1

В те дни Черного Отряда больше не существовало. Его гибель была провозглашена соответствующими законами и указами. И это в какой-то степени соответствовало действительности.

Знамя Отряда, его Капитан и Лейтенант, его Знаменосец и все остальные, благодаря кому Отряд внушал такой ужас, погибли, а вернее, были похоронены заживо в самом сердце огромной каменной пустыни.

— Сияющий Камень, — шептали люди на улицах и в переулках Таглиоса.

— Ушли в Хатовар, — заявляли более осведомленные.

Да, кое-кому пришлось немало потрудиться, чтобы ничто не омрачило великого триумфа, чтобы воля Радиши, или Протектора, или кого-то там еще была выполнена и люди поверили, будто Отряд исполнил свое предназначение.

Однако те, в ком память об Отряде была жива, прекрасно все понимали. Только пятьдесят человек рискнули отправиться на равнину Сияющего Камня, причем половина из них не принадлежала к Отряду. И лишь двое из пятидесяти вернулись, чтобы разносить ложь о том, что там произошло. А третий, вернувшийся, чтобы рассказать правду, был убит во время Кьяулунской войны, далеко от столицы. Но все эти уловки Душелова и Лозана Лебедя никого не вводили в заблуждение, ни тогда, ни сейчас. Люди просто притворялись, что верят, — так было безопаснее.

Они ведь запросто могли спросить, почему Могабе понадобилось целых пять лет, чтобы победить Отряд, которого якобы уже не существовало, и загубить тысячи молодых жизней, чтобы привести Кьяулунские территории под власть Радиши, в царство искаженных истин Протектора. А еще они могли сослаться на незатухающие разговоры о том, будто Черный Отряд удерживал крепость Вершина на протяжении нескольких лет уже после этого. До тех пор, пока, в конце концов, их непоколебимая стойкость не вывела из себя Протектора, и она не пожалела ни сил, ни своих самых действенных заклинаний и за два года превратила огромную крепость в белую пыль, белую гальку, белые кости. Да, люди могли бы задать все эти вопросы, но вместо этого хранили молчание. Они боялись. И не без оснований.

Таглианская империя под Протекторатом — это Империя страха. Однажды в годы открытого неповиновения некий неизвестный герой заслужил себе вечную ненависть Душелова, запечатав Врата Теней, единственный путь, ведущий на Сияющую равнину. Из ныне здравствующих Душелов была самой могущественной колдуньей. Став Хозяином Теней, она затмила тех монстров, которых когда-то уничтожил Отряд, защищая Таглиос. Но запечатанные Врата Теней лишили Душелова возможности вызвать себе на подмогу смертоносные Тени, обладающие несокрушимым могуществом. В ее распоряжении осталась лишь жалкая горстка этих тварей — те, которые были с ней, когда она так вероломно поступила с Отрядом.

О, она смогла бы открыть Врата Теней. Один раз. Но понятия не имела, как закрыть их снова. Открой она Врата, и мир содрогнулся бы под натиском могущественных тварей, вырвавшихся на свободу.

Для Душелова это значило выбирать — или все, или очень мало. Или наступит конец мира, или она будет довольствоваться тем, что имеет.

На сегодня она предпочитает последнее, хотя и продолжает непрестанные поиски выхода из тупика. Она — Протектор. Империя трепещет перед ней. Никто не смеет бросить вызов ее террору. Но даже она понимает, что этот век мрачного согласия не может длиться вечно.

Воды спят.

В домах, в темных переулках, в десяти тысячах храмов города никогда не смолкает нервный шепоток. Година Черепов. Година Черепов. Боги живы, и даже те, которые спят, беспокойно ворочаются во сне.

В домах, в темных переулках, на полях, где растет хлеб или мокнет рис, на пастбищах, в лесах и городах, исправно платящих дань, всякий раз, когда в небе появляется комета, или внезапно разразившаяся буря несет гибель и разорение, или, в особенности, когда случается землетрясение, люди бормочут: «Воды спят». И вздрагивают от страха.

2

Они меня называют Дрема. Еще ребенком при каждом удобном случае, будь то днем или ночью, я убегала от ужасов моего детства в спокойную безмятежность снов. В любое время, когда не нужно было работать, я уходила в сны, точно в тихую гавань. Там зло не могло до меня добраться. Я не знала более безопасного места до тех пор, пока Черный Отряд не пришел в Джайкур.

Братья ругали меня за то, что я только сплю и сплю, возмущаясь моей способностью отключаться от действительности. Они не понимали. Они умерли, так ничего и не поняв. А я все спала. На протяжении нескольких лет, уже находясь в Отряде, полностью я не просыпалась никогда.

Теперь я продолжаю писать эти Летописи. Кто-то ведь должен — а кто это может сделать, кроме меня? — хотя звание Летописца никогда не присваивалось мне официально.

Подобный прецедент уже существует.

Книги должны быть написаны. Истина должна быть увековечена, даже если судьба распорядится так, что ни один человек не прочтет написанного мной. Летописи — душа Черного Отряда. Они напоминают о том, кто мы есть. И кем были. О том, что мы продолжаем существовать. И что никакое вероломство — а мы не в первый раз сталкиваемся с ним — не сможет высосать из нас всю кровь до последней капли.

Мы больше не существуем. Протектор упоминает о нас только в прошедшем времени. Радиша клянется, что дело обстоит именно так. Могаба, могущественный генерал с его тысячью грязных наград, глумится над нашей памятью и плюет на наше имя. Люди на улицах говорят, что мы — всего лишь преследующие их злобные воспоминания. Только Душелов не оглядывается все время через плечо, чтобы не пропустить момент, когда земля начнет уходить у нее из-под ног.

Мы упрямые и непокорные призраки. Вот уже много лет мы сидим тихо, как мыши, но враги продолжают бояться нас. Оттого, что они произносят наше имя шепотом, их вина не становится меньше.

Они и должны бояться.

Каждый день где-нибудь в Таглиосе на стене появляются слова, написанные мелом, или краской, или даже кровью животных. Просто мягкое напоминание: «Воды спят».

Все знают, что это означает. И шепотом повторяют эти слова, понимая, что где-то затаился враг, которого не остановить — как нельзя помешать воде течь. Враг, который когда-нибудь выберется из своей могилы и нанесет удар тем, кто сделал ставку на предательство. Они знают, что нет силы, способной предотвратить это. Их предупреждали десять тысяч раз, но они все же поддались искушению. И теперь никакое зло не сможет защитить их.

Могаба боится.

Радиша боится.

Лозан Лебедь боится до такой степени, что едва ноги таскает. В точности, как колдун Дымок, которого он сам когда-то изводил, обвиняя в трусости. Лебедь знаком с Отрядом еще с севера, еще до того, как здешний люд понял, что мы больше, чем мрачное напоминание о древнем ужасе. И с годами страх Лебедя только растет.

Пурохита Друнада боится.

Генерал-инспектор Гокхейл боится.

Только Протектор не боится. Душелову бояться нечего. И волноваться не из-за чего. Она смеется и бросает вызов демону. Она безумна. Она будет смеяться и веселиться даже на костре.

Тот факт, что она ничего не боится, заставляет ее приверженцев волноваться еще больше. Они знают, что в случае чего Душелов погонит их перед собой, прямо в пасть судьбы.

Время от времени на стенах будет появляться и другое сообщение, куда конкретнее первого: «Их дни сочтены».

Я каждый день бываю на улицах. Иду на работу, шпионю, подслушиваю, собираю слухи или распускаю новые в атмосфере анонимности Чор Багана, этого Сада Воров, которого даже Серые пока не способны уничтожить. Прежде я маскировалась под шлюху, но это, как показывает опыт, слишком опасно. Есть люди, которые из кожи вон лезут, пытаясь создавать впечатление, будто Протектор печется о здоровье нации. Миру исключительно повезло, что судьба не дает им проявить свои заскоки во всей их глубине и размахе.

По большей части я брожу под видом молодого парня — способ, давным-давно ставший для меня привычным. После окончания войны молодые люди, не имеющие корней, болтаются повсюду, и это никого не удивляет.

Чем причудливее новый слух, тем быстрее он расползается за пределы Чор Багана и тем сильнее действует на нервы врагу. В Таглиосе должна всегда царить атмосфера мрачного ожидания. И наша задача — неустанно поддерживать ее соответствующими предзнаменованиями и знамениями.

Время от времени, в моменты просветления, Протектор возобновляет охоту на нас, но пыл ее быстро угасает. Она не способна сосредоточиваться на чем-то одном. Да и с какой стати ей беспокоиться? Мы мертвы. Мы больше не существуем. Она сама провозгласила это — значит, так оно и есть. Как Протектор она является единственным реальным судьей на всей территории Таглианской империи.

Но: воды спят.

3

Сейчас Отряд держится на женщине, которая формально никогда не входила в него, Кы Сари, ведунье, жене того, кто до меня вел Летописи, Мургена, Знаменосца. Умная женщина с волей, подобной отточенному клинку. Даже Гоблин и Одноглазый считаются с ней. Запугать ее невозможно. Это никогда не удавалось даже старому мерзкому Дядюшке Дою. Она боится Протектора, Радиши и Серых не больше, чем капусты на грядке. Злоба злых, таких, как служители смертоносного культа Обманников, их мессия Дочь Ночи и богиня Кина не страшили Сари вообще. Она заглянула в самое сердце тьмы, тайны которой больше не внушали ей страха. Только одно существо на свете могло заставить Сари трепетать.

Ее мать, Кы Гота, олицетворяющая собой вечное недовольство всем и вся. Ее горестные жалобы и упреки обладают зарядом такой поразительной силы, что кажется, будто она — живое воплощение некоего капризного древнего божества, пока еще не известного человеку.

Никто не любит Кы Готу, за исключением Одноглазого. И даже он называет ее за спиной Троллем.

Сари вздрогнула, когда мать медленно заковыляла через комнату, где сразу же наступила тишина. Сейчас, когда для нас наступили нелегкие времена, одни и те же помещения приходилось использовать для разных целей. Совсем недавно эта комната была битком набита людьми, которые просто отдыхали. Некоторые — из Отряда, а в основном те, кто работает у Бонх До Трана. Все мы не сводили взглядов со старухи, от всей души желая, чтобы она поторопилась. Страстно желая, чтобы ей не пришло в голову использовать эту возможность для общения.

Старый и больной До Тран, прикованный к креслу на колесах, вообще выкатился из комнаты. Очевидно, желая таким образом показать, что не хочет помешать ей каким бы то ни было образом. Все всегда хотели, чтобы Гота оказалась где угодно, только не здесь.

На этот раз жертва До Трапа оказалась не напрасной. Однако, наверняка, дело было не в ней, а в том, что Готу грызло какое-то серьезное беспокойство. Иначе она ни за что не упустила бы случая лишний раз поучить молодежь.

Молчание продолжалось до тех пор, пока старый купец не вернулся. Ему принадлежал этот дом, который он позволял нам использовать как свою штаб-квартиру. Ничем нам не обязанный, он, тем не менее, делил с нами опасности из любви к Сари. При решении любой проблемы мы всегда прислушивались к его мнению и учитывали его желания.

Пауза не затянулась надолго, вскоре До Трап с утомленным видом вкатился обратно. Этот человек, который вел жизнь, полную постоянного риска, выглядел настолько хрупким, что его способность самостоятельно передвигаться в кресле воспринималась как чудо.

До Тран был стар, но в его глазах горел неукротимый огонь. Он редко вмешивался в разговор, разве что кто-нибудь молол уж совсем несусветную чушь. Очень хороший человек.

— Все готово, — сказала Сари. — Каждый шаг, каждая деталь проверены и перепроверены. Гоблин и Одноглазый трезвы как стеклышко. Пришло время Отряду заявить о себе. — Она повела взглядом по лицам, приглашая всех высказываться.

Лично мне не казалось, что время пришло. Но я уже высказала свое мнение, когда составляли план. И никто меня не поддержал. Пришлось поработать над собой, чтобы избавиться от чувства досады.

Поскольку новых возражений не последовало, Сари продолжала:

— Ну, что же. Приступаем к первому этапу.

Она махнула рукой сыну. Тобо кивнул и выскользнул из комнаты.

Он был тощим, неопрятным, пронырливым юнцом нюень бао, а они, это всем известно, по природе своей воры. Следовательно, за каждым его движением нужно было следить. В результате, постоянно поглядывая в его сторону, люди не вникали в детали того, чем он занимался. Лишь бы не протягивал руки к соблазнительному кошельку с его содержимым. Все остальное их не волновало. Люди, как правило, не замечают того, что, по их расчетам, не может произойти.

Мальчик все время держал руки за спиной, а в таком положении, ясное дело, украсть невозможно. До тех пор, пока он вел себя таким образом, его почти не замечали. Как и маленьких бесцветных шариков, которые он прикреплял, прислоняясь к стенам.

Дети гуннитов не сводили с него взглядов. Мальчик выглядел очень странно в этой своей черной одежде, похожей на пижаму. Но никаких враждебных чувств по отношению к нему они не проявляли. Гунни — в основном миролюбивый народ. Другое дело — дети шадаритов, более жесткие по воспитанию. И более смелые. Их религия в основе своей — философия воина. Юнцы шадаритов сгрудились, собираясь хорошенько проучить этого вора. Конечно, он вор! Он же нюень бао. Все знают, что нюень бао — воры.

Шадарит постарше отозвал юнцов. Пусть воришкой занимаются те, в чьи обязанности это входит. Религия шадаритов содержит в себе некоторые элементы бюрократической упорядоченности.

В результате в толпе возник крохотный вихрь, а это всегда привлекает официальное внимание. Трое шадаритов, призванных следить за порядком, высокие, бородатые, одетые в серое, с белыми тюрбанами на головах, неторопливо двигались сквозь толпу. Они все время оглядывались по сторонам, намеренно не обращая внимания на то, что их окружает островок открытого пространства. Улицы Таглиоса просто забиты народом и днем, и ночью, однако люди каким-то образом ухитряются держаться подальше от Серых. У всех Серых тяжелый взгляд, который, по-видимому, призван продемонстрировать, что им чужды терпение и сострадание.

Тобо юркнул в толпу, точно черная змея, скользящая сквозь заросшее тростником болото. Когда Серые заметили вызванное его присутствием возбуждение, он уже растворился, и никто не смог сказать ничего вразумительного, разве что дать самое общее описание, замешанное главным образом на предрассудках и вытекающих из них допущениях. Нюень бао — воры. А их в Таглиосе развелась тьма-тьмущая. В наши времена столица может похвастаться обилием всякого рода пришлых. Бездельники, слабоумные и хитрецы со всех концов империи стекаются в этот город. С каждым поколением число жителей города утраивается. Несмотря на безжалостные и умелые действия Серых, в Таглиосе царит хаос, а сам город превратился в кровавую сточную канаву, ад, неугасимый огонь которого подпитывается бедностью и отчаянием.

Бедность и отчаяние всегда налицо, но Дворец не допускает, чтобы нарушители порядка сумели пустить тут корни. Дворец очень заметно преуспел в вынюхивании всяческих секретов. Криминальные элементы быстро исчезают с горизонта. Так же, как и большинство тех, кто пытается устраивать заговоры против Радиши или Протектора. В особенности против Протектора, которую меньше всего беспокоит святость чьей-то жизни (кроме ее собственной, разумеется).

В не столь уж отдаленные времена тайные происки и заговоры были бедствием, миазмы которого отравляли жизнь, практически, всем жителям Таглиоса. Теперь с этим почти полностью покончено. Протектор не одобряет. Большинство жителей Таглиоса страстно желают заслужить одобрение Протектора. Даже жречество избегает привлекать к себе злобный взгляд Душелова. В какой-то момент мальчишка в черной одежде исчез, а на его месте возник такой же; но в набедренной повязке гуннитов, до этого скрытой под одеждой. Теперь он выглядел как всякий другой юнец, хотя и со слегка желтоватым оттенком кожи. Ему ничто не угрожало. Он вырос в Таглиосе и говорил без малейшего акцента, который мог бы выдать его.

4

Перед началом любой серьезной акции всегда наступает время ожидания и затишья. Делать мне было нечего. Я могла позволить себе сыграть в тонк или просто понаблюдать за тем, как Одноглазый и Гоблин пытаются надуть друг друга. Вдобавок у меня был писательский спазм, мешающий работать над Летописями.

— Тобо! — позвала я. — Хочешь пойти посмотреть, как все будет происходить?

Тобо четырнадцать, он самый юный из нас. Вырос в Черном Отряде. Все, что свойственно юности — неумеренность во всем, нетерпеливость, абсолютная уверенность в собственном бессмертии и божественном освобождении от возмездия, — было отмерено ему полной мерой. Задания, которые поручали ему в Отряде, доставляли мальчишке истинное наслаждение. Он плохо представлял себе отца, потому что никогда не видел этого человека. Мы немало потрудились ради того, чтобы Тобо не превратился в избалованного ребенка, однако Гоблин упорно обращался с ним как с любимым сыном. И даже пытался наставлять парнишку.

Гоблин владеет письменным таглианским хуже, чем ему кажется. Существует сотня характерных особенностей в каждодневной вульгате и еще сорок, к которым прибегают только жрецы, которые пишут Высоким Стилем. Это, можно сказать, второй письменный, формальный язык. В Анналах я использую их смешение.

Как только Тобо научился читать слово «дядя», Гоблин стал заставлять его вслух читать все, предназначавшееся для него самого.

— Может, мне стоит прицепить еще «пузырей», Дрема? Ма считает, что чем их больше, тем скорее это привлечет внимание Дворца.

Меня удивило, что он обсуждал с ней этот вопрос. Мальчишек в его возрасте в лучшем случае можно назвать угрюмыми. Он постоянно грубил матери. Он был бы еще более груб и еще более непослушен, если бы не имел счастья иметь столько «дядей», которые не желали мириться с подобным поведением. Естественно, Тобо постоянно демонстрировал, что воспринимает все это как грандиозный заговор взрослых. На людях. Во время личной беседы он поддавался доводам разума. Иногда. Если тот, кто увещевал его, делал это вежливо и если это была не его мать.

— Может быть, несколько. Однако уже темнеет. И, значит, представление вот-вот начнется.

— Кем мы будем на этот раз? Мне не нравится, когда ты изображаешь шлюху.

— Беспризорниками.

Хотя это тоже было рискованно. Вербовщики могли захватить нас и насильно отправить в армию Могабы. Положение его солдат сейчас немногим лучше, чем у рабов, дисциплина там самая суровая и беспощадная. Многие из этих несчастных — мелкие преступники, которым было предоставлено право выбирать: или не знающее снисхождения правосудие, или военная служба. Остальные — дети бедняков, которым просто некуда больше деваться. Таков стандарт профессиональной армии; Мурген сталкивался с ним еще в прежние времена, далеко на севере, когда меня и на свете не было.

— Почему ты всегда так стараешься получше замаскироваться?

— Мы не должны даже дважды появляться в одном и том же виде. Тогда наши враги ни в какой ситуации не будут знать, кого им искать. Никогда не недооценивай их. В особенности, Протектора. Ей не раз удавалось перехитрить саму смерть.

Тобо еще не созрел для того, чтобы поверить в это, так же, как и во многое другое из нашей экзотической истории. Он был вовсе не так уж плох, лучше многих, во всяком случае. И все же как раз сейчас находился на той самой стадии, когда считал, что знал все и старшие не могли сообщить ему ничего стоящего — в особенности, если их слова имели хотя бы легкий воспитательный оттенок. Он сам был не в силах изменить свою позицию. Это проходит только с возрастом.

Я тоже не могла повлиять на его позицию, хотя для меня этот возраст уже миновал. Сколько бы ни напоминала ему о том, что некоторые вещи чреваты очень дурными последствиями.

— Об этом сказано в Анналах. Твой отец и Капитан ничего не выдумывали, когда писали их.

Во что он тоже не желал верить. Я не стала дальше распространяться по этому поводу. Каждый из нас, безусловно, рано или поздно научится уважать Летописи, — но придет к этому своим собственным путем и в свое время. Подлинное уважение к традициям Отряда вряд ли возможно при том положении, в котором он сейчас оказался. Только двоим из Старой Команды удалось живыми выбраться из лопушки Душелова на каменной равнине и уцелеть позже, во время Кьяулунской войны. Гоблин и Одноглазый не слишком годились для того, чтобы передавать другим тайну особого дара Отряда. Одноглазый слишком ленив, а Гоблин слишком косноязычен. А я, практически, была еще новичком, когда Старая Команда, осуществляя давнюю мечту Капитана, рискнула отправиться на равнину в поисках Хатовара. Хатовара он не нашел. Думаю, он его и не искал, по правде говоря.

Тогда я только и делала, что изумлялась. Стать двадцатилетним ветераном Отряда мне предстояло еще очень нескоро. Мне только-только исполнилось четырнадцать, когда Бадья взял меня под свое крыло… Но я никогда не была похожа на Тобо. В свои четырнадцать я была уже древней старухой — по тем страданиям, которые выпали на мою долю. За годы, прошедшие после того, как Бадья спас меня, я только помолодела…

— Что?

— Я спросил, почему у тебя вдруг сделался такой сердитый вид.

— Я вспоминала о тех временах, когда мне было четырнадцать.

— Девчонкам это легче дается…

Тобо прикусил язык. Его лицо мгновенно вытянулось, и северное происхождение проступило более заметно. Он — самонадеянное и испорченное маленькое дрянцо, но мозгов у него хватает. Он отдавал себе отчет в том, что сейчас едва не разворошил гнездо ядовитых змей.

— Когда мне было четырнадцать, Отряд и нюень бао угодили в ловушку в Джайкуре. — Собственно говоря, это ему уже было известно. — Или в Деджагоре, так они его там называли. — Остальное не имело значения. Остальное благополучно ушло в прошлое. — Сейчас у меня почти не бывает ночных кошмаров.

Тобо уже объелся рассказами о Джайкуре. Его мать, бабка и Дядюшка Дой тоже были там.

— Гоблин говорит, что эти «пузыри» произведут впечатление, — прошептал Тобо. — Они не просто пугают людей, но и тревожат их совесть.

— Тогда уж это точно что-то из ряда вон. — В наших с ним диспутах совесть упоминалась крайне редко. С любой стороны.

— Ты действительно знала моего па? — Тобо не раз слышал историю своей жизни, но в последнее время явно проявлял к этой теме повышенный интерес. Мурген все меньше и меньше был для него просто образом, за которым не стоит ничего, кроме пустых слов.

Я повторила то, что уже не раз говорила прежде.

— Он был моим командиром. Учил меня читать и писать. Он всегда был хорошим человеком. — Я негромко рассмеялась. — Настолько, насколько можно быть хорошим человеком, принадлежа к Черному Отряду.

Тобо замер. Сделал глубокий вдох. И спросил, глядя куда-то в сумерки над моим левым плечом:

— Вы были любовниками?

— Нет, Тобо. Нет. Друзьями. Почти. Но только не это. Он и узнал-то, что я женщина, как раз перед тем, как отправиться на Сияющую равнину. А я не знала, что он узнал, пока не прочла его Летописи. Никто не знал. Все думали, что я — просто смазливый парнишка невысокого росточка, которому не повезло вырасти повыше. А я не разубеждала их. Так я чувствовала себя в большей безопасности.

— А-а-а…

Тон у него был настолько неопределенно-нейтральный, что я просто не могла не поинтересоваться:

— Почему ты об этом спрашиваешь?

Конечно, он видел, как я веду себя сейчас, но у него не было никаких оснований думать, что так было всегда.

Он пожал плечами.

— Просто хотел знать.

И все же что-то, безусловно, должно было вызвать у него это побуждение. Может, позиция: «Я просто хочу знать, что будет, если…» Гоблина и Одноглазого, когда они проводят испытания своих ядов домашнего изготовления, способных убить и слона.

— Ладно, это твое дело. Ты прицепил «пузыри» у театра теней?

— Как мне велели.

В театре теней используют кукол, насаженных на прутья. Свеча, расположенная сзади, отбрасывает их тени на экран из белой ткани. Кукловод рассказывает свою историю, передвигая кукол и говоря за них разными голосами. Если он сумеет развлечь публику, ему бросят несколько монет.

Спрашивая Тобо, я имела в виду вполне определенный театр теней и кукловода, который выступал на одном и том же месте вот уже на протяжении жизни целого поколения. Он спал внутри своих подмостков. И жил припеваючи. Во всяком случае, лучше, чем большинство бездомных обитателей Таглиоса.

Он был осведомителем. В Черном Отряде его не любили.

Истории, которые он рассказывал, по большей части основывались на мифах и так или иначе были связаны с циклом Кади. В них непременно участвовала эта богиня со слишком большим количеством рук, которая без устали пожирала демонов.

Конечно, в каждом представлении участвовала одна и та же кукла, изображающая демона. Почти как в реальной жизни, где погибший демон возвращается снова и снова.

Сначала над крышами на западе возникло еле заметное цветовое пятно. Потом послышался душераздирающий крик. Люди останавливались, чтобы поглазеть на яркий оранжевый спет и мерцающий дым, который, колыхаясь, повалил откуда-то из-за подмостков кукловода. Струи дыма сплетались в хорошо известную эмблему Черного Отряда — оскаленный череп без нижней челюсти, выдыхающий пламя. Алый огонь в левой глазнице напоминал зрачок, пристально глядевший в самую душу зрителя, точно выискивая то, чего тот боялся больше всего.

То, что создано дымом, недолговечно. Прежде чем рассеяться, он успел подняться на десять футов. Вокруг царило испуганное молчание. Сам воздух, казалось, шептал: «Воды спят».

Снова жалобный вой и новая вспышка. Поднялся второй череп. Этот был серебряный с ярким голубоватым оттенком. Он просуществовал дольше и поднялся на дюжину футов выше. И прошептал: «Мой брат неотмщен».

— Сюда идут Серые! — прокричал кто-то достаточно высокий, чтобы видеть поверх толпы.

Из-за маленького роста мне легче затеряться среди людей, но зато я не вижу того, что происходит позади них.

Серые всегда где-то рядом, однако против такого рода беспорядков они бессильны. Это может случиться где угодно, когда угодно и должно произойти прежде, чем они смогут среагировать. Для них же лучше, если они не окажутся поблизости, когда «пузыри» говорят. Серые понимают это. Они просто идут сквозь толпу. Протектора нужно ублажать, но и их деткам есть хочется.

— Сейчас! — пробормотал Тобо, когда появились Серые.

Пронзительный крик послышался из-за подмостков кукловода. Сам кукловод выскочил, завертелся и прислонился к своим подмосткам, широко разевая рот. Последовала вспышка, менее яркая, но более продолжительная, чем предыдущие. Образ, сотканный из дыма на этот раз, был сложней и устойчивей. Он выглядел как монстр. Но вполне определенный монстр, смысл которого был понятен только шадаритам.

— Ниасси… — пробормотал один из Серых.

Ниасси — главный демон мифологии Шадар. Схожий демон, но только под другим именем, существует и в верованиях Гунни.

Ниасси — глава внутреннего круга наиболее могущественных демонов. Верования Шадар есть не что иное, как еретическая Ведна. Включающие в себя понятие посмертного, карательного Ада, они вполне допускают возможность Ада в духе Гунни на земле, еще при жизни. Его создают демоны, которые служат Ниасси и насылаются на особо грешных.

Понимая, что над ними издеваются, Серые, тем не менее, заколебались. Нападение с этой совершенно новой стороны было поистине неожиданным, и даже против воли никого из них не могло оставить равнодушным. Вдобавок все это случилось на волне мощных слухов, которые увязывали Серых с отвратительными ритуалами, якобы практикуемыми Душеловом.

Дети исчезают. Разум подсказывает, что это — совершенно неизбежно в городе, таком огромном и переполненном людьми, даже если никакой злобный монстр не приложил к этому руку. Малыши исчезают, потому что они бродят где придется и теряются. И ужасные вещи часто происходят с хорошими людьми. Но, если увязать все это воедино, искусно подпустив нужный слушок, люди звереют и перестают доверять друг другу.

Память становится избирательной.

Мы не упускаем случая распространить хотя бы крошечную ложь относительно наших врагов.

Тобо выкрикнул что-то оскорбительное. Я дернула его за руку и потащила к нашему логовищу. Люди принялись ругать Серых и насмехаться над ними. Тобо бросил камень, который угодил в тюрбан Серого.

Темнота не позволила им разглядеть наши лица. Они вытащили свои бамбуковые палки — настроение толпы становилось угрожающим. Похоже, наши колдуны постарались на славу. Ничего, жители Таглиоса — люди выдержанные и не так уж легко теряют контроль над собой. Чтобы жить в такой неестественной скученности, требуется много терпения и самоконтроля.

Я огляделась по сторонам в поисках ворон, летучих мышей или других шпионов Протектора. После наступления ночи мы рискуем больше, чем днем, потому что в темноте трудно заметить этих соглядатаев. Я покрепче вцепилась в руку Тобо.

— Ты не должен был этого делать. Знаешь же, что в темноте выползают Тени.

Мои слова не произвели на него ни малейшего впечатления.

— Гоблин будет счастлив. Он много времени потратил на эту штуку. И она сработала отлично.

Серые засвистели, вызывая подкрепление.

Четвертый «пузырь» тоже выпустил дымный призрак, но мы его уже не увидели. Я протащила Тобо мимо ловушек для Теней, установленных вокруг нашего штаба. Вскоре ему предстоит объясняться с некоторыми своими «дядями». Те, для кого паранойя остается образом жизни, очень сильно рискуют получить от Отряда «по рукам» за все свои безобразия. С Тобо нужно провести серьезную разъяснительную работу, иначе его поведение может быть использовано умным противником с пользой для себя.

5

Сари вызвала меня вскоре после нашего возвращения. Не для того, чтобы сделать выговор за бездумный риск, которому при моем попустительстве подверг себя Тобо. Her, она просто хотела сообщить, что собирается перейти к следующему этапу. Возможно, когда-нибудь Тобо погорит настолько серьезно, что это пробудит в нем хоть какое-то чувство страха. Плохо только, что жизнь в подполье не знает жалости. Редко выпадает больше чем один шанс. Тобо должен прочувствовать это всем сердцем.

Конечно, Сари допросила меня с пристрастием обо всем, что произошло в городе, и постаралась довести до сведения Гоблина и Одноглазого, что она недовольна и ими тоже. Тобо отсутствовал и не имел возможности защищаться.

На Гоблина и Одноглазого все ее высказывания произвели мало впечатления. Даже сорок промахов любимого дитяти не могли внушить опасения этим двум антикам. Кроме того, они и сами были наполовину виновны в его проделке, а кому же охота признавать свою вину? Только не им.

Сари сказала:

— Сейчас я буду вызывать Мургена.

В ее голосе явственно ощущалась странная неуверенность. Она всегда не слишком охотно беседовала с Мургеном. Всем нам хотелось бы знать, почему. Их с Мургеном связывала искренняя и очень романтическая любовь из разряда тех, которые описывают в легендах, со всеми атрибутами, сопутствующими этим вневременным историям. Вызов богам, разочарование родителей, ужасные разрывы и счастливые воссоединения, интриги со стороны врагов и прочее в том же духе. Так получилось, что одному из них пришлось сойти в царство смерти, чтобы спасти другого. И Мургена любезно препроводили в — холодный подземный ад — такая уж обходительная наша безумная колдунья Душелов. Он и все остальные Плененные были живы, по находились в стасисе, под равниной Сияющего Камня, в таком месте и такой ситуации, о которых мы знали только благодаря тому, что Сари была способна вызвать дух Мургена.

Может, все дело было именно в стасисе? Сари каждый день старил, а Мургена нет. Может, она начала бояться, что станет старше его матери к тому времени, когда мы освободим Плененных?

После долгих лет изучения истории я вынуждена с грустью констатировать, что она в значительной степени руководствуется личными соображениями вроде этого, а вовсе не борьбой за идеалы тьмы или света.

Уже давным-давно Мурген научился во время сна покидать свое тело. Сейчас он отчасти сохранил эту способность, но, к сожалению, она была ослаблена противоестественными факторами его нынешнего состояния. Даже в виде призрака он не мог самостоятельно выбраться за пределы пещеры. Для этого его непременно должна была вызвать оттуда Сари — или, возможно, любой другой некромант, знающий, где он находится.

Дух Мургена был превосходным шпионом. За пределами нашего круга никто, кроме Душелова, не мог обнаружить его присутствия. Благодаря Мургену мы были в курсе всех замыслов наших врагов — разумеется, тех из них, кто был настолько могуществен, что ими стоило интересоваться. Процесс был достаточно сложный и имел целый ряд ограничений, но все же Мурген представлял собой наше едва ли не самое мощное оружие. Без него мы попросту не выжили бы.

И сегодня Сари более чем когда-либо была не в настроении вызывать его.

Бог знает, как это трудно — сквозь года и невзгоды пронести свою веру. Многие из наших братьев утратили ее и ушли, затерялись в хаосе империи. Некоторые, возможно, снова обрели бы свою веру, добейся мы достаточно громкого успеха.

Сари пришлось в жизни нелегко. Она потеряла двоих детей — боль, которую матери нелегко сносить, даже если она никогда не любила их отца. Его она потеряла тоже, но от этой утраты страдала мало. Никто из тех, кто помнил этого человека, не сказал о нем ни одного доброго слова. Вместе со всеми нами ей крепко досталось во время осады Джайкура.

Может быть, Сари — и все нюень бао — чем-то страшно разгневала Гангешу. Или, может быть, этот бог со слоновьими головами просто наслаждался, когда гибли его почитатели, — вот, дескать, какая славная получилась шутка. Вроде Кины, которая наверняка довольно хихикала, когда ее грубые шалости по отношению к собственным фанатикам оканчивались для них фатально.

Гоблин и Одноглазый обычно не присутствовали, когда Сари вызывала Мургена. Она не нуждалась в их помощи. Ее мастерство было ограниченным, но сильным, а эти двое только и способны, что мешать, сколько бы не тужились вести себя как положено.

Однако на этот раз наши ископаемые оказались тут же, из чего я сделала вывод, что затевается нечто необычное. До чего же старые они оба! Наверно, уже и счет годам потеряли. Держались только благодаря своему мастерству. Одноглазому, если Летописи не лгут, было уже под двести, а его «юному» другу около ста.

Мягко говоря, ни того, ни другого крупными мужчинами не назовешь. Оба ниже меня ростом. И никогда не были выше, даже задолго до того, как превратились в иссохшие от старости ходячие мощи. Я даже представить себе не могу Одноглазого молодым. Нет, только старым и только в этой его черной шляпе, самой безобразной и грязной изо всех когда-либо существовавших на свете.

Может, Одноглазый и жив-то еще только потому, что проклят этой шляпой. Может, эта шляпа использует его как своего коня и поэтому не дает ему умереть.

Этот жесткий смердящий кусок заскорузлого войлока сгорит в ближайшем костре, прежде чем тело Одноглазого перестанет содрогаться в предсмертных судорогах. Все ненавидят его шляпу.

Но больше всех ее ненавидит Гоблин. Он считает своим долгом прицепиться к ней всякий раз, когда между ним и Одноглазым завязывается перебранка, а происходит это почитай при каждой их встрече.

Одноглазый — маленький, черный и морщинистый. Гоблин — маленький, белый и морщинистый. Лицом он похож на сушеную жабу.

Одноглазый не забывает напомнить об этом всякий раз, когда они начинают браниться, а происходит это почти всегда, когда имеются в наличии зрители. Однако никто не встревает между ними.

Нужно признать, что рядом с Сари они изо всех сил стараются вести себя как можно приличнее. Эта женщина имеет особый дар. Она пробуждает в людях все лучшее. Что, правда, не относится к ее матери. Хотя бабушка Тролль гораздо хуже, если дочери нет поблизости.

К счастью для нас, мы редко видим Кы Готу. Всему виной ее суставы. Тобо помогает ухаживать за ней — таким образом мы цинично эксплуатируем его особый иммунитет по отношению к ее сарказму. Она до безумия любит мальчика — даже несмотря на то, что его отец подонок и чужак.

Сари объяснила мне:

— Эти двое говорят, что придумали способ частично материализовать Мургена. Тогда ты сможешь общаться с ним напрямую.

Обычно только Сари может разговаривать с Мургеном, когда вызывает его. У меня отсутствует то, что называется психическим ухом.

— Если мы и вправду сможем видеть и слышать его, тогда Тобо тоже должен присутствовать здесь, — ответила я. — В последнее время он что-то все время задает вопросы об отце.

Сари как-то странно посмотрела на меня, — точно не понимая, что я имею в виду.

— Правильно, мальчик должен знать своего старика, — продребезжал Одноглазый.

Он посмотрел на Гоблина, ожидая, что тот начнет ему противоречить. Такой уж у них был обычай. Кидайся в бой и не обращай внимания на всякие мелочи вроде фактов или здравого смысла. Так или иначе, эти бессмысленные споры годами, чуть что, возникали снова и снова.

На этот раз Гоблин воздержался. Он еще успеет дать отпор, когда Сари не будет рядом. Она только мешает ему, со своими призывами образумиться.

Сари кивнула Одноглазому:

— Но сначала нужно проверить, получилось ли у вас.

Одноглазый тут же запыхтел и принялся брызгать слюной. Кто-то осмеливается сомневаться в его способности колдовать? Все, что было раньше, не в счет? На этот раз…

Я прервала его:

— Не заводись.

Время не пощадило Одноглазого. Память у него стала слабовата, и в последнее время он все чаще начинал клевать носом посреди разговора или дела. Или, выкрикивая свои напыщенные фразы, забывал, из-за чего весь сыр-бор разгорелся. Или вдруг просто смолкал ни с того, ни с сего.

Когда я его встретила впервые, он уже напоминал высохшую старую мумию, но сейчас и от этого осталась только тень. И все же нельзя сказать, чтобы он полностью утратил свою силу. Однако, отправившись в дорогу, он на полпути вполне мог забыть, куда идет. Изредка это бывало даже кстати, но по большей части — просто беда. Когда ему поручали что-то важное, Тобо обычно вменялось в обязанность следить за тем, чтобы он дошел туда, куда надо. Одноглазый тоже обожал мальчишку.

Чем больше слабел старый колдун, тем легче становилось удерживать его дома, вдали от искушений города. И слава Богу. Одна-единственная неосторожность могла погубить нас всех. А до Одноглазого никогда в полной мере не доходило, что это вообще такое — быть благоразумным.

Гоблин захихикал, когда Одноглазый смолк.

— Можете вы оба сосредоточиться на том, чем собираетесь заниматься? — Меня преследовал страх, что однажды Одноглазый задремлет прямо в середине какого-нибудь смертоносного заклинания и оставит нас всех по уши в демонах или кровососущих насекомых, совершенно обезумевших оттого, что их выдернули из болота где-нибудь за тысячу миль отсюда. — Это важно.

— У вас всегда все важно, — проворчал Гоблин. — Даже если это просто: «Гоблин, хватит сидеть сложа руки, я слишком ленив, чтобы самому полировать серебре». Даже тогда это звучит так, точно речь идет о конце света. Важно? Уф!

— Я вижу, ты сегодня в хорошем настроении.

Одноглазый вытащил себя из кресла, выругался в мой адрес и, опираясь на трость, зашаркал к Сари. Он забыл, что я женщина. Он вел себя не так по-свински, когда помнил об этом, хотя в принципе я не рассчитываю ни на какое особое обхождение только потому, что меня угораздило родиться существом женского пола.

Одноглазый стал опасен для нас в совершенно новом смысле в тот злополучный день, когда приобрел эту трость. Он использовал ее, чтобы колотить людей. Или подставлять им подножку. Он постоянно дремал то здесь, то там, но никогда нельзя было точно знать, спит он или же притворяется. В последнем случае ему ничего не стоило неожиданно выбросить спою трость и подцепить вас за ноги.

Несмотря на все это, мы постоянно трепетали от страха, опасаясь, что Одноглазый долго не протянет. Без него шансы, что нас не засекут, были невелики. Гоблин, конечно, будет выкладываться изо всех сил, но что он сможет, оставшись один? К тому же на долговременное колдовство он вообще был не способен. В нашей ситуации требовалось, по меньшей мере, два колдуна и притом в расцвете сил.

— Начинай, женщина, — проскрипел Одноглазый, — Гоблин, сопля жучиная, тащи сюда то, что требуется. Я не намерен болтаться тут всю ночь.

Специально для них перед Сари стоял стол — самой ей не требовалась никакая опора. В установленное время она просто концентрировалась на Мургене. Контакт у них обычно возникал быстро. Во время месячных, когда чувствительность падала, она пела на языке нюень бао. В отличие от некоторых братьев по Отряду, у меня нет способности к языкам. А когда речь идет о нюень бао, я вообще ничего не воспринимаю. Пение Сари было похоже на колыбельную, если только слова не имели двойного смысла. Что очень даже возможно. Дядюшка Дой всю жизнь говорит загадками, но не устает повторять, что легче всего понять их смысл, если просто слушать.

Дядюшка Дой нечасто оказывается поблизости. Слава Богу. У него свое собственное расписание — хотя, кажется, даже ему самому не ясно, к чему все это. Окружающий мир заставляет меняться и его, что ему вовсе не всегда нравится.

Гоблин, не обращая внимания на глупые придирки Одноглазого, притащил мешок с каким-то их добром. В последнее время он стал чаще уступать Одноглазому. Наверно, только ради того, чтобы было больше толку. Но зато уж если он не был занят делом, непременно высказывал все, что думает.

Они, наконец, начали выкладывать свои колдовские штучки, но и тут не обошлось без перебранки по поводу того, что куда класть. Ну, просто малые дети! Мне захотелось хорошенько отшлепать их.

Сари запела. У нее прекрасный голос. Жаль, что такой талант пропадает зря. В полном смысле этого слова некроманткой она не была. Не приобретала власти над Мургеном, не заклинала его дух — Мурген был все еще жив, хотя и находился не здесь. Но его дух мог покинуть могилу, если к нему взывали.

Хорошо бы и других Плененных можно было вызывать тоже. В особенности, Капитана. Он сумел бы нас воодушевить, что пришлось бы весьма кстати.

Между Гоблином и Одноглазым, стоявшими у противоположных концов стола, медленно сформировалось что-то вроде пыльного облака. Нет, это была не пыль. И не дым. Я ткнула туда пальцем и лизнула его. Прекрасный, прохладный водяной туман. Гоблин сказал Сари:

— Мы готовы.

Характер ее пения изменился, голос зазвучал почти вкрадчиво. Я смогла разобрать даже некоторые слова.

Голова Мургена материализовалась между колдунами, колыхаясь, точно отражение на покрытом рябью пруде. Я испугалась, но не из-за колдовства, а из-за того, как Мурген выглядел. Точно так, как я запомнила его, без единой новой морщинки на лице. В отличие от всех нас.

Сари теперь выглядела почти так же, как ее мать в Джайкуре. Конечно, не такой грузной. И походка у нее не была такой странной, покачивающейся, аг чего у Кы Готы, наверно, и возникли проблемы с суставами. Но красота Сари увядала быстро. Она еще в какой-то степени сохранила ее, хотя обычно женщины нюень бао начинали блекнуть очень рано. Сари никогда не говорила об этом, но, безусловно, страдала. Молча. У нее было свое тщеславие. И не лишенное оснований.

Время — самый беспощадный изо всех злодеев.

Мурген, похоже, тоже не испытывал особого восторга, что его вызвали. Может, все дело было в недомогании Сари? Он заговорил. И я прекрасно разбирала каждое слово, хотя он произносил их еле слышным шепотом.

— Мне снился сон. Это место… — Его оживление пошло на убыль, сменившись тусклым ужасом. Мне-то известно, о каком месте шла речь, он описывал его в своих Анналах. Ему снилось поле, усеянное костями, — Белая ворона… — У нас могла возникнуть проблема, если он предпочтет даже этому проблеску жизни медленное скольжение сквозь сонные туннели Кины.

— Мы готовы нанести удар, — сказала ему Сари. — Радиша приказала созвать Тайный Совет. Посмотри, чем они занимаются. Убедись, что Лебедь там.

Туман, из которого был слеплен Мурген, медленно растаял. Сари выглядела печальной. Гоблин и Одноглазый принялись ругать Знаменосца за то, что он скрылся.

— Я видела его, — сказала я им. — Очень отчетливо. И слышала тоже. Именно так я всегда представляла себе говорящего призрака.

Усмехнувшись, Гоблин ответил:

— Ты потому «слышала», что ожидала этого. На самом деле тебе отлично известно, что слышала ты не ушами.

Одноглазый лишь насмешливо улыбнулся. Он никогда ничего и никому не объяснял. Только, может быть, Готе, если ей случалось застукать его, когда он прокрадывается домой посреди ночи. Тогда он начинал на ходу сочинять какую-нибудь историю, такую же извилистую, как история самого Отряда.

Заговорила Сари, и голос у нее звучал как у женщины, которая очень хочет показать, что ничуть не расстроена.

— Думаю, можно привести сюда Тобо. Ясно, что никаких взрывов и вспышек не будет. И вы прожгли всего-навсего две дыры в крышке стола.

— Какая неблагодарность! — воскликнул Одноглазый. — А что касается дыр, то это случилось лишь потому, что здесь вот этот, который вылитая жаба…

Сари точно не слышала его.

— Тобо может записать рассказ Мургена, а позже Дрема использует это для Летописей. Может быть, Мурген выяснит, что нам угрожает опасность. Тогда надо будет предупредить остальных, послать им сообщение.

Все это входило в наш план. Однако сейчас я испытывала в отношении него еще меньше энтузиазма.

Мне хотелось просто поговорить со старым другом. Но то, что здесь происходило, нельзя было назвать встречей друзей. И расспрашивать о том, как там Бадья, было бы сейчас неуместно.

6

Мурген скользил по Дворцу, точно призрак. Эта мысль показалась ему забавной — в той степени, в какой такого рода ощущения были теперь для него доступны. Ничто на свете больше не могло заставить его смеяться. Пятнадцать лет, проведенных в могиле, плохо сказываются на чувстве юмора.

Увитая ползучими растениями каменная громада Дворца ничуть не изменилась. Разве что он стал еще более пыльным. И еще более остро нуждался в ремонте. За все это надо было сказать «спасибо» Душелову, которая терпеть не могла, когда под ногами болтается много людей. В былые времена во Дворце работало немало профессиональных, хорошо вышколенных служащих, но большинство из них теперь оказались уволены или лишь время от времени выполняли случайную работу.

Дворец стоял на вершине довольно большого холма. Вот уже много поколений подряд каждый правитель Таглиоса считал своим долгом что-нибудь пристроить к нему. Не из-за нехватки места, а просто отдавая дань многовековой традиции. Таглианцы шутили, что через тысячу лет от города ничего не останется — все займет Дворец. Или, точнее, развалины Дворца.

Радиша Драх, как утверждал ее брат, Прабриндрах Драх, пропала во время войны с Хозяевами Теней, но потом была возвращена из небытия вопреки тому, что это могло вызвать недовольство Протектора. После чего провозгласила себя главой государства. Традиционалисты из жрецов не хотели, чтобы в этой роли выступала женщина, но весь мир знал, что Радиша, в некотором роде, обычной женщиной не была. Она относилась к разряду тех, кто, практически, всегда так или иначе добивается своего. Ее слабости существовали главным образом в умах ее критиков. Однако, завися от епископа, она допустила, по крайней мере, одну из двух крупных ошибок. Или, возможно, обе. Первая — предательство по отношению к Черному Отряду, совершенное вопреки хорошо известному факту, что никто и никогда не получал выгоды от такого вероломства. И вторая ошибка, на которую в особенности напирали жрецы высшего разряда, состояла в том, что Радиша в свое время наняла Черный Отряд. И неважно, что благодаря Отряду удалось избавиться от террора, чинимого Хозяевами Теней. — Об этом просто забыли.

Те, кто вместе с Радишей находился в зале собраний, не выглядели ни счастливыми, ни даже довольными. Чисто автоматически взгляд сосредоточивался прежде всего на Протекторе. Душелов выглядела как всегда — лишь отчасти напоминая человека, но все же с элементом чувственности, вся в черной коже, черной маске, черном шлеме и черных кожаных перчатках. Она расположилась немного слева и позади Радиши, в тени. Ей не требовалось выставлять себя на первый план, и без того было ясно, кто тут принимает окончательные решения. Не проходило ни дня, ни часа, чтобы Радиша не обнаруживала еще какую-нибудь причину, заставлявшую ее пожалеть о том, что она поставила себя в зависимость от Душелова. Цена, которую ей приходилось платить за нарушение обещания, данного Черному Отряду, стала уже почти невыносимой. Несомненно, сдержи она свое обещание, и это оказалось бы для нее гораздо менее болезненным. Ничего худшего с ней уже не могло произойти — после того, как она помогла Капитану, а заодно и своему брату, найти дорогу в Хатовар.

С обеих сторон от Радиши на расстоянии пятнадцати футов лицом друг к другу за пюпитрами стояли писцы, которые прикладывали титанические усилия, чтобы успеть записать все, что здесь говорилось. Это делалось во избежание того, что случилось однажды, когда уже после заседания Тайного Совета возникли разногласия по поводу трактовки принятого решения. Одна группа писцов обслуживала Радишу, другая — Душелова.

Перед женщинами стоял стол двенадцати футов на четыре. За его необозримым пространством почти терялись четверо мужчин. На левом конце сидел Лозан Лебедь. Его когда-то чудесные золотые волосы поседели, истончились, а на макушке почти совсем вылезли. Лебедь был здесь чужаком. Лебедь представлял собой комок нервов. Лебедь занимался делом, которое было ему не по душе, но от которого он не мог отказаться. Лебедь — уже не в первый раз в своей жизни — скакал верхом на тигре.

Лозан Лебедь был главой Серых. В глазах простых людей. На самом деле никаким «главой» он не был. Если он открывал рот, то лишь для того, чтобы озвучить мысли Душелова. Ненависть народа, в полной мере заслуженная Протектором, вместо этого обращалась против Лебедя.

Вместе с Лебедем сидели три старших жреца, обязанные своим положением милости Протектора и потому готовые «вилять хвостами» по первому ее зову. Маленькие людишки в большом деле. Их присутствие на Совете было лишь вопросом проформы. Они не принимали участия ни в каких значительных дебатах, но могли получать инструкции. Их функция состояла в том, чтобы соглашаться и поддерживать Душелова, если ей случалось говорить. Показательно, что все трое представляли культ Гунни. Хотя Протектор добивалась исполнения своей воли с помощью Серых, Шадар не имели голоса в Совете. И веднаиты тоже. Последних было слишком мало, что не мешало им неустанно возмущаться поведением Душелова, поскольку, с их точки зрения, она присвоила себе многое из того, что присуще только Богу. Ведна была безнадежно монотеистична и упрямо держалась за это.

Глубоко внутри, под обволакивающей его пеленой страха, Лебедь был хорошим человеком. При малейшей возможности он говорил за Шадар.

Позади большого стояли два стола поменьше, за которыми, тем не менее, расположились персоны более значительные. Они восседали на высоких стульях и смотрели на всех сверху вниз, точно пара тощих старых грифов. Оба в свое время предвосхитили приход Протектора, которой пока не удавалось найти подходящего предлога для того, чтобы от них избавиться, хотя они частенько ее раздражали.

По правую руку от нее сидел Генерал-инспектор Протоколов, Чандра Гокхейл. Судя по титулу, его роль сводилась к фиксации и прославлению, но на самом деле все обстояло совсем иначе. Он контролировал финансы и большую часть общественных работ. Старый, лысый, худой, как змея, и вдвое более подлый. Своему назначению он был обязан отцу Радиши. До самых последних дней войны с Хозяевами Теней его роль была крайне незначительной. Именно война стала причиной того, что значение и самой его должности, и его личное влияние существенно расширились. И вдобавок Чандра Гокхейл всегда был готов прибрать к рукам любой, хотя бы незначительный клочок бюрократической власти, до которого смог дотянуться. Он был стойким приверженцем Радиши и непоколебимым врагом Черного Отряда. Что не помешало бы ему, с учетом «ласочьей» натуры, в мгновение ока поменять свои приоритеты, если бы выяснилось, что это повлечет за собой значительные преимущества.

Человек за столом слева был в каком-то смысле еще хуже. Арджуна Друпада, жрец культа Рави-Лемна, не имеющий даже представления о том, что такое братская любовь. Он носил официальный титул Пурохита, что означает, более или менее точно, Княжеский Капеллан. На самом же деле именно он был истинным голосом жречества. Выполняя их волю, он вступил в альянс с Радишей в то время, когда она готова была пойти на любые отчаянные уступки, лишь бы обрести поддержку. Подобно Гокхейлу, Друпада интересовался не столько благом Таглиоса, сколько борьбой за власть и прочими политическими играми. Но абсолютно циничным манипулятором он не был. Его частые нравственные увещевания заставляли Протектора вздергивать нос даже чаще, чем постоянные увертки и протесты Генерал-инспектора, который жалел денег на все. Внешне Друпада был знаменит копной буйных седых волос, напоминающей развороченный стог сена, — им явно требовался хороший гребень, а их владелец, похоже, забыл, что это такое.

Только сами Гокхейл и Друпада не подозревали о том, что их дни сочтены. Протектор Всея Таглиоса не питала к ним ни малейшего расположения.

Последний член Совета отсутствовал. Как обычно. Великий Генерал, Могаба, предпочитал сражаться, что для него означало грабить тех, кого он рассматривал как своих врагов. По его мнению, перепалки во Дворце лишь отвлекали от настоящего дела.

Однако в данный момент на первый план выступила текущая ситуация. Произошли кое-какие Инциденты. Имелись кое-какие Свидетели, которым предстояло Дать Свои Показания. Чувствовалось, что Протектор недовольна.

Поднялся Лозан Лебедь и поманил к себе сержанта Серых, застывшего во мраке позади двух стариков.

— Гопал Сингх. — Никто не обратил внимания на необычное имя. Возможно, он был новообращенный. Случаются и более странные вещи. — Сингх со своими людьми патрулировал район, примыкающий непосредственно ко Дворцу на северной стороне. Сегодня днем они обнаружили молитвенное колесо, установленное на одном из мемориальных столбов перед северным входом. К ручкам колеса было прикреплено двенадцать копий сутры.

Лебедь продемонстрировал маленький бумажный свиток таким образом, чтобы свет упал на написанное. Текст был выдержан в духовном стиле. Лебедь не знал таглианского алфавита и не смотрел в свиток, однако не сделал ни одной ошибки, докладывая, что там написано.

— Раджахарма. Долг Князей. Знай: Княжеский Сан — это доверие. Князь — облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.

Лебедь не узнал этот стих, такой древний, что некоторые ученые приписывали его авторство кому-то из Князей Света и относили еще к тем временам, когда боги вручали законы предкам нынешних людей. Но Радише Драх этот стих был знаком. И Пурохите тоже. Кто-то укоризненно поднял палец, обращаясь к обитателям Дворца с предостережением и упреком.

Душелов тоже поняла это. Сразу же уловив суть проблемы, она заявила:

— Только монаху Бходи может прийти в голову сделать выговор княжескому дому. А их, как известно, очень мало. — Этот культ, в основе которого лежали миролюбие и высокая нравственность, был еще очень молод и насчитывал в своих рядах совсем немного сторонников. К тому же во время войны он пострадал почти так же сильно, как последователи Кины. Один из принципов Бходи состоял в том, что они отказывались защищать себя. — Я хочу, чтобы нашли человека, который сделал это, — произнесла она голосом сварливого старика.

— М-м-м… — Это все, что сумел выдавить из себя Лебедь.

Спорить с Протектором было неразумно, но такое поручение выходило за пределы возможностей Серых.

Одной из самых пугающих черт Душелова была ее кажущаяся способность читать мысль. На самом деле такой способности у нее не было, в чем, правда, она никогда не признавалась открыто. Пусть люди верят в то, во что им хочется. Это так удобно. Она сказала Лебедю:

— Он же Бходи и, значит, сам отдастся в наши руки. Его даже искать не придется.

— Как это?

— В одной из деревушек Семхи растет дерево, которое называют Деревом Бходи. Очень старое, предмет особого почитания Бходи. Репутацию этому дереву создал, отдохнув в его тени, Бходи-Проливший-Свет. Бходи считают его своей самой большой святыней. Сообщи им, что я прикажу срубить их Дерево, если человек, который установил это молитвенное колесо, не явится ко мне. Причем сделаю это, не откладывая. — На сей раз Душелов использовала голос мелочной, мстительной старухи.

Мурген сделал в уме пометку: сказать Сари, чтобы человека, которого ищет Протектор, убрали за пределы ее досягаемости. Если Душелов и впрямь уничтожит эту святыню, у нее появятся тысячи новых врагов.

Лозан Лебедь открыл было рот, собираясь заговорить, но Душелов перебила его:

— Мне плевать, если они возненавидят меня, Лебедь. Меня интересует только одно — чтобы они подчинялись любому моему повелению. Как бы там ни было, кулак Входи на меня не поднимут. Не станут они пятнать свою карму.

Циничная женщина наш Протектор.

— Уладь это, Лебедь.

Лозан вздохнул:

— Сегодня вечером появилось еще несколько дымовых «картинок». Одна была гораздо больше, чем прежде. И снова во всех присутствовал символ Черного Отряда.

По его приказанию вперед выступил еще один свидетель-шадарит; он рассказал о том, что толпа забросала их камнями, но не упомянул о демоне Ниасси.

Эти новости никого не удивили: именно они были одной из причин, почему собрался Совет. Радиша спросила, требовательно, но без огня в глазах:

— Как такое могло произойти? Почему ты не помешал этому? Твои люди стоят на каждом углу, не так ли? Чандра? — Она посмотрела на человека, которому было доподлинно известно, как дорого обходится содержание всех этих Серых.

Гокхейл величественно склонил голову.

Пока Радиша задавала свои вопросы, в душе Лебедя поднялась мощная волна протеста, а вместе с ней неизвестно откуда взялось и мужество. В конце концов, хуже того, что с ним случилось, уже не будет. Это не в силах Радиши. И Протектора тоже. Он спросил:

— Ты вообще когда-нибудь выходишь из Дворца? А стоило хотя бы разок изменить облик и отправиться на прогулку. Как Сарагоз в рассказах о фейри. На улицах полно народу. Одни спят прямо посреди дороги, другие перешагивают через них. Проходы между домами и переулки задыхаются от бездомных. Иногда скученность настолько велика, что можно убить человека в десяти футах от моих людей и уйти незамеченным. Люди, играющие в эти игры с дымовыми картинками, вовсе не глупы. А если они и в самом деле из Отряда, то не глупы тем более. Хотя бы потому, что умудрились уцелеть, несмотря на все, что против них предпринималось. Они используют толпу как прикрытие точно так же, как в свое время использовали скалы, деревья и кусты. Они не носят формы. Они ничем не выделяются. И уж, конечно, они не иноземцы. Если ты действительно хочешь схватить их, издай указ, что они обязаны носить особого покроя красные шляпы. — Мужество Лебедя просто било ключом. Но оно было направлено не против Радиши. Она — не по своей охоте, а под давлением Душелова — издала несколько указов, незабываемых по своей абсурдности. — Доктрина Отряда для этих людей — не пустой звук, и они не околачиваются поблизости, когда появляются их дымовые эмблемы. До сих пор мы не можем даже вычислит!., каким образом эти картинки возникают.

Из горла Душелова вырвалось глухое рычание. Это означало, что она сомневается в способности Лебедя узнать хоть что-то. Его мужество тут же начало таять, точно оплывающая свеча. На лбу выступил пот. Он знал, что, имея дело с этой безумной, ходит по туго натянутому канату. Его терпели, как запаршивевшее домашнее животное, однако причины такой снисходительности были ясны только самой колдунье. Она очень часто руководствовалась в своих действиях сиюминутным капризом, который в любой момент мог обернуться чем-то прямо противоположным.

Его могли сместить в любой момент. Найдутся и другие. Душелова не интересовали факты, непреодолимые препятствия или простые трудности. Ее интересовали результаты.

Лебедь сбавил тон:

— К числу плюсов можно отнести то, что даже самые ловкие наши осведомители не обнаружили ничего, кроме этих «шалостей» с картинками. Следовательно, их можно рассматривать как всего лишь низкопробную и мелкую неприятность. Даже если за всем этим стоят те немногие из Мерного Отряда, кто сумел уцелеть… и даже с учетом вечерних беспорядков.

— Им никогда и не стать ничем, кроме «мелкой неприятности». — На этот раз Душелов говорила голосом решительной девочки-подростка. — С ними покончено. Я вырвала у Отряда сердце, когда похоронила всех их вожаков. — Теперь это был мужской голос, голос человека, привыкшего к неукоснительному повиновению. Но уже сам тот факт, что эти слова прозвучали, был равносилен косвенному признанию, что кое-кто из членов Отряда, возможно, все еще жив, а повышенная интонация, с которой был произнесен конец фразы, свидетельствовала о потенциальной неуверенности. Существовал целый ряд вопросов, связанных с тем, что именно произошло на равнине Сияющего Камня, на которые сама Душелов не могла дать ответ. — Вот если они сумеют вызвать их из мертвых, тогда я и начну беспокоиться.

Ома не знала, возможно ли это.

Поистине, мало что происходит так, как мы планируем. Ее бегство вместе с Лебедем было делом чистой удачи. Но Душелов была не из тех, кто верит, что сияющий лик Фортуны будет обращен к ней всегда.

— Вероятно, ты права. Только это и важно, если я правильно тебя понял.

— Другие Силы Зашевелились, — с расстановкой сказала Душелов голосом сивиллы.

— Появились новые слухи, связанные с Обманниками, — сообщила Радиша, вызвав всеобщую испуганную реакцию, в том числе и у бестелесного шпиона. — Недавно из Деджагора, Мелдермхая, Годжи и Данжиля пришли сообщения о людях, убитых в классической манере Душил.

Лебедь уже явно пришел в себя.

— Когда речь идет о классической работе Душил, только убийцы и знают, что именно произошло. Они не террористы в обычном понимании этого слова. Тела пройдут через их религиозные обряды и будут похоронены в святом месте.

Радиша проигнорировала его замечания.

— Сегодня удушение произошло здесь. В Таглиосе. Жертва — некий Перхюль Кноджи. Он умер в доме радости, специализирующемся на очень молоденьких девушках. Считается, что таких мест больше не существует, и все же они есть. — Это было обвинение. Серым вменялось в обязанность громить такого рода притопы. Но Серые работали на Протектора, а Протектора это не волновало. — Я так понимаю, у нас по-прежнему продается все, что угодно.

Национальная мораль пребывала в коллапсе, и в этом некоторые винили Черный Отряд. Другие считали, что виновато правящее семейство. Находились даже те, кто упрекал Протектора. На самом деле не имело значения, кто именно виноват, равно как и тот факт, что большинство самых грязных пороков поселились здесь почти с тех самых пор, как первая грязная хибарка выросла на берегу реки. Таглиос изменился. И люди, впавшие в отчаяние, готовы на все, чтобы выжить. В такой ситуации только дурак может рассчитывать на хороший результат.

— Кто такой Перхюль Кноджи? — спросил Лебедь, оглянувшись через плечо на своего собственного писца. Его интересовало, почему Радише известно об этом убийстве, а ему нет. — Может быть, он просто получил то, за чем пришел? Увеселения с молоденькими девицами иногда заканчиваются весьма печально.

— Очень может быть, что Кноджи действительно получил по заслугам, — сказала Радиша с оттенком горького сарказма. — Как веднаит он сейчас обсуждает это со своим богом, так я себе представляю. Нас интересует не мораль этого человека, Лебедь. Все дело в его положении. Он был одним из главных помощников Генерал-инспектора. Собирал налоги в Чессе и на побережье, в восточных областях. Его смерть создаст нам проблемы на месяцы. Подведомственные ему области приносили существенную часть годового дохода.

— Может быть, кто-то из должников…

— Его юная приятельница осталась жива. Именно она позвала на помощь. Явились те, кто в таких местах призван улаживать неприятности. Это — работа Душил. Убийство, совершенное в качестве вступительного взноса. Правда, кандидат в Душилы оказался не на высоте. Тем не менее, с помощью своего румеля он сумел-таки сломать Кноджи шею.

— Так их захватили.

— Нет. Там была та, кого они называют Дочерью Ночи. Наблюдала за удушением.

Итак, парни с крепкими мускулами испугались до умопомрачения, как только узнали ее. Ни Гунни, ни Шадар не хотели верить, что Дочь Ночи была просто отвратительной молодой женщиной, а не мистической фигурой. Среди таглианцев, какой бы религии они ни придерживались, мало у кого хватило бы мужества попытаться в чем-то помешать ей.

— Хорошо, — уступил Лебедь. — Похоже, это и в самом деле были Душилы. Но откуда известно, что там присутствовала Дочь Ночи?

Душелов рявкнула, не сдержав раздражения:

— Оттуда, что она сама сказала им, кто она такая, кретин! «Я — Дочь Ночи. Я — Дитя Тьмы, Которая Грядет. Отправляйся к моей матери или молись зверям опустошения в Годину Черепов.» Типичный для нее зловещий набор. — Теперь голос Душелова звучал монотонно, больше всего напоминая голос образованного скептика среднего уровня. — Не забывай, что она настоящий вампир, а в детстве была точной копией моей сестры.

Дочь Ночи не боялась никого и ничего. Она знала, что ее духовная мать — Кина-Разрушитель, Темная Мать — обеспечит ее защиту. Даже несмотря на то, что эта богиня просыпалась не чаще, чем раз в десять лет. Слухи о Дочери Ночи никогда не утихали среди городских низов. Очень многие люди верили, что она действительно та, кем себя провозглашает. И это лишь добавляло ей власти над человеческим воображением.

Другой слух, со временем угасший, связывал Черный Отряд с предсказанной Киной Годиной Черепов, которая наступит тогда, когда таглианское государство встанет на путь предательства своих наемных защитников.

Обманники и Отряд оказывали на людей в чем-то схожее психологическое воздействие, в результате чего молва значительно преувеличивала их численность. Превращение в призраков сделало и тех, и других более пугающими.

Важнее всего, однако, было то, что Дочь Ночи появилась в самом Таглиосе. И проявила себя публично. А там, где проходила Дочь Ночи, за ней по пятам, точно верный шакал, следовал вождь всех Обманников, живая легенда, живой святой Душил Нарайан Сингх — и тоже делал свое злое дело.

Мурген подумал, что, может быть, ему стоит прервать свою миссию, чтобы предостеречь Сари, посоветовать ей отозвать всех, кто уже начал действовать, и оцепить ситуацию с учетом этих новостей. Хотя, скорее всего, остановить раскручивающийся маховик событий сейчас уже не удастся. Что бы ни происходило.

Нарайан Сингх был самый заклятым врагом Черного Отряда. Ни Могабу, ни даже Душелова, старого, очень старого противника Отряда, не ненавидели так страстно, как Нарайана Сингха. Сингх и сам, мягко говоря, не питал любви к Отряду. Когда-то он позволил себя захватить. И потом потратил немало времени, досаждая Отряду с помощью самых разных приверженцев зла. Многих он считал своими должниками, и ему нравилось собирать долги, а его богине, должно быть, нравилось попустительствовать ему в этом.

Тайный Совет, как обычно, очень скоро выродился в нытье и тыканье друг в друга пальцем. При этом Пурохита и Генерал-инспектор маневрировали, пытаясь сваливать вину друг на друга и, если удастся, на Лебедя. Пурохита мог рассчитывать на поддержку трех «ручных» жрецов — если только это не противоречило планам Душелова. Генерал-инспектор обычно имел счастье опираться на поддержку Радиши.

Эти перебранки были, как правило, продолжительными, но мелочными, скорее символическими, чем затрагивающими существо дела. Протектор не позволяла им разрастаться в то, чего не одобряла.

Мурген уже собрался удалиться — его присутствие так и не было замечено, — но тут в зал ворвались два княжеских стражника и направились к Лозану Лебедю, хотя он не был их капитаном.

Возможно, они просто не сочли нужным беспокоить непредсказуемого Протектора, свою официальную начальницу.

Лебедь выслушал их, а потом ударил кулаком по крышке стола.

— Проклятие! Я так и знал, что это больше, чем «мелкая неприятность».

Он протопал мимо Пурохиты, одарив его презрительным взглядом. Эти двое терпеть не могли друг друга.

Началось, подумал Мурген. Тогда — срочно обратно на склад До Трана. То, что пришло в движение, уже не остановить. Однако нужно немедленно рассказать находящимся в штабе о Нарайане и Дочери Ночи, чтобы они как можно быстрее занялись ими.

7

Сари бывала разной, очень разной — точно актер, который снимает с лица одну маску и надевает другую. То — некромантка, заговорщица, безжалостная, коварная, холодно расчетливая. То — «соломенная» вдова Знаменосца и официальный Летописец Отряда. Иногда же просто нежно любящая мать Тобо. А всякий раз, отправляясь в город, она превращалась вообще в совершенно другое существо, которое звали Минх Сабредил.

Минх Сабредил принадлежала к отбросам общества. Метиска, внебрачный ребенок жреца Кхусы и шлюхи нюень бао. Минх Сабредил знала о своем прошлом больше, чем половина людей на улицах Таглиоса о своем, и постоянно сама с собой разговаривала на эту тему. И готова была рассказывать о себе всякому, кто хотел слушать.

Эта жалкая, обделенная судьбой женщина очень рано превратилась в согбенную старуху. Даже люди, которые никогда не сталкивались с ней, узнавали Минх Сабредил по маленькой статуэтке Чангеша, которую она везде таскала с собой. Того самого бога Чангеша, которому, согласно верованиям Гунни и некоторых нюень бао, подчинялась удача. Минх Сабредил разговаривала с Чангешем, когда больше слушать ее было некому.

Овдовев, Минх Сабредил вынуждена была содержать свою единственную дочь, выполняя самую грязную работу во Дворце. Каждое утро перед рассветом она оказывалась среди других бедолаг, которые собирались у северной задней двери для слуг в надежде получить работу. Иногда она брала с собой Саву, полоумную сестру покойного мужа. Иногда приводила дочь, хотя довольно редко. Девочка уже была достаточно большой и могла привлечь нежелательное внимание.

Младший помощник домоправителя Джауль Барунданди выходил и сообщал количество рабочих мест, имеющихся в распоряжении на сегодняшний день, а потом отбирал людей, которые займут их. Барунданди всегда указывал на Минх Сабредил, потому что, хотя в сексуальном отношении она его не интересовала, он мог рассчитывать на щедрую часть ее заработка. Минх Сабредил была в отчаянном положении.

Барунданди забавляла статуэтка Сабредил, с которой та никогда не расставалась. Как гуннит и приверженец Кхусы, он часто включал в свои молитвы просьбу о том, чтобы его обошла стороной «удача», выпавшая на долю Сабредил. Никогда не признаваясь в этом своим товарищам по вере, он испытывал к Сабредил некоторое расположение из-за того, что ей достался такой жалкий отец. Подобно большинству других негодяев, он был злым не всегда, а лишь большую часть времени и главным образом мелочными способами.

Сабредил, она же Кы Сари, никогда не молилась. Кы Сари не привыкла полагаться на помощь богов. Не подозревая о том, что в душе Барунданди существовал крошечный уголок, где жили добрые чувства, она уже спланировала его судьбу. Когда придет время, у этого хищника будет время и возможность пожалеть о своих грязных делишках.

И не только у него — на всех необъятных просторах Таглианской империи. Когда придет время.

Мы прошли сквозь лабиринт заклинаний, которыми Гоблин и Одноглазый в течение долгих лет опутывали наш штаб с целью сбить с толку любого, приближающегося к нему.

Тысяча искусно переплетенных слоев тонкой ткани обмана, такой неуловимой, что только cam Протектор могла бы обнаружить ее.

Но Душелов не бродила по улицам, выискивая убежища врагов. На то у нее имелись Серые, и Тени, и летучие мыши, и вороны. А эти ее соглядатаи были слишком глупы, чтобы заметить, как их уводили прочь или искусно препровождали через эти области таким образом, что они полагали, будто находятся совсем в другом месте. Два маленьких колдуна неустанно поддерживали и расширяли свой запутанный лабиринт. В результате в пределах двух сотен ярдов от нашей штаб-квартиры ни один человек теперь не оказывался просто так, по своей охоте. Только если его туда приводили специально.

Мы пересекли лабиринт безо всякого труда — с веревочными браслетиками на запястьях. Они разгоняли мираж, который видели другие люди, позволяя воспринимать вещи такими, какими они были на самом деле.

Вот каким образом мы зачастую узнавали о планах Дворца еще до того, как они начинали осуществляться. Минх Сабредил, а иногда и Сава во время «работы» прежде всего занимались подслушиванием.

— С какой стати мы тащимся в такую рань? — пробормотала я.

— С такой, что как бы рано мы ни встали, будут те, кто опередит нас.

В Таглиосе множество отчаявшихся людей. Некоторые даже раскидывали лагерь неподалеку от Дворца, но не ближе, чем позволяли Серые.

Мы оказались в районе Дворца на несколько часов раньше, чем обычно. Было еще темно, и это позволило нам посетить некоторых братьев из Отряда, которые жили, а иногда и работали в городе под видом простых людей. Разговаривала с ними Минх Сабредил, а Сава следовала за ней по пятам, пуская слюну уголком изогнутого рта.

Большинство братьев не узнавали нас. Они и не ожидали, что это произойдет. Они думали, что услышат кодовое слово — этого было достаточно, чтобы выполнить все указания, переданные через посланцев. Наши люди и сами часто меняли облик. Предполагалось, что каждый брат Отряда должен разработать для себя несколько разных образов, которые мог бы принимать на людях. У некоторых это получалось лучше, у других хуже. Последним давали менее рискованные задания.

Сабредил посмотрела на осколок луны, на мгновение выглянувший сквозь прореху в облаках.

— Пора идти.

Я что-то проворчала, нервничая. Прошло много времени с тех пор, как я принимала участие в предприятии, более опасном, чем слоняться вокруг Дворца или ходить в библиотеку. Но сегодня события могли начать развиваться самым непредсказуемым образом, и требовалось, чтобы я лично приняла в них участие.

— Такие облака бывают перед сезоном дождей, — заметила я.

Обычно сезон дождей начинается позже, принося с собой бесконечные ливни, весь день напролет. Погода словно срывается с цепи, с безумными температурными перепадами и градом, а гром гремит так, точно все боги пантеона Гунни упились в доску и скандалят. Но все же жару я не люблю гораздо больше.

Таглианцы делят год на шесть сезонов. Только во время одного, который они называют зимой, наступает хоть какое-то облегчение от жары.

— Стала бы Сава обращать внимание на облака? — спросила Сари.

Она была сторонницей того, чтобы ни при каких обстоятельствах не выходить из образа. В городе, где правит тьма, никогда не знаешь, чьи глаза наблюдают из темноты, чьи невидимые уши насторожились, подслушивая.

— М-м-м… — Это была, наверно, самая умная вещь, которую Сава когда-либо произносила.

— Пошли.

Сабредил взяла меня за руку и повела, как всегда, когда мы отправлялись на работу во Дворец. Когда мы добрались до главного северного входа, который находился всего в сорока ярдах от задней двери для слуг, там горел единственный факел — как предполагалось, для того, чтобы стражники могли следить за тем, что происходит снаружи. Но он был установлен так неудачно, что помогал им видеть лишь честных людей. Когда мы были уже совсем рядом, кто-то прокрался вдоль стены, подпрыгнул и накинул на факел мешок из влажной сыромятной кожи.

Один из стражников грубо выругался — значит, заметил. Интересно, хватит у него глупости отравиться посмотреть, что случилось?

Скорее всего, да. Тронная Стража уже на протяжении многих десятилетий не сталкивалась ни с какими серьезными неприятностями и стала довольно беспечной.

Край луны скрылся за облаками, и тут же какая-то тень проскользнула в сторону входа во Дворец.

Наступал тот этап нашего замысла, который требовал особой ловкости.

Звуки, обычно сопровождающие драку. Испуганный вскрик. Треск, стук, лязг металла — когда люди врывались в ворота. Вопли. Свист. Ответный свист с разных сторон. Пока все точно в соответствии с планом. Через некоторое время свист, доносившийся со стороны входа во Дворец, стал ужасно пронзительным.

Когда идея только обсуждалась, возникли серьезные дебаты по поводу того, должно ли нападение быть реальным. Складывалось впечатление, что одолеть стражу у входа не составит труда. Некоторые решительно настроенные, уставшие от ожидания люди настаивали на том, чтобы ворваться внутрь, убивая всех подряд.

Какое-то удовлетворение это, безусловно, принесло бы, но уничтожить Душелова мы бы наверняка не смогли. К тому же, такое массовое убийство ни в какой мере не способствовало бы осуществлению наших планов освобождения Плененных, что считалось нашей главной задачей.

Я постаралась убедить всех, что тактика отвлечения внимания и «запудривания» мозгов сработает гораздо лучше. В старой манере, почерпнутой из Летописей. Заставить врага думать, что у нас на уме одно, а на самом деле сделать нечто совсем другое. Выманить их из караульного помещения — пусть погоняются за нами там, где никого нет, в то время как мы будем действовать совершенно в другом месте.

Сейчас, когда Гоблин и Одноглазый сделались совсем старыми, наши уловки должны быть все более и более изощренными. К сожалению, у колдунов не хватило бы ни силы, ни выносливости, чтобы создать и поддерживать иллюзию серьезной потасовки. И обучить Сари своим секретам они не могли, даже если бы захотели. Ее талант имел совсем другую направленность.

Первые Серые, которые прибежали на шум, угодили в засаду. Последовала жестокая схватка, но все же несколько Серых ухитрились прорваться ко входу во Дворец и присоединиться к защищавшим его охранникам.

Сабредил и я заняли позицию у стены, между главным входом и тем, который предназначался для слуг. Сабредил крепко сжимала в руке своего Чангешу и что-то шептала. Сава вцепилась в нее, неся всякую чушь и время от времени негромко вскрикивая от испуга.

Хотя свалка оказалась достаточно серьезной, нападающим не удалось пробиться сквозь заслон защитников. Потом прибыла помощь изнутри. Лозан Лебедь и взвод Тронной Стражи выскочили наружу. Нападающие мигом рассеялись. Настолько быстро, что Лебедь закричал:

— Стойте! Здесь что-то не так!

Внезапно ночь как будто взорвалась. Воздух начали со свистом рассекать огненные шары. О них уже и думать забыли — это оружие никто не пускал в ход со времен тяжелых боев в конце войны с Хозяевами Теней. Тогда Госпожа создавала его в огромных количествах, но, кроме нее, этого не мог делать никто. То, что уцелело, приходилось заботливо экономить. Сейчас, согласно нашему плану, стреляли те из нападающих, которые прежде устроили сражение у входа. Их задачей было отделить Лебедя от Стражи и Серых.

От этого зависела его жизнь.

Шары начали падать в стороне от Сабредил и меня Лебедь был явно испуган. Когда огненный шар упал у самого входа, отрезая его от остальных, он, как и предполагалось, отступил к служебному входу. Мимо нас.

Добрый старый Лебедь. Можно подумать, что он читал разработанный мной сценарий. Когда его люди, спасаясь от огненных шаров, бросились в разные стороны, он шарахнулся к стене, едва успев уклониться от очередного снаряда. Над нашими головами летели расплавленный камень и ломти горящей плоти, и я подумала, что, наверно, мы немного перестарались. Просто забыли, какой разрушительной силой обладает это оружие.

Лебедь споткнулся о ногу, которую выставила Сабредил. Грохнувшись на булыжную мостовую, он обнаружил, что над ним склонилась бормочущая какую-то чушь идиотка. Кончик ее кинжала упирался ему под подбородок.

— Попробуй только пикнуть, — прошептала она.

Огненные шары ударялись о стену Дворца и расплавляли ее, прожигая себе путь внутрь. Деревянная дверь у входа пылала. Света хватало, и братья прекрасно разглядели сигнал, свидетельствующий о том, что нужный человек у нас в руках. Огонь стал более прицельным. Все новые и новые Серые сбегались на помощь, и нападающие стали отступать. Двое братьев подбежали к Лебедю, «освободили» его, ударили и обругали нас. Подхватили Лебедя и потащили его с собой, догоняя других отступающих, волна которых хлынула прочь от Дворца под натиском мощного сопротивления охраны.

Когда они исчезли во мраке, случилось то, чего мы опасались больше всего.

Душелов вышла на зубчатую стену, чтобы посмотреть, что происходит. Сабредил и я поняли это, потому что, как только ее заметили, сражение сражу же прекратилось на несколько секунд. Потом град огненных шаров полетел точнехонько пуда, где она стояла.

Нам повезло. Она была в такой степени не подготовлена к происходящему, что не придумала ничего лучшего, как просто присесть. Тогда наши братья сделали то, что и планировались, — бросились вниз по склону холма и затерялись среди людей прежде, чем Протектор смогла пустить по их следу своих летучих мышей и ворон.

Я не сомневалась, что они разлетятся по всему городу о течение нескольких минут. Так же, как и слухи, один абсурднее другого. Если люди не ударятся в панику.

Сабредил и Сапа подошли поближе ко входу для слуг. Мы просто стояли, поддерживая друг друга, бормотали и нашептывали свои глупости и в страхе поглядывали на горящие трупы, когда испуганный голос требовательно спросил:

— Минх Сабредил, что ты тут делаешь?

Джауль Барунданди. Наш начальник. Я даже головы не подняла. И Сабредил не отвечала, пока Барунданди не подтолкнул ее носком башмака и повторил свой вопрос. В его тоне, однако, не чувствовалось злости.

— Мы решили прийти сегодня пораньше. Саве очень нужна какая-нибудь работа. — Сабредил оглянулась по сторонам. — Где остальные?

Где им еще было быть, остальным. Тем четверым или пятерым, что страстно жаждали оказаться первыми в очереди на получение работы. Естественно, они разбежались. Интересно, много ли им удалось заметить до того, как они бросились наутек? Предполагалось, что это произойдет, как только начнут падать огненные шары и возникнет паника, то есть, до того, как Лебедь окажется рядом с нами, но я не могла вспомнить, так ли все это было.

Сабредил повернулась к Барунданди. Я крепче вцепилась в ее руку и жалобно заскулила. Она успокаивающе похлопала меня по плечу и пробормотала что-то невразумительное. Барунданди, казалось, купился на этот спектакль, в особенности, когда Сабредил пожаловалась ему, что один из хоботов Чангеша отломился, заплакала и принялась обыскивать все вокруг.

У главного входа толпились ошарашенные охранники и еще не прочухавшиеся после сна служащие. Все спрашивали друг у друга, что случилось и что нужно делать. Вот дерьмо! Некоторые из огненных шаров прожгли стену, а ведь она в шесть-восемь футов толщиной! Шадариты, которые прибыли, чтобы забрать мертвых и раненых Серых, тоже ломали себе голову над происшедшим.

Голос Джауля Барунданди помягчел. Он подозвал кого-то из своих служащих.

— Проводи этих двоих внутрь. Будь пообходительней. Может быть, с ними захочет поговорить кто-нибудь, кто поважнее.

Я надеялась, что не подведу. Хотя, по-моему, лучше бы нам было вообще отсюда убраться, раз «важные» люди могли заинтересоваться тем, что видели две женщины, относящиеся чуть ли не к разряду неприкасаемых. Такого на моей памяти не случалось ни разу.

8

Я могла не беспокоиться. С нами побеседовал сильно выбитый из колеи сержант Охраны и делал он это, по-видимому, только ради того, чтобы ублаготворить Джауля Барунданди. Который, так считал вояка, просто хотел подольститься к вышестоящим, предоставив им свидетелей, своими глазами видевших разыгравшуюся трагедию.

Поняв, что никакого толку не будет, сержант утратил к нам всякий интерес. Спустя несколько часов мы все же оказались внутри. Тут по-прежнему царило всеобщее возбуждение, а предводители Тронной Гвардии и Серых наводняли Дворец все новыми и новыми солдатами и рассылали по солдатским баракам все новых и новых шпионов, на всякий случай — а вдруг солдаты так или иначе замешаны в нападении? В это время Минх Сабредил и ее идиотка-невестка уже тяжко трудились. По указанию Барунданди приводили в порядок комнату, где собирался Тайный Совет. Там все было вверх дном. Впечатление такое, что кто-то вышел из себя и, срывая свою ярость, принялся крушить все вокруг.

— Сегодня придется как следует потрудиться, Минх Сабредил. Этим утром пришло совсем мало народу. — В словах Барунданди чувствовалась искренняя горечь. Из-за налета большинство наемных работников разбежались, и, значит, ему перепадет меньше денег, которые он с них сдирал. Ему даже в голову не приходило поблагодарить судьбу за то, что он вообще остался жив. — Как она, в порядке?

Он имел в виду меня. Саву. Я все еще весьма натурально вздрагивала.

— Все будет хорошо, пока я рядом. Не стоит переводить ее сегодня в другое место, где она не сможет меня видеть.

— Ладно, работы и здесь хватит, — проворчал Барунданди. — Только старайтесь не попадаться никому на глаза.

Минх Сабредил кивнула. Скромница, ничего не скажешь. Усадив меня на огромный стол, она нагромоздила туда же целую гору ламп, подсвечников и прочего в том же духе. Я заставила себя полностью сосредоточиться на работе, как это сделала бы Сава, и принялась их чистить, Сабредил приводила в порядок пол и мебель.

Люди входили и уходили, в том числе и важные персоны. Никто не обращал на нас внимания, только Генерал-инспектор Чандра Гокхейл раздраженно оттолкнул Сабредил, которая скоблила пол как раз там, где ему захотелось пройти.

Сабредил, стоя на коленях, поклонилась и робко извинилась. Гокхейлу было на нее наплевать. Она принялась подтирать разлившуюся воду, не проявляя никаких эмоций. Минх Сабредил восприняла все случившееся как должное. Но вполне может быть, что как раз в этот момент у Кы Сари сформировалось совершенно определенное мнение относительно того, кто из наших врагов будет следующей мишенью после Лозана Лебедя.

Появились Радиша с Протектором и уселись на свои места. Вскоре, точно из воздуха, возник Джауль Барунданди — чтобы увести нас оттуда. Сава, казалось, не замечала ничего, сосредоточившись исключительно на подсвечниках.

Торопливо вошел высокий капитан-шадарит.

— Ваше Высочество, согласно предварительным подсчетам, погибло девяносто восемь и ранено сто двадцать шесть человек, — сообщил он. — Не вызывает сомнений, что некоторые из последних умрут от ран. Министр Лебедь не найден, но многие тела так сильно обожжены, что это затрудняет идентификацию. Те, в кого угодили огненные шары, вспыхивали, точно смоляные факелы.

Капитану стоило немалых усилий сохранять спокойствие. Совсем молодой человек, он наверняка до сих пор не сталкивался с последствиями реального сражения.

Я продолжала работать, изо всех сил стараясь не выходить из образа. Мне не случалось находиться так близко к Душелову с тех пор, как пятнадцать лет назад она захватила меня и удерживала в плену. Не слишком приятные воспоминания. Дай Бог, чтобы она не узнала меня.

Я все глубже погружалась в себя, отрешаясь от всего окружающего и отыскивая внутри собственной души безопасное местечко. Необходимости прятаться здесь не возникало со времени моего пленения. Петли на дверях заржавели, но я все же нашла туда дорогу и теперь могла ни о чем не волноваться до тех пор, пока оставалась Савой. Сосредоточенность и самоуглубленность не мешали мне следить за тем, что происходит вокруг.

Протектор внезапно спросила:

— Кто эти женщины?

Барунданди завилял хвостом.

— Простите, Ваши Сиятельства. Простите. Моя вина. Я не знал, что эта комната может понадобиться.

— Отвечай на вопрос, домоправитель, — приказала Радиша.

— Конечно, Ваше Сиятельство. — Барунданди поклонился чуть не до полу. — Женщина, которая скребет пол, Минх Сабредил, вдова. Вторая — ее дурочка-невестка, Сава. Они не служат во Дворце постоянно, мы даем им работу время от времени в соответствии с благотворительной программой Протектора.

— У меня такое чувство, словно я видела одну или, может быть, даже обеих прежде, — задумчиво проронила Душелов.

Барунданди снова низко поклонился. Этот неожиданный интерес пугал его.

— Минх Сабредил работает здесь много лет, Протектор. Сава помогает ей, когда ее разум проясняется настолько, что можно поручать ей несложные задачи.

Я чувствовала, что он решает для себя вопрос, стоит ли упомянуть о том, что мы были непосредственными свидетельницами утреннего нападения. Потом я настолько глубоко погрузилась в себя, что пропустила происходившее на протяжении нескольких последующих минут.

Барунданди, по-видимому, пришел к выводу, что лучше помалкивать. Может, он боялся, что при более детальном расспросе вылезет наружу тот факт, что мы были вынуждены отдавать ему половину своего ничтожного заработка. Только за право делать работу, от которой руки превращались в кровоточащие, ноющие от боли клешни.

В конце концов Радиша сказала ему:

— Оставь нас, домоправитель. Пусть работают. Сейчас здесь не будет решаться судьба империи.

И Душелов махнула рукой в перчатке, прогоняя Барунданди, но внезапно остановила его, требовательно спросив:

— Что там валяется на полу рядом с этой женщиной?

Она, конечно, имела в виду Сабредил, поскольку я сидела на столе.

— А? Ох… Чангеш, Ваше Сиятельство. Эта женщина повсюду таскает его с собой. Она на нем просто помешана. Он…

— Ладно, иди.

Так вот и получилось, что, по крайней мере, Сари на протяжении почти двух часов присутствовала при том, как обсуждались сокровеннейшие проблемы реакции властей на наше нападение.

Спустя некоторое время я тоже очнулась — не слишком поздно, чтобы понять, что происходит вокруг. Курьеры приходили и уходили. Постепенно стала вырисовываться общая картина, достаточно всеобъемлющая и без прикрас. Никакой реальной причины именно сейчас устраивать утреннюю заварушку ни у армии, ни у простого народа не было. Как и ожидалось. Но все равно Радиша восприняла это как хорошую новость.

Однако Протектор была и умнее, и подозрительнее. Циничная женщина.

— Никого из нападавших не удалось захватить в плен, — сказала она. — Нет ни трупов, ни раненых. Если разобраться с этой историей поближе, получается, что они сделали все, чтобы избежать малейшего риска. И при первой же возможности сбежали с такой скоростью, точно за ними гнались. К чему тогда все это? В чем состояла их истинная цель?

Чандра Гокхейл заметил, вполне резонно:

— Похоже, атака резко пошла на убыль, как только ты сама появилась на поле сражения. Именно в этот момент все бросились наутек.

— Некоторые очевидцы слышали, как бандиты спорили между собой, ты ли это на самом деле, Протектор, — вмешался в разговор капитан-шадарит. — Кажется, они рассчитывали, что тебя нет во Дворце. Может, нападение вообще не состоялось бы, если бы они знали, что ты здесь.

Я считаю, что это полезно — морочить врагу голову. Похоже, в данном случае это сработало.

— Все равно все в целом не имеет смысла. Что за безумная идея? — Она не рассчитывала на ответ и не стала дожидаться его. — Удалось опознать хоть какие-то сожженные тела?

— Только три, Протектор. Большинство останков выглядят так, что опознание фактически невозможно.

— Чандра, каковы материальные повреждения? — спросила Радиша. — Ты уже получил донесение специалистов?

— Да, Радиша. Ничего хорошего они не говорят. В стене, по-видимому, произошли некоторые внутренние повреждения. Полную оценку мы получим несколько поте. Можно с уверенностью сказать лишь то, что на протяжении некоторого времени стена будет не слишком надежно защищать Дворец. Предлагаем на твое рассмотрение следующее. Обнести область восстановительных работ деревянной стеной-куртиной. И обдумать, не стоит ли ввести туда дополнительное воинское подразделение.

— Солдат? — спросила Протектор. — Зачем нам здесь еще солдаты?

В ее голосе, долгое время остававшемся нейтральным, зазвучали подозрительные нотки. Братья Черного Отряда все как один в разное время и разных ситуациях страдали паранойей, но, когда вообще не имеешь друзей, это тяжкое заболевание практически неизбежно. И не в самой легкой форме.

— Потому что Дворец слишком велик, чтобы защитить его с теми людьми, которые имеются в нашем распоряжении сейчас. Даже если вооружить всех служащих. Врагу вовсе не обязательно для проникновения внутрь использовать только входы. Молено, скажем, перелезть через стену на участке, за которым не ведется наблюдение.

— Во Дворце заплутает любой, у кого нет подробной карты, — вставила Радиша. — Я знала лишь одного человека, передвигавшегося тут совершенно свободно. Копченого, который много лет назад был нашим придворным колдуном. Для этого нужно иметь особое чутье.

Генерал-инспектор заметил:

— Если нападение было организовано кем-то из случайно уцелевших членов Черного Отряда — а огненные шары позволяют усмотреть тут некоторую связь, несмотря на то, что Отряд в целом был уничтожен Протектором, — тогда, возможно, у них есть карты коридоров Дворца, изготовленные в те времена, когда люди Освободителя были расквартированы здесь.

— Карту Дворца составить невозможно, — настаивала Радиша. — Мне точно известно. Я пыталась.

А вот за это, Княгиня, нужно благодарить Гоблина и Одноглазого. Много лет назад Капитан добился, чтобы наши колдуны оплели отдельные участки Дворца паутиной своих заклинаний. Имелись кое-какие вещи, которые, так он считал, Радиша ни в коем случае не должна обнаружить. Среди них были и древние тома Летописей, в которых, как предполагается, объясняется тайна возникновения Отряда. До них пока никто так и не добрался. Только Минх Сабредил знала, где искать эти книги. При малейшей возможности она проникала туда, вырывала несколько страниц и потихоньку выносила для меня. Потом я брала их с собой в библиотеку и, когда никто не видел, переводила понемногу, надеясь когда-нибудь наткнуться на ту единственную фразу, которая поможет нам освободить Плененных.

Сава чистила латунь и серебро. Минх Сабредил скребла пол и мебель. Члены Тайного Совета и их помощники приходили и уходили. Паника понемногу утихала, поскольку никаких новых нападений не происходило. Жаль, что нас слишком мало, чтобы беспокоить их снова и снова через каждые несколько часов.

Душелов все время сохраняла нехарактерное для нее спокойствие. Только Капитан, Гоблин и Одноглазый знали Отряд лучше, чем она, хотя, в отличие от них, она знала его не изнутри. Она понимала — чуяла, — что все не так просто. Нет, отнюдь нет.

Я от всей души надеялась, что она так и не разгадает загадку сегодняшнего нападения, хотя и опасалась, что ей уже многое ясно, потому что она продолжала интересоваться сожженными телами и Лозаном Лебедем. Однако ей ни разу не пришло в голову высказать предположение, что речь идет о похищении. Наверно, это и успокаивало меня.

Закончив с последним подсвечником, я просто осталась сидеть на своем месте, молча, стараясь не глядеть по сторонам. Было легче не думать об опасности, находившейся совсем рядом, когда руки неустанно работали. Я принялась молча молиться — как меня учили, когда я была еще маленькой. Женщине, объясняли мне тогда, это занятие никогда не повредит. Да и Сари не раз повторяла, что молитва помогает не выходить из образа.

Помогло и на этот раз.

Потом вернулся Джауль Барунданди. Под взглядами своих Сиятельств он вел себя с нами как лучший в мире начальник. Сказал Сабредил, что пора уходить. Сабредил энергично встряхнула Саву. Слезая со стола, я жалобно захныкала.

— Что с ней? — спросил Барунданди.

— Она голодна. Мы не ели весь день.

Обычно нас кормили — объедками, конечно. Тоже вид приработка. Сабредил и Сава обычно часть своей доли забирали домой. Все женщины-работницы так делали.

Протектор наклонилась вперед, пристально и настойчиво вглядываясь в наши лица. Чем, хотелось бы знать, были вызваны ее подозрения? Может, ее паранойя была настолько застарелой, что включалась совершенно интуитивно? Или она действительно могла читать мысли, хотя бы отчасти?

— В таком случае, пошли на кухню, — сказал Барунданди. — Сегодня у поваров осталось много лишнего.

Мы потащились за ним. Каждый шаг ощущался как огромный прыжок от зимы к весне, от тьмы к свету. Отойдя на некоторое расстояние от зала заседаний, Барунданди сильно удивил нас. Пробежав рукой по волосам и тяжело отдуваясь, он сказал Сабредил:

— Ох, до чего же хорошо вырваться оттуда! Рядом с этой женщиной мне всегда не по себе.

Мне тоже рядом с ней было не по себе. И только глубочайшее проникновение в образ спасло меня от того, чтобы выдать себя. Надо же! Кто бы мог подумать, что в Джауле Барунданди сохранилось еще что-то человеческое? Я почувствовала, что Сабредил сильно сжала мою руку, и вздрогнула.

Отвечая Барунданди, Сабредил смиренно согласилась, что да, присутствие Протектора нагоняет ужас.

Кухня, обычно не доступная для таких, как мы, случайных работников, была настоящей продуктовой сокровищницей. И даже охранявший ее дракон отсутствовал. Сабредил и Сава наелись до отвала, так что могли передвигаться лишь с трудом, точно откормленные утки. Да и с собой прихватили немало, надеясь, что удастся все это добро вынести. Получили свои жалкие монеты и побыстрее смылись, пока на них не навалили новой работы и до помощников Барунданди не дошло, что отстегиваемая им обычно часть заработка уплывает из рук.

Снаружи у входа стояли вооруженные охранники. Это было что-то новое. Серые, не солдаты. Они не слишком интересовались теми, кто выходил наружу. И не производили обычного беглого досмотра, целью которого было выяснить, не украл ли кто-нибудь из бродяг княжеское серебро.

Жаль, что наши образы не предполагали проявлений излишнего любопытства, тогда я смогла бы получше разглядеть причиненные нами повреждения. Обстроенная лесами деревянная стена-куртина уже приобретала отчетливые очертания. Но даже того, что я успела мельком заметить, было достаточно, чтобы внушить чувство благоговения. До сих пор мне не приходилось видеть собственными глазами, на что способны более поздние варианты оружия, стреляющего огненными шарами. Передняя часть Дворца казалась сделанной из темного воска, в который раз за разом втыкали раскаленный добела железный прут. Камень не только расплавился и потек, но местами просто испарился.

Мы освободились гораздо раньше, чем обычно. Была только середина дня. Я заторопилась, страстно желая поскорее убраться подальше. Сабредил придержала меня. Дворец окружала безмолвная толпа, собравшаяся здесь, чтобы поглазеть на разрушения. Сабредил пробормотала что-то вроде: «..Десять тысяч глаз».

9

Я ошиблась. Люди пришли не просто полюбоваться на результаты нашей ночной работы и подивиться тому, что расправиться с защитниками Протектора оказалось так легко. Их внимание привлекли четыре последова теля Бходи. Один из них взгромоздился аж на молитвенное колесо на одном из мемориальных столбов, установленных неподалеку от разгромленного входа, с наружной стороны быстро растущей стены-куртины. Два других распростерлись на вышитом красно-оранжевом полотне на булыжной мостовой. Четвертый, сияющий обритым наголо черепом, стоял перед Серым, очень молоденьким, лет шестнадцати, не больше. Этот Бходи скрестил на груди руки, глядя как бы сквозь юнца, который неловко переминался с ноги на ногу, не зная, как выполнить приказ помешать этим людям. Протектор запрещает такие выступления.

Происходящее могло заинтересовать даже Минх Сабредил. Она остановилась. Сава вцепилась ей в плечо и вытянула шею, чтобы лучше видеть.

Неприятное ощущение — стоять вот так, на виду, рядом с толпой молчаливых разинь.

Вскоре прибыло подкрепление для юного Серого, в виде мерзкого на вид сержанта-шадарита, который, по-видимому, воображал, что проблема Входи состояла в глухоте.

— Убирайтесь! — завопил он. — Или вас уберут отсюда!

Бходи со скрещенными руками ответил:

— Протектор посылала за мной.

Поскольку мы с Сари еще не получили последнего отчета от Мургена, то понятия не имели, о чем идет речь.

— Чего-чего?

Бходи на молитвенном колесе объявил, что оно готово. Сержант взревел и с силой сбросил его вместе с колесом со столба. Бходи наклонился, поднял колесо и начал снова устанавливать на место. Последователи Бходи никогда не применяли насилия, не оказывали сопротивления, но проявляли исключительное упорство.

Двое распростертых на молитвенном коврике поднялись с таким видом, точно сделали то, что собирались, и сказали что-то человеку со скрещенными руками. Он наклонил голову и тут же посмотрел вверх, стараясь встретиться со взглядом старшего Серого. И провозгласил, голосом громким, но неестественно, напряженно спокойным:

— Раджахарма. Долг Князей. Знай: Княжеский Сан — это доверие. Князь — это облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.

Все свидетели этой сцены никак не прореагировали на сказанное, точно ничего не слышали, а если и слышали, то не поняли.

Бходи, который говорил, опустился на молитвенный коврик, имевший тот же оттенок, что и его одежда.

Распростершись на нем, Бходи, казалось, растворился в чем-то всепоглощающем, необъятном.

Один из двух Бходи протянул ему большой кувшин. Он поднял его, как будто предлагая небу, а потом опрокинул на себя его содержимое. Сержант-шадарит с испуганным выражением лица оглянулся в поисках помощи.

Молитвенное колесо снова стояло на месте. Бходи, который им занимался, привел его в движение и отошел к тем двум, которые прежде лежали распростершись на молитвенном коврике.

Бходи, обливший себя из кувшина, ударил кремнем по огниву и исчез во взрыве пламени. Я ощутила запах керосина. Жар обрушился на нас, точно удар. Оставаясь по-прежнему в образе, я вцепилась в Сабредил обеими руками и испуганно залопотала что-то. Она быстро зашагала прочь, ошеломленная, с широко распахнутыми глазами.

Горящий Бходи не издал ни звука и не сделал ни одного движения до тех пор, пока жизнь не покинула его, оставив лишь обуглившуюся оболочку.

Толпа окружила его, ругаясь на разных языках. Теперь в ней чувствовалось возбуждение совсем иного рода. Последователи Бходи, которые помогали в подготовке ритуального самосожжения, исчезли, воспользовавшись моментом, пока все взгляды были сосредоточены на сгоревшем.

10

— До сих пор не могу поверить, что он действительно сделал это! — сказала я, сдирая с себя вонючие тряпки Савы вместе с ее безумной личностью.

Мы никак не могли успокоиться даже дома. Не хотелось говорить ни о чем, кроме этого самоубийства. Наши собственные ночные труды отошли на второй план. Они были уже пройденным этапом. Тобо, однако, придерживался другого мнения. Он прямо так и заявил нам и все порывался рассказать о том, что его отец видел во Дворце этой ночью. И, конечно, добился своего, для точности все время сверяясь с заметками, которые сделал с помощью Гоблина. Он ужасно гордился проделанной работой и хотел, чтобы мы по достоинству оценили ее.

— Но он даже не поговорил со мной, мама. Только сердился, когда я о чем-нибудь спрашивал. Как будто хотел как можно скорее покончить с делами и убраться отсюда.

— Знаю, дорогой, — сказала Сари. — Знаю. Он и со мной вел себя точно также. Вот, смотри, тут хлеб, который нам удалось вынести. Съешь что-нибудь. Гоблин, как там Лебедь? Здоров?

Одноглазый захихикал.

— Настолько, насколько это возможно для человека со сломанными ребрами. В штаны, правда, не наложил. — Он снова захихикал.

— Сломанные ребра? Объясни.

— А что тут непонятного? — ответил Гоблин. — Кто-то, имеющий зуб против Серых, немного переусердствовал. Нечего из-за этого волноваться. Парня можно извинить за то, что он позволил своим чувствам взять верх.

— Я устала, — сказала Сари. — Мы провели весь день в одной комнате с Душеловом. Я думала, что взорвусь.

— Ты? А я изо всех сил сдерживалась, чтобы не завопить и не выскочить оттуда. Пришлось так сильно сконцентрироваться на Саве, что я пропустила мимо ушей половину того, о чем они говорили.

— То, о чем они не говорили, возможно, даже более важно. Душелов явно заподозрила что-то насчет нашего нападения.

— Говорил я тебе — нужно вцепиться им в глотку! — рявкнул Одноглазый. — Пока они еще не поверили в нас. Убить их всех, и тогда не придется рыскать вокруг, пытаясь вычислить, как вызволить нашего Старика.

— Нас бы просто убили, — сказала Сари. — Душелов уже сейчас выглядела очень обеспокоенной. Все дело, конечно, в Дочери Ночи. Кстати, я хочу, чтобы вы двое поискали ее, и Нарайана тоже.

— Тоже? — спросил Гоблин.

— Душелов наверняка будет охотиться за ними с большим энтузиазмом.

— Кине, должно быть, опять не спится, — заметила я. — Нарайан и девушка не появились бы в Таглиосе, если бы не были уверены, что она их защитит. А это означает также, что красавица снова может начать копировать Книги Мертвых. Сари, скажи Мургену, чтобы он с них глаз не спускал. — Эти жуткие древние книги были похоронены в той же пещере, что и Плененные. — У меня возникла мысль, пока мы были там — после того, как я покончила с подсвечниками и сидела без дела. Прошло уже много времени с тех пор, как я читала Летописи Мургена. Насколько мне помнится, в них нет ничего, что могло бы нам сейчас помочь. Они касаются, в основном, текущих событий. И все же, когда я сидела там, всего в нескольких шагах от Душелова, у меня возникло отчетливое ощущение, как будто я упустила что-то важное. Меня даже в дрожь бросило. Но я уже так давно не заглядывала в них, что не в состоянии сказать, чем именно вызвано это ощущение.

— Теперь у тебя будет время. На несколько дней нам нужно залечь на дно.

— Ты-то собираешься ходить на работу?

— Это будет выглядеть подозрительно, если я именно сейчас исчезну.

— А я собираюсь ходить в библиотеку. Я откопала там кое-какие исторические труды, относящиеся к самым ранним дням Таглиоса.

— Да? — прокаркал Одноглазый, вздрогнув и пробудившись от полудремы. — Тогда выясни для меня, какого черта тут всегда правили только князья. Территории, которые им принадлежат, больше, чем большинство королевств в округе.

— Вопрос, который никогда не приходил мне в голову, — вежливо ответила я. — И, скорее всего, никому из местных жителей тоже. Хорошо, я поищу.

Если не забуду.

Из задней части склада, оттуда, где уже начали сгущаться тени, послышался нервный смех. Лозан Лебедь. Гоблин сказал:

— Он играет в тонк с ребятами, которых знавал в прежние времена.

— Нужно вывезти его из города, — сказала Сари. — Где мы могли бы содержать его?

— Он нужен мне здесь, — возразила я. — Необходимо расспросить его об этой равнине, почему он первый и оказался у нас. Не буду же я мотаться по стране каждый раз, когда, наконец, натолкнусь на что-то нужное в библиотеке, и мне понадобится его помощь.

— А вдруг Душелов пометила его как-то?

— У нас имеются два своих собственных колдуна. Пусть проверят его сверху донизу. Правда, они наполовину с придурью, но, если сложить их вместе, получится как раз один приличный колдунишка.

— Что за язык, Малышка?

— Извини, Одноглазый. Я хотела сказать…

— Дрема дело говорит. Если Душелов пометила его, вы должны быть способны обнаружить это.

Одноглазый заворчал:

— Думай головой! Если бы она пометила его, то уже была бы здесь, а не расспрашивала бы своих прихвостней, не нашли ли еще его кости.

Кряхтя и постанывая, коротышка выкарабкался из своего кресла и зашаркал в полумрак, скопившийся в дальней части склада, но не туда, откуда доносился голос Лебедя.

— Он прав, — согласилась я.

И направилась в ту сторону, где сидел Лебедь. Я не видела его около пятнадцати лет. За моей спиной Тобо принялся донимать мать расспросами о Мургене. Его явно задело безразличие отца.

Свет упал на мое лицо, когда я подошла к столу, где Лебедь играл в карты с братьями Гупта и капралом по имени Слинк. Лозан тут же уставился на меня.

— Дрема, ты? Ничуть не изменился. Что, Гоблин и Одноглазый наложили на тебя заклятье?

— Бог добр к тем, кто чист сердцем. Как твои ребра?

Лебедь пробежал пальцами по остаткам своих волос.

— А, ничего страшного. — Он потрогал бок. — Жить буду.

— Мне нравится, как ты воспринимаешь то, что произошло.

— Я уже давно нуждаюсь в отпуске. Теперь от меня ничего не зависит — прекрасно. Можно расслабиться, пока она не найдет меня снова.

— А она может?

— Ты сейчас Капитан?

— У нас уже есть Капитан. Я просто придумываю разные трюки. Так что, может она найти тебя?

— Ну, сынок, это, как говорится, бабушка надвое сказала. На одной чаше весов Черный Отряд с его четырьмя сотнями лет всяческих напастей и изворотливости. На другой — Душелов с четырьмя столетиями недоступных обычным людям средств и безумия. На кого поставить? По-моему, этот вопрос пока открыт.

— Она никак не пометила тебя?

— Только шрамами.

То, каким тоном он произнес это, заставило меня почувствовать, что он имел в виду.

— Хочешь перейти на нашу сторону?

— Шутишь? Неужели вы затеяли весь этот сыр-бор сегодня утром только ради того, чтобы попросить меня присоединиться к Черному Отряду?

— Мы затеяли весь этот сыр-бор сегодня утром ради того, чтобы показать миру, что мы все еще живы и можем делать, что и когда пожелаем. Что бы там ни вякала Протектор. А заодно и ради того, чтобы захватить тебя. Меня очень интересует все, что ты можешь рассказать о равнине Сияющего Камня.

Он несколько секунд изучающе разглядывал меня, а потом перевел взгляд на свои карты.

— Не ко времени этот разговор.

— Ты твердо собираешься придерживаться этой позиции?

— Это не для твоих ушей. Хотя, черт возьми, готов поспорить на что угодно — на свете нет такой пакости, о чем бы тебе не приходилось слышать. — Он сбросил черного валета.

Слинк покрыл эту карту дамой, сбросил девятку и усмехнулся, обнажив зубы, над которыми давно уже следовало потрудиться Одноглазому.

— Дерьмо! — проворчал Лебедь. — Я проморгал эту партию. Как бы научиться этой игре? Чертовски просто, кажется, но я никогда не встречал таглианца, способного постигнуть эту премудрость.

— Играй почаще с Одноглазым и научишься. Отвали, Син, дай-ка я вместо тебя сяду, а заодно поковыряюсь в мозгах у этого парнишки. — Я подтянула к себе стул, ни на мгновение не спуская с Лебедя взгляда. Кто-кто, а он знал, что это такое — войти в образ. Это был не тот Лозан Лебедь, о котором рассказывал Мурген в своих Анналах, и не тот, которого Сари встречала во Дворце. Я взяла пять карт из следующей сдачи. — Как тебе удается так расслабиться, Лебедь?

— А с какой стати мне сейчас напрягаться? Хуже, чем есть, уже быть не может. У меня нет даже двух карт одинаковой масти.

— Думаешь, больше тебе не из-за чего напрягаться?

— В свете сегодняшних событий мне остается лишь откинуться на спинку стула и ни о чем не думать. Просто играть себе в тонк, дожидаясь, пока моя подружка явится сюда и уведет меня домой.

— А ты не боишься? Судя по тому, что мне известно из Летописей, твое положение даже менее прочно, чем было у Копченого.

Его лицо застыло. Это сравнение ему явно не понравилось.

— Худшее уже произошло, не так ли? Я — в руках врагов. Но все еще цел и невредим.

— Никаких гарантий, что так будет и дальше. Если не станешь сотрудничать с нами. Проклятие! Если так дело пойдет и дальше, мне придется ограбить кого-нибудь, чтобы расплатиться!

Удача так и не вернулась ко мне до конца партии. Я проиграла.

— Я готов петь, точно дрессированная ворона, — сказал Лебедь. — Да что там — точно целая стая ворон. Но тебе будет от меня мало толку. Может, ты думаешь, что я и в самом деле был одним из заправил? Ошибаешься.

— Может быть. — Я пристально наблюдала за его руками, когда он сдавал. Кто его знает, может, попробует смухлевать? Однако, если у него и была такая задумка, он понял, что меня ему не провести, и не стал ничего предпринимать. Не зря я, значит, обучалась игре у Одноглазого. — Но ты должен доказать это. Для начала расскажи, как вам с Душеловом удалось так быстро убраться с равнины?

— Ну, это проще простого. — Он закончил сдачу безо всяких фокусов. — Мы неслись быстрее призраков, гнавшихся за нами. На тех самых черных конях, которых Отряд привел с севера.

Может, он и не врал. Мне самой не раз приходилось скакать на этих колдовских жеребцах. Скорость у них была несравненно выше, чем у обычных, а усталости они, казалось, и вовсе не знали.

— Может быть. Может быть. У нее нет какого-нибудь особого талисмана?

— Никогда ни о чем таком не слышал.

Опять скверные карты. Допрос Лебедя мог дорого мне обойтись. Хотя я вообще-то среди наших не самый сильный игрок в тонк.

— Что случилось с конями?

— Насколько мне известно, погибли. Время, или магия, или раны прикончили их. Что весьма огорчает и эту суку тоже. Она не любит ни ходить, ни летать.

— Летать?

Я так сильно удивилась, что сбросила карту, которую следовало сохранить. Один из братьев Гупта сразу же воспользовался этим и заработал еще пару монет.

— Мне нравится играть с тобой, — заявил Лебедь. — Да. Летать. Она раздобыла пару ковров, которые сделал Ревун. И неплохо управляет ими. Могу подтвердить это из личного опыта. Тебе сдавать. Ровно, гладко, ковер слушается ее как миленький.

Неизвестно откуда возник Одноглазый. Такой же «бодрый», как обычно.

— Есть место еще для одного? — спросил он, дыхнув алкоголем.

— Узнаю этот голос, — проворчал Лебедь. — Дудки. Я разгадал тебя еще двадцать пять лет назад. А мне-то казалось, что тебя послали куда-то в Кадигате. Или, может быть, в Наланду. И ты там сгинул.

— Я скор на ногу.

Слинк сказал:

— Можешь играть, но только если покажешь сначала деньги и согласишься не сдавать.

— И держать руки все время на крышке стола, — добавила я.

— Ты разбиваешь мне сердце, Малышка. Люди могут подумать, будто ты считаешь меня мошенником.

— Вот и отлично. Зачем им терять время и страдать, убеждаясь в этом на собственном опыте?

— Малышка? — спросил Лебедь. Внезапно в его глазах возникло совершенно новое выражение.

— У Одноглазого словесный понос. Садись, старик. Лебедь только что рассказывал нам о магических коврах Душелова и о том, как ей не нравится летать. Как ты думаешь, это нам не может пригодиться?

Лебедь молча переводил взгляд с одного на другого, а я следила за руками Одноглазого, пока он подвигал к себе карты. Он запросто мог «поработать» над этой колодой раньше.

— Малышка?

— У нас что тут, эхо? — спросил Слинк.

— У тебя проблемы? — спросила я.

— Нет! Нет. — Лебедь выставил вперед ладонь свободной руки. — Просто, оказавшись здесь, я столкнулся с массой сюрпризов. К примеру, уже видел четырех человек, которых Душелов считает мертвыми. В том числе некоего поганого колдунишку и женщину нюень бао, которая ведет себя так, точно она тут за старшего.

— Не смей говорить так о Гоблине, — проворчал Одноглазый. — Мы с ним приятели. Я за него горой. — Он захихикал.

Лебедь не обратил на его слова никакого внимания.

— А вот теперь ты. Значит, ты женщина?

Я пожала плечами.

— Не все об этом знают. И это не имеет значения. Я думала, у этого остолопа с повязкой на глазу и в вонючей шляпе хватит ума не распускать язык при постороннем. — Я сердито посмотрела на Одноглазого.

Он усмехнулся, вытянул карту из колоды, посмотрел и сбросил ее.

— Она жуть какая склочная, Лебедь. Но и продувная, черт бы ее побрал. Это она придумала план, как заполучить тебя. И уже начала разрабатывать другой, правда, Малышка?

— Даже несколько. Хотя Сари хочет, чтобы следующим был Генерал-инспектор.

— Гокхейл? А какой нам с него прок?

— Задай этот вопрос ей. Лебедь, тебе известно что-нибудь о Гокхейле? Он случайно не балуется с молоденькими девочками, как Перхюль Кноджи?

Одноглазый бросил на меня злобный взгляд. Лебедь посмотрел… удивленно. На этот раз я явно сболтнула что-то лишнее.

А, ладно. Слово не воробей…

— Ну?

— Да, есть немного. — Лебедь заметно побледнел и делал вид, что полностью сосредоточился на своих картах, но едва сдерживал дрожь в руках. — В их ведомстве многие этим страдают. Общие интересы сближают. Радиша не знает. Точнее, не хочет знать.

Он сбросил вне очереди. Чувствовалось, что игра внезапно утратила для него свою прелесть.

До меня, наконец, дошло, почему. Он подумал, что, раз я говорю при нем так свободно, это может означать одно — ему крышка.

— С тобой все будет хорошо, Лебедь. Пока ты ведешь себя прилично. Пока отвечаешь на наши вопросы. Черт, ты нужен мне живой! И даже не столько мне, сколько тем нашим парням, которые похоронены под Сияющей равниной. Они очень хотели бы послушать твое мнение насчет того, как им выбраться оттуда. — А интересно было бы понаблюдать за его разговором с Мур геном.

— Они все еще живы? — ошеломленно спросил он.

— Еще как живы. Просто заморожены во времени. И с каждой минутой злятся все сильнее.

— Я думал… Великий Бог… Дерьмо!

— Не смей говорить так о Господе! — взвился Слинк.

Он тоже был веднаит, из Джайкури. И гораздо более ревностный, чем я. Молился, по крайней мере, раз в день и несколько раз в месяц посещал храм. Местные веднаиты думали, что он беженец из Деджагора, которого Бонх До Тран нанял, потому что во время осады он оказал нюень бао ряд услуг. Большинство братьев были наемными рабочими и трудились в поте лица. Чтобы не выделяться среди местных и, конечно, чтобы заработать.

Сглотнув, Лебедь сказал:

— Ваши люди вообще-то едят? У меня со вчерашнего дня во рту ни крошки не было.

— Едят, — ответила я. — Но не то, к чему ты привык. Нюень бао и впрямь не едят ничего, кроме рыбьих голов и риса. Восемь дней в неделю.

— А что рыба? Совсем неплохо. Лишь бы брюхо набить.

— Слинк, — сказала я. — Нужно послать команду в Семхи, к Дереву Бходи. Протектор, очень может быть, и впрямь собирается срубить его. Если мы помешаем ей, то можем приобрести друзей. — Я рассказала о Бходи, который сжег себя, и об угрозе Душелова уничтожить Дерево. — Жаль, что я не могу сама отправиться туда. Интересно было бы посмотреть, как в этом случае сработает их этика непротивления. Они что, в самом деле будут просто стоять вокруг и смотреть, как уничтожают их самую почитаемую святыню? Но у меня слишком много дел здесь. — Я отшвырнула карты. — Фактически, я и сейчас не имею права бездельничать.

Я устала, но считала своим долгом почитать Летописи Мургена до того, как лечь спать.

— Черт, откуда ей все это известно? — прошептал Лебедь за моей спиной, когда я выходила. — И еще. Это и в самом деле «она»?

— Никогда не проверял этого лично, — ответил Слинк. — у меня есть жена. Но у Дремы определенно есть кое-какие женские замашки.

Какого дьявола? Хотелось бы мне знать, что он имел в виду. Я — просто один из парней, и все.

11

Дела пошли, дела пошли! Известие о нашей дерзкой вылазке распространилось по всему городу. Интересно, что говорят люди? Мне захотелось поскорее оказаться среди них. Быстро глотая холодный рис, я слушала, что говорил Тобо. Он снова жаловался на то, что отец не уделяет ему никакого внимания.

— Ты считаешь, что я могу тебе в этом как-то помочь, Тобо?

— А?

— Если ты думаешь, что я могу его убедить, чтобы он поговорил со своим ребенком по душам, тогда ты понапрасну тратишь свое время и мое терпение, толкуя об этом. Где твоя мать?

— На работе. Уже давно ушла. Сказала, что могут возникнуть подозрения, если она не придет сегодня.

— Наверняка. Сейчас они ко всему будут относиться настороженно. Тебе не кажется, что вместо бессмысленного нытья лучше подумать о том, что ты будешь делать в следующий раз, когда увидишь отца? И кстати, для меня очень важно, чтобы ты продолжал записывать все, о чем его спрашивают. И ответы, конечно.

Судя по недовольному ворчанию, предложение поработать вызвало у него не больше восторга, чем у любого мальчишки его возраста.

— Мне тоже пора на работу.

Очень подходящий день для того, чтобы оказаться в библиотеке пораньше. Там почти целый день никого не будет, поскольку на сегодня назначено большое собрание бхадралока — группы объединившихся по доброй воле образованных людей, которые не любили Протектора и находили само учреждение Протектората совершенно ненужным и даже вредным для страны. Они в шутку называют себя интеллектуальными террористами. Слово «бхадралок» означает что-то вроде «порядочные люди», и они действительно себя такими считают. Все они образованные Гунни из высшей касты, из чего автоматически следует, что подавляющее большинство таглианцев из низших каст относятся к ним безо всякой симпатии. Самая их большая проблема с Протектором состоит в том, что она относится к их высокомерным претензиям на превосходство с совершеннейшим презрением. Как революционеры и террористы, они гораздо менее пылки, чем другие общественные объединения, которых в городе немало. Очень сомневаюсь, что Душелов приставила к ним своих шпионов. Они и выглядели-то очень смешно, выкрикивая из-за плеча друг друга, что мир катится в ад в запряженной козлами телеге, которой правит демон в черном. Зато каждую неделю или около того библиотека оказывалась почти полностью в моем распоряжении. Я всячески поддерживала их бунтарское рвение.

Покончив с едой, я, наконец, собралась в дорогу. Недалеко от выхода из склада стояли двое наших братьев, обычно выполняющих для До Трана всякую вспомогательную работу. Завидев меня, один из них сделал жест, показывая, что у них есть новости. Вздохнув, я свернула в их сторону.

— В чем дело, Речник?

Так его звали у нас. Настоящее имя этого человека мне, по крайней мере, известно не было.

— В ловушки угодили новые Тени.

— Ох, нет. Проклятие! — Я покачала головой.

— Плохо.

— Очень плохо. Иди, расскажи об этом Гоблину. Я постою тут с Раном, пока ты вернешься, Да не застревай там. Я опаздываю на работу.

Не совсем правда, но таглианцы плохо представляют себе, что значит поторопиться, а такое понятие, как пунктуальность, и вовсе чуждо большинству из них.

В ловушки угодили Тени. Ничего хорошего, без сомнения. Насколько нам было известно, сейчас в распоряжении Душелова имелось не больше двух дюжин послушных ей Теней. Гораздо больше их одичали, сбежали далеко на юг и превратились в ракш асов, то есть демонов или дьяволов, но не совсем таких, с какими в прежние времена сталкивались на севере мои братья. Северные демоны были одинокими существами, каждый из которых сам по себе обладал значительной силой. Ракшасы по отдельности были слишком слабы и поэтому действовали сообща. Очень опасные создания.

Судя по древним мифам, в прошлом они, конечно, обладали гораздо большим могуществом. Колотили друг друга по голове вершинами гор, у каждого на месте отсеченной головы вырастали две новые, а любимым развлечением этих очаровательных тварей было овладевать прекрасными женами королей, которые на самом деле являлись инкарнациями божеств, хотя и не помнили этого. В давние времена, должно быть, жизнь была гораздо увлекательней — даже если все это и не имело особого смысла.

Душелов глаз не спускает со своих Теней. Они — ее наиболее ценный ресурс. Поэтому, посылая их шпионить, она всегда старается точно знать, где находится каждая из них. По моему мнению, единственный разумный подход, если обладаешь невосполнимыми ресурсами. К примеру, я вела себя именно так по отношению к Лозану Лебедю и каждому, кому было поручено его караулить. Знала, куда и каким путем они пошли, когда и как возвращались обратно, а также что происходило между этими двумя моментами. И если бы они, не дай Бог, не вернулись вовремя, я лично отправилась бы на розыски. Точно также, по моим понятиям, должна действовать и Душелов в отношении своих Теней.

В раннем утреннем свете, прихрамывая, появился Гоблин. Ругаясь на чем свет стоит. Одетый в покрывающую его с ног до головы шерстяную коричневую хламиду, которые носят веднаиты-дервиши. Он ненавидел эту экипировку, но что поделаешь? Выходя в город, нужно маскироваться. Я не осуждала его — в шерстяной одежде жарковато. Эти святые люди носили ее, чтобы напомнить себе об аде, которого можно избежать лишь на пути аскетизма и добрых дел.

— На кой черт нужно это дерьмо? — ворчал он. — Жара такая, что того и гляди яйца сварятся.

— Ребята говорят, что в наши ловушки попались Тени. Я подумала, может, ты захочешь разобраться с ними сам, прежде чем Мама не прибежала за своими детишками.

— Дерьмо. Снова работа…

— Попридержи язык, старый.

— Ханжа веднаитская. Вали отсюда, пока я не дал тебе настоящий урок языка. И принеси чего-нибудь пожрать, поприличнее, когда будешь возвращаться. Или приведи корову.

Он и Одноглазый уже давно зарились на священных коров, которые бродили по городу. Пока что их усилия успехом не увенчались — никто из наших не хотел в этом участвовать. Большинство по происхождению были Гунни.

Много времени не понадобилось, чтобы понять — угодившие в плен Тени были из тех, которых Душелов время от времени по ночам отпускала на свободу, чтобы они малость подкормились. В городе только о них и говорили. Даже новости о нападении на Дворец и о самосожжении Бходи отошли на второй план. Этой ночью убийства произошли совсем неподалеку от нашего дома и, как обычно, носили совершенно случайный характер. Труп человека, жизнь которого поглотила Тень, выглядел как покоробленная оболочка того, кем он был прежде.

Я незаметно протиснулась в толпу, сгрудившуюся вокруг дома, где жила пострадавшая от Теней семья. Это нетрудно, если ты невысокая, гибкая и умеешь работать локтями. Как раз в этот момент выносили тела. Я надеялась, что они будут открыты, чтобы все могли полюбоваться на результат «работы» Теней, но мои ожидания не оправдались. А жаль. Люди должны видеть, что творит Душелов. Пусть у нее будет как можно больше врагов. Тела были плотно укутаны, но по толпе тут же прошелестел говорок.

Большинство погибших относились к разряду бедолаг, не имеющих ни кола, ни двора. Между ними, кроме этого, не было ничего общего. Отпуская Тени на свободу, Душелов хотела прежде всего продемонстрировать, что может, хочет и будет убивать.

Эти первые смерти, впрочем, большого страха не вызвали. Люди думали, что на том все и закончится. Мало кто из них знал погибших лично, что тоже объясняло прохладную реакцию. В толпе преобладали любопытство и интерес.

По возвращении домой, решила я, нужно будет обсудить с Гоблином такой вариант: нельзя ли сделать так, чтобы можно было выпускать плененные Тени по ночам и дальше, предоставляя им возможность убивать? Обнаружив, что они продолжают «резвиться», Душелов будет считать, что с ними все в порядке и не станет разыскивать тех, в чьи ловушки они угодили. А между тем Тени существенно пополнят ряды ее врагов.

Поначалу мне показалось, что Серые вовсе исчезли с улиц. Во всяком случае, они гораздо меньше обычного бросались в глаза. Но когда я шла по краю Чор Багана, то поняла, в чем дело. Все они, в основном, стянулись сюда. Наверно, решили, что если кто-то из Черного Отряда (бандиты, как именовала нас Протектор) и уцелел, то, скорее всего, скрывается среди местных воров и мошенников. Забавно.

Сари и я всегда настаивали, что нам следует как можно меньше иметь дел с криминальными элементами. Несмотря на протесты Одноглазого и вопреки случайным промахам До Трана. Что такое эти криминальные элементы? Люди весьма сомнительной нравственности, не имеющие ни малейшего представления о дисциплине. Им ничего не стоит пойти на убийство ради лишнего кувшина вина. Я от всей души надеялась, что у них с Серыми найдется чем позабавить друг друга. И что эти «игры» обернутся кровью и для тех, и для других. Нам от этого будет только польза.

Любая прогулка по городу обнажает жестокую суть Таглиоса. Нигде в мире нет столько нищих. Если бы кто-то сумел собрать всех нищих Таглиоса и дать им в руки оружие, он имел бы в своем распоряжении армию гораздо больше той, которую собрал Капитан во времена войны с Хозяевами Теней. Если вы хоть чуточку похожи на иностранца или просто состоятельного человека, они нахлынут на вас со всех сторон, как волны. И все бьют на жалость. Не так далеко от склада До Трана живет мальчик, у которого нет ни рук, ни ног. На месте последних у него прикреплены деревянные колоды. Он ползает вокруг, зажав в губах чашу. Каждый калека старше пятнадцати утверждает, что он — герой войны. Но самое страшное — дети. Часто их калечат умышленно, жестоко деформируя конечности. Продают людям, которые рассматривают несчастных калек как свою собственность, потому что «кормят» их — раз в несколько дней дают горстку поджаренных зерен.

Последняя премудрость этого города состоит в том, что люди, которые эксплуатируют нищих, рискуют сами оказаться на их месте. Если не будут очень, очень внимательно следить, что происходит у них за спиной.

Я как раз проходила мимо одного из несчастных. Из конечностей он худо-бедно мог пользоваться одной рукой, подтаскивая себя с ее помощью. Остальные были ужасно искривлены и ни на что не годились. Кости изломаны, лицо и обнаженное тело покрыты шрамами от ожогов. Я остановилась и бросила ему мелкую монету.

Он прошептал что-то и попытался отползти. Он все еще мог видеть одним глазом.

Всюду, куда ни бросишь взгляд, кипела жизнь в неповторимой, сугубо таглианской манере. Все средства передвижения были увешаны людьми, кроме разве что рикши какого-нибудь богатого человека, к примеру банкира, который мог позволить себе иметь вооруженных скороходов-охранников, разгонявших прохожих бамбуковыми палками. Лавочники часто сидели прямо, на своих крошечных прилавках — просто потому, что другого места не было. Рабочие, прокладывая себе путь локтями, спешили во всех направлениях с тяжеленными грузами, яростно поливая бранью тех, кто оказывался на пути. Люди спорили, дико размахивая руками, не обращая внимания на то, что рядом кто-то испражнялся, если ему приспичило. Купались в сточных канавах, с равнодушием взирая на то, что по соседству другие мочились в ту же самую воду.

Таглиос — тотальное, безжалостное изнасилование всех чувств человека, но больше всего страдает обоняние. Я терпеть не могу сезон дождей, но без него Таглиос как среда обитания стал бы непригоден даже для крыс Без дождей эндемические холера и оспа косили бы людей гораздо сильнее, чем сейчас, — хотя дожди приносят с собой вспышки малярии и желтой лихорадки. Болезни — самые разные — явление обычное и воспринимаются стоически.

И потом здесь имеются прокаженные, чье положение придает новую глубину таким понятиям, как ужас и отчаяние. Никогда моя вера в Бога не подвергается такому испытанию, как при виде прокаженных. Кроме всего прочего, я знакома с некоторыми из них лично и знаю, что очень немногие действительно заслуживают такого страшного наказания. Разве что Гунни правы, и эти люди платят за то зло, которое совершили в прошлых жизнях.

Над городом кружат коршуны и вороны, канюки и грифы. С точки зрения этих пожирателей падали, жизнь прекрасна. Пока не приедут могильщики, чтобы собрать трупы.

В поисках удачи люди стекаются сюда отовсюду, даже за пять сотен миль. Но Удача — безобразная двуликая богиня.

То, что она творит с людьми, — ужасно, но если ты прожил в окружении этого большую часть своей жизни, то перестаешь замечать всю уродливость происходящего. Забываешь, что жизнь может и должна быть совсем иной. Перестаешь удивляться тому, как много зла способен породить человек просто самим фактом своего существования.

12

Библиотека, созданная и переданная в дар городу одним из прошлых князей, значительно преуспевшим в коммерции и проникшимся ощущением важности образования, поражает меня как символ знания, вопреки всему стремящегося пролить свет в окружающий его мрак невежества. Едва ли не самые жуткие городские трущобы расположены прямо напротив стены, которая окружает территорию библиотеки. Рядом со входом постоянно толкутся нищие. Что, между прочим, странно. Никогда не видела, чтобы кто-нибудь швырнул им монету.

В библиотеке имеется сторож, но функций охранника он не исполняет. У него нет даже бамбуковой палки. Но она и не нужна. Святость этого места знания соблюдается абсолютно всеми. Точнее говоря, всеми, кроме меня.

— Доброе утро, Адо, — сказала я, когда сторож распахнул передо мной железные ворота.

Хотя я тут воспринималась всеми лишь как уборщик и мальчик на побегушках, у меня был определенный статус. Все знали, что кое-кто из бхадралока оказывает мне свое покровительство.

Статус и каста играют все более важную роль по мере того, как число жителей Таглиоса возрастает, и ресурсы, имеющиеся в распоряжении города, не успевают за этим ростом. Только за последние десять лет требования, предъявляемые к тем, кто хочет принадлежать к той или иной касте, заметно ужесточились. Люди отчаянно цепляются руками и ногами за то немногое, что имеют. Заметно более могущественными стали ремесленные гильдии. Некоторые из них обзавелись небольшими частными отрядами вооруженных охранников, которые следят за тем, чтобы пришлые никоим образом не покушались на права их гильдии, и которых иногда сдают внаем храмам или кому-то еще, нуждающемуся в защите своих прав. Некоторые наши братья тоже выполняют работу в этом роде. Она позволяет пополнить казну, создать контакты и незаметно просочиться внутрь других закрытых сообществ.

Снаружи библиотека похожа на богато изукрашенный гуннитский храм. Ее опорные столбы и стены покрыты барельефами на исторические и мистические темы. Это не такое уж большое здание, всего тридцать ярдов в длину и шестьдесят футов в ширину. Оно стоит на небольшом холме, заросшем деревьями, в тени которых прячутся памятники. Основное помещение возвышается над уровнем земли на десять футов. На втором этаже по всему периметру здания тянется подвесная галерея, над ней расположена мансарда, а ниже уровня основного помещения — очень хорошо обустроенный сухой подвал. С моей точки зрения, такой интерьер делает человека слишком доступным взгляду. Если я нахожусь в основном зале, а не в подвале или мансарде, любой может видеть, чем именно я занимаюсь.

Пол в основном зале из мрамора, привезенного откуда-то издалека. На нем ровными рядами стоят письменные столы, за которыми работают ученые, читая и переводя рукописи или копируя пришедшие в негодность. Здешний климат не благоприятствует долгой жизни книг. Библиотека страдает главным образом от того, что вокруг нее все больше сгущается атмосфера пренебрежения. С каждым годом число ученых уменьшается. Протектор не заботится о библиотеке, поскольку та не может похвастаться древними книгами, содержащими смертоносные заклинания. Таких поганых вещей тут и впрямь не найдешь. Хотя можно обнаружить много интересного — если бы Душелов дала себе труд поискать. Но любопытство такого рода не свойственно ее характеру.

Нигде я не видела столько застекленных окон, как в библиотеке. Копиистам нужно много света. В наше время они, в основном, уже старики, и зрение у них слабовато. Сантараксита часто твердит, что у библиотеки нет будущего. Никто не хочет посещать ее. Он убежден, что нужно что-то делать с истерическим страхом перед прошлым, который начал возникать еще во времена его молодости, вскоре после того, как повылезали Хозяева Теней. С Черным Отрядом дело обстояло несколько по-другому — страх перед ним начал циркулировать еще до его появления.

Я вошла в библиотеку и огляделась. Мне нравилось это место. При других обстоятельствах я была бы рада стать одной из помощниц Сантаракситы. Если бы смогла выдержать более детальную проверку, которой непременно подвергаются будущие студенты.

Я была не Гунни. Не принадлежала к высокой касте. Думаю, мне не стоило бы труда сфальсифицировать прошлое достаточно правдоподобно. Я прожила среди Гунни всю свою жизнь. Но кастовые обычаи изнутри были мне не известны. Получить образование могли только люди из касты жрецов и некоторых избранных коммерческих каст. Зная и вульгату, и высокий стиль, я все же никогда не смогла бы выдать себя, скажем, за человека, выросшего в семье жреца, для которой наступили трудные времена. Практически, я не смогла бы выдать себя за человека, выросшего в какой угодно семье.

Оказалось, что библиотека находится в полном моем распоряжении. И никакой уборки, по крайней мере на первый взгляд, не требовала.

Меня всегда поражало, что в библиотеке никто не живет. Что она была более пустой и, в этом смысле, более пугающей, чем любой храм. Кангали, эти беспризорные и бесстрашные уличные мальчишки, которые в возрасте шести-восьми лет сбегают из дома и сбиваются в шайки, рассматривают храмы всего лишь как еще один потенциальный источник добычи. Однако библиотеку они никогда не трогают.

С точки зрения необразованных людей, книги — это зло. Они шарахаются от книг, как если бы те были переплетены в плоть создания столь же порочного, как Душелов.

У меня было одно из лучших рабочих мест в Таглиосе. На мне лежала ответственность содержать в порядке самое большое хранилище книг в Таглианской империи. Понадобилось три с половиной года интриг и несколько тщательно продуманных убийств, чтобы я заняла это место, которое доставляло мне столько удовольствия. Здесь мной очень часто овладевало искушение выкинуть из головы Отряд. Это искушение было настолько велико, что я готова была забыть и о своей обязанности уборщика, погрузиться с головой в книги. Когда никто не видел, конечно.

Я быстренько достала свои рабочие инструменты и заторопилась к одному из самых удаленных копировальных столов. Он стоял в стороне, но позволял все видеть и слышать, так что меня невозможно было застать врасплох, когда я занималась чем-то недозволенным.

Меня уже дважды заставали за такими занятиями, по счастью, оба раза с тантрическими книгами с роскошными цветными иллюстрациями. Они подумали, что я интересовалась грязными картинками. Сантараксита тогда посоветовал мне изучать стены храмов, если меня привлекают вещи такого сорта. Однако я не могла не почувствовать, что после второго из этих случаев он затаил в отношении меня серьезные подозрения.

Они никогда не угрожали мне увольнением или хотя бы каким-то взысканием, но дали ясно понять, что я перешла грань дозволенного и что боги наказывают тех, кто выходит за пределы своего кастового или общественного положения. Они, конечно, понятия не имели об истинном моем происхождении, моих связях и моем полном нежелании принять религию Гунни со всем ее идолопоклонством и терпимостью ко злу.

Я углубилась в книгу, которая представляла собой описание ранних дней Таглиоса. Она была скопирована с очень старого манускрипта, целые куски в котором были написаны в том же стиле, что и старые Летописи, над расшифровкой которых мне пришлось изрядно поломать голову. Если бы не это обстоятельство, я бы на нее и внимания не обратила. Баладитай, копиист, безо всяких затруднений перевел рукопись на современный таглианский. Я утаила заплесневелый, рассыпающийся на части оригинал. Мне подумалось, что, сравнив его с современной версией, я смогу освоить диалект старых Летописей.

Если же нет, можно будет предложить Гиришу перевести кое-что для Черного Отряда — возможность, на которую он должен просто наброситься, учитывая, как мало сейчас подобной работы.

Книги, которые я хотела бы перевести, были скопированы с еще более ранних версий. По крайней мере, две из них первоначально вообще были написаны на другом языке — может быть, на том самом, на котором говорили первые братья Отряда, когда они явились в наш мир с равнины Сияющего Камня.

Я приступила к делу.

Книга оказалась очень интересной.

Таглиос начинался как скопище грязных хибарок, возникших на берегу реки. Одни жители рыбачили, стараясь не угодить в пасть крокодилам, другие занимались земледелием. По не совсем понятой причине, разрастаясь, город захватывал последние жизнеспособные земли перед рекой, а затем и зловонные топи дельты, где в те дни нюень бао еще не обитали. Торговцы, спускаясь с верховьев реки, затем перегружали свои товары и дальше везли их по суше во «все великие княжества юга». Какие именно, не упоминалось.

Вначале Таглиос платил дань Баладилтиле. Согласно устным сказаниям, это был великий город, который больше не существовал. Поговаривают, что к нему имеют отношение действительно очень древние развалины неподалеку от поселения Видеха. Само же это поселение связывают с интеллектуальными достижениями «Империи Кура»; в центре него находятся развалины совершенно другого типа. В Баладилтиле в древности родился Райдрейнак, князь-воин, который почти истребил Обманников, а горстку выживших захоронил там, где были спрятаны их священные тексты, Книги Мертвых, — в той самой пещере, где теперь в ледяной паутине были погребены Мурген и вся наша Старая Команда.

Источником этих сведений для меня стала не только та книга, которую я сейчас читала. Я связывала прочитанное с тем, что мне доводилось читать или слышать раньше. Захватывающая работа. Для меня.

Здесь был ответ для Гоблина Князья Таглиоса не могли быть королями, потому что они почитали как своих повелителей королей Нанды, из рук которых и получали власть. Конечно, Нанды больше не существовало, и Гоблин наверняка захочет узнать, почему, в таком случае, князья Таглиоса не могли просто короновать себя сами. Существовало множество подобных прецедентов. На протяжении столетий непосредственно перед появлением Черного Отряда это было излюбленное развлечение всех, у кого было хотя бы трое-четверо приверженцев.

Я преодолела настойчивое желание заглянуть вперед и прочитать о тех временах, когда в мире возникли Свободные Отряды Хатовара. Не следовало торопиться. То, что происходило до их появления, наверняка поможет разобраться в том, что случилось после него.

13

Внезапно я вздрогнула, почувствовав, что не одна. Я и не заметила, как прошло время. Солнце уже несколько часов скользило по небу. Характер освещения внутри библиотеки изменился, превратившись лишь в бледную версию того, что было утром. Скорее всего, набежали облака.

Очень надеюсь, что я не подскочила или каким-то другим образом не проявила свою реакцию. Ни в коем случае нельзя было демонстрировать свою осведомленность о том, что за спиной у меня кто-то находится. Возможно, все дело было в его дыхании — запах кэрри с чесноком ощущался очень сильно. С уверенностью могу сказать лишь, что никаких звуков я не слышала.

Я постаралась унять сердцебиение, придала лицу спокойное выражение, повернулась и…

Встретилась взглядом с Главным Библиотекарем, моим непосредственным начальником, Сурендранатом Сантаракситой.

— Дораби. Итак, ты умеешь читать.

В библиотеке меня знали под именем Дораби Дей Банерай. Достойное имя. Человек, который носил его, много лет назад погиб, сражаясь со мной бок о бок неподалеку от Рощи Дака. Теперь тот факт, что я присвоила себе его имя, не мог причинить ему вреда.

Я не произнесла ни слова. Трудно было что-либо отрицать, если библиотекарь стоял за моей спиной достаточно долго. Я прочла уже половину книги, в которой не было не только никаких иллюстраций, но даже ни одного отрывка, содержащего тантрические мотивы.

— Я некоторое время наблюдал за тобой, Дораби. Твой интерес и навыки не вызывают сомнений. Очевидно, ты читаешь лучше большинства моих копиистов. Равным образом очевидно, что ты не принадлежишь к касте жрецов.

На моем лице застыла деланная улыбка. Я обдумывала, не следует ли убить его и куда в этом случае девать труп. Может, сделать так, чтобы подумали на Душел… Нет. Главный библиотекарь Сантараксита был стар, но все еще достаточно крепок, чтобы отшвырнуть меня, если я попытаюсь задушить его. В некоторых случаях малый рост оказывается помехой. Он был выше меня всего на восемь дюймов, но в этот момент мне казалось, что на целых несколько футов. И к тому же в дальнем конце библиотеки слышны были голоса.

Я не стала раболепно опускать взгляд. Сантараксита уже понял, что перед ним больше, чем просто любознательный уборщик, пусть даже и неплохой. Я содержала это место в чистоте. Таково правило Отряда. Если нам приходится принимать участие в общественных работах, наше поведение не должно вызывать никаких нарекания, и дело свое мы обязаны делать хорошо.

Я ждала. Пусть Сантараксита сам решит свою судьбу. А заодно и судьбу библиотеки, которую так любил.

— Вот как, значит. Наш Дораби — гораздо более талантливый юноша, чем предполагалось. Что еще ты умеешь делать, о чем нам следовало бы знать, Дораби? Писать, к примеру? — Я, конечно, не стала отвечать. — Где ты этому научился? Члены бхадралока не раз спорили на тему, обладают ли те, кто не входит в касту жрецов, гибкостью ума, необходимой для изучения Высокого Стиля.

Я по-прежнему молчала.

Рано или поздно, он займет определенную позицию. Вот тогда я среагирую соответственно. Я надеялась обойтись без того, чтобы убивать его и сотрудников библиотеки; еще меньше мне хотелось разрушать ее саму — все это еще могло пригодиться. Именно такого подхода Одноглазый стремился придерживаться годами. Если нужно — схитри. Не следует настораживать Душелова, а это непременно произойдет, если у нее под самым носом случится нечто подобное.

— Молчишь? Тебе нечего сказать в свое оправдание?

— Тяга к знаниям не нуждается в оправданиях. Еще Сондел Госх-Джанака утверждал, что в Саду Мудрости нет каст, — хотя в те времена касты имели гораздо меньшее значение.

— Сондел Госх имел в виду университет в Викрамасе, где все студенты должны были сдавать всеобъемлющий экзамен, прежде чем им было позволено войти под его своды.

— И многие ли студенты любой касты, не способные прочесть Панас и Пашидс, были к этим экзаменам допущены? Сондела Госха недаром называли Джанакой. Викрамас был местом, где изучали прежде всего религию Джанай.

— Уборщик, который имеет такое представление о религии, уже не уборщик. Видно, и в самом деле настал Век Кади, когда все встает с ног на голову. — Кину в Таглиосе предпочитали называть Кади, имея в виду одну из ее наименее ужасных ипостасей. Имя Кина употребляли редко — вдруг Темная Мать услышит и проснется? Только Обманники жаждали ее появления. — Где ты приобрел эти навыки? Кто тебя учил?

— Много лет назад начало было положено одним моим другом. После того, как мы похоронили его, я продолжал учиться сам.

Все это время мой взгляд был неотрывно прикован к его лицу. Для старого ученого, чья зацикленность на своей работе была предметом насмешек молодых копиистов, он производил впечатление человека на удивление умственно гибкого. Но, в таком случае, он был гораздо умнее, чем казался. Может, даже понимал, что, сорвись с его губ лишнее слово, и его труп поплывет по реке, чтобы упокоиться где-нибудь в болотных топях.

Нет. Господин Сурендранат Сантараксита пока еще не жил в мире, где тот, кто читал и хранил в памяти священные тексты, мог одновременно резать людям глотки и иметь дело с колдунами, мертвыми и ракшасами. Господин Сурендранат Сантараксита не думал о том, что с ним станет, если он сболтнет лишнее. Просто он был кем-то вроде святого отшельника, обеспокоенного только тем, чтобы защитить все то хорошее, что было в знании и культуре. Это, собственно, было ясно для меня и раньше, по прошлым наблюдениям. Но не вызывало сомнений и другое — наши мнения по поводу того, что именно можно назвать «хорошим», наверняка не всегда совпадают.

— Значит, ты просто очень хочешь учиться.

— Я испытываю влечение к знаниям сродни тому, как некоторые люди испытывают влечение к удовольствиям плоти. Так всегда было. Я ничего не могу с этим поделать. Это страсть.

Сантараксита наклонился, внимательно вглядываясь в мое лицо близорукими глазами.

— Ты старше, чем кажешься.

Я не стала возражать.

— Меня считают моложе, чем на самом деле, из-за маленького роста.

— Расскажи мне о себе, Дораби Дей Банерай. Кем был твой отец? Из какой семьи происходила твоя мать?

— Вряд ли вы слышали о них.

У меня мелькнула мысль, что, может быть, не стоит развивать эту тему. Однако Дораби Дей Банерай имел свою историю, и я вживалась в нее на протяжении целых семи лет. Если просто не выходить из образа, все будет выглядеть вполне правдоподобно.

Оставаться в образе. Быть Дораби, которого застали за чтением. Предоставить Дреме отдыхать и не беспокоиться о том, что делать, пока не придет время вновь выйти на подмостки.

— Ты чересчур принижаешь себя, — сказал Сантараксита. — Возможно, я знал твоего отца… Если он был тот самый Доллал Дей Банерай, который не смог воспротивиться призыву Освободителя вступать в его легион, одержавший потом победу при Годжийском броде.

Я уже упоминала о том, что отец Дораби умер, и не могла сейчас взять своих слов обратно. Как могло случиться, что он знал Доллала? Банерай — одна из самых старых и наиболее распространенных традиционных таглианских фамилий. О людях, ее носивших, упоминалось и в том тексте, который я читала совсем недавно.

— Наверно, это был он. Я не знал его хорошо. Помню, как он хвастался, что был одним из первых, кто завербовался. Он принимал участие в походе Освободителя, когда нанесли поражение Хозяевам Теней. И так и не вернулся с Годжийского брода, — Кроме этого, мне мало что было известно о семье Дораби. Я не знала даже имени его матери. Как такое могло произойти, чтобы во всем огромном Таглиосе я столкнулась именно с тем человеком, который помнил его отца? Фортуна и в самом деле богиня с причудами. — Вы хорошо его знали? — Если это было так, библиотекарю, похоже, придется все же исчезнуть, иначе мое разоблачение неминуемо.

— Нет. Нельзя сказать, что хорошо. Скорее даже плохо. — Теперь у господина Сантаракситы сделался такой вид, точно у него пропало желание говорить на эту тему. Обеспокоенный и задумчивый. Немного помолчав, он сказал. — Пойдем со мной, Дораби.

— Господин?

— Ты завел разговор об университете в Викрамасе. У меня есть перечень вопросов, которые задают тем, кто хочет его посещать. Просто из любопытства мне хотелось бы проэкзаменовать тебя.

— Мне мало что известно о Джанай, господин.

По правде говоря, в хитросплетениях своей собственной религии я не слишком-то хорошо разбиралась и поэтому всегда опасалась того, что кому-то вздумается экзаменовать меня в этом смысле более детально. Другие же религиозные учения были просто напичканы такими персонажами, как, скажем, Кина, гордо шествующая по земле. Мне вовсе не улыбалось запинаться о валуны всяческих нелепостей, торчащие из почвы моей собственной веры, которую я, к стыду своему, возделывала безо всякого усердия.

— Этот экзамен по сути своей не религиозен, Дораби. Он выявляет качества потенциального студента в области морали, этики и способности мыслить. Монахи Джанака не хотят давать образование людям, у которых запятнаны души.

В таком случае, мне придется погрузиться в образ Дораби очень глубоко. У Сони, веднаитки и девушки-солдата из Джайкура душа была чернее, чем ночная тьма.

14

— И что ты потом сделала? — спросил Тобо.

Набив полный рот ароматным рисом по-таглиански, я ответила:

— Потом я пошла и навела в библиотеке чистоту.

А Сурендранат Сантараксита остался там, где был, застыв от потрясения, которое вызвали у него ответы жалкого уборщика. Я могла бы объяснить ему, что всякий, кто внимательно прислушивается к уличным рассказчикам, проповедям нищенствующих жрецов и легко доступным бесплатным советам отшельников и йогов, сможет удовлетворительно ответить на большинство вопросов из Викрамаса. Проклятие, да любая веднаитка из Джайкура была способна на это!

— Мы должны убить его, — сказал Одноглазый. — Как будем делать это?

— Другого у тебя нет на уме, да? — спросила я.

— Чем больше мы прикончим сейчас, тем меньше будет их болтаться вокруг и трепать мне нервы, когда я состарюсь.

Может, он так шутит? Не знаю.

— Давай будем беспокоиться об этом, когда ты начнешь стареть.

— Расправиться с этим типом будет проще простого, Малышка. Он ничего такого не ждет. Вам! И нету. И никто даже не побеспокоится. Задуши этого придурка И оставь на нем румель. Пусть это будет на совести нашего старого приятеля Нарайана. Он в городе, и нужно постараться побольше вывалять его в дерьме.

— Следи за языком, старик. — Одноглазый забулькал, выплевывая скотские ругательства на тысяче языков. Я повернулась к нему спиной. — Сари? Ты что-то совсем притихла.

— Пытаюсь переварить то, что заработала сегодня. Между прочим, Джауль Барунданди был очень огорчен, что ты осталась дома. Забирая себе часть моего заработка, пытался вычесть твою долю. В конце концов, он довел Минх Сабредил до ручки. Я пригрозила, что закричу. Он, конечно, не поддался бы на мое запугивание, если бы его жена не оказалась поблизости. Ты уверена, что оставлять в живых этого библиотекаря не опасно? Если устроить ему «естественную» смерть, никто ничего не заподозрит…

— Может, это и опасно, но одновременно и полезно. Господин Сантараксита хочет провести надо мной в некотором роде эксперимент. Посмотреть, можно ли на самом деле собачку из низшей касты обучить вставать на голову и притворяться мертвым. Как там Душелов? И что с Тенями? Ты узнала что-нибудь?

— Она выпустила на свободу всех, которые у нее были. Рискованно, конечно, но, наверно, ей уж очень хотелось напомнить городу о своем могуществе. Она рассчитывала, что их жертвами станут иммигранты, которые живут на улицах. О них никто не побеспокоится. Перед рассветом домой вернулась только горстка Теней. Мы подержим наших пленников до завтра.

— Можно было бы захватить еще несколько…

— Летучие мыши, — сказал Гоблин, плюхнувшись в кресло. Одноглазый делал вид, будто дремлет. Хотя по-прежнему крепко вцепился в свою палку. — Летучие мыши. Этой ночью летучих мышей было видимо-невидимо.

Сари кивнула в подтверждение.

— Помню, перед тем, как отправиться в поход против Хозяев Теней, мы все убивали летучих мышей, — сообщил Гоблин. — За каждую нам платили премию, и на нее даже можно было прожить. Но ведь Хозяева Теней использовали их как шпионов.

Мне припомнились времена, когда безжалостно убивали ворон, считая их «глазами» Душелова.

— Ты хочешь сказать, что нам лучше оставаться дома этой ночью?

— Ум у тебя, старушка, острый, как бритва.

Я спросила Сари:

— Что Душелов думает о нашем нападении?

— Об этом я ничего не слышала. — Она бросила передо мной на стол несколько страниц из старых Летописей. — Самоубийство Бходи беспокоит ее гораздо больше. Боится, что за этим последуют и другие.

— То есть, что может сыскаться еще монах, настолько глупый, чтобы поджечь себя?

— Она так думает.

— Ма, мы будем вызывать па этой ночью? — спросил Тобо.

— Сию минуту не могу точно сказать, дорогой.

— Я хочу подольше поговорить с ним.

— Поговоришь. Уверена, он тоже хочет поговорить с тобой. — Это прозвучало так, как будто она пытается убедить сама себя.

— Нельзя ли сделать так, чтобы этот туман, из которого вы слепили Мургена, сохранялся все время? — спросила я Гоблина. — Тогда мы смогли бы постоянно поддерживать с ним связь и в любой момент, когда возникнет надобность, отправить его на разведку.

— Мы работаем над этим.

Он ударился в технические объяснения. Я не поняла ни слова, но не мешала ему трещать. Любому человеку приятно время от времени почувствовать себя спецом в каком-нибудь деле.

Одноглазый начал похрапывать. По крайней мере, пока от его трости никто не пострадает.

— Тобо мог бы вести записи все время… — начала я.

Перед моим внутренним взором возникло видение сына Летописца, который становится продолжателем дела своего отца — так, как это происходит в таглианских гильдиях, где ремесленные навыки и орудия труда передаются от поколения к поколению.

— А я считаю, — заявил Одноглазый, как будто наша беседа на интересующую его тему не прерывалась и как будто это не он притворялся спящим всего мгновение назад, — сейчас настало время, Малышка, «отколоты» старый-престарый, грязный трюк Старой Команды. Пошли кого-нибудь к торговцам шелком. Скажи, чтобы купили разноцветного шелка. Наделай точно таких же шарфов, какие используют Душилы. Их румели. А потом мы начнем душить тех, кто нам не нравится. Время от времени будем оставлять шарфы на месте преступления. Так и с этим твоим библиотекарем разделаемся.

— Отлично, — сказала я. — За исключением того, что относится к господину Сантараксита. Этот вопрос не обсуждается, старикашка.

Одноглазый захихикал.

— Не должно быть никаких исключений.

— Слишком многие станут пальцами указывать, если это случится, — сказал Гоблин.

Одноглазый захихикал снова.

— Но в каком направлении, Малышка? Наверняка, не туда, куда следует. Нам сейчас, конечно, излишнее внимание ни к чему. По моему мнению, мы гораздо ближе к своей цели, чем кое-кто из нас думает.

— Воды спят. Мы должны добиться того, чтобы к нам относились серьезно.

— А я о чем толкую? Мы используем их шарфы, чтобы убрать информаторов и тех, кто знает слишком много. Библиотекаря, к примеру.

— Я не отклонюсь от истины, если предположу, что ты уже давненько подумываешь обо всем этом и держишь наготове небольшой такой списочек людей, которыми следует заняться в первую очередь?

Этот список наверняка будет включать в себя всех тех, кого он считает ответственными за свои неудачные попытки утвердиться на таглианском черном рынке.

Он затрясся от смеха. И вдруг шарахнул Гоблина своей тростью.

— Ты был прав, когда говорил, что у нее ум как бритва.

— Давай сюда твой список. В следующий раз, как увижу Мургена, обсужу его с ним.

— С призраком? Ты же знаешь, у них отсутствует чувство перспективы.

— Ты имеешь в виду, что он все видит и потому понимает, что ты на самом деле собой представляешь? С моей точки зрения, это и есть перспектива. Невольно возникает мысль — может, в свое время Отряд сумел бы добраться до Хатовара, если бы наши тогдашние братья имели в своем распоряжении призрака, который не спускал бы с тебя глаз?

Одноглазый пробурчал что-то о безрассудстве и порочности мира. Сколько я его знаю, он всегда пел эту песню. И будет продолжать в том же духе даже после того, как сам станет призраком.

— Как думаешь, Мурген мог бы установить, где источник зловония, от которого тут скоро дышать нечем будет? — задумчиво спросила я. — Вонь идет откуда-то со склада, где До Тран хранит крокодиловы шкуры, но это не они так воняют. У крокодиловых шкур свой собственный и даже немного приятный запах.

Одноглазый посмотрел на меня таким взглядом, точно готов был разорвать на куски. Сейчас он охотно сменил бы тему разговора. Эта вонь распространялась от крошечного, спрятанного в подвале заводика по производству пива и ликера, о чем, как считали они с До Траном, никто не догадывался. Бонх До Тран, прежде наш благодетель только ради Сари, теперь, практически, стал заодно с этим старым хрычом, потому что питал слабость к конечному продукту, который производил Одноглазый. Но не только. Его так и тянуло к нелегальным и теневым доходам, и еще ему нравились крепкие парни, готовые вкалывать за ничтожные деньги. Он думал, что его порок не известен никому, кроме Одноглазого и Готы, которые были, можно сказать, его сообщниками. Эта троица напивалась вместе дважды в неделю.

Алкоголь — совершенно определенно слабость нюень бао.

— Не стоит беспокоиться, Малышка. Скорее всего, воняют дохлые крысы. В этом городе с ними проблема.

До Тран все время повсюду раскладывает отраву против крыс. Целыми фунтами. Не стоит тратить время Мургена на то, чтобы охотиться на грызунов. Вам обоим есть чем заняться и поважнее.

Мне действительно будет о чем потолковать с Мургеном, если я смогу иметь с ним дело напрямую. Если нам удастся привлечь и удержать его внимание. Предпочитаю узнавать из первых рук то, что, как правило, становится известно мне от других людей. Я вовсе не имею в виду злобный умысел, в особенности, со стороны Сари. Просто люди часто переиначивают любую информацию в соответствии со своими собственными предубеждениями. Включая даже меня саму, возможно, хотя до сих пор я была объективнее, чем кто-либо. Все мои предшественники по Летописям, однако… От их записей так и разит предвзятостью.

Конечно, большинство из них делали тот же вывод относительно своих предшественников. Тут мы одинаковы. Лгут все, кроме нас самих. Правда, только Госпожа не стыдилась самовосхвалять себя. Она использовала любую возможность, чтобы напомнить, какой выдающейся, решительной и удачливой она была, круто переломив ход войны против Хозяев Теней, хотя могла полагаться почти исключительно на саму себя. Мур ген большую часть времени был, мягко говоря, не в своем уме. И все же, поскольку я сама была участницей многих событий тех времен, могу подтвердить, что он описывает их совсем неплохо. Может быть, все именно так и происходило. Я не могу опровергнуть его. Но очень многое кажется просто фантастическим.

Фантастическим? А разве не фантастически звучит — «прошлой ночью я долго беседовала с призраком Мургена»? Или его духом. Не знаю, как правильнее выразиться. Если только это и в самом деле был Мурген, а не какой-нибудь новый трюк Кины или Душелова, разыгранный специально для нас.

Мы никогда даже на сотую долю процента не можем быть уверены, что все в точности таково, каким кажется. Кина — Мать Обмана. А Душелов, цитируя человека, который был несравненно мудрее меня, но обладал грязным языком, — сука безумная. Способная на все.

15

— Отлично. — Я была в восторге, когда Сари снова вызвала Мургена. Сама она, впрочем, особого энтузиазма не проявляла. И присутствие Тобо никоим образом не улучшило ее настроения. — Я хочу, чтобы прежде, чем заняться чем-то еще, он проверил Сурендраната Сантаракситу.

— Значит, ты и сама не доверяешь этому своему библиотекарю, — сказал Одноглазый и снова захихикал.

— Я думаю, с ним все в порядке. И все же зачем оставлять ему хоть малейший шанс разбить мне сердце, если можно избежать этого, просто послав туда Мургена разведать, что и как?

— А моего мнения тебе, конечно, недостаточно?

— Согласись, ты судишь заочно, а это не одно и то же. К тому же ты сам отверг возможность заниматься Летописями. В ближайшее время мне придется как следует зарыться в книги. Возможно, я уже на пути к тому, чтобы что-то нащупать. — Маленький колдун заворчал. — Мне кажется, я как раз сегодня обнаружила кое-что ценное в библиотеке. Если Сантараксита не поймает меня на месте преступления, я уже к концу этой недели буду иметь общее представление о том, как возник Отряд.

Нашей целью было отыскать не только независимые исторические источники, но и неповрежденные экземпляры первых трех томов Летописей.

У Сари, однако, было на уме другое.

— Барунданди хочет, Дрема, чтобы Сава тоже ходила со мной на работу.

— Нет. Савы пока не будет. Она больна. У нее холера, если уж на то пошло. Я наконец-то добилась некоторого прогресса и не собираюсь останавливаться именно сейчас.

— Он также спрашивал насчет Шики.

В тех редких случаях, когда Тобо сопровождал мать во Дворец, она называла его Шикхандини — шутка, смысл которой ускользал от Джауля Барунданди, поскольку он никогда не уделял внимания исторической мифологии. У одного из королей легендарного Хастинапура была старшая жена, которая оказалась бесплодной. Как добрый гуннит, он молился и с верой приносил жертвы. В конце концов, один из богов спустился с небес и заявил ему, что он может получить желаемое — а король страстно хотел иметь сына, — но путь к этой цели будет нелегкий, поскольку сын родится дочерью. Так все и случилось. Вскоре жена родила девочку, которую король назвал Шикхандин — женский вариант имени Шикхандини. Это долгая и не слишком увлекательная история, суть которой состоит в том, что девочка выросла и стала могущественным воином.

Неприятности начались, когда пришло время «принцу» выбирать себе невесту.

Облики, которые мы принимали на публике, часто содержали в глубине скрытый намек, иногда с элементом шутки. Так братьям было интереснее играть свои роли.

— Можно ли на чем-то подловить Барунданди? — поинтересовалась я. — Кроме того, что он так жаден до денег? — Вообще-то я думала, что он наиболее полезен для нас именно в своем теперешнем качестве. Любой, кто занял бы его место, наверняка оказался бы таким же продажным, но вряд ли проявлял столько великодушия к Минх Сабредил. — И еще. Может, имеет смысл выманить его оттуда — так, чтобы у нас была возможность войти с ним в более близкий контакт?

Никто не видел стратегического смысла в том, чтобы захватывать этого человека.

— Почему ты спрашиваешь об этом? — поинтересовалась Сари.

— Потому что я думаю, что его будет нетрудно соблазнить. Тобо оденется девушкой, а когда Барунданди начнет подъезжать к нему, он скажет, что готов встретиться, но только не во Дворце…

Сари ничуть не оскорбило такое предложение. Хитрость — законное оружие войны.

— А не лучше ли проделать все это с Гокхейлом?

— Может быть. Хотя он, похоже, интересуется совсем уж малолетками. Можно спросить Лебедя. Вообще-то я предполагала захватить Гокхейла в том месте, где Обманники убили этого Кноджи.

Наши враги, засевшие во Дворце, редко покидали его. Именно поэтому нам так важно было заполучить Лозана Лебедя.

Сари запела. Мурген, однако, не торопился.

— Мургену надо также заглянуть в этот дом радости. Он лучше любого из нас сможет разобраться, что там творится.

Хотя, без сомнения, нашлось бы немало братьев, которые пожелали бы рискнуть собой и отправиться туда на разведку. Желательно с условием, чтобы можно было не торопиться.

Сари кивнула, не нарушая ритма своей колыбельной.

— Можно даже…

Нет. Нельзя просто сжечь этот бордель, когда там будет находиться Гокхейл. Никто из наших не понял бы, зачем нужно уничтожать такой замечательный публичный дом, — хотя некоторых наверняка увлекла бы сама по себе идея запалить большой костер.

Одноглазый снова притворился спящим, но потом спросил, не открывая глаз:

— Ты уже решила, что делать, Малышка? Я имею в виду глобальный план?

— Да.

Я сама удивилась, когда у меня это вырвалось. Чисто интуитивно, где-то глубоко внутри, совершенно не отдавая себе в этом сознательного отчета, я уже разработала весь план освобождения Плененных и воскрешения Отряда. И план этот уже начал осуществляться. После всех этих лет бездействия и молчания.

Возник Мурген и забормотал что-то о белой вороне. Вид у него был совсем безумный. Я спросила колдунов:

— Вы уже придумали, как удержать его здесь?

— Проклятие, вечно тебе нужно что-то еще, — проворчал Одноглазый. — Что ни делай, все мало.

— Это можно сделать, — заявил Гоблин. — Но мне по-прежнему непонятно, зачем это нужно.

— Он не слишком-то склонен к сотрудничеству. И потихоньку теряет связь с реальным миром. Предпочитает в полусне бродить по этим своим пещерам. — Я говорила все это наугад. — И парить на белых крыльях. Быть посланцем Кади.

— Почему белых?

Они не читали Летописей.

— Ворона-альбинос, которая иногда внезапно появляется. Временами Мурген как бы оказывается внутри нее. Кина помещает его туда. Или она прежде использовала его таким образом, а теперь он цепляется за эту возможность, как поступал в те времена, когда Душелов хотела до него добраться.

— Откуда тебе все это известно?

— Я иногда читаю, в отличие от некоторых. И временами даже Летописи. А читая, пытаюсь вычислить то, что у Мургена скрыто между строк. Даже такое, о чем он, возможно, и сам не догадывался. Может быть, образ белой вороны сейчас привлекает его тем, что это способ обрести реальную плоть и выйти за пределы пещер. Или, может быть, он подпадает под влияние Кины всякий раз, когда она пробуждается снова. Но сейчас все это не имеет значения. А имеет сейчас значение одно — нужно, чтобы он шпионил для нас. И там, и сям — везде, где понадобится. Я хочу всегда иметь его под рукой, чтобы в любой момент отправить, куда нужно.

Цель важнее всего. Мурген сам учил меня этому.

— Дрема права, — сказала Сари. — Зацепите его чем-нибудь, чтобы он не мог сам исчезнуть отсюда. Тогда я схвачу его за нос и хорошенько встряхну. Может, таким образом мне и удастся безраздельно завладеть его вниманием.

Настроение у нее, казалось, неожиданно улучшилось, как будто прямой контакт с мужем открывал перед ней совершенно новые перспективы, за которыми маячила утерянная было надежда.

Она готова была пойти на открытую конфронтацию с Мургеном. И даже втянуть в нее Тобо, на своей стороне, конечно.

Не исключено, что ей действительно удастся восстановить нарушенные связи Мургена с внешним миром.

Я повернулась к остальным.

— Этим утром я обнаружила еще один миф, в котором фигурирует Кина. В нем рассказывается, что ее отец вовсе не погрузил ее в сон. Она умерла. Тогда ее муж так огорчился…

— Муж? — проскрипел Гоблин. — Что за муж?

— Не знаю, Гоблин. В этой книге часто не называется имен. Она была написана для людей, которые выросли в атмосфере религии Гунни. Авторы уверены, что всякий, читающий ее, понимает, о ком идет речь. Когда Кина умерла, ее муж настолько опечалился, что схватил труп и принялся с ним танцевать. Точно так, как, по рассказам Мургена, она это делала в его видениях. Несчастный так разошелся, что другие боги испугались, как бы он не разрушил мир. Тогда отец швырнул в нее заколдованный нож, который разрезал Кину на пятьдесят кусков. И каждое место, куда упал один из них, стало святым для тех, кто ей поклоняется. Читая между строк, я предположила бы, что Хатовар — это место, где ударилась о землю ее голова.

— Значит, Одноглазый был прав, когда удалился в пустыню.

Одноглазый вытаращил глаза. Гоблин говорит о нем добрые слова?

— Черта с два. Мною просто овладел юношеский страх. Я преодолел его и снова стал разумным человеком.

— Это что-то новое, — заявила я. — Разумный Одноглазый.

— Почему бы и нет? Только не всегда. Во время катастроф и бедствий — может быть, — сказал Гоблин.

— Я не въехал в эту историю про Кину, — сообщил Одноглазый. — Если она давным-давно умерла, то как ей удалось доставить нам столько неприятностей за последние двадцать или тридцать лет?

— Это религия, дубина, — проворчал Гоблин. — В ней и не должно быть смысла.

— Кина — богиня, — сказала я. — По моему мнению, боги полностью никогда не умирают. Не знаю, Одноглазый. Я просто рассказываю то, о чем читала. Вспомни, Гунни не верят, что люди умирают на самом деле. Их души продолжают жить.

— Хе-хе-хе, — захихикал Гоблин. — Если эти Гунни правы, ты в глубоком дерьме, коротышка. Ведь Колесо Жизни будет возрождать тебя снова и снова, пока ты не станешь совсем хорошим. А у тебя так много кармы, от которой нужно освободиться.

— Все. Хватит! — взорвалась я. — Мы, кажется, собирались работать.

Работа. Почти все люди терпеть не могут это слово.

— Вы должны приколотить Мур гена к месту, — продолжала я. — Или приковать. Или поставить на якорь. Делайте что угодно, лишь бы мы могли удерживать его под контролем. Тогда Сари сможет по-настоящему разбудить его. В самое ближайшее время события начнут развиваться очень бурно. Мурген должен полностью очнуться и активно сотрудничать с нами.

— Похоже, ты собираешься торчать тут и заглядывать нам через плечо, — проворчал Одноглазый.

Я уже встала.

— Умница. А сейчас мне нужно кое-что почитать и перевести. Обойдетесь и без меня, Если сумеете сосредоточиться.

Одноглазый сказал Гоблину:

— Нужно затолкать Малышку в один мешок с каким-нибудь парнишкой и завязать покрепче. Может, тогда она станет не такой умной.

Это — его лекарство от всех болезней, несмотря на возраст.

— Когда он разведает то, о чем я уже говорила, пусть поищет Нарайана и Дочь Ночи, — сказала я, прежде чем уйти.

Эта парочка ни в коем случае не должна достигнуть своих целей.

16

— Вот оно! — закричала я, влетая обратно в тот угол, где друзья и родственники Мургена терзали его, пытаясь пробудить устойчивый интерес к миру живых. — Я нашла это! Вот оно!

Мое возбуждение было так велико и кричала я так громко, что даже Мурген, пойманный в тенета колдовского тумана и явно не испытывающий от этого никакого удовольствия, испытующе посмотрел на меня.

— У меня всегда было чисто интуитивное ощущение, что ответ — в Анналах. В Анналах Мургена. И я просто проглядела его. Может, все дело в том, что я слишком давно читала их и мне даже не приходило в голову поискать там снова.

— И вот пожалуйста! — глумливо воскликнул Одноглазый. — Он там, только тебя и дожидался. Написанный золотом на шикарной бумаге, с крошечными алыми стрелками. Прямо так и было сказано: «Это здесь, Малышка. Секрет в том…»

— Заткнись, дерьмо поганое! — рявкнул Гоблин. — Я хочу послушать, что там Дрема отыскала.

— Это все связано с нюень бао. Ну, может, и не все, — поправилась я, заметив хмурый взгляд Сари, — но часть уж точно. С дядюшкой Доем, матушкой Готой и тем, почему они не ушли на свои болота, хотя у них не было долга чести, как у твоего брата, Сари. — Ее брат, Тай Дэй; был сейчас похоронен вместе с Мургеном под Сияющей равниной. Он служил телохранителем Мургена, расплачиваясь таким образом за то, что во время осады Джайкура и сам Мурген, и Отряд в целом помогал нюень бао. — Сари, тебе наверняка что-то известно об этом.

— Может, и так, Дрема. Но прежде объясни, к чему ты клонишь.

— Я клоню к тому, что Тысяча Голосов украла что-то из Храма Чангеша, в промежутке между концом осады и тем временем, когда дядюшка Дой и твоя мать оставались с тобой тут, в Таглиосе. Мурген вскользь снова и снова касается этого вопроса, но не думаю, чтобы он в полной мере понимал, в чем тут дело. Чем бы ни было то, что украла Тысяча Голосов, дядюшка Дой называл это «Ключ». Опираясь на некоторые другие доказательства, я думаю, что речь идет еще об одном ключе к Вратам Теней, наподобие Копья Страсти. — Тысячей Голосов нюень бао называли Душелова.

— И мне кажется, что, заполучив этот Ключ, мы смогли бы освободить Плененных.

Первый вопрос, который сразу же пришел мне на ум: при чем тут нюень бао?

Сари медленно покачала головой.

— Я ошибаюсь? Тогда что такое этот Ключ?

— Я не говорю, что ты ошибаешься, Дрема. Я просто не хочу, чтобы это оказалось правдой. Есть вещи, в отношении которых я очень не хочу, чтобы они оказались правдой.

— Какие? Почему?

— Мифы и легенды, Дрема. Отвратительные мифы и легенды. Я знаю далеко не все из них. Скорее всего, мне неизвестны самые худшие. Дой был их собирателем и хранителем. Вот как ты для Черного Отряда. Но Дой ни с кем не делился своими секретами. Тобо, разыщи твою бабушку и приведи ее сюда. И До Трана тоже, если он здесь.

Недовольно оглядываясь, мальчишка потащился прочь.

Оттуда, где в специальное колдовское устройство был пойман Мурген, донесся призрачный шепот:

— Дрема, возможно, права. Я припоминаю что-то подозрительно похожее на это. Неплохо бы найти подробную историю нюень бао. Тогда, возможно, удалось бы разобраться, в чем тут дело. Нужно также как следует расспросить Лозана Лебедя.

— Непременно, только не сейчас, — ответила я. — И наедине. Лозану вовсе ни к чему знать, что происходит. Ты пришел в себя, Знаменосец? Понимаешь, где мы и что делаем?

— Да.

Тон у него, однако, был какой-то… Точно он просто мирится с обстоятельствами. В точности как я, когда поутру нужно вставать.

— Тогда расскажите мне о Храме Чангеша. Вы оба. Почему этот Ключ хранился там?

Сари не хотелось говорить об этом. Вся ее поза и выражение лица говорили о яростной борьбе, которая происходила у нее внутри.

— Почему это так трудно для тебя? — спросила я.

— На прошлом моего народа лежит пятно древнего зла. Я имею о нем лишь самые смутные представления. Дой знает всю правду. Мы, теперешние, помним лишь, что на совести наших предков лежал тяжкий грех и пока мы не искупим его, вся наша раса обречена жить на болоте, в горькой нужде и лишениях. Этот храм был святым местом задолго до того, как некоторые нюень бао начали принимать веру Гунни. В нем хранилось что-то. Может быть, тот самый Ключ, о котором ты говорила. То, что разыскивал дядюшка Дой.

— Откуда пришли нюень бао, Сари?

Этот вопрос занимал меня еще со времен детства. Каждые несколько лет сотни этих странных людей проходили через Джайкур, совершая паломничество. Тихо, спокойно, никого не затрагивая, но и не подпуская к себе. И спустя год они возвращались с севера тем же путем и снова проходили через город. Даже когда могущество Хозяев Теней достигало высшей точки, этот цикл неукоснительно повторялся. Никто не знал, куда они идут. Никого это не волновало.

— Откуда-то с юга, много лет назад.

— Из-за Данда Преш?

Трудно представить, что могло заставить маленьких детей и стариков совершать трудное путешествие такой протяженности. Очевидно, это паломничество было чрезвычайно важно для нюень бао.

— Да.

— Но теперь больше нет паломников.

То, которое закончилось гибелью в Джайкуре сотен нюень бао, было последним, насколько мне было известно.

— После Кьяулунской войны и войны с Хозяевами Теней паломничества стали невозможны. Хадж должен был происходить раз в четыре года. Каждый взрослый нюень бао де дуань должен был совершить паломничество хотя бы раз. Раньше проблем не было. Но сейчас Протектор не позволяет нашим людям выполнять свой долг. — Сейчас мне ответил До Тран. Он прибыл на своем кресле на колесах как раз вовремя, чтобы уловить суть моего «допроса» и включиться в него. — Есть вещи, которые мы обсуждаем только среди нюень бао.

У меня возникло ощущение, что все его слова имеют как бы два смысла: один предназначался мне, другой — Сари. Тут могли возникнуть определенные трудности. Никто из нас не дерзнул бы обидеть Бонх До Трана, чья дружба была для нас так важна.

Никогда нельзя ничего выяснить просто и открыто, без обиняков. Только я начала излагать старику свои соображения, как вперевалку вошла Кы Гота. У меня глаза на лоб полезли, когда Одноглазый галантно предложил ей свой стул. Наш мир, несомненно, полон чудес. Потом маленький колдун вышел и принес себе другой стул, на котором и уселся рядом с Готой. Эти двое сидели, опираясь на свои трости, точно пара храмовых горгулий. Призрак давно увядшей красоты выглядывал из-под той широкоскулой, постоянно хмурой маски, которая была у Готы вместо лица.

Я объяснила ситуацию.

— Но тут какая-то тайна. Где сейчас этот Ключ? — Никто ничего не знал. — Думаю, если бы он был у Тысячи Голосов, она каждый месяц возвращалась бы в Кьяулун и отлавливала новую порцию Теней-убийц. Если бы сумела открыть Врата Теней без вреда для себя. А если бы Ключ был у дядюшки Доя, он не скитался бы вокруг, разыскивая его. Вернулся бы на болота, счастливый и довольный, послав нас, оставшихся, в аль-Шейл. Ну что, матушка Гота? Я не права? Ты хорошо знаешь этого человека. Уверена, тебе есть что сказать.

Может, и есть. Но вот чего нет, конечно, так это желания. На мои вопросы о тех временах, когда Отряд находился на юге, все молчат, как рыбы. Обо всем. Боятся, что ли? Чего? Сами не знают. И тот факт, что сейчас Отряд почти целиком состоит из местных, ничего не меняет. Наша жизнь такова, что не привлекает знающих, образованных людей. Если бы какой-то жрец предложил нам свои услуги, очень скоро его труп плыл бы вниз по течению реки — ведь ясно же, что он шпион.

— Уж не у тебя ли эта проклятая хреновина? — спросил Одноглазый.

— У кого?

— У тебя, Малышка. У тебя, плутовка. Я не забыл, что ты одно время была гостьей Душелова, как раз тогда, когда она напала на след этой штуки, выведав что-то через Мургена. Я не забыл, что наш милый старый дядюшка Дой освободил тебя просто между делом. Он искал свою пропавшую безделушку, Ключ. Не так ли?

— Все это правда. Но все, что я таким образом заработала, — это несколько новых шрамов на спине.

— Тогда нужно выяснить, продолжает ли Душелов поиски Ключа?

— С уверенностью ничего сказать нельзя. Но время от времени она летает на юг и рыщет там, точно что-то ищет.

Об этом мы узнали от Мургена, хотя вплоть до сегодняшнего дня ее поведение казалось лишенным смысла.

— Итак, у кого еще есть какие-нибудь соображения?

Одноглазый не стал впрямую давить на Готу, чтобы заставить ее разговориться. Подобраться к Готе можно было только, делая вид, что не замечаешь ее. Временами у старухи возникало желание, чтобы ее заметили.

Я вспомнила бледную, оборванную маленькую девочку, которая, хотя ей было всего четыре года, казалась безвозрастной — молчаливая, не по-детски терпеливая и совершенно не напуганная тем, что оказалась в плену. Дочь Ночи. Она никогда не разговаривала со мной. Она вообще замечала мое существование только тогда, когда, слишком уж разозлившись на нее, я забирала себе жалкую еду, оставленную нам Душеловом. Эх, жаль, что я не задушила ее тогда. Но в те времена я понятия не имела, кто она такая.

В те времена мне больше всего хотелось вспомнить, кто я такая. Душелов подмешала что-то в мою еду, проникла в самую душу и утащила оттуда половину того, что делало меня мной. А потом и в самом деле прикинулась мной, чтобы проникнуть в Отряд. Интересно, много ли ей на самом деле удалось тогда узнать обо мне. Известно ли ей, что я уцелела во время Кьяулунской войны? Не хотелось бы. Пусть думает, что я погибла, так безопаснее.

— Потом пришел Нарайан, чтобы забрать Дочь Ночи, — продолжала я вспоминать уже вслух. — Но я видела его лишь мельком. Ужасный тощий маленький человечек в грязной набедренной повязке. Отвратительный тип. Я вообще не догадывалась, что это он, пока не стало ясно, что меня-то никто освобождать не собирается. Я не видела, что они делали, и не знаю, взяли ли что-нибудь с собой. Мурген, ты же видел их тогда. Я сама читала о том, что видел. Взяли они с собой что-нибудь, похожее на этот Ключ?

— Не знаю. Хочешь верь, хочешь нет, но восприятие, как и память, очень избирательно. — Его самолюбие, казалось, было задето.

— Ну все равно, напрягись, попытайся вспомнить, — попросила я.

— Вряд ли от этого будет много толку, — заявила Сари, прерывая Мургена прежде, чем он начал пересказывать все с самого начала.

— Ты можешь найти их сейчас? — Это, конечно, было довольно опасно, поскольку девчонка могла поддерживать связь с Киной. Если богиня Тьмы зашевелится снова, Мургену следует проявлять крайнюю осторожность, чтобы не привлечь к себе божественное внимание. — Вот какие приоритеты мы установили относительно Дочери Ночи. Убить ее. В случае неудачи — убить ее «дружка». В случае неудачи — сделать так, чтобы она не смогла скопировать Книги Мертвых. Ничуть не сомневаюсь, что она снова примется за это, как только установит надежную связь с Киной. И последнее: отобрать у нее все, что они с Сингхом унесли, когда он освобождал ее.

Одноглазый перестал, как заведенный, кивать головой и лениво хлопнул в ладоши.

— Сотри их в порошок, Малышка. Сотри их в порошок.

— Заткнись, старый негодяй.

Одноглазый захихикал.

— Можно подойти к этому с другой стороны, — сказал Гоблин. — У тебя ведь в библиотеке есть дружки среди тех, кто переплетает чистые книги, подготовленные для записи? Пойди к ним и постарайся разузнать, кто совсем недавно заказывал такие. Или предложи взятку, чтобы они сообщили тебе, когда это произойдет.

— Отлично, — сказала я. — Хорошо, что есть хоть кто-то, использующий свои мозги по назначению. Прелесть этого мира в том, что в нем полно чудес. Проклятие, куда подевался Мурген?

— Ты же сама сказала ему, чтобы он поискал Нарайана Сингха и Дочь Ночи, — напомнила Сари.

— Я не имела в виду сию секунду. Сейчас мне гораздо важнее узнать что-нибудь о Чандре Гокхейле, что можно было бы использовать против него.

— Ну, что ты все суетишься, Малышка? — Тон у Одноглазого был такой сладкий, что мне захотелось хорошенько треснуть его. — Расслабься. Не подгоняй события.

Вошли двое наших парней, Ранмаст Сингх и тенеплет, которого в Отряде звали Кендо Резчик.

— Этим вечером опять вопят то там, то здесь, — сообщил Кендо. — Я разослал сообщения всем нашим, чтобы получше законопатили все дыры и вообще были поосторожнее.

— Тени охотятся, — негромко произнесла Сари.

— Здесь нам опасаться нечего, — сказала я. — Но просто на всякий случай, для пущей безопасности, почему бы тебе, Гоблин, не отправиться в обход с Кендо и Ранмастом? Нам ни к чему сюрпризы. Сари, может Душелов выпустить на свободу Тени, которые ее не слушаются?

— Просто ради каприза? Ты же Летописец. Что в книгах о ней сказано?

— Там сказано, что она способна на все. Что ее связи с человеческим родом оборваны. Она, должно быть, чувствует себя очень одинокой.

— Что?

— Итак, наша следующая цель — Чандра Гокхейл? Нет возражений?

Сари удивленно посмотрела на меня — ведь это было уже решено. Если никакой более удачной возможности не представится, мы просто ликвидируем Генерал-инспектора, без чьей налоговой и бюрократической системы государство начнет спотыкаться. Одновременно он казался самым уязвимым из наших врагов. И если алы устраним его, Радиша окажется в такой изоляции, в какой ей бывать еще не приходилось. Зажатая между Протектором, жрецами и неспособная свернуть со своего пути, потому что ведь она была Радиша, неприступная княгиня, в некоторых отношениях полубогиня.

Она, должно быть, тоже чувствует себя очень одинокой.

А еще хитрой и коварной.

— Что мы сделали сегодня для устрашения? — спросила я.

И тут же осознала, что знаю ответ. Мы обсуждали это, когда составляли план захвата Лозана. Сегодня вечером должна была состояться демонстрация наших дымовых «картинок», «пузыри» для которых были установлены раньше. И еще больше их будет завтра. Это и «Воды спят», и «Мой брат не отмщен», и «Все их дни сочтены». И так будет каждый вечер, начиная с сегодняшнего дня.

Сари сказала задумчиво:

— Кто-то принес еще одно молитвенное колесо и установил его на мемориальном столбе у северного входа. Его еще не заметили, когда я уходила из Дворца.

— С очередным сообщением?

— Наверняка.

— Жуть какая. Это может оказать сильное воздействие. Раджахарма.

— Радиша тоже так думает. Она страшно разволновалась из-за того монаха, который сжег себя.

История моей жизни. Я тут трачу месяцы, разрабатываю в малейших деталях изумительный план, — и, пожалуйста, какой-то безумец, которому вздумалось поиграть с огнем, отвлекает на себя все внимания, а я оказываюсь на обочине.

— Значит, эти чудики-Бходи нашли удачный отрывок. Как ты думаешь, мы не могли использовать кое-что из этих их туманных угроз?

Одноглазый злобно захихикал.

— Что такое? — требовательно спросила я.

— Иногда я сам себя развлекаю.

Гоблин, который встал, собираясь уходить вместе с Ранмастом и Кендо, заметил:

— Ты развлекаешь сам себя уже двести лет. Главным образом потому, что никто больше не интересуется таким ничтожеством.

— Ты лучше не ложись спать в ближайшее время, жабеныш…

— Тихо, тихо, — произнесла Сари. Мягко. И, тем не менее, она сумела завладеть вниманием обоих колдунов. — Может, мы займемся делом? Мне еще нужно хоть немного поспать.

— О чем разговор! — тут же откликнулся Гоблин. — О чем разговор! Если у этого старого пердуна есть интересная идея, пусть родит ее сейчас, пока она не сдохла от одиночества.

— Займись лучше своим делом.

Гоблин показал ему язык и удалился, наконец.

— Ну, давай, удиви нас, Одноглазый, — предложила я.

Меньше всего мне хотелось, чтобы он задремал, так и не поделившись с нами своими мудрыми мыслями.

— В следующий раз, когда один из этих помешанных Бходи подожжет себя, нужно, чтобы тут же появились наши «картинки». «Воды спят», конечно. Но и кое-что новенькое. Я думаю — «Смерть Еще Не Конец». Согласись, тут есть некоторый тонкий религиозный оттенок.

— Пожалуй, — сказала я. — Проклятие, но что это значит?

— Малышка, не начинай цепляться ко мне…

Призрак нашего прошлого прошептал:

— Я нашел их.

Мурген вернулся.

Я не спрашивала, кого.

— Где?

— В Саду Воров.

— В Чор Батане? Там же полным-полно Серых.

— Да, — сказал Мурген, — И они из кожи вон лезут, прочесывая это место.

17

Сари разбудила меня перед рассветом. Терпеть не могу это время дня. Я прибилась к Отряду, когда город, где я жила, оказался в осаде. Тогда я с утра до ночи твердила себе одно — как только удастся выбраться оттуда, мы будем спать до полудня, вдоволь есть непротухшую еду и никогда, никогда не станем мокнуть под дождем. Вот тут-то я и наткнулась на Черный Отряд — лучшее из того, что было мне доступно. Вода поднялась на пятьдесят футов. Единственной непротухшей едой были «длинные свиньи», то есть человеческое мясо, которым лакомились Могаба и его друзья-нары. Если не считать случайно подвернувшихся увечных крыс и уж совсем тупых ворон.

— Ну, что такое? — недовольно проворчала я.

Убеждена, что даже от жрецов беспечного старого Чангеша не требовалось выражать удовольствие, когда их будили поутру, причем гораздо ближе к полудню, чем меня сейчас.

— Мне нужно во Дворец, а тебе следует появиться в библиотеке. И еще. Если мы хотим вырвать Нарайана и девчонку прямо из-под носа у Серых, нужно поторопиться с планом.

Что же, все верно. Но это не значит, что я должна быть в восторге.

Все мы, живущие в комплексе До Трана, включая его самого, как всегда, позавтракали вместе. Отсутствовали только Тобо и матушка Гота. Но они в обсуждении участия все равно не принимали бы.

Так же, как и те, кто находился снаружи — Тени все еще бродили по городу.

— Мы разработали отличный план, — заявил Одноглазый, напыжившись от гордости.

— Не сомневаюсь, что все ваши идеи одна гениальнее другой, — ответила я, забирая свою долю — чашку холодного риса, манго и чашку чая.

— Сначала Гоблин напялит наряд дервиша и отправится туда. Потом пойдет Тобо…

— Доброе утро, Адо, — рассеянно пробормотала я, когда сторож впустил меня в библиотеку.

Меня беспокоило, что Гоблин и Одноглазый сейчас были предоставлены самим себе. Это у тебя материнский инстинкт пробудился, заявили они, показывая свои гнилые зубы. Ты прямо как курица, которая боится хоть на шаг отпустить от себя цыплят. Правда, на свете не так уж много куриц, которым приходится волноваться из-за того, что их цыплята могут надраться, забыть, чем занимались, и отправиться бродить по городу в поисках приключений.

Адо кивнул в ответ. Он никогда не произносит ни слова.

Оказавшись в библиотеке, я тут же рьяно взялась за дело, хотя до меня прибыла всего пара копиистов. Иногда Дораби удается сосредоточиться не хуже Савы. Это помогает отвлечься от тревог.

— Дораби? Дораби Дей Банерай?

Я медленно вынырнула из сна, изумляясь, как это меня угораздило. Я сидела на корточках в углу. В такой позе обычно сидят Гунни и нюень бао, но не Ведна, не Шадар и не остальные, принадлежащие к малочисленным этническим группам. Мы, веднаиты, предпочитаем сидеть со скрещенными ногами на полу или на подушке. Шадар любят низкие кресла или стулья. Если у шадарита нет хотя бы самого примитивного стула, это у них считается признаком бедности.

Я не вышла из образа даже во сне.

— Господин Сантараксита?

— Ты болен? — Голос у него звучал озабоченно.

— Устал. Не выспался. Скилдирша охотились этой ночью. — Вообще-то Теней так называют тенеплеты, но Сантараксита и ухом не повел. За время Протектората это слово прочно вошло в обиход. — Крики мешали спать.

— Понятно. Я и сам не выспался, хотя по другой причине. До меня даже не доходило, какой это на самом деле ужас, пока утром я не увидел, что они натворили.

— Значит, скилдирша проявляют должное уважение к жреческому сословию.

Он еле заметно скривил губы, но мне стало ясно, что ирония дошла до него.

— Я в ужасе, Дораби. Это зло не похоже ни на что, с чем мы сталкивались прежде. Одно дело такие слепые бедствия, как наводнение, мор или что-то в этом роде. Их нужно переносить стоически. И против Тьмы иногда бессильны даже сами боги. Но посылать шайку этих Теней, чтобы они снова и снова совершали убийства просто так, наобум, а не по какой-то, пусть даже совершенно безумной, причине — это зло того сорта, какое проповедовали только северяне. — Дораби пришлось приложить титанические усилия, чтобы не стиснуть челюсти. — Прости. Но я знаю, что говорю. Ты наверняка никогда не встречался с этими чужаками.

Он сделал ударение на последнем слове — именно его таглианцы употребляли, имея в виду прежде всего Черный Отряд.

— Встречался. Я видел самого Освободителя, когда был маленьким. И еще ту, кого они называли Лейтенантом, после того, как она вернулась из Деджагора. С тех пор прошло много лет, но я все помню, потому что именно в тот день она убила всех жрецов. Она очень похожа на Протектора. — Ничего особенного в моих словах не было, любой взрослый таглианец мог бы сказать то же самое. На протяжении нескольких лет перед тем, как начался завершающий поход против Длиннотени, который засел в своей крепости Вершина, Черный Отряд то входил в город, то оказывался за его пределами. Я поднялась. — Я пойду. Мне нужно еще кое-где убраться.

— Ты добросовестно выполняешь свою работу, Дораби.

— Спасибо, господин Сантараксита. Я стараюсь.

— Бесспорно. — У него на языке, казалось, вертелось что-то еще. — Я принял решение позволить тебе пользоваться любыми книгами за исключением закрытого фонда. — В закрытом фонде хранились книги, имеющиеся в небольшом количестве экземпляров. Пользоваться ими разрешалось только особо доверенным ученым. До сих пор мне удалось установить названия лишь немногих книг, которые там находились. — Если у меня не будет для тебя других поручений.

Прекрасно. Фактически, я всегда какую-то часть дня провожу без дела, ожидая, когда мне скажут, что делать.

— Спасибо, господин Сантараксита.

— Мне хотелось бы обсудить с тобой прочитанное.

— Да, господин Сантараксита.

— Мы стоим на неизведанном пути, Дораби. Впереди нас ждет волнующее и пугающее путешествие.

Как человек предубежденный, он действительно имел в виду то, что сказал. Тот факт, что я умею читать, полностью перевернул его представления о мире, и теперь он пытался как-то сориентироваться в этой новой для себя вселенной.

Я взяла веник. В моей вселенной волнующие и пугающие события были нормальным явлением. И меня буквально трясло от мысли, что я вынуждена торчать здесь вместо того, чтобы держать их под контролем.

18

Маленький дервиш в коричневой шерстяной хламиде казался полностью погруженным в самого себя. Он что-то шептал, не замечая происходящего вокруг. Скорее всего, пересказывал сам себе священные тексты Бедны, как их понимали члены его секты. Хотя Серые устали и были раздражены, они не стали к нему цепляться. Их учили уважать всех святых людей, а не только тех, кто находился под защитой религии шадаритов. Любой, кого коснулась рука мудрости, в конце концов найдет свой путь к свету.

Терпимость к тем, кто ищет просветления, характерна для всех таглианцев. Большинство из них в этой жизни о душе заботятся мало. В то же время Гунни считали поиски просветления одной из четырех ключевых стадий идеально прожитой жизни. Если человеку удалось вырастить и хорошо обеспечить своих детей, ему следовало отложить в сторону все сугубо материальное, все свои амбиции и удовольствия. Уйти в лес и жить там как отшельник. Или странствовать в поисках просветления, живя подаянием. Или каким-то другим способом потратить остаток своих дней на поиски истины и очищение души. В истории Таглиоса и княжеств, расположенных дальше к югу, было много славных имен князей или просто богатых людей, которые избрали для себя именно такой путь.

Но человеческая природа остается человеческой природой…

Серые не позволили дервишу продолжить свои поиски в Чор Богане. Сержант остановил его. Его товарищи окружили святого человека Сержант сказал:

— Отец, не ходи туда, нельзя. Эта улица закрыта для движения по приказу министра Лозана.

Даже мертвый, Лозан должен был принять на себя вину за политику Душелова.

Дервиш, по-видимому, не замечал Серых, пока буквально не натолкнулся на них.

— А?

Серые помоложе засмеялись. Людям всегда приятно, когда представления, основанные на предубеждении, подтверждаются на практике.

Сержант повторил то, что уже говорил раньше.

— Тебе придется свернуть направо или налево, — добавил он. — Мы разыскиваем злобных тварей, которые прячутся впереди. — Он явно был неглуп.

Дервиш взглянул направо, взглянул налево. Вздрогнул и изрек слегка дребезжащим голосом:

— Все зло — результат метафизической ошибки.

И двинулся по улице направо. Это была очень странная улица — почти пустая. В Таглиосе такое нечасто увидишь.

Спустя мгновение сержант-шадарит пронзительно вскрикнул от удивления, боли и начал хлопать себя по боку.

— Что случилось? — спросил другой Серый.

— Что-то ужалило меня… — Он закричал снова, и это означало, что ему было действительно очень больно, поскольку Шадар гордятся своей способностью выносить боль без единого вскрика или даже содрогания.

Двое людей сержанта попытались задрать ему рубашку, а третий сильно ухватил его за руку, не давая ему дергаться. Сержант снова пронзительно закричал.

Его бок начал дымиться.

Серые в страхе отступили. Сержант упал и забился в конвульсиях. Дым продолжал подниматься вверх И принимал форму, которую никому из Серых не хотелось видеть.

— Ниасси!

Демон Ниасси начал нашептывать секреты, которые никто из Шадар не хотел слышать.

Усмехаясь себе самому, Гоблин проскользнул в Чор Баган. Он исчез задолго до того, как кому-то пришло в голову задуматься, нет ли связи между неприятностью с сержантом и дервишем-веднаитом.

Со всех сторон к месту происшествия сбегались Серые. Офицеры, рявкая и ругаясь, загнали их обратно на посты, прежде чем обитатели Чор Вагана сообразили, что у них появилась возможность скрыться. Очевидно, это был отвлекающий маневр с целью дать тем, за кем они охотились, шанс сбежать.

Начала собираться толпа Среди людей шнырял мальчишка нюень бао, который, улучив момент, срезал у кого-то кошелек и проскочил мимо Серых. Один из них вспомнил, что уже видел его тем вечером, когда их побили камнями. Дисциплина начала падать.

Офицеры Серых выбивались из сил. И, в общем, справились с задачей. Всего несколько человек покинули Чор Баган и полдюжины проскользнули внутрь. Среди них — тощий маленький старик, целиком обмотанный в желтую ткань, как одевались все прокаженные.

Одноглазому эта идея не нравилась. На кой черт им возиться с желтой тканью? Ерунду какую-то Гоблин придумал.

Шесть участников налета приблизились к дому спереди и с тыла, разделившись на две группы по трое. Одноглазый был среди тех, кто впереди. Люди разбегались во все стороны, увидев желтое. Все шарахаются от прокаженных.

Никому не нравилось, что все происходит при дневном свете. Это было не в обычаях Отряда. Но ночная тьма для нас недоступна, пока Тени Душелова бесчинствуют на улицах. И в виде исключения все — и Летописцы, и колдуны — пришли к единому мнению, что при дневном свете Дочери Ночи вряд ли удастся воззвать к Кине за помощью. Был и еще один плюс — днем она наверняка меньше всего опасалась нападения, и это давало шанс использовать фактор неожиданности.

Прежде чем начать штурм, обе команды остановились, чтобы проверить, на месте ли у всех веревочные браслеты с колдовскими заклинаниями, которые окружали человека, точно рой москитов. Нападающие вошли внутрь, переступая через или обходя испуганных, дрожащих людей. Семья, обитавшая здесь, до этого момента верила, что им крупно повезло. Как-никак, они имели крышу над головой, даже если это был всего лишь сдаваемый внаем отрезок коридора. Обе команды оставили снаружи по человеку, чтобы никто из посторонних не смог проникнуть внутрь. Еще двое заняли места на шатких ступеньках, чтобы помешать жильцам бегать вверх и вниз по лестнице. Гоблин и Одноглазый встретились у входа в подвал и обменялись жалобами на то, что в их распоряжении так чертовски мало людей, а потом с преувеличенной любезностью стали предлагать друг другу первым спуститься в логовище врага.

В конце концов, на это согласился Гоблин, но только на том основании, что обладает превосходством молодости и быстротой ума. Он запустил парочку светящихся звездочек в глубину подвала, где тьма была чернее, чем сердце Кины.

— Они здесь! — воскликнул он. — Ха! Мы их достали…

Взрыв — и что-то вроде пылающего тигра возникло прямо из ничего. Он прыгнул на Гоблина. Сбоку вынырнула тень и выбросила вперед что-то длинное и тонкое, захлестнувшее петлю на шее маленького колдуна.

В то же мгновение в воздух взлетела трость Одноглазого и опустилась на запястье Нарайана с такой силой, что хрустнула кость. Живой святой Душил выронил свой румель, который, плавно паря, полетел в глубину подвала.

Через голову Гоблина Одноглазый швырнул что-то туда, откуда появился тигр. Помещение залил призрачный свет, похожий на светящийся болотный газ. Внезапно он пришел в движение, окутав фигуру молодой женщины. Она начала охлопывать себя ладонями, пытаясь стряхнуть его.

Пока ее внимание было отвлечено на это, Гоблин сделал движение рукой. Женщина упала.

— Черт! Дерьмо! Сработало! Я — гений. Признай, что это так. Я — проклятущий чертов гений!

— Кто гений? А кто разработал план?

— План? Какой план? Успех зависит от деталей, коротышка. Кто разработал детали? А то, подумаешь, он предложил — давайте захватим эту парочку. План! Любой идиот мог предложить такой план.

Продолжая ворчать и переругиваться, они связали пленников.

Одноглазый сказал:

— Раз ты такой умный, давай продумай в деталях, как нам выбраться отсюда вместе с ними. И, главное, пройти мимо Серых.

— Все уже давно продумано, кретин. У них сейчас столько хлопот, что некогда заниматься какими-то прокаженными. — Он начал обматывать куском желтой ткани голову Дочери Ночи. — Напомни мне не забыть предостеречь наших, что эта подруга мастерица создавать иллюзии.

— Не учи ученого. — Одноглазый, в свою очередь, принялся обматывать желтой тканью Нарайана. Во мгновение ока Гоблин тоже сменил свою коричневую хламиду на желтую. Четверо братьев, стоявших на ступеньках лестницы, по происхождению все шадариты, столь же быстро преобразились в Серых. — Я говорил раньше и сейчас повторяю, что это может не сработать.

— Потому что это я придумал?

— Вот именно. Смотри-ка, начинаешь ухватывать. Добро пожаловать в реальную жизнь.

— Если мы влипнем в какое-нибудь дерьмо, винить нужно не меня, а Дрему. Это была ее идея.

— Нужно что-то делать с этой девчонкой. Она чертовски много думает. Долго ты собираешься тут лясы точить?

— Не бей Нарайана слишком сильно. Ты же не собираешься его на руках нести?

— Это ты мне говоришь? А сам чем занимаешься, старый извращенец? А ну-ка убери свои поганые руки оттуда!

— Я всего лишь кладу управляющий амулет ей на сердце, дерьмо ты протухшее. Чтобы у нас не возникло с ней никаких трудностей по дороге домой.

— Фу ты, ну ты! Конечно, амулет кладешь, ни больше ни меньше. Но почему бы не взглянуть на это с оптимистической точки зрения? По крайней мере, ясно, что у тебя снова проснулся интерес к девицам. Она так же хороша, как ее мать?

— Лучше.

— Попридержи язык. Может, тут обитают призраки. И я подозреваю, что некоторые из них могут разговаривать друг с другом, что бы там не утверждал Мурген.

С этими словами Одноглазый поволок нетвердо стоящего Нарайана Сингха по ступеням.

— Уверен, что мы благополучно выберемся, — ликовал Одноглазый. Комбинация Серых с прокаженными, казалось, привела в волнение весь Сад Воров — в особенности, сейчас, когда настоящие Серые бегали вокруг, обращая внимание только на то, что происходит с ними самими.

— Не хочется разбивать тебе сердце, старина, — сказал Гоблин. — Но думаю, что мы на крючке. — Он оглянулся через плечо.

Одноглазый тоже обернулся.

— Дерьмо!

Маленький летучий ковер опускался прямо на них, в сопровождении ворон, не издававших ни единого звука. Душелов. Как всегда, уверенная в себе и охваченная злобной радостью.

Она швырнула что-то.

— В стороны! — завопил Гоблин. — И не давайте этим двоим улизнуть.

Он повернулся в сторону опускающегося ковра, чувствуя, что сердце колотится где-то в области горла. Если дело дойдет до прямого столкновения, от него останется мокрое место, точно от раздавленного яйца. Он вытянул руку в перчатке, схватил падающий черный шарик, размахнулся и метнул обратно в небо.

Душелов вскрикнула, охваченная яростью. Таглианцы не обладали подобным нахальством. Она направила ковер в сторону, избегая соприкосновения с черным шариком. И вовремя.

Удача снова сопутствовала ей. Пронзительно свистя, прямо через то место, где она только что находилась, промчался огненный шар, точно такой же, как те, которые изрешетили стену Дворца, а людей поджигали, точно то были светильники на дрянном жиру. Она начала спуск. Еще два огненных шара едва не задели ее. Душелов укрылась за домом. Ее душил гнев, но она сдерживала себя.

Точно фейерверк, над ее головой одна за другой начали взрываться вороны. Дождем посыпались кровь, плоть и перья.

Душелов посовещалась сама с собой, разговаривая на разные голоса. И пришла к определенным выводам.

Это были не обитатели Чор Багана. Они пришли сюда за чем-то.

— Они здесь, в городе. Просто нам не удалось обнаружить их. Слухи, следы… Мы видели и слышали только то, что соответствовало их желанию. До этого момента. Здесь не обошлось без колдовства. Вот тот смельчак-коротышка, похожий на жабу. Гоблин. А ведь Великий Генерал клялся, что своими глазами видел его мертвым. Кто еще уцелел? Может, Великий Генерал не заслуживает доверия?

Нет, невозможно, немыслимо. Других друзей у Могабы не было. Она намертво привязала его к себе.

Душелов опустила ковер на землю, сошла с него, сложила легкий бамбуковый каркас, намотала на него ковер и внимательно оглядела улицу. Они вылезли вон оттуда. Что им могло понадобиться настолько безотлагательно и отчаянно, чтобы решиться поставить себя под удар разоблачения? Что-то очень важное. Она обязана выяснить, что именно. Наверняка это представляет очень большой интерес для нее самой.

Одно произнесенное шепотом слово силы — и в подвале стало светло. Грязь была ужасающая. Душелов медленно поворачивалась, оглядываясь по сторонам. Мужчина и его дочь, надо полагать. Во всяком случае, старик и молодая женщина. Одна лампа. Разбросанная одежда. Несколько горсточек риса. Немного рыбы. А это зачем — принадлежности для письма и чернила? Книга? Кто-то только что начал писать в ней на неизвестном языке. Краешком глаза Душелов заметила, как в углу промелькнуло что-то черное. Она резко обернулась и присела, опасаясь нападения бродячей Тени. Скилдирша питали особенную ненависть к тем, кто осмеливался командовать ими.

Крыса бросилась наутек, выронив предмет своего любопытства. Душелов опустилась на колени и взяла в руки длинный шарф из черного шелка с эмблемой в виде древней серебряной монеты, вышитой в углу.

— Ох… Понятно. — Она расхохоталась, точно молоденькая девушка, до которой внезапно дошел смысл непристойной шутки. Взяла книгу и еще раз внимательно осмотрела помещение, прежде чем покинуть его. — Как плохо, однако, оплачивается самоотверженность.

Оказавшись на улице, она снова собрала ковер, на этот раз не проявляя ни малейшего беспокойства по поводу возможного обстрела. Эти люди давно ушли и сейчас находятся далеко отсюда. Они знают свое дело. Но ничего, вороны выследят их.

Она замерла, пристально глядя вверх, на сидящую на гребне крыши белую ворону, но не видя ее.

«Как они сумели обнаружить этих двоих?»

19

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Сари, даже не успев снять с себя лохмотья Минх Сабредил.

Я и сама еще была одета как Дораби Дей Банерай.

— Мы каким-то образом потеряли Мургена. Гоблин был уверен, что они его прочно закрепили, но, пока все мы отсутствовали, он куда-то подевался. Не представляю, как заполучить его обратно.

— Я имею в виду, что случилось в Саду Воров? В какой-то момент Душелов исчезла из Дворца. Не знаю, что у нее были за дела, но вернулась она совершенно другим человеком. Я не смогла расслышать все, что она рассказывала Радише, но одно ясно — она или нашла, или выяснила что-то такое, что полностью изменило ее настрой. Как будто ей внезапно стало не до шуток.

— Ох! Не знаю, — сказала я. — Может, Мурген мог бы рассказать. Если удастся вернуть его.

Тут к нам присоединился Гоблин, толкнув Одноглазого, уснувшего в кресле Бонх До Трана.

— Оба ведут себя спокойно, — сообщил он. — Я им дал успокаивающее. Нарайан поначалу был как безумный. Девчонка вела себя намного сдержаннее. Но с ней нужно держать ухо востро.

— Что с ним такое? — спросила я, указывая на Одноглазого.

— Просто устал. Он ведь уже старый. Вот проживешь хоть половину того, что у него за плечами, тогда посмотрим, будешь ли ты хоть вполовину так энергична.

— Почему ты сказал, что с этой девушкой нужно держать ухо востро? — спросила Сари.

— Потому что она дочь своей матери. Она еще не шибко преуспела в колдовстве, ведь учить-то ее было некому, но у нее к этому природные способности, и она может очень далеко пойти. Может даже стать такой же могущественной, как ее мать, но без тех зачаточных представлений об этике, которые были присущи Госпоже. От нее просто несет…

— От нее несет, это точно, но совсем не тем, о чем ты думаешь, — прохрипел Одноглазый. — Первое, что надо сделать с этой голубушкой, — затолкать ее в бочку с горячей водой. Потом бросить туда же две — нет, четыре! — полные горсти щелока и отмачивать ее не меньше недели.

Мы с Сари обменялись взглядами. Если этой девице удалось оскорбить даже чувства Одноглазого, значит, она и впрямь была «хороша».

Гоблин расплылся от уха до уха, но смолчал.

— Я слышала, вы наткнулись на Протектора, — сказала я.

— Она сидела на крыше или где-то там еще, надеясь увидеть, что происходит. Ну, ее надежды не оправдались. Пара огненных шаров и — брык! Так и просидела все время.

— Вы «хвоста» за собой не привели?

Я, по правде говоря, знала ответ — они ведь понимали, что поставлено на карту. И даже не приблизились бы к дому, если бы имели малейшее сомнение в том, что это небезопасно.

И все же я должна была задать этот вопрос. Хотя, если бы они допустили промашку, наш склад уже пылал бы, подожженный Серыми.

— Мы были готовы к тому, что придется разбираться с воронами.

— Со всеми, кроме одной, — про ворчал Одноглазый.

— Что?

— Я видел там белую ворону. Она, по правде говоря, не пыталась нас преследовать.

И снова мы с Сари обменялись взглядами. Сари сказала:

— Я хочу переодеться, съесть что-нибудь и немного передохнуть. Давайте встретимся через час. Если у тебя есть сердце, Гоблин, ты попытаешься отыскать Мургена.

— Ты некромантка.

— А ты клялся, что он у вас на крючке. Даю тебе час.

Гоблин заворчал что-то себе под нос. Одноглазый мерзко захихикал и не предложил помочь ему. Вместо этого он спросил меня:

— Ну как, надумала укокошить своего библиотекаря?

Я не стала ничего объяснять ему, но этим вечером начала склоняться к тому, что, может быть, в его словах есть смысл. Похоже, Сурендранат Сантараксита подозревает, что Дораби Дей Банерай — нечто большее, чем даже любознательный уборщик. А может, я тоже поддалась паранойе и слышу в словах Сантаракситы то, чего в них не было.

— Пусть тебя не волнует господин Сантараксита. Он очень добр ко мне. Сказал, что я могу брать любую книгу, какую пожелаю. За исключением закрытого фонда.

— Ишь, лиса! — заявил Одноглазый. — Рано или поздно кто-нибудь да отыщет дорожку к твоему сердцу. Может, тот, кто думает, что она проходит через книги? Смотри, не забудь назвать первенца в честь меня.

Я помахала кулаком у него перед носом.

— Я бы выбила тебе последние зубы и обозвала чокнутым, но меня воспитали в уважении к старшим — даже когда они бормочут всякую чушь, выжили из ума и совсем одряхлели. — Несмотря на свою сфокусированность на Едином Истинном Боге, моя религия содержит очень сильный налет почитания предков. Любой веднаит верит, что предки могут слышать его молитвы и ходатайствовать за него перед Богом и Его святыми. Если считает, что ведет себя достойно. — Я собираюсь последовать примеру Сари.

— Крикни, если тебе понадобится попрактиковаться, чтобы не ударить в грязь лицом перед новым дружком.

Его кудахтанье внезапно смолкло — мимо прохромала Гота. Когда я оглянулась, Одноглазый выглядел так, будто уже снова спал. Вот притворщик!

Во время осады в Джайкуре я только и твердила, что никогда в жизни не стану привередничать в еде. Что мне ни предложат, буду лишь улыбаться и говорить: «Спасибо». Но время знает способ заставить человека забыть свои клятвы. Рис и вонючая рыба надоели мне не меньше, чем Гоблину и Одноглазому. Просто тоска берет от риса и рыбы, рыбы и риса. Уверена, что именно эта их диета делает нюень бао людьми, лишенными чувства юмора.

Я зашла к Сари. Она вымылась, распустила волосы, расслабилась и выглядела на десять лет моложе. Легко представить себе, что еще десять лет назад она воплощала собой мечту любого молодого мужчины.

— У меня есть еще немного денег из тех, что достались мне от одного человека, который погиб на юге, — заявила я, размахивая крошечным кусочком рыбы, зажатым между двумя бамбуковыми палочками.

Нюень бао отказываются пользоваться кухонными принадлежностями, к которым вот уже на протяжении многих лет все привыкли в этой части света. Здесь, в комплексе До Трана, еду готовили только нюень бао.

— Что? — недоуменно спросила Сари.

— Я готова их потратить. Чтобы купить свинью. — Веднаитам не положено есть свинину. Но какая разница, раз уж меня угораздило родиться женщиной? Все равно дорога в Рай для меня закрыта. — Или что-нибудь другое, только бы оно обитало не в воде, вот как это. — Я снова взмахнула рукой с рыбой.

Сари это непонятно. Ей все равно, что есть, — лишь бы есть хоть что-то. Вечная рыба и вечный рис — что может быть лучше? И, вероятно, она права. Множество людей за пределами этих стен едят чхати, потому что им недоступен рис. А другим попросту вообще нечего есть. Хотя сейчас, похоже, усилиями Душелова ряды последних оказались сильно прорежены.

Сари начала рассказывать мне еще об одном Бходи, который у входа во Дворец сегодня требовал встречи с Радишей. Однако мы как раз подошли к освещенной области, где изготовляли наши «страшилки» для вечерних «выступлений», и она увидела что-то, заставившее ее остановиться.

— Неплохо бы перехватить следующего… — начала было я, но Сари перебила меня.

— Какого черта он тут делает? — проворчала она.

Теперь и я увидела, что привлекло ее внимание. Вернулся дядюшка Дой. Какой, однако, он выбрал момент… Интересно и… подозрительно.

Я также отметила, что, даже волнуясь, Сари говорила по-таглиански. У нее были с нюень бао свои счеты. Хотя, по правде говоря, у нас на складе на нюень бао говорила только матушка Гота — ей нравилось выступать в роли страдалицы.

Дядюшка Дой — толстый и маленький человечек, мускулистый и довольно крепкий, несмотря на свои без малого семьдесят. В последние годы характер у него заметно испортился. Он не расстается с длинным, слегка изогнутым мечом, который называет Бледным Жезлом. Бледный Жезл — моя душа, так он говорит. В каком-то смысле он жрец, хотя не считает нужным объяснять что-либо по этому поводу. Однако его религия допускает владение боевыми искусствами и использование священных мечей. На самом деле ничьим дядюшкой он не был. Это прозвище у нюень бао является признаком уважения, а все они считали Доя достойным всяческого уважения.

Со времен осады Джайкура дядюшка Дой то возникал в нашей жизни, то исчезал из нее, всегда скорее раздражая, чем оказывая содействие. То болтался под ногами целые годы подряд, то вдруг пропадал на недели, месяцы или годы. В последний раз его отсутствие длилось более года. Возвращаясь, он никогда не считал нужным сообщить, где был и что делал, но, судя по наблюдениям Мургена и моим собственным, по-прежнему упорно искал Ключ.

Любопытно, что он материализовался так внезапно именно сейчас, когда Нарайан и девчонка оказались в наших руках. Я спросила Сари:

— Твоя мать уходила сегодня со склада?

— Я тоже сразу же задалась этим вопросом. Надо будет выяснить.

В отношениях матери и дочери почти не ощущалось тепла. Мурген не был причиной, но, безусловно, стал символом этого.

Существовало мнение, что дядюшка Дой — колдун, хотя и довольно слабенький. Мне не приходилось видеть никаких доказательств этого — если не считать просто сверхъестественного владения Бледным Жезлом. Дой был стар, суставы у него одеревенели, рефлексы заметно ухудшились. И все же просто не представляю, кто мог бы стать для него достойным противником. Не приходилось мне и встречать человека, который так носился бы с куском стали, как он.

Хотя, внезапно подумала я, есть доказательства того, что он колдун. Ему никогда не стоило ни малейшего труда проникать сквозь лабиринт заклинаний, созданный Гоблином и Одноглазым, чтобы защитить нас от нежданных гостей. Надо бы заставить эту парочку потрудиться над тем, чтобы не выпускать его отсюда, пока он не объяснит, как проделывает это.

— Ну, что будем с ним делать? — спросила я Сари.

В ее голосе затрепетали еле слышные нотки веселья.

— Пока я занята, пусть посидит под замком вместе с Сингхом и Дочерью Ночи.

— Враг моего врага — все равно мой враг, это ты хочешь сказать?

— Я никогда не питала особой любви к Дою. По меркам нюень бао, он — выдающийся и благородный человек, всеми уважаемый герой. И одновременно он олицетворяет собой все, что мне не нравится в наших людях.

— Скрытность, да?

Она принужденно улыбнулась — это качество было присуще ей не в меньшей степени, чем любому нюень бао.

— Это у нас в крови.

Тобо заметил, что мы стоим, разговаривая. И тут же стрелой помчался к нам, чем-то ужасно взволнованный.

— Ма! Дядюшка Дой здесь.

— Вижу. Он сказал, что ему нужно на этот раз?

Я мягко, но предостерегающе прикоснулась к ее руке. Не стоило сталкивать их лбами.

Дой, конечно, уже заметил наше присутствие. Мне никогда не приходилось встречать человека, который до такой степени остро чувствовал, что происходит вокруг. Он мог расслышать каждое слово, даже сказанное шепотом. Очень сомневаюсь, что возраст ослабил его слух. Он жадно ел рис и не обращал на нас внимания.

— Пойди поздоровайся, — сказала я Сари. — Мне нужно пару секунд, чтобы настроиться для разговора с ним.

— Я слишком устала для этого. Нужно послать за Серыми, пусть устроят тут облаву. — Она даже не потрудилась понизить голос.

— Ма?

20

Изо всех сил стараясь сохранить спокойствие, я встретилась взглядом с Доем. И спросила — голосом, лишенным всяких эмоций:

— Что такое Ключ?

Связанные, с кляпами во рту, Нарайан Сингх и Дочь Ночи поглядывали на нас, дожидаясь своей очереди.

Еле заметный всплеск удивления вспыхнул в глазах Доя. Он никак не ожидал, что именно я буду его расспрашивать.

Я была уже в новом образе, заимствованном у одного из членов шайки, которая напала на нас несколько лет назад. Его звали Вайра по прозвищу Наг. Теперь шайка была не у дел, Вайра благополучно отбыл в лучший мир, но его наследие время от времени оказывалось для меня полезным.

Пытать я Доя не собиралась, мои планы не распространялись так далеко. Судьбы Отряда и нюень бао так тесно переплелись, что жестокое обращение с Доем оттолкнуло бы этих наших едва ли не самых полезных союзников.

В ответ на мой вопрос Дой не издал ни звука. Собственно говоря, я и не рассчитывала, что он прямо так, с ходу, будет разговорчивее камня.

— Нам нужно открыть проход на Сияющую равнину. Мы знаем, что у тебя нет Ключа. И знаем, откуда нужно начинать его поиски. Мы с удовольствием вернем его тебе, как только освободим своих братьев. — Я остановилась, предоставляя ему возможность удивить меня, дав ответ. Он не воспользовался ею. — Возможно, ты психологически противишься тому, чтобы этот проход был открыт. Должна разочаровать тебя. Мы откроем его. Так или иначе. У тебя единственный выбор — либо ты участвуешь в этом, либо нет.

На одно коротенькое мгновение взгляд Доя сместился с меня на Сари. Он хотел прояснить для себя ее позицию.

С ней все было ясно. Ее муж угодил в ловушку под Сияющей равниной. И желания одинокого жреца какого-то непонятного культа в ее глазах никакого значения не имели.

Даже Бонх До Тран и Кы Гота не проявляли открыто готовности поддержать его, хотя в силу многолетней инерции были настроены по отношению к нему благосклонно.

— Если ты не станешь помогать нам, то не получишь Ключ, когда мы сделаем свое дело. И что именно подразумевается под словом «помогать», будем определять мы. Для начала ты должен положить конец увиливаниям, уверткам и внезапно нападающей на тебя глухоте.

Характер Вайры-Нага не располагал к тому, чтобы прибегать к нему слишком часто. Сам по себе Наг — мифический змей, который жил под землей и не испытывал сострадания ни к одному представителю рода человеческого. Сложность с этим характером состояла в том, что я могла увлечься и соскользнуть в него так прочно, словно он был скроен в точности на меня. Очень часто, стоило мне хотя бы слегка разозлиться, и я проникалась духом Вайры-Нага.

— У тебя есть то, что нам нужно. Книга. — Можно назвать это озарением или интуицией, но что бы это ни было, оно базировалось на сведениях, полученных от Мургена и из Летописей. — Она представляет собой толстый том дубленого пергамента в переплете. Написана неумелой рукой на языке, на котором не говорят вот уже около семи столетий. Это — почти совершенная копия первого тома Книг Мертвых, утраченных священных текстов Детей Кины. Я не исключаю, что ты даже не знаешь этого.

Нарайан и даже Дочь Ночи навострили уши.

— Эту книгу украл из крепости Вершина колдун по имени Ревун, — продолжала я. — Он спрятал ее, потому что не хотел, чтобы она попала в руки Душелова или вот этой красавицы. А ты либо видел, как он ее прятал, либо случайно наткнулся на нее вскоре после того, как это произошло. И перепрятал в безопасное место, забыв о том, что все тайное когда-нибудь становится явным. Иначе говоря, все спрятанное рано или поздно кому-нибудь да попадется на глаза.

И снова я замолчала, предоставляя Дою возможность ответить. И снова он ее упустил.

— Перед тобой стоит выбор. Только хочу напомнить, что ты стар, что избранный тобой преемник похоронен под равниной вместе с моими братьями и что у тебя здесь нет союзников, кроме Готы, но даже ее энтузиазм в этом смысле к настоящему моменту кажется весьма сомнительным. Ты, конечно, можешь сделать выбор в пользу того, чтобы молчать как рыба, — в этом случае истина уйдет вслед за тобой по тьму. Но не Ключ. Он останется здесь и попадет в другие руки. Тебя хорошо покормили? К До Трану как хозяину претензий нет? Пусть кто-нибудь поможет нашему гостю найти что-нибудь выпить. Не следует давать повод обвинить нас в недостатке гостеприимства.

— Ничего он не скажет, — недовольно проворчал Одноглазый, как только Дой уже не мог его услышать.

— Я и не рассчитываю на это. Просто хочу, чтобы ему было о чем подумать. Давай-ка побеседуем с теми двумя. Нужно вынуть кляп изо рта у Сингха и развернуть его спиной к девчонке, чтобы он не мог воспользоваться ее подсказкой.

Жуткая девица. Даже связанная, с кляпом во рту, она так мощно излучала зло, что была в состоянии нарушить душевное равновесие тех, кто находился поблизости. Поместите ее рядом с людьми, уже настроенными на то, что она удостоена прикосновения темного божества, и станет понятно, почему культ Обманников возродился. Интересно, однако, что это произошло лишь в самое последнее время. Лет десять они с Нарайаном скитались, прикладывая неимоверные усилия, чтобы ускользнуть от агентов Протектора и подчинить себе немногих уцелевших Обманников. И вдруг именно сейчас, в тот самый момент, когда мы почувствовали, что в состоянии дернуть кое-кого за бороду, они всплывают на поверхность, напоминая всем о том, что еще живы.

Гунниты с их богатым воображением наверняка сочли бы их предвестниками Годины Черепов, поставив в один ряд с другими ужасными предзнаменованиями, но меня так просто не проймешь.

— Нарайан Сингх, — сказала я, снова войдя в образ Вайры-Нага. — Ты — упрямый старик. Тебе следовало умереть много лет назад. Может, Кина и в самом деле благоволит к тебе? Разумно предположить, что раз ты оказался здесь, у меня в руках, значит, богиня хочет этого. Все происходит только по воле Божьей. Он уже все рассчитал, в том числе и глубину бездны, куда собирается зашвырнуть тебя, — и уж Он не промахнется, можно не сомневаться.

Сингх молча смотрел на меня. Без особого страха. И не узнавая.

Хотя наши пути и пересеклись когда-то, я была слишком незначительной персоной, чтобы сохраниться у него в памяти.

Дочь Ночи, напротив, вспомнила, кто я такая. По глазам было видно — она считает меня ошибкой, которую ей ни в коем случае не следует повторять. Она же в моих глазах была ошибкой, которую нам ни в коем случае не следует совершать, но в то же время и в некотором роде весьма полезным орудием. Она почти напугала Вайру-Нага, хотя он был слишком туп, чтобы до конца осознать это.

— Ты обеспокоен тем, что произошло, но не напуган, — продолжала я, обращаясь к Сингху. — Полагаешься на свою богиню. Прекрасно. Хочу заверить, что мы не причиним тебе вреда. Если станешь сотрудничать с нами. Однако многое будет зависеть от тебя. — Он не поверил ни единому моему слову, и я не винила его. Обычный вариант — палач протягивает обреченному «руку надежды», чтобы таким образом добиться от него сотрудничества. — Но учти — если не станешь помогать нам, все страдания выпадут на долю кое-кого другого.

Он заворочался, пытаясь взглянуть на девушку.

— Ну, не прямо сейчас, Нарайан Сингх. Не прямо сейчас. Хотя именно с этого мы начнем. Нарайан, у тебя есть кое-что, что нам нужно. С другой стороны, и у нас есть вещи, которые, по нашему убеждению, представляют для тебя ценность. Я готова совершить честный обмен, клянусь именами всех наших богов.

Нарайан молчал. Пока. Но у меня возникло ощущение, что он не совсем глух к убеждениям.

Дочь Ночи почувствовала это тоже. И стала извиваться, пытаясь привлечь к себе внимание. Такая же упрямая и безумная, как ее мать и тетка. Кровь, что поделаешь.

— Нарайан Сингх. Когда-то давным-давно, можно сказать, совсем в другой жизни ты был торговцем овощей в городке под названием Гондовар. Каждое лето ты сбегал оттуда, уходя с отрядом тутов, у которых ты был предводителем. — Теперь Сингх выглядел обеспокоенным и сбитым с толку. Чего-чего, а этого он никак не ожидал. — У тебя была жена, Вашодара, которую ты в личном общении называл Лили. И дочь, Кхадитайя, слишком маленькая в те времена для такого «умного» имени. И у тебя было трое сыновей: Валмики, Сугрива и Аридата. Аридату ты так и не увидел, потому что он родился после того, как Хозяева Теней захватили в плен всех дееспособных мужчин Гондовара.

Вот когда Нарайан по-настоящему забеспокоился. Все, что было до прихода Хозяев Теней, он считал утраченным, потерянным навсегда. После своего неожиданного спасения он всецело посвятил себя богине и ее Дочери.

— В те времена творилось такое, что у тебя были все основания думать, будто с приходом Хозяев Теней прошлая жизнь рухнула. Но это не так, Нарайан Сингх. Вашодара родила тебе третьего сына, Аридату, и прожила достаточно долго, чтобы увидеть, как он превратился во взрослого человека. Несмотря на бедность и отчаяние, которые выпали на ее долю, твоя Лили умерла всего два года назад. — Фактически, сразу после того, как мы ее обнаружили. — Из твоих сыновей Аридата и Сугрива еще живы, и дочь Кхадитайя тоже. Правда, она сменила имя и теперь называется Амба, когда, к своему ужасу, обнаружила, что ее отец — Нарайан Сингх, пользующийся такой дурной славой.

Украв дитя Госпожи, Нарайан вошел в историю как один из величайших злодеев. Все люди — взрослые, по крайней мере — слышали и это имя, и множество историй, повествующих о злых деяниях того, кто его носил. Хотя, по правде говоря, большинство этих историй были выдумками, обросли всякими несуществующими подробностями и прежде связывались с именем другого демона в человеческом обличье, именем, постепенно выветрившимся из памяти людей.

Он так хотел остаться равнодушным, но мне удалось-таки завладеть его вниманием. Что поделаешь! Семья чрезвычайно важна для всех — кроме нас, конечно.

— У Сугривы свое дело, хотя желание избавиться от влияния твоей репутации завело его сначала в Аодак, а потом в Джайкур, когда Протектор пожелала, чтобы город вновь был заселен. Он рассудил, что там, где все будут пришлыми, ему удастся состряпать более удачную легенду о своем прошлом.

Я сказала — «Джайкур», и оба пленника заметили это. Толку им от этого, конечно, не было никакого, но они поняли, что по происхождению я не из Таглиоса. Ни один таглианец не назвал бы этот город иначе, как Деджагор.

— Из Аридаты получился очень приятный молодой человек, красивый, с отличной фигурой, — продолжала я. — Он служит в армии, старший сержант одного из городских батальонов. Быстро продвигается по служебной лестнице. Весьма вероятно, станет одним из уполномоченных офицеров — должность, введенная в армии Великим Генералом.

Я замолчала. Никто не произнес ни слова. Некоторые слышали об этом впервые, хотя мы с Сари начали разыскивать этих людей много лет назад.

Я встала и вышла, чтобы налить себе большую чашку чая. Терпеть не могу чайной церемонии, принятой у нюень бао. В их глазах я, конечно, варварка. Терпеть не могу и крошечные чайные чашечки, которые они используют. Или уж пить чай, или не пить. Если да, то заварить покрепче и непременно добавить меду.

Вернувшись, я снова уселась перед Нарайаном. В мое отсутствие все по-прежнему хранили молчание.

— Итак, живой святой Душил, ты и впрямь отказался от всех земных привязанностей? Хотелось бы тебе увидеть снова свою Кхадитайю? Она была совсем крошкой, когда ты их покинул. Хотелось бы увидеть своих внуков? У тебя их пятеро. Я могу распорядиться, и не больше чем через неделю один из них будет здесь. — Я отпила глоток чая, глядя Сингху в глаза и надеясь, что он проигрывает в уме все открывающиеся перед ним возможности. — Но с тобой все будет в полном порядке, Нарайан. За этим я лично прослежу. — Я одарила его улыбкой Вайры-Нага. — Ну, а теперь кто-нибудь покажет нашим гостям их комнаты?

— К чему ты все это затеяла? — спросил Гоблин, когда их увели.

— Я хочу, чтобы Сингх поразмыслил о своей непрожитой жизни. И о возможности потерять даже то, что осталось от нее. О том, что он может потерять даже свое мессианство. И, наконец, о том, что избежать всех этих напастей очень просто — сообщив нам, где найти тот сувенир, который он унес из логова Душелова под Кьяулуном.

— Он дохнуть не смеет без позволения девчонки.

— Посмотрим, как он поведет себя, получив возможность принять самостоятельное решение. Если он станет уж чересчур упираться, а время нас будет поджимать, вы наложите на меня чары, и я заставлю его поверить, что я — это она.

— А с ней что будем делать? — спросил Одноглазый.

— Наложите на нее несколько этих ваших удушающих заклинаний. По одному на каждую лодыжку и запястье. И двойное вокруг шеи. — Среди прочего у нас было небольшое стадо, и с годами Одноглазый и Гоблин, подгоняемые своей невероятной ленью, разработали для управления им специальные удушающие заклинания. Чем дальше животное забредало от определенной черты, тем плотнее и плотнее они сжимались. — Она — изобретательная женщина. К тому же и богиня на ее стороне. Я бы предложила убить ее, но в этом случае нам не дождаться помощи от Сингха. Если же она ухитрится сбежать, тогда другое дело. В случае успеха она просто умрет от удушья. Если же она только попытается сделать это, пусть потеряет сознание от недостатка воздуха. И еще — никаких постоянных контактов ни с одним из наших людей. Не забывайте, что ее тетушка, Душелов, сделала с Лозаном Лебедем. Кстати, Тобо, как там Лозан? Ничего интересного не говорит?

— Он только играет в карты, Дрема. Болтает все время, но, в основном, всякую чушь. Вроде дядюшки Одноглазого.

— Ты вбил это мальцу в башку, жаболицый? — прошептал «дядюшка».

Я закрыла глаза и начала большим и указательным пальцем массировать бровь, стараясь изгнать образ Вайры-Нага из своего сознания. Хотя было соблазнительно не делать этого — как в каком-то смысле рептилия, он мог жить-поживать себе спокойно, не связанный никакими обязательствами.

— Я так устала…

— Не понимаю, какого черта мы не отступимся? — прокаркал Одноглазый. — Черт, кто, спрашивается, десятилетиями рвался в Хатовар? Капитан, не мы. А в результате кто сидит в дерьме по уши? Вот то-то. И теперь вы, две дуры-бабы, затеяли святой крестовый поход, задумали воскресить Плененных. Плюнь ты на это дело, Малышка. Найди себе славного паренька. Лучше потрать время на то, чтобы вскружить ему голову. Нам никогда не вырвать их оттуда. Смирись с этим. Просто думай о них как о покойниках.

Предатель, живущий в моей душе, каждую ночь перед сном нашептывал мне то же самое. В особенности, насчет того, что нам никогда не вернуть Плененных.

— Нельзя ли вызвать нашего любимого покойника? — спросила я у Сари. — Одноглазый, спроси его, что он думает о нашем плане.

— Уф! К черту. Давай, жаба, займись этим. Мне нужно принять лекарство, подкрепить силы.

Чуть ли не улыбаясь, несмотря на свои больные суставы, Гота заковыляла вслед за Одноглазым. На какое-то время эти двое исчезнут с глаз долой. Если повезет, Одноглазый быстро налижется и отрубится. Если нет, он вернется, пошатываясь, сцепится с Гоблином, а нам придется уговаривать его уняться. Веселенькое получится дельце.

— Ну, наш блудный сын на месте. — Сари удалось-таки зазвать Мургена в его туманное вместилище.

— Расскажи-ка об этой белой вороне, — попросила я его.

— Иногда я оказываюсь как бы внутри нее, — озадаченно ответил он. — Но не по своей воле.

— Сегодня в Чор Батане мы захватили Нарайана Сингха и Дочь Ночи. В это время там болталась и белая ворона. Выходит, ты был там.

— Нет, не был. — Он выглядел совсем уж сбитым с толку. И даже обеспокоенным. — Я не помню этого.

— Думаю, Душелов заметила ворону. А она знает всех своих ворон наперечет.

— Я там не был, но откуда-то знаю, что произошло, — продолжал Мурген. — Неужели со мной снова происходит то же самое?

— Ладно, успокойся. Расскажи лучше, что именно ты знаешь.

Мурген повторил каждое слово, сказанное Душеловом, и описал все, что она делала после того, как спряталась от наших стрелков.

— Она знает, что Сингх и девчонка у нас, — сказала Сари.

— Интересно, она догадывается, зачем они нам понадобились? Между этими двумя и Отрядом старая вражда.

— Она только тогда успокоится и решит, что дело именно в старой вражде, когда увидит их тела. Она еще не до конца уверена, что Лозан мертв. Протектор — очень подозрительная женщина.

— Ну, подсунуть ей труп Нарайана будет нетрудно. В городе миллион тощих, грязных, маленьких стариков с дурными зубами. Другое дело — красивая двадцатилетняя девушка с голубыми глазами и кожей чуть бледнее, чем слоновая кость.

— Серые определенно засуетятся, — сказала Сари. — Независимо от того, подозревает она что-либо или нет, Протектор не захочет, чтобы в ее городе творилось что-то непонятное.

— Думаю, Радиша придерживается другого мнения насчет того, чей это город. Что напоминает мне кое о чем, что все время вертелось где-то в подсознании. Выслушай и скажи, что ты об этом думаешь.

21

Когда Бходи прокладывали свой путь через толпу, многие одобрительно похлопывали их по спинам. Бходи воспринимали это благосклонно, хотя и в свойственной им вяловатой манере. Большинство людей поддерживает их, это хорошо.

Очередной коленопреклоненный жрец исчез в пламени, как только Серые начали оттаскивать с дороги его помощников.

Густой дым повалил кверху, сформировавшись в череп Черного Отряда. Единственный глаз, казалось, злобно глядел прямо в души всех, кто толпился вокруг. В утреннем воздухе отчетливо прозвучал голос:

— Их дни сочтены.

И вдруг на деревянном заборе, защищающем восстанавливаемую стену, на высоте человеческого роста возникли мерцающие буквы, нанесенные известью. Они складывались в слова: «Воды спят», «Мой Брат Не Отмщен», которые медленно ползли туда и обратно.

На крепостном валу тут же материализовалась Душелов.

Еще одно, больших размеров, облако дыма поднялось над горящим Бходи. Возникло лицо — лучшее изображение Капитана, на которое оказались способны Одноглазый и Гоблин. Оно заговорило, обращаясь к замершим в благоговейном ужасе людям:

— Раджахарма! Долг Князей. Знай: Княжеский Сан — это доверие. Князь — это облеченный высшей властью и наиболее добросовестный слуга народа.

Я начала выбираться из толпы. Происходящее, без сомнения, больно задело Протектора и могло подтолкнуть ее к импульсивной реакции.

Оказалось, ничего страшного. Вроде бы она ничего не делала, но внезапно подул ветер и разогнал дым. Одновременно он раздул пламя, пожиравшее Бходи, и разнес по городу запах горящей плоти.

22

Когда господин Сантараксита поинтересовался причиной моего опоздания, я сказала правду.

— Еще один Бходи сжег себя перед Дворцом. Я смотрел. Ничего не мог с собой поделать. Тут, конечно, колдовство замешано.

Я описала, что видела. Как и многие, наблюдавшие за происшедшим собственными глазами, Сантараксита, казалось, испытывал одновременно и отвращение, и любопытство.

— Как ты думаешь, Дораби, зачем Бходи делают это?

Я знала, зачем. Не нужно быть гением, чтобы понять их мотивы. Ставило в тупик одно — их решимость.

— Они хотят таким образом дать понять Радише, что она не выполняет своих обязанностей по отношению к таглианцам. Ситуация кажется им до крайности ужасной. Поэтому они выражают свое мнение способом, который невозможно проигнорировать.

— Я тоже так считаю. Однако остается вопрос: что может сделать Радиша? Протектор не уйдет только потому, что кому-то она не по душе.

— Простите, Сри, но у меня сегодня много работы, а я еще, к тому же, и опоздал.

— Иди, иди. Я должен созвать бхадралок. Может быть, нам удастся выработать для Радиши рекомендации, которые помогут ей ослабить хватку Протектора.

— Удачи вам, Сри.

Она ему — и всему бхадралоку — ой как понадобится. Только самая невероятная удача может вложить в руки Сантаракситы и его закадычных друзей оружие, способное погубить Душелова. Подозреваю, что эти умники из бхадралока даже не осознавали опасности противостояния, на которое решились.

Я вытерла пыль, вымыла полы, проверила ловушки для грызунов и только потом заметила, что в библиотеке почти никого нет. Спросила у Баладитая, старого копииста, куда все подевались. Оказалось, остальные копиисты тут же разбежались, как только старшие библиотекари отправились на собрание своего бхадралока. Копиисты знали, что бхадралок — это бесконечная говорильня, где часами будут жаловаться и спорить, и просто устроили себе выходной.

Не следовало упускать такую возможность. Я начала просматривать книги и даже зашла так далеко, что забралась в закрытый фонд. Баладитай не замечал ничего. Он не видел дальше трех футов от своего носа.

23

Джауль Барунданди дал в напарницы Минх Сабредил молодую женщину по имени Рахини и отправил их убираться в личных комнатах Радиши. Ими руководила женщина, которую звали Нарита, толстая, склочная особа, проникшаяся неизвестно на чем основанной идеей собственной важности. Нарита недовольным тоном заявила Барунданди:

— Мне нужно еще шесть женщин, чтобы как следует убраться в помещении Совета после того, как покончу с комнатами княгини.

— В таком случае, возьми сама веник в руки. Я вернусь через несколько часов. Надеюсь, к этому времени дело сдвинется с мертвой точки. Я дал тебе лучших работниц, которые имеются в моем распоряжении. — И Барунданди отправился портить настроение кому-то другому.

Толстухе пришлось удовлетвориться Сабредил и Рахини. Сабредил не знала, кто такая Нарита. Прежде эта женщина никогда не убиралась в княжеских покоях. Орудуя шваброй, Сабредил прошептала:

— Что это за женщина, такая сердитая? — Она погладила своего Чангеша.

Рахини, не поднимая глаз, глянула сначала вправо, потом влево:

— Ее можно понять. Она — жена Барунданди.

— Эй, вы, двое! Вам деньги не за болтовню платят.

— Простите, мэм, — сказала Сари. — Я не поняла, что делать, а вас беспокоить не хотела.

Толстуха заворчала, но тут же переключилась на кого-то другого. Рахини мягко улыбнулась и прошептала:

— Она сегодня в хорошем настроении.

Шли часы, у Сари заболели колени, руки и все мышцы тела. Она понимала, что они с Рахини оказались в распоряжении жены Барунданди не столько из-за работы, которую могли сделать, сколько по причине того, какими они были. Или, точнее, какими не были. Они не были ни чересчур смышлеными, ни привлекательными. Барунданди надеялся таким образом убедить же try в том, что всегда нанимает женщин только такого типа. Можно не сомневаться, что где-нибудь в другом месте он, как и его помощники, используют все преимущества своей власти над обездоленными и отчаявшимися женщинами.

День выдался неподходящий для разведки. Работы было больше, чем могли выполнить три женщины. Сари не имела даже возможности вырвать несколько новых страниц из Летописей. К тому же вскоре обстановка во Дворце стала гораздо более напряженной. Туда-обратно забегали всякие важные люди. Прошел слух, по-видимому, просочившись прямо сквозь стены, что еще один Бходи сжег себя перед Дворцом, и Радиша просто обезумела. Нарита сама сообщила женщинам:

— Она очень напугана. Закрылась в Комнате Гнева. Почти каждый день сейчас туда ходит.

— Комната Гнева? — удивленно пробормотала Сари. Прежде ей ни о чем таком слышать не приходилось, но до недавнего времени она и не работала в такой близости от самого сердца Дворца. — Что это, мэм?

— Есть такая комната в глубине Дворца, где она может рвать на себе волосы и одежду, изливать свой гнев и плакать в уединении. Она не выйдет оттуда, пока совсем не успокоится.

Чисто по-гуннитски, подумала Сабредил. Только у Гунни могла возникнуть такая идея. Религия Гунни персонифицирует все. В ней есть и боги, и богини, и демоны, и дэвы, и ракшасы, и уакши, и много кого еще, в разных видах, воплощениях и с различными именами. Все были очень деятельны в прежние времена, хотя ныне никто и никогда их не видел.

Только очень богатая гуннитка могла додуматься до того, чтобы завести себе Комнату Гнева — гуннитка, обреченная иметь тысячу комнат, с которыми она не знала, что делать.

Позже в этот день Сабредил ухитрилась сделать так, чтобы ей позволили убрать освободившуюся Комнату Гнева. Крошечную, в которой не оказалось ничего, кроме циновки на полированном деревянном полу и маленькой святыни предков. Комната была полна густого дыма, а запах ярости просто подавлял.

24

— Хорошо, что со мной не было ни одной страницы Летописей, — сказала мне Сари. — Серые обыскивали нас на выходе. Одна женщина, Ванха, попыталась украсть маленькую серебряную масляную лампу. Завтра Джауль Барунданди подвергнет ее «наказанию». На это у него наверняка уйдет все утро.

— Интересно, знает ли об этих проделках Барунданди его начальник?

— Не думаю. А что?

— Мы могли бы подстроить так, чтобы об этом стало известно. И тогда его вышвырнут вон.

— Нет. Барунданди — дьявол, но мы его хорошо изучили. Честным человеком труднее манипулировать.

— Я его ненавижу.

— Согласна, он отвратительный. Власть, даже незначительная, портит людей. Но мы здесь не для того, чтобы заниматься реформированием Таглиоса, Дрема. Мы здесь, чтобы найти способ освободить Плененных. И беспокоить наших врагов, когда это не мешает осуществлению основной задачи. Сегодня мы сделали очень важное дело. Радиша просто раздавлена нашими посланиями.

Сари рассказала мне, что обнаружила. Потом и я поделилась с ней своей собственной маленькой победой.

— Сегодня я проникла в закрытый фонд. И нашла то, что, возможно, является оригиналом того тома Летописей, который спрятан во Дворце. В ужасном состоянии, но все цело и вполне читаемо. Может быть, там есть и другие тома. Пока что я ознакомилась только с частью закрытого фонда. Потом мне пришлось помочь Баладитаю найти его башмаки, чтобы внук мог отвести его домой.

Книга лежала прямо тут, на столе. Я с гордостью похлопала по ней ладонью. Сари спросила:

— Ее не хватятся?

— Надеюсь, что нет. Я заменила ее одним из заплесневелых томов, который мне не нужен.

Сари сжала мою руку.

— Хорошо. Хорошо. В последнее время дела пошли хорошо. Тобо, поищи-ка Гоблина. Мне нужно кое-что обсудить с ним.

— Пойду взгляну, что делают наши гости. Может, кто-нибудь из них уже созрел, чтобы посекретничать со мной.

Но, увы, только Лебедь интересовался мной в качестве слушательницы, хотя никаких секретов у него не было. Пусть по-своему, но он был так же неисправим, как Одноглазый, и все же его манера вести себя не задевала меня. В сердце своем Лебедь не был злым человеком. Как и многие другие, он стал жертвой обстоятельств и просто старался сохранить свою голову в бурном водовороте событий.

Дядюшка Дой был недоволен тем, как складывались его обстоятельства, хотя его и не посадили под замок.

— Мы, безусловно, сможем обойтись без этой книги, — сказала я ему. — Я даже сомневаюсь, что сумею прочесть ее. Больше всего меня волнует, чтобы она не попала снова в руки Обманников. На самом деле нам нужно то, что хранится у тебя в голове.

Ох, и упрям был старый Дой! Он явно еще не созрел для того, чтобы заключить с нами сделку или хотя бы рассматривать нас как союзников.

— Неужели все, что ты знаешь, умрет вместе с тобой? — спросила я, уже собираясь уходить. — И ты будешь последним нюень бао, который следовал Пути? Тай Дэй не сможет этою сделать, если так и останется навсегда под Сияющей равниной.

Я понимала Доя лучше, чем он думал. Его проблема состояла не в конфликте с моральными принципами — это был вопрос нежелания подчиняться кому бы то ни было. Он хотел поступать исключительно по собственному разумению, не идти ни у кого на поводу.

Он станет доступнее, если я буду и дальше напоминать ему о том, что он смертен и не имеет ни сына, ни ученика. Нюень бао известны своим упрямством, но даже они не склонны приносить в жертву все свои надежды и мечты, если можно этого избежать.

Посетив Нарайана, я напомнила ему, что не в наших интересах причинять ему вред. Другое дело — Дочь Ночи. Мы сохраняем ей жизнь только потому, что рассчитываем на его сотрудничество с нами.

— Можешь еще поупрямиться — пока. У нас сейчас есть и другие дела, но как только мы с ними покончим, наш основной интерес сосредоточится на тебе. На том, чтобы развеять твои мечты.

Это было главное, на что я упирала в разговорах с нашими пленниками. Сделать так, чтобы под ударом оказались их надежды и мечты. Действуя таким образом, я могла заработать дурную репутацию в духе Душелова, Вдоводела, Грозотени, Длиннотени и сохраниться в памяти людей как Убийца Грез. Неплохо звучит, а?

Я представляла себе, как скольжу в ночи наподобие Мургена. Но, в отличие от него, тащу на себе огромный черный мешок, куда складываю мечты, украденные у тех, кто забылся беспокойным сном. Прямо как ракшаса прежних времен.

Дочь Ночи даже глаз не подняла, когда я заглянула к ней. Она сидела в клетке, которую Бонх До Тран использовал для содержания крупных и смертельно опасных животных. Иногда леопардов, но по большей части тигров. Взрослый тигр-самец очень высоко ценится у аптекарей. Дочь Ночи была закована в кандалы. С леопардами и тиграми мы таких мер предосторожности не принимали.

Вдобавок, в еду ей добавляли немного опиума и белладонны. Никто не хотел совершить роковую ошибку, недооценив ее потенциал. Из-за плеча у Дочери Ночи выглядывала ее богиня.

Разум подсказывал мне, что нужно убить ее прямо сейчас, пока Кина не проснулась. Тогда до конца своих дней я смогу не беспокоиться о конце света. Сменится несколько поколений, прежде чем темная богиня создаст новую Дочь Ночи.

Одновременно разум подсказывал мне, что, если девушка умрет, Плененные до конца своих дней могут остаться в пещерах под Сияющей равниной.

Разум подсказал мне и еще кое-что, после того, как я некоторое время разглядывала ее. Она не просто игнорировала меня. Она не знала, что я здесь. Ее сознание витало где-то совершенно в другом месте. Что настораживало и даже пугало. А вдруг Кина смогла высвободить ее дух? Тем же способом, как это происходило с Мургеном…

25

Господин Сантараксита задержался около меня.

— Очень хорошо, что ты позаботился вчера о Баладитае, Дораби. Я так увлекся на собрании бхадралоки что совсем позабыл о нем. Но будь осторожен, а не то его внук постарается спихнуть тебе старика, чтобы ты отводил его домой. Он уже пытался проделать этот фокус со мной.

Я не смотрела ему в глаза, хотя мне очень хотелось увидеть их выражение. В его голосе ощущалось напряжение, свидетельствующее о том, что на уме у него что-то было. Но я уже и так позволила себе слишком много вольностей в качестве Дораби. Нет, этот малый не стал бы глядеть прямо в глаза человеку, принадлежащему к жреческой касте.

— Но я ничего особенного не сделал, господин. Разве нас не учили уважать старших и помогать им? Если мы не будем поступать так в молодости, кто будет уважать и помогать нам, когда мы сами состаримся?

— В самом деле. Однако ты продолжаешь изумлять и интриговать меня, Дораби.

Почувствовав неловкость, я попыталась сменить тему разговора:

— Вы до чего-нибудь договорились на собрании бхадралока?

Сантараксита на мгновение нахмурился, но тут же улыбка снова вернулась на его лицо.

— Ты очень находчив, Дораби. Нет. Конечно, нет. Мы же бхадралок. Мы болтаем, не действуем. — Его усмешка ясно показывала, что он верно оценивает ситуацию. — Протектор успеет состариться и умереть, пока мы будем обсуждать, какую форму должно принять наше сопротивление.

— Это правда, что о ней говорят, господин? Будто ей четыреста лет, хотя она свежа, как невеста?

Мне не было до этого никакого дела, я просто хотела увести беседу в сторону от интереса и удивления, которые Сантараксита явно испытывал в отношении меня.

— По-видимому, таково общее убеждение. Оно занесено к нам этими наемниками с севера и теми путешественниками, которых принимает Радиша.

— Тогда выходит, что Душелов и впрямь могущественная колдунья.

— Мне послышалась в твоем тоне нотка зависти.

— Разве нам всем не хотелось бы жить вечно?

Он как-то странно посмотрел на меня.

— Но так и будет, Дораби. Эта жизнь — только один из этапов.

Что-то ты не то говоришь, Дораби Дей.

— Я имею в виду, в этом мире. Я не прочь подольше оставаться Дораби Дей Банераем.

Сантараксита снова слегка нахмурился, но ненадолго.

— Как идут твои занятия?

— Прекрасно, господин. В особенности мне нравятся исторические тексты. Так много интересного узнаешь.

— Превосходно. Замечательно. Если я могу как-то тебе помочь…

— У нюень бао существует письменность? — спросила я. — Или, может, была когда-то?

Это отвлекло его от моей оговорки.

— У нюень бао? Не знаю. Почему тебя это…

— Я несколько раз видел непонятную надпись около того места, где живу. Никто не знает, что она означает. Я задавал этот вопрос самим нюень бао, но они не в состоянии на него ответить. Однако я никогда не слышал, чтобы среди них были грамотные.

Сантараксита на мгновение положил руку мне на плечо.

— Постараюсь выяснить это для тебя.

Мне показалось, что пальцы у него дрожат. Неразборчиво пробормотав что-то, он поспешно ушел.

26

Стало известно, что Бходи не в восторге от того, что мы украли у них текст предостережения, которое они демонстрировали у входа во Дворец. Хотелось бы мне знать, что они подумают, когда новости о случившемся докатятся до Семхи.

Мурген обнаружил группу Слинка на пути в это селение. И они двигались быстрее, чем отряд, посланный Протектором срубить Дерево Бходи. Людей в отряде было больше, чем наших братьев, но они не ожидали встретить никакого сопротивления. Ничего, пройдет несколько дней, и там разразится гроза.

А пока что гроза бушевала здесь. Наступил сезон дождей. Я была вынуждена задержаться в библиотеке из-за яростной грозы, которая затопила улицы и засыпала город градом с дюйм в диаметре. Кангали и другие ребятишки высыпали на улицы и принялись собирать ледышки, вскрикивая от боли каждый раз, когда градина обжигала кожу. Ненадолго воздух стал почти прохладным. Но потом гроза двинулась дальше, и жара нахлынула с новой силой, хуже, чем прежде. Городская вонь снова ударила в ноздри. Одной грозы было недостаточно, чтобы хорошенько промыть город. Хорошо хоть, что теперь некоторое время насекомых будет поменьше.

Я подняла свою ношу и напомнила себе, что не имею времени надолго застревать в этой выгребной яме.

— Еще один заход, и я раздобуду все, что может дать библиотека.

Мое новое приобретение лежало на столе для всеобщего обозрения. Конечно, прочесть, что там написано, никто не мог. И я в том числе. Но теперь я не сомневалась, что владею еще одним оригиналом трех утраченных томов Летописей. Возможно, самым первым, учитывая то, на каком языке они были написаны. Буквы в этих томах чем-то напоминали те, которые оказались в спасенном мной томе. Если язык был тот же самый, я в конце концов овладею им.

— Ну-ну, — закаркал Одноглазый. — И кто же переведет все это для тебя? Твой новый дружок?

Он все время твердил, что господин Сантараксита жаждет соблазнить меня. И что его сердце будет разбито, если он преуспеет в этом, а потом обнаружит, что я женщина.

— Хватит болтать, грязный старикашка.

— Ради дела можно пожертвовать всем, Малышка.

Он снова полез ко мне с советами, расписывая все как можно красочнее. Опять напился. Или все еще был пьян.

Появилась Сари и отдала мне целую кипу новых страниц.

— Уймись, Одноглазый. Иди, найди Гоблина. Есть дело. — Потом она спросила, обращаясь ко мне: — с какой стати ты терпишь все это?

— Он же безвредный. И слишком старый, чтобы измениться. Пусть поворчит. По крайней мере, пока он тут, рядом, хоть не вляпается ни во что.

— Ну да, ты же готова пожертвовать всем ради дела.

— Что-то вроде этого. — Тут появился Гоблин. — Какой скорый! Ну, что там с Одноглазым?

— Отливает, сейчас придет. Ну, зачем я вам понадобился?

— Есть возможность проникнуть в Комнату Гнева, — сказала Сари. — Остальное зависит от вас.

— Если ты сделаешь это, то больше никогда не сможешь даже близко подойти ко Дворцу.

— О чем речь? — спросила я.

— Думаю, мы можем выкрасть Радишу, — объяснила Сари. — Если повезет и если Гоблин с Одноглазым хорошенько постараются.

— Гоблин прав. Если ты сделаешь это, нам и на пушечный выстрел нельзя будет приблизиться ко Дворцу. У меня есть идея получше. Если уж мы готовы пойти на то, чтобы всем стало ясно, что мы имеем доступ во Дворец, пусть в результате пострадает Душелов. Нужно добраться до одного из ее ковров и хорошенько над ним «поработать», чтобы он развалился под ней на полной скорости, на высоте так футов двести над землей.

— Мне нравится твоя задумка, Дрема. Я хочу принять участие. Это будет что-то вроде того, как Ревун врезался в Башню в Чарах. Скорость у него была втрое больше, чем у коня. Со всего маху в стену — бам-м-м! Волосы, зубы, глаза — все в разные стороны…

— Идиот, ему же удалось выкарабкаться. — Это вернулся Одноглазый. — Он сейчас вместе с нашими парнями под Сияющей равниной. — Судя по ни с чем не сравнимому аромату, Одноглазому удалось улучить момент и принять «дозу».

— Прекратите! Сейчас же! — Сегодня вечером Сари явно была сильно раздражена. — Наш следующий шаг — нейтрализовать Чандру Гокхейла. Это уже решено. Остальными проблемами будем заниматься по ходу дела.

— Нужно провести несколько тренировочных занятий, на тот случай, если придется спешно убираться из Таглиоса, — заметила я. — Чем активнее мы действуем, тем больше вероятность совершить ошибку. Если это произойдет, Душелов будет дышать нам в затылок, и придется исчезнуть.

— Она не тупая, она просто ленивая, — заявил Гоблин.

— Она отозвала свои Тени?

— Не знаю. Ничего об этом не слышала.

— Что нам на самом деле нужно, это придумать что-нибудь такое, чтобы можно было обходиться без сна, — проворчал Гоблин. — Примерно так в течение года. Дай мне взглянуть на Чангеша Минх Сабредил.

Сари послала Тобо за статуэткой. Мальчишка вел себя гораздо приличнее, чем когда был с ней один на один.

Все разом смолкли, как только в комнату вкатился Бонх До Тран, которого вез один из его людей. Он улыбался, точно отколол удачную шутку. Радовался, что напугал нас.

— Тут вот какая новость. В нашу паутину защитных заклинаний попалась парочка посторонних. На вид они вроде бы безвредные. Старик и немой, Нужно вывести их и отправить идти своим путем. Так, чтобы они ничего не заподозрили.

Эта новость заставила меня слепо вздрогнуть, но тогда мне даже и в голову не пришло, о ком на самом деле идет речь. Гоблин и Тобо отправились выпроваживать «гостей» — колдун что-то там мудрил с заклинаниями, а мальчик выводил людей. Когда наши труженики вернулись, Гоблин сообщил:

— По-моему, это твой дружок хотел нанести тебе визит, Дрема.

— Что?

— Мерзкий старикашка! Он и на Тобо пытался произвести впечатление, упирая на то, что он библиотекарь. — На большинство таглианцев это и в самом деле произвело бы впечатление. Умение читать воспринимается здесь почти как колдовство. — Своего товарища он называл Адо. Ты говорила нам…

Одноглазый буквально взревел:

— Малышка разбивает буквально все сердца! Проклятие, я готов отдать что угодно, лишь бы присутствовать при том, как старый дурак засунет руку ей в штаны и не обнаружит там того, что ищет.

Я была смущена. А ведь мне казалось, что ничто не может смутить меня с тех пор, как дядя Рафи засунул руку мне под сари и таки обнаружил там то, что искал.

Проклятый старый дурак, Сантараксита! Зачем он все усложняет?

— Хватит об этом! — взорвалась Сари. — На завтра назначено заседание Тайного Совета. Думаю, можно использовать его, чтобы добраться до Гокхейла. Но со мной должны пойти Сава и Шикхандини.

— Зачем? — спросила я.

В мои планы не входило снова показываться во Дворце.

— Отличная мысль! — Одноглазый был в восторге. — Тебя не будет завтра в библиотеке, этот старый козел начнет тосковать, скулить и захочет выяснить, что случилось. А вдруг тут есть его вина? Пусть даже ему кажется, что ты никак не могла узнать о том, что он выслеживал тебя до дома. Он у тебя на крючке, Малышка. Все, что тебе нужно, это вытащить его…

— Я же сказала… — попыталась унять его Сари.

— Подожди минутку, — прервала я ее. — В его словах что-то есть. А что, если мне воспользоваться ситуацией, подловить Сантаракситу и под этим соусом добиться, чтобы он сделал для меня перевод? Можно даже присовокупить его к нашей коллекции. Вряд ли у него большая семья. Интересно было бы посмотреть, сколько времени пройдет, прежде чем люди зададутся вопросом, куда он подевался.

— У-у-у, какая ты нехорошая, Малышка, — сказал Одноглазый. — Очень, очень нехорошая.

— Наконец-то до тебя дошло, Одноглазый.

— Что с Гокхейлом? — спросила Сари.

— Зачем тебе нужны и я, и Тобо?

— Тобо позаботится о том, чтобы у него начался зуд в одном месте и возникла потребность отправиться в город на поиски приключений. Ты прикроешь нас. На всякий случай Тобо возьмет с собой флейту. — Флейта Тобо на самом деле была уменьшенной копией бамбуковой трубки, стреляющей огненными шарами. — Как только мы окажемся внутри, он отдаст ее тебе. — Каждый раз, сопровождая мать во Дворец, Тобо брал с собой эту флейту. Как сказала Сари, на всякий случай. — И еще я хочу, чтобы Джауль Барунданди не забыл о твоем существовании, потому что мне не обойтись без тебя при захвате Радиши. Гоблин, ты можешь что-нибудь сделать с моим Чангешей?

Никто в целом мире не осмелился бы вот так прямо требовать чего-то от маленького колдуна. Но Сари есть Сари. Ей все достается даром.

Я встала, собираясь уйти. У меня были и другие заботы.

— Можно я покажу твои Летописи Мургену? — спросил Тобо. — Он хочет прочесть их.

— Вы с ними ладите теперь?

— Мне кажется, да.

— Хорошо. Пусть посмотрит. Скажи только, чтобы не слишком меня критиковал. Если не послушается, я больше шагу не шагну, чтобы вытащить его.

27

Мой устойчивый интерес к Нарайану, похоже, совершенно сбивал его с толку. Не думаю, чтобы он помнил меня. Но теперь он знал, что тот молодой человек по имени Дрема, с которым он сталкивался когда-то давным-давно, на самом деле оказался женщиной.

— У тебя было время подумать. Ну как, решил, будешь нам помогать или нет?

Он взглянул на меня с откровенной злостью, но — и это очень чувствовалось — без личной ненависти. Я представляла собой просто досадное препятствие на пути неизбежного триумфа его богини. Сознание Сингха вернулось в свою привычную колею.

— Ладно. Тогда до завтра. Твой сын Аридата уже в пути. Вскоре он сможет посетить тебя.

За Дочерью Ночи наблюдал охранник.

— Что ты здесь делаешь, Кендо?

— Не спускаю глаз…

— Уходи. И не возвращайся обратно. И всем передай — никто не должен охранять Дочь Ночи. Она слишком опасна. Чтобы никто даже не приближался к ней, пока я или Сари не скажем. И даже тогда этого нельзя делать в одиночку.

— Она не кажется…

— Еще бы она казалась! Иди отсюда. — Я подошла к клетке. — Сколько времени понадобится твоей богине, чтобы создать подходящие условия для появления на свет второй такой же, как ты? Если я надумаю убить тебя?

Девушка медленно подняла на меня взгляд. В нем ощущалась такая мощь, что я едва не съежилась от страха, но удержалась. Наверно, нужно увеличить дозу опиума.

— Поразмышляй над тем, какую ценность ты для нее представляешь. И над тем, что в моих силах уничтожить тебя.

Возникло ощущение, точно меня сдувает. Судя по эпическим повествованиям, такие вещи умели делать дэвы и боги низшего разряда.

Она не отрывала от меня пристального взгляда. Да, Гоблину и Одноглазому непременно нужно будет лично встретиться с Кендо, чтобы удостовериться, что она уже не подчинила его себе.

— Думаю, без тебя никогда не наступит Година Черепов. Ты еще и жива-то лишь потому, что мне нужно кое-что от Нарайана, который любит тебя, как отец. — Сингх и был ей отцом — во всех практических вопросах. Ворчун оказался лишен этой возможности — такова была его злая Судьба. Или, точнее, такова была воля Кины. — Веди себя хорошо, дорогая.

Я ушла. Мне нужно было еще почитать. И кое-что записать, если предоставится возможность. Мои дни были до отказа забиты делами, и слишком часто все складывалось не так, как планировалось. Я решала что-то сделать; а потом забывала об этом. Говорила другим, что надо что-то сделать, а потом тоже забывала об этом. Временами я просто мечтала о том времени, когда успех — или сокрушительная неудача — заставит нас покинуть город. Тогда бы я смогла затаиться там, где никто меня не знает, и просто побездельничать несколько месяцев.

Или всю оставшуюся жизнь, если захочу.

Мне было ясно, почему каждый год все новые наши братья отступались и уходили прочь. Оставалось лишь надеяться, что несколько громких дел, и они вернутся обратно.

Я внимательно просмотрела страницы, которые принесла Сари, но переводить было трудно; то, о чем там говорилось, не вдохновляло, и я быстро устала. Внимание рассеялось. Я задумалась о господине Сантараксите. Я задумалась о том, что мне предстояло вернуться во Дворец, но на этот раз с оружием Я задумалась о том, что Душелов будет делать, теперь, когда она узнала, что это мы ускользнули от нее в Саду Воров. Я задумалась о том, что такое старость и одиночество; подозреваю, что именно страх перед тем и другим заставляет многих наших братьев держаться Отряда, что бы ни случилось. Ведь другой семьи у них нет.

Как и у меня.

Я не буду оглядываться назад. У меня хватит сил. Буду держать себя в руках и упорно идти вперед. Одержу победу над собой и справлюсь с любой бедой.

Я уснула, перечитывая свои собственные воспоминания о том, что Мурген рассказывал о приключениях Отряда на Сияющей равнине. Мне снились создания, с которыми он там сталкивался. Кем они были? Мифическими ракшасами и Нагами? Какое отношение они имели к Теням или к людям, которые создали Тени из незадачливых пленников?

28

— Не нравится мне все это, — сказала я Сари, когда все мы — она, я и Тобо — отправились в свой неблизкий путь. — Ты уверена, что Теней на улицах нет?

— Не суетись, Дрема. Ты ведешь себя прямо как старуха. На улицах все спокойно. Единственные монстры, которых мы там можем встретить, — люди. Но с ними мы уж как-нибудь справимся. И во Дворце с нами все будет в порядке, если только ты как следует войдешь в образ. С Тобо тоже ничего не случится, пока он не забывает, что на самом деле он вовсе не Шикхандини, и ему нечего переживать, как бы его мать не потеряла работу. Не так страшен черт, как его малюют. Точнее, как он сам себя малюет. Это я о Джауле Барунданди, который из кожи вон лезет, стараясь, чтобы подчиненные дрожали перед ним, хотя на самом деле он не так уж плох. У таких людей в природе заложено — отвечать на все «нет». Но это вовсе не значит, что меня могут из-за любого пустяка выгнать оттуда. Есть и другие, кто заметил, как я работаю. К примеру, жена Барунданди. Теперь давай, Дрема, соберись и хорошенько войди в образ. Тобо, и ты тоже. Ты в особенности. За Дрему я не беспокоюсь. Уверена, у нее все получится, если она как следует сосредоточится.

Тобо был одет как молоденькая девушка, дочь Минх Сабредил. Я очень надеялась, что наше возвращение домой останется незамеченным Гоблином и Одноглазым, иначе они поиздеваются над ним вволю. Сари постаралась, применив все свое женское искусство, и Тобо выглядел исключительно привлекательно.

Джауль Барунданди был с этим вполне согласен. Выкликая работников, он первой назвал Минх Сабредил; о бедной Саве он, естественно, в этот момент думал меньше всего.

Сава изо всех сил старалась, чтобы ее лицо не выражало ничего, когда позднее нас перехватила жена Барунданди Нарита. Одного ее взгляда на Шики было более чем достаточно. Отныне все члены семьи Минх Сабредил будут работать только с Наритой и никак не иначе.

Это было очень удачно, что Минх Сабредил удалось снискать расположение Нариты. По весьма немаловажной причине. Ведь именно Нарита отвечала за уборку той части Дворца, которая интересовала нас больше всего.

Прежде Саве не часто приходилось работать под руководством Нариты. Сабредил Объяснила Нарите все про Саву, и жена Барунданди отнеслась к ее словам с пониманием, которого я никогда не замечала за ней прежде.

— Ну, ясно, ничего сложного ей поручать нельзя, — заявила она. — Эта ночь выдалась для Радиши особенно тяжкой, а когда ей не спится, она начинает крушить все подряд. Так что нам есть чем заняться.

В тоне женщины ощущалось искреннее сочувствие. Таглианцы всегда с любовью относились к правящему семейству и считали, что его членам по справедливости позволено больше, чем простым смертным. Подумать только, какую ношу приходится им нести! Раджахарма, этим все сказано.

Сабредил подыскала для меня местечко, откуда я, оставаясь незамеченной, могла наблюдать за тем, что происходило вокруг. Они с Наритой принесли мне гору латунных изделий, которые нужно было почистить. Правящее семейство питало особую страсть к латуни. Сава перечистила уже, наверно, тонну всяких латунных штучек. В общем-то, понятно — Саве нельзя было доверять ничего хрупкого.

Шики подошла ко мне и спросила:

— Тетя Сава, ты не покараулишь мою флейту?

Я взяла инструмент, повертела в руках, с идиотской ухмылкой постучала по нему и извлекла несколько звуков. Только для того, чтобы никто не сомневался, что это самая настоящая флейта. Хотя, конечно, вряд ли кому-нибудь могло прийти в голову, что из этого «инструмента» можно запросто уложить, по крайней мере, полдюжины людей, если бы они вздумали надоедать флейтисту в минуту плохого настроения.

Жена Барунданди спросила Шики:

— Ты играешь на флейте?

— Да, мэм. Но не очень хорошо.

— А вот я, еще девочкой, играла неплохо… — Она замолчала, заметив, что ее муж заглянул к нам уже второй раз за это утро, и справедливо подозревая, что его интересует не только то, как идут дела. — Сабредил, по-моему, ты поступаешь неразумно, приводя сюда дочь, — буркнула она и добавила после некоторой паузы: — я сейчас вернусь. Мне нужно сказать пару ласковых этому человеку.

Как только она вышла, Минх Сабредил мгновенно оказалась в Комнате Гнева Радиши. Я восхищалась ею. Чем сложнее ситуация, тем четче работает у нее голова. Иногда мне даже кажется, что ей доставляет удовольствие играть роль служанки во Дворце. И чем опаснее складывается ситуация, тем решительнее и результативнее она действует.

Несмотря на большой объем работы и частые отлучки Нариты с целью пресечь попытки своего мужа подгрести к Шики или перевести ее в другую группу работниц, в середине дня мы покинули личные апартаменты Радиши и перешли в мрачный зал заседаний Тайного Совета. Прошел слух, что Бходи собираются послать еще одного ненормального, чтобы устроить самосожжение у входа во Дворец. Радиша, ясное дело, постарается сделать все, чтобы помешать этому.

От нас требовалось подготовить зал к очередному заседанию Совета.

На самом деле слух о Бходи зародился в уме Кы Сари. Она распустила его для того, чтобы дать Шикхандини возможность встретиться с Чандрой Гокхейлом лицом к лицу.

Прошло почти два часа, прежде чем появились писцы, незаметные маленькие людишки, которым предстояло записывать все, что тут будет говориться. Потом прибыл Пурохита, в сопровождении духовных лиц, принимающих участие в Тайном Совете. Пурохита не снизошел до того, чтобы заметить наше присутствие, даже несмотря на то, что Шики по ошибке приняла его за Гокхейла и строила ему глазки до тех пор, пока Сабредил сделала ей знак прекратить. Шики тут же начала шепотом оправдываться: мол, все старики на одно лицо.

Ни Арджана Друпада, ни Чандра Гокхейл стариками себя не считали.

Мы продолжали работать, никто не обращал на нас внимания. Всем им крупно повезло, что сейчас у нас были другие планы. В принципе, рискуя, конечно, собственной жизнью, мы могли бы учинить тут кровавую бойню, во время которой погибли бы очень многие из этих «шишек». Но прикончить Пурохиту — какой смысл? Его труп не успел бы еще остыть, а старшие жрецы уже заменили бы его другим протухшим стариком, таким же мерзким и мыслящим столь же узко.

Едва появившись в зале, Чандра Гокхейл тут же попался на удочку. Сари не зря по крупицам собирала все сведения, которые Лозан Лебедь мог сообщить ей о вкусах этого старого козла в отношении прекрасного пола. Он буквально остолбенел при виде Шикхандини, точно ему врезали между глаз. Шики превосходно справилась со своей ролью. Она выглядела одновременно застенчивой, невинной и кокетливой; в общем, вела себя так, точно ее девичье сердце в мгновение ока оказалось сражено наповал. Бог устроил мужчин таким образом, что они заглатывают подобную наживку в девяносто девяти случаях из ста.

У Барунданди было отличное чувство времени. Он явился за нами как раз в тот момент, когда в зал заседаний, точно яростный орел, ворвалась Протектор. Глаза у Гокхейла стали как плошки, когда он увидел, что мы уходим. И прежде чем это произошло, он что-то шепнул одному из своих писцов.

К несчастью, у Джауля Барунданди в отношении некоторых вещей был наметанный глаз.

— Минх Сабредил, по-моему, твоя дочь произвела впечатление на Генерал-инспектора.

Сабредил изобразила удивление.

— Что? Нет-нет. Это невозможно. Я не допущу, чтобы моя дочь угодила в ту же ловушку, которая сломала мою жизнь.

Сава схватила Сабредил за руку. Со стороны это выглядело так, будто ее напугала вспышка Сабредил. На самом же деле она таким образом предостерегала Сабредил, чтобы та не говорила ничего лишнего, что позднее может припомниться Барунданди, если Чандра Гокхейл исчезнет.

Возможно, нам придется изменить план. Ни у кого не должно быть ни малейшего повода связать с кем-нибудь из нас то, что произойдет дальше.

Сабредил сникла. Она засмущалась и выглядела так, точно хотела как можно быстрее оказаться подальше отсюда.

— Шики, идем!

Я сама была готова наподдать Шики по заднице — она положительно вела себя как самая настоящая сучка. Но приказа матери послушалась.

Сава снова взялась за последний из своих грязных латунных подсвечников, в надежде, что ее не заметят, пока собирается Тайный Совет. Но Джауль Барунданди был настороже.

— Минх Сабредил, уведи свою невестку.

По дороге он попытался заигрывать с Шинхандини, но заработал всего лишь взгляд, в котором сквозило неприкрытое отвращение.

Минх Сабредил потянула меня за собой и заторопилась вслед за дочерью.

— Что это ты себе позволяешь, Шики?

— Да я просто шутки ради. Он ведь и вправду грязный старый извращенец.

Негромко, как будто ее слова не предназначались для ушей Барунданди, хотя на самом деле именно для него они и были произнесены, Сабредил сказала:

— Чтобы больше таких шуток не было. Смотри, доиграешься. Мужчины, занимающие такое положение, имеют право делать с тобой все, что им вздумается.

Отнюдь не лишнее предостережение. Меньше всего нам улыбалось, чтобы кто-то из сильных мира сего затащил Шикхандини в темный угол и принялся щупать ее.

Бог даст, до этого дойдет. Невозможно даже представить себе последствия такого поворота событий, хотя в принципе это было не исключено. Даже простые люди зачастую не останавливаются перед насилием, что же говорить о тех, кто воображал, что для них закон не писан?

— Нарита! — позвал Барунданди. — Куда ты опять запропастилась? Черт бы побрал эту женщину. Наверняка опять точит лясы на кухне. Или дремлет где-нибудь в уголке.

Позади нас, в зале заседаний, послышался голос Радиши, но отдельных слов было не разобрать. Ей раздраженно ответил другой голос. Душелов, скорее всего. Мне захотелось поскорее убраться отсюда. Я пошла быстрее.

Сава иногда делает то, что другие не всегда понимают. Сабредил, заволновавшись, схватила ее за руку. Барунданди сказал ей:

— Веди всех на кухню, вам дадут поесть. Если Нарита там, скажи, что она нужна мне.

— Саве самое время заблудиться, — заявила я, как только он скрылся из вида.

Страницы Летописей, которые Сабредил приносила Дреме, не всегда устраивали последнюю. Сабредил, вынужденная торопиться, не имела возможности прочесть, что перед ней, и редко приносила что-нибудь действительно интересное.

Я надеялась, что помню дорогу. Даже для того, у кого есть веревочный защитный браслет, опутанный паутиной заклинаний, Дворец — опасное место. Я не пускалась в странствия по нему с тех пор, как Капитан был Освободителем и великим героем таглианцев. И даже тогда я бывала тут всего лишь несколько раз.

Почувствовав себя неуверенно, я достала кусочек мела и начала время от времени рисовать на стенах крошечные буквы алфавита Сангел. За годы, проведенные на юге, я немного выучила этот язык, что оказалось совсем непросто. Если кто-то и обнаружит мои пометки, то почти наверняка не поймет, что они означают.

Я нашла комнату, где были спрятаны старые книги. Чувствовалось, что кто-то часто бывает здесь. Я вытащила книгу подревнее. Черт, ну и тяжеленная же она была! Оказалось, вырывать из нее страницы очень даже нелегко. Они даже были не из бумаги, которую вообще мало кто употреблял. За один раз удавалось вырвать лишь одну страницу. Вот почему, наверно, Сабредил приносила, что под руку подвернется. У нее не было времени копаться и выбирать.

Я увлеклась и в какой-то момент забеспокоилась, что, наверно, отсутствую слишком долго. Барунданди или его жена могли заметить, что меня нет. Я очень надеялась, что они не начнут допытываться, почему Сабредил не подняла шум, обнаружив мое отсутствие.

Но, несмотря на все свои тревоги, я никак не могла остановиться и продолжала вырывать страницы. И унялась, лишь когда их набралось столько, что мы и втроем еле-еле смогли бы унести.

Я спрятала все это добро в чулане неподалеку от служебного выхода, хотя вовсе не была уверена, удастся ли нам улучить момент, чтобы забрать их оттуда. Потом собралась и настолько хорошо прониклась духом Савы, что почти и в самом деле почувствовала себя полной кретинкой.

Они обнаружили меня, грязную, зареванную и безуспешно пытающуюся найти дорогу в зал заседаний; «они» — это значит другие наемные работницы. Меня тут же отвели к Сабредил и Шикхандини. Я вцепилась в руку своей невестки, точно была легкой щепкой и безумно боялась, что бурный поток снова унесет меня.

Джаулю Барунданди, конечно, все это не понравилось.

— Минх Сабредил, я допускаю сюда эту женщину исключительно ради тебя, а не просто по доброте сердечной. Но такие ляпсусы — вещь совершенно неприемлемая. Пока мы занимались поисками, дело-то стояло…

Внезапно он смолк. К нам приближались Радиша и Протектор. Довольно странно, что они оказались здесь, в этой части Дворца, предназначенной, в основном, для слуг. На что Душелову, безусловно, было наплевать. У этой женщины отсутствовало какое-либо классовое или кастовое высокомерие. Мир для нее делился на две половины — она сама и все остальные.

Сава, скорчившись, опустилась на корточки, уткнувшись лицом в колени. Сабредил, Шикхандини и Джауль Барунданди шарахнулись в стороны, вытаращив глаза. До сих пор Шики не видела ни одну из этих женщин.

Сава незаметно скрестила пальцы, зажатые между колен. Сабредил зашептала молитвы, обращенные к Чангеше. Джауль Барунданди просто дрожал от ужаса.

Радиша не обратила на нас ни малейшего внимания. Она прошла мимо, возбужденно говоря, что нужно выпустить кишки этим Бходи. В ее голосе, однако, не чувствовалось убежденности. Протектор, напротив, замедлила движение и внимательно оглядела нас. На мгновение меня с головой накрыла волна страха — а вдруг она и в самом деле может читать мысли? Потом Душелов двинулась дальше, и Джауль Барунданди кинулся следом, позабыв и о нас, и о Нарите, потому что Радиша бросила ему через плечо какое-то приказание.

Сава поднялась и прошептала:

— Я хочу домой.

Сабредил согласилась, что на сегодня достаточно.

Ни Серые, ни Княжеские Гвардейцы никого не обыскивали. Повезло, ничего не скажешь. У меня под одеждой было столько страниц, что, изображая нормальную походку, я с трудом смогла пройти не больше нескольких дюжин шагов.

29

В этот вечер я недолго сидела вместе со всеми. Потом, уединившись в своем уголке, стала сравнивать недавно добытые страницы с аналогичными из той книги, которую я стащила из библиотеки и которая, по моему мнению, была точной копией — если вообще не оригиналом — подлинного первого тома Летописей Черного Отряда. У меня было отличное настроение. Не сомневаюсь, Одноглазый не упустил случая позубоскалить по этому поводу за моей спиной.

События складывались так, что я не была свидетельницей дальнейшего развития процесса искушения Чандры Гокхейла.

Позднее мне рассказали, что Гокхейл отправил своего человека проследить, где живет Шики. Однако посланный не вернулся по истечении всех разумных сроков, что было вполне естественно, поскольку, оказавшись там, где ему делать было нечего, он наткнулся на Ранмаста и Икбала Сингха, а закончил путь в виде трупа, плывущего вниз по течению реки. Раззадорившись, Гокхейл отправился в дом радости, предназначенный специально для обслуживания его самого, его приближенных и прочих избранных. Речник с несколькими другими братьями подкараулили его, когда он покидал Дворец. С ним были два приятеля, у которых столь неудачным для них образом возникло желание снискать расположение Генерал-инспектора, присоединившись к нему этим вечером, когда ему вздумалось удовлетворить свою страстишку.

Мурген проследил за тем, как развивались события. Предвидя это, я позволила себе расслабиться, изучая свои новые приобретения.

Мне понадобилось чуть больше часа, чтобы сделать вывод, что принесенное сегодня на самом деле было более поздней версией самых первых Летописей, и еще почти час, чтобы осознать — без помощи специалиста тут не обойтись. Другое дело, если бы я располагала свободным временем. Но увы…

Чандра Гокхейл погиб в этом самом доме радости. Как и оба его спутника. Тому были свидетели. Люди видели, как их задушили. Убийцы поспешили скрыться, выронив красный румель.

Серые прибыли почти сразу же. Они погрузили трупы на телегу, объяснив, что Протектор требует немедленно доставить Гокхейла во Дворец. Но Серыми они пробыли недолго — ровно столько, сколько понадобилось, чтобы покинуть дом наслаждений. И направились они в сторону реки, а не Дворца. Лишние тела унесло течение.

Белая ворона, дремавшая на крыше, проснулась, когда они двинулись вниз по склону. Она расправила крылья и полетела вслед за ними.

30

Мурген присутствовал при том, как Душелову сообщили новости. Это произошло вскоре после случившегося, и отчет был на удивление полным. Серые потрудились на славу, чтобы угодить своей хозяйке.

Братья, которые должны были привезти Гокхейла на склад, все еще не прибыли.

Мургену было также поручено как следует осмотреться в покоях Протектора, раз уж он оказался там. Однако ничего нового мы не узнали. В ее комнаты никто никогда не входил. Во всяком случае, с тех пор, как Лозан Лебедь получил там обещанную ему награду, Душелов не стала у себя задерживаться. Она тут же отправилась на поиски Радиши.

Радиша знала, что с Гокхейлом что-то случилось, но без подробностей. Женщины уселись в прихожей аскетических покоев Радиши. Душелов рассказала о том, что ей было известно. Голосом очень делового человека. Было замечено, что Протектор наиболее опасна и наименее предсказуема именно тогда, когда перестает капризничать и становится очень спокойной и серьезной.

— Похоже, у Генерал-инспектора были такие же слабости, как и у Перхюля Коджи. Наверно, в его ведомстве многие успели подхватить эту «болезнь».

— Ходили слухи.

— И ты ничего не предпринимала?

— Частные увеселения Чандры Гокхейла, какими бы отвратительными ни казались они мне лично, не мешали ему в полной мере исполнять свои обязанности Генерал-инспектора. Он пополнял казну, а все остальное меня не касалось.

— Действительно. — Деловой голос Душелова на мгновение дрогнул. Мурген потом рассказывал, как его позабавила мысль, что, может быть, и она имеет хоть какие-то моральные принципы. — На него напали в том же стиле, что и на Коджи.

— Может, кто-то имеет зуб против этого департамента в целом? Или Обманники отлавливают для своих церемониальных жертвоприношений мужчин, страдающих именно этой слабостью?

— Обманники не убивали Гокхейла. В этом у меня нет никаких сомнений. Это сделали те, кто выманил Лебедя отсюда и убил его. Если они вообще убили его.

— Если? — Чувствовалось, что Радиша напугана тем, что стояло за этими словами.

— Мы не видели его трупа. Заметь, что и на этот раз у нас нет тела. Люди, замаскировавшись под наших, почти сразу же прибыли туда и увезли тело. Меньше чем за неделю Тайный Совет потерял двух своих членов. Причем организационно они были наиболее важны. Они делали львиную долю работы по управлению государством. Если Великий Генерал окажется где-то поблизости, могу предсказать, что именно он станет их следующей целью. Эта гогочущая стая жрецов никому не нужна. От них никакого толку. Они ничем не управляют. Моя сестра доказала, что, в случае гибели, их можно заменить в считанные минуты. А вот Лебедя или Гокхейла никто не может заменить. Серые уже начали расследование.

Мурген сделал в уме пометку, что, возможно, Лебедь был марионеткой Душелова гораздо в меньшей степени, чем он старался всем внушить.

— Почему это не могут быть Душилы? — спросила Радиша.

— Потому что всего день назад те же самые люди срезали голову змее Обманников. — Она описала то, что произошло в Саду Воров. Судя по всему, раньше она не удосужилась ни с кем поделиться этими новостями. Не вызывало сомнений, что Протектор рассматривала княгиню как необходимого, но младшего партнера. — На протяжении всего нескольких дней эти люди, которых мы считали уничтоженными раз и навсегда, нанесли нам несколько сокрушительных ударов. За всем этим чувствуется ум человека очень опасного.

Нет, не опасного. И даже не удачливого. Это ум человека, одержимого параноидальной идеей, что, как известно, помогает двигать с места горы. Душелов всегда нюхом чувствовала зло того же масштаба, что и ее собственное.

— Мы понимали, что они не останутся во тьме навечно, — сказала Радиша. И тут же торопливо поправилась. — Я понимала. Не тот человек Капитан.

Да, в свое время она допустила ужасную ошибку, предав Черный Отряд, но сейчас ей угрожало не прошлое.

Тот дьявол был похоронен глубоко, в сотнях миль отсюда. Гораздо опаснее был другой, который в данный момент сидел рядом с ней.

Протектор — вот ошибка, на исправление которой ей не хватит всей жизни. Не подумав о последствиях, она решилась оседлать тигра. Теперь ей не оставалось ничего другого, как вцепиться посильнее, чтобы не дать себя сбросить.

— Нужно вызвать сюда Великого Генерала, — сказала Душелов. — Только если войска окажутся в городе до того, как наши враги сделают следующий шаг, у нас хватит людских ресурсов, чтобы поймать их. Отошли приказ немедленно. И как только курьер отбудет, нужно широко оповестить всех о том, что Великий Генерал возвращается. Они, как известно, питают особую нелюбовь к Могабе. Узнав, что он прибывает, они отложат осуществление других планов и попытаются прежде всего добраться до него.

— Ты говоришь так, будто знаешь, что именно они сделают.

— Я знаю, что сделала бы я, если бы меня точило столь яростное желание, и внезапно возникла возможность осуществить его. Вот увидишь, они попытаются сделать этот «удачный» ход.

— А что они будут делать дальше? — раздраженно спросила Радиша.

— Пока я не хочу распространяться об этом. Не потому, что не доверяю тебе. — Душелов, наверно, подозревала даже самое себя. — Просто хочу убедиться, что понимаю, как именно работает этот противостоящий мне разум, прежде чем начать вмешиваться в его деятельность. Ты же знаешь, у меня к этому талант.

К несчастью, Радиша знала. Она не ответила ничего. Душелов тоже молчала, как будто ожидая, что княгиня заговорит. Но Радише нечего было сказать.

Протектор задумчиво произнесла:

— Хотелось бы мне знать, кто это? Я знаю тех двух колдунов из старых. Но ни у одного из них нет ни амбиций, ни воображения, ни сил, хотя оба, конечно, твердые орешки.

Радиша издала звук, больше всего похожий на писк придушенного цыпленка:

— Колдуны?

— Те два коротышки. Неразлучная пара. Везунчики, не более того.

— Они выжили?

— Я же сказала, что им везет. Ты не помнишь никого, кто не участвовал в походе на Сияющую равнину и кого можно было бы рассматривать как потенциального лидера? Я — нет.

— Я думала, что все эти люди мертвы.

— Я тоже так думала. Наш Великий Генерал утверждает, что собственными глазами видел их тела. Но при этом он исходил из того, что оба колдуна погибли еще раньше. Хм-м-м… Тут-то у меня и возникло подозрение относительно того, что он просто глуп. Ну, можешь ты кого-то вспомнить?

— Среди членов Отряда, которых я знаю, — нет. Но там был еще нюень бао, который имел какое-то отношение к жене Знаменосца. В некотором роде жрец. Превосходно владел мечом и военными искусствами. Я сталкивалась с ним всего несколько раз. И о нем никогда не упоминалось ни в каких отчетах.

— Меченосец? Это объяснило бы многое. Но я убила его, когда… Вот странность. Именно те, кого есть все основания считать мертвыми, часто оказываются живы. Ты не замечала?

Радиша с трудом сдержала улыбку — редкую гостью на ее лице. Подумать только, кто это говорит!

— Затевается какое-то колдовство. Нужно быть готовыми ко всему.

— Ты права. Ты абсолютно права. И еще этот меченосец. — Душелов поднялась, собираясь уйти. Голос у нее изменился — теперь он звучал жестко. — Надо же! Давненько я не наносила визит этим людям. Может, из них удастся вытянуть что-нибудь полезное. — И она вышла из комнаты.

Радиша, вся в тревоге, несколько минут просидела неподвижно, точно каменная. Потом поднялась, ушла в свою Комнату Гнева и закрылась там. Невидимый шпион последовал за Протектором, которая, не имея привычки откладывать дела в долгий ящик, прямиком отправилась в свое хранилище. Собрала маленький ковер, рассчитанный на одного человека, все время споря сама с собой дюжиной раздраженных голосов.

Мурген почти ни слова не слышал, потому что был удивлен и шокирован. Там оказалась белая ворона. Она наблюдала за Протектором, которая по-прежнему не догадывалась о присутствии Мургена. Хотя она была более восприимчива к такого рода вещам, чем кто-либо из ныне живущих, за исключением ее сестры. Птица, в отличие от нее, заметила Мургена, но не выказала ни малейшего беспокойства. Оглядела его сначала одним глазом, потом другим. И подмигнула ему, явно сознательно! А потом, как только Протектор взлетела, тоже упорхнула в ночь, по-видимому, собираясь сопровождать ее в этом путешествии.

Но я же и есть белая ворона!

На время он потерял всякую ориентацию. Это продолжалось совсем недолго, но напугало Мургена не меньше, чем в те давние времена, когда он только начинал путешествовать в виде духа, покидая тело.

31

— Тобо, приведи-ка сюда дядюшку Доя, нужно с ним… — Тут я увидела Кендо Резчика и Ранмаста. — А, пожаловали, наконец-то. Ну, как все прошло?

— Отлично. В точности по плану.

— Привезли мне подарочек? — спросила Сари.

— Его как раз сейчас затаскивают. Все еще дергается.

— Киньте его прямо здесь. Нам нужно дружески поболтать, как только он придет в себя. — В глазах Сари вспыхнул злой огонек.

Я довольно засмеялась.

— Душелов думает, что у нас есть некий грандиозный, тщательно продуманный план, до тонкостей разработанный каким-то великим стратегом, обладающим выдающимся умом Если бы она только знала, что мы тыкаемся наугад, точно слепые, в надежде, что удача не оставит нас…

— У кого из собравшихся выдающийся ум, уж не у тебя ли, Малышка? — тут же встрял Одноглазый. — А что делать дальше, ты продумала?

— Конечно. — Это и в самом деле было так. — И уверена, что Душелову даже в голову не приходит, каков будет наш следующий шаг. Хочу выкрасть господина Сантаракситу, предоставить ему возможность пережить самое большое приключение в жизни.

— Хе-хе! Я так и знал.

Подошел дядюшка Дой, явно недовольный тем, как с ним обращались в последнее время.

— Один из наших друзей только что сообщил о беседе, состоявшейся между Тысячью Голосов и Радишей, — сказала я. — Как она до этого додумалась — за пределами моего воображения, но Тысяча Голосов решила, что во всех ее последних неприятностях виноват меченосец, который вроде бы должен был погибнуть много лет назад. По последним данным, она отправилась в храм Вин Гао Ганг, чтобы расспросить об этом человеке. Полагаю, ты знаешь, что это за храм.

Дой побледнел, как полотно. На мгновение его правая рука задрожала, а правое веко судорожно задергалось. Он повернулся к Сари.

— Это правда, — подтвердила она. — Что она может там выяснить?

— Говори на языке Людей.

— Нет.

Меченосец, как обычно, смирился с тем, чего не мог изменить, хотя чувствовалось, что никакого удовольствия от этого не испытывал.

— Книга, которая нам нужна, по-прежнему у тебя, — сказала я. — И ты можешь рассказать нам немало полезного.

Упрямый старик. Решительно настроенный не позволять никому втягивать себя во что бы то ни было.

— Тысяча Голосов послала за Могабой, — продолжала я. — Она думает, что армия сумеет отыскать нас. Будь у меня возможность, я бы с удовольствием покинула Таглиос до того, как он вернется. Но пока нам нельзя уходить. Наши дела здесь не закончены. Твоя помощь могла бы оказаться неоценимой. Как я уже не раз напоминала тебе, кое-кто из ваших людей тоже находится под этой равниной… Ох!

— Что такое? Дрема? — воскликнула Сари. — Гоблин! Взгляни-ка, что с ней?

— Я в порядке. Все хорошо. Просто меня вдруг осенило. Послушайте. Душелов думает, будто Плененные мертвы, все говорит за это. Значит, она уверена, что и Длиннотень мертв. Мы-то знаем, что это не так, поэтому и не проявляем беспокойства. Но, если она не знает, почему не поражается тому, что мир еще не наводнили Тени?

Все, даже колдуны, озадаченно уставились на меня, не понимая, из-за чего я так разволновалась.

— Смотрите, что получается, — продолжала я. — Неважно, жив Длиннотень или умер, пока он по ту сторону Врат Теней. Нет рокового меча, висящего над миром и готового упасть, как только этот безумец закаркает. Другое дело, если он окажется здесь. Тогда вряд ли уцелеет кто-нибудь, кроме разве самых искусных колдунов.

Наши колдуны, хоть и не самые искусные, тут же ухватили, в чем суть. И нарисовали весьма драматическую перспективу. Не потому, конечно, что их всерьез волновало, что станется с миром после того, как они покинут его.

Что делать с Хозяином Теней после освобождения Плененных? Вот вопрос, которым мы никогда не задавались всерьез, потому что до этого было далеко и потому что нас, в основном, волновали сиюминутные проблемы, возникающие на пути к заветной цели. Сари выразила мнение многих:

— Мы пока даже не знаем, сможем ли открыть путь. С какой стати нам сейчас беспокоиться о том, как потом закрыть его?

— Хотелось бы мне знать, как Хозяева Теней делали это? С помощью грубой физической силы? Черный Отряд был еще далеко на севере вместе со своим Копьем Страсти. — Я взглянула на дядюшку Доя. И остальные тоже уставились на него. — Может, великий позор нюень бао вовсе не такой уж древний, как я думала? Может, это случилось всего несколько десятилетий назад? Примерно в то же время, когда появились Хозяева Теней, и как раз перед тем, как они заявили о себе?

Дядюшка Дой закрыл глаза. Открыв их через некоторое время, старый жрец пристально посмотрел на меня.

— Пошли выйдем, Каменный Солдат.

К сожалению, Чандра Гокхейл, Генерал-инспектор и любитель очень молоденьких девушек, выбрал именно этот момент, чтобы застонать. Я сказала Дою:

— Через несколько минут, дядюшка. У нас тут гость, которого нужно хорошо принять. Обещаю, что не задержусь надолго.

Гоблин опустился на колени рядом с министром, слегка похлопал его по лицу и помог сесть. От Генерал-инспектора только что дым не шел, он явно собирался обрушить на наши головы гром и молнию. Только он открыл рот, я наклонилась вперед и прошептала:

— Воды спят.

Голова Гокхейла дернулась. Он мгновенно вспомнил, где видел меня прежде.

— Все их дни сочтены, приятель, — продолжил мою партию Гоблин. — И, похоже, в твоем распоряжении их будет чуть поменьше по сравнению с некоторыми другими.

Гокхейл узнал и его тоже, хотя предполагалось, что Гоблин мертв. А вспомнив, где видел прежде Сари, он затрепетал.

— Помнишь, как ты несколько раз обругал Минх Сабредил? — спросила Сари. — Сабредил-то уж точно помнит. Думаю, нам ввек с тобой не расплатиться за все мучения. Будешь сидеть в клетке для тигров. Вот и все наказание. Ничего страшного, не правда ли? И, возможно, уже через несколько дней Пурохита составит тебе компанию. — Она рассмеялась таким злым смехом, что меня пробрала дрожь. — Ваши дни сочтены, но сколько бы их не осталось, ты, Чандра Гокхейл, и Арджуна Друпада все время будете взывать к Земле и Небу, Ночи и Дню. Как наши братья в ледяной могиле.

Часть сказанного, которая имела особый смысл исключительно для нюень бао, я не поняла. Но суть уловила. Так же, как и Гокхейл. Он проведет остаток своей жизни в одной клетке с человеком, которого ненавидел больше всех на свете.

Сари снова засмеялась.

Когда она так смеется, это означает, что нервы у нее натянуты, как струна.

32

Я не спускала глаз со старого жреца, когда мы пробирались сквозь паутину заклинаний, которой был опутан склад. У него не было защитного амулета. Его голова судорожно подергивалась, ноги то и дело норовили изменить направление движения, но усилием воли он прокладывал свой путь сквозь наведенные иллюзии. Возможно, это было результатом обучения на Пути Меча. Хотя мне припомнилось, как Госпожа не раз настойчиво повторяла, что он тоже колдун, хотя и не слишком сильный.

— Куда мы идем, дядюшка? И зачем мы идем туда?

— Мы идем туда, где нет ушей нюень бао, которые могли бы услышать то, о чем я расскажу тебе. Старые нюень бао заклеймили бы меня как предателя. Молодые нюень бао назвали бы меня лжецом и старым дурнем. Или еще как-нибудь похуже.

А я? Как правило, я разделяла последнее мнение, в особенности, когда слышала его проповеди о необходимости внутреннего мира, которого можно достичь, с яростной одержимостью готовясь к сражению. Его философия привлекала очень немногих из тех, кто работал у Бонх До Трана, и все они были нюень бао, слишком молодые для того, чтобы на своей шкуре испытать, что такое на самом деле война. Я понимала, что словосочетание «Путь Меча» не носит милитаристского характера, но многим не нравилось именно, как оно звучало.

— Хочешь сохранить в глазах нюень бао свой образ несгибаемого старика, готового скорее умереть, чем помочь дженгали, людям второго сорта, как известно.

Было слишком темно, но мне показалось, что он улыбнулся.

— Да, примерно так, хотя и несколько упрощенно. — Его таглианский, который никогда не был плохим, сейчас стал еще лучше, поскольку мы были одни.

— Ты учитываешь тот факт, что в каждом темном уголке может прятаться летучая мышь, или ворона, или крыса, или даже одна из Теней Протектора?

— Мне нечего их бояться. Тысяча Голосов уже знает все, что я собираюсь рассказать тебе.

Но она могла не хотеть, чтобы я тоже узнала это.

Мы довольно долго шли в молчании.

Таглиос не перестает изумлять меня. Дой уверенно шел через район состоятельных людей, где люди обитали в поместьях, окруженных высокими и к тому же охраняемыми стенами. Их молодежь развлекается на улице Салара, которая возникла много лет назад специально для этой цели. Разум подсказывал, что там, где сконцентрировано богатство, нищих должно быть в избытке, но дело обстояло как раз наоборот. Бедным не позволялось оскорблять своим присутствием взгляд богачей.

Здесь, как нигде, запахи щекотали ноздри, но то была не вонь, а аромат сандалового дерева, гвоздики и духов.

Потом Дой повел меня по темным улочкам района храмов. Мы отошли в сторону, пропуская банду приверженцев Гунни. Молодые парни, задиры, живущие на улицах. Вздумай они прицепиться к нам, им здорово досталось бы, хотя нам это было вовсе ни к чему. Однако все обошлось. Им помешали безобразничать трое Серых.

Нельзя сказать, что Шадар в полной мере презирают кастовую систему. Просто они придерживаются мнения, что к высшей касте должны принадлежать не только жрецы и те, кому по рождению предназначено стать жрецами, но и, конечно же, любой, исповедующий веру Шадар. А эта вера, в высшей степени еретическая и представляющая собой боковую ветвь моей собственной Единой Истинной Веры, содержит в себе нечто очень привлекательное для слабых и обездоленных.

Серые обрушили на юнцов удары своих бамбуковых палок, а с жалобами посоветовали обращаться к Протектору. Парни оказались сообразительнее, чем можно было подумать на первый взгляд. Не успели Серые ухватиться за свистки, вызывая подмогу, как забияк и след простыл.

В городе наступило царство ночи. Дой и я все шли и шли.

В конце концов он привел меня в так называемый Парк Оленей — участок дикой природы, расположенный неподалеку от центра города. Он был создан несколько столетий назад кем-то из тогдашних правителей.

— Не понимаю, зачем нужно было тащиться сюда, — сказала я.

Может, в его голове созрел дурацкий план убить меня и бросить тело под деревьями? Глупость, конечно. И, главное, какой в этом смысл?

Дой есть Дой, однако. Никогда не знаешь, чего можно от него ожидать.

— Здесь я чувствую себя спокойнее, — заявил он. — Но надолго никогда не задерживаюсь. Здешние лесничие постоянно гоняют отсюда чужаков. А для них чужак — любой нетаглианец или таглианец, но не из высшей касты… Вот это бревно имеет форму точно по моим ягодицам.

Я упала, споткнувшись о бревно, о котором шла речь. Поднялась на ноги и сказала:

— Слушаю тебя.

— Сядь. Нам потребуется время.

— Опусти все бегаты.

У веднаитов Джайкура это слово означало дополнительные объяснения, призванные облегчить трудности, возникающие при заучивании священного писания. Чем, как известно, у них должен был заниматься каждый ребенок. То есть мои слова означали: «Не трудись объяснять, на ком лежит вина и как они докатились до такого злодейства. Просто расскажи, что случилось».

— Просить рассказчика отказаться от приукрашивания событий — все равно что просить рыбу добровольно отказаться от воды.

— Мне завтра на работу идти.

— И пойдешь. Тебе известно, что Свободные Отряды Хатовара и странствующие отряды Душил, убивающих во славу Кины, имеют одинаковое происхождение?

— В Анналах можно найти немало намеков, позволяющих сделать такое предположение, — призналась я.

Хотя в это как-то мало верилось.

— Мою роль у нюень бао грубо можно сопоставить с твоей как Летописца Черного Отряда. И с ролью жреца в отрядах Душил. Этим последним, кроме всего прочего, вменяется в обязанность хранить устную историю отряда. С годами Туги постепенно утратили уважение к письменной истории.

Мои собственные исследования показывали, что с годами Черный Отряд тоже претерпел значительную эволюцию. Вероятно, гораздо большую, чем отряды Обманников, которые все время оставались внутри одной и той же культурной среды, не претерпевшей значительных изменений. В отличие от них, Черный Отряд забирался все дальше и дальше в чужие земли, и старые солдаты замещались молодыми чужестранцами, у которых отсутствовала связь с прошлым и которые зачастую даже не представляли себе, что Хатовар еще существует.

Дой точно прочел мои мысли.

— Отряды Душил — слабое подражание первоначальным Свободным Отрядам. Черный Отряд сохранил свое название и кое-что из воспоминаний, но в философском смысле вы гораздо дальше от начальной точки, чем Обманники. Ваш Отряд ничего не знает о своих истинных предках, и весь его путь в огромной степени происходит под воздействием богини Кины. Но не только ее. Есть и другие, поменьше рангом, кто не хочет, чтобы ваш Отряд стал тем, чем был когда-то.

Я молчала, но Дой не потрудился ничего объяснить. Как всегда.

Зато он сделал то, что было для него даже труднее. Рассказал мне правду о своем собственном народе.

— Нюень бао — почти чистокровные потомки тех, кто входил в один из Свободных Отрядов. Того, который предпочел не возвращаться.

— Но считается, что именно Черный Отряд был тем единственным, который не вернулся. В Анналах говорится…

— Там не может быть сказано больше того, что было известно его авторам. Мои предки пришли сюда после того, как Черный Отряд завершил опустошение страны и двинулся на север, уже утратив всякое представление о своей божественной миссии. Предоставленный самому себе, не ведая о том, какая роль была ему уготована. К тому времени в нем сменились уже три поколения, и не прилагалось никаких усилий к сохранению чистоты крови. Он просто сражался, принимая участие в войне, первой из тех, которые запомнили авторы ваших Летописей. И был почти полностью уничтожен. Похоже, таков удел Черного Отряда. Снова и снова возникать почти из ничего, каждый раз воссоздавая себя заново. И каждый раз утрачивая что-то из того, чем он был до этого.

— А каков удел твоего Отряда? — Я обратила внимание на то, что он никак не называл его. По правде говоря, это было неважно. Название не имело для меня значения.

— Погрязнуть даже глубже в неведение о самом себе. Я знаю истину. Мне известны старые тайны и пути. Но я — последний. В отличие от других Отрядов, мы взяли свои семьи с собой. Нам было что терять. И мы дезертировали. Ушли и спрятались на болотах. Но смешения кровей мы не допускали. Почти.

— А эти ваши паломничества? Старики, которые умерли в Джайкуре? Хонь Тэй? И великая, мрачная, ужасная тайна нюень бао, которая так волнует Сари?

— У нюень бао много мрачных тайн. Все Свободные Отряды имели мрачные тайны. Мы были орудием Тьмы. Солдаты Тьмы. Костяные Воины, призванные открыть путь Кине. Каменные Солдаты, сражающиеся за честь остаться в вечности, за то, чтобы наши имена были золотыми буквами записаны на камнях Сияющей равнины. Мы потерпели неудачу, потому что наши предки были несовершенны в своей преданности. В каждом Отряде имелись те, кто был слишком слаб, и это не позволило навлечь Годину Черепов.

— А что старики?

— Кы Дам и Хонь Тэй. Кы Дам был последним официальным Капитаном нюень бао. Занять его место некому. Хонь Тэй была ведьмой и несла в себе проклятие дара предсказания. Она была последним подлинным жрецом. Жрицей.

— Проклятие дара предсказания?

— Она никогда не предсказывала ничего хорошего.

Я почувствовала, что он не хочет углубляться в этот предмет. Мне припомнилось, что последнее пророчество Хонь Тэй касалось Мургена и Сари, что, конечно, было воспринято как оскорбление всеми «правильными» нюень бао, — и это пророчество все еще не исполнилось в полной мере.

— А в чем великий грех нюень бао?

— Эта идея у тебя от Сари, конечно. И она, так же, как все те, кто родился после прихода Хозяев Теней, верит, что именно «грех» заставил нюень бао уйти на болота. Она ошибается. Это бегство было связано не с грехом, а со стремлением выжить. По-настоящему черный грех был совершен уже при моей жизни.

В его голосе отчетливо проступила напряженность. Без сомнения, то о чем он говорил, сильно задевало его чувства.

Я не торопила его.

— Я был маленьким мальчиком и делал первые шаги на Пути Меча, когда появился этот чужеземец. Привлекательный человек средних лет. Его звали Ашутош Вакша. На древнем языке Ашутош означает что-то вроде Отчаяние Грешника. Вакша имеет почти тот же самый смысл, что и в современном таглианском. То есть «добрый дух». Людям казалось, что он — существо сверхъестественное. Из-за белой кожи. Очень бледная, действительно просто совсем белая кожа, белее, чем у Гоблина или Лозана Лебедя, которые хотя бы слегка загорели. И все же альбиносом он не был. Глаза у него были совершенно нормальные, а волосы не такие светлые, как у Лебедя. В целом, большинство нюень бао воспринимало его как волшебное, почти неземное создание. Он говорил на нашем языке немного странно, но все же понять его было можно. Сказал, что хочет пройти обучение в храме Вин Гао Ганга, слава о котором дошла до него издалека. Стали допытываться, откуда он родом, но он отвечал непонятно. Дескать, его родина — Страна Неизвестных Теней, что под звездами Аркана.

— Он сказал, что пришел с равнины Сияющего Камня?

— Не совсем. В полной мере его было трудно понять. То ли с нее, то ли из-за нее. Да никто и не допытывался уж слишком настойчиво. Даже Кы Дам или Хонь Тэй, хотя он явно вызывал у них беспокойство. Мы довольно быстро поняли, что Ашутош — очень сильный колдун. А в те дни были живы еще многие люди, помнившие происхождение нюень бао. Они испугались, что, возможно, его послали с целью вернуть нас домой. Они ошибались. Довольно долго Ашутош был лишь тем, кем он себя объявил — ученым, который жаждет вкусить мудрости, накопленной в храме Чангеша. Этот храм был для нас святым местом с тех пор, как нюень бао поселились на болотах.

— Однако здесь отчетливо ощущается некое «но», верно? В конце концов, этот человек оказался негодяем?

— Да. Ашутош был тем, кого позже знали под именем Тенелов. Он прибыл, чтобы найти наш Ключ, а послал его учитель и наставник, которого вы называли Длиннотень. Еще в юном возрасте этот человек случайно услышал, что не все Свободные Отряды вернулись в Хатовар. Из этого он сделал вывод, до которого, кроме него, не додумался никто, — что каждый Отряд, все еще находящийся снаружи от Врат Теней, должен владеть талисманом, способным открывать и закрывать эти Врата. Честолюбивый человек мог с помощью этого талисмана добраться до ракшасов и заставить их вершить для него черные дела. Сила, способная убивать, может стать ужасающей в руках человека, не умеющего или не желающего сдерживать ее.

— Ну и что, нашел Ашутош Вакша Ключ?

— Он лишь убедился, что тот существует. Втерся в доверие к жрецам, и кто-то из них проболтался. Вскоре Ашутош заявил, что его учитель, наставник и духовный отец, Мариша Мантара Думракша, как он его называл, находясь под большим впечатлением от его отчетов о храме, собирается лично прибыть сюда. Думракша оказался высоким, невероятно худым человеком, который всегда носил маску, по-видимому, из-за того, что у него было изуродовано лицо.

— И ты, услышав это имя — Мариша Мантара Думракша, — ничего не заподозрил?

Уже стемнело, и я не могла разглядеть выражение лица Доя, но чувствовала, что мой вопрос огорчил и обидел его.

— Я был маленьким мальчиком.

— А нюень бао не интересуются ничем, кроме самих себя. Да. Я веднаитка, дядюшка, но даже мне известно, что Мантара и Думракша — имена легендарных демонов Гунни. Нужно было держать ухо востро. Тогда, если какой-нибудь мерзкий колдун дженгали и запудрит тебе мозги, ты, по крайней мере, будешь знать, с кем он связан.

— Этот Думракша мог кого хочешь заговорить, — проворчал Дой. — Когда он узнал, что раз в десять лет, как тогда было принято, отряд, состоящий из самых сильных мужчин, отправляется в паломничество на юг…

— Он напросился к ним и, заморочив голову, добился позволения осмотреть Ключ.

— Почти. Но не совсем. Да. В общем, ты угадала верно. Целью паломничества были сами Врата Теней. Там пилигримы оставались в течение десяти дней, ожидая знака. Вряд ли они имели представление о том, каким должен быть этот знак. Но — важно было соблюсти традицию. Пилигримы, однако, никогда не брали с собой настоящего Ключа. Они носили копию, на которую накладывалось несколько простых заклинаний, в расчете на глупого и невнимательного вора. Настоящий Ключ оставался дома. Старики на самом деле вовсе не хотели, чтобы с той стороны был подан знак.

— Длиннотени никакой знак не требовался?

— Да. Когда паломники прибыли к Вратам Теней, они обнаружили, что их поджидают Ашутош Вакша с полдюжиной колдунов. Некоторые сбежали с севера, из царства Тьмы, где служил тогда Черный Отряд. Когда Думракша попытался использовать фальшивый ключ, на его банду напали с той стороны Врат Теней. Прежде чем проход удалось закрыть, используя силу подлинного имени Длиннотени, погибли трое из этих так называемых Хозяев Теней. Один, по имени Ревун, был сильно ранен, но сбежал. Уцелевшие быстро перессорились между собой, пытаясь захватить монстров, которых твои братья обнаружили, когда прибыли на место. И все это стало причиной того, что Мать Ночи пробудилась и начала замышлять, как бы устроить Годину Черепов.

— В этом и состоит великий грех нюень бао? В том, что они позволили колдунам провести себя?

— В те дни между жителями болот и внешним миром контакт был очень незначителен. Семья Бонх До Трана заправляла всей торговлей с внешним миром. Раз в десять лет горстка мужчин отправлялась к Вратам Теней. И примерно с той же частотой отшельники-гунниты уходили на болота, надеясь таким образом очистить свои души. У них, по-видимому, с головой было не в порядке, иначе они поискали бы место получше. К ним, как правило, относились с терпимостью. Вот и все, никаких контактов больше фактически не было.

— При чем тут Тысяча Голосов?

— Она узнала всю эту историю от Ревуна примерно в то время, когда мы оказались в ловушке в Деджагоре. Или сразу после этого. Явилась в храм вскоре после нашего возвращения. Даже самые сильные из нас были до предела изнурены, все старики умерли, включая нашего Капитана, и Глашатая, и ведьму Хонь Тэй. Кроме меня, не осталось никого, кто знал бы все — хотя Гота и Тай Дэй кое-что знают, и Сари немного, поскольку все они принадлежат к семье Кы Дама и Хонь Тэй. Когда Тысяча Голосов пришла в храм, меня там не было. Она использовала свое могущество, чтобы запугать жрецов. В конце концов они капитулировали и отдали ей таинственный предмет, который был доверен им на хранение много лет назад. Они даже не знали, что он собой представлял На самом деле они не так уж и виновны, но сколько я ни бился, их все равно продолжали стыдить. Ну вот, теперь ты все знаешь. Все тайны нюень бао.

Я не была уверена в этом.

— У меня есть серьезные сомнения на этот счет. Но все же это уже кое-что, с чем можно работать. Ты собираешься помогать нам? Если мы сумеем заставить Нарайана Сингха признаться, куда он дел Ключ?

— Если ты пообещаешь, что никто никогда не узнает того, что я рассказал тебе сегодня ночью.

— Клянусь на Анналах. Не скажу ни слова ни одной живой душе. — Такая форма клятвы, однако, не помешает мне записать все то, о чем я от него услышала.

Я не стала требовать от него никаких клятв.

Рано или поздно он столкнется с моральной дилеммой, которая раздавила Радишу. В какой-то момент у нее возникло ощущение, что Отряд выполнил свои обязательства по отношению к ней и пришло время заняться своими собственными делами, забыв об обязательствах по отношению к Отряду. Как только — если! — людям дядюшки Доя удастся освободиться из могилы под Сияющей равниной, его надежность как союзника обратится в дым.

Ладно, когда время придет, тогда пусть голова и болит, подумала я и сказала Дою:

— Мне завтра на работу. И сейчас уже очень поздно.

Он поднялся, явно испытывая чувство облегчения от того, что я задавала не так уж много вопросов. У меня на уме, конечно, было несколько. К примеру, почему нюень бао со временем стали более часто совершать свои паломничества к Вратам Теней как раз в те времена, когда Хозяева Теней были в силе, и зачем таскали с собой женщин, детей и стариков? Я задала ему этот вопрос по дороге домой.

— Хозяева Теней милостиво не препятствовали нам. Это добавляло им ощущения собственного превосходства. К тому же, нам удалось внушить им, что, поскольку настоящего Ключа у нас нет, мы отправляемся на поиски его. И даже сами наши люди верили в это. Только Кы Дам и Хонь Тэй знали правду. Хозяева Теней надеялись, что мы найдем Ключ — для них.

— Тысяча Голосов раскусила вас.

— Да. Ее вороны летают везде и слышат все.

— И в те дни в ее распоряжении был один очень подлый демон.

Всю дорогу обратно на склад я продолжала докучать ему, выпытывая оставшиеся секреты, чтобы заполнить пробелы в его рассказе.

Но мне не удалось одурачить его.

Прежде чем дотащиться до постели, я еще раз встретилась с Сари, Мур геном и Гоблином.

— Ну как, вы ничего не упустили?

Подстраховаться никогда не мешает — Мурген, невидимый и неслышимый, присутствовал во время нашей увлекательной беседы с Доем.

— В основном, да, — ответил Мурген. — Этот старик большой хитрец.

— Как думаете, он сказал правду?

— По большей части, — откликнулась Сари. — Он не сказал ни слова лжи, но не открыл и всей правды.

— Ну, конечно, нет. Он — нюень бао до кончиков кривых ногтей. И кроме того, колдун.

Прежде чем Сари успела возмутиться, Гоблин сообщил:

— Следом за вами летела белая ворона.

— Я видела ее. И решила, что это Мурген.

— Нет, не Мурген, — возразил Мурген. — Я был там в виде духа Так же, как сейчас.

— Кто же она, в таком случае?

— Не знаю, — ответил он.

Я не совсем поверила ему. Может, интуиция обманывает меня, но я была уверена, что у него есть кое-какие подозрения. И достаточно основательные.

33

Господин Сантараксита едва дождался, пока мы остались одни, и тут же подошел ко мне.

— Дораби, я тобой недоволен. Два дня назад ты опоздал. Вчера тебя не было вообще. И после этого сегодня ты являешься как ни в чем не бывало и готов приступить к работе.

Вовсе я не «явилась как ни в чем не бывало». Я явилась злая как черт, но не из-за него, конечно. И, наверно, поэтому не сразу заметила несоответствие тона, каким были сказаны его слова, и их содержания. В тоне отчетливо проступало облегчение — от того, что я вернулась, и слабеющий привкус страха — от того, что этого могло не произойти. Пришлось солгать.

— У меня был жар. Просто ноги не держали. Я попробовал добраться сюда, но был так слаб, что лишь зря потратил время. Пришлось вернуться домой.

— Зачем же ты пришел сегодня? — Полный разворот — теперь в его голосе ощущалось сильное беспокойство.

— Сегодня я чувствую себя чуть лучше. У меня тут много дел. Мне очень не хотелось бы потерять эту работу, Сри. Книги… Кладезь мудрости…

— Где ты живешь, Дораби?

Я взяла метлу, но это не остановило его. Он буквально шел за мной по пятам. Взгляды, которыми люди провожали нас, свидетельствовали о том, что Сантараксита снискал себе репутацию охотника до молоденьких мальчиков.

Этот вопрос не застал меня врасплох, ведь я знала, что он пытался выследить, где я живу.

— Снимаю маленькую комнатку на побережье в Сираде, вместе с несколькими друзьями еще со времен армии.

Довольно распространенная ситуация для Таглиоса, где число мужчин превышает число женщин почти вдвое. Мужчинам легче отправиться в дальние края в надежде устроить свою судьбу.

— Почему ты не вернулся домой, когда кончилась война, Дораби?

Ох!

— Сри?

— Твоя мать, твой брат со своей женой, твои сестры, их мужья и дети все еще живут там же, где прошло твое детство. Они считают тебя погибшим.

Ох-ох! Проклятие! Он что, ездил туда и своими глазами видел всех их? Есть же люди, которые обожают совать нос в чужие дела!

— Я всегда не ладил со своей семьей, Сри. — Это уже было откровенной ложью по отношению к Дораби Дей Банераю. Он как раз, насколько я знаю, был очень близок со своей семьей. — Кьяулунская война сильно изменила меня, я стал совсем другим человеком. И потом… Со временем они узнали бы обо мне такое, что заставило бы их отречься от меня. Пусть лучше считают, что Дораби мертв. Все равно того юноши, которого они помнят, больше не существует на свете.

Я надеялась, что воображение подскажет ему, как лучше интерпретировать мои слова. Он клюнул на эту удочку.

— Понимаю.

— Благодарю за заботу, Сри. А сейчас, простите…

Я приступила к работе. Руки так и мелькали, но я не замечала, что делаю, целиком погрузившись в свои мысли. Теперь, конечно, ничего другого не оставалось, как только позволить соблазнить себя. Никакого опыта в этом смысле у меня не было, с какой точки зрения ни посмотреть. Но старики недаром называют меня умной. Спустя некоторое время я придумала, как направить дальнейшие события в желаемое русло без того, чтобы Сурендранат Сантараксита всерьез подвергал себя эмоциональному или моральному риску. Во всяком случае, не больше, чем когда он пытался проследить за мной до дома, и я послала Тобо вывести его наружу. О чем он, конечно, не знал.

Несколько часов спустя я ухитрилась заставить свой желудок извергнуть завтрак и демонстративно, чтобы это не прошло незамеченным, убрала все за собой. Чуть позже я воспользовалась заклинаниями, вызывающими головокружение. Это случилось уже после того, как большинство библиотекарей и копиистов ушли домой. Дневная гроза оказалась не такой ужасной, как в большинстве случаев. Таглианцы обычно считают это дурным предзнаменованием.

Сантараксита сыграл свою часть превосходно, точно прочел написанный мной сценарий. Он оказался рядом еще до того, как заклинание перестало действовать. Заметно нервничая, он посоветовал:

— Тебе лучше отправиться домой, Дораби. Ты сегодня изрядно потрудился. Завтра можешь отдохнуть. Я провожу тебя, чтобы удостовериться, что с тобой все в порядке.

Я вяло запротестовала, что в этом нет никакой необходимости, но тут у меня снова закружилась голова. Пришлось сказать:

— Спасибо, Сри. Ваше великодушие не знает границ. А что будет с Баладитаем? — Внук старого копииста снова не пришел за ним.

— Практически, ему по дороге с нами. Мы просто сначала проводим его.

Я попыталась сделать или сказать что-то, что разожгло бы фантазию Сантаракситы, но не смогла. В этом, впрочем, и не было необходимости. Он сам, по собственной воле шел на крючок. И все потому, что я умела читать.

Судьба.

Так уж получилось, что Речник оказался поблизости, когда господин Сантараксита, Баладитай и я покидали библиотеку. Еле заметным жестом я дала ему понять, почему мы оказались втроем. По дороге пришлось прибегнуть к дополнительным жестам и знакам, с помощью которых я сообщила ему, что старика нужно захватить, как только мы с Сантаракситой покинем его. Он последним видел Главного Библиотекаря в моем обществе. И он мог оказаться полезен для нас.

Неподалеку от склада мне пришлось прибегнуть к еще одному заклинанию. Чтобы помочь мне удержаться на ногах, Сантараксита обхватил меня за плечи. Я выскользнула из его рук и продолжила игру. К этому моменту нас уже окружили братья из Отряда, держась, правда, на расстоянии.

— Просто пошли дальше, — сказала я Сантараксите, на которого уже начали воздействовать наши заклинания. — Только возьмите руку.

Спустя мгновение легкий удар по затылку Главного Библиотекаря позволил мне, наконец, выйти из роли, которая была мне очень не по нутру.

— Здесь меня знают под именем Дрема. Я — Летописец Черного Отряда. Я привела вас сюда, чтобы вы помогли перевести записи, сделанные некоторыми из моих самых отдаленных предшественников.

Сантараксита попытался возмутиться. Кендо Резчик положил руку ему на рот и нос, лишив возможности дышать. После нескольких подобных эпизодов даже до представителя класса жрецов дошло, какая связь существует между молчанием и беспрепятственным дыханием.

— У нас репутация жестоких людей, Сри. И вполне заслуженно. Нет, я не Дораби Дей Банерай. Дораби умер во время Кьяулунской войны. Сражаясь на нашей стороне.

— Чего вы хотите? — Голос у него дрожал.

— Я ведь уже сказала — нам нужно перевести кое-какие старые книги. Тобо, принеси их с моего рабочего стола.

Мальчишка выбежал, ворча себе под нос, с какой стати именно его всегда гоняют с поручениями.

Господин Сантараксита ужасно разозлился, обнаружив, что кое-что из предназначенного для перевода было украдено из закрытого фонда библиотеки. Я подвинула к нему то, что считала самым ранним томом Летописей:

— Мне хотелось бы, чтобы вы начали вот с этого.

Тут он побелел, как полотно.

— Я обречен, Дораби… Прости, юноша. Дрема, кажется?

— Хм-м-м… — промычал Одноглазый, который только что вошел. — Ты все время пялил глаза не на то дерево. Наша маленькая дорогая Дрема — девушка.

Я ухмыльнулась.

— Проклятие! У вас новые трудности, Сри. Теперь вам придется освоиться с мыслью, что и женщина может читать. Ах! Но ничего, здесь Баладитай. Вы будете работать с ним. Спасибо, Речник. Мы тебя не слишком затруднили?

Сантараксита снова попытался возразить.

— Я не…

— Вы будете переводить, и очень усердно, Сри. Или мы не будем вас кормить. Здесь вам не бхадралок. У нас с разговорами давным-давно покончено. Мы делаем дело. Вам просто не повезло, что вы оказались замешаны во все это.

Появилась Сари. Насквозь промокшая.

— Снова дождь. Вижу, ты поймала свою рыбку. — Она рухнула в кресло, разглядывая Сурендраната Сантаракситу. — Я совсем без сил. Весь день нервы у меня были на пределе. В середине дня Протектор вернулась с болот. В очень скверном настроении. У них с Радишей произошла ужасная ссора, прямо у нас на глазах.

— Радиша спорила с ней?

— Да. Она дошла до предела. Этим утром появился еще один Бходи, но Серые помешали ему поджечь себя. Тогда Протектор заявила, что собирается устроить нам веселенькую ночку, выпустив все Тени на свободу. И тут Радиша завопила как резаная.

Сантараксита настолько перепугался, услышав откровения Сари, что я не смогла сдержать смеха.

— Нет, — пробормотал он. — Тут нет ничего смешного. — Потом выяснилось, что его взволновали вовсе не Тени. — Протектор оторвет мне уши. Эти книги вообще не должны были находиться в библиотеке. Считалось, что я уничтожил их много лет назад, но я не в состоянии обойтись так с книгой. Потом я забыл о них. Мне следовало бы запереть их где-нибудь подальше.

— Зачем? — огрызнулась Сари.

Ответа она не получила.

— Ты принесла еще что-нибудь? — спросила я.

— У меня не было возможности раздобыть ни одной страницы. Я торчала в покоях Радиши. Подслушивала ее с Душеловом. Но зато у меня есть еще кое-какая информация.

— Например?

— Например, что Пурохита и все жрецы, которые входят в Тайный Совет, завтра покинут Дворец, чтобы присутствовать на собрании жрецов, посвященном подготовке этого ихнего ежегодного Друга Пави.

Друга Пави — самый крупный ежегодный праздник гуннитов. Таглиос, со всеми его бесчисленными культами и бессчетными этническими меньшинствами, может похвастаться тем, что какой-нибудь праздник отмечается в нем почти каждый день, но Друга Пави затмевает все остальные.

— Но он же не бывает раньше, чем кончится сезон дождей. — У меня возникло какое-то странное ощущение по поводу этого сообщения.

— Я и сама чувствую, что здесь что-то не так, — призналась Сари.

— Речник, забирай господина библиотекаря и копииста и постарайся устроить их поудобнее, насколько это для нас возможно. Скажи Гоблину, чтобы он снабдил их необходимыми принадлежностями. — Я повернулась к Сари. — Ты слышала что-нибудь о библиотекаре до или после того, как Душелову надоело запугивать жителей болот и она вернулась обратно?

— После, конечно.

— Конечно. Она подозревает что-то. Кендо, я хочу, чтобы завтра на рассвете ты отправился в Кернми Уот. Покрутись там, посмотри, не удастся ли что-нибудь разузнать. Но так, чтобы никто не заметил твоего интереса. Если увидишь множество Серых или других Шадар, то ничего не предпринимай. Просто возвращайся обратно и расскажи все, что увидел.

— Думаешь, это и есть благоприятная возможность? — спросила Сари.

— Есть и будет, пока они за пределами Дворца. Разве не так?

— Может быть, лучше всего просто убить их. А потом прикрепить к трупам наши «пузыри». Чтобы окончательно свести Душелова с ума.

— Постой. Мне кое-что пришло в голову. Может, это то же самое, что с Аль-Хульским отрядом. — Я замахала пальцем в воздухе, точно отбивая некий музыкальный ритм. — Да. Это так. Похоже, Протектор пытается подстроить нам ловушку с Пурохитой, — я пояснила свою мысль.

— Неплохо, — сказала Сари. — Но, если мы собираемся все это провернуть, вам с Тобо придется отправиться со мной во Дворец.

— Я не могу. На следующий день после исчезновения господина Сантараксита я обязательно должна быть на работе. Поговори с Мургеном Расспроси, не был ли он сегодня неподалеку от Дворца. Разузнай, есть ли ловушка и где она. Если Душелова не будет, вы с Тобо и сами справитесь.

— Я не хочу преуменьшать твою сообразительность, Дрема, но я очень много думала над тем, что собираюсь сделать. Годами, хотя и с перерывами. Отчасти именно из-за этой возможности я всегда старалась держаться как можно ближе к центру событий. Фокус в том, что проделать это можно только втроем. Мне нужны и Шики, и Сава.

— Дай мне подумать. — Пока я размышляла, Сари поговорила с Мургеном. В последнее время он как будто проявлял больше интереса по отношению к внешнему миру, в особенности ко всему, что заботило его жену и сына. Должно быть, начинал понимать, что к чему. — Я знаю, что делать, Сари! Гоблин сможет притвориться Савой.

— Ну и придумала, — заявил Гоблин и грязно выругался на четырех или пяти языках, чтобы быть уверенным, что его все поняли. — Какого черта? Ты в своем уме, женщина?

— Ты такой же низенький, как и я. Мы вотрем тебе в лицо и руки немного сока орехов бетеля, напялим на тебя «наряд» моей Савы, и Сари проследит, чтобы ты рта не раскрывал, как бы тебе ни приспичило, — никто и не заметит разницы. Только смотри все время вниз, как Сава всегда делает.

— Может, это и выход, — ответила Сари, не обращая внимания на несмолкающие протесты Гоблина. — Фактически, чем больше я об этой идее думаю, тем больше она мне нравится. Ничуть не желая проявить к тебе неуважение, Дрема, могу сказать — в том, что касается «изюминки» нашего замысла, Гоблин может быть гораздо полезнее тебя.

— Понимаю. Ну, так отправляйтесь. А я смогу еще какое-то время побыть Дораби Деем. По-моему, отлично, как ты считаешь?

— Женщины, — проворчал Гоблин. — Жить с ними невозможно, но разве от них отвяжешься?

— Ты лучше начинай у Сони обучаться заскокам Савы. — Потом Сари повернулась ко мне: — у Савы будет полно работы, не сомневаюсь. Нарита жаждет заполучить ее. Тобо, ты должен хорошенько выспаться. Никто не связывает твое появление с Гокхейлом, но все же тебе нужно быть настороже.

— Мне вовсе не нравится ходить туда, ма.

— Ты думаешь, мне нравится? Мы все…

— Да. Думаю, что тебе нравится. Думаю, ты продолжаешь ходить туда, потому что тебя привлекает опасность. Думаю, тебе придется нелегко, когда не надо будет ежедневно рисковать собой. Думаю, если это произойдет, нам всем нужно будет глаз с тебя не спускать, а то ты можешь втянуть нас во что-нибудь этакое, и всех нас прикончат вместе с тобой.

Да, этот ребенок явно много думает. Может, с подачи своих «дядей». Но одно не вызывало сомнений — он очень недалек от истины.

34

Я расположилась в кресле перед клеткой, где сидел Нарайан Сингх. Он не спал, но не обращал на меня внимания.

— Дочь Ночи еще жива, — сказала я.

— Мне это известно.

— Да? Откуда?

— Я узнал бы, если бы ты причинила ей вред.

— Тогда тебе полезно будет узнать следующее. Пройдет совсем немного времени, и ей очень даже причинят вред. Она вообще жива только потому, что мы нуждаемся в твоей помощи. Если мы ее не получим, какой смысл продолжать кормить ее? И тебя, кстати, тоже. Хотя я намерена сдержать свое слово и позаботиться о тебе. Потому что хочу, чтобы ты увидел, как все, что тебе дорого, будет уничтожено. Да, кстати. Этим вечером Аридата не сможет прибыть сюда. Его не отпустил капитан, опасаясь возможных беспорядков в городе. Еще один Бходи пытался поджечь себя… Так что придется подождать до завтрашнего вечера.

Нарайан издал звук, похожий одновременно и на стон, и на шипение. Он страстно желал выкинуть меня из головы, забыть о моем существовании, поскольку оно заставляло его чувствовать себя ужасно несчастным. А это, в свою очередь, делало счастливой меня, хотя никакой личной неприязни к нему я не испытывала. Моя враждебность носила исключительно гигиенический, исключительно казенный характер; я действовала от имени моих братьев, пострадавших из-за него. И от имени тех, которые были пленниками подземелья.

— Может быть, тебе следует обратиться к Кине, — посоветовала я. — Пусть наставит тебя на путь истинный.

Он одарил меня таким взглядом… У Нарайана Сингха начисто отсутствовало чувство юмора. Он не распознавал даже самого ядовитого сарказма.

— Учти одно: мое терпение на исходе, — продолжала я. — И время тоже. Мы уже прыгнули тигру на спину, и вот-вот начнется очень большая кошачья драка.

Кошачья драка. Так говорят мужчины, когда бранятся женщины.

Ох, неужели?

До меня только сейчас дошло — ведь в предстоящей битве и впрямь прежде всего будут участвовать женщины. Сари и я. Радиша и Душелов. Кина и Дочь Ночи. Дядюшка Дой играл во всем этом очень незначительную роль. И Нарайан тоже, хотя он и был тенью Дочери Ночи.

Странно. Очень странно.

— Нарайан, когда во все стороны полетят клочья шерсти, мне будет не до того, чтобы присматривать за твоей подругой. Но о тебе я — уже в который раз — обещаю позаботиться.

Я встала, собираясь уйти.

— Я не могу сделать этого. — Голос Сингха был едва слышен.

— Думай, думай, Нарайан. Если любишь девушку. Если не хочешь, чтобы твоя богиня была вынуждена начинать все сызнова.

Полагаю, я могла бы сделать так, чтобы Кина продолжала спать еще век. Для этого нужно было только убить кого следует. И я сделала бы это, если бы в результате мои братья выбрались из своей подземной темницы.

В углу, где я работала и спала, меня поджидал Бонх До Тран. Выглядел он неважно, что было неудивительно. Он был ненамного моложе Гоблина, а прибегать к чудодейственным источникам силы, в отличие от последнего, не имел возможности.

— Я могу быть чем-то полезна, дядюшка?

— Дой рассказал тебе историю нашего народа. — Самое большее, на что у него хватало сил, был хриплый шепот.

— Историю, да, но какую? Когда нюень бао делятся своими секретами, всегда остаются некоторые сомнения.

— О-хо-хо, Дрема. Ты очень смышленая молодая женщина. Совсем мало иллюзий и никаких явных заскоков. Думаю, Дой был честен с тобой в той степени, к какой смог принудить себя. Позволю себе предположить, что он был честен со мной, когда перед этим пришел за советом. Долгое время он просто не слышал меня, когда я убеждал его, что сейчас наступили новые времена. Именно на это хотела указать нам Хонь Тэй, когда допустила, чтобы дженгал стал мужем Сари. Мы все — заблудившиеся дети. Нам нужно взяться за руки. Хонь Тэй очень хотела, чтобы мы поняли это.

— Почему же было просто взять и не сказать все как есть?

— Она же была Хонь Тэй. Пророчица. Пророчица нюень бао. Ты хочешь, чтобы она издавала указы, как Радиша и Протектор?

— Вот именно.

До Тран захихикал. А потом, казалось, просто уснул.

Или мне показалось? Интересно.

— Дядюшка?

— А? Ох! Извини меня, девушка… Не думаю, чтобы кто-то еще рассказывал тебе об этом. Может быть, никто, кроме нас с Готой, ничего и не видел. Здесь, в этом месте, завелся призрак. За прошедшие две ночи мы видели его несколько раз.

— Призрак? — Может быть, Мурген настолько окреп, что люди начинают видеть его?

— Что-то холодное и злое, Дрема. Наподобие того, что рыщет у входа в могилы или скользит сквозь горы костей. Похожее на ту девушку-вампира, которая сидит в клетке для тигров. Будь очень осторожна с ней. А мне, я думаю, пора ложиться. А то я засну прямо здесь, и твои друзья начнут перешептываться.

— Если уж им приспичит болтать обо мне, думаю, они не найдут более подходящего объекта.

— В один прекрасный день, когда я снова буду молодым и здоровым. При следующем обороте Колеса.

— Спокойной ночи, дядюшка.

Я надеялась, что смогу еще почитать, но заснула почти мгновенно. В какой-то момент посреди ночи возникло ощущение, что призрак До Трана действительно существует. Я проснулась, мгновенно насторожившись, и увидела смутно вырисовывавшуюся, мерцающую человеческую фигуру, стоящую рядом и, судя по всему, наблюдающую за мной. Старик очень верно описал это создание, кстати. У меня возникло ощущение, точно это была сама Смерть.

Почувствовав мой взгляд, фигура исчезла.

Я лежала, анализируя свои впечатления. Мурген? Шпион Душелова? Неизвестный? Или, что наиболее вероятно, душа девушки, сидящей в клетке для тигров, которая выбралась оттуда и отправилась погулять?

Я еще некоторое время поломала над этой загадкой голову, но вскоре заснула, сломленная усталостью.

35

Я сразу почувствовала, что в городе что-то не так. Кроме необычно свежего запаха, вполне объяснимого, впрочем, потому что дождь лил почти всю ночь. И кроме ошеломленного выражения на лицах обитателей трущоб, переживших, наверно, одну из самых страшных ночей в своей жизни. Нет. Это было ощущение вроде удушья, которое становилось тем сильнее, чем ближе я подходила к библиотеке. Возможно, какой-то чисто психический феномен.

Я остановилась. Капитан часто повторял, что нужно доверять своим инстинктам. Если у меня возникло дурное предчувствие, нужно срочно разобраться, на чем оно основано. Я медленно повернулась.

Это была не такая уж невзрачная улица, что вполне понятно, учитывая близость библиотеки. Повсюду лежали мертвецы. Живые попрятались, опасаясь, что днем Теней сменят Серые. Но Серые отсутствовали тоже. И уличное движение было гораздо менее интенсивное, чем должно бы. Большинство крошечных лавчонок с единственным продавцом — он же владелец — сейчас куда-то подевалось.

В воздухе был разлит страх. Люди ждали, что вот-вот что-то случится. Они видели что-то, глубоко взволновавшее их. Но что? Непонятно. Я спросила одного торговца, достаточно смелого, чтобы не забраться в какую-нибудь щель, но он сделал вид, что не слышал моего вопроса. Вместо этого он принялся убеждать меня, что я дня не проживу без его бронзовой кадильницы, украшенной чеканкой.

И тут мне пришло в голову, что, возможно, он прав. Я заговорила еще с одним торговцем бронзовыми изделиями, который расположился в таком месте, откуда видна была библиотека.

— Куда все подевались нынче утром? — спросила я, разглядывая чайник с длинным носиком — вещицу того сорта, которые вряд ли пригодны на практике.

Торговец украдкой взглянул в сторону библиотеки, и я поняла, что предчувствие не обмануло меня. И что бы именно ни случилось, это произошло совсем недавно. В Таглиосе ни одно место не остается таким пустым и тихим надолго.

Я редко брала с собой деньги, но сегодня захватила несколько монет. И купила бесполезный чайник.

— Подарок жене. За то, что, в конце концов, родила мне сына.

— Вы ведь нездешний, правда? — спросил продавец бронзовых изделий.

— Нет. Я из… Деджагора.

Человек понимающе кивнул, как будто это объясняло все.

Когда я собралась отправиться дальше, он пробормотал:

— Не ходите тем путем, деджагорец.

— А?

— Не надо спешить. Лучше сделайте крюк и обойдите это место.

Я искоса взглянула в сторону библиотеки. Ничего необычного. И в саду все выглядело как будто нормально, хотя там работали какие-то люди.

— Ах!

Я продолжала медленно продвигаться вперед, пока не оказалась у входа в переулок.

Откуда взялись эти садовники? Обычно они являлись лишь по приглашению Главного Библиотекаря.

И тут я заметила птицу, описывающую круги над библиотекой. Скорее всего, одинокий голубь, подумала я. Однако, когда она уселась на железные ворота прямо над головой Адо и сложила крылья, стало ясно, что это белая ворона. И глаз у нее был острее, чем у Адо. Но Адо и не интересовало ничего, кроме его караульной службы у ворот.

Это был еще один предостерегающий знак.

Белая ворона уставилась прямо на меня. И вдруг подмигнула. Или, может быть, просто мигнула, но мне больше по душе было думать, что за этим стоит братство заговорщиков.

Ворона опустилась на плечо Адо. Он так испугался, что чуть не выскочил из своих сандалий. Птица, по всей видимости, сказала что-то. Адо подпрыгнул снова и попытался схватить ее. Потерпев неудачу, он бросился в библиотеку. И тут же выскочили Шадар, замаскированные под библиотекарей и копиистов, и стали пытаться сбить ворону камнями. Птица благополучно скрылась.

Я последовала ее примеру, но двинулась в другом направлении. Настороженная как никогда Что произошло? Почему они тут оказались? Очевидно, поджидали кого-то. Меня? Или кого-то другого? Но почему? Что нужно сделать, чтобы благополучно выбраться отсюда?

Может быть, ничего. Хотя тот факт, что я не явилась на работу и тем самым уклонилась от допроса, мог рассматриваться как изобличающая улика. Но я еще не настолько сошла с ума, чтобы пытаться обмануть Серых при непосредственном контакте с ними.

Молоко уже пролито. Назад пути нет. Но мне было ужасно жаль, что я не успела найти и стащить еще один древний том Летописей.

Всю дорогу домой я пыталась вычислить, что Серые делали в библиотеке. Сурендранат Сантараксита отсутствовал не так уж долго, чтобы власти обратили на это внимание. Если уж на то пошло, Главный Библиотекарь частенько появлялся даже гораздо позже. Я выбросила эти мысли из головы, едва не вывихнув себе мозги. Нужно отправить Мургена, чтобы он тут все разведал. Он сможет подслушать… и найти ответ.

36

Мурген уже занимался подслушиванием, несмотря на дневное время. Он беспокоился о Сари и Тобо. А может быть, даже немного и о Гоблине. Когда я вошла, Одноглазый нависал над столом, безотрывно вглядываясь в свое туманное приспособление. Матушка Гота и дядюшка Дой присутствовали тут же, напряженные и полные внимания. Отсюда я сделала вывод, что Сари решилась идти напролом и нанести свой, может быть, самый дерзкий удар. К моему изумлению, Одноглазый засуетился — ну, фактически, медленно зашаркал — и хлопнул меня по спине.

— Отлично, что ты здесь, Малышка. А то уж мы переполошились, как бы этим ублюдкам не удалось захватить тебя.

— Что?

— Мурген сообщил, что там была ловушка. Он слышал, как некоторые начальники из Серых обсуждали это, когда производил для Сари разведку. Эта старая сука Душелов надеялась, что ты угодишь в ловушку. Ну, не персонально ты, но кто-то, кто занимался кражей книг, которые, как считалось, не должны были находиться в библиотеке.

— Я совсем запуталась с тобой, старик. Начни с того места, о котором мне хоть что-то известно.

— Вчера, когда ты со своим дружком шла сюда, кто-то последовал за вами. Очевидно, шпион Протектора, занимающийся этим делом по совместительству. — Мы знали о существовании платных информаторов и старались не предоставлять им возможности подработать. — Также очевидно, что случилось все это из-за твоего дружка.

— Одноглазый!

— Ладно, ладно. Из-за твоего начальника. Так будет точнее, хотя тоже не совсем. Кто-то пожаловался Серым, что этот грязный старикашка-извращенец пытался силой склонить к сожительству одного из молодых работников. Серые тут же помчались в библиотеку, начали там рыскать, выспрашивать всех и быстро обнаружили, что часть книг исчезла. И Сантараксита тоже. Это выяснилось, когда они принялись вытаскивать людей из постелей и сгонять их в библиотеку. Потом уточнили, каких именно не хватает книг. Оказалось, что среди них имеются очень ценные раритеты и даже парочка таких, которые, как предполагалось, давным-давно уничтожены, что сделано не было. Вот это уже было очень серьезно, о чем тут же сообщили Душелову. Что тут было! Она разбушевалась, как самая настоящая ведьма. Кричала, что сожрет всех живьем и прочее в том же духе.

— И я едва не вляпалась во все это, — задумчиво сказала я. — Как они узнали, что книги исчезли? Я заменила их другими, ненужными. Однако… Если там не хватало многих книг, значит, господин Сантараксита был вор. Что ему мешало проделать тот же самый фортель?

А я-то как о нем думала! Кем-кем, но продажным он мне не казался. Выходит, ему удалось ловко одурачить меня.

Придется с ним объясниться.

— Насколько Мур гену удалось выяснить, Дораби Дей Банерая никто не подозревает ни в чем, кроме наивности. А вот Сурендранат Сантараксита по уши в дерьме. Душелов заявила, что убьет его, отрубая по очереди руки и ноги и позволяя смотреть, как вороны расправляются с его конечностями. — Одноглазый усмехнулся так широко, что стал виден его единственный зуб. Это зрелище, естественно, создало ему соответствующую репутацию как дантисту Отряда. — Можно говорить о Душелове все, что угодно, но она терпеть не может продажности.

— Ладно, со мной все обошлось, — сказала я. — И есть пища для размышлений. Белая ворона поджидала на воротах. Похоже, специально, чтобы предостеречь меня. Во всяком случае, она определенно предприняла попытку вступить со мной в контакт. Ну, что там Сари?

— Она пошла напролом. Этот Джауль Барунданди — удивительный простак. Запросто купился на ту хилую подделку твоей Савы, которую ему преподнес Гоблин. Потом он предпринял попытку увести Тобо от Сари. Ей пришлось пригрозить, что она расскажет об этом его жене.

Такая позиция грозила Минх Сабредил потерей работы.

— Команда прикрытия на месте?

— Обижаешь, Малышка. Кто копался во всем этом дерьме еще до того, как твоя прапрабабушка на свет родилась?

— Лишняя проверка не помешает. Раньше или позже, но она сработает. Позволит спасти кого-то, кто прошляпил что-то. Команда, которая будет осуществлять наше отступление из города, готова?

Вероятность того, что нам придется покинуть Таглиос гораздо раньше, чем мне бы хотелось, была очень велика. Скоро Душелов обложит нас со всех сторон.

— Спроси Ду Транга. Он сказал, что сам займется этим. Может, тебе покажется интересным, что Душелов прекратила наблюдение за Арджаной Друпадой, когда вся эта заваруха с библиотекой вышла на первый план и понадобилось отправить туда тех, кому она доверяет.

— Что, на все у нее людей не хватает?

— Тех, кому можно доверять, — нет. Большинство из них наблюдали за Бходи. Как только она отозвала их оттуда, эти ненормальные устроили еще один фокус с самосожжением.

— Раз так, нужно нанести удар Друпаде…

— Яйца курицу учат, а? Я ведь уже сказал, кто играл в эти игры, когда мамаша твоей бабуси еще пачкала свои пеленки.

— Тогда скажи мне, кто обеспечивает защиту склада?

Когда так много всего сразу происходит, всем людям находится дело, и их даже не хватает. Душелов была не единственной, кому пришлось столкнуться с проблемой нехватки человеческих ресурсов.

— Ты и я, Малышка. Пес и Красавчик тоже где-то тут толкутся, совмещают обязанности часовых и курьеров.

— Ты уверен, что за Друпадой нет слежки?

— Мурген проверяет его каждые полчаса. Точно как и свою милашку. Наш дружок Арджана чист. На данный момент. Но сколько это продлится? И Мурген также приглядывает за Слинком в Семхи. Проверяет его каждую пару часов. Похоже, там сегодня что-то назревает. Душелов собирается вляпаться еще и в это дерьмо. Она наворотила уже целые горы дерьма. Ну, и мы тоже даром времени не теряем — сегодня куснем ее за титьки.

— Язык, старик. Следи за своим языком.

Дядюшка Дой пробормотал что-то.

Одноглазый бросился к своему туманному прожектору.

37

Несмотря на ее энтузиазм прошлым вечером, Сари беспокоило, справится ли Гоблин с ролью Савы. Коротышка не слишком заслуживал доверия. Ему придется делать то…

В общем, она ему не очень-то доверяла. Он не прожил бы так долго, если бы был вынужден делать тупую работу в опасных ситуациях. В результате он даже больше походил на Саву, чем я. Ни одного самостоятельного шага — Минх Сабредил руководила каждым его действием. Но вполне консервативную трактовку своей новой роли он украсил очарованием полной незаинтересованности. Джауль Барунданди — и все остальные — едва взглянул в сторону этой идиотки и полностью сосредоточился на Шики, которая этим утром выглядела особенно привлекательно. Флейта висела у нее на ремешке, повязанном вокруг шеи. Вздумай кто-нибудь применить по отношению к ней силу, и его ожидал жестокий сюрприз.

Флейту Шики брала с собой и раньше, но сегодня она захватила с собой и Чангеша. Даже Сава тащила статуэтку этого бога. Джауль Барунданди с усмешкой спросил Сабредил:

— Скоро ты будешь в каждой руке таскать по Чангешу?

Это было после того, как она пригрозила ему из-за Шики, и он был настроен отнюдь не доброжелательно.

Сабредил склонилась над своим Чангешем и прошептала что-то вроде того, чтобы он простил Барунданди. Дескать, в сердце своем это человек хороший и просто нуждается в помощи для обретения якоря спасения, которое может дать только свет. Кое-что из сказанного достигло ушей Барунданди и на время умиротворило его.

Он отослал эту ненормальную с ее подружками к своей жене, которая в последнее время проявляла к ним почти собственнический интерес. Сабредил в особенности вызывала ее доброе отношение из-за своего невероятного трудолюбия.

Нарита тоже заметила Чангеша.

— Если и впрямь религиозное рвение вознаграждается лучшей жизнью при следующем обороте Колеса, то ты, Сабредил, наверняка возродишься в касте жрецов. — Потом толстуха нахмурилась. — Слушай-ка, это не ты оставила тут вчера своего Чангеша?

— А? Ох! Ах! Оставила? А я-то думала, что потеряла его! Я так волновалась, что с ним! Где он? Где он? — Она была готова к такому повороту событий, поскольку Чангеша оставила тут намеренно.

— Ну-ну, успокойся, успокойся. — Столь жаркая привязанность Сабредил к Чангешу забавляла всех. — Не волнуйся, мы позаботились о нем.

На этот день был запланирован очень большой объем работы. Что радовало. Так время шло быстрее. Начинать действовать можно было только значительно позже и то лишь в случае большой удачи. Здесь и дюжины Чангешей было бы мало — так нужна была им сейчас удача.

На кухне, во время перерыва на обед, состоящего из объедков, до Сабредил и ее спутниц дошли слухи, что Протектор в ярости из-за того, что из княжеской библиотеки пропали какие-то книги. Душелов лично отправилась проводить расследование.

Сабредил предостерегающе посмотрела на своих компаньонок. Никаких вопросов. Никакого беспокойства по поводу людей, которым они при всем желании не имели возможности помочь.

Позже поползли новые слухи. Пурохита и еще несколько членов Тайного Совета, вместе со своими телохранителями и прихлебателями, угодили в массовую резню неподалеку от Кернми Уот. Судя по всему, это было полномасштабное военное нападение с применением весьма серьезного колдовства. Слухи носили неопределенный и даже противоречивый характер, поскольку все, кроме нападающих, думали лишь о том, как бы унести ноги.

Сабредил пыталась учитывать это, но не мосла совладать со своим гневом, Кендо Резчик был слишком склонен к насилию, не стоило ставить его за старшего. И ярый веднаит. Гунни не понравится, что прямо на подступах к их главному храму устроили кровопролитие.

Было много разговоров о том, что, начав разбегаться, нападающие оставляли позади дымовые «картинки». Всем стало ясно, кто ответственен за случившееся. Дымовые облака провозглашали либо «Воды спят», либо «Мой брат не отмщен».

На протяжении всего дня распространялись слухи, что Великий Генерал вызван в Таглиос, чтобы управиться с мертвецами, которые не желают покоиться тихо.

Сари была обеспокоена. Душелов находилась в библиотеке, когда поползли слухи о нападении. Узнав новости, она, конечно, ужасно разозлится и, вернувшись во Дворец, будет в высшей степени настороже. В результате вся операция Сари может оказаться под угрозой срыва.

Радиша разбушевалась, когда до нее дошли слухи. Она просто обезумела и тут же удалилась в свою Комнату Гнева. Сава, по-видимому, сильно чем-то обеспокоенная, на мгновение оторвалась от чистки очередного латунного изделия. Сабредил, заметив это, тут же отложила свою швабру и пошла взглянуть, что стряслось. Никто не обращал на них ни малейшего внимания.

Немного позднее, когда Джауль Барунданди заглянул к ним, чтобы посмотреть, как идут дела, и заодно перекинуться парой «ласковых» слов с Наритой, Сава, выбрав момент, когда на нее не смотрели, отправилась куда-то побродить. Никто не обратил на это внимания. Она всегда старалась быть как можно более незаметной, а сегодня этот эффект был усилен с помощью небольшого колдовства.

Шики держалась поближе к матери. Она побледнела, выглядела встревоженной и вцепилась руками в свою флейту.

— Еще не пора? — прошептала она.

— Нет. Поставь куда-нибудь своего Чангеша. — Шики должна была сделать это уже несколько часов назад.

Слухи ширились, волна за волной. Протектор вернулась, кипя от ярости. И тут же отправилась к своим Теням. Улицы Таглиоса ожидала еще одна ночь ужасов.

Женщины заговорили о том, что, возможно, разумнее закончить работу до того, как Протектор пожелает увидеться с Радишей. Протектор плевать хотела на желание княгини побыть одной. Она презирала таглианские обычаи и не делала из этого секрета. Даже Нарита согласилась, что для них будет лучше не попадаться на глаза Протектору, пребывающей в таком настроении.

Именно в этот момент Шики заметила, что ее тетка исчезла.

— Черт возьми, Сабредил! — Нарита просто кипела от злости. — Ты обещала не спускать с нее глаз после того, как это случилось в прошлый раз.

— Прошу прощения, госпожа. Я так перепугалась. Она, скорее всего, пошла на кухню.

Шики уже отправилась на розыски. И почти сразу же закричала:

— Я нашла ее, мама.

Когда подошли остальные женщины, Сава сидела, прислонившись к стене. На коленях у нее лежала латунная лампа, на которую несчастную вырвало. Она была без сознания.

— Ох, нет! — воскликнула Сабредил — Только не это!

Болтая всякую чепуху в тщетных усилиях привести Саву в чувство, она как бы ненароком проговорилась, что боится, как бы Сава не забеременела, если ее изнасиловал кто-нибудь из дворцовых служащих.

Нарита, клокоча от ярости, тут же бросилась прочь. Сабредил и Шики последовали за ней, с двух сторон поддерживая Саву и направляясь к служебному выходу. Никто не заметил, что сейчас ни у одной из женщин не было их статуэток Чангеша, в том числе и той, которую Сабредил забыла вчера.

Учитывая, в каком состоянии была Сава и в каком настроении Нарита, а также опасаясь напороться на Протектора, женщины сумели получить свою плату и скрыться, миновав лейтенанта Барунданди, обычно взимающего с них мзду. Снова.

Едва спустившись с дворцового холма и оказавшись на одной из извилистых улиц, они смогли нанять крытую телегу и погрузить туда Саву. Шики так бурно выражала свою радость, что Сабредил не раз была вынуждена одергивать ее.

38

— Есть масса людей, которые видели все, что мы делали, — сказала я, собрав своих. — Как только пройдет слух, что Радиша исчезла, все эти люди начнут рыться в памяти. И можно не сомневаться — Душелов сумеет отделить зерна от плевел.

— И сумеет призвать на помощь сверхъестественные силы, способные выделить именно ваш след среди тысяч других, — высказался Лозан Лебедь.

Он присутствовал тут же, поскольку согласился взять на себя заботу о Радише. Она вот-вот должна была прийти в себя и обнаружить, что, в конце концов, ее демоны добрались до нее.

— Вы собираетесь бежать или нет? — спросил Бонх До Тран.

Старик держался из последних сил — он трудился с самого рассвета.

— Ну что, исчезаем? — спросила я.

— Подождите еще чуть-чуть, до тех пор, пока дела примут совсем уж отчаянный оборот. Учтите и то, что понадобится еще несколько часов, чтобы загрузить на баржи продовольствие.

По правде говоря, никто не хотел уходить. Пока, по крайней мере. За годы у большинства здесь наладились связи. У всех были незаконченные дела. Такова жизнь. Ситуация, которая на протяжении всей истории Отряда неоднократно возникала снова и снова.

— Ты еще не добилась от Нарайана, чтобы он отдал тебе Ключ?

— Я поговорю с ним. Речник вернулся? Нет? А что с Кендо? Как там Пес и Красавчик?

Все люди выполняли те или иные задания. Наш милый старый Одноглазый послал двух последних остававшихся с нами мужчин, пока не слишком компетентных в таких делах Пса и Красавчика, убить сторожа Адо, поскольку Мурген установил, что именно он оказался причиной всей этой суматохи в библиотеке. И еще Адо хотя бы примерно представлял, в каком районе я живу.

— Возвращается Кендо Резчик, — сообщил Одноглазый. — Арджана Друпада здоров настолько, насколько это слово применимо к человеку с дюжиной ножевых ран. А в остальном — все в порядке.

Мурген прошептал что-то. Однако именно в этот момент снаружи послышался шум, раздались приветственные возгласы, и я не расслышала ни слова.

— Мурген говорит, что на Семхи началось. Слинк напал на них, как только они начали разбивать лагерь. Отрезал их от оружия.

— Проклятие! — выругалась я. — Черт-черт-черт!

— Что с тобой, Малышка?

— Он должен был дождаться, пока они попытаются сделать что-то с Деревом Бходи. А так никому и в голову не придет, с какой стати мы набросились на них.

— Вот почему, как ты ни хороша, но все равно не мужчина.

— Что?

— Ты хочешь слишком многого. Ты послала Слинка убить определенных людей. Ты же не сказала ему, что это лишь для вида, или что парни должны сражаться только левой рукой, или еще что-то в этом роде? Ну вот, он, как может, выполняет свою задачу — быстро, безо всяких затей и с наименьшим риском для наших ребят.

— Я думала, он понимает…

— Ты ведь не уточнила этого, Малышка, не так ли? Такая умная, такая опытная, а? Ты, которая составила для себя список того, что необходимо проверять, и включила в него даже то, зашнурованы ли твои ботинки?

Он достал меня. И как следует. Я попыталась сменить тему разговора.

— Если мы уходим, нужно послать кого-то к Слинку, чтобы сообщить ему, где будет место встречи.

— Не увиливай.

Я отвернулась от него.

— Кендо, он нуждается в медицинской помощи?

— Друпада? Кровь из него больше не течет.

— Тогда оттащи его туда, где он встретится со своим новым соседом. — Одноглазый уел меня, да, и я вся прямо тряслась от злости. Лучше бы, конечно, срывать ее не на своих, — Остальные пусть займутся Радишей. Чтобы никто не смог упрекнуть нас в том, что с ее головы хотя бы волос упал.

Резчик покачал головой и пробормотал что-то себе под нос.

— Эй, паскудник! — окликнула я Генерал-инспектора. — Не хочу, чтобы ты когда-нибудь смог сказать, что Черный Отряд не угождает своим гостям. Теперь тебе будет не скучно. Поразвлекайте друг друга, пока Душелов не заявится сюда, чтобы освободить вас.

Кендо хорошенько поддал Друпаду ногой под зад. Пурохита влетел в клетку. Они с Гокхейлом уселись в противоположных углах и злобно уставились друг на друга. Такова человеческая природа — каждый уверен, что за его неприятности несет ответственность кто-то другой.

Я сказала Кендо:

— Расслабься. Пойди поешь. Вздремни немного. Но держись подальше от девчонки.

— Ха, Дрема, я с первого раза понял это. А в особенности теперь, когда она принялась ходить во сне. Так что полегче, и нечего учить меня.

— Почему это?

— Почему бы нам просто не шлепнуть ее?

— Потому что нам нужна помощь Сингха, чтобы открыть Врата Теней. И нам не получить эту помощь, если он не будет уверен, что мы хорошо обращаемся с Дочерью Ночи.

— Я не знаю близко никого из Плененных. По-моему, ты собираешься спасти их за мой счет.

— А по-моему, мы должны спасти их за счет Отряда, Кендо. Точно так же, как сделали бы это, если бы ты был на их месте.

— Понял. Все правильно. — Кендо Резчик был из тех людей, которые имеют склонность всегда ожидать плохого.

— Давай, отдохни.

Дожидаясь, пока Мурген сообщит что-нибудь о происходящем во Дворце, я решила переговорить с Нарайаном.

Мне не хотелось уходить отсюда, но было ясно, что очень скоро Отряду придется сделать это. Только нужно посмотреть, как Душелов среагирует на все эти похищения. И вызволить Гоблина из Дворца.

Если Душелов не обрушится на нас, точно буря, вот тогда я начну всерьез беспокоиться о том, что она задумала.

— У меня сегодня был по-настоящему удачный денек, спасибо, господин Сингх. Долгое, долгое планирование, немного вдохновения и импровизации — и все прошло как по маслу. Не хватает одной-единственной вещи, чтобы этот день можно было назвать по-настоящему удачным.

Я втянула носом воздух. Пахло так, точно Одноглазый с друзьями испекли новый хлеб. Скорее всего, так оно и было, поскольку, если придется бежать, много захватить мы с собой не могли.

Я подтянула ногой связку шкур рядом с решеткой клетки Сингха, уселась на нее и поведала ему самые последние новости.

— Похоже, никому из ваших людей нет дела до вас двоих. Может, вы были уж слишком скрытны. Было бы даже жаль, если бы целый культ исчез просто из-за того, что все сидят сложа руки и ждут, пока выяснится, что происходит.

— Мне было сказано, что я могу заключить с тобой сделку. — Сегодня в этом человеке не ощущалось никаких признаков страха. Напротив — твердость характера, явно каким-то образом подкрепленная извне. — Я готов обсудить интересующий тебя вопрос, если получу абсолютные гарантии того, что Черный Отряд никогда не причинит Дочери Ночи ни малейшего вреда.

— Никогда — это так долго. А у тебя нынче отнюдь не полоса удачи. — Я встала. — Гоблин как раз сейчас выразил желание поработать с ней. Я, пожалуй, позволю ему отрубить ей несколько пальцев, просто чтобы показать тебе, что у нас нет ни совести, ни жалости, когда речь идет о старых врагах.

— Я же предложил тебе то, о чем ты просила.

— То, что ты предложил, равносильно лишь отсрочке смертного приговора. Если я соглашусь принять твое дурацкое предложение, то спустя десять лет эта ведьма с черным сердцем своим ядом отравит нас так сильно, что перед нами встанет выбор: либо держать свое слово и погибнуть, либо нарушить его и тем самым погубить собственную репутацию. Уверена, что ты плохо знаком с мифологией севера. Среди прочего там есть легенда, касающаяся одной старой религии. В ней рассказывается о том, как один бог сознательно пошел на смерть. И знаешь, зачем? Только ради того, чтобы его семья больше не была связана обещанием, которое он по глупости дал своему врагу и которое защищало того, точно панцирь черепаху.

Нарайан злобно уставился на меня — взгляд холодный, как у кобры, — ожидая, какой я нанесу ему следующий удар. И я-таки оправдала его ожидания. Немного, и то лишь потому, что мне хотелось объяснить ему все до конца. Хотя Одноглазый сотню раз внушал мне, что не нужно никому ничего объяснять.

— Если я приму твое предложение, это сделает моих людей уязвимыми. И еще учти — я не могу ручаться за тех из них, кто сейчас похоронен. Со своей стороны я делаю тебе другое предложение. Ты получаешь гарантии того, что выберешься из всего этого живым, если пообещаешь никогда больше не причинять никаких неприятностей Отряду. И еще ты отправишься к Капитану и Лейтенанту и будешь умолять их простить тебя за то, что ты украл их дитя.

Даже сама такая постановка вопроса до смерти напугала живого святого Обманников.

— Она — Дитя Кины. Дочь Ночи. Эти двое не имеют отношения к делу.

— Очевидно, нам не о чем разговаривать. Я пришлю тебе ее пальцы на завтрак.

Я отправилась посмотреть, как себя ведет Сурендранат Сантараксита и выполняет ли поставленную перед ним задачу, что, как мне казалось, могло бы скрасить скуку его заключения. К моему удивлению, он усердно трудился, переводя с помощью старого Баладитая то, что я считала первым томом утраченных Летописей. Они наработали уже приличную стопку страниц.

— Дораби! — воскликнул господин Сантараксита. — Прекрасно. Твой друг-иностранец уверяет нас, что вот эти несколько последних страниц — вся бумага, на которую мы можем рассчитывать. Он хочет, чтобы потом мы использовали эти нелепые книги, изготовленные из коры, которые они делают на своих болотах.

Кора применялась еще до того, как появились современная бумага и пергамент. Не знаю, какое именно дерево для этого используется; мне известно лишь, что с него очень бережно сдирают внутреннюю кору, обрабатывают ее определенным образом, расправляют под прессом — и, пожалуйста, можно писать. Чтобы сделать книгу, страницы складывают в аккуратную стопку, просверливают дыру в ее левом верхнем углу и продевают сквозь нее веревку, ленту или кусок очень легкой и тонкой цепочки. Бонх До Тран питал слабость к коре, потому что это было и дешево, и достаточно прочно, и в традициях его народа.

— Я поговорю с ним.

— Я не хотел его обидеть, Дораби.

— Меня зовут Дрема.

— Дрема — это не имя. Это или болезнь, или беда. Я предпочитаю Дораби. И буду называть тебя Дораби.

— Как хотите. Я пойму, к кому вы обращаетесь. — Я прочла пару страниц. — Скука какая. Похоже на конторскую книгу.

— Это так и есть, в основном. То, что тебя интересует, тут можно прочесть только между строк, потому что пишущий исходит из предположения, что все детали известны любому читателю его времени. Он не упоминает возрастов, не говорит даже, молодой человек или старый. Он учитывает гвозди для подков, стрелы, копья и седла. Все, что он имеет сказать по поводу очередного сражения, это то, что офицеры низшего ранга и сержанты не проявили должного энтузиазма в отношении оружия, оставленного или потерянного врагом, предпочитая дожидаться рассвета. В результате отставшие солдаты противника и крестьяне сумели подобрать все самое стоящее.

— Я вижу, тут нет даже ни одного имени или названия местности.

Пока господин Сантараксита говорил, я продолжала читать. Я могла слушать и читать одновременно — несмотря даже на то, что была женщиной.

— Здесь нет ни расстояний, ни дат. Однако все это может быть вычислено из контекста. Но вот что меня уже удивляет, Дораби, — почему мы всю свою жизнь смертельно боялись этих людей? Эта книга не даст оснований для подобного отношения. Эта книга — об отряде простых людей, которые маршировали туда, куда не хотели, по причинам, которых не понимали, и были абсолютно убеждены в том, что их непонятная миссия продлится всего лишь несколько недель или, самое большее, месяцев. А потом они получат возможность вернуться домой. Но месяцы складывались в годы, годы — в десятилетия. А они по-прежнему ничего толком не понимали.

Книга также наводила на мысль, что нам нужно пересмотреть свое старое представление о том, что в те же самые времена по миру огнем и мечом прошлись Свободные Отряды. Упоминался только один небольшой отряд, вернувшийся за несколько лет до того, как в поход отправился Черный Отряд. И фактически некоторые старшие офицеры Черного Отряда в прошлом по доброй воле служили в этом более раннем отряде, название которого не упоминалось.

— Да, так и есть, — проворчала я. — Мы можем перевести все эти книги и узнать из них множество самых разных вещей, но ни на дюйм не приблизиться к пониманию сути происходившего.

— Это гораздо более захватывающее занятие, чем собрание брадхалока, Дораби, — сказал Сантараксита.

Тут впервые подал голос Баладитай.

— Нас тут что, голодом хотят уморить, Дораби?

— Вам не принесли никакой еды?

— Нет.

— Сейчас займусь этим. Не пугайтесь, если услышите, что я ругаюсь. Надеюсь, вы ничего не имеете против рыбы и риса.

Проследив, чтобы их покормили, я на некоторое время уединилась в своем углу. По правде говоря, результаты работы господина Сантаракситы меня немного огорчили. Чем большего ждешь, тем, соответственно, больше и разочарование, когда оказывается, что овчинка не стоила выделки.

39

Меня разбудил Тобо.

— Как ты можешь спать, Дрема?

— Наверно, потому, что я устала. Чего тебе надо?

— Протектор, в конце концов, подняла шум из-за Радиши. Па хочет, чтобы ты сама следила за развитием событий, а не узнавала все из вторых рук.

В этот момент я в полной мере соответствовала своему имени. Мне хотелось одного — растянуться на своем соломенном тюфяке и погрузиться в сны, где не будет места реальной жизни.

Лет этак с четырнадцати я поступала именно так, когда случались какие-нибудь неприятности. Другого способа справиться с ними я не знала. Сейчас мне снилось, что господин Сантараксита, действуя по принципу «кто старое помянет, тому глаз вон», взял меня обратно в библиотеку. Сразу же после того, как мы похоронили Душелова в пятидесятифутовой яме с расплавленным свинцом.

Я подтащила стул и уселась между Сари и Одноглазым, опираясь локтями на стол, наклонившись вперед и пристально глядя на сгусток тумана, где должен был появиться Мурген. Одноглазый ругал Мургена, хотя тот не мог его в данный момент слышать. Я сказала:

— Можно подумать, ты беспокоишься о Гоблине.

— Конечно, я беспокоюсь о Гоблине, Малышка. Коротышка позаимствовал у меня трансцендентальный локатор, прежде чем отбыть нынче утром. Не говоря уж о том, что он остался мне должен несколько тысяч пэйс за… Короче, он должен мне кучу денег.

Что-то я такого не могла припомнить. Одноглазый всегда был должен всем — это да. Даже когда дела у него шли хорошо. И несколько тысяч пэйс — не бог весть какая сумма. Ведь пэй — это крошечное зернышко строго определенного веса, что позволяет использовать его для оценки самоцветов и драгоценных металлов. Одна северная унция соответствует почти двум тысячам пэйс. Поскольку Одноглазый не пояснил, что он имел в виду, золото или серебро, проще всего предположить, что он подразумевал медные монеты. Другими словами, всего ничего.

И, опять-таки другими словами, он беспокоился о своем лучшем друге, но не мог вот так прямо взять и сказать об этом, потому что на людях ругался с ним на протяжении вот уже долгих ста лет.

Если и существовал такой колдовской инструмент, как трансцендентальный локатор, Одноглазый наверняка изобрел его за час до того, как дать взаймы Гоблину.

— Этот мерзкий маленький гаденыш допрыгается — я просто придушу его, — пробурчал Одноглазый. — Он что, хочет, чтобы я один тащил весь этот воз… — Он замолчал, осознав, что думает вслух.

Мы с Сари обе сделали пометку в уме разузнать потом, что это за «воз». Похоже, они что-то задумали. По секрету от нас. Интересно, интересно…

Мурген материализовался, практически, нос к носу со мной. Он пробормотал:

— У Душелова кончается терпение. Стая ворон только что принесла новости с Семхи. Протектор просто в жутком настроении. Сказала, что, если Радиша не выйдет из своей Комнаты Гнева через две минуты, она сама просто войдет туда.

— Как Гоблин? — нетерпеливо спросил Одноглазый.

— Спрятался, — ответил Мурген. — Ждет, пока солнце взойдет.

Колдунишка наш и не собирался пытаться удрать из Дворца ночью. Душелов опять отпустила на свободу свои Тени, просто чтобы наказать Таглиос за то, что он так досаждает ей. Мы расставили наобум несколько ловушек, но я не рассчитывала поймать кого-нибудь. Не может же все время везти в одном и том же?

У Гоблина был с собой амулет, отпугивающий Теней, который сохранился еще со времен войны с Хозяевами Теней, но неизвестно, будет ли от него хоть какой-то толк. Несмотря на всю нашу изворотливость и предусмотрительность, никто ни разу не опробовал эти амулеты на настоящих Тенях.

Все продумать невозможно.

Но нужно хотя бы стараться.

Один из княжеских охранников попытался остановить Протектора, когда ее терпение кончилось и она отправилась вытаскивать Радишу из ее уединения. Он рухнул, не издав ни звука, сваленный наземь случайным прикосновением. Со временем он придет в себя. В тот момент Протектор еще не пылала жаждой мести.

Она ворвалась в Комнату Гнева, просто разнеся дверь на куски. И взвыла от разочарования еще до того, как эти куски закончили свое падение.

— Где она?

Душелов была в такой ярости, что присутствующие содрогнулись от ужаса.

Камергер, сложившись в поклоне почти вдвое и продолжая неуклюже опускаться все ниже и ниже, жалобно проскулил:

— Она была там, Ваше Величество!

Кто-то упорно твердил:

— Мы не видели, чтобы она выходила оттуда. Она должна находиться внутри.

Откуда-то издалека, точно эхо, почти как из другого пространства и времени, донесся короткий, выразительный смешок.

Душелов медленно обернулась, ее пристальный, злобный взгляд готов был сразить любого, точно копье.

— Подойдите ближе. Повторите, что вы сказали.

В ее голосе ощущалась непреодолимая сила, он наводил ужас, вызывал озноб. Она пристально вглядывалась в глаза стоящих перед ней, охваченных таким страхом, что он позволял проникнуть в самую глубину их душ, прочесть все самые потаенные секреты.

Никто из людей Радиши не изменил своих показаний.

— Вон отсюда! Вон из этих апартаментов! Здесь что-то произошло. Я хочу, чтобы ничто не отвлекало меня. Я хочу, чтобы никто не беспокоил меня.

Она снова повернулась, медленно, пустив в ход все свое колдовское чутье, пытаясь почувствовать, что тут произошло. Это оказалось труднее, чем она предполагала Сказывалось слишком долгое бездельничанье и отсутствие практики. Короче говоря, она была не в форме.

Снова зазвучал отдаленный смех, на этот раз уже ближе.

— Ты! — закричала Душелов на толстую женщину, одну из домоправительниц. — Что ты только что сделала?

— Мэм? — с трудом прокаркала Нарита, чувствуя, что еще немного, и от страха она сделает лужу не сходя с места.

— Ты запихнула что-то в левый рукав. Что-то с алтаря. — Единственная белая свеча, уже почти истаявшая, все еще освещала небольшую гробницу предков. — Подойди сюда. — Душелов протянула затянутую в перчатку руку.

Нарита была не в силах сопротивляться. Она шагнула навстречу этой жуткой женщине, такой по-своему эффектной и злобно женственной в обтягивающем ее кожаном костюме. Гадкая, как ей удается поддерживать свое тело в такой форме? Нарита ненавидела ее за это.

— Давай!

Нарита неохотно вытащила из рукава Чангеша. И забормотала что-то совершенно невразумительное, не отдавая себе отчета в том, что пытаться скрывать Чангеша бесполезно, потому что Протектор уже заметила его.

Душелов внимательно вгляделась в маленькую глиняную статуэтку.

— Уборщица. Эта штука принадлежит уборщице. Где она?

Вдали снова прозвучал издевательский смешок.

— Она поденная работница, мэм. Приходит сюда из города.

— Где она живет?

— Не знаю, мэм И не думаю, что кто-нибудь знает. Никто никогда не интересовался. Какое это имеет значение?

Служанки наперебой забубнили:

— Она всегда хорошо работала.

Душелов продолжала изучать Чангеша.

— Что-то странное во всем этом… Сейчас это может иметь значение. Для меня. Узнай.

— Как?

— Как хочешь! Пошевели мозгами! Но сделай это. — Душелов с размаху бросила статуэтку на пол, осколки брызнули во все стороны.

Призрачный жгут тьмы взвился вверх и на мгновение замер на высоте фута, точно поднявшаяся на хвосте кобра. Потом он нанес удар. Протектору.

Служащие завизжали и, расталкивая друг друга, бросились вон. Никому из них не приходилось до этого видеть Тени, но все знали, на что те способны.

Снова послышался смех, на этот раз он был громче и звучал дольше.

Душелов тоже взвизгнула от удивления и испуга, точно женщина, наступившая на змею. Одежда и защитные заклинания, которыми она всегда себя окружала, спасли ее от того, чтобы стать жертвой своего собственного и самого беспощадного «живого» оружия.

Но даже несмотря на это, примерно на протяжении минуты она чувствовала себя как ребенок, на которого напали москиты — пока Тень с энтузиазмом пыталась воспротивиться ее приказаниям. Вернуть себе управление Тенью Душелову не удалось, и тогда она просто прикончила ее. Все случившееся свидетельствовало о том, что тут не обошлось без исключительно изворотливого ума. Расчет, по-видимому, строился на том, что, охваченная яростью, она допустит…

— Женщина! Вернись!

Душелов простерла руку в направлении убегающей Нариты. И каким-то непонятным образом одна прядь волос несчастной женщины обвилась вокруг пальцев Душелова. Эти пальцы тут же замерцали, воздух затрещал от разрядов. Остальные служащие жалобно заскулили, жалея о том, что, не выдержав нервного напряжения, они посмели попытаться скрыться.

Нарита медленно вернулась, двигаясь короткими неуверенными шагами. Точно зомби.

— Сюда! — приказала Душелов, указав на какое-то пятно на полу Комнаты Гнева. — Остальные — вон. Немедленно. — В повторных приказаниях не было нужды. — Ну-ка, толстуха, расскажи мне все о той, которая всегда носила с собой этого Чангеша.

— Я уже рассказала все, что знала, — захныкала Нарита.

— Нет. Еще не все. Давай, говори. Возможно, именно она выкрала Радишу.

В то же мгновение Душелов пожалела о вырвавшихся у нее словах.

Смех — дьявольское хихиканье — на этот раз послышался как будто из коридора. Охваченная тревогой, Протектор повернула голову в этом направлении. Звук стих примерно через минуту.

— Ее зовут Минх Сабредил. — Нарите потребовалось не больше тридцати секунд, чтобы выпалить то немногое, что она знала о Минх Сабредил, ее дочери Шикхандини и невестке Саве.

— Благодарю, — проворчала Душелов. — Ты мне очень помогла. И за это тебя ждет соответствующее вознаграждение. — Правой рукой она схватила толстуху за горло и крепко стиснула.

Когда Нарита упала к ее ногам, все тот же смех зазвучал снова. И не только смех, но и слово. Какое? Ардат? Или, может быть, Силат? Или…? Неважно. Над ней смеялись, вот что важно. Она бросилась в направлении звука, но в коридоре никого не оказалось.

Душелов хотела позвать охранников, но вдруг вспомнила, что только что убила женщину, единственную — кроме нее самой — точно знавшую, что Радиша исчезла.

Радиша решила удалиться от мира. Вот и все, что всем этим людишкам требуется знать. Княгиня решила навсегда затвориться в стенах своей Комнаты Гнева. Риск и тяготы реальной жизни утомили ее. И она поручила своему доброму другу Протектору выполнять скучную работу управления империей.

Снова смех — как будто из ниоткуда, отовсюду. Душелов зашагала прочь. Ну-ну. Это еще не конец.

Белая ворона слетела вниз из мрака, скопившегося под потолком коридора, и, взмахнув крыльями, приземлилась рядом с толстухой. Подсунула клюв почти к самым ноздрям женщины, точно проверяя, нет ли дыхания. И тут же внезапно полетела прочь — острый слух позволил ей уловить еле слышный звук крадущихся шагов.

Дрожащий Джауль Барунданди проскользнул в комнату и опустился на колени рядом с женщиной. Обхватил ее голову руками и замер. Слезы струились по его щекам. Он оставался в таком положении до тех пор, пока не услышал, что Душелов возвращается, споря сама с собой на разные голоса.

40

— Ну, что скажешь? — спросила я у Сари. — Нарита пыталась прикрыть тебя. А потом Барунданди вон как убивался из-за того, что случилось с ней.

Сари помахала пальцем — не мешайте, она думает.

— Мурген, что тебе известно об этой белой вороне?

На мгновение заколебавшись, Мурген ответил:

— Ничего.

Мы слишком хорошо его знали, чтобы не понять: в общем и целом он сказал правду, но умолчал о каких-то своих собственных идеях на этот счет.

Сари сказала:

— Тогда поделись с нами, что ты думаешь об этом.

Мурген исчез.

— Какого черта? — набросилась я на Одноглазого. — Вы обещали настроить эту свою штуковину так, чтобы он делал то, что ему сказано.

— Он и делает. По большей части. Может, выполняет какие-то предыдущие инструкции.

Но старому дураку не удалось меня провести. Чувствовалось, что он и сам не знает, куда подевался Мурген.

Душелов действовала быстро и тут же вызвала служащих, которые присутствовали при том, как она ворвалась в Комнату Гнева.

— Слишком большое волнение и напряжение оказались не по силам этой бедной женщине. Я попыталась воскресить ее, но ее душа уже не откликается. Она, должно быть, счастлива там, где оказалась сейчас. — Свидетелей не было, и никто не возразил ей, хотя далекий насмешник засмеялся снова. — Я нашла Радишу. Она спала. Она удалилась в Комнату Гнева и не хочет, чтобы ее беспокоили. Ни сейчас, ни потом. Она уже говорила мне прежде об этом своем желании. Будем считаться с ним, а то как бы с нами не случилось что-нибудь в этом роде. — Она указала на толстуху.

Даже те из служащих, кто заглядывал в Комнату Гнева раньше и видел, что она пуста, должны были признать, что сейчас внутри нее кто-то находился. Дверь была едва приоткрыта и толком разглядеть удавалось немного, но все же… Расхаживая из стороны в сторону, этот кто-то сердито бормотал себе под нос — точно так, как обычно делала Радиша.

— Думаю, всем пора спать. Порядок наведем завтра. — Душелов обежала взглядом лица собравшихся, стараясь выделить и запомнить тех, кто мог причинить беспокойство.

Служащие поторопились убраться, испытывая безмерное облегчение просто от того, что больше не находились рядом с Душеловом.

Она села и задумалась. Прочесть ее мысли, конечно, не представлялось возможным, но потом она начала, как обычно, бормотать на разные голоса. Тогда стало ясно, что она пытается представить себе механизм похищения. И, похоже, даже не исключала возможность, что Радиша сама все это устроила.

Очень подозрительная женщина наша Протектор.

Одного за другим она разыскивала и допрашивала всех, кто имел дело с Минх Сабредил, Савой и Шикхандини, начиная с Джауля Барунданди и заканчивая Делом Мукхараем, тем самым, который обычно собирал мзду с поденных работников.

— Не смей больше делать этого, — приказала Протектор Мукхараю. — Ни ты, ни кто-нибудь другой. Если это повторится, я выверну твое тело наизнанку, засуну тебя в стеклянный шар и повешу над служебным входом. И запущу туда же пару бесенят, чтобы они пожирали твои внутренности в течение полугода, пока ты будешь подыхать. Понял?

Дел Мукхарай прекрасно понял, что ему угрожало. Но до него так и не дошло, почему она хочет лишить его средств к существованию.

У Протектора был пунктик в отношении продажности.

По истечении некоторого времени Протектор выяснила, что во Дворец приходили три женщины и позже три женщины покинули его. Но, похоже, ушли вовсе не те трое, которые вошли. И с тех пор из Дворца не выходил никто комплекции Радиши.

А это означало, что некто, способный дать ответ на кое-какие вопросы, все еще находится внутри.

Злобно усмехнувшись, Душелов предположила, что этот некто проскользнул в нежилую часть Дворца. И отправилась на поиски доказательств.

Гоблин спал на пыльной старой постели. В какой-то момент его храп сменился чиханьем и фырканьем — когда в ноздри забилось слишком много пыли.

Внезапно пронзительный крик заставил его так резко подскочить, что он едва не потерял сознание от сильного головокружения. Повернулся. И не увидел ничего. Зато услышал негромкий смех и странный скрипучий голос, в котором было что-то неуловимо знакомое.

— Просыпайся. Просыпайся. Она идет.

— Кто идет? Кто это говорит?

Ответа не было. Не чувствовал он и присутствия сколько-нибудь сильного колдовства. Да, вот загадка.

Однако кое-какие мыслишки насчет того, кто именно идет, у него имелись. Не так уж много существовало на свете женщин, которые могли бы посреди ночи устроить на него здесь охоту.

Ну, что же, он готов. В маленькой сумке уже лежали две книги из тех, которые Дрема больше всего хотела заполучить. Дотащить все три у него просто не хватило сил. Ловушки были установлены. Оставалось одно — проскользнуть в пустовавшую часть Дворца, которую когда-то занимал Черный Отряд, квартировавший здесь. Существовали такие пути, по которым можно было пробраться, оставаясь незамеченным. Они с Одноглазым обнаружили их еще в прежние времена. Вот только выбираться ночью на улицу у него не было желания, амулет там или не амулет.

Душелов утрачивала большую часть своего чувства осязания, когда затягивала каждый дюйм тела в кожу и надевала шлем. Она не почувствовала прикосновения или противодействия тончайшей нити паутинового шелка, натянутой поперек коридора. Но у нее было хорошо развито потрясающее чувство личной опасности. Прежде чем Чангеш грохнулся на пол, она отскочила в сторону и пустила в ход защиту. Это были рефлексы того рода, которыми обладали только создания вроде нее, Госпожи и Ревуна; именно эти свойства позволили всем им уцелеть на протяжении столь долгого срока. На этот раз соответствующие заклинания были наготове. Они тут же окутали ее со всех сторон, разбрасывая по сторонам искры.

Тень, угодившая в ловушку внутри статуэтки, еще только собиралась выбраться наружу, как была атакована, сжата и скована, а затем изогнута и расплющена, превратившись в скулящий, содрогающийся шарик в одной из затянутых в перчатки рук Протектора. Жизнерадостный юный голос произнес:

— Тебе найдется лучшее применение.

Душелов продолжила путь, внутренне усмехнувшись при мысли, что, может быть, ей представится возможность швырнуть Тень кое-кому в лицо. Коридор просматривался все хуже и хуже, через некоторое время она вообще потеряла ориентацию. Несколько несложных экспериментов убедили ее в том, что это воздействие носило внешний характер. Коридор был опутан легкой паутиной заклинаний, настолько неуловимой, что даже она не заметила бы их, если бы не задержалась тут специально, попытавшись проанализировать свои ощущения.

— Ох, и умные же вы, дьяволы. Сколько времени все это уже находится здесь? Ах! Долго, я думаю, очень долго. Вы еще были в силе, когда затеяли все это. Вы ведь, наверно, прятались здесь. Вот почему я не могла найти вас в городе — вы просто не вылезали отсюда. — И уже совершенно другим голосом она продолжала: — ну-ка, а тут что? Пахнет так, точно за этой дверью прячется кто-то, кому очень страшно. И он даже не потрудился запереть ее. Тупицей меня считает, что ли?

Кончиком сапога Душелов толкнула дверь.

Глиняный Чангеш, установленный на верхнем срезе двери, камнем полетел вниз. Душелов усмехнулась. На этот раз она справилась с Тенью еще быстрее и зажала ее в ладони второй руки. И вошла в комнату.

Никого. Это сразу чувствовалось. Но возникло ощущение… любопытное. Нужно разобраться, в чем тут дело, решила она. Душелов создала маленький огонек и медленно повернулась, стоя на одном месте и читая историю этой комнаты по оставшимся в ней еле заметным следам. Много чего происходило здесь. Не столь уже отдаленная история Черного Отряда в большой степени формировалась именно в этом месте. Оно еще хранило сильный запах застарелого страха, который у Душелова ассоциировался с давно умершим придворным таглианским колдуном Копченым.

По ходу дела она обсуждала все это сама с собой, как обычно, разными голосами, которые спорили друг с другом. Такое у нее было развлечение. Жизнь вообще, по понятиям Душелова, была развлечением, и презанятным.

— А это что такое? — Из-за пыльной старой кровати, где кто-то лежал совсем недавно, выглядывало что-то похожее… Не раздумывая, она вытащила этот предмет, для чего пришлось на мгновенье разжать руку. — Проклятие! Глупость какая!

Понадобилось несколько минут, чтобы восстановить контроль над выскользнувшей из ладони Тенью, действовавшей очень проворно. В конце концов, Душелов зажала обе Тени в одной руке, что им в высшей степени не понравилось. Если Тени что и ненавидели, кроме живых существ, так это друг друга.

То, что Душелов обнаружила, оказалось книгой, половина страниц в которой были вырваны. Больше книг Душелов не нашла.

— Так вот что стало с ними, а я все ломала голову — кому они понадобились? Хотелось бы знать, какая им была польза от этих книг?

Уже собираясь уходить, Протектор еще раз взглянула на растерзанную книгу.

— Чтобы выдрать такое количество страниц, требуется время. И немалое. А это означает, что они не раз приходили во Дворец. Какой из этого следует вывод? А такой, что Радиша не имеет отношения к своему исчезновению. Ну, ладно. Ее больше нет. Если нашим друзьям так хочется, пусть позабавятся с этой маленькой крысой.

В отличие от Душелова, Гоблин в темноте видеть не мог. Но у него было другое преимущество — он хорошо знал то место, по которому шел. Поэтому ему удалось все время держаться впереди нее, а потом выскользнуть через один из старых потайных выходов. Луна давала мало света, то и дело скрываясь за быстро бегущими по небу облаками, которые нагоняла Матушка Буря. Гоблин положил последнего Чангеша на булыжную мостовую в доступном для взгляда месте и бросился бежать. Книги в сумке били его по спине, затрудняя дыхание. Он пробормотал себе под нос что-то вроде того, как ему повезло, что бежать приходится вниз по склону холма. Не повезло ему в другом — что кругом стояла тьма-тьмущая, что Тени вышли на добычу, а он был не слишком уверен в качестве своего амулета, которому минуло вот уже пятнадцать лет. Одна надежда — что город достаточно велик, а ночных убийц не так уж много и никто из них не встретится ему на пути. Он бежал, пыхтя, и сопя, и думая прежде всего о том, как бы его не догнала Душелов.

Ему даже в голову не приходило, что она могла снова подчинить себе Тени, с помощью которых он устроил ей засаду, и послать их вдогонку за ним.

Душелов вышла в ночь неподалеку от того места, где выскользнула наружу ее жертва, и успела заметить, как что-то промелькнуло поперек открытого пространства двора и исчезло в тени. Она обследовала оставленного Чангеша и несколько других мелких предметов, которые выглядели так, точно их выронили в спешке. Потом швырнула две свои Тени в воздух и в то же самое мгновение стукнула каблуком по глиняной статуэтке. Маленькие убийцы тут же бросились по следу коротышки.

К этому моменту она уже нисколько не сомневалась, что преследовала колдуна по имени Гоблин.

Душелов пронзительно вскрикнула. Боль в пятке была такой, какой ей до сих пор испытывать не приходилось. Горло перехватило, страдания сделались почти невыносимы, и все же она не упустила из вида три ослепительно ярких огненных шара, которые рванулись в ночь вдогонку за Тенями, посланными ею за Гоблином. Все еще борясь с чудовищной болью, она создала кинжал и его острием соскребла еще один огненный шар со своей ноги. Он, однако, уже прогрыз тело до кости и даже вглубь нее, повредив ногу до уровня лодыжки. И это несмотря на всю защиту!

— Я искалечена! — почти прорычала она. — Он усыпил мои подозрения. Заморочил мне голову, и я подумала, что это просто еще одна ловушка для Тени, — теперь ни в одном из ее голосов не чувствовалось ни нотки веселья. — Ничего. Хитроумный маленький ублюдок поплатится за это.

Упал еще один огненный шар и прожег дыру в булыжной мостовой. Пересиливая боль, Душелов попыталась встать на покалеченную ногу. И обнаружила, что не в состоянии идти, хотя не потеряла ни капли крови. Огненный шар прижег ее рану.

— Сестра моя любимая, если ты еще жива, я убью тебя за то, что ты изобрела эти проклятые штуки.

И снова послышался смех, эхом отражаясь от защитного вала Дворца.

Что-то белое заскользило в ту сторону, куда убежал Гоблин.

— А пока убью просто кого-нибудь, — пробормотала Душелов и поползла к дворцовому входу на руках и коленях.

Она загнала боль в самый дальний уголок сознания, сконцентрировавшись на разжигании в себе злости из-за того, что в результате этого приключения оказались повреждены ее прекрасные кожаные штаны и перчатки.

41

— Как можно в такое поверить? — спросила я. — Получается, что порча наряда взволновала ее не меньше, чем бегство Гоблина и боль в ноге.

Одноглазый захихикал. Он испытывал безмерное облегчение из-за того, что Гоблину удалось улизнуть.

— Ну, почему же. Вполне верю в это.

— Как? И ты тоже?

— А что ты удивляешься? Все, что она носит, из кожи, а этот материал можно достать только далеко на севере. Что вы, здешние людишки, понимаете в коже? Ей, вероятно, приходится летать за пять тысяч миль каждый раз, как вздумается завести себе новые штаны. А это означает, что ей приходится следить, как бы чего не случилось и с передом, и с задом. В отличие от некоторых… Эй! Ты что дерешься? Не забывай, мы все тут сражаемся на одной стороне.

— Ты веришь этому маленькому ублюдку? — спросила я Сари.

— Пойди спроси Лебедя. — Одноглазый оскалился, показав мне свой зуб. Единственный, который у него остался. — Он расскажет тебе, как эта женщина раздобыла свои первые штаны.

Сари, однако, больше всего занимало дело.

— Что мы предпримем, если она изобразит дело так, точно с Радишей все в порядке? Скольким людям обычно приходится встречаться с княгиней? Их, по-моему, не слишком много. И Тайного Совета больше не существует. Они все у нас. За исключением Могабы.

— Нужно и его сюда затащить, — проворчал Одноглазый.

— Давайте не зарываться. Захватить Великого Генерала будет потруднее, чем всех остальных вместе взятых.

Я задумчиво произнесла:

— Она не станет держать Радишу взаперти слишком долго. Может быть, две недели. Пока она подберет себе новый Совет, который будет отвечать лишь: «Да, мэм!» и «На какую высоту?», — когда она прикажет им прыгать.

Одноглазый выдохнул мощную струю воздуха.

— А что? Верно. Здесь есть над чем подумать.

— Уже подумала, — заявила я. — Захватив Радишу, мы, возможно, поступили даже умнее, чем казалось. Можем предъявить ее, если Душелов начнет уж очень зарываться. И Душелов будет все время помнить об этом. Она не позволит соблазну завести себя слишком далеко. Ни в коем случае, пока она с нами разбирается.

— Она сделает все, что в ее силах, чтобы найти и заполучить обратно Радишу, — сказала Сари. — Я уверена в этом. А это означает, что нам надо поскорее убраться из города.

— Прежде чем я уйду, мне обязательно надо кое-что сделать. Не ждите меня. Мурген, будь другом, постарайся и разузнай все, что сможешь, об этой белой вороне.

Я не стала дожидаться его ответа. Теперь, когда Гоблин был в безопасности, больше всего мне хотелось поговорить с нашей новой пленницей.

Кто-то позаботился о том, чтобы обеспечить Радише хотя бы некоторые удобства. И в клетку ее тоже сажать не стали. По-видимому, Одноглазый счел, что достаточно простеньких заклинаний, способных вызвать удушье.

Она не замечала моего присутствия, что дало мне возможность как следует приглядеться к ней. Об этой женщине ходили устрашающие слухи, когда Отряд впервые прибыл в Таглиос. Она и впрямь показала себя сильным борцом, но годы не прошли для нее даром. Сейчас она выглядела старой, усталой и сдавшейся.

Я шагнула вперед.

— С тобой хорошо обращались, Радиша?

Слабая улыбка скользнула по ее лицу. В глазах на мгновение вспыхнуло выражение одновременно и гнева, и сарказма.

— Я понимаю. Это не Дворец. Но лично мне приходилось радоваться худшему. Включая цепи или отсутствие всякой крыши над головой.

— И шкуры животных?

— Я прожила здесь последние шесть лет. Придется и тебе привыкать к этому. — На самом деле это продолжалось дольше, но мне сейчас было не до точности.

— Почему?

— Воды спят, Радиша. Воды спят. Ты не напрасно ожидала нас. Мы должны были прийти.

Именно в этот момент она окончательно поняла, что к чему. Глаза у нее стали как плошки.

— Я уже видела тебя прежде.

— И не раз. Совсем недавно — во Дворце. И еще давным-давно, также во Дворце, вместе со Знаменосцем.

— Ты ненормальная.

— Я? Одна из нас двоих — уж точно.

Она начала наливаться гневом.

— Это не поможет, — сказала я. — Но если тебе непременно нужно время от времени впадать в ярость, чтобы чувствовать себя лучше, подумай вот над чем. Протектор скрыла от всех твое исчезновение. Единственный человек, которому о нем было известно — не считая, конечно, нас, злодеев, — уже мертв. Этим, конечно, дело не ограничится, погибнут и другие. И ты, под покровом анонимности своей Комнаты Гнева, будешь издавать преступные и жестокие законы. А через полгода Протектор будет всех держать в своем кулаке, потому что ее Серые и те, кто думает, что союз с ней может принести им выгоду, придут к выводу, что ты больше вообще никакою значения не имеешь, — если только Душелов сможет прийти к соглашению с Могабой.

Говорить об этом я не стала.

Радиша тут же разразилась возмущенной речью в отношении своей союзницы. Не выбирая выражений.

Я молча слушала некоторое время, а потом напомнила ей еще один лозунг: «Все их дни сочтены».

— Проклятие, что это значит?

— Это значит, что раньше или позже, но мы доберемся до всех, кто причинил нам вред. Ты права. Это ненормальность. Но у нас нет другого пути. Ты знаешь, что произошло до того, как ты оказалась здесь. Теперь на свободе только Протектор и Великий Генерал. Все их дни сочтены.

На самом деле все, конечно, обстояло намного сложнее. Она была в плену. Она не знала, где. Она не знала, что будет дальше. Она не знала, чего можно ждать от безумцев, захвативших ее в плен, учитывая, что в свое время она сама предала их.

— У тебя нет законного наследника?

Такой поворот сильно удивил ее.

— Что?

— Насколько я понимаю, ваш род на вас и обрывается.

И снова:

— Что?

— В данный момент не просто ты у меня в заложницах — я держу в кулаке все будущее Таглиоса и Таглианских Территорий. У тебя нет детей. У твоего брата нет детей.

— Сейчас я уже слишком стара для этого.

— Но не твой брат. И он еще жив.

Я оставила ее с удивленно разинутым ртом. Пусть поворочает мозгами.

Я обдумала, не пойти ли снова повидаться с Нарайаном Сингхом, и пришла к выводу, что для этого я слишком перевозбуждена И слишком устала. Не следует иметь дело с Обман ником, если не в полной мере держишь себя в руках. Сон — вот тот любовник, в чьих объятиях я сейчас нуждалась больше всего.

42

Я играла в тонк с Красавчиком, Джоджо и Кендо Резчиком. Интересное сочетание. По крайней мере, трое из нас воспринимали свою религию со всей серьезностью. Настоящее имя Джоджо было Чо Дай Чо. Нюень бао и, теоретически, телохранитель Одноглазого. Одноглазый не хотел иметь телохранителя. Джоджо не хотел быть телохранителем. В результате они не слишком часто общались, а всем остальным Джоджо примерно так же редко попадался на глаза, как и дядюшка Дой. Джоджо пожаловался:

— Я знаю, вы просто сговорились обчистить бедного паренька с болот.

— Ты подозреваешь меня в сговоре с еретиком и неверующим? — спросила я.

— Ты займешься ими после того, как разжуешь и выплюнешь мои косточки.

Мне в этот раз необычно везло.

Все возмущаются, когда удача ускользает у них из рук.

— Не могу устоять, хотя мне и нужно идти работать. — Джоджо сбросил шестерку, которой мне не хватало, чтобы открыть карты. — Может быть, сегодня мой день.

— Значит, самое подходящее время отвалить отсюда и найти себе дружка.

— Гоблин, ты еще живой, оказывается? Душелов так озверела прошлой ночью, что я не удивилась бы, если бы она закусила тобой как раз на полпути к дому.

Гоблин растянул большой рот в жабьей ухмылке.

— Некоторое время она будет весьма забавно выглядеть при ходьбе. Я и не надеялся, что у нее хватит дурости растоптать эту штуку. — Он посерьезнел. — Мне тут вот что в голову пришло. Может, зря мы ее так «подковали». Я мог бы завести ее куда-нибудь, где она угодила бы под перекрестный огонь…

— Ничего не вышло бы, она наверняка ожидала чего-то подобного. Думаешь, почему она не погналась за тобой? Только потому, что подозревала нечто подобное… Хочешь заменить меня?

Остальные тут же насупились. Гоблин, конечно, не Одноглазый, но и ему они не очень-то доверяли. С уверенностью, порожденной невежеством, они твердо знали, что, вздумай Гоблин мошенничать, он любого проведет и выведет. Тот факт, что в его жизни было больше поражений, чем побед, воспринимался всеми просто как часть «дымовой завесы».

Человеку нравится верить в то, в чем он сам себя убедил.

— Не сейчас. — Гоблин понимает намеки с полуслова. Но ничего, он найдет способ отыграться на парнях, которые посмели выразить ему недоверие. И так им и надо. — Нужно кое-чем заняться. Мне уже надоели жалобы на призрака, который бродил по всему складу прошлой ночью. Хочу поохотиться на него.

Скажите пожалуйста, как труженик! Я швырнула карты.

— Ты заставляешь меня чувствовать себя бездельницей, — Я сгребла свой выигрыш.

— Ты не можешь сейчас уйти, — проворчал Кендо.

— А я вот возьму и уйду, доказав тем самым твою правоту. — Он без конца твердил, что женщины не могут играть в карты. — Посиди я здесь еще немного, и у меня не останется и медяка.

— У тебя его отродясь не было.

— Наверно, потому, что я играла с вами в тонк. Вы, парни, только и норовите, что ободрать меня. Что остается делать? Держать ухо востро и ловить удачный момент.

Теперь заворчали уже все.

— Я, может, и сяду за тебя, — проворчал Гоблин. — Все-таки, лишний игрок…

— Обойдемся. Ты лучше помоги Соне. Или пусть Дрема поможет тебе. — Ворчание смолкло, только когда мы оказались за пределами слышимости.

Гоблин захихикал. И я тоже. Он сказал:

— Нам с тобой следует пожениться.

— Я слишком стара для тебя. Попроси Чандру Гокхейла, он найдет тебе молоденькую девочку.

— Эти двое ведут себя, точно пара голодных крыс.

Гокхейл и Друпада постоянно были на ножах. Их перебранка пока еще не переросла в драку только потому, что оба были самым серьезным образом предупреждены — победитель «сражения» будет наказан самым жестоким образом.

— Может, один из них убьет и съест другого, — сказала я. — Если повезет.

— Ну, ты у нас и фантазерка.

— Что ты думаешь об этом призраке?

Он пожал плечами.

— Считаешь, что это девушка, да?

— Почти уверен.

— Думаешь, она делает то же самое, что и Мурген, когда он только начинал? Проходит сквозь время и пространство?

— Не знаю. Тут что-то другое. С Мургеном никто никогда его не видел.

— Можешь ты помешать ей делать это?

— Тебя напугало привидение?

— Конечно, но только в том смысле, что, возможно, таким образом она получает какую-то помощь.

— Ох-хо-хо… Я об этом не подумал.

— Так давай подумай, Гоблин. А что там с белой вороной? Может, она и есть эта белая ворона?

— Я думал, белая ворона — это Мурген.

Он, конечно, все прекрасно понимал.

— Мурген здесь, как верный раб Сари.

— Уже не в первый раз Мурген оказывается в одном и том же месте, но как бы воспринимая события, происходящие там в разные времена.

— Он говорит, что не помнит, чтобы был этой вороной, — возразила я.

— Может, это потому, что пока он ею еще не был. Может, это Мурген из следующего года или из какого-то другого. — Я не знала, что сказать на это. Такое мне на ум не приходило. А ведь с Мургеном уже случалось прежде что-то в этом роде. — С другой стороны, лично я не думаю, что это Мурген или это отродье.

Он снова растянул губы в жабьей ухмылке. Знал, что я тут же так и взовьюсь.

— Что? Ах ты, крысеныш! Кто же это, в таком случае?

Он опять пожал плечами.

— У меня имеется парочка идей, но я пока не готов обсуждать их. Ты получила Летописи. Все, до чего я додумался, можно извлечь из них. — Он захихикал, получая удовольствие от того, что обыграл Летописца на его собственном поле. — Ха-ха! — Он завертелся, пританцовывая. — Иди-ка займись вербовкой Нарайана Сингха. О! Взгляни-ка, кто здесь. Лебедь, ты уже черт знает какой старый для таких длинных волос. Если только ты не собираешься зачесывать их наверх, чтобы прикрывать лысину.

Я подняла руку, сверху вниз указывая пальцем на голову Гоблина. Сколько я себя помнила, у него никаких проблем с волосами не было. Потому что не было волос.

— Что-то у тебя череп стал какой-то перекошенный, — сказал Лебедь. — Наверно, из-за того, что ты стукался головой о множество самых разных столов. — Лебедь поглядел на меня, подняв бровь. — Он что, под кайфом?

— Нет. Просто никак не придет в себя после того, как удирал от твоей приятельницы, которая едва не наступала ему на пятки.

Вопрос Лебедя, однако, косвенным образом навел меня на одну интересную мысль. Тут конопля росла, точно сорная трава. И как это Гоблин с Одноглазым не додумались извлекать из этого удовольствие?

Гоблин без единого слова понял, о чем я подумала.

— Мы травкой не балуемся, потому что от нее голова дурная, — изрек он.

— А от этой буйволовой мочи, которую вы тут варите, нет?

— Ну, это же чистое лекарство, Дрема. Тебе тоже следует попробовать. Очень даже пользительно, когда с желудком нелады.

— У меня чудная диета, Гоблин. Если не считать рыбы и риса.

— Я об этом и говорю. Давай сбросимся, купим свининки… Пусть себе Сари что угодно говорит. Тушеная свинина с бобами, м-м-м…

Мы вместе с Лебедем продолжали медленно двигаться в сторону клетки Нарайана. Лозан сказал:

— Я готов присоединиться. Не ел свиной грудинки уже двадцать лет.

— Дерьмо, — заявил Гоблин. — Готов присоединиться, говоришь? Человече, у тебя теперь даже имени нет. Ты мертв.

— Я мог бы сбегать во Дворец, пошарить там под матрацем, Не всегда же мне не везло.

— Если не хочешь выходить замуж за меня, Дрема, тогда выходи за Лебедя, — сказал Гоблин. — У него припрятано целое состояние, и он уже слишком стар, чтобы приставать к тебе с… Ну, сама понимаешь… Нарайан Сингх. Оторви свою вонючую задницу и поговори со мной.

— Желание выжить, надо полагать, действует похлеще самого мощного наркотика, — пробормотал Лебедь.

— Наверно, если дожить до возраста Гоблина, — согласилась я.

— Полагаю, это верно в любом возрасте.

— В смысле? — спросила я.

— В смысле, я должен был давным-давно вернуться на север. Здесь мне нечего было делать. Как только с Ножом и Корди было покончено, следовало быстренько смотаться отсюда. Но я не смог. И не только потому, что Душелов выкручивала мне руки.

— М-м-м?

— Я проиграл. Все мы проиграли. Все трое. И даже не сумели сделать это как солдаты в старой империи. Мы дезертировали. Ножа на родине сунули задницей в пасть крокодилам за то, что он обвел вокруг пальца жрецов. Мы все плохо начинали, все трое. Мы с Корди оказались тут, потому что, раз начав бежать, не смогли остановиться. Теперь у меня нет друзей, нет никого, кто вразумил бы меня.

Я не стала сообщать ему, что Нож и Махер живы и находятся среди Плененных. Только заметила:

— Нельзя сказать, что ты был здесь совсем уж не на своем месте. С тех пор, как ты здесь, таглианский трон относился к тебе с большим доверием.

— Я — чужак. Из меня сделали «козла отпущения». Все знали, кто я такой, все узнавали меня. Протектор и Радиша просто подставили меня, принимая от моего имени непопулярные решения.

— Ну, теперь им придется поискать кого-нибудь другого.

— Нечего на меня так смотреть. Я не присоединюсь к Черному Отряду, даже если ты пообещаешь выйти за меня замуж и сделать Капитаном. Вы, ребята, обречены.

— Чего ты, в таком случае, хочешь?

— Я? Поскольку я уже слишком стар, чтобы отправиться домой — да и дома-то у меня никакого нет, — я хотел бы делать то, чем мы пытались заниматься, когда только пришли сюда. Открыть маленький пивоваренный заводик и провести остаток своих дней, с его помощью немного облегчая людям жизнь.

— Не сомневаюсь, что Гоблин и Одноглазый будут счастливы взять тебя в компаньоны.

— Эти двое. Не пойдет. Они выпьют половину того, что мы наварим. Будут надираться, и драться, и швырять друг в друга бочонками…

Тут у него перед ними было явное преимущество. Я так ему и сказала, а потом добавила:

— Хотя в последнее время они неплохо держат себя в узде.

— Советую обратить внимание на то, как смотрит на тебя этот бездельник — так бы и убил, кажется. Он всегда вызывал у меня удивление. — Лебедь имел в виду Нарайана Сингха. — До чего же надменная физиономия! На улицах можно встретить десять тысяч таких же — и подумать, что они заняты очень важным делом. А в действительности они просто умирают от голода.

— Если бы думала, что от этого будет толк, я бы и этого уморила голодом. Нарайан, вот и я. Ну как, будем разговаривать или будем придуриваться?

Сингх поднял на меня взгляд. Безмятежный, почти мирный. Это можно было сказать про всех Душил. Их никогда не мучила совесть.

— Доброе утро, девушка. Да. Мы можем поговорить. Я прислушался к твоему совету, отправился к богине, и она одобрила твое ходатайство. Честно говоря, я удивился. Она не выдвигает никаких особых условий при заключении нашего соглашения. Кроме тех, чтобы жизнь и благополучие ее главных сторонников не пострадали.

Лебедь был ошеломлен даже больше, чем я.

— Тебе удалось с ним договориться, Дрема?

— Не знаю. Даже когда им становится ясно, что увертки не помогают, они все равно могут держать кое-какие хитрости про запас, так я считаю. — Требовалось немного поразмыслить. Или, может быть, как следует поразмыслить. И, может быть, кое о чем побеспокоиться. — Мне определенно приятно это слышать, Нарайан. Определенно. Где Ключ?

Улыбка у Нарайана была почти такая же мерзкая, как у Одноглазого.

— Я отведу тебя к нему.

— А-а-а… — пробормотала я. — Понятно. Главное, лед тронулся. Прекрасно. Когда ты готов отправиться?

— Как только девушка сможет. Ты, наверно, заметила, что она нездорова.

— Да, заметила. Подумала, может, у нее месячные. — И тут мне в голову пришла ужасная, просто жуткая мысль. — Она случайно не беременна? — Судя по выражению лица Сингха, ему такое предположение казалось абсолютно невероятным. — Это хорошо. Хотя мы сейчас и сговариваемся с вами — я имею в виду Обманников и Черный Отряд, — вы двое все равно в нашу «команду» не войдете. Печально, но факт, Нарайан Сингх, — я не доверяю тебе. А ей я не буду доверять, даже если она окажется в могиле.

Он улыбнулся — загадочно, точно знал одному ему ведомый секрет.

— Но рассчитываешь на то, что мы будем доверять тебе.

— Учитывая общеизвестный факт, что Черный Отряд всегда держит свое слово, — да. — Небольшое преувеличение, конечно.

Нарайан всего на мгновение перевел взгляд на Лебедя. И снова улыбнулся.

— Полагаю, этого будет достаточно.

Я скупо улыбнулась.

— Прекрасно. Договорились. Пойду подготовлю людей к нашему походу. Далеко идти?

Улыбка.

— Не очень. Несколько дней к югу от города.

— Ха! Роковой Перелесок. Следовало бы догадаться.

Я увела от него Лебедя и вернулась к игрокам за карточным столом.

— Нужно, чтобы сын Сингха как можно быстрее оказался здесь. Никогда не вредно иметь кое-что про запас.

43

— Мне прямо не по себе, когда делать нечего, — сказала Сари.

Они с Тобо сидели перед туманным прожектором и рассказывали Мургену все, что знали. Приятно было видеть, что мать и сын ладят.

— Ну, дело всегда можно найти. Например, принять участие в установке всех оставшихся «пузырей», чтобы о нас не забывали, даже когда мы уйдем. Или таскать вещи к реке.

— Как говорит Гоблин, я не настолько скучаю по работе, чтобы напрашиваться на нее. Что новенького?

— Парни доставили сына Сингха. Интересный мужик. И еще они прихватили с собой пару указов, сняли со столба, на котором вывешивают официальные сообщения. Изданы уже после того, как началось затворничество Радиши.

— И что в них сказано?

— В основном, что она предлагает очень большое вознаграждение всякому, кто сообщит любую информацию о банде вандалов, выдающих себя за членов давно не существующего Черного Отряда и причиняющих неприятности честным гражданам.

— Интересно, кто-нибудь поверит в это?

— Как правило, ее слова обычно бывает достаточно. Насколько мне известно, она всегда исполняла свои обещания. Меня беспокоит вознаграждение. Есть люди, способные продать даже мать родную. Душелов отправит на улицу пару проходимцев, которые будут швыряться деньгами и хвастаться, за что они их получили. И кто-то, кто действительно что-нибудь о нас знает, может попытаться не упустить свой шанс.

— Тогда почему бы нам просто не уйти? Тут мы уже почти ничего сделать не сможем, разве не так?

— Мы можем заполучить Могабу.

— Можно просто распустить слух. И не один — как можно больше слухов о Великом Генерале и Радише. А в это время исчезнуть. Когда ты отправляешься за Ключом?

— Еще не знаю. Скоро. Я тяну время. Жду сообщения от Слинка.

Сари кивнула и улыбнулась.

— Правильно рассуждаешь. Сингх наверняка что-то прячет в рукаве.

Подошел Лозан Лебедь.

— У девочки возникли кое-какие проблемы.

Я бросила на него хмурый взгляд. Сари — тоже, но у нее хватило вежливости спросить:

— У Дочери Ночи? Что за проблемы?

— Мне кажется, у нее припадок. Или что-то в этом роде.

— Самое подходящее время, — проворчала я. Сари тут же послала Тобо за Гоблином. Я продолжала тем же тоном. — Что тебе понадобилось около нее, Лебедь?

Он слегка покраснел и сказал:

— Ну…

— Ты, тупица несчастный! Госпожа уже раз обвела тебя вокруг пальца. Ты годами тосковал по ней. Потом плясал под дудку ее сестрички и выжимал соки из миллионов ни в чем не повинных людей. А теперь хочешь выставить себя уж полным идиотом? Хочешь позволить отродью Госпожи вдеть себе кольцо в нос? Ты в самом деле глупец и ничтожество, Лебедь!

— Я просто…

— Ты просто сделал то, что тебе вложили в голову. Точно пятнадцатилетний мальчишка, наглотавшийся наркотиков. Эта женщина не просто очень умна, Лебедь! Она хуже, чем может привидеться в самом страшном ночном кошмаре. Подойди сюда!

Он подошел. Я сделала молниеносное, резкое движение — точно так, как много-много раз в прошлом мечтала обойтись с моими возлюбленными дядями. Кончик кинжала проткнул кожу под его подбородком.

— Ты в самом деле хочешь умереть глупой, унизительной, бессмысленной смертью? Если да, я тебе это устрою. Но никто на всем свете больше не будет расплачиваться за твою тупость.

Закудахтал Одноглазый — шуму-то, шуму:

— Она чудо, правда, Лебедь? Тебе надо переключиться на нее вместо этих твоих черных вдовушек.

Он сидел в кресле на колесах До Трана, но передвигался самостоятельно. Я еще не остыла и поэтому злобно сказала:

— Глупое, унизительное и бессмысленное — это и в твоем духе, старик. Могу устроить, если очень попросишь.

Он лишь рассмеялся в ответ.

— Дрема, ты пригласила сюда этого солдафона Аридату, чтобы он встретился со своим давно потерянным отцом. Иди, займись ими, хватит флиртовать тут с Лебедем.

Временами он был способен просто сводить с ума. И ему нравилось это. Если удавалось…

— Объясни Одноглазому, что ты имел в виду, говоря о девушке, — сказала я Лебедю. — Одноглазый, разберись с этим. Только не убивай ее. Сингх не отдаст мне Ключ, если мы прикончим эту тощую маленькую… ведьму.

44

Черт! Аридата Сингх оказался таков, что я почти готова была отказаться от своего зарока в отношении мужчин. Он был великолепен. Высокий, пропорционально сложенный, с очаровательной улыбкой, обнажавшей прекрасные зубы. Его не портила даже явная взволнованность. И держался он превосходно. Джентльмен во всех смыслах этого слова. Кроме происхождения, конечно.

Я сказала ему:

— У тебя, наверно, была чудесная мать.

— Что?

— Ничего. Ничего. Тут все называют меня Соней. А вы Аридата. Вот мы и познакомились.

— Кто эти люди? Зачем меня доставили сюда?

Он не возмущался, не угрожал. Просто был сильно удивлен. Немногие таглианцы вели бы себя так, если бы их похитили.

— Тебе вовсе не обязательно знать, кто мы такие. Ты здесь для того, чтобы встретиться с человеком, тоже являющимся нашим пленником. Не упоминай о том, что тебя освободят после этого разговора. Он останется здесь. Иди за мной.

Спустя некоторое время Аридата Сингх обронил:

— Ты — женщина, не правда ли?

— Насколько мне известно, да. Вот мы и пришли. Это Нарайан. Нарайан! Поднимайся! К тебе посетитель. Нарайан, это Аридата. Как и было обещано.

Аридата смотрел на меня, пытаясь понять. Нарайан пристально смотрел на сына, которого никогда не видел. Очевидно, он разглядел в нем что-то, от чего лицо его смягчилось, всего на мгновение, правда. И я поняла, что сумела «достать» его. Он больше не смотрел на меня так, точно я просила его предать Кину. То прежнее выражение исчезло.

Я отступила назад и стала ждать, что будет дальше, но ничего не происходило. Аридата время от времени оглядывался на меня, Нарайан просто смотрел. Наконец, мое терпение лопнуло, и я спросила Нарайана:

— Что, этого мало? Нужно привести сюда Кхадитайю и Сугриву? А заодно и их детей тоже?

Это произвело впечатление на Нарайана и дало понять Аридате, что он был похищен именно из-за своей принадлежности к этой не совсем обычной семье. От меня не ускользнул тот момент, когда до него дошло истинное положение дел. Он снова оглянулся, но теперь в его глазах было совершенно другое выражение.

— С моей точки зрения, — сказала я, — об этом человеке мало что можно сказать хорошего, но назвать его плохим отцом нельзя. Судьба не дала ему шанса проявить себя в этом смысле ни плохим, ни хорошим. — Если не считать его отношения к девушке, для которой он делал все возможное и невозможное, при полном безразличии с ее стороны. — Он очень преданный.

Аридата понял, что это похищение не имеет никакого отношения к нему лично. Что он был всего лишь рычагом для воздействия на Нарайана Сингха, с целью чего-то добиться от него. Того самого Нарайана Сингха, который был печально известен как глава культа Душил.

И снова Аридата покорил мое сердце, когда он расправил плечи, шагнул вперед и обратился к отцу с приветствием. В котором, конечно, не чувствовалось подлинного тепла, но все равно это было то, что надо.

Я наблюдала за тем, как они пытались найти какую-то общую основу, ту точку соприкосновения, с которой можно было бы начать. И они нашли ее на удивление быстро. А может, в этом и не было ничего удивительного — вряд ли Нарайан Сингх сейчас порицал себя за то, что когда-то был нежно привязан к своей Лили.

— Сногсшибательный мужик, правда?

Я испуганно вздрогнула. Оказывается, до сих пор я не слышала ни звука. Не слышала даже того, как сзади подошел Речник, а ведь он обычно топал, точно слон. А это могло означать лишь то, что Аридата — вот кошмар! — и в самом деле произвел на меня сильнейшее впечатление.

— Да. Согласна. Хотя не могу сказать, в чем тут дело.

— Ну, я объясню тебе. Он напоминает мне Лозана Лебедя. Человек высокой пробы, понимаешь? Только еще полный сил. И по молодости лет не испорченный жизнью.

— Речник! Как ты заговорил, однако. Еще чуть-чуть и ты совсем поумнеешь.

— Только не говори об этом нашим парням. Одноглазый может догадаться, почему ему удается обмишурить меня в тонк только через раз. — Он снова внимательно посмотрел на Аридату. — А красавец какой. Держи его подальше от своего библиотекаря. Он, кстати, ищет тебя.

— Может, они что-то раскопали…

— Понятия не имею.

— Когда ему нужно возвращаться? Можем мы задержать его на вечер?

— Хочешь попробовать, какой он на вкус?

Речник редко поддразнивал меня, но в данном случае и он не смог удержаться. Впрочем, я этого ожидала.

— Нет. Не в том смысле. Что-то внутри меня восстает при одной мысли об этом. Хочу отвести его к Радише.

— Решила выступить в роли свахи?

— Нет. Просто хочу, чтобы этот честный парень своими глазами увидел, что его княгиня вовсе не во Дворце. Потому что он способен рассказать правду.

— Ну-ну.

— Давай-ка, присмотри за этими двумя, а я пойду потолкую с Бабой.

Речник приподнял бровь. Кроме Лебедя, никто так Радишу не называл.

— Перенимаешь плохие привычки.

— Похоже на то.

45

Радиша сидела, полностью погрузившись в глубь себя. Она не спала, не медитировала, а просто блуждала в коридорах собственного сознания. Может быть, винила себя за то, что испытывала такое облегчение, на время освободившись от тягостного давления. Я на мгновение посочувствовала ей. Может, они с братом и были нашими врагами, но в сердце своем они были хорошие люди. Они несли в себе зерно раджахармы.

— Мэм? — Она была достойна более подходящего обращения, но я не могла заставить себя употреблять все эти высокопарные титулы. — Мне нужно поговорить с вами.

Она медленно подняла взгляд. Даже в отчаянии, глаза ее выражали понимание и интерес.

— Неужели все, кто служил мне во Дворце, были моими врагами?

— Мы не по своей воле стали вашими врагами. И даже сейчас мы чтим и уважаем вас как княгиню.

— Конечно. Чтобы напомнить мне о моей глупости. Как эти Бходи своим самосожжением.

— Наши разногласия с вами никогда не были столь велики, как с Протектором. Никакого мира с ней у нас быть не может. Вы никогда не спустили бы скилдирша на город. Она — запросто. И зло настолько глубоко разъело ее душу, что она даже не понимает всей безнравственности своего поведения.

— Ты права. Как тебя зовут? Только потому, что ей удалось уцелеть на протяжении нескольких сотен лет, мы стали воспринимать ее почти как богиню. Мощь, способная ради каприза сносить с лица земли целые царства — так ребенок может разрушить муравейник, просто чтобы посмотреть, как насекомые будут карабкаться оттуда.

— Меня зовут Дрема. Я — Летописец Черного Отряда. И одновременно я — та злодейка, которой вы обязаны большинством ваших неприятностей. Они были для нас не самоцелью, а просто способом заявить о себе. Теперь, в результате искусного маневрирования, у нас есть некоторое преимущество.

Радиша слушала меня очень внимательно.

— Продолжай.

— Протектор решила скрыть ваше исчезновение. Официально вы пребываете в своей Комнате Гнева, проходя обряд очищения, умоляя богов и своих предков укрепить ваше, сердце и дать вам мудрости в грядущие тяжелые времена. Однако время от времени вы делаете паузу и издаете довольно странные указы. Вот эти два принесли мои братья. Мои братья неграмотны, поэтому срывали, что под руку подвернется. Но и эти указы достаточно символичны. Можно доставить сюда и другие, если пожелаете.

Сообщение о вознаграждении Радиша прочитала первым. Оно было написано просто и выдержано в спокойных тонах.

— Это должно осложнить вашу жизнь.

— Так и есть.

— У нее нет денег. Что это? Десятипроцентное снижение нормы выдачи риса? У нас нет никакой нормы выдачи риса. Мы не нуждаемся в том, чтобы ограничивать выдачу риса.

— Это вы не нуждаетесь. Однако не все, кто хотел бы питаться рисом, в состоянии позволить его себе.

— Ты знаешь, что это такое? — Радиша уперлась ногтем в указ, точно хотела проткнуть его. — Готова держать пари. Это ей присоветовали те странные личности, которые у нее внутри. Это ведь не просто голоса. Или в ней взыграло чувство юмора, когда она диктовала это. У нее есть заклинания — на случай, если голоса уж очень донимают ее. Она никогда не позволяет им говорить слишком долго.

Ага, сказала я себе. Пикантная новость, которая может оказаться ценной. Будем иметь в виду.

— Вы не могли бы в противовес этому издать более разумные указы? У меня не хватит людей, чтобы разослать их по всему городу, но обещаю, что в наиболее важных местах они будут развешаны.

— Как сделать так, чтобы их подлинность не вызывала сомнений? Любой может достать кусок специально обработанной наады и написать на ней что угодно.

— Я обдумываю это. У нас есть гость, высокоуважаемый военнослужащий одного из Городских Батальонов. Мы доставили его сюда, чтобы он встретился с другим пленником. Я подумала, что, в случае необходимости, он сможет подтвердить, что и вы тоже в плену.

— Интересно. Ты знаешь, что она в этом случае сделает? Попытается обмануть вас. Создаст иллюзорную версию и заявит — а ну-ка, покажите мне вашу Радишу? А этого вы делать не станете, потому что хотите жить. Правильно?

— И правильно, и нет. У Протектора есть свои трудности и немалые. Никто не верит ни одному ее слову. Люди могут подумать, что она просто хочет обойти вас, потому что вы перестали вести себя как ее послушная марионетка Почему вы всегда занимали такую ненавидящую и вероломную позицию по отношению к Отряду?

— Я вовсе не ее марионетка. Ты понятия не имеешь, как много ее безумных замыслов мне удалось удушить в зародыше.

Я не стала рассказывать ей, что мы очень даже имели об этом понятие. Я нарочно злила ее, чтобы заставить разговориться, но хотелось уколоть ее еще больнее.

— Почему вы так возненавидели моих братьев?

— Я не ненавидела…

— Возможно, я выбрала неудачное слово. Но что-то такое было. Все Летописцы прежних лет пишут, что вы внезапно изменили свое отношение к Отряду, когда почувствовали, что Хозяева Теней больше не угрожают вам. Это не стало для вас такой же навязчивой идеей, как для Копченого, но болезнь поразила и вас, без сомнения.

— Не знаю. За последние десять лет я сама не раз удивлялась этому. И что интересно — как только я объявила вас своими врагами, острое ощущение неприятия прошло. Однако Копченый и я были в этом смысле не единственными. Все люди испытывали к вам схожие чувства. Может быть, все дело в воспоминаниях о прежних временах, когда Отряд…

— Не было никаких таких времен. Не было ничего такого, что хоть кто-нибудь счел бы нужным отразить в исторических и прочих документах тех дней. То немногое, что мне удалось расшифровать в наших собственных Анналах, носит самый обычный, рутинный характер. Произошло лишь одно-единственное по-настоящему жестокое сражение, когда Отряду было уже около ста лет. Это случилось неподалеку отсюда, и Отряд потерпел поражение. От него почти ничего не осталось. При этом три тома Летописей попали в руки врага. До сих пор они хранились в таглианской библиотеке. С тех пор, как Отряд вернулся в Таглиос, доступ к этим книгам ему был закрыт. Что только не предпринималось ради того, чтобы мы не добрались до них! Из-за этих книг погибло немало людей. И ради чего? Насколько я могу судить, «страшный» секрет, который любой ценой нужно было от нас скрывать, состоял в том, что на протяжении тех ранних лет существования Отряда ничего экстраординарного не произошло. Не было в те времена ни жестоких грабежей, ни бесконечных кровопролитий.

— Почему же, в таком случае, жители многих государств помнят то, чего не было, и боятся, как бы это не произошло снова?

Я пожала плечами.

— Не знаю. Надо спросить у Кины, как она все это устроила. Мы так и сделаем, непосредственно перед тем, как убить ее.

На лице Радиши возникло такое выражение… Точно она подумала: «Ну-ну. Выходит, я не единственная, кто верит в невозможное».

— Вы хотите стряхнуть с себя власть своей безумной подруги? — спросила я. — Хотите вместе с нами сорваться у нее с крючка? Хотите, чтобы ваш брат вернулся?

В последнее время ей не раз приходило в голову, что, может быть, Прабриндрах Драх еще жив.

Радиша несколько раз открыла и закрыла рот. Она никогда не была привлекательной женщиной, а возраст и обстоятельства, точно сговорившись, внешне сделали ее почти отталкивающей.

Нехорошо так думать. Время не щадит и меня.

— Все это вполне достижимо. Понимаете? Все.

— Мой брат мертв.

— Нет. Никто, кроме Отряда, не знает об этом. Даже Душелов. Есть люди, которых она заманила в подземную ловушку и «заморозила» там. Что-то вроде этого. Я не понимаю, какие таинственные процессы участвуют в этом. Факт тот, что эти люди там, они живы-здоровы, и их можно освободить. Я только что заключила соглашение, в результате которого мы получим Ключ и сможем открыть им дорогу.

— Вы можете сделать так, что мой брат вернется?

— И Корди Махер тоже.

Освещение было слабое, и все же я заметила, что краска залила ее лицо и шею.

— Ваши люди уже разгадали все секреты, верно?

— Почти.

— Чего ты хочешь от меня?

Вот уж не ожидала, что наступит такой момент, когда Баба задаст мне этот вопрос. Несмотря на ее репутацию приземленной, здравомыслящей, деловой особы. Поэтому у меня наготове ответа не было. Но я быстро наверстала это упущение.

— Вы могли бы отречься от Протектора, открыто появившись в каком-то общественном месте, где множество людей увидели и узнали бы вас. Вы могли бы восстановить честь Черного Отряда. Вы могли бы уволить Великого Генерала. Вы могли бы рассказать, как на протяжении пятнадцати лет находились под властью злобных заклинаний Душелова, и как, в конце концов, вам удалось сбежать. Вы могли бы сделать так, чтобы мы снова в глазах всех стали тем, кто мы есть, — просто хорошими парнями.

— Не знаю, получится ли. Я слишком долго боялась Черного Отряда. И сейчас еще боюсь.

— Воды спят, — сказала я. — Что для вас сделала Протектор?

Радиша не ответила на этот вопрос.

— Мы можем вернуть к жизни вашего брата. И снять груз постоянного давления с вашей души. Поразмыслите обо всем этом. Раджахарма.

Изо всех сил стараясь сдерживаться, Радиша воскликнула:

— Не напоминай об этом! У меня все внутри разрывается и делается нечем дышать.

В точности это я и желала ей не раз и не два — когда была менее снисходительно настроена.

Аридата Сингх посмотрел на меня как-то странно.

— Он совсем не такой, каким я представлял себе Нарайана Сингха.

Встреча с княгиней произвела на него гораздо меньшее впечатление, чем встреча с отцом.

— Речник, ты доставишь его обратно?

Ночь уже наступила, но у нас осталось еще два из тех защитных амулетов, которые уцелели после войны с Хозяевами Теней. Вроде бы с ними все было в порядке. Хотелось бы иметь еще сотню таких, но Гоблин и Одноглазый больше их не изготовляют. Точно не знаю, почему. Они не имеют привычки делиться со мной секретами своего ремесла. Предполагаю, что все дело просто в их возрасте.

Меня часто пугала мысль о том, что мы будем делать без наших стариков. А для Одноглазого эта перспектива уже не за горами. О, Отец Небесный, защити его! Пусть не умирает, пока Плененные не окажутся на свободе и все наши проблемы не будут разрешены.

46

Все наши люди на складе были плотно заняты делами. Кто-то готовил Отряд к эвакуации. Другие собирались в дорогу со мной и Нарайаном к Роковому Перелеску за Ключом нюень бао. Нюень бао, и те, что работали у До Трана, и те немногие, которые присоединились к Отряду, просто нервно суетились — чтобы не стоять на месте. Они были испуганы и обеспокоены.

У Бонх До Трана этой ночью случился удар. Прогноз Одноглазого был неутешителен.

— Я не утверждаю, что девчонка причастна к этому, но все же До Тран был первым, до кого дошло, что это она шатается тут в виде духа, — сказала я Гоблину.

— Он просто стар, Дрема. Никто ничего ему не делал. По-моему мнению, его срок уже давно вышел. Он держался только потому, что заботился о Сари. Но теперь этому пришел конец. Похоже, ее муж вскоре в самом деле окажется на свободе. И До Тран слишком стар, чтобы бежать. Душелов уж постарается отыскать это место, недаром же она вызвала Могабу, который вот-вот приступит к поискам. Лично я не удивился бы, если бы До Тран просто решил в глубине души, что умереть сейчас — самое лучшее, что он может сделать для всех.

Я не хотела, чтобы До Тран уходил. И не только потому, что никому не нравится, когда умирают близкие люди. Он был — в своей ненавязчивой манере — лучшим другом Отряда, которого тот имел на протяжении многих, многих лет.

Как и все остальные, я старалась забыться в работе.

— Может, девчонка и в самом деле тут ни при чем, но я не хочу; чтобы она продолжала шляться по ночам.

Сделайте что-нибудь. Только, конечно, не калечьте и не убивайте ее.

Гоблин вздохнул. С некоторых пор он только так и реагировал, если ему поручали какое-то дело. Наверно, настолько устал, что даже жаловаться и протестовать был не в состоянии.

— Где Одноглазый?

— Ну… — Он украдкой бросил взгляд по сторонам. — Только учти — я тебе ничего не говорил. Ломает голову над тем, как захватить с собой все наши манатки.

Я покачала головой и ушла.

Тут меня окликнули Сантараксита и Баладитай. Они смирились с ситуацией, в которой оказались, и с охотой делали то, что им было поручено. В особенности увлекся господин Главный Библиотекарь. Еще бы! За долгие годы это был первый реальный вызов его учености.

— Дораби, за всеми этими волнениями я забыл сказать тебе, что нашел ответ на вопрос о письменном языке нюень бао, — жизнерадостно воскликнул он. — Такой язык существует. И, по-видимому, не один. Вот эта старейшая книга написана на древнем диалекте этого языка. Другие написаны на раннем таглианском диалекте, хотя в оригинале третьего тома вместо местных литер использованы буквы иностранного алфавита.

— Это доказывает, что фонетическое значение алфавита захватчиков в те времена определенно было выше по сравнению с местным рукописным шрифтом. Верно?

Сантараксита вытаращил глаза.

— Дораби, ты никогда не перестанешь изумлять меня. Совершенно верно.

— Ну, обнаружили вы что-нибудь интересное?

— Черный Отряд пришел с равнины, которую называли равниной Сияющего Камня даже тогда, и затем переходил из одного маленького княжества к другому. Его члены без конца вздорили между собой — большинству вовсе не хотелось приносить себя в жертву ради того, чтобы в мире наступила Година Черепов. Жрецы, присоединившиеся к Отряду, были охвачены большим энтузиазмом, чего нельзя сказать о солдатах.

Многие, по-видимому, вступили в Отряд, рассматривая это как способ сбежать из так называемой Страны Неизвестных Теней, а вовсе не потому, что жаждали способствовать наступлению конца света.

— Страна Неизвестных Теней, вот как? А что еще?

— Очень интересная информация насчет цены гвоздей для лошадиных подков и нехватки лечебных трав, которые сейчас растут в каждом саду. Что ты хочешь? С тех пор прошло почти четыреста лет.

— Потрясающе. Продолжайте в том же духе, Сри.

Я собиралась сказать, что ему придется покинуть город вместе с нами, но решила не волновать его прямо сию минуту. У него сейчас было хорошее время и не хотелось портить его, ставя перед выбором — отправиться вместе со своими похитителями неизвестно куда и умереть.

Материализовался дядюшка Дой.

— До Тран хочет увидеться с тобой.

Дой привел меня в крошечную комнату, которую старик отгородил для себя в дальнем углу склада. По дороге Дой предупредил меня, что До Тран не может говорить.

— Он уже виделся с Сари и Тобо. Думаю, он любит и тебя тоже.

— Мы с ним собирались пожениться в следующей жизни. Если Гунни не врут.

— Я готов отправиться в путь.

— Что?

— Я собираюсь пойти с тобой к Роковому Перелеску.

— Смотри, если у тебя есть какие-то безумные идеи о том, чтобы похитить Ключ, лучше выбрось их из головы.

— Я согласился помочь тебе. И буду помогать. Я хочу пойти с вами, чтобы не дать возможности Обманнику нарушить свое слово. Это Обманник, уважаемая Дрема. Обманник. И еще я согласился отдать тебе Книгу Мертвых. Она спрятана в потайном месте как раз по пути.

— Прекрасно. Присутствие рядом Бледного Жезла успокоит меня и заставит поволноваться моих врагов.

— В самом деле, — негромко рассмеялся Дой.

— Сюда мы уже не вернемся.

— Знаю. Я возьму с собой все, что хочу сохранить. Не нужно притворяться с До Траном. Ему ясна его судьба. Окажи ему честь достойного прощания.

Я сделала больше — впервые в своей взрослой жизни расплакалась. На минуту положила голову старику на грудь, прошептала слова благодарности за дружбу и снова пообещала встретиться с ним в следующей жизни. Крошечная ересь, конечно, но, надеюсь, Бог не следит за каждым моим шагом.

Бонх поднял дрожащую руку и погладил меня по волосам После чего я резко встала и ушла туда, где смогла побыть наедине с моей печалью о человеке, который, казалось, никогда не был мне слишком близок и, тем не менее, был движущей силой всей нашей жизни. Когда слезы перестали течь, я поняла, что никогда больше не буду снова той же Дремой, что прежде. И что До Тран наверняка порадовался бы, узнав об этом.

47

Самая большая проблема, с которой предстояло столкнуться в связи с эвакуацией, была та, которая всплывала каждый раз, когда Отряд покидал насиженное место, где оставался достаточно долго. Корни, которые нужно было вырвать. Связи, которые предстояло обрубить. Люди, создавшие для себя какое-то подобие нормальной жизни, которые должны были расстаться с ней.

Некоторые просто не уйдут.

Некоторые из уходящих проболтаются о том, куда держат путь.

Номинально Отряд состоял примерно из двухсот человек, треть из которых вообще жили не в Таглиосе, а в разбросанных вокруг селениях. Они смогут помочь братьям в дороге. Это очень походило на то, как действовали Обманники. Частично такая ситуация создавалась и поддерживалась ими намеренно, недаром Обманники столетиями разрабатывали для себя способы выживания.

Наши курьеры заблаговременно сообщили кодовое слово всем братьям, проживающим за пределами города, вместе с предостережением о том, что надвигаются тревожные времена. Никому из них не рассказывали, что именно должно произойти, просто предупредили, что грядут перемены, и немалые. Получив кодовое слово, они поняли — началось.

Вскоре следом за курьерами отправится в путь и большинство остальных людей, небольшими группами, чтобы не привлекать внимания, все так или иначе замаскированные. Те, кто уйдут последними, будут действовать с максимальной осторожностью. Все уходящие пройдут через целую серию проверочных и сборных пунктов, на каждом из которых им сообщат лишь, каков следующий пункт назначения. Основная надежда возлагалась на то, что, прежде чем Душелов спохватится, большинство наших людей уже просочится за пределы города.

Никто не принуждал и не наказывал тех, кто решил не уходить, — лишь бы они остались верны интересам Отряда. Невредно иметь агентов в городе после того, как Отряд уйдет.

И это тоже в большой степени напоминало тактику Обманников, которой они придерживались на протяжении столетий.

Дымовые «картинки» будут и после нашего ухода возникать то там, то здесь. Основное предпочтение мы отдали демону Ниасси, из-за того, что он производил такое угнетающее впечатление на Серых и, соответственно, на их активность. Тем, кто останется в городе — я не знала точно, кто это будет, ведь мне предстояло уйти одной из первых, — придется организовать несколько беспорядочных нападений, погромов и актов вандализма. Такая устрашающая кампания террора, которая должна была достигнуть пика во время Друга Пави. Если Душелов клюнет на эту наживку, она потеряет немало времени, устраивая нам засады в городе.

Если же нет, даже каждый купленный такой ценой час позволит братьям уйти чуть дальше по своему пути, прежде чем до Протектора дойдет, что мы снова сделали неожиданный ход. И даже тогда, по моим расчетам, она не сразу найдет место, где мы скрывались столько лет.

48

Мой отряд первым покидал Таглиос. Мы отправились в путь тем самым утром, когда умер Бонх До Тран. Со мной шли Нарайан Сингх, Лозан Лебедь, Радиша Драх, матушка Гота и дядюшка Дой, Речник, Икбал Сингх с женой Сурувайей, двумя детьми постарше и грудной малышкой, и его брат Ранмаст. Кроме того, у нас было несколько мелких коз, нагруженных сумками, цыплята, связанные спинами, два осла, на которых по очереди ехала Гота, и повозка. Ее тащил вол, которому мы по мере сил постарались придать как можно более понурый и запущенный вид. Почти все так или иначе замаскировались. Шадар постригли волосы и бороды, семейные облачились в одежды Бедны. Я так и осталась веднаиткой, но простилась с мужской одеждой. Зато Радиша, напротив, превратилась в мужчину. Дядюшка Дой и Лозан Лебедь обрили головы и стали Бходи. Лебедь выкрасил кожу в темный цвет, но, к сожалению, никакие ухищрения не позволили ему изменить голубизну своих глаз. Готе пришлось позабыть о своих замашках нюень бао.

Нарайан Сингх никаких изменений не претерпел — в сущности, он и так был неотличим от тысяч других, выглядевших в точности также.

Смотрелись мы, конечно, странновато, но кого только не встретишь на пути? Попадались и более причудливые группы людей. К тому же, все вместе мы сходились только на стоянках. По дороге мы растягивались почти на полмили — один из братьев Сингх впереди, другой замыкал шествие, а Речник все время держался рядом со мной. У каждого из братьев Сингх было по устройству, которые состряпали для них Гоблин и Одноглазый. Если Нарайан, Радиша или Лебедь достаточно далеко отклонятся в сторону от линии, соединяющей эти штуки, горло нарушителя начнет стягивать удушающее заклинание.

Никто из этой троицы об этом не знал. Как предполагалось, сейчас мы все стали друзьями и союзниками. Но друзья тоже разные бывают — одним я доверяла больше, чем другим.

На Каменной Дороге, построенной Капитаном между Таглиосом и Джайкуром, мы вообще никому не попались на глаза. Однако такая уйма народу, да еще с младенцем, и повозкой, и постоянными веднаитскими молениями, и черт знает чем еще, быстро передвигаться не может в принципе. Да и погода не благоприятствовала. Я почувствовала, что просто заболеваю от бесконечного дождя.

В последний раз я путешествовала по Каменной Дороге на огромном черном жеребце, который, в общем даже без спешки, за сутки покрыл расстояние между Таглиосом и Годжей на реке Майн.

По прошествии четырех дней после выхода из города мы были все еще далеко от моста у Годжи — первого «бутылочного горлышка», где нас могла подкарауливать опасность. Именно в тот день дядюшка Дой сообщил, что мы находимся неподалеку от места, где он спрятал копию Книги Мертвых. Меня это известие отнюдь не обрадовало.

— Проклятие! Я надеялась, что это дальше. Как мы будем объяснять наличие книги, если нас остановят?

Дой улыбнулся.

— Я — жрец. Проповедник. Вся ответственность будет на мне. — Несмотря на трудности, он был счастлив. — Пойдем, поможешь мне достать ее.

— Что это такое? — спросила я два часа спустя.

Мы оказались в месте, больше всего напоминающем старые ночные кошмары Мургена о Кине. Оно было ограждено частоколом длиной двадцать ярдов.

— Кладбище. Во времена хаоса, еще до того, как появился Черный Отряд, одна из армий тенеземцев использовала это место сначала для лагеря, а потом для захоронения погибших. Они посадили эти деревья, чтобы скрыть могилы и памятники от вражеских глаз. — Заметив испуганное выражение моего лица, он добавил: — у них были свои похоронные обряды.

Это я знала. Мне даже случалось быть свидетельницей подобных обрядов. Но никогда прежде мне не приходилось ощущать такую плотную атмосферу печали.

— Тут все дело в заклинаниях, которые и призваны вызывать такое тягостное ощущение. Тенеземцы надеялись выиграть войну, вернуться и устроить тут мемориал. А до тех пор, так они хотели, пусть люди держатся подальше отсюда.

— Ничего не имею против. У меня просто мурашки по коже бегают.

— Не бойся, ничего плохого не случится. Пойдем. Это должно занять не больше нескольких минут.

Так и произошло. Или почти так — все продолжалось чуть-чуть дольше. Пришлось открывать дверь одного из этих чудных захоронений и выкапывать узел, завернутый в несколько слоев промасленной кожи.

— Это место стоит того, чтобы его запомнить, — сказал Дой, когда мы двинулись обратно. — Люди, живущие поблизости, избегают его. А нездешние вообще о нем не знают. Хорошее укрытие. Тебе понравится и Роковой Перелесок.

— Я была там. Он мне тоже не понравился, но в тот раз мне было не до того, чтобы анализировать свои ощущения.

— Еще одно хорошее потайное место.

По природе своей я не так подозрительна, как Душелов, но время от времени находит и на меня. В особенности мне подозрительны подобные метаморфозы — когда скрытный старый нюень бао внезапно превращается в неуемного болтуна и чуть ли не насильно предлагает свою помощь.

— Капитан прятался там однажды, — сказала я. — Ему это место не слишком понравилось. Что ты замышляешь?

— Замышляю? Не понимаю.

— Прекрасно понимаешь, старик. Вчера я была всего лишь еще одна дженгали, хотя и такая, с которой тебе приходилось считаться. А сегодня, вдруг, ни с того, ни с сего, я получаю непрошеный совет. Вся накопленная десятилетиями мудрость оказывается в моем распоряжении, точно я в некотором роде твоя ученица… Хочешь, я понесу это по очереди с тобой? — В конце концов, он был старый человек.

— По мере того, как шла жизнь, события разворачивались все быстрее и принимали совершенно неожиданный — но обычно благоприятный — оборот, я все более настойчиво и осознанно стал размышлять над мудрыми высказываниями Хонь Тэй, над ее предвидением, даже над ее дьявольским чувством юмора. И, похоже, в конце концов стал понимать весь смысл ее пророчеств.

— В которых, возможно, не было ничего, кроме чуши. Скажи все это Сари и Мургену в следующий раз, когда увидишься с ними. И не забудь добавить чуть-чуть больше искреннего чувства, когда будешь оправдываться.

Моя нарочитая резкость не произвела на него никакого впечатления.

Днем снова зарядил дождь. Он начался раньше, был сильнее обычного и сопровождался совершенно невероятным, просто неистовым градом Вдоль всей дороги, укрываясь под деревьями, путешественники пытались собирать градины, прежде чем они растают. Таглианцы никогда не видели снега и только во время сезона дождей могут посмотреть на лед — если только они не забираются достаточно далеко, в ту высокогорную область за Данда Преш, которую обычно называют Страной Теней.

Собирать градины — забава для молодых. Старики забились как молено глубже под деревья, накинув на себя что-нибудь от дождя. Наша малышка плакала, не переставая. Ей не нравился гром. Ранмаст и Икбал одним глазом следили за детьми, а другим за путешественниками, оказавшимися поблизости. Они были убеждены, что кто-то из встреченных нами по пути непременно окажется шпионом. С моей точки зрения, они вели себя совершенно правильно.

Речник неслышно бродил между деревьями, проклиная дождь. Я понимала и его тоже.

Дядюшка Дой получил возможность на время отдохнуть от своей ноши, устроившись рядом с Готой.

Она тут же принялась ворчать и жаловаться, но без своего обычного энтузиазма.

Я уселась неподалеку от Радиши. Сейчас мы называли ее Таджик. Я сказала:

— Вы уже начинаете понимать, почему вашему брату так нравилось все время находиться в пути? — Она усмехнулась. — В каком-то смысле ему не везло. Что бы он ни затевал, всегда находились сотни эгоистов, которые ради собственной выгоды разрушали его мечту.

— Ты знала его? — спросила Радиша.

— Не очень хорошо. Не в той мере, чтобы пускаться с ним в философские рассуждения. Но он не был скрытным человеком.

— Мой брат? В таком случае, покинув двор, он изменился гораздо больше, чем я думала. Живя во Дворце, он ни перед кем не раскрывал свое внутреннее «я».

— Вдали от центра его власть была более прочной. Не нужно было считаться ни с кем, кроме Освободителя. Его люди любили князя и готовы были следовать за ним куда угодно. Что и закончилось для большинства из них гибелью, когда вы изменили свое отношение к Отряду.

— Он действительно жив? Или ты просто манипулируешь мной в своих собственных интересах?

— Конечно, я манипулирую вами. Но он жив, это правда. И все Плененные тоже. Вот почему мы покинули Таглиос несмотря даже на то, что вы с нами. Прежде всего и больше всего мы хотим, чтобы наши братья обрели свободу.

Моих ушей коснулся шепот:

— Сестра, сестра…

— Что?

Радиша молчала, с любопытством поглядывая на меня.

— Это не я, — произнесла она немного погодя.

Я в тревоге оглянулась по сторонам, но не увидела никого.

— Наверно, просто дождь шумит по листьям.

— Хм-м-м. — Радишу, конечно, мои слова не убедили.

Они и звучали неубедительно. Я почувствовала, как сильно мне недостает Одноглазого и Гоблина.

Я снова отыскала Дядюшку Доя.

— Госпожа не раз повторяла, что ты колдун, хотя и не очень сильный. Если у тебя есть хоть какой-то дар, пожалуйста, используй его, чтобы выяснить, не следит ли кто-нибудь за нами. — Как только Душелов придет к выводу, что мы за пределами Таглиоса, ее вороны и Тени быстро найдут нас.

В усмешке Дядюшки Доя сквозила обычная уклончивость.

49

По-настоящему страшно стало нам наутро через день, как раз тогда, когда, казалось бы, были веские основания считать, что все идет как надо. Предыдущий день прошел спокойно, никаких ворон поблизости не наблюдалось. Все складывалось так, что мы могли достигнуть Рокового Перелеска еще до завтрашнего дневного ливня и, значит, сделать свое дело и освободиться до полуночи. Такая перспектива радовала.

Внезапно на дороге к югу от нас появилась группа всадников. Они скакали в нашу сторону, и вскоре стало ясно, что на них форменная одежда.

— Что будем делать? — спросил Речник.

— Просто надеяться, что они ищут не нас. Идем дальше.

Всадники не проявляли интереса к тем путешественникам, которые шли перед нами, хотя сгоняли всех с дороги. Они скакали не слишком быстро, но и не прохлаждались. Дядюшка Дой подошел к ослу, на котором сейчас не ехала Гота. Ноша животного состояла из сложенной палатки и шестов от нее, а под всем этим был спрятан Бледный Жезл Несколько пускателей огненных шаров лежали там же — они выглядели как бамбуковые шесты от палатки.

Теперь у нас их оставалось совсем мало. И новые не появятся до тех пор, пока мы не вытащим Госпожу из-под земли. Гоблин с Одноглазым не могли создавать их — хотя в приватной обстановке Гоблин признавался, что еще десять лет назад это было им по силам.

Оба были уже слишком стары почти для всего, что требовало гибкости мышления и, в особенности, физической сноровки. Туманный прожектор для фиксирования Мургена, по всей вероятности, был последним существенным вкладом, который они оказались в состоянии сделать. Да и то, вся не магическая часть этой конструкции была изготовлена проворными руками юного Тобо.

Всадники были вооружены — я заметила отблеск полированной стали.

— Слева от дороги, — сказала я Речнику. — Собираемся там.

Однако я опоздала. Идущий вперед Икбал уже отпрыгнул вправо.

— Надеюсь, у него хватит ума перейти к нам, когда они проедут мимо.

— Он не дурак, Дрема.

— И тем не менее, мы здесь, а он там, не так ли?

— Это точно.

Вскоре стало ясно, что всадники были передовым отрядом гораздо более крупной военной группировки, а она, в свою очередь — авангардом Третьей Территориальной Дивизии таглианской армии. Третья Территориальная Дивизия была личной частью Великого Генерала. А это означало, что Бог решил лицом к лицу столкнуть нас с Могабой.

Бог, несомненно, пошутил. Ну, что же, ему виднее — только Он знает Свое собственное сердце. Я постаралась — не терзаться, обдумывая практические последствия этой шутки для нас. Моя задача — собрать всех слева от дороги, и все. Но тут меня осенило, что Могаба знает кое-кого из нас в лицо; и не только он сам, но и все ветераны, — которые по возрасту могли быть участниками Кьяулунской войны и войны с Хозяевами Теней.

Мы, конечно, сильно изменились. И далеко не все встречались в свое время с Великим Генералом. Если не считать дядюшки Доя, матушки Готы, Лозана Лебедя и… Проклятие! И Нарайана Сингха! Нарайан был близким союзником Великого Генерала перед самой войной с Хозяевами Теней. Эти двое не раз вместе вынашивали и осуществляли свои злобные планы.

— Мне нужно изменить свою внешность.

— Что?

Рядом, напугав меня, возник тощий маленький Обманник. Если он способен вот так неслышно подкрадываться…

— Это ведь Великий Генерал, Могаба, верно? И он может узнать меня, несмотря на то, что прошли годы с тех пор, как мы встречались лицом к лицу.

— Ты удивляешь меня, — призналась я.

— Я исполняю желание богини.

— Конечно. — Нет Бога, кроме Бога. И все же каждый день мне приходится иметь дело с богиней, чье воздействие на мою жизнь несравненно более ощутимо. Были времена, когда мне приходилось бороться с собой, чтобы выкинуть эти мысли из головы. В Прощении Своем Он Подобен Земле. — Что, если тебе переодеться и снять тюрбан?

Хотя, поскольку речь шла о нем, никакое решение не казалось в полной мере удовлетворительным. Как уже говорилось, внешне Нарайан Сингх был типичным представителем мужской части гуннитов. Думаю, Могабе будет нелегко узнать его, даже если когда-то, как поговаривали, они были любовниками. Хотя вряд ли Нарайан до такой степени забылся. Как можно? Ведь он не кто-нибудь, а Господин Обманник, живой святой этого культа.

— Стоит попробовать.

Сингх отошел, а я с внезапно вспыхнувшей подозрительностью глядела ему вслед. С чего бы это он вдруг так разволновался? Он не мог не знать, что в какой-то степени сама природа обеспечивала ему анонимность. Значит, он, скорее всего, просто хотел заморочить мне голову. С какой целью?

Жаль, что я не могла просто перерезать ему горло. Одно беспокойство с ним — кто знает, что у него на самом деле на уме? Но никуда не денешься, приходилось терпеть. Ключ, нам нужен был Ключ, а без Сингха до него не добраться. Даже дядюшка Дой точно не знал, как выглядит то, что мы ищем. Он никогда не видел Ключ и даже узнал о его существовании лишь после того, как его украли. Я очень надеялась, что, увидев Ключ, он все же каким-то образом поймет, что это не подделка.

У меня не было времени обдумать, что именно убедило Сингха согласиться отправиться с нами и почему он поверил, что мы не убьем Дочь Ночи. Ведь они находились в разных местах и ничего точно о ней он знать не мог.

Отряд кавалеристов проскакал мимо. Они не обратили на нас никакого внимания, поскольку мы сами убрались с их пути. В нескольких сотнях ярдов позади шагал первый батальон пехотинцев, подтянутых и аккуратных настолько, насколько Могаба смог добиться этого от них на марше. Впечатляющее зрелище. Проходя мимо, некоторые выкрикивали мне непристойные предложения, но в остальном солдаты не обращали на нас внимания. Третья Территориальная была высокодисциплинированной, профессиональной дивизией, в полном соответствии с характером и волей Могабы — ничего похожего на оборванных отщепенцев, из которых состоял Отряд.

С военной точки зрения, мы были просто «ноль», больше ничего. Нас осталось так мало, что ни о каких сражениях с частью вроде Третьей Территориальной не могло быть и речи. Сердце Ворчуна будет разбито, когда мы вытащим его из-под земли.

Мой оптимизм пошел на убыль. Теперь, когда дорогу заняли солдаты, наше движение волей-неволей замедлится. Судя по верстовым столбам, до Рокового Перелеска оставалось совсем немного, но все же для нас это было несколько часов пути. Повозка и животные будут долго тащиться по грязной, неровной земле.

Я начала оглядываться в поисках местечка, где можно было бы укрыться от дождя, хотя, насколько мне помнилось по прошлым временам, здесь с этим было непросто. Не помог и дядюшка Дой, когда я спросила его об этом. Он сказал:

— Сам Перелесок — вот единственное серьезное укрытие, которое можно найти поблизости.

— Нужно послать кого-нибудь на разведку.

— Почему это тебя так волнует?

— Мы имеем дело с Обманниками.

Я промолчала о том, что наша встреча со Слинком и его группой из Семхи должна была произойти именно там. Дою совсем не обязательно нужно это знать. Да и Слинк мог запоздать, если ему придется увертываться от армии Могабы и патрулей.

— Я могу пойти. Мое отсутствие ни у кого не вызовет интереса.

— Возьми с собой Лебедя. Он — наше самое слабое звено с точки зрения возможного предательства.

С Радишей тоже риск был немалый, хотя до сих пор она не проявляла склонности поднять крик, взывая о помощи. Однако Речник все время держался поблизости и, в случае чего, мог схватить ее за горло.

Что-что, а глупой ее не назовешь. Если она и собирается предать нас, то решится на это лишь в том случае, если у нее будет шанс уцелеть.

Никто не обратил внимания, когда дядюшка Дой и Лозан Лебедь исчезли. Дядюшка Дой не стал брать с собой Бледный Жезл. Я подошла к Речнику и Радише.

— Сейчас эта местность гораздо лучше разработана, — заметила я.

Во времена моей юности пространство между Таглиосом и Годжей по большей части представляло собой пустыню. Селения были маленькие, бедные и жили за счет крошечных полосок обработанной земли. В те дни тут не было самостоятельных хозяйств. Теперь, напротив, они виднелись повсюду. Их основали уверенные в себе, независимо мыслящие ветераны или те, кто сбежал из мест, где земля была исковеркана, потому что долгое время находилась под пятой Хозяев Теней. Новые хутора тянулись вдоль дороги сразу же за полосой отчуждения. Кое-где они даже мешали сойти с дороги.

Солдат, направляющихся на север, оказалось около десяти тысяч, не считая обоза, который следовал позади.

Вполне достаточно, чтобы занять дорогу на мили и мили. Вскоре стало ясно, что нам не удастся добраться до Рокового Перелеска не только до дождя, но, может быть, и до наступления сумерек.

Будь у меня выбор, я меньше всего хотела бы оказаться поблизости от этого места в темноте. Я уже бывала тут ночью, много лет назад, когда принимала участие в рейде Отряда, целью которого было захватить Нарайана и Дочь Ночи. Тогда мы перебили почти всех, кто был с ними, но эти двое ускользнули. Мне запомнились лишь страх, и холод, и ужасное ощущение, точно Перелесок имел собственную душу, даже более чуждую, чем душа паука. Мурген как-то сказал, что находиться тут ночью так же скверно, как оказаться втянутым в один из снов Кины. Находясь в нашем мире, Перелесок таил в себе заразу чего-то совершенно чужеродного.

Я попыталась расспросить Нарайана об этом. Почему его предшественники почитали именно Перелесок как свое самое святое место? Как его отличали от других перелесков в те времена, когда воздействие человека на лицо земли было существенно меньше?

— Почему это тебя интересует, Летописец? — Мой интерес явно показался Сингху подозрительным.

— Потому что я по природе своей любопытна. Разве тебе никогда не бывало интересно, каково происхождение некоторых вещей и почему люди поступают так или иначе?

— Я служу богине.

Я молчала, выжидая. Без толку. Очевидно, он полагал, что этим все сказано. Как человек религиозный, я могла понять его, хотя такой ответ меня и не удовлетворил.

Я возмущенно фыркнула, Нарайан самодовольно улыбнулся.

— Она реальна, — сказал он.

— Она — это тьма.

— Следы ее деятельности можно заметить вокруг нас каждый день.

Неправда.

— Это не так. Другое дело, если она когда-нибудь обретет свободу. Вот тогда, я думаю, мы их и в самом деле увидим. — Внезапно эта дискуссия вызвала у меня ужасно неприятное чувство. Втянувшись в нее, я как бы признавала факт существования другого бога, не моего, что, как утверждает моя религия, невозможно. — Нет Бога кроме Бога.

Нарайан снова самодовольно улыбнулся.

Могаба в свое время сделал для меня одно-единственное доброе дело. Предоставив меня самой себе, он дал мне возможность заняться суровой и обременительной умственной гимнастикой, которая, тем не менее, помогла мне переосмыслить Кину как падшего ангела, заброшенного туда, где ей самое место — в преисподнюю. Я поняла, что это, возможно, и в самом деле так. Многие элементы мифа о Кине не противоречили догматами единственной подлинной религии. И я занималась этой религиозной акробатикой достаточно изящно, чтобы вызвать восхищение у учителей моего детства.

Сам Могаба со своим штабом разместились на расстоянии примерно трех четвертей от хвоста колонны. Удивительно, но Великий Генерал ехал верхом. Прежде он никогда не садился на коня. Еще удивительнее, однако, было то, на каком именно коне он скакал.

На одном из тех созданных с помощью колдовства черных жеребцов, которых Отряд привел с собой с севера. А я-то думала, что из них уже никого не осталось в живых. Мне не приходилось видеть ни одного со времен Кьяулунской войны. А этот был не только цел и невредим, но и находился в великолепном состоянии. Несмотря на свой возраст. Он выглядел так, словно поход нагонял на него скуку.

— Не стой, разинув рот, — одернул меня Речник. — У людей просыпается любопытство, если они вызывают любопытство у других.

— Думаю, ничего страшного не случится, если мы немного поглазеем. Могаба наверняка считает, что заслуживает этого.

Могаба от макушки до пят выглядел Великим Генералом и могущественным воином. Высокий, великолепно сложенный, с хорошо развитой мускулатурой, прекрасно одетый, на холеном, ухоженном коне. Но серебряная пыль в его волосах делала свое дело — он выглядел старше, чем при нашей первой встрече, сразу после того, как Отряд освободил Джайкур от Грозотени. Тогда Могаба предпочитал брить голову. В данный момент он явно пребывал в хорошем настроении, что, насколько я помню, было совершенно нехарактерно для него в прошлые времена. Тогда все его замыслы пошли прахом, потому что Капитан, точно шмель, кружил вокруг и сводил на нет все его усилия.

Когда Великий Генерал поравнялся с нами, его конь внезапно испуганно фыркнул и встряхнул головой, как если бы перед ним пробежала змея. Могаба выругался, хотя никакой опасности свалиться не возникло..

Небеса разразились смехом. Белая ворона упала сверху прямо позади коня и вцепилась лапами в перекладину шеста, который пес личный знаменосец Великого Генерала.

Могаба выругался снова, упустив при этом из вида, что конь повернул голову, наблюдая за мной.

Черт бы его побрал! Конь узнал меня. Наверно, это был один из тех, на которых я много лет назад проскакала не одну сотню миль.

Я занервничала.

Кто-то из личных охранников Могабы выстрелил в ворону из лука. И промахнулся. Стрела упала неподалеку от Ранмаста, который громко вскрикнул от неожиданности. Великий Генерал тут же сердито отчитал стрелка.

Конь продолжал коситься на меня. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не броситься наутек. Может быть, все еще обойдется…

Белая ворона прокаркала что-то. Возможно, слово, хотя для меня это было просто карканье, не больше того. Конь Могабы подпрыгнул, вызвав новый поток брани, рванул вперед и припустил рысью. Слава Богу, все обошлось.

Все, кроме Сурувайи Икбала, пошли немного быстрее, глядя себе под ноги. Я подошла к Лебедю, который так разнервничался, что начал заикаться, когда попытался отколоть шутку насчет голубей, которые усаживались на Великого Генерала, хотя тот был еще жив.

Над головой снова зазвучал смех. Ворона, высоко вверху, была почти неразличима на фоне сгустившихся облаков. Она начинала все больше и больше интересовать и беспокоить меня — жаль, что никто не мог сказать ничего толкового на этот счет.

На протяжении многих десятилетий Отряд воспринимал появление ворон как дурное предзнаменование. Но конкретно эта, казалось, была к нам очень расположена.

Может, и впрямь это Мурген из другого времени?

Мурген, конечно, стал был охранять нас, но, уверена, даже в виде вороны нашел бы способ связаться с нами. Что он, может быть, и делал…

Наша встреча с Могабой могла окончиться плохо и для него. Если бы нас захватили, его шансы на воскрешение свелись бы к нулю.

50

Встреча с Великим Генералом несколько задержала нас, и мы не смогли незаметно уйти подальше от дороги до дождя. Зато он оказался настолько силен, что на нас уже никто не обращал внимания, кроме, может быть, тех, кто находился непосредственно рядом. Мы сбились жалкой кучкой. Я вообще-то не слишком склонна к сочувствию, но неожиданно для самой себя поняла, что мне жаль ребятишек Икбала.

— Сингх получит известное преимущество, если мы доберемся туда после наступления темноты, — заметил Лебедь.

— Тыла приходит всегда.

— Как?

— Одно из изречений Обманников. Тьма — это их время. И тьма приходит всегда.

— Ты, похоже, не слишком обеспокоена.

Я едва слышала его, так сильно шумел дождь.

— Вовсе нет, приятель. Я уже бывала здесь раньше. Это не то, что можно назвать «хорошим местом».

Роковой Перелесок был сердцем Тьмы, благодатной почвой для безнадежности и отчаяния. Он разъедал душу любого, кто не был приверженцем Тьмы. Они же всегда чувствовали себя здесь прекрасно.

— Места не могут быть хорошими или плохими, Дрема, они — явление природы. Это люди бывают добрыми или злыми.

— Вот побываешь там и изменишь свое мнение.

— Слушай, я того и гляди утону. Может, спрячемся куда-нибудь?

— Ничего не имею против, если ты найдешь куда.

Небо прорезала огненная вспышка, оглушительно загрохотал гром. Вскоре и град наверняка посыплется. Хотелось бы мне иметь шляпу побольше и попрочнее. Вроде тех, которые нюень бао плетут из бамбука и надевают, работая на рисовых полях.

Не оставалось ничего другого, как следовать за Речником и Радишей — в надежде, что они сами следуют за кем-то, кого могут видеть. И еще я очень надеялась, что никто у нас не заблудится и не потеряется. В особенности, с наступлением темноты. И что ребята с Семхи окажутся там, где должны быть.

Когда начал падать град, откуда-то сбоку возник Икбал. Он пригибался, стараясь уклониться от ударов обжигающе холодных градин. Я делала то же самое, но почти без толку.

Икбал прокричал:

— Налево, по склону холма! Там небольшая роща вечнозеленых деревьев. Лучше, чем ничего.

Мы с Лебедем бросились в указанном направлении. Градины падали все гуще по мере того, как молнии сверкали все ближе, а гром грохотал все громче. Но хоть воздух посвежел.

Во всем есть своя хорошая сторона.

Я поскользнулась, упала, покатилась и… оказалась среди деревьев. Там уже были дядюшка Дой и Гота, Речник и Радиша. Икбал у нас известный оптимист — я бы не решилась назвать это деревьями. Разве что кустами, которые были о себе слишком высокого мнения. Ни одно растение не достигало даже десяти футов, и чтобы иметь удовольствие укрыться под ними, нужно было распластаться на мокрых иголках. Но ветки не могли задержать падение градин, которые с шумом проскальзывали между ними. Едва собравшись открыть рот, чтобы спросить, как там животные, я услышала блеяние козочек.

И почувствовала легкий укол вины. Не испытывая особой любви к животным, я обычно увиливала от участия в уходе за ними.

Градины падали отовсюду, и между ветками, и снаружи. Лебедь поймал одну особенно большую, показал ее мне, усмехнулся и засунул себе в рот.

— Вот это жизнь, — сказала я. — Только свяжись с Черным Отрядом, и каждый день будет рай на земле.

— Великолепный способ вербовки, — согласился Лебедь.

Как это обычно бывает, вскоре буря также стремительно умчалась прочь. Мы выползли из-под кустов, сосчитали головы и обнаружили, что даже Нарайан Сингх никуда не делся. Живой святой Душил не хотел потерять нас. Книга Мертвых была очень важна для него.

Дождь, который совсем недавно лил как из ведра, теперь лишь моросил. Пока мы выкарабкивались из грязи, каждый взывал к тому богу, которого предпочитал. Теперь мы старались держаться вместе, за исключением дядюшки Доя, который умудрился тут же раствориться даже на местности, где не было никакой возможности укрыться.

На протяжении следующего часа мы миновали несколько верстовых столбов, которые я узнала по Летописям Мургена и Ворчуна. Я все время шарила взглядом по сторонам, надеясь, что появятся Слинк и его товарищи. Но нет, их не было. Я очень надеялась, что это было хорошее предзнаменование, не дурное.

Мои страхи оправдались — в другом отношении. Мы добрались до Перелеска в сумерках. Вид у всех был жалкий и измученный, малышка плакала, не переставая. Я натерла мокрой обувью волдырь. За исключением, возможно, Нарайана, все и думать забыли о том, зачем мы сюда притащились. Жаждали одного — рухнуть куда угодно в надежде на то, что кто-то другой разведет костер, чтобы можно было обсушиться и поесть.

Нарайан настаивал на том, чтобы мы двинулись дальше, к храму Обманников, который находился в самом центре Перелеска.

— Там сухо, — пообещал он.

Его предложение не вызвало энтузиазма. Хотя мы только-только пересекли границу Перелеска, его «запах» окружал нас со всех сторон. Неприятный, по правде говоря. Как же тут воняло в «удачные» для Обманников дни, когда они устраивали свои жертвоприношения?

Это место действовало на людей как отрава, в нем было что-то сверхъестественное, заставляющее испытывать ощущение мурашек, бегущих по телу. Гунни обвиняли в этом Кину, потому что это было одно из мест, где упал фрагмент ее расчлененного тела. Их нисколько не смущал тот факт, что одновременно Кина спала очарованным сном где-то на, или под, или за равниной из Сияющего камня. У Гунни вообще отсутствует понятие души, не то что у нас, веднаитов, или у нюень бао. С моей точки зрения, здесь, в Перелеске, обитали души всех жертв, которые погибли тут ради удовольствия Кины, или во славу ее, или ради чего там еще Душилы убивают людей.

Если бы я только заикнулась об этом, Нарайан, а уж тем более какой-нибудь из посвященных гуннитов тут же заговорили бы о ракшасах, этих злобных демонах, ночных бродягах, которым завидовали и люди, и боги. Ракшасы могли притвориться духом кого угодно — просто ради того, чтобы мучить живых.

— Нравится нам это или нет, но Нарайан прав, — заявил дядюшка Дой. — Здесь негде укрыться. Что касается безопасности, то что там, что здесь — все равно.

Зато там мы не будем страдать от этого бесконечного нудного дождя, — дождь и впрямь никак не кончался.

Я внимательно посмотрела на него. Старик, который, казалось бы, меньше молодых должен был рваться продолжать трудный путь. Значит, у него есть причина хотеть этого. Он наверняка что-то знает.

Дой всегда что-то знает. Другое дело, что заставить его объяснить, в чем дело, задача почти невыполнимая.

Я была здесь за старшего. Пришло мое время принимать непопулярное решение.

— Идем дальше.

Ропот, ворчание, жалобы.

Храм был задуман как величественное сооружение, обладающее очень мощным воздействием — даже по сравнению с окружающим его Перелеском. Еще не видя его, можно было ощутить, в каком направлении он находится. Лебедь, который шел позади меня, спросил:

— Интересно, почему вы не снесли его, когда были в силе?

Я не поняла вопроса. Зато Нарайан, шедший впереди, услышал и понял.

— Они пытались. И не раз. Мы восстанавливаем его, когда никто не видит.

Он разразился бессвязной и напыщенной речью о том, как его богиня всегда охраняла строителей. И продолжал в том же духе, пока Ранмаст не стукнул его бамбуковым шестом.

Это был один из тех самых шестов, хотя Нарайан об этом не знал. В Перелеске было очень темно — отличное место для Теней, чтобы устроить тут засаду. Ранмаст был начеку.

Кто мог помешать Душелову выпускать этих злобных тварей, когда ей вздумается? Сейчас Таглиос был в полном ее распоряжении.

Я могла лишь надеяться, что, несмотря на все сложности, наши люди, оставшиеся в городе, выполнят свои задачи. В особенности, те, кто должен был снова проникнуть во Дворец. Им предстояло завербовать Джауля Барунданди и поглубже втянуть его в наши дела, чтобы он не успел сбежать прежде, чем обида на Душелова за смерть жены сменится трезвым пониманием своего положения.

51

Малышка продолжала плакать, уткнувшись в материнскую грудь, но не потому, что хотела есть. Ее плач всем внушал беспокойство. Выследить нас не составит никакого труда. Мы даже не услышим, если кто-то подкрадется — из-за этого плача и беспрерывного шуршания капель, скользящих по веткам мокрых деревьев. Речник и наши Сингхи не спускали рук с оружия. Дядюшка Дой достал Бледный Жезл, несмотря на то, что меч мог заржаветь.

Животные нервничали не меньше ребенка. Козы блеяли и еле волочили ноги. Ослы упрямились как обычно, но матушка Гота знала несколько трюков, чтобы заставить упрямых животных идти вперед. Да, неприятностей разного рода было предостаточно.

Дождь продолжал лить.

Впереди шел Нарайан Сингх. Он знал дорогу. Он был дома.

Устрашающие очертания храма возникли перед нами — я не видела, я просто чувствовала это. Нарайан заторопился. Разбрасывая мокрые листья, его сандалии издавали звук, похожий на шепот. Я все время внимательно прислушивалась, но не слышала ничего нового, пока Лозан Лебедь не начал бормотать себе под нос, жалуясь на судьбу. Будь он поумнее, сидел бы сейчас дома у камина и слушал, как плачут не чужие дети, а его собственные внуки. Вместо этого ему приходится терпеть все эти муки и заниматься какими-то таинственными поисками. А чем все кончится? В лучшем случае, он проживет чуть дольше, чем те, кто втянул его во все это.

— Дрема, тебе не приходит в голову, что, может быть, имеет смысл не мешать этому засранцу?

Где-то прокричала сова.

— Кого ты имеешь в виду? И почему?

— Нарайана. Пусть себе наступает Година Черепов. Тогда все мы могли бы сесть сложа руки, расслабиться и не таскаться больше под дождем по уши в дерьме.

— Нет.

Сова прокричала снова. Казалось, она чем-то недовольна.

В ответ, точно насмехаясь, закаркала ворона.

— Но разве не это было первоначальной целью Отряда? Сделать так, чтобы наступил конец света?

— Главари, по-видимому, стремились именно к этому. Но не те парни, чьими руками они собирались выполнить эту работу. Солдаты, скорее всего, вообще никакого понятия обо всем этом не имели. Они вступили в Отряд, потому что так было лучше, чем оставаться дома.

— Это мне очень даже понятно. Наверно, есть вещи, справедливые во все времена. Осторожно. Здесь ужасно скользко — наверно, из-за совиного дерьма.

Он тоже слышал, как перекликаются птицы.

Несмотря на дождь, козы и ослы отказывались приближаться к святыне Обманников. По крайней мере, до тех пор, пока внутри не вспыхнул слабый свет. Его отбрасывала единственная плохонькая масляная лампа, но по сравнению с тьмой вокруг он казался почти ослепительным.

— Нарайан ничего там не натворит? — спросил Лебедь.

— Я наблюдаю за ним. Каждую минуту. — С него действительно следовало не спускать глаз.

По правде говоря, я рассчитывала на дядюшку Доя. Он, как старый хитрец, скорее заметит какой-нибудь трюк. Как хитрец высокого класса, напомнила я себе, за которым тоже нужен глаз да глаз.

Когда я подошла к двери храма, что-то пролетело над головой. Сова или ворона, не знаю. Я обернулась недостаточно быстро, чтобы разглядеть. Я сказала Ранмасту и Икбалу:

— Охраняйте нас, пока я тут все как следует не проверю. Дой, Лебедь, пошли со мной. Вы знаете об этом месте больше, чем кто-либо другой.

Речник и Гота грязно ругались, прикладывая титанические усилия, чтобы справиться с козами. Сыновья Икбала уже спали прямо там, где стояли, не обращая внимания на продолжающийся дождь.

Я попыталась войти в храм, но Нарайан остановил меня.

— Нет, пока я не совершу обряд освящения. Иначе вы оскверните это святое место.

Для меня это было вовсе не святое место. Меня не беспокоило, оскверню я его или нет. Получалось, что он должен выдать нам что-то вроде разрешения на вход. Ничего, пусть поразвлекается, когда-нибудь это место и впрямь будет снесено с лица земли и тогда уже никто не сможет его восстановить. Но пока я должна ладить с ним.

— Дой, не спуская с него глаз. Ранмаст, и ты тоже. — Он мог испепелить этого живого святого с помощью своего бамбука, если Обманник попытается ловчить.

— Мы же договорились, — напомнил мне Нарайан.

Он казался обеспокоенным. И не из-за меня. Оглядывался по сторонам, точно искал что-то, что должно было находиться здесь, но чего не было.

— Ты, главное, сам не забывай об этом, недомерок.

Я вышла наружу, на мелкий дождик, который стал еще неприятнее из-за того, что теперь вокруг сгущался туман.

— Дрема, — прошептал Икбал, стоя внизу у начала лестницы. — Смотри, что я нашел.

Я едва расслышала, что он сказал. Малышка по-прежнему капризничала. Измученная Суривайя укачивала ее, мурлыча колыбельную. Она и сама-то была почти девочка, но очень смышленая и красивая. Трудно представить себе, как можно быть счастливой, живя такой жизнью, какая выпала на ее долю. Но Суривайе, казалось, важно было одно — находиться рядом с Икбалом, куда бы ни занесла его судьба.

Легкий ветерок шевелил ветки Перелеска.

— Что?

Мне, конечно, было ничего не видно сверху. Я спустилась по ступенькам храма во влажную, зябкую тьму.

— Вот, — он сунул что-то мне в руки.

Куски ткани. Очень хорошей ткани, вроде шелка, шесть или семь кусков, каждый весом в один корнер.

Я улыбнулась в лицо ночи. И рассмеялась. Моя вера в Бога получила новое подтверждение. Эта дьяволица, Кина, снова предала своих детей. Слинк добрался до Перелеска вовремя. Слинк оказался изворотливей Обманников. Слинк сделал свое дело. Сейчас он находился где-то неподалеку, прикрывая нас и готовя Нарайану еще один ужасный сюрприз. Я чувствовал себя гораздо увереннее, когда вошла внутрь и крикнула Нарайану:

— Давай пошевеливайся, Сингх. У нас женщины и дети мерзнут снаружи.

Не везло живому святому. Что бы он ни искал — под предлогом неосквернения своего храма присутствием неверующих, — этого там не было.

Я испытывала сильное искушение швырнуть ему прямо в лицо румели, которые нашел Икбал. Но удержалась. Это лишь разозлило бы его, искушая отказаться от соглашения с нами. Вместо этого я сказала:

— По-моему, у тебя было достаточно времени, чтобы освятить не только храм, но и весь этот проклятущий лес, защитив его от присутствия неверующих. Забыл, как плохо снаружи?

— Тебе следует поучиться терпению, Летописец. Очень полезное качество и для вашей, и для нашей деятельности.

Я снова удержалась и не стала напоминать о том, что мы проявили по отношению к нему просто ангельское терпение. На мгновение его раздражение прорвалось наружу, и Нарайан сбросил что-то на пол. Нельзя сказать, чтобы он совсем не управлял собой. Однако мне впервые приходилось видеть его в состоянии, когда он не чувствовал уверенности, что владеет ситуацией. Сделав мне знак рукой, что можно войти, он зашептал что-то. Наверно, тщетно взывал к своей богине.

Эту новую версию храма вряд ли можно назвать хотя бы тенью того, что видели когда-то Ворчун и Госпожа. Теперь идол был деревянный, не более пяти футов высотой и неотшлифованный. Лежащие перед ним жертвоприношения выглядели жалкими и засохшими. В целом храм, похоже, утратил зловещую, мрачную атмосферу места, где было принесено в жертву множество жизней. Да, не слишком славные времена настали для Обманников.

Нарайан упорно продолжал что-то искать. У меня не хватило духа разбить ему сердце, сообщив, что друзья, которых он рассчитывал тут встретить, столкнулись с друзьями, которых надеялась встретить я. Любые взаимоотношения складываются лучше, если остается некоторый элемент недоговоренности.

— Объясни, где ты хочешь, чтобы мы расположились, а где нет, и я постараюсь как можно лучше учесть твои пожелания. — Нарайан посмотрел на меня так, точно я внезапно отрастила лишнюю голову. — Я вот о чем думала в последнее время. Мы ведь какое-то время собираемся действовать сообща. Для всех будет легче, если мы постараемся уважать обычаи и философию друг друга.

Нарайан сдался. Он начал объяснять, где можно развести огонь и где разместиться людям. Храм внутри не потрясал размерами и свободного места в нем было немного.

И все же я не сомневалась — Сингх не рискнет повернуться ко мне спиной.

— Ловко ты его надула, — сказал мне Речник. — Он так и просидит всю ночь, прислонившись к стене и стараясь не заснуть.

— Надеюсь, мой храп поможет ему. Икбал, пере-! стань.

Этот глупец вздумал помогать матушке Готе, которая начала готовить еду. К нашей старушенции было опасно приближаться, когда она проявляла свое кулинарное искусство. Об этом в Отряде знали все. Она могла предложить вам попробовать кипяток, чтобы вы не вертелись у нее под ногами.

Икбал усмехнулся, обнажив зубы, состояние которых свидетельствовало о том, что ему нужно срочно проконсультироваться по этому поводу с Одноглазым.

— Ничего, как-нибудь уцелею.

— Ну, смотри.

Неплохо. Совсем неплохо.

Закончив помогать Икбалу, старуха принялась доить коз. Я понимала, какие чувства испытывал Нарайан. Может быть, мне тоже нужно просидеть всю ночь, прислонившись к стене.

Удивительно, но Гота даже не жаловалась.

А дядюшка Дой остался снаружи. По-видимому, чтобы насладиться прохладой и свежестью леса.

52

В этом нечистом храме было сухо, но отнюдь не тепло. Не верилось, что слабенький костерок из ветвей способен разогнать холод, насквозь пропитавший эти стены и разъедающий наши кости и души, точно отвратительный духовный ревматизм. Даже Нарайан Сингх чувствовал это. Он сгорбился у огня, время от времени вздрагивая, как будто в любую минуту ожидал удара сзади. И пробормотал что-то о том, что его вера и без того выдержала множество испытаний.

Я не отличаюсь ни способностью сопереживать, ни сострадательностью. Те, кто оскорбляет нас, должны знать, что поплатятся за это. Все мы в руке Божьей. Если Бог хочет, чтобы мы где-то находились, Он в Своем великодушии обеспечит нам возможность этого. И наша антипатия по отношению к Нарайану Сингху возникла так давно, что превратилась почти в ритуал. Поэтому мои слова были продиктованы чем угодно, только не сочувствием.

— Предлагаю обмен, — сказала я. — Копия Первой Книги Мертвых за твой Ключ.

Он вскинул голову. И посмотрел прямо мне в глаза — подлинный Нарайан, проглянувший сквозь маску спокойствия того Нарайана, которым он всегда хотел казаться. И тут же настороженно сощурился.

— Как вы смогли…

— Не имеет значения. Она у нас. Мы ее выменяли. И готовы обменять снова.

Настороженность сменилась процессом прикидки и расчета. Готова поспорить на что угодно, что он взвешивал, каковы его шансы убить нас во время сна, чтобы избавить себя от выполнения данного обещания.

— Возможно, это менее изящное решение, чем массовое убийство, Нарайан, но почему бы нам, если оно тебя не привлекает, просто не придерживаться того, о чем мы уже договорились? — Я вздрогнула. В храме, казалось, стало еще холоднее, если это вообще было возможно. — В сущности, то, что я тебе предлагаю — это премия. Ты вручаешь нам Ключ и можешь уходить. Куда хочешь. Ты свободен. Если поклянешься не трогать больше Черный Отряд.

Не сомневаюсь, что дать эту клятву ему ничего не стоит. Такие клятвы, если они исходят от Обманников, все равно что пустой звук. Кина не рассчитывает на то, что он будет держать клятву, данную неверующему.

— Поистине великодушное предложение, — ответил Сингх. С оттенком подозрительности. — Позволь мне подумать до утра.

— Как угодно, — я щелкнула пальцами. Появились Икбал и Ранмаст с кандалами. — Повесьте на него еще и козьи колокольчики. — У нас их было несколько. Прикрепленные к кандалам Нарайана, они будут издавать звон при малейшем его движении. Конечно, он был мастер по части всяческих хитростей, но никакая хитрость не помешает колокольчикам выдать его. — Только не удивляйся, если я буду настроена уже не так великодушно, когда в мир вернутся свет и тепло. Тьма всегда приходит, это верно, но и солнце всегда встает.

Я уже сидела, завернувшись в одеяло, а сейчас закуталась в него поплотнее, легла, извиваясь, точно червяк, в тщетной попытке устроиться поудобнее, и заснула. Мои сны были полны зла, что, по-видимому, случается со всяким, кто проводит ночь в Роковом Перелеске.

Я осознавала, что сплю. Мне было известно, что существует возможность проникать в свои собственные сны, хотя со мной никогда такого не случалось. И Госпожа, и Мурген писали об этом. Визуальные элементы не вызвали у меня особого ужаса. Но я была совершенно не готова к тому, что почувствую такое зловоние — смрад, окутавший поле сражения, которое закончилось, наверно, тысячу недель назад. Хуже любого запаха, который я помнила со времен осады Джайкура. Там и сям упоенно пировали бесчисленные вороны.

Спустя некоторое время я ощутила чье-то присутствие. Поначалу вдалеке, потом все ближе, ближе. Я испугалась, не желая встречаться лицом к лицу с ужасной богиней Нарайана. Хотела броситься наутек, но не знала, как. Мургену пришлось годами учиться тому, как убегать от Кины.

Потом до меня дошло, что никто мне не угрожает. Это присутствие не было враждебным. Оно знало, кто я такая. И забавлялось, чувствуя мой испуг.

Мурген?

Я, моя ученица. Я так и думал, что сегодня ночью ты будешь спать здесь. И оказался прав. Мне нравится, когда я бываю прав. Это — одна из немногих радостей, доступная мне теперь, когда я стал призраком.

Не думаю, что Сари поймет…

Конечно, нет. Забудь об этом. У меня мало времени. Есть кое-что, о чем тебе непременно нужно узнать, а я не смогу напрямую добраться до тебя снова, пока ты не окажешься на Сияющей равнине. Итак, слушай.

И я «услышала».

Жизнь в Таглиосе протекает нормально. Скандал вокруг княжеской библиотеки и исчезновение Главного Библиотекаря Протектор использовала для отвлечения внимания. Душелова больше волновало укрепление собственного положения, чем искоренение остатков Черного Отряда. По прошествии всех этих лет она так и не стала воспринимать нас всерьез, сколько мы ни бились. Или, может быть, была совершенно уверена, что покончит с нами в любой момент, как только всерьез озаботится этим.

Мурген считал, что это может произойти в любой момент, и поэтому советовал нам двигаться с максимальной скоростью, пока есть такая возможность.

Самые лучшие новости касались Джауля Барунданди. Он проявил полную готовность сотрудничать с нами, горя страстным желанием отомстить за жену. И уже получил свое первое задание, которое следовало выполнить, только если он был полностью уверен, что его не схватят и удастся все провернуть так, чтобы не оставить никаких следов. Оно состояло в том, чтобы проникнуть в покои Протектора и украсть, уничтожить или еще каким-то образом вывести из строя волшебные ковры, которые она в свое время похитила у Ревуна. Если она лишится их, наша позиция в значительной степени упрочится. Он также должен был вербовать союзников — не говоря им, что речь идет о помощи Черному Отряду. Издревна укоренившиеся в сознании людей пугающие предрассудки все еще были очень сильны.

Все звучало великолепно, но я пришла к выводу, что это пустяки. Людей, движимых исключительно жаждой мести, в лучшем случае можно рассматривать как орудия с брачком. Если такой человек позволит своей одержимости разъесть душу, то окажется потерян для нас, не успев сделать ничего по-настоящему важного. А ведь Барунданди был не какой-нибудь рядовой служащий Дворца и в принципе мог помогать нам очень существенно и долго. Но… Ладно, к чему каркать. Посмотрим.

Зато плохие новости оказались плохими в полной мере.

Наша основная группа, которая сплавлялась по реке, уже прошла дельту и теперь спускалась по реке Нагир, то есть существенно обгоняла нас по времени, поскольку мы еще даже не начали свое путешествие к Вратам Теней.

Позапрошлой ночью у Одноглазого случился удар, в то время, когда он вместе со своим лучшим другом Гоблином потягивал крепкое пиво.

Смерть ему не угрожала — благодаря своевременному вмешательству Гоблина. Но его разбил частичный паралич, возникли серьезные проблемы с речью, как это нередко случается после удара. Последнее было в особенности плохо, поскольку затрудняло общение Одноглазого с Гоблином, когда тому требовалось посоветоваться с ним для разрешения очередной проблемы. Одноглазый тужился сказать или написать что-то, но не удавалось разобрать ни слова.

Ничего себе проблема, а? Она могла свести с ума заурядного Летописца, которому все время приходилось сражаться с собственной природной тупостью.

Сколько ни старайся, подготовить себя ко всему невозможно. Неизбежное, нанося удар, всегда вызывает шок.

Как будто отвечая таким образом на какую-то очень удачную шутку, вороны, которые кружили над полем, разразились мрачным, издевательским смехом.

Был еще и целый ворох менее значительных новостей. Как только Мурген исчерпал их запас, я спросила:

— Можешь связаться со Слинком, если он здесь, неподалеку? И вдолбить кое-что в его тупую башку?

— Может быть.

— Попытайся. Скажи ему…

Моя идея позабавила Мургена. И он тут же исчез, торопясь проникнуть в сны Слинка, без сомнения, столь же необычные, как мои. Вороны разлетелись, как будто поблизости не было больше ничего для них интересного.

Я оставалась в своем ночном кошмаре, надеясь, что подобные «путешествия» не войдут у меня в привычку, как это случилось с Госпожой и Мургеном. Интересно, Госпожа и сейчас страдает тем же самым? Тогда ее нынешняя могила хуже ада.

На верхушку тощего дерева опустилась ворона, прямо на фоне того, что здесь, судя по всему, называлось солнцем. Мне не удалось толком разглядеть ее, но, похоже, она чем-то отличалась от своих товарок.

Сестра, сестра. Я всегда с тобой.

Ужас пронзил меня до глубины души, стиснув сердце железным кулаком. Я подскочила и, охваченная паникой, зашарила вокруг в поисках оружия.

По ту сторону огня сидел Дой, пристально глядя на меня.

— Ночные кошмары?

Я вздрогнула от холода.

— Да.

— Это плохая сторона ночевки здесь. Но можно научиться не допускать их.

— Я знаю, что мне делать с ними. Как можно быстрее убраться из этого забытого Богом места. Завтра. Пораньше. Сразу же после того, как Обманник отдаст нам Ключ и ты подтвердишь его подлинность.

Мне показалось, что где-то в ночи еле слышно расхохоталась ворона.

53

Наступила моя очередь караулить. Выяснилось, что проблемы со снами были не у меня одной. Все, за исключением Нарайана, спали нездоровым сном. Малышка Икбала хныкала, не переставая. Козы и ослы, хотя им не было позволено войти внутрь, всю долгую ночь блеяли, фыркали и издавали жалобные звуки.

Роковой Перелесок, без сомнения, Скверное Место. От этого никуда не денешься. Черное есть черное, а белое — белое.

Утро было ненамного приятнее ночи. Мы еще и позавтракать не успели, а Нарайан уже попытался удрать. Речник проявил невероятное самообладание, и Нарайан был доставлен обратно, не утратив способности ходить.

— Неужели ты и вправду хотел удрать от меня теперь? — спросила я. Вообще-то я догадывалась, что он рассчитывал на друзей, которые освободят его, но не хотелось, чтобы он заподозрил это. — Мне казалось, тебе нужна эта книга. — Он пожал плечами. — Сегодня ночью мне приснился сон. Очень скверный сон. Я оказалась там, где не хотела быть, и увидела тех, кого не хотела видеть. Но это был правдивый сон. Я проснулась с уверенностью, что никто из нас не имеет ни малейшего шанса получить желаемое, если мы нарушим условия нашего соглашения. Поэтому я говорю тебе, что играю честно — Книга Мертвых за Ключ.

Когда я упоминала о сне, Нарайан не сдержал всплеска раздражения. Вне всякого сомнения, этой ночью он рассчитывал на Божественное руководство, но, увы, не дождался его.

— Я лишь хотел поискать кое-что, оставленное в прошлый раз, когда я тут был.

— Ключ?

— Нет. Просто одна личная вещь. Безделушка.

Он уселся на корточки рядом с огнем, на котором матушка Гота и Суривайя готовили рис. Радиша, ко всеобщему изумлению, пыталась помогать. Или, точнее говоря, пыталась научиться тому, что нужно делать, чтобы она смогла помочь в другой раз. Ни одна из женщин не выказывала по отношению к ней — с учетом ее положения как княгини — какого-либо особого уважения. Гота ворчала и огрызалась на Радишу точно так же, как на любого из нас.

Пока Нарайан ел, я наблюдала за ним. Он использовал специальные палочки. Никогда не замечала их прежде. Меня одолело параноидальное желание вспомнить, прибегал ли Сингх когда-нибудь в прошлом к этим самым обычным деревянным палочкам. Дядюшка Дой, как и все нюень бао, пользовался ими. И утверждал, что они представляют собой смертоносное оружие.

Наверно, я сойду с ума, если Нарайан не исчезнет из моей жизни в самое ближайшее время.

Он улыбнулся, точно прочел мои мысли. Иногда мне кажется, что он чересчур доверяет моему слову, данному от имени Отряда.

— Покажи мне книгу, Летописец.

Я оглянулась по сторонам.

— Дой?

Этот человек тут же возник в дверном проеме храма. Интересно, что он делал там, снаружи?

— Да?

— Господин Обманник хочет взглянуть на Книгу Мертвых.

— Как скажешь.

Он спустился по усыпанным листьями наружным ступеням, пошарил в одном из мешков и достал оттуда завернутый в промасленную кожу сверток, который мы выкопали на кладбище тенеземцев. С подчеркнутым поклоном протянул ее Обманнику, сделал шаг назад и остановился, скрестив руки. Я заметила, что он проделал все это не как всегда, а в некоей мистической манере. Бледный Жезл уже висел у него за спиной. Я вспомнила, что семья, принявшая Доя как своего, имела зуб против Нарайана Сингха и культа Душил. Обманники убили То Тана, сына брата Сари Тай Дэя. Того самого Тай Дэя, который вместе с Плененными был похоронен под равниной Сияющего Камня.

Дядюшка Дой никаких обещаний Нарайану Сингху не давал.

Хотелось бы мне знать, догадывался ли Сингх об этом. Наверно, скорее да, чем нет, хотя этот вопрос никогда не обсуждался в его присутствии.

Я также обратила внимание на то, что безо всякого плана или сигнала остальные наши подошли поближе, так что мы оказались окружены вооруженными людьми. Только Лебедь, похоже, смутно представлял в этой ситуации свою роль.

— Садись и поешь немного риса, — сказала я ему.

— Я ненавижу рис, Дрема.

— Скоро мы попадем туда, где еда будет более разнообразной. Надеюсь. У меня самой рис уже из ушей лезет.

Нарайан с благоговением развернул промасленную кожу, один за другим откладывая в сторону ее слои. Внутри обнаружилась большая, безобразная на вид книга. Она мало чем отличалась от тех томов, которые я в качестве Дораби Дей Банерая видела каждый день. Ничто не свидетельствовало о ее особой святости, о том, что она содержала священный текст самого мрачного культа в мире.

Нарайан открыл ее. Написанное внутри напоминало каракули, беспорядочные и небрежные. Дочь Ночи начала писать ее, когда ей было четыре года. По мере того, как Нарайан переворачивал страницы, можно было заметить, что быстро училась девочка. Почерк улучшался прямо на глазах. И еще я отметила, что она использовала тот же самый шрифт, которым был написан первый том Летописей. Интересно, и язык в обоих случаях один и тот же?

Где господин Сантараксита, когда он так нужен мне?

Далеко-далеко отсюда, вместе с Сари и Одноглазым. Наверняка жалуется на отсутствие удобств и хорошей еды. Нехорошо, старик, нехорошо. У всех у нас точно такие же проблемы.

— Убедился, что она подлинная? — спросила я.

Этого Нарайан отрицать не мог.

— Ну вот, я выполнила свою часть нашей сделки. Фактически, я сделала все, чтобы способствовать ее благополучному завершению. Теперь твой ход.

— Ты в любом случае ничего не теряешь, Летописец. Я все еще плохо представляю себе, как смогу выбраться отсюда живым.

— Я не буду предпринимать ничего, что могло бы помешать тебе спокойно уйти. Если кто-то и попытается тебе отомстить, то это произойдет не здесь. — Нарайан изо всех сил пытался разгадать мои истинные намерения. Принять сказанное за чистую монету? Нет, на это он был не способен. — С другой стороны, ты никуда отсюда не уйдешь, если не отдашь Ключ. И у нас есть способы убедиться, что он не подделка. — Я взглянула на Доя.

Нарайан сделал то же самое. Потом уселся в позу молящегося и закрыл глаза.

Может быть, Кина ему и ответила. Возникло ощущение ледяного холода, неожиданно подул ветер и принес с собой могильный запах.

Содрогнувшись, Сингх открыл глаза.

— Я должен пойти в храм. Один.

— Надеюсь, здесь нет какого-нибудь черного хода?

Сингх мягко улыбнулся.

— А если бы и был, какая мне от него польза?

— На этот раз — никакой. Придется на время забыть, что ты Обманник, если хочешь выбраться отсюда.

— Да будет так. Година Черепов не наступит, если я не использую этот шанс.

— Пусть идет, — сказала я Дою, который стоял между Нарайаном и храмом.

Я заметила, что Речник и Ранмаст держали в руках бамбуковые палки — на случай, если этот недомерок попытается сделать какую-нибудь глупость.

— Что-то долгонько он возится, — проворчал Речник.

— Но он все еще там, — успокоил нас Дой. — Ключ наверняка спрятан на совесть.

Или его там вообще нет, подумала я, но говорить не стала.

— Что он нам принесет? — спросила я Доя. — В смысле, я до сих пор не представляю себе, как выглядит Ключ. Еще одно копье? — Открыв с помощью Копья Страсти равнину, Ворчун тем самым решил участь Плененных.

— Я лишь слышал, как его описывают. Это что-то вроде молота странной формы… Он возвращается.

Появился Нарайан. Он выглядел каким-то другим — воодушевленным и испуганным одновременно. Речник сделал предупреждающий жест бамбуковой палкой, Ранмаст медленно поднял свою. Сингх знал, что такое эти шесты на самом деле. Попытайся он сейчас сбежать, у него не было бы ни малейшего шанса.

Он нес то, что выглядело как литой железный боевой молот. Старый, ржавый и мерзкий на вид, с треснувшим и обколотым бойком. Нарайан нес его с таким видом, как будто он был тяжелее, чем казался.

— Дой? — спросила я. — Что скажешь?

— По описанию похоже, Летописец. За исключением того, что боек треснул.

— Я уронил его, — сказал Сингх. — Он треснул, ударившись о пол храма.

— Постарайся прочувствовать его, Дой. Ты наверняка сможешь сказать, есть ли в нем сила.

Сингх отдал Дою молот, и тот выполнил мою просьбу. Похоже, вес молота показался старику нюень бао устрашающим.

— Похоже, это он, Летописец.

— Забирай свою книгу и проваливай, Обманник. Пока у меня не возникло искушение забыть о своих обещаниях.

Нарайан схватил книгу, но с места не двинулся. Он замер, в ужасе глядя на Суривайю и ее дочку.

Суривайе нужно было что-то подсунуть под подбородок малышки, чтобы та не пускала слюни на одежду. И ей пришло в голову, что красный шелковый шарф прекрасно годится для этого.

Идиоты! Боже мой, какие идиоты!

54

Пока мы собирались в дорогу, один из сыновей Икбала — старший мальчик — заметил особенно глубокую трещину в бойке молота. Остальные были слишком заняты, поздравляя друг друга и обсуждая, чем будет заниматься Отряд после того, как мы уведем Плененных подальше от равнины. Мальчик обратился к отцу. Икбал позвал Ранмаста и меня.

Вот что значит юность! Мы, старики, не сразу разглядели то, что заметил мальчик.

— Похоже, внутри золото.

— Это объяснило бы его вес. Дой, иди сюда. Ты никогда не слышал о том, что этот молот внутри сделан из золота?

Икбал начал ковырять в трещине ножом, оттуда выпал кусочек железа.

— Нет, — ответил Дой. — Не повреди его еще больше.

— Успокойся. Ключ цел. Дой, изучи его как следует. Очень тщательно. Потратить столько лет, пройти через такое дерьмо! Не хочу, чтобы все пошло прахом. Что? — Я заметила, что все потянулись к оружию.

— Взгляни, кто здесь, — сказал Лебедь. — Откуда взялись эти парни?

Появились Слинк и его команда. Мы со Слинком обменялись взглядами. Он пожал плечами.

— Ускользнул.

— Ничего удивительного. Мы тут «прокололись». Он знал, что кто-то из ваших поблизости. — Красный шарф теперь украшал плечи Суривайи. — Пора в путь. Нужно пересечь мост у Годжи до того, как Протектор начнет разыскивать нас. — Я с самого начала твердила о том, что стоит нам пересечь этот мост, и мы получим реальный шанс скрыться. Потом я сказала Слинку: — твои парни хорошо поработали в Семхи.

— Могли бы и лучше. Если бы я вовремя сообразил подождать до тех пор, пока они начнут рубить Дерево Бходи. Тогда мы были бы героями, а не просто бандитами, как сейчас.

Я пожала плечами.

— В следующий раз. Лебедь, объясни этой козе, что мы съедим ее, если не станет слушаться.

— Обещаешь?

— Обещаю, что, так или иначе, будет настоящая еда, когда мы доберемся до Джайкура.

55

Однако мост у Годжи мы пересекли на редкость легко и просто.

У всех нервы были напряжены до предела, когда мы добрались до этого очередного «бутылочного горлышка». Я послала Слинка вперед на разведку и чисто эмоционально не поверила ни единому его слову. Он доложил, что для пересечения моста требовалось одно — уплатить пошлину размером в два медных пэйса; в остальном путешественниками никто не интересовался. Эти жлобы расположились у старого брода вниз по течению от моста. В сезон дождей брод был непроходим. Народу шло много. Солдаты, приставленные наблюдать за мостом, шатались без дела и играли в карты. Иными словами, были слишком заняты, чтобы беспокоить путников.

Что-то внутри меня определенно ожидало худшего.

Годжа превратилась в маленький городок, обслуживающий тех, кто путешествовал по Каменной Дороге — едва ли не последнему дару Черного Отряда. Готовясь к вторжению в Страну Теней, Капитан замостил булыжником всю дорогу от Таглиоса до Джайкура. Работали здесь пленники, захваченные во время войны, Уже в более поздние времена Могаба продолжил дорогу в юго-западном направлении, через территории вассальных государств, соединив таким образом города и земли, оказавшиеся под протекторатом Таглиоса.

Как только мы оказались в безопасности на другом берегу Майна, я собрала всех, чтобы обсудить, что делать дальше.

— Нельзя ли как-нибудь состряпать поддельный указ, предписывающий здешнему гарнизону арестовать Нарайана, если тот попытается пересечь мост?

— Ты слишком оптимистически настроена, — заявил Дой. — Если он отправился на юг, он уже обогнал нас.

— Не говоря уж о том, что, если он окажется в руках Протектора, она сможет вытянуть из него все, что ему известно о вас, — добавил Лебедь.

— Сразу чувствуется, что говорит специалист.

— Я не по доброй воле этими делами занимался.

— Ладно. Она сможет, да. Он знает, куда мы направляемся. И зачем. И что у нас есть Ключ. Но что ему известно о той нашей группе, которая везет с собой Дочь Ночи? Если ему удастся проскочить незамеченным, он может попытаться перехватить их, чтобы освободить девчонку.

Никто не нашелся, что возразить.

— И я вполне допускаю, что мы могли случайно сболтнуть что-нибудь лишнее об этой группе.

Сари никаких обещаний Нарайану не давала. Может, ей удастся схватить его и отобрать незаконченную первую Книгу Мертвых.

— Эта ворона так и летит за нами, — заметил Лебедь.

На южном берегу над мостом и бродом возвышалось небольшое, но очень высокое укрепление. Птица сидела наверху, наблюдая за нами. Не двинулась с места с тех самых пор, как мы пересекли реку. Может быть, просто хотела отдохнуть. Почему нет?

— У нас еще остался один бамбуковый шест с шарами, предназначенными для ворон, — заявил Речник.

— Оставьте ее в покое. Непохоже, что она хочет навредить нам. До сих пор, во всяком случае, этого не было. — Более того, я несколько раз имела возможность убедиться, что она пытается вступить в общение с нами. — Если что-то изменится, тогда мы с ней и разберемся.

В Годже мы не услышали ничего, кроме традиционных жалоб на вышестоящих. Слухи о событиях в Таглиосе казались настолько преувеличенными, что никто не поверил и десятой доли услышанного. Позже, когда мы добрались до Джайкура и на некоторое время задержались там, чтобы отдохнуть, характер слухов начал меняться. Теперь они несли в себе намек на то, что гигантский паук, сидящий в сердце своей паутины, зашевелился. И хотя было ясно, что конкретные новости станут известны еще не скоро, общее мнение сводилось к тому, что надо как можно быстрее продолжить путь и по дороге тоже не тратить времени зря.

Был замечен какой-то человек, расспрашивающий о Нарайане. Ранмасту удалось выяснить, что это был его сын Сугрива, тот самый, который сменил свое имя.

— У Нарайана есть хоть какие-то слабости? Может, стоит убить Су гриву, пока мы здесь?

— Он не сделал нам ничего плохого.

— Зато его отец сделал. Напомним ему таким образом о себе.

— А зачем напоминать ему о себе? Если Нарайан настолько туп, что воображает, будто мы с ним теперь чуть ли не друзья, пусть его. Представляю, какое выражение появится на его лице, когда он снова окажется у нас в руках.

Нарайана было бы нетрудно заметить в Джайкуре, потому что город все еще очень походил на военный лагерь. Без сомнения, люди вспомнят и нас, если их будут расспрашивать в ближайшее время.

Я несколько раз отправлялась бродить по городу, разыскивая места, связанные с моим детством. Но ничего из того, что я помнила, не осталось. Ни людей, ни мест, ни плохого, ни хорошего. Прошлое было живо лишь в моей памяти. Жаль, что там оно никак не хотело умирать.

56

В своей практической деятельности Отряд руководствуется правилами, мало чем отличающимися от тех, которых придерживаются чародеи или фокусники. Мы предпочитаем, чтобы наши зрители не видели ничего, за исключением того, что нам нужно. Но даже то, что они видят, на деле совсем не то, чем кажется. Отсюда козы и ослы. И, уже к югу от Джайкура, изменение внешнего облика каждого из нас. И не только каждого человека, но и всей группы в целом. Мы разбились как бы на две «семьи» плюс отряд незадачливых охотников с юга, которым в Таглиосе крупно не повезло. Теперь они, огорченные поражением, плелись домой. Подобные типы постоянно крутились поблизости, приглядываясь к проходящим. У них не задержалось бы напасть на тех, кто, по их мнению, не мог оказать достойного сопротивления. Дороги вообще не патрулировались. Протектора не волновало, безопасно по ним передвигаться или нет.

Передовой отряд состоял из Доя и Лебедя, Готы и меня. На первый взгляд, мы выглядели достаточно беззащитно, но на самом деле мои спутники, хоть и были в преклонных годах, стоили четырех или пяти простых смертных. У нас произошла только одна стычка, которая закончилась спустя несколько секунд. Цепочка кровавых следов уходила в кустарник — Дой предпочитал никого не убивать.

Местность выглядела более гостеприимной и все время слегка повышалась. Прозрачный воздух позволял видеть на далекое расстояние, и впереди замаячили пики Данда Преш, хотя до них было еще идти и идти. Мощеная дорога закончилась заброшенным рабочим лагерем.

— Должно быть, пленников не осталось, — заметил Лебедь.

Лагерь был разграблен — все, что можно, из него унесли.

— Тут покоятся останки многих врагов Душелова; с ее точки зрения, это был ценный вклад в дорогу. У нее под рукой всегда имелись люди, которые ей не нравились. Она считает это достаточным основанием, чтобы поручить им разрабатывать проект.

Именно так она поступила с западной дорогой, по которой должна была добираться до места остальная часть Отряда. Ее собирались замостить на всем протяжении до Чарандапраша. Стройка все тянулась и тянулась, пока несколько лет назад Протектору все это не надоело. Она пришла к выводу, что, хотя Кьяулунская война закончилась, это не повод для того, чтобы облегчать жизнь Великого Генерала и его людей. И потребовала от Радиши прекратить тратить деньги.

Хотелось бы мне знать, чего Радиша ждет от будущего. Она наверняка совершенно искренне верила, что к моменту похищения была в стране главной. И вот она оказалась здесь, среди своих верных подданных, которые на многое открыли ей глаза.

Мы добрались до озера Танжи, которое мне очень нравится. Огромное пространство застывшей красоты цвета индиго. Когда я была намного моложе, тут у нас произошло едва ли не самое смертоносное сражение с созданиями, которым Хозяева Теней обязаны своим названием. Прошло более десяти лет, но все еще заметно выделялись места, где плавились скалы. А в узких ущельях, которые, точно шрамы, прорезали склоны холмов, можно было обнаружить человеческие кости.

— Это место навевает мрачные воспоминания, — заметил Дой.

Он тоже участвовал в том сражении. Так же, как и матушка Гота, которая, видимо под влиянием этих воспоминаний, даже прекратила свои жалобы. И надолго.

В те дни ей и вправду пришлось многое пережить.

Над нашими головами пронеслась белая ворона. Опустилась на склон впереди и скрылась среди мохнатых ветвей высокой горной сосны. Теперь мы почти каждый день видели эту птицу. Без сомнения, она следовала за нами. Лебедь клялся, что она пыталась заговорить с ним, когда он забрался в кусты, чтобы облегчиться.

Я спросила его, чего она хотела, и он ответил:

— Ну, я постарался поскорее убраться оттуда, Дрема. У меня проблем и без того хватает. Не хочу прослыть человеком, который болтает с птицами.

— Может, она собиралась сказать что-то важное.

— Без сомнения. И если у нее в самом деле есть желание сообщить кому-то скверную новость, пусть поговорит с тобой.

Сейчас Лебедь посмотрел на склон и сказал:

— Она прячется от чего-то.

— Но не от нас. — Земля на склоне холма выглядела совершенно нехоженой. Внизу извивалась тропа, которая тянулась дальше вдоль берега, но людей и там не было видно. Теперь этот путь был почти заброшен. — Я могла бы провести остаток своих дней в уединении на берегу этого озера, — сказала я Лебедю.

— Не самое лучшее место, разве что у тебя не будет выбора.

В чем-то он был прав. Эта местность выглядела гораздо более заброшенной, чем двадцать лет назад. Тогда вокруг озера было разбросано много деревушек.

— Взгляни туда, — сказал Лебедь, оглянувшись.

— Что? — Я присмотрелась, но увидела не сразу. — Ох! Птица?

— Не просто птица. Ворона. Причем вполне определенного типа.

— У тебя глаза лучше моих. Не смотри в ту сторону. Если не обращать на нее внимания, может, и она нас не заметит. — Сердце у меня, однако, заколотилось чаще.

Может, это обыкновенная дикая ворона, ничего общего не имеющая с Душеловом. Вороны не привередливы в том, что касается еды.

А может, Протектор, наконец, начала разыскивать нас за пределами Таглиоса.

Белая ворона куда-то подевалась, черная, наоборот, взлетела, причем явно что-то искала. Что бы это значило?

Поделать с ней мы, однако, ничего не могли. Хотя в глазах дядюшки Доя всякий раз, когда он видел черную ворону, появлялось оценивающее выражение.

Спустя некоторое время интерес у нее пропал и она улетела. Я сказала остальным:

— Не обращайте внимания. Вороны, конечно, птицы шустрые, но тупые. Каждая в отдельности много «на хвосте» не унесет, сколько бы Душелов их ни инструктировала. К тому же, может, они и не имеют к ней отношения.

И все-таки сейчас дикие вороны попадались гораздо реже, чем прежде. А те, которые уцелели, казалось, все находились под контролем Душелова. Очень может быть, что именно ее вмешательство и приводило к тому, что их осталось так мало.

Если эта ворона на самом деле была разведчицей Душелова, пройдут дни, прежде чем она сможет что-нибудь ей сообщить.

— Если она что-то заподозрила, вскоре здесь могут появиться и Тени, — заметил Дой.

Это, конечно, был самое лучшее средство Душелова выследить нас. Тени перемещались быстрее ворон, были способны понять более сложные инструкции и могли принести гораздо больше информации. Но вот вопрос — могла ли Душелов контролировать их на таком расстоянии? Прежние Хозяева Теней имели большие трудности с тем, чтобы управлять своими «любимцами» при значительном удалении.

Мы двинулись берегом озера Танжи. Все использовали возможность выкупаться в ледяной воде. Заброшенная дорога вывела нас на равнину Чарандапраш, где Черный Отряд одержал одну из своих самых выдающихся побед, а Великий Генерал потерпел одно из своих самых позорных поражений — хотя и не по своей вине. История капризна, и имя его трусливого хозяина — Длиннотени — в связи с этим событием в ней не упоминается. Обломки того сражения все еще были разбросаны по склонам. У перевала через Данда Преш стоял небольшой гарнизон, который, казалось, ничуть не интересовался ни наведением порядка, ни тем, кто и куда направляется. Никому до нас не было никакого дела. Никто не задал ни одного вопроса. Нам сказали, какую пошлину нужно уплатить, и предупредили, что осел может поскользнуться, потому что скалы все еще покрыты льдом. Еще мы узнали, что в последнее время через перевал что-то зачастили люди, хотя обычно это случалось крайне редко. Из чего мне стало ясно, что никаких непреодолимых трудностей на пути группы Сари не возникло и что они, как и следовало, опережают нас, несмотря на всех своих стариков и спутников поневоле.

В горах было гораздо холоднее и меньше растительности, чем в предгорьях, которые мы только что пересекли. Хотелось бы мне знать, какое впечатление все это производило на Радишу, — я имею в виду, что она думала по поводу империи, завоеванной для нее главным образом Отрядом. Без сомнения, сейчас у нее на многое открылись глаза.

Она остро нуждалась в том, чтобы они открылись. Большую часть своей жизни она, точно в клетке, провела во Дворце.

Белая ворона возвращалась снова и снова раз в несколько дней, а ее черные товарки куда-то пропали. Может быть, Протектор отослала их в другое место.

Хотелось бы мне владеть способностью Мур гена покидать свое тело. С тех пор, как мы ушли из Рокового Перелеска, мне ни разу не приснился сон, который позволил бы узнать новости. Очень огорчительно, в особенности, после того, как обнаружишь такой легкий способ доступа к секретам, невзирая на расстояние.

По ночам в горах было по-настоящему холодно. Я призналась Лебедю, что временами у меня возникает искушение принять его предложение, сбежать отсюда куда-нибудь подальше и завести пивоваренный завод и скромное хозяйство. Когда дрожишь от холода, начинает казаться, что несколько мелких грешков не имеют значения.

57

Точно установить временную последовательность происходившего в Таглиосе представляется маловероятным, потому что за последние пятнадцать дней наши взаимоотношения с главным осведомителем, Мургеном, носили случайный характер. Но даже его обрывочные описания событий в городе, последовавших за нашим исчезновением, чрезвычайно интересны.

Вначале Протектор не заподозрила ничего. Мы оставили в городе «пузыри», взрывающиеся с появлением дымовых картинок, распустили всевозможные слухи, но постепенно все это пошло на убыль, и таглианцы начали кое-что понимать. Одновременно в народе возникло подозрение, что Протектор разделалась с правящей княгиней. К этому времени людей уже стало труднее обмануть.

Появление Великого Генерала и его армии обеспечило сохранение мира. Кроме того, оно развязало Протектору руки. Теперь, когда ей не нужно было тратить время на запугивание друзей с целью обеспечить их поддержку, она могла начать охотиться на врагов. По прошествии всего нескольких дней она обнаружила товарный склад нюень бао в районе порта. В данный момент он был пуст, если не считать клеток, в которых томились похищенные члены Тайного Совета. Никто из них, конечно, не мог в дальнейшем исполнять свои обязанности. Повсюду были понаставлены ловушки, для обезвреживания которых пришлось привлечь немало народу, но ни одна из них не оказалась настолько хитроумной, чтобы причинить вред самой Душелову. Однако некоторые Серые оказались не столь удачливы. Наследие, оставленное Отрядом, пожинало свою смертельную жатву. Увидев изувеченные тела, Протектор отнеслась к этому зрелищу с характерным для нее бессердечием.

— Тем, кто хлопает ушами, туда и дорога, — заявила она Могабе.

Судя по всему, Великий Генерал был с ней полностью согласен.

Опрос соседей, проводившийся весьма энергично, ничего существенного не дал. Купцы нюень бао вообще старательно поддерживают завесу таинственности вокруг себя и своей деятельности. Стремясь обеспечить себе большую анонимность, они даже прибегают к колдовству. Удалось обнаружить лишь обрывки нашей паутины заклинаний.

— Я носом чую этих двух колдунов, — бормотала Душелов. — А ты ведь клялся, что они мертвы, Великий Генерал. Как же так?

— Я собственными глазами видел их мертвыми.

— Лучше не раздражай меня. Тогда, может, и доживешь до того дня, когда и в самом деле увидишь их мертвыми. — Все это было произнесено голосом избалованного ребенка.

Великий Генерал не стал отвечать. Если Душелову и удалось напугать его, он не подал вида. И не выказал ни малейшего недовольства. Он просто ждал, не без оснований уверенный в том, что слишком ценен для нее и поэтому ему не грозит стать жертвой злобного каприза. Не исключено, что в самой глубине души он считал себя даже ценнее Протектора.

— Они не оставили ни малейшего следа, — пробормотала Душелов позднее, ровным голосом, который мог бы принадлежать ученому. — Они ушли. И все же ощущение их присутствия сохраняется, такое отчетливое, как если бы здесь все стены были залиты кровью.

— Иллюзия, — сказал Могаба. — Не сомневаюсь, что в Анналах Черного Отряда можно отыскать сотню примеров, когда они создавали у врагов иллюзию, что движутся в одном направлении, в то время как сами уходили в другом. Или внушали, что их гораздо больше, чем на самом деле.

— Не меньше примеров можно было бы найти и в моих дневниках. Если бы мне вздумалось хранить их. Я не делаю этого, потому что любые записи — лишь вместилище лжи, которую автор хочет подсунуть читателю. — Теперь это был голос, который ученому принадлежать не мог. Голос человека, на собственном горьком опыте убедившегося в том, что образование — лишь способ научить людей обманывать. — Их больше здесь нет, но они могли оставить шпионов.

— Конечно, они так и сделали. Это входит в доктрину. Но понадобится чертова уйма времени, чтобы обнаружить их.

Пока Протектор и ее доблестный защитник беседовали, Джауль Барунданди и два его помощника накрывали на стол. Никто не замечал их присутствия. Слуги для Душелова были чем-то вроде мебели, а на «мебель», при всей своей параноидальности, Душелов внимания не обращала. Сразу же после исчезновения Радиши всех служащих Дворца допросили, но сообщников преступников среди них не обнаружили.

Протектор, конечно, знала, что персонал любил ее меньше, чем Радишу. Но ее это мало волновало. Ни один простой смертный не мог разрушить ее личную защиту. Сейчас равных ей в мире не было. Абсолютная порочность и сохранявшаяся столь долго неуязвимость поставили ее в положение, в котором она чувствовала себя королевой мира, не меньше. Если ее вообще волновал этот вопрос.

В один прекрасный день ей придется задуматься об этом.

Посреди трапезы Душелов внезапно замерла с открытым ртом.

— Найди мне нюень бао, — приказала она Могабе. — Любого нюень бао. Немедленно. Отправляйся сейчас же.

Худощавое черное лицо не выразило никаких эмоций.

— Их штаб-квартира находилась на товарном складе нюень бао. Нюень бао были связаны с Отрядом со времен сражения в Деджагоре. Последний Летописец женился на одной из нюень бао. И имел от нее ребенка. Возможно, эта связь глубже, чем просто историческая случайность. — На самом деле, конечно, ей было известно о нюень бао гораздо больше.

Могаба слегка наклонил верхнюю часть тела, изобразив что-то вроде поклона. Имея дело с Душеловом, он, по большей части, чувствовал себя совершенно спокойно. Как правило, он одобрял все ее замыслы. Вот и сейчас, он тут же отправился на поиски того, кто мог бы отловить для него парочку этих болотных обезьян.

Слуги суетились вокруг Протектора, оказывая ей все возможное внимание. Она праздно отметила про себя, что эти трое, как правило, оказывались среди тех, кто изо всех сил старался облегчить ей жизнь всякий раз, когда ей случалось посещать Дворец. Кто-нибудь из них обязательно сопровождал ее во время исследовательских скитаний по лабиринту заброшенных коридоров, занимавших большую часть Дворца — просто на тот случай, если ей что-нибудь вдруг понадобится. А в самое последнее время они даже сумели вдохнуть жизнь в ее личные апартаменты, долгое время остававшиеся такими же холодными, голыми и пыльными, как нежилые части Дворца.

Такова их природа. Это заложено в них от рождения. Они должны кому-то служить. После исчезновения Радиши, стремясь удовлетворить эту свою потребность в хозяине, они обратили свои взоры на нее.

Могаба, как всегда, провозился дольше, чем ей хотелось. Когда этот человек, наконец, соизволил вернуться, она спросила его обиженным голосом избалованного ребенка:

— Где ты пропадал? Почему так долго не появлялся?

— Я имел возможность убедиться, как это нелегко — поймать ветер. Во всем городе нет ни одного нюень бао. В последний раз их видели здесь позапрошлым утром. Они поднимались на борт баржи, которая позже спустилась по реке в сторону болот. Очевидно, эти болотные люди покинули город непосредственно перед тем, как исчезла Радиша, а вы повредили пятку.

Душелов издала что-то вроде рычания. Она не любила, когда ей напоминали об этом позорном случае. Достаточно того, что сама пятка напоминала о нем.

— Нюень бао — упрямый народ.

— Это всем известно, — согласился Могаба.

— Прежде я дважды посещала их. И каждый раз они вели себя так, точно до них в полной мере не доходит, о чем я говорю. Полагаю, придется прочесть им еще одну проповедь. И устроить облаву на всех, кто прибыл на болота в последнее время.

Ясное дело — те из Отряда, кто уцелел, затаились на болотах. Этот вывод просто сам напрашивался. Нюень бао и прежде принимали беглецов. Сейчас многое говорило в пользу того, что дело обстоит именно так. Большая часть Отряда на баржах спустилась вниз по реке, а оттуда было рукой подать до реки Нагир — главной судоходной магистрали, ведущей на юг.

Душелов «загорелась» этой идеей. И вылетела из комнаты с увлеченностью и энтузиазмом подростка. Могаба уселся, разглядывая остатки своей еды, которые еще не убрали. Один из слуг подобострастно сказал:

— Мы подумали, что, может быть, вы пожелаете продолжить, сир. Если нет, мы немедленно все уберем.

Могаба поднял взгляд на угодливое лицо человека, который, едва появившись на свет, уже горел страстным желанием служить. И все же, как ни странно, у него возникло мгновенное и быстро погасшее ощущение, что этот человек прикидывал, куда бы лучше нанести удар кинжалом.

— Убери это. Я не голоден.

— Как пожелаете, сир. Гириш, унеси остатки к выходу, где мы раздаем милостыню. Не забудь сделать так, чтобы нищие поняли — Протектор думает о них.

Могаба наблюдал за слугами, когда они выходили. И ломал голову над тем, откуда возникло ощущение, что этот человек лицемерит. Что-то такое было в его поступках… Хотя, с другой стороны, он не сделал ничего, выходящего за рамки поведения преданного слуги.

Душелов направилась прямо в свои покои. Чем больше она думала о нюень бао, тем сильнее разъярялась. Как можно проучить этих людей? И надо сделать это еще до того, как солнце взойдет. Ночь террора, учиненного Тенями, вынудит их повнимательнее отнестись к ее словам.

Душелов понимала себя лучше, чем казалось тем, кто наблюдал за ней со стороны. И ее занимал вопрос, с какой стати она так разбушевалась, выйдя за рамки своего обычного своенравия и раздражительности. Она рыгнула и стукнула себя кулаком по груди, чтобы рыгнуть снова. Может, еда была слишком острой? Ну вот, начинается изжога. И немного кружится голова.

Она вскарабкалась на балюстраду, где у нее хранились два оставшихся в мире летающих ковра. Ничего, эти болотные обезьяны заплатят ей и за изжогу тоже. Обед был выдержан в этническом духе нюень бао — крупные, безобразные с виду грибы, еще более мерзкие угри, множество неизвестных овощей в обжигающе остром соусе и, конечно, неизменный рис. Любимое блюдо Радиши, которое, в связи с этим, готовили довольно часто. Протектора меню не волновало, поэтому на кухне все осталось по-прежнему.

Душелов снова рыгнула. Изжога все усиливалась, выжигая ей внутренности.

Она вспрыгнула на ковер большего размера. Он заскрипел под ее тяжестью. Протектор приказала ему лететь вниз по течению реки.

Быстро.

Она пролетела уже несколько миль, поднявшись на высоту около четырехсот футов над землей и обгоняя быстро мчавшихся голубей, когда испорченные детали каркаса, на котором держался ковер, начали потрескивать. Как только первая из них сломалась, давление на остальные стало слишком велико. В течение нескольких секунд ковер распался на составные части.

Ослепительно полыхнуло — так ярко, что вспышку заметила половина города. Последнее, что увидела Душелов, летя по дуге к поверхности реки, было окружающее ее кольцо огромных букв, складывающихся в слова: «Воды спят».

Незадолго перед тем, как за окном полыхнуло, удивленный Могаба обнаружил на своей спартанской койке сложенное и запечатанное письмо. Рыгая и радуясь тому, что съел не так уж много этой еды под острым соусом, он сломал воск и прочел: «Мой брат не отмщен». Потом его внимание привлекла та самая вспышка за окном. Он прочел и лозунг, возникший в небе. На протяжении нескольких последних лет Могаба прикладывал титанические усилия, чтобы научиться читать. И ради чего — ради вот этого?

Что теперь? Неужели Протектор погибла? Или просто хочет, чтобы все так думали, а сама спрячется где-то?

Он рыгнул снова, опустился на койку и почувствовал, что ему нехорошо — ощущение совершенно новое и непривычное. Могаба никогда не болел.

58

На военно-пропускном пункте, к которому мы вышли по ту сторону перевала, с нами беседовал болтливый юнец из местных, явно с претензиями. Возраст мешал ему вести себя напыщенно и официально, хотя старался он изо всех сил. На самом деле его гораздо больше интересовали новости издалека, чем контрабанда или люди, объявленные в розыске.

— Что там творится на севере? — спросил он. — Совсем недавно тут прошло много беженцев. — Он небрежно осмотрел наши скудные пожитки, но не стал рыться в них.

Гота и Дой затараторили друг с другом на нюень бао, сделав вид, что не понимают таглианского произношения молодого человека. Я пожала плечами и ответила по-джайкурийски. Этот диалект достаточно близок к таглианскому, чтобы два человека понимали большую часть того, что говорят, но юноша явно почувствовал себя разочарованным. У меня не было ни малейшего желания торчать тут; болтая с каким-то чиновником.

— Ничего не знаю о других. Нам просто не повезло — одни страдания, вот что мы там имели. Услышали, что на юге есть какие-то возможности, покинули Землю Печали Нашей и отправились в путь.

Я понадеялась, что офицер решит, будто я имела в виду конкретную страну, и не догадается, что эти слова — Земля Печали Нашей — в Ведне означают место, куда люди попадают после смерти, прежде чем предстать перед Богом.

— Говоришь, уже многие прошли тут до нас? — спросила я, постаравшись, чтобы мой голос звучал обеспокоенно.

— Совсем недавно, да. Поэтому я и испугался — а вдруг что-то надвигается?

Он волновался за стабильность империи, с которой связал свою судьбу. Я не смогла удержаться от небольшой выходки.

— Ходили слухи, что в Таглиосе снова появился Черный Отряд и объявил войну Протектору. Но об этом Черном Отряде всегда рассказывают Бог знает что. На самом деле, это так, болтовня одна. А если даже и правда, нам-то какое дело?

Молодой человек совсем приуныл. И пропустил нас, утратив к разговору всякий интерес. Мне до него, в общем-то, тоже не было никакого дела, но хочу заметить, что он оказался единственным чиновником из тех, с кем мы сталкивались, который более-менее серьезно относился к своим обязанностям. Но и он делал это лишь в надежде преуспеть.

Мне так и не пришлось никому излагать сложную легенду, которую я разработала для нашей компании. Согласно ей, Лебедь был моим вторым мужем, Гота — матерью моего покойного первого супруга, а Дой — ее двоюродным братом; и всем нам пришлось пережить войну. Эта история могла сработать в любой местности, где долгое время шли бои. Там такие ущербные семьи были явлением распространенным.

— Подумать только! — пожаловалась я. — Всю дорогу я придумывала для нас легенду, но мне так и не пришлось прибегнуть к ней. Ни разу. Всем плевать на свои обязанности.

Дой улыбнулся, подмигнул мне и исчез. Отправился откапывать оружие, которое мы спрятали перед контрольно-пропускным пунктом.

— Да, с этим надо что-то делать, — заявил Лебедь. — В следующий раз, когда мы повстречаемся с очередным бездельничающим княжеским офицером, я прямо подойду к нему и вправлю ему мозги. Мы все платим налоги. И вправе ожидать от наших чиновников большего усердия.

Гота внезапно проснулась и обозвала Лебедя идиотом из идиотов. Лучше заткнись, заявила она ему, а то даже сам Бог Всех Дураков отречется от тебя. После чего закрыла глаза и снова захрапела. Гота начала беспокоить меня. Жизнь в ней, казалось, убывала с каждым днем. Дой полагал, будто она вбила себе в голову, что ей больше незачем жить.

Может быть, Сари смогла бы снова пробудить в ней волю к жизни. К примеру, напомнить, что наша цель — освобождение не только Плененных братьев, но и Тай Дэя.

Кстати, я и сама начала с беспокойством задумываться о последствиях наших действий. Все эти годы я была занята делом, я готовилась. И вот теперь, впервые, мне пришло в голову — а что реально это будет означать, если мы добьемся успеха? Те, кто похоронен под землей, никогда не были образцом здравомыслия и праведности. Почти два десятилетия они квасились в собственном соку в этих ледяных пещерах. И теперь вряд ли пылали братской любовью ко всем остальным, живущим в этом мире.

И потом существовал страж-демон Шиветай и, пусть даже неизвестно где, другое, заколдованное, скованное сном создание, которому поклонялись Нарайан Сингх и Дочь Ночи. Не говоря уж о тайнах и опасностях самой равнины. И множестве других, о которых мы просто пока еще не знали.

Только Лебедь имел какое-то представление об этом, но от него толку было мало. Точно так же, как от Мургена на протяжении всех этих лет, хотя его опыт трагически отличался от пережитого Лебедем. Мурген испытал на себе, что такое Сияющая равнина, сразу в двух мирах. Лебедь же более отчетливо представлял ее с точки зрения нашего мира. И все, связанное с ней, врезалось ему в память. Даже спустя столько лет он мог описать все бросающиеся в глаза объекты местности в мельчайших деталях.

— Как получилось, что ты никогда не рассказывал об этом прежде?

— Не потому, что я скрывал, Дрема, Просто в этом мире мало что делается по доброй воле. И если бы я признался, что мне кое-что известно об этом месте, следующее, что мне стало бы известно, это то, что старый добрый Лебедь должен вернуться туда в качестве проводника банды непрошеных гостей, Которые, можно не сомневаться, расшевелят все это дерьмо и разозлят духов, обитающих там. Ну что, я не прав? Прав или нет?

— Ты не так туп, как хочешь казаться. Я думала, ты не видел никаких духов.

— Не в том смысле, в каком, по утверждению Мургена, он их видел, но это не означает, что я не чувствую, когда они крадутся поблизости. Подожди, ты тоже поймешь это. Попробуй-ка уснуть ночью, когда знаешь, что голодные Тени шатаются всего в нескольких футах от тебя. Это все равно что находиться в зоопарке, где все хищники мира отделены от тебя только решеткой. Решеткой, которую ты не можешь ни видеть, ни даже почувствовать, и, следовательно, не имеешь возможности убедиться, насколько она надежна. Ладно, хватит, от всей этой болтовни у меня только нервы разыгрываются, Дрема.

— Может, мы туда и не доберемся, Лебедь — если Ключ окажется фальшивым или не сработает еще по какой-то причине. Тогда нам не останется ничего, кроме как и впрямь наладить твой пивоваренный заводик и притвориться, будто мы никогда не слышали о существовании Протектора, Радиши и Черного Отряда.

— Успокойся, душа моя. Тебе чертовски хорошо известно, что Ключ — подлинный. Лозан Лебедь влип, спасибо твоему богу, моим богам и черт знает чьим еще богам. И что бы ни случилось, уж они постараются, чтобы это был наихудший вариант изо всех возможных и чтобы я принимал в нем участие. Мне следовало бы сбежать от тебя сейчас. Мне следовало бы сдать тебя ближайшему княжескому патрулю. Да вот только в результате Душелов узнает, что я еще жив. И дело примет дурной оборот, когда она спросит, почему я не сдал тебя тремя, четырьмя месяцами раньше.

— Не говоря уж о том, что ты с большой степенью вероятности станешь покойником задолго до того, как доберешься до чиновника, который возьмет на себя труд выслушать тебя.

— И это тоже.

Вернулся Дой с оружием. Мы разобрали его и пошли дальше. Лебедь продолжал красноречиво высказываться на тему о том, что он не иначе как первенец богини по имени Невезуха.

Может, считал, что, драматизируя свои беды, он таким образом заклинает их?

Пройдя по дороге примерно полмили, мы наткнулись на небольшой сельский рынок. Несколько стариков и юнцов, которые в силу своего возраста не могли много вкалывать на ферме, болтались тут в ожидании, что им удастся заработать на путешественниках, потрясенных трудностями и нищетой жизни в горах. Самым ходким товаром у них была свежая еда, но едва ли не с большим удовольствием они «торговали» всевозможными слухами, предварительно вытянув из покупателя то, что ему было известно. Происходящее по ту сторону Данда Прэш в особенности сильно интересовало их.

Я спросила девчушку, которая выглядела так, точно была младшей сестрой таможенного офицера, с которым мы недавно расстались:

— Ты не запомнила никого из людей, которые проходили тут недавно? Среди них должен был спуститься мой отец, чтобы подыскать место, где устроиться. — Я в деталях описала ей, как выглядит Нарайан Сингх.

Девочка производила легкомысленное впечатление — то, что называется «без царя в голове». Она, по-моему, затруднилась бы даже вспомнить, что ела сегодня на завтрак. И, уж тем более, не помнила Нарайана, но отправилась за кем-то, кто мог бы вспомнить.

— Ах, где она была, когда я был достаточно молод, чтобы жениться? — проворчал Лебедь. — Вот подрастет и станет очень хорошенькой. А поскольку с мозгами у нее туго, никаких сложностей можно не опасаться.

— Купи ее. Води с собой. Воспитай, как тебе хочется.

— Увы, я уже не настолько хорош, как раньше.

А кто из нас сейчас так же хорош, как раньше, подумала я? Даже о Сари этого не скажешь.

Я ждала. Лебедь продолжал что-то бубнить. Дой и Гота слонялись вокруг, дядюшка обменивался сплетнями с местными, матушка приглядывалась к тому, что было выставлено на продажу. В итоге она купила костлявого цыпленка. Одна позитивная черта у нашей команды, без сомнения, имелась — никаких сложностей с едой, поскольку среди нас не было ни Гунни, ни Шадар. Только вот Гота упорно продолжала заниматься готовкой… Может, мне стоит убить цыпленка, пока она будет спать, и зажарить его, прежде чем она проснется?

Вернулась девочка и привела с собой очень древнего старика. От него тоже не было никакого толка. Чувствовалось, что ему очень хотелось угодить мне, но… Но поручиться за то, что Нарайан перед нами не прошел через перевал, он не мог.

Одна надежда — на Мургена и его возможности.

Я еще не успела закончить разговор, удивляясь тому, что, по-видимому, неплохо владею языком, а Гота и Дой уже начали спуск по дороге. Гота решила ехать верхом — чтобы осел не слишком разбаловался.

— Кто это? — спросила девочка.

— Осел, — ответила я, еще раз подивившись тому, что у меня нет практически никаких трудностей с языком.

Что они тут, ослов никогда не видели?

— Осла я знаю. Я спрашиваю про птицу.

— А! Понятно.

Белая ворона сидела на узле, который вез осел. Подмигнула. Засмеялась. И сказала:

— Сестра, сестра…

А потом взмыла в воздух и полетела вниз, в предгорья.

— Мне только что пришло в голову, что у этого путешествия есть своя хорошая сторона, — заявил Лебедь. — По эту сторону перевала внизу нет дождя.

— А я подумала — может, стоит мне забрать с собой эту девочку? Ты ведь лодырь, пусть она потрудится.

— Да, у нас тут с тобой как-то мало семейных радостей получается, жена… Дрема? У тебя вообще-то было когда-нибудь настоящее имя?

— Анайнайдир, Последняя Принцесса Джайкура. Однако сейчас, когда моя злая мачеха обнаружила, что я жива, она призвала принцев-ракшасов и заключила с ними сделку, чтобы они убили меня. Ха! Это шутка. Я — Дрема. И мы знакомы с тобой практически с тех нор, как я стала Соней, с небольшими перерывами. Пусть так и будет.

59

Как только мы спустились с гор, до Кьяулуна было уже рукой подать. Все тут было изрядно разрушено во время войны с Хозяевами Теней, а потом Кьяулунской войны между Радишей и теми, кто остался верен Черному Отряду. Жаль, что даже развалины были убраны еще до того, как Душелов решила, что победила, и пора отправляться на север, чтобы провозгласить себя Протектором Всея Таглиоса. Радиша, безусловно, понимала, как дурно все это пахло, в особенности то, что она предала Отряд. Но все, что дурно пахло, сейчас жило лишь в памяти уцелевших. Когда-то многолюдная долина теперь могла похвастаться лишь одним сравнительно крупным городом и расположенными в шахматном порядке фермами, населенными местными, бывшими пленниками войн и дезертирами всех типов. Мир, разрушенный, практически, до основания, сейчас с энтузиазмом осваивался вновь на основе самонадеянного предположения, что больше такое не повторится.

В процессе превращения старого Кьяулуна, прежде Тенелова, в новый, называемый просто Новый Город, одно осталось неизменным. Далеко-далеко на склоне долины, позади осыпавшихся и заросших кустами руин когда-то могущественной крепости Вершина, там, где земля состояла из заросших травой и почти бесплодных коричневых лоскутов, находилось сооружение, внушающее страх всем и называемое Вратами Теней. Оно не бросалось в глаза, но я чувствовала его призыв. И сказала своим спутникам:

— Сейчас нужно вести себя в особенности осторожно и ни в коем случае не спешить. Торопливость может стоить нам жизни.

Врата Теней — не просто единственный путь на равнину, где находятся Плененные. Это так же единственный проход, по которому могли вырваться на волю Тени. Случись такое, и они обрушились бы на мир, бесчинствуя точно так же, как те, которых Душелов спускала на Таглиос. И Врата были в очень ненадежном состоянии. Хозяева Теней сильно повредили их, когда открывали дорогу Теням, которых впоследствии подчинили себе.

— Никаких возражений, — ответил дядюшка Дой. — Всем известно, что здесь требуется особая осторожность.

Совсем недавно между нами возникли кое-какие разногласия. Он снова начал носиться со своей идеей о том, что Летописец Отряда должен стать его дублером в той специфической роли, которую он играл среди нюень бао. Летописца Отряда это абсолютно не интересовало, но Дой относился к тем людям, которые, услышав слово «Нет!», начинают лишь искать новые пути для преодоления возникших трудностей.

— Это что-то новенькое, — сказала я, заметив небольшое сооружение в четверти мили ниже Врат Теней, рядом с дорогой. — И мне не нравится, как оно выглядит. — Пока нельзя было утверждать со всей определенностью, но сооружение выглядело, точно небольшое укрепление, построенное из камня, собранного с развалин Вершины.

Дой усмехнулся.

— Вот и сложности намечаются.

— Мы стоим и оглядываемся по сторонам, точно шпионы, — вмешался Лебедь. — Кому-то это может не понравиться.

Может быть, хотя попадавшиеся нам до сих пор чиновники и были ужасающе расхлябанны. Наверняка в последнее время им жилось спокойно. По крайней мере, с тех пор, как исчез Черный Отряд.

— Кому-то — скорее всего, мне, поскольку я — единственная среди нас, чья легенда соответствует внешности — нужно отправиться на разведку. — Первоначально планировалось раскинуть лагерь на бесплодном склоне холма неподалеку от того места, где теперь стояло это новое строение.

Меня охватила тревога. Почему нет дозорных, которые должны были дожидаться, когда мы спустимся с гор? Я очень надеялась, что это всего лишь оплошность Сари. Она была связана с Отрядом целую эпоху, то так и не научилась мыслить как воин и, подобно многим гражданским, не понимала, к чему все эти мелкие предосторожности. Ей могло просто не прийти в голову, как это важно — выставить наблюдателя.

Я молилась, чтобы дело было именно в этом.

Никто не стал оспаривать мое предложение отправиться на разведку. Бедная я. Иди, разбивай и дальше измученные ноги, пока остальные будут бездельничать в тени молодых сосен. Белая ворона материализовалась спустя несколько минут после того, как я обогнула холм и оставшиеся исчезли из вида. Она буквально набросилась на меня и проскрипела что-то. Потом развернулась и налетела снова. Я попыталась отмахнуться от нее, точно от огромного, надоедливого комара. Она засмеялась и повторила свой маневр, но теперь в ее скрипе послышалось что-то вроде слов.

И тут до меня дошло — в конце концов. Птица хотела, чтобы я последовала за ней.

— Веди меня, предвестник беспощадный, но только помни, что я не Гунни и, значит, не связана запретом есть мясо. — В самые трудные времена моей военной карьеры я не раз имела удовольствие — если это подходящее слово — есть жареную ворону.

Ворона, похоже, в точности знала, что у меня на сердце. Она полетела прямо к большому палаточному городку на склоне холма, возвышающегося над окраинными домами Нового Города. Наши люди, скорее всего, составляли лишь часть поселенцев, но рука Сари чувствовалась во всем. Чисто, аккуратно, прибрано. Точно так, как этого требовал Капитан, хотя в его времена в порядке держали, главным образом военное снаряжение.

Меня раздирали внутренние противоречия. Что делать? Броситься вперед, чтобы увидеться с теми, кого мне так недоставало на протяжении этих месяцев? Или вернуться обратно и прихватить моих спутников? Стоит мне увидеться со своими, и все остальное просто вылетит из головы…

Мне принимать решение не пришлось — это сделал за меня Тобо.

— Дрема!

Откуда-то слева затопали ноги, и мгновенье спустя меня заключили в объятия.

Я с трудом освободилась.

— Ты вырос.

Заметно. Теперь он был выше меня. И голос стал звучнее и глубже.

— Больше ты не сможешь изображать Шики. Сердца всех Шики в Таглиосе будут разбиты.

— Гоблин говорит, что очень скоро я начну разбивать девичьи сердца.

Без сомнения. Из него должен был получиться очень представительный мужчина, к тому же явно не страдающий недостатком самоуверенности.

Совершенно нехарактерным для меня образом, я обняла его рукой за талию, и мы направились туда, где уже замелькали другие знакомые лица.

— Как прошло ваше путешествие? — спросила я.

— По большей части весело, за исключением тех моментов, когда они заставляли меня учиться, а это случалось очень часто. Сри Сурендранат еще хуже Гоблина, но он говорит, что я могу стать ученым. Поэтому ма всегда соглашалась с ними, когда кому-нибудь приходило на ум заниматься со мной. Но все же мы видели множество удивительных вещей. Например, этот храм в Прайпар-бед, весь покрытый замечательной резьбой… Ох, прости, тебе это, наверно, не интересно.

В сознании Тобо я была кем-то вроде целомудренной монахини. И большую часть своей взрослой жизни вполне соответствовала этому образу. Но дело не в том, что я была принципиальной противницей приключений, — мне просто было наплевать на себя. Вероятно, потому, настаивал Лебедь, что мне не довелось встретить мужчину, чье животное начало полностью подавило бы мое чисто интеллектуальное нерасположение к таким вещам. Лебедь считал себя большим специалистом в этой области.

Он не давит на меня. Кто знает? Может быть, в один прекрасный день во мне проснется любопытство — настолько, что я решусь на эксперимент. Просто чтобы выяснить, способна ли я войти в столь тесный контакт и не броситься тут же наутек, туда, где я буду чувствовать себя в безопасности.

Теперь и другие подошли, чтобы поприветствовать меня с сердечностью, которая пробудила к жизни еще одно местечко в моей душе, маленькое, теплое местечко. Я затрепетала. Мои друзья. Мои братья. Все вокруг суетились, шумно и много говорили. Теперь дело пойдет. Теперь мы отправимся, куда следует. Теперь мы нанесем очередной удар. Дрема здесь, значит, все будет в порядке.

— Бог знает все секреты и все шутки, — сказала я. — Хорошо бы он поделился со мной, зачем ему вздумалось так пошутить — создать эту команду паршивых наемных убийц. — Мизинцем я потихонечку смахнула слезинку, прежде чем до кого-то дошло, что это не дождь. — Все вы, парни, кажетесь на редкость упитанными для людей, которые так долго находились в пути.

Кто-то сказал:

— Проклятие, мы ждали тебя почти целый чертов месяц. Даже те, кто тащились медленнее всех, здесь уже неделю.

— Как там Одноглазый? — спросила я, когда Сари пробилась через толпу.

— Дерьмово, — ответил кто-то. — Как ты узнала?..

Мы с Сари обнялись.

— Мы уже беспокоиться начали, — сказала она.

В ее тоне прозвучала вопросительная нотка.

— Тобо, твоя бабушка и дядюшка Дой ждут в лесу на той стороне дороги. Сбегай и скажи им, чтобы шли сюда.

— Где остальные? — спросил кто-то.

— С ними только Лебедь. Остальные немного отстали. Добравшись до предгорий, мы разбились на три группы. Там вокруг летали вороны. Мы хотели заморочить им головы.

— Мы действовали точно так же, когда высадились на берег, — сказала Сари. — Ты видела много ворон? Мы — всего несколько. Может, они вовсе и не связаны с Протектором.

— Одна белая все время вертелась поблизости.

— Мы ее тоже видели. Ты голодна?

— Шутишь? Я ела только стряпню твоей матери с тех пор, как мы покинули Джайкур.

Я оглянулась по сторонам. Люди, не принадлежавшие к Черному Отряду, стояли поодаль, наблюдая. Может, они тоже беглецы. Энтузиазм, с которым меня приветствовали, наверняка вызовет в их среде разговоры.

Сари засмеялась. Это был скорее смех облегчения, чем хорошего настроения.

— Как мама?

— Мне кажется, с ней что-то не так, Сари. Она больше не та занудная, вечно всем недовольная старая Кы Гота. Большую часть времени она погружена в себя. А когда просыпается, ведет себя почти прилично.

— Сюда. — Сари приподняла клапан палатки. Самой большой в лагере. — А дядюшка Дой?

— Ходит уже не так быстро, но в целом все тот же прежний дядюшка Дой. Хочет обратить меня в нюень бао и сделать своей ученицей. Якобы ему некому больше передать свои обязанности. Какие, мне неизвестно. Видимо, он полагает, что я должна сначала дать согласие, а уж потом последуют объяснения, в чем они состоят.

— Ключ у тебя?

— Да. Он в вещах дядюшки Доя. Но Сингха пришлось отпустить, как и предполагалось. Его нет тут? По дороге до нас доходили разные слухи, и у меня сложилось впечатление, что, может быть, он обогнал нас. Девчонка у тебя?

Сари кивнула.

— Но с ней одни неприятности. Мне кажется, чем ближе к югу, тем теснее ее связь с Киной. Здравый смысл подсказывает, что нам следовало бы нарушить свое обещание и убить ее. — Она опустилась на подушку. — Я рада, что ты здесь. Знаешь, как трудно держать всех этих людей в узде, когда им почти нечем заняться. Чудо еще, что до сих пор никаких серьезных неприятностей не произошло… Я купила ферму.

— Ты… что?

— Я купила ферму. Неподалеку от Врат Теней. Земля там, правда, не слишком хороша, но зато многие наши люди будут поблизости и в то же время не на виду. Заодно и делом займутся — строить дом, работать на земле. В результате мы, может быть, сможем даже сами себя содержать. Большинство этих парней и сейчас были бы там, если бы Мурген не предупредил, что ты сегодня появишься. Правда, мы думали, что это произойдет чуть позже.

— Надо понимать, ты в курсе всего, что творится в мире?

— Мой муж обладает, конечно, необычными талантами, но вовсе не все мне рассказывает. И я тоже делюсь с ним не всем, что мне известно. И, наверно, оба мы не совсем правы. Нам с тобой нужно тысячу вещей обсудить, Дрема. Не знаю прямо, с чего начать. Может, с того, чтобы просто спросить — как ты?

60

С нашим приходом все пришло в движение.

В палатку без приглашения ворвался Гоблин и, задыхаясь, сообщил следующее. Наше триумфальное прибытие не ускользнуло от взглядов местных информаторов и вызвало подозрение у властей. До того чиновники не интересовались лагерем беженцев по причине полного отсутствия честолюбивых устремлений. Я послала Кендо с дюжиной парней охранять с юга перевал через Данда Прэш, преследуя две цели: встречать наших, которые шли позади, и не пропускать никого на север, чтобы новости о нашем пребывании здесь не просочились туда. Еще я послала несколько небольших отрядов, чтобы захватить местных офицеров и чиновников рангом повыше, прежде чем они раскачаются и сумеют как-то организоваться. Реально действующих, четко очерченных, жестких правительственных структур не существовало, поскольку Протектор предпочитала править в условиях ограниченной анархии.

Было совершенно ясно, что эти земли, в прошлом называемые Страной Теней, несмотря на их близость к Сияющей равнине, меньше всего интересовали власти в Таглиосе. Великий Генерал может быть только один, это ясно. Ни одного мало-мальски достойного чиновника тут не обнаружилось, а из воинских формирований было всего лишь несколько небольших отрядов. Зачем? Безопасная удаленная провинция, самое подходящее место для тех, кого не обязательно уничтожать, а можно просто держать подальше.

Но даже несмотря на все это, с учетом обширности региона, их было гораздо больше, чем нас, да мы и сами не хотели ввязываться ни в какие сражения. Ум, скорость и ярость — вот что должно быть нашим оружием до тех пор, пока мы не соберем все силы в единый кулак и не будем готовы отправиться дальше на юг.

— Ну вот, теперь, когда ты сделала все первоочередные дела и можешь, наконец, поговорить, расскажи, черт возьми, как ты, Дрема? — спросил Гоблин.

Он выглядел измученным.

— Кости целы, но характер ничуть не изменился. Приятно поговорить с человеком, когда не нужно задирать голову, чтобы заглянуть ему в глаза.

— Вот дерьмо! Выставлю за дверь, если будешь так разговаривать. Недаром я не слишком скучал по тебе.

— Приятно слышать. Как там Одноглазый?

— Чуток получше. Теперь, когда Гота здесь, дело пойдет еще быстрее. Но полностью он уже никогда не оправится. Будет нетвердо стоять на ногах, все делать медленно и с перерывами. Если, конечно, ему взбредет в голову чем-то заняться. И с общением у него тоже всегда будут трудности, в особенности, если разволнуется.

Я кивнула, набрала в грудь побольше воздуха и спросила:

— Это может повториться?

— Может. Так часто бывает. Хотя, по-моему, не должно бы. — Он потер лоб. — Голова болит. Мне нужно поспать.

— Если ты хочешь выспаться, лучше ложись прямо сейчас. Дело сдвинулось с мертвой точки, сам видишь. Когда мы расшевелимся как следует, ты будешь нужен нам свеженький, как огурчик.

— Есть и еще одна причина, по которой я не скучал по тебе. Пока ты тут не появилась, все было тихо и спокойно. А сейчас, пожалуйста, и люди, и вещи — все кувырком, все готовы вцепиться друг другу в глотку.

— Да, со мной не соскучишься. Как думаешь, стоит мне пойти проведать Одноглазого?

— Решай сама. Но ты разобьешь ему сердце, если не сделаешь этого. Он и так уже, наверно, весь испереживался — как это ты явилась и не пришла к нему первому.

Я спросила, как найти Одноглазого, и ушла. По дороге мне бросилось в глаза, что беженцы, не связанные с Отрядом, потихоньку покидали лагерь. В Новом Городе тоже явно было неспокойно.

Гота, Дой и Лебедь расположились неподалеку от лагеря на склоне холма. Тобо, точно щенок, бегал и прыгал вокруг них. Интересно, какую позицию займет Лебедь теперь, когда дело по-настоящему пошло. Скорее всего, постарается оставаться нейтральным, пока сможет.

— Ты выглядишь лучше, чем я ожидала, — сказала я Одноглазому, который и впрямь был занят каким-то делом, когда я заглянула к нему в палатку. — Это копье? Я думала, ты давным-давно потерял его.

Оружие, о котором шла речь, было покрыто сложной резьбой и богато украшено. Вещь огромной магической силы, над которой Одноглазый начал работать еще во время осады Джайкура. Тогда он изготовлял это копье со вполне определенной целью — чтобы добраться до Хозяина Теней Тенелова. Позднее Одноглазый усовершенствовал его, собираясь использовать против Длиннотени. Копье отличалось такой мрачной, но впечатляющей красотой, что казалось грехом использовать его просто как орудие убийства.

Одноглазому потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки. Он поднял на меня взгляд. Когда я видела его в последний раз, это были лишь жалкие остатки того Одноглазого, каким он был во времена моей молодости. Но сейчас от него осталось еще меньше.

— Нет.

Вот и все, что он сказал. Одно слово. Никакой обычной для него изобретательной брани, или выпадов, или оскорблений. Он не хотел, чтобы я заметила его беспомощность. Удар повредил ему скорее эмоционально, чем физически. Он был хозяином своего положения более двухсот лет — столько, сколько многим и не снилось, — а теперь утратил даже способность выражать свои мысли полно и внятно.

— Вот я и здесь. Ключ у меня. И дело близится к завершению.

Одноглазый медленно кивнул. Надеюсь, он меня понял. В Джайкуре была женщина, которая умерла в возрасте ста девятнадцати лет, так говорили. И лично я никогда не видела, чтобы она делала что-нибудь, кроме как сидела в кресле и несла всякую чушь. Не понимала ни слова из Того, что ей говорили. Впала в детство. Даже кормить ее приходилось как маленькую. Не хотелось бы мне, чтобы такое случилось с Одноглазым. Старый и придирчивый — в общем, сплошная «головная боль», — он был стержнем моей вселенной. Он был моим братом.

— Эта другая женщина. Которая замужем. В ней нет огня.

Тень того многословия, которым он страдал прежде. Во время этой «речи» его руки крупно вздрагивали, силясь удержать инструмент.

— Ее пугает то, что будет, если мы добьемся успеха.

— И пугает, если ничего не получится. Ты деятельная, Малышка. — Его лицо просветлело, потому что ему удалось произнести все это без особого труда. — Ты делаешь то, что должна. Но мне нужно будет непременно поговорить с тобой еще раз. Вскоре. Прежде чем это случится со мной снова. — Он произносил слова медленно и очень старательно. Наклонившись ко мне, Одноглазый пробормотал: — солдаты никогда не умирают. Хотелось бы знать, почему.

Кто-то резко откинул клапан палатки, и внутрь хлынул ослепительный свет. Даже не видя, я поняла, что это Гота. Ее выдавал запах.

— Не давай ему болтать слишком много. Он быстро устает, — сказала она спокойно, почти вежливо. Чуть более оживленная, чем во время нашего путешествия, но все еще не та язвительная, часто нелогичная Гота, которой она была на протяжении последнего года. — От меня тут будет больше толку, — Ее акцент ощущался гораздо меньше, чем всегда. — Иди убей кого-нибудь, Каменный Солдат.

— Давненько никто не называл меня так.

Гота насмешливо поклонилась, ковыляя мимо.

— Каменный Воин. Солдат Тьмы. Веди вперед Детей Смерти из Страны Неизвестных Теней. Все Зло Умирает Там Бесконечной Смертью.

Я вышла наружу, чувствуя печаль на сердце. О чем она толковала?

Позади меня раздалось:

— Призываю Небеса и Землю, День и Ночь.

Я подумала, что уже слышала этот призыв прежде, но не могла вспомнить, при каких обстоятельствах и в каком контексте. Одно из самых загадочных изречений нюень бао.

Всеобщее возбуждение нарастало. Кто-то уже украл нескольких коней… прошу прощения, приобрел их. Не будем спешить с выводами. Несколько всадников гарцевали вокруг, просто так, безо всякой разумной цели. Я тут же накинулась на них:

— Вот что происходит, когда никто не хочет быть за старшего. Вы, трое! Хватит! Ради Бога, чем вы тут занимаетесь?

Выслушав их бессвязные оправдания, я отдала несколько приказаний. Всадники ускакали с моими сообщениями. Я пробормотала:

— Нет Бога кроме Бога. Бог Всемогущ и Безграничен в Своем Милосердии. Будь милостив ко мне, Господи. Сделай так, чтобы кавардак у моих врагов был еще хуже, чем у моих друзей. — У меня возникло ощущение, точно я нахожусь в самом сердце закручивающегося спиралью смерча.

Моя вина? Все подтверждало — да. И если мои усилия дают такой плачевный результат, то все, что требуется, это упрятать меня на ферму Сари, с глаз долой. Тогда, может быть, все и образуется само собой, без всякого «мудрого» руководства.

Формально мы действительно были очень плохо организованы — никакого командования как такового, никакой иерархии. И вся наша политика сводилась к тому, чтобы поддерживать определенный уровень враждебности к врагам и хранить верность чисто эмоциональным обязательствам по отношению к Плененным. Мы вырождались, уже мало чем отличаясь от прославленной бандитской шайки, и это обстоятельство смущало меня. Потому что тут была и доля моей вины.

Я потерла затылок. Много лет я всячески увиливала от того, чтобы быть кем-то вроде дублера Мургена, пока он похоронен, хотя не имела на это морального права. Потому что была избрана на эту должность. Летописец же часто и Знаменосец, а Знаменосцем, как правило, назначают того, кто в принципе способен стать Лейтенантом или даже, в конечном счете, Капитаном. Значит, еще давным-давно Мурген увидел во мне что-то в этом роде, и Старик не нашел аргументов, чтобы возразить ему. И как же я себя повела? Придумывала всякие хитроумные способы помучить наших врагов и больше ничего. В то время как женщина, которая формально-то и членом Отряда не являлась, взяла на себя роль лидера. Не потому, что хотела, а потому, что больше было некому. Мужество, ум и решимость Сари не подлежали сомнению, но как солдат и командир она стоила немногого. Просто за отсутствием навыков. Имея самые хорошие намерения, она была специалистом скорее в области тактики, чем стратегии. Она хотела воскресить Плененных, конечно, но не ради Черного Отряда. Ради того, чтобы вернуть своего мужа. Для Сари Отряд был средством, а не самоцелью.

Похоже, еще немного, и мы начнем расплачиваться за мое нежелание выйти вперед и служить интересам Отряда.

Мы почти стали всего лишь бандой головорезов, кем и объявила нас Протектор. Маленький семейный дух-хранитель Отряда едва не покинул его. Или уже покинул? Мы все чаще забывали, кем и чем были.

Ух, как я разозлилась! Главным образом, на саму себя, конечно. Наверно, даже выросла вдвое. Ух, и навела я шороху! Прошло совсем немного времени, и все, как миленькие, занимались каким-нибудь полезным делом.

А потом из Нового Города, точно стая гусей, которых гонят невесть куда, в лагерь беженцев притащилась жалкая кучка оборванцев, воображающих, что они — военный отряд. Их было около пятидесяти, все при оружии. Оружие выглядело впечатляюще, не то что солдаты. Местный оружейник хорошо делал свое дело, а тот, кто обучал солдат, — нет. По сравнению с моей «бандой» они выглядели просто убого. И наши парни имели то преимущество, что были уже битые и не желали, чтобы это повторилось снова.

— Тобо, приведи сюда Гоблина.

Мальчишка внимательно посмотрел на «воинов».

— Я и сам справлюсь с этой мелкотой, Дрема. Одноглазый и Гоблин обучили меня своим трюкам.

Пугающая перспектива — плохо контролирующий себя подросток, владеющий навыками наших колдунов и такой же безответственный, как они.

— Может, и так. Может, ты — бог. Но разве я сказала, чтобы ты справился с ними? Я сказала, чтобы ты привел сюда Гоблина. Шевелись.

Он покраснел от злости, но послушался. Будь на моем месте его мать, спор продолжался бы до тех пор, пока волна южан не захлестнула бы нас.

Я двинулась навстречу этим воякам, сожалея, что не успела переодеться — на мне все еще были обноски той одежды, в которой я вышла из Таглиоса. И никакого серьезного оружия, лишь короткий меч, который я использовала разве что для того, чтобы срубить дерево. Ближний бой — не самая сильная моя сторона; лучше всего у меня получается нападать издалека и исподтишка.

Я выбрала подходящее место и остановилась, скрестив руки.

61

Никто не потрудился ни толком обучить, ни хотя бы прилично одеть этих горе-солдат. Сказывалось пренебрежительное отношение Протектора к мелочам. С какой стати? Только что оперившейся таглианской империи извне никто не угрожал, а остальное не имело значения.

Офицер, возглавлявший отряд, был молод, но толст не по годам. Что тоже определенным образом характеризовало здешних вояк. Мир не нарушался уже на протяжении десяти лет, но в целом времена не благоприятствовали появлению в стране тучных мужчин.

Офицер так запыхался, что поначалу лишь хватал ртом воздух, не в силах выдавить из себя ни слова. Я сказала ему:

— Спасибо, что сами явились. Это свидетельствует об инициативе и способности правильно и быстро оценивать ситуацию. И покоряться неизбежному. Прикажи своим людям сложить оружие вот сюда. Если все пойдет как надо, через два-три дня они смогут вернуться домой.

Офицер чуть не подавился воздухом, силясь понять, не ослышался ли он. Похоже, эта крошка вообразила себя хозяйкой положения? Хотя, по правде говоря, я даже не уверена, мог ли он разобрать, кто перед ним — он, она или оно.

Я слегка подраспахнула свои лохмотья в области шеи, чтобы стал виден медальон Черного Отряда, висящий на серебряной цепочке. И сказала:

— Воды спят.

Не сомневаюсь, что даже в такой глухомани уже слышали это изречение.

Хотя мне и не удалось добиться, чтобы его люди немедленно сложили оружие, зато я выиграла несколько секунд, что дало возможность подтянуться нашим. А вид у них был устрашающий — ну, точно банда головорезов. По сторонам от меня встали Тобо и Гоблин. Позади послышался голос Сари, окликающей сына, но он, естественно, и ухом не повел. Вообразил, что теперь он один из этих взрослых парней. Не сомневаюсь, что Гоблин, от которого, как всегда, пованивало, всячески поддерживал эти его фантазии.

— Советую разоружиться, — сказала я офицеру. — Как тебя зовут? В каком ты звании? Если не прислушаешься к моему совету, пострадает множество людей. И главным образом твоих. Если же будешь сотрудничать с нами, все обойдется без кровопролития.

Толстяк снова начал хватать ртом воздух. Не знаю, чего он ожидал. Явно не того, что обнаружил. Все было не так, как он рассчитывал. В том числе и я. Привык, наверно, запугивать несчастных беженцев, слишком потрепанных судьбой, чтобы у них могла возникнуть сама мысль о сопротивлении.

Гоблин прокаркал:

— Это твой шанс, парень. Покажи нам, на что ты способен.

— Вот что я отрабатывал, когда никого не было поблизости. — Тобо добавил что-то еще, но так тихо, что я не разобрала ни слова.

Прошло несколько секунд, и меня перестало волновать, что именно он сказал. Тобо начал превращаться во что-то непонятное. Тобо начал превращаться во что-то такое, от чего даже у меня мороз по коже пошел.

Неужели парнишка научился менять свой облик? Невозможно. Даже мастеру на это потребовались бы годы.

В первый момент мне показалось, что он собирается превратиться в какое-то мифическое существо — в тролля, великана — людоеда или в некое уродливое, клыкастое и зубастое создание, в какой-то степени все же смахивающее на человека. Однако он продолжал изменяться, превращаясь во что-то насекомоподобное, вроде богомола, и становясь по-настоящему отвратительным, вонючим и огромным, причем с каждым мгновением делаясь все отвратительнее, все зловоннее и все больше.

Собственно говоря, запах мог быть моим собственным. Наверняка я пахну не слишком приятно, то есть для других людей, — просто чудовищно; однако в обычном состоянии человек не ощущает своего собственного запаха.

Подобно тому, как в большинстве случаев действовали его учителя, Тобо создал лишь иллюзию, не переходящую в подлинную трансформацию. Но южане не понимали этого.

Со мной тоже происходили кое-какие изменения — также иллюзорные, конечно. Широкая ухмылка Гоблина поведала мне, кто именно ответственен за эту маленькую шутку. Он, однако, не слишком преуспел, так что я, возможно, ничего и не заметила бы, если бы не была так насторожена из-за того, что происходило с Тобо.

Мой облик больше всего смахивал на обычный ночной кошмар. Что-то вроде того, кем нас воображали люди, наслушавшиеся разной чепухи о том, что парни из Черного Отряда едят свою собственную молодежь, если им не удается зажарить никого из чужих.

— Прикажи своим людям сложить оружие! Пока это не откусило им руки.

Тобо издал «ртом» клацающий звук. Бочком продвигаясь вперед, он странно завертел своей насекомообразной головой, как бы примериваясь, кого сжевать первым. Офицер, по-видимому, чисто инстинктивно вспомнил о том, что хищники прежде всего набрасываются на толстяков. Не сходя с места, он отшвырнул свое оружие, надеясь, что это остановит приближение Тобо.

Я сказала, обращаясь к нашим ребятам;

— Помогите этим людям избавиться от своего снаряжения.

Наши были потрясены не меньше местных солдат. Я и сама была ошеломлена, но не настолько, чтобы забыть о ситуации и не использовать свое временное психологическое преимущество. Я обошла южан, и они, таким образом, оказались между «двух огней». Никто из них пока еще не разобрался, мерещатся им эти ужасы или они реально существуют. Колдуны иногда вызывали на редкость отвратительных тварей. Или, по крайней мере, мне приходилось об этом слышать.

Думаю, что это правда. Братья рассказывали о тех, которых видели сами. И в Анналах об этом упоминается.

Южане начали сдавать оружие. Красавчик, или Прыщ, или кто-то еще напомнили, что нужно велеть им лечь на землю лицом вниз. Как только первые подчинились, у остальных пропало всякое желание сопротивляться.

Сари не могла больше сдерживаться и набросилась на Гоблина.

— Что такое ты вытворяешь с моим сыном, старый дурак? Я же говорила тебе, что не хочу, чтобы он играл в…

— Ш-ш-ш! Клак! Клак! — послышалось со стороны Тобо.

Очень длинная конечность протянулась к Сари, и коготь, которым она заканчивалась, щелкнул ее по носу.

Мальчику еще придется пожалеть о своей шутке.

К нам протолкался дядюшка Дой.

— Не сейчас, Сари! Не здесь!

Он потащил ее куда-то, с такой силой схватив за руку, что она сморщилась. Гнев ее не ослабел, но голос звучал теперь гораздо тише. Последнее, что я слышала, было что-то нелестное относительно ее бабушки, Хонь Тэй.

— Гоблин, заканчивай представление, — сказала я. — Я не могу разговаривать с этим человеком, пока выгляжу, точно мать какого-нибудь ракшаса.

— Это не ко мне, Дрема. Я здесь только для того, чтобы приглядывать за парнишкой. Обращайся к Тобо.

Невинен, точно младенец, — вот как он при этом выглядел.

Обращаться к Тобо не имело смысла — все его внимание было поглощено игрой в жуткого монстра Я сказала Гоблину:

— Раз уж ты учишь его выделывать все эти штучки, потрать как-нибудь немного времени и объясни ему, что существует такое понятие, как самодисциплина. Не говоря уж о том, что тебе не следует самому морочить людям головы, чтобы не подавать ему плохого примера. Я прекрасно понимаю, кто, что и для чего здесь делает. Прекрати все это, Гоблин.

Я отнюдь не была разочарована, когда выяснилось, что у Тобо тоже есть какой-никакой талант. На самом деле, это было почти неизбежно. Это было у него в крови. Беспокоило другое. А именно, что Гоблин и, предположительно, Одноглазый решили, будто для него настало время проявить этот свой талант в открытую. С моей точки зрения, у Тобо был сейчас самый неподходящий возраст для того, чтобы вообразить себя всемогущим. Если никто не будет контролировать его, пока он не научится делать это сам, он рискует так никогда и не выйти из состояния внутреннего полудетского хаоса, как это произошло с Душеловом.

— Конечно, Дрема, а как же. Это входит в программу. Но ты должна понять, что он уже гораздо более взрослый и ответственный, чем вы с его матерью желаете признавать. Он не дитя. Он прекрасно понимает, чего вы от него ждете, и ведет себя соответственно, но это не значит, что он такой на самом деле. Не забывай об этом. Он хороший парнишка, Дрема. С ним все будет в порядке, если вы с Сари не занянчите его до смерти. И сейчас он как раз в том возрасте, когда вам следует отступиться и позволить ему сбивать себе копыта, пусть даже позднее он и пожалеет об этом.

— Совет специалиста в области воспитания детей?

— Даже специалист способен сообразить, когда с воспитательной частью следует заканчивать. Дрема, этот мальчик обладает крупным и многогранным талантом. Он — будущее Черного Отряда. И именно это предсказывала та самая бабуля нюень бао, когда впервые во время осады увидела вместе Мургена и Сари.

— Складно говоришь, старик. И что характерно — момент, когда ты решил довести все это до моего сведения, выбран с точностью до наоборот. У меня на руках пятьдесят пленников, с которыми надо что-то делать. И впридачу к ним упитанный, симпатичный такой новый дружок, которого нужно убедить в том, что он должен склонить остальных командиров сотрудничать с нами. Чего у меня нет, это времени, чтобы разбираться с юношескими трудностями Тобо. Обрата внимание — в случае, если ты до сих пор этого не заметил, наше существование перестало быть тайной. Кьяулунская война началась снова. Ничуть не удивлюсь, если в один прекрасный день к нам нагрянет сама Душелов. Теперь сделай так, чтобы я выглядела как обычно и могла заняться неотложными делами.

— Ох, ты бываешь такой убедительной!

Иллюзия Гоблина развеялась. Та, что окружала мальчика, тоже. Тобо, казалось, удивился той легкости, с которой над ним взяли верх, но маленький колдун смягчил удар, нанесенный его эго, тут же начав критический разбор «творения», созданного Тобо.

Меня впечатлило то, что я увидела. Но Тобо как будущее Отряда? От этой мысли мне стало как-то не по себе, несмотря даже на то, что сама такая постановка вопроса предполагала, что у Отряда есть будущее.

62

Я поманила толстого офицера пальцем.

— Иди сюда. Нам нужно поговорить. Красавчик, позволь этим людям сесть, как только их оружие унесут. В самое ближайшее время я, скорее всего, отпущу их домой. Гоблин, ты собираешься объясняться с Сари? Давай займись этим сейчас, пока есть время.

Толстый офицер уже стоял рядом с совершенно несчастным видом. Я могла его понять. У него выдался не самый лучший денек. Я взяла его под руку.

— Давай прогуляемся — ты и я.

— Ты женщина.

— Выбрось это из головы. Как тебя зовут? В каком ты звании?

Он назвал местное имя длиной, наверно, в целый абзац, с какими-то невообразимыми прищелкиваниями — просто язык сломаешь. Чтобы защитить себя от подобного исхода, я сказала, что произносить такое мне не по силам Из всего этого набора звуков я выбрала одно короткое сочетание.

— Можно мне называть тебя Суврин?

Он вздрогнул. Спустя мгновение до меня дошло, почему. Суврин звучало как уменьшительное имя. Можно не сомневаться, что его уже лет двадцать не называл так никто, кроме матери.

— Суврин, до тебя, вероятно, доходили слухи о том, что мы не слишком приятные люди. Я хочу немного просветить тебя. Все, что та слышал, правда. Но на этот раз мы здесь не для того, чтобы грабить, мародерствовать и насильничать — то есть заниматься тем, чем мы занимались всегда. Нам просто необходимо пройти через эту местность и притом с минимальными неурядицами и для вас, и для нас. От тебя мне нужно вот что. Во-первых, настройся на то, что ты сотрудничаешь с нами, а не лежишь в могиле. А во-вторых, помоги обеспечить официальную помощь, которая позволила бы нам как можно скорее убраться отсюда. Я не слишком быстро говорю?

— Нет. Я хорошо знаю твой язык.

— Я не… Неважно. Теперь о том, что здесь происходит. Мы собираемся отправиться на Сияющую равнину…

— Зачем?

В его голосе отчетливо послышался страх. Со времен появления Хозяев Теней и он сам, и его предки жили в состоянии ужаса перед этой равниной.

Не говорить же ему правду? Пришлось выдать небольшую порцию чепухи.

— По той же самой причине, по которой цыпленок решается пересечь дорогу. Чтобы оказаться на другой стороне. — Эта концепция настолько поразила Суврина своей новизной, что он затруднился с ответом. — Нам понадобится время, чтобы подготовиться к походу. Пополнить запасы провизии, раздобыть кое-что из снаряжения. Да и разведку нужно произвести. Так что сейчас нам не до сражений. Вот и давай обсудим, как избежать их.

В ответ послышалось нечленораздельное ворчание.

— Что такое?

— Я никогда не хотел служить в армии. Это мой отец хотел. Чтобы я не болтался дома, не беспокоил его. Но в то же время ему хотелось сделать это так, чтобы перед всеми он выглядел как хранитель семейной чести. Он думал, что армия — самый лучший выход из положения. Тем более, что и воевать-то особенно не с кем.

— Всякое бывает. Твоему отцу следовало бы понимать это. Он достаточно пожил на свете, раз имеет взрослого сына.

— Ты не знаешь моего отца.

— Может, тебя это удивит, но я встречала немало похожих на него людей. Некоторые были даже еще хуже. В нашем мире нет ничего нового. Это относится к людям всех типов… Сколько еще здесь солдат? Есть ли среди них доносчики? Или люди, проявляющие особую преданность Таглиосу? Сохранят ли они свою верность Таглиосу, если перевал будет закрыт?

Территории к югу от Данда Прэш были обширны, но малолюдны. Сначала их более тридцати лет нещадно эксплуатировал Длиннотень, потом опустошение довершили Хозяева Теней и Кьяулунская война.

— Уф…

Он попытался увильнуть от ответа, но не слишком настойчиво. Ровно в той степени, чтобы не уронить себя в собственных глазах. Оставшуюся часть дня мы провели вместе. За это время с Суврином произошла трансформация — из недоброжелательно настроенного пленника он превратился сначала в нервного соучастника, а затем и в весьма полезного сотрудника. С ним, в общем-то, не было никаких особых сложностей, если только не скупиться на умеренные похвалы и проявления благодарности. Думаю, за всю недолгую жизнь ему не слишком часто доводилось слышать приятные вещи. К тому же он был напуган до смерти — полагал, что, если не станет сотрудничать со мной, я расправлюсь с ним в мгновение ока.

Остальных солдат мы отпустили домой, как только наши люди разграбили арсенал Нового Города. Большая часть хранившегося там оружия выглядела так, точно его подобрали на полях сражений и в дальнейшем обращались с ним в высшей степени пренебрежительно. А между тем, изготовлено оно было замечательным оружейным мастером, чья работа еще раньше вызвала мое восхищение.

Я нашла этого человека и забрала его к нам. Это был мастер экстракласса, с ярко выраженной художественной жилкой. Мне подумалось, что, может быть, Одноглазый сумеет приручить его.

Суврин сопровождал меня и когда я отправилась на ферму, купленную Сари. Военачальником Суврин был никудышным, и, тем не менее, во всех вооруженных силах Кьяулунского региона старше его по званию никого не обнаружилось. Что, конечно, тоже определенным образом характеризовало как качество подготовки здешних солдат, так и отношение к своим обязанностям тех, кто стоял над ним. Но я твердо решила держать его при себе. Он мог оказаться полезен хотя бы в качестве символа, если не в каком другом смысле.

Развив всю эту деятельность, я добилась, чтобы и все остальные занялись делом. Везде, где только можно, мы расставили дозорных, чтобы, в случае любой угрозы, реагировать быстро и сильно.

— Теперь вся провинция нейтрализована, за исключением маленькой крепости чуть пониже Врат Теней. Так? — спросила я у Суврина.

Ворота в этой крепости были наглухо закрыты. Я отправила туда посланца, но никто не вышел на его зов.

Суврин кивнул. Он вообще-то был немного тугодум.

— Они покинут крепость, если ты прикажешь?

— Нет. Они не из местных. Их оставил Великий Генерал, чтобы перекрыть дорогу к Вратам Теней.

— Сколько их?

— Четырнадцать.

— Хорошие солдаты?

Смущенно:

— Намного лучше моих.

Это, впрочем, могло означать лишь то, что они умеют маршировать в ногу.

— Расскажи мне об этой крепости. Как им доставляют провизию и воду?

Толстяк прочистил горло и пробормотал что-то невнятное.

— Суврин, Суврин, не морочь сам себе голову.

— Уф.

— Ты не можешь замараться сильнее, чем это уже произошло. Ты можешь лишь не щадить усилий, если хочешь выбраться из этой заварухи. Слишком многие уже видели, что ты сотрудничаешь с нами. Прости, дружище. Ты влип.

Я прикладывала неимоверные усилия, чтобы не проникнуться духом Вайры-Нага, как ни соблазнительно это было. Чертовски выгодная позиция.

Суврин издал звук, больше всего похожий на хлюпанье носом.

— Мужайся, друг Суврин. Мы сталкиваемся с подобным отношением к себе каждый день. Все, что ты можешь сделать, это напустить на себя такой вид, точно плевать на всех хотел, дергать их за бороды и выдирать у них перья из хвоста… Нам сюда. Похоже, это то самое место.

Из мрака проступило плохонькое строение. Свет просачивался сквозь крышу и степы. Интересно, зачем им все это понадобилось? Может, дом был еще недостроен? Позади можно было различить смутные силуэты палаток.

Что-то закопошилось под крышей, когда я открыла дверь, чтобы Суврин смог войти. Белая ворона. Птица негромко захихикала.

— Сестра, сестра! Таглиос начинает просыпаться.

Ворона взмахнула крыльями. Я проводила ее взглядом, пока она летела в ярком свете луны. На небе не было ни облачка.

Я пожала плечами и вошла внутрь. Белой вороной можно будет заняться и попозже, когда у меня, наконец, появится шанс добраться до постели.

— Парни, до вас дошло, что мы находимся в состоянии войны? Разве сейчас не самое время выставить караул, если не хотите, чтобы кто-нибудь прокрался в лагерь?

В ответ на свою реплику я увидела дюжину обращенных ко мне безмятежных лиц.

— Ты ничего не видела по дороге? — спросил Гоблин.

— Там и видеть было нечего, старина.

— О! И ты добралась сюда живая и здоровая.

И тут до меня дошло. Снаружи были расставлены ловушки, которые не сработали лишь потому, что караульные не позволили им сделать этого. Караульные, которых я не только не заметила, но даже не заподозрила, что они тут есть.

— Все, что я могу сказать по этому поводу, так это что кое-кому не мешало бы мыться хотя бы раз в столетие. — Эти слова могли быть отнесены к большинству из присутствующих. Может, поэтому они не стали заделывать прорехи в стенах и крыше? — Это мой новый друг Суврин. Он был капитаном местного гарнизона. Я напела ему в уши, и он решил, что хочет помочь нам убраться отсюда до того, как тут объявится Протектор и осложнит всем жизнь.

Кто-то позади произнес:

— Может, ты и мне напоешь… Ох! Вот дерьмо! Ты чего дерешься, Лозан?

Вайра-Наг сказал:

— Хватит. Лебедь, не распускай руки. Виган, попридержи язык. Соображать надо. Парни, лучше скажите мне, что вы сделали, чтобы нанести удар по этой крепости около Врат Теней?

Ни слова в ответ.

— Вы ведь, как я понимаю, не сидели без дела, пока дожидались нашего прихода. — Я повела рукой, указывая на то, что нас окружало. — Умудрились даже построить дом. Плохонький, конечно. Точнее говоря, барак. И это все? Не производили разведку? Не составляли планов? Не вели никаких приготовлений? Может, вы занимались чем-то, о чем я просто не слышала?

Бочком-бочком Гоблин приблизился ко мне и пробормотал совершенно нехарактерным для него, извиняющимся тоном:

— Нечего жилы тянуть, сейчас не время. Просто скажи людям, куда идти и что делать.

У этого колдуна не слишком много мудрости, но время от времени я ей доверяю.

— Садись. Вот что мы будем делать. Если у нас еще остались пускатели огненных шаров, разыщите их. Виган, отбери десять человек. Пускатель для самых крупных шаров понесешь сам. Если у нас мало пускателей, возьмите луки. Мы займемся крепостью прямо сейчас. Виган, приступай.

Вот так — будет знать, как злить меня. Он встал и угрюмым тоном назвал имена своих помощников. Не исключено, что все они не так давно чем-то разозлили его. Это как снежный ком.

Пока Виган собирался, остальные рассказывали о том, что, по их мнению, мне следовало знать.

63

Мои люди окружили крепость. Мы шли с факелами, не предпринимая попыток укрыться. Как ему и было сказано, Виган нес самый крупный бамбуковый пускатель, с внутренним диаметром три дюйма. Он сказал мне:

— В этом пускателе осталось всего два-три шара.

— Хватит, я думаю. Ну, вот тут, похоже, то, что надо.

Конечно, умелый лучник с мощным луком мог устроить нам неприятности, но в современной таглианской армии они попадались редко. Могаба был воином. Он считал, что настоящие мужчины должны сражаться лицом к лицу, забрызгивая кровью друг друга. Такое вот у него было «слепое пятно», и мы не раз с успехом использовали его во время Кьяулунской войны. И будем делать это дальше, пока до него не дойдет.

Гоблин сопел где-то позади нас. Тобо тоже был тут. Им приходилось молчать, что, наверно, было нелегким испытанием для мальчика. Он говорил даже во сне.

— Что будем делать? — спросил Виган.

— Выстрели один раз. Прямо сквозь каменную кладку над воротами. — Потом я добавила, уже громче: — всем встать. Не предпринимать ничего, пока я не скажу.

Виган попытался освободить рычаг, но у него ничего не получилось.

— Пусто? — спросила я.

— Не должно бы.

Гоблин посоветовал:

— Попробуй еще раз. Прошло уже десять лет с тех пор, как этой штукой пользовались. Может, заело?

— Готова поспорить, что никто не потрудился держать механизм в порядке, — сказала я. — А вы еще удивляетесь, почему я так жажду нанять оружейника. Лапай, попробуй снова. Осторожно, руку береги.

Трах! Крак-крак-крак-вззз! Огненный шар пропорол обе наружные стены маленькой крепости и все, что находилось между ними. Камень частично испарился и потек. Алый шар унесся дальше, покрыл расстояние в несколько миль, потерял инерцию, постепенно потемнел и упал позади развалин Вершины.

— Переместись влево на несколько ярдов, прицелься пониже примерно на пять футов и выстрели еще раз.

Настроение у Вигана заметно улучшилось. Он даже слегка подпрыгивал, занимая новую позицию. На этот раз ему понадобилось сделать всего две попытки, чтобы освободить рычаг.

Огненный шар взлетел. Он был цвета извести и напоминал большой волдырь. Прорезав стену, он наткнулся внутри крепости на какую-то существенную преграду и, прошив дальнюю стену, уже утратил почти всю свою энергию.

Над верхушкой башни густо повалил пар.

— Наверно, угодил в бочку с водой, — сказала я. Комбинация огненного шара и воды приводила к ужасным последствиям — возникали целые вихри обжигающе горячего пара. — Суврин, где ты? — Два огненных шарах не могли не привлечь внимания тех, кто находился внутри, и должны были заставить выживших задуматься. — Суврин! Ты когда-нибудь был внутри этой груды камней?

Толстяк неохотно вышел вперед. На его лицо упал свет, когда он оказался рядом со мной. Гарнизон внутри запомнит его, без сомнения. Судя по выражению его лица) он хотел солгать мне, но не хватило мужества.

— Да.

— Как она устроена? На вид — ничего сложного.

— Так и есть. Животные и припасы на первом этаже, где земляной пол. Наверно, они подтащили что-то к воротам, чтобы вы не смогли открыть их. Все люди размещаются на втором этаже. Это просто одна большая комната. Там есть печь для приготовления пищи, тюфяки для спанья и подставки для оружия и всего, что с ним связано.

— А крыша — это, по существу, просто орудийная площадка, верно? Подожди минуту, Виган. Нужно экономить огненные шары. Пусть подумают немного. Тобо, обеги всех и скажи, что, когда они будут стрелять, пусть целятся во второй этаж. И, желательно, пониже. Эти вояки, наверно, рухнут на пол, когда смерть обрушится на них.

— А мне можно разок пальнуть, Дрема?

— Сначала сделай, что я сказала. — Я проследила взглядом, когда он бросился бежать. Вот и от него есть какой-то толк. Время от времени за амбразурами мелькали лица. Пара стрел вылетела наружу и упала, не причинив никому вреда. Я сказала Гоблину: — еще немного, и мы сможем составить план этой крепости до последней койки и стола и будем совершенно точно знать, куда целиться, чтобы добиться наилучшего результата.

— Ты абсолютно права. Как всегда. Только постой секунду. Там что-то не то. Эти люди не так напуганы, как должны бы.

Пока он говорил, я заметила возникшее над парапетом лицо. Спустя мгновенье из тьмы прямо на него камнем упала ворона и скинула с солдата кожаный шлем.

Я закричала:

— Всем внимание! Они что-то затевают!

Гоблин забормотал, делая какие-то странные движения пальцами.

Наверху маленькой крепости появились люди. Каждый сжимал в руке какой-нибудь метательный снаряд. Полдюжины огненных шаров обрушились на них без моего приказа. Один гренадер упал, успев прежде бросить то, что держал в руке.

Стекло, разглядела я. Того же типа, который Одноглазый применял при изготовлении огненных бомб много лет назад. У нас еще оставалось несколько штук. Но швырять в нас огненные бомбы не имело никакого смысла — мы были вне их досягаемости.

— Цельтесь ниже! — завопила я. — Тени идут!

Таких слов никто не слышал уже целый век, но ветераны не забыли его и среагировали, не задумываясь.

Гоблин уже ковылял по склону — почти бежал, насколько позволяли его старые кости. И по-прежнему бормотал что-то, загадочно шевеля пальцами. Между ними вспыхнули розовые искры и охватили его всего, отчего немногие уцелевшие волосы встали дыбом. Он выхватил у одного из парней небольшой бамбуковый пускатель, на котором были нарисованы черные полосы. Это означало, что тот предназначен для борьбы с Тенями.

Огненные шары взмывали один за другим. Некоторые летели в сторону крепости, другие устремлялись вслед за Тенями, которые выскальзывали из разбившихся стеклянных сосудов. За моей спиной что-то зашептал Суврин. Я сказала ему:

— Не вздумай бежать. Тогда они уже точно доберутся до тебя. Им нравится, когда жертва убегает.

В крепости завопили — огненные шары достали, наконец, и людей. В каком-то смысле огненные шары были убийцами не хуже Теней.

Вскрикнул и кто-то из моих людей — Тень настигла его. Но он был единственным. Отчасти помогло заклинание Гоблина, но еще больше — быстрота, с какой косили людей огненные шары.

Гоблин тоже выстрелил несколько раз, но его шары полетели куда-то в сторону севера, а не в направлении маленькой, упорно сопротивляющейся крепости. Потом он подошел ко мне.

— Они сделали свое дело, эти храбрые ребята в крепости, — сказал он так кисло, точно лимон разжевал. — Их явно предостерегли.

— Выходит, Душелов не погибла, грохнувшись в воду.

К этому моменту мне лишь частично были известны новости, из Таглиоса, но я знала, что ковер Протектора развалился в воздухе, когда она летела на нем над рекой на высоте четырехсот футов. Никто не ставил себе целью специально драматизировать события — просто так уж получилось; тот, кто ломал ковер, торопился, боясь, что его схватят. Мурген подтвердил это. Вообще в последнее время Мурген трудился изо всех сил, желая облепить Сари ее переживания и трудности.

— Она была одной из Десяти Взятых, Дрема, а с этими людьми справиться нелегко. Черт, она ведь выжила даже после того, как ей отрезали голову! Пятнадцать лет повсюду таскала ее в ящике за собой.

Я усмехнулась. Иногда и впрямь забываешь, что Душелов нечто несравненно большее, чем из рук вон скверный, равнодушный к людям правитель страны.

— Ну что, на этом их сюрпризы кончились? — Я адресовала свой вопрос Суврину, но ответил Гоблин.

— Если бы были, они наверняка уже пустили бы их в ход. Пошлем туда кого-нибудь из ребят?

— О, черт, нет! Не хочу никем рисковать. Из наших, я имею в виду. Суврин, отправляйся туда и скажи им, что если они сдадутся на протяжении получаса, то смогут уйти. Если же нет, следующий час им не пережить.

Толстяк запротестовал было. Виган ткнул его в спину кончиком кинжала. Я сказала Суврину:

— Если с тобой что-то случится, я отомщу за тебя.

— Это снимает тяжесть с моей души.

Гоблин спросил:

— Интересно, как ты собираешься отомстить? Учитывая, что посылать туда никого не хочешь.

— А для чего, спрашивается, у нас колдуны? Тебе предоставляется прекрасная возможность дать Тобо показательный урок.

— Думаешь, ты меня удивила? Нисколько. На протяжении сотни лет только и слышишь: «Что нам делать с этим? Не знаю. Пусть Гоблин разбирается». Мне следует пойти прогуляться и предоставить тебе самой решать эту проблему.

— Я устала. Буду сидеть здесь и отдыхать, дожидаясь, пока Суврин вернется.

Я слышала, как Гоблин велел Вигану сделать еще один выстрел из его «тяжелого» орудия, нацелившись таким образом, чтобы огненный шар заскользил вдоль всей длины стены, выжигая известняк. Послышалось долгое «Ззмзамп!», и вслед за тем возник острый запах перегретого известняка. Я почувствовала, что засыпаю — как раз тогда, когда Гоблин пробормотал, что выкурит их оттуда.

64

Врезаться в воду было, конечно, не слишком приятно, но все же не так, как если бы Душелов рухнула с этой высоты на каменную поверхность. Падала она достаточно долго, чтобы успеть подготовиться к приводнению.

Но даже с учетом всего этого, столкновение было настолько сильным, что она на некоторое время потеряла сознание. Придя в себя, Душелов обнаружила, что медленно дрейфует по течению реки, с головой, торчащей над поверхностью воды. Поскольку наступил сезон дождей, вода поднялась высоко и течение было быстрым. Потребовалось немало усилий, чтобы добраться до южного берега. Выкарабкавшись из воды и рухнув на песок, она оказалась примерно в шести милях от места падения, то есть за пределами города, в местах, печально знаменитых обитавшими тут шакалами, как двуногими, так и четвероногими. Поговаривали также, что по ночам здесь рыскали леопарды, на побережье время от времени появлялись крокодилы, а несколько лет назад видели даже тигра, который забрел сюда с низовьев реки.

Протектор не боялась столкновения ни с какой рассерженной или голодной тварью. Охраняя ее, вокруг сидели сотни ворон. Другие захлопали крыльями и умчались во тьму, чтобы пригнать целую эскадрилью летучих мышей. Такое количество птиц и летучих мышей отбивало охоту приближаться к ней у любого хищника или животного, питающегося падалью. Окончательно гридя в себя, Душелов в припадке оскорбленного самолюбия заставила целую стаю шакалов умчаться прочь с горящими шкурами.

Потом она заковыляла в город, потихоньку восстанавливая силы и ворча себе под нос, что стареет и теряет способность быстро приходить в норму.

В конце концов, она добралась до дома одного ростовщика, откуда ее доставили во Дворец уже со всеми удобствами. Прибыла туда она где-то вскоре после времени завтрака, в таком отвратительном настроении, что служащие постарались сделать все, чтобы их не видели и не слышали. Только Великий Генерал осмелился зайти, чтобы спросить, как она себя чувствует. И тут же ретировался, когда она стала рвать и метать.

Несмотря на всю свою паранойю, Душелов не подозревала, что случившееся с ней было не просто несчастным случаем — до тех пор, пока не проверила оставшийся ковер, собираясь, несмотря ни на что, нагрянуть к нюень бао. Вот тогда-то она и обнаружила, что деревянные части каркаса, на которые натягивался ковер, оказались подпилены в нескольких стратегически важных местах.

Для того, чтобы вычислить, кто это сделал и, предположительно, почему, понадобилось всего несколько секунд. Душелов послала за Джаулем Барунданди и его помощниками.

Тут ее ожидал еще один сюрприз. Барунданди нигде обнаружить не удалось. Он сказал, что у него что-то случилось в семье и нужно срочно уйти. И произошло это буквально перед самым ее возвращением. Так ей доложили Серые, когда она занялась расследованием.

— Забавное совпадение. Найдите его. Найдите тех, с кем вместе он постоянно работал. Нам с ним непременно нужно кое-что обсудить.

Серые мгновенно разбежались. Один отважный капитан, однако, задержался, чтобы сообщить:

— 15 городе ходят слухи, что Бходи собираются возобновить свои самосожжения. Они хотят, чтобы Радиша вышла к народу и занялась их делами лично.

Эта новость не улучшила настроения Душелова.

— Поинтересуйся, может, им не хватает керосину? Я сегодня особенно щедрая. И еще спроси, может, они чуть-чуть повременят, пока плотники построят трибуны, чтобы преданные подданные Радиши могли получить удовольствие от их представления. Мне плевать, что делают всякие сумасшедшие. Убирайся отсюда! Найдите этого слизняка Барунданди! — Все это было сказано голосом, в котором сквозило возмущение пополам с безумием.

Джаулю Барунданди не повезло. Он ухитрился скрыться от летучих мышей, ворон и Теней, которых Протектор выпустила на свободу, когда выяснилось, что Серым не удается выяснить, куда он подевался. Но в конечном счете на него донесли — когда вознаграждение за его поимку стало достаточно велико. Был распущен лживый слух, что он напал на Радишу, серьезно ранил ее и что только благодаря быстрому вмешательству Протектора и ее могущественному колдовству княгине удалось спасти жизнь. Однако Радиша находится на краю гибели.

Таглианцы любили свою Радишу. Джауль Барунданди обнаружил, что у него нет друзей — только соучастники; один из них и выдал его в обмен на часть вознаграждения (большую часть, как водится, прикарманили Серые) и возможность сбежать.

Джаулю Барунданди пришлось пройти через ужасные мучения. Он был готов рассказать все, что угодно, лишь бы они прекратились, но того, что хотелось услышать Протектору, он попросту не знал. Кончилось тем, что она приказала посадить его в клетку и подвесить ее на высоте пятнадцати футов над тем местом, где Бходи обычно устраивали свои самосожжения. Одновременно она издала указ, согласно которому прохожим рекомендовалось швырять в него камнями. Она рассчитывала, что он провисит там достаточно долго, испытывая бесконечные страдания, но из этого ничего не вышло. В первую же ночь неизвестно кто и неизвестно как ухитрился бросить ему кусок отравленного фрукта. А под клеткой были оставлены трупы предателя и одного из Серых. В рот каждого засунули клочок бумаги с надписью: «Воды спят». Вороны исклевали оба трупа, прежде чем их обнаружили.

То были последние «дары» Черного Отряда, но они почему-то так подействовали на Протектора, что она почти лишилась разума. На протяжении нескольких дней те из Серых, кто оставался ей предан, были заняты по уши, арестовывая людей, большинство из которых не могли даже примерно предположить, чем они так досадили Душелову.

Она так и не посетила нюень бао, несмотря на то, что оставшийся ковер отремонтировали. В Таглиосе час за часом становилось все беспокойнее, и все свое внимание она уделяла тому, чтобы город совсем не вышел из повиновения.

Потом вернулись преданные и измученные маленькие Тени. Они шныряли в горах и лесах, над озерами, реками и равнинами — и принесли ей новости о том, что произошло на самом дальнем юге.

Душелов испустила крик ярости, настолько мощный, что все в городе услышали его. Переселенцы из других мест заговорили о том, что умнее было бы вернуться в свои провинции.

Великий Генерал с двумя своими приближенными офицерами взломали дверь покоев Протектора, не сомневаясь в том, что ее нужно спасать. Вместо этого они обнаружили, что она в ярости мечется туда и обратно, разговаривая сама с собой разными голосами.

— У них есть Ключ. Они наверняка раздобыли Ключ. Наверно, убили Обманника. Может быть, даже заключили союз с Киной. Зачем они отправились туда? Что им делать на равнине после того, что случилось с их вожаками? Что их так тянет туда? Я читала Летописи. Там ничего нет. Что им известно? Что за Страна Неизвестных Теней? Что нового они могли придумать или узнать с тех пор, как служили мне еще на севере? Зачем? Зачем? Что им известно такого, чего не знаю я?

Тут до Душелова дошло, что рядом стоят Могаба и его люди. Последние заметно нервничали, не понимая, где источник всех этих голосов. Когда Душелов начинала волноваться, обычно возникало впечатление, что они исходят отовсюду.

— Ты! Тебе удалось поймать кого-нибудь из террористов?

— Нет. И я не смогу этого сделать, разве что кто-нибудь так сильно разобидится на других, что сам предложит свои услуги. Их здесь осталось совсем немного, и те, скорее всего, не знают друг друга. Я выяснил, по крохам собирая сведения, что они ушли в Тенелов.

В свое время он служил Хозяину Теней Длиннотени, И не смог избавиться от привычки называть Кьяулун так, как это делал его прежний хозяин.

— Все верно. Они вернулись туда, где были пятнадцать лет назад. Только теперь у них Радиша и Ключ. — По ее тону чувствовалось, что во всем случившемся она винит Могабу.

Его это ничуть не обеспокоило. Во всяком случае, в данный момент. Он уже привык к тому, что его обвиняют в проступках, которые совершают другие. И он не верил, что остатки Черного Отряда представляют собой сколько-нибудь реальную угрозу. Они потерпели слишком сокрушительное поражение и были не у дел слишком долго. Они лишь воображают, что остаются воинским формированием — по сравнению, скажем, с Обманниками. Достаточно нескольких небольших отрядов, чтобы стереть их с лица земли и похоронить окончательно. И у тенеземцев им не найти ни помощи, ни сочувствия. Тамошний простой люд не забыл последнего нашествия Черного Отряда.

— Ключ? Что за Ключ?

— То, с помощью чего можно открыть Врата Теней без вреда для себя. Талисман, который позволит им проникнуть на равнину, — сказала она голосом ученого педанта и тут же сменила его на гневный. — Одно время я владела этим талисманом. И много лет назад использовала его, чтобы проникнуть туда и все там обследовать. Длиннотень обделался бы, если бы узнал об этом. Однако Ключ исчез в самом начале этой заварухи в Кьяулуне. Наверно, Кина помутила мой разум, чтобы дать возможность Обманнику Сингху украсть и Ключ, и дорогую доченьку моей сестры. Я даже представить себе не могу, зачем этот сброд так рвется на равнину после того, что там произошло. Но что бы они ни задумали, я хочу этому помешать. Готовься к путешествию.

— Мы не можем надолго оставить Таглиос без верховной власти, ведь до Тенелова не близко. У нас больше нет жеребца, даже если бы он смог унести двоих.

— О чем ты? — непонимающе спросила Душелов.

— О черном жеребце с севера. У меня оставался один, по теперь он исчез. Разбил свое стойло и сбежал. Я рассказывал тебе об этом в прошлом месяце. — По всей видимости, она ничего не помнила.

— Мы полетим.

— Но… — Могаба терпеть не мог летать. В те дни, когда он был генералом у Длиннотени, ему приходилось летать вместе с Ревуном почти ежедневно. Он с очень неприятным чувством вспоминал те времена. — Я думал, именно больший ковер уничтожен.

— Маленький выдержит двоих. Нам придется нелегко. Я должна как следует отдохнуть. Но мы сможем обернуться так быстро, что здешние людишки не успеют узнать об этом и воспользоваться преимуществом нашего отсутствия. Неделя, я думаю. Самое большее, десять дней.

Великий Генерал много чего мог бы на это возразить, но предпочел держать язык за зубами. Из-за реакции на то, чего ей не хотелось слышать, Протектор была еще хуже Длиннотени.

Душелов продолжала:

— Мы отправимся туда, как следует замаскировавшись, чтобы иметь возможность затеряться среди них. Я должна собственными глазами увидеть молот. У него есть одна особенность — он тяжелее, чем кажется на вид.

Могаба еле заметно поклонился. И снова промолчал, хотя понимал, как трудно им будет затеряться среди людей, на которых они охотятся.

— Займись подготовкой своих людей, — закончила свои инструкции Душелов. — Им придется пару недель держать Таглиос в узде.

На этом Могаба отбыл, так и не сказав ни слова, даже по поводу того, что уже за время их разговора временные рамки оказались сдвинуты. Положение у него было такое — делать много, а говорить мало. Или, лучше, вообще молчать.

Протектор, забавляясь в душе, проводила его взглядом. Ему казалось, что он очень хорошо скрывает свои мысли. Но она была столь древней в своей порочности и изучила внутреннюю подоплеку человеческого поведения столь глубоко, что почти могла читать мысли.

65

Маленькая крепость медленно оплывала, словно сделанная из разогретого воска. Как только я заснула и не могла больше помешать ему, Гоблин тут же переложил всю дальнейшую колдовскую работу на плечи Тобо. Последнему пришлось немало потрудиться, чтобы выкурить уцелевших врагов из их убежища. Скверный мальчишка учился у своих наставников гораздо дольше, чем и он, и они хотели признавать.

Солдаты гарнизона выносили наружу своих мертвых и раненых, когда меня разбудил крик. Я села. Уже близился рассвет. И мир вокруг стал совсем другим.

— Красавчик, что случилось? — спросила я.

Один из моих ветеранов узнал одного из врагов.

— Этот парень у них за старшего, — объяснил Красавчик. — Это — Кусавир Пете, Дрема. Помнишь? Мы думали, что он погиб, когда бахратский батальон попал в засаду под Кушкоши и был уничтожен.

— Помню.

Я помнила и еще кое-что, то, чего Красавчик не знал. То, о чем рассказала лишь Мургену, который находился в одном из своих призрачных блужданий в то время, когда произошла эта резня. Кусавир Пете, в те времена один из братьев Отряда, присягнувший ему на верность, завел в ловушку наше самое крупное воинское формирование, скомплектованное из союзников Отряда. Можно считать, что именно это поражение стало для нас концом Кьяулунской войны. Кусавир Пете нарушил свою клятву. Кусавир Пете предал своих братьев. В моем списке людей, с которыми я жаждала встретиться, он стоял очень высоко. Даром, что до сих пор мне довелось столкнуться лишь с одним человеком, который утверждал, что Пете уцелел, а его предательство было вознаграждено высоким постом, деньгами и новым именем. Но даже те из наших, кто ничего этого не знал, быстро вычислили, что к чему, стоило им увидеть его.

— Что же ты не попросил ее изменить свою внешность? — сказала я, когда они швырнули его, истекающего кровью, к моим ногам. — Хотя ты, наверно, не ожидал и такой щедрости с ее стороны.

Я не позволяла ему отвести взгляд. То, что он увидел в моих глазах, убедило его, что нет смысла отрицать что-либо. Вайра-Наг выполз наружу, и я не стала удерживать его.

Все больше и больше людей собиралось вокруг. Поскольку многие были не в курсе дела, я рассказала, как Душелов склонила Кусавира Пете к предательству и как он помог ей уничтожить более пятисот наших братьев и союзников. Первоначальные и не совсем искренние приветствия тут же сменились красноречивыми советами относительно разных способов, с помощью которых мы можем разделаться с предателем. Я не мешала людям выговориться — до тех пор, пока некоторые не начали распускать руки. Тогда я сказала Гоблину:

— Спрячь его куда-нибудь. Он еще может нам пригодиться.

Возбуждение постепенно улеглось, и я смогла позволить себе удовольствие плотно поесть. Почувствовав себя гораздо лучше, я воспользовалась возможностью побеседовать с господином Сурендранатом Сантаракситой.

— Похоже, такая жизнь вам по душе, — сказала я, добравшись до него. — Вы выглядите лучше, чем в то время, когда покидали город. — И это была чистая правда.

— Дораби? Парень, я думал, ты погиб. Несмотря на бесконечные уверения, что это не так. — Наклонившись поближе, он добавил доверительно: — они не все честные люди, твои товарищи.

— Что, Гоблин и Одноглазый уже взялись обучать вас игре в тонк?

Вид у библиотекаря стал немного… смущенный, что ли?

— У них есть чему поучиться. — Потом застенчивость сменилась некоторой игривостью. — Мне кажется, я тоже кое-чему научил их. В юности карточные трюки были одним из моих хобби.

Я не удержалась от смеха, представив себе, как эти пройдохи сами оказались в дураках.

— Вы нашли что-нибудь полезное для меня?

— Я прочел каждое слово в каждой книге, которые мы прихватили с собой, включая современные хроники вашего Отряда, написанные на известном мне языке. И не обнаружил ничего выдающегося. Тогда я позволил себе немного поразвлечься, попытавшись разобраться в хрониках, которых не мог прочесть, путем сравнения текстов, написанных на разных языках.

Это в большой степени было делом рук Мургена. Он носился с идеей копирования материала с целью отсеять все ненужное и неправильное. Один из его грандиозных проектов состоял в том, чтобы проверить на точность изложения Летописи, написанные Госпожой и Капитаном, сравнивая их с показаниями других свидетелей и переводя на современный таглианский. Некоторые из наших предшественников тоже поступали так, так что все последние тома Летописей фактически были результатом совместной работы нескольких авторов.

— Похоже, мы много книг унесли с собой? — спросила я.

— Точно улитки, вы таскаете всю свою историю на спине.

— Это точно. Удачный образ, однако. Не надоедает копаться по всем этом?

— Мальчик не дает мне скучать.

— Мальчик?

— Тобо. Он — блистательный ученик и поражает меня даже больше, чем ты в свое время.

— Тобо?

— Именно. Кто мог ожидать этого от нюень бао? Благодаря тебе, Дораби, все мои предубеждения рушатся одно за другим.

— Я и сама поражена. — Тобо? Либо у Сантаракситы открылся неожиданный талант вдохновлять учеников трудиться, либо Тобо имел озарение, в результате которого им овладела сверхъестественная жажда знаний. — Вы уверены, что говорите о Тобо, а не о подменыше, оставленном эльфами?

Только мы о нем заговорили — и, пожалуйста, дьяволенок уже тут как тут.

— Дрема, Ранмаст, Речник и остальные, кто с ними, вот-вот доберутся сюда. Доброе утро, господин Сантараксита. Я сейчас свободен. — Он что, и впрямь так тянется к знаниям? — Ох, прости, Дрема. Па хочет поговорить с тобой.

— Где?

События разворачивались слишком стремительно, и до сих пор у меня не было возможности поймать Мургена.

— В палатке Гоблина. Все, кроме ма, считают, что это для него самое безопасное место.

Сари можно понять. В результате она лишилась возможности обсудить с мужем кое-какие личные моменты.

Когда я уходила, мальчик и старик уже склонились над книгой. Я бросила на Сантаракситу предостерегающий взгляд, который, однако, остался незамеченным.

Гоблина в палатке не было. Ну конечно, нет. Весь в трудах — не покладая рук выполнял многочисленные поручения, которые я возложила на него. Ха-ха.

Трудно себе представить, как одно-единственное человеческое существо в состоянии устроить такой беспорядок на столь ограниченном пространстве. Палатка Гоблина была значительно выше и вдвое вместительнее, чем любая из наших. Я могла в ней стоять, и еще оставалось примерно два дюйма про запас. То, что выглядело как скамейка какой-нибудь доярки — без сомнения, украденная, — составляло всю мебель колдуна. Остальное пространство было завалено случайными вещами, большинство из которых имели такой вид, точно их выбросили за ненадобностью предыдущие владельцы. Догадаться, по какому принципу их тут собирали, не представлялось возможным.

И всем этим он наверняка обзавелся уже после того, как прибыл сюда Сари ни за что не позволила бы ему занимать место на барже подобной рухлядью.

Туманный прожектор стоял в головах вонючей постели Гоблина, опасно наклонившись и истекая водой.

— Если здесь самое безопасное место для хранения этой проклятой вещи, тогда весь Отряд — просто сборище сумасшедших, неспособных адекватно воспринимать реальность.

Со стороны колдовского устройства послышался шепот. Я уселась поближе к нему, получив уникальную возможность в полной мере ощутить неповторимый аромат постели Гоблина, сопровождающий его с тех самых пор, как он был еще в пеленках.

— Что?

Несмотря на все усилия Мургена, его шепот был едва слышен.

— Воды. Добавь еще воды, без нее туман долго не сохраняется.

Я собралась схватить устройство и вытащить из палатки. Мурген разозлился, и от этого его голос зазвучал чуть-чуть громче.

— Нет, черт возьми! Принеси сюда воду, а не тащи меня к воде. Если у тебя возникло желание таскать меня за собой, сначала, по крайней мере, долей сюда воды. И поторопись. Через несколько минут я собираюсь сняться с якоря.

Найти галлон воды оказалось совсем непросто.

— Проклятие, почему ты так долго возилась?

— С водой возникли небольшие трудности. Похоже, до этих слабоумных никак не дойдет, что необходимо постоянно иметь некоторое количество воды под рукой. К примеру, на случай, если княжеская армия вздумает разбить лагерь между нами и ручьем, где мы ее берем. У нас тут все гении, где им заниматься такими мелочами. Пришлось озадачить их этой проблемой. Как я вылью ее туда?

— Здесь сзади есть пробка… Может, тебе имеет смысл начать снова читать им Летописи. Вроде того, как это делают в храмах. Я сам время от времени организовывал такие чтения. Выбери что-нибудь соответствующее данной ситуации. «В те дни Отряд состоял на службе…» и так далее в том же духе, чтобы они на примерах увидели, почему может оказаться полезным запасать воду, а не бегать в поисках нее, если она понадобится. Ты имеешь дело со взрослыми людьми. Нельзя просто взять и заставить их поступать правильно. Но если ты возобновишь чтения, они услышат рассказ о совсем других временах и вспомнят, что люди всегда поступают так перед большой заварухой и что это правильно. Ты сумеешь завладеть их вниманием, и они не станут пропускать твои слова мимо ушей.

— Тобо сказал, что ты хочешь поговорить со мной.

— Мне нужно рассказать тебе о том, что происходит в других местах. И еще я хочу дать кое-какие советы относительно вашей подготовки к походу на эту равнину. Один из них — прислушиваться к Лозану Лебедю, но самый важный состоит в том, что у вас должна быть железная дисциплина. Эта равнина смертельно опасна. Даже хуже, чем Равнина Страха, которой ты не помнишь. Стоит там нарушить хотя бы одно правило — и ты покойник. Вот еще идея для тебя. Не хороните и не сжигайте труп человека, которого прошлой ночью убила Тень. Пусть каждый непременно взглянет на него и задумается над тем, что случится со всеми вами, если хотя бы один даст там промашку. Прочти им отрывки, где описываются наши приключения. И пусть Лебедь подтвердит, что все это правда.

— Можно собрать здесь самых надежных ребят, чтобы они послушали тебя.

— Но все остальные будут не слишком довольны, что они остались в стороне. Прямо сейчас, вот в эту самую минуту, на север летит Тень, чтобы рассказать Душелову, где вы находитесь. И Душелову наверняка уже известно достаточно, чтобы можно было вычислить остальное относительно ваших планов. Она совершенно определенно не захочет, чтобы ее сестра и Ворчун, пылающие жаждой мести, обрели свободу. Она объявится тут очень скоро — как только сможет. А кроме Душелова существует ведь еще и Нарайан Сингх. Он бережет спокойствие Кины, вот почему его так трудно выследить, но кое-что мне случайно выяснить удалось. Он на этой стороне Данда Прэш и, скорее всего, где-то неподалеку отсюда. Хочет освободить Дочь Ночи и отдать ей книгу, которую получил у тебя за Ключ. Между прочим, забери его у Дядюшки Доя, пока он не поддался искушению попытаться сделать что-то самостоятельно. И отдай Гоблину, пусть поизучает его.

— М-м-м? — В это утро он просто затопил меня информацией, к чему, видимо, тщательно и долго готовился.

— С Ключом все не так просто. У меня такое чувство, что Обманник проглядел что-то. Дой продолжает ковыряться в нем, пытаясь выяснить, что внутри, под слоем железа. Нужно разузнать о Ключе побольше, прежде чем пускать его в ход. И сделать это необходимо как можно быстрее. Тень быстро доберется до Таглиоса.

— Вот-вот должны прийти Речник и Ранмаст. Они, в общем и целом, ответственные люди. Как только они отдохнут, я поручу им кое-что из того, о чем ты говорил. Потом я смогу заняться…

— Займись этим сейчас. Пусть Лебедь будет твоим сержантом. Он человек опытный, и теперь у него нет другого выбора, как только вместе с нами пройти через все это. Душелов никогда ему по-настоящему не доверяла и оказалась права.

— Я как-то не задумывалась об этом.

— Ты не можешь все делать сама, Дрема. Если ты собираешься стать командиром, нужно научиться говорить людям, что делать, а потом отходить в сторону и не мешать им выполнять твой приказ. Если ты, точно заботливая мамаша, будешь следить за каждым их шагом, никакого сотрудничества не получится. Ты уже приручила этого толстого мальчишку?

— Какого?

— Эту деревенщину, местного капитана. Того, что не может ходить в ногу, даже если они будут выкрашены в разные цвета. Ты ведь втянула его во все это?

— Что-то я тебя не совсем понимаю. О чем ты?

— Сейчас объясню. Картина в целом складывается такая. Ты забыла сказать ему, что сюда собирается заглянуть Душелов. Но при этом ты как бы заключила с ним сделку. Он делает то, что нам нужно, в надежде, что в этом случае мы от него отвяжемся. Ты приглядываешь за ним, чтобы не сбежал, поэтому, когда заваруха начнется, ему просто не останется ничего другого, как держаться нас.

— Ну, если ты это имел в виду, то да, я втянула его в наши дела. На семьдесят процентов.

— Вот-вот. Продолжай в том же духе. Улещивай его. Кокетничай с ним. Делай все, что в твоих силах. Если Душелов лишится его, ей просто не на кого будет здесь опереться.

Гоблин, когда я с ним увиделась, чуть ли не слово в слово повторил то, что говорил Мурген. В особенности он пришел в восторг от последнего совета Мургена.

— Точно! Ухвати толстяка за член и не отпускай его от себя. А время от времени сжимай посильнее, чтобы доставить ему удовольствие.

— Я уже, по-моему, не раз говорила, кто ты. Старый циничный развратник.

— Это все годы, когда мне приходилось остерегаться Одноглазого, который норовил проделать то же самое со мной. А ведь я был совершенно чистым, невинным мальчиком, когда встретился с ним.

— Ты родился порочным и циничным.

Гоблин захихикал и сменил тему.

— Ты лучше скажи мне, сколько людей хочешь собрать, прежде чем отправиться в путь? И сколько времени еще намерена тут болтаться?

— Не так уж долго, если удастся уговорить Суврина сотрудничать с нами.

— Никаких «если»! И никаких «долго»! Забудь это слово! Ты что, не понимаешь? Душелов вот-вот объявится. Хотя, конечно, где тебе. Ты же никогда не видела ее в деле.

— Кьяулунская война не в счет?

Наверно, ему и впрямь выпало на долю столкнуться с чем-то из ряда вон — он буквально затрясся.

— Кьяулунская война не в счет. Там она просто развлекалась.

Я заставила себя отправиться туда, куда до этого избегала заглядывать.

Ноги Дочери Ночи были закованы в кандалы. Сама она сидела в железной клетке, густо оплетенной заклинаниями, которые причинили бы ей все усиливающуюся боль, попытайся она выбраться оттуда, и попросту убили бы, удались она на значительное расстояние.

Казалось, было сделано все возможное, чтобы удерживать ее под контролем. За исключением того, что она была еще жива, хотя разум упорно подталкивал меня к тому, что с этим надо кончать. Вообще-то не было больше никаких поводов для того, чтобы не убивать ее — за исключением данного слова.

Когда нужно было покормить ее или требовалось еще что-нибудь, наши люди приближались к ней по двое и строго по очереди. Тут Сари не допускала ни малейшей расхлябанности. Она прекрасно понимала, какую опасность представляет собой эта девушка.

Бросив на нее первый взгляд мельком, я почувствовала укол зависти. Несмотря на крайне невыгодное положение, она была чудо как хороша и очень похожа на свою мать, только сильно помолодевшую. Однако из прекрасных голубых глаз на меня глянуло что-то бесконечно древнее и темное. На мгновение она показалась мне не Дочерью Ночи, а воплощением самой Тьмы.

У нее была масса времени, чтобы общаться со своей духовной матерью.

Она улыбнулась, как будто осознавала, как змеи мрачного искушения заскользили в темных коридорах моего сознания. Мне захотелось приласкать ее. Мне захотелось убить ее. Мне захотелось убежать, моля о милосердии. Потребовалось немалое усилие воли, чтобы напомнить себе — ни сама Кина, ни ее дети не были злом в том смысле, какой северяне или даже веднаиты вкладывали в это слово.

И тем не менее… Она была сама Тьма.

Я отступила назад и откинула полог палатки, открывая доступ своему союзнику, солнечному свету. Улыбка на лице девушки угасла. Она отодвинулась как можно дальше в глубь клетки. Мне нечего было ей сказать. На самом деле нам обоим нечего было сказать друг другу. Злорадствовать было не в моем духе, а рассказ о том, что происходит в мире, мог подтолкнуть ее к нежелательным действиям. Пока что она лишь ждала — вот пусть и ждет дальше.

Терпения ей было не занимать, так же, как и ее духовной матери.

Что-то ткнуло меня в спину. Я сжала рукоятку короткого меча.

Белые крылья взъерошили мои аккуратно уложенные волосы, когти вцепились в плечо. Дочь Ночи, пристально глядя на белую ворону, впервые за долгое время проявила хоть какие-то чувства. Ее самоуверенность дала трещину. Она буквально вжалась в решетку за спиной.

— Ну и как мы смотримся вместе? — спросила я ворону.

Ворона ответила что-то вроде:

— Карр! Виранда!

Девушка задрожала. И даже побледнела, если это вообще было возможно. Она так крепко стиснула челюсти, что, казалось, было слышно, как трещат зубы. Я сделала пометку в уме обсудить случившееся с Мургеном. Ему было известно что-то об этой белой вороне.

Что могло так сильно напугать девушку?

Ворона засмеялась, прошептала: «Сестра, сестра», — и унеслась прочь, утонула в солнечном свете. Ее неожиданное появление, по-видимому, напугало кого-то из братьев неподалеку, и он крепко выругался.

Пристально глядя на девушку, я видела, как она вновь обретает свой внутренний стальной стержень. Наши взгляды встретились, и мне стало ясно, что ее страх исчез. Я для нее была ничто, меньше, чем какое-нибудь насекомое, — всего лишь крошечная точка на ее долгом пути сквозь века.

Содрогнувшись, я отвела взгляд.

Жуткое дитя.

66

Дни наши начинались до рассвета, а заканчивались после захода солнца. В основном они проходили в учении и тренировках. Тобо с почти фанатической страстью совершенствовал свои навыки как иллюзиониста. Я настояла на том, чтобы возобновить ежедневное чтение Летописей, имея в виду таким образом углубить и расширить чувство нашего братства, которое лежало в основе самого существования Отряда. Поначалу, конечно, мне пришлось столкнуться с некоторым сопротивлением, но постепенно чтение, которое вначале казалось не имеющим к нам никакого личного отношения, захватило всех. Люди все больше осознавали, что мы — действительно! — собираемся проникнуть на Сияющую равнину, либо умереть перед Вратами Теней, если Душелов решит написать последнюю главу нашей истории.

Обучение быстро принесло свои плоды. Восемь дней спустя после того, как мы захватили крепость неподалеку от Врат Теней, к западу от Нового Города объявился еще один отряд горе-вояк, наподобие того, которым руководил Суврин, но много больше. Спасибо Мургену, он предостерег нас. С помощью Тобо и Гоблина мы устроили им классическую засаду с применением иллюзий и заклинаний. Сбитый с толку и полностью дезорганизованный отряд даже не догадывался о том, что же происходит на самом деле. Наше нападение было быстрым, сильным и безжалостным. На протяжении нескольких минут отряд распался на небольшие группки, неспособные оказывать ни малейшего сопротивления. Люди попросту разбежались, и нам не удалось захватить столько пленников, сколько мне хотелось, но большая часть офицеров попала к нам в руки. Суврин великодушно опознал тех, с кем был знаком.

К этому времени Суврин практически стал новобранцем Отряда, так отчаянно хотелось ему принадлежать хоть к какому-нибудь человеческому сообществу и заслужить одобрение окружающих. Меня грызло ощущение вины за то, что я фактически использовала его.

Пленники выполняли для нас разного рода подготовительные работы. Большинство трудились изо всех сил, потому что я обещала освободить тех, кто не будет лениться. А лодырей, сказала я, мы возьмем с собой в качестве носильщиков. Среди пленников также распространился слух, что проход сквозь Врата Теней может потребовать человеческих жертв.

Я нашла Гоблина у Одноглазого, чье выздоровление, казалось, пошло быстрее с появлением Готы. Хотя не исключено, что причиной этого было страстное желание получить возможность избавиться от старухи и ее стряпни. Не знаю. Ключ лежал на маленьком столике между ними. Дой, Тобо и Гота просто сидели тут же и наблюдали. Даже Матушка Гота помалкивала.

Сари отсутствовала, и это бросалось в глаза.

В своем беспокойстве за Тобо она зашла слишком далеко. Она очень волновалась из-за него, очень. Гораздо больше, чем признавала. И огромная часть ее страхов была связана с ближайшим будущим.

— Вот здесь, — сказал Одноглазый как раз в тот момент, когда я наклонилась, чтобы посмотреть, чем занимается Гоблин.

Маленький лысый старик держал в руках небольшой молоток и резец. Он приставил резец, ударил, и от Ключа отскочил кусок железа. Очевидно, это продолжалось уже некоторое время, потому что примерно половина железа уже была снята, и внутри показалось что-то, сделанное из золота. Что это они вытворяют с Ключом?

Я открыла было рот, но Одноглазый, не поднимая глаз, опередил меня:

— Попридержи язык, Малышка. Мы не причиним вреда Ключу. Ключ — это то, что внутри. Золотой молот. Ты не могла бы наклониться немного пониже и прочесть, что там написано?

Я так и сделала, внимательно вглядываясь в буквы, которые стали видны, когда отлетело железо.

— Вроде бы алфавит того же самого языка, на котором написана первая книга Летописей. Не говоря уж о первой Книге Мертвых.

Концом резца Гоблин указал на рельефно выступающий символ, повторяющийся в нескольких местах.

— Дой говорил, что видел этот знак в храме в Роковом Перелеске.

— Ему там самое место. — Я узнала этот символ. Господин Сантараксита объяснил мне его значение, — Это личный знак богини. Ее персональное клеймо, можно так сказать. — Я сознательно не называла ее по имени. — Не произносите ни одного из ее имен, иначе, в сочетании с этой вещью, мы рискуем привлечь ее внимание. — Все изумленно уставились на меня. — Может, вы уже делали это? Нет? Дядюшка, ты имеешь хоть какое-то представление о том, что это за штука на самом деле?

У меня было интуитивное ощущение, что Нарайан Сингх никогда не отдал бы нам эту вещь, если бы знал, чем именно владеет. Возможно, ее единственное назначение состоит в том, чтобы жрец, у которого она находится, мог в любой момент мгновенно привлечь к себе внимание богини. Даже в соответствии с канонами моей религии, в древние времена люди имели гораздо более непосредственные и, прямо скажем, пугающие взаимоотношения с Богом. Об этом сказано в священном писании. Но в мифологии Кины, насколько мне помнилось, нет упоминания ни о каком золотом молоте. Любопытно. Может быть, господин Сантараксита сможет просветить меня на этот счет.

Между тем Гоблин продолжал отковыривать железо. Я не сводила с молота взгляда. Чем больше кусков железа отваливалось, тем быстрее продвигался процесс.

— Никакой это не молот, — сказала я. — Это что-то вроде кирки. Вещь, имеющая отношение к культу Обманников. И такая же древняя, как сама земля. Ее религиозное значение должно быть исключительно велико. Давайте покажем эту штуку девушке и посмотрим, как она среагирует.

— Ты, похоже, стала прямо специалистом по Кине, Дрема. И все-таки, что это может быть?

— У такого рода инструментов имеется специальное название, но я его не помню. Каждый отряд Обманников имел кирку наподобие этой. Правда, не из золота. Они использовали их после того, как убивали людей, во время церемониальных похорон. Чтобы растолочь кости своих жертв как можно мельче. А иногда они с помощью этих штук рыли могилы. Все с соответствующими церемониями, с целью ублаготворить Кину, конечно. Мне в самом деле кажется, что нужно показать это Дочери Ночи и проследить за ее реакцией.

Все, не отрываясь, смотрели на меня, дожидаясь, по-видимому, что я вызовусь добровольцем.

— Я не стану делать этого. Я иду спать.

И что же? Все взгляды по-прежнему были прикованы ко мне. А, ну ладно. Я сама приняла решение стать командиром. Такие вещи рядовые парни не делают.

— Хорошо. Дядюшка, Тобо, Гоблин. Вы пойдете со мной и, в случае чего, вытащите меня оттуда. Это дитя имеет такие таланты, о которых мы даже не догадываемся.

Я знала, что она все еще пытается по ночам выбираться из тела, несмотря на все применяемые к ней меры принуждения. Она была подлинной дочерью обеих своих матерей, а что могло случиться, если она слишком разволнуется, вообще никто даже представить себе не мог.

Тобо запротестовал:

— Не люблю я приближаться к ней. У меня от нее мурашки по коже бегут.

Гоблин опередил меня.

— Парень, у всех от нее мурашки бегут. Я за сто пятьдесят лет не встречал никого, кто нагонял бы на людей столько страху. Привыкай. Учись справляться с такими вещами. Это — часть нашей работы. Той самой, для которой якобы ты рожден и к которой так рвешься.

Любопытно. Гоблин в качестве наставника и инструктора выражался гораздо более членораздельно, чем Гоблин, которому хотелось выглядеть бездельником и лодырем.

Маленький колдун продолжал давать свои указания:

— Ты понесешь Ключ. Ты — молодой и сильный.

Когда мы вошли в палатку, Дочь Ночи не подняла глаз. Может быть, она даже не осознала нашего присутствия. Вид у нее был такой, точно она медитировала. Или беседовала со своей Темной Матерью. Гоблин постучал по решетке, с которой посыпалась ржавчина.

— Нет, вы только посмотрите на нее! Ловко!

— Что такое? — спросила я.

— Она творит какое-то заклинание, воздействующее на железо. Оно ржавеет в тысячу раз быстрее, чем должно бы. Сообразительная девчонка. Только…

Сообразительная девчонка посмотрела вверх. Наши взгляды встретились. Меня до костей пробрал озноб.

— Только что? — спросила я.

— Только все заклинания, удерживающие ее саму, привязаны к этой клетке. Все, что творится с клеткой, происходит и с ней. Посмотрите на ее кожу.

Я поняла, что он имел в виду. Дочь Ночи, конечно, не заржавела, но кожа ее выглядела пятнистой и изношенной.

Ее взгляд сместился в сторону дядюшки, Гоблина, Тобо и… Она изумленно открыла рот, точно впервые видела этого мальчика. Медленно поднялась, подошла к решетке, не сводя с него взгляда. Слегка нахмурила бровь. Ее взгляд метался к предмету, который Тобо держал в руках.

Она открыла рот, и, клянусь, из него вырвался рев, который мог бы издать рассерженный слон. Глаза стали, как блюдца, она ринулась вперед. С решетки снова посыпалась ржавчина, ее прутья согнулись, но не поддались. Девчонка просунула между ними руку в отчаянной попытке схватить Ключ. Кусочки почерневшей кожи отваливались от нее, как ржавчина от решетки. И все равно девушка была чудо как хороша.

— Полагаю, теперь мы можем утверждать, что эта вещь имеет определенное значение для Обманников, — заметила я.

— Похоже на то, — согласился Гоблин.

Теперь уже вся рука девушки выглядела так, точно была обожжена.

— Давайте тогда поскорее унесем Ключ и посмотрим, что еще нам удастся выяснить. А также укрепим клетку и заменим кандалы. Тобо! — Парнишка продолжал смотреть на девушку с таким выражением, точно и он видел ее впервые. — Только не говорите мне, что он в нее влюбился. Я не справлюсь, если в дополнение ко всему остальному мне придется заниматься еще и этим.

— Нет, — успокоил меня дядюшка Дой. — Это не любовь, конечно. Но, может быть, это — предощущение будущего.

Мои настойчивые расспросы ни к чему не привели. Он все еще оставался прежним дядюшкой Доем, таинственным жрецом нюень бао.

67

Все текло гладко после того, как мы разобрались с присланным нас усмирить отрядом. Мурген сказал, что без помощи из-за гор больше никто не осмелится бросить нам вызов. Но, к сожалению, эта помощь была уже на пути. Душелов поднялась в воздух и устремилась на юг, почему-то небольшими перелетами, и все же она приближалась быстрее, чем если бы двигалась любым другим способом. Даже если бы скакала на одном из волшебных жеребцов из Башни в Чарах. Хотя, конечно, ее ковер летел подозрительно медленно. Учитывая, что Ревун был способен покрыть расстояние между Вершиной и Таглиосом за одну ночь.

Душелову приходилось отдыхать несколько часов на каждый час полета. Но даже с учетом этого, главное — она была уже в пути. И известие об этом поразило всех до глубины души. Чувствуя, что в нашем распоряжении осталось лишь несколько дней, а может быть, и часов, все энергично взялись за дело и трудились, не покладая рук. Никто не лодырничал, не тратил времени зря. Все были серьезны, сосредоточенны. В особенности, в том, что касалось военной подготовки.

Суврин был в самой гуще дел, его воспитание шло полным ходом. Оказавшись среди нас не так уж давно, он начал терять вес, а его фигура — обретать форму. Вскоре после того, как от Мургена и Гоблина стали поступать регулярные сообщения о продвижении Душелова, он подошел ко мне.

— Я хочу остаться с вами, мэм, — сказал он.

— Ты… что? — удивилась я.

— Не уверен, что хочу вступить в ваш Черный Отряд, но в одном не сомневаюсь уж точно. Не хочу оказаться здесь, когда появится Душелов. Поговаривают, что она не слишком верит людям. И сколько бы я ни клялся, что оказал вам сопротивление, она наверняка решит, что я вру.

— Скорее всего. Раз ты жив, значит, не очень-то и сопротивлялся. Ну, она восполнит этот пробел и позаботится о том, чтобы ты умер. По возможности, не самым приятным образом. — Он вздрогнул. — Все правильно, Суврин. Ты сдержал свое слово и трудился на совесть.

— Ты понимаешь, что на самом деле означает имя «Суврин»?

— Ну, по сути, «Младший», да? Или, может быть, даже «Младшенький». Теперь оно к тебе прилипло, ничего не поделаешь. В Отряде, практически, нет людей, которых называли бы именами, полученными ими при рождении, в ходу все больше клички. Но даже тех, у кого вроде бы есть имена, на самом деле зовут совсем иначе.

Наши люди покончили со своим прошлым. И с тобой произойдет то же самое. — Он состроил гримасу. — Отправляйся к господину Сантараксите. Будешь помогать ему, пока я не нашла для тебя другого дела. От старого Баладитая вообще никакого толку. В нем нет того огня, который заставляет Сантаракситу зарываться все глубже и глубже. Нет той увлеченности, понимаешь?

Сантараксита ухитрился даже в этой дыре отыскать у местных несколько древних томов, чудом сохранившихся во время бесчисленных бедствий, обрушившихся на этот регион за несколько последних десятилетий.

Суврин поклонился.

— Спасибо.

И удалился, едва ли не подпрыгивая.

Очень может быть, у них с Сантаракситой обнаружится много общего. Черт, Суврин даже умеет читать.

Материализовался Тобо.

— Отец велел сказать тебе, что Душелов уже добралась до Чарандапраши. И решила передохнуть, прежде чем переваливать через Данда Прэш.

— Значит, в нашем распоряжении чуть больше времени. И возрастают шансы, что, оказавшись здесь, она нас уже не застанет. Как у тебя с матерью? Ты собираешься налаживать с ней отношения?

— Па советует также поставить дозорного, который затрубит в рог, как только Душелов приблизится. И пусть кто-нибудь следит за перевалом уже сейчас, на тот случай, если она раздумает отдыхать.

Хорошая идея.

Ранмасту и Речнику не повезло как раз в этот момент оказаться в ноле моего зрения. Я тут же отправила их выполнять пожелания Мургена.

— Тобо, нельзя игнорировать собственную мать. Иначе все это закончится тем, что твои отношения с ней будут еще хуже, чем ее — с твоей бабушкой.

— Дрема… Ну, почему она никак не поймет, что я расту?

— Потому что ты ее ребенок, идиот! Неужели не понятно? Даже став вдвое старше Одноглазого, ты все равно останешься ее ребенком. Только таким, которого злая судьба не отняла у нее. Ты не забыл, что у твоей матери были другие дети, которых она потеряла?

— Ну… Да, я помню.

— У меня никогда не было детей. И я никогда не хотела их иметь. Отчасти потому, что хорошо представляю себе, как это ужасно, если с ними что-то случится. Видеть, что твоя собственная плоть и кровь погибает, и не иметь возможности помешать этому. Что может быть хуже? Семья всегда играла очень важную роль у нюень бао. Я хочу, чтобы ты унялся. Вот с этого самого момента, прямо не сходя с места. Иди сюда и сядь на этот валун. Потрать два часа, думая только о том, что для твоей матери означало увидеть твоих брата и сестру мертвыми. Подумай, как сильно она должна бояться пережить это снова. Подумай, что с ней в этом случае будет, после всего, через что ей пришлось пройти. Ты — умный парнишка. И при желании сможешь представить себе все это.

Общаясь с людьми достаточно долго, начинаешь чувствовать их реакцию. Не сомневаюсь, что в первом порыве обиды ему захотелось напомнить мне, что я была моложе него, когда увязалась за Бадьей и ушла с Отрядом. Пример был не слишком подходящий, но в его возрасте хватаешься за такие вещи, если нет других аргументов.

— Если хочешь что-то сказать, подумай сначала, имеет ли это смысл. Потому что если ты не способен мыслить логически и спорить, опираясь на разум, а не чувства, тогда вряд ли из тебя получится хороший колдун, каким бы талантливым ты ни был. Я знаю. Я знаю, что говорю. На первый взгляд кажется, что чем сильнее колдун, тем он безумнее. Но в рамках своего безумия каждый из них математически строго рационален. На службе у этого безумия состоит вся мощь их разума. И если у них что-то идет наперекосяк, то лишь тогда, когда они позволяют своим эмоциям и желаниям взять верх над разумом.

— Ладно. Сдаюсь. Буду сидеть на этой проклятой скале, пока до чего-нибудь не додумаюсь. Ох, на сказал еще, что Нарайан Сингх где-то совсем рядом. Он чувствует Обманника, но не может точно засечь его местоположение. Кина защищает его. Па сказал, что ты должна попросить белую ворону поискать его. Если тебе удастся найти ее и заставить себя выслушать.

— Охотница-на-ворон. Как ты думаешь, подходящее имя? Звучит эффектнее, чем какая-то Дрема.

— Тобо звучит не намного лучше Сони.

Тобо подошел к валуну и уселся на него. Надеюсь, зерна, которые я посеяла, укоренятся и прорастут, пока он будет сидеть тут и думать о чем угодно, кроме того, о чем следует.

— По крайней мере, ты сможешь изменить его, когда вырастешь…

Нет, от Охотницы-на-ворон придется отказаться. Я потерпела неудачу. Белое чудище нигде найти не удалось. Ну, я пошла и провела немного времени с Сари, хотя она поначалу и не выказала радости от моего общества. Мы вспоминали старые дни, трудные времена, то, насколько ее муж далек от совершенства и прочее в том же духе. Потом, убедившись, что она расслабилась в достаточной степени, я сочла возможным сказать ей то, что думаю по поводу Тобо.

Этот разбойник сделал удачный ход, появившись в самый подходящий момент с оливковой ветвью в руках. Я решила быстренько исчезнуть, раз дела пошли на лад. Надеюсь, мир между ними установится надолго; жаль, что нельзя сказать — навсегда.

Нам предстояла решающая неделя. Всего через неделю мы будем знать, сможем ли воскресить Плененных. Через неделю мы либо погибнем на Сияющей равнине, либо обретем возможность вернуться к жизни как сила, которая все сметает со своего пути. Или, может быть…

68

Дозорный затрубил в рог глубокой ночью, когда даже караульные едва не клевали носом. Но человек, который трубил в рог, знал свое дело. Он дул, и дул, и дул. Прошло всего несколько минут, и весь наш лагерь словно вскипел. Я торопливо обошла его — сердце колотилось где-то в области горла — и убедилась, что хаос был лишь кажущимся. Все сохраняли спокойствие и сосредоточенность. Никакой паники. Неплохо. Даже недолгие тренировки и учения лучше, чем ничего.

Я заглянула в палатку Гоблина. Сари и Тобо были уже там и разговаривали вполне мирно. Наверно, мне и впрямь удалось пронять парнишку. Нужно и дальше приглядывать за ними. В свободное время, которого у меня, как известно, масса. Я склонилась над туманным прожектором.

— Что скажешь?

Мурген прошептал:

— Душелов в воздухе и летит на юг. Собирается добраться до вас сразу же после восхода солнца. Ей известно, где вы. Во время последнего привала она послала Тень уточнить вашу позицию. Правда, ничего больше ей выяснить не удалось. Тень не решилась приблизиться настолько, чтобы иметь возможность подслушать. Душелов собирается замаскироваться и в таком виде проникнуть в лагерь, чтобы разузнать все, что ее интересует. Изначально она в своих действиях исходила из предположения, что мы, находящиеся здесь, в пещерах, мертвы. Несмотря на то, что в прямом смысле она не убила нас, когда заманила в ловушку. Покидая равнину, она была убеждена, что через несколько дней мы погибнем. Полагаю, когда она узнает, что Ворчун и Госпожа еще живы, это вызовет у нее что-то вроде шока.

— С какой скоростью она движется? Попробуй прикинуть. Ты говоришь, она будет здесь сразу после восхода солнца? Могаба с ней?

Мне важно было знать, явится она сюда свежей или измотанной. Это определило бы мои действия на ближайшее время.

— Нет. Если ей удастся получить ответ на все интересующие вопросы, она расшвыряет вас, захватит Ключ и вернется за Великим Генералом.

В голосе Мургена послышалась усмешка, когда он назвал Могабу этим титулом. Тот факт, что нам не удалось одержать над ним победу во время Кьяулунской войны, ничуть не уменьшал нашего презрения к нему как дезертиру и предателю.

— Сообщи, если она сделает что-нибудь неожиданное. Сари, как там твоя мать?

— Дой и Джоджо помогают ей и Одноглазому. Мне кажется, она немного не в себе. Все время бормочет что-то о ловушке и Стране Неизвестных Теней. Призывает небеса и землю, день и ночь.

— Все зло умирает там бесконечной смертью.

— И это тоже. Что это?

— Не знаю. Фраза, которую я слышала когда-то. Она имеет отношение к равнине, но мне неизвестно, какое. Может, Дой способен что-то прояснить. Он говорил, что будет помогать мне и не отдаляться, но поскольку я пренебрегла предложением стать его ученицей, эти обещания пока так и остаются обещаниями. Вероятно, в этом есть доля как моей, так и его вины. Я так и не выбрала время, чтобы надавить на него. Ладно, у меня дел полно. — И я вышла из палатки.

Все шло по плану. Появились факелы и фонари, призванные освещать дорогу к Вратам Теней. Наш передовой отряд находился уже почти у самых Врат. По пути они время от времени поджигали цветной порох в качестве своеобразных дорожных знаков. Готовые тронуться в путь, выстроились в ряд нагруженные животные и кареты. Дети плакали, ребята постарше хныкали, собаки лаяли без передышки. Ночную тишину разорвали звуки развороченного человеческого муравейника. Пленники, уверенные, что мы берем их с собой на равнину исключительно с целью принести в жертву, в ужасе взывали к Новому Городу. Некоторые из наших предлагали использовать их вместо вьючных животных, а потом избавиться от них, когда они больше будут не нужны. Я возражала. Они станут упрямыми и беспокойными после того, как несколько первых умрут, и мы не сможем съесть их после того, как покончим с припасами, которые они несли. Конечно, не все наши могли есть человечину. Но те, кто мог, не устоят перед соблазном.

Лозан Лебедь бродил среди людей, раздавая приказания, точно на строевых учениях. Я подошла к нему.

— Что, терзаешься ностальгией по добрым старым временам, когда ты был начальником Серых?

— Одна несомненно гениальная девушка, чье имя было бы неуместно называть среди присутствующих, отправила всех сержантов к Вратам Теней. Ей даже в голову не пришло оставить здесь хотя бы одного, чтобы руководить сборами.

Неназванная гениальная девушка была вынуждена признать, что он прав. Речник, Ранмаст, Красавчик и все остальные, которых я знала дольше и кому доверяла больше всех, были там, где он сказал, или где-то во тьме. Наверно, я думала, что мы с Сари сами тут управимся. Позабыв о том, что в этом случае мне придется носиться туда и сюда, принимая решениях за тех, кто сам не в состоянии сообразить.

— Спасибо. Если не получу лучшего предложения до своего сорокалетия, то так и быть, выйду за тебя замуж.

Лебедь без особого энтузиазма изобразил, что щелкает пятками.

— Ага. Сколько тебе сейчас?

— Семнадцать.

— Я примерно так и предполагал. Хотя фактически лет на двадцать больше, с учетом накопленного опыта и износа.

— В наше время трудно быть подростком. Вон, спроси Тобо. Никто никогда не переживал это так тяжело, как он.

Лебедь рассмеялся.

— Кстати о подростках. Кто будет заниматься Дочерью Ночи? Лично мне не хотелось бы.

— Проклятие! Я предназначала для этого Доя и Гоблина. Но Гоблин помогает отслеживать Душелова, а Дой возится с Готой и Одноглазым. Спасибо, что напомнил. — Я вернулась в палатку Гоблина. — Эй, коротышка! Пусть здесь на время останутся Тобо и Сари. Нам нужно заняться погрузкой Дочери Ночи.

Гоблин поплелся следом за мной, ругаясь себе под нос. Заметив всеобщее возбуждение, он проворчал:

— Порядок. Сделаем. Только как получилось, что мы так и не дали этому отродью приличного имени? Мало ли что она не хочет. Она и жить в клетке не хочет. Даже Бубу выговорить легче, чем Дочь Ночи. Ха! А это что за дерьмо? — Он пронесся мимо меня вниз по склону холма.

Я повернулась, увидела пару горящих во мраке красных глаз и быстро зашагала в их сторону, сжав рукоятку меча. Недоуменно нахмурилась, услышав стук копыт. И сказала:

— Эй, дружище! Неужели это ты? Какого черта ты здесь делаешь? Я думала, ты служишь одному известному предателю.

Старый черный жеребец подошел поближе и, наклонив голову, обнюхал волосы у моего правого уха. Я обняла его за шею. Когда-то мы были друзьями, но я никак не думала, что это для него значит так много. Так много, что, увидев меня живой, он сбежит от Могабы и отыщет мой след, проскакав расстояние в несколько сот миль. Этих жеребцов создали, чтобы служить Госпоже Башни, но на деле они переходили от одного мелкого хозяина к другому. Этот принадлежал Мургену до того, как стать моим, а потом я потеряла его.

— Тебе нужно бы убраться отсюда, — сказала я ему. — Ты выбрал исключительно неудачное время. Всего через несколько часов нам на головы свалится Душелов. Если только мы не успеем уйти на эту равнину.

Конь оглядел моих товарищей и вздрогнул. Потом, обратив взгляд в сторону Лебедя, жеребец издал звук, очень похожий на человеческое фырканье.

Я похлопала его по шее.

— Не уверена, что не согласна с тобой, но у Лозана есть и кое-какие хорошие качества. Просто он очень успешно скрывает их. Идем с нами, если хочешь. Я не поскачу. Не могу без седла.

Лебедь захихикал.

— А как же знаменитые всадники-веднаиты, которые считают ниже своего достоинства пользоваться и седлом, и стременами?

— Не рассматривая это как недостаток, все же должна заметить, что большинство этих гордых всадников были, в отличие от меня, шести футов ростом.

— Я найду для тебя лестницу.

— Укуси его, дружище.

К моему изумлению, жеребец внезапно остановился и укусил Лозана в плечо. Тот отпрянул.

— У тебя всегда был скверный нрав и плохие манеры, осел недоделанный!

— С кем поведешься…

— Прости, что я мешаю тебе кокетничать с Лозаном, Охотница-на-ворон, — сказал Гоблин, — но мне казалось, что ты хотела заняться Бубу.

— Ах, ты еще и подслушиваешь, ехидный старый развратник! Да, да, я хотела. И еще я совсем упустила из вида нашего старого приятеля Кусавира Пете. Я как-то давно не заглядывала к нему. Он по-прежнему здоров?

Конь снова обнюхал меня. Я похлопала его по шее. Похоже, ностальгия по старым добрым временам мучила его сильнее, чем меня.

— Могу выяснить. Составляя свой грандиозный план, ты определенно упустила его из вида.

— О, нет, нет, нисколько. Я собираюсь возложить на Кусавира Пете выполнение совершенно особой, предназначенной специально для него задачи. И если он с ней справится, я не только сохраню ему жизнь, но прощу все, что он натворил в Кушкоши.

Кто-то закричал. Алый огненный шар вспорол ночную тьму. Он пролетел мимо цели, но угодил в палатку. Потом в другую, потом в грубые деревянные бараки, которые ребята построили, дожидаясь, пока я прибуду. Все сразу же вспыхнуло.

— Это Нарайан Сингх, — сказал Лозан Лебедь. — И Бубу уже у него…

— Возможно, Лебедь. — Я начала кричать на всех, кто находился поблизости, пытаясь организовать преследование.

— Уймись, Дрема, — сказал Гоблин. — Все, что нужно, это подождать, пока она завопит, а потом пойти и схватить ее.

Я совсем позабыла о заклинаниях, которыми была опутана Дочь Ночи. По мере удаления от клетки ее страдания будут возрастать в геометрической прогрессии. Потом, на каком-то расстоянии, точно известном лишь Гоблину и Одноглазому, вступит в действие заклинание, вызывающее шок. Нарайан мог увести девчонку отсюда лишь ценой ее жизни. Если только не…

Я спросила.

— Эти заклинания можно снять лишь снаружи. Даже если бы на месте Бубу были ее мать и сестра, Хозяева Теней и Десять Взятых — все вместе, слившиеся в одно умопомрачительное создание, — все равно ему потребовалась бы помощь извне, чтобы освободиться.

— Прекрасно. Будем ждать криков.

Но их не было. Ни сразу после случившегося, ни спустя некоторое время.

Мурген старался изо всех сил, но не обнаружил никаких признаков ни Сингха, ни Дочери Ночи. Кина постаралась, защищая то, что ей принадлежало. Гоблин несокрушимо верил, что они должны быть где-то поблизости, что для Дочери Ночи не существовало способа разорвать свою связь с клеткой.

— Собери несколько человек и скажи, пусть тащат клетку к Вратам Теней, — сказала я Лебедю. — Мы заставим ее тащиться за нами.

И тут снова затрубил рог. Душелов пронеслась над вершинами гор и была уже на нашей стороне Данда Прэш. На востоке посветлело. Пришло время уходить.

69

Лучи восходящего солнца били ей в спину, когда Душелов, едва не чиркая ковром по скалам, подлетала к месту своего назначения, ожесточенно споря сама с собой, как это ей было свойственно. Какая-то часть ее хотела плюнуть на всякую маскировку, равно как и на первоначальный замысел проникнуть в стан врага. Эта часть жаждала обрушиться на нас, точно смертоносная буря, сметая все и всех на своем пути. Но, поступив таким образом, она обнаружит свое присутствие и вызовет ответные действия людей, которые в прошлом не раз доказывали свою изобретательность. Склонность придумывать что-нибудь новенькое была одной из наиболее досадных традиций Черного Отряда.

Она посадила ковер, сошла на землю и замаскировала его с помощью несложного заклинания. И двинулась в направлении лагеря Отряда — небольшими перебежками в несколько ярдов за раз, — но остановилась, не дойдя до него, как только обнаружила хорошее укрытие. Там она занялась маскировкой, изменяя свой облик ровно в той степени, какая требовалась, чтобы ее не узнали. Эта работа требовала полной сосредоточенности.

В кустарнике за ее спиной, неподалеку от того места, где она расположилась, — неслышно крался дядюшка Дой. Добравшись до ковра и использовав свои слабые колдовские навыки, чтобы убедиться в отсутствии каких бы то ни было ловушек, он уничтожил ковер. Вез особых изысков, самым примитивным, но надежным способом — используя топорик. Может, дядюшка и был стар, и двигался уже не так быстро, но он не утратил ни сноровки, ни умения передвигаться совершенно бесшумно. Он уже был почти рядом с тем местом, где пряталась Душелов, когда она появилась — живое воплощение мужского начала, отмеченное печатью юности, хотя и несколько потрепанной.

Ее появление заметила белая ворона, которая занимала не слишком надежную позицию, покачиваясь на хрупкой, истосковавшейся по дождю ветке. Когда Душелов отошла достаточно далеко и, даже оглянувшись назад, не могла бы заметить то, чего не следовало, птица перелетела туда, где Душелов изменяла свой облик, и принялась рыться в одежде и прочих мелочах, которые та оставила. При этом ворона издавала звуки, больше всего напоминающие разговор с самой собой.

Душелов вошла в лагерь, надеясь обнаружить там тех, кто принадлежал к Черному Отряду или помогал ему. Лагерь был пуст. Однако далеко впереди тянулась длинная вереница людей — уже за Вратами Теней! Не прошел Врата всего один-единственный человек с мечом за спиной, но и он двигался быстро, торопясь навстречу тем, кто поджидал его на другой стороне.

Так у них все-таки был этот проклятый Ключ! И они воспользовались им! Ей следовало быть порасторопнее! И напасть, напасть, уничтожить их всех! Проклятие, почему-то все ее хитрости никогда толком не срабатывали с этими людьми. А-а-а, вот в чем дело! Они, по-видимому, каким-то образом узнали о ее приближении. Другого объяснения всему этому не было. Они знали о ее приближении, знают, где она находится сейчас, и…

Первый огненный шар оказался так точно нацелен, что наверняка снес бы ей голову, если бы она вовремя не рухнула на землю. Спустя несколько мгновений эти проклятые штуки замелькали в воздухе, явно посылаемые из нескольких разных точек. Кусты пылали, скалы раскалывались и плавились. Душелов поползла на животе, удаляясь от фокусной точки сосредоточения огня. И какого черта она занималась наведением иллюзий и маскировкой? Все ее усилия пропали даром. Нападающим, казалось, было совершенно точно известно, где именно она находилась, и все ее ухищрения ни на мгновение не ввели их в заблуждение.

Спасаясь от шквала огненных шаров, Душелов забралась в глубокую яму, не так давно служившую выгребной. Плевать. В данной момент играло роль лишь то, что здесь можно было спрятаться. Теперь стрелки смогут добраться до нее, только подойдя совсем близко.

Она воспользовалась этой передышкой, чтобы обдумать дальнейшие действия, подготовиться и перейти к контратаке. Это действо сопровождалось цветными всполохами, огнями, выбросами пара и взрывами, но не причинило ни малейшего вреда ее противникам, которые покинули поле боя через Врата Теней, как только она забралась в яму.

В конце концов Душелов выкарабкалась оттуда. Ничего не произошло. Глянула вдоль склона холма. Так. Даже те, кто стрелял в нее, были уже по ту сторону Врат Теней. Там в кружок стояли люди, что-то около дюжины, и явно ожидали, что она предпримет дальше. Она постаралась взять себя в руки. Нельзя допустить, чтобы они спровоцировали ее на какую-нибудь глупость. Врата Теней требовали исключительно деликатного обращения. Один продиктованный гневом, непродуманный шаг с ее стороны — и они могли оказаться повреждены совершенно необратимо.

Ей удалось подавить гнев. Слишком древней в своей порочности она была. Время — вот ее самый надежный союзник. Умение ждать — вот ее главный козырь.

Она энергично зашагала по склону холма, перекачивая свою ярость в энергию движения с такой легкостью, на которую обычное человеческое существо было бы не способно.

Склон непосредственно перед Вратами Теней был покрыт полосами скошенной травы и пятнами разноцветного мела. Тщательно помеченная безопасная тропа проходила через это место. Душелов не поддалась искушению пойти по ней. А вдруг они забыли, что она прежде уже проходила этим путем? Или, может быть, не верили, что она помнила, как именно пролегал этот путь — на восемь футов западнее, сразу за ржавой, искореженной железной клеткой, которая лежала на стороне Душелова. Она погрозила пальцем:

— Нехорошо, ох, нехорошо.

Лозан Лебедь — проклятый якобы погибший предатель — и семья нюень бао безмятежно смотрели на нее с той стороны. Белокожий крошечный колдун Гоблин самодовольно ухмылялся, очевидно, вспоминая, по чьей вине у нее оказалась повреждена нога. И эта отвратительная маленькая женщина тоже улыбалась недоброй улыбкой. А потом сказала:

— Я не просто попыталась тебя обставить, Конфетка. Я тебя обставила. — Она подняла руку, выставив средний палец, как это делали северяне. — Воды спят, Протектор.

Черт, что она хотела этим сказать?

70

Ни одно человеческое существо не способно прыгать так высоко, как Душелов. Она ухитрилась вознестись на высоту десяти футов за одно крошечное мгновение перед тем, как огненный шар пронесся сквозь воздух в том месте, где она только что стояла. Мне следовало держать рот на замке и не злорадствовать раньше времени. Сколько историй и сказаний повествуют о героях, которым удается уцелеть только потому, что захватчики теряют драгоценное время, хвастаясь и злорадствуя еще до того, как расправятся со своим пленником? Вот и еще один пример того же самого — Летописец Отряда Дрема совершает совершенно идиотский поступок, добиваясь лишь того, что настораживает противника.

Конечно, она среагировала быстро. Потрясающе быстро. Бедный старый Кусавир Пете успел выстрелить огненными шарами еще только два раза, а Душелов уже оказалась рядом с тем местом, где мы его приковали.

Все получилось не так, как я надеялась, а так, как ожидала. Пришло время Кусавиру Пете отдать свой должок.

Только я заметила проблеск какого-то движения, как белая ворона, точно ястреб, камнем упала вниз. Однако тут же снова взмыла в высоту и улетела прочь. Я пробормотала себе под нос:

— Сестра, сестра.

Еще немного, и я начну читать мысли.

— Иди сюда, Тобо. — В руках он держал Ключ. Вообще-то он должен был находиться во главе колонны, но, интересуясь стрельбой, потихоньку подошел сюда. Тобо среди нас был единственным, кто не выглядел испуганным. Из-за того, что он покинул свое место в строю, наше передвижение застопорилось. Он подошел ко мне с виноватым видом, явно ожидая выговора. И он его получит, но позже. — Подними Ключ.

— Но зачем…

— Отряд — не дискуссионный клуб, Тобо. Покажи ей Ключ. Сейчас же.

Он с недовольным видом поднял Ключ над головой. Золотая кирка вспыхнула в ярком утреннем свете.

Душелов не выказала никаких признаков волнения. Но я устроила эту демонстрацию на самом деле вовсе не для нее. Мне хотелось, чтобы Нарайан Сингх понял, что он выпустил из рук.

Конечно, это был Ключ, но не только. Одновременно он являлся древней и святой реликвией культа Душил, приверженцев Кины. Во дни их славы у каждого отрядного жреца Обманников была точная копия этой святыни. Я пробормотала:

— Кое в чем ты одержал победу, но кое-что и потерял, Нарайан. Воспользовавшись суматохой, ты забрал девушку. Зато у меня осталось вот это. Теперь, когда Дочь Ночи в твоих руках, можешь убираться вместе с ней куда угодно. Если сможешь унести и ее, и клетку.

Гоблину и Одноглазому на этот раз великолепно удалось сотворить свое злое колдовство. Девчонка не могла сбежать, даже разрушив клетку. Что бы ни случилось с клеткой, то же самое произойдет и с ней.

Мне не нравилась идея оставить клетку на той стороне, но Врата Теней упорно сопротивлялись попытке ее протащить. Может быть, это сопротивление и удалось бы преодолеть с помощью чисто мышечной силы, но для этого требовалось достаточно быстро объяснить достаточно большому количеству людей, что они должны делать. У меня попросту не хватило времени — на нас начали падать огненные шары.

Удачи тебе, Дитя Тьмы. Таскай за собой это железо на своем мрачном пути.

Я очень надеялась, что Сингх оставил Книгу Мертвых по ту сторону Данда Прэш, и пройдет еще достаточно много времени, прежде чем девушка и книга воссоединятся. Достаточно много для того, чтобы я имела возможность уйти туда, куда хочу, и завершить то, что задумала.

— Хорошо, Тобо. Теперь возвращайся на свое место и веди всех дальше. Лебедь, расскажи мне об этих кругах, где вы раскидывали лагерь. И скажи свое мнение насчет того, насколько сильно может быть повреждена защита пути.

— Насколько я помню, до первого такого круга идти не больше нескольких часов. И хотя мы использовали их как лагерные стоянки, на самом деле это, по-моему, перекрестки. Ночью сама поймешь, что я имею в виду. — И добавил зловеще: — вот увидишь, ночью все будет совсем по-другому.

Мне не понравилось, как это было сказано.

Я все еще была в тылу колонны и лишь на полпути к вершине холма, когда Душелов обнаружила, что произошло с летающим ковром. Мы услышали ее яростный рев, несмотря на смягчающий эффект того барьера, который отделял нас от остального мира. Земля, и та содрогнулась.

Дядюшка Дой, стоя неподалеку, на краю пути, наблюдал за делами своих рук. Я сказала:

— Ее, похоже, не радует перспектива добираться домой пешком.

Мой друг-конь стоял чуть позади, глядя поверх моего плеча. И фыркнул, совсем как человек.

Лицо Доя озарилось столь редкой для него улыбкой. Он был в полной мере доволен собой.

Лозан Лебедь спросил меня:

— Что ты ей сделала на этот раз?

— Не я. Дой. Он уничтожил ее транспортное средство. Теперь, кроме двух собственных копыт, у нее ничего нет, а ведь она находится за сотню миль от своего единственного друга. И Гоблин уже «подлечил» ей одну ногу, лишив возможности бегать и танцевать.

— Выходит, твоими усилиями у нас теперь еще один Хромой.

Он был достаточно стар, чтобы помнить эту Немезиду Отряда. Что я могла ему возразить? Улыбка сбежала с моего лица. Я частенько перечитывала те Летописи, потому что их писал сам Капитан, когда был еще молодым.

— Не думаю. Душелов не обладает тем концентрированным ядом и почти божественной злобой, которые были присущи Хромому. Она не такая одержимая, как он. В ней очень сильно хаотическое начало, в то время как он был воплощенное зло. — Я скрестила пальцы и показала их Лебедю. — Пойду-ка я лучше вперед и притворюсь, будто знаю, что делаю. Где Тобо?

— Уже давно впереди. Ты расстроила его.

Я заметила, что колонна возобновила движение. Это означало, что Тобо уже на равнине, с Ключом в качестве защитного талисмана.

Мне было о чем подумать. Например, о том, что этот артефакт, который Душилы, очевидно, рассматривали как свою святая святых, на самом деде принесли с равнины в наш мир предки нюень бао. Или вот еще интересная мысль — что мог значить Ключ для последнего неформального жреца нюень бао?

71

Что-то рядом с дорогой привлекло мое внимание как раз перед тем, как я достигла вершины холма и бросила первый взгляд на Сияющую равнину. Это оказался маленький лягушонок, в основном черный, но с темно-зелеными полосами и разводами на спине. Глаза у него были цвета свежей крови. Он сидел, припав к слегка наклоненному обломку серовато-черной скалы. По-видимому, у него была повреждена правая задняя лапка, потому что, попытавшись прыгнуть, он просто завертелся на месте.

— Черт, откуда он взялся? Ведь предполагается, что здесь нет ничего живого.

Я рассчитывала на то, что тучи мух, которые преследовали животных, заметно поредеют, когда мы окажемся за пределами безопасной зоны.

— Этот тоже долго не проживет, — ответил Лебедь. — На него напала белая ворона. Думаю, она собиралась им закусить.

Он сделал жест в сторону белой вороны. Та настолько осмелела, что устроилась прямо на спине мистического жеребца, моего друга. Его, казалось, такая ситуация вполне устраивала. Он выглядел даже почти довольным!

— Я только что вспомнил, — сказал Лебедь. — Это может оказаться полезным. В прошлый раз, когда мы проходили здесь, Ворчун заставил всех, кто принадлежал к Отряду, прикоснуться своими нагрудными знаками и амулетами к черной полосе, которая тянется посередине дороги. Сразу же после того, как он дотронулся до нее наконечником знамени. Может, это ничего и не значит. Но я — человек суеверный, и мне было бы спокойнее…

— Ты прав. Так будет спокойнее. Я недавно перечитала все, что Мурген рассказывает о своем путешествии. Он тоже считает это хорошей идеей. Тобо! Остановись!

Я не думала, что из-за шума, создаваемого движущейся колонной, он услышит меня, но надеялась, что люди передадут ему. Я еще раз взглянула на злополучного лягушонка, удивляясь тому, что ворона позволила ему уйти. И тут же заторопилась вперед, догоняя нашего недавно оперившегося колдуна.

Колонна остановилась — до Тобо дошел мой приказ. И на этот раз он решил выполнить его.

Его мать и бабка держались рядом с ним, чтобы он, не дай Бог, не отколол что-нибудь. Это явно вызывало у него раздражение. Он уже давно обогнал бы всех, если бы не Сари и Гота…

Ах! Насколько я помню, у Мургена были точно такие же проблемы с Копьем Страсти.

Бросив мельком первый взгляд на равнину, я испытала чувство благоговейного ужаса. Ее безбрежность не поддается описанию. И на всем этом невероятном пространстве она была ровной, как стол. Сплошные бесконечные напластования серого на сером, на фоне которых дорога выделялась лишь потому, что была чуть темнее. Никаких сомнений — чем бы ни была эта равнина, она представляла собой один громадный артефакт.

— Остановись, Тобо! Не ходи дальше, — крикнула я. — Мы едва не упустили кое-что из вида. Прикоснись Ключом к черной полосе, которая тянется по центру дороги.

— Какой черной полосе?

— Сейчас она стала почти незаметна, — сказал Лебедь. — Но если постараться, ее можно разглядеть.

Никуда она не делась, вот она, тут.

— Иди сюда, здесь хорошо видно.

Тобо с явной неохотой попятился назад. Может быть, следовало поручить нести Ключ Готе. Вряд ли она способна обогнать кого-то из нас.

Я устремила взгляд вдаль, за спину Тобо, и почувствовала, что меня саму тянет поторопиться. До братьев теперь было рукой подать… Над равниной начали собираться густые темно-серые облака. Мурген говорил, что здесь это происходит частенько, хотя и нельзя сказать, чтобы всегда. Сколько я ни вглядывалась, так и не увидела никаких признаков разрушенной крепости, которая должна была находиться впереди в нескольких днях пути. Мне удалось заметите лишь множество каменных столпов — только они и нарушали монотонную гладкость равнины.

— А, вот она! — закричал Тобо, указывая вниз, и с размаху — вот идиот! — ударил киркой по поверхности дороги.

Земля содрогнулась. Не так сильно, как бывает при землетрясениях, которые пришлось пережить многим из нас и которые опустошили половину Страны Теней. И все же достаточно сильно, чтобы люди ощутили толчок, и чтобы это вызвало среди них всякие толки, и чтобы животные выразили свое неудовольствие.

Утренний свет причудливо залил равнину, все каменные столпы заискрились. Люди заахали и заохали. Я сказала:

— Вот, наверно, почему ее называют равниной из Сияющего Камня.

— Не думаю, — возразил Лебедь. — Правда, я могу и ошибаться. Не забудь, что я сказал о нагрудных знаках Отряда.

— Помню.

Тобо вытащил кончик кирки из дорожного покрытия. Земля снова содрогнулась, так же мягко, как в прошлый раз. Когда я подошла к нему, он удивленно смотрел вниз.

— Дрема, она исцеляет сама себя.

— Что?

— Когда я ударил, кончик кирки проткнул дорогу, точно она… мягкая. А когда я вытащил кирку, дыра тут же сама затянулась.

Лебедь заметил:

— Центральную полосу теперь лучше видно.

И правда. Может быть, причиной тому был ослепительный солнечный свет.

Земля задрожала снова. Тональность голосов за моей спиной изменилась, теперь в них слышались испуг и даже благоговейный ужас. Я оглянулась.

Огромный гриб густой темной пыли, который пронизывали черные, ярко очерченные всполохи, вырастал там, откуда мы пришли. Его наружная поверхность казалась почти твердой, хотя по мере того, как он поднимался, во все стороны летели темные ошметки.

Гоблин расхохотался так злобно и громко, что его, наверно, было слышно за много миль отсюда.

— Похоже, кое-кто получил мой прощальный подарочек. Надеюсь, на этот раз ей по-настоящему больно.

Я же, стоя совсем неподалеку от него, добавила шепотом:

— Хорошо бы «подарочек» оказался для нее роковым, но на это надежды мало.

— Да уж.

— Ну, будем надеяться, что теперь она, по крайней мере, повредила и вторую ногу, — сказала я и продолжала, обращаясь к Сари: — мне нужно, чтобы ты кое-чем занялась. Помнишь, Мурген рассказывал, как он все время обгонял остальных, когда проходил здесь с Копьем? Тобо делает то же самое. Прошу тебя, придерживай его.

Сари устало вздохнула, но кивнула.

— Хорошо, я буду останавливать его, — ответила она почти безразличным тоном.

— Не надо его останавливать, надо просто не давать ему забегать вперед. Позднее это может оказаться важным.

Я тут же решила про себя, что нам с ней нужно непременно улучить время и как следует потолковать по душам, как мы нередко делали раньше. Чувствовалось, что ее что-то беспокоило, и нужно было не замалчивать это, а вытащить на свет Божий, разложить по полочкам, а потом отбросить в сторону. И подальше, чтобы ее душа исцелилась.

Она нуждалась в исцелении. Хотя бы потому, что во всем винила одну себя. Что-то в ней мешало принять мир таким, каким он был. Она все время сражалась с ним и… устала. И все больше и больше начинала походить на свою мать.

— Привяжи его к себе, если понадобится, — сказала я.

Глаза у Тобо засверкали, но я проигнорировала это. И обратилась ко всем нашим с короткой речью, призывая тех, у кого были отрядные значки, подойти и прижать их к поверхности дороги в том месте, где Тобо повредил ее. Чтения, которые я возобновила в последнее время, включали в себя и ту часть Летописей, где Мурген описывал свои приключения на этой равнине. Никто не задал никаких вопросов и не стал отказываться. Колонна снова двинулась в путь, но теперь гораздо медленнее, поскольку все по очереди подходили за благословением, за исключением тех, у кого не было нагрудных знаков Отряда. Я оставалась на месте и каждому подходившему говорила что-нибудь если не утешительное, то вдохновляющее. Меня поразило, сколько, оказывается, не только мужчин, но даже женщин и детей присоединились к Отряду, а я этого и не заметила. Капитан ужаснется.

Дядюшка Дой подошел последним, и это вызвало во мне ощущение смутного беспокойства. Один нюень бао замыкает шествие, другой возглавляет его, пусть даже он и метис… Но смешанные браки стали в Отряде нормой. Сейчас среди всего этого множества людей оставалось всего два человека, которые принадлежали к Отряду, когда он прибыл с севера. Гоблин и Одноглазый. С Одноглазым, можно сказать, было покончено, и Гоблин поступал очень мудро, стараясь научить Тобо всему, что умел и знал сам, не дожидаясь, пока неотвратимое настигнет и его тоже.

Я медленно двинулась вдоль колонны вперед. Проходя мимо людей, я ни в ком не почувствовала какого-то особого энтузиазма. Складывалось впечатление, что все впали в состояние тихого отчаяния. Плохой признак. Он свидетельствовал о том, что эйфория по поводу нашего маленького успеха закончилась. Большинство людей осознали, что превратились в беглецов.

Лебедь выразил это ощущение словами:

— У меня такое чувство, что мы, как говорят на севере, «попали из огня да в полымя».

— Почему это?

— Мы удрали от Душелова. И что теперь?

— Теперь будем шагать, пока не найдем наших братьев. А потом освободим их.

— Ты что, в самом деле такая простушка или притворяешься?

— Нет, не такая. Но трудности существуют часто по большей части в нашем сознании, и мне нравится напоминать людям об этом. — Я оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не слышит. — Я тоже ни в чем не уверена, Лебедь, как и остальные. Я иду этим путем, потому что не представляю себе никакого другого, и мне нет дела до высоких идеалов. Иногда, оглядываясь на свою жизнь, я начинаю жалеть себя. Может быта, я потратила десять лет, замышляя и совершая преступления только ради того, чтобы выкопать из-под земли людей, которые будут принимать решения за меня.

— Подчинись Воле Ночи.

— Что?

— Так мог бы сказать Нарайан Сингх, не правда ли? Во времена моего пра-прадедушки был такой лозунг у приверженцев Госпожи. Они верили, что мир, процветание и безопасность возможны только тогда, пока вся власть будет сосредоточена в руках этой справедливой и волевой женщины. Так и произошло, более или менее. В княжествах, которые «Подчинились Воле Ночи», в особенности в самом центре империи, на протяжении многих десятилетий царили мир и процветание. Мора, чумы и голода не было вообще. Война воспринималась как диковина, возможная лишь где-то очень, очень далеко от этих мест. Преступников преследовали с такой беспощадностью, что уцелели лишь те из них, кто был безумен. Но всегда были очень большие сложности на границах. Каждый из любимчиком Госпожи, те, кто принадлежал к Десяти Взятым, жаждал создать спою собственную маленькую империю внутри большой, и все вместе они не испытывали недостатка во внешних врагах. А ведь они еще враждовали и друг с другом. Черт, даже мир и процветание порождают врагов. Если ты делаешь все как надо и живешь хорошо, всегда найдется кто-то, кому захочется прибрать к рукам твое имущество.

— Никогда не думала, что ты у нас философ, Лебедь.

— А ты уверена, что вообще знаешь меня?

— Уверена. К чему ты клонишь, Лебедь?

— Сам не знаю. Наверно, просто убиваю время. Путь кажется короче, когда работаешь языком. Или, может быть, хочу напомнить себе, что нет смысла слишком огорчаться из-за капризов человеческой природы. Все мои связи с прошлым оказались оборваны, жизнь перевернута с ног на голову, а самого меня зашвырнуло в неизвестное будущее, куда я лечу с завязанными глазами. Поневоле станешь философом. Теперь я просто радуюсь каждому прожитому мгновению. Какой бы смысл ни вкладывать в эти слова, я, да, Подчинился Воле Ночи.

Несмотря на свое религиозное воспитание, я всегда терпеть не могла фаталистического подхода к жизни. Подчинись Воле Ночи? Отдай свою жизнь в руки Бога? Бог — это Могущество, Добро и Милосердие. Нет Бога, кроме Бога. Так нас учили. Но, может быть, последователи Бходи и правы, когда говорят, что почтение к богам лучше всего проявляется, если человек пытается что-то сделать сам. Как говорится, на Бога надейся, а сам не плошай.

— Скоро начнет темнеть, — напомнил мне Лебедь.

— Это одна из вещей, о которых я стараюсь не думать, — призналась я. — Однако Нарайан Сингх был прав. Тьма приходит всегда.

И когда это произойдет, мы, может быть, узнаем, какой прекрасный талисман наш Ключ.

— Ты заметила, что каменные столпы продолжают светиться, несмотря на то, что небо хмурится, как будто вот-вот пойдет дождь?

— Да.

Мурген рассказывал об этом феномене. Интересно, может случиться с нами хоть что-то такое, что никогда и ни с кем не случалось прежде?

— Когда вы в прошлый раз тут проходили, было то же самое?

— Нет. В солнечном свете они сияли очень ярко, но такого впечатления, будто они способны светиться сами, не возникало.

— А-а-а… Тут было так же холодно? — На протяжении всего дня становилось все холоднее.

— Я запомнил ощущение, похожее на прохладу в горах. Ничего невыносимого. Погоди! Что там такое?

В голове колонны послышались возгласы и выкрики, однако издалека понять их причину было невозможно.

— Что случилось?

— Наш парнишка остановился. Похоже, что-то нашел.

72

То, что нашел Тобо, оказалось останками нара по имени Зиндаб, одного из наших лучших офицеров прежних дней и, возможно, брата злодея Могабы. Во всяком случае, во время осады Джайкура, когда Могаба задумал захватить власть в Отряде, они были близки, как братья.

— Расступитесь, люди, — крикнула я. — Дайте возможность подойти специалистам.

Под специалистами подразумевался прежде всего Гоблин. Он опустился на колени и медленно пополз вокруг трупа, двигая головой то вверх, то вниз, бормоча себе под нос какую-то колдовскую абракадабру и не прикасаясь абсолютно ни к чему, пока не убедился, что опасность не угрожает. Я тоже опустилась на одно колено.

— Надо же, как он далеко забрался! Не ожидал, — сказал Гоблин.

— У него была дубленая кожа. Что, Тени поработали? — У тела был именно такой вид.

— Да. — Гоблин осторожно толкнул его, труп слегка перекатился, — Ничего не осталось. Высохшая мумия.

Голос позади меня произнес:

— Обыщи его, придурок. Может, он нес сообщение.

Я оглянулась. За моей спиной стоял Одноглазый, опираясь на свою безобразную черную трость. Время от времени он вздрагивал — от затраченных усилий или, может быть, просто от холодного воздуха. Вообще-то он ехал верхом на осле, привязанный таким образом, чтобы не свалиться, даже если задремлет, что с ним случалось частенько в последнее время.

— Оттащи его в сторону от дороги, — предложила я. — Не стоит задерживать движение. До привала на ночь нам предстоит пройти еще примерно восемь миль. — Эти восемь миль я, как говорится, взяла с потолка, но факт оставался фактом — останавливаться не следовало. Мы подготовились к этому походу лучше своих предшественников, и все же наши ресурсы были не безграничны. — Лебедь, когда мимо будет проходить мул с палаткой, отведи его в сторону.

— М-м-м?

— Нужно же нам как-то перевезти тело. — Все, кто слышал меня, выглядели озадаченными. — Мы пока что по-прежнему Черный Отряд. И, значит, не бросаем своих.

Что никогда в полной мере не соответствовало истине, но нужно в любых обстоятельствах работать на идеал, если не хочешь, чтобы он померк. Закон, столь же древний, как сама монетная система, утверждает, что плохие деньги всегда вытесняют хорошие. О том же самом говорят принципы, этика и правила поведения. Если всегда идти по легкому пути, то вряд ли в случае необходимости хватит твердости сделать трудный шаг. Нужно делать то, что считаешь правильным. И если знаешь, что это так. В девяноста девяти случаях из ста ты знаешь, что нужно делать, но просто выдумываешь всякие отговорки, потому что поступать правильно очень нелегко и причиняет много неудобств.

— У него нагрудный знак, — сказал Гоблин, показывая искусно выполненный серебряный череп, единственный рубиновый глаз которого, казалось, светился своей собственной внутренней жизнью. Зиндаб выточил его сам. Очень изящная вещь, сделанная талантливыми руками. — Хочешь взять его?

Таков был обычай, который постепенно возник после того, как Отряд получил свои первые нагрудные знаки из рук Душелова, в те далекие времена, когда Капитан был просто молодым человеком с птичьим пером в волосах. Нагрудные знаки павших отдавали новобранцам, которые хотели их иметь, в расчете на то, что они будут знать и помнить свою «родословную» и хранить память о погибших.

В каком-то смысле это бессмертие.

Я подскочила, Сари испуганно ойкнула. Мне припомнилось, что нечто похожее в прошлый раз случилось с Мургеном. Хотя в тот раз только он понял это. Я задумалась. Может быть, нужно с ним посоветоваться. Целая команда обеспечивала транспортировку туманного прожектора настолько бережно, насколько это вообще в человеческих силах. Даже Тобо было строго-настрого приказано приноравливать свой шаг к возможностям этой команды, которая несла едва ли не самый наш ценный груз.

Тобо, правда, не слишком хорошо выполнял этот приказ.

Мимо проскрипели телеги. Несколько животных пугливо отскочили в сторону от останков Зиндаба, но не настолько далеко, чтобы сойти с безопасного пути. У меня возникло ощущение, что они чуют опасность лучше меня, поскольку мое спасение целиком и полностью зависит лишь от интеллекта. Только черный жеребец, казалось, остался равнодушен к судьбе Зиндаба.

Зато им, по-видимому, очень заинтересовалась белая ворона. Может, она знала его и теперь оплакивала?

Глупость, конечно. Если только это не Мурген, как предполагали некоторые, угодивший в ловушку за пределами своего времени.

Прошел господин Сантараксита, ведя осла, на котором сидел копиист Баладитай. По пути этот последний читал книгу, совершенно не замечая того, что происходило вокруг. Может, он просто вдаль ничего толком не видел? Или не верил в существование мира за пределами своей книги? К его запястью была привязана веревка от другого осла. Это бедное животное пошатывалось под грузом, состоящим, в основном, из книг и всякого инструментария, используемого в библиотечной работе. Среди книг были и Летописи, заимствованные, конечно, включая и те, которые я утащила из библиотеки.

Сантараксита подошел ко мне.

— Я в восторге, Дораби. Пережить такие удивительные приключения в моем возрасте. Столкнуться со всеми этим древними, сверхъестественными, живыми артефактами, ужасными колдунами и таинственными силами. Все равно что шагнуть на страницы древних Вед.

— Я рада, что вы получаете удовольствие. Этот человек когда-то был одним из наших братьев. Приключение догнало его примерно сорок лет назад.

— И его еще не растащили на куски?

— На этой равнине выживает только то, что ей угодно. Здесь нет ни мух, ни пожирателей падали.

— Но тут есть вороны.

Он указал на птиц, круживших в отдалении. Я и сама обратила на них внимание, потому что они не издавали никаких звуков и лишь немногие находились в воздухе. Не меньше дюжины сидели на верхушках каменных столпов. Самые ближние были на расстоянии несколько сот ярдов по ходу нашего движения.

— Они здесь не для того, чтобы пировать, — сказала я. Это — глаза Протектора. Полетают тут, а потом отправятся к ней и доложат, что мы делаем. Если они опустятся на землю после наступления темноты, то будут мертвы точно так же, как Зиндаб. Эй, Лебедь! Давай-ка, пройдись вдоль колонны туда и обратно, скажи всем, чтобы никто не вздумал стрелять в ворон. Еще понаделают дыр в дороге, которая защищает нас от Теней.

— Хочешь, чтобы я попал в список первоочередных жертв Душелова?

— Что?

— Она ведь пока не знает, кажется, что я жив. Вороны доложат ей об этом.

Я засмеялась.

— Думаю, в данный момент тебя меньше всего должно волновать отношение Душелова. Ей до тебя не добраться.

— Кто знает?

И он отправился предупреждать людей, чтобы они обращались с этими соглядатаями-воронами так же бережно, как со своими домашними любимцами.

— Странный, загадочный человек, — заметил Сантараксита.

— Странный — да, в каком-то смысле. Но он чужак, может, в этом все дело?

— Здесь все мы чужаки, Дораби.

Вот это верно. Очень верно. Даже с закрытыми глазами я необыкновенно остро ощущала чужеродность этой равнины. По правде говоря, не глядя на нее, — даже сильнее. С закрытыми глазами я чувствовала, что она осознает мое присутствие, так же, как я — ее.

Как только тело Зиндаба погрузили, я двинулась дальше рядом с господином Сантаракситой. Библиотекарь продолжал восхищаться — всем, кроме погоды.

— Здесь всегда так холодно, Дораби?

— И это даже еще не зима. — Он знал о снеге только понаслышке. Лед же, по его представлениям, это то, что падает с неба во время яростных гроз сезона дождей. — Возможно, будет еще гораздо холоднее. Не знаю. По словам Лебедя, он не помнит, чтобы в прошлый раз, когда он проходил здесь, было так холодно. Но тогда было другое время года и совсем другие обстоятельства похода.

Готова поспорить на что угодно — равнине не часто доводилось слышать плач страдающих от колик младенцев или лай собаки. Кто-то из ребятишек протащил с собой пса, а теперь уже поздно было что-либо менять.

— Сколько мы пробудем здесь?

— Ах, вот вопрос, который никто не решается задавать. Вы лучше меня знаете ранние Летописи. У вас было несколько месяцев на их изучение, а я еле-еле успеваю писать свои. Что там сказано об этой равнине?

— Ничего.

— Неужели ни слова о том, кто создал ее? И зачем? Тут, конечно, какую-то роль сыграла Кина. Так же, как Свободные Отряды Хатовара и этот демон Шиветай. По нашим предположениям, именно он находится в крепости, которая у нас впереди. Охраняет сон Кины. До сих пор, правда, он делал это не слишком успешно, судя по тому, что один из королей древности Райдрейнак загнал Обманников своего времени в те же самые пещеры, куда Душелов заманила Плененных. Нам известно также, что Книга Мертвых имеет ко всему этому какое-то отношение. Еще дядюшка Дой говорит — не приводя убедительных доказательств, — что нюень бао — потомки какого-то другого Свободного Отряда. Однако все знают, что дядюшка и матушка Гота иногда говорят вещи, не укладывающиеся в рамки обычного знания.

— Дораби? — Лицо Сантаракситы приняло такое выражение, как бывало всегда, когда я удивляла его. Усмехнувшись, я продолжала: — я перебираю все это в уме снова и снова, каждый день, двадцать раз на дню. По правде говоря, я надеялась, что и вы что-нибудь добавите к этой мешанине. Неужели ничего? По опыту тех, кто уже бывал здесь, мы знаем, что до крепости добираться три дня. Мне почему-то кажется, что она расположена в самом сердце равнины. Нам известно, что существует сеть защитных дорог и кругов; так мы называем места, где дороги пересекаются. А если есть дороги, значит, они куда-то ведут, верно? Лично я отсюда делаю вывод, что должны быть, по крайней мере, еще одни Врата Теней. Что скажете?

— Ты поставила на кон само наше выживание в зависимости от того, что, может быть, на равнине существует другой выход?

— Вот именно. Все равно обратного пути у нас нет.

Снова тот же озадаченный вид.

Так же, как и у Суврина, который обогнал нас и слышал мои последние слова.

— Хотя я всю свою жизнь прожила в окружении Гунни, — сказала я, — их наиболее мрачные легенды мне неизвестны. А о других, более древних и менее широко распространенных культах, я знаю еще меньше. Вы что-нибудь слышали о Стране Неизвестных Теней? Она, похоже, имеет какое-то отношение к таким высказываниям: «Все Зло Умирает Там Бесконечной Смертью» и «Призываю Небеса и Землю, День и Ночь».

— Ну, что касается последнего, то здесь все просто, Дораби. Это обращение к Высшему Существу. Иногда это высказывание звучит как «Призываю Землю и Ветер, Море и Небо» или даже как «Призываю Вчера и Сегодня, Вечер и Утро». Они легко запоминаются, их можно произносить, не вдумываясь в смысл, если ставить своей целью каждый день определенное число раз повторять молитвы. Не сомневаюсь, что у веднаитов, не пренебрегающих обязанностью молиться, тоже есть что-нибудь коротенькое в этом духе.

Меня охватило чувство вины. За последние полгода я свои обязанности верующей исполняла просто отвратительно.

— Вы уверены?

— Нет. Но звучит правдоподобно, не правда ли? Тут все дело в легкости. Ты спрашивала насчет Гунни. Я не слишком разбираюсь в различных религиозных контекстах.

— Понятно. А что скажете насчет Каменного Солдата, Каменного Воина или Солдата Тьмы?

— Прошу прощения? Дораби?

— Неважно. Раз у вас не возникает никаких ассоциаций. А теперь я лучше пробегусь вперед и снова скажу Тобо, чтобы он шел помедленнее.

Проходя мимо черного жеребца и белой вороны, я опять услышала запоздалое хихиканье и шепот: «Сестра, сестра…» Птица слышала весь наш разговор с Сантаракситой. Вероятнее всего, это все же не Мурген и не творение Душелова, но она явно очень интересовалась делами Черного Отряда и в некоторых случаях даже пыталась предостеречь нас. Вид у нее был такой, точно ее полностью устраивает, что мы движемся на юг и не имеем возможности повернуть назад.

За моей спиной группа господина Сантаракситы остановилась. Он и Баладитай принялись изучать поверхность первого каменного столпа, на которой искрились золотые буквы.

В каком-то смысле и это бессмертие.

73

Жители бывшей Страны Теней, забившись в свои норы, следили за тем, как карающая Немезида, клокоча от гнева, пересекала их страну, медленно ковыляя к перевалу через Данда Прэш. Там, где проходила Душелов, возникал слух, что Кади возродилась и вновь явила себя миру.

Она всегда была любительницей славных шуток. И умела извлекать из них выгоду.

Взорам наблюдателей предстала богиня в своем наиболее ужасном виде. Полностью обнаженная, если не считать пояса, с которого свисали сушеные фаллосы, и ожерелья из детских черепов. Черная кожа с оттенком полированного красного дерева. И полное отсутствие волос. Когти, как у вампира, дополнительная пара рук, рост около десяти футов. Сытой она не выглядела, и люди норовили поскорее убраться с ее пути.

Она была не одна. По пятам за ней, спотыкаясь, тащилась еще одна, совсем молодая женщина, на этот раз белая. Пяти с половиной футов ростом. Привлекательная, несмотря на царапины, синяки и грязь. Лицо, лишенное всякого выражения, и горящие неизбывной ненавистью глаза. На ней ничего не было, кроме сбруи, охватывающей плечи, и прикрепленного к ней каната десяти футов длиной. Этот канат с другой стороны был соединен с ржавой железной клеткой, плывущей позади девушки в воздухе. В клетке сидел тощий старик, серьезно раненный, включая сломанную ногу и сильные ожоги. Девушка, прикованная к клетке, ни разу не издала ни звука, даже когда возглавляющее процессию чудовище подгоняло ее ударом хлыста. Может быть, она утратила способность говорить.

Именно незадачливый Нарайан Сингх угодил в ловушку Гоблина, а не та, для кого она предназначалась.

В клетке рядом с Обманником лежала большая книга. Ветер играл ее страницами, потому что у Сингха не хватало сил захлопнуть ее. Иногда ветер, разъярившись, вырывал страницу и уносил ее прочь.

Временами впадая в бредовое состояние, Сингх думал, что находится в руках своей богини. То ли его наказывают за какой-то забытый проступок, то ли везут прямо в Рай. И, может быть, в чем-то он был прав. Душелова совершенно не волновало, жив он или умер. Не беспокоила ее судьба и Дочери Ночи.

74

Я успела догнать Тобо до того, как он вышел за пределы круга на перекрестке.

— Останавливаемся здесь, — сказал я, схватив его за плечо. Он посмотрел на меня с таким видом, словно пытался вспомнить, кто я такая.

— Вернись в круг.

— Хорошо. Вовсе ни к чему так толкаться.

— Ладно. Самое главное, чтобы ты вернулся. Да. Извини. Но мне нужно было остановить тебя. Здесь должно быть… — продолжала я, оглядываясь. — А! Вот оно. — Я имела в виду дыру в дорожном покрытии, четырех дюймов глубиной и размером с мой кулак. — Сунь туда кирку рукояткой вниз.

— Зачем?

— Если Тени и способны попасть внутрь защищенного пространства, то только отсюда. Ну же, давай! У нас полно дел, если мы хотим разбить тут лагерь.

Нас было слишком много, чтобы все могли уместиться внутри круга. Это означало, что некоторым придется провести ночь на дороге — то, что Мурген рекомендовал по возможности не делать.

Я хотела, чтобы за пределами круга оказались только самые выдержанные из нас. По словам Мургена, ни одна ночь на равнине не обходится без приключений.

Суврин нашел меня, когда я пыталась разместить семейство Икбала в центре круга. Животные начали прихрамывать. Меня не покидало чувство, будто равнина недовольна, что ее топчут существа с копытами.

— Что тебе, Суврин?

— Господин Сантараксита хочет, чтобы ты пришла, как только сможешь. — Он улыбался и выглядел очень довольным.

— Суврин, что с тобой? Ты случайно не накурился травки?

— Я просто счастлив. Избавился от Протектора, и теперь у меня будет полный порядок. Участвую в величайшем приключении своей жизни, иду по таким местам, о которых еще несколько недель назад даже представления не имел. И это еще не все. Я имею в виду, что равнина — еще не все. Это — моя полоса удачи. Да, я чертовски доволен. Плохо только, что ноги стер.

— Черный Отряд приветствует тебя. А что касается ног — привыкай. Нашим символом должен быть не огнедышащий череп, а волдыри на пятках. Кто-нибудь выяснил что-нибудь полезное сегодня?

— По-моему, у господина Сантаракситы что-то есть. Иначе зачем бы он посылал меня за тобой?

— Умнеешь прямо на глазах — с тех пор, как оказался здесь.

— Мне всегда казалось, что я лучше, когда не боюсь.

Я оглянулась по сторонам — куда подевался наш маленький гений? Но не увидела его.

— Ну, веди меня к нашему большому ребенку.

Суврин, как выяснилось, любил поболтать. Плохо — для него.

— Он замечательный, правда?

— Сантараксита? Насчет этого ничего не могу сказать. Будь с ним поосторожнее, а то как бы его рука случайно не оказалась в твоих штанах.

Суврин вместе с обоими стариками устроился прямо на краю круга, на восточной стороне. Должно быть, это место выбирал Сантараксита — прямо напротив ближайшего каменного столпа. Библиотекарь сидел со скрещенными ногами, как обычно сидят Гунни, и почти у самого края. Он пристально смотрел на камень.

— Это ты, Дораби? Присядь рядом со мной.

Я сдержала готовый вырваться возглас нетерпения и уселась. Настроение у меня сейчас было самое неподходящее для таких вещей. Отряд никак не мог отказаться от своих северных замашек — таскать за собой кресла, стулья и черт знает что еще, — хотя в нем и осталось всего двое из Старой Команды. Сила инерции, никуда не денешься.

— Что вы там выглядываете, господин? — Его, без сомнения, интересовал каменный столп.

— Давай посмотрим, так ли ты хорошо соображаешь, как мне кажется.

Такой вызов оставить без ответа я не могла. Я уставилась на столп, надеясь, что истина возвестит о себе сама.

В какой-то момент на камне ослепительно вспыхнули буквы. Это никак не было связано со светом заходящего солнца, которое к тому же скрылось за облаками. Приглядевшись повнимательнее, я сказала Сантараксите:

— Похоже, это светящиеся буквы. И они расположены в определенном порядке.

— В таком, чтобы их можно было прочесть, мне кажется.

— Как? Сверху вниз? Или слева направо?

— Расположение букв столбцом сверху вниз довольно часто встречается в храмовой литературе древности. Не все чернила высыхали быстро, и если писать в горизонтальном направлении, можно смазать написанное раньше. А если надпись сделана столбцами и справа налево, можно предположить, что писал левша. Может быть, надпись на этой колонне сделана именно левшой.

Выходит, если писать так, как тебе удобно, это может создать определенные трудности для читающего. Я сказала об этом.

— Совершенно верно, Дораби. Расшифровка классических текстов — это всегда вызов. В особенности, если древний копиист располагал временем и имел склонность пошутить. Мне приходилось видеть рукописи, которые, если их сложить вместе, можно было прочесть и по горизонтали, и по вертикали. Причем в каждом случае получалась своя история. Такую работу мог выполнить лишь человек, которому не нужно было беспокоиться о том, что есть на обед. Нынешние официальные правила действуют на протяжении всего лишь нескольких поколений. Они были введены именно ради того, чтобы мы могли читать тексты друг друга, но многие по-прежнему пренебрегают ими.

Большая часть того, о чем он говорил, была мне известна, но он не мог совладать со своей педантичностью. Что мне, трудно было подыграть ему?

— И что мы имеем здесь?

— Точно не знаю. Зрение у меня слабое, я не все могу разобрать. Но буквы на этом камне очень похожи на те, которыми написаны твои самые древние книги, и я смог разобрать несколько простых слов.

Он показал мне то, что прочел. Слишком мало, чтобы можно было уловить хоть какой-то смысл.

— Мне кажется, это, в основном, имена. Может быть, часть текста вроде священного писания. Или просто перечень. Погибших, к примеру.

— В каком-то смысле это бессмертие.

— Возможно. Уверен, схожие монументы можно обнаружить почти во всех более-менее древних городах. Железо было очень популярным материалом у тех, кто считал себя по-настоящему богатым и исторически значимым. Как правило, такие плиты устанавливались, чтобы прославить в веках ту или иную личность, особенно королей и победителей, желающих, чтобы грядущие поколения не забыли их.

— И все те, которые мне приходилось видеть, представляли собой сущую головоломку для современных людей. Это, скорее, не бессмертие, а лишь его видимость.

— И в этом есть смысл. Бессмертия как такового мы все достигнем в другом мире, как бы мы себе его ни представляли, но мы все хотим, чтобы нас помнили в этом. Полагаю, когда вновь преставившийся прибывает на небеса, там уже знают, кто он такой.

— Мне всегда бывает очень интересно побеседовать с вами, господин Сантараксита, но при нынешних обстоятельствах у меня просто нет времени вот так сидеть и размышлять над бесчисленными фобиями человечества. Увы, даже если они имеют отношение к Богу. Или к богам, если вам так больше нравится.

Сантараксита рассмеялся.

— Тебе не кажется забавным, что мы с тобой как бы поменялись ролями?

Несколько месяцев, проведенных в реальном мире, чудесным образом изменили его жизненную позицию. Он принял ту ситуацию, в которой оказался, и попытался как можно больше извлечь из нее. Может, еще немного, и он станет последователем Бходи?

— Боюсь, меня в гораздо меньшей степени можно назвать мыслителем, чем вам кажется, господин. У меня никогда не хватало на это времени. Я, вероятно, больше похожа на попугая.

— Чтобы выжить при твоем роде занятий, Дораби, нужно, по-моему, быть философом в гораздо большей степени, чем тебе хочется признавать.

— Или огрубеть. Среди нас нет тех, кого обычно называют «солидными» людьми.

Сантараксита пожал плечами.

— Все равно ты чудо, независимо от того, хочешь того или нет. — Он сделал жест в сторону каменного столпа. — Ну, у тебя есть вот это. Может быть, здесь рассказывается о чем-то важном. Или это просто напоминание о тех безвестных, из чьего праха растет сорная трава. И вот что интересно. Складывается впечатление, что столп пытается вступить с нами в общение. Смотри — некоторые знаки стали другими. — Последние слова он произнес тоном крайней заинтересованности. — Дораби, эта надпись меняется! Мне необходимо взглянуть на этот столп с более близкого расстояния.

— Выбросьте эти мысли из головы. Вы до него и дойти не успеете, как все будет кончено. А заодно можете погубить и всех нас.

Он надул губы.

— Это — опасная часть любого приключения, — продолжала я втолковывать ему. — Та, которая не оставляет нам пространства для новаций, или отклонений, или излишней впечатлительности, или проявлений индивидуальности. Вы видели Зиндаба. На свете было мало людей лучше и сильнее него. Он не заслужил такого конца. Как только у вас разыграется воображение, лучше пойдите и взгляните лишний раз на повозку с его телом. А потом еще раз. И еще. Фу! Ну и запах — точно в конюшне. Небольшой ветерок не помешал бы. — Если бы он дул в направлении от меня.

Животных собрали в середине, чтобы они со всех сторон были окружены людьми и лишены возможности сделать какую-нибудь глупость. Например, выйти за пределы защитного круга. А травоядные, как известно, большие мастера по части выработки обратного продукта.

— Хорошо, хорошо. У меня нет привычки делать глупости, Дораби. — Сантараксита усмехнулся.

— В самом деле? Как, в таком случае, вы оказались здесь?

— Может, это у меня хобби такое. — Он, оказывается, мог и посмеяться над собой. — Тупо и глупо. Я не стою того, чтобы увековечивать мое имя на каменном столпе.

— Не берусь судить, что это, комплимент или упрек. Ладно, не спускайте глаз с этого камня, и если появится что-нибудь интересное, сообщите. — У меня не раз возникал вопрос, не связаны ли каким-то образом эти столпы с теми, с которыми Отряд когда-то давным-давно столкнулся на Равнине Страха. Правда, те камни даже ходили и разговаривали — если только Капитан не был склонен к преувеличениям даже больше, чем я думала. — Стойте! Взгляните-ка туда! У самого края дороги. Это Тень, крадется потихоньку. Уже достаточно темно, чтобы они зашевелились.

Пора было и мне пошевеливаться, обойти всех и убедиться, что люди сохраняют спокойствие. Тени не смогут добраться до нас, если все будут сидеть тихо, не делая никаких глупостей. Но они могут попытаться спровоцировать панику — способ, которым охотники вспугивают свою жертву.

75

Несмотря на большое количество людей, наличие животных и овладевший мной пессимизм, все шло гладко. Мы с Гоблином несколько раз обошли круг и ту часть защитной дороги, которая тоже была занята людьми. Все как будто понимали ситуацию и вели себя соответственно. Полагаю, главным образом, под воздействием Теней, которые шныряли в темноте по сторонам от нашей невидимой защиты, точно злобные пиявки. Ничто так не помогает собраться, как угроза близкой и ужасной смерти.

— Вот чего я никак не пойму, — сказала я. — Круг — это перекресток, верно? Значит, должны быть и другие пути, чтобы входить и выходить из него. Кроме тех, по которому мы пришли сюда и по которому пойдем завтра. Почему же их не видно?

— Понятия не имею. Может, это колдовство. Спроси Одноглазого.

— Почему его?

— Ты столько времени прожила с ним бок о бок, что и сама бы должна понимать, почему. Потому что он знает все. Просто спроси. Он объяснит тебе.

Похоже, сейчас он уже меньше беспокоился о том, как бы не потревожили его друга.

— Знаешь, ты навел меня на интересную мысль. Я почти не имела возможности поговорить с Одноглазым, но у меня осталось впечатление, что он из кожи вон лезет, лишь бы выглядеть больным. Почему бы нам не разбудить его, оставить за старшего, а самим немножечко вздремнуть?

Мы так и сделали, с незначительными отклонениями, но сначала обеспечили смену караула на всех потенциальных входах в круг, независимо от того, видны они или нет. С помощью Готы и дядюшки Доя Одноглазый держался молодцом, даже если и не желал признавать этого.

Только я с удобством расположилась на жесткой постели, как подошла Сари. Я была совершенно вымотана и абсолютно не склонна к разговорам. При виде нее мне захотелось одного — чтобы она ушла. И она не стала задерживаться надолго.

— Мурген хотел поговорить с тобой, но я сказала, что ты устала и нуждаешься в отдыхе. Он просил предупредить, что сны тут бывают очень живыми и часто сбивают с толку. Самое главное, сказал он, это не впадать в панику и никуда не идти. То же самое мне нужно объяснить Гоблину, Одноглазому, дядюшке Дою и некоторым другим, чтобы они довели эти сведения до всех. Отдыхай.

Она легонько похлопала меня по руке, давая понять, что мы по-прежнему друзья. В ответ я промычала что-то невразумительное и закрыла глаза.

Мурген оказался прав. Ночь на Сияющей равнине — это было еще одно, совершенно особенное приключение. Все приметы местности казались очень похожими, но напоминали призраки самих себя в дневное время. А небо и вовсе не вызывало доверия. Сама равнина была вся еще в тенях серого, но ее пронизывало призрачное свечение, позволяющее все отчетливо видеть. В какой-то момент, подняв взгляд, я увидела полную луну и усыпанное звездами небо, но уже спустя несколько мгновений все оно оказалось сплошь затянуто плотными облаками, без единого проблеска света. Буквы на каменных столпах все время менялись, чего Мурген, похоже, не заметил, когда был здесь в прошлый раз. Я немного понаблюдала за ними, узнавая отдельные буквы, но не слова. Тем не менее, у меня возникло отчетливое ощущение, что утром непременно надо будет подойти к господину Сантараксите. Это было нечто вроде озарения — я поняла, как нужно читать надписи на столпах. Начинать с верхнего правого угла и двигаться вниз — по первому столбцу. А потом по второму, но уже снизу вверх. Затем по третьему, опять сверху вниз. И так далее.

Однако гораздо больше меня интересовало то, что двигалось между столпами. Там были большие Тени, один вид которых вызывал ужас, и множество мелких, излучающих чувство острого голода, когда они скользили прямо у края нашей защиты. Большие не подходили слишком близко. От них исходило ощущение злобного терпения — казалось, они готовы ждать хоть тысячу лет, пока кто-нибудь из нас зазевается, и в защите откроется брешь.

Во сне все дороги, ведущие в круг, были хорошо видны. Каждая, словно мерцающая нить, вела к величественному зданию вдали. Однако среди всех этих путей и сооружений только наша дорога, тянувшаяся с севера на юг, казалась по-настоящему живой. Как будто эта дорога знала, что мы собираемся по ней идти, или же хотела, чтобы мы именно это и сделали.

И тут же я в одно и то же время почувствовала себя изумленной, сбитой с толку, испуганной, ликующей — осознав, что не могла бы видеть всего этого, если бы линия обзора проходила на уровне моих глаз. Значит, я вышла из своего тела, так, как это делал Мурген. Хотя я тысячу раз испытывала желание обладать этой способностью, и зрелище было потрясающее, где-то в глубине души я почувствовала страх. И воззвала к небесам — время от времени не грех напомнить Богу о себе. Я исступленно, страстно желала оставаться просто Дремой, без намека на какой-нибудь мистический талант. Правда, правда. Если так уж необходимо, чтобы кто-то из наших людей непременно умел делать что-либо подобное, пусть бы этим занимались Гоблин, Одноглазый, дядюшка Дой… Да кто угодно, исключая лишь Тобо, несмотря на то, что ему предсказывали стать будущим Отряда. Он был слишком юн, слишком плохо умел держать себя в руках, чтобы совладать еще и с этой способностью.

Снующие туда-сюда маленькие Тени напоминали стаю голубей. В этом призрачном мире они не молчали, но общались лишь друг с другом. Не требовалось особых усилий, чтобы не подпускать их к себе.

Что по-настоящему внушало беспокойство, так это небо над головой. Каждый раз, стоило мне поднять взгляд, как там все оказывалось совершенно другим. То непроглядные, плотные тучи, то россыпь звезд и полная луна. То совсем мало звезд и две луны. То отчетливо различимое созвездие, повисшее прямо над дорогой, которая вела на юг. Оно в точности соответствовало описанию того, которое Мурген называл Арканом. А мне-то всегда казалось, что этот Аркан был выдумкой соплеменников матушки Готы.

Потом, прямо рядом с золотой киркой, я увидела троицу рослых страшилищ, которых, по словам Мургена, он встретил на этом самом месте в свою первую ночь на Сияющей равнине. Кто они? Уакшасы? Ракшасы? Я попыталась примерить их к мифологии Гунни или даже Кины, но не могла вспомнить ничего подходящего. Хотя, полагаю, там им нашлось бы место. Гунни гораздо более гибки в вопросах доктрины, чем Ведна. Нас учили, что нетерпимость — это дар веры. Уступчивость Гунни — одна из причин того, что они обречены гореть вечным огнем. Идолопоклонство, вот что это такое.

Бог — это Могущество. Бог — это Милосердие. В Прощении Своем Он Подобен Земле. Но по отношению к неверующим Он может быть беспощаден.

Я отчаянно пыталась вспомнить, что Мурген рассказывал о своей встрече с этими созданиями из мира снов. Бесполезно, хотя именно я записывала его рассказ. Мне даже не удалось припомнить, были ли его ночные гости в точности такими же, как эти. Они, в общем-то, напоминали людей и были примерно такого же роста, но человеческие черты у них были заметно стерты. Может, они надели маски животных? Судя по их неистовым жестам, они звали меня идти за собой. Вроде бы Мурген упоминал о чем-то в этом роде. Он, помнится, отказался. Я — тоже, хотя и приблизилась к ним, попытавшись вовлечь в разговор.

В отсутствие тела или каких-либо специальных приспособлений я, конечно, не могла издавать звуков. И они говорили на неизвестном мне языке, так что все мои усилия оказались тщетны.

Они, казалось, сильно расстроились. Наверно, думали, что я буду играть по их правилам. В конце концов, они здорово разозлились и заковыляли прочь.

«Мурген, я не знаю, где ты. Но тебе придется объяснить мне все это».

Чудища ушли, не причинив мне никакого вреда. Теперь, может быть, удастся немного поспать. Самым обычным сном, безо всяких этих чересчур реальных сновидений и ужасного, неправдоподобного неба.

Начался дождь. Самый настоящий, без сомнения — я лежала, скрючившись, а холодные капли падали прямо на меня. Спрятаться не представлялось возможным — на этой равнине палаток не расставишь. Кстати, составляя свои планы, мы вообще упустили из вида погоду. Не знаю даже, почему, хотя, похоже, сколько ни планируй, всегда упустишь что-нибудь важное. Что-то, что непременно проглядят все те, кто разрабатывает планы. И уже потом, когда начинаются неприятности, ломаешь голову, как можно было упустить нечто столь очевидное.

Неизвестно почему, но мы, по-видимому, думали, будто такое понятие, как погода, к этой равнине неприменимо. Может быть, из-за того, что в Анналах Мургена о ней не сказано ни слова. Но кое-кто мог бы обратить внимание, что Плененные совершали своей поход «в другое время года». Кое-кому следовало бы отдать себе отчет в том, что стоит за этими словами. Кое-кому — значит, в первую очередь, мне.

Было достаточно знобко и до того, как начался дождь, теперь же похолодало еще сильнее. Двигаясь на ощупь, я встала и помогла укрыться тем, кто лежал поблизости. Потом натянула на себя еще одно одеяло и кусок палатки, свернулась калачиком и уснула, несмотря ни на что. Это был всего лишь мелкий, моросящий дождик, а когда устанешь, ничто не имеет значения, кроме сна.

76

Вернувшись в страну снов, я встретила там Мургена.

— Ты удивлена? Я говорил, что увижусь с тобой на равнине.

— Ну да, говорил. Но именно сейчас мне больше всего хочется спать.

— Ты и спишь. И проснешься такой свеженькой, будто спала как убитая.

— Мне не нравится выходить из тела.

— Ну, так не выходи.

— Я не могу контролировать это.

— Можешь. Просто реши, что не станешь. Это — основное. Большинство людей поступают так чисто инстинктивно. Поспрашивай других завтра. Увидишь, что многие из этих людей могут не только выходить из плоти, когда захотят, но и возвращаться.

— Значит, это происходит со всеми?

— Да, здесь это может делать каждый. Если захочет. Большинство не хотят этого так сильно, что даже не осознают открывающейся перед ними возможности. Ладно, все это не имеет значения. Я здесь не для того.

— Но для меня эти люди имеют очень даже большое значение. Они напуганы. А я всего лишь самая обыкновенная городская девчонка, не слишком образованная…

— Кончай хныкать, Дрема. Не трать времени даром. Я тебя знаю, как облупленную. А вот тебе кое-что следует узнать.

— Слушаю.

— До сих пор у тебя на равнине все шло более-менее гладко, потому что ты руководствовалась Летописями. Держись и дальше этого и у тебя не будет никаких неприятностей. Не трать зря время. У вас маловато воды — даже если вы зарежете по дороге своих животных, как и планировалось. Здесь есть лед, который можно растопить, но если ты будешь тратить время впустую, вам придется убить больше животных, чем вы рассчитывали. И позаботьтесь о них хорошенько, пока они еще живы. Не допускайте, чтобы они страдали от жажды, а то они начнут бродить вокруг в поисках воды и могут пострадать. Это, конечно, излечимо, но тоже может потребовать времени. А у вас его нет.

— Тогда с нами не случится того, что произошло с Зиндабом и некоторыми другими?

— Да. Завтра вы найдете Бадью. Я нарочно предупреждаю тебя об этом, чтобы ты успела подготовиться.

Я уже успела сделать это. Давным-давно. Увидеть Бадью мертвым и вправду будет нелегко, но я смогу пройти через это.

— Скажи, что еще нужно делать.

— Ты все делаешь как надо. Просто поторопись.

— Может, разбить отряд на группы? Послать ударные силы вперед?

— Нет, не стоит. Ты не сможешь руководить теми, кого не будет с тобой. А среди них может оказаться человек, который допустит серьезный промах и погубит всех вас.

— И вас тоже?

— Если вы потерпите неудачу, никто не вытащит нас отсюда. Кроме вас, никто даже не знает о том, что мы живы.

— Дочь Ночи и Нарайан Сингх знают. Скорее всего. — Не сомневаюсь, они слышали достаточно, чтобы сделать такой вывод.

— Значит, и Душелов знает. Но, как ты догадываешься, эти люди вряд ли заинтересованы в воскрешении мертвых. Не говоря уж о том, что сейчас Врата Теней можно открыть только с этой стороны. Это — последняя ставка в игре, Дрема. И на кону все.

Я не стала напоминать Мургену, что Нарайан Сингх и его подопечная очень даже заинтересованы в воскрешении кое-кого, кто был похоронен вместе с ним. Он был прав насчет Врат Теней — больше снаружи Ключей не осталось.

— Как я узнаю, что ты собираешься поговорить со мной вот как сейчас? — Он одарил меня улыбкой — наверно, той самой, которая покорила сердце Сари. — Ты должен увидеться с Сари.

— Уже. Вот почему я не сразу пришел к тебе.

— Что я могу сказать? Ох! Я видела этих тварей… этих… — Я не знала, как их зовут, но попыталась описать.

— Вашейн, Вашин и Вашон, три ипостаси Нефа. Они тоже сноходцы.

— Тоже?

— Я — сноходец. Ты можешь видеть меня, но не по правде, не глазами. Ну, как бы ты вспоминаешь меня. Неф находятся не здесь. Может быть, угодили в ловушку или не имеют тел, в которые могли бы вернуться. Я никогда не мог поговорить с ними. Они очень страстно жаждут общения — потому что они всего жаждут страстно, — но, похоже, не знают, как это сделать. Они из другого мира. Если у них и вправду нет тел, они могут даже оказаться Ворами Тел, поэтому будь с ними очень осторожна.

— М-м-м… О чем ты толкуешь, не пойму?

— По правде говоря, я думал, ты догадалась о многом, читая между строк. Отряды должны же были прийти откуда-то и вряд ли с равнины, где ничего нет, кроме голого камня. Значит, откуда-то еще. Откуда-то совсем из другого места, потому что эта равнина не так уже велика, и, обойдя ее всю, можно понять, что отсюда армии появиться не могли. Чем дальше, тем холоднее и негостеприимнее эта земля.

— Я и в самом деле туго соображаю, командир. Расскажи поподробнее.

— Не знаю, стоит ли.

— Ты — мой брат.

Он как будто не слышал моих слов.

— Тут, знаешь ли, не спят, поэтому в моем распоряжении масса времени. И я использовал его для кое-каких исследований. Существует шестнадцать Врат Теней, Дрема. И пятнадцать из них открываются в другие миры. Или в другое время. Большинство из них сейчас бездействуют, и в моем состоянии я не могу узнать, что находится на другой стороне, не побывав там. А сделать это у меня не хватает духу, потому что я люблю свой собственный мир, который просто прекрасен, и боюсь угодить в ловушку где-нибудь на краю вселенной, откуда мне и вовсе не будет возврата.

— Только четыре из этих Врат еще действуют. И те, которые ведут в наш мир, так сильно повреждены, что, вероятно, будут оставаться в таком состоянии на протяжении еще многих поколений.

Я была ошарашена. Все эти его откровения застали меня абсолютно неподготовленной. А между тем, и тут он был прав, прежде уже не раз звенели, звенели звоночки, к которым мне следовало бы прислушаться.

— Какое все это имеет отношение к Кине? В легендах, относящихся к ней, ничего похожего нет. И, если уж на то пошло, какое все это имеет отношение к нам? В наших легендах тоже ни о чем таком не упоминается.

— Упоминается, Дрема. Просто эта истина так стара, что время полностью растворило ее. Ознакомься как следует с мифологией Гунни. Там много чего сказано о других равнинах, других реальностях, других небесах и прочем в том же духе. Эти истории ходили еще до появления Свободных Отрядов, тысячу лет назад. Насколько мне удалось выяснить, когда первый Свободный Отряд почти шестьсот лет назад покинул равнину, за последние восемь столетий это был первый случай использования наших Врат Теней. Время, вполне достаточное для того, чтобы истина подверглась искажениям и стала неузнаваема.

— Постой, постой! Ты опять начинаешь толковать о таких вещах, которые в моем сознании просто не укладываются.

— Тогда лучше распахни свое сознание пошире, потому что вся истина гораздо, несравненно больше. И это при том, что мне едва ли известна ее десятая часть.

В глубине души заворочалась ее темная, циничная, полная недоверия половина, иногда способная поставить под сомнение мотивы, которыми руководствовались даже мои ближайшие друзья.

— Почему ты до сих пор ни словом не обмолвился обо всем этом? Ты что, только вчера сам узнал?

— Нет, конечно. Но я уже говорил, что хочу выбраться отсюда. Очень хочу. И я решил придержать любую информацию, которая могла бы помешать тебе.

— Помешать мне? Какого черта? О чем ты?

— Кина и Плененные — не единственные, кто спит здесь. Существует множество истин, способных потрясти сами основы нашего мира. Не о всеобщей кровавой резне или священных войнах идет речь. И не о том, что моя семья и Отряд могут погибнуть, — это и без того им угрожает. Все гораздо серьезнее.

— Я пытаюсь распахнуть сознание пошире, но это, знаешь ли, нелегко. Возникает такое чувство, точно меня затягивает в бездну.

— Что я тебе могу сказать? Продолжай в том же духе, держись, вот и все. Я уж давно влез во все это и то мне бывает очень, очень нелегко. Думаю, чтобы тебе было понятнее, нужно начать с истории этой равнины.

— Почему бы и нет? Увлекательная, надо думать, история.

— Ну, и язычок у тебя! Может, Лебедь прав, и все, что тебе на самом деле нужно, это хороший… Ладно, ладно. Слушай внимательно. Эта равнина была создана так давно, что ни в одном из миров никто уже не помнит, кто это сделал, как и зачем. Считается, что это что-то вроде системы мостов между мирами.

— А к чему Тени, и все эти каменные столпы, и…

— Я ничего не успею рассказать, если ты будешь все время перебивать меня.

— Извини.

— Вначале была эта равнина. Просто равнина, с сетью дорог, предназначенных для того, чтобы можно было по ним попадать в другие миры. Причем для этого требовалось пройти вполне определенный путь. К примеру, прежде, чем покинуть равнину, нужно было обязательно добраться до большого круга в центре. Тогда не было ни Теней, ни Врат Теней, ни каменных столпов, ни огромной крепости в середине большого круга, ни пещер под каменной поверхностью равнины, ни спящих богов, ни Книги Мертвых. Не было ничего, кроме равнины. Перекрестка миров. Или, возможно, времени. Есть учение, весьма сомнительное, правда, что Врата ведут в один и тот же мир, только с разрывом в десять тысяч лет во времени.

— На каком-то этапе все еще в очень давние времена, когда человечество занималось самоутверждением, возникла мысль, что потенциально через равнину в миры могут проникать захватчики. Вот тогда-то мудрецы из нескольких миров договорились между собой внести первые изменения в равнину. Они построили в большом круге крепость, в задачу которой входило не пропускать из мира в мир большие группы вооруженных людей.

— Теперь мы добрались до края протоистории, эпохи, которую сейчас, с легкой руки мифотворцев Гунни, в значительной степени исказивших ее, вспоминают как «больную».

— Несмотря на все препятствия, завоеватели пытались проникнуть из мира в мир. Кина, по-видимому, вначале была кем-то вроде вашего дьявола, Темного Лорда, из тех, которые непременно всплывают раз в несколько столетий — первый муж Госпожи был таким. Сама же Госпожа была из другого теста и связана со многими такими же. Теперь их называют богами из-за того влияния, которое они оказали на свое время. Правители тех времен решили пожаловаться Кине и попросить ее одолеть «демонов» на равнине. Выполняя их просьбу, она стала тем, что, для большей наглядности, мы будем называть богом. И она потрудилась на славу, как и ожидали те, кто обратился к ней, и с теми результатами, о которых более или менее точно рассказывают мифы. Потом, когда Кина уснула, те, кто прежде призвал ее, создали под равниной лабиринт пещер и похоронили ее там. Затем они же создали Шиветая, Непоколебимого Стража, который должен был охранять ее. А может, они использовали для этой цели одного из уцелевших демонов с таким именем, лишь добавив ему мощи и обязав выполнять эту работу, если ты предпочитаешь менее общеизвестную версию этой истории. Потом, слишком, по-видимому, утомившись, чтобы вновь обрести свое величие, они удалились. Вот каким образом Кина сначала возвысилась, а потом оказалась в плену.

— Почему они просто не убили ее? Вот чего я никогда не понимала, когда речь заходила об этих сварах между богами. Существует единственная версия мифа о Кине, согласно которой ее враги не просто спрятали ее. Они разрубили ее на куски и разбросали их в разные стороны, но допустили, чтобы эти куски остались живы и получили возможность пытаться воссоединиться.

— Мне кажется, что она владела заклинанием, которое позволяло связать судьбы других богов с ее собственной судьбой. Эти создания ни одной секунды не доверяли друг другу. Все они обладали разного рода защитными механизмами, вроде того, который использовал Длиннотень, когда связал свою судьбу с благополучием Врат Теней.

— Но Врата Теней больше не зависят от его здоровья. Во всяком случае, пока он остается по эту сторону от них.

— Я просто упомянул его как пример, Дрема. Давай вернемся к истории равнины. То, что последовало за падением Кины, не подтверждается никакими документами. Но известно, что завоеватели на этом не успокоились, и были предприняты дальнейшие попытки помешать им, сохранив равнину открытой для торговли. Были созданы Ключи и Врата. Один из миров собрал своих колдунов, велел им украсть души миллионов пленников войны и создать таким образом Тени, обладающие свойством ненавидеть все живое. В их намерения входило полностью закрыть равнину. Тогда, что вполне естественно, какая-то другая раса создала особые поля для защиты кругов и дорог. Никто не знает точно, как и когда начали появляться каменные столпы, но они — одно из самых последних «добавлений» к равнине. Вероятнее всего, они были установлены предшественниками некоего религиозного движения, того самого, которое создало Свободные Отряды. Эти камни — не живые существа, а всего лишь предметы, созданные с определенной целью. Им равно безразличны и Тени, и защитные поля, но они настроены на различные Ключи, которые проносили мимо них в эпоху Свободных Отрядов.

— У меня просто голова идет кругом. Понадобится немало времени, чтобы переварить все это. Что же, выходит, Кина вполне реальна?

— Абсолютно. Похоронена прямо где-то под тем местом, где и мы. У меня никогда не возникало искушения отправиться разыскивать ее — вдруг да ненароком выпустишь на свободу? Не знаю, возможно ли это, но лучше не рисковать.

— А при чем тут Райдрейнак и Книга Мертвых? Какова их роль во всем этом?

Война Райдрейнака против культа Кины предположительно происходила за несколько столетий до появления Свободных Отрядов, но между тем и другим было много общего, что наводило на мысль о связи между ними.

— О возникновении Свободных Отрядов известно, как ни странно, очень мало, несмотря на относительную близость во времени. На протяжении нескольких столетий существовало множество таких Отрядов. Они приходили из разных миров и уходили в другие, представляя собой различные секты приверженцев Кины. В основном, они не были захватчиками; их посылали с исследовательской целью, или в качестве торговцев, или даже чтобы провести Годину Черепов. Однако складывается впечатление, что их подлинной задачей было решить, кому из миров следует предоставить честь быть принесенным в жертву для того, чтобы эта самая Година Черепов наступила.

— И вся шайка миров решила, что мы лучше всего годимся для этой роли?

— Кина связывает между собой множество миров. Ее злоба универсальна, по-видимому.

— И мы оказались «крайними» и были вынуждены захоронить ее у нас?

— Ты больше не в нашем мире, Дрема. Ты — между мирами. Где ты окажешься в итоге, будет зависеть от того, через какие Врата ты выйдешь. И в наши дни у тебя практически нет выбора. Это Врата, которые расположены прямо впереди, на дальней стороне равнины. Как будто сама равнина закрывает перед тобой все другие выходы.

— Не понимаю. Зачем это делается? И как?

— Иногда кажется, что равнина — живое существо, Дрема. Или, по крайней мере, способна мыслить.

— Мы попадем в тот мир, откуда пришли? И куда так стремился Капитан, потратив на это большую часть своей жизни?

— Нет. Отряд не может вернуться в Хатовар. Ворчун никогда не доберется до своей земли обетованной. Те Врата Теней закрылись. Мир, куда вас ведут, очень похож на наш собственный. В других мирах его называют, в переводе на таглианский, не совсем точном, конечно, Страной Неизвестных Теней.

Не успев ни о чем подумать, я выпалила:

— Все Зло Умирает Там Бесконечной Смертью.

— Что? — Он явно выглядел испуганным. — Как ты узнала? Эти люди убивали тех, кто создал Тени.

— Услышала мимоходом. От нюень бао.

— Да. Нюень бао де дуань. На современном нюень бао это означает что-то вроде «Избранные Дети», в разговорном варианте, далеком от буквального значения. В те дни, когда их предки были посланы из Страны Неизвестных Теней, это означало, тоже приблизительно, «Дети Смерти».

— Ты изрядно потрудился, — заметила я.

— Вряд ли можно так сказать, учитывая, как давно я здесь. Что ни говори, десять лет, Дрема. Ничто меня не отвлекало, на что ты так любишь ссылаться, когда не успеваешь сделать то, что хотела.

— Издеваешься? Я, по-моему, тружусь, даже когда сплю.

— Ладно, сейчас отдохнешь. Кое-кто, способный управлять этим туманным прожектором, призывает меня к себе. Тебе стоило бы пробраться туда и избить этого паразита, чтобы он то и дело не выдергивал меня по всяким пустякам.

— Не стоит, бывший командир.

— Ты будешь… — Мурген исчез, точно его и впрямь выдернули.

Могу поклясться, что я слышала, как расхохоталась белая ворона, которая слушала весь наш разговор.

77

— Ты что, с цепи сорвалась? — спросил Лебедь, когда я безо всякого повода окрысилась на него. — Может, у тебя опять месячные?

Я покраснела. И это после двадцати лет, проведенных среди грубых мужланов на двух копытах!

— Нет, зануда. Просто я неважно спала этой ночью.

— Что? — взвизгнул он — точно крыса, на которую наступили.

— Я неважно спала этой ночью.

— Ах, ну да. Наша прелестная маленькая Дрема не выспалась. Эй, парни, кто-нибудь! Ро, Речник, кто угодно! Не хотите ли подойти поближе и поделиться незабываемыми воспоминаниями о Храпе Во Время Дождя, который вы слышали этой ночью?

— Командир, ты храпела похлеще, чем тигр в жару, — сказал Речник. — Люди вставали и уходили на южную часть дороги, чтобы не слышать. Некоторым хотелось задушить тебя или, по крайней мере, засунуть твою голову в мешок. Готов поспорить, что если бы еще кто-то знал, что нам делать и куда идти, ты уже была бы на одной повозке с Генералом Зиндабом.

— Я, такой нежный, душистый цветочек! Не может быть, чтобы я храпела. — Меня и прежде обвиняли в этом преступлении, но всегда шутливо и никогда с таким пылом.

Речник фыркнул.

— Лебедь раздумал жениться на тебе.

— Я убита. Придется попросить Одноглазого полечить меня.

— Полечить тебя? Да он о себе самом позаботиться не может.

Я попросила, чтобы мне дали поесть. Ах! Не стоило и трудиться. Еще долго, долго мы будем на очень жестком рационе. Не успела я привести себя в порядок — насколько это было возможно, — как движение возобновилось. Общее настроение правильнее всего было бы назвать расслабленным. Мы пережили эту ночь. И вчера, что ни говори, подобру-поздорову убрались от Протектора.

С расслабленностью было покончено, как только мы наткнулись на останки Бадьи.

Огромный Бадья — настоящее имя его было Като Далья — в прошлом вор, а потом офицер Черного Отряда, был почти отцом для меня. Он никогда не говорил этого, а я никогда не спрашивала, но, по-моему, он все время догадывался, что я — существо женского пола. Он очень не нравился некоторым моим родственникам-мужчинам и, по-моему, имел с ними стычку.

Не дай Бог разгневать Бадью!

Каким-то образом я ухитрилась сдержать себя при виде него. У меня было достаточно времени, чтобы привыкнуть к мысли о его гибели, хотя всегда оставалась крошечная, бессмысленная надежда, что Мурген ошибается, что смерть позабыла о нем, и он похоронен вместе с Плененными.

Я не успела сказать ни слова, а Бадью уже положили на повозку рядом с Зиндабом.

Я потащилась дальше, и меня захлестнула волна совершенно неуместных мыслей, которые неуместным образом часто приходят в голову в такие моменты.

На том месте, где мы провели ночь, осталось множество мусора, в особенности связанного с животными. Когда Плененные шли этим путем, было то же самое. Однако, если не считать еще одного странно выглядевшего трупа, не было никаких признаков того, что они проходили здесь. Ни навозных куч, ни выброшенных за негодностью, полуизъеденных точильных камней, ни обрезков овощей, ни пепла от угольных жаровен — ничего. Остались лишь совершенно высохшие человеческие тела.

Нужно будет обсудить это с Мургеном. Пока же это небольшое умственное упражнение позволяло мне не сосредоточиваться на мыслях о Бадье.

Мы медленно двигались на юг. Дождь начинал идти и прекращался — все тот же мелкий, моросящий, хотя временами, подув сильнее, ветер заставлял его обжигать кожу. Я дрожала от холода, опасаясь, как бы не пошел дождь с мелкой ледяной крупой или даже снег. Ничего худшего с нами пока не происходило. В конце концов впереди неясно проступил силуэт таинственной крепости в центре равнины — нашей первой цели.

Ветер начал дуть все сильнее и устойчивее.

Некоторые жаловались на холод. Другие жаловались на сырость. Значительно меньшее число людей жаловались на скудное меню и уж совсем горстка на все сразу. Я тоже была не в восторге от происходящего.

Весь день я чувствовала себя одинокой, почти покинутой, несмотря на совершенно искренние усилия Лебедя, Сари и некоторых других. Только дядюшка Дой делал вид, что ничего не замечает; не мог простить мне того, что я отказалась стать его ученицей. Обычные для него эмоциональные махинации, с целью оказать на меня давление, надо думать. Несколько раз я как бы выпадала из реального времени и вынуждена была напоминать себе, что сейчас не следует этого делать. Те люди, которые ушли, больше не смогут сделать мне больно. Если я не позволю им этого. Реальность их существования зависит от меня. Они живы лишь в моей памяти…

Доже это — своего рода бессмертие.

Мы, Ведна, верим в духов. И верим в то, что существует зло. Меня всегда удивляло, что Гунни не признают ничего этого. Для них боль, вызванная уходом близкого человека, носит менее личностный и гораздо более фаталистический характер. Они воспринимают смерть как обязательную стадию жизни, которая отнюдь не заканчивается данной трансформацией.

Если вера Гунни — в порядке своеобразной и не поддающейся нашему осмыслению шутки божества — более точно отражает реальную теологию, я, наверно, в прошлой жизни была очень, очень скверной девчонкой. Надеюсь, что хотя бы тогда я от души повеселилась… Прости меня, о Лорд Времени, Милосердный и Сострадательный. Я согрешила в сердце своем. Ты — Бог, и, значит, Не Можешь Не Простить.

78

Теперь ветер приносил снежинки и швырял крошечные льдинки, которые обжигали лицо и руки. Все это, конечно, пугало людей, но открытого недовольства не проявлял никто. Лозан Лебедь рысью бегал туда и обратно вдоль колонны, напоминая людям, чтобы они не отклонялись с пути, продолжая идти только вперед. Похоже, погода ему ничуть не мешала. Видимо, он находил ее бодрящей. И рассказывал всем, как это будет замечательно, когда самый настоящей снег покроет землю на высоту эдак четырех-пяти футов. Мир тогда выглядит чище, да, уж можете мне поверить! Снег… Он такой… Но, самое главное, он скрывает от вас реальный мир.

Время от времени его суетня людям надоедала. Они кричали, чтобы он заткнулся, и обещали, что отблагодарят Одноглазого, Гоблина или даже Тобо — в общем, любого, кто сумеет забить Лебедю рот быстро схватывающимся строительным раствором.

— Тебе, похоже, весело? — спросила я его.

— О, да! Никто ни за что не ругает — отлично.

Судя по его мальчишеской улыбке, все это не было проявлением ненужного геройства. Скорее, игрой, в большой степени, возможно, предназначенной специально для меня.

Все северяне, казалось, обладали склонностью к игре. Даже Капитан и Госпожа временами заигрывали друг с другом. А Одноглазый и Гоблин? Может быть, удар, хвативший маленького черного колдуна, на самом деле был послан Богом. Я даже представить себе не могла, что они могли тут учинить, разыгрывая друг друга, находись оба в добром здравии.

Я высказала свое мнение по этому поводу Лебедю, но он меня не понял. Когда же я объяснила, что имела в виду, ответил:

— Тут ты ошибаешься, Дрема. Если только эти двое не пьяны вдрызг, они не представляют опасности ни для кого, кроме самих себя. Я уяснил это еще двадцать лет назад. Как ты могла так промахнуться?

— Ты прав. И я знаю это. Просто все время пытаюсь нащупать, откуда может прийти опасность, чтобы успеть подготовиться к ней. И от этого у меня портится настроение. Как тебе удается сохранять свою жизнерадостность?

— Погляди-ка вперед. Еще один день, максимум, два. И я смогу обнять своих старых приятелей, Корди и Ножа.

Я искоса взглянула на него. Неужели возможность освобождения Плененных вызывала у него, единственного среди нас, исключительно чувство радостного волнения, но никак не страха? Что ни говори, все они провели последние пятнадцать лет в ловушке, наедине со своим собственным разумом. Я вовсе не была уверена, что даже Мурген не тронулся умом и что ему не приходилось трудиться денно и нощно, чтобы успешно скрывать это. Другие же… Не сомневаюсь, что некоторые зашли гораздо дальше и находятся на грани буйного помешательства. Как тут было не бояться?

Очевиднее всего этот страх ощущался в Радише.

Она казалась почти невидимкой с тех пор, как присоединилась к нам на этой стороне Данда Прэш. Речник и Ранмаст все время старались держаться поблизости, но в этом, в общем-то, не было необходимости; и у нее было очень мало потребностей. Она все больше погружалась в себя, о чем-то размышляя. Чем дальше мы были от Таглиоса и ближе к ее брату, тем более замкнутой она становилась. По дороге, после Рокового Перелеска, между нами возникли почти сестринские отношения. Но после Джайкура маятник качнулся в другую сторону, и за время, проведенное по эту сторону гор, мы едва ли обменялись сотней слов. Нельзя сказать, чтобы меня это радовало. Общество Радиши, наши беседы и проявляющийся в них ее сильный ум — все это доставляло мне удовольствие.

В последнее время даже господину Сантараксите не удавалось разговорить ее, хотя ей явно нравились его заумные шутки. Эта пара, взявшись за дело вместе, была способна разнести в пух и прах доводы любого глупца быстрее, чем мясник — распотрошить цыпленка.

Я сказала Лозану Лебедю, что думаю по поводу этой проблемы.

— Готов поспорить, что дело тут не в ее брате. С ним у нее никаких серьезных проблем не будет. Подозреваю, что она пала духом из-за невозможности вернуться назад. Черная меланхолия овладела ею, как только стало ясно, что мы, скорее всего, движемся по дороге с односторонним движением.

— М-м-м?

— Раджахарма. Для нее это не просто первый подвернувшийся под руку лозунг, Дрема. Она серьезно относится к своим обязанностям как правительницы Таглиоса. Ты уводила ее сюда, месяц за месяцем, и при этом она знала, что делает Протектор от ее имени. Ты должна понять — она огорчена тем, что позволяла использовать себя. И к тому же ей совершенно ясно, что, скорее всего, возможности что-то исправить она лишилась навсегда. Ума ей не занимать.

Ну, конечно, ему ли не знать, он ведь провел рядом с ней почти тридцать лет.

— Мы вернемся.

— Ну, конечно! Один шанс на… даже не берусь сказать, на сколько, что это произойдет. Но даже если и так, никто там нас дожидаться не станет. Во всяком случае, не Душелов, верно?

— Согласна. Более того, я уверена, что через полгода она вообще выкинет нас из головы. Найдет себе более интересную игрушку.

— Ну, теперь скажи — кому уместнее говорить «Воды спят», тебе или Душелову? Ты ее не знаешь, Дрема. Никто ее не знает, кроме, может быть, Госпожи, и то немного. Но я довольно долго находился рядом с ней. Пусть и не желая этого, но — факт. Ее нельзя назвать целиком и полностью бесчеловечной. И она не настолько тщеславна и невнимательна, какой хочет казаться. Самое главное, думая о Душелове, нужно никогда не забывать об одном решающе важном факте. А именно — она все еще жива в мире, где ее смертельным врагом была Госпожа Башни. Вспомни, что в свое время рядом с Госпожой даже Хозяева Теней выглядели неопытными забияками.

— Тебя на самом деле все это задевает, не правда ли?

— Просто констатирую факты.

— Тогда позволь напомнить тебе то, о чем ты только что сказал. Воды спят. Женщина, которая прежде была Госпожой Башни, спустя всего несколько дней вернется к жизни.

— Ты лучше поинтересуйся у Мургена, хочет ли она этого. Готов поспорить, что там, где она сейчас, не так холодно. — Теперь холодный ветер безжалостно пронизывал нас до самых костей.

Я не стала возражать, хотя ему было известно, что это не так. Он не мог забыть, что помогал Душелову упрятывать Плененных в ледяные пещеры, пусть и против воли.

Вороны, которые следили за нами, прилетели с севера, сражаясь с ветром. Сделали несколько кругов, набрали высоту и унеслись к своей Мамочке. Не много же они смогут ей доложить.

Нам снова стали попадаться тела, иногда по двое и по трое. Никто вообще не знал точного числа Плененных. Мурген рассказывал, что почти половине Отряда удалось уйти после того, как Душелов оказалась на свободе. Они остались здесь. Я не помнила большинства из них. Среди них больше было таглианцев и джайкури, чем членов Старой Команды, а это означает, что они были завербованы в то время, когда я по просьбе Мургена отправилась на север.

Мы наткнулись на Суен Дин Дака, телохранителя Бадьи из нюень бао. Тело Дака было искусно подготовлено к ритуальному огненному погребению. То, что Бадья посреди всего этого ужаса остановился, чтобы отдать эту честь одному из самых своих спокойных и ненавязчивых товарищей нюень бао, говорило о характере моего названного отца лучше, чем целые тома, — и о характере Дака тоже. Бадья утверждал, что ему не нужна никакая защита и, следовательно, телохранитель. Но Суен Дин Дак отказался покинуть его. Он чувствовал зов силы, несравненно более могущественной, чем воля Бадьи. Не сомневаюсь, что они стали друзьями, хотя и не демонстрировали этого на людях.

Потекли слезы, которых не было, даже когда мы нашли самого Бадью.

Лозан Лебедь и Суврин попытались успокоить меня. Оба маялись, не зная, как я среагирую, если они обнимут меня. Я ничего против не имела, но не знала, как без слов довести это до их сведения. Мне было слишком не по себе.

Сари удалось успокоить меня, когда нюень бао собрались, чтобы отдать честь одному из своих.

Лебедь нес всякую чушь. Белая ворона опустилась ему на плечо и крикнула в ухо. Одним глазом она разглядывала труп, другим — всех нас.

— Твой друг был совершенно уверен, что кто-то пройдет этим путем снова, Летописец, — заметил дядюшка Дой. — Он оставил Дака в позе, которую мы называем «В ожидании упокоения». Так мы поступаем в тех случаях, когда похороны приходится отложить. Ни боги, ни дьяволы не посмеют побеспокоить мертвого, уложенного таким образом.

Я фыркнула.

— Воды спят, дядюшка. Бадья верил. Он знал, что мы придем.

Вера Бадьи была сильнее моей, которую едва не убила Кьяулунская война. Если бы не непреклонное желание Сари воскресить Мургена, я бы не сумела пройти через те времена, полные отчаяния. Если бы и Сари начала сомневаться, у меня просто не хватило бы сил вынести все, что пришлось пережить.

Теперь мы здесь, и другого пути у нас нет, только вперед. Я вытерла слезы.

— У нас нет времени на разговоры. Наши припасы крайне ограниченны. Давайте погрузим его на…

— Мы предпочитаем оставить его в том же положении, — прервал меня дядюшка Дой, — и на том же месте — до тех пор, пока у нас не появится возможность проводить его как положено.

— Когда это еще…

— Что?

— Я видела не слишком много мертвых нюень бао после осады Джайкура. У вас, конечно, прекрасные похоронные ритуалы, но я не раз была свидетельницей того, что вы нарушаете их. Некоторых хоронили в горах, как Гунни. Одного в земле, точно он был Ведна. Мне даже приходилось видеть труп, который натерли сильно пахнущими мазями, завернули, точно мумию, и повесили вниз головой на ветку высокого дерева.

— Похороны должны соответствовать и человеку, и ситуации, — объяснил Дой. — Решающим является не то, что сделают с телом. Все церемониалы предназначены облегчить душе переход в ее новое состояние. Они — вот что по-настоящему существенно. Если они не соблюдены, дух умершего может быть обречен скитаться по земле.

— Как призрак? Или как сноходец?

Доя, казалось, испугал мой вопрос.

— Что? Как призрак? Нет, просто как не знающий покоя дух, который хочет завершить все, что не успел в своей земной жизни. Но сделать этого он не может, поэтому просто скитается, как неприкаянный.

Хотя по понятиям Ведны призраки — это злые духи, проклятые Самим Богом и обреченные на вечные скитания, я не собиралась ни в чем разубеждать Доя.

— Ну, так оставим его здесь. Вы будете стоять рядом, пока все пройдут мимо? Хотите удостовериться, что никто ненароком не заденет его?

Бадья положил Дака на краю дороги, чтобы те, кто придут после, не потревожили его.

— Отчего он умер? — спросил Лебедь.

И тут же вскрикнул — белая ворона снова клюнула его в ухо.

Все повернулись и уставились на Лебедя.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я.

— Послушай, если бы до Дака добралась Тень и кто-то попытался вытащить его, он тоже лежал бы здесь, рядом с ним. Правильно? Значит, Дак умер как-то иначе, еще раньше… — Чувствовалось, что мысли лихорадочно крутятся у него в голове.

— Это сделала Душелов! — сказала ворона. Точнее, прокаркала, но слова можно было разобрать. — Карр! Карр! Это сделала Душелов!

Нюень бао угрожающе придвинулись к Лебедю.

— Это сделала Душелов, — напомнила я им. — Вероятно, с помощью какой-нибудь колдовской ловушки. К тому времени, когда Дак добрался до этого места, она на десять миль опережала всех. Она была верхом, вспомните. Скорее всего, как я представляю себе Дака, он заметил эту ловушку в тот момент, когда Бадья споткнулся о нее, и прыгнул, чтобы спасти его.

— Если бы Протектор не освободилась, она не смогла бы установить эту проклятую ловушку, которая убила Дака, — зловещим тоном заявила Гота.

Ее таглианский был сейчас лучше, чем когда-либо. И гнев, пылающий в ее глазах, убедил меня в том, что это не было случайностью.

— Суен Дин Дак был вторым двоюродным братом моего отца, — прошептала Сари.

— Люди, люди, мы уже проходили через это, — сказала я. — Забыть то, что сделал Лозан Лебедь, невозможно. Другое дело — простить его, вспомнив, в каких обстоятельствах он находился. Неужели кто-то из вас всерьез полагает, что, оказавшись с Протектором один на один, повел бы себя лучше? Нет таких? И все же, мне кажется, в глубине души некоторые думают именно так. — Большинство нюень бао не страдали недостатком самоуверенности. — Это — вызов всем вам. Докажите, что можете достойно ответить на него. Врата Теней позволили вам уйти, но Душелов уже в пути. Она покалечена. Сражайтесь с ней, кто вам мешает? — Я помолчала. — Что? Нет желающих? Тогда отвяжитесь от Лебедя.

Белая ворона разразилась насмешливым карканьем.

Судя по выражению лиц, некоторые призадумались над моими словами, но только не Гота. Гота ни разу в своей жизни не ошибалась — за исключением того единственного случая, когда она подумала, что, возможно, ошиблась.

Лебедю все было как с гуся вода. Точно так, как это происходило годами. У него была самая требовательная учительница на свете, и она отлично его натаскала.

— Ты сказала, что нам не следует задерживаться, Дрема, — заметил он. — Если будем и дальше разговоры разговаривать, то, я полагаю, всем нам придется стать вегетарианцами.

— Бери Ключ, Тобо. Спасибо тебе, Сари.

Она подошла к Готе.

— Матушка, оставайся с Тобо. Не позволяй ему обгонять тебя.

Кы Гота проворчала что-то себе под нос и, отвернувшись от нас, заковыляла к Тобо. Довольно быстро, надо сказать, так что невольно закрадывалась мысль, что, может быть, все ее ковыляние — просто притворство. Она нагнала парня и для опоры вцепилась в его рубашку. Пока они удалялись, язык старухи молотил, не переставая. Я не игрок по натуре, но, тем не менее, была готова поставить на кон что угодно — она выплескивает на него все, что думает о нас, предателях.

— Кы Гота, похоже, снова в форме, — заметила я.

Никто из нюень бао радости по этому поводу не выказал.

Спустя милю мы наткнулись на останки животных — первых, которые нам до сих пор попались. Сваленные в кучу, кости и клочья сухой плоти настолько спеклись в единое целое, что не представлялось возможным понять, сколько здесь животных и зачем они собрались все вместе, то ли на жизнь, то ли на смерть. Складывалось впечатление, что вся эта жуткая масса медленно оседает на поверхность равнины. Еще с десяток лет и от нее ничего не останется.

79

С наступлением ночи вернулись эти мерзкие сноходцы. На этот раз они действовали более энергично. Дождь вернулся тоже и тоже действовал более энергично, призвав себе на помощь молнию и гром, который грохотал так сильно, что мешал спать. Казалось, холодная дождевая вода стекается исключительно внутрь круга, где мы разбили лагерь. Странно, конечно, ведь каменная поверхность с виду наклона не имела. Но факт. Животные напились от пуза. И люди тоже. Речник и Ранмаст проследили, чтобы все наполнили доверху мехи для воды и фляги. И как только кто-то подал голос, возблагодарив нашу удачу, начали падать первые снежинки.

Я все же ухитрилась заснуть, но особого удовольствия от этого не получила. То, что творилось вокруг, затрагивало и призрачный мир, вторгаясь в мои сны. Потом дочка Икбала решила, что сейчас самое подходящее время плакать всю ночь напролет. Она разбудила пса, который принялся выть. Или, может быть, это он ее разбудил.

Тени так и кишели у края защитного поля. Сейчас они больше интересовались пришельцами — то есть нами, — чем во времена Мургена. Он сам в разговоре со мной отметил это обстоятельство.

Тени вспоминали прошлые времена — каким-то образом я могла слышать, о чем они говорят, проникая в их сны.

В их ночные кошмары. Они вспоминали те ужасные времена, когда люди, похожие на нюень бао, терзали и убивали их в огромном количестве. В результате ими овладела такая яростная ненависть к живым существам, что они стали набрасываться на всех подряд, даже на такие никчемные создания, как тараканы. Некоторые Тени, хищные по своей природе, настолько озлобились, что нападали на другие Тени и пожирали их.

Так погибли миллионы Теней. И единственной их заслугой было то, что им удалось сдержать вторжение захватчиков, хлынувших из мира, которым правил безумный колдун-король. Он провозгласил себя полубогом и задался целью захватить все шестнадцать миров.

К тому времени, когда Теням удалось остановить поток захватчиков, равнина оказалась устлана десятками тысяч трупов, При этом некоторые Тени сбежали в соседние миры, где сеяли ужас и хаос до тех пор, пока Врата не переделали таким образом, чтобы помешать их проникновению. Движение через равнину приостановилось на несколько столетий. Затем какой-то гений изобрел защитное поле, прикрыв им дороги и круги как щитом, после чего настала эпоха вялой торговли.

Тени видели все. Они помнили все. Они видели и помнили миссионеров Кины, сбежавших из нашего мира, когда Райдрейнак разбушевался не на шутку. Во всех мирах, до которых им удалось добраться, находились люди, в чьи уши — и сердца — мрачная песнь богини проникла достаточно глубоко. Среди них были даже дети тех, кто создал Тени.

Движение через равнину, вынужденно сдерживаемое опасностью нападения Теней, тем не менее, потихоньку продолжалась. Не всякий человек был готов рисковать собой, пересекая равнину. Хождение туда-обратно по равнине достигло своего апогея, когда мир, который мы называем Хатоваром, начал рассылать во все концы экспедицию за экспедицией, целью которых было выявить среди миров наиболее подходящий для проведения космической церемонии Годины Черепов.

Последователи Кины из других миров тоже приняли участие в этих поисках. Отряды то и дело маршировали сначала в одну сторону, потом в другую. Между ними не было никакого согласия, и, возможно, поэтому дело продвигалось вперед крайне медленно. В конце концов, однако, удалось прийти к общему мнению. Жертвой должен был стать мир, который в самом начале так отвратительно обошелся с Детьми Кины. Потомкам Райдрейнака предстояло пожать то, что он посеял.

Отряды, о которых идет речь, вряд ли можно было назвать сборищем фанатиков. Очень немногие люди решались пересекать опасную равнину. Большинство солдат были из числа призванных на военную службу или совершивших незначительные преступления, а возглавляли отряды главным образом посвященные жрецы. Они отправлялись в путь, не рассчитывая вернуться. Семьи новобранцев, как правило, следовали за своими Каменными Воинами или Каменными Солдатами, несмотря на то, что священники всегда морочили людям голову, обещая вернуться, самое большее, через несколько месяцев.

Те немногие, что и в самом деле вернулись, выглядели настолько измочаленными и изменившимися, полными горечи и суровыми, что их стали называть Солдатами Тьмы.

Религия Кины, хотя и пустила корни во многих местах, никогда не стала по-настоящему популярной. Этот культ, всегда немногочисленный, с годами все больше и больше утрачивал даже ту власть, которую имел. Далее произошло неминуемое — первоначальные ревностные поборники культа постепенно превратились просто в скучных функционеров. Миры один за другим отказывались от Кины и не хотели иметь никаких дел с равниной. Повсюду наступили Темные Времена. Врата приходили в негодность, и никто их не восстанавливал. Теми же, которые еще функционировали, не пользовались. Миры состарились, устали и отчаянно нуждались в обновлении. Предки нюень бао, возможно, были последним большим отрядом, который отравился в путь из одного мира в другой. По-видимому, они преследовали убегающих приверженцев Кины; те же, кто остался на родине, страдали ксенофобией и решительно противились всякому иноземному влиянию. Предки нюень бао, Дети Смерти, поклялись с победой вернуться в свою Страну Неизвестных Теней. Но, и это вполне естественно, их потомки, которые обитали в безопасности по другую сторону равнины, забыли, кем и чем они были. Лишь горстка жрецов помнила, хотя и с определенными искажениями.

Тихий голос зазвучал в моем сознании. Он произнес:

— Сестра, сестра…

Я ничего не видела, чувствуя лишь очень легкое, еле ощутимое прикосновение. Но его оказалось достаточно, чтобы моя душа свернула со своего пути и оказалась заброшена в совершенно другое место, туда, где в ноздри хлынула вонь разложения. Море костей окружало меня со всех сторон, и его поверхность время от времени шевелилась, словно это и впрямь была морская гладь, которую тревожили подводные течения.

Что-то странное творилось у меня с глазами — то, что я видела, деформировалось и двоилось. Я подняла руку, чтобы потереть их и… увидела белые перья!

Нет! Это невозможно! Я ведь никогда не следовала по стопам Мургена и, значит, не могла затеряться во времени. Я не потерплю этого! Я сама решаю…

— Карр! — Это вырвалось не из моего клюва.

Внезапно прямо передо мной возникла черная фигура с распростертыми крыльями. Они медленно приближалась, угрожающе нацелив в мою сторону когти.

Резко повернувшись, я рванулась прочь с ветки, на которой сидела. И тут же пожалела об этом.

Передо мной, всего в нескольких ярдах, возникло огромное лицо пяти футов высотой. С жуткими клыками — больше, чем зубы у акулы. Темное, точно ночной мрак. Изо рта тянуло зловонием разлагающейся плоти.

Победоносная усмешка на этих злобно изогнутых черных губах мгновенно увяла, когда я ускользнула от удара гигантской когтистой руки. Меня, Дрему, охватила жуткая паника, но птица, которая тоже была во мне, испытывала совсем другие чувства. Она забавлялась! Сестра, сестра, она уже рядом. Эта дрянь подкрадывается все ближе. Но она не застанет меня врасплох. Не сможет, хотя так никогда и не догадается об этом.

Кого это «меня»?

И тут же все исчезло. Я снова оказалась в своем теле, на равнине, вздрагивая от дождя и вспоминая все, что только что произошло со мной во сне. И пришла к выводу, что таким образом мне было передано сообщение, суть которого сводилась к тому, что Кина знает о нашем приближении. На протяжении последних десяти, лет богиня лишь притворялась спящей. Она знала, что такое терпение, не понаслышке.

И еще одна мысль пришла мне в голову. Кина по-прежнему оставалась Матерью Обмана. Очень может быть, все, что я только что узнала, было полностью или частично неправдой — если Кина нашла способ пробираться в тайные закоулки моего сознания. А она могла делать это, без сомнения. Она сумела внушить целым поколениям на пространстве многих регионов истерический страх перед Черным Отрядом еще до появления Старой Команды.

В глубине души ожило и стало глубже чувство острого недоверия ко всему, что окружало меня. И клянусь, я почувствовала, что это обрадовало ее.

80

Суврин разбудил меня совсем рано. В темноте невозможно было разглядеть выражение его лица, но голос звучал угрюмо.

— Тревога, Дрема, — прошептал он.

И оказался прав. Он первый осознал пагубные для нас последствия снегопада.

Мне хотелось застонать, если не взвыть, но толку от этого не было бы, а действовать следовало немедленно.

— Быстро соображаешь, — сказала я ему. — Спасибо. Иди в этом направлении и буди всех сержантов. Я пойду по кругу в левую сторону. — Несмотря на ночные кошмары, я чувствовала себя отдохнувшей.

Снегопаду было наплевать на защитные поля. Снег падал и падал, скрывая границы, отделяющие безопасное пространство от всего остального. Чувствовалось, что и Тени поняли это — они просто излучали жажду убийства. Такое уже происходило прежде, они помнили это. Их ждет легкая закуска, если кто-то с перепугу вырвется за пределы защищенной зоны.

С нами, однако, были Одноглазый и Гоблин. И Тобо тоже. Они могли сделать так, чтобы границы проступили отчетливо.

Но для этого им требовалось хотя бы немного света.

Я обошла всех одного за другим, разбудила людей и объяснила, в какой тяжелой ситуации мы оказались. Было важно, в особенности, чтобы это поняли матери. По-моему, до всех дошло, что нужно оставаться на местах, пока не рассветет.

Чудо из чудес! Никто не откалывал никаких глупостей. Как только появились первые проблески света, колдуны начали проводить линии на снегу.

Я отрядила команду парней, которые должны были углубить эти линии, сделав их более заметными.

Все шло настолько удачно, что мной овладело чувство самодовольства, когда пришло время отправляться в путь. Я еще не знала, какой долгий день ждет нас впереди, — хотя должна была бы почувствовать это инстинктивно.

Чтобы совершить предстоящий нам переход, Плененным потребовалось всего несколько часов. Мы, конечно, будем тащиться гораздо дольше. Разрушенная крепость не была видна из-за снегопада. И к тому же, прежде чем мы могли сделать хотя бы шаг, старым, очень старым людям приходилось размечать безопасный путь. Они шли по обеим сторонам дороги, а Тобо — посередине, с Ключом в руках. Они ни на шаг не обгоняли его, просто на всякий случай.

Мы сделали всего четверть мили, а я уже начала беспокоиться из-за времени. У нас было слишком много ртов и слишком мало припасов. Мы и без того придерживались очень жесткого рациона. Людям придется пересекать равнину быстро, очень быстро — за исключением тех, кто поведет Плененных.

— С этим снегом никакого сладу! — взвыл Гоблин. — Если он повалит еще сильнее, все мы окажемся в дерьме по уши.

Все правильно. Если снегопад обернется бураном, нам больше беспокоиться будет не о чем. Все мы умрем прямо тут и сделаем Душелова самой счастливой девочкой в мире.

Душелов, ау, где ты? Теперь у нее достаточно времени для размышлений. Теперь не осталось никого, кто мог бы помешать ей осуществить любой свой каприз. Воды спят? Ну и что? Пусть себе. Эти деньки миновали.

Нет, они не миновали — пока я жива.

Лебедь подсел ко мне за завтраком.

— Как моя женушка чувствует себя нынче утром?

— Холодна, как лед.

Проклятие! Будто нельзя было выразиться иначе!

Лебедь усмехнулся.

— Это для меня не новость. Не слишком здорово, правда? Выпало уже больше дюйма.

— Да уж. К несчастью, многие никогда не видели снега. Поглядывай, чтобы кто-то не сделал какую-нибудь глупость. Держись поближе к Радише. Я не хочу, чтобы она пострадала.

— Хорошо. Тебе снились сны этой ночью?

— Конечно. И еще я встретилась с Киной.

— Я видел огни на дороге к востоку от нас.

Я чуть не подскочила.

— В самом деле?

— Во сне. Колдовские огни. Может, воспоминания самой равнины или что-то в этом роде. Когда я подошел поближе, то ничего не обнаружил.

— Какой ты смелый стал, несмотря на преклонный возраст.

— Это произошло мгновенно. Я не сделал бы этого, если бы успел подумать.

— Я снова храпела этой ночью?

— Ты просто зациклилась на своем лидерстве и хочешь ни в чем не отставать от мужчин.

— Эти сны меня просто достали. Нужно что-то делать с ними.

Мимо с угрюмым видом прошла Сари. Ей не нравилось, когда что-то задерживало нас. Но она промолчала. Понимала, что ничего с этим не поделаешь.

Прохромал Одноглазый. Он размечал границу с помощью палки, которую кто-то сделал для него из маленького бамбукового пускателя. Интересно, было оружие еще заряжено? Запросто, ведь это же Одноглазый.

— Меня надолго не хватит, Малышка, — сказал он. — Но буду продолжать, пока смогу.

— Покажи Тобо, что нужно делать, и скажи, пусть он займется этим. Кирку пусть несет Гота, а ты давай садись на коня.

Старик просто кивнул, вместо того, чтобы начать спорить, выдав тем самым, насколько он ослаб. Гоблин, однако, бросил на меня хмурый взгляд, всем своим видом показывая, что ему надоели непрошеные советчики. Однако и он не поддался искушению вступить со мной в дебаты.

— Тобо, иди сюда! Ты понимаешь, что нужно делать?

— Да, Дрема.

— Тогда отдай Ключ бабушке. Где этот конь, мой приятель? Иди сюда, дружище. Повезешь Одноглазого. — Белая ворона уже не сидела у него на спине. К слову сказать, ее вообще что-то не было видно. — Залезай, старик.

— Кого ты называешь стариком, Малышка? — Одноглазый изо всех сил пытался вскарабкаться на коня.

— Тебя, кого же еще? Ты совсем усох от старости, ниже меня стал. Ну, поднимай свою корму. Мне в самом деле хотелось бы сегодня добраться до места.

Я бросила на Гоблина суровый взгляд, просто на всякий случай, чтобы не вздумал фокусничать. В ответ он посмотрел на меня безо всякого выражения. Или, может быть, с оттенком иронии.

Испорченное дитя, вот что я такое.

Двинулись дальше. Развалины крепости еле-еле проступали сквозь пелену падающего снега. Как только Тобо наловчился обнаруживать границу достаточно хорошо, чтобы не отставать от Гоблина, мы стали двигаться со скоростью, ограниченной лишь возможностями матушки Готы. А она, похоже, испытывала настоятельную потребность поторопиться, какая бы судьба в дальнейшем ни ожидала того, кто нес Ключ.

Мой врожденный пессимизм опять почти пропал втуне. Если бы мальчишки Икбала не обнаружили, какое это чудо — швыряться снежками, и вовсе не на что было бы жаловаться. Несмотря даже на то, что несколько снежков едва не угодили в меня.

А вот и расселина, о которой говорил Мурген. Шрам на лице равнины, нанесенный силами почти невообразимыми.

Отголоски этого землетрясения чувствовались даже в Таглиосе, а по эту сторону Данда Прэш оно разрушило целые города. Интересно, насколько пострадали другие миры, связанные с равниной?

И еще интересно, было ли это землетрясение естественным по своей природе? Или его вызвали потуги Кины прежде времени проснуться и выкарабкаться из неволи?

— Лебедь! Лозан Лебедь! Иди сюда!

Матушка Гота остановилась на краю расселины, не зная, куда идти дальше. Остальные столпились позади — естественно, всем хотелось посмотреть.

— Расступитесь, люди, расступитесь! — воззвала я. — Дайте человеку пройти.

Я посмотрела на разрушенную крепость. Вообще-то «разрушенная» — это было слишком сильно сказано, но вид у нее был заброшенный, безусловно. Думаю, если бы приставленные к ней демоны все еще находились тут, она была бы в лучшем состоянии, и в данный момент все они высыпали бы наружу, убирая снег, который так и лип к малейшей неровности камня.

— Нужно быть более последовательной, дорогая, — проворчал Лебедь. — То ты хочешь, чтобы я приглядел за Радишей, то…

— Отстань со всякой ерундой, у меня нет времени. Я замерзла, устала и хочу как можно скорее покончить с этим. Взгляни-ка на эту трещину. Она такая же, как раньше? Потому что, хотя она, конечно, производит впечатление, но все же не кажется такой огромной, как ее описывал Мурген. Через нее разве что малышка Икбала не перепрыгнет.

Лебедь уставился на расселину.

Удивляло то, что у нее не было резких краев. Камень казался мягким и вязким, словно конфета-тянучка.

— Нет. Она вообще выглядит совсем иначе. От нее не осталось и четверти. Как будто равнина исцеляет сама себя, затягивая рану. Готов поспорить, что лет эдак через тридцать не останется даже шрама.

— Да, и впрямь похоже. И с дорогой то же самое происходит. Но, видно, равнина исцеляет не все. — Я указала на крепость.

— Наверно.

— Ладно, начинаем переход. Лебедь, держись около Тобо и Готы. Никто понятия не имеет, как добираться дальше. А, вот и ты, — ответила я на нетерпеливое «Карр!», донесшееся сверху.

Взглянув искоса, я увидела белую ворону, которая сидела на зубчатой стене, глядя вниз.

Продолжая ворчать себе под нос, хотя и вполне добродушно, Лебедь перешагнул расселину, поскользнулся, упал, притормозил и поднялся, разразившись длинным бессмысленным ругательством северян. Остальные засмеялись.

Я подозвала Ранмаста и Речника.

— Давайте-ка подумайте над тем, как переправить животных и телеги. Привлеките Суврина, если хотите. Он утверждает, что имеет небольшой практический инженерный опыт. И не забывайте напоминать всем, что, если они будут сохранять спокойствие и прислушиваться к нашим советам, мы все этой ночью будем спать в сухом, теплом месте.

Ну, в сухом наверняка. Насчет тепла, пожалуй, на это вряд ли можно было рассчитывать.

Дядюшка Дой и Тобо помогли матушке Готе перебраться на ту сторону. За ними последовали Сари и еще несколько нюень бао. Внезапно оказалось, что в одном месте собралось ужасно много нюень бао. Моя паранойя затрепетала, подозрительно сощурив глаза.

— Гоблин, Одноглазый, не застревайте. Слинк? Где ты? Пойдем с нами.

Я твердо знала, что, если скажу Слинку: «Убей!», — он будет действовать мгновенно и смертоносно, как копье, — несмотря на моральное нежелание делать такие вещи.

Дядюшка Дой не преминул отметить тот факт, что даже сейчас я доверяла ему лишь отчасти. Его, казалось, это одновременно и раздражало, и забавляло. Он сказал мне:

— Наши люди не преследуют тут никакой выгоды, Летописец. Это все ради Тобо.

— Прекрасно. Прекрасно. Мне не хотелось бы, чтобы «будущее Отряда» подвергало себя хоть малейшему риску.

Дой нахмурился, явно огорченный моим сарказмом.

— Мне все еще не удалось завоевать твое сердце, Каменный Солдат?

— А как может быть иначе, если ты называешь меня какими-то непонятными именами и даже не объясняешь ничего?

— Боюсь, скоро все и так прояснится.

— Конечно. Как только мы доберемся до Страны Неизвестных Теней. Правильно? Может, все полуправды и «дымовая завеса» твоей доктрины не так уж далеки от истины. «Все Зло Умирает Там Бесконечной Смертью». Не исключено, что так оно и есть.

Дой не сказал ни слова, лишь бросил на меня сердитый взгляд, в котором, однако, не было ни злости, ни желания вычислить, откуда мне все это известно.

— Давай, Лебедь, показывай дорогу, — сказала я.

81

— Я не могу рассказать тебе, что там дальше, — сказал Лебедь. Он выглядел как человек, с трудом пытающийся привести в порядок свои мысли. — Не знаю. Все ускользает. Помню, что заходил внутрь. Помню, что делал. Но как только пытаюсь сосредоточиться на чем-то конкретном между моментами, как я вошел сюда и когда скакал обратно, все как в тумане. Воспоминания приходят только сами, когда я не прикладываю к этому никаких усилий. Может, Душелов каким-то образом повредила мне мозги.

— Думаю, это еще мягко сказано, — пробормотал Гоблин.

Лебедь проигнорировал его высказывание.

— Клянусь, мы и вправду уже были за пределами равнины, когда до меня дошло, что все остальные не с нами, — жалобно сказал он.

Не знаю, поверила ли я, но сейчас это не имело значения.

— Может, попробуешь просто угадать? Вдруг твоя душа вспомнит, если мозги не в состоянии.

— Для начала нужен хоть какой-то свет.

— Для чего у меня колдуны; хотела бы я знать? — мрачно поинтересовалась я. — Уж, конечно, не для того, чтобы сделать что-то полезное. К примеру, обеспечить нас светом. Зачем он им? Они могут видеть и в темноте.

Гоблин пробормотал что-то нелестное о женщинах, которым доставляет удовольствие иронизировать.

— Ну-ка, сядь вот здесь, — сказал он Лебедю. — Я хочу осмотреть твою голову.

— Ой, можно я! — В тот же момент с энтузиазмом воскликнул Тобо. — Можно я попытаюсь сделать так, чтобы стало светло? У меня получается.

Не дожидаясь разрешения, он поднял руки, и над ними зазмеились нити серебряного и лимонного света, быстрые и жаркие. Тьма вокруг отступила. Неохотно, как мне показалось.

— Здорово! — сказала я. — Вы только посмотрите на него!

— Сила и энтузиазм юности, что ты хочешь, — вынужден был признать Одноглазый.

Я оглянулась. Он все еще сидел верхом на черном жеребце и вид имел самодовольный, хотя и явно усталый. Белая ворона устроилась прямо перед ним. Одним глазом она изучала Тобо, другим — все, что нас окружало. И, казалось, забавлялась. Одноглазый захихикал.

Тобо удивленно и пронзительно вскрикнул.

— Подождите! Постойте! Гоблин! Что это?

Светящиеся змеи стремительно взбирались вверх теперь уже по его руками. Тобо закричал, чтобы они исчезли. Никакой реакции. Он начал хлопать себя по предплечьям, а Гоблин и Одноглазый засмеялись.

Одновременно они продолжали делать что-то, что должно было прочистить Лебедю мозги. Вид у него был самоуглубленный и отсутствующий.

Сари ситуация Тобо вовсе не казалась забавной. Она закричала на колдунов — дескать, сделайте что-нибудь! Путаясь в словах, почти бессвязно, выдав тем самым, чего ей стоило прежде держать себя в руках.

— Нет никакой опасности, Сари, — сказал ей Дой. — Мальчик просто слегка отвлекся. Так бывает. Без этого не научишься. — Он повторил что-то в этом роде несколько раз, пока Сари не успокоилась и не стала выглядеть одновременно вызывающе и смущенно.

— Я займусь светом, пока ты снова не сосредоточишься, — сказал Гоблин Тобо, и в то же мгновение вспыхнул свет, достаточно яркий, чтобы можно было разглядеть стены огромного зала. Да уж, если кто что умеет, у того все легко получается. Маленький нахальный колдун не был исключением. Он сказал Одноглазому: — давай, помоги Лебедю, пока у него опять в голове все не перепуталось.

Как бы то ни было, подумала я, спать тут будет приятнее, чем на свежем воздухе. Плохо, что у нас с собой нет топлива, чтобы развести костер.

— Куда теперь? — спросила я Лебедя.

Жаль, что в последнее время я во сне не встречалась с Мургеном, он бы мне объяснил, что здесь и как.

Белая ворона пронзительно вскрикнула и взлетела. Одноглазый выругался — она задела его крыльями по лицу.

В последнее время я начала понимать, что эта птица ничего не делает просто так.

— Видели, куда она полетела? Кто-то из вас, гениев-колдунов, может сделать так, чтобы огонек последовал за ней?

Тобо, наконец, совладал со своим светом и поддерживал его в хорошей форме, но на это уходило все его внимание. Надеюсь, он переживет нынешнюю стадию «самоуверенности-больше-чем-ума», не причинив себе по-настоящему серьезного увечья.

Дядюшка Дой с достоинством зашагал вслед за вороной. Я последовала за ним, поскольку считала, что должна не только принимать решения и отдавать приказы. Внезапно меня догнал шарик ослепительно зеленого света и угнездился точнехонько на моих спутанных полосах. Кожа на голове зачесалась. Не исключено, что Одноглазый таким образом поиздевался над моим отношением к личной гигиене, которое в последнее время отличалось небрежностью. Или как-то еще решил подцепить меня.

— Может, хоть это научит меня, что нужно просто взять и выкинуть этот проклятый шлем, — проворчала я.

Не оглядываясь назад, чтобы не доставлять Одноглазому удовольствия одарить меня своей самодовольной беззубой усмешкой.

Вообще-то шлема как такового я не надевала ни разу, Бог уберег. Носила только кожаный вкладыш от шлема, чтобы не обморозить уши. Помогало, но не слишком. Ничего не поделаешь, зима. Одно из тех обстоятельств, которых мы не предвидели, составляя свои планы.

Я торопливо шагала вслед за Доем. Он испугался, увидев мои волосы, но тут же ухмыльнулся так широко, как мне никогда не приходилось видеть прежде. Я бросила на него кровожадный взгляд. К несчастью, при этом я повернулась достаточно резко, чтобы заметить, как Одноглазый и Гоблин внезапно прекратили обмениваться шлепками и усмешками. Даже Сари слегка отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Прекрасно. Значит, из меня делают принцессу клоунов? Ну, хорошо. Посмотрим. Эти двое увидят…

Закаркала ворона. Она прыгала туда и обратно на холодном каменном полу, мягко клацая по камню когтями и явно проявляя все признаки нетерпения. Я опустилась на колени, едва не коснувшись ее, прежде чем она отскочила и скрылась в темноте.

Позади нас свет разгорался все ярче по мере того, как люди и животные с шумом входили внутрь. Всем вновь прибывшим хотелось знать, что тут происходит.

Наклонив голову и прижав щеку к полу, я могла видеть силуэт вороны.

— Там откуда-то исходит свет, — сказала я Дою. — Может, это внутренняя часть крепости, куда в свое время проникли Плененные?

Я легла на живот. Определенно в каменной стене имелась щель, но Света было мало, и я не могла разглядеть, что находится по ту сторону.

Дой улегся рядом со мной и тоже прижал щеку к полу.

— Действительно.

Я крикнула:

— Нам нужно сюда побольше света! И какие-нибудь инструменты. Речник, Ранмаст, пусть люди устраивают там что-то вроде лагеря. И подумайте, что можно сделать, чтобы защититься от холода. В наружной стене несколько больших щелей.

Гоблин и Одноглазый перестали ухмыляться, точно два придурка, и направились в нашу сторону, придав своим физиономиям деловое выражение. Тобо они привели с собой, очевидно решив преподать ему урок прямо тут же, на ходу.

Когда стало светлее, удалось разглядеть то, что хотела показать мне птица. Это наверняка была щель, которую Душелов запечатала, наложив свои мерзкие заклинания.

— Есть тут какие-нибудь заклинания или ловушки? — спросила я.

— Малышка у нас гений, — проворчал Одноглазый. Его речь стала немного неразборчивой, он явно нуждался в отдыхе. — Птица пролезла туда, и ничего с ней не случилось. Правильно? Это тебе о чем-нибудь говорит?

— Никаких заклинаний, — сказал Гоблин. — Не обращайте на него внимания. Он просто слегка раздражен, потому что уже неделю они с Готой не оставались наедине.

— Я тебе устрою уединение, коротышка! На пару ближайших веков! Вот как врежу сейчас, старый осел…

— Хватит! Давайте посмотрим, нельзя ли расширить эту щель.

Птица на другой стороне нетерпеливо шумела. Какое-то отношение к Плененным она, безусловно, имела. Даже если это был не Мурген из другого времени.

Я ворчала и рявкала на всех, шагая туда и обратно, как заведенная, пока полдюжины молодцов расширяли дыру, жалуясь, что им мало света. От меня, как от человека-свечи, толку было не слишком много. Может быть, этим шариком в моих волосах Гоблин и Одноглазый хотели подчеркнуть, какая я способная и яркая девушка? Хотя вряд ли. Прожив на свете всего две сотни лет, невозможно развить у себя такую тонкость и сообразительность.

Все больше и больше народу толпилось у меня за спиной.

— Речник! — окликнула я. — Тебе было сказано занять людей каким-нибудь полезным делом. Тобо, отойди оттуда! Хочешь, чтобы камень упал тебе на голову?

Голос позади меня произнес:

— Прибавь света и посмотри, не нужно ли тут установить подпорку.

Я повернулась.

— Слинк?

— У меня в семье были горняки.

Одноглазый пихнул Гоблина кулаком.

— У этого карлика есть саперный опыт. Он помогал минировать стены в Тембере. — Его физиономию расколола отвратительная ухмылка.

Гоблин что-то недовольно проскрипел; наверняка этот «Тембер» был для него не самым приятным воспоминанием. В Анналах никаких упоминаний о Тембере не было, насколько мне помнится. Скорее всего, связанное с ним событие произошло задолго до того, как Ворчун стал Летописцем, а ведь он занимался этим еще с юных лет.

Два непосредственных предшественника Ворчуна, Миллер Ладора и Канвас Скар, настолько пренебрегали своими обязанностями, что об их времени известно крайне мало — главным образом то, что реконструировали их преемники, опираясь на воспоминания тех, кто был еще жив. Это происходило на протяжении всего периода времени, когда Ворчун, Масло и Ведьмак присоединились к Отряду. Сам Ворчун мало что рассказывает о тех днях.

— Я правильно понимаю — на инженерные навыки Гоблина особенно рассчитывать не приходится?

Одноглазый прокаркал, точно ворона:

— Как инженер наш шибко одаренный приятель способен лишь крушить и ломать. Стоит ему появиться и все летит вверх тормашками. — Гоблин предостерегающе зарычал, точно мастиф. — Суди сама. Наш гениальный замухрышка поймал Старика на удочку, предложив проникнуть в город Тембер, прорыв туннель под его стенами. Дескать, зароемся поглубже, это будет нетрудно, земля мягкая. — Одноглазый фыркнул, с трудом сдерживая смех. — Это и вправду оказалось нетрудно. Когда туннель прорыли, стены провалились. Те из наших, кто смог, выкарабкались и разобрались с этим чертовым Тембером.

Гоблин проворчал:

— Прошло целых пять дней, пока кое-кто вспомнил о тех, кого засыпало.

— Кое-кому просто чертовски повезло, что у него был такой друг, как я, который не поленился выкопать его. Старик совсем было уже собрался устанавливать на этом месте надгробный камень.

— Все не так было, — проворчал Гоблин. — Туннель в жизни не обрушился бы, если бы один двуногий, зажившийся на свете пес не вздумал затеять там свою очередную дурацкую игру. Знаешь, я почти забыл эту историю. Ни разу не вспоминал за столько лет. Никогда не прощу тебе, что ты разворошил ее. Не следовало тебе это делать, недоносок. Проклятие! Одной ногой стоит в могиле, того и гляди сдохнет, не расплатившись со мной за все свои безобразия, и туда же! Главное дело, ты ведь не просто так все это вспомнил, а с какой-то подлой целью, верно?

— А как же, простофиля! При малейшей возможности я стараюсь поставить тебя на место, чтобы ты не цеплялся ко мне. Тебе ведь нравится делать это, а? Я спас твою задницу, а тебе нравится делать это? Нет хуже дурака, чем старый дурак. Так и заруби у себя на носу, ты, лысый жабеныш, — тебе меня не обскакать. Я, может, хожу сейчас помедленнее, чем раньше, и все равно на три шага впереди и на десять факелов ярче, чем какой-то белокожий…

— Мальчики! — не выдержала я. — Детки вы мои ненаглядные! У нас тут дел по горло. — Представляю, как они сводили всех в Отряде с ума во времена своей молодости, когда энергия у обоих била через край. — На данный момент мне плевать на все эти события, имевшие место еще до моего рождения. Забудьте о них и просто откройте эту дыру, чтобы я смогла увидеть, что там дальше.

Ворча, угрожая и мешая друг другу по мелочам, оба колдуна, тем не менее, используя весь свой огромный опыт, сделали то, что от них требовалось.

82

Как только дыра была распечатана и расширена в той мере, чтобы в нее оказалось возможно пролезть, возникли краткие дебаты по поводу того, кто пойдет первым. Последовало универсальное:

— Не я!

Но когда я опустилась на корточки, собираясь пролезть внутрь и хотя бы успеть разглядеть то, что собиралось закусить мной, прежде чем оно сомкнет свои челюсти, в некоторых истинных джентльменах проснулись благородство и рыцарские чувства. По-моему, весьма показательно, что двое из них, Суврин и Лебедь, даже не были отрядными братьями.

Гоблин проворчал:

— Сильна, сильна. Теперь ты заставляешь нас чувствовать, какие мы гадкие. Ну-ка, вы все, прочь с дороги. — Он протолкался вперед.

Он не должен был этого делать!

А я — должна и поэтому тут же полезла следом.

Я не нуждаюсь в том, чтобы кое-кто демонстрировал свое рыцарское благородство, прокладывая мне путь.

— Нет Бога кроме Бога, — пробормотала я. — Велики и Таинственны Дела Его. — Пройдя едва ли пять шагов, я налетела на Гоблина, который тоже внезапно остановился. — По-моему, это демон Шиветай.

— Или его мерзкий младший братец.

Мур ген ни словом не обмолвился о том, в каком состоянии находится демон. Мне было известно лишь, что он висит над бездной, возникшей в результате подземного толчка, и прибит серебряными кинжалами к огромному деревянному трону.

— Похоже, равнина здесь тоже исцеляет сама себя, — заметила я.

Бездна была столь глубока, что вызывала головокружение. Заглянув в нее, я вынуждена была на мгновение закрыть глаза. Шиветай по-прежнему висел над ней, но расселина явно стала уже по сравнению с тем, как ее описывал Мурген. Стягиваясь, поверхность выталкивала деревянный трон вверх. Шиветаю больше не угрожала опасность в любой момент упасть в бездну. Складывалось впечатление, что еще несколько десятилетий, и он будет лежать здесь, уткнувшись носом в исцеленный камень, а трон навалится на него сверху.

Рядом со мной возник Лозан Лебедь.

— Он примерно в том же состоянии, что и в прошлый раз, — сказал он.

— Ты же, вроде бы, ничего не помнишь.

— Не знаю, что там эти умники со мной делали, но оно, похоже, сработало. Глядя на вещи, я вспоминаю то, что связано с ними.

— Учитывая, что мог бы натворить Шиветай, если бы имел возможность скакать тут повсюду, меня вполне устраивает, что он пребывает в том же состоянии, — сказал Гоблин Лебедю. — Что скажешь по этому поводу?

— Мог бы ты не шелохнуться на протяжении пятнадцати лет?

— Он находится в таком состоянии гораздо дольше, Лебедь, — сказала я. — Его распяли на этом троне сотни лет назад. А может, и тысячи. Это произошло перед тем, как Обманники, убегавшие от Райдрейнака, прошли здесь и спрятали Книги Мертвых. — Это сообщение заставило некоторых удивленно взглянуть на меня. В особенности, господина Сантаракситу. За неимением времени, я пока не успела никому рассказать о том, что узнала от Мургена. — Иначе из-за него им пришлось бы тут задержаться. Он как страж и должен был бороться с такими, как они.

— Кто распял его? — спросил Гоблин.

— Не знаю.

— Неплохо бы выяснить. Лучше приглядывать за парнем, который способен сделать такое.

— Это уж точно, — согласился Лебедь, заметно нервничая.

— Он нас слышит, — сказала я.

Сделав несколько шагов вдоль края бездны, я присела на корточки. Из этого положения мне были видны глаза демона — чуть приоткрытые, как щелочки. И у него было не два, а три глаза! Третий — прямо в центре лба, над и между двумя другими. Мне никогда не приходилось видеть такого, хотя вообще-то от демона в духе Гунни можно было ожидать чего-нибудь в этом роде.

Эта оплошность была тут же исправлена, как только демон заметил мой испытующий взгляд. Третий глаз закрылся и исчез.

— Этот трон, наверно, весит немало? — спросила я Лебедя.

— Да. Ну и что?

— Просто подумала, не могли бы мы его передвинуть, не уронив в расселину.

— Я не инженер, но на мой взгляд, для этого нужно его опрокинуть. Наверно, можно. Правда, одно неосторожное движение… Это чертовски глубокая трещина. Но…

Позади нас столпились любопытствующие, их неумолчная болтовня раздражала. Даже шепот отдавался гоготом эха, от чего создавалось впечатление, будто это помещение обитаемо. Что, конечно, не соответствовало действительности.

— Помолчите. Вы мешаете мне думать. — Это прозвучало резче, чем я хотела. Люди смолкли, продолжая таращить глаза. — Кто-нибудь видит способ повернуть эту штуку правой стороной вверх и оттащить от расселины?

— Что за идея? — спросил Одноглазый. — Не толкайся, сосунок.

Суврин спросил:

— Используя то снаряжение, которое у нас есть?

— Да. И это нужно сделать сегодня. Я хочу, чтобы большинство людей завтра с первыми лучами солнца продолжили путь на юг.

— Это можно сделать, используя грубую физическую силу. Часть людей должна перейти на ту сторону излома и наклонить трон настолько, чтобы те, кто на этой стороне, смогли перетащить его к себе. С помощью веревок и, возможно, животных.

— Если начать его наклонять, предварительно не отодвинув, нижняя часть трона просто соскользнет с края, — заявил Лебедь. — И эта громадина полетит прямо в недра земли.

— Что ты задумала? — продолжал допытываться Одноглазый, но я снова оставила его вопрос без ответа.

Я сосредоточилась на споре, который разгорелся между Лебедем и Суврином. Послушала несколько минут и заявила:

— По-моему, Суврин — единственный из присутствующих, у кого есть толковые соображения на этот счет. Поэтому он будет за старшего. Суврин, бери всех, кого сочтешь нужным. Используй любые подручные средства. Только оттащи Шиветая подальше от трещины. Ты слышишь, Непоколебимый Страж? Любой, у кого есть какие-то идеи, может поделиться ими с господином Суврином.

— Я не смогу… Я не… Я не должен… — забормотал Суврин. — Самое главное, мне кажется, это более-менее точно выяснить, с каким весом нам придется иметь дело. И нужно построить на скорую руку что-то вроде мостков через расселину. Господин Лебедь, займитесь этим. Господин Тобо, молодой человек! Насколько я понимаю, ты кое-что смыслишь в математике. Поможешь мне вычислить вес этой штуки?

Тобо усмехнулся и подошел к трону, по-видимому, не испытывая никакого страха перед демоном.

— Одно уточнение, — сказала я. — Лебедь останется при мне. Он уже бывал здесь прежде. Ранмаст и Икбал, мостками займетесь вы. Лозан, пошли со мной.

Как только мы отошли достаточно далеко, чтобы нас нельзя было услышать, Лебедь спросил:

— Что происходит?

— Не хочу, чтобы ты болтался у них на глазах как напоминание о том, что случилось с Отрядом.

— A-а. Спасибо. Я так и подумал.

Он бросил взгляд туда, где столпились нюень бао. Чувствовалось, что матушка Гота продолжала лелеять свое «доброе» отношение к нему. Еще бы — под этими камнями находился ее сын.

— У меня, возможно, несколько необычный взгляд на вещи. Я, конечно, не сомневаюсь, что мы должны нести ответственность за свои действия, но не уверена, что мы всегда понимаем, почему поступаем так или иначе. Ты можешь четко ответить на вопрос, почему тогда помог Душелову освободиться? Готова поспорить, что ты потратил немало странных минут, снова и снова пытаясь разобраться в этом.

— Ты выиграла. Если не считать того, что правильнее было бы сказать — немало странных лет. И до сих пор не могу найти удовлетворительного объяснения. Она каким-то образом воздействовала на меня. Только с помощью взгляда. На протяжении всего пути через равнину. Вероятно, играла на моих чувствах к ее сестре. Когда пришло время, возникло ощущение, что я все делаю как надо. Ни капли сомнения до тех пор, пока все не закончилось и мы уже были в пути.

— И она сдержала свое слово.

Он понял мой намек.

— Она дала мне все, что обещал ее взгляд. Все, чего я так желал и чего не могла мне дать ее сестра. У Душелова много недостатков, но свое слово она держит.

— Иногда, получив желаемое, мы обнаруживаем, что хотели совсем не того, что нам на самом деле нужно.

— Точка в точку. История моей жизни.

— На равнину пришло около пятидесяти человек. Выбрались отсюда лишь двое. Тринадцать погибли по дороге, пытаясь спастись. Остальные все еще где-то здесь. И ты помогал доставить их туда, где они сейчас. Только ты можешь показать мне дорогу. Как там твоя память, оживает?

— О, эти заклинания оказались очень действенны. Все вспоминается, но не само собой, а как бы это сказать… При определенных условиях. Тебе придется мириться с тем, что иногда я все же могу запутаться.

— Понятно. — Пока мы разговаривали, одним глазом я поглядывала на остальных. Чувствовалось, что Сари напряжена и в тревоге. Дой выглядел как человек, который многого ждет от этого дня. Гота, как обычно, пилила Одноглазого, не забывая время от времени бросать мрачные взгляды в сторону Лебедя. Гоблин пытался наладить туманный прожектор прямо посреди снующего туда-сюда народа. — Здесь, кажется, светлее, чем можно было заключить из рассказов Мургена.

— Намного светлее. И теплее тоже. Если мне будет позволено высказать свое мнение, я бы предположил, что это как-то связано с непрекращающимся исцелением.

Не жарко, конечно. Во всяком случае, я не испытывала желания снять часть одежды. Но, безусловно, теплее, чем на равнине. И, главное, ветер отсутствовал.

— Где находятся Плененные?

— Где-то здесь была лестница. Нужно спуститься примерно на милю под землю.

— Как вам удалось свести вниз тридцать пять находящихся в бессознательном состоянии человек, а потом подняться обратно, и все это до наступления темноты и, следовательно, появления Теней? Разве это возможно?

— Главную роль тут играла. Душелов. Она знает заклинание, которое заставляет все, что угодно, плыть по воздуху. Мы связали людей вместе и тащили их за собой, точно связку колбас. Фактически, она тащила. Я все время находился наверху. Дело в том, что лестница имеет несколько изгибов и поворотов. Трудности возникали, когда приходилось огибать углы. Но все равно, хлопот было гораздо меньше, чем если бы мы сводили их туда по одному.

Я кивнула. Мне были известны случаи, когда Душелов использовала именно это колдовство. Полезная штука, может пригодиться. И не когда-нибудь, а прямо здесь и прямо сейчас — если удастся поднять моего будущего дружка Шиветая.

Любопытно. Прежде Мурген говорил, что это имя означает «Не Ведающий Смерти», хотя совсем недавно он перевел его как «Непоколебимый Страж». Однако он много чего нового из области мифологии порассказал.

Мне приходилось бороться с желанием плюнуть на то, что я тут вроде бы командир, и прямо сейчас спуститься по этой лестнице. Нельзя, конечно. Я вернулась, чтобы обсудить ситуацию с остальными. Большинство из них столпилось вокруг Шиветая, пытаясь повернуть его трон направо силой своих языков. Суврин сказал:

— Хороший способ согреться.

И снять напряжение тоже, без сомнения. В толпе то и дело раздавались non росы и замечания вполне в традиционном стиле по поводу огромного безобразного создания, пришпиленного к трону.

— Лебедь знает дорогу вниз, в пещеры, — объявила я, когда все собрались вокруг. — Его память восстанавливается. — Гоблин и Одноглазый приосанились, но я не дала им возможности насладиться своим очередным достижением публично. — Я хочу отправиться вниз на разведку, а вы пока оборудуйте тут лагерь. И обдумайте поконкретнее, как именно мы разделимся завтра, когда большая часть отправится дальше на юг.

Мы уже не раз обсуждали, как лучше разделить отряд, чтобы здесь осталось минимум людей и максимум припасов, с учетом того, что оставшимся придется выводить Плененных, а уходящие, не задерживаясь, двинутся дальше, к светлому — как я надеялась — будущему.

Дой занял сугубо рациональную позицию. Он считал, что пока не нужно заниматься Плененными, а нужно всем вместе отправиться в Страну Неизвестных Теней, а потом выслать оттуда хорошо подготовленную и снаряженную экспедицию. Однако никто точно не знал, чем закончится этот поход. К тому же, большинство из нас было не способно чисто эмоционально вот так взять и покинуть наших братьев, когда мы находились в двух шагах от них.

Мне следовало обсудить эту проблему с Мургеном, пока мы еще могли раздумывать. С каждой отсчитываемой секундой возможность выбора становилась все меньше.

Реакция Сари на настойчиво повторяемые призывы дядюшки была такой бурной, что могла бы расплавить и свинец. По некоторым причинам она боялась встречи со своим мужем, но тем меньше было у нее желания откладывать возможный кризис.

Лебедь склонился к моему плечу и прошептал:

— Мы состаримся и умрем с голоду, если станем дожидаться, пока все они придут к общему мнению.

И в этом был смысл. Определенно, был.

83

Перед тем, как начать спуск, я получила причитающуюся мне ежедневную норму продуктов. Только сейчас, когда мы пересекали зал, направляясь к лестнице, до меня дошло, насколько он был велик. Наш отряд в нем совершенно затерялся.

— Тут, наверно, расстояние не меньше мили, — заметила я.

— Почти точно. Душелов говорила, что лишь на несколько ярдов меньше. Не знаю, зачем нужен такой огромный зал. Жаль, что у нас нет факела. В прошлый раз я заметил, что они свалены тут где-то в углу — кстати, тогда было гораздо меньше пыли, — но она сказала, чтобы я не отвлекался.

Здесь и впрямь было много пыли, а снаружи — нет. Равнина, видимо, не терпела на своей поверхности ничего, кроме трупов рискнувших пересечь ее людей. Даже тут мы не обнаружили никаких признаков животных или снаряжения, которые были у Плененных.

— Далеко еще?

— Почти пришли. Осторожнее, не оступись.

— Что такое?

— Тут что-то вроде ступеньки. Очень высокой, около восемнадцати дюймов. Если не знать, можно сломать ногу. В прошлый раз я подвернул здесь лодыжку.

Я оглянулась, прежде чем шагнуть вниз. Все наши гении трудились, как пчелки, выполняя мои задания. Сари, Радиша и некоторые другие, не получившие конкретных заданий, решили последовать за мной и сейчас немного отстали от нас с Лебедем.

— Смотри-ка, инкрустация, — сказала я. — Неплохо бы разглядеть повнимательнее, если будет время. — Я наклонилась, изучая край выступа. — Он идет по кривой. Полированный камень.

— Эта выступающая часть пола представляет собой круг. По размеру — почти точно одна восемнадцатая самой равнины. Если верить Душелову. Та часть, на которой установлен трон демона, приподнята уже по отношению к этому уровню и тоже имеет форму круга, но меньшего размера — одна восемнадцатая большого.

— Наверно, во всем этом есть какой-то смысл. К Плененным это имеет какое-то отношение?

— Нет, насколько мне известно.

— Тогда займемся этим позже.

— Ступеньки начинаются отсюда.

Да, вот они, у самой стены. Рядом пол пересекала трещина. Вначале она, по-видимому, была забита обломками частично обрушившейся стены, но по мере того, как «рана затягивалась», их выдавливало наружу. Сейчас трещина уже почти затянулась.

Лестница начиналась просто — прямоугольная дыра в полу и больше ничего, даже перил. Ступеньки круто уходили вниз, примерно параллельно внешней стене.

Опустившись на двадцать ступенек, мы оказались на площадке размером восемь футов на восемь. Дальше ступеньки заворачивали вправо. Этот пролет казался бесконечным. Камень ступенек источал слабое свечение, достаточное лишь для того, чтобы было видно, куда ставить ногу.

Сари и Радиша были сейчас достаточно близко позади нас, чтобы я могла слышать их разговор, не разбирая слов. По звучанию голосов чувствовалось — обе женщины напуганы тем, что сулит им ближайшее будущее.

Их можно понять. Я сама нервничала, приближаясь к заветной цели всей моей жизни. Правда, совсем немного.

— Хочешь идти впереди? — спросил Лебедь.

Сам он, похоже, не проявлял в этом отношении сколько-нибудь заметного энтузиазма.

— Там нет никаких дурацких ловушек или еще чего-нибудь в этом роде?

— Нет. У нее возникла идея установить их, исключительно ради забавы, на тот случай, если кто-нибудь когда-нибудь пойдет этим путем, но времени не хватило. Она так долго возилась тут со всякой ерундой, что я уже и надежду потерял когда-нибудь выбраться отсюда. И мы не выбрались бы, не будь она тем, кем была. Ее заклинания отогнали Теней. Ей уже приходилось делать это прежде, напрактиковалась.

— Так вот в чем дело!

— Что ты имеешь в виду?

— Ничего. Просто вспомнила кое-что.

Ну и тупица же я! Все эти годы ломала голову над тем, как Лебедю и Душелову удалось успеть и Плененных похоронить, и не угодить на обед к Теням, а ответ, между тем, был совершенно очевиден. Душелов, одна из самых мощных колдуний, к этому времени уже имела некоторый опыт манипулирования Тенями. Так часто бывает — истина лежит, можно сказать, под носом, но ты ее не замечаешь, если не дашь себе труд хорошенько поработать головой.

Прости меня, Лорд Времени. Будь Милосерден. Будь Сострадателен. Обещаю Тебе, что постараюсь трудиться не только разумом, но и душой, — как только мои братья окажутся на свободе.

Поскольку Лебедь не предостерегал меня о грозящей опасности, я начала спускаться.

Архитекторы, инженеры и каменщики не заботились о геометрическом совершенстве, создавая это сооружение. Хотя в целом лестница прорезала скальный массив в одном, вполне определенном направлении, она виляла из стороны в сторону, то и дело отклоняясь от прямой линии. И ступеньки были разной высоты. Хорошо хоть, что довольно часто попадались площадки. Каково же будет подниматься обратно?

— Если нам понадобится свести вниз Одноглазого, то обратно придется тащить его на руках. Выкарабкаться отсюда будет ему не по силам.

— Ну, что-нибудь да придумаем, когда дойдет до дела.

— Вот почему я сейчас здесь. Хочу посмотреть сначала сама, что именно нас ожидает.

— Вызови своего гения из бутылки. Попроси у него совета.

— Он никогда много не рассказывает о том месте, где находится. С тех пор, как оказался тут сам. Вроде как ему это неприятно. Мне несколько раз снилось что-то похожее, но неизвестно, насколько точны мои сны.

Лебедь тяжело вздохнул.

— По правде говоря, мне вовсе не хочется туда спускаться.

— Что, нелегко нам придется?

— Вниз еще ничего, но вот обратно…

— У меня голова немного кружится, даже когда мы опускаемся.

— Тогда иди помедленней. Несколько минут ничего не изменят — после всех этих лет.

Он был прав. И ошибался. Что касается Плененных, никакой спешки и вправду не было. Но для нас, с нашими ограниченными ресурсами, время неизбежно становилось решающим фактором.

— Правда, иди помедленнее, Дрема. Что ты на этом потеряешь? Можно сказать, всего ничего.

Беспокоится за меня. Только к чему так уж драматизировать ситуацию?

Лестница изогнулась вправо. Левая ее часть оказалась отсечена расселиной, вызванной, скорее всего, землетрясениями, происходившими во времена, когда правили Хозяева Теней.

Ступеньки были наполовину обрублены — лестница как бы повисла на краю утеса. Внизу, куда она уходила, мерцал красновато-оранжевый свет, исходящий, по-видимому, от самого камня, поскольку никакого другого источника не было видно. Правда, неяркий, так что приходилось раскрывать глаза пошире. Оттуда же, паря в воздухе, поднимались вверх похожие на привидения клочья пара. Воздух стал заметно теплее. Я спросила:

— Там, внизу, случайно не сам Ад?

Некоторые Ведна верили, что аль-Шейл — место, где злые души горят вечным огнем.

Лебедь понял, что я имела в виду.

— Не в вашем понимании этого слова. Но для тех, кто оказался здесь в ловушке, это да, самый настоящий Ад, так мне кажется.

На следующей площадке я остановилась. Дальше ступеньки сужались до двух футов. Слегка наклонившись, я могла разглядеть, что лестница находилась внутри огромного полого цилиндра с диаметром поперечного сечения, по крайней мере, в двадцать футов. Изнутри шахтный ствол был выложен более темным камнем, чем тот, в котором он был вырезан. Может быть, этот ствол сделали таким большим, чтобы иметь возможность протащить по нему Кину.

— Представляешь, какой грандиозный инженерный проект лежит в основе всего этого? — спросила я.

— Людей, у которых много рабов, не пугают грандиозные проекты. У тебя проблема?

— Да. Она состоит в том, что я боюсь высоты. Без молитвы и помощи следующий пролет мне не одолеть. Я хочу, чтобы ты шел первым. Я хочу, чтобы ты шел медленно. И я хочу, чтобы в любой момент, протянув руку, я могла коснуться тебя. Если мне станет нехорошо и я почувствую, что леденею от страха, я хочу иметь возможность продолжать идти с закрытыми глазами. — Я сама удивилась, как спокойно и рассудительно звучал мой голос.

— Понятно. Вопрос в том, кто будет вести меня с открытыми глазами? Стой! Не паникуй, Дрема. Я пошутил! Мне это раз плюнуть. В самом деле.

Это была не самая худшая ситуация, в которой мне приходилось оказываться. Способность рационально мыслить я, по крайней мере, не утратила ни на мгновение. Но это было трудно. Даже когда Лебедь заверил меня, что со стороны обрыва имеется невидимый защитный барьер, и продемонстрировал его присутствие, какое-то животное чувство страха — нет, ужаса! — внутри подталкивало меня убраться отсюда к черту, куда-нибудь в такое местечко, где над головой небо, земля ровная, зеленая, и даже, может быть, растут деревья.

Лебедь все твердил, что я пропускаю чертовски эффектное зрелище, в особенности, когда мы подошли к нижнему краю расселины, где свет был ярче и где клубился туман; туман, скрывающий бездонные глубины. Но я продолжала идти зажмурившись, пока трещина не закончилась.

По дороге мне пришло в голову считать шаги, чтобы составить представление о том, насколько глубоко мы опустились. Но я сбилась со счета, когда в сознании возник образ мухи, ползущей по стене. Однако это занятие на какое-то время отвлекло меня. Правда, ориентация все же, видимо, отчасти нарушилась — временами казалось, что мы прошли по горизонтали не меньший путь, чем по вертикали.

Только я об этом подумала, лестница вильнула влево и тут же снова влево. Оранжево-красный свет исчез. Мы довольно быстро свернули еще пару раз в полной темноте, порождающей новые, совершенно особые и не слишком приятные ощущения. Но никто не бросился на меня, никто не пришел по мою душу.

Потом снова появился свет, но его яркость нарастала настолько медленно, что я почти не заметила, когда именно это началось. Свет имел золотистый, но странно холодноватый оттенок. Мне стало ясно, что цель близка.

Ступеньки привели нас в естественную пещеру. Землетрясения и тут частично разрушили каменные стены.

— Мы пришли? — спросила я.

— Почти. Поосторожнее на этих камнях, они не слишком устойчивы.

— Что это?

— Что?

— Звук.

Мы прислушались. Спустя некоторое время Лебедь сказал:

— Думаю, это ветер. Он тут и в прошлый раз дул временами.

— Ветер? На глубине мили под землей?

— Только не проси меня объяснить это. Дальше снова пойдешь первой?

— Да.

— Я так и подумал.

84

…Золотые пещеры, где бок о бок сидят древние люди, застывшие во времени, бессмертные, но не способные пошелохнуться. Эти безумцы покрыты паутиной волшебного льда, как будто тысячи пауков оплели их нитями замерзшей воды. Над ними, свисая с потолка пещеры, растет зачарованный лес сосулек.

Такое впечатление все это произвело на Мургена десять лет назад. В целом ничего не изменилось, только свет казался не таким золотистым, а нежная филигрань льда выглядела гуще и запутанней. И еще — люди, сидящие у стены, не смотрели на нас широко распахнутыми глазами, как это описывал Мурген. Они казались мертвыми. Или спящими. Никаких раскрытых глаз. И ни одного узнаваемого лица.

— Лебедь, кто это?

Резкий ветер продолжал гулять по пещере высотой с дюжину футов и примерно такой же ширины. Относительно ровный пол имел наклон вдоль длины пещеры и выглядел, точно замерзшая грязь, покрытая ледяным мехом изумительной красоты. Чувство возникало такое, что эта ныне застывшая вода струилась по пещере еще в ту эпоху, когда сюда не ступала нога человека.

— Эти люди? Понятия не имею. Они были здесь и в прошлый раз.

Я наклонилась поближе, стараясь ни до чего не дотрагиваться.

— Пещеры естественные, верно?

— По виду, да.

— Тогда эти люди были здесь с самого начала. Еще до того, как построили равнину.

— Возможно. Скорее всего.

— Кто бы ни похоронил Кину, он знал о них. И Обманники, преследуемые Райдрейнаком, тоже. Ха! Вот этот уж точно скончался. Замумифицировался естественным образом, но определенно мертв. — Труп совершенно иссох. На согнутых коленях и локтях дожа треснула, обнажив голые кости. — А остальные? Кто знает? Может, умелый колдун сумеет пробудить их к жизни, так что они снова забегают не хуже мальчишек Икбала.

— С какой стати нам этим заниматься? У нас и без них хватает парней, которых мы с Душеловом здесь похоронили. Они вон там. — Он указал вверх по скату пола, где свет был уже почти не золотистым, а льдисто-голубым.

И неярким. Во всяком случае, зрительно. Может быть, он вообще воздействовал не столько на зрение в физическом смысле, сколько на психику. Колдовской, похожий на тот, который присутствовал в моих снах.

— Может, они расскажут нам что-нибудь интересное.

— Я сам расскажу тебе кое-что интересное, — буркнул Лебедь себе под нос и дальше заговорил обычным голосом, рассчитанным на меня: — не думаю. По крайней мере, для нас это вряд ли окажется интересным. Душелов изо всех сил старалась избегать соприкосновения с ними. Провести пленников мимо и не задеть никого — это оказалось едва ли не самой трудной частью работы, которую мы проделали.

Я наклонилась, вглядываясь в другого человека. Он принадлежал к абсолютно неизвестной мне расе.

— Они, наверно, из других миров.

— Может быть. Есть такая поговорка: «Не буди спящую собаку». Очень тонко замечено и, главное, как раз к месту. Неизвестно, почему они оказались тут.

— Я не собираюсь выпускать на свободу никакие темные силы. Смотри-ка, эти люди не такие, как те.

— Да, я еще в прошлый раз заметил, что их тут несколько разных групп. Вряд ли что-то изменилось. По-моему, они оказались здесь в разное время. Смотри, вон эти совсем мало обросли льдом, а на тех, первых, он, похоже, накапливался на протяжении столетий.

— Ой!

— Что такое?

— Я стукнулась головой об эту проклятую сосульку.

— Надо же… А я и не заметил.

— Будешь ехидничать, и я врежу тебе по коленной чашечке, Воображала. У тебя нет ощущения, точно здесь внезапно похолодало? — Это чувство определенно возникло не потому, что у меня разыгралось воображение или дул холодный ветер.

— Так всегда было. — Его усмешка увяла. — Это из-за них. Начинают осознавать, что здесь кто-то есть. Дальше — больше. Может начать действовать на нервы, если слишком обращать внимание.

Я и впрямь чувствовала нарастание… чего? Безумия, становящегося почти ощутимым. Это впечатляло.

— Почему мы можем ходить тут среди них? — спросила я. — Почему не замерзаем, как они?

— С нами, скорее всего, именно это и произойдет, если задержаться тут подольше и уснуть. Этих людей доставляли сюда в бессознательном состоянии.

— В самом деле? — Чем выше мы поднимались по склону, тем меньше становилось льда. На изморози, покрывающей пол, виднелись следы, оставленные много лет назад Душеловом и Лозаном Лебедем. Люди, сидящие у стены, снова были другие. Они походили на нюень бао, кроме одного, высокого, стройного и очень бледного. — Но потом же они проснулись?

Несколько пар открытых глаз, казалось, следили за мной. Я очень надеялась, что это всего лишь игра воображения, подхлестнутая сверхъестественной обстановкой пещеры. Никто из них не сделал ни малейшего движения.

Шаги.

Прежде чем до меня дошло, что это Сари, Радиша или кто-то еще из наших, я подскочила чуть ли не на высоту собственного роста.

— Пойди скажи им, чтобы старались не спотыкаться и ничего тут не трогали. Я немного передохну и подумаю, что нам делать дальше.

Лебедь нахмурился и жалобно заворчал, но потом осторожно засеменил вниз по склону к лестнице, по дороге разговаривая сам с собой. И я не винила его.

Я сделала шаг в том направлении, куда вели старые следы. Пол ушел из-под ног, я упала, сильно ударилась, заскользила по склону и остановилась, лишь наткнувшись на Лебедя. Убедительно притворившись, будто его все это лишь позабавило, он спросил:

— Ты в порядке?

— Отделаюсь синяками. Потише, ты повредишь мне запястье.

— Мне следовало предупредить тебя. Там, где много изморози, пол очень скользкий.

— Тебе повезло, что я не ругаюсь.

— М-м-м?

— Ты нарочно все это подстроил. Такой же гадкий, как Одноглазый и Гоблин.

— Что я слышу? Кто-то поминает мое имя всуе? — Из полумрака, оттуда, где лестница опускалась в пещеру, послышался голос Одноглазого, сопровождающийся хриплым, тяжелым дыханием, точно у него была чахотка.

— Бог Великий, Бог Всемогущий! Бог Всезнающий и Бог Всепрощающий! Его Планы Недоступны Для Нас, Простых Смертных. — И хорошо, и прекрасно. Убереги меня, Господи, и дальше от проникновения в Тайну Твоих Планов; когда не знаешь, что тебя ждет, меньше расстраиваешься. — Что он здесь делает? — спросила я Лебедя. — A-а, отлично! Я просто брошу его здесь. Не собираюсь тащить этого шустрика наверх только ради того, чтобы его не хватил еще один удар от чрезмерных усилий. Тресни его по голове, когда отвернется. — Я снова двинулась в глубину пещеры. — Попробую еще раз.

По дороге я еле слышно продолжала беседовать с Богом. Как обычно, Он не потрудился объяснить мне Свои Замыслы. Расплата за то, что я женщина.

Я чуть не проскочила то место, где вслед за древними нюень бао сидели наши парни из Отряда, потому что первые, так сказать, «свежие» тела принадлежали телохранителям из нюень бао. Я остановилась, лишь когда осознала, что прохожу мимо одного из них по имени Пам Гуанг. Некоторое время я внимательно разглядывала его.

И осторожно попятилась.

Стоило приглядеться, и граница, разделяющая пленников, бросалась в глаза. Изморозь накапливалась на братьях и их спутниках на несколько столетий меньше. Нежная паутина, полностью спеленавшая тех, кто находился здесь дольше, на наших только начала возникать. И все же она нарастала очень быстро, если сравнить, сколько времени провели тут наши парни и те, другие люди. Может быть, Душелов доставила себе маленькое удовольствие каким-то образом ускорить этот процесс. Творческая личность, ничего не скажешь.

Между телами братьев были размещены тела настолько древние, что их полностью скрывали ледяные коконы. Я и догадалась-то, что это люди, лишь по позе, в которой сидели «куколки».

Интересно… Может, в конечном счете и неплохо, что с нами здесь Одноглазый. Душелов запросто могла установить тут парочку ловушек, просто черт знает ради чего.

Нары-генералы Изи и Очиба сидели у стены напротив Пам Гуанга. Глаза Очибы были открыты. Они не двигались, но, казалось, сосредоточились на мне. Присев на корточки, я наклонилась как можно ближе, только что не касаясь его.

Влажные коричневые озера. На поверхности — ни пыли, ни изморози. Они открылись совсем недавно.

Холодок пробежал по спине, стало ужасно не по себе. Возникло чувство, точно я хожу среди мертвецов. Далеко на севере, там, откуда родом Лебедь, по слухам существуют религиозные течения, приверженцы которых представляют себе Ад как очень холодное место. Ужас, пробудившийся в сердце при виде той ситуации, в которой находились братья, подталкивал разыгравшееся воображение.

— Эта пещера вполне могла быть преддверием Ада.

Я осторожно поднялась и пошла дальше. Теперь пол стал почти совсем ровным. Братья не сидели тесной кучкой, разбросанные на расстоянии следующих нескольких сот футов, с этими древними «коконами» между ними. Некоторых невозможно было даже разглядеть из-за изгиба пещеры.

— Вижу Копье! — закричала я.

Это было замечательно. Теперь мы спокойно можем разделиться на два отряда, и оба будут иметь возможность проникнуть на равнину.

Мой голос отозвался эхом, которое звучало так, словно «меня» тут было множество и все мы говорили разом. До сих пор мы с Лебедем непроизвольно разговаривали тихо. Эхо было похоже на призрачный шепот, но все равно ошеломляло.

— Потише, потише, — сказал Одноглазый. — С какой стати ты так разошлась, Малышка? Ты даже понятия не имеешь, с чем здесь столкнулась.

Он заковылял мимо Лебедя и дальше, в мою сторону. И двигался чертовски проворно для жертвы недавнего удара, которой минуло двести лет. Все, что происходило, подействовало на него поистине возбуждающе.

Мои подозрения вновь ожили. С чего бы он так оживился? Но разбираться в этом не было времени.

Я заглянула в другую пару глаз, которые принадлежали высокому, костлявому, ужасно бледному человеку, колдуну по имени Длиннотень. Пленнику Отряда. Его возили с собой, потому что ни Ворчун, ни Госпожа не считали возможным доверить его охрану никому, кроме самих себя. А прикончить его они тоже не могли, так как состояние Врат Теней находилось в прямой зависимости от его благополучия. И хорошо, что они оказались столь предусмотрительны. Наш мир был бы совсем другим — и гораздо хуже, — если бы этот Хозяин Теней смог реализовать свои злые замыслы так, как подсказывала ему фантазия. Зло Душелова капризно и рассредоточено. Порочность и безумие Длиннотени были глубоки и имели гораздо более устойчивый характер.

Даже сейчас это безумие смотрело на меня из его глаз. Я сделала пометку в уме — этого типа мы трогать не будем, пусть остается там, где есть. Может, кое у кого были насчет него другие планы, но пока я тут за старшего. Если нам когда-нибудь удастся привести в порядок Врата Теней нашего мира, мы попросту прикончим его.

Я двинулась дальше вдоль ряда, мысленно производя сортировку и все время испытывая чувство недоумения, потому что большинство лиц были мне незнакомы. Наверно, эти люди вступили в Отряд, пока я находилась в стороне от центра событий.

— Ох, проклятие!

— Что такое? — Одноглазый, оказывается, уже почти догнал меня, шустрый старикашка. Голос у него дребезжал, точно эхо.

— Это Сопатый. Он не в стасисе.

Одноглазый усмехнулся, с явным безразличием. Старик Сопатый происходил из того же народа, что и сам Одноглазый, но был больше чем на столетие моложе колдуна. Между ними никогда не было и намека на дружескую привязанность.

— Пусть спасибо скажет — он заслуживал худшего.

Сопатый был стар и умирал от чахотки уже тогда, когда вступил в Отряд во время похода на юг, десять лет назад. И, тем не менее, он выжил, несмотря на свою немощь и те испытания, которые выпали на долю Отряда.

— Здесь Свеча и Клетус. Они тоже мертвы. Так же, как и пара нюень бао и двое Шадар, которых я не знаю. Тут что-то произошло. Семеро мертвых, и все в одном месте.

— Не двигайся, Малышка. Не прикасайся ни к чему, пока я не осмотрю все как следует.

Я застыла. Сейчас было самое время предоставить действовать специалисту.

85

— Я еще не нашла их! — крикнула я Сари и Радише. — И не сделаю ни шагу дальше, пока Одноглазый не заверит меня, что я не убью никого одним своим присутствием.

Вопреки всем советам, эти двое прошли как можно дальше вперед, до той самой черты, за которую я не позволила им переступать. Их желание поскорее увидеть своих мужа, брата и друзей было, конечно, по-человечески понятно, но нужно все-таки и разум иметь. Нужно сдерживать себя, пока не станет ясно, что можно и чего нельзя делать, не причиняя вреда этим самым мужу, брату и друзьям.

Сари бросила на меня острый, неприязненный взгляд.

— Прости, — сказала я неискренне. — Подумай хорошенько. По-моему, оттуда, где ты стоишь, видно, что стасис перестал действовать на тех, кто находится рядом с нами. Лебедь, как далеко тянется эта пещера за поворотом? — Мне видна была группа из восьми лежащих фигур, но среди них явно не было Капитана, Госпожи, Мургена, Тай Дэя, Корди Махера или Ножа. — Я вижу всех, кроме так примерно одиннадцати человек.

— Не помню, — угрюмо ответил Лебедь.

Раскаты басовитого эха принялись гоняться друг за другом по пещере. Однако эхо моего, более тонкого голоса звучало еще хуже.

— Что, заклинания уже не действуют? Память снова ослабела?

— Не думаю. Скорее всего, я этого никогда и не знал. У меня по-прежнему очень смутные представления о том, как именно все здесь происходило.

Одна из серьезнейших проблем состояла в том, что никто в точности не знал, сколько именно Плененных находится здесь. Лебедь, конечно, был лучшим свидетелем изо всех возможных, но в его памяти сохранились лишь ключевые фигуры. Мурген тоже практически не мог ничем помочь в этом вопросе. Оказавшись здесь, среди Плененных, он, по-видимому, утратил способность обследовать свое непосредственное окружение.

— Мургена нужно разбудить первым, только он знает все имена и лица. — Не исключено, что некоторые неизвестные мне люди вообще не входили в Отряд. — Одноглазый, хватит копаться, переключись полностью на проблему того, как разбудить этих людей. Я хочу, чтобы, как только Мурген будет обнаружен, он оказался в состоянии поговорить со мной. Ну что, можно идти дальше? — Вздорное эхо тут же напомнило мне, что надо говорить потише.

— Да, — раздраженно ответил Одноглазый. — Только ни к кому не прикасайся. И ни к чему тоже, если не уверена, что это такое. И прекрати понукать меня.

— Ты можешь вывести их из стасиса?

— Да не знаю я пока! А тут еще ты со своими дурацкими вопросами. Не мешай мне, может, я тогда и разберусь, что к чему.

Так, характер у нас портится прямо на глазах, а о манерах мы и вовсе забыли. Я вздохнула, потирая лоб, виски — начиналась головная боль — и прислушиваясь к звукам, доносящимся со стороны лестницы.

— Лебедь, попытайся никого не подпускать сюда, пока Одноглазый не созреет.

Я без особого энтузиазма посмотрела вперед. Как только пещера завернула вправо, наклон пола стал заметно круче. Сам пол сверкал от замерзшей воды и изморози. Коварная опора для ног, ничего не скажешь.

— Карр!

Белая ворона все время была где-то наверху, постоянно напоминая о своем присутствии и с каждым разом все более нетерпеливо.

Я осторожно двинулась вперед. Добравшись до места, где крутизна начала увеличиваться, встала на четвереньки и принялась сметать изморозь.

— Если вам неймется тащиться сейчас следом за мной, будьте вдвойне осторожны! — крикнула я Сари и Радише.

Они, конечно, не отступились. И были осторожны. Во всяком случае, никто из нас не поскользнулся и не скатился вниз по склону.

— Здесь Лонго и Искра, — сказала я. — А это вот, похоже, Ревун.

Без сомнения, это был он, маленький и страшно вредный Господин Колдун. Когда-то давно, на далеком севере, он был одним из приверженцев Госпожи, а потом здесь стал нашим врагом. Он попал в плен вместе со своим союзником, Длиннотенью. Госпожа, должно быть, знала какой-то способ использовать его, иначе давно прихлопнула бы его. Но пока я тут командую, ему, скорее всего, свободы не видать. Он был безумнее Душелова, в своем роде, конечно.

Ворона принялась бранить меня за то, что я так копаюсь.

Ревун проснулся. Его воля была настолько сильна, что он оказался в состоянии двигать глазами, хотя этим его возможности и ограничивались. В этих глазах тлело такое безумие, что мне стало окончательно ясно — этот человек ни в коем случае не должен возвращаться в мир.

— Будьте особенно осторожны рядом с ним, — сказала я. — А не то он заарканит вас, как Душелов Лебедя. Одноглазый, Ревун проснулся и может двигать глазами.

Одноглазый с отсутствующим видом повторил мое же предостережение:

— Не подходите к нему слишком близко.

Ворона продолжала меня «пилить». Ее голос тоже порождал эхо, но создавал совершенно неповторимый эффект.

— Ах, Радиша. Вот и твой брат. И, похоже, в отличной форме. Нет! Не прикасайся! Кто знает, от чего нарушился стасис у мертвых? Нужно просто еще немного потерпеть, и тебе, и всем нам тоже.

Она издала что-то вроде утробного рычания.

Ледяной потолок над нами негромко потрескивал — своеобразное звуковое приложение к то и дело возникающим раскатам эха.

— Это трудно, — продолжала я. — Ясное дело, трудно. Но в данный момент именно терпение — вот то лучшее орудие, которое позволит нам вытащить их отсюда, не причинив вреда. — Убедившись, что остальные прониклись сознанием необходимости держать себя в руках, я потихоньку двинулась дальше. Белая ворона продолжала нетерпеливо каркать. Я подумала вслух:

— Когда-нибудь я не выдержу и сверну этой птице шею.

— И отяготишь свою карму, — напомнила мне Радиша. — Может быть, станешь в следующей жизни вороной или попугаем.

— Одна из прекрасных особенностей Ведны состоит в том, что, согласно ее учению, никакой следующей жизни не существует. Значит, и беспокоиться не о чем. А Бога, Всемогущего и Милосердного, вороны вообще не интересуют. Разве что как средство для того, чтобы наслать чуму на неверующих. Никто не знает, господин Сантараксита не собирался сюда спускаться?

Мои организаторские способности быстро пошли на убыль, как только возникла возможность добраться до Плененных. Только сейчас до меня дошло, что знания ученого могли бы оказаться в особенности полезны здесь; не исключено, что он сумел бы найти связь всего, что находилось в этой пещере, с известными мифами.

Ответа не последовало.

— Я пошлю за ним, если понадобится. Ах, Сари, вот и твой любимый. Не прикасайся!

Я произнесла последние слова чуть-чуть слишком громко — эхо загремело просто неистово. Несколько маленьких сосулек упали с потолка, разбившись о пол с почти металлическим звяканьем.

Ворона сказала, совершенно отчетливо:

— Иди сюда!

Я, поискав ее взглядом, ответила:

— Если твои манеры существенно не улучшатся, ты рискуешь навсегда остаться здесь.

Птица нервно бегала туда и обратно перед Ворчуном и Госпожой. Вот где Душелов потрудилась на славу. Эти двое сидели рядышком, почти прижавшись друг к другу. Капитан обнимал Госпожу за талию, а она держала его руки в своих. В этой сцене злобное чувство юмора Душелова явно достигло апогея; она сделала все, чтобы воссоздать крошечный кусочек мирной жизни.

Если Душелов и расставила где-то ловушки, то они должны быть здесь.

— Одноглазый! Мне нужна твоя помощь.

Глаза Госпожи были открыты, и пыль на них отсутствовала. Она сердилась, и белая ворона явно хотела именно это довести до моего сведения.

— Терпение, — посоветовала я Госпоже, чувствуя, что сама уже теряю его. — Лебедь, Одноглазый, идите сюда. — Лебедь первым добрался до меня, хотя и находился дальше. — Не припомнишь, Душелов ничего особенного не делала с этими двумя? Какую-нибудь маленькую подлость, а?

— Не Помню. Тогда меня это не волновало. Усадив их, она просто занялась следующим делом. Такой у нее способ существования. Начав какое-то дело, она целиком и полностью погружается в него, забывая обо всем остальном. А когда идет дальше, напрочь выкидывает из головы то, что происходило совсем недавно.

— Приятно обнаружить, что ей тоже не чуждо хоть что-то человеческое. — Я не собиралась сейчас обсуждать это. — Одноглазый, осмотри тут все на предмет ловушек. И пошевели мозгами. Скажи мне, наконец, ты можешь пробудить этих людей или нет, черт возьми? — Моя головная боль не прошла, хотя, слава Господу, больше не усиливалась.

Упала еще одна сосулька.

— Да знаю я, знаю. Слышал, когда ты первый раз спрашивала. — И дальше завел свою любимую песню о том, что мне нужен любовник и что он все отдал бы, лишь бы увлечь меня этой идеей.

Я прошла мимо Ворчуна и Госпожи. Пещера здесь не заканчивалась. Бледный свет едва освещал ее. Золотистый оттенок в нем теперь начисто отсутствовал. Немного серебра, чуть-чуть серого, а в основном — льдисто-голубой. Похоже, осадочная порода там, впереди, сменилась почти чистым льдом.

— Лебедь, Душелов ходила туда, дальше, пока вы были здесь?

Он поискал меня взглядом.

— Нет. Но она, возможно, делала это прежде.

Кто-то прошел в том направлении сравнительно недавно — по меркам времени пещеры. На изморози следы были видны совершенно отчетливо. Возникло неприятное ощущение — скорее, предчувствие, — что, пойди я по ним, и ничего хорошего я не обнаружу. И все же у меня не было выбора. Хватит того, что я упустила Нарайана и Дочь Ночи. И то, что им, без сомнения, помогла Кина, существенного значения не имело. Мне следовало получше пошевелить мозгами.

— Одноглазый, скажи мне, наконец. Можешь ты воскресить этих людей или нет?

— Если ты не будешь приставать ко мне хотя бы пять минут, я отвечу на этот вопрос.

— Получай свои пять минут, ласковый мой. Это не смертельно, можно и подождать.

— Ты проболтался без толку все время, о котором просил, — сказала я Одноглазому. — Выкладывай. Можешь ты сделать это? Да или нет. Никаких проволочек больше.

— Я не в форме, мне нужно отдохнуть.

Речь Одноглазого снова стала замедленной, неразборчивой и изливалась в каком-то странном ритме в соответствии, видимо, с его состоянием. Он был прав, конечно. Мы все нуждались в отдыхе. Но не меньше мы нуждались и в том, чтобы закончить свои дела тут и подняться наверх. Голод, уже ставший реальностью, со временем будет только усиливаться. Я боялась его — после осады Джайкура.

Я уже решила для себя, что в какой-то степени буду придерживаться стратегии, на которой настаивал дядюшка Дой. Сейчас мы воскресим лишь несколько человек, а за остальными вернемся позже. Но это означало, что предстоит сделать очень суровый выбор. И каким бы этот выбор ни был, кому-то он обязательно придется не по душе. Будь я похитрее, сумела бы придумать какой-нибудь добрый старый способ — в духе Гоблина — сделать так, чтобы виноватыми оказались все вокруг. Те, для кого ожидание затягивается, не смогут возненавидеть за это всех.

И еще существует доброе старое мнение, о котором не следует забывать, Дрема. Мы ведь говорим о человеческих существах, так? Ну, а если есть хоть какая-то возможность быть против, пусть даже безрассудная и не слишком достойная, человеческие существа, можно не сомневаться, отыщут и не упустят ее. С энтузиазмом, энергией и совершенно не считаясь с тем, что сейчас для этого самое неподходящее время.

86

— Есть вообще еще кто-нибудь наверху? — спросила я. — Такое впечатление, что сюда сбежались все.

Выбрав подходящий момент, я решила немного вздремнуть. Однако сон мой затянулся и мог плавно перейти в беспробудный, не будь рядом со мной столько народу, что слишком уж разоспаться просто не представлялось возможным. Мне что-то снилось, это точно, но я ничего не помнила. Ноздри еще хранили запах Кины, но, с другой стороны, я ведь знала, куда мне предстоит отправиться.

Одноглазый устроился рядом, по-видимому, чтобы мне не скучно было храпеть одной. Появился обеспокоенный Гоблин, собираясь убедиться, что его лучший друг не отправился в слишком уж далекое путешествие во сне. Позади матушка Гота была поглощена затянувшимися дебатами с белой вороной. Классический пример того, когда спорщики не слышат друг друга.

— Начиная прямо с этого момента, не делай никаких непродуманных движений, Дрема, — принялся поучать меня Гоблин. — Обязательно оглядись сначала, убедись, что даже нечаянно не причинишь вреда никому из наших друзей.

Быстро, тихо, деловым тоном заговорил Тобо, но слов было не разобрать. Где-то вдалеке что-то быстро и громко произнес дядюшка Дой.

— Что происходит?

— Мы начали будить их. Это не так сложно, как мы опасались, но потребует много времени и усилий. И еще — от этих людей после пробуждения не будет для нас никакого толку. На случай, если у тебя были в этом отношении другие планы. Одноглазый вконец вымотался, а потом просто отключился. — Голос маленького колдуна звучал неожиданно мрачно.

— Отключился? В каком смысле «отключился»? Ты имеешь в виду крайнюю степень усталости?

— Не знаю и знать не хочу. Пока. Сейчас я просто собираюсь дать ему хорошенько отдохнуть. На грани или даже, если понадобится, в стасисе. Вот когда он восстановит силы и я выведу его из этого состояния, тогда и посмотрим, насколько плох он был. — В его голосе не звучало и намека на оптимизм.

— Может, имеет смысл оставить его здесь, в стасисе, пока мы не найдем способа вылечить его, — сказала я и тут же кое-что вспомнила. — Надеюсь, они не будут вести себя, точно малые дети? У нас нет возможности нянчиться со всей этой оравой и кормить их с ложечки.

Конечно, просидев неподвижно пятнадцать лет, неважно, в стасисе или нет, Плененные вряд ли смогут позаботиться о себе сами. Очень может быть, они в самом деле будут слабы, как дети, и утратят все необходимые для жизни навыки, которым им придется обучаться заново.

— Нет, Дрема. Мы собираемся разбудить пять человек. Это все.

— М-м-м… Хорошо. Эй! Куда, к чертям, подевалось знамя? Оно стояло вон там. Я — Знаменосец. Я должна знать, куда…

— Я переставил его к лестнице. Если кто-то надумает подниматься, сможет захватить его с собой. Перестань суетиться и нервничать. Этим у нас Сари занимается.

— Кстати о Сари… Тобо! Куда это ты собрался? — Пока я разговаривала с Гоблином, парень проскользнул мимо и сейчас шагал в ту сторону, куда вели неизвестные следы.

— Я просто хочу взглянуть, что там.

— Нет. Ты просто хочешь остаться здесь и помочь дядюшке и Гоблину позаботиться о твоем отце, Капитане и Лейтенанте.

Он одарил меня сердитым взглядом. Несмотря на все, временами он по-прежнему оставался просто мальчишкой. Я усмехнулась, увидев надутые губы и недовольную гримасу.

Сзади подошел Лебедь.

— У меня проблема, Дрема.

— И?..

— Не могу найти Корди Махера. Нигде.

Краешком глаза я заметила, что Радиша прислушивается к нашему разговору. До этого она сидела на корточках перед братом, а тут медленно поднялась, поглядывая в нашу сторону. Но не произнесла ни слова и ничем не выдала своей заинтересованности. Не все знали о ее близких отношениях с Махером.

— Ты уверен?

— Уверен.

— А вы завели его сюда?

— Абсолютно точно.

Я промычала что-то нечленораздельное. Речь шла о человеке, чье отсутствие меня лично волновало меньше всего — если бы не тот факт, что его исчезновение не имело никакого рационального объяснения. И было не единственным. Оборотень Лиза Бовок, так и оставшаяся в облике черной пантеры, тоже находилась среди пленников, которых Отряд взял с собой на равнину, Однако сейчас ее не было ни среди спящих, ни среди мертвых.

Лиза Бовок лютой ненавистью ненавидела Отряд и, в особенности, Одноглазого, потому что именно ему она была обязана тем, что не могла сменить облик огромной кошки ни на какой другой.

— А что относительно пантеры, Лозан? Ее тоже нет нигде.

— Какой пантеры? А, помню. Понятия не имею. — Он оглянулся с таким видом, точно думал, будто его старый друг Махер прячется за каким-нибудь сталагмитом. — Помню только, что нам пришлось оставить ее наверху, потому что мы не сумели протащить клетку через первый же поворот лестницы. Думаю, она прошла бы, если бы мы с Душеловом протаскивали ее одну, а не в связке с остальными. Тогда Душелов решила оставить клетку на потом. А что случилось, когда настало это «потом», я не помню. Как и многое другое из того, что произошло после спуска. Может быть, Одноглазому следует еще немного поколдовать, чтобы оживить мою память. — Говоря все это, он теребил свои волосы — точно нервная девчонка, честное слово! — и смотрел в пол. — Я знаю, что оставил Корди прямо вот тут, рядом с Ножом. Мне казалось, что здесь им будет удобно.

«Прямо вот тут» приходилось точнехонько на конец группы из семи мертвецов. Явно тут должна быть какая-то связь.

— Гоблин, что ты копаешься? Мы собираемся будить этих людей или нет?

Усмешка Гоблина перешла в самодовольную лягушачью ухмылку.

— Я уже освободил Мургена.

— Прекрасно. Я хочу немедленно поговорить с ним.

— Я имею в виду, что освободил его от стасиса, умница ты наша. Он вот там. Сейчас я работаю над Капитаном и Госпожой. Тобо и Дой подготавливают Тай Дэя и Прабриндрах Драха.

В точности, как я и ожидала. Двое последних были включены в этот список целиком и полностью по политическим соображениям. Ни тот, ни другой не прибавили славы Отряду и даже не играли существенной роли с точки зрения самого его выживания.

Я подошла туда, где, похрапывая, лежал Мурген. На его лице таяла ледяная паутина — единственное изменение, которое я заметила, если не считать громовых раскатов эха, вторившего храпу. Я присела на корточки.

— Кто-нибудь догадался прихватить с собой одеяла?

Я — нет. Когда дело дошло до самого напряженного этапа, с точки зрения организованности я определенно оказалась не на высоте. Мне не пришло в голову захватить с собой ни одежду, ни одеяла, ни еще какие-нибудь принадлежности. У меня чертовски хорошо получается планировать лишь кровопролитие или драку.

Где-то здесь внизу были, правда, сокровищницы. Я мельком видела их во сне. Там могло обнаружиться что-нибудь полезное, — если бы мы сумели отыскать их.

В животе у меня заурчало от голода. Да, еще чуть-чуть, и наша ситуация в этом смысле может стать просто отчаянной.

Мурген открыл глаза. Попытался выразить что-то взглядом, попытался улыбнуться Сари, но это оказалось ему не по силам. Его взгляд сместился в мою сторону, с губ с невероятным усилием сорвался шепот:

— Книги. Найди… Дочь…

Глаза снова закрылись. Все правильно. Вряд ли после пробуждения Плененные смогут скакать и плясать тарантеллу.

Я поняла, что он хотел сказать. Книги Мертвых находятся здесь, внизу. Нужно что-то предпринять, чтобы лишить Дочь Ночи возможности начать снова копировать их. Я не сомневалась, что она ухитрится сделать это, несмотря на Душелова, и что Кина окажет ей всяческую помощь и поддержку.

— Хорошо, хорошо, все сделаю.

Проклятие! На самом деле я понятия не имела, как хотя бы подступиться к этому.

87

Выходя из стасиса, люди приходили в себя медленно, но верно — так осада, осуществляемая небольшой, но хорошо организованной армией, тем не менее, постепенно достигает своей цели. Мургена и Ворчуна уже понесли наверх на носилках.

Ворчун не произнес ни слова и даже не приложил к этому ни малейших усилий, хотя не спал и был в сознании. Он долго и пристально разглядывал меня. Понятия не имею, что творилось у него в голове. От всей души надеюсь лишь, что он в своем уме.

Прежде чем отбыть наверх, Мурген слегка сжал мою руку. Надеюсь, это было проявлением благодарности или желания подбодрить.

Жаль, очень жаль, что он не мог разговаривать, не мог сообщить мне нужную информацию или дать совет. До сих пор я не слишком задумывалась о том, какова будет моя роль после того, как Плененные проснутся. В основном исходила из предположения, что смогу вернуться к своим Летописям — или останусь Знаменосцем, если Летописями захочет заниматься Мурген.

Все больше и больше людей спускались к нам, хотя я послала наверх предостережение, что подниматься будет крайне тяжело.

Белая ворона продолжала ругаться и болтать полубессвязный вздор, пока не потеряла голос. Меня беспокоила Госпожа. Она так долго и успешно руководила этой крылатой шпионкой, ни разу не выдав себя, даже когда пыталась помочь мне свести концы с концами, но сейчас выглядела как человек, утративший всякий контроль. Даже над собой. Я снова и снова заверяла ее, что она окажется наверху при первой же возможности. Как только Дой, Сари и Гота подготовили Тай Дэя, я дала «добро» на его отправку. За ним должен был последовать Одноглазый, потом — Госпожа. Прабриндрах Драх был последним — на этот раз.

Тобо был очарован отцом. Мне кажется, он никак не мог до конца поверить, что, наконец-то, видит этого человека во плоти. Обстоятельства сложились так, что чуть ли не со времени его зачатия родители жили врозь.

Мальчик хотел подняться наверх вместе со своей семьей, но я удержала его.

— Тобо, оставайся здесь. Для тебя полно работы. Наглядишься на отца после того, как мы поднимем Госпожу и князя. Привет, Суврин. А тебя что сюда привело?

— Любопытство. Любопытство господина Сантаракситы. Он настоял, что должен непременно увидеть эти пещеры. Буквально свел меня с ума рассказами о том, сколько религиозных легенд с ними связано. Оказаться так близко и не познакомиться со всем этим лично — нет, это было выше его сил.

— Понятно.

Теперь я заметила и старого библиотекаря. Он шел вдоль ряда древних людей, внимательно разглядывая каждого, что-то бормоча себе под нос и время от времени возбужденно подпрыгивая. Лебедь ни на шаг не отставал от него, то и дело напоминая, что руки надо держать при себе — Сантараксите так и хотелось потрогать и чуть ли не обнюхать каждый кусочек древнего металла или материи. До него, похоже, никак не доходило, что хотя в этих древних людях еще сохранилась жизнь, они были очень уязвимы.

— Лебедь, веди его сюда, — мне хотелось поговорить с Сантаракситой как со специалистом по древним временам. Понизив голос, я сказала Суврину: — ты отдаешь себе отчет в том, что именно тебе придется нести его наверх, если он не сможет подняться сам? А я буду идти сзади и для бодрости подталкивать тебя копьем.

Суврин, похоже, такого поворота никак не ожидал.

— Этот человек не имеет понятия…

— Что там Шиветай? — прервала я его.

— Все в порядке. Его развернули правой стороной вверх и оттащили от бездны. Не похоже, правда, чтобы он был благодарен нам за это.

— Он как-то проявил свои чувства?

— Нет. Я сужу по выражению лица. Наверно, все дело в том, что мы уронили его лицом вниз. Я и сам вряд ли испытывал благодарность к тем, кто заставил бы меня рыть носом землю.

Сантараксита, отдуваясь, подошел к нам. Он был в восторге.

— Мы идем по стопам легенд, Дораби! Я молю Лордов Света, чтобы они позволили мне прожить подольше и успеть описать все свои приключения для бхадралока!

— То есть для тех, кто не поверит ни единому вашему слову, Сри. Разве вы не знаете, что с Правильными Людьми никаких приключений не происходит? А теперь вот что. Идите за мной, все вы. Сейчас нам предстоит еще одно самое настоящее приключение — путешествие в мифологию. — Я зашагала по круто уходящему вверх склону.

Да, кто-то, безусловно, уже прошел этим путем до меня. Сначала я заподозрила, что Тобо все же не послушался и забрел дальше, чем я думала. Потом решила, что следы на изморози слишком стары и что, скорее всего, их оставила Душелов, которой просто захотелось взглянуть, что там такое.

Основная пещера имела выходы в другие, меньшего размера. Некоторые были настолько малы, что туда едва ли смог бы проникнуть взрослый человек. Главная пещера стала заметно уже и ниже, нам пришлось сначала пригнуться, а потом и вообще поползти. Кто бы ни проходил тут до нас, он вынужден был делать то же самое. Через некоторое время, однако, мы снова получили возможность хотя бы распрямиться.

— Ты знаешь, куда идешь? — спросил Лебедь.

— Конечно.

Вершина мастерства любого хорошего командира: говорить уверенным тоном, даже если на самом деле не имеешь о предмете ни малейшего представления. Только не надо слишком уж этила увлекаться, иначе в конце концов люди все поймут.

Я бывала здесь во сне. Но запомнила все лишь в самых общих чертах и через каждые несколько шагов натыкалась на детали, которые были для меня совершенно внове. А потом нам попалось то, что вряд ли можно было назвать просто деталью.

Увлекшись расшифровкой следов на изморози, я едва не ткнулась носом в подошву сапога. Следы поведали мне историю человека, который несся, как сумасшедший или, может быть, охваченный паникой. Не только сметая изморозь, но оставляя царапины и на самом камне.

— Думаю, я нашла Махера, Лозан. — Это был один из тех странных моментов, когда в глаза бросаются всякие мелочи. Махеру следовало поставить на сапоги новые подметки. И как можно было суметь так неестественно вывернуться, чтобы лежать на животе, а носок сапога указывал почти точно вверх? — Давайте лучше остановимся и хорошенько все тут осмотрим. По-моему, по собственной воле этот человек в таком положении вряд ли оказался бы.

— Я схожу за Гоблином, — сказал Лебедь. — Не предпринимайте ничего, пока он не придет.

— Не волнуйся. Лично мне моя шкура дорога. Лишившись ее, я упущу возможность насладиться нашим «медовым месяцем».

Я вытащила меч, хотя неизвестно, был бы от него толк, и медленно распрямилась, стукнувшись макушкой о пещерный свод.

Корди Махер наклонился над каким-то бугорком в полу пещеры, и тут с ним случилось нечто ужасное, от чего его туловище оказалось буквально перекрученным.

Неподалеку облегчился Суврин, и внезапно я совершенно необъяснимым и болезненным образом осознала, что рядом со мной находится существо мужского пола. По счастью, он был — по сравнению со мной — еще меньшим специалистом в области взаимоотношений между людьми и не заметил моей взволнованной и смущенной реакции.

Странно. С абсолютной уверенностью могу сказать: вожделение отнюдь не досаждало мне постоянно. Но что-то такое иногда накатывало внезапными и как бы ничем не спровоцированными волнами, которым временами было очень трудно противостоять. Интересно, почему? Ведь девяносто девять процентов времени у меня и в мыслях не было, что поиски приключений могут привести и к такой комбинации: я, постель и мужчина.

Может, мне не следует поддразнивать Лебедя?

— Выглядит не слишком аппетитно, — сказал Суврин. — Как думаешь, что тут произошло?

— Не собираюсь гадать. Буду сидеть и ждать, пока явится специалист.

— Можно мне взглянуть? — спросил Сантараксита.

Суврину пришлось отодвинуться, чтобы старик смог протиснуться мимо него. Я снова предупредила Сантаракситу, чтобы он не подходил ближе, чем я.

— Я уж, во всяком случае, вас на себе точно не потащу. — Хотя, конечно, он сейчас был гораздо худее, чем когда я работала у него в библиотеке. — И потом, вы же хотите вернуться домой и рассказать обо всем бхадралоку.

— Знаешь, ты был абсолютно прав относительно этого, Дораби. Они не поверят ни единому моему слову. И не только потому, что они Правильные Люди, но и потому, что Сурендранат Сантараксита никогда в жизни не участвовал в приключениях. У него и желания-то настоящего не было — до тех пор, пока приключение само не нашло его.

— Богатым снятся сны. Бедные умирают ради того, чтобы воплотить их в жизнь.

— Ты продолжаешь изумлять меня, Дораби. Откуда эта цитата?

— В.Т. С. Гош. Он был помощником Б. Б. Мукерая, одного из шести последователей-бомпаранов Сондела Госха-Джанака.

Лицо Сантаракситы просто сияло.

— Дораби! Ты в самом деле чудо. Чудо из чудес! Подумать только, ученик уже превосходит учителя! По какому источнику ты цитируешь? Не помню, чтобы мне когда-либо приходилось читать, что Гош или Мукерай имеют отношение к школе Джанака.

Я захихикала, точно расшалившийся ребенок.

— Они и не имеют. Я просто дурачу вас. — Тут он от изумления и вовсе рот открыл.

Гоблин прервал нашу дискуссию.

— Лебедь говорит, вы нашли мертвеца.

— Да. Вроде бы похож на Корди Махера, хотя его лица я не видела. И не собираюсь ничего тут трогать, пока мы не вычислим, что с ним произошло. Не хочу, чтобы то же самое случилось со мной.

Гоблин ухмыльнулся.

— Эй, толстяк, а ну, подвинься, чтобы я смог протиснуться мимо тебя. Эти пещерки чертовски узкие. Не боишься, Дрема, что твоя задница тут застрянет? Ума не приложу, с какой стати тебя вообще потянуло сюда?

— С такой стати, что, пройдя в этом направлении еще дальше, я найду место, где Обманники спрятали подлинники Книг Мертвых.

Гоблин взглянул на меня удивленно, но поверил на слово. Он знал, какие у меня были осведомители. Призрак из туманного прожектора. Птица, которая разговаривала только со мной. Даже сейчас одна очень болтливая птица сопровождала меня на расстоянии. Много она, правда, сказать в данный момент не могла, потому что у нее болело горло. Так, два-три ругательства, если приходилось увертываться у кого-то из-под ног.

— Интересно…

— Надо думать.

— Ах! Да. Это не колдовство. Обыкновенная механическая ловушка, довольно примитивная. Заряженная пружиной и снабженная отравленной иглой. Между этим местом и тем, куда ты так рвешься, их, может, установлено не меньше двадцати. Как тебе кажется, что Махер тут делал?

— По-моему, он каким-то образом проснулся. Обнаружив, где оказался, и не понимая, что произошло, он мог запаниковать и сломя голову броситься не в ту сторону. Спорю, что это по его вине умерли все те люди. Он, скорее всего, пытался разбудить их.

Гоблин усмехнулся.

— Так, эта ловушка уже сработала и теперь опасности не представляет. Давай-ка я лучше пойду вперед и посмотрю, что там нас ждет. Но сначала нужно оттащить Махера, чтобы вы все смогли пройти мимо него.

— Если ты сумел, то уж как-нибудь и я проскользну.

— Да, ты проскользнешь. А как насчет твоего молодого дружка и этого престарелого поклонника? Они малость потолще тебя.

Он негромко выругался, оттаскивая останки Махера от крошечной выпуклости на полу. Я впервые заметила, что здесь, в более замкнутом пространстве, к тому же забитом людьми, эхо звучало по-другому. Его почти не было слышно.

88

В уме как-то не укладывалось, что мы прошагали не одну милю до места, где древние Обманники спрятали свои сокровища и реликты, но тело поверило в это прежде, чем мы дошли. Гоблин обезоружил еще дюжину ловушек и нашел несколько штук, которые сами собой разрушились от времени. Подземный ветер шелестел и посвистывал в более тесном пространстве. Я мерзла, но с пути не сворачивала. Шла туда, куда собиралась. И так проголодалась, что, казалось, могла бы съесть и верблюда.

Со времени завтрака прошло так много времени! А до ужина наверняка было еще очень далеко. Жуткое ощущение.

— Похоже на храм, правда? — спросил Суврин.

Открывшееся нашим взорам зрелище взволновало его меньше, чем всех остальных. Несмотря на то, что, в отличие от нас, он вырос не так уме далеко отсюда, легенды о Темной Матери почти не коснулись его ушей. Он стоял, изумленно глядя на три аналоя с огромными книгами на них.

А потом предложил мне кусок сухой лепешки, достав ее из небольшой сумки, которая висела у него за спиной.

— Ты прямо будто прочел мои мысли.

— А что их читать? Ты разговариваешь сама с собой. И, похоже, не осознаешь этого. — Скверная привычка, от которой давно следовало избавиться. — Я слышал, когда мы шли по туннелю.

Как раз тогда, когда я вела личную беседу с моим Богом. Сокровенный диалог, так я полагала. Был поднят, в частности, вопрос еды. И, пожалуйста — вот она, еда. Может быть, Всемилостивый в конце концов решил поработать?

— Спасибо. Гоблин, как тебе кажется, есть тут какие-нибудь ловушки или другие хитрости?

Здесь снова зазвучало эхо, хотя и другого тембра. Мы находились внутри большой комнаты. Пол и стены покрывал лед. Надо думать, неразличимый в высоте потолок — тоже. Чувствовалось, что это место священное — даже несмотря на то, что то была святость Тьмы.

— Никаких ловушек я не чувствую. И вообще, откуда у тебя подобные мысли? Вряд ли они считали возможным вносить внутрь своего храма такое, — задумчиво, точно беседуя сам с собой, произнес он.

— Хочешь, чтобы я напомнила тебе, какова психология тех, кто поклоняется демонам и ракшасам?

Жрецы — веднаиты утверждают, что нет такого зла или подлости, на которые были бы не способны эти самые грешные среди всех неверующих.

И у жрецов есть основания для таких утверждений, в особенности, если им приходилось слышать о Душилах. О которых известно далеко не всем. Я, во всяком случае, услышала о них, лишь когда вступила в Отряд.

— Сри, мне кажется, вам не следует… — сказал Суврин.

Господин Сантараксита, в отличие от него, прекрасно понимал, что такое эти книги, и не смог преодолеть искушения подойти поближе. Я была согласна с Суврином.

— Господин Сантараксита! Не подходите слишком…

Послышался шум. Сначала он напоминал звук рвущейся ткани, а потом — щелканье хлыста. Сложившись вдвое, господин Сантараксита вознесся над полом этой несвятой часовни и полетел в нашу сторону по дуге, точно больше не подчиняясь силе тяжести. Суврин попытался поймать его. Гоблин попытался поднырнуть под него. Сантараксита врезался в Суврина, который рикошетом угодил прямо в меня. Все мы покатились, превратившись в пыхтящий спутанный клубок рук и ног.

Белая ворона пробурчала что-то нелестное по поводу происходящего.

— От тебя одни неприятности, мерзкий колдунишка. — Я жадно хватала ртом воздух, как только обрела возможность дышать. — Значит, нет больше ловушек, да? — Я ущипнула Гоблина за ногу. — Значит, они не считали возможным вносить их внутрь, да? Что тогда, к дьяволу, это такое?

— А это колдовская ловушка, женщина. И, должен сказать, отличный экземпляр. Ее невозможно было обнаружить, пока Сантараксита не угодил туда.

— Сри? Вы ранены? — спросила я.

— Если что и ранено, то лишь моя гордость, Дораби, — отдуваясь, сказал он. — Лишь моя гордость. Однако понадобится не меньше недели, прежде чем я отдышусь.

Он отполз от Суврина, стоя на руках и коленях. Вид у него был, по правде говоря, бледный.

— Зато вы имели удовольствие получить бесплатный урок, — сказала я ему. — Не суйся, куда не знаешь.

— Думаешь, я запомню его на всю жизнь?

— Думаю, да.

— Никто не поинтересуется, как себя чувствует Младший, — пожаловался Суврин. — Как будто он и пораниться не может.

— Мы знаем, что с тобой все в порядке, — сказал ему Гоблин. — Ведь он же приземлился тебе на голову.

Маленький колдун встал. Подойдя к тому месту, откуда взлетел в воздух Сантараксита, он принялся медленно и крайне осторожно ощупывать все пальцами.

Снова послышался звук разрываемой ткани, на этот раз совсем слабый. Гоблин резко повернулся, отдернув руку. Шатаясь, сделал пару шагов и рухнул передо мной на колени.

— Прошли года, и он, наконец, понял, каким должно быть естественное положение вещей.

Гоблин затряс рукой, точно обжег пальцы.

— Черт, больно! Вот это заклинание! Отличное. Прямо как выстрел… Не делай этого!

Суврину вздумалось бросить в сторону аналоев кусок льда.

Отлетев обратно, ледяной снаряд вырвал у Суврина клок волос, врезался в стену пещеры и обдал белую ворону ледяными брызгами. Птица имела свое мнение по этому поводу и тут же высказала его, а потом взлетела повыше, продолжая в том же духе. Может, у Госпожи из памяти выветрился тот факт, что сама она была не белой вороной, а всего лишь ее «пассажиром», просто использующим глаза птицы-альбиноса?

Гоблин сунул раненый палец в рот, сел на корточки и принялся внимательно осматривать всю комнату. Я не пожалела времени, еще раз втолковала Сантараксите и Суврину, чего им не следует делать, если они не хотят новых неприятностей, а потом тоже села на корточки.

И тут в комнату вошел Лебедь, вспугнув ворону. Птица промолчала, что удивительно. Она просто с совершенно отсутствующим видом бочком отскочила в сторону. Лебедь уселся рядом со мной.

— Поразительно. Казалось бы, ничего особенного, но впечатляет.

— Это — подлинные Книги Мертвых. Предположительно столь же древние, как сама Кина.

— Тогда почему вы все просто сидите здесь?

— Гоблин пытается вычислить, как добраться до них. — Я рассказала ему, что произошло.

— Проклятие! Я всегда пропускаю все самое интересное. Эй, Младший! Давай-ка, сунься туда снова, посмотрим, как ты умеешь летать.

— Господин Сантараксита уже летал, господин Лебедь.

Суврину нужно поработать над своим чувством юмора.

Его позиция в этом вопросе заметно отличается от позиции Черного Отряда.

— Почему бы тебе самому не попробовать, Лебедь? — поинтересовалась я. — Пойди, возьми книги.

— Обещаешь, что позволишь мне приземлиться на тебя?

— Нет, но я пошлю тебе воздушный поцелуй, когда ты будешь пролетать мимо.

— Ну-ка, заткнитесь, вы мне мешаете, — сказал Гоблин и встал. — Благодаря своему исключительно, потрясающе яркому уму, я уже разобрался в этой хреновине, несмотря на вашу трескотню. Мы сможем добраться до книг, лишь используя золотую кирку как отмычку. Вот почему Нарайан Сингх так расстроился, когда увидел, что попало к нам в руки.

— Кирка все еще у Тобо, — сказала я и добавила после минутного молчания: — предлагаю сходить за ним тому, кого еще ноги держат.

— Давайте просто пойдем все вместе, и все будем в равной степени страдать, — предложил Гоблин. — Такие уж мы, Черный Отряд. И хорошие времена, и плохие — все делим поровну.

— Хочешь внушить мне мысль, что сейчас у нас хорошие времена? — спросила я, отползая к выходу из пещеры.

— Почему бы и нет? Никто не хочет нас убить. Никто даже не пытается сделать это. Лично для меня это и означает «хорошие времена».

Он был прав. Определенно, прав.

Может быть, мне тоже в чем-то надо пересмотреть свою позицию по отношению к Отряду.

Прежде чем выйти из комнаты, я оглянулась. Лебедем овладело желание проявить здравый смысл. Он решил, что будет замыкать шествие, надеясь, что в этом случае господину Сантараксите не удастся учинить еще что-нибудь и заставить Гоблина изменить свое мнение о том, что сейчас у нас «хорошие времена».

— Куда он подевался? — обращаясь больше к самой себе, спросила я. В пещере древних все еще продолжалась суетливая работа по подготовке Госпожи и Прабриндрах Драха к подъему вверх. Но Тобо нигде не было видно. — Может, ему просто вздумалось сбегать наверх?

Вряд ли. Даже энергия юности, которой он обладал с избытком, не может заставить человека проделать этот нелегкий путь просто так, под влиянием настроения.

Пока я топала туда-обратно, ворча себе под нос и выискивая нашего парнишку, Гоблин поступил разумнее, начав опрашивать всех присутствующих. Он получил ответ еще до того, как я почувствовала, что схожу с ума.

— Дрема, он ушел.

— Вот сюрприз так сюрприз… Что такое?

Это было еще не все — маленький колдун выглядел крайне расстроенным.

— Он пошел дальше, Дрема.

— Он… Ох! — Вот теперь я определенно схожу с ума. В голове загудело, точно на нее обрушился удар. И это желание: «Ну, погодите, вы все мне за это заплатите!» Чем не безумие? — Этот идиот! Этот слабоумный! Этот проклятый дурак! Я ему ноги оторву! Пойдемте, может, еще успеем догнать его.

«Он пошел дальше» означало, что он пошел вниз. В глубину земли и времени, в глубину отчаяния и тьмы. Он пошел к месту упокоения Матери Ночи.

Рванувшись с места с намерением догнать Тобо, я схватила знамя. Белая ворона одобрительно прокричала что-то. Гоблин сказал с усмешкой:

— Ты пожалеешь об этом, не успев спуститься и на сто ступенек, Дрема.

Мною овладело искушение бросить эту проклятую вещь прямо сейчас. Тащить ее за собой по всей этой лестнице… Уф, это слишком долго.

89

— По-моему, у лестницы нет конца, — сказала я Гоблину.

Мы тяжело дышали — несмотря на то, что спускались по ней. Не раз по пути нам попадались другие пещеры, которые прорезала лестница, уходя все дальше вниз. В каждой заметны были признаки того, что когда-то в прошлом ее посещали люди. Там были и сокровища, и кладбища. Уверена, что даже если бы господин Сантараксита, Баладитай и я прожили достаточно долго, все равно мы не успели бы составить каталог всех таинственных, непонятных древних предметов, похороненных под этой равниной. И стоило мне хотя бы мельком бросить на любой из них взгляд, как он начинал взывать ко мне, точно легендарная сирена.

Но Тобо по-прежнему опережал нас и оставался глух к нашим призывам. Возможно, он просто не желал зря тратить время и дыхание, поступая точно так же, как мы по отношению к Суврину и Сантараксите, которые намного отстали, но тоже звали нас сверху. Я от всей души надеялась, что в конце концов у них хватит здравого смысла бросить все это дело и повернуть назад.

Гоблин никак не реагировал на мои замечания. Берёг дыхание.

— Ты не можешь с помощью заклинания сделать так, чтобы Тобо шел помедленнее? — спросила я. — Или даже еще лучше — чтобы он свалился? Я всерьез обеспокоена. Не мог он настолько обогнать нас, чтобы не слышать наших криков. О, черт!

Я едва не споткнулась о знамя. Уже не в первый раз.

Гоблин покачал головой, продолжая спуск.

— Он не может слышать нас. — Уф! Уф! — Но не знает, что не может слышать.

Все ясно. У этой лестницы был конец. И там, внизу, дремала Королева Обмана. Того проблеска сознания, который у нее остался, вполне хватило, чтобы манипулировать самоуверенным, всезнающим мальчишкой. Он обладал некоторым талантом и, самое главное, владел инструментом, который мог стать грозным оружием в руках; тех, кто обезоружил ее и погрузил в бесконечный сон.

Спустя некоторое время мы были вынуждены пойти медленнее. Неестественный свет пошел на убыль и, в конце концов, стал настолько слаб, что уже и не видно было, куда ставить ногу. Ветер, по-прежнему обдувающий нас, больше не нес с собой холода, но зато все ощутимее становился хорошо знакомый тошнотворный запах.

Почувствовав этот «аромат», Гоблин пошел совсем медленно, с трудом восстанавливая дыхание.

— Давненько я не встречался лицом к лицу с богом, — сказал он, — Не знаю, получится ли из этого что-нибудь, кроме еще одной склоки.

— И как ты себе это представляешь? Никогда не предполагала, что вожу компанию с человеком, для которого затеять склоку с богом — дело привычное.

— Подумаешь… Для этого всего-то и требуется, что юношеский задор. И самоуверенность. И нахальство. Но, главное, для этого требуется море глупости и океан везучести.

— Тогда почему бы нам просто не сесть здесь и не дать возможность Тобо проявить все эти свои замечательные качества? Правда, одно меня смущает — с везучестью у него дело всегда обстояло не ахти как.

— Я и сам испытываю подобное искушение, очень сильное и искреннее. Ему позарез требуется хороший урок. — Однако голос у Гоблина звучал обеспокоенно и, может быть, даже немного испуганно. — Но у него Ключ, и сам мальчишка нужен Отряду. Он — наше будущее. Я и Одноглазый — это сегодня и вчера. — Он снова начал медленно спускаться, и моя борьба со знаменем возобновилась с удвоенной силой.

— В каком это смысле он — будущее?

— Никто не вечен, Дрема.

Сейчас мы еле ползли. Мало было тьмы, так теперь мы погрузились в туман. Видимость стала практически нулевой, что могло кончиться крайне скверно для невысокого человека, вынужденного тащить длинный шест по узкой и непредсказуемо петляющей лестнице. Насыщенный влагой воздух был настолько плотен, что я такого и не упомню. Разве что во время осады Джайкура, когда вода, в которой плавали трупы, подступала вплотную к городу.

Внезапно далеко позади, выше по лестнице, раздался леденящий душу вопль. Мое сознание мгновенно затопили образы ужасных тварей, с ликованием рвущих на куски Сантаракситу и Суврина. Крик продолжался, приближаясь с такой скоростью, с какой не могло бы спускаться по лестнице ни одно человеческое существо.

— Что за черт? — взорвался Гоблин.

— Я не… — Крик оборвался, и одновременно, попытавшись сделать очередной шаг вниз, я обнаружила, что ступеньки кончились. Я едва не грохнулась, зацепившись копьем за стену. Еще одна площадка, решила я, ощупывая все по сторонам ногами и копьем, но не находя края. — Что там у тебя?

— Шаги где-то позади. Стена вправо продолжается примерно на шесть футов и потом кончается. Дальше, видимо, проход.

— А у меня стена уходит влево и потом тоже проход. Ох!

Что-то стукнуло меня в спину. Могла бы и догадаться, что, — точнее, кто. Прежде чем врезаться в меня, птица сильно захлопала крыльями.

Приземлившись на полу, белая ворона выругалась. Попрыгав туда-сюда, она поскакала в мою сторону. Это было зрелище, не сомневаюсь; жаль, что отсутствие света не позволяло мне им насладиться.

Я с трудом справилась с желанием влепить ей хорошенько. Ладно, надеюсь, она прибыла, чтобы помочь.

— Тобо!

Мой голос покатился вдаль и вернулся обратно раскатами эха, в которых, казалось, звучали отголоски отчаяния.

Парень не отвечал, но он явно двигался. Или что-то другое двигалось. На расстоянии меньше двадцати футов был отчетливо слышен шелест.

— Гоблин. Скажи, что ты обо всем этом думаешь.

— Мы ослеплены. С помощью колдовства. Тут есть свет. Я стараюсь вернуть нам способность видеть. Дай руку. Давай держаться вместе.

Ворона пробормотала:

— Сестра, сестра, Иди прямо вперед. Смелее. Тьма скоро кончится.

Ее дикция существенно улучшилась в последнее время. Может быть, потому, что теперь мы находились совсем рядом с силой, которая ею управляла.

Я начала ощупывать темноту вокруг в поисках Гоблина, нашла его, схватила, потянула к себе, уронила знамя, подняла его и потянула Гоблина снова.

— Порядок. Я готова.

Ворона знала, о чем говорила. Сделав не больше полудюжины шагов, мы оказались в освещенной ледяной пещере. Ну, относительно освещенной, скажем так. Тусклый серо-голубой свет сочился сквозь полупрозрачные ледяные стены, как будто по ту их сторону просто был белый день. Гораздо больше света излучало все, что окружало женщину, спящую в гробу посреди просторной комнаты, размером примерно семьдесят футов на семьдесят. На полпути между нею и нами стоял Тобо, оглядываясь назад с выражением крайнего удивления на лице как при виде нас, так и всего остального, что было вокруг.

— Не двигайся, мальчик, — резко сказал Гоблин. — Даже не дыши глубоко, пока я не скажу, что это безопасно.

Фигура на помосте видна была неясно, как будто она тонула в жарком сиянии. И, несмотря на это, я совершенно точно знала, что лежащая там женщина — самое прекрасное создание на свете. И знала, что люблю ее больше самой жизни, что хочу броситься к ней и прильнуть к этим совершенным губам в страстном поцелуе.

Белая ворона чихнула мне в ухо.

И сбила настроение.

— Где мы видели все это прежде? — В голосе Гоблина явно чувствовалась ирония. — Она, должно быть, ужасно ослабела, иначе выудила бы из наших мозгов что-нибудь получше старой сказки о Спящей Красавице и феях. Где-то к югу от Моря Мук есть замок, похожий на то, что мы видим.

— Замок? Какой еще замок?

Ни в таглианском, ни на джайкури нет слова для обозначения такого понятия, как «замок». Я понимала, что оно означает нечто вроде крепости, только потому, что потратила много времени на изучение Летописей.

— Мы находимся как бы внутри заброшенного замка. Снаружи все это место увито спящими розами и затянуто паутиной. А в центре в открытом гробу лежит прекрасная блондинка. Всем своим существом она молит, чтобы ее поцеловали и таким образом вернули к жизни. Правда, наша нелюбезная хозяйка, похоже, упустила из вида тот факт, что дрянь, являющаяся героиней этой истории, почти наверняка была вампиром.

— А я вижу совсем другое…

Очень тщательно, деталь за деталью, я описала ледяную пещеру и лежащую в гробу женщину, которую при всем желании нельзя было назвать блондинкой. Пока я говорила, Гоблин, в конце концов, наложил на Тобо искусное заклинание, которое не позволяло тому двигаться из-за потери ориентации.

— Ты помнишь свою мать, Дрема?

— Я смутно помню женщину, которая могла ею быть. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Никто не рассказывал мне о ней. Что за необходимость обсуждать все это прямо здесь, прямо сейчас? У нас дел полно. — Я очень надеялась, что он понял, какова моя позиция.

— Давай поспорим — ты видишь идеализированный образ своей матери, отягощенный множеством неудовлетворенных сексуальных фантазий.

Я не стала спорить. Может, он и прав. Ему лучше знать, на какие выдумки способна Тьма. Я продолжала медленно продвигаться вперед, приближаясь к Тобо. Гоблин продолжал рассуждать:

— Все это лишь подтверждает тот факт, что, если Кине приходится действовать быстро, получается не слишком хорошо, потому что у нее отсутствует реальная связь с внешним миром. — Два десятилетия назад стало ясно, что в реальном времени Кина и соображает, и действует плохо, и что у нее получается лучше, если есть возможность оказывать воздействие на протяжении лет, а не минут. — Я слишком стар, чтобы угодить в ловушку плоти, а ты ничего не представляешь собой в сексуальном плане, и твои желания, если они и есть, слишком расплывчаты. — Он еле заметно усмехнулся. — С другой стороны, наш парень — как раз то, что нужно. Готов пожертвовать палец или даже два, лишь бы увидеть то, что видит он. Все! — Он взмахнул рукой, и Тобо рухнул, точно подкошенный. — Дрема, возьми молот. Держи его крепко. Не подходи к ней ближе, чем сейчас, без крайней необходимости. Оттащи Тобо назад, ко входу.

— Что происходит, Гоблин? Объясни мне. — Это был не тот случай, когда нужно умалчивать об опасности.

— Мы столкнулись с величайшей манипуляторшей, которая уродовала наши жизни на протяжении двадцати пяти лет. Она очень медлительна, но гораздо более опасна, чем все, с кем мы имели дело до сих пор.

— Понятно, — ответила я почти ликующе.

Душа моя воспарила. Все тайные сомнения, скрываемые столь тщательно и столь долго, сейчас казались мелочными, даже глупыми. Это прекрасное создание не было богом. Во всяком случае, не в том смысле, в каком Богом был мой Бог. Прости мне мои слабости и сомнения, Отец Небесный. Тьма — везде, и внутри нас тоже. Прости меня сейчас, в этот миг, когда смерть смотрит мне в лицо.

В Прощении Своем Он Подобен Земле.

Я схватила Тобо за руку и рванула вверх. Вцепилась в него с такой же силой, как и в знамя. Ему не удастся вырваться без борьбы. Утратив ориентацию, он не сопротивлялся, когда я потащила его прочь от спящей красавицы.

— Отдай мне кирку, Тобо.

Я попыталась не думать о том, зачем именно мне понадобилось дьявольское орудие. На таком расстоянии Кина была способна выудить эти мысли из моего сознания.

Замедленными движениями Тобо вытащил кирку из-под рубашки и протянул мне.

— Она у меня! — крикнула я Гоблину.

— Тогда иди сюда!

Однако не успела я сделать и шагу, как, задыхаясь и отфыркиваясь, ввалились Суврин и Сантараксита. Оба замерли, увидев Кину. Голосом, в котором звучал благоговейный ужас, Суврин еле слышно прошептал:

— Вот дерьмо! До чего же хороша.

Господин Сантараксита молча стоял, словно ничего не соображая.

Неся всякую чушь, Суврин бросился вперед. Я стукнула его по мягкому месту тупым концом кирки. В результате мне удалось не только привлечь его внимание, но и погасить все затмевающий интерес к Кине.

— Мать Обманников, — объяснила я ему. — Госпожа Иллюзий. Кругом, марш! Отведи мальчишку наверх, к матери. Сри, не заставляйте меня и к вам применять силу.

Что-то, похожее на клочок тумана, поднялось изо рта спящей женщины и воспарило над ним. В первые мгновения это нечто выглядело бесформенным, напомнив мне об афритах, несчастных душах убитых людей. В распоряжении Кины наверняка имелись миллионы и миллионы их.

— Беги, черт возьми! — сказал Гоблин.

— Беги, — прокаркала мне ворона.

Я не побежала. Я вцепилась в Сантаракситу и потянула его за собой.

Гоблин пробормотал себе под нос что-то вроде — дескать, жаль, что у него не хватило ума украсть у Одноглазого копье, зная, во что он может вляпаться.

— Гоблин!

Я высоко подняла знамя. В мои намерения не входило делать это, но оно внезапно само выпрямилось, подскочило пару раз на своем древке, наклонилось вперед и упало прямо в жаждущие руки маленького колдуна. И как только он повернулся с ним к Кине, окружающие ее иллюзии исчезли.

90

Если Кина когда-то была человеком, если любой из бессчетных мифов о ее создании хоть в какой-то степени отражал реальные факты, то наверняка было затрачено немало труда, чтобы сделать ее такой большой и безобразной.

Она — Мать Обманников, Дрема. Мать Обманников. Это огромное отвратительное тело, покрытое гноящимися прыщами вроде тех, которые высыпают на лицах юнцов, вполне могло быть еще одной иллюзией и отражать подлинный облик Кины не больше, чем недавняя спящая красавица.

Зловоние древней смерти стало почти нестерпимым.

Я смотрела на тело, теперь лежащее просто на ледяном полу. Пурпурно-черное, оно очень напоминало ту, которая вторгалась в мои сны, только вот рядом с ним Шиветай казался бы карликом. Оно было обнажено. Его совершенные женские пропорции портили десять тысяч шрамов, покрывающих кожу. Оно не двигалось и даже не дышало.

Новый клочок тумана поднялся из одной огромной ноздри.

— Убирайтесь к чертям отсюда! — завопил Гоблин.

Внезапно он резко дернулся вправо и нанес Копьем Страсти удар по чему-то, чего я не могла видеть. Наконечник Копья вспыхнул, точно облитый горящим спиртом.

Душераздирающий, беззвучный вопль ворвался в мое сознание. Суврин и господин Сантараксита застонали, Тобо пронзительно завизжал. Белая ворона, точно отбросив всякую сдержанность, разразилась потоком непристойностей. Пинками и тычками подталкивая остальных к выходу, я почувствовала, что горло у меня болезненно перехватило.

Гоблин отклонился влево и пронзил обрывок тумана, совсем недавно выползший из ноздри Кины.

И снова бледно-голубой огонь охватил наконечник Копья. На этот раз, прежде чем погаснуть, он пробежал по древку почти на фут, а на концах Копья возникло темно-рубиновое свечение.

Из носа Кины появилась новая эманация ее существа.

Сейчас тьма и туман в узком проходе, ведущем к лестнице, исчезли — внимание Кины было сосредоточено в другом месте. Суврин и Сантараксита уже поднимались, тратя впустую дыхание на жаркое обсуждение того, что им довелось увидеть. Я влепила Тобо по затылку со всей силой, на которую была способна.

— Убирайся отсюда!

Он открыл рот, собираясь возразить, и я врезала ему снова. Я не хотела слышать то, что он собирался сказать. Я не хотела слышать ничего. Даже Божественного откровения. Даже оно могло подождать.

— Гоблин! Уноси свою тощую задницу! Мы уходим.

Наконечник Копья пронзил третий сгусток тумана. На этот раз огонь охватил пять ярдов древка, хотя, казалось, никакого прямого действия на дерево он не оказывал. Однако наконечник так сильно раскалился, что часть древка, соприкасающаяся с ним, начала дымиться.

Гоблин попятился, но следующий клок тумана, двигаясь быстрее старого колдуна, завис на полпути между ним и лестницей. Гоблин несколько раз ткнул в него Копьем, но проклятый сгусток все время уходил от соприкосновения, продолжая отрезать ему путь к отступлению.

Я колдуньей не была. Проведя жизнь в окружении колдунов, женщин-ведьм и прочих «специалистов» в том же духе, я, тем не менее, понятия не имела, как работают их мозги. Поэтому для меня всегда оставался тайной мыслительный процесс, который приводил Гоблина к принятию того или иного решения. Однако, зная этого человека на протяжении большей части своей жизни, я давно пришла к выводу — он делает то, что делают, руководствуясь соображениями наибольшей эффективности.

Понимая, что ему не пронзить сгусток тумана, и заметив второй, который начал обходить его с противоположной стороны, маленький, похожий на жабу человечек просто увернулся, наклонил наконечник Копья и атаковал саму Кину. Он испустил яростный рев и вонзил свое оружие в плоть предплечья и дальше, под правую грудь богини. За мгновение до того, как Копье сделало свое дело, взлетел еще один сгусток тумана и, рванувшись вперед, попытался заблокировать удар. Тщетно. Наконечник Копья вспыхнул и проткнул демоническую плоть.

Гоблина охватило пламя, когда сгусток тумана коснулся его.

Даже вопя от боли и крича мне, чтобы мы уходили, Гоблин продолжал давить на Копье, всаживая его все глубже в плоть Кины, возможно, в какой-то безумной, неистовой надежде добраться до ее черного сердца.

Голубое пламя пожирало тело Гоблина. В конце концов он выпустил Копье и бросился на ледяной пол, яростно катаясь по нему и охлопывая себя ладонями. Бесполезно. Он начал истаивать, словно перегретая свеча.

И при этом кричал, и кричал, и кричал.

На том психическом уровне, на котором я ощущала ее совсем недавно, Кина тоже кричала, и кричала, и кричала. Вопили Суврин и Сантараксита. Вопил Тобо. Я вопила, отступая к лестнице, несмотря на то, что некая обезумевшая часть меня рвалась вернуться обратно и попытаться помочь Гоблину. Это было бы самым безумным поступком изо всех возможных. Разрушительница была заточена в этой пещере, но правила в ней она.

Гоблин нанес удар со всей возможной яростью и силой, но, по правде говоря, для нее он значил не больше, чем укус волчонка для дремлющего тигра. Мне это было совершенно ясно. Так же, как и то, что волчонок, поняв, что ему не вырваться, пытается выиграть время для своей стаи.

Тяжело дыша, я сказала:

— Тобо, поднимайся как можно быстрее. Расскажи остальным. — Он был моложе, он был шустрее, он доберется наверх гораздо быстрее меня.

Он — наше будущее.

А я пойду замыкающей и, если понадобится, постараюсь не пропустить никого наверх.

Вопли внизу продолжались, из обоих источников. Гоблин не желал сдаваться; такого упрямства он никогда не проявлял даже с Одноглазым.

Скорость нашего подъема была ограничена возможностями господина Сантаракситы. Я была готова в любой момент повернуть обратно и преградить дорогу нашим преследователям — кто бы или что бы они ни были — с помощью золотой кирки. Меня не покидала уверенность, что сила этого талисмана защитит нас.

Тьма на лестнице исчезла. Видимость была настолько хорошей, что, если бы не лестничные клетки, можно было бы видеть лестницу не меньше чем на милю вверх.

Дышать становилось все труднее, ноги начало сводить судорогой, и тут крики внизу смолкли. Суврина уже прежде вывернуло наизнанку. Как ни странно, самым стойким среди нас оказался господин Сантараксита. Ни единой жалобы, хотя он так сильно побледнел, что я опасалась, как бы его не подвело сердце.

С трудом пытаясь восстановить дыхание, я замерла, прислушиваясь к зловещей тишине внизу.

— Господи Всемогущий… Уф… Нет Бога, кроме Бога… Уф… Он Милосерден Как Сама Земля… Уф… Он Не Оставляет Нас Во Все Дни Жизни Нашей… Уф… О, Владыка Всего Сущего, я знаю, я — Твое Дитя.

Господину Сантараксите хватило дыхания, чтобы проворчать:

— Как ты не понимаешь, Дораби? Ему надоело, и он нашел себе другое занятие.

— Как это? Уф… Пытается излечить себя!

— Нет, лучше. Гораздо лучше. Суврин! Пошли.

Белая ворона стрелой взлетела вверх по лестнице и опустилась мне на плечо, едва не сбив с ног. Я тоже внесла свой вклад в ситуацию, испуганно отшатнувшись. Крылья хлестнули меня по лицу.

— Иди наверх, — сказала она. — Медленно, без паники. Ровным шагом. Я посмотрю, что там внизу.

Казалось, путь наверх занял пять дней. Или, может быть, все десять. От страха и недосыпа мне то и дело мерещилось то, чего там на самом деле не было. Я боялась оглянуться, — а вдруг увижу чудовище, догоняющее нас? Мы шли все медленнее и медленнее по мере того, как иссякали энергия, воля и способность восстанавливать силы. Только бы добраться до следующей площадки… а потом до следующей… и так без конца. Потом мы начали отдыхать между площадками, и инициатором были не Суврин, и не Сантараксита.

Ворона сказала мне:

— Нужно остановиться и поспать.

Никто не возражал. Ужас, конечно, способен загнать человека очень далеко, заставить его преодолеть небывалые трудности, но всему есть пределы. Мы свои исчерпали. Я рухнула так быстро, что, как утверждала позднее, услышала свой храп, еще не ударившись о каменную площадку. Последнее, что сохранилось в памяти — ворона, снова улетающая вниз, во тьму.

91

— Дрема!

Душа подталкивала меня вскочить, озираясь в ужасе, однако плоть отнеслась к ее призывам с полным безразличием. Измученное, окостеневшее тело утратило способность шевелиться. Голова, однако, пока еще работала. Мысли проносились в ней с быстротой горного потока.

— А? — Я продолжала сражаться с затекшими мышцами.

— Спокойно. Это я, Лебедь. Просто открой глаза. Ты в безопасности.

— Что ты делаешь здесь, внизу?

— В каком смысле внизу?

— Ну…

— Вы не дошли до пещеры древних всего один лестничный марш.

Я попыталась встать. Постепенно, мышца за мышцей, тело начало подчиняться моей воле. Оглянулась по сторонам, видя все как в тумане. Суврин и Сантараксита все еще спали. Лебедь сказал:

— Они совершенно вымотались. Твой храп можно было слышать даже в пещере.

Всплеск страха.

— Где Тобо?

— Наверху. Все ушли. Я заставил их уйти, а сам остался на случай… Ворона рассказала мне, что произошло внизу. Тут всего один марш. Дойдешь? Я не в состоянии никого нести, сам на ногах еле стою.

— Мне нужно сходить в ту дальнюю пещеру. На большее я пока не способна.

— В пещеру?

— Там у меня остались кое-какие незаконченные дела.

— Ты уверена, что в твоем теперешнем состоянии стоит туда тащиться?

— Уверена, Лебедь. — Я могла бы сказать даже, что это вопрос жизни или смерти. Для всего мира. Или, не исключено, для множества миров. Но не хотелось быть излишне мелодраматичной. — Можешь ты привести этих двоих в чувство и заставить идти? Подниматься на поверхность, я имею в виду? — Не думаю, что Сантараксита будет в состоянии вынести зрелище того, что я собиралась сделать.

— Попробую. Но я пойду с тобой.

— В этом нет необходимости.

— Не думаю. Ты вряд ли сможешь даже стоять.

— Я справлюсь.

— Ты будешь идти впереди и рассказывать. Это снимет спазм с твоего горла. Но я остаюсь.

Я посмотрела на него долгим взглядом. Нет, он не отступится. И не выдаст своих истинных мотивов, прикрываясь заботой обо мне просто как об одной из наших, у которой, правда, слегка крыша поехала. Я на полминуты закрыла глаза, а открыв их, перевела взгляд вниз, во тьму, куда уходила лестница.

— Богу виднее…

Лебедь трудился над Суврином. Наконец, наш доблестный офицер-тенеземец открыл глаза, но казался неспособным двигаться.

— Похоже, я жив, — пробормотал он. — Иначе у меня все так не болело бы. — Огонь паники зажегся в его глазах. — Мы выбрались?

— Выбираемся, — ответила я. — Впереди еще долгий подъем.

— Гоблин мертв, — сказал Лебедь. — Ворона сообщила мне об этом, когда прилетела наверх, чтобы перекусить.

— Где она?

— Опять внизу. Наблюдает.

У меня мурашки побежали по телу — очередной приступ паранойи. Между Госпожой и Киной существовала связь еще с тех пор, как Нарайан Сингх и Кина использовали Госпожу в качестве сосуда для создания Дочери Ночи. Именно тогда между ними возникла эта связь, связь, которой позже не позволяла оборваться уже Госпожа, потому что она позволяла ей безо всяких ограничений черпать мощь богини.

— Прости меня, Господи. Помоги мне избавиться от этих недостойных мыслей.

— Что? — спросил Лебедь.

— Ничего, просто продолжение бесконечного диалога между мной и моим Богом. Суврин! Конфетка! Ты готов к новым подвигам?

Суврин бросил на меня сердитый, я бы даже сказала, угрожающий взгляд.

— Шлепни ее, Лебедь. Шутить в такие времена, как сейчас? Это идет вразрез со всеми законами земными и небесными.

— Подожди, через минуту у тебя тоже будет хорошее настроение. Как только до тебя дойдет, что ты все еще жив.

— Гм!

Он принялся помогать Лебедю будить господина Сантаракситу, я же сделала несколько несложных расслабляющих упражнений.

— Ах, Дораби, — негромко сказал Сантараксита. — Вот я и пережил с тобой еще одно приключение.

— С нами Бог.

— Превосходно. Постарайся, чтобы так было и дальше. Не думаю, что буду с состоянии пережить следующее приключение без Божественного вмешательства.

— Вы еще меня переживете, Сри.

— Может быть. Скорее всего, если выберусь отсюда и не стану искушать судьбу снова. Тебе же, судя по всему, без танцев с кобрами и, жизнь не в жизнь.

— Сри?

— Я принял решение. Хватит с меня приключений, Дораби. Я слишком стар для них. Пора снова окунуться в уют моей библиотеки. Я просто чуть живой. О! Молодой человек…

Лебедь усмехнулся. Он был ненамного моложе библиотекаря.

— Поднимайся, долгожитель. Пока ты валяешься тут, какое-нибудь приключение подкрадется и затянет тебя снова.

Возможность подобного поворота событий оказалась прекрасным побудительным мотивом для всех нас.

Когда мы, в конце концов, двинулись дальше, я снова замыкала шествие. Лебедь пререкался с моими спутниками. Я с такой силой сжимала золотую кирку, что заболели костяшки пальцев.

Гоблин мертв.

Это казалось немыслимым, невозможным.

Гоблин был неизменной принадлежностью жизни. Ее краеугольным камнем. Без Гоблина, может, и Черного Отряда не станет… Не сходи с ума, Дрема. Наше содружество не прекратит свое существование только потому, что один из нас неожиданно пал жертвой злой судьбы. Жизнь будет продолжаться, несмотря на отсутствие в ней Гоблина. Просто она станет значительно труднее. Казалось, я слышу его шепот:

— Он — наше будущее.

— Дрема, все.

— Что?

— Мы уже в пещере, — сказал Лебедь. — Вы, двое, продолжайте подниматься. Мы вас догоним.

Суврин открыл было рот, чтобы задать вопрос, но я покачала головой и указала пальцем вверх.

— Идите. Сейчас же. И не оглядывайтесь назад. — Я подождала, пока Суврин провел господина Сантаракситу через камни и дальше, к лестнице. — Мы вас догоним.

— Что это? — спросил Лебедь, приложив к уху согнутую ладонь.

— Я ничего не слышу.

Он пожал плечами.

— Сейчас прошло. Что-то в верхней части лестницы.

Мы вошли в пещеру древних. Все вокруг было изрядно истоптано отрядными ордами. Чудо еще, что они ухитрились не причинить вреда никому из спящих. Удивительно, как это им удалось, учитывая, что почти вся чудесная ледяная паутина и коконы оказались разрушены. С потолка попадало множество сталактитов.

— Что здесь произошло?

Лебедь нахмурился.

— Землетрясение.

— Землетрясение? Какое землетрясение?

— Ты не… Тут был сущий ад, так все тряслось. Не могу точно сказать, как давно. Вероятно, когда ты еще спускалась вниз. Здесь трудно определять время.

— Не лги. О, черт!

До меня дошло, почему белая ворона обладала такой потрясающей энергией. Пищей ей служил один из моих мертвых братьев.

Злой голосок у меня в голове прошептал, что я могла бы последовать примеру птицы. Другой тут же поинтересовался, — а что случится, если Ворчун узнает об этом? Этот человек был одержим идеей святости отрядного братства.

— Никогда не знаешь, что будешь делать, пока не окажешься один на один с быком на ринге.

— Что?

— Поговорка такая. Означает, что встреча с реальностью всегда отличается от того, как ее себе представляешь. Никогда не знаешь, что на самом деле будешь делать, пока не окунешься во все с головой.

Я прошла мимо остальных Плененных. У всех глаза были закрыты. Интересно, могли ли они слышать? Вряд ли. Мы говорили так тихо, что даже я с трудом разбирала слова. Пещера начала сужаться. Когда настало время ползти, я поползла.

— Может быть, это в конечном счете хорошо, что ты здесь, — сказала я Лебедю. — У меня начинает немного кружиться голова.

— Ты ничего не слышишь?

Я прислушалась, и на этот раз до меня тоже долетели странные звуки.

— Как будто кто-то поет. Походная песня? Что-то вроде «О-хо-хо».

Какого черта?

— Здесь, внизу? Разве еще существуют карлики?

— Карлики?

— Мистические создания. Похожи на людей маленького роста с большими бородами и неизменно скверным характером. Живут под землей, как наги, занимаются горным делом и работают по металлу. Если они когда-либо и существовали, то вымерли много лет назад.

Пение зазвучало громче.

92

Пессимист в моей душе не верил, что я смогу сделать то, что задумала. Землетрясение, о котором упоминал Лебедь, каким-то образом могло преградить доступ в несвятую комнату с нечистыми книгами. Если этого не произошло, я могла угодить в единственную смертельную ловушку, которую проглядел Гоблин. Если Гоблин не проглядел ни одной ловушки, то кирка могла оказаться не «отмычкой», а пусковым устройством, способным пробудить к жизни тысячи маленьких «неожиданностей», с помощью которых колдуны защитили свои книги.

— Дрема, ты знаешь, что разговариваешь сама с собой, когда тебя что-то беспокоит?

— Что?

— Ты ползешь и все время бубнишь что-то о всяких ужасах, которые могут произойти. Продолжай в том же духе, и я поверю, что так и будет.

Опять то же самое. Нужно взять это под контроль. Раньше со мной такого не случалось.

На вид в комнате, где лежали Книги Мертвых, ничего не изменилось. Однако пессимист в моей душе не сдавался, усиленно пытаясь заметить разницу.

В конце концов, Лебедь спросил:

— Так и будешь таращиться, пока мы не умрем с голоду? Или все же перейдешь к делу?

— Планировать у меня всегда получалось лучше, чем делать, Лебедь. — Я вдохнула побольше ледяного воздуха, достала из-за пояса кирку и произнесла нараспев: — о, Хозяин Небес и Земли, сделай так, чтобы эта штука и впрямь оказалась пропуском.

— Я за тобой, командир. — Лебедь в шутку слегка подтолкнул меня сзади. — Сейчас уже поздно бояться.

Конечно. К тому же, это значило бы умалить значимость жертвы Гоблина.

Дойдя до того места, откуда господин Сантараксита отправился в полет, я почувствовала, что дыхание мое стало частым и поверхностным. Кирку я держала перед собой обеими руками — ужас, до чего она была тяжелая! — сжимая ее с такой силой, что, наверно, отпечатки моих пальцев останутся на ней навсегда.

Ладони ощутили покалывание. Оно ползло вверх, к предплечьям, по мере того, как я продвигалась вперед. Мурашки побежали по телу, вся я покрылась «гусиной» кожей.

Лебедь положил руки мне на плечи за мгновение до того, как покалывание охватило все тело. Я задрожала. Меня знобило и трясло, как во время осенней простуды.

— Ого! — сказал Лебедь. — Это что-то сверхъестественное?

— Смотри, заразишься, — пообещала я. — У меня лихорадка, которая передается.

— О-о… Да. Я тоже ощущаю это. И боль в суставах. Вперед. Давай поскорее разожжем огонь, тогда хоть согреемся.

Согреемся ли?

Когда мы продвинулись футов на десять, состояние стало улучшаться. Покалывание на коже исчезло.

— Думаю, теперь можно идти спокойно.

— Видела бы ты свои волосы! На полдороге они встали дыбом. Так продолжалось всего пару шагов, но это было зрелище.

— Не сомневаюсь. — Мои волосы и без того представляли собой зрелище, даже в их обычном состоянии. Я уделяла им слишком мало внимания и месяцами не стригла. — У тебя есть что-нибудь, чтобы разжечь огонь?

— А у тебя нет? Ты не позаботилась об этом? Знала, что собираешься делать, и не захватила…

— Успокойся, ни о чем я не забыла. У меня просто осталось мало трута. Не хотелось тратить свой, если можно потратить твой.

— Очень благодарен. Ты становишься такой же вредной, как ваши мерзкие старикашки. — Тут он с огорчением вспомнил, что одного из этих мерзких старикашек больше уже нельзя назвать нашим — срок его пребывания в Отряде истек.

— Учусь у лучших. Слушай, мне вот что пришло в голову. Даже если все ловушки позади, опасность может таиться в самих книгах. Учитывая то, каким образом у колдунов работают мозги, можно предположить, что опасность запросто может крыться в самих страницах. Один взгляд на написанное, и ты, весьма вероятно, потратишь всю оставшуюся жизнь, стоя тут и читая, даже если при этом не будешь понимать ни слова. Я припоминаю, что читала где-то о подобных заклинаниях. Ракшасы вплетают их в переплеты своих книг.

— Что же нам делать?

— Ты заметил, что все три книги открыты? Нужно подобраться к ним снизу, захлопнуть переплеты и перевернуть книги лицевой стороной вниз. Даже тогда, и даже если мы будем поджигать их с закрытыми глазами, у нас может возникнуть желание взять их в руки.

— Говорящая книга, которая будет читать себя сама. Вот что мне нужно.

— А я-то думала, что Душелов заставила тебя научиться читать, раз ты стал князем Серых.

— Заставила, да. Но это не означает, что мне нравится читать. Чтение — чертовски трудное занятие.

— Надо же! А мне казалось, управлять пивоваренным заводом — вот по-настоящему трудное занятие. Ни минутки свободного времени.

Поскольку я была меньше ростом, то решила, что сама подкрадусь к этим трем аналоям снизу. Я действовала крайне осторожно. От этих книг, конечно, можно было ожидать всего чего угодно, но видеть, как я приближаюсь, они не могли.

— Мне нравится делать пиво. И не нравится читать.

В таком случае, именно ему следует поджечь книги. Я переживала сейчас кризис совести, не менее тяжелый, чем любой из моих кризисов веры. Я любила книги. Я верила в книги. Как правило, я не считала возможным уничтожать книги из-за несогласия с их содержанием. Но эти книги хранили Жуткие тайные «рецепты» того, как привести наш мир к концу. И даже не только наш мир, но и множество других миров, потому что если в жертву Године Черепов с успехом будет принесен наш мир, то такая же судьба постигнет и другие, связанные с Сияющей равниной.

Впрочем, этот кризис для меня, можно сказать, был уже разрешен. Я знала ответ, иначе не стояла бы на руках и коленях под аналоями, воспринимая как словесное надругательство все, что говорил неверующий, который в равной степени презирал и моего Бога, и безжалостную Разрушительницу Обманников. Я захлопнула книги, ломая голову над тем, не могут ли Дети Ночи еще каким-нибудь способом разделаться со мной.

— На обложках ничего не написано, — сказал Лебедь.

— Естественно, ведь я перевернула их лицевой стороной вниз.

— Постой. — Он поднял палец и наклонил голову, прислушиваясь.

— Эхо.

— Нет, там кто-то есть.

Я прислушалась получше.

— Опять поют. Лучше бы уж не пели. Во всем отряде ни у кого нет слуха, кроме Сари. Можешь подойти сюда. Думаю, это безопасно.

— Думаешь?

— Я же еще жива.

— Не уверен, что это достаточно убедительный довод. Такую кислую и горькую, как ты, даже монстры не захотят есть. С другой стороны, я…

— С другой стороны, хватит болтать. Вот тут самое подходящее место для костра.

Лебедь был уже рядом со мной. Под «вот тут» я разумела что-то вроде большой жаровни, в которой еще сохранились остатки древесного угля. Она была сделана из латуни в местном стиле.

— Хочешь, я для трута вырву несколько страниц?

— Нет, я не хочу, чтобы ты вырывал страницы. Ты, наверно, пропустил мои слова мимо ушей. Я же сказала — книги могут сделать так, что ты захочешь их читать.

— Нет, почему же, я слышал. Хотя вообще-то иногда слышу не очень хорошо.

— Как и большинство людей.

Я внутренне собралась. Через несколько минут маленький костер запылал. Я осторожно подняла одну из книг, стараясь все время держать ее так, чтобы ни я, ни Лебедь не видели верхней обложки. Слегка распушила ее страницы и положила в огонь переплетом вверх. Первым сожжению подвергся последний том. Просто на всякий случай.

Что-то могло помешать нам. Я хотела в первую очередь уничтожить тот том, который еще не видела Дочь Ночи. Ту книгу, которую она частично скопировала, а частично могла помнить, я сожгу последней.

В конце концов, огонь охватил книгу, но горела она плохо. Хотя испускала клубы отвратительного черного дыма, который заполнил всю пещеру, так что нам с Лебедем пришлось лечь на ледяной пол.

Подземный ветер понемногу унес дым. Дышать стало полегче, когда я предавала огню вторую книгу.

Дожидаясь, пока можно будет сжечь последнюю, я ломала голову, почему Кина не предпринимает никаких попыток помешать нам уничтожать то, в чем заключалась ее надежда на воскрешение. Оставалось лишь молиться, что ценой собственной жизни Гоблин ранил ее достаточно сильно, и теперь она полностью сосредоточилась на себе самой. И что я не стала жертвой нового грандиозного обмана. Кто знает? Может быть, эти книги были ненастоящие. Может быть, я делала в точности то, чего от меня хотела Кина.

Сомнения оставались. Всегда.

— Ты опять разговариваешь сама с собой.

— Угу…

Вся надежда, хотя и очень слабая, была на то, что теперь Кина долго будет не в состоянии причинять страдания миру.

— Уф, вот мы и сделали это. По-моему, я могу уснуть прямо тут. — И я немедленно отключилась.

Добрый старый Лебедь! Чувство долга или самозащиты, а может быть, и еще что-то удержало его от того, чтобы рухнуть следом за мной. Только дождавшись, пока сгорела последняя Книга Мертвых, он опустился на пол и задремал.

93

Оказалось, мы слышали пение Ранмаста, Икбала и Речника. Они отправились вызволять нас, когда Тобо рассказал обо всем, что случилось внизу. Меня и Лебедя им удалось обнаружить по запаху дыма.

— Преодолевая сильное искушение употребить непристойные выражения или, попросту говоря, выругаться, я просто спрашиваю вас, с какой стати вы расхаживаете тут, да еще и с песнями? Почему не последовали за остальными в Страну Неизвестных Теней?

Ранмаст и Икбал захихикали, точно они были моложе Тобо и услышали очень удачную грязную шутку. Речник вел себя посдержаннее — совсем чуть-чуть.

— Ты устала и голодна, Дрема, поэтому мы прощаем тебе твою раздражительность. Возьми себя в руки. Давай-ка садись и перекуси.

Мы с Лебедем обменялись взглядами.

— Вы имеете представление о том, что здесь произошло?

— На некоторой стадии голодания возникает головокружение и человек резко глупеет.

— Джайкур, наверно, был исключением из этого правила.

Речник достал что-то, по форме и цвету похожее на гриб-дождевик, но не меньше восьми дюймов в диаметре. Эта штука оказалась тяжелее, чем гриб того же размера.

— Что за черт? — спросил Лебедь.

У Речника в сумке было еще несколько таких штук, и у остальных тоже.

Речник достал нож и принялся резать.

— Это подарок нашего дружка-демона, Шиветая. В конце концов, после целого дня размышлений, он пришел к выводу, что спасение его мерзкой задницы все-таки заслуживает вознаграждения. — Речник протянул мне ломтик в дюйм толщиной. — Тебе понравится.

Лебедь оказался смелее меня — или просто его не мучила паранойя. Он наклонился в мою сторону.

— Вкус как у свинины. Ха-ха…

Потом ему стало не до шуток. Он с жадностью сожрал свой кусок, который и внутри выглядел точно так же, как снаружи.

По строению он был плотный — почти как сыр. Уступив неизбежному и откусив кусочек, я почувствовала, что рот наполнился слюной. Вкус был такой острый, что вызывал почти болезненное ощущение. Ничего похожего мне пробовать не приходилось. Привкус имбиря, корицы, лимона, запах засахаренной фиалки… Первое, почти шоковое ощущение сменилось другим, необыкновенно приятным, распространившимся из области рта к желудку — как только я сделала первый глоток.

— Еще, — сказал Лебедь.

Речник протянул ему второй ломтик.

— Еще, — потребовала я и тут же впилась зубами в следующий кусок. Ладно, может, он и отравлен, но, в таком случае, изо всех существующих с позволения Бога ядов это — самый вкусный на свете. — Это правда, что ли, дал Шиветай?

— Примерно тонну. Я не шучу. Годится и для людей, и для животных. Даже малышке нравится.

Икбал и Ранмаст развлекались, как дети. Лебедь хихикал тоже, хотя вряд ли понимал, что их так развеселило. Я и сама разделяла их чувства. Во всем можно найти что-то забавное. Я расслабилась, на душе стало спокойнее. Даже всевозможные болевые ощущения поутихли, отойдя на второй план и не досаждая так сильно, как прежде.

— Продолжим.

Икбал чуть ли не повизгивал от удовольствия.

— Он их вырастил. Сначала весь покрылся жуткими волдырями наподобие нарывов, а потом, когда они лопнули, оттуда появились вот эти штуки.

В обычных обстоятельствах сама эта идея и сопровождающие ее образы могли показаться отталкивающими. Я усмехнулась, сделала еще глоток, представила себе этот процесс творения и чуть не расхохоталась. Взяла себя в руки, хотя и не без труда.

— Значит, в конце концов он решил вступить с нами в контакт?

— Вроде того. Когда мы уходили, он как раз пытался завязать что-то вроде беседы с Доем. Хотя, кажется, у них не очень-то получалось.

Лебедь вздохнул.

— Я не чувствовал себя таким расслабленным и умиротворенным с тех пор, как мы с Корди еще детьми удили рыбу. Ну, «удили рыбу» — это только так говорится. На самом деле мы валялись в тени неподалеку от ручья, дремали или следили взглядом за облаками, проплывающими над головой, ничуть не стреляясь чего-либо на самом деле поймать.

Даже мысль о судьбе друга не испортила ему настроения.

Я понимала, о чем он пытается рассказать, хотя лично у меня не было близкого друга, с которым мне выпала бы радость делить редкие золотые моменты детства. У меня не было детства. Я чувствовала себя просто прекрасно и сказала:

— Отличная штука, что бы это ни было. Речник, а какими еще свойствами они обладают?

— Настроение улучшается. Как начнешь хихикать, так почти и не можешь остановиться.

— Значит, нужно просто стараться не начинать. Потрясающе! Ну, долго мы будем тут рассиживаться? Пора идти.

Икбал и Ранмаст продолжали веселиться, вспоминая какую-то шутку, услышанную давным-давно.

— Парни, — сказала я, указывая направление. — Вон туда. Не дотрагивайтесь ни до чего. Просто идите и все. Нам еще подниматься вверх по лестнице.

Черт побери, меня одолевали какие-то совершенно дурацкие мысли. Один вид этих парней вызывал желание расхохотаться.

— Мы сделали открытие, — сообщил Речник. — Когда поешь, голова вроде как занята, и не до смеха.

Широко ухмыльнувшись, он загудел одну из самых грязных маршевых песен. В ней пелось о том, чем у большинства мужчин голова занята большую часть времени.

Я тоже стала подпевать и в конце концов заставила их сдвинуться с места.

Вонючий дым от сгоревших книг наполнил и пещеру древних. На лестнице он ощущался даже сильнее. Без сомнения, какая-то часть его просочилась и вниз.

Кина так и не проснулась, в этом я была уверена. Знай она, что произошло, уже наверняка предприняла бы что-нибудь. Но, конечно, ее неведение не будет продолжаться вечно.

Я очень надеялась, что мы успеем уйти достаточно далеко, прежде чем до нее дойдет вся суть случившегося. У такого создания, как она, даже сны могли нести в себе смерть.

94

Я прислонилась к возвышению на полу рядом с выходом на лестницу. Сидела, тупо размышляя о том, зачем надо было сооружать эти возвышающиеся друг над другом и постепенно уменьшающиеся круги. Впрочем, этот вопрос не слишком занимал мои мысли. Я снова ела.

— Надо же… Так и тянет все время.

И не потому, что эта пища заставляла меня чувствовать себя глупо-счастливой. Просто, благодаря ей, я не испытывала ни боли, ни даже желания спать. Осознавая умом, что тело находится на своем физическом пределе, я сидела, не испытывая никаких страданий, связанных с этим состоянием. Разум был повышенно насторожен и бодр, поскольку его не отвлекали мучения, терзающие плоть.

Лебедь проворчал что-то в знак согласия. Охватившее нас всех хорошее настроение, похоже, затронуло его меньше остальных. Хотя меня и саму не так уж сильно тянуло насвистывать или петь.

И в то же время настроение у меня улучшилось после еды, что правда, то правда.

В один из моментов просветления Речник сказал:

— Нам нельзя тут засиживаться, Дрема. Остальные сейчас уже должны быть в пути, но они уходили, надеясь, что ты вместе со знаменем догонишь их.

— Что касается знамени, то тут у меня плохие новости. Разве Тобо не говорил?

— О знамени он не сказал ни слова. Не имел возможности. Все были просто потрясены, узнав о Гоблине, и больше всего беспокоились о том, как бы Одноглазый не узнал, что случилось с его другом.

— Гоблин вонзил Копье Страсти в тело Кины. Оно все еще там. Ты знаешь меня, знаешь, какое значение я придаю тому, что символизирует дух Отряда. Я убеждена, что, не считая Летописей, знамя — самый важный наш символ. Оно сопровождало нас на всем пути в Хатовар. Благодаря ему осуществляется связь поколений. Я пойму, если у кого-то возникнет желание вернуться за ним, но этот «кто-то» буду не я. По крайней мере, в ближайшие десять лет.

Ощущение довольства вновь растеклось по телу. Я встала. Лебедь протянул руку и помог мне подняться на возвышение.

— Вот это да!

Речник засмеялся.

— А я все жду, когда ты, наконец, заметишь.

Трещина в полу почти исчезла.

Я подошла поближе. Она по-прежнему уходила в неведомые глубины, но по ширине стала не больше фута.

— С чего это она исцелилась так быстро? — У меня мелькнула мысль, что, возможно, наше присутствие послужило своего рода катализатором. Проследив взглядом расселину до трона демона, я заметила Тобо и Доя, которые торопливо шагали в нашу сторону. Глаза Шиветая были открыты. Он наблюдал. — А мне послышалось, будто ты сказал, что все ушли.

— Все дело в землетрясении, — ответил Речник, делая вид, что не замечает присутствия Доя и Тобо.

— Нет, это появилось совсем недавно, — возразил Лебедь. — Спустись вниз, нанеси этой твари еще один удар, и, может быть, равнина полностью исцелится.

— Механизм может включиться снова, — вмешался в наш разговор подошедший Дой.

— Механизм?

Дой слегка подпрыгнул.

— Эта более высокая часть пола сделана в виде круга. Одна восемнадцатая всей равнины в целом. А инкрустация — карта дорог. Круглая площадка установлена на каменных валах и была способна поворачиваться до того, как Тысячу Голосов одолело любопытство, и она нарушила работу этого механизма.

— Интересно. Я так понимаю, твое общение с демоном протекает весьма результативно.

— Но медленно, — проворчал Дой. — Да, вот это проблема, даже несмотря на понимание того, что общение с ним и должно происходить очень медленно. Его жизнь протекает не на обычном физическом уровне. К примеру, если бы ему вздумалось встать — если бы такое вообще было возможно, — на это ушел бы не один час. Но ведь он Непоколебимый Страж и, как таковой, не должен двигаться быстро. Отсюда он держит под контролем всю равнину, используя карту на полу и механизм, о котором я уже говорил.

Никогда не видела Доя таким оживленным и откровенным. Вновь обретенное знание, должно быть, ошеломило его, как какого-нибудь молокососа — поцелуй кузины, породив желание поделиться со всеми сногсшибательной новостью. Он был просто сам на себя не похож и вообще ни на одного нюень бао, с которыми мне приходилось сталкиваться. Только матушка Гота и Тобо иногда болтали друг с другом, но даже между собой они откровенничали меньше, чем дядюшка Дой сейчас.

— Он говорит, что первоначально его создали для отслеживания с помощью этого механизма, какие путешественники объявляются на равнине и куда они идут, — продолжал Дой. — Шли годы, на равнине гремели битвы и войны между мирами, вокруг него была построена эта крепость, а его обязанности становились все сложнее. Дрема, это создание почти так же старо, как само время. Он был свидетелем битвы между Киной и демонами, когда Лорды Света сражались с Лордами Тьмы. Это была первая великая война, которая произошла тут, на равнине, и ни один миф даже близко не отражает того, как все происходило на самом деле.

— Очень интересно, — сказала я. Но в данный момент прошлому не удастся снова зачаровать и увлечь меня.

— Должен признаться, я испытываю огромное искушение задержаться тут надолго, — с энтузиазмом продолжал Дой. — Человеческой жизни не хватит, чтобы выслушать и записать все. Он видел так много! Он помнит Детей Смерти, Дрема. Для него поход нюень бао де дуань произошел вчера. Необходимо лишь убедить его, что нам нужна его помощь.

Я вопросительно посмотрела на своих товарищей. Наконец, Речник «прорезался»:

— Он, наверно, объелся этой демонической пищи. — Значит, и Речник заметил, что Дой был как бы не в себе. — Некоторые из тех, кто слишком ею увлекся, тоже на себя не похожи.

— Это до меня уже дошло. Тобо, у тебя тоже переменился характер, нет?

До сих пор он не произнес ни слова. Удивительно. Обычно у него обо всем было свое мнение.

— Он выбил всю чушь у меня из головы, Дрема.

— Он? Кто это?

— Демон. Монстр. Шиветай. Он забрался ко мне в голову и разговаривает со мной оттуда. Мне кажется, то же самое он проделывал и с отцом. Может, даже на протяжении многих лет. Помнишь, в Анналах? Когда па думал, что Кина или Протектор манипулируют им? Готов поспорить, что по большей части это на самом деле был Шиветай.

— Не исключено. В самом деле, не исключено.

Мир кишмя кишит сверхъестественными силами, которые играют судьбами отдельных людей или даже целых наций. Жрецы Гунни твердят об этом на протяжении не одной сотни лет. Боги локтями распихивают друг друга, взбаламучивая этот кипящий котел. Кроме моего Бога, Истинного Бога, Бога Всемогущего, Который предпочитает возвышаться над схваткой.

Как раз сейчас я остро нуждалась в утешении со стороны жреца моей веры. И надо же! Ни одного не было ближе чем за пятьсот миль.

— Сколько историй рассказывают об этом месте, — сказала я Дою. — Интересно, многие ли из них соответствуют действительности?

— Подозреваю, что мы пока не слышали и десятой доли, — ответил старый меченосец. И усмехнулся. У него было отличное настроение. — И я не удивлюсь, если большинство из них правда. Подумай сама. Эта крепость, эта равнина — они такие и в то же самое время совершенно другие. Для каждого и в соответствующее время они оборачиваются чем-то своим. До недавнего времени я был убежден, что именно здесь находится Страна Неизвестных Теней. Как ваш Капитан верил, что здесь — Хатовар. Однако на самом деле это всего лишь дорога, которая ведет в другие места. Точно так же многолик и Шиветай, Непоколебимый Страж. В нем есть все — в том числе и безмерная усталость от того, что ему приходится быть всем тем, чем он должен быть.

Тобо так не терпелось вставить словечко, что он приплясывал вокруг, точно маленький мальчик, которому отчаянно хочется сделать пи-пи.

— Шиветай хочет умереть, Дрема, — выпалил он. — Но не может. До тех пор, пока жива Кина, а она бессмертна.

— Да, нелегко ему, в таком случае.

Лебедя осенило:

— Пусть поделится с нами. Я, к примеру, не откажусь. Еще пара тысяч лет мне не помешают. Конечно, после того, как подойдет к концу мое теперешнее существование.

Пока мы разговаривали, я медленно подходила все ближе и ближе к демону. Мой естественный пессимизм снова ожил, хотя я по-прежнему чувствовала себя моложе, счастливее и энергичнее, чем когда-либо на протяжении многих последних лет. Другое дело, что я не хихикала, как остальные.

— Где твоя мать, Тобо? — спросила я.

Его хорошее настроение тут же пошло на убыль.

— Она ушла с бабушкой Готой.

Быстрый взгляд на лицо Доя пробудил во мне подозрение, что произошло резкое столкновение между Сари как матерью и людьми, рассматривающими ее сына просто как одного из них. Тут, несомненно, проявило себя знаменитое упрямство нюень бао, причем обоюдное. И Тролль, тоже совершенно очевидно, была на стороне внука и Доя.

Я сменила тему.

— Ладно. Вот вы двое заявляете, что проникли в сознание Шиветая. Или он в ваше. Как бы то ни было, объясните мне, чего он хочет. Ни за что не поверю, что демон помогает нам просто по доброте сердечной. Это невозможно в принципе. Он — демон и, как таковой, проклят Богом, независимо от того, чье он создание, света или тьмы. И для демона мы, искатели приключений, так же недолговечны, как пчелы для нас — хотя, подобно пчелам, можем быть и надоедливы, и несносны. Очень короткое время, правда.

— Он хочет того, чего хотел бы любой в его положении, — сказал Дой. — Это же очевидно.

Тобо опять встрял:

— Еще он хочет освободиться, Дрема. Он уже так давно распят. Равнина изменяется, потому что он не в состоянии помешать этому.

— Как он себя поведет, если мы выдернем эти кинжалы? По-прежнему останется нашим добрым приятелем? Или начнет рубить головы?

Дой и Тобо обменялись неуверенными взглядами. Так. До сих пор этот вопрос, видимо, не слишком занимал их.

— Понятно, — сказала я. — Он, возможно, милейшей парень на всей чудесной Божьей земле и все же останется там, где сейчас. Несколько недель или месяцев для него ничего не значат. Какого черта он допустил, чтобы его пригвоздили?

— Кто-то обманул его, — сказал Тобо.

Интересно, интересно.

— Думаешь?

Казалось, сейчас тут было гораздо светлее, чем совсем недавно, когда я вместе с Лебедем направлялась в другую сторону. Или, может быть, глаза у меня адаптировались к освещению внутри крепости. Я отчетливо различала рисунки на полу, все детали равнины, кроме каменных столпов с их светящимися золотыми буквами. Но и они наверняка тут были, только обозначенные не слишком ярко; уверена, что мне удалось бы разглядеть их, имей я возможность изучить каменную поверхность с более близкого расстояния. Там были даже крошечные движущиеся точки, которые, несомненно, обозначали что-то вполне конкретное. Жаль, что среди нас не было никого, кто бы знал, что именно.

Трон Шиветая покоился посреди круглого возвышения, находящегося в центре большой круглой площадки и имеющего примерно двадцать ярдов в поперечнике. По словам Доя, диаметр этого меньшего круга составлял одну восемнадцатую большого, а диаметр того — одну восемнадцатую всей равнины. Я обратила внимание, что на самом маленьком круге тоже было изображение равнины, но с гораздо меньшими подробностями. Предположительно, Шиветай мог, сидя на троне и поворачиваясь, обозревать все свое царство, а в случае необходимости — когда ему требовалась более детальная информация — опуститься на следующий уровень, где все изображалось в восемнадцать раз подробнее.

Это сооружение просто источало магическую силу, столько ее было потрачено для его создания. Я была сражена наповал. Те, кто создал все это, по могуществу наверняка были подобны богам. Самым сильным известным мне колдунам до них было так же далеко, как нам, бесталанным, до них самих. По-моему, даже Госпожа и Длиннотень, Душелов и Ревун не намного лучше представляли себе вовлеченные в создание этого грандиозного сооружения принципы и силы, чем я, простая смертная.

Я остановилась перед Шиветаем. Глаза демона были открыты. Я почувствовала его легкое прикосновение — изнутри. Не знаю почему, но вид Шиветая заставил меня вспомнить горный ландшафт, места, где никогда не тает снег. Древние горы, которым некуда спешить. Молчание и камень. Наверно, мое сознание не нашло лучшей интерпретации того, что представлял собой Шиветай.

Я напомнила себе, что этот демон был древнее моего мира. И ощутила то, о чем говорил Тобо, — спокойное, твердое желание Шиветая закончить свой жизненный путь, найти дорогу в нирвану. Это неугасимое — в духе Гунни — желание было для него своего рода противоядием, которое он противопоставлял скуке и боли бытия.

Я попыталась заговорить с Шиветаем. Попыталась обменяться с ним мыслями. Пугающий опыт, несмотря на прекрасное самочувствие и уверенность, переполнявшую меня благодаря дару того же Шиветая. Не хотела бы я допустить в свое сознание даже бессмертного демона, который, скорее всего, не в состоянии по-настоящему понять, что и почему волновало меня.

— Дрема?

— А?

Я подскочила. Самочувствие — прекрасное. Такое, как в подростковом возрасте, когда у меня не было никакой нужды жалеть себя. Дар демона продолжал свою магическую работу, проявляя исцеляющее действие.

— Нас всех сморил сон, — сказал Лебедь. — Не знаю, как долго это продолжалось. И даже не знаю, как вообще это произошло.

Я взглянула на демона. Он по-прежнему не двигался, но поражало другое. На его плече сидела белая ворона. Как только до нее дошло, что я не сплю, она взлетела, направляясь в мою сторону. Я подняла руку, и птица уселась мне на запястье — как сокол на руку соколиному охотнику. Очень медленно, так что едва не терялся смысл сказанного, ворона произнесла:

— Она… будет… моим… голосом. Она… обучена, а ее… разум… не загроможден… убеждениями… и мыслями, которые… могли бы… помешать.

Потрясающе. Интересно, что думает по этому поводу Госпожа. Если Шиветай отобрал у нее ворону, она будет слепа и глуха до тех пор, пока мы не пробудим ее от зачарованного сна.

— Теперь она будет моим голосом.

До меня дошло, что это повторение было реакцией на всплеск моего невысказанного любопытства.

— Понятно.

— Я помогу тебе в твоих поисках. В обмен ты уничтожишь эту Арин, Кину. Потом ты освободишь меня.

Я поняла, что он имел в виду. Не просто выдернуть кинжалы, которыми он был распят. Освободить его от бремени жизни и обязанностей.

— Я сделала бы это, если бы имела силу.

— У тебя есть сила. Ты всегда обладала силой.

— Что ты имеешь в виду?

Сейчас птица произносила слова загадочным, колдовским тоном.

— Поймешь в свое время. А сейчас тебе пора отправляться в путь, Каменный Солдат. Иди. Стань Той, Кто Несет Смерть.

— Какого дьявола? Что происходит?

Я вскрикнула. Все остальные тоже. Они проснулись вместе со мной и тут же принялись поглощать демоническую пищу, слушая наш разговор.

Пол начал поворачиваться, сначала почти незаметно. Вскоре стало ясно, что это происходит лишь с самой маленькой, полностью исцелившейся частью, которая примыкала непосредственно к трону. И тут в меня хлынуло знание.

Я узнала, что все повреждения, включая сильнейшее землетрясение, которое ощущалось даже в Таглиосе, были целиком и полностью вызваны действиями Душелова, находившейся во власти нездоровой страсти к экспериментированию. Обнаружив «механизм», она, в свойственной ей своенравной, «плевать-мне-на-последствия» манере, начала пробовать то одно, то другое и смотреть, что получится. Я как будто увидела все это собственными глазами — потому что воспоминания того, кто и в самом деле видел все это, стали моим достоянием.

Я узнала, чем Душелов занималась во время всех своих посещений крепости, происходивших тогда, когда Длиннотень свято верил, что он — единственный хозяин Врат Тьмы, и так же свято не верил, что кто-то, пусть даже владеющий Ключом, осмелится приблизиться к ним.

Я узнала и многое другое, как если бы пережила все это сама. Кое-что мне вовсе не хотелось знать. Кое-что касалось вопросов, мучивших меня годами; ответы на них наверняка заинтересовали бы господина Сантаракситу. Но по большей части это были сведения, которые пригодились бы мне, если бы я стала тем, кем Шиветай хотел меня видеть.

Мысли жужжали в голове, точно испуганная муха. Были, были вопросы, на которые я не получила ответа. К примеру, я не стала обладательницей никаких воспоминаний о том, что могло произойти с Ключом, без которого нам не обойтись, если Длиннотень в качестве Мариша Мантара Думракши вместе со своим учеником Ашутошем Вакшей действительно пришли в наш мир из Страны Неизвестных Теней.

И, уж точно, я не избавилась от страха перед высотой.

Спустя мгновение после того, как пол перестал вращаться, белая ворона рванулась вверх. И будь я проклята, если сама тут же не взлетела вслед за ней! Хотя отнюдь не по собственному желанию.

Мои товарищи тоже поднялись в воздух. От удивления и страха некоторые выронили оружие, всякие мелкие вещи и даже… кое-что из того, что вырабатывают человеческие тела. Только Тобо воспринял этот неожиданный полет как чудесное, невероятно прекрасное приключение.

Ранмаст и Икбал зажмурились и забормотали молитвы, обращенные к их лже-Богу. Я мысленно воззвала к единственному Истинному Богу, напомнив Ему о милосердии. Речник обратился со страстным призывом к своим небесным покровителям. Дой и Лебедь молчали. Лебедь — просто потому, что потерял сознание.

Тобо, захлебываясь от восторга, обращался ко всем, стараясь внушить им мысль, как прекрасно то, что мы переживали. Взгляните туда, взгляните сюда! Какая огромная пещера! Как отлично видна сверху круглая площадка — точно сама равнина…

Мы прошли сквозь дыру в потолке и окунулись в прохладный воздух настоящей равнины. Наступили сумерки; небо, все еще багровое на западе, впереди уже затянула глубокая синева оттенка индиго. Звезды Аркана слабо сияли перед нами. Когда мы летели уже над поверхностью равнины, у меня хватило духа оглянуться. Силуэт крепости четко вырисовывался на фоне северной части неба; снаружи она сейчас выглядела хуже, чем в день нашего прибытия. Все, что мы выронили во время взлета и что не имели времени захватить с собой, сейчас летело следом за нами.

У меня возникло страстное, безумное желание, чтобы среди этих вещей оказалось и знамя. Увы, мои надежды не оправдались, оно не появилось.

Позднее, обдумывая все происшедшее, я никак не могла взять в толк, на чем основывалась эта надежда.

Теперь Тобо изображал птицу. Поэкспериментировав, он обнаружил, что с помощью рук отчасти может управлять полетом — подниматься и опускаться, слегка убыстрять и замедлять движение. Он не умолкал ни на мгновение, наслаждаясь происходящим и беспрерывно призывая остальных разделить свой восторг — ведь никто из нас никогда больше не получит возможности пережить нечто подобное.

— Устами младенца глаголет истина, — выкрикнул Дой.

И взмыл вверх.

Оба они были правы.

95

Наш полет закончился там, где отряд расположился лагерем. На последнем круге перед дорогой, уходящей в юго-западном направлении к заветной цели — Вратам Теней. Преимущество скорости, которое обеспечил полет, было очевидно. Мы обогнали даже белую ворону, прибывшую спустя два часа после того, как наши ноги коснулись твердой каменной поверхности. Неплохо иметь под рукой этого дружка Шиветая.

Я попыталась разглядеть то, что лежало за краем равнины, но было уже слишком темно. Вроде бы там горели два-три огонька. Или нет, трудно сказать.

Мы опускались вперед ногами и, по всей видимости, были неприкосновенны для Теней. Я почувствовала, что они шныряют неподалеку, но не проявляют желания приблизиться. Вот она, мощь Шиветая, способная воздействовать даже на эти сгустки ненависти и голода, толкающего их к убийству.

Дорожное покрытие от нашего приземления не пострадало. Вся, кто прибыл сюда раньше, наблюдали за нами, не веря своим глазам. Тобо ухитрился сманеврировать таким образом, чтобы опуститься точно рядом с матерью, перед этим, естественно, перекувырнувшись в воздухе. Я оказалась менее удачлива и плюхнулась на каменную поверхность, но радовалась уже тому, что тяжкое испытание осталось позади. Братья Сингхи бросились разыскивать свою семью. Точно так же поступил и Дой; в смысле, он проигнорировал Сари и направился прямиком к Готе. Гота пребывала не в лучшем расположении духа и, возможно, не очень хорошо себя чувствовала. Разглядеть остальных в неверном свете луны мне не удалось. Гота воздержалась от жалоб и критики.

Лебедь буквально вцепился в меня.

Пока он убеждал себя, что можно, ничего не опасаясь, открыть глаза, Речник, как человек, преданный делу и хлопотун по природе, уже шнырял туда и обратно, желая убедиться, что все обустроено в точном соответствии с правилами, о которых ему случилось вспомнить именно в этот момент. Я нахмурилась, покачала головой, но вмешиваться не стала. Ритуалы — штука полезная; они помогают прийти в себя.

— Сари, — спросила я, — как они?

Я, конечно, имела в виду тех, кого мы вывели из пещеры. Настроение Готы вызвало у меня подозрения. Я боялась услышать то, что подтвердило бы их.

Сари не удалось настроить себя по отношению ко мне на дружеский лад. Ну, как же! Ее малыш уже летает по небу; конечно, это моя вина. Неважно, что он опустился на землю в целости и сохранности и, точно в счастливом бреду, только и твердил о том, что ему пришлось пережить.

Можно было ожидать, что полет и падение с большой высоты окажут пагубное воздействие на мое настроение, однако все обошлось. Тем не менее, это удалось сделать Сари.

— Плененные все в том же состоянии. Одноглазый очень тяжело пережил сообщение о смерти Гоблина и с тех пор не произнес ни слова. Мать не знает, то ли он просто крайне подавлен, то ли с ним случился еще один удар. Ее беспокоит ощущение того, что он, возможно, просто не хочет больше жить.

— С кем он теперь будет пикироваться?

Я вовсе не хотела преуменьшать силу его переживаний, хотя, к сожалению, мои слова прозвучали именно так.

На мгновение Сари приоткрыла завесу над тем, насколько она раздражена.

— Моя мать — неплохая замена в этом смысле.

— Теперь они друг для друга значат еще больше. — Я промолчала о своих опасениях по поводу того, что, очень может быть, Гота скоро покинет нас. Матушке Тролль было уже почти восемьдесят. — Я хочу поговорить с ним.

— Он спит. Это может подождать.

— Ну, тогда утром. Мы все еще можем вступать в контакт с Мургеном?

Света вполне хватало, чтобы разглядеть, как помрачнела Сари. Может быть, она была права. И двух минут не прошло с тех пор, как мои ноги коснулись земли, а я уже рвусь снова использовать помощь ее мужа. Но она сдержала свои эмоции. Слишком давно мы с ней уже работали бок о бок. Сначала, как правило, всем заправляла она, а я по большей части отступала на второй план. И всегда нам удавалось обходиться без резких слов. Потому что мы обе понимали — для достижения нашей цели необходимо сотрудничать. Сейчас я взяла руководство на себя, но в случае необходимости она по-прежнему могла выступить в этой роли.

Только теперь она была гораздо ближе к тому, чего хотела, не так ли? Мурген больше не пленник, он здесь, наверху. Теперь, когда он с ней, все эти хлопоты становились ей ни к чему. Разве что только он окажется не тем человеком, которого она так ждала. В этом случае и ей придется стать новой Сари, совершенно другим человеком.

Я чувствовала, что она на грани срыва больше, чем когда-либо. Ни она, ни Мурген не остались теми, кем были прежде. Все мы изменились. Предстояли трудности привыкания друг к другу; может быть, очень серьезные трудности.

Я не сомневалась, что не менее серьезные проблемы будут с Госпожой и Капитаном.

— Я сделала все возможное, чтобы поддерживать туманный прожектор в рабочем состоянии, но с тех пор, как мы покинули крепость, мне ни разу не удалось установить контакт, — сказала Сари. — Такое ощущение, будто он не хочет больше покидать свое тело. А разбудить его по-настоящему не удается. — Так вот в чем дело! Она боялась, что освобождение было ошибкой, что оно повредило Мургену вместо того, чтобы спасти его. С надеждой в голосе она добавила: — может быть, Тобо сумеет помочь.

Интересно, много ли в ней осталось от той твердой, сосредоточенной, целеустремленной Сари, которая в случае необходимости превращалась в Минх Сабредил? Я попыталась успокоить ее.

— С Мургеном все будет в порядке. — Один из даров Шиветая — теперь я твердо знала, что Плененные вернутся к жизни. — Но мы сможем разбудить его в полной мере, лишь когда увезем с равнины. То же самое относится и к остальным.

Речник закончил свой обход.

— Еда, которой нас снабдил демон, теперь расходуется быстро, Дрема. Ее хватит, чтобы убраться с равнины и еще пару раз перекусить, а потом придется надеяться только на себя. Либо съесть пса и коней, либо воровать и попрошайничать у местных.

— А, ладно. Мы знали, на что шли, а ведь получилось все даже гораздо лучше. Надеюсь, никто не украл ничего ценного, пока мы были тут?

В ответ я увидела смущенные взгляды. Ну, конечно, вряд ли никто, кроме тех, кто отправился вдогонку за Тобо, не обнаружил сокровища, на которые мы наткнулись, спускаясь в глубину земли. Стоило этому мальчишке увидеть что-то, и он оказывался просто не в силах промолчать. Держать рот на замке — нет, это было за пределами его возможностей.

Лебедь сказал, обращаясь ко мне:

— То, что нас ждет впереди, будет потруднее всего, что было там.

— Откуда?..

Он пожал плечами.

— Просто знаю.

Да, это он мог.

— Слушайте все. Ложитесь спать и отдохните как следует. Я хочу, чтобы мы поднялись и выступили с рассветом. Никто не знает, что ждет нас в конце пути.

Ни слова в ответ — вроде того, что, мол, если хочешь, чтобы мы спали, для начала сама перестань болтать.

Странно. Я не так уж давно проснулась возле трона Шиветая, и, тем не менее, глаза у меня просто слипались, а сознание почти отключилось. Я сказала:

— Выкиньте все прочее из головы. Лично я собираюсь воспользоваться собственным советом. Где можно расстелить одеяло, прежде чем я рухну?

Свободное пространство оставалось только в хвосте Отряда. Все мои товарищи по полету, за исключением Тобо, уже обосновались там. Вообще-то я хотела сначала поесть, но усталость навалилась на меня, прежде чем я проглотила третий кусок демонической пищи. Последнее, что мне пришло в голову, — может, Бог не заметит, что одна из Его верующих приняла дар от Проклятого? И вот еще, интересная мысль. Бог знает все. Следовательно, Он знает, что делает Шиветай, и позволяет ему делать это. Следовательно, тот факт, что великодушие демона обернулось для нас выгодой, отвечает Божьей воле.

А противиться Божьей воле грешно.

96

Мне приснился странный сон.

Конечно, это был сон. Не может быть, чтобы Шиветай проник в мое сознание.

Сначала я была на Сияющей равнине. Камень вспоминал. И хотел, чтобы я узнала все, что он помнил.

Потом я оказалась в другом месте. И в другом времени. Я стала демоном Шиветаем и ставила опыты над миром — бледная имитация Бога. Я была вездесуща, потому что пол, окружающий трон, связывал мое царство в единое целое. Мы слились воедино — и певец, и песнь.

Мой лик пересекали люди, большая группа людей. Для меня время значило совсем не то, что для смертных, но я понимала, что прошли века с тех пор, как это случилось в последний раз. Смертные больше почти не появлялись здесь. Очень редко. И никогда в таком количестве, как сейчас.

Во мне оставалось достаточно от Дремы, чтобы осознать — Шиветай вспоминает появление Плененных, еще до того, как они наткнулись на ловушку Душелова. Зачем демону понадобилось, чтобы я увидела это? Мне и так все было известно. Мурген не раз рассказывал мне эту историю, добиваясь, чтобы она была отражена в Анналах в точности так, как он хотел.

Не было четкого ощущения чьего-то присутствия рядом, и все же я почувствовала мягкое давление, принуждающее меня перестать проявлять любопытство, задаваться ненужными вопросами и смотреть на происходящее со стороны, принуждающее меня позволить цветку распуститься. Мне следовало уделять больше внимания дядюшке Дою. Способность полностью отказываться от собственного «я» могла пригодиться в ситуации, подобной той, в которой я оказалась.

Да, время для демона текло совершенно по-другому. Но он старался приспособиться к недолговечным смертным, встать на их точку зрения, снабдить меня информацией о том, что, по его представлениям, могло оказаться полезным.

Вся авантюра прошла перед моими глазами с начала до конца. Включая отчаянное бегство, во время которого погиб Бадья, а Лебедь получил возможность войти в историю как заложник злых сил. И поначалу я никак не могла понять, почему сперва мне были показаны лишь наиболее важные моменты истории — быстро, как бы наскоком.

Но я же не тупица. В конце концов, до меня дошло. Этот вопрос вставал передо мной и прежде, но не казался решающе важным. Теперь нужно было просто пробудить мою собственную память, чтобы я смогла вытащить из нее этот вопрос и снова поставить его перед собой.

А вопрос был такой: что стало с одним из участников этой экспедиции, которого мы так и не досчитались? Речь шла о невероятно опасной Лизе Дэли Бовок, владеющей искусством принимать разные обличья и угодившей в ловушку из-за невозможности изменить свой тогдашний облик черной пантеры. Ее везли по равнине в клетке, так же, как и других пленников, Длиннотень и Ревуна. В общей суматохе она исчезла. Мургену так и не удалось выяснить, что с ней стало.

Теперь я знала правду. Если можно верить Шиветаю.

Не все мелкие детали были видны одинаково отчетливо. Шиветай испытывал трудности с точной фокусировкой во времени. Но, похоже, клетка Бовок оказалась повреждена во время панической попытки сбежать, предпринятой теми братьями Отряда, которым не повезло оказаться в числе Плененных.

Паника рождает панику. Огромную злобную кошку охватило нервное возбуждение. У нее хватило сил сломать клетку. Прокладывая путь на свободу, она сильно поранилась. Бежала на трех лапах, держа переднюю левую на весу и касаясь ею каменной поверхности только в случае крайней необходимости. И жалобно скулила, когда приходилось это делать. До наступления сумерек она пробежала почти тридцать миль — но направление было выбрано наобум, и до нее не доходило, что она бежит не в сторону дома, пока уже поздно было что-либо менять.

Не возвращаться же назад? Она помчалась дальше. И глубокой ночью одна маленькая, хитрая Тень подловила ее на самом краю дороги. И сделала то, что всегда делают не прирученные Тени. Она напала на пантеру и — о, чудо! — лишь ранила, но не убила ее. Между ними произошла схватка, пантера победила и… замерла как вкопанная. Перед ней были заброшенные Врата Теней. И прежде чем какая-нибудь Тень покрупнее смогла догнать и прикончить ее, она, шатаясь, прошла сквозь эти Врата, и стала недоступна восприятию Шиветая. То есть последний раз ее видели живой, когда она уходила в мир, который не был ни нашим, ни Страной Неизвестных Теней. Надеюсь, эти поврежденные Врата прикончили ее или хотя бы смертельно ранили, потому что она была обуреваема такой же жуткой ненавистью, как та, — которая владела Тенями.

С одной существенной разницей — ее ненависть была гораздо более узко направленной, и объектом этой ненависти был Черный Отряд.

Той части «я» Дремы, которая все время как бы слегка дистанцировалась от Шиветая, было любопытно, что подумает Капитан, когда узнает — Бовок оказалась в Хатоваре благодаря случайному стечению обстоятельств, в то время как предполагалось, что для Отряда, который так туда рвался, это невозможно.

Та же часть «я» Дремы не понимала, почему все эти события так важны для Шиветая, чтобы стоило ради них вторгаться в мой сон, но, выходит, для него они имели большое значение.

Так же, как и Неф, сноходцы, которых Мурген называл Вашейн, Вашин и Вашон.

Мое слияние с Шиветаем углубилось после того, как след оборотня затерялся в другом мире. Я стала единым целым с демоном, а он стал единым целым с равниной, и с ним вместе мы медленно продвигались в глубь времен. Перед моим внутренним взором мелькали золотые века мира, процветания и просвещения. Я стала свидетельницей нашествия множества захватчиков. Я видела фрагменты самых древних войн, о которых упоминают религиозные учения Гунни, Обманников и даже мое собственное. Став Шиветаем, я охватывала сразу все времена, в том числе и то, наступившее вскоре после создания Богом всего сущего, когда происходила война на Небесах. Она закончилась тем, что Враг был сброшен в преисподнюю. Может быть, все наши войны были лишь отголосками этой Божественной борьбы, нашедшей свое отражение в разных религиозных учениях в зависимости от направленности каждого из них.

Равнина существовала еще до войны богов. А еще до равнины существовал Неф. Равнина, этот гигантский механизм, в конце концов, силой своего воображения вызвала к жизни Шиветая как своего Непоколебимого Стража и слугу. В свою очередь, демон силой своего воображения вызвал к жизни Вашейна, Вашина и Вашона. Эти призраки-сноходцы были богами Шиветая. Их жизнь протекала независимо от его сознания, но не от его существования. Если бы он погиб, они исчезли бы вместе с ним.

Непостижимо. Я находилась среди персонифицированных аспектов религий, в которые не верила. Сталкивалась с фактами, которые моя религия категорически отрицала. Приняв их, я оказалась бы проклята навек.

Все это происки жестокого, безжалостного Врага. Я получила в дар разум, который стремился разобраться, выяснить, понять. И я получила в дар веру. А сейчас я получила в дар сведения, породившие конфликт между фактами и верой. И я не получила в дар верткой изворотливости жрецов, позволяющей им примирять непримиримое.

Но, может быть, в этом и не было необходимости. На равнине истина и реальность были изменчивы и многообразны. Существовало огромное множество историй о Кине, Шиветае и крепости в сердце равнины. И не исключено, что каждая из них была истинной, по крайней мере отчасти.

Передо мной вставал чисто интеллектуальный вопрос, и, тем не менее, значение его для души трудно было переоценить. Что, если мои верования полностью обоснованы и правильны — но только часть времени и только там, где я нахожусь сама? Что тогда? Возможно ли такое? И что это означало?

А это означало, что в загробной жизни ничего хорошего меня не ждет, если и дальше моя бдительность, нацеленная на ересь, будет слабеть. Может быть, женщине и нелегко попасть в Рай, но, чтобы обеспечить себе местечко в аль-Шейле, ей вообще не нужно прикладывать никаких усилий.

97

— Успокойся, это просто ночной кошмар. — Стоя на коленях рядом со мной, Лебедь тряс меня за плечо, пытаясь разбудить. — Ты не только храпела, но ворчала, скулила и болтала сама с собой на трех разных языках.

— Я — женщина чрезвычайно одаренная. Любой подтвердит это. — Я встряхнула головой, чувствуя себя точно с похмелья. — Сколько сейчас времени? Еще темно.

— Ну вот, еще один талант прорезался. Ничто не ускользнет от внимания моей девочки.

— Священники и святые книги говорят нам, что Бог создал мужчину по Своему образу и подобию, — проворчала я. — Но я, прочтя множество святых книг — в том числе и книги идолопоклонников, — ни разу не обнаружила никаких доказательств того, что Он обладает чувством юмора. Что же можно сказать о человеке, который пытается шутить, когда солнце еще не взошло? Ты — ненормальный, Лозан Лебедь. Что происходит?

— Этой ночью ты сказала, что хочешь встать пораньше. Ну, Сари сделала отсюда вывод, что мы должны быть готовы отправиться в путь, как только света станет достаточно, чтобы видеть. Тогда у нас весь день будет в запасе.

— Сари — мудрая женщина. Разбуди меня, когда она будет готова тронуться в путь.

— В таком случае, тебе пора вставать, так мне кажется.

Я подняла руки — света вполне хватало, чтобы разглядеть их.

— Люди, идите все сюда!

Когда меня обступили со всех сторон, я объяснила, что все мы, остававшиеся в крепости, обрели знание, которое поможет нам в грядущие времена.

— Шиветай, похоже, очень заинтересован в нашем успехе. Он рассказал нам о том, что, по его мнению, будет для нас полезно. Но он очень медлителен с нашей точки зрения, смотрит на все со своей собственной, демонической позиции, и объяснить нам все доходчиво и ясно ему трудно. Поэтому весьма вероятно, что мы обладаем знанием, о котором даже не догадываемся, пока что-то не заставит нас задуматься именно в этом направлении. Проявляйте терпение по отношению к нам. Временами мы, наверно, будем производить странное впечатление. Лично я иногда чувствую себя совершенно другим человеком. Стоит мне оглянуться по сторонам, и новые знания буквально вспыхивают в моем сознании. Хотя именно сейчас, вот в этот самый момент, я хочу одного — убраться с этой равнины. Наши ресурсы по-прежнему ограничены. Мы должны поторопиться.

На лицах обступивших меня людей можно было прочесть страх перед будущим. Где-то в стороне взвыл пес, и девочка Икбала моментально захныкала, несмотря на то, что Сурувайя прикладывала ее то к одной груди, то к другой. По моим понятиям, ее пора уже было отнимать от груди, но кто я такая, чтобы иметь в этом вопросе свое мнение? Никто из моих детей еще даже не появился на свет. И, похоже, я упустила возможность обзавестись ими.

Люди ждали, что я скажу им что-то конкретное, по делу. Более мудрых волновал вопрос, с какими трудностями мы можем столкнуться. Не исключено, что Лебедь прав и в Стране Неизвестных Теней нас ждут тяжелейшие времена. Кто знает? Может быть, сейчас там как раз самая пора скальпировать чужестранцев?

Я и сама была обеспокоена, но так часто сталкивалась с неизвестным, что стала невосприимчива к страху. Одно не вызывало у меня сомнений — будет только хуже, если начать суетиться и волноваться, не зная толком, что ждет впереди. И все же я волновалась, конечно. Несмотря на то, что во сне получила заверения — покинув равнину, мы ни с какими серьезными несчастьями не столкнемся.

У меня было намерение произнести возвышенную, вдохновляющую речь, но оно быстро растаяло, как дым. Кому это нужно? Никому, даже мне.

— Все готовы? Тогда отправляемся.

Мы собрались и тронулись в путь гораздо быстрее, чем я ожидала. Большинство братьев не бросило своих дел, чтобы послушать мои разглагольствования. Что нового она может сказать, заявили они? Поэтому, когда я закончила, работа по свертыванию лагеря шла уже полным ходом. Я сказала Лебедю:

— Похоже, «В те дни Отряд…» срабатывает гораздо лучше после целого дня тяжелой работы и ужина.

— По мне, да. А лучше всего получается, когда есть что выпить. Учитывая, что спать-то приходится одному.

Некоторое время я шла рядом с Сари, стараясь оживить нашу дружбу, уменьшить возникшую между нами напряженность. По правде говоря, мне это плохо удавалось — она по-прежнему была натянута, как струна. Не удивительно. Впервые за пятнадцать лет она имела дело со своим мужем во плоти, и, по-видимому, это было нелегко. Я не знала, как помочь ей.

Потом я около часа шла вместе с Радишей. Она тоже была в расстроенных чувствах. Она не имела дела со своим братом еще дольше. Однако ей был свойственен реалистичный подход к жизни.

— Мне нечего ему дать, не правда ли? Я уже потеряла все. Сначала уступая Протектору, по причине собственной слепоты. Потом вы выкрали меня из Таглиоса и лишили даже надежды на то, что я могу вновь занять подобающее мне место.

— Спорю на что угодно, Радиша. Спорю, что вы уже вспоминаете прошлое как золотые деньки, — так всегда бывает. Прошлое кажется лучше, когда в настоящем не все ладится. Протектор все еще в столице. И все же, как только мы устроимся, первой миссии, которую я отправлю в Таглиос, будет поручено сообщить, что вы и ваш брат живы, что вы в негодовании и намерены вернуться обратно.

— Мечтать не вредно, — ответила мне эта женщина.

— Вы не хотите вернуться обратно?

— Ты помнишь, как Бходи насмехались надо мной каждый день? Раджахарма?

— Конечно.

— Неважно, чего хочу я. Не имеет значения и то, чего, может быть, хочет мой брат. Он уже получил свою долю приключений. Теперь я получаю свою. Раджахарма сковывает нас надежнее, чем самые прочные цепи. Пока мы дышим, Раджахарма взывает к нам через немыслимые дали, через невообразимые пространства. Какие бы невероятные создания ни вставали на пути, какой бы смертельный риск нам ни угрожал, ты снова и снова напоминала мне о моем долге. Поступая таким образом, ты добилась того, что меня больше нет. Мое место занял монстр, способный выдержать схватку с любым зверем. Меня больше нет, Дрема, есть Раджахарма. Она и только она движет мной. Я продолжаю следовать за вами лишь потому, что, уводя от Таглиоса, это кратчайший путь к тому, что мне предначертано судьбой.

— Я буду помогать вам по мере сил.

Я, однако, говорила не от имени Отряда. Да и не вправе была делать это. Кто я такая? С нами — Капитан и Лейтенант. Вот проснутся окончательно, пусть и решают.

Я же решила отправиться на поиски господина Сантаракситы. Мне захотелось на время забыть о себе, забыть обо всем, предаться радости чисто интеллектуального общения. За последнее время умственный кругозор библиотекаря заметно расширился.

— Дрема!

— Радиша?

— Черный Отряд собирается мне мстить?

Мы отняли у этой женщины все, кроме любви ее людей. И она не была плохим человеком.

— В моих глазах вы уже почти искупили свою вину. Вам осталось лишь извиниться перед Капитаном, когда он настолько придет в себя, что сможет понять происходящее.

Радиша поджала губы. И она, и ее брат никогда не позволяли себе становиться рабами таких понятий, как общественное положение или каста, но… Извиняться перед наемником? Да еще и чужеземцем?

— Раз надо, значит надо. Мое мнение значения не имеет.

— Воды спят, Радиша.

Прежде чем присоединиться к Суврину и Сантараксите, я провела несколько минут с черным жеребцом. Он вез Одноглазого, который отличался от трупа только тем, что дышал. Надеюсь, это был просто сон очень, очень старого человека. Конь тоже имел понурый вид. Наверно, устал от приключений.

— Господин Сантараксита, Суврин! С тех пор, как мы идем по равнине, появлялись ли у вас мысли, каких никогда не было прежде?

Оказывается, да, причем у Сантаракситы больше, чем у Суврина. Для каждого человека дар Шиветая воплощался особым, индивидуальным образом. У господина Сантаракситы возникла новая версия мифа о Кине и взаимоотношениях Шиветая с этой Королевой Смерти и Ужаса, отражающая точку зрения демона. Ничего особенно нового эта версия не содержала. Она лишь слегка смещала относительное значение некоторых личностей и, как следствие, обвиняла Кину в смерти нескольких последних строителей равнины.

В этой версии Кина осталась жестокосердной злодейкой, зато Шиветай превратился в одного из величайших невоспетых героев, заслуживающего того, чтобы занять несравненно более высокое положение в мифологии. Что вполне могло быть правдой. Он, бедняга, не занимал в ней вообще никакого положения.

— Вернувшись в Таглиос, господин Сантараксита, вы можете существенно улучшить свою репутацию, толкуя мифы с точки зрения тех, кому они обязаны своим созданием.

Сантараксита кисло улыбнулся.

— Ты ведь понимаешь, что это не так, Дораби. Мифология — такая сфера, где никто на самом деле не хочет знать абсолютную истину, потому что время выковывает великие символы из очень грубого материала, поставляемого событиями древности. Искажение прозаических фактов превращает их в истины, которые лучше воспринимаются душой.

Что же, в этом был смысл. В религии, к примеру, точные истины не в ходу. Что не мешает подлинным верующим убивать и разрушать, защищая их.

И это — истина, заслуживающая доверия.

98

Подняв голову, я внимательно вглядывалась в Страну Неизвестных Теней, простирающуюся за краем равнины. Лозан Лебедь стоял справа от меня и делал то же самое, Речник — слева.

— Будь я проклят! — сказал Речник.

— Будешь, будешь, не сомневайся. Дой, Гота, идите сюда и взгляните. Кто-нибудь может принести сюда Одноглазого?

Маленький колдун начал разговаривать около часа назад. Чувствовалось, что, по крайней мере, часть времени он находится в контакте с реальным миром.

Я поманила белую ворону. Проклятая птица выдаст нас, если будет продолжать кружить над головами.

— Кому она выдаст нас? — спросил Лебедь. — Я никого не вижу.

Наверно, я опять подумала вслух. Лебедь подвинулся, чтобы Дой мог встать рядом со мной.

Старик вытянул шею. И замер. Спустя пятнадцать секунд он издал горестный стон.

— Это то же самое место, которое мы покинули. Ты привела нас обратно, глупый Каменный Солдат.

На первый взгляд дело обстояло именно так. Только…

— Посмотрите направо. Здесь нет никакой Вершины. И никогда не было. И Кьяулун — это не Новый Город. — Я никогда не видела Кьяулуна до того, как он стал Тенеловом, но не сомневалась, что эти развалины скорее напоминали старый город. — Позовите Суврина. Он может знать.

Я продолжала вглядываться. И чем дольше, тем больше замечала отличий. Дой выразил мою мысль словами:

— Человеческий род успел здесь меньше навредить. И люди давно покинули это место.

Ландшафт — вот что осталось без изменений.

— Как было незадолго до землетрясения, да?

Там, где в нашем мире повсюду были разбросаны фермы и окружающие их возделанные поля, здесь все выглядело так, будто люди покинули эти места лет двадцать назад. Все заросло кустарником, ежевикой и кедровником, но по-настоящему больших, старых деревьев не было, за исключением тех, которые росли правильными рядами, и других, покрывающих вдали предгорья Данда Прэш. Они отливали такой глубокой зеленью, что казались почти черными.

Появился Суврин. Я задала ему несколько вопросов.

— Похоже на то, как, по рассказам, выглядел Кьяулун до прихода Хозяев Теней, — ответил он. — Когда мои дед с бабкой были еще детьми. Город начал расти только тогда, когда Длиннотень принял решение строить Вершину. Только там, внизу, ничего нет, кроме развалин.

— Посмотри на Врата Теней. Они выглядят лучше, чем наши. — Однако, по всем меркам, нельзя было сказать, что они в хорошем состоянии. Землетрясения изрядно потрепали их. — Теперь мы можем точно определить свое местоположение.

Уф-ф, гора с плеч. Я-то боялась, что мы совсем оголодаем, пока будем толочься тут, пытаясь вычислить, куда идти.

Несколько человек принесли Одноглазого и усадили его среди нас. Их силуэты четко вырисовывались на фоне неба. Сколько я ни ворчала, все без толку. С другой стороны, по ту сторону Врат никаких кровожадных орд видно не было. Может быть, и впрямь тут некому замечать наше присутствие.

— Одноглазый, какое все это на тебя производит впечатление?

Я не была уверена, что он сможет ответить. Его, казалось, снова сморил сон. Подбородок был прижат к груди. Люди расступились, потому что именно в такие моменты он прежде начинал махать своей тростью. Однако спустя несколько секунд он поднял подбородок, открыл глаза и пробормотал:

— Это место, где я смогу отдохнуть. — Ветер, не покидавший нас на равнине, уносил его слова прочь. — Место, где все зло умирает бесконечной смертью. Здесь нет никакого зла, Малышка.

Эти слова Одноглазого взволновали людей. Все засуетились, забегали — если кто-то наблюдал за нами, то сейчас уж непременно заметил бы. Некоторые полагали, что нужно, не задерживаясь, отправляться в путь всей нашей большой, беспорядочной оравой.

— Кендо! — окликнула я. — Слинк! Я хочу, чтобы вы взяли каждый по шесть человек и прошли сквозь Врата. В полном вооружении, включая бамбук. Слинк, ты отвечаешь за правую сторону дороги, а ты, Кендо, за левую. Будете прикрывать нас, когда мы пойдем. Речник, ты остаешься в резерве. Возьми десять человек и встань с ними внутри Врат. Если все пойдет нормально, пропустишь нас и обеспечишь прикрытие с тыла.

Недаром мы их гоняли и натаскивали. Обучение и дисциплина высокой пробы стали едва ли не самыми могущественными и смертоносными орудиями Отряда. Мы с первого дня пытались приучать новичков к дисциплине — к дисциплине и здоровому недоверию к любому постороннему человеку. Мы неустанно объясняли, вдалбливали, что и как нужно делать в той или иной ситуации. И, похоже, не зря.

Склон от края равнины к Вратам Теней протянулся, казалось, на несколько миль. Мне было не по себе от того, что мы спускались по нему без знамени. Пришлось уступить свое место Тобо, потому что он нес золотую кирку. Я сказала ему:

— Не воображай, что будешь делать это всегда. Быть Знаменосцем — это, возможно, все, что мне останется, как только Капитан и Лейтенант придут в себя. А может, и этого не будет, если твой па захочет сам исполнять свои обязанности.

Простой опыт показал, что для выхода с равнины Ключ не нужен. Однако Врата Теней отозвались на наше присутствие пощелкиванием и звоном.

Первое, что я ощутила по ту сторону, был густой аромат шалфея и сосен. На равнине запахов было очень мало. Потом я отметила, как тут невероятно тепло. Гораздо теплее, чем на равнине. Здесь стояла ранняя осень… как и было обещано, Лебедь. Как и было обещано.

Команды Кендо и Слинка шли по сторонам дороги, охраняя нас. Люди один за другим проходили сквозь ворота. Я взгромоздилась на черного жеребца, чтобы лучше видеть. Одноглазого пришлось нести на руках. Я сказала Сари:

— Идите к развалинам.

И только хотела добавить, что там будет легче укрыться, как закричал Кендо Резчик.

Я взглянула в ту сторону, куда он указывал. Пришлось прищуриться, чтобы разглядеть их. По склону холма медленно спускались согбенные старцы. Их одежды была почти в точности такого же цвета, как дорога и земля у них за спиной. Пятеро.

— Ну, нас все-таки заметили! И следили за нашим приближением. Дой!

Пустая трата сил. Меченосец уже бежал им навстречу. Сразу позади — Тобо с Готой, и плевать им на то, что Сари нервничает. Я рванулась вперед и схватила мальчишку.

— Ты останешься здесь.

— Но, Дрема!

— Желаешь обсудить это с Ранмастом и Икбалом?

Нет, он не хотел вступать в спор с этими большими, сильными шадаритами.

А я не хотела вступать в спор с Троллем. И позволила ей уйти. Ее испугаются скорее. Кто такой Дой? Всего лишь старик с мечом. А кто такая Гота? Злобная старуха с очень ядовитым языком. Вот то-то.

Я проверила, на месте ли мой видавший виды короткий меч. Хотя, конечно, это можно будет рассматривать как чудо, если им удастся справиться с Дядюшкой Доем. Потом я и сама побежала по склону холма. Сари не отставала от меня.

Один из местных быстро произнес что-то. Модуляция была непривычной, но отдельные слова звучали смутно знакомо. Я уловила фразу: «Дети Смерти». Дой ответил на нюень бао. Среди прочего, он произнес: «Страна Неизвестных Теней» и «Все Зло Умирает Там Бесконечной Смертью». Старика, по-видимому, сильно смутил акцент Доя, но по тому, какое волнение его охватило, чувствовалось, что эти фразы он понял. К добру или к худу, этого я сказать не могла.

Тут и Матушка Гота забормотала свои магические заклинания, включая «Призываю Небеса и Землю, День и Ночь». Старик совсем разволновался.

— Похоже, язык очень сильно изменился с тех пор, как Дети Смерти ушли отсюда, — сказала Сари.

Значит, она поняла, что именно Дой сказал старикам.

Потом они заговорили все разом, явно обращаясь к Дою с вопросами, на которые он не мог ответить.

Сари продолжала:

— Они волнуются из-за кого-то, кого называют «этот дьявол-пес Мерика Монтера». И еще из-за его ученика. По-видимому, эти двое были изгнаны и ушли отсюда вместе.

— Мерика Монтера — это, скорее всего, Длиннотень. Известно, что одно время он пользовался именем Мариша Мантара Думракша. У него тогда был помощник по имени Ашутош Вакша, которого он подослал к нюень бао с целью выяснить, где находится Ключ, и украсть его. Наша золотая кирка.

— Дрема, эти старики не говорят по-таглиански или по-джайкурийски, но имена понять можно, — сказал дядюшка Дой. — В данный момент их волнуют те, кого у нас называют Длиннотень и Тенелов, До своего изгнания они были последними из расы иноземных колдунов, поработившей предков этих людей с помощью своего умения командовать Тенями-убийцами, которых они вызывали с равнины.

— Будто ты не знаешь, что отвечать. Эти двое ушли отсюда и продолжили свои грязные дела у нас. Скажи этим людям то, что им нужно знать. Скажи им правду. Скажи, кто мы такие и что намерены делать. И что мы уже сделали с их приятелями Длиннотенью и Тенеловом.

— Может быть, разумнее сначала узнать побольше о них самих, а уж потом откровенничать.

— Я и не ожидала, что ты способен отказаться от привычек всей жизни.

Дой еле заметно кивнул и широко улыбнулся. Вернулся к старикам и заговорил. Я обнаружила, что мой нюень бао заметно улучшился — теперь в его монологе я безо всякого труда улавливала слова «Каменные Солдаты» и «Солдаты Тьмы». Местные повернулись в мою сторону, на их физиономиях отчетливо проступило удивление.

— Они — в некотором роде монахи, — сказала Сари. — Уже давно ждут здесь Детей Смерти, Ожидание — это и есть то, чем они занимаются. Предполагалось, что наши предки ушли за помощью и вернутся с ней. Никого другого они не ожидали.

— Ха! И, в особенности, женщин!

— Да, это поразило их. И еще их беспокоит Лебедь. Они по опыту знают, что от белых дьяволов хорошего ждать не приходится.

Потом, конечно, прилетела белая ворона и уселась мне на плечо. Огромный черный жеребец со своим чернокожим всадником подошел к нам и ткнул ворону носом. Старики заверещали еще громче, без конца повторяя «Каменный Солдат», «Солдат Тьмы», «Непоколебимый Страж», и тут, движимые любопытством, начали подтягиваться все наши. Тобо стоял справа от меня, рядом с ним Ранмаст, Икбал с Сурувайей, все их отпрыски и пес. В толпе все отчетливее и громче звучали голоса, спрашивающие, что делать с Плененными, где будем разбивать лагерь…

— Ты слышишь, чем интересуются люди? — спросила я Доя.

— Слышу. Я так понял, что в нашем распоряжении вся эта долина. На время. Пока они пошлют сообщение своим властям. Сами они ничего решать не могут, сюда должны прибыть люди поважнее. И тогда мы сможем обосноваться, где захотим. Хотя я не ручаюсь, что все понял точно. Сложный диалект.

Наши ветераны тут же принялись изучать долину с точки зрения возможностей обороны. Не стоило никакого труда выделить их среди прочих — по глазам; эти взгляды запомнились всем еще со времен Кьяулунской войны.

Интересно, подумала я, неужели все миры, связанные между собой через равнину, так похожи физически?

Я сделала выбор. Никто не спорил, никто не колебался. Ранмаст и Сингхи в сопровождении дюжины вооруженных парней тут же отправились осматривать долину. Пять старых монахов не возражали. Они лишь потрясенно смотрели на нас.

Вот так получилось, что Черный Отряд оказался в Стране Неизвестных Теней вместо мифического Хатовара. Здесь Отряд обосновался, здесь он отдыхал, восстанавливая силы. Здесь я заполняла своими записями книгу за книгой, а в промежутках планировала и посылала экспедиции с целью освобождения моих плененных братьев. Заодно они привели сюда даже этого дьявола-пса Мерику Монтеру, где его ожидала не слишком приятная встреча с правосудием. Внуки бывших рабов этого монстра больше не боялись его.

Я добилась отсрочки в рассмотрении его дела — по настоянию Госпожи, — чтобы он помог в обучении Тобо. Он был предупрежден, что эта отсрочка будет продолжаться до тех пор, пока мы будем удовлетворены его работой — и ни минутой больше. Старые монахи, поджав губы в точности так, как это делал их соплеменник Дой, согласились, что Тобо нужен учитель, но, как обычно, никаких объяснений не дали.

Одно время Страна Неизвестных Теней страдала от нашествия тощих белокожих людей, очень похожих на Длиннотень. Они проникали сюда из других миров и не приводили с собой жен. Скверные были люди.

Они приходили снова и снова.

Солдаты никогда не умирают. Хотелось бы знать, почему.

Одноглазый прожил еще три года. У него было несколько новых ударов, но каждый раз его здоровье восстанавливалось, хотя и медленно. Он редко покидал дом, который мы построили для них с Готой. По большей части он возился со своим черным копьем, а Гота вертелась поблизости и приставала к нему со всякими пустяками. Он неизменно отбрехивался, но никогда не забывал уделять время и обучению Тобо.

У Тобо не было недостатка в наставниках; все опекали, все заботились о нем, и настоящие родители, и те, кто себя таковыми считал.

Он занимался с Одноглазым, он занимался с Госпожой, он занимался с Длиннотенью и господином Сантаракситой, с Радишей и Прабриндрах Драхом, и с теми, кто в приютившем нас мире слыли мастерами. Он оказался исключительно талантлив. Он оказался тем, появление кого предсказывала его прапрабабка Хонь Тэй.

Все Плененные вернулись к нам, за исключением тех, кто погиб на равнине, но даже лучшие из них — Мурген, Госпожа, Капитан — производили странное впечатление и очень сильно изменились. Так сложилась их судьба. Но мы изменились тоже — так сложилась наша судьба, — и те, кого они помнили, стали для них почти чужими.

Начиналась новая жизнь. Так и должно быть. В один прекрасный день мы снова пересечем равнину, а пока… Воды спят.

Пока я просто отдыхаю. И наслаждаюсь возможностью писать, вспоминать павших, обдумывать странные повороты, которые так любит жизнь, размышлять о замыслах Божьих. Почему добро умирает молодым, а зло процветает? Почему праведные люди способны совершать злые поступки, а дурные — проявлять совершенно неожиданную человечность?

Солдаты никогда не умирают. Хотелось бы знать, почему.

99

Великий Генерал отправился на юг через Данда Прэш после того, как Душелов покинула его, чтобы лететь с большей скоростью. В результате он встретил ее спустя неделю уже за перевалом, на южной стороне. Когда ее разбудили, она непрерывно и невнятно разговаривала сама с собой на разные голоса. Дочь Ночи, которая, по мнению Могабы, выглядела просто ужасно, прямо у него на глазах рухнула от истощения.

— Убей их, — настаивал Могаба, когда, наконец, ему удалось выкроить минутку, чтобы поговорить с Душеловом без свидетелей. — С ними одна забота, а выгоды никакой.

— Может, ты и прав, — лукаво ответила Протектор. — А может, у меня хватит хитрости через девчонку позаимствовать силы у Кины, как это сделала моя сестрица.

— Если я что и усвоил в этой жизни, которая принесла мне столько разочарований, так это то, что не стоит полагаться на хитрость. Ты и без того могущественная женщина. Убей их, пока это в твоей власти. Убей их, прежде чем они найдут способ поменяться с тобой ролями. Хватит с тебя и той силы, которой ты владеешь. Теперь в целом мире никто не способен бросить тебе вызов.

— Всегда существует кто-то, кто способен на это, Могаба.

— Убей их. Уверен, они ни на секунду не задумались бы, чтобы поступить так с тобой.

Душелов подошла к Дочери Ночи, которая так и лежала без движения с тех пор, как упала без сил.

— Моя дорогая прелестная племянница не причинит мне вреда. — Все это она произнесла голосом четырнадцатилетней простушки, рассказывающей старшим о том, что ее двадцатипятилетнего любовника интересует только одно. Потом она злобно рассмеялась и яростно пнула Дочь Ночи ногой. — Даже если у тебя и есть такие мысли, погань, я зажарю и съем тебя по частям. И вдобавок постараюсь, чтобы ты прожила достаточно долго и имела возможность увидеть, как твоя мать первой отправится на тот свет.

Великий Генерал не издал ни звука, не сделал ни одного движения. Его лицо не выражало ничего, даже для зоркого взгляда Душелова. Но в глубине души он понимал, что вступил в союз с человеком, который был полностью и непредсказуемо безумен. И снова ему не оставалось ничего другого, как, оседлавши тигра, постараться не свалиться с него.

— Может быть, нам следует подумать, как защитить свое сознание от вторжения Королевы Ужаса и Тьмы. — Вот и все, что он произнес.

— Я уже позаботилась об этом, Генерал. Я — профессионал. — Это был голос самодовольной маленькой мышки-чиновника. Поскольку самоуверенная женщина в последнее время стала очень разговорчивой, Могаба пришел к выводу, что этот голос был ее собственным. Он очень походил на голос ее сестры, Госпожи. — На протяжении последней недели я ничего не делала, кроме как сбивала ноги до волдырей и думала. Я изобрела изумительные новые пытки для Черного Отряда — и что же? Слишком поздно, я не смогу насладиться ими. Почему так всегда бывает? Самые великолепные мысли приходят в голову тогда, когда уже оказывается слишком поздно. Правда, я верю, что найду других врагов, и новые идеи не пропадут даром. Большую часть времени, однако, я потратила на обдумывание того, как с помощью хитрости вытянуть из Кины силу. — Она не боялась называть богиню по имени. — И пришла к выводу, что мы можем сделать это.

Дочь Ночи слегка пошевелилась и на мгновение перевела взгляд вверх. Она выглядела немного неуверенной, немного обеспокоенной.

Впервые со дня появления на свет она была полностью отрезана от своей духовной матери. И это продолжалось уже несколько дней. Происходило что-то скверное. Происходило что-то ужасно скверное.

Душелов посмотрела на Нарайана Сингха. От старика вряд ли будет много толку. Вернувшись в Таглиос, можно будет испытать новые пытки на нем, перед соответствующей аудиторией, конечно.

— Генерал, если я опять займусь какими-нибудь пустяками, которые так часто отвлекали мое внимание, подтолкни меня локтем, чтобы я снова вспомнила о деле. Под делом я подразумеваю создание империи. И, в свободное время, создание новой коллекции летающих ковров. Я справлюсь, мне известны почти все секреты Ревуна. Эта последняя неделя заставила меня признаться себе самой, что я лишена врожденной любви к труду.

Душелов снова пхнула Дочь Ночи, уселась на гнилой пень и сняла сапоги.

— Могаба, не рассказывай никому, что ты видел, как величайшая в мире колдунья застряла в дороге из-за того, что ей понадобилось избавиться от такой тривиальной вещи, как волдыри на пятках.

Нарайан Сингх, который лежал, судорожно дыша, внезапно поднялся и вцепился в прутья своей клетки. Его лицо посерело и исказилось от ужаса.

— Воды спят! — завопил он. — Тхи Ким! Тхи Ким идет!

И рухнул, снова потеряв сознание, хотя его тело продолжала сотрясать судорога.

— Воды спят? — проворчала Душелов. — На что способны мертвые? — Теперь они все мертвы. Это — ее мир. — Что там еще он бормотал?

— Что-то, похожее на имя у нюень бао.

— М-м-м… Да. Но это не имя. Это что-то вроде смерти. Или убийцы. Тхи Ким. Идет. Да-а-а… Может, это уменьшительное имя? Убийца идет? Мне надо изучить их язык получше.

Она обратила внимание, что Дочь Ночи задрожала даже сильнее, чем Сингх.

Ветер жалобно скулит и стонет посреди ледяных торосов. Он яростно набрасывается на безымянную крепость, но ни молния, ни буря не властны больше разрушать по ночам каменную твердыню. Сидящий на деревянном троне расслабился. Впервые за долгий, долгий срок ночь станет для него временем спокойного отдохновения. Серебряные кинжалы не причиняют ему неудобства.

Шиветай спит и видит сны о конце бессмертия.

Ярость потрескивает между каменными столпами. Тени убегают. Тени прячутся. Тени в ужасе мечутся туда и обратно.

Бессмертие под угрозой.

1. Воронье Гнездо. Когда никто не умирал

Миновало четыре года, и никто не умер.

Во всяком случае, насильственной смертью или по долгу службы. Масло и Ведьмак скончались в прошлом году естественной смертью от старости, один через несколько дней после другого. Пару недель спустя рекрут Там Дак погиб из-за своей юношеской самоуверенности. Он упал в расщелину, спускаясь на одеяле вместе со своими товарищами по длинному гладкому склону ледника Тьен Мюен. Припоминаю еще нескольких погибших. Но никто из них не пал от руки врага.

Четыре года стали рекордом, хотя и не из той разновидности, что часто упоминается в этих Анналах.

В столь длительный мир просто невозможно поверить.

Настолько долгий мир убаюкивает, и чем дальше, тем сильнее.

 Многие из нас стары, усталы и утратили пылавший внутри юношеский задор. Но мы, старые развалины, уже не командуем. И хотя мы были готовы забыть ужас, ужас не собирался облегчить нам эту задачу.

В те дни Отряд был на службе у самого себя. Мы не признавали никаких хозяев. Мы считали военачальников Хсиена своими союзниками. А они нас боялись. Мы были существами сверхъестественными, многие — возвращенными из мертвых, истинными Каменными Воинами. Их приводила в ужас вероятность того, что мы можем встать на чью-то сторону в их грызне из-за костей Хсиена, этой некогда могучей империи, которую нюень бао называли Страной Неизвестных Теней.

Более идеалистичные военачальники надеялись на нас. Таинственная Шеренга Девяти снабжала нас оружием и деньгами и позволяла набирать рекрутов, надеясь, что мы когда-нибудь поддадимся на их манипуляции и поможем им восстановить золотой век, существовавший до тех пор, пока Хозяева Теней не поработили их мир с такой жестокостью, что их народ до сих пор называет себя Детьми Смерти.

Мы ни за что не стали бы участвовать в их склоках. Но позволяли им надеяться, тешить себя иллюзией. Нам нужно было набраться сил. У нас имелась собственная миссия.

Оставаясь на месте, мы даже создали город. Некогда хаотичный лагерь обрел порядок и получил имена. Те, кто пришел из-за равнин, называли его Форпост или Плацдарм, а с языка Детей Смерти его название переводилось как Воронье Гнездо. Город продолжал расти, в нем появились десятки постоянных зданий и структур, и его даже начали окружать стенами, а главную улицу вымостили булыжником.

Дрема любила подыскивать дело каждому. Бездельников она на дух не выносила. И когда мы наконец уйдем, Дети Смерти унаследуют сокровище.

2. Воронье Гнездо. Когда поет баобас

Бум! Бум! Кто-то молотил в мою дверь. Я взглянул на Госпожу. Она почти не спала прошлой ночью, занимаясь своими исследованиями, и сегодня вечером рано заснула. Она твердо решила раскрыть все секреты хсиенской магии и помочь Тобо обуздать пугающе изобильные сверхъестественные явления этого мира. Хотя Тобо в такой помощи уже не нуждался.

В этом мире имелось куда больше реальных фантомов и поразительных существ, которые прятались в кустах, за скалами, деревьями и в сумерках, чем смогли бы навыдумывать двадцать поколений крестьян на нашей далекой родине. И все они кучковались вокруг Тобо, словно он был кем-то вроде их ночного мессии. Или, возможно, их забавной ручной зверушкой.

Бум! Бум! Придется-таки самому вылезать из постели. Путь до двери показался мне долгим и трудным.

Бум! Бум!

— Ну же, Костоправ, проснись!

Дверь распахнулась внутрь, впуская незваного гостя. Легок на помине.

— Тобо…

— Разве ты не слышал, как поет баобас?

— Я слышал шум. Твои приятели вечно поднимают гвалт из-за всякой ерунды. Я уже перестал обращать на него внимание.

— Когда баобас поет, это означает, что кто-то вскоре умрет. И еще с равнины весь день дул холодный ветер, Большие Уши и Золотой Глаз страшно нервничали, и… Это Одноглазый, господин. Я только что зашел к нему поболтать, а его, похоже, хватил очередной удар.

— Дерьмо. Дай только сумку прихватить. — Одноглазого хватил удар. Ничего удивительного. Старый хрыч уже много лет пытается втихаря смыться на тот свет. Жизнь почти потеряла для него смысл с тех пор, как не стало Гоблина.

— Быстрее!

Парнишка любит старого греховодника. Иногда мне кажется, что он хочет стать кем-то вроде Одноглазого, когда вырастет. И вообще, похоже, Тобо уважает всех, кроме собственной матери, хотя трения между ними уменьшились по мере его взросления. Со времени моего воскрешения он заметно возмужал.

— Тороплюсь как только могу, ваша милость. Это старое тело уже не такое шустрое, как в свои золотые деньки.

— Врачу, исцелися сам.

— Уж поверь, парень, я бы так и поступил, коли мог бы. Будь на то моя воля, я оставался бы двадцатитрехлетним до конца жизни. То есть еще тысячи на три лет.

— Тот ветер с равнины… Он встревожил и дядю.

— Доя вечно что-то тревожит. А что говорит твой отец?

— Он с мамой все еще в Хань-Фи, поехали к мастеру Сантараксите.

В свои нежные двадцать лет Тобо уже стал самым могущественным чародеем во всем этом мире. Госпожа говорит, что когда-нибудь он, возможно, сравняется по возможностям с ней во времена ее могущества. Страшновато. Но пока у него еще есть родители, которых он называет папа и мама. Есть друзья, к которым он относится как к людям, а не как к предметам. И к учителям он относится с уважением, а не пожирает их, просто чтобы доказать, что он сильнее их. Мать хорошо его воспитала, несмотря на то, что ей приходилось делать это среди солдат Черного Отряда. И несмотря на его прирожденный бунтарский дух. Надеюсь, он останется достойным человеком, даже когда достигнет вершины колдовского могущества.

Моя жена не верит, что такое возможно. В том, что касается характеров, она пессимистка и настаивает на том, что власть развращает. Неотвратимо. Но судить она может лишь по истории собственной жизни. И во всем видит лишь мрачную сторону. Но даже при этом она остается одним из наставников Тобо. Потому что несмотря на весь пессимизм, она все-таки сохранила ту глупую романтическую жилку, которая и привела ее сюда со мной.

Я и не пытаюсь поспевать за парнем. Время, несомненно, сделало меня медлительным. И напоминает болью о каждой из тысяч миль, которое мое ныне потрепанное и ветхое тело некогда прошагало. И еще оно наградило меня стариковским талантом уклоняться от темы.

Парень непрерывно трещал о Черных Гончих, фиях, хобах, хобайях и прочих ночных существах, которых я никогда не видел. И это меня вполне устраивало. Те немногие, что вертелись вокруг него и попались мне на глаза, все оказались уродливыми, вонючими, раздражительными и слишком охотно готовыми сношаться с людьми любого пола и сексуальной ориентации. Дети Смерти утверждали, что уступать их домогательствам — неудачная идея. Пока что дисциплина держалась.

Вечер был холодным. Над головой висели обе луны, Малыш в фазе полнолуния. В совершенно безоблачном небе кружила сова, которой не давало покоя нечто вроде стаи летающих по ночам грачей. В свою очередь, за хвостом одного из грачей носилась более мелкая черная птичка, периодически его поклевывая и словно наказывая за нарушение каких-то птичьих законов. Или просто из вредности, как поступила бы моя свояченица.

Скорее всего, никто из этих летунов не был настоящей птицей.

Над ближайшим домом нависло нечто огромное — пофыркало и побрело прочь. Мне удалось разглядеть что-то похожее на голову гигантской утки. Первый из завоевавших эти земли Хозяев Теней отличался зловещим чувством юмора. А это большое, медленное и смешное существо было убийцей. Компаний самых опасных его коллег включала гигантского бобра, восьминогого крокодила с руками и многочисленные вариации на тему смертельно опасного домашнего скота, лошадей и пони, многие из которых днем отсиживались в подводных логовах.

Самых жутких существ сотворил безымянный Хозяин Теней, которого теперь называют Первый или Повелитель Времени. Его исходный материал состоял из Теней с Сияющей равнины, известной в Хсиене как Обитель Непрощенных Мертвецов. И вполне логично, что сам Хсиен называют Страной Неизвестных Теней.

Ночь разорвал долгий львиный рев. Это, наверное, Большие Уши или его сестричка кошка Сит. Когда я подошел к домику Одноглазого, подали голос и Черные Гончие.

Дому Одноглазого едва исполнился год. Его построили друзья колдуна-коротышки, когда возвели жилища для себя. До этого Одноглазый и его подружка Гота, бабушка Тобо, ютились в уродливой и вонючей хижине, кое-как сляпанной из обмазанных глиной прутьев. Новый же дом был построен из скрепленных цементом камней, имел отличную тростниковую крышу и четыре большие комнаты, в одной из которых стоял замаскированный самогонный аппарат. Пусть даже Одноглазый стал слишком старым и дряхлым, чтобы застолбить себе местечко на местном черном рынке, но я уверен, что он станет гнать самогон до того самого дня, когда душа покинет его сморщенную плоть. Упорства ему не занимать.

Гота держала дом в идеальном порядке, прибегнув к древней схеме — она взвалила всю домашнюю работу на свою дочку Сари. Гота, которую наши ветераны все еще называли бабушка Тролль, стала такой же дряхлой, как и Одноглазый, разделяя при этом его страсть к крепкому пойлу.

Тобо нетерпеливо выглянул из двери:

— Быстрее!

— А ты знаешь, с кем говоришь, мальчик? С бывшим военным диктатором всего Таглиоса.

Парень ухмыльнулся — на него это произвело впечатления не больше, чем на любого другого в наши дни. Слово «бывший» нынче не стоит и сотрясения воздуха, когда его произносишь.

Я склонен философствовать на эту тему и, наверное, слегка при этом увлекаюсь. Когда-то я был никем и не имел амбиций стать кем-то более значимым. Заговор обстоятельств вложил в мои руки огромную власть. Окажись у меня желание, я смог бы вырвать потроха у половины мира. Но я поддался другим навязчивым идеям и позволил себя увлечь. И вот я здесь, за полмира от того места, где начинал, почесываю раны, скриплю костями и записываю истории, которые, скорее всего, никто не прочитает. Только теперь я стал куда более старым и дряхлым. И похоронил всех друзей юности, кроме Одноглазого…

Я вошел в дом старого колдуна.

Там было убийственно жарко. Одноглазый и Года поддерживали в очаге огонь даже летом. Впрочем, лето в Южном Хсиене редко бывает жарким. Я уставился на Одноглазого.

— Ты уверен, что с ним что-то не так?

— Он пытался мне что-то сказать, — пояснил Тобо. — Я ничего не понял, поэтому и пошел за тобой. Я испугался. — Он. Испугался.

Одноглазый сидел в колченогом кресле, которое сколотил сам. Он был неподвижен, но по углам комнаты копошились какие-то существа, обычно заметные лишь боковым зрением. Пол усеивали раковины улиток. Мурген, отец Тобо, называл их домовыми — как и маленький народец из сказок своей молодости. Их тут было около двадцати разновидностей высотой от пальца до половины человеческого роста. Они действительно делали свое дело, когда их никто не видел, и это Дрему просто бесило. Ведь это означало, что ей придется упорнее выдумывать всяческие работы, чтобы удерживать отрядных злодеев подальше от неприятностей.

В доме Одноглазого стояла ошеломляющая вонь барды, из которой он гнал самогон.

Сам дьявол походил на высушенную голову, которую чучельник не удосужился отделить от тела. Одноглазый всегда был человечком маленьким, даже в лучшие свои годы. И теперь, когда ему стукнуло двести с чем-то лет, а обе ноги и минимум одна рука находились в могиле, он больше напоминал сморщенную обезьянку, чем человека.

— Я слыхал, что ты снова пытаешься привлечь к себе внимание, старина, — сказал я, опускаясь возле него на колени.

Единственный глаз Одноглазого открылся и уставился на меня. В этом отношении время оказалось к нему милосердно — зрение у него осталось хорошим.

Он приоткрыл беззубый рот, откуда поначалу не донеслось ни звука. Попытался приподнять чернокожую руку с паучьими лапками пальцев, но у него не хватило сил.

Тобо переминался с ноги на ногу и что-то бормотал существам в углах. В Хсиене обитает тысяч десять всяческих странных созданий, и он знает название каждого. И все они ему поклоняются. Для меня это взаимопересечение со скрытым миром стало наиболее тревожным последствием нашего пребывания в Стране Неизвестных Теней.

Мне они нравились гораздо больше, будучи еще неизвестными.

Снаружи заверещал скрипун, или Черный Панцирь, или еще какая-нибудь Черная Гончая. К нему присоединились другие. Шум и гвалт двинулись к югу, в сторону Врат Теней.

Я велел Тобо сходить и узнать, в чем там дело. Он остался. Парень еще станет шилом в заднице.

— Как там твоя бабушка? — спросил я, нанося упреждающий удар. — Сходил бы, посмотрел. — Готы не было в комнате. Обычно она находилась рядом, преданно стараясь ухаживать за Одноглазым, хотя и ослабела почти как он.

Одноглазый издал какой-то звук, шевельнул головой, снова попытался поднять руку. Он увидел, как Тобо вышел, открыл рот и ухитрился выдавить мелкими порциями несколько слов:

— Костоправ. Это… последний… Мне хана. Я это чувствую. Смерть пришла. Наконец.

Я не стал ни спорить с ним, ни расспрашивать. Моя ошибка. Мы уже раз десять разыгрывали эту сцену. Все его удары так и не оказались последними. Похоже, судьба уготовила ему какую-то особую роль в своих грандиозных планах.

Как бы то ни было, он собирался сыграть свою сольную роль до конца. Предупредить меня насчет высокомерия, потому что до него никак не доходило, что я уже не только не Освободитель — военный диктатор всего Таглиоса, — но и отказался от Капитанства в Черном Отряде. После плена у меня перестало хватать рациональности для подобной работы. Да и мой заместитель Мурген не пережил такое без последствий, поэтому бремя командования Отрядом и лежит сейчас на плечиках Дремы.

И еще Одноглазому полагается попросить меня присмотреть за Готой и Тобо. А потом неоднократно напомнить, чтобы я остерегался злобных проделок Гоблина, хотя мы потеряли Гоблина уже много лет назад.

Я подозреваю, что если загробная жизнь существует, то эта парочка встретится секунд через шесть после того, как Одноглазый преставится, и продолжит свою вражду с того самого места, на котором прервали ее при жизни. Более того, я даже немного удивлен, что призрак Гоблина не преследует Одноглазого, чем тот неоднократно грозился.

Может, Гоблин просто-напросто не может его отыскать. Некоторые нюень бао говорят, что испытывают чувство потери, потому что духи их предков не могут их здесь отыскать, чтобы присматривать за ними и давать советы, являясь во снах.

Очевидно, Кина тоже не может нас отыскать. У Госпожи уже несколько лет не было кошмарных снов.

А может, Гоблин убил Кину.

Одноглазый поманил меня иссохшим пальцем:

— Ближе.

Встав перед ним на колени, я открыл лекарскую сумку. Я был близок к нему, как только мог. Я взял его запястье. Пульс у него оказался слабым, частым и нерегулярным. У меня не создалось впечатление, что он перенес удар.

Он пробормотал:

— Я не… дурак… который не знает… где он… и что случилось… Слушай! Берегись… Гоблина… девчонки… и Тобо. Я не видел его мертвым… Оставил его с… Матерью Обмана.

— Дерьмо! — Такое не приходило мне в голову. Меня там не было. Я все еще был одним из Плененных, когда Гоблин ударил спящую богиню древком отрядного знамени. И видели это только Тобо и Дрема. А ко всему, что они видели, надо относиться с подозрением. Кина была богиней Обманников. — Хорошая идея, старина. Итак, что я должен сделать, чтобы поставить тебя на ноги и заработать выпивку?

Тут я уставился на нечто, похожее на маленького черного кролика, выглянувшее из-под кресла Одноглазого. Такого я еще не видел. Я мог позвать Тобо — уж он точно знает, кто это такой. Тут бесчисленное количество всевозможных существ, огромных и крошечных. Некоторые безобидны, а многие определенно нет. Тобо их словно притягивает, но лишь в считанных случаях, когда речь шла о наиболее несговорчивых созданиях, он последовал совету Госпожи и связал их клятвой личной службы.

Дети Смерти побаиваются Тобо. Страдая несколько сотен лет под игом Хозяев Теней, они приобрели нечто вроде паранойи по отношению ко всем пришлым чародеям.

До сих пор военачальники вели себя разумно. Никто из них не хотел навлечь на себя гнев Солдат Тьмы, потому что в этом случае Отряд мог объединиться с их соперниками. Шеренга Девяти лелеяла и ревностно оберегала статус-кво и баланс сил. За свержением последнего из Хозяев Теней последовал жуткий хаос. Никто не желал возвращения этого хаоса, хотя Хсиен пребывал в состоянии, которое было не более чем слегка организованной анархией. Но и уступить хотя бы частичку власти другому тоже никто не желал.

Одноглазый ухмыльнулся, показав темные десны:

— Не получится… перехитрить меня… Капитан.

— Я уже не Капитан. Я в отставке. Я всего лишь старик, который цепляется за свои бумаги, как за повод задержаться среди живых. А командует сейчас Дрема.

— Хреновый… командир.

— Вот надеру сейчас твою тощую старую задницу… — Я смолк. Глаз Одноглазого закрылся, и он демонстративно захрапел.

Снаружи опять послышались рев и визг — и поблизости, и где-то вдалеке, ближе к вратам. Затрещали и зашуршали раковины улиток, и хотя я не заметил, что хотя бы одной из них что-либо коснулось, все они вздрогнули и развернулись. И тут я услышал рев далекого рога.

Я встал и попятился к двери, не подставляя спину. Если не считать пьянства, у Одноглазого осталось единственное развлечение — ткнуть тростью зазевавшегося гостя.

В комнату ворвался запыхавшийся Тобо.

— Капитан… Костоправ. Господин. Я неправильно понял то, что он хотел мне сказать.

— Что?

— Он говорил не о нем. А о бабушке Готе.

3. Воронье Гнездо. Бескорыстный труд (любимое дело)

Кы Гота, бабушка Тобо, умерла счастливой. Настолько счастливой, насколько могла умереть бабушка Тролль, то есть пьянее трех сов, утонувших в бочонке с вином. Перед кончиной она насладилась огромным количеством чрезвычайно крепкого продукта.

— Если это сойдет за утешение, то она, наверное, ничего и не почувствовала, — сказал я парню. Хотя улики намекали на то, что она прекрасно понимала, что именно происходит.

Мои слова его не обманули.

— Она знала, что смерть близка. Здесь были грейлинги.

Услышав его голос, за перегонным кубом кто-то негромко застрекотал. Как и баобасы, грейлинги тоже были вестниками смерти. Одними из множества в Хсиене. А некоторые из существ, что недавно завывали в темноте, тоже ими станут.

Я произнес то, что положено говорить молодым:

— Наверное, смерть стала для нее благословением. Она постоянно мучилась от боли, и я больше был не в силах облегчить ее страдания. — Сколько я помню старую женщину, собственное тело было для нее постоянным источником боли. И последние несколько лет стали для нее адом.

Некоторое время Тобо был похож на грустного мальчика, которому хочется уткнуться в мамину юбку и от души поплакать. Но он быстро стал юношей, полностью владеющим собой.

— Как бы она ни жаловалась, но все же она прожила долгую и полноценную жизнь. И семья признательна за это Одноглазому.

Да, она жаловалась — часто и громко — кому угодно и на все подряд. Мне посчастливилось пропустить большую часть «эпохи Готы», когда я на пятнадцать лет оказался погребен заживо. Вот какой я умный.

— Кстати, о семье. Ты должен отыскать Доя. И послать весточку матери. И как можно скорее сообщи нам о приготовлениях к похоронам.

Погребальные обряды нюень бао кажутся почти непостижимыми. Иногда они своих покойников хоронят, иногда сжигают, а иногда заворачивают в саван и подвешивают на дерево. Правила тут смутные и неясные.

— Дой обо всем позаботится. Не сомневаюсь, что община потребует чего-нибудь традиционного. А в этом случае мне положено местечко где-то в стороне.

Община состоит из тех нюень бао, что прибились к Черному Отряду, но не вступили в него официально и еще не успели раствориться в таинственных просторах Страны Неизвестных Теней.

— Несомненно, — Община гордится Тобо, но обычаи требуют, чтобы на него смотрели сверху вниз из-за смешанной крови и неуважения к традициям, — Остальным тоже нужно сообщить. Предстоит великая церемония. Твоя бабушка стала первой женщиной из нашего мира, скончавшейся здесь. Если не считать белой вороны.

Мысли Тобо двигались под углом к моим.

— Будет и другая ворона, Капитан. Всегда будет другая ворона. Среди Черного Отряда они себя чувствуют как дома, — Поэтому Дети Смерти и назвали наш город Вороньим Гнездом. В нем всегда есть вороны, реальные или неизвестные.

— Они привыкли хорошо питаться.

Сейчас нас окружали Неизвестные Тени. Я легко мог видеть их и сам, хотя редко четко и редко дольше, чем мгновение. Моменты сильных эмоций выманивали их из оболочек, куда Тобо приучил их прятаться.

Снаружи возобновился гвалт. Комочки мрака возбужденно зашебуршились, потом рассеялись, каким-то образом исчезнув так ловко, что даже не продемонстрировали свою внешность.

— Наверное, по ту сторону врат опять бродят лунатики, — предположил Тобо.

Я так не считал. Кавардак сегодня вечером был совсем не таким, как в подобных случаях.

Из комнаты, где мы оставили Одноглазого, донесся красноречивый крик. Значит, старикан все-таки притворялся спящим.

— Схожу-ка я узнаю, чего он хочет. А ты иди к Дою.

— Ты мне не поверишь. — Теперь старик был возбужден. Он настолько рассердился, что не мог говорить четко, без сопения и пыхтения. Он поднял руку, и один из его черных скрюченных пальцев указал на нечто, видимое только Одноглазому. — Гибель приближается, Костоправ. Скоро. Может, даже сегодня. — Снаружи кто-то завыл, словно подкрепляя его аргумент, но он этого не услышал.

Рука упала, полежала несколько секунд, вновь взметнулась. Теперь палец указывал на резное черное копье, покоящееся на колышках над дверью.

— Оно готово. — Одноглазый мастерил это орудие смерти целое поколение. Его магическая сила была настолько велика, что, даже приближаясь, я ее ощущал. Обычно же я в этом смысле глух, нем и слеп. Зато женат на личном консультанте по магии. — Если встретишь… Гоблина… отдай ему… это копье.

— Просто взять и отдать?

— И еще мою шляпу. — Одноглазый беззубо ухмыльнулся. Все время, пока я в Отряде, он носил самую большую, уродливую, грязную и отвратительную черную фетровую шляпу, какую только можно вообразить, — Но ты должен… сделать это… правильно, — Значит, у него и сейчас была припасена грязная шуточка, пусть даже она предназначалась мертвецу, да и сам он будет мертв задолго до того, как шуточка удастся.

В дверь поскреблись. Кто-то вошел, не дожидаясь приглашения. Я поднял голову. Дой, старый мастер меча и священник общины нюень бао. Вот уже двадцать пять лет при Отряде, но так в него и не вступил. Даже через столько лет я не доверяю ему полностью. Впрочем, похоже, я остался последним сомневающимся.

— Мальчик сказал, что Гота…

— Она там, — показал я.

Дой понимающе кивнул. Я должен заниматься Одноглазым, потому что покойнице уже ничем не смогу помочь. Боюсь, Одноглазому я помогу немногим больше.

— Где Тай Дэй? — спросил Дой.

— Полагаю, в Хань-Фи. С Мургеном и Сари.

— Я пошлю к ним кого-нибудь, — буркнул Дой.

— Пусть Тобо пошлет кого-нибудь из своих любимчиков, — Так они не будут путаться у нас под ногами, а заодно это напомнит Шеренге Девяти, главному совету местных военачальников, что в распоряжении Каменных Солдат имеются необычные связи, которыми они с удовольствием пользуются. Правда, если они вообще сумеют заметить эти существа.

Дой приостановился у двери в заднюю комнату:

— Сегодня ночью с этими существами творится что-то неладное. Они ведут себя как обезьяны, заметившие леопарда.

Обезьян мы знаем хорошо. Горные обезьяны, оккупировавшие развалины, расположенные в том месте, где в нашем мире находится Кьяулун, настырны и многочисленны, как стая саранчи. У них хватает ума и наглости, чтобы пробраться во что угодно, если это не заперто магически. И еще они бесстрашны. А Тобо слишком мягкосердечен, чтобы попросить своих сверхъестественных друзей нанести быстрый показательный удар.

Дой проскользнул в дверь. Он сохранил ловкость и гибкость, хотя был старше Готы. Дой и сейчас каждое утро проводил обычный фехтовальный ритуал. По собственным наблюдениям я знал, что в упражнениях с учебными мечами он мог победить всех, кроме горстки своих учеников. Впрочем, подозреваю, что и эта горстка оказалась бы неприятно удивлена, если бы дуэль состоялась на боевых мечах.

Тобо единственный столь же талантливый, как Дой. Но Тобо умеет делать все, всегда с изяществом и обычно с поразительной легкостью. Мы все считаем, что заслужили такого ребенка, как Тобо.

Я усмехнулся.

— Что? — буркнул Одноглазый.

— Просто подумал о том, как мой малыш вырос.

— И это смешно?

— Словно рукоятка сломанной метлы, воткнутая в навозную кучу.

— Ты должен… научиться ценить… космические… шутки.

— Я…

Космос был избавлен от моего ехидства. Уличную дверь распахнул кто-то менее официальный, чем дядюшка Дой. Лозан Лебедь ввалился без приглашения.

— Закрой дверь, быстро! — рявкнул я. — От твоей лысины отражается лунный свет, и он меня ослепляет, — Я не смог удержаться от искушения. Ведь я помнил его еще молодым блондином с роскошными волосами, смазливым лицом и плохо скрываемым влечением к моей женщине.

— Меня прислала Дрема, — сообщил Лебедь. — Пошли слухи.

— Останься с Одноглазым. А новости я сообщу сам.

Лебедь наклонился:

— Он дышит?

С закрытыми глазами Одноглазый выглядел покойником. А это означало, что он залег в засаду и надеется достать кого-нибудь своей тростью. Он так и останется злобным мелким пакостником, пока не испустит дух.

— Он в порядке. Пока. Просто будь рядом. И свистни, если что-нибудь изменится.

Я сложил свое барахло в сумку. Когда я выпрямился, мои колени скрипнули. Я даже не смог встать, не оперевшись о кресло Одноглазого. Боги жестоки. Им следовало бы сделать так, чтобы плоть старилась с той же скоростью, что и дух. Конечно, кое-кто умер бы от старости через неделю. Зато стойкие духом могли бы тянуть лямку вечно. И я избавился бы от всех своих немощей и болей. В любом случае.

Из дома Одноглазого я вышел прихрамывая. У меня побаливало сердце.

Существа мелькали повсюду, кроме тех мест, куда я смотрел. И лунный свет мне ничуть не помогал.

4. Роковой перелесок. Песни в ночи

Барабаны заговорили на закате, негромким мрачным рокотом обещая падение тени всех ночей. Теперь они смело грохотали. Ночь уже настала — кромешная, даже без осколочка луны. Мерцающий свет сотен костров заставлял тени танцевать. Казалось, что даже деревья выдрали корни из земли и тоже танцуют. Сотня возбужденных учеников Матери Ночи подпрыгивала и извивалась вместе с тенями, их страсть все возрастала.

Сотня связанных пленников дрожала, рыдала и гадила под себя, и страх лишил мужества даже тех, кто считал себя героем. На мольбы о пощаде никто не обращал внимания.

Из темноты показался огромный темный силуэт, влекомый пленниками, которые налегали на канаты в безумной надежде на то, что, ублажив своих похитителей, они получат шанс уцелеть. Силуэт оказался двадцатифутовой статуей женщины, черной и блестящей, как полированный эбен. У нее были четыре руки, рубиновые глаза и хрустальные клыки вместо зубов. С шеи свисали два ожерелья — из черепов и отрезанных пенисов. Каждая из когтистых рук сжимала символ ее власти над человечеством. Пленники видели только петлю.

Ритм барабанов участился. Стал громче. Дети Кины запели мрачный гимн. Верующие пленники стали молиться собственным богам.

Тощий старик наблюдал за всем этим со ступеней храма в центре Рокового перелеска. Старик сидел. Он уже давно не вставал без крайней на то необходимости, потому что кость его правой ноги неправильно срослась после перелома и ходить ему было трудно и больно. Даже стоя он мучился от боли.

За его спиной виднелись строительные леса — храм восстанавливали. В очередной раз.

Чуть выше него стояла, не в силах сохранять спокойствие, прекрасная юная женщина. Старик опасался, что ее возбуждение было чувственным, почти сексуальным. А такого быть не должно. Ведь она Дщерь Ночи и живет не для того, чтобы угождать собственным чувствам.

— Я ощущаю это, Нарайян! — воскликнула она. — Оно приближается. И соединит меня с моей матерью.

— Возможно. — Ее слова не убедили старика. С богиней уже четыре года не было связи, и это его тревожило. Его вера подвергалась испытанию. Вновь. А ее дитя выросло слишком упрямым и независимым. — А возможно, лишь обрушит на наши головы гнев Протектора. — Он не стал развивать тему. Они спорили об этом с того момента, когда она три года назад воспользовалась еще неокрепшим и совершенно нетренированным магическим талантом, чтобы на несколько секунд ослепить тюремщиков и сбежать от Протектора.

Лицо девушки окаменело и на мгновение обрело жуткую непроницаемость, неотличимую от лица идола.

И она произнесла то, что всегда говорила, когда речь заходила о Протекторе:

— Она еще пожалеет о том, что так обращалась с нами, Нарайян. О ее наказании будут помнить и через тысячу лет.

Нарайян успел состариться в бегах. Преследование стало нормой его существования. Он всегда стремился к тому, чтобы культ пережил гнев его врагов. Дщерь Ночи была юной и могущественной и обладала всей порывистостью юности и неверием в собственную смертность. Ведь она была дочерью богини! И власти этой богини вскоре предстояло утвердиться во всем мире, изменив все. А при наступившем новом порядке Дщерь Ночи сама станет богиней. Так чего же ей опасаться? Та безумная женщина в Таглиосе — ничто!

Неуязвимость и осторожность всегда были непримиримыми противниками и столь же вечно неразделимыми.

Дщерь Ночи искренне верила, что она — духовное дитя богини. Она обязана ею быть. Но рождена она мужчиной и женщиной. И чешуйка человечности пятнышком осталась на ее сердце. И ей нужно было иметь рядом кого-то.

Ее движения стали более заметными, чувственными и менее контролируемыми. Нарайян поморщился. Ей нельзя выковывать внутреннюю связь между удовольствием и смертью. Богиня в одном из своих воплощений была Уничтожительницей, но отнятые в ее честь жизни отнимались не ради столь пустяковой причины. Кина не потерпит, что ее Дщерь поддается гедонизму. Она накажет ее, а самое тяжкое наказание, несомненно, падет на Нарайяна Сингха.

Жрецы были готовы. Они волокли рыдающих пленников туда, где они исполнят высшую цель своей жизни — расстанутся с ней, сыграв свою роль в ритуале освящения храма Кины. Вторым ритуалом станет попытка связаться с богиней, которая лежит сейчас в оковах магического сна, чтобы Мать снова благословила Дщерь Ночи своей мудростью и даром предвидения.

Делалось все, что следовало сделать. Но Нарайян Сингх, живой святой Обманников, великий герой культа душил, не был счастлив. Контроль слишком далеко уплыл из его рук. Девушка уже начала изменять культ, заставляя его отражать ее собственный внутренний мир. Нарайян опасался, что один из их споров не завершится примирением. Такое уже случалось с его настоящими детьми. Он поклялся Кине, что вырастит ее дочь правильно и что они вместе помогут ей начать Год Черепов. Но если она будет расти все более упрямой и эгоистичной…

Девушка уже не могла сдерживаться. Она торопливо спустилась по ступенькам и вырвала шарф-удавку из рук одного из жрецов.

А на ее лице Нарайян увидел выражение, которое прежде видел лишь на лице своей жены в моменты страсти, но уже так давно, что с тех пор, как ему казалось, Колесо жизни уже совершило полный оборот.

Опечаленный, он понял, что, когда начнется следующий ритуал, она вполне может броситься туда, где жертв станут мучить. И она, в ее состоянии, может слишком увлечься и пролить их кровь, что станет таким оскорблением, которого богиня никогда не простит.

Нарайян Сингх чрезвычайно встревожился.

И тут же его тревога возросла еще больше, когда его непрерывно бегающий взгляд наткнулся на ворону, сидящую в развилке на дереве совсем рядом с тем местом, где проходил смертоносный ритуал. Но что еще хуже — ворона заметила, что ее увидели, и взлетела, издевательски каркая. По всей роще мгновенно откликнулись сотни других вороньих голосов.

Протектор знала!

Нарайян окликнул девушку, но та, слишком увлекшись, не услышала его.

Когда старик встал, его ногу пронзила боль. Как скоро здесь появятся солдаты? Как сможет он снова убежать? Как сможет поддерживать живой надежду богини, когда его плоть настолько износилась, а вера настолько ослабла?

5. Воронье Гнездо. Штаб

Форпост стал тихим городком из широких улиц и белых стен. Мы переняли местный обычай белить все, кроме тростниковых крыш и декоративных растений.

По праздникам некоторые из местных белили даже друг друга. В прежние времена белый цвет стал великим символом сопротивления Хозяевам Теней.

Наш город — искусственный и военный, одни прямые линии, чистота и тишина. За исключением ночей, когда приятели Тобо начинают лаяться между собой. Днем шум ограничен тренировочными полями, где очередная группа набранных из местных жителей будущих искателей приключений изучает, как Черный Отряд делает свое дело. Меня вся эта суета касалась лишь когда я латал случайные раны, полученные новобранцами во время тренировок. Никто из моей эпохи делами уже не занимался. Подобно Одноглазому, я теперь реликт из прошлого, живая икона истории, что делает нас уникальным социальным клеем, скрепляющим Отряд в единое целое. По особым поводам меня вызывают и поручают читать проповедь, начинающуюся словами: «В те дни Отряд был на службе у…»

Стояла самая подходящая для привидений ночь, две луны освещали все вокруг, отбрасывая противоборствующие тени. А любимцев Тобо что-то чрезвычайно встревожило. Я даже стал замечать некоторых из них, когда они от волнения забывали о том, что им положено таиться и прятаться. И в большинстве случаев сожалел, что мне довелось их увидеть.

Какофония звуков в районе Врат Теней то нарастала, то стихала. Теперь к ней присоединились и огни. Как раз перед тем, как я добрел до штаба, у врат мелькнуло несколько выпущенных огненных шаров. Это встревожило и меня.

Штаб находится в двухэтажном строении в центре города, которое расползлось на целый квартал. Дрема наполнила его помощниками, служащими и функционерами, которые держат на учете каждую подкову и каждое зернышко риса. Она превратила командование в бюрократическое упражнение. И мне это не нравится. Разумеется — ведь я скрипучий старикан, еще помнящий, как все было в добрые старые времена, когда мы все делали правильно. То есть по-моему.

Но я, кажется, еще не утратил чувство юмора. И вижу иронию в том, что превратился в собственного дедушку.

Я отошел в сторону. Передал факел тому, кто моложе, кто более энергичен и умнее тактически, чем я был когда-либо. Но я не отказался от своего права участвовать, делать свой вклад, критиковать и особенно — жаловаться. Это та работа, которую кому-то надо делать. Поэтому я иногда раздражаю молодых. Что хорошо для них. Укрепляет характер.

Я побрел сквозь деловую суматоху на первом этаже, с помощью которой Дрема отгораживается от мира. Днем и ночью здесь сидит дежурная команда, подсчитывающая те самые подковы и зернышки риса. Надо будет ей напомнить, чтобы она хотя бы иногда выходила в мир. Возведение барьеров не защитит ее от демонов, потому что все они уже внутри нее.

Я уже достаточно стар, чтобы такие разговоры сошли мне с рук.

Когда я вошел, на ее сухощавом, хмуром и почти бесполом лице отразилось раздражение. Она молилась. Не понимаю я этого. Несмотря на все пережитое, большая часть которого уличает веднаитские доктрины во лжи, она упорствует в своей вере.

— Я подожду, пока ты закончишь.

Ее раздражало именно то, что я ее застукал. А смущал тот факт, что ей требовалась вера даже перед лицом фактов.

Она встала и сложила молитвенный коврик.

— Насколько он плох на этот раз?

— Слухи все переврали. Речь шла не об Одноглазом. А о Готе. И она скончалась. Но Одноглазого пугает нечто другое — то, что, как он считает, еще произойдет. А что конкретно — умалчивает. Приятели Тобо сейчас разгулялись больше обычного, так что вполне возможно, что Одноглазый ничего не выдумывает.

— Надо послать кого-нибудь за Сари.

— Тобо об этом уже позаботился.

Дрема пристально уставилась на меня. Пусть она коротышка, но самоуверенности у нее хватает.

— Что у тебя на уме?

— Я отчасти разделяю чувства Одноглазого. А может, у меня прирожденная непереносимость длительных периодов мира.

— Госпожа снова подначивала тебя возвращаться домой?

— Нет. Ее встревожил последний разговор Мургена с Шевитьей. — И это еще мягко сказано. В нашем родном мире современная история обрела жестокость. Во время нашего отсутствия возродился культ Обманников, вербуя приверженцев сотнями. И одновременно Душелов принялась терзать таглиосские территории в безумных и по большей части бесплодных усилиях искоренить своих врагов — по большей части воображаемых, пока они с Могабой не создавали их своим рвением. — Она этого не сказала, но я уверен: она опасается, что Бубу каким-то образом манипулирует Душеловом.

— Бубу? — не удержалась от улыбки Дрема.

— Это твоя заслуга. Я наткнулся на это имя в каком-то из твоих текстов.

— Она же твоя дочь.

— Надо же ее как-то называть.

— Не верю, что вы до сих пор не выбрали ей имя.

— Она родилась до того, как… — Мне нравилось имя Чана. Оно пришлось бы по душе моей бабушке. Но Госпожа его отвергла бы. Оно звучало очень похоже на «Кину».

И пусть даже Бубу была ходячим ужасом, она все же дочь Госпожи, а в родных краях Госпожи имя дочерям всегда дают матери. Всегда. Когда наступает правильное время.

Но для нас время никогда не будет правильным. Этот ребенок отрицает нас обоих. Она признает, что наша плоть породила ее плоть, но ее вдохновляет абсолютная убежденность в том, что она духовная дочь богини Кины. Она Дщерь Ночи. И единственный смысл ее существования — вызвать наступление Года Черепов, эту величайшую катастрофу для человечества, которая освободит ее духовную мать для того, чтобы она обрушила свое зло на мир. Или даже на миры, как мы обнаружили с тех пор, как мои поиски прародины Отряда привели нас в ветхую крепость на равнине Сияющего Камня, расположенной между нашим миром и Страной Неизвестных Теней.

Мы с Дремой замолчали. Дрема долгое время была отрядным летописцем. Она пришла в Отряд молодой, и его традиции многое для нее значили. Как следствие, она сохраняла неизменную вежливость по отношению к своим предшественникам. Но я не сомневался, что мы, старые хрычи, ее раздражаем. Особенно я. Она никогда не знала меня хорошо. А я всегда отнимал у нее время, желая узнать, что происходит. Теперь, когда кроме писанины у меня других дел не осталось, я стал уделять слишком большое внимание подробностям.

— Я не стану давать советы, если ты не попросишь, — сказал я. Мои слова ее испугали. — Этому трюку я научился у Душелова. Люди начинают думать, что ты читаешь их мысли. Но у нее получается намного лучше.

— Не сомневаюсь. У нее была куча времени на тренировку. — Она шумно выдохнула. — Так, в последний раз мы говорили неделю назад. Сейчас вспомню. От Шевитьи ничего нового. Мурген был с Сари в Хань-Фи, поэтому с големом не общался. Те, кто работает на равнине, сообщают, что их не оставляет навязчивое предчувствие катастрофы.

— Правда? Они именно так и передали? — У Дремы имелась склонность говорить красиво.

— Примерно.

— Какова ситуация с перемещениями?

— Ничего не было, — несколько озадаченно ответила она. Равнину уже поколениями никто не пересекал до тех пор, как Отряд смог пройти через врата. Последними, еще до нас, были Хозяева Теней, сбежавшие из Страны Неизвестных Теней в наш мир еще до моего рождения.

— Наверное, вопрос неправильный. Как идет подготовка к нашему возвращению?

— Это личный или профессиональный вопрос? — Для Дремы все было делом. Даже не припоминаю, что когда-либо видел ее отдыхающей. Иногда это меня тревожило. Нечто в ее прошлом, на что имелся намек в ее собственноручно написанных Анналах, убедило ее в том, что для нее это единственный способ остаться в безопасности.

— И то и другое. — Мне очень хотелось сообщить Госпоже, что скоро мы отправимся домой. Ей не нравилось в Стране Неизвестных Теней.

Я уверен, что ей не поправится будущее, куда бы мы ни направились. И я абсолютно уверен, что грядущее хорошим не станет. Кажется, она этого еще не поняла. А если и поняла, то не сердцем.

Даже она кое в чем способна на наивность.

— Если коротко, то мы, вероятно, сможем уже в следующем месяце отправить через равнину усиленный отряд. Если раздобудем знания о вратах.

Путешествие через равнину само по себе есть тяжелое испытание, потому что приходится нести с собой все, что может понадобиться в течение недели. Там нечего есть, кроме сверкающих камней. Камни способны помнить, но их питательная ценность равна нулю.

— А ты собираешься?

— Я в любом случае отправлю разведчиков и шпионов. Мы можем пользоваться вратами в наш мир до тех пор, пока проводим через них по несколько человек зараз.

— Ты не веришь Шевитье на слово?

— У демона собственные планы.

Ей лучше знать. Ей доводилось бывать в прямом контакте с Непоколебимым Стражем.

То, что я знал о големе, заставляло меня тревожиться за Госпожу. Шевитья, это древнее существо, созданное для управления и охраны равнины — которая сама по себе есть артефакт, — желал умереть. Но умереть он не мог, пока жива Кина. А одной из его задач было обеспечить, чтобы спящая богиня не проснулась и не сбежала из своей тюрьмы.

Когда Кина перестанет существовать, то хрупкая магическая сила моей жены, весьма важная для ее чувства собственного достоинства и идентичности; погибнет вместе с Киной. Магической силой Госпожа ныне обладает только потому, что она отыскала способ красть ее у богини. Она стала полной паразиткой.

— И ты, веря в отрядное изречение о том, что у нас нет друзей за пределами Отряда, не ценишь его дружбу, — сказал я.

— О, он просто чудо, Костоправ. Он спас мне жизнь. Но сделал это вовсе не потому, что я красотка и вихляю нужными местами, когда бегу.

Красоткой она не была. И вихляющей я ее тоже представить не мог. То была женщина, которая успешно изображала парня. В ней не было ничего женского. Да и мужского тоже. У нее вовсе не имелось сексуальных интересов, хотя некоторое время ходили слухи, что они с Лебедем уединялись по ночам.

Эти встречи оказались чисто платоническими.

— Я воздержусь от комментариев. Ты уже удивляла меня прежде.

— Капитан!

До нее иногда не сразу доходит, что кто-то шутит. Или даже проявляет сарказм, хотя у нее самой язычок острее бритвы..

Она поняла, что я ее подначиваю.

— Понятно. Тогда позволь удивить тебя еще раз, спросив твоего совета.

— Ого. Скоро в аду начнут точить коньки.

— Ревун и Длиннотень. Я должна принять решение.

— Тебя опять теребит Шеренга Девяти? — Шеренга Девяти — слово «шеренга» намекало на воинское занятие ее членов — была советом военачальников, чьи имена хранились в секрете, и они же наиболее близко подошли к тому, чтобы называться реальными правителями Хсиена. Местный монарх и аристократия выполняли лишь декоративную функцию и были слишком хорошо знакомы с бедностью, чтобы чего-либо добиться, если у них подобное желание возникнет.

Шеренга Девяти обладала лишь ограниченной властью. Ее существование еле-еле гарантировало, что почти анархия не перейдет в полный хаос. Девятка могла бы стать куда более эффективной, если бы не ценила свою анонимность выше реальной власти.

— И они, и Суд Всех Времен. Благородные судьи всерьез вознамерились заполучить Длиннотень. — Имперский суд Хсиена — состоящий из аристократов с гораздо меньшей реальной властью, чем Шеренга Девяти, зато наслаждающихся демонстративным моральным авторитетом, — был еще более заинтересован овладеть Длиннотенью. Будучи старым циником, я склонен подозревать, что их амбиции не совсем моральны. Но с ними мы общались мало. Город Кван Нинь, где они заседали, располагался слишком далеко.

Единственным, что объединяло всех жителей Хсиена — крестьян и аристократов, жрецов и генералов, — была откровенная и неприглядная жажда мести за вторжения Хозяев Теней. Длиннотень, все еще запертый в капкан стасиса под Сияющей равниной, представлял им последнюю возможность для священной мести. В то же время ценность Длиннотени для наших отношений с Детьми Смерти была феноменально диспропорциональной.

Ненависть редко можно оценить по рациональной шкале.

— И почти не проходит и дня, чтобы какой-нибудь более мелкий военачальник не умолял меня выдать Длиннотень ему, — продолжила Дрема. — И то, как все они сами вызываются снять с нас заботу о его дальнейшей судьбе, порождает у меня подозрения, что большинство из них настроено далеко не столь идеалистически, как Шеренга Девяти или Суд Всех Времен.

— Несомненно. Он станет удобным инструментом для любого, кто пожелает изменить баланс сил. Если этот любой настолько глуп, что верит, будто сможет превратить Хозяина Теней в свою марионетку, — Во всех мирах хватало злодеев, настолько уверенных в себе, что они начинали верить, будто в сделке с мраком сумеют удержать все преимущества на своей стороне. Я женат на одной из таких. И все еще не уверен, что она усвоила урок. — Никто не предлагал починить наши врата?

— Суд искренне желает прислать нам кого-нибудь. Проблема лишь в том, что у них нет специалиста достаточно умелого, чтобы все исправить. Весьма вероятно, что таким умением не обладает никто. Зато само знание осталось в записях, хранимых в Хань-Фи.

— Так почему же мы не…

— Мы над этим работаем. А тем временем Суд, похоже, верит в нас. И они непоколебимо желают отомстить, пока последние из выживших жертв Длиннотени не скончались от старости.

— А что будем делать с Ревуном?

— Его хочет заполучить Тобо. Говорит, что теперь может с ним справиться.

— Кто-нибудь еще думает так же? — Я имел в виду Госпожу. — Или он переоценивает свои силы?

Дрема пожала плечами:

— Никто не говорил мне, что знает нечто большее, чем то, чему могут его научить. — Она подразумевала Госпожу, а также то, что Тобо не отличается подростковым высокомерием. Он охотно выслушивал советы и инструкции, если только они не исходили из уст его матери.

— Даже Госпожа? — все же уточнил я.

— Она, как мне кажется, придерживает кое-что про запас.

— Уж в этом можешь не сомневаться. — Я женат на этой женщине, но не питаю относительно нее никаких иллюзий. Она с восторгом вернулась бы к прежней, полной зла жизни. Для нее жизнь со мной и Отрядом вовсе не была чем-то вроде «и жили они долго и счастливо до самой смерти». Реальность способна поджаривать на медленном огне любые романтические чувства. Хотя мы с ней достаточно хорошо ладим.

— Никакой иной она быть не может. Уговори ее как-нибудь рассказать о первом муже. И сама поразишься, как она ухитрилась после всего сохранить здравость рассудка, — Я сам ежедневно этому поражался. До тех пор, пока не уступил место другому удивлению: что эта женщина действительно бросила все, чтобы уехать со мной. Ну, не все, но кое-что. К тому времени у нее мало что осталось, а перспективы были весьма мрачными. — А это еще что за чертовщина?

— Сигнал тревоги. — Дрема вскочила со стула. Она оставалась весьма резвой для женщины, за которой по пятам крадется средний возраст. С другой стороны, разумеется, при ее росте вскакивать ей гораздо проще и быстрее. — Но я не приказывала приводить какие-либо учения.

Да, имелась у нее такая нехорошая привычка. Лишь предатель Могаба, когда он еще был с нами, столь же целеустремленно поддерживал боеготовность.

Дрема чрезмерно серьезно относилась ко всему. Тени завыли и завопили пуще прежнего.

— Пошли! — рявкнула Дрема. — Почему ты без оружия? — Сама она вооружена всегда, хотя я никогда не видел, чтобы она пускала в ход оружие тяжелее пера.

— Я в отставке. Я теперь архивная крыса.

— Что-то я не замечала, что ты вместо шляпы носишь надгробие.

— У меня тоже некогда была проблема с отношением, но я…

— Кстати, об отношении. Я хочу возобновить в офицерской столовой чтения перед отбоем. Почитай им что-нибудь о последствиях праздности и пренебрежения готовностью. Или о судьбе обычных наемников. — Она уже мчалась к главному выходу, опережая подчиненных, которые тоже не сидели хлопая ушами. — Расступись! Разойдись! Пропустите меня.

Собравшиеся снаружи оживленно переговаривались и указывали куда-то пальцами. Лунный свет и множество костров высвечивали столб черного-жирного дыма, тянущийся к небу возле самых врат на Сияющую равнину. Я отметил очевидное:

— Что-то случилось. — Ну и умный же я.

— Там Суврин. А у него с нервами все в порядке.

Суврин — способный молодой офицер, чуточку обожающий своего Капитана. Можете быть уверены, что, пока Суврин на дежурстве, несчастных случаев и дурацких ошибок не будет.

Собрались посыльные, готовые разнести приказы Дремы. И она отдала единственный приказ, который могла отдать, пока мы не узнаем больше. Быть настороже. Хотя мы все до единого верили, что никакие крупные неприятности не смогут добраться до нас с равнины. То, что ты считаешь правдой, есть ложь, которая тебя убьет.

6. Воронье Гнездо. Новости Суврина

Суврин добрался до нас только после полуночи. К тому времени даже самые тупые поняли, что имеется некий смысл в суматохе, поднятой скрытным ночным народцем и воронами, изобилие которых и наградило наше поселение местным именем. Раздали оружие. Солдаты с пускателями огненных шаров засели на каждой крыше. Тобо предупредил своих дружков, чтобы те держались от города подальше, а то напряженные людские нервы могут не выдержать и кто-то пострадает.

Офицеры собрались у штаба, дожидаясь рапорта Суврина. Двое младших офицеров по очереди забирались на крышу, отслеживая приближение факелов, спускающихся к нам с длинного эскарпа, начинающегося у врат. Местные парни, они наверняка считали, что величайшее приключение в их жизни наконец-то началось.

Дураки.

Приключение — это когда ковыляешь по грязи и снегу, страдая от язв на ногах, глистов, дизентерии и голода, а тебя преследуют те, кто твердо настроен тебя как минимум убить. Были у меня такие приключения. И я играл обе роли. И не советую вам играть в эти игры. Лучше оставайтесь на уютной ферме или в своей лавочке. Заведите кучу детишек и вырастите их хорошими людьми.

Если новая кровь останется слепа перед реальностью, когда мы уйдем, то я гарантирую, что их наивность проживет недолго после первой же встречи с моей родственницей, Душеловом.

Суврин наконец-то прибыл, сопровождаемый посыльным, которого Дрема выслала ему навстречу. Похоже, он удивился количеству встречающих.

— Встань перед всеми и говори, — приказала Дрема. Моя преемница всегда говорит прямо и по существу.

Наступила тишина. Суврин нервно огляделся. Невысокий, темнокожий, чуть полноватый, он происходил из семьи мелких придворных. Дрема взяла его в плен четыре года назад, как раз перед тем, как Отряд вышел на Сияющую равнину, направляясь сюда. Теперь он командовал пехотным батальоном, а судьба явно готовила ему должность посолиднее, поскольку Отряд постоянно рос.

— Что-то прошло через врата, — сказал он наконец.

Все наперебой завалили его вопросами.

— Я не знаю, что именно. Один из моих людей доложил, что вроде бы заметил нечто, крадущееся между камнями по другую сторону врат. Я пошел посмотреть. Четыре года ничего не происходило, и я предположил, что это просто Тень или один из Нефов. Сноходцы постоянно к нам приходят. Но я ошибся. Я не сумел хорошо разглядеть это существо, но оно показалось мне крупным животным, черным и чрезвычайно быстрым. Не таким большим, как Большие Уши или кошка Сит, но, несомненно, более быстрым. И оно смогло самостоятельно пройти через врата.

Меня пронзил озноб. Я пытался отвергнуть мгновенно возникшее подозрение. Такое попросту невозможно. И все же я сказал:

— Форвалака.

— Тобо, ты где? — осведомилась Дрема.

— Здесь. — Он сидел рядом с несколькими Детьми Смерти, которых учили на офицеров.

— Отыщи эту тварь. Поймай ее. И если это то, о чем сказал Костоправ, убей ее.

— Легче сказать, чем сделать. Она уже поцапалась с Черными Гончими. И они отступили. Сейчас они лишь пытаются следить за ней.

— Тогда убей ее, Тобо, — Дрема не знает таких слов, как «попробуй» или «сделай что сможешь».

— Попроси Госпожу помочь тебе, — посоветовал я Тобо, — Она знает этих тварей. Но прежде чем что-то предпринимать, мы должны обеспечить защиту для Одноглазого.

Если это действительно меняющая облик и пожирающая людей пантера-оборотень из нашего родного мира, то речь может идти только об одном-единственном монстре. И это существо ненавидит Одноглазого глубочайшей и всепоглощающей страстью, какую только можно вообразить, потому что Одноглазый убил единственного чародея, способного снова вернуть форвалаке человеческий облик.

— Ты и правда думаешь, что это Лиза Бовок? — спросила Дрема.

— Есть у меня такое предчувствие. Но ты ведь говорила, что она сбежала с равнины через хатоварские врата. И что вернуться она не сможет.

Дрема пожала плечами:

— Это то, что показал мне Шевитья. Возможно, я лишь предположила, что она не сможет вернуться на равнину.

— Или, возможно, она завела себе там новых друзей.

Дрема развернулась и рявкнула:

— Суврин?

Суврин понял:

— Я приказал всем сохранять максимальную бдительность.

— Тобо должен проверить заклинания на вратах, — сказал я. — Мы ведь не хотим, чтобы через них начали просачиваться Тени, раз форвалака сумела прорваться. — Впрочем, с большим потоком Теней парень все равно не сумел бы справиться. Эту честь пришлось бы предоставить его скрытным местным приятелям. Недостаток технических знании об устройстве врат как раз и был главной причиной того, что мы до сих пор торчали в Стране Неизвестных Теней.

— Я это поняла, Костоправ. Могу я приняться за работу?

Я находился у Дремы под каблуком. Когда тебя считают бесполезным, это ужасно раздражает. Такое состояние знакомо большинству из нас — тем, кого Душелов обманула, пленила и похоронила заживо на пятнадцать лет. А за время нашего заточения Отряд изменился. Даже Госпожа и Мурген, сохранившие хоть какую-то связь с внешним миром, теперь обнаружили, что стали отчасти маргиналами. Впрочем, Мурген не возражает.

Культура Отряда стала для нас весьма чужой. Северный дух почти не сохранился. Лишь несколько мелочей в том, как делаются дела, и мое собственное гордое наследство — интерес к гигиене, совершенно чуждый для этих краев.

Эти южане еще не насладились истинным ужасом перед форвалакой. Они упорно принимают ее за очередное жуткое ночное создание вроде Больших Ушей или Плосконога, которых они считают, по сути, безвредными. На мой же взгляд они кажутся безвредными только потому, что их жертвы редко выживают и не могут высказать противоположное мнение.

— Отрывок из Первой книги Костоправа, — прочел я собравшимся. Время перевалило за полночь. Шум и гвалт уже некоторое время как стихли. Через врата не просачивались Непрощенные Мертвецы. Тобо пытался выследить форвалаку, но столкнулся с трудностями. Она очень много перемещалась, разведывая местность и явно не уверенная в том, как ей расценивать тот факт, что она оказалась среди нас. — В те дни Отряд был на службе у синдика Берилла…

Я поведал им о другой форвалаке, обитавшей давно и далеко отсюда, и намного более жестокой, чем сможет когда-либо стать нынешняя. Мне хотелось, чтобы они встревожились.

7. Воронье Гнездо. Ночной гость

Мы с Госпожой сидели у Одноглазого. Гота лежала в этой же комнате, окруженная свечами.

— Что-то я не замечаю в этой женщине явных изменений.

— Костоправ! Помолчи!

— Зато слышу разницу. С тех пор, как мы пришли, она ни разу ни на что не пожаловалась.

Прикинувшись глухим, Одноглазый от души хлебнул собственного продукта, закрыл глаза и задремал, свесив голову.

— Наверное, будет лучше, если он поспит, — прошептала Госпожа.

— Из него вышла не очень-то привлекательная приманка.

— Для стервятников сойдет. Для этой твари тоже. То, что она хочет убить, реально существует лишь внутри нее. А Одноглазый — просто символ. — Она потерла глаза.

Я поморщился. Моя любимая выглядела такой старой. Седые волосы. Морщины. Намечается второй подбородок. Талия расширилась. Мы быстро постарели с тех пор, как Дрема нас спасла.

К счастью для меня, у нас нет зеркала. Мне вовсе не хочется увидеть толстого, старого и лысого типа, утверждающего, что он и есть Костоправ.

Тени в комнате никак не желали угомониться, и я нервничал. С самого начала, как только мы пришли в Таглиос, Тени были причиной для ужаса. Движущаяся Тень означала, что смерть может настигнуть человека в любой момент. Эти печальные, но жестокие монстры с равнины были смертоносным инструментом, с помощью которого Хозяева Теней обрели свое имя и насаждали свою волю. Но здесь, в Стране Неизвестных Теней, скрытные существа, рыскавшие в темноте, были робкими и, как правило, дружелюбными — если к ним относиться с уважением. И даже те из них, на чьем счету имелись злодейства и коварство, ныне поклонялись Тобо и не причиняли вреда смертным, тесно связанным с Отрядом. Если только этот смертный не был настолько туп, чтобы каким-то образом досаждать Тобо.

А сам Тобо жил в мире скрытного народца не меньше, чем в нашем.

Где-то в отдалении призрачный кот Большие Уши вновь испустил свой уникальный зов. Местные легенды утверждают, что этот леденящий душу вой слышат лишь его потенциальные жертвы. Пролаяла парочка Черных Гончих. Легенды намекают, что их голоса также слышать нежелательно. Беседы с местными привели меня к убеждению, что до появления Тобо лишь невежественные крестьяне искренне верили в эти таящиеся в ночи опасности. Образованных же людей в Хань-Фи и Кван Нине попросту ошеломило то, что парень сумел добиться от Теней.

Я взглянул на копье над дверью. Одноглазый работал над ним десятилетиями, и его можно было с равным основанием назвать как оружием, так и произведением искусства.

— Дорогая, Одноглазый начал мастерить это копье из-за Бовок?

Госпожа прервала вязание, взглянула на копье и негромко Ответила:

— Кажется, Мурген писал, что Одноглазый собирался использовать его против одного из Хозяев Теней, но потом решил переделать его против Бовок. Во время осады. Или это было…

Мои колени скрипнули, когда я встал.

— Неважно. На всякий случай. — Я снял копье. — Черт, тяжелое.

— Если монстр доберется до нашей двери, постарайся не забыть, что нам лучше поймать его, чем убить.

— Знаю. Эта блестящая идея принадлежит мне. — И я уже начал сомневаться в ее мудрости. Поначалу мне показалось, что интересно будет проверить, что случится, если мы заставим форвалаку превратиться обратно в женщину, которой она была до того, как застряла в облике большой кошки. И еще мне хотелось расспросить ее о Хатоваре.

При этом я всегда предполагал, что к нам вторглась именно та жуткая форвалака, Лиза-Делла Бовок.

Я снова уселся.

— Дрема сказала, что уже готова послать через равнину разведчиков и шпионов.

— Правда?

— Мы уже давно не хотим взглянуть в лицо фактам. — Дальше мне стало тяжело говорить, и я целую вечность собирался с духом, пока не продолжил: — Девушка… Наша дочь…

— Бубу?

— Что, и ты тоже?

— Надо же нам ее как-то называть. Дщерь Ночи — слишком пышно. А Бубу прекрасно подходит, потому что не терзает душу.

— Нам нужно принимать решения.

— Она…

Одноглазый поднял голову.

Дверь вломилась внутрь быстрее, чем я успел повернуть к ней голову.

Ко мне медленно подлетела выбитая доска и шлепнула меня поперек живота с такой силой, что я плюхнулся на задницу. За доской последовало нечто черное и огромное с пылающими яростью глазами, но уже посреди прыжка утратило ко мне интерес. Опрокидываясь на спину, я все же успел задеть бок форвалаки копьем Одноглазого. Плоть раздалась, в ране блеснули ребра. Я попытался вонзить наконечник в брюхо зверя, но из такого положения не сумел нанести достаточно сильный удар. Зверь завизжал, но не смог развернуться на лету.

Пылающая боль разорвала мое левое плечо, всего в трех дюймах от шеи. Но форвалака была тут ни при чем. Это моя дражайшая женушка выпустила огненный шар как раз в тот момент, когда я находился между ней и мишенью. Но в шаре осталось еще достаточно огня, и он, изменив направление, отсек пантере хвост в двух дюймах от основания.

Монстр непрерывно визжал. Форвалака на лету обернулась, и ее тело приняло позицию, которую в геральдике называют «стоящий на задних лапах».

И обрушилась на Одноглазого.

Старик не предпринял явных попыток защититься. Его кресло опрокинулось и разлетелось в щепки. Одноглазый заскользил по грязному полу. Форвалака врезалась в Готу, опрокинув стол вместе с телом. Госпожа выпустила еще один огненный шар и промахнулась. Я с трудом встал на четвереньки и приподнял наконечник копья, нацелив его на пантеру, которая поднималась на ноги, пытаясь одновременно развернуться. Прыгнув, она врезалась в дальнюю стену. Я поджал под себя ноги и с трудом стал подниматься.

Госпожа снова промахнулась.

— Нет! — завопил я. Ноги у меня подкосились, и я едва не упал ничком. Я пытался делать три дела одновременно и не смог, естественно, завершить ни одного. Мне хотелось добраться до Одноглазого, вновь поднять наконечник копья и убраться подальше из этого дома.

На сей раз Госпожа не промахнулась. Но этот шар оказался крошечным, почти безвредным. Он ударил форвалаку точно между глаз. И срикошетил, сорвав пару квадратный дюймов шкуры и обнажив кусочек черепа.

Форвалака вновь завизжала. И тут взорвался перегонный куб Одноглазого. Чего я ожидал с того момента, когда выпущенный Госпожой огненный шар прошел сквозь стену.

8. Таглиос. Неприятности идут по пятам

Могаба понял, что его ждут неприятности, уже через несколько секунд после того, как вышел из своих аскетично обставленных комнат. Когда он проходил по коридорам, придворные жались к стенам, уступая ему дорогу. И все без исключения испуганными тараканами разбегались прочь от палаты тайного совета. Они наверняка слышали то, что еще не дошло до его ушей. И не сомневались, что слухи вызовут недовольство Протектора, а это означало, что очень скоро она Начнет делать жизнь неприятной и для других, поэтому придворные надеялись оказаться от нее подальше, пока гром не грянул.

— Гордыня… — сказал Могаба обычным тоном молодому посыльному-серому, который попытался незаметно прошмыгнуть мимо него. — Гордыня довела меня до жизни такой.

— Да, господин. — Лица юного шадарита резко побледнело. У него еще не выросла борода, чтобы за ней укрыться. — То есть нет, господин. Извините…

Могаба пошел дальше, не обращая внимания на новобранца. Подобные инциденты случались всякий раз, когда он проходил через дворец. Он заговаривал почти со всеми. Те, кто наблюдал за развитием этой привычки, поняли, что он говорит сам с собой и не ждет ответа. Могаба вел бесконечный спор со своими грехами и призраками — если только не извергал пословицы и афоризмы, смысл которых по большей части был очевидным, но иногда смутным и скрытым. Ему особенно нравилось выражение: «Удача улыбается. А потом предает». Он просто не мог примириться с мыслью о том, что множество ошибок в жизни он совершил сам. И до сих пор с трудом отделял «должно быть» от «то, как есть на самом деле». Впрочем, дураком его назвать было нельзя. Он знал, что у него есть проблемы.

И тем не менее Могаба не сомневался, что он гораздо ближе к реальности, чем его наниматель.

Душелов, со своей стороны, придерживалась мнения о том, что она есть виртуальный свободный агент, и отказывалась связать себя брачными узами с какой-либо конкретной реальностью. Она верила в создание собственных реальностей, заставляя плоды своего воображения овеществляться.

Некоторые из них оказывались весьма безумными. Однако некоторые продержались дольше жаркого момента их зачатия.

Могаба услышал, как впереди спорят вороны. Нынче вороны буквально заполонили весь дворец. Душелов их обожала и никому не позволяла прогонять их или обижать. В последнее время ее симпатию обрели и летучие мыши.

Когда вороны заголосили, немногочисленные слуги, еще оставшиеся в коридорах, прибавили шагу. Недовольные вороны означали плохие новости. Плохие новости гарантированно означали разгневанного Протектора. А когда Душелов пребывала во гневе, ей было совершенно все равно, кто окажется крайним. Но кто-то, безусловно, окажется.

Могаба вошел в палату совета и принялся ждать. Она заговорит с ним, когда будет готова. В палате уже находились Гопал Сингх, командир серых, и Аридата Сингх, командир Городских батальонов. Они не были родственниками, просто Сингх — самая распространенная фамилия в Таглиосе. Их присутствие означало, что Душелов вновь распекала их за неспособность искоренить достаточно врагов — перед тем, как подоспели плохие новости.

Могаба обменялся взглядами с обоими. Так же, как и себя, он считал их хорошими людьми, угодившими в капкан невозможных обстоятельств. У Гопала имелся талант обеспечивать выполнение законов. Аридата был столь же талантлив в поддержании мира, не вызывая при этом ярость населения. Оба ухитрялись справляться со своими обязанностями, несмотря на Душелова, которая обожала и хаос, и деспотизм, и мучила каждого охотно и яростно, подчиняясь деспотизму своих прихотей.

Душелов материализовалась словно ниоткуда. То был талант, которым она ошеломляла «низшие существа». Человек попроще Могабы вполне мог онеметь, увидев ее. У нее было изумительное тело, а одеяние из облегающей черной кожи скорее подчеркивало его очертания, чем скрывало. Природа благословила ее идеальным исходным материалом, а тщеславие столетиями побуждало Душелова улучшать его, прибегая к косметической магии.

— Я недовольна, — объявила Душелов писклявым, как у избалованного ребенка, голосом. Сегодня она выглядела моложе обычного, точно желала разжечь фантазии каждого встречного юноши. Хотя ворона, примостившаяся, едва Душелов уселась, на высокой спинке кресла за ее спиной, несколько портила это впечатление.

— Можно спросить, почему? — поинтересовался Могаба — спокойно и невозмутимо. Жизнь во дворце Таглиоса сводилась к хаотическому перемещению от кризиса к кризису. Могаба уже давно отключал в таких случаях эмоции. Когда-нибудь Душелов заставит его их включить. Он уже смирился с этой мыслью. И когда тот день настанет, он встретит его спокойно. Лучшего он не заслуживает.

— В Роковом перелеске проходит огромный праздник Обманников. Прямо сейчас. Сегодня ночью. — Теперь ее голос звучал холодно, спокойно и рассудительно. И был мужским. Со временем к таким переменам привыкаешь. Могаба уже редко обращал на них внимание. Зато недавно назначенный на свою должность Аридата Сингх до сих пор считал этот непредсказуемый хор раздражающим. Сингх был здравомыслящим офицером и хорошим солдатом. Могаба надеялся, что он продержится достаточно долго, чтобы привыкнуть к особенностям Протектора. Аридата заслуживал лучшего, чем он, вероятнее всего, получит.

— Да, это действительно скверная новость, — согласился Могаба. — Помнится, ты хотела вырубить ту рощу под корень и уничтожить даже следы священного для них места. Но Селвас Гупта тебя отговорил. Сказал, что это создаст плохой прецедент. — Гупта получил на это тайное благословение верховного главнокомандующего, не желавшего тратить людские ресурсы и время на вырубку леса. Но одновременно Могаба презирал Селваса Гупту и его святошеское выражение превосходства.

Гупта занимал должность пурохиты, то есть официального дворцового капеллана и религиозного советника. Пост пурохиты жрецы навязали Радише Драх лет двадцать назад, когда принцесса была еще слишком слаба, чтобы возражать духовенству. Душелов так до сих пор и не упразднила его. Зато едва выносила того, кто его занимал.

Селвас Гупта пробыл пурохитой уже год, что неизмеримо превышало все рекорды, поставленные его предшественниками со дня введения Протектората.

Могаба был уверен, что скользкий змей Гупта теперь не протянет и недели.

Душелов бросила на него взгляд, создававший впечатление, будто она заглядывает глубоко внутрь, сортируя его секреты и мотивы. Выдержав достаточную паузу и как бы давая понять, что одурачить ее не удастся, она приказала:

— Найдите мне нового пурохиту. И убейте старого, если он станет возражать.

У нее имелась старинная привычка сурово обращаться с жрецами, которые ее разочаровали. У этой привычки имелись семейные корни. Поколение назад ее сестричка вырезала сотни жрецов в одной-единственной бойне. Однако показательное отношение обеих сестер к духовенству так и не убедило уцелевших, что им следует отказаться от неистребимой привычки плести всевозможные заговоры. Они оказались упрямцами. И вполне вероятно, что жрецы в Таглиосе закончатся быстрее, чем заговоры.

На плечо Душелова спрыгнула ворона. Она протянула ей какое-то лакомство затянутой в перчатку рукой.

— Ты уже приняла решение? Касающееся моих коллег. — Могаба по очереди кивнул на обоих Сингхов. Он слегка ревновал каждого из них и уважал за способности. Время и постоянные неудачи успели сгладить острые грани его некогда мощной самоуверенности.

— Эти господа уже были здесь по другому делу, когда стали известны новости из перелеска.

Могаба еле заметно прищурился. Значит, его в это дело посвящать не собирались?

Но он ошибся.

— Сегодня серые обнаружили на стенах несколько лозунгов, — сообщила Душелов, на сей раз каркающим голосом старухи. Ворона на ее плече тоже каркнула. Где-то на улице к ней присоединились другие.

— Обычное дело, — отозвался Могаба. — Любой идиот с кистью, банкой краски и умением связать пять букв в слово, похоже, считает своей обязанностью высказаться, если находит чистый кусок стены.

— То были лозунги из прошлого, — произнесла Протектор голосом, который использовала в тех случаях, когда сосредоточивалась исключительно на деле. Мужским. Голосом, который казался Могабе его собственным. — На трех было написано «Раджахарма».

— Как я слышал, культ бходи тоже возрождается.

— А два других гласили: «Воды спят». А это уже не бходи. И не надпись, случайно не замеченная на стене четыре года.

По телу Могабы пробежала дрожь — смесь страха и возбуждения. Он посмотрел на Протектора.

— Я хочу знать, кто их пишет, — потребовала она. — И еще хочу знать, почему они решили написать их именно сейчас.

Могабе показалось, что оба Сингха выглядят осторожно довольными, словно радуются тому, что им предстоит искать реальных врагов, а не просто раздражать людей, которые, если их не трогать, останутся безразличными к дворцовым интригам.

Роковой перелесок находился за пределами города. А всем, что располагалось за городскими стенами, полагалось заниматься Могабе.

— Желаешь ли ты, чтобы я предпринял против Обманников какую-либо конкретную акцию? — спросил он.

Душелов улыбнулась. А когда она улыбалась этой особой своей улыбкой, становилась заметна каждая минута из прожитых ею столетий.

— Ничего. Совсем ничего. Они уже разбежались. Я тебе скажу, когда нужно будет действовать. Тогда, когда они не будут к этому готовы. — Этот голос позвучал холодно, но дополнялся ее зловещей улыбкой. Могаба задумался над тем, известно ли Сингху, насколько редко Протектор показывается кому-либо без маски. Это означало, что она намерена вовлечь их в свои схемы настолько глубоко, что им уже не отмазаться от такого содействия.

Могаба кивнул, как полагалось верному слуге. Для Протектора все это было игрой. Или, возможно, несколькими играми. Быть может, лишь превращая все в игру, и возможно выжить духовно в мире, где все остальное столь эфемерно.

— И еще мне нужна твоя помощь в ловле крыс. Падали стало слишком мало. И мои детки голодают.

Душелов снова протянула вороне кусочек лакомства. Этот подозрительно напоминал человеческий глаз.

9. Воронье Гнездо. Инвалид

— Я все еще жив?

Спрашивать не было нужды. Я жив. Мертвецам больно не бывает. А у меня болел каждый квадратный дюйм тела.

— Не шевелись, — услышал я голос Тобо. — Или пожалеешь, что шевельнулся.

Я уже жалел о том, что приходится дышать.

— Ожоги?

— Множество. И еще масса ушибов.

— Ты выглядишь так, словно тебя избили сорокафунтовой дубиной, а то, что осталось, медленно поджарили на вертеле, — произнес голос Мургена.

— А я думал, что ты в Хань-Фи.

— Мы вернулись.

— Мы продержали тебя без сознания четыре дня, — добавил Тобо.

— Как Госпожа?

— Она в другой постели. И в гораздо лучшем состоянии, чем ты, — сообщил Мурген.

— А как же иначе? Я ведь не стрелял в нее. Ну, что молчишь? Язык проглотил?

— Она спит.

— А как Одноглазый?

— Одноглазый не выжил, Костоправ, — еле слышно проговорил Тобо.

— Что с тобой? — спросил Мурген после паузы.

— Он был последним.

— Последним? Каким последним?

— Последним из тех, кто был в Отряде, когда я в него вступил. — Вот теперь я стал настоящим Стариком. — Что стало с его копьем? Оно мне нужно, чтобы покончить со всем этим.

— Какое копье? — не понял Мурген.

Тобо сообразил, о чем я спрашиваю.

— Я сохранил его у себя дома.

— Огонь его повредил?

— Немного. А что?

— А то, что я собираюсь убить эту тварь. Нам давно следовало это сделать. А ты не своди глаз с того копья. Оно мне нужно. А сейчас я хочу еще немного поспать.

Мне надо уйти туда, где хотя бы на время не будет боли. Да, я знал, что Одноглазый когда-нибудь нас покинет. И думал, что готов к этому. Но ошибся.

Его кончина означала гораздо больше, чем смерть старого друга. Она обозначила конец эпохи.

Тобо сказал что-то о копье. Но я не разобрал его слов. И мрак навалился быстрее, чем я вспомнил спросить о том, что стало с форвалакой. Если Госпожа поймала или убила ее, то я напрягался напрасно… Но я сомневался, что с ней удастся покончить настолько просто.

Мне снились сны. Я вспомнил всех, кто ушел до меня. Вспомнил страны и годы. Страны холодные, жаркие, зловещие, а годы всегда были напряженными, разбухшими от несчастий, боли и страха. Кто-то умирал. Кто-то выживал. Если задуматься, то все это не имело смысла. Солдаты живут. И гадают — для чего?

О, эта солдатская жизнь для меня. О, сколько приключений и славы!

На выздоровление ушло гораздо больше времени, чем в тот раз, когда я едва не погиб под Деджагором. Даже несмотря на то, что Тобо помогал мне наилучшими целительными чарами, выученными у Одноглазого, и уговорил своих скрытных дружков тоже мне помочь. Говорят, некоторые из них способны вернуть к жизни даже покойника. А я ощущал себя покойником, старой развалиной, словно и не насладился преимуществом стасиса, заморозившего нас, пока мы были пленниками под равниной. Теперь это меня сильно смущает. Я больше не могу определить свой возраст. По моим лучшим оценкам, мне сейчас пятьдесят шесть (плюс или минус год-другой) плюс то время, что я провел под землей. А пятьдесят шесть лет, братец, это чертовски долгий забег — особенно для парня с моей профессией. И мне следует ценить каждую оставшуюся секунду, даже самую жалкую и полную боли.

Солдаты живут. И гадают — для чего?

10. Воронье Гнездо. Выздоровление

Прошло два месяца. Я ощущал себя постаревшим на десять лет, но все же встал с одра и начал ходить — примерно как зомби. Меня и в самом деле поджарила едва ли не до хрустящей корочки струя почти чистого спирта, вырвавшаяся из дыры, пробитой огненным шаром Госпожи. Все вновь и вновь повторяют, что боги меня очень любят, потому что с такими ожогами не выживают. И что не окажись я в тот момент в удачном положении, когда форвалака находилась именно там, куда ударила пылающая струя, то от меня осталась бы лишь кучка костей.

И я не до конца убежден, что подобное не стало бы лучшим исходом.

Упорные боли не способствуют росту оптимизма или улучшению настроения. У меня даже начала появляться некоторая симпатия к покойной матушке Готе.

Я ухитрился улыбнуться, когда Госпожа принялась натирать меня целительной мазью.

— Даже в плохом можно отыскать нечто хорошее, — сказала она.

— О да. Еще бы.

— Вот и думай об этом. Может, ты еще не настолько стар, как думаешь.

— Это ты во всем виновата.

— Дрему беспокоит твое желание отомстить за Одноглазого.

— Знаю. — Этого она могла мне и не говорить. Мне приходилось терпеть таких, как я, когда я был Капитаном.

— Может, лучше об этом забыть?

— Это должно быть сделано. И это будет сделано. И Дрема должна это понимать. — Дрема — сплошная деловитость. И в ее мире не очень-то много места для эмоционального снисхождения.

Она думает, что я хочу использовать смерть Одноглазого лишь как повод отправиться к вратам в Хатовар, основывая подобный вывод на том, что десять лет я пробивался сквозь ад, пытаясь добраться до этого места.

Ее трудно одурачить. Но она также способна зациклиться на одной идее и исключить иные вероятности.

— Она не хочет, чтобы у нас появились новые враги.

— Новые? Да у нас их вообще нет. Уж здесь точно. Пусть они нас не очень-то и любят, но все целуют нам задницы. Они же нас до смерти боятся. И начинают бояться еще больше всякий раз, когда к свите Тобо присоединяется очередная Белая Дама, Синий Человек, ведьмак или еще какой-нибудь персонаж сказок-страшилок.

— Так все дело в этом? Я вчера видела вместе с Черными Гончими какое-то чудище, которое Тобо назвал «вовси». — Моя красавица способна ясно видеть этих призраков, даже здесь. — Размером с бегемота, но выглядит как жук с головой ящерицы. Причем ящерица с большими зубами. Цитируя Лебедя, «у него такой вид, точно он грохнулся с дерева, а в полете наткнулся на все ветки до единой».

Похоже, Лозан Лебедь культивирует себе новый образ — грубоватого, но колоритного старикана.

Надо же кому-то занять место Одноглазого. Хотя я и сам подумывал о том, чтобы подобрать его знаменитую трость.

— Что нам известно о форвалаке? — спросил я. Прежде я не спрашивал о подробностях. Я знал, что проклятая тварь сбежала. И это все, что я хотел знать, пока не буду готов строить планы о том, как завершить эту историю.

— Хвост она оставила здесь. Получила несколько ожогов и глубоких ран, а последним огненным шаром я ее частично ослепила. Она потеряла несколько зубов. Тобо изготовил несколько фетишей, использовав их и клочки ее плоти, вырванные Черными Гончими, когда она убегала к вратам.

— Но все же она смогла вернуться в Хатовар.

— Смогла.

— В таком случае убить ее будет столь же трудно, как и Ревуна.

— Уже нет. Я кое-чему научила Тобо.

— Ты ему помогла?

— Мое злодейство имеет древние корпи. Разве нет? Разве не ты писал несколько раз нечто подобное?

— Особенно после того, как узнал тебя… Ой! Ну ладно… До тех пор, пока ты оставалась такой же плохой девочкой, как сейчас… — Я не припоминаю, что писал именно те слова, что она процитировала, но знаю, что написал нечто похожее много лет назад. Не преувеличивая. — Я отправлюсь за ней.

— Знаю. — Она со мной не спорила. Они надо мной насмехаются. И хотят, чтобы я вел себя смирно. Дрема вступила в щепетильные переговоры с Шеренгой Девяти. Суд Всех Времен и монахи из Хань-Фи уже на нашей стороне. А генералов Шеренги все ни; как не удавалось убедить, что они поступят мудро, дав нам то, что мы хотим, хотя Отряд уже разросся до такой численности, что стал серьезной обузой для экономики Хсиена. И представлял угрозу, если идея о завоевании сумеет укорениться. Лично я не видел здесь ни единого полководца или даже союза полководцев, которые продержатся против нас дольше клочка дыма, унесенного ветром, если нам понравится идея завоевания. И большинству военачальников это тоже ясно.

Они до сих пор отчаянно желали заполучить Маришу Мантару Думракшу, он же Хозяин Теней по имени Длиннотень. Их страсть к мести опиралась на расовую одержимость. Они не распространялись о том зле, которое Длиннотень обрушил на их предков, но у нас имелись свои источники информации в Хань-Фи. Жестокость Длиннотени была столько же изощренной, как и любое злодейство Душелова, но куда более ужасной для его жертв. Необходимость увидеть Длиннотень перед трибуналом сплачивала любой союз генералов, юридические и дворянские суды и даже некоторые духовные традиции Хсиена. Мариша Мантара Думракша — вот единственное, с чем соглашались все без исключения. И я ни разу не заподозрил даже намека на то, что некто намерен попытаться захватить контроль над Длиннотенью, чтобы усилить собственную власть.

Поэтому Дрема и не желала, чтобы нетерпеливый, грубый, но все еще влиятельный бывший Капитан путался у нее под ногами со своим сарказмом и высказывал свое мнение, пока она пытается выжать последнюю и желательную для нее концессию из Шеренги Девяти. Она была уверена, что годы нашего хорошего поведения склонят чашу весов. А если нет… что ж, она из тех, у кого всегда припасена запасная схема. Более того, она принадлежала к той замечательной породе злодеев, для которых известная всем и очевидная схема вполне может оказаться лишь дымовой завесой для главного плана. Наша Дрема — способная юная злодейка.

В Стране Неизвестных Теней нет серьезных чародеев. Фраза «Все зло умирает там бесконечной смертью» означает, что после бегства Хозяев Теней всех более или менее талантливых магов здесь просто-напросто казнили. Но знания в Хсиене имеются и оберегаются. Есть несколько огромных монастырей — среди них Хань-Фи самый большой, — которые как раз и предназначены для сохранения знаний. Монахи не делят знания на хорошие или плохие и не выносят моральных суждений. Они придерживаются позиции, что никакое знание не является злом до тех пор, пока кто-либо не решит творить зло с его помощью.

Хотя меч задуман и создан именно для того, чтобы калечить человеческое тело, он по сути своей есть лишь инертный металл, пока кто-нибудь не решит взять его и нанести удар. Или решит не делать этого.

Есть, разумеется, и тысячи желающих поупражняться в софистике из числа тех, кто отрицает право индивидуума на выбор. Что, с точки зрения божества, есть проявление высокомерия.

Вот что случается, когда стареешь. Начинаешь думать. А что еще хуже — начинаешь всем рассказывать, до чего додумался.

Дрема нервничала, опасаясь, что я выскажу свое дурацкое мнение кому-то из Девяти, и тогда оскорбленная сторона отбросит все доводы разума и собственные интересы и навсегда откажет нам в знании, необходимом для починки врат, ведущих в наш родной мир. Она преувеличивает мою способность возбуждать недружественные чувства.

Пока к нам не заявилась пантера-оборотень, я мог наступить на эти грабли. Я мог высказать свое истинное мнение члену Шеренги, часть которых можно причислить к наиболее бездарным генералам, каких мне только доводилось встречать. Сомневаюсь, что, если им предоставить возможность править, не имея соперников, многие из них окажутся более просвещенными, чем всеми ненавидимые Хозяева Теней.

Люди — существа странные. А Дети Смерти — одни из самых странных.

Я никого не стану огорчать. Я буду смиренно поддерживать любую политику Дремы. Я хочу покинуть Страну Неизвестных Теней. Мне надо завершить кое-какие дела, прежде чем я передам кому-то эти Анналы в последний раз. Свести счеты с Лизой-Деллой Бовок — лишь одно из них. Есть еще верховный главнокомандующий Могаба, самый грязный предатель из тех, кто когда-либо пятнал историю Отряда. Есть Нарайян Сингх. Для Госпожи есть Нарайян и Душелов. Для нас обоих есть наше дитя. Наше злобное, злобное дитя.

— Мы можем предложить Шеренге Девяти что-либо кроме Длиннотени? — спросил я, — И подсластить наше предложение настолько, чтобы они встали рядом с Хань-Фи и Судом Всех Времен?

— Не могу такое представить, — пожала плечами моя ненаглядная и загадочно улыбнулась. — Но, может, это и не имеет значения.

Я не обратил на ее слова достаточно внимания. Иногда я не замечаю новые истины. Нынче моим Отрядом командуют хитроумные дети и коварные старухи, а не прямолинейные ветераны вроде меня и моих современников.

11. Воронье Гнездо

Едва окрепнув, я попросил дядюшку Доя возобновить со мной упражнения по боевым искусствам, которые я забросил много лет назад.

— А почему ты заинтересовался ими сейчас? — спросил он. Иногда мне кажется, что он относится ко мне подозрительнее, чем я к нему.

— Потому что у меня есть время. И необходимость.

Я сейчас слабый, как щенок. И хочу вернуть прежнюю силу.

— Ты избегал меня, когда я сам тебе это предлагал.

— Тогда у меня не было времени. А ты был куда более раздражительным.

— Ха. — Он улыбнулся. — Ты слишком добр ко мне.

— Ты прав. Но я князь.

— Князь Тьмы, Каменный Солдат. — Он знал, что это выведет меня из себя, — Но ты везучий князь, — Старый хрыч ухмыльнулся. — Несколько твоих сверстников уже обращались недавно ко мне и тоже мотивировали желание заниматься тем, что вскоре нас ждут всяческие трудности.

— Хорошо. — Известно ли ему нечто такое, чего не знаю я? Наверняка, и немало. — Когда и где?

Его ухмылка стала зловещей и обнажила гнилые зубы. Это зрелище заставило меня задуматься над тем, нашла ли Дрема кого-нибудь на должность дантиста, ставшую вакантной после кончины Одноглазого. Старый дурак не утруждал себя подготовкой учеников.

«Когда» оказалось на рассвете, а «где» — на немощеной улице возле домика Доя, который он делил вместе с Тай Дэем, дядей Тобо, и несколькими местными офицерами-холостяками. Моими товарищами по несчастью оказались Лозан Лебедь, братья Лофтус и Клетус, оставшиеся главными архитекторами и инженерами Отряда, и правящие князь и княжна Таглиоса в изгнании — Прабриндрах Драх и его сестра Радиша Драх. Это не имена, а титулы. Даже по прошествии десятков лет я так и не узнал их настоящих имен. А они и не собираются их раскрывать.

— А где твой приятель Нож? — спросил я Лебедя. Некоторое время Нож пробыл военным посланником Дремы в Шеренге Девяти, но я слышал, что его отозвали после смерти Одноглазого. Однако мне он на глаза не попадался.

— Старина Нож слишком занят, чтобы отвлекаться на нечто подобное.

Лофтус и Клетус буркнули что-то себе под нос, но пояснять не стали. В последнее время я и их редко видел. Я полагал, что они работают как проклятые на строительстве города. Суврин, подошедший как раз вовремя, чтобы услышать их бормотание, энергично кивнул:

— Она собирается так завалить нас работой, что от нас только мокрое пятнышко останется. — Насчет Суврина я не уверен. Мне очень легко представить, как он расхаживает, бесконечно повторяя про себя: «Каждый день и всеми способами я буду становиться все более хорошим солдатом».

— Что ж, старина Нож никогда не был по-настоящему амбициозным, — ответил ему Лебедь. — Кроме тех случаев, когда приходилось вырезать жрецов. — Похоже, он знал, о чем говорит, хотя смысл его слов не был для меня очевидным.

— Если мы добьемся от Шевитьи прямого ответа, то после возвращения домой придется пропалывать новый урожай, — заметил Клетус.

Прабриндрах Драх и его сестра подошли ближе, нетерпеливо ожидая новостей из дома. Дрема не утруждалась держать их в курсе. У нее нет особой дипломатической жилки. Надо будет ей напомнить, что нам понадобится их дружба, когда мы пересечем равнину.

Эту парочку красивой не назовешь. И Радиша больше похожа на мать князя, чем на его сестру. Но он находился со мной под землей, пока она ехала верхом на таглиосском тигре и пыталась не уступить поводья Душелову. Здесь они старались не создавать проблем: князь — потому что был нашим активным противником на поле боя, а княгиня — потому что перешла на нашу сторону лишь в самый последний момент нашей победы над последним Хозяином Теней.

И Дрема помнила об этом.

Технически Радиша была нашей пленницей. Дрема похитила ее. Она и брат стали инструментами Отряда, едва Дрема объявила о нашем возвращении. Все согласились. Но я подозреваю, что у монархов есть свое мнение на сей счет.

— Раджахарма, — произнес я с легким поклоном. Я не сумел удержаться от искушения, напомнив им, что, попытавшись предать нас, они оказались там, где не могут исполнять свои обязанности перед подданными.

— Освободитель. — Радиша слегка поклонилась в ответ. Клянусь, она с каждым месяцем становится все скромнее. — Как вижу, вы быстро поправляетесь.

— Мне не привыкать. Правда, прыгаю я уже не так быстро или высоко, как прежде. Наверное, старость подкрадывается. Вы и сами хорошо выглядите, — солгал я. — Вы оба. Чем вы занимаетесь? Я некоторое время вас не видел.

Прабриндрах Драх промолчал. Он так и остался для меня загадкой, молчаливый и невозмутимый со дня нашего воскрешения. Когда-то мы неплохо ладили. Но времена меняются. Никто из нас не остался таким, каким был во времена войн с Хозяевами Теней.

— Ваша ложь низка, как брюхо змеи, — сказала мне Радиша. — Я старая, уродливая и все еще стыжусь себя… Но вы говорите мне ложь, которую моя душа желает услышать. Однако забудьте о раджахарме. Это обвинение уже не в силах уязвить меня. Снаружи. Я все еще распинаю сама себя. Я знаю, что сделала. В то время я полагала, что поступаю правильно. Протектор манипулировала мною, пользуясь моим отношением к раджахарме. Когда мы вернемся, вы увидите нас совсем иными.

Раджахарма означает обязанность правителя служить своим подданным. Когда это слово произносят правителю в лицо или используют как эпитет, то оно служит сильным обвинением в неудаче.

Низенькая Радиша — женщина крепкая и упрямая. К несчастью, ей придется одолеть еще более крепкую, упрямую, безумную и почти всемогущую чародейку, если она пожелает выполнять свои обязанности как полагается правителю.

Я взглянул на ее брата. Выражение лица князя не изменилось, но я ощутил, что по сравнению с сестрой он оценивает предстоящие нм трудности более реально.

Дядюшка Дой шлепнул по чему-то учебным мечом. Громкий щелчок прервал нашу болтовню.

— Возьмите шесты, пожалуйста. И по моему сигналу начинайте выполнять каду журавля.

Он не потрудился объяснить новичку, что это такое.

Лет двадцать назад я наблюдал за упражнениями нюень бао и недолго занимался вместе с ними. Летописцем тогда был Мурген. А Гота, Дой и Тай Дэй, брат его жены Сари, жили с ним. И Дой ожидал, что я все вспомню.

Но помнил я только то, что када журавля является лишь первой и простейшей из десятков медленных танцев, включающих в себя все формальные позы и движения школы фехтования Доя. Старый жрец вел занятие, стоя впереди спиной к ученикам. И, хотя был старше любого из нас, двигался с четкостью и грациозностью, граничащей с красотой. Но когда к нам чуть позднее присоединились Тай Дэй и Тобо, оба они превзошли старого наставника. Трудно было не остановиться, просто чтобы полюбоваться мастерством Тобо.

По сравнению с парнем я казался себе неуклюжим растяпой, даже просто стоя на месте.

У него все получается так легко.

Он обладает всеми талантами и умениями, какие только могут ему понадобиться. Если что и остается под вопросом, так только его характер. Немало хороших людей упорно работало, превращая его в достойного и справедливого мужчину. Кажется, это им удалось. Но он все еще меч, не проверенный в бою. И искушение еще не шептало ему в ухо.

Я пропустил шаг и споткнулся. Дядюшка Дой врезал мне тростью по заднице, словно какому-то подростку. Лицо его осталось невозмутимым, но подозреваю, что сделать это ему хотелось очень давно.

Я постарался сосредоточиться.

12. Сияющая равнина. Непоколебимый Страж

Существо, сидящее на огромном деревянном троне в сердце крепости, что в центре каменной равнины, искусственное. Возможно, его создали боги, воевавшие из-за этой равнины. Или же его творцами были те, кто создал равнину, — если они сами не были богами. Мнения различаются. Теорий множество. Сам же демон Шевитья не склонен расставаться с фактами или же, в лучшем случае, не склонен их распространять. Последнему из своих хроникеров он поведал несколько разноречивых версий о древних событиях. Старый Баладитай расстался со всякой надеждой установить истину и переключился на поиски более глубокого смысла в том, что голем соизволил рассказать. Баладитай понял, что прошлое есть не только чужая территория, но и зал с зеркалами, отражающими потребности душ, наблюдающих из настоящего.

Абсолютный факт утоляет голод лишь немногих отдельных людей. Символ и вера служат остальным.

Карьера Баладитая в Отряде дублирует его прежнюю жизнь. Он пишет. Когда он был копиистом в Королевской библиотеке Таглиоса, он тоже писал. Сейчас он номинально военнопленный. Вполне возможно, что он успел об этом позабыть. Ведь в реальности он сейчас куда более свободен в удовлетворении своего любопытства, чем когда работал в библиотеке.

Старый ученый живет и работает у ног демона, что для историка-гуннита равноценно пребыванию в личном раю. Если историк не слишком ревностно придерживается гуннитской религиозной доктрины.

Нежелание Шевитьи выдавать категоричные утверждения может иметь мотивом осознание твоей горькой участи. По его собственному признанию, с большинством богов он встречался лицом к лицу. И его воспоминания об этих встречах льстят богам еще меньше, чем те, которыми приправлена гуннитская мифология, где лишь считанные из богов могут считаться ролевыми моделями. Гуннитские божества почти без исключения жестоки, эгоистичны и не ведают небесного смысла раджахармы.

Высокий черный мужчина шагнул в пятно света, отбрасываемое лампой Баладитая.

— Узнал сегодня что-нибудь интересное, старина?

На лампы копииста уходит много масла. Но никто его этим не попрекает.

Старик не отвечает. Он почти глух и пользуется своей ущербностью на всю катушку. Даже Нож больше не настаивает, чтобы он ходил в наряды по лагерю наравне со всеми.

Нож повторяет вопрос, однако нос старика остается почти прижатым к странице, на которой он пишет. Пишет он быстро, четким почерком. Нож не понимает букв сложного церковного алфавита, кроме нескольких значков, которые являются общими с лишь слегка более простым светским алфавитом. Нож задирает голову, смотрит в глаза голема размером с яйца птицы рок. Слово «злобные» подходит к ним прекрасно. Даже наивному старому Баладитаю и в голову не приходило предложить, что демона следовало бы освободить от неподвижности, которую гарантируют кинжалы, пригвождающие его конечности к трону. Демон тоже никого не просил освобождать его. Он терпел тысячи лет. И терпение у него каменное.

Нож пробует зайти с другой стороны.

— Из Вороньего Гнезда прибыл посыльный, — Нож предпочитает называть базу Отряда местным именем. Оно звучит гораздо драматичнее Форпоста или Плацдарма, а Нож человек драматичный и любит драматичные жесты, — Капитан сообщила, что ожидает вскоре получить знания насчет врат. На переговорах в Хань-Фи что-то должно измениться. И она требует от меня поднять побольше сокровищ. А от тебя — чтобы ты заканчивал исследования. Мы скоро выступаем.

— Знаешь, он легко впадает в скуку, — бурчит копиист.

— Что? — Нож удивляется, потом сердится. Старик не расслышал ни слова.

— Наш хозяин… — Старик не отрывает глаз от страницы, иначе их придется долго настраивать заново. — Ему все быстро наскучивает. — Планы Отряда Баладитая не волнуют. Баладитай в раю.

— А я думал; что мы станем переменой, которая его отвлечет.

— Смертные отвлекали его до нас тысячи раз. Он все еще здесь. А тех людей уже нет, кроме тех, кого запомнили камни, — Сама равнина, будучи старее и неизмеримо медленнее Шевитьи, может иметь собственный разум. Камень помнит. И камень рыдает. — Даже их империи давно позабыты. И насколько велик шанс, что на сей раз будет иначе?

Голос Баладитая звучит опустошенно. Но логично, думает Нож, учитывая тот факт, что он постоянно заглядывает в бездонную пропасть времени, воплощенную в демоне. Вот и говори о тщеславии и попытках догнать ветер…

— И все же он помогает нам. Более или менее.

— Только потому, что верит, что мы последние однодневки, которых он увидит. Если не считать Детей Ночи, когда они разбудят свою Темную Мать, то он убежден, что мы — его последний шанс на избавление.

— И чтобы получить его помощь, нам нужно лишь прихлопнуть гнусную богиню, а потом дать ему спокойно помереть. — Взгляд демона словно пронзал его насквозь. — Совсем пустяк. Как говорил Гоблин, все равно, что два пальца обоссать. — Нож поднял пальцы к бровям, отдавая честь демону, чьи глаза теперь словно затлели раскаленными угольками.

— Богоубийство. Работа как раз для тебя.

Нож не понял, то ли это произнес Баладитай, то ли мысль демона проникла в его голову. Ему не понравилось то, что эта мысль подразумевала. Уж слишком она напоминала логику Дремы, из-за которой он лишился халявной работенки в Хань-Фи и возглавил операцию на равнине, сменив банкеты и мягкие матрацы на скудный паек и ложе из холодного молчаливого камня, которое он делил лишь с тоскливыми клочковатыми снами, безумным ученым, шайкой воров и чокнутым демоном размером с дом и по возрасту лишь вдвое младше вселенной.

Всю взрослую жизнь Ножом двигала ненависть к религии. И особое отвращение он испытывал к ее распространителям. Но, учитывая его нынешнее местонахождение и род занятий, ему приходилось держать свое мнение при себе.

Нож мог поклясться, что на мгновение по губам демона скользнула улыбка.

Нож решил промолчать.

Он вообще отличался немногословием, полагая, что от болтовни толку не бывает. И верил, что голем подслушивает его мысли. Если только смертные-однодневки не наскучили ему настолько, что он перестал обращать на них внимание.

Снова намек на удивление. Нож ошибается в предположениях. Шевитью интересует каждый шаг любого из членов Отряда. Шевитья помазал их на роль дарителей его смерти.

— Тебе нужно что-нибудь? — спрашивает Нож старика, касаясь ладонью его плеча. — Пока я не ушел вниз. — Он намеренно идет на контакт, но Баладитая прикосновения не волнуют, что ласковые, что грубые.

Баладитай перекладывает перо в левую руку, сжимает на правой пальцы.

— Пожалуй, мне нужно чего-нибудь поесть. Даже не помню, когда в последний раз подбрасывал дрова в костер.

— Я велю принести тебе что-нибудь.

Это «что-нибудь» наверняка окажется рисом со специями и големской манной. Если Нож о чем и сожалел в жизни, как это о том, что провел немалую ее часть в мире, где большинство населения включает в комплект с религией и вегетарианскую диету, а те, кто этого не делает, обходятся рыбой и курятиной. Нож готов вцепиться зубами в любой из концов поджаренной на вертеле свиньи и не останавливаться, пока не дойдет до другого конца.

Команда Ножа — воры, они же следопыты Отряда — состоит из двадцати шести самых смышленых и надежных юношей из числа Детей Смерти. А им необходимо быть умными и пользоваться доверием, потому что Дрема желает набрать побольше сокровищ из пещер под равниной и потому что им следует четко понимать, что сама равнина не простит им ошибок, если они их сдуру совершат. Шевитья оделил их своей благосклонностью. Шевитья все видит и все знает внутри своей ограниченной вратами вселенной. Шевитья — душа равнины. Никто не может войти на нее Или покинуть ее без его разрешения или как минимум его безразличия. И даже если случится маловероятное и Шевитья останется безразличен к краже, вору будет некуда бежать, кроме как к вратам, ведущим в Страну Неизвестных Теней. Сейчас это единственные врата, находящиеся под контролем и нормально работающие. И единственные, которые не убьют вора наверняка.

Прогулка по большому кругу вокруг грубого трона демона отнимет немало времени. Сам же пол далеко не грубый. Это точная копия равнины в масштабе один к восьмидесяти — за исключением столпов памяти, которые были добавлены гораздо позднее людьми, утратившими даже мифологические воспоминания о создателях равнины. Сотни человеко-часов ушли на уборку с поверхности круга накопившейся грязи и пыли, чтобы Шевитья мог четко видеть каждую деталь своего царства. Трон Шевитьи установлен на приподнятом диске, чей диаметр также составляет одну восьмидесятую от диаметра большого круга.

Десятилетия назад неумелые действия Душелова вызвали землетрясение, повредившее крепость и расколовшее пол глубокой трещиной. За пределами равнины катастрофа уничтожила города и погубила тысячи людей. Теперь единственным напоминанием о том, что в полу когда-то был провал глубиной в тысячи футов и шириной в десяток ярдов, осталась красная полоса, змеящаяся возле трона. Она ежедневно сужается. Как и Шевитья, механизм, управляющий равниной, способен к саморемонту.

Огромная круглая модель равнины приподнята примерно на половину ярда над полом, переходящим в саму равнину.

Нож спрыгнул с края диска и подошел к отверстию в полу, где начиналась ведущая вниз лестница.

Ступени ее спускались на многие мили, проходя через естественные и искусственные пещеры. В самом низу лежала спящая богиня Кина, терпеливо дожидаясь наступления Года Черепов и начала цикла Хади — уничтожения мира. Раненая богиня Кина…

У ближайшей стены зашевелились Тени. Нож замер. Кто? Это никак не мог быть кто-то из его людей. Или что?

Ножа пронзил страх. Движущиеся Тени часто предвещали жестокую смерть. Неужели они отыскали лазейку в крепость? Он вовсе не желал когда-либо снова стать свидетелем их безжалостного пиршества. И уж точно не хотел оказаться на нем главным блюдом.

— Нефы, — пробормотал Нож, когда из темноты выскользнули три человекообразные фигуры. Он сразу узнал их, хотя никогда прежде не видел. Их вообще почти никто не видел, если только не во сне. Или в кошмарном сне. Нефы были поразительно уродливы. Впрочем, они могли носить маски. Несколько их описаний совпадали только в одном — в уродливости. Нож пересчитал их вслух: — Вашейн. Вашим. Вашон. — Имена, которые Шевитья назвал Дреме несколько лет назад. Что они означают? И означают ли вообще что-нибудь? — Как они сюда попали? — Ответ на этот вопрос мог стать критическим. Тени-убийцы могли пробраться через ту же лазейку.

Как обычно, Нефы попытались что-то сообщить. В прошлом эти попытки неизменно терпели неудачу, но на сей раз послание оказалось вполне очевидным. Они не хотели, чтобы Нож спускался по лестнице.

Дрема, мастер Сантараксита, и другие, входившие в контакт с Шевитьей, считали, что Нефы есть искусственные копии существ, создавших равнину. А создал их Шевитья, от одиночества тосковавший по общению с теми, кто хотя бы напоминал искусников, создавших гигантский механизм равнины и проходы между мирами.

Шевитья утратил желание жить. А в случае его смерти все созданное им тоже исчезнет. И Нефы еще не были готовы к объятиям небытия, несмотря на бесконечный ужас и тоску существования на равнине.

Нож развел руками в жесте беспомощности:

— Вам, ребята, нужно отрабатывать умение общаться.

Нефы не издали ни звука, но их нарастающее отчаяние стало почти физически ощутимым. Что тоже стало константой после первого же раза, когда они привиделись кому-то во сне.

Нож не сводил с них взгляда. Пытался понять. И задумался над иронией, которой были пропитаны приключения Отряда на равнине. Сам он атеист. А путешествие столкнуло его лицом к лицу с целым миром сверхъестественных существ. И Тобо, и Дрема, которых он во всех иных случаях считал надежными свидетелями, утверждали, что собственными глазами видели богиню Кину, которая, согласно мифу, лежала заточенная всего в миле у него под ногами.

Дрема, разумеется, пережила кризис веры. Убежденная веднаитка-монотеистка, она никогда не сталкивалась с любыми подтверждениями своей веры. А гуннитская религия, несмотря на хлипкость косвенных доказательств, лишь сильно затрещала под бременем открытых нами знаний. Гунниты — политеисты, привычные к тому, что их боги существуют в бесчисленных аспектах и воплощениях, формах и обличьях. Более того, в некоторых мифах их боги даже убивали или наставляли друг другу рога. Поэтому гунниты, подобно мастеру Сантараксите, имели достаточный запас гибкости для объяснения любого открытия и могли объявлять новую информацию всего-навсего очередным способом провозглашения все тех же древних божественных истин.

Бог есть бог, как бы его ни называли. Будучи в Хань-Фи, Нож несколько раз видел это изречение, выложенное на стенах мозаичными плитками.

Когда кто-то отходит от Шевитьи, следом увязывается шар, испускающий землисто-коричневое свечение, и сопровождает человека повсюду в безымянной крепости. Шар держится в воздухе чуть выше правого или левого плеча. Он не дает много света, но там, где без него стояла бы полная темнота, этого вполне хватает. Шары — тоже порождение голема. Шевитья даже обладает возможностями, которые он попросту позабыл как использовать. И он вполне мог быть второстепенным божеством, не будь он пригвожден к древнему трону.

Нож спустился почти на тысячу ступенек, прежде чем встретил кого-то, идущего наверх. Солдат нес тяжелый тюк.

— Сержант Ван.

Сержант был уже измотан подъемом. Ни у кого не хватало сил больше чем на одно подобное путешествие в день. Нож сообщил Вану плохую новость, потому что мог не наткнуться на него еще несколько дней:

— Получил сообщение от Капитана. Нам надо тащить все наверх. Она уже почти готова выступать.

Ван пробормотал то, что обычно бормочут солдаты при таком известии, и побрел дальше. Нож принялся гадать, как Дрема собирается тащить ту гору сокровищ, что уже набралась наверху. Их за глаза хватит, чтобы профинансировать крупную войну.

Спустившись на очередную тысячу ступеней, он повторил это сообщение несколько раз. Он сошел с лестницы на уровне, который все называли пещерой Древних из-за его древних обитателей. Нож всегда заходил сюда навестить своего друга Корди Мотера. То был ритуал уважения. Корди был мертв. Большинство узников пещеры жили окутанные чарами стасиса. Во время долгого пленения Корди каким-то образом разорвал опутывающие его чары. И это успех стоил ему жизни. Он не смог найти выход.

Почти все древние узники пещеры ничего не значили для Ножа или Отряда. Лишь Шевитья знал, кто они такие и как сюда попали. Несомненным было лишь то, что они вызвали гнев того, кто обладал способностью запереть их здесь. Однако некоторые из мертвецов были при жизни братьями Отряда, а несколько других стали пленниками еще до того, как Душелов похоронила Отряд. Очевидно, смерть настигла их из-за того, что Корди Мотер пытался их пробудить. А прикосновение к Плененному без соблюдения предварительных магических предосторожностей неизменно убивало того, кого коснулись.

Нож выполнил желание дать пинка колдуну Длиннотени. Этот безумец считался в Стране Неизвестных Теней бесценным сокровищем. Именно благодаря ему Отряд стал богатым и многочисленным. И продолжал процветать.

— Как поживаешь, Хозяин Теней? Кажется, тебе придется посидеть здесь еще, — Нож полагал, что колдун не может его услышать. Он не мог вспомнить, что слышал какие-либо звуки, когда сам находился здесь в заключении, хотя Мурген утверждал, что иногда Плененные сознают то, что их окружает. — За тебя еще не дали настоящую цену. Ужасно не хочется это признавать, но ты стал очень популярным парнем. В своем роде. — Никогда не будучи щедрым, прощающим или даже сочувствующим человеком, Нож стоял, уперев руки в бедра и разглядывая колдуна. Длиннотень напоминал скелет, едва прикрытый изъязвленной кожей. На его лице застыл безмолвный вопль. — Там все еще говорят: «Все зло умирает там бесконечной смертью». Особенно когда имеют в виду тебя.

Неподалеку от Длиннотени находился другой пленник Отряда — безумный колдун Ревун. Искушение лягнуть его было даже сильнее. Нож не видел никакого смысла в том, — чтобы держать его живым. Это мелкое дерьмо имело на своем счету очень и очень древнюю историю предательства и такой характер, который вряд ли улучшится после заключения. Он уже пережил однажды такое пленение. И тянулось оно несколько столетий.

Тобо ни к чему учиться зловещим секретам Ревуна. А образование Тобо, как слышал Нож, и было единственной причиной, из-за которой этот мешок с дерьмом все еще жил.

А вот Мотеру Нож оказал глубочайшую почесть. Корди долгое время был его добрым другом. Нож обязан ему жизнью. И желал, чтобы злая судьба обрушилась на него, а не на друга. Корди хотел жить. А Нож считал, что тянет лямку жизни лишь по инерции.

Нож продолжил спуск, минуя пещеры с сокровищами, которые его солдаты сейчас грабили, чтобы профинансировать возвращение Отряда домой. Грабеж обещал стать выдающимся по масштабу.

Нож не склонен поддаваться эмоциям пли приступам страха. Голова у него оказалась достаточно холодной, чтобы выжить в роли агента Отряда в лагере Длиннотени. Но, спускаясь все глубже, он стал побаиваться и потеть. Шаги его замедлились. Он миновал последнюю обследованную пещеру. Теперь внизу находился лишь абсолютный враг, сама Мать Ночи. Она была из тех врагов, которые терпеливо ждут, даже когда все прочие, пакостники помельче, уже сметены или уничтожены.

Для Кины Черный Отряд есть лишь раздражающее жужжание возле уха, жалкий москит, который сумел ускользнуть с капелькой ее крови и у которого не хватило здравого смысла улететь подальше и навсегда.

Нож пошел еще медленнее. Следующий за ним огонек постоянно тускнел. Если прежде он ясно видел на двадцать ступенек вперед, то теперь лишь на десять, причем последние четыре словно окутывались постоянно густеющим черным туманом. Здесь темнота казалась почти живой. Здесь мрак словно находился под гораздо большим давлением подобно тому, как вода кажется все более плотной, если погружаешься в нее все глубже и глубже.

Нож обнаружил, что дышать стало труднее. Он заставил себя несколько раз вдохнуть глубоко и часто и двинулся дальше, преодолевая настойчивое сопротивление инстинкта. Всего пятью ступеньками ниже из тумана показался серебряный кубок — простая высокая чаша из благородного металла. Нож сам его здесь поставил. Он отмечал самую нижнюю ступеньку, которой ему удалось достичь.

Теперь с каждым шагом вниз он словно преодолевал сопротивление жидкой смолы. С каждым шагом тьма давила на него все сильнее. А свет из-за спины ослабел настолько, что его не хватало даже на следующую после кубка ступеньку.

Нож часто повторял эту попытку, считая, что упражняет силу воли и мужество. И при каждом спуске ему удавалось дойти до кубка в основном из-за злости на то, что дальше проникнуть не удается.

На сей раз он испробовал нечто иное и бросил в темноту горсть монет, прихваченных в одной из пещер с сокровищами. Его рука ослабела, но гравитация не утратила силы, а мрак не смог поглотить звуки. Монеты зазвенели, скатываясь по лестнице. Но недолго. Через мгновение донесся такой звук, точно они катятся по полу. Наступила тишина. А потом тоненький голосок откуда-то издалека крикнул:

— Помогите!

13. Страна Неизвестных Теней. Путешествие по Хсиену

Физическая география Страны Неизвестных Теней очень близка к нашему миру. Существенная разница заключается в деятельности людей.

Однако моральная и культурная топографии обоих миров совершенно различные. Даже нюень бао до сих пор с трудом устанавливают здесь реальные связи — несмотря на то, что у них и Детей Смерти общие предки. Но нюень бао сбежали от Мариши Мантары Думракши и ему подобных столетия назад, а затем образовали культурный остров, постоянно омываемый волнами чужаков.

Хсиен простирается примерно на тех же территориях, которые в нашем мире были известны под названием Страна Теней в те времена, когда для Хозяев Теней все шло хорошо. Дальние пределы Хсиена, где никто из нас так и не побывал, заселены гораздо плотнее тех мест, где мы находимся сейчас. В древние времена каждый здешний город был центром сопротивления Хозяевам Теней. Лишь немногие из этих групп общались между собой из-за ограничений на передвижения, наложенных тогдашними правителями. Тем не менее, когда восстание вспыхнуло, везде хватило местных храбрецов, чтобы обеспечить его успех.

Бегство последнего Хозяина Теней оставило вакуум власти. Вожди сопротивления принялись заполнять его собой. Хсиен так и остался под властью их потомков, десятков постоянно конфликтующих военачальников, лишь немногие из которых с тех пор стали хоть немного сильнее. Любого, кто начинал набирать силу, разрывали на части соседи.

Шеренга Девяти — анонимный совет старших военачальников, предположительно выдвинутых из девяти провинций Хсиена. Это неправда и никогда не было правдой — хотя лишь немногие за пределами Девятки это знают. Это лишь очередная выдумка, помогающая поддерживать нынешнее состояние хаоса.

Народ верит, что Шеренга Девяти есть союз тайных правителей, контролирующих все. Шеренга очень хотела, чтобы это соответствовало истине, но реальной власти у них очень мало. Сама ситуация оставляет им очень немного рычагов для навязывания своей воли. Любая реальная попытка хоть что-то изменить автоматически раскроет анонимность кого-то из них. Поэтому они по большей части издают указы и делают вид, будто говорят от имени всего Хсиена. Иногда люди их слушают. А иногда слушают монахов Хань-Фи. Или Суд Всех Времен. Поэтому умасливать нужно всех.

Черный Отряд внушает страх в основном потому, что это козырь в военной колоде. У него нет местных обязательств. Если ему захочется, он может направиться в любую сторону. Что еще хуже — все уверены, что в него входят могучие колдуны, помогающие умелым солдатам, которыми командуют опытные командиры и сержанты, далеко не страдающие избытком жалости или сочувствия.

Популярность, которой наслаждается Отряд, выросла потому что они оказались способны доставить на суд в Хсиен последнего из Хозяев Теней. А среди крестьян — из того факта, что нервные местные генералы существенно поуменьшили взаимную грызню до тех пор, пока этот непредсказуемый и быстро растущий монстр не отправился на юг.

В последнее время все правители и лидеры Хсиена предпочли бы, чтобы Отряд ушел. Наше присутствие слишком уж нарушает сложившееся состояние дел — и то, каким оно всегда было.

Я включил себя в состав направляющейся в Хань-Фи делегации, хотя еще не окреп окончательно. Я уже никогда стану на сто процентов прежним. Правый глаз стал хуже видеть. Я приобрел несколько весьма раздражающих шрамов от ожогов. Прежняя подвижность пальцев на правой руке уже никогда не восстановится. Но я убежден, что смогу принести пользу в наших переговорах насчет секретов врат.

Лишь Сари согласна со мной. Но Сари — наш министр иностранных дел. Лишь у нее хватает терпения и такта вести дела с раздробленной на фракции Шеренгой Девяти, для которой часть проблем как раз и заключается в том, что наши женщины способны на нечто большее, чем только готовить и лежать на спине.

Разумеется, я подозреваю, что из Госпожи, Сари и Радиши лишь Сари сумеет вскипятить воду и не обжечься. А теперь, возможно, и она разучилась.

Отряд в походе, направляющийся к интеллектуальному сердцу Хсиена, смотрится как ходячий ужас — судя по реакции крестьян. И это несмотря на тот факт, что во всей нашей делегации лишь двадцать один человек, включая охранников.

Ночные приятели Тобо окружают и сопровождают нас в таком количестве, что для них попросту невозможно постоянно оставаться невидимыми. Следом за нами взрываются древние страхи и предрассудки, и вскоре волна ужаса начинает нас опережать. Люди при нашем приближении разбегаются. Им все равно, что ночные приятели Тобо ведут себя прилично. Предрассудки полностью перевешивают любые практические доказательства.

Окажись наш отряд более многочисленным, нас не пропустили бы в ворота Хань-Фи. Даже там, среди интеллектуалов, страх перед Неизвестными Тенями был настолько плотным, что его можно было резать ножом на ломтики.

Сари уже давно пришлось согласиться, что ни Госпоже, ни Одноглазому, ни Тобо не будет дозволено войти в приют знаний. У монахов развилась настоящая паранойя насчет чародеев. До сих пор это устраивало Дрему, которая выполняла их пожелания.

Поэтому никто из этих троих не прошел вместе с нами через нижние врата Хань-Фи.

Зато среди нас была странная молодая женщина, называющая себя Шикандини, или коротко Шики. Ей не составило бы труда разбудить страсть почти у любого мужчины, не знающего, что она — это переодетый Тобо. Никто не удосужился сказать мне, зачем это нужно, но Сари что-то задумала. Очевидно, Тобо был для нее лишней картой в колоде, до поры до времени припрятанной в рукаве. Более того, она подозревала, что кое-кто из Девяти копит в себе зловещие амбиции, которые вскоре себя проявят.

Что? Человек, обладающий властью, одержим секретными планами? Нет! Быть такого не может.

Хань-Фи — центр учебы и духовной жизни. Хранилище знаний и мудрости. Монастырь чрезвычайно древний. Он пережил Хозяев Тенен. Он требует к себе уважения всех Детей Смерти по всей Стране Неизвестных Теней. Это нейтральная территория, где никто из военачальников не имеет права командовать. Поэтому путники, направляющиеся в Хань-Фи или возвращающиеся оттуда, теоретически неприкосновенны.

Но теория и практика иногда не совпадают. Поэтому мы никогда не позволяли Сари ездить без очевидной защиты.

Хань-Фи построен на склоне горы и возвышается на тысячу белоснежных футов к вечным облакам. Самые верхние здания даже не видны снизу, скрытые в них.

В нашем мире на том же самом месте голые скалы расступаются, образуя южный вход на единственный хороший перевал через горы Данда-Преш.

Жизнь, проведенная на войне, заставила меня гадать, не было ли это место заложено как крепость. Оно, несомненно, доминирует на этом конце перевала. Я стал высматривать поля, необходимые для пропитания обитателей монастыря. И увидел цепляющиеся за склоны горы террасы, напоминающие ступеньки лестницы для кривоногих великанов. Люди веками носили сюда почву как минимум за несколько лиг по корзинке, поколение за поколением. И эта работа, несомненно, продолжается и сейчас.

Мастер Сантараксита, Мурген и Тай Дэй встретили нас снаружи, возле орнаментированных нижних ворот. Я давно их не видел, хотя Мурген и Тай Дэй приезжали на похороны Готы и Одноглазого. Но я с ними разминулся, потому что лежал тогда без сознания. Толстый старый мастер Сантараксита теперь больше никуда не ходит и не ездит. Пожилой ученый решил закончить свои дни в Хань-Фи якобы в роли агента Отряда. Здесь он нашел братьев по духу, здесь его ждут тысячи интеллектуальных проблем. Здесь он увидел людей, столь же страстно желающих учиться у него, как и он у них. Поэтому он стал человеком, вернувшимся домой.

Он поприветствовал Дрему, раскрыв объятия:

— Дораби! Наконец-то! — Он упорно называл ее Дораби, потому что впервые узнал ее под этим именем. — Пока ты здесь, ты обязана увидеть главную библиотеку! Та жалкая кучка книг, которая была у нас в Таглиосе, ей и в подметки не годится. — Он обозрел нас, и радость его покинула. Дрема привела с собой грубых парней. Из тех, которые, как он считал, способны бросить книгу в костер в холодную ночь. Парней вроде меня, со шрамами, без нескольких пальцев или зубов и с кожей того цвета, какой в Стране Неизвестных Теней не видели никогда.

— Я приехала сюда не отдыхать, Сри, — ответила Дрема. — Так или иначе, но я должна получить информацию о вратах. Новости, которые я получаю с другой их стороны, не радуют. И я обязана вернуть Отряд и начать действовать, пока не стало слишком поздно.

Сантараксита кивнул, огляделся — не подслушивает ли кто? — подмигнул и снова кивнул.

Лозан Лебедь задрал голову и спросил меня:

— Как думаешь, хватит у тебя сил забраться на самый верх?

— Запросто, только дай мне пару дней.

Кстати, я сейчас даже в лучшей форме, чем был в ту роковую ночь. Я сбросил немало лишнего веса и накачал мускулы.

Но все еще легко задыхаюсь.

— Лежи и отдыхай сколько угодно, старина, — сказал Лебедь. Он спешился и передал поводья одному из мальчиков, что уже выбежали нас встречать. Всем им было от восьми до двенадцати лет, и все упорно молчали, словно нм вырезали голосовые связки. Все ходили в одинаковых светло-коричневых одеяниях. Этих мальчиков еще младенцами отдавали в монастырь родители, неспособные прокормить их сами. А встретившие нас мальчики уже миновали какую-то веху на своем пути к монашеству. И вряд ли мы сможем увидеть здесь кого-то моложе их.

Лебедь подобрал камень размером с небольшое яблоко.

— Я его брошу с вершины, когда поднимемся. Хочу посмотреть, как он станет падать.

Где-то в глубине души Лебедь так и остался мальчишкой. Он до сих пор мечет по воде камешки, оказавшись на берегу реки или пруда. И даже пытался обучить меня этой премудрости по дороге в Хань-Фи. Но форма моих рук и пальцев уже не та, чтобы из меня вышел ловкий метатель камешков. Теперь им уже многое не под силу. Даже держать перо уже трудновато.

Мне не хватает Одноглазого.

— Смотри только не звездани какому-нибудь генералу камушком промеж глаз. Многие и так нас не очень-то любят. — Они нас боятся. И не могут отыскать способ, как нами манипулировать. Они снабжают нас провизией и позволяют набирать рекрутов в надежде, что мы когда-нибудь уйдем. Оставив им Длиннотень. А мы им не сообщаем, что могли бы обойтись и без местного финансирования, чтобы обеспечить нашу военную кампанию за пределами равнины. За четыреста лет для нас стала естественной мысль: все, кто общается с нами, должны немного нервничать. И не надо говорить им то, чего им знать не следует.

Длиннотень. Мариша Мантара Думракша. У него есть и несколько других имен. Ни одно из них не указывает на популярность. До тех пор, пока мы можем доставить его в цепях, военачальники стерпят почти что угодно. Двадцать поколений их предков взывают к мщению.

Я подозреваю, что приписываемая Длиннотени злобность выросла во время пересказов, сделав тем самым героев, которые его изгнали, настоящими гигантами.

Хотя военачальники сами солдаты, они нас не понимают. Они отказываются признать тот факт, что они солдаты другой породы, призванные на службу ради целей гораздо менее масштабных, чем наши.

14. Страна Неизвестных Теней. Хань-Фи

Мы с Лебедем стояли, глядя из окна зала, где пройдут наши переговоры с Шеренгой Девяти. Вскоре. У них ушло немало времени, чтобы добраться до Хань-Фи, а затем изменить внешность, дабы сохранить анонимность. Из окна мы не видели ничего, кроме тумана. Лебедь так и не бросил подобранный камень.

— Я-то думал, что уже вернул себе форму. И ошибся. У меня все тело болит, — сказал я.

— Говорят, что некоторые здесь живут всю жизнь, перемещаясь лишь на этаж-другой после того, как заканчивается их ученичество и они получают задание, — заметил Лебедь.

— Такие люди уравновешивают тебя и меня. — Лебедь за свою жизнь странствовал поменьше моего; но здесь, на краю света, лишние несколько тысяч миль уже не казались важными. Я попытался разглядеть каменистую равнину, которую мы пересекли, приближаясь к монастырю, но, когда я взглянул вниз, туман показался лишь плотнее.

— Думаешь о том, что спускаться будет легче? — спросил Лебедь.

— Нет. О том, что, живя в такой изоляции, получаешь весьма ограниченный взгляд на мир. — Не говоря уже о ничтожно малом количестве женщин в Хань-Фи. Да и те, что живут здесь, принадлежат к женскому монашескому ордену, соблюдающему целибат и ухаживающему за подаренными младенцами, а также самыми старыми и самыми больными обитателями монастыря. Остальное его население состоит из монахов, все они бывшие подкинутые младенцы и все также дали обёт воздержания. Наиболее фанатичные из братьев даже делают себя физически не способными поддаться искушению. А такое заставляет почти всех моих братьев содрогаться и считать монахов личностями еще более странными и причудливыми, чем ночные приятели Тобо. Никакому солдату не понравится идея расстаться со своим лучшим другом и любимой игрушкой.

— Ограниченный взгляд может быть такой же силой, как и слабостью, Освободитель, — произнес чей-то голос у нас за спиной. Мы обернулись. К нам присоединился друг Дремы, Сурендранат Сантараксита. Ученый был облачен в местную одежду и щеголял принятой в Хань-Фи прической — то есть полным отсутствием волос, — но лишь глухой и слепой принял бы его за местного монаха. Кожа у него темнее, чем у любого из местных, а черты и форма лица больше напоминают мои и Лебедя, — Этот туман и ограниченность обзора помогают монахам избегать мирских привязанностей. И поэтому их нейтральность остается безупречной.

Я забыл упомянуть, что когда-то Хань-Фи оправдывал любого из тех, кто сотрудничал с режимом Хозяев Теней. Этот досадный исторический эпизод был постепенно выжжен кислотой времени и наглой ложью.

Сантараксита был счастлив. Он был убежден, что здесь образованным людям уже нет нужды продаваться власть имущим, дабы оставаться учеными. И верил, что даже Шеренга Девяти прислушивается к мудрости старших монахов. Он был не способен понять, что если Девятка обретет больше власти, то отношения Хань-Фи с Шеренгой скоро превратятся в подчинение. Мастер Сантараксита славен своим умом и наивностью.

— Почему? — поинтересовался я.

— Монахи настолько мало связаны с внешним миром, что не пытаются ему что-либо навязать.

— И тем не менее Шеренга Девяти предпочитает говорить с миром отсюда. — Шеренге очень нравится объявлять свои указы почаще, чтобы о них не забывали население и прочие военачальники.

— Да, это так. Этого пожелали старейшины. В надежде, что они обретут и немного мудрости, пока их власть не стала более чем символической.

Я ничего не сказал насчет пущенных в огород козлов. И не прокомментировал мудрость поддержки группы тайных правителей; а не одного сильного человека или остатков аристократии из Суда Всех Времен. Я лишь признал:

— Похоже, они стараются действовать на благо Хсиена. Но я не стал бы доверять никому, ставящему на тех, кто прячет лица за масками.

Нет нужды говорить ему, что у Шеренги нет секретов от нас. Мало что из их поступков или споров остается не замеченным приятелями Тобо. И их личности тоже для нас не секрет.

Мы действуем исходя из предположения, что и Шеренга, и прочие военачальники запустили к нам вместе с рекрутами шпионов. Что, кстати, хорошо объясняет, почему набор рекрутов среди Детей Смерти почти не встречает сопротивления властей.

Очень многих шпионов распознать нетрудно. Дрема показывает им то, что хочет показать. Она ехидная и мстительная ведьмочка, и я уверен, что у нее уже готов жестокий план, как потом использовать этих шпионов.

Она меня тревожит. В ней тоже накопилась давняя ненависть, но ее объекты ускользнули из жизни ненаказанными много лет назад. Однако всегда остается вероятность, что она выплеснет ее на другого козла отпущения, а это не пойдет на пользу Отряду.

— Чего ты хотел? — спросил я Сантаракситу.

— Ничего особенного. — Его лицо стало холодно-нейтральным. Он друг Дремы. А я вывел его из равновесия. Он читал мои Анналы. Несмотря на все, что Дрема вынудила его испытать на пути сюда, он так и не смог примириться с жестокими реальностями нашего образа жизни. И я уверен, что он не пойдет домой вместе с нами. — Я надеялся увидеть Дораби до начала переговоров. Это может оказаться важным.

— Сам не знаю, куда она подевалась. Шики тоже куда-то пропала. Мы договаривались встретиться здесь, — Местные обычаи делают невозможным для женщин проживание в одной комнате с мужчиной. Даже Сари поселили отдельно от Мургена, хотя они законные супруги. А присутствие Шикандини нагрузило Сари особыми обязательствами. Она хотела отвлечь святых отцов, но вовсе не до такой степени, чтобы у них поехала крыша. Вполне достаточно, если они пойдут на несколько мелких уступок. Впрочем, главной миссией Шики станет вовсе не отвлечение внимания.

Мастер Сантараксита на мгновение заломил руки, потом сложил их на груди. Кисти его рук исчезли в рукавах рясы. Он волновался. Я пригляделся к нему внимательнее. Он что-то знал. Я взглянул на Лебедя. Тот пожал плечами.

В зал ворвались Мурен и Тай Дэй.

— Где они? — спросил Мурген. Тай Дэй выглядел встревоженным, но промолчал. Он так и будет молчать. Он редко что-то говорит. Как жаль, что сестра не учится на его примере.

Тай Дэй тоже что-то знал.

— Еще не приходили, — ответил Лебедь.

— Шеренга Девяти рассердится, — добавил я, — А что, Дрема и Сари затеяли какую-то свою игру?

Сантараксита нервно попятился:

— Неизвестные тоже еще не пришли.

Мои спутники — пестрая компания. Когда придет Дрема, мы станем представителями пяти различных рас. Даже шести, если считать Сантаракситу одним из нас. Дрема верит, что уже одно наше разнообразие устрашит Шеренгу Девяти.

У нее есть и иные, куда более странные идеи.

Не знаю, с чего она решила, будто запугивать их — хорошая идея, и это что-то изменит. Нам от них нужно всего-навсего разрешение порыться в информации, необходимой для ремонта и управлениями вратами на равнине. Монахи Хань-Фи готовы поделиться этим знанием. Чем сильнее мы становимся, тем больше монахам хочется, чтобы мы ушли. Их куда больше пугает распространяемая нами ересь, чем армии, которые мы можем привести потом сюда.

Зато эта угроза не дает спокойно спать военачальникам. Но они тоже хотят, чтобы мы ушли, потому что чем сильнее мы становимся, тем более реальную и близкую угрозу представляем для них. И я не виню их за такую логику. Я сам бы на их месте так думал. Весь накопленный человечеством опыт учит относиться к вооруженным чужеземцам с подозрением.

Тут соизволили появиться и женщины. Лебедь Лозан драматически развел руками и вопросил:

— Где вы были?

Потом принял другую позу и спросил снова, уже с другой интонацией. Затем с третьей. Лебедь развлекался.

— Твоя дочь заигрывала с послушниками, которых мы встретили по дороге, — сообщила Сари Тай Дэю.

Я взглянул на Шики и нахмурился. Девушка выглядела эфемерным созданием, а отнюдь не женщиной-вамп. Я моргнул, но впечатление осталось. Я приписал его поврежденному глазу. Шики куда больше походила на огорченный призрак, чем на замаскированного мальчишку, оттягивающегося в этой роли по полной программе.

Для всего Хсиена Тай Дэй считался отцом Шики, потому что всем было прекрасно известно, что у Сари только один сын. А ее брат Тай Дэй ухитрился остаться личностью настолько скрытной, что даже в Вороньем Гнезде местные никогда не задумывались над тем фактом, что редко появляющаяся на людях Шикандини должна была родиться тогда, когда ее отец был похоронен под равниной. Никто не осмеливался также спросить, что стало с матерью девушки.

Шики всегда производила впечатление пустоголовой, ее всегда сопровождал шлейф мелких неприятностей, и ее всегда считали угрозой лишь для душевного равновесия молодых людей.

Шики-призрак обрела плотность. Надула губки. И заявила:

— Я не флиртовала, отец. Я с ними только разговаривала.

— Мы тебе запретили разговаривать с монахами. Здесь это закон.

— Но, отец…

Едва начавшись, сценка никогда не останавливалась. У нас могли быть зрители. Но это был спектакль. И весьма неплохой — во всяком случае, для тех из нас, кто не привык общаться с очень юными женщинами.

Мастер Сантараксита продолжал что-то нашептывать Дреме. Наверное, он сообщил ей нечто такое, что она хотела услышать, потому что ее лицо осветилось от радости. Впрочем, она не удосужилась поделиться новостью с отрядным летописцем. Эти Капитаны все одинаковы. Всегда играют, держа свои карты возле груди. Кроме меня, разумеется. Я в свое время был образцом открытости.

Тай Дэй с дочуркой продолжали препираться, пока он не выдал ей громкую и суровую тираду на языке нюень бао. Шики нахмурилась и замолчала.

15. Страна Неизвестных Теней. Тайные правители

Очень старый монах открыл дверь зала. Задача оказалась для него очень трудной. Он поманил нас хрупкой ручкой.

Я был в Хань-Фи впервые, но я догадался о его ранге по рясе — темно-оранжевой с черной окантовкой. Следовательно, он был одним из четырех или пяти старейшин Хань-Фи. И его присутствие ясно показывало, что монахов Хань-Фи весьма интересует исход встречи. Иначе дверь открыл бы какой-нибудь монах среднего ранга лет шестидесяти, а затем остался бы с нами, указывая послушникам, которым положено прислуживать нам и Шеренге Девяти. Мастер Сантараксита улыбнулся. Возможно, он как-то причастен к тому, что эту встречу сочли очень важной.

Сари подошла к старику. Поклонилась, пробормотала несколько слов. Тот ответил. Они были знакомы, и монах не относился к ней свысока только потому, что она женщина. Эти монахи могут быть умнее, чем я думал.

Мы вскоре узнали, что она спросила, нельзя ли сократить церемонию, которыми пронизана вся жизнь Детей Смерти. Формальности превращают любое публичное событие в сложный ритуал. Наверное, люди не были особо обременены практическими делами во время правления Хозяев Теней.

А нам, варварам, тонкости этикета неизвестны. Дети Смерти сперва задирают носы, а потом вздыхают с облегчением, потому что, когда имеешь дело с Черным Отрядом, даже неприятные дела решаются быстро.

Увидев Шикандини, наш хозяин нахмурился. Он старый, хмурый и ограниченный. Но! Смотрите-ка! Не столь уж он стар, хмур и ограничен, чтобы ослепительная улыбка прелестной девушки не побудила его украдкой подмигнуть в ответ. Не настолько стар.

С древнейших времен враги обвиняли нас в том, что мы сражаемся нечестно, прибегаем к уловкам и предательству. И они правы. Абсолютно правы. Мы не знаем стыда. И, приведя с собой Тобо, чтобы он охмурял этих стариков, мы использовали самый грязный из доступных нам трюков. Их знания о женщинах были весьма академическими. И охмурить их проще, чем нашпиговать слепого стрелами.

К тому же, это очень легко. Шики просто как бы порхала вокруг, то здесь, то там, не обращая ни на что особого внимания и не проявляя того удовлетворения, какого я ожидал от Тобо. Я о том, что парню в его возрасте нравится выставлять мудрых старцев дураками, не так ли? Все, что я знал о Тобо, предполагало, что он — станет наслаждаться этой игрой сильнее обычного.

Мне стало любопытно. Что происходит?

Дрема утверждала, что прихватила парня с собой, чтобы иметь чародея поблизости. Так, на всякий случай. Поддалась паранойе, которая у нее (и у нас) развилась за долгие годы от общения с коварным миром. А по законам Хань-Фи Тобо не пропустили бы в монастырь, если бы он пришел как есть.

Ей хотелось, чтобы я в это поверил.

Тут скрыто нечто большее. Гораздо большее. Я понимаю эту хитрую ведьмочку куда лучше, чем она подозревает. И полностью ее одобряю.

— Пойдемте, — сказала Дрема. Ей неуютно в Хань-Фи. Это место инфицировано атрибутами странных религий.

Помещение, куда мы вошли, явно служило местом для каких-то важных церемоний — когда его не предоставляли на время Шеренге Девяти. Та его часть, где нас ожидали военачальники, могла сойти за алтарь со всеми положенными причиндалами. Генералы восседали на возвышении перед алтарем, где имелось пять постоянных каменных сидений. Присутствовали семеро из девяти. Были заготовлены места и для недостающей пары — вероятно, младших членов кворума. Все семеро носили маски и причудливые одеяния, что, похоже, было обычаем для тайных правителей — а здесь, вероятно, наследием Хозяев Теней, которые и ввели моду на маски и подобные костюмчики. В данном случае все их усилия были потрачены напрасно. Но им незачем об этом знать. Пока незачем.

У Госпожи талант устанавливать настоящие имена людей и сведения об их жизни. Она обучилась этому в очень суровой школе, где ошибка могла стоить жизни. А потом обучила кое-каким своим приемчикам Тобо. И тот раскрыл имена членов Шеренги с помощью своих ночных приятелей. А знание о том, с кем мы будем иметь дело в случае, если у нас появится желание кого-то удивить, может оказаться весьма ценным инструментом для переговоров.

Сари уже имела дело с Шеренгой, и они успели привыкнуть к ее нетерпимости ко всяким церемониям. Когда она выступила вперед, их головы повернулись к ней.

Мастер Сантараксита шествовал следом, отставая на три шага. Ему предстояло выступить в роли особого переводчика. Хотя Дети Смерти и нюень бао некогда говорили на одном языке, взаимная изоляция и обстоятельства сделали недоразумения при общении обычным делом. И Сантараксита укажет, когда стороны станут использовать одно и то же слово, но с разным смыслом.

Дрема тоже вышла вперед на несколько шагов, но осталась ближе к нам, чем к генералам. Она старалась выглядеть приветливо, даже окруженная нераскаявшимися язычниками.

Сари снова шагнула вперед и спросила:

— Готова ли Шеренга отменить запрет на то, чтобы Отряд получил доступ к знаниям, необходимым для ремонта врат? Вы должны понять, что без этого мы не покинем Хсиен. И мы все еще готовы выдать преступника Думракшу.

Это же предложение она делала Шеренге постоянно. Они желали чего-то большего, но вслух этого желания не высказывали — хотя наши призрачные шпионы и выяснили, что они надеются заручиться нашей поддержкой для резкого усиления политической позиции Шеренги. Но они не осмеливались намекнуть на это при свидетелях, которые всегда имеются, если переговоры проходят в Хань-Фи.

Маски повернулись к Сари. Никто из неизвестных не ответил. От них явственно исходило отчаяние. В последнее время они начали верить — не имея на то внушающих доверие доказательств, — что обладают некоторой властью над нами. Вероятно, по той простой причине, что мы не ввязались в драчку с кем-либо из наших соседей, что продемонстрировало убийственное неравенство между их и нашими силами. Мы сокрушили бы большинство местных армий.

Дрема прошла мимо Сантаракситы, встала возле Сари и на вполне сносном местном диалекте заявила:

— Я Капитан Черного Отряда. Я буду говорить. — И, обращаясь к генералу в маске, увенчанной головой журавля, продолжила: — Тран Ти Ким-Toa, ты последний, вошедший в Шеренгу. — Генералы зашевелились. — Ты молод. Вероятно, ты не знаешь никого из тех, чья жизнь и боль заново обретут смысл, если Мариша Мантара Думракша вернется сюда, чтобы ответить за свои злодеяния. Я это понимаю. Молодость всегда нетерпелива к прошлому стариков — даже когда это прошлое обрушивается на плечи молодых.

Она сделала паузу.

Семь обтянутых шелками задниц нервно заерзали, наполняя затянувшееся молчание негромким шуршанием. Мы, из Отряда, ухмыльнулись, оскалив клыки. Совсем как это делают горные обезьяны возле Плацдарма, когда запугивают друг друга.

Дрема назвала имя новейшего из Девяти. Его личность для остальных восьми — не секрет. Они сами его выбрали, когда среди них появилась вакансия. Зато он не будет знать, кто они такие, — если только кто-то из старших не пожелает назвать ему свое имя. Каждый генерал обычно знает имена лишь тех, кто избран в Шеренгу после него. Назвав последнего вошедшего, Дрема продемонстрировала угрозу, но угрожала при этом лишь одному из неизвестных.

— Костоправ, — поманила меня Дрема. Я выступил вперед. — Это Костоправ. Он был Капитаном до меня и диктатором Таглиоса. Костоправ, перед нами Тран Ху Дан и шестеро других из Шеренги Девяти. — Она не назвала положение этого Трана в Шеренге, но его имя вызвало новое шевеление.

Дрема сделала знак Лебедю.

— Это Лозан Лебедь, давний друг Черного Отряда. Лебедь, представляю тебе Тран Ху Дана и шестерых других из Шеренги Девяти. Тран — распространенная в Хсиене фамилия. И среди Девяти много Транов, но никто из них не является кровным родственником другому.

Представив Лозана Лебедя, она назвала новое имя — Тран Ху Нанг. Я начал гадать, как они ухитряются друг друга различать. Может, по весу? Несколько членов Шеренги были отнюдь не худенькими.

Когда Дрема назвала последнего из входящих в Шеренгу Трапов, Трана Лан-Аня, их председатель прервал ее просьбой сделать перерыв для совещания. Дрема поклонилась, ничем более его не провоцируя. Мы знали, что это Фам Ти Ли из Гу Фи, превосходный генерал, пользующийся среди своих солдат хорошей репутацией, и сторонник объединенного Хсиена, но утративший с возрастом рвение к борьбе. Еле заметным кивком Дрема дала знать, что ей известно и его имя.

— Как только мы вернемся на равнину, у нас пропадет интерес к возвращению в Хсиен, — объявила Дрема. Можно подумать, то был наш строжайший секрет, который мы тщательно оберегали. Любой пробравшийся к нам шпион сообщил бы, что мы желаем лишь возвращения домой. — Подобно нюень бао, сбежавшим в наш мир, мы пришли сюда лишь потому, что у нас не было выбора. — Дой не принял бы подобное толкование истории нюень бао. Для него его предки были группой искателей приключений, кем-то вроде первоначального Черного Отряда, ушедшего из Хатовара. — Сейчас мы сильны. Мы готовы вернуться домой. И наши враги там содрогнутся, ошеломленные новостью о нашем возвращении.

Я не поверил этому ни на секунду. Душелов будет только рада увидеть нас. Добрая потасовка развеет скуку ее рутинного правления. Когда становишься всемогущим правителем, это лишает жизнь всяческих развлечений. Моя жена тоже это обнаружила во времена расцвета ее мрачной империи. Мелочи управления поглощают правителя целиком.

Госпожа возненавидела их настолько, что ушла со мной. Но теперь скучает по ним.

— Нам не хватает лишь знаний для починки наших врат, чтобы наш мир не оказался захвачен повелителем Непрощенных Мертвецов, — добавила Дрема.

Наши представители обязательно подчеркивают это обстоятельство. Оно остается ключевым во всех заявлениях о наших намерениях. Мы возьмем Девятку измором. И они уступят, чтобы больше этого не слышать. Однако их опасение насчет риска очередного вторжения из другого мира граничит с паранойей.

Окажись они упрямыми задницами, они могли бы попробовать переупрямить нас в надежде, что мы сдадимся, уйдем домой, а наши врата после этого развалятся у нас за спиной. Тогда наша угроза исчезнет навсегда.

Сила Шеренги кроется в анонимности ее членов. Когда генералы собираются, чтобы строить всяческие планы, их ограничивает вероятность того, что среди них может оказаться один из Девяти. А Шеренга делает все раскрытые ею заговоры достоянием гласности, тем самым обрушивая на заговорщиков гнев военачальников, которых в план не включили. Система неуклюжая, но уже много поколений поддерживает конфликты ограниченными, затрудняя создание альянсов.

А Дрема может раскрыть анонимность Девятки. И если она их выдаст, то следом рванется хаос. Мало кому из генералов нравится, когда их амбиции ограничивают — одновременно полагая, что планы прочих злодеев нужно давить в зародыше.

Неизвестным тоже не понравилось, что им угрожают. Те, чьи имена были названы, вскоре настолько разгневались, что старому монаху пришлось встать между нами, напоминая о том, где мы находимся.

Будучи старым солдатом, я начал быстро подсчитывать возможные ресурсы на случай драки — если у кого-то из генералов не хватит ума от нее воздержаться. Результат меня не ободрил. Наше величайшее достояние куда-то подевалось.

Куда пропала Шики? Когда? И почему?

Надо было мне внимательнее наблюдать за всем, что происходит вокруг. Иначе такой просчет может оказаться фатальным.

Один из генералов в маске подпрыгнул в кресле, заверещал и шлепнул себя по заднице. Мы разинули рты. Наступила тишина. Генерал кое-как обрел внешнее достоинство. Тишину нарушил негромкий звонкий смех. Нечто с жужжащими алмазными крылышками метнулось прочь с такой скоростью, что я не успел его ясно разглядеть, и вылетело из зала быстрее, чем кто-то успел отреагировать.

— Многие из ночных существ уйдут вместе с нами, — заметила Сари. — Возможно, так много, что Хсиен перестанет быть Страной Неизвестных Теней.

Мастер Сантараксита зашептал ей в ухо, что вызвало раздражение генералов и старого монаха. Монаху особенно не нравилось, что наши дамы продолжали говорить угрозами. Но он был настороже. Отряд задумал нечто новое, и это его пугало. Неужели у пришельцев кончилось терпение? Весь Хсиен опасается тигра, дремлющего в Вороньем Гнезде. И мы специально поддерживаем этот страх.

Когда я снова огляделся, Шики уже была с нами. Но как?..

Я присмотрелся к ней, ожидая увидеть в ее позе или выражении лица какой-нибудь намек на недавнюю чертовщину. И ничего. Лицо парнишки выражало каменное безразличие.

Сари махнула рукой, прося Сантаракситу отойти. Тот заторопился к Дреме, зашептал что-то ей. Дрема кивнула, но ничего не сделала, и это заставило старого ученого едва ли не впасть в панику.

Исчезновение и появление Шики сделало более чем очевидным то, что осуществляется какой-то план. Очевидным для бывшего Капитана, во всяком случае. И бывшему Капитану никто заранее ничего не сказал.

Дамы воплощали в жизнь какую-то из своих схем. Это и было настоящей причиной того, почему они прихватили с собой Шики. Она предоставляла им в этой игре широчайший выбор оружия.

А меня они убедили, что магия им нужна на всякий случай, если кто-то не сдержится и утратит любезность, что случается слишком часто, когда люди имеют дело с нами.

Радиша и Прабриндрах Драх до сих пор сожалеют, что когда-то соблазнились на предательство.

— Все было гораздо веселее, когда плел заговоры и вел себя таинственно я, а не они, — шепнул я Лебедю.

Первый из Шеренги сказал:

— Вы не окажете нам любезность ненадолго выйти, Капитан? И вы, посол? Я считаю, что мы скоро придем к соглашению.

Пока мы ждали за дверями, Лебедь спросил:

— Почему он попросил нас выйти? После того, что случилось. Он и правда верит, будто мы не узнаем, что там происходит?

Краем глаза я заметил какое-то движение. Цепочка Теней прошмыгнула вдоль стены, пока я пытался разглядеть их получше. Затем, разумеется, смотреть стало не на что.

— Наверное, до него еще не дошел весь смысл сказанного. — Например, тот факт, что некто будет подслушивать каждое сказанное им слово, пока Черный Отряд не покинет Страну Неизвестных Теней. И сейчас любые его попытки осуществить какие-либо планы заранее обречены.

— Пошли, — велела Дрема. — Уходим. Костоправ, Лебедь. Хватит молоть языками, топайте.

— Куда? — осведомился я.

— Вниз. Домой. Пошли.

— Но… — Такого я никак не ожидал. Хороший трюк в стиле Черного Отряда обычно завершается огнем и кровопролитием, причем большая часть и того, и другого не направлена на нас.

Дрема зарычала. То был чисто животный звук.

— Если я Капитан, то буду Капитаном. И я не собираюсь свои решения обсуждать, спорить или заранее просить одобрения у ветеранов. Пошли.

В ее словах был смысл. В свое время мне тоже приходилось несколько раз ставить других на место. И показывать пример.

Я пошел.

— Удачи, — сказала Дрема Сари и направилась к ближайшей лестнице. Я последовал за ней. Остальные уже топали по ступенькам древней лестницы — наверное, лучше вымуштрованные предшественником Дремы. Остались лишь Сари и мастер Сантараксита, хотя Шики ненадолго задержалась возле Сари, словно обнимая ее на прощание.

— Интересно, — заметила Дрема. — Это настолько хорошая имитация, что она даже начинает забывать, кто она на самом деле.

Она говорила с собой, а не с бывшим Капитаном. Он более не нуждался в объяснениях. Он такое уже видел. Дамы собирались раздобыть нужную нам информацию. Сантараксита отыскал ее и дал наводку, и теперь наши люди ее собирают. А Тобо сейчас где-то в другом месте и упорно трудится. И один из его призрачных приятелей сейчас изображает Шикандини.

Все это означает, что Дрема подготовилась к поездке лучше, чем я предполагал.

Человек так много всего пропускает, когда остается не у дел.

По углам что-то продолжало шевелиться. На границе зрения упорно что-то мелькало. И всякий раз я ничего не различал, когда смотрел прямо.

И тем не менее…

Хань-Фи оказался захвачен. Эта неприступная крепость просвещения была взята, а ее обитатели этого еще не знали. Многие могут вообще ни о чем не узнать — если реальная Шикандини успешно завершит миссию, которую Дрема и Сари поручили Тобо.

Трудно представить, как можно запыхаться, спускаясь по лестнице. Я все же ухитрился. Эти лестницы тянулись вниз бесконечно и казались куда более длинными, — чем когда я по ним неторопливо поднимался. У меня начались судороги. А Сари и Дрема у меня за спиной все покрикивали, подначивали и подталкивали меня, словно им почти не столько же лет, сколько мне.

Я провел немало времени в размышлениях о том, что побудило меня пойти с ними. Ведь я слишком стар для такого дерьма. В Анналы вовсе не обязательно записывать мельчайшие подробности. И я вполне мог пойти по стопам Одноглазого. «Они отправились в Хань-Фи и раздобыли знания, которые нам были нужны, чтобы починить врата».

Где-то наверху басовито загудел колокол. Все берегли дыхание и промолчали, но никаких объяснений не требовалось. Прозвучал сигнал тревоги.

Из-за нас?

А из-за кого же еще? Хотя я могу представить сценарии, по которым Шеренга Девяти может попытаться уничтожить мозговой центр Отряда.

Это не имело значения. Я напомнил себе, что в Хань-Фи нет оружия. Что монахи отрицают насилие. Что они всегда уступают силе, а потом склоняют на свою сторону различными доводами и мудростью.

Да, иногда на это уходит немало времени.

И все же я не мог успокоиться. Уж слишком много времени я общался с себе подобными.

Воздух зашептал и зашуршал, подобно ветерку во время листопада. Звук начался где-то далеко внизу. Он поднялся, настиг нас и умчался быстрее, чем я успел испугаться. На краткое мгновение я различил пролетевшие мимо плоские, черные и полупрозрачные контуры, сопровождаемые прикосновением холода и запахом старой плесени, а затем осень умчалась ввысь искать себе приключения.

Время от времени лестница шла по внешнему склону Хань-Фи, куда выходили окна. Каждое заслоняло облачко серого тумана, в котором копошились полуразличимые силуэты. Мне не хотелось точно знать, кто они такие, потому что я не имел ни малейшего интереса знакомиться с существами, которые не опасаются иметь под собой тысячи футов влажной пустоты.

Несколько раз я замечал, как сквозь туман вверх или вниз пролетает Шикандини. Однажды она увидела, как я за ней наблюдаю, улыбнулась и приветливо помахала трехпалой ручкой.

А у настоящего Тобо на руках по пять пальцев.

Зато во время всего спуска я не заметил ни единого обитателя монастыря. Все они были чем-то заняты, пока мы проходили мимо.

— Далеко нам еще идти? — спросил я, задыхаясь и думая о том, какой удачной была мысль сбросить лишний вес после выздоровления.

Ответа я не получил. Никто не пожелал зря тратить дыхание.

Спуск оказался куда более долгим, чем я надеялся. Так всегда бывает, когда откуда-нибудь сматываешься.

Шикандини, но уже с десятью пальцами, ждала нас с лошадьми и остальными членами делегации, когда мы, спотыкаясь от усталости, вышли из неохраняемых нижних ворот. Животные и наш эскорт были готовы отправиться в путь. Нам оставалось лишь усесться в седла.

Тобо останется в обличье Шики до тех пор, пока мы не вернемся домой. Детям Смерти незачем знать, что он и есть Шики.

— Сри Сантараксита отказался поехать с нами, — сказал Тобо матери.

— Я и не думала, что он согласится. Ничего. Он свою роль сыграл. И когда мы уедем, он будет здесь счастлив.

— Он отыскал свой рай, — согласилась Дрема.

— Извините, — пробормотал я. Мне потребовались три попытки и любезный толчок снизу от одного из наших охранников, чтобы взобраться в седло. — А что мы только что сделали?

— Совершили кражу, — пояснила Дрема. — Мы приехали сюда, сделав вид, будто собираемся в очередной раз обратиться к Шеренге Девяти. Потом вывели их из себя, назвав имена некоторых из них, чтобы они думали только о этом, пока мы крадем книги с информацией о том, как нам безопасно вернуться домой.

— Они все еще ничего не знают, — сообщил Тобо. — И все еще ищут в другом направлении. Но долго это не протянется. Вскоре оставленные мною двойники развалятся. Они просто не могут подолгу заниматься порученным делом.

— Тогда кончай трепаться и езжай! — рявкнула Дрема. Клянусь, эта женщина была летописцем пятнадцать лет. И должна лучше понимать нужды коллеги-летописца.

Нас окружил туман, перемещающийся словно вместе с нами и неестественно плотный. Тобо постарался, наверное. В нем мелькали силуэты, но слишком близко не приближались. Пока я не обернулся.

Хань-Фи исчез полностью. Он мог быть в тысяче миль от нас или даже вовсе не существовать. Вместо него я увидел тех, кого лучше не видеть, включая нескольких Черных Гончих размером с пони и с высокими массивными плечами, как у гиен. На мгновение, когда они уже начали терять цвет и четкость, из тумана вынырнул еще более крупный зверь с головой леопарда, только зеленый. Кошка Сит. Она тоже растворилась в реальности, подобно огромному миражу в раскаленном воздухе. Последним исчез блеск ее оскаленных зубов.

С помощью Тобо мы растворились и сами.

16. Пустошь. Дети Ночи

Нарайян Сингх разжал пальцы, сжимающие румель, священный шарф-удавку душилы. Его руки вновь стали пронизанными болью и скрюченными артритом клешнями. Глаза наполнились слезами. Старик был рад, что темнота скрывает их от девушки.

— Я никогда прежде не убивал животных, — прошептал он, отходя от остывающего трупа собаки.

Дщерь Ночи не ответила. Ей пришлось упорно сосредоточиться и прибегнуть к своим зачаточным магическим талантам, чтобы сбивать с толку разыскивающих их сов и летучих мышей. Охота на Обманников тянулась уже несколько недель. Десятки новообращенных были схвачены, остальные рассеялись. Они соберутся вновь, когда охотники утратят к ним интерес. И охотники давно уже утратили к ним интерес. Но на этот раз ведьма из Таглиоса, кажется, твердо решила поймать Дщерь Ночи и живого святого Обманников.

Девушка расслабилась и вздохнула:

— Кажется, они полетели дальше, на юг. — В ее шепоте не было даже намека на торжество.

— Думаю, это их последняя собака. — Нарайян тоже не испытывал удовлетворения. Он протянул руку, легко коснулся девушки. Она не стала стряхивать его пальцы, — Они никогда еще не гонялись за нами с собаками. — Старик устал. Устал убегать, устал от боли.

— Что случилось, Нарайян? Что изменилось? Почему мать не отвечает мне? Я все сделала правильно. Но и сейчас не ощущаю ее там.

«А может, ее там больше нет», — мелькнула у Нарайяна еретическая мысль.

— А вдруг она не может? У нее есть враги не только среди людей, но и среди богов. И один из них мог…

Рука девушки зажала ему рот. Он затаил дыхание. У некоторых сов слух настолько тонкий, что они смогут уловить его хриплое старческое дыхание — если застанут девушку врасплох.

— Сова улетела, — прошептала девушка, убирая руку. — Как нам связаться с матерью, Нарайян?

— Хотел бы я знать, дитя. Хотел бы я знать. Я бесконечно устал. Мне нужен тот, кто смог бы меня направлять. Когда ты была маленькая, я думал, что к этому времени ты уже станешь правительницей мира. Что мы уже переживем Год Черепов и триумф Кины, а я стану наслаждаться наградой за свою непоколебимую веру.

— Не начинай и ты.

— Начинать?

— 7 Колебаться. Сомневаться. Мне нужно, чтобы ты был моей непоколебимой скалой, Нарайян. Ведь всегда, даже когда все прочее обращалось в моих руках в прах, у меня был гранит папы Нарайяна.

Похоже, она хотя бы сейчас не пыталась им манипулировать.

Они свернулись калачиком, пленники отчаяния. Ночь, некогда бывшая владениями Кины, ныне принадлежала Протектору и ее приспешникам. И все они были вынуждены перемещаться под покровом темноты. Днем их было слишком легко опознать: ее — по очень бледной коже, а его — по физическим недостаткам. Награда за их поимку была большой, а деревенские жители всегда бедны.

Бегство привело их на юг, к необитаемым пустошам, цепляющимся за северные подножья Данда-Преш. Теперь населенные земли стали для них слишком опасны. Там каждый превратился в их врага. Но ничто не обещало, что пустоши станут для них дружелюбнее. Тут охотникам еще легче их выследить.

— Наверное, нам следует оставаться в изгнании, пока Протектор не забудет про нас, — пробормотал Нарайян. А она забудет. Вспышки чувств у нее всегда яростные, но никогда не длятся долго.

Девушка не ответила. Она смотрела на звезды — наверное, высматривала какое-нибудь знамение. Нарайян высказал невозможное предложение, и оба это знали. Они отмечены прикосновением богини. И должны делать ее работу. Должны выполнить свое предназначение, сколько бы несчастий ни ждало их на этом пути. Должны начать Год Черепов, сколько бы страданий ни пришлось им перетерпеть самим. Впереди их ждал рай.

— Нарайян, смотри. Небо на юге…

Старый Обманник поднял глаза к небу и немедленно увидел то, что она хотела ему показать. Клочок неба на юге, низко, над самым горизонтом, вдруг смялся и замерцал. Когда мерцание на полминуты прекратилось, в том месте показалось чужое созвездие.

— Аркан… — прошептал Нарайян. — Это невозможно.

— Что?

— Это созвездие называется Аркан. Мы никак не можем его видеть. — Оно не из этого мира. Нарайян узнал о нем только потому, что был пленником Черного Отряда в то время, когда по поводу этого созвездия шел отчаянный спор. Оно как-то связано с Сияющей равниной. Под которой в заточении лежит Кина. — Наверное, это знамение для нас. — Нарайян был готов ухватиться за любую соломинку. Он кое-как поднялся на усталые ноги, сунул под мышку костыль. — Значит, идем на юг. Где мы сможем идти днем, потому что там некому будет нас увидеть.

— Я никуда больше не хочу идти, Нарайян, — ответила девушка, но тоже встала. День за днем, месяцами и годами они только и делали, что шли, потому что лишь постоянное перемещение могло спасти их от зла, которое могло помешать им выполнить их священное предназначение.

Где-то вдалеке ухнула сова. Нарайян не обратил на нее внимания. Он в тысячный раз думал об изменчивости фортуны, столь быстро подкосившей все их планы после нескольких лет, когда все шло так хорошо. Вся его жизнь состояла из череды таких резких и внезапных перемен. И если он сумеет вцепиться в клочки своей веры, сумеет вытерпеть, то вскоре фортуна вновь ему улыбнется. Ведь он живой святой. И все выпавшие ему лишения и испытания будут оценены сполна.

Но он так устал. И все тело так болит…

Он пытался не думать о том, почему в мире теперь совершенно не ощущается присутствия Кины. И вместо этого сосредоточил всю свою волю на усилии, которого требовало преодоление очередной мучительной сотни ярдов. А одержав эту победу, сосредоточится на покорении следующей сотни.

17. Страна Неизвестных Теней. Воронье Гнездо

У Тобо ушло десять дней, чтобы обучиться всем премудростям и стать мастером по ремонту врат. И эти десять дней тянулись очень долго, потому что Шеренга Девяти, отвергнув пожелания старейшин Хань-Фи и аристократов из Суда Всех Времен, издала указ, объявляющий Черный Отряд врагом Детей Смерти. Указ также советовал всем местным военачальникам собрать войска и выступить против нас.

Эта проблема развивалась медленно. Генералы, бывшие нашими ближайшими соседями, знали о нас слишком много, чтобы даже пытаться что-либо начать. Те, что подальше, хотели выждать, пока первый ход сделает кто-нибудь другой. Многие даже не удосужились объявить мобилизацию. И, что характерно для политики Хсиена, поток добровольцев, денег и материалов, помогающий нам стать еще большей угрозой для Детей Смерти, ни на минуту не ослабел.

Тобо закончил работу над ведущими в Хсиен вратами через четырнадцать дней после нашего возвращения из Хань-Фи. Несмотря на угрозу войны, Дрема не торопилась. Сари заверила ее, что пройдет несколько месяцев, прежде чем кто-либо выступит против нас — если вообще кто-то выступит. Она утверждала, что генералы попросту не смогут договориться и начать войну быстро. Торопиться нет нужды. Спешка приводит к ошибкам. А ошибки всякий раз выходят нам боком.

— За каждую хорошо сделанную работу обязательно приходится расплачиваться, — сказал я Суврину. Молодому тенеземцу только что сообщили об оказанной ему чести: ему предстояло пересечь Сияющую равнину, а потом произвести разведку и починить ведущие в наш мир врата. Тобо как раз закончил его обучать. А сам Тобо не пойдет, потому что не хочет расставаться со своими любимцами. — Как твои успехи в чистописании?

Суврин на несколько секунд уставился на меня: большие круглые карие глаза на большом круглом и смуглом лице.

— Не особо. Мне нравится в Отряде. Но я не собираюсь провести в нем всю жизнь. Тут хорошая школа. Тут меня многому учат. Но я не хочу стать командиром наемников.

Он удивил меня сразу по нескольким пунктам. Мне еще не доводилось слышать, чтобы проведенное в Отряде время описывалось именно таким образом, хотя многие вступали в Отряд с четким намерением дезертировать, как только окажутся подальше от проблем, заставивших их пуститься в бега. И еще я никогда не видел, чтобы кто-либо столь быстро сообразил, чем в далекой перспективе может обернуться предложение стать учеником летописца.

Ведь должность летописца могла означать первый шаг к должности Капитана.

Если честно, то я лишь дразнил парня, но Дрема была о Суврине высокого мнения. И могла сделать такое предложение всерьез.

— Не скучай на той стороне. И будь осторожен. Там, где замешана Душелов, лишней осторожности не бывает. — Я продолжил в том же духе. Выражение терпеливой скуки на лице Суврина и его остекленевшие глаза подсказали мне, что все это он уже слышал. Я оборвал проповедь. — И ты все это услышишь еще сотни раз, пока не отправишься в путь. Старуха наверняка запишет тебе свои наставления на свитке, чтобы ты взял его с собой и читал каждое утро перед завтраком.

Суврин робко и неискренне улыбнулся:

— Старуха?

— Решил испытать это прозвище на тебе. И у меня такое чувство, что оно не приживется.

— Думаю, на это рассчитывать не стоит.

Я не ожидал, что наши с Суврином пути снова пересекутся по эту сторону равнины. И ошибся. Всего через несколько минут после того, как мы расстались, мне пришло в голову, что неплохо бы и мне освоить эту премудрость в обращении с вратами.

И еще мне пришло в голову, что на это следует спросить разрешения Капитана. Но я сумел устоять перед искушением.

А Госпожа решила, что и ей будет полезно расширить свое образование.

18. Страна Неизвестных Теней. На юг

На дальних склонах напротив Форпоста полыхали костры. Назойливые горные обезьяны давно оттуда смылись. Стаи ворон становились все многочисленнее. Я слышал, что их где-то называют Выбирающими Мертвецов. Шеренга Девяти ухитрилась собрать разношерстную армию гораздо быстрее, чем это считала возможным наша изумленная министр иностранных дел.

— Наконец-то, — сказал я Мургену, когда мы с ним распивали на двоих только что обнаруженный кувшин мозговорота. — За Одноглазого! — Его самогонка таинственным образом отыскивалась в разных местах вновь и вновь. И мы из кожи вон лезли, чтобы она не попала в руки солдат. Крепкие напитки могут вызвать падение дисциплины, — Твоя старушка говорила, что они решатся на что-либо не раньше следующего года. Если вообще решатся.

Появление недружественной армии не стало для нас, разумеется, сюрпризом, когда разведкой командует Тобо.

— За Одноглазого. Она ведь тоже ошибалась, Капитан. — Язык у него уже начал заплетаться. Парень плохо переносит выпивку. — В редких случаях.

— В редких случаях.

Мурген отсалютовал чашкой.

— За Одноглазого! — Потом он покачал головой. — Я ведь люблю эту женщину, Капитан.

— Гмм… — Ого. Надеюсь, до драки не дойдет. Но я понимал его проблему. Она постарела. Мы провели пятнадцать лет в стасисе, не состарившись и на минуту. Возможно, это было небольшой компенсацией от богов за то, что в остальное время они с нами столь подло обращались. Но Сари, которая для Мургена была дороже жизни и матерью его сына, не оказалась одной из Плененных.

Возможно, это стало для нас удачей. Потому что она посвятила себя освобождению Мургена. И со временем добилась своего. И освободила меня, мою жену и большинство Плененных. Но Сари выросла, изменилась и состарилась больше, чем на эти пятнадцать лет. И их сын вырос. И даже сейчас, через четыре года после нашего воскрешения, Мурген все еще не до конца приспособился к такому положению дел.

— А ты просто живи, — посоветовал я. — Благословляй Одноглазого. Выбрось лишнее из головы.

Живи настоящим. И не волнуйся о будущем. Я сам так живу. — В единицах жизненного опыта моей жене стукнуло уже несколько столетий еще до моего рождения. — Тебе ведь удалось побыть призраком, навещать ее и делить с ней жизнь, пусть даже ты не мог ее коснуться. — А я живу с десятью тысячами призраков из прошлого моей жены, и мы с ней говорили лишь о нескольких из всей этой толпы. Она попросту не желает обсуждать былое.

Мурген хмыкнул, буркнул что-то про Одноглазого. Ему было трудно меня понять, хоть я и пытался выговаривать слова с особой четкостью.

— Ты никогда не был любителем выпить, верно, Капитан? — спросил Мурген.

— Нет. Но я всегда был хорошим солдатом. И всегда делал то, что следовало делать.

— Понял.

Мы, само собой, сидели на природе, наблюдая за падающими звездами и кострами, обозначавшими вражеский лагерь. Что-то этих костров чертовски много. Куда больше, чем следовало бы по данным разведки. Какой-то гений-генерал играл с нами в военные хитрости.

— Они не нападут, — сказал Мурген. — Они так и будут там сидеть. Все это лишь показуха для Девятки.

Я благословил Одноглазого и осушил очередную чашку, а потом задумался, чьи предположения повторяет Мурген — жены или сына? Склонил голову набок, чтобы левый глаз лучше видел. У меня паршивое ночное зрение, даже когда я трезв.

— Думаю, ты даже не представляешь, как им там всем сейчас страшно, — сказал Мурген. — Парень каждую ночь нагоняет на них ужас. И хоть он не тронул и волоска у них на головах, но они ведь не тупицы. Они поняли намек.

Если у вас по лагерю бродят Ночные Гончие, угощаются из ваших котлов или мочатся в них, а десятки ночных существ поменьше выдирают колышки палаток, что-то поджигают и лямзят у вас сапоги и дорогие сердцу вещицы, то у вас точно начнутся проблемы с боевым духом солдат. Они попросту не поверят словам, которыми вы станете их успокаивать, будь вы хоть семи пядей во лбу.

— Но суть в том, что если начальство скажет — войне быть, то они нападут, — Уж я-то знаю. Я с Отрядом почти всю жизнь. И видел, как люди сражаются в невероятно тяжелых условиях. Но, признаюсь, видел и то, как люди поддаются страху, даже когда условия выглядят идеальными, — За Одноглазого. Он был клеем, который скрепляет нас воедино.

— За Одноглазого. А ты знаешь, что четвертый батальон сегодня уходит?

— Куда?

— На равнину. Возможно, как раз сейчас.

— Суврин еще никак не мог успеть и подготовить врата.

Мурген пожал плечами:

— Я лишь пересказываю, что слышал. Сари сказала это Тобо. А сама она узнала от Дремы.

И опять летописца не подключили к планированию и принятию решений. Летописец раздражен. В прежней жизни он приобрел богатый опыт планирования кампаний и управления большими группами расколотых на фракции людей. Летописец еще может внести свой вклад.

И в наступивший момент просветления я понял, почему летописца отодвинули в сторону. Из-за той твари, что убила Одноглазого. Ее наказание для Дремы неважно. Она не желает тратить на это время и ресурсы. Особенно время, которое понадобится на споры со мной и теми, кто думает так же.

— Может, не нужно мне мстить за Одноглазого? — пробормотал я.

Мурген не возражал против смены темы. Во всяком случае, он стал внимательнее прислушиваться к собственной душе и сказал:

— Да о чем ты говоришь? Это должно быть сделано.

Значит, он со мной согласен. Мне пришло в голову, что он знает Одноглазого дольше любого из нас, за исключением меня. Я все еще считал его новичком, потому что он стал едва ли не последним из тех, кто присоединился к нам, когда мы были на службе у Госпожи — в том, другом мире, так далеко и так давно, что иногда я просто воском расплывался от тоски по тем скверным старым временам.

— Ну, еще разок за Одноглазого. И я хочу знать, когда мы начнем ворошить добрые старые деньки.

— Они там, Капитан. Здесь и там. Они просто не показываются на глаза.

Я вспомнил парочку историй. Но они лишь подтолкнули меня к размышлениям о том, что могло бы случиться. И о Бубу. А когда я смешиваю крепкое пойло с мыслями о своей дочери, у меня всякий раз наворачиваются слезы на глаза. И чем старше я становлюсь, тем чаще такое происходит.

— Не знаешь случайно, какая у Дремы стратегия? — спросил я. Какая-то у нее наверняка есть. Полагаю, что схемы и планирование — ее родная стихия. Родная настолько, что она превзошла в этом Радишу и сестричку моей жены.

— Понятия не имею. Я куда больше знал о происходящем, когда был призраком.

— Ты больше не выходишь из тела?

— Я излечился. Во всяком случае, в этом мире.

По-моему, зря. Слабая связь его духа с телом годами была самым мощным оружием Отряда. Что мы станем делать, если больше не сумеем видеть то, что происходит там, где нас нет?

К хорошему так быстро привыкаешь.

В темноте что-то заверещало. Сперва мне показалось, что меня кто-то дразнит, но тут во мрак над долиной рванулся огромный огненный шар. А невидимое существо потешалось над солдатами на той стороне.

— Кувшин пуст, — проворчал я, откидываясь назад и вытряхивая в рот последние капли. — Схожу посмотрю, не отыщется ли еще один там, где мы нашли этот.

19. Сияющий камень. Уйти украдкой

Дой слегка кивнул, когда мы с Госпожой прошли мимо его дома. Обернувшись минуту спустя, я увидел, что он стоит посреди улицы вместе с несколькими воинами нюень бао. У Доя был его меч, Бледный Жезл. В дальнем конце улицы вышагивал куда-то Тай Дэй, шурин и телохранитель Мургена. Он тоже был вооружен. Если он отправился в путь, то и Мурген вскоре отправится.

Я настороженно приглядывался к тому, что творится сзади. Дело должно быть сделано, пока о нем не узнала Дрема. И пока не издала запрещающий приказ. Прямого запрета я ослушаться не смогу.

Сейчас она и Сари находились в долине. Тран Ху Нанг пришел туда под белым флагом на переговоры. По моим предчувствиям, он решил объявить, что Шеренга Девяти решила примириться с реальностью. Они никогда такое не признают, но их армия потерпела поражение, даже не выступив на поле битвы. Она попросту испарялась. Солдаты не желали терпеть назойливое внимание Неизвестных Теней.

Все это было весьма забавно — если только ты не один из Девяти, которому нужно сохранишь репутацию Шеренги, или не ворона, что надеялась чуток подкормиться. Забавно, но очень кстати. Я уже устал ждать шанса ускользнуть. Желание рассчитаться с монстром Бовок стало очень сильным, хоть я и хорошо его скрывал. Есть у меня и несколько других навязчивых идей, которые я не выставляю напоказ.

Официально Одиннадцатый батальон сменял своих предшественников на охране врат. Реально же Одиннадцатый сразу после полуночи пройдет через врата и направится к крепости в центре равнины. Моя же команда пройдет через врата намного раньше и быстро двинется вперед, не оставив Дреме никакой надежды вернуть нас. А Тобо прикроет наши следы.

Я подал знак, надеясь, что его заметят и передадут по цепочке. Нам следовало двигаться быстрее. Дрема — ведьмочка изобретательная. И если имеется какой-то способ помешать моим планам, то она уже могла о нем догадаться.

Похоже, в том, что касалось вопроса о судьбе Бовок, она оказалась в одиночестве. У Одноглазого после смерти оказалось гораздо больше друзей, чем при жизни.

Тобо ждал нас у врат, хотя ему полагалось присматривать за матерью и Капитаном. Но я еще не успел ничего ему сказать, как он затараторил:

— У них все нормально. Эту встречу устроила Девятка, чтобы сохранить лицо. Они поняли, что сморозили глупость. Предстоит куча церемоний, но признавать они ничего не собираются, даже то, что они собрали здесь армию с намерением напасть на нас. А перед уходом они выдадут мамочке грамоту, дающую Отряду разрешение искать и использовать секреты врат, — Он по-мальчишески ухмыльнулся. — Думаю, никто из них за последние дни так и не выспался.

— А почему ты здесь?

— Потому что через врата проходит моя семья. Разве не так?

Конечно, так. И первым шел я.

— Ну, пошли.

Вместе с нюень бао, ветеранами Отряда, моей женой и прочими я поведу на охоту более сорока человек. Поначалу. Если охота затянется, то вряд ли я сумею удержать их всех.

— Разбейте лагерь на первом круге, — напомнил мне Тобо. — Даже если вам покажется, что вы сможете пройти до темноты еще немало. — Он повернулся к Госпоже: — Это важно. Проследи за этим. Первый круг. Чтобы я смог вас догнать, когда освобожусь.

— Эй, Костоправ! — окликнул меня Лозан Лебедь, — Если встанешь здесь и посмотришь направо краешком глаза, то сможешь увидеть Нефа. Даже при дневном свете.

Лебедь находился уже по другую сторону врат, и голос его звучал глуховато, словно издалека.

Я одарил его своим фирменным оскалом:

— Не забывай о дисциплине. — Шевитья мог быть нашим союзником и душой равнины, но там имелись опасности, с которыми даже он не мог справиться. Тени оставались столь же голодными, как и прежде. Безопасными были лишь дороги и круги. Требовалась чрезвычайная осторожность, чтобы случайно не пересечь защитный барьер. Если такое случалось, то заложенная в них магия со временем восстанавливала целостность барьера. Но к тому времени вы уже не будете живы, чтобы насладиться результатом. От вас останется лишь высохшая оболочка, в которую вы превратитесь, долго вопя до самой смерти.

Похоже, в последнее время активность Теней снизилась. Вероятно, Шевитья нашел способ контролировать их. Возможно, даже уничтожать. На равнине они появились относительно недавно. Шевитье они не нужны. И он с радостью от них избавится.

И такой исход станет замечательным как для этих печальных, но смертельно опасных монстров, так и для нас. Они наконец-то обретут освобождение в смерти. Освобождение, понятное для Шевитьи. Он сам страстно к нему стремится.

Я принялся покрикивать на своих людей:

— Грузите снаряжение и вперед! Где мулы? Я ведь еще на прошлой неделе прислал их сюда. — Когда с тобой согласны многие, то можно переместить немало материалов, не привлекая особого внимания. Я принялся над этим работать, как только убедился, что Дрема не намерена заняться этим сама.

— Успокойся, — сказал мне Тобо. И я смолк. Ошеломленный. Потому что парнишка сказал такое ветерану. И был прав. — Иди сюда. Госпожа, ты тоже. — Он сошел с дороги и привел нас к грубо сколоченному деревянному ящику, балансирующему на верхушке зазубренного валуна.

— Такой же камень лежит у врат на нашей стороне, — заметил я. — А у твоего отца был бункер там, где здесь растет вон тот куст. Что в ящике?

В ящике лежали четыре предмета, похожие на цилиндры из черного стекла длиной в фут и диаметром два дюйма, снабженные на одном конце металлической рукояткой.

— Это Ключи. Такие же, каким было Копье Страсти. Они вам понадобятся, чтобы зайти на равнину и уйти с нее. Я сделал новые. Это нетрудно, если знаешь, как их делать. У Ножа есть один Ключ. У Суврина — два. Один я установил в этих вратах. Мы его заберем, когда уйдем. Еще два я отдал командирам тех батальонов, что уже ушли. Вы тоже возьмете с собой два. На всякий случай.

Он вручил по цилиндру мне и Госпоже. Мне он показался тяжелее, чем должен весить предмет такого размера. Рукоятка была серебряной.

— На равнине их надо вставлять в отверстия, правильно? — уточнил я.

— Совершенно верно. Помните наши занятия? — Спрашивая, Тобо повернулся к Госпоже. Я тоже сидел на занятиях, но моя жена куда лучше разбиралась в сути сказанного. На всем, что хоть как-то связано с магией, на меня можно полагаться только в самом крайнем случае.

Через врата потянулась цепочка мулов и людей. Каждого проверял сержант, наверняка просидевший свои лучшие годы в штабе Дремы. Он хотел занести в список каждого человека, каждое животное, каждый пускатель огненных шаров и все прочие основные предметы снаряжения или вооружения. Нюень бао, формально не считающиеся членами Отряда, стали ему грубить. Я подошел и нагрубил ему сам:

— Ты задерживаешь всю операцию, сержант. Уйди. Или я попрошу Тобо спустить на тебя Ночную Гончую.

Их стая ошивалась неподалеку. Видеть их, разумеется, не мог никто, но они поднимали изрядный шум, когда грызлись между собой. А грызлись они постоянно.

Угроза произвела желаемый результат. Сержант-бухгалтер смотался так быстро, что мне даже почудился свист рассекаемого им воздуха. Он подаст официальную жалобу, но она попадет в самый конец списка моих проступков.

Ко мне подошел Тобо. К этому времени почти весь мой отряд уже прошел через врата. Парень вежливо поклонился отцу. У них с Мургеном взаимная проблема. Никто из них не знает, как пересечь трещину, возникшую между ними из-за того, что Мурген был похоронен почти все годы, пока Тобо рос.

Тобо сообщил мне достаточно громко, чтобы его услышал и отец:

— Теперь вам лучше поторопиться. Мать только что узнала о том, что ты делаешь. Она будет молчать — ради памяти Готы. До поры до времени. Но когда узнает, что с тобой идет и отец, то закипит и побежит прямиком к Капитану.

Я наградил Мургена суровым взглядом. Значит, ты не сказал старушке, что идешь прогуляться с ребятами?

И как Тобо выяснил, что его мать только что обо всем узнала?

Парень щелкнул пальцами, сделал несколько пассов и произнес что-то непонятное, вроде бы ни к кому не обращаясь.

Вдоль склона заскользили две Тени, спускаясь с юго-запада. Они направлялись точно к нам, но я не видел тех, кто эти Тени отбрасывал. И тут передо мной внезапно захлопали крылья, я ощутил на плечах тяжесть, а нечто, напоминающее драконьи когти, вцепилось мне в ключицы, едва не разодрав их до мяса.

Вороны.

— Они лишь выглядят как вороны, — пояснил Тобо. — И никогда не забывай, кто они на самом деле.

Я содрогнулся. Я десятилетиями жил, окруженный этими существами, но они, даже обретя видимость, не стали от этого менее жуткими.

— Они согласились сохранять этот облик по моей просьбе, — продолжил Тобо. — И станут твоими глазами и ушами, если вам придется действовать без меня. У тебя не будет такого стратегического диапазона, к какому ты привык, имея дело с моим отцом, но они могут быстро преодолеть несколько сотен миль и дают тебе сильное тактическое преимущество. Кроме разведки они умеют и передавать сообщения. Только обязательно формулируй их тщательно, ясно, простыми словами и по возможности коротко. Им нужно сообщить абсолютно ясный адрес и имя. И обязательно убедись, что они знают, кому это имя принадлежит.

Я повернул голову направо, налево и краешком глаза рассмотрел то, что сидело у меня на плечах. Страшновато было видеть так близко эти мощные клювы. На поле боя Выбирающие Мертвецов первым делом выклевывают именно глаза.

Одна птица была белой, другая черной. Обе крупнее, чем местная порода ворон. И белая так и не приняла правильный облик. Она выглядела так, словно одним из ее родителей была не ворона, а перепуганный голубь.

— Если случится, что я не смогу вас догнать, а тебе будет нужно со мной связаться, то они легко меня найдут.

Не сомневаюсь, что вид у меня был мрачный. Тобо ухмыльнулся:

— И еще я подумал, что они будут отлично смотреться с твоим костюмчиком. Мама рассказала, что у тебя на плечах всегда сидели вороны, когда ты давным-давно облачался в доспехи Жизнедава.

— То были настоящие вороны, — вздохнул я. — И принадлежали они Душелову. В те дни у нас было нечто вроде взаимопонимания. Враг моего врага, и все такое.

— Ты ведь прихватил с собой доспехи Жизнедава? И копье Одноглазого? Ты ведь знаешь, что если что-то здесь оставишь, то уже не сможешь вернуться.

— Да. Прихватил.

Пышные доспехи Жизнедава не были теми же самыми, что я носил десятилетия назад. Они потерялись во время кьяулунских войн Дремы и Сари. Наверное, они сейчас у Душелова, в кладовой для трофеев. А нынешние мои доспехи, предназначенные в основном для показухи, были изготовлены в лучших оружейных мастерских Хсиена и отличались четким местным стилем. Их черная лакированная поверхность, напоминающая хитин, была инкрустирована золотыми и серебряными символами, которые в Хсиене ассоциируются с колдовством, злом и мраком. Некоторые воспроизводят магические символы власти, некогда неразрывно связанные с Хозяевами Теней. Другие принадлежат к эпохе, когда ныне исчезнувший в Хсиене культ Кины посылал в крестовые походы отряды Обманников. И все эти символы наводили ужас — во всяком случае, в мире, где были изобретены.

Восстановленный для Госпожи доспех Вдоводела смотрелся еще уродливее моего. Символы на его поверхности имели не столь четкий смысл, зато наводили гораздо больший страх, потому что Госпожа настояла на том, что сама примет участие в разработке и создании доспеха. С головой у нее явно не все в порядке.

Замаскированных под ворон чудищ ей не досталось. Зато она везла с собой несколько резных коробочек из тикового дерева и тонкую стопку странной рисовой бумаги, на которой предпочитают писать монахи в Хань-Фи.

— Ну, тебе пора. А я прослежу, чтобы тебе вслед не послали посыльного.

Я хмыкнул. Если не считать дядюшки Доя, задержавшегося пошептаться с Тобо, я остался последним из своего отряда на хсиенской стороне врат. Госпожа сжала мою руку, когда я присоединился к ней, и с восторгом сказала:

— Мы в пути, дорогой. Снова.

— Снова. — Что-то я не припомню, что когда-либо выступал в путь с восторгом.

— Не хочешь развернуть знамя? — спросил Мурген.

— Нет, пока не доберемся до самой равнины. Мы здесь ренегаты. И не будем принижать Дрему.

Тут у меня возникла идея. Если мы сможем достать подходящий материал… то сможем поднять и старое знамя Отряда, с которым ходили до того, как сменили его на огнедышащий череп Душелова.

— Хорошо, — сказал мне Дой, проходя через врата. — Немного мудрости. Очень хорошо.

Я начал подъем на равнину, несколько ошеломленный осознанием того факта, что я единственный из оставшихся в живых членов Отряда, кто еще помнит, как выглядело наше первоначальное знамя. Смотрелось оно ненамного веселее нынешнего, зато гораздо более по-деловому. На алом фоне девять повешенных в черных одеяниях и по шесть желтых кинжалов в верхнем левом и правом нижнем углах. В правом верхнем красовался разбитый череп, а в левом нижнем — птица с отрубленной головой в когтях. То ли ворона, то ли орел.

И нигде в Анналах не нашлось даже намека на то, когда или почему мы выбрали себе именно такое знамя.

20. Сияющий камень. Таинственные дороги

— Сегодня звезды другие, — заметил Лозан Лебедь, лежа на спине и глядя в небо.

— Тут все другое, — отозвался Мурген. — Найди-ка Малыша или Глаз Дракона.

Тут не было и луны. А в Стране Неизвестных Теней луна есть всегда.

Небо над равниной… переменчиво. И на следующую ночь на нем могут показаться совершенно иные созвездия.

Погода тут обычно сносная. Холодно, конечно. Но редко идет дождь или что похуже. Это я знаю по своему опыту. Но заботит меня вовсе не дождь или снег.

По периметру равнины равномерно расположены шестнадцать врат Теней. От каждых к центру равнины, где стоит безымянная крепость, тянется, подобно спице в колесе, каменная дорога, отличающаяся по цвету от камня равнины. Я видел только две из этих дорог. Одна была темнее окружающей ее равнины, другая светлее. Через каждые шесть миль на спицах-дорогах расположены большие каменные круги того же оттенка, что и дорога. Их используют как место для лагеря, хотя их исходная функция могла быть совершенно иной. Равнина с веками менялась. Люди ведь не могут оставить что-либо в покое. Когда-то дороги служили лишь таинственными путями между мирами. Теперь они единственное безопасное место после заката. Когда опускается мрак, из укрытий выходят Тени-убийцы.

Мы сидели, давясь грубым походным ужином, а слабое сияние тлеющих в жаровнях углей высвечивало десятки черных пятен, вьющихся над невидимым куполом, защищающим каменный круг.

— Пиявки Судьбы, — пробубнил Мурген, пережевывая хлеб и тыкая пальцем в ближайшую Тень. — Звучит куда лучше, чем Непрощенный Мертвец.

— У человека вдруг пробилось чувство юмора, — прокомментировал Клетус. — И это меня тревожит.

— Бойтесь, люди, — добавил его брат Лофтус. — Берегитесь. Нас ждет ужасный конец.

— Так, по-твоему, именно скверные шутки и вызовут Год Черепов?

— В таком случае мы бы все померли еще двадцать лет назад, и сейчас ты смог бы увидеть лишь уродливую морду Кины, — заметил я.

— Кстати, об уродах. — Госпожа указала в темноту.

Мы заняли несколько квадратных футов на краю круга, в том месте, где из него выходила дорога к сердцу равнины. Ключ, который передал мне Тобо, я вставил в круглое гнездо, расположенное на границе круга и дороги. Такие гнезда есть в каждом круге. А ключ запирает дорогу. Он лишает Тени, проникшие через защитный барьер где-нибудь в другом месте, возможности напасть на нас.

— Нефы, — сказал Мурген.

Три существа у барьера были ясно видны всем. Двуногие, с уродливыми лицами — другие летописцы высказывали надежду, что это не лица, а маски. Теперь я понял, почему они так писали, хотя при взгляде на Нефов у меня появилось сильнейшее впечатление, что я их уже видел. Возможно, встречался с ними в снах. А снов, когда был похоронен заживо, я видел немало.

— Ты этих ребят знаешь, Мурген, — сказал я. — Попробуй с ними поговорить.

— Ага. А поговорив, я улечу к солнцу. — Никому еще не удавалось пообщаться с Нефами, хотя было очевидно, что они отчаянно желали с нами поговорить. Мы настолько чужие друг другу, что общение оказалось невозможным.

— Наверное, наш контакт с ними усилился. Ведь теперь мы видим их наяву. Мы ведь не спим? — Исторически Нефы являлись людям только в снах. И лишь в последние годы часовые у врат стали докладывать, что замечали их — примерно так же, как и приятелей Тобо.

Мурген с опаской подошел к барьеру. Я наблюдал. И одновременно краем глаза присматривался к поведению своих ворон. До самого заката они казались сонными, совершенно безразличными к миру. Появление Теней у барьера сделало их беспокойными, почти агрессивными. Они шипели, кашляли и издавали целый набор совершенно не свойственных воронам звуков. Тут явно происходило какое-то общение, потому что Тени им отвечали — хотя явно не так, как того желали вороны.

У Неизвестных Теней Хсиена есть общие предки с Хозяевами Непрощенных Мертвецов.

— Кажется, я и правда понимаю то, что они пытаются мне сказать, — восхитился Мурген.

— И что же это? — Я заметил, что моя жена пристально наблюдает за Нефами. Может, она тоже их понимает? Но у нее прежде не было опыта общения со сноходцами. Если не считать того, что она сама была кем-то вроде них, когда мы были похоронены.

Нет, заслуга тут целиком принадлежит этой троице. Они изучали нас достаточно долго и теперь сообразили, как до нас достучаться. Возможно.

— Они хотят, чтобы мы не шли дальше к центру равнины. И говорят, что нам следует идти другим путем, — сообщил Мурген.

— Судя по тому, что написано в Анналах, я бы сказал, что они пытаются уговорить нас сделать нечто отличное от того, что мы хотим, впервые с тех пор, как кто-то увидел их во сне. Просто до сих пор они не могли выразиться достаточно ясно.

— Первым их увидел я, — сказал Мурген. — И ты прав. Но я вот чего не могу понять — то ли они желают облегчить нам жизнь, то ли преследуют собственные цели. Оба варианта равнозначны.

Черная ворона еле слышно зашипела. Предупреждение. Я обернулся. Рядом с Мургеном возник дядюшка Дой в полном вооружении и застыл в двух шагах за его спиной, пристально наблюдая за Нефами. Через минуту он переместился почти на четверть круга вправо. Потом прошелся туда-сюда, присел на корточки, затем выпрямился, приподнявшись на цыпочках.

Вскоре к нему подошла Госпожа и тоже осмотрела то место под разными углами.

— Тут есть призрачная дорога, Костоправ.

Она вернулась, достала Ключ, который дал ей Тобо. Я присоединился к ней на обратном пути. На каменной поверхности круга неизвестно когда появилось гнездо для Ключа. Прежде его не было. Я это точно знал, потому что перед привалом обошел весь круг по периметру.

— Парень сказал мне, чтобы я не позволял тебе тратить время зря, пытаясь его сэкономить. Возможно, как раз из-за этого, — сообщил Дой.

— Мурген, тебе известны дорога, пересекающие равнину не по радиусам, а поперек, напрямую?

— Такие должны быть. Их видела Дрема.

Теперь и я смутно припомнил нечто из своего первого похода через равнину.

Госпожа уже хотела вставить Ключ в гнездо, но я ее удержал:

— Погоди. Впрочем, если ты ничего такого не ощущаешь… Дой, что скажешь? Это не опасно? — Сейчас Дой был для нас наиболее квалифицированным специалистом по магии.

— Вроде бы все в порядке.

Не очень-то ободряющий ответ. Но достаточно хороший.

Госпожа опустила Ключ в гнездо. Через несколько секунд призрачная дорога стала более зримой, превратившись в золотистое сияние, с трудом различимое, если смотреть на него прямо. Моим плечевым украшениям это не понравилось. Они принялись шипеть и плеваться, а потом слетели и уселись у противоположного края круга, где затеяли перебранку с чем-то большим и темным, ползающим по наружной поверхности защитного барьера.

— Кажется, они хотят войти в круг, Капитан, — сказал Мурген. — И пересечь его.

— Да? — Вспомогательная дорога была теперь видна четче, чем главная. — Теперь мы можем выйти напрямую к первому кругу перед вратами в Хатовар, — пробормотал я и пошел собирать свои вещи.

— Не раньше утра, — остановил меня Дой. — Тобо велел, чтобы мы переночевали здесь.

Я огляделся. Очевидно, если я и смогу заставить кого-нибудь снова двинуться в путь на ночь глядя, то лишь сделав себя весьма непопулярным.

Хатовар ждал нас веками. И когда взойдет солнце, он никуда не денется. Мой интерес к Лизе-Делле Бовок уходил дальше, чем интерес к этому месту, — к городу под названием Арча, к тем временам, когда она еще познакомилась со Взятым, известным как Меняющий Облик. Если отложить правосудие на несколько часов, мир от этого не рухнет.

Я вздохнул, бросил свой мешок и пожал плечами:

— Тогда после завтрака.

— Пропусти их, — сказала Госпожа.

— Нефов? Ты что, шутишь?

— Мы с Доем с ними справимся, если что.

Интересно, откуда у нее такая уверенность? Ведь она ничего не знает о Нефах. Если только не встречалась с ними в снах.

Я отвел людей подальше от возможных неприятностей и расчистил Нефам путь.

— Все готовы? Тогда вынимай Ключ, Мурген. — Интересно будет посмотреть, позволит ли ему равнина это сделать.

Дой взмахнул перед собой Бледным Жезлом, обнажив восемь дюймов стали.

Ключ вышел из гнезда. Мурген отпрыгнул назад. Нефы рванулись в круг. И помчались через него к боковой дороге и далее по ней, даже не оглянувшись.

— Ох, не нравится мне это, — пробормотал Лозан Лебедь. Сноходцы явно торопились, но никто не мчится так быстро. Обычно они постепенно становятся прозрачными, когда уходят. — Умчались обратно в страну снов.

— Так ты полагаешь, что если бы я пошел по этой дороге, то тоже угодил бы в страну снов? — задумался я вслух. Дорога тоже начала тускнеть. Никто не стал мне возражать.

— Тобо же говорил — не дергаться, — буркнул Дой.

Середина ночи. Меня что-то будит. Похоже на слабое землетрясение. Звезды над головой танцуют. После нового толчка они замирают. И это уже не те звезды, что висели над головой, когда я ложился. Совершенно иное небо.

— Туда! — настаивает Дой. Утро. Мы собираемся в путь, и Дой настаивает на том, чтобы направиться обратно туда, откуда мы пришли.

— Крепость в той стороне.

— Мы хотим прийти не в крепость, — напоминает Госпожа. — Мы хотим попасть в Хатовар.

— Но ведь это не значит, что нам нужно возвращаться, разве не так? — Тобо нас так и не догнал. И это меня вовсе не радует.

— А ты сходи проверь, Костоправ, — предлагает Лозан Лебедь. — Много времени не уйдет.

Мне надоело спорить, особенно перед всеми. Я не хочу, чтобы мое право руководить стало еще более сомнительным, чем уже есть. У нас у всех в сердце есть капелька вины. В моем она побольше, потому что я больше, чем любой из нас, купился на мистику Отряда.

— Я последую совету Лебедя. — Я указал на нескольких парней, выбирая спутников, — Вы поедете со мной. Седлайте мулов, и в путь.

И мы отправились, погоняя мулов.

— Глазам своим не верю, — И я не верил. Не мог поверить. Мои глаза наверняка лгут.

Лежа на краю равнины, я смотрел вниз на другой ландшафт, чья топография напоминала Кьяулун и Воронье Гнездо. Но здесь не было бурлящего, возрождающегося из развалин Кьяулуна. Не было взятой крепости под названием Вершина, некогда имевшей башню, откуда Длиннотень вглядывался в Сияющую равнину и высматривал тех, кто придет его погубить. Не было там и армейского городка с белыми домиками и аккуратными ступенчатыми нолями на склонах холма вдалеке. Я увидел дикую местность, гораздо более сырую, чем две другие. Дикий кустарник и корявые деревья подступали почти вплотную к искалеченным вратам. Строения возле них были единственными узнаваемыми признаками людской деятельности, и они лежали в руинах.

— Не высовывайся, — посоветовал Дой, когда я начал приподниматься. Это превратило бы меня в силуэт над горизонтом. Я и сам знал, что этого делать нельзя. А те, кто знает, чего делать нельзя, обычно и прокалываются в тот единственный раз, когда об этом забывают. Вот почему мы вколачиваем, вколачиваем и еще раз вколачиваем это в головы новобранцев. — То, что там джунгли, вовсе не означает, что там нет наблюдающих за нами глаз.

— Ты прав. Я едва не лопухнулся. Никто не хочет угадать, сколько лет этим кустам? Я бы сказал, что от пятнадцати до двадцати, но все же ближе к двадцати.

— А какая разница? — поинтересовался Мурген.

— Форвалака прорвалась через врата около девятнадцати лет назад. И сбежала, потому что Душелов была слишком занята, запихивая нас в могилу, чтобы гнаться за ней. А следом за форвалакой увязались Тени…

— О да. Она смылась не в одиночку.

— Я тоже так думаю. Тени прошли через врата следом за ней и смели все, что мы отсюда видим.

Мурген хмыкнул. Госпожа и Дой кивнули. Они представили такую же картину.

Хатовар. Место, куда я стремился десятилетиями. Ставшее для меня навязчивой идеей. И уничтоженное, потому что у нас не хватило здравого смысла перерезать горло молодой женщине в одном городе очень давно и далеко.

И ценой этого милосердия стала главная роль в театре моего отчаяния.

Хотя надо признать, что тогда это не казалось нам важным и мы были очень заняты, пытаясь убраться подальше с целыми задницами.

21. Таглиос. Верховный главнокомандующий

Могаба откинулся на спинку кресла и улыбнулся:

— Не могу не пожелать, чтобы Нарайяну Сингху везло и дальше.

Расслабленный и довольный впервые за несколько лет, он снова вспомнил, что означают слова «жизнь хороша». Протектор умчалась в провинции, отдавшись своей страсти к искоренению религий. Следовательно, ее сейчас не было во дворце, где она постоянно портила жизнь всем, кто действительно тянул лямку, стараясь, чтобы рутинная административная работа продолжалась.

Услышав имя живого святого Обманников, Аридата Сингх вздрогнул. Еле заметно, но вздрогнул. И это была уникальная реакция. Другие Сингхи никак не реагировали на это имя, разве что произносили обязательное проклятие в его адрес. С этим следовало разобраться.

— Проблемы в городе есть? — поинтересовался Могаба.

— Все тихо, — ответил Аридата. — Когда Протектора в городе нет и некому выставлять идиотские требования, то все успокаивается. Люди слишком заняты, зарабатывая себе на жизнь, чтобы бунтовать.

У Гопала имелось иное мнение. Серые ежедневно патрулировали улицы и переулки.

— Надписей на стенах появляется все больше. И чаще всего — «Воды спят».

— И?.. — спросил Могаба, прищурившись, негромко, но напряженно.

— И все остальные тоже. «Их дни сочтены». «Раджахарма».

— И?.. — Могаба словно менял личности на манер Душелова. Возможно, подражал ее стилю.

— И та надпись тоже. «Мой брат не прощен».

Опять это суровое обвинение, которое всегда пробуждало в Могабе до сих пор дремлющее чувство вины за предательство Черного Отряда ради собственных амбиций. Ничего хорошего из этого не вышло. Он стал рабом собственного поступка. И его наказанием стало перемещение от одного злодея к другому. И служил он всегда самому злому, словно падшая женщина, переходящая от мужчины к мужчине на долгом пути, ведущем вниз…

Аридата Сингх, которому не терпелось уйди от разговора о Нарайяне Сингхе и Обманниках, вмешался в разговор:

— Один из моих офицеров доложил, что вчера появилась новая. «Тай Ким идет».

— Тай Ким? Что это? Или кто?

— Звучит, как имя нюень бао, — заметил Гопал.

— Нынче их в городе почти не осталось.

— С тех пор, как кто-то выкрал Радишу прямо из дворца… — Гопал смолк. Могаба вновь начал мрачнеть, хотя вина за это лежала на серых, а не на армии. Когда это случилось, Могаба находился в провинциях.

— Итак, все лозунги прежние. Но Отряд целиком сбежал через врата Теней. И погиб на той стороне, потому что они не вернулись.

Гопал мало знал о мире, простиравшемся за пределами привычных ему узких и грязных улочек.

— А может, кто-то из них вернулся, но мы просто об этом не знаем, — предположил он.

— Нет. Они не возвращались. Мы бы об этом узнали. С тех пор, как они ушли, Протектор держит там людей, которые отлавливают Тени. — Людей, которых она заманила к себе на службу жестоко ложными обещаниями научить обращению с Тенями и сделать Капитанами в ее будущем, пока еще тайном предприятии.

Никто из них не прожил долго. Тени оказались умны и настойчивы. И очень многие сумели вырваться на свободу, обманув неопытных новичков, и успевали погубить своих мучителей, погибая потом сами.

Душелов хотела быть уверена, что угроза катастрофы постоянно остается в силе.

Могаба закрыл глаза, снова откинулся на спинку, сплел черные пальцы.

— Мне очень нравится, когда рядом нет Протектора.

Произнести эти слова небрежно оказалось очень нелегко. У Могабы перехватило горло, а на грудь словно навалилась огромная тяжесть. Могабе стало страшно.

Душелов наводила на него ужас. За это он ее ненавидел. И за это же презирал себя. Ведь он Могаба, верховный главнокомандующий, лучший, умнейший и сильнейший из всех воинов-наров Джии-Зле. Для него страх должен быть инструментом, с помощью которого управляют слабыми. И сам он не имеет права его испытывать.

Могаба мысленно произнес мантры воина, зная, что выработанные с детства привычки помогут преодолеть страх.

Гопал Сингх — функционер. Он очень хорош, командуя серыми, но далеко не прирожденный конспиратор. Как раз это и стало одним из качеств, сделавшим его привлекательным для Протектора. Вот и сейчас он не осознал подтекста фразы верховного главнокомандующего. В некоторых вещах Аридата Сингх был настолько же наивен, насколько красив. Но все же он понял, что Могаба намекает на нечто такое, что может стать великим водоразделом всей их жизни.

Могаба поддерживал возвышение Аридаты из-за его наивности в оценке сложных мотивов других людей и из-за его восторженного идеализма. И он не сомневался, что сумеет приподнять Аридату с помощью рычага под названием «раджахарма».

Аридата нервно повертел головой. Он слышал старую поговорку о том, что во дворце и стены имеют уши.

Могаба подался вперед, поджег от лампы фитиль дешевой сальной свечки и поднес огонек к каменной чаше, наполненной темной жидкостью. Гопал промолчал, хотя использование животного продукта оскорбляло его религиозные чувства.

Содержимое чаши оказалось горючим и вонючего черного дыма при горении производило больше, чем огня или света. Дым поднялся к потолку, затем стек по стенам и стал медленно выползать через двери. Его распространение сопровождалось карканьем и громкими жалобами невидимых ворон.

— Нам придется лечь на пол на несколько минут, пока дым не рассеется, — сказал Могаба.

— Ты и правда предлагаешь то, о чем я подумал? — прошептал Аридата.

— У тебя могут быть иные причины желать этого, — прошептал в ответ Могаба, — но я думаю, что нам всем станет лучше, если Протектора не станет. Особенно народам Таглиоса. Что скажете?

Могаба ожидал, что Аридата согласится легко. Солдат серьезно относился к своим обязательствам перед людьми, которым служил. И он кивнул.

Больше всего Могабу тревожил Гопал Сингх. У него не имелось очевидных причин желать перемен. Все серые были шадаритами, которые традиционно имели малое влияние в правительстве. Союз с Протектором наделил их властью, превосходящей их численность. И вряд ли они охотно согласятся эту власть утратить.

Гопал нервно огляделся, совершенно не замечая, как пристально наблюдает за ним Могаба, и выпалил, хотя и шепотом:

— Она должна уйти. Серые уже давно так думают. Даже Год Черепов не может стать страшнее того, что мы уже пережили из-за нее. Но мы не знаем, как от нее избавиться. Она слишком могущественна. И слишком умна.

Могаба расслабился. Значит, серые все же не влюблены в свою благодетельницу. Интересно. Превосходно.

— Но мы никогда от нее не избавимся. Она всегда знает, о чем думают все вокруг нее. А мы из-за страха не сможем об этом не думать. Она все разнюхает за десять секунд. И вообще, мы уже ходячие мертвецы только потому, что заговорили об этом.

— Тогда немедленно отправь свою семью из города, — посоветовал Могаба. У Душелова имелась привычка искоренять своих врагов до седьмого колена. — Я много над этим размышлял. И считаю, что достичь цели мы сможем только одним способом: заранее все подготовить и нанести удар быстрее, чем она успеет осмотреться и догадаться. И мы можем так все подстроить, что она вернется уже измотанная. Это даст нам необходимое преимущество.

— В любом случае, удар должен стать внезапным, массированным и совершенно неожиданным, — пробормотал Аридата.

— Она начнет подозревать, — сказал Гопал. — Вокруг слишком много тех, кто верен ей, потому что без нее они станут мертвецами. И они ее предупредят.

— Нет — если мы не увлечемся. Если только мы трое будем знать, что происходит на самом деле. Мы главные. Мы можем отдать любой нужный нам приказ. И люди не станут задавать вопросы. На улицах начались волнения, и они усиливаются. Люди ожидают от нас ответных действий. Многие ненавидят Протектора. И у них окажутся развязаны руки, пока ее нет. И это дает нам оправдание почти для любых наших поступков. Если мы воспользуемся в основном теми, чья верность Протектору абсолютна, и позволим им делать почти всю работу и доставлять ей сообщения, то у нее не окажется причин что-либо заподозрить, пока не станет слишком поздно.

Гопал взглянул на него, как на фантазера, выдающего желаемое за действительное. Может, так оно и есть. Могаба добавил:

— Я только что сказал все, о чем думаю. И мне некуда бежать.

Они-то были местными и могли затеряться где-нибудь в провинциях. Могабе прятаться было негде. А о возвращении в Джии-Зле вот уже двадцать пять лет не могло быть и речи. Оставшиеся на родине нары прекрасно знали о его предательстве.

— Тогда каждый день и любыми способами мы должны действовать исключительно на благо Протектора, — высказался Аридата. — Пока не создадим капкан, который сможет захлопнуться вот так. — Он хлопнул в ладоши.

— У нас будет только одна попытка, — напомнил Могаба. — Потому что через пять секунд после поражения мы все уже будем молить о смерти. — Он сделал короткую паузу, разглядывая дым. Тот почти рассеялся. — Так вы со мной?

Оба Сингха кивнули, но без особого рвения. Если честно, то у них имелся лишь очень слабый шанс пережить это приключение.

Могаба сидел в своем жилище, глядя на полную луну, и гадал о том, не слишком ли легко все прошло. Искренне ли Сингхи заинтересованы в избавлении Таглиоса от Протектора? Или они лишь подыгрывали ему, решив, что в тот момент Могаба для них опаснее Душелова?

Если они притворялись, то правду он узнает лишь тогда, когда Душелов вонзит зубы в его горло.

Теперь ему надолго предстояло завести тесное знакомство со страхом.

22. Хатовар. Вторжение

Лебедь вызвался пойти со мной к вратам, но я отказался:

— Возьму-ка я с собой свою женушку. Нам редко удается пойти куда-нибудь вместе. — К тому же рука у нее будет потверже, когда дело дойдет до починки врат. Даже издалека и сверху было видно, что им нужен ремонт.

Рассмотрев врата вблизи, я сказал своей ненаглядной:

— Бовок их почти проломила, когда пробиралась на ту сторону.

— За ней гнались Тени. Так сказала Дрема, а ей это показал Шевитья. Пообещай, что будешь вежлив, и не станешь хлопать дверью, если они за тобой погонятся.

— Даже думать об этом не хочу. Мы тут в безопасности? На той стороне за нами никто не наблюдает?

— Не знаю.

— Что?

— У меня мало сил здесь, на равнине. Жалкая одна сотая от прежних возможностей. Но за вратами я вполне могу стать глухой, немой и слепой. И мне останется лишь притворяться.

— Значит, получается, что Кина жива?

— Возможно. Если только я не подпитываюсь от Шевитьи или какой-нибудь остаточной и дремлющей силы. На равнине много странных энергий. Они просачиваются туда из разных миров.

— Но ты полагаешь, что снова черпаешь магическую силу у Кины. Разве не так?

— Если так, то она не просто спит. Она в коме.

— Вон там!

— Что там?

— Кажется, я заметил там какое-то движение.

— Это просто ветер шевелит ветки.

— Ты так думаешь? Я все же не собираюсь рисковать.

— Стой на страже. А я займусь вратами.

Мы прошли. В Хатовар. У меня не возникло ощущения, будто я отыскал дорогу в рай. Или что я вернулся домой. Я испытывал разочарование, которого ожидал почти с того момента, когда осознал, что страстное желание отыскать Хатовар было мне навязано. Врата Хади привели меня в дикие джунгли.

Клетус и Лофтус принялись разбивать лагерь неподалеку от врат, чтобы мы могли при необходимости быстро сбежать на равнину. А я так и стоял у самых врат, разглядывая мир, где родился Черный Отряд.

Именно такое разочарование я и предвидел. Возможно, даже более сильное.

Что-то шевельнуло волосы на затылке. Я обернулся. Я ничего не увидел, но четко почувствовал, как нечто только что прошло через врата.

И тут я уловил краем глаза движение. Нечто темное. Большой и уродливый силуэт.

Черная Гончая.

Затылка снова коснулся холодок. Потом еще раз.

Быть может, Тобо все-таки идет к нам?

Одна из моих ворон, черная, уселась на ближайший валун. Разразившись целым потоком шипящих звуков, она склонила голову, уставилась на меня желтым глазом и произнесла:

— На сорок миль вокруг здесь нет обитаемых людских поселений. Возле горного выступа на северо-востоке лежат заросшие лесом руины города. Есть признаки, что там время от времени бывают люди.

Я разинул рот. Чертова птица выражалась куда лучше, чем многие из моих спутников. Но не успел я начать разговор, как она снова взмыла в воздух.

Значит, в этом мире есть люди. Но до ближайших из них минимум три дня пути.

Упомянутый птицей горный выступ находился там, где в нашем мире стояла крепость Вершина. А руины, вероятнее всего, находились на том же месте, что и Кьяулун.

Снова холодок на затылке. Неизвестные Тени продолжали прибывать.

Я вернулся в лагерь. Братья-инженеры были уже немолоды, но работали эффективно. В лагере уже можно было жить — пока не начнется дождь.

А дождя ждать недолго. Было очевидно, что дожди тут идут часто.

Горели костры. Кто-то убил дикую свинью, и она уже жарилась на вертеле, издавая восхитительный запах. Ставились палатки. Были выставлены часовые.

Дядюшка Дой назначил себя сержантом караула и поочередно обходил четыре сторожевых поста.

Я выждал, пока Мурген не нашел себе какое-то занятие, и поманил к себе Лебедя и Госпожу:

— Давайте подумаем, что нам делать теперь, — Я взглянул в глаза жене. Она поняла, что я хотел узнать, и покачала головой.

В Хатоваре не нашлось источника магической энергии, на котором она смогла бы паразитировать.

— Я не ожидал увидеть здесь башни из жемчугов и рубинов на золотых улицах, но это нелепость какая-то, — высказался я и взглянул на Доя и Мургена. Они пока не проявляли к нам интереса.

— Пустышку тянем, — фыркнул Лебедь, переходя сразу к сути. — Там, за вратами, целый мир. И, похоже, почти пустой. Как же ты собираешься отыскать там того монстра-убийцу?

— Я думал об этом, пока стоял и разглядывал этот мир. В том числе и об этом. И у меня возникло зловещее предчувствие. Но, во-первых, известно ли кому-нибудь из вас, знает ли Дрема что-либо о Хатоваре?

В свое время Госпожа внесла свой вклад в Анналы и теперь старалась быть в курсе того, чем их пополняют ее последователи. Она покачала головой и сказала:

— Судя по тому, что она написала, — немногое.

Лебедь повертел головой. Поблизости никого не было, и он негромко спросил:

— Она ведь ничего не писала с тех пор, как вы вернулись, разве не так?

— И что это означает? — поинтересовался я.

— А то, что за эти годы Тобо, Суврин и их приятели побывали у большинства врат. А к вратам в Хатовар они ходили несколько раз.

— А ты откуда знаешь?

— Разнюхал. Подслушал то, что не должен был услышать. — И я знаю, что Суврин и Тобо ходили сюда, когда ты был ранен. Только они двое. А потом, когда мы были в Хань-Фи, Суврин был здесь снова. Один.

— Значит, я прав. Нас обманули. Но почему ты раньше об этом не сказал?

— Это же было связано с Хатоваром. И я думал, что ты сам за всем этим стоишь.

Госпожа хрипловато усмехнулась, и я понял, что она догадалась о правде.

— Вот ведь хитроумная ведьма. Ты и правда так думаешь?

— А чего я не понял? — уточнил Лебедь.

И я пояснил:

— Я думаю, что мы попали сюда, в Хатовар, вовсе не потому, что я такой умный и хитрый, а потому, что Дрема захотела, чтобы мы, старые пердуны, не путались у нее под ногами, когда она прорвется обратно в наш родной мир. Спорю на что угодно, но вся наша армия сейчас идет туда. И никто из нас не задает Дреме вопросы, не лезет с советами и не уговаривает ее действовать по нашим традициям.

Лебедь некоторое время молчал, обдумывая мои слова. Потом долго вертел головой, разглядывая тех, кто решил пойти против воли командира ради мести за Одноглазого. Наконец он сказал:

— Или она действительно настолько хитроумная сучка, или мы так давно терлись среди всяческого жулья, что нам повсюду мерещатся всяческие махинации.

— Тобо знал, — возразил я. Тобо наверняка в этом замешан. И он позволил отцу и дядюшке Дою пойти с нами… — Знаешь, я настолько поддался паранойе, что решил поставить охрану у врат с хатоварской стороны. А охранникам навру, что некий демон в облике одного из наших людей может попытаться сломать врата, чтобы мы не смогли уйти из Хатовара.

Ни Госпожа, ни Лебедь возражать не стали. Лебедь лишь заметил:

— Ты точно параноик. Думаешь, Сари не размажет Дрему по стенке, если выяснится, что Тай Дэй, Мурген и Дой оказались здесь в ловушке?

— Я думаю, что мы живем в безумной вселенной. И что почти все, что только можно вообразить, может произойти. Даже самая жестокая и черная подлость.

— И что ты собираешься с этим делать? — спросила Госпожа.

— Убить форвалаку.

— Мурген заметил, что тут что-то происходит, — предупредил Лебедь. — Он идет сюда.

— Я собираюсь сыграть в одну игру. Тобо послал через врата следом за нами нескольких своих питомцев. Так давайте сделаем так, чтобы они не смогли вернуться, пока мы им не разрешим. А мы с их помощью отыщем форвалаку. И убьем ее.

23. Сияющая равнина. Безымянная крепость

Дрема направилась к крепости в центре равнины из нежелания прислушиваться к советам срезать путь. И показанные Шевитьей кратчайшие пути не заставят ее отказаться от первоначального намерения — исследовать корни ее схемы завоевания Таглиоса.

Имелась некая временная сила, превосходящая даже самое могущественное волшебство. Жадность. А она владела источником того, что жадность ценила больше всего: золота. Не говоря уже о серебре, жемчуге и драгоценных камнях.

Тысячи лет беглецы из многих миров прятали свои сокровища в пещерах под троном Шевитьи. Кто знал, почему? Возможно, Шевитья. Но Шевитья ничего не рассказывает — если только рассказанное не помогает ему приблизиться к собственной цели. У Шевитьи разум и душа бессмертного паука. У него нет ни жалости, ни сочувствия, он знает лишь свои обязанности и свое желание покончить с ними. Он стал союзником Отряда, но никак не его другом. И он мгновенно уничтожил бы Отряд, если бы это пошло на пользу его замыслам, а у него появилась такая возможность.

А Дрема хотела прикрыть себе спину.

— Где Нож? — спросила она Баладитая.

Баладитай взахлеб рассказывал ей об открытиях, сделанных с тех пор, как она поручила ему эту миссию. Дрема ощутила укол вины. И вспомнила, как он восторгался новыми знаниями — так давно и так далеко отсюда. Но сейчас она отвечала за тысячи людей, и ей предстояло выдержать очень жесткий график, не оставляющий времени на простые удовольствия. В подобных случаях она иногда становилась раздражительной и грубоватой.

— Он внизу. И вообще он редко оттуда поднимается.

Раздраженная, Дрема огляделась в поисках кого-нибудь достаточно молодого, чтобы шустро спуститься на милю под землю, и заметила спорящих Тобо и Сари. Зрелище вполне обычное. Но в последнее время не столь частое. Они начали сшибаться лбами с тех пор, как Тобо вошел в подростковый возраст.

Один из его джиннов спустится вниз куда быстрее, чем пара самых молодых ног.

— Тобо!

На лице парня мелькнуло раздражение. Все постоянно от него чего-то хотят.

Он отреагировал. Но не повел себя вызывающе. Он никогда так не поступал. Его спокойное, еще не окончательно сформировавшееся лицо приняло безупречно нейтральное выражение. Даже поза его никоим образом не выдавала, о чем он может думать. Дреме редко доводилось видеть у кого-либо подобную непроницаемость. А ведь он еще так молод.

Тобо просто стоял, ожидая, пока она скажет, чего от него хочет.

— Там где-то внизу Нож. Отправь одного из своих посланников и передай, что я хочу его видеть.

— Не могу.

— Почему?

— Ни одного из них здесь нет. Я же объяснял. Неизвестные Тени ненавидят равнину. И их очень трудно уговорить перебраться сюда. А большинство из тех, кто оказывается здесь, не желает делать что-либо для людей. И каждый раз такие просьбы выводят их из себя. А у тебя тут под боком целый полк. И там наверняка отыщется солдат, которому нечем заняться.

Ехидный безбожник. Вокруг крепости сейчас прохлаждались тысяча двести солдат, которым предстояло вести караван с сокровищами. А пока им действительно было нечем заняться.

— Мне нужен был способ сделать это побыстрее. — Едва Отряд оказывался на пустынной равнине, то не мог потратить зря даже лишний час, несмотря на всю помощь Шевитьи.

От Суврина тоже не было хороших новостей. Надо было отправить вместе с ним Тобо. Или, в крайнем случае, Доя или Госпожу. Того, кто лучше умел обращаться с Неизвестными Тенями. Уже должно было поступить известие как минимум о том, что плацдарм захвачен.

— Тогда тебе лучше спуститься самой, — посоветовал Баладитай. — Потому что с начальством помельче он и разговаривать не станет.

— Что? Почему?

— Потому что он слышит зовущие его голоса. И пытается придумать, что нм ответить.

— Проклятье! — Дрема мгновенно впала в ярость. — Это пустоголовое ничтожество! Да его…

Тобо и Баладитай ухмыльнулись. Дрема заткнулась. Она вспомнила времена, когда братья из Отряда специально выводили ее из себя, лишь бы полюбоваться, насколько изобретательной она становится в выборе выражений и обещаний всяческих кар.

— Надо было мне описывать вас такими, какие вы на самом деле, — процедила она, — Не тебя, Баладитай. Ты-то человек. — Она метнула в Тобо гневный взгляд: — А насчет тебя я начинаю сомневаться.

— Для неверующего сойдет, — пробормотал Баладитай.

— Да. Что ж. Вас, потерянных душ, куда больше, чем нас, знающих Истину. И я должна быть светочем божьим в Стране Наших Печалей.

Баладитай нахмурился, потом сообразил. Дрема и в самом деле посмеивалась над своим отношением к тем, кто не разделял ее религиозных взглядов и вместе с прочими неверующими составлял население Страны Наших Печалей. Которая прежде, когда веднаиты были более многочисленны и проявляли больший энтузиазм в спасении неверных от вечных мук, называлась Царством Войны.

И только Уверовавшие обитали в Царстве Мира.

— Тобо, даже не пытайся увильнуть! — рявкнула Дрема, — Ты пойдешь со мной вниз. Так, на всякий случай — если он и правда слышит голоса.

— Для меня это весьма веский довод, чтобы держаться от него подальше.

— Тобо!

— Пойду по твоим стопам, Капитан. Чтобы никто не напал на тебя сзади.

Дрема нахмурилась. Она так и не смогла привыкнуть к неформальным отношениям и внешней непочтительности к командирам, бывшими отличительной чертой культуры Отряда задолго до того, как она к нему присоединилась.

Солдаты над всем насмехались, а насчет остального жаловались. И тем не менее, дело делалось.

Торопливо спускаясь по лестнице, Дрема разминулась еще с несколькими подчиненными. Все из Хсиена.

Она восхитилась результатом работы своего учебного полка. Многие из тех, кто присоединился к Отряду, были отбросами Страны Неизвестных Теней, преступниками и беглецами, бандитами и дезертирами из местных армий, и дураками, думавшими, что поход вместе с Солдатами Тьмы станет великим приключением. Теперь же, подтянутые, сильные и уверенные, они смотрелись отлично. И звон стали, который им предстояло услышать, вероятно, раньше чем они предполагали, станет для них окончательной закалкой.

Спускаясь, Дрема видела десятки человек, все еще занятых переноской сокровищ наверх. Идущий сзади Тобо спросил:

— А ты уверена, что не перестаралась с ограблением гробниц? Мы уже набрали столько, что можем сделать богачами всех солдат. — Это факт не ускользнул от внимания некоторых рекрутов с уже запятнанной репутацией. Но искушение легко преодолеть, когда знаешь, что только твой Капитан сможет вывести тебя с долины живым и что Неизвестные Тени начнут на тебя безжалостную охоту, если замыслишь что-нибудь, уже уйдя с нее.

— Нам не одолеть Протектора, имея всего восемь тысяч солдат, Тобо. Нам нужно тайное оружие и умножители силы. Золото годится для обеих целей.

Иногда Капитан тревожила Тобо. Однажды, когда у нее была куча свободного времени, она слишком близко подобралась к библиотеке с книгами по военной теории. И с тех пор завела привычку выдавать фразочки вроде «стратегический центр гравитации» и «умножители силы», причем именно в те моменты, когда это вызывает лишь недоумение и озабоченность слушателей.

Тобо это заботило еще и потому, что ветераны — Костоправ, Госпожа и другие — все это одобряли. А это означало, что он чего-то не понимает.

— Здесь мы задержимся, — сообщила Дрема, когда они достигли уровня ледяных пещер, где находились Плененные, и приказала идущим за ней: — Вы четверо отнесете наверх двух спящих. Ревуна и Длиннотень. Ревуна мы прихватим с собой. Тобо тоже. А Длиннотень рабочая бригада доставит в Хсиен на суд. Вы двое останетесь с нами.

Ледяные пещеры казались лишенными времени и неизменными. Мороз очень быстро скрывал мелкие следы любых посещений. А мертвецов от заколдованных можно было отличить лишь при внимательном осмотре, да и то если знать, какие признаки нужно искать.

— В пещеру не заходить, пока мы вас не позовем, — продолжила Дрема, — Иногда эти замороженные помирают, даже если на них дохнуть. — Внимательное исследование показывало, что такое уже случалось. А трупами стали как несколько Плененных, так пяток их таинственных предшественников, чье присутствие в пещерах Шевитье еще предстояло объяснить.

Демон не поделился еще очень многими знаниями.

— Нам нужно, чтобы эти двое отправились наверх, не проснувшись, — сказала Дрема Тобо.

— Я должен снять стасис. Иначе они умрут, едва к ним прикоснутся.

— Это я понимаю. Но хочу держать их в таком состоянии, чтобы они не смогли доставить неприятности. Если Длиннотень по дороге проснется, то его некому будет контролировать.

— Дай мне сделать свою работу.

Обиделся. Дрема расположилась между юным магом и входом в пещеру — на случай, если любопытство солдат перевесит здравый смысл. Она восхитилась тем, как быстро лед восстанавливал повреждения и какими паутинно-деликатными были некоторые из структур вокруг спящих стариков. Теперь, если не считать пустого пространства после Ревуна, в пещере почти не осталось следов, оставленных в тот день, когда Плененных освободили. В этой части пещеры пол становился наклонным и сворачивал в сторону, а сама пещера — настолько узкой, что любой исследователь вынужден был ползти. И если проникнуть достаточно далеко, то попадешь в то место, где во времена древних преследований были спрятаны почти все священные реликвии культа Обманников. Отряд их уничтожил, уделив особое внимание могущественным Книгам мертвых.

Отправив двух спящих колдунов на поверхность, Дрема долго молчала. Она, Тобо и двое молодых солдат продолжили спуск в подземелье. Ее мысли занимали две проблемы. Первой был непонятный источник бледно-голубого света, просачивающегося сквозь лед в пещере стариков, а вторую она сформулировала вслух так: «Каков центр гравитации таглиосской империи?» Последнее ее интересовало гораздо больше. Первое было лишь любопытством и не имело особого значения. Наверное, просто свет из другого мира.

— Душелов, — ответил Тобо. — Ты не должна об этом думать. Если убьешь Протектора, то останешься лицом к лицу с огромной змеей без головы. Радиша и Прабриндрах Драх тут же объявят себя правителями, и всему делу конец. — В его изложении все звучало просто.

— Если не считать охоты на верховного главнокомандующего.

— И на Нарайяна Сингха. И Дщерь Ночи. Зато Протектор — единственная часть задачи, с которой мы не сможем справиться с помощью Черных Гончих.

Дрема отметила, как дрогнул его голос, когда он упомянул Дщерь Ночи. Тобо увидел ведьму, когда она была пленницей Отряда, еще до бегства в Страну Неизвестных Теней. И Дрема не могла не отметить, какое ошеломляющее впечатление девушка тогда произвела на Тобо.

Капитан не замечает лишь очень немногое. И ничего не забывает. И нередко ошибается.

Но устроив так, чтобы ветераны не путались у нее под ногами и не заглядывали через плечо, она допустила грубейшую ошибку.

Дрема обнаружила Ножа, стоящего перед стеной мрака. Он был напряжен, в левой руке болтался фонарь. Было очевидно, что он провел здесь много времени — ступеньки усеивали пустые баночки из-под масла для фонаря. Содержимое этих баночек предназначалось для Баладитая и тех, кто поднимал наверх сокровища.

— Нож! В чем дело?.. — раздраженно вопросила Дрема.

Нож махнул рукой, делая знак молчать:

— Слушай.

— Что?

— Просто слушай. — И, когда Дрема уже почти исчерпала свой запас терпения, добавил: — Вот это.

И она четко услышала слабый и далекий крик:

— Помогите!

Тобо тоже его услышал и вздрогнул:

— Капитан…

— Вызывай кошку Сит. Или Черную Гончую.

— Не могу. — Он не мог ей сказать, что нарушил ее инструкции, отослав почти все Черных Гончих на помощь Костоправу и Госпоже.

— Почему?

— Они откажутся сюда спускаться.

— Тогда заставь их.

— Не могу. Они партнеры, а не рабы.

Дрема пробормотала что-то о проклятиях и общении с демонами.

— Вы не сможете пройти дальше этого места, — сказал Нож, отвечая на незаданный вопрос. — Я сам тысячи раз пытался. У всего Отряда не хватит силы воли, чтобы сделать еще один шаг вниз. Я не могу бросить туда даже пустую банку из-под масла.

— А полные у тебя есть? — спросила Дрема.

— Вон там.

Дрема взяла три полные баночки. Две она бросила Ножу под ноги и велела:

— Отойди назад. — Масло из разбитых баночек не испугается колдовского мрака. — Теперь подожги его.

— Что?

— Подожги масло.

Нож с заметным нежеланием наклонил фонарь и вылил из него несколько капель горящего масла.

Лестница наполнилась пламенем.

— Проклятье! — взвизгнул Тобо. — Зачем ты это сделала?

— Теперь видишь, зачем? — отозвалась Дрема, заслоняя лицо ладонью от жара.

Мрак не смог одолеть пламя.

— Всего на две ступеньки ниже начинается пол, — сказал Тобо. — А на нем валяются монеты.

Дрема опустила руку и шагнула мимо Ножа. Тобо последовал за ней. Ошеломленный Нож вновь попытался пробиться вперед. И пошатнулся, не встретив ожидаемого сопротивления. Но почему оно внезапно исчезло?

Нож не сомневался, что если бы масло поджег он сам, то ничего бы не изменилось.

— Капитан, будь очень осторожна.

Темнота ждала.

— Помогите!

Голос стал громче и более настойчивым. И достаточно ясным для опознания.

— Капитан, и в самом деле, будь очень осторожна. Но это невозможно! Он никак не мог остаться в живых.

— Помогите!

Крики Гоблина звучали все более тревожно.

24. Хатовар. Нечестивая страна

Вот уже четыре дня, как мы в святой земле моей мечты. Мы ничего не обрели. И кое-что потеряли. Старый член отряда по имени Магарыч мертв. И Чо Дай Чо, он же Джоджо — нюень бао, так долго бывший ленивым телохранителем Одноглазого, тоже.

Тени прикончили их в первую же ночь. Тени-убийцы, сбежавшие с Сияющей равнины после того, как форвалака, прорываясь, повредила врата. Тени, уничтожившие население в этой части Хатовара.

Когда мы узнали, что ой и здесь есть, то принялись без особого труда приманивать и уничтожать их. Подобного опыта у нас хватало. Но метод предостережения оказался чрезвычайно неприятным.

Он мог оказаться и хуже. Сам факт того, что местность возле врат опустошена, насторожил всех.

За последующие ночи мы уничтожили в общей сложности девять Теней. И я стал надеяться, что это благоприятное предсказание для остальной части этого мира, если уж Тени стали настолько редки.

Их помогали уничтожать и Черные Гончие. Они ненавидели своих неприрученных кузенов с равнины. И очень их боялись. Хотя эти Тени и казались менее агрессивными по сравнению с теми, с которыми мы встречались в прошлом.

Гончие провели и дальнюю разведку, но не обнаружили живых людей южнее хатоварского эквивалента Данда-Преш. Признаков форвалаки они также нашли очень немного, зато смогли отыскать ее след. Он оказался настолько четким, что мои вороны заподозрили, что он был оставлен таким намеренно.

— Ты и правда хочешь снова пересечь эти горы? — спросил Лебедь.

— Он и так выглядит совершенно измотанным, — заметила Госпожа. — А ведь мы не прошли еще и фута.

— Сейчас было бы самое время воспользоваться ковром-самолетом, — признался я.

— Нам многое могло бы пригодиться. Например, не помешали бы несколько черных жеребцов из Чар. И лишняя сотня пускателей огненных шаров тоже. А ты не захотел украсть коня у Дремы.

— Но я ведь не мог, разве не ясно? Он же остался последний. И она заметила бы его пропажу.

— Зато она не заметила, что рядом с ней нет тебя, меня и прочего помета, выпавшего из гнезда тупоумия.

— Какой замечательный образ, — прокомментировал Лебедь. — А вот и главные птички нашей стаи, — К нам приближались Мурген, Тай Дэй и дядюшка Дой. Как и всем остальным, им хотелось узнать ответ на вопрос «Что делать дальше?», который я пообещал дать сегодня днем.

— Так что будем делать, начальник? — спросил Мурген.

— Идти за форвалакой. Здесь мы не можем оставаться. Тени погубили почти всю дичь.

Они просто убивали. Они станут убивать даже насекомых, если войдут в раж. А крупных животных они не трогают, лишь если им подворачивается возможность высосать жизнь из человека.

— Думаешь, поэтому она и ушла отсюда? — спросил Мурген.

Это лишь часть ответа.

— Ей тоже нужно что-то есть, — Брошенный на спутников взгляд показал, что огонь мести внутри них полыхает уже не столь жарко.

— Но здесь есть пища, — возразил Дой. — И ее не так уж трудно отыскать. Я видел диких кабанов и каких-то маленьких оленей, которых не смог распознать. Видел кроликов и несколько видов других грызунов, поменьше. И я говорю, что еды ей здесь хватило бы, пожелай она остаться. И еще я скажу, что Тени здесь уже давно не охотились, иначе я вообще не увидел бы тут животных. Монстр наверняка воссоединился со своими союзниками. А Теней послали шпионить за нами.

— Продолжай, — сказал я.

— Я изучил несколько различных оставленных ей улик. Быть может, они лишь дополняют поверхностную картину. Рейд обезумевшего чудовища. Но, по-моему, такой ответ слишком прост. И я чувствую, что за этим кроется нечто большее. Безумие и месть как мотивы сюда не укладываются. Но вот если она работает на пару с каким-нибудь местным…

Я размышлял над этим едва ли не с того момента, как вышел из комы. Но мне не хватало информации для поддержки моих предположений.

Я хмыкнул.

— Монстр наверняка знал, что его будут преследовать. У Солдат Тьмы есть такая репутация. И они уже пытались ее убить по куда менее веским причинам.

— А Гоблин, как мне помнится, еще и пытался ей помочь. А она отплатила ему тем, что напала на него прежде, чем он успел принести ей хоть какую-то пользу.

Дой продолжил:

— Чтобы добраться до Хсиена, она должна была пройти через двое врат. И она каким-то образом узнала, что Одноглазый именно там. К тому же она знала, что эти врата повреждены. Так что, даже если по дороге ей ничто не грозило, она не могла не знать, что станет уязвима, проходя через врата. Но она не пострадала. Далее, расстояние между вратами окажется очень большим, если она не получит помощь от Шевитьи. Но у нас нет причин полагать, что он ей помогал. И на первый взгляд создается впечатление, что ей предстоит слишком долгое, опасное и голодное путешествие — если она надеялась лишь убить Одноглазого и не опиралась на чью-то поддержку.

Я взглянул на Госпожу, потом вновь на Доя. Он был столь же умен, как и я.

— Понятно. Разумеется, без чьей-то помощи она бы не справилась. Без помощи Теней и особенно без пищи. У нее не имелось ни единого шанса прокормиться, пока она находилась в Хсиене. Ее по пятам преследовали Гончие.

— Значит, у нее были помощники, рассчитывавшие на крупное вознаграждение, — подвела итог Госпожа! — Интересно, на какое?

— А как насчет того, что мы четыре года выковыривали из Страны Неизвестных Теней? — предположил Мурген. — Секреты врат.

Все кивнули.

— Но как они могли узнать? — спросил я. — И зачем им это? Чтобы через врата никто не мог просочиться? Но разве Шевитья не говорил, что до такого уровня врата сами себя чинят? Тобо и Суврин никогда не находили открытых врат, разве не так? — Я предположил, что Дой знаком с приключениями Тобо.

Все взгляды обратились ко мне.

— Ведь здесь Хатовар. Откуда вышли все Свободные Отряды, — предположил Мурген.

— Более четырехсот лет назад. Теперь уже ближе к пятистам. Про это здесь могли вообще позабыть.

— А может, и не забыли.

— И еще они должны располагать какими-то знаниями о вратах. Ведь они провели Бовок через эти врата, затем в Хсиен и обратно, потом снова сюда. И ничего при этом не уничтожили.

— Мы можем предположить еще и то, что здесь кто-то умеет управлять Тенями, — добавила Госпожа.

— Почему?

— Это вытекает из того факта, что Бовок добралась до Хсиена и вернулась. А также из того, что мы имели бы здесь дело с гораздо большим количеством Теней, если бы вся их стая прорвалась и опустошила этот мир, когда Бовок впервые прошла через врата. Дой сказал, что здесь есть дичь. Если бы Тени, которых мы уничтожили, были дикими, то они убили бы всю дичь. Значит, их послали наблюдать за нами.

— Проклятье! — прорычал я. — Мурген! Когда ты был в Хань-Фи, то не слышал ли байки о Хозяине Теней, с которым мы еще не расправились? Уж не предстоит ли нам здесь столкнуться лбами с каким-нибудь древним мстителем за Длиннотень?

— Мы рассчитались со всеми. И если здесь кто и окажется, то местный. — Вполне возможно. Двое из тех троих, кого мы уничтожили в нашем мире, были именно такими. А одного приспешница Госпожи сочла мертвым, а он сбежал.

Продолжение разговора привело к выводу, что нас могли заманить в Хатовар специально, чтобы выбить из нас любые сведения, которыми мы могли обладать.

Госпожа даже сейчас оставалась ценнейшим хранилищем магической информации.

Затем я отошел в сторонку и остался наедине с воронами. Одной я велел отправить Неизвестные Тени на разведку, наказав лететь сколько потребуется, пока не обнаружатся ближайшие туземцы. Другую я отослал к Тобо с подробным и честным отчетом, изображая дело так, словно Дрема послала нас в Хатовар и ждет от нас регулярных сообщений.

Я надеялся, что Тобо воспользуется полезными намеками. И что он знает о Хатоваре больше, чем изображает.

Ни я, ни Госпожа не могли заснуть. Белой вороне не потребовалось много времени, чтобы отыскать людей. В нашу сторону направлялась армия, хотя она пока еще находилась по другую сторону гор. Там же отыскалась и форвалака, сопровождающая семейство колдунов, которые, судя по сообщениям от Тобо, были неоспоримыми повелителями современного Хатовара.

Эту информацию Тобо почерпнул из непрямого источника. Он проконсультировался с ученым Баладитаем, а тот задал наши вопросы демону Шевитье, который молчаливо признался в своей способности наблюдать за событиями в мирах, соединенных посредством Сияющей равнины.

Правителями Хатовара оказался многочисленный, драчливый и беспокойный клан колдунов, известный как Ворошк, что было просто-напросто их фамилией. Талантливая кровь отца-основателя клана передалась его чистокровному потомству. И многочисленному. Он был человеком с неограниченными аппетитами, и ныне Ворошков насчитывается несколько сотен. Их режим был жесток. Единственной его целью стало дальнейшее увеличение богатства и власти Семьи. После катастрофы, последовавшей за прорывом форвалаки в Хатовар, Ворошки научились управлять Тенями. И наверняка именно они послали Тени, которых мы уничтожили.

Кине, или Хади, уже не поклонялись в мире, носящем ига, означающее «врата Хади». А Детей Кины клан Ворошков уничтожил.

Тем не менее, ежегодно и примерно в то время, когда Обманники отмечают свой Фестиваль Огней, кто-то ухитрялся душить одного из членов Семьи и уходить безнаказанным.

Имелась весьма большая вероятность того, что Ворошки достаточно хорошо знают свою историю и помнят, что Свободные Отряды Хатовара изначально были именно миссионерами Матери Ночи. И они вполне могут опасаться возвращения Правительницы Тьмы.

Мои сверхъестественные союзники получили инструкции ни во что не вмешиваться, кроме тех случаев, когда подворачивалась возможность уничтожать хатоварские Тени без риска обнаружить нашу тайную силу.

Положив голову мне на грудь, Госпожа пробормотала:

— Кажется, эти Ворошки — плохие люди, дорогой. Такие же плохие, как и те, с кем ты сталкивался прежде.

— Включая тебя?

— Настолько плохих, как я, попросту нет. Но про них тебе нельзя забывать. Их целая семья. И они не грызутся между собой. Много. А мои Десять Взятых, даже когда я держала их на самом коротком поводке, и то пытались вонзить нож друг другу в спину.

Хоть она и дразнила меня, в ее словах заключался намек. Я обнял ее и сказал:

— Я вернусь на равнину, чтобы не идти на риск столкновения. Мы ведь всегда сможем прокрасться сюда как-нибудь в другой раз. — Но мне не доставит радости то, что Бовок и на сей раз удастся уйти.

Я задремал, размышляя о логике Ворошков. И об этом загадочном мире, так давно пославшем наших предшественников в крестовый поход, цель которого уже давно забылась. Может, Ворошки лишь марионетки Кины? Не могут ли они оказаться еще одним механизмом, с помощью которого Мать Тьмы попытается начать Год Черепов?

— Нет, — не согласилась Госпожа, когда я высказал эту мысль вслух. — Мы знаем, кому предназначена эта роль.

— Я даже и думать о Бубу не хочу, милая. Я просто хочу спать.

25. Сияющий Камень. Мститель

Гоблин не отрицал ничего:

— Она каким-то образом сохраняла меня живым. Намеревалась меня использовать. Но она ничего со мной не сделала. Я почти все время спал. И видел уродливые сны. Наверное, ее сны.

Голос маленького колдуна звучал чуть громче шепота. И дрожал. Постоянно казалось, что Гоблин вот-вот расплачется. Неукротимый дух, делавший его прежним Гоблином, куда-то подевался.

Его слушатели никак не приветствовали его и не давали понять, что он им нужен. Он был и нежеланен, и ненужен. Потому что четыре года проспал рядом с Повелительницей Ночи, Матерью Обманников.

— Она живет в самом унылом месте, какое только можно вообразить. Там сплошная смерть и разрушение.

— И безумие, — добавила Сари, не отрывая взгляда от штанов, которые штопала.

— Где Копье? — спросил Тобо.

Гоблина уже про него спрашивали. Копье Страсти было душой Отряда. Так же, как и Анналы, оно связывало воедино прошлое и настоящее. Оно непрерывно находилось с Отрядом с самого его ухода из Хатовара и вернулось вместе с ним. Оно обладало как символической, так и реальной силой, будучи ключом к вратам. И еще оно могло причинять богине жуткую боль.

Гоблин вздохнул:

— От него остался только наконечник. Внутри Кины, когда я ее пронзил. Она заставила его переместиться сквозь ее плоть, и теперь он попал в ее лоно.

Капитан, которой откровенно не нравился этот языческий разговор, рявкнула:

— Может ли кто-нибудь из вас, неверных, это объяснить? Тобо?

— Я ничего не знаю о религии, Капитан. Во всяком случае, ничего практического.

— Кто-нибудь?

Никто из неверных не отозвался.

Зато у Дремы имелось несколько мыслей по этому поводу. Первая — то, что Кина не настоящая богиня. Она всего лишь поразительно могущественный монстр. И все гуннитские боги и богини есть не что иное, как могущественные монстры. А истинный бог только один… Она стояла, не сводя с Гоблина глаз и гадая, уж не станет ли наилучшим выходом, если его попросту прикончить? Молчание затягивалось. Гоблин все так же ощущал себя чрезвычайно неуютно. Как ему и положено, учитывая обстоятельства и его ограниченную способность объяснить, что с ним произошло.

Ему никто и никогда больше не поверит.

— У меня есть идея, Тобо, — сказала Дрема.

Молчание снова затянулось: парень ждал продолжения, а она ждала, когда он спросит, что у нее за идея. Глупые игрушки взрослых.

— А почему бы нам не отправить Гоблина помочь Костоправу в Хатоваре? — предложила Сари. — В любом случае, ему будет спокойнее среди старых друзей.

Дрема метнула в нее неприязненный взгляд. Затем то же самое сделал Тобо. Сари улыбнулась, откусила нитку, положила иголку:

— Вот и готово.

С лягушачьего лица Гоблина сошли жалкие остатки цвета, уцелевшие за время подземного заточения. Оно утратило всякое выражение. Но чем больше Гоблин старался сделать выражение своего лица непроницаемым, тем больше оно выдавало то, что он не хочет присоединяться к экспедиции в Хатовар.

Возможно, его приводила в ужас мысль снова повстречаться с форвалакой.

— Думаю, это замечательная идея, — проговорила Дрема. Холодно. — Костоправ прислал ворону с мольбой о помощи. А он уже прихватил с собой всех непредсказуемых солдат и чародеев. Гоблин, ты ведь еще не разучился делать свое дело? Колдовать сможешь?

Печальный маленький колдун медленно покачал головой:

— Не знаю. Надо попробовать. Но от меня даже в лучший мой день будет мало толку против настоящего таланта. И никогда не было.

— Решено. Ты отправишься по хатоварской дороге. Всем остальным. Все наши дела здесь завершены. И мы выступаем. Тобо, отыщи братьев Чу Мин. Они пойдут с Гоблином.

Новость о том, что скоро в поход, распространилась быстро. Оставшиеся с нами войска были рады ее услышать. Они слишком долго пробыли в этом неуютном и пугающем месте, пока их командиры грызлись из-за пустяков. Да и запасы продовольствия быстро сокращались, несмотря на все годы подготовки.

26. Хатовар. Преследование

Я вернулся после консультации с белой вороной.

— Они уже спустились с гор на нашей стороне перевала.

— Значит, они двигаются очень быстро, — заметила Госпожа.

— Они начали гадать, не заподозрили ли мы что-нибудь. Им непонятно, почему несколько их Теней-разведчиков не вернулись, а немногие вернувшиеся так и не подобрались близко к нам. Поэтому они оставили пехоту, тяжелую кавалерию и артиллерию позади, чтобы добраться до нас быстрее и помешать нам подготовиться, если мы ожидаем сражения. И еще птица сказала, что они готовят какой-то сюрприз, но она не смогла подобраться достаточно близко и подслушать, какой именно.

— Не понимаю, почему они попросту не сидели здесь, дожидаясь нас, — пробормотал Лебедь.

— Наверное, потому, что здесь мало продовольствия, отсюда далеко до мест, где происходят события, и они не могли знать заранее, когда мы появимся. А хоть бы и знали. У них на севере целая империя, которой нужно управлять. К тому же, если бы они встали тут лагерем, мы могли бы просто-напросто увидеть их и не утруждаться спуском с равнины. И еще. Думаю, они ожидали, что мы двинемся по следу форвалаки, как только поймем, что здесь произошло. В таком случае они могли бы загнать нас в ловушку севернее Данда-Преш. На знакомой местности и поближе к дому. И я бы купился на эту уловку, если бы не отправил на разведку ворон и Черных Гончих.

И даже если не считать расстояния, эти места для них полны предрассудков. К тому же в семействе Ворошк сменился глава. Некто по прозвищу Старейшина неожиданно умер примерно в то время, когда мы вышли на равнину. А его преемник, похоже, больше ориентирован на действия.

— И ты узнал все это, разговаривая с воронами?

— Они умные птицы, Лебедь. Умнее многих людей. И разведчики из них получились замечательные.

— И какая у нас теперь стратегия? — спросил Дой.

— Будем сидеть. И ждать. Выпустим Черных Гончих поиграть. Они любят дразнить лошадей.

Все уставились на меня с раздражением, хорошо знакомым мне по тем временам, когда я был Капитаном и разыгрывал свои карты втемную. Я содрогнулся и заставил себя приоткрыть их.

— Они пустили вперед небольшой отряд легкой кавалерии, чтобы он добрался сюда быстрее остальных. И когда наступит ночь, Неизвестные Тени примутся изводить лошадей. Незаметно, разумеется. Мы ведь не хотим их потерять. А Тени покрупнее станут обрабатывать форвалаку, показываясь ей в облике призрака Одноглазого. Я надеюсь, что она бросится вперед, опережая своих приятелей. И тогда мы сможем убить ее и уйти быстрее, чем они сюда доберутся.

Ну вот. Я поделился своими планами.

И стал чувствовать себя паршиво. У меня возникло ощущение, что теперь, когда я все сказал, что-нибудь обязательно пойдет не так.

Молчание. Которое затянулось. Пока Мурген наконец не спросил:

— А это сработает?

— Да откуда мне знать, черт подери? Спроси меня снова завтра в это же время.

— Что станем делать с Гоблином? — спросила Госпожа.

— Приглядывать за ним. И не подпускать его к копью Одноглазого. — Все это казалось для меня самоочевидным.

Молчание снова затянулось. Потом Лебедь сказал:

— Я вот что думаю. Почему бы нам не оставить Гоблина здесь, когда будем уходить?

— А я думал, что он твой друг, — буркнул я.

— Гоблин — был. Но мы уже решили, что это не может быть тем Гоблином, которого мы знали. Правильно?

— Но все же остается шанс, что тот Гоблин, которого мы знали, все еще внутри него и ждет, когда его освободят. Как и все мы, когда были похоронены под равниной.

— А те из нас, кто там не был, не очень-то уверены в тебе.

— Просто будем считать, что я сторонник мягкого обращения. Будем относиться к нему как к Гоблину, пока он не сделает нечто такое, из-за чего у нас появится желание его повесить. И тогда мы его повесим. — Мне пришлось немного подыграть. От меня этого ждали.

— Капитан все еще решает кадровые проблемы, изгоняя в Хатовар тех, кто вызывает у нее сомнение, — заметил Мурген.

— И это смешно? — поинтересовался я, потому что он улыбался.

— Конечно. В том смысле, что ни тебе, ни мне, ни Госпоже такое даже и голову не пришло бы, когда командовали мы.

— Каждый считает себя ехидным критиком. — Я повернулся к Госпоже. — А ты не вздумай проболтаться о том, что не сможешь дать Гоблину такого пинка, что он улетит до самого Хсиена. Я попробую завалить его такой кучей дел, что ему будет некогда впутываться в неприятности. Но если он будет верить, что ему придется балансировать на лезвии, это тоже не помешает.

— Нет нужды его в этом убеждать. Он не дурак.

— Мы тебе еще долго будем нужны? — поинтересовался Лебедь, тасуя колоду карт. Мургену и Тай Дэю тоже явно не терпелось присоединиться к нему за развлечением, которое снова вошло у нас в привычку во время пребывания в Стране Неизвестных Теней.

— Идите. Все равно нам делать нечего, кроме как ждать. И наблюдать, как дядюшка Дой шныряет вокруг с раковинами улиток, словно ему даже в голову не может прийти, что кто-то способен проявить бдительность и вовремя заметить опасность. — Именно так Неизвестные Тени пересекли равнину и попали сюда. Так кто из моей команды в сговоре с Тобо и Капитаном?

Однако я не мог ждать вечно. Не намеревался и выступить против солдат Ворошков. Единственный повод к вражде между нами и Ворошками проистекал из их предположения, что Отряд существовал только как еще нетронутый ресурс.

Я порицаю такое отношение, когда сталкиваюсь с ним.

В ту ночь над Хатоваром стояла полная луна. Я пошел прогуляться в лунном свете. Мои вороны то прилетали, то улетали. Они носились, как молнии, до тех пор, пока я не попытался понаблюдать, как они это делают.

Неизвестные Тени ничуть не менее злобны и опасны, чем описывает их хсиенский фольклор. И им оказалось совсем нетрудно раздразнить форвалаку и выманить ее из-под защитного зонтика, предложенного колдунами Ворошков.

27. Страна Теней. Прорыв

Капитан подползла к Суврину, пристроилась рядом и приподняла голову ровно настолько, чтобы разглядеть врата, отделяющие равнину от дома.

— Мы всего в тридцати милях от места, где ты родился, Суврин. — Она уже несколько лет пыталась придумать ему прозвище получше, чем Суврин, что на его родном сангельском языке означало «младший». Но ничего более экзотичного и подходящего так и не отыскала.

— Даже меньше. Интересно, помнит ли меня еще кто-нибудь?

Позади них тысячи солдат ждали нетерпеливо. И голодно. При переходе равнины слишком много времени было потрачено зря. Дрема постаралась забыть об очередном уколе вины.

— Сколько их там? — спросила она. Чуть ниже врат располагался лагерь. Построенный на останках старого лагеря Отряда, на вид он находился здесь уже давно. Строения были сооружены из подручных материалов, но создавали впечатление постоянства. Это было характерной чертой всех военных сооружений, возведенных на территориях, где правила Протектор.

— Пятьдесят шесть человек. В том числе девять женщин и двадцать четыре ребенка.

— Маловато, чтобы остановить попытку прорыва.

— Они здесь не для этого. Они вооружены, но это не настоящие солдаты. На дорогу или врата они даже внимания не обращают. А днем почти все они работают на полях. — По берегам ручья у подножия холма виднелось несколько жалких клочков кое-как обработанной земли, — Я подумывал о нападении, но решил, что лучше подождать, пока Тобо к ним не приглядится. Думаю, что на самом деле они здесь из-за Теней.

— После заката пошлем вниз десантников. И они их упакуют быстрее, чем те поймут, что на них свалилось. — Капитан была недовольна нерешительностью своего протеже.

— И все же пусть Тобо сперва их проверит. Правда. Они всегда более активны после наступления темноты.

— Не поняла.

— Сейчас уже почти сумерки. Подожди. Сама увидишь, о чем я.

— Только не заставляй меня ждать всю ночь, Суврин. — Дрема отползла назад. Когда она добралась до места, где могла встать, не замеченная снизу, она так и сделала и подошла к поджидающей ее свите. — На нашем пути гарнизон. Небольшой. Хлопот не доставит, потому что нас вроде бы не ждут. Мне нужно, чтобы никто из них не сбежал, когда мы пройдем через врата. Ранмаст. Икбал. Вернитесь по дороге назад. Пусть все подготовятся. Соблюдать обычную дисциплину. Передайте, чтобы солдаты поели и приготовили оружие. Но костры разводить не разрешаю, чтобы огонь или дым не заметили. Возможно, выступим не ранее полуночи, но я хочу, чтобы все были готовы, когда я прикажу выступать.

Вдоль колонны суетливо побежали посыльные, передавая ее приказ.

— Вон там. Смотри. Вот о чем я говорил, — сказал Суврин, указывая. По бокам от него лежали Тобо и Дрема. Внизу под ними солдаты гарнизона начали тщательно осматривать местность возле врат, освещая ее с нескольких направлений различными источниками света. — Сейчас они явно ищут утечки. Через минуту станет еще интереснее.

Вскоре трое принесли глиняный кувшин с узким горлышком и объемом около галлона, прикрепленный к деревянной раме, который они прислонили к магическому барьеру, не дающему Теням с равнины пробраться через врата.

Освещение было ярким, но даже зорким глазам Тобо света не хватало, чтобы разглядеть происходящее там. Однако, чем бы те люди ни занимались, они проявляли чрезвычайную осторожность.

— Понял! — воскликнул Тобо через десять минут пристального наблюдения. — Они пытаются поймать Тени. Проделали в барьере крохотную дырочку и теперь надеются, что какая-нибудь нетерпеливая Тень просочится через нее и попадет в кувшин.

— Они работают для Душелова, — проговорила Дрема. Наверное, чтобы просто охладить энтузиазм парня. Теперь она поняла, почему Суврин был таким осторожным.

— Разумеется. Для кого же еще? Нам надо все обдумать. Если в ее распоряжении есть целая стая Теней…

— Уже слишком поздно поворачивать обратно. — Словно она нечто подобное предлагала. Дрема перевернулась на спину, потерла лоб левой рукой. Звезды на небе были звездами ее детства. Она так давно их не видела. — Я скучала по нашим звездам.

— Я тоже, — отозвался Суврин. — Я здесь провел немало времени, просто наслаждаясь ими.

— Ты еще не послал через врата даже одного разведчика?

— У меня действительно не было возможности это сделать. Не хотел принуждать тебя к чему-либо, взяв все в свои руки. В любом случае, мне нужно было починить врата прежде, чем я мог делать что-то еще, а ночью у меня был всего час, чтобы спуститься к ним и заняться ремонтом.

— Но теперь-то они в исправности. Разве не так? У нас наверху двенадцать тысяч человек. И не говори, что нам нужно подождать еще.

— Можете идти через врата в любое время.

— Нефы, — предупредил Тобо.

Дрема перевернулась обратно на живот. И точно — внизу возле местных появились сноходцы. Они оставались прозрачными. Они подпрыгивали и жестикулировали. Но работающие за барьером игнорировали их.

— Они не могут их видеть, — пояснил Тобо.

Нефы оставили попытку пообщаться с ловцами Теней и скользнули вверх по склону, чтобы теперь досаждать наблюдателям на краю равнины.

— Что они пытаются нам сказать? — спросила Дрема.

— Не знаю, — ответил Тобо. — Я иногда даже слышу их шепот, но до сих пор не могу их понять. Будь здесь отец… Он сам почти стал сноходцем. И думаю, что он мог бы их понять, хотя бы немного.

— Думаю, мы можем смело предположить, что они  предостерегают нас от какого-то поступка. Так было всегда с тех пор, как кто-то об этом догадался. Но мы никогда еще не попадали в неприятности, делая то, что хотим. Разве не так?

Ожидание затянулось.

— Они всегда так себя ведут, — сказал Суврин и перевернулся на спину. — Почему бы нам не посмотреть на падающие звезды?

— Я пойду вниз, — решил Тобо. — Хочу послушать, о чем они говорят.

— Если забыть о том, что они тебя увидят, то когда это ты выучил сангельский?

— Нахватался кое-чему у Суврина. Надо же нам было чем-то заняться во время скучных поездок к вратам. Впрочем, я не думаю, что эти ребята будут говорить на любом ином языке, кроме таглиосского. Они отобраны из тех, кому Протектор доверяет. То есть из тех, чьи семьи находятся там, где она может их сожрать, если чье-то поведение ее разочарует. А меня они не увидят.

Дой обучил его хорошо. Спускаясь по склону, он был почти невидим, даже не пользуясь никакой магией. Ловцы Теней ничего не заметили. А вот сноходцы разволновались. Затем и несколько ближайших Теней — из тех, что не кружились вдоль дороги вместе с остальными, надеясь, что какой-нибудь солдат по глупости пересечет защитный барьер, — тоже начали беспорядочно метаться от укрытия к укрытию. Одна из них рванулась вверх, просочилась через дырочку и угодила в кувшин.

Ловцы Теней поздравили друг друга. Они мгновенно запечатали и кувшин, и барьер — последний почти невидимым кусочком бамбука. Тобо ощутил исходящие от него могущественные чары. Душелов не желала, чтобы через этот клапан просочились более сильные Тени.

Пленение единственной Тени вполне удовлетворило ловцов. Они собрали свои вещи и ушли.

— И это все? — спросила Дрема.

— Я сейчас впервые увидел, как они поймали Тень, — пояснил Суврин. — Полагаю, такое случается не очень часто.

Через несколько секунд после ухода тенеловов Тобо прошел через врата в свой родной мир. Суврин починил врата как следует.

Парень глубоко вдохнул. Прислушался к негромким звукам — это спускались с равнины десантники. Никто не поднял тревогу, когда он прошел через врата, и когда через них начали проходить десантники — тоже. Очевидно, Протектор не опасалась угрозы с юга. Хоть она сама несколько раз восставала из могилы, она не ожидала подобного поведения от своих врагов.

— Воды спят, — проговорил Тобо в ночь и начал плести заклинание, которое погрузит команду тенеловов в глубокий сон. Он научился ему у Одноглазого, а тот украл его у Гоблина более ста лет назад.

Его мысли постоянно возвращались к Гоблину.

Кина была Матерью Обманников. Допустим, она совсем ничего не сделала с колдуном-коротышкой. Но кто в это поверит? И никто и никогда не станет ему доверять. А значит, много времени и ресурсов будет зря потрачено на то, чтобы не спускать с него глаз.

Может, в этом и есть суть? И Гоблин всего лишь диверсия? Есть ли способ это выяснить?

Считалось, что сейчас в нем должен сверкать творческий гений юности. И он должен придумать такой способ.

Изумленно распахнув глаза, пленники наблюдали, как вниз с равнины маршируют батальон за батальоном. Армию такой численности здесь не видели со времен кьяулунских войн. В том раунде лавры победителя достались Душелову, потому что Отряд сильно уступал ей в том, что касалось волшебства.

Радиша Драх и Прабриндрах Драх занимали в параде почетное место. Облаченные в имперские одеяния, окруженные десятками таглиосских королевских знамен, они своим присутствием олицетворяли заявление, которое Дрема желала сделать рано и делать часто.

Разумеется, здесь это заявление пропадало зря, потому что никому из свидетелей не будет позволено разнести весть, опережая наступление армии. Но Дрема сочла удачной мысль о том, что князю и княжне следует почаще тренироваться для осуществления своих исторических ролей.

Суврин уже ушел вперед, как и десятки дозорных и разведчиков. Солдат Тьмы спустили с поводка. И бедняге Суврину пришлось бежать впереди — ему было поручено перекрыть южный конец перевала через Данда-Преш. Для этой работы ему не требовалась специальная тренировка. Именно ею он и занимался, когда Дрема взяла его в плен, направляясь к вратам, чтобы освободить бедных Плененных из заточения под равниной.

Обеспечив непроходимость перевала для разносчиков слухов с юга, Суврин должен был преодолеть Данда-Преш и захватить армейские мастерские в Чарандапраше. Вполне вероятно, там вообще не окажется гарнизона, если вспомнить об отношении Душелова к своим вооруженным силам.

Суврин будет знать обстановку задолго до того, как доберется туда. Едва путь с равнины открылся, Тобо приволок оттуда множество мешков старых раковин улиток. И теперь невидимый поток уже начал растекаться по региону, прежде известному под названием Страна Теней. Тобо будет знать все, о чем будут знать его существа. И Тобо сделает так, чтобы эти существа донесли новости до всех, кому их нужно знать.

Напряжение было велико и продолжало нарастать. Знающие Душелова не сомневались, что рано или поздно она узнает о вторжении. И ее ответ наверняка станет яростным и впечатляющим, быстрым и непредсказуемым. И таким, какой никому не захочется испытать.

28. Таглиосские территории. Слепое отчаяние

Когда девушка разбудила его, Нарайян застонал, но быстро взял себя в руки. Протектор была где-то поблизости, но не ближе, чем в предыдущие два дня. Отчаянных усилий Дщери Ночи, когда она пользовалась талантами, сути которых не понимала сама, едва хватало на то, чтобы предотвратить их пленение. Но каждый день они балансировали на грани. И эта игра не могла тянуться еще долго. У них с девушкой ничего не осталось. И если Протектор подключит к охоте подвластные ей Тени…

— В чем дело? — выдохнул он, подавив боль, терзающую его теперь постоянно.

— Что-то случилось. Нечто большое. Я это чувствую. Это… не знаю, как и сказать. Словно моя мать проснулась, огляделась и снова заснула.

Нарайян ничего не понял. И сказал об этом.

— Это была она. Я знаю. Она коснулась меня. — От замешательства девушка перешла к уверенности. — Она хотела дать мне понять, Что все еще там. Хотела, чтобы я держалась. И чтобы я узнала, что скоро все изменится к лучшему.

Нарайян, хорошо знавший родную мать девушки, подозревал, что она гораздо больше унаследовала от характера своей тетки, Протектора. Та отличалась переменчивостью, а настроение Дщери Ночи могло измениться от дуновения ветерка. А ему хотелось бы, чтобы оно было более стабильным, как у ее матери. Впрочем, Госпожа могла сосредоточиться на одной навязчивой идее. Например, она твердо решила поквитаться с ним и со всем культом Обманников. Даже будучи инструментом Кины, она не испытывала к богине ни любви, ни хоть какого-то уважения.

— Ты слышал меня, Нарайян? Она там! И уже не собирается лежать там долго.

— Слышал. И обрадовался не меньше тебя. Но есть чудеса, и есть чудеса. А нам все еще нужно уйти от Протектора. — Он указал на небо западнее них. Всего лишь в полумиле над пологим и заросшим кустарником склоном кружила стая ворон.

У Душелова тоже имелись навязчивые идеи. Охота на них продолжалась уже целую вечность, пока безуспешно для обеих сторон. Неужели у Протектора нет другой работы? Кто сейчас управляет Таглиосом и его территориями?

В начале преследования Нарайян был уверен, что Душелов заскучает и займется чем-то другим. Она всегда так поступала.

Но не на этот раз. Сейчас она закусила удила.

Почему?

Когда имеешь дело с Протектором, ответить невозможно. Возможно, она увидела будущее. Возможно, не смогла придумать себе более увлекательное развлечение. Ее мотивы не всегда осмысленны даже для нее самой.

Вороны начали веером разлетаться на север от той точки, где, наверное, находилась Душелов. Казалось, что их интересует некий узкий сектор склона. Они дрейфовали, гонимые ветерком, и, не особенно напрягаясь, медленно разлетались. Нарайян и Дщерь Ночи наблюдали за ними, сохраняя полную неподвижность. У ворон острое зрение. И если двое самых святых Обманников могут их видеть, то и вороны, в свою очередь, могут увидеть их — если неустойчивый магический талант девушки на мгновение даст сбой.

Одинокая ворона спланировала на юго-восток. «Словно пьяная», — подумал Нарайян. Вскоре они уже не видели ни одной черной птицы.

— А теперь пойдем, — сказал Нарайян, — Пока мы еще можем. Знаешь, по-моему, та дымка на юге может быть Данда-Преш. Еще неделя — и мы доберемся до гор. А там нас ловить безнадежно.

Он сам не верил в то, что говорил. И оба это знали.

Дщерь Ночи шла первой. Она была гораздо подвижнее Нарайяна, и ее нередко выводила из себя его неспособность поспевать за ней. Иногда она осыпала его бранью и даже била. Он подозревал, что она бросила бы его, если бы имела другой источник существования. Но ее жизненные горизонты никогда не простирались далее границ культа, и она понимала, что живой святой имеет гораздо большее влияние среди Обманников, чем любая скверно воспитанная женщина-мессия, чей статус пока принимался только потому, что на него падал отблеск авторитета Нарайяна.

И хромота Нарайяна спасла их. Девушка сидела на корточках в кустах, оглядываясь с плохо скрываемым раздражением.

— Впереди поле. Большое. Укрытий там почти нет. Станем ждать темноты? Или обойдем? — Ей было слишком трудно поддерживать их невидимость на открытой местности.

Иногда Нарайян гадал, какой она могла бы стать, если бы выросла с родной матерью. Он не сомневался, что к этому возрасту Госпожа уже превратила бы ее в воплощение темного ужаса. И уже не в первый и даже не сотый раз желал, чтобы Кина позволила ему принести Госпожу в жертву в тот день, когда он похитил новорожденную Дщерь Ночи. Если бы эта женщина тогда умерла, то его последующая жизнь стала бы намного легче.

— Дай-ка взглянуть.

Нарайян присел. Боль вцепилась клыками в его больную ногу, словно кто-то полоснул по ней тупым ножом. Старик вгляделся в каменистую пустошь, почти лишенную жизни — если не считать приземистого и корявого обломка древесного ствола посередине, чуть выше пяти футов высотой. В нем чудилось нечто знакомое. Он не видел его прежде, но знал, Что обязательно узнает.

— Не шевелись, — прошипел он. — Даже не дыши часто. Там что-то не так.

Он замер. Девушка тоже. В подобных случаях она никогда не задавала вопросов. Он каждый раз оказывался прав.

Наконец Нарайян вспомнил. И прошептал:

— Это Протектор — тот самый ствол. Она внутри, окруженная иллюзией. Она уже прибегала к этому трюку.

Я слышал о нем, когда был пленником Черного Отряда. Так она устраивала им засады, и они предупреждали друг друга об этой уловке. Посмотри внимательно на основание той ветки, которая дважды изгибается и заканчивается пучком прутиков. Видишь, там прячется ворона?

— Да.

— Осторожно отползай назад. Медленно. Что?.. Замри!

Девушка застыла. И оставалась неподвижной долгие минуты, пока Нарайян не начал расслабляться.

— А в чем было дело? — прошептала она. Ни ствол, ни ворона не сделали ничего настораживающего.

— Там что-то было… — Но теперь Нарайян и сам начал сомневаться. Он на мгновение заметил что-то краем глаза, но когда взглянул в ту сторону, то ничего не увидел. — Возле того большого красного валуна.

— Тихо! — Девушка уставилась в другую сторону. — Мне кажется… Там. Что-то… Я ничего не вижу, но чувствую. По-моему, оно наблюдает за деревом…

Гррр!

Низкое рычание сзади они скорее ощутили, чем услышали.

После многих лет, проведенных в бегах, они развили в себе такую самодисциплину, что никто из них даже не моргнул. Мимо рысцой проследовало нечто большое и темное. Рот живого святого распахнулся, но из него так и не вырвался вопль. Девушка прижалась к нему, не делая резких движений.

Через прогалину промчалось нечто, напоминающее набор лоскутов, вырезанных из незнакомого животного. Оно совершенно не походило на собаку. И имело слишком много конечностей. Но задержавшись на краткое мгновение возле ствола, оно задрало ногу и оросило его.

А затем, разумеется, умчалось. Но Душелов осталась, приняв собственный облик. И раздираемая яростью.

— Что-то изменилось, — выдохнул Нарайян сквозь боль.

— Нечто большее, чем моя мать.

Нечто большее, чем Мать Ночи.

Нечто, что с этого момента оставило у них ощущение, будто за ними непрерывно наблюдают — даже когда они никого вокруг себя не видели.

29. Хатовар. Властелины небес

Мои вороны работали упорно. В течение часа я узнал, что Дрема уже прорвалась в наш родной мир и что форвалака бросила Ворошков и мчится к нам. Я немедленно начал отдавать приказы. Вполне возможно, что Бовок доберется до нас только через несколько часов, но я хотел быть уверен, что каждый из моих товарищей уже занял отведенную ему позицию и что все мои ресурсы могут быть пущены в ход немедленно.

Лозан Лебедь ходил за мной по пятам, напоминая, что начатая мною суета — как раз то тупое солдафонство, которое возмущало меня в действиях Дремы.

— Ты хочешь возвести свой будущий дом в Хатоваре, Лебедь?

— Эй, не убивай гонца.

Я что-то раздраженно буркнул, затем пошел и отыскал свою ненаглядную.

— Нам пора переодеваться. Готовься к спектаклю.

— О, я всегда была неравнодушна к мужчинам в черном и с птицами на плечах.

Мы завершили приготовления. Десяток уцелевших пускателей огненных шаров установлен на позициях — на мой взгляд, идеально выбранных с тем расчетом, чтобы обрушить на форвалаку плотный перекрестный огонь, когда она бросится на меня. Если это ее и не убьет, то выгонит на меня, прямо на копье Одноглазого.

Я ждал нашей схватки, и это было для меня необычным. Я не из тех, кто в нашей профессии наслаждается процессом убийства.

Вороны доложили, что монстр уже через час доберется до нас. Люди поели перед схваткой, чтобы мы смогли загасить все костры до появления форвалаки. Дою удалось добыть кабана. Его обглодали быстро. В моей команде мало вегетарианцев.

Мы с Госпожой и Лебедем убивали время, играя в «камень, ножик и бумагу», когда к нам подошел Мурген.

— Здесь Гоблин. Только что подошел к краю равнины. С ним двое парней. А ты неплохо выглядишь. — Ему еще не доводилось видеть новые доспехи Жизнедава.

— Да будут благословенны Капитан и ее бесконечная мудрость, — пробурчал я. — Быстро сработано. Надо будет приглядывать за этим мелким дерьмом. — Словно такие приказы нуждаются в повторении. Я повернулся к Госпоже. — Так что, запрячь его в работу?

— Обязательно. В первом ряду. Одноглазый же был его лучшим другом, разве не так?

— Мурген, когда он сюда спустится и мы с ним поговорим, отведи его туда, где я поставил пару двухдюймовок. Мы не знаем, остались ли в них заряды. Парней, что с ним пришли, отведи назад, пусть прикрывают подступы к вратам. А сам оставайся с Тай Дэем и Гоблином.

Мурген бросил на меня настороженно-равнодушный взгляд.

— Если придется, проткни его. Или шарахни по голове. Если он даст тебе повод.

— Какой, например?

— Не знаю. Ты взрослый и умный мужчина. Неужели сам не поймешь, нужно ли брать его в оборот?

— А тебе не кажется, что те двое приставлены к нему именно для этого?

Об этом я не подумал. Что ж, вполне вероятно.

— Они из тех, кому мы можем полностью доверять?

— Пока я шел сюда, то так и не разобрался, кто они такие.

— Значит, мой приказ остается в силе.

Я внимательно рассматривал Гоблина. В последний раз я видел его незадолго до того, как оказался в подземелье. Он сильно постарел.

— Когда я слышал о тебе в последний раз, мне сказали, что ты дезертировал.

— Я уверен, что Одноглазый все это объяснил. — Голос у него остался прежним, но в самом Гоблине ощущалось некое неуловимое отличие, причинами которого, наверное, были скорее время и предательства памяти, чем любое новое зло внутри него, но я из-за своей подозрительности никогда еще сильно не ошибался.

Рост Гоблина приближался к нижнему концу шкалы для нормальных людей. И еще он был относительно широкоплеч, несмотря на то, что в последние годы плохо питался. И еще у него практически не осталось волос. К тому же он почти не улыбался. Он выглядел бесконечно усталым, словно с трудом выдерживал накопившийся груз лет, подсчитывать которые стало для него непосильной задачей.

Мой долгий сон в пещере среди древних старцев тоже нельзя было назвать бодрящим.

— Одноглазый был бесстыжим лжецом. Как мне сказали — через пятнадцать лет после самого события, — идея принадлежала тебе, а он лишь увязался следом.

— Капитана это удовлетворило. — Он не спорил и не ехидничал. И это стало последним намеком, который мне требовался. В этом Гоблине не осталось юмора. А это крупное изменение.

— Рад за нее. Ты прибыл как раз вовремя. Форвалака будет здесь через несколько минут. И на этот раз мы ее убьем. Ты ведь не растерял свои навыки, пока торчал в ловушке, верно?

В глубине его глаз что-то шевельнулось — как мне показалось, нечто холодное и злое. Но это вполне могло быть и раздражение из-за того, что на него столь пристально и внезапно уставилось множество глаз.

— Капитан?

Тот, кто меня окликнул, наверняка один из настоящих ветеранов Отряда. Все прочие уже отвыкли называть меня так, хотя многие до сих пор называют Госпожу «лейтенантом», потому что Дрема так и не заполнила эту позицию официально. Большую часть лейтенантской работы делает Сари, несмотря на то, что официально она членом Отряда не числится.

И почему мы придаем такое значение этим мелочам?

— Что?

— Там какое-то движение. Вероятно, Черные Гончие преследуют форвалаку. Значит, монстр совсем близко.

— Всем полная готовность! Мурген, покажи Гоблину его пост. — На ходу я громыхал и звякал. Пусть мои доспехи и выглядят маскарадными, но они реальные и тяжелые.

— Капитан! — донеслось издалека. — Посмотрите туда! — Солдат вышел из укрытия, указывая в нужную сторону.

Я ахнул.

— Вот дерьмо! — взорвалась Госпожа. — Какого дьявола твои вороны нас об этом не предупредили? — Она стала озираться в поисках укрытия..

С запада в нашу сторону V-образным строем летели три непонятных предмета. Мой человек заметил их на таком отдалении, что у нас, несмотря на их скорость, еще осталось время проследить за их приближением. Этот парень с соколиными глазами заработал награду.

Летуны допустили одну ошибку — они выбрали высоту с таким расчетом, чтобы их не заметили Неизвестные Тени. И это сделало их полностью уязвимыми для обнаружения невооруженным глазом, потому что они четко выделялись на фоне ясного синего неба — сегодня стоял один из тех редких дней, когда природа решила отдохнуть от облаков и дождя.

— Ты думай только об оборотне, дорогой, — бросила Госпожа. — Это отвлекающий маневр. Я ими займусь. — Она начала выкрикивать приказы, к которым я добавил и парочку своих.

Разумеется, она ошиблась. Как раз форвалака и была отвлекающим маневром для этих летающих Ворошков, хотя Бовок наверняка не сомневалась, что верно обратное. Приблизившись, летающие колдуны стали похожи на волнистые комки, прилипшие к длинным шестам. Они были закутаны в нечто, напоминающее черную шелковую ткань, целые акры которой развевались за ними в воздухе.

Очевидно, они по какой-то причине полагали, что мы не сможем их увидеть, поэтому совершенно не старались остаться незамеченными.

Когда они снизили скорость, я немедленно заподозрил, что они хотят скоординировать момент своего подлета с форвалакой, — и оказался прав.

Комок черной ярости взорвался ревом всего в сотне ярдов от нашего самого дальнего поста. Все Неизвестные Тени окружили форвалаку. Именно так, как им полагалось — внезапно, ненадолго и в этой точке.

Едва форвалака приостановила бег и набросилась на призраков, они тут же растаяли.

В этот момент она представляла из себя замечательную мишень.

И в дело вступили проекторы огненных шаров.

К сожалению, большая часть тех, что оказались работоспособны, выпустила свои пылающие и непредсказуемые снаряды в сторону хатоварских колдунов. И лишь два малокалиберных бамбуковых шеста остались нацеленными на монстра. А один из них испустил дух, выстрелив лишь одним желчно-зеленым шаром. Тот полетел, хаотично виляя и дергаясь, но все же скользнул по боку зверя как раз вдоль шрамов, оставшихся у форвалаки после наших прежних стычек. Зато второй шест четко влепил ей заряд в плечо.

А визжать форвалака умела.

Я не сводил с нее глаз. Госпожа непрерывно говорила, держа меня в курсе остальных событий. По ее словам, летуны нарвались на неприятный сюрприз. И это побудило меня заподозрить, что в отношениях между Лизой-Деллой Бовок и Ворошками честность отнюдь не преобладала.

Им следовало бы это понять. Всем.

Ворошки все же не были уж совсем неподготовленными к неприятностям. Они окружили себя защитными заклинаниями, отклоняющими самые легкие из шаров — обычно с пути лидера к двум ведомым. Но эти заклинания не могли отклонять все шары и быстро слабели.

Я уже принял устойчивую позу, чтобы достойно встретить атаку форвалаки, когда передо мной, но позади оборотня промчался, кувыркаясь, один из летунов. Окутывающий его черный шелк полыхал. Вопль резко оборвался, когда колдун врезался в землю где-то правее меня.

Моей стратегией было направить форвалаку на меня и копье Одноглазого, причинив ей по пути как можно больше вреда. Черное копье я вставил в пустой конец бамбукового шеста длиной двенадцать футов, решив увеличить его длину. Как только копье пронзит Бовок, стрелки смогут добить ее огненными шарами. Разумеется, при том условии, что копье не утратило магическую силу после смерти Одноглазого.

И, конечно же, при том условии, что люди с огненными шарами не окажутся слишком заняты, отбивая атаку с воздуха. Я рискнул и бросил на схватку быстрый взгляд. Летун-лидер улетал обратно, разворачиваясь по широкой дуге. Если он и собирался что-то сделать, то не сделал, потому что вместо нападения ему пришлось сосредоточиться на обороне. Оставшийся Ворошк завис, дымясь, в воздухе в нескольких сотнях ярдов восточнее. Его медленно относило ветром. Очевидно, он был жив, но не более. Перед тем, как снова обратить внимание на форвалаку, я еще успел заметить, что летун очень медленно набирает высоту.

На пантеру-оборотня со свистом обрушился ливень дротиков и стрел. Все наконечники были отравлены на тот случай, если им удастся пробить шкуру.

Чудо из чудес! Немало стрел все же застряло в шкуре! Монстра тут же окутало нечто вроде черной дымки, сделав очертания тела расплывчатыми.

Госпожа кричала, отдавая приказы. И много кричала. Дисциплина стрельбы стала критическим фактором. Мы не сможем изготовить новые бамбуковые шесты, плюющиеся огненными шарами, пока не вернемся в целости и сохранности в свой родной мир. Половина из тех, с которыми мы начали схватку, уже опустела. Парни уже несколько лет не были в настоящем сражении, но дело свое не забыли. Повторно моей жене кричать не пришлось — шары перестали улетать в небо. Зато несколько стрелков воспользовались возможностью выпустить заряды в форвалаку. У бедняжки Лизы не оказалось друзей.

Как выяснилось, она все же не была полностью неуязвимой. Яд подействовал на нее гораздо быстрее, чем я ожидал, и она стала пьяно пошатываться. Выносливость и живучесть оборотней стали легендарными. По нашему опыту могу сказать, что их превосходила лишь яростная жизненная сила колдунов, принадлежащих к так называемым Десяти Взятым. Из которых Душелов и Ревун остались последними. Но вскоре и среди Взятых не останется живых.

Я твердо это решил. У меня целый список тех, кого я намерен отправить в ад.

К — этому времени монстр опять поднялся, очевидно, избавившись от воздействия стрел, огненных шаров и яда. Форвалака собиралась с силами перед броском, чтобы оказаться среди нас и обезопасить себя от самого мощного нашего оружия, а самой пустить в ход клыки и когти.

Я не знаю, что в этот момент попытались сделать колдуны. Я знаю лишь, что огненные шары вновь полетели вверх, затем земля содрогнулась, словно в нескольких футах от меня по ней ударили молотом весом десять тысяч фунтов, и тут форвалака помчалась ко мне неуклюжими прыжками, волоча заднюю ногу. Десяток ран от огненных шаров на ее шкуре еще дымился, и ее обгоняла вонь горелой плоти.

Я бросил взгляд на последнего Ворошка в небе за форвалакой. Его болтало в воздухе.

Прыгнув, Бовок ударила лапой мою самодельную пику. Удар оказался слабым и нерешительным. Наконечник копья Одноглазого пробил шкуру над правым плечом форвалаки, уже сильно поврежденным, и вонзился в плоть. Я ощутил, как он наткнулся на кость. Форвалака завизжала. Ее вес вырвал оружие из моих рук, хотя я прочно упер конец бамбукового шеста в землю.

Инерция прыжка развернула зверя. Бовок ухитрилась ударить меня на лету лапой и отшвырнуть в сторону. Приземлившись, она занялась торчащим из ее тела черным копьем. Доспехи выдержали удар ее когтей. Несколько секунд я не мог отличить верх от низа, зато голова удержалась на шее.

Я снова завладел бамбуковым шестом, но не копьем. Форвалака извивалась, визжа, рыча и кусая копье, а мои товарищи проявляли осторожность, не желая угодить под удар. Время от времени кто-то пускал в нее очередную стрелу или метал дротик, когда это можно было сделать, не рискуя промахнуться.

Ворошки пока оставались вне схватки. Один горел на склоне восточнее нас. Другой взлетал все выше и выше, теперь уже таща за собой шлейф дыма. Последний осторожно кружил — то ли выжидая момент для нападения, то ли просто наблюдая. Всякий раз, когда он начинал пикировать, на него наставляли десяток бамбуковых шестов, предлагая радушную встречу. Подозреваю, что почти все эти шесты были уже пустыми. Но он мог узнать правду только самым неприятным способом.

К доспехам Жизнедава прилагался огромный черный меч, похожий на Бледный Жезл дядюшки Доя. Я извлек его из ножен, когда форвалака попыталась приблизиться ко мне. Несмотря на возбуждение и страх, я чувствовал себя почти глупо. Ведь прошли десятилетия с тех пор, как я брал в руки меч не для уроков фехтования с Доем. А этот меч я совершенно не знал. Может, он предназначен лишь для показухи и сломается после первого же удара.

Оборотень проковылял несколько шагов вперед. От него срикошетил пущенный кем-то огненный шар. Мелькали все новые дротики и стрелы. Форвалака снова попыталась дотянуться до раны, из которой торчало копье Одноглазого. Все стрелы и дротики через некоторое время выпадали, но только не это черное копье. Оно медленно погружалось все глубже и глубже.

Я шагнул вперед, ударил. Кончик моего меча на несколько дюймов рассек левое плечо большой кошки. Она едва заметила эту рану — кровотечение через несколько секунд прекратилось, и рана закрылась, заживая у меня на глазах.

Я ударил вновь вблизи того же места. Потом еще раз. Не от отчаяния. Ее живучесть не была сюрпризом, но раны теперь исцелялись медленнее, чем прежде. А копье погружалось все глубже и глубже. И форвалака, кажется, стала терять волю к схватке.

Крики!

Уцелевший Ворошк пикировал на меня, быстро приближаясь. Его защита отклоняла сперва взлетающие навстречу огненные шары, потом стрелы. Я сперва затанцевал, чтобы не оставаться на месте, потом остановился, чтобы отпрыгнуть, когда он окажется достаточно близко. Колдун взмахнул рукой, словно собираясь что-то бросить. Но не успел, потому что неизвестно откуда возникла моя белая ворона и ударила его сзади. В голову. И его подбородок уткнулся в грудь.

Вряд ли колдун хоть как-то пострадал от удара, зато он на секунду забыл про меня и занялся вороной. Птичка уютно расположилась у него на плече и теперь старательно пыталась выклевать ему глаза.

Даже вблизи я не смог увидеть его лица. Его скрывали складки той же ткани, которая окутывала и все прочее.

Я замахнулся, но не рассчитал скорости колдуна. Лезвие врубилось в шест, на котором он летел, примерно в футе позади его задницы и вырвалось у меня из рук. Ворошк ударился о землю, потом отскочил в воздух и полетел прочь по широкой дуге, ведущей на север, непрерывно крутясь вдоль оси шеста. Покрывало (или мантия, или что там еще) колдуна развевалось в небесах. От него отрывались лоскуты и медленно падали.

Форвалака продолжала слабеть. Некоторые из моих людей осторожно выходили из-за укрытий и окружали зверя. Госпожа и Дой встали рядом со мной на расстоянии длины меча от форвалаки. Они держали обессиливающие фетиши, которые Тобо смастерил, используя хвост и клочки шкуры, которые форвалака оставила, когда убила Одноглазого. Фетиши были особенно эффективными еще и потому, что Госпожа и Тобо заговорили их, используя настоящее имя Лизы-Деллы Бовок.

— Лебедь, возьми взвод и проверь того колдуна, что горит на склоне, — приказал я. — Будь осторожен. Мурген, приглядывай за остальными двумя. — Подбитый было Ворошк уже управился со своим шестом и теперь медленно летел в нашу сторону, набирая высоту и приближаясь к уцелевшему коллеге, который остался в воздухе и все еще медленно поднимался вверх. Однако теперь уже он начал дрейфовать по ветру, а его черная мантия местами занялась реальным пламенем.

— Дорогая, ты сможешь приглядывать за Гоблином? — спросил я. Наш таинственно воскресший брат вел себя чрезвычайно тихо все время, пока семейство Ворошков обменивалось любезностями с Черным Отрядом. Если только я не просмотрел что-либо, пока был слишком занят.

— На него прямо сейчас нацелены два гарантированно хороших бамбуковых шеста.

— Превосходно. Ты сделаешь побольше таких штуковин, как только мы вернемся домой? Это лучшее оружие, которое у нас когда-либо имелось.

— Сколько-нибудь сделаю. Если будет время. Как только моя сестричка узнает о нашем возвращении, мы станем чрезвычайно заняты.

Мир внезапно залил свет цвета яичного желтка. Он поблек быстрее, чем я взглянул вверх и увидел, как на том месте, где дрейфовал дымящийся Ворошк, распустилось облако в форме тысячерукой морской звезды.

Другой Ворошк снова летел на север, на сей раз окончательно. И некто падал прямо на нас, волоча за собой огромное полотнище развевающейся черной ткани, из которой валил дым. Бревно, на котором Ворошк летал, бесследно исчезло. Падение колдуна казалось ужасно медленным.

Тем временем со склона подал голос Лозан Лебедь — кричал, что ему нужны носилки.

— Значит, тот, на склоне, еще жив, — пришла к выводу Госпожа.

— А у нас есть заложник. Ткните кто-нибудь в эту тварь палкой. Наверное, она прикидывается дохлой. — Форвалака перестала сопротивляться и лежала на спине, слегка накренившись и сжимая обеими руками древко копья Одноглазого.

— Руки, — сказал Мурген, когда Дой потыкал монстра длинным бамбуковым шестом.

— Руки, — согласился я. У оборотня началось изменение. То самое изменение, которого она столь страстно желала с тех пор, как мы убили ее хозяина и любовника Меняющего Облик. Давным-давно, еще во времена нашего первого наступления на Деджагор.

— Она умирает, — сказала Госпожа. В ее голосе прозвучало и удивление, и легкое разочарование.

30. Хатовар. Затем разожгите огонь

Нарастающий вопль валился на нас с неба. Кувыркающийся Ворошк проломил крышу навеса. Вопль оборвался. Взлетели обломки крыши.

— Мурген, сходи посмотри, — велел я.

Когда я снова взглянул на форвалаку, то обнаружил, что к нам присоединился Гоблин. Он протолкался сквозь толпу и встал возле монстра, разглядывая его. Он уже наполовину изменился, густо испещренные шрамами руки и ноги стали женскими. Бовок пока оставалась в сознании и узнала Гоблина.

Коротышка с лягушачьим лицом сказал:

— Мы пытались тебе помочь, но ты не позволила. Мы могли тебя спасти, но ты напала на нас. Поэтому теперь ты расплачиваешься. Когда становишься на пути Отряда, приходится платить. — И он протянул руку к копью Одноглазого.

Гоблина мгновенно обступили. На него направили полдюжины бамбуковых шестов. С плеч сорвали арбалеты.

Рот колдуна-коротышки несколько раз открылся и закрылся. Затем он медленно опустил руку.

Полагаю, предсмертные слова Одноглазого стали известны всем.

— Наверное, вам не следовало меня спасать, — пискнул Гоблин.

— А мы и не спасали, — заметила Госпожа, не вдаваясь в подробности. Она отвела меня в сторону. — Он как-то причастен к тому, что Бовок сейчас так легко умирает.

Я бросил взгляд на форвалаку.

— Она еще не мертва.

— Вообще-то ей положено быть более живучей.

— Даже с учетом фетишей и копья Одноглазого?

Она обдумала мои слова.

— Возможно. Когда она сдохнет, советую сделать так, чтобы до этой твари было трудно добраться. Мне не нравится выражение лица Гоблина, когда он на нее пялится.

Да, было что-то в его взгляде, хотя низенький колдун и не проявлял намерения сделать нечто такое, что спровоцировало бы быстрый и жестокий отклик.

Показались Лебедь и его солдаты, четверо несли самодельные носилки. Обогнав их, Лозан пропыхтел:

— Ты только посмотри, кого мы принесли, Костоправ. Ты глазам своим не поверишь.

Как раз в этот момент Мурген тоже крикнул, требуя носилки. Значит, и второй Ворошк выжил.

Лебедь оказался прав. На его носилках лежала такая девушка, в существование которых невозможно поверить. Лет шестнадцати, блондинка и воплощение фантазий любого подростка.

— Дорогая, она настоящая? — спросил я у жены и добавил, обращаясь к Лебедю: — Хорошая работа, Лозан.

Он связал девушку и сунул ей в рот кляп, чтобы не дать ей возможности воспользоваться простейшими колдовскими трюками.

— Всем лишним отойти, — приказала Госпожа. От одежды, которая была на девушке, мало что осталось. А немалое число наших парней принадлежало к тем, кто счел бы ее законной добычей за то, что она пыталась на нас напасть. Некоторые могли бы поступить так же даже с пленниками-мужчинами. Да, они мои братья, но это не делает их менее жестокими.

Госпожа сказала Лебедю:

— Отведи Доя на место ее падения, и пусть он отыщет и соберет все, что было на ней или при ней. И одежду, и особенно ту штуковину, на которой она летала. — И, обращаясь ко мне, добавила: — Да, дорогой, она настоящая. Если не считать чуточки косметики. Я ее уже ненавижу. Гоблин! Иди сюда и встань так, чтобы я тебя видела.

Я стал разглядывать девушку, сосредоточившись не на ее свежести или привлекательности, а на светлых волосах и белой коже. Я прочел все Анналы, с самого первого тома — хотя, вероятнее всего, то была его копия, которую от оригинала отделяло несколько поколений, а тот был начат даже еще до того, как наши предшественники покинули Хатовар. И эти мужчины не были высокими белокожими блондинами. Так может, и Ворошки всего лишь очередные пришельцы из другого мира, подобно Хозяевам Теней в моем родном мире и в Хсиене?

Тут Госпожа сняла шлем — так ей удобнее было грозить мне за излишнее любопытство. И я осознал, что она и сама очень даже белокожая, пусть даже не блондинка.

Тогда с какой стати предполагать, что народы Хатовара однороднее народов в моем мире?

Подоспел Мурген с помощниками, несущими еще одно тело на грубых носилках. Первая девушка почти не пострадала от падения и огня. Второй же повезло меньше.

— Еще одна, — заметил я. Этот факт было трудно игнорировать, поскольку одежды на ней оказалось даже меньше, чем на первой.

— А она помоложе другой.

— Но сложена не хуже.

— Даже лучше, ежели смотреть с того места, где я стою.

— Они сестры, — процедила Госпожа. — Понимаешь, что это означает?

— Вероятно, то, что Ворошки настолько мало уважали нас как противников, что выслали против нас деток, чтобы они потренировались. Но после всего случившегося папочки и дедушки проявят к нам более пристальный интерес. — Я поманил всех к себе. — Подойдите ближе, господа. — Когда все, не занятые каким-либо делом, окружили меня, я сказал: — Вероятно, очень скоро в небе над нами появятся не очень дружелюбные пришельцы. Так что сворачивайте палатки, уводите животных и уносите снаряжение обратно через врата. И чем быстрее, тем лучше.

— Ты думаешь, что третий все же дотянет до армии Ворошков? — спросила Госпожа.

— Ни за что не стал бы спорить о том, что ему это не удастся. Все детки-оптимисты моей мамочки уже лет пятьдесят как померли. — Я взглянул на форвалаку. Теперь она уже почти вся превратилась в Лизу Бовок. Кроме головы. — Она сейчас похожа на мифологического зверя, правда?

Женщина-оборотень еще не умерла. Ее глаза были открыты. И они уже не были кошачьими. Они умоляли. Она не хотела умирать.

— Внешне она выглядит не старше, чем когда я видел ее в последний раз, — сказал я Госпоже. Бовок все еще оставалась молодой и привлекательной женщиной — для той, чьи лучшие годы ушли на выживание в мерзейших трущобах воистину отвратительного города, — Эй, Лохань. Хватай Растрепу, тащите сюда дрова и валите их на эту тварь.

— Я помогу, — вызвался Гоблин.

— А тебе я вот что скажу. Если хочешь поработать, можешь смастерить парочку хороших носилок, чтобы мы смогли унести с собой новых подружек.

— А они перенесут поездку? — засомневалась Госпожа.

— Будь старшая в сознании, она, наверное, смогла бы встать и похромать с нами сама. Однако вторую мне нужно как следует осмотреть, тогда и скажу, насколько она пострадала.

— Только смотри, куда будешь тыкать и что сжимать, старик.

— А я-то думал, что в твоем возрасте у тебя прорежется чувство юмора получше обычного, старуха. Неужели ты не понимаешь, что у каждой профессии есть свои привилегии? Хирург имеет право тыкать и сжимать.

— Жена тоже.

— Я так и знал, что мы кое-что забыли, когда устраивали ту церемонию. Надо было привести законника. Лохань! Проследи, чтобы никто не смел прикасаться к тому копью, пока мы не разведем огонь. А все положенные прикосновения я сделаю сам. Где мои птички? Пора возвращать Черных Гончих. — Мы не могли уйти отсюда без них. Они станут решающим оружием в войне с Душеловом. Дреме, наверное, их уже отчаянно не хватает.

Подошли Лебедь и еще трое — все они с натугой тащили столб, на котором летала старшая девушка.

— Эта проклятая штуковина весит целую тонну! — пропыхтел Лебедь. Все четверо носильщиков уже собрались уронить его на землю.

— Нет! — рявкнула Госпожа. — Аккуратно! Не забыли, что стало с другой? А если забыли, то смотрите, — Она указала на небо. Дым, пыль — или что там было — все еще висели над нашими головами размытым облаком. Время от времени в нем до сих пор потрескивали игрушечные молнии. — Так-то лучше. Гоблин! Дой! Идите сюда, взгляните на эту штуковину.

— А ты посмотри на эту ткань, — предложил Лебедь, протягивая мне черный лоскут.

На ощупь он напоминал шелк и казался почти невесомым. Когда я его потянул, он растянулся, не разрываясь и не становясь тоньше. Или же мне так показалось.

— А теперь смотри. — Лебедь ткнул в лоскут ножом. И лезвие не прошло. И разрезать его тоже не смогло.

— Какой практичный фокус, верно? — заметил я. — Нам очень повезло, что у нас оставались огненные шары. Дорогая, взгляни. Покажи ей, Лебедь. Эй, вы. Хватайте это бревно и тащите его через врата. И пошевеливайтесь! Эти ребята умеют летать. И когда сюда заявится следующая стая, вряд ли им захочется с нами дружить.

Впрочем, никому мои подбадривания не требовались. Вверх по склону к вратам уже двигалась плотная цепочка людей и животных, переносящих снаряжение. Старшую девушку уже тоже несли наверх, привязав к сооруженным Гоблином носилкам.

Когда Лебедь показал Госпоже фокус с тканью, я сказал ему:

— Попробуй подыскать в одной из хижин бревно или столб, которое сможет издалека сойти за эту летающую штуковину.

На меня тут же уставились Госпожа, Гоблин и Лебедь. Но на сей раз я воспользовался своим правом командира и ничего не стал объяснять. У меня имелось предчувствие, что Ворошкам не понравится утрата летающего бревна. Это мои товарищи могли понять, но если бы я высказал это вслух, они лишь потребовали бы дальнейших объяснений.

Осмотрев младшую девушку, я сказал:

— У нее сломаны кости, сильные ожоги, проникающие раны, порезы, ссадины и наверняка внутренние повреждения.

— И? — спросила Госпожа.

— И поэтому я считаю, что толку от нее для нас будет мало. Она наверняка умрет. Поэтому я сделаю для нее все, что смогу, и оставлю ее здесь. Пусть родственнички занимаются ею сами.

— Ты что, к старости стал сентиментальным?

— Я уже сказал, что проблем от нее будет больше, чем толку. К тому же ее сестричка очень быстро придет в себя. Поэтому если я поступлю правильно с той, которую оставлю здесь, то у местных колдунов станет меньше поводов гоняться за нами с нехорошими намерениями.

— И как они поступят?

— Не знаю. И не желаю проверять. Я лишь принимаю во внимание тот факт, что они смогли переправить Бовок на равнину, а потом вернуть ее сюда, не повредив при этом никакие врата. И я лишь надеюсь, что у них нет нужных средств, чтобы переместить подобным образом армию.

— Если бы они у них имелись, им незачем было бы нападать на нас. Все шансы за то, что Бовок эти переходы удались именно из-за того, кем она была, а также потому, что она уже однажды пробилась через врата.

Я взглянул на форвалаку. Теперь уже и голова стала головой Лизы-Деллы Бовок. Той самой Лизы Бовок, что погубила Каштана Шеда тысячу субъективных лет назад. Глаза у нее были закрыты, но она все еще дышала.

Придется это исправить.

— Сперва отруби ей голову, — сказала мне Госпожа. — А потом разожги огонь.

31. Хатовар. Открытые врата

Ворошки подкрадываться не стали. Они обрушились на нас с северо-запада разъяренным, рвущимся в бой роем. В первой волне их было не менее двадцати пяти.

Все мои люди уже находились за вратами, на подъеме к равнине, но многие из Неизвестных Теней не успели вернуться. Перед уходом я разбросал в лесу раковины улиток, чтобы им было где укрыться. Я вызволю их потом, когда суматоха уляжется.

Рой приближался, волоча за собой огромные развевающиеся полотнища черной ткани. Хоть они и видели, что мы уже за вратами, а главные наши силы успели подняться на равнину, они все равно снизились и закружились над нашим брошенным лагерем, поливая его дождем небольших предметов, которые превращали грунт в лужицы лавы, а растения заставляли вспыхивать почти со взрывом. Ни одна хижина или загон для животных не уцелели. Но раненая девушка и погребальный костер форвалаки остались нетронутыми.

— Рад, что мне не нужно бегать под таким дождиком, — заметил я. Парочка Ворошков попробовала обогатить меня подобным опытом, но барьер между Хатоваром и равниной легко отбросил их снаряды. А заодно и поглотил их магию. Снаряды не взрывались, даже падая на землю.

— Все они тоже дети, — сказала Госпожа.

Казалось, что каждый летун делает что хочет и летает там, где ему вздумается, но тем не менее они не сталкивались. Убедившись, что атака оказалась безрезультатной, почти все летуны приземлились возле раненой девушки.

Мы, стоя по свою сторону врат, оперлись на бамбуковые шесты и стали наблюдать.

Во второй волне пришельцев оказалось всего трое. И показались они через несколько минут после авангарда.

— А это наверняка лидеры, — решила Госпожа. — Раз они чуть осторожнее подростков, — Полотнища черной ткани у этой троицы выглядели еще более внушительно.

— Старейшины семейства совершают путешествие, — согласился я. — А семейка у них очень даже немаленькая. Учитывая размер армии, которую они привели.

Мои шпионы доложили, что к нам движется отряд численностью более восьмисот человек, не считая самих Ворошков. Торопящийся к нам авангард легкой кавалерии насчитывал менее полусотни. Вполне вероятно, что мы смогли бы их разгромить, если бы их не прикрывала с воздуха такая армада летунов.

Приземляясь, летуны ставили свои летательные столбы вертикально, и они еще больше становились похожи на столбы изгороди, которые не опрокидываются, если их не толкнуть.

Старейшины описали несколько кругов и приземлились. Потом долго осматривали раненую девушку и лишь затем соизволили обратить вниманий на нас.

Я подал сигнал рукой. Все, кто стоял на склоне и глазел на прилетевших, двинулись наверх. Но я уже позволил вождям Ворошков увидеть, как мы уносим другую девушку и как еще четверо тащат захваченный у нее летательный столб. А мы с моей дражайшей половиной стояли у самых врат в наших лучших маскарадных костюмах. И я, не снимая шлема, ухмылялся до ушей.

Среди приземлившихся, пока игнорируемый, но замеченный, в ревущем пламени костра догорал безголовый труп нашего старого врага. Я жалел, что мы не можем показать этим ребятам и Копье Страсти. Мои вороны так и не смогли сообщить мне, поняли ли Ворошки, кто мы такие на самом деле.

— Прошлое всегда возвращается, — заметил я и помахал им рукой. Потом сказал Госпоже: — Думаю, сейчас самое время уходить. Их хорошее отношение к нам из-за того, что мы позаботились об их девчонке, вряд ли продлится долго.

— Ты и так наверняка слишком долго занимался показухой, — ответила Госпожа и зашагала вверх по склону. А она неплохо смотрелась в своих доспехах. И темп для своего возраста держала приличный.

Вскоре все летающие колдуны смотрели на склон, переговариваясь и показывая на нас. Похоже, то, что мы уносим летательный столб, взволновало их гораздо больше, чем пленение второй девушки. Может, она не принадлежала к числу важных персон. А может, они решили, что она достаточно взрослая и способна сама о себе позаботиться.

Один из старших вышел из мельтешащей черной толпы. В руке он держал маленькую книгу. Он перевернул несколько страниц, отыскал нужную и стал читать вслух, водя пальцем по строкам. Второй старейшина кивнул и прочитал свою часть текста, сопровождая чтение жестикуляцией. Через секунду эстафету принял третий, которые делал такие же жесты, но не синхронно с первыми двумя.

— Это колдовской круг, — сказал я Госпоже. Мы уже догнали на склоне самых медленных из нашей команды. — Быстро сматываемся, — Я сам сделал несколько жестов. — Если вы что-то задумали, ребята, то вы об этом пожалеете.

Троица колдунов повернулась к нам спинами.

Вспышка оказалась такой яркой, что на мгновение ослепила меня. Когда ко мне вернулось зрение, я увидел еще одну многорукую морскую звезду из коричневато-серого дыма. Только не в небе, а как раз на том месте, где находились врата. Точнехонько там, где я спрятал захваченный летательный столб под «брошенной» палаткой.

— Я ведь предупреждал, — пробормотал я.

— Как ты догадался? — спросила Госпожа.

— Сам не знаю. Наверное, интуиция. Незамутненная интуиция.

— Они только что убили сами себя. — В ее голосе почти пробился намек на сочувствие. — Им никогда не остановить поток Теней, который хлынет через такую дыру.

Некоторые из Ворошков уже осознали величину все еще разворачивающейся перед их глазами катастрофы. Черные фигурки заметались, точно внезапно попавшие под свет тараканы. Летательные столбы взмывали один за другим, устремляясь на север с такой скоростью, что от балахонов летунов отрывались клочки черной ткани, планируя вниз темными осенними листьями.

Трое старейшин остались на месте, глядя на нас. Я стал гадать, что происходит сейчас в их головах. Почти наверняка не осмысление того факта, что катастрофа стала прямым следствием высокомерия Ворошков. Никто из них никогда не признавал, что допустил хоть маленький, но промах.

И еще я не сомневался, что все оставшееся им время будет потрачено на грандиозную склоку по сваливанию вины друг на друга. Человеческая натура за работой.

— О чем ты думаешь? — спросила Госпожа.

До меня дошло, что я уже не иду, а стою, глядя на смотрящих на нас Ворошков.

— Просто заглядываю в себя, пытаясь понять, почему это уже не волнует меня так, как волновало бы много лет назад. И почему я теперь гораздо легче признаю боль, но трогает она меня уже намного меньше.

— Знаешь, что говорил о тебе Одноглазый? Ты слишком много думаешь. И он был прав. Теперь у тебя нет перед ним моральных обязательств. Так что давай вернемся в наш мир, отшлепаем нашу непослушную дочурку и приструним мою младшую сестричку. — Ее голос резко изменился. — Но я требую одного. До сих пор. Нарайяна Сингха. Я хочу его. Он мой.

Я поморщился. Бедный Нарайян.

— У меня еще осталось тут одно дело.

— Какое? — рявкнула она.

— Когда эта троица улетит, я должен вернуть приятелей Тобо.

Она что-то буркнула и пошла дальше. Ей еще предстояло позаботиться, чтобы вход на дорогу через равнину был заперт у нас за спиной и мы тоже не стали жертвами этого взрыва.

32. Страна Теней. Протектор всея Таглиоса

Столетия приключений среди людей, считавших ее затянувшееся доброе здоровье оскорблением, отточили инстинкты выживания Душелова до бритвенной остроты. Она ощутила изменение в мире задолго до того, как поняла, каким может это изменение быть — плохим, хорошим или нейтральным, — и еще намного раньше, чем она осмелилась даже гадать о его причине.

Сперва это было просто ощущение. Затем оно постепенно превратилось в давление тысяч взглядов. Но она ничего не могла обнаружить. Вороны тоже ничего не могли отыскать, если не считать случайных и непредсказуемых встреч с их добычей, двумя Обманниками. Но это были уже старые новости.

Душелов немедленно забросила охоту. Если понадобится, к Обманникам будет совсем нетрудно снова подобраться вплотную.

До самого заката она не узнала ничего больше, разве лишь то, что ее вороны стали чрезвычайно непоседливыми, все более нервными, все менее управляемыми и все более склонными пугаться Теней. А ясно объяснить причину своей тревоги они не могли, потому что сами ее не понимали.

С приближением вечера кое-что стало проясняться. Размышления Душелова прервали вороны-посыльные, сообщившие, что несколько из них погибли из-за внезапной болезни.

— Покажите.

Она не стала маскироваться или менять облик, следуя за птицами к ближайшему пернатому трупику. Она подняла его, не снимая перчаток, и осторожно осмотрела.

Причина смерти вороны была очевидной. Не болезнь, а Тень-убийца. Когда она приканчивала жертву, характерный внешний вид трупа позволял делать безошибочный вывод. Но такого не могло быть. Ведь ночь еще не наступила. Ее ручные Тени все еще сидят в укрытиях, а бродячих диких Теней здесь уже не осталось. Да и не стали бы дикие Тени размениваться на ворон, когда поблизости есть другая добыча — люди. Уж вопли Нарайяна Сингха и своей наглой племянницы она услышала бы раньше любой вороны… Кстати, эта птица умерла молча. Да и полдюжины других погибших ворон тоже не издали ни звука. А уцелевшие много чего пожелали ей сказать. И среди всего прочего ясно дали ей понять, что они более не собираются улетать далеко, чтобы не лишиться ее защиты.

— Но как я смогу одолеть врага, если не знаю, кто это? И если вы его не отыщете?

Но ворон нельзя уговорить или умаслить. По птичьим меркам они были гениями. А это означало, что у них хватило ума сообразить, что все их погибшие товарки были совершенно одни, когда на них обрушилось зло.

Душелов сперва прокляла ворон, потом успокоилась и убедила самых храбрых птиц, что им все же надо отправиться на разведку, пока не стемнело окончательно, но только группами по три или четыре. А ночью их сменят летучие мыши, совы и прирученные Душеловом Тени.

Наступила темнота. Как верно подметили Обманники, темнота всегда наступает.

А с темнотой началась и безмолвная, но до ужаса яростная война, в самом центре которой оказалась Душелов.

Поначалу ей пришлось отчаянно отбиваться от неизвестных противников, пока ее собственные Тени не прислали достаточное подкрепление. Затем, безжалостно жертвуя своими Тенями, она перешла к атаке. И лишь когда наступил рассвет, а она почти лишилась в сражении всех сверхъестественных союзников, она позволила себе вспомнить об усталости. Зато она узнала частицу правды.

Они вернулись. Черный Отряд был уже здесь, с новыми батальонами, новыми союзниками, новыми чарами и, как и прежде, без капли жалости в сердцах. Эти люди были уже не тем Отрядом, который она знала в молодости, — они были духовными детьми хладнокровных убийц прежних дней. Похоже, как ни старайся, но убить можно лишь людей. Идеал продолжает жить.

Ха! Вот и закончилась скука в империи.

Однако бравада не уменьшила необъяснимый страх Душелова. Они сбежали на равнину. И теперь вернулись. И наверняка этот факт означает гораздо большее. Нужно будет допросить Тени, обитавшие на равнине в те молчаливые годы. Когда будет время. Прежде чем заниматься чем-то, еще придется заняться тем, что ей всегда так хорошо удавалось, — выживанием.

Она здесь одна и в сотнях миль от любой поддержки. Ее атакуют существа, которые не уступят ее воле или чарам и которые она, похоже, может засечь лишь с помощью ее ручных Теней или когда ее атакуют. Эти существа столь же яростны, как Тени, но странные. Они гораздо больше не из мира сего, чем ее призрачные рабы. И еще они, похоже, гораздо более разумны.

Каждое существо из тех, кого она уничтожала лично, заражало ее одновременно и огромной печалью, и уверенностью, что она сражается лишь с наиболее слабыми представителями этой породы. Она всегда видела яркие образы демонов или полубогов, с которыми ей еще предстоит встретиться.

Но чего она не могла понять, так это почему все происходящее ее настолько пугало. Ведь в этих стычках не было ничего более смертоносного, угрожающего или опасного, чем те тысячи угроз, с которыми ей уже доводилось сталкиваться. И ничто даже в сравнение не шло с мощной темной угрозой, исходившей в свое время от Властелина.

Она до сих пор изредка тосковала по тем мрачным и древним временам. Властелин овладел ею и ее сестрой, сделал одну из них своей женой, а вторую любовницей…

Он был сильным, крепким и жестоким человеком, этот Властелин. И империя его держалась на жестокости и стали. И Душелов упивалась ее помпезностью и мрачным величием. И она никогда не простит свою соперницу, свою последнюю выжившую сестру за то, что она все это погубила. Если хотите, можете винить в смерти Властелина Белую Розу. Но Душелов знает правду. Властелин никогда не пал бы, если бы его жена не помогала его свергнуть.

А кто после их воскрешения столь упорно сражался и плел заговоры, лишь бы Властелин остался в могиле? Его любящая женушка, вот кто!

Она вернется. Она где-то там, где сейчас затаился Черный Отряд. Пока ее здесь нет, но скоро она заявится. И даже то, что она была похоронена заживо, не может оттянуть неизбежное — тот мрачный момент, когда они начнут выяснять отношения лицом к лицу.

Несмотря на приобретенный за столетия циничный опыт, Душелов иногда заставляла себя не видеть то, чего не желала. А сейчас она не желала видеть, что фортуна может стать столь же переменчивой и безумной, как и она сама.

Душелов обладала поразительной способностью восстанавливать силы. Отдохнув несколько часов, она встала и двинулась на север длинными и уверенными шагами. Сегодня ночью она соберет вокруг себя армию ручных Теней. И никогда больше не подставит себя под такую угрозу, как накануне ночью.

Так она себе говорила.

Во второй половине дня она уже обрела прежнюю уверенность, а часть ее сознания уже заглядывала за краешек сегодняшнего кризиса, разведывая, что можно сделать для формирования будущего.

Душелов давно уже свыклась с тем, что с ней могут произойти и происходят ужасные вещи, но она всегда наслаждалась уверенностью в том, что выйдет живой из любых испытаний.

33. Хатовар. Уход не с пустыми руками

— На вид чисто, — сказал Лебедь. Мурген и Тай Дэй что-то буркнули, соглашаясь. Я кивнул нюень бао. То, что он скажет, здесь кое-что значит. Глаза у него до сих пор остались такими же зоркими, как у пятнадцатилетнего парня. А я на один глаз почти ослеп, а вторым плохо видел вдаль.

— Дой! А ты что думаешь? Они сбежали? Или подкрались обратно на тот случай, если мы подкрадемся обратно? — Утратив союзника в виде элемента неожиданности, я больше не желал наткнуться на Ворошков. Особенно на тех, что постарше. Они, должно быть, злы и настроены уволочь меня с собой в ад.

— Они улетели. Вернулись, чтобы готовиться к нападению. Они знают, что к ним направляются ужас и отчаяние, но еще они знают, что достаточно сильны и могут с ними справиться, если сохранят спокойствие и станут упорно работать.

Наверное, я удивленно разинул рот.

— Откуда ты все это знаешь?

— Это лишь логическое упражнение. Возьмем то, что мы знаем о них, о колдунах как о группе, и о человеческой природе в целом, и получим вывод. Они уже пережили подобное, только в меньшем масштабе. У них уже есть план действий на случай, если такое повторится. И вся эта безлюдная местность, отсюда и до дальних склонов местного Данда-Преш, выполняет ту же роль, что расчищенная полоса вокруг крепости, ожидающей нападения.

— Ты меня убедил. И будем надеяться, что они не настолько подготовлены, чтобы знать, как нас отыскать, когда разделаются с Тенями. — Впрочем, врата и прилегающий к ним барьер были повреждены настолько сильно, что я очень сомневался, что в ближайшие несколько поколений Ворошки смогут тратить на поиски нас много сил и энергии.

— Он и меня на минуту убедил, — заметил Лебедь, — но вот приближается аргумент, подтверждающий то, что я знал всегда: дядюшка Дой полон дерьма.

Из зарослей ниже по склону выбрались шесть черных фигурок. Они шли очень медленно, попарно, разведя руки в стороны. Их летательные столбы следовали за хозяевами, зависнув в воздухе на уровне талии.

— Понятия не имею, что за чертовщина там происходит, но пусть Гоблин и Дой будут готовы ко всему, — приказал я. — Мурген, ты и Тай Дэй заходите с флангов, чтобы мы могли накрыть их с фронта и сбоку перекрестным огнем. — У нас имелись три еще действующих бамбуковых шеста — в буквальном смысле все, что осталось у нашего отряда. Госпожа сказала, что во всех трех есть только шесть огненных зарядов. Во всяком случае, она на это надеялась.

По одному на каждого Ворошка.

— А ты уверен, что нам и правда нужно собрать все оставшиеся здесь Тени? — спросил Лебедь. — Жизнь стала бы намного легче, если бы…

— Здесь. И сейчас. Но что будет дома, когда на нас навалится Душелов и мы попросим Тобо спустить на нее Черных Гончих, а никаких Черных Гончих у него не окажется? А остальные Неизвестные Тени заявят: «Да пошли вы куда подальше! Мы не собираемся подыхать из-за парней, которые даже не попытались привести Гончих из Хатовара».

Лебедь что-то буркнул. А Гоблин фыркнул:

— Сочувствие проявляешь, Капитан? А я-то думал, у тебя его уже давно не осталось.

— Когда я захочу узнать твое мнение, сморчок, я его из тебя вышибу. Что он только что сказал? — Ворошки остановились, не дойдя до нас. Один из них заговорил. О чудо! Кажется, некоторые из его слов я разобрал. — Повтори-ка, приятель.

Колдун понял и повторил фразу, произнося слова громко и медленно, как разговаривают с людьми глуховатыми, слабоумными и иноземцами.

— Что это за трескотня? — спросил я, — Теперь я точно знаю, что расслышал знакомые слова.

— Помнишь Арчу? — напомнил Гоблин. — Похоже, он пытается говорить на их языке.

— А что, вполне вероятно. Бовок была родом из Арчи. Так что слушай внимательно. — Гоблин тоже был с нами в Арче. Очень давно. А у меня талант к языкам. Смогу ли я вспомнить этот язык достаточно быстро, чтобы это нам хоть как-то помогло? До заката осталось не так уж много времени.

Постепенно я начал что-то понимать, хотя у колдуна был ужасный акцент, а с грамматикой он обращался вообще убийственно, обрезая времена и путая глаголы и существительные.

Мы с Гоблином по ходу дела сравнивали услышанное и понятое. Наш коротышка никогда не говорил на этом языке хорошо, зато без труда его понимал.

— Что происходит? — возмутился Лебедь. Он держал одни из бамбуковых шестов. И тот становился все тяжелее.

— Кажется, они хотят, чтобы мы взяли их с собой. Они думают, что приближается конец света, и не хотят в этом участвовать.

Гоблин кивнул, подтверждая мои слова, но тут же добавил:

— Но я и на секунду не стал бы им верить. И постоянно считал бы, что их послали шпионить за нами.

— Правильно, — согласился я. — Я так отношусь почти ко всем.

Гоблин проигнорировал шпильку и продолжил:

— Заставь их раздеться. Догола. А мы с Доем осмотрим их одежду. Как следует, словно блох поищем.

— Ладно. Только Доя я возьму с собой — пусть поможет собирать раковины улиток. — И я стал перечислять Ворошкам, что им следует сделать, если они действительно хотят уйти с нами. Услышанное им не понравилось. Им захотелось спорить. Но я спорить не стал, хотя и надеялся заполучить парочку летательных столбов, чтобы Госпожа и Тобо смогли их изучить. Проклятье, а ведь парочка таких штуковин нам и в самом деле не помешала бы.

Вместо того, чтобы спорить, я сказал им:

— Если я не увижу обнаженных тел, то предпочитаю увидеть спины тех, кто уйдет. В любом случае тот, кто не сделает того или другого, когда я досчитаю до пятидесяти, умрет на месте, сохранив достоинство. — Язык вспоминался весьма быстро, хотя свое требование я, разумеется, сформулировал не настолько четко.

Двое из пришельцев — наверное, самые сообразительные — начали раздеваться почти немедленно. Они оказались такими же светлокожими блондинами, как и девушки, которых мы уже видели, хотя и пунцовыми от смущения и трясущимися от ярости. Я внимательно наблюдал за ними, особо не присматриваясь к их телам. Меня гораздо больше интересовало иное — сколько решительности они вкладывают в столь унизительную процедуру. Это могло дать мне намек-другой на их искренность.

Для одной из молодых женщин унижение оказалось слишком большим. Она дошла до стадии, когда ее пол стал очевиден, но завершить раздевание не смогла.

— Тогда лучше беги, девочка, — сказал я. И она побежала. Прыгнула на свою леталку и рванула прочь.

Ее дезертирство повлияло и на одного из юношей. Он передумал, хотя и успел полностью обнажиться. Я не стал поторапливать его, пока он одевался.

Остались четверо — трое парней и девушка, всем примерно лет по пятнадцати.

Я помахал рукой, не сомневаясь, что к этому времени Госпожа уже наблюдает и успела догадаться, что мне понадобится. Она у меня умница. И вскоре двое наших уже спускались по склону с охапками разномастной одежки, в которую предстояло облачиться пленникам.

Они еще не осознали свой новый статус.

Через врата я их провел по одному, внимательно наблюдая. Я не ожидал от них никаких фокусов, но дожил я до таких лет именно потому, что был готов к неприятностям, когда они казались наименее вероятными.

— Все понимают, что у того, кто выйдет через врата обратно, будут неприятности? — уточнил я у пленников. Их еще больше унизило то, что всем им связали за спиной руки, как только они переоделись.

Парень, кое-как говоривший на языке Арчи, сказал что-то про униженное достоинство.

— Это лишь временно, — заверил я. — До тех пор, пока несколько наших остаются снаружи. — Я перешел на таглиосский: — Мурген, Лебедь и Тай Дэй, держите этих ребят на коротком поводке.

Бамбуковые шесты рассекли воздух и уставились на пленников. Несмотря на возраст и неотделимый от него цинизм, эти ребята еще способны на энтузиазм. В основном, показной.

— Если с тобой что-нибудь случится, то от них останутся только мокрые пятна и кончики ногтей, — пообещал Лебедь.

— Ты хороший человек, Лебедь. Дой, ты пойдешь первым. — Пожилой нюень бао извлек свой меч по имени Бледный Жезл, шагнул через поврежденные врата в Хатовар и занял там оборонительную позицию. — Твоя очередь, Гоблин. — Мургену я подал знак рукой, чтобы он не стеснялся пустить шар через врата, если там вдруг кто-нибудь появится.

Дальше все прошло скучно. Я прошелся с мешком по всем местам, где прежде разбрасывал раковины улиток, и собрал их. Те, в которых кто-то спрятался, отличаются от пустых, если их взять.

Пока я собирал урожай, вернулись мои вороны и доложили, что Ворошки отчаянно готовятся к наступлению темноты. Ужас и паника распространялись по их миру со скоростью, с какой могли летать их посланники.

С помощью птичек поиски наших призрачных компаньонов стали намного легче. Они показывали мне, на какие раковины не стоит тратить время и где найти те, про которые я забыл. Мы вместе вернулись через врата за час до заката.

Гоблин все еще изучал ткань, конфискованную у юных Ворошков.

 — Это воистину поразительный материал, Костоправ, — пропищал он. — Кажется, он даже откликается на мысли того, кто его носит.

— А для нас он безопасен?

— Думаю, он остается совершенно инертным, пока не соприкасается с тем, на кого он настроен.

— Вот и еще задачка для Тобо. Пусть потешится, если выкроит посреди войны свободное время. Сверни ткань и погрузи на мула в голове колонны. Нам пора выступать. — Я сменил язык и сказал приунывшим пленникам: — Сейчас я вас развяжу. А потом выпущу по одному, чтобы вы забрали свои леталки. Летать на них вам не позволят. Вы пойдете в конце нашей колонны.

Пока они выполняли мои указания, я рассказал им об опасностях равнины. Их страх перед Тенями дал мне возможность удерживать их внимание. Я попытался внушить им, что неверное поведение на равнине может убить не только идиота, нарушившего правила, но и всю команду, поэтому пусть не ожидают от нас вежливости, если мы сочтем их поведение неприемлемым.

Я стал последним из Отряда, покинувшим землю Хатовара. Перед уходом я провел краткую личную церемонию прощания. А может, и экзорцизма.

Один из двух пленников, способных общаться, — тот, что помоложе, спросил:

— В чем смысл того, что ты делал?

Я попытался объяснить. Он ничего не понял. Вскоре я обнаружил, что он никогда не слышал о Свободных Отрядах Хатовара. Что он ничего не знает об истории своего мира, предшествующей временам, когда его предки захватили власть. И более того, на всю эту историю ему наплевать.

Короче, он оказался пустоголовым юнцом. Не сомневаюсь, что его товарищи недалеко от него ушли.

Отряд станет для них откровением.

Мы с Госпожой стояли возле врат у начала дороги. Нужно было проверить, действительно ли мы надежно восстановили здесь защитный барьер и не просочатся ли сквозь него Тени. Солнце село. Ощущение, возникающее, когда вокруг собирается большое количество Теней-убийц, после наступления темноты становилось все сильнее. Об их присутствии свидетельствовало нарастающее возбуждение, словно Непрощенные Мертвецы знали, что у врат произошли какие-то изменения, хотя они и не могли выйти на разведку днем.

Небеса над Хатоваром оставались чистыми. Луна взошла как раз перед закатом, и ее серебристого света вполне хватало, чтобы высветить начальную стадию вторжения Теней. Ручеек мелких Теней постепенно просачивался сквозь поврежденную границу. Мы услышали визг умирающей свиньи. Все новые Тени спускались по склону к вратам. Они вроде бы не умели общаться друг с другом, но каким-то образом все большее число Теней узнавало о возможности поживиться.

— Посмотри туда, — сказала Госпожа. В небе, иногда мелькая на фоне луны, закружились Ворошки. Вскоре в густых зарослях на склоне начали вспыхивать светящиеся шарики, — Наверное, это нечто вроде наших огненных шаров.

Мы тоже поначалу создали огненные шары, чтобы уничтожать потоки мрака, которые Хозяева Теней упорно обрушивали на нас.

— В любом случае, они собираются дать им отпор. О, взгляни-ка туда.

Мы увидели Нефов.

— Сноходцы вышли наружу? Интересно, зачем?

— Жаль, что мы не можем выпустить с равнины все Тени, а потом запереть за ними врата.

Полагаю, даже Шевитья со мной согласился бы. Он был не очень-то рад некоторым изменениям, случившимся на равнине за последнее тысячелетие.

— Нам пора уходить, — напомнила Госпожа. — А тебе не мешало бы поразмыслить над тем, что мы станем делать с нашими новыми детишками, когда доберемся до конца пути и у них появится искушение сбежать.

Да, не мешало бы. Нам вовсе не нужны новые колдуны-психопаты, путающиеся под ногами.

34. Страна Теней. Труды Тобо

Тобо кончил расспрашивать черную ворону, которая на самом деле не была птицей, и срочно отправил ее обратно к Костоправу. Свою мать и Дрему с ее обычной свитой он обнаружил за изучением карты территорий севернее Данда-Преш. Они старались отыскать наиболее удобный путь на север — после того, как армия перевалит через горы. Маленькие цветные значки обозначали последние известные позиции Протектора и Нарайяна Сингха.

— Новости от Костоправа? — спросила Дрема.

— Дело сделано. Они уже выступили к нам. Но все оказалось куда необычнее, чем он ожидал. — Тобо пересказал сообщение полностью.

— Тебе придется вернуться, — решила Дрема. — Мы не можем рисковать, если там прорвется еще одна шайка колдунов.

— Пожалуй, — неохотно согласился Тобо.

— Мне это нравится. Почему он просто не убил их, завладев этими летательными штуковинами и замечательной одеждой?

— Потому что он так не поступает. — Не говоря уже о том, что мертвецы не очень-то сотрудничают, когда нм приходит время поделиться знаниями.

— Конечно. Он всех отпускает, а потом через тридцать лет устраивает охоту. Но как я смогу двигаться дальше, если тебя не будет рядом?

— Если Костоправ уже на нашей стороне врат, то и все Неизвестные Тени тоже. И скоро впереди нас побегут Черные Гончие. А еще через день-два мы сможем увидеть, что происходит там, где мы только пожелаем что-то увидеть.

Дрема нуждалась в такой поддержке. Ее волновало все, что происходит там, где она не может следить за событиями сама. А напоминания о том, что практически все люди, включая большинство офицеров Отряда, прожили всю жизнь куда более слепыми, чем она была когда-либо, отнюдь не улучшали ее настроение.

Дрема была разбалована. Все то время, что она провела с Отрядом, мы так или иначе имели возможность узнавать, что происходит вдали от нас. Обычное дело — дайте что-либо кому-нибудь на время и очень скоро этот кто-то станет считать, что это принадлежит ему от рождения. И Дрема вовсе не была исключением из правила.

— Я понимаю, что тебе нужно дождаться Тобо, прежде чем позволить пленникам покинуть равнину, — проскрипел Гоблин. — Но почему мы, все остальные, не можем пойти вперед? Мы же не делаем ничего полезного, а просто торчим тут.

— Вы делаете то, что я вам приказываю. А теперь помолчи. Пока я не заткнул тебя кляпом.

Я и сам проявлял нетерпение, пока Тобо наконец-то не прибыл. Он был связан ограничениями обычного путешествия. У нас больше не было ковров-самолетов, хотя и оставалась надежда, что Ревун сумеет смастерить парочку, когда его разбудят. (Никто еще не пытался.) А теперь появилась еще и вероятность, что мы овладеем секретом летательных столбов Ворошков.

Тобо примчался к нам на супержеребце, который считал своей хозяйкой Дрему. Когда-то Госпожа, будучи еще владелицей Башни у себя на севере, вывела таких жеребцов для себя, и несколько их попало на юг вместе с Отрядом. Этот был последним из уцелевших.

— Сколько эти жеребцы живут, дорогая? — спросил я Госпожу, завидев подъезжающего Тобо.

— Лет сорок. Самое большее. Этот свое уже почти прожил.

— А выглядит весьма резвым. — Хотя животное и промчалось сорок миль, оно казалось почти бодрым.

— Я хорошо работала в те дни.

— И теперь по ним скучаешь.

— Да, — Мне она лгать не станет. Или меньше любить меня из-за того, что ей хочется стать такой, какой она когда-то была. Насколько я могу судить, она никогда не сожалела о содеянном — ни о хорошем, ни о плохом. Хотел бы я сам быть таким.

Тобо спешился у самых врат. Я провел его через них, и он сразу принялся за дело, только сперва улыбнулся и помахал отцу и дядюшке Дою:

— У вас пятеро пленников? И все опытные колдуны?

— На сей счет ничего не знаю. Вполне может статься, что они полные бездари. Но они летают на этих столбах и одеты в какую-то суперткань, которой, по словам Гоблина, можно манипулировать, отдавая мысленные приказы. Так что можешь считать, что насчет осторожности я тебя предупредил.

— Мы можем с ним общаться?

— К нам попали два брата, чей отец общался с Бовок и управлял ею, пока она была в Хатоваре. Он мог заставить Бовок принимать на час-другой человеческий облик, но удержать ее в нем оказалось ему не по силам. По его мнению, причина заключалась в том, что Меняющий Облик вплел в трансформирующие облик чары обратную связь. То есть она могла становиться человеком, лишь пока он жив. Меняющий ей не доверял. И когда Одноглазый его убил, эта обратная связь сработала.

В любом случае, эти юные Ворошки вертелись рядом с папашей и немного освоили родной язык Бовок. А когда Ворошки взорвали врата, одному из них пришла в голову блестящая идея о том, что он сможет уговорить нас взять и его с собой в какое-нибудь безопасное место. Он прихватил нескольких таких же перепуганных друзей и явился к нам, полагая, что мы говорим на том же языке, что и форвалака. Он тешил себя странной идеей о том, что мы почему-то признаем безоговорочное превосходство Ворошков над собой и примем их как почетных гостей. Ему и в голову не приходило, что могло быть как-то иначе, потому что никак иначе в Хатоваре не бывает. Он наглый, тупой и высокомерный. Да и остальные, похоже, такие же. А братец его еще круче — он даже разговаривать с нами не желает.

Тобо чуть неприятно улыбнулся, очевидно, припомнив похожее отношение к нам хсиенских военачальников:

— Полагаю, их ждало одно разочарование за другим.

— Точнее не скажешь. Для этих детишек жизнь превратилась в невообразимый ад. И я вынужден постоянно напоминать им о том, что они еще живы.

— Так пошли, потолкуем с ними. — Парня возбудил брошенный ему вызов.

Когда мы подходили к пленникам, я предупредил его:

— Все они красавцы и красавицы, но я серьезно считаю, что мозгов у них почти нет. Во всяком случае, доходит до них очень медленно.

Мы остановились в нескольких шагах от блудных детей Хатовара. Они, присев на корточки, сбились в кучку возле дороги, по которой уже шли к вратам, выходя в наш мир, мулы и солдаты Черного Отряда. Лишь у одной девушки хватило амбиции, чтобы поднять на нас глаза. У младшей. Той, которую мы взяли в плен.

Она смотрела на Тобо примерно полминуты. Потом негромко сказала что-то своим товарищам. Те тоже уставились на него. Лишь их вожак и его брат расстались со своей прирожденной высокомерностью. А ведь путешествие было не таким уж долгим и утомительным.

Кажется, они ощутили в Тобо нечто, неочевидное для меня. И это пробудило надежду. Несколько невнятных вопросов на их родном языке.

— Когда они кончат бормотать, скажи им, кто я такой. И можешь не быть абсолютно честным.

— Небольшое преувеличение не повредит?

— А когда оно вредило?

Беседа продлилась дольше, чем я предполагал. Тобо был поразительно терпелив для своего возраста. Он упорно трудился, чтобы заставить Ворошков понять, что они уже не на земле своих отцов, что здесь не важно, кто они такие и кто их родители. И что в нашем мире им придется отрабатывать свой ужин.

Мы прервались, чтобы перекусить. Лишь Ворошки и их охранники остались у врат со стороны равнины.

— Я восхищен твоим терпением, — сказал я Тобо.

— Я тоже. Некоторым из них мне уже хотелось дать пинка. Но дело не только в терпении. Я старался узнать о них побольше, угадывая, о чем они умалчивают. И из того, о чем они проговариваются. Ты прав. Умишком они слабоваты. Впрочем, я думаю, что причина не в их прирожденной тупости, а в том, как их воспитывали. Они и понятия не имеют о собственном прошлом. Никакого! Они никогда не слышали о Свободных Отрядах. Никогда не слышали о Копье Страсти. И что воистину великие чародеи из Хатовара возвели по всей равнине каменные столбы, хотя им угрожала большая опасность от Теней. Они даже слово «Хатовар» не узнали, хотя Хади они знают как какого-то очень древнего демона, на которого всем уже давно наплевать.

— А ты откуда все это узнал? То есть про каменные столбы.

— Баладитай узнал от Шевитьи. А ты заметил, что руны на летательных столбах почти идентичны тем, что на каменных столбах с равнины?

— Нет, этого я не заметил. Был слишком занят, приглядывая за Гоблином. Это мелкое дерьмо немного говорит на языке Арчи. И постоянно ошивался возле них. И разговаривал.

Тобо пожевал губу, кивнул и ненадолго задумался.

— Ты не спрашивал его, о чем?

— Нет. Я этому типу не доверяю, Тобо. Потому что Одноглазый перед смертью наказал мне не верить ему.

— Теперь Гоблину долго никто верить не будет, Костоправ. И он это знает не хуже, чем любой из нас. И он станет таким осторожным Гоблином, какого ты никогда не видел. Ты его даже не узнаешь.

— Мы же говорим о Гоблине. Он не может помочь себе сам.

— Он нарвался на такое, потому что Одноглазый потащил его с собой. Подумай об этом, Костоправ. Если он каким-то образом превратился в инструмент Кины, то задание у него долгосрочное. Начать Год Черепов или что-то вроде этого. И он не даст себя убить из-за какой-нибудь ерунды.

Я хмыкнул. На традиционном уровне такая логика была безупречной, но все же слова Тобо меня не убедили. Гоблин был Гоблином. Я знаю его очень давно. И не все его поступки имеют смысл даже для него.

— Так что будем делать с Ворошками? — спросил я.

— Я стану их учить.

Черт! Мне не понравилось, как он это сказал.

Моих охранников Тобо заменил своими приятелями-таглиосцами во главе со старшим сержантом по прозвищу Ходящий по Реке, или Рекоход в кратком варианте. Все эти охранники бегло говорили на языке Хсиена и могли общаться на языке нюень бао, а тот, в свою очередь, был двоюродным братом языка, на котором говорят в Стране Неизвестных Теней.

Тобо проинструктировал охранников, затем пленников. Через меня. Объяснил им прозу жизни:

— Эти люди станут вашими учителями. Они обучат вас языкам и навыкам, нужным для выживания в этом мире. Расскажут о наших религиях и законах и о том, как мы ладим друг с другом.

Паренек, переводивший для остальных, возмутился было. Но Рекоход шлепнул его по макушке с такой силой, что свалил наземь. Тобо продолжил:

— Вам необходимо понять, что вы гости. Своими знаниями вы купили себе выход из Хатовара. Ваша жизнь будет комфортной, насколько это в наших возможностях, но лишь до тех пор, пока вы с нами сотрудничаете. Но сейчас мы ведем войну со старыми и могущественными врагами. И мы не намерены терпеть тех, кто не пожелает сотрудничать. А по отношению к тем, кто покажется нам опасным, наше терпение станет особенно коротким. Вы все поняли?

Тобо подождал, пока я кончу переводить. Я попросил его еще немного повременить, чтобы до подростков окончательно дошла серьезность ситуации. Молодым всегда тяжело воспринять, что нечто жестокое и смертельно опасное относится именно к ним. И они склонны соглашаться почти на что угодно, лишь бы больше не слышать об этом.

Затем Тобо попросил перевести вот что:

— Остаток этого дня и до рассвета можете отдыхать. Завтра начнете интенсивное изучение таглиосского. Пока мы станем догонять нашу армию, я поеду с вами и помогу чем смогу.

Парень-вожак снова решил поспорить. Он плохо вслушивался в то, что переводил. Рекоход врезал ему снова.

— С этим мы нахлебаемся проблем, — сказал мне Тобо.

— Вполне возможно, что и со всеми. Они и дома не очень-то между собой ладили, — Сменив язык, я сказал пленникам: — Если вы доставите нам больше хлопот, чем сами стоите, то эти люди вас убьют. А теперь пошли. Кажется, я вижу, что с вами хочет познакомиться нечто съедобное.

Одна из девушек сказала что-то на своем языке. Захваченная, а не та, что пришла с парнями. А потом заревела.

— Скажи ей, что она не может вернуться домой. Теперь уже слишком поздно, — сказал я.

— Но все здесь от чего-то бегут, — заметил тем временем Тобо.

— Некоторые, — уточнил я, — Как думаешь, скоро нам удастся где-нибудь присесть? Мне нужно многое записать.

— Если хочешь присесть надолго, то советую устроить переворот, — рассмеялся Тобо, — Потому что Дрема не успокоится, пока не навалит столько трупов, что из них можно будет складывать заборы.

Похоже, ужин Ворошкам понравился. Впрочем, они настолько проголодались, что смели бы все подряд. Мы начали учить их таглиосским существительным. А Тобо изучал и их, и те диковины, которые они прихватили с собой. Кажется, летательные столбы впечатлили его меньше, чем одежда, которую им больше не разрешали носить.

— Эти столбы — какая-то разновидность той магии, с помощью которой Ревун управлял коврами-самолетами. С ней я со временем разберусь. Если сумею обойти заклинания, предназначенные для самоуничтожения столбов, когда они попадают в чужие руки.

Я рассказал ему о том, что случилось, когда два таких столба взорвались.

— Значит, это очень мощная магия. Я буду осторожен.

— С девушками тоже будь осторожен. Кажется, младшая уже положила на тебя глаз.

Утром мы не смогли разбудить парня-предводителя. Он был жив, но растолкать его не смог никто.

— Что ты сделал? — шепотом спросил я Тобо, сделав к вывод, что тот решил вывести из игры самого упрямого строптивца, не потеряв при этом доступ к его столбу и одежде.

— Я тут совершенно ни при чем.

После меня парня осмотрела Госпожа.

— Очень напоминает кому, в которую когда-то впал Копченый, — заметила она.

Я согласился. Но мы считали, что с Копченым поработала Душелов. На сей раз это никак не могло быть делом ее рук. Неизвестные Тени следили за ней непрерывно. И отогнали бы любых монстров, если бы она выпустила их против нас.

— А кто-либо из твоих невидимых друзей был поблизости прошлой ночью? — принялся я размышлять вслух. — Может, они что-то заметили?

— Я проверю.

Напустив на себя строгость, я запугал брата отключившегося парня настолько, что тот признался, что способен общаться. И я заставил его понять, что нужно привязать его брата к одному из столбов. Иначе его придется здесь бросить, когда мы двинемся дальше.

Всех пленников происшествие жутко напугало.

— Очень своевременная неприятность, — заметила Госпожа.

— Да. Но для кого?

35. Таглиос. Сообщение

Могаба ругался негромко, но энергично, грязно и непрерывно. Вороны одна за другой прилетали уже больше часа, и каждая несла кусочек длинного послания от Протектора. Птичьи мозги ни одной из них не смогли бы вместить в себя много. А поскольку в пути они подвергались бесчисленным опасностям, каждый фрагмент приходилось посылать снова и снова.

Верховный главнокомандующий всегда ненавидел собирать головоломки из таких кусочков, а эта из-за своей величины оказалась хуже всех прежних. Да во всем мире не наберется столько ворон!

Над сообщением уже корпели двадцать писцов.

Некоторые его пункты стали ясны быстро.

Могаба послал за Аридатой Сингхом и Гопалом Сингхом. Это сообщение касается их всех.

К тому времени, когда эти двое прибыли, достаточно много кусочков головоломки уже сложилось, и Могаба узнал самую важную для него деталь.

— Они вернулись.

Аридата подпрыгнул и уставился на Могабу:

— Вернулись? Кто вернулся?

— Черный Отряд. Протектор их уничтожила. Правильно? Искоренила. Правильно? Но теперь сама сообщила, что они вернулись. Сейчас в соседней комнате сшивают кусочки ее послания.

— О чем это ты? — спросил Гопал.

— От нашего нанимателя до сих пор поступает огромное сообщение. Она забросила охоту. И сейчас бежит, направляясь домой. Через врата сюда валит Черный Отряд. Их тысячи. Они хорошо вооружены, оснащены и обучены. Везут с собой Радишу Драх и Прабриндраха Драха, которые их благословляют. А у нас на сотни миль нечего выставить против них. Она направляется сюда. И ожидает, что скоро утратит способность наблюдать за ними. Вместе с Отрядом с равнины сошли какие-то незнакомые нам сверхъестественные помощники. Очевидно, это что-то вроде Теней, но гораздо опаснее их, потому что умнее.

— По-моему, это очень неплохая информированность для того, кто убегает от врага, знающего о его возможностях, — заметил Аридата. Красивое лицо Сингха немного побледнело, а голос слегка охрип.

— Мысль, не ускользнувшая и от меня. Она ведь Душелов, в конце концов. Однако, с другой стороны, она не может узнать ничего, если нечего видеть.

Аридата и Гопал кивнули. Во всех отношениях (но не в душе) они оставались преданными слугами Протектора.

Могаба продолжил:

— То, что враг знаком с возможностями Протектора, означает, что он постарается лишить ее этих возможностей. Мы не знаем, кто ими командует, но доктрина остается доктриной. Сперва они постараются ее ослепить, потом лишить возможности общаться. И более удачного времени для этого они выбрать бы не смогли. Она в сотнях миль от ближайших поселений. Она не в силах передать что-либо быстрее, чем расходятся слухи. А вы прекрасно знаете, что новость о возвращении Радиши и ее брата распространится как чума.

— В таком случае, я запечатаю эту часть дворца, — решил Гопал. — Мы ведь не хотим, чтобы люди помчались в храмы или еще куда-нибудь и разболтали слишком много правды тем, кто использует ее как инструмент против нас.

— Сделай это. — Это станет удачным поступком для невидимых шпионов Протектора. Но с другой стороны, будет очень полезно позволить части новостей просочиться. Таглиос может впасть в хаос. А это состояние, наделяющее возможностями. Хаос может оказаться очень полезным. И стать замечательной маскировкой.

Возможно, не сейчас, а когда Протектор окажется ближе к Таглиосу.

А сейчас необходимо готовиться к сражению с Отрядом. И нападения можно ожидать с любого направления.

Где они нашли столько солдат? И собственные Тени? Какие еще сюрпризы они прячут в рукаве?

А что-то наверняка имеется. Это в их натуре.

— Нам нужно, чтобы часть новостей просочилась, — сказал Могаба. — Нравится нам это или не нравится, но нам нужно готовиться к войне. Предстоит сражение. Если только мы не сдадимся без сопротивления. Сам я этого делать не собираюсь. Потому что не переживу последствий.

Сингхи переглянулись. У верховного главнокомандующего прорезалось чувство юмора? Замечательно.

— Люди боятся Черного Отряда, — сказал Гопал.

— Разумеется. Но когда они в последний раз одерживали победу? Мы били их раз за разом во время кьяулунских войн. — Тогда Могаба гордился своей работой. Его идеи и планирование внесли лепту в каждый триумф Таглиоса.

— Но мы не стерли их с лица земли. Проблема с Черным Отрядом в том, что если оставить в живых хотя бы одного, то вскоре они нападут на тебя снова.

«Мой брат не отомщен». Этот лозунг преследовал Могабу в кошмарных снах. Ему было о чем сожалеть.

— Как скоро мы можем ожидать Протектора? — спросил Гопал. — Мне нужно подготовиться к встрече.

— Когда она начала передавать сообщение, то шла пешком, — ответил Могаба. — Но рано или поздно она дойдет до курьерской станции. И с этого момента начнет быстро наверстывать время. Если она действительно очень торопится, то я не стал бы рассчитывать на то, что у нас в запасе больше двух-трех дней.

Гопал недовольно хмыкнул.

Могаба кивнул. Ничто в жизни не дается легко.

— Она поймала Обманников? — спросил Аридата.

И опять Могабе показалось, что Аридата выдал тщательно скрываемый интерес. Возможно, даже личный.

— Нет. Я ведь сказал, что она бросила охоту. Все, хватит. Мы все прекрасно знаем, чем нам нужно заняться. Аридата, мне как можно скорее нужен весь курьерский батальон. Надо проинструктировать командиров гарнизонов. Если поступят критические новости, я вам немедленно сообщу.

Наблюдая за тем, как сообщение принимает окончательную форму, верховный главнокомандующий мысленно оценил командиров всех подразделений и готовность и надежность их солдат. Результат его встревожил. На первый взгляд казалось, что он может пустить в ход ресурсы всей империи. Но Протектор не утруждала себя поддержанием боеготовности войск, когда ей грозила прямая и немедленная опасность. К тому же она не пользовалась популярностью и никогда этого не желала. Она предпочитала править грубой силой.

Особенно опасным стало возвращение Прабриндраха Драха и его сестры. Они были популярны в свою эпоху, а попав в тигель времени, уже прошли первую стадию на пути к объявлению их святыми. Кто-то начнет славить их как освободителей. Проклятье, если Костоправ все еще жив, ему вполне могут вернуть прежний титул.

Появятся дезертиры — как среди верховного командования, так и среди солдат. Могабу больше тревожили войска. Аристократия и верхушка духовенства, обязанные своим положением Протектору, станут вести осторожную игру. Таглиосу уже преподали несколько болезненных уроков по поводу цены, которую приходится платить за предательство Протектора.

В каком месте лучше всего дать сражение Отряду? И как навязать им это сражение, если они станут уклоняться от крупных схваток?

Могаба не сомневался, что его лучший шанс — заставить врага сразиться с ним как можно раньше. Пока имеющиеся у верховного главнокомандующего войска не начали испаряться.

36. Таглиосские территории. Дикие земли

Душелов торопливо шагала по берегу ручья, глубиной и неторопливостью течения напоминающего канал, и искала место для переправы. Она ошиблась в расчетах, решив срезать путь через эти болота и низины, чтобы добраться до жалкой крепости в Нидже. Если бы она придерживалась дороги, прогулка оказалась бы более долгой, зато тогда ей встретились бы мосты.

Когда она сталкивалась с препятствиями, у нее не оставалось иного выбора, как сворачивать наугад. Эту местность она не знала. Шла она вслепую, потому что не могла послать на разведку летучих мышей или сов. Этой ночью рядом с ней не будет и Теней. Она отослала их вместе с воронами в безопасное место. И она знала, что сама сможет справиться с бродящей вокруг нее нечистью.

Позади нее из воды поднялось нечто похожее на лошадь. В ухо зашептал голос, предлагая ей сесть верхом и поехать дальше. Она бросила на существо за спиной лишь краткий презрительный взгляд. Эти придурки хоть и умнее Теней, но ненамного. Да за какую идиотку они ее принимают? Вовсе не нужно быть знатоком хсиенского фольклора, чтобы понять, что водяной конь утащит ее на дно.

Она проигнорировала монстра, не зная, что это афанк — скорее кентавр, чем конь. Полчаса спустя она проигнорировала его кузена, напоминающего гигантского бобра. Следующим стало нечто крокодилообразное, хотя от ручья было четыреста миль до ближайших теплых мест, где могли обитать гигантские рептилии. И все они шептали ей. Некоторые даже знали ее настоящее имя.

Наконец она наткнулась на дощатый мостик, очевидно, уложенный редко встречающимися туземцами-конокрадами, обитающими в местных горах. Когда она пошла по нему, из-под мостика послышался шепот. Слов она не понимала, но угроза была очевидной.

— Если не хочешь, чтобы я переходила, то покажись и сделай что-нибудь, — заявила она, выбрав голос маленькой девочки — сильно встревоженной, но не напуганной.

И из воды появилось нечто — огромное, темное и уродливое. Его шкуру покрывали светящиеся пятна. Зубов у него оказалось слишком много, и они торчали из пасти под разными углами. Когда оно станет есть, у него возникнут проблемы.

И эта зубасто-клыкастая пасть распахнулась. Монстр приготовился к броску.

Душелов взмахнула затянутой в перчатку рукой. Глаза злого духа припорошило искрящейся пылью.

Он завизжал.

Душелов спрыгнула с мостика за секунду до того, как тот превратился в щепки. Она, пятясь, отошла на несколько шагов, наблюдая, как корчится и тает демон. А из-под ее маски послышался девичий голосок, напевающий песенку с веселеньким припевом: «Ах, как весело смотреть, как ты дохнешь…»

37. Таглиосские территории. Где-то севернее Чарандапраша

Похоже, Дщерь Ночи и в самом деле расцвела теперь, когда Протектор их больше не преследовала. Нарайяна это встревожило.

— Ты всегда тревожишься, — упрекнула она. Девушка была счастлива. Ее голос обрел музыкальность. Отсветы костра вспыхивали в ее глазах искорками — когда не заставляли их светиться красным. — Если нас кто-то преследует, ты боишься, что нас поймают. Если мы в безопасности, то тебя волнует, что я соответствую облику Дщери Ночи, который ты для меня выдумал. Нарайян, Нарайян… папа Нарайян, больше всего на свете мне хочется устроить так, чтобы тебе больше не пришлось этим заниматься. Ведь ты делаешь это уже так давно… И теперь заслужил покой и отдых.

Нарайян знал, что это невозможно. И никогда не будет возможно. Но спорить не стал.

— Тогда давай начнем Год Черепов. Когда Кина вернется, мы сможем бездельничать до конца жизни.

Девушка встрепенулась, на ее лице отразилось удивление. Потом она вдруг вздрогнула. И еще больше побледнела, оставив Нарайяна гадать, как ей это удалось, потому что она постоянно была бледной, как смерть. Она уставилась в ночь, явно встревоженная.

Нарайян принялся забрасывать костер специально приготовленной для этого землей.

— Слишком поздно, — сказала девушка.

За ее спиной выросла гигантская тень… и растаяла, словно унесенная ветром.

— Девчонка права, старик, — произнес голос, который Нарайян не слышал годами и услышал вновь гораздо раньше, чем надеялся.

Икбал и Ранмаст Сингхи — не родственники Нарайяна — показались на границе отбрасываемого костром света, точно сгустившийся туман. За их спинами виднелись другие — солдаты в кирасах, каких Нарайян никогда не видел. А среди солдат он увидел истекающих слюной красноглазых зверей. Таких он тоже никогда в жизни не видел.

Сердце Нарайяна заколотилось вдвое чаще.

— Теперь мы знаем, почему моя тетушка перестала на нас охотиться, — заметила девушка.

— Теперь знаете, — согласился Ранмаст, — Черный Отряд вернулся. И мы недовольны, — Ранмаст был огромным лохматым шадаритом и подавлял противника одними своими размерами.

Икбал Сингх улыбнулся, в его кустистой бороде блеснули безупречные зубы:

— На сей раз тебе придется иметь дело со своими матерью и отцом. — Икбал был почти столь же лохмат и огромен, как и его брат, но почему-то внушал меньше страха. Девушка вспомнила, что у него жена и несколько детей. Но… Неужели он имел в виду родившую ее мать? И ее родного отца? Но ведь они же мертвы.

Ее колени ослабели. Она никогда не видела своих настоящих родителей.

От слабости живой святой даже не смог подняться. Кина решила снова подвергнуть его испытанию. А у него не осталось сил, чтобы сражаться за свою веру. Он слишком стар и немощен, а вера истерлась почти до прозрачности.

Ранмаст подал знак. Солдаты приблизились к костру. Они вели себя осторожно, чтобы не оказаться между пленниками и нацеленными на них арбалетами. Руки девушки засунули в набитые шерстью мешки, затем ее запястья связали за спиной. Ей аккуратно вставили в рот кляп, потом набросили на голову просторный шерстяной мешок. Солдаты знали, что она умеет колдовать.

Нарайяна усадили на лошадь и привязали к седлу. С ним они обращались грубо, потому что торопились. Если бы его заставили идти следом, он плелся бы слишком медленно, С девушкой они вели себя вежливее, но ее ближайшее будущее станет таким же, как у Нарайяна.

Пленившие их солдаты не были жестоки, но девушка не сомневалась, что их отношение изменится, когда у них появится достаточно свободного времени. Странные молодые солдаты в полязгивающих черных доспехах казались весьма заинтригованными ее бледной красотой.

Она совсем не так представляла, как станет женщиной. А ее воображение уже несколько лет работало чрезвычайно активно.

38. Таглиосские территории. Данда-Преш

Мы были на вершине перевала через Данда-Преш, когда нас достигла новость. Изматывающая усталость, одолевшая меня, когда я волочил свои древние кости, тут же испарилась. Я шел во главе колонны. Я остановился и отошел в сторону, глядя на бредущих мимо усталых людей и мулов. И люди, и животные надеялись, что наши главные силы смели в Чарандапраше все продовольствие и фураж.

Ворошки погрузились в усталость и отчаяние. Тобо шел вместе с ними, постоянно разговаривал и пытался чему-то научить, преодолевая их боль и апатию. Ребятишкам никогда в жизни еще не приходилось куда-то ходить пешком.

Их летательные столбы дрейфовали следом за ними.

Наконец на вершине перевала показалась Госпожа. Я подошел к ней и догадался, что слухи успели до нее добраться, хотя все вроде бы настолько вымотались, что уже не желали тратить дыхание на разговоры. Слухи — штука магическая, а может, даже и сверхъестественная.

Но я все равно сказал ей:

— Ранмаст и Икбал захватили Нарайяна и Бубу. Они так и шли дальше в нашу сторону, когда Душелов перестала за ними гнаться.

— Я слышала.

— Ты так же нервничаешь, как и я?

— Наверное, больше. — Некоторое время мы брели рядом. Потом она сказала: — Мне так и не выпал шанс побыть матерью. И никогда не было возможности научиться быть ею. Когда Нарайян ее похитил, я просто снова стала прежней.

— Знаю. Знаю. И нам надо постоянно напоминать себе, чтобы мы не привязывались к ней. Она никогда не станет думать о нас, — как о матери и отце.

— Я не хочу, чтобы она нас ненавидела. И знаю, что она будет нас ненавидеть. Ведь она всю жизнь прожила Дщерью Ночи.

Я задумался над ее словами, потом сказал:

— Когда-то и ты всю прожитую жизнь была Госпожой из Чар. Но теперь ты здесь.

— Теперь я здесь. — Равнодушие в ее голосе обезоружило бы и не такого мужчину, как я.

Она — и я — теперь достигли того возраста, когда люди слишком долго гадают о том, как все могло бы сложиться, если бы в прошлом они сделали иной выбор.

У меня множество поводов для таких сожалений. А у нее, не сомневаюсь, еще больше. Потому что ей приходилось отказываться от чего-то гораздо чаще, чем мне.

Мимо нас, пыхтя, протопал Лозан Лебедь, на ходу съехидничав насчет стариков, которые всех задерживают. Я спросил:

— Ребята, вы присматриваете за Гоблином?

— Он и пернуть не может, чтобы мы об этом не узнали.

— Ну, уж это однозначно. Об этом вся округа сразу узнает.

— Мы не дадим ему ничего устроить, Костоправ.

А вот в этом я не был уверен. Гоблин — скользкая мелкая сволочь. Будь у меня время, я бы сам шел рядом с ним, след в след.

— Гоблин не сделал ничего подозрительного, — сказала Госпожа.

— Знаю. Но еще сделает.

— И такое отношение начинает вызывать определенную симпатию к нему. Думаю, тебе следует об этом знать.

— Знаю. Но и предупреждение Одноглазого я тоже забыть не могу.

— Ты сам говорил, что Одноглазый попытается насолить ему даже из могилы.

— Да-да. Попробую относиться к нему проще.

— Нам нужно идти чуть быстрее. — Арьергард уже почти поравнялся с нами.

— Мы можем отстать и шмыгнуть куда-нибудь между скал.

— Значит, ты устал меньше, чем думаешь. Давай топай. — Через секунду она добавила: — Поговорим об этом вечером.

Вот у меня и стимул появился.

39. Таглиос. Верховный главнокомандующий

Пока Могабе удавалось сдерживать худшие реакции в том бурлящем котле слухов, в какой превратился Таглиос. Его наиболее полезным инструментом стала тщательно подбрасываемая полуправда. Его агенты не отрицали, что на юге происходит нечто серьезное и опасное. Однако они намекали, что это нечто вроде бунта, поднятого смутьянами из Страны Теней, которые поддерживали Черный Отряд во время кьяулунских войн. И теперь они эксплуатируют эту связь с прошлым, пытаясь запугать своих противников и подбодрить друзей. А никакого Черного Отряда больше нет.

Слухи еще не обнаружили Прабриндраха Драха и его сестру. А когда такие слухи начнут циркулировать, Могаба подбросит намек на то, что это самозванцы.

— Все идет даже лучше, чем я ожидал, — сказал верховный главнокомандующий Аридате Сингху, — Никто из командиров гарнизонов не отказался выполнить приказ и вывести войска на марш. И лишь горстка верховных жрецов и аристократов изображает нейтральность.

— Хотел бы я знать, сохранится ли такое положение вещей, если мы потеряем Протектора.

Могаба уже некоторое время сам пытался найти ответ на этот вопрос. У Прабриндраха Драха пока не имелось законного наследника. Его единственной живой родственницей была сестра, которая годами фактически, хотя и неофициально, правила Таглиосом и его вассалами. В какой-то момент она даже провозгласила себя преемницей брата на троне. И хотя местная культура не признавала женщин-правителей, ей вполне могут позволить снова взять бразды правления, если брат умрет раньше нее. Но никто не знал, что будет, если брат и сестра умрут вместе — а ведь большинство населения верило, что их уже нет в живых.

Нынче этот вопрос стал лишь исключительно интеллектуальным упражнением. Власть в Таглиосе принадлежала исключительно Протектору.

Могаба никогда не заводил свои вопросы дальше чисто предположительного уровня. И никто из отвечавших ему не мог заподозрить их глубинный смысл. Никто также не вызывался добровольно поучаствовать в попытке свержения Протектора, хотя ни для кого не было секретом, что практически все жители Таглиоса предпочли бы обойтись без Протектората Душелова.

Связь с ней оборвалась. Воронья популяция страны драматически снизилась, и до сих пор оставалось неясным — то ли из-за болезни, то ли из-за действий врага. Численность ворон уменьшалась десятилетиями, пока убийства в дикой глуши практически не прекратились. Летучие мыши не могли доставлять длинные сообщения. Совы не желали. И никто в Таглиосе не мог общаться с Тенями. То был воистину редчайший талант, а Черный Отряд, когда еще обладал здесь определенной властью, полностью уничтожил братство тех, кто этим умением обладал.

Душелов прошлась частым гребнем по Стране Теней, откуда такие люди были родом. Вдоль и поперек. Она смогла отыскать лишь нескольких старух и совсем маленьких детей, переживших все войны и напасти. Они не имели никаких родственников на юге, они не жили здесь до появления Хозяев Теней, а между собой хранили древнюю легенду о том, что пришли сюда из совершенно другого мира. Эти старухи и малышня не имели ни полезных знаний, ни талантов.

Когда обязанности позволили выкроить немного времени, Могаба прошел по главной дороге от дворца к южным городским воротам. Стены в Таглиосе строились десятилетиями, оставаясь незавершенными, но комплекс южных ворот, самых главных, уже давным-давно был завершен и действовал. Пустив поток путников через его бутылочное горлышко, государство собирало налог со всех входящих в город.

Могаба искал безупречное место, где можно положить конец Протекторату. Четыре предыдущие вылазки оказались безрезультатными. Очевидные места как раз такими и были — очевидными. Душелов будет настороже. Она достаточно хорошо знала человеческую натуру и понимала, что слухи, подпитываемые кризисом на юге, обязательно разбудят оппозицию ее власти.

Похоже, на улицах это сделать никак не удастся. А чем дольше откладывать заговор, тем с большим подозрением она станет относиться к своим Капитанам. И скрывать нервозность для них станет невозможным.

Действовать нужно или мгновенно после ее прибытия, или немедленно после ее входа во дворец. Или никогда.

Тогда они смогут обо всем забыть, снова стать ее верными псами и дожидаться вместе с ней нашествия с юга.

Подумав об Отряде, Могаба вздрогнул и едва не поддался искушению отказаться от заговора против Протектора. Душелов станет мощным оружием в этой войне.

Ворота. Южные ворота. Это должно  произойти здесь. Комплекс был задуман именно для таких целей, хотя и в большем масштабе.

Когда он вернулся во дворец, его ждал Аридата Сингх.

— Генерал, прибыл посыльный. Протектор добралась до Деджагора. Она задержится для инспекции собравшихся там войск, хотя противник, кажется, уже не очень далеко.

Могаба поморщился:

— Значит, у нас осталось мало времени. Курьер опередил ее ненадолго. — Невысказанным, но понятным остался тот факт, что у них заканчивается время на принятие окончательного решения.

Потом Могаба хмыкнул. Он внезапно понял, что Протектор может вырвать саму эту возможность из их рук. И ей это будет столь же легко, как щелкнуть пальцами.

40. Таглиосские территории. У озера Танджи

Мы догнали Дрему в холмах за северным берегом озера Танджи. Госпожа мчалась вперед. Она знала, что наше появление там ничего не изменит, но ничего не могла с собой поделать.

Рейнджеры Ранмаста Сингха до сих пор оставались где-то впереди основных сил. Они были достаточно близко, и мы видели огни костров в их лагере на холмах по ту сторону долины, но недавние проливные дожди затопили овраги и запрудили ручьи в долине. Только по этой причине мы и смогли догнать Дрему так быстро. Ее остановило наводнение в долине.

— Это ненадолго, — сказала она нам. — Если только не пройдут новые дожди. Вода в ручьях быстро спадет.

Я это знал, потому что воевал в этих холмах с Хозяевами Теней много лет назад.

Моя жена пришла в отчаяние и обрушилась на Тобо, который вместе с отцом общался с Сари после Долгой разлуки:

— Ну когда ты узнаешь об этих проклятых столбах достаточно, чтобы мы могли ими пользоваться? — Если бы мы могли летать, то небольшое наводнение никого бы не остановило.

Тобо сказал Госпоже правду, которую ей меньше всего хотелось бы услышать:

— На это уйдут месяцы. Возможно, даже годы. А если нам так не терпится обрести повышенную мобильность, то почему бы не разбудить Ревуна и не заставить его сделать несколько ковров-самолетов?

Немедленно вспыхнул яростный спор, в котором почти все сочли необходимым высказаться. Гоблин, Дой, Госпожа, Тобо, Сари, Лозан Лебедь, Мурген, снова Гоблин. Даже у Тай Дэя был такой вид, словно у него имелась своя точка зрения, которую он держал при себе.

До меня вдруг дошло, что Дрема не высказала свое мнение. Более того, ее глаза словно остекленели. Она была где-то очень далеко от нас, и мне это сильно не понравилось.

Все замолчали, один за другим. Начало нарастать эмоциональное напряжение. Я огляделся в поисках Неизвестных Теней, но ничего не увидел. Да что же происходит?

Тобо заговорил первым:.

— Капитан? Что случилось?

Дрема стала бледнеть. Я уже собрался было идти за аптечкой, но тут Дрема вышла из транса:

— Тобо. — Ее голос был таким напряженным, что вокруг немедленно установилась тишина, — Ты не забыл переделать врата, чтобы они не рухнули, если Длиннотень умрет?

Тишина стала звенящей. Мы все внезапно затаили дыхание. И уставились на Тобо. И каждый из нас знал ответ, хоть нас там и не было. И нам не хотелось, что  бы этот ответ был правдой.

— Он в Хсиене уже столько же, сколько мы здесь. Он старый больной человек. И долго не протянет.

Не сказав ни слова, Тобо начал собираться в дорогу. Застонав, я встал и тоже начал складывать вещички. Собираясь, Тобо инструктировал отца и Доя, как обращаться с Ворошками:

— Пусть они постоянно занимаются каким-нибудь делом. Заставляйте их учиться. Держите их подальше от Гоблина. Отрубившегося придется кормить насильно. Но все равно он вряд ли долго протянет.

Я не был уверен, что расслышал последнюю фразу. Он говорил очень тихо.

И был прав. Парнишка ускользал от нас. И я не мог этому воспрепятствовать.

Я уставился на Госпожу, которая так и не начала делать то, что следовало сделать.

— Тебе тоже нужно ехать с нами, — сказал я. — После Тобо ты у нас лучший специалист по вратам. — И я подал ей руку.

Мурген, как я заметил, не обращал никакого внимания на инструкции сына. Он тоже собирался в дорогу.

Лицо Госпожи стало жестким. Она оперлась на мою протянутую руку, встала и зашагала на север. Теперь костры в лагере Ранмаста не были видны за пеленой дождя.

Еще несколько человек, включая Лебедя, тоже начали молча собираться в дорогу. Никто не называл имен и не приказывал. Те, кому следовало ехать или кто считал, что его присутствие окажется полезным, просто стали набивать вещами дорожные мешки. Никто не ворчал. Все происходило почти без слов. Мы все слишком устали, чтобы тратить силы на что-то иное, кроме того, что следовало сделать.

Никто не тыкал в Тобо пальцем. Даже не гению было понятно, что Тобо был завален собственной работой, а от него каждую минуту хотели чего-то еще. Самая тяжелая вина за это упущение лежала на Дреме. Ведь это она должна была проследить, чтобы все было сделано. Ей следовало бы составить контрольный список дел. Но тогда она была одержима желанием действовать быстрее, пока противник оказывает минимальное сопротивление.

За это ее тоже нельзя было винить. Отряд пока не вступал в сражения, хотя четверть Таглиосской империи уже можно было считать разоруженной. И пусть то была наиболее отдаленная и малонаселенная четверть, эта стратегия оставалась здравой.

Богатства, привезенные Дремой с равнины, позволят ей эксплуатировать удерживаемые нами территории намного более эффективно, чем способность Душелова порождать страх позволяла ей эксплуатировать то, что оставалось под ее властью.

Разумеется, если врата рухнут, все это перестанет иметь значение. Наш мир окажется в куда большей опасности, чем Хатовар. В отличие от Ворошков, мы не смогли бы защититься.

Тобо даже не стал тратить время на поиск последних из оставшихся у нас бамбуковых метателей огненных шаров. Если ситуация станет настолько отчаянной, что они нам потребуются, эти жалкие несколько зарядов нас все равно не спасут.

К вратам нас отправилось восемь человек. Тобо и его отец, я, Госпожа, Лозан Лебедь и Тай Дэй, потому что Мурген никогда не удалялся от дяди Тобо дальше, чем на бросок камня. И еще два закаленных солдата средних лет из Хсиена, ветераны конфликтов между хсиенскими генералами. Одного мы называли Панда, потому что его настоящее имя звучало довольно похоже. Второго прозвали Призраком из-за его зеленых глаз. В хсиенских мифах демоны и призраки всегда имели зеленые глаза.

Неизвестные Тени эти мифы подтверждать отказывались. У тех, кого мне удалось увидеть, глаза были более традиционными — красными или желтыми.

Немало Неизвестных Теней отправились в путь вместе с нами. По ночам, когда ненадолго и робко показывалась луна, окружающая нам местность казалась движущимся морем. Сейчас приятели Тобо не возражали против того, что их видят.

Вскоре ко мне вернулись и обе вороны. Я их почти не видел с того момента, когда мы прошли через врата в наш мир.

— Я выслал вперед разведчиков, — сообщил Тобо. — И теперь сам тоже поеду вперед. — Он сидел на спине жеребца Дремы. — А вы как можно быстрее езжайте следом.

Он помчался вперед. Почти все Тени отправились за ним, но нас окружало достаточное количество призрачных охранников, чтобы никакая опасность не застала нас врасплох.

— Мне так жаль, — сказал я Госпоже.

— На сей раз ты не виноват. — Она тоже не была счастлива.

— Ты еще ничего не получала от Кины?

— Нет. Ощутила лишь несколько редких прикосновений, когда мы были возле Дремы. Очень слабых. И то, наверное, потому, что мы оказались близко к Бубу.

Проклятье.

— Как думаешь, мы успеем к вратам вовремя?

— А ты думаешь, что Длиннотень станет цепляться за жизнь, если он знает, что добьется этим только одного — спасет тех, кто одолел его и выдал злейшим врагам?

Это был не тот ответ, который я желал услышать.

41. Низинные таглиосские территории. Утрата

Ранмаст и Икбал ехали на север медленно, выдерживая скорость, которую их отряд счел приемлемой. Походная жизнь не будет слишком тяжелой, пока их не догонит Капитан. Конечно, она выйдет из себя, потому что рейнджеры не встретились с ней как можно скорее. Но ничего, пошумит и успокоится.

Пленникам не давали возможности наслаждаться жизнью, но и откровенным мучениям не подвергали. Сингхи такого не допустили бы, хотя и знали, что Дрема не стала бы возражать.

Между Сингхами и темными призраками из Хсиена не был заключен формальный договор, но Неизвестные Тени следовали за ними постоянно. Общения между ними практически не было. Просто когда отряду что-то грозило, у Ранмаста возникало весьма дурное предчувствие. Проблема была в нем, В его религиозных убеждениях. Они запрещали ему сотрудничество с демонами, а его чисто человеческая способность к рационализации еще не успела реабилитировать Неизвестные Тени, которые все еще оставались для него исчадиями тьмы.

Сейчас у Ранмаста как раз и начало появляться то самое дурное предчувствие. Оно быстро нарастало. Встревоженность Икбала подсказывала, что предчувствие коснулось и его. И не только его, но и некоторых солдат.

Быстрые сигналы руками. Отряд остановился. Все спешились. Во все стороны бесшумно разошлись разведчики, а дежурные по лагерю стали отводить лошадей и пленников в узкий придорожный овраг.

Солдаты из Хсиена отличались замечательным спокойствием и терпеливостью. Ранмаст восхищался их умением использовать любое укрытие на равнине, где имелись лишь корявые кусты, валуны и множество оврагов. Он бы так не сумел. Разумеется, он был вдвое крупнее самого большого и на десять лет старше самого старшего из них.

Минь Бху, один из лучших его солдат, перехватил командира по дороге к оврагу, издалека подав знак хранить абсолютное молчание.

Минь разгреб листья и расчистил клочок земли, на котором пальцем начертил схему местности впереди и указал примерное расположение тщательно выбранного места засады.

Ранмаст подал сигнал к общему отходу и осмотрелся, выискивая ворон или других существ, традиционно ассоциируемых с врагом, но ничего не заметил.

— Как они смогли узнать о нашем приближении? — прошептал он, когда отряд удалился на достаточно безопасное расстояние. — И сколько их там?

— Мы не собирались их пересчитывать, — пожал плечами Минь, — Их гораздо больше, чем нас. А насчет того, откуда они узнали… С вершины того холма видна вся местность, которую мы прошли за последние два дня. А сюда их, наверное, послали проверить, не выберет ли Капитан этот путь на север. — Он указал обратно на юг. Даже отсюда были ясно видны поднятая армией пыль и поблескивание оружия.

— Тогда зачем засада?

— Они увидели, что нас немного. И решили, что им подворачивается шанс захватить несколько пленных.

— Гм-м. — Ранмаст осмотрел склон. Не получится ли отплатить противнику той же монетой? Теперь он сожалел, что не установил более тесные отношения с Неизвестными Тенями, — Икбал, что скажешь?

— Мы в меньшинстве, и нам следует отступить. Нет смысла сражаться. И даже вступать в контакт. Нам нужно оберегать важных пленников. Так что давай отойдем и дождемся Капитана.

Икбал был женат. И не любил сильно рисковать.

Но, даже несмотря на это, Икбал был прав. Единственным здравым решением могло стать только отступление.

— А как они поступят, если мы сунемся в их ловушку? — спросил Ранмаст. Ему тоже захотелось раздобыть парочку пленных. Ответы на несколько вопросов многое поведают о планах врага и о том, что думает противник о происходящем.

— Они видят, что Дрема приближается. И очень скоро отойдут.

— Тогда почему я нервничаю все больше и больше? — Ранмаст знал, что Неизвестные Тени хотят ему что-то сообщить, но он попросту не может их услышать.

На холмах впереди заржали лошади. Послышалась ругань. В воздух взмыло несколько десятков стрел, которые опустились в том месте, где противник, очевидно, ожидал застать врасплох спрятавшихся рейнджеров. Ни одна из стрел не упала близко.

Цедя под нос проклятия, Ранмаст снова подал своим людям сигнал к отходу. Отряд начал отрываться от врага. По всему склону падали выпущенные наугад стрелы.

— Идиоты, — пробормотал Ранмаст. — Устроили разведку боем.

Солдаты Протектора нападут, услышав любой вскрик. Или заметив любую иную очевидную реакцию. Сейчас они находились в положении, когда могли причинить врагу неприятности просто ожидая, пока что-либо произойдет.

Всего в десяти футах от Ранмаста из кустов с воплем выскочил таглиосский солдат. Из его задницы торчала стрела. Ранмаст замер, надеясь, что солдат слишком занят и не заметит его. Но он уже слышал, как через сухие кусты продираются другие таглиосцы, и знал, что не сумеет скрыться настолько быстро, чтобы остаться незамеченным.

У Икбала был при себе пускатель огненных шаров. Предполагалось, что он воспользуется им в качестве сигнала тревоги, а не оружия. В пускателе оставался всего один заряд. Он был старым, и не было гарантии, что он вообще сработает.

Икбал, незамеченный солдатом, который теперь увидел Ранмаста, быстро развернулся, держа палец на спусковой скобе бамбукового шеста.

Ослепительно-яркий желтый шар пронзил солдата Протектора насквозь и заскакал по кустам, рикошетя от земли. За несколько секунд десяток кустов вспыхнул.

Ранмаст и Икбал побежали. Теперь уже нет смысла делать что-то иное.

Они почти добрались до оврага, где укрывались лошади и пленники, когда шальная стрела отыскала на правом бедре Ранмаста незащищенное место. Сингх, кувыркаясь, полетел вниз по склону оврага. Борода защищала лицо, когда он пропахивал кусты, но все же он оставлял за собой выдранные клочья волос. Ранмаст завизжал от неожиданной боли.

Икбал остановился, чтобы ему помочь.

— Уходи! — прорычал Ранмаст, — У тебя Сурувайя и дети. — Икбал даже не шелохнулся.

Таглиосские солдаты беспорядочной толпой хлынули по склону, позабыв о дисциплине и не имея какого-либо плана атаки. Ни офицеры, ни сержанты или рядовые не имели практического боевого опыта и почти не были обучены. Они вышли из крепости в Нидже, потому что Душелов сказала им, что они могут одержать триумфальную победу. Но едва ситуация отклонилась от их ожиданий, они полностью растерялись.

Спотыкаясь и волоча ногу, в которой все еще торчал обломок стрелы, Ранмаст брел вперед, опираясь на Икбала. Оба слышали за спиной возбужденные крики таглиосских солдат, которые продирались сквозь кусты, быстро приближая неизбежное.

Рейнджеры же были солдатами, отобранными среди тех, кто уже воевал в Хсиене под командованием местных генералов, понимал доктрину Отряда и принимал ее. Они устроили свою засаду. И таглиосцы бежали прямиком в ловушку, словно их направляли злобные демоны.

Результатом стала кровавая бойня. Для Черного Отряда она стала тактическим триумфом, несмотря на его плохое окончание. Под конец, в пылу схватки, рейнджеры пренебрегли доктриной и не отступили, пока противник пребывал в замешательстве и панике. Они продолжали сражаться в надежде, что Ранмаст и Икбал успеют спастись.

И братья Сингхи уцелели. Но когда к месту схватки подоспела легкая кавалерия, высланная Дремой немедленно после того, как она опознала в огненном шаре сигнал тревоги, большинство рейнджеров уже погибло под натиском более многочисленных врагов либо получило ранения. Кавалеристы бросились в погоню за убегающими таглиосцами и изрубили практически всех отставших и раненых.

К сожалению, им не удалось отбить Дщерь Ночи.

Некий особенно сообразительный таглиосский офицер понял, на кого им посчастливилось наткнуться, и немедленно отправил девушку под охраной в крепость. Ее выдала бледная кожа.

Когда закатилось солнце, оказалось трудно судить, для какой из сторон стычка имела более тяжелые последствия. Отряд потерял огромное сокровище и некоторое количество наиболее ценных солдат, во всяком случае, временно. Таглиосцы же пережили настоящую бойню, а в качестве компенсации за все эти смерти получили лишь одну хмурую, хотя и экзотически красивую, бледную и грязную молодую женщину.

42. Низинные таглиосские территории. После битвы

Капитан появилась на месте сражения всего через час после его окончания. Разгневанная, она обошла поле боя. Забросала уцелевших вопросами. Большинство разведчиков уцелело, но лишь двое не получили серьезных ран. Пленных Дрема допросила еще более жестко. Кавалеристы догадались захватить нескольких таглиосцев, вовремя поднявших руки, предположив, что они заговорят и на допросе, спасая свои жизни дальше.

Никто из пленных ничего не знал о Дщери Ночи. Никто даже не слышал этого имени.

Расхаживая по лагерю, Дрема увидела Нарайяна Сингха и дала старому калеке пинка.

— Исчадие ада. — Повернувшись, она рявкнула: — Почему мы заранее не узнали об этой засаде?

— Неизвестные Тени, наверное, знали, — сказал ей правду кто-то из тех, кто посмелее, — Но их никто не спросил. Только Тобо знает, как им сказать, чтобы они отправились на разведку.

Дрема зарычала, снова лягнула Нарайяна Сингха и принялась расхаживать туда-сюда.

— Что мы знаем об этой крепости?

Вперед выступил Нож. Он спасет остальных. Гнев Дремы падал на него менее тяжелым грузом. Обычно. Некоторые считали, что она до сих пор немного побаивается Ножа. По сути, Дрема лишь не была в нем уверена, хотя он с Отрядом и дольше, чем она. Подобно Лебедю и Сари, он не был полноправным братом Отряда, принесшим клятву. Но он всегда был при Отряде и всегда действовал вместе с ним.

— Ее основал прежний Капитан, — ответил Нож. — Когда-то это была пересадочная станция на курьерском пути. Ее обнесли стенами, потому что местные пытались красть лошадей. Затем, во время кьяулунских войн, Душелов расширила форт и увеличила гарнизон, потому что хотела иметь здесь больше солдат на тот случай, если враги попытаются пробраться на север этим путем. Если предположить, что она здесь поступила так же, как и в других местах, то она позабыла про эту крепость сразу после окончания войны. Гарнизон там может насчитывать сто пятьдесят — двести солдат. Плюс прихлебатели.

— Весьма большой отряд для этих мест.

— Так и территория большая. И половина прежних гарнизонов уже ликвидирована.

— Какие там укрепления?

— Я там никогда не был. Но слышал, что их едва хватает, чтобы остановить конокрадов. То есть они не очень впечатляющие. Какая-нибудь каменная стена, потому что здесь камень — самый доступный материал. Слышал, что там начали копать ров, но так и не закончили. Но разве вы не шли этой дорогой, когда бежали на юг? И ты ее не видела?

— Мы двигались западнее. По старому торговому тракту. Мы избегали курьерских путей.

— Можно послать кавалерию — пусть окружат крепость, пока девушка еще там.

— Наверное, мы уже опоздали, и они послали гонца за подмогой, — задумчиво сказала Дрема.

— Думаю, уже нет нужды беспокоиться о скрытности, — заметил Нож. — Сейчас Душелов уже наверняка поставила на уши всю империю.

Дрема хмыкнула. Потом послала за кавалерийскими офицерами. Отдав нм приказы, она навестила Ранмаста и Икбала. Эти двое уже двадцать лет были близкими друзьями.

— Что говорит хирург? — спросила она Сурувайю, жену Икбала.

— Они поправятся. Ведь они шадариты. Они сильные мужчины. И хорошо сражались. Бог о них позаботится.

Дрема взглянула на Сари, которая помогала перевязывать раненых. Та кивнула. Значит, слова Сурувайи — не только ее благие пожелания.

— Я тоже упомяну их в своих молитвах. — Дрема ободряюще сжала плечо Сурувайи и подумала, что таких безупречных женщин просто не бывает. Во всяком случае, в том смысле, в каком мужчины представляют жен. Но она тоже была шадариткой, а ее религия четко распределяла роли всех членов семьи.

Дрема задержалась, чтобы поговорить и с детьми Икбала. Они держались стойко. Как им и полагалось, потому что и они остались добропорядочными шадаритами, несмотря на то, что им довелось побывать в странных местах и видеть всякие обычаи.

Когда Дрема встречалась с детьми Икбала, она иногда даже слегка жалела о том, что позабыла о своей женской роли. Но это сожаление никогда не длилось дольше нескольких секунд.

— Нож, передай остальным: я хочу, чтобы вся армия еще до заката была у этой крепости. Если такое возможно. Я не сомневаюсь, что они сдадутся, как только увидят, сколько нас.

— Ты сама знаешь, что уже давно пора сделать остановку, — ответил Нож. — Животным нужно попастись и отдохнуть. А наши обозы растянулись отсюда до самого Чарандапраша.

Люди получали ранения, заболевали или просто не могли выдержать такой темп. Это раздражало Дрему, но такова была проза жизни. Ее армия уже уменьшилась почти на тысячу человек. И сократится еще больше, если она и дальше будет мчаться вперед.

— Когда они сюда доберутся, то самые немощные могут остаться — как наш гарнизон. — Это была тактика, такая же старая, как и сама армия. Дрема ни за что не призналась бы, что и сама нуждалась в отдыхе. Но она даже представить не могла, когда ей подвернется возможность отдохнуть.