Часть первая

Благовещенск

Население Земли к 2050 году может превысить 9 миллиардов, что приведет к самым неприятным последствиям. Мир изменится до неузнаваемости, а люди вынуждены будут сражаться за пищу.

Перенаселение почти в четыре раза и окончательное обнищание, по мнению специалистов, грозит бедным странам Африки и Южной Азии. Богатые государства, наоборот, увеличат свои доходы, что неминуемо приведет к росту аппетитов. Человечеству в ближайшие 40 лет потребуется столько пищи, сколько было произведено за предыдущие 8 тысяч лет. Но природные ресурсы взаимосвязаны. К примеру, чтобы произвести 500 граммов мяса, требуется примерно 3,5 килограмма зерна. Такая система потребления является расточительной, и специалисты AAAS — Американской ассоциации содействия развитию науки — предлагают немедленно начать финансирование программ, направленных на планирование семьи.

Причем ещё летом прошлого года в другом докладе — Лондонского зоологического общества и экологической организации Global Footprint Network, отмечалось, что в последнее время люди стали тратить в два раза больше ресурсов, чем за последние 50 лет. Таким образом, потенциал планеты может быть исчерпан к 2030 году. Если человечество в ближайшие годы не изменит образ жизни…

УТРО.ru, по материалам конференции AAAS.

* * *

Как Дмитриев понял из пояснений подслеповатой вахтёрши, расположившейся в стеклянном кубе у центрального входа в университет, необходимая ему кафедра филологии располагалась на втором этаже. Оставалось всего ничего: преодолеть длинный коридор, подняться по лестнице, повернуть налево и, постучав в дверь, встретиться с тем человеком, который, по расчетам Михаила, мог дать ответ на волнующий вопрос. Всего несколько сотен шагов. Но каких трудных!..

Михаил, не дойдя до лестницы с первой попытки, задержался в коридоре, у окна, устало смотревшего на улицу имени товарища Ленина. Лето за окном буйствовало. Нагло и самоуверенно. Воздух пропитался солнцем, а потому сушил горло и носоглотку. По уличному асфальту, подчиняясь даже самому лёгкому дуновению ветерка, вяло перетекала тополиная пуховая масса, озорно поджидая прохожего, который движением ног поднимет её в воздух. Вот уж тогда она наиграется с ним вдоволь — и с носом, и с глазами! Под окном стояла «тойота» с правым рулем, пух в предчувствии игры подвалил к её колесам.

Мишка нервно перевёл дыхание. Смелость и решимость, которыми он был переполнен буквально десять минут назад, вмиг испарились. Ноги стали непослушными, ватными. Губы пересохли. В горле запершило, будто только глотнул того самого противного тополиного пуха. И, самое главное, цель, с которой он так стремился в педагогический университет, неожиданно показалась не столь уж необходимой. Мишке вдруг подумалось, что он вообще напрасно приплёлся в данное заведение. Со своим глупым вопросом. На который наверняка никто не даст ответа.

Михаил потёр широкой ладонью лоб. Мысли снова принялись спорить в голове:

— «Зачем я сюда притащился? Для чего? Узнать истину? Какая может быть истина сорок лет спустя? — Горькая усмешка обветрила губы: ни дать ни взять, Дюма-отец: — Предположим, узнаю. Дальше что? Отца всё равно не вернуть. Оттуда не возвращаются. И с какого рожна, — мысленно выругался Дмитриев, — решил, будто то стихотворение — отцовское? Да, мама до сих пор хранит тетрадь, в которой есть именно это восьмистишие, написанное его рукой. И что с того? Мало ли чьим оно может оказаться… Понравилось — переписал. В то время вся страна поголовно увлекались поэзией: Рождественский, Евтушенко, Ахмадулина, Вознесенский, Пастернак…»

— «Нет, — спорила вторая мысль. — Однако, вспомни, как говорила мама, отец посвятил те строки ей. Лично! А посвятить можно только своё, собственное».

— «И что? — возмутилась первая мысль. — Списал у кого-нибудь, хотел понравиться, выдал за своё — и все дела».

— «Вряд ли, — вторая ворчливо выдвинула контраргумент, — у нас в доме никогда не было ни одного сборника стихов, кроме как по школьной программе. Ни мама, ни отец стихами не увлекались. Это во-первых. Во-вторых, мама говорила, стихотворение отец написал за несколько месяцев до отъезда. То есть до гибели. Так что присваивать себе чужое не имело смысла. Да и в „Амуре“ вряд ли бы напечатали под чужим именем ворованное произведение. Журнал-то делают знатоки…»

Михаил потянулся было к карману, но тут же тихо выругался: надо же было забыть купить курево. И именно в такой момент!

«А при чём здесь сигареты? — тут же проснулась новая мысль. — Ты трус, Мишка. Боишься сделать два десятка шагов вверх по лестнице. И спросить. Только и всего: подняться и спросить. Но за твоим вопросом будет ответ. А вот его-то ты и боишься. Боишься услышать, что тебе скажут там, на кафедре. Подтвердят или наоборот? А что может быть „наоборот“? Хуже-то всё одно не станет. А если станет, то кому? Мне? Матери? Господи, — рука с лёгким стуком легла на деревянный подоконник, — и на кой чёрт они опубликовали это стихотворение?! Так всё было просто, тихо, спокойно… Нет же…»

Вахтёрша безмолвным призраком близоруко уставилась на молодого, по её мнению, человека. Что и подстегнуло Михаила к действию. Он решительно развернулся, размашистым шагом направился к лестнице. Нервно прикушена губа. Рука подрагивает. Как мальчишка, в самом деле.

Дверь, ведущая в «альма-матер» амурской филологии, оказалась деревянной, ещё советских времён, и, по непонятной причине, выкрашенной в бледно-голубой цвет. Впрочем, как и все соседние двери. Мишке, когда он увидел их, отчего-то вспомнился знаменитый лозунг незабвенного Леонида Ильича Брежнева: «Экономика должна быть экономной!» Как будто экономика может быть иной!

Дмитриев огляделся. Да, и коридорчик, объединяющий кафедры с деканатом в одно заведение, представлял собой классический советский реализм. Стена разделена на две части: нижняя покрашена, вверху побелка. Под потолком — некогда популярные матовые плафоны, внутри которых наверняка лампочки Ильича. По центру, между дверями, нашло себе место расписание занятий в виде привинченной лакированной доски, оснащенной стеклянными ячейками. Никакой современной офисности.

Михаил усмехнулся: и чего пристал к людям? А может, им так нравится? Почему должно быть так, как у всех? Модерн, стекло, пластик… Скоро от такой урбанизации некуда будет деться. Всё по струночке и под расчет. Хаяли «совок», а к чему пришли? Да к тому же. В какой город ни приедешь, одинаковые «бутики», «шопы» и близнецы — кабинеты чинуш. И те сами — разодетые в одинаковые костюмы, с идентичными причёсками и в стандартных дорогих авто. Капсовок! Тут, по крайней мере, более отдаёт академичностью и наукой.

Михаил сделал три глубоких вдоха, задержал дыхание, поднял руку и с силой постучал в дверь.

* * *

Александр Васильевич Урманский, заведующий кафедрой, с сожалением оторвал взгляд от документов, лежащих перед ним на столе. Стук повторился. Профессор стянул с переносицы очки в тонкой, с позолотой, оправе, бросил тоскливый взгляд в окно: если стучат и не входят, значит, кто-то из родителей нерадивых студентов. Пришли вымаливать зачёт или экзамен. Господи, каждый год одно и то же!

— Входите.

Дверь приоткрылась. В образовавшемся проёме появилась плотная, крепкая фигура мужчины, лет пятидесяти, в серой сорочке в полоску, которая тщетно пыталась спрятать от любопытных взоров довольно солидное брюшко. В левой руке мужчина держал простой полиэтиленовый пакет. Взгляд Урманского поднялся от рубашки и джинсов выше. Тщательно выбритое лицо. Тонкие губы. Нос с горбинкой — видимо, некогда перебит в драке. Или в спорте? Усталый взгляд. Мешки под глазами. Пьёт, что ли? Редкие волосёнки на голове, едва прикрывающие глубокие залысины.

— Добрый день! — несколько невнятно, будто в нос, проговорил незнакомец.

Урманский привстал.

— Добрый. Прошу, — рука заведующего указала на стул. — По какому поводу и с кем имею честь?

Незнакомец слегка качнул головой, как бы в знак благодарности, однако садиться не стал.

— Меня зовут Михаил Юрьевич, — негромко произнёс гость, после чего замолчал.

— И? — Урманский с некоторой долей раздражения смотрел на просителя.

Началось. Приходят. Прячут взгляд. Топчутся на месте. Пытаются сформулировать свои и так всем понятные мысли.

Мужчина приподнял голову и неожиданно стрельнул в Александра Васильевича острым, цепким взглядом. Урманский насторожился. Нет, кажется, сей субъект пришёл по иному поводу.

А Михаил Юрьевич тем временем сунул руку в пакет и извлёк из него последний номер литературного альманаха «Амур». Урманский сразу узнал своё детище: как-никак семь лет был его бессменным редактором.

— Это… — мужчина аккуратно положил журнал на стол. — Ваше?

— Да. — Урманский настороженно посмотрел на гостя.

Что ещё? Только недавно затух костёр, разожжённый доморощенными критиками по поводу юмористической поэмы одного студента, в которой главный герой носил имя незабвенного Василия Тёркина и которую Александр Васильевич рискнул опубликовать. Скандал вышел за стены университета. Дважды ректор вызывал по данному поводу на ковёр. Где он отстаивал свою точку зрения, что на личные имена нет авторских прав. В доказательство, помнится, предъявил телефонный справочник, в котором оказалось семь абонентов под фамилиями Тёркин, два из которых были Василиями. Что и переломило ситуацию в его пользу. Неужели ещё один запоздалый радетель творчества Твардовского? Странно, молчит. А может, по иному поводу? Или это такое оригинальное начало к главной теме? Мол, я поклонник вашего журнала. Имею финансы. Могу помочь. Оставьте моего отпрыска…

Урманский тяжело вздохнул и нескрываемо тяжёлым взглядом окинул посетителя: и долго тот собирается молчать? Мужчина понял, ещё секунда — и его выпрут из заведения. А потому, положив пакет на стул, взял со стола журнал и быстро пролистал издание.

— Вот. — Найдя нужную страницу, он протянул альманах Урманскому. — Меня интересует, — указательный палец гостя ткнул в печатный текст, — это стихотворение. Вы знаете автора?

Александр Васильевич принял из рук гостя журнал, быстро просмотрел страницу.

— В библиотеке взяли? — Александр Васильевич первым делом заметил штамп внизу страницы. — И что неясно? — Урманский с удивлением посмотрел на гостя. — Тут же чётко, чёрным по белому, написано: автором данного творения является Виктория Рыбакова, шестьдесят девятого года рождения, выпускница нашего университета девяносто четвёртого года. Учитель начальных классов одной из средних школ города Благовещенска…

— Здесь не указано, какой школы, — быстро вставил реплику незнакомец.

— И что из того? — Урманский ещё более насторожился. — Не указали, потому как автор так пожелал.

— А вы точно уверены, что это стихотворение написала именно она? — настойчиво, не отвечая на поставленный вопрос, проговорил посетитель.

— Естественно. Иначе зачем бы она его нам присылала?

— И его авторство не может принадлежать никому иному?

— Ахматовой и Блоку точно не принадлежит. В чём, собственно, дело?

— Да так… — Мужчина протянул руку, прося вернуть журнал. — Личное. Ничего особенного. Простите, вы бы не могли мне дать номер школы, в которой работает выпускница?

— Для чего?

Подобного оборота профессор никак не ожидал. Александр Васильевич внимательнее присмотрелся к мужчине: пойди разбери, с какими целями тому понадобилась Вика? Рыбакову Урманский знал хорошо. Помнил как студентку, у которой преподавал два первых курса. А потому давать кому попало её данные не собирался.

— Мне нужно с ней встретиться. Пообщаться. — Мужчина потряс журналом. — Вот об этом.

— К сожалению, ничем не могу помочь, — решил слукавить профессор. — Мы не располагаем подобного рода информацией. Обратитесь в городской отдел образования.

— Был. Отдел кадров закрыт. В отпуске. Вот рассчитывал на вас.

Мужчина принялся нервно крутить в руках журнал, то сворачивая его в трубочку, то разворачивая. Такое поведение гостя несколько смутило Урманского. Логика подсказывала: мужчина пришёл неслучайно. И Виктория ему действительно очень нужна. Любопытство начало брать верх.

— Может, всё-таки присядете? — Урманский вторично сделал приглашающий жест рукой. — Михаил Юрьевич, вы меня только что поставили в неловкое положение. Кстати, как ваша фамилия?

— Дмитриев.

— Слава богу А то я уж было подумал, тень гения решила посетить наши пенаты…

Посетитель не улыбнулся шутке. А потому Урманский тут же переключился на деловой тон:

— Простите. Точнее, простите за то, что я вас обманул. Я могу дать номер школы. Более того. Я могу позвонить и узнать, на месте ли сейчас Виктория. Но при условии: вы расскажите причину, по которой пришли ко мне. Поймите, раздавать информацию незнакомцам в наше время…

— Да, да… — Дмитриев залез во внутренний карман рубашки. — Вот. Паспорт. Моя визитка. Я занимаюсь всем, что связано с электроникой. В основном компьютеры…

— Это несколько меняет дело, — слегка успокоился Урманский, покрутив в пальцах кусочек глянцевого картона. — Продаёте?

— И это тоже. Но в основном настройка, интернет, связь и всё такое. В своё время окончил Высшее инженерное училище во Владивостоке, по специальности «радиосвязь». Вот так и тружусь. Но это к слову. Теперь по поводу моего визита и вашего журнала. — Михаил Юрьевич перевёл дыхание. — Дело в том, что первой ваш альманах увидела моя мама. Если бы не она, я бы к вам не пришёл. Но она… Сами понимаете, человек в возрасте. Отказать нельзя. Хотя, честно говоря, я и сейчас сомневаюсь в смысле моего прихода.

— Что-то ничего не пойму. При чём здесь ваша мама? Ваша мама первой увидела альманах и… И что она в нём нашла? То стихотворение, я правильно понял? И что? Чем её заинтересовало стихотворение Виктории Рыбаковой?

Дмитриев собрался с духом и выпалил:

— Тем, что это стихотворение было написано за год до рождения его автора. В шестьдесят восьмом году. Моим отцом. Пропавшим без вести.

* * *

— Он на кафедре. Общается с Урманским.

— Учительница?

— В школе.

— Ждите. Скоро поедет к ней. Интересно, кого он задействует для прокачки информации? Ладно, посмотрим. Готовьте людей в Зее.^[1]

— А может, не стоит торопиться? Думаете, не обойдётся?

— Уверен! Пусть подготовят площадки.

— Будет сделано.

— И подойдите к делу ответственно. Не как с альманахом.

— Мы сделали всё возможное. Перекупили весь тираж. Не допустили его выхода через сеть «Роспечати». Кто мог подумать, что мамаша пойдёт в библиотеку и там наткнётся на этот журнал?

— Не в мамаше дело! Надо было следить за Савицким!

— Простите, но я с вами не соглашусь. Наблюдение было организовано на высоком уровне. Сорок лет без сбоев. Больно хитер оказался старичок. Обвёл нас вокруг пальца.

— Не досмотрели — значит, совсем не «высокий уровень».

— Вторично прошу прощения, но, если бы Савицкого в шестьдесят восьмом не вывезли с объекта, сегодня одной проблемой было бы меньше.

— Перестаньте дискутировать!

— Только констатация факта.

— В шестьдесят восьмом, как вы должны помнить, решения принимал не я. И не нам оспаривать минувшее. А потому прекратите спорить! Где старик сейчас?

— На даче.

— Глаз с него не спускать!

— А может, провести акцию, пока не поздно? Подстраховаться? Старик, сами видите, хитёр. Наверняка станет искать возможности уйти от нас. А так…

— Выполняйте то, что вам сказали! И никакой самостоятельности! Ясно?

* * *

Виктория Рыбакова, по внешнему виду, как представлял Дмитриев «училок младших классов», вовсе на таковую не походила. И очки с толстыми линзами на носу отсутствовали. И волосы на голове не были скручены в тугой жгут… Причёска «училки» оказалась вполне современной: каре. К тому же, как с удовольствием отметил Михаил, Виктория оказалась высокой, с привлекательным бюстом фигуристой особой, чем-то напоминающей древнегреческие статуи богинь.

Вика, в свою очередь, из-под тёмно-русой чёлки, которая тщетно пыталась прикрыть высокий, без единой морщинки, лоб, на Дмитриева смотрела не столь оценивающе. Весёлый, стреляющий взгляд вскользь окатил его с ног до головы, и на лице молодой женщины заиграла светлая, какая-то детская улыбка. Весь вид «училки» говорил о том, что она готова внимательно выслушать «Карлсона», как она мысленно окрестила незнакомца.

«Дай бог, чтобы все учителя были такими оптимистами, при их-то зарплате», — мысленно пробормотал Михаил Юрьевич и тут же перешёл к делу:

— Это из-за меня вам звонил Александр Васильевич. Точнее, по моей просьбе.

Виктория присела на край парты: разговор происходил в её классе.

— Давно не общалась с Васильевичем. Признаться, удивилась, когда услышала его голос. Только не поняла, о чём идёт речь? О каком стихотворении он говорил?

— Вот об этом. — Михаил во второй раз за день извлёк из полиэтиленового пакета альманах «Амур», взятый в областной библиотеке сроком на десять дней. — Вы прислали стихотворение Урманскому. Он его опубликовал на страницах университетского издания…

— Покажите. — Вика быстро перехватила издание, пролистала. Подняла тёмные, как показалось Михаилу, вишнёвого цвета глаза на собеседника. — Действительно, напечатано под моим именем. Но я ничего никому не посылала. И это, — журнал дрогнул в тонких пальцах девушки, — я не писала.

Дмитриев растерянно уставился на учительницу:

— То есть?

— Так и есть. Ничего и никуда я не высылала. Хотя стихотворение мне знакомо. — Девушка захлопнула альманах. — Ошибка! Повторяю: никому и никуда, в том числе и в «Амур», я ничего не посылала. Тем более, чужие стихи, да ещё под своим именем. У меня есть свои, как говорят славяне, допотопные вирши. Собственные. Чужое мне не нужно.

— Стоп! — Михаил бросил пакет на парту. — Вы не посылали, но знаете автора этих строк?

— Нет, не знаю.

— Опять ничего не пойму. Вы же сами только что сказали, будто вам знакомы эти стихи!

— Ну да. — Виктория ещё раз окинула взглядом обложку журнала. — У меня есть это стихотворение. И я его не отсылала. И понятия не имею, кто его автор! Что непонятного?

— Всё непонятно. Ерунда какая-то получается. — Дмитриев еле сдерживался. Трудно общаться с красивыми женщинами, которые знают себе цену. — У вас есть этот стих, но автора вы не знаете.

— Точно! — спокойно отозвалась Вика. Господи, до какой степени эти мужики, иногда, могут быть бестолковыми… — Он, то есть, как вы выразились, стих, записан в песеннике. Простом, девичьем песеннике. В тетрадке. Понимаете? В клеточку. Когда-то, давным-давно, во времена моего детства, были популярны такие тетрадки — песенники. В них ещё приклеивали вырезанные картинки из открыток. Для красоты. И по ним песни пели. Садились по вечерам и пели…

— Я не идиот и прекрасно знаю, что такое песенник, — «И не так уж красива, эта училка». — И тетрадь с этим стихотворением у вас?

— Была. И не у меня. У тёти. С тётей желаете познакомиться?

— Нет. — Мишка хотел добавить ещё пару слов, но поперхнулся и растерянно посмотрел на обладательницу потрясающих вишнёвых глаз.

— Успокоились? Замечательно. — Виктория аккуратно положила альманах на стол. — А теперь более подробно. Тётке моей, Галке, в тетрадь эти строки написал мой папа. Но он их тоже не сочинял.

— Ваш отец?

— А вы что, сомневаетесь, что у меня может быть папа?

— Да нет. А я могу поговорить с вашим отцом?

Девушка мягко улыбнулась и отрицательно покачала головой.

— Он погиб.

— Простите. Жаль. — Мишка растерялся: «Чёрт, действительно, как-то нелепо складывается разговор».

— Да не стоит просить прощения. Это было давно. К тому же вы не могли про это знать.

— А с мамой? Можно пообщаться с ней? Может, она что-нибудь знает про автора этих строк?

— Вряд ли. — Виктория вторично отрицательно качнула головой. — Сомневаюсь. Она много читает. Но я ни разу не видела в её руках поэтического сборника. А что, для вас это стихотворение имеет большое значение? Или вы мне не верите? А может, это ваше? Точно! — указательный пальчик девушки замаячил перед Мишкиным лицом. — Так в чём проблема? Хотите, сделаю официальное заявление, что это не моё, если все так принципиально.

— Нет, не нужно, — отмахнулся Дмитриев. — Для меня нет разницы, под чьим именем оно напечатано. — Пальцы Михаила пробежались по лицу. — Только странно всё это. Эти строки написал мой отец. Он тоже погиб. Сорок лет назад. Точнее, пропал без вести. От него ничего не осталось. Искали, но так и не смогли найти. Столько лет прошло. И забываться начало. А тут… Как гром среди ясного неба: это чёртово стихотворение в «Амуре». У мамы едва сердечный приступ не случился. Сами понимаете — такое… Даже мне стало не по себе.

Девушка, вздрогнув всем телом, качнулась в сторону. Маленькие ручки с силой вцепились в край стола.

Дмитриев кинулся к учительнице:

— Вам плохо?

— Нет. — Вишнёвые глаза в упор смотрели на Михаила. — Когда погиб ваш отец?

— В шестьдесят девятом. Летом.

— Мой отец тоже в шестьдесят девятом. В экспедиции. На Гилюе.

* * *

— Ерунда какая-то…

Дмитриев развернулся всем телом к Виктории. Они ехали в такси в университет, к Урманскому. Вику даже уговаривать не пришлось. Теперь, по дороге в учебное заведение, Михаил хоть как-то пытался проанализировать полученную информацию:

— Получается, стихотворение есть у меня, у вас и, как минимум, у ещё одного человека. И этот человек знает о вашем, Вика, существовании. Одного только наш незнакомец не знал: где вы работаете. Странно. Уж про место работы узнать было проще всего.

— Может, не захотел появляться в отделе образования? — сделала вскользь предположение девушка: все её мысли крутились вокруг того, стоит говорить маме об этой встрече или нет? Снова ворошить старые раны…

Дмитриев быстро прикусил губу: верный признак нервозности:

— Интересно другое: почему Урманскому прислали стихи именно под вашим именем? У вас по этому поводу нет каких-нибудь соображений?

Девушка рассеянно пожала плечами:

— Нет.

— Жалко. — Выдохнул Мишка и спустя минуту неожиданно поинтересовался: — А вы замужем?

— Нет.

— Понятно. А молодой человек имеется? Вам оказывают знаки внимания?

— А вам не кажется, что вы себе слишком много позволяете? — вспыхнула Виктория, сложив руки перед грудью.

Михаил смутился. Вот же нарвался. Ни дать ни взять — слон в посудной лавке.

— Простите, — выдавил он первое, что пришло на ум, и тут же мысленно выругался: «А, собственно, какого чёрта? Я же не в ухажёры к ней напрашиваюсь!» — И перестаньте дуться. Я просто выдвигал гипотезы. Вдруг кто-то из приятелей решил так вас поздравить. Ну, или пошутить.

— Вот и выдвигайте свои гипотезы в свой адрес. — Девушка отвернулась в сторону окна и больше не произнесла ни слова.

Мишка хотел было ответить, но тоже со злостью отвернулся: тоже мне, нашлась принцесса. Виктория слегка скосила взгляд в сторону собеседника, улыбнулась: ну вот, хоть пять минут можно будет спокойно обдумать, как себя вести дальше.

* * *

«Найдено нечто, напоминающее Атлантиду. Город на дне океана, возможно, находится в тысяче километров от северо-западного побережья Африки»…

«Утро России», 15.02.2011.

* * *

Урманский с силой потёр лоб. Да, весёлый выдался денёк, ничего не скажешь.

— Любопытно… — задумчиво проговорил Александр Васильевич. — Очень даже. Других слов и не подобрать. Выходит, оба ваших отца были в одной экспедиции? И оба погибли?

— Пропали без вести, — вставил реплику Дмитриев. — Я в восьмидесятых пытался собрать информацию, но… — Михаил развёл руками. — Единственно, смог выяснить: экспедиция носила разведывательный характер.

— Ископаемые?

— Да. Поиски новых месторождений. Папиной группе было поручено собрать первичную, общую информацию по местности. И ещё: расчёт шёл на то, что группа должна вернуться к первым серьёзным заморозкам, к середине октября. Ушла группа в конце июня. В двадцатых числах. Последние сообщения поступили в двадцатых числах августа. Потом — тишина. Ни звука. Две недели в Благовещенске и Зее ждали. После выслали на поиск милицию и солдат из местной воинской части. Прочесали всё. Никого не нашли.

— Уверены, что всё прочесали?

— Так мне сказали. — Михаил принялся сворачивать пакет: не знал, что делать с руками. Дрожали, и всё тут. — Перепроверить, естественно, я не мог. Я даже их точного маршрута не знаю. В деле имелась карта, но… Кто знает, насколько она соответствовала истине. Экспедиция-то была «в свободном плавании».

— Это вам так в милиции сказали?

— А где же ещё?

— Не туда обращались. — Урманский встал, прошёл к маленькому столику, на котором разместились электрический чайник с заварником и коробка с печеньем, и принялся готовить чай. — Следователей скорее всего вряд ли интересовал маршрут группы, они занимались только поиском людей. Почему к нам не пришли? На геофак? Вот где, думаю, вам бы дали исчерпывающую информацию. — Заметив удивлённый взгляд Дмитриева, Александр Васильевич пояснил: — Дело в том, что мимо него не проходит ни одна исследовательская экспедиция в области. Часто факультет и сам является организатором или участником подобного рода мероприятий. А уж выступать в качестве эксперта ему сам Бог велел.

— Чёрт! — Дмитриев расстроенно хлопнул ладонью по столешнице урмановского стола. — Так просто. А в милиции мне голову морочили…

— Ну, поверьте, не всё так просто… — Александр Васильевич протянул чашку с горячим напитком Вике. — Это я предположил, будто на факультете должны быть материалы. А есть они или нет — кто ж его знает. Угощайтесь печеньем. Ну, что, студентка, — на этот раз вопрос коснулся Виктории, — сколько лет я тебя не видел? Пять?

— Семь. — Вика подула в чашку, сделала маленький, пробный глоток. — На конференции.

— Точно. Могла бы и почаще заходить. Живёшь-то рядом.

Урманский протянул чашку Дмитриеву. Тот отрицательно мотнул головой:

— Александр Васильевич, а мы можем сейчас пройти на этот ваш геофак?

— Не терпится?

— Если честно, да.

— Не вижу проблем. Только дайте нашей красавице чай допить. Да и я кое-что припомнил. — Александр Васильевич присел напротив Виктории. — Странное то было письмо, которое Вика, ты мне, якобы, прислала. — Тонкие, длинные пальцы профессора принялись задумчиво гладить полировку стола. — В наш век удобного электронного сообщения некто не поленился распечатать текст на принтере, сходить в киоск и купить конверт, заклеить его и отнести на почту. Я тогда еще подумал: зачем топать два квартала до почтового ящика, когда достаточно нажать кнопку на клавиатуре? Или, если не работает интернет, всего лишь перейти через дорогу и отдать мне, лично в руки. — Урманский кивнул головой на окно, за которым через проезжую часть торчала высотка жилого дома. — Вот в нём и проживает наша красавица. — Уточнение было сделано для Дмитриева. — Я, ещё помнится, озаботился, может, ты не хочешь меня видеть? Обиделась или нечто подобное… А тут вон оно что.

— Не уловил: а в чём странность письма? — Мишка никак не мог оторвать взгляда от руки профессора. Будто приклеился к ней.

— А вам не кажется странным факт, что тот человек не воспользовался интернетом?

Урманский перестал водить рукой по столу, и Михаил был ему за это благодарен.

— А может, у него нет компьютера?

— Вполне возможно, — согласился Александр Васильевич. — Но вот ещё один любопытный момент. Неизвестный очень настойчиво просил опубликовать стихотворение именно в этом номере альманаха. И ни в каком ином.

— Это действительно странно, — отозвался Дмитриев. — Стихотворение было одно?

— В том-то и дело. И ведь я мог его и не отдать в печать. Долго сомневался.

— И почему отдали?

— Стиль письма… Меня смутил стиль письма. В нём чувствовалась мольба. Боль. Это меня, когда читал, и поразило. Будто от опубликования нескольких зарифмованных строк зависит жизнь человека. Помню, даже мелькнула мысль связаться с тобой, — Урманский тронул Викторию за локоть. — Однако решил, моё вмешательство может только всё испортить. И… отправил рукопись в печать. Ну, как, чай допили? В путь!

* * *

Юрий Николаевич Ельцов, декан геофака, долго рылся на полках старого шкафа. Тучный, страдающий отдышкой, доктор наук долго сопел, чертыхался, бубнил, возмущался, кряхтел, пока наконец не извлёк на свет божий старую, пожелтевшую от времени папку с завязочками. На ней было выведено чёрными, потускневшими чернилами: «1969 год. Экспедиция Р-22 (цм). Информация собрана в 1971 году, студентами III курса, группа 3-Б (Д), под руководством старшего преподавателя Таврова Н. К.».

— Что значит Р-22 (цм)? — поинтересовался Михаил, когда папка с глухим стуком легла на стол.

— Разведка. Двадцать вторая по счёту. ЦМ — цветные металлы.

— Медь? — Дмитриев и сам понял, что сморозил глупость.

— Почти, — усмехнулся в ответ Ельцов.

— А сколько их всего было? — полюбопытствовала Вика.

— Со дня основания факультета за пятый десяток перевалило. — Доктор принялся развязывать тесёмки. — Считай, за восемьдесят лет. Практически всю область исследовали. Вдоль и поперёк.

— Есть результаты?

— А как же! Не было бы результатов, китайцы не поднимали бы постоянно вопрос о территории. Итак, что у нас имеется? — Ельцов быстро принялся перебирать бумаги. Михаил склонился рядом, но тот чертыхнулся. — Молодой человек, тут вас будет интересовать только карта. Каких-либо документов, написанных рукой вашего отца, как и прочих членов экспедиции, здесь не найти. — Глаза декана скосились в сторону Виктории. — Всё, что находится в этой папке, есть труд других людей.

Старая карта накрыла столешницу преподавательского стола.

— Вот полюбуйтесь.

Ельцов принялся водить по бумаге кончиком карандаша:

— По нашим данным, экспедиция в составе пяти человек, во главе с Юрием Геннадиевичем Дмитриевым, то есть вашим отцом, взяла за отправную точку селение Новокиевский Увал. В задачу экспедиции входило пройти вдоль устья реки Селемджи к одному из её истоков, к речке Нора. — Карандаш пополз вверх по карте. — Что и было сделано к середине июля шестьдесят девятого года. Группа открыла два поверхностных месторождения. Нашла два небольших самородка. Также она обнаружила залежи сланца… — Ельцов быстро потёр указательным пальцем кончик большого мясистого носа. — А вот то, что произошло дальше, действительно представляет некоторый интерес. От реки Нора экспедиция имела право самостоятельно выбрать направление. Главное: уложиться в сроки. Дмитриев принял решение взять северо-западнее и идти в сторону Зеи, точнее, к её истоку Гилюю. — Карандаш ударил в точку на карте. — Вот сюда. Именно здесь они раскинули базу. Это подтвердили поисковики. — Урманский заметил, с каким напряжением Дмитриев следил за рассказом декана. — Чем было вызвано данное решение, сказать не могу. Но известно другое. До конца августа Дмитриев регулярно выходил на связь и никаких волнующих сообщений от него не поступало до самого последнего дня. А вот что произошло после — покрыто туманом. — Декан бросил карандаш на карту и тот совершенно случайно приземлился именно в точке соединения Зейского водохранилища, или как его называло местное население, Зейского моря с Гилюем. В точке, где в последний раз зафиксировала своё местонахождение экспедиция Дмитриева.

— А о чём был последний разговор с управлением? — глухим голосом произнёс Михаил.

— Ничего особенного. О том, что группа вышла в данный квадрат. Руководство предложило вашему отцу пятидневный отдых. Однако он отказался. — Декан принялся сворачивать карту. — После, во время поисков, место стоянки группы осмотрели с особой тщательностью. Кроме стандартных остатков присутствия, в виде углей от костра, следов сапог, нескольких обгорелых банок из-под консервов, ничего не нашли. Ни тел. Ни вещей.

— Знаю, — огорчённо отозвался Михаил. — Мне в милиции показывали материалы поисков. Думал, может, у вас информации побольше.

— Откуда? — Доктор развёл руками. — Инициатива проведения экспедиции исходила от Амурского геолого-разведывательного управления. Ваш отец сам, лично занимался набором команды. Повторюсь: то, что находится в этой папке, восстановлено по памяти и по материалам поисковой экспедиции. И то, к чему нас допустила милиция, не более.

— Можно ознакомиться? — Михаил вздохнул, кивнул на папку.

— Милости прошу. — Ельцов подвинул материалы к собеседнику.

Пока Дмитриев листал дело, декан продолжил разговор:

— Здесь копии материалов следствия. Кстати, параллельно с милицией расследованием занималось и КГБ. Сами понимаете, пропали официальные лица. Потому не исключался вариант шпионажа в пользу капстран.

— Бред! — тут же отозвался Дмитриев, переворачивая очередную страницу. — Там, в тайге, даже воинских частей никаких не имелось.

— С этим могу согласиться. Но речь шла не только об армейских частях. — Ельцов вытер носовым платком пот с лица. — К примеру, вам известно, что в восьмидесятых Япония хотела провести чистку дна реки Волга? А с какой целью — до сих пор покрыто тайной. По некоторым источникам, Токио до сих пор питает надежду на то, что российское правительство разрешит им провести данную операцию. Отсюда вывод: ведь кто-то сообщил о том, что лежит на дне реки, что хранится нечто такое, ради чего японцы готовы выложить миллионы? А разве это не есть шпионаж? Правда, в несколько ином виде, но тем не менее…

— Промышленный?

— В некотором смысле.

— Так то Волга. А что отец мог найти в амурской тайге такого, что бы заинтересовало иностранцев? К тому же, я так понимаю, КГБ тоже ничего не смогло отыскать.

Ельцов вынужден был согласиться.

Вдруг Мишка замер. Глаза его впились в пожелтевший лист.

— Вот. — Дмитриев осторожно приподнял лист и положил его на стол. — Копия допроса радистов.

— Действительно. — Ельцов всмотрелся в документ, для чего ему пришлось слегка склониться своим грузным, тяжёлым торсом в сторону гостя. — Протокол допроса, — декан, приподняв голову, бросил взгляд на Викторию. — Тех радистов, что сидели на приёме в управлении. — Полное лицо руководителя геофака снова повернулось к Дмитриеву. — И что?

— В милиции эта страница отсутствовала.

— Такого не может быть! — декан с силой тряхнул головой. — Мы сняли копию с их дела.

Дмитриев стоял на своём:

— Я точно помню. Потому что этого сообщения я бы не пропустил. Вот, — рука мужчины протянула лист, — прочтите, что здесь написано.

Ельцов хотел было взять документ, но Вика успела первой перехватить его из Мишкиных рук и принялась читать вслух:

— «Из показаний радиста Григорьева С. Н.: „Были проведены три последних разговора с начальником экспедиции Дмитриевым Ю. Г. 6, 12 и 20 августа. Передачи велись на заданной частоте. Без сбоев. В эфир выходили в строго отведённое время, без задержек. В последнем сообщении Дмитриев отказался от приглашения начальника геолого-разведывательного управления Фролова М. С. провести недельный отдых на базе Зейского отделения. Аргументировал отказ тем, что в противном случае не успеет провести разведку в районе Тукурингры.^[2] Просил подготовить машину для приёма и отправки проб. О дате приёма не сообщил. Попросил поздравить от его имени сына с днём рождения. Более сообщений не поступало. Группа на связь не выходила и не отзывалась“». — Девушка протянула лист Мишке.

Михаил провёл языком по пересохшим губам:

— Последний разговор состоялся двадцатого августа?

Вика вновь просмотрела лист.

— Да. Двадцатого. А что?

— А то, что у меня день рождения в ноябре.

* * *

— Савицкий пропал.

— Как «пропал»? Вы же… Как это произошло?

— Уехал. Вчера вечером. Сделал вид, будто лёг спать, а сам…

— На квартире у него были?

— Да. Пусто. Я оставил, на всякий случай, людей.

— Перекрыть все пути: авиа, железнодорожный транспорт, автомобильные сообщения. Найти! Во что бы то ни стало!

— Думаете, старик попытается встретиться с Дмитриевым?

— Уверен. Савицкому из Благовещенска сообщают обо всех передвижениях Дмитриева. Не случайно старик исчез именно в тот момент, когда объект проявил активность.

— Задачу понял.

— И подключитесь к его мобильному телефону.

— Он оставил мобильник дома. Сейчас пытаемся выяснить, имел ли он второй номер.

— Пустая трата времени. Савицкий наверняка будет использовать чужой. В Москве вы его не вычислите. Нужно действовать из Благовещенска. Возьмите под контроль связь всех его знакомых.

* * *

Михаил широкими шагами полосовал кабинет из угла в угол, сунув кулаки в карманы брюк. Остальные молча наблюдали за тем, как он пытается сдержать свой гнев. Не сдержал. Сорвался:

— Почему?! Почему этот протокол пропал из дела?!

Вика с тревогой наблюдала за новым знакомым. Теперь перед ней был не весельчак Карлсон, а запертый в клетке уссурийский тигр.

— Потеряли! — громко предположил Ельцов, чем привёл девушку в чувство.

— Вы что, смеётесь? — тело Дмитриева резко развернулось в сторону декана.

— И не думал, — спокойно отозвался тот, натолкнувшись на испепеляющий взгляд. — Вы в каком году ознакомились с делом? В конце восьмидесятых? И оно было взято из архива? Куда попало по причине закрытия? Простите, но, к сожалению, и не такие по ценности бумаги терялись в наших славноизвестных архивах.

Мишка с силой сжал ладонями рук виски, присел на стул, успокаивая себя.

— Ладно, — снова нервно вскочил он на ноги, — чёрт с ним, с этим протоколом. Но почему никто после последнего сеанса связи не удосужился сделать самого элементарного: позвонить домой жене начальника экспедиции! Поздравить сына и одновременно узнать, что никакого дня рождения нет! Почему? Тоже разгильдяйство? Отец же прямым текстом намекнул: с ними не всё в порядке. Они находятся в чужих руках!

— А с чего вы решили? — декан геофака наполнил стакан водой и залпом осушил его. — Только из последней реплики? А если то была шутка? Или код, про который ваш отец условился с руководством экспедиции?

— Да что вы мне голову морочите? Какой код? — отмахнулся Михаил. — Чётко сказано: беда! Спасайте! А вы мне про шутки…

— Успокойтесь. — Юрий Николаевич с трудом стянул с себя пиджак, оправил мокрую от пота рубашку. — Я просто выдвигаю версии. Не забывайте: на дворе стояли советские шестидесятые, а не бандитские девяностые. В нашей пограничной местности в то время пропажа и одного-то человека считалась чрезвычайным происшествием, а тут целая экспедиция. К слову сказать, бродило предположение, будто группу захватили зеки. Но, побегов из близлежащих, впрочем, как и дальних, лагерей не было, а потому версия умерла.

— Но вы же слышали. — Мишка постучал указательным пальцем по лежащему на столе листу. — Отец почти прямым текстом сказал: они в опасности!

— Молодой человек, — теперь не сдержался декан, — перестаньте кричать! Будто мы виноваты в том, что случилось? В конце концов, прошлого не вернёшь.

Лучше бы Юрий Николаевич последних слов не произносил.

— Что «не вернёшь»? — по второму кругу вскипел Дмитриев. — Из-за таких… — Михаил хотел найти более подходящее слово. — Из-за таких… подонков, которым тяжело поднять задницу с мягкого кресла, погибли люди. Мой отец. Её отец! — указательный палец Дмитриева устремился в сторону Виктории. — Пять человек! Пять крепких мужиков пропали без вести, а точнее, судя по всему, убиты. А мне успокоиться?

— Хватит! — Вика встала промеж мужчин. — Тот виноват, этот… Как бабы.

Ельцов с трудом перевёл дыхание, расстегнул ворот рубашки:

— Кстати. А с чего это опять начался поиск экспедиции? Столько лет никто ею не интересовался, и вдруг… Сразу два близких родственника. В один день…

— Вот с этого. — Урманский протянул журнал учёному. — После публикации Викиного стихотворения, которого она никогда не писала.

— Да что вы говорите, любопытно. — Взгляд декана стремительно пронёсся по зарифмованным строкам. — Признаться, я в поэзии… — Ельцов сделал паузу. После чего продолжил: — И что? Стихи, как стихи. Ничего особенного.

— Насчёт таланта согласен. Не Пушкин. — Урманский кивнул в сторону Михаила. — Интересно сие творение другим. Тем, что написано его отцом. За год до экспедиции. А вот опубликовано под именем присутствующей здесь Виктории Рыбаковой. Нашей бывшей студентки. Которая, к слову сказать, про то, что его опубликуют, не имела ни малейшего понятия.

— И отец которой, — тут же заметил Михаил, — тоже входил в состав экспедиции Дмитриева.

— Действительно, ситуация любопытная. — Декан принялся более внимательно перелистывать журнал. — И кто от её имени прислал этот стишок, не известно?

— Совершенно верно.

— М-да… — Юрий Николаевич снова уткнулся в напечатанный текст. — Оказывается, Дмитриев был ещё и поэт. Не знал.

— Вы были с ним знакомы? — Михаил встрепенулся.

— Шапочно. — Декан небрежно перевернул новую страницу. — Если можно назвать знакомством перекидку несколькими фразами первокурсника с преподавателем вуза.

— Мой отец преподавал в вашем университете? На этой кафедре?

Нет, сегодня действительно для Михаила был день открытий.

— Представьте себе, юноша. Правда, в те времена сие заведение носило статус института. — Ельцов вскинул голову. — А вы что, не знали? Впрочем, ничего странного нет. Сколько вам тогда было? Пять? Шесть лет? К тому же ваш батюшка пришёл к нам во втором семестре. Практический курс. Всего-то отработал четыре месяца.

— Странный случай, — отметил Урманский.

— Да, — подтвердил декан. — Редкий. Его пригласил профессор Шабанов. Евгений Васильевич. Лично.

— Декан геофака в те годы, — пояснил Александр Васильевич.

— Они дружили? — тут же поинтересовалась Виктория у Ельцова.

— Понятия не имею. Но были хорошо знакомы — факт! Дмитриев, по слухам, не без помощи Шабанова даже в аспирантуру поступил. К тому же Евгений Васильевич взял его к себе на кафедру среди учебного года. Когда вся нагрузка расписана… А сие, знаете ли, очень редкостный случай. Хотя практик, как мне рассказывали, Дмитриев был от Бога. К сожалению, читал он только на старших курсах…

— Возможно, кто-то из студентов ушёл с ним в экспедицию… — заметил Александр Васильевич.

— Да, было нечто подобное, — подтвердил Ельцов. — Какой-то дипломник. Выпускник.

— Постойте. А защита диплома? — удивлённо заметил Урманский. — Ведь они ушли в июне. Как раз во время защиты.

— В те времена подобного рода дела решались просто. Звонком из обкома партии.

— А как звали студента? Я помню всю группу отца поимённо, — поинтересовался несколько успокоившийся Мишка.

— Смеётесь?! Думаете, я вот так, с ходу, вспомню детали сорокалетней давности? — Юрий Николаевич взял папку в руки, раскрыл её, принялся листать страницы. — Вот, кажется, он. Савицкий Владимир… Отчество неразборчиво. На бумагу попала вода, чернила расплылись.

— Да, был такой, — утвердительно кивнул головой Мишка.

— Вот именно, что был. — Ельцов кинул папку на стол, распахнул створки окна пошире, вдохнул полной грудью горячий, сухой воздух.

В комнате повисла тишина. Никто не знал, как её прервать. Вика, сжав губы, хмуро смотрела в пол. Дмитриев снова принялся метаться по кабинету. А Урманский, присев на край стола, стал механически листать альманах.

Ельцов повернулся к гостям, особо пристально посмотрел на Мишку, после чего обратил голос к профессору:

— Слушай, Александр Васильевич, а почему к нам не заглянул? Записки Колодникова опубликовал, а чем мы хуже? Я бы тоже черканул пару строк о наших новых наработках.

— В следующем номере — обязательно, — стушевался профессор.

— А кто такой Колодников? — поинтересовалась Вика.

— Историк, — пояснил Михаил, прочитавший журнал от корки до корки. — Провёл ряд археологических экспедиций по Амурской области. В «Амуре» напечатаны выдержки из его дневников.

— Ведущий историк и археолог на Дальнем Востоке, — тут же заметил Урманский. — Несмотря на то, что умер в семьдесят первом году, его трудами и находками до сих пор пользуются и восхищаются современные исследователи края.

— Эка ввернул, — усмехнулся Ельцов, проведя ладонью по практически лысому затылку. — Интересно, про меня потомки тоже скажут нечто подобное? Али обойдутся маленьким некрологом в университетской многотиражке?

— Типун тебе, и не только на язык, — моментально отреагировал Александр Васильевич, из чего Михаил сделал вывод: промеж географом и филологом существует дружеская связь.

— Типуном-то я как раз и не отделаюсь! — рассмеялся декан, впрочем, тут же оборвал себя: — Значит, говорите, некто под именем нашей гостьи прислал стихи Дмитриева? Вывод один: этот человек знал о вас, Виктория. А может, и о вас, Михаил. Любопытно было бы узнать, кто этот человек?

— А что, если не все пропали или погибли? — неожиданная мысль, произнесённая девушкой, зависла в воздухе.

* * *

— Савицкий в Чите! Самолёт приземлился два часа назад. В Читу ориентировка была передана с опозданием. В аэропорту задержать Савицкого не удалось.

Ни поездом, ни самолётом из Читы старик не воспользовался. Из дома с собой Савицкий взял только самое необходимое: документы, деньги, смену белья, бритвенный прибор. Всё пронёс в салон самолёта как личный багаж, что даёт возможность предположить, что у него имеются знакомые в городе. Или пригороде. На данный момент идёт проверка гостиниц и арендованных квартир.

— Зря теряете время. Правильно заметили: если он взял с собой только минимум, не предназначенный для проживания в тайге, его ждали в Чите. Ищите читинские связи! Все! Учтите: данная информация не будет лежать на поверхности. Скорее всего Савицкий задействует старые «законсервированные» связи. А потому полная концентрация и внимание.

— Уже приступили.

* * *

Археологи обнаружили в Партизанском районе Приморья мощные фортификационные сооружения, землянки и посуду племени мохэ, обитавшего в IV–VI веках на этой территории.

«Подобные оборонительные сооружения этого племени с глубокими рвами и валами на территории Приморья встречаются очень редко. Безусловно, это очень интересная и значимая находка», — сообщила в понедельник руководитель отдела средневековой археологии Института истории, археологии и этнографии Дальневосточного отделения РАН Надежда Артемьева. По ее словам, древнее поселение расположено на сопке, которая возвышается над равниной. «Вниз по склону спускаются террасы, вдоль них стоят дома земляночного типа», — отметила Артемьева.

Она уточнила, что археологи обнаружили на этом участке много керамической посуды, которая и позволила датировать находку. По ее словам, специалисты продолжат изучение этого значимого археологического памятника.

Древние мохэ принадлежали к тунгусо-маньчжурским народностям. Первые упоминания о них относятся к IV–V векам нашей эры. В этот период они появились на территории Маньчжурии, Приморья и Приамурья. Мохэское общество относится к эпохе до возникновения государственности и является предшественником государств Чжуржений и Бохай.

РИА «Новости»

* * *

— Ерунда! — Ельцов соорудил из тетрадного листа веер и принялся им гонять душный воздух. — Бред! Глупости! Никто из экспедиции Дмитриева не выжил. Если бы уцелела хоть одна живая душа, мы бы об этом знали. — Указательный палец запрыгал перед носом учёного. — Целая следственная бригада работала! И потом: ну, предположим, кто-то из экспедиции действительно остался в живых. Почему он скрыл этот факт? Почему исчез?

— А если у него имелись веские причины? К примеру, тёмное прошлое? — Вика не сдавалась.

— Отпадает! — уверенно отозвался декан. — В состав экспедиции Дмитриев отбирал людей сам. Лично! Все проверенные люди: не забывайте — речь шла о золоте.

— А если тот человек испугался, что его обвинят в гибели экспедиции? — высказал новую версию Михаил.

— То есть?

— Не знаю. Кругом болота. Предположим, все утонули, а он нет. А тут ещё золото. Вы же сами сказали: были обнаружены два открытых месторождения. Вот он и…

— А если в гибели экспедиции виноват проводник? — вскинулась Вика.

— А вот в этом что-то есть! — Тут же зацепился за слова девушки Мишка. — Ведь его-то отец вряд ли проверял. Как понимаю, он его нанял уже там, на месте, по прибытии группы.

— Бытовала и такая версия. — Юрий Николаевич налил полный стакан воды, залпом осушил. — Её, собственно, и по сей день никто не снимал.

— Вот видите! — Дмитриев хлопнул себя ладонью по колену.

— Что за версия? — поинтересовался Урманский.

— Будто членов экспедиции убил проводник. — Самодельный веер послушно затрепетал перед потным лицом декана. — Шёл с ними один мужичок, из местных. Эвенк. Из охотников. Довёл до Гилюя кратким путём. Следствие установило, он оставил экспедицию и прибыл в город Зею до того, как от Дмитриева поступило последнее сообщение. А в ориентировочное время исчезновения группы он уже находился у себя дома, в Новокиевском Увале.

— О, подельники! — выдвинул новую гипотезу Михаил. — А дома оказался, создавая алиби.

— Вполне возможно, — согласился Юрий Николаевич. — Особенно если учесть новое обстоятельство, что ваш отец пытался предупредить коллег. Местные охотники хорошо знают места. Для них спрятать тела — не проблема. Вот потому-то следов и не нашли. А сейчас и подавно ничего не докажешь. Многих, кто помнил об этой экспедиции, уже и в помине нет.

— Но всё-таки кто-то остался… — заметил Урманский. — Стихи ведь кто-то прислал?

— Да брось ты! — Ельцов отбросил веер и снова взял в руки бутылку с водой. — Из простого совпадения выдумываем бог весть что!

— Хорошо. Предположим совпадение. — Урманский схватил Вику за руку. — А зачем в таком случае кому-то было нужно выдавать чужие стихи за её? Смысл?

— А если любовь? Так сказать, выражение чувств? Кому-то именно вот таким образом захотелось выказать свои чувства к присутствующей среди нас даме. Или чувства мы уже в расчёт не берём? Нам только логику подавай!

Михаил уже и не знал, что думать. Только что перед ним, хоть каким-то боком, проявилась более-менее логичная цепочка причины смерти отца. Алчность. Да, это не оправдывало, но объясняло многое. А теперь и она вроде терялась. Впрочем, и Александр Васильевич был в чём-то прав. Действительно, неслучайно ведь те строки появились именно в этом номере.

— Всё-таки я остаюсь при своём мнении, — будто услышав Мишкины мысли, отозвался Урманский, протянув библиотечный журнал Дмитриеву. — Нужно найти того, кто прислал стихи.

Ельцов развёл руками: природный жест уверенного в себе человека, который не смог доказать свою точку зрения окружающим. В конце подобной жестикуляции обычно подразумевалась следующая фраза: «А ведь я говорил, предупреждал…»

— Бог в помощь! Ищите!.. Кстати, Александр Васильевич, — декан переключился на новую мысль, — а тебе вдова Колодникова передала дневники в полном объёме? Или только часть?

— Часть. Да и то отредактированную. Её собственной рукой. А что?

— Так… Признаться, давненько её не видел. В своё время она очень помогла в моих исследованиях.

— Мог бы и наведаться. В Хабаровске частенько, в отличие от меня, бываешь. — Урманский протянул руку. — Ладно. Извини, что потревожили.

Ельцов взял руку Михаила.

— Я так понимаю, займётесь поисками экспедиции?

Мишка вздрогнул.

— До данного момента и не помышлял.

— И тем не менее подобная мысль в голову к вам уже пришла. Вижу по глазам. Не обессудьте за правду, но ничего вы не найдёте. По свежим-то следам не нашли… Единственно, чем могу помочь: поднять архивные материалы. Как найду что-либо интересное — незамедлительно сообщу…

— Спасибо вам огромное. — Дмитриев смотрел, как учёный прощается с девушкой. — Вы и так нам очень помогли. А можно попросить: вы бы не могли мне дать эту папку на пару дней? Сделаю ксерокопию и верну.

— Простите, но… Вещь подотчётная. Тем более в единственном экземпляре. Если что случится, кому голову снимут? Да и, как вы заметили, её содержимое в тайге вряд ли принесёт пользу.

* * *

На Украине потеряли останки Ярослава Мудрого.

В Киеве обнародованы результаты генетической экспертизы останков, обнаруженных в саркофаге Ярослава Мудрого при последнем вскрытии, в 2009 году. Результаты шокировали исследователей — оказалось, что скелет, который находится в гробу, составлен из останков двух разных женщин, жизни которых разделяет почти тысяча лет. Причем ни одна из них не имеет никакого отношения ни к Ярославу, ни к его жене…

Вести.Ru, Валентин Богданов, 14.04.2010.

* * *

Вика едва поспевала за широко шагающими и совершенно забывшими о ней мужчинами.

— Если не займусь этим сейчас, потом совесть будет мучить всю жизнь. — Гулкие, пустые коридоры множили слова Михаила, дробя и разбивая звук о стены. — Один раз я сложил руки. В восьмидесятых. Теперь можно и напрячься.

Солнечный зайчик блеснул в линзе очков учёного:

— Однако забывать о сорока годах тоже не следует. Впрочем, — профессор продолжил движение, — поступайте как знаете.

— Я очень благодарен за всё, что вы для меня сделали. — Дмитриев догнал Урманского. Тронул за локоть.

— А вы не меня благодарите. — Александр Васильевич кивнул в сторону Вики. — Если бы не она…

Миновав второй коридор, лестничный пролёт и ещё один длинный, гулкий коридорный тоннель, Урманский, Виктория и Дмитриев вновь оказались перед дверью кафедры филологии.

— Что ж, — Александр Васильевич протянул Михаилу руку, — рад был познакомиться. Как говаривали в старину, не обессудьте.

— А ничего, если я вас ещё потревожу? — Дмитриев, заметив недовольный взгляд профессора, улыбнулся. — Нет, не сегодня. Вдруг что-то прояснится… Может, вы мне маякнёте. Или я вам…

Урманский рассмеялся:

— Как мёд, так ложкой? Ладно, звоните. Только не ночью. Терпеть не могу, когда лезут в мои сны.

— Договорились.

Профессор чмокнул Викторию в щеку и скрылся за дверью кабинета.

— У меня, между прочим, отпуск. — Улыбка стёрлась с лица девушки. Взгляд рассерженной фурии буквально испепелил Дмитриева. — И я к этому делу имею не меньшее отношение, чем вы. Только меня почему-то игнорируют. Странно, правда?

— Ничего странного. — Михаил хотел было взять в свою руку девичью ладошку, но Вика резким движением спрятала руку за спину. — Я ещё и сам не знаю, поеду или нет.

— Вы же только что говорили…

— Да, говорил. — Михаил всё-таки ухватил учительницу за локоть и потянул к лестнице. — Потому что дурак. Урманский прав. И географ этот тоже. Ни черта мы там не найдём. Только зря время потратим.

Металлическая лестница звонко загудела под ногами спускающихся на первый этаж людей.

— К тому же… — Михаил притормозил, стоя на ступеньку ниже спутницы, от чего их лица оказались напротив друг друга. Мишка ощутил приятный аромат духов. — Я уже был в том районе. Ездил на охоту. Гилюй весь исхожен-перехожен. Вдоль и поперёк. И там действительно ничего нет.

— И что же теперь делать? — Виктория, заметив заинтересованный взгляд собеседника, вывернулась из-под его руки, и каблучки туфель застучали по бетонному полу коридора, ведущего к выходу.

— Имеется одна мыслишка. Не знаю, насколько она верна, но… Как говаривали в мои студенческие времена: за неимением кухарки имеют дворника. Лично я собираюсь поехать в Моховую Падь. Составите компанию?

* * *

Оставив за спиной университет, Михаил первым делом достал мобильный телефон и принялся с кем-то громко договариваться о срочной встрече. Выйдя к перекрёстку, Мишка, не отнимая мобильника от уха, кивнул в сторону высотного жилого четырнадцатиэтажного строения, спросил у Вики:

— На каком?

Девушка вмиг поняла, о чём её спрашивают:

— На двенадцатом. Хотите в гости?

— Сейчас нет. Одна живёте?

— С мамой.

— Мама — это хорошо. Я тоже живу с мамой. — Дмитриев принялся смотреть по сторонам. Заметив знакомый силуэт такси, припарковавшегося возле магазина, махнул рукой и проговорил в трубку: — Скоро буду. Минут через двадцать. Жди!

Такси, «тойота» с правым рулевым управлением, в надежде получить хороший заработок, нарушая правила дорожного движения, рвануло к нему.

— Куда? — высунувшись в окно, поинтересовался водитель.

— В Моховую Падь.

— Стольник!

— Согласен! — Михаил приоткрыл заднюю дверцу. — Не передумали?

Последние слова были обращены к Виктории. Девушка положила руку на дверцу:

— В Моховой что, слёт вредных и противных мужиков?

— Точно!

— Тогда поехали.

Михаил захлопнул за девушкой дверцу, обошёл сзади авто и упал в мягкое кресло спереди, рядом с водителем.

Машина опять резко рванула с места в сторону улицы Театральной, самому короткому пути, который вёл к одному из районов Благовещенска, Моховой Пади. Такое странное наименование пригород получил по названию местности, на которой его построили. Поначалу это был военный городок в тридцати километрах от областного центра, для семей офицерского состава, которые служили и преподавали в танковом училище, специально расположенном именно в Моховой Пади, самом идеальном месте для полигона гусеничной техники. Но со временем численность населения Благовещенска увеличилась настолько, что Моховая Падь плавно, но довольно стремительно превратилась из офицерского городка в обычный жилой микрорайон.

Михаил вывернулся всем телом назад:

— Знаете, Виктория, а мы ведь, можно сказать, соседи.

— В смысле?

Дмитриев кивнул в сторону удаляющегося дома:

— Я живу в двух кварталах от вас. Перекрёсток Шимановского и Амурской. Да… Сорок лет с вами ходили одними дорожками, по одному городу. Может, даже когда-то где-то и сталкивались. И понятия не имели, что нас столько объединяет.

— Живёте в пятиэтажках? — вспомнила девушка.

— Сто сороковой дом.

— Тогда точно могли видеть друг друга. Вы в какой школе учились? В одиннадцатой?

— В ней самой.

— Дворникова застали? — в голосе Вики послышались нотки веселья.

— Александра Аббасовича? А как же! Помню, попортили нервишки друг другу. Это мы после, в десятом, когда его сделали замом по воспитательной работе, поняли, какой подарок нам подарила жизнь. Первые дискотеки в городе — у нас. Первое ученическое самоуправление — мы. И это при наличии комитета комсомола… А вы что, тоже одиннадцатую заканчивали?

— Нет. Проходила практику. Думала, по окончании университета пойти к нему, но Аббасовича к тому времени перевели в городской отдел образования. Не получилось.

Михаил бросил взгляд в дверное окошко, за которым только что промелькнуло здание железнодорожного вокзала, и вновь повернулся к девушке:

— Как думаете, почему тот человек выбрал именно вас? Почему не опубликовал стихотворение, предположим, под моим именем?

— Не знаю. — Вика задумалась. — И свои-то собственные поступки подчас трудно объяснить, а чужие… Может, он о вас не знал?

— Вывод неправильный. Я старше вас на восемь лет. А значит, в экспедиции обо мне знали. Мама рассказывала, отец приводил своих товарищей в дом. А вот ваш папа скорее всего даже не подозревал о вашем существовании. Ведь вы ещё не родились, когда он уехал?

— Как раз перед самым отъездом мама ему сообщила о том, что беременна, — тихо проговорила Вика. — Он обрадовался.

Губы девушки дрогнули, но она сдержалась. Дмитриев в этот момент смотрел на дорогу, а потому не увидел реакции собеседницы и как ни в чём не бывало продолжил:

— Вот и ответ. УЗИ в те времена ещё не изобрели. А потому, ваш батюшка никак не мог знать о том, кто у него родится. Сын или дочь. Согласны? — Михаил снова обернулся назад. — Отсюда вывод: незнакомец собирал информацию. Причём о нас обоих. Чтобы попадание было более точным. Если один не увидит, то хотя бы второй. — Дмитриев задумчиво постучал слегка ногтём большого пальца по зубам. — Более того. Мне кажется, этот человек очень хотел, чтобы мы встретились… Кстати, только начистоту, скажите, Вика, если бы вы увидели эти стихи под моей фамилией, то стали бы поднимать волну?

Девушка неуверенно пожала плечами.

— Не знаю. Скорее всего нет.

— Вот скорее всего и он так подумал. — Остаток мысли Дмитриев проговорил про себя. — И ещё он наверняка знал о том, что мама посещает библиотеку.

— Что вы сказали?

— Да так, пустяки.

— Думаете, за нами следили?

— Думаю, да.

* * *

Урманский наблюдал в окно за тем, как Дмитриев с Викой сели в машину. Потом прошёл к тумбочке, на которой возвышался электрический чайник, подключил его провод к электросети. Неожиданно, и непонятно по какой причине, впервые с момента появления в кабинете этого нахрапистого Дмитриева у Урманского проснулось чувство тревоги. Александр Васильевич ощутил, а точнее, осознал всем своим существом, что с приходом этого человека вся его дальнейшая жизнь кардинально изменилась, разделившись на два этапа: до прихода Дмитриева и после.

Профессор нажал на кнопку включения чайника. «А ведь меня использовали. — Урманский присел на стул, облокотившись о спинку, потёр ладонью правой руки лоб. — Голова болит. Просто раскалывается. — И снова мысли понеслись по кругу: — Меня действительно использовали. Не Дмитриев, нет. Тот, другой. Использовал втёмную, нагло, воспользовавшись моим стремлением пропагандировать СЛОВО, как таковое. В стихах ли, в прозе, в очерках ли, в статьях. Но тем не менее… Господи, как это мерзко и гадко… Воспользовались доверием».

Чайник зашипел, извергая пар, и тут же выключился. Александр Васильевич посмотрел на него отсутствующим взглядом. «И как теперь быть? Плюнуть и оставить всё на своих местах? — профессор скептично покачал головой. — Не получится».

Урманский подошёл к зеркалу, внимательно всмотрелся в своё отражение, ткнул указательным пальцем в стекло и проговорил:

— Потому, как ты заинтересовался происходящим. Да, да. Тебе уже хочется знать больше. Впервые судьба соприкоснула тебя с тайной. — Палец стучал по зеркалу, отбивая ритм мысли. — И тебе понравилось новое чувство — чувство поиска, открытий. Неизвестность всегда манила и влекла человека. Что там, за железной дверью, с навесным, старым замком? Желание познать то, что неведомо другим. — Александр Васильевич увидел в зеркальном отражении, как рука его двойника медленно приподнялась, провела по подбородку, спустилась к тонкой, с остро выпирающим кадыком, шее. — Случается, это желание губит. Убивает. Я столкнулся с тайной, связанной с гибелью нескольких человек. Александр Васильевич тряхнул головой, отвернулся от стекла, помассировал виски, после чего кинул в чашку пакетик с заваркой, залил его кипятком. Края чашки мелко задребезжали от ударов по ним чайной ложечки. Мысли вернулись в прежнее русло.

«К чему она приведёт, тайна? К открытиям? Или, наоборот, к неприятностям? Как быть тогда? Отказаться от предоставления помощи этому любопытному мужичку, с дремучей фамилией „Дмитриев“? И как ты себя потом будешь чувствовать? Проваляешься отпуск на кушетке, на одном из китайских курортов, а потом снова начнётся рутина, потому как сам спрыгнешь с фрегата. Так что, не будем спрыгивать?.. А может, это детство в одном месте играет и не покидает тебя? Ты ведь читал сегодня не Верна, Платова и Насибова, а протокол уголовного дела. А если все это попахивает не романтикой, а элементарной уголовщиной? Убийство за золото — далеко не редкий случай…».

Александр Васильевич долго смотрел на горячий нетронутый напиток, после чего со стуком вернул чашку на стол.

«А было ли происшедшее простым, банальным убийством? — Мысль неожиданно изменила направление. — Почему не покидает ощущение, будто некто очень хочет, чтобы мы в этом сомневались? Будь то простое уголовное преступление, то неизвестный, у кого проснулась совесть сорок лет спустя, дал бы знать о себе иным, более примитивным, способом. Написать письмо. Позвонить. Просто встретиться и рассказать о том, что произошло летом шестьдесят девятого. Однако незнакомец поступил иначе, но, судя по всему, он очень хотел подтолкнуть Дмитриева и Вику к самостоятельным действиям в поисках истины. И я помог ему. Этот человек знал: один из них обязательно придёт ко мне. Он сам спланировал их встречу…».

Урманский присел на стул, на котором час назад сидел неожиданный гость. Александру Васильевичу даже показалось, будто сиденье хранит тепло тела нового знакомого. Что привело и к новой мысли: «А если незнакомец запланировал и наш визит на геофак? Да нет, — профессор отогнал сомнения в сторону, — не семи же он пядей во лбу… Однако не даёт покоя мысль о том, будто убийца так поступать не может. Слишком интеллигентно? Красиво?.. — Александр Васильевич замер. — Стоп! А что, если взять более банальную причину: незнакомцу физически не давали возможности войти в контакт с Дмитриевым? Потому и был сделан своеобразный финт. Головоломка. Но в таком случае вывод один: свидетель исчезновения экспедиции — не одиночка. И второй вывод: за ним следят. А сие означает что? Верно. Организация! А кто мог в шестидесятых годах диктовать условия? Какая организация? То-то!»

* * *

— Докладываю. Оба объекта покинули машину по адресу: Моховая падь, 24, возле седьмого подъезда. К кому и на какой этаж поднялись, выяснить не удалось. Запись беседы во время поездки высылаю. Жду дальнейших указаний.

* * *

— Знакомьтесь, — Михаил пропустил Вику вперёд, едва дверь незнакомой квартиры на пятом этаже распахнулась по воле хозяина дома: — Сергей. Санатов. Думаю, обойдёмся без отчества. Мой друг, товарищ и брат. Брат — в переносном смысле.

Из дверного проёма на девушку смотрело круглое лицо смущённо улыбающегося мужчины лет пятидесяти. Невысокого роста, плотного телосложения. С седовато-рыжей, короткой, непричёсанной шевелюрой на голове, которая с трудом пыталась скрыть глубокие залысины, тянущиеся ото лба к затылку. С такими же рыжими усами и щетиной на лице. С носом-картошкой поверх усов и узкими щёлочками глаз, которые внимательно и оценивающе смотрели на незнакомку.

Санатов протянул руку. Девушка в ответ раскрыла свою. Широкая, сильная ладонь хозяина квартиры оказалась шершавой, мозолистой.

— Ты не сказал, что будешь со спутницей, — мужчина не смог скрыть удивления.

— Это что-то меняет?

— Нет.

— Вот и замечательно. — Дмитриев лёгким движением руки, подтолкнул Вику внутрь помещения. — Серёга — художник. В душе. У них это семейное.

— Балабол! — отмахнулся Санатов. — Следуйте за мной. На кухню. — Сергей толкнул нужную дверь. — Внучка спит… Сейчас будем пить чай.

Кухня представляла собой довольно необыкновенное помещение. Точнее, помещение то было обыкновенным, вот только использовали его явно не только в прямых целях. На кухонном столе лежали кипы листов ватмана, разрисованные эскизами различного рода мебели. А на верхнем ватмане даже была изображена гнутая, витая деревянная лестница. Структура дерева, которую постарался изобразить художник, дышала теплом и солнцем.

— Новый заказ. Кедр, — раздался из-за спины чуть хрипловатый голос Санатова. — Самое жизнерадостное дерево.

— И не жалко спиливать такую радость? — Вика пропустила хозяина к столу, чтобы тот смог убрать рисунки.

— Конечно, жалко. Только мы ведь не просто спиливаем. На месте каждого спиленного сажаем два новых. Такова политика компании. Деревья, как и люди, рано или поздно умирают. А так они ещё долгое время смогут послужить. Как насчёт тортика? Домашнего!

— Сто лет не ела сладостей домашнего приготовления!

Санатов тихонько, стараясь не издавать шума, прошёл в коридор и вскоре вернулся с женой:

— Знакомьтесь, Светлана.

Вика привстала:

— А я вас знаю. Ваша коллекция мод демонстрировалась в апреле, в «Бастилии»?^[3] Светлана Санатова. Мусорный бал! Из всякого рода подручных средств — шедевры.

Женщина расцвела. Светлана понравилась Виктории. Имя соответствовало хозяйке дома: светлая, добрая, открытая, она моментально покорила гостью.

Дмитриев кивнул Сергею, чтобы тот прикрыл дверь, после чего принялся рассказывать о том, что им удалось узнать. Чем дольше длился рассказ, тем всё более и более хозяева квартиры поражались услышанному.

— Невероятно! — выдохнул Серёга. О чае он вовсе забыл. — Получается, убийство из-за золота?

Мишка повёл плечами:

— Это наиболее правдоподобная версия. Хотя… — Дмитриев принялся ковыряться чайной ложечкой в куске торта, положенном перед ним на тарелке. — Вот сейчас, пока говорил, мне вдруг показалось, что… будто всё за уши притянуто. Прокрутил новости в голове, — Михаил кивнул в сторону девушки, — и ещё большее количество вопросов появилось. К примеру, как подельники проводника смогли ликвидировать экспедицию, в полном составе?

— Ночью, — сделал предположение Санатов, — полсела вырезать можно.

— И никто не оказал сопротивления? — скептически заметил Михаил. — Бред! Особенно, если вспомнить, что над душой отца стояли в тот момент, когда он передавал последнее сообщение. Он просто обязан был быть «на стрёме». Какой сон, о чём ты говоришь… И потом: зачем убийцы вообще позволили отцу общаться по радио? Где логика?

— Не успели отреагировать. — Санатов уверенно воткнул свою ложку в торт. — Пошёл вызов, отец взял трубку, вот и…

— Какую трубку, Серый? — Михаил с шумом, прихлебнул из чашки горячий чай. — Чтобы в те времена принять сигнал, требовалось сделать массу манипуляций: открыть коробку, подключить питание, настроиться на волну. И связывались тогда в строго определённое, заранее оговоренное время. Слабо верится, будто отец смог всё это провернуть тайком, а после — бац, и застукали.

— Думаешь, специально предоставили такую возможность?

— Другие варианты не лезут в голову.

— А, что? Очень даже может быть. К примеру, убийцы хотели выиграть время… Пока то да сё… Следующий сеанс через неделю — вагон времени. Чтобы тщательнее замести следы. За неделю выбрать место и утопить всё в болоте — никаких проблем. И с самородками по хатам.

— Да вроде у проводника-то ничего не нашли…

— А это ничего и не значит, — отмахнулся Санатов. — Припрятал. А когда всё утихло, воспользовался. И потом: когда ничего не нашли? В конце шестидесятых. Ждал — выжидал, а при Горбачёве на то золото кооператив открыл. Ведь проводником после, ни в семидесятых, ни в восьмидесятых, никто не интересовался.

— А что? Мысль! — встрепенулся Михаил. — СЧХ ещё в столицу не свалил?

— Зачем? Ему и у нас хорошо. До пенсии два года. — Ложка с тортом устремилась к санатовскому рту. — Ну, ты, Михайло, даёшь… Вы же корефанили!

— Да мы и остались друзьями, — соврал Дмитриев.

— Да, да. Рассказывай! Живёте в одном городе, а встретиться никак не можете. Кстати, он мог бы спокойно снова достать из архива дело и пересмотреть его. Вместе с тобой. Как тогда, в восьмидесятых. Будь я на твоём месте, уже давно бы так поступил.

Теперь отмахнулся Мишка.

— Ни черта в деле нет. Я его почти наизусть помню.

— Но ведь протокола допроса связистов там не было? А может, уже и ещё чего-нибудь не хватает.

Михаил поскрёб на подбородке щетину.

— Да звонил я ему. Пару раз. Он не захотел общаться.

— Да, некогда ему было! А в третий раз гордость не позволила набрать номер? — Сергей потянулся за чашкой. — А почему ты не захотел взять трубку, когда он тебе наяривал?

— Не помню.

— Не помнит он… — тихо вскипел Серёга. — Столько лет дружить, и кинуть всё псу под хвост… К тому же, прекрасно знаешь, ты не прав! И СЧХ сделал всё что мог!

— Ладно, — огрызнулся Дмитриев, — проехали!

— Вот-вот. У тебя так постоянно. Чуть что: проехали… Не хочешь с ним говорить, давай я наберу.

— И позвони!

— Вот и позвоню! Прямо сейчас!

Санатов схватил чашку, поднёс к губам и специально с шумом прихлебнул горячий чай.

— Не обожгись! — Светлана повернулась к девушке. — Вика, а вы на них внимания не обращайте. У них по жизни: цапаются, потом мирятся. Потом снова грызня. И так сорок лет.

Серёга прислушался: не разбудили ли ребёнка? Но из комнаты, где спала внучка, ничего не было слышно. После чего достал мобильный телефон и нажал на кнопку ускоренного набора.

— Не берёт. Ничего, сам перезвонит. Слушай, Мишка, — в голосе мужчины не было слышно и остатков нервозности, — а если проводник Богу душу отдал? Что тогда? — Санатов потянулся за третьим куском торта, но тут же получил по рукам от супруги.

— В таком случае посмотрим, как повели себя ближайшие родственники. Или сообщники. — Михаил с силой провёл ладонями рук по лицу, словно стирая накопившуюся усталость. — Дружков нужно проверить в первую очередь. Только понимаешь, Серый, — он наклонился к другу, — не верится мне в версию с золотом.

— Почему? — с трудом произнёс Санатов, всё-таки обжегшись кипятком. — Золото — оно и в Африке золото. За него во все времена глотки резали.

— С этим-то я согласен. Но есть нюансы. Во-первых, сколько было того золота? Два самородка? За такое целую экспедицию убивать не станут. Это ж какие должны были быть самородки, чтобы себя под вышку поставить?.. Дальше. Хорошо. Предположим, убили. И что делать с самородками при Советском-то Союзе? Где реализовать? У стоматолога?

— А если у проводника были знакомства среди зеков? Со связями в ихнем мире? — высказался Санатов.

— Тем более. Люди опытные, знающие закон. За два самородка — пять трупов? Вышка?! Нет, украсть — без проблем. Но не убивать же целую группу.

— Золото следователи нашли? Нет, — парировал Сергей. — На том расчёт и строился.

— Спрятали до лучших времён, — неожиданно предположила Вика.

— До каких времён?

— Как «до каких»? До падения СССР!

Дмитриев поморщился:

— В таком случае это был не проводник, с неполным средним образованием, а провидец, эдакий новоявленный Нострадамус, который смог в шестьдесят девятом увидеть развал Союза и решил заранее к нему приготовиться. Бред!

Вика обиженно поджала губы.

— Кстати, каковы твои мысли по поводу того человека, который прислал стихотворение? — Санатов налил себе вторую чашку чая. — Ты его собираешься искать?

— И тут загвоздка. — Михаил кивнул на свой прибор: попросил долить в чашку кипятку. — Наиболее логичное предположение — написал один из оставшихся в живых членов экспедиции.

— Который молчал сорок лет? — произнесла Светлана.

— Угу, — согласился Михаил. — И скрывался под чужим именем. В Советском Союзе. Где вся и всё находилось под контролем. Где, прояви он малейшее, неправильное телодвижение, его могли тут же вычислить.

Санатов покачал головой:

— Ещё более глупая версия, чем с золотом.

— Не настолько… — отозвался Мишка. — Если принять факт, что ему могли помочь с документами. Либо те же самые уголовники. Либо…

— Думаешь, ему помогли скрыться органы? — Санатов прищурился.

Дмитриев выдохнул сокрушённо:

— Опять же вопрос, — к привязке органов: а не проще ли было в таком случае избавиться от свидетеля? Вместе со всеми?.. Только по какой-то неизвестной причине не избавились.

— Сообщник?

— Сначала я тоже так думал. Ещё когда был у Урманского. Но не сходится, — развёл руками Михаил. — Получается, преступники должны были заранее приготовиться. Просчитать все ходы. Подобрать проводника, подсунуть его отцу в нужный момент. То есть они должны были знать о выходе экспедиции как минимум за несколько недель. А исходя из рассказа следователя, проводника подрядили на работу в тот момент, когда группа уже находились на месте, в районе Новокиевского Увала.

— По данному поводу проводник мог и сбрехать, — заметил хозяин квартиры.

— Мог. Но есть второе обстоятельство. От Норы группа повернула к Гилюю. Самостоятельно. И никто, даже начальство, не смогло на отца повлиять в праве выбора. Откуда проводник мог знать точный маршрут? Как преступники заранее смогли просчитать, куда направится группа?.. Наконец, третье. Помнится, следователь сообщил, будто никто, кроме отца и начальника управления, об истинной цели экспедиции не имел ни малейшего понятия до их выхода. Официальная версия разведки: уголь. А из-за угля криминал не стал бы идти на убийство. Так что вариант предварительной подготовки к убийству полностью отпадает.

— А если преступник — из руководства геологоразведки? — не сдавался Санатов.

— А уход на Гилюй? — Мишка скептически покачал головой. — И потом… Рисковать тёплым, прибыльным, насиженным местом, поставив под угрозу настоящее, ради эфемерного будущего? Крайне сомнительно. Отец мог и не найти золота.

— Слушай, — Санатов приподнял чашку с чаем, но пить не стал, — а почему мы решили, будто тот человек, который прислал стихотворение, живёт под чужим именем?

— То есть как?

— Очень просто. Сам только что говорил: в СССР всё было под контролем. Твой отец находит золото. Докладывает наверх. Там не дураки, сразу сообразили, что можно с этого поиметь. Схема проста для тех времён. Место в столице. Орден на грудь. Тёплое кресло в главке. И не нужно искать стоматологов. Всё само к тебе стечёт. И власть, и деньги. А твой батя сопротивлялся. И в результате…

— Но жилы-то оказались слабые, — заметив Дмитриев.

— А когда про это узнали? Спустя десять лет? То-то. Нет, это ещё одна версия происшедших событий…

— Какой смысл убивать людей? Достаточно было отправить отца в Азию, в Сибирь, куда угодно, на поиски новых руд. Отчёт положить в стол. А через несколько лет вытянуть и подать, как ты выразился, наверх под своим именем. Просто и надёжно.

— Но ведь кто-то, чёрт возьми, вам прислал послание из прошлого! — вспылил Санатов. — Кто-то захотел, чтобы вы встретились, собирал о вас информацию. И этот кто-то знает очень многое о тех событиях.

— Это мог быть и не член экспедиций, — спокойно парировала на этот раз Виктория. — Это мог быть человек из главка. Который, предположим, курировал группу, что-то знал, но в тот момент не помог. Испугался. Струсил. А теперь совесть замучила. По всем меркам, он уже старик. А старики — сентиментальные.

— Ладно, — устало отмахнулся Дмитриев, тем самым как бы прекращая спор. — Я что приехал. Как думаешь: пройтись от водохранилища вверх по Гилюю есть смысл?

— По Гилюю… — Санатов задумался. — Хочешь найти останки экспедиции? Гиблое дело. Особенно после того как в море запустили щуку. Охотники, рыбаки…

— Это я и сам знаю. Но вдруг… Чем чёрт не шутит.

— Чёрт шутит, и очень даже часто. А прогуляться? Отчего бы нет? Я и сам думал съездить на рыбалку. Только у меня отпуск заканчивается. Всего десять дней осталось. Так что выехать нужно максимум дня через два. — Хитрый взгляд Санатова стрельнул в супругу. — Заодно и родственников в Зее навестим.

— Вот шалапут! — Светлана с трудом сдержала улыбку. — Как хитро подъехал. Прогуляться… Мишка, да как только ты обо всём рассказал, у него уже эта мысль в голове прокрутилась. — Мягкая рука женщины приложилась к седеющему рыжему ёжику на голове супруга.

— А собраться успеем? — скептически заметил Дмитриев.

— Без проблем! — Серёга легко поцеловал жену в локоток. — Созвонюсь с Галкиным зятем. Он новый движок на свою плоскодонку купил, «Ямаха» — зверь! На Гилюе за два часа будем. Вика, а вы с нами?

Санатов произнёс вопрос как бы между прочим, вскользь. Но с хитринкой во взгляде. Чем и привёл девушку в смущение.

— Не знаю. Я как-то не думала… — Час назад она была полна решимости рвануть в поисках папы хоть на край света. Но сейчас, когда перспектива поездки стала реальной, вся уверенность будто испарилась.

— А что тут думать? — Серёга пригладил рыжие усы. — Когда ещё выпадет случай побродить по тем местам, где ходил ваш отец. Да и кислорода надышаться всласть…

Хозяйка дома повернулась к гостье:

— А вы поезжайте с ними. Они хоть и балаболы, но мужики нормальные. Только, Серёжка, смотри, — маленький женский кулачок свернулся перед носом мужа, — узнаю про спиртной балласт — ты меня знаешь!

— Светочка, — руки мужа вновь обвили стан супруги, — да мы же… по делу. Но не без греха. Опять же воздух…

— Я тебе такой воздух устрою — не надышишься.

— Вот так всегда… На самом интересном месте! Ну, что, Мишань, ещё раз звоним СЧХ?

* * *

Благовещенской ветке. Исходя из записанного разговора в такси, можно сделать вывод: в Благовещенске «работает» человек Савицкого. Приказ: предпринять все меры для изоляции вышеуказанного субъекта.

* * *

Подполковник Щетинин Сергей Викторович, или, как его после одной смешной истории называли в ближайшем окружении, СЧХ, с последней встречи с Дмитриевым практически не изменился. Разве что седых волос прибавилось в густой, на зависть Михаилу, шевелюре. Да под глазами появились мешки то ли от недосыпания, то ли от излишних возлияний. Но в целом СЧХ оставался таким, каким Дмитриев его помнил последние лет двадцать. Худой, жилистый живчик, с энергией, бьющей из хитроватых, прищуренных глаз. Жёсткая щетина усов всё так же горделиво топорщилась над верхней губой. А пальцы правой руки, большой и указательный, всё так же, в силу привычки, разглаживали их во время разговора. И вкусы остались прежние. На столе перед Щетининым лежала раскрытая пачка сигарет, поверх которой хозяин кабинета положил зажигалку.

Пока Щетинин рылся в столе, Дмитриев осмотрелся. На личные апартаменты старого друга, человека неспокойного и подвижного, данная обстановка никак не походила. Слишком уж она была «правильной». И кресла мягкие. И портретики президента на стене и на столе: чин чинарём. Как положено. И три телефона. И пепельница хрустальная. К СЧХ, который двадцать с лишним лет пробегал опером, сей стиль шёл как корове седло.

Подполковник наконец закончил рыться в ящике стола, разгладил усы, от чего те не стали меньше топорщиться, и положил на стол толстую папку, перевязанную серыми тесёмками.

— Покопался я в твоём деле. Кофе будешь?

— Нет. Что нашёл?

СЧХ встал, вышел из-за стола, присел рядом с Михаилом. Развязал на папке тесёмки:

— Начнём с первого, и главного, вопроса, который ты мне задал. Проводник, который сопровождал экспедицию твоего отца, умер. Давно. В девяносто шестом. Остался сын. Учитель в местной школе. Проживает по тому же адресу. Никаким особенным бизнесом ни покойный, ни сын не занимались. Ни во времена «перестройки», ни в последнее время.

— Друзья покойного?

— Все уже того… На небесах облака топчут.

— Их киндеры?

— Я проверил. Ни то ни сё.

— Выходит, ни папаша, ни сынок золотишком не воспользовались?

— Скажем иначе: судя по всему, у них никогда того золота и не было, — уточнил Щетинин, откинувшись на спинку стула. — Самое идеальное время в нашей истории для реализации «горячего рыжья» — девяностые годы. Тогда, как помнишь, можно было творить чёрт-те что. И не только с золотом. Однако ни старик, ни его друзья моментом не воспользовались. Значит, не врал, что не брал.

— Я могу увидеться с сыном?

— Естественно. Мало того, предлагаю поехать вместе.

— Всё-таки имеются подозрения? — выдохнул Дмитриев.

— В отношении проводника — нет. Меня тут другой вопрос заинтересовал. Очень любопытный. Надеюсь, сын эвенка даст на него ответ. Или подскажет, где его найти. — СЧХ быстро извлёк из папки лист бумаги, который оказался оригиналом, серым от времени и на вид трухлявым, уже знакомой по беседе с Ельцовым карты местности. — Видел такую картинку?

— Да. И что?

— А то. Я, конечно, не геолог. И в этих делах почти ничего не понимаю. Но на охоту и на рыбалку временами, как ты помнишь, похаживаю. Да и киношку всякую люблю про природу посмотреть.

— К чему клонишь? — не сдержался Михаил. — Не тяни.

— Когда по твоей просьбе я взял из архива дело и перечитал его на досуге вечерком, у меня тут же появилось два вопроса, которые по непонятной причине в ходе следствия не были никому заданы. И начну со второго: как так получилось, что этого обстоятельства не заметили в главке геологоразведывательного управления?

— В главке много каких моментов не заметили! — не смог сдержаться Дмитриев. — И не только в главке.

— Ты о протоколе? — СЧХ почесал кончик носа. — Прокололись. Согласен. Так мне продолжать или будем моему ведомству косточки промывать?

— Продолжай.

— Тогда поехали. — Пальцы следователя прошлись по усам, после чего извлекли сигарету из пачки. — Я, может, чего-то «не догоняю». Потому и хочу услышать вразумительное пояснение от сына проводника. — Фильтр сигареты ткнул в карту. — Пять… Всего пять человек уходят в геологоразведку. Смотри. — Фильтр, зажатый промеж пальцев следователя, пошёл гулять по карте. — Из Новокиевского Увала группа идет вверх по течению Селемджи, к истокам Норы. В поисках золота. Правильно?

— Ну…

— Не нукай. Не запряг. Это километров двести, не по асфальту. По тайге. Буреломы. Болота. Мелкие речушки. То есть медленно идут. Во время марша находят самородки. Вот здесь, — на этот раз фильтр заменил указательный палец, который прижался к бумаге, — место стоянки на Норе, как показал следователю проводник. Двое суток отдыха. После чего группа резко, почти на девяносто градусов, сворачивает в сторону Гилюя. И марш-броском направляется к Зее, к хребту Тукурингра. А это ещё порядка восьмидесяти кэмэ. И вот теперь я задаю тот самый первый вопрос, на который не отреагировали ни в главке, ни в «конторе», ни у нас: почему экспедиция почти триста километров отмахала за каких-то полтора месяца? Почему так быстро передвигалась? Не экспедиция, а кросс по пересечённой местности. Какие при таком передвижении могут быть изыскания? И что они в таком случае искали? По какой причине группа резко сменила маршрут?.. Ну, и возвращаемся к уже знакомому вопросу: почему в главке не было реакции на все вышеперечисленное, или им закрыли рот?

— Думаешь, сын проводника знает ответы?

— На все — нет. Но надеюсь, хоть как-то сможет прояснить ситуацию. Если, конечно, у него были доверительные отношения с отцом. Ну, а если нет… По крайней мере, прогуляюсь. А то засиделся в кабинете.

Михаил встал, сунул руки в карманы. По-мальчишески, глубоко, всем кулаком.

— Вообще-то, сменить маршрут на Норе была инициатива отца.

— Ты в этом уверен? — вопросы из СЧХ посыпались, как из рога изобилия. — В таком случае почему твой отец не пошёл выше по карте, к Арге, где, к слову сказать, тоже было найдено золото в конце семидесятых? И значительно больше. Следующее. Обрати внимание, как твой отец пошёл к Гилюю. Стремительно! Будто за ними гнался кто-то. — Щетинин перевёл дыхание. — У меня даже мелькнула мысль, будто их действительно преследовали. Но в таком случае зачем было отказываться от отдыха в Зее? Почему, зная, что за тобой следят, тем не менее оставаться «в поле»? Нелогично. — Подполковник прикурил, с наслаждением затянулся дымом на всю глубину лёгких. — Я просмотрел все записи радиосообщений. И ничего в них не нашёл. Даже намёка на тревогу. Экспедиция в составе всего из пяти человек с сумасшедшей скоростью покрывает дальние расстояния в поисках золота, практически не производя разведки? — Щетинин покачал головой. — Я так думаю, те самородки вообще были случайно найдены твоим отцом. Так, валялись по дороге, вот он их и подобрал. Для отчётности.

По спине Дмитриева пробежал холодок.

— И к какому выводу ты пришёл?

Глаза-щёлочки СЧХ сверлили друга.

— Думаешь, искали что-то другое? — Михаил не знал, как продолжить мысль.

— Именно! — СЧХ понизил тон. — Иная цель стояла перед твоим батюшкой. Не «рыжьё». Золото, как и уголь, версия официальная. А вот что на самом деле должна была найти экспедиция — вопрос. Потому и закрыли рот управлению геологоразведки. Я не очень надеюсь на то, что проводник мог что-то узнать, но охотники — мужики наблюдательные. Авось эвенк что-то да заприметил. И, опять же, авось что-то рассказал сыну. Потому и хочу с тобой поехать.

Дмитриев облизнул губы.

— А если отец работал не на главк, а, предположим, на Министерство обороны? Потому управление и не отреагировало?

— И такая мысль приходила мне в голову. — СЧХ принялся разминать в пальцах сигаретную пачку — первый признак задумчивости. — Если так, ответа никогда не получим. Как и подтверждения. Только, опять же, вопрос: что им могли поручить найти? Урановую руду?

— Несмешно.

— Согласен. — СЧХ, не выпуская пачки из рук, тяжело опустился на стул.

— А если пообщаться с теми, кто тогда работал в главке геологоуправления? — нашёлся Дмитриев. — Вдруг что вспомнят?

— Вряд ли, — рука Щетинина хлопнула по старой серой папке. — Из тех, кого допрашивали в шестьдесят девятом, в живых осталось двое. Были мелкими сошками. — Мишка вскинул голову, но СЧХ отмахнулся. — Один уехал в Израиль. Второй парализован.

* * *

Загадочная история произошла не так давно в Гизе неподалеку от Каира. Несколько итальянских археологов обнаружили там захоронение египетского фараона и его жены. Расшифровав надпись на надгробии, они узнали, что «великая богиня Исида трижды покарает всякого, кто посмеет осквернить эту могилу». Ученые не восприняли угрозу всерьез и расковыряли всю пирамиду, прихватив с собой не только все вещи фараона, но и мумии сановной четы. Возмездие не заставило себя ждать. Накануне отъезда в Италию отличавшийся крепким здоровьем руководитель экспедиции внезапно скончался от сердечного приступа. Через два дня его ближайший помощник умер от укуса змеи, выползшей из-под развалин старого дома. Поезд, в котором другие члены экспедиции везли находки, сошел с рельсов. Выжить в катастрофе никому не удалось, а мумии и сокровища из пирамиды бесследно исчезли.

Исследователи и авантюристы в течение долгих лет, невзирая на предостережения, вскрывали гробницы и растаскивали найденные реликвии по разным уголкам земного шара. Недавно газеты оповестили…

«Интересная газета» № 2(89), 2001

* * *

— Докладываю. По адресу: Моховая падь, 24, квартира 95 на данный момент проживает семья Санатовых. Три человека.

Из наших объектов с ними знаком «первый»: вместе с главой семьи, Сергеем Санатовым, трудились одно время на фирме «Амурполиграф». С 1987 по 1999 год. На данный момент Санатов работает в частном предприятии по изготовлению мебели (к нашему делу данное предприятие никакого отношения не имеет). Увлекается охотой и рыбной ловлей. Есть родственники в Зее: родная тётя Светланы Санатовой по материнской линии с дочерью и зятем. Судя по всему, «первый» объект собирается взять Санатова в качестве сопровождения в Зейский район: Санатов ранее неоднократно посещал интересующий нас квадрат в заданном районе реки Гилюй.

Жена Санатова, Светлана, преподаватель Амурского государственного университета. Организатор и директор Всероссийского конкурса молодых дизайнеров одежды. В связи с производственной необходимостью и занимаемой должностью Санатова часто выезжает в командировки как по России, так и за рубеж. Дочь Санатова, Наталья, визажист. Принимает участие в различных конкурсах всероссийского уровня. Постоянное место проживания — Петербург. К родителям приехала в отпуск.

По причине многоконтактности как жены Санатова, так и дочери появляется возможность прямой, неконтролируемой утечки информации как внутрь России, так и за рубеж.

* * *

Пока Дмитриев, спрессовав ладони рук коленями, таращился на сына проводника-учителя, тот достал из морозилки холодильника оленину, настрогал её тонкими ломтиками. На столе к тому часу уже возвышалась бутылка водки, вокруг которой стояли стопки, старые, гранёные, а в глубоких тарелках разместилась разная снедь в виде варёной картошечки, копчёной колбаски, свежесорванных с огорода овощей.

— Как говорят в таких случаях, что Бог послал. — Учитель обвёл стол глазами. — Гости у меня бывают редко. А потому любая встреча — праздник. Особенно с такими людьми. Не побрезгуйте.

Щетинин почесал себя за ухом, тяжело перевёл дух, после чего извлёк из нагрудного кармана рубашки распакованную пластинку «фестала»:

— Эх, мать моя, родина… Дожили, такую закусь химией заедать! А иначе никак…

Хозяин дома разлил водку по стопкам:

— Давайте, — умный, пронзительный взгляд эвенка устремился к Михаилу. — За встречу.

Дмитриев всё пить не стал, чуть пригубил: организм не желал принимать спиртное. И снова бросил косой взгляд в сторону обрусевшего сына охотника.

СЧХ, заметив пристальный взгляд Дмитриева, понял: застолье застольем, но разговор начинать пора.

— Иван Иванович, отцу имя «Иван» дали в детском доме? — для порядка поинтересовался следователь.

— Там, — утвердительно кивнул головой сын проводника. — Он родителей не помнил и говорил плохо, даже имени произнести не мог. Вот в шутку не помнящего родства кто-то Иваном и назвал.

Учитель рассмеялся. Михаил увидел редкие, жёлтые, прокуренные, но достаточно крепкие зубы.

— Ну, ладно. — Рука СЧХ потянулась за рыбой. — Не за тем приехали. Отец вам рассказывал о том, как он проводил экспедицию в конце шестидесятых?

Хозяин дома вгрызся локтями в стол.

— О пропавших-то? Конечно, рассказывал. — Учитель, после секундной паузы потянулся к бутылке со спиртным.

Мишка отметил, как отозвался эвенк: не «убитые», а «пропавшие».

— И о чём поведал?

— Немного. — Эвенк разлил водку по стопкам. — И то в общих чертах. — И первым, ни с кем не чокаясь, осушил сосуд. — Его тогда следователи так прессанули, всю оставшуюся жизнь оглядывался, — взгляд хозяина перекинулся на Щетинина. — Ведь его ваши чуть было не посадили. Даже дело возбудили…

— Знаю. — СЧХ поднял стопку. — Как открыли, так и закрыли. — Водка перетекла в глотку следователя. — Может, после второй перейдём на «ты»? Мы приехали не на допрос.

— Валяй, — согласился учитель.

— Молодец! По-нашему, без выкрутасов. — СЧХ заел спиртное огурцом. — О чём конкретно отец вспоминал? К примеру, рассказывал, почему группа решила идти к Гилюю?

— Нет, — речь хозяина текла уверенно, не оставляя сомнениям никакой лазейки. — Но он, помнится, предлагал начальнику экспедиции идти к Арге. Там по прямой оставалось бы километров семьдесят. Тот отказался. Двое суток просидели на Норе, после отец, по приказу начальника, повёл их к Гилюю.

— А почему твой батя предложил идти к Арге? — тут же перебил СЧХ.

— Так ведь начальник, когда нашёл золото, тут же проговорился, мол, вот уже есть что предоставить для отчёта. Отец и решил, будто они искали именно золото. Потому об Арге и вспомнил. Решил подсказать: там, по слухам, кто-то даже на жилу наткнулся.

— Отца не удивило, что не послушали его совета, а свернули к месту, где золота вообще нет в природе?

— Нет, не удивило, — спокойно отозвался учитель. — Отец уже на Норе понял: экспедиция ищет вовсе не бесовский металл.

— Какой-какой? — СЧХ чуть не поперхнулся.

— Бесовский, — пояснил сын проводника. — А как иначе назвать? Вон и отец из-за него чуть было за решётку не угодил.

— Поподробнее!.. — Михаил еле себя сдерживал.

— О чём? О золоте?

— Нет, о подозрениях.

Хозяин, ни на кого не глядя, принялся разливать спиртное в третий раз:

— На Норе никто и никогда самородков не находил. Места известные, истоптанные. И тем не менее группа сделала привал на двое суток. И не просто привал. Они что-то искали. Посменно. Первая группа уходила утром, вторая — после обеда. Как на Граматухе. Только вот ваш отец, — эвенк бросил взгляд на Михаила, — работал и с первыми, и со вторыми. С утра до ночи. Брали с собой лопаты, кирку, какие-то приборы. Вроде измерительные. Незнакомые. Приходили, как говорил батя, уставшие. Но незлые. Нераздражённые. Значит, что-то нашли. Но с собой ничего и никогда не приносили. Как с лопатами уходили, так с ними и возвращались. А после бац — сорвались с места и на Гилюй. И снова порожняком.

— По дороге привалов не было?

— Только на ночёвку.

— А на Гилюе? Что произошло там? — Михаил отказался пить. Водка не шла в горло.

— Вы дело полностью читали? — после небольшой паузы поинтересовался хозяин, глядя на Михаила.

— Я читал, — отозвался СЧХ.

— Это понятно. А вы?

Мишка утвердительно мотнул головой. Язык во рту словно свинцом налился: стал тяжёлым, неподъёмным.

— Так вот, — продолжил мысль учитель. — То, что записано со слов отца в том протоколе — враньё. — Вилка нервно звякнула о тарелку. — Его заставили дать показания, будто он сразу покинул группу, как только они вышли к Гилюю. На самом деле он был с ними ещё два дня.

— Кто заставил соврать? — моментально отреагировал подполковник.

— Следователь. Сначала отец принялся излагать версию того, что было на самом деле. А через день на него надавили, чтобы изменил показания. Мол, ничего не видел, ничего не знаю. Потому дело против отца и закрыли. А заартачился бы — загремел по полной.

— К следователю вернёмся. — СЧХ теперь напоминал пса на охоте: старого и опытного. — Что было на Гилюе?

Четвёртая стопка приподнялась и со стуком опустилась нетронутой на столешницу.

— Ещё когда стояли на Норе, отца не покидало чувство, будто они на реке не одни. — Слова тяжело падали в стол. По крайней мере, так казалось Михаилу. — Нет, никаких явных признаков он не заметил. Но батя — таёжник, тайгой жил, тайгой дышал. Ему и замечать ничего не нужно было. Порами тела чувствовал присутствие постороннего. И не зверя. Это его сильно напугало. Незнакомец был опасен, потому что, как и отец, чувствовал себя в лесу как дома. Правда, когда шли к Гилюю, он вроде пропал…

— Слежки не было, — уточнил СЧХ, на свой лад. — Дальше.

— А на Гилюе наткнулся на подтверждение подозрений. На рассвете шагах в тридцати от лагеря обнаружил след сапог. Двух человек. Опытные были людишки. Мало того, что передвигались только по ручью, так ещё и сапоги обвязали оленьей шкурой. Примять след. Но в одном месте ошиблись. Наступили в темноте на глину. И не заметили. Не замаскировали след. Отец тут же сообщил об этом начальнику.

— И тот?.. — не сдержался Михаил.

— Ближе к вечеру отправил отца в Зею. Сказал, больше в его помощи не нуждается. Попросил, по дороге отвезти отчёт в управление. Батя не хотел оставлять экспедицию, но Дмитриев настоял. Вот, собственно, всё, что мне известно.

— Дмитриев испугался за твоего отца? Или как-то по-иному выказал свои эмоции? — СЧХ ждал ответа.

— Нет. Батя говорил, будто тот даже рассмеялся: мол, какие-то рыбаки напугали охотника. Словом, не поверил.

— Или наоборот, — тихо заметил Михаил, — если в тот же день отправил проводника в Зею.

— Теперь понятно, — СЧХ вытер усы салфеткой, — почему следователь заставил твоего отца отказаться от правдивых показаний. Запиши он слова старика в протокол, дело о пропавшей экспедиции пришлось бы переквалифицировать из дела о небрежности, иначе говоря, о случайной гибели группы, как это числится и по сей день, в уголовное, по подозрению в убийстве пятерых геологов. Висяк. Всё равно что себе приговор подписать. Непонятно другое: почему следователь пошёл на такой рискованный шаг? Без санкции свыше…

СЧХ бросил исподлобья взгляд на друга. Михаил понял, Щетинин имел в виду недавний разговор о том, кому могла быть подчинена группа. Министерство обороны. Оно могло надавить на МВД, чтобы те закрыли дело за фактом небрежности. В этом случае многое сходилось. И повышенная пенсия, которую мать получала за отца, хотя факта его смерти никто не смог задокументировать. И нежелание следователей показать матери материалы дела в семидесятых. В эту логическую цепочку вписывалось и непонятное передвижение группы. Отец работал на оборону.

— Кстати, Вань, скажи, а твой батя, случаем, не поделился воспоминаниями, как они нашли самородки? — Вопрос СЧХ всплыл в сознании Михаила так неожиданно, что тот вздрогнул.

— Конечно, рассказал, — усмехнулся эвенк. — Милиции не рассказал. А мне рассказал. Как он говорил: раз милиция приказала молчать, то он обо всём и стал молчать. Начальник, мол, сам всё нашёл. — Учитель откинулся на спинку стула. — А самородки-то обнаружил папка. Да, да. Только не на земле они валялись. А завёрнутые в тряпочку. А тряпочка та находилась под кожушком. А кожушок, полуистлевший, был надет на останки умершего старателя лет эдак с пятьдесят назад. Замёрз, судя по всему, бедолага, в тайге. Вот отец на него на Норе-то и наткнулся.

* * *

— Дмитриев и Щетинин выехали в Новокиевский Увал. К сыну проводника.

— А разве эвенк не уехал на конференцию?

— Мы не успели оформить документы. Дело в том, что в облоно…

— Кретины!

— Мы отправили за ними нашего человека. Он проконтролирует…

— Он ни черта уже не успеет проконтролировать! Учитель должен был три недели провести здесь, в центре! Вам на это дали сутки, и вы за сутки ничего не сделали!

— Но сын — не отец. Он не может знать всего…

— Он знает достаточно! Пусть ваш человек проследит: поедут они на Граматуху или нет? Если нет, то ещё кое-что успеем исправить.

* * *

— Я так понимаю, делу, которое лежит в милиции, верить уже нельзя. — Михаил положил на колени портфель, открыл его, вынул ноутбук. — Но в таком случае и весь рассказ декана геофака тоже подпадает под сомнение. Ведь они исходили из тех самых сфальсифицированных материалов, которые им выдало управление внутренних дел.

Тарелки, стаканы вмиг сдвинулись в стороны.

— Вот посмотрите, — Мишка распахнул зев экрана и через несколько секунд высветил цветную карту Амурской области, разрисованную путеводными пунктирными стрелками. — Это тот самый маршрут, который нам показал Ельцов. Они его скопировали со слов следователя. Он соответствует рассказам вашего отца?

Учитель извлёк из кожаного чехла очки, водрузил их на нос. Склонился над машиной. Тонкий палец, словно указка, медленно пополз по стрелке, нарисованной на мониторе. Михаил по памяти воспроизвёл в электронном виде маршрут экспедиции, который запомнил по карте Ельцова.

— Мы здесь… — Голос мужчины комментировал пройденный пальцем путь. — Вот Нора. Группа вышла к этому месту. Отсюда пошла к Зее… Всё правильно. За исключением одного.

Дмитриев напрягся. Палец учителя вернулся к точке на карте, которая именовалась Новокиевским Увалом.

— У вас получается, будто экспедиция вышла из Увала и тут же направилась к Норе. По прямой. На самом деле был крюк. Собственно, на карте он особо заметен не будет. И, может быть, о нём декан, с которым вы общались, знал, но не отметил. Крюк-то всего километров с тридцать.

— Что за крюк? — СЧХ тоже склонился над компьютером.

— Вот смотрите. — Твёрдый, как дерево, палец учителя снова принялся гулять по экрану. — Сначала отцу приказали плыть по Зее к Граматухе.^[4] Кстати, она у вас вообще не отмечена. — Ноготь учителя чуть сместился по линии Зеи вверх. — Приблизительно здесь. Маленькая, но вредная речушка. Впадает в Зею. Экспедиция проскочила на моторке мимо Рыбачьего, это посёлок, и остановилась приблизительно… Вот тут. — Эвенк ткнул пальцем в экран и поднял взгляд на гостей. — Там, на Граматухе, они простояли трое суток. Во время стоянки, как рассказывал отец, он на лодке возил начальника и по Граматухе, выше по течению, и по Зее, к Селемдже. Точнее, к ключу Джуркан. А уже после экспедиция пошла к Норе.

— Это точно? — спросил СЧХ.

— Точно. На Джуркане они ещё ночевали.

— А что они там делали?

— Не знаю. Отец не рассказывал.

Сергей прикусил ус:

— Ни о Граматухе, ни о Джуркане в деле нет ни единого слова. Чем же, интересно, занималась группа на Граматухе?

— Тем же, чем и на Норе. Что-то искали.

— Ерунда какая-то, — Дмитриев быстро пробежался пальцами по клавиатуре. — В этой местности ничего нет. Никаких полезных ископаемых. Здесь никогда не проводились никакие геологоразведывательные изыскания.

— И тем не менее отец утверждал, что твой папа, Михаил, несколько раз за те три дня уходил в тайгу вместе с Бородой и Профессором. — Слабая улыбка едва коснулась уголков рта хозяина жилища. — Так они себя называли промеж собой.

— Борода — потому что бородатый? — полюбопытствовал СЧХ.

Учитель утвердительно качнул головой:

— А второй постоянно читал у костра. И что-то писал в тетрадку. Глаза портил. Так батя говорил.

«Профессор скорее всего отец Вики, — решил Михаил. — Она сказала, будто тот захватил с собой несколько общих тетрадей. Смеялся: мол, напишет роман…»

— Они с собой брали инструмент? — продолжал опрос СЧХ.

— Лопаты и кирку.

— Уходили на целый день?

Утвердительный кивок головой.

— Ещё одно таинственное пятно в деле. — СЧХ с хрустом уничтожал очередной огурец. — Не нравится мне всё это. Очень не нравится. — Челюсти равномерно пережёвывали натурпродукт с огорода. — Предположим, экспедиция работала на оборону. И, опять же, предположим, искала, скажем, площадку для будущего космодрома.

— «Свободного»?

— Типа того. Изучали топографию местности. Делали разметки, для чего и взяли приборы. Только на хрена в таком случае рыть землю?

— Выяснить, какая почва?

— И что, ты лопатой и киркой выяснишь, есть ли на глубине в десять метров плавуны или нет? Твоя задача — заснять и отдать снимки. Всё!

— Вот и рыжий следователь, что допрашивал отца, тоже интересовался: делал Дмитриев фотоснимки или нет? — неожиданно вставил учитель.

— Точно спрашивал? — после секундной паузы переспросил СЧХ.

— Да. Зачем отцу врать мне?

— И снимки делали?

— Не знаю. — Эвенк повёл плечами. — Отец ничего не говорил о том, брали они с собой фотоаппарат или нет.

— Для изучения местности нужен теодолит, — заметил Мишка.

— Да, действительно, Ваня, твоему отцу врать было ни к чему, — выдохнул Щетинин, припоминая дело. — А вот рыжий следак почему-то соврал. Забавно, правда?

* * *

— Сообщение по Савицкому. В Читинской области, село Аннон-Борзя, проживает Гончарук Вера Васильевна, директор сельской средней школы. В девичестве — Гук. Во времена учёбы Савицкого в институте была старостой группы. Других контактов по Чите не обнаружено. Начинаем отработку в данном направлении.

* * *

Движок за кормой натруженно стучал, отбивая ритм километров. Старичок «Вихрь» старательно показывал хозяину лодки, что он ещё хоть куда и его рано списывать. В тех местах, где они сейчас проплывали, Граматуха ещё не оправдывала своё название. По крайней мере, грохота путники не слышали. Но течение было сильное, мощное. Старый движок с трудом справлялся с поставленной ему задачей.

Михаил склонился над бортом, зачерпнул ладонью холодную воду, сполоснул лицо. Полегчало.

— Вань, а ты в тех местах с отцом часто бывал? — Дмитриев достал платок, вытер лицо насухо.

— Мимо проходили, — перекрикивая стук мотора, отозвался учитель. — И останавливались пару раз. Без ночёвки. Охоты там никакой. А рыбу лучше ловить в другом месте. Разве что бруснику пособирать. Так её и у нас, под домом, полным полно.

Сын проводника сам предложил свозить их к месту стоянки экспедиции. Никто за язык его не тянул, хотя у Мишки данная просьба сразу закрутилась в голове, как только услышал о Граматухе. Дмитриев перед отплытием даже испытал некое неудобство перед эвенком. Время тратит да и горючее. Но тот так открыто смотрел на мир, что Мишка успокоился: всё-таки здорово, что ещё сохранилась дальневосточная широта души! Хоть и не везде.

Щетинин тем временем, основательно устроившись в носовой части дюралевой плоскодонки, давал инструкции по телефону:

— Лёня, не в службу, как говорится. Достань-ка ещё разок папку Дмитриева. Да, того самого. Напомни, кто вёл дело? Сафронов, Гаджа, Нестеренко? Кто из них жив?.. Только Гаджа? Где проживает? В Южно-Сахалинске?.. Вот чтоб тебя… — Рука следователя с силой припечатала на шее назойливого шмеля. — Да нет, это я не тебе. А ты его помнишь? Кого-кого, Гаджу!.. Это ты у нас аксакал в управлении… Да на хрен мне его характер! Внешне как он выглядел? Рыжий? Слушай, а адреса его сахалинского, случаем, у нас нет? Есть? Замечательно! Запиши для меня. Ладно, будь! Завтра к тебе загляну.

Мобильник СЧХ исчез в кармане.

— А следователь-то, что твоего отца крутил, Иван Иванович, жив.

Фраза перелетела через лодку.

— А мне-то что? — вернулся ответ на нос посудины.

— Да так. Ничего. Неплохо было бы увидеться с этим старичком. Уж он-то должен помнить, кто ему дал приказ изменить показания проводника.

— Думаешь, расскажет? — послышался недоверчивый голос с кормы.

— А почему нет? — Щетинин принялся ворочаться, подстилая под себя брезент. — Срок давности истёк. Можно о чём угодно рассказать. Сейчас уже иные времена. Союза нет. Тех, кто стоял за его спиной, тоже нет. Чего бояться? Тем более за правду ничего не будет. Кроме моей благодарности.

— Времена всегда одинаковые, — парировал учитель, направляя лодку в нужное русло. — Потому как людишки не меняются.

— Но власть-то другая, — не унимался СЧХ.

— Где? — Эвенк слегка тронул рукоять рулевого управления, и лодка вильнула вправо, повинуясь жесту хозяина. — Присмотрись, начальник. Лица, может, и поменялись, а фамилии мелькают одни и те же. Папаши ушли — сынки пришли. Ни хрена в этой стране не поменялось. И не поменяется.

— Откуда такой пессимизм?

— Оттуда. Мне вон пришло письмо из Москвы. На Всероссийскую конференцию молодых учителей пригласили. Лично! А наше областное министерство образования на дыбы встало: откуда, мол, у тебя приглашение? Кто это у тебя есть в столице? По телефону полчаса орали: мол, через голову прыгаю. И хрен они мне вместо командировки выписали. Потому как руководит данным учреждением дочка бывшего первого секретаря горкома партии. А папаша её получает пенсию республиканского значения и является депутатом областного Совета. Со всеми вытекающими отсюда бизнес-последствиями. А ты говоришь, времена не те…

— Сами виноваты, что в депутаты выбрали. Не голосовали бы за него — не имел бы он того, на чём сидит…

— Ага!.. — Учитель матюкнулся. — Из троих кандидатов два бандюгана, и этот — прохиндей. Выбирай!

Мишка решил не встревать в разговор. Откинулся на борт судёнышка, прикрыл рукой глаза от солнца. Мысли крутились вокруг одного. Может, действительно, отец работал на Министерство обороны, потому следствие и зашло в тупик?.. Зубы скрипнули сами собой. Может быть, и так. Но отец погиб. Странно погиб. И преступление осталось нераскрытым. А это значит, кто-то должен ответить. Точнее, не кто-то, а конкретные люди. Те, что послали отца в тайгу. Независимо от того, носили они гражданскую одежду или золотые погоны на плечах. Пусть через сорок лет. Пусть нефизически. Пусть морально. Но ответить. Даже если это и Министерство обороны.

* * *

— Группа вылетела в Читу. Я могу высказать своё мнение?

— Естественно.

— Меня настораживает её состав. Почему в группу вошли только люди из «Гюрзы»? Нет ни одного нашего человека. К тому же без моего ведома? Насколько помнится, за ход операции отвечаю я лично.

— А никто с вас ответственности и не снимает. Именно по этой причине я и отдал приказ сформировать состав команды исключительно из «спецов». Изыскательными работами наши люди заниматься не умеют, будут только мешать. Но они находятся в вашем полном подчинении. Вторично допустить ошибку, как с Савицким, мы не имеем права. И если у них выйдет прокол, то, по крайней мере, это не падёт на нас.

— Перестраховка?

— Да. Не хотелось бы класть свою невинную голову на плаху.

— Савицкий будет ликвидирован?

— С чего вы это взят?

— Показалось.

— Перекреститесь.

— До недавнего времени мы старались по максимуму обходиться без мер физического воздействия.

— Вот это вы точно подметили. Именно до недавнего времени. Однако сегодня информация постоянно и, к сожалению, неконтролируемо просачивается. Нам очень бы не хотелось, чтобы слухи из жёлтой прессы превратились в сенсацию на первых полосах страниц. А благодаря Савицкому это может произойти. Вы со мной согласны?

— В какой-то степени…

— Значит, вы поддерживаете моё решение? Не слышу ответа!

— Да.

— Иного и не ждал.

* * *

Лодка мягко, с шорохом ткнулась в песчаное дно пологого берега. Учитель первым спрыгнул на землю, привязал плоскодонку к лежащему у воды стволу погибшей сосны.

— Тут, что ли? — поинтересовался СЧХ, переваливая тело через невысокий борт судна.

Сын проводника махнул рукой в сторону пролеска.

— Там, рядом.

Идти действительно оказалось недалеко. Шагов через сто перед путниками, внутри соснового сухостоя, открылась заросшая кустарником прогалина.

— Здесь лагерь стоял. — Эвенк присел, похлопал рукой по земле. — Отец показывал именно это место. — Учитель поднялся и указал рукой в нужном направлении. — А вот в ту сторону они уходили. Все три дня.

У Дмитриева запершило в горле. Он долго смотрел в стену из сосен, которые своими стволами скрывали маршрут экспедиции, после чего спросил:

— Кто выбрал место стоянки?

— Твой батя, — уверенно отозвался Иван. — Отец говорил, сверялся по карте.

— Любопытно.

Щетинин прошёлся по прогалине, внимательно глядя под ноги. Сорвал несколько ягод брусники:

— Кислые. Не дозрели. — И потянулся за новыми ягодами. — А как далеко они могли уйти от лагеря? — Сергей задал вопрос чисто риторически, прекрасно понимая, никто на него ответить не в состоянии.

Учитель повёл плечами.

— Кто ж знает… Может, пять, а может, десять километров. Это если по прямой. А если куда сворачивали, то… тайга.

— А что находится в той стороне, куда они ориентировочно направлялись? — СЧХ мотнул головой в сторону сосняка. — Или находилось? Прииски? Разработки?

— Ничего, — снова уверенность в голосе учителя. — Абсолютно.

— И что, больше ни одна экспедиция здесь не проходила?

— Археологи были. Раза три. Пять лет назад приезжали на Граматуху. А геологи… Не припомню.

— Может, прогуляемся? — Мишка махнул в направлении леса.

СЧХ сжевал очередную порцию ягод, поморщился:

— Если бы знали, что искать. А так — ноги бить… Лучше открой комп, посмотри, что там пишут об этих археологах.

Михаил упал на траву, достал ноутбук, принялся за работу с поисковиком. Щетинин тоже присел на землю.

— Это ж сколько километров экспедиция крюк-то сделала? Считай, без Граматухи было двести восемьдесят. Да с Граматухой тридцать. Почти триста кэмэ резвой рысью! Ни хрена себе, геология… — С последними словами Щетинин принялся размахивать рукой, отгоняя настырную мошкару.

Сын проводника промолчал. Сунул руку в карман, извлёк пузырёк с жидкостью.

— Намажься. А то комарьё сожрёт. Вернёшься в город пятнистый, как олень.

СЧХ принял совет к действию.

— Раньше люди жили в согласии с природой, — заметил учитель. — Потому и комар был не такой злой. Понимал: собрат ему кровь дарит, а не враг. Оттого и брал мало. В меру. А сейчас… Что о мошкаре говорить, когда люди сами себя готовы поубивать, за просто так.

СЧХ исподлобья посмотрел на эвенка: философ.

— Есть! — Мишкин голос оборвал едва не сорвавшуюся с уст СЧХ едкую реплику. — Нашёл! Действительно, три археологические экспедиции. Даже название придумали: «Граматухинский археологический заповедник». Так… Обнаружен могильник, которому приблизительно около полутора — двух тысяч лет. Найдены фрагменты древних глиняных сосудов. Костяной наконечник от стрелы. Много фрагментов керамики. По углам могильника — черепа свиней: явный признак того, что в этом могильнике был похоронен один из членов племени мохэ.

— Кого? — не понял СЧХ.

— Мохэ, — Дмитриев развернул монитор в сторону подполковника. — Воинственные племена, в короткий срок заселившие Приамурье и Приморье более полутора — двух тысяч лет назад.

— И всё? — тускло поинтересовался СЧХ.

Мишка пожал плечами.

— Найден элемент первобытной живописи. Наскальный рисунок оленёнка.

— Это там, — махнул рукой эвенк вверх по течению Граматухи. — Я видел.

— Оленёнок не подходит. — Щетинин откинулся на спину. — Впрочем, как и вся эта историческая хренотень… Слушай, — он оперся на локоть, — а может, там были золотые изделия, а? Что, если твой отец искал украшения? Чёрная археология?

— Думай, что говоришь! — обиделся Михаил.

— Извини. Вырвалось как рабочая версия. Хотя, если бы кто захотел таким делом заниматься — уходил бы втихаря, в свой отпуск. — Кулак СЧХ с силой опустился на траву. — Но ведь что-то же они с лопатами искали! Копали! Рыли… Три дня! И два на Норе. Капитан Флинт здесь, что ли, клады зарыл?

— А вот это интересно. — Михаил вновь оторвался от экрана. — Смотри! Археологических экспедиций в районе Граматухи в шестидесятых годах было две. Первая — в шестьдесят первом. А вот вторая — за год до появления в этих местах отца.

— И что?

— А то, что в шестьдесят восьмом с Граматухи вторая экспедиция отправилась к истокам Норы. Однако, как пишет «Исторический вестник», быстро была свёрнута и возвращена на Большую землю. И обеими экспедициями, прошу заметить, руководил профессор Колодников. Более на Граматуху академик не ходил. Скоропостижно скончался в 1971 году… Может быть, я не прав, но, по-моему, это взаимосвязано.

— Что?

— А вот что.

Михаил развернул ноутбук. Сергей уткнулся в экран, на котором светилась следующая информация: «Альманах „Амур“. Содержание…»

— Не понял.

— Помнишь, я тебе рассказывал, как Урманский вспомнил содержание письма, в котором было стихотворение: автор настойчиво просил, чтобы тот стих был напечатан именно в этом номере!

— Это я помню. Что из того?

— А то, — палец Дмитриева тихонько постучал по экрану, — что в этом самом номере печаталась вторая часть воспоминаний академика Колодникова. Того самого Колодникова, который руководил археологическими экспедициями на Граматуху и Нору. И который работал в институте в одни года с моим отцом! Сечёшь мысль? Неизвестный, который прислал стихотворение, наверняка прочитал предыдущий номер альманаха и…

— То есть, — СЧХ прищурил глаза, — ты хочешь сказать, неизвестный прочитал первую часть воспоминаний академика и, зная, что в альманахе будет издаваться вторая часть, специально уговорил Урманского опубликовать стихотворение именно в этом номере?

— Точно! — Мишка от волнения упал на колени. — Колодников и отец скорее всего как-то были связаны… Может, академик поделился с отцом своими находками? Или нет. Не так. — Он нервно провёл ладонью руки по губам. — Колодникова вернули с Норы, ему не дали что-то найти. Вот потому он и предложил отцу решить его задачу. Под видом геологоразведывательной экспедиции. Получить разрешение в управлении для изысканий отцу было проще простого. По крайней мере, значительно проще, нежели Колодникову организовать новую археологическую экспедицию. Как тебе такая мысль?

— Рациональное зерно в ней есть, — вынужден был признать подполковник. И тут же скептически заметил: — Только встаёт два очень неприятных вопроса: кто был заинтересован в том, чтобы Колодников вернулся с Норы, и почему академик решил продолжить поиски чужими руками? А если ещё сюда приплюсовать враньё следователя, то картина вырисовывается очень даже неприятная.

* * *

— Простите, Галина Петровна Дмитриева?

— Да.

— Проверка состояния крыш, ЖКХ. Не протекает? Жалоб нет? Состояние карнизов удовлетворительное? Можно пройти посмотреть? Это ваша комната, с балконом? Так, состояние нормальное. В соседнем доме значительно хуже, хотя сдавались в один год с вашим. Так, можно ещё и из соседней комнаты выглянуть в окно? Что ж, неплохо. Так, Амурская, сто сорок, квартира пятьдесят восемь… Распишитесь, пожалуйста. Здесь и здесь… А ещё можно у вас попросить водички. Жарко! А у нас ещё пять домов. Благодарю!

* * *

При въезде в город СЧХ после долгого десятиминутного молчания поинтересовался:

— Так как, говоришь, зовут твою новую знакомую?

— Рыбакова. Виктория. А тебе зачем?

Дмитриев сидел вполоборота к Сергею, а потому видел, как морщины избороздили его лоб.

— И живёт она, если не ошибаюсь, по Ленина? В «свечке»?

Мишка опешил от удивления.

— Точно. В четырнадцатиэтажке. А ты откуда знаешь?

— Городок у нас маленький. И по должности положено. — СЧХ бросил взгляд на друга, рассмеялся. — Ладно, не дрейфь. Её двоюродный братишка у меня горбатится. — Его рука потянулась в карман за мобильным телефоном. — Санька. Племяш её покойного отца.

Большим пальцем левой руки следователь быстро нажал несколько кнопок по памяти:

— Санёк, привет. Узнал? Хреново, значит, все богатства мимо пройдут. Занят? Нет? Тогда жду тебя по адресу: Амурская, сто сорок, квартира пятьдесят восемь. Пятый этаж. Второй подъезд со стороны улицы. Нет, брат, это не просто срочно. Это моментально срочно, потому как касается твоей семьи. Всё, отбой.

Телефон вернулся в карман.

— Зачем ты его вызвал? — Мишка отметил, как Щетинин вырулил на Калинина, одну из центральных улиц города, на приличной скорости, значительно превышающую ограничения. — И веди осторожнее.

— Не бойся. Мне ходовую мастера переделывали. Тачку по винтикам перебрали, когда руль переустанавливали. Машина — зверь. Тяжёлая. Не перевернётся.

Джип, взвизгнув покрышками, вывернул на Амурскую, проскочил ещё два квартала и резко притормозил у обочины.

— Приехали. Выгружайся!

Михаил вылез из салона авто, потянулся. Дорога заняла три часа, а потому тело затекло и требовало движения.

СЧХ хлопнул дверцей, прислонился к капоту машины, распечатал новую пачку сигарет, закурил.

— Что скажешь матери?

— Не знаю. — Мишка присел на корточки, опершись спиной о нагретый металл машины. — Да и о чём говорить? Фактически ничего не выяснили. Так, догадки. Фактажа-то нет.

— Надеюсь, — Щетинин с силой втянул в себя сигаретный дымок, — после поездки ты не надумал протопать весь маршрут отца?

— А что? — Дмитриев бросил взгляд на свои окна. — Отпуск большой. Можно и прогуляться.

— Так я и думал. — Сергей швырнул недокуренную сигарету на землю и с силой придавил каблуком. — У тебя точно вместо мозгов моча. Нефильтрованная.

Мишка, чтобы хоть как-то сдержать себя, сунул руки в карманы.

— Опять хочешь встать на моём пути? Мало тогда показалось. Так ты и этим моментом хочешь воспользоваться?

— О, прорвало! — Щетинин тоже спрятал руки в карманы, встал напротив друга. — Наконец-то! Всю дорогу ждал, когда тебя… Жрёт тебя старое изнутри. Ам-ам! Никак забыть не можешь! И как ты в Увале сдержался — понять не могу.

Кулаки Михаила в карманах сжались с такой силой, что он почувствовал, как ногти впились в кожу. Теперь друзья, стоявшие друг напротив друга, напоминали петухов перед дракой.

— А я и не сдерживался. Я действительно всё забыл. Вот только ты мне на мозоль специально наступил. — Дмитриев кивнул в сторону родной пятиэтажки. — Мать до сих пор не знает, в какой заднице благодаря тебе я сидел.

— Мне?! — голос СЧХ чуть не сорвался.

— А кому же ещё? Если бы твоя контора не полезла в наши дела, я бы не обанкротился.

— А не хрен было скрывать налоги и работать с «чёрным налом»!

— Да? — кулаки Дмитриева снова сжались. — Правильный, значит? А не твой ли бывший начальничек потом пригрел моё дело? Меня сняли с рынка, а его сынку отдали моих клиентов? Или, скажешь, ничего про это не знаешь? Я с банком четыре года рассчитывался. За пустоту деньги отдавал.

— Не за пустоту, а за свободу. Или забыл, как тебя хотели посадить? Да если бы не я…

— Спасибо тебе, родимый! — расшаркался Михаил. — Благодетель ты мой… А я-то всё думал: и кого мне благодарить? Ведь точно: не посадили. Правда, обчистили как липку. Да так, что к матери пришлось переехать, а свою квартиру продать. Но ведь это не в счёт… Главное, друг помог остаться на свободе!

— Всё сказал? — набычился Щетинин. — Значит, на зоне тебе было бы приятнее находиться? Что ж, учту! В будущем.

Михаил зло сплюнул.

— Ладно, проехали. Можешь валить отсюда.

— А вот хер я куда тронусь! — СЧХ тоже сплюнул. — Вместе дело начали, вместе и закончим. И не рыпайся: без моей помощи всё одно ничего не найдёшь.

Мишка хотел было ещё добавить пару слов, но махнул рукой. Щетинин закурил.

— Будем гавкаться — себе навредим. Предлагаю: на время забываем старые обиды. По крайней мере, до окончательного выяснения обстоятельств. А потом — посмотрим, вместе или в стороны. — СЧХ протянул открытую ладонь. — Лады?

Дмитриев бросил взгляд на окна своей квартиры, взъерошил остаток волос на голове, хлопнул по протянутой руке.

— Лады.

СЧХ присел на капот, с силой затянулся сигаретным дымом.

— Лепота!

Мишка тоже прислонился к машине.

— Если честно, Серёга, я не думал, что так получится.

— А иначе и быть не могло. — Щетинин проводил взглядом одинокого, бездомного пса, медленно бредущего по улице в поисках пищи. — Меня, к твоему сведению, к делу-то не подпустили. Нашлась одна курва, доложила шефу о наших отношениях. Хорошо, ребята «сливали» информацию. Успел вовремя вмешаться. А то повесили бы твои соучредители всё на тебя — и засвистел бы на зону лет эдак на пять.

За джипом послышался визг тормозов.

— Сашка приехал, — констатировал Щетинин.

— У вас что, в ментовке, все так гоняют?

— Через одного. В соответствии со званием.

Майор Рыбаков оказался крепким мужиком, лет сорока, невысокого роста. Короткая причёска, высокий лоб, круглое лицо, открытый взгляд. Дмитриев протянул руку. Познакомились.

— Здесь будем базарить или поднимемся? — СЧХ указательным пальцем потёр кончик носа. — Как смотришь, тётя Галя будет не против?

Группа поднялась на последний этаж и задержалась перед дверью с номером «58». СЧХ кивнул в сторону звонка:

— Дави на клавишу.

Дверь распахнулась. Галина Петровна всплеснула руками:

— Господи, Серёжа!.. Давно у нас не был. Изменился-то как…

— Постарел? — СЧХ чмокнул женщину в обе щеки.

— Возмужал.

— Ну, хоть кто-то сказал правду. А то всё «постарел», «потолстел»…

Щетинин слегка приобнял женщину.

— Тётя Галя, а вот вы не меняетесь! Честное слово! Нисколько!

— Ну, рассказывай, как ты? Как Оля? Как Ванька с Алёнкой?

— Да нормально всё. Алёнка замужем. Скоро дедом стану. Ванька по моим стопам пошёл. В Райчихинской прокуратуре работает. А с Олей… мы в разводе.

— Слышала. — Маленькая женская ладошка несильно похлопала по мужской груди. — Дурак, ты, Серёжка.

— Сам знаю. Да уже не поменяюсь.

Мишка замахал руками:

— Мам, потом. Нам нужно поговорить. Мы пойдём ко мне. Лучше приготовь нам чего-нибудь покушать. Кстати, познакомься: майор Рыбаков, сослуживец Сергея.

СЧХ первым прошёл в знакомую с детства комнату, глубоко втянул в себя через ноздри воздух:

— Сто лет тут не был! — огляделся. — Ни черта не поменялось. Даже воздух тот же. Мишка, классные были времена. Помнишь?

Рыбаков, подчиняясь воле хозяина, разместился в кресле, что стояло напротив диван-кровати. Щетинин присел прямо на пол.

— А ты «бабинник» что, выбросил?

— А зачем хранить? Вон «сидюшник» есть.

— Жаль. — СЧХ обратился к майору: — Тётя Галя, когда этот олух был в пятом классе, подарила ему магнитофон. Да ты что… Deep Purple, Black Sabbath… — подполковник резко развернулся в сторону хозяина комнаты. — Помнишь, как мы приволокли гитару, врубили маг на полную громкость и пытались подыграть битлам?

Мишка почесал переносицу.

— Мне потом соседи так вломили…

Он прошёл к компьютерному столу, открыл его и на журнальном столике, на котором уже разместились тарелки, возвысилась запечатанная бутылка водки…

Через десять минут Сашка Рыбаков забыл о еде. Рассказ, который он услышал, потряс.

— Выходит, дядю Валеру всё-таки убили. А я, честно говоря, и не подумал заглянуть в архив.

— Я тоже не думал туда залазить, — отозвался СЧХ, пережёвывая картофель. — А теперь у меня в голове крутится иная мысль: можно ли это дело вернуть на дорасследование?

— Не получится, — тут же отозвался майор. — Не разрешат из-за срока давности.

— Сам знаю. — Щетинин тщательно вытер губы салфеткой. — И что делать?

Рыбаков задумчиво принялся водить вилкой по тарелке.

— Предположим, — начал рассуждать майор, — в Южно-Сахалинск я бы смог слетать. Пообщаться с этим…

— С Гаджой Константином Ивановичем.

— Вот-вот. Только мне нужна подстраховка на двое суток.

— На кой ляд тебе двое суток? — СЧХ потянулся к своему мобильнику, набрал знакомый номер. — Алло, Людочка? Щетинин беспокоит. Людок, скажи, вылеты на Сахалин в ближайшее время есть? Сегодня? Через три часа? А завтра? Хреново! Нет, это я не тебе. — Широкая ладонь сжала маленький аппарат. — Сегодня?

Майор повёл плечами.

— Давай. Домой заскочу, шмотки прихвачу, да и вся недолга. Но в управе…

— Управу беру на себя… Людок, нам нужен один билет. И обратно тоже. Обратно завтра? Замечательно! — Майор попытался было что-то сказать, но СЧХ отмахнулся от него. — Да, от моего имени подъедет товарищ. Да нет, свой, из управления. Ну… Естественно! — Мобильник исчез в кармане. — Сашка, не борзей. Это тебе не турпоездка. Суток с головой хватит. И в гости в Троицкое смотаться, и Гаджу раскрутить. Но его — в первую очередь! Нам обязательно нужно узнать, кто отдавал распоряжение свернуть дело? С какой стороны ветер дул?

* * *

— Вера Васильевна? Гончарук?

— Да. Что вам угодно?

— Мы из управления внутренних дел. У нас к вам несколько вопросов по поводу вашего бывшего одногруппника, Савицкого…

— Простите, я с вами незнакома.

— Это ничего не меняет. Мы бы хотели…

— Предъявите ваши документы!

— Товарищ директор, вы не понимаете, с кем вы…

— Я всё прекрасно понимаю. Таких, как вы, шелупонь вороватую, я столько на своём веку повидала… Так что насчёт удостоверений? Нет? А ну-ка, пошли вон! И чтобы духу вашего в школе не было! А узнаю, что следите за моим домом — вызову ОМОН.

— Вы об этом пожалеете!

— Дверь за собой закройте!.. Алло, Семён? Нужна твоя помощь. Тут ко мне только что два козла пришли. Что хотят — неясно. Врут, будто из милиции, а удостоверения показать отказались. Будь другом. Я пока пережду в кабинете, а ты вызови бригаду. Если действительно ваши — одно дело. А если, не дай бог, опять какие залётные. Сам понимаешь… Да, жду!

* * *

Наташка Санатова с силой распахнула двери и влетела в квартиру.

— С чего такая взбаламошенная? — удивилась Светлана.

— Ни с чего! — девушка крутанулась перед большим зеркалом в коридоре. — Мне только что сделали комплимент!

— Кто?

— Пойдём, покажу…

Наташка подбежала к открытому окну, дождалась, когда подойдёт мать, и указала пальцем на стоявший в тени раскидистого тополя внедорожник:

— Водитель. Очень симпотный! — она прищёлкнула язычком. — И вчера тоже смотрел на меня. Когда вечером возвращалась с работы, зыркал в мою сторону.

— Это кто зыркал? — раздался за спиной весёлый голос Санатова. Сергей подошёл к своим женщинам, обнял их за плечи. — Кто тут строит глазки моей красавице?

— Да вон, — Света кивнула вниз. — Парни в джипе развлекаются.

— В каком джипе?

— Вон в том, — Наташка вторично указала на машину. — Они и вчера стояли.

Улыбка сползла с лица Санатова.

— А ну-ка, девоньки, марш от окна!

Сергей отогнал женщин, несколько секунд ещё смотрел на автомобиль, после чего принялся упаковывать мусорный пакет.

— Пап, ты чего? — Наташка с недоумением смотрела на действия отца. — Я же утром выносила.

— То утро, а сейчас вечер. — Сергей суетливо завязал полиэтилен и кинулся к двери.

* * *

— Сообщение из Читы. В Анон-Борзе местная милиция задержала наших людей. Первую группу. Нет, компрометирующих нас документов они при себе не имели. Да, молчат… Вторая группа через соседей Гончарук выяснила, что в доме директора школы на днях действительно проживал гость. Мало того, два дня назад он вместе с мужем директора, отплыл по Борзе на моторной лодке. В направлении Шилки. Да, «Гюрзу» послали.

— Ваши предположения по поводу того, куда направляется Савицкий?

— Если они будут использовать только реку, то выход один — по Шилке, до речки Могоча. Та впадает в Зею.

— Через сколько дней он может оказаться в городе?

— Суток через пять-шесть.

— Чем занимается этот Гончарук?

— Пенсионер. До того работал инженером в Чите. Строительные объекты для воинских частей.

— С местностью хорошо знаком?

— Со слов соседей, охотник и рыболов. Неоднократно выходил на лодке к Зее.

— Значит, маршруты знает. Установите посты в районе Зеи. Как только Савицкий останется один — задерживайте. Гончарук не трогать.

* * *

Михаил снова напросился к Урманскому. Профессор долго смотрел в экран ноутбука, на котором светилась свежая схема маршрута экспедиции Дмитриева. Яркая, красная точка мигающе высвечивала место стоянки лагеря.

— А где это на Граматухе? — уточнил профессор. — Далеко от места находки Колодникова?

— Не очень, — отозвался Дмитриев. — Хотя отец почему-то не захотел разбивать лагерь рядом с раскопками. Группа обосновались где-то между археологической базой академика и ключом Джуркан.

— «Чистой водой».

— Совершенно верно.

Профессор несколько минут молчал. Они общались на кухне приглушёнными голосами, стараясь не разбудить жену профессора, шёл двенадцатый час ночи.

— Но при чём здесь Колодников? — Урманский кивнул на монитор. — Да, действительно, Иван Иннокентьевич совершил две археологические экспедиции на Граматуху и выше, к Норе. Это засвидетельствовано и в его дневниках. Но при чём здесь геологоразведывательная экспедиция вашего отца? Там археология, тут геология. Две разные науки. И потом: когда ваш папа пришёл работать в институт, Колодников уже был величина! Разный уровень! И потом, ещё один нюанс. Колодников числился от Академии наук при Хабаровском институте, наш же институт он только курировал. И был здесь наездами. Эпизодически. А потому ваш отец тем более не мог с ним сойтись. Я думаю, это простое совпадение.

— А если нет? — упрямо стоял на своём Михаил. — Если отец что-то узнал такое, о чём было известно Колодникову? Что, если отцу о находках историка рассказал, предположим, один из членов археологической экспедиции? Вот отец и решил воспользоваться моментом.

— В таком случае ваш батюшка был «черным археологом». То есть, иначе говоря, занимался преступной деятельностью. Вы хотите, чтобы о нём заговорили с этой стороны?

— Я хочу знать правду, — выдохнул гость. — Какой бы она ни была.

— И чем мне вам помочь?

— Вы сказали, у вдовы Колодникова сохранились дневники учёного. Я бы хотел с ними познакомиться. Мне бы подошёл и отсканированный материал.

— Бабушку в возрасте хотите заставить сканировать?

— Надеюсь, внуки или знакомые, владеющие компьютером, у неё есть? — Дмитриев кивнул на телефон. — Можете ей позвонить?

— Прямо сейчас?

— У меня нет иного выхода. Я уезжаю на Гилюй. Поймите. Я бы ей дал свой электронный адрес…

Урманский скептически покачал головой:

— А не боитесь, что она вас пошлёт подальше?

— Нет, не боюсь, — улыбнулся Михаил. — Меня уже так часто все посылают, что привык.

Александр Васильевич тяжело вздохнул, принялся искать номер в мобильном телефоне.

— Алла Николаевна, добрый вечер… Тут такое обстоятельство…

Дмитриев быстро облизал пересохшие губы: Урманский только что навёл его на мысль. Он-то исходил из того, будто отец познакомился с материалами Колодникова. А что, если всё было как раз наоборот?

— Включите громкую связь! — потребовал Михаил у профессора.

— Что? — не понял Урманский.

— Включите громкую связь! — с силой произнёс Дмитриев и кивнул на телефон.

Александр Васильевич осуждающе посмотрел на гостя, но просьбу таки выполнил.

— Саша? — В маленьком помещении стандартной кухни женский голос слышался чересчур громко, в нем явственно слышалось недовольство. — Что у вас там? Вы не один?

— Алла Николаевна, — Мишка прокашлялся, — простите за беспокойство. Это я попросил Александра Васильевича, чтобы он набрал вас. Мы не знакомы, но у меня к вам один очень важный вопрос. Скажите, ваш муж, Иван Иннокентьевич, был знаком с Дмитриевым Юрием? Геологом? Алла Николаевна, мне это очень важно знать! Я сын Дмитриева.

В кухне на некоторое время наступила оглушительная тишина. Только стрелки электронных часов, висящих на стене, прерывали её сухими щелчками. Наконец в трубке что-то зашелестело. После чего послышалось:

— Да, Ваня был знаком с вашим отцом!

— Только знаком или..?

Короткая пауза заставила затрепетать Мишкино сердце.

— Это Иван Иннокентьевич попросил Шабанова взять вашего отца преподавателем в институт.

* * *

— СЧХ, — Санатов снова выглянул в окно, убедился, что джип продолжал стоять на месте: в освещении от фонаря на столбе была видна его лакированная крыша, после чего продолжил в трубку: — У нас чужаки. Двое. В «ниссане». Вторые сутки торчат у подъезда. Пытались разговорить Наташку. Нет, никаких активных действий не предпринимали. Что делают сейчас? — Сергей снова выглянул в окно, присмотрелся. — Курят. Ладно, утром сообщу что да как. Но будут ломиться, предупреждаю: двустволку я зарядил. Будь!

* * *

…логика буддизма следующим образом объясняет «исчезновение» склонной к монументализму цивилизации пью, ирригационными сооружениями которой население Мьянмы пользуется до сих пор. Оказывается, цивилизациям, как и людям, свойственен определенный срок жизни. Они также проходят в своем развитии этапы рождения, становления, расцвета, увядания и упадка. По учению Будды, нет ничего устоявшегося в мире. Все подвержено изменениям. И, как гласит бирманская мудрость, «есть время красоваться шпилем на дворцовой башне и время быть низвергнутым на землю»…

Народ.Ru, Сергей Петров «Интересная газета»

* * *

— Я помню, как ваш отец и Ваня часто встречались в нашей квартире, — послышалось из телефонной трубки. — Закрывались на кухне и долго, до утра беседовали. Иногда спорили.

— А в дневниках профессора отмечен данный факт?

— На тех страницах, что не изъяты Академией наук, ничего нет. Впрочем, если не верите, можете с ними познакомиться сами. Только в моём присутствии.

Дмитриев бросил взгляд на Урманского: такого поворота событий он не ожидал. Если поехать к вдове учёного, а встретиться с ней нужно обязательно, то тогда накрывалась поездка на Гилюй. А там, в тайге, Санатову без него делать нечего.

Александр Васильевич всё понял. И хоть это ему не понравилось, тем не менее произнёс:

— Алла Николаевна, как вы посмотрите на то, если вместо нашего нового знакомого приеду я, а он с вами позже встретится? — Урманский с трудом подавил тяжёлый вздох. — Заодно рассмотрим новую статью для «Амура».

— Сашенька, вы же знаете, я всегда рада вас видеть.

— Вот и замечательно! Тогда завтра выезжаю, послезавтра буду. — Урманский постучал по телефону ногтем. — Помню, Алла Николаевна, помню. «Ананасные» конфеты нашей фабрики «Зея», пару килограммов. Как обычно! Обнимаю!

Александр Васильевич нажал отбой. Михаил тем временем что-то черканул на клочке бумаги, после чего протянул написанное хозяину дома:

— Адрес моей электронной почты. Постарайтесь отсканировать, что найдёте любопытного, и выслать мне. Думаю, на Гилюе пригодится любая информация.

Урманский спрятал бумажку во внутренний карман сорочки:

— Господи, и откуда вы свалились на мою голову?

— Простите. Я…

— Теперь что уж… В следующий раз буду думать, что издавать в альманахе, а что — нет.

* * *

— Прослушка дала первые результаты. Щетинин вышел на Гаджу. В Южно-Сахалинск сегодня вылетел сотрудник Благовещенского УВД, майор Рыбаков Александр Анатольевич. Близкий родственник «Профессора».

— Поднимите сахалинскую ветку. Рыбаков ни в коем случае не должен встретиться с Гаджой! Точка!

* * *

Щетинин долго стоял у распахнутого в жаркий, летний зной окна. Недокуренные сигареты одна за другой, сопровождаемые щелчком пальцев, улетали в ночь. Не спалось. И виной тому была не духота.

За долгие годы работы опером СЧХ приобрёл одно уникальное качество: предчувствовать неприятности. А подчас и опасность. Вот вроде как ничего ещё не предвидится, а внутри скребёт, трёт железной тёркой, как бы предупреждает: приготовься, скоро… Вот и сейчас невидимые тёрки подчищали грудную клетку подполковника. Последний разговор с Санатовым не выходил из головы. Джип во дворе, попытка сидящих в машине мужиков разговорить Наташку. Случайность? Или результат активной деятельности? Чьей?

Экспедиция пропала сорок лет назад. Ещё при советской власти. По идее актуальность дела за сроком давности давным-давно должна была свернуться, исчезнуть. Или есть другой вариант. Секретность сохранилась по каким-то им неведомым причинам. Но в таком случае она должна исходить либо от Министерства обороны, либо от «конторы». Третий вариант исключался, потому как горкомов и обкомов уже не было. Теперь вся власть перешла к «силовикам». А если так, почему ни «оборона», ни «мужики из безопасности» не хотят просто поставить милицию в известность? Вместо этого непонятные телодвижения в духе криминала. Неужели всё-таки дело в золоте? Родственники убийцы или сам убийца не хотят, чтобы старое дело всплыло. Предположим, занимают высокие посты либо на подходе к ним, а тут такой компромат намечается. Вот и засуетились. Ну, в таком случае СЧХ и карты в руки. Забыли ребятки, на чьей территории находятся. Серёга её, то есть территорию, почти тридцать лет метил. И своё никому не отдаст.

Телефонный звонок отвлёк Щетинина от размышлений. Подполковник зевнул, подошёл к стационарному аппарату, поднял трубку.

— Слушаю.

— Это я, — Мишкин голос звучал возбуждённо, — только что от Урманского. Отец был лично знаком с Колодниковым. Мы связались с его женой. Мало того, она сообщила, что именно Колодников привёл отца в институт. Завтра Урманский едет в Хабаровск. Просмотреть дневники академика. Попробует их отсканировать и вышлет мне.

— Думаешь, причина не в золоте?

— Да. Скорее всего Колодников что-то нашёл, а вот разработать не смог. Не успел. Думаю, наши выводы правильны. Колодников поручил отцу довести дело до конца. По-дружески. Тот выступил с инициативой геологоразведывательной экспедиции и под её личиной занимался археологическими раскопками. То есть искал то, на что ему указал Колодников. Исследовать это он, естественно, не мог, но вот привезти находки академику…

— И всё-таки «чёрная археология». — СЧХ понял, что подразумевал Мишка. — Столкновение интересов на почве археологических исследований.

— Получается так.

— Бред.

— Почему?

— В СССР? Сомнительно.

— А что, разве в Союзе не было «чёрных копателей»? — вспылил на другом конце провода Дмитриев.

— Были, — подавив зевок, согласился Сергей. — И до чёртовой матери. На Чёрном море. В Крыму. На Балтике. А здесь что искать? Никакой мощной цивилизации в наших местах и в помине не было. Тайга. Болота.

— Китай под боком!

— И до Китая тысяча километров. Вспомни, что читал в статье про академика. — СЧХ снова закурил. — У нас тут какие-то мохи гуляли…

— Мохэ, — поправил Мишка. — И не какие-то. Я тут просмотрел в Сети: мощная народность, со своей иерархией, армией…

СЧХ глубоко затянулся.

— И что это могучее племя оставило после себя? Пирамиды? Амфоры? Города? Ни хрена, кроме могильников со свинячьими головами. Пастухи они и есть пастухи. Пусть и воинственные.

— Ты не прав…

— Может быть. Только вторую золотую пектораль мы у нас не найдём. Сколько бы ни бродили по тайге.

— Так что, отбрасываем эту версию?

— Зачем? Будем держать на заметке. На всякий случай. А вот то, что ты выяснил про Колодникова — это здорово. Скорее всего тот человек, что прислал стихотворение, был в своё время тоже связан с академиком. Ты не подумал о том, что след может тянуться оттуда? Подумай. Кстати, девочка с вами едет?

* * *

Не спал на другом конце города и профессор Урманский. Сразу после того как Дмитриев покинул квартиру, Александр Васильевич взял последний номер родного литературного детища и заново пересмотрел уже выученную наизусть вторую часть статьи академика Колодникова. И теперь в голове учёного бесплодно бился один вопрос: при чём здесь экспедиция? На неё в статье даже намёка не было. Почему этот настырный мужик решил, будто археологические исследования 1961 и 1968 годов связаны напрямую с пропажей Дмитриева и его людей? Ну разве, кроме того, что отец гостя, как выяснилось-таки, действительно оказался хорошим знакомым академика. Предположим, Колодников рассказывал Дмитриеву о некоей археологической находке. И что? Чем мог геолог помочь археологу? Ничем. Бродили по одним местам. Но с разными целями. А то, что дружили… Да мало ли кто с кем дружит!

Александр Васильевич выключил ночник, тихо покинул спальню, прошёл на кухню, достал из настенного пенала початую бутылку коньяка. Налил на палец в стакан и честно себе признался: ехать в Хабаровск не хотелось. Но слово не воробей… Теперь Александр Васильевич ругал себя последними словами за то, что поддался уговорам гостя. Самое неприятное заключалось в том, что придётся объясняться с женой, почему он вдруг решил уехать на несколько дней. А всё проклятое любопытство. Чтоб его…

* * *

— Урманский выезжает в Хабаровск. Знакомиться с дневниками Колодникова. Хабаровская ветка ждёт команду.

— Вдову Колодникова не трогать. Выясните, где находятся дневники, и уничтожьте их. Лучше всего — имитация ограбления. Если не получится — пожар. Повторяю: вдову не трогать!

* * *

Ученые из Южно-Тирольского археологического музея в Италии воссоздали лицо и внешний облик знаменитого альпийского «ледяного человека» Отци (Oetzi), тело которого сохранялось в леднике более пяти тысяч лет.

«Ледяной человек» был найден в Альпах на границе Италии и Австрии в 1991 году. Первоначально считалось, что это погибший альпинист, однако затем выяснилось, что этому мумифицированному телу более пяти тысяч лет — останки Отци были датированы периодом с 3365 года по 3118 год до нашей эры. Приглашенные музеем голландские специалисты, братья Адри и Альфонс Кеннисы, которые ранее воссоздавали облик неандертальцев, с помощью компьютерной томографии получили трехмерное изображение тела Отци, а затем восстановили его лицо и фигуру.

«Ледяной человек» оказался мужчиной средних лет с грубой, морщинистой кожей, глубоко посаженными глазами и бородой. Ранее считалось, что у него были голубые глаза, но последние исследования показали: глаза «ледяного человека» карие. Ученым удалось прочитать генетический код «тирольского ледяного человека». Предварительный анализ показал, что он принадлежал к так называемой субгаплогруппе К1. Около 8 % современных европейцев принадлежат к гаплогруппе К, которая делится на субгаплогруппы К1 и К2. К1, в свою очередь, делится на три кластера. Оказалось, геном «ледяного человека» не подходит ни к одному из трех известных кластеров К1. На данный момент это означает, что никто не может объявить себя потомком Отци…

РИА «Новости», 28.02.2012.

Часть вторая

Южно-Сахалинск, Благовещенск, Хабаровск, Зея

Щетинин позвонил Санатову.

— Серый, выгляни в окно: стоят ребятки или нет? Стоят?.. О'кей, через пять минут буду.

Он всем телом развернулся в своем джипе назад, к старшему лейтенанту Сердюкову.

— Сейчас выйдешь. Интересующий нас внедорожник «ниссан» припаркован возле последнего дома. Фотографируй всё. Номера машины, сидящих внутри, внешний вид… Действуй нагло. Если на тебя полезут — бурей в ответ. Дойдёт дело до кулаков — жми на кнопку срочного вызова. Донченко с мужиками уже здесь.

— А почему сразу не задержать?

— Какой умный! — тряхнул головой СЧХ. — И что ты им предъявишь? Ночёвку в машине? Вылазь!

— Так я не понял: мне что, специально их открыто фотографировать, чтобы спровоцировать?

СЧХ тяжело вздохнул: эх, молодёжь!..

— Мне нужны их противозаконные действия против твоей персоны.

— Так ведь могут очки разбить…

— Для того я тебя к ним и посылаю, интеллигент ты наш. Всё понятно?

— Да.

— Тогда что сидим?..

* * *

Найти место передислокации бывшего следователя Благовещенского УВД оказалось делом простым и нехитрым. Достаточно было обратиться в ближайший адресный стол на первом этаже гостиничного комплекса, предъявить удостоверение сотрудника милиции — и заветная бумажка с указанием, как проехать к дому пенсионера Гаджи, легла в нагрудный карман следователя.

На звонок в дверь никто не отозвался. Рыбаков задумчиво потёр кончик носа. Чёрт бы побрал этого бывшего следователя! Таскается непонятно где в десять утра. Нет чтобы сидеть, как положено нормальному пенсионеру, перед телевизором, так ведь нет… Майор посмотрел по сторонам. На лестничной площадке находилось ещё две двери. Может, соседи знают, где старик?

Рыбаков нажал на кнопку звонка соседней квартиры. Дверь тут же отворилась. Перед Сашкой стоял именно тот объект, на который он рассчитывал. Бабуля лет восьмидесяти, с бигудями в крашеных волосах и нескрываемым любопытством в глазах. Майор понял: с такой особой лучше не крутить, а сразу брать быка за рога. Санька вторично за утро достал удостоверение:

— Я к вашему соседу. С его бывшей работы. По поводу пенсии. — Слово «пенсия», по мнению Рыбакова, должно было магически повлиять на бабку. — Не подскажете, где его найти?

— А… — Любопытство в глазах старухи сразу пропало. Чужая пенсия её не интересовала. — Они с Дашкой час назад ушли на базар.

— Дашка — это…

— Патаскуха.

— Не понял?

— И понимать нечего, — бабулька вздёрнула остренький носик. — Из-за квартиры за него вышла. Курва! Любит она его… Ха! Метраж она любит!.. А у него сердце. Она-то про это знает, вот и таскает его повсюду за собой с утра до ночи. Сучка!

Дверь перед носом майора резко захлопнулась.

— А базар-то у вас где находится? — крикнул было Рыбаков, но его уже никто не слышал: дверь наглухо прилипла к дверной коробке.

* * *

Щетинин внимательно просмотрел документы задержанных. Оба оказались возрастом лет тридцати, спортивного телосложения, в легких летних костюмах. СЧХ отмечал детали. Стрижки короткие. Но скорее такую «причу» носят в армии, а не на зоне. Опять же, никаких наколок, одежда простая, невзрачная. Спокойны. Даже чересчур, наигранно. Не сопротивляются. Видимо, проинструктированы, как себя вести в подобного рода ситуации. Один улыбается. Передние зубы вставные. Видимо, родные были выбиты. У второго, кстати, тоже, а сам он как индийский Будда, сидит на скамеечке, скрестив перед грудью руки. «Контора», что ли?

— Так… Орликов Денис Борисович. — СЧХ поднял взгляд на улыбающегося. — Из Тынды. Нормально… И что мы здесь делаем, товарищ с БАМа?

— Приехали к другу, — улыбка и не думала исчезать с лица молодого человека. — А его не оказалось дома. Вот ждём.

— К кому?

— Лескову Никите. Из восемьдесят седьмой квартиры.

Щетинин посмотрел на участкового. Тот утвердительно кивнул головой.

— Есть такой. Проживает. Точнее, проживал. Неделю назад посадили. За кражу.

— Как «посадили»? — наигранно вскинул брови улыбчивый. — А нам никто не сказал. Представляешь, — он обернулся к товарищу, — он уже на нарах парится, а мы тут торчим!

— Зачем вам Лесков? — СЧХ принялся рассматривать паспорт второго мужика из джипа.

— Денег должен. Взял в долг, а вернуть не захотел.

— Командир, — наконец подал голос «будда», — ошибочка вышла. Понимаем — виноваты. Решили, наш должник тут в игрушки играет. Вот и накинулись на твоего человечка. Приносим извинения. Если надо: принесём материально.

— «Материально» будет не по закону.

— Так ведь чуть пенсне молодому человеку не разбили.

— Но ведь не разбили? А «чуть» не считается.

СЧХ ещё раз просмотрел паспорта. Всё в полном порядке. Документы на машину в норме. «Думай, Серёга, думай. Можно, конечно, задержать на сутки, а что дальше? Сердюкова они даже толком помять не успели. Тот слишком рано подал сигнал тревоги. Так что с этой стороны ничего не светит. Прижать?.. Пустой номер. Со своей позиции они не сойдут. Ну, прокачаем Лескова. Тот скажет, мол, никому не должен. А эти будут стоять на своём. И кому верить?.. Опять же, они ничего противозаконного не совершили. Джип обыскали — пусто. Даже перочинного ножа не нашли. Всё равно придётся отпустить. А если не врут?.. Но что-то в этих мужиках не так. За что зацепилось внимание?.. Ведь вот только что цепануло…»

— Так как, командир, едем с вами? Или можем быть свободны? — «Будда» смотрел Щетинину в переносицу, а создавалось впечатление, что в глаза.

Специальный приём. Так легче говорить ложь.

— Так как? Едем?..

— Зачем? — СЧХ вернул паспорта и удостоверение водителя. — Можете быть свободны. Только покиньте территорию. Вашего Лескова здесь нет. А пугать местное население не советую. Хорошо, что нас вызвали. А могли и сами разобраться.

«Будда» взял документы и, более не сказав ни слова, направился к джипу. Улыбчивый напарник последовал за ним, но перед тем как сесть в авто, кивнул головой подполковнику:

— Будьте здоровы!

СЧХ проводил долгим взглядом тяжёлую машину, которая довольно легко развернулась и рванула с места, быстро набирая скорость, после чего повернулся к руководителю оперативников, капитану Донченко:

— Лёха, организуй за ними слежку. Только направь толковых ребят.

— Зачем? Я установил «маячок». Так надёжнее. Да и наши не будут светиться.

— Как догадался? — СЧХ не смог скрыть удивления.

— Тёмные ребята, — принялся обосновывать свои действия капитан. — Не криминал. А то, что они частенько находятся в контакте с огнестрельным оружием, заметил?

— Указательные пальцы… — СЧХ в голос выматерился.

Вот то, что отметило подсознание! Едва заметные пятнышки мозолей от постоянного прикосновения к курку.

— И не только. — Донченко расстегнул ворот рубашки. — Мужики прошли отличную психологическую подготовку. Среди «братков» таких нет. Те таких сами боятся. Может, я и ошибаюсь, но кажется, мы нарвались на «контору».

— А на кой ляд тогда установил «маячок»?

— А если ошибаюсь?..

* * *

Рыбаков проторчал у подъезда с полчаса. После чего решил поступить иначе. «Ничего страшного не будет в том, — решил он, — если возьму „мотор“, мотнусь в Троицкое, в родную войсковую, а через пару часиков вернусь. В конце концов, кто его знает, сколько старик будет ходить со своей… Дашкой. Но к обеду-то они должны вернуться? Должны. Вот тогда мы к ним и нагрянем. Всё одно самолёт в семь вечера. Уж за четыре-то часа я его обработаю».

С последней мыслью Сашка поднялся со скамейки и направился к стоящему невдалеке такси.

* * *

СЧХ вместе с Сердюковым поднялись по лестнице на пятый этаж. Щетинин с силой нажал на кнопку звонка, после чего грохнул кулаком в дверь:

— Сова, открывай, медведь пришёл!

Дверь распахнулась. Санатов выскочил из квартиры в шортах, майке, небритый и со всклокоченными волосами.

— У тебя с головой всё в порядке?

— А нечего дрыхнуть до обеда, когда вся страна в поте лица вкалывает. — СЧХ мотнул головой лейтенанту, приглашая того в чужой дом, и первым прошёл в квартиру. — Наташка дома?

— Спит, — недовольно буркнул Сергей. — До утра сидела в Инете.

— Буди.

— На кой?

— На той! Много текста. Буди!

Санатов хорошо знал старого друга. А потому, глядя на хмурую физиономию СЧХ, понял: тому не до шуток. Стряслось нечто серьёзное.

Через пару минут сонная девушка выползла из своей комнаты.

— Привет, красавица. Где комп?

— У отца.

— Пошли.

Санатов включил машину, после чего Сердюков, искоса наблюдая за девушкой, быстро присоединил фотоаппарат к компьютеру.

— Наталья, — СЧХ открыл нужный файл, притянул за руку девушку к себе, — смотри, эти парни вчера вечером с тобой разговаривали?

— Нет.

— Точно?

Наташка снова стрельнула в Сердюкова взглядом.

— Точно. Те были постарше. У одного на щеке маленький шрам. А у второго, который со мной разговаривал, раздвоенный подбородок. И залысины.

— Дрянь дело!

СЧХ кивнул лейтенанту головой, чтобы тот сворачивался, и поманил Санатова за собой на кухню.

— Серый, — он закрыл за Сергеем дверь, — вас действительно пасут.

— Кто?

— Откуда я знаю? Вернусь в управление, прокачаю снимки. Может, что и найду, только сомнительно. Ребятки больно серьёзные. Ты на «хвост» никому не наступал?

— В смысле?

— Денег никому не должен?

— У меня со всеми заказчиками полный ажур. — Санатов попытался пригладить волосы на голове.

— Значит, всё-таки Мишкина активность, — сделал вывод СЧХ. — А я, признаться, ещё надеялся. Твою… — Кулак следователя с силой ударил по стене. — Вот что, тёзка. Никуда не надо ехать! Точнее, лучше всей семьёй слиняй куда-нибудь… Ты, помнится, говорил, у тебя родня в Питере? Вот туда и поезжайте. Недельки на две.

Санатов открыл кран, сполоснул руки и уже мокрыми ладонями пригладил волосы на голове.

— Ты то же самое предложишь и Мишке?.. Он не согласится.

— С Мишкой как-нибудь разберусь.

— Вот-вот. — Санатов усмехнулся. — Меня, значит, в сторону, а сами продолжите? Так? Ты за кого меня принимаешь?

— Серый…

— Да пошёл ты! — Сергей отдёрнул руку, за локоть которой ухватился СЧХ. — Думаешь, испугаюсь каких-то козлов?

— Это не просто козлы…

— И не с такими справлялись.

— Да не о тебе речь! — Щетинин плотнее прижал дверь рукой. — Подумай о своих. Мы-то с Мишкой одни. А у тебя…

— У тебя тоже есть дети.

— Они далеко.

— Если, как ты говоришь, эти ребята серьёзно настроены, то найти твоих им тоже труда не составит. И потом: ты, случаем, не преувеличиваешь? Думаешь, возьмутся за женщин и детей? Сомневаюсь. Насмотрелись всякой дряни…

— И тем не менее я не могу допустить, чтобы с твоими что-то случилось. И с тобой тоже!

Щетинин всё время сдерживал себя, чтобы не рассказать другу о том, что он только что узнал. Санатов это заметил по плотно сжатым губам.

— Неужели настолько серьёзно?

СЧХ не ответил.

Хозяин квартиры несколько минут помолчал. После чего проговорил:

— Я должен быть с Мишкой. Ему на Гилюе без меня делать нечего. Он — городской, тайги не знает. С ним всё равно кто-то должен идти.

Подполковник тяжело опустился на табурет:

— Серый, я впервые испугался. Понимаешь? По-настоящему испугался.

— Понимаю. Но если будем грести в одиночку, разве станет лучше? — Санатов присел рядом с другом, обнял того за плечи. — Ничего, выкрутимся. В первый раз, что ли? Может, спрятать девчонок? У тебя есть место?

— Найдётся.

— Вот и ладушки. Мы с Мишкой через пять часов выезжаем в Зею.

— Помню. — СЧХ с силой потёр лоб широкой ладонью. После чего хлопнул друга по колену. — Поеду. Может, до вашего отъезда ещё что нарою. Предупреди Светланку, пусть соберут вещи. Самое необходимое. Через час их заберут. И ещё: смотрите, мужики. Осторожность и ещё раз осторожность! Если что — звони. И дай мне зейские контакты. На связи будьте постоянно. Если что — бейте тревогу!

* * *

Поразительная находка в черепе Наполеона.

Поразительную находку сделал французский исследователь Антуан Лефевр — он обнаружил в черепе Наполеона Бонапарта крохотную металлическую пластину диаметром чуть больше сантиметра, весьма похожую на деталь электронного механизма.

Металлический предмет с острыми зубцами был обнаружен случайно. Лефевр занимался исследованием эксгумированного скелета Наполеона, пытаясь установить физиологические причины его малорослости. Проводя рукой по внутренней поверхности черепа, Лефевр нащупал небольшую выпуклость. Ученый взял сильную лупу и увидел наполовину затянутое костной тканью металлическое нечто… Оно напоминало микрочип, используемый в электронных аппаратах.

Всестороннее изучение инородного предмета показало, что он является не чем иным, как миниатюрным передатчиком электрических импульсов в головной мозг и сердце. Подобные импульсы, подчеркивает Лефевр, резко повышают способность мозга решать сложные интеллектуальные задачи.

Слой костной ткани, которая наросла вокруг железки, был довольно заметным. Это означает, по мнению ученого, что прибор имплантировали, когда Наполеон был молод. А осуществили это, возможно, представители инопланетной цивилизации, высадившиеся на Землю и проникшие в охваченную революцией Францию. «Сделано это было с целью повлиять на развитие человечества», — подчеркивает Лефевр.

Согласно расчетам ученого стимулятор интеллекта был вживлен будущему гению в июле 1794 года. Наполеон исчез в то время на несколько дней из поля зрения всех знавших его людей. Позднее он утверждал, будто был арестован, провел эти дни в тюрьме. «Однако нет никаких документальных свидетельств ареста, — подчеркивает ученый, извлекший из черепа Наполеона стимулятор. — Я считаю, что он был похищен в то время инопланетянами, которые и сделали ему операцию по вживлению прибора». Одним из свидетельств этой операции является хорошо известная привычка Бонапарта периодически прикладывать руку к сердцу, хотя никакими сердечными болезнями он не страдал. Видимо, время от времени у императора возникало легкое учащение сердечных сокращений из-за посылаемых стимулятором электрических сигналов.

Другим, гораздо более очевидным, подтверждением следует считать внезапное резкое повышение военных способностей Бонапарта, справедливо снискавших ему славу гениального полководца. До своего исчезновения таких способностей Наполеон не проявлял. Но то, что он демонстрировал на полях сражений после 1794 года, многие современники и военные специалисты считают почти чудом.

Во время итальянской кампании в 1796–1799 годах он командовал небольшой армией полураздетых и голодных солдат, уступавшей противнику по численности и артиллерийскому вооружению. И это воинство оборванцев одерживало одну блестящую победу за другой. Решающее значение здесь имела внезапно обнаружившаяся у Наполеона способность просчитывать все возможные действия на поле боя — свои и противника — примерно на двадцать ходов вперед.

Примерно с 1810 года военно-стратегические способности Наполеона стали постепенно ослабевать. Скорее всего это объясняется тем, что микрочип в его черепе начал постепенно выходить из строя. Не исключено также, что инопланетяне, посылавшие в этот прибор электромагнитные или какие-либо иные импульсы, решили, что Бонапарт выполнил свою миссию.

Антуан Лефевр считает бесспорным, что инопланетяне на протяжении всей истории человечества оказывали разными способами влияние на его развитие. Продолжают делать это и поныне.

Александр Богатиков, «НЛО» № 152

* * *

Через три часа Рыбаков снова давил на кнопку звонка квартиры бывшего следователя. Однако на требовательные нажатия пальца майора в квартире никто не реагировал.

«Да чтоб тебя! — мысленно выматерился Сашка. — Съездил по местам боевой славы…» Вариантов не оставалось. Придётся во второй раз разговаривать со старухой.

На сей раз бабуля не вышла — выскочила из квартиры. Сашка спрятал усмешку: вот ведь, бабка! Наблюдала за ним в глазок, ждала…

— Простите ещё раз за беспокойство, — Рыбаков кивнул в сторону дверей Гаджи, — сосед не появлялся? Уже во второй раз звоню, никто не открывает.

— И не откроет! — Старуха, в восторге от того, что у неё снова появился слушатель, полностью выпала из дверей. — Помер он. Сегодня. Утром.

— То есть как «помер»?! — опешил майор. — Я же три часа назад приходил, всё было в порядке.

— Вот-вот. Именно три часа назад и помер. Машина сбила. А всё из-за неё, потаскухи драной! Это она договорилась с убийцами! Я давно ему говорила: угробит она тебя. Не слушал. У него, понимаешь ли, любовь. Вот, долюбился!..

— Постойте, — перебил старуху Рыбаков. — Это точно? Ваш сосед сбит машиной?

— Точнее не бывает. Его же недалеко от кафешки сбили. А там дочка моя работает. Кассиром. Звонит мне, мол, дядю Костю машина — того…

Мозги Рыбакова полностью отказывались принять информацию.

— Ну, так они «скорую» вызвали. Но поздно. — Бабка неожиданно всхлипнула. — Горе-то какое… — И тут же продолжила в прежнем тоне: — А мымры-то его рядом не было! Сучка! Специально отошла, чтобы её киллеры не грохнули. Алиби себе сделала, падлюка!

— Где ж вы таких слов-то набрались, бабушка? — поинтересовался вскользь Рыбаков, не ожидая ответа.

Мысли следователя крутились вокруг одного: нужно срочно встретиться с местной милицией. И на кой поехал в Троицкое?

* * *

Щетинин подмигнул блондинистой секретарше и уверенно толкнул дверь.

— Вызывал, Сергей Васильевич?

Начальник управления полковник Бирюков кивнул большой лысой головой на стул.

— Садись.

— Случилось что? — Щетинин присел возле стола, напротив руководства.

Бирюков посмотрел на подчинённого тяжёлым взглядом, не предвещающим ничего хорошего.

— Ты куда отправил Рыбакова?

— В Южно-Сахалинск.

— Зачем?

— Старые дела. Прошлый «висяк».

— Какой, вашу мать, «висяк»?! — полковник с силой грохнул кулаком по столу.

СЧХ с недоумением уставился на руководство.

— Я же докладывал по делу о пропавшей в 1969 году экспедиции. Открылись новые обстоятельства.

— Какие обстоятельства?

— Так я же…

— Какие через сорок лет могут быть обстоятельства? — кулак вторично опустился на стол. — Слушай, Щетинин, у тебя что, другой работы нет? Всё раскрыто? И дело по «микрашке»?.. И по убийству Сомова?.. И по квартире Парамонова?..

— Нет, — выдохнул СЧХ, — ещё работаем.

— Вот и работайте! И не хер браться за то, чему уже срок давности истёк.

— Сергей Васильевич, да что случилось? Вчера общались — всё нормально. А сегодня… Надавили сверху, что ли?

Хлопок ладони по столу показал внутренне нервное состояние руководства.

— Отзывай Рыбакова обратно. Нечего ему по острову лазить за казённый счёт.

— Понятно, — обиженно отозвался подполковник. С Бирюковым у них уже давно установились тёплые, товарищеские отношения, а потому тон начальства был неприемлем. — А таки надавили. Чувствовал, что те паршивцы — из «конторы»! А Сашка сегодня возвращается. Вечерним рейсом. — Он поднялся со стула. — Могу быть свободным?

— Сядь. — Бирюков взял в полные, мягкие руки карандаш и принялся его крутить большими, похожими на сардельки, пальцами. — Обиделся? Извини. Не сдержался. День сегодня просто идиотский. То оттуда звонят. То вот это… — Он кинул на стол газету «Амур-информ». — Почитай. О нас.

Щетинин притянул к себе лист и тут же, на первой полосе, увидел заголовок: «Педофил раздора».

— Это по недавнему делу?

— Оно самое. Читай, читай…

СЧХ потёр кончик носа и принялся за статью.^[5] «Позорище, произошедшее с правоохранительной системой Приамурья, показало, насколько мы все не защищены. Насколько дутые реформы и щёки у тех, кто на полном серьёзе называет себя „силовиками“. История с избитой и изнасилованной девочкой из Благовещенска громким выстрелом прогремела на всю Россию…»

Щетинин цокнул языком, оттолкнув от себя газетный лист.

— И что скажешь? — поинтересовался Бирюков.

— А что сказать? — СЧХ принялся доставать сигареты. — Нужно сесть за круглый стол, попить чайку.

— Слушай, комик, — полковник едва сдержал себя от более резких слов, — у меня тут проблем выше крыши, так что твои хохмочки не к месту.

— А что ты хотел от меня услышать? Я тебе давно говорил: в ментовку следует отбирать качественный материал. Подготовленный. А не всякий сброд, у которого единственный плюс — служба в армии. Понабирали ссыкунов, боящихся принять самостоятельно решение, вот и получили результат.

— У этого педика кто-то из родственников там… — Бирюков кивнул головой в сторону площади Ленина, на которой возвышалось здание облисполкома.

— А кто б сомневался? — отрезал СЧХ. И с силой затушил недокуренную сигарету о пепельницу. — Мы его задержали? Задержали! Отпустили? Отпустили. И будем отпускать до тех пор, пока весь наш трудовой народ единодушно будет голосовать за таких уродов. Выбрали на свою задницу ссученного мэра — получайте! Сами виноваты. А что они хотели от простого опера, на которого сверху давят? Или ждут, чтобы он сам принял решение, а они руки умыли? А он точно так же подумал: а на кой мне этот геморрой? Я его за решётку, а мне строгач в личное дело?.. И прав журналист: в былые времена за подобное сразу за яйца брали. Любого! Помнишь, как в восемьдесят девятом посадили начальника автобазы? А у того тесть был вторым секретарём. И ничего не смог сделать. На девять лет упекли. А теперь у нас инструкции, законы. И все под них, под власть…

Бирюков притянул газету к себе.

— А журналист прав в одном: не начнём нормально работать, то есть наказывать всех правонарушителей, независимо от родства и занимаемой должности, получим «ответку». Толпа сама начнёт вершить самосуд. И ни хрена тогда нашей власти не поможет. Как только прольётся первая кровь…

— Что будешь с ним делать?

— Уже задержали. Только всё одно запачканы. К тому же этот звонок из главка.

— Что за звонок?

— По твоим утренним приключениям.

— Так и думал. Мальчики пожаловались?

— И не просто пожаловались. Ты их задержал?

— Нет, только проверил документы.

— Предположим. Хотя знаю, как ты проверяешь. А после что сделал? «Жучок» прилепил? Без санкции. Ты что, Щетинин, совсем нюх начал терять?

— Не понял. — СЧХ принялся «прокачивать» ситуацию. — Проверку произвели в связи с заявлением местных жителей, которые были обеспокоены присутствием незнакомого джипа вблизи жилища. Сегодня, сами знаете, какая обстановка. И криминал, и террористы. А тут вторые сутки трутся неизвестные. Нехорошо.

— И что выяснил?

— Поначалу показалось — «братки». Что они из «конторы», понял по пальцам, когда уже уехали. Часто из «волын» шмаляют, Донченко подсказал.

Бирюков всплеснул руками.

— И на кой чёрт ты с ними связался? Мужики действительно «оттуда». Отрабатывают свою операцию.

— Это вам по телефону сообщили?

— Это мне по телефону намекнули. А вот я сообщаю. Тебе. — Карандаш со щелчком упал на полировку стола. — Серёга, мне скандалы ни к чему. Тем более ссоры с «гэбэшниками». Тебе что, нужны разговоры в управлении, мол, руководство попёрло против Щетинина?

— Да нет.

— Так в чём дело?

СЧХ придвинул стул ближе к начальству:

— Васильевич, тебе действительно звонили из Москвы?

— Нет, пошутил.

— Да ты не нервничай. Послушай. Херня какая-то получается. У меня ведь тоже контакты есть в «конторе». И ты про это знаешь. Давай, прокачаю через дядьку: разрабатывают они здесь операцию или нет? Если так — без вопросов. А если нет?

— Ты что, думаешь, мне сверху просто так названивают? Со скуки?

— Ни в коем случае. А если ошибка? И кто звонил? Сам? Главный?

— Да нет… — неохотно отозвался полковник. — Зам. По связям.

— Вот. — СЧХ склонился в сторону начальства. — С какого рожна зам по связям с общественностью лезет в оперативную работу? Васильевич, дай сутки. Больше не прошу. Если дядька подтвердит, что те мужики «конторские», свернусь. А если нет…

— А если нет, в первую очередь поставишь в известность меня!

* * *

Дмитриев забросил вещи на третью полку, спрыгнул на пол, присел напротив Вики. За мутным стеклом вагонного окна Санатов о чём-то весело общался с проводником. Мишка призывно помахал тому рукой, но Сергей отмахнулся: мол, успею.

— А мобильный на Гилюе берёт? — поинтересовалась Вика, оторвавшись от обзора Благовещенского вокзала.

— Посмотрим. Я, на всякий случай, прихватил прибор спутниковой связи. И ноутбук. Так что контакт с Большой землёй обеспечу.

— Мама не умеет заходить в Инет, — заметила девушка.

— Ничего, найдём способ, как с ней связаться. Да и едем всего на десять дней. Она даже соскучиться не успеет.

Вика снова глянула в окно, на Санатова, и неожиданно спросила:

— А вы уверены, что мы найдём экспедицию? Хоть что-то?

— Нет, — честно признался Михаил. — Но иначе поступить не могу. Так, по крайней мере, совесть будет чиста.

— И как планируете искать?

Мишка расстегнул три верхние пуговицы рубашки, по максимуму распахнул ворот: вагон прогрелся до такой степени, что напоминал духовку.

— Для начала давай перейдём на «ты». В тех условиях, где будем находиться, «выкать» не привыкли. А искать будем просто. Вычислим приблизительные маршруты, исключая озёра, и по дню на каждый маршрут. В первую очередь будем исследовать болотистую местность.

— Думаете, получится?

— Экспедиция пропала спустя несколько дней, после того как вышла на Гилюй. — Дмитриев привстал и попытался открыть окно, но оно не поддалось. — М-да, может, когда поедем, станет полегче… Так вот, — он снова сел на полку, — по моим расчетам, даже если принять версию, будто экспедицию физически уничтожили, а после спрятали следы, далеко от места стоянки отвести, или отнести тела не могли. Тем более что всё: и людей, и вещи — нужно было закопать. Либо утопить в болоте. Второе — скорее всего.

— А почему вы… ты думаешь, что их не утопили в Зее? Или в Гилюе?

— Крайне сомнительно. Утопленники имеют свойство всплывать. Чтобы такого не случилось, к ним нужно привязать груз. Опять же, близко от берега топить нельзя — могут наткнуться рыбаки. Выход один: вывозить на середину реки. По одному. Больше лодка не вытянет. А это пять ходок. Большой риск. Август — самое время для рыбной ловли и рыбацкие плоскодонки шмыгают по реке. Нет, будь я на их месте, так рисковать не стал бы. Озёра тоже исключаются. Из-за охотников. Так что, как ни крути, самый идеальный вариант — болота. А до них тела ещё нужно было донести. Или заставить дойти своим ходом. А это значит, какие-то детали, фрагменты могли остаться. Конечно, не следы на песке. Но перочинный нож, к примеру, ручка, гильза от патрона. Да мало ли что. Вот по ним и попробуем отыскать место захоронения.

— Но ты ведь сам говорил, в шестьдесят девятом обыскали всю местность и ничего не нашли.

— По бумагам — да. Для отчётности. А как было на самом деле, кто ж его знает. Особенно исходя из того, что следствие свернули стремительно и оперативно.

На перроне началась суета: тепловоз дал два гудка, сигнал к отправлению. Отъезжающие кинулись к вагонам. Мишка заметил, как Санатов впрыгнул в тамбур.

«Ну, вот и всё. — Дмитриев прикрыл глаза. — Как говорят, в таких случаях, скоро наступит момент истины…»

* * *

Рыбаков покинул здание Южно-Сахалинского управления в пятнадцать тридцать. Через полчаса после того, как Дмитриев, Санатов и Вика отбыли на поезде в Зею. Они уже пересекли железнодорожный мост через реку Зею, когда майор связался по телефону со Щетининым.

— Сергей Викторович, ЧП.

— Докладывай.

— Гаджу сбила машина. Сегодня утром. В десять тридцать. Насмерть. Сбили, переехали через него и скрылись в неизвестном направлении. На джипе. Местная милиция ищет преступников, но результат пока нулевой.

— Ты с ним успел пообщаться?

— Нет.

— Что говорят свидетели происшествия?

— Гаджа шёл со стороны рынка. Подошёл к перекрёстку. Дождался зелёного сигнала. Только ступил на «зебру» — машина. Сидящих в ней никто не видел. Окна тонированные. Внедорожник даже не притормозил. Мне остаться здесь, помочь местным? Или возвращаться?

СЧХ бросил взгляд на часы. «Мишка в пути. Через час в Хабаровск выезжает Урманский. — Мозг подполковника заработал в активном режиме. — Ситуацию с джипом под подъездом Санатова можно было бы списать на случайность. На столкновение интересов. А что в данном случае? Тоже случайность?». Но внутри следователя всё сопротивлялось таким мыслям. Слишком смахивало на активное сопротивление их действиям. А с другой стороны, доказательств-то нет. Доказательства… Доказательства…

— Санька, ты ещё на связи? Меняй билет. Лети в Хабаровск. Срочно! Записывай: Колодникова Алла Николаевна. Адреса у меня нет, выяснишь на месте. Вдова академика. Чуть что, подключай местных. От моего имени.

— Что делать?

— Охранять, Санечка. Просто и банально. Есть подозрение, вдова тоже может попасть под колёса авто. Или что иное.

* * *

— Посты выставлены. Однако поиск лодки с Савицким положительных результатов не дал. Есть предположение, они свернули в один из притоков Борзи. Прочёсываем местность.

* * *

СЧХ притормозил недалеко от подъезда и через две минуты стоял у двери квартиры Дмитриевых.

— Тётя Галя, это Сергей. Щетинин.

Дверь открылась.

— Серёжа, что-то случилось? — голос Галины Петровны дрогнул. — Что-то с Мишей?

— Всё в порядке, тётя Галя. Они с Санатовым уже на рыбалку уехали. Выйдите на минутку. Да, да, сюда, на площадку. Прикройте дверь. Тёть Галь, — СЧХ приблизился к женщине и понизил голос. — Вы не помните, на днях к вам никто из посторонних не приходил? По разным причинам. Сантехники? Газовщики? Из ЖЭУ?

— Были. — Галина Петровна утвердительно кивнула. — Приходили смотреть состояние крыши.

— Когда?

— Вчера. Перед обедом.

— В каких комнатах?

— В моей и в Мишиной.

— Понятно. Тетя Галя, сейчас мы поступим следующим образом. Мы зайдём в квартиру, но вы ничего не говорите. Производите такой шум, будто вы одна. И меня нет. А я кое-что посмотрю в комнате Мишки. Добренько?

Через несколько минут СЧХ с любопытством рассматривал «жучок», прикреплённый к внутренней части компьютерного стола друга. Мозаика получила новый фрагмент.

* * *

— Местные рыбаки показали, лодка с двумя мужиками на полном ходу свернула в так называемый Матюхинский приток. Приступаем к исследованию речки.

* * *

Рыбаков устроился на скамейке в сквере, напротив дома вдовы Колодникова. В Хабаровск он прилетел час назад. Тут же, через пост милиции в аэропорту, связался с местным руководством УВД, которое и дало ему адрес женщины. Мало того, по личной просьбе Щетинина майору в помощь выделили двух оперов, которые несколько минут назад проехали в соседний двор.

Сашка достал сигарету, прикурил. Ночь стояла тёплая, тихая. Умиротворённая. На соседней скамейке целовалась парочка. Из окон клуба, что расположился через дорогу, доносилась музыка. На обочине отдыхала припаркованая «тойота», видимо, ожидая завсегдатаев ночных увеселений.

Майор ещё раз взглянул на окна на втором этаже. Несмотря на второй час ночи свет в квартире академика горел.

Саша с силой затянулся дымом. Щетинин по мобильнику сообщил, что у Дмитриева в комнате обнаружена прослушка. Вещь дорогая. Просто так «жучками» не разбрасываются. По крайней мере, за всю свою следственную практику майор Рыбаков с подобным сталкивался всего пару раз. И оба раза были связаны с финансовыми преступлениями и конкуренцией. С крупными финансами. И с очень богатыми конкурентами. У Дмитриева нет больших денег. А посему Щетинин прав: кто-то очень недоволен тем, что они копаются в старых делах.

В темноте послышались шаги. Спустя несколько секунд, вынырнув из темноты, со стороны «объекта» мимо майора прошёл молодой парень лет двадцати пяти, с пакетом в руках. Замок на дверце «тойоты» со щелчком открылся. Незнакомец сел за руль, машина, прошуршав покрышками по асфальту, унеслась в ночь. Сашка долго смотрел ей вслед. Два часа ночи. Свет в окнах горит. Парень с пакетом. Ну и что? Мало ли кому что приспичит? Тёща вызвала, лекарства привезти. Но всё-таки странно, что вдова до сих пор не спит.

Майор кинул на асфальт окурок, притушил его каблуком, поднялся, неспешным шагом направился к подъезду. Конечно, поздновато для визитов, но что поделаешь. Не сидеть же всю ночь в парке или в подъезде под дверью!

Рыбаков быстро поднялся по лестнице, нашёл нужную квартиру, подошёл к двери и уже хотел было нажать на кнопку звонка, как увидел, что дверное полотно слегка приоткрыто. Сквозь щель виднелась полоска света. Мало того, сквозь эту же щель можно было расслышать и звуки. Приглушённые, но однозначные. Звуки ломающейся мебели.

* * *

— Лодку обнаружили. Пришвартована к причалу на территории вертолётной воинской части. Каковы будут указания?

— За гарнизоном местность проверили?

— Да. Никаких следов. Высадились у вояк. Точно.

— На территорию части незаметно проникнуть есть возможность?

— Нет. Усиленное охранение. Плюс прожектора освещают всё пространство. На вышках мальчишки — первогодки. Будут шмалять с испугу не по-детски. Лучше пройти официально.

— Ни в коем случае. Пока сидите на месте, ведите наблюдение. Мы выясним, каким боком Савицкий, или Гончарук имеют отношение к вертолётчикам.

* * *

В понедельник Владимир Путин сделал несколько резких заявлений по поводу политики некоторых сопредельных государств. При этом президент даже процитировал Остапа Бендера. Это произошло на встрече с журналистами «Комсомольской правды», которая в эти дни отмечает юбилей. Путину пришлось также отвечать на очень неожиданные вопросы. В наши дни «Комсомольская правда» подает информацию в легкой форме. Тем не менее Путину сначала задавались серьезные вопросы, в том числе такой — как он относится к критике в свой адрес. Владимир Путин: «Все зависит от того, какая критика по сути и по форме. Очень часто — и, я думаю, что вы со мной согласитесь — эта критика носит заказной характер, заказчики мне хорошо известны».

В отношении территориальных претензий к России Путин высказался окончательно и бесповоротно: «Что касается тех, кто хочет с нами сотрудничать, мы будем, конечно, это делать спокойно, настойчиво защищая свои интересы, но не загоняя ситуацию в тупик». Однозначный отпор Путин дал Грузии, которая, по его словам, пытается давить на Россию: «Ничего такого, что требовало бы моментального либо ускоренного вывода наших вооруженных сил из этих регионов, нет».

Затем начались вопросы, которые сделали некогда идеологически выдержанную советскую газету столь популярной у народа: правда ли, что в Соединенных Штатах есть якобы некая зеленая комната, куда водят президентов и показывают замороженных инопланетян? Владимир Путин: «Обращаю внимание, что я не употребляю крепких напитков. И у нас говорят не о зеленой комнате. У нас говорят: „зеленый змий“. У нас это слова очень близкие и похожие. Когда я был в Штатах, то президент США меня ни в какие комнаты зеленые не приглашал. Он и сам „завязал“, как мне говорит».

Тираж во вторник будет, наверное, сверхприбыльным — ведь гвоздь номера достался «Комсомолке» задаром.

По материалам сайта NEWSru.com, 23.05.2005.

* * *

Рыбаков быстро достал мобильник, набрал оперов.

— Мужики, у нас гости, — тихо проговорил он, прикрывая трубку рукой. — Оба в подъезд! Живо!

Из-за двери теперь доносились не только звуки ломаемой мебели, но и сквернословие. Видимо, грабители были чем-то недовольны. За спиной майора послышалось сопение — оперативники.

Сашка тихонько толкнул дверь. Та с шорохом распахнулась. Петли, к счастью, оказались в исправном состоянии. Майор хотел было войти первым, но один из оперов остановил его жестом руки: безоружный — верный провал дела.

Капитан вынул из кобуры пистолет, присел, лёгкими шажками тихонько миновал коридор, бегло заглянув в кухню, нет ли там кого, после чего резко ввалился в зал:

— Стоять! Не двигаться! Стреляю на поражение!

Рыбаков вместе со вторым опером последовали за капитаном.

Первое, что бросилось майору в глаза, перевёрнутая мебель. Будто тайфун прошёл по комнате. На полу валялись разбросанные вещи. Дверцы от старого серванта, сорванные с петель, играли под ногами грабителей, которые с растерянно-испуганным видом замерли посреди зала. В кресле лежала приготовленная к выносу гора зимней одежды: шубы, пальто. В двух грязных картонных коробках, невесть откуда появившихся в этой квартире, были, как определил на глаз Рыбаков, сложены тарелки, бокалы, стаканы, вазы — словом, всё то, что до недавнего времени стояло в разгромленном серванте.

Грабителей оказалось двое. Неопределённого возраста и без определённого места жительства. Это Сашка понял сразу по их внешнему виду и по вони, исходящей от них. Один из грабителей с перепуга обоссался, и теперь мокрая дорожка текла по паркету в сторону дивана, на котором лежала связанная хозяйка квартиры.

— Мать моя родина… — выругался капитан, опуская пистолет. — Клещ. Докатился, родной. Ты что, решил теперь не только зимовать на зоне, но ещё и лето там куковать? И не одно! Ты что, закон забыл?

— Так это… Я… Это… — Губы перепуганного на смерть бомжа дрожали, как студень. — Мы… Я…

— Что ты мычишь! — Капитан спрятал оружие в кобуру и неожиданно для всех заехал старому знакомому в ухо. — Внятно говори. Надоело на воле тусоваться? Хорошо! Пойдёшь по полной. Я тебе ещё и попытку убийства хозяйки припишу. Лет десять воля не будет волновать.

— За что, начальник? — Бомж завыл, прижимая руку к уху. — Мы же того… Мы же…

— Не мычи! — Капитан сунул кулак к носу грабителя. — Кто? Кто надоумил вас залезть в квартиру? Идиоты!

— Почему ты думаешь, что это не их личная инициатива? — поинтересовался Рыбаков, освобождая женщину от пут.

— Я что, Клеща не знаю? — отмахнулся капитан. — Он не то что квартиру, булочку с прилавка толком спереть не может. Два раза сами ему устраивали камеру на полгода. На зимний, так сказать, период. Чтобы от холода не сдох. А тут… Говори, кто?

— Не знаю. — Клещ шмыгнул носом и испуганно уставился на оперативника. — Честное слово!

Майор отметил, что второго бомжа опер приковал наручниками к батарее. Чтобы не сбежал.

— С вами всё в порядке? — Рыбаков помог женщине присесть, освободил её от верёвок. — Они вас не тронули? Не били?

Хозяйка квартиры сначала отрицательно качнула головой, а потом её неожиданно затрясло и она заревела в голос.

— Всё, отходняк начался. Дай бог, чтоб без истерики. — Капитан кивнул оперу, чтобы тот вывел женщину на кухню. — Успокой. А мы тут пока с нашими клиентами пообщаемся. Так, говоришь, не знаешь?

Капитан взял бомжа за плечи, с силой тряхнул.

— Да, начальник. Кто он — не знаю. А так-то я его видел. Два раза.

— Точнее ври. С деталями.

— Не вру, Кирилыч, чесслово! — Клещ принялся креститься. — Вот ей-богу! Оно как вышло… В карты мы продули ему… Точнее, — бомж кивнул на своего напарника, — вон, Сом… Хорошие деньги. Блин! Говорил же ему, на кой хер с ним садишься? Так нет, мол, «я мастер»!.. Мастер! Убил бы, придурка!..

— Чё ты мне тут муть травишь? — Рыбаков поморщился: хабаровский коллега за словом в карман не тянулся. Использовал весь красноречивый запас, с избытком. — Да кто с вами, козлами вонючими, за один стол сядет? От вас за километр смердит, хоть нос затыкай.

— Ну, ей-богу, Кирилыч… — Бомж в голос заскулил. — Чесслово! Мы ж не навязывались. Он сам. Понимаешь?

Капитан цыкнул сквозь зубы:

— Не хочешь, значит, по-хорошему…

Бездомный всё понял сразу, без дополнительных пояснений.

— Кирилыч… Не погуби… Не сами ж…

— Знаю, что не сами. Кто приказал? Доха или Васька?

Бомж сложился пополам и заскулил вторично.

— Клещ, ты мне тут караоке не устраивай. Доха?

Бомж после секундного замешательства утвердительно кивнул головой.

— Этот у них типа за бригадира. Или вожака, — пояснил капитан.

— Тоже бомж? — поинтересовался Сашка.

— Только побогаче. Контролирует район вокзала. Прибыльное место. — Капитан толкнул бездомного ногой. — А Доха на кой с ним связался? Он же никогда такими делами не занимался.

— Денег ему был должен, — неожиданно отозвался второй бомж, Сом. — Вот нас и отдал тому, в помощь, жлобяра…

— На жалость давить будешь в камере, — перебил словоизлияния Клеща капитан. — Дальше! Доха пожлобился…

— Ну, вот и велел нам квартиру того…

— Хату сами выбирали или Доха навёл?

— И не мы, и не Доха. Этот, белобрысый указал.

— Понятно. И что приказал вынести?

— Ничего. — Клещ пожал плечами. — Сказал, скрутить сначала бабку. Потом взять себе всё, что найдём.

— Он что, с вами был?

— Ну да. Минут десять как ушёл. Перед вами. А мы вот…

Рыбаков почувствовал, как ладони, рук моментально вспотели.

— На чём приехали?

— Пешком пришли. — Бомж с недоумением посмотрел на следователя. — Кто ж нас в машину посадит?

— Молодец. Самокритичен. — Рыбаков и не думал улыбаться. — Тот, третий, тоже с вами пришёл?

— Нет, приехал на «тойоте».

— Как выглядел?

— Я же говорю — белобрысый. Молодой. Сопляк. Но крепкий.

— В джинсах и чёрной футболке?

— Точно. А вы…

Капитан тоже с недоумением уставился на приезжего.

— Я его видел. Когда он садился в машину, — со злостью произнёс Рыбаков. — В двух шагах от меня прошёл. Кстати, что он взял? Я видел у него в руке пакет.

— Бумаги…

Было заметно, что Клещ несколько успокоился.

— Какие бумаги? — тут же поинтересовался майор.

— Да хрен его знает. Тетрадки. Кажется…

— Рукописи, — неожиданно донеслось со стороны батареи.

Майор повернулся на голос.

— Что за рукописи?

— Почём мне знать? — пробурчал Сом. — Когда мы бабку вязали, смотрю, он шарит по книжным полкам. Ещё подумал: на кой хрен ему книги дались? В серванте обычно деньги-то хранят. А он давай по полкам лазить. И в пакет тетрадки какие-то пихать. Одна из них упала, раскрылась. А в ней всё мелким почерком исписано. Рукописи.

— Точно взял с собой только рукописи? И больше ничего?

— Начальник, ну мне что, по сто раз объяснять…

— По двести! Ты что, меня за идиота считаешь?

Капитан чуть не заехал второму бомжу в ухо, но Рыбаков его остановил.

— Не считаешь, а принимаешь. И подожди размахивать руками. Эдак они у тебя все тут Чебурашками станут. — Он присел недалеко от бомжа, но на таком расстоянии, чтобы тошнотворный запах не доставал до него. — О следующей встрече с ним договаривались?

— Нет. На хера?

Сашка достал мобильник, вышел в коридор. Через распахнутую, ведущую в кухню дверь было видно, как лейтенант успокаивает вдову.

— Алло, — майор с силой прижал телефон к уху, — Сергей Викторович? У нас ограбление. Украли рукописи академика… Пока не знаю. Хозяйка квартиры придёт в себя, тогда и будем смотреть, чего не хватает… Да, понимаю, что это уже второй прокол за день. А что я мог сделать? Сами ж говорили про прослушку, вот и результат. Понял. Понял, говорю!.. Есть дождаться Урманского.

Сашка со злостью сунул телефон в карман рубашки.

— Твою мать… И где теперь искать этого гада с рукописями? Он их сейчас сожжёт, и вся недолга. Хоть бы одна бумажка осталась!

Последнюю фразу майор произнёс, с силой стукнув кулаком по стене. От чего кисть руки тут же отреагировала болью.

— Есть бумаги, — неожиданно донёсся до сознания Рыбакова тихий голос из кухни.

— Что вы сказали? — Майор ворвался в помещение, и присел перед сидящей на стуле женщиной. — Повторите!

Вдова академика подняла на следователя опухшее от слёз лицо:

— Я скопировала некоторые дневники Ивана Иннокентиевича. Когда готовила от его имени статьи в «Амур». До копий грабители не добрались. Они на даче. На Чёрной Речке…

* * *

— Информация по отряду вертолётчиков. Савицкий никакого отношения к воинской части не имеет. А вот Гончарук имеет, и достаточно близкое. Пять лет назад он руководил строительными и ремонтными работами, как на территории самой части, так и в офицерском городке. Судя по всему, находится в дружеских отношениях с командиром части и начальником штаба. Самое главное: сегодня ночью в части были проведены учения. В воздух подняли три вертолёта. План полётов — Зейский район Амурской области. Машины находились в воздухе полтора часа.

* * *

Щетинин бросил мобильник на кровать, взял со стола пачку сигарет, подошёл к окну. Зажигалка мигнула в ночи, чтобы тут же погаснуть. Мысли кирпичиками укладывались в стену размышлений.

Дрянь дело. «Жучок» в Мишкиной комнате оказался новейшей модификации. Изготовлен в Корее. Поступил на вооружение полгода назад. Для СЧХ эту информацию пробили в техническом отделе. Ни у них, в милиции, ни у «гэбэшников» таких игрушек не было. Далее, родной дядька по отцовской линии, Щетинин Вилен Иванович, что служил в Главном управлении «конторы», в Москве, сообщил: никакой группы в Амурскую область управление за последние три недели не посылало. Если, тут же поправил себя генерал, снова не начались закулисные игры. Но на данный момент у него таковой информации не имелось. Третье. Сразу после отъезда мужиков в Зею, в конце рабочего дня, и на ЧПешку Санатова, и на фирму, где работал Мишка, нагрянули налоговики. Одновременно. Случайность? Сомнительно, принимая во внимание последние события в Южно-Сахалинске и Хабаровске. Кто-то из числа очень серьёзных людей хочет помешать Дмитриеву установить истину. Идиоты, своими действиями только подтверждают правильность выбранного направления! Значит, Мишаня кому-то таки наступил на «хвост». Причём сам того не заметив.

Окурок с шипением исчез в темноте.

Другой вопрос: на что пойдут серьёзные люди, чтобы остановить их? Налоговики наверняка получили задачу копать под обоих. А потому и Серого, и Мишку будут отзывать назад, в Благовещенск. А те хрен приедут. Что он их не знает, что ли? Ну, предположим, с налоговой он разберется. Перенесут проверку, притормозят дело, до возвращения друзей. Слава богу, ребятки не обезбашенные, понимают — с ментовкой лучше не связываться: самим после будет хуже. А тот, кто дал ЦУ, тоже промолчит, засветиться не захочет. А потому конфликт не состоится. Но в таком случае у этих неизвестных любителей рукописей не останется ничего иного, как применить физическое воздействие. Подобно тому, что они сотворили на Сахалине и в Хабаре. Прямая угроза…

СЧХ с силой смял пустую пачку, швырнул её за окно, после чего, выругавшись, принялся искать на кровати мобильный телефон.

* * *

Первым с подножки тамбура спрыгнул Санатов. Принял вещи, кинул их на бетонную дорожку, помог спуститься Виктории. Мишка последним покинул вагон.

Их встречали. Родня Санатова по линии Светланы. Родная тётка, Галина, и её зять, Саша Шилин, муж единственной дочери, Анны.

— Щетинин звонил, — вполголоса, так, чтобы не услышала тёща, проговорил Шилин. — Только я ничего не понял. Вы что, криминалу дорогу перешли?

— Если бы. Тогда б СЧХ тебе не звонил. Всё значительно хуже. Похоже, против нас выступает государство. Так что, Сань, будь в стороне. Ане и тёще — ни слова. Отвезёшь нас к Гилюю и — назад. Будут спрашивать — отвечай как есть. Приехали, мол, попросили, отвёз. Всё. Больше ничего не знаю.

— Смеёшься надо мной? Чтобы я своих бросил?

Дмитриев притормозил.

— Санатовых два дня пасли возле хаты. Открыто. Нагло. В Южно-Сахалинске убили следователя, который сорок лет назад вёл дело отца. В Хабаровске этой ночью совершено нападение на квартиру одного учёного, про которого мы только подумали, будто он причастен к экспедиции. Только подумали! Понимаешь? Кто-то из власть имущих очень не хочет, чтобы старое дело всплыло на поверхность. А у тебя маленький ребёнок. Спасибо уже за то, что и так нам помогаешь. Более тебе влазить в это дело не стоит.

— А почему Серёга оставил в Благовещенске Светку с Наташкой? На них что, не отыграются?

— Уже спрятали. СЧХ постарался. А тебя прятать некуда. Да и незачем.

— А ты за нас волну не гони. Как-нибудь разберёмся. — Шилин снова подхватил вещи и продолжил движение. — Мы — местные, у нас тут всё схвачено. Мои поживут у тёщи. Её соседи — мои корефаны. Один из ментовки. Оба охотники. Надо будет — полгорода на уши поставлю. Так что не тронут. Самим накладно станет. Это им не Москва! — Александр подбросил на плече сумку и сильным, уверенным шагом направился к ожидающей их машине.

Михаил повернулся к Вике:

— Маме позвонила?

— Да. Сегодня же переедет к подруге. А оттуда в Омск, к племяннице.

— Что ж, будем надеяться, суток трое у нас есть.

— Мы же за три дня не успеем. Сам вечером в поезде говорил, на десять дней едем.

— То было вчера, Викочка. А сегодня всё иначе. Судя по всему, с нами захотят встретиться. И не когда-нибудь, а в самое ближайшее время. И пообщаться. Вполне возможно, на повышенных тонах.

— Кто?

— Если бы я знал. Зато во всей этой головоломке появился один плюс: с нами установил контакт тот самый неизвестный, кто отослал в «Амур» стихотворение.

Дмитриев достал мобильный телефон, пролистал почту, после чего передал мобильник Виктории:

— Последняя смс. Пришла как раз перед прибытием. Читай.

Вика взглянула на экран. На нём светилось следующее: «Жду на Гилюе. Будьте осторожны. За вами следят».

— А откуда у него твой номер? — Брови Виктории удивлённо подскочили.

Мишка снова подхватил сумку:

— Вот и я ломаю голову: откуда?

* * *

Поселение с экзотическим названием Чёрная Речка, расположилось в тридцати километрах от Хабаровска. Машиной по разбитой дороге около часа езды. Водитель милицейской «газели», всё время чертыхался, поглядывая в небо. Если пойдёт дождь, амба: придётся вызывать помощь. Самостоятельно из грязи не выбраться.

Урманский всю дорогу молчал. Его потрясло то, что произошло в доме вдовы академика. Всё сходилось: причиной выхода экспедиции было не золото. А то, что в своё время нашёл академик. То ли на Граматухе, то ли на Норе.

Впрочем, не это сейчас беспокоило профессора. «Как, — испуганно в который раз задавал себе вопрос учёный. — Как эти люди смогли узнать о том, что выяснили мы с Дмитриевым?» Вывод напрашивался сам собой: его прослушивали. Слышали, как он общается с женой, что у них происходит в спальне… Прослушивали его мысли вслух. Урманский обессиленно сжал кулаки, — значит, вся жизнь рушится. «Господи, — еле слышно бормотали губы учёного. — Как это страшно, когда тебя слушают, против твоего желания. А если они установили и видеонаблюдение?»

Александр Васильевич стянул с носа очки, принялся их механически протирать носовым платком. За окном медленно проплывали деревья. Среди листвы блеснуло серебром озерцо. Но профессор, ушедший в свои мысли, ничего не замечал.

Неожиданно его толкнули в бок. Это рядом присел майор Рыбаков. Сашка вот уже как несколько минут наблюдал за профессором. Поначалу он никак не мог понять, чем расстроен учёный. Но, просчитав в уме все варианты, понял, что беспокоило Урманского. А потому решил помочь.

— Успокойтесь, Александр Васильевич. Всё в порядке.

— Вы о чём? — попробовал взять себя в руки профессор.

— О том, что вас волнует. Прослушивали не вас.

— А кого? — эта фраза, невольно вырвавшаяся из уст учёного, выдала его с головой.

Санька спрятал улыбку: ох уж эта простота.

— Прослушку установили в квартире Дмитриева. И о вашей поездке в Хабаровск узнали от него. Когда он общался по телефону с подполковником.

Урманский не смог скрыть так неожиданно упавшего на него облегчения.

— Спасибо. А то у меня… Знаете…

— Знаю. — Сашка слегка похлопал по мужскому колену. — А теперь давайте думать об ином. Как предполагаете, для чего понадобилось воровать дневники академика? Что в них было такого, что могло заинтересовать криминал?

— Думаете, замешана организованная преступность?

Сашка спрятал улыбку:

— Ну, как минимум, без них не обошлось. Сами посудите, какие методы используют? Чистая уголовщина. Незаконное прослушивание, ограбление квартиры. — Про сахалинские события Рыбаков решил умолчать, дабы более не пугать сидящего рядом с ним и без того напуганного человека. — Вы же читали дневники Колодникова. И основательно. По нескольку раз. Вспомните, что могло быть в них такого, что заинтересовало уголовников? Может, находки какие? Или что ещё?

Урманский снова нацепил стильные очки в тонкой оправе на нос.

— Тут вот какое дело. Читал я не всё. — Голос Александра Васильевича окреп, что порадовало следователя. — Только то, что мне позволила Алла Николаевна. Но и из того, с чем познакомился, могу сделать один вывод: ничто из деятельности академика Колодникова не могло заинтересовать уголовников. Абсолютно.

— Уверены?

— На сто процентов. — Урманский сжал руки и спрятал их промеж колен. — Вот вы милиционер. С этим миром знакомы, так сказать, не понаслышке. Скажите, ради чего люди идут на преступление?

— По разным причинам.

— Я имею в виду ограбления. Воровство.

— Деньги. Золото. Наркотики. Художественные ценности.

— Словом, ради выгоды. Верно?

— В точку.

— Вот… А с Колодникова они такой выгоды поиметь не могли. Никаким боком.

— А археологические исследования? Академик мог найти нечто такое, что бы заинтересовало уголовный мир. Золотые изделия, к примеру. Или нечто такое древнее, что могло бы стоить сумасшедшие деньги.

— Ответ отрицательный, — покачал головой профессор. — Ничего подобного Иван Иннокентиевич не находил. Его интересовали стародавние поселения Приамурья. Им была обнаружена стоянка древних людей, места захоронения аборигенов, мохэ. Но там, кроме костей, фрагментов керамики, примитивных орудий труда, более ничего найдено не было. Даже «чёрным археологам» нечем поживиться. А уж уголовникам — тем более. То, что нашёл Иван Иннокентиевич интересно исключительно узкому кругу учёных. Останки, примитивные изделия — это представляет историческую ценность, но не коммерческую.

— Но ведь квартиру ограбили именно из-за дневников профессора, — заметил Рыбаков.

— Вот и мне непонятно. Хотя, с другой стороны, как утверждает Алла Николаевна, Иван Иннокентиевич лично знал Дмитриева. Может, в этом всё дело?

— А если поставить вопрос так: Колодников во время раскопок нашёл нечто очень ценное. Но вывозить не стал, а спрятал. А потом договорился с Дмитриевым, чтобы тот вывез.

— Такого тоже не может быть, — не согласился Урманский.

— Почему?

— Потому что Колодников был кристально честной души человек.

— Кристально честных не бывает, — едко заметил майор.

— Сейчас — да, — согласился Александр Васильевич. — А тогда были. Их ещё называли идейными. Бессребрениками. Сегодня они не в чести.

— И всё-таки, если предположить, будто академик был не столь чистым, как кажется. Могло быть такое, что он спрятал найденный раритет?

— Нет! — уверенно ответил учёный. — Потому как экспедиция на то и экспедиция, что все и всё ищут вместе. Спрятать ото всех ценность нереально. Потому как во время раскопок на объекте постоянно находится от двух до пяти человек. Так что ваша теория провальна.

В лобовом стекле показались первые жилые строения, обнесённые деревянными заборами. Чёрная Речка.

* * *

Щетинин сел в предложенное начальством кресло. Раскрыл папку с материалами. Бирюков устроился напротив подчинённого.

— Итак? Чем порадуешь?

— Начну с главного. — СЧХ вытянул из папки нужный лист, протянул начальству. — Прислал родственник. Из Москвы.

— Так бы и говорил: дядька. — Бирюков достал из пластмассового футляра очки, нацепил их на нос, принялся изучать документ. — Кстати, почему он до сих пор тебя к себе не заберёт?

— Сам не хочу. Слушай, ты меня уже достал с этим вопросом. Читай.

Пухлые губы полковника принялись озвучивать текст документа.

— Вышеуказанные личности сотрудниками Федеральной службы безопасности не являются. Однако оба входят в состав военизированного подразделения «Гюрза», шестой отдел, подразделение «С» Министерства обороны Российской Федерации.

— Спецоперации в глубоком тылу врага, — расшифровал СЧХ. — Иначе говоря, специально подготовленные партизаны. И, что самое любопытное, на данный момент находятся в отпуске.

— И теперь эти партизаны-отпускники в Благовещенске?

— Уже нет. Донченко доложил: сегодня утром вылетели в Москву.

— Баба с возу, кобыле…

— Но это не всё.

— Что ещё?

— В Южно-Сахалинске убит наш бывший сотрудник, Гаджа Константин Иванович. Тот самый, что вёл дело о пропавшей экспедиции в 1969 году.

— Когда убит, при каких обстоятельствах? — Бирюков вцепился в подполковника пристальным взглядом.

— Вчера утром. Перед тем как с ним должен был встретиться Рыбаков.

— Любопытно. Сашка, надеюсь, к этому отношения не имеет?

— Никак нет. В момент убийства Гаджи он находился в селе Троицкое. Прогулялся, так сказать, по местам боевой славы. Служил там, в восьмидесятых.

— Каким способом убили?

— Сбила машина. На перекрёстке. Переходил улицу на зелёный сигнал светофора. — Новый документ лёг на стол перед начальством. — Прислали ответ на мой запрос из Южно-Сахалинского УВД. Машина, сбившая Гаджу, найдена. Находилась в угоне. Отпечатков пальцев нет: преступник всё протёр, перед тем как бросить авто. — Третий документ появился на столе. — А в Хабаровске, на следующую ночь, совершена удачная попытка ограбления квартиры академика Колодникова, который также имеет прямое отношение к делу о пропавшей экспедиции. Там сейчас Рыбаков.

— А в Хабаровске-то как он очутился? — Бирюков внимательно изучал документы. СЧХ отметил, что вопрос был поставлен спокойным, почти равнодушным тоном, что говорило о крайней заинтересованности руководства делом.

— Я приказал, — выдохнул СЧХ. — Не успел доложить.

— Не успел он… — Бирюков наигранно-недовольно стянул с переносицы очки, бросил их на стол, после чего постучал указательным пальцем по бумагам. — Ты понимаешь, что всё это значит?

— То, что нужно возобновлять расследование.

— Нет, мой дорогой. Это означает другое. То, что мы в полном дерьме. — Его голос продолжал звучать так же спокойно. Полковник разложил листы в один ряд. — То, что дядя подтвердил версию, будто задержанные тобой мужики не имеют отношения к «конторе», ничего не меняет. Абсолютно. Потому как они все до единого не уголовники. А мне без разницы, кто давит на главк: фээсбэшники, Минобороны или разведка.

— А убийство Гаджи?

— Простое, банальное, бытовое транспортное происшествие.

— Да. На угнанной машине, — не смог сдержать язвительности СЧХ.

— Именно потому и бросили добычу, что сбили на ней человека. А так бы загнали или скорее всего распотрошили на запчасти.

— А ограбление квартиры Колодникова — простое желание поживиться на старушке-вдовушке. И дневники академика украли, чтобы почитать на досуге. Ну, а «жучок» у Дмитриева установили просто так, поржать.

— Именно. — Бирюков поднялся с места, прошёл к журнальному столику, что расположился в углу кабинета, налил в два стакана из бутылки газированной воды, один из них поставил перед Щетининым. — Именно так мне и скажут наверху в ответ на все мои аргументы по поводу повторного возбуждения уголовного дела по пропавшей экспедиции. И будут правы. То, что ты мне только что перечислил — домыслы. И не более того. Неубедительно. А потому возобновить расследование мы не имеем права. Ищи новые аргументы.

СЧХ хитро прищурился:

— Понял.

— Молодец! Больше ничего добавить не хочешь?

Щетинин принялся крутить стакан на полировке стола.

— Мои друзья выехали на Гилюй.

— За их отъездом кто-нибудь наблюдал?

— Вроде нет. Донченко не заметил.

— В Зею звонил?

— Ещё рано. К тому же, если за мужиками следят, пусть думают, будто те пока без прикрытия.

— Вот это верно. — Бирюков снова опустился на стул. — Теперь мой взнос в твои поиски аргументов. По Гадже. Пока ты тут круги наматывал, я поднял кое-какой материал. И вот что обнаружил. Делом экспедиции он занимался не с самого начала.

— Это я знаю, — отмахнулся подполковник.

— Не перебивай! Ты другого не знаешь. Гаджа очень любопытно попал в наше управление. Прибыл к нам в августе 1969 года. Из Москвы. И сразу по прибытии ему кинули дело по экспедиции.

— Человеку, который ни ухом ни рылом ни в местности, ни в наших реалиях?

— Именно. Что многих тогда, как и тебя, удивило. В том числе и бывшего начальника Амурского областного управления. Распопина. Я поднял документы. И вот что обнаружил. — Бирюков снова нацепил очки на нос, заглянул в блокнот. — Распопин пятнадцатого сентября шестьдесят девятого года сделал официальный запрос в столицу, по поводу непрофессионального проведения расследования по делу о пропавшей экспедиции. И вот как ему ответили. — Полковник протянул СЧХ пожелтевший от времени документ.

Сергей три раза прошёлся взглядом по тексту. После чего присвистнул:

— И это осталось в архиве?

— Представь себе. Нереально для нас, верно? Как думаешь, почему?

— Хотели присадить?

— И не только его. Игорь Кириллович должен был вот-вот уйти на пенсию. Письмо было скорее предупреждением не для него, а для следующего руководителя управления. При этом замечу: Гаджа, нужно отдать ему должное, никогда не зарывался. На конфликт с начальством не шёл. На повышение не претендовал. И своими связями в столице не козырял. Тянул лямку, пока в семьдесят третьем не перевёлся на Сахалин.

— То есть он проработал в управлении всего четыре года?

— Три с половиной.

— Ушёл сам?

— Нет. Снова по переводу.

— Через три года?

— Вот и мне сей факт показался удивительным.

СЧХ залпом осушил свой стакан с минералкой.

— Дашь покопаться в деле?

— Без проблем. — Полковник вытянул ящик стола, достал папку, бросил её на столешницу, перед подчинённым. — Держи. Знал, что попросишь. Можешь взять с собой. Особой ценности для архива дело уже не представляет. А тебе может пригодиться. Кстати, ты об отпуске не думал?

— Не понял. — СЧХ принялся прятать старую, серого цвета папку в кожаный портфель.

— А то проехал бы к мужикам, на Гилюй. С твоим опытом ты бы им там очень даже пригодился.

— Посмотрим. — Замок щелчком дал знать, что портфель закрыт. — Пока я нужен здесь. Если ехать на Гилюй, следует нарыть убойный фактаж, который бы поставил на колени кого угодно. А размахивать руками в драке — последнее дело. Знаешь, как говорят про шпионов? Разведчик начинает стрелять тогда, когда полностью раскрыт и перестаёт быть разведчиком. Правда, в этом случае его песенка спета. А я так чувствую, наша сольная партия ещё впереди. А Донченко заявление на отпуск подпишешь?

* * *

— Исходя из полученной информации, есть предположение: Савицкий находится в Зейском районе. Скорее всего не в городе, а в тайге. При необходимости можем перекинуть часть людей в район и приступить к его изоляции.

— Людей перекидывайте, но никаких активных действий пока не предпринимать. Ждите указаний.

* * *

Понятие «дача» на Дальнем Востоке сугубо практичное. По этой причине дача Колодникова, хоть и считалась дачей знаменитого историка, ничем особенным от других строений Чёрной Речки не выделялась. Простой, коренастый, сделанный из сруба, одноэтажный дом, покрытый шиферной крышей, обнесённый давно некрашеным деревянным забором, тоскливо смотрел тремя окнами на центральную улицу села.

Рыбаков вслед за хозяйкой первым из прибывших прошёл внутрь двора. Возле крыльца придержал за руку вдову академика, поднялся по скрипучим ступенькам, внимательно осмотрел входную дверь, замок.

— Вроде никто не трогал.

Спустя минуту Урманский вместе с майором тоже вошли внутрь дома. Вдова академика осмотрелась.

— Всё на месте.

— Вот и замечательно. — Сашка присел у круглого, стола, расположившегося в центре самой большой комнаты. — Не будем терять время, Алла Николаевна. Несите дневники. — Он указал на стул. — Присядьте, Александр Васильевич. Теперь многое, если не всё зависит от вас.

Женщина прошла во вторую комнату, несколько минут там пробыла, после чего вернулась к гостям, положила на стол две тетрадки:

— Вот над этим я работала последние месяцы. Для третьей статьи.

— И больше ничего нет? — чуть ли не разочарованно произнёс Рыбаков.

Алла Николаевна отрицательно качнула головой.

Майор пододвинул к себе тетрадки, полистал их. Урманский терпеливо ждал своей очереди для ознакомления. Сашка пробежал глазами по страницам, после чего передал тетрадки профессору, а сам обратился к вдове академика.

— Алла Николаевна, в телефонной беседе вы сказали, что ваш муж не упоминал в своих дневниках о Дмитриеве. Как думаете, почему?

— Скорее всего потому, что Иван Иннокентиевич вёл дневники исключительно по научной деятельности. Без всяких лирических отступлений.

— Странно. Я всегда думал, дневники — нечто личное.

— Для кого как.

— Спорно, но соглашусь. А насколько хорошо ваш муж знал Дмитриева?

— Скажем так, они дружили. — Женщина присела на краешек стула, положила руки на стол.

«Прям прилежная ученица», — промелькнуло в голове майора.

— Где и при каких обстоятельствах они познакомились? Всё-таки Дмитриев был молод, а Иван Иннокентиевич являлся членом Академии наук. Довольно странная комбинация. Особенно если учесть, что их ничто не объединяло. Один — историк, второй — геолог.

— Как познакомились — не знаю. Но в Благовещенске — это точно. А после Юра приезжал к нам, в Хабаровск. Несколько раз. Начиная с осени шестьдесят восьмого года. Оставался ночевать. Они с Ваней любили закрываться на кухне и болтать до утра.

— Вы сказали, Иван Иннокентиевич устроил Дмитриева в институт? Зачем?

— Понятия не имею. Я ведь в мужские дела не вмешивалась. Один раз, правда, Иван вскользь заметил, будто у Юры положительная настырность. Или что-то в этом роде. И что он далеко пойдёт, если не споткнётся.

— Именно так: положительная настырность? Странная характеристика.

Урманский перестал листать тетрадку и, приподняв голову, неожиданно поставил перекрёстный вопрос:

— Алла Николаевна, не помните, Иван Иннокентиевич начал дружить с Дмитриевым до второй археологической экспедиции на Граматуху или после?

— Конечно, помню. После. Иван Иннокентиевич по окончании экспедиции ещё два месяца был в Благовещенске, там они и познакомились.

— А в первый раз Дмитриев к вам приехал…

— В конце октября шестьдесят восьмого.

— Нашли что-то существенное? — поинтересовался Рыбаков у профессора.

— Точнее будет сказать, пытаюсь нащупать. — Урманский взъерошил на голове седую прядь волос, остатки былой роскоши. — В сентябре Иван Иннокентиевич возвращается в Благовещенск. Тут он знакомится с Дмитриевым. Вопрос: как? Дмитриев ещё не работает в институте. Он придёт только во втором семестре, и то по протекции академика. Что их могло объединить?

— А если тот захотел стать преподавателем? — парировал майор.

— И сразу в мае уйти «в поле»? Не приняв ни одного зачёта? Простите, но, как говорят в таких случаях: не клеится. Я перед отъездом поднял архивные документы. Ведомости 1969 года. Пары проводил именно Дмитриев. А вот экзамены принимал не он. Для аспиранта это ненормально! Вообще у меня такое чувство, будто Дмитриев пришёл в вуз не ради аспирантуры, а с какой-то иной целью. И Иван Иннокентиевич про эту цель знал. А если сопоставить, что они встретились после второй археологической экспедиции, то вывод напрашивается сам собой: именно Колодников был заинтересован в том, чтобы Дмитриев пришёл в вуз, а не наоборот. — Александр Васильевич хотел было остановиться, но что-то подтолкнуло продолжить: — Я пересмотрел на истфаке отчёт по второй экспедиции Ивана Иннокентьевича. Её чересчур быстро свернули. В течение трёх дней. Как только Иван Иннокентиевич вышел на Нору. Может, я не прав, но, судя по всему, академик нашёл некий артефакт, который ему не позволили исследовать. Точнее, два артефакта. Если учесть, что Дмитриев начал поиски с Граматухи. А ещё точнее, три. И третий находится на Гилюе.

— В дневниках что-нибудь об этом есть? — Сашка смотрел на вдову.

Та повела узкими, худенькими плечиками:

— Не припомню ничего подобного. На всех страницах речь идёт исключительно о Граматухинских находках. Могильники, места стоянок. Больше ничего.

— И тем не менее уверен: Иван Иннокентиевич что-то нашёл, — твёрдо стоял на своём Урманский. — Что-то такое, что не мог вывезти. А мог только осмотреть, исследовать. И этого ему не позволили сделать. Вот потому он, грубо говоря, и воспользовался Дмитриевым.

Рыбаков встал, сунув руки в карманы, прошёл к окну:

— А почему посмотрели только отчёт?

— Материалов нет, — тут же отозвался Урманский. — Ни странички. Всё вывезли в Москву. В Академию наук. В том же шестьдесят восьмом.

Сашка обвёл взглядом присутствующих:

— Вы понимаете, что означают подобные выводы? Только одно: против академика Колодникова в шестьдесят восьмом году выступило не что-то, или кто-то, а само государство. Под названием СССР. А сие означало одно: судьба Дмитриева, если, как вы выразились, им воспользовался академик, была предначертана. Остаётся ответить на один вопрос: так ради чего умерли Дмитриев и брат моего отца?

* * *

Щетинин распахнул оконные створки нараспашку. Хотя свежести это ни придало. Даже, наоборот, с нагретой, пропеченной солнцем улицы имени 50-летия Октября жар горячей волной заполнил кабинет. СЧХ откупорил бутылку минеральной «Амурской» и принялся с жадностью пить прямо из горлышка.

Дверь приоткрылась.

— Звал? — Донченко мягким шагом проник в помещение. Даже шороха подошвы не было слышно.

«Вот мерзавец, — с восхищением подумал Щетинин, ставя бутылку на подоконник, — умеет ведь. Рысь, да и только!» Однако вслух произнёс другое:

— Садись. Видишь на столе чистые листы бумаги? Для тебя. В отпуск пойти не хочешь?

— Грешно смеяться над больными людьми. — Донченко вытянул под столом длинные, жилистые ноги. — Какой год прошу дать в июле и никак не допрошусь. А тут… Что сдохло в нашем лесу на этот раз?

— Вот про лес ты правильно сказал. Прямо-таки в точку. — Серёга с любопытством проследил в окно за скрывшейся в зелени листвы длинноногой девушкой. — Именно туда я тебя и хочу отправить. А если получится, то и не одного.

Фигура опера напряглась:

— Снова зеки сбежали?

— Типун тебе на язык. Я же говорю — в отпуск. Но своеобразный.

— Выкладывай.

СЧХ прошёл к столу, взял папку с личным делом Гаджи, положил её перед следователем.

— Наш бывший сотрудник. Убит. Совсем недавно. В связи с тем делом, по которому мы «просвечивали» парочку в Моховой. — Рука Щетинина снова потянулась к столу и положила перед капитаном новые листы. — А вот информация о той парочке. Как видишь, ребятки непростые.

— Ни хо-хо себе… Солидно. Но они же вылетели в Москву.

— Они — да. А вот их дублёры сегодня воспользовались самолётом. И вылетели не куда-нибудь, а в Зею.

На стол легли фотографии.

— С камеры видеонаблюдения. Наташка Санатова опознала. Это те, с кем она общалась. — СЧХ присел на край стола. — Словом, так, Лёха. Приказать не могу. Только по доброй воле. Согласишься — пробью отпуск. Неделю в Зее, две — на курорте. Только помни, неделька будет горячая. Сам понимаешь, с какими молодцами предстоит встретиться.

Донченко наигранно шмыгнул носом:

— А командировку оформить никак?

— Не хитри. И так — четырнадцать дней в июле пузом кверху.

— Еду один?

— С Рыбаковым. Компания устраивает?

— С Санькой? Без проблем.

— «Железо» есть?

— Только табельное.

— Не финти.

— Зуб даю!

— Смотри мне… Возьмёшь с собой. Но не дай боже! Каждый «маслёнок» под подпись.

СЧХ поудобнее разместился на краю стола, похлопал ладонью по папке.

— Я тут с утра про этого Гаджу читаю. Любопытный был дедуля. Как только принял дело, тут же похерил всё, что наработали предыдущие. Снял охотников с прочёски леса. Лично сформировал новую бригаду из своих людей. Военных привлёк, сопляков-первогодков. Специально отбирал, кто в тайге ни ухом ни рылом. Лично приехал на Гилюй. Лично занялся поиском экспедиции. На бумаге всё делал правильно. А на деле… Дождик ему помешал. Простой, осенний ливень. Уничтожил все следы.

— А по документам?

— Ну… Там как раз всё шито-крыто. Не придраться. Даже рапорт написан так, что понимаешь: ребятки сделали всё, что могли. Но… — Палец СЧХ указал на телефонный аппарат. — Живы ещё два человечка. Те, кто работал в те годы с Гаджой. И кого отстранили от дела. Они-то мне в телефонном режиме и поведали, как проходили поиски группы. А точнее, как они не проходили. Один из них даже рапорт подавал по данному поводу. Только той бумагой кто-то подтёрся.

— Ни хрена себе, след сорокалетней давности! Но зачем нужно было скрывать гибель экспедиции? Для чего? И вообще: зачем уничтожать группу, если можно с ними разобраться иным способом? Отозвать, посадить, определить в психушку, в конце концов. — Донченко достал из кармана жвачку, принялся вытаскивать из обёртки пряную пластинку. — Нелогично!

— Есть одна мысль. — СЧХ наклонился к капитану. — Десять минут назад звонил Рыбаков. Так вот, у некоего профессора Урманского, я тебе о нём рассказывал, появилась любопытная версия: будто экспедиция искала вовсе не золото, а некий исторический артефакт.

— И что?

— А то, что здесь могло быть столкновение интересов. Лёха, вспомни, кто в те весёлые времена мог упаковать Дмитриева в психушку? Правильно — «контора». А теперь пойдём дальше: а что если «безопасность» к данному делу не имеет никакого отношения? Сечёшь, куда клоню? Что если некто как раз и не был заинтересован в том, чтобы КГБ узнало о находке? Тогда у него оставался единственный выход — уничтожить следы на месте. Что и было сделано.

— С помощью Гаджи?

— Именно!

— Что именно? В таком случае вовсе ничего непонятно. — Донченко встал, прошёл к окну, взял бутылку. — На кой чёрт пасут Санатова и Дмитриева сегодня? За сорок лет этот артефакт наверняка давным-давно вывезли. Продали и перепродали.

— А если не вывезли? — заметил Щетинин. — Если это такой предмет, который невозможно вывезти? То-то! Не случайно «Гюрза» здесь ползает. А телефонный звонок из главка?

Капитан с шумом сделал большой глоток.

— И какой же это может быть предмет, который не смогли вывезти в такой стране, как СССР? Где втихаря даже водородную бомбу можно было по городам возить.

— Понятия не имею. Пока, надеюсь. Так что насчёт отпуска?

* * *

— Вариантов два. Первый: изолировать Савицкого и не трогать группу. По моим расчётам, это ничего не даст. Дмитриев всё равно продолжит поиски, и каков будет их результат, предсказать невозможно. Вариант второй — дать возможность Савицкому встретиться с Дмитриевым, чтобы они вместе занялись поиском дневника. Если не найдут останки «Профессора», то ни Савицкий, ни Дмитриев для нас в дальнейшем никакой опасности не представят. Если же дневник будет найден… Будем исходить из ситуации. Я сторонник второго плана развития событий. В этом случае над нами перестанет висеть дамоклов меч в виде записей «Профессора».

— А вы уверены, что дневник сохранился?

— Мы ничего не теряем. Если рукопись пропала, истлела, нам и волноваться не о чем. А если цела, в таком случае лучше, чтобы она оказалась у нас.

— Мы трижды организовывали поиски тела «Профессора» и трижды потерпели фиаско. Неужели думаете, Дмитриев сможет его найти?

— Кто знает… В этом несовершенном мире всё происходит, на удивление, спонтанно и непредсказуемо.

* * *

Сашка откинулся на мягкую спинку дивана, вытянув и скрестив уставшие за день ноги. Прикрыл глаза. Из кухни доносился аромат жареных котлет: Алла Николаевна готовила ужин. Рыбаков обожал котлеты.

— Александр… — Санька поморщился: «Урманский. Чтоб его…»

— …Анатольевич, — еле скрыв недовольство, напомнил майор. — Ещё что-то нашли? На этот раз стоящее?

Профессор битых часа два изучал дневники академика и вот уже как с полчаса выдавал всё новые и новые версии возможных вариантов и комбинаций, которые могли бы заинтересовать следствие. И вот опять…

— Не знаю, — глуховатый голос профессора заставил Рыбакова подняться с насиженного места, — просто показалось странным одно обстоятельство.

Александр Васильевич поправил очки, что привело Рыбакова в новое чувство раздражения. Целый вечер сидеть, уткнувшись в две тетрадки, и найти только «одно странное обстоятельство»? Да там этих странных обстоятельств…

Майор нехотя подошёл к профессору:

— Где?

— Вот читайте. Отсюда, — палец Урманского ткнул в страницу. — Почти в конце страницы. После слов: «Ключ Джуркан».

Взгляд следователя опустился на нужную строку: «Ключ Джуркан»… Уж очень знакомое название… Рыбаков резко вскинул голову, но профессор его тут же осадил:

— Читайте! Читайте!

Майор едва не выругался, но всё-таки продолжил:

«…Иван Сазонов рассказал, где находятся бруски из розоватого гранита.^[6] Прощаемся с последними жителями Сиваглей и двигаемся в указанном направлении. Местонахождение было указано точно. В воде увидели частично уходящие под берег, сильно замытые, тщательно обработанные бруски розоватого камня, похожего на гранит. Впечатление такое, будто здесь затонуло судно, перевозившее их. Почему такой ценный груз был брошен, непонятно… С чем-то подобным мы уже сталкивались на правом берегу Зеи, против устья Селемджи. Там мы тоже видели прямоугольные, треугольные, трапециевидные каменные блоки. Куда их готовили? Быть может, для облицовки строящихся крепостей или для храмовых колонн?.. Их там, уже вросших в землю, столько, что можно построить дом или облицевать валы солидной крепости.

От затонувших брусков гранита взгляд невольно переключается на близлежащую местность. Не здесь ли находилась каменоломня, из которой сюда доставили блоки… Идём смотреть склон сопки и метрах в 70 от устья, в скальных осыпях, находим прекрасный нуклеус леваллуазского типа. Такие нуклеусы и использованная техника обработки камня характерны для неандертальцев! А это от 35 до 80 тысяч лет назад! Возможно ли такое?..»

— Стоп! — Урманский так звонко выкрикнул это слово, что Рыбаков вздрогнул. — Достаточно!

— И что должно было меня заинтересовать?

— Гранитные блоки! Вот что! — Александр Васильевич с торжествующим видом посмотрел на следователя.

Майор ещё раз заглянул в тетрадь.

— Что-то я не пойму, товарищ учёный. Вы что, серьёзно думаете, дело в каких-то камнях?

— Не в камнях, а в блоках!

— Бред! — Рыбаков кинул тетрадь на стол, снова откинулся на мягкую спинку дивана. — Я с разными преступлениями встречался на своём веку. В том числе связанными и со строительством. Но в любом деле преступление совершалось не из-за кирпича или цемента, а, как вы правильно отметили, — из-за выгоды от их продажи. А здесь какая выгода? В чём? Хотя нет, — Сашка увидел недовольное выражение лица профессора, а потому решил сострить: — Точно! Колодников и Дмитриев решили заняться подпольным строительным бизнесом. А на лето студентов под видом стройотряда отправлять на работы.

— Не ёрничайте. Лучше послушайте этот фрагмент. — Урманский склонился над тетрадью, перелистал её, нашёл нужное место — «…когда обследовали устье небольшого ключа на окраине с. Граматухи, Анатолий нашел второй леваллуазский нуклеус. Это всего километров 65–70 от ключа Джуркан и места находки нашего нуклеуса». — Александр Васильевич замолк, нервно, несколькими резкими движениями правой руки провёл по лысеющему затылку, явный знак волнения, после чего поднял взгляд на следователя. — Шестьдесят километров от ключа — это практически то самое место, где расположился лагерь Дмитриева. Михаил Юрьевич показывал… Дмитриев специально разбил лагерь между Джурканом и изысканиями Колодникова. Чтобы исследовать обе местности. И, если моя теория верна, то и на Норе, и на Гилюе должны находиться залежи точно таких же или подобных им гранитных блоков.

— Вы что, действительно уверены что это из-за гранита весь сыр-бор? — удивлению Рыбакова не имелось границ.

— Не из-за самого камня. А из-за того, что скрывает этот гранит. И не простой гранит. А тщательно обработанный. В большом, я бы сказал, промышленном, количестве. И, самое главное, неиспользованный! Гранит, который неимоверными усилиями извлекли из горных пород, обработали и… бросили. Бросили в нескольких местах, на удалении друг от друга на десятки километров!

Улыбка сползла с лица майора.

— То есть…

— Именно! — Профессор, находясь в стадии крайнего возбуждения, принялся потирать ладони рук. — Колодников нашёл не артефакт. Он нашёл обработанные гранитные блоки. Которые пролежали в тайге не одну сотню, а может быть, и тысячу лет. — Урманский снова заглянул в тетрадь. — Как мы и предполагали, академик нашёл нечто такое, что не мог вывезти и не мог исследовать на месте. Потому что…

— Потому что его отозвали, — закончил мысль профессора Сашка. От улыбки на лице следователя не осталось и следа. Широкая мужская ладонь правой руки Рыбакова, лежащей на подлокотнике дивана, то сжималась в кулак, то разжималась, оставляя на коже следы от ногтей. — Но зачем? Почему?

Профессор оставил вопросы без ответов, вслух продолжая прерванную мысль:

— Ивану Иннокентиевичу не дали возможность изучить найденный материал. С Норы его срочно отозвали, без пояснений. Запретили продолжить исследования. Колодников пытался отстоять свою позицию, но его никто не слушал. Даже учёный совет, на котором он должен был выступить по итогам археологической экспедиции шестьдесят восьмого года, сначала перенесли, а после и вовсе отменили. И более «в поле» академика не пустили. Потому-то Иван Иннокентиевич и нашёл помощника.

— Не просто помощника, — добавил майор. — А человека, разбирающегося в природном материале. Геолога.

Рыбаков завороженно уставился на Урманского:

— Но, если кладбища обработанных гранитных блоков лежат и на Граматухе, и на Норе, и на Гилюе, то получается…

Майор замолчал. Он не решился закончить логическую цепочку. Это сделал Урманский:

— Колодников нашёл следы некой неизвестной цивилизации. Которая проживала в данной местности и была знакома с такими понятиями, как строительство и архитектура. И которая населяла данную местность ещё до прихода мохэ. То есть, как минимум, две тысячи лет назад.

— Нет. — Сашка отрицательно покачал головой. — Он нашёл следы цивилизации, о которой знали. Но только не историки, а люди в вышестоящих структурах. И те, кто знал об этом, очень не хотел, чтобы информация о находке академика просочилась на свет божий. Вот потому и свернули экспедицию Колодникова, а после уничтожили группу Дмитриева. — Его кулаки снова сжались сами собой. — Твою мать… — тихо проговорил майор. — Они и сейчас не хотят, чтобы это всплыло. А мы идиоты… Дмитриев с мужиками уже на Гилюе. — Руки майора принялись суетливо хлопать себя по одежде. — Где этот чёртов телефон?

* * *

— Активных действий не предпринимать. Только наблюдение. Поставьте под контроль мобильную связь и интернет. Прослушивать и просматривать весь материал, что будет идти к Дмитриеву и от него. Снимайте посты с Борзи. Трёх человек, на ваш выбор, оставьте себе. Остальных в город.

* * *

СЧХ отключил телефон, тяжело опустился на деревянную скамью. Когда позвонил Рыбаков, подполковник проходил через сквер, что раскинулся рядом с площадью Ленина. Информация, переданная капитаном, привела Щетинина в ступор. «Дорого яичко к Христовому дню», — неожиданно вспомнилась любимая бабушкина поговорка, которой та доставала будущего милиционера в детстве, иногда сопровождая слова подзатыльником. И с чем же это мы, интересно, столкнулись?

Щетинин бросил взгляд по сторонам. Небрежно, но цепко. Отметил чёрный «ниссан», припарковавшийся у гостиницы «Юбилейная» пару минут назад. Окна тонированные. А также парочку молодых людей, небрежно застывших у парапета набережной Амура, шагах в двадцати от него. Может «топтуны», но не факт.

СЧХ спрятал телефон в карман рубашки. Итак, мысль снова побежала по кругу, с чем же мы всё-таки столкнулись? Точнее, с кем? То, что там нашёл академик — дело десятое. Пусть учёные этим занимаются. У них головы большие, им и карты в руки. А вот кто заинтересован в молчании — дело наше, кровное. Так нагло действовать Минобороны не станет. Сразу по рукам бы получили. Может, всё-таки «конторские», те, которые, как выразился дядя Вилен, в свободном плавании? Решили подзаработать нелегально? А что, в девяностых в ГБ целые отделы закрывались, людишки исчезали вместе с ценной информацией, которую десятилетиями добывали по крохам для Союза. И ничего…

Щетинин ещё раз, более пристально, взглянул на парочку. А что, может взять да и сдать их «безопасности»? Вот хохма будет, когда те узнают, что от них кто-то отпочковался… Нет, рано. Пусть коготок у ребятишек полностью увязнет. Тогда и поиграемся.

СЧХ поднялся, не спеша направился к ближайшему продуктовому магазину. У которого припарковался «ниссан» Сердюкова.

* * *

Вдова академика закончила сервировку стола, после чего пригласила гостей. Майор сразу отметил, как напряжена женщина.

— Алла Николаевна, вам неприятно находиться в квартире?

— Страшно. Всё время кажется, вот-вот дверь распахнётся и ворвутся эти… Трое.

— Двоих мы арестовали.

— А третий?

— Он не придёт, — уверенно отозвался Сашка, усаживаясь за стол. — То, что ему было нужно, он получил.

Майор самостоятельно насыпал себе в тарелку жареный картофель, сверху положил три котлеты.

Алла Николаевна засуетилась:

— Господи, спиртное поставить забыла…

— Нет, нет, нет… — Рыбаков замотал головой. Он только что положил в рот горячее и теперь не мог нормально и внятно произнести хоть слово. — Не сейчас… Потом… Ух, ты!..

Урманский, не менее голодный, но более терпеливый, подождал, когда хозяйка исполнит свои домашние обязанности до конца.

Рыбаков отдышался, залил жар во рту томатным соком и неожиданно поинтересовался у вдовы:

— Алла Николаевна, вы, случаем, не припомните: ваш муж упоминал когда-нибудь в разговоре гранитные блоки? Я имею в виду не стройматериал, а блоки, найденные в тайге?

— Не припомню. — Женщина практически ничего не ела. Только с удовольствием смотрела за тем, как двое мужчин с наслаждением уминают ее стряпню. — Честно говоря, Иван Иннокентиевич не очень-то любил распространяться о своих путешествиях. Рассказчик он был ещё тот, аховый, всё смеялся: вот будут внуки, сама им сказки будешь на ночь рассказывать.

— И о блоках никогда не упоминал? Может, всё-таки было? В беседе с кем-нибудь? Вскользь…

Женщина улыбнулась. Просто, открыто.

— Да годков-то сколько прошло. Скоро будет сорок, как Ивана Иннокентиевича не стало. Он ведь старше меня был на двадцать семь лет. — В глазах вдовы академика блеснул огонёк. — Никто не хотел верить, что я вышла по любви. Впрочем, что было то… — Женщина подняла бокал с соком, и Рыбаков отметил, как маленькая ручка замерла, так и не донеся сосуд до рта.

— Вы что-то вспомнили?

— Да, — голос Аллы Николаевны дрогнул. — Телефонный разговор. Точно! За месяц до смерти Ивана Иннокентиевича. Как я могла забыть? Действительно, он звонил в Москву. — Бокал со стуком опустился на стол. — Кому — не знаю. Был весь нервный, напряжённый. Иван Иннокентиевич очень сильно переживал за судьбу Юрия.

— Обвинял себя в его гибели? — Майор фиксировал каждое произнесённое слово.

— Нет. Очень страдал от того, что ему не разрешили приехать на место катастрофы.

— А он хотел принять участие в поисках экспедиции?

— Да. Но получил отказ. Мало того. В семьдесят втором им была подана заявка на третью археологическую экспедицию в район Граматухи. Однако ему запретили её готовить.

— По причине?

— Что-то связанное с финансированием. Вот как раз по этому поводу и был телефонный звонок. Не помню, о чём шла речь, но в одной из реплик Иван Иннокентиевич не сдержался и сказал, мол, вы всё равно не сможете долго скрывать блоки. И, если не он, то рано или поздно кто-то их найдёт. Через два дня Иван Иннокентиевич вылетел в Москву, ну, а там, в пути…

— Когда это произошло?

— Весной семьдесят первого. В апреле.

Над столом зависла тишина. Майор догадался, почему хозяйка не закончила фразы.

— Медэкспертизу проводили в Москве или здесь? — Сашка понимал, вопрос некорректный, однако не задать его он не мог: от дальнейшего рассказа вдовы теперь многое зависело.

— В Красноярске. — Алла Николаевна всё-таки сделала глоток. — Его ведь сняли с самолёта во время пересадки. Оттуда, из Красноярска, я его и забирала.

В этой фразе, как отметил Рыбаков, женщина споткнулась.

— На повторную экспертизу заявление подавали?

— Нет. И так было понятно, у него сердце давно пошаливало.

— Так-то оно так, — отступать было поздно, — однако всё-таки не мешало перестраховаться. Похоронили здесь, в Хабаровске?

— Да.

Урманский тоже перестал кушать, внимательно наблюдая за словесным пинг-понгом.

Майор нацепил на вилку кусочек картофеля, но класть в рот не стал.

— Хоронили, я так понял, не по христианскому обряду?

Женщина встрепенулась.

— Иван Иннокентиевич был коммунистом. Какой же обряд…

— Я имею в виду не отпевание, Алла Николаевна. Тело Ивана Иннокентиевича кремировали в Красноярске?

— Как? — вдова Колодникова испуганно вопросительно смотрела на следователя. — Как вы…

— Издержки профессии. Простите. — Вилка Рыбакова с дребезжащим звоном приземлилась в тарелку. — Привычка отмечать, как говорит и ведёт себя собеседник. Кремировали без вашего согласия?

— Сказали, так будет лучше.

— Кто сказал?

— Из Академии наук. И потом был представитель ЦК. Да и у меня вылет из Хабаровска задержался на сутки. По погодным условиям. Иван и так пролежал несколько суток.

— Попрощаться-то хоть с телом разрешили?

Маленькая женская головка слегка утвердительно склонилась.

— Что ж, и то хорошо. А завещание Иван Иннокентиевич не оставил?

— Нет. Считали, рано думать о таком. Никто не предполагал, что так случится.

— Понятно. — Рыбаков хотел было нацепить на вилку ещё одну котлету, но передумал. — Хорошо, что хоть дневники сохранились. Я так понимаю, у вас всё изъяли из личных вещей мужа. Понимаете, о чём говорю?

— Да, — вдова академика утвердительно кивнула головой. — Рукописи сохранились, потому что Ваня их держал не дома, а у Светы Альчуриной, методиста кафедры. У неё их не искали.

— После по поводу дневников к вам не обращались? Из вуза или из Академии?

— Было пару раз. Но я сказала, что у меня ничего нет. Не хотелось отдавать последнюю память о Ване.

— И замечательно! — выдохнул майор. — Алла Николаевна, вы говорили, водка есть? Давайте помянем Ивана Иннокентиевича. И Дмитриева. Хорошие были мужики.

Хозяйка встрепенулась. Ей, судя по всему, и самой последние слова следователя пришлись как нельзя кстати. Убежала в комнату.

Майор переглянулся с Урманским, снова поднял вилку, подцепил картофель, отправил его по назначению.

— Ещё одна жертва пропавшей экспедиции. — Сашка говорил, не глядя на собеседника. — По-моему, Александр Васильевич, вам пора сходить с поезда. Понятное дело, в фигуральном смысле. Вернёмся в Благовещенск, пойдёте в университет, получите отпускные и отправляйтесь-ка в Китай. На курорт. Недели на две. Не меньше.

Александр Васильевич стянул с переносицы очки, принялся тщательно их протирать:

— Позвольте мне самому решать, когда и на какой станции покидать этот, как вы выразились, поезд.

Майор и не думал улыбаться.

— Смотрите, как бы не стало поздно.

— Поздно стало тогда, когда я дал добро на публикацию стихотворения. Теперь уже менять нечего.

— Что ж, — Рыбаков достал мобильный, принялся искать нужный номер, — коли вы остаётесь в нашей команде, предлагаю вам первому сообщить Дмитриеву о находке. — Он протянул телефон. — Ему эта информация будет очень кстати.

* * *

Летние ночи в Зее прохладные, свежие. И независимо от того, в какой части города находишься, в центре Зеи или в посёлке Светлом, что был построен в начале семидесятых для работников гидроэлектростанции над городом, на близлежащих сопках, подальше ли от реки или ближе к ней, всё едино. Да и само Зейское лето, короткое, северное. А потому Серёга Санатов вышел на балкон в тренировочных брюках и куртке. Составить компанию Дмитриеву.

Со стороны Зейской ГЭС горели огни. И слышался шум отдававшей энергию турбинам, падающей с плотины воды.

Серёга зевнул:

— Идём спать. С ранья выезжаем.

— Иди. — Мишка достал третью сигарету. — Я ещё постою.

— Волнуешься?

— Нет, хернёй страдаю.

— Чего ты… — Санатов не обиделся. — Я же со всей душой.

— Вот и я про душу… — Мишка с силой бросил окурок. — Слушай, Серый, помнишь, ты как-то говорил, будто у тебя есть знакомый инженер на Ипатьевском камнеобрабатывающем комбинате?

— Есть, а на кой он тебе?

— Да одна мыслишка покоя не даёт.

— Колись.

— Вот думаю: что если мы махнём не только на Гилюй, а и на Нору, и на Граматуху? Найдем те блоки, о которых Урманский рассказал. Исследуем их. Как смотришь?

— Никак. — Санатов плотнее запахнул куртку. — Мы для чего сюда прибыли? Искать останки экспедиции. Так? Так. Вот давай этим и займемся. А блоки, кирпичи там разные — оставим на потом. Не забывай — у нас времени, по максимуму, дней десять. И «хвост» за нами, как сообщил СЧХ. Так что не бери тяжёлого в руки, а дурного в голову. Найдём могилу твоего бати, потом, глядишь, и этой фигнёй займёмся. Если будет время и желание.

Серёга с трудом подавил зевок.

— А по-моему, ты не прав, — отозвался Мишка. — В этом деле всё взаимосвязано. И если поймём, для чего предназначены те гранитные блоки, то поймём, что произошло с экспедицией.

— И каким же это образом?

— А вот подумай сам. — Дмитриев развернулся полностью к собеседнику. — Предположим, Урманский прав, и Колодников действительно обнаружил следы неизвестной цивилизации. Его тут же отстраняют от дела. Но он не складывает руки и находит выход в лице отца.

— Ну да, типа козла отпущения.

— Почему? — опешил Михаил.

— А потому! — отрезал Санатов. — Господи, надо же, какое сенсационное открытие совершил академик Колодников!.. Нашёл гранитные блоки!.. Да я сейчас спущусь вниз, пойду к станции и там столько этих блоков найду…

— Не утрируй. Эти блоки, что у станции, сотворили руки современного человека. А те — из прошлого.

— А кто тебе сказал, что из прошлого? — не сдавался Серёга. — Завтра Урманский обещал прислать на почту отсканированный текст. О чём там шла речь? Что некто вёз блоки по реке и не довёз. Всё! Больше ничего! Так что не надо выдумывать того, чего нет.

— По какой реке? — сыронизировал Михаил, чтобы задеть самолюбие друга. — Это по Граматухе-то везли гранитные блоки?

— Ну, да.

— Серый, если бы кто иной, а не ты, сказал мне такое… Но ты, который облазил всю область вдоль и поперёк, веришь в то, что некто решил провести гружённый гранитом корабль по самой норовистой реке в этих краях?.. Не ожидал.

— А что тут такого? Ты же слышал: вырубили гранит из скалы. После, судя по всему, решили спустить по Граматухе к Зее. А потом судно случайно ударилось о пороги, о которых хозяин корабля ничего не знал, груз остался на берегу…

— А блоки на Норе?

— Это ещё не доказано.

— Хорошо. Вернёмся на Граматуху. Лодка затонула. Вопрос: почему хозяин не вернулся за блоками?

— А я почём знаю? Революция помешала, — отмахнулся Санатов.

— Да, да. Время собирать камни, время разбрасывать… Прям для данного случая поговорка.

— Ну ладно, — согласился Санатов. — Предположим, но только предположим, ты прав. Всё равно не пойму: на кой тебе нужен инженер? Что он тебе скажет?

Мишка огляделся, заметил деревянный ящик с инструментом, присел на него.

— Понимаешь, Серый, не верю я в то, что, как выразился Колодников, эти блоки сделаны руками этих… как их…

— Хреново ты слушал профессора, Мишаня. — Санатов зевнул. — В том то и дело, что в статье Колодникова речь не шла о том, будто неандертальцы сделали те блоки. О них, то есть о наших пращурах, академик упоминает только в одной фразе: о нуклеусе леваллуазского типа, то есть о выемке в скальной породе. Что вполне было под силу диким варварам. Вот так-то!

Санатов оторопело уставился на друга.

— Ты как это запомнил?

— Случайно. К тому же я только что покопался в интернете. Во всех источниках сообщают: Колодников занимался изучением эпохи неолита. И все археологические экспедиции оформлял именно для изучения данной эпохи.

— Это к чему?

— А к тому, что на следы мохэ академик наткнулся совершенно случайно.

— Делать скоропалительные выводы рано. И потом. Ну, жили себе, эти древние… Из каменюк домишки строили. Что с того? Историки доказали, что так оно было, мы им верим. Баста!

Мишка с сожалением констатировал факт пустоты сигаретной пачки.

— Хорошо. Мысли вслух. Почему в древности люди знали, как из гранита сделать блок, а их потомки про это забыли?

— То есть?

— А то и есть. На Граматухе Колодников нашёл не только блоки, но и городище. И оно, то есть городище, выложено из необработанного камня, то есть не из гранитных блоков. Получается, обрабатывать блоки умели, а в строительную конструкцию их не вносили. Это же идиотизм! Из блоков-то кладку делать значительно проще, нежели из необработанного камня. И блоки вот они, под ногами. Ан нет, умишком-то наши предки так до них и не дошли.

— Но это только одна из версий, будто те блоки делали мохэ. А может, их делали после них? Мы же не знаем!

— Именно потому мне и нужен инженер.

— Слушай, а зачем было вообще строить дома, когда проще и надёжнее жить в землянках? — веско заметил Санатов.

— Тем более. Но вернёмся к моему вопросу. Блоки и городища. Где преемственность поколений? Передача опыта?

— А может, блоки к нам никакого отношения и не имеют.

— А если имеют и Урманский прав? — дохнул парком Михаил. — Вызвони инженера!

— Вот пристал…

— Ну, пусть разъяснит, каким образом из булыжника можно сделать гранитный блок вручную? И за сколько по времени?

— А чё там делать? Взял каменюку, да… — Санатов представил, как бы древний человек обрабатывал дерево, материал, с которым работал. Причём материал более мягкий и податливый, нежели камень. И замолчал.

— Вот то-то и оно. — Дмитриев плотнее запахнул ворот куртки на груди. — На словах просто: достали камень, вооружились скребками — и пошла писать губерния. А ты возьми сам скребок да поводи им по граниту. Интересно, через сколько часов, если не месяцев, а скорее лет, ты отполируешь одну сторону? А создать блок? И не один? А кучу? Да там всё племя бы горбатилось не покладая рук. А охота? А рыбная ловля? А выращивание зерновых? Овощей?.. Нет, брат, не так всё просто. Особенно в свете того, что отцу не дали познакомиться с этими изделиями. Так что, звонишь инженеру?

Серёга сплюнул в темноту и потянулся за мобильником.

— Ты что, сбрендил? — Мишка схватил друга за локоть. — Завтра и от соседей. И вызывай не сюда, а к СЧХ. Пусть тот отвезёт его на Граматуху. Там разберутся.

Серёга чертыхнулся:

— У тебя паранойя.

— Если бы. С утра мотнусь в местное отделение нашей фирмы. Нам нужны три новых мобилы и симки к ним. Штучки по две на каждого. Тогда хрен они нас прослушают.

* * *

— Ну, как, обустроились? — Щетинин слегка коснувшись щеки, поцеловал Светлану.

— Серёжа, ты можешь толком объяснить, что происходит? — Санатова схватила подполковника за руку и вытянула следователя в коридор. — Почему мы должны быть здесь? Почему запретили пользоваться мобильниками? Почему я не могу связаться с работой? Что вообще происходит?

— Ну, пока, собственно, ничего серьёзного. — СЧХ прикрыл дверь рукой, чтобы их разговор никто в комнате не услышал. — И надеюсь, всё обойдётся и в будущем. А ваш переезд — страховка. Дней на пять-десять. Поживите, отдохните. Ты же в «Васильке» ни разу не была? Вот случай и выпал. Трёхразовое питание, плазменный телек, процедуры, сауна, бассейн — рай!

— И охрана?

— И охрана! И никаких звонков! Если хочешь, чтобы всё было путём — полная тишина в эфире. На полторы недели. Всего-навсего!

— Сергею угрожает опасность? — Светлана заглянула в глаза СЧХ, и тот понял: врать не имеет смысла.

— Пока нет. А чтобы не было иначе — потому вас и вывез. Мишкину маму, к слову сказать, тоже. Им и мне нужны прикрытые тылы. Больше ничего добавить не могу. В охранении оставляю двух человек. Толковых. Весёлых. Так, чтоб не скучно…

Света ещё сильнее сжала руку Щетинина. Губы женщины дрожали:

— Серёж, скажи, неужели это стоит нашей жизни? Жизни внуков? Детей? Серёгиной жизни?

— Нет. Не стоит, — СЧХ поднял ладошку Светланы к губам. — И, поверь мне, если вам будет угрожать хоть малейшая опасность, мы остановимся и прекратим поиски. Но пока ничего не грозит, стоит рискнуть.

— Сорок лет прошло. Зачем ворошить прошлое? Не проще ли смотреть в будущее?

Щетинин легонько сжал маленькие женские пальчики.

— Я сейчас, к сожалению, должен молчать. Когда узнаешь всю правду о том, что произошло сорок лет назад, ты нас поймёшь. — Губы СЧХ тронула улыбка. — Если, конечно, поверишь. Мне, признаться, самому до сих пор происходящее кажется нереальным бредом. И, если бы не те ребятки, что дежурили у вашего подъезда, то и сам бы не поверил.

Дверь комнаты распахнулась и в коридор с шумом вылетела Наташка. Следом за Наташкой из комнаты вывалился взъерошенный лейтенант Сердюков собственной персоной. При виде начальства от неожиданности молодой человек остолбенел.

Щетинин же, покачав головой, погрозил Наташке пальцем:

— Смотри, не испорть мне опера. Он надежды подавал. По крайней мере, до сегодняшнего дня.

Уже на улице, выйдя из корпуса в ночь, СЧХ, закурив, дал ЦУ Сердюкову:

— Вот что, Юрка. Наклонись и впитывай слова. Ты с ними всё время. Постоянно и круглосуточно. Напарников будем менять через двое суток. Отвечаешь головой. Если что случится: шкуру спущу. В трёх экземплярах. Насчёт Наташки молчу. Дело ваше. Молодое. Но если через пару месяцев проявится результат, то шкуру не я буду спускать, а ейный батяня. А он на трёх экземплярах не остановится.

* * *

Дмитриев с любопытством смотрел во все стороны. В этих местах он был впервые.

Трасса, что вела к месту их будущей дислокации, разрезала тайгу надвое. Едва за спиной осталась плотина Зейской ГЭС, как перед ветровым стеклом авто моментально выросла плотная стена соснового леса и сухостоя. Михаил, озираясь по сторонам, с наслаждением втягивал ноздрями чистый, прозрачный воздух, наполненный ароматом хвои. Джип кидало по разбитой после позавчерашнего ливня дороге. Следом за машиной грохотал прицеп с дюралевой лодкой.

Санатов, расположившийся на заднем сиденье вместе с Викторией, постоянно чертыхался при каждом встряхивании, изредка бросая взгляд за спину, дабы убедиться, что хлипкое, по его мнению, устройство на колёсах, ещё сопровождает их.

Вика же плотно прижалась к дверце, намертво вцепившись в ручку: и захотел бы — не оторвал.

На одном из поворотов, когда машину со всем содержимым тряхнуло наиболее безжалостно, Серёга не сдержался:

— А поосторожней нельзя? Я себе язык прикусил. Может, высадишь на водохранилище? Лодкой быстрее доберёмся. И без травм.

— Нельзя, — отозвался сидящий за рулём Шилин. — Мужики сообщили, много топляка всплыло. Напоремся — пипец всей прогулке.

— Что за топляк? — не понял Дмитриев.

— Дерево, — принялся пояснять Александр, выворачивая «баранку». — Когда плотину возвели, затопили участок в радиусе трёх тысяч километров. — Шилин крутанул руль и, не сбавляя скорости, объехал поваленный ствол. — Четырнадцать деревень ушло под воду. Жителей, естественно, перед тем переселили. Дома снесли. А вот лес не вырубили. Столько древесины под воду ушло! Сердце кровью обливается. Сколько из неё можно было бы вещей сделать. Так нет. Ни себе, ни людям. — Машина совершила очередной поворот. — Вот с тех пор деревья в воде гниют и регулярно всплывают. Топляки, одним словом.

— Прямо как утопленники, — поёжился Михаил, представив картину всплывающего ствола.

— Так оно и есть. Только, в отличие от настоящего мертвеца, такой покойничек может так в днище долбануть, сам трупом станешь. У нас каждый год кто-нибудь, да нарвётся на топляк. Так что, когда будете гонять на моей «джонке», в море не выходите. В одиночку, без подстраховки, там делать нечего.

Михаил смотрел по сторонам через стекло и вдруг замер. В листве блеснул солнечный зайчик. Взгляд Дмитриева тут же вцепился в стену из деревьев, но, кроме плотного ряда стволов и кустарника, глаз более ничего не приметил. Мишка резко развернулся к водителю:

— Сколько ещё до Гилюя?

— Километров тридцать.

— Что-то не так? — Сенатов подался вперёд. — Может, тормознём?

— Нет, не надо. — Мишка ещё раз окинул тайгу пристальным взглядом. — Показалось, будто кто-то наблюдал в бинокль. Там, в чаще.

— Где? — Серёга кинулся к окну. — В кустах или дальше?

— Вроде как дальше… Да ладно, едем. Может, действительно показалось.

Санатов несколько минут смотрел на тайгу, потом снова откинулся на спинку сиденья, устало закрыл глаза. Со стороны казалось, будто он задремал. Однако, опустив взгляд, можно было увидеть, как рука охотника непроизвольно легла на приклад двустволки, спрятанной в кожаном чехле.

* * *

Щетинин кивнул головой молоденькой смазливой секретарше и без стука надавил на ручку. Полированная дверь без единого звука распахнулась.

— Привет собирателям податей! — СЧХ уверенным шагом прошёл к сидящему во главе стола руководителю налоговой службы Благовещенска, полному, розовощёкому Владимиру Михайловичу Бондаренко. Руки соединились в рукопожатии. — Прости, что без звонка. Но видит Бог… Как дела, денежный червь?

— Дела у вас, — тут же со смешком отозвался Бондаренко. — И у прокурора. С чем пришёл?

— Вот так сразу? — подполковник присел на стул напротив хозяина кабинета. Облокотил руки о стол. — А кофейку? Да с коньячком?

— Облезешь, — осклабился налоговик. — Я на работе не употребляю. Твои же потом за рулём и поймают.

— Это точно, наши могут, — согласился СЧХ. — А пришёл вот с чем. Скажи, Михалыч, друг сердечный, кто тебя надоумил начать проверку вот в этих двух фирмах?

Щетинин протянул Бондаренко листок. Тот внимательно прочитал написанное.

— С чего взял, что надоумили? — Листок, по просьбе подполковника, вернулся к СЧХ. — Плановая проверка.

Указательный палец следователя, словно маятник, закачался над полированным столом:

— Ответ неправильный. Плановая проверка у них в этом году уже была. Итак?

— Тогда внеплановая. — Бондаренко открыто смотрел в глаза милиционера. — Имеем право.

— То есть сам решил проверить? — уточнил СЧХ.

— Сам. — Глаза начальника налоговой слегка прищурились.

— И никто тебе не звонил? — СЧХ ещё пытался образумить собеседника, но тот только щурился и улыбался.

— Абсолютно.

— И именно ты приказал, чтобы все сотрудники и учредители были на месте?

— Не приказал, — мягко уточнил хозяин кабинета. — А высказал за необходимое. В противном случае у них будут проблемы. И замечу: мою просьбу проигнорировали.

— И что же ты предпримешь, если сотрудники не появятся?

— Методов множество. К примеру, имеется мнение временно заморозить счета. Очень действенная форма давления.

— И для этого есть основания? — прищурился СЧХ.

— Серёжа, в нашей стране основания всегда можно найти. На что угодно и на кого угодно. Уж кто-кто, а ты это знаешь. — Бондаренко откинулся на мягкую кожаную спинку кресла. — А твой дружок, Дмитриев, уже один раз попадал в неприятную ситуацию. Хочет повторить её ещё раз? Ничего не имею против. — Владимир Михайлович скрестил руки на большом, обтянутом сорочкой животе.

— А если он далеко, — поинтересовался подполковник, — и не может так быстро вернуться?

— Его проблемы. Попадёт на очень большие неприятности. Единственно, могу подождать прибытия до вечера.

— И других вариантов нет?

— Совершенно. — Бондаренко улыбнулся, показывая крепкие, ослепительно белые зубы: Владимир Михайлович не курил и стоматолога посещал регулярно.

— Жаль. — СЧХ принялся открывать кожаный портфель, который принёс с собой. — Я думал, мы с тобой найдём общий язык.

— Это угроза? — Глаза начальника налоговой превратились в тонкие смотровые щели.

— Ну, что ты, — тихо проговорил Щетинин, извлекая из портфеля простую, картонную папку с завязочками. — Чем я тебе могу угрожать? — Папка легла на стол, пальцы СЧХ быстро развязали узелок, но открывать не стали. — Так, хочу познакомить тебя кое с какой информацией. В нашей стране действительно можно подо все подвести обоснования. В том числе и под тебя, Володя.

Щетинин развернул папку к хозяину кабинета.

— Это копия твоего дела. Личного. Прихватил с собой, на всякий случай. И, как видишь, понадобилось. — Бондаренко тяжёлым взглядом смотрел на принесённые документы. — Здесь всё. До последней бумажки. Естественно, данные официальные. Те, что ты декларируешь. В своём ведомстве. Не говорю, собственном. В государственном. А государственные структуры, как тебе тоже хорошо известно, имеют свойство менять руководство. Лично меня заинтересовал очень любопытный материал о том, как ты при зарплате государственного чиновника смог приобрести два земельных участка. Один из которых в Подмосковье. — Щетинин перелистнул страницы. — А твоя супруга, тоже госчиновник, приобрела автомобиль «лексус». За наличные. Вот документальное подтверждение. Опять же, обмен квартиры. Двухкомнатной на четырёхкомнатную. Помнишь, сколько доплатил? А точнее, не доплатил, а просто закрыл глаза на деятельность одной фирмы. — СЧХ постучал пальцем по копиям документов. — Кстати, здесь имеется информация и о твоём сынке, единоутробном. Ну, с его-то деятельностью ты, надеюсь, знаком.

— Шантаж? — Бондаренко с трудом держал себя в руках.

— Ни в коем случае. Предупреждение о сборе информации. — Щетинин кивнул на фотографию президента, стоящую на столе чиновника. — По его указанию. Не на всех, но на многих. А вот кому дадим ход, зависит от поведения клиентов.

Владимир Михайлович, поиграв желваками, склонился над столом.

— Ладно. Заберу своих людишек с фирм.

— Мало, — подполковник взял в руки фото президента. Повертев его в руках, поставил на место. — Мне нужно знать, кто дал приказ на проверку? Откуда? Имя чиновника. Должность. Словом, всё!

Бондаренко притянул к себе вентилятор, подставил мокрую от пота голову под струю прохладного воздуха.

— Звонили из Москвы.

— Кто?

— Терёхин. Второй зам.

— Имя, отчество?

— Владимир Леонидович.

— Официально отдал распоряжение?

После секундной паузы Бондаренко выдавил из себя:

— Нет. В телефонном режиме. Сослался на какие-то личностные интересы. Обещал помочь с сыном, он сейчас пытается наладить дело в Питере, — чиновник вскинул голову. — Я думал отказаться! Честно! Только когда всё завертелось…

— Лучше не продолжай, — СЧХ поднялся. — Можешь жить спокойно. Фирмы продолжай трясти. Ты же получил указание? Вот и выполняй. Зачем людей отзывать? Слухи поползут. Недоумения. Звонки ненужные. Оно тебе надо? Но смотри, Вовка, узнаю, что сам звонил этому Терёхину, а я узнаю, зуб даю: материалы на тебя, твою семью будут лежать у «папы». А ты знаешь, прямые выходы на него у меня есть. Так что сто раз подумай, прежде чем брать трубку. Москва далеко, а я под боком.

* * *

— Алло, дядя Вилен? — СЧХ бросил взгляд на часы. В Москве должно было быть два часа ночи. «Контора» работала в привычном, «сталинском», ночном режиме. Всё в порядке. — Привет!

— Снова проблемы? — донёсся из трубки звонкий голос Вилена Ивановича.

— С чего? — Сергей посмотрел на телефонный аппарат и облизнул пересохшие губы. А что если и к его служебному телефону «жучок» присобачили? В собственном кабинете приходится шифроваться. — Соскучился.

— Так я и поверил, — спокойно отозвался генерал. — Ты за последние три дня уже четвёртый раз звонишь. Столько, сколько за последние лет пять. Что случилось?

— Дядь Вилен, тут такое дело. Не знаю, сможешь это сделать или нет.

— Не тяни.

— Нужно получить кое-какую информацию.

— Говори.

— Нет. Я тебе вышлю запрос на «соньку».

Из телефонной трубки некоторое время слышалось тяжёлое сопение. После чего раздался вопрос:

— Всё так плохо?

— Не совсем, но где-то рядом.

— Помощь нужна?

— Пока нет.

— Понял. Высылай.

Короткие гудки прервали разговор.

СЧХ нежно опустил трубку на рычаг телефонного аппарата, похлопал себя по карманам, проверив наличие курева, и мысленно выругался: сигареты закончились.

Спустя полчаса подполковник Щетинин отправил генералу сообщение по электронной почте на нейтральный адрес, о котором знали только они двое. С нейтрального сервера. А потому в третьи руки оно не попало.

* * *

Ученые нашли более надежный способ галактической коммуникации.

Американские физики выдвинули предположение, что многолетнее прослушивание космического радиоэфира не увенчалось успехом, потому что внеземные цивилизации, возможно, используют для передачи информации пучки одного из типов элементарных частиц — нейтрино. Свою теорию исследователи изложили в статье «Галактическая нейтринная коммуникация», размещенной в электронной библиотеке Корнеллского университета.

Нейтрино — один из типов элементарных частиц, которые обладают крайне малой массой и невероятно высокой проникающей способностью. Для них не будет преградой даже многокилометровый слой свинца. Электромагнитные волны могут задерживаться или рассеиваться межзвездным газом и пылью, а вблизи центра галактики, где их концентрация весьма высока, использование фотонов для связи может стать просто невозможным. В то же время для нейтрино галактика практически «прозрачна». Авторы статьи предполагают, что внеземные цивилизации могут использовать для связи нейтрино с энергией выше, чем у нейтрино, испускаемых звездами. Это даст возможность фактически полностью исключить помехи — нейтрино высокой энергии достаточно редки, и сигнал, переданный с их помощью, не будет так подвержен шумам, как в электромагнитном спектре.

Поиски внеземных цивилизаций с помощью прослушивания межзвездного радиоэфира (SETI — Search for Extra-Terrestrial Intelligence) ведутся с 1960-х годов. Однако пока не удалось выявить ни одного внеземного сигнала искусственного происхождения.

РИА «Новости». 21 мая 2008.

* * *

Джип вырвался из лесной чащи на свободу, неторопливо покачиваясь на ухабах, словно проснувшийся от спячки медведь, съехал с крутого склона ближе к речке и встал как вкопанный. Будто наткнулся на невидимое препятствие.

— Где-то здесь. — Шилин первым покинул салон и, спрыгнув на землю, принялся приседать: как-никак ехали часа четыре. Тело затекло.

Мишка осмотрелся. Место действительно располагало к тому, чтобы раскинуть лагерь. От воды шёл пологий песчаный берег. Чуть выше, метров через пять, песок обрастал травой, превращаясь в небольшой сравнительно ровный пятачок земли, на которой можно было спокойно установить три двухместные палатки. Склон, заросший кустарником, прикрывал его стеной.

Дмитриев полной грудью втянул в себя воздух, почувствовал, как голова закружилась от насыщения крови кислородом. Осмотрелся.

— Напоминает каньон.

— А так на большинстве дальневосточных рек, — отозвался, услышав Мишкино восклицание, Шилин. — После таяния снегов — сильное течение. Вот вода и пробила себе русло.

Вика встала рядом с Дмитриевым. Одетая в джинсы и ветровку, с бейсболкой на голове, она походила на симпатичного паренька, и только полная грудь выдавала девичью стать. Девушка, прищурившись, подставила солнцу лицо.

Мишка ещё раз окинул поляну взглядом. После чего тронул Викину руку:

— Ты веришь, что они стояли здесь?

— Нет. Это же совсем рядом с городом.

— Что ничего не меняет, — сказал выкладывающий из багажника вещи Санатов. — Тем более в те времена сюда можно было добраться только на моторке. Тут, в двадцати километрах, леспромхоз создали в конце восьмидесятых. Так дорогу только тогда пробили.

Шилин и Сергей принялись отсоединять прицеп с лодкой. Виктория с Михаилом спустились к воде.

— Почему ты не хотел приехать сюда раньше? — Вика присела, поводила ладошками по зеркальной прозрачности реки. По воде тут же пошла рябь.

— Не знаю. — Мужчина тоже присел, сунул ладонь в речку и охнул: вода оказалась до ломоты холодной. Мишка вынул руку, огляделся: приток Зеи здесь был довольно широк, более пятидесяти метров. — Два раза пытался выбраться в эти места. Духу не хватило. Струсил. Испугался, что… — Рука его подобрала камешек, подкинула, поймала и с силой швырнула в воду. — Знаешь, я ведь долгое время думал, будто отец бросил нас. А мама выдумала красивую сказочку с экспедицией. Чтобы мне было легче. И только когда познакомился с делом, то… Но к тому времени все чувства давно выгорели. Я ведь и с уголовным делом не хотел знакомиться, если б не СЧХ. Он настоял. Помню, когда листал страницы, никаких чувств не испытывал. Ни боли. Ни потери. Хотя вру. Было одно чувство. Обиды. Что у отца всё так по-глупому. Из материалов-то выходило, будто он сам виноват в трагедии.

Вика почувствовала, как мужчина быстрым движением смахнул со щеки слезу. А потому попыталась перевести разговор на другую тему:

— Тихо-то как… А тебе самому верится в то, что они стояли именно здесь?

— Думаю, в данном отношении милиции не было смысла что-то подтасовывать.

— Эй, тунеядцы, — голос Санатова разнёсся по округе, — хватит на воду медитировать. Давай палатки ставить. И обедать пора.

Мишка покачал головой:

— Ох, и натерпимся мы от этого генерала.

* * *

— Объекты вышли на место дислокации. «Охотник» остался с ними. Мы окружили лагерь. Пока никаких посторонних объектов не наблюдаем.

— Чем занимаются «отдыхающие»?

— Установили три палатки. Заготовили дрова. Ловят рыбу.

— Продолжайте наблюдение. И прощупайте местность в радиусе двух километров. Старик где-то должен быть рядом.

* * *

Обе закидушки оказались пусты. Зато со спиннинга Дмитриев снял крупного, изо всех сил бьющегося в желании вырваться тайменя. Кинул в ведро — на вечер, на уху. После чего снова закинул леску в воду, подальше от берега.

От костра уже тянуло не только дымком, но и ароматом обеда. Куховарили Санатов с Шилиным. Виктория сидела у стола, сервированного по-походному, в ожидании.

Серёга колдовал у костра, готовя пойманную рыбу «по-таёжному». Он отобрал самую мелкую. В один котёл полетели и пескарики, и два чебачка, и, даже несколько мелких тайменьчиков. Вика скептически поморщила носиком: начало не впечатляло. После Санатов уложил рядами разделанную рыбу на походную сковороду, подсолил, залил водой, накрыл крышкой и поставил на слабеющий огонь.

Шилин прошёлся по округе и вернулся минут через двадцать с пучком дикого полевого лука. Что прибавило Вике ещё больше скепсиса. Однако спустя полчаса весь пессимизм девушки будто смыло чистой волной Гилюя: такие восхитительные ароматы неслись от костра. Серёга, несколько раз перемешав блюдо и убедившись, что оно практически готово, тут же обильно обложил рыбу мелко нарезанным диким лучком, полил подсолнечным маслом и, наконец сжалившись, поставил сковородку на камни перед импровизированным столом.

— Прошу!

Шилин упал на разложенный на земле коврик, вытянутый из джипа, и быстро извлёк из рюкзака бутылку водки.

— За приезд.

Санатов крякнул, после чего разгладил двумя пальцами усы:

— Может, «по-таёжному», под рыбку?

Шилин согласно кивнул, поставил на клеёнку четыре эмалированных кружки, в каждую из которых налил водки на палец. Серёга тем временем протянул руку к своему рюкзаку, извлёк из него термос с горячим чаем, снял крышку и… долил ароматный кипяток в водку.

Вика, опешив, смотрела на манипуляции мужчин. Не с меньшим интересом за всеми этими манипуляциями наблюдал и Мишка.

Санатов поднял кружку, протянул девушке.

— Держи.

— Не буду.

— Не пори ерунды. — Серёга сунул сосуд в маленькие женские ручки. — Здесь это не водка, а лекарство.

— Ага, с чаем? — скривилась девушка. — Что-то вроде разогретой бренди-колы?

Шилин рассмеялся:

— Сразу видно, в тайге новичок. — Парень чокнулся с соседом и опрокинул спиртное в рот. — Меня эта штука спасла два года назад, по весне, когда провалился под лёд. Если бы не «крапива», помер.

— Почему «крапива»? — Вика поднесла кружку к лицу, принюхалась.

В ноздри моментально ударил пропитанный спиртом пар. Девушка зашлась в кашле.

— Ты не нюхай, а пей.

Мишка скептически поморщился, но кружку поднял, несколько секунд подержал в руке и залпом осушил. Санатов принялся раскладывать рыбу по мискам, приговаривая:

— «Крапиву» нужно пить, как спирт. На выдохе. Зато потом ни одна болячка не пристанет. И похмельного синдрома нет. Вика, тоже выпей. Земля холодная, а нам нужны здоровые люди.

Вика поставила пустую кружку на клеёнку и накинулась на тушёного пескарика.

— Вкуснотища!!!

Санатов усмехнулся и громко сказал:

— Мы и не то могём. — После чего почти шёпотом добавил: — Мне это одному кажется, или нас действительно пасут?

Шилин с улыбкой кивнул головой и так же тихо ответил:

— По периметру. Как минимум, человека четыре. Но не рядом. Метрах в пятистах. Здесь только один наблюдатель.

— Ты его видел? Далеко от нас?

— Метрах в шестидесяти. В кустарнике. Два раза блеснуло отражение от линзы бинокля.

— А они на нас не… — Вика запнулась, страх несколько сковал уста.

— Не волнуйся, — отрицательно покачал головой Серёга. — Пока не пожалует гость, который пригласил нас в это путешествие, никто не тронет. Или пока не начнём его поиски самостоятельно. Одно из двух. — Санатов с наслаждением уминал приготовленный им самим обед.

— Как избавимся от этих?

— На моторке. — Мишка повернулся в сторону Шилина. — На рассвете сложим всё необходимое в лодку. Но так, чтобы те не заметили. Палатки, часть амуниции придётся оставить.

— После за ними вернёмся, — отозвался Шилин.

— А если украдут? — заметила Виктория.

— Кто? Этим они и на фиг не нужны. А посторонний, залётный рыбак или охотник, первым делом, тревогу поднимет. Решит, хозяин палаток на дно ушёл. Тут же вызовет всех, кто рядом, на поиски. У нас по-другому нельзя. Тайга. Сегодня ты смалодушничаешь, завтра про тебя забудут. Так что всё в порядке. — Саша принялся завинчивать пробку на бутылке. — Другой момент, дадут ли эти нам собраться?

— Саш, ты же сам говорил, рыбаки поднимут тревогу, ежели кто пропал. Вот давай мы и поднимем шум, — неожиданно высказался Мишка. — Позвоним твоим, мол, пропали люди. Лодки пойдут к нам, а мы присоединимся к ним. При свидетелях никто не тронет.

— А это мысль! — подхватился Санатов. — Только в ней есть один изъян. Как быть с незнакомцем? Вдруг мы свалим, а он придёт?

— Думаю, тот, кто прислал мне смс, не дурак. Он знает, что нас пасут. — Дмитриев с силой швырнул голяш в реку. — А потому сюда нос не сунет. Предложение — вырваться на простор и там его ждать.

— Куда вырваться? — Серёга налил в кружку чай. — Мужиков вызвать — не проблема. Нужно определиться, куда плыть? — Санатов отставил кружку. — А потому, пока не выясним что да как, ждём. И не рыпаемся. Нечего злить сторожей раньше срока. А мужик этот, думаю, даст о себе знать очень скоро. Так что, Санек, напрасно ты завинтил пузырь. Распечатывай.

* * *

Ядерный взрыв уничтожил все живое на Марсе.

Ученый астроном Джон Бранденберг заявил, что знает, почему на Марсе нет живых существ и почему он красный.

По мнению астронома, на этой планете 180 миллионов лет назад произошел ядерный взрыв небывалой силы, который и уничтожил все живое. Причем эту теорию подтверждает то, что в марсианском грунте обнаружено много радиоактивных компонентов — плутоний, калий, торий. Тем не менее все свидетельствует и о том, что когда-то очень давно на Марсе была жизнь и на планете существовали океаны, моря и реки. К сожалению, вся красота была уничтожена взрывом.

«Правда.Ру», 4 апреля 2011.

* * *

Вернувшись в Благовещенск, Урманский первым делом заглянул в университет. Следовало за день закрыть все «хвосты». Сдать отчёт по сессии, подписать «почасовки» преподавателей, отдать заявку на ремонт аудиторий, проверить начисление отпускных.

Да, дел было много. Но основная причина заключалась не в них. Он оттягивал неприятный разговор с женой. В свете происшедших событий долгожданная семейная поездка к морю накрывалась не просто медным тазом, а бронированным колпаком. Что делало серьёзную трещину в их не таких уж крепких отношениях.

История с блоками настолько захватила профессора, что он не желал бросать начатое дело на полдороге. Тем более на завтра была запланирована поездка на Граматуху. Именно по тем местам, по которым прошлась экспедиция академика Колодникова в 1968 году. Отказаться было выше сил Александра Васильевича. Но вот Ольга… Единственное препятствие, которое его сдерживало, была Ольга.

Стук в дверь привёл профессора в чувство.

— Да, входите.

Дверь распахнулась, на пороге появился декан геофака. Всё такой же суетливый и потный.

— Ты здесь? — Юрий Николаевич устало опустился на стул, с тоской посмотрел в окно. — Чёртова жара меня скоро убьёт. Я с чем к тебе: из десяти заказанных мной аудиторий за лето отремонтируют в лучшем случае пять. Я к чему: если что, дашь свои для заочников в первом семестре? Во вторую смену. А мы за осень добьём остальные.

— Без вопросов.

— Слава богу. А то уж не знал, к кому и сунуться. Тебя не было. С физматом у меня сам знаешь, какие отношения…

— Ездил в Хабаровск, — вяло отозвался Урманский.

— К вдове? Из-за этого… Дмитриева?

— Нет, — соврал, сам не зная почему, профессор. — Захотелось посмотреть дневники Колодникова. А её перед моим приездом ограбили. Представляешь?

— Неприятно, — выдохнул Ельцов. — Как Николаевна?

— Нормально.

— Это хорошо, что так, — декан поднялся со стула. — Передавай привет. Кстати, завтра у Иры Блинниковой день рождения…

— Меня не будет. — Урманский вытянул из портфеля портмоне, достал несколько денежных купюр. — На подарок.

— То есть как? — Ельцов деньги взял, но продолжал стоять на месте. — Ты что, хочешь Ирку обидеть?

— Передай мои самые наилучшие пожелания. — Александр Васильевич произносил слова тускло и бесцветно. — Но, честное слово, не могу. Завтра уезжаю. На Граматуху. По местам экспедиции Колодникова.

— Оно тебе надо? — Ельцов всплеснул руками. — Ты что, уже полностью решил плясать перед этим мальчишкой?

— Дело не в том…

— Именно в том! — Юрий Николаевич слегка повысил голос. — Впрочем, поступай как знаешь. Но поверь: всё это… — Он почему-то указал пальцем на небольшую статую Дон Кихота, стоявшую на столе заведующего кафедрой.

Дверь за Ельцовым захлопнулась.

Урманский налил из чайника холодной воды в стакан: вот и начались нарекания. А ведь ещё и до дому-то дойти не успел.

* * *

Щетинин аккуратно разложил перед собой распечатанные материалы, присланные из Москвы на скрытый электронный адрес.

Первая «посылка» от Вилена Ивановича. После чего СЧХ уткнулся в экран монитора и в третий раз перечитал сопроводительное письмо. Точнее, ту его часть, где генерал указал на то, что «Гюрза» в Амурской области действует на свой страх и риск. Никакого приказа из Министерства обороны или каких-либо иных структур руководители подразделения не получали. Зато восемнадцать контрактников (увидев цифру, подполковник, не сдержавшись, присвистнул), служащие одной части, в том числе и те, чьи фото СЧХ выслал дядьке, одновременно подали рапорт на отпуск. И… одновременно в него ушли.

Щетинин с силой потёр кончик носа пальцем: к выпивке, что ли? Ещё раз перечитал сообщение. «Что ж, — мысленно проговорил подполковник, — значит, с „Гюрзой“ можно не заморачиваться. Достаточно поставить в „неловкое положение“. Ребятки захотели срубить бабла на беспределе. Устроим им свой беспредел… Так, а что у нас по академику?»

Щетинин сунул в рот сигарету, прикурил, углубился в чтение материалов.

Листов оказалось семь. Отчёт Колодникова перед комиссией Академии наук о проделанной экспедиции 1968 года. Отчёт, до которого генерала Щетинина, не последнего человека в иерархии спецслужб, допустили только с третьей попытки. И то после звонка одного очень серьёзного человека.

Сергей принялся отыскивать в первую очередь те места, в которых упоминались злосчастные блоки, о которых говорил Рыбаков. Впрочем, увлёкшись, он стал читать всё подряд.

«…Обследовали поверхность сопки. Нами не было найдено ни единой вещицы, которую можно было бы связать с памятником. Мною было принято решение расширить поиски и уделить более пристальное внимание окрестностям поселения (если оно таковым являлось). Добраться до него можно было только с одной стороны — по узкой тропе. С других сторон сопка имеет либо отвесную скалу, либо настолько крутые склоны, что по ним почти невозможно подняться. Практически сопка неприступна, к тому же имеется ещё одно очень серьёзное неудобство для тех, кто захотел бы здесь поселиться, — отсутствие воды. Кто же тогда оставил после себя строгие ряды (!) пустых западин одинаковых размера и формы? Судя по количеству западин-жилищ, здесь могли разместиться несколько сотен человек. Но зачем? Заниматься земледелием на этом „пятачке“ невозможно, разводить животных — тоже. Приходим к выводу: здесь когда-то располагался военный лагерь каких-то племён. Кто это был — загадка!»

СЧХ бросил взгляд на часы: Рыбаков уже как два часа должен был прилететь. Наверняка сначала домой поехал, сукин сын. Совсем от рук отбился. Щетинин достал мобильный телефон и хотел было набрать номер майора, но передумал и снова принялся за чтение.

«…Подобные нуклеусы, а также техника обработки камня характерны для неандертальцев. Что подтверждает выводы директора Института археологии и этнографии, академика Вакуленко (1947 год) об открытии ранее неизвестной культуры на территории Приамурья, культуры эпохи неолита». Эта фраза академиком, судя по всему, специально вставлена в отчёт: основное направление исследований Колодникова — период позднего неолита. И без оного неолита в отчёте никак не обойтись.

А вот дальше. «…Выходы скалы не походили на затопленные каменные бруски. Однако нами открыт новый археологический памятник, причём значительно более древний. Долина водотока довольно широка…»

СЧХ сунул сигарету в рот, не глядя, прикурил. Мысли в голове начали наращивать обороты. Получалось, чёртовы обработанные гранитные блоки не имеют никакого отношения к скалам, что расположены на Граматухе. Тогда откуда их тащили? Щетинин вслух матюкнулся: «Из Египта, что ли?». Скорее всего и Колодников думал именно так. Потому и заинтересовался блоками, что они были не к месту. Как прыщ торчали на его пути. И ни одно прокрустово ложе не могло их «врезать» ни в одну официальную теорию. Вон даже академик в отчёте попытался «пристроить» бруски хоть куда-то. Ан ничего не выходило. Против всякой логики они валялись посреди тайги, в глубине материка, вдали от цивилизации.

Взгляд подполковника снова прошёлся по тексту. Ощущение, будто он что-то упустил. Итак, что мы проскочили? Тектоническая деятельность монолита, ключ Джуркан, нуклеус, наскальный рисунок… Точно! Вот оно! Рисунок, а под ним текст. Всего несколько слов. Несколько слов, специально завуалированных среди фраз для отчёта. Именно на них и споткнулся взгляд. Неужели это именно то?

СЧХ вынул изо рта сигарету, облизнул пересохшие губы и прочитал вслух: «…На возможность открытия местной культуры эпохи бронзы на Среднем Амуре наталкивает и обнаруженное на речке Тынок, впадающей в Зею с левого берега, несколько выше с. Ураловки, изображение молодого северного оленя, выполненное техникой точечного пикетажа (выбивки). Впоследствии точно такой же рисунок был нами обнаружен и на Граматухе, и на Джуркане, и на Тынке, и на Норс. Сравнительно недалеко от местонахождения рисунка, на правом берегу Анго, ещё во время экспедиции 1961 года были обнаружены бронзовые предметы датированные 1 тысячелетием до нашей эры, которые я бы отнёс к карасукской культуре поздней бронзы. Но карасукцы — представители сибирской бронзы. Основным занятием у них было скотоводство, и в поисках хороших пастбищ они постоянно перемешались на новые места. Не исключено, что в I тысячелетии до нашей эры часть поздних проникла в бассейн Амура, где встретила племена, в отличие от сибиряков, разводившие оленей…»

Сигарета тихо потухла в пепельнице. Оленёнок. И на Граматухе, и на Джуркане, и на Норе был найден один и тот же рисунок: оленёнок.^[7]

* * *

Мишка забрался внутрь палатки, вытянул из футляра ноутбук, принялся настраивать для работы. Небольшую мобильную спутниковую антенну он установил заранее, замаскировав её между палаток и прикрыв хвойными ветками, пока возился с дровами для обеда.

Две минуты назад на новый номер пришла смска от Щетинина: «Ищите рисунок, который высылаю на следующий адрес… Буду на связи».

— Мишка, — послышалось через тонкое полотно палатки. Они с Санатовым решили разыграть маленький спектакль для наблюдателя, чтобы того не насторожило длительное отсутствие Дмитриева, — найди в рюкзаке аспирин. Он должен быть в аптечке.

— В каком? — крикнул ответ Михаил, открывая «почту».

— Не помню. Кажется, в моём.

— Хорошо, поищу.

С экрана на Михаила смотрел нарисованный неуверенной «детской» рукой, чем-то похожий на зайца оленёнок. Под ним расположился текст: «Этого зверя Колодников обнаружил на скалах Граматухи и на Норе. Судя по всему, оленёнок — ориентир, по которому передвигалась экспедиция. Такой же зверь должен быть и на Гилюе. Незнакомец, я так думаю, ждёт встречи именно там. По крайней мере, я бы на его месте поступил так».

Мишка быстро отстучал на клавиатуре ответ:

— Нам не дадут такой возможности.

— Знаю. Не предпринимайте никаких телодвижений. Просто оттягивайте внимание противника на себя. Я сегодня вышлю в Зею человека, который займётся поиском незнакомца. Но ему нужна приблизительная ориентировка, где может находиться рисунок. С местностью он не знаком. Спроси у Шилина. Пусть тот свяжется со своими друзьями-охотниками. Может, кто видел рисунок. Дай мой номер телефона.

— Понял. Инженера встретил?

Через несколько секунд на экране высветилось:

— Встретил. Выезжаем на Граматуху.

— Мы на рассвете думаем покинуть стоянку. У нас есть один план.

— Ни в коем случае! Сейчас вы мне нужны именно там, где сидите! Бродите вокруг да около лагеря. Делайте вид, будто занимаетесь поиском. Словом, отвлекайте, но грамотно. Постоянно будьте близко к реке на случай срочной эвакуации. И никакой самодеятельности! Мишка, предупреждаю, с вами «работают» опытные люди. Все попытки сбросить их, будут напрасными. Жду ответа Шилина.

СЧХ отключился. Мишка ещё несколько секунд внимательно рассматривал рисунок, после чего не только стёр всю информацию, но и упоминание о ней в архиве записей компьютера.

* * *

Джип Щетинина стремительно покинул городскую черту и, пользуясь тем, что ещё тянулась асфальтированная лента дороги, взревев, увеличил скорость до двухсот километров.

Урманского вдавило в мягкое, удобное кресло. Профессор с недовольством посмотрел на подполковника, которого видел впервые в жизни. Но о котором очень даже хорошо знал из уст майора Рыбакова. Тот тоже сидел в машине, только в отличие от Александра Васильевича спереди. Прислонившись к закрытой дверце, майор усердно дремал.

— Ещё раз простите, Александр Васильевич, что вытащили вас на лоно природы, не дав возможность побывать дома, но это вынужденная мера. Кстати, — СЧХ кивнул головой назад, тем самым указывая на соседа профессора, немолодого, полного мужчину, лет шестидесяти, — познакомьтесь. Кононов Анатолий Тихонович, инженер с Ипатьевского камнеобрабатывающего комбината. Товарищ к нам, можно сказать, из центра Сибири пожаловал. И всё благодаря вашей активной деятельности, Александр Васильевич.

— Шутить изволите? — Урманский нехотя протянул руку инженеру.

— Да нет, Александр Васильевич, я сегодня серьёзен, как никогда. — Внедорожник Щетинина оставил позади асфальт и теперь трясся по грунтовке. Однако подполковник и не подумал снизить скорость. — Я выслал в Ипатьевск те материалы, что вы нашли у вдовы. Простите, без вашего ведома, но на то, как понимаете, имеются причины. Улыбнитесь, Александр Васильевич.

— Не с чего, — Урманский уткнулся в окно. — Вы даже не представляете, что меня ожидает. Я ведь обещал, что сразу домой, а тут…

— И замечательно, — не оборачиваясь, отозвался СЧХ. — Значит, никому не успели рассказать о находках. А супруге, если хотите, выпишем справку. Мол, были у нас. Официально.

— Нет уж, благодарствую. Ещё хуже будет. — Профессор всё-таки не сдержался: — А ведь говорили, завтра поедем.

— Правильно. Только с прибытием нашего гостя всё кардинально изменилось. — Джип на скорости обогнал микроавтобус. — Одно ваше слово, невзначай кинутое не в те уши, в том числе и жены, могло решить дальнейшую судьбу поисков. Если бы наши, мягко говоря, конкуренты, узнали, кого мы везём на Граматуху, то наверняка сделали бы всё для того, чтобы мы туда не добрались.

Урманский на этот раз с любопытством посмотрел на инженера. Интересно, чем же так опасен этот вялый с виду толстяк? Кононов явно страдал одышкой. Однако в его теле вместе с тем чувствовалась и сила. Мужик более напоминал старого, дикого вепря, который только по внешнему виду кажется слабым и умирающим, а на деле готов обнажить в драке клыки.

СЧХ кинул взгляд в зеркало заднего вида, отметил заинтересованность профессора и, чтобы ещё более заинтриговать учёного, обратился к инженеру:

— Анатолий Тихонович, как думаете, подтвердится гипотеза, выдвинутая вашим соседом?

Инженер даже не посмотрел в сторону Урманского:

— Откуда мне знать. Сначала следует познакомиться с материалом.

Щетинин полуобернулся, скосив взгляд на дорогу:

— Александр Тихонович ведь не просто инженер: он изучал камни, из которых построены пирамиды в Египте.

— В каком смысле? — не понял Урманский.

— В самом прямом, — отозвался СЧХ, выворачивая баранку. — Принимал участие в исследовательской экспедиции на Гизу.

— И что? — В голосе профессора послышались иронические нотки. — Прямо-таки все камни изучил?

— Зачем же, — спокойно произнес инженер, рассматривая пейзаж за окном машины. — Я считаю, достаточно ознакомиться с тем материалом, который не вошёл в состав пирамиды, и очень многое станет понятным.

— То есть? — Александр Васильевич насколько смог, развернулся к инженеру. Тем самым выдавая заинтересованность.

— Во всём имеется своя логика, — сказал Кононов, по-прежнему глядя в окно. — Я считаю, для начала следует пристально изучить не сами сооружения, а то, что веками валяется вокруг них. Это намного интереснее, поверьте мне. И это, кстати, — инженер впервые повернулся к соседу, и весь негатив Урманского как рукой сняло: взгляд у Кононова оказался чистый, пронзительный и даже детский — укладывается в то предположение, которое вы выдвинули.

— То есть, — Урманский теперь с ещё большим интересом смотрел на инженера, — о существовании працивилизации?

— Совершенно верно.

Александр Васильевич в волнении потёр мочку уха.

— Но почему вы считаете, будто подтверждением данной гипотезы может стать строительный, так сказать, мусор?

— А почему «так сказать»? Это действительно самый настоящий строительный мусор. И не более того. Но именно этот мусор подтверждает и ваше предположение, и гипотезу моего друга в Египте, и высказывания ещё сотен людей.

— Но ведь у нас, здесь, в Амурской области, нет пирамид, — парировал профессор, хотя глубоко в душе хотелось ему услышать положительный ответ: мол, а кто вам это сказал? Они есть!

Но послышалось совсем иное:

— У вас не было не только пирамид. У вас никогда не было и камнеобрабатывающего комбината. — Кононов чуть развернулся в сторону собеседника для удобства ведения диалога. — А обработанные гранитные блоки есть.

— Да, да. Но всё-таки, как мусор может стать доказательством гипотезы? — Урманский с увлечением оправил на себе рубашку.

— Довольно примитивно и просто. — Кононов впервые улыбнулся. — Нужно только задать себе несколько вопросов и попытаться на них ответить. Первое, материал, из которого построены сооружения, местный или привозной? Второе. Если местный — никаких проблем. А если нет? И вот тут встаёт сразу масса дополнительных вопросов.

— Каких?

— Хотя бы то, что пирамиды в Гизе строились не из одного, а из нескольких видов материалов. И если карьер с известняком — неподалёку, то откуда доставляли гранит и кварцит? Второй вопрос: где обрабатывали камень — в карьере или подрезали по месту? Опять же, транспортировка как происходила?

— Накатом, естественно.

— Ну, то, что не накатом — это точно. И я могу аргументировать. А в пример, если вы не против, возьму опять же пирамиды Гизы. Сколько весит один блок? В среднем от десяти до сорока тонн. А есть и по сто, и по двести. Но, возьмём самый маленький, в две с половиной тонны. Вопрос: как доставить хотя бы такой блок? Катить по песку? По пустыне? Не знаю, как вы, лично я с трудом могу себе представить, как его можно вытянуть по барханам. Брёвна в песке не катятся, вязнут. Да и дерева в Египте почти нет. Для того чтобы катить, нужна дорога.

— А если дорогу со временем занесло песком? — не сдавался Урманский.

— Очень даже может быть, — согласился инженер. И тут же добавил: — Но историки нам про это ничего не говорят. Опять же вопрос: откуда катили? Где карьер, от которого должна была тянуться трасса к объекту? Он не найден.

— Занесло песком.

— Хорошо, вторично допустим. Но сам собой напрашивается третий вопрос: где обрабатывали камни? В карьере или возле пирамид?

— На месте подгонять проще. Сразу видно, как обработать камень так, чтобы он занял нужное место.

— И я бы вас снова полностью поддержал, если бы не одно «но». При такой обработке камня, как вы только что утверждали, должна, нет, просто обязана, остаться масса, тысячи тонн мелкого, не гниющего со временем мусора. Каменной крошки. Но её нет! Есть крупные детали, которые не вошли в конструкцию, то есть оказались лишними, а вот каменной крошки нет!

— То есть…

— Вот так и есть. — Кононов развёл руками. — По крайней мере, мы её не нашли. Мало того, как только начали её поиски, местные власти тут же приказали прекратить дальнейшие исследования и покинуть лагерь.

— То есть вы хотите сказать…

— Именно. Отходов нет по одной из причин: либо у тех, кто строил пирамиды, имелась такая техника, которая резала гранит, как масло. Либо блоки привозили в готовом виде. То есть обрабатывали в карьере.

— Но в таком случае в каменоломне должны были быть точные чертежи будущего сооружения.

— Мало того, продолжу вашу мысль. Любое сооружение, даже самое гениальное, дорабатывается по ходу его создания. Сколько раз у нас на комбинате было такое, что мы высылали изделие, а с полдороги его возвращали. Потому как строители что-то меняли в своей конструкции. Но у нас есть железная дорога. А как возвращали древние? Тоже по песку катили обратно? По логике вещей, проще было блоки просто оставить в пустыне. Кто-то видел их по дороге к строениям?

— Засыпало песком. Со временем.

— Снова песок… — усмехнулся инженер. — И камни древние люди тоже обрабатывали песком?

— Зачем же? — Урманскому стало немного не по себе от того, что он вот так, непонятно почему, встал в оппозицию к Кононову. Но и сдаваться не желал. — Имелись специальные скребки. Кувалды. Что там ещё…

— Вот-вот. Именно вот этим «что там ещё» и скрепили блоки промеж собой так, что и через тысячелетия лезвие ножа невозможно просунуть в щель. И все радостно верят в то, что это сделано скребком. А как по мне, взять бы того историка-теоретика, поднять со стула, дать ему скребок и камешек — и пусть проведёт практическое занятие… Уровень развития Древнейшего Египта или того, что было до него, был намного выше, чем мы предполагаем. Даже в сравнении с нами.

— А если предположить, что мусор вокруг сооружения собирали и вывозили? — Урманский решил вернуть инженера в начало беседы.

Кононов отозвался:

— Почему в таком случае вывезли только мелочь, а крупные остатки оставили? И потом, я не поверю, будто рабы могли идеально вычистить площадку. Никто отходы там не закапывал. Их просто нет. Со щёточками, что ли, ходили древние? При подневольном-то труде? Ведь опять же, не я — историки утверждают, будто рабский труд самый непродуктивный. Потому как раб не заинтересован в конечном результате труда. И в его качестве… Так что строители были профессионалами.

Кстати, имеется ещё одна гипотеза строительства пирамид. Из бетона. По данной гипотезе, древние строители, перед тем как заливать новый блок поверх старого и с боков уже стоящих блоков, проходились раствором, чтобы новый бетон не скрепился со старым, иначе бы получился единый монолит, который мог треснуть во время природных катаклизмов. То есть пирамиде давали возможность «дышать». И вот тут сам собой напрашивается вопрос: откуда древние люди, никогда до того не возводившие такого рода сооружения, могли знать о подобном свойстве высотных зданий? Кто тот архитектор, который надоумил их? Кто сконструировал, рассчитал все пропорции пирамиды?

— Значит, всё-таки працивилизация?

Кононов провёл по лицу ладонью руки. Урманский отметил: инженер не был чистым интеллектуалом. Ладонь Кононова оказалась широкой, мозолистой.

— Признаться, я и сам ещё нахожусь в сомнениях. Но всё больше и больше склоняюсь к одной мысли. Дело в том, что там, в Египте, имеются такие факты, против которых здравый смысл просто бессилен. — Инженер достал пачку сигарет, закурил.

Машина, минуя очередной поворот, наехала на камень, от чего слегка подпрыгнула. Сонный майор стукнулся головой о стекло дверцы, после чего все услышали:

— Твою дивизию…

— Хватит спать, — СЧХ хлопнул Сашку по колену. — Через полчаса будем в Увале, а у тебя фейс, как у мятой игрушки. Ты тут столько пропустил…

— Да слышал я! — недовольно пробурчал Рыбаков. — С вами разве поспишь? Бу-бу-бу, бу-бу-бу… — Он зевнул, посмотрел, что творится «за бортом», после чего, кряхтя, с трудом развернулся к заднему сиденью. Заспанные глаза следователя уставились на инженера. — Так чего они весь мусор-то не убрали? А?!

* * *

Мишка кивком головы позвал Санатова и Шилина к реке, якобы, проверить закидушки. Пока те двое вытягивали из воды леску, Дмитриев нарисовал на песке копию рисунка, присланного Щетининым.

— Заяц? — рассмеялся Серёга.

— Может, и заяц. Только по отчёту Колодникова проходит как олень. И выбит на скальной породе и на Граматухе, и на Норе. СЧХ считает, что и здесь, на Гилюе, должен быть подобный рисунок. Саш, ваши ничего подобного не видели?

Шилин отрицательно качнул головой.

— Не слышал.

— Нужно найти того, кто видел. И как можно скорее. Сейчас же поезжай в Зею, пообщайся со своими знакомыми охотниками, рыбаками. Может, кто-то из них наталкивался на нечто подобное, — Мишка протянул руку. — Здесь номер мобильника СЧХ. Когда найдёшь — звони ему. Кстати, он высылает человека в помощь. Тот к тебе придёт.

Санатов стёр рисунок подошвой сапога. И неожиданно тихо выматерился:

— Хреново.

— Что? — переспросил Мишка.

— Всё! — Санатов говорил тихо, в песок, так, чтобы наблюдатель его не услышал и не увидел движения губ. — Экспедиция шла по «оленям». Факт! — Сергей неожиданно замолчал, долгим взглядом окинул местность и неожиданно закончил фразу: — Сечёшь, к чему веду?

— Нет, — так же тихо ответил Михаил.

Санатов кивнул в сторону сосен.

— А где ты здесь видишь оленя? Кругом тайга, нет никаких выходов скальных пород. А значит, и рисунка тоже нет. — Санатов ногой скинул в речку небольшой камешек. — Нас накололи, Мишаня. Твой отец никогда здесь не был и лагерь в этом месте, как утверждает карта, не разбивал. Потому-то поисковая группа ни хрена и не нашла. Следователь, сука, подделал документы, запутал следы. Из-за этого его и грохнули. СЧХ прав: уходить смысла нет. Всё одно непонятно куда топать. Так что пока сидим и ловим рыбу…

* * *

— Активности со стороны «туристов» не наблюдается. Объект не появлялся. Шилин покинул лагерь, вернулся в Зею. Продолжаем наблюдение.

Дмитриев выходил на связь посредством интернета. Общался с сотрудником своей фирмы Шевцовым. Тот сообщил, что Дмитриевым интересовалась налоговая инспекция. Более контактов не было.

* * *

— Внимание! Исчез Урманский! Ориентировочно в одиннадцать часов пятьдесят минут он покинул здание университета через запасной выход. Ни домой, ни к знакомым не пришёл. И Щетинин, и Рыбаков покинули здание управления в половине двенадцатого дня. О месте их нахождения ничего не известно. Срочно предпринять поиски! Статус задания: высший!

* * *

Лодка, послушно повернула влево и, несколько раз скребнув дюралевым днищем о каменистое дно, ткнулась носом в пологий, усеянный мелкой галькой берег.

— Здесь. — Учитель-эвенк махнул в сторону виднеющегося в полукилометре от них, нависшего над одной стороной реки скального отвеса. — Ходу минут тридцать. Дальше плыть нет никакой возможности: камни… Ну, идём или как? Вы же сами хотели успеть в город вернуться.

— Да идём, идём… — Подполковник кивнул профессору и инженеру, чтобы те следовали за учителем, а сам обратился к майору. — Санёк, побудь тут. Хребтом чую — хвост за нами. Если что, звони на мобилу и тут же сбрось.

Майор вернулся к плоскодонке, вытянул рюкзак, кинул его недалеко от предполагаемого будущего костра, присел, расстегнул замки, вскрыл и извлёк из внутренностей мешка мощный цейсовский бинокль. После чего достал мобильный телефон. Оценил состояние антенны: связь была. Осмотрел критическим взглядом местность. Река — сплошные «колена». За поворотом — перекат. Учитель их провёл по фарватеру. Кто не знает пути, обязательно сядет на «брюхо». Значит, перед поворотом и нужно расположиться. Там, кстати, и старая сосна лежит недалеко от берега. В два обхвата. Спрячет.

Сашка нацепил на шею бинокль и скорым шагом устремился к последнему «колену», до которого было метров четыреста.

* * *

Кононов присел на камень, стянул с себя рубашку, снял туфли, закатал по колена штаны, после чего зашёл в речку и принялся, зачерпывая ладонями холодную воду, обливать себя. Сначала лицо, с лица перешёл на шею, затем на редковолосую грудь, потом руки принялись елозить по круглому, тяжёлому животу, свисающему над кожаным ремнём…

— Раздевайся да окунись! — посоветовал Щетинин, расположившись на берегу, рядом с Урманским.

— Нельзя. — Инженер издавал фыркающие, как у лошади, звуки. — Спина, зараза. Стреляет.

— Знаешь, Тихоныч, — СЧХ по-мальчишески сплюнул через зубы, «цыкнув», — я тебя сейчас сам окуну, если не скажешь, к какому выводу пришёл? Мы, понимаешь, вот уже как полчаса слушаем все эти «м-м-м-м» да «ну-ну». Теперь вот водяной стриптиз лицезреем… Вылазь давай!

Анатолий Тихонович ещё с минуту пофыркал от удовольствия, затем, осторожно шагая, вышел из воды:

— Хорошо! — рубашка облепила мокрый мужской торс.

— Не тяни кота за яйца! — взмолился подполковник.

Кононов застегнулся на все пуговицы, принялся расчёсываться. Из-под мохнатых бровей инженера, из его карих глаз, светилась хитрость. Расчёска спряталась в карман.

— Ну, что, мужики, могу поздравить. — Инженер присел, похлопал ладонью по одной из сторон утонувшего в песке гранитного блока и добавил: — Ваш академик нашёл для человечества ещё одну головную боль.

— Камни обработаны не людьми? — предположил профессор.

— Почему? — Кононов удивлённо посмотрел на Урманского. — Именно людьми. Людьми, и никем более! Только не вручную. — Анатолий Тихонович провёл указательным пальцем вдоль боковины блока. — Вот эта сторона — явное тому доказательство. Она срезана дисковой пилой. Как дерево. Извините за сравнение, но так вам будет более понятно. Причём, обратите внимание: это самая широкая сторона блока. И срез сделан за один заход. Сторона полностью гладкая. Нет подпилов, как это делают, когда пытаются подойти к одной точке с двух сторон. А сие означает одно: радиус диска, которым разрезали камень, не менее полутора метров.

— И что? — не сдержался СЧХ.

— А то, что диски таких размеров появились лет сорок назад. Причём со специальным напылением. А эти блоки, — рука инженера похлопала по камню, — здесь лежат как минимум несколько столетий. Если не больше. Видишь, как в почву зарылись. Вот и складывай.

Щетинин тоже присел, ощупал гранит:

— Край-то неровный.

— На выщерблины не обращай внимания. Время и условия сохранения.

Серёга встал.

— И что, здесь всё обработано машиной? — СЧХ рукой провёл вокруг себя, охватывая каменистую местность. Везде, куда доставал взгляд, виднелись торчавшие из земли боковины, углы, а то и цельные части гранитной мозаики.

— Не всё. — Кононов тоже посмотрел по сторонам. — Есть экземпляры, над которыми поработали топорно. Примитивно. Видимо, хотели использовать камни в своих целях. Да ничего не вышло. Потому и бросили. Однако таких мало. И они, до того как их пытались подтесать, тоже были обработаны на станках.

Инженер, перепрыгивая с камня на камень, подбежал к заинтересовавшему его небольшому валуну, торчащему из прибрежного песка. Урманский тоже подошёл, тронул камень. И тут же нервно отдёрнул руку. Теперь перед ним лежал не просто гранит, а свидетель неизвестной, незнакомой, таинственной истории. Истории, которой не было ни в одном учебнике.

— Как думаете, — Александр Васильевич прокашлялся, — почему люди столько сил потратили на изготовление этих блоков, а потом взяли и бросили их?

— Хороший вопрос. Только формулировка неправильна, — отозвался инженер и кивнул в сторону нависшего над Граматухой крутого склона сопки с открытым выходом на поверхность скальной породы. — Прав был ваш академик. Блоки изготовлены не из местного материала. Присмотритесь. Скальная порода какого цвета? Бледновато-серого. А блоки — с розоватым оттенком. А это значит что? То, что они из другой каменоломни. А вот теперь поставим правильный вопрос, из двух частей: где изготовили и почему не доставили на место? И какой из них важнее — даже не знаю.

* * *

Костёр потрескивал сухими дровами, сжирая сосновые ветки в несколько минут. Мишка, лёжа на боку, на коврике, подкидывал хвою в огонь, каждый раз с любопытством наблюдая за тем, как вверх всплескиваются огненные языки, с удовольствием проглатывая свежую порцию.

За спиной послышались тяжёлые шаги. Санатов присел рядом с Дмитриевым:

— Нашли мужика, который видел «оленя». — Фраза была произнесена тихо, одними губами.

— Вы что… — Мишка тихо выматерился. — Ведь говорили, чтобы не звонил!

— Не сдержался. Прислал смс, — оправдался за родственника Серёга.

— Где нашли?

— Мужика?

— Да иди ты…

Санатов рассмеялся. Тихо, не в голос:

— Километрах в пяти отсюда. Вниз по реке. Рядом с водохранилищем. Уже сообщили СЧХ. Кстати, он просил передать: всё сошлось. Инженер подтвердил: блоки неместные, сделаны с помощью станков.

Новый шорох шагов предупредил о приближении Виктории:

— Похолодало. Может, чай попьём? О чём шушукаетесь?

Мишка быстро стянул с себя джинсовую крутку, набросил её на плечи девушки, перед тем уступив ей место на каримате.

— О том, что всё в порядке, — ответил Санатов, устанавливая большой походный чайник над огнём. — Скорее всего завтра отсюда свалим.

* * *

Последние исследования, похоже, завершат многолетний спор о том, был ли Тутанхамон убит или же умер естественной смертью.

Во вторник генеральный секретарь Высшего совета по изучению наследия Древнего Египта Захи Хавасс представил журналистам фотографию реконструированного лица фараона Тутанхамона. Работы по реконструкции были начаты учеными в январе 2005 года.

Как сообщает «Би-би-си», облик Тутанхамона воссоздан учеными на основании компьютерной томографии. При этом, как подчеркнул Захи Хавасс, «форма лица и черепа имеют несомненное сходство с известным детским портретом Тутанхамона, где он изображен в виде бога Солнца, появляющегося на рассвете из цветка лотоса». Есть, по мнению ученого, и разительное сходство полученных портретов с посмертной маской, найденной на мумии самого Тутанхамона.

Тутанхамон (в переводе с древнеегипетского — «живой образ бога Амона») — фараон XVIII династии древнеегипетских царей. Он правил в эпоху Нового царства, примерно с 1400 до 1392 г. до н. э., взошел на трон в возрасте 9 лет и умер, когда ему не исполнилось и 20. Находка его гробницы в Долине царей у Луксора стала одной из главных археологических сенсаций XX века. Обнаруженные в захоронении сокровища экспонировались по всему миру и сделали его одним из самых известных древнеегипетских фараонов. Достоверность полученного изображения имеет и еще одно подтверждение. Над реконструкцией работали сразу три группы компьютерщиков, художников и судебных медиков из Египта, Франции и США. Они вели исследования независимо друг от друга, а американцы и вовсе не знали, чей портрет воссоздают. По завершении работы полученные изображения сравнили, и, как уверяет газета The Independent, те совпали практически полностью. Единственные различия можно найти лишь в форме ушных раковин и кончике носа реконструированного лица, а также в форме подбородка. В отличие от американской и французской версий у египетских ученых он более волевой, а сам молодой царь, по словам Хавасса, «больше походит на египтянина».

Как оказалось, Тутанхамон отличался крепким здоровьем, был невысок (167–168 см) и худощав. В то же время ученые убеждены, что он хорошо питался и не переносил в детстве каких бы то ни было серьезных заболеваний. Удлинение затылочной части черепа Тутанхамона носит естественный антропологический характер, а не вызвано заболеванием, как предполагалось раньше.

Iнформ.UА, 11.05.2005.

* * *

Их перехватили на скоростной трассе между Моховой Падью и микрорайоном, практически при въезде в город. На участке, длиной километров в шесть. В том месте, откуда дорога ночью была не видна с обеих сторон. Пытались остановить, но Щетинин, вывернув руль, перескочил через высокий бордюр газона, чего противник не предусмотрел, обошёл перекрывшую дорогу «мазду» справа и снова вывернул на трассу. «Мазде» ничего другого не оставалось, как рвануть вслед за ними.

— Любопытно, на что они рассчитывают? — спокойно произнёс сидящий рядом с водителем Рыбаков, бросив взгляд в отражатель со своей стороны. — Нам ведь достаточно въехать в черту города — и им кирдык.

— Вот на то они и рассчитывают, чтобы мы не въехали в городскую черту.

На Граматухе Сашка вовремя успел заметить чужую моторку. Та шла на скорости уверенно, по центру реки, что её и сгубило. Ещё когда три часа назад этим же путём плыла их плоскодонка, эвенк, как для информации, сообщил, что за два года фарватер речки несколько изменился. Тому причиной стала трёхгодичная засуха. Летний зной осушил Граматуху настолько, что местами, там, где раньше было «по горлышко», теперь вода едва доставала до коленей. А потому, если один человек ещё мог беспроблемно проскочить по старому, привычному пути, по центру реки, то гружёной лодке такое стало не под силу. Потому-то они и вынуждены были идти осторожно, аккуратно обходя скрытые под водой камни, а на последнем этапе вообще оставить прежний фарватер и прижаться ближе к правому берегу Граматухи.

Незнакомцы о новом русле, судя по всему, ничего не знали. И слишком уверенно себя вели. А потому спустя десять минут, после того как Сашка увидел лодку с четырьмя мужиками в камуфляже, произошло то, что и должно было произойти. Тяжёлая плоскодонка со всей мощи «ямаховского» движка, со скрежетом наехала брюхом на скрытую водой каменную преграду. От удара один из пассажиров вылетел за борт. Ещё один с силой ударился головой о борт судна, разбив лоб до крови. Над рекой понеслась брань.

К этому моменту майор успел доложить по мобильнику Щетинину о непрошеных гостях и продолжил наблюдение за тем, как незнакомцы принялись спрыгивать с лодки в воду для того, чтобы стянуть плоскодонку с каменистой мели.

Подполковник с группой быстрым шагом, почти бегом, вернулись к своему судёнышку. В том, что те ребятки приехали по их души, СЧХ не сомневался. Он прекрасно понимал: исчезновение из города всех троих участников поиска следов пропавшей экспедиции встревожит противника. И единственное, на что рассчитывал Щетинин, так это на то, что те не сразу сообразят выехать в Увал. Однако расчет не оправдался: преследователи были вот, рукой подать, в сотне метров от них. И единственное, почему ещё не увидели своей цели, заключалось в том, что им пока было просто не до того. Да и лодка эвенка скрывалась от их взора прибрежным кустарником. Но Щетинин понимал: это временно. Достаточно стянуть судно с мели и протащить его вперёд, метров на десять, как вся картина и откроется. И на всё про всё оставалось каких-то минуты две-три, не более.

— Ну, что? — подполковник в упор посмотрел на учителя. — Сможем оторваться?

— Вместе нет, — чётко отозвался тот. — Уходить нужно над камнями. Чтобы те кинулись вдогонку. И снова сели на мель. Тогда шанс будет.

— За тобой одним они не погонятся.

— Возьму профессора. Он лёгкий. У меня есть два мешка с барахлом. Накинем на один из них куртку инженера. Сделаем вид, будто легли на дно. А вы лесом, только там, где кустарник. — Эвенк рукой указал направление. — Нужно обогнуть «колено». Помните, я показывал? Вот там и ждите нас.

— Окейно. — СЧХ нервно покусал нижнюю губу. — Только смотри не перемудри.

— Вы же милиция, — послышался за спиной голос Кононова. — Неужели они…

— И чтоб не сомневались, — первым отозвался Рыбаков. — Если бы хотели просто пообщаться — ждали б в Увале. А так, кругом тайга. Сто лет будут искать — не найдут.

— Но ведь у вас есть оружие?

— «ТТшник» против «калаша»? В лесу? Не смешите, дяденька.

— Хватит болтать, — тихо прикрикнул СЧХ. — Бежим!

Уже метров через двести Щетинин почувствовал, как лёгкие стали гореть, будто их залили расплавленным свинцом. Давненько он не бегал по пересечённой местности. Что уж тут говорить об инженере. Тот вообще плёлся сзади. Хорошо, что Сашка его поддерживал…

Кононов споткнулся и упал.

— Всё, больше не могу, — слова с хрипом вылетали из слабых лёгких инженера. — Сил нет.

— Вперёд. — СЧХ вернулся, схватил мужика за руку, рванул на себя. — Ещё немного. Слышишь, двигатель завёлся. Они стащили лодку с мели. Бегом!

Преследователи действительно стянули судно с камней. Ещё с полминуты им понадобилось на то, чтобы загрузиться обратно в посудину. Чего и ждали учитель с Урманским, расположившись в своём судёнышке.

Едва зататакал двигатель на плоскодонке гостей, как Иван Иванович тоже рванул шнур. Двигатель взревел, лодка в мгновение ока выскочила на середину реки. Для гостей это стало неожиданностью. Они даже не успели должным образом отреагировать на столь неожиданное появление цели. На что эвенк и рассчитывал.

— Правее держи! — заорал он благим матом, да так, что перекрыл своим голосом и шум обоих двигателей, и шум от переката волн Граматухи. — Правее, мать твою…

Реакция у того, кто держал руль, сработала моментально и автоматически. Он рванул руль вправо, от чего судно, и так с трудом преодолевая течение, подставило свой борт бурному потоку. Движок на лодке незнакомцев натужно закашлялся, пытаясь собраться с силами. Движение лодки практически прекратилось. Что и нужно было учителю. Он тут же добавил газу и рванул к старому «рукаву».

Спустя несколько секунд лодка с шорохом пронеслась над камнями, едва задев дюралевым днищем невидимую преграду. В этот момент Александр Васильевич выглянул из-за борта, что и решило все сомнения преследователей, если таковые у них имелись. За спиной беглецов снова послышался треск мотора: противник сообразил, что его провели, и принялся разворачивать судно. А спустя минуту до слуха учителя донёсся звук сильнейшего удара.

Обернувшись, он отметил, плоскодонка противника не просто наскочила вторично на каменную преграду. Её защемило промеж двух валунов, скрытых водой. И, самое главное, двигатель с лодки сорвало и отбросило в сторону. Борт кормы, к которому цеплялся движок, изрядно порвало и погнуло. Восстановить лодку, а значит, и продолжить погоню в ближайшие часы у противника не будет никакой возможности.

В Увале Щетинин приказал учителю не покидать их. В целях безопасности. И вот, теперь, когда до городской черты оставалось каких-то пять километров, за ними снова увязалась погоня.

Урманский, Кононов и Иван Иванович расположились на заднем сиденье. Чувство тревоги, если не сказать страха, отразилось на лицах всей троицы, что отметил СЧХ, глядя в зеркало заднего обзора. В другое время Щетинин скорее всего рассмеялся бы, но только не сейчас. Сергей с силой вдавил педаль газа.

Сашка вторично бросил взгляд в отражатель:

— Слишком не гоните, товарищ подполковник, — выдохнул майор. — Станут стрелять по колёсам, перевернёмся.

— Иначе не оторвёмся. — Щетинин даже не взглянул на спидометр. И без него было понятно, внедорожник выжимает из двигателя всё, что возможно.

— Может, их того… — Рыбаков долгим взглядом посмотрел на водителя. — У нас машина тяжёлая, сбросит в кювет в два счёта.

— Думай, что говоришь. — СЧХ вывел джип на середину трассы. — И кому говоришь. К тому же пока причин сбрасывать нет. Вот применят оружие, тогда посмотрим.

«Мазда» постепенно стала догонять машину подполковника. Щетинин, заметив это, специально слегка крутанул руль из стороны в сторону: проверил сцепку шин с дорожным покрытием. Машина держалась хорошо.

Сашка теперь не отрываясь смотрел в отражатель.

— Мы на прямую выходим?

— Да.

— Приготовьтесь. Открывают окно. Собираются стрелять. — Майор вывернулся всем телом к сидящим сзади пассажирам. — Пригнитесь. На всякий случай.

Щетинин неким шестым чувством почувствовал: будет произведён выстрел. За мгновение до него СЧХ «дёрнул» машину, отчего пуля, только царапнув левый бок, ушла в сторону, зарывшись в асфальт. Подполковник прибавил газу и снова кинул джип из стороны в сторону. Вторая пуля также не попала в колесо. Но чувствовалось — стрелок приноровился. Третий выстрел станет более результативным.

«Специально бьёт только по колёсам, — догадался СЧХ. — Санька прав: хочет списать на несчастный случай. Чтобы мы перевернулись. А вот хрен тебе!»

— Держитесь! — приказал Щетинин и сильнее вцепился в руль. — Сейчас будут русские горки.

Нога подполковника резко нажала на тормоз. Руки одновременно вывернули руль. Тяжёлая машина неожиданно встала и развернулась на сто восемьдесят градусов. СЧХ тут же переключил скорость и надавил на газ. Джип кинулся навстречу лёгкой «мазде».

* * *

Мишка легонько тронул сонного Санатова за плечо:

— Они сгруппировались вокруг нас.

Серёгин сон будто холодной волной смыло.

— Точно? — шёпотом произнёс Серёга.

— Шестеро. Вроде. Двое впереди, метрах в пятидесяти. Ещё двое за палатками. В кустарнике. И двоих заметил у дороги.

— Выставили пикет?

— Судя по всему. Боятся, что сбежим.

— Это хорошо. — Сергей посмотрел на часы: время показывало половину четвёртого утра. — Пусть не спят. Днём внимание притупится. Что и нужно. Спи. Денёк предстоит ещё тот.

* * *

Тяжёлый внедорожник летел на лёгкую «мазду» лоб в лоб. Щетинин и не собирался сворачивать. Он знал: его специально укреплённый «ниссан» удар выдержит. А вот полупластиковая «японка»… Но не сворачивал СЧХ и по иной причине. Расчет шёл на то, что и водитель «мазды» понимает: в столкновении он проиграет. А потому свернёт. Обязательно свернёт.

Так оно и произошло. Когда до удара оставались считанные метры, «мазда» несколько раз вильнула в стороны, как бы выбирая направление, куда юркнуть, после чего резко взяла вправо. Чем СЧХ и воспользовался. Он ждал именно этого манёвра. Как только противник пошёл в сторону, подполковник тоже слегка крутанул руль влево. Мощный, джиповский металлический бампер, специально некогда наращённый по просьбе Щетинина местными умельцами, ударил лёгкую машину в багажник. От чего «мазду» сначала несколько раз развернуло на трассе, а потом выбросило в кювет. Автомобиль, дважды перевернувшись, замер, лёжа на боку.

— Посмотрим? — Рыбаков кивнул в сторону побеждённого противника.

— Нет. Едем в город. Мёртвым помощь не нужна. А если кто-то выжил, доложат своим. Те заберут.

— А если сейчас допросить?

— В шоковом состоянии? Без толку. К тому же, пока с ними будем возиться, могут перекрыть трассу у самого города. А нам больше рисковать нельзя.

— И вы бросите раненых? — послышался из-за спины голос Кононова.

СЧХ обернулся. Даже в темноте было видно, как вся троица изменилась в лице от происшедшего.

— Представьте себе, да, — спокойно отозвался подполковник. — Мужики, это война. Или вы не поняли? Так что пусть терпят, пока свои не подберут. А допросим их в больнице.

— Но ведь они могут умереть до того, как их туда доставят, — глухо заметил Урманский.

— Могут. — Щетинин принялся заводить двигатель. — Они, когда ехали по наши души, знали, на что подписывались. И знали, чем для них всё это может закончиться. А потому давайте без соплей.

Джип тронулся с места.

— Куда едем? В управление? — поинтересовался майор.

— Я с ними — да. — Впереди заблестели огни Благовещенска. — А ты вылетаешь в Зею. С Донченко. Кстати, с сегодняшнего дня вы оба в отпуске.

— Спасибо. Только я заявление не писал.

— Прости, пришлось потрудиться за тебя.

Часть третья

Гилюй — Зея — Благовещенск

— Докладываю. Бригада генерала Щетинина В. И произвела проверку всех архивных материалов Российской академии наук, связанных с экспедициями академика Колодникова. На данный момент бригада продолжает работу в заданном направлении. Помешать не имеется никакой возможности.

* * *

— Семья Санатова выехала в неизвестном направлении. Поиски положительного результата не дали. Единственно известно, что ни сама Санатова, ни обе её дочери с мужьями и детьми Благовещенск не покидали. На данный момент отрабатывается круг знакомых и коллег.

— Сколько уйдёт времени на отработку?

— Сутки. Может, двое.

— Вы что, смеётесь? У нас нет суток!

— Если бы вы не организовали нападение на милицейскую машину, к тому же бездарное, то…

— Хватит! Точка! Предлагаю изолировать жену Урманского и через неё выйти на «Профессора».

— Я против! Это может поставить под угрозу всю операцию!

— Ваше мнение меня не интересует.

* * *

— Ждите реакцию ментов. И продолжайте поиски семьи Санатова. Мне нужны все рычаги давления! И ещё: какого чёрта вы определили раненых в госпиталь? Наследили так, что… По прибытии жду рапорт. По полной форме! А сейчас немедленно, под любым предлогом, вывезти людей из госпиталя и переправить в Хабаровск. Не хватало, чтобы они начали давать показания местной милиции.

* * *

Щетинин стоял перед Бирюковым навытяжку. Так старый товарищ по службе его давненько не строил. А полковник, заложив руки за спину, нервно раскачиваясь с носка на пятку, тихо выговаривал:

— Ты что, совсем очумел?

— Не понимаю.

— Он не понимает! Разбитая «мазда» — твоих рук дело?

— Нет. — СЧХ честно и открыто смотрел в глаза начальства.

Бирюков сжал губы, явно с трудом сдерживая себя, после чего протянул руку, взял со стола утренний рапорт автоинспекции.

— Вот. Ты приехал в город в половину пятого утра. Иномарка перевернулась в то же самое время. На той же трассе. Будешь врать?

— Буду, — признался Щетинин. — Заявление от пострадавших есть? Нет? Тогда какие ко мне вопросы? Может, эту «мазду» кто угнал, не справился с рулевым и перевернулся. После того как я проехал. Прижимай фактажом.

— И в кого ты такой? — Бирюков не смог подобрать подходящих моменту слов. — Смотри, Серёга, не перегни палку! Ладно, чёрт с ней, с «маздой». Кто стрелял? И в кого?

Щетинин стушевался. Такой быстроты от своих коллег он никак не ожидал.

— Вот что, Щетинин, — Бирюков приблизил полное лицо к усам подчинённого, — ты знаешь, я на твоей стороне. Но до того момента, пока нет беспредела. Ты же перешёл черту. Экспертиза всё одно даст результат по пуле, найденной в асфальте. Твоя работа?

Пришлось признаться:

— Стреляли в меня.

— Точно?

— Можешь проверить мой ствол. Даже запаха нет.

— А Рыбаков?

— При нём оружия не было.

— Детально, как всё было!

Спустя пять минут полковник ходил из угла в угол и разводил руками:

— Ничего себе, ситуация… И что будем делать?

Щетинин принялся вытягивать сигареты:

— Ничего. Эти щенки уже выбыли из игры. Предъявлять им что-то — бессмысленно. От стволов они наверняка избавились ещё до того, как легли на больничную койку. Прокачивать через них, кто за ними стоит — не вижу смысла. Они пешки, приказали — выполнили. Заказчика наверняка не знают.

— А пуля в асфальте? Может, она что-то даст?

— Сомнительно. Даже если не деформировалась, наверняка выпущена из «чистого» ствола. Это не бандиты. Они даже с нами работали аккуратно. Стреляли в резину.

— Слушай, Серёга, — полковник поморщился. Словно от зубной боли, — ты хоть понимаешь, за что я сейчас на тебя наорал? Нет, понимаешь. За то, что ты мне должен был в первую очередь доложить о том, что случилось! В первую очередь! Хоть в пять утра! — Указательный палец полковника с силой ударил по грудной клетке подчинённого. СЧХ подавил тяжёлый выдох: началось. — А я обо всём узнаю самым последним! Даже в Москве к моему приходу на работу уже знали о том, что случилось. Один я ни сном ни духом.

— Снова Москва? — СЧХ чуть не поперхнулся воздухом. — Да что же это такое? Куда ни плюнь — везде столица. Налоговикам нашим тоже оттуда звонили. И, что самое интересное, не первые лица, а из отдела кадров. Так сказать, с просьбой.

Бирюков напрягся:

— Любопытно. Мне тоже звонили из отдела Информации и связей. Высказали неудовольствие от имени руководства нашими действиями.

СЧХ принялся вторично шарить по карманам, на этот раз в поисках зажигалки.

— Ерунда какая-то получается. Вроде противник имеет выходы на высшие структуры власти, да только выходы какие-то кособокие.

— Или наоборот: не хотят светиться в открытую, — заметил несколько успокоившийся Бирюков. — Потому как на каждый такой приказ должно быть письменное подтверждение. А так, по телефону, пойди докажи. Кстати, по поводу тех троих, что были в «мазде», информация пошла из госпиталя. Я проверил. Доктора доложили об аварии в комендатуру. Те, понятное дело, в округ, в Хабаровск. А Хабара — в столицу. Слава богу, пострадавшие сообщили, будто случайно перевернулись. О тебе ни словом не обмолвились.

— Ещё бы. Молчать им выгоднее. — СЧХ прикурил, перекинул зажженную сигарету в левую руку, правой провёл по подбородку, отметив, что неплохо бы побриться. — Как они?

— Двое в тяжёлом состоянии. Без сознания. Один пришёл в себя, но у него травма головы, врачи запрещают опрашивать. — Сергей Васильевич прищурился. — Хочешь мотнуться к ним?

— Дорожное происшествие. Имеем право. Шмотки проверю. Вдруг какая зацепка найдётся?

— Человечка с собой возьми. На всякий случай. Не одни же они в городе обретались. — Полковник сунул руки глубоко в карманы и с силой тряхнул головой. — Вся «оперативка» псу под хвост с этим твоим дружком…

* * *

— Алло, Сергей Викторович?

Щетинин, прижимая левой рукой мобильник к уху, выскочил из дверей управления, принялся глазами искать, куда водитель припарковал милицейскую машину.

— Он самый. — СЧХ удивлённо взглянул на экранчик телефона: и голос, и номер ему были незнакомы.

— Гольдин вас беспокоит. Сослуживец Санатовой Светланы. Точнее, декан факультета…

— А-а, вспомнил! Игорь Афроимович! Что-то случилось?

— Вы просили сообщить, если кто-нибудь заинтересуется Светланой. Так вот сообщаю: заинтересовались.

— Когда?

— Сегодня утром. Десять минут назад. Двое. Если предъявите фото — опознаю.

— Отлично! — СЧХ махнул рукой водителю, чтобы тот заводил двигатель и выворачивал на проезжую часть улицы. — Если я к вам через часок нагряну, против не будете?

— Жду.

— Тогда до встречи.

* * *

Урманский нервно вытаптывал ковровую дорожку щетининского кабинета. Вот уже как второй час.

— Может, присядете? — не сдержался-таки инженер: профессор ему просто действовал на нервы.

— Я вам мешаю? — Александр Васильевич и не подумал остановиться.

— Если честно — да.

— Простите. Ничего не могу с собой поделать.

Руки профессора то нервно прятались за спиной, то тёрлись друг о дружку перед грудью. В зависимости от того, в какой части кабинета в тот момент находился профессор.

Учитель-эвенк, уютно умостившись на диване, зевнул:

— В первый раз видели аварию?

— При чём здесь это! — резко, нервно отозвался Урманский. — Видел аварию, не видел. Нас хотели убить. Понимаете? Нас хотели убить! — Руки профессора мелко дрожали, но он этого не замечал. — Они в нас стреляли. За что? Только за то, что мы рассматривали какие-то камни? Из-за каких-то булыжников? Господи, — Александр Васильевич присел на корточки, — какой ужас!

Учитель поднялся с кожаного дивана, прошёл к столу, на котором возвышалась бутылка с газировкой, налил стакан, протянул учёному:

— Выпейте. Мы живы — это главное.

Профессор оттолкнул руку. Вода расплескалась по ковру.

— Вы что, не понимаете? Они от нас не отстанут! Особенно после того, что произошло. Будут мстить! Искать нас!

— Очень даже может быть, — неожиданно спокойно отозвался со своего кресла инженер. — Только имеется несколько спорных моментов. Первый: мы находимся под защитой милиции, а значит, достать нас практически нет никакой возможности. Не пойдут же они на штурм? Так что пока мы в относительной безопасности. Второй: а почему вы решили, что нас будут искать? После случившегося наш неизвестный противник, по логике, сам должен скрываться. Открытое нападение на двух представителей внутренних органов… К тому же применение оружия. Сами знаете, что бывает за подобное. Так что на данный момент ничего страшного лично я не наблюдаю.

— Вам легко говорить, — вздохнул учёный. — О вас они ничего не знают.

— Но вы-то тоже здесь, с нами.

— А жена? Как быть с ней?

— Ну, думаю, до столь радикальных мер дело не дойдёт, — небрежно бросил Кононов. — Не изверги же они.

— А если изверги? В шестьдесят девятом им не составило труда уничтожить экспедицию.

— Там были мужики против мужиков.

— Там были гражданские против военных, — уточнил Урманский. — И сейчас ситуация повторяется. К тому же не исключайте моральный аспект. В советские времена похищение человека было как из мира фантастики. А сегодня — нормальное явление. Точнее, ненормальное.

— Так в чём дело? — Иван Иванович кивнул в сторону телефона, стоящего на столе следователя. — Позвоните жене, пусть приедет. Скажите Щетинину, чтобы её проводили к нам, да и все дела.

— Звонил. И на мобильный, и на домашний. Никто трубку не берёт, — тусклым голосом отозвался Александр Васильевич. — Может, они уже… — Профессор с силой сжал руками голову. Поднялся, обессиленно упал на стул. — Анальгина ни у кого нет?

Кононов отрицательно покачал головой.

Учитель, откинувшись на спинку дивана, заложил руки за голову:

— И всё-таки странно. Действительно, почему эти люди с такой яростью скрывают информацию о камнях? Вот вы, — молодой человек посмотрел на инженера, — были в Египте. А там секретов поболее, нежели тут. И всё прошло нормально.

— Ну, я бы так не сказал, — отозвался Анатолий Тихонович. — Пока производили съёмки на поверхности, нас не трогали. Как стали копать, местные власти взашей турнули. Даже одну камеру сломали. — Инженер расстегнул рубашку, выставив на всеобщее обозрение круглый живот. — Хотя власти Египта напрасно так с нами поступили. Они своими действиями только подтвердили — есть что-то таинственное в Гизе. Точно! И не только там. Мне ведь до той поездки все эти пирамиды были до одного места. А вот как турнули — задумался.

— Вас пригласили в качестве эксперта?

— Вроде того. Группа телевизионщиков с РТ решила сделать серию документальных фильмов о Гизе. Официально — рекламный ролик. А неофициально… Все съёмки фактически велись незаконно. По крайней мере, разрешения на работу в непосредственной близости от пирамид мы не имели. Потому нас преспокойно и выгнали.

— Но расправой не угрожали?

— Такого, действительно, не было. — Вынужден был согласиться инженер.

— Так, может, дело не в блоках? А в чём-то ином?

— В чём? — Анатолий Тихонович присел рядом с учителем.

— Если б я знал…

Урманский прикрыл рукой глаза. Тупая, ноющая боль сконцентрировалась в висках и затылке.

— Нет, — продолжил мысль Кононов, — Александр Васильевич прав. Мы кому-то мешаем именно из-за камней. Мне ведь происшедшее тоже покоя не даёт. — Инженер говорил громко. Специально для профессора, чтобы хоть как-то отвлечь того от беспокойных мыслей. — Ведь и тут, и в Гизе произошла практически идентичная ситуация. За одним исключением. Пирамиды — процесс законченный. Они уже построены. А тут мы столкнулись с тем, что блоки только везли для строительства. И вот это-то и странно. Я ещё понимаю, когда хотят скрыть тайну уже созданных сооружений. Но в данной ситуации…

Александр Васильевич после этой фразы инженера заставил себя напрячься и вслушаться в диалог. Это хоть как-то отвлекало. Кононов, заметив реакцию учёного, тут же продолжил мысль:

— Там, в Гизе, мы, собственно, как и многие другие исследователи, так и не смогли понять причины строительства пирамид. В качестве жилых помещений они крайне непрактичны. Как усыпальницы — слишком дорогостоящее удовольствие. Даже бюджет такой великой страны, как Египет, не смог бы вытянуть сооружение столь грандиозных зданий. И, наконец, то, что меня потрясло: высочайшая технология при обработке известняка и гранита. А облицовка… Высочайшее мастерство! И после возведения таких шедевров — полностью утерянные знания. Будто в Египте произошло мощное восстание против фараонов, которое привело к власти неучей и бездарей. Но такого восстания, как утверждают историки, не было. Вот тогда ко мне и пришла мыслишка: пирамиды строили не египтяне. Кто угодно, только не они. Те ими воспользовались.

— Ну, и как узнать о причинах строительства? — поинтересовался Урманский.

— Как инженер могу предложить один вариант. Начинать изучение следует не с поверхности строения, а с его фундамента. Зная всё о фундаменте, понимаешь, на что рассчитана конструкция. Но вот к фундаменту-то нас как раз и не подпустили. А потому всё это пустые разговоры.

— Так, может, и на Граматухе пытались построить нечто подобное? Завезли на фундамент материал, а после передумали. Хотя Нора… И Гилюй.

— А вот тут я вас немножко поправлю. — Инженер с минуту помолчал, после чего закончил мысль. — Может, обработанный камень свозили с разных мест в одну точку? В ту, где шло строительство. Или намечалось. А вот где эта точка — вопрос. Колодников, думаю, пытался на него ответить. И это место не на Граматухе: там, где мы были, груз бросили, не доставив на место строительства. По какой причине, опять же тайна. Может, был некий природный катаклизм. Или помешали военные действия.

— Болезнь вроде чумы, — вставил реплику Иван Иванович.

— Египетские пирамиды в Зейском районе… — Урманский покачал головой. — Какой-то бред.

— Ну почему сразу «египетские»? — улыбнулся инженер на реплику профессора. — Могли, предположим, строить как в Мексике. Или как в Австралии, более приниженно. Приземленно. Опять же, в Китае имеются пирамидальные сооружения. А это ваш прямой сосед. И их строения мало чем отличаются от ближневосточных. И если к тому же взять — факт наличия пирамидальных сооружений практически по всему земному шару, то строительство Зейского объекта как одного из контактов в звеньях связующей цепи, о которой сейчас говорят многие учёные, выглядит вполне логично.

— Но никем не доказано, будто пирамиды существовали для связи, — заметил учитель. Он теперь сидел, слегка склонившись в сторону инженера, и было заметно, его очень заинтересовал разговор учёного и инженера.

— Но никто данную гипотезу и не опроверг… — парировал Кононов. — Нет, наши предки родились тогда, когда всё уже стояло. Они ими только пользовались — в силу своего развивающегося разума.

— А разума хватало только на захоронения…

Александр Васильевич прошёл к столу, поднял телефонную трубку, набрал номер.

— Доброе утро, Катя. — Профессор пытался говорить спокойно и весело. — Супругу можно к телефону?

Спустя минуту трубка со стуком упала на аппарат.

— Она не приехала на работу. — Губы Урманского мелко задрожали. — Они сами пытаются с ней связаться, но… — вслед за губами у профессора начали трястись плечи. — Она не берёт трубку. Она…

Кононов стремительно кинулся к учёному, потому как тот зашёлся в истерике.

* * *

Ватикан и NASA замалчивают тайну существования пришельцев.

Этот заговор пытались раскрыть и ранее, но каждый раз безуспешно.

Тринадцатого мая 2008 года Ватикан сделал заявление о том, что «верить в пришельцев это нормально». Двенадцатью днями позже на Марс приземлился космический аппарат NASA «Phoenix Lander», сконструированный для поиска жизни на поверхности Марса. Есть ли связь между этими двумя событиями?

Годами распространялись слухи о том, что NASA уже десятки лет знает о наличии жизни на других планетах, в том числе и на Марсе. Поэтому NASA и преподносит новости медленно, но неуклонно. Сначала она объявила, что на Марсе есть кислородная атмосфера, потом предположила наличие там воды. За этим последовало заявление, что вода там точно есть. Среди последних новостей стоит упомянуть заявление NASA о том, что марсианские кварцевые залежи могут быть показателем микробиологической активности, поэтому на Красную планету была послана автоматическая лаборатория, цель которой — поиск жизни…

ESOreiter.ru, 04.08.2008

* * *

Сашка и Донченко прилетели в Зею вместе. Ещё в самолёте они договорились, как будут действовать. Задачу перед ними Щетинин поставил одну: найти незнакомца, написавшего в альманах. Ориентировку, где искать, также дал: наскальный рисунок. Незнакомец, по его выводам, должен был находиться там. Его расчёты подтверждались двумя моментами. Первый: телефон, по которому неизвестный скинул смс Дмитриеву, не был отключён, а постоянно находился вне зоны досягаемости. Второй: Сашка Шилин нашёл одного охотника, который видел наскальный рисунок собственными глазами. Он то и должен был их доставить на место.

Как заранее было оговорено, милиционеров встретил родственник Санатова, который тут же повёз следователей в город.

Едва машина вывернула на трассу, майор поинтересовался:

— Как прошла ночь в лагере?

— Нормально. — Шилин придавил педаль газа. — Только шакалы кружили вокруг да около. Но не тронули.

— Сколько?

— Мишка видел шестерых. А на самом деле… поди, разбери.

— Щетинин сказал, будто их на момент начала боевых действий было восемнадцать, — заметил Рыбаков. — Контрактники. Подзаработать решили. Отпускники… Двоих мы вернули после Моховой. Троих шеф утром «хлопнул». Двое осталось в Благовещенске, те, что приезжали в АМГу. Итого в остатке одиннадцать. Если шесть крутится вокруг лагеря, то где ещё пять?

— Не думаю, что всех кинут в лес, — зевнул расположившийся на заднем сиденье Донченко. — Наверняка пару-тройку оставят в Зее. А вообще, эти ребятки предпочитают работать в одиночку. Это так, к слову. К тому же они уверены, что против них гражданское недоразумение. На чём мы и сыграем. Главное, чтобы они не стали своевольничать.

— А что, — майор обернулся, — может быть и такое?

— Естественно, — спокойно отозвался Лёшка. — Во-первых, мужики не находятся в прямом подчинении у заказчика. Их наверняка наняли через подставных лиц. Они работают, пока им платят. Перестанут платить — перестанут работать. А такое чаще случается, когда заказчик выходит на исполнителя не напрямую. И вот тогда выплывает второй фактор. У таких хлопчиков чаще всего завышенная самооценка. А недоделанная работа по любым причинам приравнивается к срыву. Что сильно бьёт по их моральным соображениям. Как следствие всегда найдутся те, кто готов закончить дело, даже если поступил приказ о прекращении работы. Завершение задания, во что бы то ни стало — это вопрос их самоутверждения. «Профессионала» с Бельмондо видели? Яркий пример.

— То есть они могут пойти на нарушение приказа? — сделал вывод Шилин.

— Именно.

— А если они сейчас это делают? — Александр взволнованно обернулся.

— Сейчас — нет, — уверенно сказал капитан и вторично зевнул. — Сейчас они выжидают. Смысл захватывать группу, когда на связь ещё не вышел искомый объект? Пока «поэт» не объявился, никто их и пальцем не тронет.

Машина ворвалась в пригород. Рыбаков принялся смотреть по сторонам. В Зее, городе энергетиков, он был впервые. Как-то не довелось ранее побывать в этом небольшом, крепком, северном поселении. В основном Зея представляла собой одноэтажные, приземистые, деревянные строения, смотревшие в мир небольшими окнами. Но ближе к центру города стали появляться и более высокие, современные здания.

Александр заметил заинтересованность следователя, а потому провёл небольшую экскурсию:

— Высотки у нас начали строить в Светлом. В семидесятых. А так, до ГЭС, всё было деревянным и не выше двух этажей — общаги. Построили ещё в пятидесятых. Для работяг. Когда открыли Зейский леспромхоз. Ну, а когда стали возводить Зейскую ГЭС, то и город стал подростать.

— На Бурее, говорят, ГЭС мощнее, — заметил Лёшка.

Шилин ревниво пожал плечами:

— Не знаю. Я там не был.

Майор бросил взгляд в отражатель, напрягся.

— Лёха, за нами «хвост»!

Донченко внешне никак не отреагировал на слова коллеги.

— Уверен?

— Серый «ниссан». — Сашка продолжал смотреть в зеркало. — Профессионально ведут. Отпускают машины на три. Достаточное расстояние, чтобы догнать.

— Ну, я же говорил, что оставят пару-тройку в городе, — спокойно отреагировал Донченко.

— Может, оторваться? — предложил Шилин. — Могу свернуть к берегу реки, оттуда в леспромхоз. Выскочим через второй выезд. Их на территорию не пустят. Пока сообразят, как выехать, мы уже на другом конце города будем.

— И толку? — донеслось с заднего сиденья. — Зачем их настораживать? Мужички и так на взводе. Только проблем на свою шею заработаем. Лучше поступим иначе. — Капитан склонился к сиденью водителя. — Отвези нас к ближайшему отделению милиции. Высади. Сам поезжай домой. Поставь джип в гараж. Они должны убедиться, что ты дома. Но, перед тем перезвони тому мужику, чтобы он нас, — Лёшка посмотрел на часы, — в четыре часа ждал с лодкой. Звони не со своего телефона. Возьми трубу у кого-нибудь в гараже. Определите с этим мужиком место встречи. Скажи, заплатим. Не обидится.

— Вам нужно будет попасть к морю. Без машины не обойтись. — Шилин вырулил в ближайшему отделению милиции. — Я, через час, пришлю своего друга, Витьку. Вон, видите метрах в ста магазин? Он за ним вас будет ждать. Получится незаметно к нему пройти?

— Куда мы денемся? — на удивление резво отозвался Донченко.

— У него «жигуль», «копейка». Зелёного цвета. — Александр притормозил возле входных дверей управления. — Может, вас встретить, когда того мужика отыщите?

— Нет, — уверенно тряхнул чубом Лёшка. — Его в город ни в коем случае нельзя везти. Попадём в западню. Будем прятаться в тайге, пока проблема не рассосётся. Сутки, может, двое. Там посмотрим.

* * *

Щетинин резко вырулил к стадиону «Амур», проскочил мимо него, притормозил возле бетонного заграждения. Подполковник вышел из машины, с силой хлопнув дверцей, прошёл к бетонному парапету, запрыгнул на него. Сигарета сама собой приклеилась к губам. Нужно было подумать. И хорошенько.

«Исчезла жена Урманского. Это огромный минус. Профессор был простым консультантом. Никому и в голову не могло прийти, что с ней так поступят. И как чисто сработали! Перехватили на улице. Недалеко от места работы. И молчат. Почему? Взяли бы и позвонили: мол, меняем женщину на возвращение Дмитриева. Со всеми вытекающими последствиями. — СЧХ глубоко затянулся. — Молчат, потому что ещё ничего не произошло. Потому что Мишка ещё не встретился с незнакомцем. Потому что поиски, как таковые, не начались. Идём дальше.

Декан Светкиного факультета, Гольдин Игорь Афроимович, на одной из фотографий опознал одного из тех двоих, кого Щетинин задержал в Моховой. Выходило, ребятки и не думали покидать город. Просто сымитировали отъезд. Точнее, долетели до Якутска, а после вернулись обратно.

Дальше. Из госпиталя троицу увезли в Хабаровск. Со всеми вещами. Оперативно сработали. Не подкопаться. Догадались, что приеду. Подчистили следы. Умные, сволочи! И ищут Санатовых. Значит, не верят, что те покинули Благовещенск. Почему не верят? Проверили все кассы — работа для хакера средней руки. А вот здесь загвоздочка. На автовокзале-то билеты безымянные. Значит, мужички „светились“. Либо кого-то вместо себя выставили, либо сунули в лапу. Но проверить, на всякий случай, следует. Это были наши минусы. — Сигарета исчезла в три затяжки. — А теперь плюсы. Первый, и главный, в том, что они уверены, будто ведут игру. Они, как им кажется, давно просчитали наше поведение. Думают, обложили красными флажками. Вон, даже о Санатовой интересовались открыто, внаглую. Специально подставили знакомые рожи. Чтобы убедились, будто они нас не боятся. Только в одном мальчики просчитались».

Подполковник достал новую сигарету. Однако курить не стал. Лёгкий, жаркий ветерок стёр всякое желание сосать никотин. А давно выношенная мысль буквально ласкала оптимизмом.

СЧХ долгим взглядом посмотрел сначала на реку, потом на противоположный, китайский, берег, с красовавшимся современными архитектурными сооружениями город Хай-Хэ, снова на вялотекущие воды Амура… И едва удержал себя от того, чтобы не рассмеяться: «Вот же, кретины! Привыкли брать нахрапом, напролом. А мы поступим иначе. Мы вам просто обрубим всякое движение».

* * *

В тридцатые годы нашего столетия экспедиция Н. К. Рериха проводила исследования в пустыне Гоби. И в этой ныне безводной местности собрала очень богатый материал. Было обнаружено много предметов быта, относящихся к арийско-славянской культуре. Из бытующих здесь легенд Рерих Н. К. сделал вывод, что в этом месте некогда был цветущий край с очень развитой цивилизацией, которая погибла от применения ужасного термического оружия, получаемого, видимо, с помощью психической энергии.

Существование древнейших цивилизаций подтверждается материальными находками, которые иногда относят к деятельности пришельцев или объявляют мистификациями. Например, находки в шахтах Западной Европы золотой цепочки, железного параллелепипеда, двадцатисантиметрового гвоздя. Или найденные в угольных шахтах СССР пластмассовые колонны, железный метровый цилиндр с круглыми вкраплениями из жёлтого металла. Отпечаток протектора сапога в песчанике пустыни Гоби, возраст которого оценён в 10 млн лет, или подобный отпечаток в глыбах известняка в штате Невада (США). Фарфоровый высоковольтный стакан, обросший окаменевшими моллюсками…

Эти немногочисленные пока находки позволяют сделать вывод, что древняя цивилизация не только добывала уголь, имела электричество и производство пластмасс, но и то, что на Земле была не одна такая развитая цивилизация.

Владимир Шемшук «НАШИ ПРЕДКИ. ЖИЗНЬ И ГИБЕЛЬ ТРЁХ ПОСЛЕДНИХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ». Пермь: «Веды», Уральский фонд Рерихов, 1996 г.

* * *

Мишка прочитал сообщение, тут же стёр его, спрятал мобильник в карман.

— Что там? — Санатов пролез внутрь палатки, упал рядом с другом на резиновый матрац.

— СЧХ приказал не отвечать ни на какие проявления провокаций.

— Твою… — Серёга тихонько присвистнул. — Значит, что-то готовится. Видно, Серёга сумел-таки наступить на «хвост» «Гюрзе». Ладно, пойду помогу Вике приготовить хавчик. А ты тут тоже долго не торчи. Наблюдатели могут заинтересоваться долгим отсутствием. Закинь удочки. Позагорай. И около девчонки покрутись. Для вида. Притупи внимание соседей. Кстати, действительно, что ты теряешься? Классная девочка!

— Да иди ты, кобелина старая! — отмахнулся Дмитриев.

Санатов принялся выбираться из палатки, тихо приговаривая:

— Можно подумать, он кобель молодой.

* * *

Вилену Ивановичу Щетинин тоже передал сообщение. Оно было лаконичным: «Срочно отзовите контрактников из отпуска. Придумайте любой повод. Мне нужно, чтобы они зашевелились».

* * *

Урманский вздрогнул всем телом, когда дверь неожиданно распахнулась и на пороге появился хозяин кабинета.

— Александр Васильевич, как себя чувствуете? — Щетинин с наигранным оптимизмом заглянул в лицо сидящего на стуле профессора, присев перед ним на корточки. — Только не вздумайте делать глупости. С вашей дражайшей половиной всё будет в порядке. Завтра, максимум через два дня, снова будете вместе.

— Они… — Урманский вскинулся. — Они с вами связались? Да?

— Нет. — СЧХ отрицательно покачал головой. — И, слава богу, что не связываются. — Подполковник поднялся на ноги, притянул к себе стул, оседлал его: — Они ждут, — продолжил мысль следователь. — Знают, что у нас есть их данные. Потому рассчитывают на то, что мы первыми дадим о себе знать.

Кононов и учитель переместились ближе.

— Так в чём дело? — вторично, и на этот раз нервно, спросил Урманский.

— В том, что это было бы глупостью с нашей стороны. И позвольте объяснить почему.

Профессор с трудом держал себя в руках. Щетинин это видел. Но иначе поступить не мог.

— Поймите, мы столкнулись не с заурядным похищением человека. За вашу жену никто не станет просить выкуп. Условие возвращения будет одно: отказ от дальнейших поисков пропавшей экспедиции. С одной стороны, я бы так и поступил: отказался. Только в таком случае мы все, в том числе и вы, и ваша жена попадаем «под колпак». Вы готовы жить, всё время оглядываясь и зная, что за вами ведётся круглосуточное наблюдение? Недавно вы уже пережили нечто подобное. Если вас устраивает — дам отбой. Мужики поймут. Если нет — продолжаем драку. Выбор за вами.

— Вам нужна кровь? — слова сами собой сорвались с сухих губ несчастного мужчины.

— Ни в коем случае. — СЧХ отрицательно мотнул головой. — Я сделаю всё для того, чтобы в этом деле не было ни единой капли невинной крови. — Он специально сделал ударение на слове «невинной». — Но, для того чтобы выиграть битву, её нужно начать.

Подполковник скрестил руки на спинке стула, а сверху на них положил подбородок.

— Завтра или, как я уже говорил, через два дня, эти люди, Александр Васильевич, сами привезут к вам супругу. И без каких-либо вымогательств. Только нужно успокоиться и дождаться.

Урманский с силой сжал кисти рук:

— Она — единственное, что у меня осталось. Поймите!

— Понимаю. Мало того, даю гарантию, что всё будет хорошо.

— У вас что-то появилось на противника? — поинтересовался до того внимательно слушавший этот разговор Кононов.

— Пока нет. Но скоро будет. — Щетинин хитро усмехнулся. — И предостаточно.

* * *

Сашка с Донченко по очереди спрыгнули за борт, оказавшись по колено в воде.

— Спасибо, отец. Сами справимся. — Майор достал портмоне, отсчитал несколько сотен. — Держи, как договаривались.

Лёха придержал руку майора, хотевшего было спрятать кошель, вынул из него ещё три сотни, протянул рыбаку:

— Дед, не в службу… Поплавай по морю часика два-три. Не возвращайся сразу домой.

Старик крякнул:

— Об чём речь! — И быстрым, цепким взглядом прошёлся по местности, как бы фиксируя в памяти. — У меня у самого тут дел по горло. Сетку проверю. Может, щучка попала.

— Браконьерствуем, что ли? — строго заметил Рыбаков.

Дед вторично крякнул:

— Выживаем.

— Понял. — Сашка кивнул головой в сторону круто поднимавшихся над поверхностью воды, заросших сухостоем сопок. — Точно ли здесь находится живопись? Тут и скал-то не видно.

Старик махнул рукой в северном направлении:

— Туточки. Ходу с час будет. Вон, сосну раскидистую видишь? Ту, что над всеми возвышается? От неё правее, да после в гору — там и обнаружите своего зверя. Он, как бы, под навесом спрятался.

Донченко к этому времени выполз на берег, стянул сапоги, вылил из них воду, отжал носки.

— А пещеры какие-нибудь в этих местах имеются? — поинтересовался майор. — Или выемки, от холода спрятаться?

— От холода нигде не спрячешься, — веско заметил рыбак. — А вот ниши в скале есть. От ветра точно укроют. Только, ежели не знаешь, где — не найдёшь. Разве что случайно наткнёшься.

Сашка провёл взглядом по заросшему сосняком, вперемешку с лиственными деревьями, крутому склону и скептично пробормотал: «Попробуй тут случайно наткнуться…»

— Скажите, — майор снова повернулся к местному жителю, — а вы в этих местах, случаем, гранитных блоков не видели? Ну, или нечто, напоминающее подобный строительный материал.

— Не припомню. — Мужик, подумав, отрицательно качнул головой. — Вроде всю тайгу облазил. Но такого не приметил.

— Понятно. Спасибо, отец.

Сашка с силой оттолкнул судно и побрёл к ожидающему его товарищу.

— Итак, — заметил Донченко, посмотрев на часы, — у нас времени часа три. От силы, три с половиной. А потому, руки в ноги, и быстрыми перебежками в сопку.

— Думаешь, прямо сейчас вернётся в Зею? — Рыбаков посмотрел вслед удаляющейся моторке.

— Думать некогда. А рассчитывать нужно на худшее. Перегар слышал? То-то. Деньги у него в кармане. Шланги горят. Не выдержит. Ну, разве что с полчаса покрутит по морю. Для очистки совести. Потом точно вернётся. Так что вперёд!

Лёха вскинул себе на плечи рюкзак и первым шагнул в заросли тайги.

* * *

Щетинин сделал большой глоток кофе. Со стуком поставил чашку на стол. Внутри тела образовалось полнейшее удовлетворение. И не только от горячего напитка. То, что подполковник только что прочитал на мониторе, ещё более привело его к мысли: он на правильном пути.

Новую информацию прислал Вилен Иванович. И она звучала так: «…После детального анализа мои специалисты пришли к выводу: произошедшие события есть звенья одной цепи. Детально. После того как академик Колодников в 1961 году, во время археологической экспедиции на Граматуху, нашёл блоки и доложил об этом в Москву, в 1962 году на высшем уровне было принято решение о строительстве Зейской ГЭС.

Казалось бы, события, не имеющие друг к другу никакого отношения. Но это на первый взгляд. Решение о строительстве Зейской ГЭС было принято спустя два месяца после доклада Колодникова на Всесоюзной конференции в январе 1962 года. В 1963 году Колодников делает заявку на проведение дополнительных археологических изысканий в районах рек (внимание!) Граматуха и Нора. На что получает категорический отказ. Одновременно в Министерство энергетики и электрификации СССР вносится и утверждается проект ЗеяГЭСстроя. 22 февраля 1964 года министерством утверждены дирекция и управление строительства Зейской ГЭС.

Темпы строительства потрясающи даже для нашего времени. Уже в шестьдесят пятом году строители ГЭС выходят на створ гидроузла и приступают к сооружению подъездных дорог и отсыпку струенаправляющих дамб. К 1967 году чётко обозначена территория затопления и начинается отселение местных жителей.

На момент 1968 года Колодников трижды пытается организовать повторную научную экспедицию, однако, как утверждают документы, все три раза получает категорический отказ. Аргументация одна: по плану финансирование археологических работ производится в наиболее перспективных зонах. Зейский район к таковым не относится.

В 1968 году Колодников при поддержке ректора БГПИ Ю. И. Овцина принимает самостоятельное решение о проведении археологических раскопок в вышеуказанных районах. Мало того. К 1968 году у Колодникова, судя по всему, уже имелась на руках информация о том, что „гранитное захоронение“, подобное Граматухинскому, имеется и на Норе (по выдержкам из дневников академика, хранящихся в архивах РАН). Хотя официально группа Колодникова летом 1968 года вышла только на Граматуху.

Во время экспедиции маршрут передвижения был изменён. Часть группы осталась на раскопках „Граматухинского заповедника“. Вторая часть экспедиции, во главе с академиком, отправилась на Нору. Как тебе уже известно, Колодникову не дали возможность провести детальные исследования. Мало того. По вынужденному возвращению группы в Благовещенск, Колодникову и Овцину устроили публичный разнос за самодеятельность в принятии решений. Подключены были горком и обком партии. Обоим, и Овцину, и Колодникову вынесли строгий выговор за (любопытный момент) плохую подготовку к проведению археологических изысканий, в связи с чем под угрозу была поставлена жизнь студентов. После такого выговора Колодникову три года, мягко говоря, посоветовали не заниматься археологическими исследованиями.

Замечу: затопление „обозначенных территорий“ произойдёт с 1970 по 1972 год. В том же шестьдесят восьмом году (после самостоятельных действий академика) в ЦК принимается решение об ускоренном введении в эксплуатацию Зейской ГЭС. По предварительным срокам, возведение плотины планировалось на 1975 год. Однако именно после посещения Колодниковым „гранитного захоронения“ на Норе планы столичного руководства резко меняются. Срок строительства ГЭС сокращается на четыре года. В январе 1970-го, в самые сильные морозы, начинается закладка бетона в плотину. А уже спустя пять лет первый агрегат Зейской ГЭС был введён в эксплуатацию.

Здесь нужно отдать должное организаторским способностям директора строительства, Шонина Алексея Михайловича. Если помнишь, я ведь в то время работал в Зейской „конторе“, так что Шонина знал не понаслышке. Лучшую кандидатуру на быстрое возведение станции трудно себе представить. Тогда мы только восхищались его напористостью и умением „пробить“ в столице всё, что необходимо для строительства. Теперь понимаю, Москва не случайно послала на ЗеяГЭСстрой именно его.

А теперь о главном. Те карты, что ты мне выслал, и которые хранятся в деле о пропаже экспедиции Дмитриева — подделка. Точнее, ими были заменены подлинники, но уже позже 1969 года, где-то после 1972 года, когда дело было закрыто и лежало в архиве.

Дело в том, что когда группа Дмитриева вышла на Гилюй в 1969 году, Зейского водохранилища, как такового, не существовало. Оно в том виде в каком указано на карте, появилось два года спустя. Отсюда вывод: кто-то из высокопоставленных особ очень торопился скрыть под водой то, что желали найти Колодников с Дмитриевым. И второй вывод. Академик в шестьдесят восьмом — начале шестьдесят девятого прекрасно знал о том, что в скором времени место, где он хотел провести исследования, затопят. Сам отправиться в экспедицию после выговора не мог. Но и ждать было нельзя. Потому Колодников и доверился Дмитриеву.

Мы заодно проверили в архиве отчёты Амурского геологоразведывательного управления. По ним вытекает следующее: именно Дмитриев стал инициатором геологоразведывательной экспедиции и настоял на её проведении в марте 1969-го. Группу подбирал самостоятельно. Маршрут с управлением оговорил заранее. Официальная цель экспедиции тебе известна. О неофициальной, но главной разведуправление в курсе не было.

Теперь „артефакт“ — пока условно так назовем то, что искал академик — судя по всему, находится на дне Зейского водохранилища. Это первое. В связи со вскрывшимися обстоятельствами искать останки экспедиции Дмитриева, думаю, бессмысленно. Потому как маршрут экспедиции проходил ни вверх по течению реки, как то утверждают материалы следствия, а вниз, к слиянию Гилюя с Зеей. То есть к тому месту, которого уже нет. Подтверждение наших выводов — торопливое затопление местности. Даже лес не потрудились вырубить, при наличии леспромхоза. Это второе. И третье. Нами найдено письмо академика, в котором тот предупредил членов научного совета о том, что собирается выступить с докладом на открытом Пленуме ЦК. Результат тебе известен: Колодников до Москвы не долетел.

Мы пытались проанализировать, кто из членов Академии наук был заинтересован в том, чтобы скрыть находку Колодникова? Однако в едином мнении так и не сошлись. В основном пришли к выводу: сыграл фактор инертности. Версия Ивана Иннокентиевича ставила под сомнение докторские диссертации нескольких оппонентов Колодникова, входящих в состав Научного совета. А вот кому конкретно мешал академик — пока неизвестно.

Параллельно начинаю отработку материалов по строительству Зейской ГЭС. Считаю: тот, кто ликвидировал учёного, должен был иметь прямое отношение к строительству гидроэлектростанции.

И последнее. Контрактников отзовут ночью, в час ноль-ноль. На возвращение на базу им дадут двое суток. Официальная версия: проверка экстренного сбора личного состава. Так что если ты не просчитался, жди активности. Держи меня в курсе происходящего».

Щетинин ещё раз прихлебнул из чашки. Кофе остыл, но он этого не заметил.

— Ещё есть и четвёртое, дядя Вилен, — произнес вслух СЧХ. — То, что Мишке соврал Ельцов. Декан геофака. Уж кто-кто, а он-то точно должен знать, когда появилось Зейское водохранилище. И тем не менее соврал. Показал липовую карту. Ай да Юрий Николаевич!

Подполковник зашёл на Google, открыл страницу «Географические карты», долго изучал найденный материал, после чего сделал распечатку нужного объекта. Когда готовый лист выполз из принтера, СЧХ, вооружившись карандашом, провёл на чёрно-белой карте необходимые линии, корректируя маршрут экспедиции в соответствии с поступившей информацией. Когда трасса на бумаге была проложена, Щетинин кинул карандаш и хлопнул по карте ладонью:

— Ай да сукин вы сын, Юрий Николаевич!

* * *

Они взяли вправо, как и советовал старик. Первым шёл Донченко. Мягко ступая, Лёшка, словно рысь, плавно передвигался по незнакомой местности, выбирая в почве только те места, где бы не оставила следа его нога.

Сашка, привыкший к городской жизни, едва поспевал за товарищем, явно не заботясь о том, оставит след на земле или нет. И так постоянно приходилось то ветки руками раздвигать, то пригибаться, то переступать, то перепрыгивать — о какой аккуратности тут могла идти речь?

Шли они в гору часа с полтора. Сашке эти полтора часа показались вечностью. Майор уже не раз мысленно в сердцах помянул старика-рыболова. Какой час? Тут, судя по всему, и за полдня не доберёшься.

Солнце сквозь деревья с трудом пробивалось к путникам, и оттого в зелени было чуть прохладнее, чем на реке. Что хоть немного облегчало передвижение по пересечённой местности. Зато и комаров было больше. Злых, голодных. Сашка, замедлив темп, уже в третий раз принялся было намазываться специальной пастой, когда Лёшкина рука неожиданно ухватила его за локоть.

— Тише, — едва шевеля губами, проговорил опер. — Он здесь.

Майор, повинуясь требованию, замер.

— Недалеко. — Сильные пальцы капитана разжались. — Наблюдает за нами.

— Почему так решил? — Рыбаков не стал смотреть по сторонам, доверился профессиональному чутью коллеги.

— В пяти шагах от нас ветка сломана. Слом свежий. И листва втоптана сапогом.

— А если это не он, а они? — тихо заметил майор.

— Нет. — Опер едва заметно повёл головой. — Те если следы и оставляют, то не такие. Они привыкли жить в лесу. А здесь явно городской житель.

— Почему ты думаешь, что он ещё здесь?

— Минуту назад ветерком донесло запах черемши, дикого чеснока. Мы перебили его обед.

Донченко осторожно стянул со спины рюкзак, небрежно бросил его под ноги, сделал вид, будто потянулся. «Показывает, что без оружия», — догадался Сашка. И тоже скинул свою ношу.

Лёшка похлопал себя по карманам, после чего громко обратился к Рыбакову:

— Санёк, у тебя сигарет не будет?

Тот отрицательно покачал головой.

— Жаль. — Донченко положил руки на бёдра и, повернувшись всем телом на север, ещё более громко произнёс:

— А у вас, товарищ, случаем, закурить не найдётся?

Несколько секунд над лесом висела тишина. После чего из-за самой широкой сосны раздался мужской голос:

— Мы чужим не даём.

— А своим?

— А чем докажешь, что свой?

— Я, может, для вас и чужой, — отозвался Донченко, одновременно кивая в сторону майора. — А вот он родной племяш «профессора». Сын его старшего брата. Санёк, покажи дяденьке «ксиву», пусть убедится. Оптика есть?

— Найдётся.

Майор осторожно вынул из кармана удостоверение личности, раскрыл его и вытянул руку в сторону леса.

— Вроде точно свои, — послышалось из листвы. — А где остальные?

— На Гилюе. Отвлекают на себя ваших охотничков.

— И не жалко девчушку? — за деревом явно ещё не доверяли гостям.

— Пока вы на свободе, ни Вике, ни мужикам ничего не будет. — Теперь заговорил Сашка, пряча «корочки». — Максимум используют для торга с нами.

— Нельзя недооценивать противника. — Из-за дерева явно не хотели выходить.

— Противник ещё не знает, что мы здесь. — Донченко с силой прихлопнул комара на шее. — Думают, мы в местном отделении милиции. Но скоро поймут, что их провели. Выйдут на старика, который доставил нас к вам. Он привезёт их — своя шкурка ближе к телу. Так что времени, чтобы исчезнуть отсюда, у нас край как мало. Ещё вопросы есть?

— Последний. Рыжий с ними?

Донченко с недоумением посмотрел на майора:

— Что за хрень? Какой рыжий?

Но Сашка вмиг сообразил, о ком речь.

— Следователь Гаджа Константин Иванович убит несколько дней назад. В Южно-Сахалинске. Дорожно-транспортное происшествие. — Сашка облизнул пересохшие губы. — Я не знаю, кто вы, но нам лучше поскорее отсюда убраться. А заодно начать доверять друг другу. К вашему сведению, ваши, а теперь уже и наши враги, захватили жену профессора Урманского Александра Васильевича. Это имя вам должно быть знакомо. Теперь зависит от нас и от вас, когда её освободят. Итак?

Сашка напряжённо ждал, что будет дальше. Тишина висела ещё с минуту. После чего ветки кустарника, что рос близ сосны, раздвинулись и на поляну вышел немолодой, но достаточно крепкий, жилистый мужчина, лет семидесяти, в потёртом защитном комбинезоне, с биноклем на шее и двустволкой в руках.

— Что ж, — незнакомец настороженно бросил взгляд по сторонам, но никакой опасности вроде не заметил, — придётся довериться. Как вижу, иного пути нет.

Донченко слегка приподнял руки:

— Опустите ствол. Кроме нас, никого нет. Мы действительно от Дмитриева. Он, как вы убедились, майор Рыбаков. Я — опер Алексей Донченко. Из той же Благовещенской управы. Которую достали ваши московские друзья. А кто вы?

— Я? — Мужик всё-таки ещё разок осмотрелся по сторонам. Опасности действительно не наблюдалось. Если бы его хотели схватить, уже сто раз бы это сделали. Взгляд старика вновь устремился к молодёжи. — Я Владимир Сергеевич Савицкий.

— Приятно познакомиться, — спокойно сказал Донченко и уже хотел было протянуть руку для приветствия, как вдруг услышал из-за спины охрипший голос:

— Не может быть! — Сашка с трудом проталкивал слова. — Этого просто не может быть! Вы же…

— Покойник? — Старик усмехнулся. — Вот теперь я вам действительно верю. Нет, молодой человек. Я жив и пока, как видите, здоров.

— И что всё это значит? — Лёха почесал себя за ухом. В подобной обстановке полного непонимания ему бывать ещё не доводилось.

— А то, — голос Рыбакова немного окреп, — что перед нами один из членов пропавшей экспедиции. Точнее, самый младший её участник. Володя Савицкий. Выпускник БГПИ 1969 года, который так и не получил диплома. Пропал летом того же года.

* * *

Бирюков внимательно прочитал рапорт Щетинина. Потом прочитал его вторично. А после и в третий пробежал по нему взглядом.

— Уверен, что сработает? — полковник ладонью припечатал к столу документ.

— Полностью, — отозвался сидящий напротив начальства подполковник. — И главное, соблюдём законность. Чин чинарём!

Бирюков погладил рапорт Щетинина:

— А с чего ты такой довольный? Ишь, харя в улыбке расплылась. Бабка надвое пошептала, как оно будет, а он уже радуется.

— Бабка — не знаю. А вот дед уже шепчет. Саньке с Лёшкой.

— Неужели нашли? — встрепенулся полковник.

— Так точно. — СЧХ обнажил в улыбке пожелтевшие от табака зубы. — Савицкий. Самый младший из экспедиции Дмитриева.

* * *

— На каком основании выкрали жену профессора?

— Зачем же так грубо? Теперь, думаю, Щетинин станет более сговорчивым. И отзовёт Дмитриева из района.

— Мы же приняли решение не мешать поискам.

— Не мы приняли, а вы. Лично. Я же пересмотрел нашу позицию.

— И потому решили пойти на незаконные действия?

— На данном этапе это вынужденная мера.

— Вы понимаете, что в таком случае мы идём против государства, в лице того же самого Щетинина? Теперь на нас всех собак спустят!

— Не спустят. Если бы хотели спустить, давно бы это сделали.

— Вы превысили свои полномочия!

— Ни в коей мере. Мы потеряли трёх бойцов. Жена профессора — небольшая компенсация за моральный ущерб.

— Вы что, хотите…

— Я хочу выполнить поставленную задачу в срок и качественно. И какими средствами я это сделаю, позвольте решать мне. Всего доброго!

* * *

Сначала Донченко заставил группу спуститься вниз, к Зейскому морю, зайти в воду и протопать в ней с полкилометра в сторону Гилюя.

— Думаешь, они с собаками? — метров через двести, с трудом переводя дыхание, высказался майор. — Может, хватит воду толочь? Пошли по берегу.

— Они и без собак нас прекрасно вычислят, если сейчас выйдем на берег, — аргументировал опер, постоянно прислушиваясь к звукам, доносящимся со стороны водохранилища. — Кругом песок. Нужно добраться до камня.

Лёха спросил Савицкого:

— Вы как? Сможете дальше идти? А то, может, давайте понесём вас?

— Я, молодой человек, — старик, согнувшись, с трудом перевёл дыхание, — в своё время чемпионом Москвы был по кроссам по пересечённой местности. Сейчас, конечно, уже не то, но по утрам по десять километров бегаю. Так что не беспокойтесь. — Савицкий зачерпнул ладонями воду, ополоснул лицо. — Ну что, молодёжь, в путь?

Спустя час троица уставших людей выбралась к излучине, где Гилюй впадал в Зею. Лёха кивнул на берег:

— Галька. Идти осторожно, чтобы сильно не вдавить камни в почву. И сразу в лес. — Донченко обернулся. — Ветки не ломать. Если какая зацепится за рюкзак — тихонько вернуть на место.

Вскоре группа шла по лесным зарослям, однако так, чтобы виднелась водная гладь реки. На этом настоял Рыбаков, исходя из последнего сообщения Щетинина. На рассвете должна была начаться чехарда. С догонялками и, вполне возможно, стрелялками. И одним из условий в этой чехарде было то, чтобы как можно быстрее забрать с места событий самого важного свидетеля, который и заварил всю эту кашу. А потому Сашка предпочёл находиться ближе к реке.

Через два с половиной часа непрерывной ходьбы группа отошла от начального этапа примерно километров на семь, когда Донченко резко прекратил движение.

— Амба! — Лёшка принялся внимательно осматривать местность. — Пока сделаем перекур. Дальше будем идти осторожнее. Километрах в шести от нас лагерь. Хоть и с противоположной стороны реки, а всё одно можем нарваться на их пост.

Выбрав укромную поляну, всю заросшую плотным кустарником и окружённую не менее плотным строем деревьев, мужики сделали привал. Капитан быстро извлёк из рюкзака хлеб, две банки тушёнки, лук и огурцы. Когда первый голод был утолён, Сашка наконец-то решился задать вопрос, который волновал его последние несколько часов:

— А мой дядька, как и вы, живой? Или…

Савицкий дожевал горбушку, проглотил хлеб, запив водой.

— Даже не знаю, как ответить. — Старик не прятал глаз. — Я остался жив только потому, что струсил. Испугался. Зассал… — Было видно, старику трудно воссоздавать картину прошлого, но тем не менее он продолжил неприятные для него воспоминания. — Они нас окружили. С автоматами. В пятнистых маскхалатах. Я раньше таких и не видел. Ванька, проводник, их ещё на Норе почувствовал. Но там они нам не мешали. А тут… Будто из-под земли выросли… Ванька Батю предупреждал, что нас пасут…

— Кого предупреждал? — не понял Донченко, прислушивающийся к голосу Савицкого и одновременно бросающий взгляд по сторонам.

— Батю. Мы так про меж собой именовали Дмитриева. — Лёгкая улыбка коснулась губ старика. — А он для меня и был батя. Хотя старше всего на семь лет. Всё оберегал. Подсказывал.

— И что было потом? — нетерпеливо перебил Сашка.

— Потом… — Савицкий взял в руки огурец, покрутил его в пальцах. Бросил на клеёнку. — Нас изолировали друг от друга. Началась обработка. Нет, не били. Никакого физического воздействия. То, что произошло после, было намного хуже любой пытки… — Владимир Сергеевич смахнул комара со щеки. — Для того чтобы понять, что произошло, нужно знать, для чего мы сюда пришли. Вы готовы это узнать?

— Да, — выдохнул за двоих майор.

— Сколько у нас времени, опер?

— Полчаса дать могу, — отозвался Донченко.

— Что ж, в таком случае слушайте.

* * *

— «Гюрза» практически вышла из-под моего контроля. Я не могу координировать действия людей, которые мне не подчиняются.

— Знаю. Мало того, это я отдал приказ о взятии в заложники жены профессора. Иначе бы мы потеряли и её. И тогда бы у нас не было средств давления на наших оппонентов. А так… Пусть ищут. А с женой Урманского ничего не случится. Найдут дневник — обменяем на документ. Не найдут — вернётся домой в целости и сохранности. Ничего, пару дней потерпит.

— А вы не боитесь, что ситуация может полностью стать неконтролируемой?

— У вас для этого имеются опасения?

— Заложник, как вы выразились, уже есть. Зачем в таком случае «Гюрза» перекапывает весь город в поисках семьи Санатова? Или это тоже ваш приказ? А их на что будем менять?

— Я подумаю над вашими словами. Мы свяжемся с вами сами.

* * *

Щетинин высунулся в окно и с восторгом вдохнул знойный летний воздух: хоть и не в отпуске, а жизнь продолжается.

За спиной отозвалась «сонька». Дядька прислал новое сообщение. СЧХ развернул стул на сто восемьдесят градусов, спинкой к монитору, привычно оседлал его. Информация, которую прочитал Сергей Викторович, его не удивила:

«Инициатива строительства Зейской ГЭС исходила от члена-корреспондента Академии наук СССР, академика Ельцова Глеба Борисовича. Именно он курировал проект на уровне ЦК до 1972 года. Отмечу: родной брат Ельцова Г. Б., Ельцов Николай Борисович, одно время работал в секретариате Академии наук СССР до 1968 года. В августе того же года Ельцов Н. Б. был откомандирован Академией наук СССР, по рекомендации ЦК КПСС, в г. Благовещенск Амурской области, в областной исполнительный комитет для проведения контроля над работами на ЗеяГЭСстрое. Сын Николая Борисовича, Ельцов Юрий Николаевич, по настоянию родителя поступил в Благовещенский государственный педагогический институт им. М. И. Калинина в том же 1968 году, на геофак. На данный момент Ельцов Ю. Н. является деканом вышеозначенного факультета.

К сожалению, выяснить, кто пригласил контрактников на работу, не удалось.

Обнимаю».

* * *

— Я был последним, кого Батя отобрал в экспедицию. — Савицкий вырвал из земли травинку и теперь бессмысленно крутил ею перед собой. Сашка понимал, таким способом тот несколько успокаивал себя, а потому молчал, хотя вертящаяся практически перед его носом трава раздражала. — Признаться, до сих пор не могу понять, почему. Несколько раз вся будущая экспедиция собиралась у него на квартире. Один раз даже приезжал академик. Чаще всего сидели на кухне. Там-то я, кстати, и услышал впервые эту песню.

— Песню? — теперь пришла очередь удивляться Сашке.

— Ну да, — кивнул старик. — Ту, что отослал Урманскому. Это не стихи, песня. Её Батя постоянно напевал. Причём у этой песни любопытная история. Первый куплет написал Колодников. И напел его Бате. А тот уже продолжил. Конечно, простая песня, но вот прилипла. На всю жизнь. — Он замолчал.

Донченко отпил из фляги воды, протянул её майору.

— А зачем вы опубликовали её? — опер откинулся на спину. — Столько лет молчали и — на тебе.

— Молчал, потому как было что терять, — выдохнул Савицкий. — Теперь терять нечего. Всё потеряно. Осталось только умереть. А уйти хочется со спокойной совестью. Вот потому и опубликовал.

— А если бы не прочитали?

— Прочитали, — с уверенностью сказал Савицкий. — Не пришла бы Мишкина мама в библиотеку, нашла бы номер в почтовом ящике. Не нашла бы в ящике — наткнулась на него у соседки. Нашёл бы способ.

— Вам кто-то помогал в городе? — Лёха прислушался.

Тишина пока ничем не нарушалась.

— Да. А вот кто — не скажу. Неприятности этому человеку не нужны. Так мне продолжать?

— Да, — отозвался опер. — Только предупреждаю: даю минут десять. Потом, простите, будет рекламная пауза со спортивной ходьбой.

Старик не смог скрыть улыбку:

— Хорошо. Итак, мы вышли в июне, — снова окунулся в воспоминания Савицкий. — Выехали в Увал. Пять человек. Батя, я, Профессор, Борода и Балтика. Последний служил на Балтийском флоте, отсюда и прозвище. Пошли только те, кто поверил Бате и Колодникову. Вообще-то, первоначально нас было семеро. Но двое отказались. В Увале ждал Ванька. Откуда Батя с ним был знаком, не знаю. Но встретились как старые друзья. Ванька-то нас и повёл по тайге. На Граматухе провели три дня. Вы там уже побывали?

— Я был, — сказал Рыбаков. — Что искали? Сын проводника говорил, будто вы с лопатами там бродили?

— Точно, бродили. — Старик отбросил травинку. — В нашу задачу входило аккуратно пробить шурфы вокруг вросших камней и по почве приблизительно определить возраст каменных захоронений. По первоначальной версии Колодникова выходило, будто те гранитные бруски были выброшены на берег речки сравнительно недавно. Понятное дело, в историческом понимании. Но это он предположил в шестьдесят первом. Тогда на данную информацию мало кто обратил внимание. Ну, за исключением тех… А потом к Ивану Иннокентиевичу поступила информация о том, будто точно такие же бруски лежат и на Норе. Вот тогда-то он и заинтересовался блоками. Организовал экспедицию в шестьдесят восьмом. Сначала исследовали блоки на Граматухе. Ничего примечательного на тот момент не обнаружили. И так бы и ушли, думая, будто это кто-то до революции хотел перевезти материал, да бросил его, если бы не начали более детальное исследование небольшого поселения…

— Граматухинского заповедника? — заметил майор.

— Именно. Там-то, под примитивной кладкой, Колодников и обнаружил точно такие же блоки. Мохэ их укладывали в качестве фундамента. Вот тогда-то у академика и появилось желание посетить Нору. Проверить, а что там? Проверили. И нашли точно такие же блоки. И оленёнка. Вы ведь по нему меня отыскали? — Владимир Сергеевич посмотрел в небо. Синева посмотрела в ответ. — Только исследовать камни на Норе академику не дали. Экспедицию сняли. Колодникову — выговор.

— Кто не дал? Наши? Благовещенские? — тут же перебил Сашка.

— Нет, Москва. Академия наук. Впрочем, и наши подсуетились. Выговор по партийной линии влепили. Причину какую-то банальную нашли. Только одного не учли. Колодников хоть и был академиком, да от народных масс не отрывался. Ему про этих оленей местные историки сообщили. Об олене на Гилюе сообщение пришло в декабре, от учителя сельской школы.

— И про блоки?

Донченко прислушался. Где-то вдалеке стучал движок моторной лодки.

— Нет. — Кадык на горле Савицкого дрогнул. — Про блоки как раз он ничего не знал. Но зато написал о другом. Что, мол, в десяти километрах от села стоит непонятное сооружение. Заросшее мхом. Вроде как курган. Видел его издали, подойти боялся. Кругом болото, место топкое. Вот, собственно, и всё.

— И что в этом кургане могло заинтересовать Колодникова? — не сдержался Рыбаков. — Таких курганов тысячи.

— Не скажи, — неожиданно возразил Донченко, чуть привстав на колени. — Холм посреди болота — действительно любопытно.

— И чем?

— Хотя бы тем, что природных холмов посреди болот не бывает. — Донченко вытянулся, прислушиваясь, в результате чего стал напоминать журавля и одновременно продолжал мысль: — Жижа не поглотила, дожди и снега не размыли, климат наш, резко-континентальный, не повредил. Выходит, холм неземляной. К тому же, обрати внимание: поросший мхом. То есть стоящий посреди болота давно. Вопрос: что появилось раньше? Болото вокруг кургана или курган на болоте? А теперь быстро хватаем манатки — и в кусты. Кажись, по нашу душу движок стучит.

— Может, рыбаки? — предположил майор, суетливо пряча в рюкзак остатки еды.

— Рыбаки свои места имеют. Прикормленные. А эти идут вдоль берега. Высматривают. Скорее всего одну группу высадили на берег, вторая в лодке. Прячемся вон в тот кустарник: я за ним природный окопчик приглядел, в него и заляжем.

Первым скрылся за листвой Савицкий. За ним майор. Последним уходил Донченко, тщательно проверив поляну.

Через три минуты после того как Лёха спрятался, сквозь плотную листву показался корпус резиновой лодки, в которой сидело два человека в пятнистых армейских камуфляжах. Один обосновался на корме и правил судном. А второй разместился на носу и держал на коленях десантный вариант автомата «АК», с коротким стволом и откидным прикладом.

* * *

Ученые обнаружили у фараона Эхнатона сверхъестественные мутации. Пирамиды — не понятно как и для чего построенные — далеко не единственная загадка Древнего Египта, подогревающая мысли о том, что здесь, возможно, не обошлось без вмешательства внеземных сил. А фараоны? По крайней мере, некоторые из них выглядели весьма подозрительно в этом смысле.

Особенно Эхнатон — вероятный отец знаменитого Тутанхамона и муж не менее знаменитой Нефертити. Жил бы он сейчас, сделал бы потрясающую карьеру в Голливуде — мог бы без грима играть инопланетян. Вытянутое лицо со змеиным выражением, череп — яйцом, затылочная часть сильно оттянута назад. Вместимость этого черепа — в полтора раза больше, чем у обычных людей. Пальцы — словно паучьи лапы. Ступни, как ласты. Огромный жирный зад. И женская грудь. Так изображали Эхнатона его современники.

Останки фараона, обнаруженные еще в 1907 году, оказались сильно поврежденными. Ученые до сих пор не уверены, в самом ли деле они принадлежат Эхнатону. Но сохранившийся в саркофаге череп выглядит достаточно причудливо для человека — огромным загнутым яйцом.

— Этот череп меня искренне поразил, — заявил известный египтолог профессор Дональд РЕДФОРД. И пообещал организовать тщательное его исследование.

Диагноз врачей

Откуда же взялись столь явные уродства? Ответить на этот вопрос для начала попытались патологоанатомы. И доложили свои выводы на недавно прошедшей конференции. Совещания подобного рода ежегодно организует медицинская школа Университета штата Мэриленд, посвящая их «историям болезни» разных исторических личностей. Ныне объектом стал Эхнатон (он же Аменхотеп IV Уаэнра Неферхеперура), живший более 3500 лет назад.

По мнению Ирвина БРЕЙВЕРМАНА из Йельского университета, облик фараона обезобразили генетические отклонения. Ученый обнаружил проявления сразу нескольких мутаций. Эхнатон мог страдать от синдрома Марфана, который удлиняет конечности, лицо, делает паучьими пальцы. Синдром Клайнфертела, который заставляет организм вырабатывать чрезмерное количество женского полового гормона, привел к гинекомастии — появлению большой женской груди. Синдром Фролиха спровоцировал отложения жира на ягодицах и бедрах по женскому типу. Ну а голова вытянулась от того, что в детстве у Эхнатона рано срослись кости черепа.

Женоподобный половой гигант

Поверить в то, что фараон был просто больным, мешают минимум две загвоздки. Все разом синдромы не встречаются. А по отдельности проявляют себя не только внешне. Мужчины, страдающие хотя бы одним, во-первых, импотенты с микроскопическими половыми органами, во-вторых, бесплодны. Эхнатон же, как свидетельствуют исторические хроники, не был ни тем, ни другим. Обладал внушительным мужским достоинством в сочетании с женской грудью и бедрами. Держал огромный гарем. Имел двух официальных жен. И больше десятка детей. Только красавица Нефертити родила ему шесть дочерей. Тутанхамон — сын от второй жены, имя ее Хия. Две дочери Эхнатона впоследствии стали его наложницами. А еще одна — гражданской женой. То есть «половой гигант» не гнушался инцестом. И мутации отнюдь не вредили здоровью фараона. Что идет вразрез с выводами Брейвермана.

Гости с Сириуса

Уфологи считают, что генетические отклонения Эхнатона — это результат экспериментов, которые проводили некие ящероподобные существа, прилетавшие на Землю из района Сириуса. Упоминания о них встречаются у многих народов, включая египтян, шумеров и догонов. Конечно, пришельцы — «Хозяева вод», как их называли древние люди, — скорее всего занимались искусственным оплодотворением, внедряя в человеческие яйцеклетки свой генетический материал: огромные вытянутые черепа находят по всему миру.

Поставить точку в споре мракобесия и серьезной науки могли бы анализы ДНК из останков Эхнатона. Брейверман и Редфод рассчитывают, что их исследования заинтересуют египетские власти и те дадут разрешение на эксперименты.

Игорь ВЛАДИМИРОВ. «Комсомольская правда», 28.06.2008.

* * *

Щетинин сначала спустился в буфет, после чего снова поднялся на второй этаж управления и прошёл к своим вынужденным гостям.

— Вот, — СЧХ аккуратно выложил снедь из пакета на стол, — обедаем. Потом отдыхайте. Вам принесут телевизор. Воду и соки. Туалет здесь, в конце коридора. Умывальник там же. Условия спартанские, но иных в течение двух дней не будет. К сожалению, до послезавтра я вынужден вас задержать. Дабы не приключилось ещё какой-нибудь хрени.

— А потом? — поинтересовался сын проводника, присаживаясь к столу.

— А потом поедете домой. Слава богу, вашу хату они не тронули. Александр Васильевич встретит жену, и мы их отправим на море. А вот Анатолий Тихонович, надеюсь, сопроводит меня в Зейский район.

— Неужели за что-то зацепились? — Урманский присоединяться к компании не стал. Так и остался стоять у стены. За последние сутки он сильно сдал.

— В том-то и дело, что нет. — СЧХ принялся очищать яйца от скорлупы. — Вы присядьте с нами, Александр Васильевич. Подкрепитесь.

— Вы ушли от моего вопроса.

— Хорошо. Отвечу как есть. — Щетинин кинул яйцо в тарелку. — Нашёлся один из участников пропавшей экспедиции. Живой и здоровый. — Все удивлённо вскинули головы в сторону следователя, в том числе и Урманский. — Да, да. Именно он прислал вам, Александр Васильевич, стихи. Савицкий Владимир Сергеевич. Помните выпускника, про которого вспоминал декан геофака Ельцов, когда вы к нему пришли с Мишкой? Жив, курилка.

— И что он рассказывает? — в глазах профессора наконец-то вновь зажёгся огонёк любопытства.

— На связь я выйду примерно через час, вот тогда всё и выясним. Но и без него мы уже многое знаем. — Подполковник прошёл к сейфу, открыл его, достал оттуда бутылку коньяка и несколько стопок. — Например, о том, что место, к которому шла группа Дмитриева, уже под толстым слоем воды. И для того, чтобы добраться до него, нужно иметь, как минимум, хорошее водолазное снаряжение. Хотя в 1969 году оно ещё было доступным для исследований. — Подполковник припечатал к столу бутылку, расставил стопки.

Кононов первым сел за стол:

— В таком случае не понимаю, в чём вы видите мою миссию? Я дайвингом никогда не увлекался.

— А я вас и не собираюсь отправлять на дно. Блоки на Норе. Для того чтобы получилась цельная картина, мы должны осмотреть и их. Если, конечно, вы не против. Меня интересует, соответствуют ли они тем, что мы видели на Граматухе? Или нет. Но этим сможем заняться только тогда, когда наш противник скажет: «Гитлер капут!»

СЧХ свинтил пробку, разлил спиртное по стопкам.

— И вы думаете, это произойдёт завтра? — Инженер, видя, как дорогой напиток поставили перед ним, с удовлетворением потёр руки.

— Уверен, — чётко произнес подполковник. СЧХ взял свою стопку, поднял её, посмотрел на напиток сквозь стекло. — Потому, как завтра эти ребятки, если у них не сработает чувство самосохранения, встанут против целого государства. И тогда я им очень не позавидую.

Александр Васильевич протянул руку, взял свой сосуд, молча опрокинул его содержимое себе в рот. Последняя фраза Щетинина заставила сжаться сердце учёного. А что, если не сработает то самое чувство самосохранения?

* * *

— Я пытался связаться с «Гюрзой». Они отказываются выходить на связь. Ни в Зее. Ни в Благовещенске. Вот уже как почти два часа…

— Перестаньте устраивать скандал! Связи нет, потому что им до обнаружения дневника запрещено контактировать с кем бы то ни было. Нам только утечки информации не хватало. Но не это главное. Вы отстранены от операции.

— То есть… Как отстранён?

— Мы более детально рассмотрели ваше предложение о том, чтобы дать возможность увидеться Савицкому и Дмитриеву. И пришли к заключению, этого делать ни в коем случае нельзя. Не знаю, что руководило вами, когда вы предлагали Высшему руководству свои аргументы, но вторично допустить ошибку мы не имеем права. Потому вы отстранены. Продолжайте оставаться на месте. Никакой, предупреждаю, самодеятельности! После операции мы с вами свяжемся. Всего хорошего!

* * *

Лёха, сквозь густую зелень листвы, аккуратно, по привычке, прищурив взгляд, наблюдал за прибывшими спецназовцами. В том, что это спецназ, Донченко не сомневался. И не потому, что у тех в руках было оружие, а на теле камуфляж. Армейским обмундированием сегодня пользовался чуть ли не каждый второй рыбак и охотник. Просто Лёха с одним из них был знаком лично. И об этом знакомстве у него остались самые неприятные воспоминания.

Судно с шорохом наехало на берег. «Лодка-то армейская, не из магазина, — тут же определил капитан, — с автоматической подкачкой воздуха. Даже не побоялись, что сделают дырку — всё равно будет плыть».

Лёхин знакомый привстал, втянул воздух обеими ноздрями. Донченко вжался, вдавился всем телом в землю. «Лишь бы кто-то из них не пошевелился, — билась в голове опера одна и та же мысль, связанная с Савицким и майором. — Эта тварь никогда не включала логику. Но чувства у него обострены, как у хищника. Дважды его нюх вытаскивал нас из западни».

Тем временем спецназовец тщательно сканировал взглядом прилегающую местность. Голова наёмника медленно поворачивалась, следуя за глазами. Руки, казалось, спокойно, расслабленно держали оружие стволом вниз. Лишь ладонь правой руки слегка похлопывала по рукояти, как бы поглаживая пластиковую поверхность. Но Лёха прекрасно знал: достаточно лёгкого шороха — и короткий обрубок автоматного ствола тут же уставится в нужную точку и выплюнет минимальную дозу свинца. Пуля стопроцентно найдёт цель.

Со стороны лодки послышался зуммер переносной спутниковой станции. Второй спецназовец вытянул аппарат, нажал на кнопку приёма:

— Слушаю.

— Возвращайтесь! — донеслось до Лёхи. — Дед не соврал. Нашли следы. Правда, только одного мента.

— А старика?

— Пока нет. Следы ведут в гору.

— А где второй? — поинтересовался наёмник, одновременно махнув рукой товарищу: мол, разворачиваем корыто.

— Не знаю. Скорее всего разделились на поиски объекта. Один пошёл в гору, второй — вдоль берега. Мы пойдём по следу, вы ждите на берегу. Второй должен крутиться где-то рядом. Мы…

Движок громко затарахтел, а потому Донченко не смог услышать конца фразы. Лодка, повинуясь хозяину, пошла на плавный разворот. Лёшкин знакомый присел на пластиковую доску, заменяющую скамейку, по-прежнему не сводя взгляда с берега. Резиновая посудина, совершив большой круг, устремилась обратно, к месту высадки Лёхи и майора.

Сашка решил было привстать, но Лёшкин тихий окрик заставил снова прижаться к земле:

— Лежать! — почти шёпотом приказал опер. — Они сейчас вернутся и ещё раз осмотрят берег.

— С чего ты решил… — Майор осёкся.

Действительно, лодка неожиданно снова вынырнула из-за кустов и медленно прошлась вдоль берега. Лёхин знакомый, теперь уже в бинокль, вторично проверил береговую линию.

Мотор «протакал» чуть вперёд. По звуку опер определил, судно вторично пошло на разворот, после чего движок натужно взревел, и армейский бот, теперь уверенно задрав нос, устремился к намеченной цели.

Через минуту Лёшка первым приподнялся на колени. Вслушался.

— Теперь ходу отсюда.

Рыбаков сел:

— Как ты понял, что они вернутся?

— Я не понял. Знал. — Донченко помог подняться на ноги Савицкому. — С одним из них почти год служил в армии.

— В Чечне?

— И там тоже, — нехотя отозвался капитан. — Редкая сволочь! — Кивнул в сторону речки. — Он нас почувствовал. Правая рука выдала, умничка. По-прежнему похлопывает по прикладу автомата, когда нервничает. А ведь говорили сучонку, избавься от вредной привычки. — Он стряхнул землю с колен, осмотрел местность, где они залегли. — Наследили. Плохо. Ну, да ничего уже не поделаешь. Идём. — Опер закинул на спину рюкзак и первым направился вдоль береговой линии. — Пойдём по камням. Хоть неудобно, зато следов не оставим.

— Вернутся? — спросил майор, и Лёшка понял, о ком идёт речь.

— Обязательно. Леший нас почувствовал. Мы для него — дичь. Он в нас бульдожьей хваткой вцепится. Даже если не получит приказа стрелять, всё равно сделает всё для того, чтобы ликвидировать. — Опер кивнул на старика. — А потому первая задача — уйти как можно дальше. Переправиться на противоположную сторону реки.

— А зачем переплывать? Давай на этой стороне спрячемся. Уйдём глубже в тайгу.

— Исключено. Минут через тридцать они начнут отрабатывать в обе стороны. — Донченко достал из кармана куртки сложенную вчетверо карту местности. Развернул её. — В глубь леса идти нельзя. Вычислят. К тому же от воды далеко отходить нежелательно. Нам, по приказу Щетинина, нужно продержаться часов семь. — Он посмотрел на Савицкого. — Вы как переносите резкий перепад температур?

— Нормально. — Но голос старика выдал, что это не соответствовало истине.

— Мы вас перенесём, — тут же принял решение оперативник.

Сашка кивнул на воду:

— Ледяная. И течение сильное.

— Самому лезть не хочется. Но другого выхода нет.

— А какая разница, где прятаться, на этом берегу или на том?

— Большая, Саша. На том берегу мы не просто спрячемся, а под носом у их базы. И в том месте они нас будут искать в последнюю очередь. Надеюсь.

Донченко уткнулся в карту местности. Рыбаков скептически заметил:

— Грамотные люди уже давно пользуются GPR.

— По которому спокойно можно вычислить, где ты находишься, — тут же парировал Лёшка. — Итак, что у нас есть? Ориентировочно, через километр, «колено», за ним второе. Между «колен» и перейдём. Главное, чтобы у них там поста не было.

— Так вот, смотри, — майор ткнул пальцем в карту, — дальше-то русло уже.

— За вторым коленом лагерь. И охрана. — Лёха спрятал карту в карман. — Так что это — единственное более-менее удобное место. Ну, что, вперёд и с песней?

* * *

Телефонный звонок застал Щетинина, когда тот покинул управление и шёл к служебному авто. СЧХ посмотрел на дисплей, который указал, что номер звонящего абонента определить нет никакой возможности. «Любопытно», — хмыкнул подполковник. Его знакомые такими прибамбасами не пользовались. Значит, звонил чужак.

СЧХ нажал на кнопку приёма:

— Слушаю.

— Подполковник Щетинин?

— Да. А кто вы?

— Ельцов. Юрий Николаевич.

СЧХ встал, будто с ходу врезался в невидимую стену.

— Вот как? Признаться, только что собирался с вами встретиться. Как говорится, на ловца…

— Знаю. Я сразу понял, что как только вы познакомитесь с информацией, высланной вашим дядей, тут же решите навестить меня.

— Откуда вам известно, что мне выслали информацию?

— Предположил. Успокойтесь. Вашу почту не проверяют. Никак не могут найти к ней подходы. А вот то, что Вилен Иванович выслал отчёт о проделанной работе, не сомневаюсь. Ведь не зря же его люди полдня провели в архиве РАН. Простая логическая цепочка.

— Что ж. Рад, что вы сами начали этот разговор. У меня к вам есть ряд вопросов…

— Сергей Викторович, — перебил Ельцов, — давайте вопросы и ответы оставим на потом. Сейчас есть дела поважнее, нежели наша беседа.

— Да неужели? — СЧХ не смог сдержать иронии в голосе. — А вот мне кажется, что именно сейчас самое время нам увидеться.

— Не получится. — Декан отвечал спокойно, уверенно. И это Серёге очень не нравилось. — Меня нет в университете. Впрочем, как и в городе.

— И где вы, если не секрет?

— Скажем так: в пути.

— Решили сбежать?

— Нет. Впрочем, сейчас не это главное.

— А что главное?

— Родственники вашего друга, Сергея. Они в опасности. Десять минут назад боевики вычислили, что Санатовы находятся в одном лечебно-оздоровительном учреждении. Туда только что выехали группа. Будут через сорок минут.

— То есть… — Щетинин от растерянности потерял дар речи.

— Не теряйте время. Возьмёте боевиков — узнаете, где жена Урманского. Это единственное, чем могу помочь.

Щетинин хотел задать ещё пару вопросов, но телефон подал сигнал, что абонент ушёл со связи.

* * *

Группа шла скорым, маршевым шагом. Причём Савицкий изо всех сил старался не отставать, хотя и было заметно: усталость брала своё. А после того как Савицкий пару раз чуть не упал, Сашка принял решение идти рядом с ним. Лёха это отметил, но промолчал. Группа передвигалась по прибрежной гальке, так что следов оставить не могла.

— А что дальше-то произошло? — Рыбаков решил вернуть Савицкого к недосказанной истории, заодно подхватив того под руку.

Владимир Сергеевич понял, что имел в виду майор. А потому с придыханием тут же продолжил рассказ:

— В конце января 1969-го Колодникову сообщили из Академии наук о том, что решение ЦК о затоплении района, в котором найдено строение, реализуют раньше сроков. Академик, понятное дело, засуетился.

— И тогда вышел на Дмитриева?

— А вот тут вы ошибаетесь. — Савицкий снова споткнулся, но благодаря Сашке устоял на ногах. — Они познакомились раньше. Случайно. Батя помог академику с оборудованием для последней экспедиции. Первоначально предполагалось, группа будет состоять из студентов вуза. Под руководством преподавателя института, то есть аспиранта Дмитриева. Таким образом, Иван Иннокентиевич рассчитывал за полгода подготовить и ввести в состав экспедиции своих историков. Но во втором семестре академика неожиданно загрузили по полной программе в Хабаровске. Не знаю, специально или нет, но в Благовещенске он стал появляться только наездами и только на выходные. Ясное дело, подготовить команду из историков в таких условиях он не мог. Из хабаровских студентов комплектовать группу Дмитриева было нельзя: это сразу бы вызвало массу подозрений. Потому и было принято решение набрать группу из геологов. Опять же, поначалу думали взять студентов, но в марте Дмитриеву пришла в голову идея восстановить свою старую команду. Из проверенных людей. А из студентов пригласил только меня. Кстати, решение это сыграло положительную роль при аргументации проведения экспедиции в разведуправлении. И дало нам возможность добраться без приключений до Норы.

Майор более внимательно посмотрел на речку. А Гилюй-то, кажется, поуже стал. Или кажется?

— А что случилось здесь, когда вы вышли к Гилюю?

— А мы до Гилюя не дошли. — Старик остановился, с трудом перевёл дыхание. — Там, — кивок головой назад, — у «оленёнка» базировались. Точнее, ниже, в болотах. Где сейчас море плещется. А потом появились эти… Батя через день отправил эвенка в Зею. А к вечеру они в лагерь нагрянули. Нас разъединили. Всех, по отдельности, упаковали в палатки. А на следующий день… — Савицкий провёл языком по пересохшим губам. — На следующий день посадили в круг костра. Утром.

— Кто посадил? Что за люди?

— До сих пор не имею понятия. Там были и солдаты — в окружении, метрах в пятидесяти от нас. Но ни с нами, ни с нашими конвоирами солдаты не контактировали. С нами работало пять человек. Одетые в гражданское. Один из той пятёрки спросил, кого Батя возьмёт с собой? Дмитриев долго смотрел на каждого из нас, а после назвал имена Профессора и Бороды. К обеду их троих увели. А вечером… — Было видно, что Владимиру Сергеевичу с трудом даются воспоминания. Старик побелел, морщины на лице ещё больше очертились. Голос сел и вырывался из глотки с хрипотцой. — А вечером принесли Бороду. Точнее, то, что от него осталось.

— Они что, принесли труп?

— Если бы. Борода был жив. Только это уже был не наш Борода. — Савицкий поднял взгляд на собеседника. — Его принесли со связанными руками и ногами. Он всё время вырывался. Рот завязали тряпкой, чтобы не орал. А когда от бессилия он уже не мог орать, начинал хрипеть. Или выть. По-звериному. И глаза у него были такие… Мутные. Прозрачные. Страшные. В такие глаза смотришь, и… Ночью у него пошла кровь горлом. Наутро Борода скончался.

— А Дмитриев с Профессором?

— Их я не видел. — Савицкий отрицательно покачал головой. — Мы остались вдвоём с Балтикой. А на следующее утро они и Балтику куда-то увели. Причём он шёл сам, как сейчас помню. Никто его не заставлял. Руки были свободны. Он мне ещё помахал, подмигнул. И, самое странное, с ним шёл только один сопровождающий. Балтике его скрутить — плёвое дело. Я это очень хорошо помню. А на вечер всё повторилось. Балтика тоже умом тронулся. Тем же днём меня поставили перед выбором: либо я повторяю путь Бороды и Балтики, либо забываю обо всём, что видел. Предложили жильё и работу в Москве, в отличном месте. С условием, что я никогда и никому не расскажу о том, что здесь произошло, а также, что я никогда не наведаюсь в эти места. — Савицкий стёр тыльной стороной ладони соринку со рта. — И я смалодушничал. Дал согласие. В тот же день меня вывезли из лагеря. Так я оказался в Москве… Сорок лет меня мучила совесть, что я бросил своих товарищей и сбежал. Иногда успокаивал себя, мол, а вдруг и они остались живы, Батя с Профессором? И все эти сорок лет за мной следили. Эти постоянные проверки, звонки, невозможность выехать не то что из страны, из города… А два года назад наконец решился. И начал действовать. — Лёгкая улыбка коснулась губ Савицкого. — Из меня вышел неплохой конспиратор: два года водил за нос эту братву.

— Стоп! — Донченко смахнул со лба пот и указал на реку. — Перебираться будем здесь. Под носом у врага. Я первый. Держите конец верёвки. Потом буду вас тащить. — Второй конец Лёха намотал себе на руку. — И не тормозите. Нам время сейчас важнее. Да, ещё: постарайтесь не оставить следов. Вмятин, плевков, мусора. Всё понятно? — Он перекрестился. — Только бы у них тут не было поста наблюдения!

* * *

Первыми из дверей корпуса вышла Светлана, с внучкой на руках. Следом за ней, с заплаканными глазами, выскочила дочь. «Разбили на группы, — догадался подполковник. — Значит, один из спецов должен быть в середине выходящих. Второй — замыкающим». О том, что наёмников двое, Щетинину сообщили на въезде в санаторий. (И один из них, гадёныш, представился сотрудником милиции. Интересно, кто? Кому зубы выбить?)

Обоих контрактников обезвредили моментально, в порядке очереди. Первого, как только тот проявился в дверном проёме. Ударом приклада по голове: СЧХ приказал своим людям особо не церемониться. Второго «зажали» в коридоре. Впрочем, тот и не сопротивлялся. С улыбкой тут же отдал оружие. И также, с улыбкой, обратился к подполковнику:

— Зачем этот спектакль, командир? Вы же нас скоро отпустите.

СЧХ кивнул Светланке головой, мол, всё в порядке, после чего подошёл к наёмнику:

— А, старый знакомый. — Контрактник оказался одним из тех двоих, кого Щетинин задержал в Моховой и чьё фото опознал декан AMГу. — Всё неймётся?

— Может, сразу отпустите? — мужик послушно подставил руки под наручники.

— Почему бы и нет. — СЧХ тоже открыл все свои оставшиеся далеко не тридцать два зуба. — Скажите, где жена профессора, и скатертью дорога.

— Понятия не имею, о ком вы говорите, — осклабился контрактник, глядя на милицию открытым, чистым взором.

— Не знаете?

— Нет. — Наёмник кивнул на лежащего на земле товарища. — И зачем применять силу? Мы закон чтим. А вот вы за произвол ответите.

Щетинин подкинул в руке автомат:

— А ствол?

— Обижаешь, командир. Сами привезли, а на нас хотите повесить. Я ведь всё сведу к конкуренции наших структур. И мне поверят. Ты же знаешь. А здесь мы к знакомым приехали.

— Как в Моховой?

— Ага.

— Знакомых, которых под стволом вели?

— Под каким стволом, командир? — на лице мужика проявилось искреннее удивление. — И никого мы не вели. Просто вместе спустились по лестнице. И этих девушек, — кивок головой в сторону женщин, — впервые видим. Просто столкнулись в коридоре. Руки им, как видишь, никто не вязал. Следов побоев нет. Даже твоего лейтенанта никто не тронул. Вон, обнимает свою подругу. Так что всё в порядке. Просто вместе выходили из помещения, а тут вы. Нехорошо.

— Следствие покажет, хорошо или нет, — возразил Сергей.

— Какое следствие? Командир, не делай глупостей. Сам ведь знаешь, никакого следствия не будет. Лучше сразу отпусти.

СЧХ проводил взглядом друзей, идущих к микроавтобусу, в котором подполковник привёз спецназ. Вслед за ними отволокли в машину и бесчувственное тело второго наёмника. Щетинин развернулся всем телом к контрактнику:

— Ты кто по званию?

— А это имеет значение?

— Да.

— Тогда рядовой. — Улыбка на лице мужика стала ещё шире.

— Ну, что ж, слушай меня внимательно, рядовой. — СЧХ приблизился к задержанному на такое расстояние, чтобы тот смог услышать шёпот. — Я вас задерживаю на двое суток. Всего на двое. — Два пальца подполковника заплясали перед носом солдата. — А потом отпущу. Только ты не лыбься. Тебе эти двое суток будут многого стоить. Очень многого. Точнее — всего.

— Ты мне угрожаешь?

— Предупреждаю. — СЧХ хлёстко сплюнул на бетонный пол. — Сегодня ночью вашей группе придёт приказ о немедленном возвращении на базу. Видишь, как я с тобой откровенен. И приказ будет звучать так: прибыть в течение двух суток. А самолёт, как ты помнишь, из Благовещенска на столицу один. И вылетает он завтра. В двенадцать тридцать. И если ты на него не сядешь — тебе пипец. Скажу больше. Я сделаю всё для того, чтобы ни один из ваших уродов не попал на этот самолёт. Кроме, возможно, тебя. Выбирай.

— Блефуем?

— И не думал. — СЧХ вынул из внутреннего кармана кителя фото, сунул его под нос контрактнику. — Тот, что слева — я. А тот, что справа… Знаком тебе? Вижу, знаком. Это мой родной дядька. Вот по его просьбе вас и отзовут. Тот, кто вовремя не явится в расположение части, автоматически становится дезертиром. Со всеми вытекающими последствиями. — Подполковник спрятал снимок назад в карман. — Ведь вы, урюки, не доложились своему «папе», на какое дело подписались. Вот потому и попадёте под раздачу. Так что никто тебя, родной, как дезертира из этого говна вытаскивать не станет. А я, плюс ко всему, завтра вечером на вас всех натравлю хабаровскую комендатуру. Так что будут твои корефаны по лесам бегать и корешки жрать, пока с голодухи не сдадутся. И не дай бог кто-то из них к местному населению заявится. Тогда я и своих бульдогов с цепи спущу. Кстати, с твоим дружком сидеть будете в разных камерах. Кто первым вспомнит, где жена профессора, тот и полетит. — СЧХ почесал у себя за ухом. — На допросы тебя никто вызывать не станет. Только собственная и добровольная инициатива. Так что думай, рядовой.

* * *

Мишка присел на траву рядом с Викой.

— Вещи на всякий случай упаковала?

— Да. А что? — девушка встрепенулась.

— Да так. — Дмитриев прихлопнул на руке комара.

— Я положила в сумку только самое необходимое. — Вика поправила под собой покрывало. — Слушай, а этих, — девушка кивнула в сторону деревьев, — не настораживает то, что мы всё время тут и ничего не ищем?

— Пока, надеюсь, не насторожились. По крайней мере, мы бы это почувствовали. — Мишка лёг обнажённой спиной на траву, заложил руки за голову. — Они ведь считают, мы ждём встречи с автором. Так что до завтра можем и позагорать.

Вика тоже легла на спину.

— А здесь тихо. Тревожно тихо.

— Это тебе кажется, будто тревожно, — заметил Мишка. — Потому как нервы на пределе. А так действительно тихо. Знаешь, — мужская голова слегка склонилась в сторону Виктории, — я бы хотел сюда вернуться. Потом, когда всё закончится. Чтобы никто не мешал. Чтобы ничего, кроме тишины.

— А я не знаю. Не думала. У меня сейчас все мысли только вокруг одного крутятся.

— Не бойся. Они нас не тронут. Не рискнут.

— В шестьдесят девятом рискнули.

— То было сорок лет назад. Сейчас всё иначе.

— А я думаю, нет. — Девушка проводила взглядом Санатова, который пошёл к реке с пустым ведром, по воду. — Знаешь, я в последнее время много думала над тем, с какой тайной столкнулись наши отцы?

— И к какому выводу пришла? — Мишка заинтересованно повернулся на бок, лицом к собеседнице. — Надеюсь, — он не смог скрыть усмешку, — не к тому, что у нас тут был второй Египет? Или майя. Мохэ, майя… почти похоже.

— Перестань, — вполне серьёзно ответила Вика. — Я думала о другом. Может, наши папы погибли именно из-за того, что нашли ответ? Может, его нельзя было открывать, а они это сделали?

— Что открывать?

— Секрет. — Девушка тоже чуть повернулась к собеседнику.

— Когда-нибудь его бы всё равно открыли, — возразил Мишка.

— Мне почему-то кажется, было бы лучше, если бы это произошло позже, — тихо проговорила Виктория и снова откинулась на спину.

Санатов вторично прошёл мимо них с ведром к речке.

— Ты что, баню готовишь? — не сдержался Михаил, когда заметил, как Серёга и в третий раз направился к реке.

— Угадал, — донеслось с берега. — Помыться не мешает. Сашка резиновый бассейн нам оставил. В реке вода ледяная. А так нагреется — скупнёмся.

Серёга вылил воду в ёмкость, снова двинулся к реке, вошёл по колено, зачерпнул. Распрямившись, уже хотел было вернуться на берег, как его взгляд зацепился за пятнышко на воде, метрах в пятидесяти от того места, где он стоял. Пятнышко двигалось с противоположного берега в их сторону. Двигалось настойчиво, упорно преодолевая бурное течение реки. Причём с берега его увидеть было никак нельзя, и, если бы Сергей не вошёл в воду, тоже бы не заметил его.

Санатов, продолжая искоса наблюдать за непонятным объектом, наклонится, делая вид, будто поправляет штаны. Пятно упрямо стремилось к берегу. Причём, как отметил Серёга, пловец пытался плыть так, чтобы над водой была видна только часть головы. Санатов опустил руку в воду, мокрой ладонью провёл по разгорячённому лицу: как бы придумать так, чтобы вернуться на речку с биноклем?

* * *

— Во время операции по изоляции семьи «охотника» группа в полном составе захвачена милицией. В санатории была засада.

— Кто знал о том, что группа выезжает на объект?

— Вся группа…

— Меня не интересуете вы. Кто из «ветки» знал о выезде?

— Только декан.

— Кто ему сообщил о выезде?

— Я.

— Вы — кретин!

— Но, я…

— Немедленно сворачивайтесь на запасную точку. Надеюсь, о ней вы ему не растрепались?

* * *

Лёха, всем телом сопротивляясь течению, с трудом продвигался к намеченной цели. Дно Гилюя оказалось каменистым и скользким. Осложнялось передвижение ещё и тем, что приходилось полностью скрываться под водой, чтобы не заметили с берега.

Савицкий, наблюдая за тем, с каким трудом молодой опер старается перебраться на противоположный берег, поёжился:

— Я не смогу. У меня не получится.

— Залезете ко мне на хребет. — Сашка с неудовольствием смотрел вслед Донченко. Он уже ощущал сковывающий тело холод. — Только аккуратно. Я щекотки боюсь.

— Скажите, почему вы не захотели переправить меня в Зею? К своим? — Савицкий достал пачку сигарет, но, вспомнив наставления капитана, передумал и спрятал курево.

— У нас в Зее на данный момент своих нет. Исходим из того, что кругом враги. В городе мы не можем гарантировать вашу безопасность. — Сашка заметил, как Лёха почти добрался до берега, но, не дойдя, споткнулся, упал в бурный поток, скрывшись в воде с головой. — А потому лучше быть с нами.

Донченко с трудом вырвался из потока, выполз на камни, швырнул на землю мокрый спецрюкзак, отдышался, после чего отвязал верёвку от себя и привязал её к близстоящей толстоствольной берёзе.

— Пора. — Сашка скинул свой прорезиненный рюкзак, протянул его старику. — Прыгайте ко мне на плечи.

— Бросьте, я пошутил.

— А мне не до шуток! — огрызнулся майор. — Вы нам нужны целым и невредимым. А потому без разговоров. Быстро!

* * *

Санатов притянул ближе к воде свои шмотки, принялся раскладывать их на берегу. Якобы для чистки. Сначала выложил футболки, спортивные штаны. Свитер. Потом сделал вид, будто проверил аптечку. Одновременно Серёга скосил взгляд на реку, но с берега того места, где недавно передвигалось пятно, видно не было. Нужно было снова зайти в воду.

Серёга еще раз окинул взглядом аптечку, положил её на камень. Вытянул бинокль. Осмотрел линзы с одной стороны, со второй. Протёр. Поднёс прибор к глазам и провёл им вдоль берега Гилюя, на сто восемьдесят градусов. Выругался, мол, стекло загадилось. Вошёл в воду. Смочил кусочек материи, аккуратно протёр линзы. После чего снова приложил оптику к глазам. Серёгиному взгляду хватило одного мгновения, чтобы «зацепить» «несуна» с ношей и понять, кто он.

Бинокль снова опустился на уровень груди. Серёжка принялся протирать его вторично. После чего вышел на берег и крикнул Дмитриеву:

— С оптикой проблемы. Кажется, стекло треснуло.

Мишка с неудовольствием оставил Викторию, подошёл к другу:

— Ну, что ещё?

— Да вот, — Серёга протянул ему оптику и тут же тихо произнёс: — Сашка Рыбаков нашёл «друга». Сейчас переправляются на нашу сторону.

Дмитриев еле сдержался, чтобы не посмотреть в ту сторону, где, как он предполагал, происходила переправа. С силой сжал бинокль.

— А если их увидят?

— Вот именно. — Серёга постучал пальцем по линзе, делая вид, будто показывает проблему. — Врубай музыку погромче, ставим бутылку, делаем вид, будто собираемся гулять. Минут на пять внимание отвлечём на себя.

— А потом?

— А «потом» будет потом! — отрезал Санатов. — Сейчас каждая секунда дорога, пока они в воде болтаются на открытом пространстве. Давай!

* * *

— Ситуация не соответствует плану. Группа Дмитриева находится безвылазно на одном месте и не предпринимает никаких попыток связаться со стариком. Даже наоборот, складывается впечатление, будто они и не собираются искать старика. Что нам предпринимать?

* * *

Сашка с трудом держался на ногах. Вода доходила почти по плечи. Причём дополнительный груз создавал большую сопротивляемость, от чего майор находился в постоянном напряжении. Пальцы вцепились в верёвку, которую с противоположного конца с силой тянул на себя Лёшка. До середины реки Рыбаков добрался быстро. А вот с глубины начались проблемы. Вода настырно пыталась опрокинуть парочку, стремившуюся, как можно скорее выбраться на берег.

Неожиданно послышалась громкая музыка и крики.

— Что это? — вскинулся старик, от чего Сашка аж присел: такой резвости от Савицкого он не ожидал.

— Наши отвлекают, — догадался майор и сделал пару шагов по скользкому камню. — Дьявол, не думал, что мы так близко от них. Надо поскорее вылезать. Да держитесь вы крепче! Нечего меня, как бабу, обнимать!

А Лёха в этот момент прислушался к иному звуку. С противоположной стороны реки пока ещё глуховато, но довольно чётко послышался знакомый токот движка.

— Быстро же они нас раскусили.

Руки опера с силой потянули верёвку на себя.

* * *

Урманский остановился перед шкафом и неожиданно с силой ударил по нему кулаком:

— Не могу так больше! Не могу! — профессор ещё раз атаковал ни в чём неповинную мебель. — Сидеть в четырёх стенах… Ждать… Невыносимо!

— Перестаньте! — прикрикнул на Александра Васильевича Кононов. — Скоро вернётся подполковник и всё образуется.

— Вам хорошо говорить, — по-мальчишески, с обидой выкрикнул профессор. — Это не у вас издеваются над любимым человеком!

— А с чего вы решили, что над ней издеваются?

— А то нет? Просто спрятали. — Александр Васильевич так сжал кулак, что кожа, обтягивающая костяшки пальцев, побелела. — Она ведь видела их лица! Поймите, она свидетель!..

— Свидетель чего? — осадил его инженер. — Правильно сказал Щетинин: её захватили только с целью шантажа. И не бандиты. А значит, опасность не грозит. Сейчас значительно хуже тем, кто на Гилюе. Вот им не позавидуешь.

Анатолий Тихонович развернул стул, указал профессору, чтобы тот сел.

— Помню, когда работали на плато в Гизе, произошла аналогичная ситуация. — Инженер достал металлический портсигар, со щелчком раскрыл его, вынул сигарету. — Мы практически прошли по периметру всю пирамиду. Но, как только добрались до колонны, лежит там такое произведение рукотворного творчества, нас погнали. Арестовали. Хотели вообще из страны турнуть. Но не получилось. Экспедиция-то была международной. Все договора подписаны. Побоялись скандала. К чему веду. Мы, естественно, снова вернулись в Гизу. Едва приступили к дальнейшим исследованиям той колонны, как у нас пропадает один человечек. Ясное дело, паника. Поиски. Дня три оформление документов в полиции. Разбирательство. Следствие. К тому времени все сроки, отведённые нам, вышли. Пришлось покинуть страну. А тот паренёк прибыл в Москву через два дня после нас. Как выяснилось, его перехватили, когда он шёл в палатку руководителя группы, сообщить о находке. Связали. Вынесли за территорию лагеря. Спрятали в одном из домов. Кормили, поили. Причём очень даже хорошо. Дождались, когда уедем, и отправили домой, вслед за нами.

— То есть, — спросил немного успокоившийся Урманский, — власти Египта хотели, чтобы вы покинули их территорию?

— Точно! — инженер вытянул ноги, скрестив их. — И они своего добились. Думаю, в данном случае мы столкнулись с аналогичной ситуацией.

— А что нашёл тот молодой человек? — заинтересованно спросил учитель, оторвавшись от экрана телевизора, по которому транслировался очередной бесконечный телесериал.

— Громадный такой булыжник, тонн в десять весом. — Кононов повернулся в сторону молодого человека. — И с круглой дырочкой посредине.

— Подумаешь, камень с дыркой, — пожал плечами учитель. — И что в нём интересного?

— Всё! — с отеческой улыбкой отозвался Анатолий Тихонович. — А особенно то, что дырка была в камне просверлена. У него был с собой телевизионный зонд. Решил опробовать его, сунул в ту дырку… В камне чётко виднелись следы нарезки от сверла. Вот так-то. Только всё это уже одни слова. Видео и фото в камере у него стёрли. А во второй раз в Египет нас не пустили. Как, смахивает на нашу ситуацию?

* * *

— Декан вылетел в Зею!

— Один?

— Один. Изолировать?

— И немедленно!

* * *

Сашка выполз на берег, скинул с себя старика. Упал на колени. Донченко кинулся к ним:

— В лес! — шёпотом закричал опер. — Быстро!

Сашка, еле волоча ноги, медленно, хотя ему в тот момент казалось, что достаточно быстро, привстал и на полусогнутых ногах рванул к растущему вблизи берега кустарнику. Тело с трудом слушалось. Ноги заплетались. Голова шла кругом. Тяжёлая мокрая одежда и рюкзак давили вниз, увеличивая притяжение земли. Хорошо, Савицкий кинулся к майору и подставил своё костлявое плечо. Идти стало немного легче.

А Лёха тем временем прислушиваясь к уже отчётливо слышному стуку знакомого лодочного движка, первым делом перерезал привязанный к дереву конец, после чего принялся быстро извлекать верёвку из воды, одновременно отбегая к заросшей кустарником полосе.

Со стороны лагеря донеслись крики, будто мужика кипятком ошпарили. «Отвлекают, — догадался капитан, — молодцы. Теперь нам бы не подкачать».

Секунд через тридцать из-за поворота вновь вывернула уже знакомая резиновая плоскодонка. Только теперь в ней сидело не два, а четыре бойца. Лёха инстинктивно вжался в землю. Посмотрел в бок: майор со стариком тоже лежали, не шевелясь. Только из Сашкиного рта вырывалось с трудом сдерживаемое хриплое дыхание. Он ещё никак не мог перевести дух.

— Тихо! — одними губами произнёс Донченко. — Услышат.

Сашка глазами показал, что понял, и с силой прижал ко рту кулак.

Крики со стороны лагеря прекратились. Спектакль закончился.

Лодка, уткнувшись носом в гальку, причалила к противоположному берегу, метрах в десяти от того места, где недавно находились беглецы.

— Здесь, — сквозь шум реки донёсся до опера знакомый голос бывшего однополчанина. — Чую, здесь.

Донченко, прячась за листвой, слегка приподнял голову. Теперь была видна вся картина.

На берег сошли двое. Леший, он же ефрейтор Кузьменко. «Тёзка, — отметил опер. — Впрочем, ефрейтором был тогда. Сейчас наверняка поднялся, закабанел». И второй, крепкий мужичок. Более опасный, чем Леший. «Вон, как упруго шагает. Ноги тренированные. Такой полсотни км в день отмахает и не запыхается».

Парочка скрылась в пролеске. Сашка, уже более успокоенный, придвинулся к Алексею:

— Каков процент, что нас найдут?

— Вероятность есть, — так же тихим шёпотом отозвался опер. — Будь я на их месте, первым бы делом связался с теми, — капитан кивнул головой в сторону лагеря, — чтобы они взяли под контроль близлежащую местность. А сам бы отправился к первому повороту и от него начал прочёсывать местность. Если так поступят, до вечера им бестолковой работы хватит. А ночью искать не будут.

— А мы? Что делать нам? Не лежать же здесь?

— Чем тебе плохо? Сохни. Солнце греет. — Донченко осмотрелся. — Хотя, конечно, желательно спрятаться получше. Нужно найти овраг. Маскировочная сетка у меня есть. До ночи продержимся. Только пусть, — он кивнул в сторону реки, — эти сначала свалят.

* * *

Ватикан будет изучать иные формы разума во Вселенной.

«Вопросы происхождения жизни и есть ли жизнь где-то еще во вселенной, вполне уместны и заслуживают серьезного обсуждения», — заявил изданию «Reuters» директор Обсерватории Ватикана, астроном-иезуит Хосе Габриэль Фюнес.

Он рассказал о результатах пятидневной конференции, которая собрала в Ватикане астрономов, физиков, биологов и экспертов из других областей естествознания. По словам Фюнеса, возможность существования внеземной жизни поднимает «множество философских и теологических вопросов». Главной темой конференции было то, как существующие дисциплины могут приблизить человечество к открытию жизни за пределами Земли. На встречу приехали тридцать ученых, в том числе некатоликов из США, Франции, Британии, Швейцарии, Италии и Чили.

Со времен сожжения Джордано Бруно взгляды Святого престола на открытия астрономов кардинально изменились. Год назад, отвечая на вопрос журналистов о преследованиях инквизицией Галилео Галилея, Фюнес дипломатично писал, что в Средние века Ватиканом были допущены ошибки, однако пришло время перевернуть страницу и обратить взор в будущее. Это заявление было сделано в статье под заголовком «Инопланетяне — братья мои».

Крис Импи, профессор астрономии из Университета Аризоны, заявил, что приятно удивлен приглашением Ватикана на эту встречу. «И религия, и наука рассматривают жизнь как особое творение огромного и неприветливого мира», — пояснил он на конференции. По словам Криса Импи, обнаружение следов инопланетной жизни можно ожидать в ближайшие годы. «Если биология не уникальна для Земли, то либо внеземная жизнь отличается от нашего типа биохимическим составом, либо когда-нибудь мы установим контакт с разумными видами на просторах вселенной», — сказал он.

«Религия в Украине», 11.11.2009.

* * *

Учитель налил в стакан воды и с шумом её выпил.

— Вы сами сказали: фотографий нет. Есть слова учёного, которые без доказательств гроша ломаного не стоят. И камня того наверняка на том месте уже нет. А всякого рода небылицы и я могу наговорить с три короба.

— То есть вы настаиваете на том, что официальная история права?

— В основном.

— А ваши доказательства?

Учитель всплеснул руками.

— Буду бить теми же аргументами. Если не ошибаюсь, в 1979 году американский египтолог Ленер сделал полное исследование Сфинкса. И он доказал, что скульптуру сделали во времена фараона Хафры. Потому как в этот период египетские строители научились работать со скальными породами. И для них не было проблемой создать столь монументальную конструкцию. Как и пирамиду.

— Добавьте к вышесказанному, — улыбнулся Кононов, — что Ленер, плюс ко всему, воссоздал компьютерную графику Сфинкса и она полностью, по его словам, подтвердила сходство с чертами лица фараона Хафры.

— Вот именно! — в запале чуть не выкрикнул молодой человек и тут же осёкся: — А что вы смеётесь? Или не верите компьютеру? Независимому эксперту?

— Да нет, компьютеру я как раз верю. Только имеется два «но». — Смех прекратился. Указательный палец инженера уставился в небеса. — Маленьких и противных. Первое «но»: во времена правления Хафры научились работать с мягким известняком, а не со скальными породами. Второе «но»: да, действительно, древние смогли научиться работать и с гранитом, базальтом и другим твердым материалом. Только топорно, мой друг. На уровне первобытном. А тут мы сталкиваемся с отличной, современной техникой обработки и с мастерством на самом высоком уровне. Я бы сюда добавил и третье «но», — повысил он голос. — А кто скульптор? Кто тот гений, который смог так точно отобразить человеческие черты, совместив их с мифологией с первой попытки? Не учась ни на чём? Ведь иных скульптур такого масштаба и того периода в Египте найдено так и не было. Получается, по Ленеру так: человек абсолютно ничего не умел, взял резец, раз — и готов шедевр! Вы можете в это поверить? Я — нет. Для того чтобы научиться мастерски владеть резцом, тем более по камню, нужно пройти годы обучения! А вот следов-то этой школы и не обнаружено. Вообще! Мы возвращаемся к тому, с чего начинали спор: к працивилизации.

— А если то был гений-самоучка?

— Бросьте! — отмахнулся инженер. — Вы прекрасно понимаете, создать подобный шедевр на века без основательной подготовки и математических расчетов — абсурд.

— Когда загадка Сфинкса будет разгадана, он расхохочется и мир прекратит свое существование, — неожиданно для спорящих проговорил Урманский.

* * *

Парочка, удалившаяся в лес, появилась спустя минут сорок. Лёха, осторожно повернувшись на бок, сверился с часами:

— Долго бродили, — скорее для себя, чем для Рыбакова, проговорил опер. — Основательно. Теперь знают, что нас в том месте нет.

Со стороны лодки донеслось:

— Возвращаемся! Они либо вверх по течению ушли, либо где-то на той стороне. За «коленом».

«Леший», — определил по голосу однополчанина Лёха.

— Господи, как мы предсказуемы! — одними губами прошептал опер. И напрягся.

Второй наёмник, тот, который насторожил Донченко, правой ногой опёрся об упругий край плоскодонки, положив короткоствольный автомат на колено, и принялся внимательно изучать противоположный берег. Лёха сильнее вжался в траву. Казалось, будто это не глаза скользят по кустам, а снайперский прицел.

— А если они перешли здесь? — контрактник кивнул головой в сторону зарослей, в которых залегла группа.

Леший бросил взгляд в сторону лагеря, потом прошёлся им по растительности, свернув голову набок, глянул на поворот реки и сделал заключение:

— Вряд ли. Их здесь могли увидеть. Зачем рисковать, когда выше по течению и горловина уже, и дно мельче?

Второй достал бинокль, принялся осматривать берег с помощью прибора.

— Камни. — Он опустил бинокль на грудь, сплюнул в воду. — Если с толком вести группу, можно и не оставить следов.

— С толком и будет. — Леший полез в лодку. — Я Дона знаю. Он в лесу, как дома. Удивляюсь, как он позволил майору натоптать у скалы.

Второй садиться не спешил. Всё никак не мог оторвать взгляда от реки.

— А что, если они нам просто голову морочат? А?

— То есть? — донёсся до Лёхи незнакомый голос. Видимо, в разговор вклинился ещё один.

— А то, — наемник вторично сплюнул. — Что бы ты, Леший, сейчас сделал на их месте?

— Вызвал лодку или машину, вывез старика.

— А дальше?

— Потом мы бы их скрутили. Что на дороге, что на воде.

— Я же спросил, что бы ты сделал на их месте? — напомнил второй, сделав ударение на слове «ты».

— Всё равно попытался бы вывезти старика.

— А если ты уверен, что все пути перекрыты?

— Спрятал, — уверенно сказал Лёшкин однополчанин.

— Где?

Леший облизнул губы:

— Что ты пристал со своим «где»? В Караганде! Они уже километров на пять углубились в тайгу. А мы тут гадаем: как да что?

Опер чуть приподнял голову и сквозь плотную листву внимательно присмотрелся ко второму наемнику. В том сквозила не только сила, но и опыт. Опасный противник. Думающий. Такой с кондачка решение принимать не станет. А значит, есть шанс на вполне возможный диалог. Или наоборот…

Второй, как бы в подтверждение мыслей опера, проговорил, сполоснув лицо водой из реки:

— Твоя беда, Леший, в том, что ты не видишь дальше собственного носа. И считаешь, будто все вокруг должны поступать именно так, как поступил бы ты. А это неправильно.

— Не понял… — Кузьменко резко развернулся всем телом, так, что лодку сильно качнуло из стороны в сторону.

Второй наёмник ещё раз бросил взгляд в сторону кустов, в которых залегли беглецы. После чего продолжил:

— Знаешь, почему «брать» подготовленного спеца менее опасно, чем беглого зека?

Леший задумался. Растерянно посмотрел на товарищей, сидящих в плоскодонке, как бы ища поддержки. Те молчали.

— Почему?

— Потому что профи будет действовать так, как его учили. — Второй присел на упругий борт судна. — А зек — по наитию. Зек — непредсказуем, а значит, просчитать его шаги невозможно.

— Это ты к чему?

— Забудь. — Второй зачерпнул воды, напился. — Действительно, лучше кликухи тебе и придумать было невозможно. Такой же тёмный и ограниченный.

Когда лодка проплывала мимо кустов, Донченко показалось, будто второй снова бросил взгляд в их сторону, но тут же отвернулся.

* * *

Мишка предложил «срезаться» в карты. Идея была проста, как банный лист, но ничего иного никому в голову не пришло. Когда троица разместилась в круг импровизированного стола, чуть сдвинув в сторону посуду, и картонные квадратики пошли по кругу, Дмитриев спросил:

— Как думаете, всё в порядке?

— Да. — Санатов сделал из полученных карт веер. — Иначе бы мы сейчас слышали шум.

— А что за лодка крутилась?

— Хрен её знает. — Серёга хлопнул себя по плечу, убив озлобленного, назойливого шмеля. — Может, местные. За ягодой.

— Заехали на полчаса — и назад?

Серёга показал всем козырную шестёрку и первым кинул семь бубен.

— Думаешь… — Санатов легонько, почти незаметно, кивнул головой в сторону дальних кустов, в которых скрылась группа Донченко.

— Уверен.

— Тогда паршиво, — тихо проговорил Санатов, с силой кидая на импровизированный стол вторую семёрку, червей. — Получается, один путь, выход к морю перекрыт. Нужно предупредить наших.

— Согласен. — Мишка проследил за тем, как Вика отбилась. — Минут через двадцать. Подождём.

* * *

— Алло, товарищ подполковник… Ельцов прилетел.

— Так, судя по голосу, прошляпили?

— Да.

Щетинин матюкнулся.

— Как?

— Не успели.

— Что значит «не успели»?

В трубке послышался шорох, будто мембрану прикрыли рукой.

— Фролов, не финти! Нечего там подсказки слушать! Говори, как было!

Шорох прекратился.

— Обвёл нас Ельцов. В помещении аэропорта брать не рискнули. Решили дождаться на улице. А он воспользовался служебным выходом, с другого конца здания. Выскочил, сразу взял такси…

— Как это — со служебного выхода? У вас там что, полный бардак?! — рявкнуло начальство. — Нюх потеряли? Расслабились?

— Да нет, товарищ подполковник. Просто…

— Просто даже у амёбы ничего не бывает. А ты, Фролов, не амёба. Где он сейчас?

— Понятия не имею…

— То есть как это?! Совсем потерял, что ли?

— Да тут повеселее история, товарищ подполковник.

— Ты у меня веселиться в отставке будешь! Фролов, вы что там себе позволяете?

— Товарищ подполковник… Выслушайте меня! — не сдержался абонент на другом конце провода. — Я сам понять не могу, как произошло.

— Ну?..

— Ваш Ельцов взял такси. Поехал в город. Мы — за ним. Хотели машину остановить, его пересадить к нам. Но не тут-то было. Какая-то «тойота» начала такие кренделя выписывать перед нашим носом — полный беспредел. Мы влево — он влево. Мы вправо — он вправо. Мы сирену включили, а ему пофиг. Даже палец в окно показал. Эту, как его… Фак-ю.

— И вот так до города с этой «фак-ю» и ехали?

— Нет.

— Я так и понял. Решили, значит, остановить?

— Водитель оказался пьяным. В стельку!

— А Ельцов, значит, пропал?

— Я сообщил, на пропускной на въезде в город, чтобы они тормознули машину…

— И?.. Что мне, каждое слово из тебя вытягивать?

После тяжёлого выдоха донеслось:

— Такси в город прибыло без пассажира. Тот высадился перед постом. С водителем рассчитался.

— И всё?

— Да.

— Молодец, Фролов! Ничего не скажешь… Сколько хоть взял с того пьяного водилы?

— Товарищ подполковник…

— А ты к нему ещё разок наведайся. Сдери так, чтобы тебе до пенсии хватило. Понял меня, Фролов?

— Нет.

— Ну и дурак.

Сергей бросил трубку на рычаг.

«Ох, декан, декан!.. — Щетинин упал на стул, с силой откинулся на спинку. Усталость брала своё. — И какого рожна лезешь в пекло? Ведь они тебя сожрут за предательство. Не простят выход из „партии“. Станешь второй мишенью, вместе с Савицким. Ну, да и хрен с тобой, Юрий Николаевич, ты сам себе путь выбирал! Никто силком не тянул. А у нас, как ты правильно недавно высказался, сейчас поважнее дела имеются».

СЧХ глянул на стол, на котором лежала старая, истёртая папка с финансовой документацией за 1969 год. Глянул, испытывая чувство глубокого удовлетворения.

Всё предусмотрел следователь Гаджа. Кроме одного. На поисковую группу выделялись средства. И спецоборудование. На каждого. Поимённо. И все, кого Гаджа взял в поисковую бригаду, расписались в получении. И этот список он не подменил. И не потому, что не хотел или забыл. Просто не смог. Потому как списочек хранился не в общем архиве вместе с делом, а в отдельном хранилище финотдела. Куда ему, рыжему, доступа не было. И вот теперь этот пожелтевший от времени листок лежал перед Щетининым. Пятнадцать фамилий. Пятнадцать имён тех людей, кто, вполне возможно, знал тайну пропажи экспедиции Дмитриева. Тех, кто искал или делал вид, будто искал, там, где оной и в помине не было. Тех, кто хранил тайну Граматухинских гранитных блоков. И сомнений у подполковника на этот счёт уже не было.

Щетинин склонился над документом. Сорок лет спустя в живых из поисковой группы осталось трое. И один из этой троицы был не кто иной, как Юрий Николаевич Ельцов, на тот момент студент второго курса пединститута, а ныне декан геофака Благовещенского педагогического университета. Второй участник на данный момент находился в Свердловске, лежал в больнице с инсультом. А потому СЧХ его тут же мысленно откинул. И о Ельцове пока, временно, тоже забыл. Взгляд подполковника сверлил третью фамилию, стоявшую в списке. Владелец которой, как несколько минут назад выяснил Щетинин, тихо-мирно проживал в Благовещенске. В собственном доме по улице Высокой. Номер семь.

* * *

Донченко повернулся к Сашке.

— Ждите! Скоро вернусь. — Достал из рюкзака плотную маскировочную сетку, укрыл ею тела майора и старика. — И не шевелитесь. А то как два медведя в берлоге…

Пригнувшись, упругим, лёгким шагом Лёха отошёл на несколько метров, обернулся. Внимательно осмотрел местность и остался доволен результатом своей работы: заметить тела в зелени кустов, да в сумерках начинающегося вечера, да под маскировочной сеткой было невозможно. Даже с такого близкого расстояния.

Ещё сильнее пригнувшись, удовлетворённый опер растворился в зелени летней тайги.

* * *

— Мы упустили декана.

— Каким образом?

— Его пасла местная милиция. Кстати, от них он тоже ушёл. Мы помогли. Дали возможность въехать в город. Ментов по пути «скинули». Там всё чисто, не придраться, можете не беспокоиться.

— Что Ельцов?

— Бросил такси у въезда в город. Пересел на рейсовый автобус. В центре города снова взял такси. Приехал по адресу переулок Береговой, дом номер один. Частный сектор. Мы блокировали переулок с обеих сторон. Но кто мог знать, что дворы имеют между собой сообщение? Вот он и ушёл.

— Идиоты!

— Согласен. Виноват. Мало людей. Четверо задействованы в поиске Савицкого… Может, привлечь кого из «ветки»?

— Ни в коем случае! «Ветка» должна остаться в городе в полном составе. Вполне возможно, Ельцов попытается связаться с кем-то из них. Полностью блокируйте лагерь. Декан будет всеми силами стремиться к ним. Он — неуправляем. А потому ни в коем случае не должен встретиться с Дмитриевым!

— Ваш приказ можно расценить как…

— Да!

* * *

Лёха нашел овраг. В него осторожно и переместилась группа, но сырость и холод там пробирали до костей. Натянутая маскировочная сетка, скрывавшая двух милиционеров со стариком, не пропускала последние лучи уходящего на запад солнца, которые и так с трудом пробивались сквозь слой сосновых пушистых веток.

Савицкий, стараясь не шуметь и делать как можно меньше движений, натянул на себя свитер.

— Завтра спину скрутит.

— Говорите тише. — Лёха тронул старика за руку. — Впереди, в сорока метрах от нас пост. Могут услышать.

— Если не услышали до сих пор…

— До сих пор их волновало совсем иное. Теперь они на стрёме. — Донченко осторожно выложил из рюкзака еду и флягу с водой. — Постарайтесь воздержаться от еды и воды. Ещё не хватало, чтобы кому-то из вас по нужде приспичило. Если не услышат, то по запаху учуют точно.

Донченко во время поисков оврага чуть не наткнулся на одного из наёмников. Его спасло то, что тот стоял к нему спиной и общался по рации с руководством. Именно из этого разговора опер узнал о том, что некий «декан», который, судя по всему, владеет важной информацией, вылетел в Зею и теперь всеми возможными путями пытается попасть в лагерь. Мало того, «партизаны» его потеряли. И теперь получили приказ на ликвидацию данного объекта.

«Да, нас, мишеней, становится всё больше, — хмыкнул про себя Лёха. — Дьявол! Знать бы, как „декан“ собирается попасть в этот лагерь? По воздуху, что ли?»

— А вы уверены, что нас не заметят? — нервно поинтересовался старик.

— Днём раскрыли бы в два счёта. Но скоро ночь. Если будем вести себя осторожно — не увидят. — Лёха сунул руку за пазуху, чуть оттянув ворот, проверил, не вынимая из куртки, состояние мобильного телефона. Связь, хоть и слабая, но была. — Сашка, сидите здесь. Я сейчас. — И ужом выполз из-под сетки на волю.

* * *

— На выезде из города декан не появлялся. Ни в одном из направлений. Он в Зее!

— Просканируйте город. Возьмите под особое наблюдение водохранилище.

— Но ведь на Гилюе…

— Приказы не обсуждают!

— У нас не хватит людей. Слишком большой разброс.

— Я уже слышал сегодня эту фразу. Вопросы ещё есть?

— Нет.

— Действуйте!

* * *

Щетинин вошёл внутрь камеры. Остановился у входа. Задержаний, сидя на топчане, опершись спиной о стену, только слегка приподнял голову, взглянул на подполковника и снова закрыл глаза. «Хорошо держится», — отметил СЧХ.

— Ничего не хотите сообщить? — Сергей прошёл к столу, сел на привинченный к полу табурет.

— Нет, — последовал короткий и чёткий ответ.

— Подумайте. До сообщения осталось всего полтора часа.

— И что?

— Неужели хотите вот так, ни за грош, погубить свою карьеру?

— Бросьте! — даже тени эмоций не появилось на лице военного. — Какая карьера может быть у контрактника? Разве что получить возможность поработать в Африке. Хоть какое-то бабло срубить. Да и то копейки!

Щетинин достал пачку сигарет, зажигалку, положил всё это перед солдатом на стол.

— Давно по договору?

В голосе СЧХ звучал неподдельный человеческий интерес. Наемник это отметил.

— Седьмой год…

— Солидно. За бугром был?

— Отказали. — Контрактник вынул сигарету, прикурил. — Рылом не вышел.

— На кой хрен тогда лямку тянуть? — Щетинин тоже закурил. — С таким-то опытом с руками оторвут.

— И каждый божий день видеть сальные хари? Таскать им девок или мальчишек в постель? Возить для них дурь? Нет, лучше уж за копейки по лесам ноги бить.

— Значит, довелось хлебнуть буржуазного пойла?

— Было…

— Стало быть, будешь молчать?

Солдат даже не кивнул головой в ответ.

— Понятно. — СЧХ встал, направился к выходу. Курево и зажигалка остались лежать на столе. Уже у двери Сергей обернулся. — Билеты тебе и твоему напарнику возьму. Но отпускать не буду. Прямо отсюда вас отвезут в аэропорт. И без самодеятельности. В самолёт посадят мои люди. Проконтролируют, чтобы вы действительно улетели. И не вернулись. Адрес можешь не говорить. Мои хлопцы уже работают на Высокой.

Солдат вскинул голову. «В десятку!» — мелькнула мысль в голове Щетинина. Контрактник резко сел на край топчана.

— Отменяй приказ, милиция. Пока не поздно!

— С какой радости?

— Пока жена профессора у нас, твоих друзей никто не тронет. Неужели ты ещё не понял? Тех, кто нас нанял, интересуют не твои корефаны, а тот человек, с кем они должны встретиться. Заберёшь жену профессора — заложниками станут твои друзья. И не здесь, в городе, на твоей территории. А там, где ты через два часа даже следов их не найдёшь.

Щетинин почувствовал сухость во рту. Вот тебе и «всё просчитали».

— Ты уверен, что они поступят именно так?

— Сам подумай.

— Логично, — вынужден был согласиться СЧХ. — Ничего, постараемся так скрутить, чтобы твои дружки не успели отзвониться.

Задержанный криво усмехнулся:

— Попробуй. Рискни.

СЧХ сделал вид, будто в карманах затерялась какая-то вещица. А мозг следователя пытался хоть как-то проанализировать ситуацию. Что-то складывалось не так, как он рассчитывал. А вот что — пока не понимал.

— Почему решил предупредить? Из-за билетов?

— В группе есть люди, которым не доверяю. Больно кровь любят. Безбашенные. Теперь, если опростоволоситесь, они сами себе руки развяжут.

— Это они сработали в Южно-Сахалинске?

Солдат промолчал. Что и стало ответом для Щетинина.

— Твою мать…

* * *

Спустя пять минут подполковник услышал доклад по рации: заложница освобождена, в целости и сохранности. Задержаны хозяин дома и один человек, квартирант, по документам — военнослужащий. У второго изъят пистолет с двумя полными обоймами. Разрешение на оружие имеется. Оба задержанных сопротивления не оказали.

Щетинин принялся «качать» ситуацию с задержанием на детали. Спустя десять минут перед ним была полная картина ареста хозяина дома и его временного жильца, из которой выходило следующее. Хозяин возился в огороде. К появлению опергруппы отнёсся спокойно. А вот квартирант на момент появления группы захвата находился в садовой пристройке, в так называемой летней кухне. И он-то как раз успел воспользоваться мобильной связью. О чём говорил разобранный телефон, брошенный в топку печки, на которой варился ужин. Некоторые части аппарата из огня извлекли, но сим-карту среди раскалённых углей обнаружить не удалось.

СЧХ нажал на кнопку отбоя и с силой грохнул кулаком по столу: не успели!

* * *

— Сват?

— Всё спокойно!

— Гости не появлялись?

— Нет.

— Внимание: приготовиться к варианту «Д». Как поняли?

— Вас поняли! Захват лагеря произвести немедленно?

— Нет. Ждите указаний. При захвате особое внимание обратить на средства связи. Проверьте ноутбук и телефоны. Всю информацию — через интернет ко мне! Отбой!

* * *

Донченко с лёгким шорохом вполз в импровизированную землянку:

— Всё в порядке?

В темноте невозможно было увидеть ни майора, ни старика, но Лёха знал, они здесь и они его ждут. Неслучайно он не вползал в убежище минут двадцать, вслушиваясь в то, что творится под маскировочной сеткой.

Рыбаков тронул опера за ногу:

— Тут вокруг бродили…

— Если бы только бродили, — тихо отозвался Лёха. — Они собираются захватить лагерь.

— Когда?

— Хрен его знает! Ждут указаний.

— Так что теперь делать? Нужно им помешать!..

— И самим угодить в ловушку?

— Хотя бы предупредить наших!

— Думай, что предлагаешь! Сразу догадаются, что мы где-то рядом. Тех, что возле лагеря, трое. И в оцеплении видел четверых! Вот тебе и статистика. Повяжут — пикнуть не успеем. Будем ждать. По крайней мере, до рассвета. Это не бандиты. Ничего плохого им не сделают. А до утра, глядишь, что-то да прояснится…

* * *

Урманский нежно обнял жену, прижал к себе.

— Прости! Это из-за меня. Не думал, что так получится… — нервно шептали губы профессора. — Прости…

Худенькие женские плечи вздрагивали от рыданий.

Щетинин с минуту смотрел на супружескую пару, застывшую в центре комнаты, после чего произнёс, обращаясь к Кононову:

— К сожалению, это ещё не конец ваших мучений. Всем придётся посидеть здесь до утра. А может быть, и весь завтрашний день.

— Почему? — Александр Васильевич встрепенулся, оторвал мокрое от слёз лицо от волос супруги. — Вы же ликвидировали эту… «малину».

— «Малина» у рецидивистов, — заметил СЧХ даже без тени улыбки. — К этим людям данное выражение не имеет никакого отношения. Ничего не изменилось. Понимаете? Я бы даже перефразировал: с освобождением вашей жены всё, наоборот, только началось.

— Но мы же не можем здесь находиться вечность! — вскинулся инженер. — К тому же вы обещали свозить меня на Нору и Гилюй.

Сергей хотел было осадить его, но только махнул рукой.

— Съездим, только чуть позже. — Он устало опустился на спинку стула. — А сейчас вам лучше находиться здесь. К сожалению, всё пошло не так, как мы рассчитывали. — Окинул взглядом присутствующих. — Во время задержания произошла утечка информации. Один из преступников успел связаться с сообщниками. Теперь группа на Гилюе находится под угрозой. А потому все силы я должен бросить туда. И мне бы очень не хотелось, чтобы ослабли мои тылы, в вашем лице. И самое паршивое в данной ситуации заключается в том, что я не знаю сил противника. Понятия не имею, есть кто-либо у них в городе или нет? Я не могу дать гарантию, что сразу по выходу из управления вас не… Словом, здесь вы в безопасности. Так что терпите.

Щетинин положил руки на стол, опустил на них голову. Сколько он не спал? Сутки? Двое? Нет, сутки, кажется… А ощущение, будто неделя прошла.

Кононов присел напротив:

— Прилягте. Хотя бы на часок.

— Часок не спасёт. — СЧХ с трудом оторвал тяжёлую голову от мягкой поверхности стола. — Вот закончится всё — и дня два с кровати сползать не буду… Ладно, отдыхайте, а у меня тут ещё одна встреча намечена. — Он встал, с силой потёр ладонями лицо. — Надеюсь, продуктивная.

* * *

В темноте послышался лёгкий шумок, будто большой, тяжёлый зверь напролом шёл сквозь густые сосновые ветви. Вика встрепенулась, присела. Языки костра облизывали темноту ночи и не давали возможности рассмотреть, что творится по ту сторону пламени.

— Что там?

Мишка подкинул в огонь очередное полено, после чего проследил за взглядом девушки:

— Где?

— В лесу, — Виктория кивнула в темноту.

Дмитриев прислушался.

— Да вроде тишина.

— Нет, что-то было, — уверенно прошептала девушка. — И справа тоже. Кажется…

— Успокойся, — отмахнулся Михаил. — Всё в порядке. В тайге ночью всегда немного страшновато. Любой звук, на который днём не обратил бы внимания, ночью кажется странным и настораживающим. Тебе не холодно?

— Немного, — Вика поёжилась.

Дмитриев стянул с себя свитер, накинул на плечи девушки. Проведя, как бы нечаянно, рукой по ее спине и задержав на талии, он почувствовал, как тело Вики напряглось под его ладонью. Но сил убрать руку не нашлось.

— Когда вернёмся, чем станешь заниматься? — Мишка мысленно обругал себя последними словами: тоже мне, нашёл что спросить? Но в голову, кроме подобной банальщины, ничего не лезло.

Вика повела плечами. Осторожно. Так, чтобы не сбросить Мишкину руку:

— Мы с мамой ремонт хотели сделать. Два года собираемся.

— Давай… помогу.

— Да ну…

— Перестань. Мне это будет несложно. А потом, может, на недельку махнём во Владивосток? В августе? Бархатный сезон, море тёплое. Если ты не против.

— Не знаю…

Мишка плотнее придвинулся к девушке. Теперь он ощущал её не только рукой, но и всей левой стороной тела. От такой близости у Дмитриева даже голова закружилась. А Вика, вся сжавшись, трепетно ждала продолжения от понравившегося ей мужчины.

В лесу, за палаткой, ближе к реке, хрустнула ветка. Теперь вздрогнул и Михаил. Вика это почувствовала. В воздухе повисло напряжение.

Неожиданно полы палатки, в которой отдыхал Санатов, распахнулись и Серёга выполз на свет божий.

— Хорошо вздремнул. Жаль, мало. — Увидев, как парочка сидит, прижавшись друг к другу, Серёга хитро подмигнул. — Не помешаю?

Ответить Дмитриев не успел. Из темноты неожиданно тихо и по-кошачьи легко вырвалась мутная фигура, тенью обрушилась на Санатова, прижав того к земле. Серёга только закряхтел от боли — напавший профессионально принялся выкручивать ему руки. Мишка даже не успел вскочить на ноги, как две точно такие же тени накинулись и на него с Викторией.

Дмитриев сделал попытку вырваться, но незнакомец применил болевой приём. Мишка, скрипя зубами, вынужден был прижаться всем телом к земле. Невдалеке вскрикнула Вика. Михаил, услышав зов о помощи, несмотря на боль с силой рванулся из-под противника. Ему практически удалось вывернуться, однако некий тяжёлый предмет с силой обрушился на его голову в области темени. Последнее, что зафиксировало сознание парня, было то, как рука незнакомца полезла к нему в карман, в котором хранился мобильный телефон.

* * *

Старичок напротив Щетинина имел вид бодрый и уверенный. Даже то, что его привели в кабинет следователя в ночное время, не смутило хозяина дома по улице Высокой. Он спокойно расположился на стуле, закинув ногу на ногу, и открыто взирал на молодого, по его меркам, человека.

Сергей решил не сидеть на привычном месте, во главе стола, а пересел на стоящий рядом стул. Так сказать, уравнял позиции. Но не для того, чтобы соблюсти «демократизм». А для того, и он сам это понимал, чтобы применить физическую силу. Хоть это и было для него противным, но сегодня подполковник решил не душить в себе злость.

— Не стану ходить вокруг да около, Матвей Харитонович. — СЧХ слегка наклонился в сторону задержанного. — Вы прекрасно знаете: на Гилюе мои друзья. И сейчас они в опасности. А вы у меня. Какой выход из положения видите?

Старик повёл плечами.

— Понятия не имею, о чём речь, — с искренним удивлением произнёс он. — И вообще, я хочу знать, на каком основании меня задержали?

Щетинин никак не отреагировал на слова задержанного: он был готов к подобной фразе.

— Что ж, — Сергей откинулся на спинку стула, — хотите знать, за что арестовали? Имеете право. Вас задержали как соучастника похищения жены профессора Урманского.

— Уточнение. Лично я никого не похищал, — перебил подполковника старик. — Я летом живу в летней кухне. На свежем воздухе. Если имеете в виду ту женщину, что находилась в доме, так то в помещении жильцов, которым временно сдавал комнаты. А как она у них оказалась, чем занимались — откуда мне знать? Они — люди взрослые. Может, женщина предлагала некие услуги? Я ведь подглядывать привычки не имею. А так всё было тихо, спокойно. Так что все вопросы — к жильцам.

— С ними еще успеем поговорить. Сейчас речь о вас. Значит, утверждаете, будто к этой женщине не имеете никакого отношения?

— Абсолютно! — На небритом лице старика проявилась лёгкая улыбка. — Только не подумайте, будто я с себя снимаю вину полностью. Да, виновен: не оформил с жильцами официальный договор. Поскупился. Готов понести наказание, выплатить штраф. За жадность нужно платить.

— И к заложнице никакого отношения не имеете?

— Господи, о чём вы говорите?!..

Щетинин долго смотрел на сидящего напротив него врага. Именно так он теперь расценивал задержанного. И бессильная злость всё больше и больше охватывала следователя. У него не было ничего, что бы он мог предъявить хозяину дома. У того при обыске не обнаружилось ничего: ни одного носителя информации. Да и сам факт, как проходило задержание, подтверждал слова старика. Но эта улыбка… Слишком она спокойна.

СЧХ хотел было достать сигареты, но вместо этого неожиданно резко наклонился к собеседнику:

— Послушай меня, дедушка. Внимательно послушай. И сделай выводы. В шестьдесят девятом ты вошёл в состав группы поиска пропавшей экспедиции, которой руководил Гаджа Константин Иванович. Не мотай головой, отрицать нет смысла! Я нашёл документы, в которых светится твоя фамилия. Кстати, через них и вышел на твой адрес. После этого ты пять лет прожил в Зейском районе. В совхозе Октябрьском. В то время как твоя жена продолжала жить здесь, в Благовещенске. И в разводе вы не были. Как только совхоз, вместе с ещё десятком сёл, пошёл на дно Зейского водохранилища, ты вернулся домой. Из чего я делаю вывод: в Октябрьский тебя направило твоё руководство, о котором я и хочу кое-что узнать.

— В Октябрьском я был на заработках, — спокойно парировал старик.

— Ага, трактористом! С инженерным-то образованием? — Щетинин не скрывал желчи, что лилась из него. — А в Благовещенск тоже приехал за длинным рублём? Из Ленинграда, продав там квартиру? В такой бред даже ребёнок не поверит!

— И тем не менее…

СЧХ почувствовал, как внутри него вызревает жгучее, рвущееся желание ударить старика. С оттяжкой, в улыбающееся, наглое лицо. Припечатать кулак к его небритой физии. Да так, чтобы кровяная юшка брызнула из носа.

Серёга быстро спрятал кулаки в карманы. Однако старик успел заметить этот жест.

— Что, начальник, чешутся? Так дайте им волю. Полегчает.

— Не дождёшься.

Старик прищурился.

— Вы можете хоть из штанов вылезти. Ничего у вас не выйдет. И приписать мне женщину не получится. Потому как я её в глаза не видел. Да и она меня. Даже очная ставка не поможет. Ну, подержите меня двое суток. И отпустите. Сердце у меня слабое. Помру, кому от этого легче станет? Впрочем, поступайте как знаете. Вы — власть. Только просьба: камеру нормальную выделите. У вас же потом проблемы будут, если со мной что случится. — Старик замолчал. Скрестил руки на колене.

Щетинин напрягся. Только что произошло что-то не то. Точнее, не произошло, прозвучало. Не так, как должно быть. Старик прав: «склеит ласты» — замордуют с бумагами. Так что с ним следует себя вести аккуратно. Нет, не в этом дело. Что-то в его словах только что промелькнуло. Старик произнёс фразу не так… Вот-вот, только что было и исчезло, резанув слух! Не интонация… Она у старика всё время одна: уверенная и спокойная. До нагловатости. Всё дело в словах…

СЧХ мысленно открутил беседу назад, пытаясь припомнить всё сказанное задержанным. Дословно. И облегчённо выдохнул:

— Говоришь «начальник»… — Подполковник придвинул к себе телефонный аппарат. — Откуда ты, дедушка, слов-то таких нахватался? Инженер, с безупречной репутацией. — Он снял трубку. — Воропаев, не спишь? Молодец. Давай ко мне, нужно снять пальчики у одного человечка. И немедленно отправить в Центральное. Информация нужна срочно!

Щетинин всё время разговора наблюдал за реакцией собеседника. Отметил, как у того натянулась кожа на небритых скулах. Как заходил кадык на тонкой, морщинистой шее. И как во взгляде что-то изменилось. Быстро, почти незаметно.

— Что так напрягся, дедушка? — подполковник снова наклонился к собеседнику. — Али таки у меня выйдет?

— Что было, то быльём поросло. — Из горла старика вырвался хрип. — И я за то срок отмотал!

— Вот даже как… Стало быть, зону топтали? А сначала говорил, мол, чист.

— То было давно…

— Может быть. Не знаю. Проверю. — СЧХ вернул трубку на аппарат. — А сынок твой знает о бурной молодости папаши? — Щетинин делал выводы вслепую, но все они попадали «в десятку». — Как понимаю, фамилию он носит не твою. Мамкину. Да и ты сам, дедушка, когда женился, её фамилию взял? Точно, так оно и было. Любопытно, что будет, когда у твоего сына, в Новосибирском Академгородке начнутся проблемы из-за папочки-зека? Ведь одно дело числиться «в ящике» сыном инженера, и совсем иное — бывшего заключённого. Я так понимаю, статью ты мотал не по политическим мотивам? Учёный — сын уголовника. Любопытная комбинация!

Старик с силой сжал кулаки:

— Не посмеешь…

— Сомневаешься? Напрасно. — Подполковник приблизил своё лицо к лицу собеседника. — Если бы ваша гоп-компания не схватила жену профессора, я бы так не поступил. Но вы, ребятки, первыми пошли на беспредел. И никто вас к этому не подталкивал. Сначала Гаджу под колёса кинули. Потом супругу Урманского в подвал упрятали. Семью друга моего едва не повязали. Про себя молчу, я на службе. Но знаешь, дедушка, тоже неприятно, когда тебе в спину из ствола шмаляют. Так что на совесть не дави, там глухо. А теперь не будем терять время. Предлагаю обмен. Ты открываешь информацию, я закрываю глаза на твоё прошлое. Торг неуместен. Времени на раздумья нет. Мои друзья на Гилюе скорее всего уже в ваших руках. Потому хочу знать всё.

— У тебя же Ельцов. Почему у него не спросишь?

— Ельцов в Зее. А по телефону — не разговор, — схитрил подполковник. — О чём тебе прекрасно известно. Так что с ним позже пообщаемся.

Старик прошёлся пальцами по пуговицам пиджака, распахнул полы.

— Жарко тут у вас.

Щетинин начал приподниматься с места:

— Я так понял, не договорились.

— Сядь, начальник, — глухо произнес старик. — Что тебя интересует?

— Для начала: кто из твоих гостей — спец по отслеживанию телефонных звонков и компьютерных сетей?

Старик провёл рукой по небритому подбородку. С силой провёл. Будто втирал щетину обратно в кожу. После чего ответил:

— Гризли.

— Что за гризли? Кличка, что ли?

— Они все только по кликухам отзываются. Точнее, по позывным.

— И где он?

— В тайге. На Гилюе.

— А кто его здесь подменяет?

— Никто.

— А как же вы нас прослушиваете?

— Уже никак. Теперь всё сконцентрировано там, на речке. И как это делает Гризли — понятия не имею.

— Ладно, оставим в покое медведя. Сколько человек на Гилюе?

— Не знаю. — Старик говорил тихо, но обречённости в его голосе Щетинин, как это ни странно, не услышал. — Все, кто оставался в Благовещенске, теперь у вас. — Небрежная улыбка коснулась губ задержанного. — Да, собственно, здесь уже и делать нечего. Остаток перекинули на Гилюй. Двоих. А вот сколько их в тайге — понятия не имею. Честно. Да мне бы и не сообщили. Перед ними своя стояла задача. Передо мной — своя.

— И что же это была за задача? — СЧХ почувствовал вторую волну гнева. — Ликвидировать моих друзей? Убить жену Урманского, как вы это сделали с Гаджой?

— Эй, начальник, уменьши обороты! Ишь, какой резвый! — Дед окинул следователя тяжёлым взглядом. — Ты мне не приписывай того, чего не было. И вообще, Гаджу не должны были убивать. Приказ пришёл только изолировать. На некоторое время. Вывезти из города. Леший, гадёныш, переусердствовал. Собственно, с этого всё и началось. Я ведь так понимаю, именно с Южно-Сахалинска вы нам на «хвост» присели? Точно, с него. А ведь я был против изоляции, да кто ж старика послушает. — Задержаний вторично вскинул глаза на подполковника. — А отца твоего друга, кстати сказать, никто не убивал. Как и его экспедицию.

Щетинин замер.

— То есть?!

— А то и есть! — отрезал старик. — Хочешь — верь, хочешь — нет, только жив Дмитриев. Юрий Геннадиевич.

— Как «жив»?

— А вот так. Жив и всё.

Часть четвертая

Гилюй — Зея — Благовещенск — Москва

Мишка, превозмогая головную боль, с трудом раскрыл глаза. В области темени немилосердно ломило. Виски разрывало от толчков крови. А в глазах — мрак.

— Очнулся? — несильный, но довольно ощутимый удар армейским сапогом по ноге заставил поморщиться. — Нечего было брыкаться.

Тёплая вода из фляжки потекла тонкой струйкой на лицо. Стало немного легче. И на небе проявились звёзды. Мишка со стоном хотел было повернуться на бок, но понял: ничего не выйдет. Руки и ноги оказались крепко связанными.

— Кто вы? — прохрипел он.

— А то не знаешь? — вяло отозвался голос в темноте. — Лежи, не рыпайся. Гризли, что там?

— Мобила пуста, — произнес сочный баритон. — Всё стёрли.

— Восстановить можно?

— Пробую…

Дмитриев почувствовал, как чья-то рука с силой сжала плечо:

— Где декан?

— Какой декан? — Мишка попытался голосом показать удивление, впрочем, у него не получилось. — Не знаю никакого декана.

— А ты вспомни. — Рука сильнее сжала плечо. — Того, к кому вы ходили с Урманским.

Мишка не сдержался, охнул: хватка у мужика оказалась стальной.

— Ельцов, что ли? Так он же в Благовещенске.

— Ответ неправильный.

Лицо незнакомца мутным пятном склонилось над пленником, заслонив и без того блеклый свет луны. Мишка отметил, что не ощутил запаха, исходящего от противника. Ни еды, ни одежды — ничего. Впрочем, эта мысль тут же пропала в болевых ощущениях: враг коротким, точечным ударом, приложился к его почке. Боль на мгновение сковала тело.

— Где он? — продолжил допрос наёмник.

— Н-н-не знаю… — тело свело судорогой.

— Точно не знаешь?

— Да!

— Плохо, — равнодушно сказал незнакомец. — Очень плохо. Придётся взяться за девочку.

Мишка заскрежетал зубами.

— Она ничего не знает!

— Зато знаешь ты, — наёмник приподнялся.

— Стой! Подожди! Он… где-то в Зее.

— Ответ «где-то» меня не интересует.

— Но я, правда, не знаю, где! — Мишка постарался вложить в голос как можно больше убедительности. — Мне только сообщили, что вылетел к нам. И всё! А девчонка так вообще не в курсе.

Незнакомец хмыкнул:

— Предположим. А где старик с твоими дружками-ментами? Куда двинули?

— Какой старик? — Мишка едва не закричал. Боль от второго неожиданного удара обожгла от пяток до затылка. — Не знаю я никакого старика… Ведь мы здесь всё время были, никуда не уходили! Вместе с вами!

— А мобила на что? Давай пой. Куда топают твои дружки? Где хотят спрятать старика? В каком месте? В городе, в тайге?..

Мишка сцепил зубы. Тело превратилось в сплошную боль. Наемник знал своё дело. Короткие удары в определённые точки сбивали дыхание, временно парализовывали, а после заставляли корчиться от боли. Как Мишка ни сдерживался, после пятого удара стон все же вырвался из его уст.

— Эй, урод, оставь его в покое! — голос Санатова прорезал темноту.

Наемник отпустил Мишкино плечо.

— Это кто у нас тут вякает?

— Дед Пихто! — огрызнулся Серёга из темноты. — Не трожь его! И девчонку тоже. Они ничего не знают.

Наемник двинулся к нему.

— А ты, значит, в курсе? — сильная, тренированная рука потянулась к вороту санатовской рубашки. — Итак, куда пошли ваши корефаны?

* * *

— Много рассказывать придётся, начальник, — старик с разрешения следователя закурил.

— А я не тороплюсь. У меня вся ночь впереди. — СЧХ бросил взгляд на часы: циферблат показывал без двадцати двенадцать.

В голове тут же отстучало: через полчаса контрактникам придёт вызов. Ещё через пятьдесят минут зейская милиция рванёт на лодках на Гилюй, к стоянке Дмитриевского лагеря. Если контрактники не идиоты, отпустят Мишку с Викой и Серым без проблем. Одновременно лодки подхватят Сашку с Лёшкой и стариком, с которого началась вся эта история. Останется одно: найти Ельцова. Но этим можно будет и днём заняться. И всё…

— Что ж, — выдохнул вместе со словами дымок старик, кашлянул. — Тогда начну с главного. Отец твоего друга проживает в Украине. Есть там такое селение под Киевом — Глеваха. Вот в этой Глевахе и обитает Юрий Геннадьевич.

— То есть ты хочешь сказать, он бросил семью и сбежал в Украину?

— Я только сказал, где он проживает, — спокойно уточнил задержанный. — Не живёт, а именно проживает.

— Не понял. Расшифруй.

— В Глевахе находится областная психиатрическая больница. Вот в ней Дмитриев и тянет все годы, начиная с шестьдесят девятого. Только не смотри на меня так, будто я его упёк. — Старик бросил взгляд в тёмное ночное окно. — Сам виноват.

— В чём?

— А вот с этого история и начинается. Готов слушать? Только не перебивай. Потерпи. Если хочешь получить полную информацию.

— Хватит тянуть!

— На Граматухе ты был. И наскальный рисунок видел. Так?

— Оленёнка?

Задержанный слегка искривил в улыбке тонкие губы:

— Как по мне, так зайца. Впрочем, без разницы. Видел. И знаешь, кто его нарисовал?

— Откуда? — СЧХ поставил два стакана на стол, принялся наливать в них минеральную воду из бутылки. — Я знаю одно: олени или зайцы стали ориентирами. Так?

— Да. Про мохэ ты тоже кое-что узнал? Верно?

— Естественно, — Щетинин протянул стакан старику. — Только в толк никак взять не могу: при чём здесь мохэ?

— А ты думаешь, кто столько лет охранял эти территории? — Старик мотнул головой, будто хотел кивком охватить всю округу. — Думаешь, почему китайцы не заходили на эти земли? Не осваивали их? От холода, что ли? Или от непроходимости лесов? А почему японцы до прихода русских не интересовались нашим краем? Или корейцы?

— Намекаешь на то, что их не пускали мшистые мужички?

— Зря усмехаешься, начальник. — Голос старика звучал твёрдо. — Я про серьёзные вещи толкую. — Он залпом осушил свой стакан. — Вот и отец твоего дружка тоже не поверил. Да потом поздно было. — Стакан со стуком опустился на столешницу. — Мохэ — не просто племя. Точнее, непростое племя. Серьёзные людишки. Не чета нынешней шелупони.

— Сильные, что ли?

— Сильные… — усмехнулся старик. — Смотря что понимать под силой. Если объём мускулов, слабаки. Да только редкий силач мог противостоять им. Одним взглядом так могли скрутить — кровью захаркаешь. Сколько раз пытались их завоевать, не счесть. Да только где те завоеватели? Все, без исключения, сгинули. Потому никто и не лез.

— А что ж они русских пустили?

— А кто тебе сказал, что пустили? Сами привели. Потому как вымирать начали. Побоялись, что бесхозные объекты попадут не в те руки, — старик прикрыл глаза. — Шимановский-то, бог с ним, недостроенный. Остановлен на начальном этапе. А вот Зейский…

— Что за объекты?

— Я же просил не перебивать. — Взгляд Матвея Харитоновича ожёг следователя. — Кстати, это я для тебя их назвал объектами, чтоб понятнее было. На самом деле это нечто иное. Чему на нашем языке даже названия нет. — Старик глубоко затянулся сигаретой. — Китайцы и корейцы, и японцы прекрасно знали про оба амурских объекта. Но пока были живы мохэ, войти на территорию Амурской области и Приморья побаивались. Так, редкие набеги. Однако три столетия назад численность охраны резко сократилась до нескольких сотен человек. По племени прошёл мор. Болячку завезли переселенцы. Охранять, как прежде, объекты с такой численностью стало просто невозможно. Встал вопрос ребром: или всё заберут китайцы, и тогда наступит дисбаланс. Или найдётся новый сторож. Мохэ выбрали второе. Вот так мы и стали стражами объектов.

— Ты сказал: Приморье, — отметил СЧХ. — Что, и там есть… эти?..

Собеседник утвердительно качнул головой.

— И на Камчатке. И в Эвенкии пара штук. Но единственным действующим из них был Зейский.

— Был — значит, теперь бездействующий?

— Да.

— После того как его затопили?

— Точно!

— И что собой представляют объекты? И кто это «мы»? — уточнил СЧХ.

— Объекты… — ухмыльнулся старик. — Своего рода пирамидальные сооружения. Ставшие со временем курганами.

— Пирамиды? — недоверчиво хмыкнул подполковник. — В Зейском районе и в Шимановском? Я ослышался или меня в этом кабинете действительно кто-то принимает за кретина?

Старик выдержал паузу, дал возможность следователю привести мысли в порядок.

— Да, поначалу такая информация шокирует. Но если вдуматься, ничего странного и удивительного в моих словах нет. Просто раньше их не замечали. Как не замечали пирамиды в Крыму, которые обнаружили два года назад. Или во Вьетнаме. В Пакистане. В Сибири. Они всегда находились рядом с нами, замаскировавшись под курганы, сопки, холмы, закрывшись лесами и джунглями. Потому мы на них и не обращали внимания. Кстати, гранитные блоки, которые вы видели на Граматухе, везли к Шимановскому объекту, но так и не доставили.

— Секундочку, — выдохнул СЧХ, — ты что, серьёзно?!

— Абсолютно.

— И думаешь, я поверю в этот бред?

— Надеюсь.

— Во всю эту галиматью о… — Серёга не успел подобрать нужное слово.

Старик его прервал новой мыслью:

— А что тебя смущает? Чем, собственно, отличаются Африка или Мексика от Дальнего Востока? Египет от Амурской области? Та же Земля как планета. Тот же воздух. То же притяжение. Минералы, химическая таблица — всё едино. Однако почему-то считается, будто в Египте, в Мексике, на острове Пасхи или в Боливии можно было в древности построить серьёзные сооружения, а у нас нет. Мы что, прокаженные? Или Господь разумом обделил? Земля, — старик сделал рукой круг, — одна. И земные законы распространяются на всю её поверхность.

— Это ты к чему? Про законы?

— Подумай сам, начальник. Ты человек современный. С работой спутниковой связи знаком.

Щетинин с силой принялся приглаживать усы.

— Предположим. И что, таких объектов много?

— По нашим данным, восемьсот двадцать три. В мире. Из них семьдесят один — в России. Но это неполный список. В нём только наземные сооружения. А есть и те, что находятся под водой. Неисследованные объекты в Антарктиде. В Арктике. Часть из них находится в рабочем состоянии. Законсервированные.

— Шок. — Щетинин развёл руками. — Просто не знаю, что сказать.

— Понимаю, в это трудно поверить. Но ведь блоки на Граматухе лежат!

— И наш зейский объект был в полном порядке?

— До семьдесят второго года.

Щетинин нервно поднёс стакан к губам, сделал глубокий глоток:

— Что значит — объект в рабочем состоянии?

Матвей Харитонович, слегка развалившись на стуле и закинув ногу на ногу, кивнул головой в сторону Амура.

— Он оказывает влияние на развитие человеческого общества. Как бы даёт ему толчок.

— Размыто и непонятно.

— Подойдём с другой стороны. Ответьте себе на вопрос, — старик неожиданно перешёл на «вы», но Сергей этого не заметил, — как китайцам удалось в такой короткий срок улучшить благосостояние своей страны? И материальное, и духовное?.. Благодаря интеллекту и рождаемости?.. Ещё двадцать лет назад в робах ходили, нашим «уазикам» радовались, и вдруг — бац! — вторая экономика в мире. Вам это не кажется странным?

— Хочешь сказать, работа твоих объектов? — ехидно отозвался Щетинин.

— Не хочешь — не верь! — огрызнулся старик. — Но мне известно одно: объект в рабочем состоянии действует на человека. Сам такой путь не проходил. А вот тех, с кем объект вступал в контакт, видел. Могу сказать: эти люди после обработки изменились кардинально. Поделились на два лагеря. На идиотов и гениев. Кто-то, как Дмитриев, сошёл с ума. Таких большинство. И лишь единицы, прошедшие контакт, стали Посвещёнными. От слова «свет». Знания. В их сознании мир изменился даже не на сто восемьдесят, а на все триста шестьдесят градусов. Тесла после контакта с одним из действующих объектов создал массу изобретений. Жюль Верн написал романы, предвосхитившие техническую революцию. Ленин изобрёл НЭП, спасший экономику Европы и США в тридцатых годах. И этот список можно продолжить.

— Продолжи.

— Без проблем. Ломоносов. Тютчев. Кюри. Оппенгеймер. Александр Казанцев. Есенин, чёрт побери! Ещё?

— А Юрий Геннадьевич Дмитриев, выходит, после контакта с зейским объектом умом тронулся?

— Не он первый. — Старик скрестил руки на груди. — Идти вовнутрь объекта его никто не заставлял. Сам захотел. Хотя предупреждали.

Щетинин со стуком поставил стакан на стол.

— Бред!

— Бред — политические ток-шоу по телевизору. А здесь реальность, пережившая века. Вы ведь видели блоки. Самое яркое доказательство, — парировал старик. — Проще простого назвать непонятное явление бредом. Значительно сложнее попытаться понять, вникнуть в суть явления. Даже если оно кажется нереально фантастическим. Впрочем, если удобнее…

— Ладно. — СЧХ принялся указательным и большим пальцами правой руки разглаживать щётку усов. — Предположим, верю. Хотя всё это… — Он махнул рукой. — Теперь хочу услышать ответ на второй вопрос: кто вы? Те, кто охраняет эти так называемые объекты?

— Тогда наберитесь ещё раз терпения. Потому как начать придётся с мохэ.

* * *

Донченко прислушался, тихо матюкнулся.

— Ну, вот и всё. — Опер, прикрыв рукой электронный циферблат, уточнил время. — Они захватили лагерь. — Его рука непроизвольно потянулась к кобуре, проверяя наличие оружия.

— Может, рискнём? — майор в темноте коснулся локтя опера.

— Именно этого от нас и ждут. Уверены, что мы недалеко. Потому такой шум и устроили. Слышишь, в голос разговаривают. И бьют их специально для нас. Ждут ответных действий. — Опер спрятал руку под куртку, надавил на кнопку электронных часов. Циферблат загорелся, показав цифры времени. — Ничего, мужики крепкие, потерпят. Синяки даже украшают.

Однако Рыбаков расслышал в спокойном голосе оперативника нотки неуверенности.

— Что-то идёт не так?

Лёха придвинулся ближе к майору.

— Слишком уверены в себе ребятки. Это хреново. Очень хреново, — едва слышно принялся рассуждать Донченко. — А ещё более хреново то, что они активизировались по собственной инициативе. Узнав о том, что база в Благовещенске ликвидирована.

— А в чём разница, что начали действовать самостоятельно, а не по указанию? — послышался из-за спины майора обеспокоенный, приглушённый голос Савицкого.

— Во многом. Если не во всём. — Донченко натянул рукав куртки на часы, пряча под материю циферблат. — Контрактник — существо подневольное. Выполняет только ту работу, за которую платят. Любая инициатива не приветствуется хозяевами. И не оплачивается.

— Ну?..

— Баранки гну! Базу в Благовещенске ликвидировали два часа назад. А лагерь захватили спустя полтора часа. Если хотели надавить на нас, почему ждали? — Лёшка нащупал в кармашке рюкзака фляжку с водой, извлёк её, открыл, сделал пару глотков.

— И каков, думаешь, ответ? — еле слышно поинтересовался Сашка.

— Приказ о захвате лагеря к ним поступил не из Блага. Звонок с базы сделали не в лагерь, как думал Викторович, а совсем в другое место. Где всё просчитали и только после приняли решение о захвате заложников.

— Ну, это и так понятно, — прошептал Рыбаков. — Их курирует кто-то в Москве. Щетинин говорил же…

— Ты что, не понимаешь? — тут же зло парировал Лёшка. Его бесило, что Сашка не «догоняет» таких простых вещей. — Они уже сломали все щетининские планы. Никакого приказа в двенадцать не поступит! И никто с Гилюя отзывать «бритоголовых» не станет. Так что застряли мы тут, как…

* * *

— Откуда и когда мохэ появились в наших краях — трудно сказать. — Рука старика остановила реплику Щетинина. — По официальным сведениям, мохэ заселяли данный район в IV–VI веках нашей эры. Но на самом деле они осваивали эти края ещё до Рождества Христова. И не просто осваивали, а с определённой целью.

— Археологические раскопки говорят о первоначальной дате, — возразил подполковник.

Матвей Харитонович покачал головой.

— Предположим, сгорела деревня. В которой один дом был построен двести лет назад. А другой — пятьдесят. Приехали эксперты. И осмотрели останки только одного дома. Того, что простоял всего пятьдесят годков. И написали в отчёте: деревне всего полсотни лет. Правы они?

— Нет, конечно. Нужно всё селение исследовать.

— Именно! Вот и в нашем случае мы уже сделали выводы по нескольким найденным городищам. А ведь полная история мохэ ещё не написана. Она лишь чуть приоткрыта. А начало никто до сих пор не прочёл.

— А по какой причине решили, будто они пришли с определённой целью?

— Простая житейская логика. Спустись мохэ ниже километров на тысячу, что для племени кочевников — ерунда, и сидели бы в тепле и уюте, близ богатых рыбой рек и забитых мясом лесов. Ан нет, задержались! Зимой — под минус сорок, а летом — нестерпимая жара. И задержались не на год. На века.

Старик замолчал.

— По твоей логике выходит, задержались с одной целью: охранять объекты? — не выдержал паузы СЧХ.

— Не просто охранять. Сделать всё для того, чтобы те не попали в руки глупых людишек.

— То есть они знали о предназначении объектов?

— Скажем так: имели представление.

Сергей почесал правую щеку, которую недавно укусил комар.

— Слушай, дед, что ты мне тут фантастику рассказываешь? Тоже мне, Ефремов с Гаррисоном.

— Хотите — верьте, хотите — нет. Право выбора за вами. Хотя помню себя: тоже в первый раз повёл себя подобным образом. — Матвей Харитонович никак эмоционально не отреагировал на злую шутку следователя. — Кстати, о мохэ я впервые услышал на зоне. Ты был прав, когда заметил, что я сел за дело. В шестьдесят первом. За грабёж. — Именно в том году, механически отметил СЧХ, когда Колодников вышел в первую экспедицию на Граматуху. — Продовольственный магазин с дружками взломали. Есть хотелось — спасу не было. Мать умерла, отец на фронте сгинул. А что на бабкину пенсию купишь? Вот и пошёл на дело… Сидел со мной один неадекватный человек. Попал за политику. Свойство у него одно имелось. Очень любопытное свойство. Когда смотрел на тебя, будто душу вынимал изнутри. И как бы ты ни сопротивлялся, а понимал: врать бессмысленно. Всю твою нутрянку видел насквозь. И не хочешь, а говоришь правду. Странно, а? Только еще и страшно. Будто тебя накачали специальной сывороткой.

— Гипноз?

— Любой гипноз, в сравнении с его даром, шарлатанство. Мужик именно подчинял себе. Молча. Как бы незаметно. Вроде просто общается с тобой или смотрит — а язык немеет. И в горле сушит. Точно помню.

— И за что его посадили?

— Работал на радио. В один прекрасный день, как говорят в таких случаях, кто-то из районных чиновников должен был сделать доклад о том, как в его районе всё хорошо и замечательно с заготовкой мяса и молока. А этот, которого потом посадили, во время доклада сел напротив партийного чинуши. Вся заготовленная речь, естественно, псу под хвост. Докладчик такое выдал в эфир… Ну а мужика — к нам. За вредительство. Мол, сломал дорогостоящее оборудование. Кстати, на зоне его все побаивались. Считали заговорённым. Пальцем не трогали. А через два года его перевели в другой лагерь. Или в другое ведомство, что скорее всего.

— Странный случай…

— Ничего странного. Если владеть техниками мохэ.

— А он владел?

— А почему я тут?

Старик снова посмотрел в глаза Щетинину и тут же опустил взор. СЧХ привстал:

— Э-э, да ты что, пытаешься на мне проверить?

— Пытался, — отрезал задержанный. — И не только сегодня. Да вы не волнуйтесь, Сергей Викторович. На вас это не действует. — Он откинулся на спинку стула. — Мало нас таких по Земле бродит. И почти каждый на учёте.

— Кого это «нас»? — Серёга ощутил, как в горле запершило. Этого ещё не хватало!

— А вы что, думаете, по воле случая ваши предки переехали в Амурскую область? — Матвей Харитонович наклонился к следователю. — Вот так просто родители вашего отца и дяди поселились в Новобурейске? С бухты-барахты, бросив нажитое в Краснодарском крае? В нашем мире нет случайностей и совпадений. Есть закономерности и следствия.

— Мой отец даже понятия о вас не имел, — сквозь зубы процедил Щетинин.

— Это ничего не меняет, — спокойно отозвался собеседник. — Вам же знакомо понятие «консервация»? — Матвей Харитонович снова откинулся на спинку стула. — В вашем случае начался обратный процесс.

— Ни мой отец, ни дед никогда не занимались какими-то курганами.

— А прадед? Что вы знаете о прадеде? По мужской линии? Никодиме Ставрине?

Сергей вздрогнул. Это имя некогда упоминал дед Иван, когда рассказывал про то, как в детстве тот его порол за соседского петуха. Деда Ивана не было на свете вот уже как тридцать с лишним лет. А уж о прадеде Никодиме Серёга и вовсе не вспоминал. И вот имя всплыло из небытия.

Старик меж тем продолжал мысль:

— В каждой местности охранников объектов по-разному называли. Да и людишки в стражах тоже были разные. Но про вашего прадеда ничего плохого сказать не могу. Достойный был человек… О чём задумались, Сергей Викторович?

— А вы считаете, мне не о чем поразмыслить? После того, что услышал?

СЧХ ждал, что старик вот-вот хлопнет себя по коленям и расхохочется, мол, как я тебя, начальник, разыграл. Но тот молчал. Ни улыбки. Ни утаивания взгляда. Только строгость. И узкие щёлочки глаз.

Щетинин расстегнул две пуговицы на рубашке: то ли ночь была душноватая, то ли разговор обжёг.

— А теперь — детально. Кому принадлежали объекты?

— Остаткам погибшей цивилизации.

— Враньё!

— Но ведь вы обсуждали именно этот вариант с Урманским? Когда тот вернулся из Хабаровска. — На этот раз задержанный улыбнулся. — Вот я и ответил на ваш вопрос. — Он осмотрелся. — Конечно, в этих стенах не принято задавать вопросы арестованным. Но вы не будете против, если я несколько сломаю традицию?

СЧХ утвердительно качнул головой.

— В таком случае вспомните историю и ответьте мне на вопрос. Когда в Европе началась борьба с ересью?

СЧХ пожал плечами:

— Средневековье. Век шестнадцатый, кажется.

— Вторая половина шестнадцатого столетия, — уточнил собеседник. — Спустя несколько десятилетий после открытия Америки. Прошу заметить: до этого события, то есть до открытия, никому и в голову не приходило поголовно, тысячами, умерщвлять население и держать его в страхе. А вот после открытия началась активная охота на еретиков. Любопытно, правда? Колумб, как всем известно, открыл новый материк случайно, полагая, что это Индия. Однако спустя пять лет, вторая экспедиция, Джона Кабота, как это ни странно, вышла в море для изучения нового материка. — Старик прищёлкнул пальцами. — Кто сообщил Каботу и его спонсору, Америко Веспучи, о том, что Колумб открыл именно материк? Кто был тот гений?

— Историки утверждают…

— Историки будут говорить то, что им скажут. Вы это знаете не хуже меня. — Матвей Харитонович поерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. — К Каботу информация просочилась из Папского дворца. Где прекрасно были извещены и о существовании материка в Западном полушарии. И о том, что Земля круглая. И что помимо Америки есть Антарктида. И Австралия. И о том, почему яблоко падает на землю. Многое знали в Папском дворце такого, что могло привести человечество к грандиозным открытиям и событиям значительно раньше своего времени. Знали. И скрывали. Только не всегда могли держать язык за зубами. Экспедиция Эрнандеса де Кордобы, которая ушла из Европы в Америку в 1517 году, была заражена оспой, гриппом и корью. Да-да, кое-кто в Риме возжелал уничтожения местного американского населения. Однако план полной ликвидации индейцев с помощью болезней не получился. О чём и было доложено папе в 1531 году, людьми из экспедиции Франциско де Монтехо. Вот, собственно, с этого момента в Европе и началась активная фаза охоты на ведьм. И знаете, в чём причина? Скажете, в ереси?.. Нет. В желании абсолютной власти?.. Как бы не так! Причина в другом. Из Америки в Европу привезли не только золото. Из-за океана прибыло нечто более ценное, чем «рыжьё». И более страшное. Информация, полученная от хранителей американских объектов. Информация, в которую вошло слишком многое, начиная с телепатического общения, заканчивая банальным умением излечивать человека посредством оперативного вмешательства. И эта информация стала стремительно и бесконтрольно распространяться по Европе. Многие простолюдины, которых до тех пор интересовали лишь плотские проблемы, неожиданно стали думать! Сопоставлять. Анализировать. Применять!.. Механизм включился! Информация, тысячелетиями хранившаяся в Папских библиотеках и архивах, куда она попала из библиотек и архивов прежних властителей мира, неожиданно стала открываться с иной стороны. Оттуда, откуда её никто не ожидал. Из Нового Света. Где она сохранялась тысячелетиями в первозданном, нетронутом виде. Это была прямая угроза. И не только Папской власти. Парадокс, но если бы не было гонений средневековой церкви на инакомыслящих, то подводные лодки, ракеты, компьютеры появились бы ещё в девятнадцатом столетии. Что, вполне возможно, уже в двадцатом привело бы к катастрофе планетарного уровня.

— Религия — как сдерживающий фактор?

— Не религия. Церковь. Носителей информации следовало уничтожить. Что и было сделано. А вот когда каток заработал, то всем мало не показалось. В церкви ведь тоже имелись свои уродцы. Которые приняли сан ради личного обогащения и удовольствия.

— Недоказано! — покрутил головой СЧХ.

— А это и не требует доказательств. Потому как официально данной версии не существует. Есть другие. Более удобные. На уровне желудка. Но действенные… Ведь, правда, странно: тысячу лет никого гроб Иисуса не волновал, а потом вдруг, ни с того ни с сего — Крестовые походы?

— Тоже — объекты?

— Именно! — Теперь в голосе подследственного Щетинин услышал больной азарт. — У человека меняется только среда обитания. Но нутрянка-то остается без изменений. Человек, каким был тысячи лет назад, таким и остался. Не всегда добрым, мудрым, ответственным. К сожалению, Хранители европейских объектов возжелали стать обладателями объектов Ближней Азии. А после — Индийских. Вот и причина походов. Кстати, крестоносцы об истинной цели походов ничего не знали. Их, как кретинов, использовали «втёмную».

— Для чего?

— Контроль. Кто добьётся контроля над цепью, будет контролировать многое, если не всё. Абсолютная власть — мечта всех политиков.

— Хотите сказать, будто какие-то земельные холмики и каменные домики могут повлиять на ход истории человечества?

— А почему любая церковь стояла над королями, султанами, падишахами? Что, те просто от чистоты душевной возжелали поделиться с церковниками властью? Прямых конкурентов на трон душили, травили, топили, а церкви, за милости прошу, поклоны отбивали?.. Именно холмики! Точнее, та информация, которая в них заложена! Всегда, во все века было, есть и будет — кто владеет информацией, у того и власть! Власть, построенная на страхе использования информации.

— Александр Македонский тоже совершал походы по причине контроля?

— И не только он. Вас никогда не смущал факт: на кой ляд Египет понадобился Наполеону?

— Но почему про это нигде и ничего не сказано?

— А кто будет говорить? Об истинной цели походов знают только они, Посвещённые. Александры, Ричарды, Наполеоны… А догадаться… Проследите за ходом передвижения войск Александра, и многое станет понятно. Согласитесь: довольно странное поведение для завоевателя. Александр захватывает громадные территории, и при этом они его абсолютно не интересуют. Он не осваивает их, как бы это сделал истинный завоеватель, то есть человек, жаждущий материальной наживы. Он просто берёт их походя, оставляя вместо себя безграммотных наместников. Парадокс, но факт: Македонского не интересовало будущее империи.

— Александр знал, как работает объект?

— Так как он очень активно стремился к объединению цепи, думаю, догадывался. Даже не представляю, что бы произошло, если бы он связал цепь.

— Новая катастрофа?

— Не обязательно. Атом может быть и мирным. Нужно только уметь им правильно пользоваться. Мы, к сожалению, пока этого не умеем. Потому-то мохэ никого и не подпускали к зейскому объекту: ни китайцев, у которых своих насчитывается около двадцати, а самый знаменитый — «Белая пирамида», размерами превосходящая египетские аналоги. Ни японцев, у них двенадцать объектов. Ни эвенков. Мохэ боялись энергетического слияния объектов, которое бы неминуемо привело к дисбалансу сил. Что стало бы причиной вселенской катастрофы. Гибели второй цивилизации, А если быть точным, выживших останков первой цивилизации.

— Потоп?

— Как следствие. А причиной послужила бы вышедшая из подчинения ядерная энергия.

* * *

Основной территорией «Западной сяньбийской орды» была Южная Джунгария… В VI–VII вв. на западной окраине очерченной территории мы уже застаём тюргешское племя «мохэ», имя которых однозвучно с приамурскими «мохэ», хотя и передаётся разными иероглифами. Это не случайно.

Во II в. сяньбийский вождь Таншихай покорил западную половину Маньчжурии и затем совершил несколько походов на запад. Подобно всем кочевникам, сяньбийцы включали всех покорённых в свои войска, поэтому мы допускаем мысль, что западные и восточные «мохэ» одного происхождения. «Западная сяньбийская орда» возникла после распадения державы Таншихая и состоят из дружин, оставшихся на завоёванной территории. Вполне понятно, что члены этой орды сохранили свой этноним, т. е. «мукри». Феофилакт Симокатт отметил «близость» «мукри» и таугастов-тоба, а также соседство племён «аба», т. е. «истинных абаров», и «мохэ», т. е. «мукри», в VI–VII вв.

Длительное пребывание западных «мукри» в новой среде не могло не отразиться на их облике, и потому китайские географы подобрали для обоих разделов «мохэ» разные иероглифы с одинаковым звучанием, характеризующие их быт и культуру. Для приамурских ключом является звериная шкура, для джунгарских — трава.

Итак, теперь мы имеем право сделать вывод, что «мукри» — это не что иное, как смешанное тунгусо-монгольское племя. Центром района их собственного обитания стал г. Мохэ, находившийся между Гучэном и Урумчи.

Н. Гумилев. Три исчезнувших народа.

* * *

— Тибет — тоже объект?

— И один из самых мощных. — Глаза старика горели. — Действующих. Как и зейский объект. Именно потому доступ в горы закрыт.

— Но ведь Тибет вошёл в контакт с Гитлером?

— И не только с ним. И с Черчиллем. И со Сталиным. И с Рузвельтом. И с Ганди. Со всеми главами ведущих держав, — старик сделал паузу. — Со всеми Посвещёнными.

— То есть?! — не поверил подполковник.

— Да, — собеседник и не думал улыбаться. — А вы думаете, по какой причине была создана Ложа вольных каменщиков? Что их объединяло? И что объединяет?.. Власть? Нет. Деньги? Отнюдь. Пока церковь честно поддерживала равновесие в мире, охраняя объекты и их секрет, Посвещённые могли быть спокойны за будущее. Потому как они контролировали церковь, а священники контролировали Посвещённых, чтобы не появился ещё один Александр Македонский. И так продолжалось столетия. Правда, бывали моменты, когда то одна, то другая сторона пыталась нарушить договор. Но самое мощное, первое, нарушение соглашения произошло, когда церковь благословила Крестовые походы. Посвещённые, оказавшись в меньшинстве, вынуждены были объединиться, для того чтобы сдержать жаждавших неограниченной власти священников. Вот так появилась Ложа. И она выполнила свою миссию. К началу девятнадцатого столетия баланс сил снова стал более-менее устойчив. Наступила «золотая эра» примирения.

— А потом сами Посвещённые нарушили его?

— Именно. В Тибете побывали англичане. Американцы. Русские. И все приходили с одной целью. — Старик провел ладонью по небритому лицу. — А чтобы не дать возможность церкви встать на пути новоявленных нуворишей, был придуман воинствующий атеизм. Заразная, нужно, сказать, вещь. — Он прикрыл глаза. — Мы как маленькие дети. Всё пытаемся потрогать руками. Сунуть в рот. Обслюнявить. А этого допускать нельзя. Ни в коем случае! Несколько тысяч лет назад наши предки тоже чувствовали себя хозяевами Вселенной. И что случилось?.. Тупик! А они, к слову сказать, были намного цивилизованнее нас. И они погибли. Со всеми своими фантастическими технологиями, в сравнении с которыми наши сверхсовременные изобретения — игрушки.

— Но почему бы не рассказать об этом людям? Зачем скрывать? Ведь не самоубийцы же мы!

— Вы в этом уверены? Вы уверены в том, что не найдётся новый Гитлер, который не пожелает воспользоваться объектами в своих, корыстных целях? Современное общество не готово к знакомству с ними! Россия потеряла во Второй мировой миллионы жизней в борьбе с фашизмом, а спустя сорок лет, на глазах у ветеранов той войны, по улицам Москвы ходят свои, родные фаши. Чему мы научились? Да ничему! Нет, всё должно идти так, как идёт: медленно, последовательно. Поэтапно… Баланс сил уже качнулся. Дарвин, один из Посвещённых, приоткрыл тайну появления человека. Из всей азбуки развития человечества он сказал только «А». Дальше покатилась лавина, результаты, которой мы с вами сегодня ощущаем на себе.

— Ваш сын побывал на зейском объекте? — вопрос Щетинина прозвучал настолько неожиданно, что старик вздрогнул. Помолчал. Но взгляда не отвёл. А потому СЧХ ответил сам: — Побывал… Потому-то и занялся исследованием физических аномалий. Но почему в таком случае Мишкин отец попал в дурку?

— Вопрос поставлен правильно. Прямо-таки в десятку. — Матвей Харитонович перевёл дыхание. Искры в глазах пропали. Руки опустились. — У Дмитриева не выдержало сознание. Мозг взрослого человека, привыкший к логике и анализу, не смог переработать информацию, которая в целом не поддавалась ни тому, ни другому. Он, то есть мозг, просто заблокировался. Как компьютер, заразившийся вирусом. А мой Вовка побывал на объекте, когда ему исполнилось каких-то шесть лет. Чистый разум, чистые помыслы, чистая душа. Пластилин. Лепи, что хочешь. Вовка воспринял информацию как должное. Вот и весь ответ.

— Выходит, если бы кто-то из вас тоже пришёл вместе с Дмитриевым к объекту…

— Разделил бы его участь. — Старик смотрел в глаза следователя в упор. — На аркане там никто никого не тащил. И силу не применял. Каждый из них пошёл к объекту сам, по собственной воле. Они имели право отказаться, но не захотели. Любопытство и жажда познания взяли верх.

— Но ведь те, кто их привёл к объекту, тоже должны были попасть под его влияние?

— Они и попали. Как мой Вовка. В детстве. А после только контактировали с ним. Всё!

— И объект им передавал информацию?

— Естественно.

— И они не воспользовались ею?

— Нет.

— Но почему?

Старик несколько раз сжал и разжал кулак.

— Как бы пояснить… В контакт вступали дети мохэ. Не все. Избранные. Те, кто прошёл не один виток жизни. На тот момент их было всего два человека. Проводники.

СЧХ развёл руками.

— Ну, ты тут и нагородил. Теперь уже мой умственный компьютер даёт сбои. Это ещё что за хрень — виток жизни? Очередная бредятина!..

— Согласен, — кивнул старик, даже не улыбнувшись. — Только у мохэ была иная, своя теория. Или вера. Или понимание жизни. Выбирайте.

— И что за вера?

— То, что душа бессмертна. И ни в какой иной мир не перемещается. — Старик протянул руку, подвинул к себе блокнот Щетинина и ручку. — Смотрите. — Ручка ткнулась в бумагу, оставила след в виде жирной точки. — Это — рождение. — Ручка сделала круг. — Это — жизнь. Ваша, моя — всех. — Ручка произвела полный оборот и соединила линию с первоначальной точкой. — И смерть. Виток жизни. Вашей жизни. Моей. Всех.

— И что?

— А то, что, по учению мохэ, смерть — не конец, а рождение — не начало новой жизни. Это просто замкнутый цикл.

— Не понял…

— Всё просто. По мохэ, вы постоянно проживаете свою, личную жизнь, возвращаясь к исходной точке. Прошлого нет. Нет будущего. Есть только настоящее, которое повторяется. На этом витке вы — следователь. На следующем — журналист, на третьем — поэт, строитель, пастух… На первом — холост. На втором — женат. На третьем — вдовец. На одном витке прожили восемьдесят лет и умерли своей смертью, а на другом вас убили в двадцатилетием возрасте. На войне. Или в подворотне. Комбинаций множество. Но вы постоянно ходите по одному и тому же, своему, личному кругу. Из круга в круг едите, пьёте, совокупляетесь, полжизни гробите на покупку авто, квартиры. Занимаетесь бесполезным карьерным ростом, добыванием денег, тратой добытых денег. Вокруг кипят страсти, переживания. Неудовлетворённость. И так из витка в виток. До тех пор пока такая жизнь вас устраивает. Пока не наступает момент, когда понимаешь: всё, устал бродить по кругу, по одному и тому же пути. И вот когда наконец приходит желание вырваться из витка, по мохэ, ты выходишь из цикла. Уходишь на иной, более высокий, виток. То есть становишься Посвешённым. Но самостоятельно, без контакта с объектом. И объект это принимает. Иначе говоря, становишься человеком, который стоит выше мирского, обыденного. То есть более высшим существом. Если хочешь, ближе к Богу.

— Ну, насчёт Бога ты загнул. Это получается, если на этом жизненном витке я соскочу, то на следующем, более высоком, смогу повелевать другими?

— Нет. — Матвей Харитонович отрицательно покачал головой. — Посвещённый никем не повелевает. Зачем? Повелевать, обладать, подчинять жаждут смертные. Скованные. Жадные, алчные. Неудовлетворённые. Мечущиеся по одному и тому же кругу тысячелетиями. Посвещённому сие ни к чему. Потому как он выше низменных страстей. Вот потому Бог никому и никогда не помогает. Какие бы мольбы к нему ни возносили. По мохэ, каждый сам, и только сам, лично должен выбрать свой путь. Или он снова возвращается в тот ад и рай, в котором он был, и снова проживает жизнь в поисках приземлённого. Либо делает усилие над собой и переходит на новый уровень. Потому-то они и не боялись умирать.

— Ты упомянул, будто и Ленин, и Гитлер — эти диктаторы, были Посвещёнными? Как это понимать? Это же полностью не совпадает с твоими словами.

— Как раз наоборот. Посвещённый получает высшие знания. И применяет их в силу своего морального состояния. Ленин предпринял первую попытку создания общества Равных для всего человечества, при этом забыв, что насильно мил не будешь. А Гитлер… Тот был просто моральный урод, который возжелал использовать полученную информацию исключительно для своей нации. Но, прошу заметить, всё это он делал не для себя лично. Вспомните, какой образ жизни он вёл?.. А Ленин? Рузвельт? Ганди? Разве они гонялись за барахлом? Копили миллионы? Строили за государственный счёт себе дачи? Покупали дорогие авто? Воровали бюджет?.. Полнейший аскетизм! Два костюма, миска салата, железная койка и библиотека книг — всё! И идея. Пусть страшная, но идея! Прямой путь к Посвещению! Кто из нынешних правителей может с ними сравниться? Да никто. Потому как сплошь — биомасса, ворующая, жирующая, обманывающая. И вы хотите отдать объект этой биомассе?

— Сам-то веришь в эту чушь?

Собеседник Щетинина пожал плечами.

— А чем эта, как вы выразились, чушь, отличается от христианства? Впрочем, как и других религий? Но, если мохэ были правы, я знаю одно: следующий виток мне обеспечен. Лично я так и не смог подняться над собой. Превозмочь себя.

— И те двое привели Дмитриева к объекту? Без вреда для себя?

— Да.

— И все, значит, того… Спятили? Ну, понятное дело, кроме мальчишки, которого пожалели. — СЧХ с силой потёр затёкшую шею, помассировал её.

Старик сокрушённо вздохнул:

— Вы мне не поверили.

— От чего ж? И не такое принимали. Только один моментик сильно смущает. Я ведь в первую очередь следователь. Оперирую фактами. А, исходя из выложенного, наблюдаю пробелы в рассказе. Утаил ты в рассказе, Матвей Харитонович, одну маленькую, но очень существенную деталь. По причине, которой вся ваша гоп-компания загоношилась вокруг Мишкиного турпохода. — СЧХ придвинул стул ближе к старику. — Рискну выдвинуть гипотезу, что ты утаил. Кто-то из четвёрки, если верить тебе, прошёл проверку объектом. Но именно его судьба, или, точнее, то, что от него осталось, вас сейчас и тревожит. Мало того, этот человек ушёл из-под вашего надзора. И теперь вас пугает, что Мишка сможет найти его следы раньше вас. Потому-то и бросили свору волков-наёмников. Опровергай!

Старик сжал пальцы рук. Послышался противный хруст.

— Да, ты прав, начальник. Я подтверждаю. — Он с силой тряхнул головой. — Один человек вошёл в контакт с объектом и остался цел и невредим. И для нас это действительно стало шоком.

— Проводник?

— Нет. Русский. — Теперь слова старика звучали твёрдо, хлёстко. — После, в результате тщательного, скрупулезного поиска, мы выяснили, что его корни прошли сквозь Европу, беря начало в Дикой Азии, в Монголии. А до того — в Китае, в Тибете. Много поколений прошло, прежде чем их потомок выполнил миссию и пришёл к объекту. Сам того не подозревая.

— Миссия — охранять объект?

— Совершенно верно. Из поколения в поколение его предки занимались этим в разных частях света. Один из его предков был в воинстве Батыя и нет-нет, да каждая пятая баба в роду рожала мальчишку с азиатскими чертами лица. Этот человек, из экспедиции, имел черты монгола.

— Дальше можешь не продолжать. — СЧХ вспомнил фотографии состава группы. — Отец Вики. Профессор. Человек с блокнотом.

Старик расцепил онемевшие пальцы.

— Точнее, с тетрадью. Вот из-за этой проклятой тетради твои друзья и попали в переделку.

* * *

Резкий, короткий, точный удар кулаком в солнечное сплетение заставил Санатова согнуться от боли пополам. Ноги ватно сложились, грузное Серёгино тело рухнуло на покрытую хвоей почву.

Леший сплюнул на куртку жертвы.

— Слабак. — Он склонился над обмягшим телом. — Так что, дядя, будем рассказывать или как? Или что? Или где? — И прыснул от своей только ему одному понятной, шутки. — Смотри, дядя. Почки и печень с возрастом слабеют. Могут не выдержать. Водочки-то много на своём веку попил?

— Достаточно, — прохрипел Санатов, пытаясь подняться на ноги. — Тебе столько не выпить.

— А я и не собираюсь. — Наёмник подхватил Серёгу под руку, помог встать и вторым неожиданным ударом вновь свалил на землю. — Я здоровье берегу, дядя.

В темноте, в свете догорающего костра, неслышно проявилась тень ещё одного спецназовца.

— Леший, ты что творишь?

— Пара-тройка ударов для восстановления памяти не помешают. Что там Гризли? Просмотрел память?

— В наших условиях восстановить стёртое не получится.

— Ах ты… — Кузьменко с силой пнул Санатова сапогом в грудь. — И этот молчит, сучонок!

— Смотри не перестарайся. Если с ним что-то случится, Дед голову оторвёт.

— Брось!.. Мужик он здоровый. Ни хрена с ним не станется. Молчит, сука!

— Находи другие способы.

— Что мне с ним, лясы точить?

— Ты поточишь, — с усмешкой отозвался второй контрактник. — Дебил безмозглый.

— Это кто дебил?! — вспылил Леший и тут же осёкся.

Рука напарника моментально взлетела к его горлу, схватила ворот куртки.

— На кого голос поднимаешь, сявка? В глаза смотри!.. То-то! Тля ходячая… А теперь слушай внимательно! Мы просканируем местность, через двадцать минут вернёмся. И не дай бог, если ты тут напортачишь! — кивок головой в сторону пленных. — Ими потом сам займусь.

Наёмник тихо свистнул:

— Гризли, ходу! — и скрылся в темноте.

— Да пошёл ты… — Леший зло сплюнул ещё раз, промахнулся мимо Санатова, от чего с ненавистью пнул невольного свидетеля его унижения вторично сапогом в живот.

Серёга инстинктивно сжался от боли в позу эмбриона и застонал.

* * *

— Что было в тетради? — СЧХ почувствовал сухость во рту. Но тянуться до бутылки с водой не стал.

— Предположительно, информация о том, что смог понять профессор про объект. Точнее, его диалог с объектом.

— То есть конкретно вы не знаете?

— Нет. Профессор ходил к объекту вместе с Дмитриевым. И вернулся с тем, что от того осталось. — Матвей Харитонович на секунду замолчал, после чего, собравшись с духом, продолжил: — Я-то сам оставался в лагере.

— А профессор?

— А вот с тем любопытные вещи происходили. Профессор два с половиной часа общался с объектом. И вышел целым и невредимым. Но нам ничего не рассказывал. Только всё время сидел возле Дмитриева и что-то писал в тетрадь.

— С ним кто-то общался из ваших?

— Хочешь узнать, кто входил в состав группы? — усмехнулся старик. — Не выйдет. Имён не дам. А то, что общались — так оно было. Но о чём — могу только догадываться. Нас Посвещённые к себе и близко не подпускают. А профессор стал одним из них. Скорее всего предприняли попытку подготовить его к будущему, перетянуть на нашу сторону.

— И что?

— Ничего. Он ушёл. На вторые сутки. Ночью. И так ушёл, будто знал, где находятся наши посты. Испарился. В полной темноте! В незнакомой местности! Мы его четверо суток искали. Безрезультатно.

— А к нему не применяли никаких форм воздействия?

— Абсолютно! С нашей стороны угрозы не было.

Щетинин снова бросил взгляд на часы: как медленно, вязко тянется время!

— Предположим, верю. Но есть ещё один вопрос, который мне все мозги просверлил. Зачем позволили Дмитриеву связаться по рации с геологоразведывательным управлением? Ведь вы же себя подставили.

— В первый же день, когда блокировали экспедицию, мы предложили Дмитриеву вернуться домой. Естественно, с сообщением, будто они ничего не смогли найти. Батя наотрез отказался. Он побывал возле кургана. Объект уже манил его, притягивал к себе. Он и проводника специально отправил с глаз долой, чтобы не мешал. Целый день уговаривали. Заставили радиста, морячка, выйти на связь. Рассчитывали на то, что, получив сигнал тревоги, экспедицию тут же свернут, прикажут вернуться. А невыполнение приказа, сам знаешь, чем грозило в те времена. Даже фразу о дне рождения специально заставили прочитать. Нас устраивал любой вариант свёртывания. Вплоть до прибытия милиции. Вывернулись бы.

— Ещё бы! — хмыкнул подполковник, припомнив Гаджу.

Старик поддержал:

— Правильно. Кстати, именно Костя предложил разыграть этот радиоспектакль. Только в управлении не обратили внимания. Гаджа сутки ждал реакции. А там никто даже пальцем не пошевелил.

СЧХ задумчиво покачал головой.

— Ты сказал: с нашей стороны угрозы не было. Иначе говоря, угроза для экспедиции имела место с другой стороны? С какой?

Получить ответ подполковник не успел. Мобильный телефон завибрировал в кармане. Сергей достал его, надавил на кнопку приёма.

— Племянник, — раздался в трубке знакомый, звонкий голос дядьки, Вилена Ивановича, — у нас проблемы. Приказа об отзыве спецов не поступит. Кто-то сверху дал указание начальнику штаба «Гюрзы» промолчать.

— Кто? — с трудом произнёс Щетинин.

— Не знаю. Пока не знаю. Но, как сам понимаешь, человек серьёзный. С самой верхушки вертикали. Так что держись. Когда смогу детально прозондировать ситуацию — сообщу.

СЧХ отключил телефон, задумчиво провёл его гладкой, полированной поверхностью по щеке.

— Проблемы? — поинтересовался старик. Подполковник заметил, как он с силой сцепил пальцы рук. — Проблемы — это плохо! — Старик приподнялся со стула. — Что ж, начальник, раз проблемы — поехали. В Зею.

— Зачем?

— Для начала твоих друзей вывести из игры. А дальше — как карта ляжет.

— Не торопись. — СЧХ встал напротив старика. — Мы с места не тронемся, пока не прояснишь, что происходит? Кто в Москве курирует ваши действия? Почему, если ваш руководитель имеет огромное влияние даже на Министерство обороны, ты сейчас, в момент, когда мне ласты клеят, принимаешь мою сторону? Где логика? Или вы свою игру ведёте? А… — Щетинин облизнул вмиг пересохшие от волнения губы.

— Я всего не знаю…

— А мне всё и не нужно. От всего голова будет пухнуть. Скажи только то, что необходимо знать. И то, что заставит меня поверить.

— Что ж… — Матвей Харитонович вытер губы тыльной стороной ладони. — Имеешь право… Ситуация такова. За этим дневником, будь он неладен, гоняемся не мы. Нам-то как раз выгодно, чтобы эта тетрадка никогда на свет божий больше не появилась. Сорок лет о ней никто не вспоминал и ещё столько же не вспомнили. Если бы… — Кадык на тонкой шее старика дёрнулся. — Два года назад пропал наш человек. Подключили милицию. Через неделю нашли тело. Следствие пришло к выводу: убийство с целью ограбления. Но мы параллельно провели своё расследование. И некоторые моменты нас смутили. К примеру, из квартиры вынесли не всё ценное. Взяли только то, что бросилось в глаза. И при этом нашего человека, перед тем как убить, пытали. Встаёт вопрос: зачем, если даже золота не взяли? Вот тогда-то заподозрили, что у нас имеется утечка информации.

— Убитый занимал высокий пост?

— Нет. Но его сфера деятельности была связана с архивами по объектам.

— И вы решили устроить проверку всей структуры. Я прав?

— Почти. Но об этом вам лучше поговорить не со мной. И не здесь.

— А где?

— В Зее.

* * *

Леший проверил, хорошо ли связаны Мишка с Санатовым, после чего подхватил Вику, потащил девушку в кусты.

— Что вы делаете? — охнула та от боли, когда наёмник бросил её на землю. — Вы же мне руку сломали!

— Вот и славно. Значит, не будешь сопротивляться.

Леший склонился над жертвой.

— Я ничего не знаю! — выкрикнула Вика. — Я никогда и ни с кем не общалась по телефону.

— Да мне плевать, общалась ты или нет. Какая рука сломана?

— Правая… — всхлипнув, пожаловалась девушка.

Наёмник определил место «допроса» в двух шагах от костра.

— Повернись на бок!

Когда Вика выполнила приказание, Кузьменко ножом разрезал верёвку, связывавшую ей руки. После чего толчком снова вернул тело девушки на спину. — Покажи. — Пальцы Лешего пробежались по девичьей руке, до локтя. — Где больно?..

— Возле кисти! — вскрикнула Виктория.

— Ничего страшного. Потянула связки. Несмертельно.

— Но больно!..

— Естественно. — Голодный мужской взгляд ощупывал женское тело. — А ты мне сразу понравилась. Мне тёлки с дойками нравятся…

С последними словами Леший оседлал пленницу. Вика от неожиданности вскрикнула, испуганно посмотрела на мужика, половина тела которого была освещена остатками костра, а вторая скрывалась в темени ночи, от чего внешний вид насильника стал ещё более устрашающим.

Наемник некоторое время разглядывал находившуюся под ним женщину, плотоядно усмехаясь в предвкушении будущего наслаждения. А потому он не заметил, как «сломанная» рука девушки метнулась к кострищу и на ощупь выхватила головню. Вика едва не застонала от боли, но всё равно, сцепив зубы, со всей силы ткнула шипящей головнёй в насильника, целясь в глаза. Леший охнул, схватившись за лицо, отшатнулся, чем и воспользовалась девушка. Она скинула с себя мужика, вскочила на ноги и бросилась в темноту.

Ночь стояла безлунная, чёрная. Вика в панике, вместо того чтобы сделать несколько шагов в сторону и скрыться в кустах, кинулась по прямой. Ледяная вода Гилюя моментально обволокла ноги девушки. Виктория вторично вскрикнула, на этот раз от неожиданности. Сзади, за спиной, послышался рёв: разъярённый наемник, левой рукой держась за лицо, кинулся вслед за ней. Ещё несколько секунд — и она снова окажется в его руках. Иного выхода не оставалось. Вика без раздумий окунулась в ледяную воду.

* * *

— Дядя Вилен, имеется любопытная запись допроса. Хочу, чтобы ты с ней ознакомился. Но это нужно срочно!

— Вези плёнку к нам, в «контору». Там оцифруют и мне перегонят. Один вопрос: что с ней делать потом?

— Думаю, когда прослушаешь, поймёшь. Только поторопись. Обстановка накалилась до предела. Лечу на Гилюй.

— Понял. Помощь нужна?.. Предупреждаю: мои люди успеют только к полудню. Продержитесь?

— А куда мы денемся? Но сначала прослушай разговор. Дай послушать кому нужно. Кому — догадаешься сам. Думаю, тогда поймёшь, какая мне помощь нужна. Поищи информацию о тех, кто в шестьдесят девятом году в ЦК компартии Союза был против возведения Зейской ГЭС. Фамилии. А самое главное: кто из них или их потомков продолжает работать в Москве, в структурах. Какие занимают посты. Ты меня понял, да? Ну, вроде всё. Жду звонка…

* * *

Щетинин поднял трубку служебного телефона, несколько секунд, в состоянии нерешительности, покрутил её в руке. Не хотелось будить начальство, да что поделаешь — без помощи Бирюкова обойтись никак нельзя. Указательный палец быстро набрал знакомую комбинацию кнопок.

Полковник поднял трубку не сразу. С пятого гудка.

— Серёга, — послышался сонный голос, — я тебя когда-нибудь убью.

— Извини. Я специально позвонил на мобильный. Чтобы Иру не разбудить.

— Щетинин, если тебе не спится, то это не значит, что и я не хочу спать.

— Срочное дело.

— Твой дружок вместе с тобой у меня уже как клещ в заднице. И ночью от вас покоя нет. Что ещё?

— Самолёт на Зею. Срочно! И твой звонок в Зейское управление. Мне нужно пару-тройку человек. Но со знанием местности и, желательно, с военным опытом. Если таковые есть.

— Ты что, совсем охренел?! Какой самолёт в час ночи? Какие люди? Неужели не можешь подождать до утра?

— Не могу, — сказал СЧХ. — Они захватили лагерь. Сразу, как только мы освободили жену Урманского. И ещё. В Москве дали приказ не отзывать их. Понимаешь?.. На Гилюе сейчас такое творится…

— А твой дядька? — Голос на другом конце провода окреп.

— Пока бессилен.

— А мы, выходит, всесильные?

— Это мои друзья…

— Понимаю! — было слышно, как Бирюков еле сдерживает эмоции. — Но ничем помочь не могу. На меня тоже Москва давит! И вообще, на кой хер вы подняли всю эту историю? Сорок лет прошло! Нет, б… выпендрились! Хорошо, хоть Донченко с Рыбаковым взяли отпуск. А то бы и с этой стороны меня прижали.

— Значит, кресло тебе дороже?

— Не кресло, а нормальная, спокойная жизнь! Которую вы мне капитально подпортили!

— Что ж… — Щетинин, придерживая левой рукой телефонную трубку, правой рванул ворот рубашки. Верхняя пуговица оторвалась и со стуком упала на пол. — В таком случае готовься к тому, чтобы писать отписки в Москву по поводу семи трупов. В том числе и меня. Ну, там-то тебя поймут… Для вида вынесут выговор и на этом всё утихнет. Только готовься и к другому. Как ты будешь смотреть в глаза моей матери, когда придёшь сообщить обо мне? Или пошлёшь кого-то из молодняка? Да, точно, ты так и сделай. Так проще.

— Думай, что говоришь!

— Думаю, — хрипло выдохнул СЧХ. — По нашей с тобой земле ходит несколько десятков уродов с оружием, безпридельничают, а мы сопли жуём. Да мне после такого погоны стыдно носить. Если даже своих, близких защитить не можем, то дерьмо мы в лампасах, а не менты. Не знаю, как ты, а я вонять не хочу.

С последними словами Щетинин с силой кинул трубку на рычаг.

* * *

Донченко в пятый раз перечитал сообщение Щетинина на экране мобильного, с силой сжал телефон.

— Что нового? — Сашка подполз поближе. — Долго нам тут ещё прятаться? Задолбали эта темнота и сырость. И там, в лагере, творится непонятное…

— Всё, как и предполагал. — Лёха притянул к себе Савицкого. — А теперь, дяденька, как на духу. И смотри, старичок, если мне твои ответы не понравятся, шею сверну! — Донченко говорил тихо, сквозь зубы. Не говорил, шипел.

— Вы мне не верите?

— Уже нет.

— Почему?

— Потому что у нас по очень серьёзной причине всё сыпется и рушится. И рушат не здесь, в области, а в столице, откуда ты приехал. Итак, меня интересует, кто тебя послал сюда? Это первое. Кто помогает тебе в Благовещенске? Это второе. Есть и третье, но пока жду ответы на первые два вопроса. И с очень большим нетерпением.

— Лёха, да что случилось? — майор вцепился в рукав опера.

Донченко спрятал мобильник.

— Кажется, провели нас, как…

Савицкий тяжело дышал за спиной Рыбакова.

— Я понятия не имею о том, что происходит! Поверьте!.. Я не врал! Я действительно сам решил встретиться с Дмитриевым и дочерью профессора. Сам! Никто меня не заставлял.

— Тише! Говори тише, дедуля! — зашипел Лёха. — А если есть желание своих позвать, помни: я успею придушить тебя до того, как они прибегут. Понял?

— Я и не собирался никого звать, — быстро зашептал в ответ Савицкий. — А в городе у меня действительно есть свой человек. Это моя однокурсница. Она на пенсии, хоть и работает. Совершенно безобидный человек. И выполнила всего две мои просьбы. Отослала письмо по почте и в библиотеке подсела к жене Дмитриева, с альманахом. Всё.

— Она работает в библиотеке?

— Да. Больше ни с кем в городе я не контактировал.

— В Москве вас основательно пасли?

— Постоянно.

— А как удалось уйти?

— Сосед у меня женатый, но бабник. Я использовал это обстоятельство, дал ключи. Те и решили, будто я ещё в доме: свет горит, тени ходят. Так и ушёл. — Старик встрепенулся. — Да если бы я с ними был заодно, неужели думаете, я бы вот так тут с вами сидел? Правильно заметили, я бы уже давно дал о себе знать.

— Я теперь вообще ничего не понимаю! — сорвался Донченко. — Всё, всё идёт не так, как нужно! Как планировалось. Будто кто-то точно просчитал наши ходы и теперь двигает нас, как фигурки на шахматной доске.

Рыбаков тронул товарища за руку.

— Лодок, так понимаю, на рассвете не будет?

— Правильно понимаешь. — Лёха с силой несколько раз укусил нижнюю губу: явный признак нервозности. — Да даже если бы и были, кто б нам позволил в них сесть?

— И что будем делать?

— Выход один — попытаться уйти.

— А как же наши? — выдохнул майор.

— Тогда всех повяжут! — не сдержался опер. — В капкане мы! Понимаешь?

— Я остаюсь! — Сашка притянул к себе рюкзак, принялся его расстёгивать. — Вы уходите. Подожду, когда подальше отойдёте, и попробую освободить Санатова. Он охотник, думаю, сориентируется.

Рука майора в рюкзаке нащупала ребристую рукоять пистолета, торчащую из кобуры.

— Бредовая идея, — тут же отозвался опер. — Скрутят — пикнуть не успеешь.

— Это мы ещё посмотрим.

Савицкий протянул руку, наткнулся на ладонь Рыбакова:

— Дайте и мне пистолет. Ножом, боюсь, не смогу. А вот на курок нажать легче. Наверное.

Лёха тихо выматерился:

— Тоже мне, последние герои!

— Там Вика, — никак не реагируя на мат, отозвался Рыбаков. — Хоть и двоюродная, а сестрёнка. Так что…

Донченко хотел было что-то ответить, но только махнул в темноте рукой. Всё одно все уговоры без толку. И полез за оружием.

* * *

Бирюков позвонил в час ночи. Без каких-либо лишних слов с ходу огорошил Щетинина: самолёт на взлётной полосе. В Зее их встретит группа оперативников из Зейского управления полиции. Приказ о полном подчинении подполковнику Щетинину им отдан.

И вот двадцать минут назад экипаж по тревоге поднял Як-40 в небо с двумя пассажирами на борту.

Перед отъездом Щетинин зашёл в кабинет, где ютились гости, предупредить, чтобы ни в коем случае не покидали здание. У него даже мелькнула шальная мысль захватить с собой Кононова, но он тут же отказался от столь безрассудной идеи. Если всё пройдёт нормально, то с инженером они и позже смогут посетить Нору и Гилюй. Ну а если нет, то…

Урманский почувствовал состояние подполковника.

— Знаете, — проговорил профессор во время прощания, — я жалею о том дне, когда решил опубликовать стихотворение. Если бы была возможность вернуть всё вспять…

— И напрасно, — тут же отозвался СЧХ, слегка хлопнув учёного по плечу. — Вы поступили именно так, как и должны были. Иначе это были бы не вы. Я думаю, всё будет хорошо…

В самолете СЧХ внимательно старался слушать старика, но вскоре оторвался от обзора ночного неба в иллюминаторе и повернулся к нему:

— От того, что человечество готово самоликвидироваться и даже при наличии Просвещенных все время наступает на те же грабли, я устал и спать хочу.

Закрыв глаза, он тут же уснул.

* * *

Над Зеей стоял утренний туман. Посмотрев в иллюминатор, Щетинин тяжело, прерывисто вздохнул: они летели в «молоке». Снизу, сверху, с боков — сплошная серовато-белесого цвета масса. Воображение тут же представило, как самолёт зависает в невесомости, в некоем межпространстве. И хоть сознание успокаивает, мол, у пилотов есть умные приборы, которые точно указывают высоту, чувство самосохранения протестует — а вдруг приборы не сработают и земля окажется не где-то там, а прямо тут, под ногами?

— Не переживай, — донёсся голос с правого боку. — Посадят. — Старик неожиданно похлопал подполковника по руке. — У нас в Амурском авиаотряде самые лучшие пилоты на Дальнем. Особенно те, кто работает на этих трассах — спецы.

Как бы в подтверждение, самолёт, будто собака, почуяв след, «клюнул носом», слегка качнувшись, сделал лёгкий крен влево и тут же провалился в яму. Сергей моментально ощутил неприятную невесомость, которая, впрочем, тут же закончилась. Машина вздрогнула от соприкосновения с бетонной поверхностью, и Щетинина приятно вдавило в кресло от торможения двигателей. Через минуту «Яшка» «пришвартовался» невдалеке от служебного входа в здание аэропорта.

Спускаясь по трапу, старик поинтересовался:

— Куда поедем?

Сергей окинул взглядом освещённую прожекторами взлётную полосу, поёжился от свежего ночного воздуха, после чего ответил:

— В участок. Оттуда ты вызвонишь того, ради кого мы сюда прилетели. А он приедет к нам.

— Я бы поступил иначе.

СЧХ достал пачку сигарет, закурил.

— Аргументируй.

— За УВД скорее всего следят. Они не дураки, понимают, что ты здесь в скором времени появишься. А про меня не догадываются. На этом и предлагаю сыграть. — Матвей Харитонович спрыгнул с последней ступеньки. — Едем к нему. И не на вашем «бобике». На «частнике». Собьём собак со следа. От него позвонишь своим ментам. Кстати, у него и лодка имеется.

— Мне нужно, как минимум, три лодки.

— Не проблема. Так как?

Щетинин выбросил окурок.

— Поехали.

* * *

Вилен Иванович надавил на кнопку звонка несколько раз. Группа, что подбирала материал по Шонину Алексею Михайловичу, доложила: старик на данный момент проживал в трёхкомнатной московской квартире, на Садовом кольце. Один. Временно. Жена бывшего начальника ЗеяГЭСстроя выехала на две недели к сыну, в Питер. Днём пенсионер гулял, ходил в магазины за продуктами. Вечера проводил в домашней обстановке.

Генерал вскинул руку, посмотрел на часы: десять вечера. Исходя из полученной информации, хозяин квартиры в это время должен был находиться дома. Щетинин отругал себя: мыслить определёнными категориями стало для него привычкой. Что допустимо у простого военного, но недопустимо в их специфике. Разведчик должен мыслить свободно, пространственно. Исходя из информации, должен находиться… Да никому пенсионер Шонин ничего не должен. Потому как свой долг он давным-давно исполнил. И теперь имел полное право плюнуть на вечерний график, пойти поиграть в шахматы к соседу со второго этажа или попить пиво с соседом по площадке.

Вилен Иванович снова поднял руку к звонку, но так и не надавил на кнопку. Замер от неожиданной мысли.

А что если… Щетинин с силой провёл ладонью по ёжику седых волос на голове: никаких если! На девятнадцать ноль-ноль, по возвращении домой из ближайшего супермаркета, старик находился в полном здравии. Какого-либо слежения за ним группа не установила. В квартиру Шонина никто и никаких попыток проникновения не делал. А если с ним разобрались в магазине? В метро? Медленно действующий яд. Оцарапали руку. Прыснули специальным дезодорантом. Дьявол…

Палец с силой надавил на кнопку. Заливистый звонок в третий раз оглушил генерала. И Щетинин расслабленно выдохнул: за дверью послышался характерный шорох, за которым последовало покашливание.

— Кто? — донёсся до генерала знакомый голос. Слава богу…

— Щетинин Вилен Иванович. Комитет госбезопасности. Не помните такого?

Замок щёлкнул, дверное полотно распахнулось. На пороге стоял пожилой мужчина в джинсах и джинсовой куртке на голое тело. С морщинистым лицом, худенький, невысокого росточка. И огромными, светлыми глазами.

— Капитан, задержавший в Зее шпиона? — глаза выстрелили в Щетинина. — Помню, как же…

Вилен Иванович окинул хозяина квартиры долгим взглядом.

— Что, постарел? — улыбнувшись, поинтересовался Шонин.

— Ростом меньше стали. И плечи уже. А так всё в порядке.

Щетинин протянул руку для приветствия. Алексей Михайлович ответил сильным пожатием и похлопыванием по плечу.

— У меня уже далеко не всё в порядке. Желудок барахлит. Правая нога при ходьбе отказывает. Вены, чтоб их… Проходи в зал. На диван. Нечего в коридоре топтаться. И не разувайся. Тут итак…

Щетинин послушно прошёл внутрь квартиры. Убранство жилища бывшего начальника огромной, союзного значения, стройки было, по большей части, совдеповским. Чешская мебельная сборная «стенка», за которой в семидесятых нужно было отстоять очередь ночами. Журнальный столик, два кресла. Над столиком — огромная фотография Зейской ГЭС. Чёрно-белая. Контрастная. С противоположной стороны от «стенки» — два книжных шкафа, наполненные в основном подписками русской и зарубежной классики. Единственное, что выпирало из обстановки и бросалось в глаза — плазменный телевизор, стоящий у дальней стены, напротив кресел.

На одно из них хозяин кивнул головой:

— Садитесь. Каким ветром занесло? Только не говорите, будто вспомнили про старика на досуге и вот решили его навестить. У людей вашего ранга досуг наступит только на пенсии. А вот когда настанет пенсия — неизвестно. Так что не будем терять время. С чем пожаловали?

Хозяин квартиры с трудом опустился в соседнее кресло. «Ноги болят, — догадался генерал, — потому сразу и не открыл».

— А откуда вам известно о моём ранге?

Шонин рассмеялся. Тихо, с хрипотцой.

— Я хоть и отошёл от бурной жизни, но не настолько, чтобы ничего не замечать. Два месяца назад вас показали по телевизору.

— Я не выступал на телевидении.

— Мельком. Передача о событиях в Грузии. Вы попали в хронику.

«Точно, — тут же вспомнил Щетинин. — Было дело. Ай да память у старичка…»

— Простите, Алексей Михайлович, действительно, я пришёл по делу. Хотя должен бы был…

— Бросьте, — отмахнулся старик. — Для меня теперь приход любого гостя из прежней жизни в радость. Что случилось?

Щетинин снова посмотрел на фото ГЭС:

— Алексей Михайлович, я прекрасно помню, как вы возводили это сооружение. Хорошее было время.

— Время было хорошее, потому что мы были молоды. Так что интересует? Кстати, кофе? Чай? Или…

— Нет, спасибо. — Щетинин замотал головой. — В следующий раз. Обязательно приеду и мы…

— Ну, смотрите. Итак?

— Меня интересует, кто в Центральном Комитете партии, в Кабинете министров, в самом министерстве был ярым противником строительства Зейской ГЭС? Были такие? Или не помните?

Шонин запахнул на груди куртку.

— Противники… — Бывший директор положил ладонь на столик, несколько раз постучал пальцами по его поверхности. — Ну, это смотря что понимать под словом «противники». Аргументы против строительства ГЭС выдвигались довольно убедительные. Даже сегодня я не мог бы с ними не согласиться. Но назвать это активным сопротивлением…

— И всё-таки. Может, припомните? Вдруг у вас имели место некие стычки, которые доходили до вышестоящего руководства? И едва не отразились на судьбе станции?

Шонин повёл худеньким плечиком:

— Навскидку не припомню. А для чего вам это? Станция работает. Проблем, насколько мне известно, с ней нет. Только не подумайте, будто пытаюсь выведать ваши секреты. Но если вам необходима чёткая информация, так будет сподручнее припомнить детали.

«Хитрит, — с облегчением подумал генерал, — не изменился. Это хорошо. Значит, память у него не отшибло».

— Да тут, Алексей Михайлович, такое дело. Всплыли новые факты по пропавшей экспедиции. Помните, в шестьдесят девятом?

— Геологов? Конечно, помню. А при чём здесь ГЭС?

— Да вот некоторые недавно обнаруженные моменты вопиют, будто ваше детище к пропаже экспедиции имело если не прямое, то уж точно не косвенное отношение.

— Даже так?

Шонин задумчиво потёр подбородок ладонью левой руки. Надолго замолчал, не глядя на собеседника.

Щетинин понимал причину молчания. Так же как понимал, что если старик не заговорит, не откроется, сам, без принуждения, то дальнейшее пребывание генерала в гостях будет бессмысленным.

— Алексей Михайлович, — Вилен Иванович вложил в свой звонкий голос всю силу убеждения, на которую был способен, — я знаю, в шестьдесят девятом произошёл несчастный случай. И никто не виновен в гибели экспедиции. Ни вас, ни Ельцова никто не собирается обвинять. Но если вы мне не поможете сегодня, завтра могут снова погибнуть люди. В том же районе. В том числе и сын Дмитриева. Только в этом случае их смерть частично будет лежать на вашей совести. Впрочем, как и на моей.

— Вот даже как…

Шонин с силой хлопнул ладонью по колену:

— Значит, вычислили. Спустя сорок лет! — Алексей Михайлович тряхнул седой шевелюрой. — Молодцы! Хотя, признаться, я этого ждал. Всё время ждал. Рано или поздно это должно было произойти. И вы правы. Никакого преступления действительно не было. Мы сделали всё от нас зависящее. Единственное, за что себя казню, так это за то, что мы не дали возможности родным проститься с группой. Но на это и не имели права. — Алексей Михайлович с силой сжал губы, после чего выдохнул. — Рассказывать только по сути или с самого начала?

— С начала. Хотя времени мало, тем не менее лучше, если вы мне в сжатом формате сообщите обо всём, что вам известно. Для пользы дела.

— Так, может, для связки слов, по коньячку?

* * *

Вика, вжавшись в холодную, влажную землю, замерла. Ее бил мелкий озноб. Мокрая одежда прилипла к коже. Казалось, холод проникал во все поры, вгрызался в тело, бродил внутри него. Зубы норовили своей чечеткой выдать место нахождения хозяйки. Пришлось их с силой сжать.

Как она прорвалась на противоположный берег, сквозь бурный, ледяной поток, в темноте, по скользким камням, постоянно оступаясь и падая в воду, Виктория не помнила. Страх и ужас гнали вперёд. Девушка нашла в себе силы не поддаться панике и молча, без единого крика, покорить строптивый Гилюй.

Едва ступив на сухую почву противоположного берега, ноги сами собой подкосились, и Виктория упала на колени. Однако всплески за спиной, говорившие о том, что погоня близко, не дали возможности сделать передышку. Вика кинулась в тайгу. Преодолеть пологий, заросший травой спуск к реке для сильной, молодой женщины оказалось секундным делом. Чёрная стена тайги не испугала. То, что преследовало, было намного страшнее ночного леса. И Виктория бросилась в чащу.

Ветки рвали одежду. Хлестали по лицу и телу. Ноги постоянно спотыкались о невидимые в темноте коряги и корни. Вика несколько раз падала, но тут же вскакивала и продолжала бег в неизвестность. Задыхаясь, обливаясь потом от страха и ужаса. С каждым шагом передвигать ногами становилось всё тяжелее и тяжелее: чувствовалось, она постоянно поднимается в горку. В темноте девушка не смогла сориентироваться и, вместо того чтобы принять правее и по более-менее равнинной местности устремиться к Зейскому водохранилищу, она приняла влево, к незаметной, заросшей полумёртвым сосняком сопке.

Викторию подгоняли шаги преследовавшего её насильника, его тяжёлое дыхание. Она не знала, что Леший, прекрасно ориентирующийся на местности даже в такое время суток, специально догонял Викторию шумно, с треском сучьев и веток. Стремясь тем самым морально сломать девушку. Кузьменко находился в состоянии предчувствия овладевания жертвой. Единственное, чего наёмник не делал — не подавал голоса. И это пугало ещё больше. Казалось, будто за спиной передвигается не человек, а зверь.

Сколько прошло времени, Вика не знала. Может, минут десять, может, час. Время в тот момент для неё стало понятием абстрактным. Несуществующим. А вот Кузьменко отмечал всё чётко, секунда в секунду. Отлично ориентируясь по звёздам. Лешему, поначалу обозлённому на строптивую девчонку за ожог, уже нравилась погоня. Теперь наёмник был на вершине блаженства: и работа будет выполнена, и похоть успокоена. Леший ощущал себя сильным самцом, который играет с ретивой самочкой. Ему было приятно чувствовать собственное сильное тело в движении. Но ещё более приятно было ощущать страх жертвы. Страх перед его вторжением. Предвкушать, что произойдёт после того, как он догонит её и повалит на землю. Это были не какие-то там надуманные ролевые игры с продажными женщинами, а настоящая страсть. Однажды он уже испытал нечто подобное, изнасиловав малолетку в Чечне. Тогда ему понравилось, как та сопротивлялась, царапалась, кричала, извивалась под ним. Сопротивление возбуждало, гоняло кровь по жилам, зашкаливая адреналином. Теперь у насильника появилась возможность повторить пережитое.

Вика поначалу не поняла, что произошло. Правая нога неожиданно не ощутила под собой почвы и провалилась в пустоту. Руки раскинулись в стороны, в надежде ухватиться хоть за что-нибудь, но ничего так и не нашли. Тело мгновенно потеряло опору, и девушка рухнула в пугающую пустоту. Вика даже не успела понять, что произошло, как оказалась на земле. Удар был чувствительным, но мягким: почву под ногами покрывал толстый слой мха и листвы. По-крайней мере, боли ни в ногах, ни в руках девушка не испытывала. Единственное, при падении сильно ударилась о почву грудью, так что теперь дышать стало довольно трудно. Но именно этот удар, подавив в зародыше, испуганный вскрик, готовый было вырваться из девичьих лёгких, временно спас Викторию. Она замерла, вжавшись в холодную, влажную землю, боясь шелохнуться и тем самым выдать себя.

Наёмник сделал несколько осторожных, неслышных шагов к краю склона. Во время бега он и девчонка поднялись на самую верхушку сопки, где растительность состояла из редких деревьев и плотного кустарника. Девчонка этого не заметила, вот и результат. Наёмник прислушался: судя по всему, «тёлка», потеряв опору, скатилась вниз. Но куда? Леший в нерешительности замер. Почему стоит такая тишина? Ни звука. Может, девчонка при падении ударилась головой о камень или о ствол сосны и потеряла сознание? Так нет, тогда бы послышался стон. А тут как раз был иной случай. Леший присел: игра становилась ещё более интересной и возбуждающей. Девочка спряталась. И где-то недалеко. Затаилась. Что ж, подождём.

* * *

Санатов, охнув, чуть повернулся в Мишкину сторону:

— Умело бьют, сволочи. Грамотно.

Дмитриев промолчал. Если бы Серёга приподнял голову, то в свете начинающего просыпаться рассвета смог бы разглядеть, как играют желваки под кожей на скулах друга. Мишка вот уже как полчаса пытался избавиться от верёвок. Кожа на руках стёрлась до крови и теперь кисти ныли от боли. Однако всё было бесполезно: узлы так и не желали поддаваться.

Дмитриев в очередной раз сделал тщетную попытку выдернуть руку из плена и, не сдержавшись, выматерился:

— Серый, да не лицом повернись ко мне. Спиной! — зло, сквозь зубы, прошептал Михаил. — Попытаюсь развязать.

Санатов, вторично охнув, принялся переворачиваться.

— Советую лежать тихо, — неожиданно донёсся до мужиков тихий, уверенный голос. — И не рыпаться!

— Шакалы!.. — Мишка вскинул голову на звук. — Где Вика? Говори, сука! Не дай бог с ней что случится — я вам пасти порву!

— И советую молчать. — Главный, как уже давно догадались Мишка с Серёгой, из наёмников мягким шагом приблизился к пленникам. — Берегите энергию — она вам ещё пригодится.

— Да пошёл ты со своими советами… — Дмитриев вскинул голову, заглянул наёмнику прямо в глаза. От чего тот резко отвернул голову. — Я тебя запомнил, гнида. Если твой гадёныш что-то сделает с моей девушкой, берегись! Оба берегитесь!

* * *

Шонин наполнил бокалы «на палец» дорогим французским коньяком, первым слегка пригубил из своего хрусталя.

— Инициатива строительства Зейской ГЭС исходила из Министерства энергетики, — начал воспоминания Алексей Михайлович, одновременно подкладывая на тарелку гостя ломтики лимона и бутерброды с тонкими прослойками сахалинской горбуши. — Дальневосточный регион в начале шестидесятых рассматривался, как развивающийся. А потому к шестидесятому году встал вопрос об энергоснабжении края. Рассматривались различные варианты, но остановились на проекте академика Ельцова. Глеб Борисович был большая умница. — Алексей Михайлович поднял бокал и, не чокаясь, сделал второй глоток. — Он выбрал оптимальный вариант для расположения ГЭС. Ведь проблема заключалась не только в получении электроэнергии.

— Помню, — отозвался генерал. — Наводнения. Я прибыл в Зею незадолго до перекрытия. Но и в то лето, помню, проблем хватило. Когда кладбища размыло так, что гробы по реке плавали. Всё боялись кишечных заболеваний. А когда нефтепродукты со складов леспромхоза потекли, помните…

— Вот-вот. — Шонин кинул в рот ломтик лимона. — Поначалу, в конце сороковых, планировали возвести дамбы. Только ничего не вышло. Институт Гипроводхоза сделал исследования по Зейскому региону и пришёл к неутешительному выводу: для предотвращения наводнений по обоим берегам Зеи следовало соорудить два бетонных сооружения, высотой более трёх метров и общей протяжённостью более 1700 километров. Аналог Великой Китайской стены. Плюс канавы и водосбросные шлюзы для перехвата поверхностных вод, да установка насосных станций для откачки воды… А электроэнергия для этих станций? Приплюсуйте затраты по обслуживанию дамб, их поддержке! Бешеные деньги! Вот тогда-то Ельцов в пятьдесят восьмом и вышел вновь со своим старым предложением о строительстве Зейской ГЭС.

— Что значит «вновь»? — Щетинин с удивлением посмотрел на собеседника. — Он что, уже предлагал этот проект?

— А вы не в курсе, что вопрос о Зейской ГЭС стоял ещё в 1952 году? — теперь настала очередь удивиться хозяину дома.

— Нет.

— Э-э, батенька, плохо работают ваши гаврики, коли не докопались до столь простых фактов. — Искорки мелькнули во взгляде Шонина. — На чём мы остановились? Да, так вот. И в том же году Глеб Борисович сделал безрезультатную попытку протолкнуть идею строительства ГЭС на стыке хребтов Тукурингра и Соктахан. В те годы мы с Ельцовым ещё знакомы не были. А вот с планами строительства ГЭС я поверхностно ознакомился. Впрочем, про истинную мотивацию проекта, естественно, не знал. Инициативу академика в тот год заблокировали, хотя не полностью. Только не учли одного: Глеб Борисович человеком оказался настырным, упёртым. А потому семь лет спустя дело сдвинулось с мёртвой точки.

— Кто блокировал инициативу? Не припомните?

— Ну, как же… Такого человека забыть трудно. — Алексей Михайлович откинулся на мягкую спинку кресла, поднёс бокал к губам, сделал очередной маленький глоток. — Некто Терёхин Леонид Филатович. Вредный был мужичишка. Как и Ельцов, член-корреспондент Академии наук. Только другого направления. Так сказать, охрана окружающей среды.

Тренированная память генерала моментально выдала информацию о «наезде» Благовещенской налоговой на фирму, где работал Дмитриев, и о том, кто из Москвы организовал проверку. Хотя внешне Вилен Иванович сделал вид, будто фамилия «Терёхин» ему ни о чём не говорит.

— Почему вы с таким сарказмом произнесли последнюю фразу? — полюбопытствовал Щетинин. Коньяк был отменный, приятный на вкус. — Или это негатив против конкретной личности, а не его профессиональной деятельности?

— Хорошо заметили. — Алексей Михайлович поставил бокал на столик, но не отпустил: принялся медленно крутить в пальцах, едва касаясь полированной поверхности. — Негатив против личности… Да. Скользкий был человечишка этот Терёхин. Иначе не скажешь. Да и сынок, говорят, пошёл в папашу.

— Он был противником строительства самой ГЭС или имели место личные мотивы с Ельцовым?

— Если драку за район считать личным мотивом, то личный. Я ЗеяГЭСстроем занялся в середине шестидесятых. У них к тому времени конфликт дошёл до стадии кипения.

— Вокруг чего крутился спор?

— Спор? Мягко сказано. Война!

— Хорошо, — согласился с улыбкой Вилен Иванович, — и вокруг чего велись военные действия?

— Официально вокруг последствий от строительства ГЭС. — Шонин оставил бокал в покое, взял с тарелки бутерброд.

— Какую позицию занял Терёхин?

— Для нас его позиция и так была ясна. Но главное заключалось не в том, а как, какими методами Терёхин защищал свою точку зрения. А сие было полным паскудством. Даже по тем меркам. Да только не учёл он напористости Борисовича. Плюс Ельцову помогла внешняя обстановка. Брежнев только пришёл к власти. Молодой, энергичный, подавай новые грандиозные проекты, которые бы затмили сталинские и хрущёвские. Так что Глеб Борисович с Зейской ГЭС как раз пришёлся ко двору и ко времени. Хотя при всём моём негативном отношении к Терёхину следует отдать тому должное. В некоторых деталях он оказался пророком. К примеру, когда утверждал, что в связи с появлением водохранилища изменится и уровень грунтовых вод, что неизменно приведёт к заболачиванию и без того болотистой сельскохозяйственной местности. Фактически так оно и произошло. Или ещё. Терёхин предупреждал правительство о том, что перед тем как возводить плотину, следует сначала создать очистительные сооружения в таких населённых пунктах, как Тында, Верхнезейск, Бамнак, Горный, для того чтобы после не загрязнять будущее «море» постоянными отходами, которое и без того будет грязным от остатков гниющей древесины. Прав был? Прав. Хотя в сравнении с тем эффектом, который выдала Зейская, все эти разговоры остались беспочвенны.

— Вы сказали: предупреждал правительство. Терёхин был вхож в Кабинет министров?

— Берите выше. — Указательный палец Шонина устремился в потолок. — Леонид Филатович знался со многими членами ЦК, и даже с самим товарищем Сусловым.

— И тем не менее проиграл Ельцову?

— За скорейший ввод в действие Зейской ГЭС встал сам Леонид Ильич. Это и решило дело.

— Не припомните, какие годы были наиболее тяжёлыми во взаимоотношениях между Ельцовым и Терёхиным?

— Конец шестидесятых — начало семидесятых. Пик — семьдесят первый. Терёхин хотел поставить вопрос в ЦК о приостановке досрочного ввода ГЭС. Обещал предоставить аргументацию. Нервничал. Писал письма, делал звонки. Словом, поднял широкую волну. А на само заседание неожиданно для всех не явился. Заболел. Вообще странная история. Непонятная.

Щетинин припомнил присланную информацию из Хабаровска и сопоставил факты.

— Заседание ЦК должно было состояться в апреле семьдесят первого?

— Кажется, да. Точно помню, весной, а вот месяц…

Генерал сделал глубокий глоток, вторично скрыв эмоции: оно и понятно, почему не явился Терёхин на заседание ЦК. Ему не с чем было идти. Потому как он не дождался Колодникова, умершего во время перелёта.

* * *

СЧХ усмехнулся, когда Матвей Харитонович открыл своим ключом дверь и жестом пригласил подполковника первым войти в дом.

Одноэтажная деревянная изба, к которой их привезли на рассвете, ничем не выделялась из сотен таких же крепких, срубленных из сосны и берёзы строений, вытянувшихся вдоль центральной улицы города Зеи, до сих пор носящей имя вождя мирового пролетариата.

Перед калиткой Щетинин осмотрелся. Одноэтажные домики по Ленина стояли только с одной стороны, с той, что была ближе к реке. С противоположной стороны от трассы расположились деревянный Дом культуры и небольшой парк. В некоторых дворах к этому часу проснулись петухи, и теперь звонкие позывные летели по улице со всех сторон, вперемешку с собачьим лаем.

— Прямо как в деревне. — Щетинин кивнул на камень в центре парка: — В память о начале строительства ГЭС?

— Точно. Заложили в день перекрытия Зеи. — Старик хлопнул ладонью по калитке, распахивая её. — Милости просим.

— Самое плебейское состояние — просить милость, — едко заметил Сергей и прошёл во двор.

Осторожно осмотрелся. Собаки, как ни удивительно, во дворе не наблюдалось. Щетинин, по прошлым приездам в северный город, знал, в Зее лучшей сигнализацией и сторожами являлись именно псы. Их тут разводили чуть ли не все. И в основном неприхотливых к погодным условиям лаек.

Пройдя в глубь двора по деревянному настилу и поднявшись на невысокое крылечко, подполковник, с секунду постояв перед входной дверью, чуть сместился в сторону, разрешая старику и дальше проявлять инициативу. Ключ щёлкнул в замке, дверь послушно распахнулась.

Едва СЧХ вошёл в дом, точнее, на летнюю террасу, или как её называли дальневосточники, в «сенца», как дверь, ведущая в дом, тоже открылась и на пороге в сумрачном свете проявился силуэт до этой минуты незнакомого Щетинину, пожилого, полного мужчины, в майке и спортивных брюках. На лице хозяина дома светилась лёгкая улыбка.

— Добрый день, Сергей Викторович, — сильным, слегка простуженным голосом проговорил толстячок, протягивая руку. — Не удивлены?

— Нисколько, Юрий Николаевич, — отозвался СЧХ и, не откликаясь на рукопожатие, с силой придвинул к себе первый попавшийся стул. — Наконец-то я вас лицезрею живьём, товарищ декан!

* * *

Утренний, холодный туман покрыл собой русло Гилюя, особенно сгустившись в том месте, где расположился лагерь. Видимость стала практически нулевой. Чем и воспользовался Донченко. Бесшумно покинув базу, он ушёл, как сообщил Рыбакову и Савицкому, в разведку.

Через сорок минут Лёха вернулся в нервно-возбуждённом состоянии. Притянув головы майора и пенсионера ближе к земле, опер прошептал:

— Лагерь на ушах. Пропала Вика. И Леший. Урод! Видимо, у него опять в яйцах засвербило.

— Что значит «засвербило»? — вскинулся Сашка. — Он что…

— Тихо! — опер прижал майора к земле. — Твоя сестра сбежала. Скорее всего через реку сиганула. Помните, два всплеска прозвучало? А он кинулся вслед за ней.

— Сука! — майор потянулся за оружием.

— Не спеши! — Донченко сжал кисть руки Рыбакова. — С девчонкой пока всё в порядке. Если бы что произошло — мы бы услышали. Здесь на рассвете такая проходимость звука… А с того берега только тишина. Но это пока. Скорее всего спряталась. С одной стороны, это хорошо, с другой — хреново. Долго не высидит: выдаст себя. Те же комары жизни не дадут. А Леший терпеливый. Так что выход один: шумнуть, чтобы привлечь его внимание. Тогда ему будет не до девчонки. — Сашка вытянул пистолет, но Донченко перехватил руку майора.

— Со всеми не справиться. Пупок развяжется. — Донченко продолжал с силой сжимать руку Рыбакова. — Поступим так. Впереди пост, в сорока метрах. Там сейчас один боец. Я его отключу. — Почувствовав неодобрение со стороны присутствующих, опер добавил: — Обездвижу, потом вколю снотворное. Действует моментально. После освобожу мужиков для равенства сил. — Майор хотел было возразить, но Лёшка ещё сильнее сжал Сашкину кисть. — Мне одному проще работать. Ты мне только помешаешь. Как освобожу мужиков, дам знать. А теперь обоим сидеть, как мыши. Надеюсь, в суматохе не станут шарить по кустам. Но если что, — опер отпустил руку майора, — применяй оружие. На поражение. Теперь не до предупреждений. Тут кто кого… Спрятать бы вас куда подале, да что уж теперь… К тому же хрен их знает, где они ещё посты расставили. Напоретесь на них — и вся комбинация в… — Лёшка извлёк из кармана мобильный телефон. — Как услышите что нехорошее — дави на «семёрку». И ничего не говори. Это связь со Щетининым. Сигнал, что нам «опа».

— А если сейчас нажать?

— А твоя сестра? Леший просто так из тайги не вылезет: А на шум обязан появиться. А если повезёт, то и обмен попробуем сделать: пленных на Вику. Вопросы есть? Вопросов нет. Ждите!

И ужом выполз из укрытия.

* * *

Вилен Иванович поморщился: лимон оказался на редкость кислым.

— Алексей Михайлович, давайте перейдём к основной причине, по которой Ельцов настаивал на скорейшем введении в строй Зейской ГЭС.

— А почему один Ельцов? — Шонин тоже попробовал лимон. И даже глазом не моргнул. — Глеб Борисович как талантливый организатор использовал всю советскую чиновничью инфраструктуру в своих целях, да так, что никто этого и не понял. Ведь тогда как дело было? Все хотели как можно скорее закончить со строительством. На очереди ждала Бурея. Потому и «гнали». К тому же с нашими чиновниками иначе нельзя. Пока темп — тебе все условия. Чуть притормозил — готовы на тебе крест поставить. Торопились все! Министерство, главк, обком партии. А как же? Отчитаться перед XXIV съездом о перевыполнении пятилетнего плана — каково, а? Орден на грудь, премия в карман, почёт и уважение.

— Но это не главная причина? — настаивал генерал.

— Естественно. — Хозяин квартиры пригубил коньяк. — Вот мы и подошли к главному. Задавайте вопросы. Буду отвечать. Я понимаю, вам так будет сподручнее?

Щетинин со стуком поставил бокал на столик:

— Ельцов был знаком с Колодниковым?

— С историком? Да.

— Вот так, сходу, и вспомнили? Ведь академик скончался в начале семидесятых.

— Таких людей, как Колодников, трудно забыть. Личность. Они с уважением относились друг к другу. Хотя в дружеские чувства уважение не переросло.

— Вам об этом говорил сам Ельцов?

— Нет, мои глаза. Видел, как они общались, пару раз. Со стороны. Когда историк приезжал в Зею. Конструктивный разговор двух учёных.

— О чём шла речь?

— Без понятия. Не имею привычки подслушивать. — Шонин тоже поставил бокал на стол.

— Ельцов никогда не говорил о том, что интересовало Колодникова в Зейском районе?

— Нет. В этом не было нужды. Я и так знал о чём.

— И были в курсе того, какое подлинное задание выполняла пропавшая геологическая экспедиция?

— Естественно, был. — Алексей Михайлович придвинул к себе оба бокала, снова налил в них спиртное. До краёв. Поднял свой, осушил до дна. Одним глотком. Поморщился. — Мало того, это я помог Ельцову отправить людей на Большую землю.

Шонин прикрыл глаза, долго молчал. Только пальцы правой руки выдавали его волнение, постоянно сжимаясь в маленький кулачок. Наконец, когда Вилен Иванович уже было начал терять терпение, хозяин квартиры, облизнув сухие, тонкие губы, произнёс:

— Ельцов несколько раз заводил со мной разговор о кургане. Только мне не верилось что… Словом, он меня торопил с созданием водохранилища, а я всё никак не мог понять, к чему такая спешка? И хоть он и пытался мне объяснить, всё одно не верилось. А вы бы поверили в то, что какой-то земельный холм может представлять угрозу всему человечеству? Вот и я не поверил.

Всё изменилось в конце августа шестьдесят девятого. Ельцов ночью поднял меня с постели. Выехали к хребту Тукурингра. Двумя машинами. Борисович всю дорогу молчал. Сидел спереди, рядом с водителем, хмурый, злой. К моменту нашего приезда там уже были военные и группа академика. Мы с Борисовичем прошли внутрь палатки. Где я в последний раз увидел Дмитриева. — Старик говорил медленно, с придыханием. Не произносил, выталкивал слова. — Это страшно. Очень страшно. Видеть молодого, некогда красивого, умного, весёлого человека катающимся по земле в собственных испражнениях, в блевотине, с пеной у рта, произносящего нечленораздельные звуки. Видеть безумные, немигающие глаза. Никогда раньше не подозревал, что в безумии глаза меняют цвет. — Шонин потянулся к карману, достал мятую пачку сигарет. — Дмитриев, помнится, тогда укусил одного из солдат. Сильно, до крови прокусил руку. Позже у укушенного было обнаружено бешенство.

— Вы раньше встречались с ним?

— В Благовещенске, на совещании. Нужно сказать, он мне понравился. Наш мужик. Независимое мнение, свой взгляд на поэтапное освоение Дальневосточного региона. Очень талантливый человек. Был.

— Вы сказали, что помогли Ельцову отправить экспедицию на Большую землю. В чём это выразилось?

— Борисович нуждался в технике. На тот момент от экспедиции осталось три человека. Их нужно было срочно вывезти из района. Дмитриева отвезти в больницу. Мы ещё надеялись, что помешательство временное, можно вылечить. Причём сделать всё следовало незаметно. И не в Амурской области, где моментально бы поползли слухи. В Зейском районе сделать подобное мог только я один. Первым вертолётом отправили Дмитриева. Сначала в Читу, оттуда самолётом в Киев. — Шонин закурил. — Думали, там поставят на ноги. На тот момент в Киеве имелся лучший психдиспансер в Союзе. Да куда там… Вторым вертолётом отправили мальчишку, тоже через Читу. Фамилии его не помню. Ну, про остальных-то вы знаете. Один умер. Второй утонул в болоте, не успели догнать, может, и к лучшему. А вот тот, пятый член группы… Ушёл. — Шонин принялся разливать коньяк.

— То есть как «ушёл»? Куда?

— В тайгу, куда ещё.

— И?

— И всё. Сгинул.

— Вы сказали: прошёл и остался цел. Что это значит?

— Это значит, он посредством кургана вошёл в контакт со Вселенной и стал Посвещённым. Только и всего.

* * *

Тайна погребальных курганов

Примерно 30 курганов высотой около трех метров и диаметром до 10 метров обнаружены в ходе археологической разведки на месте будущего строительства ЛЭП недалеко от села Монакино. Курганы принадлежали представителям так называемой польцевской культуры. Это первая крупная группа погребальных курганов польцевцев, найденная в Приморье. Историки предполагают, что польцевцы сначала сжигали своих умерших, а затем, поместив прах в специальный сосуд, закапывали его в кургане. Вместе с ним в захоронение помещали вещи, которые, по поверьям польцевцев, были необходимы в загробной жизни.

Чаще всего памятники польцевской культуры встречались археологам в Хабаровском крае. Этот народ занимался земледелием на всей территории Дальнего Востока, однако пока его этническая принадлежность не установлена.

РИА «Новости», 30.08.2011.

* * *

Генерал потёр кончик носа указательным пальцем.

— Скажите, именно после случившегося вы дали согласие на скорейшее затопление района?

— Чуть позже. — Алексей Михайлович прикурил, глубоко затянулся дымком. — Я ещё некоторое время колебался. Пока в ноябре того же года мне не доложили о том, что в районе заметили новую группу «туристов». Поначалу решил, проводят повторную поисковую операцию. Связался с Ельцовым. Тот тут же прилетел. С помощью милиции задержали. Ребятки оказались ваши, из Комитета. И не просто гэбэшники, а из Главного управления.

— Любопытно. И что произошло потом?

— Ничего. Отправили назад, и дело с концом.

— И более они не появлялись?

— Как же… Весной прибыли. Семь человек. И снова из столицы! И снова в то место! Еле сплавили. А через год человек двадцать крутилось на Тукурингре.

— И всё «конторские»?

— Может быть. С этими не общались. До их появления курган обнесли проволокой-путанкой. Да и как пройти к нему через болото, они не знали: проводников, кто знал дорогу, Ельцов изолировал на время. Организовал турпоездку по Амуру, на «Невельском». Вроде поощрения за ударный труд.

— А из столицы вам звонили? Оказать помощь или ещё что?

— Нет. — Щетинин задумчиво потеребил мочку уха.

В Госбезопасности практически с самого основания данного учреждения, какое бы название оно ни носило, с начала двадцатых годов имелось несколько спецотделов, которые занимались различного рода научными и околонаучными исследованиями. В том числе и паранормальными явлениями. Отцом-основателем этих спецотделов, при поддержке Дзержинского, стал Бокий. Официально в тридцать седьмом значительную часть отделов закрыли, после ареста и расстрела Глеба Ивановича. Но неофициально часть из них продолжала функционировать. И в сороковых, и в пятидесятых, и особенно в шестидесятых. Именно сотрудников данных отделов руководство отправляло в «командировки» в Тибет, Египет, Мексику, Китай, Индию. Ни в одном официальном документе про эти отделы не сообщалось. На бумаге существовали только некие аналитические подразделения. И ни единого документа из их кабинетов и исследовательских лабораторий, пусть и в ограниченное пользование, не поступало. А потому делать официальный запрос не имело смысла. Мало того, было опасно. В структуре не любили, когда кто-либо, пусть даже и сотрудник, лез на чужую территорию. Каждый сверчок знай свой шесток. Щетининский шесток был слишком короток.

— Я, признаться, тоже удивился данному факту. — Донёсся до Вилена Ивановича голос собеседника. — Но потом работа, дела… Курган затопили. Всё само собой забылось.

— Ельцов рассказывал, что именно стало причиной заболевания экспедиции?

— Про аномалию? Естественно.

— Аномалия?

— Это я так назвал. Ельцов называл аномалию «контактом со Вселенной». Посвещение. На самом деле никто не знает, как работал объект. Известно одно: человек входил внутрь строения человеком. А выходил либо безумным существом, бездуховной оболочкой. Либо гением. Чаще первое. Непонятное место. Гибельное. Местные его десятой дорогой обходили. Потому я и дал согласие на скорейшее затопление района.

* * *

Декан зажёг газовую горелку, поставил на неё большой эмалированный чайник.

— От кипяточка с брусничным вареньем не откажетесь?

СЧХ принялся стягивать с себя куртку:

— Сколько у нас времени на чаёвничанье?

Ельцов посмотрел на висевшие на стене дореволюционные часы-кукушку, с заводом-противовесом на металлической цепочке.

— Час. От силы полтора. — Юрий Николаевич принялся рассыпать по чашкам заварку. — Вы ни о чём не хотите меня спросить?

— Зачем? — вяло отозвался Щетинин, устраивая куртку на спинке стула. — О том, что Мишку использовали как наживку, я и сам догадался. Единственно, непонятно для какой цели? Но вы ведь на этот вопрос не ответите? Ну вот, потому и не вижу смысла о чём-то спрашивать. А всё остальное и так понятно.

— Логично. Тогда позвольте, я задам вопрос. Когда догадались, что Дмитриева использовали?

— Во время беседы с этим вашим… Матвеем Харитоновичем. — СЧХ мотнул головой в сторону старика.

— Что ж, — Ельцов присел за стол напротив следователя, — приятно иметь дело с умным человеком. Но вы не правы. Я расскажу, почему использовал ваших друзей и вас. Имеете право знать. А после решите, как поступим дальше.

Декан посмотрел на Матвея Харитоновича, после перевёл взгляд на двор. Тот понятливо кивнул головой, молча покинул сенцы. «Охранять», — догадался Щетинин.

Ельцов придвинул чашку к гостю.

— Не подумайте, будто всё, что вам наплёл Матвей, бред и трёп. Нафантазировать он любит, особенно когда нагло пользуется фактажом. И тем не менее некоторая часть информации соответствует правде.

— Только соответствует?

— Вы хотели от меня искренности. Насыпайте сахар.

Серёга даже не притронулся к чашке.

— Объекты действительно существуют?

— И некоторые из них в отличном рабочем состоянии.

Чайник закипел. Ельцов, не вставая, протянув руку, снял его с плиты, принялся разливать кипяток по чашкам.

— И они действительно построены працивилизацией?

— Да.

— И несут угрозу?

— В определённом смысле. — Ельцов насыпал себе три ложки сахара, принялся интенсивно его размешивать в кипятке, постукивая ложкой по краям чашки. Что завело Щетинина ещё больше. Но декан, казалось, этого не замечал. — Всё зависит от людей. От тех, кто и как захочет воспользоваться энергией объектов. Дело в том, что мы, люди, разные. Кто-то более агрессивен, кто-то менее. Вот вы, к примеру, более. Вон, даже кожа на костяшках ваших пальцев побелела от ненависти ко мне. Так вот. Кто-то поддаётся психологическому воздействию, кто-то нет. — Ложка со стуком приземлилась в чайное блюдце. — Вы исследуете объект вслепую, в то время как объект использует весь свой мощный арсенал, с помощью которого он полностью вас сканирует. И на физическом, и на духовном, и на подсознательном уровне. Но самое главное, объект не просто входит с вами в контакт. Он усиливает ваши возможности. Если, конечно, вы проходите психологический тест.

— Посвещённый — состояние умственное?

— Как бы вам пояснить… — Декан поднёс чашку к губам, сделал первый осторожный глоток. — Представьте, перед вами открываются двери в новое, неизведанное. Даже не так. Мир, который был вам знаком с детства, перестаёт быть таковым. Он неожиданно для вас теряет границы. В один миг, в одну вспышку узкий, хорошо знакомый вам мирок становится Вселенной. Огромнейший поток информации мгновенно втекает в вас, расползаясь по незаполненным клеткам мозга. Посвещённому уже не нужно добывать знания по любым сферам жизнедеятельности стандартными методами. Информация самостоятельно, будто Зея во время паводка, мощным потоком вливается в вас, усиливая ваши возможности, расширяя их практически до бесконечности. Вы уже становитесь истинной частью Вселенной. Сверхчеловеком. Глупое слово, но другого пока не придумали.

Декан замолчал, внимательно наблюдая за собеседником. СЧХ догадался: от него ждут ответной реакции. Но какой? Что от него хочет услышать этот лысый мужик? Ум мгновенно перебрал несколько вариантов, остановился на более оптимальном:

— Сверхчеловек… Заратустра?

— Ницше его описал после того, каким увидел мир после контакта. Сверхчеловек — не выдумка. В зависимости от того, что вы собой представляете, то в вас и будет усилено.

— И каков процент тех, кто выдержал тест?

— На моей памяти, пока зейский объект не был затоплен, только один человек. Зато в селении, что располагалось близ объекта, проживало шесть идиотов. Довольно приличное количество больных для небольшой деревеньки.

— Объекты контактируют между собой?

— Пока ничего подобного не наблюдали.

— А как же сеть, о которой говорил ваш Матвей? — СЧХ кивнул головой в сторону окна.

— Одна из рабочих версий. Имеет подтверждение в наши дни.

— Китай?

— Да. При Мао исследованиями объектов не занимались. По крайней мере, к нам такая информация не поступала. Но начиная с 1984 года пекинские учёные вплотную, занялись изучением трёх объектов одновременно. Количество закрытых лечебных заведений по психиатрическому профилю в Поднебесной увеличилось почти в четыре раза. Но результат налицо: Китай за двадцать лет превратился из страны так называемого «отсталого третьего мира» во вторую, после Америки, державу.

— Америка? Тоже объекты?

— Нет. — Ельцов подул на кипяток. — Те свои объекты не исследуют. Пока. Держат «про запас». Но это в духе янки. Про утечку мозгов небось слышали? Вот они и вымывают к себе всех, кто контактировал с объектами.

— А в России?

— О, — декан чуть не поперхнулся горячим чаем, — Россия — страна уникальная. — В голосе Ельцова послышался смех. — Нам хоть всю страну застрой объектами, всё одно будем стоять на своём. Обратите внимание, у нас было наибольшее количество гениев за всю историю человечества XX столетия. Людей, которые чётко знали, как поднять страну из руин и сделать её счастливой. Физики, химики, авиаконструкторы, инженеры. Тот же Ленин с НЭПом. И, парадокс, мы единственная страна, которая всем этим не воспользовалась. Нам всё равно! Мы придумали НЭП, а реализовали его Штаты и Швейцария. Мы создали первую страну равных прав и возможностей, а в результате нашим опытом воспользовались все, кроме нас самих. Досконально изучили причины возникновения «дикого» капитализма в расчёте на то, что вторично у нас подобное не повторится, и наступили на те же грабли, возродив его. Уникальнейшая страна! Может, потому-то мохэ и передали объекты именно нам. Как ещё одна версия.

— Ваша организация нечто вроде масонов?

— Отнюдь. — Декан придвинул поближе к собеседнику вазочку с вареньем, на тарелке печенье. — Мы простые охранники. Стражи. Не более. И банально. Впустить или не впустить.

— Приказы приходят сверху? От кого?

Ельцов вскинул острый взгляд на собеседника:

— Много хотите знать, гражданин следователь.

— А мало меня не устраивает.

СЧХ отодвинул нетронутую чашку от себя.

— Хотите узнать больше? Ждите.

— Сколько?

— Зависит от вас.

Над столом нависла пауза. Первым её нарушил Юрий Николаевич, звучно прихлёбывая из чашки горячий чай. Пил декан медленно, едва втягивая в себя вытянутыми в трубочку губами кипяток.

Серёга не сдержался:

— Может, хватит?

Ельцов снова бросил взгляд на часы:

— От чего ж. У нас в запасе минут пятьдесят. Да вы пейте. Остынет. Чай лечебный, на брусничном листе.

Серёга только мотнул головой:

— Значит, Дмитриева-старшего кто-то разрешил впустить? А чем думал этот кто-то, когда давал такое разрешение?

— А никто и не думал. Дмитриев сам так решил. И остальные тоже. Кроме Савицкого. Матвейка разве не рассказал?

— Ерунда какая-то. — Подполковник с силой опустил кулак на стол. Вздрогнувшая на блюдце чашка издала тонкий испуганный звон. — Бред. Даже с похмелюги в такое не поверишь. Но зачем использовали Мишку? В каких целях?

— Не видели иного выхода. И считаю, поступили правильно. — Ельцов чайной ложечкой подхватил из вазочки варенье, отправил сладкое в рот. — Года два назад мы столкнулись с утечкой информации. Нами неожиданно заинтересовались. И не спецслужбы. С теми контакт давний и тесный. Заинтересовались бизнесмены. Очень серьёзные дельцы. С криминальным прошлым. Три месяца спустя после того как узнали об утечке, некто, вам его имя ничего не скажет, выкупил землю в разных уголках России, Украины и Молдавии. Замечу: один и тот же человек, через подставных лиц, скупал только те участки, на которых находились курганы. Правда, объекты бездействующие, однако нас это насторожило. Начали за ним активное наблюдение. Вскоре выяснилось: этот же человек решил приобрести объект действующий. О котором знал очень узкий круг людей. Настолько узкий, что поверить в случайность было невозможно. Сделке успели помешать. Мало того, на время упрятали покупателя за решётку. Но, как понимаете, это дело времени. Достаточно поменяться власти и…

— Понимаю. Решили найти «крота» в своих рядах.

— Точно! Поначалу подумали, с арестом покупателя «крот» испугается, сделает попытку уйти из организации. Однако никто никаких поползновений к уходу из структуры не предпринял. Умный оказался противник. И крайне осторожный. Понял, своим поведением выдаст себя. Затих. Но ненадолго. Желание обогатиться на информации оказалось выше самосохранения. Год назад нам сообщили, появился ещё один «предприниматель». На сей раз из-за рубежа. Которого интересовали не столько наши объекты, сколько принцип их работы.

— Он купил объекты за бугром? — не сдержался СЧХ.

— В Боливии и Аргентине. Такого случая упускать было нельзя. Решили воспользоваться ситуацией, вывести на чистую воду изменника. Дали им возможность наладить контакт. Провели по сетям информацию о дневнике Профессора, точнее, о возможности его сохранности. Подождали, когда рыбка заглотнёт крючок. Но сразу дёргать не стали. Потому как поняли, рыбка-то оказалась не одна. Вот тогда и решили провести комбинацию с Савицким. Это, пожалуй, была самая виртуозная часть работы. Савицкий даже понятия не имел о том, что это мы ему на протяжении почти восьми месяцев внушали мысль вернуться в Зею. Обработка шла в нескольких направлениях. Изыскивали оптимальный вариант, который был бы полностью достоверным и который бы заинтересовал наших рыбёшек.

— И тогда вы воспользовались статьёй Колодникова в альманахе Урманского?

— Нет. — Ельцов отрицательно покачал головой. — Всё должно было выглядеть естественно, не вызывая подозрения. Мы прекрасно понимали, любая, даже самая мелкая, информация будет проверяться и перепроверяться. А потому для начала мы обработали вдову Колодникова, чтобы она возобновила контакт с Урманским. Дело в том, что мой отец и Иван Иннокентиевич были давними знакомыми. Они в одном университете учились. И она об этом помнила. Чем и воспользовались. Ещё будучи студентами, перед войной, отец как-то рассказал Колодникову про объекты. Проболтался. Молодо-зелено. Тот не поверил. Пока спустя несколько десятилетий сам не столкнулся с бесспорными фактами на Граматухе. Возобновил дружеские отношения с отцом. Однако стать одним из нас Иван Иннокентиевич отказался наотрез. А потому у них с папой произошёл серьёзный конфликт. В шестьдесят восьмом. Именно тогда отец понял, что в лице университетского друга получил сильного, достойного противника. Скажу больше. Именно отец стал инициатором травли Колодникова. Хотя тот про это на тот момент не догадывался. В оправдание замечу: будь я на месте отца, поступил бы точно так же. Пока объект, помимо своей воли, не натворил бед, его нужно было скрыть любыми способами.

— Даже смертью академика?

Ельцов оторвал взгляд от стола, посмотрел в глаза следователю твёрдым, немигающим взглядом:

— Убийства не было. Было самоубийство.

— То есть? — брови Щетинина удивлённо взлетели. — Говорите, коли начали.

— Отец в апреле семьдесят первого прилетел в Хабаровск. Специально встретиться с академиком. Отговорить того от выступления на Пленуме ЦК, или что там было, не помню. Папа несколько дней караулил Ивана Иннокентиевича и у дома, и возле университета. Но как-то не сложилось. Думаю, Колодникова на тот момент изолировали люди Терёхина. Словом, возможность пообщаться появилась только в самолёте. Отец, когда узнал, что Иван Иннокентиевич летит в Москву, взял билет на тот же рейс. Вот там, в самолёте, он и показал Колодникову фотографии Дмитриева, Боцмана и других. И на Гилюе, и в психиатрической лечебнице. А после показал фото Савицкого, сделанное в Москве.

Отец дал прослушать плёнку с записью голоса Дмитриева. Крики. Плач. Скулёж… Страшно. Как мне рассказывал отец, академик был шокирован. Он долгое время не мог подобрать слов. А потом, взявшись за голову, пробормотал только одну фразу: «Что я наделал!» Отец попытался выяснить, что произошло, но Иван Иннокентиевич его оттолкнул, прошёл в хвост самолёта, в туалет. А там… Позже выяснилось, Иван Иннокентиевич всегда носил с собой нитроглицерин. У него были проблемы с сердцем. В туалете он принял несколько таблеток. Слабое сердце такого мощного удара не выдержало. В результате…

— Почему кремировали?

— Таков был приказ из Москвы.

— Чей приказ?

— Не знаю. Это уже тот круг, в который мне доступа нет.

— Дальше, — нетерпеливо проговорил СЧХ. — Вы «втёмную» использовали вдову и…

— Да вам практически всё известно, — тяжело выдохнул Ельцов. — Статью Колодникова разбили на две части. Сделали так, чтобы Савицкий с первым номером познакомился. Мало того, организовали выставку дальневосточных изданий. Савицкий её посетил. И на стенде, на одной из фотографий он узнал жену Дмитриева, Галину Петровну, на которой та листала номер альманаха со статьёй академика. Фото сделали в библиотеке. А дальше дело техники. Три месяца дополнительной моральной обработки. Работа с нашими психологами. После чего Савицкий высылает стихотворение своему человеку в Благовещенске. Точнее, нашему человеку. Тот, по его просьбе, пересылает текст вместе с письмом Урманскому. Альманах публикует вирш. После появления которого в печати, как мы и предполагали, началась суета по Благовещенской ветке. Чем, естественно, заинтересовался и наш, скажем так, торговец. Весточка о возможности существования дневника Профессора быстро облетела цепь. К этому моменту Савицкий был готов лететь в Зею. Путь себе он проложил самостоятельно. Наша задача состояла только в том, чтобы старик добрался до цели целым и невредимым.

— Но откуда Савицкий мог знать, что Мишка тоже приедет на Гилюй?

— Савицкий и не мог знать. Это мы скоординировали их действия. Поначалу, пока шла разработка Дмитриева, старик контактировал с нашим человеком, находясь в полной уверенности, будто общается с сыном Бати. Через смс. А вот когда мы убедились, что Михаил с друзьями действительно сел в поезд и выехал в Зею, то в тот же день сообщили Савицкому настоящий новый номер мобильного телефона вашего друга, по которому тот Дмитриеву и прислал СМС.

А вообще-то, основной целью всех наших усилий был не Михаил. А вы, Сергей Викторович. Да-да, не удивляйтесь. Вы, ваш дядя, генерал Щетинин. И Виктория.

* * *

Покинув квартиру Шонина, Вилен Иванович, выйдя из подъезда, извлёк из кармана мобильный телефон, быстрыми нажатиями большого пальца выдавил нужный номер:

— Медведев? — Щетинин подождал, когда подчинённый отзовётся. — Срочно собери для меня информацию о Терёхине Леониде Филатовиче. Академике, члене-корреспонденте Академии наук СССР. Нет, уже покойный. И о его сыне. Как звать — не помню. Всю подноготную. Постарайся нарыть на них такой материал, о котором ни папаша, царство ему небесное, ни сынок не захотели бы распространяться. Срочно!

* * *

«В незапамятные времена, — утверждает американский автор Винсент Гэддис, — на человечество обрушилась некая гигантская катастрофа, вызвавшая массовую гибель людей и всевозможные бедствия. Истинная природа этого катаклизма затемнена временем, и память о нем сохранилась только в мифах. Это мог быть библейский Всемирный потоп либо последняя из серии космических катастроф, либо внезапное опускание на дно океана больших кусков суши…».

Стремясь привязать к упомянутой всемирной катастрофе, конкретные события древнеамериканской истории, этот писатель обращается к сохранившимся до наших дней рукописям и документам майя. Первоначально его внимание привлекли книги юкатанских индейцев «Чилам Балам», где якобы говорится о погружении страны майя в морскую пучину. Проявив поразительное невежество в области истории майя и спутав содержание книг «Чилам Балам» (созданных на полуострове Юкатан в XVI–XVII вв.) с эпосом майякиче «Пополь-Вух» (написанным в горной Гватемале в XVI в.), В. Гэддис тем не менее утверждает, что первый из названных документов — вообще самая древняя из сохранившихся на Земле книг. По его словам, первый вариант данной книги был создан очевидцем, случайно уцелевшим после такой великой катастрофы. «Возможно, — пишет В. Гэддис, — это была та же самая катастрофа, о которой рассказывали Солону египетские жрецы и которая известна нам в пересказе Платона (IV в. до н. э.) о драматической гибели Атлантиды».

Гуляев В. И. Древние майя. Загадки погибшей цивилизации.

* * *

Санатов почувствовал, как на него навалилось чьё-то тело, не давая возможности двигаться. Одновременно рука незнакомца в кожаной перчатке сжала рот. Серёга в панике замычал.

— Тихо! — прошипел в правое ухо мужской голос. — Я Донченко. Вспомните, мы встречались в Моховой.

Сергей, онемевший от неожиданности, хотел было скинуть с себя мужика. Однако, припомнив худого оперативника, с которым действительно один раз виделся возле дома, на Моховой, при задержании джипа, немного расслабился и как смог утвердительно кивнул головой. Рука тут же освободила рот. В ухо снова врезался шёпот:

— Ваш охранник «отдыхает». Сейчас я перережу верёвки, освободи Дмитриева. Потом тихо, очень тихо ползите к своей палатке. И не спешите. Главное, чтобы они нас сейчас не заметили.

Сергей вывернул голову, пытаясь прижаться щекой к оперативнику:

— Вика убежала за реку. За ней погнался один из них.

— Знаю. Пока с ней всё в порядке. А этот скоро сам сюда вернётся. Помни: тихо к палатке. Вдоль берега. По склону. Там не заметят.

* * *

— Во всей этой истории, признаться, я до сих пор удивлён тем моментом, как они с Урманским вообще додумались прийти ко мне! Я был просто потрясён их визитом.

Щетинин бросил взгляд на часы. Из выделенного деканом времени осталось каких-то двадцать минут. А столько ещё хочется узнать…

— С дядькой понятно. Через него вы решили выйти на этого… вашего… А Виктория-то при чём?

Ельцов хитро прищурился:

— Вы фильм «Невезучие» видели? С Пьером Ришаром?

— Предположим.

— Так вот, в этой картине не всё — выдумка. — Юрий Николаевич слегка склонился к собеседнику. — И американцы, и немцы, и мы, и Китай уже несколько десятилетий работаем над программой «След». Генная память. Причём не просто память поколений. А повторение пройденного жизненного пути. Помните, яблочко от яблоньки? Из тысячи проведённых опытов и экспериментов восемьдесят процентов попадания в цель: дети повторяют путь родителей. Они, если не задумываются над своими действиями, а подчиняются только ощущениям, практически проходят тот же маршрут, что и их предки. И не только в моральном, но и в физическом плане. Подопытных забрасывали в тайгу, в пустыню, в море, в незнакомые города, и они не сразу, но через какое-то время выбирали тот же путь, что и их родители, заброшенные в данную местность в начале эксперимента. Наша ставка делалась на то, что «крот» знаком с этими исследованиями. Догадываетесь, куда клоню?

— Думаете, Вика повторит путь отца и найдёт дневник?

— Именно! И хотя на сто процентов не уверен в том, что тетрадь цела, как-никак прошло сорок лет, но место гибели Профессора дочь найдёт наверняка.

* * *

Яма, в которую угодила Вика, по форме напоминала кувшин. Узкое горло, благодаря которому она и оказалась под землёй, вело в широкое, вместительное брюхо.

Девушка провела рукой по стене своеобразной пещеры. Глина и камень вперемешку создали природную кладку. А сама пещера, судя по всему, стала результатом таяния снегов на вершине сопки. Теперь, когда солнечные рассветные лучи били сквозь листву внутрь, девушка смогла осмотреться и соориентироваться. До этого часа она стояла, прижавшись к холодной стене, боясь шелохнуться. Но там, наверху, стояла тишина. Эта тишина и тревожила, и одновременно успокаивала.

Вика немного пришла в себя. Мысли стали потихоньку приходить в порядок. Если наверху тихо — значит, насильник ушёл. Либо ищет в другом месте. Девушка вскинула голову, посмотрела на край горловины: он оказался заросшим кустарником. Господи, хоть бы лаз был невиден в листве!

В том, что этот гад её ищет, Вика была уверена на сто процентов. И не только потому, что насильник возжелал её тело. Другая, более серьёзная, причина гнала похотливого кретина на поиски жертвы. Он знал: если её не найдёт, ему не сносить головы за нарушение дисциплины. Так что её ищут. Точно! А вот как теперь быть дальше — вопрос. Когда вылазить на поверхность из этого «мешка»? Не сейчас — этот гад рядом. Но и в «мешке» долго не высидишь, без воды…

Только Виктория подумала о воде, как во рту мгновенно образовалась сухость, будто тело сутки жаждало влаги. «Дурочка, — мысленно обругала себя девушка. — Это же простое самовнушение. И чего ты испугалась? Рубашка ещё не просохла. Если выжать, можно утолить жажду. Так что, ещё не всё так плохо…»

Возле левого уха неожиданно послышался назойливый и противный зуммер. Комары. Только этого не хватало. По дальневосточной тайге ходить без накомарника и перчаток — гиблое дело. Руки сами собой принялись лихорадочно шарить по карманам. Средство от комаров. Оно где-то должно быть… Мишка же, кажется, сунул его ей в карман… Пальцы правой руки в суетливой панике пролезли в небольшой брючный карманчик защитного костюма, о котором девушка вспомнила в последний момент, и Вика с облегчением перевела дух: увижу Дмитриева, зацелую. Через несколько секунд мазь от комаров покрыла все открытые части тела.

Виктория снова вскинула голову, чтобы посмотреть на горловину «кувшина», и замерла от удивления. С потолка пещеры свисали, будто провода, оголенные, с палец толщиной, змеевидные корневища того самого куста, который скрывал своей листвой лаз. Один из корней, самый толстый, выделялся от остальных тем, что у него имелся какой-то непонятный, чересчур большой, неестественный нарост правильной формы. Будто внутрь корня затолкали кирпич. Поначалу это Вику испугало. Но страх вскоре прошёл и на его место пришло любопытство.

Девушка осторожно, стараясь даже не дышать, сделала к нему несколько шагов вдоль стены. Несколько минут Виктория рассматривала странный нарост. Он был коричневого цвета. Прямоугольный. С полосой по центру. Так и не поняв, что это такое, девушка привстала на цыпочки, протянула руку, коснулась предмета. На ощупь он оказался маслянистым, скользким. Пальцы пробежали к середине, споткнулись о полоску. Спустя секунду Вика догадалась: то обыкновенный кожаный ремень, который носят мужчины на брюках. Теперь пальцы обеих рук более уверенно пробежали вдоль ремня, нащупали узел, с трудом развязали его. Предмет тут же выпал из ослабленной петли, да так быстро, что Вика едва успела его подхватить.

Скользкой поверхностью оказалась промасленная бумага, в которую было завёрнуто нечто твёрдое и гибкое. Вика медленно развернула своеобразный пакет и не сдержала возгласа удивления. У неё в руках лежала толстая, советского производства, так называемая «общая» тетрадь.

* * *

— Когда выезжаем на Гилюй? — Щетинин резко отодвинул от себя чашку. — И кто едет с нами?

Ельцов отрицательно покачал головой:

— Простите, Сергей Викторович, но на реку я поеду один. — Декан с силой провёл широкой ладонью по морщинистому лбу. — Вторые сутки на ногах. Как и вы. Устал чертовски.

СЧХ, не вставая со стула, сунул руки в карманы:

— И как вы намерены в одиночку справиться со своими бывшими сообщниками? Ведь они наверняка знают о том, что вы сдали их людей в Благовещенске.

— Мало того, они знают и о том, что я отстранён «кротом» от операции. — Ельцов пригладил ладонью остаток волос на голове. — Это минус. А плюс в том, что их командир — мой человек. Так что на Гилюе мне лучше появиться одному. Кстати, ваш дядя, Вилен Иванович, уже имел встречу с Шониным. Так что вскоре он должен выйти на Терёхина.

— Должен? — сцепив зубы, произнёс СЧХ.

— Да, Сергей Викторович. И это край как важно.

— А что потом?

— Как только ваш дядя на время изолирует Владимира Леонидовича, а он его изолирует по вашей просьбе, «крот» запаникует. Одновременные провалы на Гилюе и в Москве заставят его активно зашевелиться. Чем он себя выдаст окончательно. На этом операция закончится.

СЧХ отрицательно покачал головой:

— Я не хочу играть в ваши тёмные игры. Они мне непонятны. А потому я не стану звонить в Москву.

— А я, признаться, решил, что мы поняли друг друга.

— Ошиблись.

— Что ж, ваше право.

— Мало того. Возьму с пяток мужичков, местных оперов, с оружием, и рвану на Гилюй. И не дай бог, если те, кто там сидит, окажут сопротивление! Я на них всю Амурскую ментовку спущу.

— Я бы на вашем месте так опрометчиво не поступал. Хорошенько всё взвесьте, прежде чем начнёте действовать. — Ельцов встал, прошёл к окну.

— Боитесь, что не справлюсь с вашими отморозками?

— Не в них дело. Поймите, вы имеете дело с организацией, которая насчитывает не один десяток лет.

— Что за организация?

— Мягко говоря, наши конкуренты. А на самом деле довольно серьёзная структура, имеющая свои подразделения во всех частях света. И хотя мы до сих пор соблюдали правила ведения честного боя, однако последние события показывают, отношения между нами достигли критической массы. И обострять их далее нежелательно. Не делайте скоропалительных шагов!

— Вы имеете в виду Терёхина и его компанию? Я правильно понял?

— Терёхин — шестёрка. Фигура мелкая. Пешка. У них есть люди намного солиднее.

— Готов выслушать ещё одну версию происходящих событий. — Щетинин с силой откинулся на спинку стула. — Уж не знаю, какую по счёту. Они у вас будто матрёшки появляются.

Декан сделал знак Матвею Харитоновичу, чтобы тот готовил машину, после чего обернулся к гостю:

— Расскажу только то, что знаю. А после вам решать, как действовать дальше. — Ельцов опёрся о спинку стула, будто ему было тяжело стоять. — Зейским объектом впервые заинтересовались в начале тридцатых годов. После двух экспедиций на Тибет, в двадцать седьмом и двадцать девятом годах. В отчётах упоминались дальневосточные объекты. Разработка зейского кургана началась в тридцать четвёртом. Чтобы не привлекать внимания местного населения к изысканиям, в Москве было принято решение о создании в десяти километрах от кургана совхоза…

— Октябрьский?

— Да. И основную задачу перед совхозом поставили — создание скотоводческого комплекса. Своя медчасть и всё такое…

— Это понятно. Дальше.

— Наши люди вступили в совхоз, чтобы наблюдать за работой учёных, которых прислала Москва, и предотвратить трагедии. Глубоких исследований так проведено и не было. Сначала помешала гибель Бокия. Потом война. К тому же исследования проводились топорно, наощупь. По-дилетантски. Потому и результат оказался нулевой. Только людей зазря в психушку упекли. После закрытия отдела Бокия все документы ушли в архив. Мы сделали множество попыток уничтожить материалы, но неудачно. Правда, пока был жив «отец всех народов», волноваться особо не приходилось. Кому придёт в голову копаться с научными исследованиями какого-то кургана, когда вокруг творилось сами знаете что. А вот в пятьдесят четвёртом за архив снова взялись. И основательно.

— Терёхин?

— Он. — Ельцов утвердительно качнул головой. — Как к нему попали материалы, понятия не имею. Но Терёхин быстро сообразил, что ему попало в руки. Мой дядя к тому времени уже создал и обосновал проект Зейской ГЭС. Думали, в пятидесятых его начать. Но не тут-то было. Терёхин зубами вгрызться в идею исследования Зейского района. Правда, в пятидесятых он не столь рьяно за него бился. У него была надежда на китайские пирамиды. Но конфронтация между Мао и Хрущёвым сбила все планы. Вот потому с начала шестидесятых он и вцепился в зейский объект.

— Кого представляет Терёхин?

— Отец или сын? Если отец, царство ему небесное, то сам себя. Вырваться желал в верха. Турпоход был ещё тот…

— А почему вы не захотели дать ему возможность исследовать курган? Свихнулся бы мужичок, да и все дела, — иронично заметил СЧХ.

— Эка, как просто, — в свою очередь усмехнулся декан. — А если бы всё произошло наоборот? Да и не в этом дело. Терёхин видел курган исключительно в военных целях. На что и делал ставку.

— Эколог-то?

— А чему удивляетесь? Или вы по сей день наивно думаете, будто партии всяких там «зелёных» существуют исключительно по нравственным порывам? Могу огорчить: все работают за счёт бизнес-структур. И существуют исключительно для того, чтобы аргументированно защищать интересы хозяина. Яркий пример: газопровод «Северный поток». Как «зелёные» были против его строительства и ввода в эксплуатацию! А «отстегнули» им десять миллионов евро — и нет проблем. Стройте что угодно. Мы даже в вашу честь фонд создадим. И советские экологи были ничем не «зеленее» их западных коллег. Так что тут с моралью всё в согласии.

А вот сынок Терёхина, тот уже вошёл в контакт с нашим противником. В том числе и из-за рубежа. Предполагаю, отец оставил ему в наследство копии, а может, и оригиналы некоторых документов из отдела Бокия. Вот налоговик и приторговывает информацией.

— А правительство знает о том, что происходит?

— А зачем? — Ельцов снова дал отмашку Матвею Харитоновичу, и СЧХ решил, что декан сейчас прервёт диалог, однако Ельцов неожиданно присел на стул. — Что есть наши правители, Сергей Викторович? Те же люди. Простые смертные. Бизнес-элита. За денежные знаки, не моргнув, Родину продадут. — Юрий Николаевич облизнул пересохшие губы. В интонации его голоса не было и намёка на зависть или неудовлетворённость. Только констатация факта. — Куда им доверять такие вещи? Объект не может быть чьим-то. Даже народа. Он — сгусток информации. Вселенная. Как космос может принадлежать человеку? Предмет огромной созидательной и разрушительной силы? Лично я очень сомневаюсь в том, что у нас получится использовать эту энергию в нужном, мирном, русле. Мы просто не доросли до понимания данного явления духовно! Как не дорастут и наши дети и даже правнуки. Потому как человек, в духовном плане, не желает эволюционировать. Нам удобно оставаться такими, какими мы были.

Человечество вместе с христианством сделало круг. Спустя две тысячи лет мы снова вернулись к животным потребностям: «Хлеба и зрелищ!». Господи, о чём можно говорить, когда даже служители церкви — и те больше заботятся не о душе, а о теле. Даже в суде за честь и достоинство выплачивают «моральную компенсацию». И вы хотите такому обществу отдать объект? На что его в первую очередь употребят?..

Вот такие-то у нас непонятные тёмные игры, Сергей Викторович. — Ельцов рывком поднялся на ноги. — Простите. Накипело. Мне пора. В лагере мой человек дал сигнал, началась финальная фаза действия. — Декан натянул на голову бейсболку. — Если позвоните генералу и тот на время изолирует Терёхина, наш противник на Гилюе окажется в растерянности. Без ценных указаний сверху дневник Профессора превращается в простую тетрадь. И в этом случае мы с ними расходимся, как в море корабли. Если же промолчите… Прощайте!

* * *

Дмитриев со щелчком вставил рожок в тело автомата. Теперь можно не таиться. Даже наоборот, следует хорошенько шумнуть. Донченко поднял пистолет в воздух, нажал на курок. Выстрел гулким звоном ударил по перепонкам. Мишка поморщился.

— Как думаешь, скопом ломанутся или как?

Лёха шмыгнул носом: всё-таки холодная ночь да сырая земля сделали своё дело. Теперь как бы не пришлось пол-отпуска проваляться на больничной койке.

— Или что, — в голос отозвался опер. — Наверняка нас уже окружают. Единственно, со стороны реки у них прокол. Но там Леший, а значит, станут ждать его. И вот когда возьмут в плотное кольцо, тогда и начнётся беседа.

— А раньше?

— А зачем нам раньше? — Лёха прикурил. — Наконец-то хоть подымить можно. Нам нужно, чтобы всё было вовремя. Но тому как они себя будут вести, станет понятно, какие у них есть распоряжения на наш счёт. Если медленно и не торопясь, да торгуясь за своих боевых, мирно спящих товарищей, то у нас ещё есть все шансы встретить Новый год.

В нескольких метрах от палатки неожиданно щёлкнула ветка. Донченко моментально повёл в ту сторону стволом и выстрелил вторично в воздух.

— Мужики, — Лёшкин голос звонко разнёсся по тайге, — сохраняйте дистанцию. Я у вашего Лешего во взводе был «замком». Позывной «Дон». Если это трепло вам о моей трусости болтало, то должны знать: перед тем как обоссаться я обычно стреляю. А потому вашему самому молодому гвардейцу советую притормозить и остаться на месте.

— Леший нам про тебя много чего наговорил. И, как вижу, в основном сказки, — донёсся глухой голос с противоположной стороны леса. — Пацаны живы?

— Своих не трогаем.

— Приятно слышать умные слова. Есть предложение?

— У нас всегда есть что предложить.

* * *

Кузьменко тоже услышал выстрелы. Два выстрела — не случайно. Значит, в лагере не всё в порядке. Первым позывом было вернуться к реке. Но десять тысяч долларов, из которых он уже получил три, взяли верх над рассудком, и Леший снова медленно опустился на землю, в зарослях багульника.

Девчонка, будь она неладна, спряталась. Исчезла. Растворилась. Будто и не было. И всё произошло именно так, как рассказал «босс». Заказчик. Вот ведь до чего дошла наука! Доченька повторила путь папаши. А всего-то и нужно было её к этому подстегнуть.

Леший огляделся. На вершине сопки, никак себя не выдавая, он просидел уже более четырёх часов. Спина затекла. Ноги тоже. Свались сейчас на него опытный боец — сомнёт в два счёта. Но девка — не солдат. Сил кинуться к ней, скрутить и вырвать тетрадь, если нашла, хватит. А там… То что он в лагерь с дневником не вернётся, факт. Он тут же устремится вверх по течению Гилюя, к посёлку Тындинскому. Где его ждёт «вертушка»… Леший усмехнулся, представив вытянутую рожу Свата, командира отряда. Тот-то думает, будто у него все бразды правления, а «босс» в последний момент решил иначе. Подстраховался. И правильно сделал.

Леший чуть привстал, с наслаждением ощутил, как в ноги ударила горячая волна: в застоявшиеся чресла прилила кровь. В паху тоже стало приятно. «Нет, всё-таки перед тем как уйти, — мысленно решил Кузьменко, — он девку оприходует. Зачем добру в тайге пропадать?»

* * *

Вика долго разглядывала тетрадь, не решаясь её открыть. Будто табу или некое иное проклятие лежало на этом плотном свёрнутом в рулон прямоугольнике. Время шло. Луч солнца медленно переместился сначала на руку, нежно обогрев её, потом на свёрток, будто говоря: «Не бойся. Открой». И это решило сомнения.

Сразу же Вика узнала почерк отца. Тот же знакомый полёт пера, те же размашистые, будто рисованные, буквы. Та же «с» с крючочком вверху. И маленькое, прописное «д», с резким, угловатым, будто хвост русалки, окончанием. Это был папин дневник.

Взгляд переместился на внутреннюю сторону картонной обложки тетради. Горло судорожно сжало в тиски от горечи и слёз:

«Здравствуй мой малыш! Мой ребёнок. Не знаю, кто ты, мальчик или девочка, но я рад, что ты держишь в руках частичку меня. Не пугайся такого обращения. Когда прочитаешь дневник, всё поймёшь. Очень надеюсь на то, что твоя мама, моя жена, ещё жива и здорова. Передай, что я люблю её! Именно так и передай: не любил, а люблю! Почему — ты тоже поймёшь из этой тетрадки. Целую тебя, мой родной!»

* * *

Леший напрягся. Только что прозвучал инородный звук. Будто плакал ребёнок. Тело наёмника напряглось. Ну да, кому же ещё быть? Девчонка где-то рядом.

Он медленно обвёл местность взглядом. И мысленно выматерился. Ничего такого, чтобы могло бы укрыть крупную самочку. Редкий сосняк. Кусты. Склон сопки. Всхлип был тихий. Где-то рядом? Но и слышимость здесь отменная. Так, может, действительно скатилась вниз, к подножию сопки? Спуститься? Нет, так он только выдаст себя. Если у девки нашлось хорошее убежище, а оно, судя по всему, нашлось, папашу-то её ведь так найти и не смогли, то тёлка в нём может затихнуть на длительное время при наличии воды и будет он её искать до Второго Пришествия. Нет, нужно ждать, пока сама не появится.

Леший, вторично внимательно изучив взглядом местность, подавил вздох нетерпения и снова присел.

* * *

Дневник начинался довольно неожиданно. Но это было не самое главное. В некоторых местах чернила расплылись, и теперь вместо текста на страницах виднелись фиолетовые пятна. Поначалу Вика решила, будто так на тетрадь подействовала влага в этой пещере. Но, внимательно осмотрев дневник, пришла к выводу: пятна в тетради появились ещё при живом отце. Точнее, влага попала на страницы либо по воле случая, либо во время бегства от погони. Саму тетрадь отец очень хорошо упаковал в пропитанную техническим маслом бумагу, чем и спас её от сырости и насекомых.

Папа убегал. Вика судорожно сжалась в комок. Прямо как она в эту ночь. Надо же, чтобы вот так… Впрочем, желание узнать, что произошло с отцом, откинуло все остальные мысли в сторону, и девушка открыла первую страницу.

* * *

— Дядя Вилен, — Щетинин прижал трубку к уху, будто боялся, что голос дядьки кто-то ещё сможет услышать в этом пустом доме, — извини, что так поздно звоню…

— Говори.

— Нужно изолировать Терёхина.

— И всего-то? — СЧХ слышал, на том конце невидимого провода никто и не собирался шутить.

— На два дня.

— Ты понимаешь, о чём просишь?

— Понимаю.

— Серёжа, мы на него ничего не нашли. Слышишь? Ничего! Он чист, аки протёртое стекло. Мало того, только начали по нему «копать», как тут же на нас посыпались звонки.

— Понимаю, дядя Вилен.

СЧХ замолчал.

— Очень нужно?

— Да. И срочно. Если он успеет связаться с теми, что на Гилюе…

— Ясно. Ты уже в Зее?

— Да. На улице Ленина.

В трубке послышался выдох удовлетворённого удивления.

— И даже название не поменяли?

— Нет. Ты же знаешь, нашу область всегда называли «Красным островом». И камень, что установили во время перекрытия, тоже в парке. И Дом культуры «Ровесник». Помнишь, ты брал у соседей дамский велосипед для меня? И я катался возле этого клуба.

— Ты мне на жалость не дави. Велосипед он вспомнил. Словом, так. Сейчас мы этого Терёхина вывезем. На рыбалку. Он сегодня дома один ночует, так что разбудим. Но до вечера, не больше. То есть у тебя всего двенадцать часов. На всё про всё! Если не успеешь — вини себя одного!

На том конце отключили связь. СЧХ, держа перед собой телефон и глядя на дисплей, резко поклонился:

— Спасибо, дядя! Для нас двенадцать часов — не всего, а ого-го…

И принялся набирать номер Ельцова.

* * *

«…лежат повсюду. Те, что возле воды, ушли в почву глубже. Те, что выше по склону, менее вросли в землю.

Юрка выдвинул гипотезу, и я её поддерживаю: некогда река была судоходной. То есть склоны обоих берегов — это тоже русло реки, только в прошлом. Далёком прошлом. Конечно, уровень воды в речке поднимается каждый год по весне, во время таяния снегов. Однако исследования последних десятилетий, начиная с 1908 года, показали: уровень воды в реке никогда не поднимался выше отметки 2.40. Даже в самый снежный год. А высота склонов достигает в среднем четырёх с половиной метров! Плюс два метра глубины самой речки, итого — пять с половиной метров „чистой воды“. Вполне достаточно для крупного судна с плоским днищем.

Но меня более заинтересовал другой вопрос: разброс камней. Почему радиус разброса составляет почти сорок метров? Причём часть гранита точечно легла на дно реки, если исходить, что во время транспортировки уровень воды был именно пять метров, а другая часть хаотично раскидана вдоль бывшего берега, граничившего с рекой. Что произошло с судном, перевозившим камень? То, что гранит не выгружали, — не вызывает никаких сомнений.

Варианты ответов. Судно затонуло. Исключено. В этом случае весь камень лежал бы сегодня в одном месте и только возле воды и в воде. А мы нашли гранит во множественном числе и выше, вдоль берега, и в лесу, в ста шагах от речки. Версию о том, будто некто, обнаруживший камни, решил перенести их вручную, с берега выше по склону, вскоре тоже откинули. Все камни вросли в землю практически на один уровень. И ещё любопытный факт. С противоположной стороны речки гранит отсутствует. Он лежит только с правой стороны вверх по течению. Боцман высказал невероятную версию, будто судно, перевозившее блоки, перевернулось на бок во время сильного прилива. То есть огромная волна опрокинула его, потянула за собой, вот камень и вывалился. Если исходить из разбросанности гранитных блоков, кажется, будто река вышла из берегов. Причём моментально, неожиданно. И удар волны пришёлся в нос судна. Такое случается вследствие цунами. Но какое цунами может быть в полутора тысячах километров от моря? В гористой местности? А если это цунами, то…»

Что было написано дальше, Вика разобрать не смогла. Фиолетовое пятно навечно скрыло размышления отца о происшедшем, скрыв две страницы текста. А дальше шёл новый монолог, который часто прерывался небольшими пятнами, но смысл написанного, хоть и с трудом, всё-таки можно было уловить.

«…особо не о чем. Стараемся покрывать в день по пятнадцать километров. Если бы не частые мелкие речушки и ручьи, которые, будто вены, пересекают вдоль и поперёк тайгу, мы могли бы идти быстрее. Постоянно наблюдаю за проводником-эвенком. Странный он какой-то. На Граматухе всё было нормально. И когда вышли на Нору, тоже был спокоен. Но вчера, за ужином, Юрка проговорился о Гилюе. Мол, после пойдём в сторону Зеи. Я случайно взглянул на Ваньку и заметил, как тот затравленно посмотрел на Батю. Неужели бывал в тех местах? А, собственно, почему нет? Он охотник, таёжник, исхо… …азал Юрке про свои подозрения. Тот отмахнулся: мол, Ваньку знает давно. Ещё по прошлым экспедициям. Тот сопровождал их до Александровского три года назад, когда Батина группа исследовала Хингак. Да и самородки припомнил. Тут он действительно прав. Эвенк наткнулся на останки старателя случайно, когда собирал ягоду на чай. Сам принёс золото Бате, а мог себе оставить. Никто бы и не узнал. И всё-таки что-то не то происходит с парнем. Последние три дня делаем меньше десяти км в день. И вроде не устали, а как-то не выходит идти быстрее».

Вике очень хотелось прочитать всё, что было написано рукой отца. Но на это бы ушло слишком много времени. «Не сегодня», — мысленно решила девушка. — Дневник мой, а потому успею. Сейчас, главное, узнать, что с отцом произошло на Гилюе… Пальцы аккуратно принялись перелистывать страницы, при этом глаз цеплялся за фразы, которые отдельными кирпичиками ложились в кладку памяти.

«…на Норе. Здесь ситуация несколько отличается от Граматухинской… Ванька наотрез отказывается идти к хребту Тукурингра. Ни угрозы, ни уговоры не помогают. Его всего лихорадочно трясёт при слове Тукурингра. Оказывается, отец проводника был одним из мохэ. Точнее, одним из тех, кто охранял „бонке“. Что значит „бонке“, Ванька так прояснить и не смог. Но как ему говорила бабка, это нечто жуткое и пустое (Ванька так и сказал: пустое)… Отец Ивана погиб не на охоте. Его убил в тридцать шестом один из „потерявших душу“. Сумасшедший?

…ина проводника виднеется впереди. Ванька стал более сутулым, высушенным. Идёт с неохотой. Не идёт, ногами перебирает. Юрка пообещал ему: как только доберёмся до места, отпустит парня домой. Я было предложил воспользоваться транспортом. Потом понял, что спорол глупость. Пока никто не знает, куда мы направляемся — мы движемся. Пока управление уверено в том, что группа ещё на Норе, мы движемся… В Октябрьский заходить не стали. Обошли стороной. Вышли к болоту. Ванька чуть не плачет. Юрка приказал ему собираться…

Пишу утром. Ваньку уже отправили в Зею. На рассвете он обнаружил следы присутствия посторонних людей. Всё, скоро состоится контакт…

Приехали не одни, с военными. Окружили нас. Пока не трогают. Полтора часа беседуют в палатке с Юркой. Батя стоит на своём: хочет увидеть „бонке“. Я тоже. Кажется, они о чём-то договорились: двое покинули палатку с недовольным видом. Значит, Батя настоял на своём… Сегодня идём к „бонке“».

Тетрадь оказалась поделенной на две части. То, с чем Виктория вскользь познакомилась, было первой частью: до бонке. Вторая часть, на ощупь, содержала страниц десять в клетку.

Вика долго смотрела на эти пожелтевшие клетки, так долго, что они стали плясать у неё перед глазами. Солнечный луч сместился с руки на плечо. Нужно было читать либо сейчас, либо вообще оставить эту затею: скоро в пещере снова наступит полумрак, в котором вряд ли получится разглядеть хоть строчку. Девушка закрыла глаза, медленно перевернула страницу… Первое же предложение привело Вику в состояние изумления: «Теперь я ничего не боюсь».

* * *

— Эй, командир, — Донченко откинулся на спину, проверил состояние «рожка», — так как? Производим обмен?

— Подумать нужно, — донеслось из лесу.

— Подумай, — наигранно вяло отозвался Лёшка и пристегнул магазин обратно к автомату, — на то она и голова, чтобы думать. Только предупреждаю: я к твоим орлам по гранате привязал. Если что с девчонкой случится, будешь их потроха по веткам собирать.

— Ишь ты, какой прыткий!

— А мы такие.

— Эй, мент, — снова послышался голос из лесной чаши, — а куда твои дружки делись? Рядышком или как?

— А мы потерялись. Я вот заблудился да и вышел на вас.

— Ты смотри… А если найду старика с майором?

— Находи. — Спокойно отозвался Лёшка. — Если это тебе поможет. Но будь я на твоём месте, то больше бы интересовался не стариком и нами, а твоим дружком, Лешим.

— За девочку беспокоишься?

— За девочку, а за кого же ещё. — В голос согласился опер, одновременно оборачиваясь к Мишке и Серёге Санатову. — Что-то я не пойму, что происходит. — Донченко быстро провёл языком по обветренным губам и продолжил шёпотом: — По идее, они сто раз могли нам ласты склеить или попробовать это сделать. А тут только разговоры ведут. Странная манера поведения.

— А если нашли наших? — отозвался Дмитриев.

— Нет, — уверенно отмахнулся Лёха. — Тут что-то иное. Ждут. Только чего? — капитан посмотрел на Мишку долгим, задумчивым взглядом. — А может, кого? — Донченко обвёл взглядом местность. — Любопытненько… А ведь мы, братцы, получается, теперь у них в капкане. Причём все. До единого. Они нас, как баранов, в одной точке собрали. Партизаны, хреновы…

* * *

«…Теперь я ничего не боюсь. Боятся тогда, когда впереди неизвестность. Неопределенность. Боятся смерти, потому что не знают, что находится там, за чертой. Я уже знаю, а потому не боюсь. В бонке мы вошли вместе с Юркой. Я хотел пройти вместе с ним и в ритуальный зал, как нам пояснили, но Батя приказал остаться в „предбаннике“.

Несмотря на то, что бонке ничем не освещалось, а мы с собой даже фонариков не взяли, тем не менее внутри было довольно светло. Освещение попадало в помещение, как я догадался, из специально оставленных в потолке, круглых отверстий. Толщиной с мизинец ребёнка. Благодаря им тонкие солнечные лучи били сверху вниз под разными углами, образовывая некий чёткий рисунок на фоне серых, гранитных стен. Мне лучевая живопись показалась знакомой, будто раньше когда-то, где-то я с ней встречался. Я уже хотел было приступить к более внимательному изучению рисунка, как вдруг из ритуального зала сначала донёсся тяжёлый стон, а после тишину разорвал крик боли.

Я кинулся в зал. Юрка лежал на полу, в центре комнаты, ко мне спиной. Свернувшись в позу эмбриона, с силой сжимая голову руками. Я упал перед ним на колени, перевернул к себе… и оцепенел. Первое, что бросилось в глаза — пенная слюна с прожилками крови, стекавшая из Юркиного рта на куртку. Батя судорожно, с хрипом втягивал в лёгкие воздух: видимо, ему трудно было дышать. Я вытер слюну рукавом, но она снова проявилась в уголках Батиного рта. Но не это испугало меня. Юркин взгляд. Он был устремлён сквозь потолок в неизвестность. Не мигая, Юрка смотрел куда-то вдаль, и с каждой секундой зрачки моего друга менялись: сначала они помутнели, потом стали тускнеть, спустя несколько секунд их тусклость стала полупрозрачной, а ещё через некоторое время они стали похожими на безжизненный, желеобразный студень. Все мои попытки привести Батю в чувство оказались безрезультатными. Впрочем, его руки от его головы я тоже оторвать не смог. Они стали будто стальные. У меня даже на миллиметр не получилось их сдвинуть.

Когда я понял, что самостоятельно не смогу привести Юрку в чувство, решил оттащить его к выходу. Но, едва я привстал, моя голова коснулась тончайшего, как нитка, луча солнца, бьющего из центрального отверстия в потолке. В тот же миг мой мозг будто обожгло. Словно раскалённая на огне цыганская игла вонзилась в мозжечок и глубоко проникла внутрь головы. Тело оцепенело в полусогнутом состоянии. Пальцы рук одеревенели, вцепившись в куртку Бати: я не заметил, что как поднял Юрку, так и продолжал его держать на весу. Я чувствовал, как игла сначала медленно, как бы знакомясь со мной изнутри, прошла сквозь верхнюю часть мозга, заполняя череп расплавленным металлом. Потом вонзилась глубже, как бы исследуя каждую клеточку моего серого вещества, а после с силой устремилась в позвоночник. От острой боли в хребте пальцы рук сами собой разжались. Батя с глухим стуком упал на гранитный пол.

Не помню, что было дальше. Кажется, я застонал, но потом боль… не смог распрямиться. Мало того, я чувствовал, будто раздвоился. Будто в зале меня двое. Один — прежний я, со всеми своими болячками, стрессами, желаниями. А второй — тоже я, но ничем и никем необременённый. И всё это соединялось во мне, в моём теле. Помню, посмотрел вниз, на Юрку. Он лежал у моих ног, огромный, бездвижный эмбрион в полувоенном костюме и болотных сапогах. Его руки всё так же продолжали сжимать обручем голову. Но я уже не стал наклоняться к нему. То, что лежало на полу, было чем угодно, только не Юркой. Я, второй я, видел сквозь его череп, как мозг Бати всё более и более бледнел, обескровливался. И это меня не пугало. Потому что я знал: то, что лежало в ногах, было только физической оболочкой, в которой до недавнего времени находился Юрка. Теперь эта биомасса, пустой скафандр, стал не нужен для настоящего Юрки. Для того Юрки, который слился с космосом полчаса назад. Собственно, по инструкции, скафандр должен был ликвидироваться полностью, но отлично подогнанная система, рассчитанная на гарантированный пятидесятилетний срок, выдержала нагрузку и защитила саму себя.

Стены неожиданно стали прозрачными. Второй я протянул руку, но она не наткнулась на гранит. Словно в воду, она вошла в камень. Гранит мягко и обволакивающе обтёк её со всех сторон. Камень стал не только мягким, но и прозрачным. Сначала я увидел наш лагерь. Как Боцман… звёзды. Система координат! Точно! Рисунок, созданный солнечными лучами в „предбаннике“ бонке есть не что иное, как горизонтальная топоцентрическая система координат, которая используется наблюдателем, находящимся в определенном месте на поверхности земного шара для определения положения какого-либо светила на небе. Мне не нужны были ни телескоп, ни угломерные инструменты, я мог спокойно указать, где и что находится с точностью до ста процентов, без всяких поправок на рефракцию…»

* * *

СЧХ прошёл в глубь дома. Машина должна была заехать за ним с минуты на минуту. Зея — городок небольшой. И в такую рань трассы пусты. Можно было, конечно, подождать и на улице, но что-то манило Сергея внутрь жилого строения.

Дом оказался трёхкомнатным. С отдельной кухней и кладовкой. Щетинин прошёлся взглядом по обстановке: всё как у всех. Стандартная мебель, стандартная бытовая техника, стандартные занавески на окнах. И что потянуло внутрь, — подполковник пожал плечами, — непонятно. Но только подполковник захотел было покинуть дом, как взгляд зацепился за несколько листков бумаги, белеющих на столе. Любопытно!

СЧХ сделал пару шагов к столу, склонился над неписаными листами и, не сдержав эмоции, ахнул: это были страницы из дневника Колодникова. Не копии, выведенные рукой его жены. А лично написанный профессором текст. О чём и стояла пометка вверху первой страницы. Приписанная чужой рукой, и, судя по всему, лично для него, Щетинина.

* * *

«…втекала в меня. Информация потоком вливалась в мозг, заполняя все незаполненные ранее ячейки. Она сама собой систематизировалась и дефрагментировалась, чтобы мне в дальнейшем было удобнее ею пользоваться. Теперь я мог не только по памяти прочесть любой отрывок из любой книги, назови страницу, или в несколько ходов выиграть шахматную партию у самой мощной современной ЭВМ. Это всё были детские забавы в сравнении с тем, что теперь мог мой мозг. Во-первых, ранее полученные мною знания были усилены в тысячи раз. И эти знания касались не только прошлого и настоящего. Но и будущего. Во-вторых, и это главное, теперь я знал, что я есть составная часть Вселенной. Своим разумом я трогал космос, а он отвечал мне. Время расширилось до бесконечности. Я видел про… бушка и дедушка. Мы телепатически общались минуты две. О самых простых вещах. Они ни о чём не спрашивали. Они знали обо мне всё. Даже то, что в моём „скафандре“ появились сбои: камни в почках. Ещё неоперабельные, но если вовремя не произвести починку, могут быть осложнения. На мой вопрос, кто у меня будет дочь или сын, бабушка только улыбнулась: мол, пусть это останется для тебя приятной тайной. У деда уже появился новый ска… это был Юрка. Он смотрел на меня удивлённым взглядом, не веря, что всё произошло так…»

Ближе к концу в тетради пятен стало больше.

«…адал вопрос. Ответ пришёл моментально. Будто… ация. Уничтожение произошло практически моментально. Мощная ударная волна обошла поверхность Земли трижды. Смещение оси привело к неизбежному, стремительному наводнению. Частично материки ушли под воду, на несколько сот кило… окировка. Ощущение было такое, будто я смотрел фильм, а тут некто нажал на кнопку „стоп“ и кадр на экране замер. Я хочу уви… оворил со мной. Именно заговорил. Не словами, вибрацией. Я каждой клеткой ощущал его требование: контакт. Бонке требовал кон…»

* * *

Со стороны Зейского моря послышался рокот моторов ещё невидимых лодок.

— Километра полтора, — определил на слух Лёшка.

Санатов толкнул Донченко в бок:

— Наши?

— Нет. — Опер отрицательно мотнул головой. — Теперь понятно, почему тянули: ждали своих.

— Хреново дело. — Мишка снял автомат с предохранителя. — Теперь и со стороны реки окружат. И Лешего твоего нет. Что делать будем?

— В воду, на тот берег, — приказал Донченко.

— А если огонь откроют? — заметил Серёга.

— Не откроют. — Капитан первым кинулся к воде. — Приказа у них такого нет. Да и беспредельничать им смысла нет. Быстрее, пока лодки не подошли!

И три мужских тела почти одновременно бросились в холодные воды Гилюя.

* * *

Щетинин включил свет: на серых от времени тетрадных листах выгоревшие чернила читались с большим трудом.

«Мы, человечество, — прочитал СЧХ первые строки, — стоим перед глобальным открытием. Открытием, которое изменит все представления как о прошлом планеты Земля, так и о настоящем, а вполне возможно, и о будущем. До сих пор все науки, которые были созданы лучшими умами человечества, шли исключительно параллельным путём, лишь изредка сталкиваясь в очень узких интересах. Физика, химия, история, математика, биология, астрономия развивались исключительно самостоятельно. Лишь в начале второй половины нашего столетия эти ранее самостоятельные науки начали постепенно входить в тесный контакт между собой. Что даёт возможность получить неожиданный результат.

Я буду исходить только из историко-археологического аспекта. Сегодня история и археология просто обязаны войти в контакт с практическими геологией и химией. С теоретической и практической физикой. И даже с анатомией! Потому как только дополнительные научные знания помогут археологам точно определить историческое прошлое Земли в целом. Да, я прекрасно понимаю, такой подход нанесёт несокрушимый удар по псевдонаучному миру. Миру придуманных диссертаций и высосанных из пальца гипотез. Миру, к которому принадлежу и я. Но другого пути нет!».

Щетинин перевернул вторую страницу и увидел, что последний лист исписан не размашистым, крупным почерком академика Колодникова, с которым он успел познакомиться ранее в высланном через интернет-файле, а мелким, быстрым, к тому же шариковой ручкой, ещё незнакомым ему почерком.

«Сергей Викторович, — гласил текст письма, — я не стал оставлять весь текст доклада, который Иван Иннокентиевич собирался огласить на закрытом Пленуме ЦК. И не потому, что есть что скрывать. Вы фактически обо всём знаете. Я оставил эти две странички вступления только для того, чтобы вы сами убедились, насколько Колодников был готов к решительной борьбе. Мало того, там, в Москве, академика уже ждали с этим докладом. И его собирались поддержать. А теперь подумайте, Сергей Викторович, над вопросом: что смогло не просто изменить мнение и убеждение академика Колодникова, а и принудить его покончить с жизнью?

Каждый ученый несет ответственность за свое открытие перед человечеством. Иван Иннокентьевич увидел воочию результат своей ошибки. И принял то единственное решение, которое посчитал наиболее правильным».

* * *

«…рирует не только пол, но и стены с потолком. Я до сих пор ощущаю дрожь гранита — своеобразное недовольство бонке. Покрытый мхом, уставший за тысячелетия от одиночества курган, требовал от меня контакта с другими бонке. Он, бонке, не понимал, почему я не хочу ему помочь. Казалось, что может быть проще: просто посетить другие бонке. У меня даже в голове был воспроизведён глобус Земли, правда, какой-то странный. Все материки были узнаваемы, единственное, их пограничная с водным пространством территория была несколько видоизменена. Бонке настойчиво навязывал мне мысль о поездке к своим собратьям. На глобусе были видны все бонке, их было много. Сотни три или четыре. В моей голове промелькнула мысль, что посетить все курганы — просто безумие. Зейский бонке тут же отреагировал на мою мысль. Цепь расположенная ближе к нему, а себя на глобусе он выделил не точкой, а квадратиком, тут же вспыхнула синеватым цветом. Да так ярко, что у меня моментально раз…

…морье. Их этих трёх бонке один мог быть в рабочем состоянии. Хотя „мой гранитный друг“ в этом особо уверен не был. Китайским объектам повезло больше. Ударная волна задела их по касательной, а потому целыми и невредимыми у них остались четыре. Все мои аргументы о том, что сейчас, в нынешней политической обстановке, никак невозможно посетить Китай, а уж тем более его центр, для бонке стали только дополнительным раздражителем. Пол сн… тихла. Я понял: спорить с этой гранитной махиной бесполезно. Но мне было неприятно от одной мысли, что меня хотят использовать. И потом, бонке наотрез отказывался сказать мне, зачем ему контакт с другими бонке? В ответ на все мои вопросы гранитный зал реагировал однообразно: давил своей мощью на меня. Сжимал стены, сдвигал пол и потолок, создавая в моей голове чувство паники и кошмара, будто меня вот-вот раздавит. Я попы…

…ело Юрки стало ещё тяжелее, чем было раньше. Казалось, будто оно весило все триста килограмм. Я попытался сдвинуть его с места, но у меня ничего не вышло… нужден был дать согласие на помощь в организации контакта. Только после этого я смог вынести тело друга из холодного гранитного помещения.

На свежем воздухе мне стало плохо. Стошнило. Голова долго кружилась, ноги вмиг сделались ватными. Один из провожатых протянул мне флягу. Я сделал из неё один глоток и закашлялся: напиток оказался крепким горьким, вязким на вкус, настоем. Однако спустя некоторое время мне действительно полегчало, и я смог… ешил остаться с ним.

Постоянно ощущаю угрозу, только не могу понять от кого? Отмечаю, как во мне происходят изменения. При желании могу услышать то, что происходит в нескольких десятках метров от меня. Закрыв глаза и не покидая палатку, могу вознестись над лагерем. Не мысленно. А именно моё второе „я“, которое приобрёл в бонке и которое осталось со мной. Брожу по всему лагерю, подглядывая и подслушивая, при…

…ужно уходить. Угроза рядом. Никто в лагере не знает о бонке больше меня. Им нужен я. И только я. Это страшные люди. Я чувствую их в сером тоне. Бесцветном и холодном. Они здесь будут через двое суток. Без меня с лагерем ничего не случится. Со мной погибнут все. Уйду я — стронется с места и лагерь. Мохэ умеют заметать следы. Главное, покинуть это место и уйти как мо…».

* * *

Зуммер телефона вывел Щетинина из дремоты. Лёгкое покачивание лодки убаюкало Серёгу, и он поначалу даже не смог сообразить, что у него вибрирует в кармане.

— Да, дядя Вилен.

— Спишь? — донёсся далёкий, звонкий дядькин голос.

— Да нет. Так…

— Нашёл время. Что у тебя?

— Еду на Гилюй. Через полчаса буду на месте, в лагере.

— Слава богу, успел. — На том конце невидимого провода слышалась встревоженность. — Запел твой Терёхин. Ещё в машине. Забздел, решил, будто мы его в «контору» везём. Сразу всё на диктофон вылил. Но не это главное. Слушай внимательно…

* * *

Донченко первым выплыл к берегу, помог выбраться из воды мужикам.

Трое наёмников тоже кинулись в воды Гилюя, вслед за преследуемыми, и теперь, сопротивляясь напору воды, прорывались к противоположному берегу. Санатов вскинул к груди автомат, поднял ствол в небо, выстрелил:

— Первый, кто сделает ещё шаг, получит пулю. — Обернувшись к Донченко и Мишке, крикнул: — Быстро в лес! Далеко и ночью уйти не могли. Вика где-то рядом прячется. Бегом! Я их задержу!

— Эй, мужик, — один из пловцов с головой окунулся в воду: стоять на скользком каменистом дне, не двигаясь, в мощном водяном потоке было крайне трудно, — брось ерундой заниматься. Вас никто не тронет.

— Девочку уже тронули. — Громко парировал Серёга, присев на корточки, при этом держа ствол автомата направленным в сторону противника.

— Ладно, — отозвался с берега уже знакомый оперу, громкий голос контрактника, который прибыл на лодке вместе с Кузьменко. Главный, как догадался Санатов. — Предлагаю временное перемирие. — Звук моторки уже отчётливо слышался за поворотом реки. Всего в каких-то ста метрах. — Мы вас не преследуем. Даже наоборот, помогаем спасти девчонку и разобраться с Лешим. Идёт?

— С чего это?

— Хотя бы с того, что старик и майор уже у нас. — Контрактник махнул рукой, и Серёга увидел в кустах Савицкого, которого специально выставили напоказ. — И нам, как и вам, нужно, чтобы всё прошло тихо и мирно.

Один из преследователей снова упал в воду. Вынырнул, выматерился. Тихо, свозь зубы.

— А откуда мне знать, что это тот самый старик? — Серёга отметил, как на противоположном берегу качнулись кусты.

К берегу стягивалась вся стая.

— Хочешь — верь, хочешь — нет. Но это он.

— Предположим. — Лёшка сплюнул сквозь зубы. — Но что-то я всё одно не пойму тебя, командир. Если старик у вас, зачем мы вам? Или дело не в старике?

Звук мотора практически приглушил голос оперативника. Контрактник тоже прислушался к движку. После чего ответил:

— Не хочу лишних проблем. А если с девчонкой что-то случится, они точно будут. Мне нужен только Леший. И он один. Пропусти моих людей. Твои друзья с ним не справятся.

— Ничего, как-нибудь… — Серёга чуть сдвинулся в глубь берега: из-за поворота реки показалась моторная лодка, и указал стволом автомата на барахтающихся в воде солдат. — Говори своим моржам, пусть гребут к вашему берегу. — Санатов вторично кинул пристальный взгляд на приближающуюся моторку. — И пусть поторопятся, а то, не дай боже, под движок попадут.

* * *

«…осталось мало. Не успеваю. Теперь несколько слов о самом бонке.

Мы — часть Вселенной. Её неотъемлемая частичка. И она, как мать, никогда о нас не забывает. Тело — временный скафандр — может меняться. По желанию. И его даже необходимо менять. Только постоянным обновлением можно вести цивилизацию в будущее. Любые исследования землян, связанные с увеличением срока жизни, и тем более с бессмертием, будут не только бесплодны, но и наказуемы. Потому как это есть нарушение цикличности обновления. Человеку указан чёткий максимальный срок пребывания на Земле в одноразовом обличии. Да, на нематериальном уровне чел… андр просто не выдержит нагрузок. Потому как будет исчерпан его ресурс. Бонке помогает осознать необходимость обновления.

Второе — бонке сам выбирает себе спутника. Кстати, он очень вредный, этот бонке. Противный, как маленький ребёнок. Но его можно понять: тысячелетия находиться в полном одиночестве, вдали от „родственников“. Странно. Пишу о гранитной пещере, как о живом существе. Но так оно и есть. Та, прошлая цивилизация, наши предки умели создавать безумно умные и духовные вещи.

Третье. Бонке — это… и цепь своеобразных ретрансляторов, которые некогда занимались установкой связи. Хотя функции бонке значительно шире. Связь, архив, база данных, одновременно вычислительная техника, консультант по массе разного рода вопросов и элементарная энергетическая подпитка. Бонке живо реагирует на всё, что происходит на Земле. Чувствует, сопереживает, боится. Это он, бонке, через меня испугался чужаков и предупредил об опасности. Память прошлого катаклизма до сих пор терзает его. Он прекрасно знает, что могут с ним сделать вторично не те руки, и не те помыслы.

Я смог… по пятам. Бонке помогает мне сбить собак со следа. Но всё одно, долго так бегать не смогу. Ну… не это главное. Цепь способна…»

Девушка перевернула страницу и едва сдержала вздох разочарования. Остаток текста, почти два листа, оказался тщательно заштрихован чернилами.

* * *

Вика вздрогнула: приглушённый стенами укрытия и дальним расстоянием, автоматный выстрел привёл в чувство. Дневник отвлёк от действительности. Выстрел вернул обратно.

Девушка встрепенулась: сколько она пробыла в пещере? Часов пять? Больше? Наверху снова стояла тишина, если не считать крика перепуганных выстрелом птиц. Руки сами собой вне сознания скрутили тетрадь, принялись прятать её под куртку. «Что там, снаружи? — трепетно билась мысль в девичьей голове. — Кто стрелял? Мишка, Сергей безоружные. Значит, стреляли в них. И где эта толстомордая сволочь? Что делать? Ждать в сомнениях дальше? Нет, Миша может быть ранен, — девушка с силой сжала кулачки. — Нужно хотя бы увидеть, что там происходит!»

С последней мыслью Виктория вскинула голову к заросшей кустарником горловине выхода, затаилась, прислушалась. Всё вроде спокойно. Даже птицы угомонились. Теперь оставалось только подпрыгнуть и ухватиться за корни, свисающие с потолка пещеры. Подтянувшись, девушка выбросила вверх правую руку, вцепилась в толстые корни куста. Мелькнула новая мысль: а ведь папа выполз из логова точно таким же способом… Вика с трудом выкинула левую руку, вцепилась снова и от неожиданности вскрикнула: невесть откуда взявшаяся крепкая мужская рука с силой схватила её за больное запястье. Вика вскрикнула, попыталась вырваться, но тщетно: Леший бесцеремонно, рывком вытянул девушку из «мешка» и тут же, кинув её на землю, набросился на неё.

* * *

Ельцов первым покинул судно. Спрыгнув на камни, декан с силой отряхнул полы куртки, протянул руку командиру отряда:

— Что нового, Сват? Всё в порядке?

Тот с силой ответил на пожатие:

— Всё произошло так, как вы предположили.

— Я не предполагал, — чётко отметил декан. — Давай отойдём в сторону. Кстати, — Ельцов кивнул головой на противоположный берег, — это что за чудо с автоматом?

— Санатов, — контрактник говорил еле слышно, почти шёпотом. — Кузьменко произвёл имитацию попытки изнасилования. Девочка, естественно, ударилась в бега. Дмитриев и опер кинулись вслед. А этот вот кукует…

Ельцов вскинулся.

— Имитация? Или на самом деле хотел изнасиловать?

— Какая разница? — раздражённо отозвался наёмник. — Главное, дело сделано. Почти. Правда, от Лешего ещё вестей не было, но ничего. Если бы вы не помещали, мои бы уже «сняли» это чудо, — кивок головой в сторону Санатова, — и изолировали остальных.

— Не понял. — Декан сделал шаг назад. — Что здесь произошло?

— Многое. — Из-под куртки наёмника показался ствол автомата. — Сейчас мы спокойно идём к твоему другу, старичку. И ты, в его компании, сидишь тихо-тихо. Не обращая внимания на то, что здесь будет происходить. Понял?

— Сват, ты же мой человек.

— Был твой. Теперь чужой.

* * *

Боль в спине стала невыносимой. Дыхание перехватило. Кислорода не хватало не то что на крик, на вдох. В голове звенело. Перед глазами поплыли разноцветные круги.

— Кричать будешь? — раздалось над правым ухом, будто шипение змеи.

Вика смогла только качнуть головой.

— Смотри. Только издашь первый звук, сломаю шею, — шипело сверху. — Я сейчас чуть отпущу. Не вздумай дёргаться. Отпускаю.

Полегчало. Но кругов стало больше. И все какие-то яркие, словно гирлянды на ёлке.

— Где тетрадь?

Кислород больно ударил в лёгкие.

— Доставай!

Вика закашлялась. Крепкая рука тут же легла на её рот.

— Я же сказал, тихо!

— Я нечаянно! — промычала сквозь ненавистную ладонь девушка. — Больше не буду!

— Смотри… — Ладонь исчезла. — Доставай тетрадь.

— У меня ничего нет.

— Врать нехорошо. Вытяни правую руку. Молодец. Теперь левую просунь в куртку. Достань тетрадь и отдай мне. Без резких движений. А то смотри. Шейка у тебя хрупкая, может сломаться.

Леший осклабился. Ему было приятно ощущать власть над девушкой. Чувствовать дрожь её тела. Взгляд наёмника переместился к бёдрам. В паху сладко заныло. Он уже давно мог отобрать тетрадь у слабой девчонки. Но ему уже было мало только одной чужой тетради. Он жаждал дополнительной награды. Единственно, не знал, как поступить дальше. Девчонку нужно было полностью вытащить из зарослей кустов, скрывавших лаз. Но как? Та наверняка станет брыкаться, сопротивляться. Орать. А привлекать к себе внимание криком, тем более в свете непонятных выстрелов, Леший не желал. Выход оставался один. Лишить ее сознания.

Кузьменко нежно провёл рукой по женской шее, освобождая её от волос. Вика напряглась. Она почувствовала, как прикосновения мужчины изменились. И это напугало ещё больше. Девушка взвизгнула и неожиданно дёрнулась всем телом. Кузьменко не удержался на ногах, завалился на бок. Правая рука насильника крепко ухватила волосы жертвы, притянула за них девчонку к себе. Левая, грязная, волосатая ладонь крепко сжала рот жертвы. Вика с силой стиснула зубы. Леший застонал от боли, но руку ото рта не отнял. Даже наоборот, ещё сильнее вжал ладонь. Одновременно резким ударом свободного кулака оглушил девушку.

Виктория ослабела, обмякла. Леший замер, настороженно прислушался. Вроде опасности не было: над тайгой стояла тишина. Можно действовать.

Животное в человеческом обличии осторожно, стараясь не шуметь, вытянуло тело из кустарника, опустило на землю, на спину, и, оседлав бёдра жертвы, принялось лихорадочно расстёгивать сначала куртку, потом рубашку. Из-за пояса девчонки выпала тетрадь. Леший тут же сунул её в задний карман брюк. И это было последнее, что он успел сделать. Похоть заглушила в насильнике все остальные чувства, в том числе и чувство опасности. Он не успел отреагировать на появление за спиной худой, жилистой фигуры Донченко.

Мощный удар металлическим откидным прикладом автомата отправил преступника на некоторое время в небытие.

* * *

Ельцов, опустив взгляд, спокойно посмотрел на ствол АК, направленный ему в живот.

— Да, промашка вышла с тобой. — Взгляд переместился выше, на лицо Свата. — Единственно, в чём сомневался, ты помогаешь Лешему или Гризли? А может, обоим?

— Заткнись! — ствол оружия несильно ткнул в тело декана. — Двигай в кусты! И без фокусов.

— На что рассчитываешь, Сват? — Ельцов чуть не споткнулся.

— На время, Юрий Николаевич. Мне нужно всего шесть часов. Лешему этого времени хватит. Главное, чтобы девчонка нашла тетрадь.

— А если не найдёт?

— Уйдём вместе.

— И ты думаешь, Щетинин, после того, что произошло, тебя отпустит?

Сват ткнул стволом декана в спину:

— Куда он денется. А ты пока со своим старым знакомым пообщайся. Вы ведь давненько не виделись.

* * *

— Сволочь! Гад… Убью! — Мишка, ничего не соображая от ненависти, принялся бить связанного Лешего ногами.

От слепой ярости носки сапог попадали то по голове, оставляя кровавые следы, то по телу лежащего на земле насильника. Тот никак не реагировал: удар прикладом оказался слишком чувствительным.

Донченко схватил Дмитриева за куртку, рывком откинул в сторону:

— Тихо! Успокойся.

Вика, всхлипывая, спрятала лицо в коленях. Мишка плюнул в сторону наёмника, подполз к девушке:

— Всё хорошо, малыш. — Мужские руки нежно обняли стан девушки. — Теперь всё будет хорошо…

Виктория, немного успокоившись, прижалась к Михаилу.

Лёха быстрыми, скользящими движениями обшарил тело контрактника, извлёк тетрадь, кинул Вике:

— Держи. И не потеряй. А теперь уходите. Оба! Вниз, к морю. Мы вас найдём.

— А ты? — Мишка удивлённо смотрел на Донченко. Он почувствовал: что-то сейчас происходило не то.

Капитан рывком стянул с себя пояс, вторично, крепко, с проверкой, перетянул и без того уже связанные руки Лешего. После чего обернулся к Дмитриеву и зло выкрикнул:

— Что стоим? Я же сказал — уходите! Немедленно!

* * *

Санатов с удивлением наблюдал за тем, как прибывшего в лодке мужика, судя по всему, начальника, сопроводили под прицелом автомата к кострищу, что догорал на берегу реки. Что же, чёрт возьми, у них там происходит?

Впрочем, дальше анализировать Санатов не стал. Бросив взгляд в сторону костра, Серёга отметил, что, пока он наблюдал за диалогом прибывшего с военным и за его арестом, из лагеря исчезли два наёмника, из тех, кто сушился у огня после вынужденного купания. «Ай да гаврики, — Серый тихонько матюкнулся. — Решили обойти наших? А вот болтянского вам…» — и рысью кинулся в кусты. Нужно было помогать своим.

* * *

Леший застонал. Левая рука наёмника дёрнулась было к ране на голове, но Лёшка крепко связал наёмника. Опер, заметив движение, присел рядом:

— Привет, Леший.

— Да пошёл ты…

— Других слов я от тебя и не ждал. — Донченко пропустил мат мимо ушей. — Это хорошо, что ты злой. Это мне поможет. Знаешь, Леший, я как-то и не сомневался в том, что ты захочешь оседлать девчонку. У тебя всегда вместо мозгов яйца думали. На чём и сыграл. Ты ведь когда баб трахаешь, ни хрена не слышишь.

— Сука, — простонал наёмник. — Всё не можешь простить той…

Мат вторично разнёсся над тайгой. Но на этот раз Донченко пропускать ругань не стал. Короткий удар ниже рёбер заставил насильника поперхнуться собственными словами.

— А вот тут ты прав, — согласился Донченко, похлопав врага по плечу. — Не могу простить. И не хочу. Я любил её. А ты, гадина… — Лёшка сжал кулаки, но бить не стал.

Леший, с трудом повернув голову вбок, снизу вверх посмотрел на бывшего однополчанина.

— Болит? — хриплый смешок вырвался из глотки насильника. — А ты отомсти мне. У тебя ж тогда не получилось, так давай сейчас. Давай схлестнёмся на кулачках. Чешутся же!

Донченко оборвал Лешего неожиданным и оригинальным способом: достал платок, скрутил его в жгут, который стянул на голове Кузьменко, перехватив рот с такой силой, что едва не порвал соединения губ.

— Как был сволочью, Леший, так им и остался. — Лёшка, подхватив автомат, вскочил на ноги. — Помнишь, как убил девочку? Помнишь. По глазам вижу. А ведь она была жива, когда ты её бензином обливал… Словом, так: если Бог на свете есть, ты, падаль, сдохнешь. Если нет — выживешь. Сдохнешь — поставлю за тебя свечку. А выживешь… Если выживешь — встретимся.

С последними словами Донченко ударом ноги столкнул извивающееся тело наёмника в ту самую пещеру, из которой недавно выбралась Виктория.

* * *

— Здравствуй, Володя. — Ельцов не стал вставать, протягивать руку. Понимал, тот всё одно не ответит. А потому просто дождался, когда Савицкий присядет рядом на край бревна, которое Мишка Дмитриев заготовил прошлым вечером для костра.

— Мне с тобой говорить не о чем, — хмуро отозвался старик.

— А мне, кажется, наоборот. — Декан отмахнулся от назойливого шмеля. — Есть нам о чём с тобой потолковать. Где милиция, что была с тобой?

Савицкий кивнул сединой в сторону разбитого лагеря:

— Майор в палатке. Под охраной. Где второй — не знаю. Спроси у своих.

— А у меня здесь своих нет.

— Кинули? — В голосе старика слышалась пустота. Ни удивления, ни радости — ничего. — Давно бы так. Всё комбинации разыгрываете? И неймётся же вам. Игруны… А всё одно ты послабее, чем твой папаша.

— Даже так? Об отце милиционеры подсказали?

— Зачем? Сам догадался. Ещё в шестьдесят девятом. Когда один из ваших в лагере проговорился. Назвал его полностью и по фамилии, и по имени-отчеству. Сложить одно к другому труда не составило. — Савицкий поднял взгляд на собеседника. — А я думал, ты появишься в Москве. Всё время ждал. Ан нет, застрял здесь.

— А что в столице делать? — Рука декана прихлопнула-таки шмеля. — Там народа и без меня хватает. А насчёт комбинации… Когда догадался, что тебя играют?

— Вчера, — вяло отозвался Савицкий. — В схованке. Этот, твой кореш, сделал вид, будто не заметил нас.

— Не актёр, что сделаешь. Только повторюсь: у меня в этом лагере своих людей нет.

— Ну-ну… — Савицкий взял бутылку с водой, полил на руку, сполоснул лицо. — Батя ещё жив?

— Практически нет. — Ельцов распахнул куртку: солнце уже грело вовсю. — Месяц назад обнаружили раковую опухоль.

— Ну, хоть отмучается. Мишка знает о нём?

Декан отрицательно покачал головой:

— Ещё нет.

— Свози его к нему.

— Зачем? Показать живой труп?

— Он его отец.

— Он то, что осталось от его отца. — Жёстко парировал Юрий Николаевич. — И не нужно устраивать сцены, Володя. Ты прекрасно знаешь, на что вы шли. А потому не дави на совесть. Там всё в порядке.

— Я о прошлом не жалею. Позови меня Батя сегодня — снова бы с ним пошёл. Эта экспедиция была единственным стоящим делом во всей моей жизни. Только никто меня уже не позовёт. Да и вы не сможете долго скрывать бонке, — выдохнул Савицкий. — Колодников был прав, когда говорил, что наступает время открытия тайн. Фрагменты цепи мелькают в экранах чуть ли не ежедневно. — Савицкий замер. — Постой… Это что, тоже ваша работа?

— А ты думал. — Лёгкая усмешка скользнула по лицу декана. — И дозировка информации тоже.

— И долго думаете так продержаться? Человечек-то пошёл нынче сметливый. Рано или поздно всё одно найдётся новый Профессор, который сможет соединить цепь. Катастрофа неминуема.

Ельцов повёл плечами:

— Спрашиваешь, на что рассчитываю? На то, что человек, этот новый Профессор, к моменту контакта с бонке, успеет всё-таки определиться, что для него первично, а что вторично.

— Утопия.

— Но ведь Профессор справился с собой. Смог найти силы не поддаться искушению. Вот и другой сможет.

На лице Савицкого мелькнула мрачная улыбка:

— Предки, создавшие цепь, были намного сильнее нас. И тем не менее катастрофа произошла. А ты хочешь, чтобы дикари вдруг одномоментно определились и не повторили путь своих прародителей. Это даже не утопия. Идиотизм.

— И тем не менее я с тобой не соглашусь. — Ельцов стянул с себя куртку, подставив солнцу мокрую от пота рубашку. — Люди сделали большой скачок в развитии. Даже в сравнении с прошлым столетием.

— Научно? Да. А внутренне? — Савицкий всем телом повернулся к декану. — Человек навсегда останется жадным, неудовлетворённым животным. А бонке, ты знаешь, таких на дух не переносит.

— Да, — согласился декан, — с Профессором объект поступил лояльно только потому, что увидел, как тот ценой своей жизни пытался спасти друга. Иначе бы и с ним поступил так же. Но это-то и есть доказательство того, что человек меняется.

— Единичный случай. — Савицкий обречённо махнул рукой. — Знаешь, я много думал над тем, что произошло. Да, наверное, вы где-то правы, что скрываете бонке от людей. Только сам собой напрашивается другой вопрос: а зачем? Для чего? Для того, чтобы ненависть, жадность, месть, злоба, властолюбие — всё это продолжало процветать? А не лучше ли замкнуть цепь и поставить точку? Как тогда, в прошлом?

— Не знаю, — спокойно отозвался декан. — Я свою жизнь положил на одно — сохранить объект и максимально оградить его от грязи. Пока у меня это получалось. Надеюсь, у тех, кто придёт вслед за мной, тоже получится.

— У вас кто-то скурвился? — неожиданно поинтересовался Савицкий, бросив взгляд в сторону реки: оттуда чётко слышался рёв мощного дизельного двигателя.

— Да.

— Ты его вычислил?

— И да, и нет. — Декан сорвал травинку, покрутил ею перед глазами. — Змея оказалась о трёх головах и двух хвостах. И до одной головы мне не добраться.

* * *

Милицейский глиссер, прошуршав дюралевым днищем по гальке, пристроился рядом с лодкой декана.

СЧХ первым спрыгнул на берег и, бросив короткий взгляд на расположившихся под надзором охраны, невдалеке от берега, Савицкого и Ельцова, тут же направился к стоящим невдалеке двум контрактникам. Вслед за подполковником судно покинули трое сотрудников Зейского УВД, вооружённые короткоствольными автоматами.

Щетинин на глаз определил командира:

— Ты главный?

— Предположим.

— Предполагать будешь на бабе, и то, если та даст. Выводи на свет божий моего майора.

— Понятия не имею, о чём речь.

СЧХ покачал головой, как бы сомневаясь в словах наёмника, после чего громко, так, чтобы слышали все, произнёс:

— А мне, Сват, говорили, ты умный. Выходит, ошибались в тебе, Герман Викторович. Что ж, тогда слушай меня внимательно, капитан. Первое. Твой заказчик у нас. И он тебя сдал. Не веришь? — Щетинин заметил ухмылку на лице контрактника. — Терёхин так и сказал, что сразу не поверишь. Но суть не в этом. Второе. Связь мы тебе обрезали. Всю. А потому, Гризли, слышишь, — СЧХ повысил голос ещё сильнее, — не старайся. Не трать силы. Всё одно ни с кем не свяжешься. Третье, Сват. На «вертушку» не рассчитывай. Её не будет. А теперь условия договора. — Щетинин выставил указательный палец в сторону наёмника. — Пока договора. Сейчас ты тихо и мирно отпускаешь всех моих людей и мы покидаем лагерь. Все, до единого. Вы возвращаетесь в Зею. Самолёт через четыре часа. Места для вас забронированы. В благовещенском аэропорту вам передадут билеты на московский рейс. До вылета сидите в аэропорту. Это самый идеальный вариант исхода.

Ухмылка всё ещё занимала место на лице наёмника.

— А если нас не устраивает такой договор?

— Что ж, есть второй вариант.

Теперь ухмылка Свата стала ещё наглее. СЧХ это заметил. И тут же отреагировал на неё.

— Напрасно думаешь, будто тебя отмажут. Для начала я начну крутить дела по убитому следователю и нападению на трассе — для затравки. Чтобы засветились ваши фамилии. А потом сделаю то, чего от меня никто не ждёт. В том числе и ваши хозяева. Выкладываю по степени исполнения. Сначала мы вас арестуем за оказание сопротивления органам. Которые прибыли на место уголовного преступления. В лагерь, который вы захватили с целью группового изнасилования Рыбаковой В. В. Далее, в ходе расследования выяснится, что это был не единственный эпизод и что подобного рода фактов вашего, мягко говоря, аморального поведения имелось как минимум, два. Первый эпизод будет связан с супругой хорошо вам известного профессора Урманского. Причём замечу: в связи с тем, что вы её прятали у себя, на базе, попытка оказалась удачной. И групповой! После чего вы применили насильственные действия по отношению к студентке третьего курса одного из высших учебных заведений города Благовещенска. Что она и подтвердит. В том числе и в суде.

— Ты что, подполковник, — ухмылка мгновенно слетела с лица солдата, — сбрендил? Мы никого не трогали! Ни жену Урманского, ни какую-то там студентку!

— А по документам насиловали, и неоднократно. — СЧХ смотрел прямо в глаза наёмника. Не моргая. — Твоя «крыша» просто офигеет, когда всё это всплывёт в средствах массовой информации. А оно всплывёт. С вашими фото на первой полосе. Обещаю! Как сам понимаешь, «крыша» руки марать не станет. Себе дороже. Ты забыл, Сват: здесь моя территория. А нужно было об этом помнить, когда начинал беспредел. И вот каков мой сказ: если ты сейчас не отпустишь моих людей, всех, без исключения, то я свои слова выполню именно в том порядке, как только что расписал. Мало того: судить вас будут не в Москве, а здесь, по месту. И срок мотать будете неподалёку, под моим надзором. Поодиночке. И не на «красной зоне». Как тебе и твоим ребяткам перспектива опетушиться?

— А не слишком ли самоуверен, подполковник?

— В меру. — СЧХ сплюнул себе под ноги. — После тех материалов, что предоставлю, а я подкину убойные бумаги, от вас не то, что откажутся. О вас просто забудут.

— А как же закон?

— А как девчонка и твой подчинённый? Ведь ты позволил ему над ней надругаться? И о законе в тот момент не думал. А думал о вонючих баксах, которые тебе пообещали. Вот и я возьму с тебя пример и тоже забуду на время о законе. Кстати, предупреждаю: лагерь покинете без Лешего.

— Не понял…

— А тут и понимать нечего, — Щетинин развёл руками. — Тайга. Болота. Дикая местность.

Сват, провоцируя, дёрнулся, но СЧХ никак не отреагировал на его телодвижение. Так же спокойно, монотонным голосом продолжал вещать:

— Леший хотел найти приключения на свой зад, он их нашёл. А тебе совет: не вздумай наделать дополнительных глупостей. Они тех денег, что вам обещали, не стоят. Тем более и деньги уже получать не с кого. Так что думай, командир. Времени тебе десять минут.

Щетинин резко развернулся, махнул Санатову рукой: мол, будь наготове, а сам прошёл к Савицкому и декану.

— Ну, что, Юрий Николаевич, помешал я вам? А не захотели взять с собой…

— О Свате дядька сообщил?

— Ага.

— М-да, — Ельцов долгим взглядом в спину проводил командира «партизан», — одно теля двух маток сосало. Молодец.

— Да нет, — СЧХ присел на корточки, спиной к лагерю, и заговорил так, чтобы его не услышали наёмники, — это не он молодец. Вы играли свою комбинацию. С вами играли свою. И кто выиграл, честно скажу, не знаю. — Серёга подхватил горсть мелких камешков, принялся их пересыпать с ладони в ладонь. — Час назад дядьке был сделан звонок. Из нашего Белого дома. Предупредили, чтобы дальше не лез. Иначе будут большие неприятности. Так что дело выходит на новый уровень. На такой, где вам помочь мы будем уже не в состоянии. Так что простите, Юрий Николаевич, но на этом…

— Серёжа, — ладонь декана легла на руку подполковника, — это именно то, чего мы и добивались. Чтобы зашевелились те, кто таился до сих пор, кто занимает очень высокие посты в государстве и кто вступил в контакт с нашим противником. Мы свою работу сделали. В Москве будут работать другие люди. — Декан устало вскинул голову, прищурившись, посмотрел на небо. — Теперь можно и домой.

Щетинин тоже вскинул голову, но не в небо, а в сторону склона: сверху сначала послышался шорох, а через несколько секунд выросла знакомая фигура майора Рыбакова. Потирая кисти рук, на которых чётко виднелись следы от верёвок, Сашка, улыбнулся:

— Умеют, гады, вязать. Надо бы у них поучиться.

Часть пятая

Гилюй

Мишка уверенно положил руку на Викину талию. Та в ответ прижалась к любимому. СЧХ, увидев эту картину, хмыкнул, но промолчал.

К вечеру похолодало. И хоть костёр горел во всю, жар обжигал только лицо, грудь и колени. Даже куртка не спасала спину от холода. Ельцов подбросил сосновую ветку в кострище. Хвоя, будто сухой порох, мгновенно вспыхнула, озарив лица сидящих вкруг костра людей.

Щетинин, наполнив стакан на половину водкой, привстал на колени:

— Помянём. Всех. — И первым осушил сосуд. Крякнул. После чего неожиданно спросил, конкретно ни к кому не обращаясь: — Что будем делать с тетрадью? Пока она цела, от нас не отстанут.

— От нас не отстанут, даже если её не будет, — веско заметил Санатов, подкладывая хворост в кострище. — Но с ней проблем будет больше. И что мы здесь парились?

СЧХ кинул в рот горбушку хлеба, принялся медленно его пережёвывать:

— Вика, ты читала, что отец написал?

— Да.

— И?

Девушка неуверенно повела плечами:

— Я бы не сказала, что там есть нечто такое, что могло бы заинтересовать этих… Вы поняли. Последние две исписанные страницы папа вообще заштриховал так, что невозможно прочесть.

— Сегодня ничего невозможного нет. — Подполковник кинул на землю куртку, упал на неё. — Есть специальная аппаратура, извлекает тексты из таких мест, диву даёшься. А это… — Серёга махнул рукой. — Раз плюнуть.

Декан тоже пригубил из своего стакана, вытер рот тыльной стороной ладони:

— Ведь цепь можно замкнуть и сегодня? — неожиданно спросил его СЧХ. — Иначе бы вы так не переживали за объект.

Ельцов надолго замолчал. Костёр проглотил новую партию хвои.

— Долгое время мы, Хранители, так сказать, последние из мохэ, были уверены в том, что подобное если и возможно, то не в наше время. Однако события, произошедшие в двадцатых-тридцатых, и особенно в пятидесятых, годах встревожили нас не на шутку.

— Техническая революция, — догадался Санатов.

— И экономическая. Кардинальные и коренные изменения в социальных существующих веками структурах. Глубочайшее исследование гена. Изменение мышления человека в течение короткого времени. И всё происходит практически одновременно. Мы провели опыты с трёхлетними малышами. Они осваивали компьютер в несколько раз быстрее, чем их родители. Будто в их генную память впрыснули плазму знаний.

— Космос вошёл с нами в контакт?

— Да. — Ельцов уверенно тряхнул головой. — На местах стали происходить замыкания коротких участков цепи: то экономические прорывы, то бедствия.

— Чем это грозит нам?

— Если отдадим цепь нашей нынешней так называемой элите — прямой путь к гибели цивилизации. Сегодня никто не воспользуется бонке во благо духовности. А любые иные игры с цепью — катастрофа.

— Но ведь в Китае сработало для людей! — встрепенулась Вика.

— А какой строй в Китае? Вот вам и ответ.

— Но если кто-то из космоса вошёл в контакт с Землёй, прекрасно зная о том, что здесь происходит, получается, кому-то выгодно, чтобы на планете Земля произошла новая катастрофа, — заметил внимательно прислушивающийся Савицкий. — Выходит, и в космосе не всё так гладко?

— В яблочко, Володя, — устало отозвался декан. — Впервые эта версия прозвучала в шестьдесят третьем году. После получила подтверждение в семидесятом. — Ельцов вскинул голову, обвёл присутствующих взглядом. — Именно потому мы, как выразился товарищ Санатов, и парились. Чтобы там, за девять тысяч километров от нас, зашевелились те, кто до сих пор не верил в это.

— Папа на последних страницах описал действие бонке. — Голос Виктории разорвал тишину, образовавшуюся после последних слов декана. — А потом скорее всего испугался.

— Это был не испуг. — Савицкий подсел к Ельцову и резким движением ноги стёр рисунок. — Если бы так, Профессор просто удалил бы страницы. Это своеобразная проверка нас. Это бонке не дал Профессору возможность вырвать листы. Теперь, через те две последние страницы, он хочет войти в контакт с нами.

— И что делать? — Виктория сжала плечики: то ли костёр уже не отдавал жар, то ли холод стал крепче.

Ельцов налил в стакан на два пальца водки, одним глотком осушил сосуд.

— До шестьдесят девятого года зейский бонке посещало несколько человек. Единственным, с кем вошёл в контакт объект, и кого оставил в здравом уме и рассудке, был ваш отец, Вика. Почему бонке выбрал именно его, непонятно. Но, на вторые сутки наш противник прекрасно знал о том, что Профессор вошёл в контакт с объектом. Думаю, и сейчас они тоже знают, что дневник у вас.

— Но вы можете сами пролистать записи — здесь ничего нет! — Виктория протянула тетрадь декану, но тот даже не взглянул на дневник.

— Я понимаю. Дневник — единственное, что осталось от вашего отца. — Ельцов заглянул в глаза девушке. — Но ведь вы уже знаете, что это — всего лишь простая тетрадь. Некогда ваш батюшка принял решение, которое спасло много жизней. Возьмите с него пример.

* * *

Вика плотнее прижалась к Мишке. И не из-за холода. Дмитриев с нежностью обвил девичий стан руками:

— Холодно?

— Нет. Уже нет. — Виктория вскинула голову, пытаясь рассмотреть в предрассветном сумраке глаза любимого. — Ты своей маме расскажешь об отце?

— Не знаю. — В Мишкином голосе дрожала неуверенность. — С одной стороны, понимаю, что нужно. Но с другой…

— Я вот тоже не знаю…

За спиной послышался шорох. Мишка, не оборачиваясь, понял: пришли друзья.

Санатов, на ходу скинув сапоги, бросился по колено в воду, сполоснул лицо:

— Морем любуемся?

— Почти, — нехотя отозвался Мишка. Ну вот, только хотел побыть наедине, так нет же…

— Скоро выезжаем. — Щетинин, присев на корточки, тоже принялся споласкивать горячее лицо. — Сашка с Лёшкой остаются. Пойдут вытаскивать этого Лешего… Декан, блин, со своими лекциями… И ведь пробрал. Решили сдать гада правосудию.

— А ты бы оставил? — Мишка даже не скрывал усмешки.

СЧХ только махнул рукой.

Санатов скинул рубашку, бросил её на берег, вошёл глубже в воду, принялся ополаскивать торс.

— Серёга, — донёсся до Щетинина его голос, — как думаешь, а на какой глубине этот хренов бонке?

СЧХ пожал плечами:

— Метров десять. От силы пятнадцать. Эй, Серый, ты это о чём?

1

Зея — город, районный центр в Амурской области.

2

Тукурингра — горный хребет на севере Амурской области. Тукур, токур, тукуур — кольцо, изгиб; хребет имеет изогнутую форму (эвенк.).

3

«Бастилия» — местное население Благовещенска так называет здание областного культурного центра.

4

Граматуха — речка, левый приток Зеи. Название русское, первоначально от «громкая».

5

Имеется в виду публикация Александра Ярошенко в интернет-издании «Амур-инфо», 20 июля 2011 года.

6

Использованы материалы статьи «На перекрёстке времён» Б. С. Сапунова, доктора исторических наук, профессора Благовещенского государственного педагогического университета (Амур. 2003, № 2, 3).

7

В действительности данный рисунок обнаружен в 1961 году во время археологической экспедиции под руководством академика А. П. Окладникова только на скале правого берега речки Тынок, 2.5 км выше с. Ураловки, Шимановского района Амурской области.