1

Париж, 1827 г.

Старая лестница шаталась и дрожала, предупреждая о том, что может в любой момент рассыпаться на части. Мишелю было страшно, но он знал, что должен во что бы то ни стало добраться до чердачной балки и спрятать там доказательства совершаемых в этом доме преступлений. Они были дороже всех сокровищ мира. Когда-нибудь… когда-нибудь он обязательно вернется сюда и достанет эти сверкающие миниатюрные ножички, украшенные затейливым вензелем «NM». И тогда все узнают, какое чудовище скрывается под личиной добропорядочного человека.

Еще пара мгновений — и медицинские инструменты, завернутые в старую холстину, были надежно спрятаны. Вздохнув с облегчением, мальчик спустился вниз и подошел к окну. Вид, открывающийся отсюда, был ужасен — старые крыши обветшалых домов самого мерзкого района Парижа. Душный запах окутывал окрестности, и обитали здесь грубые люди в неопрятных одеждах.

Мишель прожил на этом свете очень мало, но ему довелось увидеть совершенно другие дома, полные роскоши и богатства. Впрочем, и в тех особняках он не чувствовал себя счастливым. Кровь, слезы, обида и позор окружали его, наверно, с самого рождения. Он не знал, кто он, и почему оказался в доме маркиза. Но мальчик помнил, как его привезли в дом, где он теперь жил.

— Маркиз обманул меня! Он обещал оплатить все мои опыты, и так глупо умер, — доктор Николас Моро каждое утро начинал с этих упреков. — Я рассчитывал, что он сможет еще пару лет обеспечивать меня необходимым товаром и деньгами… Дурак! Не мог прожить подольше. Но ничего, его приятели точно так же мечтают продлить свою молодость и обязательно обратятся ко мне. Если каждый из них создаст приют для маленьких бродяжек, то я буду обеспечен необходимым материалом очень надолго. К тому же у меня есть чем их припугнуть. Эти толстосумы не захотят позора и принесут мне свои звонкие монеты. А ты, ангелочек, понадобишься мне совсем для другого. Ты слишком хорош для того, чтобы выпустить из тебя кровь или сделать игрушку для этих сластолюбцев. Нет, я согласен с покойным маркизом — тебя следует растить, холить и лелеять, чтобы со временем ты превратился в настоящее сокровище. Ты станешь моим орудием для вскрывания их мешков с деньгами, моим золотым тельцом… Нельзя сбрасывать со счетов и то, что по достижении совершеннолетия ты сможешь претендовать на наследство покойного маркиза. Его вдове придется поделиться с тобой, а точнее — со мной.

Мальчик мало что понимал в этих речах, но хорошо знал, что является таким же живым товаром, как и все остальные дети, которых приводили в этот дом. Разница только в том, что его самого решили принести в жертву немного позднее. От него не скрывали ничего — ни ночных оргий, где крики и плач детей перемешивались со смехом знатных подонков, ни дневных опытов за хирургическим столом, ни купания стареющих мерзавцев в ваннах, полных крови…

2

1845 г.

Мир тишины и мрака окутал его сознание, ему не мешало даже дыхание ветра, выскользнувшего из-за портьеры. Стальные глаза стали отрешенными, а по лицу, полному ночной тайны, скользили отблески огня и тьмы.

Поразмыслив, он решительно отставил в сторону черную краску. Сажа весьма неудобна для маскировки лица — в случае непредвиденных обстоятельств от нее невозможно будет избавиться. Вместо этого он надел маску цвета антрацита с узкими прорезями для глаз. Затем облачился в темный костюм, натянул высокие мягкие сапоги и в довершение всего укутался в черный плащ с капюшоном, окончательно слившись с полночным мраком.

Приблизившись к раскрытому окну, он впустил в себя темноту ночи и через мгновение растворился во мраке.

Резкий толчок заставил Виолу очнуться ото сна. Неясное чувство тревоги заставило девушку вновь вздрогнуть. Пытаясь осознать причину своего пробуждения, девушка уставилась в темноту перед собой.

«Что это было? Яблоки? Цветы? Пудинг? Нет… нет…». Виола вновь закрыла глаза, в полудреме пытаясь вспомнить сон. Возможно, ей снились цветы на полях чудной шляпы, которую она недавно видела в одном магазине. Если в конце недели мадам Лили выплатит деньги за сверхурочную работу, то появится возможность приобрести это чудо из итальянской соломки… Хотя нет. Виола понимала, что вряд ли сможет позволить себе такую глупую трату денег, и потому, глубоко вздохнув, прогнала мечты о новой шляпке и вновь открыла глаза. Что могло разбудить ее?

В комнате было тихо. Мерно стучали часы, в чердачное окно мансарды проникал легкий ночной ветерок, изрядно испорченный фабричными и заводскими запахами. Ощутив его прохладную свежесть на своей щеке, девушка окончательно проснулась.

Вокруг царила ночная тишина. На подоконнике виднелись очертания герани в маленьком горшочке, а на столе возвышалась гора розового шелка. Бальное платье уже полностью готово, пару часов назад закончена золотая вышивка на шлейфе. Завтра утром в половине восьмого в салон за ним прибудет слуга одной из светских модниц. Летние балы в честь пятнадцатилетия Июльской революции и восшествия на престол Луи-Филиппа сделали парижские улицы более шумными, чем обычно, наполнив их толпой, кружившейся в вихре развлечений.

Что это за звук?.. Тело Виолы напряглось, а сердце забилось так громко, что можно было решить, что именно из-за него она проснулась.

Легкий ветер вновь коснулся ее лица, но девушке показалось, что он повеял вовсе не из окна. Следовательно… Ужас вновь сжал сердце — кто-то чужой находился в ее маленькой комнате. Виола застыла от страха. Как она могла забыть о своем оружии — чугунной кочерге? Обычно девушка ставила ее поближе к кровати перед сном, но сегодня так устала, что совершенно забыла о предосторожности.

Прикусив губу, она принялась всматриваться в темноту. Но вокруг по-прежнему было тихо. Разумеется, здесь никого нет и быть не может. Комната находится в старом чердачном помещении, под самой крышей. Забраться сюда можно, только рискуя ежеминутно свалиться на мостовую. Да и какой смысл залезать в окно старого жилища, где обитают лишь такие неудачники, как она?

Конечно, ей все почудилось. Она сразу заметила бы чужого человека в своей маленькой комнатке. Здесь находилось слишком мало вещей, чтобы кто-то смог незаметно найти убежище: низкий комод, стул, небольшой круглый стол, на котором возвышалась швейная машинка, в углу возле двери находится столик для умывания.

Наткнувшись взглядом на тень возле камина, девушка нервно вздрогнула, но, приглядевшись, узнала очертания манекена с наброшенной прозрачной тканью. А тень на стене, конечно же — от плаща и зонтика на вешалке. Ее кровать была придвинута к стене мансарды, так что чужак мог бы спрятаться только на потолке, как летучая мышь. Нет никаких сомнений, что она одна в комнате.

Глаза ее слезились от усталости, но Виола продолжала всматриваться в темноту. Кажется, тень возле двери пошевелилась?..

Решительно отбросив простыни, девушка вскочила с кровати и громким шепотом спросила: «Кто здесь?». Ответом была полнейшая тишина. Виола стояла босиком на холодном деревянном полу и чувствовала себя очень глупо. Затем она собралась с духом и быстро шагнула к камину.

Ухватив кочергу, девушка почувствовала себя слегка увереннее. Протянув свое оружие к плащу, она осторожно похлопала по ткани, а затем так же неуверенно провела по всем темным углам в комнате и под кроватью. Ничего, кроме пустоты.

Ее тело расслабилось, и, сложив руки на груди, Виола произнесла короткую благодарственную молитву. Девушка вернулась в постель, но на всякий случай положила кочергу возле кровати на пол поближе к себе. Наверно, стоило бы закрыть распахнутые створки окна, но в комнате было слишком душно. К тому же, если злоумышленник все-таки решится забраться в ее комнату по покатой крыше, то он легко сумеет отворить окно. Только какой смысл ему проделывать столь небезопасный путь в старую комнатенку, где и украсть-то совершенно нечего?

Уткнувшись носом в маленькую подушечку, девушка вскоре погрузилась в благодатный сон, особенно приятный после пережитого волнения.

Когда спустя три часа Виола поднималась по ступенькам мраморной лестницы салона мадам Лили, на улицах было еще пустынно, но в мастерской уже вовсю шла работа. Казалось, что девушки так и не ложились спать. В этом году праздники были необычайно пышными, и всех женщин увлек поток бесконечных развлечений — пикники, балы, цветочные праздники, военные парады. Для многочисленных выходов в свет необходимо было каждый раз новое платье, сшитое по последней моде, и поэтому в парижских салонах работа кипела буквально день и ночь. Так же, как у всех остальных работниц, у Виолы накопилась неимоверная усталость, но волнение от праздников захватывало и ее. Голова кружилась от восторга, утомления и голода, а мысль о том, чтобы когда-нибудь самой надеть такое великолепное платье, пьянила и будоражила сознание и фантазию. Все эти потрясающие туалеты для знатных и не очень знатных дам были мечтой каждой женщины!

— Отличная работа, — заметила с восхищением главная швея, принявшая у Виолы корзину с платьем. — Ручаюсь, что ты закончила работу не раньше двух часов ночи, не так ли? В мастерскую только что доставили свежую выпечку, можешь зайти перекусить, но не задерживайся. Предстоит работа. Нас собираются посетить дамы из Румынии и Венгрии, и тебе предстоит выбрать для них ткани.

Виола поспешила в соседнюю комнату, с удовольствием съела круассан и выпила чашечку крепкого кофе, затем побежала по лестнице наверх. По дороге ей встретилась одна из белошвеек.

— Для всех приготовили нарядные платья, — сказала девушка. — Очень красивые.

Но Виола вскрикнула от досады:

— Какой ужас… — слова отчаяния чуть было не сорвались у нее с языка. Разумеется, придется оплатить этот наряд из своего жалованья. Но она не может себе это позволить!

Девушке очень хотелось топнуть ногой от досады, но она сдержала столь неприличное проявление своих эмоций. Воспитание, которое она получила в доме мадемуазель Аделаиды, не позволяло ей вести себя неподобающим образом. Хотя вряд ли кто из ее нынешнего окружения сможет это оценить. После смерти благодетельницы жизнь Виолы разительно изменилась, теперь ей приходилось все время недосыпать и плохо питаться. Конечно, мадемуазель Аделаида предусмотрительно позаботилась о будущем своей воспитанницы и оставила завещание, по которому небольшой особняк передавался ее брату, вдовцу шестидесяти лет, с условием, что Виола останется жить в доме и будет вести небольшое хозяйство.

Мсье Жан согласился с этой оговоркой и заявил, что считает честью для себя, если воспитанница его покойной сестры будет вести дом. Но по глупому стечению обстоятельств через пару дней он скоропостижно скончался, не оставив ни завещания, ни устных распоряжений.

Особняк перешел к дальней родственнице мадемуазель Аделаиды, которая вовсе не была настроена принять на себя заботу о Виоле. Более того, эта спесивая особа считала глупостью решение своей родственницы взять в дом маленькую бродяжку и воспитать ее, как благородную барышню. Впрочем, такой поступок можно было простить мадемуазель Аделаиде. Когда-то давно она была помолвлена с виконтом де Ниш, но ее свадьба сорвалась, когда невеста вступила в предосудительную связь с человеком сомнительной репутации, который даже не предложил скрыть ее позор узами брака.

Родственница мадемуазель Аделаиды предложила Виоле самой позаботиться о себе. Поразмыслив, девушка решила, что может найти работу только в салоне мадам Лили, с которой познакомилась еще в те счастливые дни, когда была жива ее благодетельница. Мадемуазель Аделаида не раз заказывала для своей любимицы в салоне мадам Лили скромные, но довольно милые платья. Очень удачно, что покровительница в свое время позаботилась о том, чтобы девочка, взятая с улицы, научилась вышивке и плетению кружев. Отличные манеры и безупречный вкус сделали Виолу весьма полезным приобретением для салона мадам Лили, но хозяйка не собиралась по достоинству оценивать работу своей помощницы и соответственно назначить ей более приличную заработную плату.

Вздохнув, Виола вернулась к действительности.

— В этих одинаковых платьях мы все будем выглядеть, словно куклы, не так ли? — посетовала она.

Девушка кивнула:

— Что делать, таково решение мадам Лили. Говорят, сегодня у нас ожидается посещение иностранных гостей?

— Да, дамы из Румынии и Венгрии, — объяснила Виола, направляясь вместе с юной работницей в комнату, где их ожидали кукольные наряды, украшенные рюшечками и бантами.

Сняв свое старенькое платье, Виола с помощью своей приятельницы облачилась в корсет и нырнула в хрустящий шелк. Увидев себя в зеркале, она недовольно сморщила нос. Ей показалось слишком глупым это одеяние яркого карамельного цвета. Мадемуазель Аделаида вряд ли одобрила бы подобный туалет. К тому же во время движения жесткий шелк некрасиво топорщится и противно хрустит.

— Смотри, как оно топорщится, — Виола безуспешно пыталась выправить складки материи на бедрах. — Я выгляжу, как деревенская девица на выданье.

— О, не так уж плохо, мадемуазель Фламель. К тому же голубое подходит к вашим глазам, подчеркивая их небесный цвет. На столе еще есть банты для волос.

Виола с досадой взяла кружевной бант и приложила его к своим каштановым волосам. Примерив его с разных сторон, она, наконец, выбрала наиболее эффектный вариант и закрепила бант, украсив золотой брошью в форме бабочки. Мадемуазель Аделаида, конечно, заявила бы, что это слишком кокетливо и вызывающе для приличной девушки. В свое время мадемуазель Аделаида Дельфор решила привить своей воспитаннице манеры и стиль поведения девушки из высшего света. И ей это вполне удалось. Виолу очень сердечно принимали подруги благодетельницы, проживавшие на улице Сент-Дени. Аура приятного скандала, которая окружала мадемуазель Дельфор со времен ее грехопадения, невзирая на сорок лет последующей тихой жизни, была овеяна пикантной романтичностью.

Для пожилых одиноких женщин, зачитывающихся любовными романами и в душе мечтающими пережить хотя бы одно подобное приключение, это было равносильно желанному дождю во время засухи. Благовоспитанные дамы закусывали удила и фыркали на каждого, кто сомневался в здравом смысле мадемуазель Дельфор, когда она решила дать приют в своем доме маленькой девочке, найденной на улице.

Когда девушки спустились в зал, где обычно проходил прием богатых заказчиц, хозяйка внимательно осмотрела свою помощницу и одобрительно кивнула:

— Очень мило. Брошь на волосах смотрится удачно. Одобряю, — мадам Лили щелкнула пальцами по столику с инкрустацией. — Полагаю, что вы уже знаете о сегодняшних посетительницах. Эти дамы принадлежат к правящим домам Румынии и Венгрии. Конечно, они понятия не имеют о последних новинках моды, ведь в их варварских землях живут одни дикари, которые едят ужасный капустный суп, и от них за версту пахнет чесноком. Но мы должны принять их с должным почетом. Предположительно, ожидается человек шесть или восемь. Придется обслуживать всех одновременно. Так что будьте порасторопнее.

— Конечно, мадам, — согласилась Виола. Она слегка смутилась, но все же решилась задать вопрос: — Мадам Лили, можно мне поговорить с вами о личном?

Хозяйка сурово взглянула на нее.

— У меня сейчас нет времени для частных разговоров.

— Я живу одна, мадам… — о, как это трудно заставить себя говорить. — Я в сложной ситуации сейчас… И это платье…

— Оно должно быть оплачено из вашего заработка. Подобные случаи оговорены в контракте.

Виола опустила глаза, но не отступала:

— Мне не прожить на то, что останется.

Мадам Лили помолчала мгновение.

— Вы обязаны одеваться в соответствии с вашим положением, чтобы выглядеть достойно. Я не могу позволить послаблений в отношении кого-либо, — возникла еще одна невыносимая пауза. — Но я посмотрю, что можно сделать, — неожиданно смилостивившись, произнесла хозяйка.

Виола испытала чувство облегчения.

— Благодарю вас, мадам, — она сделала реверанс, в то время как мадам Лили уже отвернулась от нее.

Виола отправилась лично выбирать материал для показа — кружева, бархат, атлас и шелк. Вместе с остальными девушками она переносила рулон за рулоном в выставочный зал, где высокие зеркала отражали выставленные на манекенах готовые платья, многочисленные кресла и кушетки, столики для чая и огромные столы для тканей.

Как только она уложила последний рулон парчи, лакей провел в зал графиню Дарьяши и сопровождающих ее дам. Миловидные мадьярки принялись с любопытством разглядывать интерьер выставочного зала, а мадам Лили поспешила сделать низкий реверанс перед дамами и предложила им устроиться в креслах.

— Мадемуазель Фламель, — мадам Лили обернулась к Виоле. — Обслужите наших гостей, — она подтолкнула девушку вперед, а сама с поклоном отошла в сторону. — Я распоряжусь насчет кофе и пирожных и оставлю вас ненадолго в обществе моей лучшей помощницы.

Виола вежливо протянула альбом с моделями наиболее величественной даме, но та с улыбкой отвела его в сторону и что-то произнесла на необычном языке. Остальные дамы также отказались взглянуть на модели. Виола извинилась и подошла к столу, где были разложены ткани. Может быть, они хотят сначала рассмотреть материал? Но мадьярки даже не взглянули в ее сторону и, посмеиваясь, переговаривались на своем странном языке.

— Прошу прощения… — сказала Виола растерянно, — Я не понимаю…

Одна из женщин милостиво произнесла с очень сильным акцентом:

— Мы хотели бы подождать наших приятельниц из Румынии — княгиню Фьореску и ее дочь.

Виола вежливо поклонилась посетительницам и замерла в нерешительности. Мадьярки вновь что-то защебетали на своем гортанном языке, время от времени все же посматривая в сторону выставленных на показ платьев. К счастью, мадам Лили уже распорядилась прислать поднос с пирожными и кофейником, чему дамы весьма обрадовались и еще больше заулыбались. Они были похожи на забавных смеющихся кукол — точно такие же румяные и нарядные, но находиться в их обществе, не зная мадьярского языка и не понимая, чего они хотят, было утомительно. Именно поэтому, когда спустя полчаса раздался шум экипажа, остановившегося на улице у входных дверей, Виола почувствовала облегчение и с радостью объяснила:

— Кажется, прибыли те, кого вы ожидаете.

Через несколько минут в дверях появились новые посетительницы. Первой в зал вошла величественная женщина. Она была одета в пурпурное шелковое платье, которое излишне подчеркивало ее высокую грудь. Следом за ней вошла изящная девушка такого же роста, довольно красивая, хотя и слишком смуглая.

Мадам Лили с подобострастием встретила их, сделав глубокий реверанс:

— О, ваше сиятельство, моему скромному салону оказана большая честь вашим посещением, — промурлыкала она, приглашая посетительниц войти.

Но оказалось, что дамы Фьореску прибыли не одни, поскольку вместе с ними в салон вошли еще две женщины. Взглянув на них, Виола, забыв об учтивости, уже не могла глаз отвести. Подобных красавиц девушка еще никогда не видела — обе статные, темноволосые, синеглазые, с правильными чертами лица и открытыми улыбками. Несомненно, это были мать и дочь, поскольку в глаза бросалось их удивительное сходство. Хотя туалеты этих дам отличались простотой по сравнению с их спутницами, но Виола понимала, что именно в таких платьях и таится истинная элегантность и безупречный вкус. Более старшая дама была облачена в темно-синее платье с мягкой драпировкой, а дочь украшала собой нежный шелк цвета чайной розы.

Заметив легкое недоумение на лице хозяйки салона, княгиня Фьореску милостиво объяснила:

— Наши старые приятельницы решили составить нам компанию в посещении вашего салона. Разрешите представить — жена и дочь валашского господаря князя Маре-Розару.

Мадам Лили низко склонилась перед новыми посетительницами и предложила им присесть на кушетки, обитые модными восточными тканями.

Княгиня Маре-Розару приветливо улыбнулась хозяйке салона:

— Я понимаю, как много заказов у вас этим летом, — произнесла она на безупречном французском языке. — Но мы не станем вас обременять. Княгиня Фьореску решила приобрести в Париже несколько новых туалетов для своей дочери, — она улыбнулась своей подруге. — А моя дочь захотела непременно участвовать в создании фасона этих обновок. Надеюсь, если она войдет во вкус, вы не откажете и сошьете для княжны Элины что-нибудь оригинальное.

— Для нас большая честь и удовольствие выполнить все ваши заказы, — раскланялась хозяйка. — Нам не доставит никакого беспокойства сшить что-либо весьма изысканное и для вас, ваше сиятельство. У вас такая великолепная фигура!

Княгиня Маре-Розару засмеялась и слегка повела плечами.

— Ну, я не гонюсь за модой, как все эти глупышки, но, может быть… — она пристально взглянула на дочь. — Твое мнение, Эли?

— Мое мнение таково, что ты не удержишься, — слегка усмехнулась ее дочь. — И, конечно же, обязательно закажешь себе новый туалет и сама придумаешь новый, ни на что не похожий фасон.

— У нас есть очень приятный атлас с переливами шоколадного и кремового оттенков. Я думаю, он подойдет вашим прекрасным волосам, ваше сиятельство. А для вашей дочери я осмелюсь предложить великолепный китайский шелк салатового цвета со вставками золотых нитей, — заговорила Виола, которой очень хотелось заняться именно этими посетительницами.

Княжна Маре-Розару с интересом взглянула на девушку из-под ресниц.

— Будет любопытно взглянуть на эти ткани, милая.

— Пожалуй, стоит пригласить сюда нашего главного ценителя красоты… — княжна Элина стремительно подбежала к окну и, приоткрыв его, высунулась на улицу. — Михась! Идите сюда! Вы нужны нам!

Виола в изумлении наблюдала за экстравагантной выходкой княжны. Следовало послать за своим спутником лакея… Она перевела взгляд на княгиню и удивилась — та сидела абсолютно спокойно, не собираясь делать замечание дочери.

На лестнице скоро раздались шаги, и Виола с любопытством повернулась к дверям, ожидая увидеть какого-нибудь усача в расшитом жилете и с кнутом. Она уже видела подобных мужчин на улицах этим летом. Все они говорили очень громкими голосами и пытались завести знакомства со всеми хорошенькими цветочницами Парижа.

Комната, наполненная щебечущими женщинами, вдруг затихла, когда на пороге зала появился незнакомый мужчина… Казалось, что на землю спустился златокудрый, овеянный ветрами Аполлон.

3

1827 г.

На постоялом дворе возле дилижанса, прибывшего из Вены, молча стоял мальчик. Он неловко переступал с ноги на ногу, но не уходил в гостиницу.

Вокруг суетилась толпа людей. Мальчик с удивлением рассматривал женщин в светлых блузках с широкими рукавами, разноцветных жилетах и пышных юбках до колен, из-под которых виднелись сапоги. Волосы женщин украшали задорные венки из цветов и длинных лент. По улице города весело гарцевали мужчины в не менее удивительных одеяниях — штаны их были расшиты тесьмой, а на головах у каждого были шляпы с перьями.

Сам город был шумным и жизнерадостным, вокруг пахло непривычными аппетитными ароматами, от которых сводило судорогой живот, хотя мальчик не мог пожаловаться на голод. Вдалеке виднелись зеленые склоны гор, вершины которых были окутаны дымкой облаков, а над всем этим миром раскинулось удивительно чистое лазоревое небо. И сам воздух здесь был удивительный, со странным свежим запахом, таким же чистым, как небо и деревья. За всю свою маленькую жизнь он никогда еще не дышал таким пьянящим воздухом, от которого слегка кружилась голова.

Всю дорогу о нем заботились двое мужчин. Они купили ему новую одежду и постоянно интересовались — не голоден ли он. Когда дилижанс прибыл в город, его сопровождающие предложили ему пройти в гостиницу или же перекусить в небольшом кафе, но мальчик отказался и остался стоять на улице, хотя очень волновался, что о нем забудут.

— Мишо?!

Где-то рядом прозвучал нежный голос, подобный мимолетному ветерку, который ласкал его волосы, застилая золотистыми прядями глаза. Он огляделся и смущенно замер. На него смотрела молодая женщина. Было заметно, что она очень волнуется и потому нервно сжимает в руках кружевной платок.

Ему показалось, что кто-то подтолкнул его сзади, и он сделал два неуверенных шага вперед. Женщина опустилась на колени прямо на пыльную землю и протянула руки.

— Ты помнишь меня, Мишо?

Как мог он не помнить ее?.. Все эти одинокие дни и ненавистные ночи, все дни, недели и месяцы молчаливого страдания он вспоминал ее… Это был единственный светлый лик в его жизни. Один-единственный добрый голос…

— Да, мадам, — прошептал он, — я помню…

— Я София, — сказала она. — Княгиня Маре-Розару, маркиза де Ланье.

Ребенок послушно кивнул, хотя ее новое имя ему ничего не говорило.

— Я очень рада видеть тебя, Мишо, — женщина по-прежнему держала перед собой раскрытые для объятия руки. Она смотрела на него красивыми темно-синими глазами, в которых дрожали слезы. — Можно мне обнять тебя?

Его ноги сделали еще один робкий шаг, а затем он бросился в объятия с неуклюжей силой, отчего почувствовал себя глупо и покраснел от стыда. София крепко прижала его к себе, с радостными причитаниями и, раскачивая мальчика из стороны в сторону, прильнула нежной мокрой щекой к его лицу. Она плакала. Дыхание мальчика перехватило от волнения, и он не мог сказать ни слова.

— О, мой маленький Мишо… Нам пришлось так долго искать тебя…

— Сожалею, мадам… — слова были заглушены легким кружевом ее воротника.

София отстранила его от себя.

— Зачем ты извиняешься! Это не твоя вина! — она слегка встряхнула его, смеясь и плача одновременно. — Я надеялась на удачу каждую минуту и молилась о том, чтобы эти нерасторопные сыщики побыстрее тебя нашли. Когда я думаю о том, в чьих руках ты был…

— Сожалею… — повторил он снова. — Я не знал… мне некуда было пойти.

София еще теснее прижала мальчика к себе, и эти объятия были теплыми, ласковыми, пахнущими ветром и цветами.

— Забудь обо всем, Мишо… — произнесла она с большой силой, но голос ей изменил, и женщина продолжила громким шепотом: — Забудь все, что было до сегодняшнего дня. Теперь ты вернулся домой.

Дом. Он с надеждой прижался к ней и спрятал лицо в холодных кружевах. Мальчик боялся разрыдаться. Он хотел сказать что-то важное, как взрослый, но не знал, что следовало сказать сейчас. Ее слезы текли у него по щекам, и ему хотелось заплакать самому, но глаза были сухими, и лишь из горла вырывались сдавленные всхлипы. Он хотел что-нибудь сказать, но…

— Спасибо… спасибо… я дома!..

Виола смотрела на вошедшего, не отрываясь. Красота этого мужчины казалась невероятной… совершеннее мраморных произведений искусства, превыше мечты, превыше всего. Утреннее солнце озарило его сквозь высокие окна, словно даря свое покровительство, и волосы этого красавца мгновенно вспыхнули золотом. Молодой мужчина бросил на нее мимолетный взгляд. Их глаза встретились на мгновение. Ее — недоумевающий, и его — пристальный и сверкающий. Это было удивительное мгновение. Он смотрел на Виолу так, словно прекрасно знал ее и не ожидал здесь увидеть. Но она его никогда раньше не встречала.

Княжна Элина быстро подошла к мужчине и представила его остальным дамам:

— Прошу познакомиться с нашим близким другом. Мсье Бертье отличается отличным вкусом и является ценителем прекрасного стиля.

Женщины мгновенно окружили господина Бертье. Они смотрели на него с немым восхищением, каждой хотелось оказаться поближе к этому красавцу, а княжна Элина разговаривала с ним так непринужденно, словно для нее было обычным делом говорить с небожителем. Губы мужчины слегка изогнулись в улыбке, адресованной княжне, и Виола с легкой завистью подумала, что он, конечно же, любит ее. Впрочем, как можно завидовать — разумеется, это была великолепная пара двух совершенств. Темноволосая статная синеглазая красавица и солнечное божество. Эти двое предназначены друг для друга.

— …Вы нам поможете? Всем известен ваш безупречный вкус. Наши милые графини Дарьяши ждали именно вас посоветоваться перед тем, как заказать платья в этом салоне, — безапелляционным тоном заявила княжна Элина.

Мсье Бертье вежливо поклонился каждой из женщин, находящихся в комнате, и поинтересовался, что именно хотела получить каждая из них. Дамы дружно окружили его и защебетали так, словно именно он был законодателем мод и хозяином салона.

Мадам Лили слегка недовольно поджала губы, но ничего не могла поделать. Стиснув руки, она лишь внимательно прислушивалась к пожеланиям своих заказчиц, а затем щелчком пальцев подозвала к себе Виолу, велев принести необходимые ткани.

Девушка поспешила в запасники и через полчаса вернулась в зал в сопровождении двух помощниц. Все они были нагружены до самого носа рулонами шелка и атласа. Едва девушки появились в зале, как мсье Бертье быстро подошел к Виоле и забрал из ее рук всю ношу.

— О, что вы… — она немного задыхалась. — Не стоит беспокоиться, мсье.

— Никакого беспокойства, — сказал он мягко, складывая рулоны на огромном столе поверх тех тканей, что были приготовлены заранее.

Виола смущенно опустила глаза, делая вид, что расправляет шелк, а затем осторожно взглянула на мужчину сквозь ресницы. Оказалось, что он все еще смотрит на нее, но, встретив ее взгляд, мужчина тут же отвернулся. Виола слегка смутилась, не понимая, чем вызвала интерес этого любимца знатных дам. Она прекрасно знала, что недопустимо вызывать симпатию у знатных господ, тем более — ни в коем случае нельзя самой засматриваться на мужчин. Красивый мсье Бертье просто очень вежлив и потому предложил свою помощь. Его интерес — простое мужское любопытство.

Но как странно, что он кажется ей знакомым, хотя она уверена, что никогда раньше его не встречала. Это мужское лицо с безупречными чертами забыть невозможно. Отчего же ей так памятна эта сдержанная сосредоточенная грация, достойная самого Короля-солнце, его широкие плечи, стройная высокая фигура, невероятно длинные темные ресницы и стальные глаза… Она почти уверена, что этот облик ожег ее сознание когда-то раньше. Быть может, он напоминает какую-либо иллюстрацию в книге, изображающую блистательного героя, этакого очаровательного принца на белом коне?..

Но сейчас он находился здесь, в салоне мадам Лили, окруженный женщинами в ярких шелках, напоминающих своим щебетом птиц. Дамы, все как одна, стремились подойти поближе к этому красавцу, а девушки из ателье под всевозможными предлогами заглядывали в зал. Имя мсье Бертье было у всех на устах. Расстилая по прилавку парчу цвета слоновой кости с позолотой, Виола заметила соблазнительную ухмылку одной белошвейки, увлеченную приведением в порядок стола, который в этом не нуждался…

Благодаря наставлениям мадемуазель Аделаиды Виола настороженно относилась к мужчинам. Но мсье Бертье был слишком заметной фигурой, чтобы она могла его игнорировать. К тому же, как назло, он держался именно рядом с ней. Каждый раз, когда Виола собиралась раскрутить новый рулон для обзора, мсье Бертье брал предыдущий из ее рук и убирал в сторону. Делал он это легко и свободно, беседуя при этом с дамами на их родном языке. Когда Виола уронила серебряные ножницы, он мгновенно поднял их для нее. Принимая их, она смущенно пробормотала слова благодарности, ощутив мучительную и сладостную робость, когда его пальцы коснулись ее руки.

Виола была настолько поглощена мыслями о нем, что резко дернулась, когда к ней подошел лакей и тронул ее за локоть. Обернувшись, она увидела в его руке письмо с монограммой и роскошным гербом на печати.

— Письмо для мадемуазель Фламель.

Все тут же посмотрели в ее сторону. За исключением мадам Лили, которая продолжала что-то старательно объяснять одной из мадьярских дам. Почувствовав взгляд Виолы, хозяйка выразительно приподняла одну бровь и многозначительно посмотрела ей прямо в глаза.

Виола покраснела, как рак. Она поспешно схватила письмо и, не найдя кармана, бросила его на пол позади себя, тут же прикрыв послание подолом длинной юбки. Не было нужды открывать письмо или разглядывать герб. Вовсе неважно, кто написал письмо — все это могло означать только одно. Мадам Лили решила устроить свои делишки, не гнушаясь никакими средствами. Девушки из модного салона частенько становились содержанками знатных особ, но Виола не представляла для себя подобной судьбы. К тому же в ее случае это ужасное предложение почти открыто прозвучало здесь, в салоне, на виду у других девушек и клиентов. В присутствии мсье Бертье. Виола была испугана и унижена. Ее публично заклеймили. И цена ее — дурацкое платье из шелка.

В замешательстве девушка продолжала машинально раскладывать ткани на столе. Когда же она слегка пришла в себя и осторожно огляделась, то с удивлением обнаружила, что никто не обращает на нее внимания. Все заняты своими делами — заказчицы договариваются о первых примерках, а девушки помогают выбирать ткани.

Вскоре мадьярские и румынские дамы откланялись, и Виола получила возможность заняться княгиней Маре-Розару и ее дочерью. Девушка развернула перед ними обещанный салатовый шелк и шоколадный атлас, не заметив, что отошла в сторону от того места, где валялось злополучное письмо.

— Как ты думаешь, Михась, Элина набросила ткань на шею и приняла кокетливую позу. — Идет мне этот оттенок?

Мсье Бертье с улыбкой взглянул на нее, старательно делая вид, что не заметил письма, но Элина, увидев лежащий на полу конверт, указала своему другу на оплошность.

— Кажется, мадемуазель потеряла свою записку, — ее улыбка, обращенная к Виоле, была вполне невинной. — Поднимите ее, Мишель.

Бертье послушно наклонился и, взяв письмо, вручил его Виоле. Несчастная девушка не осмелилась даже поблагодарить его, стыдясь взглянуть в глаза этому господину. Больше всего ей хотелось сейчас умереть от унижения и уснуть вечным сном под безымянным надгробным камнем на каком-нибудь заброшенном кладбище. Но она, разумеется, не решилась умереть публично и, опустив голову, предложила княгине Маре-Розару получше рассмотреть переливчатый атлас при дневном свете у окна.

Одновременно с этим девушка невольно прислушивалась к непринужденной болтовне мсье Бертье с княжной. Было очевидно, что они близки друг другу, словно члены одной семьи. Элина подтрунивала над молодым мужчиной в дружеском, дразнящем тоне, высмеивая те модели, которые он ей предлагал.

«Влюблена, — подумала Виола о девушке. — Конечно. А почему бы и нет?»

Затем она старательно показывала княгине и княжне альбомы мод и объясняла нюансы нового покроя платьев в этом сезоне. Она делала свою работу отрешенно и даже не удивилась, когда вся эта суета неожиданно закончилась.

Мсье Бертье подал руку княгине, чтобы сопровождать ее к выходу из зала. Виола и другие девушки склонились в почтительных реверансах. Княжна последовала за матерью, но на мгновение задержалась возле Виолы и, коснувшись ее руки, с улыбкой сказала:

— Благодарю вас. Если откровенно, я никогда не любила ходить по модным салонам, но сегодня получила от этого удовольствие!

Виола заставила себя улыбнуться, а княжна Элина дружески сжала ей руку и поспешила вслед за матерью.

Как только они покинули зал, девушка повернулась к столу и, схватив письмо, помчалась по лестнице на верхний этаж. Добравшись до пустующего холла, она остановилась и, тяжело дыша, вскрыла письмо.

«Моя дорогая мадемуазель Фламель!

Я давно восхищаюсь Вами. Вы вынуждены работать в салоне Лили, занимаясь отделкой дамских туалетов, но это непростительно. Вы достойны того, чтобы иметь множество своих прелестных платьев. Для меня будет честью, если Вы позволите служить Вам.

Преданный Вам барон де Приньяк».

Виола быстро порвала письмо. Какое ужасное оскорбление! Она не знала, кто такой этот барон, и знать не желала. Он, видите ли, восхищен ее работой! Словно она была распущенной фривольной служанкой!

Боже! Какое оскорбление!.. Нужно срочно найти другую работу, где ее не будут подвергать подобным унижениям.

Виола решительно выбросила клочки письма в открытое окно и направилась в комнату, где оставалась ее старенькая одежда. Здесь она решительно вытащила дурацкий бант из волос и чуть не вывернула руки, спеша поскорее избавиться от ненавистного платья. Переодевшись, она спустилась в зал и подошла к мадам Лили. Она решила высказать хозяйке все, что накопила в сердце, чтобы сжечь за собой мосты.

Добираться домой пешком из центра города было довольно утомительно. Раньше Виола обычно брала извозчика, но теперь, пока не найдется новая работа, ей придется быть очень экономной.

После того как наследница мадемуазель Аделаиды почти что вышвырнула ее на улицу, девушка поначалу сняла довольно приличное жилье, но очень быстро поняла, что не в состоянии оплачивать его. Поневоле пришлось перебраться в восточный район Парижа, где было полно мастерских и куда западный ветер приносил запахи фабрик и заводов. Чердачная комната в квартале старых домов, обрамляющих маленький речной канал, стала ее новым жильем. Хозяйка была миролюбиво настроена к новой постоялице, но Виола понимала, что утратит это доверие и расположение, если женщина узнает, что у нее нет больше работы.

Не желая возвращаться слишком рано, чтобы не вызвать подозрения у хозяйки, девушка заглянула в кафе, где выпила чашечку чая и съела маленькую булочку, стараясь растянуть время и удовольствие как можно дольше.

Затем девушка медленно пошла вдоль набережной Сены, влившись в поток пешеходов, фургонов и повозок, двигающихся в зловонные восточные районы. Вскоре она уже с трудом проталкивалась сквозь толпу. Было неловко идти одной, без всякого сопровождения, очень не хотелось, чтобы прохожие принимали ее за особу сомнительного поведения. Мадемуазель Аделаида говорила, что манеры и внешний вид женщины говорят сами за себя, поэтому Виола высоко подняла подбородок, стараясь сохранить достоинство и делая вид, что не замечает скрюченных фигур, стоящих возле дверей магазинов или просто у обочины с протянутой рукой.

Поначалу запахи торгового города казались приятными и любопытными: фиалки, чай, кофе, специи и розовое масло. Но очень быстро к этим ароматам примешались запахи совсем другого сорта. От куч мусора исходило зловоние, дуновение западного ветра напоминало о заводах, а легкий тошнотворный запах хлороформа говорил о близости дешевых больниц. Маленькие парижские оборвыши что-то беззлобно кричали ей вслед, но девушка старательно не обращала на них внимания, и они быстро оставляли ее в покое, глазея по сторонам и весело посвистывая в поисках новой жертвы для забавы.

Когда она обычно возвращалась домой, то всегда останавливалась возле полицейского участка, чтобы пожелать инспектору Тобиасу доброго вечера. Но поскольку сегодня Виола возвращалась раньше обычного, то ночного дежурного еще не было на участке, поэтому девушка попросила знакомого молодого полицейского передать инспектору ее приветствие. В ответ парень почтительно ей откозырял.

Полосатая будка полицейского осталась позади, и девушка оказалась на своей улице. Здесь было довольно убого, и покрытые облупившейся штукатуркой старые дома нависали над грязной мостовой. Когда Виола поздним вечером возвращалась домой, в полумраке нищета этого квартала не так сильно бросалась в глаза.

Сегодня девушка и вовсе не смотрела по сторонам, думая лишь о том, чтобы незаметно подняться к себе, не привлекая внимания хозяйки. Но, как назло, мадам Тибо именно в этот час вернулась из магазина и встретила свою постоялицу на лестнице.

— Почему это вы так рано вернулись, мадемуазель? — она оперлась жирным локтем на косяк двери своей гостиной и уставилась на Виолу выцветшими глазами.

— Меня сегодня отпустили немного раньше, — пряча взгляд, девушка попыталась обойти хозяйку, чтобы поскорее подняться к себе.

— Вас случайно не выгнали? — голос хозяйки зазвучал резко.

— Конечно, нет, мадам. Некоторым из нас позволили отдохнуть после полудня, поскольку предвидится много хлопот, — объяснила девушка и поспешила вверх по лестнице, сопровождаемая невнятным бормотанием.

Так долго не продлится. Хозяйка слишком хорошо знала привычки своих жильцов. Несомненно, даже маленькая перемена в их поведении вызывала подозрение — не ухудшилось ли их положение? До боли закусив губу, Виола быстро проскользнула к себе и плотно закрыла за собой дверь.

Сняв шляпку, девушка прошла к окну и пошире открыла его створки, чтобы проветрить комнату. Заводские запахи тяжело оседали на окрестности, смешиваясь с сырыми испарениями грязного канала. Несмотря на это, маленькая, чисто вымытая мансарда стала казаться Виоле родной и желанной при мысли о том, что хозяйка немедленно выставит девушку из жилища, если поймет, что та лишилась заработка. Единственное пристанище, которое девушка в этом случае сможет себе позволить, так это — ужасную ночлежку, где все жильцы теснятся в общих комнатах.

Конечно, можно обратиться за помощью к дамам с квартала Сент-Дени. Но мадемуазель Аделаида никогда бы не унизилась до просьб о помощи и приучила к этому свою воспитанницу. Правила приличия допускают лишь визит вежливости, где появится возможность как бы невзначай упомянуть о том, что Виоле придется искать более подходящую работу.

На улице еще не стемнело, но Виола переоделась ко сну и улеглась в постель, стараясь заглушить нарастающую тоску и чувство голода. Сон казался благословенным спасением.

Лишь только она закрыла глаза, как перед ней возникли дамы в роскошных платьях и драгоценностях. Виола блуждала среди их туманных видений, шелеста шелка и голосов, произносящих слова на иностранных языках… И вновь ее разбудило смутное чувство тревоги. Девушке показалось, что она спала всего несколько минут, но оказалось, что ночь уже давно вступила в свои права. Как и вчера, сердце вновь забилось в груди тяжелыми ударами, а уши оглушила тишина.

Откуда могло возникнуть это противное ощущение, что кто-то находится в комнате?.. Надо проснуться, проснуться, проснуться… Но не было сил открыть глаза. Она так устала, что спала бы даже на улице. Серебряные ножницы заблестели в канаве… Она наклонилась, чтобы достать… Мужская рука перехватила их. Он здесь, в ее комнате… Она должна проснуться… она должна… должна…

Во сне он схватил ее за запястье и прижал к себе, к своему подбородку. Она не испугалась, хотя не видела его… она по-прежнему не могла разомкнуть веки… она чувствовала себя в его объятиях в безопасности… такой защищенной и огражденной от всего…

4

Валахия, 1830 г.

Мишель начал привыкать к огромному дому, многочисленные комнаты которого были полны воздуха. Ему казалось, что он находится в каком-то волшебном мире — высокие потолки старинного особняка, под ними причудливым образом скрещиваются длинные балки; старинная мебель цвета темной вишни, бронзовые канделябры и люстры, от которых по вечерам бегают фантастические тени по стенам. Ноги утопают в персидские коврах, которые слегка приглушают эхо, издавна обитающее в этом удивительном доме.

Сегодня в дом пожаловали гостьи, поэтому Мишель был одет более нарядно, чем обычно, и очень боялся что-нибудь испортить. Одежды у него теперь было много, но он предпочитал ее пореже трогать, ведь так приятно заглянуть в шкафы и увидеть, что все аккуратно сложено на полочках и висит на вешалках, такое чистое и вкусно пахнущее отдушками.

Мальчик мирно сидел на кресле, разглядывая красивый узор на ковре, в то время как княгиня София беседовала с гостьей. Он не прислушивался к их словам, поскольку обыденный разговор женщин никогда не вызывал у него интереса. Мишо никто не принуждал сидеть здесь, ему предоставили полную свободу, но мальчику нравилось находиться рядом с княгиней Маре-Розару. Особенно, когда она по-матерински обнимала его, целовала в лоб и гладила волосы.

Сегодня княгиня Софи вывела к гостям своих детей — шестилетнего Эмиля и маленькую Элину. Гостьи с удовольствием тискали малышей, но Мишо сознательно держался на небольшом отдалении от всех, не допуская к себе приветливых дам. Он знал, что не имеет права считать себя ровней детям княгини Маре-Розару, и в такие моменты чувствовал себя неловко в этом доме.

Маленькая Эли очень уютно устроилась на коленях госпожи Доминики, прижавшись щекой к ее пышной груди. Женщины без умолку умилялись красотой малышки, и Эмиль, рассердившись, что остался без внимания, начал сердито шуметь. Улыбнувшись, мать распорядилась принести ему засахаренных орехов, и малыш тут же успокоился, принявшись за любимое лакомство.

— Михась, ты любишь бывать в лесу? — поинтересовалась госпожа Милиса у Мишо.

Он в ответ вежливо кивнул:

— Да, я очень хочу увидеть настоящего дикого медведя.

— Отлично, — гостья дружелюбно улыбнулась мальчику. — Значит, ты растешь храбрым. Настоящий мужчина ничего не боится в лесу. А ты к тому же носишь имя лесного хозяина. Ты, наверно, уже знаешь, что Мишкой обычно зовут в здешних местах медведя?.. Хочешь, я спою тебе песню-легенду о твоем тезке? — предложила Милиса и, не ожидая ответа, начала петь на своем родном, румынском, языке. Это был, скорее, речитатив, который она сопровождала постукиваньем пальцев по коленям. Мальчик вслушивался в поток звуков, словно зачарованный. Если бы его спросили, о чем эта сказка, он вряд ли смог бы ответить, хотя его поразила история о медведе-оборотне, защищающем добро и наказывающем зло.

Когда Милиса закончила свое повествование, Софи попросила ее спеть еще что-нибудь. Гостья присела за фортепиано и стала исполнять известные всем романсы. Остальные дамы принялись ей подпевать, и даже маленькая Элина невпопад хлопала своими маленькими ручонками.

Один лишь Мишо тихо сидел на стуле. Ему все еще слышалась запавшая в сознание песня-легенда о медведе.

5

— Тебе следует выйти замуж, моя дорогая, — сказала мадам де Ланж Виоле, к сожалению, не пояснив, как это сделать. — Я не против твоей работы, но подумай только, какими грубыми станут твои нежные руки?

Она недовольно покачала головой, и седые завитки волос на висках закачались под кружевом, украшающим ее прическу. На фоне бледно-розовых стен и выцветших портьер цвета зеленых яблок она выглядела хрупкой, изящной и древней, как гирлянды на штукатурке, что украшали потолок и камин.

— Подумать только, ты решила стать переписчицей бумаг? Это ужасно — представить тебя за конторкой. Я хочу, чтобы ты передумала, моя дорогая. Это не понравилось бы мадемуазель Аделаиде, не правда ли?

Этот довод, приведенный тоном легкого упрека, наполнил досадой душу девушки. Виола сама прекрасно понимала, что ее благодетельница всем сердцем желала ей совсем иной доли, но разве ее вина, что все складывается совершенно иначе… Девушка опустила голову и сказала с отчаянием:

— Но вы только подумайте, как это может быть интересно! Возможно, я буду работать у писателя, который станет очень известным. — Очень сомнительно, дорогая, — мадам де Ланж недоверчиво покачала головой. — Я не думаю, что в наше время может появиться автор, равный нашим гениальным писателям прошлого века. Не хочешь ли кофе, милая?

Когда они устроились за маленьким столиком у окна, горничная доложила о визите баронессы де Солиньяк и ее сестры мадемуазель Дорвиль. Радостно приветствуя Виолу, мадемуазель Дорвиль тут же потребовала от девушки объяснений, почему она так долго не навещала своих друзей.

Стараясь не вызывать у дам волнений, Виола попыталась объяснить, что значит работать за деньги и ложиться спать за полночь. Выслушав ее, баронесса понимающе качнула годовой и заметила, что девушка очень хорошо сделала, не забыв о старых приятельницах своей покровительницы.

— Вы уже навели лоск в вашей новой квартире, дорогая? — поинтересовалась мадам де Солиньяк.

Виола смутилась, не зная, как выкрутиться. Лгать ей совсем не хотелось и нужно было найти повод, чтобы остановить дальнейшие расспросы о жилье, которое она уже не в состоянии содержать.

— Я еще не решила, что сделать. Не люблю спешить.

— Очень мудро, — согласно кивнула мадемуазель Дорвиль. — Вы всегда были разумной девушкой, Виола. Мы очень беспокоились о вас, но я знала, что у вас все будет в порядке.

— О да, мадемуазель Жанна.

— Виола говорит, что решила заняться перепиской бумаг, — обвинительным тоном провозгласила мадам де Ланж. — Я уже объяснила ей, что мне это не нравится.

— Конечно, нет! — баронесса, задрожав от возмущения, поставила чашку на стол. — Это совершенно недопустимо и неприлично.

— Но… видите ли, мне нельзя оставаться у мадам Лили, — запнувшись, принялась объяснять Виола, стараясь избежать подробностей щекотливой причины своего увольнения.

— В таком случае, конечно, следует найти что-либо другое для вас, — вздохнув, качнула головой баронесса де Солиньяк. — Что мы можем сделать для вас?

Виола с благодарностью взглянула на нее:

— О, для меня будет огромным счастьем, если я смогу получить от вас рекомендательные письма, — она запнулась, почувствовав холодок недовольства от ее просьбы. — Хотя бы несколько слов. Для вас это не составит труда, вы так добры… — она закусила губу, произнеся эти беспорядочные слова.

— Мы подумаем, — сказала мадам де Ланж. — Это не значит, что мы не хотим тебя рекомендовать, Виола. Но… может быть, тебе не следовало так поспешно оставлять салон мадам Лили.

— Но, мадам…

— Прислушайтесь к мудрому совету, милочка. Переписчица бумаг — это не для вас, — твердым голосом высказала свои соображения баронесса.

— У вас будут постоянно грязные руки от чернил, — добавила мадемуазель Солиньяк.

— Для таких поручений найдутся люди из низших слоев, — ноздри баронессы негодующе раздувались. — Боже мой, работать на этих непризнанных гениев! Вся эта богема… Возможно, вам придется общаться с актерами!

— Какой ужас! Актеры! — пропищала мадемуазель Солиньяк.

— Конечно, Виола вполне может получить задание переписать для них роли. Или же вас могут заставить работать на юристов и записывать все эти их кошмарные дела об убийствах и грабежах!

Все три дамы с упреком взглянули на Виолу. Она опустила глаза от смущения и отпила глоток чая. Девушка с удовольствием съела бы еще несколько маленьких пирожных, но это было бы неприлично.

— Мы желаем вам всего самого лучшего, наша дорогая Виола. Мадемуазель Аделаида завещала нам позаботиться о вашем будущем. Приходите снова в следующую пятницу, и мы обо всем договоримся.

Виола провела остаток дня, сидя в приемной агентства по найму. Ее беседа с мадемуазель Каро пошла не столь гладко с того момента, когда та узнала, что у Виолы нет письменной рекомендации с прежней работы.

Девушка с надеждой упомянула о своих знакомствах с дамами из Сент-Дени.

— Я ничего не слышала об этих дамах, — в голосе мадемуазель Каро звучало разочарование. — Вы в родстве с ними?

Виола опустила взгляд.

— Нет, мадемуазель, — пробормотала она.

— А кто ваши родственники?

— У меня нет семьи, они все умерли, мадемуазель.

— Очень сожалею, — сказала мадемуазель Каро официальным тоном. — И все-таки каково ваше происхождение? Предусмотрительный наниматель пожелает узнать, кто вы, учитывая вашу непонятную историю ухода с предыдущей работы. Сейчас так много недоразумений, столько разных опасных людей повсюду: социалисты, горничные, которые убивают своих хозяев. Вы, конечно, слышали о кошмаре с улицы Вустер?

— Нет, — пожала плечами Виола.

— Странно, — мадемуазель Каро удивленно подняла брови. — Это было во всех газетах. Служанка зарезала бедную старую вдову и сварила хозяйку в ее же собственном котле. И это не единичный случай. Париж дрожит от негодования, когда в прессу просачиваются истории о слугах, убивающих своих хозяев. Все это делает нанимателей очень подозрительными. Вы не англичанка, надеюсь?

— Я — парижанка, — Виола произнесла это с усилием, опасаясь дальнейших расспросов о своем происхождении.

— Будьте поконкретнее, мадемуазель. Кто ваши родители?

Виола почувствовала, что ей становится душно в маленькой конторе.

— Боюсь, что я не могу об этом точно сказать.

— Вы склонны больше рассказывать о дамах из Сент-Дени, чем о собственной семье?

— Моя мать умерла, когда мне было три года. Мадемуазель Аделаида Дельфор из квартала Сент-Дени взяла меня на воспитание.

— Значит, вы родственница мадемуазель Дельфор? Может ли она дать вам рекомендацию?

— Мадемуазель Аделаида умерла год тому назад, — Виола чувствовала, что ее голос дрожит от волнения.

— Но вы — родственница семьи Дельфор? Вас удочерили?

— Нет… Меня просто взяли в дом.

Женщина теряла терпение.

— Я не могу считать все это внушающим доверие, мадемуазель Фламель. Может быть, вам лучше поискать такую работу, которая не требует рекомендаций? Вы не думали о работе на фабрике?

Виола стиснула руки в кружевных перчатках.

— Я бы предпочла что-либо более приличное, мадемуазель Каро.

— Это уж слишком, — вспыхнула женщина. — Вы думаете, что ваше воспитание ставит вас выше подобной работы?

— Я хочу заняться перепиской бумаг, — Виола постаралась произнести это твердым голосом.

— В таком случае вы должны представить мне убедительную рекомендацию о вашей благонадежности.

— Я понимаю.

— Кстати, а ваш отец?

Виола сидела молча, теряя последнюю надежду.

— Я правильно поняла, что Фламель — фамилия вашей матери?

— Не знаю… — голос девушки упал до шепота.

— Она не была замужем?

Виола молча кивнула головой. Мадемуазель Каро еще сильнее нахмурилась.

— Каков ваш теперешний адрес?

— Я живу в доме мадам Тибо, на улице Вожинас.

— Вожинас! — мадемуазель Каро захлопнула тетрадь и отложила перо. — Очень странно, мадемуазель Фламель, что вы, девушка, воспитанная в Сент-Дени, выбрали для себя восточный район Парижа с его ужасными жителями. Это все очень подозрительно. Но я не стану вам отказывать прямо сейчас. Когда вы вернетесь с рекомендацией, мы посмотрим, что можно сделать. Удобен ли вам для встречи следующий понедельник?

— Я надеюсь, что принесу письма еще раньше, — кивнула головой Виола.

— Чем скорее, тем лучше. Но имейте в виду — я лишь к понедельнику смогу выяснить, что лучше подойдет в этих странных обстоятельствах. Дверь закройте за собой тихо, пожалуйста. У меня ужасная головная боль.

У Виолы тоже разболелась голова. Она покинула агентство в мрачном настроении. Придется все же, наверно, рассказать правду дамам из Сент-Дени. Но если в рекомендацию придется включать строчку о том, что Виола не способна на убийство, то это вызовет разговор о кровожадных слугах, и тогда дамы начнут рассказывать друг другу ужасные истории о прошлом, о годах революции, когда на гильотине погибли многие аристократы, и палачами были люди из низшего сословия. Эти воспоминания, конечно же, вызовут у старушек слезы, и они очень не скоро смогут успокоиться и подписать нужные письма.

Но даже если Виоле повезет и она сумеет получить от них желанную бумагу, ей придется ждать еще неделю, чтобы узнать, сможет ли она получить работу! Девушка в мыслях пересчитала свои сбережения и мрачно направилась домой, как обычно, пешком.

Когда она добралась до своего района, было уже довольно темно. Ночной инспектор, направляющийся в здание полицейского участка, увидев девушку, остановился, чтобы поздороваться:

— Вы сегодня припозднились, мадемуазель. А вчера, я слышал — пришли довольно рано.

— Здравствуйте, инспектор Тобиас. Как ваши дела? У вас все в полном порядке, конечно?

— Конечно, мадемуазель, конечно.

Виола вежливо осведомилась о жене и детях инспектора и предложила Тобиасу переписать любимый рецепт мадемуазель Аделаиды по приготовлению паштета из телятины с шампиньонами.

— Сердечно благодарю, мадемуазель. Давайте зайдем в участок, и я запишу рецепт, если, конечно, вы не спешите.

Виола поднялась по каменным ступеням и вошла в служебное помещение через железную дверь, которую открыл для нее инспектор.

Здесь было довольно душно и темно, лишь возле двух огромных столов было светло от керосиновых ламп. В углу за решеткой на полу лежала женщина, что-то бормоча и сильно постанывая.

Виола решила, что неприлично разглядывать арестованную, и потому быстро прошла к столу. Инспектор Тобиас предложил ей присесть на длинную скамью и протянул книгу для записи. Девушка тут же принялась записывать обещанный рецепт и дружелюбно ответила на приветствие молодого полицейского. При ее появлении молодой мужчина начал как-то слишком старательно ворошить угли в камине, где над огнем был укреплен медный чайник.

Инспектор, взглянув на него, понимающе усмехнулся:

— Не стоит так усердствовать, малыш. Ты все равно не сумеешь заварить по-настоящему ароматный чай.

— Прошу прощения, господин инспектор.

Было видно, что помощник инспектора не знает, куда себя деть от смущения. Он засунул руки за ремень со сверкающей пряжкой и робко взглянул на Виолу.

Девушка отложила книгу.

— Позвольте мне заварить чай для вас, инспектор. Я умею.

— Буду вам благодарен, мадемуазель, — инспектор Тобиас с улыбкой коснулся своих усов. — Нет ничего лучше, чем забота женщины.

Виола подошла к камину и занялась чайником. Бросив осторожный взгляд в сторону камеры, она заметила, что арестованная глухо застонала и попыталась улечься поудобнее. Она тяжело перевернулась на спину, и Виола поняла, что женщина находится… в состоянии ожидания, как сказала бы мадемуазель Аделаида.

— О господи! — воскликнула девушка и оглянулась на полицейских.

Женщина дышала все тяжелее, выгибая спину, а инспектор, сообразив, что у них появилась проблема, принялся расспрашивать подчиненного:

— Жан, что это у нас здесь?

— Беспорядок, господин полицейский, — сержант смущенно откашлялся и бросил взгляд на Виолу. — Ее взяли еще в полдень. В приюте Сент-Вале. Она расцарапала лицо хозяйке.

Виола с удивлением заметила, что мужчины обменялись выразительными взглядами.

— Сент-Вале? — переспросила она. — На моей улице? Это там, где держат несчастных детей-сирот?

— Несчастные дети, — горько заметил инспектор. — Да, вы правы, мадемуазель.

Заключенная вновь застонала. Виола с тревогой принялась ее рассматривать и неожиданно поняла, что это совсем юная девушка.

— Вероятно… я считаю… — Виола не решалась высказать свое мнение, но арестованная застонала громче. — Следует вызвать врача.

— Врача? — инспектор уставился на девушку. — Вы считаете, помоги нам бог, что она собирается…

Арестованная прервала его размышления стоном, переходящим на визг, затем внезапно последовал поток нечестивых слов.

— Жан, — закричал инспектор. — Пошли кого-нибудь выяснить, не дежурит ли на соседнем участке офицер медицинской службы.

— Да, господин инспектор, я тотчас же это узнаю.

Сержант быстро козырнул и исчез за железной дверью с поразительной скоростью.

— Сержант Прюнель! — заорал ему вслед инспектор. — Я сказал послать кого-нибудь, а не бежать самому! Ну и глупец, разрази его! Он меня слышал, но смылся. Испугался этих женских дел, — инспектор криво ухмыльнулся. _ Он к вам неравнодушен, мадемуазель. Расспрашивает о вас каждый день… А что вы думаете об этой бедняжке? Нам надо бы взглянуть на нее поближе.

Виола отпрянула к стене, в то время как инспектор открыл камеру и поманил ее за собой.

— Боюсь, что я ничего об этом не знаю, — испуганно заметила она. — Думаю, надо пригласить врача.

— Господи, мадемуазель… возможно, мы не найдем сейчас врача. Да и вряд ли эта девица сможет оплатить его работу. Хорошо, если найдут акушерку из городской больницы… — он вошел в камеру. — Что будем делать, дурашка? Давно у тебя схватки?

Виола не могла разобрать, что пробормотала девушка в ответ, но инспектор покачал головой, услышав ответ.

— Весь день? Почему ты молчала?

— Я не хочу этого всего… — задыхалась девушка.

— Но этого не избежать. Впервые?

Девушка простонала, что впервые так мучается.

— Что ты искала в Сент-Вале? Надеялась найти помощь?

— Моя подруга… говорила… что там возьмут ребенка, — девушка всхлипнула и отвернулась. — Я бы платила за него, клянусь, я платила бы за его содержание.

Инспектор покачал головой.

— Отдать ребенка в приют — все равно что убить, поверь мне. К тому же, я не слышал, чтобы в Сент-Вале брали новорожденных. Тебя напрасно направила туда, подруга.

Девушка начала задыхаться. Лицо ее исказилось. Виола подошла ближе.

— Могу я что-то сделать? — прошептала она.

Скрип железной двери заставил их обоих обернуться. Виола надеялась увидеть сержанта Прюнеля, но в комнату ворвался незнакомый офицер, весь красный от напряжения. Инспектор Тобиас поспешно вышел из камеры.

— Не бросайте меня, — закричала девушка, — мне так больно!

Виола решилась войти к арестованной. Помедлив, она взяла девушку за руку и погладила по голове. Роженица ухватилась за нее трясущимися пальцами.

— Спасибо, мадемуазель…

В это время офицер, задыхаясь, быстро говорил:

— У нас проблемы, Тобиас! Сюда направляется свора репортеров, черт побери!

Пресса, пресса, приятель! Эти кровожадные репортеры едва не растоптали меня! — он выругался, не заметив присутствия Виолы. — Никто не понимает, что происходит. Все это похоже на фарс, но нам нужно быть на высоте. У нас в запасе четверть часа до прихода этих писак, — офицер вытер лоб носовым платком. — Кража колье у супруги банкира Донатье и наглое заявление вора, в котором говорится, что украденное сокровище находится в Сент-Вале на улице Вожинас! И это только половина дела. Знаете ли, что этот маньяк сделал? Во-первых, записка была написана какой-то жидкостью красного цвета, похожей кровь, и прибита к стене медицинским скальпелем с вензелем «NM». Департамент внутренних дел почти с ума сошел, ведь это уже вторая такая кража…

Захлопнувшаяся дверь не позволила Виоле услышать остальное. Она с изумлением посмотрела им вслед, затем встретилась глазами с испуганным взглядом арестантки.

— Все в порядке, — сказала Виола, стараясь сохранить хладнокровие в голосе. — Акушерка скоро будет.

Но девушка словно в опровержение ее слов сильно закричала. Все ее тело содрогнулось, а ногти впились в ладонь Виолы. Она была мокрой от пота.

— Он… — выдохнула роженица. — О нет! Он должен… Сейчас!

— Все в порядке, — повторяла Виола, стараясь успокоить девушку. — Как тебя зовут, дорогая?

— Лиза… О, мадам, вы акушерка?

— Нет, но я останусь здесь, с тобой.

— А акушерка?

— За ней пошли.

Рот девушки скривился от боли. Она согнула ноги, тело ее задрожало и задергалось в судорогах.

— Больно, очень больно! Я хочу умереть!

Дверь с лязгом распахнулась, и вошли две женщины.

— Какова частота схваток?

Вопрос был адресован Виоле. Она беспомощно прошептала:

— Я не знаю…

— Нужна горячая вода и побольше, — заявила акушерка. — Займитесь этим.

Две женщины взялись за работу с заметным профессионализмом. Виола облегченно вздохнула и пошла за чайником. Акушерка, совершенно не обращая внимания на судороги Лизы, начала кричать:

— Тужься, и без глупостей, девочка!

Вторая женщина поинтересовалась у Виолы:

— Где вы живете?

— Я живу у мадам Тибо на улице Вожинас, мадам, но Лиза…

— Дайте я запишу. Женская санитарная ассоциация всегда готова помочь.

Лиза закричала, и женщина поспешила на помощь первой акушерке.

Казалось, прошла вечность, наполненная криками и стонами роженицы. Неяркий свет освещал контору полицейского, в камеру падали тени, оттуда доносились всхлипы и приказы акушерок. Внезапно Лиза резко вскрикнула и замолкла. В течение минуты тишина заполнила все пространство, пока акушерка не произнесла:

— Мальчик.

Ее голос был спокоен, а в руках билось что-то маленькое. Тонкий звук, похожий на мышиный писк, донесся из камеры.

— Дайте свет, пожалуйста, — потребовала акушерка.

Виола вскочила и принесла лампу, стоящую на столе полицейского. Она с ужасом увидела, что белый фартук акушерки залит кровью. Женщина заворачивала в какие-то тряпки что-то слабо шевелящееся. Лиза слабо стонала.

— Все позади, — сказала вторая акушерка. Подойдя к роженице, она вытянула из-под нее грязную простыню и подложила чистое покрывало.

Писк перешел в детские жалобные крики, усиленные пустыми стенами.

В это время послышался гул мужских голосов, и железная дверь распахнулась. В служебное помещение вошел инспектор вместе с офицером и сержантом. Вслед за ними тут же ворвалась целая толпа мужчин в штатском. Все они говорили разом, стараясь перекричать друг друга, мгновенно заглушив плач ребенка. Виолу оттеснили к стене. Она, наверно, упала бы, но сержант Прюнель с трудом протиснулся к ней и помог взобраться на скамейку.

— Господа, — прогремел инспектор. — Порядок, пожалуйста!

Толпа на мгновение затихла, и вновь стал слышен плач ребенка. Инспектор Тобиас, не обращая на это внимания, посоветовался со старшим по званию и подошел к конторке.

— Мы заявляем, — заговорил он громким голосом, стараясь перекричать младенца. — Что полчаса часа назад офицеры нашего подразделения вошли в дом, известный как приют для детей Сент-Вале. Мы нашли там то, что надеялись найти, — вот это колье из бриллиантов и сапфиров, украденное у супруги банкира Донатье. Колье в целости и сохранности, оно немедленно будет возвращено законному владельцу. Это все, господа.

— Произведены аресты? — спросил кто-то.

— Мсье Ослипер и женщина, известная по прозвищу матушка Бель, взяты для допроса.

— Куда?

— В главное управление полиции!

Раздался возмущенный гул.

— Почему вы не привели их сюда?

— Как вы можете заметить, господа, сегодня у нас здесь и так много беспокойства.

— А что касается делишек, которыми занимались в приюте? — кто-то заорал, перекрывая ропот и плач. — Что вы скажете о них?

— Я не уполномочен сообщать об этом прессе.

— Говорят, что сам Видок заинтересовался этим делом. Сент-Вале посещали извращенцы?

— Я не уполномочен давать сведения подобного содержания.

Другой мужчина бросился вперед.

— А как насчет скальпеля и надписи кровью? Похоже, что там занимались весьма мерзкими делами? Не так ли, инспектор Тобиас? Кто такой этот «NM»?

— Я не уполномочен…

— Довольно, инспектор! — с возмущением закричал человек, стоящий рядом с Виолой: — Приют находится на вашей территории! Разве вы не знаете, что там происходило? Никто не сомневается — то же самое, что и в приюте Сен-Катарин!

— А как объяснить тот факт, что именно банкир являлся попечителем приюта Сен-Вале? — отчеканил репортер, находившийся возле инспектора.

— Что же все-таки происходило в этом доме с детьми? — завопил еще один. — Почему колье оказалось в приюте?

— Маленькие жильцы дома не подозреваются в воровстве. Мы уже расспросили некоторых из них о том, что они могут знать относительно всего этого дела.

— И что теперь с ними будет?

Инспектор, сжав челюсти, злобно нахмурился и не ответил на вопрос.

— Что все это значит? — потребовал человек, стоящий рядом с Виолой. — Все это похоже на шантаж и попытку закрыть приют. Это случайно не организовано самой полицией?

— Я не могу рассуждать об этом, — вновь повторил Тобиас.

— Хорошенькое дельце! — сказал мужчина, вызвав возгласы одобрения. — Если в приютах творились преступления, то вы должны найти доказательства этому! Бедные дети — на них больно смотреть. Такие худые и бледные! Неужели вы надеетесь, что эти несчастные расскажут вам о том, что с ними вытворяли знатные распутники!

Инспектор, внезапно заметив растерянную Виолу, быстро поднял руку, отметая поток вопросов.

— Это все, господа. Здесь присутствуют дамы. Отправляйтесь в центральное управление и узнавайте там обо всем. Здесь у нас много других проблем.

— Еще бы! — воскликнул молодой человек, тыча пальцем в камеру, где плакал ребенок.

Инспектор и сержант стали решительно теснить репортеров к двери. Некоторые из них ушли, стремясь опередить своих конкурентов, но другие медлили, продолжая задавать вопросы полицейским.

Одна из акушерок вышла из камеры и сунула Виоле в руки маленький трепещущий сверточек.

— Мать пока отдыхает. Где-нибудь через час можете дать ей ребенка. Нам пора вернуться в больницу. Нас ждут другие пациенты. Если начнется сильное кровотечение, немедленно пошлите за нами.

Виола хотела было заявить, что вовсе не брала на себя обязанности по уходу за арестованной, но женщины уже подошли к сержанту и принялись что-то быстро ему объяснять. С ужасом она услышала, что они назвали ее адрес:

— Роженица живет у мадам Тибо на улице Вожинас.

— О нет… — Виола попыталась вмешаться в их разговор. — Сержант Прюнель, Лиза там не живет!

Ее протест остался без внимания из-за шумных расспросов двух репортеров, которые настаивали на том, чтобы сержант показал им колье. Ребенок снова заплакал, и Виола растерянно посмотрела на него.

— Тихо, тихо, — пробормотала она беспомощно, покачивая сверток.

Но ребенок скорчился и закричал еще пронзительнее, сморщив красноватое личико в гримаску. Прежде чем Виола смогла объяснить акушеркам их ошибку насчет роженицы, те успели покинуть участок.

Пока сержант пытался выпроводить особенно настойчивого журналиста, другой подобрался ближе к столу, где лежало колье, завернутое в платок, и осторожно открыл его. Маленькая комната озарилась всполохами от драгоценных камней, густо осыпавших роскошный полумесяц, составленный из бриллиантов и сапфиров разной величины.

Репортер начал делать быстрые наброски в свой блокнот, но сержант зло закричал:

— Что вы делаете? Вон отсюда все!

Он решительно вытолкал репортера за дверь вслед за первым, хотя они громко протестовали. Их голоса долго еще были слышны в участке. Не зная, что делать дальше, Виола вошла в камеру и присела на корточки возле Лизы.

— Как вы себя чувствуете? Хотите посмотреть на сына?

Девушка плотно закрыла глаза.

— Я не хочу, — пробормотала она. — Уберите его прочь!

— Акушерка сказала, что вы можете взять его через час.

— Нет, — приоткрыв глаза, Лиза протянула руку, слабым жестом отталкивая Виолу. — Я не возьму его, — сказала она. — Я его ненавижу. Уйдите прочь!

Виола вышла из камеры. Новорожденный все время кричал. Девушка с сожалением посмотрела на него. Он был ужасен — огромный рот, красная кожа, слипшиеся мокрые волосы… Неудивительно, что мать не хочет его взять. И Виола, сама не понимая отчего, так же принялась плакать.

6

Валахия, 1831 г.

Маленькой Элине нравилось бывать в лесу. Она весело бегала по лужайкам, собирая цветы и теряя венки, которые ей плел Мишо. Она взвизгивала от удовольствия, когда маленький приятель подхватывал ее на руки и быстро кружил вокруг себя.

— Еще, давай еще! Кружись! — приказывала она.

Девочка визжала от удовольствия, когда они падали в траву. Высоко в небе плыли белые облака, в лесу без умолку пели многоголосые птицы, а совсем рядом стрекотали веселые зеленые кузнечики.

Неожиданно наступила тишина. Мишо встревоженно приподнялся и увидел, как в их сторону бегут люди.

— Прочь! — донесся до него крик. — Бегите к нам. Медведь!

В тот же миг мальчик заметил его. Черный огромный холм находился совсем рядом с ними. Мишо увидел его раскрытую пасть, из которой раздался сильный рык, желтые зубы, которые легко могут разорвать на части любую дичь, огромные когтистые лапы… Хищник находился слишком близко от них, чтобы можно было пытаться убежать от него. Мишо видел, что люди выхватывают ружья, но медлят, опасаясь попасть в детей. Решение пришло мгновенно.

Когда медведь поднялся на задние лапы, мальчик рывком подхватил на руки Элину и изо всех сил бросился к дубу, растущему неподалеку. Девочка что-то кричала, но он не слушал. Для него исчезли все звуки, кроме одного — песни о медведе-оборотне.

Мишо быстро забросил девочку на ближайшую ветку, велел ей вскарабкаться повыше, а сам повернулся в сторону хищника, неторопливо приближавшегося к дубу. Медведь был уверен, что добыча не уйдет от него. Прижавшись к дереву, мальчик стоял, словно зачарованный, пристально глядя прямо в глаза зверю.

Вот хищник оказался на расстоянии всего нескольких шагов. В ушах мальчика еще громче зазвучал речитатив песни. Губы сами проговаривали слова легенды, словно заклинание.

Присев на задние лапы, медведь приостановился и оглянулся на людей, остановившихся поодаль. Одни криками пытались отвлечь внимание хищника на себя, другие уже вскинули ружья.

Мишо стоял молча, не издавая ни звука, словно застывшая часть дерева, неподвижное изваяние без малейшего признака страха. Медведь внимательно разглядывал мальчика. Ему, похоже, стало любопытно — почему этот маленький человечек не кричит и не двигается.

Маленькая Элина тоже молчала, крепко вцепившись ручками в ствол дерева.

Пара мгновений прошли, словно вечность. Медведь поднялся на лапы и медленно прошествовал мимо мальчика, опалив его своим тяжелым дыханием. Еще раз оглянувшись на мальчика, зверь обогнул дерево и неспешно направился в сторону леса.

Убедившись, что хищник не собирается возвращаться, люди бросились к дубу, возле которого находились дети. И только тогда Мишо ощутил страх. Нет, не из-за медведя, а из-за того, что все они бросятся в погоню за зверем.

Кто-то уже снял с дерева тут же расплакавшуюся Элину… Чьи-то сильные руки с силой оторвали мальчика от дерева, к которому он, казалось, прирос. Какой-то мужской голос благодарил Всевышнего и Мишо. Это князь Маре-Розару прижал его к себе, хотя малышка Эли извивалась в руках усатого валашца, пронзительно крича: «Папа! Папа!».

Голос князя звучал прямо над головой, а руки сжимали Мишеля с такой силой, что мальчику стало больно.

— Михась, мой дорогой, спасибо тебе… Хвала Господу за тебя… Благослови тебя Всевышний… Ты — настоящий герой…

Элина наконец высвободилась из чужих рук и бросилась к отцу, уткнувшись ему в колени. Князь подхватил ее на руки и вновь прижал к себе Мишо.

Они медленно побрели туда, где были раскинуты шатры для пикника. Княгиня Софи уже бежала им навстречу. Ее лицо было в слезах, темные волосы развевались по ветру. Она схватила Элину и, убедившись, что с дочерью все в порядке, опустилась на колени перед мальчиком. Порыв ветра едва не сбил его с ног… Мишо вдруг почувствовал, что силы начинают оставлять его, настолько сильным было потрясение.

— Держись, сынок, — твердая рука удержала его за плечи. Мишо заглянул в лицо князя Альбера. Солнце сверкало в его темных вьющихся волосах. Он всегда казался мальчику невероятно могучим и красивым, но сейчас предстал каким-то сказочным королем, добрым и справедливым. Раньше он никогда не называл Мишо сыном.

Князь улыбался ему так искренне и широко, что мальчик не мог не ответить ему слабой улыбкой. Люди сгрудились возле них. Облаченные в свои национальные одежды валашцы и респектабельные господа в модных костюмах…

Кто-то выкрикнул: «Слава укротителю медведей!», — а князь тут же подбросил мальчика в воздух с удивительной легкостью, с какой обычно поднимал Элину. Множество рук подхватило Мишо и начало ритмично подкидывать вверх. Ура! Ура!..

Они трижды подбросили его, а затем осторожно поставили на землю. Князь тут же подхватил его и усадил себе на плечи. Элина принялась извиваться в объятиях матери, желая тоже непременно оказаться на плечах отца. Ее крик заставил зареветь и Эмиля, хотя старый гуцул Левон и усадил его на себя.

Толпа начала медленно передвигаться к дому, возвышающемуся на склоне горы. Пикник был окончен столь неприятной, но благополучно закончившейся встречей с хозяином леса.

У входа в дом их встретили служанки в пестрых широких юбках.

— Вы — настоящий герой, господин Михась! Мы хотим поблагодарить вас за спасение нашей маленькой госпожи. Сегодня на кухне в вашу честь будут приготовлены все ваши любимые блюда, — не успел он опомниться, как девушки принялись целовать его в обе щеки. Мишо испуганно отпрянул назад, что вызвало смех у окружающих.

Отступая назад, мальчик наткнулся на князя, который прошептал:

— Ты должен сказать им что-нибудь.

Мальчик облизнул губы и вздохнул:

— Я очень признателен вам… Передайте мою благодарность поварам.

Мишо слегка покачивало, и князь лично помог ему добраться до его комнаты. Здесь он поинтересовался, не стоит ли вызвать домашнего врача, на что мальчик с достоинством ответил, что чувствует себя вполне сносно и хотел бы лишь немного отдохнуть.

Когда князь покинул его спальню, мальчик подошел к окну и выглянул вниз. Отсюда прекрасно была видна опушка леса, где полчаса назад едва не произошла трагедия. Ему показалось, что возле дуба вновь виднеется огромная фигура медведя. Хотя, возможно, эта была лишь тень от дерева.

7

— Новое похищение! Теперь уже у супруги маркиза де Совиньи! — мадам Тибо раскраснелась от возбуждения, делясь с Виолой последними новостями о таинственном воре. — Третий раз! Вот газеты! Прочтите сами. Какой хитрый воришка! Украсть диадему прямо на балу во дворце герцога! — женщина почти визжала от удовольствия по поводу оплошности охраны. — Прочтите, вы получите настоящее удовольствие, мадемуазель. И вновь к стене была прибита медицинским ножом кровавая записка. Но газеты, конечно, не сообщают, что бы это значило. Разумеется, диадема будет найдена в детском приюте, который немедленно закроют. Чем, интересно, так досадили вору бедные несчастные дети?

Виола уже знала о третьей загадочной краже. Первым был украден весьма дорогой браслет у графини де Жарньи на вечере в ее собственном доме, вторым оказалось колье, похищенное в театре у супруги банкира, и вот третья кража — на балу у маркизы де Совиньи. Каждый раз вор оставлял записку, в которой сообщал, что украденную вещь следует искать именно в приюте, находящемся под опекой супруга обворованной дамы. Похоже, что этот человек не был заинтересован в сбыте драгоценностей. И — главное — каждый раз похищенное находилось в доме, где происходили какие-то непонятные делишки. Журналисты выдвигали самые невероятные версии происходящего, но, похоже, именно правду публика до сих пор не могла узнать. Известно было одно — сам Видок принял участие в расследовании непонятных краж, но уже после второго случая устранился, сухо сообщив, что дело и так ясное, а таинственный грабитель лишь выполняет задачу правосудия. Интриговало так же то, что граф де Жарньи спешно выехал из страны, банкир так же быстро покинул Францию, оставив все свои дела на старшего сына, который в свою очередь уступил ценные бумаги по низкой цене первым желающим и отбыл с матерью в провинцию.

Виола была неплохо осведомлена об этих событиях, поскольку с недавнего времени стала задерживаться до полуночи в полицейском участке. Ей нужно было создавать видимость, что она по-прежнему работает в ателье и, следовательно, сможет оплачивать свое жилье. Инспектор Тобиас и сержант Жан тактично не спрашивали девушку о причинах, заставляющих ее посещать участок, и с удовольствием пили чай, который она старательно заваривала для них по личному рецепту мадемуазель Аделаиды.

Три дня ей удавалось избегать встреч с хозяйкой, но сегодня та словно ждала ее на лестнице с газетой в руках.

— Очень интересно, — кивнула девушка мадам Тибо и отвернулась, собираясь подняться к себе по грязной лестнице.

Сильная рука ловко ухватила ее за край платья, дернув назад.

— Пятница, мадемуазель. Пора платить за комнату.

— Прошло всего полчаса пятницы, мадам Тибо, — парировала Виола. — Надеюсь, у вас не создалось впечатления, что я заставляю вас ждать с оплатой? С удовольствием рассчитаюсь с вами утром.

Мадам, ничуть не смутившись, изобразила кривую ухмылку.

— Я хотела лишь напомнить вам, мадемуазель. Кстати, жильцов с третьего этажа пришлось сегодня выдворить. Многие хотят снимать у меня комнаты. И я, разумеется, предоставляю их только тем, кто вовремя платит. Те, у кого нет звонкой монеты, не могут надеяться на мою милость. Я — не благотворительное заведение…

Виола осторожно освободила край платья и, кивнув хозяйке, стала с достоинством подниматься по лестнице, но еще долго в ушах у нее стоял резкий крикливый голос мадам Тибо.

В своей комнате она умыла лицо и полила герань на подоконнике. Ночная жара усилила запахи, доносившиеся с улицы, но оторванный лист герани издавал густой аромат, слегка заглушавший неприятный запах.

Виола выглянула из окна в ночную мглу. Сейчас нельзя было увидеть трущобы, что начинались прямо за их домом. Там ютились клошары — весь тот сброд, что днем наводняет улицы Парижа. Страшно подумать, что некоторые из них и понятия не имеют о нормальной жизни, без краж и попрошайничества.

Девушка вздрогнула и вспомнила о том, как Лиза отказалась принять ребенка, пока инспектор резко не прикрикнул на нее и не предупредил, что она предстанет перед судом за убийство своего ребенка, если не одумается. У Виолы мелькнула мысль о том, что, возможно, и ее собственная жизнь начиналась так же — нежеланное дитя какой-то несчастной обездоленной женщины. Она ничего не помнила о том времени, когда ее нашла на улице мадемуазель Аделаида. Слуги со злой радостью пересказали девочке историю ее появления в доме на Сент-Дени. Наверно, им не очень нравилось, что маленькая бродяжка воспитывается их хозяйкой, словно родная дочь. Мысли о собственной судьбе были слишком тоскливы, и Виола прервала их течение. Стоит подумать о более важных делах.

Девушка с ужасом думала о том, что после того, как она заплатит хозяйке за комнату, у нее почти ничего не останется. А ведь еще предстоит оплатить аренду за пользование швейной машинкой, перед тем как вернуть ее. Да еще объяснить хозяйке — почему она не будет брать работу на дом.

Она открыла маленький шкаф и внимательно осмотрела свою одежду. Ее стало значительно меньше за последний месяц — всего четыре туалета. Теперь следовало решить, какие из них ей крайне необходимы. Пожалуй, стоит оставить синее шелковое выходное платье и то, что было сейчас на ней. Остальное придется отнести на базар и продать, как и все предыдущие наряды. Виола с досадой отругала себя за то, что сбыла платья по слишком низкой цене, посчитав неприличным спорить с торговкой вещами. Если удастся продать два платья и быть экономной, то можно растянуть оставшиеся деньги на неделю. Сегодня уже наступила пятница, день, в который ей предстояло сделать визит на улицу Сент-Дени. Быть может, дамы все же смилостивятся и дадут ей необходимую рекомендацию.

Все последние дни девушка по утрам старательно приводила себя в порядок и, надев шляпку и платье из цветного батиста, покидала комнату, отправляясь в город. Она внимательно просматривала вывески о найме в окнах домов, но всегда оказывалось, что вакансия уже занята или же приходилось присоединяться к десятку других претендентов на вакантное место, которые ожидали своей очереди. Когда ноги начинали болеть от усталости, девушка отдыхала в каком-нибудь сквере или в маленьком кафе, где покупала себе чашечку кофе и круассан — единственную пищу, которую могла себе позволить в течение дня.

Гуляя по улицам Парижа, Виола чувствовала себя крайне неуверенно, опасаясь, что ее сочтут искательницей приключений. Неудивительно, что полицейский участок, где она проводила вечера, стал для нее единственным надежным прибежищем. Хотя, разумеется, это было не очень прилично — находиться так долго в обществе двух мужчин. Виолу спасало лишь твердое убеждение, что участок — место официальное, где она находится под защитой самого закона.

Инспектор Тобиас, казалось, ничего не имел против визитов девушки, а сержант Жан Прюнель был чрезвычайно внимателен и любезен. Но у Виолы порой мелькала мысль, что мужчины могут в конце концов усмотреть в ее посещениях определенную фривольность.

Девушка все больше убеждалась в том, что сержант увлечен ею. Мадемуазель Аделаида была бы в ужасе — полицейский, и все прочее… Конечно, вряд ли это можно считать желанным знакомством, но этот молодой человек довольно мил и дружелюбен. Виола уже знала, что он живет вместе с сестрой. Возможно… если у них появится взаимный интерес и они решат пожениться, сержант сможет на свое жалованье прокормить и сестру, и жену. К тому же, сестра его еще молода и может очень скоро сама выйти замуж. А если именно инспектор Тобиас и сержант Прюнель смогут задержать таинственного вора, то их наградят или дадут повышение. Интересно, какая же должность следующая после сержанта?.. Самые необычные мысли возникали у девушки каждый раз, когда взгляд ее наталкивался на восторженные глаза сержанта.

Инспектор Тобиас и сержант делали все возможное, чтобы не обсуждать дела в присутствии девушки, но — бедняги! — их грубые голоса трудно было назвать шепотом. В основном все их разговоры велись вокруг тайны украденных драгоценностей. Эти вещи по наводке самого похитителя почти сразу же находили в приютах, где творилось ужасное беззаконие. В полиции была версия, что все это пахнет шантажом, который затеял весьма высокопоставленный человек, каким-то образом связанный с этими ужасными местами. Но если судить по сообщениям газет, не было сделано ни одного шага, чтобы установить личность преступника.

Мадам Тибо получала большое удовольствие, называя полицейских сворой дураков. Но Виола была склонна считать, что полиция, разумеется, знала о мотивах преступления. Неспроста инспектор Тобиас называл все это грязным делом. Странным было то, что вор, казалось, мог проходить сквозь стены прямо перед носом полицейских и охранников. Неясным оставался и загадочный вензель «NM».

Виола растерла пальцами сорванный лист герани. Ее давно беспокоила мысль о том, что такой ужасный дом находился на их улице. Девушке всегда казалось, что бледные лица детей из приюта скрывают что-то страшное. Почему она раньше не сообщила о своих подозрениях властям?.. Значит, она ничуть не лучше мадам Тибо, которую в этой истории радует то, что полицейских посадили в лужу.

Виола никак не могла уснуть, и потому, чтобы занять чем-то полезным свои мысли, она решила навести в комнате порядок и тщательно вымыть пол. Для этого девушке пришлось сделать небольшую перестановку в комнате — передвинуть круглый стол с тяжелой швейной машинкой в центр комнаты, а кровать — к окну. Когда в комнате запахло чистотой и свежестью, Виола умылась сама и устало присела на стул. Поразмыслив, она решила оставить кровать у окна, поскольку здесь было значительно прохладнее в эту жаркую ночь.

Переодевшись, девушка улеглась в постель. Глаза сами собой закрылись, и перед девушкой замелькали образы сегодняшнего дня — парижские улицы, нарядные дамы в роскошных экипажах, нищие у порогов магазинов, полицейские и — деньги. Деньги, которые никак не могли оставить ее мысли в покое.

Она уже полностью погрузилась в мучительный сон, как неожиданно что-то сильно ударило ее. Виола резко вскочила. Сердце бешено колотилось, кровь стучала в висках. В комнате было совершенно темно, даже без отблесков лунного света. Где-то невдалеке мяукнул кот. Виола облегченно вздохнула. Кот! Ну, конечно же, это бродячий любитель ночных крыш пробрался к ней через открытое окно. Виола с ужасом прогнала прочь мысль о том, что это могла быть огромная крыса.

— Кыш! — прошипела девушка. — Уходи прочь, наглое животное!

Она быстро встала с кровати, сделала шаг и наткнулась на что-то странное. От неожиданности девушка упала обратно в постель… О, господи! В комнате, кроме нее, находилось какое-то большое и живое существо!.. В ее комнату забралось вовсе не четвероногое создание. От ужаса она не могла даже закричать и в испуге отскочила в сторону, в панике уставившись на свою кровать. Нет, в комнате слишком темно, чтобы иметь возможность что-либо разглядеть.

— Кто здесь?! Господи, помоги мне! — громким шепотом просипела девушка, чувствуя, что страх сковал ее тело. Она рванулась к двери и на этот раз налетела на стол, который мгновенно перевернулся от резкого толчка. Раздался сильный грохот, но самое странное — сквозь этот шум девушка услышала еще один непонятный звук, еле слышный.

Она прислушалась. Что-то скребло по полу. Похоже на то, что стол со швейной машинкой упал прямо на непрошеного гостя, и теперь человек пытается выбраться из-под тяжелого груза. Легкий, еле слышный звук вновь повторился.

— Не приближайтесь ко мне! — у Виолы наконец прорвался наружу голос. — У меня есть кочерга.

Девушка медленно наклонилась и принялась шарить руками в поисках своего оружия. Пальцы почти сразу же наткнулись на гладкий металл. Она мгновенно ухватила тяжелую кочергу обеими руками.

В комнате было тихо. Подозрительно тихо. Виола перевела дыхание, но тут же услышала какой-то слабый шорох. Значит, незваный гость все еще здесь. Но зачем он пришел? Что хочет?

— Уходи! — сказала она дрожащим голосом. — Я не стану поднимать шум…

Через мгновение она оказалась на полу, по-прежнему сжимая в руках свое оружие. В голове странно шумело, и девушка была близка к обмороку. Она услышала тихий шум шагов, но тело отказывалось слушаться.

— Дай мне свою железяку!

Низкий голос заставил ее вздрогнуть. Человек находился возле нее.

— Я не обижу тебя.

И в этот момент все ее мысли сосредоточились только на одном — на голосе этого человека. Ее сердце затрепетало от догадки.

— Мсье Бертье!

И в тот же миг потеряла сознание.

Виола пришла в себя и открыла глаза, дрожа от страха. От неровного света на стенах плясали жуткие тени. Что-то темное двигалось возле нее. Она увидела черную фигуру в маске и плаще. Все это походило на кошмарный сон. Человек зажег свечу и повернулся к ней. Девушка хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Незнакомец сбросил плащ и снял маску. И сразу же запылали светом его золотистые волосы, а прозрачные голубые глаза засветились льдом.

— Господин Бертье, — жалобно прошептала девушка и попыталась приподняться, но ее попытки не увенчались успехом. Тело по-прежнему отказывалось ей служить.

Мужчина опустился возле нее на пол на колени и положил прохладную ладонь на ее ледяной лоб. Ей показалось, что ее коснулся страшный холод, но минуту спустя тепло потекло из его пальцев в ее сознание.

— Дыши ровнее, — потребовал гость.

Она в ответ лишь жалобно простонала.

— Старайся дышать ровнее. Медленно и глубоко. Представь себе водопад… или фонтан, если тебе это проще. Закрой глаза и смотри на падение воды…

Ей показалось, что она стала невесомой, вода накрыла ее волной и понесла куда-то вдаль… Она обтекала ее тело, становилась ее частью, ее дыханием… Откуда-то издалека доносился ровный голос, и она послушно выполняла его приказы…

Постепенно появилась способность двигаться, и девушка приоткрыла глаза. Мужчина пристально смотрел на нее, и Виолу укачивали на своих крыльях невидимые волны. Шум воды возвращал девушке силы и способность мыслить. Она почти пришла в себя и попыталась стряхнуть с себя наваждение.

— Что все это значит? — шепотом потребовала она ответа.

Опершись о ее кровать, он встал, но тут же присел на край постели.

— От неожиданности я едва не убил тебя, — резко сказал он. Уголки его рта дрогнули. — Прости меня, — но в голосе его не чувствовалось вины, казалось, мысли мужчины заняты совсем другим.

— Но почему? — жалобно спросила Виола, не понимая, чем провинилась перед этим господином.

Он довольно долго молчал, пристально разглядывая ее, затем заговорил:

— Сработал инстинкт самосохранения.

— Почему вы ударили меня? — не понимая его, вновь потребовала объяснений девушка.

— Я и пальцем к вам не прикасался, — его рот угрюмо изогнулся.

У девушки кружилась голова, но она заставила себя подняться и присесть на стул. Комната плыла перед глазами, и Виола приложила ладони к вискам, словно пытаясь остановить это кружение.

— Почему вы оказались в моей комнате? Это недопустимо.

И тут ее глаза наткнулись на странное мерцание, которое не имело никакого отношения к ее комнате. Присмотревшись, девушка ахнула и уже не смогла оторвать взгляда от диадемы потрясающей красоты. Она была выполнена в форме морской раковины, нижняя часть имела орнамент из диковинных цветов, а верх был богато усеян жемчужинами в обрамлении бриллиантов и рубинов.

— Бог мой… — прошептала Виола.

Она подняла голову. Бертье продолжал смотреть на нее, но его лицо было совершенно непроницаемо. Сердце девушки задрожало от ужаса. Он и впрямь может убить ее. У нее теперь в этом не было ни малейшего сомнения. На его совершенном лице не было ни сочувствия, ни милосердия.

— Постарайся успокоиться, — медленно заговорил он. — Я не собираюсь убивать тебя и просто причинять боль. Ты уже слышала мои извинения. Сегодня мое самообладание впервые изменило мне, и я ругаю себя за это.

— Это какое-то безумие, — произнесла девушка слабым голосом. — Почему вы здесь?

— Потому что благодаря вам я сломал руку и подвернул ногу, мадемуазель Фламель.

— Из-за меня? Но я… не могла сделать этого!

— Такова истина.

— Но как? — повторила девушка в отчаянии.

— Во всем виновата ваша швейная машинка. Если хотите себя оправдать, можете воспользоваться этим объяснением.

Он указал взглядом на опрокинутый стол. Девушка проследила за его взглядом и вновь уставилась на незваного гостя. Он был облачен в абсолютно черный костюм и странную обувь со шнурками крест-накрест, которые плотно охватывали до колен брюки. Виола никогда не видела ничего подобного.

— Я могу уйти прямо сейчас, опираясь на что-нибудь, — сказал бесстрастным голосом Бертье. — Но думаю, что это будет довольно сложно. Кроме того, мне не хочется уходить, пока вы окончательно не придете в себя, мадемуазель Виола, — он встретил ее изумленный взгляд и неожиданно улыбнулся совершенно очаровательной улыбкой.

— Но я не могу… Я не смею… Мсье Бертье! Вы ведь мужчина! И вы… принадлежите к высшему обществу. Вам должно быть известно, что неприлично находиться в комнате незамужней девушки ночью! Это полное безумие! Зачем вам это нужно? Мадемуазель Элина… — девушка запнулась.

Лицо Бертье вновь приняло бесстрастное выражение. Ледяным голосом он сказал:

— Княжна Маре-Розару не имеет к нашему делу никакого отношения.

Виола опустила голову.

— Нет, конечно же, нет, — пробормотала она и подумала: «Боже мой! Да ведь он и есть тот самый вор! Полиции такое и в голову прийти не могло…»

Последовала пауза. Девушка чувствовала слабость во всем теле. Ее бедро болело в том месте, которым она ударилась о стол. Голова вновь принялась кружиться, и Виоле показалось, что еще миг — и она потеряет сознание.

— Дышите ровнее и ничего не бойтесь… — донесся до нее тихий голос. — Вспомните о фонтане…

Она вновь увидела падающую воду и радужные брызги в воздухе. Дурманящая пелена стала исчезать.

— Спасибо… — прошептала она. — Как это все… непонятно…

Она до сих не могла поверить в происходящее — она сидит в одной сорочке рядом с опасным преступником, у которого сломана рука и вывихнута нога из-за ее швейной машинки. И этот вор, которого ищет вся парижская полиция, разговаривает с ней весьма спокойно, словно во всем происходящем нет ничего странного. Почему она до сих пор не позвала на помощь? Но Бертье вряд ли даст ей это сделать. Неизвестно как, но он словно выпил ее силы. И если он повторит свой трюк, то вряд ли она останется жива.

Но почему никто внизу не удивился шуму в ее комнате? Стол упал на пол с огромным грохотом. Неужели никого не побеспокоит, если на одинокую девушку совершит нападение грабитель или убийца?

Виола с опаской взглянула на человека, сидящего на краю ее постели без всяких признаков беспокойства. Он бережно поддерживал пострадавшую кисть руки.

— Похоже, вы уже все поняли? — холодно поинтересовался он. — В таком случае можете доставить себе удовольствие и заявить обо мне полиции. Но сначала нам обоим нужно отдохнуть.

Девушка послушно закрыла глаза и прошептала:

— Это какой-то бред.

— Ложитесь в постель и ничего не бойтесь. Спите спокойно, я не покину вас.

Виола, словно сомнамбула, послушно присела на кровать рядом с ним и тут же свернулась клубочком, уткнувшись носом в подушку. Через минуту она встрепенулась и с тревогой открыла глаза.

— Вы не покинете комнату?! И думаете, что это может успокоить меня? — повторила она с горькой усмешкой и, сжав виски руками, вновь закрыла глаза.

8

Валахия, 1831 г.

Левон пришел к нему через несколько дней после встречи с медведем.

Мишо раскачивал Элину на подвязанных к высокой шелковице качелях, и девочка весело смеялась, подлетая к небесам в узорчатой кабинке. Но вскоре небо потемнело, и ласточки встревоженно закричали, испуганные собирающейся грозой.

Выбежавшая из дома няня забрала малышку, а мальчик упрямо прижался к стволу дерева. Ему очень хотелось последовать за Элиной, но оказаться в душных комнатах ему показалось невыносимо. Большие капли дождя густо сыпались ему на плечи и голову, проникая между ветвями. Омытая водой земля благоухала множеством ароматов. Мальчик внимательно слушал шум ливня, который стучал по листьям шелковицы, и, закрыв глаза, вновь вспоминал медведя, старинную легенду, а также то, как его подбрасывали в воздух и кричали «Ура!».

Он улыбался с закрытыми глазами, а когда открыл их, то перед ним появился старый Левон. Он был, как всегда, облачен в свои любимые гуцульские одежды.

— Доброго дождика, молодой господин!

Такое обращение удивило мальчика, но, слегка запнувшись, он вежливо поздоровался:

— Добрый день.

— Хочу спросить тебя, молодой господин. Почему ты стоял без движения?

Мишо удивленно смотрел на воспитателя Эмиля. Раньше старик никогда не разговаривал с ним.

— Почему не убежал, когда к тебе шел медведь? Не закричал? Не забрался на дерево?

Мишо пожал плечами, не зная, что ответить. Темные глаза слуги внимательно его разглядывали, словно старик впервые его увидел.

Дождь шел безостановочно, а Мишо и Левон по-прежнему стояли под деревом. У мальчика появилось чувство, что должно произойти что-то необычное в его жизни. Мишо отвернулся, пряча глаза от пристального взгляда старика, и стер капли дождя со щеки.

— Не можешь объяснить? — не отставал Левон. — Тогда слушай меня. Когда я вижу в лесу волка, то становлюсь его братом. Понимаешь? Не нужно никаких слов, мы просто смотрим друг на друга и расходимся в разные стороны. Понимаешь меня?

— Нет, — прошептал Мишо.

— Я родом с Карпат. Меня вырастил старый лесник. Потом судьба занесла меня сюда. Все эти годы я искал человека, который смог бы меня понять. Но все было напрасно. Мне было горько из-за этого одиночества. А потом я увидел тебя рядом с медведем. Ты стоял без движения и без страха. Объясни — почему?

Кончиком ногтя Мишо ковырнул кору дерева.

— Тебе было жутко? Так почему же ты не убежал? Почему глупо ждал смерти? От страха?

— Нет, — сердито ответил мальчик. — Мне не было страшно.

— Посмотрите на него! Какой смельчак нашелся! На тебя шел огромный медведь, который мог тебе откусить запросто голову, а ты ни капли не боялся, — усмехнулся старик и покачал головой. — Так мог поступить настоящий герой! Я не встречал таких в своей жизни, — Левон снял шляпу и шутливо поклонился.

Мишо взглянул на него, испытывая чувство неловкости.

— Не совсем так. Я не думал о том, чтобы казаться смелым.

— Хорошо. Так о чем же ты думал, когда стоял рядом с медведем?

— Я думал о легенде.

Легкая улыбка заиграла на лице слуги.

— Легенда о медведе-оборотне?

Мишо вздрогнул:

— Ты знаешь ее?

Улыбка Левона стала еще шире.

— Я знаю песню волка и легенду о нем.

Мишо смотрел на него, чувствуя сильное волнение.

— О волке тоже есть легенда?

— Есть легенды обо все живом. О земле, небе, о воде и огне, о деревьях и лесных зверях.

— Я могу услышать их?

Глаза под седыми бровями сощурились.

— Ты можешь услышать их всегда, когда захочешь. Они живут рядом с нами. Нужно лишь уметь слышать.

— Я хочу знать их! Расскажи мне! — нетерпеливо топнул ногой мальчик.

Левон рассмеялся и положил свою тяжелую руку ему на плечо.

— Давно я искал тебя, мой маленький медвежонок, — он ласково провел рукой по щеке Мишо. — Удачи тебе, Михась!

9

С рассветом под окнами загремели по булыжной мостовой тележки уличных торговцев. Виола пошевелилась.

Стоило лишь проснуться, как бедро вновь нестерпимо заболело. Девушка открыла глаза и резко села на постели. Бертье все еще был здесь. Он сидел неподвижно, прислонившись к спинке кровати. Глаза его были закрыты, а пострадавшая рука мирно покоилась на коленях.

Виола невольно подумала о том, что хорошо запомнила его холеные руки еще во время их первой встречи в салоне. Тогда они все время мелькали у нее перед глазами — принимали у нее рулоны ткани, предлагали ей ножницы, которые она уронила, протягивали тот злополучный конверт… У него руки настоящего вельможи — ухоженные, сильные, красивые.

Вила закрыла глаза, пытаясь отогнать непрошеные воспоминания. Или если сказать точнее — в надежде, что все это продолжает ей сниться. Но когда через пару минут она открыла глаза, то убедилась, что незваный гость так и не исчез.

— Господь милосердный!

Это был не сон. Рядом с ней, в ее комнате находился мужчина, и он сидел на ее кровати, а на полу по-прежнему лежало похищенное колье. Размышляя об этом, девушка не заметила, что Бертье уже проснулся (если он действительно спал) и теперь разглядывает ее сквозь длинные пушистые ресницы.

— Доброе утро, мадемуазель Виола.

Она не собирается отвечать на приветствие вору, нахально устроившемуся в ее комнате. Это уж слишком. Нельзя терять собственное достоинство. К тому же она не знает, как нужно вести себя, когда просыпаешься в одной постели рядом с преступником.

— Вам уже лучше? — поинтересовался он.

Из-под батистовой сорочки виднелись ее голые ноги. Виола осторожно встала с кровати и быстро укуталась в вязаную шаль. Мелькнула мысль, что, пожалуй, стоит выскочить за двери на лестницу и поднять шум на весь дом. Как она могла вести себя так безрассудно? Уснуть возле мужчины, который мог сделать с ней все, что угодно. Как странно, что она так легко погрузилась в сон без всяких сновидений, словно ее чем-то опоили? Паника рванулась к ее сердцу. И тут же перед ней возникла скользящая вниз вода… Виола медленно и глубоко вздохнула.

— Отлично, — сказал он. — Надеюсь, вы уже усвоили, как избежать ненужного волнения.

— Я… пойду… принести воды, — предложила она срывающимся голосом.

Не дожидаясь его разрешения, девушка кинулась к двери и пулей вылетела из комнаты. Закрыв дверь снаружи, она остановилась, чтобы хоть немного прийти в себя. Перед ней немедленно возник образ падающей воды…

Так. Теперь она в безопасности. Вне его власти. Что делать дальше? Бежать в полицию? Но она только теперь сообразила, что стоит босиком. Да что там босиком — она просто-напросто раздета. Разве можно назвать приличным ее вид — тоненькая батистовая сорочка и вязаная шаль. Да уж, забавное зрелище! Бежать по утренним улицам в одном неглиже и босиком.

В растерянности Виола застыла в полутемном коридоре. Если она даже решится пойти в полицию прямо сейчас, то не застанет там своих знакомых инспектора и сержанта. Вряд ли дневные стражи порядка примут ее появление доброжелательно. Скорее всего, сочтут за сумасшедшую.

Кусая губы, девушка судорожно размышляла. У него подвернута нога, следовательно, уйти он не сможет. Если она сумеет продержать его в своей комнате до вечера… Только бы хватило у нее для этого сил и выдержки.

Не надо забывать и о том, что у него сломана рука. Из-за этих травм он, похоже, безопасен для нее. Если, конечно, не думать о том, что этот человек обладает какой-то силой, влияющей на ее сознание… В этом случае следует, пожалуй, не делать ничего такого, что может заставить его применить эту свою силу. Похоже, что он нуждается в ее помощи. Придя к этому не очень утешительному умозаключению, девушка открыла дверь и решительно вошла в комнату. Она уже решила, что скажет ему о забытом кувшине для воды, но…

Комната была пуста.

Виола быстро оглядела все маленькое пространство. Ничто не напоминало о том, что здесь совсем недавно был посторонний человек. Даже стол находился на своем месте, и на нем возвышалась злополучная швейная машинка. Девушка бросила взгляд на пол. Диадема исчезла.

В открытое окно виднелись бесконечные крыши, и, взглянув на них, Виола не заметила ни одной человеческой фигуры.

— Подвернутая нога! Сломанная рука! — пробормотала она сердито. — Притворщик! Ужасный человек! Слава Богу, что он ушел.

Виола села на кровать и глубоко вздохнула. Теперь она не обязана бежать в полицию. И этот человек ее больше не пугает.

Она встала, закрыла окно и щелкнула замком на двери. Казалось, что проблема исчезла, но откуда в душе это странное беспокойство? Может быть, все же следует одеться и отправиться в полицейский участок? Служителям закона нужно обязательно сообщить, кем является этот неуловимый вор.

Неожиданно она почувствовала, как абсурдно звучат эти слова. Мсье Бертье — вор! Близкий друг знатных особ из Румынии и Валахии — преступник. В полиции будут смеяться над ее словами. Хорошо, если ее после этого не отправят в сумасшедший дом. Нет, решено — она дождется вечера и тогда все расскажет инспектору Тобиасу. Он ей поверит. Во всяком случае, выслушает.

Обычно Виола в это время уходила из дома, но сегодня после сумасшедшей ночи она была не в силах бродить по улицам лишь для того, чтобы обмануть хозяйку. Если мадам Тибо станет задавать вопросы, девушка объяснит свое отсутствие на работе тем, что плохо себя чувствует. И это не будет ложью. Все мышцы тела невыносимо ноют.

Она заставила себя встать с кровати и подошла к швейной машинке. Внимательно осмотрев ее, девушка убедилась, что механизм не пострадал от падения. Появилось лишь несколько царапин, но это не так ужасно, хотя придется заплатить за них несколько лишних монет. К сожалению, для Виолы они вовсе не будут лишними.

Приготовив себе чай, девушка достала из настенного шкафчика остатки вчерашней булочки и уселась завтракать.

Ее мысли вновь вернулись к господину Бертье. Все произошедшее казалось дурным сном. Может быть, это и впрямь была галлюцинация от недоедания? Взгляд ее упал на ноги, просвечивающие сквозь тонкий батист. Господи, при свете утреннего солнца он, конечно же, мог прекрасно рассмотреть ее тело! Руки девушки задрожали, и она поставила чашку на стол, чтобы не расплескать горячий чай.

Пожалуй, пора переодеться. Виола старательно задернула занавески и налила воды в маленький таз. Спустив с плеч сорочку, девушка старательно умылась по пояс и достала из комода чистое белье. Затем она облачилась в кружевную блузку и тщательно затянула пояс широкой юбки на тоненькой талии. Теперь осталось причесаться.

Длинные волосы рассыпались по плечам, и Виола принялась расчесывать их серебряной щеткой из туалетного набора, полученного в свой последний день рождения от мадемуазель Аделаиды. Девушке порой приходила мысль, что можно было бы весьма удачно продать эти милые вещички, но тогда у нее совсем ничего не останется в память о благодетельнице. И Виола твердо решила не расставаться с последним даром мадемуазель Дельфор.

Мысли девушки по-прежнему находились в смятении, и Виола принялась еще более старательно приводить в порядок свои волосы, надеясь за этим занятием найти желанное успокоение. Шпильки все время выпадали из непослушных пальцев, и девушке пришлось несколько раз заново укладывать волосы.

Закончив наконец прическу, Виола достала маленькую коробочку со своими сбережениями и пересчитала деньги, хотя сумма ей была прекрасно известна. Девушка сложила монетки в столбики в соответствии с их размером, а бумажные купюры разложила по убывающей. После того как она заплатит за комнату и аренду машинки, останутся совсем крохи, а ведь нужно еще хоть как-то питаться. Даже если она сумеет в ближайшее время найти работу, то придется еще ждать первой получки… Взгляд вновь упал на серебряные щетки, гребни и зеркальце на изящной ручке. Нет, она не должна расставаться с ними. Виола взяла в руки зеркало, залюбовалась им… и с жутким криком выронила его из рук!

Бросившись к двери, она почти влипла в ее шероховатую поверхность. Глаза неотрывно смотрели вверх. На фоне куполообразного потолка, почти невидимый в лучах солнца, Бертье, как летучая мышь, затаился на чердачной балке, безмолвно наблюдая за ней. Минута-другая, и он начал медленно спускаться вниз, напоминая темный бестелесный дым. Весьма грациозно он повис на одной руке и скользнул вниз, приземлившись лишь на одну ногу.

Виола почувствовала, как у нее внутри сильно забилось сердце, но образ водопада мгновенно пришел на помощь, и дыхание тут же выровнялось.

— Вы негодяй! — закричала она. — Вы… вы… что вы делаете здесь, в моей комнате? Подсматриваете за мной? Боже мой… я была…

Ужасная мысль о том, что он видел ее обнаженной, совершенно вывела девушку из себя. Она схватила со столика щетку и швырнула в него. Он с легкостью увернулся. Виола в отчаянии принялась искать на полу кочергу.

— Вы… — закричала она, — презренный негодяй! Убирайтесь отсюда!

Найдя спасительное оружие, она изо всех сил замахнулась на него кочергой, и та просвистела в опасной близости от его красивого невозмутимого лица.

— Убирайтесь! — кричала она. — Убирайтесь! Убирайтесь!

Кочерга вновь взвилась над его головой. Виола старалась обрушить ее на этого человека, не сознавая, что вряд ли сможет это сделать. Причинить боль этому прекрасному негодяю — было выше ее сил, сильнее ее злости на него.

— Убирайтесь отсюда!

Но он даже не увернулся, только поднял руку вверх и легко поймал кусок металла в воздухе. Безнадежно Виола дергала кочергу, стараясь ее вырвать. Хватка мужчины была невероятно крепкой. Это еще больше разъярило девушку, и она удвоила усилия. Еще несколько безуспешных попыток — и Виола, споткнувшись, упала на пол, вновь задев и без того больное бедро.

Кочерга оказалась в руках врага. Виола с отчаянием взглянула на него снизу вверх. Он стоял над ней все с тем же непостижимым спокойствием. Это взбесило девушку, и тело ее задрожало от негодования.

— Как вы можете? Чудовище! Вы не можете считаться порядочным человеком! Низкий, ужасный мерзавец! Подлый вор! Если вы сейчас не убьете меня, я обязательно заявлю на вас в полицию. Слышите! Я это сделаю! Чудовище! Убирайтесь!

И тут она услышала стук в дверь.

— Что происходит? Мадемуазель Фламель? Кто у вас в комнате? — свирепо закричала мадам Тибо. — Немедленно откройте!

Девушка в ужасе уставилась на своего незваного гостя и с трудом поднялась на ноги, не представляя, как можно выкрутиться из того щекотливого положения, в котором оказалась. А Бертье, словно не происходило ничего неприятного, невозмутимо сбросил с себя темный плащ и черную рубашку. Плащ упал на пол, скрыв странную обувь гостя, а сам он уселся на кровать, быстрым движением смяв постель, которую Виола незадолго до этого успела привести в порядок. Девушка в ужасе уставилась на его полуобнаженное тело, на могучую загорелую грудь, покрытую зарослью вьющихся волосков. Она впервые видела раздетого мужчину, и это повергло ее в состояние шока, учитывая те обстоятельства, при которых произошло знакомство с подобной картиной.

— Откройте! — дверь сотрясалась под сильным кулаком хозяйки. — За те крохи, которые вы мне платите, у вас нет права принимать в своей комнате мужчин. Это будет стоить дороже. Откройте двери!

Прежде чем Виола успела собраться с мыслями, щеколда отлетела прочь, дверь распахнулась, и на пороге возникла мадам Тибо. Красная от гнева, она уставилась на мсье Бертье, с косой усмешкой разглядывающего ее саму. Маленькие злые глазки хозяйки испуганно замигали, но она быстро взяла себя в руки.

— Никогда бы не подумала! Маленькая дрянь! Приличная девушка! Уверяла, что не будет никаких мужчин! Кого ты хотела провести? Я уже давно заподозрила, что в твоих поздних приходах кроется что-то нечистое. Приводила сюда тайком гостей? Я этого не потерплю! Еще не хватало, чтобы меня дурачили всякие уличные бродяжки! Если ты занялась этим ремеслом, то придется делиться доходами. И нечего краснеть, мадемуазель потаскушка! Ты выбрала для себя прекрасный род занятий, ничуть не хуже прочих!

Заметив на столе деньги, хозяйка ринулась в комнату и быстрым движением сгребла все состояние Виолы.

— О нет! — девушка в отчаянии прижала к груди руки. — Мадам Тибо, это мои последние деньги… Вы все неправильно поняли…

Но хозяйка не смотрела в ее сторону. Она, как завороженная, уставилась жадными глазами на руку мсье Бертье, в которой виднелась сложенная пополам крупная купюра.

Ринувшись вперед, мадам Тибо быстро выхватила деньги. Ее пухлые щеки зарозовели, и на лице заиграла подобострастная улыбка.

— О, мсье! — она раболепно склонилась в низком реверансе. — Это очень мило с вашей стороны. Очень мило. Не принести ли вам чего-нибудь освежающего? Может, вина? Или закуски? Я могу послать в магазин на углу. Одну минуту…

— Нет! — коротко бросил он.

— Тогда чай? Кофе? Круассаны? — она засунула купюру за лиф платья. — Любое ваше желание! Я буду внизу, если вам что-нибудь понадобится. Мадемуазель может вызвать меня в любую минуту.

— Верните мадемуазель Фламель ее деньги, — холодно потребовал Бертье.

— О, конечно! — мадам Тибо положила сбережения Виолы на стол. — Но она должна знать, что отныне ее квартплата увеличивается вдвое. Именно столько я беру с девиц, которые развлекают мужчин в своих комнатах.

Высказав это, мадам важно выплыла из комнаты, не сказав лично Виоле ни слова. Девушка не стала ничего объяснять хозяйке. Все равно она ничему не поверит.

Лишь только за мадам Тибо захлопнулась дверь, Виола медленно опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях.

— Что вы наделали!

— Могло быть и хуже. Ужасно неприятная особа.

Раздался какой-то свист, и девушка уловила странное свечение, которое пронеслось через всю комнату и замерло у двери. Через секунду — еще пара таких же мерцаний, и Виола в каком-то ступоре сообразила, что это не что иное, как маленькие ножички, которые вонзились в дверь и теперь мерно дрожали. Скальпели выстроились в ряд на абсолютно одинаковом расстоянии друг от друга. Девушка задрожала от ужаса. Этот ужасный человек готов в один момент убить каждого, кто его разозлит.

Дрожа от ужаса, Виола вскочила на ноги и прижалась к стене.

— Что вы хотите? Почему не ушли?

— Спасибо, что не побежали в полицию.

Не обращая внимания на ее испуг, Бертье взял со стола зеркальце и улыбнулся, когда увидел в нем отражение чердачной балки, на которой недавно прятался.

— Я не вор, — сказал он. Затем положил зеркало и стал осторожно натягивать на себя рубашку, оберегая поврежденную руку. — Нарушитель порядка? Возможно. Именно поэтому полиция ищет меня. Вовсе не из-за того, что я взял чужое. Я нарушил размеренный ход жизни в обществе и открыл истину о подлецах. Бросил вызов высшему свету. А это считается опасным.

— Мне кажется опасным все, что касается вас! — воскликнула Виола.

— Сколько у вас денег? — поинтересовался он абсолютно спокойным тоном, окинув девушку слегка насмешливым взглядом.

— Вы решили и меня ограбить? Да? Ну что же, вам не привыкать! — разозлившись, девушка швырнула монеты в его сторону. — Забирайте! Я отдам все свои деньги, лишь бы вы убрались отсюда!

Он поймал на лету одну монетку и, помедлив, положил ее на постель. Остальные деньги упали на пол и, звеня, разбежались во все стороны.

— Мне хочется, чтобы вы доверяли мне.

— Доверять вам! Вы с ума сошли!

— Мадемуазель… Виола, я провел в вашей комнате все ночи последней недели. Разве вы можете пожаловаться на то, что я причинил вам неудобство? Я обидел вас? Взял что-либо, принадлежащее вам?

— Что?! — голос девушки задрожал от негодования. — Вы провели в моей комнате целую неделю?

— А вы об этом даже не догадывались, верно? К сожалению, вам пришло в голову сделать перестановку, и я, не догадываясь об этом, совершил ошибку.

— Это ваши проблемы, а не мои! Я имею полное право передвигать мебель, если захочу. Не хватало еще, чтобы мне на это пенял взломщик. Вы… ужасное создание! Так висеть на балке могут только кошмарные летучие мыши или… вампиры! — девушка внутренне сжалась, представив, что ее последние слова могут оказаться истиной. Оказаться во власти кровожадного чудовища — это будет уже слишком. Хотя… насколько она помнила, эти мерзкие создания опасаются солнечного света, а их знакомство произошло именно днем, и солнце заливало золотом волосы этого невыносимого красавчика, который так измучил ее за последние часы. — Я никогда вам не прощу всего того, что вы натворили в моей комнате! Вы… уронили меня в глазах хозяйки! И теперь мне придется искать себе новое жилье, а это будет очень сложно сделать… ведь у меня больше нет работы… — она готова была расплакаться. Девушку останавливало сознание того, что ее унижение может доставить ему радость. — Почему?.. Почему вы не ушли тем же путем, каким пришли сюда? — запальчиво воскликнула Виола.

— Потому что у меня сломана рука и повреждена нога.

— Я не верю вам. Вы хотите сказать, что не можете вылезти на крышу, хотя легко взобрались на чердачную балку!

Он пожал плечами и приподнял рукав рубахи, показывая неестественное положение левой кисти. Затем Бертье здоровой рукой принялся расшнуровывать свою странную обувь и, освободившись от нее, задрал одну штанину. Растерянная девушка увидела сильно распухшую щиколотку.

— Если вы поможете мне, я смогу уйти и больше не беспокоить вас своим присутствием. Мне необходимо наложить шину на руку и потуже забинтовать ногу. Вы сможете это сделать?

— Но… — она испуганно разглядывала его. — Может быть, лучше позвать врача?

— Нет, — качнул он головой. — Вы сами в состоянии мне помочь. У вас найдутся бинты?

Девушка с сожалением покачала головой.

— Ну что же, в таком случае придется разорвать вашу нижнюю юбку на лоскуты. Не беспокойтесь, я куплю вам новую.

— Вот уж нет! Я не позволю чужому человеку, мужчине… покупать мне что-либо. Тем более — нижнюю юбку, — она нервно закашлялась, отказываясь обсуждать эту тему.

Помедлив, Виола решительно вынула из комода единственную сменную юбку и принялась решительно рвать ее на ровные лоскуты. Затем она выбрала пару лучин пошире, чтобы соорудить из них шину, и подошла к Бертье.

— Но… как вы сможете идти? Это будет слишком тяжело для вас. Вы повредите еще сильнее вашу ногу.

— И все же я попытаюсь. Не могу же я до конца времен находиться в этой комнатушке? Вам здесь и без меня тесно.

Он внимательно взглянул на нее сквозь прищур серых глаз.

— Между прочим… объявлена высокая награда тому, кто сообщит информацию о таинственном воре.

— И?.. — девушка нервно задышала, не зная как спрятать смущение, вызванное его пристальным взглядом. — Я читала об этом.

— Вы сказали, что лишились работы, и вам вряд ли удастся найти более приличное жилье. Теперь у вас появилась прекрасная возможность заработать приличную сумму. Вы можете сообщить обо мне и затем жить весьма обеспеченно.

Виола вытянулась в струнку и холодно взглянула на него.

— Уверена, что честный человек не станет требовать награду за то, что выполнил свой гражданский долг, сообщив о преступнике. Я буду презирать себя, если соглашусь улучшить свое положение за… тридцать серебряников.

Он слегка усмехнулся.

— А мне почему-то кажется, что вы не считаете своим гражданским долгом сообщать властям о моей персоне. Таким образом, выходит, что для вас более достойно — прятать меня от полиции в своей комнате?

— Я прекрасно понимаю, что должна сообщить о… преступнике служителям закона, но… — девушка глубоко вздохнула. — Я не могу довериться мадам Тибо, она вряд ли поверит мне после того, как вы заслужили ее симпатию, заплатив внушительную сумму якобы за мои услуги. Кроме того, я не смогу открыть ваше истинное лицо полиции еще и потому, что вы, разумеется, постараетесь избавиться от ворованной вещи. Таким образом, при создавшихся обстоятельствах мой долг заключается лишь в том, чтобы помочь вам, — девушка горестно вздохнула. — Надеюсь, что вы тоже понимаете, в чем состоит ваш долг? Для меня будет благом, если вы как можно скорее покинете эту комнату.

— Вы весьма разумно рассуждаете, — заметил со странным выражением лица Бертье и прислонился к стене.

— Имейте в виду, что я осознаю, как плохо поступаю, — сердито продолжила Виола. — Если полиции удалось бы вас задержать, сержант Прюнель обязательно получил бы за это повышение.

— Это ваш близкий друг?

— Мои знакомства вас не касаются, мсье Бертье, — сердито парировала девушка.

— Как я понимаю, сержант… Прюнель в это утро не дежурит? Иначе вы нашли бы возможность сообщить ему о моей персоне?

— Понятия не имею, где он сейчас, — буркнула в ответ Виола, которой не понравился насмешливый тон речи Бертье.

— А как насчет господина, который шлет вам письма с гербовой печатью?

— Что за глупости! Понятия не имею, о чем вы говорите, — повторила девушка и почувствовала, как вспыхнули ее щеки.

Бертье пару мгновений внимательно ее разглядывал, затем потребовал:

— Пожалуй, пора заняться моими ранами.

Виола в нерешительности взяла в руки ткань и лучинки.

— Сначала займемся рукой, — Бертье легким движением пересел к столу и осторожно опустил на ровную поверхность поврежденную кисть. — Уложите ваши щепочки с четырех сторон… отлично… теперь закрепите их полосками ткани…

Девушка старательно выполнила его указания и аккуратно, стараясь не причинить лишней боли, забинтовала пострадавшее запястье. Затем она сделала длинный жгут и перебросила его через шею Бертье, после чего он устроил руку в образовавшейся петле.

— Теперь садитесь на пол и как можно сильнее потяните мою ногу.

Виола в нерешительности замерла.

— Вам же будет больно…

— Уверяю вас, что это лишь облегчит мою боль.

Девушка опустилась на колени и, прикусив губу, взялась за ногу Бертье, обтянутую черной тканью. Ей внезапно стало невыносимо стыдно прикасаться к нему. Сделав судорожный вздох, Виола сказала себе, что выполняет работу врача, и потому во всем происходящем нет ничего предосудительного. Ее дрожащие пальцы осторожно приподняли штанину и бережно ощупали пострадавшую лодыжку. Нога была распухшей и горячей. Сочувственно взглянув на Бертье, Виола вдруг поняла, какую боль он испытывал все это время.

К ее удивлению, мужчина уже не смотрел на нее. Его ресницы скрывали глаза, а лицо стало отрешенным, словно его высекли из мрамора. Дыхание его также изменилось — стало глубже и медленнее. Что-то неуловимо менялось в его облике. В лучах утреннего солнца светлые волосы вновь вспыхнули золотом, и он вновь показался Виоле небожителем.

— Не надо дергать… всего лишь с силой потяните… — пробормотал он. — Сильнее! — глаза его распахнулись, и в девушку впился строгий взгляд светлых глаз.

Закусив губу, Виола выполнила его указания и услышала, как он заскрипел зубами.

— Не отпускайте, — попросил он, уловив ее смятение, когда пальцы девушки задрожали от испуга.

Она кивнула головой, едва не теряя сознание от страха, что причинит ему еще большее страдание.

— Хорошо… — вдруг сказал он. — Теперь отпустите.

Виола, облегченно вздохнув, почти опрокинулась назад и прикрыла глаза. Когда через минуту она взглянула на Бертье, то увидела, что он протягивает ей полоски ткани.

— Вы можете перевязать мою щиколотку?

Его спокойная речь придала ей уверенности. Стараясь не очень сильно натягивать ткань, девушка старательно обмотала его ногу импровизированной повязкой.

— У вас умелые руки. Вы часто оказываете помощь больным?

Что-то необычное в его голосе заставило ее поднять голову. Бертье сидел как-то слишком тихо. Его глаза были полуприкрыты веками, и девушке показалось, что он теряет сознание. Она рванулась к нему и неожиданно потеряла равновесие…

Помощь оказалась необходима ей, а не Бертье. Быстрым движением он легко подхватил ее, удержав от падения, и усадил на кровать. Казалось, что мужчина прекрасно себя чувствует, словно не он пару минут назад сидел в странной неподвижности.

— Простите меня… — выдохнула девушка, пытаясь справиться со смущением. — Мне показалось, что от боли вы теряете сознание.

Его мягкая улыбка была подобна лучам летнего солнца.

— Все хорошо. Вы сделали все правильно. Я хотел бы задать вам один вопрос. Очень важный.

— Да? — спросила она, чувствуя некоторое неудобство от странной приятельской беседы с опасным преступником.

— Вы хорошо умеете писать?

— Да, меня хвалят за хороший почерк.

— Мне нужен человек для деловой переписки. Сам я пока что не смогу заниматься своими делами. Вы согласитесь работать у меня, мадемуазель Виола?

— Составлять список украденного? — сухо спросила она.

Он взглянул на нее с легкой улыбкой и покачал головой.

— С воровством уже покончено. Но вовсе не потому, что я теперь лишен возможности быстро передвигаться. Просто эта вещь принадлежала еще одному, теперь уже последнему негодяю, который… был организатором этой мерзости. Я найду способ довести эту историю до необходимого завершения. А до тех пор мне теперь понадобится секретарь, поскольку я веду довольно интенсивную деловую переписку. Можете успокоиться — совершенно законную, — поморщившись, Бертье уложил раненую руку поудобнее на перевязи. — Мне очень необходим помощник. Я хорошо заплачу вам. Сто пятьдесят франков в неделю. Вас это устроит?

— Сто пятьдесят в неделю? — переспросила Виола, подумав, что ослышалась.

— Для вас это мало?

Она ухватилась рукой за спинку кровати, ослабев от удивления. Отдышавшись, девушка выпрямилась и решительно ответила:

— Я не могу принять ваше предложение. Вы преступник.

— Я? — он в упор смотрел на нее. — Что ж… у меня нет желания вас разубеждать. Ищите правду сами.

Виола в отчаянии окинула взглядом свою комнату, словно пытаясь найти хоть какое-нибудь оправдание его поступкам.

Конечно же, он — преступник. У него находится краденое колье и скальпели с вензелем «NM». Он заявился в ее комнату среди ночи, с маской на лице. Да и сумма, которую он ей только что предложил, — разве это не плата за ее молчание? Только переступивший закон может позволить себе так много платить простому секретарю. Он мог убить ее ночью… Но почему-то остался с ней и привел ее в чувство после странного обморока… Нет, он — чудовище! Спрятавшись на чердачной балке, он бессовестным образом подглядывал за ней! Из-за него хозяйка теперь считает ее гулящей девицей и требует повышенную плату за жилье. Девушка обреченно уставилась на ожидавшего ее ответа мужчину.

— Если вы не преступник, то зачем вам было нужно воровать все эти драгоценности?

— У меня есть причина скрывать это, — хмуро заявил Бертье и потер рукой подбородок. — Весомая причина. Могу сказать лишь одно — вы ошибаетесь на мой счет.

— Мне кажется, что я совершу ошибку, если поверю вам.

Бертье сжал пальцы в кулак и показал девушке:

— Смотрите. Все вместе: обман и честность, слабость и сила, добро и зло, хитрость для защиты обездоленных и униженных.

— Я не понимаю вас.

Он смотрел на нее взглядом терпеливого учителя, объясняющего урок тугодуму-ребенку.

— Я объяснил вам свои намерения. Вот вам ответ на вопрос — почему я беру чужое и сообщаю служителям закона, где его найти.

Виола с отчаянием смотрела на него, ровным счетом ничего не понимая. Кажется, мадемуазель Аделаида была права, уверяя, что мужчины — совершенно непредсказуемые, хитрые, эгоистичные создания, и понять их не дано ни одной здравомыслящей женщине.

— Боюсь, что не умею разгадывать ребусы… Возможно, вы в таком случае объясните мне, какими «законными делами» занимаетесь?

— Я помогаю князю Маре-Розару в управлении его винодельческими заводами, а кроме этого у меня есть свое собственное дело — транспортировка грузов из Австро-Венгрии во Францию, Англию и Испанию. Также у меня есть акции компаний, занимающихся доставкой товаров из Индии и Китая, — он широко улыбнулся. — Теперь вы верите мне, что я — честный предприниматель?

— Не знаю, — упрямо бросила Виола, считая, что все это — пустые россказни для глупой доверчивой девицы. Но она вовсе не была склонна считать себя таковой.

— Ну, разумеется! Князь Маре-Розару мне не знаком, прочие влиятельные особы также не имеют обо мне никакого понятия! Таким образом, я всего лишь ловкий и хитрый лжец.

— Вы не убедили меня.

— Чтобы убедить вас, придется отвечать на ваши вопросы еще тысячу лет. А вы все равно так и не поверите мне.

— Пока что я убеждена в том, что вы, мсье Бертье, самая уникальная личность, с какой я когда-либо встречалась.

Мужчина внимательно смотрел на нее, и глаза его отливали серебром — так мерцает луна ночью среди облаков.

— Все, что я вам сказал — чистая правда.

10

Валахия, 1832 г.

Весь последний год старый гуцул заставлял его работать, хотя в этом не было никакой необходимости. Князь Маре-Розару однажды вызвал старика к себе и имел с ним весьма длительный разговор из-за того, что слуга вздумал так вольно вести себя с приемным сыном хозяина. О чем шла их беседа — неизвестно, но закончилась она тем, что Левон получил право воспитывать Михася по своему усмотрению. Отныне мальчик должен был колоть дрова, носить тяжеленные корзины, ловить рыбу в пруду даже в самую холодную погоду, отправляться косить на дальние луга и многое другое. Порой Левон заставлял мальчика доставать цветы с вершины обрывистого утеса или же ягоды с самых верхних ветвей деревьев. По субботам они с Левоном отправлялись в путешествие по окрестным лесам и холмам — десять часов туда и обратно, без передышки. Странные уроки не прошли даром — очень быстро мальчик научился прыгать, бегать, плавать, лазить по скалам и деревьям лучше самых умелых местных жителей.

Порой маленький Эмиль пытался подражать Мишо и забирался вслед за ним на деревья, но каждый раз все заканчивалось тем, что семилетний сын князя начинал громко плакать, сообразив, что не в силах спуститься самостоятельно. Мишо был склонен считать Эмиля глупым созданием, ведь слегка избалованный мальчик ни на минуту не мог оставаться спокойным, всегда безумолчно болтал, вертелся или ревел, за исключением времени, когда он спал. Зато его младшая сестренка уже в свои четыре года была весьма рассудительной и спокойной.

Однажды Мишо, рассердившись на неумелого мальчика, отказался ему помочь и, стоя внизу под деревом, потребовал, чтобы тот прекратил реветь и сам решил свою проблему. Но вопли Эмиля немедленно усилились, и Мишо был вынужден снять малыша с ветки. Тот сразу же бросился к матери, которая в это время успела неслышно подойти к мальчикам. Зарывшись носом в юбки княгини, малыш расплакался так, что не мог даже говорить, рыдания душили его.

— Извините меня, — запинаясь, проговорил Мишо, наблюдая, как княгиня ласкает сына, целуя заплаканные чумазые щечки. — Я виноват, что дразнил Эмиля.

София ласково прижала сына к себе и погладила его по спине. Когда она подняла взгляд на Мишо, он испуганно отступил в сторону и опустил глаза, страшась увидеть на ее лице гнев и осуждение. Больше всего на свете он боялся, что когда-нибудь станет ей ненужным. Он не сможет жить без ее любви…

— Какие же вы еще глупые маленькие мальчики, — вздохнула княгиня и протянула руку Мишо. — Иди сюда, Михась. Ты ведь уже сам понял, что зря придумал такое ужасное испытание для этого малыша.

Одной ее ласковой улыбки хватило для того, чтобы с его души упал тяжелый камень. Когда же княгиня по-матерински положила руку ему на плечо, он рванулся к ней и впервые сделал то, что не смел сделать пять лет назад — прижался к ней, к единственному родному существу в жизни.

— Я виноват, — прошептал он снова. — Я виноват.

Она нежно погладила его по волосам. Эмиль уже перестал хныкать и теперь рвался из рук матери, видимо, придумав себе какую-то новую забаву. Подхватив игрушечного коня, он весело помчался по тропинке между розовых кустов.

Мишо по-прежнему стоял, прижавшись к плечу княгини. Она ласково перебирала пряди его волос.

— Никогда ничего не бойся, Мишо… — нежно прошептала она. — Я всегда буду любить тебя… как сына.

Никто, кроме нее, не знал, какая ужасная жизнь была у мальчика до приезда в Валахию. Только она знала всю правду. В те страшные дни она была рядом, все видела и понимала. И сейчас она сказала, что любит его так же, как сына. Мишо хотел бы всегда стоять вот так подле нее и чувствовать себя в полной безопасности.

София принялась ласково вытирать слезы на его щеках своими нежными пальцами, сладко пахнущими яблоками.

— Успокойся, ты же видишь, что Эмиль и думать забыл о своем огорчении. Но я считаю, что все же не стоит быть таким строгим к малышу и требовать от него слишком много. Ты не станешь больше дразнить его?

— Нет, госпожа!

— Улыбнись, мой мальчик! — княгиня осторожно приподняла подбородок мальчика. — Почему ты так редко улыбаешься? Тебе плохо у нас?

— Мне хорошо здесь, мадам, — смущенно растянул губы в улыбке мальчик.

— Уже лучше, — ободряюще улыбнулась княгиня. — Запомни, что тебя здесь все любят, и не грусти.

Мишо оторвался от нее и подбежал к столу — на нем лежала книга, которую он недавно начал читать. Раскрыв ее, он достал полузасохший цветок, который неделю назад сорвал на вершине утеса.

— Это вам…

София осторожно положила цветок на ладонь и вдохнула его слегка горьковатый аромат.

— Красивый… Спасибо. Я сохраню его.

На этот раз мальчик улыбнулся от всей души, и княгиня впервые увидела, какой красоты у него улыбка. На глаза навернулись слезы счастья… Кажется, мальчуган начал оттаивать.

— Ты по-прежнему помогаешь Левону? — спросила она. — Но тебе вовсе не обязательно этим заниматься. Учитель Дортштейн тебя очень хвалит, и ты можешь в свободное от уроков время просто играть или читать любимые книги.

— Я знаю, мадам, — Мишо сорвал с дерева лист и стал внимательно его разглядывать. — Но… мне нравятся занятия с Левоном.

Мальчик чувствовал, что княгиня внимательно его рассматривает, но сумел справиться со смущением, которое готово было покрыть краской его щеки.

— Ну, хорошо, — сдалась София. — Если тебе это действительно нравится.

Он услышал ее тихий вздох и почувствовал легкий поцелуй на макушке.

В тот же день он решил поймать на дереве птицу. Мишо затаился среди ветвей, но, когда птица устроилась рядом, сделал слишком резкое движение и полетел вниз, ломая ветки. Левон нашел его под деревом. Боль к этому времени уже застилала глаза серой пеленой, поэтому Мишо лишь смутно видел, как слуга старательно ощупал его тело, а затем внезапно резко дернул его за руку. Боль была ужасной, и мальчик потерял сознание.

Очнулся он в постели ближе к вечеру и был вынужден оставаться в ней целую неделю. Врач, осмотрев его, поставил диагноз — вывих плеча и сотрясение мозга. Расстроенная княгиня запретила ему даже думать о продолжении занятий со старым гуцулом.

Мишо был опечален тем, что подвел Левона. Он долго избегал встречи со стариком, но однажды столкнулся с ним в пустой столовой.

— У тебя все в порядке? — коротко бросил гуцул, не глядя на мальчика.

— Да… — еле слышно ответил тот.

— Лишь глупцы сдаются при первой же неудаче. И только дураки стыдятся своих промахов и не пытаются их исправить. Когда видишь птицу, старайся стать птицей, а не медведем. Умей быть маленьким и незаметным, когда тебе это нужно. Медведь ловок, словно белка, когда забирается на дерево за медом.

Голос Левона был по-прежнему спокойным и доброжелательным, словно Мишо не совершил оплошности.

— Мне… стыдно…

Гуцул взглянул на мальчика. Лицо его было безмятежным и полным жизненной мудрости. В глазах старика мелькало что-то, похожее на любопытство.

— Почему стыдно?

— Я подвел тебя… Княгиня запретила мне заниматься с тобой.

— Госпожа София мудрая и добрая женщина. Княгиня любит тебя. Но она — женщина и не знает, что лучше для будущего мужчины. А тебе еще очень многому надо научиться. Особенно тому, как не падать вниз головой с дерева. Князь сказал, что ты сможешь продолжить учебу, как только разрешит врач. Ты рад?

— Да, — коротко ответил Мишо.

Левон ухмыльнулся в длинные седые усы.

— Тебя трудно чем-то удивить или обрадовать. Кстати… земля очень твердая?

— Очень! — кивнул мальчик и, сам того не ожидая, широко улыбнулся.

— Я научу тебя падать. Я многому хочу тебя научить. Но запомни — я не стану подкладывать перину, если ты снова упадешь. Ты должен всему учиться сам. И тогда ты поймешь, как превращать твердую землю в мягкую постель.

11

Виола всматривалась в толпу людей на улице. Кто из них? Быть может, вон тот слоняющийся бездельник… или — угольщик с грязными руками?..

После того как она отклонила предложение стать его секретарем, Бертье повел себя очень странно. Гость старательно напылил себе на лицо и свободную руку угольной крошки из камина. Затем Виола спустилась вниз, под лестницу, где нашла палку от старой швабры. Когда же она поднялась к себе, чтобы вручить ему такую импровизированную трость, то испуганно вскрикнула — на лестнице перед ней стоял какой-то бродяга в старом грязном плаще и мятой шляпе, низко надвинутой на глаза. Он пошатывался, точно пьяный. На выглядывающей из-под плаща рубашке не хватало нескольких пуговиц, воротник был небрежно распахнут, а мятые штанины скрывали под собой мыски обуви.

Человек взглянул на девушку из-под шляпы, и, несмотря на темноту лестничного пролета, его глаза обожгли ее серым светом. Этот маскарад не смог скрыть умных чистых глаз.

Виола протянула ему палку и заметила:

— Вам лучше не поднимать взгляд, если не хотите привлечь чужое внимание.

Он коснулся своей шляпы, словно бы мрачно соглашаясь, продолжая в упор смотреть на девушку:

— Возьмите мою визитную карточку на столе. Может быть, вы передумаете.

В ровном тоне его голоса не было никаких эмоций. Бертье облокотился на импровизированную трость, словно проверяя ее надежность, и Виола заметила, как его лицо исказилось от боли.

— Вам будет трудно идти. Я поищу экипаж.

Мужчина спустился на несколько ступенек. Он двигался медленно, лишь слегка прихрамывая.

— Где ваша хозяйка?

— Она была у себя, когда я выходила.

— Двери закрыты?

— Да, но она может появиться в любой момент. Вы хотите уйти незамеченным?

— Вы угадали. Мне не хочется вновь встречаться с вашей хозяйкой. И вам, как я полагаю, также желательно этого избежать. Впрочем, я заплатил ей достаточно для того, чтобы оставить вас на некоторое время в покое. До свидания, мадемуазель Фламель.

Он облокотился на перила лестницы и подал ей руку. Виола машинально протянула в ответ свою ладонь, забыв о том, что приличная девушка не должна подавать руки мужчине без перчатки.

— Я надеюсь, что смогу заслужить прощение, — тихо проговорил он, крепко сжимая ее ладошку.

— О… пожалуйста… — только и смогла произнести в ответ Виола, в панике раздумывая о том, как освободить свою руку.

Прикосновение мужских пальцев было теплым и очень приятным, а сам господин Бертье смотрел на нее точно так же, как в тот день в салоне… Затем он выпустил ее руку, слегка поклонился и стал медленно спускаться вниз.

Уже прошли сутки с того момента, как он покинул ее комнату, но Виола по-прежнему продолжала искать его в толпе. Это было так странно. Ей почему-то казалось, что он обязательно находится рядом с ней. Чушь! Конечно же, он сейчас лежит в постели в своем доме на бульваре Сент-Мартен, где за ним заботливо ухаживают.

Она наизусть выучила его адрес, указанный на оборотной стороне визитной карточки, хотя знала, что, все это — глупость, и она никогда не воспользуется его предложением.

На улицах царил праздник, дома были украшены разноцветными флажками. Яркое небо, трепещущие флаги, цветы, многочисленные толпы людей в нарядных одеждах — девушка брела сквозь все это, озабоченная своими личными проблемами. В кошельке у нее оставалось всего две монеты.

Вчера она заглянула на улицу Сент-Дени. Дамы неожиданно решили дать ей рекомендацию, после чего осыпали ее уймой всевозможных советов. Виоле предписывалось ни в коем случае не соглашаться на работу, где появлялась возможность скомпрометировать свое честное имя, нельзя было так же общаться со всякого рода проходимцами — артистами, художниками и даже юристами.

После посещения милых дам Виола поспешила в агентство по найму, но нашла там прикрепленный к двери лист бумаги, где сообщалось, что все закрыто до следующего четверга по случаю праздников, посвященных пятнадцатой годовщине правления Его Величества Луи-Филиппа.

Четверг. А сегодня всего лишь пятница. Даже если мадемуазель Каро предложит ей приличную работу, то деньги Виола сможет получить никак не раньше, чем через две недели. А в кармане — почти пустота.

Неожиданно в голову пришла мысль об обещанном вознаграждении за поимку вора. Виола почувствовала, как лицо залилось краской стыда…

В любом случае, ей все равно не поверят. Она была совершенно уверена, что не поверят. Ей так хотелось думать.

Девушка шла без цели. Повсюду — праздник, веселье. Дома очень мило убраны, и люди нарядились в свои лучшие платья. Парижане обсуждают, где проведут субботу и воскресенье… Чтобы хоть как-то ощутить себя столь причастной к празднику, девушка решилась потратить последние деньги на маленькую чашечку, украшенную королевским вензелем и маленькой короной. Конечно, это было глупо. Настолько глупо, что вскоре ее глаза наполнились слезами, и ей пришлось идти, внимательно вглядываясь в веселые витрины магазинов, делая вид, что они представляют для нее большой интерес.

Ей придется продать теперь последнее выходное платье, которое надето на ней сейчас, а также, пожалуй, перчатки и зонтик, чтобы хоть как-то прожить неделю. Но что же она наденет, когда наступит четверг, и ей придется идти в агентство? У нее останется только полосатая юбка и кружевная блузка с батистовым платочком. В таком виде она будет выглядеть по крайней мере, как продавщица из магазина. Что же… возможно, это и есть судьба.

Конечно, есть еще серебряный туалетный набор — расческа, пара щеток и зеркальце. Наверно, уже пришло их время. Хотя… есть еще один вариант. Возможно, довольно печальный.

Сержант Жан Прюнель еще никогда не видел ее в этом нарядном платье. Быть может, он именно сегодня преодолеет свою застенчивость и заговорит с ней о своих чувствах… Девушка внимательно осмотрела свое отражение в витрине — милая девушка в фиалковом платье и соломенной шляпке с лентами лилового и салатового цветов. Тоненькая фигурка выглядит чрезвычайно соблазнительно в этом наряде. Виола могла в этом убедиться, несколько раз встречаясь глазами с довольно нахальными мужчинами, бесцеремонно окидывающими ее бесстыжими взглядами. Ну что же, ее бесцельная прогулка, кажется, обрела назначение.

В этот вечер инспектор и сержант заступили, видимо, немного раньше, потому что, когда Виола перешагнула порог полицейского участка, они уже довольно уютно устроились за столом, где стояло несколько блюд с аппетитными кушаньями. Кроме них, в комнате находилась незнакомая девушка в слегка аляповатом платье, украшенном выцветшими кружевами.

Увидев Виолу, она оставила кофейник и весьма агрессивно уставилась на нее.

— Это она? — поинтересовалась девушка недружелюбным тоном.

Инспектор Тобиас, не обращая внимания на злость этой девицы, приветливо поздоровался с Виолой, а сержант Жан почему-то густо покраснел, но так же вежливо поклонился вошедшей девушке и застенчиво улыбнулся.

— Да. Это мадемуазель Виола Фламель, — сказал он. — А это — моя сестра Мадлен Прюнель.

— Ах, мадемуазель Фламель… — слегка насмешливо произнесла сестра сержанта. — Мой брат часто о вас говорит, и я решила, что пора бы мне самой вас рассмотреть как следует.

Ее слова жалили, словно укусы пчелы, но Виола сделала вид, что не заметила этого, и вежливо улыбнулась.

— Я очень рада познакомиться с вами, мадемуазель Мадлен. Сегодня хороший день, и так мило, что вы заглянули сюда именно сегодня. Вы собираетесь завтра смотреть представления на площадях? Говорят, что будет очень весело.

— Мой брат говорит, что в городе будет страшная толкотня. Всякий сброд начнет шататься по улицам. Я думаю, что разумнее всего оставаться дома. Но, полагаю, что вам, конечно, это все очень понравится, мадемуазель Виола. Вы ведь привыкли ко всякого рода…

— Не выпьете ли с нами кофе, мадемуазель Фламель? — прервал ее речь сержант, а инспектор на этот раз лишь сухо улыбнулся.

— С удовольствием, — сказала Виола. — Между прочим, я купила чудесную чашечку.

Инспектор Тобиас одобрительно кивнул и заявил, что обязательно купит такую же для своей жены.

— Не советую тащить домой такую ужасную посуду. Можно купить более приличную кружку с памятной надписью, — скептически заметила сестра сержанта.

— Возможно, но цена у них будет намного выше, милая мадемуазель Прюнель, — не согласился инспектор и поднял свою чашку: — За Его Величество короля Луи-Филиппа!

— За его славное правление, — присоединилась Виола, поднимая свою чашечку.

— Как глупо провозглашать тост чашками с кофе, — фыркнула Мадлен, и сержант тут же опустил свою кружку.

Виола и инспектор Тобиас дружно чокнулись своими керамическими бокалами. Начальник караула при этом дружески подмигнул девушке. Виола улыбнулась в ответ, хотя сердце ее жалобно стонало. Было совершенно ясно, что мадемуазель Прюнель не имеет ни малейшего желания позволять брату жениться на девушке, по ее мнению, сомнительного поведения.

В помещении воцарилось молчание. Виола решилась его прервать, поинтересовавшись:

— Нет ли новых сообщений о таинственном грабителе?

— После того как было найдено колье, никаких новых краж не было, — хмыкнул инспектор и добавил себе в кофе ложечку сахара. Виола уже хорошо знала, что Тобиас большой сладкоежка и не выносит горького кофе, а вот Мадлен, похоже, об этом не удосужилась спросить.

— Нет никаких предположений, кто этот человек? — медленно спросила Виола. Ее сердце билось учащенно, но она изо всех сил старалась, чтобы речь ее казалась спокойной.

— Мне об этом неизвестно. Центральный департамент, если что и выяснил, то держит это в секрете.

— Он обязательно должен быть повешен, — заявила Мадлен. — Или лучше отправить его к матушке Гильотине. Каков подлец!

— Не думаю, — заметил инспектор. — Честно говоря, это парень принес много пользы. Приюты, где мучили малышей, теперь закрыты.

— И над бедными детьми теперь никто не станет издеваться, — не выдержала Виола, вспомнив бледные, изможденные личики детей.

— Как видно, мадемуазель Фламель весьма интересуется подобными грязными делами? Это, как видно, ей по сердцу, — выбросила очередную порцию яда Мадлен.

Сержант тут же уставился на свои сапоги. А Виолу охватила ярость. Было совершенно понятно, что симпатию мадемуазель Прюнель заслужить не удастся, так ради чего терпеть все эти оскорбления?

— О да, я весьма интересуюсь этим. Это мое любимое развлечение. Поэтому я так дорожу знакомством с вашим братом, — мило улыбнулась девушка, у которой внутри заклокотала злость. — Ведь только наш милый Жано может мне рассказать о самых ужасных деталях самых гадких преступлений!

— Меня это нисколько не удивляет, мадемуазель Фламель. Я давно предупреждала брата. Вы приходите сюда каждый вечер, чтобы одурачить честного парня, а он развесил уши и готов поверить, что вы — порядочная девушка.

Сержант вскочил на ноги, лопоча что-то невнятное, пытаясь остановить сестру, но она с силой оттолкнула его, так что он упал обратно на скамью.

— Раскрой глаза, Жан. Я тебе сразу сказала, что только хитрая подлая дрянь может таскаться в полицейский участок. Удивляюсь лишь тому, что инспектор не вышвырнул ее отсюда. Очень странно, господин Тобиас. Интересно, а как к этим посещениям относится ваша жена?

Инспектор побагровел, но не нашелся, что ответить наглой сестре сержанта. А Жан Прюнель старательно прятал взгляд, избегая встречаться глазами с Виолой. Все стало ясно. Не дожидаясь дальнейших оскорблений, девушка вскочила с места.

— До свидания, инспектор. До свидания, сержант. Всего хорошего, мадемуазель Прюнель.

Она схватила со стола свою чашку и направилась к двери, даже не кивнув на прощание сержанту, когда он рванулся открыть ей дверь.

— Мадемуазель… — попытался он что-то сказать, но девушка, не обращая на него внимания, быстро спустилась по ступенькам, стараясь удержать рвущиеся наружу слезы ярости и обиды.

Сегодня ей очень не хотелось встречаться с мадам Тибо, но стоило лишь Виоле зайти в свою комнату, как хозяйка громко постучала в дверь.

— К вам гость, мадемуазель, — объявила она.

Сердце девушки забилось от гнева. Неужели Бертье осмелился прийти сюда после того, что случилось? После того, как опозорил ее! В то злосчастное утро он не произнес ни слова в защиту ее честного имени! Вор и убийца!

А может… сержант примчался вслед за ней? Но это вовсе не оправдывает его! Он даже не попытался остановить свою наглую сестрицу!

Гордо прошествовав мимо хозяйки, Виола поспешила вниз.

— Он ждет вас в моей гостиной, — объяснила мадам Тибо, торопясь вслед за девушкой. Она сумела обогнать Виолу и услужливо распахнула перед ней дверь в свою квартиру.

— Смотрите, мсье. Эта девушка хороша, как золотой франк. Сами видите. Прекрасная малышка. Достаточно взрослая, чтобы знать, как доставить вам удовольствие, но достаточно молодая, чтобы вы могли насладиться ее свежестью. Настоящая маргаритка!

Виола резко остановилась. Она ожидала увидеть здесь сержанта Жано или на худой конец Бертье, но вместо них в кресле сидел господин лет пятидесяти. Погасив сигару в пепельнице, он внимательно осмотрел девушку, противно ухмыльнулся и кивнул хозяйке:

— Неплохо, — произнес он важно.

На какую-то долю секунды его вежливые манеры смутили Виолу. Она в замешательстве уставилась на мужчину, который уже подходил к ней, оценивая взглядом, словно лошадь на продаже.

Девушка уловила тяжелый запах табака и почувствовала головокружение. На этот раз унижение было совершенно непереносимым. Никогда прежде она не была настолько сильно выбита из колеи. Ее маленькая убогая комната вдруг показалась ей неприступным замком, и захотелось немедленно оказаться в ней, закрыть двери на замок и тяжелый засов, чтобы отгородиться от всего и от всех…

Мужчина по-хозяйски взял ее за руку, но она резко вырвалась и бросилась к двери. Вслед за ней на лестницу выскочила мадам Тибо, выкрикивая угрозы вперемежку с оскорблениями.

Виола долго брела по улицам. Толпа уже начала редеть, переместившись в кафетерии и рестораны. Девушка уже не раз подумывала о том, чтобы напроситься жить к мадам де Ланж. Ситуация, в которой она оказалась, была совершенно ужасной. Но как объяснить милой старушке, что она не может вернуться к себе, потому что ее хотят заставить… развлекать мужчину? Бедную мадам де Ланж, чего доброго, хватит удар от такого сообщения…

Девушка уже направилась было в сторону дома мадам де Ланж, но вблизи его ворот неожиданно остановилась. В наступающих сумерках особняк выглядел довольно мрачно — в окнах ни малейшего проблеска света. Конечно, бедная вдова носила знатное имя и жила в престижном квартале, но при этом была вынуждена рассчитывать каждый грош, чтобы не оказаться в нищете. Виола знала, что положение ее подруг ничуть не лучше. Если она решится просить у них прибежище, то этим поставит старушек в неловкое положение. Девушка понимала, что, узнав правду о ее бедственном положении, дамы обязательно предложат ей помощь, но при этом пострадают их более чем скромные средства. Виола не могла поставить налаженную жизнь старушек под такой удар.

Рассматривая удлиняющиеся тени, девушка подумала о том, что смертельно устала за весь этот утомительный тяжелый день. Кроме того, она была очень голодна. Интересно — как бы поступила в ее ситуации мадемуазель Аделаида?

Не думая ни о чем, Виола медленно побрела в сторону квартала Сент-Мартен. Несколько сот шагов — и она оказалась неподалеку от великолепного особняка, освещенного огнями. Множество ярких фонарей отбрасывали розовые и желтые блики, длинная стеклянная оранжерея с диковинными растениями была также залита ярким светом, и весь особняк мерцал в темноте словно таинственный сказочный дворец. С крыши в честь праздника свисали флаги. Стены были убраны зарослями плюща. Виола не раз видела этот красивый дом и часто любовалась им. Но сегодня он никак не мог увязаться в ее мыслях с тем адресом, что был написан на визитной карточке в ее кармане.

Неожиданно ей показалось, что все, что произошло с ней в последние дни, развеялось в воздухе, спряталось в ночи. Единственно реальным в мире был этот волшебный дом, где, разумеется, обитают счастливые люди. Неужели она сможет найти здесь избавление от всех проблем?

Ей стоит сделать всего лишь пару небольших шагов, подойти к решетке и постучать молоточком, вызывая швейцара. Но она не могла заставить себя шагнуть вперед. И не могла пойти к мадам де Ланж или же вернуться к себе…

Девушка застыла у ворот. Руки в тонких перчатках сжимали металлические прутья решетки. Издали до нее донеслись веселые голоса и смех, и совершенно неожиданно перед девушкой возникла княжна Элина.

— Да у нас гости! — рассмеялась она. — Ну, наконец-то, мадемуазель Фламель, — воскликнула она радостно, изумив Виолу. — Мы давно уже беспокоимся о вас. Мама! Смотри — кто к нам пришел!

Не успела девушка опомниться, как расторопные слуги распахнули перед ней ворота, и смешливая княжна Маре-Розару увлекла ее за собой.

На террасу вышла мадам София. Она была облачена в роскошное бальное платье, а в руках у нее был пушистый веер из длинных перьев. Когда она увидела позднюю гостью, лицо у нее осветилось дружелюбной улыбкой.

— Мадемуазель Фламель, входите, пожалуйста. Мы вам так благодарны, — она легко приблизилась к ступенькам, элегантно придерживая края платья. — Добро пожаловать, милая Виола.

— Но… я не знаю, за что вы меня благодарите… — девушка испуганно сделала шаг назад, опасаясь, что ее приняли за кого-то другого.

Княжна Элина тут же схватила ее за руку и повела по лестнице наверх, в дом, залитый ярким праздничным светом.

— Возможно, вам это показалось пустяком, но Мишель для нас — весь мир, — принялась доверительно рассказывать княжна: — Мы чуть с ума не сошли, когда он не явился к завтраку. Мы уже предполагали, что случилось что-то ужасное. Раньше он никогда не опаздывал и не исчезал, не предупредив заранее.

Слуги распахнули двери, и Виола не успела перевести дыхание, как оказалась внутри дома, хозяева которого явно собирались куда-то уходить. Ее немедленно представили князю Маре-Розару, величественному господину в ослепительно черном костюме, светлой рубашке, скрепленной у ворота галстуком с бриллиантовой заколкой. Его шляпа с белыми перчатками и трость находились в руках слуги, почтительно державшего их вместе с плащом. Темные волосы валашского господаря были подернуты голубоватой сединой, а черты его слегка смуглого лица оказались отмечены подлинным аристократизмом. На него очень походил его сын Эмиль. Улыбка молодого князя была не менее привлекательна, чем у очаровательной Элины, его сестры.

— Сегодня приходил врач. Опухоль на руке уже уменьшилась, — объяснила Виоле княгиня. — Нога, конечно, заживает значительно быстрее. Врач уверяет, что все идет нормально. Он велел благодарить вас за помощь нашему дорогому Мишелю.

— Но моя помощь не так уж велика…

— Сейчас он спит, — вмешалась в их разговор княжна. — Михась по-прежнему испытывает сильную боль, поэтому я велела положить небольшую дозу снотворного в его ужин.

— Элина! — возмутилась княгиня. — Кто тебе позволил! Разве так можно?

— Зато он прекрасно выспится, — отмахнулась веером ее дочь.

— Возможно, ты права, но все же не стоит без его ведома так поступать. Если Мишо не намерен принимать снотворное, то нельзя на этом настаивать и обманывать его, — строго заметила княгиня.

Элина прикусила губку.

— И все же он будет мне утром благодарен за свой крепкий сон.

Княгиня София был весьма недовольна поведением дочери и сердито отвернулась от нее. Виола заметила, что князь внимательно наблюдает за женой, но не вмешивается в ее разговор с дочерью. Сообразив, что Виола от смущения не знает, куда себя деть, он предложил:

— Возможно, мадемуазель Фламель хотела бы пройти в свою комнату?

— Мою… комнату? — с удивлением переспросила девушка.

— О да, разумеется, — воскликнула Элина и взяла Виолу за руку. — Я провожу вас. Мы вполне еще успеем на вечер к герцогу Валенштайну.

— Что вы? — изумилась девушка, освобождая свою руку. — Нельзя ни в коем случае опаздывать на званый вечер!

— Но мне объяснили, что в Париже прибыть вовремя считается дурным тоном.

— Вы, наверно, не поняли. Речь скорее всего шла о бале. Что же касается приглашения на ужин, то следует прибыть вовремя, а точнее — немного раньше.

Виола вдруг поняла, что в ее голосе зазвучали строгие нотки мадемуазель Аделаиды, но решила, что не будет ничего плохого, если она объяснит этой милой девушке из далекой страны, как положено вести себя в обществе.

— Вы очень любезны, что рассказали мне все это, — широко улыбнулась Элина.

Князь Маре-Розару, успевший надеть белоснежные перчатки, дружелюбно пояснил:

— Вас проводит слуга, мадемуазель Фламель. Чувствуйте себя, как дома.

— До скорой встречи, — его сын почтительно поклонился Виоле и весьма обаятельно улыбнулся.

Молодежь направилась к двери, а княгиня еще раз дружески пожала руку Виоле:

— Я хочу еще раз вас поблагодарить и сказать, что очень рада вашему приходу.

Девушка улыбнулась в ответ, не совсем понимая причину такой радости, да и вообще не осознавая реальность происходящего. Ей очень хотелось забыть неловкость возникшей ситуации. Видимо, Бертье объявил ее героиней и своей спасительницей, и теперь хозяева этого великолепного дома считают себя обязанными ей.

Девушка стояла посреди изящнейшей спальни. Казалось, что все предметы в этой комнате излучали какое-то сияние. Белые и голубоватые статуэтки, лилово-бежевый ковер на полу и изящные стулья с роскошными сиденьями. В многочисленных вазах благоухали свежие цветы. Блестящие влажные листья обрамляли зеленой рамкой белые, розовые, нежно-кремовые лепестки. Странно, но эта комната явно ждала ее появления, словно он знал, что она обязательно придет сюда. Что ей будет необходимо все это. И он сам будет нужен…

Экономка поинтересовалась вещами гостьи, и Виола, смутившись, тихо ответила, что у нее нет с собой багажа. Она понимала, что это покажется слугам странным, но женщина всего лишь заметила:

— Я поняла вас, мадемуазель. Если вам что-нибудь понадобится, позвоните в этот колокольчик. Я сейчас пришлю поднос с ужином в вашу комнату, если вы не возражаете.

— Да, спасибо, — стараясь сдержать радость, медленно проговорила Виола. — Я буду вам очень признательна.

Когда экономка вышла, девушка сняла шляпу и перчатки и подошла к окну. Вечернее движение на улице вновь стало оживленным — роскошные экипажи сновали без конца по Сент-Мартен, а облаченные в прекрасные костюмы мужчины и женщины неспешно прогуливались парами. Откуда-то доносилась чудесная приятная музыка. Ночные фиалки под окном дурманили голову нежным чарующим ароматом. Сердце замирало от странного предчувствия.

Единственное, о чем она сейчас сожалела, так это о серебряном туалетном наборе, оставшемся в комнате в доме мадам Тибо. Теперь уже не будет никакой возможности вернуть его. Без всякого сомнения, хозяйка продаст все ее вещи, как только появится возможность…

В комнату вошла пожилая служанка с подносом в руках. Поставив еду на стол, женщина объяснила:

— Для вас уже приготовили теплую ванну с лавандой, а пеньюар и ночная сорочка ожидают вас возле постели.

— Благодарю, — вновь смущенно улыбнулась Виола, делая вид, что во всем этом нет ничего необычного. Даже в доме мадемуазель Аделаиды она не имела возможности принимать часто ванну, тем более с душистыми травами.

Бросив робкий взгляд в сторону подноса с едой, девушка вдруг заметила сложенную вдвое записку и прикусила губу.

— Пока мне больше ничего не нужно. Можете быть свободны.

Служанка понимающе кивнула головой и вышла. Виола спешно развернула бумагу.

«Я хотел бы увидеть вас сегодня вечером. В любое время. Вы должны знать, что сейчас я не выхожу из своей комнаты.

Ваш покорный слуга Мишель Бертье».

Несмотря на сильный голод, Виола с трудом проглотила превосходно запеченного лосося и холодные устрицы. Когда служанка вернулась за подносом, девушка поинтересовалась, где она сможет найти мсье Бертье. При этом она невозмутимо взмахнула листком с запиской, желая показать, что всего лишь выполняет просьбу больного человека.

— Я провожу вас, мадемуазель, — лицо женщины было совершенно бесстрастным.

Виола спустилась вслед за ней на первый этаж. Они пересекли большой, хорошо освещенный зал, украшенный турецкими коврами, и пройдя по небольшому коридору, наконец подошли к нужной двери. На стук отозвался мужской голос, и Виола почувствовала, как внутри у нее все похолодело.

Она ожидала, что окажется в кабинете или гостиной, но то, что ей предложат войти в спальню к Бертье, застало ее врасплох, и она замерла на пороге.

— Входите, мадемуазель Фламель.

Его золотые волосы мирно лежали на подушке…

Когда служанка стала закрывать за собой дверь, Виола испуганно схватилась за ручку, желая остановить ее.

— Все в порядке, Жанна, — спокойно проговорил Бертье, заметив, что служанка замерла в дверях. — Закройте двери, спасибо.

— О… я не думаю, что это… так нужно… — запротестовала Виола, мешая удивленной женщине выполнить распоряжение хозяина… — Я думаю, что утром… когда вам будет лучше, и соберется ваша семья… мы сможем поговорить… А сейчас мне следует удалиться, чтобы не беспокоить вас.

— Я прекрасно себя чувствую, уверяю вас. Так что нет никакой необходимости дожидаться утра.

— Княжна Элина сказала, что вы должны сейчас спать, — в отчаянии проговорила Виола, не выпуская дверной ручки.

— Но вы же видите, что я не сплю? — Бертье выразительно посмотрел на служанку. Та покраснела и опустила глаза.

— Это не повторится, мсье Мишель. Я обещаю вам и поговорю с поваром.

— Спасибо. Но мадемуазель Элина не должна об этом знать.

— Да, мсье, — послушно кивнула головой женщина.

— А теперь постарайтесь закрыть двери с противоположной стороны.

— Да, мсье.

Она с силой вырвала дверную ручку из пальцев Виолы и с шумом захлопнула дверь.

Девушка почти что влипла в стену. Как же ужасно, что его лицо так прекрасно… ей трудно отвести глаза… трудно дышать…

— Это неприлично. Я не должна оставаться здесь.

— Глупости. Я сам просил вас прийти ко мне.

— Вы не понимаете!

Он слегка пошевелил больной ногой под простынями и поудобнее устроился в подушках.

— Чем вы недовольны? Вас ведь хорошо приняли в нашем доме?

— Да, разумеется. Спасибо.

Он улыбнулся. Его рука скользила по простыне. Казалось, что разглаживание на ней морщинок — самое важное сейчас занятие для него.

— Я надеюсь, что ваш приход в этот дом означает, что вы согласны принять мое предложение о службе?

— Я полагаю… это так.

Какую-то долю секунды он молчал, старательно поглаживая простыню и не глядя на девушку.

— Я объяснил всем, что с подводы упала бочка прямо мне на ногу. От удара я потерял сознание, а когда очнулся, то рядом увидел вас. Вы пожалели меня и сделали все необходимое, чтобы облегчить мои страдания. Я воздал должное вашему благородству и… опустил некоторые детали нашей встречи, — он пристально взглянул на нее. — Оказалось, что вы понравились княгине и ее дочери еще в ателье.

Виола по-прежнему стояла у двери, вжавшись в стену.

— А как вы объяснили — почему я не проводила вас домой? Вы ведь рассказали, что я почти что ангел?

— Потому что вы отказались принимать какое-либо вознаграждение. Моя спасительница услужливо помогла мне остановить экипаж и тут же исчезла, словно и впрямь была ангелом. Но я успел вручить вам свою визитную карточку и предложил место секретаря.

Девушка недоверчиво улыбнулась.

— Видимо, вы живете с очень доверчивыми людьми, мсье Бертье.

— Они лучшие люди в мире.

Он взглянул на нее с явным вызовом, словно ожидая возражений, но Виола опустила глаза.

— Вам очень повезло… Но мне, пожалуй, все же лучше уйти. Я никогда бы не зашла в этот дом, если бы не княжна Элина. Она увидела меня возле решетки и… мне неудобно было отказаться от приглашения войти…

— Но вы ведь приняли мое предложение?

— Да… — еле слышно пролепетала Виола. — И поскольку мы с вами уже все выяснили, я хотела бы вернуться в… свою комнату.

— Как ваш… работодатель, я вас пока что не отпускал.

— Мсье Бертье, это не очень прилично — оставаться в вашей спальне в столь неурочный час. Я должна просить вас извинить меня и отпустить к себе.

— Интересно, вы сами уволились с прежней работы или вам дали отставку? Вы уже первое мое поручение встречаете в штыки. Вы собираетесь продолжать в том же духе?

— Меня не уволили. Я ушла сама.

— Почему?

— Это мое личное дело.

— Вы только что поступили ко мне на работу. Теперь все, что касается вас, непременно должно быть известно мне. Итак, я вас слушаю.

— Хорошо. Мадам Лили хотела, чтобы я выполняла некоторые ее поручения, которые… я не могла выполнять.

— Что это за поручения?

Виола молча смотрела на него. Он встретил ее упрямый взгляд и слегка криво улыбнулся. Конечно же, он догадался, что она имеет в виду. Девушка почувствовала, что краснеет.

— Я могу считать себя уволенной?

— Вы боитесь меня? — вдруг спросил он низким глуховатым голосом.

Виола и сама не знала, боится она или нет.

— Почему вы так решили?

— Вы слишком торопитесь уйти.

— Я не знаю, каковы правила в той стране, откуда вы приехали, но меня учили, что женщине не положено находиться в спальне чужого мужчины. Слуги начнут сплетничать о нас…

Он громко рассмеялся.

— Уверяю вас — слугам и в голову не придет, что я стану покушаться на вашу честь.

— Тогда они вас плохо знают, — резко бросила Виола. — Я знаю вас значительно лучше.

Она ожидала услышать в ответ новую насмешку и с удивлением увидела, что алая краска заливает лицо Бертье.

— Я прошу у вас прощения. Извините, что задержал вас и… скомпрометировал. Вы можете идти.

Бертье пристально посмотрел ей в глаза, и Виола неожиданно сообразила, что не так давно он имел возможность видеть ее обнаженной. Легкая улыбка коснулась губ Бертье, и девушка поняла, что сейчас он подумал о том же самом. Прикусив губку, Виола приподняла повыше подбородок и вежливо попрощалась:

— Спокойной ночи.

— Утром я жду вас в библиотеке в девять утра, мадемуазель Фламель. Надеюсь, это отвечает вашим представлениям о достойном поведении.

— Праздники еще продолжаются… — бросила она, не сообразив, что становится немного нахальной.

— Я полагаю, что вы не собираетесь взять неделю отпуска в честь празднования? — усмехнулся он.

— Нет, простите, я не подумала, что говорю, — быстро поправилась она. — Завтра в девять утра я буду в библиотеке. Спокойной ночи, мсье.

Не дожидаюсь ответа, она быстро выскользнула за двери.

12

Виола давно так сладко не спала и проснулась в самом чудесном настроении в благоухающей цветами спальне, залитой солнечным светом. Было очень заманчиво еще долго нежиться в постели, наслаждаясь покоем и негой, но воспоминание о том, что Бертье будет ожидать ее в библиотеке, прервало ее радужное настроение.

В дверь постучали, и вошла горничная. Девушка принесла какао, горячие булочки, масло и джем. Она сообщила Виоле, что княгиня просила ее не торопиться в библиотеку, поскольку у мсье Бертье разболелась нога, и доктор велел ему провести этот день в постели. Сообщение весьма обрадовало девушку и вернуло ощущение блаженного покоя.

Виола посчитала, что в постели завтракать будет не очень удобно, и, набросив легкий халатик, устроилась за маленьким столиком у окна. Какао было великолепным, а булочки с нежным кремом оказались восхитительными.

Пока она наслаждалась завтраком, ей принесли ее платье, вычищенное и отлично выглаженное. Отказавшись от услуг горничной, девушка стала поспешно одеваться сама. Ей казалось не очень уместным, что ее скромную персону начнут облачать в одежду слуги, словно она знатная особа.

День прошел незаметно. Княгиня и княжна рассказывали Виоле о вчерашнем приеме, делились впечатлениями о Париже, обсуждали свое недавнее посещение садов Версаля. Молодой князь Эмиль время от времени вставлял в их рассказ довольно ехидные замечания, за что княгиня ласково его журила.

После обеда Виоле предложили пройтись по особняку, чтобы она могла иметь представление о том доме, в котором отныне будет жить. Огромные камины из светлого мрамора, великолепные высокие потолки с изящной лепниной, золотистые стены, удобные кушетки, покрытые гобеленами с необычным шитьем, плетеные стулья с мягкими подушечками, длинные скамьи, застеленные необычными покрывалами, столики причудливой формы, огромное количество цветов в роскошных вазах, бесчисленные картины, статуэтки, альбомы — все это очаровывало и приглашало любоваться удивительным убранством этого сказочного дома. Все комнаты были пропитаны лучами солнца и его отражением в многочисленных зеркалах.

Путешествие по особняку неожиданно закончилось в спальне Бертье. Княжна, нимало не стесняясь, тут же принялась заботливо поправлять подушки, в окружении которых больной устроился в огромном кресле у окна. Глядя на нее, Виола с тревогой подумала, что Элина может ненароком задеть больную руку Мишеля и тем самым причинить ему новую боль. Ей показалось, что она уже заметила на его лице страдальческую улыбку.

Княгиня, должно быть, подумала о том же, потому что умоляюще попросила:

— Ради Бога, Эли, ты убьешь Мишо!

Княжна выпрямилась и сердито поинтересовалась:

— Разве я сделала что-то не так? Михась, тебе больно? Почему ты не сказал мне об этом?

— Успокойся, милая, все, что делаешь — всегда превосходно. Ты не способна причинить мне боль.

Виола подумала, что этот мужчина никогда не признается в том, что страдает.

— Отлично! — Элина обрадованно присела на подлокотник, едва не задев руку Мишеля.

— Эли! Осторожнее! — всерьез возмутилась ее мать и обменялась с Бертье коротким взглядом. Виола подумала о том, что так обычно разговаривают между собой люди, которые без слов понимают друг друга.

— Может быть, вы принесете мне новую книгу? Эту я закончил читать перед сном, — попросил Мишель.

— В нашем доме почти не осталось книг, которые ты еще не читал, — заявила Элина, пересаживаясь на стул возле кресла. — Давайте лучше поболтаем о чем-нибудь!

— Ты все время болтаешь, — с усмешкой заметил ее брат, входя в комнату. — Тебя ничем нельзя остановить.

— Закрой свои уши, если тебя что-то не устраивает, — тут же парировала Элина.

Князь Эмиль бросил ей пару непонятных слов.

— Мадемуазель Виола не знает нашего языка, неприлично разговаривать при ней на румынском, — отчитала его Элина и повернулась к Виоле. — Вы знаете, что Мишо спас мне жизнь?

— Нет. Впервые слышу, — вежливо ответила девушка. Она старательно не смотрела в сторону того, о ком шла речь.

— За нами гнался огромный медведь. Мишо было лет десять, но он не испугался. Он подсадил меня на ветви дуба, а сам остался стоять внизу, чтобы отвлечь внимание медведя. Зверь находился совсем рядом с ним, даже я помню его тяжелое дыхание… — княжна резко приблизила лицо к Виоле, и девушка вздрогнула, увидев огромные темные глаза возле своего лица. — Вот так близко он был. Медведь мог запросто разорвать Мишо на части, но не сделал этого. Наверно, решил, что такой смельчак достоин его уважения. Именно поэтому мы все порой и зовем Мишеля медведем.

— Я слышу эту историю сотый раз. Еще пара раз — и ты начнешь уверять, что и сама ничуть не испугалась медведя, — усмехнулся Эмиль, быстро скользя глазами по газетному листу. — Почему ты никогда не предлагаешь Мишелю самому рассказать эту историю? Быть может, мы узнаем что-либо более интересное?

— Да! — тут же воскликнула Элина. — Мишо, расскажи, пожалуйста! Тебе было страшно? Я была очень маленькой и потому не понимала, что происходит. Мадемуазель Виола, я ведь действительно ничего не испугалась. Но очень хорошо помню медведя. Он был огромным, как гора.

Но Бертье уклонился от рассказа:

— Я тоже плохо помню.

— Этот ужас мне еще иногда снится по ночам, — вздохнула София. — Этот зверь был ужасным. Даже лесники уверяли, что впервые видели подобного медведя.

— Они его так и не поймали, — вскользь заметил Мишель.

Что-то необычное в голосе Бертье заставило Виолу взглянуть на него. Он делал вид, что внимательно рассматривает свою больную руку, но неожиданно перевел взгляд своих холодных глаз на Виолу. В них промелькнули искры удовольствия, и девушка поняла, что Бертье вовсе не жалеет о том, что зверя не поймали. Похоже, он даже рад этому.

Удивленная этим, Виола в задумчивости уставилась на Мишеля, на миг забыв о приличии. Этот человек непонятным образом притягивал ее внимание и раздувал любопытство. Разглядывая его красивое лицо, девушка с отчаянием подумала о том, что даже великие мастера кисти не смогли бы создать большее совершенство черт, чем у этого мужчины. Такую красоту можно созерцать лишь на картинах, а в жизни редко удается встретить живое воплощение Аполлона или Марса в человеческом существе. Золотистые волосы делают его похожим на херувима, а глаза сверкают, словно иней в лучах солнца.

Лишь только она подумала об этом, как Бертье неожиданно нахмурился и перевел взгляд на княжну Элину. Было совершенно очевидно, что его рассердило откровенное внимание Виолы.

Девушка в смущении опустила глаза. Наверно, он устал от такого назойливого внимания к собственной персоне, и домочадцы семейства Маре-Розару являются единственными, кто воспринимает его красоту как нечто совершенно естественное. Впрочем, заметно, что Бертье пользуется в этом доме огромной симпатией не только со стороны хозяев, но так же и прислуги.

Словно в подтверждение мыслей Виолы, горничная, вошедшая в комнату с огромным подносом в руках, уставилась на Бертье глазами, полными обожания, а Элина тут же выхватила из рук служанки ужин и принялась сама расставлять для Мишеля тарелочки с едой на столике, покрытом кружевной скатертью.

Виола заметила взгляд, которым княжна одарила Мишеля, и проследив за ним, наткнулась на его зеркальное отражение во взоре серых глаз Бертье. Девушка с затаенной грустью подумала о той простой истине, что этот красавец обожает дочь князя Маре-Розару. Он с явной любовью следит за движениями княжны, которая безумолчно щебетала, обращаясь сразу ко всем присутствующим. Затаив дыхание, Виола принялась украдкой наблюдать за ними. Она еще никогда не видела настолько влюбленного молодого мужчину и девушку, которая была так беспечно-легкомысленна. Элина ухаживала за Бертье искренне и преданно, но явно не понимала, чем именно может быть полезна больному приятелю. Так, например, она вдруг сорвалась с места и помчалась на кухню, чтобы сообщить слугам, что они забыли принести любимое кушанье Мишеля, и при этом не подумала о том, что из своего кресла Бертье вряд ли сможет дотянуться до столика с едой, и ему следовало помочь.

Двери остались открытыми, и в спальню через пару минут донесся звонкий смех княжны, которая радостно приветствовала отца, вернувшегося с деловой встречи. Похоже, девушка уже забыла о том, куда спешила мгновение назад.

Озадаченная ее поведением, Виола заметила укоризненный взгляд Эмиля, адресованный сестре. Слегка помедлив, девушка решилась подойти к Бертье, который уже встал из кресла, собираясь пересесть к столику с едой.

— Осторожнее… Я помогу вам. Обопритесь на мое плечо, — предложила она и осторожно обняла мужчину за талию.

Пробормотав слова благодарности, Мишель воспользовался ее помощью и уселся за стол, осторожно вытянув больную ногу. Устроив больного, Виола поспешно отошла в сторону, почувствовав на себе внимательные взгляды княгини и ее сына.

На следующее утро горничная принесла новую записку от Бертье. Он желал встретиться с Виолой в оранжерее.

Девушка знала, что вся семья этим утром должна отправиться за город на большой праздник, устроенный в резиденции герцога Бопертюи. Из-за болезни Мишель не мог присоединиться к ним.

Виола никак не могла понять, кем приходился Бертье семье князя. Внешне он ничем не походил на них, хотя манеры и походка очень напоминали князя Альбера. Князь, кстати, был очень красивым мужчиной — с благородным лицом и обаятельной улыбкой, но даже он не мог сравниться с Бертье. После недолгих размышлений девушка пришла к выводу, что Мишель, скорее всего, является какой-нибудь дальней родней этому знатному семейству.

Записка с предложением встретиться в оранжерее застала девушку врасплох. Было ясно, что Виоле придется остаться в доме наедине с этим мужчиной, если, конечно, не принимать во внимание слуг. Разумеется, самым лучшим будет отклонить его нескромное предложение уединиться в оранжерее. Пожалуй, ей следует отправиться в город на прогулку в ожидании, пока семейство князя не вернется домой.

Виола быстро написала записку Мишелю, где изложила свои причины, почему их встречу лучше отложить до более удобного случая. Горничная отправилась с ее письмом к господину Бертье и очень быстро вернулась с ответом.

«Ваши причины глупы. Кто, по вашему мнению, сочтет нашу встречу неприличной?»

Виола вновь села за изящный столик и написала одно слово: «Слуги». Сложив листок, она тщательно запечатала его сургучом и передала горничной.

Ответ пришел незамедлительно: «Я считал вас более уверенной в себе девушкой».

Виола почувствовала приступ негодования. Ее буквы стали более размашистыми: «Я считаю неприличным вызывать неудовольствие гостеприимных хозяев своим нескромным поведением».

На этот раз письмо пришло с небольшой задержкой и оказалось также опечатано.

«Неужели мне придется взять к себе на работу еще одного слугу, чтобы иметь возможность встречаться с собственным секретарем? Большую глупость трудно придумать. Мадемуазель Фламель, я жду вас в оранжерее в одиннадцать часов».

Виола взглянула на горничную, которая стояла возле двери с совершенно невозмутимым выражением лица. На часах над камином было уже без пяти минут одиннадцать.

— Где сейчас находится мсье Бертье? — сухо спросила Виола.

— В оранжерее, мадемуазель. Ему доставили туда завтрак. Сейчас там очень красиво. Слуги открыли окна, чтобы проветрить оранжерею, и принесли новые цветы из сада.

Виола почувствовала, как краска заливает ее лицо.

— Можете идти.

Девушка поклонилась и исчезла за дверью.

Как глупо она себя ведет. Последнее его письмо — напоминание о ее положении в этом доме. Она должна вести себя, как секретарь, а не как женщина. Если она еще раз забудется, то очень быстро потеряет работу. Опаздывать в сложившихся обстоятельствах не стоит.

В оранжерее, к ее удивлению, находились несколько слуг. Они старательно поливали водой из маленьких леечек многочисленные растения, стараясь не привлекать к себе внимание молодого господина.

Бертье в это утро себя чувствовал, похоже, намного лучше. Он устроился на удобной софе, находившейся неподалеку от распахнутых дверей в сад. Его больная нога покоилась на пухлых подушках. Возле софы стояла изящная трость.

— О, мадемуазель Фламель! Как я рад, что вы все же сочли необходимым прийти, — сухо бросил он.

— Доброе утро, господин Бертье, — произнесла она в ответ каким-то чужим голосом. — Чем могу быть вам полезна?

Он рассматривал ее слишком долго, и девушке показалось, что это было замечено слугами.

— Пьер, — обратился Бертье к дворецкому. — Принесите мадемуазель Фламель газеты, чтобы она смогла прочесть нам последние новости.

Дворецкий поклонился и исчез на какое-то мгновение. Вскоре он вернулся со свежими газетами, затем слуга поставил рядом с софой, где полулежал Бертье, стул и предложил Виоле присесть.

Дрожащими руками девушка развернула газеты и принялась читать все подряд, не особо понимая, о чем идет речь. Она чувствовала себя очень неловко и старалась, чтобы голос не выдал ее смущение.

Немного погодя из кухни доставили обед, и Мишель занялся едой. Он предложил Виоле присоединиться к нему, но девушка решительно отказалась, решив, что это уж точно покажется слугам неуместным. Секретарь должен знать свое место.

13

Валахия, 1837 г.

Учитель, преподававший детям князя основы математики, грамматики и прочих наук, был весьма доволен успехами Мишо и не раз хвалил его княгине. Мальчик всегда смущался, когда его таланты превозносили до небес, но чувствовал себя совершенно счастливым, когда София с улыбкой одобрения смотрела на него.

У него почти не было друзей, но он и не стремился их иметь. Намного большее удовольствие вызывали у него прогулки с маленькой Элиной и общение с Левоном. Старый гуцул оставил место воспитателя Эмиля, который вырос и стал вполне самостоятельным. Старик поселился в маленьком домике на опушке леса, в небольшом отдалении от усадьбы. Отсюда открывался великолепный вид — небольшая, но бурная река, сбегающая с радужными брызгами с высоких холмов в зеленую долину, лазоревые небеса, окутывающие легкими пушистыми облаками вершины далеких гор, и могучий изумрудный массив бесконечных лесов.

Левон оказался умелым плотником. Его ловкие руки плели из тонких прутьев лозы удивительно красивую легкую мебель, которую с удовольствием покупали даже самые искушенные ценители изящного. Каждый день после уроков Мишо теперь собирал необходимые ветви и приносил к домику своего наставника. Кроме плетения мебели, старик еще увлекался резьбой по дереву, и Мишо неожиданно понравилось это занятие. К удовольствию Левона, у мальчика оказались довольно умелые руки.

Одну из досок юноша украсил совершенно удивительными сказочными птицами и цветами и подарил Элине. Девочка некоторое время с любопытством разглядывала забавную картинку, а затем предложила Мишо прогуляться возле пруда, в который недавно выпустили золотых карпов. Вечером княгиня обнаружила картину Мишо в спальне дочери и, внимательно ее рассмотрев, пришла в восторг. Элина легкомысленно разрешила матери забрать понравившийся подарок Мишо, и София повесила деревянное творение в своем кабинете среди полотен знаменитых итальянских мастеров.

Все в доме считали, что Мишо бывает у старика лишь потому, что тот учит его полюбившейся резьбе по дереву. Но они ошибались. Время, которое юноша проводил с гуцулом, разительно отличалось от всей его остальной жизни.

Левон учил Мишо выносливости и умению защищать себя без помощи оружия. Конечно, тело поначалу невыносимо ныло от утомительных пробежек, болезненных падений, прыжков и перекатов, но со временем юноша с радостью осознал, что ему доставляет удовольствие бежать долго без всякой усталости, падения с высоты стали напоминать полет птицы, а способ бесшумно передвигаться сделал его походку совершенно невесомой и легкой. Мишо научился избегать удары Левона, сноровисто перекатывался, ловко падал и тут же легко вскакивал на ноги. Ему уже не составляло труда бесшумно двигаться, затаиваться даже в самой неудобной позе, различать запахи на огромных расстояниях. Он умел сидеть без движения часами, не издавая ни звука, и замечать самые незначительные мелочи, которые порой обретали огромный смысл.

Мир казался прекрасным, но неожиданно спокойствие исчезло, и Мишо начали мучать кошмары.

Прекрасные обнаженные женщины снились ему почти каждую ночь, и это казалось постыдным. Днем юноша занимался учебой, а затем, не щадя себя, выполнял задания Левона: бегал по горам, прыгал с огромной высоты головой вниз, приземляясь всегда на ноги, переносил огромные тяжести и учился двигаться незаметно по лесу, так, чтобы не задеть даже самой тонкой веточки. По вечерам он старательно молился, а затем читал в постели увлекательные книги о путешествиях в дальние страны. Засыпал юноша довольно быстро и столь же быстро просыпался. Лицо его заливала краска от мучительных снов. Он был убежден, что в нем затаилось что-то ужасное и постыдное. Неужели та бездна, в которую его стремился бросить доктор Моро, все же начала манить его?..

Страшным в этой ситуации было еще и другое обстоятельство. Мишель понял, что уже давно влюблен в свою маленькую подружку. Ему казалось, что эта любовь вошла в его сердце в тот день, когда за ними гнался медведь, хотя осознал свое чувство лишь недавно.

Когда Элине исполнилось семь лет, она тайком пробралась поздно вечером на балкон, нависающий над залом для приемов, и долго любовалась тем, как танцуют гости на рождественском балу. Девочка была очарована необычной атмосферой взрослого бала, роскошными нарядами дам, праздничным освещением зала, и утром решительно заявила, что хочет научиться танцевать. Поскольку брат отказался быть ее партнером, Мишо пришлось взять на себя эту миссию и вместе с княжной обучаться бальным танцам.

Ему уже исполнилось четырнадцать лет, и он, разумеется, был намного выше Элины. Впрочем, Мишо это мало волновало — он всегда любил играть с малышкой и весело поддразнивать ее. Но музыка танцев внезапно закружила его голову. Чистые глаза маленькой девочки, ее ясная улыбка, пожатие доверчивых ладошек, кокетливый наклон головы будущей красавицы поразили его сердце, и Мишо неожиданно для себя твердо решил жениться на Элине, когда они станут взрослыми.

Год назад князь Маре-Розару принял решение усыновить Мишо, но юноша неожиданно вежливо отклонил это заманчивое предложение. Мишель счел невозможным для себя стать приемным сыном князя, а соответственно — братом девочки, в которую влюбился. Это помешало бы ему жениться на княжне, когда она повзрослеет.

Он мечтал, чтобы время бежало быстрее и они с Элиной поскорее стали взрослыми. Но время сыграло с ним злую шутку.

Искусительные кошмары преследовали его, и юноша изо всех сил старался прогонять подальше свои сны и мысли, которые заставляли его краснеть. Но мучительные видения приходили сами собой, рождаясь из воздуха, облаков — это были образы роскошных женщин, раскрывающих свои объятия, их манящие губы и округлые линии звали его к себе. Он избегал смотреть на картины мастеров прошлого, где мелькали обнаженные красавицы, но то и дело наталкивался взглядом на зовущие взоры хорошеньких служанок.

Однажды князь взял его с собой в город, чтобы приобрести подарки ко дню рождения княгини. В ювелирном магазине их встретила миловидная продавщица в шелковом платье, слишком плотно облегающем ее аппетитную фигурку. Мишо мгновенно уловил запах женщины и почти наяву увидел запрокинутую головку этой девушки на подушке… Продавщица кокетливо изгибалась, щуря свои ласковые глазки. Она явно растерялась, увидев столь разных по красоте мужчин — солидного, прекрасного в своей зрелости князя и юного, очаровательного юношу с ярким румянцем на щеках, слегка покрытых первым пухом. На лице у нее заиграла манящая улыбка, округлая грудь быстро поднималась и опускалась…

Для Мишо ее вид стал совершенно невыносим. Он быстро отвернулся от нее, но перед глазами тут же проплыло новое видение — он прижимается к ее телу и вдыхает сладковатый манящий запах. Это настолько потрясло его, что он почти бегом покинул магазин.

Князь нашел его возле реки. Они долго беседовали. О женщинах, о любви, о жизни, о будущем. Но юноша отверг предложение князя посетить некоторый дом, где юношу ожидало откровение в любовных утехах. Мишо не мог признаться своему благодетелю, что подобный опыт считает изменой своей любви.

Когда они вернулись домой, Элина разыгрывала гаммы на пианино с угрюмым выражением лица, поскольку сидевшая рядом учительница строго выговаривала ей, когда девочка фальшивила. Мишо присел на стул возле окна. Свежий ветер овевал его раскрасневшееся после дневных событий лицо. Любуясь малышкой, юноша вновь повторил себе, что когда-нибудь обязательно женится на Элине. Она будет принадлежать ему, а он — только ей. Он защитит свою любимую от всех бед и несчастий. Ничто на свете не обидит ее, не испугает и не заставит плакать. Он любит ее, и она, когда вырастет, полюбит его.

Через год князь предложил Мишо заняться изучением дел, которые вела семья, и через пару месяцев юноша сделал удивительное открытие. Князь Маре-Розару очень богат. Невероятно богат. Мишо никогда не думал об истинной величине состояния князя, и вот теперь перед его глазами были реальные, почти астрономические цифры, проставленные в книгах торговых компаний, которые принадлежали семейству Маре-Розару.

Агенты компаний познакомили юного Мишеля Бертье с источниками дохода. Юноша выслушал их комментарии с тяжелым сердцем. Для него было ударом известие о том, что родители Элины так чудовищно богаты. Он ведь лично не имел ничего.

Основательно подумав над создавшейся проблемой, Мишо объявил князю, что предпочел бы заняться работой в компаниях вместо учебы в университете. Княгиня София, услышав об этом, весьма расстроилась. Она долго убеждала мужа не соглашаться с предложением мальчика, поскольку знания давались Мишелю весьма легко, и был смысл продолжить его обучение в лучших высших заведениях Франции или Англии. Но юноша был непреклонен, ведь обучение за границей означало отъезд из Валахии, а следовательно — длительную разлуку с той, кому отдано его сердце. Уставившись на сверкающую зелень за окном, юноша заложил за спину руки и уверенным тоном попросил князя никуда его не отправлять, пообещав старательно заниматься с приглашенными преподавателями всеми теми науками, что могут ему понадобиться для ведения торговых дел.

И княгиня была вынуждена уступить.

14

На следующий день семья собиралась на завтрак к герцогу Валенштайну, где, по последним данным, должен был появиться король. А затем все собирались вместе с остальными приглашенными посетить сады Версаля. Там должен был состояться грандиозный ночной бал.

Элина встала в этот день в семь утра, и Виола вместе с горничной старательно уложила ее волосы в тяжелый роскошный узел на макушке. Элина и ее брат унаследовали от матери великолепные прозрачные глаза цвета аквамарина и густые угольные ресницы — крайне выразительное сочетание. Внимательно осмотрев княжну, Виола предложила ей облачиться в платье из тяжелого атласа голубого цвета. Княгиня, одетая в сиреневый туалет, заглянула в спальню дочери и согласилась с мнением ее советчицы. Пока дамы выбирали драгоценности, горничная передала Виоле записку от Бертье. Смутившись, девушка быстро спрятала ее за пояс своего платья и принялась старательно расправлять шлейф платья княгини Софии.

Вскоре все собрались в холле. По просьбе княгини Виола еще раз внимательно осмотрела все семейство и констатировала, что выглядят они великолепно:

— Вы все — само совершенство. Должна сказать, что в салоне мадам Лили я не раз помогала одевать дам, которые собирались на самые разные приемы и балы, но ни одна из них не была столь очаровательна и не имела столь блестящего сопровождения. Если все будут излишне пристально смотреть в вашу сторону, то знайте — это от восхищения!

— Михась! — вдруг воскликнула Элина. — Спустись к нам и взгляни, как мы выглядим! Мадемуазель Фламель говорит, что мы — самые великолепные дамы и господа в Париже! И я ей верю.

Виола проследила за ее взглядом и увидела Бертье. Опираясь на трость, он стоял на лестнице, внимательно их разглядывая.

— Вы просто ослепительны.

— Как мне хочется, чтобы ты поехал с нами! — заявила Элина. — И вы тоже, мадемуазель Виола. Оставаться здесь одним — слишком грустно.

В это время дворецкий объявил, что карета уже подана. Князь Альбер взял супругу за руку:

— Нам стоит поторопиться, не стоит опаздывать на завтрак, устроенный в честь Его Величества.

Стараясь выглядеть настоящей дамой, Элина подала брату руку, обтянутую длинной перчаткой. Эмиль слегка поклонился и красивым жестом предложил сестре проследовать к выходу из дома. Они выглядели так великолепно, что Виола, не удержавшись, зааплодировала. За ними проследовали князь и княгиня Маре-Розару, выглядевшие истинными владыками далекого государства, пусть даже маленького.

Виола с восхищением смотрела на них. Ей захотелось увидеть это семейство среди других знатных семейств. Она была уверена, что господа Маре-Розару затмят всех остальных гостей.

Когда дворецкий и лакей, сопровождая хозяев, вышли на крыльцо, девушка повернулась к Бертье:

— Печально, что ваша травма… Как жаль, что вы не можете быть вместе с вашими… родными.

— Я в любом случае не пошел бы с ними, — Мишель спустился вниз по лестнице, тяжело опираясь на трость. — Я не приглашен на прием, где ожидают короля.

Виола принялась смущенно разглаживать юбку.

— Я полагала, что только ваша травма… — растерянно пролепетала она.

— Нет, — ответил он со странной улыбкой. — Дело в том, что никто не знает, кто я такой на самом деле.

Девушка в смятении взглянула на него. «Я знаю, кто ты, — вдруг подумала она. — Обычный вор».

Впрочем не очень обычный — странный, таинственный вор, крадущийся как дикий зверь, готовый к прыжку. Он даже сейчас напоминает опасного хищника, хотя рука у него все еще на перевязи, а сам он опирается на трость из-за больной ноги.

— Я что-то вроде приемного сына князя.

— Понятно, — кивнула головой девушка в смятении, не решаясь сказать, что тоже была кем-то вроде приемной дочери у знатной особы.

Часы пробили десять.

— Полагаю, что нам стоит пройти в оранжерею. Там сейчас более прохладно, чем в доме. Лето в этом году слишком жаркое в Париже.

Девушка последовала за ним, думая, что в зимнем саду вновь будут работать слуги. Но на этот раз оранжерея была пуста, и Виоле показалось, что ее предали. Повернувшись к Бертье, она холодно заявила:

— Полагаю, что дворецкий может составить вам лучшую компанию, нежели я.

— Я отпустил слуг в город. Должен быть и у них праздник. На кухне полно еды. Полагаю, что вы сможете нам накрыть стол, когда мы проголодаемся?

От такой наглости у Виолы даже рот открылся.

— Я полагала, что в этом доме живут достойные люди. Но теперь сомневаюсь, что у вас есть понятия о приличии. Осмелюсь спросить — кто дал слугам выходной?

Казалось, что он нисколько не удивлен ее возмущению.

— У меня есть понятия о приличиях. А в этом доме живут самые достойные люди, каких я знаю. На ваш последний вопрос отвечу — я лично отпустил слуг.

— А князь и княгиня с этим согласились?

— Я взял на себя ответственность за поведение слуг. Никого не будет в доме до пяти часов утра. Так зачем держать в доме слуг, когда им нечего делать? Пусть лучше повеселятся немного.

Но Виола совершенно не собиралась соглашаться с ним.

— Как это — нечего делать? — она принялась нервно расхаживать по оранжерее. — Следует позаботиться об ужине. Вполне возможно, хозяева решат вернуться, чтобы дамы могли сменить платья. Именно поэтому горничным следует подумать о бальных туалетах для княгини и княжны. Между прочим, горничная мадам Софии сегодня утром не позаботилась о том, чтобы заранее подобрать аметистовый гарнитур для платья княгини. А туфли князя Эмиля стоило отполировать значительно лучше, чем сделал его камердинер.

— Уверяю вас, что княгиня уже обо всем распорядилась. Между прочим, для дам, приглашенных на бал в Версаль, приготовлены во дворце отдельные апартаменты. И карета с бальными платьями для княгини и княжны уже направляется в сторону загородной резиденции короля. Как видите, ваши волнения совершенно напрасны, — усмехнулся Мишель.

Виола покраснела от упрека в полной неосведомленности о нюансах дворцовой жизни.

— Но вам тоже нужна забота. Между прочим, я принята в дом секретарем, а не вашим поваром…

— Я думаю, что вы будете великолепны в любой должности… — посмеиваясь, заметил Бертье, но девушка сделала вид, что пропустила мимо ушей этот слегка фривольный комплимент.

— Я удивлена, что дворецкий согласился с вашим решением, — она не желала сдаваться: — Теперь он упал в моих глазах. Ему необходимо было оставить хотя бы пару слуг.

Наклонив набок голову, Мишель поинтересовался:

— Вы хотите сказать, что я дурно распоряжаюсь в доме?

— Не исключаю, что это так. Хозяин не должен быть излишне снисходителен к слугам. Именно в таких случаях происходят сложные ситуации, и всегда в них обвиняют слуг. И ваш дворецкий…

В это время дверь в оранжерею распахнулась, и вошел дворецкий.

— Мадемуазель звала меня? — его голос звучал так же доброжелательно и почтительно, как в отношении ко всем членам семьи Маре-Розару.

— Я… — девушка быстро соображала, как найти выход из глупого положения. — Я хотела бы узнать, не собираетесь ли вы в город? Мсье Бертье заверил, что отпустил всех на праздник.

— Нет, мадемуазель, — Пьер бросил на нее лукавый взгляд. — Я не любитель шумных сборищ. У меня нет никакого желания толкаться в толпе праздных зевак. Вы можете позвонить в колокольчик, если вам что-либо понадобится. Вы уже решили, когда подавать обед?

— Нет… но вы можете прервать нашу работу в любое время, когда решите, что мсье Бертье пора обедать.

— Конечно, мадемуазель.

Слегка поклонившись, дворецкий вышел, закрыв за собой двери.

Довольная тем, что ее честь находится под охраной серьезного слуги, Виола уселась на стул возле софы, где устроился Бертье.

— Итак, господин Бертье. Пьер уверил меня, что он к вашим услугам по первому требованию. Я слушаю вас.

— Спасибо, мадемуазель Виола, — кивнул он со странной улыбкой. В его голосе не было сарказма, но то, как он смотрел на нее, заставило девушку ощутить себя дольно глупо. — Вы очень заботливы.

Виола слегка улыбнулась и смущенно уставилась на свои руки, не зная, как реагировать на похвалу.

— Семья князя, похоже, начинает к вам привязываться.

— Это мне льстит. Их сиятельства — прекрасная семья, — помолчав секунду, Виола добавила: — Мадемуазель Элина — очень милая девушка.

Бертье поднял на нее глаза, в которых мелькнуло что-то тревожное.

— Я уверена, что ее ожидает блестящее будущее. Ее семья принята в высшем обществе, и сегодняшний прием…

Он потер лоб и резко бросил:

— Мадемуазель Виола… вы видите и понимаете вещи, которые не всегда может понять мужчина. Мне нужен ваш совет. Совет девушки. Женщины. Ведь у вас есть опыт жизни.

Не совсем понимая, что он имеет в виду, Виола растерянно уставилась на Бертье. Слушая его, она вдруг испытала странную смесь разочарования и в то же время — удовольствия от того, что он считает ее… рассудительной девушкой.

— Я хочу начать ухаживать за Элиной, — заговорил он так, словно диктовал письмо. — Я хочу, чтобы вы помогли мне придумать, как это лучше сделать.

Виола растерялась.

— Извините, мсье… я не уверена, что правильно вас поняла…

Он посмотрел ей прямо в глаза и четко сказал:

— Вы все понимаете.

— Но… ухаживание… это очень личное. Вы не должны это делать по моему руководству.

— Я буду вам очень признателен, если вы согласитесь. Я не хочу допустить ошибки.

Он криво улыбнулся, и Виола резко выпрямилась на стуле.

— Я полагаю, что вы смеетесь надо мной, мсье.

Улыбка исчезла. Мишель отвернулся и стал рассматривать розы под окном. Когда же он вновь взглянул на нее, то глаза его разили холодом.

— Я и не думал смеяться.

Его мрачная сосредоточенность нервировала Виолу. Ей казалось, что перед ней находится ожившая статуя греческого бога. Девушка вжалась в сиденье стула.

— Мсье Бертье… — беспомощно пролепетала она. — Я не могу поверить в то, что мужчина, подобный вам, не знает, как ухаживать за девушкой.

Он скривился, словно от боли, и погладил загипсованную руку.

— Можно узнать, почему вы думаете, что я должен это знать?

— Я… не хотела вас обидеть. Просто я хотела сказать, что… вы настолько красивы… и обаятельны… разве может девушка не ответить на ваши чувства?

Он взглянул на нее так свирепо, что она от страха едва не выбежала из оранжереи.

— Ей все равно, как я выгляжу… — у него было такое выражение, словно он считал себя горбуном на ступенях собора Нотр-Дам.

А Виола подумала о том, что ни одна женщина, даже самая знатная, не сможет устоять перед великолепием этого мужчины. Даже сейчас, погрузившись в мрачные раздумья, он был невероятно красив. Возможно, даже больше, чем обычно.

— Поймите, что все это очень важно для меня, — сказал он неожиданно тихим голосом. — Я не знаю, с чего мне начать.

— А она знает о ваших намерениях?

— Конечно, нет. Она слишком молода и относится ко мне, как к брату.

Виола позволила себе недоверчиво улыбнуться.

— Вы, наверно, считаете, что я слишком стар для нее? — глухо спросил он.

Руки девушки начали странное движение, теребя складки платья.

— Нет, мсье. Конечно, нет.

— Мне еще нет тридцати. Я точно не знаю. Где-то около двадцати пяти лет.

Она закусила губу, и ее голова низко склонилась.

— Я не думаю, что это важно.

— Я боюсь, что Элиной заинтересуется какой-нибудь из этих знатных хлыщей — маркизов или баронов. Проклятие!

Виола скривила губы.

— Я уверена, что вам не стоит употреблять подобные выражения в ее присутствии.

— Простите!

Он встретился с ее глазами и тут же отвернулся, не желая выплескивать на девушку бурлящее в нем чувство.

А Виоле неожиданно показалось, что он боится сейчас именно ее. Почему каждый раз, когда он встречает ее взгляд, на его лице читается сильное напряжение. Что это? Смущение? Наверно — да, ведь тема, которую он затронул, действительно необычна. Но… кажется, есть еще что-то — непонятное и неопределенное. Виола почти физически ощутила какую-то боль, затаившуюся в этом мужчине. Он напряжен, словно зверь, готовящийся к прыжку. Что с ним?.. Его волнение невольно передалось девушке, и она задрожала от какого-то томительного предчувствия. Установилась напряженная тишина, полная тайны и неясных догадок.

— Элина — богатая наследница, ее отец — знатный вельможа, князь, — произнес он слабым голосом. — А я…

Она набралась мужества и подняла на него глаза. Но стоило ей лишь взглянуть на него, как Бертье в тот же миг вновь отвернулся.

— Так что вы мне посоветуете? — спросил он.

— Относительно… мадемуазель Элины?

— Да, — уже сердито бросил он. — О чем еще я с вами разговариваю?

— Но я не знаю, мсье Бертье… — почти взмолилась девушка, совершенно запутавшись среди его слов и своих собственных ощущений.

— Полагаю, что я ошибся. Вы еще слишком мало ее знаете… А как бы вы сами хотели, чтобы за вами ухаживали, мадемуазель Виола?

Девушка почувствовала легкое головокружение. В растерянности она уставилась на орхидеи, не в силах справиться с волнением.

— Этого я тоже не знаю… — с трудом произнесла она, стараясь унять дрожь в голосе.

— Смешно… Хорошо, тогда я спрошу иначе. Как бы вы не хотели, чтобы за вами ухаживали?

Она обиженно замигала глазами. Перед ней всплыло лицо несчастного сержанта Жана…

— Я не хотела бы, чтобы спокойно смотрели на то, как меня унижают.

Девушка думала, что Бертье рассмеется или сочтет, что она — полная дура.

— Понимаю, — медленно сказал он. Опираясь на трость, Бертье встал и, слегка покачиваясь, подошел к стеклянной двери. — Я никогда не позволю ее обижать. Никогда. И я хочу, чтобы она это знала. Мне сказать ей об этом?

Виола в этот момент рассматривала его мощную спину и сильные плечи, обтянутые сюртуком. Неожиданно припомнилось его лицо в тот миг, когда она занималась его ногой — слегка искаженное болью и все равно прекрасное. Этот человек не сдастся ни при каких обстоятельствах. И он достоин любви прекраснейшей из девушек.

— Я уверена, что она уже знает об этом, — сказала Виола и подумала: «Как может Элина не замечать чувств этого человека?».

Чуть повернув голову, Бертье искоса взглянул на нее. Но теперь уже Виола не захотела встречаться с ним взглядом, и вместо этого она принялась пристально разглядывать красивую орхидею оранжевого цвета.

— Княжна с таким восторгом рассказывала вашу историю с медведем. Она гордится вами, — произнесла Виола бесстрастным тоном.

— Как вы полагаете… я должен рассказать о своих чувствах князю? — в его голосе не было уверенности, что эта мысль кажется ему верной.

— Мне кажется, что князь и княгиня должны сами уже обо всем догадаться. Если вы выросли в их доме, то они вас прекрасно знают и понимают.

— Вы полагаете, что они не станут возражать?

— Я надеюсь на это. Мне кажется, вы им очень дороги, — Виола судорожно облизнула пересохшие губы.

— Я надеюсь, что не ошибся в вас, мадемуазель Фламель, подарив вам возможность погубить меня, — с ясным намеком на обстоятельства их встречи в ее комнате заявил Бертье.

— Нет… — прошептала девушка. — Я никогда не… сделаю этого…

Господи, прости… но она не пойдет к князю Маре-Розару и не объявит ему, что человек, мечтающий жениться на его дочери, — вор.

Бертье смотрел на нее так долго и пристально, что Виола вновь начала дрожать, сама не понимая — почему. В душе вдруг поселилась странная радость. «Если он… — думала она. — Если только он…»

15

Валахия, 1838 г.

Его первые самостоятельные действия в компании были удачны: он приложил все усилия, чтобы состоялась транспортировка большой партии вина в Германию, а также проявил себя с выгодной стороны при заключении договора с индийским торговым обществом по поводу закупки элитных сортов чая и кофе. Мишель вел дела честно, держал слово, а если было нужно — сражался с недругами князя, как со своими личными. Так, однажды утром он успел первым заметить тлеющую ветошь на складе с товарами, предназначенными к отправке, и тем самым предотвратить пожар. Управляющий был уверен, что все это было запланировано. После некоторых размышлений именно Бертье сумел вычислить человека, работающего на конкурента. Теперь уже никто не сомневался, что воспитанник князя достоин особого уважения.

Тело и разум Мишеля наконец оценили в полной мере уроки старого Левона, и юноша чувствовал, как в нем бурлят и требуют выхода силы. Гуцул учил юношу быть сдержанным и не ввязываться в глупые ссоры. Он объяснил, что нет ничего более бесполезного, чем затевать драку со спесивым помещиком, осмелившимся бросить обидное высказывание в адрес воспитанника князя. Нет, намного более интереснее противник, который бросает вызов серьезным делам, ищет уязвимые места в винодельческой компании или незримо мешает заключению нужной сделки с выгодными покупателями. Теперь Мишель знал, как сражаться с настоящими врагами. Сражаться даже тогда, когда они разбивают тебе голову, и у тебя почти нет выбора. В трудные минуты он всегда вспоминал слова Левона о том, что нужно оставаться верным себе, хранить ясную голову и спокойное сердце.

— Ты должен знать одну истину. Нельзя сражаться за деньги или из глупой любви к разрушению. Сила и могущество ничего не значат, хотя к ним все стремятся. Это выдумка реального мира, где люди надевают маски, чтобы спрятать под ними свое настоящее лицо. Тебе нельзя об этом забывать. Будь осторожен, мой мальчик. Кстати, а как у тебя дела с женщинами?

Вопрос был задан невинный, но оказался подобен удару из засады. У Мишо вспыхнуло лицо, а тело мгновенно покрылось дрожью.

— Все ясно. Они выводят тебя из равновесия.

Юноша не знал, что ответить. Он чувствовал, что его руки и ноги стали тяжелыми и неловкими.

— У тебя до сих пор не было женщин?

— Нет, — прошептал Мишо, уставившись перед собой в пустоту.

Старик с легкой усмешкой покачал головой:

— Глупо избегать женщин. Хотя, конечно, без них жить намного лучше. Свободно жить в горах и есть простую пищу. Когда их нет рядом, — исчезает целый мешок ненужных забот и женской хитрости. Но женщина слишком хороша собой и желанна, чтобы суметь избежать ее чар в твоем юном возрасте. Что ж… ты должен осознать и справиться со своей слабостью.

Мишо молчал. У него не было слов выразить то, о чем он старался не думать последние три года. Порой перед ним почти наяву возникали женские образы, доводившие его до яростного отчаяния, и он с ужасом понимал, что не в силах сражаться с этим прекрасным врагом. Чувство собственной ничтожности заставляло его невыносимо страдать.

— Тела женщин красивы, их груди округлы, а кожа — нежная и мягкая. Движутся они изящно и соблазнительно, и бедра их колышутся словно трава от сильного ветра… Почему ты молчишь? Ведь твое тело дрожит от желания даже сейчас, когда ты слышишь мои слова.

Мишо чувствовал, как участилось биение его сердца. Его глаза ничего не видели перед собой. Он чувствовал себя утопающим… А голос старика мягкими волнами касался его сознания.

— Нет ничего стыдного в том, чтобы желать женщину. От соединения мужчины и женщины рождается новая жизнь. Но вовсе не обязательно становиться рабом жены. Самые великие герои старались держаться подальше от женщины. Ты ведь слышал о казаках из Запорожской сечи? У них были жены и дети, но жили они отдельно от них. Так и ты не должен уступать собственной слабости. Встречайся с красавицами, дари им свою нежность, но не бросай им под ноги свое сердце. Чтобы стать настоящим мужчиной, ты должен воспитывать в себе мужество, сострадание, преданность и честь.

Все это было просто, но в тоже время удивительно сложно. Проще простого было ответить на заигрывания молоденьких служанок, не отличающихся целомудрием, или принять ласки соскучившихся по мужскому телу вдовушек. Но как при этом сохранить верность той единственной, которая становилась краше день ото дня… Дать волю своему измученному телу было равносильно для юноши падению в глубокий колодец, в никуда.

16

Мадам де Ланж была шокирована новой работой Виолы.

— Секретарь! — в ужасе воскликнула она.

Ее подруги выразили свое возмущение молчаливым негодованием.

— Мне отвели отдельную спальню, — рассказывала девушка. — У меня масса отличных принадлежностей для письма, а вместо обычного канцелярского стола в комнате стоит великолепный секретер из какой-то редкой породы дерева, привезенного с южных морей.

— Вы, разумеется, понимаете, что это за семья, — окинула мадам де Ланж своих подруг многозначительным взглядом. Но те выразили недоумение.

— Странно… Трагедия в Карпатах. Князь Маре-Розару, женившийся на дочери графа Бюшенеля, погиб вместе со своей молодой женой по дороге домой в этих ужасных горах. Говорили, что они стали жертвами то ли разбойников, то ли… не к ночи будь сказано… чуть ли не тех самых вампиров, которые водятся в горах Румынии. Об этом писали в парижских газетах, ведь старый граф Бюшенель, оставшись в одиночестве, решил дать приют младшему брату своего погибшего зятя, нынешнему князю Маре-Розару.

— Да, теперь я тоже припоминаю, — проговорила маркиза де Солиньяк. — Вы, конечно, помните, как сложилась жизнь этого юноши в Париже?

— Да, разумеется, — мадам де Ланж принялась нервно обмахиваться платочком. — После кончины графа молодой князь стал одним из самых завидных женихов во Франции. Кроме наследства, полученного после гибели брата, ему досталось еще и состояние графа Бюшенеля. Племянники графа просто руки кусали от злости. Особенно один, — она многозначительно умолкла.

— Я уверена, что эта история не имеет никакого отношения к нашей милой Виоле, — заметила маркиза.

— Но Виола теперь живет в доме князя Маре-Розару и должна иметь кое-какое представление о людях, которым служит, — покачала головой ее сестра.

— Нет-нет, я служу не князю, а его дальнему родственнику — господину Бертье, — поспешила внести ясность Виола.

— Ты — порядочная девушка, Виола, но тебя легко будет сбить с толку. Тебе следует знать кое-какие подробности о людях, с которыми тебе придется общаться, — строго заявила мадам де Ланж. — Так вот, этот самый князь Маре-Розару вздумал жениться на какой-то сомнительной особе, вдове маркиза де Ланье, который неожиданно скончался от какой-то непонятной болезни. Он, между прочим, был одним из наиболее вероятных наследников графа до того, как тот решил свое состояние передать румынскому князю.

— Очень странная и запутанная история.

— Но семейство князя принято при королевском дворе, — поспешила реабилитировать своих новых знакомых Виола. — Они были приглашены на бал, устроенный в садах Версаля.

— Ну… — с сомнением протянула маркиза. — Это еще ни о чем не говорит. После революции появилось слишком много новоявленных «аристократов».

Дамы погрузились в рассказы о давних полузабытых интригах, которые Виола была вынуждена выслушивать с почтительным вниманием. В конце вечера старушки неожиданно смилостивились и даже сочли новую работу Виолы вполне достойной ее аристократического воспитания в квартале Сент-Дени.

Девушка покинула старенький особняк мадам де Ланж, окруженная облаком поздравлений, которое превратилось в поток восхищений, когда выяснилось, что коляска, стоявшая все это время у ворот, была прислана за девушкой ее хозяином, господином Бертье. Правда, мадемуазель Дорвиль немного нахмурилась, посчитав, что неприлично юной девушке разъезжать в коляске неженатого мужчины, тем более — ее работодателя. Впрочем, внимательно осмотрев открытый экипаж, украшенный княжеским гербом, и обнаружив, что девушку ожидает не только кучер, но и лакей в богатой ливрее, она смилостивилась и заявила, что во всем этом нет ничего предосудительного:

— Какой знак уважения! Предоставить коляску Виоле, чтобы ей не пришлось пробираться через толпу мужчин, где девушку могут ожидать любые неприятности! Мсье Бертье достоин уважения.

Когда Виола вернулась в особняк на Сент-Мартен, дворецкий известил ее, что господин Бертье занимается делами у себя в кабинете и просил передать Виоле, чтобы она ожидала его в библиотеке.

Девушка послушно направилась в западное крыло. Оказавшись в библиотеке, она первым делом отворила все двери, решив, что ни за что не останется в закрытой комнате наедине с мужчиной. Виола некоторое время рассматривала огромные фолианты в шкафах, а затем устроилась в кресле и стала перелистывать лежащий на столе «Паризьен Ревю». В журнале подробно описывались праздники, которые уже подходили к концу.

Неожиданно ее сердце сильно забилось. В середине последней страницы был помещен заголовок: «Колье маркизы де Виньи найдено». Ниже шла информация, что таинственный вор все еще на свободе, и установить личность преступника нет никакой возможности, поскольку кражи в последнее время прекратились. Колье было обнаружено, как обычно, в частном приюте, принадлежащем именно маркизу де Виньи. Маркиз спешно покинул страну на корабле, отправляющемся куда-то на далекие острова. Теперь, когда кражи прекратились, дело было решено закрыть, поскольку полиции приходится заниматься более серьезным делами, вроде скандалов с некоторыми фирмами. И все же подробности этой странной истории пока не могут быть преданы гласности.

Виола была так увлечена чтением, что не сразу услышала голоса из большого зала, находившегося рядом с библиотекой.

— Что он хочет? — воскликнула княгиня София, словно не веря тому, что ей только что сообщили.

Пустынный зал выпустил из себя эхо, и оно легко достигло помещения библиотеки, двери в которую были открыты.

— Он просил разрешения ухаживать за Элиной. Примерно так и заявил. Немного старомодно, но очаровательно, — послышался низкий голос князя.

Виола подумала, что ей следует выйти или хотя бы закрыть двери, но она не сделала ничего этого и продолжала прислушиваться к необычному разговору. Женское любопытство оказалось сильнее понятия о приличии.

— Я знала, что это случится когда-нибудь, — сказала княгиня. — Я ожидала этого уже несколько лет.

— Тебе это не нравится? — голос ее мужа был мягким, но слегка удивленным.

— Что ты ответил ему?

— Я сказал, что он может вести себя так, как ему угодно. Разве в этом есть что-то дурное… — он осекся. — Я не думал, что ты будешь возражать.

Виола повернула голову в сторону двери. Отсюда ей было видно отражение хозяев в огромном зеркале. Они стояли совсем недалеко от входа в библиотеку. Ладони княгини были прижаты к вискам, словно у нее разболелась голова от переживаний. Муж нежно обнял ее за плечи, и она прижалась к нему, словно ища утешения. Пораженная девушка услышала тихий плач и подумала, что теперь должна немедленно уйти, но снова осталась.

— Я не подозревал, что ты так отнесешься к этому, — пробормотал князь, гладя волосы супруги. — Софи, почему? Неужели из-за того, что мальчик пережил в детстве?

— Нет! — вскрикнула княгиня и испуганно уставилась на мужа. — Неужели ты думаешь, что я когда-нибудь стала бы его за это упрекать? Нет. Я волнуюсь из-за Элины. Она слишком молода и легкомысленна. Элина никогда не поймет его горя и разорвет его сердце, — в голосе ее зазвучал страх.

Князь не стал возражать, он вновь прижал жену к себе и успокаивающе заговорил:

— Софи, милая моя… я люблю тебя больше жизни… я сделаю все, чтобы ты никогда не плакала.

— Я хочу, чтобы он был счастлив, — надломленно проговорила она, тяжело повиснув на его руках.

— Я знаю это и тоже хочу его счастья.

— Если бы ты мог видеть… — ее лицо сморщилось, и она зарыдала в голос. — Если бы ты только мог видеть…

— Моя храбрая Софи… неужели ты часто думаешь о прошлом?

— Иногда, — тихо ответила она.

— Послушай меня. Если тебе захочется обсудить это… найди меня. Что бы я ни делал — неважно. Найди меня.

Она вздохнула и кивнула. Подняв голову, София обняла ладонями его лицо, очень осторожно, словно он был бесценной драгоценностью.

— Пойми… мы не можем заставить Мишеля быть счастливым. Мы сделали для него все, что могли. У него теперь своя жизнь, и он решит сам, как ее прожить.

— Мне хотелось бы, чтобы ты запретил ему думать об Эли…

— Софи, я не мог так поступить. Я не могу объяснить мальчику, почему ему не стоит думать о женитьбе на нашей дочери. Что бы я ему ни сказал, он истолкует это иначе. Ты понимаешь — как именно? Он решит, что мы считаем его недостойным Элины.

— Да… словно он… недостаточно хорош для нее…

— Но страшно даже не это. Мы — единственные люди, с которыми он с удовольствием общается. И мы — единственные, кто может ранить его неверно подобранным словом. Особенно если это сделаешь ты, София.

Княгиня кивнула, еле сдерживая рыдания.

— Если ты запретишь ему мечтать о нашей дочери, то нанесешь ему еще большую рану, чем это сможет сделать сама Элина.

— Что же делать… — ее голос звучал беспомощно. — Я предвидела это, я это знала, но у меня не было сил это предотвратить… Я просто надеялась, что случится что-нибудь прекрасное… Что его полюбит милая добрая девушка… полюбит так, как он это заслуживает… она поймет его… — София вновь стиснула виски. — Я даже не могу ничего советовать Элине, она слишком молода и беззаботна и обращается с Мишо так, словно не замечает его любви.

— Она повзрослеет. И станет мудрее.

— Но не так быстро, как следовало бы в этой ситуации.

— Довольно. В конце концов, Мишель уже взрослый мужчина, — мягко сказал князь. — Если даже Элина ответит ему отказом, он сможет пережить это. К тому же не забывай, что она ничего не знает о его прошлом. Ему не придется винить себя, если девочка оттолкнет его.

— Ты полагаешь? Разве ты не чувствуешь — он внушил себе, что даже в его облике есть что-то порочное?

— Софи…

— Он никогда не забудет своего прошлого. Я слишком долго не могла найти его. Слишком долго. Он навсегда запомнил все, что с ним произошло.

— Да. Ты ведь ничего не забыла, — князь стал нежно перебирать пальцы супруги, слегка целуя их кончики.

— То, что происходило со мной, — ничто по сравнению с тем, что довелось испытать мальчику. Маленькому мальчику, — голос ее дрогнул.

— Сейчас он уже не мальчик, любовь моя. Теперь он стал чертовски красивым мужчиной. Разве ты не заметила, какими глазами смотрели на него искушенные в любви красавицы при королевском дворе?

Княгиня ничего не ответила ему и отвернулась к окну. Муж еще теснее прижал ее к себе. Так они и стояли в зареве заходящего солнца — женщина со следами слез на лице и любящий ее мужчина, не сумевший предложить ей нужное решение возникшей проблемы.

— Ты что-нибудь сказал Элине?

— Нет. Я ее не видел после этого разговора.

— Не говори ей ничего.

— Он не просил меня об этом, и я ничего не скажу девочке.

Княгиня, все еще всхлипывая, смотрела в окно.

— Быть может, прогуляемся по саду? — предложил ей муж.

— В таком виде?

Князь достал платок и осторожно промокнул слезы Софии.

— Тогда давай закроемся в моей спальне. Или в твоей. И откажемся от ужина. Вот будет неожиданность! Мне кажется, наши слуги уже заскучали от нашей благопристойности.

София издала странный звук, и Виола с удивлением поняла, что это был сдавленный смешок.

— Давно хочется дать себе волю…

— Прекрати, — она мягко освободилась из его рук.

Но князь мгновенно притянул ее к себе и страстно прижался губами к ее шее. Виола едва сдержалась, чтобы не воскликнуть от возмущения, когда сообразила, что вытворяют руки князя.

— Почему в спальне? — громко прошептал он. — А почему бы не воспользоваться этим залом?

Виола даже глаза закрыла от смущения, а когда приоткрыла, то увидела, что слова князя не расходятся с делом — он уже начал освобождать от платья тело своей супруги, которая не очень возражала такому вопиющему нарушению приличий!

— Берти… — слабо проговорила София. — Двери…

Виола скользнула за спинку стула, сообразив, что князь направляется в сторону библиотеки. Двери захлопнулись, и девушка услышала, как в замке поворачивается ключ. Затем раздались один за другим еще два хлопка закрывающихся дверей с противоположной стороны зала.

Виола сидела в кресле с горящим лицом, не в силах даже двинуться с места, и лишь когда в библиотеку быстро вошел Бертье, девушка резко вскочила, прижимая руки к пылающим щекам.

Увидев ее смущенное лицо, мужчина поинтересовался:

— Я так напугал вас?

— Нет… я просто зачиталась.

Издали донесся неясный шум. Виола в ужасе уставилась на дверь, ведущую в зал. Спустя мгновение в замке повернулся ключ, и затем послышались удаляющиеся шаги и голоса.

— Вы скрываете тайных воздыхателей? — с любопытством спросил Мишель.

Понимая, что выглядит смешно с раскрасневшимися щеками, Виола попыталась перейти на официальный тон:

— Я полагаю, вы объясните, зачем просили меня прийти сюда?

Бертье медленно подошел к креслу и осторожно уселся в него, стараясь не беспокоить больную ногу.

— Я говорил с князем Альбером.

Она едва подавила в себе желание выпалить, что уже знает об этом.

— Я думаю, что это правильно. Полагаю, что следующим шагом могло быть приглашение княжны Элины на конную прогулку, но ваши травмы не позволят это сделать. Если ваша рука не очень вас беспокоит, то вы вполне можете сопровождать княжну на вернисаж или в театр. Вам придаст очарование легкое прихрамывание и то, что рука будет покоиться на перевязи. Думаю, что на этот раз вы будете пользоваться большим, чем обычно, вниманием женщин. И это… должно польстить мадемуазель Элине.

— Я не собираюсь корчить из себя Чайльд-Гарольда! — резко ответил Бертье. — К тому же в ближайшее время я собираюсь покинуть Париж. Так что все ваши рекомендации не имеют смысла.

— Это из-за… — неловко начала Виола.

— Я получил некоторое, очень важное для меня известие. Необходимо, чтобы я отправился в одно путешествие. Немедленно.

Это оказалось ударом для девушки. Она уставилась на него в отчаянии.

— Полиция что-то обнаружила? Вы поэтому должны оставить страну?

— Это связано с моими делами, — его тон был легким и ничего не выражающим. — Торговыми делами. В Валахии.

Виола уставилась на книги в ближайшем шкафу. Что ж… это не могло длиться долго. Это слишком хорошо, чтобы продолжаться.

— Для меня было честью… — произнесла она покорно. — Для меня было честью и удовольствием работать у вас секретарем, мсье Бертье.

— Надеюсь, что и в будущем это доставит вам удовольствие.

Ее сердце подпрыгнуло.

— Вы… вы хотите, чтобы я сопровождала вас?

— Нет, в этом нет необходимости. Вы можете остаться здесь.

В смятении чувств разочарования и облегчения она лишь спросила:

— Здесь? В этом доме?

Он равнодушно пожал плечами.

— Там, где захочет находиться семья князя. Они вполне могут переехать, если им здесь наскучит.

— А они… так же отправятся в Валахию?

— Вряд ли. Скорее — за город. Я уже говорил об этом с князем Альбером.

— Но они не станут возражать? Мне разрешат остаться с ними?

Он слегка улыбнулся.

— Мне кажется, что они приняли вас у себя в доме, как спасительницу. И, кажется, не только мою.

Мысли девушки заметались, как испуганные лани.

— Для вас все останется по-прежнему. Разве что… вам больше не придется искать защиту своего доброго имени у слуг. Да… что вы скажете, мадемуазель Виола, если я переговорю с княжной до своего отъезда?

— Нет! — почти воскликнула девушка. — Вы не должны… это будет слишком преждевременно.

— Зачем тянуть? Я прекрасно знаю, что она мне откажет, — холодно сказал он без всяких признаков отчаяния. Но Виола ясно увидела то, о чем говорила княгиня, — смятение и обиду, тщательно скрываемые на этом прекрасном лице. И пальцы его, вцепившиеся в подлокотники, сильно побелели.

— По этому поводу я не могу… ничего сказать, — Виола постаралась выудить из памяти нравоучительный тон мадемуазель Аделаиды. — Но мне кажется, что мужчина не должен смущать молодую девушку излишней спешкой в таких щепетильных проблемах.

На его губах заиграла легкая улыбка.

— Даже в особых случаях?

— Вы ведь не на войну уезжаете, мсье Бертье.

Он склонил голову и, прикрыв глаза, усмехнулся каким-то своим мыслям.

— Вы правы, как всегда. Но есть еще одно дело, которое стоит выполнить до моего отъезда. Вы согласны мне помочь?

— Я к вашим услугам.

— Отлично, — он взглянул на Виолу сверху вниз. Его глаза были полуприкрыты, а из-под ресниц проникал такой ледяной взгляд, что девушка пожалела о выраженной готовности помочь своему работодателю. — Есть одна вещь, которую нужно забрать из вашей бывшей комнаты до того, как я уеду. Этим вечером, мадемуазель Виола, мы с вами отправимся в ваше прежнее жилье.

17

Валахия, 1839 г.

Валахия расположена в горах, где сотни рек сбегают по склонам в долины. На вершинах шумит ветер и плавают белоснежные облака, а в низинах туманы беззвучно скользят среди забавных расписных домиков.

Левон и Мишо были в пути уже полдня, окутанные туманом, а вершина дальней горы высилась над горизонтом все на том же расстоянии, что и в начале пути. Мишо не задавал вопросов. Они долго шли по густому лесу, а затем горными тропами, пока воздух не стал разреженным, и сухой кашель не стал сотрясать легкие.

— Отдохни здесь, — сказал гуцул, а сам пошел дальше.

Мишо остановился, глядя на удаляющуюся фигуру старика. Очень скоро он словно растаял в воздухе.

Какая-то странная неземная тишина правила здесь. Облака окутывали вершину парным молоком, и тишина стала обретать физическую сущность, превращаясь в видения и гулко отдаваясь в ушах Мишо. Он неуверенно переступил ногами, и маленький камешек с грохотом покатился вниз. Это место обманывало чувства, маленькое начинало казаться большим, а огромное представлялось незначительным. Он ощущал пустоту, открытое пространство и пугающее одиночество. Вскоре облака спустились еще ниже, и он почувствовал такой леденящий холод, какого никогда не испытывал. Или… испытывал…

Впервые за прожитые годы он вспомнил продуваемые ветром помещения и холодную воду, от которой ныли руки. Он судорожно рвался и стремился убежать. Но его крепко привязывали к стулу. Когда Мишо закрывал глаза, его били, но он только вздрагивал, молчал и крутил руки, пытаясь освободиться от веревок.

Их лица проходили мимо него нескончаемой чередой. Очень быстро многие из них умирали. Их просто выносили, словно кукол, из помещения, где они обитали. Некоторые кричали от боли, и тогда их били. Били до тех пор, пока они не замолкали, потеряв сознание. Взамен умерших появлялись новые дети, и все повторялось снова. Княгиня София сделала все, чтобы вырвать его из этого ада.

И сейчас он находится здесь, на невероятной высоте, возвышаясь над всем мирозданием.

Неожиданно наступила темнота. Оглянувшись, Мишо увидел прямо над собой разъяренного медведя. Его когтистая лапа мелькнула совсем рядом с лицом юноши. Казалось, что рушится весь мир.

Мишо покатился по склону, но почти сразу же врезался в огромный валун. Не чувствуя боли, он вскочил на ноги и собрал к бою свои мышцы, ожидая нападения. Медведь стремительно метнулся к нему. Мишо отпрыгнул в сторону, стараясь превратиться тень хищника. Еще одно нападение, за ним — еще… Юноша уворачивался от ударов лапой, становясь скользким, точно змея. Он почти наслаждался происходящим, хотя каждое движение зверя было смертоносным, полным ужаса.

Вот медведь сделал очередной выпад, намереваясь поймать верткого человечка, но лишь ударился оземь и, не удержавшись на склоне, покатился вниз. В сгущающихся сумерках его тень удалялась вместе с туманом. Спустя несколько мгновений казалось, что зверя и вовсе не было.

Мишо встал, переводя дыхание, не в силах поверить в то, что земля для него не рухнула, а солнце не превратилось в ничто.

— Ты сделал это? Я был уверен, что ты сможешь.

Откуда-то из тумана вынырнул Левон. Мишо сжал зубы, а потом рассмеялся. Он запрокинул голову и беззвучно смеялся, уставившись в белесые небеса.

— Теперь ты считаешь себя равным зверю? — глядя на него, поинтересовался старик. — Ну что же, ты прав. Удачи тебе, Мишо-медведь. Это первый бой в твоей жизни. Не забывай о нем и помни, что такое — на время отступить.

18

Виола уже знала, что мсье Бертье обладал даром перевоплощения. Теперь он превратился в капризного больного и сердито объявил дворецкому, что у него ноет рука, и он хочет размяться на прогулке.

Пьер услужливо предложил молодому господину прогуляться по саду или проехаться на коляске вокруг парка. Но Бертье решительно отверг все это. Никто не сможет запретить ему пройтись по улицам. Мишель бросил выразительный взгляд на Виолу и заявил, что его секретарь может сопровождать его на прогулке. Понимая, что не вправе отказываться от предложенной работы в присутствии слуги, Виола ограничилась тем, что одарила своего хозяина ответным негодующим взглядом.

Она не считала вполне приличным отправляться на прогулку с мужчиной, пусть даже он ее работодатель. Когда девушка попыталась предложить вместо своей персоны взять для сопровождения какого-нибудь лакея, то Бертье в такой ярости уставился на нее, что даже дворецкий был вынужден согласиться с решением своего хозяина.

Спустя полчаса они отправились на прогулку в близлежащий парк. Но лишь только особняк князя исчез из вида, как Бертье, прихрамывая, устремился в сторону проезжавшего мимо наемного фиакра. Только теперь Виола сообразила, что прогулка была затеяна для отвода глаз домашних. Чувствуя, как в ней растет злость, она молча слушала указания, которые Бертье давал кучеру. Очень скоро экипаж направился в сторону Восточного района, где обитали низшие слои населения.

Когда они пересекли знакомый мост, запах окраины коснулся носа Виолы, и она слегка поморщилась. Оказалось, что неделя, проведенная в княжеском особняке на Сент-Мартене, заставила девушку забыть все прелести мира нищеты.

Бертье внимательно наблюдал за ее лицом.

— Вам не хочется сюда возвращаться? — спросил он, нарушив долгое молчание.

— Нет.

— Извините. Но мне нужна ваша помощь.

Он сидел напротив нее в карете, и она видела, как солнце, проникая сквозь грязное стекло, пытается играть с его светлыми волосами. Невольно залюбовавшись этими золотыми прядями и окунувшись в тепло светлых глаз Мишеля, Виола с отчаянием поняла, что не нуждается в его извинениях. Ей хотелось вновь и вновь слышать, что она нужна этому человеку.

Карета замедлила ход. Виола выглянула в окно и, охнув, испуганно схватилась за край сиденья. Оказалось, что они находятся перед хорошо знакомым полицейским участком.

— Вы в порядке? — спросил он.

— Что я должна делать?

— Спокойно дышать, — сказал он с улыбкой.

— И действовать по обстоятельствам.

— Но… — она еще крепче сжала пальцы.

— Представьте, что вы — кошка. Возможно — домашняя. Но с коготками.

— Мсье Бертье… — жалобно прошептала она.

— Вы сошли с ума?

Не ответив ей, Мишель послал кучера в участок за офицером и предложил девушке выйти из кареты. Совершенно растерявшись от ужаса, она спустилась по ступенькам, опираясь на его руки. Глаза ее тут же столкнулись с изумленным взглядом сержанта Прюнеля.

— Мадемуазель… — он едва не бросился к ней. — Я так рад вас видеть. Мы боялись, что… — сержант неожиданно осекся и уставился на Бертье, опирающегося с легкомысленным видом на свою щегольскую трость.

— Это мой работодатель, — быстро объяснила Виола, опасаясь, что могут неправильно истолковать их отношения. — Я — секретарь господина Бертье.

Но сержант не захотел понимать ее. Девушка увидела, как зарделось его лицо, и веснушки стали почти не видны.

— Секретарь, — повторил он злым голосом. — Вы неплохо устроились.

Виола нервно вздохнула и хотела еще раз все объяснить, но твердая рука Бертье взяла ее за локоть.

— Мадемуазель Фламель хочет забрать свои вещи из комнаты, которую раньше занимала. Она предполагает, что могут возникнуть некоторые недоразумения между нею и хозяйкой. Я не стал бы вас беспокоить, но, как вы видите… — он указал взглядом на свою руку, висящую на перевязи. — Из-за некоторых обстоятельств я не могу обеспечить ее безопасность в той мере, в какой мне хотелось бы. Не могли бы вы отправиться с нами?

Прикосновение Бертье обожгло Виолу. Он открыто продемонстрировал свое право собственности на нее, что лишь подтверждало подозрения сержанта. Прюнель смотрел на них так, словно хотел затеять драку с Бертье. Но он сдержался.

— Я должен переговорить с инспектором.

— Спасибо, — небрежно кивнул Мишель.

Бросив уничтожающий взгляд на Виолу, сержант направился в участок.

— Он считает, что я… — воскликнула она в отчаянии.

— Разве он хорошо вас знает? Сомневаюсь в этом, — Бертье упорно не выпускал ее руки.

— Но он думает…

— Вот и отлично, что так думает.

— Нет! — в ужасе воскликнула Виола, когда увидела, что инспектор Тобиас спускается по ступенькам. — Пожалуйста… Я не хочу… — пролепетала она жалобно.

Мсье Бертье отпустил ее руку и слегка подался назад, установив приличное расстояние между ними.

— Мадемуазель Фламель, — приветствие инспектора было более теплым.

Он вежливо пожал руку господину Бертье, поздравил Виолу с получением хорошей работы, выразил сочувствие ее хозяину по поводу его травмы и уверил, что с удовольствием отправит сержанта Прюнеля вместе с ними, чтобы избежать каких-либо недоразумений с мадам Тибо. К сожалению, сам он не мог оставить участок.

Он вел себя безупречно, но, когда Бертье и сержант отошли на некоторое расстояние, инспектор придержал Виолу и прошептал:

— Мадемуазель, вы знаете, что все это выглядит слегка… Вы уверены, что поступаете правильно?

— Я — секретарь господина Бертье, — твердо заявила девушка и строго взглянула инспектору в глаза. — Этот человек очень добрый и честный.

Тобиас внимательно посмотрел на мужчин, остановившихся в ожидании Виолы.

— Очень красивый парень. Бедняга Жано… Но он сам виноват — сидел как мешок, когда эта ведьма, его сестра, набросилась на вас. Я ему тогда так и сказал. Он места себе не находил, когда вы исчезли.

— Сержанту Прюнелю нет нужды заботиться по поводу моей безопасности, — лицо девушки стало жестким.

— Он очень сожалеет о произошедшем в тот вечер. Берегите себя, мадемуазель. Я знаю, что вы порядочная девушка, но все же будьте осторожны и не делайте глупостей. Кстати, почему этот честный господин, взявший к себе в секретари девушку, катает ее в закрытом экипаже? По-моему, это не очень прилично.

— Мы взяли первый попавшийся экипаж. К тому же… он не захотел отпускать меня сюда одну, заботясь о моей безопасности. По-моему, это говорит о его порядочности. Любой другой хозяин не стал бы терять свое время на проблемы прислуги.

— Извините меня, мадемуазель. Но я хотел всего лишь предостеречь вас. Не удивляйтесь, если он начнет ухаживать за вами. Конечно, если он уже не начал этого делать.

Виола закипела от ярости.

— Я не понимаю, как вы можете говорить такие вещи! Мсье Бертье — очень влиятельный человек и искренне предан одной девушке из весьма знатной семьи. Он собирается сделать ей предложение, и я сомневаюсь, что у него могут возникнуть столь низкие мысли, которые, похоже, тревожат всех в этом районе города. Кроме того… у него сломана рука!

— Не такое уж это препятствие для решительного человека, — со знанием дела заметил инспектор Тобиас.

— Прощайте, — сказала Виола, не имея больше желания встречаться с этим человеком.

Виола понятия не имела, как себя вести. Она и подумать не могла, что Бертье решит пригласить полицейского сопровождать их. Возможно, у него и впрямь не все в порядке с головой. Вот что получается, когда свяжешься с мужчиной. Они слишком любят приключения, воображают себя благородными разбойниками или пиратами. А лучше бы сидели дома с больными ногами и сломанными руками, тихонечко отдыхали и слушали чтение вслух. Он даже не знает, как Виола прекрасно читает. Вместо того, чтобы бродить по Парижу, она с удовольствием занялась бы чтением у постели больного.

А вместо этого ей приходится дрожащим голосом здороваться с мадам Тибо.

— Ага, вернулась? — хозяйка дома тучей выплыла из своей квартиры. — Я уж думала, что мадемуазель туда-сюда… А, ты даже привела мужчину? Добрый день, мсье… Рада вас снова видеть… — и тут же, увидев сержанта Прюнеля, она мгновенно сменила приторно-слащавый тон: — А это еще зачем?

Сержант выглядел все более угрюмым и следил сердитым взглядом за Виолой, ощущая себя, наверно, обвинителем. Девушка старательно не обращала на него внимания. Он ничуть не лучше своей сестры, поскольку готов делать необоснованные заключения. Виола рада, что наконец поняла его суть.

И все же это было унизительно. Мадам Тибо не успела объявить о том, что видела мсье Бертье в комнате Виолы, но могла сказать об этом в любую минуту.

— Мадемуазель Виола пришла забрать свои вещи, — тон господина Бертье был небрежным и исключал малейшее проявление фамильярности со стороны хозяйки.

— Свои вещи! — хозяйка подбоченилась. — Я очень сожалею, но мадемуазель Фламель оставила только грош в калоше. Исчезла, не сказав мне ни слова о своих вещах. Она все забрала с собой.

— Неправда! — воскликнула Виола. — Я ничего не успела взять.

— Тогда почему в комнате пусто, как в норе церковной крысы? Кстати, за комнату было не заплачено!

— Я все оплатила! — воскликнула Виола.

— У вас есть расписка? — насмешливо спросила хозяйка.

— Но вы никогда их не давали!

— Конечно, нет. Потому что вы никогда не платили, мадемуазель кружевные панталончики. Я знаю вас, как свои пять пальцев. Даже если в комнате что и оставалось, то я имела полное право продать те мелочи в уплату вашего долга. Разве это противоречит закону, сержант?

Тот пожал плечами:

— Все зависит от обстоятельств.

— Вы продали мой серебряный туалетный набор? — взволнованно спросила девушка. — Это последнее, что осталось у меня в память о моей благодетельнице мадемуазель Дельфор.

— Не знаю ничего ни о каком серебре, — пробурчала мадам Тибо. — За все, что я там нашла, не дали и двух монет. Вы еще остались должны за жилье.

— Сколько? — опираясь на трость, поинтересовался Бертье.

— Двадцать — такова плата с девиц, которые развлекают мужчин.

— Я никогда не занималась этим!

— Я это видела собственными глазами.

Бертье прервал хозяйку:

— Сколько я должен доплатить, учитывая то, что вы уже продали серебряный набор?

— Я не видела никакого набора…

— Вы хотите сказать, что в вашем доме совершена кража, а вы не в курсе?

Двойной подбородок мадам Тибо заколыхался.

— Вы не помните этот набор? Быть может, мы сумеем найти того, кто купил это серебро? Как я понимаю, оно когда-то принадлежало знатной даме и, следовательно, должно было иметь вензель с гербом, — голос Бертье стал похож на голос хищника — большого, сонного, но весьма опасного.

— Да и не серебро это было… — женщина, как завороженная, смотрела на портмоне, которое мелькнуло в руках мужчины.

— Ах вот как… поскольку вы признались, что эти вещи проданы, то вам больше ничего не причитается. Мы пройдем наверх, взглянуть — не осталось ли еще что-либо.

— Нет! У нее нет права входить в комнату, за которую не уплачено.

— Вы все получили сполна! — вспыхнула девушка.

Не обращая больше внимания на хозяйку, мсье Бертье стал подниматься по лестнице. Хозяйка попыталась ухватить его за локоть, но он сделал резкое движение, избавляясь от ее рук, и она упала, скатившись по ступенькам вниз.

— Моя спина! Колено! Рука!

Бертье небрежно оглянулся:

— Вы ушиблись?

— Где представитель закона! Помогите мне!

Она уцепилась за Виолу, и та помогла ей встать. Женщина уселась на ступеньках с громким стоном.

— Быть может, следует вызвать врача? — предложил Бертье, разглядывая стоящих внизу Виолу и сержанта.

— Она и так очухается, — грубо заявил Прюнель. — Вот что, мадемуазель, я не могу здесь болтаться целый день. Да и вам, мсье, нет нужды взбираться наверх, раз в комнате давно все распродано.

Виола растерянно посмотрела на Бертье, но тот встретил ее взгляд с абсолютно безмятежным видом. Бросив взгляд на хозяйку, девушка направилась по лестнице в свою комнату. Сержант тут же устремился вслед за ней.

Пока она рылась в своей сумочке в поисках ключа, он нагло стоял прямо у нее за спиной. Виола слышала его тяжелое дыхание и еще больше нервничала. Наконец дверь со скрипом отворилась, и девушка вошла в комнату.

Пустота совершенно оглушила ее. Кровать, стол, стул. Больше ничего. Ни ее пальто, ни юбки, ни блузы с кружевом. Исчезло все белье и вязаная шаль, нет даже таза и кувшина для умывания, не говоря о том, что, разумеется, украден туалетный набор — подарок мадемуазель Аделаиды. Что ж, ей придется с этим смириться. Но зачем Бертье отправил ее сюда? С какой целью? У него определенно для этого была своя причина.

— Я не могу поверить, мадемуазель, — зло проговорил сержант.

Она резко обернулась и посмотрела ему прямо в лицо:

— Я тоже! Нагло украсть мои вещи!

— Мне наплевать на это… — он схватил ее за руку. — Я не дам ни гроша за ваши вещи! Я не могу поверить в то, что моя сестра оказалась права, когда говорила о вас.

— Ваша сестра… — Виола отступила от него, пытаясь выйти из комнаты.

— Я думал, что вы — честная девушка, — его голос стал жарким, а лицо покраснело. — Я ждал. Надеялся. Относился к вам с уважением. Я хотел жениться на вас!

Она резко вырвала руку.

— Я — честная девушка, сержант. И не желаю слушать гадости, которые вы говорите.

Он стиснул ее плечи так сильно, что ей стало больно.

— Вы ведь уже приводили сюда мужчин? Развлекали их на этой кровати? Вам нравилось это?

— Отпустите меня! — кровь застучала у нее в висках, но она не могла вырваться из гадких объятий.

— Мадлен предупреждала меня. Но я не верил. А теперь убедился собственными глазами… — тяжело дыша, он притянул девушку к своей груди.

— Отпустите меня! Вы забываетесь! — закричала Виола.

Она рвалась из его рук, но его объятия становились все крепче. Он пытался прижаться к ее губам своим мерзким ртом… Отворачивая голову, девушка в панике забилась в его руках и закричала:

— Пустите меня!

— Отпустить? Чтобы вы ушли с ним! Он прекрасен, как падший ангел, и столь же порочен. Он даже хром, как дьявол! Знаю я таких! И таких как вы — тоже! На простых людей вам наплевать! Только деньги — это все, что для вас существует…

Виоле наконец удалось выскользнуть из жадных объятий. Она бросилась к двери и едва не упала, натолкнувшись на живую преграду.

На пороге стоял Бертье. Он опасно молчал и исподлобья смотрел на сержанта.

— Вы хотите драться? — задиристо спросил Прюнель. Сжав кулаки, он сделал решительный шаг в сторону своего врага. — Вы надолго запомните, как развлекаться с девушками! Ну же, нападайте на меня!

Бертье стоял все так же неподвижно, но Виола видела перед собой напряженного зверя, тигра, готового выпустить наружу острые когти. Девушка невольно почувствовала испуг за глупого напыщенного парня, который не видит опасности. Сержант не подозревает, что этот холеный прихрамывающий господин владеет совершенно непостижимым способом наносить удар, даже не прикасаясь к человеку…

Кипя от злости, Прюнель рванулся к своему обидчику. Бертье, словно призрак, прошел сквозь полицейского. На какое-то мгновение сержант задержался в дверях, а затем просто-напросто вылетел на лестницу, едва успев ухватиться за перила, чтобы не скатиться вниз.

Спокойный Мишель, прихрамывая, вышел вслед за ним из комнаты. Потирая отекшие запястья, Виола осторожно выглянула из-за его спины, пытаясь понять — не очень ли сильно пострадал Прюнель.

Сержант уже пришел в себя и успел встать на ноги.

— Я мог бы жениться на вас! Несмотря на Мадлен… забыв про все остальное! А что вам предложит этот хлыщ?! Спросите у него!

Виола почувствовала, что у нее от обиды скривился рот, и слезы готовы заструиться по щекам. Нервы были на пределе.

— Уходите! — едва смогла сказать она.

— Он ведь негодяй! Посмотрите на него! Таких типов видно издалека! Все, что есть низкого и постыдного, — это он! Вы думаете, что он красив, точно ангел, но он — сам дьявол. Вы очень скоро поймете, что ненадолго нужны ему! — он взялся за голову и застонал: — Ах, мадемуазель… черт с вами с обоими! — развернувшись, Прюнель быстро стал спускаться по лестнице.

Бертье проводил его взглядом, потом повернулся к Виоле. У него были странные глаза. Казалось, что мужчина не узнает девушку. Затем он стряхнул с себя наваждение и плотно закрыл двери в комнату. Не обращая внимания на больную ногу, Мишель легко взобрался на стол, поставил на него стул и встал на него. Девушка, затаив дыхание, смотрела, как он опасно покачивается на всем этом шатком сооружении. Вот Бертье вытянулся во весь свой рост и, засунув руку за чердачную притолоку, принялся там что-то искать.

Уже спустя мгновение, он легко приземлился на пол, оберегая при этом больную ногу. В руках у него блестел длинный кинжал странной формы. Виола уставилась на него, не понимая, что все это значит.

— Спрячьте под юбку, — тихо попросил он, протягивая ей кинжал.

— Что? — опешила девушка.

Но он не дал ей времени на раздумья и попросту задрал подол ее платья. Смутившись, девушка быстро выхватила у него оружие.

— Я сама, — прошептала она. — Не смотрите… пожалуйста…

Взгляд его был непроницаем. Отвернувшись, он стал рассматривать стену со старой штукатуркой. Снизу донесся крик хозяйки. Опасаясь, что мадам может ворваться в комнату, Виола поспешно укрепила кинжал подвязкой на ноге. Сделав шаг, она убедилась, что оружие держится не очень крепко и больно царапает кожу. Решившись, она вытащила из сумочки платочек и крепко примотала кинжал к ноге. На этот раз двигаться можно было без опаски, что оружие выскользнет на землю, но от сильного натяжения нога начала ныть. Занимаясь этим, она даже не заметила, что Бертье покинул комнату и уже разговаривает о чем-то с мадам Тибо.

Одернув юбку, девушка поспешила вниз. Когда она оказалась возле квартиры хозяйки, то застала там странную картину. Мадам медленно входила к себе, и движения ее были подобны движениям механической куклы, которую Виола как-то видела в одном магазине. Глаза хозяйки были абсолютно пусты, и она послушно выполняла то, что велел Бертье:

— Вы сейчас сядете в кресло и уснете. Когда проснетесь, то ничего не вспомните. Здесь никого не было.

Голос его был низким и пугающим.

Не останавливаясь, девушка вышла на улицу и быстро села в экипаж. Она попыталась слегка ослабить узел, но тут же остановилась, решив подождать Бертье.

Он не заставил себя ждать. Дверца захлопнулась, и карета покатилась, слегка вздрагивая на мостовой. Виола прикрыла глаза, чувствуя, что еще несколько минут, и она станет такой же хромой, как ее хозяин. Бертье молча смотрел на нее.

— Что это?

— Этот кинжал мне очень нужен.

— Он тоже украден? Почему же об этом нет сообщения в газетах?

— Потому что об этом никто из посторонних не знает. Не стоит больше задавать вопросов, на которые у меня нет желания отвечать вам. Могу сказать лишь то, что это — орудие мести.

— Вы заберете его сейчас? — ее руки стали смущенно теребить подол платья.

— Пока что нет. Отнесите его к себе в комнату. Там есть какое-либо потаенное место, куда вряд ли заглянет горничная? Хотя бы до утра?

— Ко мне? — окончательно растерявшись, переспросила девушка.

— Вы хотите вернуть его сейчас?.. Но я предпочел бы забрать его ночью.

— Почему?

— Не хочу, чтобы его увидел мой камердинер. И вообще кто-либо. В моей комнате сегодня собирались делать уборку, и я не смогу воспользоваться своим сейфом до вечера.

Нахмурившись, он уставился в окно.

— Хорошо. Я спрячу его под туалетным столиком. Но утром горничная может его заметить.

— Не волнуйтесь. Я до утра заберу у вас кинжал.

— Что?.. — опешила девушка.

Уголки его рта слегка изогнулись, но это не было похоже на улыбку. Казалось, что он погрузился в свои мысли.

Виола издала слабый стон. Какой ужасный человек. Сколько неудобства и даже боли он ей создает. К тому же он вор. Если, конечно — не хуже, если принять во внимание этот кинжал. Неужели он хочет забраться в ее спальню ночью? Конечно, только для того, чтобы забрать свое оружие.

— Вы ведь не предадите меня? — спросил он. — Я могу вам доверять?

Виола прижала руки к щекам и обреченно кивнула.

— Мадемуазель Виола, — мягко произнес он. — Вы — замечательная девушка.

Этим вечером семья впервые за всю неделю ужинала дома, и оказалось, что для Виолы было приготовлено место за общим столом. Бертье остался в своей комнате, заявив, что прогулка по парку весьма его утомила.

За ужином разговор касался скорого отъезда Мишеля, и Виолу весьма удивило то, что никто из семьи не был опечален скорым расставанием с любимцем всего дома. Видимо, все уже привыкли, что дела заставляют их ненаглядного Мишо время от времени срываться с места.

Когда на стол подали десерт и кофе разговор незаметно перешел к политическим проблемам. В воздухе витали совершенно непонятные и труднопроизносимые имена, но Виолу это не смущало. Она была готова сидеть здесь как можно дольше, надеясь, что Бертье зайдет в ее комнату за своим оружием, пока она находится в зале вместе со всеми.

Но когда она вернулась к себе, кинжал все еще лежал под ее туалетным столиком. Она не стала переодеваться ко сну, решив не ложиться в постель. Пожалуй, лучше будет встретить мужчину, собравшегося ночью посетить ее, в более приличном одеянии, чем ночная сорочка.

Усевшись в мягкое кресло, она взяла в руки книгу, лежащую возле кровати, и принялась просматривать ее. Книга оказалась написана на неизвестном языке. На иллюстрациях красовались странные дворцы, корабли, люди в необычных одеждах. Книга оказалась довольно любопытной, но ближе к полуночи девушка почувствовала, что глаза начинают слипаться от усталости.

«Ох уж эти мужчины!» — подумала она, прикрыв на минуту ресницы…

Она очнулась внезапно и обнаружила, что в комнате уже совершенно темно, и только уличный свет проникал через окна, бросая странные блики на окружающее девушку пространство.

— Вы не спите?

Голос мужчины был мягок и нежен, но именно его ласковый тон заставлял Виолу ощутить сильное волнение. Бертье стоял неподалеку от нее, возле окна. Лунный свет падал на его лицо, делая незнакомым. В руках он держал кинжал, и его золотая рукоять сверкала в падающем свете.

— Не хотите посмотреть? — предложил он.

Виола словно во сне приблизилась к нему, очарованная ночными бликами, тишиной и блеском необычного оружия. На круглом ободке, обрамляющем рукоять, теснились тонкие линии, образующие странный узор — голову какого-то зверя, вроде бы медведя…

— Он прекрасен? — тихо спросил Бертье. — Говорят, что ему около ста лет.

— Наверно, он очень дорогой? Ведь кинжал, кажется, сделан из золота?

— Нет. Золото только обрамляет сталь, — он ласково провел рукой по мерцающей стали. — Вы полагаете, что ваш сержант был прав?

Девушка с непониманием взглянула на него.

— Сержант Прюнель — грубый и бестактный человек, — медленно проговорила она. — Я бы очень не хотела вновь встретить его. Его высказывания в мой адрес… гадкие и мерзкие.

— А его мнение относительно меня? Во мне он не ошибся?

— Этот человек не может быть прав, — резко сказала Виола. — Он безнадежно глуп.

— Но он напугал вас.

— Это неудивительно. Ведь сержант обвинил меня во всех существующих грехах…

Бертье посмотрел ей прямо в глаза.

— Мадемуазель Виола, могу я что-нибудь сделать для вас, прежде чем уеду?

Девушка смутилась от искренности, прозвучавшей в его голосе.

— Я полагаю, что все и так идет отлично. У меня теперь есть работа… есть дом, где ко мне хорошо относятся.

— Если вы желаете, я переговорю с сержантом Прюнелем. Я могу исправить его ошибку, объяснив, что он ошибся по поводу наших с вами отношений.

— Нет! — девушка испуганно замотала головой. — Я думаю, что вам не стоит больше общаться с полицией. К тому же… сержант разочаровал меня. Если ему угодно верить всяким глупым домыслам, то это его личное дело.

— Но это не его вина. Скорее — беда. Мне кажется, ему было очень больно увидеть вас в моем обществе…

Виола пренебрежительно фыркнула. Она вовсе не собиралась прощать сержанта. С улицы донеслось чье-то пение, и девушка мгновенно вспомнила, что находится в своей спальне. За окном — глубокая ночь, а рядом с ней — мужчина. Все это может нанести удар по ее репутации. Видимо, Бертье подумал о том же, потому что слегка поклонился девушке:

— Спокойной ночи, — пробормотал он. — Завтра можете не торопиться с пробуждением. Позвольте себе проснуться тогда, когда сами того захотите.

Его отъезд был назначен на восемь часов утра. Припомнив это, девушка вдруг почувствовала, что ей трудно прощаться с этим человеком, которого она так мало знала. Поддавшись странной жалости, Виола протянула руку и положила ее на пальцы, держащие кинжал.

— Спасибо, мсье Бертье. Спасибо за все!

Воздух, казалось, сгустился. Ее ладонь лежала на его руке. Холодный взгляд Бертье пронзил девушку насквозь, словно холодный клинок. И больше ничего.

Больше ничего, но она почувствовала, что все неожиданно изменилось, обрело ясный смысл. От сознания этого даже кровь застучала в висках. Она не знала… ничего не знала. Но у этого мужчины была странная сила — в его глазах, в его неподвижной руке, даже в его молчании…

Она опустила глаза. Теперь уже он коснулся ее руки и поцеловал дрожащие пальцы.

— Доброй ночи, мадемуазель Виола.

Мишель растаял в тишине. Она не услышала ничего — ни щелчка замка, ни стука двери, но почему-то знала, что он ушел.

Девушка снова опустилась в кресло и неожиданно почувствовала, что у нее в ладони оказался какой-то предмет. Кольцо. Обычное маленькое кольцо со странным лиловым камешком.

19

Он хотел ее. Хотел прикоснуться к ней. Во время всего пути — в карете, в гостиницах — он просыпался с этим желанием, и каждую ночь ему снилось, что она находится рядом. Но больше не было стыда, и это казалось необычным.

Валахия встретила его солнцем, зеленью, цветами, привычными запахами. И — одиночеством. Он жил в небольшом флигеле в саду, где деревянные ставни были почти всегда закрыты, и от этого в комнатах было сумрачно и бродило одинокое эхо.

Узнав о том, что пострадала его рука, Левон велел немедленно снять повязки, пахнущие аптекой, и самолично занялся лечением своего любимого Михася. Запахи диких трав и кореньев наполнили легким дурманом флигель, а рука удивительно быстро обрела былую гибкость и силу.

Последние годы Мишель был занят делами, поэтому занятия с Левоном почти прекратились. Теперь было решено вернуться к прежним упражнениям.

— Все идет как надо, — приговаривал старик. — Не давай себе поблажки. Живи так, словно это твой последний день. Лови жизнь, не давай ей ускользнуть от тебя.

Но даже утомительные занятия, заставляющие забыть о все еще ноющих лодыжке и руке, не позволяли Мишелю отвлечься от мыслей о ней.

Он постоянно вспоминал ее лицо, изящное обнаженное тело, скользящую по нежной коже воду, вспоминал, как она умеет изящно сидеть, сложив аккуратные ножки, точно фарфоровая статуэтка; он вспоминал ее склоненную голову, сверкающие волосы, нежную кожу шеи и груди в обрамлении скромной кружевной косынки, ее необычные фиалковые глаза… В такие минуты он не мог сосредоточиться, терял спокойствие.

Чтобы победить себя и изгнать этот образ, он проводил ночные часы в безмолвии, старался подавить мучительное желание, но она облаком теплого воздуха прокрадывалась в его разум. Он мог сидеть отрешенно, уставившись в окно, старательно ни о чем не думая, но именно из этого «ничего» рождался ее образ, соблазнительный изгиб ее тела, ее волосы, рассыпанные по обнаженным плечам, томительная округлость груди и бедер…

Он ничего не рассказал Левону.

Слухи от приближающихся переменах в мире не прекращались ни на день. У Мишеля были акции австрийских и турецких компаний, и теперь ему приходилось следить за тем, чтобы не понести убытки ни с одной, ни с другой стороны. Он слышал, как в городах люди яростно спорят на площадях и маленьких кофейнях, кричат, жестикулируют, обсуждая возможность освобождения от Турции законных областей Валахии. Каждый отстаивал свое мнение и свои деньги.

Мишель знал, что такое власть и что такое борьба за нее. Он также прекрасно понимал, что такое страх. Он видел смятение парижских аристократов, когда воспоминания о недавних революциях заставляли их дрожать за свое нынешнее благополучие. Не раз он сталкивался и с амбициями бизнесменов, видел, как простые люди нередко теряют свое добро, оказавшись втянутыми в игру, правила которой сочиняли хладнокровные расчетливые дельцы. Он понимал это, осуждал или одобрял, но самым главным для него было одно — предвидеть и знать, как действовать.

Он создавал свое собственное дело не ради денег или власти. Все это творилось только ради Элины. И сейчас он не собирался примыкать ни к одной из спорящих сторон. Для него было необходимо обеспечить будущее и сохранить свое дело. Он должен стать достойным той, кого любит. Тем, кого она полюбит.

Но в его сердце появилась трещина.

Слабость тянула его в темноту, она была с ним все эти годы, никогда не давала забыть о себе. И сейчас в нем было два желания. С одной стороны — Элина, честь, знатность и все остальное. С другой — темная манящая слабость. Он ее презирал, но страстно хотел утонуть в ней. Возможно, он сумеет избавиться от нее, если отомстит тому негодяю, который сумел ускользнуть от него в Париже. Доверенные лица уже сообщили, где нашел себе убежище мерзавец, главный вдохновитель уму непостижимых оргий и исполнитель чудовищных опытов. Он выполнит свое предназначение и получит желанное спокойствие. И только тогда сможет обрести свою настоящую жизнь рядом с любимой женщиной.

Пару лет назад Мишель купил одно старое поместье в окружении заброшенных яблоневых садов и виноградников. Он решил построить там новый огромный дом. В каждой его комнате он уже сейчас видел в воображении Элину: вот она сидит за пианино, и чарующие звуки плывут по всему дому. Он ясно представлял перед собой огромный обеденный стол, за которым станет собираться их семья. Мишель сам лично сделал чертеж просторной беседки в саду для Элины, ведь она обожает ветер и аромат спелых яблок. А еще обязательно будут выстроены прекрасные конюшни для породистых арабских скакунов. Он уже разговаривал с архитекторами и заказал все необходимое. Очень скоро старые постройки будут снесены, и начнется строительство новой усадьбы. Мишель не раз думал о том, как назовет свой дом. Быть может — Дом Элины?..

И тут же вспоминал нежное лицо, шею, тонкие гибкие руки юной девушки, когда она, смущаясь, поправляла выбившиеся из прически локоны…

«Забудь, — приказал он себе. — Забудь».

Далеко внизу едва виднелось маленькое селение — забавные крыши в окружении буйной зелени… Эти милые маленькие домишки неожиданно напомнили ему трогательную забавную девчушку, привлекательную своей простотой и наивностью…

Он должен был признаться Элине в своих чувствах. Она всегда приветствовала честность и открытость. Возможно, Эли сама давно ждет его признания… Наверно, стоило подойти и прямо сказать:

«Каким именем мне назвать свой дом, который я строю для тебя, Эли? Кстати, ты не согласишься стать моей женой?»

Он смотрел, как солнце садится за горы, как вокруг все оказалось залито волнующей смесью оранжевого и зеленого… Ему было трудно думать об Элине… в то время, как он видел совсем другую картину — мягкие, разлетающиеся на ветру волосы, он чувствовал аромат ее тела, смешанный с запахом цветущей яблони… Господи! Пошли мне слепоту и глухоту, пусть исчезнет это мучительное видение!.. Слабость была невыносима!

Зарево от заходящего светила становилось сильнее, смотреть на него стало нестерпимо больно. Казалось, что солнце пытается дотянуться именно до него своими пылающими лучами!

Он решил назвать свой дом — «Яблоневое солнце».

И подумал, что поступил не очень верно.

20

Виола была горожанкой. Единственное ее впечатление о сельской местности — это прогулка за городом в возрасте одиннадцати лет. Именно поэтому усадьба Бюшенель в пригороде Парижа ей очень понравилась: красивый старый дом, огромный и уютный, множество деревьев, огромная библиотека, где находились коллекции бабочек, засушенных цветов и листьев, альбомы с рисунками, большие оранжереи… А роскошный парк!

Молодой князь Эмиль предупредил ее, что в доме имеется небольшой зверинец, где обитают ягуары и леопарды. Прежний владелец усадьбы очень любил этих больших кошек, и князь Маре-Розару в память о нем велел старательно ухаживать за этими зверями. Нередко хищников выпускают на прогулку со всеми предосторожностями и на цепи, но все же приходилось быть настороже в этом случае.

Виола внимательно отнеслась к этому сообщению и первое время с опаской выходила на прогулку. Но затем чарующий мир усадьбы заставил ее забыть об опасности, и девушка с радостным восторгом гуляла по парку, дышала свежим деревенским воздухом, любовалась лужайками, полными незатейливых цветов, пышными деревьями и зелеными холмами.

В конце парка находился длинный необычный дом, покрытый виноградными лозами алого осеннего цвета. Уже в первые дни приезда в усадьбу Элина с Виолой самолично привели в порядок это помещение, выбросив прочь все старые столы и скамьи. Дело в том, что девушки решили обязательно приготовить особый вишневый ликер по рецепту мадемуазель Аделаиды. В конце июля все окрестные фруктовые сады ломились от урожая вишен. Воспоминания Виолы о старинном напитке и ее восторженное описание всей процедуры приготовления ликера подвигли княгиню Софию создать необычный напиток для Рождества. Почти целую неделю слуги под руководством Элины собирали вишни, вынимали из них косточки и засыпали в огромные кувшины вместе с сахаром.

Князь Альбер был привлечен на помощь как знаток вин. Когда пришло время пробовать ликер, князь изъявил желание стать его первым дегустатором. Сделав небольшой глоток, он долго перекатывал тягучую жидкость во рту, затем проглотил и, слегка откашлявшись, заявил, что ликер со временем приобретет отличный вкус.

За этими заботами незаметно промелькнуло лето и подошла дождливая осень. Семейство решило вернуться в Париж, где начинался новый бальный сезон. Дамы с головой окунулись в светские развлечения. Неожиданно для себя княгиня София заслужила симпатию короля, что несколько испугало ее. Хотя это было неудивительно, поскольку София выглядела ослепительно красивой даже в свои сорок лет. Князь лишь посмеивался, любуясь ее смятением. Он прекрасно знал, что супруга никогда не даст ему повода для ревности, и даже лестное внимание монарха не заставит Софию изменить любимому мужу.

Париж, конечно, был великолепен и богат на всякого рода увеселения, но с приходом зимы семья князя вернулась в усадьбу. Очень скоро в Бюшенель зачастили с посещениями гости, весьма знатные особы. Самым заметным среди них оказался один молодой человек, который пользовался особым вниманием княжны Элины.

Молодой герцог Шовиньи впервые увидел Элину на выезде со сворой гончих. Назвав ее посадку на коне весьма рискованной, он счел необходимым объяснить девушке особенности охоты на холмистой местности. К удивлению окружающих, его советы обычно довольно упрямая девушка восприняла с большим вниманием. А герцог с удовольствием воспользовался приглашением посетить Бюшенель еще раз, потом — еще. В конце концов все стали считать его близким другом семьи, и он почти перестал покидать здешние места, загостившись на целых две недели.

Зима уже входила в свои права, и Виола решила, что пришло время откупорить кувшины с ликером. Узнав об этом, Элина восторженно захлопала в ладоши и предложила Виоле отправиться вдвоем к домику, где хранился напиток.

Когда они откупорили один кувшин, великолепный аромат вишен сильно ударил в нос девушкам, и от неожиданности они дружно рассмеялись.

— И что теперь с ним делать? — поинтересовалась Элина.

— Нам следует осторожно вылить напиток из кувшина через дуршлаг в эту чашу и… пожалуй, попробовать ликер, — объяснила Виола.

Они самостоятельно выполнили эту работу, а затем присели отдышаться на широкую скамью.

— Я думаю, что у нас получился отличный напиток к Рождеству, — заявила княжна и подцепила тонкими пальчиками блестящую вишенку. Виола не успела ее удержать, как Элина быстро опустила ягоду в рот.

— О боже! — воскликнула княжна. — Какой вкус! Этот ликер, наверно, будет очень крепким! Попробуй сама!

Виола, помедлив, осторожно положила в рот вишенку и тихонько ее надкусила. Сладкий вкус ягоды из ликера обжег язык, но вкус оказался действительно отменным.

Элина отведала еще несколько ягод и, весело смеясь, предложила Виоле:

— Мне кажется, что мы должны попробовать ягоды из остальных кувшинов. Надо убедиться, что ликер так же хорош во всех сосудах.

Через полчаса у них были липкими и руки, и губы, а белоснежная скатерть на столе оказалась в красных винных пятнах.

— Вы только посмотрите на эту ягоду, — залилась от смеха княжна, сбросив на скамью вязаную шаль. — Похоже, она напоминает графиню де Лорси.

Они обе расхохотались, припомнив занудную гостью.

— Мне кажется, что мы перепробовали ягоды из половины кувшинов, — заливисто хохотала Виола.

— У нас будет сказочное вишневое Рождество! Хватит для всех гостей!

— Еще бы! Ведь здесь такой огромный дом!

— Пере… про… огромный!

— Огромный… преогром… огромнейший!

Они путались в словах и, давясь от смеха, упали на скамью. Элина обняла Виолу рукой и поцеловала в щеку:

— Как же с тобой весело! Я так рада, что ты живешь у нас!

— Спасибо… — ответила девушка. — Я тоже этому очень рада… — она запнулась, пытаясь собрать разбежавшиеся мысли. — Кажется, нам следует теперь разлить ликер в бутылки… Тут где-то была воронка…

Элина резво вскочила и через мгновение обнаружила нужный им предмет. Выстроив бутылки на столе, они установили воронку в горлышко первой бутылки и осторожно приподняли чашу с ликером. Густой красновато-золотистый ликер потек внутрь сосуда, поблескивая в солнечном свете, льющемся из окна.

— Боже, как он великолепен! — восхищенно воскликнула княжна…

— Дух замирает, — раздался знакомый мужской голос.

Элина оглянулась и взвизгнула:

— Михась!

Бертье ловко подхватил на руки девушку, когда она бросилась к нему на шею. Он держал ее, слегка покачивая, словно маленького ребенка. Льющийся из открытой двери солнечный свет, как обычно, вспыхнул в его волосах, и мужчина засиял магией золота.

За пять месяцев разлуки Виола почти освободилась от его воздействия, забыла, как он несказанно красив. И вот теперь от одного лишь взгляда на него у девушки кружилась голова.

— Михась! — Элина прижалась к мужчине. — Я так скучала по тебе…

— Я вижу, — с усмешкой произнес Бертье и опустил ее на пол.

— С возвращением! — Виола, подобрав юбки, присела в старательном реверансе.

Он наконец соизволил взглянуть на нее. Виола смущенно откинула в сторону выбившуюся из прически прядь волос. Уложить непослушный локон липкими руками она сейчас была не в состоянии. Бертье улыбнулся, и Виолу тут же охватила теплая волна радости. Она едва не расплакалась. Девушка на миг прикрыла глаза, и ей показалось, что комната еще сильнее закачалась…

— Мы сделали вишневый ликер по рецепту мадемуазель Аделаиды, — объявила Элина. — Возьми вишню.

Она мгновенно протянула ему целую горсть ягод, с которых медленно стекала сладкая тягучая жидкость.

Бертье слегка испуганно отстранился, потом вздохнул:

— О Боже! Что вы здесь вытворяете?

— Пожалуйста, не отказывайтесь, господин Бертье, — принялась уговаривать его Виола и неожиданно начала смеяться.

Он удивленно взглянул на нее. Девушка прикрыла рот рукой, пытаясь стать серьезной:

— Попробуйте хотя бы одну. Это снимет усталость после вашего путешествия.

— Не сомневаюсь в этом, — неожиданно согласился он и, взяв из ладони Элины одну вишню, проглотил ее.

Девушки принялись уговаривать его продолжить это увлекательное, по их мнению, занятие. Но Бертье напомнил, что скоро накроют стол к обеду.

— Обед? А сколько времени? — воскликнула княжна.

— Около четырех.

— О, мне пора идти, — встрепенулась княжна. — Ой, милая Виола, взгляните только… Как это мы сумели такое натворить? Михась, помоги, пожалуйста, Виоле разлить ликер в эти бутылки. Она с этим не справится одна, а мне так хочется, чтобы его попробовал…

Она не договорила, а вместо этого быстро ополоснула руки в ведре с водой, завернулась в теплую шаль и выбежала за дверь, слегка пошатываясь.

Виола ничуть не огорчилась, что она убегает. В глубине души понимала, что ей не следует оставаться наедине с господином Бертье, но… сейчас она была счастлива и впервые рада тому, что они здесь находятся вдвоем. Девушка даже не старалась скрыть довольную улыбку и открыто смотрела на мужчину.

Но неожиданно ей стало грустно. Она вспомнила, почему Бертье сюда пришел — вовсе не ради нее. А легкомысленная княжна почти сразу же убежала от него, конечно, на поиски своего разлюбезного герцога Шовиньи. Как она могла так поступить с ним? После долгой разлуки Мишель примчался к ней, а Элина подарила ему всего лишь каких-то жалких десять минут! Неужели она действительно не чувствует, что Бертье безумно влюблен и мечтает жениться на ней! Как же можно быть такой легкомысленной, чтобы умчаться от него, точно ветер!

Виола рассердилась на княжну и уже хотела предложить Бертье отправиться вслед за Элиной, но тут же одумалась. Ему не доставит радости видеть, как Элина любезничает с герцогом. Как все-таки странно, что княжна отдала свое сердце другому мужчине… Шовиньи, конечно, весьма привлекательный мужчина, но разве он может сравниться с таким великолепным красавцем, как… Мишель. Тем более, что Бертье намного умнее герцога, у которого все мысли заняты только охотой. У Мишеля весьма необычная жизнь, а окутывающая его тайна делает Бертье еще более интересным и загадочным…

Виола не была уверена, что ясно рассуждает. Она понимала одно — больше всего ей сейчас хочется, чтобы Мишель остался здесь в ее компании и хотя бы раз еще улыбнулся ей. В задумчивости она взяла вишню и осторожно облизала ее.

Бертье сделал несколько шагов в ее сторону.

Девушка склонила голову и лукаво взглянула на него из-под ресниц. Лаская языком обжигающую сладость пьяной вишни, она ободряюще улыбнулась мужчине. Почему он так боится вкуса этих ягод?

Задумчивое выражение исчезло на его лице.

Виола положила вишню в рот и почувствовала пьянящее жжение на языке. Она облизала липкие пальцы.

— Если вам это не нравится, нет никакой необходимости мне помогать.

Он ничего не ответил. Просто стоял и смотрел на ее губы, когда она слизывала тягучие нити ликера с кончиков пальцев. Его лицо стало строгим, без тени улыбки, которую она надеялась вызвать.

— Хотя все же удобнее разливать вино вдвоем, — пожав плечами, объяснила Виола. Она опустила воронку в следующую бутылку, с трудом подняла чашу и замерла, раздумывая над создавшейся проблемой.

— Мне и одной не трудно, — сказала она и с надеждой взглянула на Бертье. — Но я боюсь опрокинуть бутыль.

Он решительно подошел к столу и взял у нее из рук чашу.

— Держите это, — кивнул он на бутыль.

Девушка с готовностью обхватила пальцами горлышко бутыли.

Мишель стоял совсем рядом с ней, осторожно направляя струю жидкости в воронку. Вскоре тягучий напиток заполнил сосуд.

Виола отодвинула наполненную бутыль в сторону и воткнула воронку в следующую. Было так приятно, что он стоит рядом. Она вдохнула одурманенный запахом ликера воздух и глубоко вздохнула. Склонившись очень близко к ее плечу, Бертье вновь принялся осторожно лить вино.

Вскоре еще пара бутылей была наполнена до краев. Виола прикрыла глаза с приятным чувством усталости и удовольствия. Неожиданно покачнувшись, она прислонилась спиной к Мишелю. Это было так приятно и надежно, а в голове все еще сильнее кружилось.

Неожиданно припомнилось, как когда-то давно вот так же стояли, прижавшись друг к другу князь и княгиня Маре-Розару. Правда, Бертье не торопился обнять ее своими руками. Он стоял совершенно неподвижно… Она слышала его неровное дыхание, жаркое и глубокое, словно он очень долго бежал и теперь отдыхает…

— Спасибо… — прошептала она и повернула в его сторону голову.

Ее щека ощутила щекочущий край его сюртука и россыпь своих пушистых волос. Она не помнила, когда ее кудри успели обрести свободу от шпилек. Теперь они привольно рассыпались по ее плечам… Так хорошо и беспечно она себя еще никогда не чувствовала…

Мишель отчаянно пытался обрести спокойствие, но понимал, что с каждой секундой все быстрее теряет самообладание, и его слабость почти готова одержать победу над ним. Все вокруг исчезло. Он ощущал лишь ее волосы на своей шее, ее нежные распущенные локоны… Его поразило, что они такие нежные… Он вспомнил, как она умело их расчесывала, укладывала в высокую прическу, закрепляла шпильками… Он не смел двигаться. Если бы он пошевелился, то с радостью погрузил бы руки в ее волосы, зарылся в них лицом… он прижал бы ее к себе и умер бы, упав перед ней на колени… он поддался бы этому сильному горячему потоку…

Она откинула голову, еще теснее прижавшись к нему.

«Не надо, — молил он в мыслях. — Ради бога, не надо…»

Он сцепил за своей спиной руки, чтобы они не рвались к ней, и стоял неподвижно, стараясь не касаться ее. Тело девушки, прижавшейся к нему, казалось живым бархатом… а его тело застыло, словно каменная глыба… только кровь пульсировала в висках.

«Опасность! Опасная слабость…» — звучало в голове.

Он решительно отстранил ее от себя.

Она обернулась. Он ожидал… взрыва злости или негодования за то, что он не поддался ее очарованию. Но она всего лишь оперлась о край стола и лучезарно ему улыбнулась, склонив голову. Своей доверчивостью и простодушной негой она напомнила ему котенка, растянувшегося на солнце. До чего же она была сейчас хороша! С обнаженной шеей… с рассыпавшимися по плечам каштановыми волосами, в которых играли красновато-золотистые блики… Ее безмятежно-невинный облик без малейшего признака женского кокетства ломал в нем годами воспитываемое самообладание…

Пока он стоял, охваченный темной силой нестерпимого желания, Виола легко отбросила назад волосы и старательно закрыла пробками бутыли с ликером. Затем она набросила на них чистое полотенце.

— Полагаю, что мы можем… закончить с этим завтра… — произнесла она срывающимся голосом и, окинув взглядом полные бутыли с вишневым ликером, весело рассмеялась:

— Боюсь, что мы сделали слишком много, не так ли?

Ее голос звучал невинно, но ему не хотелось этой невинности. Он хотел, чтобы она чувствовала то же желание, что и он… чтобы она оказалась лежащей на полу, рядом с ним… так уже когда-то было. Давно. В ее комнате. Чтобы ее улыбающийся рот находился в желанной близости с его губами, чтобы мир звенел от ее смеха, и чтобы ее тело, полное тепла и шелка, ласкало его. Он жаждал этого и проклинал себя, боясь оказаться грубым, он опасался спугнуть ее улыбку и страшился того, что произойдет, если он даст себе волю.

Бертье взял со стола салфетку и быстро вытер руки, стараясь стереть с них все липкое.

— Простите меня, — не глядя в ее сторону, он вежливо поклонился и, швырнув тряпку на стол, быстро вышел из домика.

Легкий мороз мгновенно рванулся к его разгоряченному телу. Это принесло облегчение, и Мишель стремительно вдохнул всей грудью чистый холодный воздух и аромат хвои на соснах. Дурман и аромат вишни остался там, в домике, и он сумел справиться со своими дурными мыслями. Наваждение исчезло. Остался лишь легкий запах ликера на руках, но на него не стоит обращать внимание. Он сумеет отвлечься от него.

Бертье не спешил к Элине. Он не мог сделать этого сейчас. Он не желал, чтобы его кто-либо видел — ни княжна, ни ее родители.

21

Когда Виола проснулась, у нее сильно болела голова. Ей было нехорошо. Тяжелым маревом наплывало какое-то тягостное воспоминание, которое она хотела отогнать и забыть совсем.

Девушка еще глубже зарылась в подушку, но почти тут же услышала стук в дверь. Вошла горничная, как-то смущенно прошептав:

— Мадемуазель, простите меня. Я знаю, что очень рано, но мы не знаем, что делать… Мсье Бертье велел, чтобы вы спустились вниз.

Мсье Бертье. Воспоминания, которые она хотела забыть, вновь возникли перед ней. Она застонала, чувствуя себя совершенно отвратительно.

— Я не могу, — простонала она. — Боюсь, что я заболела.

— О, мадемуазель, я так сожалею, но мсье Бертье сказал, что вы обязательно должны спуститься. Даже если будете себя плохо чувствовать. Для вас уже приготовлен крепкий чай.

Чай — это хорошо. Но встретиться взглядом с Бертье… Собраться с духом и унять волнение — совершенно невозможно.

Горничная, сообщив все, что ей поручили передать, уже наливала в таз теплую воду для умывания. Служанка, видимо, считала, что Виола должна немедленно выполнить указания господина Бертье. Она даже помогла девушке встать и одеться, напоминая ежеминутно, что следует поторопиться.

Спускаясь по витой лестнице, Виола опиралась на перила, чтобы не упасть. Голова еще основательно кружилась. В доме стояла тишина, видимо, никто из членов семьи и гостей еще не вставал.

Внизу лестницы девушку уже поджидал лакей. Он проводил ее в небольшую гостиную. В смутном свете раннего утра здесь было довольно сумрачно. Возле окна стоял Бертье, слегка отодвинув в сторону плотные шторы. Огонь в камине, очевидно, только недавно разожгли, и светлый дым клубился возле чугунной решетки за резным экраном. В зале было еще довольно прохладно, и девушка поплотнее закуталась в тяжелую шаль.

— Мадемуазель Фламель?

Виола оглянулась на чужой голос и с удивлением увидела женщину с суровым лицом.

— Доброе утро, — с недоумением поздоровалась девушка. Она точно знала, что никогда раньше не встречала этой женщины.

— Я не стала бы вас беспокоить, но мы решили, что в создавшейся ситуации лучше всего вернуть ребенка вам.

Виола заморгала в полном смятении. Женщина протянула руку, указывая на корзину, которая находилась на столе.

— Ребенок?.. — девушка почувствовала, что губы ее задрожали.

— Да. Ребенок, которого вы оставили Лизе Манолье, — в голосе женщины зазвучали осуждающие нотки.

— Лиза? — начиная кое-что понимать, Виола с отчаянием взглянула на корзину, чувствуя на себе холодный взгляд Бертье. — Но это не мой ребенок! — выдохнула она.

— Мадемуазель Фламель, я обращаюсь к вашему материнскому сердцу. Акушерка из городской больницы, которая присутствовала при родах, подтвердила, что матерью ребенка являетесь именно вы, — женщина достала из сумочки какую-то бумагу. — Здесь изложен факт рождения в полицейском участке мальчика. Его матерью записана мадемуазель Фламель, проживающая в доме мадам Тибо на улице Вожинас. Сержант Прюнель полностью подтвердил эту запись.

— Это ошибка! — запротестовала Виола. — Я была всего лишь свидетельницей рождения. Это ребенок Лизы, про которую вы обмолвились в начале нашего разговора. Сержант Прюнель специально оговорил меня! Акушерка все перепутала! Поверьте, это не мой ребенок!

Женщина не стала спорить, но смотрела на Виолу так, что девушка покрылась краской стыда, словно и впрямь была виновата. Виола в отчаянии приложила руку к раскалывающейся от боли голове.

— Дата… — она старалась, чтобы голос ее не дрожал. — Мне не нужно оправдываться. Господин Бертье, взгляните на дату этого свидетельства. Это тот самый день, когда… вы сломали руку. А за несколько дней до этого вы посещали салон мадам Лили. Вы должны помнить, что все это невозможно!

Она протянула ему бумагу, но он не сделал ни движения, чтобы взять ее.

— Мне кажется, что мадемуазель Фламель не лжет, — его ровный тон призывал к здравому смыслу. — В записи явно сделана ошибка. А что произошло с этой Лизой?

Женщина с разочарованием посмотрела на корзину.

— Мне грустно сообщить, но Лиза Манолье умерла от… не очень приличной болезни несколько дней назад. Перед смертью она просила отправить ребенка к его матери — мадемуазель Фламель, — она поджала губы и с осуждением взглянула на Виолу. — Если все, что вы заявили, правда, то осмелюсь предположить, что девушка надеялась спасти ребенка от жизни в приюте.

— Но это не мой ребенок… — прошептала Виола. — Мне жаль, что вы совершили поездку сюда, но… это не мой ребенок.

Женщина тяжело вздохнула.

— Верните мне бумагу. Придется вносить в нее исправления и самим заниматься ребенком.

Виола быстро протянула ей документ.

— Уверена, что инспектор Тобиас, дежуривший в тот вечер на участке, может подтвердить мои слова.

— Хорошо, — женщина пристально посмотрела на девушку и тяжело вздохнула. — Я доставлю ребенка в приют для малышей, — она подошла к столу и приоткрыла угол одеяльца. — Боюсь, малыш, что придется тебе расти среди таких же сирот, как и ты. Несчастной будет твоя судьба, Мишель Манолье.

Пламя камина шипело, а в комнате воцарилось молчание. Мсье Бертье не шевелился. Он смотрел на каминную решетку со сжатым ртом.

— Мишель?.. — машинально повторила Виола.

Женщина с надеждой взглянула на нее.

— Может быть, вы хотите взглянуть на эту маленькую душу, прежде чем он исчезнет из вашей жизни навсегда? — она поднесла корзину к девушке.

Вопреки своему желанию девушка заглянула в нее. Мишель Манолье сладко спал в своей плетеной колыбели. У него были розовые щечки, курносый носик и каштановые волосы. Что ему могло сниться, сложно было представить, но неожиданно он так ясно улыбнулся, что на щечках заиграли маленькие ямочки.

— Очень милый малыш, — вздохнула женщина и взяла корзину поудобнее. — Мы будем молить Господа о нем. Вы, наверно, не знаете, что такое приюты для сирот, дорогая?

У Виолы совершенно невыносимо разболелась голова. Она почувствовала себя несчастной и, приложив руки к вискам, в отчаянии уставилась на Бертье. Его безразличные глаза равнодушно встретили ее взгляд. Она ничего в них не прочла — ни одобрения, ни обвинения, ни отказа.

— Мсье Бертье… — она не могла говорить.

Свет, падающий от камина, играл на мраморном лице и золотых волосах, подчеркивая нечеловеческую красоту этого невозмутимого человека.

— Если желаете, то можете оставить его, — небрежно бросил он Виоле и, слегка поклонившись женщине, держащей в руках корзину, быстро вышел из комнаты.

Вскоре Мишель Манолье дал о себе знать всем, кто еще находился в постели. Сначала это были жалобные всхлипы, но когда Виола попыталась его успокоить, он так дико заорал, что в гостиную сбежались почти все служанки, княгиня София, чуть позже к ним присоединилась весьма бледная, с замученным лицом, княжна.

Когда Элина спустилась вниз, она обнаружила, что ее мать расхаживает по комнате, держа на руках малыша с обиженным зареванным личиком, а Виола, запинаясь, объясняет обстоятельства произошедшего. История маленького Мишеля растрогала княгиню, и она едва сдерживала слезы, выслушивая путанный рассказ Виолы.

Посетовав, что и девушка, и Бертье, позволивший оставить в доме малыша, не сообразили, что следует делать в создавшейся ситуации, княгиня распорядилась принести теплого молока и сухие пеленки. Очень быстро ее распоряжения были выполнены. К удивлению Виолы, княжна изъявила желание самолично заняться малышом. Когда одна из служанок перепеленала ребенка, она взяла у нее малыша и уселась его кормить молоком из бутылочки. Княжна так умело обращалась с младенцем, словно не раз этим занималась. Виола с уважением смотрела на свою приятельницу, у которой, разумеется, точно так же, как у нее самой, болела голова после вчерашних вишен.

— Ну вот, и отлично, — Элина старательно промокнула салфеткой лицо ребенка, когда бутылочка опустела. — Теперь ты лучше себя чувствуешь, бедный малыш. Как же тебя зовут, маленький пирожок?

— Леопольд, — ответила княгиня раньше, чем Виола успела назвать его имя.

— Лео! — тут же замурлыкала Элина, качая малыша на коленях. — Маленький львенок!

Малыш с улыбкой уставился на нее, и стала видна парочка крепких зубиков.

— Глупый маленький львенок! Да у тебя уже прорезались первые зубы! Вот и отлично, теперь не надо искать кормилицу, ты скоро начнешь есть самую разную пищу, — обрадовалась княжна и поцеловала его спутанные кудряшки.

Малыш взвизгнул от смеха и ухватил ее за длинные волосы.

— Ах ты, баловник! — девушка крепко прижала его к себе. — Ты потерял своих родителей, бедняжка… Что же теперь с тобой будет?

— Мсье Бертье сказал, что он может остаться здесь, — неуверенно проговорила Виола и взглянула на княгиню. — Быть может, стоит поискать кого-нибудь в деревне, кто захочет его взять?

— Что? — княгиня хмуро взглянула на нее. — Разумеется, нет. Полагаю, стоит подумать о том, как лучше устроить детскую.

Мишель долго бродил по лесу. Он вдыхал аромат морозной сырости и запах застывших деревьев, стараясь окутать свое сердце слоем тонкого инея. В его душе поселилось что-то странное, чужое, оно мешало ему думать о более важных делах. Пожалуй, пора принять этот вызов. Довольно просто смотреть в глаза опасности и наслаждаться ее присутствием. Ему следует сразиться со своим непрошеным чувством. Сразиться и победить. Так же, как он поступил со своим главным врагом.

Виола думала о том, что все ее встречи с Бертье не принесли желанного удовольствия. Ей очень хотелось встретиться с ним в ситуации, где она была бы хозяйкой положения и могла показать ему, какая она волевая и сдержанная. Ей вовсе не доставляет удовольствие лакомиться пьяными вишнями, а потом искать опору на груди мужчины только потому, что ноги не в состоянии ее держать.

Но он вновь вывел ее из равновесия своим неожиданным появлением — промокший, с хвойными иглами в волосах. Она в этот момент направлялась к дворецкому, чтобы передать ему распоряжение насчет обеда.

— Где княжна Элина?

Без всякого приветствия. Короткий вопрос, обращенный к служанке. Взгляд серых глаз замораживал.

— В детской.

— Детская! — он сжал губы. — Почему?

— Княжна вместе с княгиней решают, какую мебель следует отнести в комнату ребенка.

Он взглянул на нее, слегка сузив глаза.

— Мадемуазель Фламель, будьте любезны зайти ненадолго в библиотеку.

Виола с опаской последовала за ним, решив при необходимости обязательно продемонстрировать ему свой характер. И случай ей представился. Лишь только он закрыл двери, она решительно их распахнула и села на стул с гордым видом.

Бертье тут же вернулся к дверям, с силой захлопнул их и сурово взглянул на девушку.

— Мадемуазель Фламель, я хочу напомнить, что именно вы несете ответственность за этого ребенка. Именно вы.

— Конечно, — растерянно согласилась девушка. Она не ожидала, что речь пойдет о ребенке.

— Рад, что вы это понимаете, — кивнул он головой и отвернулся к книжным полкам. — Извольте сами заниматься ребенком. Если детская нуждается в новой обстановке, то составьте список необходимой мебели и вообще всего, что понадобится младенцу. Я все оплачу. Вам ясно?

Виола подняла повыше голову, не желая мириться с тем, что он упрекает ее за то, что она пренебрегает своими обязанностями.

— Совершенно ясно, мсье Бертье. Но я не могу запретить княгине Софи и ее дочери заботиться о мальчике.

Ее подчеркнутая сухость не произвела на него впечатления. Он старательно разглядывал книги в позолоченных переплетах.

— Если дамам хочется развлечь себя заботой о ребенке, то им никто не смеет мешать. Думаю, что скоро им надоест эта живая игрушка.

— Ребенок — не игрушка, и его зовут Мишель. Хотя… княгиня София решила дать мальчику другое имя. Теперь его зовут Леопольд, Лео или львенок. Так нравится княжне Элине.

Он обернулся, удивленно приподняв одну бровь.

— Неужели она действительно привязалась к ребенку? — в его вопросе прозвучало недоумение.

— Мсье Бертье, если вы желали вызвать восхищение у княжны, то сегодня утром вам это вполне удалось.

— Потому что я разрешил вам оставить здесь ребенка?

— Если хотите доставить удовольствие княжне, то называйте ребенка по имени.

Он подошел к окну и стал разглядывать заснувший сад. Казалось, что последняя новость не очень его обрадовала.

— И что дальше? Надеюсь, мне не придется дарить ей детей слишком часто.

Неожиданно для себя Виола не сдержалась от злой иронии:

— Я искренне полагаю, что именно это происходит в браке.

Бертье резко обернулся к ней со странным выражением лица. Улыбка, появившаяся на его лице, казалась высеченной из камня.

— Вы, как всегда, правы, мадемуазель Виола.

Прежде, чем он договорил, девушка покраснела, сообразив, что сказала фразу, не очень приличную для незамужней девушки. Она низко склонила голову:

— Простите. Я позволила себе лишнее.

— В самом деле? — он смотрел на нее с жестокой холодностью. — Надеюсь, что это происходило в вашей жизни не очень часто. — Бертье пару минут помолчал, потом негромко поинтересовался: — Я хотел бы знать, что такое этот герцог Шовиньи.

Виола испуганно уставилась на него, не в силах сообразить, как следует ответить, чтобы не сделать ему больно. Бертье принялся расхаживать по библиотеке, мимолетно касаясь рукой стола, шкафов, книг, огромного глобуса…

— Я жалею, что не признался Элине в своих чувствах до отъезда… — Мишель вдруг остановился за спиной Виолы, и девушка замерла, ожидая, что он станет осыпать ее упреками за плохой совет, но услышала совсем другое: — Недавно я купил чудесное колье с рубинами и хочу подарить его Элине. На Рождество. Что вы об этом думаете? — нетерпение звучало в его голосе.

Она нервно кашлянула, понимая, что должна что-то ответить. Девушка хорошо знала драгоценности княжны, и ей было известно, что Элина предпочитает украшения не очень пышные, но весьма элегантные. Колье с рубинами, быть может, окажется слишком вычурным и дорогим для юной девушки. Хотя, возможно, княжна примет подарок, ведь она и Бертье давно знают друг друга.

— Я думаю, — медленно заговорила Виола, — что это зависит от того, какого стиля само украшение.

— Я покажу его вам, — тут же предложил он, нетерпеливо пожав плечами. — Думаю, что разбираюсь в выборе драгоценностей.

— Полагаю, что сумею угадать — понравится ли оно княжне, — в тон ему ответила девушка.

— Тогда я жду вас здесь перед ужином, — он пошел к двери. — Я принесу его сюда.

Поджидая Виолу в назначенное время в библиотеке, он чувствовал внутри себя растущее нетерпение. И дело было вовсе не в том, понравится ли подарок Элине. Он был уверен, что выбор его удачен, но время от времени бросал взволнованный взгляд на бархатную коробочку, где покоилось рубиновое колье.

Интерес к мнению Виолы был проявлением его слабости, но сейчас он не противился ему. Мишель решил следовать своим побуждениям, чтобы выяснить все неясное и стать сильнее. Было что-то в этой девушке такое, что он никак не мог понять. Она сбивала с толку, казалась неуловимой, изменчивой женщиной. Он не мог предсказать ее следующий шаг, а ее странная логика разрушала все то, чему его учил старый Левон. Казалось, что эта девушка знала и понимала то, что было недоступно Мишелю. Как разобраться в собственной душе, напоенной ядом, если он не может понять, что происходит в душе девчонки, взятой по его просьбе в их радушный дом?

Впрочем, он должен был признаться себе, что не понимает женщин вообще. У него не было никакого опыта в любви, и он, остерегаясь действительности, порой балансировал на тонкой грани между неловкостью и цинизмом. Конечно, он знал и раньше, что Элина обожает детей и, разумеется, мечтает о своем будущем ребенке. Но никогда и представить не мог, что это станет для него проблемой. Весь сегодняшний день она провела, нянчась с малышом, обнимая его, целуя и не желая отдавать никому, даже собственной матери. И это не было похоже на обычный каприз. Как же он теперь жалел, что она внезапно стала взрослой!

Эта милая девочка была такой легкой и веселой, прежде она свободно общалась с ним, обнимая и целуя на глазах у домашних. Но все это было абсолютно безгрешно и похоже на ласки, обращенные к близкому родственнику, брату. Она до сих пор, видимо, считала, что он так же относится к ней. Господи, как же она невинна! Эли, наверно, и предположить не может, что существуют совершенно иные люди, не похожие на нее. Такие, как он. Или Виола. В их недолгой жизни уже было достаточно грязи и мерзости. А он всегда мечтал оградить Элину от того, что испытал сам. И от себя самого. Он не хотел от нее ничего большего, чем эти невинные объятия и поцелуи. Все остальное недостойно и гадко. Он должен стать ее защитой от всего дурного и пошлого. Она должна оставаться всегда такой чистой и невинной…

Как же разительно их отношения отличаются от того, что произошло вчера между ним и Виолой! Элина не думала ни о чем дурном, когда, опьянев от вишен, бросилась в его объятия. А вот мадемуазель Фламель знала и понимала. Он помнит, как она прижималась к нему, вся пропахшая сладким ликером…

А сегодня эта мадемуазель держится совершенно отчужденно, заслонившись колючими шипами приличий. Хотя на этот счет у него уже давно появились кое-какие соображения. Разумеется, она может оправдать себя, уверив, что вчера была пьяна… Возможно, она чувствует тот же стыд, что и он, и точно так же старается теперь овладеть своими чувствами. Но… если бы она повела себя иначе… если бы взглянула на него глазами, полными искушения, как это обычно делали смазливые служанки…

Это было бы желанное облегчение. Темное, но такое желанное. Оказаться в ее объятиях, очень близко… утолить этот невыносимый голод…

Мишель ясно угадал момент, когда она остановилась за дверью. Ее запах, легкие шаги, нежное дыхание, шелест ткани — все это он легко расслышал, но было еще нечто главное за порогом этой комнаты — удивительно светлое и чистое. И оно стремилось найти вход в его сознание.

Когда Бертье решил забраться в дом, который когда-то давно принадлежал доктору Моро, он и представить не мог, что в том самом чердаке, где были надежно спрятаны медицинские ножички, будет устроена маленькая комнатка. Сначала он даже решил, что ошибся домом или помещением. Но найденные скальпели убедили его в обратном.

Вокруг стояла глухая ночь, сам дом был пропитан грязью и мерзостью, но от спящей девушки шло поразительное ощущение тепла и чистоты. Мишель сразу же уловил ее удивительную, нежную ауру. Уловил и запомнил. А затем легко узнал ее в ателье, хотя не видел ее лица при дневном свете.

С самого первого дня (или ночи) она стала казаться ему женщиной, окутанной тайной еще больше, чем Элина и княгиня София. И слабость, которая жила в нем, страдала именно из-за нее.

«Никогда ничего не бойся. Если чувствуешь страх — повернись лицом к опасности, как тогда с медведем. И ты легко сможешь превратить свою слабость в силу», — не раз говорил Левон.

Но сейчас он не мог смотреть в глаза опасности, потому что не знал, к чему это приведет.

Мишель услышал, что она с кем-то разговаривает, приносит извинения, обещает, что не задержится. Послышался звук удаляющихся посторонних шагов…

Запах фиалковой воды ворвался в библиотеку, освежая воздух в комнате, пропахшей свечами и дровами из камина.

На этот раз девушка сама старательно прикрыла двери и повернулась к нему. На ней было зеленое платье с глубоким вырезом, и девушка казалась бледным цветком ночи, распустившимся на тонком изумрудном стебле. Разумеется, она так старательно оделась к ужину. Раньше он обычно видел ее одетой в простенькие платья со скромным вырезом, а ее грудь и шею обычно прятала кружевная косынка. Впрочем, один раз он имел возможность видеть ее обнаженной. Она без всякого стеснения умывалась в своей комнате, не подозревая, что он все еще находится в ее скромном жилище…

Ее лицо не отличалось совершенными чертами, как у княжны Элины, но мадемуазель Виолу можно было назвать хорошенькой и миловидной. Глаза у нее были странного фиалкового Цвета. И невероятно красивый изгиб губ… Вчера он это прекрасно разглядел.

Сейчас она стояла, прижавшись к двери, — прямо-таки Орлеанская дева у столба.

— Я не заставлю вас опоздать к ужину, — сердито заметил он, раздраженный ее напряжением. И своим тоже.

— Надеюсь, — она без боязни взглянула на него. — Графиня Анна и ее дочь хотели помузицировать со мной перед ужином. Знаете… — она вдруг запнулась. — Они не знают, что я — ваш секретарь. Все здесь считают, что я компаньонка княжны Элины, и вряд ли одобрят то, что мое положение… несколько иное.

— Это вы так решили?

— Конечно, нет! — ее лицо приняло выражение оскорбленной невинности. Это могло вызвать у него усмешку, но сейчас он смотрел лишь на ее открытые плечи и полуобнаженную грудь. Впрочем, похоже, что девушка не обратила на это никакого внимания и, волнуясь, принялась объяснять: — Я всего лишь выполняю поручения княгини, а княжна находит мое общество… нескучным. Гости сами сделали выводы.

— Вы хотите сказать, что больше не находитесь в моем личном распоряжении?

Виола прикусила губку. Разумеется, она предпочла бы это.

— Конечно, я по-прежнему полностью у вас на службе. Но мне не хотелось бы, чтобы на семью Маре-Розару упала тень.

— Я тоже этого не хочу, — раздражение усиливалось в нем. Она положил руку на бархатную коробочку. — Посмотрите на колье?

— Да, конечно.

Бертье медленно открыл крышку и протянул девушке коробку с украшением.

Виоле внезапно показалось, что в комнате стало слишком жарко. Наверно, в камин положили слишком много дров… Облизнув пересохшие губы, девушка в немом восторге уставилась на подарок, предназначенный княжне. На нежном бархате искрилось всполохами огня колье, словно сотканное воедино из огромнейшего множества великолепных рубинов и алмазов. Виола никогда в жизни не видела подобного великолепия.

— Боже милостивый! — выдохнула она.

Свечи ярко освещали камни. Колье представляло собой длинную изогнутую ленту, оплетенную цветами и листьями, сделанными из мельчайших бриллиантов, а в центре на подвеске были укреплены три ослепительно сверкающих огромных рубина в форме бутонов шиповника.

— Вам нравится?

Она приложила ладони к губам и лишь молча покачала головой.

Бертье поставил коробку на стол, слегка тронул один из рубинов. Он считал, что красота колье не подлежит сомнению, но ошибся.

— Я отправлю его назад, — проговорил он спокойно, не желая показывать девушке свое разочарование.

— Нет! — она опустила руки. — Оно великолепно! Вы не поняли меня! Просто я никогда не видела такой красоты, — девушка вновь качнула головой и слабо улыбнулась. — Какая же счастливица Элина, — она быстро заморгала ресницами. — И какая я глупая…

— Так вы одобряете? — он внимательно смотрел ей в лицо.

— Ваш вкус безупречен, но… — она подняла повыше голову, словно пытаясь избавиться от слез и глубоко вздохнула. — Я думаю, что его стоит приберечь в качестве подарка на свадьбу.

Тон голоса ее был почти ровным, но в глазах у девушки засверкали алмазы слез, умноженные отблеском свечей, а в уголках рта появилась печальная складка.

— Не хотите его примерить?

Он даже не удивился, когда услышал собственный голос. Ощущение легкости охватило его.

— Что вы! Я не могу.

— Я хочу увидеть, как оно будет смотреться на женской шее.

Он казался безразличным.

— Нам пора к ужину. Все уже, наверно, собрались…

Бертье спокойно достал ожерелье из футляра и подошел к зеркалу возле окна.

— Идите сюда, мадемуазель Фламель. Вы еще не успели устать от работы у меня.

Крепко губы, она молча подошла к нему.

Стараясь не касаться тела девушки, он нежно обвил украшение вокруг ее шеи. Легкий локон ее прически упал на его руку… Он чувствовал тепло ее кожи… Застегнув замочек, он взглянул в зеркало.

Она смотрела на свое отражение и на него. И девушка, и рубины казались ярким светом в окружении мрака. Он сам — мрак и падение…

Ему не стоило этого делать. Ожерелье должно было лежать в коробке. А ему не следовало превращать свою слабость в силу.

Свечи играли в ее волосах. Она приподняла руку, чтобы закрепить локон в прическе, но он перехватил ее ладонь и опустил локон обратно на обнаженное плечо… Его пальцы нежно перебирали шелк мягких волос… Казалось, что они действуют вне его сознания.

Его рука скользнула по ее тонкой бархатной коже чуть выше ожерелья. Это было так волнующе… он никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Он стоял молча, едва касаясь ее… Это было выше его сил.

«Останови меня, — молил он. — Не позволяй мне…»

Он не мог говорить, не мог отнять руку.

Виола смотрела на его отражение в зеркале своими огромными фиалковыми глазами. За месяцы, что он провел в Валахии, у нее слегка округлились щеки… Раньше она жила на краю бедности, наверно, голодала… Он воспользовался ее отчаянием и связал с собой, сделал невозможным предать его, выдать полиции. Но она никогда не предавала его. Даже тогда, когда он едва не убил ее. Уязвимость девушки, ее послушная неподвижность была выражением безграничного доверия…

Своими пальцами он мог легко сдирать кору с деревьев… крошить доски, разбивать небольшие камни… он слышал биение ее сердца в пульсации крови на шее… таком легком и частом.

Словно во сне он обнял ее, слегка запрокинув девушке голову и прижался губами к ее шее.

Маленькая. Нежная. Словно птичка в его ладонях. Желание переполняло его. Боже, как он хотел…

Он вспомнил об Элине, о своих планах, о доме, который он построил. Это казалось какой-то другой жизнью, сотканной из фантазий и тумана. Ему казалось, что до этого мгновения он еще и не жил…

Он ласкал ее волосы, ее виски, щеки, нежную кожу. Он видел длинные ресницы, закрывшие ее удивительные глаза. Тогда он еще выше запрокинул ее голову и заглянул в ее фиалковые очи. Какие у нее они красивые… словно лепестки ночных фиалок… наверно, ей дали имя именно из-за этих необычных глаз… а ресницы такие длинные, что он чувствует их дрожь на своих щеках… и запах… аромат цветов, легкий и трогательный…

Его горло сдавил приглушенный стон. Он хотел еще сильнее прижать ее к себе, распустить эти дивные волосы… обладать ее телом… и душой… Внутри его билась сильная волна. Все, что он знал, что испытал, чем владел, — было разрушено. Воля изменила ему.

«Помни, мой мальчик, — говорил не раз Левон. — Если ты будешь сторониться женщин и не успокоишь свое тело, то одна из них когда-нибудь заберет твое сердце. И тогда то, что ты сейчас так упорно отвергаешь, превратится для тебя в лес из ножей, которые разрубят тебя на части и бросят под ноги той, которая посмеется над твоей страстью. Поверь мне. Я знаю, о чем говорю. Именно так произошло и со мной».

Чувство стыда заставило его отпустить тело девушки и быстро выйти из комнаты. Ослепшим и безмолвным.

Виола неподвижно сидела перед зеркалом. Ожерелье сверкало у нее на шее сиянием рубинов. От них уже рябило в глазах.

«Это все потому, что моя мать не была замужем, — обреченно думала она. — Я распутница… Я счастлива. Но я не должна чувствовать себя счастливой».

Унижение и горькая радость смешались воедино. Она не должна быть счастливой. Все произошедшее пошло и непристойно. Она глубоко оскорблена. Ее поведение является вызовом семье князя Маре-Розару. Это непростительно.

До нее донеслись приближающиеся голоса. Видимо, все направляются на ужин.

Виола принялась поспешно расстегивать застежку на колье. Пальцы скользили, и непослушный замочек вовсе не торопился открываться. Девушка уже пришла в отчаяние, когда наконец ожерелье свободно соскользнуло с ее шеи на грудь. Бросившись к столу, она торопливо уложила драгоценность в бархатную коробку и постаралась восстановить дыхание.

Гости уже направлялись в гостиную, где был накрыт стол. Взгляд Виолы столкнулся с устремленными на нее глазами Бертье. Ей показалось, или он и в самом деле переменился в лице? Казалось, что он просто-напросто окаменел.

Элина с улыбкой послала Виоле воздушный поцелуй и приняла руку герцога. У Мишеля не оставалось выбора, и он протянул руку Виоле. Герцог Шовиньи громко заметил:

— Да мы с вами счастливчики, Мишель! Нам выпало счастье сопровождать к столу самых очаровательных дам.

Девушка заметила, как ярко вспыхнула шея у белоснежного воротничка Бертье. Но он ничего не ответил и повел свою спутницу вслед за Элиной и герцогом.

Они шли в полном молчании, и девушка почти не касалась руки Мишеля. Она старательно делала вид, что думает лишь о том, чтобы, спускаясь по ступенькам, не наступить на подол платья. Но волнение ее подвело, и, оступившись, она потеряла равновесие. Ее рука в поисках опоры ухватилась за локоть Бертье, и он мгновенно поддержал ее, замедлив свой размеренный шаг. Лицо Виолы вспыхнуло. Прикосновение его руки отдалось воспоминанием о том, что несколько минут назад эти пальцы ласкали ее…

Девушка вошла в обеденный зал, охваченная странным чувством. Этот безупречный мужчина, облаченный в элегантный вечерний костюм, красавец с четкими чертами лица и холодным профилем, человек, полный тайной силы, слишком нежно держал ее руку. И это заставляло ее сердце колотиться, точно сумасшедшее.

За столом высокопоставленные гости посматривали в сторону компаньонки княжны Элины слегка высокомерно, но Виола прекрасно понимала, что не вправе рассчитывать на что-либо иное. Она помнила свое место, и если бы княгиня не потребовала ее присутствия за столом, то девушка с удовольствием поужинала бы в своей комнате.

Но сейчас все ее мысли были заняты другим. Мсье Бертье, влюбленный в княжну Элину, сидел сейчас возле ее левой руки. Девушка не могла есть и с трудом удерживала в сознании нить беседы.

— Мишо! — княжна прервала мрачное молчание Бертье. — Мы решили, что малыш Лео будет увлечен ботаникой. Он уже пытался съесть две мамины орхидеи. Если ты решил оплачивать его содержание, как уверяет мадемуазель Виола, то сам должен будешь подготовить его для поступления в университет. Что ты об этом думаешь?

— Я поддержу все начинания, которые мадемуазель Фламель сочтет нужными для ребенка, — а сам даже не взглянул на Виолу.

— Я очень подозреваю, что мадемуазель Виола не очень разбирается в таких вопросах, — покачала головой Элина.

Виола заставила себя улыбнуться.

— Вы правы. У меня нет никакого опыта обращения с детьми.

— Так отдайте его мне. Лео так мил, что я готова его затискать! Вы знаете, он уже пытается вставать. Для шести месяцев он прекрасно развит. Я так рада, что не позволили его отдать в сиротский приют, — княжна неожиданно стала серьезной. Такой Виола ее еще не видела. — Милый Мишель, ты должен обещать, что никогда не отошлешь его туда.

Она умоляюще взглянула на Бертье, словно ребенок принадлежал именно ему.

— Никогда, — он произнес это так весомо, что ему нельзя было не поверить. Затем, пристально взглянув на княжну, Мишель негромко поинтересовался: — Так ты хочешь, чтобы я его официально усыновил?

— Ты? — возглас удивления княжны слился с шепотом всех остальных, присутствующих за ужином. Казалось, что все были шокированы его предложением.

Виола тоже была поражена его словами. Хотя именно она могла догадаться, что его решение вызвано желанием угодить Элине.

— Но… вам не придется жениться, чтобы усыновить ребенка? — как-то странно нахмурилась княжна.

— Возможно.

Княгиня очень внимательно посмотрела на дочь, затем обратила взволнованный взор на мужа.

Разговор о ребенке прекратился, и потекла неспешная обыденная беседа, в которой Виола почти не принимала участия. Мысли ее были заняты только мсье Бертье и его странным поведением.

Он по-прежнему хотел жениться на княжне. И с этим ничего не поделаешь. Мужской нрав лишь на мгновение возобладал над его любовью к Элине. Теперь он, разумеется, смущен и старается любым способом загладить свою вину, о которой знает только Виола.

Девушке показалось, что она слышит слова мадемуазель Аделаиды по этому поводу. Наставница так старательно учила свою воспитанницу, как себя достойно вести, так часто говорила о всевозможных глупостях, которые совершают неразумные молодые девицы… И вот все ее предостережения улетучились, стоило лишь этому красавцу снизойти до такой простушки, как она. Девушке подумалось, что она недопустимо влюблена в Бертье. Но мадемуазель Аделаида учила, что любовь — опасный враг для неопытного рассудка, и ее надо пить маленькими глоточками, как во время приготовления вишневого ликера… Ох уж, этот ликер!

Приближалось Рождество. В доме стоял терпкий аромат зеленых хвойных гирлянд, заманчиво пахло ванилью, корицей и копченостями. Виола и Элина часто бродили, обнявшись, по всему дому. Они о чем-то весело смеялись, но каждый раз смолкали, стоило лишь ему встретить их. В свою очередь Мишель, считая, что именно Виола виновна в его смятении, старательно избегал с ней встреч, но стоило лишь девушке возникнуть перед ним, как его злое недовольство уступало место теплоте, нежности и желанию.

В общении с Элиной так же начались сплошные проблемы. Однажды он случайно поймал взгляд, который девушка бросила из-под опущенных ресниц на герцога. Шовиньи стоял с книгой у окна и, казалось, не заметил этого. Почувствовав, что на нее смотрят, княжна оглянулась и, увидев Мишеля, смущенно улыбнулась. Щеки ее заметно порозовели. Он похолодел. Он не знал, что делать, и принялся с деланным интересом рассматривать китайскую вазу. Элина передернула плечиками и направилась к двери. Герцог тут же оставил книгу и поспешил за ней.

Мишель уже давно понял, что у Шовиньи серьезные намерения, а также то, что не в состоянии соперничать с герцогом. Этот юноша сумел легко и быстро найти общий язык с княжной. Они все время весело перешептывались о каких-то своих делах, обсуждали охоту, вспоминали снегирей, для которых сделали кормушку среди ветвей старой рябины. Похоже, что даже в вопросе воспитания маленького Лео герцог знал намного больше, чем сама Элина. Было совершенно очевидно, что Шовиньи полностью отстранил его от княжны. Впрочем, нет. Конечно же, их отношения с Элиной остались такими же теплыми, как и прежде. В первые дни после приезда он рассказал ей о своем новом доме, и она выслушала его с воодушевлением, надавала массу дельных советов. Но все это по-прежнему находилось в рамках привычной дружбы. Он не мог заставить себя признаться, что любит ее, не мог с нежностью прикоснуться к ней, опасаясь, что это огорчит ее.

Сознание того, что гость опередит его, делало Бертье злым и неуверенным в себе. Он старательно боролся с этими чувствами, понимая, что они — плохие советчики в деле любви. Грустно было сознавать так же и то, что вместе с Элиной от него отдаляется и весь мир Маре-Розару. Даже княгиня, казалось, отдаляется от него. Он чувствовал ее странное молчаливое внимание к нему. И это приводило его неуверенность на грань тревоги. Ему пора было действовать. Все вокруг слишком быстро менялось.

Огонь в камине подобрался к углю, и его слабые вспышки уже не давали сильного света. Мишель отошел в глубину комнаты, хотя знал, что она спит и не подозревает, что в ее комнате кто-то притаился. Девичье дыхание было спокойным. Легкость ее сна пробудила добрые чувства в глубине его души. Странно, но в ее спальне он вдруг ощутил спокойствие, словно вернулся к себе…

Пусть это произойдет. Любовный голод, который он стремился утолить, вошел так глубоко в его сознание, в центр его существа, что стал им самим. Между ними уже возникла незримая связь, и с этим ничего нельзя поделать.

Были вещи, которые он еще не познал, но ощущал так ясно, что они казались реальными. Одно прикосновение — и он знал, что затем произойдет…

Элина хотела детей. Своих собственных. Их детей. Но он не мог заставить себя прикоснуться к ней и поцеловать. Даже легким шутливым поцелуем. Братским поцелуем. Та, что обжигала его желанием, была не Элина. А его разум презирал то, что так страстно желало его тело.

Он оставил ее мирно спящей и удалился в холодную ночь. Он чувствовал себя отстраненным от людей, от их тепла. Казался себе чужаком, призраком в безмолвном лунном свете.

— У меня есть прекрасный подарок для Мишеля, — Элина качала на коленях маленького Лео. — Бритвенный набор и зеркало. Ему понравится.

Виола подумала о колье, которое он купил для княжны. Его холодная жаркая тяжесть мгновенно всплыла в памяти.

— А что ты ему подаришь? — княжна внимательно посмотрела на свою компаньонку. — Ты должна была подумать об этом. Он должен иметь твой подарок.

— Не думаю, что это необходимо, — Виола старательно склонилась над вязанием детской кофточки. — Я всего лишь его секретарь.

— Но он тебе непременно что-нибудь подарит. У него талант выбирать подарки. Мишель точно знает, чем угодить всем домашним.

Виола делала вид, что считает петли. У нее уже приготовлены рождественские дары для семьи князя, и она давно раздумывала о том, что можно преподнести Бертье, но так и не решила, стоит ли вообще это делать.

— Как вы считаете, что ему может понравиться?

— Ох, Лео, что ты творишь! Дай мне подумать, милый. Возьми эту игрушку… Жаль, что здесь в поместье нельзя купить ничего приличного. Если бы ты подумала об этом раньше, то могла бы заказать чернильный прибор. А теперь слишком мало времени… Что ж, может быть, ты вышьешь его инициалы на носовом платке?

Предложение княжны опечалило Виолу. Бритвенный набор, чернильный прибор, бриллиантовое колье и — носовые платки.

Сердце заныло. Она вспомнила его лицо в отсветах уличного фонаря за ее окном, быстрое прикосновение его руки, когда он вложил в ее ладонь маленькое колечко. Она носила его на пальце.

Он все еще не извинился за свой легкомысленный поступок в библиотеке. Даже просто избегал ее. Наверно, из-за того, что она была рождена вне брака. Ему, конечно же, противно вспоминать ее поведение в тот вечер. Эта мысль делала девушку несчастной.

— Да. Конечно, — она размотала пряжу с пальца, подобрала упавшую спицу и вздохнула: — Наверно, я вышью для него несколько носовых платков.

22

Элина, укутав Лео, уложила его в коляску и не спеша отправилась на прогулку вдоль сверкающего льдом пруда. Две гостьи, барышни де Молвиль, поспешили облачиться в шубки, чтобы присоединиться к подруге. Мишель вместе с Эмилем и герцогом вызвались сопровождать дам.

Каким образом ягуар сумел выйти из клетки, никто не мог понять. Охранник Пьетро пришел в ярость, когда понял, что животное вырвалось на свободу, и отправил своих подручных на поиски зверя, не подозревая, что ягуар уже обнаружен.

При взгляде на животное, присевшее для прыжка под самшитовым деревом, барышни испуганно завизжали и бросились в поисках защиты к мужчинам. Ягуар застыл в напряжении. Он внимательно разглядывал замершую Элину, вцепившуюся в поручень детской коляски.

Девицы продолжали истошно орать. Тогда зверь прижал уши и оскалил пасть, обнажив огромные клыки. Одна лапа угрожающе поднялась.

— Не двигаться! — шепотом приказал Эмиль, но одна из девиц внезапно оторвалась от него и бросилась прочь.

Ягуар немедленно сорвался с места. Вторая девица, оторвавшись от Мишеля, бросилась в противоположную сторону, но, споткнувшись, упала. Возбужденное животное тут же изменило направление движения и ринулось к лежащей девушке.

Элина в страхе выхватила из коляски малыша и прижала к себе. Ее движение привлекло животное, и оно вновь изменило свой бег, устремившись теперь в сторону княжны. Перед ним возник Мишель.

Зверь в мгновение ока разорвал его пальто, но через миг сам полетел в пруд. Тонкий лед проломился, и в полынье всплыла темная голова ягуара. Он бился в воде, превратившись из рычащего чудовища в мокрую кошку с прижатыми ушами. Бедное животное делало неистовые попытки выбраться из полыньи, цепляясь мокрыми лапами за скользкие ледяные края.

— Слава богу! — первым подал голос Шовиньи. — У тебя все в порядке, Мишель?

— У него кровь! — Элина словно вернулась к жизни. — Эмиль, беги скорее за охранником зверинца и пошли сюда слуг, чтобы поймать это животное. Алекс, пожалуйста, отнесите ребенка в дом, — она передала малыша герцогу. — Барышни, вам не нужно соли? Только не падайте в обморок. Идите вместе с герцогом Александром домой и позовите княгиню.

Мишель прижал рукой рану, только теперь ощутив жгучую боль и словно со стороны увидев струящуюся по собственному телу кровь.

— Нужно принести сети и одеяла. Ягуар, наверно, поранится о кромку льда. Да и холод может сыграть с ним злую шутку, — заметил он Элине.

— Конечно. Но ты в этом не будешь участвовать. Ты пойдешь в дом. Необходимо обработать рану, — заявила княжна. — А я дождусь мсье Пьетро. А вот и он. Я убеждена, мсье, что вы не будете слишком строги с ягуаром. Он и так сильно напуган. Не будьте с ним слишком жестоки. Я надеюсь на вас.

Мишель позволил увести себя в дом. Княжна сама обработала его раны и закрепила повязку, смоченную заживляющей мазью. За все это время Элина не произнесла ни слова. Лишь когда все было закончено, она тихо произнесла:

— Спасибо, Мишо.

Он подумал: «Сейчас. Скажи немедленно!»

— Ты не ранена? — глупо спросил он.

— Конечно, нет, — она улыбнулась. — Только ты можешь об этом спросить.

Он хотел и боялся говорить с нею.

— Мишо, — она положила руки на его плечи. — Порой я забываю… нет, не то… Я люблю тебя. Ты самый дорогой для меня человек и лучший друг. Ты всегда рядом, когда нужна твоя помощь.

Он подумал, что вот сейчас следует поцеловать ее ладони.

— Я тоже люблю тебя, Эли, — вымолвил он наконец и посмотрел на нее с забившимся сердцем в груди.

— Но я тебя не заслуживаю, — она приподнялась на цыпочки и ласково поцеловала его в щеку.

Ему следовало что-то сделать, но он стоял, словно мраморная статуя. Его что-то сковало. Он чувствовал тепло ее лица. Только одно мгновение. Затем она отстранилась. Продолжая ему улыбаться, она пошла к лестнице:

— Спускайся вниз, когда переоденешься. Я хочу объявить всем собравшимся, что ты самый храбрый, самый лучший человек в мире, — она подняла лежавшее на полу манто и направилась к двери.

— Эли!

Она оглянулась.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Мишо, ты полный дурак. Это ведь ты ранен. Помни об этом и предстань перед всеми бледным и угрюмым. Это очень понравится нашим гостьям.

Все дружно нарекли Мишеля героем. Князь встревоженно сказал, что Бертье повезло, ведь хищник мог легко разорвать его горло.

Виола все видела из окна библиотеки — это странное кружение ягуара, тонкое расчетливое передвижение Бертье и падение огромной кошки в сверкающий пруд.

Как только ягуар был схвачен и водворен в клетку, княгиня разрыдалась и заявила, что следует обязательно избавиться от всех этих зверей. Она всегда знала, что когда-нибудь случится несчастье. Конечно, Пьетро всегда внимательно следил за своими подопечными, и животные были довольно послушными, но диких животных нельзя недооценивать. Сегодняшний инцидент был тому ярким доказательством.

Князь Альбер, ласково утешая жену, увел ее в спальню, чтобы успокоить. Уже через час они вернулись в гостиную, и княгиня даже немного посмеялась над рассказом Эмиля, который в лицах неутомимо описывал сегодняшнее происшествие. Особенно уморительно ему удалось изобразить удивление и испуг ягуара, когда этого сильного и кровожадного зверя вытаскивали из пруда.

Альбер объявил, что наймет еще несколько служителей для домашнего зверинца. Графиня де Молвиль очень сомневалась, стоит ли и дальше держать таких злобных животных в доме, но ее старшая дочь, имевшая виды на Эмиля, заглушила ее высказывание своим заявлением:

— Умоляю вас, мама. Во всем виновата я. Князь Эмиль приказал мне не двигаться, но я глупо побежала. Если бы я была разумнее, ничего не произошло бы.

Все принялись ее успокаивать, уверяя, что она преувеличивает свою вину, а Виола покинула гостиную, решив, что у нее еще много дел перед Рождеством.

Мсье Бертье встретил ее на лестнице. Полуденное солнце пробивалось через стеклянный потолок, сделанный в форме купола. Атлетически сложенный, с золотыми волосами, облаченный в безупречный черный костюм, он сам напоминал ягуара: такие же быстрые расчетливые движения, глаза, подобные прозрачным топазам. Разглядывая девушку, он прислонился к перилам широкой лестницы.

— Мадемуазель Фламель, — Мишель слегка наклонил голову.

Виола не хотела показать, что у нее закружилась голова. Она должна была держаться спокойно, хотя сердце ее отчаянно билось.

— Добрый день, мсье Бертье, — кивнула она с достоинством. — Могу сказать, что все восхищены вашей храбростью и быстротой. Я видела происходящее из окна. Надеюсь, вы не очень сильно пострадали?

Он махнул рукой, как бы отстраняя все это.

— Сегодня предстоит обмен подарками?

— Да. Все пакеты и коробочки уже сложены под елкой, — она внимательно заглянула в его лицо. — Если я правильно поняла, то могу заметить, что не одобряю то, что вы задумали.

— Почему?

— Сегодняшний вечер не подходит… — она не могла сказать, что не хочет видеть его боль. Княжна не поймет его, и это станет крушением его надежд. — Слишком рано, чтобы вручать этот подарок.

Его рот сжался в подобие иронической улыбки.

— Не думаю.

С легким поклоном он прошел мимо нее.

Вечер удался. В конце ужина был подан заветный вишневый ликер на подносе, украшенном ветками остролиста. Виола опасалась пробовать коварный напиток, но все остальные пришли от него в полный восторг.

Шутки, шарады, игра в жмурки, песни под фортепиано, веселье, смех сменяли друг друга. Только у Виолы была сдержанная улыбка. Да еще Бертье слегка угрюмо наблюдал за происходящим, хотя очаровательно улыбался в соответствующие моменты. Виолу поразило затаившееся в нем чувство вечного напряжения при внешнем спокойствии. Девушка с горечью подумала о том, что не может вспомнить его смех.

Она принялась украдкой наблюдать за ним, и неожиданно у нее создалось впечатление, что он умело направляет ход событий и одновременно пытается заслонить княжну от всех остальных гостей, которые, радостно смеясь, уже разворачивали дары Рождества.

Подарок Бертье оказался последним. Помедлив, Мишель церемонно поднес коробочку к Элине и, встав перед ней на колени, раскрыл свое подношение.

Виола на секунду закрыла глаза. До этого мгновения она очень надеялась, что он все же решит подарить княжне что-либо другое. Когда девушка открыла глаза, то увидела, что Элина с любопытством разглядывает колье. На ее лице замерло выражение восторга и удивления.

— Мишо, что это такое? — она откинула голову и опустила плечи.

Дамы де Молвиль перевели дыхание и что-то зашептали. Кто-то произнес:

— Какое великолепие!

Затем наступила мертвая тишина.

«Все еще хуже, чем я предполагала», — подумала Виола.

Все, конечно, догадались, что означает подарок Бертье. Виола заметила это по выражению лиц и глаз присутствующих.

— Милый Мишо, — княжна осторожно коснулась плеча Бертье. — Это слишком… дорогой подарок для Рождества. Мне было бы довольно, например, роскошного альбома для записей. Тебе следовало попросить совета у Виолы.

Бертье стоял молча, ничем не выразив огорчения. Элина быстро подошла к матери и обвила ожерелье вокруг ее шеи, заметив, что княгине оно идет больше, чем кому бы то ни было. Мишель на мгновение отвел от них взгляд, затем приблизился к Софии и помог застегнуть колье. Она взглянула на него и пожала ему руку.

— Не хотите ли еще немного ликера или пирожных? — обратилась Виола к гостям, чтобы как-то разрядить обстановку.

Все тут же завели разговор о наступающих праздниках, о балах в Париже, о напитках и цветах. Виоле хотелось плакать.

Поздно ночью девушка сидела в своей комнате, рассматривая книгу, которую ей преподнесли сегодня вечером. Ей очень хотелось сделать какой-нибудь отличный подарок Бертье, но как это сделать, если вечер подарков уже закончился.

Затем Виола разделась и легла в постель, но долго неподвижно лежала без сна. Неожиданно она ощутила в темноте его присутствие. Не было ни звука, ни движения, которое она могла бы уловить. Но ей очень хотелось думать, что он здесь.

— Мсье Бертье, — она села в постели.

Никакого ответа.

Было странно разговаривать в пустой комнате, но она продолжила:

— Надеюсь, что вы не очень разочарованы поступком княжны Элины.

Ответа вновь не последовало. Она взбила подушки и вновь улеглась. Комната была погружена в полную тишину и темноту.

— Я бы очень хотела вам подарить золотых рыбок, — оказалось весьма приятно разговаривать с темнотой, представив, что он здесь. Говорить то, что она никогда не осмелилась бы сказать. — Я не думаю, что княжна когда-либо дарила вам золотых рыбок с длинными хвостами. Они очень милые. Мне хотелось бы увидеть вашу улыбку при взгляде на них.

Виола подобрала ноги и обхватила их руками, строя в мыслях воздушные замки.

— Мне хочется иметь свой сад с прудом, в котором водятся золотые рыбки с хвостами, точно нежнейший шелк… И уютный дом, наполненный воздухом и солнцем… Вы когда-нибудь мечтали о таком, мсье Бертье? Интересно, о чем думают мужчины? — она минуту молчала, затем продолжила: — О политике, я полагаю. Очень скучно быть мужчиной.

Она уставилась в темноту. Мужчины окутаны тайной. Они угрожающие и успокаивающие, уклончивые и прямолинейные, полные странных страстей и неожиданностей.

— Мсье Бертье… — прошептала она, не решаясь даже в одиночестве произнести эти слова вслух. — Почему вы ласкали меня? Почему вы так смотрели на меня?

Она вспомнила, о чем ее предупреждали дамы с Сент-Дени. Но они никогда не встречали такого мужчину, как мсье Бертье… Виола сложила руки и обратилась к воображаемому человеку в темноте:

— Я так хочу, чтобы это повторилось… Чтобы вы снова это сделали…

Она прижала ко рту ладони, потрясенная своей смелостью. Но ее желание было настолько сильным, что она не могла не выразить в словах то, что чувствовала. Беспокойство и страдание готовы были вылиться в слезы. Она не только была глупо влюблена в Бертье, но с тоской ждала его прикосновений…

Виола понимала свое глупое унизительное состояние. В очередной раз она взбила подушки и ощутила, что горячие слезы уже катятся у нее по щекам. Какой же одинокой и тоскливой может оказаться жизнь для утонченной девушки без всякого положения и семьи…

23

— Я не хочу, чтобы вы страдали.

Прошептав это, Мишель замер, охваченный искушением. Он прекрасно видел в темноте своим внутренним взором. Он мог закрыть глаза, но все равно чувствовал ее слезы. Он не знал, почему она плачет.

«Я хочу…» — сказала она, и твердая земля обрушилась под ним.

Она села, встрепенувшись. Зашуршало постельное белье.

— Мсье Бертье?

Он откинул голову назад. Кто мог подумать, что она почувствует его присутствие. Наверно, из-за того, что он излучал желание. Горел, как факел в ночной комнате…

Она всхлипнула — приглушенный звук выдал попытку удержать слезы.

— Я знаю, что вы здесь.

— Да, — сказал он.

Она слабо вскрикнула, услышав его голос. Он услышал ее частое и нежное дыхание.

Прошла минута. Ничто не двигалось.

— Почему? — это слово повисло в воздухе.

— Я не знаю.

Но он знал.

— О боже! — ее голос слегка дрожал. — Вы давно находитесь здесь? И, конечно, слышали меня… Какое унижение!

Эти слова заставили ее улыбнуться. Ему захотелось протянуть руку и взять в ладонь ее волосы. Но он это не сделал. Ему следовало сдержать черный огонь, который бежал по его венам и сжигал его.

Он почувствовал какое-то движение.

Ноги ее коснулись пола.

— Я должна одеться, если вы желаете продолжить наш разговор.

Она встала. Он почти воочию видел ее распущенные по плечам волосы и чувствовал аромат женского тела. Он не должен был поддаться искушению. Но его воля и действия шли вразрез друг с другом. Он стоял, словно вкопанный, и позволил, чтобы она в темноте наткнулась на него.

Виола протянула руки, чтобы безопасно добраться до шкафа, и… ударилась плечом о его грудь. Он тотчас подхватил ее, удержав от падения.

— Я не хочу… продолжать разговор.

Голос его был глухим и хриплым. Он был во власти противоречий.

— Но что вы хотите… — прошептала она, замерев в его объятиях.

— Все, что ты захочешь. Что ты скажешь.

— Золотых рыбок?

— Господи Иисусе! — он обхватил девушку еще сильнее и склонил голову к ее лицу. — Вот это. Я хочу этого.

Его губы коснулись женской щеки. Ее нежность накрыла его ласковой волной и отбросила прочь образ той, о ком он так долго и мучительно мечтал. Элина. Элина… Именно она сковывала его тело и душу. Но он справится со своей любовью…

Ее тело затрепетало, но она отстранила голову.

— Вы очень огорчились тем, как было принято колье?

Ему было наплевать на колье.

— Именно поэтому вы здесь? — ее голос был почти беззвучен. — Я предупреждала, чтобы вы не торопились с подарком. Я советовала вам… О, господи, мсье Бертье!

Он осторожно коснулся языком уголка ее губ… и почувствовал, как румянец заливает ее личико. Ее тепло обволакивало его, звало прижаться к ней еще крепче…

Мелкая дрожь пробежала по ее телу, и он понял, что виной этому вовсе не он, а холод. Она стояла рядом с ним полураздетая и босая… Он выпустил ее из объятий, быстрым движением разжег почти угасший огонь в камине и взглянул на нее.

Она казалась смущенной. Блеск ее рассыпавшихся волос, бархатистые черты лица — все его фантазии ожили.

Мрак больше не скрывал его. Он был похож на призрак ночи.

— Вам нельзя быть здесь, — произнесла она тихим ровным голосом. — Это очень глупо, мсье Бертье. Это недопустимо.

Он медленно подошел к ней. Она услышала его неровное дыхание…

— Позвольте мне лечь в вашу постель, — выдохнул он из себя.

— Это… невозможно… — произнесла она изумленно. В полном смятении она не знала, как понять его. — Вы очень утомлены… Вам следует вернуться к себе…

Он приподнял рукой ее подбородок.

— Я не устал.

— О… — она пыталась спрятать от него свой взгляд. — Вам, наверно, одиноко? Быть может, стоит попросить горничную… сделать для вас чай?

Одиноко. Боже. Такой горячий, напряженный и одинокий…

Он поцеловал ее шею. Хрупкость девушки была трогательной и беззащитной, словно у тонкого цветка. А скрытый жар ее тела был похож на пламя в камине…

— Не надо! — ее голос срывался, руки слегка дрожали. Она беспомощно отталкивала его. — Это непристойно…

Да. Это непристойно. И это безумие. Но он ее не отпустил. Обхватил за спину, прижимая к себе… Кружево сорочки коснулось его. Его руки погрузились в мягкий шелк ее волос. Волнение охватило его… Он так давно мечтал об этом. Наверно, с того мига, как только впервые увидел при дневном свете. В ателье, когда подал ей письмо от мужчины. Ему сразу стало ясно, что оно означает.

Он медленно и неотвратимо продвигался к постели. Она покорно следовала за ним, словно во сне, словно не осознавая, куда ее влечет его сила…

Возле кровати он замер, глубоко и неровно дыша. Затем склонился к ее ушку.

— Я не причиню тебе боль, — прошептал он.

— Конечно, нет, — ответила она.

Ее доверчивость поразила его. Она не должна доверять ему. Но он не остановился. Отбросил прочь все годы отказа от плотских утех.

Он опустился перед ней на колени и стал покрывать поцелуями ее тело. Замер, ощутив нежную маленькую грудь…

— Мсье Бертье… — ее слабый протест был едва слышен в ночном воздухе.

— Ты сказала, что хочешь этого…

Он мечтал об этом тысячу лет.

— Я думаю, это из-за того, что моя мать никогда не была замужем…

Ее рука осторожно коснулась его затылка, и она нежно провела ладонью по его волосам…

Он поймал ее вторую руку и ласково поцеловал маленькую ладошку. Она не отстранилась. Он больше не мог сдерживать себя. Он стиснул ее в объятиях, словно опасался, что она исчезнет из его рук. Ускользнет, словно маленькая золотая рыбка…

Ее рука покоилась на его шее. Он слышал ее дыхание. Сладость объятий радовала его, и он был готов глупо заплакать, как маленький мальчик… Он хотел признаться, что сходит с ума от ее тепла и нежности, от ее прекрасных волос и рук… Его пальцы ласкали ее изгибы под грудью, окружности бедер. Его охватил такой жар, что он боялся испугать ее.

Я не причиню ей боли… Я не хочу причинять боль…

Но вместе с этим он желал, чтобы его прикосновения подчинили ее.

— Я боюсь, что мы переходим грань, — ее рука слегка напряглась. — Но… я тоже чувствую себя одиноко.

— Виола… — ответил он хриплым шепотом.

Медленно, очень медленно, чтобы не испугать ее, он поднялся. Его пальцы осторожно потянули вниз с ее плеч легкий шелк. Ее тело застыло, словно льдинка.

— Не бойся меня, — его мускулы были напряжены, собственное тело стало чужим.

Виола пристально смотрела на него, и Мишель понял, что она страшится. Похоже, что до этого момента она на самом деле не понимала его. Она не остановила его ласки, а теперь из ее губ рвутся слова, чтобы отвергнуть его.

Он не мог допустить этого и закрыл ее рот безжалостным жадным поцелуем, остановив ее слова. Его сила легко преодолела ее сопротивление, и он опустился вместе с ней на постель.

Она упиралась руками в его плечи. Он завис над нею, тяжело дыша, им правили память и желание. Пламя камина освещало комнату всполохами огня. Пытаясь освободиться, Виола смотрела на него с гордым отчаянием.

— Мсье Бертье… вы будете сожалеть… если поступите недостойно…

Он хотел рассмеяться над ее призывом к его чести в такой момент. Но ее лицо… на ее лице он увидел веру в него, зависимость от него… и милую невероятную храбрость, героизм маленького беззащитного существа, почуявшего опасность.

Своей слабостью она победила его. Он не мог продолжать, но не мог и оставить ее. Пытаясь унять дрожь, он опустился на постель рядом с ней, окружив ее кольцом своих объятий.

Виола лежала, прижавшись к его телу. Она больше не сопротивлялась. Его объятия были сильными и — надежными.

Прошло довольно долгое время, когда она почувствовала, что его руки слегка разжались. Он слегка подвинулся, но по-прежнему обнимал ее.

Незаметно для себя она тоже задремала. Время от времени она просыпалась и удивлялась, что все еще видит его рядом. Ей было стыдно и радостно от этого. Это было невероятно и чудесно. Он просил ее разрешения лечь рядом с ней… Кто бы мог думать, что эта странная фантазия окажется столь радостной.

Она лежала на его руке и поминутно вздрагивала от такой непривычной подушки. Но стоило лишь ей проснуться, как он тут же успокаивающим жестом гладил ее волосы. Было так естественно и уютно устроиться спать в его руках.

Огонь в камине давно погас, и слабые сумерки рассвета стали проникать в комнату.

Очнувшись от сна, она едва не вскрикнула, увидев рядом с собой темную тень. Затем различила его лицо, губы, подбородок. Он наблюдал за нею. Она могла видеть его темные ресницы, глаза прозрачного серого цвета, подобные мареву зимнего утра в тот момент, когда звездный свет переходит в день.

Внезапный ужас охватил ее. Она вспомнила скандал, который случился с горничной в доме мадемуазель Аделаиды. Прислуга шепталась: «Она спит с ним!» Девушка не знала, о ком идет речь, но горничная была мгновенно уволена.

Виола смотрела в глаза цвета утреннего рассвета.

Она спала с ним.

О, господи!

Ночью ей казалось, что она счастливо избежала какой-то опасности. Но теперь, при дневном свете, со всей ясностью поняла, что окончательно пропала, уйдя далеко за пределы наставлений своей благодетельницы. Он провел ночь в ее комнате. Он прикасался к ней. Он целовал ее так, как не целуют порядочных девушек. Она спала с ним.

Виола вздрогнула. Его рука лежала на ее плече. Он обвил рукой ее шею, пропустил сквозь пальцы ее волосы… Каштановые локоны скользнули между его пальцев.

Святые небеса! Это произошло! Она спала с ним.

Но странно, в ее сердце не было ни стыда, ни раскаяния.

Он начал отодвигаться от нее. Она поняла, что он собирается уйти, и в испуге ухватилась за его руку, не понимая, зачем это делает.

Мишель оглянулся на нее с неожиданным вниманием.

— Я не должен был оставаться, — его голос звучал твердо. — Я сожалею.

Ей захотелось дотянуться до него, привлечь к себе, прижать поближе к сердцу.

— Ты не спал?

— Нет.

Она не хотела, чтобы он ушел. Наступало утро, но она не желала, чтобы оно пришло. Она не чувствовала себя виновной в чем-либо. Она чувствовала себя желанной женщиной. Немного застенчивой и взволнованной.

— Ты должен идти?

Их взгляды встретились.

— Я должен остаться?

Резкость его тона ошеломила ее. Словно он в чем-то обвинял ее. Она облизала губы и осторожно погладила его руку, ощутив мгновенно ее внутреннюю силу.

— Скажи мне — да или нет.

— Да, — просто сказала она. — Останься.

— Ночью ты сказала… что хочешь этого. А потом… — он сделал резкий вздох.

Она покраснела при напоминании о прошедшей ночи. Ей надлежало стыдиться, а вместо этого… она чувствовала себя обласканной. Возбужденной.

Неужели это означает стать падшей женщиной! Эгоистично радоваться тому, что он пришел к ней, а не к княжне Элине.

Холод в комнате проник в ее тело. Она задрожала и с надеждой взглянула не него.

— Стало холодно, вам не кажется?

Ей хотелось согреться в его объятиях, и она натянула одеяло до подбородка, пытаясь понять, уловил ли он ее намек.

Мишель сидел рядом, не двигаясь, и не спешил уйти.

Виола осторожно коснулась его волос, провела пальцем по щеке. Она закусила губы, охваченная непонятным чувством нежности к мужчине, который замер под ее неуверенной лаской. Девушка робко потянулась к нему и поцеловала уголки его рта.

Дрожь в нем перешла в тяжелую силу. Он схватил ее за плечи и впился в ее рот. Его мрачная сила покорила ее, опрокинула на подушки. Его рука спутала в клубок ее волосы. Он целовал ее лицо, шею, спускаясь все ниже…

Он смущал ее. У нее не было возможности сопротивляться. Всей своей тяжестью он навалился на нее. Его Нога решительно разделила ее ноги, его тело сжимало ее бедра и живот, его рука сорвала разделяющую их ткань…

Жар обнаженной кожи на ее обнаженном теле, на самом нежном месте…

Он двигался, завладев ее телом, его частое дыхание звучало в ушах, его движения поднимали в ней дразнящие волны возбуждения, незнакомые сильные ощущения заставили ее тело гибко изогнуться ему навстречу.

Мишель поднялся на руках. Мгновение она смотрела на него, ее губы горячо раскрылись… Но то, что он затем сделал, изумило ее. Необычное удовольствие от его прикосновений неожиданно стало причинять боль. Она откинулась, пытаясь избежать ее, но он даже не заметил этого. Его глаза были закрыты, он еще сильнее прижался к ней и одним могучим движением проник в нее.

Это была вспышка боли. Она издала мучительный протяжный стон, и он в непонятном страдании откинул назад голову. Его тело содрогнулось в страшной силе. Приглушенный крик вырвался из его горла. Он с силой входил в нее, мускулы на его плечах напряглись, как струны.

Испуганные всхлипы, паника и удивление вырывались из души девушки. Момент холодного насилия казался бесконечным.

Наконец он бурно вздохнул и ослабил жесткое напряжение. Опустившись рядом с ней, он жадно глотнул воздуха, словно после долго бега.

Было больно. И неловко. Он обманул ее и причинил ей боль, в то время как сам испытал наслаждение.

Он не смотрел ей в лицо и бережно гладил ее волосы.

— Виола… — шептал он. — Виола…

А она истерично думала: «Какая я глупая… теперь я падшая женщина…»

Он знал, что она плачет. Сквозь биение собственного сердца он скорее чувствовал, нежели слышал каждый ее всхлип, каждое рыдание. Стыд и страсть сжигали его. Он должен был остановиться и прекратить то, что обидело ее. Но тело вновь прижималось к ней, и его руки вновь стискивали ее…

Мишель целовал девушку, что-то говорил, пытаясь успокоить, но не понимал, что она отвечала. Он целовал ее глаза, слезы, ее обнаженные плечи… он пытался сказать, что сожалеет, что-то объяснить… Он не мог контролировать себя. Ее облик, сладостный, возбуждающий, снова разжег пламя в его венах. Он пытался утешить ее, но убеждение оказалось слишком чувственным, и его поцелуи становились все более долгими…

— О… — простонала она и… ощутила… сладострастие.

Он почувствовал, что в ней исчезла привычная скованность, а вместо нее возникло томное, страстное напряжение. Так долго тлеющее в нем пламя вспыхнуло, и он прижался губами к ее трепещущей груди. Она издала сладостный стон, который вовсе не означал боль. Девушка в жадной истоме выгибалась под ним, прекрасная в своем нежном тепле. Стыд и злость рассыпались в пыль перед реальностью ее облика при серебряном свете утра. Он забыл обо всем… ничего не слышал и не видел, казалось, что даже не дышал… ничего не существовало вокруг него, кроме страсти, которая поглотила его и ворвалась в нее взрывом радужного фейерверка.

Когда все завершилось, запахи и ощущения уронили его в странную летаргию. Смешанные чувства чередовались в нем — облегчение и наслаждение. Мысли исчезли. Он желал лишь одного — спать в ее объятиях. Виола молча смотрела на него своими любящими фиалковыми глазами, казалось, что девушка утратила способность говорить.

— С тобой все в порядке? — его губы коснулись ее губ.

— Не знаю… — прошептала она, жалуясь, точно ребенок.

Пытаясь успокоить ее, он нежно целовал девушку, чувствуя счастье и угрызения совести одновременно. Сон одолевал его. Подтянув упавшее одеяло, он старательно укутал им ее и себя, чтобы уберечься от холода раннего утра. Она затихла в его объятиях. Усталость медленно овладевала им. Он погрузился в бархатную мглу.

Сквозь сон он услышал, что кто-то постучал в дверь, и с трудом приоткрыл глаза.

Комната была залита дневным светом, ярко освещающим все — кровать, Виолу, ее роскошные каштановые волосы, тени ушедшей ночи…

В дверях стояла княгиня София. В руках у нее был подарок — пакет, завернутый в салатовую бумагу с шелковой лентой.

Он знал, что всю жизнь отныне будет помнить эту ленту, чьи концы красиво ниспадали почти до пола.

Он вздрогнул, но не пошевелился. Виола спала.

Их глаза встретились. Мгновение София молчала, затем взглянула на свой подарок, словно не зная, что с ним делать. Прикусив губу и покраснев, словно юная девушка, княгиня молча покинула комнату, плотно закрыв за собой дверь.

24

Услышав стук в дверь, Виола быстро вытерла слезы. Когда она проснулась, рядом с ней никого не было. Ей очень хотелось думать, что она всего лишь видела дурной сон, но… томительная боль и пятна крови на простыне говорили о том, что все самое ужасное произошло наяву.

Горничная вошла, не дожидаясь ответа. Служанка не смотрела на Виолу, только сделала легкий поклон и поставила поднос с завтраком у кровати.

— Ее сиятельство сказали, что если вы плохо себя чувствуете, то можете позавтракать в постели.

— Спасибо, — голос Виолы был слегка охрипшим. Она с испугом смотрела на еще одну чайную пару на подносе.

Горничная ничего не сказала по этому поводу и принялась разжигать огонь в камине. Странно, что она припозднилась с этим. Обычно потрескивание дров пробуждало Виолу по утрам. Чем все это объясняется? Неужели служанка заглянула в ее комнату раньше, чем Мишель ушел к себе?…

Горничная поклонилась и вышла. Запах кофе и свежевыпеченных булочек впервые в жизни показался Виоле отвратительным. Она отодвинула подальше поднос и забилась в угол постели. Отчаяние охватило ее.

Девушке нестерпимо, даже мучительно, хотелось принять ванну, чтобы немедленно смыть с себя все следы ночного происшествия. Но она не решалась позвонить служанке. А что теперь делать с испорченной простыней? Что делать с испорченной жизнью?

Не соображая, что делает, девушка бросилась к комоду и принялась лихорадочно искать ножницы. Ей оставалось лишь обрезать течение своей судьбы…

Легкий шорох заставил девушку остановить свои поиски.

Княгиня плотно закрыла за собой дверь. Виола метнулась к постели, но, бросив взгляд на Софию, замерла в испуге.

Она все знала. Она знала. Самая добрая, лучшая, благороднейшая женщина, мать девушки, на которой он собирался жениться, хозяйка дома, где ей дали прибежище… Виола стала задыхаться и закрыла глаза, не смея смотреть в лицо княгине. Ноги ее подкашивались. Слезы потекли из глаз. Слезы стыда и ужаса. Она медленно опустилась на колени…

— Тихо… тихо… — теплые руки коснулись плеч Виолы. Опустившись на пол, София прижала рыдающую девушку к своей груди. — Тихо, все будет хорошо…

— Мне… так стыдно…

— Тихо, милая… — София прижалась щекой к волосам девушки. — Не надо мне ничего рассказывать…

Виола уткнулась в кружевную блузку княгини и расплакалась. Сочувствие, жалость, нежная рука, гладящая ее волосы, повергли девушку в еще большее отчаяние. Она не могла поверить, что княгиня Маре-Розару жалеет ее после всего произошедшего.

— Простите меня… — с трудом произнесла она сквозь рыдания. — Я не хотела… я не понимала… — голос ее сорвался.

— Пойдем со мной, — София подняла ее на ноги. — Тебя ждет горячая ванна.

Виола взглянула на кровать.

— Простыня… Теперь все узнают…

— Это не имеет значения.

Ее слова испугали девушку.

— Они уже знают?

София ласково промокнула платочком слезы на щеках девушки.

— Мы поговорим об этом чуть позже.

Виола онемела. Если слуги все знают… Ее заклеймят позором.

Словно во сне она направилась вместе с княгиней в ванную комнату. София помогла ей забраться в теплую воду, подала душистое мыло. Виоле хотелось утонуть, но она даже этого не могла сделать.

С трудом понимая, что происходит, девушка смыла с себя остатки ночи, приняла из рук княгини теплое полотенце, а затем оделась. Слезы без конца текли по ее щекам.

Когда они вернулись в спальню, София усадила девушку перед огнем в камине и укрыла пледом.

— Мадам, я не понимаю, как я… И как вы можете быть такой доброй со мной?

София слегка улыбнулась. В ее глазах не было ни тени осуждения.

— Вы ненавидите меня? Презираете?

Княгиня еще шире улыбнулась своей светлой улыбкой и протянула девушке чашку с кофе. Он оказался горячим. Видимо, пока Виола принимала ванну, горничная принесла новый завтрак.

— Ты нравишься мне, девочка. Очень. И я хочу надеяться, что Мишель не обманет моих ожиданий.

— Слуги все знают..?

— Дворецкий сообщил мне обо всем перед завтраком. Хочу заметить, что это никого не удивило. В доме давно ходят слухи, что Лео — ваш общий ребенок и что ваша связь имеет давнюю историю.

Чашка зазвенела в руках девушки. Она с трудом опустила ее на стол и с ужасом уставилась на княгиню.

— Всем с самого начала показалось странным твое появление в доме.

— Это чужой ребенок! Клянусь вам! Вы можете спросить у инспектора Тобиаса, кто мать Лео!

Княгиня с жалостью взглянула на нее.

— Это не обязательно. Теперь я знаю, что сегодня ты впервые была с мужчиной.

Виола прикусила губу.

— Я понимаю, что теперь должна покинуть ваш дом.

— Я не хочу этого.

— Но… я покрыла себя позором. Вы не должны страдать из-за моего присутствия здесь. В доме гости… Мадемуазель Элина…

— Я не хочу, чтобы ты ушла, — она пристально взглянула на Виолу. — Я хочу, чтобы ты стала храброй. Оставайся и смело смотри всем в лицо, моя милая девочка.

— Я не думаю, что в силах это сделать… — голос изменил девушке. Она стиснула пальцы.

— Куда же ты направишься?

— Я… хотела стать переписчицей бумаг. Или чтицей. Я могла бы зарабатывать этим. Но… у меня нет рекомендательного письма.

— Значит, ты считаешь, что Мишель ничем тебе не обязан?

Виола была готова вновь расплакаться, и, чтобы сдержаться, до боли прикусила губу.

— Нет, мадам.

— В самом деле? Я хочу верить, что знаю его лучше, чем ты. Пожалуй, мне следует узнать его мнение.

— Он ничем мне не обязан. Это… было его ошибкой. Я уйду, и он сможет жениться на Элине, — быстро проговорила девушка.

София задумчиво рассматривала огонь в камине.

— Я не слышала, чтобы они решили объявить о своей помолвке. И не думаю, что это возможно.

Виола только сейчас вспомнила, что княгиня была против этой женитьбы.

— Но, мадам… вы не в силах заставить его разлюбить вашу дочь! Даже если прикажете ему… женитьбой на мне скрыть мой позор…

— Боюсь, что в этом ты права. Ну что же… Ты свободна в своем решении уйти. Но всем нам будет тяжело расстаться с тобой. И он с этим вряд ли смирится.

— Вы не хотите, чтобы они поженились? И я должна помочь вам помешать их свадьбе?

София нахмурилась.

— Я люблю свою дочь. Я люблю своего сына. И я люблю Мишеля. Они все — мои дети. Я хочу, чтобы они были счастливы. Чтобы все были счастливы. И особенно — Мишель.

— Как чудесно иметь такую мать, как вы… — тихо произнесла Виола, разглядывая яркий ковер на полу.

— Вы должны остаться и дать ему шанс поступить, как должно.

У девушки опустились плечи. Мысль о том, что он поступит «как должно», показалась ей ужасной.

— Мне лучше уйти, мадам.

— Разве он вам безразличен?

— Он любит вашу дочь, — Виола отвернулась, чтобы спрятать лицо.

— С этим покончено. Моя дочь — ваш друг. Неужели вы считаете, что она захочет выйти замуж за человека, который… был с вами? Узнав обо всем, Элина будет ожидать, что он поступит честно по отношению к вам. В противном случае она сочтет его подлецом.

— Значит, ему придется выполнить свой долг, — голос девушки казался безжизненным.

— Конечно, это не очень похоже на девичьи мечты. Это реальность, моя дорогая… — вздохнула София. — Разумеется, вы поступили необдуманно, но я не вправе осуждать вас за это. Я давно заметила взгляды, которыми вы обменивались, и почувствовала, как между вами растет притяжение. Но я никак не предполагала, что все произойдет так быстро.

— Я — распутная женщина… — едва слышно прошептала Виола, понурив голову. — Наверно, это все из-за того, что моя мать родила меня вне брака…

— В таком случае ты должна подумать о том, чтобы твой ребенок не повторил твою судьбу.

Виола в ужасе уставилась на княгиню.

— Бедное дитя! — вздохнула София. — Ты даже не подумала о том, что у тебя после этой ночи может быть ребенок.

У девушки потемнело в глазах…

— Виола! — резкий голос княгини и ее руки, поддержавшие ее, помогли девушке прийти в себя. — Не впадай в панику, моя милая. Тихо, моя девочка, не плачь. Мишель позаботится о тебе. Не стоит его так сильно жалеть… Он намного сильнее, чем тебе кажется.

Бертье пристально смотрел на себя в зеркало. Жесткое лицо, застывший рот, глаза, светящиеся льдом в отблеске света из окна. Он не любил свое лицо.

Его всегда считали красивым. Будущим совратителем, распутником, послушным орудием для выкачивания денег у богатых дам. Его заставляли смотреть, как других детей подвергали истязаниям, а когда он закрывал глаза — били по щекам. Все эти долгие годы не смогли стереть из памяти кошмар тех далеких дней. Теперь он заплатил по счетам и мог попытаться забыть о той своей жизни.

Но… с этой ночи в него вторглась другая память, живая и свежая. Она обрела свою жизнь и волю, и ночная радость стала для него пыткой. И он уже не в силах найти в своей душе желанное спокойствие. Он думал, что принял верное решение, и, кажется, совершил ошибку.

Он должен вернуть себе себя. Следует поговорить с ней и все уладить. Она должна исчезнуть из его жизни. Должна понять его. Он заплатит ей, хорошо заплатит.

Княгиня София… Все его тело вспыхнуло от стыда.

Он негромко выругался, обозвав себя глупым животным.

Гости покидали поместье. Князь и княгиня вышли проводить уезжающих на крыльцо. На лестнице Бертье столкнулся с Эмилем и герцогом Шовиньи. Они холодно поприветствовали Мишеля и направились в сторону гостиной с надменными и какими-то отстраненными лицами. Бертье с удивлением проводил их взглядом. Эмиль никогда раньше не вел себя так недружелюбно.

На улице к Мишелю подбежали барышни де Молвиль. Они протянули ему свои ручки, и он вежливо поцеловал их тонкие пальчики. Барышни смотрели на него глазами, полными игривого восхищения. Их родители вежливо попрощались с ним. В их отношении к нему не проявилось ничего необычного.

Когда Бертье вернулся в дом, то ноги сами собой понесли его в сторону комнаты Виолы. Опомнившись, он обругал себя и направился в гостиную в западном крыле. Обычно Элина в это время играла там с малышом.

— Не хочешь ли взять Лео на руки? — поинтересовалась девушка. — Похоже, что не хочешь… — она искоса взглянула на Мишеля. — Это правда?

У него внутри все похолодело.

— Все говорят, что ты и Виола…

Она что-то говорила и говорила, но он совершенно не слышал ее слов. Его сердце оглушительно стучало, отдаваясь в ушах. Это был слышный лишь ему одному стук его разрушенной жизни.

— Нет.

Он не должен допустить, чтобы она в это поверила.

Элина закусила губу. Ее лицо отразило тревогу.

— Мишо, ты не должен мне лгать.

Он молча смотрел на нее.

— Ты ведь не станешь мне лгать?

— Эли, это ничего не значит. Это… — он сжал челюсти. — Ты не понимаешь… Ты не должна думать об этом. Это была глупость.

— Значит… это для тебя ничего не значит? — она уставилась на него потемневшими от гнева глазами.

— Нет. И больше никогда не повторится.

— Не повторится! Ничего на значит! — зазвенел ее голос. — А что будет с Лео? А сама Виола?.. Я не ожидала от тебя этого!

Испуганный ее криками малыш начал плакать, но его вопли только усилили негодование.

— Ты их оставишь на улице? Или… — ее глаза расширились. — Я не понимаю, почему ты так жесток! Ты привел девушку и ребенка в наш дом, справедливо ожидая, что мы радушно примем их. Но сам ты, оказывается, вовсе не торопишься их признавать!

Он стоял в оцепенении, не понимая смысл ее упреков.

— Мне нечего признавать, — тихо, но твердо заявил он.

— Нечего?!.. А он? Он для тебя — ничто? — в порыве эмоций она почти бросила ему в руки малыша.

Мишель был вынужден подхватить на руки ребенка, чтобы тот не упал. Маленький Лео изгибался и визжал, не переставая.

— Не отпирайся! Невозможно скрыть, что он твой ребенок! У него твои глаза! — бросила Элина с презрением.

— Все это глупые выдумки, лишенные основания.

Он старался говорить спокойно, но ярость сковывала его движения. Ярость на судьбу и на себя самого.

Элина выхватила у него ребенка. Ее глаза сверкали от слез. Не говоря ни слова, она выскочила из гостиной.

— Мишель, — голос князя остановил его на пороге, когда он рванулся вслед за девушкой.

Бертье медленно повернулся. Холод отчуждения, возникший между ним и его любовью, стал закрадываться в его душу. Ему не хотелось разговаривать ни с кем. Он желал одиночества.

— Что ты намерен предпринять? — ровным голосом поинтересовался князь.

— Не знаю, что вы имеете в виду.

— Не лги.

— Я отошлю ее, — резко бросил Бертье. — Я никогда на нее не взгляну. Я дам ей достаточно денег, чтобы она могла жить без проблем. Я перережу себя горло, если хотите. Этого достаточно?

Князь медленно присел в кресло и строго взглянул на Мишеля.

— Достаточно для чего?

Бертье молча принял его холодный взгляд.

— Разве я требую от тебя добродетели? Я сам грешил в молодости. Пока не встретил ту, кого люблю. Теперь мне не нужны другие женщины. Ты понимаешь меня?

— Нет.

— Я принял тебя в свой дом совсем маленьким ребенком и не раз хотел официально усыновить. Но ты каждый раз отказывался. Что ж, это твое право. Когда ты вырос, я сделал именно тебя своим помощником в делах и доверил управление компаниями. Я искренне считаю тебя своим старшим сыном. Но знай, что я никому не позволю причинить боль моей дочери. Или моей жене. Никому. Даже тебе.

— Я скорее убью себя.

Мишель повернулся и направился к двери.

— Я так и думал, — раздался за его спиной по-прежнему ровный голос князя.

Лакей передал ему записку. Княгиня ждала его в музыкальной гостиной.

Это был конец. Он из последних сил выдерживал спокойствие.

Белые и пунцовые розы отражались в блестящей поверхности рояля. В гостиной всегда было много цветов, но лишь сейчас Мишель заметил их яркие краски. София медленно перебирала клавиши и прервала музыку, когда он появился в дверях.

— Князь уже говорил со мной. Если мое присутствие нарушает ваш покой…

— Поверь, я очень сожалею, что все это получило огласку. Горничная зашла в комнату раньше меня, иначе я постаралась бы сохранить все в тайне.

Встав из-за рояля, она подошла к нему и обняла его за плечи. Как в далеком детстве. Свечи медленно таяли… Он наблюдал за ними, не в состоянии смотреть на Софию.

— Я умру.

— Мишо… — княгиня устало опустила руки.

— У меня в сердце ад… — он взглянул на ее волосы, на устало опущенные плечи… Он хотел, чтобы все скорее закончилось. — Я уеду завтра. И не увижу Элину до отъезда. Прошу лишь убедить ее, что этот ребенок — не мой. Я никогда раньше не встречал Виолы до вашего посещения ателье. И я никогда… до этой ночи…

Слова застряли в горле. Она не поднимала на него глаз. Но он хотел, очень хотел, чтобы она посмотрела на него. Она прочтет на его лице правду.

— Я буду ждать Элину. Я всегда буду любить только ее, — решившись, выпалил он. — Должен наступить день, когда все это забудется. Эли не слышит меня сейчас. Она верит тому, что ей наболтали слуги.

— Тебя должно сейчас беспокоить другое, — София взглянула на него. — Почему ты не хочешь подумать о девушке, жизнь которой сегодня разрушил?

У него напряглось тело.

— Я ничего не рушил. Эта мадемуазель будет обеспечена заботой. Не думаю, что для нее что-то рухнуло. Ничего страшного в ее жизни не произошло.

Одна бровь княгини изумленно приподнялась.

— Виола мне говорила совершенно иное.

— Ей вообще не стоило разговаривать с вами. Тем более об этом. И… что она вам заявила?

— Что она предала наше доверие. Что она уйдет из нашего дома. Что вы любите Элину.

— И ни о чем не просила?

— Ни о чем. Виола сказала, что ты не несешь за нее никакой ответственности. Быть может, она хотела просить у меня рекомендацию, чтобы найти себе новую работу, но так и не попросила об этом. Она надеется стать переписчицей бумаг.

— Я поговорю с ней, — резким движением он подошел к камину. Взял кочергу и пошевелил угли. — Ей нет необходимости искать работу.

— Что же ты решил сделать для нее?

— Я куплю для нее дом и предложу большую сумму денег. Она не будет ни в чем нуждаться.

Он мрачно смотрел на огонь, наблюдая за языками пламени, лижущими дрова.

— Я всегда хотела, чтобы ты забыл тот дом, откуда я тебя забрала. Но теперь не могу поверить в то, что ты забыл.

Дрожь пронзила его насквозь.

— Я все помню.

— Но тебе все равно, если она…

— Я помню! — закричал он, отшвырнув в сторону кочергу. — Если вы думаете, что я повергну ее в ту пропасть, из которой вырвался благодаря вам, то… — он с трудом перевел дыхание. — Я никогда не забывал, откуда я пришел в ваш дом.

Она с ужасом и жалостью смотрела на его дрожащие губы.

— Прости… я не должна была говорить об этом.

— Не плачьте, — произнес он сквозь зубы. — Не плачьте обо мне. Я уйду. Бог позаботится о моей душе.

Она, словно во сне, прошлась по гостиной. Присела за рояль… дрожащими руками тронула клавиши… Они издали неприятный разноголосый звук. Никогда раньше он так не говорил с ней. Никогда раньше не повышал голос… Что это? Ей показалось, что перед ней возник призрак маркиза де Ланье… Неужели в мальчике начинает проявляться его дурная кровь…

— Она ожидает, что я дам ей достаточно денег. Она получит еще и дом в придачу. Это более чем щедро. Она больше не станет себя продавать.

Прислушавшись к его словам, София оставила свои горестные размышления и приподняла голову.

— О чем ты?

— Это было ее ремеслом. Помните записку, которую ей принесли в ателье? Хозяйка, где она жила, говорила о том же. Но ей раньше мало платили, и жила она в ужасном доме.

— Мишо… — лицо княгини побледнело. — Ты ошибаешься.

— Нет.

— Бедный мой мальчик… Разве этой ночью ты не понял… не убедился, что она…

Что-то необычное в ее интонации заставило Мишеля заглянуть в широко открытые, полные смятения, глаза Софии.

— Ты стал ее первым мужчиной.

— Это она вам сказала?

— Мне не нужно было об этом говорить. Я видела ее смятение, ее слезы, ее ужас, ее стыд. И простыни.

Он не должен был допустить этого. Но это случилось. Он сам хотел этого.

Его руки легли на холодную поверхность рояля. Он так мечтал жениться на Элине…

— Мишо… Я была уверена, что знаю тебя. Никогда не думала, что разочаруешь меня.

Ваза с розами полетела в стену!.. Она разбилась со звуком выстрела. Осколки рухнули на пол вместе с лепестками. Кровавыми лепестками. Все справедливо.

Резко повернувшись, он быстро вышел из гостиной, оставив княгиню возле осколков своей мечты.

25

Княгиня Маре-Розару велела передать Виоле, чтобы та ждала ее в лиловом будуаре, который находился в дальнем конце восточного крыла.

Девушка медленно бродила по небольшой комнате среди увядших цветов, которые не торопились убрать слуги. Видимо, в эти апартаменты нечасто заглядывали хозяева.

В комнату медленно спускался сумрак. Наблюдая, как он растекается по углам, Виола неожиданно почувствовала себя призраком. А как же иначе? Она была временным жильцом этой усадьбы, и ее присутствие здесь скоро забудется.

Внезапное волнение сжало ей сердце. Мишель вошел в комнату. Его появление было, как всегда, совершенно бесшумным. Но она мгновенно почувствовала его присутствие и резко повернулась в сторону дверей.

В полутьме комнаты он показался ей ангелом смерти.

Она всегда терялась в его присутствии, но сейчас, после прошедшей ночи, и вовсе не знала, как вести себя. Обычная вежливость казалась неуместной после пылких объятий в ее спальне. Но неужели это действительно было… Неужели этот ослепительно красивый мужчина с золотыми волосами не так давно обнимал ее, целовал, спал с нею в одной постели…

— Мадемуазель Фламель, — его голос обжигал холодом. — Мы поженимся после Нового года, если вы не возражаете.

Услышав его бесстрастные слова, Виола медленно опустилась на диванчик с выцветшим гобеленом.

— Мсье Бертье… я не жду от вас столь поспешного предложения. Вам следует хорошо подумать…

— О чем? — горечь проскользнула в его голосе. — Все решилось прошлой ночью.

— Но княжна…

— Все уже решено.

— Мне очень жаль… — прошептала она.

— Я хочу услышать от вас лишь одно. Правду, — его лицо напряглось. — Я был первым?

Она не сразу поняла его. Потом мгновенно покраснела. Пальцы сжали край дивана. Неужели он думал, что раньше был другой? Кто-то иной, кроме него?

— Да.

В его холодных глазах вспыхнул огонь. Первый…

— Я не знал, — он отвернулся. В его голосе были слышны печаль и злость. — Я не… столь опытен в этом.

— Мсье Бертье, я никогда бы не допустила столь вольное со мной обращение.

— В самом деле? — он бросил на нее взгляд, полный сарказма.

Виола вдруг вспомнила его тело, прижатое к ней. Его руки, ласкающие ее… горячие объятия обнаженных тел…

— Я знаю, что виновата! — воскликнула она. — Я не должна была это допустить, но… позволила… Это все только моя вина.

— Остается желать, чтобы вы навсегда запомнили все свои слова и сомнения прошлой ночи.

— Я думала, что вам одиноко… Я не подозревала о том, что вы собирались…

Его взгляд сверлил ее насквозь.

— Уверяю вас, я не знала, что решусь на такое. Что это может произойти со мной. Никому никогда не позволила бы совершить со мной такое…

Загадочная улыбка тронула его губы.

— Мне нравится ваш румянец. Я ожидал найти вас плачущей и бледной.

— Любой на моем месте заплакал бы. Никогда такого не было в моей жизни. А теперь… все они считают… — она закусила губу. — Все смотрят на меня… Зачем вам жениться на мне, если вы сами… так же, как и все остальные… презираете меня за случившееся?.. Княгиня София предупредила, что у меня может быть ребенок… Надо подождать немного, чтобы это проверить. Я не хочу, чтобы вы женились на мне из-за этого, но… мне так страшно!

Девушка вскочила с дивана и, съежившись, отвернулась.

Он молчал. Когда же Виола открыла глаза, то он оказался прямо за ее спиной. До неприличия близко. Повернув ее к себе, Бертье приподнял подбородок девушки, заглядывая ей в глаза.

— Ты паникуешь. Это необычно для тебя.

— Меня воспитывали в строгости. А теперь… Но вам не нужно беспокоиться обо мне, мсье. Для вас будет благом, если я перестану дышать. Вы сразу же избавитесь от меня и от тех проблем, которые получили из-за меня.

— Ничего с вами не произойдет. Даже если вы упадете в обморок, то останетесь живой. А я в любом случае обязан на вас жениться.

— Вы ничего мне не обязаны! Я все объяснила княгине. Лучшее, что я могу желать — это получить рекомендацию…

Его пальцы сжали ее подбородок.

— Тебе не нужна рекомендация, — сказал он. — Через две недели мы поженимся.

— Но княгиня…

— Она знает, что я ее не разочарую, — его рот скривился в ироничной усмешке.

Венчание состоялось в ветреный облачный день в домашней церкви Маре-Розару. Все казалось призрачным и нереальным. Так же, как и ослепительно-белое платье, расшитое мелким хрусталем. Букет из нежных орхидей был окутан вуалью серебристого оттенка.

Все помещение было залито бесчисленными лучами разноцветного света, падающего из высоких мозаичных окон. Виола ясно осознавала, что не вправе рассчитывать на венчание в церкви, принадлежащей многим поколениям знатных особ. Но судьба распорядилась именно так, что сам князь Маре-Розару вел ее к алтарю, где ожидал невесту Бертье. Мишель был как всегда хорош собой, и девушка подумала о том, что он похож на изваяние холодного безжалостного совершенства.

Сквозь марево вуали она увидела дам с улицы Сент-Дени. Старушки решились проделать долгий путь из Парижа, чтобы разделить минуты счастья с любимицей своей усопшей подруги. Они искренне радовались за Виолу и поминутно вытирали слезы платочками. Они были ее друзьями и были счастливы за нее. Дамы не знали, что все это — обман. Даже белое платье — символ чистоты.

Князь подвел ее к жениху. Теперь у нее не было выхода. Через вуаль она сейчас видела лишь очертания его темной фигуры. Потом услышала его голос, твердый, без эмоций. Любовь. Честь. Верность. Как он мог произнести это?

Ей казалось, что она не сможет издать ни звука, но когда подошел ее черед, девушка словно во сне повторила слова, простые и решительные. Да, она любит его. Любит. Это единственная правда в происходящем.

В болезни и здравии. Пока мы живы.

Он поднял ее вуаль. Она сморгнула слезу и увидела его лицо. Глаза с темными ресницами, глаза раннего зимнего утра. Его губы. Они коснулись ее. Он заметил ее слезы. Легкое напряжение промелькнуло на его лице, он наклонил голову и промокнул поцелуем ее мокрые щеки.

Княгиня взволнованно ходила по комнате. Она еще раз взбила подушки, расправила закрытые портьеры, погладила рукой белый кружевной пеньюар, ожидавший новобрачную на постели.

— Вы можете переделать убранство этой комнаты, Виола. По своему вкусу.

— Здесь очень мило, мадам, — пролепетала девушка, все еще находящаяся в состоянии легкой прострации.

— Зови меня отныне просто Софи.

— Я не смогу…

— Постарайся. Это не так сложно. Теперь ты член нашей семьи.

— Хорошо, мадам… Софи.

Княгиня приподняла кружевную салфетку, под которой на маленьком столике находилась шкатулка из слоновой кости.

— Это подарок Мишеля. Он просил меня передать это тебе.

Помедлив, Виола приняла подарок. Присев на кушетку, она открыла крышку. Внутри, на лиловом атласе лежали серебряные щетки и небольшое изящное зеркальце. Знакомые и родные предметы…

— Как он нашел их? — комок подступил к горлу.

— Виола, не вздумай плакать! — воскликнула София.

— Да, мадам… — девушка всхлипнула и опустила голову. Затем она взглянула на княгиню засветившимися глазами и улыбнулась: — Никогда не думала, что снова увижу это.

— Можно я расчешу твои волосы? — не ожидая разрешения, София принялась освобождать от шпилек прическу Виолы. Волосы упали тяжелыми волнами на плечи девушки. Княгиня принялась медленно расчесывать их.

— У меня ведь тоже не было рядом матери, когда я выходила замуж. И меня тоже некому было просветить о подробностях первой ночи.

Виола почувствовала, что краснеет.

— Милая, не смотрите на меня с таким стыдом и отчаянием. Уже все в порядке. Вы теперь замужняя женщина. В вашей власти решать: доставить наслаждение вашему мужу или сделать его несчастным. Но и о себе не стоит забывать. Женщина должна чувствовать себя свободной, чтобы получать радость в любви, — ее глаза дразняще сузились. — Похоже, я испугала тебя. Или же ты боишься Мишеля?

Вопрос оказался неожиданным, и Виола нервно заморгала ресницами.

— Он причинил тебе боль? — осторожно спросила София.

Виола опустила глаза и медленно провела пальцем по ручке зеркала.

— Поверь мне, больше боли не будет. Если же останется, то не позволяй Мишелю заподозрить неладное. Тебе всего лишь нужно привыкнуть к новым ощущениям. Представь себе что-нибудь теплое и роскошное. Кашемировую шаль. Нежный атлас. Теплый песок под пальцами… Ласку солнечного света… И ты сумеешь справиться с мимолетным неудобством.

Виола бросила взгляд на белоснежную постель и густо покраснела.

— А что касается Мишо… — княгиня задумчиво вертела в руках щетку. — Он никогда не позволит мне рассказать кому-либо об этом, но… — ее губы упрямо сжались. — Я считаю, что могу доверить тебе нашу тайну, — София с минуту молчала, затем, тяжело вздохнув, начала свой рассказ: — Должна сказать, что когда-то давно я была замужем за другим человеком. Тогда я была молода и очень глупа. Считала, что внешняя красота обязательно сопутствует доброте и порядочности. Но очень ошиблась.

Ощущая, как в груди оглушительно колотится сердце, Виола подавила возглас удивления.

— Маркиз де Ланье был ужасным человеком. Воспоминания о тех днях терзают меня до сих пор. Оказывается, есть люди, которые могут жизнь и любовь превратить в нечто страшное, — Софи криво усмехнулась и продолжила: — Есть разные мужчины. Одни умеют любить и дарят свою любовь любимым. Другие… предпочитают разного рода извращения. Одни из них развлекаются с продажными женщинами, другие предпочитают мужчин. Третьи — детей.

Спина Виолы судорожно напряглась. Она неотрывно смотрела на изящную женщину, которая за эти минуты постарела лет на десять, хотя обычно выглядела значительно моложе своих лет. Княгиня с трудом продолжала рассказывать:

— Однажды ночью я проснулась от смутной тревоги и обнаружила, что рядом со мной нет моего мужа. Интуиция или что-то другое привело меня в дальний конец нашего дома, откуда были слышны крики боли и вздохи сладострастия. То, что я там увидела, повергло меня в ужас… Меня не заметили, и я бросилась бежать куда глаза глядят. Случайно я оказалась в комнате, где находился маленький златокудрый мальчик. Длинная веревка, закрепленная на его поясе, надежно удерживала его в этой комнате. Малыш сначала испугался меня, но затем я сумела его разговорить, и его рассказ поверг меня в еще больший ужас. Оказалось, что Мишо привели в этот дом с целью сделать из него игрушку для старых развратников, но затем мой муж почему-то изменил свое решение. Мальчика содержали в довольно приличной комнате, хорошо кормили, но всегда держали на привязи. Изредка его приводили в зал для оргий, но лишь для того, чтобы он мог наблюдать за происходящим кошмаром. Если он закрывал глаза, его били. Похоже, что из него хотели вырастить чудовище в образе ангельской красоты. Хотя я могу ошибаться. Когда я решилась поговорить обо всем со своим мужем, он разъярился и избил меня. Целый год я провела взаперти, — дрожь в ее голосе усилилась, но она держала себя стойко. — А потом… все неожиданно изменилось. Маркиз внезапно умер. Странно, но после его смерти выяснилось, что от всего огромного состояния почти ничего не осталось. Говорили, что он потратил его на какие-то странные опыты врача Моро.

Голос ее сорвался. Виола в смятении налила в стакан воды и поднесла княгине. Та улыбнулась, но в глазах не было радости.

— Маленького Мишо почему-то не нашли в доме. Никто не знал, куда он делся. В доме вообще не нашлось следов пребывания каких-либо детей. Именно в те дни я случайно встретилась с князем Маре-Розару. Он стал моим другом, а затем — мужем. Но я не могла забыть малыша. Мы организовали его поиски, наняли лучших сыщиков. Они три года искали его. Потом нашли. В приюте, который принадлежал доктору Моро. А еще они выяснили, что Мишо — незаконный сын маркиза де Ланье. Любовница маркиза умерла во время родов, и он отдал мальчика на воспитание одной семье. Когда мальчик подрос, его выкрали и продали поставщикам живого товара для знатных распутников. Трудно назвать это счастливым стечением обстоятельств, но Мишо преподнесли в подарок его собственному отцу. Сходство мальчика с умершей любовницей поразило маркиза. Он решил выяснить, кто родители малыша, и вскоре убедился, что судьба привела к нему в дом его собственного сына. Мальчик был удивительно красив собой, и маркиз решил лично заняться воспитанием ребенка. По своему образу и подобию. Но смерть остановила его чудовищные намерения. А потом Мишеля забрал к себе доктор. Жизнь в приюте тяжела для всех детей, но для Мишо ужасным было другое. Подумать только, этот сумасшедший врач заставлял малыша присутствовать на операциях… Теперь ты видишь, что Мишо довелось вынести. Я рассказала тебе обо всем, чтобы ты лучше понимала своего мужа.

— Он… лучший из всех людей… — тихо произнесла Виола. — Он не похож на своего отца.

— Ты так думаешь? — в голосе княгини прозвучала надежда. — Спасибо. Мне было страшно рассказать тебе все это. Я боялась, что ты неправильно поймешь… Что пожалеешь о том, что стала его женой.

— Я думаю, что всегда хотела этого. Но я боялась, что он…

— Он женился на тебе.

— У него не было выбора, — девушка опустила голову.

— Выбора? — София покачала головой. — Боюсь, что ты любишь его больше, чем он это заслуживает. Никто не заставлял его стать твоим любовником. Он — взрослый мужчина и не сделает ничего такого, что не пожелает делать.

Виола быстро взглянула на княгиню:

— Я все еще боюсь… — прошептала она.

София погладила ее по голове.

— Каждый боится будущего. Но ты сама сказала, что он — лучший. Элина так никогда не скажет. Особенно если узнает его прошлое. Она придет в ужас и станет его жалеть. А он этого не вынесет. Мишо очень горд и столь же стыдлив.

— Чего ему стыдиться? То, что происходило в те дни, — не его вина.

— Моя милая девочка… — София улыбнулась. — Спасибо тебе, что ты меня поняла. Будь счастлива, Виола, маленькая ночная фиалка! Ты — это самое лучшее в его жизни.

Усталой походкой она направилась к выходу и тихо прикрыла за собой дверь.

Виола достала зеркало мадемуазель Аделаиды и внимательно посмотрела на себя. Каштановые волосы, темно-синие глаза, маленький нос, пунцовый рот, щеки с легким румянцем… Что же в ней необычного? И ума особенного не заметно.

Мишель честно играл свою роль: принимал поздравления и улыбался. Никто из гостей не знал подробностей обстоятельств этой свадьбы. Это его слегка успокаивало — он не хотел, чтобы какие-либо сплетни причинили Виоле боль.

Старые дамы, приглашенные в дом по просьбе невесты, торжественно объявили всем, что мсье Бертье очень повезло, и мадемуазель Фламель сделает его по-настоящему счастливым. Было заметно, что старушки очень гордятся своей любимицей и искренне желают видеть ее счастливой. Старые дамы были деликатны и аристократичны. Убранство дома Маре-Розару привело их в восторг, а за столом старушки едва притронулись к роскошным яствам, как и полагалось настоящим дамам высшего света.

Наблюдая за подготовкой торжества, за энергичными хлопотами Элины и Софии, Мишель думал: «Скоро меня здесь не будет». У него было чувство, что где-то рядом пропасть. Темная пропасть. Но кто-то был рядом. Тот, кто удерживал его на краю.

Он не сразу заметил, что София повела его невесту… его жену в сторону спальни. Сидящий рядом Эмиль улыбнулся и подмигнул Мишелю. Бертье сделал вид, что ничего не заметил. И в тот же миг почувствовал чей-то взгляд. Взгляд сквозь пространство. Взгляд той, которая только что покинула этот зал.

Князь подошел к нему и дотронулся до его плеча:

— Чудесный праздник, Мишо. Поздравляю!

Мишель понял, что ему следует отправиться вслед за женой.

26

Комната была полна подарков и цветов. На кушетке лежала кружевная шаль. Шаль Виолы. Его супруги. Странно было услышать это слово в своем сознании. Но оно сотворило чудо — в нем неожиданно зажегся огонь желания, отблеск того пламени, которое никак не хочет его отпускать.

Когда он вошел, Виола сидела на кресле с покорно сложенными руками. Ее волосы были вольно распущены и слегка запутались в шелковом кружеве пеньюара.

Лишь только дверь захлопнулась за его спиной, как девушка испуганно вскочила и отбежала в сторону. Мелькнули ее обнаженные ноги, взлетела россыпь длинных волос. На лице зажегся румянец смущения.

Он не торопился произнести слова, которые твердо решил сказать полчаса назад. Не сейчас. Потом.

— Вы забыли это, — он протянул ей шаль. Шелк струился в пальцах. Как ее волосы той ночью…

— Спасибо… — тихо пробормотала она и, взяв шаль из его рук, прижала ее к себе, словно та могла защитить ее от него. Или от себя самой.

— Вам незачем меня благодарить.

— Но… в этом шкафу столько новых платьев… и всего остального. Элина сказала, что вы лично оплатили эти роскошные вещи. Я не ожидала такой щедрости… Все это стоит огромного количества денег. Это безумие так много тратить на меня. Мне вовсе не нужно столько одежды…

— Моя жена имеет право получать самые лучшие туалеты и украшения. Все, чем я владею, — ваше. Кстати, я открыл в банке счет на ваше имя и буду регулярно класть на него взносы.

— Вы познакомились со мной, когда я была одета в казенное платье и жила в маленькой комнатке в старом доме. Теперь вы одарили меня роскошными подарками, а я… мне нечем вас отблагодарить.

Он старался не смотреть на линии ее тела, по которому струился нежный атлас…

— Это все глупости, не думайте об этом.

— Я могла бы сшить для вас рубашку…

— У меня хороший портной.

Она нервно погладила ладонью сверкающую ткань халата.

— Возможно… я могла бы сделать вам массаж…

Мишель удивленно посмотрел на нее.

— Когда мне было двенадцать лет, я сильно простудилась, и мадемуазель Аделаида растирала меня камфарой. Это очень успокаивало меня. Быть может, я смогу помочь вам снять напряжение и усталость?

— Не думаю, что это поможет… — он обреченно опустился на маленький диван.

— Вам не нравится массаж? — она растерянно смотрела на него.

Она не понимала. Тело его было сильно возбуждено и не нуждалось ни в каком массаже. Он забыл о своих намерениях и с удовольствием смотрел на ее лицо, слушал ее голос, любовался ее нежными ручками, выглядывающими из-под нежного пуха, которым был оторочен пеньюар. Как же она хороша сейчас! Сводит с ума… Ее нежность звала его и пробуждала в нем темную силу…

— Нам нужно поговорить. Возможно, вы думаете, что я не считаю наш брак настоящим. Хочу, чтобы вы поняли — вы можете положиться на меня во всем. Я буду вашей надежной опорой.

Он старался смотреть в сторону, решившись высказать все именно сейчас.

— Спасибо, — он услышал, как шелестела ее одежда. — Не думайте, что сделали меня несчастной, решившись жениться на мне. Я стану вам настоящей женой… преданной и… любящей…

«Моей женой… любящей… женой», — повторил он про себя. И вновь забыл о своем решении, когда увидел, что она подошла к нему и с робкой надеждой заглядывает ему в лицо.

Он видел ее трепет, ее волнение, ее удивительные фиалковые глаза… Он мог одним легким движением смять ее… Но он хотел лишь радовать ее и обожать ее.

Он подхватил ее на руки, и легкий шелк соскользнул с ее плеч, обнажив нежное тело. Все шло совсем не так, как он решил утром. Он пришел сюда лишь с твердым намерением сказать, что она свободна от его притязаний. Сказать и немедленно удалиться. Но сейчас он уже не мог даже думать об этом. Он смотрел на ее ресницы, на мягкий овал лица, чувствовал, как ее руки обвивают его шею… Он уже не владел собой.

— Виола… — прошептал он и медленно, очень медленно поцеловал ее ушко, шею, откидывая рукой ее душистые волосы… — Я не причиню тебе боли… никогда…

Как же было трудно и мучительно сдерживать свою страсть, когда ее тело льнет к нему. От нее исходил чарующий аромат, но тепло женского тела возбуждало его значительно сильнее. Не осознавая, что делает, он сильно стиснул ее в своих объятиях. Она издала слабый звук и попыталась освободиться.

— Нет, пожалуйста, не останавливай меня, — его голос был необыкновенно нежным, а прикосновения стали более искушающими. — Я не причиню тебе зла… Клянусь…

— Я не боюсь, — прошептала она. — Но мне почему-то кажется, что я вновь пью вишневый ликер…

Он впился своими жадными губами в ее приоткрытый ротик. Она извивалась в его объятиях, ее бедра льнули к нему… Он ласкал и целовал все ее тело — лицо, губы, щеки, шею, плечи, грудь… Она часто дышала, ее голова откинулась назад, а пальцы цеплялись за его плечи…

Пара шагов — и он опустил ее на постель. Быстрым движением избавился от одежды и нагнулся над женой. Виола смотрела на него сквозь ресницы. Ей казалось, что она спит. Это была не она… Она не могла быть столь распутной… Это другая женщина… Мадам Бертье… И к ней склоняется ее возлюбленный супруг. Мужчина, похожий на божество. И он смотрит на нее, как на богиню, а ее тело почитает, словно драгоценную вещь…

Мишель прикоснулся к ней так нежно и сладостно, что она закрыла глаза от стыда и удовольствия. Когда же он прильнул губами к ее груди, она ощутила, что где-то внутри у нее раскрылся солнечный цветок…

— Ты прелестна, моя радость… — он рассмеялся удивительно спокойно и доверчиво, щекоча дыханием ее кожу. — Твое тело совершенно, кожа восхитительна, ты вся — прекрасна.

Жаркий запах женщины дурманил его. Ее тело дрожало, но боялось идти ему навстречу. Она жалобно стонала, словно пытаясь вырваться из его объятий, но он не отпускал ее. Он целовал ее. Нежно, очень нежно. Ее тело протестовало, но он уже не мог остановиться. Никакая сила не могла заставить его отказаться от счастья ласкать ее… Она дрожала и пыталась ускользнуть от него, но это еще больше распаляло его и заставляло еще жарче целовать желанное тело женщины, которая отныне принадлежала ему. Отныне и навеки. Только ему.

Сама того не понимая, она откликнулась на его ласки, обвилась вокруг него, щекой прижалась к его груди. Он чувствовал всю ее нежную хрупкость… Еще мгновение — и она застонала, устремившись к нему всем телом. Она прижималась к нему, нежная, горячая, удивленная тем, что сама ищет близости и сгорает от нетерпения.

Они оба рвались навстречу желанной сладости…

Его сердце было готово взорваться, невыразимое удовольствие затопило его, когда эта маленькая женщина слилась с ним в едином чувственном ритме. Никогда раньше он не испытывал подобного. Встреча их тел была подобна пламени вулкана…

Мишель обвил ее руками и вновь поцеловал. И в этом поцелуе ощущался ветер — буйный и будоражащий. Его дыхание стало тяжелым, замедленным.

— Я не смог справиться с собой… — прошептал он виновато.

— Это… было удивительно…

Его сознанием одолевала дремота, но Виола не хотела спать. Она чувствовала легкость в сердце. И радость.

— Приятных снов, — шепнула она, положив руку на плечо засыпающего супруга.

27

После завтрака Элина предложила Виоле пройтись немного по саду.

— Виола, теперь мы с тобой почти что сестры… Я хочу серьезно поговорить с тобой.

Волнение в голосе заставило Виолу встревоженно посмотреть на княжну.

— Я думаю, что в последнее время ты могла… Я, наверно, была слишком отстраненной… Прости меня, пожалуйста.

— Я не понимаю вас, — Виола смущенно отвернулась.

— Милая моя, все так сложно… Когда вы объявили о помолвке, я всерьез встревожилась. Все те слухи, что ходили вокруг вас… Мама сказала, что все это ложь, но… мне так стыдно, что я слушала эти ужасные вещи. — Я ревновала, — неожиданно решительно проговорила Элина.

Виола молчала, чувствуя, как сердце покрывает тонкая корочка льда.

— Я боялась, что вы заберете с собой Лео!

— Лео? — не поняла девушка.

— Я хочу его усыновить. Если ты не являешься его матерью, то имеешь на него столько же прав, как и я.

— Это не мой ребенок! — выкрикнула Виола. — Почему я должна всем это доказывать?

— Теперь я понимаю… Мама все объяснила мне. Но… я долго не верила этому. Мишель хотел усыновить Лео, — Элина сняла перчатки и, кусая губки, уставилась на Виолу. — Герцог Александр сделал мне предложение. Я дала согласие. Он, как и я, очень привязался к Лео и рад будет стать его приемным отцом.

— Вы помолвлены? — радостно спросила Виола.

— Сегодня будет объявлено об этом. Все ждали, когда состоится ваша свадьба.

— Как я рада за вас! Я желаю вам счастья!

— Ты полагаешь, что Мишель не будет против, если Лео… — Элина нервно стиснула руки. — Он очень хороший, но… очень прохладно смотрит на малыша. Что ты скажешь об этом? Я почти перестала его понимать.

Виола спрятала взгляд.

— Не уверена, что сейчас понимаю саму себя.

— О, я знаю, о чем ты сейчас подумала! — княжна рассмеялась, восхищенная застенчивым румянцем юной супруги Мишеля, и, обняв ее за талию, весело закружилась вместе с ней на заснеженных дорожках сада.

Как только Виола увидела Мишеля, то сразу поняла, что ему уже все известно. Он поздравил Элину с помолвкой и держался так же напряженно, как во время своей собственной свадьбы. А княжна тут же принялась обсуждать с ним проблему Лео.

— Тебе всего восемнадцать лет, — сухо ответил он. — Мне кажется, что ты не вполне можешь понимать, что значит воспитывать ребенка.

— Значит, ты считаешь, что я слишком молода, чтобы стать матерью? Уверяю тебя, что я вполне созрела для того, чтобы выйти замуж и очень быстро завести своих собственных детей.

— Полагаю, что княгиня тебе лучше объяснит…

— А твоя жена? — Элина лукаво взглянула на Виолу, которая усиленно делала вид, что изучает книгу. — Наша милая Виола не очень любит возиться с Лео, но, думается, изменит свои привычки, когда подарит тебе твою маленькую копию.

Мишель неожиданно покраснел, и княжна осеклась.

— Прости меня… Мне кажется, ты сердишься на меня? — в ее голосе прозвучала обида.

Он минуту молчал, потом ответил:

— Нет.

— А я чувствую, что сердишься. И это в мой самый счастливый день! Я так хотела, чтобы ты смеялся и радовался. Но глядя на тебя, можно сказать, что у тебя кто-то умер. Мишо! Пожалуйста! Неужели ты даже не улыбнешься?

Он сжал за спиной руки и отвесил легкий поклон.

— Конечно, госпожа герцогиня, — на его губах появилась светская улыбка. — К вашим услугам!

Элина всплеснула руками и, подбежав к нему, крепко обняла его.

— Мой милый медведь! Я знала, что ты будешь рад за меня! Ты скажешь родителям, что я вполне могу справиться с воспитанием Лео?

— Да.

Она поцеловала его в щеку.

— Прекрасно. Пойду поищу Алекса. Он тоже будет рад.

Она вышла. Тишину комнаты нарушали теперь только огонь камина и шорох страниц.

«Прости меня, — хотела сказать Виола. — Из-за меня ты потерял свою любовь!»

— Мы уезжаем завтра, — сказал он. — Важные дела ждут моего присутствия.

— Мне доставит честь сопровождать вас куда вам будет угодно, мой господин.

Он коснулся ее шеи. Тепло его руки передалось ей.

— Спасибо, — негромко произнес он.

За обедом обсуждали проблему малыша. София сказала, что Лео останется у нее, пока не состоится свадьба Элины и намеченное свадебное путешествие. Княжна настаивала, чтобы Мишель и Виола вернулись в Париж к ее свадьбе, которую решено было отпраздновать летом.

После ужина все тихо разошлись по своим комнатам. Мишель вновь остался на ночь в спальне у жены.

28

Его тревожила сила собственных чувств. Как могло случиться, что эта маленькая девушка из бедного квартала вытеснила из его сердца образ княжны, в которую он был так давно влюблен?

Зависимость от нее пугала его. Он все время хотел видеть Виолу. Ему всюду мерещился ее изящный изгиб спины, чуть склоненная голова, выбившийся завиток волос на затылке… Это было похоже на бесконечно повторяющийся сон, который хотелось прервать. Днем он ругал себя, давал обещания стать сдержанным, вернуть желанное спокойствие, но стоило лишь перешагнуть порог ее спальни, как легкая истома окутывала его сознание ночным искушением, и он не мог сопротивляться… Ему казалось, что нет ничего лучше, чем держать ее в своих объятиях, слушать, как она тихо щебечет о чем-то, ласкать и целовать ее… Он чувствовал, как где-то в глубине его сердца дрожит предчувствие счастья. Но вместе с этим в нем росло предчувствие опасности. Неожиданная влюбленность могла в любой момент стать его злейшим врагом. Из-за этого чувства он становился уязвимым. Он не должен позволить нежным чувствам сломать его мир. Об этом предупреждал Левон.

Дела вынудили Мишеля задержаться ненадолго в Париже. Это помогло ему наконец отвлечься мыслями от своей молодой жены. Все время пребывания в Париже ему пришлось проводить большую часть дня в обществе своих деловых компаньонов. Новые договоры о поставках товаров, возможные проценты от выручки, обсуждение возможностей свежих вливаний капиталов — знакомая круговерть закружила его, но впервые в жизни ему это показалось не столь важным, как прежде.

Однажды вечером, когда он возвращался домой после деловой встречи, к нему подошла весьма красивая девушка и, чарующе улыбнувшись, предложила:

— Пойдем со мной, мой красавчик.

Для него это не было в новинку. Восхищенные взгляды женщин и девушек всегда преследовали его, но он старался избегать общения с ними, и его холодные глаза быстро остужали любительниц нескромных развлечений. И вот одна из них впервые осмелилась открыто предложить ему себя.

Девушка была очень соблазнительна, а ее многозначительный взгляд и слегка припухлые губки обещали заманчивые радости. Она показалась Мишелю искушением, посланным ему свыше специально для того, чтобы справиться с наваждением и избавиться от мучительной зависимости от собственной жены… Но лишь только ему пришла в голову эта мысль, как перед его мысленным взором возникли доверчивые фиалковые глаза… Они смотрели на него с тревогой и любовью, они звали его к себе и заставляли забыть о всех других женщинах…

Он резко высвободился и быстро зашагал в сторону дома. Но затем замедлил шаг и решил пройтись по аллеям парка. Размышляя о произошедшем, он так задумался, что не заметил, как совсем стемнело.

Через неделю все дела были закончены, и господин Бертье со своей супругой отправились в путь. Карета была очень удобной, с мягкими подушками и сиденьями, а маленькая печурочка исправно согревала путешественников. Но пейзаж за окном был довольно унылым. Приближалась весна, и мокрый снег чередовался с мелким дождем. Чем дольше они продвигались на восток, тем хуже становились дороги, и вот из-за весенней распутицы и непогоды им вскоре пришлось сделать остановку в Будапеште.

Мишель снял самые роскошные апартаменты в лучшем отеле города. Для отделки пяти огромных комнат были использованы весьма дорогие породы дерева, великолепная мебель была обтянута потрясающими гобеленами, а на полах лежали пушистые ковры. Из гостиной был выход на небольшой балкон, с которого открывался великолепный вид на виднеющиеся вдали горы. Виола с любопытством рассматривала непривычный для себя интерьер отеля, но ее немного удивило, что муж снял столь дорогой номер для их трехдневного пребывания. Ее вполне устроило бы более скромное помещение. К чему такая расточительность?..

Дождь все не утихал, и путешественникам пришлось задержаться еще на пару дней в городе. Мишель был весьма внимателен к ней, но частенько исчезал на целый день, объясняя это неотложными делами. К счастью, в отеле собралась довольно приличная компания — семейство барона де Ланже, банкир Ториньи с молодой женой, по возрасту годящейся ему в дочери, ювелир Шодеро с сыном и еще несколько знатных путешественников. Чтобы скоротать время, путешественники проводили долгие вечера в огромной гостиной у камина. Виоле все эти люди казались удивительно милыми и приветливыми собеседниками, но ее смущало то обстоятельство, что супруг не часто присоединяется к их компании.

Однажды девушка поздним вечером направлялась в свой номер и столкнулась в коридоре с незнакомым мужчиной. Он вежливо поздоровался с Виолой и поинтересовался, в каком номере остановился больной юноша. Девушка сразу же поняла, что это был врач, которого пригласил хозяин отеля. Ей было известно, что пару часов назад в гостинице остановился мальчик лет пятнадцати, путешествующий в одиночестве. Хозяин отеля объяснил, что юноша недавно потерял родителей и теперь направляется в поместье своего дедушки маркиза де Виньи. По дороге он простудился, и для него пригласили врача.

Виола указала доктору номер, где его ожидал незадачливый путешественник, и вошла в свою комнату. Мишеля еще не было, и она решила не ложиться спать без него. Взяв книгу, девушка села поближе к камину и укуталась в плед. Но уже спустя несколько минут ее внимание привлек странный шум из коридора. Прислушавшись, она с удивлением поняла, что слышит разгневанный голос мужа.

Она вышла в коридор и с ужасом увидела, как из комнаты юноши вылетел мужчина. Вслед за ним в дверях показался Бертье.

— Немедленно убирайся, иначе я убью тебя, — в голосе его звучала реальная угроза, а от самого Мишеля исходил ледяной холод.

Виола в панике взглянула на пострадавшего мужчину и узнала в нем врача, который пришел к больному юноше. Его воротник был разорван, а под глазом расплывался багровеющий синяк.

Из-за спины Мишеля виднелся застывший в оцепенении мальчик. Он испуганно кутался в одеяло, из-под которого выглядывали его голые ноги. Юноша смотрел на Бертье так, словно тот был чудовищем из преисподней.

— Мишель, что происходит… — Виола ухватилась за косяк двери, чтобы найти хоть какую-нибудь опору и не упасть в обморок. Ее испугали дикая выходка мужа и злобное выражение его лица.

— Мсье, за что… Что я сделал? — пролепетал испуганный доктор.

Бертье даже не шелохнулся, а Виола неожиданно начала понимать происходящее.

— Мишель, ты все неверно понял! Юноша заболел в дороге и для него вызвали врача.

Краска бросилась в лицо Бертье. Он смотрел на доктора, на жену, на мальчика, который в ужасе уставился на него. Глупая ошибка, казалось, лишила Мишеля сил, но спустя пару минут он сумел вернуть своему лицу спокойное выражение. Но Виола теперь понимала, каких усилий ему это стоило.

— Вам очень больно? — негромко спросил он у врача.

— Не очень, — пробормотал тот, пытаясь привести себя в порядок.

— Вы принимаете мои извинения?

— Сначала я хотел бы узнать, в чем вы меня обвинили?

— Ни в чем, — лицо Бертье стало каменным. — Я хочу узнать величину компенсации за причиненное вам оскорбление.

— Чем я заслужил такое со мной обращение?

— Господин доктор, пожалуйста, — вмешалась Виола. — Простите моего супруга. Он ошибся, приняв вас за другого человека, и приносит вам свои извинения. Мне кажется, что теперь вам стоит заняться мальчиком. Он стоит босиком на холодном полу и может еще сильнее простудиться. Как вас зовут, молодой человек?

— Жорж, мадам.

— Вам стоит вернуться в постель, мсье Жорж, если вы хотите поскорее выздороветь. Как вы себя чувствуете?

— Очень болит голова, и в горле ужасный привкус. Очень хочется пить. Мадам, почему ваш супруг избил доктора?

— Это недоразумение. Я сейчас распоряжусь насчет чая с малиной. Думаю, вам это поможет.

— Это было ужасно… Он сказал, что убьет врача…

— Он ошибся.

Мишель плотно сжал губы и быстро зашагал вниз по лестнице.

Дождь забирался ему под воротник и стекал со шляпы. Его начало трясти. Разумеется, от холода. Он с силой стукнул рукой о стену дома.

Откуда она знает? Он понял это, когда заглянул ей в глаза.

Никто в здравом уме не сделал бы того, что натворил он. Никто ничего не понял. Ни больной юноша, ни врач, которого он вышвырнул в коридор.

Но Виола поняла.

Чудовище. Он поступил, как безумный. Ни на секунду не дал себе возможности подумать, когда случайно увидел в приоткрытые двери, как пожилой мужчина приблизился к постели, в которой лежал заплаканный мальчик…

Виола, ты не должна, ты не можешь этого знать…

Он сумел добиться почти всего, о чем он мечтал в детстве. Тысяча человек подчиняются ему и получают от него деньги. Ежегодный доход делает его независимым состоятельным человеком, и с ним считаются сильные мира сего. Все уважительно обращаются к нему, считая дворянином.

Но кто он такой на самом деле — не знает никто. Даже княгиня София. Ее хваленые сыщики не смогли ничего выяснить. Не раз изучая свое лицо в зеркале, он пытался угадать — кем были его родители. Чтобы чувствовать себя увереннее в этом мире, в детстве он придумал себе родословную.

Когда-то давно его предки, разумеется, принадлежали к норманнскому роду, ведь у него были ослепительно светлые волосы и холодные серые глаза. У его семьи, конечно, был свой родовой замок, но по роковому стечению обстоятельств их разорил какой-нибудь подлый сосед или завистливый родственник. Все его близкие умерли, и злая судьба или тот же злодей выбросили маленького Мишо на улицы Парижа. Потом он оказался в доме, куда приводили красивых детей для утех знатных особ. Но он почему-то приглянулся хозяину дома, и тот решил растить его как своего сына… Впрочем, своего сына маркиз вряд ли стал бы подвергать таким моральным истязаниям.

Мишель всеми силами старался забыть о том времени. И вот теперь так глупо сорвался. Виола! Ему показалось, что земля уходит у него из-под ног. Она ничего не должна знать! Не должна…

Он смотрел на стену дождя, холодная вода забиралась ему за воротник.

Она никогда не догадалась бы сама.

Боже, как он сразу не понял! Она не угадала, ей сообщили. София выдала его тайну. Это предательство нельзя пережить.

Нет. Софи никогда не сделала бы этого. Следовательно… он сам себя выдал. И потерял все, к чему стремился.

Как этот мальчик смотрел на него! Словно он был одним из тех, кого следует опасаться.

Мишель изо всех сил стукнулся головой о стену. Его самого нужно лечить. Он слишком далеко зашел. Бездна во всю ширь раскинулась перед ним и манит его к себе.

Он прижался горячим лбом к мокрой стене. Порыв ветра окутал его горячее тело. Терпение и смирение — вот путь, который укажет ему дорогу в сумерках жизни.

29

Виола!

Тихий голос произнес ее имя, и во сне она ощутила волну радости и облегчения. Он вернулся, и теперь все будет хорошо.

Приоткрыв глаза, девушка увидела его силуэт. Он казался призраком в сумерках раннего утра, и Виола в тот же миг вспомнила о том, что произошло вечером.

— Пойдем со мной, — прошептал он.

— Мишель…

— Пойдем со мной, я хочу тебе что-то показать.

Девушка послушно отбросила одеяло и соскочила на пол, мгновенно ощутив холод. Легкий ветер развевал легкие шторы, и странный аромат врывался в духоту комнаты.

Набросив на себя теплый халат и укутавшись в любимую шаль, она не спеша вышла на балкон. Здесь ветер был значительно сильнее, и волосы пушистым веером закрыли ей лицо. Девушка легким движением отвела их от глаз и от неожиданности даже ахнула. Огромное небо собрало в себя все цвета раннего утра — живые прозрачные краски, удивительно чистые и яркие. На миг ей показалось, что их балкон медленно плывет в этом удивительном бескрайнем небе, где лазоревые воздушные реки становятся оранжевыми на востоке, а феерические серебряные облака превращаются на горизонте в сказочные розовые башни. Это было чудом.

Но еще чудеснее было то, что Мишель стоял возле нее, и его золотистые волосы бились золотым ореолом на ветру. Он казался частью этой сказки.

— Я никогда не думала, что небо такое волшебное, — зачарованная девушка смотрела ввысь.

— Ты видишь это? — указал он ей на маленькое кружевное облачко, которое невдалеке от них светилось розовато-фиалковым светом.

— Кажется, погода улучшается? — спросила она.

— Похоже на то.

— И мы сможем продолжить наш путь?

— Ты спешишь? — спросил он сухо. Бертье заговорил с ней холодным тоном, словно беседовал с посторонним человеком.

— Я полагала, что вас ждут дела…

— Ты права. У меня дела, — сказал он коротко. — Доброго вам утра, мадам!

Когда Виола обернулась, он уже ушел, и ее обнимал лишь шаловливый ветер.

Она не знала, что таинственные горы Валахии так великолепны и величественны. Конечно, она предполагала, что увидит горы и маленькие деревушки, но вовсе не ожидала увидеть столько красок.

Цвета превосходили все ее ожидания. Казалось, что кто-то выплеснул на эти холмы целую бочку акварели — индиго переходило в кобальт, в лазурь, в бирюзу, нефрит… Многочисленные облака ласкали зеленые горы, а воздух казался живым, мягким и полным нежности, было ощущение, что в нем дрожала какая-то удивительная музыка.

Люди были одеты в очень необычные наряды, девушки украсили себя длинными разноцветными лентами, а их широкие юбки позволяли оценить красоту их ножек, обнаженных до середины икры.

Виола разглядывала новый для себя мир и думала: «Если бы только…» Нет, об этом глупо думать. За последние три месяца она выстроила в своих фантазиях огромный воздушный замок. Но каким он окажется в реальности? У нее теперь будет свой настоящий дом. Ее супруг — довольно удачливый состоятельный бизнесмен, как выражаются англичане. И она не позволит себе плакать. Пусть даже Мишель стал отчего-то сторониться ее, словно присутствие нежеланной жены оскорбляет его. Словно она беспокоит его.

— Добро пожаловать, госпожа! — незнакомые люди улыбались ей. Одни — вежливо кланялись, другие — церемонно целовали ей руку.

— Мои наилучшие пожелания, мадам. Я — Роман Зореску, управляющий вашего поместья, — представился ей забавный черноусый мужчина, немногим старше самого Бертье. Зореску радостно улыбался, и было заметно, что он искренне радуется возвращению своего хозяина. — Я уже позаботился о том, чтобы к вашему приезду все было готово наилучшим образом.

Виола сердечно поблагодарила его за заботу. Тем временем Мишель стоял неподалеку. Его лицо абсолютно ничего не выражало. Девушка на мгновение замерла, обескураженная его неожиданной отчужденностью, но потом решила: нужно сделать все, чтобы не подвести его. Все должны быть уверены, что она счастлива в браке с ним. Виола искренне улыбнулась всем собравшимся и сделала пару шагов по направлению к лестнице, на которой выстроилось множество слуг.

Мишель мгновенно оказался рядом с ней и взял ее под руку.

— Какие здесь милые люди, — она благодарно взглянула на него.

— Добро пожаловать в Валахию, мадам, — прошептал он одними губами.

Она сидела в кресле-качалке на огромной веранде. Буйное цветение вишен окутывало ее ласковым дурманом. Внизу расстилался тенистый сад, а вверху раскинулось сверкающее небо, опирающееся на горы. Трудно было не изумляться кипению природы в этих местах. Казалось совершенно невероятным, что всего лишь пару недель назад они мерзли от проливного дождя.

Все было чудесно, но Виолу не покидало беспокойство. Она не видела Мишеля со вчерашнего дня. Он представил ее всем слугам, а затем поспешно покинул усадьбу. Конечно, он объяснил это тем, что его ждут в городе, но…

Девушка не раз повторяла себе, что совершенно зря волнуется. Он столько месяцев был оторван от своих дел, которые за время его отсутствия скопились во множестве и ждут его решения. Он вовсе не бросил ее на произвол судьбы, а поручил заботам экономки, которая выполняла это задание весьма добросердечно и искренне.

— Вы не представляете себе, какой это был для нас сюрприз… то, что господин женился. Девушки давно вились вокруг него, словно мотыльки, но ни на одну он не взглянул с интересом, — делилась своими соображениями Магда, экономка. — Никто из знатных барышень не смог заполучить его в мужья, и никто из служанок не смог… оказаться в его постели… Простите мне такую откровенность, госпожа, но это не раз всех удивляло. Такой красавец и — избегает любовных интрижек.

Виола не знала, как реагировать на такую откровенность, и смущенно улыбнулась.

— Так вы говорите, что госпожа Элина помолвлена с герцогом? Боже мой, но ведь она совсем еще девочка! Впрочем, в здешних местах девушки выходят замуж в еще более раннем возрасте… — экономка откашлялась и решила сменить тему: — Вам у нас очень понравится. Здесь неподалеку целых три водопада, и от них бегут целые россыпи радуги. Ах, вот и господин! До чего же он хорош! Вы не представляете, сколько девичьих сердец разбито его красотой! Не подумайте только, что он в этом виноват.

Она с таким восторгом любовалась своим хозяином, что у Виолы мелькнула мысль о том, что сама экономка, видимо, тоже не раз грезила о своем господине.

Мишель приветливо поздоровался с ними и предложил супруге прогуляться по саду, пока будут накрывать стол для обеда.

Они медленно пошли по аллеям, и Бертье старательно рассказывал Виоле о деревьях и растениях, с которыми она прежде не была знакома. Девушка внимательно его слушала, но с горечью думала о том, что его неожиданная забота о ней не очень-то искренна. Скорее всего, он просто не хочет давать повода слугам думать, что у них не все хорошо в браке.

Воздух был напоен ароматами сирени и яблони. Высокая ограда была обвита плющом и диким виноградом. В цветники уже высадили розы, бегонии и гортензии. Но все это предназначалось не для нее. Княжну Элину Маре-Розару он хотел ввести в этот дом.

— Тебе здесь нравится? — неожиданно резко спросил Мишель, заметив сумрачное настроение супруги.

— Да.

— Магда заботилась о тебе?

— Она очень добра и любезна.

Неожиданно ветер бросил в лицо девушке целую горсть лепестков вишни. От неожиданности у нее выступили слезы. Только от неожиданности. Просто лепестки попали в глаза. Эти слезы не имеют никакого отношения к ее переживаниям…

— Здесь будет верхняя гостиная, — объяснил Бертье и оглянулся на Виолу.

— Пожалуй, нет… Здесь лучше сделать кабинет для вас…

Легкое голубое платье слегка касалось подолом пола. В своей широкополой шляпе девушка казалась миниатюрной статуэткой…

— Не думаю. Мне не нужен еще один кабинет. Довольно того, что примыкает к библиотеке.

Виола несколько секунд смотрела на солнечные пятна на полу, потом направилась к следующей двери. О чем она думала?

— Вряд ли я смогу проводить в этом доме много времени, — сказал он.

Девушка молча прошла в соседнюю комнату и остановилась у окна. Мишель последовал за ней. За ее спиной виднелись верхушки деревьев, темнеющие макушки гор, зеленая долина, река, извивающаяся по склону холма…

— Тебе здесь нравится?

Она долго молчала, затем ответила, не поворачиваясь к нему:

— Это самые красивые места, какие мне довелось видеть.

Он почувствовал облегчение. И одновременно — боль в сердце.

В эту комнату летом залетает ветер с зеленых холмов и приносит на своих крыльях свежесть радужных водопадов. Здесь должна была находиться спальня Элины… Когда он строил этот дом, то думал только о ней и о том, чтобы ей здесь понравилось.

Но сейчас он думает о том, как будет лежать здесь с Виолой на широкой кровати, и прохладный ветер, примчавшийся с гор, станет ласкать ее горячее тело и его спину…

— Ты можешь посадить в саду любые цветы, какие хочешь…

— Тебе это понравится? — она взглянула на него через плечо.

О чем она говорит? Ему наплевать на цветы. Его сейчас занимало только одно — если он подойдет к ней… она вновь ускользнет от его прикосновения? Они здесь одни… и здесь будет ее спальня… Как же он соскучился по ее телу…

Она продолжала что-то говорить, но он ничего не слышал. Мишель ласкал взглядом очертания ее изящного тела, скрытого под нежным шелком… Ее волосы, трогательные губы, ее обнаженную грудь… Она внезапно повернулась к нему, и его опалил женственный изгиб качнувшихся бедер…

— Мой господин? — прошептала она.

Пружина сорвалась. Его тело метнулось к ней, он схватил ее за плечи, прижал к стене… Шляпа упала на пол…

Он жадно целовал ее, ненавидя себя, любя ее… он рвал с нее платье, стремясь ощутить ее желанную свежесть…

Виола тяжело дышала, казалось — еще миг, и она расплачется. Огонь желания жег его тело. Мишель боялся, что она оттолкнет его, и целовал ее резко, грубо, не позволяя даже двинуться… Он боялся взглянуть ей в глаза… Он стонал от страсти… Его руки путались в кружевах, но упорно двигались к своей желанной цели…

Ее тело оказалось в клетке его рук и бедер… Еще мгновение — и эхо отразило его стон, в котором заключались удовольствие, освобождение и одновременно — чувство вины и пустота.

Когда же чувства отбушевали, наступило время проклятий.

Ее голова обреченно откинулась к стене. Он медленно ослабил хватку, чувствуя, как спадает напряжение женского тела. Ее ноги коснулись пола…

Мишель не смотрел ей в лицо. Повернувшись к ней спиной, он начал приводить в порядок свою одежду. Сзади послышался шорох. Наверно, она спешит одернуть свои юбки…

— Извини, — глухо произнес он, разглядывая ее шляпу, которая отлетела к самой двери.

Повернувшись, он увидел, что Виола пытается поправить смятое кружево. Лицо ее пряталось под выбившимися прядями волос.

— Если ты хочешь, я велю заложить экипаж.

Она изумленно подняла на него глаза.

— Я буду тебе помогать. Если захочешь — ты вправе вернуться в Париж. Я уже говорил, что на твое имя открыт счет в банке. Любое твое желание будет мгновенно исполнено.

Слегка качнувшись, она в изнеможении прислонилась к стене.

— Ты хочешь, чтобы я уехала?

— Я ничего не хочу, — он подошел к окну и распахнул его. Ветер ударил в лицо. Вдали зеленоватая дымка наплывала на горы. — Ты вольна в своих решениях. Если ты предпочтешь остаться здесь, то обещаю, что больше никогда не стану требовать от тебя… — он запнулся, потом криво усмехнулся: — Ты понимаешь, что я имею в виду. Я сожалею, что не сдержался сейчас.

Она оторвалась от стены, сделала несколько шагов к двери, медленно нагнувшись, подобрала свою шляпу и только потом оглянулась:

— Я могу выбирать?

Он слышал, что ее голос дрожит, и видел, что в глазах светятся капли слез. В горле у него застрял комок.

— Да.

— Тогда я хочу остаться. Жить в этом доме. И… выполнять свои супружеские обязанности.

30

— Ты похож на угасший фитиль, — Левон совершенно не изменился за прошедшее время и был все так же одет в свою любимую одежду.

— Я женился.

Установилась тишина. Мишель не смотрел в глаза старику. Его взгляд блуждал, изучая тени от облаков, бегущие по стене дома гуцула.

— Княжна вернулась вместе с тобой?

Странно, что старик задает этот вопрос. Мишель ни разу не говорил с ним о своей любви к Элине. Бросив взгляд на Левона, он понял по движению бровей старика, что он удивлен тому, что княжна приняла предложение Мишеля.

Краска бросилась в лицо Бертье.

— Я женился на другой. На простой девушке без имени и состояния.

— И она принесла тебе мучение. Зачем ты женился на ней? Я предупреждал тебя, что сварливая жена может искалечить жизнь даже самого сильного мужчины.

— Она — очень хорошая, Левон. Настоящий ангел.

— От кого же ты хочешь спастись? Быть может, ты ошибся, и она — демон?

Он не ответил.

— О тебе расспрашивали незнакомые люди. Что ты натворил, Михась?

— Ничего особенного.

— Ты не хочешь нарушить мой покой? Я — старик и могу дать дельный совет. Почему чужие люди спрашивают о тебе?

— Я отомстил подлецу.

В саду на деревьях распевали птицы, и легкий ветер свободно летал по пустынным комнатам, в которых было совсем мало мебели.

Мишель молча уселся за стол напротив Виолы и, не глядя на нее, уставился в окно. Он даже не обратил внимания на завтрак, который подали расторопные слуги. У девушки заколотилось сердце. Она принялась нервно перебирать пальцами салфетку.

— Доброе утро, — отважилась поздороваться Виола.

Он смотрел на фрукты, плотно сжав рот. Когда слуги удалились, он взглянул на нее с металлическим блеском в глазах.

— Я хочу, чтобы ты уехала.

Это уже не было предложением, которое вчера ранило ее сердце. Теперь это было приказом.

— Собери свои вещи. Карета будет готова к вечеру.

У нее перехватило дыхание. Она хотела спросить, в чем была виновата. Она ничего не сделала плохого. Он просто не хочет ее видеть. Вчера он ясно дал ей это понять. Он был груб и вел себя так, словно ненавидит ее и считает их близость преступлением. Он взял ее в пустой комнате у стены. Словно она была для него такой же пустотой.

Виола закусила губу, чтобы удержать набежавшие слезы.

Голос Бертье был холоден:

— Управляющий будет сопровождать тебя до границы с Германией. На руках у тебя будет сумма денег, которую должно хватить на несколько месяцев. Ты вольна ехать куда угодно, но я все же хотел бы знать, где ты решишь остановиться. Будет неплохо, если ты изредка станешь сообщать мне через моих доверенных лиц, что с тобой все в порядке, ты здорова и находишься в полном благополучии. Ты сделаешь это?

— Да.

Это было единственное, что она смогла проговорить. На большее у нее не было сил.

— Я желаю тебе… доброго пути. Не думаю, что найду возможность проститься с тобой вечером.

Она быстро встала из-за стола.

— Конечно. В этом нет необходимости.

На мгновение она позволила себе взглянуть на него, чтобы запечатлеть в памяти то, что никогда не сможет забыть. В своем сердце она видела совершенно иного человека. Жестокое выражение на его лице — маска.

— Я могу еще что-нибудь сделать для тебя? — спросил он.

Виола лишь покачала головой.

— До свидания.

— Прощай.

Она не могла говорить. Слова не шли из горла. Не поднимая головы, девушка быстро покинула столовую.

31

Бертье одиноко стоял на веранде. Он смотрел, как экипаж скрывается за поворотом. Еще мгновение — и она навсегда исчезнет из его жизни.

Как легко Виола согласилась. Без колебаний, без вопросов. Видимо, заранее все обдумав, она сама пришла к тому же решению. Он вряд ли сумеет удерживать себя в рамках дозволенного.

Нет, в любом случае хорошо, что она уехала. Она слишком уязвима. Люди, которые его ищут, могут оказаться в его доме. И она станет платой за его месть.

Но каким образом они смогли его вычислить? Кто они?

В городе ей казалась разумной эта мысль. Она понимала, что не сможет покинуть эти места, и решение вернуться оправдывалось целым потоком убедительных доводов. О долге жены и о чем-то еще… Но теперь, когда мимо летели знакомые деревушки и холмы, она уже не находила оправдания. Это было прямое неповиновение мужу, отказ выполнить его четко высказанное пожелание.

Управляющий Зореску, казалось, с удовольствием выполнил ее приказание повернуть карету.

— Очень хорошо, что вы решили остаться здесь. Хозяин не станет очень сердиться. Размолвки между молодоженами заканчиваются всегда бурными примирениями, а любовь разгорается еще жарче. Вот увидите, — он заговорщицки подмигнул ей и велел кучеру ехать не очень быстро.

Виола и сама не очень торопилась вернуться в усадьбу. Она вовсе не разделяла уверенности управляющего, что Мишель обрадуется, увидев ее вновь. Но хотя лошади бежали, не утомляясь, ворота усадьбы слишком быстро появились перед каретой.

Слегка приподняв край юбки, девушка стала медленно подниматься по ступенькам, ведущим в дом.

— Какого черта ты вернулась! — на веранде стоял Бертье. Глаза его стали чернее грозовой тучи.

— Я… решила… быть может, мы это обсудим слегка позднее? — Виола замерла, чувствуя на себе внимательные взгляды слуг.

Она услышала его вздох. Затем шаги. Мишель остановился чуть выше ее на ступенях. На его лице бушевал гнев.

— Что ты здесь собираешься делать?

— Быть может… я смогу работать.

— Что?! Работать?

Она набралась мужества.

— Мой долг — сделать твой дом уютным. Для тебя.

Он смотрел на нее молча, словно осмысляя услышанное. Это сделало ее более смелой.

— Я могу проследить, как будут обставлены твои комнаты. Нужно хорошенько подумать, что следует приобрести из мебели. Надеюсь, в здешних краях можно найти хорошего мастера.

— Я смогу сделать для вас плетеную мебель, — проговорил стоящий рядом с Мишелем старик в меховой безрукавке, обшитой выцветшей тесьмой. — Что угодно — столы, кресла…

— Я не хочу, — сказал Мишель.

Виола покраснела. Она облизнула пересохшие губы и сделала пару шагов назад.

— Но в доме нужна мебель.

— Нет, — он зло смотрел на нее. — Тебе следует уехать. Заночевать ты можешь в отеле, а утром отправишься в дорогу. Я сам отвезу тебя. Кажется, я никому не могу доверить такой пустяк, — он бросил тяжелый взгляд на управляющего.

— Господин Зореску здесь ни при чем, — быстро проговорила Виола.

— В доме нужна хозяйка, — строго заметил старик и сказал что-то еще на непонятном Виоле языке.

Мишель резко повернулся к жене:

— Занимайся домом! Наслаждайся! — и быстро ушел в дом, словно забыв о ней.

— Отлично, — старик улыбнулся ему вслед и снова взглянул на Виолу: — Меня зовут Левон. Я умею плести отличную мебель. Что бы ты хотела?

Больше всего на свете девушка сейчас хотела отправиться за мужем, чтобы все выяснить, но старик смотрел на нее так, словно самое главное сейчас — решить вопрос с мебелью.

— Быть может, стол для летней столовой и стулья…

— Понятно. Что еще? Я умею делать все. Например — сундуки, этажерки, — он старательно выговорил это слово. — Еще могу сделать кресло-качалку и шкатулки любого размера. Такого вы нигде не видели.

— Благодарю. Это очень мило с вашей стороны. Стоит ли так беспокоиться…

Она печально посмотрела на старика и управляющего.

— Могу ли я у вас спросить… давно ли вы знаете вашего хозяина?

Виола понимала, что очень часто слуги знают о своих хозяевах намного больше, нежели их родственники.

— Как давно вы служите у господина Бертье?

Старик усмехнулся.

— Пожалуй, всю его жизнь. Я раньше служил князьям Маре-Розару. Они стали приемными родителями Михася.

Виола внимательно посмотрела на Левона. Похоже, он имеет право так вольно обращаться с именем Бертье. Наверно, он вовсе не является слугой в этом доме.

— Тогда… вы должны хорошо знать его вкус. Я плохо представляю, как обставить этот дом так, чтобы ему понравилось. Может быть, вы мне поможете? Какую мебель он предпочитает? С чего мне лучше начать?

— Для молодоженов лучше всего подходит кровать, — управляющий подмигнул Левону. — Широкая и большая.

Старик, совершенно не смутившись и не отругав молодого нахала за вольности в адрес хозяйки, согласился:

— Да. Самая главная вещь в доме каждого женатого мужчины — большая удобная кровать. Мужчины очень любят… сладко спать возле жены.

Виола почувствовала, что краснеет.

— Тогда… быть может, вы займетесь кроватью для летней спальни?

— Господин Левон сказал, что может сделать прекрасную кровать, — она медленно размешивала ложечкой мороженое. — И для нее можно будет заказать постельное белье с восточным рисунком. Говорят, что в турецком магазине есть отличные ткани.

Мишель не знал, зачем он здесь сидит. У него куча дел, а сидит рядом с ней и смотрит на ее руки, лицо, волосы, на ее юбку, под которой угадываются прелестные ножки…

— Я подумала, что восточные узоры будут очень привлекательны в спальне. Тебе понравится?

— Как хочешь. Мне все равно.

Он знал, что снова грубит ей. Но не мог смириться с тем, что подвергает ее риску. Она не должна находиться здесь. Ему хотелось немедленно запереть ее в комнате и приставить не меньше десяти слуг для охраны. Словно в гареме. Только охранять они должны ее от убийц.

Он не мог допустить, чтобы она находилась здесь, но продолжал сидеть и слушать ее мягкий голос. А она продолжала расспрашивать его о том, какие гардины он предпочитает и какие блюда хочет заказать на ужин…

Он чувствовал, что его затягивает странный омут. Это трогательное внимание к нему, ее деликатность и непосредственность оказались для него сильнее самых крепких оков. Господи, она строит планы на будущее! Рассуждает обо всем, как его жена… Но она и есть его жена. Настоящая и единственная. Навеки.

За окном темнел закат, мягкий воздух просачивался в столовую. А ее речь все лилась и лилась.

— Возможно… у тебя нет больше дел сегодня вечером, — она осторожно взглянула на него из-под ресниц. — И ты захочешь выпить кофе вместе со мной? В маленькой гостиной. Возле моей комнаты?

Мишель, помедлив, молча кивнул. Нельзя забывать, что она в опасности. Если он останется с ней, то будет уверен в том, что все в порядке.

Бертье долго ходил возле огромного окна, выходящего на балкон. Комнату освещали лишь пара свечей да еще сквозь венецианские гардины пробивался алый свет заката.

— Зачем ты вернулась? — спросил он.

Она аккуратно взяла чашку с кофе, стараясь, чтобы не дрожали руки.

— Потому, что это неправильно. Я не должна уезжать.

— Я сказал, что ты свободна.

Ее губы упрямо изогнулись.

— Это неправильно.

— Ты должна была уехать, — гардины зашуршали, когда он задел их рукой. — Черт возьми! Я не могу обещать… уезжай отсюда! Ты не обязана жить со мной.

— Брак — это определенные обязательства. Мы произнесли клятву. Не знаю, как смогу поддерживать тебя в горести и печали, если буду на расстоянии.

— Это все пустые слова.

Она резко встала.

— Это не пустые слова. По крайней мере, для меня. Ты не смеешь так говорить.

— Как ты великодушна. Просто ангел!

— Тебе смешно? Ну что ж, ты вправе упрекнуть меня за то, что я — не та, на ком ты хотел жениться. Я знаю, что именно я во всем виновата.

— Я не жалею о произошедшем, — тихо пробормотал он.

— Ах, вот как? Значит, ты решил использовать меня как замену… Видишь, я уже научилась сарказму. Это ты меня научил.

— Я не жалею, — громче проговорил он. — Я не жалею о нашем браке. Я люблю тебя. Именно тебя. Поэтому все так вышло.

Он почувствовал, как участилось его сердцебиение.

— Но это ничего не меняет. Я не желаю, чтобы ты здесь оставалась. Я не хочу, чтобы ты находилась в моем доме.

На его лице ничего нельзя было прочесть. Ветер раздувал занавески…

— Мой господин, я не понимаю вас.

— Тогда забудь. Все забудь.

Он решительно закрыл все окна и тщательно проверил засов на двери.

Виола встала с кресла и подошла к постели.

— Я не смогу забыть.

— Забудь. И уезжай! Живи, как хочешь.

— Я не хочу уезжать. Я слишком люблю тебя. Ты и сам это знаешь.

Он пристально взглянул на нее.

— Боже, Виола! Где твои безупречные манеры? Что сказали бы милые старушки с улицы Сент-Дени? Дама не должна говорить о своей любви.

Виола потупила взгляд.

— Ты не веришь мне?

— Ты все знаешь о моем прошлом, — жестко проговорил он. — И никогда не сможешь примириться с этим. Ты не можешь ощущать ко мне даже простую симпатию.

Девушка продолжала рассматривать пол.

— То, что я знаю о тебе, — выше всяких похвал.

Он грубо рассмеялся.

— Так вот каково твое мнение!

— Я знаю все.

Он прекратил смех.

— Знаешь? Она сказала тебе?

Она подняла на него глаза, и в них светилась нежность. Он почувствовал, что у него подкашиваются ноги.

— Я люблю тебя.

— Это невозможно.

— Это есть.

Воздух с трудом находил путь в его легкие.

— Ты не должна так говорить.

Она упрямо вздернула подбородок.

— А я так говорю.

— Ты все лжешь. Ты не можешь…

— Я не буду спорить с тобой. Княгиня Софи накануне нашей свадьбы рассказала мне… о некоторых вещах, которые необходимо знать девушке, вступающей в брак. Она сказала, что тебе, возможно, кое-что может не понравиться. Теперь я вижу, что она была права. Разумеется, ты видишь во мне массу недостатков. Я недостаточно хороша для тебя и попросту являюсь… маленькой бродяжкой, которую из милости подобрала знатная дама, а после ее смерти я вновь оказалась на улице. И… я не могу не чувствовать к тебе нежности, уважения и заботы. Пусть даже тебя окружает множество проблем, пусть тебе многое не нравится во мне, но для меня главное — окружить тебя заботой и любовью. Я хочу растопить лед, в который ты оказался погружен судьбой. Я хочу, чтобы ты чувствовал, что не один в этом мире. Мне все равно, каким было твое прошлое.

Внутри у него что-то дрогнуло. Он притянул девушку к себе.

— Тебя не отпугнет даже это…

Он крепко поцеловал ее, сжимая изо всех сил, хотя знал, что делает ей больно.

Цветок на ее корсете смялся, источая пряный аромат. Его руки скользили по ее телу, кружили на его изгибах, сминали юбку…

Мишель был возбужден… Намеренная грубость, вспышка страсти…

Он отпустил ее так же внезапно, как привлек несколько минут назад…

Даже в сумерках было заметно, как привлекательно она выглядит в таком взъерошенном виде — грудь оголена, юбки взметнулись вверх, обнажив ее ножки в приспущенных чулочках, волосы разлетелись по плечам, глаза широко раскрыты, а губы алеют от жарких поцелуев…

— Даже это… — она слегка стыдливо улыбнулась и одернула юбку. — Но знаю, что ты вновь сожалеешь об этом.

Да, он сожалел. Он хотел ласкать ее, купаться в ее волосах… Но снова опасался прикасаться к ней.

— Наверно, меня не отпугивает все это, потому что моя мать, похоже, была женщиной свободного поведения…

Господи, о чем она болтает! Какой вздор. Милая, упрямая, решительная, неразумная Виола… Она знает о нем все и просит прощения за грехи своей матери, которую, наверно, и в глаза не видела… Она вновь говорит о своей любви…

Он ничего не понимал.

— Я хочу, чтобы ты остался сегодня у меня.

— Хорошо. Я подожду на балконе, пока ты переоденешься.

По ее губам скользнула улыбка:

— Я недолго.

Он вышел на балкон. В небе тускло светила луна, отбрасывая неясную дорожку на траву. Нужно стать такой же тенью. Нужно спасти ее.

Мишель вернулся в спальню. Стал, прислонившись к стене.

— Мой господин, — голос ее был тихим и мягким.

— Я здесь. Спи спокойно.

— Ты не собираешься ложиться?

— Спи, Виола. Я не уйду.

Но она еще долго сидела на постели, отказываясь спать без него. Его глаза не видели выражения лица девушки. Затем она устало прилегла на подушку, а спустя полчаса легкое дыхание сказало ему, что она уснула.

Лед. Он должен пустить его в кончики своих пальцев, в свой разум. Только тогда он сможет чувствовать и видеть, как раньше.

32

Виолу разбудил свет солнца. Ветра не было. Мягкий теплый воздух целовал ее кожу. За окнами с откинутыми занавесками сверкали в листве деревьев солнечные зайчики. Мишеля в спальне не было.

Он решил лично все выяснить — кто о нем расспрашивал, и через несколько дней узнал, что след ведет в соседнюю заброшенную усадьбу. Его противники не приложили особых усилий, чтобы скрываться. Может быть, чувствовали свою силу?

Из-под полей опущенной шляпы Мишель внимательно разглядывал окрестности. Вокруг было тихо, но в этой тишине явно притаился какой-то зверь. Они выбрали неплохое место — дом на холме, где почти нет деревьев. Сюда трудно подобраться незамеченным.

Его противники будут искать его слабость. Само существование Виолы — его слабость и их преимущество. Его новый дом не обеспечит безопасности для нее.

Он не хотел умирать. Он выполнил свою задачу — покарал убийцу, подверг позору подлецов, а дома, где истязали детей, больше не принадлежат мерзавцам.

Но теперь у него появилась Виола. Из-за нее он не мог сосредоточиться.

Виола была довольна тем, как продвигается дело. Слуги выполняли все ее распоряжения, переносили мебель и расставляли ее так, чтобы, по общему мнению, понравилось хозяину. В доме появилось множество цветов.

К удивлению Виолы, мебель, которую сделал старый гуцул, оказалась выше всяких похвал — необычайно легкая и удобная. Девушка никогда не могла подумать, что такие простые конструкции могут быть так великолепны. А до чего же был хорош секретер с маленькими дверцами и изящными ящичками, издающими удивительные нежные звуки, стоит лишь их выдвинуть! Такого не увидишь в самых лучших мебельных салонах.

— Как все прекрасно, господин Левон!

— А кровать тебе нравится, Незабудка? — старик придумал жене своего любимого Михася новое имя и теперь называл ее только так, несмотря на то, что экономка не раз ему выговаривала за это. Он коснулся рукой спинки кровати, на которой была вырезана необычная сказочная птица с раскрытыми крыльями.

— Я не знаю, как вас благодарить за это, милый господин Левон! Хотелось бы, чтобы Мишель поскорее все это увидел.

В доме все было готово, и Виола решила съездить в город, чтобы лично выбрать подарок для Мишеля — чернильный набор, украшенный позолотой и аметистами. Один из слуг рассказал ей, что видел такой в одной ювелирной лавке. Парень уверял, что эта превосходная вещь обязательно понравится господину Бертье.

Управляющий в этот день был занят в конюшнях, куда доставили новых племенных жеребцов, а экономка готовила обед к приезду любимого хозяина. Поэтому Виола предложила слуге, рассказавшему ей о ювелирной лавке, отвезти ее в город в открытом экипаже.

Всю дорогу мужчина смешил ее, рассказывая забавные истории о местных обычаях. Вокруг царило буйное великолепие — пышные луга, цветущие деревья, сочная зеленая листва. Все замерло вокруг, словно очарованное сном. Голову дурманил какой-то необычный запах. Ласковые ветви яблонь и груш тянулись к ездокам, и все вокруг было осыпано пурпурными, розовыми и белоснежными лепестками. Казалось, что в этом мире властвует сказка — прекрасная и молчаливая.

Неожиданно девушка заметила, что дорога, по которой они едут, разительно отличается от привычного пути в город. Когда Виола сказала об этом своему кучеру, тот заявил, что этот путь значительно короче. В этот миг коляску сильно тряхнуло на повороте, и девушка буквально вылетела из нее, к счастью, благополучно приземлившись в небольшую копну сена.

Слуга поспешил к ней на помощь и помог встать. Убедившись, что с хозяйкой все в порядке, он вернулся к коляске и обнаружил, что одно колесо сломано. Девушка в отчаянии стала оглядываться по сторонам, надеясь, что увидит какой-нибудь дом или чью-нибудь карету.

— Вам нужна помощь, госпожа?

Она даже подпрыгнула от неожиданности, когда увидела рядом с собой улыбчивого мужчину в широкополой шляпе и летнем плаще, который был небрежно наброшен на широкие плечи.

— Как видите, моя коляска сломана, и я не знаю, как добраться обратно домой.

— Мне кажется, вы собирались в город?

— Да, но слуга заблудился, и я даже не знаю, где мы находимся теперь.

— Здесь есть еще одна дорога в город. Если желаете, я смогу лично вас сопроводить туда, а потом доставить домой.

— Но я не знаю вас…

— Не беспокойтесь. В здешних местах все знают друг друга. А я — ваш сосед. Разрешите представиться — Шандор Дюлош. А вы, как я понимаю — госпожа Бертье? Я — старый знакомый вашего супруга, можете мне доверять.

Виола медлила. Она никогда не слышала от Мишеля упоминания о таком приятеле своего супруга. Но другого выхода у нее, похоже, не было.

Когда они подъехали к высокому холму, на вершине которого виднелся одинокий дом, Виола начала беспокоиться.

— Куда мы едем? Мне необходимо вернуться домой. Я не вижу города…

Она уже не раз говорила это, но ее попутчик лишь отмалчивался, бросая в ее сторону косые взгляды. Вся его доброжелательность куда-то мгновенно улетучилась. Вокруг были только невысокие кусты и трава.

— Мы почти приехали, мадам. Осталось лишь подняться на холм.

— Я никуда не поеду. Остановите лошадей или я выпрыгну…

В тот же миг Шандор притянул девушку к себе и прижал к ее носу платок, смоченный чем-то неприятным. Голова страшно закружилась, и Виола погрузилась в забытье.

— Виола! — голос Мишеля исходил из ниоткуда. Она вскинула голову.

Муж, не отрываясь, смотрел на нее.

— О, боже! — она хотела вскочить, но голова вновь закружилась. — Мишель, так странно все… мой милый…

— Как глупо… — прошипел он.

Виола с трудом поднялась и обнаружила, что сидит на маленьком диване в каком-то странном помещении, напоминающем старый заброшенный дом. Вокруг нее было полно каких-то чужих мужчин. Мишель, облаченный в крестьянскую одежду, стоял впереди всех. Рубаха его была порвана, щеку украшала ссадина. И только волосы знакомо золотились в лучах заходящего солнца.

Виола бросилась к нему, но, запутавшись в собственной юбке, споткнулась и упала. Один из мужчин помог ей встать. Даже не поблагодарив его, она вновь бросилась к мужу.

— Что ты здесь делаешь? — холодно поинтересовался он.

— Я… хотела купить тебе подарок. Твой слуга сказал, что отвезет меня в город… колесо сломалось, и мне предложили помощь… но…

— Я все понял…

— Прости меня… я сделала что-то ужасное?..

— Все в порядке.

— Я хотела… у меня не было подарка для тебя, когда нас обвенчали… и мне хотелось…

Мишель закрыл глаза. На какое-то мгновение он превратился в комок яростно скрученных нервов, но затем напряжение спало. Он открыл глаза и спокойным голосом обратился к Шандору, который, похоже, был главным в этой компании:

— Вы зря привезли сюда мою жену. Я сам пришел к вам. Не в моих правилах убегать от опасности.

Виола еще никогда не видела подобного лица у своего мужа — бесчувственная маска.

— Что происходит, Мишель? Кто эти люди? Что они хотят от нас?

— Отпустите мою жену. Она ни в чем не виновата. Я нахожусь в ваших руках.

Шандор с неприятной усмешкой поклонился Виоле:

— Прошу прощения, мадам, что вынудили вас совершить абсолютно ненужное путешествие. На будущее советую не доверять слугам, которые не очень давно служат в вашем доме.

Проследив за его взглядом, девушка увидела того парня, который заманил ее в западню. Он лениво играл уздечкой и посмеивался, глядя ей в глаза.

— Подлец! — выплеснула она из себя негодование.

— Поосторожнее, красотка! — оскалился тот. — Не забывай, что ты не у себя дома.

— Виола, уйми характер и ступай прочь, — медленно проговорил Мишель, не спуская взгляда с наглеца. — Велите подать моей жене коляску и сопровождающего.

— Вы не боитесь оставлять вашу молодую супругу наедине с чужим мужчиной? — мерзко улыбнувшись, поинтересовался Шандор.

— Уже близится ночь, а округа полна волков. Мне не хочется, чтобы с моей женой что-либо произошло. Она ни в чем не виновата и не должна страдать из-за меня.

— Хорошо, — Шандор подал одному из мужчин знак. — Сейчас подадут коляску.

Девушка стояла, не зная, что делать. Ситуация была крайне странной и еще более — опасной.

— Я не оставлю тебя…

— Делай, что я говорю. Не возвращайся сюда, — на его лице появилось жестокое выражение. — Это — не игра. Ступай прочь. Забудь обо всем.

На ее глаза навернулись слезы.

Мужчина, которому велели ее сопровождать, потянул ее за рукав. Девушка резко вырвала руку.

— Мишель, — сказала она дрожащим голосом. — Я хочу вернуться домой вместе с тобой.

Все мужчины с любопытством уставились на нее. Мишель, не отпуская взгляда с Шандора, подошел к Виоле и коснулся ее плеча.

— Мы не можем ехать вместе. Прошу — сделай, что я скажу, — прошептал он.

— Что происходит? — жалобно пробормотала она.

Кончики его пальцев бережно и нежно коснулись ее щеки:

— Виола, пожалуйста…

Он смотрел ей прямо в глаза.

— Ты любишь меня?

— Да.

— А я очень люблю тебя, фиалка моя… Помни об этом.

Она смотрела на кровоточащую ссадину на его щеке. С ее губ были готовы сорваться слова протеста.

— Мишо, знай, если с тобой что-нибудь случится, я…

— Помни обо мне… — прошептал он.

33

Мишель смотрел в лицо человека, который пришел по его следам из Парижа. Он узнал этого мужчину. И не желал признавать свою вину перед ним. Он воздал по заслугам тем, кто заслужил смерть и позор. Неожиданно он услышал какой-то странный звук. Волки… Господи, сохрани его любовь!

Виола чувствовала, как струйки пота заскользили по шее. Ей казалось, что прошло много часов, но ночь все еще не торопилась вступать в свои права.

Мужчина, усадивший ее в карету, замешкался на спуске, поправляя подпругу, и она, выскочив из коляски, опрометью бросилась обратно в дом.

Оказалось, что они проехали довольно приличное расстояние, к тому же в темноте взбираться на холм оказалось довольно трудно. Сзади что-то кричал ее сопровождающий, но она и не думала оглядываться. Нужно было спешить, пока не будет слишком поздно… Она старалась не думать о том, что может произойти за время ее отсутствия в доме на холме.

Неожиданно она почувствовала, что кто-то ее преследует. Ощущение было столь неприятным, что она, слегка замедлив шаг, все же оглянулась. Из темноты на нее смотрели желтые глаза. Их было много, и они приближались. Послышался зловещий вой.

Волки! Господи! Мишель что-то говорил о них, когда отправлял ее отсюда…

Стараясь дышать как можно спокойнее, она сдержала бег и пошла медленнее, пятясь спиной и стараясь не выпускать из внимания желтые огни, которые окружали ее полукольцом. Нельзя бежать. Она хорошо помнила историю с ягуаром. Нужно быть спокойной, но очень внимательной.

— Я не боюсь вас. Слышите? Я иду к своему мужчине. Он ждет меня. Он очень сильный и могучий. Он не станет вас преследовать, если вы меня не тронете. Слышите?

Затаив дыхание, Виола медленно шла по тропинке. Она понимала, что если упадет, то ее жизни конец. Нельзя было споткнуться. Нельзя. Ее помощь нужна Мишелю. Она подвела его…

Неожиданно ее спина коснулась чего-то твердого. Девушка едва не закричала от ужаса и только потом сообразила, что это — стена дома. Она почти дошла. И в тот же миг из темноты вынырнули волки. Их было много. Очень много. Они шли очень спокойно, словно ожидая, что жертва сама придет к ним в лапы. Или точнее — в зубы. Неожиданно рядом с ней показалась чья-то тень.

— Спокойно. Иди к лестнице.

Мишель заслонил ее от волков и подтолкнул к ступенькам. Она стала отступать шаг за шагом. Бертье двигался вместе с ней. Еще пара шагов…

Яркий свет озарил все вокруг. Виоле на миг показалось, что вокруг них вспыхнуло множество фонарей.

Волки вьюном взвились в воздухе и призраками исчезли в темноте.

— Надо же! Жаль упускать такую добычу! — Шандор стоял возле них с факелом в руках.

Виола огляделась. Помощники Шандора вновь окружили их кольцом. Неподалеку от них, там, где всего лишь мгновение назад находились волки, дымились несколько факелов. Видимо, их швырнули разбойники, и это отпугнуло лесных хищников.

— Вы не стреляли? — спросила ошеломленная девушка.

— Вы ведь обещали волкам, что им не причинят вреда, если они позволят вам вернуться в дом? — усмехнулся Шандор. — Мы не могли допустить, чтобы они сочли вас лгуньей.

Мишель прижимал Виолу к себе. Он чувствовал ее дрожь. У нее начинались судороги, когда она пыталась что-то сказать. Ее волосы рассыпались и закрывали ее плечи и лицо. Он откинул их и с любовью заглянул в лицо любимой.

— Что здесь происходит, Шандор? — послышался из темноты голос Левона. — Неужто ты решил вновь стать разбойником?

— На этот раз я помогаю вершить справедливость, Левон, — возмутился Шандор. — Твой любимец оказался убийцей, и его разыскивает французская полиция.

— С каких пор ты стал помогать полиции, да еще французской?

— За ним имеется долг, — послышался голос еще одного человека. Из темноты вышел огромный мужчина в темном плаще. — Этот человек обвиняется в многочисленных кражах и убийстве почтенного человека. Несколько месяцев назад был найден убитым в своем доме врач Николас Моро. Его сердце пронзил кинжал с довольно необычным лезвием. Рядом была обнаружена записка, сделанная кровью, и медицинский нож с вензелем «NM». Подозрение полиции пало на некоего Ноэля Мортье. Когда-то давно, еще ребенком, он жил в доме этого врача. Ему удалось сбежать на волю из приюта. Став взрослым, Ноэль не раз пытался совершить нападение на доктора Моро, но безуспешно. Дела врача шли отлично, пациентами его были весьма известные люди, и доктор очень быстро покинул дом на улице Вожинас и переехал в собственный особняк за городом. Охранники сообщили, что мсье Мортье, хорошо известный парижанам обаятельный веселый грабитель, пять раз забирался в дом доктора Моро, но слуги были всегда начеку. И вот в середине января ему все же удалось совершить свое давно задуманное преступление. За поимку Ноэля Мортье обещана огромная сумма. Но вы, мсье Бертье, прекрасно знаете, кто настоящий убийца. Именно из-за него милейший господин Мортье не может вернуться в свою любимую Францию, в Париж, в город, без которого жить не может.

— Все это очень грустно. Но вы не сказали о том, что почтенный доктор Моро растлил множество детей. Он поставлял их целыми партиями в публичные дома. Более того — он виновен в смерти еще большего количества детей. Благодаря его чудовищным опытам кровь ни в чем не повинных мальчиков и девочек использовалась для ванн, которые должны были служить средством омоложения старящихся подонков со знатными именами. Он не раз делал переливания крови, от которых часто умирали дети. Ваш знаменитый доктор — мерзавец и убийца. И полиция Франции должна благодарить человека, избавившего мир от этого монстра.

Суровый голос Мишеля прозвучал полуночным громом. Разбойники стояли молча, оглушенные его раскатом, а точнее — тем, что он сообщил.

— Именно страх за свою репутацию заставил всех остальных участников этих злодеяний покинуть Париж. Хотелось бы, чтобы божий суд настиг их. Так же, как и самого доктора. Думаю, что с этим прекрасно справится тот, кого обвиняют в смерти Моро.

— Откуда вам все это известно? — процедил сквозь зубы человек в темном плаще.

— Тебе это известно не хуже меня, Ноэль. Разве ты не помнишь мальчика, которого заставляли присутствовать на всех оргиях и опытах? Вы звали его счастливчиком и дружно ненавидели.

— А потом за ним приехали мрачные люди в черном. Это был отличный день — мы здорово повеселились, когда доктору набили морду! — раскатисто расхохотался Ноэль. — Ну что же, парень, признаю, что ты сделал то, что мне оказалось не под силу. Но из-за тебя я не могу вернуться во Францию. Как быть с этим? Не хочешь ли явиться с повинной в Париж и честно рассказать обо всем полиции? Мне не нравится нести груз ответственности за чужое преступление.

— Довольно, приятель, — холодно проговорил Шандор. — Я полагаю, и все остальные со мной согласятся, что этот парень убил зверя, мерзкое чудовище, и никто из нас не вправе его за это судить. Он выполнил то, что вы сами собирались сделать, сударь, так за что его винить? Не забывайте так же, что вы находитесь на территории нашей страны. Мы берем этого человека под свое покровительство.

Разбойник молча отступил на пару шагов назад. И поклонился Мишелю.

— Благодарю. Ты опять оказался на высоте, а я в ближайшее время не смогу увидеть свой дорогой Париж. И мое место займут другие! — Ноэль зло выругался. — Ладно, приятель, согласен. Признаю, что ты сработал отлично. Не ожидал. Ну что же… Говорят, что мир полон чудес, и золотишко звенит в других странах так же заманчиво, как и во Франции… Наверно, судьба решила, что мне пора подумать о мировой славе… Удачи, приятели! Надеюсь, что наши дороги больше не пересекутся. Таким хищникам, как мы, не стоит вырывать друг у друга добычу.

Виола все еще дрожала.

— Милая… — позвал он.

Она повернула голову и взглянула на него. Ее взгляд был чистым и светлым.

— Я не буду плакать… Это так… — громкое прерывистое рыдание прервало ее слова. — Я боюсь, Мишель… я так боюсь леса… волков…

— Их больше нет.

— А тех… других…

Ее охватила такая дрожь, что даже колени дрожали. Мишель прижал ее к себе и прошептал, гладя ее волосы:

— Моя храбрая девочка… Все хорошо… Моя смелая ночная фиалка!

Она горько плакала, уткнувшись в его грудь, а он убаюкивал ее, держа на руках.

— Я так боялась за тебя… Почему ты смеешься?

— Теперь ты никогда не уедешь от меня, любимая!

Она оттолкнула его от себя.

— Ты сделал все возможное, чтобы выгнать меня отсюда! Если бы я любила тебя чуть меньше, то непременно уехала бы.

— А ты не хочешь уезжать?

Она гордо подняла голову.

— Я никогда не желала уезжать, невозможный человек! Я полюбила тебя с той минуты, когда ты подал мне в салоне упавшие ножницы. Но для тебя это ничего не значит. Ты даже забыл об этом. И больше я не стану говорить тебе о своих чувствах.

— Да? А если я захочу об этом услышать?.. — вкрадчиво спросил он и вдруг заорал, распугивая ночных птиц: — Я хочу просыпаться рядом с тобой и слышать, как ты меня любишь! Это, черт побери, слишком много значит для меня!

— Но ты говорил, что неприлично быть несдержанной женщиной, — прошептала Виола, ошеломленно разглядывая своего разбушевавшегося супруга.

— Что за чушь! — вновь заорал он. — Я хочу это слышать каждое утро, каждую ночь! Ты любишь меня? Я хочу это прямо сейчас услышать!

Виола в смятении уставилась на спину старого Левона, который управлял лошадьми. Мишель тяжело дышал. Эхо от его слов все еще гуляло по окрестным лесам.

34

Виола чувствовала себя беспомощной и смущенной в огромном доме, который казался застывшим, красивым и величавым. Светлые стены его оттенялись глубоким красно-золотистым отблеском дверных проемов и высоких жалюзи. Великолепная мебель заполнила все комнаты — гостиные, столовые и спальни.

Девушка очень надеялась, что Мишелю здесь понравится. Она так сильно волновалась, что ничего не слышала, кроме биения своего сердца. Его появление заставило ее вскочить. Он передвигался бесшумно, потому что двигался босиком. Оказалось, что он успел принять ванную.

— Мне кажется, нам следует сообщить об этих преступниках в полицию. Я боюсь мести этого человека.

Уголки его губ изогнулись.

— Волки не нарушают данного слова. Нас оставят в покое.

— Но тебе следует обратиться к врачу. На щеке сильный кровоподтек…

— Не сегодня, — он облокотился на косяк двери. Босой и обнаженный по пояс, он выглядел невыносимо чувственно. Любуясь им, Виола почти не слышала, как он объяснял, что не хочет привлекать внимание к своему прошлому.

Опомнившись, Виола предложила мужу что-нибудь поесть, но он отказался.

— Я с удовольствием выпил бы крепкого кофе. У тебя в спальне.

Виола промолчала. Она чувствовала себя беспомощной. С Мишелем всегда было трудно разговаривать. Он без конца удивлял ее своими выходками.

— Ты любишь меня, Виола? — вновь решительно спросил он.

— Конечно…

— Я хочу… — он резко оторвался от стены и направился к ней.

Она испуганно отпрянула от него и начала быстро подниматься по лестнице. Его решительность испугала ее.

Он остановился на миг, а затем вновь рванулся вперед и легко обогнал жену. Оказавшись на втором этаже, он ухватился за резные перила и закричал на весь особняк:

— Виола! Черт побери! — его крик вызвал эхо в доме, погруженном в сон. Послышались шорох и хлопанье дверей. Разве слуги могут спокойно спать, когда хозяин так оглушительно кричит… — Скажи, что любишь меня!

Она быстро подбежала к нему и испуганно прикрыла его рот своей ладошкой.

— Я хочу тебя! — жарко заговорил он, опалив своим дыханием ее руку. — Прямо сейчас! Мы вырвались с того света, и я больше не хочу себя сдерживать. Мне все равно, где ты будешь принадлежать мне!

— Я… предпочитаю постель… — смущенно прошептала она.

— Отлично! Идем.

Он решительно зашагал по коридору, даже не оглядываясь на нее, абсолютно уверенный, что она должна за ним последовать. Помедлив немного, Виола действительно пошла вслед за ним.

Он стоял посредине спальни, ошеломленно разглядывая ее необычное убранство — нечто среднее между востоком и западом.

— Это еще не все, идем, — она поманила его в сторону ванной.

Это была огромная комната, и большую ее часть занимала мраморная ванна в форме огромной раковины. Он сам придумал убранство этой комнаты. Но теперь здесь появилась еще одна ванна, прозрачная, и в ней плавали золотистые вуалехвостые рыбки.

— Это мой подарок тебе. Я обещала подарить их тебе в ту ночь… — Виола нервно облизнула губы. — Когда ты пришел… когда мы впервые…

Ее смущенный голос умолк.

Мишель провел пальцами по ее щеке, шее, заставляя поднять к нему лицо. И, трепетно прижав к себе жену, жадно впился губами в ее нежный ротик.

— Тебе нравится? — спросила она, когда он на миг оторвался от нее.

— Очень. А еще больше та ночь, о которой ты только что напомнила. Об остальном мы поговорим завтра… Сейчас в этом мире существуешь только ты… моя милая, моя нежная фиалка…

Когда ее платье упало к ногам, Виола сама обвила руками шею мужа и приникла к нему в страстном поцелуе…