться.

В мою сторону.

Да, я мог начать стрелять, но тогда неминуемо погиб бы сам – Виктор с Настей тоже успели бы нажать на спусковые крючки. Однако мое желание настоятельно требовало убить их обоих, не заботясь о последствиях! «Стреляй! Стреляй немедленно!!!» – билась в голове истеричная мысль…

Но сталкерский инстинкт выживания оказался сильнее любых, даже самых сильных желаний. Ведь всегда убивать надо так, чтобы самому остаться в живых. Иначе какой смысл в убийстве?

И вместо того, чтобы до конца выжать спуск, я прыгнул вбок, одновременно усилием воли вызывая, выдирая из своих воспоминаний свой тотем – образ чудовища, некогда убитого моим учеником. Сталкер по прозвищу Винт говорил: для того, чтобы выпасть в сферу Второго внимания, которую он называл Замедлением, достаточно представить его. Весомо, грубо, зримо, как советовал классик. Чтоб прям как живой перед глазами встал – и проводил тебя в иную реальность, недоступную для обычных людей.

Я и раньше выпадал в режим замедления личного времени, но всегда это было спонтанно, вне моей воли. А сейчас я решил попробовать – как оно, сработает? Потому что если не выйдет, Виктор с Настей просто прошьют меня очередями еще до того, как я шлепнусь на землю и уйду в перекат. Они слишком хорошие воины для того, чтобы позволить мне убить их и при этом самому остаться в живых…

Мертвая мантикора появилась перед моим внутренним взором мгновенно, будто ждала зова. Оскалилась жуткой пастью, словно улыбаясь довольной улыбкой – а, может, собираясь откусить мне голову… и вдруг исчезла в ревущих языках пламени. Миг – и пропало видение. А я продолжал медленно, мучительно медленно падать на серую траву вмиг посеревшей Зоны, равнодушно наблюдая, как со стволов двух автоматов срываются ярко-белые вспышки.

Это был полностью серый мир. Серый и скучный. Без переживаний, без эмоций, без людских страстей. Медленный мир, тягучий, словно кисель, сваренный из времени… в котором у меня мгновенно пропало неистовое желание убивать.

Я равнодушно смотрел, как в мою сторону, вращаясь, летят остроконечные пули со следами нарезов на боках. Это было забавно – где еще увидишь подобное? Но в то же время я помнил, что Замедление жрет жизненную энергию со страшной силой. Тем более такое сильное Замедление, в котором я вижу медленно летящие пули.

Подобного раньше не было. И лысому ежу ясно – если тут задержаться дольше положенного, то там, в нормальном времени запросто можно сдохнуть. Просто остановятся жизненные процессы.

Помирать в мои планы решительно не входило. Тем более что тут, в Замедлении, я явственно видел колебания пространства, вызванные какими-то волнами, идущими со стороны Стечанки.

Направленными волнами.

Будто толстые невидимые струны протянулись к затылкам Виктора и Насти, стреляющих в меня, и вокруг этих струн дрожало и вибрировало пространство.

Такая же струна, видимо, в реальном времени присосалась и к моему затылку. Но сейчас она свободно висела в воздухе – похоже, тот, кто эту струну ко мне прилепил, не мог ею оперировать в сфере Второго внимания. Ее обрубок сейчас медленно и неуверенно рыскал из стороны в сторону: видимо, оператор, затаившийся в Стечанке, пытался понять, куда же делась его послушная кукла.

И тут я вспомнил!!! Ну конечно, как же я мог забыть? Не иначе, этот струнный хрен из заброшенного села спецом ментально забил мне ценное воспоминание – иначе бы я сто процентов убедил друзей обогнуть опасное село по широкой дуге.

Еще в самом начале моих странствий по Зоне предупреждал меня сталкер по прозвищу Циклоп о том, что в Стечанке уж полгода как стая мутантов-псиоников обосновалась. Вампиров-кровопийц, способных ментально захватывать сознание живых существ и управлять ими. Известны случаи, когда валяется, например, эта тварь на травке, разинув пасть, а над ней сталкер стоит и вдумчиво в ту пасть собственную кровь из вскрытой вены сцеживает. Кормит повелителя, значит, ни черта не соображая и не воспринимая ничего, кроме его мысленных приказов.

Когда же тех псиоников двое собирается или более, то пиши пропало. Нажрутся, а потом развлекаются. Захватят пару сталкеров и давай дуэли устраивать, чья «кукла» победит. Рубятся, твари, как мы в файтинг-игры. Только вместо компьютерных бойцов у них живые люди.

С нами же они решили быстро расправиться. Видать, сильно жрать хотели, не до игрушек. Хотя я не исключаю, что это снова одноглазая постаралась. По ходу, ее способностей вполне хватит на то, чтоб подчинить себе псиоников и натравить на меня. Но в одном она просчиталась, сучка! В режиме Замедления их ментальные атаки на меня не действуют! И сейчас я бежал, бежал со всех ног к Стечанке, сначала медленно, словно продираясь сквозь серый кисель, но потом все быстрее и быстрее. Видимо, организму требовалось немного времени, чтобы приспособиться к новым условиям существования. Но я все равно бежал вперед лишь с одной целью – успеть найти этих проклятых мозгоклюев и уничтожить к чертям собачьим… до того, как Второе внимание выпьет из меня все оставшиеся силы.

Когда адаптируешься, привыкнешь к Замедлению, бежать становится намного легче. Нет сопротивления воздуха, толкающего в грудь, совершенно не сбивается дыхание, и кажется, что даже сила притяжения планеты меньше, чем обычно. Лишь медленно ворочаются над твоей головой вибрирующие нити ментального контроля, пытающиеся нащупать твою голову, да летят вслед за тобой неуклюжие пули, выпущенные статичными, неподвижными фигурами, похожими на памятники, вылепленные из серого бетона.

Впрочем, краем глаза я заметил, что одна из этих фигур начала двигаться. Сначала медленно, потом всё быстрее, ускоряясь на глазах, наливаясь объемом и цветом, что противоестественно для серого мира Замедления. Впрочем, мои руки, сжимающие автомат, тоже были обычного телесного цвета. То есть в этом мире тот, кто движется в скоростном режиме, физически остается самим собой.

Плохо… Если Виктор Савельев смог последовать за мной во Второе внимание, и при этом псионики сохранили контроль над его разумом, мне придется ой как нелегко… А это был он, черт побери! Синоби, в далекой Японии освоивший много чего интересно-смертоносного, недоступного простым смертным.

Но все равно он пока что двигался очень медленно. Так же, как я в первые мгновения после перехода. Виктор еще только продирался сквозь невидимое сопротивление этого мира, который явно не любит вторжений извне, а я уже скрылся за углом деревянного дома, из разбитого окна которого тянулась одна вибрирующая нить…

Я вышиб ногой дощатую дверь и пулей ворвался в дом, на ходу досылая патрон в патронник своего тюнингованного автомата. Когда времени мало, все надо делать максимально быстро.

… Он стоял возле окна. Коренастый, лысый, с толстой, мускулистой шеей и широкими плечами, одетый в драные штаны и гнилые лохмотья, оставшиеся от футболки.

Когда я ворвался в комнату, он уже успел повернуться навстречу мне и выбросить вперед правую руку. Этот мутант с уродливой рожей, по которой словно утюгом с размаху треснули, довольно шустро двигался в Замедлении. Думаю, в реальном времени его не так-то просто опередить, несмотря на его увесистое пузо, свешивающееся поверх штанов. Видимо, псионик все-таки не был голоден, так как сквозь кожу на его пузе просвечивала кровь, словно у порядком насосавшегося комара.

Я видел, как от ладони и башки урода в мою сторону полетели тягучие, полупрозрачные слюни ментального удара. Быстро полетели. Но все-таки недостаточно быстро – в сфере Второго внимания я двигался немного быстрее мутанта.

Упав на колено, я вскинул автомат, нажал на спуск…

Ударник сухо щелкнул по капсюлю патрона… но выстрела не последовало. Твою ж дивизию!!! До этого в Замедлении я стрелял вполне результативно! Стало быть, или с патроном что-то не так, или с автоматом.

Но выяснять это было поздно, так как вязкие слюни пролетели над моей головой, а псионик, недовольный своим промахом, раскрыл пасть и отвел руку назад, явно готовя второй удар.

Вот ведь незадача! И винтовка за спиной, не успею достать и применить, и на автомат надеяться нельзя. Это ж как в жизни: кто один раз подвел, обязательно подведет и во второй. А второго шанса псионик мне точно не даст.

Поэтому я сделал единственно возможное в такой ситуации. Бросил автомат, рванул из ножен «Бритву» и метнул ее в рожу мутанта, даже не особо рассчитывая, что попаду. Так, лишнюю секунду выиграть, чтоб успеть достать из-за голенища второй нож и попытаться перехватить инициативу…

Тем не менее я попал. Правда, не совсем так, как хотелось. Кувырнувшись в воздухе, «Бритва» влетела прямо в пасть псионику, но не клинком, а точнёхонько рукоятью.

Я никогда не был мастером метания ножей. Так, научился немного, странствуя по различным мирам, но в суперэкстремальной ситуации могу и ошибиться. Причем фатальненько. Например, как сейчас.

Кашлянув, мутант выплюнул нож, вместе с которым из его огромной пасти вылетели два желтых зуба. Однако реакция у псионика была отменной. Отловил «Бритву» на лету, цыкнул на пол кровавой слюной, и осклабился, растянув пасть до ушей. Мол, довыпендривался, хомо. Сейчас я тебя своими клейкими мыслями-слюнями облеплю, как паук муху, а потом медленно так, с наслаждением порежу на стейки твоим же ножом. Всяко приятнее, чем грызть зубами.

Я прям всё это в глазах у него прочитал, когда бросился вперед, сжимая в руке «Сталкер», свой второй боевой нож…

Но на этот раз мне не повезло.

Псионик вновь ударил ментально – и на этот раз я не успел уклониться от удара. Уж больно небольшим было расстояние между нами. Что называется, хрен промахнешься.

И мутант не промахнулся.

Его полупрозрачные, клейкие путы мгновенно облепили меня полностью, с головы до ног. Во всяком случае, именно таким было ощущение ментального плена. Тело больше не слушалось меня, я его просто не чувствовал…

Так вот как оно происходит с подконтрольными «куклами» псиоников! Люди всё осознают и ощущают абсолютно всё. А сделать ничего не могут без мысленного приказа того, кто дергает их за ниточки, видимые лишь в Замедлении. Страшно умирать так. Уж лучше получить пулю в висок или, на худой конец, в аномалию шагнуть. Всё не беспомощным манекеном терять жизнь медленно и очень больно. То, что это будет больно, я не сомневался – растянутая в довольной ухмылке пасть мутанта была весьма красноречива.

Но внезапно в глазах твари мелькнуло недоумение. Не дойдя до меня пары шагов, псионик остановился и перевел взгляд на нож, который держал в руке. Что это с ним?

Внезапно клинок моей «Бритвы», зажатой в лапище здоровенного мутанта, озарился неземным бледно-синим светом. Следом сияние цвета предрассветного неба мгновенно разлилось по всему телу псионика…

Я уже видел это однажды и предусмотрительно закрыл глаза.

«“Бритву” можно продать, – вновь зазвучали у меня в голове слова покойного Копии. – Или подарить. Или снять со случайно найденного тела, убитого не тобой. Тогда от нее новому хозяину будет одно сплошное уважение и подспорье. А вот отнять никак нельзя. Потому как отомстит».

Яркая вспышка ударила по моим плотно сжатым векам. Если б не зажмурился, точно бы ослеп ненадолго. Было уже такое, когда некий Халк попытался при помощи моего же ножа отнять у меня жизнь. Скажем так, попытка окончилась неудачно. Не для меня, для Халка. И я примерно представлял, что увижу, когда открою глаза…

Я не ошибся. Видимо, как и я сам, моя «Бритва» не изобретательна в вопросах мести.

Только я предпочитаю быстро и, по-возможности, безболезненно убивать тех, кто встает на моем пути.

Мой нож предпочитает, чтобы то же самое доделывал за него я.

Открыв глаза, я увидел то, что ожидал увидеть. На месте плечистого псионика стояла полностью высушенная мумия. Наверно, так и должно выглядеть живое существо, из тела которого мгновенно исчезла вся вода – растрескавшаяся пергаментная кожа на перекошенной морде, ровно вдвое потерявшее в объемах тело под драной одеждой, которая теперь свешивалась с мутанта, словно рубище с пугала. И протянутая ко мне высохшая рука с обрывками вяленых мышц, свисавших с ладони, на которой лежала моя «Бритва», довольно поблескивающая небесной лазурью. Ей явно понравилась насыщенная, полная энергии жизнь псионика, который в последний момент осознал, что с ним происходит, и попытался вернуть мне мое имущество.

Но не успел…

Но самым страшным было не тело, а глаза мутанта. Живые, смотрящие на меня с немой мольбой.

Я протянул руку и взял свой нож с высохшей ладони. Может быть, я был недостаточно осторожен – от кисти руки отвалились два пальца, упали на пол и рассыпались в пыль.

Но в моем сердце ничего не дрогнуло. Эта тварь издевалась над живыми всю свою жизнь прежде, чем их убить. Возможно, сейчас ей больно. Но честное слово, это уже совершенно не мои проблемы.

В средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом-«мизерикордией», что в переводе с французского означает «милосердие». И в наше время нормальный человек, у которого есть нож, дарит поверженному врагу то же самое. Потому что оставить любое живое существо умирать в мучениях может только самая распоследняя сволочь.

Так я думал раньше. И когда моя «Бритва» вытянула жизнь из Халка, далеко не самого порядочного и милосердного человека на земле, я не задумываясь подарил ему последний удар ножом в сердце. После этого тело Халка мгновенно рассыпалось и рухнуло вниз пыльным облаком.

В общем-то неплохая смерть. Почти мгновенная, если не считать тех нескольких секунд, прошедших с момента смертоносной вспышки до моего удара. Во всяком случае, Халк мучился недолго. Хотя страдание в его глазах было неподдельно-запредельным. Я помню тот взгляд. И я точно знаю – это очень больно, жить после того, как мой нож высосет жизнь из тела.

Я подумал еще мгновение – и вложил «Бритву» обратно в ножны. Да, наверно, я и есть та самая распоследняя сволочь. Но я считаю, что прав был тот, кто придумал поговорку «долг платежом красен». Псионик всю жизнь развлекался тем, что подавлял волю других и издевался над своими пленниками, неспособными даже пальцем пошевелить по своей воле. Что ж, пусть поживет в теле, которое более неподвластно ему, испытывая постоянную боль. Ибо я не из тех, кто милосерден к лишенным милосердия.

Подобрав автомат, который столь коварно меня подвел, я направился к выходу из дома. И, уже перешагнув через дверь, выбитую моим ударом, понял, что зря не вышел из Замедления сразу после того, как псионик перестал представлять для меня опасность. Не подумал об этом на нервяке.

А сейчас было уже поздно. Потому, что прямо по полуразрушенным домам Стечанки, и по серому небу Зоны, раскинувшемуся над ними, странным и необъяснимым образом шли равномерные волны, словно картину окружающего мира сняли с холста и бросили на неспокойное море.

Все ясно. Я стремительно терял жизненные силы. И далеко не факт, что их хватит, чтобы выйти из Замедления…

Но я не привык сдаваться раньше времени. Сосредоточился насколько смог и потянулся – нет, рванулся всем своим существом навстречу этим волнам, словно ныряя в неверный, уже размытый, совершенно ненатуральный пейзаж, чувствуя при этом, как неистово колотится сердце, готовое вот-вот выскочить из груди…

Этот рывок отнял у меня последние силы. Да, мир резко обрел краски, и странные волны исчезли, но при этом все мое тело стало слишком тяжелым для того, чтобы его могли держать ноги.

Я рухнул возле входа в дом, больно стукнувшись затылком об косяк. Ну твою ж налево, а? Надо ж было так лопухнуться! Теперь вот сижу на острой ступеньке крыльца, и нет сил подвинуть задницу так, чтоб рассохшаяся доска углом не упиралась в копчик.

Но, кстати, это было не самое интересное.

Дело в том, что прямо напротив меня, прислонившись спиной к полуразрушенному дому, сидел Японец, возле ног которого валялся окровавленный меч. Чтобы Виктор свой меч на землю швырнул! Такое могло произойти только в одном случае: или синоби убили, или он, как и я, не рассчитал коварной силы данного района Чернобыльской Зоны. Видимо, недалекая РЛС «Дуга» даже на таком расстоянии выкачивала силы из живых существ. А уж из тех, кто вошел во Второе внимание – тем более. Там, где теряются границы миров, аномальная активность сильнее в разы.

Вот и Японца прихватило, как и меня. Зарубил второго псионика, выволокся из дома – и рухнул, обессиленный полностью.

Но и это оказалось не самым интересным.

Насти нигде не было видно, зато из-за уцелевших домов Стечанки один за другим выходили вооруженные люди, направив на нас стволы своих огнестрелов.

И униформа у этих людей была очень похожа на мою.

Такая же, черно-красная.

Я слабо усмехнулся уголком рта – на большее сил не хватило. Интересно, они сразу нас прикончат за убийство членов их группировки? Хорошо бы, если б так. А то как-то не люблю я умирать долго и мучительно. Было уже однажды, и, помнится, мне это решительно не понравилось.

Но, к сожалению, быстро убивать нас они не собирались.

– Вот уж свезло так свезло, – прогудел из-под противогаза самый здоровенный член группы в экзоскелете, целящийся мне промеж глаз из своего «Вала».

– То ли пьяные они, то ли обдолбанные, – предположил второй автоматчик, в бронекостюме попроще – не иначе, заместитель здорового.

– Как бы там ни было, вяжите их, ребята, – приказал здоровый. – И тащим на базу.

Всего «ребят» было восемь человек, две стандартные «четверки» в характерно качественной пехотной защите, с не менее качественным оружием. И перспектива тащить на базу двух нелегких мужиков их, похоже, не радовала.

– Слышь, командир, а может, только руки связать? – предложил пулеметчик. – А ногами пусть своими топают?

Командир резко повернулся в сторону рационализатора, светофильтры на его противогазе недобро сверкнули.

– Рррразговорррчики! – прорычал он. – Ты че, Курок, на губу захотел? Так я тебе это мигом устрою. Суток на десять, в камере с дезинфекцией.

Судя по тому, как сник Курок, на гауптвахту в камеру с хлоркой, рассыпанной на полу и политой водой, ему решительно не хотелось.

– То-то же, – сказал командир. И подсластил кнут пряником: – Этим уродам ногами человека до смерти забить что два пальца об асфальт. Поэтому в ваших же интересах, чтоб у них ласты были связаны. Не шевелись, мля!

Простучала короткая очередь, и я увидел, как на голову Японца сыплется труха, выбитая пулями из стены, к которой он прислонился. Что ж, разумная предосторожность. Виктор и в полукоматозном состоянии способен натворить немало дел, весьма печальных для тех, с кем он эти дела творит.

Поэтому я не удивился, когда зам здоровенного командира «боргов» подошел к Виктору и очень точно ударил ему носком берца по краю челюсти. Правда, Японец в последний момент успел расслабить шею, поэтому удар армейского ботинка вряд ли сломал ему челюстную кость. Но что вырубил – факт.

А вот тень, стремительно приближающуюся ко мне слева, я заметил поздновато. Только и услышал, что глухой удар – а за ним мертвая тишина. В которую я провалился сразу и полностью, словно кто-то решительно оборвал киноленту с кровавым фильмом, называемым моей жизнью.

* * *

Спине было холодно. И заднице – тоже. А еще воняло сыростью, плесенью и прокисшим дерьмом. Ничего нет противнее запаха дерьма, киснущего в сырости. Отрезвляет и прочищает мозги почище нашатырного спирта.

Я закашлялся, почувствовал, как изо рта вылетел вязкий комок слюны с привкусом крови, – и открыл глаза.

Темно. Не как у африканца в кишечнике, но близко к тому. Но это я потом разберусь, откуда тут столь поганое освещение, потому что глаза к полумраку еще не привыкли. Зато боль пришла. В нижней челюсти и в запястьях.

Я попробовал сжать зубы. Получилось, хотя боль нехило так усилилась. Но терпимо, не вырубился снова. И зубы целы. Значит, жевалку тот здоровенный гад мне не сломал. Сука. Подкрался сбоку – и вломил с ноги. Хорошо, что мне расслабляться не надо было, и так расслабленный был дальше некуда. А то б наверняка челюсть моя от такого удара рассыпалась как карточный домик. И еще шея ноет, будто по ней рельсой хренакнули. Подобное всегда бывает после такого удара. А еще башка гудит. Это нормально. Нокаут ни для кого даром не проходит.

– Очухался? – донеслось справа.

– Типа того, – прохрипел я, после чего выплюнул второй кровавый комок, поменьше. Десны в области удара кровоточили, вот и накопилось в пасти сгустков, пока я был в отключке.

– Круто они нас подловили на выходе из мицу-но кокоро^[9].

Я с трудом повернул голову направо. Блин, как же шея-то болит!!!

В общем, что-то подобное я и ожидал увидеть.

Виктор был распят на стене подобно коже, вывешенной для просушки. Руки максимально развели в стороны и вверх, после чего пристегнули их к стальным браслетам. Браслеты, в свою очередь, крепились к толстым цепям, свисающим из отверстий в стене. Продуманная система. Называется пристегнули-растянули. С ногами, кстати, то же самое. Лишний раз не пошевелишься без риска травмировать суставы, в которые врезалось железо.

Я, надо отметить, был стреножен точно так же. Перед этим тюремщики содрали с меня берцы и броню, оставив на мне лишь местами разодранный камуфляж. У Виктора брони не было, поэтому его лишь разули. Чисто из практических соображений, чтоб стальные, местами ржавые «браслеты» вреза́лись прямо в живое мясо. Кстати, вре́зались они уже неслабо, причем и в меня тоже. По ходу, давно мы тут висим, несколько часов. Судя по тому, как ноют руки, не исключаю, что почти сутки в стальных браслетах проболтались.

– Мицуноко… или как там оно – это ты про Замедление?

– Ага, – равнодушно произнес Виктор. – Про него. Кстати, я сам виноват. Давно не практиковал миккё^[10], все больше на физуху полагался. Вот и попался как идиот.

– Аналогично, – вздохнул я, не требуя более расшифровки мудреных словечек. Начнет Японец рассказывать да пояснять – еще больше непонятно станет плюс уши завянут и отвалятся. – Раньше надо было выходить из Второго внимания. А то все силы на него потратил – и вот результат.

– Кстати, из тебя вышел бы неплохой синоби, – усмехнулся Савельев. – Первый раз вижу гайдзина^[11], который так запросто входит в мицу-но кокоро.

Что такое «гайдзин» я знал, сам же Виктор пояснил как-то.

– Тоже мне, коренной джапан, – фыркнул я. – Чем языком чесать, лучше скажи – ты Настю не видел случайно?

– Случайно нет, – отозвался Японец. – Как меня накрыло на тему замочить тебя во что бы то ни стало, так всё остальное потеряло смысл. Осознавал ведь, что это наведенный приказ, а сделать ничего не мог. Лишь когда вслед за тобой за черту прыгнул, сумел оборвать ментальные нити и завалить второго псионика. А Настя – она за чертой осталась, ей мицу-но кокоро недоступно.

– Понятно, – сказал я. – Значит, или погибла, или…

За стальной дверью, вделанной в стену напротив, послышались шаги. Загремели ключи – кто-то явно перебирал в коридоре нехилую связку.

– Если сюда сейчас ворвется эта несокрушимая дева, перемочившая всех черно-красных, и примется нас освобождать, я твои романы больше читать не буду, – предупредил Японец. – В гробу я видал такой заштампованный поворот сюжета. К тому же быть обязанным жизнью девчонке, пусть даже танталовой, это не по мне.

– А я твои тем более не буду, – огрызнулся я. – Их, кстати, в каком-то из миров под моим псевдонимом печатают, чтоб ты знал. Мне редактор недавно написал. И добавил, что читателей твоя история интересует не меньше моей.

– Каких читателей? – вылупил на меня глаза Виктор. – Мою трилогию кто-то издал?

– Ага, – с издевкой произнес я. – Даже твои мицу-кокоры перевели на человеческий язык, иначе в той трилогии ни хрена непонятно.

Виктор слегка набычился. Даже если ты весь такой из себя невозмутимый ниндзя, к собственному творчеству все равно будешь относиться трепетно, а «критиков с собственным мнением», мягко говоря, недолюбливать. Этим все авторы болеют поначалу. До тех пор, пока не забивают на «мнения» и не начинают просто работать для тех, кому их творчество интересно. А на всех остальных принципиально не обращать внимания, ибо просто невозможно написать книгу, которая нравилась бы абсолютно всем, что отмечал еще великий Сервантес.

Кстати, что бы там Савельев не говорил насчет литературных штампов, я бы, например, не отказался от того, чтобы за дверью сейчас реально оказалась Настя. Не нравится мне, если честно, когда меня грамотно подвешивают на цепях так, что, будь ты хоть сам супермен, хрена с два самостоятельно освободишься.

Но увы, моим надеждам не суждено было сбыться.

Стальная дверь со скрипом отворилась, и в камеру неуклюже вошел плечистый лысый мужик, катя перед собой стальную медицинскую тележку на колесиках. Которая мне сразу не понравилась, ибо на ней были разложены инструменты, в предназначении которых сомневаться не приходилось.

– Ну, здравствуй, Снайпер, – произнес мужик, остановившись посреди камеры.

– Ну, привет, полковник, – хмуро произнес я.

Мне был хорошо знаком этот человек в черно-красном костюме с засученными рукавами, благодаря чему была хорошо видна сетка грубых шрамов на мускулистых руках. Прям будто вчера это было. Прокуренный кабинет, лысый безногий тип с полковничьими погонами, сам когда-то чуть не ставший мутантом… И короткий приказ: «Расстрелять!», вызвавший недоумение даже у его подчиненных. Что, впрочем, нисколько не помешало им поставить меня к стенке.

Кстати, насколько я помню, этот полковник вовсе не был беспомощным инвалидом. Вместо ног он успешно использовал протезы, созданные на базе экзоскелета «Sarcos» – новой штатовской разработки третьего поколения, кардинально отличающейся от стандартных для Зоны тяжелых бронекостюмов класса «WEAR».

Потом я узнал, что этот человек не просто тащил службу в группировке, а параллельно втайне работал и на фанатиков «Монумента», и на профессора Кречетова. Впрочем, второе объяснимо – в свое время профессор фактически вытащил его с того света, проведя над полумутантом рискованный эксперимент. Впрочем, потом взгляды профессора и полковника разошлись, вследствие чего у последнего осталась сетка ужасных шрамов на мускулистых руках.

Было дело, мы даже как-то повоевали вместе с этим полковником, плечом к плечу отстреливаясь от наседавшей на нас вражьей силы. Впрочем, в Зоне подобное никогда никого ни к чему не обязывало. Имелся совместный интерес – сотрудничали. Интересы поменялись – и вот один из боевых друзей-товарищей висит прикованным на стене, а второй задумчиво перебирает хирургические инструменты, разложенные на тележке, словно прикидывая, каким из них лучше начать пытку.

– Я смотрю, общение с Кречетовым пошло тебе на пользу, – заметил я. – Пришпилить человека к стене, а потом кромсать его острыми предметами это, скорее, из арсенала профессора.

– Я быстро учусь, – несколько рассеянно отозвался полковник. – В прежние времена ничего кроме забивания ружейных выколоток под ногти или автоматных шомполов в ноздри ничего в голову не приходило. Ну, или просто расстреливал на месте одного, чтобы второй заговорил. Тебе ли не знать. Правда, не так, как тебя тогда собирался, а по частям. Ну, ты понимаешь. Бедро жгутом перехватить и сначала палец отстрелить, потом стопу, голень раздробить, затем колено. Обычно половины магазина хватало, чтоб второй раскололся. Или первый, которому следующую ногу становилось жалко. Но потом Кречетов мне подсказал, что если то же самое делать хирургической пилой, то эффект можно получить гораздо проще, не тратя дефицитные патроны. Порой разумный человек после первого надпила уже готов к сотрудничеству.

– И какой же эффект тебе нужен в данном случае? – поинтересовался до этого молчавший Савельев.

– Дельный вопрос, – кивнул полковник, открывая продолговатый контейнер для артефактов, стоящий на столике рядом с разложенными инструментами. – Снайпер должен помнить тот невеселый день, когда мы вместе с ним оказались в одной лаборатории примерно в таком же положении, как вы сейчас. Я хоть и был накачан по самую макушку какой-то дрянью, но слышал, как Кречетов пытался всеми правдами и неправдами заставить Снайпера подарить ему один уникальный артефакт. Тогда я не знал, в какой из миров он ведет. Теперь знаю. Туда, где такой как я может заполучить себе новое тело. Так вот, сейчас я просто хочу чтоб Снайпер мне вот этот ножик подарил. Который только так и можно передать другому без риска превратиться в мумию.

– Так вот оно что, – протянул я.

Теперь все понятно. «Борги» штурмовали сталкерский «пансионат» не для того, чтобы заполучить Фыфа.

Им нужен был я.

Небось, прочитал полковник один из моих романов о мире Кремля, куда я хожу как к себе домой, и загорелся идеей стать боевой машиной, пересадив свой мозг какому-нибудь биороботу. И не наблюдателя оставили «борги» в лесу, а киллера, задачей которого было ликвидировать моих сопровождающих, после чего подоспевшая группа «боргов» захватила бы меня в плен и доставила в лапы безногому фантазеру. О чем я ему и сказал.

– То есть ты реально надеешься, что твои мозги пересадят в биоробота? Не подскажешь, кто этим будет заниматься там, где все технологии были выжжены ядерной войной двести лет назад? И как ты собрался отлавливать био, которые в том мире намного опаснее здешних ктулху?

– Это уж не твоя забота, – осклабился лысый, беря в руки хирургическую пилу. – Ты мне «Бритву» подари – и гуляйте вместе со своим корешем на все четыре стороны.

– А ничего не треснет от такого подарка? – поинтересовался я.

– Именно этого я и ожидал, – вздохнул инвалид, направляясь к Виктору. – Знаю, как ты относишься к друзьям, поэтому, думаю, тебе будет очень больно осознавать, что из-за твоего упрямства твой кореш теряет по одному пальцу в минуту.

Вот ведь гад какой! Все просчитал заранее. Мог бы и мне начать пальцы пилить, но нет. Знает, что я из упрямства могу многое вытерпеть. И потому решил начать с Виктора. Грамотный ход, ничего не скажешь…

Ну что ж, иногда в безвыходных ситуациях приходится признавать поражение. Хотя бы для того, чтобы осталась возможность победить потом.

Я уже было открыл рот, чтобы сказать, мол, черт с тобой, дарю свой нож, подавись, гнида лысая. Но тут в коридоре послышалось буханье берцев по полу, сопровождаемое криком:

– Трищ полковник! Трищ полковник!!!

– Ну что еще? – поморщился безногий, повернув недовольное лицо в сторону распахнутой двери. В проеме которой через секунду появилась взмыленная фигура рядового.

– Товарищ полковник! – выпалил запыхавшийся солдат, вытирая пот рукавом с рябой, красной рожи. – Там… там…

– Что там? – прорычал наш палач. – Говори, мля, пока пилой твою поганую харю не подправил!

– Там… на нашу базу «вольные» напали!

И правда, где-то далеко-далеко были еле слышны хлопки одиночных выстрелов и стрекот очередей, здесь казавшиеся ненатуральными, словно дальше по коридору кто-то смотрел телевизор. Видать, наша тюрьма находилась весьма глубоко под землей.

– Ну твою ж маму за загривок! – матернулся полковник, в сердцах швырнув в вестника пилой, от которой тот чудом успел уклониться. И, повернувшись к нам, добавил: – Ждите меня здесь, никуда не уходите. И не надейтесь, что эти «вольные» укурки вас выручат – база прекрасно защищена. Так что у вас есть немного времени подумать над моим предложением.

И ушел на своих стальных ногах, переваливаясь, словно медведь, за зиму отлежавший себе все лапы.

Когда шаги стальных ног затихли в глубине коридора, я повернул голову к Виктору.

– Ну как тебе перспективка?

– Не очень, – ровно проговорил Савельев.

Я был с ним полностью согласен. Когда находишься в таком положении, стальные «браслеты» с каждой минутой все глубже впиваются в запястья. Причем висим мы тут уже довольно долго. Пройдет еще немного времени, и кожа лопнет в месте контакта с металлом. А дальше он постепенно острыми краями передавит мясо до кости. Через сутки руки будет лучше отрубить во избежание гангрены. Через двое – стопы, на которые железо хоть и не так сильно давит, как на запястья, но тем не менее. Так что полковник был абсолютно прав – даже без пыток времени на раздумье у нас оставалось очень немного.

Я открыл было рот, чтобы сказать Савельеву о том, что принял решение, мол, пусть этот лысый подавится моей «Бритвой». Но Японец начал говорить раньше.

– К сожалению, я слишком давно не практиковал миккё. Поэтому то, что сейчас произойдет, скорее всего, выпьет все мои силы без остатка – их и так немного осталось после выхода из мицу-но кокоро. Но ты должен обещать мне две вещи. Первое. Когда освободишься, ты первым делом подаришь мне свой нож. А потом я, в свою очередь, подарю его тебе, и ты им же отрубишь мне голову. Даже если бы я очень хотел, лучшего кайсяку^[12] мне не найти. И второе. Когда всё произойдет, ты уйдешь. И отомстишь за меня и мою семью.

– Да вообще не вопрос, – сказал я.

Виктор медленно повернул голову в мою сторону, и я удивился, насколько расширены его зрачки – глазные яблоки были практически черными. А еще мне показалось, будто лицо Виктора было слегка смазано в пространстве, словно плохо прорисованная неподвижная маска на картине начинающего художника.

«Зона слышала твое обещание», – произнес Виктор не разжимая губ, при этом его голос звучал в моей голове. «Помни о Законе Долга».

Похоже, он мне не доверял. Я так ему и сказал:

– Не доверяешь, что ли? Да помню я все прекрасно о законах Зоны, сам, можно сказать, о них целый цикл романов написал…

Договорить я не успел. Внезапно лицо Виктора смазалось совсем, превратившись в светлое пятно с черным овалом на том месте, где положено быть человеческому рту. Причем этот овал стремительно расширялся, поглощая смазанные контуры человеческой головы.

Воздух в камере начал звенеть, давить на барабанные перепонки все сильнее и сильнее. Теперь уже контуры всех предметов, да и самих стен были смазаны и вибрировали, словно кто-то огромный и неимоверно сильный выдрал тюремную камеру из недр базы «боргов» и принялся ее трясти, словно детский кубик. А еще я понял, что кричу, ору от боли в ушах и от безысходности, невозможности прикрыть руками ушные раковины, из которых по моему лицу стекает что-то теплое…

Звон достиг самой высокой, нестерпимой ноты, когда я был уверен, что моя голова вот-вот лопнет и развалится на части…

А потом в мироздании что-то лопнуло.

Разом исчез жуткий звон, пропала вибрация. Лишь грохот осыпающихся на пол кусков бетона позволял понять, что я еще жив и мои мозги не до конца вытекли из ушей.

Я невольно провел рукой по щеке, взглянул на ладонь. Кровь. Ну да, такое бывает, когда нагрузка на слуховой аппарат превышает все допустимые нормы. Надеюсь, не оглохну нафиг. Хорошо, что сейчас этого не произошло, ибо я все еще слышу, как куски развалившейся стены стучат об пол…

Такое бывает после шока – думаешь черт-те о чем, только не о главном. Например, о том, что я снова могу почти свободно двигать руками. Или о Японце, который валяется на полу, придавленный обломками стены, разрушившейся за нашими спинами. Ну да, в свое время он говорил о совершенном ки-ай^[13], которого, по его мнению, он так и не достиг. Ни хрена себе не достиг! Бетонную стену развалил криком, словно карточный домик. Причем стену, находящуюся не перед ним, а сзади него, что вообще недоступно моему пониманию!

Впрочем, как бы там ни было, от цепей нас всё это не избавило. Сейчас они длинными змеями тянулись в другую комнату, расположенную позади нас. Эдакую подсобку палача с металлическим барабаном в рост человека, на котором те цепи были намотаны. Придумал же кто-то. Приковали человека или сразу двух, включили барабан с электроприводом – и растянули людей на стене, словно бабочек на куске пенопласта. Хочешь булавками их коли, а хочешь просто чуток барабан проверни, чтоб раздавить кости запястий и голеней. Уроды, блин!

Еще в той подсобке был большой настенный стенд со всякими хирургически-разделочными инструментами, местами тронутыми ржавчиной. По ходу, полковник предпочитал свои, личные, по-военному вычищенные до блеска. Под стендом стояла медицинская каталка, местами заляпанная засохшей кровью. Понятное дело, на чем-то надо отсюда трупы вывозить, иначе провоняет пыточная так, что сам палач в ней задохнется.

А еще в этой подсобке были свалены в одну большую кучу одежда и оружие, причем и то, и другое в основном не новое.

И это понятно. В армии патологическая страсть отдельных командиров к чистоте и аккуратности сплошь и рядом соседствует с не менее патологическим раздолбайством всех остальных. Понятно, что в этой камере мы далеко не первые. И схема обращения с пленными тоже предельно ясна. Раздели, свалили барахло и оружие захваченных в соседнюю комнату – мол, потом разберемся-рассортируем. И это «потом» растягивается на месяцы. А чего? Оружия и снаряги у «боргов» своего навалом, и мало кому охота копаться в бэушном барахле, когда навалом своего, причем абсолютно нового.

Потому и копится куча трофеев, пока какой-нибудь прапорщик ее не обнаружит и не вкатит трендюлей подчиненным за вышеописанное раздолбайство. Кучу разберут, рассортируют барахло – какое на склад, какое на помойку – и немедленно на месте старой кучи начинает копиться новая. Армия есть армия, и этим все сказано.

Были в той куче навалены вперемешку грязные камуфляжи и бронекостюмы с пятнами крови, защитные шлемы – как целые, так и с расколотыми щитками или пулевыми пробоинами, берцы разной степени разношенности… А также автоматы, пистолеты, ружья. Эти – в основном не целые, с торчащими обломками прикладов, разбитыми в щепы ложами и цевьями, обмотанными синей изолентой, глубокими вмятинами на крышках ствольных коробок… Либо просто откровенно ржавые.

И дело даже не в том, что «борги» специально уродовали изрядно поюзанные огнестрелы. Многие бродяги, гордо именующие себя сталкерами, за своим оружием не следили совершенно. Кто-то от недостатка боевого опыта, но большинство – от лени. Цель таких людей схватить хабар пожирнее и тут же свалить за кордон, дабы прожрать да пропить добытое. Шакалы-падальщики, нет им другого названия.

В чем-то я «боргов» понимаю, принципиально зачищающих Зону от подобных отбросов. Другое дело, что красно-черным без разницы, шакал перед ними или нормальный сталкер. Мочат всех подряд, без разбора, санитары Зоны хреновы. Ладно.

На стенде висели ключи, которыми я разомкнул браслеты и освободился от цепей. После чего довольно быстро отыскал в куче барахла трофейный бронекостюм с глубокими следами когтей, которым «борги» побрезговали и выкинули в общую кучу отходов. Там же нашлись и мои берцы.

А вот с оружием приключилась беда.

Свой тюнингованный «калаш» я тоже нашел, но толку от него было немного. Затвор у него заклинило намертво. Не иначе бывший хозяин – любитель тюнинга – не ограничился внешними изменениями и влез со своей кастомизацией во внутренности автомата. Результат, что называется, налицо. Блин, чтоб я еще раз связался с тюнингованным оружием!

Впрочем, мне практически сразу пришлось пожалеть о своей клятве.

Моя СВД тоже валялась в общей куче, но вот своего рюкзака я так и не нашел. Видать, «борги» рассудили, что его содержимое может быть полезным для группировки, и утащили трофей вместе с провизией и патронами. Так что в моем распоряжении была винтовка с десятком патронов в магазине, что явно мало для эффективного прорыва на свободу через толпу хорошо вооруженных противников.

В общем, единственным, что помимо СВД привлекло мое внимание в этой куче барахла, оказался изрядно потертый, неухоженный гладкоствольный «Вепрь», тоже тронутый как тюнингом, так и ржавчиной. Незначительно, местами, но тем не менее. В иной ситуации никогда бы не позарился я на такое оружие, но выбирать не приходилось. Тем более что вместе с «Вепрем» в вышеупомянутой куче отыскался тактический пояс с четырьмя пластиковыми чехлами-паучерами, из которых торчали десятизарядные магазины, набитые патронами двенадцатого калибра.

Патроны, снаряженные стальными цилиндрическими пулями, меня порадовали. Такая пуля на относительно коротком расстоянии и керамическую бронепластину расколет, и экзоскелет пробьет-продавит запросто. И паучеры, кстати, тоже приподняли настроение, ибо на них я увидел знакомую эмблему – летучую мышь, держащую в когтях знак радиационной опасности, а также клеймо с загадочными буквами «SSCH». Что они значат – без понятия, но ясно одно: бывший хозяин паучеров любил качественные чехлы, ибо аналогичное клеймо украшало ножны моей «Бритвы», которые пока ни разу меня не подвели.

Кстати, «Вепрь» был тоже обвешен неслабо. Дополнительная тактическая ручка, легким движением руки раскладывающаяся на две сошки. Нештатный спортивный приклад. Коллиматорный прицел. А также дополнительно навинченный на ствол дульный тормоз-компенсатор совершенно футуристического вида, делающий оружие похожим на уменьшенную семидесятишестимиллиметровую пушку времен Великой Отечественной. Не иначе какой-то спортсмен-практик решил приподнять в Зоне хабара на оплату недешевых нынче патронов – да и пал жертвой «боргов», имеющих свои представления о том, что такое практическая стрельба. Что ж, будем надеяться, что у покойного спортсмена руки были на месте в отличие от бывшего хозяина «калаша», умудрившегося испортить совершенное оружие.

Порадовало меня также, что «борги» не нашли маленький бесшумный пистолет ПСС, спрятанный в потайной кобуре, а нож «Сталкер» просто выбросили в общую кучу – уж больно он был потерт и невзрачен с виду. Ну и замечательно. Я свой второй боевой нож ценю не за внешние качества, а за несомненный функционал.

В общем, оделся я и вооружился полностью. Кто-то скажет: а что ж ты, урод этакий, первым делом не побежал товарищу помогать? На что я отвечу. В боевой обстановке спасать кого-либо нужно лишь в том случае, если ты готов дать отпор врагу при нападении такового. Иначе оба погибнете. И никому от этого хорошо не будет.

Однако даже экипировавшись и отыскав в куче барахла обувку Савельева, я не бросился тормошить Японца на предмет «вставай, друг, я тебя сейчас на себе попру». Потому как слабореально тащить на себе взрослого мужика плюс две единицы огнестрела, отбиваясь при этом от вражьей силы. Это ж не американское кино, а я ни разу не помесь Рэмбо с Терминатором. Но пока я в куче барахла копался, в моей голове созрел кое-какой план. Безумный до безобразия. Но другого у меня не было.

В той куче помимо всего прочего валялся полицейский щит из поликарбоната, прозрачный как стекло, с выгравированной поверху надписью: «Украiна. Вiйська спецiального призначення». Похоже, некогда правительство Украины силами спецназа решило провести в Зоне спецоперацию. Ну и вот. Всё, что осталось от того спецназа – щит в куче военного мусора с мутными следами от пуль на прозрачной броне, да пятном запекшейся крови в левом нижнем углу.

Прихватив щит, я бросил его на каталку вместе с «Вепрем» и тапками Японца, после чего ринулся обратно в камеру, грохоча колесами по обломкам бетона. Разбор кучи барахла вместе с одеванием и осмотром оружия занял минут семь. Дофига однако, но это необходимость. Теперь же следовало поторопиться.

Виктор лежал в той же позе, лицом вниз, местами придавленный бетонными осколками. Их я раскидал довольно быстро – совершенный ки-ай Японца качественно раздробил стену на мелкие фрагменты, будто гастарбайтер промышленным перфоратором поработал.

Закончив очистку неподвижного тела от лежавших на нем кусков бетона, я приложил пальцы к сонной артерии Виктора. Подождал несколько секунд… Блин, непонятно. Если пульс и есть, то не просто нитевидный, а еще и эпизодический. Вроде как толкнулось что-то в подушечку пальца, а вроде и нет. Впрочем, пофиг. Вывезу ниндзю из тюряги, а дальше посмотрим.

Виктор оказался тяжелым. Трупы и полутрупы словно в весе прибавляют. Например, раненого, но живого и орущего переть всегда легче. Может, потому, что он своими воплями тебя развлекает и подбадривает? Не знаю, на факт налицо. Неподвижные тела таскать тяжело и скучно.

В общем, пыхтя и отдуваясь, закинул я Савельева на каталку, свернул в позу эмбриона и прикрыл прозрачным щитом, который закрепил парой кусков бетона. Потом разложил сошки на «Вепре», дослал патрон в патронник. Пошло туговато, видать, грязи под ствольной коробкой скопилось немало.

– Ну ты это, не подведи, ладно? – сказал я «Вепрю». – Если выберемся, я тебя вэдэшкой отчищу, балистолом смажу, будешь как новенький. А сейчас, сам понимаешь, не до чистки. Дело делать надо.

Есть у меня такая привычка, с оружием разговаривать. И не только у меня. Тот же Савельев, например, с мечами своими беседует, я точно знаю. Это нормально. Оружие как и человек, тоже свою душу имеет. Про то еще древние воины знали, неспроста дававшие имена своим мечам, словно живым существам. Поговоришь с оружием по-человечески, глядишь, и оно не подведет тебя в трудную минуту.

В общем, попросил я «Вепря» о помощи – да и пристроил ружье прям на свернутом в бублик Японце. А как еще? Каталка узкая, места мало, Савельев в отключке. Ну и вот. Я ж сразу сказал, что план безумный. Так что если выживу и роман обо всем этом напишу, заранее прошу читателей понять и простить. Война вообще штука парадоксальная, и для того, чтобы выжить в этом дурдоме, приходится применять реально сумасшедшие методы.

Организовав передвижную огневую точку из подручных средств, я совсем уже было собрался покинуть камеру, как мой взгляд случайно зацепился за продолговатый контейнер для артефактов на медицинской тележке полковника, лежащий меж разложенными на ней пыточными инструментами. Блин, как же я мог забыть?

Открыть контейнер – дело одной секунды. И – да! Здравствуй, старая подруга дней моих суровых, как, наверно, выразился бы классик в подобной ситуации!

«Бритва» лежала в контейнере, и лазурный свет от ее клинка пробивался через узкую щель между гардой и ножнами. Понятно. Хватанула энергии через край от савельевского ки-ая, выпив из Японца силы без остатка. Впрочем, ничего удивительного, нормальное женское поведение.

Я схватился было за рукоять ножа – и тут же, получив нехилый разряд в ладонь, рефлекторно отдернул руку. Понятно. Обиделась, что не сразу к ней кинулся, а побежал одеваться. Тоже нормальное женское поведение.

– Ну ладно тебе, – примирительно пробормотал я. – Ну я ж это, на рефлексах и всё такое.

Второй раз я брался за рукоять уже осторожнее, но второй разряд все равно получил. Правда, гораздо слабее первого. И тут намек ясен. Простить – простила. А это так, чтоб не расслаблялся.

– Понято, принято, больше не буду, – сказал я, пристегивая нож к поясу. Когда женщина зла на тебя, лучше сказать ей то, что она хочет услышать – и дальше можно жить как раньше. С относительной гарантией не словить разряд неудовольствия в ближайшее время. А потом, когда она совсем остынет, можно уже прогнуть и свою линию – хотя бы в качестве воспитательной работы. Ибо нормальный сталкер лезет в аномалию лишь в том случае, если она полностью разряжена…

Такие вот мудрые мысли ворочал я у себя в голове, толкая перед собой гремящую каталку. В узком коридоре, полого ведущем наверх, грохот колес раздолбанной медицинской телеги многократно усиливался эхом. И если «борги», занятые отражением нападения на свою базу, все-таки оставили кого-то в коридоре, то этот кто-то точно должен был услышать грохот.

В коридоре, кстати, с обеих сторон было множество дверей. То ли камеры, то ли какие-нибудь лаборатории-подсобки-электрощитовые. А может, и то, и другое, и третье. И вряд ли хозяйственные «борги» оставили всё это совсем без охраны.

Я не ошибся.

Коридор повернул налево, и в десяти метрах перед собой я увидел троих типов с автоматами наперевес. Все в фирменных «борговских» бронекостюмах среднего класса, от которых порой рикошетируют автоматные пули, ткнувшиеся в нагрудные пластины не под прямым углом.

Типы были хорошо обучены стрелять на поражение противника – как и все «борги», впрочем. Но и они офигели, когда из-за поворота прямо на них выехало эдакое чудо. Всего чего угодно ожидали, но не такого. Медицинская каталка, на ней что-то свернувшееся под прозрачным щитом, сверху тупорылый ствол с почти пушечным ДТК на конце, а под каталкой чьи-то ноги мельтешат. Жесть, да и только.

Короче, подвисли вояки на мгновение, осознавая увиденное. И этого мгновения мне хватило, чтоб выстрелить в стиле «bump fire». Очередью. Из гладкоствола с автоматическим перезарядом, для подобной стрельбы вообще не предназначенного.

В конструкции у него заложено – стрелять только одиночными. Но при определенном навыке нажатия на спусковой крючок полурасслабленным пальцем можно добиться эффекта очереди. Обычно толку от этого немного, авто-гладкоствол нереально тащит вправо, о прицельной стрельбе говорить не приходится. Но в такой вот «коридорной» ситуации при тесном огневом контакте с противником бамп-файер может сработать.

У меня сработал. Правда, не совсем так, как я расчитывал.

Двоих «боргов» унесло назад, будто их с гранатомета зачистили. Я лишь успел выхватить взглядом из происходящего две картинки: у одного автоматчика голова превратилась в кровавое облако с фрагментами черепа и осколков лицевого бронещитка. А у второго в груди образовались две сквозные дыры, через которые лился тусклый свет потолочных ламп.

Потом был грохот бронированных тел, падающих на бетонный пол, смешавшийся с грохотом ответной очереди, на этот раз полоснувшей по мне.

Стрелял третий «борг», поливая из «калаша» от бедра и не особо соображая, куда стреляет. Впрочем, при контакте на расстоянии десяти метров и наличии автомата это и не особо нужно. На то они и нужны, те автоматы, чтоб давить врага плотностью огня да зачищать тесные помещения. Чисто военная примочка, которая гражданским людям совершенно точно без надобности.

Пули ударили по щиту, установленному под наклоном – и рикошетом с противным визгом ушли в потолок. Одна из пуль долбанула в «Вепрь», сбив его с Савельева, отчего тяжелый огнестрел с размаху грохнулся на пол. Хорошо, что я со спуска успел снять палец, а то бы вывернуло его нафиг, если б совсем не оторвало спусковой скобой. В общем, повезло. Кабы «борг» мне по ногам очередью резанул, было бы гораздо хуже. Но не сообразил вражина с ходу.

Что меня и спасло…

Временно.

Даже начинающему стрелку одной секунды вполне достаточно, чтоб оценить обстановку, справиться с уводом ствола вправо и вверх, скорректировать огонь и второй очередью резануть немного ниже, по коленям шибко хитромудрого противника.

Но порой в скоротечном бою одна секунда как раз и решает, кому жить, а кому отправляться в Край вечной войны.

Я изо всех сил толкнул каталку вперед, вложив в толчок весь вес своего тела и искренне опасаясь, что она сейчас перевернется нафиг.

Но нет, не перевернулась. Всё, что производилось в Советском Союзе, делалось с многократным запасом прочности, причем надо оно или не надо никого не заботило. Просто принцип был такой, чтоб если делать – то основательно и надолго. А эта медицинская телега точно была оттуда, из «совка», тяжелая как сон сталкера и надежная как цельнолитой гаечный ключ. Плюс тело Савельева и осколки бетонной стены ей весу добавили.

В общем, вся эта махина с размаху врезалась в «борга», безуспешно пытавшегося остановить ее очередью. Пули били в щит, нещадно сотрясая и его, и свернутого за ним Японца, но остановить тяжелый снаряд у автоматчика не получилось.

Удар вышел нехилым, но вполне терпимым для крепкого мужика, упакованного в тактическую броню. Его лишь чуть согнуло, да линия прицела сбилась. И этого оказалось достаточно, ибо я уже несся следом, на ходу выдергивая из ножен «Бритву».

Однако с ходу всадить нож во врага не получилось. Опытный оказался, зараза. Понял, что пристрелить меня уже не выйдет, больно быстро я сократил расстояние. И вместо того, чтоб пытаться совместить линию выстрела с моим телом, сделал проще. Встретил меня прикладом, вложив в удар всю силу.

А вот этого я не ожидал… Только и успел чуть отклониться в сторону, так что удар пришелся не в горло, куда метил «борг», а в плечо.

Надо отдать должное фирменной «борговской» броне, смягчившей последствия страшного удара. Думаю, прилети такое в незащищенный сустав, перелом был бы обеспечен. А так лишь развернуло меня да нож из руки вылетел. Ну и, само собой, от вспышки тупой боли в плече бронекостюм меня не спас – уж больно здоровым был «борг», двинувший меня от всей души.

Плохо. Очень плохо. Потому что пока я кручусь волчком на месте, «борг» уже переворачивает автомат стволом ко мне, а палец стрелка привычно ловит изгиб спускового крючка…

Когда понимаешь, что вот прям сейчас тебя прошьет автоматная очередь, твое личное время само замедляется, без всяких мистических тотемов. Природа как бы дает тебе шанс осознать ценность жизни, особенно – последних ее секунд. Понять, что ты потерял, однажды придя в Зону за чем-то очень эфемерным и совершенно не нужным…

Но очереди почему-то не было. Удивляясь, я, чудом не запутавшись в ногах и не упав, следуя инерции удара, совершил полный оборот на триста шестьдесят градусов – и обалдел от увиденного.

Японец, до этого лежавший на каталке в полной отключке, сейчас большим черным мешком висел на автомате «борга», не давая стрелку воспользоваться своим оружием.

И «боргу» это явно не нравилось. Он уже, видать, разок рванул «калаш» на себя, разодрав щеку Японца мушкой, но Савельев вцепился в оружие крепко. То есть достаточно крепко для человека, только что пришедшего в себя после неслабого потрясения и практически полностью лишенного сил. При этом было ясно, что эти силы уже на исходе.

«Борг» еще раз рванул автомат на себя, на этот раз удачно. «Калаш» оказался у автоматчика в руках, а Виктор чудом не свалился с каталки на пол. «Борг», торжествующе рыкнув, развернул свое оружие, намереваясь рассечь Японца очередью…

Но не успел. Потому что за мгновение до этого я резким движением выдрал из-за голенища берца свой второй боевой нож, прыгнул вперед и изо всех сил ударил клинком в узкую, едва заметную щель между шлемом и бронекостюмом автоматчика.

В тяжелых экзоскелетах эти щели обычно прикрывают толстенным стальным воротником. В более легких версиях защитных костюмов такой воротник обычно отсутствует. Толстый ставить – лишние пару кило веса воину на себе тащить, это ж не экзо, где большую часть веса брони принимают на себя механические приводы. А более тонкий монтировать бессмысленно. Погнется от удара, заклинит голову воина, что в скоротечном бою крайне нежелательно. К тому же вероятность проникновения опасных предметов в узкую щель крайне мала.

Если, конечно, эти предметы не всаживаются в нее со всей дурацкой мочи.

А я именно так и ударил, сжимая рукоять ножа обеими руками, при этом одновременно обрушиваясь на «борга» всем своим телом.

Широкий клинок «Сталкера» с резким, ужасающим скрипом вошел в щель по самую рукоятку. После чего я со всей силы рванул его в сторону, словно консервную банку вскрывал.

Из расширившейся щели мне в лицо брызнула кровь. А за бронестеклом шлема я увидел глаза…

Глаза еще живого человека, осознающего, что его только что убили.

В них было всё. Боль, удивление, ненависть… Которые стремительно угасали под натиском того самого замедления личного времени, когда перед внутренним взором человека проходит вся его жизнь. Наверно, сейчас, на пороге Края вечной войны на «борга» снизошло просветление: оказывается, он в свое время пришел в Зону лишь для того, чтобы какой-то безвестный сталкер перерезал ему шею своим облезлым, во многих местах поцарапанным ножом…

Мертвый «борг» начал стремительно заваливаться на меня, но я все-таки успел выдрать свой «Сталкер» из щели между шлемом и бронекостюмом. Еще не хватало, чтоб тяжелый труп упал на рукоять и нож мне сломал…

Всё…

Я чувствовал, как по моей спине меж лопаток текут капельки пота. Жарко так махаться в броне, одетой поверх камуфлы. Ну и, само собой, когда зашкаливающий адреналин отпускает твое тело, наступает реакция – потеешь, ладони холодные, внутри немного потрясывает. Это нормально. Это отходняк. Который бывает лишь у тех, кто сумел после боя остаться в живых.

– На хрена?

Я обернулся на голос.

Японец сидел на каталке, свесив ноги вниз. Плечи опущены, руками за край телеги держится, того и гляди рухнет от слабости.

– Что на хрена?

– На хрена ты меня спасал?

– Тебя забыл спросить. Ты в отключке был, вот и запамятовал растолкать и поинтересоваться, не передумал ли ты.

– Дурак. Зона слышала твое обещание отрезать мне голову. Ты нарушил Закон Долга. Теперь Зона тебя сожрет.

– Подавится, – хмыкнул я. – К тому ж ты не в себе был, к этому… к киаю своему готовился. Зрачки расширенные, морда кирпичом. А любые договора имеют силу только когда обе стороны находятся в здравом уме. К тому же какой нормальный человек попросит другого человека отрезать ему голову? Это ж вообще шиза полная. Вот, например, я только что «боргу» голову отрезал. Знаешь, какими он глазами на меня смотрел? Мол, что ж ты делаешь, сволота такая? Больно же, мля…

Ну да, прорвало меня на словоблудие. Потому что мандраж после боя у всех бывает, без исключения, и языком в эти минуты почесать – самое то. Чисто чтоб быстрее отпустило.

– Всё, на фиг, хорош, – махнул рукой Виктор, при этом чуть не свалившись с каталки.

– То есть ничего тебе отрезать больше не надо? – поинтересовался я.

– Себе отрежь чего-нибудь, – посоветовал Японец. – Язык например. Достал.

– Вот она, благодарность за спасение жизни, – скорбно заметил я. – Вот она, несправедливость бытия в самом худшем ее проявлении, на каталке сидит, руками машет…

Я продолжал чесать языком, но при этом уже занимаясь делом. Потому как стоять на месте и заниматься ерундой в логове врага не есть лучшее из решений.

«Бритва» торчала в бетонной стене, войдя в нее словно в масло на две трети клинка, поблескивающего небесной лазурью. Офигеть у меня, конечно, пырялово. Ишь чего полковник безногий захотел, подарить ему такое. Щас, разбежался.

Отправив нож обратно в ножны, я занялся трофеями. Итого, у нас имеются три мертвых «борга» и два автомата. У третьего цевье напрочь снесла пуля «Вепря». Не, ни фига. У второго оставшегося стальная пуля, пройдя по касательной, срезала на фиг переводчик огня. Ну, значит, имеем один автомат с кучей магазинов к нему. Плюс три трупа в броне.

По идее, один из трех защитных костюмов был практически целым, нигде не простреленным. Вытряхнуть бы из него зарезанного «борга», да впихнуть Виктора, облаченного в свои ниндзячьи шмотки, местами порванные и грязные донельзя. Что я Японцу и предложил.

Тот в ответ лишь покачал головой.

– Не могу. Как сказал великий Масааки Хацуми в своем трактате «Традиции девяти школ», одежда Воинов Ночи соответствует тридцати законам неба, земли и человека, законам внешнего и внутреннего и пяти техникам искусства прятаться…

– Ясно, ясно, – отмахнулся я. – Так бы и сказал, своя рванина ближе к телу.

Ну да, предложение действительно не очень. Если б Японец и согласился, процедура переодевания заняла бы минимум четверть часа. Потому как пациент еле-еле на каталке сидит, того и гляди отрубится снова и свалится с нее на фиг. Хорошо хоть его массаж пулями по щиту в себя привел, а то б валялись мы сейчас тут оба на полу вместо «боргов», потихоньку остывая. Ну, а коль остались мы в живых, надо отсюда как-то дальше выбираться.

О чем я Виктору и сказал. На что тот поднял глаза и сказал:

– Настя. И мои мечи.

Мля… Ну, если поиски Насти я даже не озвучивал, само собой подразумевалось, то тему про пропавшие мечи Савельева я как-то упустил. Как говорится в народе, ниндзя без меча подобен ниндзе с мечом, только без меча. Или это было про самураев… Впрочем, не важно. Главное, что лишь подобен. То есть Японец без своих мечей уже не Японец, а ни пойми что. Ладно.

– Найдем и то, и другое, – заверил я Виктора. И принялся претворять в жизнь свой очередной безумный план. Вернее, логическое продолжение первого.

Для начала я сбросил бетонные осколки с каталки, после чего перекинул поперек нее тело одного из «боргов», чуть не скончавшись при этом от натуги – здоровенный боров в броне это вам ни фига не игрушечный покемон, набитый искусственной ватой. Тем не менее нормальный бруствер получился.

– Это ты чего сейчас делаешь? – подозрительно поинтересовался Савельев.

– Тачанку наоборот, – бросил я, осматривая поднятый с пола «Вепрь». Реально неубиваемая машинка, сделанная на базе ручного пулемета Калашникова. Только легкая царапина на ствольной коробке от пули, и никаких следов падения на бетон. Ну и отлично.

– Стрелять можешь? – спросил я у Савельева.

– Запросто, – отозвался тот. – Если отходняк не накроет. Что-то я маленько не рассчитал с тем ки-ай, боюсь снова вырубиться.

– Ты уж постарайся побыть в сознании, – проговорил я, пристраивая «Вепрь» за трупом «борга», чтоб сошки на каталке стояли, а ствол на мертвеце лежал. Рядом с «Вепрем» я положил оставшиеся два полных магазина. Очень надеюсь, что в случае чего Савельев найдет силы перезарядить оружие.

Трофейный «калаш» я повесил себе на грудь. И когда Японец улегся на каталку, накидал ему в ноги десяток полных магазинов от АК. Чтоб были под рукой в случае чего.

– Ну что, поехали, – произнес я, берясь за ручки каталки. Будем надеяться, что всё получится. Потому, как если не рассчитывать на победу, то нечего и браться.

Коридор полого вел наверх, мимо одинаковых дверей и аляповатых рекламных плакатов, висящих между ними и призывающих бойцов «борга» бороться до победного конца с мутантами и сталкерами. Интересно, а с кем они будут бороться, если тот победный конец наступит? Впрочем, глупый вопрос. Люди с оружием всегда найдут с кем бороться.

Но один плакат привлек мое внимание настолько, что я даже остановился. Вернее, это был не плакат, а большая схема, в верхней части которой было написано следующее:

«План эвакуации при пожаре главного центра управления технологическими процессами комплекса производств «Вектор» по дезактивации, переработке и захоронению радиоактивных отходов».

Ага, теперь понятно, куда нас притащили «борги». В изначально хорошо укрепленный комплекс возле села Буряковка, который они, похоже, превратили в одну из своих баз. Кстати, по моему разумению, без «друзей» с Запада тут не обошлось. Переработка и захоронение радиоактивных отходов есть больная тема любого государства, использующего ядерное топливо для своих атомных электростанций. Либо производящего ядерное оружие, как и любое другое имеющее срок годности, по прошествии которого его необходимо утилизировать.

Вот тогда и возникает закономерный вопрос: куда девать радиоактивный мусор? На территории своего государства делать это как-то не хочется, ибо захоронение ядерных отходов всегда чревато заражением почвы, грунтовых вод и в конечном счете крайне пагубно влияет на экологию продвинутой страны. Соответственно, вполне логично вывезти опасный мусор куда-нибудь подальше. Например, в страну менее продвинутую, где очень кстати есть словно специально созданная для подобных целей уже априори зараженная Зона отчуждения. Где в этой Зоне опасные контейнеры с адски фонящими радиоактивными отходами примут специально обученные вооруженные люди, умеющие за большие деньги свято хранить хорошо оплачиваемую тайну.

В свете чего неудивительна столь рьяная борьба «боргов» с мутантами и сталкерами. Первые есть подтверждение тому, что главный мутагенный фактор – радиационный фон – в Зоне не падает со временем, а по каким-то странным причинам неуклонно растет. А вторые могут ненароком проникнуть в тайну деятельности мощной группировки, теперь понятно от кого получающей столь замечательную финансовую поддержку.

Иными словами, «борги» ничем не отличаются от «мусорщиков». Члены группировки сваливают в Зону радиоактивные отходы производств других государств, а пришельцы делают то же самое с опасными отходами своего мира. Причем надо учитывать, что со временем уровень радиационной опасности будет только расти, однажды став опасным даже для «боргов», как и мы, сталкеры, приспособившихся к повышенному радиационному фону. И тогда Зоны начнут расти, раздвигать границы, пока однажды вся наша планета не превратится в одну большую свалку радиоактивного и инопланетного мусора, где человечество просто вымрет. Либо превратится в новый вид мутантов-паразитов, приспособившийся жить среди куч чужого дерьма…

Все это я ворочал у себя в голове, продолжая двигаться вперед по коридору, в конце которого уже можно было различить источник более яркого света, чем тусклое мерцание ламп под потолком. Двери, ведущие из коридора наружу, были распахнуты настежь, и оттуда, снаружи, доносился знакомый грохот нешуточного боя.

– Пррриготовились, – рыкнул я, заправляя приклад автомата себе под мышку. Неудобно, конечно, одной рукой каталку толкать, а другой с «калашом» управляться, но выбирать не приходилось. На то он и прорыв.

Ибо, как я и предполагал, дисциплинированные «борги» все-таки оставили возле выхода охрану из трех человек.

Правда, та охрана тяжелые стальные двери наполовину распахнула, чтоб видеть, что происходит снаружи, а сама за ними спряталась, высунув стволы наружу. Ну, нормальный ход. При нападении вражьей силы лучше уж так, чем сидеть за запертыми створками и ждать, когда их вынесут кумулятивным выстрелом из РПГ.

Дребезжание нашей каталки по полу закономерно потонуло в грохоте боя, поэтому «борги», не ожидавшие нападения сзади, звуков нашего приближения закономерно не услышали.

А когда мы приблизились, было уже поздно…

Двое охранников укрылись за стальными створками дверей. Третий залег между ними, пристроившись за красным ящиком с песком, притащенным сюда прямо от пожарного стенда, расположенного неподалеку от входа. Ничего так для огневой позиции, сварганенной на скорую руку. Правда, в плане защиты от нападения с тыла толку от нее было мало.

Первым дребезжание нашей телеги услышал тот, что прятался за ящиком. И попытался развернуться. Грамотно, резко, с уходом в перекат, одновременно поворачивая ствол автомата в нашу сторону…

Но завершить свой маневр не успел.

Пуля Японца пробила тактический шлем, словно он был из картона, и разворотила его заднюю часть, обильно обрызгав мозговым веществом красный пожарный ящик. Хорошая смерть. Быстрая и безболезненная. Настоящий подарок Зоны.

Тому, что справа, повезло меньше. Он тоже успел развернуться в нашу сторону и даже выстрелил. Не прицельно. Пуля лишь чиркнула по ножке каталки. Зато я выпустил половину магазина в живот нерасторопного стрелка. Ну, блин, неудобно стрелять из-под мышки, принимая отдачу очереди не в плечо, а в ладонь, сжимающую рукоять автомата.

В результате стрелка согнуло пополам и отбросило на дверь, мгновенно окрасившуюся кровью. На расстоянии в десять метров автоматная пуля со стальным сердечником легко и непринужденно шьет любую тактическую броню, кроме разве что тяжелых экзоскелетов – да и то, смотря куда попадешь.

А вот третьему повезло больше…

Вернее, не повезло Савельеву.

Я почувствовал, как каталку рвануло в сторону, и краем глаза увидел мелкие кровавые капли, брызнувшие в сторону. Твою мать, третий по ходу Японца подстрелил!!

Впрочем, Виктор тоже не оплошал. Третьего «борга» его выстрел развернул влево. Понятное дело, любого развернет, когда левая рука отлетает в сторону, оторванная двумя стальными пулями двенадцатого калибра, попавшими в область локтевого сустава одна за другой.

В третий раз Виктор выстрелить не успел – а может, просто в глазах у него помутилось от волны боли, накатившей после ранения. Но я сделал это за него, бросив каталку и двумя короткими очередями проконтролировав обоих «боргов» – савельевского, орущего от боли не своим голосом, и своего, корчащегося на полу с половиной магазина в брюхе. Даже если противник смертельно ранен, это не значит, что он мертв. Следовательно, вполне можно ожидать от него каких-нибудь пакостей. Впрочем, в Зоне и трупы порой весьма опасны… Но и живых, и мертвых гарантированно успокаивает свинцовый гостинец меж бровей. И им не мучиться, и у тебя проблем меньше. Которых и без того хватает. Например, раненый Японец на каталке.

Впрочем, ранение оказалось не особо опасным. Пуля прошла по касательной, глубоко вспоров кожу на бедре. Смотрится такое жутковато – кровь, разлохмаченное мясо, обширная раневая поверхность…

Но на деле всё не так плохо. Лоскуты кожи обрезать – все равно не приживутся – рану обработать, и норм. Будет у чувака крутой шрам на ходуле, приковывающий внимание девчонок на пляже. Правда, обработать и перевязать надо сразу, пока раненый заражение не подхватил и не вырубился от болевого шока и кровопотери. Ибо поражение тканей все-таки довольно нехилое.

– Ну, держись, – бросил я, вновь выхватывая «Бритву» из ножен. – И за выходом смотри.

Первая помощь на поле боя – штука экстремальная. Первым делом выхватить из кармана аптечку и вкатить раненому из шприц-тюбика анастетик: промедол, морфин, буторфанол – неважно. Лишь бы пациент не вырубился от болевого шока. Далее еще два тюбика – антибиотик и противостолбнячная сыворотка. Ну а потом можно и приступать.

Ну, я и приступил. Резанул штанину вдоль, ухватил самый большой кусок кожи, болтающийся, словно кровавая тряпка, и отрезал его нафиг. Савельев зашипел было, но тут же заткнулся. Наверно, потому, что в дверном проеме появился отвлекающий фактор в виде ростовой фигуры «борга» в экзоскелете, с пулеметом в бронированных лапищах. Не иначе, послали в помощь охранникам, все-таки услышав стрельбу в гулком коридоре.

Пулеметчик был настроен решительно, сунулся в проем резко, готовясь крошить из своего РПК всё и вся…

Но с крошевом не получилось. Ибо слегка пришедший в себя Савельев не оплошал и влепил стальную пулю в самый центр бронестекла шлема. И сразу следом – вторую, в образовавшуюся пробоину.

Энергия пули, выпущенной с короткого расстояния, была сильна настолько, что пулеметчика опрокинуло на спину. При этом его палец заклинило на спусковом крючке, и длинная пулеметная очередь огненным пунктиром полетела в серое небо Зоны.

Виктор сработал замечательно, но мне следовало поторопиться. В любую минуту он мог вырубиться, а «борги» – послать сюда отделение менее самоуверенных и более осторожных вояк, которые сначала забрасывают опасное помещение гранатами и лишь потом в него суются.

Поэтому я быстро срезал лишнюю кожу, плеснул перекисью водорода, и пока в открытом мясе шипела мгновенно порозовевшая пена, быстро и обильно покрасил края раны йодом. Разорвать индивидуальный пакет и перевязать ногу – дело одной минуты. При этом я прихватил бинтом разрезанную штанину, чтоб не болталась. Будет у ниндзи время – зашьет, не проблема.

– Ну всё, погнали дальше, – рыкнул я, хватаясь за автомат.

– Погнали… – донеслось с каталки. После чего тело Савельева обмякло. Вырубился. Продержался на морально-волевых до того момента, как я закончил с раной, и отключился. Молоток мужик! Думаю, я бы по совокупности факторов выключился раньше. Ладно. Пусть пока полежит тут, а я обстановку разведаю.

Держа «калаш» наизготовку, я аккуратно высунулся наружу. Однако…

Комплекс производств «Вектор» занимал обширную территорию, отвоеванную людьми у мутировавшего леса. «Борги» обосновались тут на деньги «спонсоров» более чем серьезно. Вон возвышаются здания, не оставляющие сомнений в их предназначении – целый завод по переработке твердых радиоактивных отходов. А вон и огромное приповерхностное хранилище для них же.

Впрочем, думаю, это больше для отвода электронных глаз, наблюдающих за поверхностью земли из космоса. Основное «хранилище» – это вон те неоправданно огромные ангары, наверняка прикрывающие глубокие шахты, в которые просто сваливаются бочки с отходами.

Кстати, вон и техника специфическая возле них наблюдается – полностью бронированные «КамАЗы» и «Уралы» семейства «Тайфун», в основном предназначенные для безопасной перевозки личного состава. Но возле каждого ангара их стояло штук по пять-семь. Зачем?

Понятно зачем. Выбросить из бронекапсулы автомобиля сиденья для пехоты и набить ее бочками с опасными отходами – дело нехитрое. А вон и две машины сопровождения, БТР-80 и БМП-3. Все сходится – «борги» таскают сюда важные грузы, можно сказать, международного значения, требующие серьезной охраны…

Но сегодня над спокойным и размеренным бизнесом самой «правильной и идейной» группировки Зоны нависла нешуточная опасность.

Забор вокруг «Вектора» был значительный, похоже, построенный недавно, с соблюдением всех правил военной инженерии. Шестиметровый, с пулеметными вышками, сверху обмотанный несколькими рядами колючей проволоки по всей длине бетонного ограждения.

Но вышки – отличная стационарная цель, по которой гранатометчик средней руки даже без пристрелки влегкую отработает из РПГ метров со ста пятидесяти, резко высунувшись из-за укрытия, а после вновь за него спрятавшись. Исходя из чего, вышки для укрепленного объекта хороши лишь в том случае, когда вокруг него территория полностью зачищена метров на триста вокруг, а лучше на полкилометра, чтоб никакая тварь не подобралась к нему незамеченной.

Но в случае с «Вектором» это было сделать непросто. Объект практически по всему периметру обступал густой лес, потому зачистить территорию вокруг получилось лишь метров на пятьдесят от силы. Думаю, не раз прокляли «борги» проектировщиков, много лет назад решивших возвести данный объект именно тут. Особенно сегодня, когда от полутора десятка пулеметных вышек остались лишь кривые обрубки стальных профилей, торчащие из земли словно изломанные пальцы гигантского мутанта. По ходу те, кто сейчас штурмовал базу «боргов», туго знали свое дело. Сначала не торопясь ликвидировали вышки, потом так же основательно взорвали забор в двух местах. И сейчас рядом с этими довольно обширными проломами кипела нешуточная битва.

По ходу, атакующие, облаченные в зеленую броню, твердо вознамерились захватить базу «боргов». И оснащение приготовили соответствующее. Например, в правый пролом сейчас перла стена бойцов, прикрытых толстенными штурмовыми щитами «Забор» и «Вант-ВМ», из-за которых удобно не только стрелять, но и забрасывать противника ручными гранатами. Что, собственно, «зеленые» и делали, причем весьма активно.

Впрочем, «борги» тоже были не лыком шиты. Поняв, что забор более не преграда для атакующих, они оперативно откатились на вторую линию защиты, спешно сооруженную из бронегрузовиков. А вон и БМП-3, рыкнув двигателем, начала разворачиваться…

Но завершить разворот не успела. «Зеленый» гранатометчик, выскочив из второго пролома, словно чертик из табакерки, с ходу влепил кумулятивный «Луч» из своего РПГ прямо в борт «трешки»…

Удачное попадание. Стреловидная граната моментом прожгла дыру в броне и взорвалась внутри БМП, отчего немедленно сдетонировал основной боезапас.

Боевую машину раздуло на глазах, ее башня оторвалась и взлетела вверх на несколько метров. А потом броневой шар лопнул, выплеснув наружу огонь и вопли людей, тонущие в трескотне взрывающихся патронов.

Правда, и гранатометчик свернулся в эмбрион возле забора, срезанный автоматной очередью. И остальных «зеленых» перегруппировавшиеся «борги» умело накрыли плотным огнем. Конечно, штурмовой щит неплохая защита, но когда по нему молотят из нескольких стволов, хочешь не хочешь, а воткнешь его в землю и будешь сидеть за ним, ожидая, когда противник начнет менять магазины.

Но черно-красные стреляли грамотно. Пока одни перезаряжали оружие, другие давили противника огнем. А тем временем к грузовикам бежала подмога – четверо бойцов в легкой броне. У одного «Муха» в руках и еще одна за спиной. Второй огнемет «Шмель» тащит. А остальные двое – разобранный на составляющие автоматический станковый гранатомет, собрать который дело одной минуты.

В общем, понятно. Максимум через две минуты от штурмовой группы «зеленых» останется лишь черно-багровый, местами поджаренный фарш. А нам с Японцем придется снова отправляться в камеру с цепями на стенах – подозреваю, у полковника таковые присутствуют не в одном экземпляре.

Кстати, вон он, собственной персоной. Бодро ковыляет на своих протезах, машет убойной четверке, орет, мол, быстрее, маму вашу за загривок, шевелите копытами! А из-за плеч у него торчат… твою ж налево, рукояти знакомых мечей!

Вот оно как, значит. Полковник-то всегда славился своей прижимистостью и жаждой наживы. А мечи Японца – это ж целое состояние. Вот и прицепил их себе полковник за спину. На случай, если «зеленые» верх возьмут и драпать придется. Не «Бритву» вынесет из Зоны, так хоть обеспечит себя на всю жизнь. Сволочь.

Кстати, помимо всего прочего, вон и к БТРу трое черно-красных кексов несутся, экипаж, не иначе. Проснулись, голубчики, но лучше поздно, чем никогда. В общем, если сейчас не вмешаться, то через минуту будет поздно.

Ну, я и вмешался. Потому, что решительно не хотелось мне обратно в камеру, другие у меня имелись планы на ближайшее будущее. Потому сдернул я с плеча СВД, дослал патрон в патронник, встал на колено, перекинул ремень на локоть для лучшего упора – и начал стрелять. Очень быстро, потому что «борги» – парни хорошо обученные и, заслышав пальбу в тылу, долго размышлять не станут, с чего бы это приключилась эдакая незадача.

Раз. Два. Три. Трое черно-красных, сбитые с БТРа бронебойными пулями, безвольными куклами попадали возле рифленых колес боевой машины.

Четыре. Пять. Шесть. Семь. Гранатометчики и огнеметчик по очереди ткнулись лицом в осеннюю грязь, не добежав до позиции буквально несколько шагов.

Восемь. Полковник, открывший рот, чтобы проорать очередную команду, неестественно дернул головой и тут же профессионально зажал ладонью разорванную сонную артерию под ухом, заглушив хлынувший было из нее кровавый фонтан. Признаться, хотелось мне влепить гаду пулю промеж ключиц. Но в последний момент вспомнил я, как он помогал спасать одного вредного наемника и как мы с ним плечом к плечу вместе с другими моими товарищами отстреливались на берегу Яновского затона от наседающего врага…

Нет людей плохих и хороших, ибо каждый в этой жизни преследует свой интерес. И когда тот интерес совпадает с твоим, значит, ты встретил хорошего человека. Хорошего для тебя, в данный конкретный момент времени. Сегодня мои интересы не совпали с интересами полковника. Но это не значит, что я мог просто пристрелить мерзавца, с которым мы тайком пили спирт в госпитале из одной мензурки на всех, передавая ее из рук в руки. Другой бы смог наверно. Но не я.

Правда, в этом бы я никогда себе не признался. И сейчас совершенно искренне думал, что стреляю на полдециметра левее потому, что раненого командира немедленно бросятся спасать подчиненные, выносить его с поля боя, вместо того чтобы стрелять в меня. А это как минимум минус двое автоматчиков. Хороший предлог для того, чтоб оправдать мой дурацкий моральный кодекс, от которого я клянусь отречься чуть ли не каждый день. Только не получается ни хрена, увы.

Хотелось мне еще два раза выстрелить, уж больно заманчиво выглядели затылки стрелков, защищенные черно-красными шлемами, которые бронебойная пуля СВД шьет как бумагу. Но не срослось.

«Борги» развернулись быстрее, чем я рассчитывал, и мне пришлось нырнуть за бронированную створку ворот, по которой немедленно замолотили пули.

Впрочем, этот обстрел длился недолго.

Как я понимаю, почуяв ослабление плотности огня, воодушевились «зеленые» и резко двинули вперед, постреливая вслепую из-за щитов и выходя на расстояние броска ручной гранаты.

В этом им помогли другие бойцы группировки, втянувшиеся в пролом и принявшиеся обстреливать «боргов» из подствольных гранатометов – характерный хлопок «ВОГа» я узнаю за версту. Интересно, что «зеленым» мешало сделать это раньше, проникнув на территорию «Вектора» с первой линией щитоносцев? Наверно, надеялись прорваться с ходу. Да уж, на войне излишняя самоуверенность чревата необратимыми последствиями. Кстати, к мирной жизни это относится не в меньшей степени.

Я вновь осторожно выглянул из-за укрытия.

Так-так. Несколько «ВОГов», перелетев через грузовики, разорвались довольно далеко от обороняющихся, не причинив им особого вреда – знаменитая броня «боргов» зачастую оправдывает свою нехилую цену. Но одна граната рванула адресно, прямо под ногами стрелка, облаченного в легкую броню. При этом броня осталась практически целой. Но с человеком произошло примерно то же, что было бы, если б в большую черепаху кто-то запихнул взрывпакет. Панцирь почти цел, так, незначительные разломы и сколы по краям. А вокруг него разбросаны мелкие куски рваного, подрагивающего мяса, обрывки кишечника и окровавленные осколки костей…

Этот взрыв оказался эффективным не столько в поражающем плане – убило-то лишь одного из почти тридцати «боргов», засевших за грузовиками, – сколько в психологическом. Когда обороняющиеся увидели, что будет с ними через пару минут, когда щитоносцы подойдут на расстояние броска ручной гранаты, желание стоять до последнего у них значительно притупилось.

– По машинам! – проревел плечистый детина с вышитыми погонами майора на плечах. И первым ловко прыгнул в кабину ближайшего грузовика.

«Боргов» не пришлось долго упрашивать. За полминуты практически весь личный состав оказался внутри трех бронированных машин. Лишь возле одной вышла небольшая заминка – двое замыкающих пытались загрузить в нее раненого полковника, на шее которого красовалась повязка размером с небольшую подушку. Похвально, ребята. Но, извините, у меня в этом деле есть свой интерес. Ибо на спине полковника по-прежнему красовались мечи, украденные им у Савельева. А я обещал Японцу их вернуть.

Убивать без необходимости не в моих правилах. Поэтому я вскинул винтовку и выпустил две последние оставшиеся пули, метя в руки «боргов», которые тащили полковника в грузовик.

С такого расстояния грех не попасть. По губам «боргов» можно было понять, как они матерились, бросив раненого и пытаясь зажать внезапно образовавшиеся сквозные отверстия в конечностях – одному ниже локтя прилетело, второму – чуть выше. Но не критично. Перетянуть руки выше ран, а там хорошему хирургу работы на час. Правда, загрузить тяжелое тело полковника с такими повреждениями уже никак не выйдет. И времени в обрез, вон «зеленые» того и гляди следом в грузовик ворвутся.

В общем, бросили «борги» командира в грязь, а сами запрыгнули внутрь «Урала», который немедленно рванул с места и, рыча движком, следом за другими помчался в сторону стальных ворот, довольно надежных с виду.

«Зеленые» же, не добежав до цели, остановились, глядя вслед грузовикам. На их лицах, которые я хорошо видел в прицел опустевшей винтовки, читалось явное сожаление.

Правда, остановились не все. Какой-то шустрый малый рванул к мертвым гранатометчикам. Выхватил из рук трупа «Муху», уже раздвинутую в боевое положение, приложился, нажал на спусковой рычаг.

Грохнуло, задняя часть гранатомета окуталась сизым дымом. Сначала показалось, что ничего не произошло, но в следующее мгновение задняя часть замыкающего «Урала» стала похожа на сопло реактивного двигателя. Из кузова грузовика вырвалась струя пламени, машина пошла юзом, завалилась набок и взорвалась.

«Случайно ли всё это?» – невольно подумал я. «Двое раненых бросили командира, остальные не бросились их заменить, продолжая сидеть в безопасном нутре бронемашины. И буквально через несколько секунд именно в этот грузовик прилетает реактивная граната, за секунду превратив весь экипаж в обугленные трупы. Уж не Зона ли наказывает нарушивших Закон Долга, направляя в отступников пули и ракеты?»

Между тем два оставшихся грузовика сработали грамотно, с разгону ударив в ворота одновременно. Может, у одной машины и не прокатило бы вынести кованые створки, но у двух – получилось. Шустрый «зеленый», бросив пустую «Муху», схватился было за вторую, но поняв, что теперь уже вряд ли успеет выстрелить прицельно, даже не стал раскладывать гранатомет в боевое положение. И правильно. Разложишь – обратно уже не сложить, а реактивные гранаты в Зоне большой дефицит.

На этом бой окончился. Территория базы стремительно заполнялась бойцами в зеленых бронекостюмах. Я немного удивился, когда увидел, как проворный гранатометчик раздает приказы направо и налево и с каким рвением «зеленые» их выполняют. Получалось, что этот жилистый тип с узким лицом и бровями вразлет и есть командир отряда, атаковавшего базу «боргов». А может, и лидер всей группировки.

Также меня позабавило, что первым делом несколько бойцов принялись приколачивать к ближайшим зданиям наглядную агитацию – длинные дощатые щиты, крашенные темно-зеленой защитной краской, на которых через трафарет было набито:

и

Что ж, самый простой способ подвести доказательную базу под свои идеи – это сослаться на великих, которые типа думали точно так же. Вернее, на цитаты из их речей или письменных работ, вырванные из контекста.

Далее скрываться не было смысла. Я аккуратно положил на бетонный пол пустую винтовку и вышел из-за бронированной створки, разведя руки в стороны – мол, смотрите, я один и без оружия. Ну, почти без оружия. Нож, висящий на поясе, в Зоне таковым не считается. Инструмент, не более. А маленький пистолет ПСС в потайной кобуре за пазухой не видать, его даже «борги» не нашли, когда меня на стене распинали. Видать, не особо тщательно проводили обыск, стараясь побыстрее выполнить приказ своего полковника.

Само собой, в мою сторону немедленно развернулся десяток стволов, но узколицый махнул рукой – и стволы немедленно вернулись в исходное состояние вместе со своими хозяевами, мгновенно потерявшими ко мне интерес. Что не говори, но самой лучшей дисциплиной отличаются не военные, а фанатики и анархисты. И у тех, и у других обычно присутствует очень конкретная цель, ради которой они готовы на все. В том числе и на беспрекословное подчинение командирам.

Ну, стрелять не собираются – и на том спасибо. Я опустил руки и направился к командиру, который поджидал меня в типичной позе альфа-лидера: руки за спиной, взгляд исподлобья. По бокам от него застыли два типа в экзоскелетах цвета «олива» с дробовиками двенадцатого калибра в руках, стволы которых небрежно так были направлены мне в область коленей. Намек понятен. Дёрнусь – тупо отстрелят ноги, ибо на близком расстоянии дробовик – оружие страшное по своей разрушительной мощи. М-да. Помнится, предыдущий лидер этой группировки вел себя попроще.

Когда я приблизился, вожак «зеленых» заговорил первым, видимо, не желая тратить времени попусту.

– Ну, что ж, спасибо тебе, сталкер. Помог ты нам. И чтоб все знали, что «Воля» добро помнит – говори, чего ты хочешь за свою услугу.

Хммм… «Услугу». Надо же, слово какое подобрал. Типа, это я перед ним и его группировкой выслуживался. Ладно, хочет так думать – пусть думает, его дело.

– Я хочу пятьдесят снайперских бронебойных патронов семь шестьдесят два на пятьдесят четыре, артефакт-аптечку первого уровня, БТР, экипаж которого я положил… Ну и, пожалуй, вон те мечи, что привязаны за спиной полковника «боргов», уж больно они мне приглянулись. А еще мне интересно, не видел ли кто из твоих бойцов поблизости высокую и очень красивую девушку с автоматом?

Длинное лицо предводителя «зеленых» стало еще длиннее, так как челюсть хозяина этого лица слегка отвисла книзу. Полагаю, он не ожидал от меня такой наглости.

– Гетман, по ходу этот сталкерюга вконец охренел, – предположил телохранитель, стоящий слева. – Может, я ему просто башку прострелю? Оно нам всяко дешевле обойдется.

Командир «зеленых», не поворачивая головы, вытащил из кобуры пистолет СР-1 и сильно ткнул стволом под подбородок хранителя тела, так, что у того аж голова маленько запрокинулась назад.

– В следующий раз, Заворот, я непременно прострелю твою башку, если она выдаст мне очередной мудрый совет. Ясно?

Кстати, гетман не шутил. Из СР-1 в упор вполне реально прострелить подбородочную пластину штатного «экзо», да так, что пуля и шибко мудрую башку заодно в хлам разворотит внутри шлема.

– Так точно, батька, – сдавленно проговорил Заворотнюк, которого я не узнал в стальном гриме. Надо же, руководство меняется, а тупая охрана остается. И даже пока с непростреленной башкой. А какой толк в нее стрелять, если там мозга отродясь не было? Только дефицитные патроны тратить.

– Короче, сталкер, скажу тебе так, – степенно произнес гетман, пряча пистолет обратно в кобуру. – Заворот хоть и тупица, но в чем-то он прав. Стрелять в тебя никто не будет, ибо принципы у нас железобетонные, да и Зона всегда мстит тем, кто не помнит добра. Но со своими пожеланиями ты загнул. Насчет девчонки мне разведка докладывала часа два назад, была такая, ее «борги» тащили на северо-восток, связанную и в отключке.

– А почему не отбили? – поинтересовался я.

– А потому, что дело разведки разведданные собирать, а не баб по Зоне, – жестко ответил гетман. – Не было у них такого задания из-за девки ДРГ демаскировать.

Увы, но тут он был прав. Рисковать бойцами ради спасения незнакомой принцессы никакой командир диверсионно-разведывательной группы не станет. Более того. Если встанет выбор – она или они, – то ради сохранения жизней своих пацанов и выполнения задания тот командир скорее самолично прирежет любую прекрасную леди, а после хладнокровно закопает труп и, замаскировав могилу, поведет свою группу дальше, ни о чем не сожалея. Проза войны, и ничего с этим не поделать.

– Далее, – продолжил командир «зеленых», машинально крутя на пальце модное нынче в Зоне так называемое «кольцо Черного сталкера», сработанное из неубиваемого карбида вольфрама. – Патроны ты получишь, не вопрос. А вот артефакт-аптечка первого уровня у нас самих одна штука осталась, и бережем мы ее как зеницу ока на крайний случай…

«…когда тебя самого фатально подстрелят, например», – мстительно подумал я.

– Но второго уровня так и быть, найдем. Кстати, зачем она тебе?

– Друга надо спасти, – коротко бросил я.

В принципе, артефакт-аптечка второго уровня сойдет. Я на первого, если честно, и не рассчитывал – такую я вообще лишь однажды в Припяти видел. Вторая тоже дефицит адский, но достать ее все-таки немного проще. Их одно широко известное в узких кругах НИИ комплектует из артефактов. И ценится эта продукция на сталкерском черном рынке примерно как человеческая жизнь, которую такой аптечкой вполне реально можно спасти, даже когда уже нет никакой надежды.

– Друг – это святое, – важно кивнул предводитель «зеленых». – Спасешь – и записывайся к нам. Тогда и БТР получишь под свое командование. Вижу, мужик ты не промах во всех смыслах, нам такие бойцы нужны. Впридачу получишь в подарок самую лучшую экипировку, какую только можно найти в Зоне.

Мне стало скучно. Ибо все это я уже слышал однажды.

– Самую лучшую – это штурмовую винтовку «FN F2000» и бронекостюм-экзоскелет «WEAR 3Z» полного цикла? – равнодушным голосом уточнил я.

Брови гетмана взлетели вверх.

– Ты что, мутант? Мысли читаешь?

Он еще не успел договорить, как охрана резко вскинула дробовики, направив их мне в голову. Угу, мутов в группировках не любят, а в этой – особенно. Наверно, потому, что считают их конкурентами в деле потрошения сталкеров-одиночек.

– Да нет, – пожал я плечами. – Просто слышал уже все это от твоего предшественника. И про сказку о правильном пацане Робин Гуде в курсе, который за свободу ратовал от всяких козлов. Мол, ходил он в зеленом плаще, чмырил богатеев, собирал с них бабло, на которое экипировал свою группировку по полной, а остальное людям раздавал, чтоб им легче жилось. И группировка ваша по тем же принципам живет. Хоть в старые сказки вы особо не верите, но в зеленом ходите не только ради маскировки. Если же вступлю я к вам, то придется мне зачищать блокпосты и базы «боргов», отстреливать сталкеров-одиночек и мародерничать во благо группировки.

Гетман явно собрался меня перебить, но я оказался быстрее.

– Да, я знаю, что в этом нет ничего плохого, ибо так живет вся Зона и не только она. Во всем мире существует один закон – не ты, так тебя. Слабый дохнет в нищете, сильный разделяет и властвует. И всегда лучше присоединиться к сильному, чем остаться в нищете и одному. Но тем не менее мне как-то больше по душе именно в нищете и одному. Такая уж у меня натура.

Командир «зеленых» молча смотрел на меня. Во взгляде его читались одновременно удивление, недовольство и явное желание отдать своим хранителям тела короткий приказ с необратимыми для меня последствиями.

Но слово им было сказано: «Стрелять в тебя никто не будет, ибо принципы у нас железобетонные, да и Зона всегда мстит тем, кто не помнит добра». Дело, конечно, не в принципах, с которыми тот, за кем сила, всегда управляется просто: принципы-то мои, хочу – следую им, не хочу – да и хрен с ними. А вот Зона действительно отомстить может тому, кто не держит слова. Это у нее запросто. Удивительно еще, что мне от нее не прилетело за все дела, что я вытворял на ее территории.

Думаю, гетман был мужиком не глупым – тупых командиров что в Зоне, что на войне обычно очень быстро хоронят в одной братской могиле вместе с подчиненными. Поэтому он лишь криво усмехнулся и бросил:

– Заворотнюк! Выдать ему полста патронов и арт-аптечку номер два. Пусть берет вон тот грузовик, что стоит около ангара, и катится на нем, куда захочет до первой аномалии.

С этими словами командир «зеленых» круто развернулся и направился вглубь базы.

– А мечи? – бросил я в спину гетмана, внутренне напрягаясь и одновременно прогоняя в голове кучу кровавых сценариев на случай, если обиженный в лучших чувствах батька сделает вид, что не услышал моих слов.

Но гетман и вправду был неглупым человеком. Зачем обижать того, кто за несколько секунд десятью выстрелами убил либо вывел из строя десять человек? Правильно, совершенно ненужное занятие и к тому же опасное для здоровья.

– Да забирай, – бросил через плечо командир «зеленых». – Вот же люди, за две копеечные китайские железки удушатся.

И ушел, сопровождаемый вторым телохранителем, оставив меня один на один с Заворотнюком.

– Ну че, сымай с полковника свои зубочистки, – громко хохотнул Заворот, отчего глухо лязгнули приводы его экзоскелета. – Не расскажешь, на кой тебе это барахло?

– Ты ж сам сказал, в зубах ковырять, – огрызнулся я, приближаясь к полковнику, который все это время так и валялся в жирной осенней грязи, не способный самостоятельно подняться на ноги – уж больно много крови из него вытекло. Что так его не оставят, это понятно – вон тощий санитар еле плетется, придерживая рукой зеленую сумку с красным крестом еще советского образца. В которой ни фига не артефакт-аптечка и даже не натовский комплект, а наверняка самый обычный меднабор для оказания первой помощи. Что ж, надеюсь, полковник выживет. А если нет – на всё воля Зоны.

Тем не менее я помог ему подняться, после чего быстро развязал грязные шелковые шнуры-сагео и снял мечи со спины раненого. Кстати, полковник не будь дурак замотал ножны и цубы мечей в выцветшие тряпки, иначе б вряд ли ушлый гетман прошел мимо такого приза, за который можно купить всю его группировку вместе с ним – старинные японские мечи от известных мастеров прошлого стоят нереальных денег.

– Мы еще встретимся, – прошипел полковник, сверля меня взглядом, полным ненависти.

– Всё может быть, – хмыкнул я, привязывая мечи себе за спину.

– И тогда я точно расстреляю тебя!

– То, что не получилось в первый раз, вряд ли получится во второй, – подмигнул я полковнику. После чего повернулся к телохранителю гетмана и сказал:

– Ну что, пошли за тем, что твой шеф велел мне выдать.

– Лучше б он пулю тебе в лоб велел выдать, – буркнул Заворот. И тут же крикнул проходящему мимо бойцу: – Эй, Кныш, присмотри за полковником. Он хоть и раненый, но рожа его мне не нравится. Как бы не сбежал.

* * *

Не люблю я хамов, типа Заворотнюка и его командира. Но, с другой стороны, мне они со своими понтами никаким боком не уперлись. Как говорится, дела порешали и разошлись краями. Поэтому пусть выпендриваются, главное, чтоб свои обязательства выполняли.

В принципе, Заворот указание командира выполнил – правда, при этом слегка напакостил. Патроны выдал не в укупорках, а россыпью, причем все почему-то измазанные в солидоле. Специально, что ли, выискивал погрязнее в недрах передвижного склада, представляющего собой тентованный КамАЗ? Думаю, с артефакт-аптечкой он тоже бы постарался аналогичным образом, но тут было сложнее. Такого рода предметы обычно хранят как зеницу ока в бронированных чемоданчиках, чтобы ни дай Зона с ними ничего не случилось.

Кончилось тем, что хранитель тела гетмана сунул мне чемоданчик вместе с ключами от грузовика и напоследок, откинув забрало шлема, осклабился:

– Пользуйся, сталкер. И лучше не попадайся мне в Зоне.

– А то что? – невинно поинтересовался я, принимая поданное.

– А там узнаешь что, – многозначительно произнес Заворот.

– Вон оно че, – протянул я.

И, повернувшись спиной к телохранителю, на этом закончил содержательную беседу. Ибо длительные разговоры с людьми, не обремененными интеллектом, чреваты падением до их уровня. Оно как зараза – чем больше общаешься с больным, тем выше риск заболеть самому. Поэтому ну их на фиг такие беседы.

Получив то, что мне причиталось, я направился к воротам в подземный коридор, за которыми стояла каталка с Японцем. При этом по пути я увидел, как возле БТР «зеленые» сваливают трофейный хабар в большую кучу. И из этой кучи торчит мой рюкзак. Я его сразу узнал по лямке, которую разрезал в бою с зомбаками, а потом связал собственными руками. Ну и замечательно.

Правда, возле той кучи торчал вооруженный часовой с мутными рыбьими глазами. Вот это не особо хорошо. Опять идти к гетману выпрашивать мой рюкзак? Не солидно, да и бесполезно – сто процентов пошлет. Он со мной полностью рассчитался, так что всё остальное это его законный хабар. Впрочем, сейчас есть дела поважнее…

Виктор лежал там же, где я его оставил. На каталке, в обнимку с «Вепрем». У «зеленых» и без того было много работы на территории, и сюда они пока что не добрались. Оно и к лучшему.

Я поставил бронированный чемоданчик на каталку рядом с Японцем и нажал на замки…

Хренушки. Заперто. Вот, блин, сволочь Заворотнюк! Чемодан дал, а ключи от него выдать, типа, забыл. Да и я хорош, не проверил. Впрочем, бывает. Я ж живой человек, а не машина, стормозил маленько. Впрочем, когда со мной «Бритва», запертые замки это не особо страшная беда.

Клинок ножа, извлеченного из ножен, светился ровным лазурным светом средней интенсивности. Стало быть, заряд в ноже пока что присутствует. Что не может не радовать. Ибо и в таком состоянии «Бритва» вполне свободно режет что мясо, что кости, что металл.

Смахнув ножом замки, словно они были пластилиновыми, я убрал «Бритву» обратно в ножны и откинул крышку чемодана.

М-да. Далеко не тот набор, что я как-то видел в Припяти у одного молодого санинструктора. Но для моих целей годится, ибо Виктор не смертельно ранен, а всего лишь собирается завернуть ласты от упадка сил и нервного истощения. Что есть совершенно разные вещи.

В особых гнездах чемоданчика лежали восемь темно-зеленых контейнеров различной величины, на которых через мелкий трафарет черной краской была набита маркировка: «Бр», «Эк», «БлМ».

Понятно. Ни хрена не «синяя панацея», способная вытащить с того света смертельно раненного, а всего-навсего два «браслета», два «этака» и четыре «молчащие булавки». Ни весть что, довольно часто встречающиеся в Зоне артефакты. Но в то же время поди найди их вместе, когда это нужно. Вот именно для таких случаев и придумали артефакт-аптечки. Например, этой вполне достаточно, чтобы тяжелораненый смог добраться до госпиталя и не скончаться по пути от потери крови либо от болевого шока.

Я достал из контейнеров «браслеты» и надел их на запястья Виктора. В принципе, эти арты таскают на себе множество людей, ибо они отлично стимулируют жизненные процессы организма. Но – не сразу, надо поносить их на себе недельку-другую, чтобы почувствовать эффект.

Но мне нужно было сразу.

Поэтому я открыл следующий контейнер и, вытащив «булавки», воткнул их в руки Японца, по одной выше и ниже «браслетов». Ничего, что «молчащие», для моих целей сойдет. Конечно, «говорящие» сработали бы лучше, но тогда стоимость аптечки выросла раза в два. Что делать, при утверждении военных заказов прежде всего смотрят на цену и лишь потом на всё остальное.

Наконец, из последнего контейнера я извлек два «этака», в просторечии называемых «батарейками» и представляющих собой черные палочки круглого сечения, активно применяемые в военной промышленности и в автомобилестроении. Практически вечный аккумулятор, но, к сожалению, относительно маломощный. Средний «этак», довольно часто встречающийся в Зоне, может заменить автомобильный аккумулятор с номинальным напряжением двенадцать вольт. То есть благодаря «батарейкам» залить планету дармовым электричеством не получится. Так, разве что в отдельных ограниченных сериях популярных автомобилей использовать в качестве рекламных акций. Или вот в армейских аптечках, преимущественно поставляемых в аномальные Зоны. Ибо какой нормальный боец в условиях нормальной войны будет испытывать на себе или на своем товарище экспресс-артефакт-терапию, последствия которой для обычного человека непредсказуемы. Это нам, сталкерам, отмеченным Зоной, всё по барабану.

В общем, примерился я, да и приложил «батарейки» к концам «булавок», торчащих из рук Японца. Тут важно их одновременно замкнуть, чтоб нервную систему не закоротило. А то вместо лечения из человека получится подобие растения, ни на какие раздражители не реагирующего. Кстати, еще одна причина, почему артефакт-аптечки официально поставляются только в Зоны. На Большой земле военное командование считает, что все, кто попадает на аномальные территории, автоматически превращаются в смертников. А смертника лечить можно чем угодно. Сдохнет – и ладно, все равно это списанный материал…

Я не промахнулся.

Сначала отреагировали «булавки». По ним побежали слабые красноватые вспышки, практически мгновенно сменившиеся на более редкие зеленые. Сейчас «молчащие булавки» вели себя как «говорящие», и это нормально. Значит, есть надежда, что всё закончится хорошо. Ибо даже если ты правильно замкнул цепь, далеко не факт, что пациент останется в живых. Или, например, не превратится в мутанта – такое тоже случалось в практике лечения артефактами.

Но пока вроде всё шло нормально. Я это почувствовал буквально на своей шкуре, когда «батарейки» начали нестерпимо колоть пальцы. Через несколько мгновений ощущение сменилось – теперь подушечки пальцев жгло, да так, будто я сжимал ими раскаленные добела куски металла. Теперь главное не отпустить артефакты, иначе в полутемном коридоре останутся два человека-растения, которых лечить бесполезно, гораздо милосерднее пристрелить обоих. Или два мутанта, коих непременно пристрелят «зеленые», тоже мутов недолюбливающие. Кстати, подкладывать что-то под пальцы бесполезно. Не будет у «батареек» непосредственного контакта с исцеляющим, не будет толку и от самого исцеления – цепь просто не «включится».

И я терпел, до ломоты в челюстях сжимая зубы, чтоб не заорать, пока красные искры не побежали по «браслетам». С каждым мгновением этих искр становилось все больше, и все быстрее было их движение. Через несколько секунд на запястьях Виктора уже горели сверкающие огненные вихри, неистово вибрирующие, отчего тело Японца начало трястись, словно по нему пропустили ток высокого напряжения.

Эта тряска передалась и мне. Меня колотило, бросая то в жар, то в холод. В какой-то миг я испугался, что выпущу из пальцев «батарейки», но в следующее мгновение понял – опасался я зря. Артефакты намертво приросли к «булавкам», так же как к «этакам» прикипели мои пальцы…

А вибрация все усиливалась… Как и неистовая, сумасшедшая боль в моих руках, которая начала подниматься выше, усиливаясь с каждым ударом моего сердца.

Я прекрасно знал свой болевой порог и с опаской ждал, что сейчас, вот прям сейчас потеряю сознание от этой адской боли…

Внезапно раздался резкий хлопок – и всё прекратилось.

Боль исчезла, будто ее и не было – как и вибрация, только что сотрясавшая меня от макушки до пяток. Вполне можно было бы ожидать нереальной слабости после такого потрясения… Но ее не было. Наоборот – так хорошо отдохнувшим, свежим и полным сил я себя не чувствовал уже очень давно.

Я осторожно пошевелил пальцами, ожидая чего угодно – от вспышки боли до того, что они просто отвалятся. Между ними хрустнуло, и на каталку посыпались мелкие черные осколки вперемешку с крупной пылью – всё, что осталось от «булавок» и «батареек». Кстати, на запястьях Японца тоже больше не было «браслетов». Лишь черные, растрескавшиеся бублики, готовые рассыпаться от малейшего движения. Они и рассыпались, когда Виктор пошевелился и резким, неуловимым движением принял свое любимое положение сидя с ногами, сложенными крест-накрест, будто они были резиновыми. Понятно. Артефакты отдали Савельеву всю свою силу. И, судя по моему самочувствию, мне тоже кое-что перепало.

– Благодарю, – кивнул Японец.

– Не за что, – пожал я плечами, развязывая шнурки-сагео на своей груди. – На, забирай свои мечи. И как ты только их на себе таскаешь, ума не приложу. Неудобно же.

– Дело привычки, – усмехнулся Виктор, принимая свое оружие. – За них спасибо отдельное.

– Лучше плохонькая штука баксов, чем отдельное большое спасибо, – проворчал я.

– Как сказал бы Станиславский, не верю, – сказал Японец, легко спрыгивая с каталки – по ходу, артефакт-аптечка и ранение ему подлечила. – Ты ж в случае чего возьмешь жратвой и патронами. Причем не за то, что спас кому-то жизнь, а за какую-нибудь хрень.

– Жизнь в Зоне ничего не стоит, – заметил я, поднимая с пола и закидывая за спину свою СВД, к которой теперь у меня были патроны. – За что тут брать плату? А хорошая, качественная хрень всегда пригодится в хозяйстве.

Виктор хотел что-то сказать в ответ, но тут чей-то массивный силуэт перегородил выход из коридора, заслонив собой скудный солнечный свет, падающий снаружи.

– То-то я смотрю, куда ж ты намылился? – прозвучал знакомый голос. – Что это за тип в рванине? «Борг»? И ты, значит, для него эти две зубочистки сюда приволок. Кстати, сдается мне, лоханулся наш батька, и не простое это пырялово. А ну-ка оба ни с места, и чтоб я ваши руки видел!

Ну и, конечно, в процессе этой тирады лязгнул автоматный затвор, ибо в Зоне наезжать на кого-либо не наставив на него автомат это примерно как травинкой щекотать в ноздре крокодила. Круто, смело. Но чревато.

Я медленно повернулся на голос.

Ну да, кто же это еще мог быть. Заворотнюк, возненавидевший меня еще при первом знакомстве. Что вполне логично. Какому хранителю тела понравится, когда и старый, и новый главарь группировки щелкают его по носу, как только он проявит служебное рвение в отношении меня, сталкерюги поганого. И вот сейчас – надо же! – нашлось подтверждение тому, что этот самый сталкерюга якшается с подозрительным типом и даже передает ему оружие!

Честное слово, я в душе человек мирный и незлобливый – если, конечно, меня не специально злить. Потому я и сказал, мягко, душевно, по-доброму, как говорят с капризными детьми и сумасшедшими:

– Спокойно, Заворот, это мой старый друг. Для него я аптечку и брал у вашего гетмана…

– Для тебя, гнида сталкерская, я не Заворот, а младший сержант Заворотнюк, – сквозь зубы процедил хранитель тела, совмещая линию прицела автомата с моим лбом. – А ну, мля, оба легла на землю и руки на затылок положи… Ай, твою душу!..

Ага, рано Заворот бронещиток шлема поднял. Хотя понять его можно – не особо приятно смотреть на окружающий мир через многослойное бронестекло. Да и дышится так легче, хоть производители экзоскелетов и гарантируют отменное качество их внутренней вентиляции.

Дело в том, что в процессе словоизлияний Заворотнюка Виктор задумчиво так провел пальцем по каталке, на которой еще сидел. Незаметное движение, лишенное какой-либо агрессии, которое я тем не менее заметил краем глаза. И внутренне приготовился, ибо Савельев не из тех, кто в задумчивости бесцельно шевелит конечностями.

Я не ошибся. Виктор резко и бесшумно распрямил два пальца, словно отвешивал щелбан кому-то невидимому – и Заворотнюк немедленно схватился за глаз. По ходу, Японец отправил туда крохотный осколок сгоревшего артефакта, которыми была усыпана вся каталка. Впрочем, какая разница. Враг отпустил на мгновение направленный на тебя автомат – значит, это мгновение нужно использовать по полной.

Ну, я и использовал – что мне еще оставалось? Ложиться пузом на бетон, а после ждать суда гетмана, доказывая, что Савельев не тот, кем его счел Заворот? А если доказать не удастся, то добро пожаловать в камеру с цепями? Или и того хуже, становиться к стенке?

В общем, не люблю я такие расклады. Потому пока Заворот, неистово матерясь, протирал себе гляделку, достал я из-за пазухи свой ПСС да и всадил младшему сержанту пулю в другой, плотно зажмуренный глаз.

Зрелище получилось неаппетитным. Цилиндрическая пуля патрона СП-4 входит в плоть грубо, не вонзаясь, а тупо плюща совершенно плоской головной частью всё, что встречается на ее пути.

Глаз хранителя тела взорвался, словно наполненный мутной жидкостью презерватив, по которому ударили кувалдой. А следом точно так же взорвался мозг, выплеснувшись из тесного шлема наружу. Надо же, как я ошибался. Оказывается, у Заворотнюка были мозги. Только сильно набекрень. И зачастую такое заболевание лечится только пулей, по-другому никак.

Разом исцелившийся от своего недуга Заворот рухнул навзничь в своем экзоскелете, только гул пошел гулять по коридору. М-да… Вот чем порой заканчивается излишнее служебное рвение. Выносом мозга в буквальном смысле с последующим выносом тела, которому уже никогда не стать сержантом…

– Хм-м-м, жестоко, – заметил Японец, наконец-то слезая со своей каталки. – И этот человек как-то говорил мне, что нельзя засовывать взрывпакеты в животы нехорошим людям, типа, это бесчеловечно. Великая Аматэрасу, до чего же двуличен этот мир…

– Прям охренеть, святоша нашелся, – проговорил я, отправив пистолет в потайную кобуру и поднимая с пола РПК «борга», убитого накануне. Если придется прорываться через толпу «зеленых», барабанный магазин на семьдесят пять патронов будет всяко полезней «акашного». – Что мне с ним было делать? Нравоучительную беседу провести?

– Ну зарезал бы, что ли, аккуратненько, – пожал плечами Савельев, которому после артефакт-терапии по ходу приспичило языком почесать. – Метнул свою «Бритву» – и порядок. А то прям не труп, а жуть жуткая. И как такое в романе будешь описывать?

– Словами, – рыкнул я, проверяя пулемет. – Пусть народ знает, что война это ни фига не романтика, а грязь, кровь, боль и мозги в кашу. Тогда, может, и войны никогда не будет.

– Ага, он еще и пацифист, – кивнул Виктор, в свою очередь проверяя «Вепрь». По ходу, полюбился нашему ниндзе тяжелый и мощный гладкоствол, и менять его на автомат он вроде как и не собирается. Ну, его дело… Хотя нет, автомат все-таки за спину закинул поверх мечей. Это правильно. Автомат Калашникова – он как деньги, никогда лишним не бывает. А вот без него как-то тоскливо.

– Всё, хорош лясы точить, – отрезал я. – Ты теперь, по ходу, живой и здоровый, так что слушай. Сейчас выходим и топаем к грузовику, ключи у меня есть. Делаем вид, что всё нормально, так и должно быть. Глядишь, и прокатит.

– Как говорят в Японии, подумав – решайся, а решившись – не думай, – усмехнулся Виктор. – Ну, давай попробуем.

Ну, мы и попробовали. Вышли за ворота и пошли быстрым шагом, как и все остальные «зеленые», которые сейчас в ускоренном темпе шарились по бывшей базе «боргов».

Бронегрузовик, на который указал мне новый гетман группировки, стоял довольно удобно, рядом с большим ангаром, почти полностью загораживающим его от лишних взглядов. Дойти до него – три минуты, и это вполне реально, потому как «зеленым» сейчас точно не до нас. Гетман, похоже, для каждого нашел задание, и члены группировки на месте не стояли. Все понимали: «борги» так запросто со своим бизнесом не расстанутся и совершенно точно попытаются базу отбить. Вот и метались победители как квазимухами покусанные: одни дыры в заборе латали, другие ворота обратно прилаживали, третьи огневые позиции реанимировали. И никто особо не обращал внимания на других…

Кроме часового, стоящего возле кучи хабара, который мутными глазами поводил туда-сюда, словно хищная, но ленивая рыба, ожидающая, когда добыча сама приплывет ей в пасть. А из охраняемой им кучи всё так же торчал мой рюкзак с приметной лямкой.

С одной стороны, пройти бы мимо – и ладно. Но, с другой стороны, в том рюкзаке лежало самое необходимое. Жратва, обеззараживающие таблетки для воды, патроны, аптечки – не артефакт-варианты, конечно, но и без обычных армейских на зараженных землях никуда. И далеко не факт, что всё это найдется в грузовике или встретится по пути.

В общем, думал я недолго. Свернул с дороги, подошел к караульному и сказал не особо надеясь на успех:

– Слушай, земляк, тут такое дело. В куче хабара лежит мой рюкзак, вон тот, со связанной лямкой. Там ничего особенного, только самое необходимое. Давай так: я его заберу, и мы с товарищем просто уйдем. Лады?

Ну вот честное слово, не люблю я бить и убивать людей. До тех пор, пока они не попытаются сделать то же со мной. И когда автомат на меня наставляют, тоже не люблю. Потому учили меня в свое время: никогда не целься в того, в кого не собираешься стрелять. И если кто-то направляет на меня огнестрел, я уже автоматически понимаю, что этот человек – собирается. А значит, увы, это снимает с меня любые моральные ограничения.

Караульный наставил, одновременно щелкнув переводчиком огня. В рыбьих глазах мелькнуло что-то похожее на радость – надо же, добыча вот-вот сама заплывет в ротовую полость, останется только сглотнуть. То, что в Зоне у каждого имеющего оружие патрон уже в патроннике, и так понятно. Плюс к автомату штык примкнут, довольно грязный то ли от смазки, то ли от нерадивости хозяина штыка. Намек ясен. Или пристрелит, или заточенной нестерильной железякой ткнет. А потом небыстрой рысцой побежит докладывать гетману, как он круто защитил имущество группировки. Глядишь, какую-нибудь завитушку на пустой погон получит за служебное рвение.

– Стоять, мля, на месте, – сказал караульный. – Рюкзак ему, ага. Хабар общаковый скрысить решил, паскуда? Да я тебе щас…

Когда в ответ на мои вежливые речи меня начинают обзывать разными словами, я имею обыкновение недоумевать, как мироздание допустило, чтобы такие типы шатались по нашей планете. Но когда эти типы пытаются проткнуть меня грязной железякой, я вдобавок еще и огорчаюсь. Что, впрочем, не мешает мне отплатить человеку той же монетой. Если мироздание что-то проморгало в устройстве вселенной, никто не помешает мне попробовать исправить досадную оплошность.

Ошибка караульного была в том, что он не стал никого звать на помощь, а решил справиться с проблемой самостоятельно. Делов-то? Ткнуть нахальному сталкерюге штыком в горло, повернуть автомат на девяносто градусов, резануть в сторону – и вовремя отпрыгнуть, чтоб хлынувшей кровищей униформу не залило.

Правда, рыбоглазый не учел, что я был готов к подобному развитию событий.

Немного отклонившись в сторону, я пропустил штык и ствол автомата мимо своего уха. При этом я незаметно поднял руку, и когда рукоять штык-ножа скользнула по моей ладони, нажал на кнопку-фиксатор.

Почуяв неладное, караульный рванул автомат назад – и штык-нож, сдернутый со ствола автомата, остался в моей руке. Резким движением пальцев я перевернул трофейное оружие и воткнул его в горло караульного прежде, чем тот успел заорать. При этом проворачивать клинок в ране и резать сонную артерию не стал. И не потому, что опасался новых подколок Японца насчет моей кровожадности. Просто когда у человека в горле торчит нож, он еще живет некоторое время и порой даже не падает. Скорее, замирает, боясь пошевелиться и причинить себе этим движением лишнюю боль.

Что, например, и произошло сейчас.

Рыбоглазый окаменел, вцепившись в свой автомат, словно тот мог его спасти. Я же протянул руку, поставил оружие караульного обратно на предохранитель и вежливо сказал:

– Спасибо за понимание.

После чего шагнул в сторону, наклонился, слегка поднапрягшись, выдернул свой рюкзак из кучи хабара и, повернувшись к Японцу, негромко произнес:

– А теперь ходу.

– Ну да, а то б я сам не догадался, – буркнул вредный Савельев. Но совету последовал.

С крайне деловым видом мы направились к грузовику – не бегом, чтоб не привлекать внимания, но и очень стараясь не задерживаться по пути.

И нам это почти удалось.

До машины оставалось метров сто, когда позади нас послышались крики.

Я мельком обернулся. Ну да, часовой постоял-постоял, да и упал. Скорее всего, задохнулся или кровью захлебнулся – типичная смерть при таком ранении. Вот что бывает, когда кто-то сдуру решает убить вежливого человека, который пытается договориться по хорошему.

Впрочем, «зеленых», обнаруживших труп, нисколько не волновало, кто прав а кто виноват. Убит член их группировки – значит, убийце необходимо отплатить той же монетой. Вернее, два члена – орали уже и со стороны ворот, ведущих в подземный коридор. Стало быть, нашли Заворотнюка. Совсем нехорошо.

Я швырнул Японцу ключи, крикнув:

– Заводи!!!

И, развернувшись на сто восемьдесят, полоснул по «зеленым» из пулемета веером от бедра. В любой неизбежной драке всегда лучше ударить первым. Это гарантированно деморализует противника, пусть даже на несколько секунд. Которых Японцу вполне хватило, чтоб, рванув с места, на бешеной скорости пробежать стометровку. По крайней мере, я очень надеялся – на него и на артефакты, благодаря которым он так экстренно восстановился.

Однако, что там за моей спиной происходит на самом деле, я, понятное дело, не видел. Был сильно занят, оборачиваться некогда.

После моей очереди «зеленые», стоящие возле кучи хабара, попадали на землю. Кого-то я, может, и зацепил, но, думаю, в основном у воинов Зоны отработанный рефлекс сработал. Стреляют в тебя – хлопнись на пузо и начинай стрелять в ответ, как только поймешь, что плотность вражьего огня снизилась. Ибо голова, не вовремя поднятая под пулеметным огнем, рискует заполучить меж бровей аккуратное отверстие под третий глаз.

Но я не собирался снижать ту плотность, пока не услышал позади себя бешеный рев двигателя. А потом у меня кончились патроны. Вдобавок со стороны ворот, за которыми упокоился Заворотнюк, тоже начали стрелять. Правда, пока не прицельно, но понятно, что это явление временное.

Иными словами, у меня была пара секунд для того, чтобы придумать, как спасти свою жизнь. И, если честно, ни черта не придумывалось. Наверно, зря я все-таки полез за тем рюкзаком, понадеялся на личную удачу. А «зеленые» меж тем вон, уже вынимают морды из грязи и, утирая их рукавом одной руки, одновременно другой рукой подтягивают к себе автоматы. Блин, беда прям…

Между тем рев грузовика за спиной становился все громче. Интересно, Савельев решил меня сбить на полном ходу? Типа, не удалось затроллить, так хоть задавлю на фиг?

Терять было нечего, и я, бросив в грязь пустой пулемет, обернулся. Как раз чтоб увидеть совершенно бесстрастное лицо Японца за бронестеклом грузовика, стремительно летящего на меня. Твою ж душу! Он, по ходу, совсем сдурел!

Или… не совсем?

Из кабины через открытое окно высунулся автомат. Савельев дал очередь куда-то над моей головой, одновременно резко нажав на тормоз.

Грузовик, взвыв движком, чуть на дыбы не встал, навстречу мне полетели комья грязи. Но я уже бежал вперед, видя перед собой лишь широкий бампер и мощный капот бронированного «Урала», шириной чуть ли не с двуспальную кровать.

Толчок правой ногой от земли, левой – от бампера, и вот я уже на капоте. Виктор бросил мне автомат, я поймал его в полете и прыгнул снова, чтобы уйти от града пуль, ударивших в то место, где я был только что. Миг – и я уже на крыше автомобиля. Нормально. Было там где улечься и за что зацепиться, чтоб не стряхнуло на землю, пока Савельев разворачивал машину. Например, за дополнительный фонарь на крыше кабины.

Обхватив его одной рукой, ногами я нащупал вторую опору – крышку люка. Теперь меня отсюда инерция разворота не сорвет, только разве что пуля «зеленых», которыми они теперь щедро и от души осыпали наш грузовик. Я даже успел дать длинную неприцельную очередь в сторону «батьки», рванувшегося к куче хабара, из которой торчала та самая вторая, неиспользованная «муха». Еще не хватало напоследок в корму «Урала» такой подарок поймать. Правда, похоже, не попал, уж больно из неудобного положения стрелять пришлось. Но заметил, что гетман поступил мудро – шлепнулся в грязь и не поспешил подняться, подарив нам дополнительных несколько секунд, после которых стрелять уже было бессмысленно.

Потому как Виктор дал газу от души. Так что я про стрельбу разом забыл, удержаться бы. «Урал» семейства «Тайфун» не машина – зверь. Ей что кочки, что колдобины, что куски бетона под колесами – по барабану. Правда, когда катаешься не в салоне, а на крыше, все эти дорожные прелести премерзко отдаются во всем организме, сотрясаемом довольно жестоко.

Восстановить снесенные ворота «зеленые» не успели. Только поставили на место и чуток прихватили сваркой, как мы вынесли их снова бронированным бампером тяжелого грузовика. И тут же где-то далеко за спиной остался грохот искореженного металла и громогласный мат ремонтной бригады, перекрывший даже рев мотора.

Впрочем, это всё уже было неважно. Мы вырвались, мы живы и даже не ранены, а это в Зоне после хорошей переделки и есть самый лучший бонус, по сравнению с которым любой хабар – так, мелочь, цена которой крайне незначительна.

Изловчившись, я оторвался от фонаря и, рискуя грохнуться под колеса «Урала», бросил автомат в открытое окно кабины. Потом туда же полетели рюкзак и СВД. Следом, изогнувшись дождевым червем, вполз я сам. Если честно, крайне непростое дело совершать эдакие трюки на полном ходу. И какого Японец так газует по неровной дороге? Вроде за нами никто не гонится.

О чем я ему немедленно и проорал:

– Куда летим, Савельев? Погони вроде не предвидится.

– Ее и не будет, – зло рыкнул Виктор, показав взглядом куда-то вниз. – Глаза разуй.

Я послушно глянул под ноги Японца – и всё понял.

Педаль тормоза болталась вверх-вниз в такт подпрыгиваниям тяжелой машины, поймавшей колесами очередную неровность дороги. Теперь понятно, почему гетман указал нам именно на этот грузовик. Я попросил транспорт – я получил транспорт. Закон Долга соблюден, ведь я ничего не говорил о том, чтоб у машины были рабочие тормоза. Лихо он вычислил неисправность. Хотя, может, просто обратил внимание на какую-нибудь деталь, например, на лужу тормозной жидкости под «Уралом» или еще на что. Я-то далеко не водила-профессионал. Японец, думаю, тоже, хотя бес его знает…

Ну и вот. Стало быть, развел нас «гетман» как детей. Потому небось и погоню не выслал… Хотя нет, не бьется теория. Даже неисправный «Тайфун» в Зоне большая ценность. Ну, воткнемся мы спецом в дерево на полной скорости, чтоб затормозить. Всё равно «Урал» не взорвется, не та машина, слишком совершенная. Что стоит послать за нами тот же БТР или, на худой конец, другой грузовик с бойцами, чтоб приволочь обратно и машину, и нас лихоимцев? Но нет, в зеркале заднего вида пусто, ни малейшего намека на погоню. И, похоже, не случайно гетман не особо рвался стрелять нам вслед из «Мухи». Будто вспомнил что. Значит…

Я резко распахнул дверь и вышвырнул из кабины всё, что недавно в нее покидал – и оружие, и многострадальный рюкзак. После чего заорал дурным голосом:

– Прыгай!

И первым последовал своему же приказу.

Неблагодарное это дело – выскакивать из машины на полном ходу. Но когда ничего другого не остается, приходится лишь надеяться, что под ноги не подвернется какая-нибудь коряга или в спину не воткнется сломанная ветка дерева-мутанта, твердая, словно стальной нож.

Не знаю, последовал ли Японец моему совету, но я точно выпрыгнул вовремя. Потому, что в спину меня нехило так подтолкнула взрывная волна. Сворачиваясь клубком в полете, я успел открыть рот. И не зря, потому что вслед за толчком по ушам долбанул грохот неслабого взрыва. Надо мной просвистело что-то тяжелое – не иначе, дверь от «Урала». А потом я плечом ударился об землю и покатился по ней, словно мяч, считая поочередно задницей, затылком, шеей и позвоночником кочки и неровности старой дороги.

Умение рефлекторно группироваться есть замечательное качество. Конечно, в случае чего без синяков не обходится, но зато есть хорошая возможность избежать серьезных травм – вот как сейчас, например. Гробанись я эдаким мешком с грузовика, несущегося на полном ходу, переломался бы – мама не горюй. А так кувырнулся пару раз и встал на ноги, хоть и с ноющей болью в спине, но вполне себе целый и невредимый.

«Уралу» же повезло меньше. Машину разворотило изнутри, и сейчас она напоминала горящую стальную лилию с неровными лепестками, торчащими во все стороны.

Понятно… Теперь – понятно.

Гетман группировки «зеленых» изначально знал, что у грузовика неисправны тормоза, а сам он начинен миной с дистанционным взрывателем. По ходу, эту мину заложили его бойцы-диверсанты, проникнув ночью на территорию базы «боргов». Зачем? Да, думаю, чтоб, если штурм не заладится, рвануть грузовик, внеся хаос в ряды защитников «Вектора». И рванули бы, если б им на выручку неожиданно не пришел некий несговорчивый сталкер с СВД. А поскольку упрямых амбициозные лидеры не любят, то и транспортное средство было тому сталкеру выделено особое. С сюрпризом. Никто ж не обговаривал, что оно не должно было быть заминированным. И Закон Долга не нарушен – когда ты полностью рассчитался с долгами, о каком долге может идти речь? Потому никто – в том числе и Зона – ничего тебе не предъявит, если ты, в очередной раз сэкономив дефицитную гранату, нажмешь кнопку дистанционного взрывателя. Тем более что и причина есть, ведь я двух уродов из его группировки грохнул. Но кто ж виноват, что в его шайке их так много?

Правильно, никто не виноват, в Зоне такие через одного, да и не в Зоне тоже. Но при случае я, пожалуй, не буду долго думать, проделать мне третий глаз меж бровей гетмана «зеленых» или все-таки воздержаться. Ибо есть у меня ощущение, что теперь он задолжал мне одну жизнь. Свою. А сталкерская чуйка меня почти никогда не обманывает.

– Ты там живой? – раздался из кустов голос Японца, как мне показалось, слегка обеспокоенный.

– Не дождешься, – отозвался я, поднимая с земли заляпанную грязью СВД. Прицел вроде не разбился, ну и отлично. А отскрести грязь – это только вопрос времени. Как и с автомата, который валялся чуть поодаль. Насчет него-то можно точно не беспокоиться, АК – аппарат неубиваемый, ему удар об землю как слону дробина.

Подобрав оружие и многострадальный рюкзак, я направился к Японцу, который стоял спиной ко мне, задумчиво глядя на догорающие останки грузовика. За спиной – мечи, в руке – «Вепрь», хоть картину с него пиши: «Ниндзя, скорбящий по “Уралу”».

– С ним случилось то, что я думаю? – не оборачиваясь поинтересовался Савельев.

– Да я хрен знаю, что ты там думаешь, – буркнул я.

Еще не хватало мне сейчас в голове Японца ментально копаться. И так сил нет, ибо устал плюс жрать хочу как барракуда. А когда я голодный, моя природная доброта и мягкость моментом улетучиваются, уступая место вредному характеру и жажде уничтожения всего, что можно сожрать.

– Зато я знаю, – после небольшой паузы сказал Виктор. – И полностью с тобой согласен. Прям хоть возвращайся на базу этих зеленых робингудов, чтоб их главаря за такие шутки повесить на его собственных кишках.

– Ты это, хорош в моей башке ковыряться без разрешения, – заметил я. – Но тем не менее это ты прям сейчас в самую точку попал. Я сам бы не отказался повторно прогуляться к «Вектору». Но, с другой стороны, если мне не изменяет память, кое-кто в Припять собирался с благородной миссией. И еще одно. Мне тут гетман прогнал, что «борги» тащили на северо-восток какую-то девушку, связанную и в отключке. Не думаю, что он врал.

– Почему? – удивленно поднял брови Савельев, по ходу, не ставший спорить и отключившийся от моих мозгов.

– Он тогда под контрактом был, и сведения о Насте в тот контракт входили. Гетман не дурак, чтоб из-за такой мелочи подставляться под нарушение Закона Долга.

– Да-да, суровые неписаные законы Зоны, которые соблюдают даже полные отморозки, – кивнул Савельев. – По ходу, значит нам надо на северо-восток двигать.

– Причем по-любому, – заметил я. – Ибо Припять именно в том направлении находится.

– Спасибо, кэп, – хмыкнул Виктор. – А то б я никогда не догадался.

– Но сначала – привал, – категорично заявил я. – Иначе, не дойдя до цели, тупо ласты протянем.

– Согласен, – кивнул Японец.

* * *

Привал мы организовали неподалеку, в густой тени деревьев, чтобы и дорога была в поле зрения на случай, если «зеленые» все-таки надумают отправить погоню, и чтоб, если из леса мутант какой полезет, не прозевать незваного гостя. Но все было тихо-спокойно, если не считать потрескивания чего-то, догорающего в недрах изуродованного «Урала». Зажевав по банке тушенки, мы запили ее водой из фляги, решив, что всегда успеем нахлебаться из ближайшей лужи мутной водички, предварительно обеззараженной специальными таблетками из армейского сухпайка. В Зоне периодически родники встречаются, так что, надеюсь, найдем, чем пустые фляги наполнить.

Параллельно выяснилось, что с продуктами у нас не очень. По ходу, кто-то из «зеленых» успел порыться в моем рюкзаке и ополовинить его содержимое. Так что жратвы у нас оставалось ровно на еще один раз покушать. Плохо. Без еды и воды мы далеко не уйдем, это как пить дать. Или не дать, если пить нечего…

– Тут неподалеку карьер имеется, из которого при ликвидации аварии землю брали для засыпки радиоактивных отходов, – прервал мои глубокомысленные размышления Виктор, рассматривающий карту, которую он извлек из потайного кармашка своего костюма. – Как я понимаю, в том карьере с большой вероятностью могут быть родники.

– Ну и нормально, – зевнул я. – Только вот смеркается уже. Придавить бы хотя б по паре-тройке часов, а там с рассветом и двинем.

– Кто-то так прям рвется девушку спасать, – заметил Виктор.

– Девушку – это мы завсегда, – заверил я Японца. – Только вот ночью по Зоне шататься без приборов ночного видения это все равно, что в медвежий капкан залезть обеими ногами и сплясать в нем, надеясь, что он не захлопнется.

– Ну ладно, уломал, – отмахнулся Савельев. – Тогда я спать, а ты меня непременно растолкай через три часа.

– Япона мать, – повторно зевнул я. Вот ведь гад какой, а? Но кто первый время забил, того и тапки. Ладно, пусть дрыхнет. А то храбрится, а сам бледный как смерть кошачья и только что не падает от усталости. Подзарядка артефактами штука, конечно, хорошая, но недолгая. И если нормально не отдыхать, то можно и после нее такого клина дать, что не обрадуешься. Вплоть до комы, а то и фатального схлопывания ласт.

Пока я вертел в голове эдакие умные мысли, Виктор как сидел на месте, так тут же и свернулся в клубок, обняв трофейный «Вепрь». И отрубился в момент. Нормально ему, блин. А мне тут сиди, развесив уши, зыркай по сторонам, стереги, хотя самого после всего пережитого нервяка и плотного ужина рубит не по-детски.

Впрочем, это я так, поворчать мысленно, чтоб время текло быстрее. Ибо в Зоне ночь наступает быстро. Только что сумерки были, и вдруг – щелк! Как будто свет выключили, оставив лишь в качестве ночника экстремально звездатое небо, прикрытое широкими лоскутами серых туч.

Костерок я развел маленький, чтоб не привлекать внимания ночной нечисти. Так, руки-ноги погреть осенней ночью. Причем развел его за спиной Савельева. Пусть ему хребет греет, а то ж от холода окуклится ночью и не заметит. Ибо дрыхнет ниндзя как сурок, и ночной дубак от здорового сна его ни разу не отвлекает.

От нефиг делать я сухарь на огне поджарил, сгрыз, поглядывая по сторонам…

И вдруг замер на месте.

На «Вепрь» Савельева, прям на крупную мушку, присело насекомое. Я сперва подумал, что это квазимуха, мутант вполне для Зоны обычный. Но, присмотревшись, понял, что ошибся.

Это была земляная пчела. Плотоядное насекомое, охотящееся роем. Свои улья эти пчелы строят глубоко в почве, разрыхляя ее своими жвалами. Укус одной такой пчелы может парализовать крупное животное. Производят мед, из которого можно делать очень ценный антибиотик… Все эти сведения мигом всплыли у меня в голове, ибо я сам составлял бестиарий, в который включил этого крылатого мутанта.

Но бестиарий не этой Зоны, не Чернобыльской. Земляных пчел я встречал лишь в одном месте – во вселенной Кремля. И тут они быть ну никак не могли. Значит…

Перед моим внутренним взором моментально нарисовалась незакрытая щель между мирами, оставшаяся висеть над той поляной, куда мы вывалились вместе с Настей из мира Кремля. Вот это номер! А что, если следом за этой пчелой сюда полезут неистовые нео, коварные осмы, жестокие дампы и остальная нечисть?

Да уж, мало проблем местным сталкерам, так им еще этого не хватало. Впрочем, справятся, я думаю. Другой вопрос – а как вообще на обоих мирах скажется такое взаимопроникновение? Если тот разрыв начнет расширяться все больше и больше, то будет – что? Два мира сольются в один? А потом вся Роза миров превратится в одну огромную вселенную, где магия и драконы Центрального мира перемешаются со сталкерами и «мусорщиками»-пришельцами этой Зоны плюс сюда добавятся биороботы, шамы и жуки-медведи мира Кремля? Ну охренеть коктейль получится…

Раздумывая таким образом, я щелчком отправил земляную пчелу в кусты… и тут же перестал думать.

Потому, что из тех кустов на меня не мигая смотрели глаза. Вернее, две слепые, белесые пуговицы, сидящие глубоко в глазницах странного существа… покачивающегося над кустами.

Я видел лишь длинную лысую голову, похожую одновременно и на человеческую, и на лошадиную. Все остальное тонуло в глубокой тени кустов. Но было ясно – неведомая тварь именно висит над ними, покачиваясь в такт слабым порывам ветра.

Я замер. Если это то, что я думаю, то лучше не дергаться. Потому как мут здорово смахивает на бродячего телекинетика, которые порой встречаются в заброшенных зданиях. Со зрением у них беда, слепые они, но этот недостаток прекрасно компенсируется переразвитыми остальными органами чувств. Шевельнешься – и немедленно тварь швырнет в тебя, ориентируясь по звуку, кусок бетона или ржавый холодильник. Или тебя самого приподнимет да хрястнет об пол так, что мозги по стенам разлетятся. А потом спокойненько высосет из свежего трупа все соки, оставив на грязном полу высохшую мумию, некогда бывшую сталкером.

Чего этот-то из своего подвала в поле вылез? Совсем в развалинах нечего жрать стало? Очень может быть. Война в Зоне идет, а войны не особо положительно влияют на численность населения. И аномальных Зон – в том числе.

В принципе, левитирующего слепца реально пересидеть. Если не шевелиться. Повисит он в воздухе, поводит рылом туда-сюда да и свалит несолоно хлебавши. Тем более что это не его территория, не сырой подвал, где он чувствует себя гораздо увереннее. К этому все и шло…

Если б не вернулась подлая земляная пчела.

Рассерженная увесистым щелбаном, который я ей отвесил, крылатая мелкая тварь со зверским гудением ринулась в атаку. Причем по ходу я ей ударом пальца, натренированного спусковым крючком, изрядно мозг сотряс и прицел сбил. Потому, что атаковала она не меня, а мирно спящего Савельева, который кемарил в японском стиле, не шевелясь, не ворочаясь и на первый взгляд даже не дыша.

Рассерженная пчела на мгновение зависла над его лицом, готовясь сесть и одновременно вонзить свое жало…

Но не успела.

Не открывая глаз и вроде как даже не просыпаясь Японец поднял руку, щелкнул пальцами – и пчела, вторично получив по тыкве, вновь полетела в кусты.

Блин… Лучше б Японец сделал это проснувшись. Так как насекомое впечаталось прямо в морду подвисшего над кустами телекинетика. И, похоже, от души воткнула в эту морду свое жало.

Над ночной Зоной разнесся вопль – жуткий, протяжный, похожий на истерический хохот душевнобольного. Тело Японца внезапно взлетело над костром метра на два. Вот оно! Сейчас со всей дури шибанет об землю или об дерево размажет!

Но я уже был готов к чему-то подобному. Поэтому не мешкая вскинул автомат и длинной очередью всадил весь магазин в лошадиную харю телекинетика.

Правда, это не особо помогло. Виктор лишь завис в воздухе на пару секунд, пока харя пропускала сквозь себя горячий свинец. У этих порождений Зоны очень маленькая плотность тела. Порой их вообще не видно, лишь мерцает в темноте нервный центр, похожий на медузу с тоненькими щупальцами. Который может разгореться за долю секунды, после чего в тебя полетит что-нибудь тяжелое. Похоже, моя очередь лишь отсрочила смерть Виктора. А следом и мою – у телекинетика вполне хватит сил раскатать в оладьи нас обоих…

Но тут сверху, с высоты грохнул выстрел. В кустах сверкнуло что-то – и пропало. И вой-хохот оборвался на самой высокой ноте.

А потом на землю упал Виктор. Приземлился мягко, на четыре точки, словно кошка. И «Вепрь» уже за спиной на ремне. Когда успел закинуть? Вот же реакция у человека, позавидовать можно.

– Неплохо ты его, вовремя, – сказал Савельев, поднимаясь на ноги.

– Ну да, я его, – отозвался я. – Как в анекдоте про говорящую лошадь.

– Это как? – поднял брови Виктор, больше сведущий в фольклоре Страны восходящего солнца.

– Ну пьяный мужик на санях в деревню въезжает и орет: «Народ, налетай, я дрова привез!» Его лошадь оборачивается и говорит: «Ага, ты привез». Так и тут.

– Если б ты не задержал ту тварь, я бы не успел проснуться и прицелиться, – покачал головой Савельев. – У нее нервный центр очень маленький, навскидку я б точно не попал. А так прям в яблочко засветил. Хорошая машинка этот «Вепрь», прям как для синоби создана. Мощный удар на небольшом расстоянии – это по-нашему.

– Тебе видней, – пожал я плечами. – И это, твое время дрыхнуть вышло. Теперь ты сиди, насекомых от меня отгоняй, а я свои законные три часа по-любому прихвачу.

– Страшный человек, – покачал головой Савельев. – Может, хоть сходим посмотрим, кого мы пристрелили?

– Тебе надо – ты и иди, – зевнул я, заваливаясь на бок. – Эка невидаль, дохлый мутант. Прям не насмотрелся я в Зоне на такие диковинки.

И тут же заснул. Даже если Савельев мне что-то ответил, это уже прошло мимо меня. Такая вот, блин, страшная потеря для тех, кто будет читать мой очередной роман – если я, конечно, его когда-нибудь напишу.

* * *

Спросите у матерого сталкера – что такое счастье? Не в глобально-мечтательном масштабе, типа пресловутого домика у речки, а сиюминутное. Причем не для всех, а для тебя одного, большое и светлое.

И ответит сталкер: выспаться. Чтоб никакая сволочь тебя не будила, пока ты сам не откроешь глаза и, ощерившись во всю пасть, не поймешь – вот оно, свершилось! Выдрыхся так, что прям все тело поет от привалившего счастья.

Но увы, такое с нашим братом происходит крайне редко. В Зоне так вообще практически не случается. Обязательно кто-нибудь начнет трясти за плечо и гундеть в ухо:

– Вставай, светает уже. Вот блин, разлегся, из пушки не разбудишь. Хотя, может, из пушки и получится. Интересно, если над ухом из «Вепря» стрельнуть, быстро проснется?

– Очень быстро, – проворчал я, с трудом раздирая непослушные веки. – А потом в ухо двинет и не посмотрит, что ты весь из себя офигенно крутой ниндзя.

– О, очнулся, – удовлетворенно заметил Савельев. – На тебе твою тушенку с хлебом, хавай и двинули.

– Без воды хавается неважно, – сказал я, вставая. – Судя по твоей карте, до карьера от силы километр. Давай дойдем, наберем воды, да там и позавтракаем.

Предложение Японец принял без возражений. Собраться нам было, как говорится, только подпоясаться, так что выдвинулись мы немедленно. И километр прошли без приключений, если не считать за них две мелкие аномалии, которые мы благополучно обошли, да чьего-то обглоданного скелета, повешенного на ветке кривого дерева-мутанта. Кто это был? Сталкер, казненный военными? Член какой-нибудь группировки, не вовремя встреченный конкурентами? Или же военный, отбившийся от своего подразделения, прочесывающего Зону – и встреченный теми, кто искренне не любит карателей? Теперь не поймешь. Списала Зона человека вчистую, оставив лишь гремящие на ветру голые кости. Так даже вездесущие вороны не обгладывают, не иначе, сама Зона поработала над трупом…

Впрочем, это частности. Если начать задумываться обо всем, что видишь на аномальных землях, впору самому вздернуться на ближайшем дереве. Поэтому мы лишь скользнули взглядами по висельнику и протопали себе дальше. Благо впереди, буквально в нескольких шагах, был реальный повод пораскинуть мозгами.

Карьер Суглинка был огромным котлованом, заросшим высоченной травой. Оно и неудивительно – почва тут плодородная. Ибо на дне карьера раскинулись ни фига не лужи, а самые настоящие озера. По ходу, когда ликвидаторы аварии сняли несколько толстых пластов почвы, подземные ключи нашли выход и теперь разлились вольготно, обильно увлажнив землю, отравленную радиацией.

Но не обилие вполне чистой с виду воды заставило меня призадуматься. А то, что из этой воды торчало.

Выглядело оно совершенно безобидно. Так, ползучее растение какое-то, прижившееся в воде и частично вылезшее на берег. Тонкое, с виду безопасное. Если что – дернул посильнее, оно и порвалось.

Виктор тоже обратил внимание на эти побеги. И поинтересовался:

– Не в курсе, что это там за глисты из воды торчат? Как-то не нравятся мне они, хоть и выглядят как оторви, выброси и забудь.

– Думаю, в курсе, – мрачно отозвался я. – И искренне надеюсь, что это не то, о чем я подумал.

Проверить мою гипотезу было просто. Я в карманах всегда таскаю болты, гайки и стреляные гильзы, которые подбираю по пути. Ими удобно аномалии обнаруживать, если на пути встречается подозрительный участок. И любой сталкер со временем приобретает сноровку с пяти-семи метров попадать гайкой в советскую пятикопеечную монету.

Ну, значит, вытащил я из кармана гайку, да и бросил ее в ближайший отросток…

И едва успел отскочить в сторону. Не ожидал, что щупальце – а это было именно оно – отреагирует так быстро и бурно.

По тому месту, где я только что стоял, со страшной силой хлестнул живой кнут, который просек в земле тонкую, но глубокую борозду. Думаю, окажись я чуть менее расторопным, щупальце просто рассекло бы меня на две половинки, а после, обвившись вокруг окровавленных полутушек, утащило добычу в воду.

– Ну и как? То? – поинтересовался Савельев, на всякий случай вытащив из ножен один из мечей.

– То, – мрачно кивнул я.

– И что это? Никогда ничего похожего не видел.

– Удильщик, – сказал я. – Тварь из соседней вселенной. По ходу, когда я пришел в эту Зону, разрыв между мирами за мной не закрылся. Сейчас он потихоньку расширяется, и оттуда сюда уже полезли разновсякие мутанты. Та земляная пчела, из-за которой ночью приключилась катавасия, тоже из мира Кремля. Если честно, не хотелось бы, чтобы через тот разрыв пролезли остальные, более крупные и опасные. Боюсь, если их станет тут слишком много, они тупо прорвут кордоны Зоны и вместе с местными мутантами, пожалуй, запросто могут уничтожить всё человечество.

– Вот оно что, – присвистнул Савельев. – А эти, со щупальцами, значит, не самые крупные, но одни из самых шустрых. Приползли, освоились и уже охотятся вовсю.

– Получается так, – кивнул я. – Но воды-то нам набрать по-любому надо.

– Ладно, – кивнул Японец, доставая из кармана моего рюкзака пустую флягу. – Ты тут стой. И стреляй, только если они меня схватят. А то из них что-нибудь разбрызгается, типа крови или дерьма, и воду отравит.

И пошел к озеру, засунув свой меч обратно в ножны…

Это, конечно, стоило бы на камеру заснять, но, к сожалению, в моем древнем КПК камеры нету. В какой-то момент Виктор начал двигаться словно смазанная тень, и это не был эффект замедления времени, уж я-то точно знаю. Это было что-то другое, чему я точно уже никогда не научусь. Для того, чтоб так двигаться, нужно несколько лет пахать в секретной японской школе, проходить жуткие испытания, убивать живых и неживых существ, далеких от нашего мира – в общем, кому интересно, может прочитать три романа «Тень якудзы, «Ученик якудзы» и «Путь якудзы», там про Савельева всё можно подробно узнать. Под тем же псевдонимом, что и мои романы, трилогия была издана в каком-то из миров. Я с удовольствием прочитал, рекомендую.

Короче, сейчас Японец то ли тренировался, то ли играл со смертью. Удильщики неистово хлестали своими щупальцами, но рассекали лишь те места, где Виктор стоял долю мгновения назад. А Савельев продолжал метаться меж смертоносными хлыстами, то прыгая в озеро по колено, чтоб зачерпнуть воды, то вновь резким движением выбрасывая свое тело на берег.

– Давай пустую!

В мою сторону полетела зеленая армейская фляга. Полная под завязку. Я поймал ее на лету, сунул в рюкзак и бросил Савельеву еще одну, пустую. Которую он выловил в прыжке, уйдя от очередного удара удильщика, – и вновь бросился в озеро.

Таким макаром он все наши четыре фляги наполнил и вернулся – запыхавшийся, но счастливый.

– Ну и на фига? – поинтересовался я. – Во-первых, твою воду теперь отфильтровывать замаешься, взбаламутили вы ее преизрядно. И, во-вторых: рисковать жизнью ради того, чтоб чаю попить – это даже для сталкера как-то слишком.

– Да я так, в миккё попрактиковаться, – пожал плечами Японец. – Неплохой тренажер эти твои удильщики.

Я покрутил пальцем у виска и полез наверх по относительно пологому откосу карьера. Пойду-ка я лучше костер разведу да позавтракаю. А он пускай дальше тренируется, если жизнь не дорога.

Впрочем, Савельеву качаться с удильщиками, похоже, надоело. И жрать захотел напрыгавшись. Так что завтрак мы вместе приготовили: я воду процеживал через тряпку, а потом обеззараживал, тряся фляги, чтоб таблетки быстрее растворились. А Савельев костер развел и тушенку разогрел. Пока жевали надоевшие консервы, вода в котелке вскипела, туда мы пакетики с чаем побросали.

В общем, завтрак удался. В Зоне же как? Удалось пожрать спокойно, никто в загривок не вцепился, пока ты ложкой орудовал, и в спину не выстрелил. Значит, похавали на славу. И пофигу, что от одного запаха тушенки тебя уже тошнит, а чай в пакетиках самый дешевый и мерзкий на вкус, другого в Зоне не купить. Главное, что никто в процессе приема пищи тебя самого не сожрал и не пристрелил. А значит, считай, что ты как будто в самом дорогом ресторане побывал, где в качестве десерта тебе подали твою собственную жизнь.

Окончив трапезу, мы с Савельевым двинули дальше. По пути Японец изучал карту, прикидывая маршрут.

– Через дикий лес не пойдем. Там, говорят, нынче ктулху расплодились немерено, ну их на фиг. Поэтому проходим через Чистогаловку, потом двигаем вдоль старой линии электропередач. Там, по идее, просека, место открытое, проламываться через кусты не придется. Дальше проходим прям по кромке между Рыжим лесом и юго-западной границей территории ЧАЭС. По левую руку оставляем Янов – и вот мы в Припяти.

– Да вообще раз плюнуть, – хмыкнул я. – А ничего, что ты через самые загрязненные районы Зоны маршрут построил? Их еще ученые с Большой земли называют областями неконтролируемых мутаций.

– Тут вся Зона – область неконтролируемых мутаций, – сплюнул Японец. – Мутантов бояться – на зараженные земли не ходить.

– Это ты после плясок с удильщиками такой смелый стал? – поинтересовался я.

– Как учтиво говорят в Японии: «О круглоглазый гайдзин, пошутишь, когда я отойду в кусты, дабы свершить там великое дело…»

Мы шли, перебрехивались от нечего делать, но при этом я мучительно вспоминал, что мне известно о селе Чистогаловка. Помнится, Циклоп – упокой его Зона – как-то говорил, что он прошел через это село легко и просто, расстреливая на своем пути зомбей и сталкеров, словно в тире. Но Циклоп тот еще крендель, ему набрехать было как два пальца оплевать.

А вот Дегтярю я верил намного больше. И говорил он об этом районе следующее: «Там аномалий куча плюс мертвецы шалят в последнее время. Все кладбища в округе поднялись, даже самые заброшенные. Зона слепки штампует так, как Франкенштейну и не снилось. Ну и, само собой, свежих мертвецов-сталкеров поднимает, которые, естественно, с опасными навыками».

Оно и неудивительно. После чернобыльской аварии село Чистогаловка оказалось в центре радиоактивного загрязнения, так называемого «западного следа». Накрыло его полностью шлейфом, состоящим из высокоактивных частиц ядерного топлива, вылетевших из недр разрушенного реактора. Само село вроде как снесли, обломки зданий закопали в землю. Жителей – выселили. Тоже вроде как. По бумагам да документам. А что там на самом деле было – кто ж его знает.

К тому же сразу после аварии рядом с тем селом был создан особо охраняемый секретный объект, который так и назвали – «Чистогаловка». По официальной версии, там изучали влияние радиации на домашних животных и сельскохозяйственные растения. Потом, по слухам, объект был заброшен. С чего бы это? А с того, наверное, что там люди пропадать начали. И до сих пор пропадают. Ушел сталкер в район неконтролируемых мутаций да и сгинул без вести…

Впрочем, Японец прав – такое можно про всю Зону сказать, в целом. Просто есть в ней районы менее опасные, есть более. Вот в один из более опасных мы сейчас и направлялись. Всего-навсего, в самое сердце смертоносного «западного следа», который тянется по всей западной части Украины и достигает границ Польши…

Кстати, погода сейчас стояла просто замечательная для Зоны. Тихо, безветренно. Даже солнце проглядывало сквозь разрывы в тучах, отчего аномалиям было довольно сложно скрыться – при дневном свете искажения пространства становятся заметнее. Можно без промеривания дороги болтами идти относительно спокойно, просто обходя подозрительные участки. Только душновато как-то, словно слабенькие солнечные лучи напряглись – и сожгли в окружающем воздухе почти весь кислород.

– Дышать нечем, – закончив прикалываться, заметил Савельев. – Грозой пахнет.

– Погано, – заметил я. – В грозу аномалии хуже видно, темно. А если вдобавок хороший ливень начнется, так даже болты не помогут. Тот же «электрод» в сильный дождь может впятеро дальше молнией долбануть. Поэтому лучше спрятаться где-нибудь заранее. Если получится.

– Хрена с два тут что получится, – сказал Японец, озираясь. – Сам видишь, пусто. Снесли все подчистую.

– А ты наблюдательный, – кивнул я. – По ходу, не зря столько времени в японских секретных школах обучался.

Впрочем, шутки шутками, а реально надо было куда-то сваливать. Как я понимаю, мы сейчас находились на территории уничтоженной Чистогаловки. Вернее, того секретного полигона, снесенного уже после аварии. Вон ржавые ворота торчат, рядом с ними на столбах обрывки колючей проволоки, которой некогда был обтянут весь периметр научного объекта. На одном столбе даже сохранилась табличка с надписью: «Стiй! Заборонена зона!» Причем что странно: на типичной в общем-то табличке помимо «треугольника смерти», знака радиационной опасности, был нарисован еще один знак, похожий на три разнонаправленных клешни какого-нибудь неведомого мутанта.

– Биологическая опасность, – задумчиво пробормотал Японец, проигнорировав мою подколку. – Интересно, чем те ученые тут занимались на самом деле?

Угу, понятно. Опять ниндзя в моих мозгах несанкционированно копался и напрямую скачал инфу про ученых и Чистогаловку. Обложить бы его всерьез и семиэтажным за такие дела, но не до этого. Идти надо. Пофиг куда, лишь бы на месте не стоять. Глядишь, найдем, где укрыться. А то в воздухе уже слегка озоном попахивает, и просветы в тучах как-то понемногу-потихоньку, да закрылись. После чего заметно темнее стало. Хотя было еще вполне светло, чтоб заметить, как за гнилыми остатками ворот в нескольких местах зашевелилась земля…

Когда такое видишь на зараженных землях, оптимальное решение – бежать, причем как можно быстрее. Потому что тут одно из двух. Либо зомби из земли полезут, либо кое-что похуже.

Например, снарки. Жуткие человекообразные существа в полусгнившей армейской форме. Возможно, это не просто мутанты, а результаты неудачных генетических экспериментов по созданию суперсолдат. Хотя, может, и обычные вояки, попавшие под аномальные излучения.

Чаще всего у снарков полностью отсутствует кожа на лице, оттого взгляд у них жуткий – из глазниц на тебя просто тупо смотрят круглые шарики глазных яблок, лишенные век. Обнаженные нервы причиняют этим жутким порождениям Зоны серьезные страдания, поэтому они стараются прикрыть лицо хоть чем-нибудь – когда нет своей кожи, сойдет любой заменитель. Например, кожа, содранная с лица сталкера, или, на худой конец, прорезиненный капюшон от ОЗК с прогрызенными в нем дырками для глаз. Зона прирастит любой материал к гнилому мясу и уменьшит боль. Правда, для того, чтобы регенерация шла быстрее, нужно много есть. Это правило одинаково справедливо и для людей, и для любых, самых страшных порождений Зоны…

Мои худшие опасения оправдались. Из-под земли проворно вылезло человекоподобное существо, к голове которого криво, топорщась складками приросла чужая кожа, целиком содранная с головы какого-то несчастного. Снарк немного не рассчитал, отверстия на месте глаз не совпали с его собственными глазами, поэтому мутант просто когтями расковырял их. И теперь клочки мертвой кожи сталкера болтались у мута над глазами, словно жуткая пародия на веки.

Кстати, снарками их прозвал какой-то образованный сталкер, позаимствовавший название монстра из поэмы Льюиса Кэрролла «Охота на снарка». Классик английской литературы в своем произведении описал весьма опасную тварь, рекомендуя при тесном знакомстве с ней иметь с собой наготове крепкую дубину. А при встрече с наиболее сильным снарком гарантировал, что в результате такой неприятности человек стопроцентно пропадет, не успев даже крикнуть «спасибо». Без вариантов. Правда, подзабыл я, как тот суперсильный снарк называется – по ходу, Кэрролл обозвал его по-особенному. А вот как именно – убей не помню.

Впрочем, в Зоне слабых снарков я не встречал. Сильных же – сколько угодно. Особенно в местах, где до аварии либо сразу после нее проводились какие-то научные эксперименты. Например, как здесь, в районе Чистогаловки. Самое что ни на есть козырное место для этих тварей.

Вот и лезли они сейчас из земли один за другим, словно грибы после дождя, только намного быстрее. Я не успел щелкнуть переводчиком огня своего АК, как их уже больше десятка выползло, отряхиваясь от комьев земли, словно собаки, выскочившие из воды. Все в каких-то лохмотьях, преимущественно в выцветших остатках военной формы. У некоторых на башке, как и у первого, чужая кожа. Либо просто головы обмотаны тряпьем, как у дампов из мира Кремля.

А двоим, видимо, тряпок не хватило, и выглядели они просто ужасно. Как люди, с лиц которых пластами содрали кожу. Но не всю. Несколько почерневших лоскутов остались, напоминая грубые заплатки на кроваво-мясном месиве, прилепленные к нему непонятно зачем.

Они бросились разом, не дожидаясь пока вылезут остальные – а что вылезут, сомнений не было, земля шевелилась уже практически везде, ибо снарки днем предпочитают отдыхать, а охотятся преимущественно ночью. Либо если тучи надежно закроют солнце. Как сейчас, например.

Стрелять мы с Виктором начали одновременно, не сговариваясь. Просто я в своей голове услышал голос Японца: «Мои – справа». И не послал Савельева семиэтажным, даже мысленно. Ибо тут он был прав: в бою не до условностей.

Первый снарк прыгнул – и прямо в прыжке напоролся на пулю Японца, выпущенную из «Вепря».

Двенадцатый калибр – страшная штука. Башка мутанта просто разлетелась на куски, словно арбуз, по которому со всей силы ударили кувалдой. На землю возле ног Виктора приземлилось обезглавленное тело, корчащееся в предсмертных судорогах. Милосердный выстрел. Любая тварь на земле заслуживает быстрой и безболезненной смерти, так что снарку повезло – отмучился меньше чем за секунду.

А с остальными получилось так, как получилось. Когда тебя атакуют толпой, уже не до милосердия. Лупишь, что называется, «на контур», лишь бы попасть в шустрое, вертлявое тело, норовящее если не куснуть за колено, так ударить жилистой лапой, сбить с ног, подмять под себя и добраться гнилыми, обломанными зубами до твоего горла или сонной артерии. Поэтому снарков лучше близко к себе не подпускать. Что мы и делали, стреляя и одновременно мысленно подсчитывая оставшиеся патроны.

У Виктора они кончились раньше, чем у меня. Лупили мы одиночными, только магазин «Вепря» больше десяти патронов не вмещает. В отличие от АК, в котором их три десятка.

Думать времени не было. Не знаю, как у Японца, но у меня адреналин во время жаркой стычки порой забивает высокое искусство харагэй – мысленного общения. Поэтому я и прорычал, словно раненый нео:

– Ррррок! Быстрее!!!

«Рок» – сокращенно значит рокировка. Боевой прием, видимо, изобретенный каким-то сталкером-шахматистом. Хотя, скорее всего, он просто термин придумал, короткий, емкий и звучный, который удобно рыкнуть в бою. Пока один отстреливается, второй убегает, перезаряжая на бегу свое оружие. Потом сваливает второй в том же направлении, убегая дальше первого. И все повторяется.

Правда, прием этот коварный – бывали случаи, что, пока один прикрывал товарища, второй просто сваливал, оставляя друга на растерзание мутантам. Поэтому если в Зоне не до конца доверяешь напарнику, лучше «рок» не применять.

Я Савельеву доверял. И потому стрелял до тех пор, пока сзади не услышал такое же:

– Рок!

И побежал, изо всех сил стараясь не споткнуться о многочисленные кочки и не сломать ногу, угодив в какую-нибудь яму, которых тут было предостаточно. Бежал я душевно, выкладываясь, словно спринтер, потому что снарков становилось все больше, словно сама Зона порождала полчища уродливых мутантов, извергая их из недр своих некогда секретных подземных лабораторий.

Я промчался мимо Виктора, начавшего отстрел преследующих меня снарков, на бегу отметив, что у него остался лишь один полный магазин на поясе. Хреново. У меня два. А твари продолжают лезть из-под земли, причем не только сзади, но и с боков, словно всё поле возле Чистогаловки было засеяно ими, и они вдруг начали резко прорастать отовсюду. Как тут не вспомнить о том, что я задолжал Зоне свою жизнь, однажды обведя Монумент вокруг пальца? Похоже, на этот раз она твердо вознамерилась взять с меня Долг Жизни, заодно прихватив вместе со мной в Край вечной войны одного нахального русского ниндзю.

Надо отметить, что в такие вот острые моменты у меня в основном мозги отключаются, остаются только рефлексы. И это нормально для сталкера. Пока будешь думать, прикидывать, что к чему, тут тебя и завалят более шустрые и менее умные противники. Но когда одних рефлексов недостаточно, у меня порой случаются озарения.

Вот как сейчас, например.

Передо мной, словно нарисованная, возникла полупрозрачная карта Зоны – та самая, которую Японец с собой таскал. Вот она, Чистогаловка. Вот треклятое поле, по которому я сейчас бегу. А впереди, за лесочком, как раз и должна быть та самая широкая, ровная просека, о которой мы говорили. Линия электропередачи длиною в несколько километров. Если убегать от снарков по пересеченной местности, вероятность успеха приближается к нулю – этим полулюдям-полузверям кочки и рытвины не особо серьезная помеха. А вот коли бежать по прямой, свободной от кустов, кочек и существенных ям, то есть некоторый шанс оторваться от кровожадных тварей.

– За мной! – рявкнул я.

Виктор спорить не стал и, выпустив напоследок две пули, рванул следом. Что естественно. Это в кино модно в героев играть, типа: «Спасайся, друг, я тебя прикрою!» В реальном бою же, если будешь выпендриваться, проговаривая длинные, напыщенные фразы, и сам сдохнешь, не успев завершить монолог, и товарища угробишь. Японец совершенно верно понимал – у меня опыт выживания в Зоне побольше будет, чем у него, значит, мне и рулить, когда дело касается битв с мутантами. А если, к примеру, нужно будет кого-то прирезать ночью по-тихому, тут, несомненно, я его слушать буду. Как говорится, кто на что учился.

Мы бежали, все явственнее слыша за своими спинами хриплое дыхание снарков. Но в то же время реденький лесочек тоже приближался. И вот за ним уже видны столбы старой линии электропередачи, похожие на гигантские могильные кресты.

Рывок меж кривых деревьев, изуродованных «западным следом» – и мы на относительно ровной просеке, по центру которой возвышаются опоры ЛЭП с обрывками проводов, свисающих до самой земли. Как часто бывает на линиях электропередачи, верхние части давно заброшенных столбов эдакими огнями святого Эльма облепили небольшие «электроды», нетерпеливо шевелясь и потрескивая в ожидании приближающейся грозы. Красивое зрелище. Можно часами стоять и любоваться на причудливую игру аномалий…

Если, конечно, тебе в затылок не хрипит стая снарков.

Бежать по просеке было намного проще. Мы с Японцем рванули что есть сил и практически сразу оторвались от погони. После первого километра даже скорость немного сбросили, а то уже оба слегка хрипеть начали – все-таки, несмотря на нашу подготовку, мы живые люди, и бег в полной выкладке сил не добавляет. Если б снарки совсем отстали, вообще было бы волшебно сесть и передохнуть.

Но эти твари известны тем, что, когда голодны, никогда не прекращают преследования до тех пор, пока не настигнут намеченную добычу. Поэтому мы продолжали бежать, лавируя между опорами ЛЭП и очень надеясь, что никакой рассеянный, зазевавшийся «электрод» не сорвется сверху нам на головы.

«Хорошая идея, – прозвучал в моей голове голос Виктора. – Но ты в курсе, что с этой просеки к Припяти ведет только одна дорога, так как в этих местах кругом – непроходимые болота?»

«В курсе», – так же мысленно ответил я. Теперь, когда мы временно оторвались от погони, можно и подумать на двоих. Одна голова хорошо, а две – больше. «Та самая дорога, к востоку от Рыжего леса, экстремально загрязненная «западным следом». Но лучше уж хватануть лишнюю дозу радиации, чем гарантированно попасть снаркам на обед».

«Креативно мыслишь, – хмыкнул в моей голове бесплотный голос Японца. – Боюсь, что к Припяти мы выйдем светясь, словно новогодние елки».

Ну, это он как всегда преувеличивал. Наверно. Конечно, все сталкерские карты не рекомендовали ходить той жутко «грязной» дорогой. Но почему?

Это нам и предстояло выяснить. Так как иного пути у нас не было. И в прямом, и в переносном смысле.

Ибо там, в конце просеки, переливалось ослепительно-белыми отблесками, потрескивало разрядами большое поле «электродов». А примерно в полукилометре от него раскинулся знакомый Стальной лес – заброшенное открытое распределительное устройство Чернобыльской АЭС, в который сверху, из хмурящегося неба уже били толстые, ветвистые молнии. Этакий апофеоз электрической аномальной деятельности Зоны, от которого лучше держаться подальше. Даже если для этого придется ступить на «грязную», зараженную радиацией дорогу.

Мы свернули налево, и через полсотни метров увидели ее.

Асфальтовую ленту, на удивление ровную, прямую, чем-то похожую на совершенный клинок моей «Бритвы», отливающий слабым лазурным светом.

Эта дорога тоже светилась, причем покруче, чем мой нож. И это было страшно…

– Смерть под лучом. Гарантированная, – негромко произнес Виктор, выдирая ногу из густой грязи. Свернув с просеки, мы, по ходу, сразу угодили в болото. Пока что не глубокое. Но, судя по чьей-то обглоданной голове, торчащей из трясины метрах в пяти от нас, дальше было намного глубже…

– Может, не сразу накроет, мы же сталкеры, – так же тихо проговорил я. – Выбора-то все равно нет. Снарки через пару минут будут здесь. Так что или им в пасть, или в болоте сдохнуть, или бежать по этой дороге.

– Сам себе противоречишь. Выбор есть, аж три варианта. Но первые два мне не нравятся больше, – сказал Японец. И, шагнув вперед, наступил на светящийся асфальт. Я, само собой, последовал за ним – деваться-то все равно некуда.

Как можно спастись, преодолевая сильно зараженный радиацией участок местности? Если, конечно, ты не находишься внутри современного танка, спроектированного специально для ведения боевых действий в радиоактивных зонах, то выход только один – защита временем. Иными словами, чем быстрее ты преодолеешь этот участок, тем выше вероятность остаться в живых. Или хотя бы сдохнуть попозже, успев достигнуть намеченной цели.

Если мне память не изменяет, длина этой дороги была метров шестьсот, не более. И мы побежали, выкладываясь из последних сил, которые и так уже были на исходе. Я обернулся только раз, чтобы удостовериться, гонятся ли за нами снарки. Удостоверился. Гнались, скалясь на бегу, кривя свои уродские рожи в жутких ухмылках, мол, никуда вы не денетесь, двуногое мясо.

Но не их хари поразили меня, видал и пострашнее.

Снарки светились. Фосфоресцировали тем самым небесным светом, что шел от дороги. А значит, и мы с Японцем уже хватанули с десяток смертельных доз, и непонятно, почему до сих пор живы, и даже бежим еще, хватая воздух ртами, словно выброшенные на берег рыбы.

Ибо силы наши иссякали с каждым вдохом. Светящаяся дорога словно высасывала их, вытягивала, впитывала, взамен накачивая наши тела смертью. Самое разумное в такой ситуации – это пустить пулю в висок товарищу, а потом застрелиться самому нафиг, чтоб не мучиться, умирая от лучевой болезни. Но потому мы и сталкеры, что не ищем легких путей. И идем до конца, скрипя зубами, выгрызая у судьбы лишние минуты жизни.

Я уже видел впереди конец этой дороги – два памятника, установленные еще до печально известной чернобыльской аварии. Железобетонный факел, и рядом стела с надписью «ЧАЭС имени В.И. Ленина». Скорбные памятники давно минувшей катастрофы… которые вполне могли стать надгробиями для нас с Виктором.

В том числе и потому, что из-за массивной стелы навстречу нам вышли три снарка…

Вообще, если разобраться, знаменитая поэма Льюиса Кэрролла «Охота на снарка» весьма напоминает рассказ о том, как несколько сталкеров пошли охотиться на мутанта и один из них погиб при странных обстоятельствах. Похоже, английский классик хорошо знал, о чем писал, – а может, и сам умел путешествовать между мирами, описывая то, что видит в форме, понятной для читателей того времени. Уж очень знакомо описаны, например, переходы Алисы в иные вселенные…

А еще я очень хорошо помнил, что у Кэрролла описаны два вида снарков. Те, что послабее, и те, после встречи с которыми охотник на них просто исчезает…

Я ошибся. Те снарки, что гнались за нами, и были послабее. Сильные сейчас не торопясь шли нам навстречу. Знали: никуда мы не денемся. По ходу, хилые не гнались за нами. Они загоняли добычу для троицы вожаков, живущих на Грязной дороге и, видимо, за счет радиации ставших вообще невообразимыми уродами.

Они напоминали очень крупных людей. Вернее, габаритные скелеты, поверх которых Зона налепила бугрящиеся куски мышечной ткани, позабыв при этом обтянуть их кожей. Поэтому альфа-снаркам пришлось заботиться об этом самостоятельно.

Снаркам вообще свойственно искать подходящий материал для того, чтобы прикрыть свое уродливое тело – язвы и гноящиеся раны на голом мясе это, наверно, очень больно.

Один из уродов натянул на себя кожу, содранную фрагментами с нескольких человек. Само собой, приросла она неровно, лохмотьями, и сейчас мутант напоминал оборванца, замотавшегося в грязные тряпки, обильно испачканные запекшейся кровью.

Второй более рационально замотался в прорезиненную ткань относительно целого ОЗК, а на морду натянул старую фильтрующую маску.

А третий, наверно, был просто отморозком среди себе подобных. Он ничего не прикрывал, словно кичась своей болью и уродством, и напоминал только что освежеванного чемпиона-культуриста, болеющего проказой в последней стадии. Черные, сочащиеся гноем язвы по всему телу, вскрытые гнойники, в которых копошились жирные черви, желтые кости, местами проглядывающие между буграми кошмарных мышц… Блин, лучше бы прикрылся чем-нибудь. Не дай Зона, придется с такой тварью в рукопашную схлестнуться, я ж тут же сблюю от омерзения.

Впрочем, в следующую секунду нахлынувший адреналин забил всё – и мысли, и чувства, и смертельную усталость. Словно внутри меня кто-то взорвал энергетическую бомбу. И выбор от адреналинового вспрыска у любого человека на земле небогатый – бей или беги. Как говорится, кому что ближе.

Может, мы бы и выбрали. Но с выбором было плохо. Сзади снарки послабее, но их много. А спереди три сильных. Но их меньше. Выбор понятен.

Я вскинул автомат и дал три одиночных, метя в «качка». Но тот словно мысли мои читал, зная заранее, куда я целюсь. Урод резко, но в то же время как-то элегантно, словно играючи метнулся в сторону, и мои пули лишь выбили белую крошку из «ЧАЭС», бетонных букв, установленных на стеле. Ах ты ж, сволочь!

Более не мудрствуя, я щелкнул переводчиком огня и дал очередь от бедра, не думая и не целясь. Так же и Виктор поступил, долбя из своего «Вепря» не прицельно, а «на контур», куда попадет. Верное решение. Как продвинутым мутам наши мысли перехватить, когда их нет? Правильно, никак.

Поэтому примерно половина выпущенных нами пуль и достигла цели. Некоторые выбили кровавые брызги из мышц «качка», две угодили в грудь «резинового». Виктор тоже не промахнулся, всадив почти весь магазин в грудь «кожаного». Впечатляющее зрелище. Дыра от пули двенадцатого калибра всяко больше, чем даже от 7,62. Что уж про 5,45 говорить. Их и не видно на таком расстоянии…

В общем, магазины у нас опустели, а заметного эффекта от нашей стрельбы не случилось. Разве что «кожаный» стал двигаться чуть медленнее – наверно, развороченная грудная клетка все-таки причиняла ему некоторые неудобства. А вот «качок» с «резиновым» довольно бодро рванули в нашу сторону. Причем первый твердо решил пообедить Виктором, а второй ринулся ко мне, выпрастав из своей резиновой хламиды жилистые лапы с длинными когтями, по всей длине которых запеклась черная кровь.

Твою ж душу!

Я рванул с плеча СВД и практически в упор разрядил магазин винтовки в тварь, прыжками приближающуюся ко мне. И не безрезультатно. Левый окуляр фильтрующей маски брызнул осколками стекла, и я точно видел, как из затылка «резинового» брызнул фонтан черно-вишневых капель.

Но, видать, сгнивший мозг не был у альфа-снарка приоритетным органом, потому что фатальное с виду ранение на практике таковым не оказалось. Не снижая скорости, тварь прыгнула, растопырив в воздухе свои страшные когти…

Когда на тебя летит эдакое чудище, организм работает сам, ты здесь как бы и ни при чем. Вместо того чтобы попытаться бежать или хотя бы отпрыгнуть в сторону, я резко присел, выставив вперед длинный ствол винтовки, приклад которой я упер себе в берц. Странное решение. Это ж не медведь и СВД – не рогатина. Но если организм тренирован на всякие боевые дела, лучше с ним не спорить, а многомудрые мозги, склонные к философско-писательским размышлениям, вообще отключить на фиг. Это и называется в нашем сталкерском деле «доверие к себе».

Снарк тоже ожидал от потенциальной добычи всего, чего угодно, но не такого фортеля. Но он уже прыгнул, и траекторию прыжка в воздухе изменить слабореально. Он, конечно, попытался извернуться, но уж больно стремительно сокращалось расстояние между нами…

Хрясть!

С этим мерзким звуком ствол СВД вошел в пробитую глазницу снарка, раздирая высокой мушкой и приливом под штык-нож всё, что еще осталось в башке «резинового». Тот, оставив попытки атаковать, уперся было лапами в асфальт, дернулся – и застрял окончательно, словно рыба, попавшая на крючок.

Ну, сволочь, держись.

Резко поднявшись с колена, я рванул винтовку вбок, одновременно противоходом подсекая ногой одну из лап снарка. Такого монстр тоже не ожидал, потому неловко рухнул на асфальт, словно резиновый мешок с дерьмом. Ну и зашибись.

Отпустив винтовку, я прыгнул вперед, выхватил из ножен «Бритву» и, пользуясь замешательством снарка от такого поворота событий, одним ударом отсек от тела изуродованную голову мутанта.

Всё.

Покончив с «резиновым», я повернул голову, чтоб глянуть, как дела у Японца – и не обрадовался. Так как прямо в лицо мне брызнула темная кровища. Ну что за нахрен, а?

Оказывается, пока я разбирал «резинового» на запчасти, Виктор бросил опустевший «Вепрь», выхватил из-за спины свои мечи и принялся рубить «качка» на фрагменты. Надо отметить, получалось это у него неплохо, от снарка только клочья гнилого мяса летели во все стороны.

Но и Виктору тоже досталось. Правый рукав его темной одежды потемнел еще сильнее и прилип к телу. И это не была кровь мутанта, так как раненой рукой Японец орудовал гораздо менее проворно, чем левой. Вот ведь твою налево! А «качок» хоть и порублен изрядно, но все равно держится. И даже теснит Виктора, размахивая огромными конечностями, словно костяными дубинами, облепленными кусками кровоточащей плоти. По ходу, боли тварь не чувствовала, и отрубленные пальцы особого беспокойства ей не причиняли.

А еще к нам подбирался «кожаный», кривя и без того сползшую вниз харю в омерзительной ухмылке. Я заметил, что отверстия от пуль на его груди уже затянулись какой-то гнойной, пузырящейся гадостью. Блин, а сзади нас столпились остальные, типа слабые снарки. Смотрят, как альфы с нами расправляются. Всё прям как у людей. Одни машутся не на жизнь, а на смерть, а другие наблюдают, похрустывая попкорном. Ладно. Будет вам попкорн, любуйтесь.

Я прыгнул с места прямо на осклизлую спину «качка». Тот немедленно рванулся, почувствовав дополнительный вес. И я бы точно не удержался, если б за мгновение до этого не вонзил два своих ножа в широченную спину мутанта по самые рукоятки.

При этом «Бритва» меня подвела, рассекла жилистое мясо легко, словно масло. А вот «Сталкер» застрял в лопатке, как и положено нормальному ножу. «Качок» дернулся снова, и я повис на одной руке, вцепившись в прорезиненную рукоять «Сталкера».

Снарк взревел и попытался достать меня лапой. Однако я извернулся, оттолкнулся ногами от окровавленной спины, отпустил рукоять ножа и кувырнулся назад. Надеюсь, отвлек тварь, чтоб Японец смог что-то сделать. Не знаю что, ибо я в него верил.

И не зря.

– Ложись! – хрипло крикнул Савельев откуда-то из-за туши «качка». Сейчас я не видел, что там Виктор намутил, но если напарник в бою рекомендует залечь, такие советы лучше выполнять.

Я шлепнулся прямо в лужу черной кровищи – и увидел, как внезапно спина «качка» разделилась. Половина вместе с башкой взлетела вверх, ноги остались стоять на асфальте. А между ними образовалось кровавое облако.

Мне не надо было объяснять, что произошло. Пока я катался на спине снарка, Савельев улучил момент и не иначе как, вспоров брюхо мутанта одним из своих мечей, сунул туда то ли взрывпакет, то ли гранату.

Помнится, он хотел то же самое сделать с Кречетовым, убившим его семью. Профессор, конечно, урод конченый, но Японец точно маньяк. Я, признаться, в последний момент подумал, что он «качку» башку отрубит как нормальный самурай. А он вон чего учудил. Хотя наплевать. Главное, снарк распался на два куска плоти, смачно шлепнувшихся на залитый кровью асфальт. Один прям перед моим носом упал, рефлекторно скребя беспалой лапой спину и пытаясь дотянуться ею до «Сталкера», застрявшего в кости. Странно. Мутант уже фактически мертв, а все равно пытается решить какую-то уже неважную для него проблему. Ну точно как человек…

Впрочем, разлеживаться, наблюдая за агонией твари, было некогда. Оставался еще третий снарк, «кожаный». Я вскочил на ноги, наступил на агонизирующую половину мутанта, выдернул из нее «Сталкер» – и резко обернулся на странный звук…

Да, Зона, бесспорно ужасны твои фантазии… Пока мы с Виктором воевали с двумя снарками, третий в какой-то момент передумал нападать на нас и решил подлечиться, а заодно и проапгрейдиться. Сейчас эта мерзость стояла среди толпы слабых снарков… и лепила из них себя.

Именно так оно и выглядело. Слабые стояли на месте, словно оцепенев, а «кожаный» брал очередного мутанта значительно увеличившейся лапой и смачным ударом прилеплял его к себе. В результате чего снарк моментально сращивался с альфой, на глазах теряя свою форму, расплываясь, становясь частью «кожаного», плотью от плоти.

Жуткий мутант рос прямо на глазах, как в высоту, так и в ширину. Трещала и рвалась чужая кожа на его теле, опадая вниз лоскутами, словно старая одежда. Из бывшего «кожаного» лезли во все стороны бугры мышц, шипы, полуметровые когти… И уже сами слабые снарки тянулись к нему, подлезая под руки своего бога, дабы тому удобнее было схватить их и сделать частью себя.

– Ты где взрывпакет-то взял? – зачем-то спросил я. Самое, блин, время умные вопросы задавать. Но любопытно же.

– В грузовике. В бардачке лежал, – отозвался Японец.

– Ясно. Круто ты «качка» уделал.

– Я старался. Ну, вот и нам писец настал, – сказал Виктор, тяжело дыша, словно загнанный конь. Лицо бледное, по нему пот течет ручьями, смывая грязь и кровь. Думаю, я сейчас выгляжу не лучше – беготня, махаловка и проклятая дорога таки доконала нас обоих.

– Зато какой, – попытался ухмыльнуться я. – Прям не писец, а само воплощение Зоны.

– Меч дать? – вместо того, чтоб продолжить тему, спросил Виктор.

Ничего себе… Савельев кому-то предлагает один из своих мечей. Охренеть. Японец же на них чуть не молится. Это все равно, как я б кому-то своей «Бритвой» предложил попользоваться. Хотя все равно подыхать – на убежать у нас уже точно сил нет, осталось только попытаться умереть достойно. А Виктор сейчас левой рукой уже точно меч не поднимет, вон она, плетью повисла, а над локтем рваная рана.

– Давай, – сказал я. – А в левую мой «Сталкер» возьмешь, он всяко легче.

Между тем у бывшего «кожаного» кончились снарки. Теперь он один стоял на Грязной дороге, огромный, массивный, метров пять высотою и в ширину метра три. Нагромождение гипертрофированных мускулов и костяных мечей, с десятком глаз на разросшейся башке, расположенных хаотично, горящих алым огнем ненависти. А под глазами – огромная пасть, с длинными зубищами, тоже натыканными абы как, но вполне годными для того, чтобы перекусить человека пополам. Немногим же нам помогут наши суперклинки. Разве что пару шипов успеем срубить прежде, чем монстр нас тупо сожрет…

Тварь рыкнула, причем в этом рыке явно слышалась издевка, мол, все, хомо, приехали, отбегались по Зоне. А то мы сами не знаем. Еще издевается, сволота!

– Ну что, Савельев, пошли, что ли, – сказал я, пробуя, как лежит в руке древний японский меч. Неудобно с непривычки. Но не один ли хрен? – Кстати, викинги считали, что с мечом в руке помирать очень круто, прям это однозначный пропуск на великую пьянку богов.

– Ну вот сейчас и проверим, пустят нас туда или нет, – хрипло произнес Японец.

Мы синхронно сделали шаг навстречу твари. А она, рыкнув вторично, двинулась к нам, растопыривая кошмарные лапы…

– Ложись! – внезапно раздалось у нас за спиной, и там же, позади, что-то лязгнуло металлом о металл.

Голос, который произнес это «ложись», был смутно знакомым. Но я не обернулся. Сил не было. Только что вроде как рассчитал их на то, чтоб напоследок рубануть от души по мясисто-когтисто-шипастому кошмару Зоны. Но тут сзади прозвучала команда, которой обычно следуют не раздумывая. И я не раздумывая шлепнулся на асфальт, с удовлетворением отметив, что Японец сделал то же самое. Ну и правильно. Хотел бы нас грохнуть тот, что сзади, так не командовал бы, а тупо расстрелял в спину. Или просто ушел, предоставив монстру возможность спокойно нас скушать.

Но, видимо, у таинственного незнакомца были иные цели. Я хоть и залег, как было велено, но головы не опустил. Интересно же, зачем это нам такое скомандовали. Такая уж натура у нашего брата сталкера – подыхать будешь, уже видя, как смертушка косу заносит, а все равно не зажмуришься. Потому, что любопытно же, как она это сделает. Не каждый раз поди человеку приходится видеть смерть за работой.

Вот и сейчас я лежал на светящемся асфальте и смотрел, как над моей головой нарисовались четыре белых газовых следа, словно наконечники копий несущие на себе черные, смазанные от скорости росчерки ракет.

Тот, кто выпустил эти снаряды, хорошо знал свое дело. Весь залп пришелся в верхнюю часть туловища монстра, а одна из ракет попала точно в многоглазую башку. Миг – и на месте чудовищного порождения Зоны расцвел огненный фейерверк, в котором потонул рев умирающего мутанта, перешедший в жалобный визг – и оборвавшийся на самой высокой ноте.

Резко завоняло паленым мясом. Мигом обуглившаяся гора плоти постояла еще с полсекунды – и рухнула на дорогу, рассыпав вокруг себя созвездия огненных искр и одновременно разваливаясь на дымящиеся фрагменты. Ну да, именно так работают снаряды, начиненные триэтилалюминием – бесцветной жидкостью, самовоспламеняющейся на воздухе.

Я собрал в себе последние остатки сил – и, перекатившись с брюха на спину, попытался сесть. К счастью, мне это удалось, ибо на вторую попытку меня б точно не хватило. Восстановив равновесие, я добросовестно сфокусировал расплывающийся взгляд – и увидел того, кто так вовремя поджарил монстра.

Видит Зона, я хорошо знал этого человека. Пожилого, но жилистого и энергичного, полного сил и неуемных амбиций. Бесспорно талантливого во всем, за что он брался, начиная от научных экспериментов и кончая изощренными и изящными способами убийства.

Короче, возле бетонного факела, похожего на огнестрел с раструбом, стреляющий в серое небо Зоны, стоял профессор Кречетов. Сейчас он с сомнением рассматривал пехотный реактивный огнемет M202A1 FLASH, хорошо известный всем поклонникам старых пиндосских фильмов «со Шварцем».

А позади него разворачивалась эпическая картина. Сразу за стелой, на фоне грозового неба, перечеркнутого молниями, возвышался громадный Саркофаг, своей легендарной трубой достающий до самого неба. Монументальное зрелище. Необычайно реалистичный мираж, созданный Зоной. Зачем? Да кто ж ее знает…

Впрочем, сейчас меня интересовали не причуды Зоны, а то, хватит ли у меня сил подняться на ноги и доковылять до стелы. На удивление – хватило, даже свою СВД смог подобрать по пути. Когда тебя спасают от неминуемой смерти, обычно появляется второе дыхание.

И не только у меня. Савельев тоже, заметно пошатываясь, шел рядом со мной, и его взгляд, полный ненависти, не сулил профессору ничего хорошего. Похоже, у Японца при виде заклятого врага вновь поехала крыша.

– Спокойнее, Виктор, – негромко сказал я. – Помни: ты его искал, чтобы он тебе помог, а не для того, чтоб запихать ему в живот взрывпакет.

– Помню, – скрипнув зубами, проговорил Японец. – Тем более что взрывпакет у меня был только один. К сожалению.

И больше ничего не сказал – наверно, боялся наговорить лишнего или просто сорваться.

Тем временем Кречетов отбросил в сторону американский огнемет и, подняв глаза на нас, улыбнулся своей резиновой улыбкой.

– Мое почтение, господа, – проговорил он. – Давно хотел завалить этого буджума – и вот, похоже, удалось. Аж не верится.

Ну да, точно. В поэме «Охота на снарка» английский классик именно так и обозвал суперснарка. Буджум. Совсем у меня от радиации память дырявая стала.

– А чем он тебе так досадил? – поинтересовался я, подходя ближе.

– Да Кэрроллу обещал найти его и прикончить, – пожал плечами Кречетов. – Я ж, как ты знаешь, человек слова.

– Тому самому Кэрроллу? – не веря своим ушам переспросил я.

– Ага, – кивнул ученый. – Удивился? Хе-хе. А ты думал, один между мирами шастаешь? Льюис тоже перехожий, шатается между Британией девятнадцатого века и нашей Зоной. И, как любой англичанин, любит поохотиться. Недавно был тут, нанял команду сталкеров для того, чтоб подстрелить снарка – но промахнулся со спутниками. Сталкерьё попалось зеленое. Один увидел ктулху и рехнулся нафиг, второй на посту заснул, а третьего, по кличке Булочник, тупо сожрал буджум. Остальные даже понять ничего не смогли. Я как раз в одном баре был, когда Льюис с жаром про это всё рассказывал, опрокидывая в себя стакан за стаканом. Грозился по возвращении домой сразу про это поэму написать – да только, боюсь, после такого количества спирта он сам вряд ли поймет, что написал, а уж читатели и подавно. Очень уж он меня просил грохнуть того буджума, что сожрал Булочника. Ну, я и пообещал. Жаль, к огнемету больше зарядов нет, придется тут оставить. Но все равно приятно, когда выполняешь обещание.

– Это точно, – сквозь зубы проговорил Савельев.

Кречетов слегка поежился под его взглядом, но глаз не опустил, несмотря на то что в руке Виктора по прежнему был зажат окровавленный меч. Все-таки смелый он мужик, не отнять.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – произнес он. – Хотя, кто забудет, тому два. Понимаю вас, Виктор. Но готов все исправить – ведь вы наверняка слышали о моих экспериментах с пространством и временем? Но только при условии, если вы оба мне поможете. Кстати, для начала примите это, а то, боюсь, вы оба не доживете до завтра.

Профессор вытащил из нагрудного кармана две большие бесцветные таблетки и протянул нам.

– Три в одном. Мощнейший радиопротектор, восстановитель поврежденных тканей – в том числе пораженных радионуклидами, – а также сильный нейростимулятор немедленного действия. Для тех, кто прошел Грязную дорогу, – лучшее средство, чтобы не откинуть копыта от острой лучевой болезни в ближайшие часы. Ну и раненым помогает очень хорошо, не хуже знаменитого регенерона. Перед проглатыванием таблетку необходимо тщательно разжевать, иначе, растворяясь, она неминуемо прожжет дыру в желудке. Правда, от приема этого чудо-средства могут быть некоторые неприятные побочные эффекты. Хотя по сравнению с перспективой умереть в ближайшие часы от лучевой болезни, на них можно просто не обращать внимания.

– Ты их заранее, что ли, приготовил? Опять все просчитал заранее? – поинтересовался я, забирая обе таблетки и протягивая одну Виктору, ибо знал, что из рук убийцы своей семьи он точно ничего не возьмет. Из моей, секунду помедлив, взял. Ну и отлично.

– Ну, ты ж меня знаешь, – ухмыльнулся Кречетов. – Кстати, Снайпер! Похоже, то, что я спасаю твою шкуру, понемногу становится тенденцией.

– Скорее, не даешь спокойно и эффектно подохнуть, – заметил я, разжевывая совершенно безвкусную таблетку. – Причем, насколько я знаю, благотворительностью ты не занимаешься. Стало быть, тебе от нас просто опять что-то нужно…

– Ты, как всегда, зришь в корень, – не стал отнекиваться ученый. – В этом мире всем от кого-то чего-то нужно. Подозреваю, что и вы не случайно шли в Припять. Интуиция мне подсказывает, что наши интересы снова совпадают. Не так ли?

Я бросил косой взгляд на Виктора. Стоит такой же бледный, как и раньше, глаз с Кречетова не сводит. Только мой «Сталкер» в руке зажат, а свой меч все-таки в ножны убрал. Впрочем, это ни о чем не говорит. Японцу, если что, и нож не нужен, он одним мизинцем может человека на тот свет отправить. Так что ситуация пока довольно напряженная.

– Сейчас меня больше интересует, что ты здесь делаешь, – сказал я. – Может, присядем, поговорим?

– Давайте попробуем, – кивнул Кречетов.

Надо сказать, что присесть я предложил не случайно. Таблетка достигла желудка и почти сразу ударила в голову. Так, что я чуть прям на месте не рухнул. Все поплыло перед глазами, и я удержался на ногах лишь усилием воли. Савельева, кстати, тоже качнуло. Ну, если Кречетов нас не отравил нафиг, то, наверно, скоро должно отпустить. А пока лучше беседовать сидя.

Я вернул Виктору его меч, забрал свой нож и разместился на какой-то бетонной балке, уперев между ног в землю приклад СВД – чисто лишнюю точку опоры создал, чтоб не свалиться на землю, настолько мне хреново было. А с виду, наверно, круто смотрелось: я весь такой из себя сталкер с эпичной винтовкой, в потрепанной униформе «боргов». Позади легендарная стела и не менее легендарный мираж. Прям хоть на обложку романа такое рисуй. М-да… Знали бы читатели, что ткни меня сейчас пальцем посильнее, я и кувырнусь с бетонной сидушки. Частенько приходится нашему брату сохранять бравый вид при полном отсутствии сил и возможностей. Зона ж, иначе сожрут нафиг, почуяв слабину. Впрочем, и на Большой земле все то же самое…

Виктор разместился на той же балке справа от меня, Кречетов присел напротив, на какое-то бревно рядом с поваленным на землю значком радиационной опасности. И начал:

– Короче, как ты помнишь, после той небольшой заварушки возле крепости «мусорщиков», я направился восстанавливать свою лабораторию. Но не старую, от которой мало что осталось, а другую, законсервированную в Припяти.

– Сколько ж их у тебя в Зоне, законсервированных-то? – поинтересовался я.

– Не у меня, – качнул головой ученый. – Их тут после аварии несколько десятков перевели в режим консервации, вместе со всем оборудованием и системами жизнеобеспечения. Вообще ничего не вывезли, не до того было. Целые секретные подземные комплексы до сих пор простаивают, ожидая своего часа. Всё, что нужно – это просто знать их расположение и коды доступа.

Я не стал допытываться, откуда Кречетов о них знает. Какая разница. Сейчас далеко не это главное.

Видя, что я больше не лезу с вопросами, ученый продолжил:

– Одна из таких лабораторий находилась в Припяти. Вернее, под ней – как ты знаешь, практически все научно-исследовательские комплексы Зоны расположены под землей. Ну, пришел я туда, запустил генераторы, активировал системы защиты и спокойно занялся своими исследованиями. Правда, продолжалось это недолго.

– Кому ты на этот раз помешал? – поинтересовался я. – Фанатикам Монумента? Бандитам? Военным?

– Да, похоже, всем сразу, – несколько обескураженно произнес ученый. – Несколько часов назад навалились кучей, осадили лабораторию и через мегафон предложили сотрудничество. В противном случае пообещали сыграть в футбол моей головой. Я их видел через камеры наблюдения. Реально будто все отребье Зоны объединилось, чтоб заставить меня на них работать. Судя по униформе, были там и военные, и фанатики, и наймиты, и «борги», и «вольные», и еще черт-те знает кто. И мутанты с ними, прикинь? Что называется, на подхвате, боеприпасы на себе тащат. Собрались кучей, оцепили мою лабораторию, ощетинились «РПГешками». Начни они планомерный обстрел кумулятивными ракетами, никакая система безопасности не выдержит. В общем, бросил я лабораторию и задворками ушел к схрону, где меня ждал армейский джип со всем необходимым. Я его заранее приготовил чисто для такого вот случая. Оказалось, не зря. Не люблю я, когда мне ультиматумы ставят. Уж лучше бросить всё и свалить подальше.

С этим трудно было не согласиться.

– А ты, как я понимаю, в этой лаборатории проводил эксперименты с артефактами, способными перемещать людей не только в пространстве, но и во времени? – уточнил я.

– Вот уж не знаю, откуда у тебя такие сведения, – хмыкнул профессор. – Впрочем, это ж Зона, чему я удивляюсь. Ну, предположим, исследовал я в последнее время такую возможность. И что?

– Похоже, у тебя есть возможность исправить одну твою серьезную ошибку, – сказал я, кивнув в сторону Виктора.

Кречетову не надо было дополнительно разъяснять, о чем речь, он был бесспорно умным человеком и схватывал все на лету.

– Да уж, промашка тогда вышла, – пробормотал ученый. И я, признаться, не понял, о чем это он – то ли сокрушался по поводу погибшей семьи Виктора, то ли сожалел, что Савельев тогда сам не принял посылку с взрывчаткой, как и планировал изначально Кречетов.

Но теперь это было не главным. Что сделано – то сделано, вопрос лишь в том, сможет ли профессор ту ошибку исправить? Причем так, чтобы и Виктор, и его семья остались живы, иначе я сам этому многомудрому мужу взрывпакет в брюхо запихаю.

Видимо, Кречетов что-то эдакое прочитал в наших с Савельевым глазах, поэтому заговорил быстрее, чем обычно:

– Думаю, помочь можно. Оборудование у меня настроено было, и если те вандалы, захватившие лабораторию, еще не прорвались в нее и ничего не сломали, то все должно работать идеально. Вопрос ровно в одном: для того, чтобы отправить господина… хммм… ну да, господина Савельева в прошлое, мне нужна моя лаборатория.

Мы с Виктором переглянулись.

– То есть ты предлагаешь, чтобы мы вдвоем перерезали целую армию головорезов? – поинтересовался я.

– Было бы неплохо, – хмыкнул Кречетов. – Но мы живем в реальном мире, и на такие вещи тоже лучше смотреть реально. Я бы не стал искать помощи, если б не имел кое-какого плана. Думаю, мне повезло, что я встретил именно вас, специалистов по ликвидации всяких уродов. В общем, буду краток. Когда те придурки орали в мегафон, я успел вычислить их командиров. Разглядеть как следует не вышло, но однозначно это пара мутантов-псиоников. Они просто держат под контролем всю эту шайку и рулят ими как хотят.

– А для чего им вообще понадобилась твоя лаборатория? – впервые за всё это время подал голос Японец.

– Не знаю, – пожал плечами Кречетов. – Честно без понятия. Но могу сказать, что у научного комплекса с подпиткой аномальной энергии напрямую от Четвертого реактора колоссальные возможности.

– Так вот зачем тебе эти лаборатории… – протянул я. – Эксперименты с аномальной энергией.

– А для чего ж еще? – немного раздраженно бросил ученый. – Стал бы я торчать в этой Зоне, если б не возможность ставить подобные эксперименты. В общем, господа, похоже, вы узнали все, что хотели, так что давайте договариваться. Вы ликвидируете тех мутантов, помогаете мне вернуть мою лабораторию, а я, в свою очередь, возвращаю господина Савельева в прошлое. Думаю, он найдет способ обезвредить моих людей до того, как они доставят в его дом посылку со взрывчаткой.

Виктор ничего не сказал, лишь катнулись желваки на его лице. Да уж, не завидую я тем посланникам Кречетова, если Виктор до них доберется. Но чтобы он вернулся в прошлое, придется согласиться на предложение профессора.

– По рукам, – кивнул я.

– Договорились, – сухо сказал Японец.

– Вот и отлично, – потер руки Кречетов. – Вы сказали – Зона слышала. Теперь мы с вами связаны Законом Долга, который нарушать никому из нас не рекомендуется. Что ж, за стелой припаркован мой внедорожник. Думаю, на нем нам будет проще добраться до Припяти, чем идти на своих двоих.

* * *

Надо отметить, таблетка Кречетова оказалась поистине чудодейственным средством. Не прошло и пяти минут, как усталость словно рукой сняло. Я вновь был полон сил и энергии, словно не получил только что смертельную дозу облучения, а месяц отдыхал на Гавайях. Ладно, будем надеяться, что благодаря таблетке профессора прогулка по Грязной дороге пройдет для нас с Виктором без последствий.

«Внедорожник» профессора оказался обычным «ГАЗ-69», который, как и предыдущие «вездеходы» Горьковского автозавода, народ ласково прозвал «козлом». Тент с автомобиля был снят, на широком заднем сиденье небрежно валялась большая зеленая парашютная сумка, явно не пустая.

– Всё, что успел прихватить, – мрачно проговорил Кречетов, доставая из сумки два автомата «Вал». – Обычные, без тюнинга артефактами. Просто не успел прокачать. Есть прицелы к ним. И патроны – правда, негусто. Сотня где-то. Так что придется экономить.

Я заметил, как Виктор подобрал и с грустью прислонил к бетонной плите свой «Вепрь». Ну да, зачем он нужен, без патронов-то. Да даже если б они и были. По ходу, миссия нам предстоит деликатная, а «подсвинок» грохочет что твоя мортира. Правда, и СВД моя тоже далеко не бесшумная…

– Держи, – сказал Кречетов, протягивая мне длинный черный глушитель. – Знаешь, как такое поставить на свою винтовку?

– Предполагаю, – сказал я.

Помнится, у Циклопа – упокой его Зона – была прокачанная СВД с таким же глушаком, устанавливаемом прямо на штатный щелевой пламегаситель. Называется ТГП-В 2 «Шелест», то бишь тактический глушитель-пламегаситель. Имеет два зацепа, один за основание мушки, второй – за прилив для штык-ножа. Понятное дело, устанавливаются легким движением руки.

– Ты прям, гляжу, все предусмотрел, будто знал, что нас встретишь, – прищурился Савельев.

– Так слухами Зона полнится, – хмыкнул Кречетов. – Достаточно «Свободную радиостанцию» послушать. В лесу возле Корогода какие-то одиночки отряд «боргов» порешили, потом в самом Корогоде сталкеры гору свежих, но дохлых зомби нашли. И сразу же удачная атака «вольных» на базу «боргов», которая непременно б захлебнулась, если бы не два каких-то суперстрелка. Которые потом от тех же «вольных» ломанулись в сторону Чистогаловки. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, кто может навести такого шороху в Зоне. И где эти двое выйдут в итоге, если выживут на Грязной дороге. Я в это время как раз рвал когти со своей лаборатории и решил, что лучших помощников мне не найти.

– Толково, – кивнул я. – Ладно, поехали, что ли. Не люблю я, когда на мне долги висят.

Ну, мы и поехали.

На самом деле от знаменитой стелы до границы города Припять немногим более километра. Профессор довольно неплохо водил машину, умело объезжая по обочине как явные аномалии, так и подозрительные места, где могли до поры скрываться таковые. В режиме охоты практически любая голодная аномалия может стать почти невидимой, лишь легкое марево над землей будет колыхаться. Но Кречетов был опытный волчара, к тому же, похоже, не единожды катавшийся по этому раздолбанному шоссе, некогда соединявшему печально известную Чернобыльскую АЭС с Припятью – городом, где жили люди, работавшие на атомной электростанции. После аварии всех их вместе с семьями в спешном порядке эвакуировали, оставив город пустым, словно череп, выжженный изнутри смертоносным излучением.

Оставив по левую руку станцию Янов, мы проехали мимо насквозь проржавевшего дорожного знака «Припять», на котором красной краской был грубо намалеван знак радиационной опасности. Возле бывшей площади автовокзала, сплошь заросшей кривыми деревьями-мутантами, Кречетов затормозил.

– Дальше лучше пешком, – сказал он, снимая «Вал» с предохранителя.

Угу, понятно, можно ничего не пояснять. Я на собственном опыте знал, что в Припяти каждый дом превращен в крепость фанатиками Монумента. Бывал как-то и всё прочувствовал на своей шкуре. Потом «борги» вроде как часть Припяти от них зачистили, и, по словам Японца, многие из черно-красных стали работать на Кречетова. И теперь получается, что пара каких-то псиоников спутала профессору все карты. Захватили его лабораторию, и сам он оттуда еле ноги унес. Теперь понятно, зачем он вывез оттуда бесшумное оружие.

– То есть, господин профессор, ты хочешь, чтобы мы прогулялись по проспекту Ленина, зачищая огневые точки в зданиях по обеим сторонам дороги? – задумчиво произнес я.

– А как иначе? – пожал плечами Кречетов. – Если по углам будем шариться, к стенам жаться, то нас по-любому или патрули отловят, или снайпера с крыш снимут. Как говорится, нахальство – второе счастье. Такой наглости от нас точно не ждут. И пока они поймут, что их по-тихому мочат, мы уже будем на месте.

– И далеко ли то место? – мрачно поинтересовался Японец.

– Вход в подземную лабораторию через магазин «Мясо Рыба Овощи».

– Символично, – хмыкнул я. – Судя по твоим рассказам, все они там и собрались.

При этом я прикидывал, далеко ли нам идти. Получалось, действительно – не очень. Миновать три девятиэтажки – две справа, одну слева. Дальше – проще. Относительно. Там вдоль дороги до самой Центральной городской площади, что раскинулась прямо перед ДК «Энергетик», тянутся длинные пятиэтажные дома. Из их окон расстрелять троих сумасшедших – пара пустяков.

Помнится, рассказывали мне, что однажды большая группа бойцов, запакованных в тяжелые экзоскелеты, прогулялась таким образом по проспекту Ленина, стреляя направо и налево. И вроде кто-то из них даже остался жив. Но одно дело ходячие крепости, броню которых не так-то просто пробить. И совсем другое – три стрелка фактически вообще без защиты. Мой уже изрядно покоцанный легкий бронекостюм «боргов» не в счет. С расстояния в сто метров СВД его прошьет влегкую, а на крышах и в пустых квартирах пятиэтажек наверняка засели снайпера и пулеметчики, мозги которых свернули те псионики, ни дна бы им, ни покрышки. Хорошему мутанту-телепату достаточно дать мысленную команду, скажем, «держи объект» – и удалиться восвояси. После чего живая послушная «кукла» будет тупо стрелять во всё, что движется, пока её саму кто-то не пристрелит или покуда не сдохнет от голода. Такие дела.

Я был почти уверен, что муты, захватившие лабораторию Кречетова, так и поступили. Обезопасили подходы к своей новой собственности и теперь спокойно себе копаются в секретных документах ученого, строя, небось, коварные планы по захвату Зоны, Украины, а то и всего мира. На фига еще могли мутантам сдаться изобретения профессора сугубо военной направленности? Правильно, только ради великих целей, которые любой здравомыслящий человек в гробу видел…

– Все это круто, – сказал я. – Но хрена с два мы дойдем до твоего «рыба-мясо». Если муты в домах рассадили запрограммированных «кукол», то те нас по-любому пристрелят. У них мозги работают на движение, анализ отключен. Скорее всего, им в черепа вбили простую команду: «увидел человека – стреляй». Так что не один, так другой своего добьется.

– Как-то об этом я не подумал, – почесал затылок Кречетов. – И что ты предлагаешь?

– Садись в машину и езжай вперед, – сказал я. – Медленно. Как скажу гнать – дави газ в пол, пока до своей «рыба-мясо» не доедешь. А там работаем по ситуации.

– Тебе виднее, – пожал плечами ученый. – Хотя мне казалось, что пешком надежнее. Идешь себе, снимаешь потихоньку вражью силу…

– Когда кажется – стрелять надо, чтоб больше не казалось – хмыкнул я. – Ты нас на это подписал, так что давай уж лучше по-моему сделаем. Тем более что я уже гулял по Припяти однажды. И остался жив.

Последний аргумент возымел действие – слишком мало сталкеров могли сказать о себе то же самое. Кречетов положил свой «Вал» обратно на сиденье, завел мотор, и «газик» на первой скорости двинулся вперед.

Надо отметить, что Припять за десятилетия, прошедшие после аварии, изрядно заросла мутировавшими деревьями и шипастыми кустами. Любят растения почву, зараженную радиацией. А еще вольготно им без людей. Никто автомобильными выхлопами не травит, мусор в землю возле корней не затаптывает, ножами на коре «Здесь был Вася» не вырезает… Бесспорно, сталкерам в страшных снах часто снятся мутанты. А что снится мутантам в кошмарах? Полагаю, что люди…

Мы ехали вперед, постепенно приближаясь к облезлым коробкам зданий, возле которых густо разрослись деревья-мутанты. Слева – длинная пятиэтажка, справа – панельная девятиэтажная башня. Говорят, до аварии от этих зданий в сторону ДК «Энергетик» выдвигались парадные колонны жителей Припяти с плакатами и алыми транспарантами. А ведь, если разобраться, сравнительно недавно была эпоха, когда люди верили, что пролетарии всех стран непременно соединятся и со дня на день наступит на земле вечная дружба народов и всеобщий мир. Наивное время… Всё, что от него осталось, это равнодушные строчки в учебниках истории, да медленно разваливающиеся, мертвые памятники, типа вот этих зданий с давным-давно выбитыми стеклами и слепыми черными прямоугольниками подъездов, лишенных дверей…

Однако подобные памятники прошлого могут быть весьма опасными.

В окне панельной башни на восьмом этаже блеснул двойной блик. Так бледное солнце Зоны отражается от стекол бинокля. И сразу же рядом сверкнул блик одиночный. Понятно. Снайперская пара – наблюдатель-корректировщик и стрелок, контролирующая район наиболее вероятного появления противника. Чего-то подобного я и ждал. Сидят, голубчики, как у себя дома, на солнышко внимания не обращают, о маскировке особо не заботятся. Или совсем нюх потеряли, или реально псионики в домах «кукол» понасажали, забив им в башку единственную программу «стрелять во всё, что движется».

Впрочем, нам оно без разницы. Настала пора действовать.

– Гони! – рыкнул я, вскидывая СВД.

Кречетов среагировал моментально. Дернул рукоятку переключения передач и даванул на газ.

«Козлик» аж слегка подпрыгнул от такого маневра. Но послушно взревел мотором и рванул вперед.

Вовремя.

Со стороны башни раздался отрывистый хлопок, и сквозь рев мотора я услышал, как возле моего правого уха вжикнула пуля. Впрочем, перед тем, как машина рванула вперед, я тоже успел выстрелить. Похоже, более удачно, чем вражеский снайпер, так как блики резко пропали. Такое бывает, когда стрелка отбросило назад пулей, а корректировщик, бросив бинокль, бросается к нему на помощь. Впрочем, если это «куклы», вполне может быть, что тип с биноклем сейчас просто стоит на месте, опустив оптику, тупо глядя на труп и совершенно не соображая, то ему делать дальше.

А наш «ГАЗ-69» уже летел по улице, навстречу еще одной башне слева с огромной, но тусклой надписью на ней, полусмытой радиоактивными дождями. Впрочем, на серой стене еще можно было различить блеклые, грязно-красные буквы: «Партия Ленина – сила народная нас к торжеству коммунизма ведет!»

– На девять часов, третий этаж! – бросил Виктор, вскидывая «Вал», который немедленно запшикал-задергался, плюясь во врагов пулями со стальными сердечниками. Надеюсь, что псионики не рассадили по зданиям Припяти стрелков в экзоскелетах, которым всё равно, что эти пули, что камешки из рогатки. Но на таком расстоянии для бойца в легком бронике «Вал» шансов не оставит.

Я видел, как Виктор полоснул очередью по типу, недальновидно высунувшемуся из окна, и как тот, выронив «калаш» из рук, повис безвольной тряпкой, переброшенной через подоконник. Неплохо для начала.

– Снайпер на крыше, одиннадцать часов, – хрипло бросил Кречетов.

Ага, это как раз та девятиэтажка с выцветшим лозунгом. Чертовски неудобно стрелять из машины, несущейся на полном ходу по шоссе, изуродованному выбоинами. Но попадать надо, иначе попадут в тебя…

Я выстрелил – и попал. Правда, в колено. Черт, не мой стиль! Метил-то в голову. Странно… Хотя эффект был достигнут. Ногу снайпера практически разорвало надвое в районе колена, и он, неловко взмахнув руками, полетел вниз, в полете пытаясь рефлекторно ухватиться за гладкую стену. Понятное дело, не получилось. Лишь кровища, хлещущая из полуоторванной ноги, сверху вниз прочертила выцветший лозунг, словно зачеркнув его длинной темно-красной линией.

Пока всё шло неплохо. Я даже слегка воодушевился – вот, мол, как круто мой план претворяется в жизнь, мочим супостатов на лету, что твои терминаторы! Но вдруг Кречетов резко рванул руль влево, да так, что автомобиль чуть не перевернулся.

И я увидел, почему он это сделал.

Справа от нас стояло полуразрушенное одноэтажное здание. Как же, помню его по карте. Булочная «Колосок» с остатками аляповатого красного барельефа на боковой стене. Эта стена немного возвышалась над крышей, отчего здание спереди напоминало сильно вытянутую в длину букву «Н». И вот сейчас из-за этого возвышения медленно так, неторопливо, поднималась человеческая фигура, одновременно пристраивая себе на плечо РПГ-7 с характерным копьевидным выстрелом на конце.

Я успел нажать на спусковой крючок, Виктор – тоже. Но прежде, чем наши пули отбросили гранатометчика назад, он сделал то же самое, что и мы…

Нажал на спуск.

Я не видел, как кумулятивная граната врезалась в асфальт возле правого колеса нашего «газика», как взрывная волна подняла автомобиль в воздух, перевернула и как он рухнул на обочину грудой искореженного металла. Я спрыгнул за секунду до этого, обняв винтовку, мощно оттолкнувшись ногами и сгруппировавшись в воздухе.

Как я и ожидал, взрывная волна нехило подтолкнула меня в спину, чуть не размазав о стену девятиэтажки. Но не размазала, энергии не хватило. Так что я довольно удачно приземлился, перекатился и вышел в положение для стрельбы с колена. Мгновенный взгляд на прицел… Отлично, оптика не сбита. Значит, постреляем еще.

Чуть впереди меня из-за кустов осторожно выглянул Японец. Ну да, не удивительно, что Савельев спасся. На то он и ниндзя, ему по штату положено уметь скакать, словно охотящийся гепард. А вот что с Кречетовым?

Виктор, пригнувшись, подбежал ко мне.

– Профессор еще раньше меня спрыгнул, сразу как руль рванул, – сказал он, словно отвечая на мой безмолвный вопрос. – Только вот куда он делся после – без понятия…

– Сюда, – раздалось сзади.

Я обернулся.

Кречетов махал нам рукой из-за торца девятиэтажки. Молодец однако. Пока мы с Виктором отстреливали гранатометчика, хитрый профессор успел спрятаться за облезлым зданием. Чисто на всякий случай. Ладно. В данном случае, с учетом, что улица простреливается с двух сторон, не самый плохой план.

Скрываясь за разросшимися кустами, мы с Виктором приблизились к профессору. М-да, видок у него был не очень. Бледный как полотно, выше колена нога перетянута жгутом, ниже колена штанина набрякла от крови.

– Осколком зацепило, – пояснил Кречетов. – В общем, царапина, идти могу.

– Перевязаться бы надо, – заметил я.

– Потом, – отмахнулся профессор. – Сейчас сюда наверняка уже патрули бегут, разбираться, что рвануло. Поэтому лучше поспешить.

– Куда? – спросил Виктор, не особо разбиравшийся в географии Припяти.

– Сейчас вдоль седьмого дома двинем, к девятому, – сказал Кречетов. – Это двойная башня с общей стеной. Переждем там, пока все успокоится. Из нее, кстати, как раз тот магазин видать, под которым моя лаборатория.

– Лады, – кивнул я. Другого-то плана все равно не было.

Короткими перебежками, скрываясь за деревьями и кустами, мы добрались до длинного дома номер семь. И, прикрытые зданием от опасного проспекта, двинули вперед, прижимаясь к облезлой стене, на которой какой-то умелец оставил черные граффити, изображающие силуэты скорбящих людей. Самовыразился, блин. Жути, что ли, решил дополнительной нагнать? Так ею тут и так весь город пропитан, куда уж больше…

Мы уже почти дошли до конца дома, как из-за угла прямо на нас вывернулись двое – по ходу, тот самый патруль, о котором говорил Кречетов. Оба – в экзоскелетах. Причем на одном черно-красная броня «боргов», на втором – оливково-серая фанатиков Монумента. Вот уж не думал, что повстречаю этих заклятых врагов в одной команде. Тут явно очень сильный псионик поработал, сумевший подавить взаимную лютую ненависть и превратить бойцов различных группировок в послушных «кукол».

Признаться, я ожидал чего-то подобного, поэтому бежал с винтовкой наперевес. И среагировал немедленно, выстрелив «боргу» в грудь три раза подряд…

Увы, три отверстия в груди «куклу» не впечатлили. Она равнодушно подняла свой короткий автомат «Вихрь», намереваясь нашпиговать меня свинцом. Вот ведь, падла какая!

Я выстрелил четвертый раз, в равнодушное лицо за бронестеклом шлема, резко уйдя в присед, положил винтовку на землю и катнулся вперед, одновременно выдергивая «Бритву» из ножен. Прямо над моей головой глухо прошелестел бесшумный автомат «куклы». Поздновато. Как я успел заметить, у «кукол» немного замедленная реакция, что позволяет тренированному человеку уйти с линии выстрела и хорошим ножом резануть по ноге врага в области подколенного сухожилия.

«Бритва» справилась на отлично, легко прорезав броневую сталь и глубоко войдя в живое мясо.

Будь ты хоть сам супермен, нечувствительный к боли, но если сухожилия перерезаны, нога просто перестает работать. «Борг» тяжело рухнул на колено, при этом пытаясь нащупать меня длинной очередью из своего автомата. Но пока он падал, я успел сместиться в сторону, скользнуть за спину врага и со всей дури воткнуть ему нож в самую макушку бронешлема.

Клинок вошел по самую гарду легко, словно в масло. «Борг» издал какой-то утробный звук, выронил автомат и начал заваливаться вперед. Оно и понятно – когда мозг пробит насквозь широким боевым ножом, все установки псиоников умирают вместе с тем мозгом.

Я выдернул нож и метнулся было ко второй «кукле»…

Но тут же остановился.

Моего участия не требовалось. Патрульный в оливково-сером экзо медленно и печально разваливался на части. Жутковатое зрелище, если честно. Мощная биологическая машина для убийства, запакованная в совершенный бронекостюм, расползается на составляющие. Голова клонится на плечо и отделяется от тела, из-под нее брызжет алая кровь. Плечо, кстати, тоже разваливается, вместе с туловищем, рассеченным по диагонали, которое неторопливо сползает вниз по отношению к ногам, все еще уверенно стоящим на земле. И рука, сжимающая «Вал», тоже падает, отделенная от тела.

Такую вот картинку схватил я взглядом прежде, чем куски разрубленного трупа попадали на землю. Самыми последними упали ноги, соединенные между собой половинкой таза. И над всей этой кучей мяса стоял Виктор Савельев, сосредоточенно рассматривая клинки своих мечей. Понятно. Скользнул в сторону, уходя с линии выстрела, отрубил руку с автоматом, а потом нанес еще два удара. Хорошие у него мечи, по эффективности не хуже моей «Бритвы».

Убедившись, что режущая кромка у обоих клинков в порядке, Японец удовлетворенно кивнул и точным синхронным движением обеих рук отправил оба меча обратно в ножны.

– Круто, – выдохнул Кречетов. – Секунды за две вы их уделали. Я даже выстрелить не успел.

– И хорошо, что не успел, – сказал я, поднимая с земли СВД. – «Валу» такой экзо не пробить. Так что, как видишь, приходится по старинке, холодняком действовать.

«Вихрь» я тоже прихватил на всякий случай, тем более, что у мертвого «борга» нашлась к нему пара запасных магазинов. Не густо, конечно, но и на том спасибо, ибо СВД в качестве огнестрела ближнего боя не совсем то, что нужно. А нам еще надо в башню проникнуть, полагаю, ни фига не свободную от желающих пристрелить тройку шибко целеустремленных сталкеров.

– Ну что, двинули к сдвоенной? – хриплым от волнения голосом проговорил Кречетов. А может, и не от волнения – все-таки ранен человек, и видно, что лучше ему не становится. Скорее, наоборот, бледнеет на глазах.

Дома номер семь и девять стояли практически рядом, причем промежуток между ними густо зарос высокими кустами. Так что проскочили мы его без проблем. Подошли с заднего двора, также густо заросшего деревьями, влезли через разбитое окно первого этажа, подсадив Кречетова, который уже заметно приволакивал ногу. Осмотрелись, ощетинившись стволами…

Пусто. Просто квартира, заваленная сгнившим мусором, оставшимся от эвакуированных хозяев. Скособочившийся шкаф с оторванной дверцей, детская кровать, советская пластмассовая кукла рядом с ней в выцветшем от времени платьице…

– На, перевяжись, – бросил Японец, протягивая Кречетову аптечку. – А то дальше идти не сможешь.

И я, и профессор с удивлением взглянули на Виктора. Однако Кречетов спорить не стал. Кивнул, сказав тихо:

– Благодарю.

И занялся ногой. Задрал штанину… Блин, не особо хорошая рана. Рваная. По-хорошему, не перевязывать, а шить надо, предварительно срезав лишнюю кожу, болтающуюся по краям. Но это процесс минимум на полчаса, которых у нас нету. Ибо сверху, на втором этаже слышны приглушенные шаги, а из коридора со стороны проспекта Ленина доносится какой-то шум. И лысому ежу ясно: задержимся, псионики спохватятся на тему, куда делся их патруль, начнут прочесывать местность. И трындец нашей миссии, причем вместе с нами.

Кречетов это тоже прекрасно понимал. Поэтому просто взял из аптечки перевязочный пакет и быстро наложил повязку. Потом вколол себе промедол из шприц-тюбика прямо через одежду, взял автомат и сказал:

– Я готов.

Блин, сволочь он, конечно, порядочная, но я, признаться, всегда втайне уважал этого мерзавца. Даже когда отчаянно хотел его грохнуть. Мозгам его любой позавидует, и воля у него – дай Зона каждому такую. Враг, достойный уважения, это почти везение. Такого даже если и убьешь, то обязательно похоронишь. А если тебе не повезет, то от его руки и умирать не обидно. Это не пулю-дуру башкой словить в перестрелке незнамо от кого. Это судьба, достойная настоящего сталкера.

В общем, вышли мы из той квартиры и двинули наверх по лестнице, держа наготове наши бесшумные автоматы. Прав был Кречетов, захватив именно глушеное оружие. В подъезде выстрел из «калаша» слышен словно в трубе. Эхом по всем этажам прокатится и до проспекта Ленина донесется. Демаскирует надежно и всерьез. «Валы» и «Вихрь» тоже, конечно, не совсем бесшумные, но для наших целей вполне годятся, эха от них точно не будет.

Второй этаж «держали» две «куклы», одна из которых сейчас размеренно ходила туда-сюда по лестничной площадке, а вторая, сгорбившись возле окна, выходящего на проспект, контролировала одновременно и его, и лестничный пролет. Понятно. Один сторожит, второй гуляет. Похоже, псионики заботились о здоровье своего имущества, вложив в их программу разминку нижних конечностей.

Правда, не учли они одного момента. Что с нижней площадки я вижу ноги стрелка, обутого в берцы, а он меня – нет. Поэтому я тихонько поднял «Вихрь» и двумя одиночными аккуратно прострелил лодыжки незадачливого охранника. А когда он упал на бок, третьим выстрелом прошил ему пулей окуляр фильтрующей маски, благо «кукла» была не в экзоскелете, а в таком же «борговском» бронике первого уровня, что я до сих пор таскал на себе.

Когда убитый упал, шаги над нашими головами немедленно прекратились, но сориентироваться в обстановке вторая «кукла» не успела. Над перилами лестницы, ведущей на второй этаж, стреляя на лету из своего «Вала», в красивом прыжке взвился Японец. И не успели его ступни коснуться лестницы, как наверху послышался тяжелый, глухой удар. Так падает бронированное, но уже безвольное мертвое тело, отброшенное к стене прицельной очередью.

– Неплохо, – пробормотал Кречетов, стоящий рядом со мной. – Признаться, я рад, что за все это время мне не пришлось встретиться с ним один на один.

Я усмехнулся про себя и ничего не ответил. Профессор даже не представляет, насколько он прав, ибо подожженный взрывпакет, засунутый в распоротый живот, это финал по-настоящему грустный и реально болезненный.

Пройдя мимо двух трупов, вооруженных «калашниковыми», мы поднялись выше на семь этажей. Восьмой аналогичным образом контролировала вторая пара «кукол», которую мы ликвидировали по той же схеме, как говорится, без шума и пыли.

Девятый этаж оказался пустым и мрачным, словно сталкерская жизнь – с выбитыми дверями квартир, мусором на полу, отвалившейся от сырости штукатуркой и облезлым октябрятским значком, валяющимся рядом с ржавыми лестничными перилами. Осколок прошлой жизни ныне взрослого человека, выжившего после чернобыльской аварии… Либо ребенка, умершего в минувшем веке от последствий радиоактивного облучения.

Мы вошли в одну из квартир, осторожно приблизились к окну, выходящему на проспект…

И замерли на мгновение от удивления. Ибо то, что происходило внизу, было слишком даже для Зоны с ее дикими нравами.

На другой стороне проспекта располагался магазин, по форме точно повторяющий булочную «Колосок» – такая же вытянутая бетонная «Н». Над магазином на стальных растяжках маячила выцветшая, побитая, но все еще читаемая вывеска, выполненная на украинском языке: «Мясо риба овочi». Также с моего места был виден торец здания, облепленный жутковатым кроваво-мясным мозаичным барельефом, выполненным строителями магазина в стиле эдакого советского модернизма – мол, мы не хуже прогнившего запада можем. Получилось, на мой взгляд, как минимум странно. Впрочем, в искусстве я не силен, может, так оно и надо.

Взгляд притягивал не барельеф, а то, что находилось перед ним.

В нескольких метрах от торца магазина торчал двухметровый крест, сваренный из обрезков рельс – не иначе, притащенных со станции Янов. К кресту, похоже, не веревками, а толстой ржавой проволокой было примотано чье-то тело с совершенно лысой головой. А рядом сновали «куклы», стаскивая к ногам распятого сухие ветки, старые доски и всякий другой горючий хлам.

«Куклы» были разными, очень разными – «борги», «вольные», фанатики Монумента и простые сталкеры работали плечом к плечу с мутантами. Преимущественно это были бюргеры и местами подгнившие зомби. Но среди них я заметил и одинокого ктулху, который, повесив голову с безвольно болтающимися щупальцами, тащил к кресту старую канистру советского образца, у которой на боку красной облупившейся краской было написано «Бензин». Вид у всех без исключения «кукол» был отрешенный, но деловитый. Это я хорошо рассмотрел, поднеся к глазу прицел своей СВД.

Впрочем, сейчас «куклы» меня интересовали меньше всего. Гораздо важнее было рассмотреть, кого же они собираются поджарить настолько средневековым способом.

И я, спасибо оптике, рассмотрел.

К кресту была привязана… Настя. Да-да, наш непобедимый киборг, так же безвольно свесившая вниз голову, которую какой-то изверг обрил наголо. А жаль, красивые были у девушки волосы… Интересно, у кого же рука поднялась на такое?

– Правее глянь, – произнес мне над ухом Савельев. Небось, тоже в оптику своего «Вала» пялится, и раньше меня нашел что-то интересное.

Я медленно двинул винтовку вправо… и невольно присвистнул.

Чуть в стороне от «кукольной» суеты, в тени развесистого дерева-мутанта, обнявшись, стояли те, кто безмолвно управлял целой кучей живых организмов, полностью подвластных их воле. Мутанты-псионики силы неимоверной, которой еще не видывала Зона.

Слева, жутко скалясь безгубым ртом, стояла одноглазая тварь, пролезшая следом за мной в этот мир из мира Кремля. По ходу, пропитанный радиацией климат Зоны пошел ей на пользу. Она явно выросла, как минимум на полголовы. Причем не только росту прибавила. И женские формы у нее налились – бедра расширились, бюст приподнял хламиду свободного покроя, в которой она сюда притащилась…

Глаз у нее, кстати, тоже изменился. Сейчас он прям лучился алым светом, словно кровавый барельеф напротив отражался в нем, словно в зеркале. Только, боюсь, не простое отражение это было, а страшная энергия разрушения, готовая в любую секунду вырваться наружу. Хорошо подпиталась тварь невидимыми излучениями Зоны. И, думаю, продолжает подпитываться. Если так и дальше дело пойдет, вырастет из нее монстр вселенских масштабов, и весь наш мир, все люди, его населяющие, будут у нее под контролем.

А рядом с одноглазой псионихой, нежно обнимая ее за талию, стоял не кто иной, как наш Фыф…

Только вот – наш ли?

Тот шам, которого я знал, никогда не допустил бы, чтоб над его Настей кто-то так глумился. Этот же стоит, угодливо улыбаясь и теребя пальцами кисточку на плетеном поясе одноглазой… Блин! Это ж волосы Насти искусно сплетенные в пояс, которым перехвачена талия псионихи! Вот тварина-то! По ходу, не просто отбила Фыфа у Насти, не просто поиздевалась над ней, обрив как китайского новобранца, но и решила убить на глазах практически бывшего мужа – который, кстати, ничего не имеет против.

Причем я ясно видел – Фыф не под ментальной «дурью». Не безвольная «кукла» он, а вполне себе соображающий мутант, прекрасно осознающий, что делает. Вернее, что они делают вместе с одноглазой. Любой сталкер знает, что два псионика, объединившие ментальные усилия, становятся намного сильнее, чем если бы они работали на одну и ту же тему, но поодиночке.

– Трехглазого надо первым валить, – проговорил за моей спиной профессор. – Эта тварь через него сигнал усиливает. Если он погибнет, ей потребуется несколько секунд, чтобы прервать контакт с ним и начать работать самостоятельно. Так что слышишь, Снайпер? Сначала его, потом ее.

– А самому что, слабо? – раздраженно бросил я.

– Ага, – отозвался Кречетов. – Посмотри внимательнее – они «в домике».

Я присмотрелся…

Точно! Вокруг сладкой парочки наблюдалось слабое марево, чуть заметное дрожание воздуха. Понятно. Их объединенных сил вполне хватило, чтобы поставить ментальный экран-«домик», поглощающий энергию пули. Чисто на всякий случай перестраховались после того, как услышали взрыв в начале проспекта. Грамотно, ничего не скажешь.

– Наши «Валы» такой экран не пробьют, – продолжал ученый. – А из СВД можно попытаться. Расстояние небольшое, может получиться.

Я медлил… Хоть это уже и не наш Фыф, но это же… Фыф!

– Ты дал слово ликвидировать этих псиоников, – жестко проговорил Кречетов. – Зоной поклялся. Неужто решишься нарушить Закон Долга?

Внезапно перед моими глазами словно весь мир колыхнулся, будто по нарисованному полотну порыв ветра хлестнул. Неужто Зона напомнила о моем слове? За мной и так по отношению к ней косяков много, а если еще и Закон Долга нарушу, ведь точно не пощадит. И никакая личная удача не поможет!

Я теперь это точно знал. Бывает такое – приходит понимание, что если не сделаешь, то всё, конец тебе, сталкер. Считай, отвоевался…

Ну что ж, Фыф, извини, но зря ты сделал такой выбор. Поверь, мне тяжело это делать. И прости, если сможешь.

Медленно, очень медленно, словно преодолевая немыслимую преграду, мой палец надавил на спусковой крючок. Пшикнул выстрел, заглушенный «Шелестом», в плечо привычно толкнулась отдача…

В оптический прицел было хорошо видно, как дернулось марево вокруг двух фигур… и не удержало бронебойную пулю, которая прошила пси-защиту – и попала точно туда, куда я целился.

На пояс, сплетенный из волос Насти, обильно плеснула кровь. А через секунду страшный, нечеловеческий вой разнесся над Зоной. Ну да, как говорил мне один военный хирург, примерно через такой промежуток времени приходит адская, разрывающая боль в кисти, когда от нее пулей или осколком отрывает палец…

Я точно помнил, с чего всё началось. С того момента, как Фыф снял кольцо с трупа сталкера, измененного Саркофагом. А может, не столько Саркофагом, сколько этим кольцом-артефактом, во много раз увеличивающим силы его хозяина, но при этом меняющего его – к сожалению, не в лучшую сторону. Фактически у любого артефакта, найденного в Зоне, есть две стороны: положительное воздействие и побочные эффекты. И обычно чем сильнее первое, тем значительнее второе…

Когда от адской боли кричит сильный псионик, это действительно жутко. Ибо помимо звуковой волны от него расходится и ментальная. Даже здесь, на девятом этаже, я почувствовал толчок в мозг, словно по нему резиновой кувалдой тюкнули – мягко, но чувствительно.

А вот «куклам» серьезно не поздоровилось. Побросали свои ветки и попадали на землю, зажимая уши ладонями, из-под которых у многих брызнула кровь. Пси-удар – даже рассеянный, не направленный конкретно в цель – может навсегда лишить слуха и зрения. А то и вообще мозги отбить напрочь, превратив человека в безвольное «растение».

Направленный же гораздо хуже…

Фыф баюкал раненую руку, и сейчас ему явно было не до своей одноглазой пассии.

Зато ей было дело до того, кто покалечил ее любимого!

Я действовал быстро, очень быстро. Нажал на спуск раз, отстрелив Фыфу палец, и тут же довернул ствол, ловя в прицел единственный глаз псионихи…

Но она оказалась быстрее!

Я успел лишь заметить, как вздрогнул воздух перед окном, возле которого я стоял, и чисто на рефлексе успел отскочить в сторону. Организм сам сработал, без моего ведома – хорошо, что винтовку не выронил в процессе такого безумного прыжка. Краем глаза я заметил, как Японец тоже метнулся в сторону, шестым чувством распознав опасность.

А вот Кречетов замешкался…

Страшная сила подняла профессора в воздух и со всей силы метнула в противоположную стену, словно это не живой человек был, а пластмассовая кукла, легкая и пустая внутри.

Нелепо кувырнувшись в воздухе, Кречетов врезался в полуразвалившуюся ГДРовскую «стенку» – набор шкафов, которым, наверно, бывшие хозяева этой квартиры безмерно гордились в далекие восьмидесятые. Вот в этот мега-дефицитный товар прошлого профессор вломился с жутким треском и грохотом…

Но я не видел, что стало с профессором. Я уже вновь прыгнул к окну, держа СВД наготове. После удара такой силы любому псионику нужна передышка. Хоть короткая, хоть небольшая, но нужна. Ибо он не может бить на автомате несколько раз подряд.

В отличие от моей винтовки.

Но увы, одноглазая мой маневр разгадала. Само собой, защитное поле, прикрывавшее сладкую парочку, исчезло сразу после моего первого выстрела. Но хитрая псиониха не растерялась, единолично окутавшись неким подобием марева, размазывающего ее фигуру в пространстве. Сейчас я видел не одну тварь, а как минимум три ее полупрозрачных контура, и хрен знает, в какой из них нужно было целиться.

Ну, я и не стал морочиться, гадая, какой из этих контуров настоящий. Приложился к прицелу, и двумя выстрелами перебил ржавые путы, которыми руки Насти были примотаны к стальному кресту.

Ну, не совсем перебил, накручено там было изрядно. Но повредил точно. Плюс от моих выстрелов по рельсам, думаю, вибрация пошла неслабая. Вполне достаточная, чтоб пробудить киборга от пси-комы, ибо вряд ли сейчас, после столь мощного удара, одноглазая была способна и на поддержку марева вокруг себя любимой, и на ментальное удержание своей жертвы.

Кстати, она и не пыталась. Ей бы по-хорошему свалить отсюда от греха подальше – думаю, при желании ей бы это удалось.

Но ненависть к красавице-конкурентке оказалась сильнее.

Размазанные в пространстве контуры одноглазой метнулись к кресту, во множестве полупрозрачных рук заметались крохотные огоньки. Зажигалка! А ктулху, кстати, успел вдумчиво полить бензином топливо, сваленное возле ног Насти, да и на нее саму плеснул нехило. Блин, вряд ли даже наша неубиваемая кио уцелеет, если ее обнимет столб пламени – плоть-то вокруг ее танталовых костей живая, такая же, как и у обычных людей…

Одноглазая отвела руку, готовясь бросить зажигалку в кучу горючего мусора…

Эх, как бы мне сейчас пригодилась способность замедлять личное время! Я очень добросовестно представил себе свой тотем… но увы, толку от этого не было! Время упорно не желало замедляться, продолжая течь в обычном режиме. Неужели это тот самый побочный эффект от приема чудо-таблетки, о котором предупреждал Кречетов?

Но деваться было некуда, и я уже снова стрелял – в эти контуры, размазанные в пространстве, понимая, что всё происходит слишком быстро, что ни фига я не попадаю куда хочу на безумной скорости в режиме реального времении что патронов у меня в магазине винтовки осталось три… два… один… всё…

Но тут случилось неожиданное.

Пронзительный визг, полный ненависти, разорвал воздух. И прямо с креста, разрывая поврежденную проволоку, навстречу своей сопернице прыгнула Настя. Я хрен его знаю, как такое возможно – оттолкнуться от вертикальной поверхности и пролететь по воздуху пару метров…

Но, оказывается, возможно. Когда любишь или ненавидишь всем сердцем, многое становится по плечу.

Девушка-киборг, раскинув руки, всем своим немалым весом рухнула на все эти смазанные контуры. Схватила их в охапку и начала давить, продолжая визжать, захлебываясь яростью, словно дикая пантера, доведенная до неистового, всепоглощающего бешенства.

Конечно, одноглазую защищало ее «марево», полупрозрачное силовое поле. Но, думаю, она растерялась и откровенно испугалась. Когда в полуметре от себя видишь перекошенное ненавистью лицо врага, трудно остаться хладнокровным. Я видел сквозь прицел пустой винтовки, как «марево», сдавливаемое руками Насти, немного промялось внутрь в районе затылка одноглазой. Совсем немного, может, сантиметров на десять, пятнадцать вглубь…

И этого вполне хватило.

Правая рука Насти дернулась – и я увидел, как замерла одноглазая, мгновенно собравшись из своих размытых контуров в одну неподвижно застывшую, напряженную фигуру…

Правда, через мгновение это напряжение спало. Руки мутантихи дернулись по направлению к лицу… и безвольно упали вниз. Ну да, бесполезно дергаться, когда из твоего глаза торчит кончик танталового штыка, насквозь пробившего затылок. Есть у киборга Насти такой сюрприз – остро заточенные стилеты в предплечьях, которые она может выстреливать из рук по собственному желанию. Однажды я имел несчастье получить от нее этим сюрпризом в легкое, отчего чуть не сдох. И потому могу сказать с уверенностью – оружие это более чем серьезное, оказывается способное прошивать не только чужую плоть, но и ментальные силовые поля.

Настя поднялась на ноги, постояла с полминуты, полюбовалась на мертвое тело конкурентки, после чего брезгливо дернула рукой. Труп легко слетел со штыка, пролетел несколько метров и грохнулся прямо на кучу горючего мусора под стальным крестом.

Лицо Насти исказила презрительная ухмылка. И без того высокая грудь девушки стала еще выше от глубокого вдоха. А потом кио плюнула на мертвое тело одноглазой псионихи. Смачно так плюнула. Только не слюна вылетела изо рта Насти, а струя пламени. Второй сюрприз от кио, способных плеваться огнем в тех, кто им не нравится. Куча мусора, облитого бензином, вспыхнула в мгновение ока. М-да… Бывает порой: готовит кто-то своему врагу глобальное западло, а потом сам же в него и вляпается. Такое часто случается, и не только в Зоне.

– Ну, вот и всё, – сказал я, поворачиваясь к товарищам. – Договор выполнен, теперь можно…

И осекся.

Кречетов лежал на спине, а в его животе торчал длинный осколок стекла. По ходу, зеркальный бар в «стенке» раскололся на фрагменты при падении ученого на него, и один из осколков глубоко вошел в тело Кречетова.

– По ходу, печень пропорота и кишечник задет, – сказал Савельев, стоявший над профессором.

– Ну вот, почти сбылась твоя мечта, – на удивление спокойно произнес ученый. – Теперь осталось только вытащить стекло и засунуть в рану взрывпакет.

– Ты бы заткнулся, пожалуй, – мрачно произнес Виктор. – Лучше скажи, как тебе помочь? Может, в регенерирующую аномалию отнести какую-нибудь. Или в твоих многочисленных лабораториях есть какое-то чудо-средство от…

– От смертельных ран немного средств, – перебил его Кречетов. – Например, «синяя панацея». Но у меня ее точно нет, поэтому и говорить не о чем. Как оно там, Снайпер? Ликвидировал псиоников?

– Один из них уничтожен не без моей помощи. Второй ликвидирован как источник опасности. Так что не беспокойся, с моей стороны Закон Долга не нарушен.

– Понятно, – сказал профессор. – Осталось выполнить мою часть договора.

– В таком состоянии? – усомнился Японец. – Тебе ж двигаться нельзя. И стекло извлекать тоже, мгновенно от внутреннего кровотечения отправишься в страну Токоё.

– У нас загробный мир называют Краем вечной войны, – хмыкнул Кречетов. – Чем языком чесать, помогите-ка мне встать. Я, как и вы, чту Закон Долга. И перед смертью хотел бы заплатить по счетам.

Я кивнул и подошел к умирающему. Не зря я в глубине души уважал этого мерзавца. Человек в жизни может совершить довольно много косяков. Но его последние минуты перед уходом в Край вечной войны часто и являются показателем того, кем умирающий был на самом деле.

Мы перевязали рану Кречетова, насколько это было возможно сделать, не извлекая из профессора смертоносный осколок. Потом подняли ученого с пола, залитого его кровью, взяли под руки и повели вниз по лестнице. Точнее сказать, понесли – сам он едва переставлял ноги. И я, и Виктор понимали: нужно торопиться. Кречетов на глазах терял силы, и было понятно: жить ему осталось совсем недолго.

Еще даже не спустившись ниже третьего этажа, мы услышали истошные крики, доносившиеся с другой стороны проспекта:

– Козел похотливый! Урод яйцеголовый! Я тебе сейчас все глаза твои бесстыжие штыками выковыряю на хрен! Променял меня на эту шлюху! За задницу ее лапал, лепешка жука-медведя! Небось, телепунькал её где-нибудь на куче ктулхового дерьма, пока я тебя, скотину безрогую, по всей Зоне искала!

– Закрой свой капот и не тарахти двигателем, идиотка ты механическая! Только и знаешь что своими танталовыми ковырялками размахивать! Не видела что ли, я под двойным прессингом был – кольцо дало мне мощь немереную, но и себе подчинило, а одноглазая улучила момент и использовала меня как усилитель своих пси-сигналов! Прежде чем верещать как рукокрыл некормленный, сначала разберись в ситуации!

– Да я давно уже разобралась, с кем связалась, алкаш ты беспробудный, пьянь чертова, хрон осмоподобный! Кусок одноглазого мяса с сиськами увидел, и крышу сорвало нахрен? Подчинили его, бедного, потом использовали как вибратор со щупальцами! Признавайся, что и где ты ей щекотал своими отростками, пиявка ты болотная, земляную пчелу тебе в печень?..

Да уж… Похоже, совместная жизнь с шамом повлияла на кио изрядно – по крайней мере, раньше не замечал я в ней искусства ругаться столь витиевато, душевно, с чувством. Сдается мне, в этом деле она явно превзошла своего одно… тьфу, все никак не привыкну – теперь уже трехглазого сожителя.

– Что там внизу творится? – удивленно спросил Японец.

– Это любовь, – сказал я. – Не обращай внимания.

Мы спустились, осторожно перешли проспект, стараясь лишний раз не тряхануть Кречетова. А Фыф с Настей все еще выясняли отношения, ничего не видя и не слыша вокруг. Рядом с ними, склонив головы набок, стояли «куклы», тупо слушая, как ругаются шам с кио. У людей и обычных монстров Зоны шок от пси-захвата еще не прошел. Это, похоже, пришельцами из мира Кремля последствия пси-воздействия их мутантов – даже очень сильных – переносятся легче.

Мы прошли мимо шама с кио, ослепленных взаимным яростным выбросом сильного чувства, и вошли в полуразрушенный магазин.

– Туда, – кивком головы указал профессор на дверь в глубине помещения, над которым сохранилась вывеска «Зал самообслуживания».

Надо сказать, что данный продуктовый магазин ничем не отличался от других помещений подобного типа, разбросанных по Зоне. Стены, облицованные некогда белой, а ныне грязно-серой плиткой, с серыми проплешинами цемента там, где эта плитка отвалилась. Ржавые металлические каталки на полу для перевозки продуктов, напоминающие большие перевернутые клетки без дна. Грубо сколоченные, полуразвалившиеся от времени полки. Остатки прилавков, таких же топорно-угловатых, сбитых из дешевого ДСП, разбухшего от сырости…

Теперь-то я знал, что многие здания в СССР были одновременно и декорациями, скрывающими подземные объекты государственной важности. И этот мирный с виду продуктовый магазин не был исключением.

Пройдя через зал, усыпанный мусором, мы свернули направо. За страшненькой, рассохшейся дверью находилась довольно обширная подсобка без окон, стены которой также были облицованы белой плиткой. Правда, в этом помещении ни одна из плиток от стен не отвалилась.

– Знаю, знаю, демаскирующий фактор, – хмыкнул Кречетов, перехватив мой взгляд. – Но тут уже ничего не попишешь, стены тут цельнолитые. Раньше сверху они еще были дополнительно облеплены всякой дрянью для маскировки, но я их почистил. Все равно кроме меня сюда никому не войти. Подведите-ка меня к правой стене.

Мы выполнили просьбу профессора, который быстро нажал на несколько плиток. После чего в стене что-то зажужжало. Одна из плиток немного провалилась внутрь стены, после чего исчезла, отъехав в сторону и открыв нашим взглядам небольшую черную панель. В панель были вмонтированы два стеклянных глазка, напоминающих дверные.

– Думаете, когда и кем были на самом деле изобретены сканеры отпечатка пальцев и сетчатки глаза? – хмыкнул профессор. – Здесь, в Припяти. Рядовыми советскими учеными. И изобрели, и впервые внедрили. Только переборщили с секретностью, патентовать не стали. Мол, куда там загнивающему Западу, который мы и так уже догнали и перегнали. Вовек им до такого не додуматься. Эх…

Профессор слабо махнул рукой, после чего коснулся правого глазка большим пальцем правой руки, а к левому приложил правый глаз.

– Главное, не перепутать, – сказал он.

– А то что? – поинтересовался я.

– А то пол тупо в сторону отъедет, и придется лететь вниз. Недалеко, метров сорок. После чего примитивненькая автоматика соскребет с пола шахты окровавленный биоматериал. Прикиньте, делали всё это в семидесятые годы прошлого века, а до сих пор работает как часы. Одно слово – оборонка.

Профессор отлип от своих детекторов и улыбнулся. Глаза его горели лихорадочным огнем. Похоже, у Кречетова начиналась предагония – состояние перед отходом в лучший мир, порой характеризующееся возбуждением нервной системы. Повязка на животе профессора полностью пропиталась кровью, и я серьезно опасался, что умирающий сталкер вот-вот перешагнет невидимый порог Края вечной войны…

Но тут мне стало не до мрачных мыслей. Пол подсобки дрогнул, и внезапно я понял, что вся небольшая комната начала двигаться вниз, причем с весьма приличной скоростью. В желудке возникла тянущая пустота, как это бывает при спуске на скоростном лифте.

Правда, все это длилось какие-то мгновения. Комната-кабина мягко остановилась, и Кречетов сказал:

– Добро пожаловать в мой храм науки.

* * *

… Это и вправду был храм – потому что люди, его построившие, искренне верили в то, что делали. Они вложили сюда очень много труда, бессонных ночей, лет своей жизни. Многие лаборатории в Зоне заброшены, но эта наверняка была законсервирована до той поры, пока ее не нашел Кречетов.

Здесь, как и в те далекие семидесятые годы, когда строилась надземная и подземная Припять, всё сверкало – многочисленные приборы, огромные агрегаты непонятного назначения, цистерны со множеством отходящих от них труб, силовые шкафы, поражающие размерами, пучки проводов в толстой изоляции, змеящиеся над ними. Все это – и само помещение, и оборудование, которым оно было напичкано, – поражало размерами и… какой-то упорядоченностью, завершенностью, тем, что называется, «не убавить не прибавить». И хотя я не имел ни малейшего понятия, для чего было нужно это оборудование, всё равно впечатлился изрядно. Умели же строить при Советском Союзе – мощно, не жалея ни средств, ни материалов, ни себя самих. Жизни клали ради науки и прогресса. Правда, порой тот прогресс оборачивался боком – как, например, с печально известной ЧАЭС…

– И зачем всё это? – поинтересовался Японец, обводя взглядом огромное помещение.

Кречетов через силу усмехнулся бледными губами.

– Дабы достичь того, что умеет один-единственный крошечный артефакт, похожий на маленький золотой шар. А именно: пробивать в пространстве и времени «кротовые норы» – порталы, способные переносить человека в его прошлое. Прикинь: живешь ты себе, живешь, старый стал – и вдруг раз! Одним махом перенесся на тридцать-сорок лет назад. И снова молодой, но при этом помнишь всё, что с тобой было. Это ж сколько можно изменить в жизни, скольких ошибок избежать.

– То-то я думаю, с чего это в нашем мире некоторые люди за несколько лет ни с чего становятся миллиардерами, высокопоставленными чиновниками, звездами кино или эстрады, – задумчиво сказал Виктор. – Проживают свои жизни раз за разом, копят деньги и опыт, обходят грабли, на которые наступили в прошлой жизни. Вот тебе и результат.

Тут пришли мне на ум слова Кузнеца: «Судьба – штука забавная. Одно изменишь в прошлом, типа, к лучшему – так следствием этого другое вылезет, еще хуже. Поэтому я никому в такие штуки лезть не рекомендую».

Но я промолчал. Савельеву реально нужно было попасть в свое прошлое. Тот редкий случай, когда нет у человека другого выбора. Семья была для него всем. И когда человек теряет всё, он просто перестает быть человеком. Остается только биологическая машина, оболочка без души. В случае с Японцем – машина убийства, которую однажды может переклинить, и черт его знает, чем оно закончится. Или сам себе живот вспорет по самурайскому обычаю, или с катушек съедет напрочь и начнет резать всех подряд. С ним уже было такое однажды, еле оклемался. И не факт, что оно не повторится снова.

– Ну что ж, попробуем обойти наши грабли, – сказал профессор. Видно было, что говорить ему с каждой минутой становится все тяжелее. – Давайте быстрее, а то боюсь не успею. Тащите меня вон к тому пульту.

Мы подвели Кречетова к огромной приборной панели и усадили в операторское кресло.

– Так. Теперь вон в тех шкафах врубайте красные рубильники.

Мы сделали всё, как сказал профессор. Немедленно вокруг нас в приборах, агрегатах и цистернах загудело-завыло-защелкало. Лаборатория начала оживать, и ей в этом активно помогал Кречетов. Профессор щелкал тумблерами, нажимал какие-то кнопки. Его глаза горели лихорадочным огнем, а на пол из повязки, насквозь пропитанной бурой кровью, мерно капали тяжелые рубиновые капли…

Но Кречетов не замечал этого. Не до мелочей ему было. Человек уходил – и уходил достойно. Как викинги считали за честь умереть с мечом в руке, так, наверно, настоящий ученый мечтает умереть вот так, за работой. И сейчас, похоже, мечта Кречетова сбывалась – если, конечно, у него была такая мечта…

Неподалеку от приборной панели, за которой сидел Кречетов, стояло огромное сооружение высотой с двухэтажный дом, гудевшее громче других. На него и указал Виктору ученый:

– Туда иди. Как передняя стена хронотелепорта станет зыбкой, просто шагни в нее.

– А дату ты помнишь, в которую меня надо отправить? – подозрительно спросил Японец.

– Помню, – кивнул ученый. – Лучше, чем кто-либо другой. И да. Прости за ту мою ошибку – если сможешь конечно.

– Прощу, если смогу исправить, – мрачно сказал Виктор. И пошел к огромному агрегату, который с каждой секундой гудел все сильнее. В какой-то момент мне показалась, что его плоская лицевая сторона дрогнула – и поплыла, став похожей на поверхность озера, потревоженную легким порывом ветра.

– Пора, – выдохнул Кречетов, нажимая на большую красную кнопку.

Хронотелепорт взвыл, словно стая ктулху, почуявшая добычу – того и гляди взорвется. Но Савельев лишь обернулся, кивнул мне – бывай, мол, сталкер, авось еще свидимся.

И, шагнув прямо в текучую поверхность, пропал в ней, будто мгновенно растворился.

– Ну, вот и всё, – сказал Кречетов, напоследок еще раз пробежавшись пальцами по кнопкам. – Снайпер, не сочти за труд, выключи рубильники. Нефиг без дела тянуть из ЧАЭС аномальную энергию. Зона может обидеться.

– Так эта лаборатория к электростанции подключена?

– А к чему же еще. Все местные лаборатории от нее запитаны.

– Ладно, – кивнул я. – А сам-то не хочешь следом за Виктором сходить в свой хронотелепорт? Тебе недалеко надо, всего-то на полтора часа назад. Просто от той старой «стенки» в сторону отойти – и помирать не надо будет.

– Не получится, – качнул головой Кречетов. – Слышишь звуки, будто лопается что-то? Это предохранители перегорают от перепада нагрузки. Их тут теперь десятки надо менять, чтобы повторить пробой во времени. Так что не выйдет ничего.

– Так… почему ты сам не перешел?

– Закон Долга, – пожал плечами Кречетов. – Я обещал Японцу исправить свою ошибку. Зона меня слышала. Теперь уплачены все долги. И я могу уйти спокойно.

– Как… ты хочешь, чтобы… – попытался я сформулировать свою мысль.

– Хоронить мой труп не надо, – перебил меня профессор, поняв причину моей заминки. – Я умру здесь, в этом кресле, через пару минут. Просто поднимись в лифте и уходи. Без меня эту лабораторию никто не откроет. Идеальная могила, согласись.

Я кивнул. Действительно, лучше не придумаешь.

– Прощай, Кречетов, – сказал я. Потом повернулся и направился к лифту.

– Прощай, Снайпер, – раздался за моей спиной слабеющий голос. – И до скорой встречи…

Мне показалось, что я ослышался. Что он имел в виду?

Я обернулся.

В кресле возле приборной панели сидел мертвый профессор Кречетов. Я слишком много видел трупов на своем веку, чтобы ошибиться.

Что ж, возможно, он имел в виду встречу в Краю вечной войны. В таком случае, всё логично – рано или поздно все мы там будем.

Лифт так же мягко вознес меня вверх. И не подумаешь, что есть на самом деле эта подсобка в полуразвалившемся магазине. Интересно, сколько еще таких вот подсобок с секретом в заброшенных зданиях мертвого города?

Я вышел из магазина – и остановился на раскрошенных бетонных ступенях. Чисто обстановку оценить. И заодно решить, что мне делать дальше.

Обстановка, кстати, изменилась не сильно. Часть «кукол» разбрелась кто куда. После мощного пси-воздействия ни есть, ни пить, ни стрелять-убивать не хочется. Охота лишь залечь где-нибудь подальше от всех и выспаться как следует – измученный мозг требует отдыха, и противиться этому требованию нет никакой возможности.

Но несколько «кукол», еще не отошедших от шока, продолжали тупо пялиться на Настю с Фыфом, все еще стоявших под деревом. Правда, теперь они стояли обнявшись и говорили, говорили, говорили…

– Я ж тебя всюду искала, дурачок ты мой трехглазый. В другой мир за тобой пришла, а ты…

– Да я и подумать не мог о ком-то кроме тебя, солнышко мое механическое. Эта сволочь все мозги мне запудрила. Ходил как зомби, сам не свой, не помню ничего. Тоже хотел за тобой вернуться, в мир Кремля! Но с этим проклятым кольцом, будь оно неладно, не смог через портал пройти!

– Ну, теперь ты только мой, пьянчужка несчастная! Как рука-то, не болит?

– Да хрен с ней, с рукой. Палец новый отрастет, я теперь сильный, выращу. Главное, ты со мной, лыска моя ненаглядная.

– Ты с лыской-то поответственнее! – рыкнула Настя. – Отрастут они у меня не хуже твоего пальца!

– А ты тон-то поумерь, милочка! Я никому на себя рычать не позволю, даже тебе…

Я вздохнул, спустился по лестнице и пошел себе по проспекту Ленина обратно, к выходу из города. Думаю, у Фыфа с Настей все нормально сложится в этой Зоне. Влюбленным без разницы, в каком из миров миловаться и собачиться, лишь бы объект любви был рядом. И не видят они никого и ничего вокруг, и никто им больше не нужен. Это и есть настоящее чувство – которого, боюсь, у меня никогда и не было. Впрочем, ну их нафиг, эти сентиментальные сопли. Под ногами у меня дорога, ведущая куда-то – а что еще сталкеру нужно? Был бы путь, а куда он выведет – какая разница? Главное, что он есть.

Эпилог

Солнце клонилось к закату. Давно уже возле магазина «Рыба Мясо Овощи» никого не было. Ушел человек с винтовкой. Ругаясь между собой, но при этом держась за руки, ретировались мутант и странная хомо. Разбрелись кто куда остальные. Только одинокий ктулху всё еще стоял на месте, тяжело поворачивая голову туда-сюда. Крепко его приложила одноглазая, неслабо досталось объемному мозгу мутанта, ибо чем больше масса серого вещества, тем более оно восприимчиво к пси-ударам.

Но, наконец, и ктулху отпустило. И сразу сонливость на него навалилось. Страшно захотелось мутанту найти какое-нибудь темное, сырое, относительно теплое место и заснуть там мертвым сном. Лучше чтоб идти недалеко было. Может, в подвал вон той башни завалиться? Почему бы и нет.

Ктулху сделал шаг, второй, третий… но тут чувствительные рецепторы его лицевых щупалец уловили запах крови. Не совсем свежей, но вполне годной к употреблению. И хоть спать хотелось неимоверно, мутант все-таки повернул башку на запах: если еда сама идет в лапы, кто ж откажется от такого подарка?

Надо сказать, еды было немного. Рядом с кучей мусора на земле валялся кусочек плоти, в котором крови было всего ничего. Но ктулху все равно нагнулся и поднял находку.

Палец. Не человеческий, хоть и похожий на него. Лучше бы, конечно, человеческий – кровь хомо самая сладкая на свете. Но иной еды все равно нету, сойдет и такая. К тому же вкус у нее какой-то… другой. Ктулху не знал, как называется этот другой вкус. Просто другой – и всё.

Лицевое щупальце мутанта коснулось пальца, присоска чавкнула раз-другой. Хорошо, но мало. Мутант разжал лапу, чтобы выбросить бесполезную сухую оболочку с косточкой внутри… И не выбросил.

На косточку, обернутую мгновенно высохшей кожей, было надето кольцо с большим черным камнем. Красивое.

Ктулху подцепил его когтем, снял с косточки, повертел находку так и эдак. Обычно мутантам плевать на всякие штуки, которые таскают на себе вкусные хомо, но эта почему-то привлекла внимание мутанта.

Подумав немного, ктулху непонятно зачем попытался надеть кольцо на мизинец левой лапы. Он и сам бы не объяснил себе, для чего это сделал. Просто надел – и все…

И замер на месте.

Спать больше не хотелось. Совсем. Наоборот, ощущение было таким, словно ктулху только что выпил как минимум двух сталкеров в зеленой одежде, кровь которых бывает насыщена бодрящими веществами. А еще в мозгу мутанта родилась мысль. К которой ктулху тут же подобрал слово.

Человеческое слово, которое он не раз слышал от сталкеров, выслеживая их темными ночами, но не знал, что оно значит.

«Круто!» – подумал ктулху. И тут же следом: «Вообще зашибись!»

А потом в голове мутанта словно что-то взорвалось. Мысли нахлынули водопадом. Человеческие мысли. Ведь когда-то ктулху были людьми, а человеческая память никогда никуда не девается. Ее можно лишь приглушить на время…

Теперь он точно знал, что думают люди, что они чувствуют, о чем мечтают. Он знал, зачем сталкеры пришли в Зону, что ищут в ней, кем надеются стать, найдя свое счастье…

Ктулху хмыкнул в щупальца.

«Какое хорошее кольцо! – подумал он. – Пожалуй, надо найти того, с чьего пальца я его снял. Возможно, он расскажет мне, как с помощью этого кольца стать еще умнее и могущественнее. А не расскажет – ну и ладно. Тогда просто выпью его кровь. Уж больно у нее специфический, ни на что не похожий вкус».

10.11.2015 – 21.02.2016

Глоссарий

Об авторе

Дмитрий Олегович Силлов – современный российский писатель, инструктор по бодибилдингу и рукопашному бою, автор многих произведений о самообороне, боевых и охотничьих ножах, а также более двадцати романов, написанных в жанре боевой фантастики.

Родился в семье военного. Окончив школу, служил в десантных войсках. После увольнения в запас, получив медицинское образование, активно занимался единоборствами, бодибилдингом, психологией, изучал восточную философию и культуру, историю военного искусства. Несколько лет работал начальником службы безопасности некоторых известных лиц, после – инструктором по рукопашному бою и бодибилдингу.

Дмитрий Силлов является автором популярной системы самообороны «Реальный уличный бой», лауреатом Российской национальной литературной премии «Рукопись года», а также создателем популярных литературных циклов «Кремль 2222» и «Роза миров», публикуемых издательством АСТ.

Личный сайт Дмитрия Силлова www.sillov.ru

Страница Дмитрия Силлова «ВКонтакте» https://vk.com/sillov

1

Подробно о мире Кремля можно прочитать в романах литературного проекта Дмитрия Силлова «Кремль 2222».

2

О том, что было до того перехода Снайпера и Фыфа в мир чернобыльской Зоны, можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Закон «дегтярева» литературной серии «СТАЛКЕР».

3

О том, как это произошло, можно прочитать в романе Дмитрия Силлова «Юг» литературного цикла «Кремль 2222».

4

Харагэй (яп.) – одно из значений: «искусство души». Общение без слов, при помощи прямой передачи мысли.

5

О приключениях Виктора Савельева по прозвищу Японец можно прочитать в трилогии Дмитрия Силлова «Тень якудзы», «Ученик якудзы» и «Путь якудзы».

6

Сэппуку (яп.) – ритуальное самоубийство посредством вспарывания живота. Среди самурайского сословия средневековой Японии считалось одним из высших проявлений доблести.

7

Ками (яп.) – души людей и предметов, способные к автономному существованию вне тела и обладающие собственным разумом. По представлениям японцев не тело имеет душу, а душа управляет приданным ей телом.

8

События, описанные в романе Дмитрия Силлова «Закон клыка» литературной серии «СТАЛКЕР».

9

Мицу-но кокоро (яп.) – «разум как поверхность озера» (или цуки-но кокоро — «разум как ровный свет луны»). Психическое состояние растворения во вселенной, при котором синоби видит мир таким, какой он есть на самом деле.

10

Миккё (яп.) – «тайное учение» секты Сингон. Эзотерический буддизм, при изучении которого осваивались секретные техники – гипноз, телепатия, достижение особых состояний психики, в т. ч. боевого и мистического транса.

11

Гайдзин (яп.) — «иностранец». Без дополнения «коку» («страна») слово приобретает презрительный смысл «чужак», «неяпонец».

12

Кайсяку (яп.) – помощник при совершении самурайского обряда сэппуку (ритуальное самоубийство посредством вспарывания живота), функцией которого было в определенный момент отрубить голову самоубийце, дабы предотвратить его мучения. В роли кайсяку обычно выступал боевой товарищ самурая либо воин, равный ему по рангу.

13

Ки-ай (яп.) – концентрация силы в момент нанесения удара, чаще всего выраженная в крике.