Глава 1

Сквозь клубящийся рассветный туман «Буревестник» на всех парусах шел к портовому городу Адлага. После атаки армии Федерации во время Третьей опиумной войны город был разрушен, и с тех пор таможню так толком и не восстановили, тем более, когда дело касалось корабля с припасами, идущего под флагом ополчения. «Буревестник» благополучно миновал портовую таможню и пришвартовался как можно ближе к городской стене.

Рин сидела на носу, пытаясь спрятать трясущиеся руки и забыть о ноющей боли в висках. Ей страшно хотелось получить дозу опиума, но сегодня она не могла себе этого позволить. Сегодня ей нужно соображать быстро и на трезвую голову.

«Буревестник» стукнулся о причал. Отряд цыке собрался на верхней палубе, в напряженном предвкушении глядя в серое небо, пока тянулись минуты ожидания.

Рамса забарабанил ногой по палубе.

– Ждем уже целый час.

– Имей терпение, – ответил Чахан.

– Наверное, Юнеген смылся, – предположил Бацзы.

– Не смылся, – возразила Рин. – Он сказал, что будет занят до полудня.

– А еще он будет первым, кто ухватится за возможность от нас избавиться, – сказал Бацзы.

И он был прав. Юнеген, самый непостоянный из цыке, уже много дней ныл по поводу грядущего задания. Рин послала его вперед, разведать их цель в Адлаге. Но время встречи уже истекало, а Юнеген так и не появился.

– Он не посмеет, – сказала Рин и поморщилась, потому что стоило ей заговорить, как боль вонзила клинок в основание черепа. – Он знает, что я его выслежу и спущу с него шкуру живьем.

– М-м-м, – протянул Рамса. – Лисий мех. У меня был бы новый шарф.

Рин снова обратила взгляд к городу. Адлага превратилась в странный обломок города, наполовину живой, а наполовину разрушенный. Одна часть вышла из войны без повреждений, другую же так усердно бомбили, что из обугленной травы теперь торчали только фундаменты. Граница пролегла настолько ровно, что разрезала некоторые дома пополам: одна половина почернела и обвалилась, а другая каким-то образом выстояла, несмотря на стонущие океанские ветра, и до сих пор держалась.

Рин с трудом представляла, что в городе могли остаться выжившие. Если Федерация поработала здесь так же тщательно, как в Голин-Ниисе, Адлага должна быть забита трупами.

Внезапно с почерневших руин взлетел ворон. Он сделал над кораблем два круга и резко спикировал к «Буревестнику», словно к мишени. Кара подняла руку. Ворон притормозил и обхватил когтями ее запястье.

Кара провела указательным пальцем по голове и спине птицы. Когда Кара поднесла ухо к клюву ворона, он распушил перья. Прошло несколько секунд. Кара по-прежнему стояла с закрытыми глазами, внимательно слушая то, чего не могли услышать остальные.

– Юнеген нашел Юаньфу, – наконец сказала Кара. – В двух часах отсюда, в здании городского совета.

– Похоже, ты не получишь свой шарф, – сказал Базцы Рамсе.

Чахан принес снизу мешок и высыпал его содержимое на палубу.

– Одевайтесь, – велел он.

Рамсе пришло в голову, что для маскировки им стоит переодеться в украденную форму ополчения. Они не смогли купить военную форму у Муг, однако найти ее не составляло труда. Разлагающиеся трупы валялись грудами по обочинам в каждом покинутом прибрежном городке, достаточно было дважды сойти на берег, чтобы набрать достаточно одежды – не обугленной и не заляпанной кровью.

Рин пришлось закатать рукава и подвернуть брючины. Трудно было отыскать труп ее роста. Она подавила позыв к рвоте и надела ботинки. Рубаху она сняла с тела, распластавшегося на непрогоревшем похоронном костре, и даже после трех стирок в соленой морской воде запах горелого мяса никак не выветривался.

Рамса, одетый в нелепую форму, в которую могло бы поместиться трое таких, как он, отсалютовал Рин.

– И как я тебе? – спросил он.

Рин наклонилась, чтобы завязать шнурки.

– Зачем ты это нацепил?

– Рин, прошу тебя.

– Ты не идешь.

– Но я хочу пойти!

– Ты не идешь, – повторила она. Рамса был гением, когда дело касалось боеприпасов, но в остальном был тощим, мелким и совершенно бесполезным в схватке. Рин не собиралась потерять своего специалиста по изготовлению пороха из-за того, что тот не умеет обращаться с мечом. – Не заставляй меня привязывать тебя к мачте.

– Да брось, – заныл Рамса. – Мы уже столько времени торчим на корабле, а у меня морская болезнь, стоит сделать два шага, и уже тошнит.

– Крепись.

Рин несколько раз обернула ремень вокруг пояса.

Рамса вытащил из кармана несколько ракет.

– Подпалишь их? – спросил он.

Рин окинула его суровым взглядом.

– Надеюсь, ты понимаешь, что мы не собираемся взрывать Адлагу.

– Нет, конечно, только свергнуть местную власть, а это намного лучше.

– С минимальными человеческими жертвами, а это значит, что лучше обойтись без тебя. – Рин похлопала по стоящей у мачты одинокой бочке. – Агаша, присмотришь за ним? Не дай ему покинуть судно.

Из воды появилась расплывчатая, гротескно прозрачная физиономия. Агаша проводил бо́льшую часть жизни в воде, подгоняя корабли цыке в нужном направлении, а когда он не вызывал своего бога, то предпочитал отдыхать в бочке. Рин никогда не видела его в первоначальном человеческом обличье. Она даже сомневалась, был ли он когда-либо человеком.

– Хорошо, если так нужно, – произнес Агаша, пуская пузыри.

– Удачи, – пробормотал Рамса. – Можно подумать, я не сумею удрать от дурацкой бочки.

Агаша повернул к нему голову.

– Напомнить тебе, что я могу за секунду тебя утопить?

Рамса уже открыл рот, собираясь ответить, но тут заговорил Чахан.

– Берите оружие.

Он опустил на палубу сундук с оружием ополчения, клацнула сталь. Бацзы с громкими причитаниями поменял свои вызывающие подозрения грабли с девятью зубцами на стандартный меч пехотинца. Суни выбрал имперскую алебарду, но Рин знала, что оружие ему нужно только для вида. Суни ломал черепа своими ручищами размером с приличный щит. Ему не требовалось оружие.

Рин пристегнула к поясу изогнутый пиратский ятаган. Его не использовали в ополчении, но обычный меч был для нее слишком тяжел. Кузнец Муг смастерил для Рин кое-что полегче. Она еще не привыкла держать ятаган в руке, но сомневалась, что сегодня вообще придется пустить его в ход.

Если все обернется совсем паршиво и придется орудовать ятаганом, то кончится это огнем.

– Итак, повторим задачу, – сказал Чахан, обводя всех цыке взглядом светлых глаз. – Это точечная операция. У нас единственная цель. Это убийство, а не сражение. Не наносите ущерб мирному населению.

Он многозначительно покосился на Рин.

Она скрестила руки на груди.

– Я в курсе.

– Даже случайно.

– Я поняла.

– Да брось, – сказал Бацзы. – С каких это пор ты так печешься о случайных жертвах?

– Мы причинили достаточно зла этим людям, – отозвался Чахан.

– Ты причинил им достаточно зла, – подчеркнул Бацзы. – Не я сломал те плотины.

При этих словах Кара вздрогнула, но Чахан и бровью не повел, как будто не слышал.

– Мы больше не будем наносить ущерб гражданским. Я понятно выразился?

Рин передернула плечами. Чахан любил разыгрывать из себя командира, и она редко бывала в настроении его одергивать. Пусть выделывается, если желает. Ей лишь нужно, чтобы они выполнили задачу.

Три месяца. Двадцать девять целей, все убиты без запинки. Еще одна голова в мешке, и они отплывут на север, чтобы прикончить последнюю цель – императрицу Су Дацзы.

При этой мысли Рин почувствовала, как затылок полыхнул огнем. Ладони опасно раскалились.

Не сейчас. Еще рано. Она глубоко вдохнула. Потом еще раз, еще один отчаянный вдох, и только тогда жар отхлынул.

Бацзы хлопнул ее по плечу ладонью.

– Ты как?

Рин медленно выдохнула и досчитала до десяти, а потом через один до сорока девяти и обратно. Этому трюку ее научил Алтан, и обычно действовало, по крайней мере, если Рин не думала об Алтане, выполняя упражнение. Жар отхлынул.

– Все нормально.

– Ты не под кайфом? – поинтересовался Бацзы.

– Нет, – твердо ответила она.

Бацзы не убрал руку с ее плеча.

– Уверена? Потому что…

– Да поняла я, – огрызнулась она. – Пойдем уже, выпустим кишки говнюку.

Три месяца назад, когда цыке отплыли от берегов острова Спир, они столкнулись с дилеммой.

А именно, им некуда было плыть.

На материк они вернуться не могли. Рамса проницательно заметил, что если императрица хотела продать цыке ученым Федерации, она вряд ли будет счастлива видеть их невредимыми и на свободе. Быстрый и тайный рейд за припасами к прибрежному городу в провинции Змея подтвердил подозрения. На столбах по всему городу были развешаны их портреты. Их объявили военными преступниками. За арест цыке предложили награду – пятьсот императорских серебряных монет за мертвых и шестьсот за живых.

Они украли столько ящиков с провизией, сколько сумели, и поспешили убраться из провинции Змея, прежде чем кто-либо их увидит.

Вернувшись в залив Омонод, они обсудили варианты. Все согласились в одном – нужно убить императрицу Су Дацзы, то есть Гадюку, последнюю из Триумвирата и предательницу, продавшую страну Федерации.

Но их было всего девять, а без Катая – восемь, против самой могущественной женщины в империи и всего императорского ополчения. У цыке не хватало припасов, из оружия – только то, что висело за спиной, и украденная посудина, настолько дряхлая, что полдня приходилось вычерпывать воду из трюма.

И потому они поплыли вдоль побережья дальше на юг, мимо провинции Змея, в провинцию Петух, пока не добрались до портового города Анхилуун. Здесь они поступили на службу к королеве пиратов Муг.

Рин никого так в жизни не уважала, как Муг, или, как ее еще называли, Каменную стерву, Лживую вдову, безжалостную правительницу Анхилууна. Она заняла это место, убив своего мужа и превратившись из супруги в настоящую королеву, и многие годы правила Анхилууном как анклавом империи, где процветала нелегальная торговля с иностранцами. Во время Второй опиумной войны Муг сражалась с Триумвиратом, а с тех пор отгоняла лазутчиков императрицы.

Она с радостью согласилась помочь цыке навсегда избавиться от Дацзы.

Взамен Муг потребовала тридцать голов. Цыке принесли ей двадцать девять. Большинство убитых были мелкими контрабандистами, капитанами кораблей и наемниками. Главный доход Муг получала от контрабандного импорта опиума, и она избавлялась от торговцев опиумом, которые не играли по ее правилам или не наполняли ее карманы.

Тридцатая цель будет крепким орешком. Сегодня Рин и цыке собирались свергнуть власть в Адлаге.

Муг годами пыталась внедриться на рынок Адлаги. Маленький прибрежный городок не мог предложить много, но его население, пристрастившееся к опиуму со времен мугенской оккупации, с радостью потратило бы все сбережения на товар из Анхилууна. Адлага уже два десятилетия сдерживала агрессивную торговлю опиумом лишь благодаря бдительному городскому главе Яну Юаньфу и его администрации.

Муг желала смерти Яну Юаньфу. Цыке умели убивать. Просто мечта свахи.

Три месяца. Двадцать девять голов. Еще лишь одно дело, и у них будет серебро, корабли и достаточно солдат, чтобы отвлечь императорскую гвардию, пока Рин прорвется к Дацзы и сожмет пылающими пальцами ее шею.

Если порт охранялся с прохладцей, то стены не охранялись вовсе. Никто не побеспокоил цыке, когда они перебрались за стены Адлаги, что было нетрудно, поскольку Федерация проделала огромные бреши, ни одна из которых не охранялась.

За воротами их встретил Юнеген.

– Мы выбрали отличный день для убийства, – сказал он, ведя остальных по переулку. – В полдень Юаньфу будет проводить на главной площади церемонию поминания погибших на войне. При свете дня мы можем пристрелить его из переулка, и никто нас даже не увидит.

В отличие от Агаши, Юнеген предпочитал личину человека, когда не призывал духа лисы, способного менять обличье. Однако Рин всегда чувствовала в его манерах что-то лисье. Юнеген был хитер и пугался каждого шороха, его узкие глаза всегда шныряли по сторонам, определяя все возможные пути к побегу.

– У нас часа два, так? – спросила Рин.

– Чуть больше. В нескольких кварталах отсюда есть склад, он почти пуст, – ответил Юнеген. – Можем спрятаться там и переждать. А если что-то пойдет не так, легко можем разделиться.

Рин в задумчивости повернулась к остальным цыке.

– Когда появится Юаньфу, мы будем ждать его на углах площади, – решила она. – Суни – на юго-западе. Бацзы – на северо-западе, а я возьму северо-восточный угол.

– Отвлечь внимание? – спросил Юнеген.

– Нет.

В обычной ситуации отвлечь внимание – отличная идея, Рин просила Суни посеять хаос и неразбериху, пока она или Бацзы бросались на жертву и перерезали ей горло, но во время публичной церемонии был слишком велик риск, что пострадают и мирные жители.

– Первый выстрел сделает Кара. Остальные расчистят путь к отступлению до корабля, если кто-то будет мешать.

– По-прежнему делаем вид, что мы простые наемники? – спросил Суни.

– Почему бы и нет? – ответила Рин. До сих пор им прекрасно удавалось скрывать масштаб своих возможностей, по крайней мере, заставить умолкнуть всех, кто разносил слухи. Дацзы не ожидала нападения цыке. Чем дольше она будет считать их погибшими, тем лучше. – Однако мы имеем дело с более сильным противником, чем обычно, так что поступим так, как того потребуют обстоятельства. И к концу дня у нас в мешке должна быть голова.

Она вздохнула и снова мысленно повторила план.

Все получится. Все будет отлично.

Вырабатывать стратегию с отрядом цыке – все равно что играть в шахматы, где фигуры слишком сильны, непредсказуемы и имеют странный вид. Агаша управлял водой. Суни и Бацзы были бойцами, способными смести целый взвод, даже не вспотев. Юнеген умел превращаться в лисицу. Кара не только разговаривала с птицами, но и с сотни метров могла попасть в глаз павлину. А Чахан… Рин толком не понимала, на что способен Чахан, кроме как раздражать ее на каждом повороте, но, похоже, он умел сводить людей с ума.

И все они – против единственного городского чиновника и его охраны. Даже слишком много.

Но Ян Юаньфу привык к покушениям. А как же иначе, если он остался одним из немногих неподкупных чиновников в империи. Он окружил себя взводом самых закаленных в битвах воинов, каких только сумел найти в провинции.

Со слов Муг Рин знала, что за пятнадцать лет Ян Юаньфу пережил по крайней мере тринадцать покушений. Его охрана привыкла к предательствам. Чтобы одолеть ее, нужны воины со сверхъестественными способностями. Многократно превосходящие противники.

Оказавшись на складе, цыке стали ждать. Юнеген посматривал сквозь щели в стене, постоянно дергаясь. Чахан и Кара сидели молча, прислонившись к стене. Суни и Бацзы стояли, опустив плечи и небрежно скрестив руки, словно в ожидании обеда.

Рин расхаживала по складу, фокусируясь на дыхании и пытаясь отвлечься от боли в висках.

Прошло тридцать часов с тех пор, как она принимала опиум. А это дольше, чем она привыкла за многие недели. Рин вышагивала, сжимая кулаки, чтобы руки перестали дрожать.

Это не помогло. И головная боль не унялась.

Проклятье.

Поначалу Рин думала, будто опиум нужен ей, только чтобы справиться с горем. Она считала, что курит для облегчения боли, пока воспоминания о Спире и Алтане не превратятся в пепел, пока она не сможет нормально жить без удушающего чувства вины за совершенное.

Рин называла это чувством вины. Иррациональным чувством, а не моральной концепцией. Потому что твердила себе – ей не жаль, мугенцы все это заслужили, а она не будет оглядываться назад. Вот только воспоминания висели в голове огромной бездной, куда Рин бросала все человеческие чувства, угрожающие ее существованию.

Однако бездна все время призывала заглянуть в свои глубины. Рухнуть в нее.

А Феникс не желал дать Рин забвение. Феникс желал, чтобы она радовалась содеянному. Феникс жил яростью, связывающей Рин с прошлым. Ему нужно было бередить раны в ее разуме и воспламенять их, день за днем, заставлять ее помнить, ведь эти воспоминания подпитывали ярость.

Без опиума видения постоянно мелькали перед мысленным взором Рин, часто становясь более живыми, чем окружающая реальность.

Иногда ей грезился Алтан. Но по большей части нет. Проводником для воспоминаний служил Феникс. Тысячи спирцев в горе и отчаянии молились этому богу. А бог собрал все их страдания, сохранил и обратил в пламя.

Порой воспоминания оказывались обманчиво мирными. Рин видела смуглых детей, бегающих по девственно белому пляжу. Видела горящие выше по берегу костры – не погребальные, не пламя разрушения, а обычные костры. Праздничные костры, теплые и несущие радость.

Иногда она видела многочисленных спирцев, целую деревню. Рин всегда поражалась, сколько их, целый народ. И боялась, что ей это только снится. Если Феникс задерживался надолго, Рин даже улавливала фрагменты разговоров на языке, который почти понимала, мельком видела лица, которые почти узнавала.

Они не были похожи на свирепых тварей из никанских преданий. Не были тупоголовыми воинами Красного императора, которому нужны были именно такие, как и всем сменившим его правителям. Эти люди любили и смеялись, танцуя вокруг костров. Это были люди.

Но каждый раз, прежде чем Рин погружалась в воспоминания об утерянном наследии, она видела на горизонте смутные очертания кораблей, плывущих из базы Федерации на континенте.

Дальнейшие события выглядели как разноцветный туман, картинки сменялись слишком быстро, чтобы уловить суть. Крики, стоны, движения. Шеренга за шеренгой спирцы выстраивались на берегу с оружием в руках.

Но этого оказалось мало. Федерация считала их всего лишь дикарями с палками, сражающимися против богов, и после канонады из пушек деревня мгновенно вспыхивала, словно кто-то поднес огонь к сложенному хворосту.

С жуткими хлопками с похожих на плавучие крепости кораблей вылетали снаряды с газом. Приземлившись, они выпускали огромные густые облака кислотно-желтого дыма.

Падали женщины. Дергались в судорогах дети. Ломалась цепь воинов. Газ убивал не мгновенно, его изобретатели не были настолько добры.

А потом началась резня. Солдаты Федерации стреляли без перерыва и без жалости. Мугенские арбалеты выпускали по три болта за раз, поливая спирцев бесконечным металлическим градом, разрывающим шеи, головы и сердца.

Кровь прочертила мраморные разводы на белом песке. Затихнув, мертвые лежали там, где пали. На заре генералы Федерации сошли на берег, безразлично переступая через растерзанные тела, чтобы воткнуть флаг в залитый кровью песок.

– У нас проблема, – сказал Бацзы.

Рин тут же сосредоточилась.

– В чем дело?

– Взгляни.

Она услышала резкий колокольный звон – радостный звук, совершенно неуместный в разрушенном городе. Рин прижалась лицом к дыре в досках стены. Над толпой колыхался нарисованный на ткани дракон, которого на десяти шестах несли танцоры. Они размахивали вымпелами, и на ветру струились ленты, играли музыканты, а чиновников несли чуть позади, подняв на ярких красных стульях. За ними шла толпа.

– Ты говорил, что это будет скромная церемония, – сказала Рин. – А не гребаный парад.

– Еще час назад все было тихо, – возразил Юнеген.

– А теперь на площади собрался весь город. – Бацзы всмотрелся сквозь щель. – Мы по-прежнему придерживаемся правила «без ущерба мирному населению»?

– Да, – ответил Чахан, прежде чем Рин успела открыть рот.

– Какой ты скучный, – заявил Бацзы.

– Из-за толпы будет легче прицелиться, – сказал Чахан. – Удобнее подобраться ближе. Прицелиться так, что никто и не заметит, а потом просочиться мимо охраны, не дав ей время среагировать.

Рин уже хотела сказать: «Но все-таки многовато свидетелей», но тут на нее накатило похмелье. Волна боли разрывала мышцы, началась она где-то в животе и разрасталась дальше, все произошло так внезапно, что в глазах почернело, и Рин могла только схватиться за грудь, тяжело дыша.

– Ты хорошо себя чувствуешь? – спросил Бацзы.

Прежде чем Рин успела ответить, к горлу подступила рвота. Рин сделала глубокий вдох. В животе зародился второй приступ тошноты. Потом третий.

Бацзы положил руку ей на плечо.

– Рин?

– Я в норме, – заверила она, похоже, уже в тысячный раз.

Она в норме. В голове снова стрельнуло, но на этот раз боль сопровождалась тошнотой в груди и не отпускала, пока Рин со стоном не упала на колени.

Пол забрызгала рвота.

– Планы меняются, – сказал Чахан. – Возвращайся на корабль, Рин.

Она вытерла губы.

– Нет.

– А я говорю, что в таком состоянии от тебя нет никакого прока.

– Командую здесь я, – отозвалась она. – Так что заткнись и делай, что я скажу.

Чахан прищурился. На складе стало тихо.

Рин уже несколько месяцев боролась с Чаханом за власть над цыке. Он оспаривал ее решения при каждом удобном случае, использовал любую возможность со всей ясностью дать понять, что, по его мнению, Алтан совершил глупость, назначив ее командиром.

И Рин понимала, что, по правде говоря, Чахан прав.

Роль лидера ее страшила. За прошедшие три месяца планы атак по большей части сводились к формуле: «Нападаем всем скопом и посмотрим, что из этого выйдет».

Но даже если не принимать во внимание ее способности как командира, она должна быть здесь. Должна лично заняться Адлагой. С тех пор как они покинули Спир, отходить от опиума с каждым разом становилось все тяжелее. Во время первых миссий по заданию Муг Рин более-менее справлялась. А потом бесконечные убийства, крики и сцены с поля боя снова и снова распаляли ее гнев, пока Рин не стала проводить все больше часов под кайфом, чем трезвой, и даже когда трезвела, ощущала себя на грани безумия, потому что проклятый Феникс никогда не успокаивался.

Ей нужно удержаться на краю пропасти. Если она не сумеет справиться с таким простым заданием, не способна убить какого-то городского чиновника, даже не шамана, то как сможет тягаться с императрицей?

А шанс на возмездие никак нельзя упустить. Месть – единственное, что осталось у Рин.

– Не ставь под угрозу операцию, – сказал Чахан.

– А ты прекрати меня опекать, – ответила она.

Чахан вздохнул и повернулся к Юнегену.

– Присмотришь за ней? Я дам тебе лауданум.

– Я думал, что должен вернуться на корабль, – отозвался Юнеген.

– Планы изменились.

– Ладно, – передернул плечами Юнеген. – Если так надо.

– Да бросьте, – сказала Рин. – Мне не нужна нянька.

– Будешь ждать позади толпы, – приказал Чахан, не обращая внимания на ее слова. – И не отходи от Юнегена. Вы оба вступите в дело только как подкрепление, если не будет другого выхода.

– Чахан… – нахмурилась она.

– Если не будет другого выхода, – повторил тот. – Ты уже погубила достаточно невинных.

И вот время пришло. Цыке по одному прошмыгнули из склада, чтобы влиться в толпу.

Рин и Юнеген легко просочились в толпу горожан. Главные улицы были забиты людьми, озабоченными собственными бедами, и со всех сторон на Рин навалилось столько звуков, что она не знала, куда смотреть, и непроизвольно ощутила легкий прилив паники.

Напевы лютни во главе парада утонули в нестройных звуках гонгов и военных барабанов. За каждым углом торговцы предлагали свои товары, выкрикивая цены так поспешно, словно готовились к эвакуации. По улицам рассыпались праздничные красные конфетти, которые горстями разбрасывали дети и зеваки, все вокруг покрылось красными бумажными веснушками.

– Откуда у них на все это деньги? – пробормотала Рин. – Из-за Федерации город голодал.

– Помощь из Синегарда, – предположил Юнеген. – Деньги на праздник по поводу окончания войны. Чтобы народ был счастлив и не бунтовал.

Куда ни глянь, Рин повсюду видела разные яства. Огромные кубики дыни на палочках. Булочки с красной фасолью. На лотках продавали приправленные соевым соусом клецки и пирожные с семенами лотоса. Торговцы ловкими движениями подбрасывали яйца и с треском разбивали их в кипящее масло. При других обстоятельствах это вызвало бы у Рин аппетит, но сейчас резкие запахи только приводили к новому приступу тошноты.

Такое изобилие выглядело и невозможным, и несправедливым. Всего несколько дней назад они проплывали мимо людей, утопивших младенцев в речном иле, потому что это более быстрая и милосердная смерть, чем от голода.

Если все это прислали из Синегарда, значит, имперская бюрократия все эти дни придерживала запасы. Почему же их не раздавали во время войны?

Если жители Адлаги и задавались подобными вопросами, то никак этого не показывали. Все выглядели счастливыми. На лицах читалось облегчение хотя бы от того, что война наконец закончилась, империя победила и им ничто не грозит.

Рин это разъярило.

Ей всегда с трудом удавалось сдерживать гнев, она это знала. В Синеграде она постоянно действовала в гневе, и позже ей приходилось справляться с последствиями импульсивных выходок. Но сейчас ярость была постоянной, испепеляющая ярость, которую Рин не могла ни сдержать, ни контролировать.

Но и не хотела ее сдерживать. Гнев служил ей щитом. Гнев помогал забыть о содеянном. Потому что пока Рин пребывала в ярости, она считала, что действовала по веской причине. Рин боялась, что, если гнев отступит, она просто рассыплется.

Она пыталась отвлечься, высматривая в толпе Яна Юаньфу и его охрану, пыталась сосредоточиться на текущей задаче.

Бог никогда ей этого не позволит.

«Убей их, – подзуживал ее Феникс. – Не позволяй им быть счастливыми. Они не сопротивлялись».

Внезапно ей пригрезилась охваченная огнем рыночная площадь. Рин яростно замотала головой, пытаясь изгнать голос Феникса.

– Нет, прекрати…

«Пусть они сгорят».

Ладони вспыхнули жаром. Живот скрутило. Нет… не здесь, не сейчас. Рин зажмурилась.

«Преврати их в пепел».

Сердцебиение участилось, поле зрения сузилось до размера булавочной головки, а потом снова расширилось. Ее била дрожь. Толпа вдруг показалась полной врагов. На одно мгновение все оказались одеты в синюю форму солдат Федерации, а в руках каждый держал оружие, но через секунду снова превратились в мирных жителей. Рин судорожно и глубоко вздохнула, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха, и крепко зажмурилась, желая скинуть красный туман.

Но не помогло.

Смех, музыка и улыбающиеся лица вокруг лишь вызывали желание закричать.

Как они смеют жить, когда Алтан погиб? Казалось чудовищной несправедливостью, что эти люди продолжают жить и празднуют окончание войны, которую не выиграли, и никто их за это не накажет…

Ладони раскалились.

Юнеген схватил ее за плечо.

– Я думал, ты можешь держать эту дрянь под контролем.

Рин подпрыгнула и резко развернулась.

– Могу! – прошипела она.

Слишком громко. Люди вокруг нее попятились.

Юнеген потянул ее подальше от густой массы людей, в безопасные тени руин Адлаги.

– Ты привлекаешь к себе внимание.

– Я в норме, Юнеген, отпусти…

Он не подчинился.

– Тебе нужно успокоиться.

– Я знаю…

– Нет. Прямо сейчас успокоиться. – Он мотнул головой через плечо. – Она здесь.

Рин обернулась.

И увидела императрицу, сидящую в паланкине из красного шелка, словно невеста.

Глава 2

Когда Рин в последний раз видела императрицу, то пылала в жару и была не в себе, а потому не видела ничего, кроме лица Дацзы – прекрасного, гипнотического, с фарфорово-белой кожей и похожими на крылья мотылька глазами.

Императрица, как всегда, была неотразима. Все знакомые Рин, уцелевшие после мугенского вторжения, внешне постарели на десяток лет, но императрица осталась прежней – белокожей, молодой и безупречной, словно жила в потустороннем мире, недоступном для простых смертных.

У Рин участилось дыхание.

Никто не предполагал, что Дацзы окажется здесь.

Все должно было случиться не так.

В голове мелькали образы императрицы. Ее расколотая о белый мрамор голова. Перерезанная белая шея. Обугленное тело. Но все же она не должна сгореть мгновенно. Рин хотела сделать это медленно, насладиться местью.

Толпа восторженно охнула.

Императрица наклонилась из-под полога и подняла руку – такую белую, что та блестела на солнце. И улыбнулась.

– Мы победили, – воскликнула она. – Мы выжили.

Где-то внутри у Рин полыхнул гнев, такой плотный, что она чуть не задохнулась. Ее тело словно жалили тысячи крохотных муравьев, но она не могла почесаться, и нарастало раздражение, готовое вот-вот прорваться наружу.

Почему императрица до сих пор жива? Это разъяряло Рин. Алтан, наставник Ирцзах и многие другие погибли, а Дацзы все нипочем. Она стояла во главе страны, когда миллионы истекали кровью во время бессмысленного вторжения, которое она же и навлекла, а выглядит так, будто прибыла на банкет.

Рин рванулась вперед.

Юнеген немедленно оттащил ее.

– Что ты вытворяешь?

– А ты как думаешь? – Рин вывернулась из его рук. – Я собираюсь ее достать. Предупреди остальных, они должны меня прикрыть…

– Совсем свихнулась?

– Она прямо перед нами! У нас никогда не будет такой превосходной мишени!

– Тогда пусть это сделает Кара.

– Кара не сумеет прицелиться, – прошептала Рин.

Кара расположилась на развалинах колокольни и была слишком высоко. Она не сумела бы пустить стрелу через окно экипажа, через всю эту толпу. Внутри паланкина Дацзы была со всех сторон защищена, а выстрелам спереди помешала бы охрана, стоящая прямо перед императрицей.

А Рин может ударить куда точнее Кары. Сейчас она отчетливо видела императрицу, но боялась пускать огонь прямо в толпу невинных горожан или выдать местонахождение цыке, прежде чем кто-либо из них сумеет прицелиться. Кара, вероятно, решит вести себя благоразумно.

Рин плевать хотела на благоразумие. Вселенная предоставила ей шанс. И в любую минуту может отобрать.

В голове снова возник Феникс, рьяный и нетерпеливый. «Давай же, дитя… Выпусти меня…»

Она вонзила ногти в ладони. Еще рано.

Слишком большое расстояние отделяло ее от императрицы. Если Рин запылает сейчас, погибнут все собравшиеся на площади.

Ей отчаянно хотелось лучше контролировать огонь. Хотя бы как-то контролировать. Но Феникса невозможно держать в узде. Феникс жаждал гулкого, хаотичного пламени, пожирающего все вокруг до самого горизонта.

И когда Рин призывала бога, то уже не могла отличить свои желания от желаний Феникса, они оба хотели только сеять смерть, все больше и больше смертей, чтобы накормить ими огонь.

Рин пыталась думать о чем-то другом, кроме ярости и мести. Но стоило ей посмотреть на императрицу, она видела только пламя.

Дацзы вскинула голову и встретилась взглядом с Рин. Потом подняла руку и помахала.

Рин замерла. Она просто не могла отвернуться. Глаза Дацзы превратились в бездонные колодцы, а потом в воспоминания, и в дым, огонь, трупы, кости, и Рин почувствовала, как падает, падает в черный океан, где видела только Алтана – единственный человеческий маяк, полыхающий погребальным костром.

Губы Дацзы изогнулись в жестокой усмешке.

И тут за спиной у Рин разразились дробью фейерверки – хлоп! хлоп! хлоп! – и сердце чуть не выскочило у нее из груди.

Она вдруг закричала, зажав уши руками, ее трясло.

– Это фейерверк! – прошипел Юнеген, оттягивая ее ладони от головы. – Всего лишь фейерверк.

Но это не имело значения, Рин и без того знала, что это фейерверк, но то была рациональная мысль, а рациональные мысли ничего не значили, когда она закрывала глаза и с каждым хлопком, с каждым взрывом видела под опущенными веками мешанину тел и визжащих детей.

Она видела человека, болтающегося на торчащей из разрушенного здания доске и пытающегося удержаться за скользкую древесину пальцами, чтобы не рухнуть на острые колья внизу. Видела размазанных по стенам людей, припорошенных белым пеплом, так что их можно было принять за статуи, если не заметить темные пятна крови вокруг…

Слишком много народу. Рин в ловушке среди толпы. Она опустилась на колени, закрыв лицо ладонями. Когда она в последний раз оказывалась в такой толпе, люди в ужасе бежали из-за стен Хурдалейна, и сейчас ее взгляд метался в поисках пути к отступлению, но не находил ни единого, кругом была лишь бесконечная стена плотно сомкнутых тел.

Их слишком много. Слишком много всего в поле зрения, мозг не успевает обрабатывать информацию. В воздухе за спиной и над головой снова что-то взорвалось, и Рин еще сильнее задрожала.

Народу слишком много – огромная масса протянутых рук, масса без имен и без лиц, которая хочет разорвать Рин на части…

Тысячи, сотни тысяч… И ты спалила их дотла, спалила прямо в постелях…

– Прекрати, Рин! – рявкнул ей в ухо Юнеген.

Но было уже поздно. Толпа отхлынула от нее, образовав широкую проплешину. Матери хватали детей. Ветераны указывали на нее пальцами и охали.

Она опустила взгляд. От нее струился дым.

Паланкин Дацзы исчез. Несомненно, ее унесли в безопасное место, присутствие Рин послужило предупреждением. Сквозь толпу в сторону Рин и Юнегена протискивался отряд императорской гвардии с поднятыми щитами и нацеленными на Рин копьями.

– Вот дерьмо, – выругался Юнеген.

Рин неуверенно попятилась, вытянув руки перед собой, словно они принадлежали незнакомцу. Чужие пальцы, сверкающие огнем. Кто-то другой призвал в мир Феникса.

«Сожги их».

Внутри ее пульсировало пламя. С закрытыми глазами Рин чувствовала, как взбухают вены. Боль вонзала в голову тысячу маленьких кинжалов, так что зрение затуманивалось.

«Убей их».

Капитан гвардии выкрикнул приказ. Солдаты ополчения бросились в атаку. И когда всколыхнулся инстинкт самозащиты, Рин окончательно потеряла самоконтроль. В голове установилась оглушительная тишина, сквозь которую пробивался лишь высокий и резкий смех бога-триумфатора, знающего, что он победил.

Когда Рин посмотрела на Югенена, то увидела не человека, а обугленный труп. Блестел белый скелет, с которого сошла плоть, Рин видела, как он за секунду превращается в пепел, и поразилась, насколько этот пепел чист, насколько он лучше, чем месиво из костей и плоти, теперешний Юнеген…

– Прекрати!

Она услышала не крик, а вой. На долю секунды сквозь пепел промелькнуло лицо Юнегена.

Рин его убивала. Она знала, что убивает его, но не могла остановиться.

Не могла даже пошевелить рукой. Лишь стояла неподвижно, словно окаменела, и пламя гудело меж пальцев.

«Сожги его», – увещевал Феникс.

– Хватит!..

«Ты ведь этого хочешь».

Но она хотела не этого. Только не могла остановиться. С чего бы Фениксу одарить ее возможностью себя контролировать? Его аппетит только увеличивался, огонь лишь пожирал и жаждал поглотить еще и еще, однажды ее предупредила об этом Майриннен Теарца, но Рин ее не послушала, а теперь Юнегену придется умереть…

Что-то тяжелое накрыло губы. Рин почувствовала вкус лауданума. Густой, сладкий и прилипчивый. В голове боролись паника и облегчение, она задыхалась, но Чахан лишь крепче прижимал смоченную настойкой тряпицу к лицу Рин, и грудь налилась тяжестью.

Земля покачнулась под ногами. Рин приглушенно вскрикнула.

– Дыши, – приказал Чахан. – Заткнись и дыши.

Она задыхалась от знакомого тошнотворного запаха – Энки не раз с ней это проделывал. Рин пыталась не сопротивляться, побороть естественный порыв, ведь она сама приказала цыке так поступить, чего же она ожидала?

Но от этого было не легче.

Ноги стали ватными. Плечи обмякли. Рин качнулась на Чахана.

Он поднял ее на ноги, перекинул руку Рин через свое плечо и помог добраться до лестницы. За ними тянулся дым. Жар не действовал на Рин, но она видела, как сворачиваются и чернеют кончики волос Чахана.

– Проклятье, – выругался он сквозь зубы.

– Где Юнеген? – спросила Рин.

– Цел…

Рин хотела настоять на том, чтобы с ним увидеться, но язык отяжелел и заплетался. Колени подогнулись окончательно, но Рин не почувствовала падения. По ее крови разлилось снотворное, мир вокруг стал воздушным и легким владением фей. Она услышала чей-то вопль. Кто-то поднял ее и положил на дно сампана.

Рин бросила последний взгляд через плечо.

На горизонте весь порт был освещен огнями, словно кто-то зажег маяк. Повсюду звонили колокола, в воздух поднимался дым сигналов.

Каждый часовой в империи увидит это предупреждение.

Рин выучила стандартные коды ополчения и знала, что означают эти сигналы. За предателями империи объявили охоту.

– Поздравляю, – сказал Чахан. – Теперь за нами гонится все ополчение.

– И что мы будем де… – Язык с трудом ворочался во рту. Рин потеряла способность произносить слова.

Чахан положил ей руку на плечо и слегка толкнул.

– Пригнись.

Рин нелепо растянулась под сиденьями, уставившись в деревянное дно лодки и почти уткнувшись в него носом. Рисунок древесины сплетался в причудливые узоры, а весь мир окрасился в красный, черный и оранжевый.

Открылась бездна. Она всегда открывалась в этот момент, когда Рин была под кайфом и не могла выбросить из головы то, о чем не хотела думать.

Она летела над островом в форме лука и наблюдала, как взрывается вулкан и потоки раскаленной лавы струятся с вершины, мелкими ручейками бегут к городу у подножия.

Рин смотрела, как умирают люди, горят и в одно мгновение скукоживаются и превращаются в дым. Это далось ей так просто, не труднее, чем затушить свечу или раздавить пальцем мошку, она хотела этого, желала вместе со своим богом.

И насколько она помнила, глядя тогда с высоты птичьего полета, она не чувствовала вины. Ей лишь было любопытно, словно она подожгла муравейник или наколола жука на кончик ножа.

Когда убиваешь насекомых, не испытываешь вину, лишь приятное детское любопытство, пока они дрыгаются в предсмертной агонии.

И это не были воспоминания о полете, а видения, которые Рин вызывала сама, галлюцинации, к которым она возвращалась всякий раз, когда теряла над собой контроль и ей давали успокоительное.

Рин хотелось это видеть, ей нужно было танцевать на грани выдуманных воспоминаний, между холодным безразличием бога-убийцы и сокрушительной виной в содеянном. Рин играла с собственной виной, словно ребенок, подносящий ладонь к пламени свечи достаточно близко, чтобы ощутить, как пальцы лижет боль.

Это было самоистязание, она как будто ковыряла ногтем открытую рану. Конечно, Рин знала ответ, просто не могла никому в этом признаться – в тот миг, когда она уничтожила остров, когда превратилась в убийцу, она этого желала.

– В чем дело? – произнес Рамса. – Почему она смеется?

– С ней все будет в порядке, – раздался голос Чахана.

Да, хотелось крикнуть Рин, да, со мной все будет в порядке, я просто грежу, просто застряла между одним миром и другим, просто одержима виде́ниями о том, что сотворила. Она с хихиканьем перекатывалась по дну сампана, пока хохот не превратился в громкие хриплые рыдания, и тогда она начала кричать, а потом в глазах потемнело.

Глава 3

– Просыпайся.

Кто-то больно ущипнул ее за руку. Рин вскочила и потянулась правой рукой к поясу с ножом, которого на месте не оказалось, а левой вслепую врезала кому-то в…

– Да чтоб тебя! – выкрикнул Чахан.

Рин с трудом сфокусировала зрение на его лице. Чахан отпрянул и вытянул руки перед собой, показывая, что в них нет оружия, только влажная тряпка.

Рин быстро ощупала шею и запястья. Она знала, что не связана, конечно же, знала, но все же не мешало убедиться.

Чахан уныло потирал быстро наливающийся синяк на щеке.

Рин не извинилась за то, что его ударила. Как и все остальные, он прекрасно понимал, что не стоит прикасаться к ней без спроса. И приближаться со спины не нужно. Рядом с ней нельзя делать резких движений или шуметь, если не хочешь окончить дни в виде обугленной туши на дне залива Омонод.

– Сколько времени я была в отключке? – выдавила она. Во рту был такой привкус, словно там кто-то сдох, язык пересох, будто Рин много часов лизала деревянную доску.

– Пару дней, – ответил Чахан. – Тебе пора наконец выбраться из постели.

– Дней?!

Он пожал плечами.

– Наверное, с дозой перебрали. По крайней мере, она тебя не убила.

Рин потерла сухие глаза. В уголках налипла отвердевшая корочка. Рин взглянула на себя в зеркало. Зрачки не покраснели, хотя потребуется время, чтобы после опиатов они вернулись к прежнему виду, но белки налились кровью, набухшие вены расползлись паутиной.

Воспоминания медленно возвращались, борясь с туманом после лауданума. Рин крепко зажмурилась, пытаясь отделить реальные события от снов. Внутри разлилось тошнотворное чувство, а мысли сформировались в вопрос:

– Где Юнеген?

– Ты наполовину его спалила. Чуть не прикончила. – Резкий тон Чахана не оставлял места для сочувствия. – Мы не могли взять его с собой, так что Энки остался и подлечит его. И они… Они не вернутся.

Рин несколько раз моргнула, чтобы все вокруг стало не таким мутным. Голова поплыла, каждое движение мешало сосредоточиться.

– Что? Почему?

– Потому что они покинули отряд цыке.

Потребовалось несколько секунд, чтобы это переварить.

– Но… Но они же не могут…

В груди нарастала паника, густая и давящая. Энки был их единственным лекарем, а Юнеген – лучшим лазутчиком. Без них цыке осталось всего шестеро.

Невозможно убить императрицу вшестером.

– Уж ты-то точно не можешь их винить, – сказал Чахан.

– Но они принесли присягу!

– Они присягали Тюру. Присягали Алтану. Но перед неумехой вроде тебя у них нет никаких обязательств. – Чахан вздернул голову. – Видимо, можно и не говорить, что Дацзы вышла сухой из воды.

– Я думала, ты на моей стороне, – бросила на него гневный взгляд Рин.

– Я сказал, что помогу тебе убить Су Дацзы. – Но не говорил, что стану помогать, когда ты ставишь под угрозу жизнь всех, кто находится на борту этого корабля.

– Но остальные… – Ее вдруг охватил страх. – Они же со мной, да? Они мне верны?

– Это не имеет отношения к верности, – ответил Чахан. – Они в ужасе.

– Из-за меня?

– Ты способна думать только о себе, правда? – скривил губы Чахан. – Они боятся за себя. Шаман в империи – и без того существо одинокое, тем более если не знает, когда потеряет рассудок.

– Я знаю. И понимаю.

– Ничего ты не понимаешь. Они не боятся сойти с ума. Они прекрасно знают, чего ожидать, что скоро станут похожи на Фейлена. Пленники внутри собственного тела. И когда придет день, они хотят быть в окружении людей, способных положить этому конец. Вот почему они до сих пор здесь.

Цыке сами отправляют на покой других цыке, когда-то объяснил ей Алтан. Цыке заботятся о своих.

Это значит, что они друг друга защищают. А еще значит, что они защищают весь мир друг от друга. Цыке – как дети-акробаты, балансируют на плечах товарищей, полагаясь на то, что остальные не дадут им рухнуть в бездну.

– Твой долг как командира – оберегать их, – сказал Чахан. – Они остались с тобой, потому что боятся и не знают, куда еще пойти. Но каждым своим дурацким решением и отсутствием самоконтроля ты ставишь их под удар.

Рин простонала, обхватив голову руками. Каждое слово ножом врезалось в барабанные перепонки. Она знала, что все испортила, но Чахану, похоже, нравилось бередить рану.

– Просто оставь меня в покое…

– Нет. Вставай, и хватит вести себя как ребенок.

– Чахан, прошу тебя…

– Да ты просто развалина.

– Я знаю.

– Да, ты это знаешь еще со Спира, но лучше тебе не становится, только хуже. Ты пытаешься все исправить с помощью опиума, а он тебя разрушает.

– Я знаю, – прошептала она. – Просто… Феникс всегда со мной, он кричит в голове…

– Так научись его контролировать.

– Не выходит.

– Почему же? – Чахан с отвращением фыркнул. – Алтан как-то сумел.

– Но я не Алтан. – Рин не могла сдержать слезы. – Ты это хотел сказать? Я не такая сильная, как он, не такая умная, я не могу поступать, как он…

Чахан резко рассмеялся.

– Ну, в этом у меня нет сомнений.

– Тогда возьми командование на себя. Ты и так ведешь себя как командир, так почему бы тебе не занять этот пост? Мне плевать.

– Потому что тебя назвал командиром Алтан. И между нами, я-то хоть понимаю, что следует чтить его волю.

На это Рин было нечего ответить.

Чахан наклонился ближе.

– Это твоя проблема. Ты должна научиться себя контролировать, а затем и защищать остальных.

– А если это невозможно? – спросила Рин.

Светлые глаза Чахана не моргая смотрели на нее.

– Честно? Тогда тебе лучше покончить с собой.

Рин понятия не имела, что на это ответить.

– Если ты считаешь, что не справишься с Фениксом, то лучше тебе умереть, – продолжил Чахан. – Потому что он будет разъедать тебя, превратит в своего проводника и сожжет все вокруг, не только мирных жителей, не только Юнегена, но все вокруг, все, что ты любишь и что тебе небезразлично. И однажды ты превратишь весь мир в пепел и пожалеешь о том, что не умерла.

Когда Рин наконец-то достаточно пришла в себя и сумела проковылять вниз, не споткнувшись, она обнаружила остальных в кают-компании.

– Что это? – Рамса выплюнул что-то на стол. – Птичье дерьмо?

– Ягоды годжи, – ответил Бацзы. – Тебе не нравится каша с ягодами?

– Они заплесневели.

– Да тут все заплесневело.

– Я думал, мы раздобудем новые припасы, – заныл Рамса.

– На какие шиши? – спросил Суни.

– Мы же цыке! – воскликнул Рамса. – Могли бы и украсть!

– Ну, это совсем не… – Бацзы осекся, заметив в дверном проеме Рин.

Рамса и Суни тоже посмотрели в ее сторону и умолкли.

Рин просто уставилась на них, не зная, что сказать. А она-то думала, что знает. Теперь ей хотелось расплакаться.

– Ух ты, свеженькая и бодрая, – наконец произнес Рамса и подвинул для нее стул. – Есть хочешь? Выглядишь кошмарно.

Рин глупо заморгала.

– Я просто хотела сказать… – хрипло прошептала она.

– Не стоит, – бросил Бацзы.

– Но я только…

– Не надо, – сказал Бацзы. – Я знаю, это тяжело. Но ты справишься. Алтан же сумел.

Суни молча кивнул в знак согласия.

Рин все больше хотелось расплакаться.

– Садись, – мягко произнес Рамса. – Поешь чего-нибудь.

Рин шагнула к буфету и неуклюже попыталась наполнить миску. Каша шлепнулась из черпака на пол. Рин двинулась к столу, но палуба ушла из-под ног. Тяжело дыша, Рин рухнула на стул.

Никто не произнес ни слова.

Она выглянула в иллюминатор. Корабль быстро шел по бурным водам. Берегов видно не было. Через борт перекатилась волна, и Рин затошнило.

– Мы хотя бы разделались с Яном Юаньфу? – спросила она через некоторое время.

Бацзы кивнул.

– Суни добрался до него, когда началась суматоха. Размозжил ему голову об стену, а тело швырнул в море, пока охрана суетилась вокруг Дацзы, оберегая ее от нас. Так что тактика отвлечения внимания в итоге сработала. Мы все собирались тебе сказать, но ты была… хм… не в форме.

– Совсем отключилась, – добавил Рамса. – Хихикала, катаясь по полу.

– Я в курсе, – сказала Рин. – И теперь мы направляемся в Анхилуун?

– На всех парусах. За нами гонится вся императорская гвардия, но вряд ли они сунутся на территорию Муг.

– Еще бы, – пробормотала Рин.

Она поковырялась ложкой в каше. Рамса был прав насчет плесени. Большие черно-зеленые комки сделали кашу малосъедобной. Желудок взбунтовался. Рин оттолкнула миску.

Остальные ерзали, щурились и старались не смотреть ей в глаза.

– Я слышала, что Энки и Юнеген ушли, – сказала она.

В ответ она получила только пустые взгляды и пожимание плечами.

Рин сделала глубокий вдох.

– Значит… В общем, я хочу сказать, что…

– Мы никуда не уйдем, – оборвал ее Бацзы.

– Но ты…

– Я не люблю, когда мне врут. И ненавижу, когда меня продают. Дацзы должна получить свое. Я доведу это дело до конца, маленькая спирка. Можешь не беспокоиться, я дезертиром не стану.

Рин оглядела собравшихся за столом.

– А что насчет остальных?

– Алтан заслуживал лучшей участи, – объявил Суни, словно этого достаточно.

– Но ты-то не обязан здесь оставаться. – Рин повернулась к Рамсе. Невинному, гениальному и опасному Рамсе. Ей хотелось убедиться, что Рамса останется, но просить об этом было бы слишком эгоистично. – Тебе необязательно оставаться.

Рамса поковырялся на дне миски. Разговор его как будто и не задел.

– В любом другом месте я просто заскучаю.

– Но ты же еще ребенок.

– Отвали. – Он поковырялся во рту мизинцем, вытаскивая что-то застрявшее в зубах. – Ты должна понять – мы убийцы. Когда привык всю жизнь заниматься одним делом, уже трудно остановиться.

– И к тому же другой вариант – оказаться в тюрьме Бахры, – сказал Бацзы.

– Ненавижу Бахру, – кивнул Рамса.

Рин вспомнила, что все цыке были не в ладах с законом. Точнее, с цивилизованным обществом, если уж на то пошло.

Агаша происходил из крохотной деревушки в провинции Змея, ее жители почитали местного речного бога, охраняющего их от наводнений. После церемонии посвящения богу, которую проходили все молодые люди деревни, Агаша стал первым шаманом за многие поколения, способным делать то, чем его предшественники лишь похвалялись. В процессе посвящения он случайно утопил двух девочек. Его же соседи, превозносившие лживых учителей Агаши, хотели казнить его, закидав камнями, но из Ночной крепости прибыл Тюр, бывший командир цыке, и завербовал Агашу в свой отряд.

Рамса вырос в семье алхимиков, производящих порох для ополчения, но случайный взрыв около дворца лишил его и родителей, и глаза, а сам он оказался в печально известной тюрьме Бахра, якобы за участие в заговоре с целью убийства императрицы, пока Тюр не вытащил его из камеры, чтобы Рамса занимался вооружением для цыке.

Рин мало знала о прошлом Бацзы и Суни. Когда-то они оба обучались в Академии Синегарда, по классу Наследия. Их выгнали, когда произошло нечто ужасное. Рин знала, что оба сидели в Бахре. Ни один не рассказывал подробностей.

Близнецы Чахан и Кара тоже были загадкой. Они родились даже не в империи. По-никански они говорили с напевным акцентом выходцев из Глухостепи, но, когда Рин расспрашивала их о доме, лишь отнекивались. Мол, их дом очень далеко. Или – их дом теперь в Ночной крепости.

Рин понимала, что ей пытаются сказать. Как и остальным, им просто некуда больше идти.

– А в чем дело? – спросил Бацзы. – Такое впечатление, что ты хочешь от нас избавиться.

– Вовсе нет, – ответила Рин. – Просто… просто я не могу изгнать Феникса. Я боюсь.

– Чего?

– Боюсь вас покалечить. Адлагой все не ограничится. Я не могу изгнать Феникса и остановить его, и…

– Это потому, что ты новичок, – прервал ее Бацзы. Голос звучал так ласково. Как он может быть так добр? – Мы все в этом варимся. Боги постоянно хотят в нас вселиться. Ты думаешь, что стоишь на пороге безумия, оно вот-вот тебя поглотит, но это не так.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что с каждым разом будет легче. И в конце концов ты научишься жить на грани безумия.

– Но я не могу обещать, что не…

– Не можешь. И мы все еще раз выступим против Дацзы. И будем продолжать снова и снова, сколько потребуется, пока ее не прикончим. Тюр никогда не сдавался, когда дело касалось нас. А мы не бросим тебя. Только потому цыке и существуют.

Рин ошеломленно уставилась на него. Она этого не заслужила, совершенно не заслужила. И это не дружба. И не преданность. Дружбу и преданность она заслуживает еще меньше. Это товарищество – связь, сотканная предательством. Императрица продала их Федерации ради серебра и славы, и ни один из них не успокоится, пока реки не окрасятся кровью Дацзы.

– Не знаю, что и сказать.

– Так заткнись и прекрати ныть. – Рамса снова подвинул к ней миску. – Лопай свою кашу. Питательную плесень.

На залив Омонод спустилась ночь. Под покровом темноты «Буревестник» летел вдоль берега, движимый такой мощной шаманской силой, что за несколько часов оторвался от преследователей из императорского ополчения. Цыке разошлись. Чахан и Кара – в свою каюту, где проводили бо́льшую часть времени, отдельно от остальных, Суни и Рамса несли ночную вахту на палубе, а Бацзы растянулся на гамаке в кубрике.

Рин заперлась в своей каюте, чтобы снова мысленно сражаться с богом.

Времени у нее было немного. Действие лауданума почти истекло. Рин подперла дверь стулом, села на пол, стиснув голову коленями, и стала ждать голос бога.

Она ждала, что вернется то состояние, когда Феникс потребует полного контроля и будет кричать в ее голове, пока Рин не подчинится.

На сей раз она ответит.

Рин положила у колена маленький охотничий нож и крепко зажмурилась. Она чувствовала, как рассасываются в крови остатки лауданума, а из головы выветривается отупляющий туман. И с новой силой ощутила комок в груди, который никогда до конца не исчезал. И со всей ужасающей ясностью, какую давала трезвость, она приготовилась.

Рин всегда возвращалась к одному и тому же мгновению, когда несколько месяцев назад стояла на четвереньках в храме на острове Спир. Феникс обожал этот момент, потому что тогда находился на вершине своего разрушительного могущества. И постоянно возвращал к этому мгновению Рин, пытаясь заставить ее поверить, что единственный способ смириться с этим кошмаром – завершить начатое.

Он хотел, чтобы она спалила корабль. Убила всех вокруг. А потом добралась до суши и сожгла и ее. Как огонек, зародившийся с края листа бумаги, Рин должна была проникнуть в глубь континента и сжигать все, что попадется на пути, пока не останется лишь груда пепла.

Тогда она успокоится.

Рин услышала симфонию криков, голоса спирцев и мугенцев, отдельные и сливающиеся в хор, но это не имело значения, потому что бессловесная агония не нуждалась в языке.

Люди или просто безличные цифры, но хуже всего было, когда они превращались в живых существ, тогда уравнение становилось невыносимым…

А потом из криков появился Алтан.

Его лицо покрылось трещинами и превратилось в уголь, глаза горели оранжевым, по лицу текли черные слезы, пламя разрывало его изнутри, и Рин ничего не могла с этим поделать.

– Прости, – прошептала она. – Прости меня, мне так жаль, я пыталась…

– На моем месте должна быть ты, – сказал он. Его губы кровоточили и растрескивались, а потом плоть отпала, обнажив кости. – Это ты должна была умереть. Ты должна была сгореть. – Лицо превратилось в череп, который прижался к ней, костистые пальцы обхватили ее за шею. – На моем месте должна быть ты.

А потом Рин уже не понимала, ее это мысли или мысли Феникса, но они были такими громкими, что затопили все остальное.

Я хочу причинить тебе боль.

Я хочу твоей смерти.

Я хочу спалить всех вас.

– Нет!

Рин вонзила нож себе в бедро. Боль была лишь временным прибежищем, ослепительной белой вспышкой, изгнавшей из головы все остальное, а потом огонь снова вернулся.

Ничего не вышло.

Как и в прошлый раз, и в позапрошлый. Сколько Рин ни пыталась, ничего не выходило. Теперь она уже не знала, зачем это делает, разве что просто мучает себя, понимая, что не сумеет обуздать бушующее в разуме пламя.

Только еще один порез к многочисленным другим на руках и ногах, сделанным в последние недели, и Рин продолжала резать себя, потому что, хотя и временно, боль оставалась единственным вариантом помимо опиума, больше Рин ничего не могла придумать.

А потом она вообще потеряла способность думать.

Движения стали машинальными, все вышло так просто – покатать шарики опиума между ладонями, высечь искру и огонек, ощутить запах сладости, скрывающий под собой гниль.

Чем хорош опиум, так это тем, что стоит его вдохнуть, и все остальное перестанет иметь значение, на несколько часов он вырвет ее из реального мира, и ей больше не придется взваливать на себя ответственность за существование.

Рин вдохнула дым.

Пламя отступило. Воспоминания растворились. Больше ее ничто не терзало, утихла даже злость на то, что пришлось сдаться. Остался лишь сладкий, сладкий дым.

Глава 4

– А ты знаешь, что в Анхилууне есть специальный чиновник, который определяет, какой вес способен выдержать город? – весело спросил Рамса.

Он был единственным из них, кто с легкостью перемещался по Плавучему городу. Рамса поскакал вперед, без видимых усилий прыгая по узким мосткам, обрамляющим болотистые каналы, пока остальные цыке осторожно пробирались по ходящим ходуном доскам.

– И какой же это вес? – спросил Бацзы, подзуживая Рамсу.

– Думаю, максимальный вес уже достигнут, – ответил Рамса. – Нужно что-то делать с растущим населением, иначе Анхилуун начнет тонуть.

– Можно отправить людей в глубь страны, – сказал Бацзы. – За последние месяцы она потеряла пару сотен тысяч человек.

– Или просто заставить их драться на очередной войне. Хороший способ избавиться от людей.

Рамса потрусил к следующему мосту.

Рин неуклюже последовала за ним, щурясь под немилосердным южным солнцем.

Она много дней не покидала свою каюту. Каждый день Рин принимала минимальную дозу опиума, только чтобы успокоить рассудок, но не утратить способность действовать. Но даже эта крохотная доза сбивала ее с ног, и, когда они сошли на берег, приходилось опираться на руку Базцы.

Рин ненавидела Анхилуун. Ненавидела соленый и липкий запах моря, преследующий ее повсюду, ненавидела шумные улицы, пиратов и купцов, орущих друг на друга на анхилуунском диалекте – неразборчивой смеси никанских и западных языков. Ненавидела, как Плавучий город жмется к воде и качается при каждой наступающей волне, так что даже если твердо стоять на ногах, все равно можно грохнуться.

Она ни за что не приехала бы сюда, если бы не крайняя необходимость. Анхилуун был единственным местом в империи, где Рин находилась почти в безопасности. И только здесь живут люди, готовые продать им оружие.

И опиум.

В конце Первой опиумной войны республика Гесперия вела переговоры с делегатами Федерации Муген об условиях мирного соглашения и создании нейтральных зон на побережье Никана. Первой такой зоной стал международный порт Хурдалейн. Второй – плавучий город Анхилуун.

Когда-то Анхилуун был малозначительным портом, просто кучкой жалких одноэтажных строений без фундаментов, потому что тонкие прибрежные пески не могли удержать здания покрупнее.

Потом Триумвират выиграл Вторую опиумную войну, и в Южно-Никанском море Дракон-император разбомбил половину флота Гесперии в клочья.

В отсутствие иностранцев Анхилуун процветал. Словно морские паразиты, местные жители заселили полуразвалившиеся корабли, связав их вместе и заложив основу Плавучего города. Теперь Анхилуун протянулся дальше в море, как длиннолапый паук, соткав из деревянных мостков паутину проходов между мириадами стоящих на якоре суденышек.

Анхилуун служил воротами, через которые мак во всех видах попадал в империю. Опиумные клиперы Муг приплывали из западного полушария и разгружались в огромные пустые трюмы кораблей, служивших складами, а оттуда длинные и узкие лодки контрабандистов подбирали товар и развозили его по сети притоков реки Муруй, впрыскивая яд в вены империи.

Анхилуун означал дешевый опиум в любых количествах, то есть прекрасное забвение, час за часом, когда не придется думать или вспоминать.

Именно за это Рин и ненавидела Анхилуун. Он вызывал страх. Чем больше времени она здесь проводила, запершись в каюте и накачивая себя наркотиками, полученными от Муг, тем меньше чувствовала в себе сил, чтобы покинуть город.

– Странно, – сказал Бацзы. – А я-то думал, нам окажут здесь более радушный прием.

Чтобы добраться до центра города, пришлось миновать плавучий рынок, кучи мусора вдоль каналов и ряды знаменитых анхилуунских баров, где не было ни скамей, ни стульев, только веревки у стен, за которые пьяные завсегдатаи держались, протянув веревки под мышками.

Цыке шли уже больше полутора часов. Они были в самом сердце города, в окружении жителей, но никто с ними не заговаривал.

Муг наверняка знает, что они вернулись. Муг знала обо всем, что происходит в Плавучем городе.

– Муг просто изображает могущественного политика. – Рин остановилась, чтобы перевести дыхание. Качающиеся доски вызвали у нее позыв к рвоте. – Она нас не ищет. Это мы должны ее найти.

Получить аудиенцию у Муг было непростой задачей. Королева пиратов окружила себя многочисленной охраной, и никто не знал, где она находится в данный момент. Лишь Черные лилии, когорта шпионов и помощниц, могли передать сообщение непосредственно ей, а Лилий не найдешь на разукрашенной барже для удовольствий, болтающейся в центре главного городского канала.

Рин подняла голову, прикрыв глаза от солнца.

– Вон там.

«Черная орхидея» была не столько кораблем, сколько плавучим трехэтажным особняком. Со скошенных, как у пагод, крыш свисали яркие цветные фонари, а из закрытых бумагой окон лилась энергичная музыка. Каждый полдень «Черная орхидея» начинала медленный путь по каналу, подбирая клиентов, которые подплывали к ней в ярко-красных сампанах.

Рин пошарила в карманах.

– Есть медяк?

– У меня есть, – отозвался Бацзы и бросил монетку лодочнику, который направил сампан к берегу, чтобы доставить цыке на баржу удовольствий.

Когда они приблизились, им безразлично помахали несколько Лилий, легкомысленно усевшихся на фальшборте второго яруса. В ответ Бацзы присвистнул.

– Прекрати, – прошептала Рин.

– Почему? – спросил Бацзы. – Это их порадовало. Посмотри, они улыбаются.

– Нет, просто считают тебя легкой добычей.

Лилии были личной армией Муг, состоящей из неотразимо красивых женщин, у всех грудь размером с персик и такая узкая талия, что казалось, они вот-вот переломятся. Девушки были мастерами боевых искусств, полиглотами и самыми отвратительными представительницами женского пола, каких только встречала Рин.

Одна Лилия остановила их у трапа, вытянув крохотную ручку, словно могла физически не пустить их на борт.

Девушка было явно новенькой. Не старше пятнадцати. Губы слегка тронуты помадой, грудь под рубашкой только намечалась, девушка определенно не понимала, что стоит перед самыми опасными людьми во всей империи.

– Я Фан Рунин, – сказала Рин.

– Кто-кто? – заморгала девушка.

Рамса захихикал, но тут же сделал вид, будто закашлялся.

– Фан Рунин, – повторила она. – И мне нет необходимости назначать встречу.

– Дорогуша, здесь так не выйдет. – Девушка похлопала тонкими пальцами по невероятно узкой талии. – Ты должна назначить аудиенцию за несколько дней вперед. – Она взглянула за спину Рин, на Бацзы, Суни и Рамсу. – А за группу больше четырех нужно доплатить. Девочки не любят, когда кто-то пролезает заодно с другими.

Рин потянулась к мечу.

– Слушай, ты, вонючка…

– А ну, назад! – В руке девушки вдруг оказалась охапка игл, которые она прятала в рукаве. На кончиках игл алел яд. – Никто не смеет тронуть Лилию.

Рин поборола порыв врезать ей по физиономии.

– Если ты сию же секунду не уйдешь с дороги, я воткну свой клинок в…

– Вот так сюрприз!

Зашуршали шелковые занавеси над главной дверью, и на палубе появилась роскошная женщина. Рин чуть не застонала от досады.

Это была Сарана, Черная лилия самого высокого ранга и фаворитка Муг. Она служила посредницей между Муг и цыке вот уже три месяца, с тех пор как те причалили в Анхилууне. Она была остра на язык, помешана на сексе и, по словам Бацзы, обладала самой идеальной грудью к югу от Муруя.

Рин ее ненавидела.

– Как удивительно видеть тебя здесь. – Сарана подошла ближе, склонив голову набок. – Мы-то думали, что ты не интересуешься женщинами.

Каждое слово она подчеркивала, слегка виляя бедрами. Бацзы засопел. Рамса бесстыдно пялился на грудь Сараны.

– Мне нужно увидеться с Муг, – сказала Рин.

– Муг занята, – ответила Сарана.

– Думаю, Муг знает, что не стоит заставлять меня томиться в ожидании.

Сарана подняла тонкие нарисованные брови.

– А еще она терпеть не может неуважения.

– Вынуждаешь меня вести себя грубо? – рявкнула Рин. – Если не хочешь, чтобы я спалила эту посудину, то ступай к своей хозяйке и скажи, что я хочу с ней увидеться.

Сарана подавила зевок.

– Веди себя вежливо, спирка. А не то я пожалуюсь на тебя Муг.

– Я могу за минуту утопить твою баржу.

– А Муг может начинить тебя стрелами, прежде чем ты успеешь сойти с корабля. – Сарана презрительно махнула рукой. – Обожди, спирка. Мы пошлем за тобой, когда Муг будет готова.

Глаза Рин застлала красная пелена.

Проклятье!

Сарана, видимо, сочла слова Рин оскорблением, но Рин была спиркой и в одиночку выиграла Третью опиумную войну. Она затопила целый остров! И пришла сюда не для того, чтобы пререкаться с какой-то глупой шлюхой.

Резким движением она схватила Сарану за шиворот. Сарана протянула руку к гребню в волосах, несомненно отравленному, но Рин прижала ее к стене и придавила локтем горло, а другой рукой схватила за запястье.

Она наклонилась ближе и прижалась губами к уху Сараны.

– Может, ты и считаешь, что тебе ничто не грозит. Может, я просто развернусь и уйду. А ты будешь похваляться перед другими сучками, как напугала саму спирку! Как тебе повезло! Но однажды ночью, когда ты задуешь фонари и поднимешь трап, ты почуешь в каюте запах дыма. Ты выбежишь на палубу, но пламя уже будет таким яростным, что ты не сможешь ступить и шагу. И ты поймешь, что это сделала я, но не успеешь сказать Муг, ведь огонь уже охватит твое драгоценное личико, и напоследок, бросившись с корабля в кипящую воду, ты увидишь мое смеющееся лицо. – Рин сильнее надавила локтем на горло Сараны. – Не играй со мной, Сарана.

Лилия яростно извивалась, пытаясь ослабить хватку Рин.

Рин наклонила голову.

– Так что?

– Муг… – сдавленно прохрипела Сарана, – может сделать исключение.

Рин отпустила ее. Сарана отпрянула и принялась энергично обмахивать лицо веером.

Красный туман отступил, все вокруг стало прежним. Рин сжала и разжала кулак, выдохнула и вытерла ладонь о рубаху.

– Так-то лучше.

– Пришли, – объявила Сарана.

Рин сняла повязку с глаз. Сарана вынудила ее прийти в одиночестве, остальные с радостью остались на барже удовольствий, и Рин чувствовала себя уязвимой, дергалась и потела во время всей прогулки по каналам.

Поначалу она ничего не увидела – вокруг было темно. Потом глаза привыкли к сумраку, и она заметила, что комната освещена крохотными мерцающими лампами. Но никаких окон, ни намека на солнечный свет. А потому трудно сказать, на корабле они или в здании, то ли уже настал вечер, то ли сюда просто не проникает свет снаружи. Здесь было и значительно прохладней. Рин показалось, что она по-прежнему ощущает под ногами легкое покачивание волн, но только смутно, и потому не знала, по-настоящему это или просто разыгралось воображение.

Но в любом случае помещение было обширным. Они на большом военном корабле, стоящем на якоре? Или на складе?

Массивная мебель на изогнутых ножках была явно иностранная, в империи не делали такие резные столы. На стенах висели портреты, но не никанцев, а белокожих людей свирепого вида в нелепых белых париках. В центре стоял огромный стол, за которым поместилось бы двадцать человек.

По одну сторону восседала королева пиратов с целым отрядом Лилий по бокам.

– Рунин, – протяжно и с хрипотцой произнесла Муг, ее голос был низким и удивительно завораживающим. – Всегда рада тебя видеть.

На улицах Анхилууна Муг называли Каменной вдовой. Это была высокая, широкоплечая женщина, скорее привлекательная, чем красивая. По слухам, когда-то она работала проституткой и вышла замуж за одного из многочисленных капитанов пиратских кораблей. Потом он умер при странных обстоятельствах, которые так толком и не расследовали, а Муг постепенно продвигалась вверх в пиратской иерархии и собрала флот невиданной прежде мощи. Она первая объединила под одним флагом разрозненные пиратские кланы Анхилууна. До ее правления бандиты Анхилуума воевали друг с другом, в точности как воевали между собой после смерти Красного императора двенадцать провинций Никана. Каким-то образом Муг удалось то, чего не сумела добиться Дацзы. Она убедила разношерстные боевые кланы служить одной цели – себе.

– Кажется, ты еще не бывала в моем личном кабинете. – Муг обвела жестом комнату. – Приятное место, правда? Гесперианцы меня ужасно раздражают, но они знают толк в украшении интерьера.

– А что случилось с прежними владельцами? – поинтересовалась Рин.

– Кто знает? Надеюсь, моряки во флоте Гесперии умели плавать. – Муг указала на стул напротив. – Садись.

– Нет, спасибо. – Рин терпеть не могла сидеть за столом – он сковывал движения. Если придется вскочить, колени хлопнутся о столешницу, отняв драгоценные секунды, необходимые для побега.

– Ну, как хочешь. – Муг покачала головой. – Я слышала, в Адлаге возникла заварушка.

– Все произошло не по плану, – ответила Рин. – Мы случайно наткнулись на Дацзы.

– Знаю, знаю. Об этом болтают по всему побережью. А ты в курсе, как это представили в Синегарде? Ты – гнусная спирка, изменившая империи. Мугенские захватчики свели тебя с ума в плену, и теперь ты угроза для всех, с кем столкнешься. Награду за твою голову подняли до шестисот имперских монет серебром. А за живую платят вдвойне.

– Как мило, – отозвалась Рин.

– Тебя, похоже, это не тревожит.

– Не сказать, что они ошибаются. – Рин подалась вперед. – Послушай, Ян Юаньфу мертв. Мы не принесли тебе его голову, но твои лазутчики все подтвердят, стоит им добраться до Адлаги. Пришло время расплатиться.

Муг проигнорировала ее слова и похлопала кончиками пальцев по подбородку.

– Я никак не могу понять. Зачем ввязываться в неприятности?

– Да брось, Муг…

Муг прервала ее взмахом руки.

– Давай это обсудим. Ты обладаешь силой, о которой и не мечтает большинство смертных. Ты могла делать все, что душе угодно. Возглавить армию. Стать пиратом. Проклятье, даже капитаном одного из моих кораблей, если пожелаешь. Почему ты так упорно стремишься в эту драку?

– Потому что войну начала Дацзы, – ответила Рин. – Потому что она убила моих друзей. Потому что осталась на троне, а не должна. Потому что кто-то должен ее убить, так почему не я?

– Но зачем? – упорствовала Муг. – Никто не испытывает к императрице такой ненависти, как я. Но пойми, девочка, ты не найдешь союзников. Революция хороша в теории. Но умирать никому неохота.

– Я и не прошу никого другого рисковать вместе со мной. Просто дай мне оружие.

– А если у тебя ничего не выйдет? Тебе не приходило в голову, что ополчение выяснит, кто тебя снабжает?

– Я убила для тебя тридцать человек, – огрызнулась Рин. – Ты должна дать мне то, о чем я прошу, таковы были условия. Ты же не можешь просто…

– Чего я не могу? – Муг подалась вперед, сомкнув усыпанные кольцами пальцы на рукояти кинжала. Но при этом она явно веселилась. – Думаешь, я тебе что-то должна? По какому договору? По каким законам? Что ты сделаешь, призовешь меня к суду?

Рин моргнула.

– Но ты сказала…

– «Но ты сказала», – тоненьким голоском передразнила ее Муг. – Люди постоянно обещают то, чего не намерены выполнять, маленькая спирка.

– У нас же был договор! – выкрикнула Рин, но тон получился жалобным, а не властным. Даже ей самой показалось, что прозвучало это по-детски.

Несколько Лилий начали перешептываться, прикрываясь веерами.

Рин сжала кулаки. Она еще находилась под действием опиума, и это мешало ей вспыхнуть пламенем, но глаза застлала алая пелена.

Она сделала глубокий вдох. Успокойся.

Может, сейчас ей и хочется убить Муг, но вряд ли после этого Рин сумеет выбраться из Анхилууна живой.

– Пожалуй, для человека с твоим прошлым ты на редкость тупа, – сказала Муг. – Способности спирцев, образование Синегарда, служба в ополчении – и ты до сих пор не поняла, на чем держится мир. Если хочешь чего-то добиться, нужно действовать грубой силой. Ты была мне нужна, но я единственная, кто готов тебе заплатить, а значит, это я тебе нужна. Можешь возражать, если охота. Но ты никуда не уйдешь.

– Так ты же не собираешься мне платить. Ну и пошла ты в задницу, – не выдержала Рин.

Прежде чем она успела пошевелиться, на ее лоб нацелились одиннадцать стрел.

– Стоять! – прошипела Сарана.

– Не драматизируй. – Муг полюбовалась своими лакированными ногтями. – Я пытаюсь тебе помочь, знаешь ли. Ты еще так молода. У тебя вся жизнь впереди. Зачем тратить ее на месть?

– Мне нужно добраться до столицы, – упрямо настаивала Рин. – Даже если ты не дашь мне оружие, я все равно найду его где-нибудь еще.

Муг театрально вздохнула и прижала пальцы к вискам, а потом сложила руки на столе.

– Предлагаю компромисс. Еще одно задание, и я дам тебе все, что ты хочешь. Годится?

– И что, я должна тебе поверить?

– А какой у тебя выбор?

Рин прикусила губу.

– Какого рода задание?

– Как ты относишься к морским сражениям?

– Ненавижу их.

Рин терпеть не могла море. До сих пор она выполняла все задания на суше, и Муг это знала. В море Рин слишком легко обезоружить.

Огонь и вода не дружат.

– Уверена, достойная награда заставит тебя изменить мнение. – Муг пошарила в ящике стола, вытащила выполненный углем рисунок корабля и бросила его через стол.

– Это «Журавль». Типичная опиумная джонка. Красные паруса, ходит под флагом Анхилууна, если только капитан не решил его сменить. Вот уже несколько месяцев в его гроссбухах не сходятся концы с концами.

– Ты хочешь убить человека из-за ошибки в счетах? – вытаращилась на нее Рин.

– Он утаивает больше прибыли, чем ему причитается. И он умен, очень умен. Нанял счетовода, чтобы подделывал цифры, а мне было сложнее это обнаружить. Но мы ведем все счета в трех экземплярах. Цифры не лгут. Я хочу, чтобы ты утопила это судно.

Рин изучила рисунок. Она узнала тип корабля. По меньшей мере с десяток таких же сейчас стояли в гавани Анхилууна.

– Он еще в городе?

– Нет. Но через несколько дней должен вернуться в порт. Он думает, я не знаю о его делишках.

– И почему же, в таком случае, ты сама от него не избавишься?

– При обычных обстоятельствах я бы так и поступила, – сказала Муг. – Но тогда придется устроить ему пиратский трибунал.

– С каких это пор Анхилуун беспокоится о праведном суде?

– Если мы независимы от империи, это еще не значит, что у нас тут анархия, дорогуша. Мы устраиваем трибунал. Это стандартная процедура в случае хищений. Но я не хочу отдавать его под суд. Он популярен, у него много друзей в городе, и наказание от моей руки несомненно приведет к бунту. Я не в настроении устраивать политические игры. Я хочу лишь, чтобы он исчез с лица земли.

– Никаких пленных?

– О пленных уж точно не стоит беспокоиться, – усмехнулась Муг.

– Тогда мне понадобится джонка.

Улыбка Муг расплылась шире.

– Выполнишь задание, и можешь оставить ее себе.

Это было не совсем то. Рин нужен корабль ополчения, а не судно контрабандистов, а Муг вполне может отказаться отдать оружие и деньги. Нет, не просто может – нужно смириться с тем, что Муг так или иначе обманет.

Но Рин нечего было противопоставить. У Муг были корабли и солдаты, и она могла диктовать условия. А Рин лишь умела убивать, и никто, кроме Муг, не собирался платить за это умение.

У нее нет другого выхода. Рин загнали в угол, а как выбраться из этого положения, она не придумала.

Но знала, кто способен придумать.

– Мне нужно кое-что еще, – сказала она. – Адрес Катая.

– Катая? – прищурилась Муг. Рин прямо-таки видела, как крутятся мысли в голове королевы пиратов, которая пытается решить, согласиться ли ей, стоит ли игра свеч.

– Мы друзья, – сказала Рин как можно спокойнее. – Учились вместе. Он мне дорог. Вот и все.

– А почему ты спрашиваешь о нем только сейчас?

– Мы не собираемся сбежать из города, если тебя волнует именно это.

– О, это у тебя вряд ли получится. – Муг бросила на нее презрительный взгляд. – Но он просил не говорить тебе, где его можно найти.

Конечно, не стоило этому удивляться. Но Рин все равно было больно.

– И тем не менее, мне нужен адрес, – сказала она.

– Я дала ему слово, что сохраню адрес в тайне.

– Твое слово ничего не стоит, старая ведьма, – не сумела подавить нетерпение Рин. – Сейчас ты болтаешь только ради удовольствия меня помучить.

– И то верно, – засмеялась Муг. – Он в бывшем иностранном квартале. Скрывается в доме в самом конце мостков. На двери ты увидишь эмблему флота «Красной джонки». Я поставила там часовых, но велю им тебя пропустить. Намекнуть ему о твоем приходе?

– Не нужно, – сказала Рин. – Хочу сделать ему сюрприз.

В бывшем иностранном квартале стояла тишина, это был редкий оазис спокойствия в неумолчной какофонии Анхилууна. Половина домов пустовала, никто не жил здесь после ухода гесперианцев, а здания использовали под склады. Здесь не горели яркие огни, как по всему Анхилууну. Квартал находился слишком далеко от центральной площади, куда легко было проникнуть охране Муг.

Рин это не нравилось.

Но Катай был здесь в безопасности. Вряд ли кто-нибудь решился бы его убить. Он же настоящий кладезь знаний, читал все на свете и ничего не забывает. Лучше держать его живым как заложника, Муг наверняка это поняла, посадив его под домашний арест.

Одинокий дом в конце дороги плавал чуть в стороне от остальной качающейся на волнах улицы и держался лишь на двух цепях, соединенных с плавучими мостками из плохо пригнанных досок.

Рин с опаской прошла по доскам и постучала в деревянную дверь. Никто не ответил.

Она дернула за ручку. Дверь даже не запиралась – в ней не было замочной скважины. Катай не мог отказаться принимать посетителей.

Она распахнула дверь.

В глаза сразу бросился беспорядок – везде валялись книги с пожелтевшими страницами, карты и увесистые гроссбухи. Рин прищурилась в сумрачном свете лампы и наконец различила Катая, сидящего в углу с толстым томом на коленях, его почти скрывали из вида стопки книг в кожаных обложках.

– Я уже поел, – сказал он, не понимая головы. – Приходите утром.

Рин откашлялась.

– Катай.

Он поднял голову и вытаращил глаза.

– Привет, – сказала она.

Катай медленно отложил книгу в сторону.

– Я могу войти? – спросила Рин.

Катай смотрел на нее долгое мгновение, прежде чем жестом пригласил внутрь.

– Ладно.

Рин закрыла за собой дверь. Катай и не подумал встать, так что она пробралась между раскиданными бумагами, стараясь на них не наступать. Катай всегда ненавидел, когда кто-нибудь нарушал его тщательно организованный беспорядок. Во время экзаменов в Синегарде он устраивал гневные припадки, если кто-нибудь сдвигал его чернильницу.

Комната была так забита книгами, что остался лишь маленький свободный пятачок на полу рядом с Катаем. Осторожно, стараясь его не задеть, Рин села, скрестив ноги, и положила руки на колени.

Несколько секунд они просто молча смотрели друг на друга.

Рин отчаянно хотелось прикоснуться к его лицу. Он выглядел ослабевшим, слишком худым. После Голин-Нииса он немного поправился, но ключицы все равно торчали, а запястья выглядели такими хрупкими, словно их можно переломить движением руки. Катай отрастил волосы и собирал длинную кудрявую массу в пучок на затылке, так что скулы выпирали еще сильнее на открытом лице.

Он и отдаленно не напоминал того мальчика, которого Рин встретила в Синегарде.

Главная разница была во взгляде. Раньше в его глазах горело лихорадочное стремление познать мир. Теперь они были безжизненны и пусты.

– Я могу остаться? – спросила она.

– Я ведь тебя впустил, правда?

– Ты просил Муг не давать мне адрес.

– Ах да… – Он прищурился – Да. Именно так.

Он не смотрел ей в глаза. Рин знала его слишком хорошо и понимала, что это значит – Катай на нее злится, но по прошествии стольких месяцев она так толком и не знала причину.

Хотя нет – знала, просто не хотела себе в этом признаваться. В тот единственный раз, когда они поспорили, горячо поспорили, Катай хлопнул дверью и больше не заговаривал с Рин, пока они не добрались до берега.

С тех пор Рин не позволяла себе об этом думать, иначе в голове снова разверзалась та пропасть, которая, как и все другие воспоминания, вызывала желание потянуться к трубке.

– Как у тебя дела? – спросила она.

– Я под домашним арестом. Как, по-твоему, у меня дела?

Рин оглядела разбросанные по столу и по полу бумаги, прижатые чернильницами, чтобы не разлетелись.

Ее взгляд задержался на счетной книге, в которой писал Катай.

– Тебе не дают заскучать, да?

– Скучать – неверное слово. – Катай захлопнул гроссбух. – Я работаю на самую разыскиваемую преступницу империи, она велела мне заниматься налогами.

– Анхилуун не платит налоги.

– Налогами не империи, а Муг. – Катай покрутил в пальцах кисть для письма. – Муг возглавляет огромную преступную клику, и налоги у них так же запутаны, как и при любой бюрократии. Но система записи, которую они используют… – Он помахал в воздухе рукой. – Тот, кто ее разработал, явно умел работать с цифрами.

Какой блестящий ход со стороны Муг, решила Рин. Катай обладает интеллектом двадцати ученых мужей вместе взятых. Он в мгновение ока складывает огромные цифры, а его стратегический ум может соперничать со способностями наставника Ирцзаха. Пусть он и ворчит на домашний арест, но не мог противиться искушению разгадать эту загадку. Для него гроссбухи – как новая игрушка.

– С тобой хорошо обращаются? – спросила она.

– Прилично. Кормят два раза в день. Иногда и чаще, если я хорошо себя веду.

– Ты такой худой.

– Кормежка паршивая.

Катай по-прежнему на нее не смотрел. Рин рискнула коснуться его руки.

– Мне жаль, что Муг держит тебя здесь.

Катай отдернул руку.

– Ты тут ни при чем. Я бы на ее месте поступил так же, если бы взял себя в плен.

– Муг не такая уж плохая. Со своими людьми она обращается хорошо.

– И с помощью насилия и шантажа правит огромным нелегальным городом, который лжет Синегарду вот уже двадцать лет, – сказал Катай. – Наверное, ты начинаешь терять рассудок, раз сюда явилась, Рин, и это меня тревожит.

– Ее люди лучше многих подданных империи, – вскинулась Рин.

– Подданные империи жили бы в мире, если бы не генералы, вечно замышляющие измену.

– Почему ты до сих пор хранишь верность Синегарду? – спросила Рин. – Ведь все это сделала с тобой императрица.

– Моя семья служила короне в Синегарде в течение десяти поколений, – сказал Катай. – Нет, я не стану помогать тебе в личной вендетте только потому, что ты решила, будто это императрица виновна в гибели твоего идиотского командира. Так что перестань притворяться моим другом, Рин, я ведь знаю, зачем ты пришла.

– Я не просто так решила. Я точно знаю, – ответила Рин. – Знаю, что это императрица позвала Федерацию на землю Никана. Она хотела войны, именно она начала вторжение, и все, что ты видел в Голин-Ниисе, – вина Су Дацзы.

– Это навет.

– Я слышала это из уст самого Широ!

– А разве у Широ не было причин тебе лгать?

– А разве у Дацзы нет причин лгать тебе?

– Она императрица, – сказал Катай. – А императрица не может предать собственную страну. Ты понимаешь, насколько это нелепо? Какие политические выгоды она могла получить?

– Ты сам должен этого хотеть! – заорала Рин. Ей хотелось встряхнуть его, ударить, сделать хоть что-нибудь, чтобы стереть с его лица это выводящее из себя безразличие. – Почему ты этого не хочешь? Почему ты не в ярости? Разве ты не видел Голин-Ниис?

Катай окаменел.

– Прошу тебя, уходи.

– Катай, пожалуйста…

– Сейчас же.

– Я же твой друг!

– Нет, ты мне не друг. Моим другом была Фан Рунин. Я не знаю, кто ты, но не хочу иметь с тобой ничего общего.

– Почему ты все время это повторяешь? Что я тебе сделала?

– А как насчет того, что ты сделала им?

Катай схватил ее за руку. Это так поразило Рин, что она не отняла руку. Он притянул ее ладонь к лампе, поднес к самому огню. Рин взвизгнула от резкой боли, тысячи крохотных иголок все глубже и глубже впивались в ладонь.

– Ты когда-нибудь горела? – прошептал Катай.

Рин впервые заметила маленькие следы ожогов, испещрившие его ладони и предплечья. Некоторые – совсем недавние. Кое-какие выглядели даже вчерашними.

Боль усилилась.

– Хватит!

Она вырвалась, но не попала в Катая, а задела лампу. Масло пролилось на бумаги. Вспыхнуло пламя. На секунду Рин увидела освещенное огнем лицо Катая, полное ужаса, а потом сдернула с пола ковер и накрыла им пламя.

Комната погрузилась во мрак.

– Что это еще значит? – рявкнула Рин.

Она не подняла кулаки, но Катай отпрянул, словно уворачивался от удара, и стукнулся плечом о стену, а потом свернулся калачиком на полу, накрыв голову руками, и худое тело затряслось от рыданий.

– Прости, – прошептал он. – Я не знал, что…

От пульсирующей боли в ладони Рин было трудно дышать, даже голова слегка поплыла. Но чувствовала она себя почти так же хорошо, как после опиума. Если она задумается об этом, то расплачется, а если начнет плакать, то совсем расклеится, и тогда Рин засмеялась, и смех перерос в вымученную икоту, сотрясающую все тело.

– Зачем? – наконец спросила она.

– Я пытался понять, каково это, – признался Катай.

– Для кого?

– Что они чувствовали, когда это случилось. В свои последние секунды. Мне хотелось знать, что они чувствовали, когда пришел конец.

– Это ни на что не похоже, – сказала она.

Волна боли снова прокатилась по руке, Рин прижала кулак к полу, пытаясь заглушить боль, и стиснула зубы, пока та не отступила.

– Алтан рассказал мне как-то раз, – продолжила она. – Через некоторое время ты уже не можешь дышать. А когда начинаешь задыхаться, уже не чувствуешь боли. Умираешь не от огня, а от нехватки воздуха. Ты задыхаешься, Катай. Вот чем это заканчивается.

Глава 5

– Попробуй пожевать имбирь, – предложил Рамса.

Рин подавилась и плевалась до тех пор, пока желудок уже больше не мог ничего выдавить, после чего снова привалилась к борту судна. Остатки завтрака склизкой массой плавали на зеленых волнах внизу.

Она взяла из ладони Рамсы горстку леденцов и пососала их, борясь с позывами к рвоте. За несколько недель в море она так и не привыкла к постоянному ощущению, что поверхность под ногами ходит ходуном.

– Сегодня поднимется волна, – сказал Бацзы. – В Омоноде бушует сезон тайфунов. Если такая погода продержится, не стоит идти против ветра, но пока берег прикрывает нас от ветра, все будет хорошо.

Он единственный из цыке имел реальный опыт навигации – отбывал наказание на грузовом судне, прежде чем его послали в Бахру, и не упускал случая этим похвастаться.

– Да заткнись ты, – отрезал Рамса. – Можно подумать, это ты ведешь корабль.

– Но я же штурман!

– Наш штурман – Агаша. А тебе просто нравится стоять у штурвала.

Рин была рада, что им почти не приходится управлять кораблем. Это значит, что не нужна и команда из подручных Муг. Чтобы идти по Южно-Никанскому морю, хватало и шести пар рук, они лишь занимались мелким ремонтом, а Агаша плыл рядом с корпусом, направляя корабль в нужную сторону.

Муг дала им опиумную джонку под названием «Каракал», стройный корабль, каким-то образом вмещавший шесть пушек по каждому борту. Людей на все пушки не хватало, но Рамса придумал хитроумное приспособление. Он соединил все двенадцать запалов веревкой и теперь мог поджигать их одновременно.

Но это только на крайний случай. Рин не собиралась подключать к схватке пушки. Если Муг не нужны выжившие, то Рин достаточно лишь подобраться поближе для абордажа.

Она положила руки на фальшборт и оперлась на них подбородком, глядя на пустынные воды. Плыть под парусом – куда менее интересное занятие, чем разорять лагерь врага. Поля сражений всегда занимательны. Океан просто пустынен. Все утро Рин смотрела на монотонный серый горизонт, только чтобы не закрывать глаза. Муг не знала наверняка, когда уклоняющийся от уплаты дани капитан прибудет в порт. Это могло случиться в любое время после полуночи.

Рин не понимала, как моряки способны выдержать эту кошмарную дезориентацию. Для нее каждый клочок океана выглядел одинаковым. Вдали от берега горизонт казался совершенно однотипным в любом месте. Рин умела читать по звездам, если напрячься, но любой клочок сине-зеленых вод казался идентичным.

Они могли находиться в любом месте залива Омонод. Где-то дальше лежит остров Спир. А еще дальше когда-то была Федерация Муген.

Муг как-то предложила отвезти Рин на Муген, чтобы она могла сама оценить ущерб, но Рин отказалась. Она знала, что там найдет. Миллионы людей, которые впечатались в камень, обугленные скелеты, застывшие в последнем движении.

В какой позе они погибли? Матери тянулись к детям? Мужья обнимали жен? Может, они протягивают руки к морю, словно если доберутся до воды, то смогут убежать от смертоносной сернистой тучи, спускающейся с горы.

Она столько раз это представляла, столько раз рисовала в воображении эти картины, что они были ярче, чем в реальности. Стоило Рин закрыть глаза, и она видела Муген и видела Спир, два острова сливались в ее голове, потому что история повторялась – дети горели заживо, кожа слезала с них черными лоскутами, обнажая блестящие кости.

Они сгорели ради чужой войны, из-за чужих ошибок, из-за людей, с которыми никогда не встречались, и в последние секунды жизни не понимали, почему обугливается их кожа.

Рин зажмурилась и тряхнула головой, чтобы избавиться от наваждения. Она снова грезила наяву. Прошлой ночью она приняла небольшую дозу лауданума, потому что страшно разболелась обожженная ладонь, и Рин не могла уснуть. И уже жалела об этом, потому что лауданум изматывал сильнее опиума, но не доставлял удовольствия.

Рин осмотрела свою руку. Кожа вздулась и покраснела, несмотря на припарки из алоэ. Рин не могла сжать кулак, не поморщившись. Хорошо хоть Катай обжег левую руку, а не ту, в которой она держит меч. При мысли о том, что пришлось бы держать в обожженной руке рукоять меча, Рин поежилась.

Она провела большим пальцем по ладони и нажала на открытую рану. По руке стрельнула боль, из глаз брызнули слезы. Но она очнулась.

– Тебе не стоило принимать лауданум, – сказал Чахан.

Рин резко выпрямилась.

– Я не сплю.

Он тоже подошел к фальшборту.

– Нет, спишь.

Рин бросила на него сердитый взгляд, задумавшись, легко ли будет сбросить Чахана за борт. Не слишком сложно, это уж точно. Чахан такой худой. И если она это сделает, скучать по нему не будут. Наверное.

– Видите вот те скалы? – Между ними втиснулся Бацзы, явно почувствовавший назревающую стычку. Он указал на несколько утесов на далеком берегу Анхилууна. – На что они похожи, по-вашему?

– На человека? – прищурилась Рин.

Бацзы кивнул.

– На утопленника. Если приблизиться к берегу на закате, он выглядит так, будто проглатывает солнце. Вот вы сразу и поймете, что прибыли в Анхилуун.

– Сколько раз ты здесь бывал? – спросила Рин.

– Много. А однажды, два года назад, я был здесь вместе с Алтаном.

– Для чего?

– Тюр велел нам убить Муг.

– Что ж, значит, у вас ничего не вышло, – фыркнула Рин.

– Честно говоря, это был единственный раз, когда у Алтана не получилось.

– Ох, ну конечно, – сказала Рин. – Чудесный Алтан. Идеальный Алтан. Лучший командир в твоей жизни. Он всегда поступал правильно.

– За исключением Чулуу-Кориха, – вставил Рамса. – Это можно назвать катастрофой монументальных масштабов.

– Если говорит по справедливости, Алтан принимал верные тактические решения. – Бацзы почесал подбородок. – Ну, до того как принял целую вереницу дрянных.

Рамса присвистнул.

– Под конец он просто выжил из ума, не иначе.

– Ага, слегка свихнулся.

– Заткнитесь. Нечего болтать об Алтане, – огрызнулся Чахан.

– Так жаль, когда беда случается с лучшими, – продолжил Бацзы, не обращая на него внимания. – С Фейленом. И с Хулейнином. А помните, как в Хурдалейне Алтан ходил во сне? Клянусь, однажды ночью я вышел отлить, а он…

– Я сказал – заткнись! – Чахан хлопнул ладонями по фальшборту.

Рин почувствовала, как по палубе разлился холодок, на руках появились мурашки. Воздух застыл, как бывает между молнией и раскатом грома. Белые как мел волосы Чахана начали закручиваться на кончиках.

Но его лицо не соответствовало ауре. Выглядел он так, словно вот-вот расплачется.

Бацзы поднял руки.

– Ладно, ладно. Тигриная задница. Я пошутил.

– Вы не имеете права так шутить, – прошипел Чахан и ткнул пальцем в сторону Рин. – В особенности ты.

– Это еще почему? – ощерилась она.

– Потому.

– Ну давай, скажи это, – выкрикнула она.

– Ребята, ребята… – К ним подошел Рамса. – Великая черепаха! Угомонитесь уже. Алтан мертв. Ясно? Мертв. И ваши склоки его не вернут.

– Посмотри-ка на это. – Бацзы протянул Рин подзорную трубу и указал на черную точку, едва видимую на горизонте. – Похоже на корабль «Красной джонки», а?

Рин приставила к глазу подзорную трубу.

Флот «Красной джонки» под предводительством Муг состоял из весьма характерных опиумных джонок, хотя и достаточно узких, чтобы они могли развивать большую скорость, обгоняя других пиратов и императорский флот. У них были глубокие трюмы, чтобы перевозить много опиума, и паруса на деревянных рейках, напоминающие рыбьи плавники. В открытом море они не поднимали флаги, но ближе к берегу несли алый флаг Анхилууна.

Однако это судно было массивным, с низкой посадкой, больше похожее на плоскодонку, чем на опиумную джонку. Оно несло белые паруса вместо красных, и никакого флага. Рин увидела, как корабль совершил резкий поворот, невозможный без помощи шамана, и направился прямо к ним.

– Это не Муг, – сказала Рин.

– Но необязательно вражеский корабль, – отозвался Рамса. Он рассматривал судно в собственную подзорную трубу. – Возможно, это друзья.

Бацзы фыркнул.

– Мы же беглые преступники и работаем на пиратскую королеву. Думаешь, у нас много друзей?

– Ты прав.

Рамса сложил подзорную трубу и сунул ее в карман.

– Можем открыть огонь, – предложил Чахан.

Бацзы окинул его недоумевающим взглядом.

– Слушай, не знаю, сколько времени ты провел на море, но, когда видишь иностранный корабль без опознавательных знаков и не знаешь, из какого он флота и нет ли за ним других, стрелять уж точно не стоит.

– Почему это? – спросил Чахан. – Ты же сам сказал – это вряд ли друзья.

– Но это не значит, что они собираются драться.

Пока Бацзы и Чахан спорили, Рамса качал головой. Выглядел он, как смущенный птенец.

– Не стрелять, – поспешно приказала ему Рин. – Для начала хотя бы узнаем, кто они такие.

Теперь корабль был достаточно близко, чтобы прочитать написанные на борту буквы. «Баклан». Рин пролистала список кораблей из флота «Красной джонки», швартующихся в порту Анхилууна. Это название там не числилось.

– Вы это видите? – спросил Рамса, снова всмотревшись через подзорную трубу. – Что это значит?

– Где?

Рин не понимала, что встревожило Рамсу. Она не видела солдат в доспехах. Или хотя бы команду в форме.

И тогда она поняла – именно это и странно.

На борту никого не было.

Никто не стоял у штурвала. Никто не ставил паруса. Теперь «Баклан» был так близко, что они видели его пустую палубу.

– Это невозможно, – произнес Рамса. – Каким образом он двигается?

Рин перевесилась через борт и крикнула:

– Агаша! Право руля!

Агаша повиновался, сменив галс быстрее, чем сумело бы гребное судно. Но чужак тут же поправил курс, чтобы продолжить преследование, срезав под точным углом. Корабль тоже был быстрым, и, хотя «Каракала» толкал вперед Агаша, «Баклан» без труда его нагонял.

Через несколько секунд они поравняются. Корабль шел параллельным курсом. Их явно собираются взять на абордаж.

– Это корабль-призрак, – простонал Рамса.

– Не глупи, – отрезал Бацзы.

– Или у них есть шаман. Чахан прав, надо стрелять.

Все беспомощно воззрились на Рин в ожидании приказа. Она уже открыла рот, но тут раздался грохот, и «Каракал» вздрогнул у них под ногами.

– Ты по-прежнему считаешь, что это друзья? – спросил Чахан.

– Стреляйте, – приказала Рин.

Рамса помчался вниз, чтобы поджечь запалы. Несколько секунд спустя «Каракал» тряхнуло от серии раскатистых выстрелов, когда одна за другой грохнули пушки правого борта. Над водой просвистели пылающие металлические ядра, оставляя за собой ярко-оранжевый след, но вместо того чтобы проделать в бортах «Баклана» дыры, просто отскочили от металлической обшивки. Корабль даже не дрогнул.

Тем временем «Каракал» опасно накренился на правый борт. Рин перегнулась через фальшборт и увидела, что корпус поврежден, и, хотя она плохо разбиралась в кораблях, судя по всему, долго они с такими пробоинами не протянут.

Она выругалась сквозь зубы. Придется грести к берегу на спасательной шлюпке. Если только прежде их не утопит «Баклан».

Рин слышала шаги бегающего внизу Рамсы, который пытался перезарядить пушки. Над ее головой засвистели стрелы – это подключилась Кара, но они только стукались о борта вражеского корабля, не нанося ему никакого ущерба. Каре не в кого было стрелять – на палубе «Баклана» не было ни команды, ни лучников. Кто бы ни правил «Бакланом», он не нуждался в лучниках, достаточно было и пушек, способных за несколько минут утопить «Каракал».

– Подойди ближе! – крикнула Рин. Противник имел больше пушек и лучше лавировал. Единственный шанс на победу – захватить корабль и спалить его. – Агаша! Я должна попасть на этот корабль!

Но «Каракал» не двигался, а бессмысленно болтался на воде.

– Агаша!

Ответа не последовало. Рин взобралась на фальшборт и заглянула в воду. Там растекался странный черный поток, похожий на подводную тучу. Кровь? Но когда Агаша принимал форму воды, у него не могла идти кровь. А облако выглядело слишком темным для крови.

Нет. Скорее, похоже на чернила.

Над головой просвистел снаряд. Она пригнулась. Ядро плюхнулось в воду, и в месте попадания снова расплылась чернота.

Чернила.

Они стреляли по воде сосудами с чернилами. И не просто так. Атакующие знали, что у цыке есть водный шаман, и ослепили Агашу, понимая, что он собой представляет.

У Рин засосало под ложечкой. Это не случайное нападение. Корабль преследовал их и готовился к атаке. Это ловушка, спланированная заранее.

Их продала Муг.

В воздухе просвистела новая порция снарядов, на этот раз нацеленных на палубу. Рин пригнулась, приготовившись к взрыву, но его не последовало. Она открыла глаза. Мина замедленного действия?

По-прежнему никаких взрывов. Но от снарядов расплывалось облако черного дыма, распространяясь со страшной скоростью. Рин даже и не думала бежать. Дым за секунды накрыл всю палубу.

Это не дымовая завеса, а удушающий газ. Рин пыталась вдохнуть, но воздух не попадал в легкие, ее горло сомкнулось, словно кто-то приколол ее к стене за шею. Задыхаясь, Рин попятилась. Она чуяла в воздухе какой-то привкус, ужасно знакомую тошнотворную сладость.

Опиум.

Эти люди знали, с кем имеют дело. Знали, как ослабить цыке.

Вялые Суни и Бацзы рухнули на колени. Где бы ни находилась Кара, стрелять она прекратила. Рин различила сквозь дым обмякшие фигуры Рамсы и Чахана. Лишь она до сих пор стояла, отчаянно кашляла и хваталась за горло.

Она столько раз вдыхала опиум, что нынешняя стадия была прекрасно ей знакома. Это только вопрос времени.

Сначала – головокружительное чувство, как будто ты паришь, сопровождающееся иррациональной эйфорией.

Потом оцепенение, почти столь же приятное.

Затем пустота.

Руки Рин жгло, словно она сунула их в осиное гнездо. Во рту пересохло. Она пыталась собрать хоть чуть-чуть слюны, чтобы смочить горло, но едва нацедила мерзкий ком мокроты. Она с трудом открыла глаза. Из-за резкого света они заслезились, пришлось несколько раз моргнуть, прежде чем она начала видеть.

Она была привязана к мачте, руки вытянуты над головой. Рин пошевелила пальцами. Она их не чувствовала. Ноги тоже были связаны так туго, что она не могла даже их согнуть.

– Она очнулась, – раздался голос Бацзы.

Рин вытянула шею, но так его и не увидела. Однако от этого движения у нее закружилась голова. Даже связанная, Рин как будто парила. И стоило посмотреть вниз, как возникало ужасное чувство, что она падает. Рин зажмурилась.

– Бацзы? Ты где?

– У тебя за спиной, – пробубнил он, так что Рин с трудом разобрала слова. – По другую сторону мачты.

– А остальные?

– Все тут, – сказал откуда-то сзади Рамса. – Агаша – вон в той бочке.

Рин встрепенулась.

– Постойте, а он может…

– Не выйдет. Крышку запечатали. Хорошо, что ему не нужно дышать.

Рамса, видимо, дергал руками, натягивая веревки, потому что ее путы болезненно впились в запястья.

– Прекрати, – сказала она.

– Прости.

– Чей это корабль? – спросила она.

– Они нам не скажут, – ответил Бацзы.

– Они? Кто такие «они»?

– Мы не знаем. Никанцы, я думаю, но они с нами не разговаривают. Эй, вы! – закричал Бацзы стражнику, видимо, стоящему позади Рин, потому что она никого не видела. – Ты никанец?

Ответа не последовало.

– Я же говорил, – сказал Бацзы.

– Может, они немые, – отозвался Рамса. – Причем все.

– Не будь таким кретином, – буркнул Бацзы.

– Но ведь это возможно! Откуда тебе знать?

Это было совсем не смешно, но Рамса разразился хихиканьем, наклонившись вперед, так что веревка снова впилась в руки всем остальным.

– Да заткнись ты наконец! – раздался голос Чахана, находящегося где-то рядом.

Рин на долю секунды открыла глаза и заметила Чахана, Кару и Суни – они стояли напротив, тоже привязанные к мачте.

Чахан привалился к сестре. Суни еще не пришел в себя и свесил голову на грудь. Под его открытым ртом собралась лужица слюны.

– Привет, Чахан, – сказал Рамса. – Я тоже рад тебя видеть.

– Закрой рот, – рявкнул Чахан и разразился потоком брани. – Проклятая никанская свинья, – завершил он свою тираду.

– Ты что, под кайфом? – хмыкнул Рамса. – Тигриная задница, да Чахан под кайфом…

– Я не…

– Спросите его, у него вечный запор или просто такое выражение лица?

– У меня хотя бы оба глаза на месте, – огрызнулся Чахан.

– Ну надо же, какая милая шутка. «У меня есть оба глаза». А я хотя бы не такой тощий, что меня может и голубь зашибить…

– Заткнись, – шикнула Рин. Она снова открыла глаза и попыталась осмотреться. Но увидела только океан. – Рамса. Что ты видишь?

– Борт корабля и кусок моря, и все.

– Бацзы?

Молчание. Он что, снова уснул?

– Бацзы! – рявкнула она.

– А? Что?

– Что ты видишь?

– Хм… Свои ноги. Переборку. Небо.

– Да нет же, идиот, куда мы направляемся?

– Откуда мне знать?.. Погоди. Там есть какая-то точка. Ага, точка. Остров?

У Рин заколотилось сердце. Спир? Муген? До них несколько недель пути, такого не может быть. А она не припоминала никаких островов рядом с Анхилууном. Может, это бывшая гесперианская военно-морская база? Но ее давно забросили. Если гесперианцы вернулись, то международные отношения Никана кардинально изменились, а Рин и не заметила.

– Ты уверен? – спросила она.

– Не особо. Погоди. – Бацзы ненадолго умолк. – Великая черепаха! Милый кораблик!

– Что значит «милый кораблик»?

– Это значит, что, если бы корабль был человеком, я бы с удовольствием его поимел, – сказал Бацзы.

Рин подозревала, что от Бацзы не будет много проку, пока не выветрится опиум. Но тут их судно резко свернуло к порту, и Рин сама увидела тот самый «милый кораблик». Они плыли в тени огромного военного корабля, настоящего монстра с несколькими палубами и многочисленными орудийными портами, а на верхней палубе стояла массивная катапульта.

В Синегарде Рин изучала принципы сражений на море, хотя и не особенно усердно. Императорский флот пребывал в забвении, и служить на него посылали только совсем никчемных представителей каждого сословия. И все же о кораблях она знала достаточно и понимала, что это не корабль императорского флота.

Никан просто не мог построить подобный корабль. Он наверняка иностранный.

В голове всплывали возможные варианты. В Третьей опиумной войне гесперианцы не заняли чью-либо сторону, но если бы решились на это, то стали бы союзниками империи, а это значит…

Но потом она услышала, как экипаж выкрикивает приказы – на чистом никанском.

– Лечь в дрейф! Приготовиться взойти на борт!

Что делает никанский адмирал на гесперианском корабле?

Рин услышала крики, стон дерева, грохот шагов по палубе. Она дернулась, пытаясь вырваться из пут, но веревки лишь впились в запястья, и кожу ожгло, как будто ее сдирают.

– Что происходит? – выкрикнула она. – Кто вы?

Она услышала чей-то приказ выстроиться в шеренгу для приветствия – они явно собирались встретить кого-то высокопоставленного. Наместника? Гесперианца?

– Кажется, нас сейчас кому-то передадут, – предположил Бацзы. – Было приятно иметь с вами дело. За исключением тебя, Чахан. Ты все-таки чокнутый.

– Да пошел ты, – огрызнулся Чахан.

– Стойте, у меня до сих пор в заднем кармане валяется китовая кость, – сказал Рамса. – Рин, если бы ты попробовала вызвать огонь, хоть чуть-чуть, и сжечь веревки, тогда я выберусь и…

Рамса продолжал бубнить, но Рин почти его не слышала.

В поле зрения появился человек. Генерал, судя по мундиру. На лице он носил полумаску – небесно-голубую фарфоровую маску из синегардской оперы. Он был высок и худощав, но внимание привлекали прежде всего его манеры – он шел уверенно и высокомерно, явно ожидая, что все вокруг должны склоняться перед ним.

Она узнала эту походку.

– Суни может разделаться с охраной, я займусь пушками, взорву корабли или еще что-нибудь…

– Рамса, – просипела Рин. – Заткнись.

Генерал пересек палубу и остановился перед ними.

– Почему они связаны? – спросил он.

Рин оцепенела. Она узнала этот голос.

Вперед выступил кто-то из команды.

– Нас предупредили, что нельзя спускать глаз с их рук, господин.

– Это наши люди. Не пленники. Развяжите их.

– Но они…

– Я не люблю повторять дважды.

Это он. Рин не встречала второго такого человека, способного вложить столько презрения в несколько слов.

– Вы связали их так крепко, что они могут потерять руки из-за застоя крови, – сказал генерал. – Если отец получит их покалеченными, он очень, очень рассердится.

– Господин, вы не понимаете, насколько они опасны…

– Еще как понимаю. Мы были однокурсниками. Ведь так, Рин? – Генерал опустился перед ней на колени и стянул маску.

Рин вздрогнула.

Юноша, которого она помнила, был так прекрасен. Фарфоровая кожа, тонкие черты лица как из-под резца скульптора, аккуратный изгиб бровей, придающий лицу ту смесь снисходительности и ранимости, которую веками воспевали никанские поэты.

Больше Нэчжа не был прекрасен.

Левая сторона его лица еще была идеально гладкой, как глазурь на керамике. Но правая… Правая сторона была покрыта сетью шрамов, придающих щеке сходство с черепашьим панцирем.

Это были не обычные шрамы. Не шрамы от ожогов, которые Рин видела на убитых в газовой атаке. Лицо Нэчжи деформировалось, почти обуглилось. Но кожа осталась такой же бледной, как и всегда. Фарфоровое лицо не потемнело, оно выглядело как разбитые осколки стекла, снова склеенные вместе. Эти странные геометрические шрамы как будто нанесли на кожу тонкой кистью.

Губы с левой стороны изогнулись в вечную ухмылку, обнажив зубы, маску презрения, которую он уже не мог снять.

Когда Рин заглянула ему в глаза, то увидела катящуюся по пожухлой траве желтую волну ядовитого газа. Услышала вопли, ставшие хрипами. Услышала, как кто-то выкрикивает ее имя, снова и снова.

Ей было трудно дышать. В голове загудело, перед глазами заплясали черные точки, словно на влажный пергамент капнули чернилами.

– Ты же погиб, – сказала она. – Я видела твою смерть.

Нэчжу это как будто повеселило.

– А ведь тебя всегда считали умной.

Глава 6

– Что это за хрень?! – воскликнула Рин.

– Я тоже рад тебя видеть, – сказал Нэчжа. – И думал, что ты обрадуешься.

Рин могла только таращиться на него. Казалось невозможным, немыслимым, что он все-таки выжил и стоит перед ней, говорит и дышит.

– Капитан, – позвал Нэчжа. – Веревки.

Рин почувствовала, как веревки вокруг запястий слегка натянулись, а потом исчезли. Руки упали вниз, к ним снова прихлынула кровь, в пальцы впились миллионы иголок. Рин потерла запястья и поморщилась, когда с рук сошла кожа.

– Стоять можешь? – спросил Нэчжа.

Она кивнула. Нэчжа поднял ее на ноги. Рин шагнула вперед, и на нее снова накатила волна головокружения.

– Аккуратней. – Нэчжа подхватил ее под руки, когда она качнулась в его сторону.

Рин выпрямилась.

– Не трогай меня.

– Я знаю, ты сбита с толку. Но это…

– Я сказала – не трогай меня.

Он отступил, раскинув руки.

– Через минуту все это обретет смысл. Ты в безопасности. Доверься мне.

– Довериться тебе? Ты обстреливал мой корабль!

– Ну, это не совсем твой корабль.

– Ты чуть нас не убил! – взвизгнула она. Мозг работал вяло, но Рин вспомнила главное: – Ты обстрелял корабль опиумом!

– А ты бы предпочла настоящие снаряды? Мы не хотели вас покалечить.

– Твои люди на несколько часов привязали нас к мачтам!

– Потому что не хотели умереть. – Нэчжа понизил голос. – Слушай, мне жаль, что до этого дошло. Мы должны были выманить тебя из Анхилууна. Мы не хотели ничего плохого.

Его умиротворяющий тон лишь сильнее разозлил Рин. Она не глупая малышка, ее не успокоишь сюсюканьем.

– Ты позволил мне думать, что ты погиб.

– А чего ты хотела? Чтобы я тебе написал? Да и нагнать тебя не так-то просто, знаешь ли.

– Уж лучше бы послал письмо, чем бомбить мой корабль!

– Ты способна об этом забыть, наконец?

– Об этом не так-то просто забыть!

– Пойдем со мной, и я все объясню, – сказал Нэчжа. – Ходить можешь? Прошу тебя. Нас ждет мой отец.

– Твой отец? – ничего не понимая, повторила она.

– Да брось, Рин. Ты прекрасно знаешь, кто такой мой отец.

Рин прищурилась. И тогда Нэчжа ее ударил.

Ого.

Либо ей привалила удача, либо она вот-вот умрет.

– Только я? – спросила она.

Нэжча бросил взгляд на остальных цыке, ненадолго задержав его на Чахане.

– Мне сказали, что теперь ты командир. Ведь так?

Рин задумалась. Ее действия не были похожи на действия командира. Но этот пост принадлежит ей, хотя бы и номинально.

– Да.

– Значит, только ты.

– Без них я никуда не пойду.

– Боюсь, я не могу этого допустить.

Рин вздернула подбородок.

– Ну и пошел ты!

– Ты правда думаешь, что хоть один из них достоин встречи с наместником?

Нэчжа обвел жестом всех цыке. Суни еще спал, лужица слюны, накапавшая из его рта, увеличилась. Чахан завороженно таращился в небо, разинув рот, Рамса зажмурился и хихикал.

Рин впервые порадовалась, что настолько привыкла к действию опиума и ей теперь нужна доза побольше.

– Дай мне слово, что ты ничего с ними не сделаешь, – сказала она.

– Да брось, – обиделся Нэчжа. – Вы же не пленники.

– Тогда кто?

– Наемники, – уклончиво ответил он. – Думай об этом таким образом. Вы наемники, оставшиеся без работы, а мой отец хочет сделать вам щедрое предложение.

– А если оно нам не понравится?

– Это вряд ли.

Нэчжа жестом пригласил Рин следовать за ним, но она не сдвинулась с места.

– Тогда пусть моих людей накормят, когда мы с тобой уйдем. Горячей пищей, а не объедками.

– Да перестань, Рин…

– И пусть примут ванну. А потом посели их в приличном месте. Не в тюрьме. Таковы мои условия. И кстати, Рамса не любит рыбу.

– Живет на побережье и не любит рыбу?

– Он привередливый.

Нэчжа что-то прошептал капитану, и тот скорчил такую мину, словно его напоили скисшим молоком.

– Готово, – сказал Нэчжа. – Так ты идешь?

Рин сделала шаг и покачнулась. Нэчжа протянул ей руку. С его помощью Рин подошла к борту корабля.

– Спасибо, командир, – прокричал ей вслед Рамса. – Постарайся выжить.

Над гребной лодкой навис гесперианский военный корабль «Неумолимый», полностью накрыв своей тенью. Рин завороженно смотрела на эту громаду. На этом корабле поместилась бы половина Тикани, включая храм.

Как такое чудище может оставаться на плаву? Как оно двигается? Весел Рин не заметила. Похоже, «Неумолимый», как и «Баклан», был кораблем-призраком без команды на борту.

– Только не говори, что эту штуку ведет шаман, – сказала Рин.

– Если бы. Нет, это корабль с гребным колесом.

– Это еще что?

Нэчжа усмехнулся.

– Ты слышала легенду о старом мудреце Арлонга?

Она закатила глаза.

– Это еще кто, твой дедушка?

– Прадедушка. Легенда гласит, что старый мудрец смотрел на водяное колесо, орошающее его поля, и придумал сделать все наоборот: если колесо станет вертеть он, то двигаться будет вода. Принцип довольно очевидный, правда? Удивительно, что так долго никто не додумывался применить его к кораблям. Видишь ли, старые корабли империи построены совершенно по-идиотски. Приводятся в движение веслами с верхней палубы. Проблема в том, что если гребцов подстрелят, корабль встанет. Но гребные колеса находятся на нижней палубе и полностью закрыты корпусом, а значит, защищены от вражеской артиллерии. Гораздо лучше прежних моделей, правда?

Нэчже, похоже, нравилось разглагольствовать о кораблях. Рин различила нотку гордости в его тоне, когда он показал на выступ у кормы.

– Видишь? Там и скрывается гребное колесо.

Пока он говорил, Рин не могла отвести взгляд от его лица. Вблизи его шрамы приводили ее в смятение, но при этом на удивление завораживали. Интересно, а говорить ему не больно?

– В чем дело? – спросил Нэчжа и прикоснулся к своей щеке. – Уродство, да? Могу снова надеть маску, если тебя это смущает.

– Не в этом дело, – поспешила ответить она.

– Тогда в чем?

– Просто… прости меня.

– За что? – нахмурился Нэчжа.

Рин всмотрелась в его лицо, пытаясь уловить признаки сарказма, но не увидела ничего, кроме подлинного интереса.

– Это моя вина.

Нэчжа перестал грести.

– Нет, не твоя.

– Нет, моя. – В горле у Рин встал комок. – Я могла тебя вытащить. Я слышала, как ты меня звал. Ты меня видел.

– Этого я не помню.

– Нет, помнишь. Перестань врать.

– Рин. Не надо. – Нэчжа прикоснулся к ее руке. – Ты не виновата. Я тебя не виню.

– А следовало бы.

– Нет.

– Я могла тебя вытащить, – повторила она. – Я и хотела, уже собиралась вернуться, но Алтан мне не позволил, и…

– Так вини Алтана, – твердо произнес Нэчжа и снова взялся за весла. – Федерация не собиралась меня убивать. Мугенцы любят брать пленных. Кто-то понял, что я сын наместника, и они держали меня ради выкупа. Думали, что в обмен на меня могут выторговать провинцию Дракон.

– И как ты сбежал?

– Я не сбежал. Я был в лагере для военнопленных, когда пришли новости о смерти императора Риохая. Захватившие меня солдаты вернули меня отцу в обмен на возможность покинуть страну живыми.

– И им это удалось? – спросила Рин.

Нэчжа поморщился.

– Им предоставили возможность.

Когда они доплыли до корабля, Нэчжа привязал к лодке четыре каната, поднял голову и свистнул. Через несколько секунд шлюпку начали поднимать.

С лодки не было видно главную палубу, но Рин заметила, что по всему кораблю стоят солдаты. Никанцы, судя по внешности, видимо, из провинции Дракон, но не в форме ополчения.

Седьмая дивизия, которую она встретила в Хурдалейне, носила зеленую форму ополчения с эмблемой дракона на рукавах. Но эти солдаты были в небесно-голубом, а на груди вышит серебряный дракон.

– Сюда.

Нэчжа повел ее по трапу вниз, на вторую палубу, и дальше по проходу, пока они не оказались перед деревянной дверью, которую охранял высокий и худой солдат с алебардой, украшенной голубой лентой.

– Капитан Эриден, – обратился к нему Нэчжа и отдал честь, хотя, судя по мундиру, Нэчжа был выше по званию.

– Генерал. – Капитан, судя по всему, никогда в жизни не улыбался. Худое иссохшее лицо постоянно хмурилось. Он поклонился Нэчже и повернулся к Рин. – Протяни руки.

– В этом нет необходимости, – сказал Нэчжа.

– Со всем уважением, но вы не из гвардии вашего отца, присягнувшей оберегать его жизнь, – ответил Эриден. – Протяни руки.

Рин повиновалась.

– Вы ничего не найдете.

Обычно она держала кинжалы в сапогах и под рубашкой, но сейчас они явно отсутствовали – видимо, команда «Баклана» обыскала пленников.

– И все-таки я должен убедиться. – Эриден заглянул ей под рукава. – Предупреждаю, если ты осмелишься прицелиться в наместника провинции Дракон хотя бы палочкой для еды, тебя утыкают стрелами быстрее, чем успеешь вдохнуть. – Он ощупал ее рубаху. – И не забывай, что твои люди у нас в плену.

Рин бросила на Нэчжу укоризненный взгляд.

– А ты говорил, что они не заложники.

– Так и есть. – Нэчжа повернулся к Эридену и нахмурился. – Они не заложники, а гости, капитан.

– Называйте как вам угодно, – пожал плечами Эриден. – Но если она попытается что-нибудь выкинуть, они покойники.

Рин повернулась, чтобы он мог ощупать ее спину.

– И в мыслях не было.

Закончив, Эриден вытер руки о мундир, развернулся и взялся за дверную ручку.

– В таком случае рад тебя поприветствовать от имени наместника.

– Фан Рунин, верно? Добро пожаловать на «Неумолимый».

Рин охнула. Невозможно было смотреть на наместника и не увидеть в нем черты Нэчжи. Инь Вайшра был возмужавшей версией сына, только без шрамов. Он обладал обескураживающей красотой семьи Инь – белой кожей, черными волосами без проблеска седины и тонкими чертами, словно высечен из мрамора, – холодный, высокомерный и властный.

Во время учебы в Синегарде она слышала много сплетен о наместнике провинции Дракон – богатейшей в империи. Во время Второй опиумной войны он в одиночку оборонял Красные утесы и разгромил флот Федерации с помощью группки рыбацких лодок. Уже многие годы его раздражало правление Дацзы. И когда он в третий раз подряд не появился на ежегодном летнем параде, который проводила императрица, кадеты в открытую разглагольствовали о том, что он собирается поднять мятеж, а Нэчжа вышел из себя и отправил одного из болтунов в лазарет.

– Можете называть меня просто Рин.

Слова вышли едва слышными и робкими, растворились в огромной позолоченной каюте.

– Это вульгарное сокращение, – объявил Вайшра. Даже его голос звучал как у Нэчжи, только ниже по тону, он растягивал слова все с теми же высокомерными интонациями. – На юге это обожают. Но я буду называть тебя Рунин. Прошу тебя, садись.

Рин бегло осмотрела дубовый стол, отделяющий ее от наместника. Стулья с высокими спинками выглядели ужасно тяжелыми. Если она сядет, то колени попадут в ловушку.

– Я постою.

Вайшра поднял брови.

– Тебя что-то стесняет?

– Вы обстреляли мой корабль, – сказала Рин. – Так что да, мне слегка не по себе.

– Милая моя, если бы я желал твоей смерти, ты бы уже лежала на дне залива Омонод.

– Так почему я еще не там?

– Потому что ты нам нужна. – Вайшра выдвинул стул и тоже сел, жестом приглашая Нэчжу последовать его примеру. – Найти тебя оказалось непросто, сама знаешь. Мы несколько недель плавали вдоль побережья провинции Змея. Даже в Мугене искали.

Он произнес фразу так, словно хотел ее напугать, и у него получилось. Рин невольно вздрогнула. Наместник выжидающе наблюдал.

Рин заглотила наживку.

– И что вы там обнаружили?

– Лишь немногих выживших на отдаленных островах. Конечно, там понятия не имели, где ты, но мы остались на неделю, чтобы убедиться. Под пытками люди скажут что угодно.

Рин сжала кулаки.

– Они еще живы?

Ей как будто всадили острый кол меж ребер. Она знала, что на материке остались солдаты Федерации, но не знала о выживших мирных жителях. Ей казалось, что она полностью уничтожила страну.

А если нет? Великий стратег Сунь-цзы предупреждал, что всегда следует прикончить врага, иначе он может вернуться, став сильнее. Что будет, если мугенцы соберутся с силами? А вдруг впереди новая война?

– Вторжение Мугена закончено, – заверил Вайшра. – Ты об этом позаботилась. Главные острова уничтожены. Император Риохай и его советники погибли. Уцелело несколько городов на окраинах архипелага, но Федерация погрузилась в безумие, как разбегающиеся во все стороны муравьи, лишившиеся матки. Некоторые сбиваются в группы и плывут к берегам Никана в поисках убежища, но… В общем, мы от них избавляемся, стоит им причалить.

– Как?

– Как обычно. – Его губы изогнулись в улыбке. – Почему ты не садишься?

Рин с неохотой отодвинула стул подальше от стола и села на краешек, сдвинув колени вместе.

– Ну вот, – сказал Вайшра. – Теперь мы друзья.

Рин решила спросить напрямик:

– Вы прибыли сюда, чтобы отвезти меня обратно в столицу?

– Не будь такой дурой.

– Тогда чего вы от меня хотите?

– Взять тебя на службу.

– Я не буду никого убивать по вашему приказу.

– Попробуй мыслить глобальнее, милая. – Вайшра подался вперед. – Я хочу покончить с империей. И мне нужна твоя помощь.

Повисла тишина. Рин изучала лицо Вайшры, ожидая, что он разразится смехом. Но он выглядел таким ужасающе искренним, как и Нэчжа, что Рин и сама не сдержала смешок.

– Я сказал что-то забавное? – спросил Вайшра.

– Вы безумец?

– Ты хотела сказать – провидец, это правильное слово. Империя вот-вот развалится. Революция – это лишь альтернатива десятилетиям гражданской войны, и кто-то должен столкнуть камень с горы.

– И как вы оцениваете свои шансы против ополчения? – снова засмеялась Рин. – Ваша провинция против одиннадцати остальных. Это же будет бойня.

– Совершенно необязательно, – ответил Вайшра. – Провинции озлоблены и изранены. И впервые на памяти наместников исчез призрак Федерации. Раньше нас держал вместе страх. А теперь трещины в фундаменте день ото дня расширяются. Знаешь, сколько мелких бунтов возникло в прошлом месяце? Дацзы изо всех сил старается объединить империю, но это тонущий корабль, прогнивший в самом основании. Некоторое время он еще продержится на плаву, но неизбежно налетит на скалы и разобьется на куски.

– И вы считаете, что можете разрушить империю и создать новую?

– Разве ты не хочешь того же?

– Убить одну женщину – это не то же самое, что уничтожить режим.

– Но нельзя оценивать эти события вне контекста, – сказал Вайшра. – Что, по-твоему, будет, если тебе удастся задуманное? Кто займет трон вместо Дацзы? И можно ли доверить этому человеку править двенадцатью провинциями? Будет ли он добрее к людям вроде тебя, чем была Дацзы?

Рин об этом не думала. Она вообще не задумывалась о жизни после убийства Дацзы. Рин даже не была уверена, что захочет жить, когда отомстит за Алтана.

– Для меня это не имеет значения, – сказала она.

– Тогда подумай вот о чем. Я могу дать тебе шанс отомстить, поддержав всей мощью своей многотысячной армии.

– Мне придется выполнять приказы? – спросила она.

– Рин… – начал Нэчжа.

– Мне придется выполнять приказы?

– Да, – ответил Вайшра. – Конечно.

– Тогда катитесь к дьяволу.

Вайшра выглядел озадаченным.

– Все солдаты выполняют приказы.

– Я больше не солдат, – сказала она. – Я отслужила свое, преданно служила империи, а в итоге оказалась привязанной к столу в мугенской исследовательской лаборатории. Хватит с меня приказов.

– Мы не империя.

Рин передернула плечами.

– Но хотите ей стать.

– Ты просто дура. – Вайшра хлопнул ладонью по столу. Рин вздрогнула. – Попробуй хоть на мгновение подумать о ком-то, кроме себя. Речь не о тебе, а о будущем твоего народа.

– Вашего народа, – поправила его Рин. – Я спирка.

– Ты напуганная девчонка, действующая в гневе и горе, и на редкость близоруко. Тебе хочется лишь отомстить. Но ты могла бы достигнуть большего. Гораздо большего. Только послушай. Ты могла бы изменить ход истории.

– А разве я еще недостаточно его изменила? – прошептала Рин.

Ей было плевать на то, что думают о будущем другие. Ей больше не хотелось величия, не хотелось занять свое место в истории, как когда-то давным-давно. Теперь она знала, какова цена.

Но не знала, как сказать, что она просто страшно устала.

Ей хотелось лишь отомстить за Алтана. Вонзить клинок в сердце Дацзы.

А потом исчезнуть.

– Твой народ погиб не из-за Дацзы, а из-за империи, – сказал Вайшра. – Провинции ослабли, стали изолированными и технологически отсталыми. По сравнению с Федерацией, по сравнению с Гесперией мы отстали не на десятилетия, а на века. И проблема не в народе, а в правительстве. Система двенадцати провинций давно устарела, это ярмо, тянущее Никан назад. Представь истинно объединенную страну. Представь армию, чьи подразделения не воюют друг с другом. Кто сможет нас победить?

Глаза Вайшры сверкали, он раскинул руки.

– Я собираюсь превратить империю в республику, основанную на свободе личности. Вместо наместников у нас будут избранные чиновники. Вместо императрицы – парламент, а над ним – избранный президент. Я сделаю так, чтобы один человек не мог уничтожить все государство, как это сделала Су Дацзы. Что ты об этом думаешь?

Прекрасная речь, подумала Рин, если бы Вайшра произносил ее перед кем-нибудь более легковерным.

Вероятно, империя нуждается в новом правительстве. И демократия могла бы принести мир и стабильность. Но Вайшра так и не понял, что Рин на это плевать.

– Я только что покончила с одной войной, – сказала она. – И у меня нет никакого желания драться в следующей.

– И какова же твоя стратегия? Шататься туда-сюда по побережью, убивать чиновников, которые осмелели настолько, что не пускают в свои владения торговцев опиумом? – Вайшра презрительно фыркнул. – Если такова твоя цель, ты не лучше мугенцев.

– Я собираюсь убить Дацзы, – ощетинилась она.

– И как же, поведай?

– Я не обязана вам говорить.

– На пиратском корабле? – усмехнулся он. – Вступив в безнадежные переговоры с королевой пиратов?

– Муг собиралась обеспечить нас всем необходимым. – Рин почувствовала, как кровь прилила к лицу. – И у нас были бы деньги, если бы не появились ваши говнюки.

– Ты ужасно наивна. Как ты еще не поняла? Муг с самого начала хотела тебя продать. Думаешь, она бы осы́пала тебя сокровищами? Но на твое счастье, мы можем предложить кое-что получше.

– Муг так не поступила бы, – сказала Рин. – Муг знает мне цену.

– Ты исходишь из того, что Муг действует рационально. Так оно и есть, пока речь не идет о крупных суммах. Ее можно купить за горсть серебра, а его у меня в избытке. – Вайшра покачал головой как разочарованный учитель. – Неужели ты не понимаешь? Муг процветает, только пока на троне Дацзы, потому что изоляционистская политика императрицы избавляет Анхилуун от конкурентов. Муг наживается, только пока действует в обход закона – когда вся страна в таком дерьме, выгоднее работать внутри, чем за ее пределами. Как только торговля станет легальной, Муг потеряет собственную империю. А значит, ей совершенно не хочется, чтобы ты добилась успеха.

Рин уже открыла рот, но поняла, что сказать ей нечего, и закрыла его. В первый раз она не нашла контраргументов.

– Пожалуйста, Рин, – вмешался Нэчжа. – Будь честна сама с собой. Ты не можешь выиграть войну в одиночку. Вас всего шестеро. Гадюку охраняет элитная гвардия, которая никогда против нее не восстанет. Не говоря уже про ее собственные боевые навыки, о которых ты ничего не знаешь.

– И больше ты не застанешь ее врасплох, – добавил Вайшра. – Дацзы знает, что ты хочешь ее убить, а значит, тебе понадобится способ, чтобы к ней подобраться. Я тебе нужен.

Посмотри на этот корабль, – показал он на стены вокруг них. – Это самый лучший образец гесперианских военных технологий. Двенадцать пушек по каждому борту.

Рин закатила глаза.

– Мои поздравления.

– У меня еще десять таких же кораблей.

Она задумалась.

Вайшра подался вперед.

– Теперь ты поняла. Ты умная девочка, можешь и сама произвести расчеты. У императрицы нет боеспособного флота. У меня есть. Мы контролируем все водные пути империи. Война продлится в худшем случае полгода.

Рин побарабанила пальцами по столу, размышляя. Могут ли они выиграть войну? А есть они победят, что тогда?

Она невольно взвешивала вероятности, ведь в Синегарде ее обучали именно этому.

Если Вайшра не соврал, нужно признать, что сейчас самое подходящее время для переворота. Ополчение раздроблено и ослаблено. Провинции опустошены мугенской армией. И они могут быстро переметнуться на другую сторону, как только узнают правду о предательстве Дацзы.

Преимущества вступления в армию очевидны. Рин не придется беспокоиться о припасах. У нее будет доступ к разведданным, которые самой не получить. Будут бесплатные средства передвижения.

И все же…

– А если я откажусь? – спросила она. – Вы заставите меня поступить к вам на службу? Сделаете меня своей спирской рабыней?

Вайшра не проглотил наживку.

– Республика будет основана на свободе воли. Если ты откажешься к нам присоединиться, мы не можем тебя заставить.

– Тогда, пожалуй, я уйду, – сказала она, главным образом для того, чтобы посмотреть на реакцию. – Спрячусь где-нибудь, выжду некоторое время и соберусь с силами.

– Можешь попытаться, – скучающим тоном протянул Вайшра, словно выбил из-под ее ног очередное возражение. – Или дерись за меня и отомстишь. Это несложно, Рунин. Ты же ведь не собираешься отказываться. Только по-детски притворяешься, что раздумываешь.

Рин зло уставилась на него.

Конечно, это было бы рациональным решением. А она ненавидит рациональные решения. А еще больше ей не нравилось, что Вайшра знал – она придет именно к такому выводу, и теперь просто насмехался над ней, пока она не согласится.

– У меня больше денег и ресурсов, чем у кого-либо в империи, – сказал Вайшра. – Оружие, люди, информация – все, что тебе потребуется, ты можешь получить у меня. Работай на меня, и ни в чем не будешь нуждаться.

– Я не собираюсь отдать свою жизнь в ваше распоряжение.

В последний раз, когда она присягнула в верности, ее предали. Алтан погиб.

– Я никогда не стану тебе лгать, – сказал Вайшра.

– Мне все лгут.

Вайшра пожал плечами.

– Ты не обязана мне доверять. Можешь действовать в собственных интересах. Но думаю, тебе самой ясно, что особо не из чего выбирать.

У Рин застучало в висках. Она потерла глаза, отчаянно перебирая варианты. Должен быть выход. Нельзя соглашаться на эту фальшь. Муг преподнесла ей урок – никогда не доверяй тому, у кого на руках все козыри.

Нужно выиграть время.

– Я не могу принять решение, не обсудив его со своими людьми.

– Как пожелаешь, – сказал Вайшра. – Но дай мне ответ до зари.

– Или что? – спросила Рин.

– Или тебе придется самостоятельно добираться до берега. А плыть далековато.

– Я лишь хочу прояснить кое-что. Наместник провинции Дракон не хочет нас убить? – спросил Рамса.

– Нет, – ответила Рин. – Он хочет видеть нас в своей армии.

Рамса поморщился.

– Но зачем? Федерации больше нет.

– Именно поэтому. Он считает это удачной возможностью сбросить с трона императрицу.

– Умно, – заметил Бацзы. – Сама подумай. Грабь дом, пока он в огне. Так ведь в поговорке?

– Не знаю такой, – сказал Рамса.

– Вообще-то, он немного благородней, – пояснила Рин. – Он хочет установить республиканское правление. Уничтожить систему наместников и созвать парламент, избирать чиновников и управлять империей по-новому.

– Демократия? Серьезно? – хмыкнул Бацзы.

– У Гесперии ведь получается, – сказала Кара.

– Правда? – спросил Бацзы. – А разве весь западный континент не воюет вот уже десять лет?

– Вопрос не в том, будет ли работать демократия, – сказала Рин. – Это не имеет значения. Вопрос в том, готовы ли мы вступить в армию.

– Возможно, это ловушка, – заметил Рамса. – Он может выдать тебя Дацзы.

– Тогда бы он просто убил нас, пока мы были под опиумом. А в качестве пассажиров мы опасны. Вайшра не стал бы рисковать, если бы не считал, что может убедить нас вступить в свою армию.

– Так что? – спросил Рамса. – Он сумел нас убедить?

– Не знаю, – призналась Рин. – Может быть.

Чем больше она над этим размышляла, тем больше соглашалась с этой мыслью. Ей нужны корабли Вайшры. Его оружие, солдаты, его могущество.

Но если все пойдет наперекосяк, если Вайшра причинит вред цыке, это ляжет на ее плечи. А она не может еще раз подвести цыке.

– Есть все же преимущество в том, чтобы оставаться самим себе хозяевами, – сказал Бацзы. – Не придется выполнять приказы.

Рин покачала головой.

– Нас только шестеро. Невозможно убить главу государства вшестером.

Хотя именно это она и намеревалась сделать всего несколько часов назад.

– А если он нас предаст? – спросил Агаша.

Бацзы пожал плечами.

– Мы всегда можем сбежать обратно в Анхилуун.

– Мы не можем сбежать обратно в Анхилуун, – сказала Рин.

– Почему это?

Она рассказала о коварном плане Муг.

– Она бы продала нас Дацзы, если бы Вайшра не предложил ей куш побольше. Он затопил наш корабль, чтобы она думала, будто мы погибли.

– Значит, Вайшра – единственный выбор? – спросил Рамса. – Просто потрясающе.

– А что, этот Инь Вайшра и правда так ужасен? – встрял Суни. – Он ведь просто человек.

– Это верно, – согласился Бацзы. – Вряд ли он хуже остальных наместников. Наместники провинций Овца и Бык ничего особенного собой не представляют. Кругом кумовство и родственные браки.

– Именно так ты и появился на свет, – сказал Рамса.

– Слушай, ты, мелкий говнюк…

– Давайте вступим в их армию, – сказал Чахан.

Его голос звучал не громче шепота, но все в каюте притихли. Он заговорил впервые за весь вечер.

– Вы это обсуждаете так, будто у вас есть выбор, – продолжил он. – А его нет. Неужели вы думаете, что Вайшра вас отпустит, если вы не согласитесь? Для этого он слишком умен. Он только что признался, что собирается предать императрицу. При малейшей вероятности, что вы можете уйти, он тут же всех убьет. – Чахан мрачно посмотрел на Рин. – Признай это, спирка. Либо мы с ним, либо придется умереть.

– Ты злорадствуешь, – упрекнула его Рин.

– Ни за что, – ответил Нэчжа. Он сиял всю дорогу, пока водил ее по кораблю, как взволнованный экскурсовод. – Но я рад, что ты здесь.

– Заткнись.

– Я что, не могу порадоваться? Я по тебе скучал. – Нэчжа остановился перед каютой на первой палубе. – После тебя.

– Что это?

– Твои новые покои. – Он открыл перед ней дверь. – Смотри, дверь запирается изнутри на четыре замка. Я подумал, тебе понравится.

Ей и правда понравилось. Каюта была вдвое больше, чем та, что на старом корабле, и с настоящей кроватью, а не койкой с полными клопов простынями. Рин шагнула внутрь.

– И это только для меня одной?

– Я же сказал, – самодовольно отозвался Нэчжа. – В армии Дракона есть свои привилегии.

– Вы так себя называете?

– Официально мы армия Республики. Без названия провинции и все такое.

– Вам понадобятся союзники.

– Мы над этим работаем.

Она повернулась к иллюминатору. Даже в темноте было заметно, как быстро движется «Неумолимый», скользя по темным водам проворнее, чем способен Агаша. К утру Муг и ее флот отстанут от них на десятки миль.

Но Рин не могла вот так покинуть Анхилуун. Сначала нужно кое-что вернуть.

– Так, говоришь, Муг считает нас мертвыми? – спросила она.

– Я бы удивился, если бы это было не так. Мы даже бросили в воду обугленные тела.

– Чьи тела?

Нэчжа всплеснул руками.

– А есть разница?

– Наверное, нет.

Солнце только что опустилось за горизонт. Вскоре в море выйдут пиратские патрули Анхилууна.

– У тебя есть лодка поменьше? – спросила Рин. – Чтобы прокрасться мимо кораблей Муг?

– Конечно, – нахмурился Нэчжа. – А что, ты хочешь вернуться?

– Нет, но ты кое о ком забыл.

С какой стороны ни посмотри, встреча Катая и Вайшры окончилась полной катастрофой. Капитан Эриден не пустил Рин на вторую палубу, так что она не могла подслушать, но примерно через час после того, как они привезли Катая на корабль, она увидела, как Нэчжа и два солдата волокут его вниз. Она помчалась к ним.

– …плевать мне, что там с тобой случилось, но ты не можешь кидаться в Дракона-наместника едой, – сказал Нэчжа.

Лицо Катая побагровело от ярости. Если он и рад был увидеть Нэчжу живым, то не показал этого.

– Ваши люди пытались взорвать мой дом!

– Им пришлось, – вмешалась Рин.

– Нужно было создать впечатление, что ты погиб, – объяснил Нэчжа.

– Но я был еще внутри! – воскликнул Катай. – Как и мои счетные книги!

– Да кому какое дело до счетных книг? – поразился Нэчжа.

– Я рассчитывал городские налоги.

– Что-что?

Катай выпятил губу.

– И почти закончил.

– Что ты мелешь? – вытаращился на него Нэчжа. – Рин, хоть ты вразуми этого идиота.

– Идиот? Я? Это ведь ты считаешь хорошей идеей развязать кровавую гражданскую войну.

– Из-за императрицы, – упорствовал Нэчжа. – Именно из-за Дацзы в страну вторглась Федерация, императрица виновата в резне в Голин-Ниисе…

– Ты не был в Голин-Ниисе, – оборвал его Катай. – Не рассказывай мне о нем.

– Ладно, прости. Но неужели это не причина для того, чтобы сменить режим? Она ослабила ополчение, завалила международные отношения, она не годится в правители…

– У вас нет доказательств.

– Есть. – Нэчжа остановился. – Взгляни на свои шрамы. Посмотри на меня. Доказательства написаны на нашей коже.

– Мне плевать, – сказал Катай. – Насрать мне на вашу политику, я просто хочу домой.

– И чем ты там будешь заниматься? – поинтересовался Нэчжа. – За кого сражаться? Грядет война, Катай, и когда она начнется, никто не останется в стороне.

– Неправда. Я могу уединиться и жить добродетельной жизнью ученого отшельника, – упрямо сказал Катай.

– Хватит, – вмешалась Рин. – Нэчжа прав. Ты просто упрямишься.

Катай закатил глаза.

– Ну конечно, ты тоже участвуешь в этом безумии. Чего же еще можно было ожидать?

– Может, это и безумие, – сказала Рин. – Но это лучше, чем сражаться в рядах ополчения. Да брось, Катай. Ты знаешь, что я не вернусь к прежней жизни.

По глазам Катая она видела, как ему хочется разрешить противоречие между верностью и справедливостью, ведь бедный Катай всегда старался поступать правильно, в соответствии с моральными принципами, и никак не мог примириться с тем, что военный переворот иногда оправдан.

Он взмахнул руками.

– Даже если и так, как в моем положении я могу поддержать вашу республику? Мой отец – министр обороны империи.

– Значит, он служит не тому правителю, – сказал Нэчжа.

– Ты не понимаешь! Вся моя семья сейчас в столице. Их могут использовать против меня – маму, сестру…

– Их можно вывезти, – предложил Нэчжа.

– Как вывезли меня, да? Очень мило, уверен, им понравится, когда их похитят среди ночи, а дом спалят.

– Успокойся, – сказала Рин. – Они ведь будут живы. Тебе не придется волноваться.

– Как будто ты знаешь, что это значит, – огрызнулся Катай. – Твой ближайший родственник, если можно так выразиться, маньяк со склонностью к самоубийству, который погиб почти в такой же идиотской миссии, как он сам.

Одним своим тоном он перешел границу. Нэчжа оторопел. Катай быстро заморгал, пытаясь не смотреть на них. На мгновение Рин понадеялась, что он сдаст назад и извинится, но он просто отвел взгляд.

Она ощутила боль в груди. Тот Катай, которого она знала, извинился бы.

Все трое надолго умолкли. Нэчжа уставился в стену, Катай себе под ноги, и никто не осмеливался посмотреть Рин в лицо.

Наконец Катай вытянул руки, будто ждал, что их свяжут.

– Лучше отведите меня в карцер, – сказал он. – Вы же не хотите, чтобы пленные разгуливали по палубе.

Глава 7

Вернувшись в свою каюту, Рин заперла дверь изнутри на все четыре задвижки, а на всякий случай еще и подперла ее стулом. И только тогда легла на кровать, закрыла глаза и попыталась расслабиться, на краткий миг почувствовать себя в безопасности. Ведь она среди друзей. Никто не собирается ее убивать.

Но сон не шел. Что-то было не так.

И через секунду Рин поняла, что именно. Ей не хватало раскачивания кровати на волнах. «Неумолимый» был так велик, что палубы напоминали твердую землю. Наконец-то поверхность под ногами не качалась.

Она ведь именно этого хотела, правда? Ей было где жить и было куда двигаться. Больше Рин не металась, в отчаянии продумывая планы, которые все равно наверняка провалятся.

Она уставилась в потолок, пытаясь утихомирить колотящееся сердце. Но никак не могла избавиться от чувства, что что-то неправильно, глубоко угнездившегося замешательства, вызванного не только отсутствием качки.

Началось все с покалывания кончиков пальцев. Потом ладони начали нагреваться, и жар пополз по рукам к груди. Через минуту заболела голова, от вспышки боли Рин заскрежетала зубами.

И тогда ощутила под веками огонь.

Она увидела Спир и Федерацию. Увидела пепел и кости, полыхающие и плавящиеся, а к ней двигалась одинокая фигура, прекрасный и стройный юноша с трезубцем в руках.

– Ты просто дура, – прошептал Алтан и бросился к ней, обвил пальцами ее горло.

Она распахнула глаза, села и сделала глубокий вдох, затем выдох, медленно и отчаянно, пытаясь справиться с внезапной волной паники.

И тут поняла, что не так.

На этом корабле у нее не будет опиума.

Спокойно. Успокойся.

Однажды в Синегарде, когда Цзян учил ее закрывать разум перед Фениксом, наставник показал ей способ очищать мысли и проваливаться в пустоту несуществования. Цзян научил ее представлять себя мертвой.

Тогда она избегала этих уроков. Сейчас постаралась их вспомнить. Рин заставила себя проговорить мантру, которую Цзян заставлял ее произносить часами. «Пустота. Я ничто. Я не существую. Я ничего не чувствую. Я ни о чем не сожалею… Я песок, я пыль, я прах».

Ничего не вышло. Через спокойствие все равно прорывалась паника. Покалывание в пальцах усилилось, как будто в них впивались ножи. Рин горела, каждая частичка ее тела мучительно полыхала, и отовсюду доносился голос Алтана:

«На моем месте должна была быть ты».

Она метнулась к двери, пинком отбросила стул в сторону и как была босиком побежала в проход. В глазах пульсировала боль и вспыхивали искры.

Она прищурилась, всматриваясь в полутьме. Нэчжа сказал, что ее каюта в конце прохода… Значит, здесь, наверное… Она забарабанила по двери, пока та не приоткрылась.

– Рин? Что ты…

Она схватила Нэчжу за грудки.

– Где ваш лекарь?

Он вскинул брови.

– Ты ранена?

– Где он?

– На первой палубе, третья дверь справа, но…

Рин не дождалась окончания фразы и помчалась к трапу. Она услышала за спиной шаги Нэчжи, но ей было все равно, главное сейчас – раздобыть немного опиума или лауданума – чего угодно.

Но лекарь не впустил ее к себе. Он загородил дверной проем, положив одну руку на косяк, а другой стиснув ручку.

– Приказ наместника, – сказал он, как будто ожидал ее прихода. – Я не должен тебе ничего давать.

– Но мне нужно… Боль… Я не могу ее выносить, мне нужно…

Лекарь начал закрывать дверь.

– Придется тебе как-нибудь справиться.

Рин всунула ногу в щель.

– Хотя бы чуть-чуть! – взмолилась она. Как бы жалко это ни звучало, но ей нужен был опиум, хоть что-нибудь. – Прошу вас!

– У меня приказ, – отчеканил он. – Ничем не могу помочь.

– Да чтоб вам всем провалиться! – выкрикнула Рин.

Лекарь вздрогнул и захлопнул дверь, но Рин уже бежала в обратном направлении, шаги гулко отдавались по палубе.

Она выбралась на верхнюю палубу, подальше от всех. Зловещие воспоминания, которые она так старалась подавить, впивались в мозг осколками стекла, кусочки мозаики ярко вставали перед глазами – трупы в Голин-Ниисе, трупы в исследовательской лаборатории, трупы на Спире, а еще солдаты, все с лицом Широ, они скалились в усмешке, отчего ярость Рин все росла и росла…

– Рин!

Ее наконец догнал Нэчжа и схватил за плечо.

– Что происходит?

Она развернулась.

– Где твой отец?

– Кажется, встречается со своими генералами, – запинаясь, ответил Нэчжа. – Но я не…

Рин оттолкнула его. Нэчжа хотел схватить ее за руку, но Рин увернулась и бросилась бежать по коридору и вниз по трапу, к каюте Вайшры. Она дернула за ручку – заперто. Тогда Рин яростно замолотила по двери ногой, пока ту не открыли.

Увидев ее, Вайшра ничуть не удивился.

– Господа, – сказал он, – оставьте нас наедине, будьте добры.

Все находящиеся в каюте молча встали со своих мест. Никто не взглянул на Рин. Вайшра запер дверь и обернулся.

– Чем могу быть полезен?

– Вы приказали лекарю не давать мне опиум.

– Верно.

– Мне он нужен… – произнесла она дрогнувшим голосом.

– О нет, Рунин. – Вайшра покачал пальцем, словно журил малое дитя. – Совсем забыл об этом предупредить. Это условия твоей службы у меня. Я не терплю в армии опиумных наркоманов.

– Я не наркоманка, я просто…

Голова снова раскололась от очередной волны боли, и Рин зажмурилась.

– Если ты будешь под кайфом, от тебя нет проку. Ты нужна мне трезвой. Мне нужен человек, способный проникнуть в Осенний дворец и убить императрицу, а не какой-то одурманенный опиумом мешок дерьма.

– Вы не понимаете, – сказала Рин. – Если я не приму наркотик, то спалю всех на этом корабле.

Вайшра пожал плечами.

– Тогда мы выбросим тебя за борт.

В ответ Рин просто тупо уставилась на него. В этом не было никакого смысла. Как он способен оставаться таким раздражающе спокойным? Почему не съеживается, трясясь от ужаса? Ведь именно так должно быть – она угрожает и получает желаемое, как всегда случалось до сих пор.

Почему он ее не боится?

В отчаянии она начала умолять:

– Вы не представляете, какая это боль. Он у меня в голове… Бог постоянно у меня в голове и мучает меня…

– Это не бог. – Вайшра подошел к ней ближе. – Это гнев. И твой страх. Ты впервые увидела сражение и с тех пор не можешь успокоиться. Постоянно боишься. Тебе кажется, что все хотят причинить тебе боль, и сама желаешь, чтобы они этого хотели, потому что так ты получишь повод ответить. Это не проблема спирцев, такое случается со всеми солдатами. Опиумом это не излечить. Убежать от этого невозможно.

– Тогда что…

Вайшра положил руки ей на плечи.

– Прими это как данность. И борись.

Как он не понимает, что она пыталась? Он думает, это легко?

– Нет, – сказала она. – Мне не нужны…

Вайшра наклонил голову в сторону.

– Что значит «нет»?

Язык еле ворочался во рту у Рин. Она вспотела, капельки пота выступили на ладонях.

– Хочешь оспорить мои приказы? – повысил голос Вайшра.

– Я… – судорожно выдохнула она. – Я не могу… Не могу это побороть.

– Ох, Рунин. Ты не понимаешь. Теперь ты мой солдат и выполняешь приказы. Если я велю тебе прыгнуть, ты можешь лишь спросить, на какую высоту.

– Но я не могу, – раздраженно повторила она.

Вайшра поднял левую руку, посмотрел на свои пальцы и влепил Рин пощечину.

Она отшатнулась, скорее от неожиданности, чем от силы удара. Боль она не почувствовала, только резкое жжение, словно в нее ударила молния. Рин поднесла палец к губе и увидела на нем кровь.

– Вы меня ударили, – опешила она.

Вайшра схватил ее за подбородок и поднял ей голову. Рин была слишком ошеломлена, чтобы злиться. Но она испугалась. Никто прежде не осмеливался вот так с ней себя вести. Уже очень давно до нее никто не дотрагивался.

После Алтана.

– Мне уже доводилось усмирять спирцев. – Вайшра провел по ее щеке большим пальцем. – Ты не первая. Землистый цвет кожи. Запавшие глаза. Ты убиваешь себя опиумом. Кто угодно это заметит. Знаешь, почему спирцы умирали молодыми? Вовсе не из-за пристрастия к постоянным войнам и не из-за своего бога. Они губили себя опиумом. Сейчас, думаю, тебе осталось не больше полугода жизни.

Он с такой силой вонзил пальцы ей в кожу, что Рин охнула.

– Я положу этому конец. Больше никакого опиума. Можешь накуриваться до смерти, когда выполнишь то, что мне от тебя нужно. Но не раньше.

Рин в растерянности уставилась на него. По лицу начала растекаться боль, поначалу легким жжением, а потом запульсировала в щеке. Из горла чуть не вырвался всхлип.

– Но мне так больно…

– Ох, Рунин. Бедняжка Рунин. – Вайшра смахнул волосы с ее глаз и наклонился ближе. – Наплюй на боль. Нет ничего такого, с чем не справилась бы дисциплина. Ты способна изгнать Феникса. Твой разум сам построит линию обороны, ты еще этого не сделала только потому, что предпочла опиум как более удобный способ.

– Потому что мне нужно…

– Тебе нужна дисциплина. – Вайшра задрал ей голову еще выше. Тебе нужно сосредоточиться. Укрепить разум. Я знаю, ты слышишь крики. Научись с этим жить. Алтан же как-то сумел.

– Я не Алтан, – сказала Рин, почувствовав вкус крови на губах.

– Так научись им быть.

И потому Рин страдала в одиночестве, запершись в своей каюте, а снаружи по ее же собственной просьбе сторожили три солдата.

Она не могла просто лежать на кровати. Простыни царапали кожу, и все тело начало чесаться. Рин свернулась на полу, зажав голову коленями, и раскачивалась туда-сюда, кусая пальцы, чтобы не закричать. Ее трясло и колотило, боль прокатывалась волнами, как будто кто-то медленно дубасит по каждому внутреннему органу.

Судовой лекарь отказался давать ей снотворное, сославшись на то, что она просто заменит опиум на чуть более слабое средство, и потому Рин нечем было заглушить голоса в голове, нечем отогнать видения, вспыхивающие перед глазами, стоило только зажмуриться – бесконечные кошмары, насылаемые Фениксом, и ее собственные галлюцинации.

И конечно, Алтан. Он снова и снова появлялся в ее видениях. Иногда горящим на пристани, иногда привязанным к операционному столу, где он стонал от боли, но порой он был невредим, и эти видения терзали сильнее всего, потому что тогда Алтан с ней разговаривал…

Щека горела от удара Вайшры, но в видениях Рин казалось, что ее ударил Алтан и жестоко улыбнулся, когда она ошалело уставилась на него.

– Ты меня ударил, – сказала она.

– Пришлось, – отозвался он. – Кто-то должен был это сделать. Ты заслужила.

Может, она и правда это заслужила? Рин не находила ответа. Но значение имело лишь то, что так считал Алтан в ее видениях, Алтан считал, что она это заслужила.

«Ты неумеха», – говорил он.

«Тебе со мной не сравниться», – говорил он.

«Это ты должна быть на моем месте».

И под всем этим сквозил невысказанный приказ: «Отомсти за меня, отомсти за меня, отомсти…»

Иногда видения ненадолго превращались в извращенные фантазии, где Алтан не мучил ее, а любил, и его удары становились ласками. Но это было совершенно немыслимо, ведь внутри Алтана полыхал тот же огонь, который его поглотил – он не мог не сжигать все вокруг.

В конце концов от изнеможения Рин все-таки засыпала, но лишь урывками, как только она начинала клевать носом, то с криком просыпалась, и лишь скрючившись в углу каюты и прикусив пальцы, ей удавалось молчать.

– Сволочь Вайшра, – шептала она. – Сволочь, сволочь!

Но почему-то она не могла ненавидеть Вайшру. Возможно, от истощения – Рин была так измучена страхом, горем и злостью, что уже ничего не чувствовала. Но знала, что ей было нужно именно это. Все те месяцы, пока она убивала себя, ей не хватало силы воли взять себя в руки, а единственный человек, способный ее остановить, погиб.

Рин нужен был тот, кто способен ее контролировать, как Алтан. Как ни горько было это признавать, Вайшра, возможно, был для нее спасением.

Днем становилось хуже. Солнечный свет бил молотком по голове. Но если Рин осталась бы в каюте, то сошла бы с ума, и потому Нэчжа повел ее наружу, крепко схватив под руку, пока они гуляли по палубе.

– Как ты? – спросил он.

Это был глупый вопрос, заданный скорее, чтобы прервать молчание, потому что ее состояние было очевидно: Рин не спала, ее все время трясло и от истощения, и от ломки, и она надеялась, что в конце концов просто рухнет без сознания.

– Поговори со мной, – попросила она.

– О чем?

– О чем угодно. В буквальном смысле.

И совсем тихо, чтобы у нее не разболелась голова, Нэчжа принялся рассказывать истории из придворной жизни – банальные сплетни о том, кто трахает жену наместника и кто настоящий отец того или иного его сына.

Пока Нэчжа говорил, Рин наблюдала за ним. Если ей удавалось сосредоточиться на самой крохотной детали его лица, это отвлекало от боли, хотя бы чуть-чуть. Например, его левый глаз теперь стал чуть шире правого. Она рассматривала изгиб его бровей и шрамы, скрученные на правой щеке в подобие цветка мака.

Нэчжа был намного выше ее. Рин приходилось выворачивать шею, чтобы на него посмотреть. Когда это он стал таким здоровенным? В Синегарде они были примерно одного роста и одинаковой комплекции – до второго курса, когда он начал немыслимыми темпами наращивать мускулы. Но в Синегарде они были просто детьми – глупыми, наивными, которые играли в войну, но никогда всерьез не верили, что она превратится в реальность.

Рин отвернулась к реке. «Неумолимый» шел в глубь страны по Мурую. Они двигались черепашьими темпами, хотя гребцы изо всех сил налегали на весла, толкая корабль по вязкому илу.

Рин прищурилась, глядя на берег. Она не была уверена, что это не галлюцинации, но чем ближе они подбирались, тем четче она различала вдали маленькие фигурки, похожие на ползущих по бревну муравьев.

– Это что, люди? – спросила она.

Да, это были люди. Теперь Рин ясно их видела – согбенные под тюками спины взрослых, бредущих босых детей и привязанных в бамбуковых корзинах к спинам родителей младенцев.

– Куда они идут?

Нэчжа слегка удивился вопросу.

– Они беженцы.

– Откуда?

– Отовсюду. Федерация опустошила не только Голин-Ниис. Мугенцы разрушили всю страну. Пока мы бессмысленно обороняли Хурдалейн, они пошли на юг, сжигая деревни, после того как разграбили их.

Рин уцепилась за первую фразу:

– Так Голин-Ниис не был…

– Даже близко.

Она не могла и вообразить, сколько смертей это означает. Сколько человек жили в Голин-Ниисе? Если умножить это количество на число жителей провинции, цифры приближались к миллиону.

А теперь по всему Никану беженцы возвращались к своим домам. Человеческий поток, схлынувший от опустошенных войной городов к пустынному северо-западу, обратился вспять.

– «Ты спрашивал, как велики мои печали», – продекламировал Нэчжа. Рин узнала строчки из поэмы, которую она учила целую вечность назад, последние слова императора, ставшие наказом для будущих поколений. – «И я ответил – как весенняя река, текущая к востоку».

Пока они плыли по Мурую, с берега к ним тянулись многочисленные руки, люди кричали тем, кто находился на «Неумолимом»:

– Прошу, подвезите хотя бы до границы провинции…

– Возьмите моих девочек, только моих девочек…

– У вас же есть место! У вас есть место, будь вы прокляты!..

Нэчжа мягко потянул Рин за рукав.

– Давай спустимся на нижнюю палубу.

Она покачала головой. Ей хотелось это видеть.

– Почему кто-нибудь не пошлет за ними шлюпку? – спросила она. – Почему мы не можем отвезти их домой?

– Они идут не домой, Рин. Они бегут.

В груди Рин разлился страх.

– И сколько их еще там?

– Мугенцев? – Нэчжа вздохнул. – Это не армия, разрозненные подразделения. Мугенцы продрогли, оголодали, и им некуда идти. Теперь они стали ворами и бандитами.

– И сколько их? – повторила она вопрос.

– Немало.

Ее руки сжались в кулаки.

– Я думала, что принесла мир…

– Ты принесла нам победу, – ответил Нэчжа. – Это случилось после. Наместники с трудом держат под контролем собственные провинции. Продовольствия не хватает. Процветает бандитизм, и это не только бывшие солдаты Федерации. Никанцы готовы перерезать друг другу глотки. Хотя ты тут ни при чем.

– И ты, конечно, считаешь, что сейчас самое время начать новую войну.

– Очередная война неизбежна. Хотя мы можем предотвратить большую войну. Республика столкнется с многочисленными проблемами. Но если исправить фундамент, если создать нужные структуры, то следующее вторжение станет менее вероятным и мы спасем будущие поколения. Если, конечно, у нас все получится.

Фундамент. Многочисленные проблемы. Будущие поколения. Все это – абстрактные понятия, которые не объяснить простому крестьянину. Кому есть дело до того, кто сидит на троне в Синегарде, когда главные течения империи лежат под водой?

Детские крики внезапно показались ей невыносимыми.

– Мы можем дать им хоть что-нибудь? – спросила она. – Денег? У вас разве нет запасов серебра?

– И на что им тратить деньги? Можно завалить их серебром, только купить на него нечего. Нет товаров.

– Может, дать им еду?

– Мы пытались. Они разрывают друг друга на части, чтобы схватить подачку. Малоприятное зрелище.

Рин положила подбородок на ладони. Толпа отдалялась – брошенная на произвол судьбы и преданная.

– Хочешь, расскажу шутку? – спросил Нэчжа.

Она пожала плечами.

– Миссионер из Гесперии как-то сказал, что обычный никанский крестьянин похож на человека, стоящего в пруду, когда вода доходит ему до подбородка, – сказал Нэчжа. – Достаточно легкой ряби, чтобы он захлебнулся.

Когда Рин глядела на берег Муруя, это высказывание не казалось ей забавным.

В тот вечер она сама решила утопиться.

Это не было обдуманным решением, скорее актом чистого отчаяния. От боли она заколотила в дверь своей каюты, моля о помощи, и, когда охранник открыл дверь, Рин бросилась мимо него вверх по трапу на главную палубу.

Охрана побежала за ней, криками вызывая подкрепление, но Рин ускорила бег, грохоча по деревянным доскам голыми ногами. Занозы кололи кожу, но это была приятная боль, отвлекающая от воплей в голове, хотя бы на долю секунды.

Фальшборт на носу доходил Рин до груди. Она схватилась за него и попыталась подтянуться, но руки совсем ослабли, она не помнила, что когда-либо была так слаба, и Рин плюхнулась на палубу. Она попробовала еще раз, и теперь ей удалось свеситься через борт. Секунду она висела так, глядя на расходящиеся от «Неумолимого» темные волны.

Чьи-то руки обхватили ее за пояс. Рин брыкалась и отбивалась, но хватка становилась только крепче. Рин все-таки стянули вниз. Она обернулась.

– Суни?

Суни пошел обратно к носу, неся ее в охапке, как ребенка.

– Отпусти! – выдохнула она. – Отпусти меня!

Суни поставил ее на палубу. Рин собралась уже сбежать, но он вывернул ее руку за спину и заставил сесть.

– Дыши, – велел Суни. – Просто подыши.

Она подчинилась. Боль не ослабевала. Крики не затихали. Рин задрожала, но Суни ее не выпустил.

– Просто дыши, а я расскажу тебе историю.

– Не нужны мне твои говенные истории, – огрызнулась она.

– Отбрось все желания. И мысли. Просто дыши. – Голос Суни был таким спокойным и умиротворяющим. – Ты слышала историю про короля обезьян и Луну?

– Нет, – всхлипнула она.

– Тогда слушай внимательно. – Он слегка ослабил захват – только чтобы перестали болеть ее руки. – Однажды король обезьян увидел богиню Луны.

Рин закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на голосе Суни. Она никогда прежде не слышала от него такую пространную речь. Он всегда молчал, погрузившись в себя. Рин и забыла, как мягко звучит его голос.

– Богиня Луны только что спустилась с небес и летела так близко от земли, что можно было разглядеть ее лицо. Она была так прекрасна.

В голове у Рин всколыхнулись воспоминания. Она знала эту легенду. Эту сказку рассказывали детям в провинции Петух каждую осень, во время Лунного фестиваля, когда дети ели лунное печенье, разгадывали загадки, написанные на рисовой бумаге, и запускали в небо фонарики.

– И он влюбился, – прошептала она.

– Точно. Короля обезьян охватила пагубная страсть. Либо он будет обладать богиней, решил он, либо умрет. И тогда он послал своих лучших солдат, чтобы отнять ее у моря. Но им это не удалось, ведь Луна жила не в море, а на небе, солдаты просто утонули.

– Почему? – спросила Рин.

– Почему они утонули? Почему Луна их убила? Потому что они не взобрались за ней на небо, а нырнули в воду за ее отражением. Они пытались поймать иллюзию. – Голос Суни посуровел. Он по-прежнему говорил шепотом, но с таким же успехом мог бы и кричать. – Ты всю жизнь гоняешься за иллюзией, считая ее реальностью, и в конце концов понимаешь, какой ты дурак, и если сделаешь еще хоть шаг, то утонешь.

Он выпустил Рин.

Она повернулась к нему.

– Суни…

– Алтану нравилась эта история, – сказал он. – В первый раз я услышал эту легенду от него. Он рассказывал ее, когда хотел меня успокоить. Говорил, будет лучше, если король обезьян станет для меня просто человеком, глупым и легковерным, а не богом.

– Король обезьян – просто придурок, – сказала Рин.

– А богиня Луна – стерва. Она сидела на небе и смотрела, как внизу тонут обезьяны. И как это ее характеризует?

Рин засмеялась. На мгновение она посмотрели на Луну. Полумесяц скрывался за дымкой темных облаков. Рин не могла представить Луну проказливой и коварной женщиной, готовой обмануть мужчин и заманить их на смерть.

Она накрыла ладонью руку Суни. Его рука была массивной и грубее древесной коры, вся в мозолях. В голове у Рин крутились тысячи вопросов без ответов.

Кто сделал тебя таким?

И, что важнее, сожалеешь ли ты об этом?

– Тебе необязательно страдать в одиночестве, – сказал Суни и медленно улыбнулся, что случалось с ним редко. – И ты не единственная.

Рин хотелось улыбнуться в ответ, но тут накатила волна тошноты. Рин согнулась, и палубу забрызгала рвота.

Пока Рин сплевывала на доски палубы мокроту с кровью, Суни круговыми движениями гладил ее по спине. Когда приступ закончился, Суни смахнул с глаз Рин вымазанные рвотой волосы, а она глотала воздух, судорожно всхлипывая.

– Ты такая сильная, – сказал он. – Что бы ты ни видела, что бы ни чувствовала, ты сильнее этого.

Но ей не хотелось быть сильной. Ведь если она сильная, то должна оставаться трезвой, а если она трезва, то должна осознавать последствия своих действий. Придется заглянуть в бездну. И Федерация Муген перестанет быть расплывчатым пятном, а жертвы – просто ничего не значащими цифрами. Тогда придется признать значение одной смерти, а за ней другой, а потом еще и еще…

Рин хотелось бы признать это значение, но тогда пришлось бы что-то с этим делать, чувствовать что-либо, кроме гнева, а она боялась просто рассыпаться на части, если исчезнет гнев.

Рин заплакала.

Суни отбросил волосы с ее лба.

– Просто дыши, – прошептал он. – Дыши, хорошо? Вдохни пять раз.

Раз. Два. Три.

Суни по-прежнему гладил ее по спине.

– Нужно только продержаться всего пять секунд. А потом еще пять. И так далее.

Четыре. Пять.

И еще пять. И как ни странно, эти пять вздохов были чуть более сносными, чем предыдущие.

– Ну вот, – сказал Суни, когда число вздохов дошло, наверное, до пятидесяти. Его голос был едва громче шепота. – У тебя получилось.

Она дышала и считала вдохи, понимая, что Суни наверняка знает, о чем говорит.

Наверное, он уже и сам через это проходил, еще при Алтане.

– Она справится, – сказал Суни.

Рин подняла голову, чтобы посмотреть, с кем он говорит, и увидела стоящего в тени Вайшру.

Тот откликнулся на призыв солдат. Он что, стоял здесь с самого начала и просто молчал?

– Я услышал, что ты решила подышать воздухом, – сказал он.

Рин вытерла рвоту с щеки ладонью. Вайшра перевел взгляд на ее заляпанную одежду, а потом обратно на лицо. Рин не могла разобрать, о чем он думает.

– Я справлюсь, – прошептала она.

– Правда?

– Я о ней позабочусь, – сказал Суни.

После короткой паузы Вайшра быстро кивнул.

Еще через секунду Суни помог Рин встать и отвел обратно в каюту. Он обнимал ее за плечи, и его рука была такой теплой, крепкой и успокаивающей. Корабль качнулся на высокой волне, и Рин бросило на Суни.

– Извини, – сказала она.

– Не извиняйся. И не беспокойся. Я с тобой.

Через пять дней «Неумолимый» проплывал над затопленным городом. Поначалу, когда Рин увидела торчащие над рекой верхушки зданий, она приняла их за бревна или камни. Но оказавшись ближе, она разглядела изгиб крыши затопленной пагоды и дранку на крышах домов под водой. Из речного ила поднималась целая деревня.

А потом Рин увидела тела – изъеденные, вздувшиеся и бледные, с пустыми глазницами на месте выеденных рыбами глаз. Трупы перегородили реку, их оказалось столько, что корабельной команде пришлось смахивать червей, карабкающихся на борт.

Моряки выстроились на носу и отталкивали тела длинными шестами, чтобы очистить фарватер. Трупы громоздились по берегам. Время от времени матросы спускались и оттаскивали трупы в кучи, прежде чем «Неумолимый» мог двинуться дальше. Эта обязанность вселяла в команду ужас.

– Что здесь случилось? – спросила Рин. – Муруй поменял русло?

– Нет. Взорвали плотину. – Нэчжа побелел от ярости. – Дацзы велела взорвать плотину и затопить долину Муруя.

Это сделала не Дацзы. Рин знала, чья это работа.

Но знал ли еще кто-нибудь?

– И все получилось?

– Конечно. Войска Федерации оказались заперты на севере. Этого времени хватило, чтобы наши северные дивизии превратили их в ошметки. Но вода затопила сотни деревень, и теперь несколько тысяч человек лишились крова. – Нэчжа сжал кулаки. – Какой правитель сотворит такое? С собственными людьми!

– Откуда ты знаешь, что это она? – осторожно спросила Рин.

– А кто же еще? Такие масштабные разрушения делают только по приказу с самого верха. Разве не так?

– Конечно, – промямлила она. – Как же иначе.

Рин нашла близнецов на корме. Они сидели на фальшборте, глядя на проплывающие внизу обломки. Увидев Рин, оба спрыгнули и с опаской обернулись, словно ждали ее появления.

– И каково это? – спросила Рин.

– Не понимаю, о чем ты, – отозвался Чахан.

– Ведь ты тоже принимал в этом участие, не только я, – злорадно сказала она.

– Возвращайся к себе и поспи, – ответил он.

– Тысячи человек! – взревела Рин. – Утонули как муравьи! Гордишься собой?

Кара отвернулась, но Чахан негодующе вздернул подбородок.

– Я только выполнил приказ Алтана.

Рин расхохоталась.

– И я! Я просто выполняла приказы! Он сказал, что нужно отомстить за спирцев, так я и сделала, а значит, я не виновата, это же Алтан…

– Заткнись, – огрызнулся Чахан. – Слушай… Вайшра считает, что это Дацзы приказала открыть плотину.

Рин по-прежнему заливалась смехом.

– Нэчжа тоже так думает.

– Что ты ему рассказала? – всполошился Чахан.

– Ничего, конечно же. Я не такая дура.

– Правду нельзя говорить никому, – отрезала Кара. – Никто в республике Дракон не должен знать.

Разумеется, Рин это понимала. Она знала, насколько опасно давать армии Дракона повод ополчиться против цыке. Но сейчас она думала лишь о том, как это чудесно – не только ее руки в крови многочисленных жертв.

– Не волнуйтесь, – сказала она. – Я не проговорюсь. Чудовищем останусь только я.

Близнецы были явно ошеломлены, но Рин не могла сдержать смех. Она гадала, как все случилось, когда ударила волна. Люди, наверное, готовили ужин, играли во дворах, укладывали детей спать, болтали, занимались любовью, и тут сокрушительная волна смела их дома, уничтожила деревни и погубила всех жителей.

Вот так выглядит баланс сил. Таким, как она, достаточно взмахнуть рукой, чтобы обрушить на миллионы человек катастрофическую силу стихии, смахнуть их с шахматной доски, словно ненужные пешки. Люди вроде нее, шаманы, похожи на детей, топчущих целые города, словно замки из песка, но и сами они – как стеклянные дома, которые можно легко разбить.

На седьмой день после того, как они покинули Анхилуун, боль отступила.

Рин проснулась, не чувствуя ни жара, ни головной боли. Она осторожно шагнула к двери и с удивлением обнаружила, что твердо стоит на ногах, а все вокруг нее не крутится и не качается. Рин открыла дверь, прошлепала на верхнюю палубу и поразилась тому, как приятно подставить лицо под водные брызги с реки.

Все чувства обострились. Цвета казались более насыщенными. Рин чуяла запахи, которых не различала прежде. Мир вокруг стал выразительным и ярким.

И тогда Рин поняла, что ее разум очистился.

Феникс ее не покинул, нет. Бог еще остался в голове, нашептывая рассказы о разрушениях, пытаясь взять под контроль ее желания.

Но теперь Рин знала, чего хочет.

Она хочет сама его контролировать.

Она стала жертвой желаний бога, потому что ее разум ослаб, пока она гасила пламя временным и ненадежным средством. Но теперь голова была ясной, и когда Феникс подавал голос, Рин могла заставить его умолкнуть.

Она потребовала встречу с Вайшрой. Тот послал за ней через несколько минут.

Когда Рин вошла в его кабинет, Вайшра был один.

– Вы меня не боитесь? – спросила она.

– Я тебе доверяю.

– А не сто́ит.

– Значит, я доверяю тебе больше, чем ты доверяешь себе. – Сейчас он вел себя совершенно по-другому. Тот грубый человек исчез. Голос звучал мягко и ободряюще, напомнив Рин учителя Фейрика.

Она уже так давно не вспоминала учителя Фейрика.

И так давно не чувствовала себя в безопасности.

Вайшра откинулся на стуле.

– Ну, давай, брызни в меня огнем. Попробуй.

Рин подняла ладонь и сосредоточенно посмотрела на нее. Она призвала весь свой гнев и ощутила прилив тепла в животе. Но теперь уже не бурный, неконтролируемый поток, а медленное и злое пламя.

Из ладони вырвался огонек. Он горел устойчиво, и Рин могла увеличить его или уменьшить, если хотела.

Она закрыла глаза и медленно выдохнула, осторожно увеличивая пламя. Оно покачивалось над ладонью, как камыши на ветру. И тут Вайшра скомандовал:

– Хватит!

Она сжала ладонь в кулак. Пламя исчезло.

Только после этого Рин поняла, как быстро колотится сердце.

– Все в порядке? – спросил Вайшра.

Она кивнула.

По его лицу расплылась довольная и гордая улыбка.

– А теперь еще раз. Сделай его выше. И ярче. Придай форму.

Рин попятилась.

– Я не могу. Я не настолько его контролирую.

– Нет, можешь. Не думай о Фениксе. Смотри на меня.

Рин встретилась с ним взглядом, и глаза Вайшры стали якорем.

Из ее кулака вспыхнуло пламя. Дрожащими руками Рин придала ему форму дракона, сворачивающегося кольцами между ней и Вайшрой, так что в воздухе разлилась мерцающая горячая пелена.

«Еще, – сказал Феникс. – Больше. Выше».

Его вопли зазвенели в голове. Рин попыталась заставить его умолкнуть.

Пламя не отступило.

Она задрожала.

– Нет, я не могу, не могу… Уходите отсюда…

– Не думай об этом, – прошептал Вайшра. – Смотри на меня.

Так медленно, что Рин показалось, будто ей это только кажется, красная пелена под веками отступила.

Пламя исчезло. Рин упала на колени.

– Молодец, – мягко похвалил ее Вайшра.

Рин обхватила себя руками, раскачиваясь взад-вперед и пытаясь не забыть, что нужно дышать.

– Хочу показать тебе кое-что, – произнес Вайшра.

Рин подняла голову. Он подошел к книжному шкафу, открыл ящик и вытащил завернутый в ткань сверток. Когда он сдернул ткань, Рин съежилась, но увидела лишь тусклое поблескивание металла.

– Что это? – спросила она.

Но Рин уже поняла. Это оружие она узнала бы где угодно. Она много часов любовалась этой сталью, носившей следы бесчисленных сражений. Оружие целиком было сделано из металла, даже рукоять, обычно деревянная, потому что спирцам нужно оружие, которое не сгорит в руках.

Рин почувствовала легкое головокружение, не имеющее ничего общего с опиумной ломкой, перед глазами ярко вспыхнула картина – Алтан идет по пристани навстречу смерти.

– Откуда он у вас? – просипела она, сдерживая рыдания.

– Мои люди достали его из Чулуу-Кориха. – Вайшра наклонился и протянул ей трезубец. – Я решил, что он как раз для тебя.

Рин непонимающе заморгала.

– Но как вы там оказались?

– Тебе пора прекратить думать, что я ничего не знаю. Мы искали Алтана. Он был бы нам… полезен.

Рин фыркнула сквозь слезы.

– Думаете, Алтан вступил бы в вашу армию?

– Я думаю, Алтан искал возможность построить новую империю.

– Значит, вы ничего о нем не знали.

– Я знал его людей. Я вел солдат, которые освободили его из исследовательской лаборатории, и тренировал его, когда он достаточно подрос. Алтан дрался бы за мою республику.

Рин покачала головой.

– Нет, Алтан лишь хотел спалить все вокруг.

Она потянулась за трезубцем и подняла его. Держать его было неудобно – слишком тяжелая рукоять и легкий клинок. Алтан был гораздо выше ее, для ее роста оружие оказалось слишком длинным.

Как мечом орудовать им не получится, никаких боковых ударов. С трезубцем нужно обращаться с хирургической точностью, только смертельные выпады.

Рин отдала трезубец.

– Я его не возьму.

– Почему же?

Захлебываясь слезами, Рин никак не могла подобрать слова.

– Потому что я – не он.

«Потому что это я должна была умереть, а он – выжить и стоять здесь вместо меня».

– Да, ты – не он. – Одной рукой Вайшра поглаживал ее по волосам, заправив их за уши, а другой сжал ее пальцы на холодном металле. – Ты будешь лучше его.

Когда Рин убедилась, что может переварить твердую пищу и не выблевать ее обратно, она впервые за неделю пообедала вместе с Нэчжей на верхней палубе.

– Не давись ты так, – сказал он.

Рин слишком увлеклась, разрывая зубами горячую булочку, и не ответила. Она не знала – то ли еда настолько вкусна, то ли она просто так оголодала, что все теперь казалось вкуснейшим на свете.

– Отличный день, – сказал Нэчжа, когда Рин проглотила кусок.

Она засопела в знак согласия. Первые несколько дней Рин не могла находиться под ярким солнцем. Только теперь, когда глаза больше не жгло, она сумела посмотреть на сверкающую воду, не зажмурившись.

– Катай по-прежнему дуется? – спросила она.

– Ничего, он придет в себя. Всегда был упертым, – ответил Нэчжа.

– Это мягко выражаясь.

– Войди в его положение. Катай никогда не хотел быть военным. Полжизни он мечтал уехать на гору Юэлу, а не в Синегард. В душе он ученый, а не боец.

Рин это помнила. Катаю всегда хотелось стать ученым, поступить в академию на горе Юэлу, изучать естественные науки, астрономию или что еще взбредет ему в голову. Но он был единственным сыном министра обороны империи, а потому его судьба была предрешена еще до рождения.

– Это печально, – пробормотала она. – Нельзя быть военным против воли.

Нэчжа подпер рукой подбородок.

– А ты хотела стать военным?

Рин задумалась.

Да. И нет. Никакой другой карьеры она не представляла. Да если бы и захотела чего-то другого, вряд ли что-нибудь вышло.

– Раньше я боялась войны, – наконец произнесла она. – А потом поняла, что у меня хорошо получается воевать. Не уверена, что получилось бы что-то другое.

Нэчжа молча кивнул, глядя на реку, и беспечно отложил булочку, так ее и не попробовав.

– А как твои… э-э-э… – Нэчжа приложил палец к виску.

– Все хорошо.

Рин впервые почувствовала, что может сдержать свой гнев. Может думать. Дышать. Феникс никуда не делся, маячил на краешке сознания, готовый вспыхнуть огнем, как только она позовет – но только если позовет.

Она опустила взгляд и обнаружила, что булочка исчезла. Пальцы теребят пустоту. Желудок ответил недовольным урчанием.

– Вот. – Нэчжа протянул ей слегка помятую булочку. – Возьми мою.

– А ты не хочешь есть?

– У меня нет аппетита. А ты выглядишь истощенной.

– Я не возьму твою еду.

– Ешь, – настоял он.

Рин откусила булочку. Ломтик скользнул по пищеводу и с приятной тяжестью упал в желудок. Она давно уже так не объедалась.

– Как твое лицо? – спросил Нэчжа.

Рин потрогала щеку. Когда она говорила, лицо внизу стреляло болью. Пока из организма выходил опиум, на лице расцвели синяки, словно Рин поменяла одно на другое.

– Похоже, становится только хуже, – посетовала она.

– Не-а. Все заживет. Отец никогда не бьет так, чтобы покалечить.

Некоторое время они молчали. Рин смотрела на выпрыгивающую из воды рыбу, словно умоляющую, чтобы ее поймали.

– А как твое лицо? – спросила она. – Еще болит?

При определенном освещении шрамы Нэчжи выглядели сердитыми красными линиями, вырезанными на щеках. А при другом – просто сеткой, аккуратно прорисованной кистью для письма.

– Очень долго болело. А теперь я больше ничего не чувствую.

– А если я до тебя дотронусь?

Рин никак не могла отделаться от желания провести пальцем по его шрамам, погладить его.

– Этого я тоже не почувствую. – Нэчжа поднес руку к щеке. – Но людей мои шрамы, похоже, пугают. Отец велел мне носить маску, когда я общаюсь с гражданскими.

– А я-то думала, ты просто решил покрасоваться.

Нэчжа улыбнулся, но не засмеялся.

– И это тоже.

Рин отломила от булочки несколько крупных кусков и проглотила их, почти не прожевав.

Нэчжа коснулся ее волос.

– Эта прическа тебе идет. Приятно увидеть твои глаза.

Рин постриглась коротко. Только увидев на полу отрезанные локоны, она поняла, как отвратительно выглядела – спутанные сальные лохмы стали похожи на щупальца, настоящий рассадник вшей. Сейчас ее волосы были короче, чем у Нэчжи, чистые и аккуратные. Она снова чувствовала себя ученицей.

– А Катай поел? – спросила она.

Нэчжа неловко поерзал.

– Нет. До сих пор торчит у себя в каюте. Мы его не заперли, но он не выходит.

Она нахмурилась.

– Если он так рассвирепел, то почему бы его не отпустить?

– Мы предпочитаем, чтобы он был на нашей стороне.

– А почему не использовать его как рычаг против его отца? Обменять как заложника?

– Потому что Катай – ценный актив, – откровенно признался Нэчжа. – Ты же знаешь, как работает его голова. Это не тайна. Он все знает и все помнит. Он лучше разбирается в стратегии, чем кто-либо другой. Отец предпочитает удерживать свои лучшие фигуры, пока это возможно. А кроме того, отец Катая находился в Синегарде до той минуты, когда город сдали. Нет никаких гарантий, что он жив.

На это Рин могла только вздохнуть. Она опустила взгляд и поняла, что доела и булочку Нэчжи.

Он засмеялся.

– Как думаешь, сумеешь переварить что-нибудь, кроме хлеба?

Она кивнула. Нэчжа подал знак слуге, тот скрылся в каюте и через несколько минут появился с миской, откуда так чудесно пахло, что рот Рин наполнился слюной.

– Это местный деликатес, – объяснил Нэчжа. – Мы называем его рыба уа-уа.

– Почему? – спросила Рин с набитым ртом.

Нэчжа повернул рыбу палочками, ловко отделив белое мясо от хребта.

– Из-за того, как она кричит. Она выскакивает из воды и вопит, как младенец с лихорадкой. Иногда повара варят ее живьем только ради забавы. Ты разве не слышала криков из камбуза?

В животе у Рин забурчало.

– Я думала, на борту ребенок.

– Весело, правда? – Нэчжа подцепил кусочек и опустил его в миску Рин. – Попробуй. Отец обожает это блюдо.

Глава 8

– Если Дацзы окажется у тебя на прицеле, не упусти этот шанс. – Капитан Эриден ткнул в голову Рин древком копья. – Не дай ей возможности тебя обольстить.

От первого удара она увернулась. Второй пришелся по носу. Рин стряхнула боль, поморщилась и вернулась в боевую стойку. Прищурившись, она сосредоточилась на ногах Эридена, пытаясь предугадать его движения только по нижней части тела.

– Она захочет поговорить, – продолжил Эриден. – Она всегда так делает, ей кажется забавным наблюдать, как жертва корчится в предсмертных муках. Не дожидайся, пока она произнесет свою речь. Тебе будет страшно любопытно услышать ее слова, но атакуй сразу, пока еще есть шанс.

– Я не дура, – выдохнула Рин.

Эриден обрушил на нее еще новый град ударов. Рин отбила половину. Остальные ее подкосили.

Капитан убрал копье, предлагая временную передышку.

– Ты не понимаешь. Гадюка – не простая смертная. Ты же слышала, что о ней болтают. Ее лицо так ослепительно-прекрасно, что птицы падают с неба, а рыбы выпрыгивают из воды.

– Это всего лишь лицо.

– Нет, не просто лицо. Я видел, как Дацзы обвела вокруг пальца и околдовала самых сильных и рациональных людей. Всего несколько ее слов – и они уже стояли на коленях. А чаще достаточно и взгляда.

– А тебя она тоже очаровала? – спросила Рин.

– Она очаровала всех, – сказал Эриден, но в подробности пускаться не стал. Он всегда отвечал буквально и прямо. Выглядел он сурово, а чувств в нем было не больше, чем у трупа. – Будь осторожна. И не поднимай головы.

Это Рин и так знала. Он твердил это день за днем. Излюбленное оружие Дацзы – ее глаза, взгляд змеи, который мог заманить душу в ловушку за один миг, погрузить в видения, какие пошлет ей Дацзы.

Бороться с ней можно, если не смотреть в лицо. Эриден натаскивал Рин наблюдать лишь за нижней частью тела противника.

В рукопашной это оказалось непростой задачей. Так многое зависело от того, в какую сторону противник стрельнет глазами, куда повернется корпусом. Все намеки давала верхняя часть тела, но Эриден выговаривал Рин каждый раз, когда она поднимала взгляд.

И тут Эриден бросился на нее без предупреждения. Эту атаку Рин отбила чуть лучше. Она научилась смотреть не только на ноги, но и на бедра – часто сначала поворачивались они, а за ними двигались уже и ноги. Рин парировала новую серию ударов, но один раз Эриден все же крепко стукнул по плечу. Не то чтобы болезненно, но Рин чуть не выронила трезубец.

Эриден подал знак к новой паузе.

Согнувшись пополам, Рин пыталась отдышаться, а капитан тем временем достал из кармана несколько длинных игл.

– А еще императрица неравнодушна вот к этому.

Эриден швырнул в Рин три иглы. Рин быстро отпрыгнула и сумела увернуться от летящих игл, но, падая, подвернула лодыжку.

Она поморщилась. Иглы продолжали сыпаться.

Рин бешено вращала трезубцем, чтобы сбить иглы в воздухе. Почти получилось. Пять игл клацнули по полу. Одна впилась ей в бедро. Рин выдернула ее. Эриден даже не позаботился затупить острие. Вот говнюк.

– Дацзы любит использовать яд, – сказал Эриден. – Ты уже труп.

– Спасибо, я уже догадалась, – огрызнулась Рин.

Она бросила трезубец и присела, хватая ртом воздух. Легкие горели. Куда делась ее стойкость? В Синегарде она могла тренироваться часами.

А, точно, – все улетучилось вместе с дымом опиумной трубки.

Эриден даже не вспотел. Рин не хотела показаться слабой, попросив еще об одном перерыве, и потому попыталась отвлечь его вопросами.

– Откуда ты столько знаешь об императрице?

– Мы сражались рядом с ней. Во время Второй опиумной войны самые лучшие бойцы были из провинции Дракон. Мы почти всегда дрались в первых рядах, вместе с Триумвиратом.

– И какие они были, три героя?

– Жестокими. Опасными. – Эриден нацелил на нее копье. – Хватит болтать. Ты должна…

– Но мне нужно знать, – напирала она. – Дацзы сражалась на поле боя? Ты ее видел? Какой она была?

– Дацзы – не воин. Она владеет боевыми искусствами, как и все остальные, но никогда не полагалась на слепую силу. Ее могущество более утонченное, чем у Стража и Дракона-императора. Она понимает природу желания. Знает, что движет мужчинами, и заставляет верить, что лишь она может исполнить их самые заветные желания.

– Но я женщина.

– Все равно.

– Но это же не может иметь такое значение, – сказала Рин, больше чтобы убедить себя саму. – Это же просто… просто желание. Разве оно может сравниться с настоящей силой?

– Думаешь, огонь и сталь способны попрать желание? Дацзы всегда была самой сильной из Триумвирата.

– Сильнее Дракона-императора? – В памяти всплыл человек с белыми волосами, парящий над землей, а вокруг него курились жуткие тени. – Сильнее Стража?

– Конечно, – тихо сказал Эриден. – А почему, по-твоему, осталась только она?

Рин задумалась.

Каким образом Дацзы оказалась единственной правительницей Никана? Каждый, кого спрашивала Рин, рассказывал свою версию. Никто в империи, похоже, толком не знал, как вышло, что Дракон-император умер, Страж пропал, а Дацзы осталась на троне.

– А ты знаешь, что она с ними сделала? – спросила Рин.

– Я бы руку отдал на отсечение, чтобы это выяснить. – Эриден отбросил копье и вытащил меч. – Давай-ка посмотрим, как ты справишься с этим.

Клинок двигался с ослепительной скоростью. Рин отшатнулась, отчаянно пытаясь увернуться. Несколько раз трезубец чуть не выпал из рук. Она заскрипела зубами от злости на себя.

Дело не в том, что трезубец Алтана слишком длинный, несбалансированный и явно предназначен для более высокого человека. Если бы проблема заключалась только в этом, Рин проглотила бы свою гордость и поменяла бы трезубец на меч.

Нет, все дело в ней. Она знала нужные движения и приемы, но мышцы просто не успевали делать свою работу. Руки и ноги подчинялись приказам мозга с двухсекундной задержкой.

Проще говоря, она не справлялась. Она несколько месяцев провалялась без движения в каюте, вдыхая дым, и мышцы потеряли упругость. Лишь теперь она поняла, насколько ослабла, отощала, как быстро устает.

– Сосредоточься, – велел Эриден, подступая ближе.

Рин двигалась уже на грани отчаяния. Даже не пыталась сама нанести удар, лишь бы удержать его клинок подальше от лица.

Сейчас она неспособна победить в дуэли с оружием в руках.

Но для убийства трезубец и не годится. Его задача – не подпускать врагов близко, чтобы они не могли ее ранить.

Однако ей все же нужно подобраться достаточно близко, чтобы опалить врага огнем.

Рин прищурилась в ожидании нужного момента.

А вот и он. Эриден замахнулся снизу и ударил по рукояти, чтобы выбить из ее рук оружие. Рин выпустила трезубец. А потом воспользовалась тем, что противник открыт, бросилась к нему и пнула Эридена коленом в солнечное сплетение.

Он сложился пополам. Рин подсекла его под коленями, прыгнула ему на грудь и поднесла ладони к лицу Эридена.

Из них появился крохотный огонек, однако вполне достаточный, чтобы капитан ощутил жар на коже.

– Бум! – сказала Рин. – Ты труп.

Губы Эридена сложились в подобие улыбки.

– Ну, как у нее получается?

Рин обернулась через плечо.

На палубе появились Вайшра и Нэчжа. Эриден сел.

– У нее все получится, – сказал он.

– Получится? – переспросил Вайшра.

– Дайте мне еще несколько дней, – сказала Рин, пытаясь отдышаться. – Я пока еще думаю, как это сделать. Но у меня получится.

– Хорошо, – отозвался Вайшра.

– У тебя кровь. – Нэчжа кивнул на ее бедро.

Но Рин его не слушала. Она не сводила глаз с Вайшры – такую широкую улыбку она еще не видела на его лице. Он выглядел довольным. Гордым. И почему-то от его радости ей стало куда лучше, чем от любой дозы опиума.

– Ты будешь сопровождать наместника в Осенний дворец, на полуденную встречу, – сказал Эриден. – Помни, тебя привезут как военного преступника. Не веди себя так, будто он твой союзник. Сделай вид, что ты напугана.

В большой каюте собрались десяток генералов и советников Вайшры, они сидели вокруг детальной карты дворца. Рин – справа от Вайшры, слегка вспотев от неустанного внимания. Она была центром плана и не могла всех подвести.

Эриден вытащил железные кандалы.

– Ты будешь связана и с завязанным ртом. Тебе стоит к этому привыкнуть.

– Так не пойдет, – ответила Рин. – Огонь не проходит сквозь металл.

– Это не совсем металл. – Эриден бросил кандалы Рин, чтобы она могла рассмотреть их поближе. – Одно звено посередине – веревочное. Оно сгорит мгновенно.

Рин повозилась с кандалами.

– А разве Дацзы не может сразу меня убить? Она же знает, чего я хочу, видела мою попытку в Адлаге.

– Ну, скорее всего она заподозрит нас в измене, как только мы пришвартуемся в Лусане. Мы не пытаемся устроить ей западню. Дацзы любит поиграть с жертвой, прежде чем ее слопать. А от тебя она уж точно не захочет так скоро избавиться. Ты слишком ей интересна.

– Дацзы никогда не бьет первой, – добавил Вайшра. – Она будет тебя умасливать, чтобы выудить побольше информации, а значит, пригласит на разговор тет-а-тет. Притворись, что тебя это удивило. Тогда она сделает тебе предложение не менее искушающее, чем мое.

– Это какое, например? – спросила Рин.

– Напряги воображение. Службу в императорской гвардии. Возможность спалить все оставшиеся в империи войска Федерации. Больше почестей и богатства, чем ты могла бы мечтать. Естественно, все это будет ложью. Дацзы уже два десятилетия удерживает трон, потому что уничтожает людей, прежде чем они становятся проблемой. Если ты согласишься служить при дворе, то окажешься очередной жертвой в длинном списке политических убийств.

– Или твое тело найдут в канаве через несколько минут после того, как ты дашь согласие, – сказал Эриден.

Рин оглядела собравшихся за столом.

– Неужели никто больше не видит очевидной прорехи в этом плане?

– Поведай нам о ней, – сказал Вайшра.

– Почему просто не убить ее при первой же встрече? Прежде чем она откроет рот? Зачем рисковать и позволить ей говорить?

Вайшра и Эриден переглянулись.

– У тебя… не получится, – сказал Эриден после секундного раздумья.

Рин побледнела.

– Что это значит?

– Мы ведь уже об этом говорили, – напомнил Вайшра. – Как только Дацзы тебя увидит, она сразу поймет, что ты хочешь ее убить. Да и о моих намерениях она подозревает. Единственный способ привести тебя в Осенний дворец так близко к ней, чтобы ты могла атаковать, не поставив под угрозу всех остальных, это дать тебе дозу.

– Дать дозу, – повторила Рин.

– Мы дадим тебе опиум прямо на глазах у охраны Дацзы, – сказал Вайшра. – Такую, чтобы сделать тебя безобидной на пару часов. Но Дацзы не знает о том, что теперь тебе нужна доза побольше, и это играет на нас. Действие опиума закончится быстрее, чем она ожидает.

Этот план был Рин ненавистен. Ее просили войти в Осенний дворец безоружной, накачавшись наркотиками и неспособной вызвать огонь. Но сколько бы она ни прокручивала план в голове, Рин не могла найти пробелов в логике. Если она хочет подобраться достаточно близко для удара, придется стать беззащитной.

– Так значит, я… буду одна? – спросила она, стараясь не выдать страх.

– Невозможно привести в Осенний дворец много солдат, не вызвав подозрение Дацзы. У тебя будет скрытая поддержка, хотя и минимальная. Наши люди будут здесь, здесь и здесь. – Вайшра показал три точки на схеме дворца. – Но помни, у нас единственная и четкая цель. Если бы мы хотели развязать войну, то привели бы вверх по Мурую целую армаду. Но нам нужно только обезглавить змею. Все битвы будут после.

– Значит, и рисковать придется только мне. Как мило.

– Мы тебя не бросим. Обещаю, если все пойдет не так, мы тебя вытащим. Добьешься ты успеха или нет, воспользуйся одним из разработанных путей побега из дворца. Капитан Эриден будет держать «Неумолимого» наготове, чтобы покинуть Лусан за несколько секунд, если понадобится.

Рин всмотрелась в схему. Осенний дворец был безнадежно огромным и напоминал заключенный в раковину лабиринт – спиральное скопище узких коридоров и тупиков, во всех направлениях разбегались изгибающиеся проходы и туннели.

Пути к отступлению были помечены зеленым. Рин прищурилась, бормоча себе под нос. Через несколько минут она запомнила маршруты. У нее всегда была хорошая память, а без опиума сосредоточиться на умственных задачах стало гораздо легче.

При мысли о том, что придется снова его принять, Рин поежилась.

– Вас послушать, так это просто, – сказала она. – Почему же никто до сих пор не убил Дацзы?

– Она императрица, – ответил Вайшра, как будто это все объясняло.

– Она всего лишь женщина, обладающая единственным талантом – красотой, – возразила Рин. – Не понимаю.

– Потому что ты слишком молода, – сказал Эриден. – Тебя еще не было на свете, когда Триумвират находился на пике могущества. Тебе не знаком страх. А в то время нельзя было доверять никому, даже собственным родным. Достаточно шепнуть слово против императора Риги, и императрица со Стражем тебя уничтожили бы. Не посадили в тюрьму, а прикончили.

Вайшра кивнул.

– В те годы целые семьи казнили или отправляли в изгнание, а род переставал существовать. Дацзы занималась этим, не моргнув глазом. Вот почему наместники до сих пор склоняются перед ней, а вовсе не из-за ее красоты.

У Вайшры было такое выражение лица, что Рин помедлила с ответом. А потом поняла, что впервые видит его напуганным.

Интересно, подумала она, что с ним сделала Дацзы?

В эту секунду кто-то постучался в дверь. Рин подскочила.

– Войдите, – отозвался Вайшра.

В щель сунул голову младший офицер.

– Нэчжа велел вам сообщить: мы прибыли на место.

Ближе к концу своего правления Красный император построил в северном городе Лусане Осенний дворец. Никогда не предполагалось, что город станет столицей или административным центром, он был слишком удален от центральных провинций, чтобы управлять ими. Дворец служил прибежищем для императорских наложниц с детьми в те дни, когда Синегард становился слишком жарким, и их кожа могла потемнеть за несколько секунд, проведенных на улице.

Во времена императрицы Су Дацзы чиновники прятали в Лусане жен и родню от опасностей дворцовых интриг, а после того как Синегард и Голин-Ниис были стерты с лица земли, город превратился во временную столицу.

По мере того как «Неумолимый» приближался к городу, Муруй становился все уже, так что пришлось плыть совсем медленно. Ближе к Осеннему дворцу они буквально ползли.

Городские стены Рин заметила за много миль. Неземное вечернее сияние как будто подсвечивало Лусан изнутри. Все казалось купающимся в золоте, словно вся империя во время войны поблекла до черного, белого и кроваво-красного, а Лусан впитал все окружающие краски, ярко сверкая.

У стен Рин увидела женщину – та шла по берегу реки и несла ведра с краской и тяжелые рулоны ткани, привязанные за спиной. Судя по блеску ткани, Рин поняла, что это шелк, она представила тонкую, как крылья бабочки, ткань, ласкающую пальцы.

Откуда в Лусане шелк? Вся страна одевалась в изношенные и грязные лохмотья. Вдоль Муруя сновали голые дети, а младенцев заворачивали в листья лотоса, чтобы прикрыть наготу и соблюсти приличия.

Дальше вверх по течению по извилистым протокам скользили рыбацкие сампаны. На каждой лодке сидели несколько больших белых птиц с массивными клювами. На лодках их удерживали веревки.

Нэчжа объяснил, зачем нужны птицы.

– Видишь веревки у них на шеях? Птицы глотают рыбу, а крестьяне вытаскивают добычу из птичьего зоба. Вечно голодная птица снова ныряет, они слишком тупы и не понимают, что весь улов оказывается в корзинах рыбаков, а охотникам достаются одни объедки.

Рин поморщилась.

– Как-то это не особо эффективно. Почему бы не ловить сетью?

– Неэффективно, – согласился Нэчжа. – Но они рыбачат не для того, чтобы накормить всех, они ловят особенную рыбу – аю.

– Почему?

Он пожал плечами.

Рин уже знала ответ. Почему бы не ловить дорогую рыбу? Лусан остался в стороне от кризиса с беженцами, прокатившегося по стране, здесь можно было позволить себе и роскошь.

То ли из-за жары, то ли нервы у Рин были уже на пределе, но по мере приближения к порту она злилась все больше. Она ненавидела этот город, эту землю бледных и изнеженных женщин, бюрократов вместо солдат, детей, которые не ведали страха.

В ней кипело не отвращение, а неосознанная ярость при мысли о том, что где-то даже во время войны идет нормальная жизнь, где-то в отдельных уголках империи люди красят шелк и ловят деликатесную рыбу, не думая о том, что мучает каждого солдата: когда начнется следующая атака.

– Я же вроде не пленник, – сказал Катай.

– Конечно. Ты гость, – ответил Нэчжа.

– Гость, которому не разрешено сходить с корабля?

– Гость, в чьем обществе нам хотелось бы провести больше времени, – деликатно ответил Нэчжа. – Может, хватит уже смотреть на меня исподлобья?

Когда капитан объявил, что они встали на якорь в Лусане, Катай впервые за несколько недель поднялся на верхнюю палубу. Рин надеялась, что он решил подышать свежим воздухом, но Катай лишь следовал по пятам за Нэчжей, всячески пытаясь настроить его против себя.

Несколько раз Рин пришлось вмешаться. Однако Катай решительно делал вид, что ее не существует, даже не смотрел в ее сторону, когда она говорила, и потому Рин стала рассматривать берега реки.

У борта «Неумолимого» собралась небольшая толпа, в основном имперские чиновники, лусанские купцы и посыльные от других наместников. По обрывкам разговоров, подслушанных на верхней палубе, Рин заключила, что они хотят встретиться с Вайшрой. Но сходни перегородил Эриден со своими людьми, отправляя всех прочь.

Вайшра выпустил строгий приказ никому не покидать корабль. Солдаты и члены экипажа продолжали жить на борту, как в открытом море, и лишь горстке воинов Эридена разрешили пойти в Лусан за припасами. Как объяснил Нэчжа, это чтобы никто не выдал Рин. А ей самой позволили появляться на палубе, только замотав лицо шарфом.

– Вы не можете бесконечно держать меня здесь, – громко произнес Катай. – Кто-нибудь все равно об этом узнает.

– Кто, например? – поинтересовался Нэчжа.

– Мой отец.

– Думаешь, он в Лусане?

– Он в гвардии императрицы. Командует ее личной охраной. Его она уж точно не бросила бы.

– Она бросила всех, – возразил Нэчжа.

Катай скрестил руки на груди.

– Только не моего отца.

Нэчжа поймал взгляд Рин. Одно мгновение Нэчжа выглядел виновато, словно хотел что-то сказать, но не мог. Рин понятия не имела, что именно.

– Это министр торговли, – вдруг выпалил Катай. – Он точно меня узнает.

– Что?!

Прежде чем Нэчжа или Рин сообразили, в чем дело, Катай бросился на сходни.

Нэчжа крикнул ближайшим солдатам, чтобы его задержали. Но они были слишком медлительными, и Катай вырвался, взобрался на борт корабля, схватился за канат и съехал на берег с такой скоростью, что наверняка содрал кожу на ладонях.

Рин бросилась к сходням, чтобы его перехватить, но Нэчжа ее остановил.

– Не нужно.

– Но он…

– Ну и пускай, – покачал головой Нэчжа.

Они молча наблюдали, как Катай подбежал к министру торговли и схватил того за руку, а потом согнулся пополам, пытаясь отдышаться.

Рин четко видела его с палубы. Министр на мгновение опешил и замахал руками, пытаясь отогнать незнакомого солдата, но потом узнал сына министра обороны и опустил руки.

Рин не слышала их разговор, лишь видела, как шевелятся губы, видела выражения лиц.

Министр положил руки на плечи Катая.

Катай задал вопрос.

Министр покачал головой.

А потом Катай рухнул, как будто его ткнули копьем в живот, и она поняла, что министр обороны не пережил Третью опиумную войну.

Когда люди Вайшры вели Катая обратно на корабль, он не сопротивлялся. Лицо его побелело, губы сжались, а глаза покраснели и дергались.

Нэчжа положил руку на плечо Катая, но тот стряхнул ее и шагнул к наместнику провинции Дракон. Солдаты в голубом немедленно выстроились в стену перед наместником, но Катай и не пытался вытащить оружие.

– Я кое-что решил, – сказал он.

Вайшра махнул рукой. Охрана разошлась. Катай и Вайшра оказались лицом к лицу – величественный наместник и рассерженный, дрожащий мальчишка.

– Что именно? – спросил Вайшра.

– Мне нужна должность.

– Я думал, ты хочешь поехать домой.

– Не играйте со мной, – огрызнулся Катай. – Мне нужна должность. Дайте мне форму. Эту я больше носить не намерен.

– Посмотрим, куда можно…

– В пехоту я не пойду, – снова перебил его Катай.

– Катай…

– Я хочу быть в командовании. Главным стратегом.

– Для этого ты слишком молод, – сухо отозвался Вайшра.

– Вовсе нет. Вы сделали Нэчжу генералом. А я всегда был умнее его. Вы сами знаете, что я гений. Если операции буду разрабатывать я, клянусь, вы не проиграете ни одного сражения.

В конце фразы голос Катая дрогнул. Рин заметила, как его кадык дернулся, а вены на шее напряглись, и поняла, что он едва сдерживает слезы.

– Я подумаю над этим, – сказал Вайшра.

– Вы ведь знали, да? – потребовал ответа Катай. – Все эти месяцы знали.

Выражение лица Вайшры смягчилось.

– Прости. Я не хотел, чтобы эта новость исходила от меня. Понимаю, как тебе больно…

– Нет. Заткнитесь на хрен, не нужно этого. – Катай попятился. – Не нужно мне вашего фальшивого сочувствия.

– Тогда чего ты от меня хочешь?

Катай вздернул подбородок.

– Армию.

Совещание наместников началось только после парада победы, который растянулся на два дня. Солдаты Вайшры в основных церемониях не участвовали. В город вошли несколько одетых в штатское подразделений, начертив последние детали на подробных картах города, – на случай, если что-то изменилось. Но основное войско осталось на борту корабля, наблюдая за праздничными мероприятиями издалека.

Время от времени на «Неумолимый» прибывали отряды вооруженных людей, пряча лица под капюшонами. Вайшра принимал их в своем кабинете за закрытыми дверьми, а снаружи выставлял охрану, чтобы никто не подслушал. Рин решила, что посетители – наместники южных провинций Свинья, Петух и Обезьяна.

Текли часы, не принося новостей. Рин уже озверела от скуки. Она тысячу раз изучила карту дворца и уже так долго тренировалась с Эриденом, что мышцы ног ныли при каждом шаге. Она уже собиралась спросить Нэчжу, нельзя ли пойти в Лусан, замаскировавшись, но тут ее вызвал Вайшра.

– У меня встреча с наместником провинции Змея, – сообщил он. – На берегу. Ты тоже идешь.

– В качестве охраны?

– Нет. Как доказательство.

Больше он ничего объяснять не стал, но Рин догадывалась, о чем он, и просто взяла трезубец, замотала лицо шарфом почти до глаз, и сошла вслед за Вайшрой по сходням.

– Наместник провинции Змея – наш союзник? – спросила она.

– Ань Тсолинь был моим наставником по Стратегии в Синегарде. Он может стать и союзником, и врагом. Сегодня будем обращаться с ним как со старым другом.

– А мне о чем с ним говорить?

– А ты помалкивай. Ему нужно только на тебя взглянуть.

Рин последовала за Вайшрой по берегу реки до вереницы шатров, поставленных у городской черты, как для готовящейся к штурму армии. У шатров их остановил отряд солдат в зеленом и потребовал сдать оружие.

– Делай, что велено, – шепнул Вайшра, поскольку Рин не торопилась расставаться с трезубцем.

– Вы так им доверяете?

– Нет. Но верю, что тебе не понадобится оружие.

Наместник Змеи вышел их поприветствовать, а его адъютанты поставили два стула и столик.

Поначалу Рин не отличила наместника от слуги. Ань Тсолинь не выглядел государственным мужем. Это был старик с вытянутым и печальным лицом, такой худой, что казался слишком хилым. Он был в той же темно-зеленой форме ополчения, что и его солдаты, но без знаков отличия и без оружия на поясе.

– Наставник, – наклонил голову Вайшра. – Я рад снова увидеться.

Тсолинь бросил взгляд на едва заметный силуэт «Неумолимого» вдалеке.

– Так вы не приняли предложение этой мрази?

– Оно было слишком неуклюжим даже для нее, – ответил Вайшра. – Во дворце сейчас кто-нибудь живет?

– Чан Энь. И наш старый приятель Цзюнь Лоран. И ни одного наместника южных провинций.

Вайшра выгнул бровь.

– Они об этом не упоминали. Вот так сюрприз.

– Разве? Они ведь южане.

Вайшра откинулся на спинку стула.

– Возможно. Они всегда были излишне обидчивыми.

Никто не принес стул для Рин, и она стояла позади Вайшры, скрестив руки на груди, пытаясь передразнить охрану Тсолиня. Однако солдат это нисколько не тронуло.

– Вы долго сюда добирались, – сказал Тсолинь. – Мы здесь уже давно.

– Я подобрал кое-кого на побережье. – Вайшра мотнул головой в сторону Рин. – Знаете, кто она?

Рин опустила шарф.

Тсолинь поднял голову. Поначалу, рассматривая ее, он выглядел смущенным, но потом разглядел темный тон кожи и красноватый блеск в глазах, и тогда все его тело напряглось.

– За нее предлагают немало серебра, – наконец сказал он. – Что-то связанное с покушением на убийство в Адлаге.

– Хорошо, что у меня нет нужды в серебре, – ответил Вайшра.

Тсолинь встал и подошел к Рин почти вплотную. Он был не намного выше, но от его взгляда она поежилась. Под его пристальным взглядом она чувствовала себя букашкой.

– Здравствуйте, – сказала она. – Меня зовут Рин.

Тсолинь как будто не слышал. Он засопел и вернулся на стул.

– Похоже на открытую демонстрацию силы. Собираетесь просто отправить ее в Осенний дворец?

– Она будет связана. И под опиумом. Дацзы на этом настояла.

– Так значит, Дацзы знает, что девчонка здесь.

– Я решил, что так будет мудро. Послал вперед гонца.

– Тогда неудивительно, что она такая дерганая, – сказал Тсолинь. – Она увеличила охрану дворца в три раза. Об этом сообщают наместники. Что бы вы ни запланировали, она к этому готова.

– Значит, ваша поддержка не помешает, – отозвался Вайшра.

Рин заметила, что Вайшра каждый раз наклоняет голову при разговоре с Тсолинем. Как будто едва заметно кланяется престарелому наставнику и показывает свое почтение.

Но на Тсолиня лесть, похоже, не действовала.

– Вам не нужен мир, так ведь? – вздохнул он.

– А вы отказываетесь признать, что война – единственно возможный вариант, – сказал Вайшра. – Что бы вы предпочли, Тсолинь? Медленную смерть империи в течение следующего столетия или, если нам будет сопутствовать удача, можем поставить ее на верный путь за неделю.

– То есть за несколько кровавых лет.

– Самое большее – месяцев.

– Вспомните предыдущее восстание против Триумвирата. Сколько трупов валялось на ступенях Небесного дворца?

– Этого больше не случится, – сказал Вайшра.

– Почему?

– Потому что у нас есть она. – Вайшра кивнул в сторону Рин.

Тсолинь с опаской покосился на нее.

– Бедное дитя, – сказал он. – Мне так жаль.

Рин вытаращилась на него, не понимая, о чем он.

– И время на нашей стороне, – быстро продолжил Вайшра. – Ополчение разбито Федерацией. Оно не сразу соберется с силами. И оборону восстановить быстро не получится.

– Но все же даже в лучшем случае Дацзы контролирует северные провинции, – сказал Тсолинь. – Лошадь и Тигр никогда от нее не отступятся. На ее стороне Чан Энь и Цзюнь. Этого ей вполне достаточно.

– Цзюнь не станет сражаться, зная, что ему не победить.

– Но он может и победить. Или вы считаете, что сумеете выиграть войну одними лишь угрозами?

– Если я получу вашу поддержку, мы завершим войну за несколько дней, – нетерпеливо заявил Вайшра. – Вместе мы возьмем под контроль побережье. Каналы – мои. А восточный берег – ваш. Наш объединенный флот…

Тсолинь поднял руку.

– Мои люди сражались уже на трех войнах, и каждый раз при новом правителе. А теперь получили первую возможность долго жить в мире. Вы же хотите привести к их порогу гражданскую войну.

– Гражданская война и так назревает, признаете вы это или нет. Я лишь подстегиваю неизбежное.

– Мы можем и не пережить это неизбежное, – печально сказал Тсолинь. В его глазах читалась тоска. – Мы слишком многих потеряли в Голин-Ниисе, Вайшра. Мальчишек. Вы знали, что́ командиры приказали солдатам накануне осады? Им велели написать письма домой. Сказать родным, что они их любят. И что не вернутся. Генералы отобрали самых сильных и быстрых солдат, чтобы те доставили письма, ведь от их присутствия на стенах все равно ничего бы не изменилось.

Он встал.

– Я говорю «нет». Мы еще не оправились от шрамов Опиумной войны. Не просите нас опять проливать кровь.

Вайшра схватил Тсолиня за руку.

– В таком случае, вы будете соблюдать нейтралитет?

– Вайшра…

– Или выступите против меня? Мне следует ждать, когда Дацзы подошлет ко мне убийц?

Тсолинь поморщился.

– Я ничего не знаю. И никому не помогаю. Оставим это как есть, хорошо?

– Мы просто позволим ему уйти? – спросила Рин, когда они отошли на достаточное расстояние.

Резкий смех Вайшры ее удивил.

– Думаешь, он доложит императрице?

Рин это казалось очевидным.

– Ясно же, что он не с нами.

– Но будет. Он боится войны. Из-за грозящих провинции опасностей. Но столкнувшись с выбором между войной и уничтожением, он быстро выберет сторону. И я его потороплю. Приведу войну в его провинцию. Тогда у него не будет другого выхода, и подозреваю, ему прекрасно это известно.

Вайшра снова ускорил шаг. Рин едва за ним поспевала.

– Вы разозлились, – догадалась она.

Нет, он был в бешенстве. Она видела это по ледяной ярости в глазах и негнущейся спине. В детстве она научилась различать, когда чье-то настроение становится опасным.

Вайшра не ответил.

Она остановилась.

– А другие наместники? Они тоже отказались, верно?

– Они пока не решились, – ответил Вайшра, немного помолчав. – Еще слишком рано судить.

– Они вас выдадут?

– Они слишком мало знают о моих планах, чтобы их выдать. Они могут сказать Дацзы, только что я ею недоволен, а это ей и без того известно. Но сомневаюсь, что им хватит духа сказать даже это, – презрительно заявил Вайшра. – Они же просто овцы, будут молча наблюдать в ожидании, чья возьмет, и тогда поддержат того, кто может их защитить. До той поры они нам и не понадобятся.

– А Тсолинь вам нужен.

– С Тсолинем мы стали бы гораздо сильнее, – признал он. – Он бы сместил баланс сил. Теперь начнется настоящая война.

– И мы проиграем? – не могла удержаться от вопроса Рин.

Вайшра молча бросил на нее взгляд. А потом опустился перед ней на колени, положил руки ей на плечи и посмотрел так пристально, что Рин съежилась.

– Нет, – тихо произнес он. – У нас есть ты.

– Вайшра…

– Ты станешь копьем, которое свалит империю, – торжественно заявил он. – Ты победишь Дацзы. Ты задашь войне направление, и тогда у наместников южных провинций не останется выбора.

От его напряженного взгляда Рин стало не по себе.

– А если у меня не получится?

– Получится.

– Но…

– Получится, потому что я тебе приказываю. – Он крепче сжал ее плечи. – Ты мое самое сильное оружие. Не разочаруй меня.

Глава 9

Рин представляла Осенний дворец скопищем угловатых абстрактных форм, каким он выглядел на картах. Но настоящий Осенний дворец оказался святилищем красоты, словно сошедшим с картины. Повсюду буйствовали цветы. Кружева белых цветов сливы и персиков в саду, кувшинки и лотосы в прудах и протоках. Само здание состояло из богато украшенных церемониальных ворот, массивных мраморных колонн и обширных павильонов.

Но несмотря на все красоты, тишина во дворце настораживала. А жара подавляла. Дорожки выглядели так, будто их ежечасно подметают невидимые слуги, но Рин слышала жужжание вездесущих мух, словно они почуяли запах гнили, которую никто еще не заметил.

Будто под прекрасным фасадом дворец прятал что-то отвратительное, а аромат цветущих лилий скрывал нечто, находящееся в последней стадии разложения.

Может, у нее просто разыгралась фантазия. Дворец был поистине прекрасным, а она ненавидит это место из-за того, что он стал пристанищем для трусов. Это было убежище, и живые прятались здесь, пока в Голин-Ниисе разлагались трупы. Вот что ее разъяряло.

Эриден ткнул копьем ей в поясницу.

– Опусти глаза.

Рин поспешила подчиниться. Она притворялась пленницей Вайшры – руки связаны за спиной, на лице железный намордник, плотно сжимающий нижнюю челюсть. Она с трудом могла говорить, разве что шепотом.

Рин не пришлось делать вид, что она напугана. Она и в самом деле была в ужасе. По крови растеклись тридцать грамм опиума, но и они не могли успокоить. Лишь усиливали паранойю, хотя сердце билось медленно, а она чувствовала себя так, будто парит в облаках. Разум бешено работал, но тело едва шевелилось – хуже комбинации не придумаешь.

На заре Рин, Вайшра и капитан Эриден прошли под арками ворот девяти концентрических кругов Осеннего дворца. У каждых ворот слуги обыскивали на предмет оружия. У седьмых ворот их обшарили так тщательно, что Рин удивилась, почему не раздели догола.

У восьмых ворот императорский гвардеец остановил ее и проверил зрачки.

– Она приняла дозу перед утренней сменой вахты, – сообщил Вайшра.

– Пусть даже и так, – ответил гвардеец и приподнял подбородок Рин. – Открой глаза.

Рин подчинилась, стараясь не дергаться, когда он раздвинул ей веки.

Довольный осмотром гвардеец посторонился и дал им пройти.

Рин последовала за Вайшрой в тронный зал, стук каблуков по мраморному полу был таким тихим, словно они ступали по воде озера.

Богатое убранство внутренней палаты расплывалось и кружилось в одурманенной опиумом голове Рин. Она прищурилась и постаралась сосредоточиться. Стены были расписаны замысловатыми символами – от пола до потолка, где они сливались в круг.

Пантеон, поняла Рин. Прищурившись, она различила богов – жестокого и проказливого Бога-Обезьяну, яростного и величественного Феникса…

Странно. Красный император ненавидел шаманов. Усевшись на трон в Синегарде, он велел убить монахов и сжечь монастыри.

Но возможно, его ненависть не простиралась на богов. Может, его лишь возмущало, что он не способен получить такую же власть.

Девятые ворота вели к залу совета. Проход перегородила личная гвардия императрицы – солдаты в позолоченных доспехах.

– Никаких сопровождающих, – объявил капитан гвардии. – Императрица не желает, чтобы в зале совета толпилась чужая охрана.

На лице Вайшры мелькнуло раздражение.

– Императрица могла бы сообщить об этом заранее.

– Императрица оповестила всех, кто живет во дворце, – самодовольно заявил капитан. – А вы отклонили ее приглашение.

Рин решила, что Вайшра возмутится, но он лишь повернулся к Эридену и велел ему подождать снаружи. Тот поклонился и вышел, оставив их без охраны и оружия в самом сердце Осеннего дворца.

Но они были не вполне в одиночестве. В эту минуту по подземным водным каналам к центру города пробирались цыке. Агаша окружил их головы воздушными пузырями, чтобы они могли проплыть многие мили без воздуха.

Цыке уже не раз использовали этот метод проникновения. Сейчас их задача – привести подкрепление, если переворот окончится провалом. Бацзы и Суни займут позиции рядом с залом совета и при необходимости вломятся внутрь и вытащат Вайшру. Пост Кары будет на крыше самого высокого павильона – для дистанционной поддержки. А Рамса с помощью своих взрывоопасных сокровищ из водонепроницаемого мешка посеет хаос, где сочтет нужным.

Все это немного успокаивало Рин. Если они не захватят Осенний дворец, то хотя бы взорвут.

В зале совета Вайшру и Рин встретила тишина.

Наместники повернулись, разглядывая Рин с удивлением, любопытством и отвращением. Глаза шарили по ее фигуре, останавливаясь на руках и ногах, оценивая рост и сложение. Но заглядывать в глаза они избегали.

Рин было не по себе. Ее рассматривали, как корову на базаре.

Первым заговорил наместник провинции Бык. Рин узнала его по Хурдалейну и удивилась, что он до сих пор жив.

– И из-за этой девчонки вы задержались на несколько недель?

– Время потребовалось для поисков, но не для поимки, – хмыкнул Вайшра. – Она прибилась к Анхилууну. Первой ее заполучила Муг.

– Королева пиратов? – удивился наместник провинции Бык. – И как вам удалось схватить девчонку?

– Выменял у Муг на то, что ей больше по вкусу, – объяснил Вайшра.

– Зачем вы привезли ее сюда живой? – спросил человек, стоящий по другую сторону стола.

Рин повернула голову и чуть не подпрыгнула от удивления. С первого взгляда она не узнала наставника Цзюня. Он отрастил бороду, а в волосах появились седые пряди, которых не было до войны. Но в чертах лица бывшего наставника по боевым искусствам читалось все то же высокомерие, как и отвращение к Рин.

Он покосился на Вайшру.

– Измена заслуживает смертной казни. А она слишком опасна, чтобы держать ее в живых.

– Не торопитесь, – вмешался наместник провинции Лошадь. – Она еще может пригодиться.

– Пригодиться? – переспросил Цзюнь.

– Она ведь последняя из своего племени. Глупо просто выкинуть такое оружие.

– Оружие полезно, только когда вы умеете с ним обращаться, – возразил наместник провинции Бык. – А приручить эту зверушку не так-то просто.

– А что с ней не так? – Наместник провинции Петух подался вперед, чтобы получше ее рассмотреть.

Рин ждала встречи с этим наместником по имени Гун Таха. Они же выходцы из одной провинции. Говорят на одном диалекте, а его кожа почти так же темна. На «Неумолимом» поговаривали, что Таха вот-вот присоединится к сторонникам республики. Но если близость их происхождения что-то и значила, Таха этого не показал. Он разглядывал ее с тем же опасливым любопытством, с каким смотрят на тигра в клетке.

– У нее диковатый взгляд, – продолжил он. – Наверное, это результат мугенских экспериментов?

«Я здесь, – хотелось огрызнуться Рин. – Хватит говорить обо мне, как будто меня здесь нет».

Но Вайшра хотел, чтобы она была покорной. Велел притвориться дурочкой.

– Все гораздо проще, – заявил Вайшра. – Она же просто спирка, сорвавшаяся с поводка. Вы же помните, каковы спирцы.

– Когда мои псы подхватывают бешенство, я от них избавляюсь, – сказал Цзюнь.

– Но девочки – не псы, Лоран, – раздался с порога голос императрицы.

Рин замерла.

Су Дацзы сменила церемониальный наряд на военную форму. Нефритовые латы на плечах и длинный меч за поясом. Это выглядело посланием. Она не только императрица, но еще и главнокомандующий никанского ополчения. Однажды она уже завоевала империю. И снова это сделает, если понадобится.

Когда императрица провела пальцами по наморднику, Рин постаралась дышать ровнее.

– Осторожней, – предупредил Цзюнь. – Она кусается.

– В этом я не сомневаюсь. – Голос Дацзы звучал почти безучастно. – Она сопротивлялась?

– Пыталась, – ответил Вайшра.

– Видимо, были жертвы.

– Не так много, как может показаться. Она ослабла. Опиум ее доконал.

– Конечно, – изогнула губы Дацзы. – Спирцы всегда имели к нему склонность.

Она погладила Рин по голове.

Рин сжала руки в кулаки.

«Успокойся, – напомнила она себе. – Опиум еще действует».

Она попыталась вызвать огонь, но ощутила только что-то вроде окоченения в затылке.

Дацзы долго не сводила с нее взгляда. Рин замерла, в ужасе от того, что императрица может сейчас же увести ее, о чем предупреждал Вайшра. Но еще слишком рано. Если Рин останется наедине с Дацзы, в лучшем случае она сумеет сжать кулаки и несколько раз дернуться в сторону императрицы.

Но Дацзы лишь улыбнулась, покачала головой и повернулась к столу.

– Нам многое нужно обсудить. Начнем?

– А что с девчонкой? – спросил Цзюнь. – Ее нужно поместить в камеру.

– Конечно. – Дацзы бросила в сторону Рин ядовитую улыбку. – Но мне нравится смотреть, как она потеет.

Следующие два часа стали самыми медленными в жизни Рин.

Удовлетворив любопытство, наместники снова сосредоточились на многочисленных проблемах в экономике, сельском хозяйстве и политике. Третья Опиумная война опустошила почти каждую провинцию. Солдаты Федерации разрушили все крупные города, которые занимали, подожгли обширные поля с зерновыми, стерли с лица земли целые деревни. Массы беженцев изменили численность населения по всей стране. Чтобы совладать с такой катастрофой, требовались усилия единого руководства, а совет из двенадцати наместников уж точно не был един.

– Обуздайте своих людей, – пробурчал наместник провинции Бык. – Пока мы ведем этот разговор, границы моей провинции пересекают тысячи человек, а разместить их негде.

– И что прикажете делать, поставить охрану на границе? – Голос наместника провинции Заяц был колючим и резким, и Рин вздрагивала каждый раз, когда он говорил. – Половина моей провинции затоплена, и у нас нет запасов провизии, чтобы пережить зиму.

– Как и у нас, – отозвался наместник провинции Бык. – Отправьте их в другое место, иначе у нас начнется голод.

– Мы могли бы принять некоторое количество беженцев из провинции Заяц, – предложил наместник провинции Собака. – Но они должны предъявить документы.

– Документы? – повторил наместник провинции Заяц. – Родные деревни этих людей сожжены, а вы просите документы? Ну да, конечно, когда дом начинает полыхать, первым делом человек хватает…

– Мы не можем принять всех. Моим подданным так же не хватает ресурсов, как и…

– Ваша провинция – степь да пустоши, места предостаточно.

– Места хватает, но еды маловато. И кто знает, что ваши люди принесут с собой через границу…

Рин с трудом верила, что этот совет, если его можно так назвать, и в самом деле управляет империей. Она знала, как часто наместники воюют друг с другом за ресурсы, торговые пути, а иногда и за лучших выпускников академии Синегарда. И знала, что трещины между ними будут расширяться, после Третьей Опиумной войны положение только усугубилось.

Но она и не предполагала, что все настолько плохо.

Наместники часами ругались и скандалили из-за таких пустяков, о которых и беспокоиться-то не стоило. А она стояла в уголке, потея под цепями, в ожидании, когда Дацзы ей займется.

Но императрица, похоже, не торопилась. Эриден был прав – она явно наслаждалась, играя с жертвой, прежде чем ее сожрать. С довольным лицом она сидела во главе стола. Время от времени поглядывала на Рин и подмигивала ей.

Что задумала Дацзы? Она ведь наверняка знает, что в конце концов опиум перестанет действовать. Почему она тянет время?

Неужели она хочет сражаться?

От беспокойства у Рин кружилась голова и бурчало в желудке. Но ей оставалось лишь стоять и ждать.

– А что насчет провинции Тигр? – спросил кто-то.

Все повернулись к пухлому мальчишке, положившему локти на стол. Юный наместник провинции Тигр ошеломленно и испуганно огляделся, дважды моргнул и оглянулся через плечо в поисках помощи.

Его отец погиб в Хурдалейне, и теперь провинцией правили генералы и советник, а значит, на самом деле власть в провинции принадлежала Цзюню.

– Мы внесли немалый вклад в войну, – сказал Цзюнь. – Много месяцев истекали кровью в Хурдалейне. Погибли тысячи. Нам нужно время, чтобы залечить раны.

– Да бросьте, Цзюнь. – Сидящий в дальнем конце комнаты высокий мужчина отхаркнул на стол комок мокроты. – В провинции Тигр полно пахотной земли. Можно и поделиться благами.

Рин поморщилась. Видимо, это новый наместник провинции Лошадь – генерал Чан Энь, он же Волчатина. Рин немало о нем рассказывали. Чан Энь когда-то был командиром дивизии, в начале Третьей опиумной войны он сбежал из мугенского лагеря для военнопленных и стал разбойником, а пока прежний наместник вместе со своей армией оборонял Хурдалейн, быстро завладел северной провинцией Лошадь.

Ели в его отряде все подряд. Волчатину. Трупы с обочин дорог. По слухам, его сподвижники платили хорошие деньги за живых младенцев.

Прежний наместник погиб, войска Федерации живьем содрали с него кожу. Его наследники оказались слишком слабы или слишком юны, чтобы бросить вызов Чану Эню, и бандита признали фактическим правителем.

Чан Энь заметил взгляд Рин, осклабился и медленно облизал верхнюю губу толстым черным языком.

Она подавила дрожь и отвернулась.

– Большая часть пахотной земли у побережья уничтожена цунами и выпавшим пеплом. – Цзюнь устремил на Рин полный отвращения взгляд. – Спирка постаралась.

Рин ощутила укол вины. Но либо так, либо допустить уничтожение страны Федерацией. Она больше не размышляла над этим. Она бы не смогла жить дальше, если бы не считала, что оно того стоило.

– Вы не можете всучить всех своих беженцев мне, – сказал Чан Энь. – Города уже кишат ими. Ни минуты покоя от их воплей с требованием предоставить кров, причем задарма.

– Так заставьте их работать, – холодно отозвался Цзюнь. – Пусть строят дороги и дома и заработают себе на прокорм.

– И чем же их кормить? Если они начнут голодать, виноваты будете вы.

Рин отметила, что больше всех говорили наместники северных провинций – Бык, Коза, Лошадь и Собака. Тсолинь подпер ладонями подбородок и молчал. Наместники с юга, сидевшие в дальнем конце зала, в основном помалкивали. Именно они больше всех пострадали от войны и потеряли много солдат, а значит, имели меньше рычагов влияния.

Во время перепалки Дацзы сидела во главе стола и слушала, а говорила редко. Она наблюдала за остальными, изогнув одну бровь слегка выше другой, словно присматривала за детьми, которые постоянно умудряются ее разочаровать.

Прошел еще час, но совет так ничего и не решил, не считая скупого жеста наместника провинции Тигр – отправить шесть тысяч кетти^[1] провизии в помощь переполненной беженцами провинции Бык, да и то лишь в обмен на тысячу фунтов соли. Учитывая, что ежедневно от голода умирали тысячи беженцев, это была капля в море.

– Почему бы нам не сделать перерыв? – Императрица встала из-за стола. – Мы так ни к чему и не пришли.

– Почти ничего не решили, – согласился Тсолинь.

– И империя не рухнет, если мы прервемся, чтобы перекусить. Остудите головы, господа. Могу я предложить вам принять радикальное решение, пойдя на компромисс? – Дацзы повернулась к Рин. – А я пока что прогуляюсь по саду. Рунин, а тебе пришло время отправиться в камеру, верно?

Рин окаменела. Она не могла удержаться и в панике бросила взгляд на Вайшру.

Он смотрел вперед с бесстрастным лицом и не встречаясь с ней взглядом.

Момент настал. Рин расправила плечи и покорно склонила голову. Императрица улыбнулась.

Рин и императрица вышли не через тронный зал, а по узкому заднему проходу. Коридору для прислуги. По пути Рин слышала под полом журчание воды по ирригационным трубам.

После начала заседания совета прошло несколько часов. Цыке уже должны занять позиции во дворце, но даже эта мысль не особенно ободряла. Сейчас она осталась наедине с императрицей.

Но по-прежнему не может вызвать огонь.

– Уже утомилась? – спросила Дацзы.

Рин не ответила.

– Мне хотелось, чтобы ты понаблюдала за наместниками во всей красе. Кучка балаболов, правда?

Рин сделала вид, что не расслышала.

– А ты не особо разговорчива, да? – Дацзы оглянулась через плечо. Взгляд скользнул по наморднику. – Ах, ну конечно. Давай снимем эту штуковину.

Тонкими пальцами она взяла намордник с двух сторон и легонько потянула.

– Так лучше?

Рин молчала. «Не позволяй ей втянуть тебя в разговор, – предупреждал Вайшра. – Будь настороже и дай ей выговориться».

Рин нужно было только еще несколько минут потянуть время. Она уже чувствовала, как заканчивается действие опиума. Зрение становилось четче, ноги и руки без задержки подчинялись командам. Пусть Дацзы продолжает болтать, пока Феникс не ответит на призыв. И тогда Рин спалит Осенний дворец дотла.

– Алтан был таким же, – размышляла вслух Дацзы. – Знаешь, в первые три года, когда он жил среди нас, мы считали его немым.

Рин чуть не споткнулась о каменную плиту пола. Дацзы шла дальше как ни в чем не бывало. Рин плелась за ней, пытаясь совладать с собой и сохранять спокойствие.

– Печально было услышать о его гибели. Он был хорошим командиром. Одним из лучших.

«И ты его убила, тварь».

Рин потерла ладони в надежде высечь искру, но по-прежнему не находила путь к Фениксу.

Еще чуть-чуть.

Дацзы вела ее к клочку свободного пространства рядом с комнатами для прислуги.

– Красный император построил в Осеннем дворце сеть туннелей, чтобы при необходимости он мог ускользать и появляться в любой комнате. Правитель империи не чувствовал себя в безопасности даже в собственной постели.

Дацзы остановилась около колодца и с силой надавила на крышку, упершись ногой в каменный пол. Крышка с громким скрежетом отъехала в сторону. Императрица выпрямилась и вытерла руки об одежду.

– Следуй за мной.

Рин залезла в колодец. В его стенки была встроена узкая спиральная лестница. Дацзы подняла руку и закрыла крышку над их головами, так что они остались в кромешной тьме. Руку Рин обвили ледяные пальцы. От неожиданности она подскочила, но Дацзы только крепче сжала пальцы.

– Здесь очень легко заблудиться, если никогда прежде не была внизу. – Голос Дацзы раскатился эхом по подземелью. – Держись ближе ко мне.

Рин считала повороты – пятнадцать, шестнадцать, но вскоре потеряла представление о том, где они, несмотря на тщательно запечатленную в памяти карту. Как далеко они от зала совета? Сумеет ли она вызвать огонь в подземелье?

Еще через несколько минут они снова вылезли на поверхность в саду. Внезапная вспышка цвета вызывала дезориентацию. Рин моргала, всматриваясь в яркие пятна лилий, хризантем и сливовых деревьев, посаженных группами между рядами скульптур.

Судя по расположению стен, это был не императорский сад. Императорские сады были круглыми, а этот – в форме шестиугольника. Частный дворик.

Его не было на карте. Рин понятия не имела, где находится.

Она шныряла взглядом вокруг, оценивая пути отхода, просчитывая вероятные траектории и движения предстоящей схватки, отмечая предметы, которые можно использовать как оружие, если она не сумеет вовремя вызвать огонь. Молодая поросль деревьев выглядела слишком хилой, но в крайнем случае можно отломить ветку в качестве дубинки. Лучше всего припереть Дацзы к дальней стене. Если не найдется ничего более подходящего, можно размозжить ей голову булыжником из мощения.

– Великолепно, правда?

Рин поняла, что Дацзы ждет от нее ответа.

Если она вступит с императрицей в разговор, то шагнет прямиком в западню. Вайшра и Эриден много раз предупреждали, как ловко Дацзы умеет манипулировать, как умеет внедрить в голову нужные мысли.

Но Дацзы надоест говорить, если Рин все время будет молчать. А единственный способ оттянуть время – это подогревать интерес императрицы к игре с добычей. Рин придется поддерживать разговор, пока к ней не вернется способность вызывать огонь.

– Наверное, – сказала она. – Я не ценительница прекрасного.

– Уж конечно. Ты же получила образование в Синегарде. Там одни грубые ценители утилитарности. – Дацзы положила руки на плечи Рин и медленно развернула ее, показывая сад. – Скажи мне вот что. Это место кажется тебе новым?

Рин огляделась. Да, все выглядит новым. Яркие здания Осеннего дворца пусть и построены в древнем стиле Красного императора, но не несли на себе следов времени. Камни гладкие и ровные, деревянные столбы сверкали свежей краской.

– Пожалуй. А разве нет?

– Идем со мной.

Дацзы двинулась к небольшой калитке в дальней стене, распахнула ее и поманила Рин.

Другая половина сада выглядела растоптанной гигантским каблуком. Стена обрушилась по центру, словно от пушечного выстрела. Статуи разметало по переросшей траве, осколки мраморных рук и ног валялись под гротескными углами.

Это не выглядело естественным старением. И не было результатом плохого ухода. Кто-то сюда вторгся.

– Я думала, Федерация не добралась до Лусана, – сказала Рин.

– Это сделала не Федерация. Развалины здесь уже семьдесят лет.

– Тогда кто…

– Гесперианцы. Историки вечно твердят о Федерации, а наставники Синегарда покрывают первых колонизаторов. Никто не желает вспоминать, как началась Первая опиумная война. – Дацзы пнула ногой голову статуи. – Как-то осенью, семьдесят лет назад, гесперианский генерал поднялся по Мурую и пробился до самого Лусана. Он разорил дворец, полил маслом и сплясал на пепелище. В тот вечер Осенний дворец перестал существовать.

– Тогда почему вы не отстроили эту часть сада?

Рин огляделась. На траве лежали грабли, до них можно дотянуться. Через столько лет они, разумеется, затупились и проржавели, но можно использовать как палку.

– Чтобы осталось напоминание, – ответила Дацзы. – Чтобы помнить о нашем унижении. Помнить, что от союза с Гесперией не стоит ждать ничего хорошего.

Рин не задержалась взглядом на граблях, иначе Дацзы заметила бы. Но тщательно запечатлела в памяти их расположение. Острый конец был направлен в сторону Рин. Если подобраться поближе, достаточно наступить, и они окажутся в руках. Если только трава не слишком отросла… Но ведь это всего лишь трава, если нажать посильнее, проблем не будет…

– Гесперианцы всегда намеревались вернуться, – сказала Дацзы. – Мугенцы ослабили страну, используя западное серебро. Для нас лицо угнетателя – это Федерация, но гесперианцы и болонцы, Альянс западных стран, – вот кто реально у руля. Вот кого следует опасаться.

Рин слегка переместилась, чтобы левая нога оказалась ближе к граблям.

– Зачем вы мне это рассказываете?

– Не изображай дурочку, – резко вскинулась Дацзы. – Я знаю, что задумал Вайшра. Он хочет развязать войну. Я же пытаюсь показать, что он неправ.

Пульс Рин участился. Вот оно. Дацзы разгадала ее намерения, и придется драться, пусть даже Рин еще не может вызвать огонь, нужно как-то добраться до граблей…

– Прекрати, – приказала Дацзы.

Рин замерла, мышцы болезненно окоченели, словно от малейшего движения могли рассыпаться. Нужно подготовиться к схватке. Хотя бы пригнуться. Но тело почему-то застыло, словно разрешение императрицы требовалось даже для дыхания.

– Мы не закончили разговор, – сказала Дацзы.

– А я закончила слушать, – прошипела Рин сквозь зубы.

– Успокойся. Я привела тебя сюда не для того, чтобы убить. Ты ценный актив, а у меня их осталось немного. Было бы глупо от тебя избавляться. – Дацзы шагнула к ней, и они оказались лицом к лицу. Рин тут же отвела взгляд. – Ты борешься не с тем врагом, дорогуша. Неужели не видишь?

На шее Рин выступили бусинки пота. Она попыталась освободиться от хватки Дацзы.

– Что тебе посулил Вайшра? Тебя же просто используют. Разве оно того стоит? Он обещал деньги? Поместье? Нет… Вряд ли тебя можно подкупить деньгами. – Дацзы похлопала лакированным ноготком по накрашенным губам. – Нет, только не говори, что ты ему поверила. Он что, обещал установить демократию? И ты на это купилась?

– Он сказал, что свергнет вас, – прошептала Рин. – Мне этого достаточно.

– Ты в самом деле в это веришь? – вздохнула Дацзы. – И кем он меня заменит? Никанцы не готовы к демократии. Они же овцы. Жестокие и неотесанные глупцы. Ими нужно руководить, даже если это означает тиранию. Если страну возглавит Вайшра, он ее разрушит. Люди не знают, за что голосовать. Даже не понимают, что значит голосовать. И уж точно не знают, что для них хорошо.

– Как и вы, – возразила Рин. – Вы позволяете людям умирать. Сами пригласили мугенцев и продали им цыке.

К ее удивлению, Дацзы засмеялась.

– Так вот как ты думаешь? Не верь ничему, что слышишь.

– У Широ не было причин врать. Я знаю, что вы сделали.

– Ничего ты не понимаешь. Я много лет боролась за то, чтобы империя уцелела. Думаешь, мне нужна была война?

– Думаю, вы готовы были пожертвовать по крайней мере половиной страны.

– Я принесла рассчитанную жертву. Когда Федерация напала в прошлый раз, наместники сплотились под властью Красного императора. Дракон-император мертв. А Федерация готовилась к третьему вторжению. Что бы я ни сделала, она все равно бы напала, а у нас не было сил сопротивляться. И потому я выторговала мир. Они получат несколько огрызков на востоке, если оставят центр страны в покое.

– И тогда нас оккупировали бы лишь частично, – фыркнула Рин. – Это вы называете стратегическим мышлением?

– Оккупировали? Ненадолго. Иногда лучший способ нападения – фальшивая покорность. У меня был план. Я бы сблизилась с Риохаем. Завоевала бы его доверие. Внушила ложную уверенность. А потом убила бы его. И в это время, когда их войска стали уязвимыми, сделала бы свой ход. Я изо всех сил пыталась сохранить страну.

– Сохранить в руках мугенцев.

– Не будь такой наивной. – Голос Дацзы стал тверже. – Как ты поступила бы, если бы поняла, что война неизбежна? Кого спасла бы?

– А что, по-вашему, мы должны были делать? Просто сидеть сложа руки и позволить опустошать нашу землю?

– Лучше править раздробленной империей, чем совсем никакой.

– Вы приговорили к смерти миллионы.

– Я пыталась вас спасти. Без меня война была бы в десять раз более жестокой!

– Без вас у нас по крайней мере был бы выбор!

– Не было у вас выбора. Думаешь, никанцы такие альтруисты? А если бы ты попросила жителей деревни пожертвовать своими домами, чтобы спасти тысячи других? Думаешь, они пошли бы тебе навстречу? Никанцы эгоистичны. Вся страна – одни эгоисты. Таковы люди. Провинции думают только о себе, не способны увидеть что-то большее, нежели собственные узкие интересы, и действовать совместно. Ты же слышала тех кретинов. Я не случайно позволила тебе наблюдать. С этими наместниками кашу не сваришь. Идиоты просто не слушают.

Под конец голос Дацзы дрогнул – едва заметно, всего на секунду, но Рин заметила.

И в эту секунду она увидела под фасадом холодной и уверенной в себе красоты подлинную Су Дацзы: не непобедимую императрицу, не вероломное чудовище, а женщину, оказавшуюся во главе страны, с которой не может справиться.

Она слаба, поняла Рин. Хочет контролировать наместников, но ничего не выходит.

Потому что, если бы Су Дацзы могла убедить наместников выполнять ее волю, она бы это сделала. Она избавилась бы от системы правления наместников и заменила бы их имперскими чиновниками. Но она оставила наместников, потому что не имела достаточно сил, чтобы их сместить. Она всего лишь одинокая женщина. Не способна подавить их армии. Ей остается лишь цепляться за власть с помощью остатков уважения, завоеванного во Второй опиумной войне.

Но Федерации больше нет, у наместников не осталось поводов для страха, и весьма вероятно, что провинции поймут – они не нуждаются в Дацзы.

Не похоже, чтобы Дацзы лгала. Скорее всего она говорит правду.

Но даже если и так – что это меняет?

Дацзы продала цыке Федерации. Из-за нее погиб Алтан. Только это имеет значение.

– Империя разваливается, – поспешно продолжила Дацзы. – Она слабеет, ты сама видела. Но что, если мы заставим наместников исполнять нашу волю? Только представь, чего ты могла бы добиться под моим командованием. – Она обняла щеку Рин ладонью и приблизила лицо почти вплотную. – Тебе еще многому нужно научиться, и я могу тебя научить.

Рин укусила бы Дацзы за пальцы, если бы могла шевельнуть головой.

– Вы ничему не можете меня научить.

– Не глупи. Я тебе нужна. Разве ты не чувствуешь, как тебя ко мне тянет? Это желание тебя поглощает. Разум тебе уже не принадлежит.

Рин вздрогнула.

– Я не… Вы не…

– Ты боишься закрыть глаза, – промурлыкала Дацзы. – Цепляешься за опиум, потому что только с его помощью можешь снова управлять собственным разумом. Каждую секунду ты борешься со своим богом. В каждое мгновение, когда ты не сжигаешь все вокруг, ты умираешь. Но я тебе помогу. – Голос Дацзы был таким нежным, таким мягким и ободряющим, что Рин страшно захотелось ей поверить. – Я верну разум в полное твое распоряжение.

– Я и так его контролирую, – прохрипела Рин.

– Ложь. Кто тебя научил? Алтан? Он и сам был не в себе. Думаешь, я не знаю, каково это? Когда мы в первый раз призвали богов, мне хотелось умереть. Как и всем нам. Мы думали, что сошли с ума. Хотели спрыгнуть с горы Тяньшань, чтобы покончить с этим.

– И что вы сделали? – не удержалась от вопроса Рин.

Дацзы прикоснулась ледяным пальцем к губам Рин.

– Сначала преданность. Потом ответы.

Она щелкнула пальцами.

И Рин внезапно снова обрела способность шевелиться и с легкостью дышать. Она обняла себя трясущимися руками.

– Больше у тебя никого нет, – сказала Дацзы. – Ты осталась последней спиркой. Алтан погиб. Вайшра понятия не имеет, через какие муки ты проходишь. Только я знаю, как тебе помочь.

Рин задумалась.

Она знала, что нельзя доверять Дацзы.

И все же…

Что лучше – служить тирану и объединить империю под властью диктатора, к чему страна всегда стремилась? Или свергнуть императрицу и попробовать установить демократию?

Нет, это вопрос политики, и Рин неинтересен ответ.

Ее интересует лишь собственное выживание. Алтан доверял императрице. И Алтан погиб. Она не совершит такую же ошибку.

Рин выбросила левую ногу. Грабли качнулись, попав прямо ей в руку – трава удерживала их слабее, чем боялась Рин. Она прыгнула вперед, взмахнув граблями по дуге.

Но атаковать Дацзы – все равно что драться с воздухом. Императрица уворачивалась без каких-либо усилий, так быстро перемещаясь по двору, что Рин едва могла за ней уследить.

– Ты считаешь это разумным? – спросила Дацзы, как будто совершенно не запыхавшись. – Ты просто девчонка, вооруженная палкой.

«Ты девчонка, вооруженная огнем», – сказал Феникс.

Наконец-то.

Рин крепко сжимала грабли и сосредоточилась на разгорающемся внутри пламени, собирала его в ладонях. И тут перед лицом блеснуло серебро, отскочив от кирпичной стены.

Иглы. Дацзы бросала иглы из рукавов, и похоже, запас был неисчерпаем. Огонь потух. Рин вращала перед собой граблями со всей возможной скоростью, сбивая иглы в воздухе.

– Ты слишком медлительна. Неуклюжа. – Дацзы пошла в атаку, вынудив Рин попятиться в поисках укрытия. – Дерешься так, словно никогда не воевала.

Рин изо всех сил пыталась не выронить тяжелые грабли. Она не могла сосредоточиться, чтобы вызвать огонь, тогда придется отвлечься от игл. Все чувства затуманились от паники. Если так будет продолжаться, постоянная оборона ее вымотает.

– А тебя никогда не мучило, что ты лишь бледное подражание Алтану? – нашептывала Дацзы.

Рин уперлась спиной в кирпичную стену. Больше бежать было некуда.

– Посмотри на меня.

Голос Дацзы вибрировал в воздухе, снова и снова отражался эхом в ушах.

Рин закрыла глаза. Нужно вызвать огонь, другого шанса не будет. Но рассудок ее покидал. Мир еще не вполне погрузился во тьму, но мерцал. Все вдруг стало слишком ярким, неверных цветов и форм, она не могла отличить траву от неба, руки от ног…

Голос Дацзы раздавался как будто отовсюду.

– Загляни мне в глаза.

Рин не помнила, как открыла глаза. Не помнила, был ли у нее хоть один шанс на сопротивление. Она лишь осознала, что смотрит в два желтых круга. Поначалу они были полностью золотистыми, а потом появились маленькие черные точки, они росли и росли, пока не захватили все поле зрения.

Мир погрузился во тьму. Стало так холодно. Где-то вдалеке раздавались вой и крики, гортанное бульканье, звучащее почти как слова, но разобрать их было невозможно.

Она оказалась в мире духов. Лицом к лицу с богиней, покровительницей Дацзы.

Но не одна.

«Помоги мне, – взмолилась Рин. – Прошу тебя, помоги».

И бог ответил. Все вокруг затопила яркая и горячая волна. Пламя окружило Рин защитным коконом.

– Нюйва, старая карга, – заговорил Феникс.

Послышались раскаты женского голоса, звучащего гораздо ниже, чем голос Дацзы.

– А ты, как всегда, бесцеремонен.

Что это за существо? Рин напряглась в попытке разглядеть богиню, но пламя Феникса освещало лишь крохотный уголок мира духов.

– Ты никогда не осмеливался бросить мне вызов, – сказала Нюйва. – Я была здесь, когда вселенная вырвалась из тьмы. Я восстановила небеса, когда они треснули. Я дала жизнь человеку.

Что-то заворочалось в темноте.

Откуда-то выскочила голова змеи и впилась зубами в плечо Феникса. Тот завизжал и отдернул голову, пламя полыхнуло, но никому не причинило вреда. Рин ощутила боль бога так же остро, как будто змея укусила ее, словно два раскаленных докрасна клинка вонзились ей в лопатку.

– О чем ты мечтаешь? – заполнил голову Рин голос Дацзы. – Не об этом ли?

Мир снова изменился.

Яркие краски. Рин бежала по острову в платье, которого никогда прежде не носила, в ожерелье в виде полумесяца, которое видела только во сне, бежала к уже не существующей деревне, ныне лежащей грудой костей и праха. Бежала по пескам Спира пятидесятилетней давности, полного жизни, полного людей с темной кожей, как у нее, они махали ей и улыбались.

– Ты можешь это получить, – сказала Дацзы. – Ты получишь все, что пожелаешь.

Рин не сомневалась, что Дацзы способна оставить ее в этой иллюзии до самой смерти.

– Или ты хочешь этого?

Спир исчез. Мир снова почернел. Рин не видела ничего, кроме смутного силуэта. Но она знала, кому принадлежит эта высокая и худая фигура. Она не могла ее забыть. Воспоминания до сих пор пылали в голове – как она видела его в последний раз на пирсе. Но сейчас он шел ей навстречу. Рин смотрела на смерть Алтана в обратном порядке. Время обратилось. Она могла все вернуть, могла вернуть Алтана.

Это не просто сон. Слишком уж правдиво. Рин чувствовала тяжелую поступь Алтана, а когда прикоснулась к его лицу, оно было твердым, теплым и полным жизни.

– Просто расслабься, – прошептал он. – Не сопротивляйся.

– Но это больно…

– Больно, только когда сражаешься.

Его поцелуй сыграл роль толчка. Рин желала не этого – все это выглядело фальшивым. Он слишком крепко стискивал ее руки, слишком близко прижимал к своей груди, словно хотел сокрушить. Поцелуй отдавал кровью на вкус.

– Это не он.

Голос Чахана. Через долю секундуы Рин ощутила его присутствие в своем разуме – холодное, резкое и ослепительно белое, осколок льда, вспоровший мир духов. Никогда прежде она не испытывала такого облегчения при виде него.

– Это иллюзия. – Голос Чахана очистил рассудок, как холодный душ. – Соберись.

Иллюзия растворилась. Алтан растаял. Их было только трое, три души, привязанные к богам, застрявшие в первоначальной темноте.

– Кто это? – Голос Ньювы слился с голосом Дацзы. – Наймад? – Прозвенел смех. – Твой народ должен знать, что не стоит бросать мне вызов. Разве Сорган Шира ничему тебя не научила?

– Я тебя не боюсь, – сказал Чахан.

В материальном мире он был похож на скелет, такой хрупкий, что казался тенью человека. Но здесь излучал чистую силу. В его голосе звенела властность, Рин притягивало к нему. Чахан мог добраться до самого центра ее разума и вытащить любую мысль, когда-либо там присутствовавшую, с такой легкостью, словно листал книгу. И Рин ему позволила бы.

– Ты вернешься обратно, Нюйва, – повысил голос Чахан. – Вернешься в темноту. Этот мир тебе не принадлежит.

В ответ тьма зашипела. Рин приготовилась к неизбежной атаке. Но Чахан произнес заклинание на незнакомом языке, и слова оттолкнули Нюйву. Теперь Рин едва различала силуэт змеи.

Поле зрения затопил яркий свет. Рин выкинуло из мира духов назад, и она покачнулась, ощутив твердую почву под ногами.

Рядом стоял Чахан, согнувшись пополам и тяжело дыша.

С другой стороны двора Дацзы вытирала губы рукавом. И улыбалась. На ее зубах блестела кровь.

– Ты прекрасен, – сказала она. – А я-то думала, что кетрейды остались только в воспоминаниях.

– Назад, – прошептал Чахан в сторону Рин.

– Что ты собираешься…

– Беги, когда я скажу.

Чахан бросил на землю темный круглый предмет. Он покатился к Дацзы и замер у ее ног. Рин услышала слабый свист, а за ним последовал едкий и страшно знакомый запах.

Дацзы озадаченно опустила взгляд.

– Беги, – сказал Чахан, и они бросились бежать, а в Осеннем дворце взорвалась бомба Рамсы.

Вдогонку прогремела серия взрывов, которая вряд ли могла быть вызвана одной бомбой. Вокруг рушились здания, стена огня и обломков отделила их от любых преследователей.

– Рамса, – объяснил Чахан. – Он не срезает углы.

Чахан притянул Рин за низкую стену. Они пригнулись, заткнув уши руками, пока всего в нескольких метрах рухнуло последнее здание.

Рин вытерла пыль из глаз.

– Дацзы погибла?

– Человека вроде нее так просто не убить. – Чахан откашлялся и постучал по груди кулаком. – Вскоре она погонится за нами. Нам пора. Еще целый квартал впереди. Агаша нас ждет.

– А что насчет Вайшры?

Еще кашляя, Чахан поднялся.

– С ума сошла?

– Но он до сих пор там!

– И скорее всего, мертв. Сейчас зал совета уже наводнила гвардия Дацзы.

– Мы не знаем наверняка.

– И что, ты собираешься проверить? – Чахан схватил ее за плечо и пригвоздил к стене. – Послушай. Все кончено. Заговор провалился. Дацзы разделается с провинцией Дракон, и тогда мы проиграем. Вайшра тебя не защитит. Тебе нужно бежать.

– Куда? – спросила она. – И чем я займусь?

Что тебе посулил Вайшра? Тебя же просто используют.

Рин это знала. Всегда знала. Но может, она и хотела, чтобы ее использовали. Может, кто-то должен говорить ей, когда и с кем драться. Кто-то должен отдавать ей приказы и ставить цели.

Вайшра был первым человеком за долгое время, кто дал ей почувствовать себя достаточно нормальной, чтобы увидеть цель в жизни. И если он здесь погиб, это ее вина.

– Рехнулась? – рявкнул Чахан. – Если хочешь жить, ты должна спрятаться.

– Вот ты и прячься. А я буду сражаться. – Рин выдернула руки из его хватки и оттолкнула Чахана. Она сделала это с большей силой, чем намеревалась, забыв, что он так слаб. Он пошатнулся, споткнулся о камень и рухнул.

– Ты безумна, – сказал он.

– Все мы безумны, – пробормотала Рин, перепрыгнула через распростертого Чахана и помчалась в зал совета.

Зал совета наводнила императорская гвардия, наседая на армию из двух человек – Суни и Бацзы. Наместники рассы́пались по залу. Наместник провинции Заяц притулился у стены, наместник провинции Петух дрожал под столом, а юный наместник провинции Тигр скрючился в углу, зажав голову коленями, пока над ней мелькали клинки.

Рин остановилась в дверях. Сейчас она не могла вызвать огонь. Ей не хватало сил, чтобы его контролировать и направить в нужную сторону. Если она подожжет комнату, то и всех в ней.

– Держи! – Бацзы метнул ей меч.

Рин подхватила его и прыгнула в центр схватки.

Вайшра не погиб. Он дрался в центре зала, обороняясь от Цзюня и генерала Волчатины. На секунду показалось, что он их одолеет. Он орудовал клинком с безумной силой и точностью, зрелище было просто потрясающее.

Но он был один.

– Осторожней! – крикнула Рин.

Генерал Волчатина попытался застать Вайшру врасплох. Тот крутанулся и мощным пинком колена разоружил врага. Чан Энь с завываниями рухнул на пол. Пока Вайшра восстанавливал равновесие после удара, Цзюнь воспользовался возможностью и вонзил меч Вайшре в плечо.

Бацзы врезался в Цзюня и завалил его на пол. Рин бросилась вперед и подхватила Вайшру, пока тот еще не успел упасть. На ее руки хлынула кровь, горячая и липкая, и Рин поразило, насколько крови много.

– Нет…

Она засуетилась над его грудью, пытаясь остановить кровотечение ладонью. Она почти не видела рану – все заливала кровь, но наконец пальцы прижались к правому плечу в нужном месте. Рана не должна быть смертельной.

Рин все же надеялась. Если они будут действовать быстро, он может выжить. Но сначала нужно отсюда выбраться.

– Суни! – крикнула она.

Он тут же появился рядом. Она передала ему Вайшру.

– Забери его.

Суни перебросил Вайшру через плечо, как тушу теленка, и пробил себе путь к выходу. Бацзы следовал за ним, защищая с тыла.

Рин шагнула к обмякшему Цзюню. Она не знала, жив он или мертв, но это не имело значения. Она поднырнула под руки гвардейцев и побежала к выходу, к ближайшему колодцу.

Она перегнулась через бортик и выкрикнула имя Агаши в темноту.

Ничего. Времени ждать ответ Агаши не было – неизвестно, там он или нет. Гвардейцы Дацзы были уже близко. Оставался только один выход – нырнуть в воду, затаить дыхание и ждать.

Агаша ответил.

Рин поборола желание плыть по угольно-черному ирригационному каналу – это лишь усложнило бы задачу Агаше. Она сосредоточилась на том, чтобы размеренно и глубоко дышать тем воздухом, что находился в обволакивающем голову пузыре. И все же не могла избавиться от сжимающего грудь страха, что воздух закончится. Она уже чувствовала тепло своего несвежего дыхания.

Она вынырнула на поверхность. Цепляясь ногтями, выкарабкалась на берег и рухнула, хватая ртом воздух. Через несколько секунд из воды показался Суни и положил на берег Вайшру, а потом уже вылез сам.

– Что произошло? – К ним подбежал Нэчжа вместе с Эриденом и его отрядом. – Взгляд Нэчжи остановился на отце. – Он…

– Выживет, – ответила Рин. – Если поторопиться.

Нэчжа повернулся к двум ближайшим солдатам.

– Отнесите отца на корабль.

Они взяли Вайшру и побежали к «Неумолимому». Нэчжа поднял Рин на ноги.

– Что там…

– Нет времени. – Рин выплюнула воду изо рта. – Вели поднимать якорь. Мы отчаливаем.

Нэчжа перебросил ее руку через плечо и помог доковылять к кораблю.

– План провалился?

– Он сработал. – Рин качнулась к нему, стараясь поспевать. – Вы хотели войну. Мы только что ее начали.

«Неумолимый» уже отходил от причала. Команда сматывала удерживающие корабль канаты, пуская его дрейфовать по течению. Нэчжа и Рин спрыгнули в болтающиеся у корпуса шлюпки. Их начали медленно поднимать.

Наверху матросы подняли паруса и поставили их по ветру. Громкий скрежет снизу возвестил, что колесо стало ритмично взбивать воду, унося их прочь от столицы.

Глава 10

Команда «Неумолимого» работала в торжественной тишине. Разнеслась молва, что Вайшра тяжело ранен. Но от лекаря не поступало никаких новостей, и никто не отваживался спросить.

Капитан Эриден выпустил только один приказ: как можно быстрее отвести «Неумолимый» подальше от Лусана. Всех солдат, не занятых у колеса, отослали на верхнюю палубу, к катапультам и арбалетам, стрелять при первой же опасности.

Рин шагала взад-вперед на корме. У нее не было лука или подзорной трубы, сейчас она стала бы скорее помехой для обороны, чем принесла бы пользу – она была слишком взвинчена, чтобы удержать оружие, слишком встревожена, чтобы воспринимать быстрые приказы. Но она отказывалась ждать внизу. Ей нужно было знать, что происходит.

Ей приходилось осматривать себя, чтобы убедиться – она еще здесь, тело еще функционирует. Казалось невероятным, что ей удалось невредимой ускользнуть от Гадюки. Корабельный лекарь вскользь осмотрел ее на предмет сломанных костей, но ничего не обнаружил. Не считая нескольких синяков, у нее ничего не болело. И все же Рин была убеждена – что-то внутри серьезно повреждено, яд проник в самые кости.

Чахан тоже выглядел потрясенным. Он молчал, пока они не покинули гавань, и тогда рухнул на Кару и осел на палубу, подтянул колени к груди, свернувшись в жалкий калачик, а сестра склонилась над ним и шептала на ухо слова, которые никто больше не понимал.

Явно обеспокоенная команда держалась от них подальше. Рин не обращала на матросов внимания, пока не услышала на палубе рваное дыхание. Сначала она решила, что это рыдания, но нет – Чахан просто пытался дышать, сотрясаясь всем телом.

Она опустилась рядом с близнецами на колени, не зная, стоит ли дотрагиваться до Чахана.

– Как ты?

– Все нормально.

– Уверен?

Чахан поднял голову и судорожно вздохнул. Его глаза налились кровью.

– Она была… Я никогда… никогда не подозревал, как можно быть такой…

– Какой?

Он тряхнул головой.

– Стойкой, – ответила за него Кара. Прошептала это слово, как нечто кошмарное. – Она не должна быть такой стойкой.

– Кто она? – спросила Рин. – Богиня чего?

– Это старая богиня, – ответил Чахан. – Она существовала задолго до появления мира. Я думал, она ослабела, когда больше нет двух других, но она… Если Гадюка такова в слабости… – Он стукнул по палубе ладонью. – Тогда мы были глупцами, что решились бросить ей вызов.

– Она не может быть неуязвимой, – возразила Рин. – Ты ведь ее поборол.

– Нет, я ее удивил. И то лишь на мгновение. Не думаю, что ее возможно одолеть. Нам просто повезло.

– Еще чуть-чуть, и она захватила бы ваш рассудок, – сказала Кара. – Вы навеки застряли бы в своих иллюзиях.

Она побледнела, как и брат. Рин гадала, что именно видела Кара. Ее там не было, но Рин знала, что близнецы связаны странной магией Глухостепи. Когда пускали кровь Чахану, Кара тоже страдала от боли. Если Чахан дрогнул перед Дацзы, Кара наверняка ощутила это на «Неумолимом», физическую дрожь, отравляющую душу.

– Тогда мы найдем другой путь, – сказала Рин. – Ее тело смертно, она все же…

– Она сожмет твою душу в кулаке и превратит тебя в пускающую слюни идиотку, – отрезал Чахан. – Не буду тебя разубеждать. Я знаю, ты решила сражаться с ней до конца. Но надеюсь, ты понимаешь, что сойдешь в этой битве с ума.

Значит, так тому и быть. Рин обняла руками колени.

– Ты видел? То место, которое она мне показала?

Чахан бросил на нее сочувственный взгляд.

– Не мог не увидеть.

Кара отвернулась. Наверняка тоже видела.

По какой-то причине в это мгновение Рин казалось, что важнее всего на свете объясниться с близнецами. Она чувствовала себя виноватой, грязной, как будто ее подловили на чудовищной лжи.

– Все было не так. С ним. В смысле, с Алтаном.

– Я знаю, – откликнулся Чахан.

Рин вытерла глаза.

– Все было не так. То есть, я хотела… Но он никогда…

– Мы знаем, – сказала Кара. – Уж поверь, мы знаем.

Рин потрясло, когда Чахан обнял ее за плечи. Она бы расплакалась, но внутри угнездилась слишком сильная боль, словно ее нутро выскребли острым ножом.

Рука Чахана лежала на ее спине под странным углом, костлявый локоть болезненно впивался в позвоночник. Чуть погодя она переместила правое плечо, и он убрал руку.

Прошли часы, прежде чем на палубе вновь появился Нэчжа.

Рин искала в его лице ключи к происходящему. Он выглядел изнуренным, но не убитым горем, усталым, но не в ужасе, а значит…

Она вскочила на ноги.

– Как твой отец?

– Думаю, он выкарабкается. – Он помассировал виски. – Доктор Сыэнь в конце концов меня выставил. Сказал, что отцу нужен воздух.

– Он очнулся?

– Пока что спит. Он немного бредил, но доктор Сыэнь сказал, что это хороший признак. Значит, он разговаривает.

Рин выдохнула.

– Я рада.

Нэчжа сел на палубу и с легким вздохом облегчения вытер ладони о брючины. Наверное, он несколько часов простоял у постели отца.

– Что-нибудь видели? – спросил он.

– Лично я – ничего. – Рин покосилась на уменьшающийся контур Лусана. До сих пор виднелись только самые высокие пагоды. – Это меня и беспокоит. Никто за нами не гонится.

Рин не могла понять, почему река так спокойна, так молчалива. Где летящие в воздухе стрелы? Почему их не преследуют императорские корабли? Может, ополчение дожидается у ворот на границе провинции. Не исключено, что они плывут прямиком в ловушку.

Но ворота были открыты, из темноты так и не появился ни один корабль-преследователь.

– А кого им посылать? – спросил Нэчжа. – В Осеннем дворце нет флота.

– Неужели ни в одной провинции нет?

Нэчжа улыбнулся. Чему, интересно?

– Ты не понимаешь. Мы возвращаемся другим путем. В этот раз мы направляемся в море. Берег Нариин патрулируют корабли Тсолиня.

– А Тсолинь не вмешается?

– Нет. Отец заставил его выбирать. Он не выберет империю.

Рин никак не могла взять в толк причину.

– Почему?

– Потому что будет война, хочет того Тсолинь или нет. И он не сделает ставку против Вайшры. А потому позволит нам пройти целыми и невредимыми. Могу поспорить, что уже через месяц он будет сидеть за столом нашего совета.

Рин потрясла уверенность, с которой семья Инь манипулировала людьми.

– Это если он выберется из Лусана.

– Я бы сильно удивился, если бы он не имел план на случай осложнений.

– А ты у него спросил?

Нэчжа хмыкнул.

– Это же Тсолинь. Спрашивать подобное равнозначно оскорблению.

– Или разумная предосторожность.

– Мы ведь вот-вот начнем гражданскую войну. У тебя будет масса возможностей принять меры предосторожности. – Его голос звучал до смешного галантно.

– Ты и в самом деле думаешь, что мы способны победить? – спросила Рин.

– Все будет хорошо.

– Откуда тебе знать?

Он криво улыбнулся.

– Потому что у нас лучший флот в империи. Потому что на нашей стороне самый блестящий стратег Синегарда. И потому, что у нас есть ты.

– Да пошел ты.

– Я серьезно. Для войны ты сокровище, за которое можно заплатить серебром по твоему весу, а если стратегией займется Катай, это даст нам преимущества.

– Но Катай…

– Он в норме. Сейчас внизу. Он поговорил с адмиралами, отец дал ему полный доступ к данным разведки, и он схватывает на лету.

– Значит, он быстро оправился.

– Да.

Тон Нэчжи подтвердил ее догадки.

– Ты знал о смерти его отца.

Он не стал отрицать.

– Отец сказал мне несколько недель назад. Но попросил не говорить Катаю, пока не прибудем в Лусан.

– Почему?

– Потому что было бы лучше, чтобы он узнал не от нас. Так он не счел бы это манипуляцией.

– И вы позволили ему столько времени считать отца живым?

– Не мы же его убили, правда? – Нэчжа ни капли не сожалел. – Слушай, Рин. Мой отец умет развивать таланты. Разбирается в людях. Умеет дернуть за нужные струны. Это не значит, что он не заботится о людях.

– Но я не хочу, чтобы мне врали.

Нэчжа стиснул ее руку.

– Я никогда тебе не солгу.

Рин отчаянно хотелось в это поверить.

– Простите, – вмешался капитан Эриден.

Они обернулись.

В кои-то веки Эриден выглядел не безупречно и не стоял навытяжку. Капитан был истощен и как будто уменьшился в размерах, плечи поникли, лицо испещрили морщины тревог. Он опустил голову.

– Наместник хочет тебя видеть.

– Уже иду, – отозвался Нэчжа.

– Нет. – Эриден кивнул на Рин. – Только ее.

Рин с удивлением обнаружила Вайшру сидящим за столом, одет он был в чистый мундир без следов крови. Он морщился при каждом вдохе, но едва заметно, а во всем остальном выглядел так, словно и не получал ранения.

– Мне сказали, что это ты вытащила меня из дворца, – сказал он.

Рин села напротив.

– С помощью остальных цыке.

– И с чего бы вдруг?

– Не знаю, – откровенно ответила она.

Рин до сих пор и сама пыталась в этом разобраться. Она могла бы бросить его в зале совета. Без него цыке легче было бы вырваться, и они не нуждались в союзнике, объявившем открытую войну императрице.

Но что потом? Куда бы они направились?

– Так ты по-прежнему с нами? – спросил Вайшра. – Заговор провалился. А я думал, тебе неинтересно служить солдатом в пехоте.

– А какое это имеет значение? Вы хотите, чтобы я ушла?

– Я бы предпочел знать, по какой причине мне служат. Некоторые – за серебро. Некоторые получают удовольствие, сражаясь. Мне кажется, что тебя не интересует ни то, ни другое.

Он был прав. Но Рин не знала, что ответить. Как объяснить ему причину, по которой она осталась, если она и себе не может ее объяснить?

Она знала лишь, что ей хочется влиться в армию Вайшры, выполнять его приказы, стать его оружием и инструментом.

Если не она принимает решения, то она ни в чем не будет виновата.

Нельзя подвергать опасности цыке, когда она не знает, что им приказывать. И ее не обвинить в убийстве, если она действовала по приказу.

Ей не просто хотелось отказаться от ответственности. Рин нужен был Вайшра. Его одобрение. Он давал ей цель, упорядоченность и контроль, которые она потеряла после гибели Алтана. Это было так приятно.

С тех пор как Рин отправила Феникса на остров в форме лука, она чувствовала себя потерянной, кружилась в пропасти вины и гнева, а теперь впервые за долгое время ей не казалось, что ее сносит течением.

У нее появилась причина жить – помимо мести.

– Я не знаю, что делать, – наконец сказала она. – Или кем я должна быть. Или откуда я, или… – Она запнулась, пытаясь разобраться в водовороте мыслей и чувств. – Я знаю лишь, что осталась одна, больше никого нет, и все это из-за нее.

Вайшра подался вперед.

– Ты хочешь драться на предстоящей войне?

– Нет. То есть… Я ненавижу войну. – Она глубоко вздохнула. – Наверное, должна ненавидеть. Все ненавидят войну, если все в порядке с головой. Верно? Но я солдат. Ничего другого я не умею. Так разве не этим мне следует заняться? Иногда мне кажется, что я могу остановиться, просто сбежать. Но после того, что я видела и сделала… Возврата назад нет.

Она испытующе посмотрела на Вайшру, отчаянно желая услышать его согласие, но Вайшра лишь кивнул.

– Да.

– Это правда? – спросила Рин тоненьким, испуганным голоском. – То, что говорили наместники?

– А что они сказали? – мягко спросил он.

– Что я как собака. Сказали, что мне лучше умереть. Все хотят видеть меня мертвой?

Вайшра взял ее руки в свои. Он держал ее ладони мягко, почти нежно.

– Никто больше не скажет тебе такого. Слушай внимательно, Рунин. Тебя наделили огромной силой. Не вини себя в том, что ее используешь. Я этого не допущу.

Рин больше не могла сдерживать слезы. Ее голос сломался.

– Я просто хотела…

– Хватит рыдать. Будь выше этого.

Она подавила всхлип.

– Не важно, чего ты хочешь, – сказал Вайшра со стальными нотками в голосе. – Как ты этого не поймешь? Сейчас ты самое могущественное создание в этом мире. Ты способна начинать и завершать войны. С твоей помощью империя может вступить в славный век, объединенной, но ты можешь и уничтожить нас. Чего ты никак не можешь, так это оставаться нейтральной. Когда обладаешь такой властью, жизнь уже тебе не принадлежит.

Он сжал ее пальцы.

– Люди будут искать способ тебя использовать или уничтожить. Если хочешь жить, придется выбрать сторону. Не уворачивайся от войны, дитя. Не избегай страданий. Когда услышишь крик, беги на него.

Глава 11

Нэчжа распахнул дверь.

– Ты не спишь?

– Что случилось?

Рин зевнула. За иллюминатором еще стояла темнота, но Нэчжа уже был при полном параде. За его спиной торчал полусонный и раздраженный Катай.

– Пошли наверх, – сказал Нэчжа.

– Он хочет показать нам виды, – проворчал Катай. – Давай уже, пошевеливайся, чтобы я мог пойти обратно поспать.

Рин последовала за ними по коридору, подскакивая на одной ноге, пока надевала башмаки.

«Неумолимого» укрывал такой густой голубоватый туман, что они будто плыли сквозь облака. Глазу не за что было зацепиться, пока они не подошли совсем близко ко вздымающимся из тумана громадам. Узкий проход к Арлонгу охраняли огромные утесы: река выглядела темной серебристой ниточкой между каменными стенами. Под лучами поднимающегося солнца скалы переливались ярко-алым цветом.

Знаменитые Красные утесы провинции Дракон. Поговаривали, что после каждого провального нападения на твердыню Арлонга красный цвет утесов становится все ярче, – их раскрашивает кровь моряков, чьи корабли разбились здесь о камни.

Рин различила на стенах массивную надпись, она становилась заметной, только если наклонить голову под определенным углом и на иероглифы падал слабый свет.

– Что там написано?

– А ты что, не можешь прочесть? – спросил Катай. – Это же на старониканском.

Рин чуть не закатила глаза.

– Так переведи.

– Ты и правда не можешь, – хмыкнул Нэчжа. – Эти иероглифы имеют много значений и не подчиняются правилам современной грамматики, а потому любой перевод будет неточным.

Рин улыбнулась. Эти слова приводились в текстах, которые изучали в Синегарде на уроках лингвистики, когда самой большой заботой Рин было одолеть контрольную по грамматике.

– И какой перевод, по-твоему, правильный?

– Ничто не длится вечно, – ответил Нэчжа.

А одновременно с ним Катай произнес:

– Мир не существует.

Катай поморщился, глядя на Нэчжу.

– Ничто не длится вечно? Что это за перевод такой?

– Исторически верный, – заявил Нэчжа. – Эти слова вырезал на скале последний преданный министр Красного императора. После смерти Красного императора его империя развалилась на провинции. Но министр из провинции Дракон не присягнул в верности ни одному вновь созданному государству.

– И вроде бы это плохо кончилось, – напомнила Рин.

– Как говорит отец, в гражданской войне не бывает нейтралитета, – сказал Нэжча. – В провинцию Дракон вторглись восемь князей и разорвали Арлонг на куски. Это и описал министр. Большинство считает, что это вопль нигилиста, предупреждение, что ничто не длится вечно. Ни дружба, ни верность, и уж точно не империя. А значит, и твой перевод вполне подходит, Катай, если поразмыслить. Мир^[2] эфемерен. Постоянство – лишь иллюзия.

Тем временем «Неумолимый» вошел в канал между утесами, такой узкий, что Рин удивлялась, как корабль не скребет корпусом по скалам. Наверное, его создали по точным меркам прохода, но все равно, только искусный навигатор мог проскользнуть мимо стен, не задевая их.

Как только они прошли канал, утесы расступились, открыв перед глазами Арлонг, скрытый внутри, как жемчужина в раковине. Город выглядел ослепительно прекрасным. В Тикани Рин в жизни не видела столько водопадов, ручьев и зелени. По другую сторону канала виднелись контуры двух горных цепей, торчащих из тумана, – горы Циньлин на востоке и Даба на западе.

– Я постоянно взбирался на эти утесы. – Нэчжа указал на крутую лестницу, вырезанную в красных стенах. От одного вида у Рин закружилась голова.

– Оттуда видно все – океан, горы, целую провинцию.

– И можно за многие мили заметить врага в любом направлении, – сказал Катай. – Очень полезно.

Теперь Рин поняла. Это объясняло уверенность Вайшры в своей твердыне. Арлонг, наверное, самый неприступный город в империи. Единственный способ вторгнуться в него – это пройти через узкий канал или пересечь массивную горную гряду. Арлонг легко оборонять и чудовищно трудно атаковать. Идеальная столица на время войны.

– Мы много времени проводим и на пляжах, – сказал Нэчжа. – Отсюда их не видно, но под утесом скрываются бухточки. Если не знаешь, где искать, и не найдешь. Берега реки в Арлонге такие протяженные, что можно принять их за океанские, если никогда не видел моря.

Рин поежилась. Тикани был сугубо сухопутным местом, она не представляла, каково это – расти так близко к воде. Рин чувствовала бы себя уязвимой. Кто угодно может пристать к берегу. Пираты. Гесперианцы. Федерация.

Спир был таким же уязвимым.

Нэчжа бросил на нее быстрый взгляд.

– Не любишь море?

Рин вспомнила Алтана, который пятится в черную воду. Вспомнила, как отчаянно плыла, чуть не потеряв рассудок.

– Мне не нравится запах, – сказала она.

– Но оно пахнет солью.

– Нет. Кровью.

Когда «Неумолимый» бросил якорь, Вайшра в сопровождении отряда солдат спустился с корабля в зашторенном паланкине, в котором его отнесли во дворец. Рин не видела Вайшру больше недели, но до нее дошли слухи, что его состояние ухудшилось. Ему уж точно не хотелось бы, чтобы эта молва разнеслась.

– Нам следует волноваться? – спросила она, провожая взглядом паланкин.

– Ему просто нужно немного отдохнуть на берегу. – Нэчжа говорил спокойно, и Рин посчитала это хорошим знаком. – Он поправится.

– К тому времени, когда нужно будет вести армию на север? – уточнил Катай.

– Определенно. А если не сумеет отец, то поведет мой брат. Пошли в казармы. – Нэчжа мотнул головой на сходни. – Пошли. Представлю вас остальным.

Арлонг оказался амбициозным городом из нескольких соединенных островов, рассеянных по широким протокам Западного Муруя. Нэчжа повел Рин, Катая и цыке к одному из узких сампанов, шныряющих повсюду. Когда Нэчжа направил лодку к центру города, Рин подавила приступ дурноты. Город напоминал Анхилуун – менее потрепанный, но такой же дезориентирующий своей сетью каналов. Как же ей это было ненавистно! Чем людей не устраивает суша?

– И никаких мостов? – спросила она. – Дорог тоже нет?

– Нет необходимости. Острова связаны каналами. – Нэчжа стоял на корме и вел сампан легкими поворотами рулевого весла. – Город устроен как раковина, в виде концентрических кругов.

– А выглядит так, будто вот-вот затонет, – сказала Рин.

– Это специально. Почти невозможно вторгнуться в Арлонг с земли. – Сампан свернул за угол. – Здесь была первая столица Красного императора. Во время войны со спирцами он окружил себя водой. Без нее он никогда не чувствовал себя в безопасности, именно потому и решил построить Арлонг. По крайней мере, так утверждается в легендах.

– И почему у него была навязчивая идея насчет воды?

– А как еще защититься от тех, кто умеет вызывать огонь? Теарца и ее армия приводили его в ужас.

– Я думала, он любил Теарцу, – сказала Рин.

– Он любил ее и боялся. Одно другого не исключает.

Рин обрадовалась, когда они наконец-то сошли на берег. На твердой земле она чувствовала себя уверенней – палуба больше не качалась под ногами, и она не могла кувыркнуться в воду.

Но Нэчжа у воды выглядел совершенно счастливым. Он держал весло так, словно оно было продолжением руки, и с такой легкостью перепрыгнул с сампана на землю, будто это не труднее, чем пройти по траве.

Он повел их в сердце военного квартала Арлонга. По дороге Рин заметила несколько огромных кораблей, на которых могли поместиться целые деревни, на палубах стояли массивные катапульты, а из бортов торчали ряды железных пушек в форме головы дракона, пасти раскрывались в зловещих улыбках, готовясь плюнуть огнем и железом.

– Корабли какие-то по-дурацки высокие, – заявила Рин.

– Это потому что они предназначены для штурма городских стен, – объяснил Нэчжа. – В войне на море главное – захватывать город за городом, как игральные фишки. Эти корабли выше городских стен, если подойдут к ним с воды. Если мыслить стратегически, провинции по большей части пустынны. Основные города контролируют экономику, политику и коммуникации. Захватишь город – и завладеешь всей провинцией.

– Я знаю, – сказала Рин, слегка раздраженная тем, что ей вещают про базовую стратегию вторжения. – Я лишь сомневаюсь в их маневренности. Насколько они быстроходны на мелководье?

– Не особенно, но это не имеет значения. В войне с моря все решает рукопашная, – объяснил Нэчжа. – Корабли-башни сносят стены. Мы входим и забираем остальное.

– Не понимаю, почему нельзя было разнести весь Осенний дворец с помощью этих прекрасных и гигантских кораблей, – вставил идущий за ними Рамса.

– Потому что мы замышляли бескровный переворот, – ответил Нэчжа. – Отец хотел по возможности избежать войны. А отправка огромного флота в Лусан могла создать неверное впечатление.

– Ага, то есть во всем виновата Рин, – буркнул Рамса. – Классика.

Нэчжа сделал шаг назад, чтобы оказаться рядом с ними. Показывая корабли, он выглядел на редкость самодовольным.

– Несколько лет назад мы укрепили корпуса поперечными балками. И переделали румпели, теперь корабли стали более подвижными и могут использоваться на разных глубинах.

– А твой румпель? – спросил Катай. – По-прежнему окунается в эти глубины?

Нэчжа и бровью не повел.

– Якоря мы тоже улучшили.

– Это как? – поинтересовалась Рин, главным образом потому, что Нэчже явно хотелось похвастаться.

– Зубья. Они расположены по кругу, а не в одном направлении. А значит, сложнее сломать.

Рин это показалось забавным.

– И часто это случается?

– Ты удивишься, но во время Второй опиумной войны мы проиграли ключевую морскую битву, потому что корабль начал дрейфовать в открытое море без команды и попал в водоворот. Мы усвоили этот урок.

Он продолжил расхваливать новые усовершенствования, размахивая руками с гордостью свежеиспеченного родителя.

– Мы начали строить корабли с очень широкой кормой, так проще ими управлять на низкой скорости. А паруса на джонках разделены горизонтальными бамбуковыми рейками, так они лучше следуют ветру.

– Ты явно знаешь о кораблях все, – сказала Рин.

– Я все детство провел рядом с верфью. А как же иначе?

Рин остановилась, и остальные обогнули их с Нэчжей.

– Сколько времени вы готовились к этой войне? – понизила голос она. – Только не ври.

Он не колебался ни секунды. Даже моргнуть не успел.

– Всю мою жизнь.

Значит, всю жизнь Нэчжа готовился предать империю. И, поступив в Синегард, знал, что однажды поведет флот против своих однокурсников.

– Ты с рождения был предателем.

– Это как посмотреть.

– Но до сих я сражалась в рядах ополчения. Мы могли бы стать врагами.

– Я знаю, – просиял Нэчжа. – А ты разве не рада, что не стали?

Армия Дракона приняла цыке в свои ряды с впечатляющей скоростью. В казармах их встретила девушка по имени Сола. Она была всего на несколько лет старше Рин и носила зеленую нарукавную повязку, обозначающую, что выпустилась из Синегарда по классу Стратегии.

– Ты училась у Ирцзаха? – спросил Катай.

Сола посмотрела на его выцветшую повязку.

– Из какой дивизии?

– Из Второй. Я был с ним в Голин-Ниисе.

– Ясно. – Сола сжала губы в тонкую ниточку. – Как он погиб?

Его освежевали живьем и повесили на городской стене, вспомнила Рин.

– С честью, – ответил Катай.

– Он бы вами гордился, – сказала Сола.

– Вообще-то, я совершенно уверен, что он назвал бы нас предателями.

– Для Ирцзаха важна была справедливость, – уверенно заявила Сола. – Он был бы с нами.

Всего за час Сола разместила их по койкам в казармах и устроила экскурсию по обширной военной базе, занимающей три островка и канал между ними, а также выдала новую форму. Она была сшита из теплой и крепкой ткани – гораздо лучше, чем в ополчении. К форме прилагались многослойные доспехи из перекрещивающихся кожаных и металлических пластин, настолько запутанных, что Соле даже пришлось подробно объяснять, что куда.

Сола не показала им раздевалку, так что Рин оголилась рядом с мужчинами, натянула новую форму и попробовала размяться. Гибкость костюма ее поразила. Доспехи были куда более сложными, чем неуклюжая форма ополчения, и стоили раза в три больше.

– Наши кузнецы лучше, чем на севере. – Сола передала Рин нагрудник. – Наши доспехи легче. И лучше отражают удары.

– А с этим что делать? – Рамса поднял груду старой одежды.

Сола сморщила нос.

– Сожгите.

Казармы и арсенал были чище, крупнее и лучше оборудованы, чем на любой базе ополчения. Катай прошелся мимо рядов сверкающих мечей и ножей, пока не выбрал подходящие. Остальные отдали оружие кузнецу для починки.

– Мне сказали, в вашем отряде есть специалист– взрывник.

Сола отдернула шторку, за которой открылся запас взрывчатки Первого взвода. Пирамиды ракет и снарядов, в холодной темноте ожидающие погрузки на корабли.

Рамса оценивающе присвистнул. Он поднял снаряд в форме драконьей головы и покрутил в руках.

– Это то, о чем я думаю?

Сола кивнула.

– Двухступенчатая ракета. В основном отсеке главный двигатель. Остальное детонирует в воздухе и придает дополнительную скорость.

– И как вам это удалось? – поразился Рамса. – Я работал над такой штукой года два.

– А мы – пять.

Рамса указал на другой штабель.

– А это что?

– Крылатая ракета. – Судя по всему, Соле нравился этот разговор. – Вот эти плавники нужны, чтобы контролировать полет. Она лучше попадает в цель, чем двухступенчатые ракеты.

Кто-то явно обладающий чувством юмора придал носу ракеты сходство с обмякшей рыбой. Рамса обвел плавники пальцами.

– И какая у нее дальность?

– По-разному. В ясный день – шестьдесят миль. В дождливый – как получится.

Рамса взвесил ракету в руках. Вид у него был настолько счастливый, как будто он получает сексуальное удовольствие.

– Да уж, с этим мы повеселимся.

– Проголодалась?

Нэчжа постучал по дверному косяку.

Рин подняла голову. Она осталась в казарме в одиночестве. Катай отправился исследовать архивы провинции Дракон, а другие цыке первым делом собирались найти столовую.

– Не особо, – ответила она.

– Вот и хорошо. Хочешь увидеть кое-что интересное?

– Очередной корабль?

– Ага. Но этот тебе понравится. Кстати, отличная форма.

Рин стукнула его по руке.

– Нечего на меня пялиться, генерал.

– Я просто говорю, что цвет тебе идет. Из тебя выйдет отличный Дракон.

Верфь Рин услышала задолго до того, как увидела. В какофонии скрежета и стука приходилось кричать. Она считала, что весь флот находился в гавани, но здесь строили еще несколько кораблей.

Ее внимание немедленно приковал корабль в дальнем конце. Он находился в начальной стадии строительства – только остов. Но если представить его готовым, то это был гигант. Казалось немыслимым, что такое сооружение вообще могло держаться на плаву, не говоря уже о том, чтобы пройти канал между Красными утесами.

– И мы поплывем на этом в столицу? – спросила она.

– Этот корабль еще не готов. Его конструкцию обновили по полученным с запада чертежам. Это любимая игрушка Цзиньчжи, а он перфекционист, в особенности по отношению к кораблям.

– Любимая игрушка, – повторила она. – Твои братья строят огромные корабли ради развлечения?

Нэчжа покачал головой.

– Предполагалось закончить его к началу северной кампании. Но это займет больше времени. Конструкцию поменяли так, чтобы он стал кораблем обороны. Он будет охранять Арлонг, а не возглавит флот.

– А почему отстали от расписания?

– На верфи возник пожар. Какой-то придурочный караульный перевернул лампу. Растянул строительство еще на несколько месяцев. Пришлось везти древесину из провинции Собака. Отец изобретателен – трудно привезти столько древесины и скрыть, что он строит флот. Несколько недель торговались с контрабандистами Муг.

Рин заметила почерневшие края некоторых балок. Но остальные заменили новой древесиной, гладкой и сияющей.

– Пожар вызвал в городе переполох, – сказал Нэчжа. – Поговаривают, что это знак от богов, мол, восстание потерпит неудачу.

– А что Вайшра?

– Отец посчитал пожар знаком, что должен заполучить спирку.

Нэчжа не повез Рин на речном сампане обратно к казармам, а повел вниз по лестнице к пирсу, где над тихо накатывающей на опоры пристани водой раскатывался шум верфи. Поначалу она решила, что они уперлись в тупик, но потом Нэчжа шагнул с блестящего песка прямо в реку.

– Какого дьявола?

Через секунду она поняла, что стоит не на поверхности воды, а на большой круглой площадке, почти сливающейся по цвету с сине-зеленой водой.

– Листья лотоса, – сказал Нэчжа, прежде чем она успела спросить.

Раскинув руки для равновесия, он сменил позу, и от листа под его ногами разбежались волны.

– Любишь ты покрасоваться.

– Ты что, никогда такого не видела?

– Только в книгах. – Она поморщилась. Рин умела сохранять равновесие не так хорошо, как Нэчжа, и ей совершенно не хотелось свалиться в воду. – Не знала, что они бывают такими здоровенными.

– Как правило, не бывают. Этим осталось месяц или два до того, как они затонут. Обычно они растут в проточных озерах в горах, но наши ботаники нашли способ применять их на войне. Ты встретишь их повсюду в гавани. Хороший моряк не нуждается в лодке, чтобы добраться на корабль, он просто пробежит по листьям.

– Да это ж как пробежать по камушкам, ничего такого.

– Это военизированные листья лотоса. Ну скажи, что это обалденно.

– А я думаю, что тебе просто нравится слово «военизированные».

Нэчжа уже собрался ответить, но его прервал раздавшийся с пирса голос:

– Не надоело устраивать экскурсии?

К ним спускался по лестнице мужчина в голубой военной форме, черные нашивки на левом рукаве обозначали генеральское звание.

Нэчжа поспешно спрыгнул с листа лотоса на мокрый песок и опустился на колено.

– Брат. Рад снова тебя видеть.

Рин слишком поздно сообразила, что тоже должна опуститься на колено, и просто таращилась на брата Нэчжи. Инь Цзиньчжа. Однажды она видела его мельком – на своем первом Летнем фестивале в Синегарде. Тогда она приняла Нэчжу и Цзиньчжу за близнецов, но при более пристальном рассмотрении их сходство не было таким ошеломляющим. Цзиньчжа был выше и более плотного сложения, да и держался с видом первого сына, наследника всего отцовского состояния, в то время как младшему брату придется удовольствоваться объедками.

– Я слышал, как вы завалили все дело в Осеннем дворце. – Голос Цзиньчжи был ниже, чем у брата, и более высокомерным, если такое вообще возможно. Рин он показался смутно знакомым, но она не могла понять почему. – Что там произошло?

Нэчжа поднялся.

– А разве капитан Эриден тебе не доложил?

– Эриден не все видел. Пока отец поправляется, я старший генерал в Арлонге, и мне не нравится, что я не знаю всех подробностей.

«Алтан!» – вдруг осознала Рин, чуть не подпрыгнув. Цзиньчжа говорил четким командным тоном, напоминающим Алтана в лучшие времена. Голосом человека, привыкшего к немедленному выполнению его приказов.

– Мне нечего добавить, – ответил Нэчжа. – Я был на «Неумолимом».

Цзиньчжа скривил губы.

– В безопасности. Похоже на тебя.

Рин ожидала, что Нэчжа разъярится, но он молча проглотил оскорбление и кивнул.

– Как отец?

– Сегодня лучше, чем ночью. Держится. Лекарь не понимает, как он вообще выжил.

– Но отец сказал, что рана поверхностная.

– Ты хоть пробовал взглянуть на него пристальней? Клинок прошел через лопатку насквозь. Отец всем солгал. Просто чудо, что он в сознании.

– Он спрашивал обо мне? – поинтересовался Нэчжа.

– С чего бы это? – Цзиньчжа свысока посмотрел на брата. – Я дам тебе знать, когда ты понадобишься.

– Да, генерал.

Нэчжа склонил голову. Рин завороженно наблюдала за их диалогом. Она никогда не видела, чтобы кто-нибудь так презрительно обращался с Нэчжей. Обычно именно он вел себя так.

– А ты – та самая спирка.

Цзиньчжа резко повернулся к Рин, словно наконец вспомнил, что она здесь.

– Да. – По какой-то причине голос Рин звучал по-девичьи пискляво. – Это я.

– Ну давай. Покажи, – сказал Цзиньчжа.

– Что?

– Покажи, что умеешь, – медленно выговорил Цзиньчжа, словно разговаривал с ребенком. – Произведи впечатление.

Рин смущенно посмотрела на Нэчжу.

– Я не понимаю.

– Говорят, ты умеешь вызывать огонь, – уточнил Цзиньчжа.

– Ну да…

– И большой? Какой температуры? Он исходит из твоего тела или откуда-то еще? Чего тебе стоит устроить извержение вулкана?

Цзиньчжа произнес это такой скороговоркой, что Рин с трудом разобрала отрывистый синегардский акцент. Ей уже много лет не приходилось так напрягать слух.

Она моргнула, чувствуя себя глупо, а когда заговорила, то запиналась на каждом слове.

– Ну, в смысле, это просто происходит…

– Просто происходит, – передразнил он. – Что-то вроде чихания? И какой от этого толк? Объясни, как я могу тебя использовать.

– Меня нельзя использовать.

– Как мило. Солдат, не подчиняющийся приказам.

– Рин проделала долгий путь, – поспешно вставил Нэчжа. – Уверен, она будет рада показать тебе свои способности утром, когда отдохнет…

– Солдаты устают, это часть их работы, – отозвался Цзиньчжа. – Давай, спирка. Покажи, на что способна.

Нэчжа положил руку на плечо Рин, чтобы ее успокоить.

– Цзиньчжа, ну серьезно…

Цзиньчжа с отвращением засопел.

– Ты бы послушал, как о них говорил отец. Спирцы то, спирцы се. Я сказал ему, что лучше начать вторжение из Арлонга, но нет, он решил, что устроит бескровный переворот, если у него появится она. И посмотри, что из этого вышло.

– Рин сильнее, чем ты можешь вообразить, – сказал Нэчжа.

– Если бы спирцы были настолько сильны, то были бы живы, – скривил губы Цзиньчжа. – Я все детство только и слышал о том, какое чудо этот Алтан. А он оказался просто очередным идиотом с кожей цвета глины, который позволил себя уничтожить ни за что.

Перед глазами Рин полыхнуло алым. При взгляде на Цзиньчжу она видела не человека, а обугленную головешку, с которой слетает пепел. Она желала ему смерти, смерти в муках. Хотела услышать его крик.

– Хочешь посмотреть, на что я способна? – Ее голос звучал словно издалека.

– Рин… – предостерег Нэчжа.

– Отвали. – Она сбросила его руку с плеча. – Он хочет видеть, что я умею.

– Не думаю, что это удачная мысль.

– Отойди.

Она протянула к Цзиньчже ладони. Рин ничего не стоило распалить свой гнев. Он уже ждал наготове, как бурлящая у плотины вода. «Ненавижу, ненавижу, ненавижу…»

Ничего не произошло.

Цзиньчжа поднял брови.

У Рин стрельнуло в висках. Она поднесла пальцы к глазам.

Боль превратилась в мучительную. Под веками расцвел многоцветный взрыв, красные и желтые вспышки, лижущее горящую деревню пламя, силуэты людей, извивающихся внутри, огромное грибовидное облако над островом в форме лука…

На мгновение прямо перед собой она увидела незнакомый иероглиф, похожий на клубок змей, а потом он исчез. В этот миг Рин находилась где-то между материальным миром и тем, что нарисовал ее разум. Она не могла дышать, ничего не видела…

Она рухнула на колени. Ощутила руки Нэчжи, пытающегося ее удержать, услышала, как он зовет на помощь. Сделав над собой усилие, она открыла глаза. Над ней стоял Цзиньчжа, глядя с откровенным презрением.

– Отец был прав, – сказал он. – Нужно было спасать того, другого.

Чахан резко захлопнул за собой дверь.

– Что случилось?

– Не знаю.

Рин цеплялась пальцами за простыни, а Чахан рылся в своей сумке. Ее голос дрожал, последние полчаса она с трудом дышала, а сердце до сих пор стучало так яростно, что заглушало все мысли.

– Я была слишком неосторожной. Пыталась вызвать огонь, небольшой, но не хотела покалечить Цзиньчжу, а потом…

Чахан схватил ее за запястья.

– Почему ты дрожишь?

Рин и не осознавала, что вся трясется. Она не могла унять дрожь в ладонях, а при мысли об этом затряслась только сильнее.

– Я больше ему не нужна, – прошептала она.

– Кому?

– Вайшре.

Она была в ужасе. Если она не сумеет вызвать огонь, то Вайшра зря нанял спирку. Без способности вызывать огонь ее просто вышвырнут.

Как только Рин пришла в себя, она снова попыталась сосредоточиться и вызвать пламя, но результат постоянно оказывался одинаковым – дикая боль в висках, вспышка цвета и всполохи образов, которые ей не хотелось бы снова видеть. Она не понимала, что не так, просто не могла вызвать огонь, а без этой способности она совершенно бесполезна.

По телу снова пробежала дрожь.

– Успокойся, – сказал Чахан. Он положил сумку на пол и сел рядом с Рин. – Смотри на меня. Загляни мне в глаза.

Она подчинилась.

Обычно бледные глаза Чахана, без выраженной радужки и зрачков, вызывали беспокойство. Но вблизи были странно притягательными – два осколка из заснеженного пейзажа на худом лице, которые словно гипнотизировали добычу.

– Что со мной не так? – прошептала она.

– Не знаю. Давай попробуем разобраться.

Чахан пошарил в сумке, зажал что-то в кулаке и протянул Рин горсть ярко-синего порошка.

Она узнала наркотик. Какие-то перемолотые сушеные грибы с севера. Рин уже принимала их однажды вместе с Чаханом – в Хурдалейне, когда отвела его в нематериальный мир, где ее преследовала Майриннен Теарца.

Чахан хотел проводить ее к глубинам разума, откуда душа воспаряет к миру богов.

– Боишься? – спросил он, видя ее нерешительность.

Нет. Ей было стыдно. Рин не хотела впускать Чахана в свои мысли. Она боялась того, что он там увидит.

– Тебе обязательно входить? – спросила она.

– Одна ты не справишься. А кроме меня, у тебя никого нет. Придется довериться мне.

– Обещаешь остановиться, если я попрошу?

Чахан усмехнулся, высыпал в ее ладонь порошок и сжал пальцы.

– Мы закончим, когда я скажу.

– Чахан…

Он окинул ее откровенным взглядом.

– У тебя есть другие варианты?

Наркотик подействовал, едва коснувшись языка. Рин удивилась, насколько быстрым и чистым было ощущение. Маковые зерна были раздражающе медленными, с ними она буквально вползала в мир духов, и только если сосредоточиться, а этот наркотик был словно пинком через дверь между этим миром и тем.

Прежде чем лазарет затуманился перед глазами, Чахан схватил Рин за руку. В вихре красок они покинули мир живых. И тут же оказались вдвоем в бесконечной тьме. Они парили в поисках.

Рин знала, что делать. Она обратилась к своей ярости и создала связь с Фениксом, которая притянула их души из пустоты к Пантеону. Она почти чувствовала присутствие Феникса, омывающий ее жгучий божественный жар, почти слышала его злобное хихиканье…

А потом что-то заслонило бога.

Что-то массивное, прямо перед ним. Гигантское слово, написанное в пустоте. В воздухе зависли двенадцать мазков, огромная пиктограмма, переливающаяся сине-зеленым, как змеиная шкура, неестественно яркая, словно только что пролитая кровь.

– Это невозможно, – сказал Чахан. – Она не могла этого сделать.

Пиктограмма выглядела и страшно знакомой, и совершенно чуждой одновременно. Рин не могла ее прочитать, хотя слово было написано по-никански. Она почти узнала несколько иероглифов, но все равно не видела в них смысла.

Это было что-то древнее. Еще до времен Красного императора.

– Что это?

– А на что похоже? – Чахан вытянул бестелесную руку, чтобы потрогать пиктограмму, и тут же отдернул.

– Это Печать.

Печать? Термин показался смутно знакомым. В памяти вспыли фрагменты сражения. Седовласый человек парил в воздухе и высекал молнии посохом, открыв дверь в мир жутких созданий из иного мира.

«Ты не сдвинешься с места! На тебе Печать».

«Уже нет».

– Как у Стража? – спросила она.

– На Страже была Печать? – поразился Чахан. – Почему же ты не сказала?

– Я понятия не имела!

– Но это же многое объясняет! Вот почему он пропал, почему не помнит…

– О чем это ты?

– Печать закрывает доступ в мир духов, – объяснил Чахан. – Гадюка впрыснула в тебя яд. Вот из чего сделана Печать. Она не дает тебе добраться до Пантеона. И со временем станет сильнее, будет пожирать твой рассудок, пока ты не забудешь Феникса. Она как будто создает вокруг тебя раковину.

– Умоляю, скажи, что можешь меня от нее избавить.

– Я попытаюсь. Тебе придется провести меня внутрь.

– Внутрь?

– Печать – это еще и врата. Смотри. – Чахан показал в центр иероглифа, где мерцающая змеиная кровь скрутилась в водовороте. Когда Рин посмотрела в эту точку, то услышала призыв, ее притягивало в какое-то неизвестное измерение. – Шагни внутрь. Уверен, именно там Дацзы оставила яд. Он находится там в виде памяти. Сила Дацзы основана на желаниях, она показывает то, чего ты больше всего желаешь, и это мешает тебе вызвать огонь.

– Яд. Память. Желание. – Эти слова мало что значили для Рин. – Слушай… Просто объясни, что мне с этим делать.

– Уничтожить – любым путем.

– Что уничтожить?

– Думаю, ты поймешь, когда увидишь.

Рин не пришлось спрашивать, как пройти через врата. Они притянули ее, стоило только приблизиться. Печать как будто обволакивала ее, становилась все больше и больше, пока не накрыла окончательно. Вокруг Рин кружилась в вихре кровь, меняя форму, словно пыталась решить, кем обернуться.

– Она покажет тебе то будущее, которого ты желаешь, – сказал Чахан.

Но Рин не понимала, какое это имеет отношение к ней, ведь она не грезила о будущем. Все ее главные желания относятся к прошлому. Ей хотелось вернуться на пять лет назад. Проводить неспешные дни в Академии. Лениво прогуливаться по саду Цзяна, провести летние каникулы в доме Катая. Ей хотелось, хотелось…

Она снова оказалась на песках острова Спир – такого живого и прекрасного, каким она никогда его не видела. И там был Алтан, целый и невредимый, и улыбался так, как никогда не улыбался прежде.

– Привет, – сказал он. – Ты готова отправиться домой?

– Убей его, – быстро приказал Чахан.

Но разве она уже этого не сделала? В Хурдалейне она боролась с чудовищем с лицом Алтана и убила его. А потом в исследовательском центре позволила ему выйти на пирс, позволила пожертвовать собой, чтобы спастись.

Она уже убивала Алтана, и не раз, а он снова возвращается.

Как же она может его убить? Он выглядел таким счастливым. Избавившимся от боли. Сейчас она уже столько о нем знала, о его страданиях, и не могла к нему притронуться. Только не это.

Алтан шагнул ближе.

– Что ты здесь делаешь? Пойдем со мной.

Рин больше всего на свете хотелось с ним уйти. Она даже не знала, куда он ее уведет, достаточно и того, что Алтан там будет. Забвение. Какой-нибудь сумрачный рай.

Алтан протянул к ней руку.

– Пойдем.

Рин собралась с силами.

– Хватит, – выдавила из себя она. – Чахан, я не могу… Хватит, забери меня обратно.

– Ты что, шутишь? – отозвался Чахан. – Ты даже этого сделать не можешь?

Алтан взял ее за руку.

– Идем.

– Хватит!

Рин так и не поняла, что сделала, но почувствовала вспышку энергии, и Печать стала взбухать и менять форму вокруг Чахана, как почуявший новую добычу хищник, а рот Чахана открылся в беззвучном вопле страшной боли.

И они уже больше не были на Спире.

Этого места Рин никогда прежде не видела.

Они оказались высоко в горах, где холодно и темно. В камне были высечены пещеры, внутри сияли свечи. А на краю утеса плечом к плечу сидели два мальчика – темноволосый и блондин.

Рин была чужой в этих воспоминаниях, но как только шагнула ближе, картина поменялась, Рин была не просто наблюдателем, но и участником событий. Она увидела Алтана совсем близко и поняла, что смотрит на него глазами Чахана.

Лицо Алтана находилось слишком близко. Рин различала каждую прекрасную и жутковатую деталь: шрам на правой щеке, небрежно собранные в хвост волосы, темные веки над красными глазами.

Алтан был ужасен. Алтан был прекрасен. И заглянув ему в глаза, Рин поняла, что переполняющее ее чувство – не любовь, а всеобъемлющий, парализующий страх. Ужас мошки, которую притягивает пламя.

Вряд ли кто-либо еще испытывал такое же чувство. Такое знакомое, что Рин едва не расплакалась.

– Я мог бы тебя убить.

Алтан промурлыкал смертный приговор, словно любовную песнь, и когда она (в теле Чахана) попыталась бороться, прижался еще теснее.

– Мог бы, – согласился Чахан таким знакомым голосом, тихим и ровным. Рин всегда удивлялась, как Чахану удается говорить с Алтаном с таким безразличием. Но она поняла, что Чахан не шутит, он напуган, он всегда испытывал страх, находясь рядом с Алтаном. – И что?

Пальцы Алтана сомкнулись на ладони Чахана, они были слишком горячими, слишком сокрушающими, попыткой показать дружелюбие без всякого уважения к предполагаемому другу.

Его губы почти коснулись уха Чахана. Рин непроизвольно поежилась, ей показалось, что Алтан ее укусит, сдвинет губы чуть ниже и перегрызет артерию.

Она поняла, что Чахан часто этого боялся.

Поняла, что, возможно, даже получал от этого удовольствие.

– Не надо, – сказал Чахан.

Рин не слушала, ей хотелось задержаться в этом видении, она испытывала тошнотворное желание досмотреть до конца.

– Хватит.

На них накатила волна темноты, и когда Рин открыла глаза, то снова была в лазарете, на своей койке. Чахан с прямой спиной сидел на полу, глаза его были широко открыты и туманны.

Рин схватила его за шиворот.

– Что это было?

Чахан дернулся и пришел в себя. На лице отразилось что-то вроде удовлетворения.

– Почему бы не задать этот вопрос себе?

– Лицемер. Да ты же на нем помешался.

– Уверена, что это не ты?

– Не лги мне! – завопила она. – Я знаю, что видела, знаю, чем ты занимался. Наверняка хотел проникнуть в мой разум только для того, чтобы увидеть Алтана с другой точки зрения…

Он съежился и отшатнулся.

Рин такого не ожидала. Чахан казался таким маленьким, таким уязвимым.

Но почему-то это разъяряло еще больше.

Она крепче стиснула его рубаху.

– Он мертв. Понятно? Можешь ты уже запомнить?

– Рин…

– Он мертв, его больше нет, его не вернуть. Может, он и любил тебя, может, любил меня, но какая теперь разница? Он погиб.

Ей показалось, что Чахан может ее ударить.

Но он лишь наклонился вперед, сгорбившись и закрыв лицо руками. А когда заговорил, был готов разрыдаться.

– Я думал, что сумею его подхватить.

– Что-что?

– Иногда, прежде чем мертвый уйдет, он задерживается на некоторое время, – прошептал он. – Особенно твои соплеменники. Дрейфуют в своей ярости. И думаю, он еще там, между этим миром и тем, но каждый раз, когда я пытаюсь, то лишь получаю фрагменты воспоминаний, а со временем перестаю вспоминать самое прекрасное. И вот я решил, а вдруг яд…

– Так ты не знаешь, как исправить то, что со мной произошло, – догадалась Рин.

Чахан промолчал.

Она выпустила его воротник.

– Убирайся.

Чахан забрал сумку и вышел, не сказав ни слова. Рин чуть не позвала его обратно, но не могла придумать ни одного слова, прежде чем он захлопнул дверь.

Как только Чахан ушел, Рин криком подозвала лекаря и переругивалась с ним, пока не получила двойную дозу снотворного. Она проглотила микстуру в два больших глотка, забралась обратно в постель и провалилась в глубокий сон, какого у нее уже давно не было.

Когда она проснулась, лекарь отказался давать ей новую дозу снотворного для еще шести часов сна. И Рин с тревогой предвкушала визит Цзиньчжи или Нэчжи, а то и самого Вайшры. Она не знала, чего ожидать, но явно ничего хорошего. Какой толк от спирки, которая не способна вызывать огонь?

Но ее посетил только капитан Эриден. Он заявил, что ей следует вести себя так, будто она не лишилась способностей. Рин остается козырем Вайшры, его тайным оружием, и по-прежнему будет выступать на его стороне, пусть и лишь как психологическое оружие.

Он не выразил разочарования от имени Вайшры. Но в этом и не было необходимости. Отсутствие Вайшры само по себе было достаточно красноречиво.

Рин проглотила следующую порцию снотворного. Когда она снова проснулась, солнце уже село. Рин чудовищно проголодалась. Она встала, отперла дверь и прошла по коридору, босиком и шатаясь, со смутным желанием попросить еды у первого встречного.

– Да пошел ты!

Рин остановилась.

Голос доносился из двери в конце коридора.

– И что мне было делать? Повеситься, как женщины из Лю? Тебе бы это наверняка понравилось.

Рин узнала голос – визгливый, раздраженный и яростный. Она на цыпочках прошла по коридору и встала у двери.

– Женщины из Лю сохранили достоинство, – отозвался мужской голос, низкий и принадлежащий человеку постарше.

– У кого-то все достоинство заключено между ног.

Рин задержала дыхание. Это Венка, кто же еще.

– Ты бы предпочел видеть меня хладным трупом? – выкрикнула Венка. – Чтобы мне сломали хребет и растерзали тело, только бы с тем, что между ног, ничего не случилось?

– Я бы предпочел, чтобы тебя не насиловали, сама знаешь, – ответил мужчина.

– Ты не ответил на вопрос. – Раздался всхлип. Венка плачет? – Посмотри на меня, отец. Посмотри на меня.

Отец Венки что-то ответил, но слишком тихо. Мгновением спустя дверь распахнулась. Рин нырнула за угол и замерла, пока не услышала шаги, удаляющиеся в противоположном направлении.

Она выдохнула с облегчением. Секунду поразмыслила и подошла к двери. Та была слегка приоткрыта. Рин сунула руку в щель и толкнула дверь.

Венка. Она полностью сбрила волосы, и явно давно, потому что они начали отрастать короткими темными пятнами. Но лицо не изменилось, осталось таким же привлекательным, состоящим из одних острых углов и пронизывающего взгляда.

– А тебе чего надо? – вскинулась Венка. – Чего тебе?

– Вы громко разговаривали, – ответила Рин.

– А, ну прости. Когда отец отречется от меня в следующий раз, я постараюсь сдержаться.

– Он от тебя отрекся?

– Ну, может, и нет. У него не так много наследников. – Глаза Венки покраснели. – Но лучше бы отрекся, чем указывал, как я должна была поступить. Когда я забеременела…

– Ты беременна?

– Была, – нахмурилась Венка. – И это не заслуга вонючего лекаря. Он все твердил, что сука Саихара не разрешает аборты.

– Саихара?

– Мать Нэчжи. У нее свои дурацкие религиозные принципы. Она же выросла в Гесперии, ты в курсе? Поклоняется их идиотскому Творцу. Не просто притворяется из дипломатических соображений, а на самом деле верит в эту чушь. И все, по ее мнению, должны подчиняться правилам, написанным в той книжонке, включая то, что женщины должны рожать детей от насильников.

– И что ты сделала?

– Придумала кое-что, – гортанно ответила Венка.

– Ясно.

Обе с минуту пялились в пол. Тишину нарушила Венка:

– Вообще-то, больно было совсем чуть-чуть. Не так уж и страшно, как… Ну, ты знаешь.

– Ага.

– Об этом я и думала, когда это делала. Все время представляла себе эти хари, совсем не сложно. И пошла эта Саихара в зад.

Рин села на край ее постели. Рядом с Венкой – сердитой, нетерпеливой и резкой – она чувствовала себя на удивление хорошо. Венка выпускала наружу свой гнев, который все остальные предпочитали прятать, и Рин это нравилось.

– Как твои руки? – спросила Рин.

Когда она в последний раз видела Венку, ее руки были перебинтованы, и Рин даже испугалась, что Венка совсем их потеряет. Но сейчас бинты пропали, а руки не болтались по сторонам.

Венка сжала пальцы.

– Правая нормально. Левая неважно. Сгибается еле-еле, и я не могу пошевелить тремя пальцами.

– А стрелять можешь?

– Еще как, пока могу поднять лук. Для меня сделали специальную перчатку. В ней три пальца уже согнуты. Немного тренировок, и буду отлично стрелять. Хотя мало кто мне верит. – Венка заворочалась в постели. – А ты что здесь делаешь? Нэчжа тебя уболтал красивыми словами?

Рин поерзала.

– Что-то вроде того.

В глазах Венки читалось что-то вроде зависти.

– Значит, ты по-прежнему солдат. Повезло.

– Я не совсем в этом уверена, – ответила Рин.

– Почему это?

На мгновение Рин задумалась, не рассказать ли Венке обо всем – о Гадюке, Печати и о том, что она видела вместе с Чаханом. Но Венке не хватило бы терпения выслушать все подробности. Да и не особо хотелось рассказывать.

– Просто… Я больше не могу делать то же, что и раньше. – Она обхватила себя руками. – И вряд ли когда-нибудь снова сумею.

Венка посмотрела ей в глаза.

– Ты поэтому плакала?

– Нет… Я просто… – Рин судорожно вздохнула. – Я не знаю, нужна ли теперь хоть кому-нибудь.

Венка закатила глаза.

– Но меч-то ты держать можешь?

Глава 12

На следующей неделе еще три провинции провозгласили независимость от империи.

Как и предсказывал Нэчжа, наместники южных провинций капитулировали первыми. В конце концов, у юга не было причин сохранять верность империи или Дацзы. Третья опиумная война нанесла им самый сильный ущерб. Беженцы голодали, процветал бандитизм, а нападение на Осенний дворец уничтожило последний шанс на то, что провинции могут получить какие-нибудь уступки или помощь на совете в Лусане.

Наместники с юга оповестили Арлонг о своих намерениях отделиться, послав запыхавшихся гонцов из ближайших провинций или послания с голубиной почтой из дальних. Несколько дней спустя наместники и сами прибыли к воротам Арлонга.

– Петух, Обезьяна и Свинья. – Нэчжа перечислил провинции, наблюдая, как воины Эридена сопровождают тучного наместника провинции Свинья во дворец. – Неплохо.

– Это значит, у нас четыре провинции против восьми, – отметила Рин. – Не так уж плохо.

– Пять к семи. И они хорошие генералы.

Это правда. Правители юга стали таковыми не по праву рождения, а завоевали титулы в крови Второй и Третьей опиумных войн.

– А скоро с нами будет и Тсолинь, – добавил Нэчжа.

– Почему ты так уверен?

– Тсолинь умеет выбирать союзников. Он скоро появится. Выше голову, все идет именно так, как мы и ожидали.

Рин предполагала, что как только будет скреплен союз четырех провинций, войска тут же выступят на север. Но политические игры быстро сокрушили надежду на быструю кампанию. Наместники с юга не привели в Арлонг свои армии. Военные силы остались в столицах провинций, взвешивая ставки, прежде чем вступить в драку. Юг решил выждать. Объявив об отделении, наместники обезопасили себя от гнева Вайшры, но пока они не направили войска против империи, оставался шанс, что Дацзы с распростертыми объятьями примет провинции обратно, забыв обо всех прегрешениях.

Шли дни. Приказ садиться на корабли так и не поступал. Союзники из четырех провинций часами спорили о стратегии на нескончаемых военных советах. Рин, Нэчжа и Катай на них присутствовали. Нэчжа из-за своего генеральского звания, Катай по удивительному стечению обстоятельств теперь считался опытным стратегом, если не самым желанным, а Рин приходила просто потому, что этого хотел Вайшра.

Она подозревала, что находится здесь для устрашения, дескать, если разрушившая целый остров спирка жива и здорова и живет в Арлонге, то войну будет не так уж сложно выиграть.

Она изо всех сил старалась не показать, что это неправда.

– Нам нужны объединенные подразделения, иначе альянс обречен на поражение. – Генерал Ху, старший стратег Вайшры, уже давно не пытался скрыть раздражения. – Республиканская армия должна действовать как единое целое. Солдатам не следует считать, что они до сих пор воюют в подразделениях своих провинций.

– Я не отдам своих солдат под командование неизвестных людей, – сказал наместник провинции Свинья. Рин терпеть не могла Цао Чажоука, он вечно ныл и возражал против всех предложений генералитета Вайшры, Рин не понимала, зачем он вообще явился в Арлонг. – Подобные подразделения бесполезны. Вы просите незнакомых людей сражаться вместе. Они привыкли к разной сигнальной азбуке, разным кодам, а времени переучиваться нет.

– Ну, похоже, вы не собираетесь в ближайшее время выступать на север, впереди еще несколько месяцев, – пробормотал Катай.

Нэчжа закашлялся, а может, и засмеялся.

Чажоук окинул Катая таким взглядом, словно готов был вздернуть его на рее, если бы получил такую возможность.

– Четырьмя отдельными армиями мы Дацзы не победим, – поспешил сказать генерал Ху. – Разведка докладывает, что пока мы тут болтаем, императрица собирает северную коалицию.

– Это не имеет значения, если у нее нет флота, – заявил наместник провинции Обезьяна Лиу Гужубай.

Из всех южных наместников он был наиболее сговорчивым, острым на язык и наблюдательным, на всех совещаниях поглаживал густые усы и выступал то на одной стороне, то на другой.

Если бы они имели дело только с Гужубаем, подумалось Рин, то уже сейчас шли бы на север. Наместник провинции Обезьяна был осторожен, но его хотя бы можно было вразумить. Наместники из Свиньи и Петуха явно намеревались отсидеться в Арлонге за спиной армии Вайшры. Гун Таха последние несколько дней сидел за столом молча и с унылым видом, а Чажоук бушевал, подозревая всех остальных в недобрых намерениях.

– Но у них появится флот. Дацзы отбирает корабли у торговцев, чтобы восстановить императорский флот. Зерновозы превращают в военные галеры, а на верфях провинции Тигр повсеместно строят новые корабли. – Генерал Ху похлопал по карте. – Чем дольше мы выжидаем, тем больше времени даем им на подготовку.

– Кто ведет флот? – спросил Гужубай.

– Чан Энь.

– Удивительно, – сказал Чажоук. – Не Цзюнь?

– Цзюнь отказался, – объяснил генерал Ху.

Чажоук поднял брови.

– Раньше с ним такого не случалось.

– Весьма мудро с его стороны, – сказал Вайшра. – Никто не хочет отдавать приказы Чану Эню. Если кто-то из офицеров оспаривает его решения, то лишается головы.

– Явный признак того, что империя движется к своему концу, – встрял Таха. – С таким-то мерзким отродьем.

Генерал Волчатина славился своей жестокостью. Когда Чан Энь устроил переворот, чтобы сместить предыдущего наместника провинции Лошадь, его войска рассекали головы пополам, а некоторые выставили на стенах столицы.

– Или это просто значит, что все хорошие генералы погибли, – протянул Цзиньчжа. До сих пор он не принимал участия в совещании, хотя Рин уже много часов видела написанное на его лице презрение.

– Вам виднее, – отозвался Чажоук. – Вы ведь учились с ним вместе, не так ли?

– Пять лет назад, – фыркнул Цзиньчжа.

– Не так давно для такой короткой карьеры.

Цзиньчжа уже собрался ответить, но Вайшра оборвал его, подняв руку.

– Если вы хотите обвинить моего старшего сына в измене…

– Никто ни в чем не обвиняет Цзиньчжу, – сказал Чажоук. – Мы просто не считаем, что флот следует вести Цзиньчже.

– Ваши люди будут в надежных руках. Цзиньчжа изучал военное дело в Синегарде, командовал войсками на Третьей опиумной войне…

– Как и все мы, – вставил Гужубай. – Почему бы не назначить командующим одного из нас или нашего генерала?

– Потому что вы трое слишком важные персоны, чтобы рисковать жизнью.

Даже Рин скривилась от такой откровенной лести. Наместники южных провинций обменялись раздраженными взглядами. Гужубай театрально закатил глаза.

– Ладно, это потому что войска провинции Дракон не готовы драться под командованием кого-то еще, – сказал Вайшра. – Верите вы или нет, но я пытаюсь найти наилучшее решение, чтобы вас уберечь.

– Но при этом хотите послать на передовую именно наши войска, – заметил Чажоук.

– Армия провинции Дракон больше, чем у любого из вас, – рявкнула Рин, не удержавшись.

Конечно, Вайшра хотел, чтобы она оставалась лишь наблюдателем, но она не могла пассивно смотреть на эту постыдную свару. Наместники вели себя как дети, пререкались из-за ерунды и ждали, что войну выиграет кто-то другой, пока они бездельничают.

Все уставились на Рин так, словно у нее вдруг выросли крылья. Но Вайшра не прервал ее, и Рин продолжила говорить:

– Уже три дня! Какого дьявола мы до сих пор спорим о составе дивизий? Сейчас империя слаба. Нужно немедленно отправить армию на север.

– Тогда почему бы не послать тебя? – спросил Таха. – Это ведь ты потопила остров в форме лука?

Но Рин не так-то просто было сбить с толку.

– Хотите, чтобы я уничтожила полстраны? Моя сила неизбирательна.

Таха покосился на Вайшру.

– Что она вообще здесь делает?

– Я командир цыке, – сказала Рин. – И стою прямо перед вами.

– Ты просто девчонка без опыта командования и воевавшая меньше года, – отозвался Гужубай. – Не давай нам советы, как вести войну.

– Предыдущую войну выиграла именно я. Без меня вас сейчас здесь не было бы.

Вайшра положил руку ей на плечо.

– Тихо, Рунин.

– Но он…

– Замолчи, – сурово приказал Вайшра. – Этот спор тебя не касается. Дай слово генералам.

Рин проглотила обиду.

Дверь со скрипом распахнулась. В щель сунул голову адъютант.

– К вам прибыл наместник провинции Змея.

– Пусть войдет, – велел Вайшра.

Адъютант посторонился и придержал дверь.

Вошел Ань Тсолинь – без сопровождения и без оружия. Цзиньчжа подвинулся, чтобы Тсолинь сел рядом с Вайшрой. Нэчжа самодовольно покосился на Рин, как будто заявляя: «Ну, что я говорил?»

Вайшра тоже явно ожидал этого визита.

– Я рад, что вы к нам присоединились, наставник.

– Вам не пришлось удирать вместе со всем флотом, – нахмурился Тсолинь.

– Другим путем вы добирались бы дольше.

– Сначала пришли за моей семьей.

– Полагаю, вы позаботились вовремя ее увезти.

Тсолинь скрестил руки на груди.

– Жена и дети прибудут завтра утром. Их нужно разместить в безопасном месте. Если я учую хотя бы дух шпиона рядом с ними, то немедленно разверну свой флот и отдам его императрице.

Вайшра склонил голову.

– Все будет, как вы просите.

– Хорошо. – Тсолинь склонился над картой. – Здесь все не так.

– То есть? – удивился Цзиньчжа.

– Провинция Лошадь не осталась в стороне. Их войска собираются на базе в Иньшане. – Тсолинь показал точку на карте чуть выше провинции Заяц. – А провинция Тигр ведет флот к Осеннему дворцу. Они отрезают вам пути для наступления. Времени в обрез.

– Тогда скажите, что мне предпринять, – ответил Вайшра.

Рин поразилась, насколько изменился его тон – вместо командного он стал почтительным и смиренным, как у ученика, спрашивающего совета наставника.

Тсолинь окинул его подозрительным взглядом.

– Из-за вас погибли отличные люди. Надеюсь, вы в курсе.

– Они погибли за правое дело, – парировал Вайшра. – Полагаю, вам это тоже известно.

Тсолинь промолчал. Просто сел, притянул к себе карту и внимательным взглядом опытного генерала начал рассматривать обозначенные линиями направления атаки.

Тянулись дни, и хотя поход постоянно откладывался, Арлонг продолжал готовиться к войне, сжимаясь, как взведенная пружина. Грядущая война отражалась почти на всех аспектах жизни. Дети с отчаянием во взгляде ковали в кузницах оружие и разносили по городу сообщения. Матери с поразительной скоростью шили безупречную военную форму. В столовой бабушки мешали в гигантских чанах похлебку, а внуки раздавали миски солдатам.

Миновала еще неделя. Наместники по-прежнему орали друг на друга в зале совета. Рин не могла выносить бесконечное ожидание и выпускала пар в спарринге с Нэчжей.

Наконец-то можно было поразмяться. Стычка в Лусане явственно показала, что не стоило так сильно полагаться на огонь. Ее рефлексы притупились, мышцы атрофировались, а сила духа оставляла желать лучшего.

И потому как минимум через день Рин и Нэчжа выбирали оружие и уходили на пустырь в утесах. Рин забывалась в бездумных схватках, где требовалась одна лишь физическая сила. Пока они дрались, ни одна мысль не задерживалась в мозгу надолго. Разум был занят расчетом нужных углов при ударе стали о сталь. Эти сражения были своего рода наркотиком, который лучше, чем что бы то ни было, притуплял остальные чувства.

Если она не думает об Алтане, он не сможет ее мучить.

Удар за ударом, ушиб за ушибом, Рин восстанавливала утерянную мышечную память и наслаждалась этим. Она могла направить в схватку весь свой страх и адреналин, которые каждый день вызывали дрожь.

В первые дни она чувствовала себя полной развалиной. Все болело. Дальше стало лучше. Форма уже не болталась на теле. Рин не выглядела как скелет. Нерешительность военного совета радовала только в одном – это давало ей время снова стать полноценным воином.

Нэчжа не был снисходительным в спарринге, да Рин этого и не хотелось. Когда поначалу он осторожничал, боясь ее ранить, Рин пинком завалила его на землю.

Нэчжа схватился за живот.

– Если хочешь избить лежачего, только попроси.

– Хватит валять дурака, – ответила она.

Как только она перестала за тридцать секунд проигрывать рукопашную, они перешли к схваткам с затупленным оружием.

– Не понимаю, почему ты так привязана к этой штуковине, – сказал Нэчжа, в третий раз выбив из ее рук трезубец. – Она же дьявольски неуклюжая. Отец велел тебе передать, что лучше обменять трезубец на меч.

Рин знала, чего хочет Вайшра. Она устала с ним спорить.

– Дальность важнее, чем маневренность.

Рин подставила под трезубец ступню и подбросила его к руке.

Нэчжа зашел справа.

– Дальность?

Рин отбила удар.

– Когда выпускаешь огонь, никто не подойдет достаточно близко.

Нэчжа отпрянул.

– Не хочу указывать на очевидное, но ты больше не можешь вызвать огонь.

Рин насупилась.

– Это изменится.

– А если нет?

– Может, хватит меня недооценивать?

Рин не хотелось рассказывать о своих попытках. Каждый вечер она поднималась к пустоши, где никто ее не увидит, принимала дозу мерзкого синего порошка Чахана, входила в Печать и пыталась выжечь призрак Алтана из своей головы.

Ничего не выходило. Рин не могла заставить себя сделать ему больно, только не этой прекрасной версии Алтана, какую она никогда не видела в реальности. Стоило бросить ему вызов, и он сердился. И это напоминало Рин, что она всегда его боялась.

Хуже всего, что Алтан как будто с каждым разом становился сильнее. Его глаза ярче горели в темноте, смех раскатывался громче, и несколько раз он чуть не выбил из нее весь дух, прежде чем Рин опомнилась. Не имело значения, что это всего лишь видение. Ее страх делал Алтана реальнее, чем что бы то ни было другое.

– Пошевеливайся! – Рин ткнула Нэчжу в бок в надежде застать врасплох, но он полоснул клинком и вовремя отбил удар.

Они дрались еще несколько секунд, но Рин быстро теряла боевой дух. Трезубец вдруг показался в два раза тяжелее, а скорость движений в три раза замедлилась. Ноги работали кое-как, позабыв всю технику, а удары становились неуклюжими.

– Это не так уж плохо, – сказал Нэчжа и отбил нацеленный ему в голову удар. – Разве ты не рада?

Рин на мгновение оцепенела.

– Чему?

– Ну, в смысле… Я просто подумал… – Он прикоснулся ладонью к виску. – Разве плохо вновь стать хозяйкой своего рассудка?

Рин вонзила рукоять трезубца в землю.

– Ты считаешь, я потеряла рассудок?

Нэчжа быстро пошел на попятную.

– Нет, я просто подумал… Я видел, как ты страдала. Как будто это была пытка. И решил, что ты чувствуешь облегчение.

– Какое облегчение в том, что я стала бесполезной?

Рин крутанула трезубцем над головой, чтобы набрать скорость. Это не палка, и не стоило использовать технику драки на палках, но Рин разозлилась, не подумала как следует, а мышцы сами избрали знакомые, но неверные движения.

И она тут же за это поплатилась. Нэчжа мог с таким же успехом драться против младенца. Он за секунду выбил трезубец у нее из рук.

– Я же говорил, – сказал он. – Никакой гибкости.

Рин подхватила упавший трезубец.

– Но все равно достает дальше твоего меча.

– А если я подберусь ближе?

Нэчжа сунул клинок между зубьями трезубца и шагнул ближе. Рин попыталась его оттолкнуть, но он был прав – трезубец сейчас был бессилен.

Другой рукой Нэчжа поднес к ее шее кинжал. Рин с силой пнула Нэчжу по голени. Он завалился на землю.

– Вот дрянь, – буркнул он.

– Сам нарвался.

– Да пошла ты. – Он перекатывался по траве, схватившись за ногу. – Помоги подняться.

– Давай сделаем перерыв.

Рин бросила трезубец и села на траву рядом с Нэчжей. Ей так и не удалось восстановить дыхание. Она по-прежнему слишком быстро уставала и не могла выдержать больше двух часов тренировок, не говоря уже о целом дне на поле боя.

Нэчжа даже не вспотел.

– С мечом ты обращаешься куда проворней. Сама знаешь.

– Не говори со мной снисходительным тоном.

– Эта штуковина бесполезна! Слишком тяжела для тебя! Но я видел тебя с мечом, и…

– Я привыкну.

– Я лишь считаю, что решение, от которого зависит жизнь, не стоит принимать из сентиментальных побуждений.

– Это еще что значит? – сердито посмотрела на него Рин.

Нэчжа вырвал пучок травы.

– Ладно, забудь.

– Нет уж, говори.

– Ну ладно. Ты упорствуешь, потому что это его оружие, да?

У Рин все внутри перевернулось.

– Глупости.

– Да брось. Ты вечно твердишь про Алтана, как про великого героя. Но он не герой. Я видел его в Хурдалейне, видел, как он разговаривал с людьми.

– И как же? – вскинулась Рин.

– Как будто они его имущество и ничего не значат, если он не может их использовать. – Тон Нэчжи стал злобным. – Алтан был дерьмовым человеком и дерьмовым командиром, он оставил меня умирать, сама знаешь, а теперь ты стоишь тут с его трезубцем и бормочешь всякую чушь о мести за человека, которого должна ненавидеть.

Трезубец вдруг показался Рин страшно тяжелым.

– Так нечестно. – Она услышала слабый гул в ушах. – Он погиб… Нельзя же… Это нечестно.

– Я знаю, – мягко произнес Нэчжа. Его злость испарилась так же быстро, как и возникла. Голос звучал устало. Нэчжа сел, опустив плечи, и стал бездумно перебирать пальцами травинки. – Прости. Не понимаю, почему я это сказал. Я знаю, как он тебе дорог.

– Я не разговариваю об Алтане. Только не с тобой. Не сейчас. Вообще никогда.

– Ладно, – согласился он и посмотрел странным взглядом, одновременно сочувствующим и разочарованным, так что Рин стало не по себе. – Ладно.

Три дня спустя совет наконец-то пришел к единому решению. По крайней мере, Вайшра и Тсолинь решили как можно скорее начать военные действия и стали убеждать остальных согласиться.

– Мы заморим их голодом, – объявил Вайшра. – Юг – сельскохозяйственный оплот империи. Если северные провинции не сдадутся, мы просто перестанем их кормить.

– Вы просите на треть снизить наш экспорт! – возмутился Таха.

– Ничего, на год или два лишитесь части дохода, – ответил Вайшра. – А на следующий год цены взлетят. Север сейчас не в том положении, чтобы обеспечивать себя продовольствием. Если вы пойдете на временные жертвы, то, возможно, покончите и с пошлинами. Нищие не выбирают.

– А что насчет морских перевозок? – поинтересовался Чажоук.

Рин не могла не признать, что он зрит в корень. Западный Муруй и Голин – не единственные реки в северных провинциях. Эти провинции легко могут ввести продовольствие контрабандой вдоль побережья, отправив на закупку торговцев-южан. Серебра у них достаточно.

– Об этом позаботится Муг, – ответил Вайшра.

– Вы доверяете королеве пиратов? – поразился Чажоук.

– Это в ее же интересах. С каждого захваченного корабля, пытающегося прорваться через блокаду, она получает семьдесят процентов добычи. Глупо было бы нас обманывать.

– Но на севере есть запасы зерна, – указал Гужубай. – К примеру, в провинции Заяц много плодородных земель.

– Уже нет, – самодовольно усмехнулся Цзиньчжа. – В прошлом году урожай в провинции Заяц поразила ржа, и теперь хранилища пусты. Мы даже продали им несколько бочек зерна на посев.

– Я помню, – сказал Тсолинь. – Если вы пытались оказать им услугу, то ничего из этого не вышло.

Цзиньчжа злобно ухмыльнулся.

– Мы и не пытались. Мы продали испорченное зерно, чтобы они успокоились и опустошили все запасы на черный день. Если отрезать им поставки извне, не пройдет и полугода, как начнется голод.

Кажется, это произвело впечатление на наместников. Сидящие за столом уважительно кивнули.

Лишь Катай не выглядел радостным.

– Полгода? – повторил он. – Я думал, мы собираемся выступить в следующем месяце.

– К тому времени они еще не ощутят последствия блокады, – сказал Цзиньчжа.

– Это не играет роли! Имеет значение только угроза блокады, нет необходимости устраивать настоящий голод…

– Почему же? – спросил Цзиньчжа.

Катай явно пришел в ужас.

– Потому что вы накажете тысячи невинных. И потому что вы говорили совсем по-другому, когда попросили сделать расчеты…

– Не важно, что тебе говорили, – отрезал Цзиньчжа. – Ты должен знать свое место.

– Зачем медленно морить их голодом? – не унимался Катай. – Зачем ждать? Если мы выступим немедленно, то война завершится еще до начала зимы. А если промедлить, застрянем на севере, когда замерзнут реки.

Генерал Ху рассмеялся.

– Мальчишка хочет сказать, что лучше нас знает, как вести кампанию.

– Я читал Сунь-цзы, так что да, знаю, – разозлился Катай.

– Ты не единственный выпускник Синегарда за этим столом, – сказал генерал Ху.

– Конечно, но я учился там в то время, когда туда принимали только имеющих мозги, так что ваше мнение роли не играет.

– Вайшра! – рявкнул генерал Ху. – Приструните мальчишку!

– Приструните мальчишку, – передразнил его Катай. – Заткните единственного человека, который почти разработал жизнеспособную стратегию, а то пострадает чье-то самолюбие.

– Хватит, – отрезал Вайшра. – Ты вышел за рамки.

– Этот план вышел за рамки, – отозвался Катай.

– Убирайся и не показывайся мне на глаза, пока не позову.

На краткий и ужасающий миг Рин подумала, что Катай начнет передразнивать и Вайшру, но он лишь сгреб со стола свои бумаги, сшибая чернильницы, и поковылял к двери.

– Будешь устраивать такие выходки, и отец больше не позовет тебя на совет, – сказал Нэчжа.

Они с Рин последовали за Катаем, и это было довольно опасное решение со стороны Нэчжи, подумала Рин, но Катай был слишком зол, чтобы выразить благодарность.

– Будете игнорировать меня, и у нас не останется дворца, чтобы проводить совет, – огрызнулся Катай. – Блокада? Гребаная блокада?

– Пока что это лучший вариант, – сказал Нэчжа. – Нам не хватает сил, чтобы в одиночестве плыть на север, но можно просто подождать, когда они сами выдохнутся.

– Это же может занять годы! – вспылил Катай. – А что тем временем случится? Так запросто уморить людей голодом?

– Угрозы должны быть действенны, чтобы сработать, – заметил Нэчжа.

Катай окинул его презрительным взглядом.

– Значит, вам придется иметь дело с голодающей страной. Уморив невинных людей голодом, страну не объединить.

– Они не будут голодать…

– Разве? Не будут питаться древесной корой? Листьями? Коровьим навозом? Я могу придумать миллион стратегий, и все они будут лучше, чем убийство.

– Тогда попробуй вести себя дипломатично, – рявкнул Нэчжа. – Нельзя так неуважительно разговаривать со старой гвардией.

– Почему это? Старая гвардия понятия не имеет, что делает! – заорал Катай. – Они заняли свои должности, потому что умеют лавировать между разными группировками. Конечно, они тоже учились в Синегарде, но в те времена военное дело там преподавали поверхностно. Они не изучали военные технологии и к тому же не трудились учиться, зная, что и так получат должность!

– Мне кажется, ты недооцениваешь некоторых весьма компетентных людей, – сухо сказал Нэчжа.

– Нет, твой отец связан по рукам и ногам. Эй, погоди, я понял, в чем дело. Люди, которым он доверяет, некомпетентны, а компетентных ему приходится держать на коротком поводке, потому что они могут в любой момент переметнуться.

– И что, вместо этого он должен довериться тебе?

– Я один знаю, что делаю.

– Да ты, можно сказать, только вчера к нам присоединился, так чему же удивляться, если отец доверяет тебе меньше, чем людям, которые служили ему несколько десятилетий?

Катай умчался, что-то бормоча себе под нос. Рин подозревала, что теперь он на несколько недель безвылазно засядет в библиотеке.

– Придурок, – проворчал Нэчжа, когда Катай уже не мог этого услышать.

– Не смотри на меня так, – сказала Рин. – Я на его стороне.

Идея с блокадой ей не особенно нравилась. Если северные провинции продержатся, голод пойдет на пользу Вайшре. Но ей невыносимо было думать, что они разворошат гнездо шершней, а потом будут ждать в укрытии и надеяться, что шершни не укусят первыми.

Рин не могла вынести неопределенность. Ей хотелось атаковать.

– Невинные не погибнут, – заверил Нэчжа, хотя, похоже, пытался убедить в этом самого себя. – Они сдадутся, прежде чем до такого дойдет. А как же иначе?

– А если нет? – спросила она. – Тогда мы ударим?

– Либо мы ударим, либо они будут голодать. Мы в любом случае в выигрыше.

Теперь все приготовления к войне сосредоточились на самом Арлонге. Армия перестала готовить корабли к плаванию и занялась строительством оборонительных сооружений, чтобы сделать Арлонг совершенно неуязвимым для вторжения.

Война в обороне казалась все более вероятной. Если республика не начнет вторжение на север немедленно, они застрянут дома до следующей весны. Прошло уже пол-лета, а Рин помнила, как суровы зимы в Синегарде. А по мере того, как дни становятся холоднее, труднее будет вскипятить воду и приготовить горячую пищу. По лагерю быстро распространятся обморожения и болезни. Войска окажутся в печальном положении.

Но на юге все равно будет тепло и комфортно и можно собирать урожай. Чем дольше они выжидают, тем вероятнее, что ополчение спустится по реке к Арлонгу.

Рин не хотелось драться в обороне. Во всех трактатах по стратегии утверждалось, что сражение в обороне – это кошмар. И каким бы неприступным ни выглядел Арлонг, объединенные силы севера способны его потрепать. Вайшра, разумеется, тоже это понимал, он был слишком опытен, чтобы думать иначе. Но одно совещание сменялось другим, он распекал Катая за то, что посмел вмешаться, успокаивал наместников и не предпринимал ничего, чтобы побудить союзников выступить.

Рин начала думать, что лучше выступить только силами республики Дракон, чем сидеть на месте. Но приказ так и не поступал.

– У отца связаны руки, – снова и снова повторял Нэчжа.

Катай засел в библиотеке и со все нарастающим раздражением чертил планы кампаний, которые никто не собирался использовать.

– Я знал, что присоединиться к вам – это измена, – в сердцах сказал он Нэчже. – Но не думал, что это будет самоубийством.

– Наместники образумятся, – заверил Нэчжа.

– Ну да, как же. Чажоук – просто жирная свинья, хочет спрятаться за мечами республики, Тахе не хватает храбрости ни на что, только прятаться за спиной Чажоука, а Гужубай – самый умный из них, но не высунет голову, пока не решатся те двое.

Должен быть еще какой-то вариант, размышляла Рин. Что-то, о чем мы еще не знаем. Нельзя же просто сидеть здесь всю зиму, ничего не предпринимая. Чего ждет Вайшра?

За отсутствием перспектив, она решила просто вслепую поверить Вайшре. Когда цыке спрашивали, в чем причина задержки, Рин огрызалась. Затыкала уши, когда слышала, что Вайшра якобы готовит мирное соглашение с императрицей. Рин понимала, что не может повлиять на политические решения, а потому сосредоточилась на том, что способна контролировать.

Она вновь и вновь тренировалась с Нэчжей. Теперь она больше не орудовала трезубцем, как палкой. Познакомилась с генералами и лейтенантами республиканской армии. Как могла, старалась влиться вместе с цыке в экосистему республиканской армии, хотя и Бацзы, и Рамса возмущались строгим запретом на спиртное. Рин выучила армейские шифры, сигнальную азбуку и построения для атаки. Она готовилась к войне, когда бы та ни пришла.

И наконец по всей гавани яростно зазвенели гонги, по докам забегали гонцы, весь Арлонг поднялся на ноги, услышав новость о том, что в провинцию Дракон плывут корабли. Большие белые корабли с запада.

И тогда Рин поняла причину задержки.

Вайшра не отказался от похода на север.

Он ждал подкрепление.

Глава 13

Рин протиснулась сквозь толпу вслед за Нэчжей, который вовсю работал локтями, чтобы пробраться к набережной. Пирс был уже заполонен любопытными – и военными, и гражданскими, все сворачивали головы в попытке получше рассмотреть гесперианский корабль. Но никто не смотрел на гавань. Все головы были задраны к небу.

В облаках парили три корабля размером с кита. Под брюхом каждого болталась продолговатая корзина с пришитыми по бортам небесно-голубыми флагами. Рин несколько раз моргнула.

Каким образом такие громадины могут летать?

Они выглядели нелепыми и неестественными, как будто по небу их двигала воля какого-то бога. Но боги тут ни при чем. Гесперианцы не верили в Пантеон.

Быть может, это дело рук их Творца? При этой мысли Рин поежилась. Она всегда считала, что Творец гесперианцев – всего лишь искусственное понятие, выдумка для контроля над бунтующим населением. Существование единственного, похожего на человека и всемогущего божества, в которое верили гесперианцы, просто не могло объяснить всю сложность вселенной. Но если Творец реален, то все, что Рин знает о шестидесяти четырех богах Пантеона, неправда.

А если во вселенной есть не только ее боги? Если высшая сила и впрямь существует, и только гесперианцы имеют к ней доступ? Может, именно поэтому они настолько превзошли Никан в технологиях?

По мере того как летающие корабли приближались, небо заполнилось гулом, как от миллиона пчел, только во сто крат сильнее.

Рин увидела людей у бортов подвешенных корзин. С земли они выглядели игрушечными. Летающие киты начали снижаться над гаванью, увеличиваясь в размерах, пока не накрыли тенью всю толпу. Люди в корзинах махали руками над головой и широко открывали рты, словно что-то кричали, но из-за шума было не разобрать.

Нэчжа дернул Рин за руку.

– Назад, – крикнул он ей в ухо.

Городская стража оттесняла народ с площадки для приземления, на некоторое время возникла кутерьма. Один за другим летающие корабли плюхались на землю. От столкновения вся гавань тряслась.

Наконец гул затих. Металлические киты дернулись и завалились набок над корзинами. Все притихли.

Рин внимательно наблюдала.

– Да не таращись ты так, глаза из орбит вылезают, – сказал Нэчжа. – Это всего лишь иностранцы.

– Для тебя – всего лишь иностранцы. Для меня – экзотические создания.

– В провинции Петух не было миссионеров?

– Только на побережье.

После Второй опиумной войны гесперианских миссионеров изгнали из империи. Несколько человек осмелились остаться и продолжали наведываться в города, где не было такого пристального контроля, но по большей части держались далеко от сельской глубинки вроде Тикани.

– Мы лишь слышали сказки.

– Какие, например?

– Про гесперианцев-гигантов. Поросших рыжей шерстью. Что они варят из детей суп.

– Ты же знаешь, что это чушь, правда?

– Там, откуда я родом, народ в этом убежден.

Нэчжа хихикнул.

– Ладно, что было, то прошло. Теперь они наши друзья.

История отношений Никана с республикой Гесперия была непростой. Во время Первой опиумной войны гесперианцы предложили военную и экономическую помощь федерации Муген. Как только мугенцы захватили Никан, гесперианцы заселили прибрежные регионы миссионерами и построили религиозные школы, намереваясь искоренить местные суеверия.

На короткое время гесперианские миссионеры даже запретили никанцам посещать свои храмы. Если после войны Красного императора с религией где-то и выжил культ шаманов, гесперианцы загнали его еще глубже в подполье.

Во время Второй опиумной войны гесперианцы превратились в освободителей. Федерация, по их мнению, совершила слишком много зверств. Гесперианцы всегда утверждали, что оккупация была благом для местных жителей, и притворялись, будто нейтралитет морально оправдан. Но когда сгорел Спир, гесперианцы послали флот в море Нариин и вместе с войсками Триумвирата оттеснили Федерацию обратно на остров в форме лука, а потом срежиссировали мирный договор Мугена с вновь образованной Никанской империей со столицей в Синегарде.

А затем контроль над страной захватил Триумвират и вышвырнул иностранцев, посадив на корабль. Остались только контрабандисты и миссионеры, скрывающиеся в международных портах вроде Анхилууна и Хурдалейна и проповедующие всем, кто готов внимать.

С началом Третьей опиумной войны последние гесперианцы уплыли так быстро, что, когда войска вместе с Рин достигли Хурдалейна, они уже никого не застали. Во время войны Гесперия оставалась в стороне, наблюдая, как за большим морем горят в своих домах никанцы.

– Они могли бы появиться и пораньше, – проворчала Рин.

– Уже двадцать лет западный континент тоже опустошает война, – ответил Нэчжа. – У них своих дел по горло.

Это оказалось для Рин неожиданностью. До сих пор новости о западном континенте казались настолько странными, как будто он ненастоящий.

– И они победили?

– Можно и так сказать. Погибли миллионы. Миллионы остались без крова и страны. Но к власти пришел Альянс, и они считают это победой. Хотя лично я – нет.

Рин схватила его за руку.

– Они выходят.

По обеим сторонам каждой корзины открылись двери. Один за другим гесперианцы выходили в порт.

От одного их вида у Рин все внутри переворачивалось.

Они были страшно бледными. Не с белой фарфоровой кожей, какая ценилась в Синегарде, а скорее цвета выпотрошенной рыбы. Волосы тоже были странных цветов – разных оттенков меди, золота и бронзы, ничего похожего на черные волосы никанцев. Все в них – цвета, черты, пропорции – просто отталкивало.

Они выглядели не как люди, а как существа из страшных сказок. С такими заколдованными демонами-чудовищами сражались герои народных эпосов. И хотя Рин уже выросла из сказок, при виде этих существ со светлыми глазами хотелось бежать без оглядки.

– А как твой гесперианский? – поинтересовался Нэчжа.

– Так себе, – призналась она. – Ненавижу этот язык.

Их всех заставляли несколько лет учить в Синегарде гесперианский. Произношение было беспорядочным, а грамматика кишела исключениями, считай, вообще никакой системы.

Никто из однокашников Рин не уделял особого внимания урокам гесперианского. Все считали главной угрозой Федерацию и учили мугенский.

Теперь все изменится.

Колонна гесперианских пилотов в темно-серой форме и с одинаково коротко стриженными волосами промаршировала от корзин и встала в две шеренги перед толпой. Рин насчитала двадцать человек.

Она рассматривала лица, но не могла отличить одно от другого. Все казались одинаковыми: светлые глаза, широкие носы и сильные челюсти. Все были мужчинами и держали у груди странное оружие. Рин не сумела определить, как оно работает. Выглядело оружие как несколько трубок разной длины, соединенных чем-то вроде рукоятки.

Из корзины вышел последний солдат. Судя по форме, Рин решила, что это генерал – слева на груди у него были нашиты разноцветные ленты, в то время как у остальных они отсутствовали. Рин он показался опасным человеком. Он был на полголовы выше Вайшры, в два раза шире в плечах, чем Бацзы, с обветренным морщинистым лицом.

За генералом шествовал ряд гесперианцев в серых рясах с капюшоном.

– Кто они? – спросила Рин.

Явно не солдаты – без доспехов и оружия.

– Серая гильдия, – ответил Нэчжа. – Представители церкви Божественного Создателя.

– Миссионеры?

– Миссионеры, выступающие от имени главной церкви. Хорошо образованы и обучены. Воспринимай их как выпускников Синегарда, только религиозного.

– Они что, ходили в школу священников?

– Вроде того. А еще они ученые. В их религии ученые и священники – это одно и то же.

Рин уже собралась спросить, что это значит, когда из центральной корзины вышел последний человек. Это была женщина, худая и миниатюрная, в застегнутом черном пальто с высоким воротником, закрывающим шею. Она выглядела суровой и отстраненной, но одновременно с этим элегантной. Одежда на ней была явно не никанская, но лицо не гесперианское. И казалось на удивление знакомым.

– Ого, – присвистнул за спиной Рин Бацзы. – Это еще кто?

– Инь Саихара, – ответил Нэчжа.

– Она замужем? – тут же поинтересовался Бацзы.

Нэчжа окинул его презрительным взглядом.

– Она моя мать.

Только тогда Рин узнала это лицо. Много лет назад она видела повелительницу провинции Дракон – в свой первый день в Синегарде. Инь Саихара приняла учителя Фейрика за носильщика и обращалась с Рин как с мусором.

Быть может, четыре года совершили чудо, совершенно изменив поведение Саихары, но Рин в любом случае не питала к ней теплых чувств.

Саихара задержалась перед зеваками, обводя взглядом гавань, словно проверяя свое королевство. Ее глаза остановились на Рин и прищурились – видимо, от узнавания. Возможно, Саихара тоже вспомнила Рин. Но потом мать Нэчжи взяла гесперианского генерала под руку и с исказившимся от страха лицом указала ему на Рин.

Генерал кивнул и выкрикнул приказ. Все двадцать гесперианских солдат разом вскинули оружие-трубки и наставили их на Рин.

Толпа зароптала, гражданские поспешно попятились.

По воздуху разнеслась серия щелчков. Рин инстинктивно припала к земле. Прямо перед ней в земле появилось восемь отверстий. Она подняла голову.

Пахло дымом. От концов трубок поднимались серые струйки дыма.

Нэчжа резко выругался себе под нос.

Генерал прокричал какие-то слова, которые Рин не поняла, но перевод и не требовался. Это явно была угроза.

Она привыкла отвечать на угрозы двумя способами. И сейчас, в такой толпе, невозможно было сбежать, так что осталось лишь драться.

К ней бросились два гесперианских солдата. Рин пырнула ближайшего трезубцем по голени. Он согнулся, хотя и ненадолго. Она быстро треснула его локтем по голове, схватила за плечи и толкнула вперед, используя как живой щит от вражеского огня.

Это сработало, пока что-то не упало ей на плечи. Рыбацкая сеть. Рин молотила руками, пытаясь выбраться, но лишь сильнее запутывалась. Сеть натягивалась все крепче, сшибая Рин с ног.

Над ней навис генерал, приставив оружие к голове. Рин заглянула в дуло и чуть не задохнулась от крепкого запаха пороха.

– Вайшра! – крикнула она. – На помощь!

Ее окружили солдаты. Сильные руки стянули ее ладони над головой, кто-то другой схватил ее за ноги и обездвижил. Рин услышала над головой клацанье железа. Она повернулась и увидела на земле рядом с собой деревянный поднос, на нем лежали разные тонкие предметы, похожие на инструменты для пыток.

Она уже видела такие инструменты.

Кто-то отвел ее голову назад и открыл ей рот. Рядом с Рин опустилась на колени женщина с алебастровой кожей – та, что из Серой гвардии.

Рин прикусила пальцы.

Женщина убрала ее руку.

Рин боролась изо всех сил. Каким-то чудом хватка на ее плечах ослабла. Рин взмахнула руками и опрокинула поднос, инструменты рассыпались по земле. На краткий отчаянный миг она решила, что сумеет вырваться на свободу.

А затем генерал обрушил ей на голову рукоятку своего оружия, перед глазами Рин поплыли звезды, а потом все потухло.

– Отлично. Ты очнулась, – сказал Нэчжа.

Рин лежала на каменном полу. Она с трудом поднялась на ноги. Она не была связана. Хорошо. Руки потянулись за оружием, но не нашли трезубец и сжались в кулаки.

– Что…

– Произошло недопонимание. – Нэчжа схватил ее за плечи. – Ты в безопасности, мы одни. Произошла ошибка.

– Ошибка?

– Они сочли тебя угрозой. Мама велела им атаковать, как только приземлятся.

Голова у Рин раскалывалась. Она приложила пальцы к тому месту, где наверняка наливался огромный синяк.

– Ну и сволочь же твоя мать.

– Часто такой бывает, это да. Но тебе ничто не угрожает. Отец их утихомирит.

– А если нет?

– У него все получится. Они же не идиоты. – Нэчжа взял ее за руку. – Может, хватит?

Рин расхаживала взад-вперед по крохотной каморке, словно зверь в клетке, скрежеща зубами и возбужденно потирая ладони. Она просто не могла устоять на месте, мозг бешено работал в приступе паники, и если бы она остановилась, то не сумела бы унять дрожь.

– И с чего вдруг меня сочли угрозой?

– Ну, в общем, все немного запутанно. – Нэчжа помолчал. – Думаю, они, так сказать, хотят сначала тебя изучить.

– Изучить?

– Они знают, что ты сделала с Мугеном. Знают, на что ты способна, и самая могущественная в мире страна хочет это исследовать. Как я понимаю, они предложили военную помощь в обмен на возможность тебя изучить. Матушка внушила им, что мирно ты не согласишься.

– То есть Вайшра продал меня в обмен на военную помощь?

– Не совсем так. Матушка… – Нэчжа продолжал говорить, но Рин не слушала. Она уставилась на него, размышляя.

Нужно отсюда выбраться. Собрать всех цыке и вывести их из Арлонга. Нэчжа был выше, тяжелее и сильнее ее, но с ним можно справиться, если целить в глаза и шрамы, вонзить ногти в кожу и бить коленом по яйцам, пока он не сломается.

Но она все равно окажется в ловушке. Дверь может быть заперта снаружи. А если снести дверь, там может… нет, там наверняка стоит охрана. Что насчет окна? Судя по всему, они сейчас на втором или третьем этаже, но она как-нибудь найдет способ спуститься, если Нэчжа будет без сознания. Нужно лишь оружие. Подойдут ножка от стула или осколок фарфора.

Рин метнулась к цветочной вазе.

– Не надо. – Нэчжа тут же схватил ее за руку. Рин попыталась вырваться. Он заломил ей руку за спину, так что она рухнула на колени, и придавил коленом поясницу. – Перестань, Рин. Не глупи.

– Не делай этого, – выдохнула она. – Пожалуйста, Нэчжа, я не могу здесь оставаться…

– Тебе не разрешено покидать комнату.

– Так я теперь пленница?

– Прошу тебя, Рин…

– Выпусти меня!

Она снова попыталась вырваться. Нэчжа сжал ее крепче.

– Тебе ничто не угрожает.

– Тогда выпусти меня!

– Ты можешь пустить под откос соглашения, которые вырабатывались годами…

– Соглашения? – выкрикнула она. – Думаешь, мне есть до них дело? Меня хотят препарировать!

– Отец этого не допустит! Думаешь, он готов от тебя отказаться? Думаешь, я бы такое позволил? Я скорее умру, чем позволю кому-нибудь причинить тебе боль, Рин. Успокойся…

Однако ничто не могло ее успокоить. С каждой секундой Рин чувствовала, что ее горло все сильнее сжимают в тиски.

– Моя семья планировала эту войну больше десяти лет, – сказал Нэчжа. – Матушка годами вела дипломатические переговоры. Она получила образование в Гесперии и имеет крепкие связи с Западом. Сразу после окончания Третьей войны отец послал ее за границу, чтобы получить военную помощь от Гесперии.

Рин закашлялась смехом.

– Она заключила дерьмовую сделку.

– Мы ее не примем. Гесперианцы жадные, но уступчивые. Им нужны товары, которые может предложить только Никан. Отец их уговорит. Но нельзя их злить. Мы нуждаемся в их оружии. – Когда Рин перестала вырываться, Нэчжа отпустил ее руки. – Ты же была на военных советах. Без них нам войну не выиграть.

Рин повернулась лицом к нему.

– Вам нужны те штуки из трубок.

– Они называются аркебузы. Это как ручная пушка, только легче арбалета, пробивает дерево и стреляет с более далекого расстояния.

– Не сомневаюсь, что Вайшра хочет получить много ящиков с такими штуковинами.

Нэчжа бросил на нее откровенный взгляд.

– Нам нужно все, что мы сумеем заполучить.

– Но что, если вы победите в войне, а гесперианцы не захотят уходить? – спросила она. – Что, если повторятся события Первой опиумной войны?

– Им это неинтересно, – отмахнулся Нэчжа. – Они и так этого наелись сполна. Им и собственные колонии тяжело удерживать, а война слишком сильно их ослабила, чтобы драться за ресурсы. Они хотят только торговать и получить разрешение присылать сюда миссионеров. После войны мы быстро заставим их убраться.

– А если они не захотят?

– Как-нибудь справимся. Раньше ведь получалось. Но пока что отцу приходится выбирать меньшее из зол. Как и тебе.

Дверь открылась, и вошел капитан Эриден.

– Они готовы тебя принять, – сказал он.

– Они? – повторила Рин.

– Наместник провинции Дракон и гесперианцы собрались в главном зале. Они хотят с тобой поговорить.

– Нет, – ответила Рин.

– С тобой ничего не случится, – заверил ее Нэчжа. – Просто не делай глупостей.

– Мы очень по-разному представляем себе, что такое «глупости».

– Наместник не любит долго ждать.

Эриден взмахнул рукой. Вошли два охранника и подхватили Рин за руки. Она в панике обернулась и бросила последний взгляд через плечо на Нэчжу, а потом ее увели.

По короткому коридору охрана сопроводила Рин к главному залу дворца и закрыла за ней двери.

Она неуверенно шагнула вперед. На позолоченных стульях вокруг стола сидели гесперианцы. Нэчжа – справа от отца. Наместников южных провинций изгнали к дальнему краю стола, выглядели они недовольными и смущенными.

Судя по всему, появление Рин прервало бурный спор. В воздухе буквально потрескивало напряжение, лица пылали, все выглядели раздосадованными и злыми, словно вот-вот начнут драку.

Рин прошмыгнула обратно в коридор, скрывшись за углом, и прислушалась.

– Альянс до сих пор не пришел в себя после собственной войны, – говорил гесперианский генерал. Поначалу Рин с трудом понимала смысл его слов, но постепенно вспомнила язык. Она снова чувствовала себя студенткой в классной комнате Цзимы, где зубрила спряжения глаголов. – Мы не в настроении строить догадки.

– Никаких догадок, – поспешил ответить Вайшра. По-геспериански он говорил как на родном языке. – Мы отвоюем страну за несколько дней, если вы только…

– Так сделайте это самостоятельно, – сказал генерал. – Мы прибыли сюда заниматься делом, а не алхимией. И не собираемся превращать мошенников в королей.

Вайшра откинулся назад.

– То есть сначала вы хотите провести над моей страной эксперимент, а потом уже решите вмешаться.

– Необходимый эксперимент. Мы не даем вам корабли по первому требованию, Вайшра. Мы делаем выгодное вложение.

– Во что?

– В подготовку Никана к цивилизации. Гесперия не разбрасывается помощью направо и налево. Мы уже совершали эту ошибку. Муген казался лучше подготовленным для нововведений, чем вы. Там не было внутренних распрей, там более продуманная система правления. И вот чем все обернулось.

– Если мы отстали в развитии, то из-за многолетней иностранной оккупации, – сказал Вайшра. – Это ваша вина, а не наша.

Генерал безразлично пожал плечами.

– Даже если и так.

Вайшра явно терял терпение.

– Тогда чего вы ждете?

– Смысл в том, что вы должны сами до всего дойти. – Генерал слабо улыбнулся. – Но все можно уладить. Наша главная цель – спирка. Она силой воли стерла с лица земли целую страну. Мы хотим знать, каким образом.

– Вы ее не получите, – заявил Вайшра.

– Не думаю, что это решать вам.

Рин шагнула в зал.

– Я здесь.

– Рунин. – Если Вайшра и удивился, то быстро взял себя в руки. Он встал и кивнул на гесперианского генерала. – Познакомься с генералом Жозефусом Таркетом.

Вот уж дурацкое имя, подумалось Рин. Скопище несвязных звуков, которые невозможно выговорить.

Таркет тоже встал.

– Мы должны перед тобой извиниться. Госпожа Саихара убедила нас, что мы имеем дело с чем-то вроде дикого зверя. Мы и не представляли, что ты настолько… человек.

Рин прищурилась. Это что, похоже на извинения?

– Она понимает мои слова? – спросил Таркет Вайшру на отвратительном ломаном никанском.

– Я понимаю гесперианский, – огрызнулась Рин. Больше всего на свете она жалела, что не выучила в Синегарде гесперианские ругательства. Ей не хватало словарного запаса, чтобы выразить все, что было на душе, но объясниться можно. – Просто у меня нет желания вести беседу с идиотами, которые хотели меня убить.

– Зачем вы вообще с ней разговариваете? – взорвалась Саихара.

Ее голос был визгливым и колючим, срывающимся на крик. А полный яда взгляд поразил Рин. В нем читалось не просто презрение. Но и смертельная ненависть.

– Она же нечестивая тварь, – выплюнула Саихара. – Пятно на теле Творца. Ее следует немедленно заточить в Серой башне.

– Никуда ее не заточат, – устало вмешался Вайшра. – Сядь, Рунин.

– Но ты же обещал! – зашипела Саихара. – Сказал, что они найдут способ все исправить…

Вайшра схватил жену за руку.

– Сейчас не время.

Саихара выдернула руку и грохнула кулаком по столу. Ее чашка перевернулась, и горячий чай разлился по вышитой скатерти.

– Ты мне поклялся. Сказал, что поступишь правильно, и, если я их верну, они найдут способ все исправить, ты обещал…

– Замолчи! – Вайшра указал на дверь. – Если не можешь успокоиться, тебе придется уйти.

Саихара устремила на Рин яростный взгляд, что-то пробормотала сквозь плотно стиснутые губы и бросилась прочь.

Повисла долгая пауза. Таркета, похоже, происходящее повеселило. Вайшра откинулся на спинку стула, глотнул чая и вздохнул.

– Прошу простить мою жену. После путешествия она часто бывает не в духе.

– Она уже отчаялась получить ответы. – Женщина в серой рясе – та, что стояла рядом с Рин в доках, положила руку на ладонь Вайшры. – Мы понимаем. Нам тоже хотелось бы найти способ лечения.

Рин с любопытством посмотрела на нее. Женщина неплохо говорила по-никански, почти как местная, только без интонаций. У нее были пшеничные волосы, прямые и тонкие, заплетенные в похожую на змею косу, перекинутую через плечо. Серые глаза под цвет стен замка. Бледная, как бумага, кожа, такая тонкая, что просвечивали голубоватые вены. Рин даже захотелось прикоснуться к ней и убедиться, что это человек.

– Она поразительное создание, – сказала женщина. – Удивительно видеть человека, которым завладел Хаос, но при этом такого здравомыслящего. Ни один гесперианский безумец не способен так хорошо одурачить наблюдателей.

– Я стою прямо перед вами, – сказала Рин.

– Я хотела бы поместить ее в изолированную комнату, – продолжила женщина, словно Рин ничего не говорила. – Мы вот-вот разработаем инструменты, позволяющие обнаружить первозданный Хаос. Если отвезти ее в Серую башню…

– Я никуда с вами не пойду, – сказала Рин.

Генерал Таркет погладил лежащую перед ним аркебузу.

– У тебя нет выбора, дорогуша.

Женщина в сером подняла руку.

– Подожди, Жозефус. Божественный Создатель ценит свободу воли. Добровольное согласие показывает, что в разуме преобладают порядок и здравомыслие. Может, девочка пойдет добровольно?

Не веря собственным ушам, Рин уставилась на этих двоих. Неужели Вайшра и впрямь ожидает, что она согласится?

– Вы даже можете использовать ее в военных действиях, – обратилась женщина к Вайшре, словно они обсуждали приготовления к обеду. – Мне нужны только регулярные встречи, может быть, раз в неделю. Вмешательство будет минимальным.

– Что значит минимальным? Уточните, – попросил Вайшра.

– Я лишь буду за ней наблюдать. По большей части. И проведу несколько экспериментов. Ничего такого, что может безвозвратно ее изменить, повлиять на ее способность сражаться. Мне просто хочется посмотреть, как она отреагирует на разные стиму…

В ушах у Рин звенело все громче. Голоса казались размытыми, но зычными. Разговор потек дальше, но она улавливала лишь фрагменты.

– …удивительное создание…

– …лучший боец…

– …соблюдать баланс…

Она покачнулась.

Перед мысленным взором мелькнуло лицо, которое она уже почти забыла. Умные темные глаза. Узкий нос. Тонкие губы и жестокая радостная усмешка.

Доктор Широ.

Его руки ощупывали ее, проверяли путы, накрепко привязывающие ее к кровати. Рин ощутила прикосновения его пальцев к своим губам, когда ей пересчитывали зубы, а потом пальцы спустились вниз, к артерии на шее.

Прижали ее к кровати и вонзили в вену иглу.

На Рин нахлынул панический страх, она в ярости пыталась сжечь Широ, но ничего не получалось, огонь просто кипел в груди, не прорываясь наружу из-за проклятой Печати, но жар нарастал, и Рин понимала, что она вот-вот взорвется…

– Рунин, – прорвался сквозь пелену тумана голос Вайшры.

Она с трудом сфокусировала зрение на его лице.

– Нет, – прошептала она. – Нет, я не…

Вайшра встал.

– Это не то же самое, что мугенская лаборатория.

Рин отпрянула.

– Мне все равно, я не могу…

– О чем вы спорите? – властно спросил наместник провинции Свинья. – Отдайте ее им, и дело с концом.

– Помолчите, Чажоук. – Вайшра быстро оттянул Рин в угол зала, подальше от ушей гесперианцев, и понизил голос: – Они в любом случае тебя заставят. Если согласишься добровольно, то завоюешь их симпатии.

– Вы продали меня за корабли.

– Никто тебя не продавал. Я лишь прошу об одолжении. Пожалуйста, сделай это для меня. Тебе ничто не грозит. Ты не чудовище, и они очень скоро это поймут.

И тогда до нее дошло. Гесперианцы ничего не обнаружат. Они и не могли бы, ведь Рин больше не способна вызывать огонь. Они проведут свои эксперименты, но ничего не обнаружат. Дацзы позаботилась об этом.

– Пожалуйста, Рунин, – прошептал Вайшра. – У нас нет выбора.

Насчет этого он был прав. Гесперианцы ясно дали понять, что при необходимости будут изучать ее против воли. Можно попробовать сопротивляться, но многого этим не добьешься.

Ей отчаянно хотелось отказаться. Послать их куда подальше, рискнуть и попытаться удрать. Конечно, за ней бы погнались, но оставался крохотный шанс, что удастся выбраться живой.

Однако на кону стояла не только ее жизнь.

Судьба империи находилась за перепутье. Если Рин в самом деле желала смерти императрицы, гесперианские воздушные корабли и аркебузы – лучший способ этого добиться. А единственный способ их заполучить – сдаться добровольно.

«Когда услышишь крик, беги на него», – говорил Вайшра.

В Лусане у нее не получилось. А теперь она и вовсе не может вызвать огонь. Возможно, это единственный способ исправить все, что она натворила. Единственный шанс все изменить.

Алтан погиб ради освобождения страны. Рин знала, что он сейчас сказал бы.

«Хватит думать только о себе».

Рин собралась с духом, глотнула воздуха и кивнула.

– Хорошо.

– Спасибо. – На лице Вайшры отразилось явное облегчение. Он вернулся к столу. – Она согласна.

– Один час, – сказала Рин по-геспериански. – Раз в неделю. И я вольна уйти, если мне что-то не понравится, и вы не прикоснетесь ко мне без разрешения.

Генерал Таркет убрал руку с аркебузы.

– Справедливо.

Гесперианцы выглядели слишком довольными. У Рин засосало под ложечкой.

Боги! На что она согласилась?

– Превосходно. – Сероглазая женщина поднялась с места. – Идем со мной. Начнем прямо сейчас.

Гесперианцы заняли целый квартал к западу от дворца. Рин подозревала, что Вайшра уже давно подготовил для них эти обставленные всем необходимым дома. На свисающих из окон голубых флагах была изображена эмблема, напоминающая часовой механизм. Сероглазая женщина жестом позвала Рин следовать за ней в маленькую квадратную комнату без окон на первом этаже центрального здания.

– Как ты себя называешь? – спросила женщина. – Фан Рунин, верно?

– Просто Рин, – пробормотала она, озираясь.

Комната была голой, не считая двух длинных и узких каменных столов, которые явно притащили сюда недавно, судя по отметинам на плитах пола. Один стол был пуст. На другом разложены инструменты, стальные и деревянные, некоторые Рин опознала, а о предназначении других даже не догадывалась.

Гесперианцы начали готовить комнату, как только прибыли.

В углу стоял солдат с аркебузой через плечо. Он следил за каждым движением Рин. Она состроила ему рожу. Он и глазом не повел.

– Называй меня сестра Петра, – сказала женщина. – Подойди поближе.

Она прекрасно говорила по-никански. На Рин это произвело бы впечатление, но было в ее выговоре что-то отталкивающее. Не то слишком гладкие фразы, не то идеальные грамматические построения, куда лучше, чем у местных жителей, – но что-то звучало неправильно. Тона немного смазаны, и почти полное отсутствие интонаций, как будто говорит не человек.

Петра взяла с края стола чашку и предложила ее Рин.

– Хочешь лауданум?

Рин вздрогнула от удивления.

– Зачем?

– Он тебя успокоит. Мне сказали, что ты плохо воспринимаешь лаборатории. – Петра поджала губы. – Знаю, опиаты приглушают твои способности, но для первого раза это не важно. Сегодня я займусь только основными измерениями.

Рин задумчиво оглядела чашку. Ей уж точно не хотелось на целый час остаться беззащитной в обществе гесперианцев. Но она знала, что выбора нет – нужно выполнять все просьбы Петры. Убивать они ее не собираются, это очевидно. А остальное находилось не во власти Рин. В ее власти лишь одолеть собственное беспокойство.

Она осушила чашку.

– Прекрасно. – Петра указала на стол. – Забирайся сюда.

Рин глубоко вздохнула и села на краешек.

Один час. И все. Нужно только пережить еще шестьдесят минут.

Петра начала снимать нескончаемые мерки. С помощью веревки с метками измерила рост, размах рук и длину ног Рин. Потом объем ее талии, запястий, лодыжек и бедер. Затем веревкой поменьше сделала еще несколько замеров, которые казались совершенно бесполезными. Ширину глаз. Расстояние от глаз до носа. Длину каждого ногтя.

Это длилось целую вечность. Рин старалась не вздрагивать от каждого прикосновения Петры. Лауданум подействовал, по венам разлилась приятная свинцовая тяжесть, руки и ноги онемели и потеряли чувствительность.

Петра обернула веревкой большой палец Рин.

– Расскажи, как ты впервые установила связь с… э-э-э… существом, которое ты называешь богом. Можешь описать случившееся?

Рин промолчала. Она предоставила свое тело для осмотра. Это не значит, что она будет поддерживать светскую беседу.

Петра повторила вопрос. Рин снова не ответила.

– Ты должна знать, что беседы тоже входят в наше соглашение, – сказала Петра, убирая веревку.

Рин опасливо покосилась на нее.

– Чего ты от меня хочешь?

– Всего лишь честных ответов. Мне интересно не только твое тело. Я ищу возможность для освобождения твоей души.

Если бы разум Рин работал быстрее, она бы придумала какой-нибудь остроумный ответ. Но взамен лишь закатила глаза.

– Кажется, ты уверена, что наша религия ложная, – сказала Петра.

– Я знаю, что она ложная. – Лауданум развязал Рин язык, и она выплескивала все, что приходило в голову. – Я видела доказательства, что мои боги существуют.

– Правда?

– Да. И знаю, что вселенная сделана не по воле одного человека.

– Одного человека? Думаешь, мы верим именно в это? – Петра наклонила голову. – Что ты знаешь о нашей религии?

– Что она дурацкая, – ответила Рин. Это была квинтэссенция всего, что она изучала.

В Синегарде гесперианскую религию Единого Творца изучали вскользь, ведь никто не думал, что в ближайшее время гесперианцы вернутся к берегам империи. Никто не относился к занятиям по гесперианской культуре всерьез, даже преподаватели. Творец был не больше чем сноской в книге. Шуткой. «Эти смешные люди с Запада».

Рин вспомнила идиллические прогулки с Цзяном вниз по склону, в первый год ее ученичества, когда он велел выяснить разницу между религиями Востока и Запада и обосновать причину этих различий. Рин тогда часами трудилась над этим в библиотеке. Она выяснила, что многочисленные восточные религии обычно были политеистическими, запутанными и сложными, различаясь даже в соседних деревнях. Но гесперианцы предпочитали поклоняться одному божеству, причем в виде человека.

– А почему так, по-вашему? – спросила Рин Цзяна.

– От спеси, – ответил он. – Они считают себя повелителями всего мира. Им нравится думать, что все сущее создано кем-то, похожим на них.

Но Рин никак не могла уловить, почему же гесперианцы достигли таких успехов в технологиях, несмотря на смехотворный подход к религии. Это до сих пор не укладывалось у нее в голове.

Петра взяла со стола круглый металлический предмет размером с ладонь и протянула его Рин. Потом щелкнула кнопкой сбоку, и откинулась крышка.

– Знаешь, что это?

Это были часы. Рин узнала гесперианские цифры, всего двенадцать, а две стрелки медленно крутились по кругу. Никанские часы, работающие на капающей воде, были огромными и занимали целый угол комнаты. Эта штуковина могла уместиться в кармане.

– Часовой механизм?

– Молодец, – сказала Петра. – Оцени их конструкцию. Посмотри, как сложно они устроены, как идеально подогнана форма, так что они тикают сами по себе. А теперь представь, что нашла их на земле. И не знаешь, что это. Не знаешь, кто их оставил. Какой ты сделаешь вывод? Что их кто-то создал или что они – случайное творение природы, вроде камня?

Разум Рин сейчас работал с ленцой, но она поняла, какого ответа ждала Петра.

– Их кто-то создал, – сказала она после паузы.

– Молодец, – повторила Петра. – А теперь представь, что мир – это часы. Подумай о том, в какой идеальной гармонии находятся моря, облака, небо, звезды – мир движется и дышит. Подумай о жизненном цикле лесов и животных в нем. Это не случайность. Такое не могло быть выковано из первозданного хаоса, как считает ваша религия. Это творение великого божества, обладающего волей и разумом. Мы называем его Божественным Создателем, или Творцом. Он стремится созидать красоту и порядок. Это не просто безумные измышления. Это единственно возможное объяснение красоты и сложности мира природы.

Рин притихла, пропуская эти идеи сквозь усталый мозг.

Звучало и впрямь чудовищно привлекательно. Ей нравилась мысль, что природа всецело познаваема и ее можно свести к набору объективных правил, установленных рациональным и благожелательным божеством. Куда приятней, чем то, что она знала о шестидесяти четырех богах Пантеона – непредсказуемых созданиях, придумавших бесконечный водоворот сил, в котором и появилась вселенная, все в ней течет и меняется и ничто не предначертано. Проще считать, что мир вокруг упорядочен, объективен и постоянен, что это подарок, преподнесенный всемогущим творцом.

Была в этой теории лишь одна зияющая прореха.

– Тогда почему все так чудовищно? – спросила Рин. – Если всем управляет Творец, почему…

– Почему Творец не предотвращает смерть? – подхватила Петра. – Почему все идет неправильно, если существует божественный замысел?

– Именно. Как ты догадалась?

Петра слегка улыбнулась.

– Не удивляйся. Это самый распространенный вопрос каждого новообращенного. Ответ – Хаос.

– Хаос, – медленно повторила Рин. Петра уже произносила это слово на совете. Гесперианский термин, для которого нет эквивалента в никанском. – А что такое Хаос? – невольно вырвалось у нее.

– Корень всех зол, – ответила Петра. – Божественный Создатель не всемогущ. Конечно, он могущественный, но ведет постоянную борьбу за упорядочение вселенной, которая неизбежно скатывается к беспорядку. Мы называем эту силу Хаосом. Это противоположность порядку, жестокая сила, которая постоянно пытается уничтожить созданное Творцом. Хаос – это старость, болезни, смерть и война. Хаос проявляется в худших человеческих качествах – злобе, зависти, жадности и предательстве. Наша задача – держать его в узде.

Петра закрыла часы и положила обратно на стол. Ее пальцы задумчиво зависли над инструментами, а потом она выбрала предмет, похожий на две ушные раковины и плоский круг, соединенные с металлическим тросом.

– Мы не знаем, как или когда проявится Хаос. Но чаще он возникает в странах вроде вашей – неразвитых, нецивилизованных, варварских. А случай вроде твоего – худшее проявление индивидуального Хаоса, что когда-либо видела Гильдия.

– Ты о шаманах? – спросила Рин.

Петра повернулась к ней.

– Теперь ты понимаешь, зачем Серой гильдии нужно тебя изучить. Создания вроде тебя угрожают мировому порядку.

Петра прислонила плоский кружок к груди Рин под рубашкой. Он был ледяным. Рин вздрогнула.

– Не бойся, – сказала Петра. – Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе помочь?

– Я не понимаю, почему вы меня не убили, – пробормотала Рин.

– Справедливый вопрос. Кое-кто считает, что проще тебя убить. Но тогда мы не приблизимся к пониманию Хаоса и зла. А он найдет новое воплощение, чтобы сеять зло. Поэтому Серая гильдия решила, что я сохраню тебе жизнь и попытаюсь тебя исцелить.

– Исцелить, – повторила Рин. – Ты считаешь, что можешь меня исцелить.

– Уверена, что смогу.

На лице Петры была написана такая фанатичная решимость, что Рин поежилась. Серые глаза блеснули металлом.

– Я самый лучший ученый в Серой гильдии за многие поколения. И несколько десятилетий добивалась приезда сюда. Я хочу разобраться, что отравляет вашу страну.

Петра прижала металлический диск к груди Рин.

– И тогда избавлю вас от этого.

Час прошел. Петра убрала инструменты обратно на стол и отпустила Рин из смотровой.

Когда Рин вернулась в казармы, остатки лауданума уже выветрились. Все чувства, которые сдерживал наркотик – неуверенность, беспокойство, отвращение и ужас, – нахлынули разом таким тошнотворным потоком, что у Рин подогнулись колени.

Она попыталась добраться до уборной. Но не сделала и двух шагов, как ее вывернуло.

Она ничего не могла с собой поделать. Рин согнулась над лужицей рвоты и зарыдала.

Прикосновения Петры, под действием лауданума казавшиеся такими легкими, такими несущественными, теперь ощущались темными пятнами, буравящими кожу насекомыми, как бы она ни старалась их выковырять. В памяти все смешалось до полного тумана. Руки Петры превратились в руки Широ. Комната Петры стала лабораторией Широ.

Но хуже всего было насилие, проклятое насилие. И беспомощность. Рин понимала, что собственное тело ей больше не принадлежит, остается только молча терпеть, на сей раз не потому, что она связана, а потому, что так решила сама.

И лишь поэтому она не упаковала вещи и не покинула Арлонг немедленно.

Она все это заслужила. Каким-то непостижимым образом все это стало искуплением. Рин знала, что она чудовище. Невозможно это отрицать. Это самоистязание за то, в кого она превратилась.

«На моем месте должна быть ты», – сказал Алтан.

Это она должна была умереть.

И смерть уже совсем рядом.

Когда Рин выплакалась и боль в груди ослабела, она поднялась на ноги и вытерла с лица слезы и рвоту. Постояла перед зеркалом в уборной и подождала, пока краснота в глазах станет менее заметной.

А когда остальные спросили ее, что случилось, она ответила: ничего.

Глава 14

Война пришла по воде.

Рин разбудили крики за пределами казарм. Она с панической поспешностью натянула форму, вслепую засовывая правую ногу в левый сапог, но потом сдалась и побежала к двери босиком, с трезубцем в руках.

На улице суетились полуодетые солдаты, натыкаясь друг на друга, а командиры выкрикивали противоречивые приказы. Но никто не обнажил оружия, в воздух не взлетели снаряды, и Рин не слышала пушечной канонады.

Наконец, она поняла, что большая часть солдат бежит к реке. Она последовала за ними.

Поначалу она не разобралась, что перед ней. По воде плыли какие-то белые пятна, словно по ней разметали пушинки гигантского одуванчика. Но на краю пристани Рин разглядела детали – серебристые полумесяцы, болтающиеся под поверхностью воды. Всплывшую вверх брюхом рыбу.

И не только рыбу. Опустившись на колени около воды, Рин заметила раздувшиеся и выбеленные трупики лягушек, саламандр и черепах. По какой-то причине погибли все водные обитатели.

Наверняка от яда. Больше ничто не способно убить сразу столько животных. И значит, яд в воде, а ведь все каналы Арлонга соединены, все источники питьевой воды отравлены…

Но с чего кому-то травить воду провинции Дракон? Рин на минуту застыла, тупо уставившись в воду и предположив, что это кто-то из самой провинции. Ей не хотелось думать о другом варианте, что яд приплыл с верховьев реки, ведь это значит…

– Рин! Рин!

Рамса потянул ее за руку.

– Ты должна это увидеть.

Она побежала за ним к концу пирса, где цыке сгрудились над какой-то темной массой, лежащей на досках причала. Огромной рыбой? Кучей тряпья? Нет… Это был человек, как она теперь поняла, хотя в нем осталось мало человеческого.

Существо протянуло к ней бледную костлявую руку.

– Алтан…

У нее перехватило дыхание.

– Агаша?

Рин никогда раньше не видела его в человеческом облике. Он был тощим и с головы до ног покрыт присосавшимися к синеватой коже ракушками. Лицо сплошь заросло спутанной бородой, в которой ютились морские черви и мелкая рыбешка, так что трудно было разобрать человеческие черты.

Рин попыталась просунуть под него руки, чтобы приподнять, но в ладонях остались отвалившиеся ракушки, кусок кости и что-то хрупкое, тут же рассыпавшееся в труху. Рин с трудом поборола желание оттолкнуть его с отвращением.

– Говорить можешь?

Агаша сдавленно засопел. Поначалу Рин решила, что он захлебывается в собственной слюне, но потом в уголках его губ запузырилась жидкость цвета скисшего молока.

– Алтан, – повторил он.

– Я не Алтан.

Рин взяла Агашу за руку. Она должна что-то сделать? Похоже на то. Нужно как-то его утешить и успокоить. Как поступил бы командир.

Но вряд ли Агаша даже заметил бы. Его кожа из синевато-белой за несколько секунд превратилась в фиолетовую. Рин видела пульсирующие под кожей чернильно-черные вены.

– Алтан… – пробормотал Агаша. – Я должен был тебе сказать.

От него пахло морской водой и гнилью. Рин затошнило.

– Что? – прошептала она.

Агаша уставился на нее молочно-белыми глазами. Они были покрыты пленкой, как у рыбы на прилавке, и расфокусированы, глядели в разные стороны, словно он слишком долго пробыл под водой и не знал, как вести себя на суше.

Он пробормотал что-то сквозь зубы, слишком тихо, чтобы разобрать. Рин показалось, что в этом шепоте слышится слово «несчастье». А потом Агаша распался в ее руках, тело запузырилось и превратилось в воду, осталась только горстка песка, ракушки и жемчужное ожерелье.

– Вот дерьмо, – сказал Рамса.

– Заткнись, – рявкнул Бацзы.

Суни громко взвыл и закрыл голову руками. Никто не стал его утешать.

Рин оторопело уставилась на ожерелье.

«Нужно его похоронить, – подумала она. – Так ведь полагается?»

Наверное, ей следовало печалиться. Но она ничего не чувствовала. Она ждала, когда нагрянет боль, но ничего не произошло. Это была не та кошмарная потеря, вроде смерти Алтана, которая ее оглушила. Агашу Рин едва знала, лишь отдавала ему приказы, а он подчинялся, не задавая вопросов, и был предан, как положено цыке, до самой смерти.

Самое ужасное – сейчас она была раздражена из-за того, что после смерти Агаши у них больше нет шамана, способного контролировать реку. Он всегда был для нее лишь необходимой шахматной фигурой, а теперь ее нет.

– Что происходит? – спросил Нэчжа.

Он прибежал только что.

Рин встала и смахнула песок с ладоней.

– Мы потеряли бойца.

Нэчжа в смятении опустил взгляд на оставшуюся на пирсе грязь.

– Кого?

– Цыке. Агашу. Он всегда жил в воде. Его убило то же, что погубило рыбу.

– Вот же дрянь, – сказал Нэчжа. – Атака была нацелена на него?

– Вряд ли, – медленно произнесла Рин. – Слишком много возни ради одного шамана.

Нет, такое не устраивают из-за одного человека. По всей гавани плавала мертвая рыба. Тот, кто отравил Агашу, нацелился на всю реку.

Не цыке были целью. А вся провинция Дракон.

Потому что Дацзы безумна, это правда. Это ведь она призвала в Никан Федерацию, чтобы усидеть на троне. Она с легкостью может отравить южные провинции, с готовностью обречет миллионы на голод, лишь бы сохранить остальную империю.

– Сколько солдат? – спросил Вайшра.

Все набились в кабинет – капитан Эриден, наместники, гесперианцы и офицеры высшего ранга. Сейчас было не до церемоний. В комнате стоял яростный гул голосов. Все говорили одновременно, перекрикивая друг друга.

– Мы еще не посчитали людей, которые не попали в лазарет…

– Яд проник в водоносный слой?

– Пришлось закрыть рыбный рынок.

– Сколько? – прокричал сквозь шум Вайшра.

– Почти вся Первая бригада в лазарете, – доложил лекарь. – Яд должен был повлиять на животных. На людей он действует слабее.

– Это не смертельно?

– Вряд ли. Мы надеемся, что через несколько дней все поправятся.

– Дацзы что, обезумела? – сказал генерал Ху. – Это же самоубийство. Яд повлияет не только на нас, но убьет все живое в Муруе и окрестностях.

– Северу плевать, – отозвался Вайшра. – Он выше по течению.

– Но им понадобится постоянный источник яда, – сказал Эриден. – Придется ежедневно добавлять его в воду. И не у самого Осеннего дворца, иначе пострадают ее же союзники.

– Провинция Заяц? – предположил Нэчжа.

– Невозможно, – возразил Цзиньчжа. – Армия провинции – жалкое зрелище, они практически не в состоянии обороняться. Они бы никогда не ударили первыми.

– Если они такие жалкие, то сделают все, что прикажет Дацзы.

– А мы уверены, что это Дацзы? – спросил Таха.

– А кто ж еще? – удивился Тсолинь и повернулся к Вайшре. – Это ответ на вашу блокаду. Дацзы пытается ослабить вас, прежде чем ударит. Я бы не стал дожидаться ее следующего хода.

Цзиньчжа стукнул кулаком по столу.

– Я же говорил, нужно было отплыть еще неделю назад!

– С какими войсками? – холодно осведомился Вайшра.

Щеки Цзиньчжи побагровели. Но Вайшра не смотрел на сына. Рин поняла, что его реплика обращена к генералу Таркету.

Гесперианцы молча наблюдали за происходящим, с непроницаемыми лицами, скрещенными на груди руками и недовольными гримасами – как учителя при виде непослушных учеников. Сестра Петра время от времени записывала что-то в тетрадь, которую везде с собой носила, и довольно улыбалась. Рин хотелось ее ударить.

– Они свели на нет результаты блокады, – сказал Тсолинь. – Больше медлить нельзя.

– Но вода течет к морю, – вступила в разговор Саихара. – Нельзя дважды войти в одну реку. Через несколько дней яд смоет в залив Омонод, и все образуется. – Она оглядела присутствующих в поисках одобрения. – Разве нет?

– Дело не только в рыбе, – просипел Катай. Он повторил свои слова, и в этот раз все притихли. – Дело не только в рыбе. Это коснулось всей страны. Отходящие от Муруя каналы питают весь юг. Ирригационные каналы для сельского хозяйства. Для рисовых чек. Вода оттуда не утекает, а стоит. Речь идет о загубленном урожае.

– Но есть же запасы в амбарах, – возразила Саихара. – В каждой провинции накоплены запасы на черный день, верно? Можем их реквизировать.

– И чем будет питаться юг? – спросил Катай. – Вы хотите заставить юг опустошить закрома, но это все равно что пустить кровь союзнику. У нас нет провизии, нет даже воды…

– Вода у нас есть, – сказала Саихара. – Мы проверили колодцы, они не отравлены.

– Прекрасно. Тогда вы просто умрете с голода.

– А как же они? – Чажоук ткнул пальцем в сторону Таркета. – Разве они не могут послать нам продовольствие?

Таркет поднял бровь и выжидающе посмотрел на Вайшру.

Тот вздохнул.

– Альянс не станет вкладывать средства, прежде чем не будет уверен в нашей победе.

Повисла тишина. Все повернулись к генералу Таркету. На лицах наместников была написана отчаянная надежда. Сестра Петра продолжала делать заметки.

Молчание прервал Нэчжа.

– Миллионы погибнут, генерал, – произнес он на правильном гесперианском.

Таркет пожал плечами.

– Тогда вам пора уже выступить в атаку.

Затея императрицы произвела эффект разорвавшейся бомбы. После нескольких месяцев планирования войны Арлонг охватила лихорадочная активность.

Война за умы вдруг превратилась в войну за ресурсы. Больше нельзя было ждать, что предпримет империя, и южным наместникам не оставалось ничего иного, кроме как отправить Вайшре войска.

Генералам послали приказы, которые затем спустились до командиров взводов и солдат. Рин прикомандировали к Четырнадцатой бригаде на «Ласточке», отходящей через два часа с третьего причала.

– Отлично, ты в первой эскадре, вместе со мной, – сказал Нэчжа.

– Какой радостный день.

Рин запихнула в вещмешок запасную форму и повесила его через плечо.

Нэчжа взъерошил ее волосы.

– Гляди веселей, солдат! Ты наконец-то получила то, чего хотела.

По пути к причалу они уворачивались от фургонов с пенькой, джутом, известью, тунговым маслом и парусиной. Весь город стал похож на верфь – повсюду раздавался низкий гул, когда десятки огромных кораблей вытягивали якоря, а гребные колеса начинали вращаться.

– Дорогу!

Их чуть не сшиб фургон с гесперианскими солдатами. Нэчжа оттащил Рин в сторону.

– Вот козлы, – пробормотал он.

Рин проводила взглядом гесперианцев до их корабля.

– Похоже, мы наконец-то увидим хваленые войска Таркета в действии.

– Вообще-то нет. Таркет привел лишь один чахлый взвод. Остальные остаются в Арлонге.

– Тогда зачем они вообще здесь?

– Они здесь как наблюдатели. Хотят понять, способны ли мы приблизиться к победе в войне, а если да, то сумеем ли управлять страной. Вчера вечером Таркет вещал отцу всякую чушь про человеческое развитие, но думаю, на самом деле им просто интересно, стоит ли ради нас суетиться. Таркету докладывают обо всех действиях Цзиньчжи. А обо всем, что видит Таркет, узнают в Альянсе. А он уже решит, отправить ли нам корабли.

– Мы не можем победить империю без них, а они не помогут, пока мы не одолеем империю. – Рин поморщилась. – Вот так, значит?

– Не совсем. Они вмешаются до окончания войны, если будут уверены, что наше дело не безнадежно. Они хотят лишь слегка уравновесить чашу весов, но сначала мы должны доказать, что и сами способны управиться.

– Очередной свинский эксперимент, – сказала Рин.

Нэчжа вздохнул.

– Примерно так.

Чистое высокомерие, подумала Рин. Наверное, приятно обладать такой властью, что можешь заниматься политикой так, будто играешь в шахматы, и с любопытством наблюдать, решая, какие страны заслуживают помощи, а какие нет.

– А Петра плывет с нами? – спросила Рин.

– Нет. Она останется на корабле Цзиньчжи. – Нэчжа помедлил. – Но, кстати, отец сказал, что как только мы воссоединимся с флотом моего брата, ты должна возобновить встречи с ней.

– Даже во время военных действий?

– Ты больше всего интересуешь их именно во время военных действий. Петра обещала, что не будет сильно тебя отвлекать. По часу в неделю.

– Может, тебе и кажется, что это немного, – пробормотала Рин. – Ты-то никогда не был подопытным кроликом.

Три флотилии готовились к отплытию от Красных утесов. Первая, под командованием Цзиньчжи, собиралась дойти по Мурую до провинции Заяц, сельскохозяйственной житницы севера. Вторая, во главе с Тсолинем и генералом Ху, будет патрулировать берега провинции Змея и уничтожать корабли из провинции Тигр, прежде чем те успеют высадить войска.

Вместе они зажмут северо-восточные провинции в клещи между атаками по суше и с моря. Дацзы придется сражаться на два фронта, причем в обоих случаях с воды, а ополчение к этому плохо подготовлено.

Но если говорить о численности войск, то империя по-прежнему обладала серьезным преимуществом. У ополчения на десятки тысяч человек больше, чем у армии Республики. Но если флот Вайшры справится с задачей, если гесперианцы сдержат слово, есть неплохой шанс на победу.

– Стойте!

– Только не это, – пробормотал Нэчжа.

Рин обернулась и увидела бегущую к ним по пристани босую Венку. Она прижимала к груди арбалет.

Когда Венка замерла перед ними, Нэчжа откашлялся.

– Слушай, Венка, сейчас не самое подходящее время.

– Вот, возьми, – выдохнула Венка и протянула Рин арбалет. – Он из мастерской моего отца. Последняя модель. Перезаряжается автоматически.

Нэчжа смущенно покосился на Рин.

– В этом нет…

– Он прекрасен, правда? – спросила Венка и провела ладонью по арбалету. – Видишь? Механизм спуска. Мы наконец-то разобрались, как все должно работать, это только прототип, но думаю, он готов…

– Мы уже должны идти на корабль, – прервал ее Нэчжа. – Чего ты хочешь?

– Возьмите меня с собой, – выпалила Венка.

Рин заметила за спиной Венки вещмешок, но девушка была не в военной форме.

– Исключено, – отрезал Нэчжа.

Венка покраснела.

– Почему? Мне уже намного лучше.

– Ты даже не можешь согнуть левую руку.

– Ей это и не понадобится, – сказала Рин. – Если она будет стрелять из арбалета.

– Ты что, рехнулась? – возмутился Нэчжа. – Она же не сможет носить такой огромный арбалет, моментально выдохнется.

– Тогда мы установим его на корабле, – предложила Рин. – А Венке не придется быть в гуще сражения. Ей понадобится защита, пока она будет перезаряжать, так что окружим ее лучниками. И она не пострадает.

Венка триумфально взглянула на Нэчжу.

– Вот, ты слышал?

– Не пострадает? – изумленно повторил Нэчжа.

– Она будет в большей безопасности, чем любой из нас.

– Но она еще не… – Нэчжа оглядел Венку с головы до пят, явно пытаясь подобрать верные слова. – Ты еще не…

– Не излечилась? – спросила Венка. – Ты это хотел сказать?

– Венка, прошу тебя.

– Сколько, по-твоему, мне нужно времени? Я бездельничаю уже несколько месяцев. Да брось, я готова.

Нэчжа беспомощно посмотрел на Рин, в надежде, что она как-то все утрясет. Но каких слов он от нее ожидал? Рин даже не понимала, в чем проблема.

– На кораблях наверняка найдется место, – сказала она. – Разреши ей поехать.

– Это не тебе решать. Она может погибнуть.

– Побочные риски, – сказала Венка. – Как у всех солдат.

– Ты не солдат.

– Почему это? Из-за Голин-Нииса? – Венка закатилась лающим смехом. – Думаешь, после изнасилования уже и солдатом нельзя быть?

Нэчжа неловко переминался с ноги на ногу.

– Я не это хотел сказать.

– Именно это. А даже если и не сказал, то подумал! – голос Венки сорвался на визг. – Ты думаешь, что раз меня изнасиловали, я никогда не вернусь к нормальной жизни.

Нэчжа положил руку ей на плечо.

– Ну нужно так, меймей.

«Меймей». Младшая сестренка. Не по крови, а из-за близости их семей. Нэчжа попытался прибегнуть к ритуальному обращению, чтобы отговорить ее от поездки.

– То, что с тобой случилось, ужасно. Никто тебя не винит. Никто здесь не согласен с твоим отцом или моей матерью…

– Я знаю! – выкрикнула Венка. – И мне на это насрать!

Нэчжа выглядел задетым.

– Я не сумею тебя уберечь, если ты поплывешь с нами.

– А когда это ты меня оберегал? – Венка скинула его руку с плеча. – Знаешь, о чем я думала, когда жила в том доме? Я надеялась, что кто-нибудь за мной придет, так надеялась. И где был ты, а? Нигде. Так что пошел ты, Нэчжа. Ты не можешь меня уберечь, просто дай мне драться.

– Нет, могу. Я генерал. Возвращайся обратно, или я прикажу оттащить тебя силой.

Венка выхватила арбалет из рук Рин и прицелилась в Нэчжу. Болт просвистел прямо у щеки Нэчжи и с громким шлепком вонзился в столб в нескольких шагах за его спиной.

– Ты промахнулась, – спокойно произнес Нэчжа.

Венка бросила арбалет на причал и плюнула Нэчже под ноги.

– Я никогда не промахиваюсь.

У сходней «Ласточки» цыке ожидала капитан Салхи – худая и миниатюрная женщина с коротко остриженными волосами, узкими глазами и смуглой кожей, но не совсем темной, как у южан, скорее, как у загорелого северянина, который слишком много времени проводит на солнце.

– Видимо, мне следует обращаться с вами как со всеми остальными солдатами, – сказала она. – Вы будете участвовать в наземных операциях?

– Разберемся, – ответила Рин. – Я объясню, кто на чем специализируется.

– Было бы неплохо. – Салхи немного помолчала. – А что насчет тебя? Эриден рассказал о твоей… проблеме.

– У меня по-прежнему есть две руки и две ноги.

– А еще трезубец, – добавил из-за ее спины Катай. – Пригодится для ловли рыбы.

Рин удивленно обернулась.

– Ты с нами?

– Я могу плыть либо на этом корабле, либо вместе с Нэчжей. Но честно говоря, мы с ним действуем друг другу на нервы.

– В основном по твоей вине, – заметила Рин.

– Нет, как раз по его. Ну ладно, плевать. К тому же ты мне все равно больше нравишься. Разве ты не польщена?

Это было почти предложение мира. Рин улыбнулась. Они вместе шагнули на борт «Ласточки».

Корабль не был похож на огромные военные корабли с несколькими палубами. Он был узким и небольшим, напоминая опиумную джонку, только с установленными на палубе катапультами. Рин уже привыкла к роскоши «Неумолимого», и «Ласточка» показалась ей страшно тесной.

«Ласточка» шла в первой эскадре, которая включала семь легких, быстрых и маневренных джонок. Они вышли за две недели до основного флота под командованием Цзиньчжи.

И все это время будут отрезаны от командования в Арлонге.

Но это не имело значения. Приказы были короткими и простыми: найти источник яда, уничтожить его и наказать виновных. Вайшра не уточнял как. Он предоставил право выбора капитанам, вот почему каждый из них хотел первым выполнить задачу.

Глава 15

Команда «Ласточки» собиралась плыть вверх по течению, пока не пропадет дохлая рыба или пока источник отравы не станет очевидным. А он явно должен находиться рядом с Муруем, чтобы яд не смыло в море или он не собрался в каком-нибудь тупике. Они проплыли на север до границы провинции Заяц, где река разветвлялась на семь притоков.

Здесь разделились и джонки. «Ласточка» выбрала самый западный приток, медленный и извивистый, берущий начало в сердце провинции. Корабль шел осторожно, со спущенным флагом, под видом торговца, чтобы избежать подозрений имперских властей.

Капитан Салхи держала команду в узде. Солдаты Четырнадцатой бригады посменно несли вахты на палубе, наблюдали за берегом или сидели на веслах внизу. Цыке приняли в свой круг с равнодушием, под которым скрывалась настороженность. Если у кого и были вопросы относительно того, на что способны шаманы, то никто их не задавал.

– Что-нибудь заметил?

Рин подошла к стоящему у фальшборта Катаю. После долгой смены на веслах у нее болели ноги. По расписанию ей сейчас полагалось спать, но только в предрассветные часы свободное время появлялось одновременно и у нее, и у Катая.

А они наконец-то снова стали друзьями. Не как прежде, и Рин сомневалась, что такое вообще возможно, но Катай хотя бы не смотрел на нее с ледяным осуждением.

– Пока нет.

Он стоял совершенно неподвижно, не сводя взгляда с воды, словно мог различить след отравы, стоит только как следует напрячь зрение. Он явно злился. Рин сразу это определяла – щеки Катая бледнели, он вел себя скованно и долго не моргал. Она порадовалась, что Катай злится не на нее.

– Смотри! – показала она. – Кажется, это не тот приток.

Под землисто-зеленой водой мелькали темные силуэты. А значит, яд не подействовал на местную живность.

Катай наклонился вперед.

– Что это?

Рин проследила за его взглядом, но так и не поняла, на что он смотрит.

Катай схватил сачок и выловил из воды небольшой предмет. Поначалу Рин решила, что это рыба, но Катай вывалил на палубу что-то вроде темного кожаного кошелька размером с крупный апельсин, туго перевязанный с одной стороны, так что напоминал женскую грудь.

Катай подцепил его двумя пальцами.

– Умно, – сказал он. – Мерзко, но умно.

– Что это?

– Невероятно. Это наверняка работа выпускника Синегарда. Или Юэлу. Больше никто бы не сообразил.

Катай протянул предмет ей. Рин отшатнулась. Воняло от него кошмарно – смесью разлагающегося зверя и чем-то едким, как от заспиртованных свиных зародышей в медицинском классе наставника Энро.

Рин поморщилась.

– Скажешь ты наконец, что это?

– Мочевой пузырь свиньи. – Катай покрутил мешок в ладони и встряхнул. – Не подвержен действию кислоты, по крайней мере до какой-то степени. Вот почему яд не вытек раньше, чем доплыл до Арлонга.

Он пощупал край пузыря двумя пальцами.

– В нем яд сохраняется и не растворяется в воде, пока не доплывет до нижнего течения реки. То есть несколько дней, максимум неделю.

Под нажимом пальцев мешок разорвался, а жидкость вылилась Катаю на руку. Кожа тут же сморщилась. В воздух поднялось желтое облачко. Едкая вонь усилилась. Катай выругался и швырнул мешок обратно через борт, а потом поскорее вытер руку об одежду.

– Проклятье!

Он осмотрел руку, по которой расплывался красный волдырь.

Рин оттащила Катая подальше от ядовитого облака. К счастью, за несколько секунд оно рассеялось.

– Тигриная задница! Ты же не…

– Ничего страшного. Рана неглубокая. Вряд ли это серьезно. – Катай согнул руку и поморщился. – Приведи Салхи. Похоже, мы уже близко.

Салхи разделила Четырнадцатую бригаду на взводы по шесть человек и послала их на разведку местности. Цыке первыми обнаружили источник яда. Выйдя из леса, они увидели массивное трехэтажное здание с двумя колокольнями, похожее на старую гесперианскую миссию.

Из южной стены в реку спускалась труба отхожего места. Но сейчас из нее с четким ритмом выскакивали мешочки с отравой.

Кто-то делал их внутри.

– Это здесь. – Катай сделал знак остальным цыке пригнуться за кустами. – Внутри кто-то есть.

– А что насчет охраны? – прошептала Рин.

– Какой охраны? Тут никого.

Он был прав. Миссию почти никто не охранял. Рин могла пересчитать солдат по пальцам одной руки, и через полтора часа, обойдя здание по периметру, они больше никого не обнаружили.

– Бессмыслица какая-то, – сказала она.

– Может, им просто не хватает людей, – предположил Катай.

– Тогда зачем тыкать палкой дракона? – удивился Бацзы. – Если у них нет поддержки, это идиотское поведение. Весь город словно вымер.

– Возможно, это засада, – предположила Рин.

Катай с ней явно не согласился.

– Но они нас не ждут.

– Может, они прячутся внутри.

– Оборону так не устраивают. Обычно внутри прячутся только во время осады.

– Ты что, предлагаешь ворваться в здание, даже не проведя разведку? А если там целое подразделение?

Катай вытащил из кармана зажигательную ракету.

– Я знаю способ это выяснить.

– Погоди, – вмешался Рамса. – Капитан Салхи велела не ввязываться в драку.

– Да пошла она! – с нехарактерной резкостью выругался Катай.

Прежде чем Рин успела его одернуть, он поджег запал и швырнул ракету в лесок за миссией.

В лесу громыхнуло. Через несколько секунд Рин услышала доносящиеся из миссии крики. Потом из двери выскочили несколько человек с вилами и кирками вместо оружия и побежали в сторону взрыва.

– Вот и охрана, – сказал Катай.

Рин подняла трезубец.

– Да иди ты!

Катай негромко подсчитывал противников.

– Пятнадцать человек. А нас двадцать четыре. – Он оглянулся на Бацзы и Суни. – Сможете удержать их в миссии, пока не подтянутся остальные?

– Не оскорбляй нас, – обиделся Бацзы. – Пошли.

У двери остались только два охранника. Одного Катай снял выстрелом из арбалета. Рин за несколько минут разделалась со вторым – разоружила и вонзила трезубец в горло. А когда выдернула его, противник упал.

Они оказались перед распахнутой дверью. Рин вгляделась в темное нутро здания. В нос ударила вонь гниющих трупов, такая резкая, что заслезились глаза. Она прикрыла рот рукавом.

– Вы идете?

Блям!

Она обернулась. Катай стоял над вторым охранником, опустив арбалет, и ладонью вытирал с подбородка брызги крови. Он заметил ее взгляд.

– Чтобы наверняка, – пояснил он.

Внутри находилась скотобойня.

Рин понадобилось некоторое время, чтобы глаза привыкли к темноте. И тогда она увидела туши – распластанные на полу, висящие на стенах и разложенные на столах, все вспоротые с хирургической точностью.

– Тигриная задница, – пробормотала она.

Кто-то убил всех животных только ради мочевых пузырей. Такая расточительность потрясла Рин. Здесь было столько гниющего мяса, а беженцы в соседней провинции так исхудали, что из-под рваных обносок торчали ребра.

– Найди их, – сказал Катай.

Рин обвела взглядом комнату. У стены выстроился десяток бочек. Там явно находился жидкий яд – в воздух лениво поднимались спирали желтого газа. Над бочками висели полки с рядами металлических контейнеров. Столько, что не сосчитать.

Рин уже видела такие, с подобной же аккуратностью стоящие на полках. Она смотрела на них часами, когда мугенские ученые привязывали ее к койке и вводили в вены опиум.

Лицо Катая позеленело. Он понял, что это газ из Голин-Нииса.

– Не советую это трогать.

На лестничном пролете напротив них появился силуэт. Катай вздернул арбалет. Рин присела, нацелив трезубец для броска, и прищурилась, всматриваясь в темноту.

Человек шагнул к свету.

– Я вас заждалась.

Катай опустил оружие.

– Нян?

Рин ее бы не узнала. Война изменила Нян. Даже на третьем курсе Синегарда Нян выглядела ребенком – невинным, круглолицым и таким милым. Никогда не скажешь, что она ученица военной академии. Теперь она стала похожа на солдата, такого же ожесточившегося и покрытого шрамами, как и любой из них.

– Только не говори, что это твоих рук дело, – сказал Катай.

– Ты о чем? О яде? – Нян провела пальцами по краю бочки. На ее руках вздувались уродливые красные волдыри. – Умно придумано, правда? Я надеялась, что кто-нибудь способен это оценить.

Когда Нян передвинулась ближе к свету, Рин поняла, что волдыри появились на ее руках уже давно. Шея и лицо тоже были красными, словно с нее содрали кожу.

– Эти контейнеры, – сказала Рин. – Они же из Федерации.

– Да, и сэкономили нам кучу времени. – Нян хихикнула. – Мугенцы сделали тысячи бочек этой дряни. Наместник провинции Заяц хотел использовать отраву для нападения на Арлонг, но я придумала кое-что поумнее. Бросьте яд в воду, сказала я. Заморим их голодом. Сложнее всего было превратить газ в жидкость. Это заняло несколько недель.

Нян взяла контейнер и покачала в ладони, словно собралась бросить.

– Думаете, вам бы это удалось лучше?

Катай и Рин одновременно вздрогнули.

Нян опустила руку и захихикала.

– Шучу, шучу.

– Положи, – тихо сказал Катай четким и сдержанным тоном. – Давай поговорим. Просто поговорим, Нян. Я знаю, кто-то тебя заставил. Тебе необязательно это делать.

– Я сама вызвалась, – возразила Нян. – Или ты рассчитывал, что я буду сидеть сложа руки и позволю врагам расколоть империю?

– Ты и понятия не имеешь, о чем говоришь, – сказала Рин.

– Я знаю достаточно. – Нян подняла контейнер повыше. – Знаю, что вы хотели уморить север голодом, чтобы народ пошел на поклон к наместнику провинции Дракон. Знаю, что вы собирались вторгнуться в наши провинции, если не добьетесь своего иным путем.

– И потому ты решила отравить весь юг? – спросил Катай.

– Вы начали первыми, – огрызнулась Нян. – Это вы заставили нас голодать. Вы продали гнилое зерно. И как вам вкус вашей же пилюли?

– Эмбарго было лишь угрозой, – возразил Катай. – Никто не умер бы.

– Но люди уже умирали! – Нян ткнула пальцем в сторону Рин. – А скольких убила она на том острове?

Рин моргнула.

– Да кому какое дело до Федерации?

– Там были и войска ополчения. Тысячи. – Голос Нян задрожал. – Федерация захватила военнопленных и держала их в трудовых лагерях. Там был мой брат. Разве ты дала ему хоть один шанс выбраться с острова?

– Я… – Рин с отчаянием посмотрела на Катая. – Это неправда.

Неужели это правда?

Наверняка кто-нибудь сказал бы ей, если это так.

Катай отвел взгляд.

Рин сглотнула комок в горле.

– Нян, я не знала…

– Ты не знала! – выкрикнула Нян. Контейнер в ее руке качнулся. – И это все меняет, по-твоему?

Катай примирительно поднял руку.

– Пожалуйста, Нян, опусти эту штуку.

Нян покачала головой.

– Это твоя вина. Мы просто воевали. Почему ты не оставила нас в покое?

– Мы не хотим тебя убивать, – сказала Рин. – Прошу тебя, Нян…

– Как великодушно! – Нян подняла контейнер над головой. – Она не хочет меня убивать! Республика сжалилась над…

– Да пошло оно все, – пробормотал Катай.

Одним быстрым движением он вскинул арбалет, прицелился и выстрелил точно в левую грудь Нян.

Хлопок прозвучал, как последнее биение сердца.

Глаза Нян вылезли из орбит. Она наклонила голову, с удивлением уставившись на грудь. Ее ноги подкосились. Контейнер выпал из руки и откатился к стене.

Крышку контейнера с щелчком сорвало. Повалил желтый дым, быстро заполнивший дальний угол комнаты.

Катай опустил арбалет.

– Уходим.

Они бросились бежать. В дверях Рин оглянулась через плечо. Газ был слишком густым, чтобы видеть ясно, но она различила Нян, которая корчилась и извивалась под покровом разъедающего кожу газа. По всему телу расцвели красные язвы, словно на бумажную куклу брызнули чернилами.

Когда «Ласточка» вошла в канал, чтобы соединиться с основным флотом, в воздухе висела морось тумана.

Команда наскоро обсудила, как поступить с контейнерами. Нельзя было просто оставить их, но никто не хотел и тащить газ на борт. В конце концов Рамса предложил уничтожить все здание направленным взрывом. Никто не должен приближаться к этому месту, пока Цзиньчжа не пошлет эскадру забрать оставшиеся контейнеры, если они останутся. Однако Рин подозревала, что Рамсе просто ужасно хочется что-нибудь взорвать.

Тогда они облили все маслом, накидали на крышу и внутрь скотобойни хвороста и, как только отошли на безопасное расстояние, пустили с корабля горящие стрелы.

Здание тут же вспыхнуло, пожар были виден за многие мили. Дождь так его и не затушил. У фундамента здания еще долго прорывались красные языки пламени, а дым растянулся по всему небу.

Прогремел гром. А через несколько секунд морось превратилась в плотный ливень, громко и без остановок барабанящий по палубе. Капитан Салхи приказала команде выставить бочки, чтобы набрать чистой воды. Остальные спустились в каюты, но Рин села на палубу, притянув колени к груди и откинув голову назад. Капли дождя падали прямо в горло, освежая и успокаивая. Дождь хлестал по лицу и одежде. Рин знала, что яд ее не коснулся, иначе уже почувствовала бы его действие, но почему-то все равно казалась себе замаранной.

– Я думал, ты ненавидишь воду, – сказал Катай.

Рин подняла голову. Он стоял рядом – такой мокрый и жалкий. И сжимал в руках арбалет.

– Ты как? – спросила она.

Он посмотрел невидящим взглядом.

– Паршиво.

– Посиди со мной.

Он подчинился беспрекословно. И лишь когда Катай сел рядом, Рин заметила, как сильно он дрожит.

– Мне так жаль Нян, – сказала она.

Катай дернулся.

– А мне нет.

– Я думала, она тебе нравилась.

– Я едва ее знал.

– Она тебе нравилась. Я помню. Ты говорил, что она симпатичная. В Синегарде.

– Ага, а потом эта сука отравила полстраны.

Он уронил голову. Его глаза покраснели, но Рин не могла понять, плачет он или это только дождь. Катай судорожно вздохнул.

А потом сломался.

– Я больше не могу. – Слова изливались из него между приглушенными рыданиями. – Не могу спать. И секунды не проходит, чтобы я не вспомнил Голин-Ниис. Стоит мне закрыть глаза, и я снова прячусь за той стеной, а крики не прекращаются, потому что всю ночь они убивали…

Рин взяла его за руку.

– Катай…

– Как будто я навсегда замер в том мгновении. И никто этого не замечает, потому что все, кроме меня, двигаются дальше, но лишь для меня все, что было после Голин-Нииса, – это сон, я точно знаю, потому что до сих пор прячусь за стеной. А хуже всего… хуже всего то, что я не знаю, кто кричит. Было бы проще, если бы только Федерация несла зло. Но я не могу разобраться, кто прав, а кто виноват, а ведь я умный, от меня всегда ждали верных ответов. Но я не могу.

Рин не знала, какими словами его утешить, и потому просто крепко сжала ладонь Катая.

– Я тоже.

– Как все случилось с Мугеном? – вдруг спросил он.

– Сам знаешь.

– Нет. Ты никогда не рассказывала. – Он выпрямился. – Ты сделала это сознательно? Знала, что делаешь?

– Не помню. Пытаюсь не вспоминать.

– Ты знала, что убиваешь? – напирал он. – Или просто…

Он сжал пальцы в кулак, а потом резко распрямил.

– Мне просто хотелось, чтобы все поскорей закончилось, – объяснила она. – Я не раздумывала. Не хотела их убивать, не по-настоящему, просто хотела со всем покончить.

– Я не хотел ее убивать. Но… Не знаю почему, но я…

– Я знаю.

– Это был не я, – настаивал Катай, хотя Рин не требовалось убеждать.

Она снова сжала его руку.

– Знаю.

Известия об этих событиях послали на другие корабли, и те сменили курс. На следующий день разбежавшиеся в разные стороны джонки уже спешили по Мурую к основной армаде.

Когда Рин заметила республиканский флот, он показался обманчиво немногочисленным, поскольку корабли выстроились узкой вереницей. Но когда они приблизились, перед ее глазами развернулась вся мощь флотилии, прямо дух захватывало. По сравнению с военными кораблями «Ласточка» выглядела крохой, отбившимся от стаи птенцом.

Капитан Салхи зажгла несколько сигнальных фонарей, и патрульные корабли в авангарде передали на «Ласточку» разрешение влиться в ряды эскадры. Через час на борт корабля поднялся Цзиньчжа. Команда собралась на палубе для рапорта.

– Мы уничтожили источник яда, но в развалинах могли остаться контейнеры с отравой, – объяснила Салхи. – Стоит послать туда взвод и проверить.

– Они сами производили яд? – спросил Цзиньчжа.

– Вряд ли, – сказала Салхи. – Это не исследовательская лаборатория, а просто скотобойня. Похоже, оттуда яд только распространяли.

– Мы считаем, что вещество они получили из запасов Федерации где-то на побережье, – уточнила Рин. – Из той лаборатории, в которой была я.

Цзиньчжа нахмурился.

– Это же в провинции Змея – путь неблизкий. Зачем привозить яд сюда?

– Из провинции Змея его не распространить, – сказал Катай. – Течение отнесет яд в море, а не в Арлонг. Так что кто-то привез контейнеры и сложил их в провинции Заяц.

– Надеюсь, что так, – сказал Цзиньчжа. – Страшно подумать о другом варианте.

О другом варианте и впрямь страшно было задумываться – ведь это могло означать, что они воюют не только с империей, но и с Федерацией. Что Муген как-то уцелел, вернул свое оружие и послал его врагам Вайшры.

– А отравителей взяли? – спросил Цзиньчжа.

Салхи кивнула.

– Два охранника. Они в карцере. Можно их допросить.

– В этом нет необходимости, – махнул рукой Цзиньчжа. – Мы знаем все, что нужно. Выведите их на берег.

– Твой брат питает особое пристрастие к зрелищам, – сказал Нэчже Катай.

Крики не прекращались уже больше часа. Рин почти свыклась с ними, хотя с трудом проглотила обед.

Солдат из провинции Заяц растянули между вбитыми в землю столбами. Цзиньчжа велел раздеть солдат и содрать с них кожу, а потом полить разбавленным и вскипяченным ядом. Он стекал по лицам пленников, оставляя дымящиеся красные следы на щеках, ключицах и гениталиях, а республиканцы сидели на берегу и наблюдали.

– В этом не было нужды, – сказал Нэчжа. Перед ним стоял нетронутый обед. – Это уже слишком.

Катай невесело рассмеялся.

– Не будь таким наивным.

– Это еще что значит?

– Это было необходимо. По республике нанесли мощный удар. Вайшра не может ничего поделать с отравленной рекой, не может предотвратить голод, от которого умрут тысячи. Но заставь нескольких человек страдать, да еще публично, и все вроде бы исправлено.

– Тебе это кажется правильным? – поразилась Рин.

Катай пожал плечами.

– Они же отравили реку.

Нэчжа обвил колени руками.

– Салхи говорит, вы довольно долго находились внутри.

Рин кивнула.

– Мы видели Нян. Я хотела тебе рассказать.

Нэчжа удивленно заморгал.

– И как она?

– Мертва, – отрезал Катай. Он так и не оторвал взгляда от солдат на шестах.

Нэчжа посмотрел на него, а потом повернулся к Рин и поднял брови. Рин поняла вопрос и покачала головой.

– Я и не представлял, что придется сражаться с однокурсниками, – пробормотал Нэчжа чуть погодя. – Кого еще мы знаем с севера? Куриль, Арда…

– Мои кузены, – сказал Катай, не поворачиваясь. – Хан. Тоби. Почти весь курс, если они еще живы.

– Нелегко воевать с друзьями, – сказал Нэчжа.

– Еще бы, – буркнул Катай. – Но у них есть выбор. И Нян сама приняла решение. Просто умерла она… совсем не так, как подобает.

Глава 16

Солдаты затихли на закате.

Цзиньчжа приказал сжечь тела – в качестве финала зрелища. Но смотреть на полыхающие трупы менее занимательно, чем слушать вопли, а запах горелого мяса стал таким невыносимым, что солдаты начали потихоньку перебираться с берега обратно на корабли.

– Ладно, повеселились, и будет. – Рин встала и смахнула с одежды крошки. – Пора возвращаться.

– Ты что, собираешься лечь спать? – спросил Катай.

– Здесь я точно не останусь. В этой вонище.

– Не спеши, – сказал Нэчжа. – Ты больше не приписана к «Ласточке». Тебя перевели на «Зимородок».

– Только ее? – спросил Катай.

– Нет, всех вас. Всех цыке. Цзиньчже нужны твои советы по стратегии, и он считает, что цыке могут нанести больше ущерба с борта военного корабля. «Ласточка» не годится для атаки.

Рин посмотрела на «Зимородок», на палубе которого стояли гесперианские солдаты и миссионеры Серой гильдии.

– Да, это неспроста. – Нэчжа прочел по ее хмурому лицу вопрос. – Они хотят за тобой приглядывать.

– Я и так позволяю Петре тискать меня раз в неделю как животное, – сказала Рин. – Я не хочу их видеть даже за обедом.

Нэчжа поднял руки.

– Приказы Цзиньчжи. Ничего не могу поделать.

Рин подозревала, что перевода потребовала и капитан Салхи – из-за неповиновения. Салхи страшно разозлилась, когда цыке пошли на штурм миссии без разрешения, а Бацзы усугубил положение, заявив, что помощь им в любом случае без надобности. Подозрения Рин подтвердились, когда Цзиньчжа двадцать минут распекал цыке, подчеркивая, что они должны подчиняться его приказам, иначе их вышвырнут в Муруй.

– Плевать мне, пусть даже отец думает, что солнце встает из твоей задницы, – сказал он Рин. – Либо вы ведете себя как солдаты, либо вас накажут как дезертиров.

– Вот козел, – буркнула Рин, выходя из его кабинета.

– Чудовищный, – согласился Катай. – На его фоне даже Нэчжа выглядит милым.

– Не стану говорить, что хочу утопить его в Муруе, – сказал Рамса, – хотя я и хочу утопить его в Муруе.

Наступление объединенного республиканского флота развернулось в полную силу. Цзиньчжа взял курс на провинцию Заяц, сельскую житницу, но довольно слабый регион в военном отношении. Прежде чем сразиться с ополчением, они пополнят запасы провизии, срывая фрукты, которые так и просятся в руки.

Если не брать в расчет гесперианцев, путешествие на «Зимородке» было приятней, чем на «Ласточке». По меньшей мере сто шагов в длину от носа до кормы, «Зимородок» был единственным во флоте кораблем-черепахой, с зашитой досками и стальными пластинами верхней палубой, что делало его почти неуязвимым для пушек. Фактически корабль в полноценных латах, и неспроста – ведь на нем плыли Цзиньчжа, адмирал Молкой, почти все главные стратеги флота и большая часть гесперианцев.

«Зимородок» сопровождали три одинаковые галеры, прозванные «Морскими соколами», – военные корабли с прикрепленными по обоим бортам балансирами в форме птичьего крыла. Одну галеру ласково назвали «Чибисом», а вторую «Свиристелью». «Гриф» под командованием Нэчжи шел сразу за «Зимородком».

Еще две галеры охраняли гордость флота, массивные корабли-тараны, названия которым придумал явно человек с дрянным чувством юмора: «Воробей» и «Синица». Огромные и тяжелые, с двумя катапультами и четырьмя рядами арбалетов на каждом.

Флот шел вверх по Мурую, выстроившись фалангой и приноравливаясь к сужающемуся руслу. Мелкие джонки шныряли между военными кораблями либо следовали за ними вереницей, как выводок утят.

Вся прелесть сражений с реки заключена в том, что войска никогда не устанут от долгого похода, подумалось Рин. Нужно только дождаться, когда их высадят в одном из главных городов империи, а все они расположены у реки. Вода необходима для существования городов, как кровь для тела. Так что, если войска хотят захватить империю, нужно лишь плыть по ее главным артериям.

На закате флот достиг города Радан. Это был один из главных экономических центров провинции Заяц, и Цзиньчжа нацелился на город из-за его стратегического положения у слияния двух рек, а кроме того, здесь находилось несколько амбаров со значительными запасами зерна и почти не было военных.

Цзиньчжа приказал начать штурм, не вступая в переговоры.

– Он боится, что они откажутся сдаваться? – спросила Катая Рин.

– Скорее боится, что они сдадутся. Цзиньчжа хочет внушать страх.

– А что, корабли-башни сами по себе нагоняют недостаточно страха?

– Это же блеф. Дело не в Радане, а в следующем сражении. Радан должен послужить примером.

– Чего?

– Того, что случится с теми, кто сопротивляется, – мрачно ответил Катай. – Принесу твой трезубец. Скоро выступаем.

«Зимородок» быстро приближался к речным воротам Радана. Рин подняла подзорную трубу, чтобы получше разглядеть наскоро собранный флот защитников города. Это был смехотворный и жалкий набор устаревших кораблей, главным образом одномачтовых, с парусами из промасленного шелка. Торговые суда или рыбацкие лодки без пушек. Они явно никогда не участвовали в военных действиях.

Цыке могли бы взять город и в одиночку. Им бы точно этого хотелось. Суни и Бацзы часами расхаживали по палубе, горя желанием наконец-то вступить в битву. Эти двое легко бы сломили оборону города. Но Цзиньчжа намеревался использовать для захвата Радана все силы флота. Это была не стратегия, а показуха.

Цзиньчжа шагал по палубе, поглядывая на флот защитников Радана, и зевал, прикрывая рот рукой.

– Адмирал Молкой!

– Да? – склонил голову адмирал.

– Разнесите их в клочья.

Развернувшееся сражение даже трудно было назвать таковым. Не битва, а трагикомедия.

Раданцы пропитывали паруса маслом. Так обычно поступали торговцы, чтобы парус не гнил и не намокал. Но против пиротехники такой подход совершенно не годился.

«Морские соколы» выпустили несколько ракет с драконьими головами, и те взорвались в полете, выпустив стайку мелких бомб, осыпавших флот Радана огненным градом. Паруса тут же вспыхнули. Горящие над жалкой эскадрой полотнища гудели так оглушительно, что невозможно было расслышать другие звуки.

Однако зрелище получилось завораживающим – в той же степени, как приятно одним пинком снести замок из песка.

– Тигриная задница, – сказал сидевший на носу Рамса. В его глазах отражались языки пламени. – Они даже и не пытались сопротивляться.

Сотни человек попрыгали за борт, спасаясь от огня.

– Пусть лучники убивают всех, кто выбирается из реки, – приказал Цзиньчжа. – А остальные пусть горят.

Сражение заняло меньше часа. «Зимородок» триумфально прошел мимо обугленных останков флота Радана и встал на якорь у городских ворот. Рамса подивился, с какой точностью пушки снесли ворота, а Бацзы посетовал, что цыке так и просидели без дела. Рин же старалась не смотреть на реку.

Флот Радана и городские ворота лежали в руинах. Жители сложили оружие и беспрекословно сдались. Войска Цзиньчжи наводнили город и выгнали людей из домов, чтобы всласть пограбить.

Женщины и дети выстроились на улицах, опустив головы и дрожа от страха, а солдаты выгнали их через ворота на берег реки. Там их собрали в кучи, и перепуганные люди таращились остекленевшими глазами на останки раданского флота.

Республиканцы получили от Цзиньчжи строгий приказ не убивать и не калечить гражданское население.

– Они не пленные и не жертвы, – сказал он. – Будем считать их потенциальными гражданами республики.

Но потенциальных граждан республики новое правительство не на шутку пугало.

И по понятной причине. Их сыновей и мужей выстроили в ряд на берегу, угрожая оружием. И объяснили, что их участь еще не решена, руководство республики обсудит, убивать их или нет, и вынесет вердикт утром.

Цзиньчжа хотел, чтобы люди всю ночь дрожали в страхе перед тем, что готовит им утро.

Утром он провозгласил бы, что получил приказы из Арлонга. Над их судьбой размышлял сам Дракон-наместник и признал, что они ни в чем не виноваты, к сопротивлению их вынудили порочные руководители, обольщенные императрицей, которая больше не служит народу. А наместник понимает, что решение принимали не честные простые люди. Он милостив.

Он отдал решение на откуп самим людям.

Они должны проголосовать.

– Чем они заняты, как думаешь? – спросил Катай.

– Обращают их в свою веру, – ответила Рин. – Распространяют доброе слово Творца.

– Не очень-то своевременно, как по мне.

– Видимо, приходится пользоваться любой возможностью.

Они сидели на берегу, в тени «Зимородка», и смотрели, как миссионеры Серой гильдии протискиваются сквозь толпу горожан. Катай и Рин находились слишком далеко, чтобы услышать хоть слово, но время от времени Рин видела, как миссионер опускается на колени перед несколькими дрожащими людьми, кладет руки им на плечи, даже если человек пытается увернуться, и произносит молитву.

– Надеюсь, они говорят по-никански, – сказал Катай. – Иначе они просто всех перепугают.

– Думаю, им все равно, даже если и так.

Рин с трудом подавляла злорадство, наблюдая, как люди отшатываются от миссионеров, несмотря на все усилия гесперианцев.

Катай передал ей шпажку с нанизанной вяленой рыбой.

– Будешь?

– Спасибо.

Рин взяла рыбу, пожевала ее хвост и оторвала кусочек.

Питаться рыбой маяу, составлявшей основную часть их рациона, – целое искусство. Сначала надо ее пожевать, чтобы размягчить, и только тогда можно отделить мясо от костей и выплюнуть колючие плавники. Если жевать слишком мало, кости застрянут в горле, слишком долго – и рыба потеряет весь вкус.

Соленая маяу – отличная пища для армии. Еда занимает столько времени, что, когда закончишь, возникает ощущение сытости, хотя бы от одной слюны и соли, как бы мало ни проглотил на самом деле.

– Ты видела их пенисы? – спросил Катай.

Рин чуть не подавилась рыбой.

– Что-что?

Он показал размер руками.

– Вроде бы у гесперианцев они больше, чем у никанцев. Так говорит Салхи.

– Откуда ей знать?

– А сама как думаешь? – Катай вздернул брови. – Признайся, ты тоже об этом задумывалась.

Рин поежилась.

– Ни за какие деньги.

– Видела генерала Таркета? Он такой огромный. Наверняка у него…

– Хватит. Это отвратительно, – рявкнула Рин. – И они отвратительны. От них воняет. Как… Как от скисшего молока.

– Наверное, это потому, что они пьют коровье молоко. И оно киснет у них внутри.

– А я думаю, они просто не моются.

– Кто бы говорил. Ты себя-то когда в последний раз нюхала?

– Погоди. – Рин показала на берег реки. – Вон там.

Несколько женщин начали ругаться с миссионером. Тот поспешно отступил, подняв руки в знак добрых намерений, но женщины не унимались, пока миссионер не убрался с берега.

Катай присвистнул.

– Вот это неплохо.

– Интересно, что он им говорил?

– «Творец наш велик и могущественен», – напыщенно произнес Катай. – «Молитесь с нами, и никогда больше не будете голодать».

– «Все войны прекратятся».

– «Все враги падут замертво, сметенные великой рукой Творца».

– «Мир настанет в королевстве, а демонов изгонят в ад». – Рин подтянула колени к груди, наблюдая за стоящим на берегу миссионером, который выискивал новую жертву. – Хотелось бы надеяться, что они просто оставят нас в покое.

Гесперианская религия не была для империи в новинку. Во времена правления Красного императора тот часто принимал эмиссаров западных церквей. При дворе в Синегарде поселились ученые мужи, развлекая императора астрономическими предсказаниями, звездными картами и забавными изобретениями. После смерти Красного императора завистливые придворные казнили ученых, всегда пользовавшихся благосклонностью правителя, а миссионеров на несколько веков изгнали из страны.

Разумеется, гесперианцы постоянно пытались вернуться. И почти преуспели в этом во время первого вторжения. Но теперь никанцы помнили только ложь, которую распространял о гесперианцах Триумвират после Второй опиумной войны. Будто те ели младенцев. Завлекали девушек в монастыри ради сексуальных утех. Миссионеры превратились в чудовищ из народных сказок. Если Серая гильдия рассчитывает кого-либо обратить в свою веру, придется основательно потрудиться.

– Они все равно будут пробовать снова и снова, – сказал Катай. – Я читал их священные тексты. Там утверждается, будто Создатель благословил избранный народ и велел проповедовать свое учение неверным при любой возможности.

– Избранный народ? Это еще что значит?

– Понятия не имею. – Катай мотнул головой за спину Рин. – Почему бы не спросить у нее?

Рин обернулась.

По берегу в их сторону шагала сестра Петра.

Последний кусок рыбы Рин проглотила слишком быстро, и он царапнул горло, каждый глоток отозвался болью от неразмягченных костей.

Сестра Петра встретилась взглядом с Рин и поманила ее пальцем. Это был приказ.

Катай хлопнул ее по плечу и встал.

– Ладно, развлекайся.

Рин дернула его за рукав.

– Не вздумай бросать меня…

– Я не собираюсь в это встревать. Видел, на что способны их аркебузы.

– Мои поздравления, – сказала Петра, когда они вернулись на «Зимородок». – Мне сказали, что вы одержали великую победу.

– «Великая» – неподходящее слово, – отозвалась Рин.

– И во время сражения ты не сумела вызвать огонь? Хаос не обернулся к тебе?

Рин остановилась.

– А ты бы предпочла, чтобы я сожгла тех людей заживо?

– Сестра Петра!

Сзади к ним подбежал миссионер. Выглядел он поразительно юным, явно не старше шестнадцати. У него было открытое мальчишеское лицо и большие голубые глаза с длинными, как у девушки, ресницами.

– Как сказать «Я прибыл из-за большого моря»? – спросил он. – Я забыл.

– Вот так.

И Петра произнесла фразу на безупречном никанском.

– Я прибыл из-за большого моря. – Парнишка радостно повторил слова. – Все правильно? Я про тона.

Рин неожиданно осознала, что он смотрит на нее.

– Да, – ответила она. – Все прекрасно.

Парень просиял.

– Обожаю ваш язык. Он так прекрасен.

Рин удивленно заморгала. Да что это с ним? Чему он радуется?

– Брат Аугус, – неожиданно резко произнесла Петра. – Что у тебя в кармане?

Рин опустила взгляд и заметила торчащие из кармана Аугуса вотоу – кукурузные хлебцы, которые вместе с рыбой маяу составляли солдатский рацион.

– Мой обед, – поспешно ответил он.

– И когда ты собираешься пообедать? – спросила Петра.

– Сейчас, я всего лишь хотел прогуляться…

– Аугус…

Он понурил голову.

– Они сказали, что проголодались.

– Кормить их запрещено, – ровным тоном сказала Рин.

Цзиньчжа выразился с кристальной ясностью. Горожане должны голодать до утра. Когда утром Республика их накормит, ужас сменится благодарностью.

– Это жестоко, – возразил Аугус.

– Такова война, – сказала Рин. – И если ты не будешь выполнять приказы…

– Вспомни, чему тебя учили, Аугус, – поспешила вмешаться Петра. – Мы не спорим с теми, кто нас принял. Мы лишь распространяем благое слово. Но не подрываем авторитет никанцев.

– Но они голодают! – не унимался Аугус. – Я хотел их успокоить.

– Так успокой их словами Творца. – Петра похлопала Аугуса по щеке. – Ступай.

Аугус побежал обратно на берег.

– Зачем его взяли на войну? Он слишком молод.

Петра развернулась и жестом велела Рин следовать за ней на «Зимородок».

– Не моложе многих ваших солдат.

– Наши солдаты прошли подготовку.

– Как и наши миссионеры. – Петра повела Рин к своей каюте на второй палубе. – Братья и сестры Серой гильдии посвятили жизнь распространению слова Божественного Создателя в объятых Хаосом землях. Все мы с самого раннего детства обучались в академиях Гильдии.

– Наверняка нетрудно найти варваров, которым нужно принести цивилизацию.

– В этом полушарии и впрямь многие люди еще не нашли путь к Творцу. – Похоже, Петра совершенно не уловила сарказм. Она жестом велела Рин сесть на койку. – Примешь лауданум?

– Ты снова будешь меня щупать?

– Да.

Это грозило риском возвращения к опиумной зависимости. Но выбор стоял между известным злом и неизвестной чужестранкой. Рин взяла предложенную чашку.

– Ваш континент долгое время был для нас закрыт, – сказала Петра, когда Рин выпила настойку. – Кое-кто из нашего руководства даже утверждал, что не стоит учить ваш язык. Но я всегда знала, что однажды мы вернемся сюда. Такова воля Творца.

Рин закрыла глаза, и по крови растеклось знакомое оцепенение от лауданума.

– Так что, ваши миссионеры просто бродят по берегу и разглагольствуют о Творце?

– Человеку необязательно понимать, как действует Божественный Создатель, главное – вести себя в соответствии с его волей. Варвары сначала должны научиться ползать, а потом уже ходить. Для непосвященных и этого достаточно.

– То есть ты предлагаешь упростить мораль для тех, кто слишком туп, чтобы разобраться в ее необходимости.

– Да, если рассуждать на примитивном уровне. Я уверена, что со временем хотя бы некоторые никанцы увидят настоящий свет. Через несколько поколений кое-кто из вас даже вольется в ряды Серой гильдии. Но для людей низшего порядка годится и такой подход.

– Низшего порядка? – повторила Рин. – Это каких, например?

– Таких, как вы, естественно, – как нечто само собой разумеющееся заявила Петра. – Это не ваша вина. Никанцы просто еще не достигли нашего уровня. И тому есть научные доказательства. Взгляни на свое лицо.

Петра положила на стол стопку книг и открыла их.

На каждой странице были изображены никанцы. Рисунки снабжались многочисленными пояснениями. Рин не разобрала текст, написанный плоским гесперианским шрифтом, целиком, но некоторые фразы привлекли ее внимание.

«Складки век говорят о лени».

«Кожа землистого цвета – о плохом питании».

На последней странице Рин обнаружила собственное изображение с многочисленными пометками, наверняка сделанными Петрой. Рин обрадовалась, что не сумела разобрать мелкий почерк. Ей не хотелось читать измышления о самой себе.

– Поскольку ваши глаза меньше, то и угол зрения меньше, чем у нас. – Петра ткнула пальцем в рисунок. – Желтоватый оттенок кожи указывает на недостаток питания или несбалансированную диету. Теперь взгляни на форму черепа. Ваш мозг по природе меньше, и это сказывается на возможностях мыслить рационально.

Рин смотрела на нее, не веря собственным ушам.

– Ты думаешь, что от рождения умнее меня?

– Не просто думаю. Я в этом уверена. Доказательства налицо. Никанцы ведут себя как стадо. Вы умеете слушать, но не обладаете независимостью суждений. Многие научные открытия вы сделали через столетия после нас. – Петра захлопнула книгу. – Но не беспокойся. Со временем все цивилизации станут совершенными в глазах Творца. Такова задача Серой гильдии.

– Вы считаете нас недоразвитыми, – пробормотала Рин себе под нос. Ее охватило нелепое желание рассмеяться. Неужели гесперианцы и впрямь всерьез так считают? И называют это наукой? – Вы считаете нас низшей расой.

– Посмотри на тех людей на берегу, – сказала Петра. – Взгляни на свою страну, где веками не прекращаются войны. Что ты чувствуешь, когда это видишь?

– А ваши войны разве ведутся более цивилизованно? Разве в них не погибли миллионы?

– Они погибли, потому что мы боремся с силами Хаоса. Мы не ведем внутренних войн. Это праведные битвы. Но вспомни историю своей страны и скажи, бывали ли здесь войны, которые возникли не из-за жажды наживы, честолюбия или обычной жестокости?

Рин не разобралась – то ли подействовал лауданум, то ли Петра была права, но она не нашлась с ответом и ненавидела себя за это.

Утром выживших мужчин Радана согнали на городскую площадь и велели голосовать, бросая камешки в джутовые мешки. Белый камень означал «да», а черный – «нет».

– А что будет, если они проголосуют против? – спросила Рин Нэчжу.

– Они умрут. Ну, большинство из них. Если начнут сопротивляться.

– А тебе не кажется, что все это не приближает к цели?

Нечжа повел плечами.

– В Республику вступают по собственной воле. Мы лишь немного подкручиваем весы.

Голосование продлилось почти час, поскольку к мешкам подходили по одному. Цзиньчжа не стал считать камешки, а высыпал их из мешков в две кучки, чтобы всем было видно. Подавляющим большинством голосов Радан решил присоединиться к Республике.

– Верное решение, – объявил Цзиньчжа. – Добро пожаловать в будущее.

Он оставил в городе одну джонку с командой для обеспечения своей власти и сбора ежемесячного налога зерном. Флот забрал седьмую часть запасов зерна из городских амбаров, чтобы городу хватило продержаться до конца зимы.

Когда эскадра наконец отчалила дальше по Мурую, Нэчжа повеселел.

– Вот как бывает, если предоставить людям самим решать.

Катай покачал головой.

– Нет, вот как бывает, если убить храбрых и позволить решать трусам.

Последующие схватки республиканского флота были столь же легкими и столь же излишне кровавыми. Чаще всего они захватывали города и деревни без единого выстрела. Лишь немногие города оказали сопротивление, но в любом случае безрезультатное. Сражение с «Морскими соколами» Цзиньчжи обычно длилось не дольше чем полдня.

По мере продвижения на север Цзиньчжа оставлял отдельные отряды и целые взводы, чтобы править освобожденной территорией. На опустевшие корабли приходилось переводить других солдат, но в конце концов несколько джонок пришвартовались к берегу, а флот поредел.

Некоторые покоренные деревни не только не сопротивлялись, но и с радостью присоединились к Республике. Они присылали добровольцев с нагруженными провизией и припасами лодками. Над городскими стенами развевались наскоро сшитые флаги с цветами провинции Дракон, приветствуя завоевателей.

– Ты только глянь, – показал Катай. – Флаг Вайшры. Не флаг Республики.

– А у Республики разве есть флаг? – спросила Рин.

– Точно не знаю. Но забавно – они думают, что сдаются провинции Дракон.

По совету Катая Цзиньчжа поместил корабли добровольцев в авангарде флота. Он не доверял морякам из провинции Заяц, считая, что они вряд ли станут драться со своими же соседями, и не хотел ставить их на важные позиции из опасений, что они в любой момент могут переметнуться. Но если дела пойдут из рук вон плохо, дополнительные корабли послужат идеальной наживкой. Несколько раз Цзиньчжа посылал корабли союзников вперед, чтобы города открыли ворота, прежде чем он атакует с основным флотом.

Некоторое время казалось, что они беспрепятственно захватят весь север. Но в конце концов удача им изменила, и у северной границы провинции Заяц сильная буря вынудила флот остановиться в речном затоне.

Буря была не столь опасной, как утомительной. В отличие от морских штормов, на реке непогоду можно просто переждать, встав на якорь. И целых три дня войска ютились на нижних палубах, играли в карты или травили байки, пока по корпусу барабанил дождь.

– На севере по-прежнему приносят жертвы богу ветра, – сказал первый помощник с «Зимородка», тощий моряк, служивший на кораблях еще до рождения Нэчжи. Он стал самым популярным рассказчиком в кают-компании. – Еще до Красного императора хан Глухостепи послал флот, чтобы завоевать империю. Но волшебник вызвал бога ветра, и тот создал тайфун, уничтоживший флот хана, корабли превратились в щепки, дрейфующие в океане.

– Тогда почему не поклоняться океану? – спросил один моряк.

– Потому что не океан создает шторма. Это работа бога ветра. Но ветер капризен и непредсказуем, а богов нельзя вызвать без последствий. Уничтожив флот хана, бог ветра ополчился против вызвавшего его волшебника-никанца. Он подбросил деревню волшебника в небо и швырнул обратно дождем из искореженных домов, покалеченного скота и растерзанных детей.

Рин встала и незаметно вышла.

Коридоры под палубой были пугающе тихими. Сюда не доносился постоянный ропот людей, приводящих в движение гребное колесо. Команда и солдаты собирались в кают-компании, когда не спали, и коридоры были пусты.

Прижавшись лицом к иллюминатору, Рин смотрела на бушующую снаружи грозу, злобные волны кружили по заводи, словно чьи-то жадные руки, стремящиеся разорвать флот в клочья. Сквозь тучи на нее уставились два сердитых небесно-голубых глаза.

Она поежилась. В раскатах грома ей почудился смех. Рин показалось, что с небес потянулась рука.

Но стоило моргнуть, и буря опять превратилась в обычную непогоду.

Рин не хотелось оставаться в одиночестве, и она пошли вниз, в кубрик, где обитали цыке.

– Привет, – Бацзы помахал рукой, приглашая ее войти. – Хорошо, что ты заглянула.

Рин села рядом с ним, скрестив ноги.

– Во что играете?

Бацзы бросил игральные кости в стаканчик.

– В «Дивизионы». Играла когда-нибудь?

Рин вспомнила учителя Фейрика, с чьей помощью поступила в Синегард, и его бесславное пристрастие к этой игре. Она с ностальгией улыбнулась.

– Чуть-чуть.

Официально азартные игры находились на кораблях под запретом. Инь Саихара после паломничества на Запад ввела строгие правила касательно таких пороков, как пьянство, курение, азартные игры и проституция. Почти все эти правила игнорировали. Вайшра и не настаивал на их соблюдении.

Игра оказалась малоприятной. Рамса постоянно обвинял Бацзы в жульничестве. Тот не жульничал, но у Рамсы из рукава вдруг высыпались кости, и тут игра превратилась в рукопашную, которая закончилась, лишь когда Рамса укусил Бацзы до крови.

– Ах ты, мелкий паршивец, – выругался Бацзы, перебинтовывая руку лоскутом ткани.

Рамса ухмыльнулся, обнажив окровавленные зубы.

Все страшно маялись от скуки, пережидая бурю. Но Рин подозревала, что им просто хочется подраться. Она предупредила цыке, чтобы не демонстрировали свои способности перед гесперианцами. Петра знала только про одного шамана, не нужно показывать ей остальных.

Во время нынешнего похода скрываться оказалось проще простого. Суни и Бацзы обладали ошеломительными способностями, которые, однако, вполне могли сойти и за естественные. В неразберихе сражения они выглядели просто хорошо тренированными бойцами. До сих пор все получалось, как и было задумано. Насколько знала Рин, гесперианцы ни о чем не подозревали. Суни и Бацзы раздражала необходимость сдерживаться, но по крайней мере они оставались свободными.

Наконец-то она приняла правильное решение как командир. Не поставила их под удар. Республиканские войска обращались с цыке лучше, чем ополчение. Им платили, они жили в лучших условиях, чем когда-либо, а больше Рин ничего и не могла им дать.

– А какие они, миссионеры из Серой гильдии? – спросил Бацзы, собирая кости для новой игры. – Я слышал, та женщина болтает с тобой при каждом удобном случае.

– Да так, всякие глупости, – ответила Рин. – Талдычит о своей религии.

– Всякий вздор? – уточнил Рамса.

– Не знаю, – призналась Рин. – Но кое в чем они, возможно, правы.

Она бы предпочла с большей легкостью отмахнуться от гесперианцев, но многое из слов Петры имело смысл. Рин хотелось в это верить. Хотелось считать все происходящие несчастья следствием Хаоса, ошибкой вселенной, и верить, что все можно исправить, стоит только навести в империи порядок, обратить разрушения вспять, словно склеивая осколки разбитой чашки.

Так она чувствовала себя лучше. Так каждое сражение после Адлаги выглядело еще одним шажком к правильному миропорядку. А она переставала быть просто убийцей.

– Ты же знаешь, что никакого Божественного Создателя не существует, – сказал Бацзы. – В смысле, это ведь очевидно, так?

– Я не уверена, – протянула она.

Конечно, Творца нет в том потустороннем мире, где обитают шестьдесят четыре бога Пантеона, но разве этого достаточно, чтобы отвергнуть теорию гесперианцев? А если Пантеон – и в самом деле проявление Хаоса? А если Божественный Создатель и впрямь существует в высших сферах, достичь которых способны только избранные?

– Скажем, посмотри на их воздушные корабли, – сказала Рин. – И аркебузы. Если гесперианцы утверждают, что так технологически развиты из-за религии, то, может, они кое в чем и правы.

Бацзы уже открыл рот для ответа, но тут же закрыл. Рин подняла голову и увидела, как в дверном проеме мелькнули белые волосы.

Все молчали. Игральные кости громко клацнули по полу и застыли.

– Привет, Чахан, – нарушил тишину Рамса.

Рин не разговаривала с Чаханом с самого Арлонга. Когда флот отчаливал, она даже надеялась, что Чахан останется в городе. Он ведь не из тех, кто любит находиться в гуще схватки, а после их стычки Рин не представляла, как они поладят. Однако близнецы остались с цыке, а Рин старалась поскорей уйти при виде белых волос.

Чахан замер у двери, а за его спиной стояла Кара.

– Развлекаетесь? – спросил он.

– А то, – откликнулся Бацзы. – Хочешь присоединиться?

– Нет, спасибо. Но приятно видеть, что вы хорошо проводите время.

Все молчали. Рин знала, что он смеется над ними, но у нее просто не было сил сейчас пререкаться с Чаханом.

– Это больно? – спросила Кара.

– Что? – вздрогнула Рин.

– Когда сероглазая отводит тебя в свою каюту. Это больно?

– Ах, это. Нет… Все не так уж плохо. Она просто снимает мерки.

Кара бросила на нее сочувственный взгляд, но Чахан схватил сестру за руку и вывел из каюты, прежде чем та успела вставить еще хоть слово.

Рамса тихо присвистнул и начал собирать с пола игральные кости.

Бацзы с любопытством воззрился на Рин.

– Что между вами произошло?

– Да так, ерунда, – пробормотала Рин.

– Ерунда из-за Алтана? – не успокоился Рамса.

– С чего вдруг ты решил, что из-за Алтана?

– Потому что у Чахана все связано с Алтаном. – Рамса бросил кости в стаканчик и встряхнул его. – Если честно, я думаю, Алтан был единственным другом Чахана. И Чахан до сих пор горюет. И его ничем не утешить.

Глава 17

Буря нанесла минимум повреждений. Опрокинулась одна джонка – ветер сорвал ее с якоря. Три человека утонули. Но команда спасла большую часть припасов, а утопшие были всего лишь простыми пехотинцами, так что Цзиньчжа посчитал это мелкой потерей.

Как только небо расчистилось, он дал приказ идти вверх по течению, к провинции Овца. На шаг ближе к главному военному центру империи и, как предвидел Катай, к первой территории, которая окажет серьезное сопротивление.

Наместник провинции Овца засел в Сяшане, своей столице, не позаботившись укрепить границы провинции. Вот почему республиканцы по пути на север наткнулись только на местных добровольцев. Наместник провинции Овца решил выиграть время и утомить войска Цзиньчжи, прежде чем они вступят в сражение.

Такая стратегия выглядела проигрышной. В конце концов, республиканский флот был крупнее, чем любая армия, которую мог собрать наместник. Они захватят провинцию Овца, это лишь вопрос времени.

Единственной помехой были неожиданно солидные оборонительные сооружения в Сяшане. Благодаря птицам Кары республиканские войска получили их подробную карту. Даже кораблям-башням с катапультами будет не так-то просто пробить такие стены.

По этому поводу Рин провела несколько дней в кабинете Цзиньчжи на «Зимородке», склонившись над столом вместе со всем командным составом.

– Стены трудно преодолеть. Их просто так не пробьешь. – Катай указал на кольцо, которое нарисовал вокруг городских стен. – Они земляные и толстенные. Даже из пушек не снесешь, только зря тратить порох.

– А как насчет осады? – спросил Цзиньчжа. – Можно вынудить их сдаться, если они решат, что мы готовы ждать.

– Это было бы глупо с вашей стороны, – сказал генерал Таркет.

Цзиньчжа явно разозлился. Они обменялись напряженными взглядами.

Таркет всегда присутствовал на военных советах, хотя редко открывал рот и никогда не предлагал помощь собственных войск. Он ясно очертил свою роль. Он здесь для того, чтобы оценить их компетентность и указать на ошибки, а потому его замечания были безупречными, но весьма болезненными.

– Обладая таким флотом, я бы бросил все силы на штурм стен, – сказал Таркет. – Если вы не сумеете взять столицу провинции, то об империи и говорить нечего.

– Но это не ваш флот, – заметил Цзиньчжа. – А мой.

Таркет презрительно изогнул губы.

– Вы командуете им, потому как отец считает вас достаточно сообразительным для того, чтобы вы прислушивались к моим советам.

Цзиньчжа рассвирепел, но Таркет поднял руку, не дав ему ответить.

– Блеф не пройдет. Они прекрасно знают, что у вас нет ни достаточных припасов, ни времени. На всю войну – всего несколько недель.

Рин невольно согласилась с оценкой Таркета. В точности такую же задачу она решала в Синегарде. Самыми успешными оборонными кампаниями всех войн оказывались те, в которых защитники отбивались от врага после затянувшейся осады города. Осада превращалась в ожидание – кто первым начнет голодать. У республиканского флота запасов хватило бы на месяц. Но неясно, сколько времени способен продержаться Сяшан. Глупо было бы ждать в расчете это выяснить.

– Весь город им точно не прокормить, – сказал Нэчжа. – Мы об этом позаботились.

– Это не имеет значения, – возразил Катай. – Наместник и его люди не пострадают. Голодать будут одни лишь крестьяне, Тсунь Хо уже проворачивал такое раньше.

– Может, начать переговоры? – предложил Нэчжа.

– Ничего не выйдет. Тсунь Хо ненавидит моего отца, – ответил Цзиньчжа. – Он не склонен к сотрудничеству, потому что понимает – Республика рано или поздно его сместит.

– Осада – неплохое решение, – вступил в разговор адмирал Молкой. – Стены не такие уж неприступные. Нужно только найти уязвимое место.

– Я бы не стал на это рассчитывать, – сказал Катай. – Именно к этому они и готовятся. Если уж штурмовать город, то застав врасплох. Какой-нибудь хитрой уловкой. К примеру, фальшивым предложением перемирия. Хотя вряд ли они купятся, Тсунь Хо слишком умен.

И тут Рин осенило.

– А что насчет Фучая и Гоуцзяня?

Все непонимающе посмотрели на нее.

– Фучая и кого еще? – переспросил Цзиньчжа.

Только Катай и Нэчжа, похоже, поняли. Легенда о Фучае и Гоуцзяне была излюбленной историей наставника Ирцзаха. В конце второго курса они писали посвященную этим событиям работу.

– Фучай и Гоуцзянь – это два генерала Периода Сражающихся царств, – объяснил Нэчжа. – Фучай захватил вотчину Гоуцзяня и назначил того личным лакеем, чтобы унизить. Гоуцзянь выполнял самые оскорбительные задания, чтобы Фучай поверил, будто он не держит зла. Когда Фучай приболел, Гоуцзянь вызвался пробовать его испражнения, чтобы оценить тяжесть болезни. И десять лет спустя Фучай освободил Гоуцзяня. Первым делом тот нанял прекрасную наложницу и послал ее к Фучаю в качестве подарка.

– Естественно, наложница убила Фучая, – заключил Катай.

Цзиньчжа опешил.

– Вы что, предлагаете отправить наместнику провинции Овца прекрасную наложницу?

– Нет, – сказала Рин. – Я про то, что вы должны отведать его дерьмо.

Таркет разразился лающим смехом.

Цзиньчжа побагровел.

– Что-что?

– Наместник провинции Овца считает, что все козыри у него, – пояснила Рин. – Начните переговоры. Унизьтесь перед ним, выставьте себя слабаком, пусть он недооценивает ваши силы.

– Стены от этого не рухнут, – возразил Цзиньчжа.

– Но он станет излишне самоуверенным. Как изменится его поведение, если он не будет ожидать атаку? Если решит, что вы отступаете? Тогда он раскроется, выдаст свои слабые места. – В голове у Рин забурлили идеи. – Можно внедрить кого-нибудь за стены. Чтобы открыть ворота изнутри.

– Ничего не выйдет, – сказал Нэчжа. – Чтобы пробиться к воротам изнутри, понадобится целый взвод, а столько человек туда не зашлешь.

– Целый взвод не нужен.

– С меньшим числом людей никак не получится.

Рин скрестила руки на груди.

– Вообще-то, получится.

Цзиньчжа окинул ее презрительным взглядом.

– И кого же послать на переговоры с наместником? – поинтересовался он.

Рин и Нэчжа ответили одновременно:

– Катая.

Катай нахмурился.

– Потому что я хороший переговорщик?

– Нет. – Нэчжа хлопнул его по плечу. – Потому что плохой.

– А я-то думал, что ко мне явится сам маршал. – Наместник провинции Овца беспечно развалился в кресле, теребя пальцы и оценивая республиканскую делегацию проницательными и умными глазами.

– Но послали меня, – ответил Катай тщательно отрепетированным дрожащим голосом, как будто нервничает, но пытается этого не показать. – Дракон-наместник не расположен к встречам.

Республиканская делегация выглядела жалко. Катая сопровождали только два пехотинца с «Зимородка». Похоже, его жизнь ценили совсем дешево. Цзиньчжа не хотел пускать вместе с ним Рин, но она настояла, не желая, чтобы Катай оказался один на один с врагом.

Делегации встретились на нейтральной полосе земли на берегу. Место больше подходило для соревнования по рыбалке, чем для переговоров о военных действиях. И избрали его, чтобы унизить Катая.

Наместник оглядел Катая с головы до пят и скривил губы.

– Вайшра не расположен к беседам, и потому послал на переговоры щенка.

– Я не щенок, – надулся Катай. – Я сын министра обороны Чена.

– То-то я смотрю, ты кажешься мне знакомым. Но мало похож на своего старика, а?

Катай откашлялся.

– Цзиньчжа послал меня предложить условия мирного соглашения.

– Соглашения подписывают лидеры. Цзиньчжа даже не отнесся ко мне с должным уважением.

– Цзиньчжа доверил мне вести переговоры, – упрямо напирал Катай.

Наместник прищурился.

– Ага, понимаю. Он что, ранен? Или убит?

– Цзиньчжа цел и невредим. – Под конец голос Катая все-таки дрогнул. – И шлет свои наилучшие пожелания.

Наместник подался вперед и уставился на него, как волк на добычу.

– В самом деле?

Катай снова откашлялся.

– Цзиньчжа велел передать, что договор принесет вам одну лишь выгоду. Мы все равно захватим север. Вам выбирать, присоединитесь ли вы к нашим войскам. Если вы согласитесь на наши условия, мы покинем Сяшан, и пока ваши люди служат в наших…

– Я не собираюсь присоединяться к так называемой республике Вайшры, – оборвал его наместник провинции Овца. – Это лишь уловка, чтобы занять трон.

– Глупости.

– А тебе Инь Вайшра кажется человеком, который готов поделиться властью?

– Дракон-наместник хочет ввести выборную демократию, испытанную на Западе. Он понимает, что система провинций не работает…

– Для нас все работает прекрасно, – сказал наместник. – Недовольны только нищие южане во главе с Вайшрой. Остальным система уже два десятилетия гарантирует стабильность. Нет нужды что-то менять.

– Но перемены неизбежны, – напирал Катай. – Вы и сами это видите. Через считаные недели вы начнете войну с соседями за воду, наплыв беженцев больше, чем вы можете переварить, а помощи от империи никакой.

– В этом ты заблуждаешься. Императрица крайне щедра к моей провинции. А ваше эмбарго провалилось, ваши поля отравлены, и время у вас на исходе.

Рин покосилась на Катая. По его лицу ничего невозможно было прочитать, но она знала, что внутренне он наверняка кипит.

За время переговоров к Сяшану подплыло единственное торговое суденышко с флагом контрабандистов Муг. Оно якобы пришло из провинции Обезьяна с нелегальным грузом зерна. Цзиньчжа набил трюм солдатами, а моряков на палубе переодел купцами.

Если наместник провинции Овца ждет контрабандистов, то впустит их через городские ворота.

– Есть только один выход из положения, при котором вы останетесь живы, – сказал Катай.

– Переговоры основываются на балансе сил, малыш, – отозвался наместник. – А я что-то не вижу вашего флота.

– Возможно, вашим лазутчикам стоит получше присмотреться. Может, мы его прячем.

Они и в самом деле спрятали флот в глубине заливчика в двух милях вниз по течению от ворот Сяшана. Небольшую эскадру джонок с немногочисленными командами Цзиньчжа послал в обход по другим протокам, создав впечатление, будто решил обойти Сяшан стороной и направиться в провинцию Тигр. Корабли отплыли в разгар дня у всех на виду. Вражеские лазутчики не могли не заметить.

Наместник повел плечами.

– Возможно. Или вы решили пойти более легким путем, по притоку Удомсап.

Рин старательно сохраняла нейтральное выражение лица.

– Удомсап не так далеко отсюда, – сказал Катай. – На реке или на суше, город все равно стоит на пути Цзиньчжи.

– Смелые слова для такого мальца, – фыркнул на– местник.

– Малец говорит от имени огромной армии. Рано или поздно мы к вам придем. И тогда вы об этом пожалеете.

Хвастовство было наигранным, но раздражение в голосе, как подозревала Рин, совершенно неподдельным. Катай сыграл так хорошо, что Рин захотелось загородить его и защитить. Лицом к лицу с наместником Катай и впрямь выглядел мальчишкой – тощим, напуганным и слишком юным.

– Вот это вряд ли. – Наместник протянул руку и взъерошил Катаю волосы. – Думаю, вы в ловушке. Буря нанесла вам больший ущерб, чем вы готовы признать. И у вас недостаточно войск, чтобы воевать всю зиму, да и припасы кончаются, вот вы и просите меня открыть ворота, чтобы спасти ваши шкуры. Передай Цзиньчже, что он может засунуть этот мирный договор себе в задницу. – Наместник широко улыбнулся. – Давай, беги к реке.

– Признаю, возможно, это была дрянная идея, – сказал Катай.

Рин нацелила подзорную трубу на ворота Сяшана. От нетерпения ее подташнивало. С наступлением темноты флот выжидал за излучиной реки. Солнце взойдет через несколько часов. Ворота по-прежнему были закрыты.

– По-твоему, он не купился, – сказала Рин.

– Я был уверен, что купится. Такие люди настолько высокомерны, что всегда считают, будто всех перехитрили. Но может, он и не купился.

Эта мысль Рин не обрадовала.

Прошел еще час. Ничего. Катай начал наматывать круги по палубе и грызть большой палец с такой яростью, что разодрал его до крови.

– Возможно, стоит отступить.

Рин опустила подзорную трубу.

– Ты приговариваешь моих бойцов к смерти.

– Прошло полдня, – отрезал Катай. – Скорее всего они уже погибли.

Возбужденно расхаживающий по палубе Цзиньчжа подал им знак.

– Пора прибегнуть к другим мерам. Те люди погибли.

Рин сжала кулаки.

– Да как вы смеете…

– Их могли схватить, – попытался успокоить ее Катай. – Чтобы сделать заложниками.

– На том корабле не было никого важного. – Вот так небрежно Цзиньчжа высказывался о своих лучших воинах. – И, насколько я знаю Тсунь Хо, скорее всего он сжег корабль.

Солнце уже стояло в зените.

Рин охватило отчаяние. Чем дальше, тем призрачнее становились их шансы одолеть стены. Они почти потеряли возможность застать защитников врасплох. Наместник наверняка уже их ждал и полдня готовился к обороне.

Но какие еще варианты остались у республиканцев? Цыке попали в ловушку за стенами. С каждой минутой промедления их шансы на выживание уменьшались. Ждать бессмысленно. Но и сбежать унизительно.

Цзиньчже, похоже, пришло в голову то же самое.

– Время на исходе. Нужно штурмовать.

– Именно этого они и ждут! – возразил Катай. – Они готовились к такому сражению.

– Тогда дадим им то, чего они хотят.

Цзиньчжа подал знак адмиралу Молкою. В кои-то веки Рин обрадовалась, что он проигнорировал Катая.

Республиканский флот двинулся вперед под симфонию боевых барабанов и взбивающих воду гребных колес.

Сяшан был готов к штурму. Ополчение немедленно подняли по тревоге. Стоило кораблям оказаться в пределах досягаемости, как республиканский флот поприветствовала лавина стрел. На мгновение все звуки утонули в шлепках, с которыми стрелы врезались в дерево, сталь и плоть. Затем в бой вступила артиллерия, один залп за другим. А лучники, казалось, обладали бесконечным запасом стрел.

Лучники-республиканцы стреляли в ответ, но выпускали стрелы неприцельно, в небо. Защитникам же нужно было просто пригнуться и пускать стрелу за стрелой, пока снаряды республиканцев взрывались у массивных стен, не причиняя никакого вреда.

«Зимородок» был обшит похожей на черепаший панцирь броней, но другие корабли Республики были легкой мишенью. Корабли-башни бесцельно болтались на воде. Солдаты не могли выпустить из катапульт ни одного снаряда, опасаясь, что их утыкают стрелами.

«Чибис», ближайший к стенам из «Морских соколов», послал в воздух ракету с головой дракона, но лучник сбил ее на полпути. После чего она с шипением устремилась обратно на корабль. Команда «Чибиса» рассыпалась по сторонам, и град снарядов накрыл их собственный арсенал. Рин услышала вереницу взрывов, пронесшуюся по кораблю, и «Чибис» скрылся в коконе огня и дыма.

Однако «Воробей» сумел добраться до городских ворот. Рин прищурилась, пытаясь оценить расстояние от корабля до стены. Башня на корабле была достаточной высоты, чтобы достать до бруствера, но пока стена кишела лучниками, башня была бесполезна. Любого, кто доберется до вершины осадной башни, просто сбросят оттуда.

Нужно избавиться от лучников.

Рин раздраженно смотрела на стену, проклиная Печать. Если бы она могла вызвать Феникса, то просто сшибла бы все препятствия огненным вихрем, расчистила бы путь за минуту.

Но она не могла вызвать огонь. А значит, придется забраться туда самой. И понадобится взрывчатка.

Она приставила руки рупором к губам.

– Рамса!

Тот скрючился в десяти метрах от нее, за мачтой. Рин трижды выкрикнула его имя, но безрезультатно. Наконец, она швырнула ему в плечо деревяшку, и только тогда привлекла внимание Рамсы.

– Какого хрена? – взвыл он.

– Мне нужна бомба!

Рамса уже собрался ответить, но у борта корабля-черепахи взорвалась новая серия снарядов. Рамса тряхнул головой и энергично замахал руками на свой пустой вещмешок.

– Ну хоть что-нибудь есть? – спросила Рин.

Он порылся в кармане, выудил круглый предмет и покатил его по палубе к ней. Рин подняла бомбу. В нос ударила резкая вонь.

– Это что, навозная бомба? – выкрикнула она.

Рамса развел руками.

– Больше ничего не осталось!

Ладно, сгодится и это. Рин сунула бомбу под рубашку. О запале побеспокоится, когда подберется к стене. Нужно найти способ вскарабкаться наверх. И щит, причем побольше, тяжелый и высокий, чтобы прикрыться…

Взгляд остановился на шлюпках.

Она повернулась к Катаю.

– Шлюпку!

– Что-что?

Рин ткнула пальцем в сторону осадной башни.

– Подними меня в шлюпке!

Катай понял и вытаращил глаза, а потом пролаял несколько приказов солдатам за своей спиной. Они бросились к мачте, прикрывая головы щитами.

Рин вместе с двумя солдатами прыгнула в шлюпку. Катай велел солдатам закрепить канаты к мачтовому шкиву, предназначенному для подъема шлюпки. Когда лодку начали подтягивать наверх, она бешено раскачивалась. Видимо, ее плохо закрепили. На полпути шлюпка чуть не опрокинулась, но Рин с солдатами удалось ее сбалансировать, переместив вес.

Мимо головы Рин просвистела стрела. Вражеские лучники их заметили.

– Держать!

Она перекрутила канаты. Шлюпка встала почти горизонтально, превратившись в полноценный щит. Рин распласталась на банке, чтобы не вывалиться. Арбалетный болт рассек днище лодки и вошел в руку солдата слева от Рин. Он заорал и вывалился. Секундой спустя Рин услышала, как он с хрустом грохнулся на палубу.

Она затаила дыхание. Лодка почти достигла вершины стены.

– Готовьсь!

Она согнула колени и подпрыгнула, чтобы лодка качнулась вперед, но та чуть-чуть не долетела до стены. На мгновение Рин увидела под ногами головокружительную пропасть.

Когда лодка качнулась в обратную сторону, в ее борт вонзились новые стрелы.

Со вторым взмахом они оказались достаточно близко.

– Вперед!

Они прыгнули на стену. Рин промахнулась. Колени плюхнулись на твердый камень, но ступни болтались в жуткой пустоте. Она выбросила руки вперед и ухватилась за желоб в стене. Изо всех сил подтянулась, уперлась локтем в край и забралась наверх.

Она неуклюже шлепнулась в проход и встала на ноги как раз в тот момент, когда вражеский солдат занес над ее головой меч. Рин отразила удар трезубцем, сделала широкий замах по кругу и врезала врагу рукоятью. Тот покатился вниз по лестнице на своих товарищей.

Рин получила небольшую передышку и огляделась в поисках лучников. Навозная бомба Рамсы их не убьет, но отвлечет. Нужно только найти способ ее запалить.

И снова Рин помянула недобрым словом Печать. Она могла бы поджечь запал одним щелчком пальцев, это было бы так просто.

Она обшаривала взглядом все вокруг, пытаясь найти лампу, жаровню, хоть что-нибудь… Вот оно. Неподалеку стоял латунный чан с раскаленным углем. Видимо, защитники стен поджигали собственные запалы.

Рин подбросила бомбу в руках, швырнула в чан и взмолилась, чтобы все пошло по плану.

Она услышала слабое глухое потрескивание.

Рин сделала глубокий вдох. Над бруствером разлился едкий, вонючий дым, густой и ослепляющий.

– У нас проблемы, – сказал республиканец слева от нее.

Рин посмотрела сквозь дым на колонну вражеских солдат, быстро бегущих по проходу.

Она судорожно оглядывала стену, выискивая пути к отступлению. И увидела слева лестницу, но у ее подножия столпились солдаты. Можно было спуститься и с другой стороны стены, но проход не был сквозным – путь к той лестнице шел по гребню не шире каблука.

Но времени на раздумья не осталось. Рин прыгнула на внешний гребень стены и побежала, прежде чем успела качнуться в сторону. С каждым шагом она едва сохраняла равновесие. Но все же чудом удерживалась и бежала дальше.

Она услышала, как взвизгнула спущенная тетива лука. Но вместо того чтобы пригнуться, Рин бросилась к лестнице. Она болезненно приземлилась на бок и затормозила. Плечо и бедро возмущенно заныли, но руки и ноги были целы. Рин лихорадочно кинулась вниз, пока над головой свистели стрелы.

За воротами шло сражение.

Она врезалась в груду тел и лязгающую сталь. В толпе виднелись брызги голубой формы. Солдаты-республиканцы. Какое облегчение! Все-таки они до сих пор живы.

– Вы вовремя!

Перед ней возникли два таких знакомых разрушительных торнадо. Суни схватил вражеского солдата, как тряпичную куклу, подбросил над головой и швырнул в толпу. Бацзы вонзил грабли кому-то в глотку, выдернул их и крутанул, отбив стрелу.

– Мило, – выдохнула Рин.

Бацзы помог ей подняться.

– Почему ты так долго?

Рин уже собралась ответить, но тут кто-то попытался схватить ее сзади. Она машинально двинула локтем и услышала хруст сломанного носа. Хватка противника ослабла. Рин высвободилась.

– Мы ждали вашего сигнала!

– Мы сигналили! Пустили ракету десять минут назад! Где армия, мать вашу?

Рин показала на стену.

– Там.

Ворота Сяшана сотряслись от удара. «Воробей» задействовал осадную башню.

Солдаты Республики хлынули через стену как рой муравьев. Трупы валились на землю, словно падающие кирпичи, а абордажные крючки взлетали в воздух, цепляясь за стену.

Теперь Рин видела почти столько же людей в голубой форме, как и в зеленой. Напирающие республиканцы постепенно заполнили центральную площадь.

– К воротам! – приказала Рин Бацзы.

– И побыстрей, чтоб тебя!

Одним точным взмахом граблей Бацзы расшвырял солдат, охраняющих подъемное колесо. Суни взялся за другое. Они уперлись каблуками в землю и толкнули. Вокруг столпились солдаты-республиканцы, отражая натиск врагов.

Кто-то крикнул:

– Толкай!

Рин не могла даже оглянуться и посмотреть, что происходит. Волна стали была слишком ослепляющей. Кто-то рассек ей левую щеку. По лицу и в глаза брызнула кровь. Пришлось вытереть глаза рукавом, но боль стала нестерпимой.

Рин почти вслепую взмахнула трезубцем. Сталь вонзилась в кость, и нападавший упал. Удачный удар. Рин немного отстала от основного потока атакующих и проморгалась, пока не прояснилось зрение.

Послышался скрежет подъемных колес. Рин бросила взгляд через плечо. Ворота Сяшана с громким стоном распахнулись.

А за ними стоял флот.

Теперь все переменилось. Площадь наводнили республиканцы, их стало так много, что на мгновение защитники города полностью пропали из вида среди голубых кителей. Где-то загудел рог, а затем последовало несколько ударов гонга, таких гулких, что в них утонули все другие звуки.

Но для кого звучат эти сигналы? Рин забралась на ящик, чтобы оглядеться поверх голов.

Она засекла какую-то суматоху в юго-западном проходе и прищурились. К площади бежал новый взвод солдат, свежих и хорошо вооруженных. Местные добровольцы? Нет, они были в синем, а не в зеленом.

Но не в небесно-голубом, как республиканцы.

Рин чуть не выронила трезубец. Это не никанские войска.

Это солдаты Федерации.

На одно наполненное паникой мгновение она решила, что Федерация по-прежнему сильна и воспользовалась возможностью для вторжения в Сяшан. Но это была бессмыслица. Солдаты Федерации уже находились за городскими воротами. И они не нападали на защитников города, они атаковали войска в форме Республики.

Понимание пришло как удар под дых.

Наместник провинции Овца – союзник Федерации.

Земля ушла из-под ног. Рин увидела дым и пожарище. Изуродованные газом тела. Увидела Алтана, удаляющегося по причалу…

– Ложись! – рявкнул Бацзы.

Рин распласталась на земле, и копье вонзилось в стену в том месте, где секунду назад находилась ее голова.

Она с трудом встала на ноги. Колонна солдат Федерации казалась бесконечной. Сколько их? Не меньше, чем республиканцев?

То, что выглядело легкой победой, вот-вот превратится в кровавую баню.

Рин помчалась вверх по лестнице, чтобы лучше рассмотреть положение в городе. Чуть дальше главной площади стояло трехэтажное здание, окруженное большим садом со скульптурами. Видимо, личная резиденция наместника. Самое крупное здание Сяшана.

И Рин тут же поняла, как можно одним махом завершить сражение.

– Бацзы! – Она помахала трезубцем, чтобы привлечь его внимание. Когда Бацзы поднял голову, Рин указала на особняк наместника. – Прикрой меня!

Он тут же понял. Они вдвоем пробились сквозь толпу и оказались на другой стороне площади. А потом побежали в сад.

Особняк охраняли два каменных льва с открытыми жадными пастями. Дверь была заперта на задвижку.

Отлично. Значит, внутри кто-то есть.

Рин изо всех сил пнула по ручке, но дверь не шелохнулась.

– Дай-ка мне, – сказал Бацзы.

Рин посторонилась. Он отошел на три шага и врезался в дверь плечом. Дерево треснуло, и дверь распахнулась.

Бацзы встал и мотнул головой через плечо.

– У нас проблемы.

Рин обернулась и увидела новых солдат Федерации, бегущих к особняку. Бацзы встал в дверном проеме с поднятыми граблями.

– Справишься? – спросила Рин.

– Иди. Я ими займусь.

Она побежала внутрь. Коридоры были ярко освещены, но совершенно пустынны, что не предвещало ничего хорошего – вполне вероятно, наместник с семьей уже перебрался в более безопасное место. С громко колотящимся сердцем Рин замерла посреди коридора и напрягла слух в попытке разобрать любой звук от обитателей дома.

И через несколько секунд услышала пронзительный плач младенца.

Да. Она сосредоточилась, отслеживая источник звука. И снова его услышала. В этот раз ребенок плакал приглушенно, как будто ему заткнули рот рукавом, но в пустом доме плач все равно звенел ясно, как колокольчик.

Звук шел откуда-то слева. Рин крадучись двинулась вперед, стараясь бесшумно ставить ноги на мраморный пол. В конце коридора она увидела единственную дверь – шелковую ширму. Плач стал громче. Рин попыталась раздвинуть дверь. Заперто. Тогда она просто сделала шаг назад и пнула по шелку ногой. Хлипкая бамбуковая рама с легкостью сломалась.

На Рин уставились женщины, не меньше пятнадцати, сгрудившиеся вместе, как откормленные и ощипанные птицы. По их пухлым щекам лились слезы ужаса.

Жены наместника, догадалась Рин. И дочери. А еще служанки и няньки.

– Где Тсунь Хо? – спросила она.

Женщины еще теснее сбились в кучу и молча дрожали.

Взгляд Рин упал на малыша. Его держала на руках старуха, притулившаяся у дальней стены. Он был завернут в красную ткань, а значит, это мальчик. Вероятный наследник.

Наместник не допустит гибели мальчика.

– Отдайте его мне, – потребовала Рин.

Старуха энергично затрясла головой и крепче прижала ребенка к груди.

Рин нацелила на нее трезубец.

– Не стоит за него умирать.

Одна девушка бросилась вперед, замахнувшись штангой от занавески. Рин пригнулась и пнула девицу ногой в диафрагму. Девушка с воем рухнула на пол.

Рин поставила ногу ей на грудь и с силой прижала. Стоны девушки доставляли ей жестокое удовольствие. Эти женщины не вызывали у нее ни малейшего сочувствия. Они сами избрали судьбу, заключив договор с Федерацией. Они знали, что происходит, и сами во всем виноваты, и заслуживают смерти…

Нет. Хватит. Она сделала глубокий вдох. Красная пелена перед глазами рассеялась.

– Еще раз дернешься, и я вспорю тебе брюхо, – сказала Рин. – Отдайте ребенка. Сейчас же.

Старуха с завываниями вручила ей младенца.

Тот немедленно заголосил. Рин машинально обняла его, подложив одну руку под спину, а другую под голову. Старая привычка с тех дней, когда она нянчила сводного брата.

Ей вдруг захотелось поворковать над малышом и укачать его, чтобы перестал плакать. Но Рин подавила порыв. Пусть плачет, и как можно громче.

Она вышла из комнаты женщин, размахивая перед собой трезубцем.

– А вы оставайтесь здесь, – предупредила она женщин. – Если кто шевельнется, я прикончу ребенка.

Женщины молча закивали, по напудренным лицам полились слезы.

Рин вернулась в основной коридор.

– Тсунь Хо! – крикнула Рин. – Где ты?

Молчание.

Ребенок в ее руках заворочался. Плач перешел в раздраженное поскуливание. Рин даже подумывала ущипнуть его за руку, чтобы снова закричал.

Но в этом не было нужды. Достаточно было показать окровавленный трезубец. При виде оружия ребенок открыл рот и завопил.

Рин заорала, перекрикивая плач:

– Тсунь Хо! Если не покажешься, я убью твоего сына!

Шаги она услышала задолго до того, как он напал.

Он действовал слишком медленно. Слишком. Она развернулась, поднырнула под его мечом и врезала рукоятью трезубца в живот. Наместник согнулся пополам. Рин захватила меч зубьями своего оружия и выдернула из руки. Наместник упал на четвереньки, пытаясь дотянуться до меча. Рин отпихнула клинок подальше и стукнула наместника рукоятью трезубца по затылку. Он растянулся на полу.

– Изменник.

Рин со всей силы треснула его по коленям. Он взвыл от боли. Она ударила еще раз. И еще.

Ребенок завыл еще громче. Рин аккуратно положила его на пол в уголке и вернулась к его отцу. Наместник провинции Овца имел жалкий, сломленный вид. Рин пнула его по ребрам.

– Умоляю, сжальтесь, умоляю…

Он свернулся калачиком, прикрыв голову руками.

– Когда ты впустил в город мугенцев? До того как они сожгли Голин-Ниис или после?

– У нас не было выбора, – прошептал он и пронзительно пискнул, подтянув раздробленные колени к груди. – Они выстроились перед воротами, и у нас не было выбора…

– Вы могли сражаться.

– И погибли бы, – выдохнул он.

– Значит, погибли бы.

Рин снова треснула его рукоятью трезубца по голове. Наместник затих.

Но малыш по-прежнему надрывался в плаче.

Цзиньчжа так обрадовался победе, что временно отменил запрет на спиртное в войсках. По рядам передавали кувшины с сорговым вином, реквизированным в особняке наместника. Солдаты расположились лагерем на берегу и в тот вечер пребывали в необычайно приподнятом настроении.

Цзиньчжа устроил военный совет на берегу – решить, что делать с пленными. Помимо захваченных солдат Федерации была еще и Восьмая дивизия – самое крупное подразделение ополчения из тех, с кем приходилось иметь дело до сих пор. Слишком серьезная угроза, чтобы просто отпустить. Но вариантов было немного – либо устроить массовую казнь, либо кормить такую прорву людей.

– Казните их, – немедленно предложила Рин.

– Больше тысячи человек? – покачал головой Цзиньчжа. – Мы же не чудовища.

– Но они это заслужили, – напирала она. – По крайней мере мугенцы. Вы же понимаете, что если бы все сложилось иначе, если бы Федерация захватила наших солдат, пленные уже были бы мертвы.

Она считала спор бессмысленным. Но никто не кивал, соглашаясь с предложением. Рин по кругу обвела взглядом собравшихся. Неужели вывод не очевиден? Почему они выглядят смущенными?

– Можно поставить их к колесам, – высказался адмирал Молкой. – Дать нашим людям передышку.

– Да вы шутите, – возмутилась Рин. – Для начала, их придется кормить…

– Посадим их на скудную диету, – отозвался Молкой.

– Эта провизия нужна нашим собственным войскам!

– Наши войска проживут и на урезанном рационе. Лучше не привыкать к излишествам.

Рин ошеломленно вытаращилась на него.

– Вы хотите уменьшить рацион солдатам, чтобы выжили изменники?

Он пожал плечами.

– Они же никанцы. Мы не казним соотечественников.

– Они перестали быть никанцами, как только впустили в свои дома мугенцев, – огрызнулась она. – Их нужно четвертовать. И обезглавить.

Все отводили от нее глаза.

– Нэчжа? – спросила она.

Он тоже не посмотрел в ее сторону. Лишь покачал головой.

Рин вспыхнула от ярости.

– Эти солдаты сотрудничали с мугенцами. Кормили их. Привечали в своих домах. Это измена. И должна быть наказана смертью. Да не только солдат, нужно наказать весь город!

– Возможно, при правлении Дацзы, – сказал Цзиньчжа. – Но не при Республике. Мы не хотим заработать репутацию жестокостью…

– Но ведь они помогали мугенцам! – заорала Рин, и все наконец-то посмотрели на нее, но это уже не имело значения. – Помогали Федерации! Вы не знаете, что они сделали, потому что всю войну отсиживались в Арлонге, вы не видели…

Цзиньчжа повернулся к Нэчже.

– Заткни пасть своей спирке, или я…

– Я не собака! – взвизгнула Рин.

Она больше не могла сдерживать ярость и бросилась на Цзиньчжу. Но не успела сделать и двух шагов, как адмирал Молкой свалил ее на землю так резко, что от удара на миг померкли звезды на ночном небе, Рин едва могла вздохнуть.

– Хватит, – спокойно произнес Нэчжа. – Она угомонилась. Отпустите ее.

Давление на грудь ослабло. Рин свернулась клубком, пытаясь отдышаться.

– Выведите ее отсюда, – приказал Цзиньчжа. – Свяжите, заткните рот кляпом, мне плевать. Я разберусь с этим утром.

– Есть, – откликнулся Молкой.

– Она же не ужинала, – сказал Нэчжа.

– Так принесите ей еду и воду, если попросит, – сказал Цзиньчжа. – Только уберите с глаз моих.

Рин закричала.

Никто ее не услышал – ее отвели в лес за пределами лагеря, и она кричала, все громче и громче, барабаня кулаками по стволу дерева, пока кровь не заструилась по ладоням, но ярость только жарче разгоралась в груди. На мгновение Рин подумала, понадеялась, что алая ярость, застилающая поле зрения, прорвется огнем, настоящим пламенем, наконец-то…

Но нет. Из пальцев не брызнули искры, смех бога не ворвался в мысли. Рин ощущала сковывающую разум Печать, пульсирующую и густую, растворяющую и смягчающую гнев каждый раз, когда он достигал пика. И это лишь злило ее еще больше, а крики становились громче, но весь гнев уходил впустую, огонь не давался Рин, он плясал и дразнил где-то за преградой.

«Прошу тебя, Феникс, – взмолилась она. – Ты мне нужен. Мне нужен огонь, нужно сжечь…»

Но Феникс молчал.

Она упала на колени.

Рин слышала смех Алтана. Это не Печать, лишь воображение, но она слышала его голос, как будто Алтан стоял рядом.

«Посмотри на себя», – сказал он.

«У тебя жалкий вид», – сказал он.

«Феникс не вернется, – сказал он. – С тобой все кончено, ты больше не спирка, просто глупая девчонка, зазря беснующаяся в лесу».

И в конце концов голос и силы ее оставили, и гнев самым жалким образом потух. Рин осталась одна в безразличном и молчаливом лесу, наедине со своими мыслями.

А этого она не могла вынести, и потому решила напиться до бесчувствия.

В лагере она прихватила с собой небольшой кувшин соргового вина. И осушила его меньше чем за минуту.

Она не привыкла много пить. Наставники в Синегарде были строги в этом отношении – даже намек на запах спиртного служил основанием для исключения. Рин предпочитала тошнотворную сладость опиума, а не обжигающее сорговое вино, но ей понравился приятный жар внутри. Он не унял гнев, но свел его к глухой и ноющей боли, а не резкой, как у свежей раны.

Когда Нэчжа вернулся за ней, Рин была пьяна вдрызг и не услышала бы его приближения, если бы он не окликнул ее.

– Рин? Ты тут?

Она услышала голос с другой стороны дерева. Рин несколько секунд моргала, пока не вспомнила, как выдавливать изо рта слова.

– Да. Не подходи.

– Чем ты тут занимаешься?

Он обогнул дерево. Одной рукой Рин поспешно натянула штаны, а из другой со звоном выпал кувшин.

– Ты что, мочилась в кувшин?

– Готовила подарок твоему братцу. Как думаешь, ему понравится?

– Ты что, собралась всучить главнокомандующему республиканской армией кувшин мочи?

– Но она же теплая, – промямлила Рин и встряхнула кувшин. Моча выплеснулась на землю.

Нэчжа быстро отпрянул.

– Лучше поставь его.

– Уверен, что Цзиньчжа его не возьмет?

– Рин…

Она театрально вздохнула и подчинилась.

Нэчжа взял ее за чистую руку и повел к травянистой лужайке у реки, подальше от кувшина с нечистотами.

– Нельзя устраивать такие скандалы, – сказал он.

Рин расправила плечи.

– И я за это наказана.

– Дело не в наказании. Они решат, что ты безумна.

– Они и так считают меня безумной, – отозвалась она. – Дикаркой, тупой спиркой. Разве нет? Такова моя природа.

– Я не это хотел… Слушай, Рин… – Нэчжа покачал головой. – В общем, у меня… э-э-э… плохие новости.

Она зевнула.

– Мы проиграли войну? Быстро.

– Нет. Цзиньчжа понизил тебя в звании.

Рин несколько раз непонимающе моргнула.

– Что?!

– Тебя понизили в звании. Теперь ты обычный солдат пехоты. И больше не командуешь цыке.

– И кто же командует?

– Никто. Цыке больше нет. Всех распределили по разным кораблям.

Нэчжа внимательно наблюдал за ней, пытаясь предвосхитить реакцию, но Рин просто икнула.

– Ну и ладно. Они все равно редко мне подчинялись.

Она получила своего рода горькое удовольствие, произнеся это вслух. Ее командование всегда было лишь притворством. Честно говоря, цыке слушались ее, если у Рин был план, но обычно такового не было. Они вполне способны драться и поодиночке.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спросил Нэчжа. – Ты себя не контролируешь. Совершенно.

– Это ужасно, – согласилась она и хихикнула. – Хорошо хоть, я не могу вызвать огонь, правда?

В ответ Нэчжа так долго молчал, что Рин смутилась. Теперь она уже пожалела о том, что так напилась, и заторможенный разум не способен мыслить здраво. Она чувствовала себя глупой, жестокой, и ей было страшно стыдно.

Но Рин так и не научилась сначала обдумывать слова, а потом уж произносить.

– И что теперь будет? – спросила она.

– То же, что и всегда. Вечером соберут горожан и попросят голосовать.

Рин села.

– Им нельзя давать право голоса.

– Они же никанцы. А никанцы имеют право выбирать, присоединяться ли к Республике.

– Но они же помогали Федерации!

– Потому что у них не было других вариантов, – сказал Нэчжа. – Сама подумай. Поставь себя на их место. Ты правда считаешь, что придумала бы что-нибудь получше?

– Да, – рявкнула Рин. – Придумала бы. Я была на их месте. Была даже в худшем положении, меня привязали к койке, пытали, на моих глазах пытали Алтана, и я была в ужасе, жаждала смерти…

– Они испугались, – мягко произнес Нэчжа.

– Они должны были сражаться.

– Может, у них не было выхода. Они же не настоящие солдаты. И не шаманы. Как еще они могли выжить?

– Недостаточно просто выжить, – прошипела она. – Нужно бороться, нельзя просто… просто жить, как трус.

– Некоторые люди – обыкновенные трусы. Они недостаточно сильны.

– Тогда им не следует давать и право голоса, – буркнула Рин.

Чем больше она об этом размышляла, тем курьезней казалась демократия Вайшры. И как же никанцы будут управлять сами собой? Они не правили страной со времен Красного императора, и даже спьяну Рин понимала почему – никанцы слишком тупы, слишком эгоистичны и слишком трусливы.

– Ничего не выйдет из этой демократии. Ты только посмотри на них. – Она махнула в сторону деревьев, а не людей, но для нее и не было особой разницы. – Они же стадо. Дураки. Голосуют за республику из страха. Не сомневаюсь, что с такой же прытью они проголосовали бы и за присоединение к Федерации.

– Ты к ним несправедлива, – сказал Нэчжа. – Они же обычные люди, никогда не занимались военным делом.

– Тогда и управление страной им нельзя доверять! – гаркнула Рин. – Кто-то должен говорить им, что делать, о чем думать…

– И кто же? Дацзы?

– Не Дацзы. Но кто-нибудь образованный. Кто сдал кэцзюй и окончил Синегард. Какой-нибудь военный. Кто знает цену человеческой жизни.

– Ты описываешь себя, – заметил Нэчжа.

– Я не говорю, что это должна быть я. Но только не народ. Вайшра не должен позволять им голосовать. Пусть правит сам.

Нэчжа наклонил голову набок.

– Ты предлагаешь моему отцу провозгласить себя императором?

Прежде чем она успела ответить, к горлу подступила тошнота. Рин не успела встать, просто нагнулась вперед и выплеснула содержимое желудка под дерево. Лицо оказалось слишком близко к земле. Рвота забрызгала щеку. Рин неуклюже вытерла ее рукавом.

– Ты как? – спросил Нэчжа, когда ее перестало выворачивать.

– Нормально.

Она потерла спину.

– Все нормально.

Она срыгнула мокроту в грязь.

– Отвяжись.

Нэчжа зачерпнул горсть глины из реки.

– Ты когда-нибудь слышала легенду о том, как богиня Нюйва создала человечество?

– Нет.

– Я тебе расскажу. – Нэчжа скатал в ладонях глинистый шарик. – Однажды в давние времена после рождения земли Нюйва почувствовала себя одиноко.

– А как же ее муж Фу Си?

Рин знала только миф об обоих супругах – Нюйве и Фу Си.

– Наверное, куда-то уехал. В легенде о нем не упоминается.

– Да, конечно.

– В общем, Нюйве было одиноко, и она решила создать людей, чтобы населили землю и составили ей компанию. – Нэчжа вдавил в глиняный шарик ногти. – Первых людей она делала очень тщательно. С тонкими чертами, в прекрасных одеждах.

Рин сообразила, куда он клонит.

– То есть, аристократов.

– Именно. Благородное сословие, императоры, воины – в общем, всю знать. Но потом богине надоело это занятие, оно отнимало слишком много времени. И вот она просто взяла веревку и начала разбрызгивать грязь во все стороны. Так она создала сотню кланов Никана.

Рин сглотнула. В горле стоял мерзкий кислотный привкус.

– На юге эту легенду не рассказывают.

– Почему, как ты думаешь? – поинтересовался Нэчжа.

Рин на мгновение задумалась. А потом рассмеялась.

– Потому что мой народ – это грязь, – сказал она. – А вы по-прежнему хотите позволить ему управлять страной.

– Я не считаю народ грязью. Просто он еще не обрел окончательную форму. Необразован и неотесан. Не знает лучшей жизни, потому что ему не дали возможности узнать. Но Республика придаст людям форму и сделает более утонченными. Такими, какими они и должны быть.

– Ничего не выйдет. – Рин взяла комок глины из рук Нэчжи. – Люди никогда не станут чем-то другим. Север не позволит.

– Это не так.

– Это ты так считаешь. Но я видела, как действуют власть имущие. – Рин раздавила глину пальцами. – Дело не в том, кто ты, а в том, каким тебя представляют. Если тебя считают грязью, ты ею и останешься. Всегда.

Глава 18

– Да ты шутишь, – сказал Рамса.

Рин покачала головой, и от этого движения в висках запульсировала боль. В резких лучах утреннего солнца Рин глубоко раскаивалась в том, что напилась, теперь стало еще трудней сообщить цыке, что их расформировали.

– Меня понизили в должности по приказу Цзиньчжи.

– А как же мы? – спросил Рамса.

Рин непонимающе уставилась на него.

– А что насчет вас?

– Нам-то что делать?

– Ну… – Рин закрыла глаза, пытаясь вспомнить. – Вы получите другие назначения. Тебя вроде переведут на «Гриф», а Суни и Бацзы – на корабль-башню…

– Нас разлучат? – спросил Рамса. – Да пошли они в задницу. А мы не можем просто отказаться?

– Нет. – Она прижала ладонь к раскалывающейся голове. – Вы ведь солдаты Республики. И должны подчиняться приказам.

Рамса ошарашенно уставился на нее.

– И это все?

– А что еще ты хочешь услышать?

– Хоть что-нибудь! – вспыхнул Рамса. – Что угодно! Мы больше не цыке, и ты просто смиришься с этим, подняв лапки кверху?

Рин хотелось заткнуть уши руками. У нее совсем не осталось сил. Вот бы Рамса убрался и сам передал новости другим цыке, а она наконец прилегла бы и заснула, ни о чем не думая.

– А кому какая разница? Цыке не играют роли. Считай, что умерли.

Рамса схватил ее за грудки. Но он был таким тощим, таким мелким, даже ниже Рин, и выглядел смешным.

– Да что с тобой такое? – спросил он.

– Хватит, Рамса.

– Мы пошли воевать ради тебя. Потому что верны тебе.

– Не преувеличивай. Вы пошли воевать ради серебра провинции Дракон, тебе к тому же нравится все взрывать, а в других частях империи нас разыскивают как преступников.

– Я остался с тобой, считая, что мы держимся друг за друга. – Рамса как будто был готов расплакаться, и выглядело это до того нелепо, что Рин чуть не рассмеялась. – Мы всегда должны быть вместе.

– Ты даже не шаман. Тебе нечего бояться. С чего ты так переполошился?

– А почему не переполошилась ты? Алтан назначил тебя нашим командиром. Защищать цыке – твой долг.

– Я не просила назначать меня командиром, – окрысилась Рин. Сделав ее командиром, Алтан воззвал к ее чувству долга, о котором Рин не хотела вспоминать. – Понятно тебе? Я не хочу быть вторым Алтаном. Просто не могу.

Чем она занималась, став командиром? Поранила Юнегена, оттолкнула Энки, наблюдала за смертью Агаши и позволила Дацзы дать себе такого пинка под зад, что теперь даже не может называться шаманом. Рин позволила цыке принять несколько ужасных решений. Им будет лучше без нее. Рин раздражало, что они этого не видят.

– Почему ты не злишься? – спросил Рамса. – Почему не выходишь из себя?

– Я выполняю приказ.

Она могла бы разозлиться. Могла бы воспротивиться приказу Цзиньчжи, возмутиться, как всегда. Но гнев помогал, только прорываясь пламенем, а Рин больше не могла вызвать огонь. Без него она не шаман, не настоящая спирка и уж точно ничего не стоит как воин. У Цзиньчжи не было причин прислушиваться к ней и уважать.

А теперь она уверилась, что больше никогда не сумеет вызвать огонь.

– Ты могла хотя бы попытаться, – попросил Рамса. – Пожалуйста.

В его голосе тоже не осталось гнева.

– Собери вещи и сообщи остальным, – велела она. – В десять вы должны быть готовы.

Через несколько недель перед Республикой капитулировали последние твердыни провинций Заяц и Овца. Их наместников отправили в Арлонг в кандалах, вымаливать прощение Вайшры. Во всех городах и деревнях провели голосование.

Когда население решало присоединиться к Республике – а исход всегда был таким, потому что в противном случае казнили бы всех мужчин старше пятнадцати лет, – оно становилось частью военной машины Вайшры. Женщины шили военную форму и ткали бинты для лазаретов. Мужчины либо поступали в пехоту, либо их посылали в Арлонг, работать на верфях. Седьмую часть запасов зерна конфисковывали в пользу все разбухавшей линии снабжения северной кампании, и в городах оставляли патрули республиканцев, чтобы регулярно посылали зерно вверх по течению.

Нэчжа постоянно бахвалился, что это, вероятно, самая успешная военная кампания в никанской истории. Катай постоянно одергивал Нэчжу, но Рин не могла отрицать, что до сих пор они одерживали ошеломительные победы.

Однако из-за ежедневной тягостной рутины редко выпадала возможность попировать в честь побед. Города и деревни сливались в ее голове в туманную пелену. Рин перестала различать день и ночь, время теперь делилось на отрезки между сражениями. Дни перетекали один в другой – вереницей жестоких предрассветных битв и глубокого сна между ними.

Хорошо хоть, она могла полностью забыться, заняв себя бурной деятельностью. Понижение в звании задело ее гораздо меньше, чем Рин предполагала изначально. Она так выматывалась, что даже почти не вспоминала о случившемся.

Но в глубине души испытывала облегчение оттого, что больше не нужно думать, как пристроить цыке. Груз ответственности командира всегда ее тяготил, а теперь упал с плеч. Отныне нужно лишь выполнять приказы, а это у Рин получалось великолепно.

Хотя приказы были непростые. То ли Цзиньчжа вдруг оценил ее способности, то ли невзлюбил до такой степени, что желал ее смерти, лишь бы это произошло не по его вине, – в общем, в каждой операции он отправлял Рин на самые тяжелые участки. Мало кто стремился на такие позиции, но ей это нравилось.

В конце концов, она отличный воин. Ее готовили именно к этому. Пусть она и не может больше вызвать огонь, но по-прежнему умеет драться, а воткнуть трезубец под нужным углом в чье-то тело – ничуть не менее приятно, чем все вокруг испепелить.

На «Зимородке» она завоевала репутацию в высшей степени эффективного бойца и невольно купалась в лучах славы. Пробудился былой дух состязательности, как в Синегарде, когда единственным удовольствием после многомесячной унылой зубрежки была чья-то похвала за усердие.

Интересно, не так ли чувствовал себя Алтан? Никанцы оттачивали его умения, как острие клинка, использовали в войне с малых лет, но при этом восхваляли. Получал ли он от этого хоть толику радости?

Конечно, Рин не была счастлива. Но ей доставляла сдержанное удовольствие мысль о том, что в качестве инструмента она хорошо служит цели.

Война была своего рода наркотиком. Бой вдохновлял Рин. В пылу битвы человеческая жизнь сводится к простым механическим действиям – движениям рук и ног, скорости и попыткам найти уязвимые места противника и уничтожить его. Все это доставляло ей странное удовольствие. Тело само знало, что делать, а голову можно было полностью отключить.

Если цыке и были чем-то недовольны, Рин этого не знала. Она больше с ними не разговаривала. Да и почти не виделась после их перевода на разные корабли. К тому же она все больше теряла способность размышлять, так что и беспокоиться о них было некогда.

Со временем, и куда быстрее, чем она предполагала, Рин перестала и мучиться при мысли о том, что потеряла способность вызывать огонь. Иногда накануне сражения эти мысли прокрадывались в голову, и Рин терла ладони в надежде высечь искру, воображала, как быстро войска побеждали бы, если спалить линию обороны.

Но отсутствие Феникса по-прежнему ощущалось дырой в груди. Боль никогда не унималась. Однако отчаяние и раздражение улеглись. Просыпаясь по утрам, Рин больше не испытывала желание закричать, вспоминая об утрате.

Она давно прекратила попытки взломать Печать. Темное, пульсирующее присутствие Печати больше не было открытой раной. Очень редко Рин позволяла себе задуматься об этом, изгоняла из памяти.

Наставник Цзян, похоже, совершенно забыл о том, кем был двадцать лет назад. Не случится ли то же самое с ней?

Некоторые воспоминания уже стали туманными. Прежде Рин во всех подробностях помнила лица приемной семьи в Тикани. Теперь же они расплывались. Трудно сказать, унесла ли воспоминания Печать или они просто истончились от времени.

Однако ее это не особо волновало. Если Печать мало-помалу и сотрет все прошлое, и Рин забудет Алтана, забудет Спир, а чувство вины растворится в белой пустоте, после чего она, подобно Цзяну, превратится в дружелюбную и рассеянную дурочку, – что ж, в глубине души она будет этому рада.

Когда Рин не спала и не дралась, она сидела с Катаем в его тесном кабинете. На военный совет Цзиньчжа ее больше не приглашал, но она все узнавала через Катая. Тот, в свою очередь, с удовольствием опробовал на ней свои идеи, выплескивал бурлящие в голове многочисленные варианты стратегии.

Один лишь Катай не разделял царящий в армии восторг по поводу невероятных побед республиканцев.

– Я обеспокоен, – признался он. – И в замешательстве. Тебе не кажется, что эта кампания дается уж слишком легко? Как будто никто даже не пытается сопротивляться.

– Они пытаются. Просто не очень хорошо выходит.

Голова у Рин еще гудела после недавнего сражения. Как здорово было ощущать свое превосходство, пусть даже над плохо подготовленными местными солдатами. Унылый настрой Катая ее раздражал.

– Ты понимаешь, что слишком легко выигрываешь сражения?

Рин скорчила недовольную мину.

– Мог бы хоть изредка похвалить.

– Хвалить за то, что побеждаешь необученных вояк в безвестных деревушках? Ну молодец, коли так. Отличная работа. Превосходящий во всех отношениях флот сокрушил жалкое сопротивление крестьян. Удивительно, как это вышло. Но это еще не значит, что тебе преподнесут империю на блюдечке.

– Это просто значит, что наш флот превосходит всех остальных, – сказала Рин. – А что, ты считаешь, будто Дацзы намеренно сдает север? Это ничего ей не даст.

– Она не сдает север. Насколько мы знали с самого начала, она строит корабли…

– Если бы от ее флота был хоть какой-то толк, мы бы уже с ним встретились. А тебе не кажется, что мы и впрямь побеждаем в войне? От тебя не убудет, если это признаешь.

Но Катай покачал головой.

– Ты говоришь о Су Дацзы. Которая сумела объединить двенадцать провинций впервые после смерти Красного императора.

– Ей помогли.

– Но больше не помогают. Если империи суждено распасться, это уже произошло бы. Не задирай нос, Рин. Мы играем против женщины, имеющей опыт борьбы с куда более грозными противниками. Я и Цзиньчже об этом твержу. Грядет контрнаступление, и чем дольше мы его ждем, тем серьезней оно будет.

Идея фикс Катая заключалась в том, чтобы завершить поход до наступления зимы или сразу плыть в провинцию Тигр, встретиться там с флотом Тсолиня и сразиться с армией Цзюня. С одной стороны, если республиканцы укрепятся на побережье провинции Тигр, то получат еще один канал снабжения, а наземные силы смогут взять Осенний дворец в кольцо.

С другой стороны, для сражения за побережье понадобится армия большего размера, чем та, которой располагали сейчас республиканцы. Пока гесперианцы решали, оказать ли поддержку, приходилось довольствоваться завоеванием внутренних районов страны. Но на эту операцию понадобится еще пара месяцев – то есть время, которого у них не было.

Они уже устроили гонку со временем. Никто не хотел застрять на севере в разгар зимы. Нужно укрепить базу революционеров и загнать остатки империи в оставшиеся три северные провинции, прежде чем встанут притоки Муруя и закуют во льды флот.

– Мы уже близко, но за месяц должны преодолеть перевал Эду, – сказал Катай. – К тому времени Цзиньчже следует принять решение.

Рин сделала мысленные подсчеты.

– Плавание займет полтора месяца.

– Ты забыла про дамбу Четыре ущелья. По всей провинции Крыса Муруй завален обломками, так что течение ослабело.

– Значит, месяц. И что, по-твоему, случится, когда мы туда доберемся?

– Молюсь небесам, чтобы реки и озера к тому времени не замерзли, – сказал Катай. – Тогда посмотрим, какие у нас есть варианты. Но это значит, что Цзиньчжа ставит успех войны в зависимость от погоды.

Встречи с сестрой Петрой служили источником все усиливающегося раздражения. Измерения Петры были с каждым разом более назойливыми, но и Рин стала воздерживаться от лауданума. С основными мерками Петра закончила и перешла к изучению проявлений Хаоса.

Шли недели, а Рин все не могла вызвать огонь, и Петра начала терять терпение.

– Ты не хочешь показывать мне огонь, – посетовала она. – Отказываешься помогать.

– А может, я просто излечилась, – ответила Рин. – Может, Хаос отступил. Вдруг его спугнуло твое присутствие?

– Ты лжешь. – Петра открыла Рин рот резче, чем стоило бы, и постучала по зубам каким-то инструментом с двумя зубьями. Холодный острый металл болезненно лязгнул по эмали. – Я знаю, как проявляется Хаос. Он никогда не исчезает. Просто скрывается перед лицом Творца, но всегда возвращается.

Как бы Рин хотелось, чтобы было именно так. Если она сумеет снова вызвать пламя, то немедленно испепелит Петру, и плевать на последствия. С огнем она не была бы такой беспомощной, не склонялась бы перед Цзиньчжей, как какой-то простой пехотинец, и не стала бы иметь дело с гесперианцами.

Но Рин не выдала своего гнева. Сейчас совсем не время устраивать переполох в лаборатории Петры, иначе Рин тут же очутится на дне Муруя и уничтожит всякую надежду на военный альянс Гесперии и Никана. Сопротивление обречет не только ее, но и все, что ей дорого.

И потому она проглотила гнев, пусть на вкус он и был гнуснее любой отрыжки.

– Я и правда не могу вызвать огонь, – сказала она, когда Петра закончила манипуляции с челюстью. – Я же сказала, что на мне Печать. Больше ничего не выходит.

– Это ты так говоришь. – Петра окинула ее скептическим взглядом, но сменила тему. Она положила инструмент обратно на стол. – Подними правую руку и задержи дыхание.

– Зачем?

– Потому что я попросила.

Сестра Петра никогда не выходила из себя, что бы Рин ни сказала. Завидное самообладание. Никаких эмоций, кроме ледяной профессиональной любознательности. Рин даже хотелось, чтобы Петра ее ударила, тогда та хотя бы выглядела человеком, но, похоже, недовольство и раздражение стекало с Петры, как дождевая вода с жестяной крыши.

Однако время шло, не принося никаких результатов, и Петра начала подвергать Рин все более унизительным экспериментам. Заставляла разгадывать детские головоломки, замеряя время маленькими часами. Давала задачи на запоминание, как будто специально созданные, чтобы Рин ошибалась, и не моргая смотрела на Рин, когда она бесилась и швыряла о стену предметы.

Как-то раз Петра попросила ее раздеться догола.

– Если ты хотела меня потискать, могла бы и раньше попросить, – сказала Рин.

Петра и бровью не повела.

– Поторопись.

Рин сдернула одежду и бросила ее кучей в угол.

– Хорошо. – Петра протянула ей пустую чашку. – Помочись.

Рин удивленно уставилась на нее.

– Прямо сейчас?

– Сегодня вечером я займусь анализом жидкостей, – ответила Петра. – Так что давай.

Рин сжала губы.

– Не буду.

– Тебе нужна ширма, чтобы остаться в одиночестве?

– Нет. Но это уже не наука. Ты понятия не имеешь, что делаешь, просто пышешь злостью.

Петра села и закинула ногу на ногу.

– Пожалуйста, помочись.

– Да пошла ты! – Рин швырнула чашку на пол. – Признайся. Ты понятия не имеешь, что делаешь. Несмотря на все твои опыты и инструменты, ты не представляешь, кто такие шаманы и как измерить Хаос, если он вообще существует. Ты стреляешь вслепую.

Рин встала со стула. Ее ноздри побелели и раздулись.

Наконец-то Рин нащупала болевую точку. Она понадеялась, что Петра ее ударит, что с нее слетит противоестественная маска самоконтроля. Но Петра только склонила голову набок.

– Не забывай, что происходит. – Ее голос снова звучал с ледяным спокойствием. – Я попросила тебя сотрудничать добровольно только из вежливости. Если откажешься, тебя привяжут к койке. Немедленно. Будешь делать, что велено?

Рин хотелось ее прикончить.

Если бы она не была так истощена, если бы была хоть чуточку импульсивнее, этим бы и кончилось. Ведь так легко сшибить Петру на пол и воткнуть все острые предметы со стола в ее шею, грудь и глаза. Это было бы так приятно.

Но Рин больше не действовала под влиянием минутного порыва.

Одна мысль о военной мощи гесперианцев не оставляла ей выбора, держала словно в клетке. Она на всю жизнь останется их заложницей. Как все ее друзья и весь народ.

Против такой силы без огня и Феникса она была беспомощна.

И потому Рин прикусила язык и приглушила ярость, хотя требования Петры становились все более унизительными. Рин подчинилась, когда Петра велела ей прислониться голой к стене и тщательно зарисовала ее гениталии. Сидела смирно, когда Петра вколола длинную толстую иглу ей в руку и выкачала столько крови, что Рин чуть не упала в обморок по пути к себе и за целый день так и не пришла в себя окончательно. Смолчала, когда Петра помахала перед носом пакетиком с опиумом, соблазняя любимым зельем в попытке заставить ее вызвать огонь.

– Ну же, давай, – сказала Петра. – Я читала про твое племя. Вы не можете устоять перед трубкой с опиумом. Это у вас в крови. Разве не так Красный император покорил твоих предков? Вызови пламя, и я дам тебе опиум.

Последняя встреча так разозлила Рин, что, покидая лабораторию Петры, она взвыла от ярости и треснула по стене кулаком, содрав кожу. На несколько секунд она замерла, глядя как с ладони капает кровь. Потом рухнула на колени и зарыдала.

– Что с тобой?

Это был Аугус, тот голубоглазый миссионер с лицом младенца. Рин с опаской покосилась на него.

– Проваливай.

Он дотронулся до ее окровавленной руки.

– Ты расстроена.

Рин выдернула руку.

– Мне не нужна твоя жалость.

Аугус сел рядом, выудил из кармана платок и протянул ей.

– Вот, возьми. Обмотай руку.

Только тут Рин поняла, что костяшки пальцев кровоточат довольно сильно. После того как неделю назад из нее откачали столько крови, от одного этого зрелища ей уже становилось дурно. Она неохотно взяла платок.

Аугус наблюдал, как она перетягивает ладонь. Рин сообразила, что самостоятельно узел ей все равно не завязать.

– Я помогу, – вызвался он.

Рин уступила.

– Теперь получше? – спросил он, когда закончил.

– По-твоему, это выглядит…

– Я про сестру Петру, – пояснил он. – С ней непросто.

Рин бросила на него быстрый взгляд.

– Она тебе не нравится?

– Мы все ею восхищаемся, – медленно выговорил он. – Но… Кстати, ты говоришь на гесперианском? Мне трудно дается ваш язык.

– Говорю.

Он переключился на гесперианский и заговорил помедленнее, чтобы Рин все разобрала.

– Сестра Петра – выдающийся ученый своего поколения и самый серьезный знаток проявлений Хаоса на восточном континенте. Но мы не согласны с ее методами.

– То есть?

– Сестра Петра довольно старомодно относится к обращенным. Представители ее школы считают, что единственный путь к спасению – это скопировать цивилизацию по образцу Гесперии. Чтобы слушаться Творца, вы должны стать похожими на нас. Перестать быть никанцами.

– Привлекательная идея, – пробормотала Рин.

– Но я считаю, что, если хочешь завоевать варваров и обратить ради их же блага, нужно пользоваться той же стратегией, что и Хаос, когда заманивает души ко злу, – продолжил Аугус. – Хаос входит через дверь, которую ему открывают, и склоняет на свою сторону. И нам следует поступать так же.

Рин прижала перебинтованные пальцы к стене, чтобы унять боль. Головокружение прошло.

– Насколько я знаю, вам больше нравится выбивать двери.

– Вот и я о том. Консерваторы. – Аугус смущенно улыбнулся. – Но Гильдия меняется. К примеру, взять поклоны. Я читал, что никанская традиция низко кланяться вышестоящим…

– Только по особым случаям, – сказала Рин.

– Даже если и так. Несколько десятилетий назад Гильдия утверждала, что поклониться никанцу – это высшее оскорбление для белой расы. Мы ведь избраны Творцом, как-никак. Мы стоим ближе к нему и не должны выказывать вам уважение. Но я с этим несогласен.

Рин чуть не закатила глаза, но одернула себя.

– Как мило с твоей стороны.

– Мы не равны, – сказал Аугус. – Но это не значит, что не можем быть друзьями. И я не думаю, что можно спасти кого-то, обращаясь с ним не как с человеком.

«А ведь Аугус и впрямь мнит себя добрым», – подумала Рин.

– Кажется, мне полегчало, – сказала она.

Он помог Рин подняться.

– Хочешь, провожу тебя до каюты?

– Нет, спасибо. Я справлюсь.

Вернувшись в каюту, она вытащила из кармана пакетик с опиумом. Не то чтобы она его украла. Петра бросила пакетик ей на колени и ничего не сказала, когда Рин собралась уходить. То есть хотела, чтобы Рин его взяла.

Рин вытащила незакрепленную половицу и спрятала опиум подальше от посторонних глаз. Воспользоваться им она не собиралась. Кто знает, какую гнусную игру затеяла Петра, но Рин не поддастся искушению.

И все же приятно было осознавать, что, если совсем припрет, если ей захочется со всем покончить и взлететь до небес, подальше от собственного тела, стыда, унижения и боли, и, может, даже навсегда, опиум здесь и ждет ее.

Если еще кто-то из гесперианцев и разделял точку зрения Аугуса, то не показывал этого. Люди Таркета на «Зимородке» держались от никанцев на расстоянии. Они ели и спали отдельно, и стоило Рин подойти достаточно близко, чтобы услышать разговор, немедленно замолкали. По-прежнему только наблюдали и не вмешивались, хладнокровно взирая на некомпетентность и удивляясь победам.

Только раз они пустили в ход аркебузы. Однажды вечером на нижней палубе возникла стычка. Группа пленных из провинции Овца вырвалась из камеры карцера и напала на группу миссионеров, которые пытались их обратить.

Вероятно, заключенные пытались удрать. И решили взять гесперианцев в заложники. Или просто хотели наказать иностранцев, стоило тем оказаться поблизости – провинция Овца сильно пострадала во время оккупации и не питала любви к Западу. Когда Рин с другими солдатами побежала на шум, заключенные прижимали миссионеров к полу, живых, но обездвиженных.

Рин узнала Аугуса – тот отчаянно хватал ртом воздух, а заключенный сдавил ему горло.

Аугус встретился с ней взглядом.

– На помощь…

– Назад! – выкрикнул пленный. – Все назад, иначе он умрет!

Через несколько секунд в коридоре собралась толпа республиканских солдат. С заварушкой можно было покончить за пару секунд. Заключенные не были вооружены и находились в явном меньшинстве. Но их отобрали как крепких парней, способных крутить гребное колесо. Цзиньчжа приказал, чтобы с ними хорошо обращались, и никто не хотел нападать, опасаясь нечаянно слишком сильно их поранить.

– Пожалуйста, – прошептал Аугус.

Рин одолевали сомнения. Ей хотелось броситься вперед и отшвырнуть заключенного. Но республиканцы не двигались, ожидая приказов. Одна она не совладает со всеми пленниками, ее просто разорвут.

Она стояла с поднятым трезубцем и смотрела, как забавно синеет лицо Аугуса.

– С дороги!

Сквозь толпу пробивались Таркет и его охрана с поднятыми аркебузами.

Таркет взглянул на одного заключенного и прокричал приказ. В воздухе грохнули выстрелы. Восемь человек упали на пол. Завоняло порохом. Освобожденные миссионеры пытались отдышаться.

– В чем дело? – Теперь сквозь толпу протискивался Цзиньчжа. – Что случилось?

– Генерал Цзиньчжа. – Таркет подал знак своим людям, и те опустили оружие. – Как вы вовремя.

Цзиньчжа осмотрел лежащие на полу трупы.

– Вы лишили меня рабочей силы.

Таркет взвел аркебузу.

– На вашем месте я бы усилил охрану карцера.

– Карцер и так хорошо охраняется. – Цзиньчжа побелел от ярости. – Это вашим миссионерам не следовало здесь находиться.

Аугус поднялся на ноги и закашлялся. Потом коснулся руки Цзиньчжи.

– Пленники заслуживают милосердия. Нельзя просто…

– К дьяволу милосердие! – Цзиньчжа стряхнул руку Аугуса. – Это мой корабль. Или вы подчиняетесь приказам, или я вышвырну вас в реку.

– Не смейте говорить с моими людьми таким тоном, – шагнул между ними Таркет. Разница с Цзиньчжей была разительной – по никанским меркам Цзиньчжа считался высоким, но Таркет выглядел громадой. – Вероятно, ваш отец недостаточно хорошо объяснил. Мы дипломаты. Если вы хотите, чтобы Альянс хотя бы начал размышлять о помощи в вашей жалкой войне, обращайтесь с гесперианцами как с особами королевской крови.

Кадык Цзиньчжи дернулся. Рин видела, как его лицо налилось яростью, но Цзиньчжа взял себя в руки и не ответил. Все козыри были у Таркета. С Таркетом нельзя пререкаться.

И это доставило Рин своего рода удовольствие. Приятно видеть Цзиньчжу униженным, когда с ним обращаются с тем же презрением, с каким он всегда вел себя с ней.

– Я выразился ясно? – спросил Таркет.

Цзиньчжа устремил на него хмурый взгляд.

Таркет вздернул голову.

– Да или нет?

На лице Цзиньчжи было написано желание его прикончить.

– Да.

Напряжение не спадало еще несколько дней. Миссионеров повсюду сопровождали гесперианские солдаты, а никанцы держались от них подальше. Но пока не грозила опасность, солдаты Таркета не стреляли.

Таркет продолжал наблюдать за успехами Цзиньчжи. Время от времени Рин замечала его на палубе, он с презрительным видом делал пометки в маленькой тетради, глядя на маневры флота по реке. Интересно, что он думает о никанцах? Об их неотзывчивых богах, примитивном оружии и кровавой, отчаянной войне?

Через два месяца после начала похода они наконец-то доплыли до провинции Крыса. Здесь череда побед прервалась.

Вторая дивизия из провинции Крыса была разведывательным подразделением ополчения, ее офицеры были лучшими шпионами из всех двенадцати провинций. У них также имелось в запасе несколько месяцев, чтобы выработать лучшую стратегию обороны, чем у провинций Заяц и Овца.

Войска Республики обнаружили почти покинутые деревни, опустошенные амбары и сожженные поля. Наместник провинции Крыса либо собрал все население в крупных городах выше по течению, либо отослал в другие провинции. На заросших травой дорогах валялась одежда, мебель и детские игрушки. А все, что не смогли унести, разрушили. Одна деревня за другой оказывалась сожженной, осталось только гнилое зерно да разлагающиеся туши убитых животных.

Наместник провинции не потрудился устроить рубеж обороны на границе. Просто отступил к Барайе, укрепленной столице провинции. Он хотел заморить флот голодом. А у Барайи было больше шансов отразить атаку, чем у Сяшана – ворота крепче, население лучше подготовлено, а сам город стоял в миле от реки, что сводило на нет возможности «Воробья» и «Синицы».

– Нужно остановиться и повернуть назад. – Катай нервно расхаживал взад-вперед по каюте. – Переждать зиму. Иначе мы умрем с голода.

Цзиньчжа стал чрезвычайно раздражительным, все меньше прислушивался к советникам и решительно настаивал, что нужно наступать.

– Он хочет добраться до Барайи? – спросила Рин.

– Он хочет прорываться на север как можно быстрее. – Катай нервно дернул себя за волосы. – Хуже не придумаешь. Но он меня не послушает.

– А кого послушает?

– Того из командования, кто с ним согласен. В особенности Молкоя. Он из старой гвардии. Я говорил Вайшре, что это плохая идея, но кто будет меня слушать? Нэчжа на моей стороне, но Цзиньчжа, конечно же, не послушает младшего брата, это ведь означает потерять лицо. Отбросить все прежние победы. Весьма вероятно, что на севере мы передо́хнем с голода. Вот в чем ужас.

Но Цзиньчжа объявил, что голод им не грозит. Они возьмут провинцию Крыса. Снесут ворота Барайи и получат необходимые припасы, чтобы продержаться всю зиму.

Отдавать приказы легко. Труднее их выполнить, в особенности когда они достигли порогов на Муруе, и Цзьньчже пришлось приказать тащить корабли волоком по суше. До сих пор затопленная пойма позволяла кораблям без труда пересекать низменности. А теперь не оставалось ничего иного, кроме как высадиться и тянуть корабли на бревнах до следующей достаточно широкой протоки.

Весь день они тянули за канаты, только чтобы затащить массивные корабли-башни на сушу, еще больше времени потребовалось, чтобы свалить деревья и перекатить их по неровной местности. Одна неделя непосильной, отупляющей работы сменилась другой. Но у такого занятия была и хорошая сторона – Рин так выматывалась, что скучать было некогда.

Вахты в карауле были менее вдохновляющими. Однако давали возможность сбежать от грохота перекатывающихся по бревнам кораблей и разведать местность. Вокруг стояли густые леса, и Цзиньчжа ежедневно посылал отряды, чтобы узнать, не приближается ли ополчение.

Рин совсем уже расслабилась, пока полуденный караул не сообщил, что засек разведчиков ополчения.

– И вы дали им уйти? – возмутился Цзиньчжа. – Ну что за идиоты!

Патруль был с «Грифа», и Нэчжа тут же вступился за своих людей:

– Не имело смысла ввязываться в схватку. У врагов было численное преимущество.

– Зато на стороне наших людей – внезапность, – огрызнулся Цзиньчжа. – А теперь ополчению известно, где мы. Пошли своих людей обратно. Никто не ляжет спать, пока я не получу доказательство, что все лазутчики убиты.

Нэчжа склонил голову.

– Конечно.

– И возьми с собой людей Салхи. Твоим явно нельзя доверить такую задачу.

На следующий день сводный отряд Салхи и Нэчжи вернулся на «Зимородок» с несколькими головами и формой ополчения.

Это умиротворило Цзиньчжу, но уже не играло роли. Сначала ополчение стало посылать все больше разведчиков. А потом началась и массированная атака. Солдаты ополчения скрывались в горах. Они не бросились в открытое наступление, но постоянно осыпали республиканцев градом стрел, убивая зазевавшихся бойцов.

Подобные рассеянные, непредсказуемые атаки плохо сказались на боевом духе. Лагерь охватила паника, и Рин понимала почему. На суше республиканцы чувствовали себя неуклюжими. Они привыкли сражаться с кораблей. На воде они вели себя уверенней, имея быстрый путь к отступлению.

Теперь путей к отступлению больше не было.

Глава 19

Когда они наконец-то вернулись к реке, повалил снег. Сначала он падал крупными, ленивыми хлопьями. Но через несколько часов превратился в завывающую метель с жестоким ветром, так что и на пять шагов впереди ничего не разглядеть. Цзиньчже пришлось пришвартоваться у излучины, а солдаты засели в каютах, пережидая бурю.

– Снег всегда меня завораживал. – Рин рисовала фигуры на запотевшем иллюминаторе и всматривалась в бесконечный и гипнотический буран снаружи. – Любая зима начинается неожиданно. Мне каждый раз не верится, что это происходит наяву.

– На юге не бывает снега? – спросил Катай.

– Не бывает. В Тикани становится так сухо, что от улыбки губы трескаются до крови, но совсем не холодно, и снега нет. До того как приехать на север, я только слышала рассказы о снеге. Мне он казался таким прекрасным. Как веснушки мороза.

– А каким тебе показался снег в Синегарде?

Ответ Рин утонул в завывании ветра. Она закрыла иллюминатор.

– Отвратительным.

Метель ослабела только к утру. Лес преобразился, словно какой-то великан макнул деревья в белую краску.

Цзиньчжа объявил, что флот простоит на якоре еще один день новогодних праздников. Повсюду в империи Новый год будут отмечать целую неделю – пиршествами с двенадцатью переменами блюд, фейерверками и бесконечными парадами. Но на войне и один день – это слишком долго.

Войска высадились на берег и встали лагерем посреди зимнего пейзажа, радуясь возможности вырваться из тесных кают.

– Посмотрим, сумеешь ли ты развести огонь, – сказал Нэчжа Катаю.

Они втроем сидели на берегу, потирая руки, а Катай суетился с огнивом, пытаясь разжечь костер.

Нэчжа где-то раздобыл пакетик клейкой рисовой муки. Он высыпал ее в жестяную миску, плеснул немного воды из фляжки и помешал пальцем, пока не скатал шарик теста.

Рин поворошила дрова в жалком костре. Они шипели и плевались, и следующий порыв ветра потушил пламя. Она со стоном потянулась к огниву. Воду удастся вскипятить не раньше, чем через полчаса.

– Может, просто отнести в камбуз и приготовить?

– В камбузе вроде как не знают, что я стырил муку, – ответил Нэчжа.

– Ясно, – сказал Катай. – Генерал крадет еду.

– Генерал награждает лучших солдат новогодним угощением, – уточнил Нэчжа.

Катай потер руки.

– Ах, так это кумовство.

– Заткнись, – промямлил Нэчжа и покатал шарик теста, но крошки прилипли к пальцам.

– Воды маловато.

Рин забрала у него миску и замесила тесто одной рукой, добавляя воду другой, пока не скатала влажный шар размером с кулак.

– Не знал, что ты умеешь готовить, – удивился Нэчжа.

– Когда-то я часто готовила. Больше никто не кормил Кесеги.

– Кесеги?

– Моего младшего брата.

Перед мысленным взором Рин тут же появилась его круглая мордашка. Рин прогнала воспоминания. Она не видела брата четыре года. Не знала, жив ли он еще, да и не хотела знать.

– Я не знал, что у тебя есть брат, – сказал Нэчжа.

– Не настоящий брат. Меня же удочерили.

Никто не попросил ее рассказать подробней, она и не стала. Просто скатала тесто змейкой между ладонями и нарвала его кусками размером с большой палец.

Нэчжа следил за ее действиями, завороженно округлив глаза. Он явно никогда не бывал на кухне.

– Эти шарики меньше, чем танъюань, насколько я помню.

– Потому что у нас нет фасолевой пасты или кунжута для начинки, – объяснила она. – А сахар ты, случайно, не прихватил?

– А нужно добавлять сахар?

Катай рассмеялся.

– Ладно, и так съедим, – сказала Рин. – Чем они меньше, тем вкуснее. Дольше жевать.

Когда вода наконец закипела, Рин бросила рисовые шарики в котелок и помешала палочкой, закручивая по часовой стрелке, чтобы они не слиплись.

– А вы знаете, что котелок изобрели военные? – спросил Катай. – Идея готовить в жестяном котелке пришла в голову одному из генералов Красного императора. Представляете? А до того приходилось разводить огромные костры, чтобы варить на пару.

– Много изобретений пошло из армии, – протянул Нэчжа. – К примеру, голубиная почта. И говорят, в Период Сражающихся царств возникли многие новшества в медицине и металлургии.

– Умно, – сказала Рин, уставившись на содержимое котелка. – Доказательство, что хоть в чем-то война приносит пользу.

– А почему нет? Конечно, в Период Сражающихся царств в стране был полный хаос. Но посмотри, что принесла нам та эра. «Искусство войны» Сунь-цзы, учение Мэн-цзы о государстве. Все, что мы сегодня знаем о философии, военном деле и государственном управлении, появилось именно в ту эпоху.

– Вот, значит, каков компромисс? Тысячи должны умереть, чтобы мы научились лучше убивать друг друга в будущем?

– Сама прекрасно знаешь, что я не об этом.

– А звучит именно так. Как будто ты говоришь, что люди должны погибать ради прогресса.

– Они погибают не ради прогресса. Прогресс – побочный эффект. А военные изобретения не обязательно предназначены для того, чтобы лучше убивать, а, к примеру, сделать лучшее снаряжение к следующему нападению.

– И кто, по-твоему, на нас нападет? Степняки?

– Я бы не стал их исключать.

– Для начала они должны перестать убивать друг друга.

Племена Глухостепи, живущие у северных границ Никана, воевали друг с другом с незапамятных времен. В дни Красного императора студенты Синегарда учились главным образом отбиваться от захватчиков с севера. Теперь те отошли на второй план.

– У меня есть вопрос получше, – встрял Катай. – По-твоему, каким будет следующее великое изобретение военных?

– Аркебузы, – ответил Нэчжа.

А Рин одновременно с ним произнесла:

– Армии шаманов.

И Нэчжа, и Катай повернулись к ней.

– Шаманы против аркебуз? – спросил Нэчжа.

– Конечно. – Эта мысль только что пришла ей в голову, но чем дольше Рин размышляла, тем привлекательнее она выглядела. – Оружие Таркета – просто улучшенная ракета. Но представьте целую армию людей, способных вызывать богов.

– Настоящая катастрофа, – сказал Нэчжа.

– Или непобедимая военная сила, – напирала Рин.

– Мне кажется, что если бы это было возможно, то уже произошло бы, – сказал Нэчжа. – Но история не помнит армий шаманов. Красный император использовал спирцев, и мы знаем, чем все кончилось.

– Но в додинастических текстах…

– Им нельзя верить, – отрезал Нэчжа. – До правления Красного императора не строили укреплений и не использовали бронзовое оружие, и примерно в то же время записей о шаманах начало становиться все меньше. Мы не знаем, каким образом шаманы изменили ход военных действий, могли бы они встроиться в систему бюрократического командования.

– Цыке как-то с этим справились, – заявила Рин.

– Ведь вас меньше десяти, так что неудивительно. Тебе не кажется, что сотни шаманов принесут только хаос?

– Попробуй сам стать шаманом. И узнаешь, каково это.

Нэчжа поежился.

– Ты ведь шутишь, да?

– А идея не так уж плоха. Любой из нас мог бы тебя обучить.

– Мне не встречался еще шаман, который был бы полностью в своем уме. – Предложение Рин почему-то сильно задело Нэчжу. – Прости, но я насмотрелся на цыке, и оптимизма они не внушают.

Рин сняла котелок с огня. Танъюань полагалось несколько минут остужать, но она слишком замерзла, а поднимающийся из котелка пар был слишком аппетитным. Мисок у них не было, так что котелок обернули листьями, чтобы не обжечься, и пустили по кругу.

– С Новым годом, – сказал Катай. – Путь боги благословят вас удачей.

– Здоровьем, богатством и счастьем. Пусть ваши враги сгниют или сдадутся быстрее, чем мы успеем их убить, – сказала Рин, поднявшись.

– Куда это ты? – поинтересовался Нэчжа.

– Нужно пописать.

Она побрела к лесу в поисках дерева пошире, за которым можно укрыться. Рин уже столько времени провела рядом с Катаем, что не постеснялась бы присесть прямо перед ним. Но по какой-то причине с Нэчжи все было по-другому.

Неожиданно нога подвернулась. Рин взмахнула руками, пытаясь сохранить равновесие, но плюхнулась на спину. Она пыталась ухватиться за что-нибудь, чтобы не покатиться вниз, и под пальцами оказалось нечто мягкое и пружинистое. Она удивленно посмотрела вниз и смахнула снег.

Из сугроба торчало детское лицо.

Большие и белесые глаза (Рин решила, что это мальчик, хотя и не была уверена) были широко открыты, длинные ресницы припорошены снегом. На белом лице выделялись темные круги под глазами.

Покачиваясь, Рин встала на ноги. Смахнула веткой остаток снега с детского тельца. И обнаружила еще одно лицо. И еще одно.

И наконец до нее дошел весь ужас, и она завопила во всю глотку.

Нэчжа приказал прочесать окрестности, держа факелы пониже, чтобы расплавить снег и лед и понять, что случилось.

Под снегом оказалась целая деревня, вмерзшая в лед. У многих глаза были открыты. Рин не заметила крови. Люди как будто умерли от холода, а может, и от голода. Повсюду обнаруживались следы наскоро разведенных костров, давно потухших.

Ей не выдали факел. Рин еще дрожала после увиденного и подпрыгивала от каждого шороха, так что не удержала бы ничего в руках. Но она отказалась возвращаться обратно в лагерь и стояла на опушке леса, оторопело уставившись на солдат, смахивающих снег с очередных трупов. Тела семьи сбились в кучу, мать и отец пытались загородить детей.

– Ты как? – спросил Нэчжа.

Он в раздумьях занес руку над ее плечом, словно не знал, стоит ли до нее дотрагиваться.

Рин смахнула руку.

– Ничего страшного. Я уже видела трупы.

И все же не могла от них отвернуться. Они выглядели как лежащие в снегу куклы, совершенно целые, только не шевелились.

У большинства взрослых к спине были привязаны котомки. Рин увидела рассыпавшиеся фарфоровые тарелки, шелковые платья и кухонные принадлежности. Похоже, люди пытались унести с собой весь скарб.

– Куда они шли? – гадала она.

– Разве это не очевидно? – откликнулся Катай. – Они бежали.

– От чего?

И тут Катай сказал то, что никто не осмеливался произнести:

– От нас.

– Но им нечего было бояться. – Нэчже было явно не по себе. – Мы бы обращались с ними так же, как и со всеми остальными. Дали бы возможность проголосовать.

– А правители сказали им иное. Наверняка внушили, что мы всех перебьем, – предположил Катай.

– Какая нелепость, – фыркнул Нэчжа.

– Разве? – спросил Катай. – Вот представь. Ты знаешь, что приближается армия мятежников. Старосты деревни – самый надежный источник сведений, и они говорят, что мятежники убьют всех мужчин, надругаются над женщинами и поработят детей, ведь именно таким всегда представляется враг. А ничего другого ты о врагах не знаешь. Так что ж остается? Собрать все, что можно унести, и бежать.

Рин могла вообразить, что было дальше. Люди бежали от Республики, как когда-то от Федерации. Но зима пришла раньше, чем кто-либо рассчитывал, и они не успели спуститься в долину. Не нашли пропитания. И настал момент, когда стало слишком трудно бороться за жизнь. Они решили, что это место ничем не хуже любого другого, чтобы со всем покончить, просто легли и обнялись, а возможно, и не почувствовали конца.

Возможно, просто уснули.

С начала войны Рин не удосужилась задуматься, сколько человек погибли и сколько лишились крова. Цифры увеличивались слишком быстро. Несколько тысяч умерли от голода. Или сотни тысяч? А еще вражеские солдаты, в каждой деревне все больше.

Она поняла, что эта война особенная. Они не освободители, а агрессоры. И внушают страх.

– Когда не приходится бороться за выживание, война выглядит по-другому, – сказал Катай, как будто прочитав ее мысли. Он застыл, стиснув в руке факел, и уставился на тела под ногами. – Победы ощущаются совсем по-другому.

– Думаешь, оно того стоит? – тихо спросила Рин, чтобы не услышал Нэчжа.

– Если честно, мне плевать.

– Я серьезно.

Катай на мгновение задумался.

– Я просто рад, что кто-то воюет с Дацзы.

– Но какой ценой…

– Я об этом не задумываюсь. – Катай посмотрел на Нэчжу, который не сводил беспокойного взгляда с трупов. – Иначе выводы могут не понравиться.

В тот вечер снова начался снегопад и не утихал всю неделю. Он подтвердил то, чего все так опасались. Зима в этом году пришла рано, и лютая зима. Очень скоро притоки Муруя замерзнут, а республиканский флот застрянет на севере, если немедленно не повернет назад. Число вариантов все уменьшалось.

Рин расхаживала по «Зимородку», с каждой минутой тревожась все больше. Ей нужно было чем-то заняться – драться, атаковать. Она просто не могла сидеть сложа руки. Иначе станет жертвой собственных размышлений. Начнет видеть лица в снегу.

Как-то раз во время поздней прогулки она наткнулась на покидающих кабинет Нэчжи генералов. Все выглядели унылыми. Цзиньчжа пронесся мимо, не сказав ни слова, скорее всего даже не заметив ее. Нэчжа топтался позади вместе с Катаем, который выглядел раздраженным и плотно сжимал губы. Рин знала – это означает, что он не добился своего.

– Только не говорите, что мы плывем дальше, – сказала Рин.

– Не просто плывем дальше. Он хочет миновать Барайю и взять Боян. – Катай стукнул кулаком по переборке. – Боян! Да он свихнулся!

– Армейский форпост на границе провинций Крыса и Тигр, – уточнил Нэчжа. – Идея не такая уж ужасная. Во время Первой и Второй опиумных войн ополчение превратило Боян в крепость. За его стенами проще продержаться зиму. Можем засесть там и осадить Барайю.

– Но разве город не будут оборонять? – спросила Рин.

Если ополчение и держит где-то гарнизон, то наверняка в провинции Тигр или Крыса. Еще чуть дальше на север, и они уже окажутся в Синегарде, в самом сердце империи.

– Если там кто-то есть, мы их оттуда выбьем, – заявил Нэчжа.

– В ледяной воде? – набросился на него Катай. – С замерзшей и жалкой армией? Если мы пойдем дальше на север, то растеряем все, чего до сих пор добились.

– Или подтвердим наши победы, – возразил Нэчжа. – Если мы завоюем Боян, то будем контролировать дельту притока Элехемса, а это значит…

– Да, да, вы отрежете провинцию Тигр от побережья и сможете посылать подкрепления по рекам, – раздраженно перебил его Катай. – Вот только вы не захватите Боян. Императорский флот почти наверняка там, но по какой-то причине Цзиньчжа решил делать вид, будто флота не существует. Не знаю, что творится с твоим братом, но он становится безрассудным и принимает безумные решения.

– Мой брат не безумец.

– О да, он лучший военачальник, который мне встречался. Никто не отрицает, что до сих пор у него отлично получалось. Но только потому, что он единственный умеет вести войну с воды. Как только встанут реки, война станет сухопутной, а он понятия не имеет, что делать в этом случае.

Нэчжа вздохнул.

– Слушай, я понимаю, о чем ты. Я лишь пытаюсь увидеть в нашем положении хорошие стороны. Я бы и сам не поплыл к Бояну.

Катай всплеснул руками.

– Что ж, в таком случае…

– Дело не в стратегии, дело в гордости. Нужно показать гесперианцам, что мы не отступаем перед препятствиями. А Цзиньчжа хочет показать отцу, на что способен.

– Все вечно сводится к твоему отцу, – пробормотал Катай. – Вам обоим нужна помощь.

– Скажи это Цзиньчже, – буркнула Рин. – Давай, скажи ему, что он кретин.

– Этот спор все равно ни к чему не приведет, – сказал Нэчжа. – Решения принимает Цзиньчжа. Думаете, я могу безнаказанно ему перечить?

– Ну, если не можешь, то мы обречены, – ответил Катай.

Через час гребное колесо со скрипом завертелось, и республиканский флот двинулся через горы.

Катай дернул Рин за руку.

– Смотри. По-твоему, это нормально?

Поначалу ей показалось, что из-за гор неспешно выходит солнце, настолько ярким был свет. Потом светящиеся предметы поднялись выше, и Рин поняла, что это бумажные фонарики, один за другим озаряющие ночное небо, словно распускающиеся на поле цветы. С фонарей свисали длинные ленты с надписями.

«Сдавайтесь, и останетесь в живых».

– Они и правда думают, что из этого что-то получится? – развеселилась Рин. – Это же все равно что крикнуть: «Ну пожалуйста, уходите!».

Однако Катай не улыбался.

– Не думаю, что это пропаганда. Нужно повернуть назад.

– Из-за каких-то фонариков?

– Это ведь значит, что нас там ждут. Вряд ли их мощи хватит, чтобы потягаться с нашим флотом, но они дерутся за свою территорию и знают реку. Наблюдают за ней с незапамятных времен. – Катай подозвал ближайшего солдата. – Стрелять умеешь?

– Не хуже других, – отозвался тот.

– Хорошо. Видишь вон тот фонарь? – Катай показал на фонарик, слегка отбившийся от остальных. – Можешь в него попасть? Просто хочу посмотреть, что будет.

Просьба явно смутила солдата, но он подчинился. Первый выстрел не попал в цель. Вторая стрела долетела. Фонарик вспыхнул пламенем, усыпав реку градом искр и угольков.

Рин распласталась на земле. Взрыв был слишком силен для такого маленького и безобидного с виду фонаря. Наверняка он начинен мелкими бомбами, и они продолжали взрываться как сложно устроенный фейерверк. Рин наблюдала, затаив дыхание и надеясь, чтобы ни одна искра не попала на другие фонари. Это вызвало бы цепную реакцию, и весь склон превратился бы в огненную стену.

Но другие фонари не вспыхнули – первый взорвался слишком далеко от остальных – и постепенно взрывы затихли.

– Я же говорил, – сказал Катай, когда наконец установилась тишина. Он поднялся с земли. – Нужно уговорить Цзиньчжу изменить маршрут.

Флот медленно полз по второстепенному каналу, узкому проходу между зазубренными утесами. Такой путь затянет плавание еще на неделю, но все лучше, чем сгореть заживо.

Рин осматривала серые скалы через подзорную трубу и обнаружила немало щелей и уступов, где могли бы легко спрятаться враги, однако никто там не шевелился. И свет фонарей не мерцал. Проход выглядел пустынным.

– Мы еще не прошли до конца, – сказал Катай.

– Думаешь, они устроили ловушку в обеих реках?

– Почему бы и нет? Я бы поступил именно так.

– Но здесь никого нет.

В воздухе прогремел взрыв. Они переглянулись и бросились на нос.

Джонка во главе флота была объята пламенем.

Еще что-то грохнуло. Взорвался второй корабль, обломки разлетелись так далеко, что осыпали палубу «Зимородка». Цзиньчжа упал на палубу, увернувшись от куска «Чибиса», чуть не пригвоздившего его голову к мачте.

– Ложись! – гаркнул он. – Всем лечь!

Но в приказе не было необходимости – от взрыва «Зимородок» задрожал, как от землетрясения, сбив с ног всех, кто стоял на палубе.

Рин подползла ближе к борту, зажав в руке подзорную трубу, и лихорадочно оглядела горы, но не заметила ничего, кроме камней.

– Там никого нет.

– Это не ракеты, – сказал Катай. – Иначе в воздухе был бы виден след.

Он был прав. То, что вызвало взрыв, появилось не с воздуха – он произошел не на палубе. Сама вода вокруг флота кипела.

«Зимородок» охватила паника. Лучники толпились на верхней палубе, обстреливая невидимого врага. Цзиньчжа осип от крика, приказывая кораблям развернуться и отходить. Гребное колесо «Зимородка» лихорадочно крутилось в противоположном направлении, выталкивая корабль-черепаху из канала, и он тут же налетел на «Синицу». Лишь после судорожного обмена сигналами флажковой азбуки флот начал вяло пятиться.

Но недостаточно быстро. То, что находилось в воде, видимо, запустило цепную реакцию, потому что минутой спустя вспыхнула еще одна джонка, а за ней другая. Рин видела, как что-то взрывалось под водой, и каждый такой взрыв запускал следующий, подбираясь все ближе к «Зимородку».

Из воды поднялась огромная волна. Сначала Рин приняла ее за взрывную, но вода закрутилась спиралью все выше и выше, как водоворот в обратном направлении, расширяясь и окружая «Гриф» защитной стеной.

– Какого хрена? – пробормотал Катай.

Рин бросилась к носу.

У мачты «Грифа» стоял Нэчжа, раскинув руки к стене воды, словно пытаясь до чего-то дотянуться.

Он встретился взглядом с Рин, и ее сердце пропустило удар.

В его глазах сверкала морская синева – не ясная лазурь, как в глазах Фейлена, а темный кобальт, цвет старых драгоценный камней.

– И ты? – прошептала она.

За стеной воды она видела взрывы, всполохи оранжевого, красного и желтого. Преломляясь в воде, они выглядели даже красивыми, как на картине. Притянутые водоворотом осколки застыли. Пока внизу один за другим гремели взрывы, прокатываясь эхом по всему флоту, вода не падала вниз. И тут Нэчжа рухнул на палубу.

Волна тоже упала, увлекая за собой останки республиканского флота.

Рин необходимо было добраться до «Грифа».

Огромная волна толкнула корабль Нэчжи к «Зимородку». Палубы отделяла лишь узкая щель. Рин разбежалась и прыгнула на палубу «Грифа», прямо к обмякшему Нэчже.

С его лица отхлынули все краски. Его кожа всегда отличалась фарфоровой белизной, но сейчас выглядела прозрачной, а шрамы – трещинами в стекле над синими венами.

Рин усадила его. Он дышал, грудь мерно поднималась, но глаза были закрыты, и когда Рин попыталась его расспросить, Нэчжа лишь тряс головой.

– Как больно… – Наконец-то он произнес первые членораздельные слова и дернулся, пытаясь отмахнуться от чего-то за спиной. – Как же больно…

– Здесь? – Рин положила ладони ему на поясницу.

Нэчжа кивнул. А потом закричал.

Рин попыталась снять с него рубашку, но он так дергался, что пришлось срезать ткань ножом и стянуть лоскуты. Пальцы Рин легли на его голую спину. И у нее перехватило дыхание.

От одного плеча до другого спину покрывала татуировка в виде серебристо-лазурного дракона – цветов семьи Инь. Рин не припоминала, чтобы видела ее прежде, но она никогда и не видела Нэчжу без рубашки. Татуировка была давней. По левому боку змеился неровный шрам в том месте, где Нэчжу проткнула алебарда мугенского генерала. Сейчас шрам зловеще алел, как свежая рана. Возможно, Рин просто почудилось в панике, но дракон извивался под ее пальцами, дергаясь под чешуей.

– Он в моей голове… – Нэчжа снова засипел от боли. – Он приказывает мне… Ох, Рин…

Ее охватил порыв жалости, к горлу подкатила теплая волна желчи.

Нэчжа тихо застонал.

– Он в моей голове…

Рин понятия не имела, о чем он бормочет.

Он схватил ее за руки с неожиданной силой.

– Убей меня.

– Не могу, – прошептала она.

Рин хотелось его убить. Положить конец страданиям. Невыносимо было смотреть, как Нэчжа кричит от нескончаемой муки.

Но она никогда не простила бы себя, если бы это сделала.

Рядом возник Цзиньчжа.

– Что с ним?

Он смотрел на брата с подлинной заботой, какой Рин никогда не видела на его лице.

– Это бог, – объяснила она. Рин в этом не сомневалась. Она точно знала, что происходит у Нэчжи в голове, потому что сама через это прошла. – Он призвал бога и не может его изгнать.

Она прекрасно поняла, что случилось. Глядя, как флот вокруг взрывается, Нэчжа попытался уберечь «Гриф». Наверное, и сам не вполне понимал, что делает. Просто пожелал, чтобы вода поднялась и защитила от огня. Но какой-то бог ответил на его призыв и выполнил желание, а теперь Нэчжа не может изгнать его из головы.

– О чем это ты?

Цзиньчжа опустился на колени и попытался забрать у нее Нэчжу, но Рин не отпускала.

– Отойдите.

– Не прикасайся к нему, – рявкнул Цзиньчжа.

Она сбросила его руку.

– Я знаю, что происходит, и только я способна ему помочь. Если хотите, чтобы он выжил, лучше не мешайте.

Удивительно, но Цзиньчжа послушался.

Нэчжа стонал и извивался в ее руках.

– Так помоги ему! – взмолился Цзиньчжа.

«Как будто я не пытаюсь!» – подумала Рин.

Она заставила себя успокоиться. В голову пришел только один способ помочь Нэчже. Если это бог, а в этом она была почти уверена, есть лишь один путь заставить его умолкнуть и вышвырнуть из разума Нэчжи – перерезать связь с миром духов.

– Пошлите людей в мою каюту, – велела она Цзиньчже. – Номер три. Пусть поднимут вторую доску пола в правом углу и принесут то, что там спрятано. Вы поняли?

Он кивнул.

– Тогда поторопитесь.

Цзиньчжа встал и пролаял приказ.

– Уйди, – бормотал Нэчжа, свернувшись клубком. Он царапал лопатки, расчесывая кожу до крови. – Уйди, уйди…

Рин схватила его ладони и оторвала их от спины Нэчжи. Он пытался вырваться, дергая руками. Ударил ее по подбородку. Голова Рин качнулась вбок. На мгновение все перед глазами почернело.

– Прости, – в ужасе забормотал Нэчжа. – Он обхватил себя за плечи, словно хотел сжаться в комок. – Прости…

Рин услышала стон. Он шел из-под палубы – корабль двигался, хотя и очень медленно. Что-то толкало его снизу. Она подняла голову, и все внутри перевернулось от ужаса. На реке снова взбухала волна, поднимаясь вокруг «Грифа», словно рука, которая вот-вот сожмется в кулак. И пальцы вздымались уже выше мачты.

Нэчжа полностью утратил контроль над своим рассудком. Он всех утопит.

– Нэчжа! – Рин обняла его лицо ладонями. – Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня, Нэчжа.

Но он ее не слушал, в голове у него помутилось окончательно, и Рин могла лишь крепко держать его, чтобы Нэчжа с воплями не раздирал собственную кожу.

Прошла целая вечность, прежде чем Рин услышала шаги.

– Вот, – сказал Цзиньчжа, вкладывая ей в ладони пакет.

Рин оседлала Нэчжу, пригвоздив его руки коленями к палубе, и разорвала пакет зубами. По палубе заскакали шарики опиума.

– Что ты делаешь? – потребовал ответа Цзиньчжа.

– Помолчите.

Рин сгребла шарики и крепко зажала в кулаке.

И что дальше? Под рукой не было трубки. Пламя тоже не вызвать, чтобы поджечь шарики и дать Нэчже вдохнуть дым, а высекать огонь обычным путем слишком долго – ведь все кругом промокло.

Нужно найти способ дать ему опиум.

Но ничего не приходило в голову. Рин покатала шарики в руке и запихнула ему в рот. Нэчжа дернулся, задыхаясь. Рин сжала его челюсть, а потом открыла рот и пропихнула шарики дальше, пока Нэчжа их не проглотил.

Рин отпустила его руки и склонилась над ним в ожидании. Прошла минута. Две. Нэчжа затих. Глаза закатились. А потом он перестал дышать.

– Ты чуть его не убила, – сказал корабельный лекарь.

Рин узнала доктора Сыэня с «Баклана». Именно он лечил Вайшру после событий в Лусане. Видимо, только ему доверяли исцеление членов семьи Инь.

– Я так понимаю, у вас найдется что-нибудь подходящее, – отозвалась Рин.

Она без сил прислонилась к стене. Рин удивилась, что ей позволили зайти в каюту Нэчжи, но Цзиньчжа лишь коротко кивнул ей и вышел.

Нэчжа неподвижно лежал на кровати. Мертвенно-бледный, как покойник, но все же дышал. Каждое мерное движение его груди давало Рин надежду.

– Хорошо, что у нас есть под рукой наркотики, – сказал доктор Сыэнь. – А как ты догадалась?

– О чем? – осторожно спросила Рин.

Доктор Сыэнь знает, что Нэчжа шаман? Знает ли кто-нибудь еще? Цзиньчжа, похоже, совершенно не понимал, что происходит. Неужели Нэчжа хранил это в полной тайне от всех?

– Дать ему опиум, – ответил лекарь.

Это ни о чем не говорило. Рин решила отделаться полуправдой.

– Я уже видела такое.

– Где? – осведомился доктор Сыэнь.

– Э-э-э… – Рин повела плечами. – Сами знаете. На юге. Там все лечат опиумом.

Доктор Сыэнь выглядел разочарованным.

– Я лечу сыновей Дракона-наместника с младенчества. Мне никогда не говорили о каком-то особенном заболевании Нэчжи, только что он часто страдает от боли и опиум – единственное средство его успокоить. Не уверен, что Вайшра и Саихара сами знают причину.

Рин посмотрела на спящего Нэчжу. Он выглядел таким умиротворенным. Ей захотелось смахнуть волосы с его лба.

– И давно он болен?

– Приступы у него начались с двенадцати лет. Когда он подрос, они стали реже, но этот был самым сильным за многие годы.

Неужели Нэчжа был шаманом с самого детства? И почему он ничего не рассказывал? Он что, ей не доверяет?

– Сейчас ему лучше, – сказал доктор Сыэнь. – Нужно просто отоспаться. Тебе нет необходимости здесь находиться.

– Ничего. Я все-таки с ним побуду.

Лекарь нахмурился.

– Вряд ли генерал Цзиньчжа…

– Цзиньчжа знает, что я спасла жизнь его брата. Если он не полная свинья, то разрешит.

Доктор Сыэнь не стал спорить. Притворив за ним дверь, Рин свернулась калачиком на полу у постели Нэчжи и закрыла глаза.

Через несколько часов он заворочался. Рин села, потерла глаза и встала на колени перед ним.

– Нэчжа.

Он что-то промычал, моргнул и уставился в потолок, пытаясь разобраться, что происходит.

Рин прикоснулась пальцем к его левой щеке. Кожа оказалась гораздо мягче, чем Рин ожидала. Шрамы были не твердыми вздутиями, а гладкими линиями, как от татуировки.

Глаза снова стали обычными – карими. Рин невольно залюбовалась длинными темными ресницами, гуще, чем у Венки. Такая несправедливость! Он всегда был красивее, чем следовало.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Рин.

Нэчжа несколько раз моргнул и пробормотал что-то невнятное.

– Ты понимаешь, что происходит?

Некоторое время он озирался по сторонам, а потом сфокусировался на ее лице, хотя и не сразу.

– Да.

Рин больше не могла сдержать поток вопросов.

– Ты понимаешь, что это было? Почему ты ничего мне не рассказал?

Нэчжа только моргнул.

С колотящимся сердцем она наклонилась ближе.

– Я могла бы тебе помочь. Или… или ты мог бы помочь мне. Ты должен был рассказать.

Его дыхание участилось.

– Почему ты мне не сказал? – снова спросила Рин.

Нэчжа пробормотал что-то нечленораздельное и закрыл глаза.

Рин так отчаянно хотелось добиться ответов, что она чуть не схватила его за грудки.

Она глубоко вздохнула. «Прекрати. Нэчжа сейчас не в том состоянии, чтобы его допрашивать».

Она могла бы заставить его говорить. Если бы надавила, если бы наорала на него, вытащила бы правду наружу, он бы во всем признался.

Выдал бы секрет, пока находится под действием опиума, ведь в таком состоянии трудно сопротивляться.

А если он ее за это возненавидит?

Он ведь еще не окончательно пришел в сознание. Может даже не вспомнить.

Она проглотила внезапную волну отвращения. Нет. Нет, она так не поступит. Просто не сможет. Получит все ответы другим путем. Сейчас не время. Рин встала.

Нэчжа снова открыл глаза.

– Куда ты?

– Тебе нужно отдохнуть, – ответила она.

Он заворочался.

– Нет… не уходи…

Рин помедлила у двери.

– Пожалуйста, – настаивал Нэчжа. – Останься.

– Ладно, – сказала Рин и вернулась к кровати. Она взяла его ладони в свои. – Я здесь.

– Что со мной случилось? – пробормотал Нэчжа.

Рин сжала его пальцы.

– Просто закрой глаза, Нэчжа. Поспи.

Остатки флота еще на три дня застряли в заводи. Половине солдат пришлось обрабатывать ожоги, и вонь от разлагающихся трупов стала столь нестерпимой, что люди заматывали тряпками лица до самых глаз. Цзиньчжа в конце концов принял решение выдавать морфин и другие лекарства только тем, кто имеет шанс на выживание. Остальных свалили ничком в грязь на берегу, и они лежали так, пока не перестали шевелиться.

Времени на похороны не было, и потому из мертвецов и кусков неподдающихся ремонту кораблей сложили костры и подожгли.

– Как умно! – сказал Катай. – Нечего отдавать империи хорошее корабельное дерево.

– Ну зачем ты так? – отозвалась Рин.

– Решил похвалить Цзиньчжу.

Сестра Петра стояла у горящих трупов и бормотала поминальные молитвы на гладком, лишенном интонаций никанском, а любопытные солдаты толпились вокруг нее.

– При жизни вы страдали в мире, ослабленном Хаосом, но отдали души за благородное дело, – сказала она. – Вы погибли, неся порядок в лишенную его страну. Покойтесь с миром. Молю Творца сжалиться над вашими душами. Молюсь о том, чтобы вы познали глубины его любви, сострадающей и безусловной.

Потом она начала напевать на неизвестном Рин языке, похожем на гесперианский, но как только Рин начинало казаться, что она узнает слова, они тут же обретали совсем иную форму. Это был какой-то древний язык, на котором лежал отпечаток веков истории и религиозного служения.

– А куда, по-вашему, деваются души мертвецов? – тихонько спросила Рин у Аугуса.

Вопрос его явно удивил.

– В царство Творца, разумеется. – А по-вашему, куда?

– Никуда. Мы просто исчезаем в первозданной пустоте.

Иногда никанцы говорили о подземном мире, но то была скорее сказка, чем подлинная вера. Никто в действительности не представлял, что можно очутиться где-то, кроме тьмы.

– Это невозможно, – заявил Аугус. – Творец создал наши души неизменными. Даже души варваров имеют ценность. Когда мы умираем, он улучшает их и возвращает в свое царство.

– И что это за царство? – не сдержала любопытства Рин.

– Оно прекрасно. Земля без Хаоса, без боли, болезней и страданий. Царство идеального порядка, и мы пытаемся преобразовать земную жизнь по его подобию.

Лицо Аугуса сияло надеждой, и Рин поняла, что он верит в каждое произнесенное слово.

Она начинала понимать, почему гесперианцы так судорожно цепляются за свою религию. Неудивительно, что во время оккупации они с легкостью обращали никанцев в свою веру. Ведь так отрадно знать, что в конце жизни ждет еще одна, лучшая, и после смерти ты будешь наслаждаться роскошью, которой прежде не мог себе позволить, а не угаснешь в безразличной вселенной. Какое облегчение узнать, что в мире есть смысл и однажды ты получишь заслуженную награду.

Перед погребальным костром выстроилась шеренга капитанов кораблей и генералов. Нэчжа стоял в конце, опираясь на палку. Рин не видела его уже два дня.

Но, когда она шагнула к нему, он заковылял прочь. Рин позвала его. Нэчжа сделал вид, что не заметил. Она побежала – он явно не мог ее опередить, с этой-то тростью, и схватила его за руку.

– Перестань от меня бегать, – сказала она.

– Я не бегаю, – угрюмо буркнул он.

– Тогда поговори со мной. Объясни, что я видела на реке.

Нэчжа покосился на солдат, которые могли их слышать, и понизил голос:

– Понятия не имею, о чем ты.

– Не ври. Я видела, что ты сделал. Ты шаман!

– Замолчи, Рин.

Она крепко вцепилась в его руку.

– Ты управлял движением воды. Я знаю, что это сделал ты.

Нэчжа прищурился.

– Ты ничего не видела и никому не расскажешь…

– Петра ни о чем не узнает, если ты об этом. Но я не понимаю, почему ты мне врешь.

Не ответив, Нэчжа развернулся и быстро похромал прочь от костров. Рин последовала за ним к обугленному корпусу джонки. Вопросы полились из нее нескончаемым потоком.

– Тебя учили этому в Синегарде? Цзян знал? В твоей семье есть другие шаманы?

– Прекрати, Рин.

– Я уже поняла, что Цзиньчжа ничего не знает. А твоя мать? Вайшра? Это он тебя научил?

– Я не шаман! – рявкнул он.

Рин и бровью не повела.

– Я не дура. И знаю, что видела.

– Тогда сама сделай выводы и прекрати задавать глупые вопросы.

– Почему ты это скрываешь?

Нэчжа болезненно поморщился.

– Потому что не хочу быть таким.

– Но ты можешь управлять водой! Ты способен в одиночку выиграть войну!

– Не все так просто, я не могу взять и… – Он покачал головой. – Сама видела, что случилось. Он хотел мною завладеть.

– А как же иначе. Мы все через это проходим. Но бога можно обуздать. Ты научишься его сдерживать, подчинять своей воле…

– Как ты? – окрысился он. – Ты же ничего не можешь.

Нэчжа оттолкнул ее, но Рин не отставала:

– И я убить готова, лишь бы снова вызвать огонь. Знаю, как это трудно, боги жестоки, но их можно обуздать! Я тебе помогу.

– Не понимаю, о чем ты. Замолчи…

– Наверное, ты напуган, тогда это все объясняет, потому что люди гибнут, пока ты купаешься в жалости к самому себе…

– Заткнись уже!

Его кулак врезался в корпус джонки, на волосок от головы Рин. Она даже не моргнула. А медленно повернула голову, притворяясь, будто сердце не выскакивает из груди.

– Ты промазал, – спокойно произнесла она.

Нэчжа отдернул руку. Из четырех алых точек на костяшках его пальцев стекала кровь.

Наверное, следовало испугаться, но когда Рин всмотрелась в его лицо, то не увидела ни следа гнева. Только страх.

А страх она не уважала.

– Я не хотел попасть в тебя, – сказал он.

– Уж поверь, ты бы и не сумел, – усмехнулась она.

Глава 20

– Разгадай загадку, – сказал Катай. – Вокруг кораблей бурлит вода и пробивает борта, как пушечные ядра, но никаких взрывов над водой не видно. Как это удалось ополчению?

– Видимо, ты как раз собираешься мне об этом рассказать, – отозвалась Рин.

– Ну давай, Рин, хотя бы попробуй угадать.

Она потеребила в руках разбросанные по столу обломки.

– Может, лучники стреляли по корпусу? А на конце стрел были бомбы?

– Но зачем им это? Палуба более уязвима, чем корпус. И мы бы увидели горящие стрелы в воздухе и как они взрываются при попадании в корабль.

– Может, они нашли способ скрыть тепловой след?

– Возможно. Но как насчет цепной реакции? Зачем начинать с джонок, вместо того чтобы целиться сразу в «Зимородок» или корабли-башни?

– Не знаю. Тактика запугивания?

– Это глупо, – слегка раздраженно сказал Катай. – Ладно, намек. С самого начала взрывчатка была в воде. Вот почему мы не видели бомбы. Они были под водой.

Рин вздохнула.

– И как они это сделали, Катай? Почему бы тебе просто не объяснить?

– Кишки животных, – радостно объявил Катай и вытянул из-под стола омерзительную прозрачную кишку, внутри которой тянулся тонкий шнур. – Они не боятся воды. Наверное, ополчение использовало коровьи кишки, они длиннее, но подойдет любое животное, нужно только сохранить запальный шнур сухим, чтобы он горел под водой. Потом его обматывают медленно горящим материалом. Умно, да?

– Что-то вроде колбасы.

– Ага. Но только здесь заряды взрываются цепочкой, через длительное время. В зависимости от того, насколько медленно горит обмотка, запал может оставаться сухим несколько дней, если кишка как следует запечатана.

– Потрясающе. – Рин уставилась на кишки, размышляя над услышанным. Гениальное устройство мин. Ополчение может выигрывать речные сражения, даже не присутствуя при этом, достаточно направить республиканский флот по нужной протоке.

Когда ополчение это придумало?

И если оно способно на такое, то есть ли безопасные речные маршруты?

Дверь распахнулась, и в каюту шагнул Цзиньчжа со свитком в руке. Следом шел Нэчжа, еще прихрамывая и опираясь на палку. Он избегал смотреть в сторону Рин.

– Приветствую. – Катай бодро помахал перед носом Цзиньчжи кишкой. – Я разгадал загадку.

Цзиньчжа поморщился.

– Это еще что?

– Водные мины. Вот как взорвали флот.

Катай протянул кишки Цзиньчже.

Тот снова поморщился.

– Верю на слово. И ты выяснил, как их нейтрализовать?

– Да, это просто, нужно лишь проткнуть, чтобы попала вода. Самое трудное – обнаружить мины. – Катай почесал подбородок. – Вряд ли у вас на борту есть специалисты по подводному плаванию.

– Я что-нибудь придумаю. – Цзиньчжа расправил свиток на столе Катая. Это оказалась детальная карта провинции Крыса, ближайшее озеро было обведено красными чернилами. – Ты должен начертить подробный план атаки Бояна. Здесь все данные лазутчиков.

Катай склонился над картой.

– Для весенней операции?

– Нет. Атакуем, как только доберемся.

Катай дважды моргнул.

– Невозможно взять Боян с разгромленным флотом.

– Три четверти флота по-прежнему в строю. Мы потеряли в основном джонки.

– А большие корабли?

– Их можно починить.

Катай побарабанил пальцами по столу.

– А людей для управления кораблями хватит?

На лице Цзиньчжи мелькнуло раздражение.

– Мы перераспределили войска. Людей хватит.

– Как скажете. – Катай пожевал большой палец, внимательно рассматривая каракули Цзиньчжи. – Есть небольшая проблема.

– Какая?

– Ну, озеро Боян – необычный природный феномен…

– Ближе к делу, – приказал Цзиньчжа.

Катай ткнул пальцем в карту.

– Обычно уровень воды понижается летом и повышается в холодное время года. Для кораблей с низкой посадкой вроде наших – это преимущество. Но вода в Боян течет с горы Тяньшань, а зимой…

– Тяньшань замерзает, – заключила Рин.

– И что? – спросил Цзиньчжа. – Это же не значит, что озеро тут же обмелеет?

– Нет, но уровень воды с каждым днем убывает, – сказал Катай. – А чем мельче озеро, тем меньше маневренности будет у кораблей, в особенности у «Зимородка». Думаю, мины поставили именно для того, чтобы нас замедлить.

– И сколько у нас времени? – напирал Цзиньчжа.

Катай пожал плечами.

– Я не пророк. И не видел озеро.

– Я же говорил, не стоит этого делать, – впервые заговорил Нэчжа. – Нужно возвращаться на юг, пока еще можно.

– И что дальше? – потребовал Цзиньчжа. – Прятаться? Залечь на дно? Объяснять отцу, почему мы вернулись, поджав хвосты?

– Нет. Рассказать, какую мы захватили территорию. Сколько человек влилось в наши ряды. Перегруппируемся и атакуем с позиции сильного.

– Сил у нас и так достаточно.

– На озере нас поджидает весь императорский флот!

– Значит, мы его отнимем, – рявкнул Цзиньчжа. – Мы не сбежим домой к отцу, испугавшись драки.

Это даже не спор, поняла Рин. Цзиньчжа принял решение и заткнет любого, кто посмеет ему перечить. Нэчжа – младший брат и никогда не сумеет повлиять на Цзиньчжу.

А тот рвался в бой. Рин ясно видела это по его лицу. И могла понять, почему он так к этому стремится. Победа при Бояне способна завершить войну. Она станет окончательным и неопровержимым доказательством победы, которую ждут гесперианцы. Переломит вереницу недавних поражений.

Рин помнила командира, который принимал подобные решения. Его кости, если что-то от них уцелело в огне, лежат на дне залива Омонод.

– Разве не стоит подумать о войсках? – спросила она. Не приговаривайте их к смерти только потому, что вас унизили.

Цзиньчжа даже не снизошел до того, чтобы на нее посмотреть.

– Я разрешил тебе говорить?

– Она права, – сказал Нэчжа.

– Осторожней, Нэчжа.

– Она права, – сказал тот. – Но ты не желаешь слушать, просто боишься, что прав окажется кто-то другой.

Цзиньчжа шагнул к Нэчже и отвесил ему пощечину.

Хлопок раскатился эхом по каюте. Рин и Катай замерли. Голова Нэчжи качнулась в сторону и осталась в том же положении. Он медленно поднес пальцы к щеке, где на шрамах расцветала красная отметина. Его грудь поднималась и опадала от тяжелого дыхания, и Рин даже решила, что он даст сдачи. Но он не стал.

– Если отправиться немедленно, можем успеть в Боян вовремя, – нейтральным тоном объявил Катай, как ни в чем не бывало.

– Тогда отплываем через час. – Цзиньчжа повернулся к Катаю. – В мой кабинет. Адмирал Молкой даст тебе доступ к рапортам разведки. К концу дня мне нужны планы на следующий день.

– Возрадуемся! – сказал Катай.

– Что такое?

Катай вытянулся по струнке.

– Слушаюсь, господин.

Цзиньчжа вылетел из каюты. Нэчжа задержался в дверях, переводя взгляд с Рин на Катая, словно не знал, что сказать.

– Твой брат проиграет, – объявила Рин.

– Заткнись, – ответил он.

– Я уже видела такое. Командиры всегда ломаются под давлением обстоятельств. И принимают неверные решения, обрекая людей на гибель.

– Мой брат – не Алтан, – окрысился Нэчжа и на мгновение стал неотличим от старшего брата.

– Уверен?

– Можешь говорить, что хочешь. Но мы-то, по крайней мере, не какие-то спирские отбросы.

Рин настолько опешила, что не нашла достойный ответ. Нэчжа вышел и захлопнул за собой дверь.

Катай присвистнул.

– Милые бранятся?

Лицо Рин пылало. Она села рядом с Катаем и сделала вид, что копается в коровьих кишках.

– Что-то в этом роде.

– Если тебе от этого полегчает, лично я не считаю тебя спирскими отбросами, – сказал он.

– Я не хочу об этом говорить.

– Захочешь – дай знать. – Катай передернул плечами. – Но все же постарайся вести себя поосторожней с Цзиньчжей.

Она поморщилась.

– Я все прекрасно понимаю.

– Точно? Или тебе нравится, что тебя выгнали с совета?

– Катай…

– Ты подготовленный в Синегарде шаман и не должна быть простым пехотинцем, это не твой уровень.

Рин устала спорить и сменила тему.

– У нас и правда есть шанс взять Боян?

– Если будем до посинения крутить гребные колеса. Если императорский флот настолько слаб, как говорится в самых оптимистичных оценках. – Катай вздохнул. – Если небеса, звезды и солнце будут к нам благосклонны, как и все боги Пантеона.

– Значит, нет.

– Если честно, я не знаю. Слишком много неизвестных. Мы не знаем, насколько силен флот. Не знаем, какую изберет тактику. Вероятно, мы превосходим их в морской стратегии, но здесь они в своей стихии. Они знают озеро. У них есть время поставить на реке ловушки. Они уже все спланировали.

Рин изучила карту в поисках путей отхода.

– Значит, нужно отступить?

– Уже слишком поздно. В одном Цзиньчжа прав: у нас нет других вариантов. Недостаточно провизии, чтобы продержаться всю зиму, а если удерем в Арлонг, то можем растерять все полученные преимущества.

– А нельзя просто пересидеть несколько месяцев в провинции Овца? Разве Арлонг не может прислать нам припасы?

– И дать Дацзы целую зиму для создания флота? Мы заплыли так далеко, потому что у империи не было значительного флота. Людей у Дацзы хватает, зато у нас есть корабли. Только по этой причине мы в равном положении. Если Дацзы получит три месяца форы, все кончено.

– Сейчас бы пригодились гесперианские корабли, – пробормотала Рин.

– В этом-то все и дело. – Катай криво усмехнулся. – Цзиньчжа, конечно, придурок, но я его понимаю. Он не может позволить себе выглядеть слабым, когда Таркет оценивает каждый его шаг. Ему приходится быть смелым. Гениальным полководцем, оправдывающим отцовские ожидания. И нас похоронят вместе с ним, потому что других вариантов просто нет.

– Кто из вас умеет плавать? – спросил Цзиньчжа.

Пленные жались друг к другу на скользкой палубе, склонив головы под проливным дождем. Цзиньчжа расхаживал взад-вперед, и пленные вздрагивали всякий раз, когда он останавливался перед ними.

– Поднимите руки, кто умеет плавать.

Пленники боязливо переглядывались, несомненно, гадая, какой ответ сохранит им жизнь. Рук никто не поднял.

– Ладно, тогда вот что. – Цзиньчжа скрестил руки на груди. – Провизии на всех не хватит. В любом случае кто-то из вас окажется на дне Муруя. Вопрос лишь в том, хотите ли вы сдохнуть с голода. Так что поднимите руки, кто желает принести пользу.

Все тут же вскинули руки.

Цзиньчжа повернулся к адмиралу Молкою:

– Сбросьте их за борт.

Пленники завопили. Рин на секунду решила, что Молкой выполнит приказ и придется смотреть, как пленники цепляются друг за друга в воде, пытаясь выжить, но потом поняла – Цзиньчжа не собирался их казнить.

Он просто хотел узнать, кто не станет сопротивляться.

Через несколько секунд Цзиньчжа отобрал из шеренги пятнадцать человек, а остальных отправил в карцер. Потом поднял завернутую в коровьи кишки водную мину и передал пленным, чтобы те рассмотрели получше.

– Ополчение установило в воде такие заряды. Вы нырнете и обезвредите их. Вас привяжут к кораблю веревками и снабдят острыми камнями для протыкания мин. Если найдете взрывчатку, разрежьте кишку, чтобы внутрь попала вода. Попытаетесь удрать, и лучники вас пристрелят. Оставите мины нетронутыми, и взорветесь вместе с нами. В ваших же интересах работать тщательно.

Он бросил пленникам несколько веревок.

– Приступайте.

Никто не пошевелился.

– Адмирал Молкой! – выкрикнул Цзиньчжа.

Молкой подал знак своим людям. Шеренга солдат выступила вперед с мечами наголо.

– Не испытывайте мое терпение, – сказал Цзиньчжа.

Пленники поспешили схватить веревки.

На следующей неделе снова разыгралась буря, но Цзиньчжа вел флот вперед на максимальной скорости. Выполняя его требования, солдаты доводили себя до изнеможения у гребного колеса. Несколько пленников упали замертво, после того как их заставили работать несколько вахт без сна, и Цзиньчжа без всяких церемоний вышвырнул трупы за борт.

– Такими темпами армия устанет еще до того, как мы доберемся, – проворчал Катай. – Могу поспорить, ты жалеешь, что мы не прихватили те войска Федерации.

Армия была истощена и голодна. Рацион урезали. Теперь они получали вяленую рыбу только дважды в день, а не трижды, а рис лишь по вечерам. Бо́льшая часть припасов, захваченная в Сяшане, погибла при взрывах. Боевой дух таял с каждым днем.

Солдаты приуныли еще сильнее, когда вернулись разведчики с докладом об обороне озера. Императорский флот и в самом деле стоял у Бояна, как все опасались, и был оснащен даже лучше, чем предполагал Цзиньчжа.

По размеру флот был почти таким же, какой отплыл из Арлонга. Утешало лишь то, что технологически он сильно отставал от армады Цзиньчжи. Императрица наскоро построила флот за несколько месяцев после событий в Лусане, и нехватка времени сказывалась – флот представлял собой пеструю смесь кое-как сколоченных новых кораблей, еще даже с незавершенными палубами, и старых торговых судов всех видов. Среди них было как минимум три медленных баржи без артиллерии.

Но кораблей и людей у императрицы было больше.

– Качество постройки кораблей имело бы значение, если бы мы были в море, – объяснил Катай. – Но на озере сражение будет тяжелым. Все наши корабли собьются в кучу. Флоту Дацзы достаточно взять наши корабли на абордаж, и все будет кончено. Боян обагрится кровью.

Рин знала, как обеспечить Республике легкую победу. Даже без единого выстрела. Но Нэчжа отказался с ней разговаривать. Рин видела его, только когда он поднимался на борт «Зимородка» для совещаний в каюте брата. Всякий раз, когда пути Рин и Нэчжи пересекались, он поспешно отворачивался, а если она звала его, ограничивался кивком. Они вели себя, как незнакомцы.

– Как думаешь, из этого что-нибудь получится? – спросила Рин.

– Вряд ли, – сказал Катай и поднял арбалет к груди. – Это простая формальность. Ты же знаешь, каковы аристократы.

Зубы Рин отстукивали дробь, когда она смотрела на приближающийся к «Зимородку» корабль под императорским флагом.

– Нам вообще не стоило соглашаться.

– Таков уж Цзиньчжа. Вечно обеспокоен вопросами чести.

– Ну да, а следовало бы побеспокоиться о жизни.

Вопреки совету адмиралов в последнюю минуту Цзиньчжа потребовал провести финальные переговоры с флагманом императорского флота. Аристократический этикет, так это называлось. Цзиньчжа должен был дать генералу Волчатине шанс капитулировать. Но переговоры были не игрой, а рискованным мероприятием, к тому же глупым.

Чан Энь отказался от встречи с глазу на глаз. Самое большее, на что он готов был согласиться, это временное прекращение огня и встреча на открытой воде, то есть кораблям пришлось опасно сблизиться в последний момент перед битвой.

– Приветствую, мелкий дракончик, – прозвенел в неподвижном стылом воздухе голос Чан Эня.

В кои-то веки стояла тишь. По поверхности озера Боян стелился туман, окутав оба флота пеленой.

– Неплохо вы преуспели, наставник, – выкрикнул Цзиньчжа. – Уже адмирал императорского флота!

Чан Энь раскинул руки.

– Хватаю все, что попадется под руку.

Цзиньчжа вздернул подбородок.

– Так примите и свое поражение. Можете сохранить пост под началом моего отца.

– Отвали.

Резкий шакалий смех Чан Эня раскатился над озером.

– Су Дацзы ничего не может вам дать, – повысил голос Цзиньчжа. – Мы удвоим любое ее предложение. Отец сделает вас генералом…

– Твой отец предложит мне только камеру в Бахре и отрубит руки.

– Если сложите оружие, вас простят. Даю слово.

– Слово Дракона ничего не значит. – Чан Энь снова засмеялся. – За дурака меня держишь? Когда это Вайшра держал слово?

– Отец – честный человек, желающий лишь объединить страну под справедливым правлением. И вы можете служить ему.

Это была не просто поза. Цзиньчжа и впрямь верил в свои слова. Действительно надеялся, что убедит прежнего наставника переметнуться.

Чан Энь плюнул в воду.

– Твой отец пляшет под дудку гесперианцев за подачки.

– Думаете, Дацзы чем-то лучше? – спросил Цзиньчжа. – Останетесь на ее стороне, и кровавая война затянется на годы.

– Но я же солдат. Без войны мне нечем будет заняться.

Чан Энь махнул рукой в перчатке. Лучники подняли оружие.

– Честь переговорщика, – предупредил Цзиньчжа.

Чан Энь широко улыбнулся.

– Переговоры окончены, дракончик.

Он опустил руку.

В воздухе просвистела стрела, царапнув Цзиньчже щеку, и вонзилась в переборку за его спиной.

Цзиньчжа прикоснулся пальцами к щеке, отдернул ладонь и ошарашенно посмотрел на струящуюся по бледной руке кровь, словно не верил, что такое возможно.

– В этот раз ты легко отделался, – сказал Чан Энь. – Не хочу лишать себя удовольствия, прикончив тебя так быстро.

Озеро Боян заполыхало как факел. Горящие стрелы, огненные ракеты и пушки окрасили небо алым, дым окутал императорский флот хмурой серой пеленой.

«Зимородок» плыл прямо в туман.

– Принесите мне его голову, – приказал Цзиньчжа, не обращая внимания, что все кричат ему пригнуться.

Остальной флот рассеялся по озеру, чтобы быть менее уязвимым при атаке. Чем ближе находились корабли, тем быстрее распространился бы огонь. «Морские соколы» и катапульты ответили на обстрел, выпуская в плотную стену тумана одну ракету за другой, прямо над «Зимородком».

Но, растянувшись, республиканский флот лишь ослабел. Крохотные залатанные джонки шныряли между республиканскими кораблями, и тем приходилось еще больше увеличивать дистанцию, а в результате каждый корабль оставался один на один с врагом.

Первым делом императорский флот нацелился на корабли-башни. Императорские джонки со всех сторон беспощадно обстреливали «Синицу» из пушек. Оставшись без поддержки собственных джонок, «Синица» затряслась, как в предсмертных судорогах.

Цзиньчжа приказал «Зимородку» прийти на помощь «Синице», но он тоже оказался в ловушке, отрезанный от флота фалангой императорских джонок. Цзиньчжа велел обстреливать их из пушек, чтобы расчистить проход. Но и тонущие джонки преграждали путь, а значит, осталось лишь беспомощно смотреть, как люди генерала Волчатины берут «Синицу» на абордаж.

Команда «Синицы» была истощена и малочисленна. Враги жаждали крови. У «Синицы» не было ни единого шанса.

Чан Энь свирепо прорубал себе путь по верхней палубе. Рин увидела, как он занес над головой меч и раскроил череп солдата ровно пополам, словно дыню. Когда другой солдат бросился к нему сзади, воспользовавшись возможностью, Чан Энь развернулся и воткнул клинок ему в грудь с такой силой, что меч прошел насквозь.

Не человек, а чудовище. Если бы Рин не опасалась за свою жизнь, она бы застыла от ужаса.

– Спирка! – Адмирал Молкой указал на незаряженный арбалет и махнул в сторону «Синицы». – Прикрой их!

Он сказал что-то еще, но тут грохнули бортовые пушки «Зимородка». В ушах у Рин зазвенело, и она поспешила к арбалету, совершенно оглохнув. Трясущимися руками вставила болт.

Пальцы соскальзывали. Вот проклятье, она же не стреляла из арбалета со времен Академии, да и в артиллерии никогда не служила. В панике она почти забыла, что надо делать.

Она глубоко вдохнула. Взвести. Прицелиться. Она прищурилась в сторону «Синицы».

Генерал Волчатина загнал ее капитана на нос. Рин узнала капитана Салхи – видимо, ее перевели на «Синицу» после потери «Ласточки» в горящем канале. У Рин все внутри сжалось от ужаса. Салхи еще держала оружие и отражала удары, но явно сдавала позиции. Скорее пыталась не выпустить меч из рук, в то время как Чан Энь наступал, не прилагая никаких усилий.

Первый выстрел Рин даже не долетел до палубы. Направление она выбрала верное, но с высотой ошиблась, болт отскочил от корпуса «Синицы», никому не причинив вреда.

Салхи подняла меч, отражая удар сверху, но Чан Энь обрушил клинок с такой силой, что она выронила свой. Салхи оказалась безоружной и на самом носу, отступать ей было некуда. Чан Энь медленно надвигался с мрачной ухмылкой.

Рин вложила в арбалет новый болт, прищурилась, нацелилась Чан Эню в голову и выстрелила. Болт пролетел над пылающим озером и вонзился в обшивку рядом с рукой Салхи. На звук та подпрыгнула и машинально обернулась…

Генерал Волчатина тут же полоснул клинком по ее шее и почти снес голову. Салхи рухнула на колени. Чан Энь нагнулся и поднял ее за шиворот над палубой. Потом притянул ближе, поцеловал в губы и вышвырнул за борт.

Рин застыла, глядя на исчезающее под водой тело Салхи.

На «Синицу» медленно накатывалась красная волна. Несмотря на постоянный поток стрел с «Воробья» и «Зимородка», люди Чан Эня накинулись на корабль, словно стая волков. Кто-то выпустил огненную стрелу в верхушку мачты, и лазурно-серебристый флаг «Синицы» вспыхнул.

Корабль-башня теперь нацелил катапульты и пушки не на императорский флот, а на своих же – «Зимородок» и «Гриф».

Тем временем императорские джонки, пусть и мелкие, кружили вокруг флота Цзиньчжи. На мелководье массивным республиканским кораблям недоставало маневренности. Они беспомощно дрейфовали, как больные киты, а резвая мелкая рыбешка раздирала их на части.

– Подойдите ближе к «Воробью», – приказал Цзиньчжа. – Нужно сохранить хотя бы один корабль-башню.

– Не получится, – ответил Молкой.

– Почему?

– На той стороне озера слишком низкий уровень воды. «Воробей» сел на мель. Еще чуть-чуть, и мы сами увязнем.

– Тогда хотя бы уведите нас от «Синицы», – рявкнул Цзиньчжа. – Иначе мы окажемся в ловушке.

Он был прав. Пока Чан Энь дрался за «Синицу», корабль-башня заплыл слишком далеко на мелководье и уже не мог сдвинуться с места.

Но огневая мощь «Зимородка» и «Грифа» по-прежнему превосходила императорские джонки. Если не прекращать стрельбу, республиканцы укрепятся в глубокой части озера. Должны укрепиться. Другого выхода нет.

Императорский флот, однако, сгрудился возле «Синицы».

– Что они вытворяют? – удивился Катай.

Но нет, они не застряли. Похоже, Чан Энь приказал флоту остановиться. Рин осмотрела все палубы, но не увидела ничего – ни сигнала фонаря, ни флага.

Чего они ждут?

Она посмотрела через подзорную трубу. Где-то сверху мелькнуло что-то темное. Рин перевела взгляд на мачту.

На верхушке мачты стоял человек.

Он был не в форме ополчения и не в форме республиканцев, а полностью в черном. Лицо Рин почти не различала. Спутанные клочковатые волосы свисали на глаза и по цвету напоминали мраморное черно-белое крошево. Его словно вытащили с морского дна.

Почему-то он показался Рин на удивление знакомым, но она никак не могла вспомнить, где его видела.

– На что ты смотришь? – спросил Катай.

Рин моргнула, а когда открыла глаза, тот человек уже исчез.

– Там был человек, – показала она. – Я его видела, прямо вон там…

Катай нахмурился и посмотрел на мачту.

– Какой человек?

Рин потеряла дар речи. Внутри разлился смертельный ужас.

Она вспомнила. Поняла, кто это.

Воздух над озером внезапно стал ледяным. Поверхность воды подернулась льдом. Паруса «Зимородка» обвисли. Команда ошалело оглядывала палубу. Никто не давал приказ убрать паруса. Никто этого и не делал.

– Нет ветра, – пробормотал Катай. – Почему нет ветра?

Рин услышала какой-то свист. Перед глазами поплыл туман, а затем раздался крик, который постепенно затихал, пока совсем не оборвался.

В воздухе над головой Рин затрещало.

На обрыве утеса откуда-то появился адмирал Молкой, скрючившись в гротескной позе сломанной куклы. Зависнув на мгновение, он соскользнул по камню головой в озеро, и на сером остался алый след.

– О нет, – выдохнула Рин.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как они с Алтаном освободили из Чулуу-Кориха одного могущественного безумца.

Бог ветра Фейлен вернулся.

Все на палубе «Зимородка» заорали одновременно. Кто-то побежал к заряженным арбалетам, выпуская болты в пустоту. Другие распластались на палубе, накрыли головы руками, словно прятались от диких животных.

Рин опомнилась. Она приставила ладони рупором ко рту и крикнула:

– Всем вниз!

Она схватила Катая за руку и потащила к ближайшему люку, но тут сбоку в них врезался пронизывающий ветер и швырнул к переборке. Локоть Катая вонзился прямо под ребро Рин.

Она охнула.

Катай вскочил.

– Извини.

Кое-как они все-таки умудрились добраться до люка и скорее ввалились, чем спустились по трапу в трюм, где в кромешной тьме теснилась остальная команда. Установилось тягучее молчание, заполненное ужасом. Все молчали.

Внезапно трюм наполнился светом. Порывы ветра разорвали деревянные переборки в клочья, словно содрали с корабля несколько слоев кожи, и перепуганная команда оказалась беззащитной.

Перед ними на зазубренной деревяшке, словно птица на ветке, восседал странный человек. Теперь Рин ясно видела его глаза – яркие, сверкающие и злобные синие точки.

– Что это? – спросил Фейлен. – Крысята попрятались, потому что им некуда бежать?

Кто-то выпустил стрелу ему в голову. Фейлен раздраженно отмахнулся. Стрела вильнула вбок и со свистом ушла обратно. Послышался глухой шлепок. Кто-то упал.

– Как грубо. – Говорил Фейлен тихо, тоненьким голоском, но в призрачно недвижном воздухе было четко слышно каждое слово. Фейлен без каких-либо усилий парил наверху, пока его взгляд не остановился на Рин.

– Вот ты где.

Она ни на секунду не задумалась, иначе ее сковал бы страх. Рин сжала трезубец и с криком бросилась на Фейлена.

Тот отбросил ее одним щелчком пальцев, и Рин кубарем покатилась по палубе. Она тут же вскочила и опять прыгнула на него, но ничего не вышло. Сколько она ни пыталась, Фейлен каждый раз ее отшвыривал, снова и снова. Но если ей суждено умереть, то она умрет стоя.

Однако Фейлен просто играл с Рин.

Под конец он выдернул ее с корабля и начал подбрасывать в воздухе, как тряпичную куклу. Он мог бы швырнуть ее об утес у другого берега озера, если бы захотел, поднять повыше и бросить в воду, но не делал этого просто из-за того, что хотел поиграть.

– Получай, великий Феникс, попавший в западню в теле девчонки, – ухмылялся Фейлен. – И где же твой огонь?

– Ты ведь цыке, – выдохнула Рин. Когда-то Алтан уже пытался урезонить Фейлена, напоминая о его человеческом обличье. Почти всегда это получалось. Нужно попробовать. – Ты один из нас.

– Предатель вроде тебя? – хмыкнул Фейлен, снова подбрасывая ее в воздухе. – Это вряд ли.

– Почему ты на ее стороне? – спросила Рин. – Она же заточила тебя в тюрьму!

– Заточила? – Фейлен швырнул Рин совсем близко к утесу, ее пальцы коснулись камня, прежде чем Фейлен снова притянул ее к себе. – Нет, это сделал Тренсин. Тренсин и Тюр, они вдвоем. Набросились посреди ночи, но только к полудню сумели нас побороть.

Он отпустил Рин. Она упала в воду и уже тонула, когда Фейлен выдернул ее обратно за лодыжку и закатился писклявым смехом.

– Посмотри на себя. Мокрый маленький котенок.

В голову Фейлена полетели две ракеты. Он беспечно смел их прямо в воздухе. Ракеты с шипением упали в воду.

– Рамса по-прежнему этим занимается? – спросил он. – Похвально. Как он поживает? Мы никогда его не любили и скоро вырвем ему ногти на пальцах один за другим.

Во время этой тирады он потряхивал Рин вверх и вниз, держа за ногу. Она стиснула зубы, чтобы не закричать.

– Ты в самом деле думала, что способна с нами сразиться? – развеселился он. – Нас нельзя убить, дитя.

– Алтан сумел тебя утихомирить, – огрызнулась она.

– Да, – признал Фейлен, – но тебе далеко от Алтана Тренсина.

Он перестал трясти Рин, и теперь ее раскачивал из стороны в сторону ветер такой силы, что она едва могла открыть глаза. Фейлен завис перед ней, раскинув руки и вызывая на бой, который ей не суждено выиграть. Ветер рвал его одежду в лохмотья.

– Летать так весело, – сказал он.

Ветер трепал Рин все сильнее, как будто тысячи стальных лезвий вонзались в кожу.

– Просто убей меня, – выдохнула она. – И покончим с этим.

– О нет, мы не будем тебя убивать. Она не велела. Мы должны тебя помучить.

Он взмахнул рукой, и ветер снес Рин в сторону.

Она парила, не чувствуя веса и не контролируя полет, и под конец врезалась в мачту. На краткий миг она зависла, пригвожденная к мачте, как препарированный труп, а потом съехала вниз и грохнулась на палубу «Зимородка». Рин не могла ни закричать, ни даже вдохнуть. Каждая клеточка тела горела от боли. Рин попыталась пошевелиться, но руки и ноги не слушались.

Все чувства затуманились. Она увидела нависшую фигуру и услышала искаженный голос, зовущий ее по имени.

– Катай? – прошептала она.

Его руки обхватили Рин за пояс. Катай пытался поднять ее, но малейшее движение отдавалось чудовищной болью. Рин со стоном задрожала.

– Ничего, ничего, – сказал Катай. – Все будет хорошо.

Рин вцепилась в его руку. Говорить она была не в состоянии. Они прижались друг к другу, глядя как Фейлен сдирает обшивку «Зимородка», уничтожая флот по кусочкам.

Рин не могла сдержать дрожь страха и зажмурилась. Ей не хотелось этого видеть. Накатила паника, в голове вертелась только одна мысль: мы утонем. Он разорвет корабли в клочья, мы упадем в воду и утонем.

Катай потряс ее за плечо.

– Смотри, Рин.

Она открыла глаза и увидела, как мелькнули белые волосы. Чахан взобрался на сломанную доску и раскачивался на краю, как пляшущий на крыше ребенок. Но несмотря на завывающий ветер, почему-то не падал.

Он поднял руки над головой.

Тут же похолодало. Воздух даже будто сгустился. И столь же резко стих ветер.

Фейлен застыл в полете, словно его удерживала на месте неведомая сила.

Рин не понимала, что делает Чахан, но буквально ощущала его силу. Как будто он установил невидимую связь с Фейленом, связующую нить, которую каждый пытается перетянуть.

На мгновение показалось, что Чахан одерживает верх.

Голова Фейлена раскачивалась взад-вперед, ноги судорожно подергивались.

Рин крепче схватила Катая за руку. В груди расцвела надежда.

«Умоляю, пусть Чахан победит».

Но потом она увидела, как корчится на палубе Кара, она перекатывалась туда-сюда и бормотала что-то невнятное.

– Нет, – прошептала Кара. – Нет, нет, нет!

Голова Чахана дернулась. Руки и ноги затряслись и беспорядочно замолотили по воздуху, словно его телом управлял кто-то другой, слабо понимающий в человеческой анатомии.

Кара закричала.

Чахан обмяк. А потом отпрянул, словно выбросил белый флаг поражения, и выглядел при этом таким ослабевшим, что Рин даже испугалась, не разорвет ли его ветер на части.

– Думаешь, что можешь нас одолеть, мелкий шаман?

Снова завыл ветер, и еще злее. Порыв смел Чахана и Кару с корабля в бурлящую воду.

Рин заметила, что Нэчжа тоже в ужасе наблюдает за этой сценой с «Грифа», находящегося совсем рядом.

– Сделай что-нибудь! – крикнула она. – Трус! Сделай что-нибудь!

Нэчжа застыл с открытым ртом и вытаращенными глазами, словно попал в ловушку. Лицо ничего не выражало. Он так ничего и не сделал.

Порыв ветра разломил палубу «Зимородка» надвое, вырвал доски прямо из-под ног Рин. Она упала вместе с расщепленными обломками, и ее протащило по зазубренной поверхности до самой воды.

Катай шлепнулся рядом. Его глаза были закрыты. Он тут же погрузился под воду. Рин обхватила его руками, энергично барахтаясь, чтобы удержаться на плаву, и поплыла к «Зимородку», но вода тащила их в другую сторону.

У нее защемило сердце.

Течение.

На юге озеро Боян обрывалось водопадом. Невысоким и узким, так что на крупные корабли течение не особо влияло. Для моряков оно не играло роли. Но было смертельно опасно для пловцов.

«Зимородок» быстро удалялся, течение все быстрее тянуло их к обрыву. Рин увидела рядом канат и в отчаянии ухватилась за него, пытаясь удержаться хоть за что-нибудь.

Каким-то чудом канат был еще привязан к кораблю и натянулся. Их перестало сносить. Рин сомкнула замерзшие пальцы на канате, борясь с течением, и намотала несколько витков вокруг пояса Катая и своих запястий.

Руки и ноги уже онемели от холода. Рин не могла пошевелить пальцами, но они крепко обхватили веревку.

– На помощь! – крикнула она. – Кто-нибудь, помогите!

Кто-то стоял на носу «Зимородка».

Цзиньчжа. Их взгляды встретились. На его лице была написана безумная ярость. Рин хотелось думать, что он ее заметил, но, возможно, он думал только о том, как тают его собственные шансы на спасение.

А потом он пропал. Рин не могла понять – то ли Цзиньчжа обрезал канат, то ли просто пал от очередного яростного натиска Фейлена, но канат резко натянулся, а потом ослаб.

Их снова начало сносить прочь от флота в сторону водопада. Последовала секунда невесомости, мгновение смятения и полной дезориентации, а потом их поглотила вода.

Глава 21

Рин бежала по темному полю, преследуя огненную фигуру, которую никак не могла догнать. Ноги двигались с трудом, как под водой – слишком медленно, слишком неуклюже, и чем больше она отставала, тем сильнее погружалась в отчаяние, пока наконец ноги окончательно не отказались работать.

– Пожалуйста, – взмолилась она. – Подожди.

Человек остановился.

Когда Алтан обернулся, Рин увидела, что он уже пылает, прекрасные черты обуглились и исказились, почерневшая кожа сходила струпьями, обнажая блестящие кости.

А потом Алтан навис над ней. Он был по-прежнему потрясающе красивым, даже в смертный час. Он опустился перед ней на колени, взял ее лицо обугленными ладонями и прижался лбом к ее лбу.

– А ведь они были правы, – сказал он.

– В чем?

Рин увидела в его глазах океан. Алтан сжимал ее слишком сильно – как всегда. Она не знала, чего хочет больше – чтобы он ее отпустил или чтобы поцеловал.

Алтан впился пальцами в ее щеки.

– На моем месте должна быть ты.

Его лицо изменилось, превратившись в лицо Кары.

Рин закричала и отпрянула.

– Тигриная задница! Уж не настолько я страшная. – Кара вытерла губы тыльной стороной ладони. – С возвращением в мир живых.

Рин села и выплюнула воду изо рта. Ее трясло, и понадобилось некоторое время, прежде чем она сумела выговорить слова онемевшими губами.

– Где мы?

– На берегу реки, – ответила Кара. – Может, в миле от Бояна.

– А остальные? – на Рин накатила волна паники. – Рамса? Суни? Нэчжа?

Кара не ответила – видимо, не знала. А значит, цыке либо пропали, либо утонули.

Рин несколько раз глубоко вдохнула, восстанавливая дыхание. Они необязательно погибли, твердила она себе. А уж Нэчжа, как никто другой, должен уцелеть. Вода хранила его еще с детства. Волны его защитят, даже если он не вызовет их по собственной воле.

Но если остальные погибли, все равно уже ничего не исправить.

Силой воли она загнала беспокойство в дальний уголок разума. Горевать будет потом. Сначала нужно выжить.

– Катай цел, – сказал Чахан. Сам он выглядел словно живой труп – губы такого же темного оттенка, как и посиневшие кончики пальцев. – Пошел за хворостом.

Рин подтянула колени к груди. Дрожь все не унималась.

– Фейлен. Это был Фейлен.

Близнецы кивнули.

– Но почему… что он… – Она не могла понять, отчего они так спокойны. – Что он сделал с остальными? Чего он хочет?

– Ну, Фейлен-человек, вероятно, хочет умереть, – сказал Чахан.

– Тогда зачем…

– Бог ветра? Кто его знает. – Чахан потер ладони. – Боги созданы для хаоса. В потустороннем мире они находятся в равновесии, каждый бог борется с остальными шестьюдесятью тремя, но если выпустить их в реальный мир, они превратятся в хлынувший через сломанную плотину поток. Если их некому сдержать, они творят все, что вздумается. А мы не знаем, что у них на уме. Сегодня бог создаст легкий ветерок, а завтра тайфун. Наверняка ожидать от них можно только одного – непостоянства.

– Но почему он дерется на их стороне? – спросила Рин.

Война требует предсказуемости. Нет ничего хуже неконтролируемого солдата.

– Думаю, он кое-кого боится. Его запугали и заставили выполнять приказы.

– Дацзы?

– А кто ж еще?

– Ох, наконец-то ты очнулась.

На поляне появился Катай с охапкой веток. Он промок до нитки, кудри прилипли к вискам. На лице и руках, в тех местах, где он ударился о камни, виднелись кровавые царапины, но в остальном он выглядел сносно.

– Ты цел? – спросила она.

– Угу. Рука слегка онемела, но думаю, это от холода. – Он бросил хворост на сырую землю. – А ты как?

Рин так замерзла, что едва могла разговаривать. Все тело онемело. Она согнула руки, пошевелила пальцами и не почувствовала боли. Потом попыталась встать. Левая нога подогнулась.

– Проклятье.

Рин ощупала лодыжку. Нога заныла от прикосновения, а легкое нажатие отозвалось резкой болью.

Катай опустился рядом на колени.

– Можешь пошевелить пальцами на ноге?

Рин попыталась, и пальцы послушались. И на том спасибо. Это не перелом, а простое растяжение. К этому она привыкла. Растяжения – обычное дело для учеников Синегарда, Рин давным-давно научилась с ними справляться. Нужно просто затянуть тряпицей.

– У кого-нибудь есть нож? – спросила она.

– У меня.

Кара порылась в карманах и бросила Рин маленький охотничий ножик.

Рин вытащила его из ножен, натянула штанину и отрезала полосу ткани. Потом разорвала длинный лоскут надвое и крепко затянула его вокруг лодыжки.

– Зато лед не нужно прикладывать, – пошутил Катай.

У Рин не было сил смеяться. Она разогнула ногу, и по ней прошла еще одна волна боли. Рин поморщилась.

– Выбрались только мы?

– Если бы. У нас есть эскорт.

Он мотнул головой влево.

Рин проследила за его взглядом и увидела семь или восемь человек, сгрудившихся на берегу. Серые рясы вместо военной формы, светлые волосы. Монахи Серой гильдии.

Рин узнала Аугуса. Остальных она не различала, все гесперианцы были на одно лицо – бледные и тощие. Она с облегчением отметила, что сестры Петры среди них нет.

Выглядели они самым жалким образом. Дышали, моргали и шевелились, так что явно были живы, но совершенно окостенели. Кожа стала белой как снег, губы посинели.

Рин помахали им и показала на охапку хвороста.

– Идите сюда. Разожжем костер.

Стоит быть с ними повежливее – если удастся спасти монахов Серой гильдии от смерти на морозе, она завоюет у гесперианцев какой-никакой политический капитал, а он пригодится, когда (или если) она вернется в Арлонг.

Миссионеры не сдвинулись с места.

Рин попробовала снова, теперь по-геспериански, медленно и тщательно выговаривая слова.

– Давай, Аугус. Вы же околеете от холода.

Аугус не откликнулся, даже когда она назвала его по имени. Как будто Рин говорила не по-геспериански. Остальные либо пялились на нее в прострации, либо выглядели напуганными. Рин шагнула к ним, и кто-то отшатнулся, словно она собиралась его ударить.

– Забудь, – сказал Катай. – Я уже час пытаюсь с ними поговорить, а по-геспериански болтаю получше тебя. Наверное, никак не могут очухаться.

– Они умрут, если не согреются. Эй! – крикнула Рин. – Идите сюда!

Снова испуганные взгляды. Трое подняли оружие.

Только этого не хватало! Рин попятилась.

У них в руках были аркебузы.

– Оставь их в покое, – пробормотал Чахан. – Не хочется, чтобы меня подстрелили.

– Нельзя оставить их в покое, – возразила она. – В их смерти гесперианцы обвинят нас.

Катай закатил глаза.

– Они и не узнают.

– Узнают, если хотя бы один из этих придурков найдет дорогу обратно.

– Не найдет.

– Но мы не знаем этого наверняка. А убивать их, чтобы это гарантировать, я не стану.

Если бы не Аугус, ей было бы плевать. Но она не могла позволить ему замерзнуть до смерти, пусть даже он и голубоглазый демон. Он был добр с ней на «Зимородке», причем не по необходимости. Рин считала себя обязанной отплатить тем же.

Чахан вздохнул.

– Тогда оставьте костер им. А когда мы уйдем, они не побоятся приблизиться.

Неплохая идея. Катай за несколько минут развел огонь, и Рин помахала гесперианцам.

– Мы будем вон там, – прокричала она. – Можете погреться у костра.

И снова никто не ответил.

Но как только цыке переместились, гесперианцы медленно двинулись к костру. Аугус протянул руки над огнем. Хоть это хорошо. По крайней мере, они не погибнут от собственного идиотизма.

Как только Катай развел второй костер, все четверо без всякого стеснения стянули с себя форму. Воздух был ледяным, но в промокшей одежде все равно было холоднее, чем голышом. Они сидели вокруг огня на корточках, протянув к нему руки, так что едва не обжигали кожу. Казалось, так прошла целая вечность. Ни у кого не было сил говорить.

– Пошли обратно к Мурую, – сказала Рин, натянув высохшую одежду. Приятно было произнести эти слова вслух. Что-то практичное, шаг к четким действиям. Слова заглушили нарастающую внутри панику. – В воде полно древесины. Можем построить плот и спуститься вниз по течению по мелким протокам, пока не доберемся до главного русла, и если будем перемещаться осторожно и только по ночам…

Чахан не дал ей закончить:

– Негодная мысль.

– Почему это?

– Потому что возвращаться некуда. Республики больше нет. Твои друзья погибли. Их тела гниют на дне озера Боян.

– Ты не знаешь наверняка, – возразила она.

Чахан повел плечами.

– Они живы, – упрямо твердила она.

– Тогда давай, беги обратно в Арлонг. – Он снова повел плечами. – Сбеги под крыло Вайшры и прячься там, пока за тобой не придет императрица.

– Я не это…

– Именно этого ты и хочешь. Тебе не терпится упасть ему в ноги в ожидании новой команды, как дрессированной собачонке.

– Я тебе не собачонка.

– Разве? – Чахан повысил голос. – Разве ты возражала, когда тебя отстранили от командования? А может, ты даже обрадовалась? Ты терпеть не можешь отдавать приказы, зато обожаешь их получать. Спирцы, как никто другой, умеют быть рабами, но я и не представлял, что тебе это доставляет удовольствие.

– Я никогда не была рабыней, – окрысилась Рин.

– Еще как была, просто сама этого не осознавала. Ты склоняешься перед любым, кто готов тебе приказывать. Алтан дергал тебя за ниточки, играл с тобой, как на лютне, всего-то нужно было найти правильные слова, внушить, что он тебя любит, и ты побежала за ним в Чулуу-Корих, как последняя идиотка.

– Заткнись, – еле слышно произнесла она.

Но теперь Рин поняла, в чем дело. Совсем не в Вайшре. И не в Республике. Все дело в Алтане. Через много месяцев, после всего, через что они прошли, – дело по-прежнему только в Алтане.

Ладно, если Чахан хочет драки, он ее получит. Сам напросился.

– Можно подумать, ты его не боготворил, – прошипела она. – Это ведь не я сходила по нему с ума. Ты бы сделал все, о чем он попросит.

– Но я не поехал с ним в Чулуу-Корих. В отличие от тебя.

– И ты меня в этом винишь?

Рин понимала, к чему все идет. Теперь поняла – все эти месяцы у Чахана не хватало смелости сказать ей в лицо, что он винит ее в смерти Алтана.

Неудивительно, что он ее ненавидит.

Кара положила ладонь на плечо брата.

– Не надо, Чахан.

Чахан стряхнул ее руку.

– Кое-кто выпустил Фейлена на свободу. Кое-кто допустил, чтобы Алтана схватили. И это не я.

– И кое-кто сказал ему, где находится Чулуу-Корих, – выкрикнула Рин. – Зачем? Зачем ты это сделал? Ты же знал, что там происходит!

– Потому что Алтан решил, будто сможет собрать армию, – громко, но бесстрастно ответил Чахан. – Потому что Алтан вообразил, будто сумеет переломить ход истории, заданный Красным императором, и вернуть мир в те времена, когда Спир был свободен, а шаманы находились на пике могущества. Потому что эта мечта была настолько прекрасна, что даже я в нее поверил. Но я остановился. Понял, что он сходит с ума, что-то в нем надломилось, и этот путь приведет его к смерти. А ты – другое дело. Ты последовала за ним до самого конца. Позволила мугенцам схватить его на той горе, позволила ему погибнуть на пирсе.

Сердце Рин скрутило чувство вины, кошмарной и сокрушительной. Рин нечего было ответить. Чахан прав, она это знала, просто не хотела признавать.

Он склонил голову набок.

– Думаешь, он бы влюбился в тебя, если бы ты просто выполнила все его просьбы?

– Заткнись.

На его лице отразилась злоба.

– Ты поэтому влюблена в Вайшру? Решила, что он заменит Алтана?

Рин врезала ему кулаком в челюсть.

Хруст костяшек о кость доставил ей такое удовольствие, что она даже не почувствовала, как зубы Чахана содрали кожу. Рин явно что-то ему сломала, и это было чудесно. Чахан завалился навзничь, как соломенное чучело. Рин бросилась вперед, чтобы стиснуть его горло, но Катай обхватил ее сзади.

Молотя руками по воздуху, Рин попыталась вырваться.

– Отпусти!

Но хватка лишь стала крепче.

– Успокойся.

Чахан сел и выплюнул сломанный зуб.

– А она еще утверждает, что не собака.

Рин снова набросилась на него, но Катай ее оттащил.

– Отпусти!

– Хватит, Рин…

– Я убью его!

– Нет, не убьешь, – рявкнул Катай, толкнул Рин на колени и заломил ей руки за спину. А потом ткнул пальцем в сторону Чахана. – А ты – заткнись! Немедленно прекратите, вы оба! Мы одни, на вражеской территории. Разделимся – и погибнем.

Рин попыталась вырваться.

– Отпусти, и я его…

– Ой, да брось, пускай попробует, – сказал Чахан. – Спирка, которая не может вызвать огонь. Боюсь, боюсь.

– Но твою тощую цыплячью шею я все-таки сломать могу, – огрызнулась Рин.

– Заткнись уже! – шикнул Катай.

– С чего бы это? – осклабился Чахан. – Потому что она вот-вот расплачется?

– Нет. – Катай мотнул головой в сторону леса. – Потому что мы не одни.

Из леса выехали всадники в капюшонах. Они сидели на огромных боевых конях, таких здоровенных лошадей Рин видела впервые в жизни. Одежду всадников она не опознала. Не зеленый цвет ополчения, а меха и кожа, но дружелюбными всадники не выглядели. Они прицелились из луков, так туго натянув тетивы, что с такого расстояния стрелы наверняка проткнули бы тела насквозь и вылетели с другой стороны.

Рин медленно поднялась и потянулась за трезубцем. Но Чахан схватил ее за руку.

– Лучше сдаться, – прошептал он.

– Зачем?

– Уж поверь.

Рин выдернула руку.

– Это навряд ли.

Но хотя она и сжала в руке трезубец, Рин знала, что они в ловушке. С такого расстояния от смертоносных стрел из длинных луков не увернешься.

Со стороны реки послышался шорох. Гесперианцы увидели всадников. И попытались сбежать.

Всадники развернулись и выпустили стрелы в сторону опушки. Те вошли в снег с влажными шлепками. Рин увидела, как Аугус упал с исказившимся от боли лицом, вцепившись в древко с оперением, торчащее из левого плеча.

Но всадники не собирались никого убивать. Основная часть стрел вонзилась в почву под ногами миссионеров, задев лишь нескольких гесперианцев. Остальные упали от ужаса. Они сгрудились в кучу и подняли руки, так и не пустив в ход аркебузы.

Два всадника спешились и вырвали оружие из дрожащих рук миссионеров. Те не сопротивлялись.

Мозг Рин лихорадочно работал. Она смотрела на эту сцену и пыталась придумать выход из положения. Если они с Катаем добегут до берега, течение отнесет их вниз по реке – возможно, опередив лошадей. А если задержать дыхание и нырнуть поглубже, они скроются от стрел. Но как добраться до воды, прежде чем всадники выстрелят? Глаза Рин обшаривали поляну…

«Руки вверх!»

Никто не произнес приказ, но Рин его слышала – резкая команда громко отдалась в голове.

Мимо просвистела стрела-предупреждение, почти вплотную к виску. Рин пригнулась и швырнула в нападавших комом земли. Если удастся их отвлечь, хотя бы на несколько секунд…

Всадники снова нацелили луки на нее.

– Не надо!

Чахан выбежал прямо перед лошадьми, размахивая руками над головой.

Над поляной раскатился эхом глухой звон гонга, такой громкий, что у Рин загудело в висках.

Перед ее мысленным взором пронеслась вереница образов, врезавшись из чужого разума. Она увидела себя стоящей на коленях и с поднятыми руками. Утыканной стрелами и истекающей кровью. Вокруг расстилался головокружительный пейзаж – широкая степь, пустынные дюны… И раздавался топот многочисленных ног, все обратились в паническое бегство от рыщущих всадников, стремящихся к разрушению…

А потом она увидела Чахана, он стоял перед всадниками, сжимая кулаки, и каждой клеточкой тела излучал ясную мысль: «Мы пришли с миром, мы пришли с миром, я один из вас, мы пришли с миром». Рин поняла, что это не просто борьба в мире духов.

Это разговор.

Каким-то образом всадники могут общаться, не шевеля губами. Они передавали образы и фрагменты намерений, не прибегая к обычному языку, напрямую в мозг. Рин посмотрела на Катая, чтобы убедиться – она не сошла с ума. Он вытаращился на всадников, его руки дрожали.

«Не сопротивляйтесь», – прогремел первый голос.

Со стороны гесперианцев послышалось яростное невнятное бормотание. Аугус согнулся пополам и закричал, сжимая голову ладонями. Он тоже слышал.

Что бы ни сказал Чахан, его ответ убедил всадников в отсутствии угрозы. Предводитель отряда поднял руку и пролаял приказ на неизвестном языке. Остальные опустили луки.

Предводитель проворно спрыгнул с лошади и шагнул к Чахану.

– Здравствуй, Бектер, – сказал Чахан.

– Здравствуй, кузен, – ответил тот.

Говорил он по-никански, но резко и коверкая слова. Звуки получались такими, будто он сдирает мясо с костей, словно не привык говорить вслух.

– Кузен, – повторил Катай.

– Мы не гордимся этим родством, – прошептала Кара.

Бектер стрельнул в ее сторону улыбкой. Обмен мыслями произошел слишком быстро, и Рин не успела ничего разобрать, хотя и уловила суть – что-то мерзкое и грубое, сочащееся презрением.

– Да пошел ты, – сказала Кара.

Бектер обратился к своему отряду. Двое спрыгнули с лошадей, заломили Чахану и Каре руки за спины и поставили на колени.

Рин схватила трезубец, но прежде чем успела пошевелиться, земля вокруг оказалась утыканной стрелами.

– Третьего предупреждения не будет, – гаркнул Бектер.

Рин бросила трезубец и подняла руки над головой. Катай последовал ее примеру. Всадники связали Рин руки, подняли на ноги и подтащили к Бектеру. Теперь все четверо стояли перед ним на коленях в одной шеренге.

– Где он? – спросил Бектер.

– А поконкретнее? – уточнил Катай.

– Бог ветра. Его земное имя – Фейлен, насколько я знаю. Мы его преследуем. Куда он делся?

– Наверное, спустился вниз по течению, – предположил Катай. – Если умеешь летать, то догонишь.

Бектер не обратил на его слова внимания. Он осмотрел Рин, иногда задерживая взгляд, так что она поежилась. В голове мелькали непрошеные туманные образы – оторванные конечности и разорванная плоть.

– Это и есть спирка? – спросил Бектер.

– Ты же не тронешь ее, – сказал Чахан. – Ты поклялся.

– Я поклялся не трогать тебя. Но не их.

– Они под моей защитой. И на моей территории.

– Ты давно отсутствовал, кузен, – рассмеялся Бектер. – Наймады ослабли. Договор расторгнут. Сорган Шира решила разобраться с этой сумятицей.

– Под защитой? – повторила Рин. – Договор? Кто эти люди?

– Хранители, – прошептала Кара.

– Хранители чего?

– Людей вроде тебя, маленькая спирка.

Бектер стянул капюшон.

Рин отпрянула от отвращения.

Его лицо было покрыто коростой ожогов и похожих на канаты шрамов, от щеки до щеки тянулось подобие гористого пейзажа. Бектер улыбнулся, шрамы в уголках губ искривились, и он стал выглядеть еще кошмарнее.

Рин плюнула ему под ноги.

– Неприятная встреча со спирцем, да?

Бектер опять улыбнулся. В ее голове всплыли новые образы. Горящие люди. Залитая кровью земля.

Бектер наклонился так близко, что Рин ощутила на шее его дыхание, жаркое и вонючее.

– Я выжил. Он – нет.

Прежде чем Рин успела ответить, затрубил охотничий рог.

За ним последовал топот копыт. Рин обернулась через плечо. К поляне приближался еще один отряд всадников, причем более крупный, окружая их.

А потом всадники посторонились, пропуская вперед миниатюрную худенькую женщину, ростом Рин по локоть.

Походка у нее была в точности как у Чахана и Кары. Осторожная, как у птицы, словно она была небесным созданием, ступающим по земле по чистой случайности. Белые косы падали до пояса, в них были вплетены ракушки и кости.

Но глаза были совсем не такие, как у Чахана, – темнее дна колодца, совершенно черные.

– Кланяйтесь, – шепнула Кара. – Это Сорган Шира.

Рин опустила голову.

– Их вожак?

– Наша тетя.

Проходя мимо Чахана и Кары, Сорган Шира цокнула языком, и они потупились, словно от стыда. На Катая она не обратила ни малейшего внимания.

Женщина остановилась перед Рин. Костлявые пальцы ощупали лицо Рин, сжали подбородок и скулы.

– Как интересно, – сказала она на беглом и мелодичном никанском, звучащем как поэтические строчки. – Она похожа на Ханелай.

Это имя ни о чем не говорило Рин, но всадники напряглись.

– Где тебя нашли? – спросила Сорган Шира. Рин не ответила, и тогда женщина легонько ударила ее по щеке. – Я с тобой говорю, девочка. Отвечай.

– Я не знаю, – сказала Рин. Колени пронзила боль. Больше всего на свете ей хотелось встать.

Сорган Шира уколола ее щеку ногтями.

– Где тебя прятали? Кто тебя нашел? Кто оберегал?

– Не знаю, – повторила Рин. Нигде. Никто.

– Лжешь.

– Она не лжет, – вмешался Чахан. – Еще год назад она не знала, кто такая.

Сорган Шира с подозрением покосилась на Рин, но выпустила ее.

– Это невозможно. Тебя должны были убить мугенцы, но спирцы появляются откуда ни возьмись, прямо как крысы.

– Спирцев всегда тянуло к Чахану, как мотыльков к свече, – сказал Бектер. – Ты же помнишь.

– Заткнись, – рявкнул Чахан.

Бектер широко улыбнулся.

– Помнишь свои письма? «Страдалец-спирец. Злобные мугенцы. Но он выжил и по-прежнему силен».

Они говорят об Алтане? Рин затошнило.

– «Пока что он в своем уме, но покалечен». – Голос Бектера приобрел визгливые издевательские нотки. – «Однако с этим я могу справиться. Нужно лишь время. Не заставляйте меня убивать его, прошу».

Чахан врезал локтем Бектеру в живот. В одно мгновение тот схватил связанные запястья Чахана и вывернул их так далеко за спину, что наверняка сломал.

Рот Чахана приоткрылся в немом крике.

В голове у Рин загрохотало. Всадники поморщились – они тоже это слышали.

– Хватит, – приказала Сорган Шира.

Бектер отпустил Чахана, и тот упал ничком как подкошенный.

Сорган Шира наклонилась над ним и пригладила волосы жестом матери, ласкающей непослушного ребенка.

– У тебя не вышло, – мягко произнесла она. – Ты должен был наблюдать и избавляться от негодного материала при необходимости, а не вмешиваться в их жалкие войны.

– Мы пытались сохранять нейтралитет, – сказал Чахан. – Мы не вмешивались, никогда не…

– Не лги. Я знаю, что ты сделал. – Сорган Шира встала. – Больше не будет никаких цыке. Мы положим конец эксперименту твоей матери.

– Эксперименту? – повторила Рин. – Какому эксперименту?

Сорган Шира повернулась к ней и подняла брови.

– Я же сказала. Калаган, мать близнецов, считала, что несправедливо лишать никанцев доступа к богам. Цыке были ее последней попыткой. Но у нее ничего не вышло. Я решила, что больше шаманов в империи не будет.

– Вот как, ты решила?

Рин напрягла все силы, чтобы выпрямиться. Она еще не до конца понимала, что происходит, но в этом и не было необходимости. И так все ясно, судя по их поведению. Всадники явно считают ее зверем, которого следует приструнить. И уверены, что именно они определяют, кому дать доступ к богам.

От такой наглости ей хотелось плюнуть Сорган Шире в лицо.

А та, похоже, развеселилась.

– Я что, тебя расстроила?

– Не тебе решать, имею ли я право на существование, – огрызнулась Рин.

– Именно мне. – Сорган Шира презрительно улыбнулась. – Вы же как дети, кидаетесь в пропасть, которую не понимаете, чтобы дотянуться до игрушек, которые вам не принадлежат.

Рин хотелось ее ударить, чтобы стереть с лица пренебрежительную ухмылку.

– Тебе боги тоже не принадлежат.

– Но мы это понимаем. Вот в чем разница. Вы, никанцы, настолько глупы, что призываете богов в этот мир. А мы, кетрейды, никогда и не мыслили совершать безумства, на которые способны ваши шаманы.

– Значит, вы просто трусы, – заявила Рин. – И если вы не призываете богов, это не значит, что и мы не должны.

Сорган Шира откинула голову назад и расхохоталась резким каркающим смехом.

– Ты говоришь в точности как они.

– Кто?

– Тебе никто не рассказал? – Сорган Шира снова схватила лицо Рин ладонями. Рин отпрянула, но Сорган Шира впилась пальцами в ее щеки и прижалась к ней лицом, так что Рин теперь видела лишь черные обсидиановые глаза. – Да? Я тебе покажу.

Видения врезались в голову Рин острыми ножами.

Она стояла в пустынной степи, а до самого горизонта тянулись дюны. Песок стегал по лодыжкам. На низкой и меланхоличной ноте завывал ветер.

Рин опустила голову и увидела свои белые косы с ракушками и костями. Она поняла, что находится в воспоминаниях юности Сорган Ширы. Слева стояла молодая женщина – вероятно, мать близнецов, Калаган. У нее было такое же скуластое лицо, как и у Кары, такие же белые волосы, как у Чахана.

А перед ними стоял Триумвират.

Рин ошарашенно вытаращила глаза.

Они были так молоды. Наверное, не старше ее. Студенты четвертого курса в Синегарде.

Юная Су Дацзы была невероятно, завораживающе прекрасна. Она излучала сексуальное желание. Рин видела это по покачиванию бедер, по тому, как она откидывает волну волос за плечи.

Слева от Дацзы стоял Дракон-император. Лицо его было ошеломляюще знакомым. Резкие черты, длинный прямой нос, густые темные брови. Потрясающе красивый, белокожий и идеально сложенный – настолько, что не выглядел человеком.

Он из семьи Инь, догадалась Рин.

Более молодая и мягкая версия Вайшры. Нэчжа без шрамов и Цзиньчжа без высокомерия. Его лицо нельзя было назвать добрым – слишком строгое и аристократичное. Но оно было открытое, честное и пылкое. Человеку с таким лицом сразу веришь безоговорочно, невозможно вообразить, что он способен причинить кому-то зло.

Теперь Рин поняла смысл старых легенд о том, как вражеские солдаты переходили на его сторону и вставали перед ним на колени. Она бы последовала за ним куда угодно.

А еще там был Цзян.

Если она когда-либо и сомневалась, что бывший наставник – это Страж, то сейчас все сомнения рассеялись. Коротко стриженные волосы были все того же неестественно белого цвета, и такое же лицо без возраста, в точности как в Синегарде.

Но когда он заговорил, лицо перекосилось и он превратился в незнакомца.

– Ты же не собираешься с нами драться, – сказал он. – Твое время на исходе. Если ты была бы на это способна, я бы ушел с твоего пути.

Цзян, которого знала Рин, был безмятежным и веселым и относился ко всему вокруг с бесконечным любопытством. Говорил тихо и невнятно, словно наблюдал за собственным разговором со стороны. Но жесткость в лице молодого Цзяна испугала Рин, каждое его слово сочилось жестокостью.

Он в ярости, догадалась она. Тот миролюбивый Цзян, которого она знала, не воспринимал оскорбления. Этот Цзян пылал ядовитым гневом, буквально излучал его.

Голос Калаган дрожал от ярости.

– Наш народ веками претендовал на земли к северу от пустыни Бахра. Наместник провинции Лошадь забывается. Это не дипломатия, а чистая наглость.

– Возможно, – сказал Цзян. – Но вы не имели право отрезать его сыну пальцы и посылать отцу.

– Он посмел нам угрожать, – ответила Калаган. – И получил по заслугам.

Цзян передернул плечами.

– Может, и так. Мне он никогда не нравился. Но знаешь, в чем проблема, дорогая Калаган? Нам нужен наместник провинции Лошадь. Нужны его войска и кони, а мы их не получим, если его войска бегают по пустыне Бахра, отбиваясь от ваших стрел.

– Значит, ему следует отступить, – сказала Сорган Шира.

Цзян осмотрел свои ногти.

– Или мы заставим отступить вас. Неужели вам так трудно поселиться где-нибудь еще? Кетрейды ведь кочевники, разве не так?

Калаган подняла копье.

– Да как ты смеешь…

Цзян покачал пальцем.

– Не стоит.

– Ты считаешь это разумным, Цзыя?

Из группы всадников отделилась девушка. Она была поразительно похожа на Чахана, но выше и крепче, а лицо не такое бледное.

– Назад, Тсевери, – приказала Сорган Шира, но Тсевери не послушалась и подошла к Цзяну почти вплотную.

– Зачем ты так? – тихо спросила она.

– Это политика, – ответил Цзян. – Ничего личного.

– Мы научили вас всему, что вы знаете. Три года назад сжалились над вами и приняли к себе. Мы укрывали вас, лечили, поделились секретами, которые никогда не узнал бы никанец. Разве мы не стали вашей семьей?

Она говорила с Цзяном ласково, по-сестрински. Но если ее слова и задели Цзяна, он скрыл чувства под маской безразличия.

– Благодарности будет достаточно? – спросил он. – Или мне тебя обнять?

– Выбирай тщательнее, к кому повернуться спиной, – предупредила Тсевери. – Ты можешь обойтись без наместника провинции Лошадь. Но мы тебе нужны. Нужна наша мудрость. Ты еще так многого не знаешь…

– Сомневаюсь, – осклабился Цзян. – И мне надоело играть доморощенного философа перед людьми, боящимися Пантеона. Мне нужна сила. Военная мощь. Наместник провинции Лошадь может ее дать. А что дадите вы? Бесконечную болтовню о космосе?

– Ты и понятия не имеешь, какова степень твоего невежества. – Тсевери посмотрела на него с жалостью. – Как я вижу, вы связали друг друга якорем. Это больно?

Рин не понимала, что это значит, но заметила, как Дацзы вздрогнула.

– Не удивляйся, – сказала Тсевери. – Это же очевидно. Я вижу исходящее от вас сияние. Вы думаете, это делает вас сильнее, но на самом деле уничтожит.

– Ты понятия не имеешь, о чем толкуешь, – огрызнулся Цзян.

– Разве? – Тсевери наклонила голову. – Тогда послушай мое пророчество. Ваша связь оборвется. Вы уничтожите друг друга. Один умрет, один будет править, а третий уснет навеки.

– Невозможно, – фыркнула Дацзы. – Ни один из нас не умрет, пока живы остальные.

– Это ты так думаешь.

– Хватит, – отрезал Рига. Рин поразилась, что даже его голос звучит как голос Нэчжи. – Мы не для этого пришли.

– Вы пришли, чтобы начать ненужную вам войну. И решили отбросить мои предупреждения. – Тсевери взяла Цзяна за руку. – Цзыя. Прошу тебя. Не поступай так со мной.

Цзян отвел взгляд.

Дацзы зевнула и прикрыла рот тыльной стороной белой ладони.

– Можно все уладить, – сказала она. – Так будет проще. Никто не пострадает. Или будет война.

Калаган нацелила на нее копье.

– Не забывайся, девчонка.

В воздухе начало потрескивать электричество. Даже в чужих воспоминаниях Рин ощутила, как изменилась сама пустыня. Границы материального мира истончились, угрожая порваться и выпустить наружу мир духов.

С Цзяном что-то произошло.

Его тень на ярком песке скукожилась, ее контуры уже не напоминали Цзяна, а превратились в нечто чудовищное – мириад злобных тварей всех размеров и форм, они двигались все быстрее и быстрее, словно отчаянно рвались на свободу.

Чудовища населяли и самого Цзяна. Рин видела их – тени пузырились под кожей, жуткие пятна черноты стремились выбраться наружу.

Тсевери выкрикнула что-то на своем языке – мольбу или заклинание, но явно от чистого отчаяния.

Дацзы засмеялась.

– Нет! – крикнула Рин, но Цзян ее не слышал, да и не мог, ведь все это уже произошло.

Она могла лишь беспомощно наблюдать, как Цзян воткнул руку в грудь Тсевери и выдернул еще бьющееся сердце.

Калаган завопила.

– Достаточно, – сказала теперешняя Сорган Шира, и напоследок Рин увидела, как Дацзы швырнула в кетрейдов иглы, Цзян и его чудовища набросились на Сорган Ширу, а Рига бесстрастно смотрел на резню, все с тем же мудрым и понимающим выражением лица, блаженно раскинув руки, словно благословлял кровопролитие.

– Мы отдали никанцам ключи к небесам, а они украли нашу землю и убили мою дочь.

Голос Сорган Ширы был ровным и равнодушным, словно она просто пересказывала интересную байку и уже так настрадалась, что больше не чувствовала боли.

Рин опустилась на четвереньки, тяжело дыша. Она никак не могла изгнать из головы образ Цзяна. Ее наставник хихикал, обагрив руки кровью.

– Удивлена? – спросила Сорган Шира.

– Но я же его знала… – прошептала Рин. – Я знаю, какой он, он же другой…

– Откуда тебе знать, каков Страж? – усмехнулась Сорган Шира. – Ты когда-нибудь расспрашивала его о прошлом? Имеешь хоть какое-то представление об этом?

Хуже всего то, что это было похоже на правду, чудовищную и горькую, которая обрушилась на Рин. Теперь она разгадала тайну Цзяна, поняла, почему он сбежал, почему скрылся в Чулуу-Корихе.

Наверное, он начал вспоминать.

Человек, с которым она познакомилась в Синегарде, был лишь тенью прежнего – жалкой, дружелюбной тенью подавленной личности. Он не притворялся. Рин была в этом уверена. Никто не сумел бы притворяться так хорошо.

Он просто не знал. Печать стерла его воспоминания, как однажды сотрет и воспоминания Рин, скроет их за построенной в разуме стеной.

Не лучше ли ему оставаться в своей каменной темнице, балансируя между амнезией и здравым рассудком?

– Теперь ты поняла. И знаешь, почему мы решили от вас избавиться.

Сорган Шира кивнула Бектеру.

Немой приказ громко прозвенел в голове у Рин: «Убей их».

– Стойте! – Рин с трудом поднялась на ноги. – Пожалуйста, не нужно…

– Я не собираюсь выслушивать твои мольбы, девочка.

– Это не мольба, я хочу кое-что предложить взамен, – поспешила ответить Рин. – У нас общий враг. Ты хочешь смерти Дацзы. Хочешь отомстить. Верно? Я тоже. Убьешь нас, и потеряешь союзников.

Сорган Шира презрительно фыркнула.

– Мы и сами способны убить Гадюку, и с легкостью.

– Неправда. Иначе она уже была бы мертва. Вы ее боитесь. – Произнося эти слова, Рин лихорадочно соображала, на ходу придумывая аргументы. – За двадцать лет вы даже не осмелились двинуться на север, не попытались вернуть захваченные земли. Почему? Потому что знаете – Гадюка вас погубит. Вы уже проигрывали битву с ней. И больше не смеете сунуться.

Сорган Шира прищурилась, но промолчала. Грудь Рин наполнилась отчаянной надеждой. Если ее слова разозлили кетрейдов, значит, она недалека от истины. И есть шанс их убедить.

– Но ты видела, на что я способна, – продолжила она. – И знаешь, что я могу ее побороть, как настоящая спирка. Я уже с ней сражалась. Освободи меня, и я выиграю вашу битву.

Сорган Шира задала Чахану вопрос на своем языке. Они некоторое время переговаривались. Голос Чахана звучал нерешительно и робко, Сорган Ширы – резко и зло. Оба покосились на замершего в тревоге Катая.

– Она это сделает, – наконец сказал Чахан по-никански. – У нее нет выбора.

– Что именно я сделаю? – спросила Рин.

Не обращая на нее внимания, они продолжили пререкаться.

– Оно того не стоит, – вмешался Бектер. – Сама знаешь, мама. Спирцы сходят с ума быстрее остальных.

Чахан покачал головой.

– Только не она. У нее с головой все в порядке.

– Не бывает спирцев, у которых все в порядке с головой, – возразил Бектер.

– Она это преодолела, – напирал Чахан. – Слезла с опиума. Не прикасалась к нему уже много месяцев.

– Взрослая спирка, и не курит опиум? – Сорган Шира наклонила голову. – Тогда она будет первой.

– Да и все равно, – сказал Бектер. – Ее приберет Феникс. Так всегда происходит. Лучше убить ее сразу…

Чахан перебил его, обратившись к своей тетке:

– Я видел самые худшие ее моменты. Если бы Феникс мог ее забрать, это уже произошло бы.

– Он лжет, – рявкнул Бектер. – Взгляни на него, как он жалок, даже сейчас их защищает…

– Хватит, – отрезала Сорган Шира. – Я сама разберусь.

И она снова обхватила лицо Рин руками.

– Посмотри на меня.

Сейчас ее глаза изменились. Стали темнее и шире, окнами в пропасть, в которую Рин не хотела заглядывать. Рин невольно застонала, но Сорган Шира только крепче впилась пальцами в ее подбородок.

– Смотри.

И Рин провалилась в эту тьму. Сорган Шира не наводнила ее разум образами, а наоборот – поглотила ее воспоминания. Те закружились перед глазами – обрывки картин, которые Рин предпочла бы закопать поглубже. Она стоит посреди океана огня, падает ничком в темные воды, опускается на колени перед Алтаном, а из ее рта хлещет кровь.

А надо всем этим нависала Печать.

И увеличивалась в размерах. Стала уже в три раза больше, чем в последний раз, когда ее видела Рин, гипнотически переливалась разными цветами, вращалась и пульсировала в ритме сердцебиения, превращалась в иероглиф, который по-прежнему не поддавался расшифровке.

Рин чувствовала присутствие Дацзы внутри Печати – тошнотворное, прилипчивое и обольстительное. Раздался шорох, словно Дацзы шептала что-то в ухо, давала заманчивые обещания.

«Я заберу тебя отсюда. Дам тебе все, чего ты хочешь. Верну его тебе».

«Только сдайся».

– Вот оно что, – пробормотала Сорган Шира.

Рин промолчала.

Сорган Шира выпустила ее лицо из ладоней.

Рин упала на колени, опершись руками о твердую землю. Солнце над головой кружилось.

Она не сразу поняла, что Сорган Шира смеется.

– Она тебя боится, – прошептала Сорган Шира. – Су Дацзы тебя боится.

– Не понимаю…

– Это все меняет.

Сорган Шира пролаяла приказ. Стоящие подле Рин всадники подхватили ее за руки и подняли.

– Что вы делаете? – Рин попыталась вырваться. – Вы не можете меня убить, я вам нужна…

– Ох, дитя. Мы тебя не убьем. – Сорган Шира похлопала Рин по щеке. – Мы тебя исцелим.

Глава 22

Кетрейды привязали Рин к дереву, хотя на сей раз не так крепко. Руки не завели назад, а ноги оставили свободными.

С растянутой лодыжкой она все равно не смогла бы далеко убежать. От усталости все тело ныло, голова кружилась, а перед глазами плыл туман. Она привалилась спиной к дереву и закрыла глаза. Рин уже и не помнила, когда в последний раз ела.

– Чем это они занимаются? – спросил Катай.

Рин с трудом сфокусировала зрение на поляне. Кетрейды собирали деревянные слеги в подобие сетчатого купола, под которым поместились бы двое. Завершив работу, они накинули на сооружение толстые одеяла.

Потом кетрейды подкинули дров в жалкий костер, и он заполыхал, языки пламени взвились выше головы Сорган Ширы. Два всадника принесли с берега груду камней размером с человеческую голову и один за другим сложили в костер.

– Это чтобы пропотеть, – объяснил Чахан. – Вот для чего камни. Ты войдешь в юрту вместе с Сорган Широй, внутрь положат раскаленные камни и плеснут на них воды. Юрта наполнится паром, а температура поднимется, так что едва можно будет терпеть.

– Меня собираются сварить на пару как рыбу, – сказала Рин.

– Это рискованно. Но только так можно избавиться от Печати. Дацзы впрыснула в тебя что-то вроде яда. Со временем он разъест твое сознание и повредит рассудок.

Рин встревоженно заморгала.

– Ты должен был мне сказать!

– Вряд ли стоило тебя пугать, если я ничего не мог поделать.

– Ты не собирался сообщать, что я схожу с ума?

– Ты бы и сама заметила.

– Ненавижу тебя, – сказала Рин.

– Успокойся. Вместе с потом из твоего тела выйдет и яд. – Чахан помолчал. – Ну, во всяком случае, это самая верная возможность. Получается не всегда.

– Оптимистично, – заметил Катай.

Чахан пожал плечами.

– Если не получится, Сорган Шира избавит тебя от страданий.

– Как мило с ее стороны, – пробурчала Рин.

– Она сделает это быстро, – заверила Кара. – Перережет артерии, ты даже ничего не почувствуешь. Она уже занималась этим раньше.

– Идти можешь? – спросила Сорган Шира.

Рин дернулась и проснулась. Она не помнила, как задремала. Она так устала, тело словно придавили камнями.

Она сморгнула с глаз сон и огляделась. Она лежала на земле, свернувшись калачиком. К счастью, кто-то развязал ей руки. Рин села и потянулась.

– Идти сможешь? – повторила вопрос Сорган Шира.

Рин пошевелила ногой. Та немедленно отозвалась резкой болью.

– Вряд ли.

– Бектер, – позвала Сорган Шира, – подними ее.

Бектер с явным недовольством опустил взгляд на Рин.

– Я тоже тебя ненавижу, – сказала она.

Рин была уверена, что он ее ударит. Но приказ Сорган Ширы, видимо, был законом, потому что Бектер молча опустился на колени, поднял Рин на руки и перенес в юрту. Он не старался быть поаккуратней. Рин кое-как болталась в его руках, больная лодыжка ударилась о вход в юрту, когда Бектер затаскивал Рин внутрь.

Она прикусила губу, чтобы не закричать от боли и не доставить ему удовольствия. Все так же молча Бектер закрыл полог.

Внутри юрты была кромешная тьма. Кетрейды накрыли каркас несколькими слоями одеял, и ни один луч света не проникал внутрь.

Воздух был холодным, тихим и спокойным, как в недрах пещеры. Если бы Рин не знала, где она, то решила бы, что стены каменные. Она медленно выдохнула, прислушиваясь к собственному дыханию в пустом пространстве.

Сорган Шира откинула полог, и юрту затопил свет. В одной руке она несла ведро с водой, а в другой черпак.

– Ложись, – велела она. – Как можно ближе к стене.

– Зачем?

– Чтобы ты не упала на камни, когда потеряешь сознание.

Рин свернулась в уголке, прислонившись спиной к упругой ткани, и прижалась щекой к холодной земле. Полог закрылся. Рин услышала, как Сорган Шира проползла по юрте и села рядом.

– Готова? – спросила Сорган Шира.

– А у меня есть выбор?

– Нет. Но ты должна мысленно подготовиться. Если ты напугана, все может плохо кончиться. – Потом Сорган Шира обратилась к кому-то снаружи: – Первый камень.

Через полог просунули лопату с единственным раскаленным докрасна камнем. Человек скинул камень на глиняный пол юрты, вытащил лопату и задернул полог.

В полной темноте Рин услышала, как Сорган Шира окунает черпак в воду.

– Да услышат боги наши молитвы.

Она плеснула воду на камень, и юрта наполнилась громким шипением.

– Да исполнят они наши желания.

В нос Рин ударила волна пара, и ей захотелось чихнуть.

– Да очистят они наши глаза, чтобы мы могли узреть, – сказала Сорган Шира. – Второй камень.

Всадник кинул на глиняный пол второй камень. Снова раздались плеск и шипение. Пар стал гуще и горячее.

– Да наделят нас боги ушами, чтобы слышать их голоса.

В голове у Рин уже шумело. В грудь когтями впилась паника. Рин едва могла дышать. И хотя воздух проникал в легкие, ей все равно казалось, будто она тонет. Лежать она больше не могла. Рин скребла ткань юрты, отчаянно пытаясь сделать хоть глоток холодного воздуха… Но пар обволакивал ее лицо, каждая клеточка тела горела, она варилась заживо.

А камни все приносили и приносили – третий, четвертый, пятый… Рин больше не могла выносить жар. Она закрыла нос рукавом, но рукав тоже отсырел, дышать через него было мучением.

– Освободи свой разум, – приказала Сорган Шира.

Сердце Рин бешено колотилось, отдаваясь эхом в висках.

«Я здесь умру».

– Не сопротивляйся, – увещевала ее Сорган Шира. – Расслабься.

Расслабиться? Рин хотелось только одного – поскорее выползти из юрты. Ей было плевать, что она обожжет ноги о камни, плевать, что поскользнется в грязи, просто хотелось выбраться на воздух, где можно дышать.

Только годы медитации с Цзяном помешали ей встать и выбежать вон.

Дыши.

Просто дыши.

Сердцебиение замедлилось и почти остановилось.

Перед глазами все кружилось, мелькали искры. Рин увидела в темноте огоньки – мерцающие на периферии зрения свечи или звезды, погасшие, как только она на них взглянула…

Ухо защекотало от дыхания Сорган Ширы.

– Скоро ты многое увидишь. Печать будет тебя искушать. Помни – все это не по-настоящему. Это лишь испытание твоей решимости. Пройдешь его, и возродишься прежней, со всеми способностями. Провалишься, и я перережу тебе горло.

– Я готова, – выдохнула Рин. – Я умею терпеть боль.

– Это не боль. Гадюка не заставит тебя страдать. Наоборот, она исполнит твои желания. Пообещает мир, если будет знать, что ты не станешь с ней бороться. А это куда хуже.

Сорган Шира прижала большой палец ко лбу Рин. Земля под ней покачнулась.

Пар стал ярким, кричащих тонов, и, лишь когда она прищурилась, цвета обрели форму. Красный и золотой превратились в фейерверки и хлопушки, синий и алый – во фрукты, ягоды и чаши с вином.

Рин ошарашенно огляделась. Она стояла в просторном зале для приемов, раза в два больше, чем тронный зал Осеннего дворца. За длинными столами сидели разодетые гости. На блюдах лежали вырезанные в форме дракона плоды питахайи и запеченные целиком поросята, в черепашьих панцирях дымился суп, а разносчики нарезали гостям мясо. По золоченым канавкам, вырезанным прямо по краям столов, текло сорговое вино, так что едоки сами могли наполнить чаши, когда пожелают.

Тут и там мелькали знакомые лица, которые она не видела так давно, что, казалось, это было в другой жизни. Через два стола сидел учитель Фейрик, педантично выбирая кости из рыбы. Наставник Ирцзах и Цзима смеялись за высоким столом, рядом с остальными наставниками Академии.

Ей помахал рукой Кесеги. Он совершенно не изменился после их последней встречи – по-прежнему десятилетний и тощий, кожа да кости. Рин уставилась на него. Она и забыла, какая у него чудесная улыбка, нахальная и озорная.

Она увидела Катая в генеральском мундире. Кудрявые волосы отросли, и он стянул их в узел на затылке. Катай увлекся беседой с наставником Ирцзахом. Но поймал ее взгляд и подмигнул.

– Привет! – произнес знакомый голос.

Рин обернулась, и ее сердце подпрыгнуло.

Конечно, это был Алтан. Всегда Алтан, в каждом уголке ее разума, в каждом ее решении.

Но этот Алтан был цел и невредим – но не такой, каким она помнила его по Хурдалейну, когда он был готов пожертвовать собой ради победы в войне. Сейчас перед ней была его лучшая версия, каким Рин хотелось его помнить, но каким он редко бывал. Шрамы на лице никуда не делись, волосы по-прежнему спутанные, переросшие и небрежно связаны в узел, и он все с той же грацией держал трезубец – как человек, чаще проводящий время на поле боя, чем в любом другом месте.

Этот Алтан дрался, потому что ему это нравилось, а не потому, что его не научили ничему другому.

Глаза у него были карие. Зрачки не сужены. И от него не пахло дымом. А улыбаясь, он выглядел почти счастливым.

– Ты здесь, – сумела лишь прошептать Рин. – Это ты.

– Конечно я. Даже стычка на границе не могла помешать мне прийти к тебе сегодня. Тюр хотел насадить мою голову на пику, но даже он не устоит перед гневом моих родителей.

Стычка на границе?

Тюр?

Родители?

Замешательство продлилось одну секунду, а потом она поняла. Сны обладают собственной логикой, а это всего лишь прекрасный сон. В этом мире Спир не погиб. Теарца не умерла и не обрекла свой народ на рабство, а всю родню Рин не перебили за одну ночь на острове мертвых.

Она чуть не рассмеялась. В этом иллюзорном мире самая серьезная проблема – какая-то стычка на границе.

– Ну что, нервничаешь? – спросил Алтан.

– Нервничаю? – отозвалась она.

– Меня бы удивило, будь ты спокойна, – сказал он и понизил голос до заговорщицкого шепота: – Если ты не передумала, конечно. Ну, то есть ничего страшного, как по мне. Если честно, мне он никогда не нравился.

– Он? – повторила Рин.

– Он просто завидует, что ты выходишь замуж, а он никому не нужен. – Рамса протиснулся сквозь толпу и встал перед Рин, пожевывая булочку с красной фасолью. Он склонил голову перед Алтаном. – Привет, командир.

Алтан закатил глаза.

– Разве тебе не пора запускать фейерверки?

– Еще рано. Твои родители сказали, что кастрируют меня, если я приближусь к фейерверкам. Что-то твердили про опасность.

– И они правы. – Алтан взъерошил Рамсе волосы. – Может, развлечешься пока? Наслаждайся праздником.

– Этот разговор поинтересней. – Рамса откусил булочку и продолжил говорить с набитым ртом: – Ну, так что нам ожидать, Рин? Сбежавшую невесту? Потому что я бы сначала хотел поесть.

Рин открыла рот от удивления. Она переводила взгляд с Алтана на Рамсу в поисках доказательства их иллюзорности – какое-нибудь несовершенство, нематериальность.

Но они были такими полными жизни и крепкими. И такими счастливыми. Как они могут быть настолько счастливы?

– Рин? – Алтан потряс ее за плечо. – В чем дело?

Она смахнула его руку.

– Я не… Это не…

На его лице отразилась тревога.

– Не хочешь ненадолго прилечь?

– Нет, я просто…

Алтан взял ее за руку.

– Прости, что смеялся над тобой. Пошли, найдем для тебя место.

– Нет, я не это…

Она выдернула руку и попятилась. Рин была уверена, что отступает, но почему-то, сколько бы шагов ни делала, не отдалялась от Алтана.

– Пошли, – повторил Алтан, и голос раскатился эхом по залу.

Цвета зала для приемов померкли. Лица гостей расплылись. Только Алтан остался таким же четким.

Он протянул к ней руки.

– Давай же, быстрее!

Она знала, что произойдет, если подчиниться.

Все будет кончено. Иллюзия продлится еще несколько минут или час, а может, и неделю. В иллюзиях время течет по-другому. Возможно, Рин будет наслаждаться этой иллюзией всю оставшуюся жизнь. Но на самом деле она погибнет от яда Дацзы. Ее жизнь закончится. Рин никогда не очнется от чар.

Но разве это так уж плохо?

Ей хотелось остаться с Алтаном. Так хотелось.

– Никто не умрет, – сказал Алтан, озвучив ее потаенные мысли. – Война никогда не начнется. Ты все вернешь назад. И всех. Никто не умрет.

– Но они уже умерли, – прошептала Рин, и в тот же миг правда стала очевидной. Лица в зале – фальшивка. Все ее друзья мертвы. Учителя Фейрика больше нет. Наставник Ирзцах погиб. Голин-Нииса тоже больше нет. И Спира. И ничего уже не вернуть. – Ты меня этим не заманишь.

– Тогда ты присоединишься к ним, – сказал Алтан. – Что в этом плохого?

Свет начал тускнеть. Столы растворились в тумане, а гости исчезли. Рин с Алтаном остались одни, два огонька в темном туннеле.

– Ты этого хочешь?

И прежде чем Рин успела ответить, он прижался губами к ее губам. Жаркие руки обняли ее и сместились ниже.

Ей стало чудовищно жарко. Она пылала. Рин уже забыла, каково это – гореть, ведь свой огонь она не чувствовала, а в пламя Алтана никогда не попадала, но сейчас… Сейчас это была старая, знакомая боль, кошмарная и восхитительная одновременно.

– Нет. – Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдавить это слово. – Нет, не хочу.

Алтан крепче сжал ее за талию.

– Нет, хочешь, – сказал он, прижимаясь ближе. – У тебя на лице написано. Как всегда.

– Не прикасайся ко мне.

Рин положила ладони ему на грудь и оттолкнула, но безрезультатно.

– Не притворяйся, что не хочешь, – сказал Алтан. – Я тебе нужен.

Рин не могла дышать.

– Нет, я не…

– Что?

Алтан поднес руку к ее щеке. Рин отшатнулась, но горящие пальцы коснулись кожи. Ладонь скользнула вниз по шее. Большой палец остановился в ложбинке между ключицами. И надавил. Огонь проник прямо в горло.

– Вернись. – Голос Сорган Ширы врезался острым ножом в мозг, подарив несколько восхитительных секунд холодной ясности. – Вспомни, кто ты. Подчинишься ему – и проиграешь.

Рин забилась в судорогах.

– Я не хочу, – стонала она. – Не хочу этого видеть… Я хочу обратно…

– Это яд, – сказала Сорган Шира. – Пот усиливает его действие, он начинает вскипать. Либо ты очистишься, либо Печать тебя прикончит.

– Останови это, – взвыла Рин.

– Не могу. Сначала тебе станет хуже, но потом исцелишься. – Сорган Шира крепко сжала ее руку. – Помни, он существует только в твоем воображении. У него ровно столько власти, сколько ты ему дашь. Ты справишься?

Рин кивнула и стиснула руку Сорган Ширы. У нее не хватало воздуха в легких, чтобы сказать «Верни меня обратно», но Сорган Шира кивнула. И снова плеснула воды на камни.

Жара в юрте усилилась. Рин задыхалась и выгнула спину. Материальный мир снова отступил, а боль вернулась. Пальцы Алтана опять сомкнулись на ее шее, давили, душили ее.

Он наклонился ближе и коснулся ее губ своими.

– Знаешь, чего я от тебя хочу?

Рин покачала головой и охнула.

– Убей себя, – приказал он.

– Что?!

– Я хочу, чтобы ты покончила с собой. Ты должна все исправить. Это тебе следовало погибнуть на том пирсе. А я должен был выжить.

Но так ли это?

Видимо, да, раз эта мысль так надолго застряла в ее подсознании. Не стоит лгать самой себе, Рин знала, что если бы Алтан выжил, а она погибла, многое сложилось бы по-другому. Агаша был бы еще жив, цыке едины и не проиграли бы Фейлену, а республиканский флот не лежал бы в руинах на дне озера Боян.

Цзиньчжа ведь об этом говорил: «Нужно было попытаться спасти другого».

– Это ты виновата в моей смерти, – безжалостно продолжил Алтан. – Поступи правильно. Убей себя.

Рин проглотила комок в горле.

– Нет.

– Почему? – Пальцы Алтана крепче сомкнулись на ее горле. – Для живых от тебя нет проку.

Рин схватила его за руки.

– Потому что я тебе не подчиняюсь.

Он всего лишь игра воображения. У него ровно столько власти, сколько она даст.

Рин оторвала его пальцы от своей шеи, один за другим. И почти освободилась. Алтан попытался нажать сильнее, но Рин пнула его по голени, и когда Алтан отпрянул, выскользнула и присела в низкой стойке, приготовившись к бою.

– Серьезно? – насупился он. – Ты что, собралась со мной драться?

– Больше я не сдамся.

– Не сдашься? – повторил он, словно это слово его насмешило. – Так ты себе это представляешь? Ох, Рин, все совсем не так. Я не жду, что ты сдашься. Я должен тобой управлять. Контролировать тебя. Ты такая тупая, приходится говорить, что тебе нужно делать, иначе никак.

– Я не тупая.

– Нет, тупая. – Он улыбнулся, снисходительно и с отвращением одновременно. – Ты ничто. Совершенно бесполезна. По сравнению со мной ты…

– Я ничто, – прервала его Рин. – Я ужасный командир. Не могу жить без опиума. И по-прежнему не могу вызвать огонь. Что бы ужасное ты ни сказал, я все это уже знаю. Никакие твои слова больше не способны меня задеть.

– Сомневаюсь. – И вдруг в его руке оказался трезубец. Алтан раскручивал его, шагнув вперед. – Как насчет этого? Ты хотела моей смерти.

Рин вздрогнула.

– Нет. Никогда.

– Ты меня ненавидела. Боялась меня и мечтала от меня избавиться. Признайся, после моей смерти ты смеялась.

– Нет, я рыдала. Рыдала много дней, уже не могла дышать, и тогда решила перестать дышать, но Энки каждый раз возрождал меня к жизни, и я ненавидела себя, потому что ты велел мне жить, а мне не хотелось…

– С какой стати тебе меня оплакивать? – спокойно спросил он. – Ты едва меня знала.

– Ты прав. Я любила твой образ. Сама судьба связала меня с тобой. Я хотела быть такой, как ты. Но на самом деле я тебя не знала, никогда не знала по-настоящему. Я больше тобой не восхищаюсь, Алтан. Я готова тебя убить.

В ее руках материализовался трезубец.

Теперь и у Рин было оружие. Она не осталась беззащитной перед Алтаном. Да никогда и не была беззащитной. Просто не желала этого признавать.

Алтан стрельнул взглядом на трезубец.

– Ты не осмелишься.

– Ты не настоящий, – спокойно произнесла она. – Алтан погиб, и я не могу его ранить.

– Посмотри на меня, – велел он. – Взгляни мне в глаза. И скажи, что я не настоящий.

Рин бросилась вперед. Он парировал удар. Она отдернула трезубец и снова атаковала.

– Посмотри на меня, – сказал он, повысив голос.

– Я смотрю, – тихо отозвалась Рин. – И все вижу.

Он споткнулся.

Рин вонзила трезубец ему в грудь.

Алтан вытаращил глаза, но не сдвинулся с места. Из уголка рта медленно стекла струйка крови. На груди расцвел красный круг.

Удар не был смертельным. Рин ткнула его чуть ниже грудины. Не в сердце. Он мог бы истечь кровью до смерти, но Рин пока этого не хотела. Он был нужен ей живым и в сознании.

Он должен ее отпустить.

Алтан склонил голову и уставился на торчащие из груди зубья.

– Ты хочешь меня убить?

Рин выдернула трезубец. Кровь бурным потоком залила рубашку Алтана.

– Я уже делала это прежде.

– Но сумеешь ли сейчас? – спросил он. – Сумеешь ли меня прикончить? Если ты меня убьешь, Рин, меня не станет.

– Этого я не хочу.

– Я по-прежнему тебе нужен.

– Но не так, как раньше.

И тут она поняла, наконец-то поняла, что погоня за наследием Алтана ни к чему не приведет. Рин не сумеет мысленно его воспроизвести, сколько бы ни мучила себя воспоминаниями. Лишь унаследует его боль.

Да и что воспроизводить? Каким был Алтан на самом деле?

Израненный мальчуган со Спира, который хотел лишь вернуться домой; сломленный мальчик, узнавший, что возвращаться ему некуда; солдат, выживший вопреки всему и всем, кто хотел его смерти. Командир без цели, которому не за что сражаться и не о ком заботиться, желающий лишь спалить весь мир дотла.

Алтан не был героем. Теперь Рин ясно это понимала, ее как будто окунули в ледяную воду, и когда она вынырнула, то словно родилась заново.

Она не виновата в смерти Алтана.

И ничем ему не обязана.

– Я все еще тебя люблю, – сказала Рин, потому что хотела быть честной.

– Я знаю. И это глупо. – Алтан шагнул вперед, протянул руку, и их пальцы сплелись. – Поцелуй меня. Я знаю, ты этого хочешь.

Рин прижала его окровавленные пальцы к своей щеке. На миг закрыла глаза и представила, как это могло бы быть.

– Я тоже тебя люблю, – сказал он. – Ты мне веришь?

– Нет, не верю, – ответила Рин и снова воткнула трезубец ему в грудь.

Трезубец вошел плавно и без сопротивления. То ли потому, что образ Алтана уже начал бледнеть и таять, а может, воображаемый Алтан специально ей помогал, направив три зубца мимо ребер, прямо в сердце.

Когда Рин снова вдохнула, чувство было новым, пугающим и сбивающим с толку. Она не могла понять, неужели это ее тело, такое неуклюжее тело смертной? Она осторожно ощупала себя пальцами, заново познавая, как работает ее тело. Как проникает в легкие воздух. Как бьется сердце.

Со всех сторон ее окружал свет, идеальный синий шар. Она не сразу поняла, что это купол юрты, одеяла откинули, чтобы вышел пар.

– Не шевелись, – сказала Сорган Шира.

Она положила руку Рин на грудь, сжала пальцы и запела. Острые ногти впились в кожу.

Рин закричала.

Это был еще не конец. Рин показалось, что Сорган Шира обхватила пальцами ее сердце и пытается выдернуть из груди.

Рин опустила взгляд. Пальцы Сорган Ширы не повредили кожу. Ощущение шло изнутри, что-то там кололо и дергалось, не желая отступать.

Сорган Шира запела громче. Легкие Рин готовы были разорваться. Давление нарастало, и наконец что-то оборвалось. Давление исчезло.

Несколько секунд Рин просто лежала и пыталась дышать, устремив взгляд на синий круг наверху.

– Смотри.

Сорган Шира показала Рин свою ладонь. В ней лежал сгусток крови размером с кулак, почерневшей, запекшейся и с жутким гнилостным запахом.

Рин невольно отпрянула.

– Это и есть…

– Яд Дацзы. – Сорган Шира с силой сжала сгусток в кулаке. Между пальцами просочилась черная кровь и закапала на раскаленные камни. Сорган Шира с любопытством оглядела окровавленные пальцы и стряхнула последние капли на камни, где кровь зашипела и испарилась. – Больше его нет. Ты свободна.

Рин в прострации посмотрела на камни, не находя слов.

– Я не…

В горле встал комок, и она не сумела закончить фразу. Ее затрясло, она стала раскачиваться взад-вперед от горя, о присутствии которого и не подозревала. Рин уронила голову на руки и тихо завыла, заливая пальцы слезами и соплями.

– Поплачь, так надо, – тихо произнесла Сорган Шира. – Я знаю, что ты видела.

– Чтоб ты провалилась, – выплюнула Рин.

Грудь налилась тяжестью. Рин наклонилась, и ее вырвало на камни. Колени тряслись, лодыжка стреляла болью, и Рин свалилась прямо на блевотину и зажмурилась, чтобы прервать поток слез.

Сердце колотилось, буквально выпрыгивая из груди. Она постаралась сосредоточиться на сердцебиении, отсчитывая пульс, чтобы успокоиться.

Его больше нет.

Он мертв.

И больше не сможет никому навредить.

Она пыталась вызвать гнев, который всегда служил ей щитом, но его не было. Чувства выжгли ее изнутри, полыхающий пожар стих – ему больше нечего было поглощать. Она чувствовала себя пустой, вычерпанной до дна. Остались лишь изнеможение и сухая боль потери, стоящая в горле.

– Ты имеешь право чувствовать, – прошептала Сорган Шира.

Рин дернулась и вытерла нос рукавом.

– Но не держи на него зла, – сказала Сорган Шира. – Это ведь не он. Тот человек, которого ты знала, давно успокоился. Жизнь и смерть во вселенной равны. Мы входим в материальный мир и снова уходим, превращаясь в нечто лучшее. Он был несчастен. Ты его освободила.

Да, умом Рин понимала, что это так, для вселенной они ничтожные песчинки, вышли из праха и вернутся в прах и пыль.

Это должно было бы ее утешить, но сейчас ей не хотелось быть временной и нематериальной, она желала всегда присутствовать в материальном мире в тот миг, когда Алтан прижался к ней лбом и заглянул в глаза, когда они прикасались друг к другу и обнимались, растворяясь друг в друге.

Ей хотелось быть живой, но навсегда остаться с ним. Вот почему она рыдала.

– Я не хочу, чтобы он умирал, – прошептала она.

– Мертвые нас не покидают, – ответила Сорган Шира. – Они будут преследовать нас, если им это позволить. Тот мальчик – болезнь твоего разума. Забудь его.

– Не могу. – Рин обхватила лицо ладонями. – Он был гением. Не таким, как все. Таких больше нет.

– Тебя это поразит, – печально сказала Сорган Шира. – Но ты и понятия не имеешь, как много людей похожи на Алтана Тренсина.

– Рин! О боги!

Катай подбежал к ней, как только она вышла из юрты. Судя по выражению его лица, он несколько часов ждал снаружи, в беспокойстве сжимая зубы.

– Поддержи ее, – велела ему Сорган Шира.

Катай обнял Рин за талию, чтобы снять вес с лодыжки.

– Ты цела?

Она кивнула. Они похромали вперед.

– Уверена, что все в порядке? – не отставал Катай.

– Мне лучше, – промямлила Рин. – Так хорошо мне уже давно не было.

Она постояла так с минуту, привалившись к плечу Катая и купаясь в прохладном воздухе. Рин никогда не предполагала, что воздух может быть столь сладок на вкус. Было так приятно подставить лицо под ледяной ветер, он освежал больше, чем холодная дождевая вода.

– Рин… – сказал Катай.

Она открыла глаза.

– Что?

Катай не сводил глаз с ее груди.

Рин ощупала себя, решив, что раскаленные камни прожгли одежду. Если бы это случилось, она все равно не обратила бы внимания. Она еще настолько не привыкла к тому, что заключена в материальном теле, что могла бы не заметить и полной наготы.

– В чем дело? – ошарашенно спросила она.

Сорган Шира молчала.

– Сама посмотри, – прошептал Катай.

Она опустила голову.

– Ох, – выдохнула она.

На груди был выжжен обугленный отпечаток руки, похожий на клеймо.

Катай обернулся к Сорган Шире.

– Что ты…

– Это не она, – оборвала его Рин.

Это отметина Алтана, его наследие.

Вот сволочь.

Катай пристально посмотрел на нее.

– И тебя это устраивает?

– Нет.

Рин приложила ладонь к груди на отпечаток руки Алтана.

Его ладонь была больше ее собственной.

Рин опустила руку.

– Но это не важно.

– Рин…

– Он мертв, – дрожащим голосом сказала она. – Он мертв, его больше нет, понимаешь? Его больше нет, и он никогда ко мне не прикоснется.

– Я знаю.

– Вызови огонь, – резко приказала Сорган Шира. Она стояла молча, наблюдая за их разговором, но теперь в ее голосе прозвучали требовательные нотки. – Давай же.

– Погоди, – сказал Катай. – Она же так слаба, совсем истощена.

– Но должна вызвать огонь, сейчас же, – настаивала Сорган Шира. Она явно была напугана, и это привело Рин в ужас. – Я должна знать.

– Это неразумно… – начал Катай, но Рин покачала головой.

– Нет. Она права. Отойди.

Катай выпустил ее руку и отошел на несколько шагов.

Рин закрыла глаза, выдохнула, и ее разум наполнился чистой радостью. Ярость встретилась с силой. Впервые за многие месяцы Рин позволила себе надеяться на то, что снова сумеет вызвать огонь, хотя совсем недавно это казалось таким же невозможным, как полет.

Теперь призвать гнев оказалось неизмеримо легче. Достаточно было погрузиться в воспоминания. Больше в памяти не осталось мест, которых она не осмеливалась касаться, ран, которые еще кровоточили бы.

Она прошла по знакомому пути через бездну и увидела сквозь туман Феникса, его голос отдавался эхом и был таким знакомым.

Рин почувствовала его ярость и потянулась к ней.

Но пламя не вспыхнуло.

Что-то промелькнуло.

Под веками вспыхивал свет.

Печать никуда не делась, по-прежнему горела в голове. Призрак Алтана захохотал в ухо.

На один миг огонь вспыхнул в ладони, лишь чтобы поманить и помучить, а потом исчез.

В этот раз не было боли, Рин не боялась потерять рассудок, забывшись в иллюзиях, но она упала на колени и закричала.

Глава 23

– Есть и другой путь, – сказала Сорган Шира.

– Заткнись, – отрезала Рин.

Она была уже так близко. Почти сумела вызвать огонь, ощутила его вкус, а он снова ускользнул из рук. Рин хотелось ударить кого-нибудь, выплеснуть злость, но было не на кого, и от сдерживаемого напряжения она готова была взорваться.

– Ты же сказала, что все исправишь.

– Печать нейтрализована, – заверила Сорган Шира. – Она больше тебе не навредит. Но яд проник глубоко и по-прежнему блокирует доступ к миру духов…

– Да пошла ты! Только брехать горазда.

– Не надо, Рин, – предупредил Катай.

Она не обратила на его слова внимания. Рин понимала, что Сорган Шира не виновата, но все равно хотела задеть ее и ранить.

– Твой народ ни хрена не знает. Неудивительно, что вас перерезал Триумвират, вы проиграли трем подросткам…

В мысли вдруг врезался пронзительный вопль. Рин рухнула на колени, но в ушах по-прежнему звенело, звук становился громче, пока не превратился в слова, отдающиеся в каждой косточке.

«Как ты смеешь меня попрекать?»

Сорган Шира вдруг превратилась в гиганта и горой нависла над Рин, а все остальное на поляне скукожилось.

«Я мать клана кетрейдов. Правлю северной частью Бахры, где скорпионы разбухают от яда, а в красном песке нежатся жирные песчаные черви. Я приручила землю, предназначенную для того, чтобы иссушать людей, пока от них не останутся одни отполированные кости. Не смей мне перечить».

Из-за боли Рин утратила способность говорить. На несколько мучительных секунд вопль достиг максимальной громкости, а потом понемногу ослаб. Рин перекатилась на спину и втягивала воздух огромными судорожными глотками.

Катай помог ей сесть.

– Вот почему нужно быть вежливыми с врагами.

– Жду твоих извинений, – сказала Сорган Шира.

– Прости, – промямлила Рин. – Просто… я решила, что вернула себе огонь.

Во время военного похода она выкинула из головы мысли о потере. И только сейчас, на мгновение прикоснувшись к огню, поняла, насколько отчаянно хотела его вернуть. На миг она снова ощутила тот восторг, бушующее пламя и всепоглощающую силу.

– Не думай, что все потеряно, – сказала Сорган Шира. – Ты никогда не доберешься до Феникса самостоятельно, если Дацзы не снимет Печать. А она никогда этого не сделает.

– Значит, все кончено.

– Нет. Кто-то другой может вызвать для тебя Феникса. Душа, связанная с твоей.

И Сорган Шира внимательно посмотрела на Катая.

Он смущенно моргнул.

– Нет, – тут же отозвалась Рин. – Что бы ты ни сделала, я не…

– Пусть говорит, – сказал Катай.

– Нет, ты не понимаешь, насколько это рискованно…

– Нет, понимает, – возразила Сорган Шира.

– Но он же ничего не знает о богах! – воскликнула Рин.

– Узнает. Как только вы станете якорными близнецами, он все узнает.

– Близнецами? – повторил Катай.

– Вы понимаете, как связаны Чахан и Кара? – спросила Сорган Шира.

Катай покачал головой.

– Между ними духовная связь, – произнесла Рин. – Если ударят Чахана, Кара чувствует его боль. Если его убить, она тоже умрет.

На лице Катая промелькнул ужас, который он попытался скрыть, но Рин все равно заметила.

– Эта связь якорем стягивает две души в потустороннем мире, – объяснила Сорган Шира. – Ты сможешь вызвать Феникса через этого мальчика. Он будет твоим проводником. Божественная сила потечет через него прямо в тебя.

– Я стану шаманом? – спросил Катай.

– Нет. Лишь одолжишь шаману свой разум. – Сорган Шира наклонила голову, наблюдая за ними. – Вы ведь близкие друзья, верно?

– Да, – кивнул Катай.

– Вот и славно. Якорь свяжет две души, которые уже знакомы друг с другом. Так он будет сильнее. И надежнее. Ты вытерпишь боль?

– Да, – снова кивнул Катай.

– Тогда начнем ритуал связывания как можно скорее.

– Исключено, – отрезала Рин.

– Я готов, – твердо сказал Катай. – Только объясни как.

– Нет, я не позволю…

– Я не спрашиваю твоего разрешения, Рин. У нас нет другого варианта.

– Но ты можешь умереть!

Катай закашлялся лающим смехом.

– Мы же солдаты. И всегда должны быть готовы к смерти.

Рин ошеломленно уставилась на него. Как он может быть настолько беспечным? Неужели не понимает опасности?

Катай выжил в Синегарде. Выжил в Голин-Ниисе. И в Бояне. Он успел настрадаться. И Рин не позволит ему через это пройти. Иначе никогда себе не простит.

– Ты и понятия не имеешь, каково это, – сказала она. – Ты ведь никогда не разговаривал с богами, и…

Катай покачал головой.

– Не говори со мной так. Не пытайся меня оградить, как будто я слишком глуп или слаб для того мира…

– Я не считаю тебя слабым.

– Тогда почему…

– Потому что ты ничего не знаешь о том мире и не должен узнать.

Пусть Феникс мучает ее, но только не Катая… Катай слишком чист. Лучший на свете человек. Катай не должен узнать, каково это – вызвать бога возмездия. Катай настолько добр от природы, что Рин скорее умрет, чем позволит испоганить его душу.

– Ты не представляешь, каково это. Боги тебя искалечат.

– Ты хочешь вернуть огонь? – спросил он.

– То есть?

– Хочешь снова вызывать огонь? Если сумеешь вызвать Феникса, ты выиграешь войну?

– Да. Я хочу этого больше всего на свете. Но не могу просить тебя мне в этом помочь.

– Так и не проси. – Катай повернулся к Сорган Шире. – Свяжи нас. Просто скажи, что мне делать.

Во взгляде Сорган Ширы на Катая промелькнуло уважение. А по лицу протянулась тонкая улыбка.

– Как пожелаешь.

– Это не так уж ужасно, – сказал Чахан. – Ты съешь особенный гриб и убьешь жертву. А потом Сорган Шира вас свяжет, и ваши души будут навечно сплетены. Но жить вы будете как прежде, вот и все.

– Убить живую жертву? – спросил Катай.

– Все дело в энергии, которая высвобождается, когда душа покидает материальный мир, – объяснила Кара. – Сорган Шира воспользуется этой энергией, чтобы скрепить вашу связь.

Чахан и Кара вызвались подготовить Рин и Катая к ритуалу, включающему утомительный процесс выписывания иероглифов на голых руках, с плеч до кончиков пальцев. Писать фразу следовало одновременно, каждый мазок кисти точно в тот же миг, что и парный.

Близнецы трудились с потрясающей синхронностью, и Рин оценила бы ее по заслугам, если бы не была так расстроена.

– Не шевелись, – велел Чахан. – Чернила потекут.

– Так пиши быстрее, – огрызнулась Рин.

– Было бы неплохо, – дружелюбно согласился Катай. – Мне хочется помочиться.

Чахан окунул кисть в чернильницу и стряхнул излишки.

– Если испортить хоть один иероглиф, придется начать заново.

– А ты бы и с удовольствием, правда? – заворчала Рин. – Почему бы не потратить еще часок? Если повезет, война уже завершится, когда ты закончишь!

Чахан опустил кисть.

– У нас нет выбора. Сама знаешь.

– Я знаю, что ты сволочь.

– У тебя нет другого выхода.

– Да пошел ты!

От обмена мелкими колкостями Рин не полегчало, как бы ей того ни хотелось. Разговор лишь утомил ее. Потому что Чахан был прав – близнецы должны подчиняться приказам Сорган Ширы, иначе их убьют, а у Рин все равно нет другого выхода.

– Все будет хорошо, – мягко проговорила Кара. – Якорь сделает тебя сильнее и устойчивее.

Рин насупилась.

– Как? Пока что это выглядит только способом потерять сразу двух бойцов вместо одного.

– Так ты сумеешь лучше сопротивляться воле богов. Когда ты их вызываешь, то превращаешься в фонарь, горящий вне твоего тела. И если фонарь отнести слишком далеко, боги навсегда овладеют твоим телом. А ты потеряешь рассудок.

– Именно это и случилось с Фейленом? – спросил Катай.

– Да, – ответила Кара. – Его душа отлетела слишком далеко, и ее место занял бог.

– Любопытно, – протянул Катай. – А якорь это предотвратит?

Он явно относился к процедуре с излишним рвением. Жадно впитывал каждое слово близнецов, укладывал каждую крупинку новых сведений в недра своей феноменальной памяти. Рин буквально видела, как в его мозге крутятся шестеренки.

И это ее пугало. Она не хотела, чтобы Катай погрузился в потусторонний мир. Лучше бы ему оставаться как можно дальше от того мира.

– Это не идеальный способ, но будет значительно труднее потерять рассудок, – объяснил Чахан. – Когда существует якорь, боги не могут в тебе поселиться. Ты способен улететь как угодно далеко в мир духов, но всегда вернешься.

– То есть, я помешаю Рин сойти с ума, – подытожил Катай.

– Она уже не в своем уме, – сказал Чахан.

– Тоже верно, – согласился Катай.

Долгое время близнецы работали молча. Рин сидела прямо, с закрытыми глазами, и мерно дышала, ощущая движения мокрой кисти по обнаженной коже.

А если якорь и впрямь сделает ее сильнее? Она не могла избавиться от радости при мысли об этом. Ведь это значит вызывать Феникса без опасений потерять рассудок, сдавшись на милость его ярости. Можно вызывать огонь, когда она только пожелает и на сколько захочет. И контролировать его, в точности как Алтан.

Но стоит ли оно того? Жертва казалась огромной – не только для Катая, но и для нее самой. Привязать себя к его миру – значит, стать непредсказуемо, чудовищно уязвимой. Если что-то случится с Катаем, случится и с ней.

Она должна его защищать. Позаботиться о том, чтобы Катаю ничто не грозило.

Наконец Чахан опустил кисть.

– Мы закончили.

Рин потянулась и рассмотрела свои руки. Кожу покрывал черный текст, составленный из слов, которые она почти могла разобрать.

– Это все?

– Не совсем. – Чахан протянул им горсть красных грибных шляпок. – Вот, съешьте.

Катай поковырял гриб пальцем.

– Что это?

– Мухомор. Растет в березовых лесах и ельниках.

– И для чего он?

– Чтобы открыть проем между мирами, – объяснила Кара.

Катай явно ничего не понял.

– Расскажи ему, для чего это нужно на самом деле.

Кара улыбнулась.

– Ты опьянеешь. Но гораздо быстрее и сильнее, чем от маковых зерен.

Катай повертел гриб в руке.

– Похож на ядовитый.

– Психоделический, – пояснил Чахан. – Все они ядовиты. Суть в том, чтобы доставить тебя точно на порог потустороннего мира.

Рин сунула грибы в рот и пожевала. Они были жесткие и безвкусные, пришлось как следует поработать зубами, прежде чем удалось их проглотить. Каждый раз, когда зубы врезались в волокнистую мякоть, возникало неприятное чувство, будто она жует кусок чьей-то плоти.

Чахан передал Катаю деревянную плошку.

– Если не хочешь есть грибы, тогда выпей грибной отвар.

Катай понюхал, глотнул и чуть не подавился.

– Что это?

– Лошадиная моча, – радостно сообщил Чахан. – Мы кормим лошадей грибами, и получается уже переработанный грибной напиток. Легче усваивается.

– До чего же вы омерзительны, – пробормотал Катай, заткнул нос и влил содержимое чашки в горло.

Рин тоже проглотила. Комок сухих грибов болезненно царапнул пищевод.

– А что будет, если один из связанных близнецов умрет? – спросила она.

– Второй тоже умрет, – сказал Чахан. – Ваши души связаны, а значит, вы покинете землю вместе. Один потянет за собой другого.

– Это не совсем так, – поправила Кара. – Выбор есть. Вы можете покинуть землю вместе. Или разорвать связь.

– Разорвать связь? Как?

Кара с Чаханом переглянулись.

– С последним словом. Если желают оба связанных партнера.

Катай нахмурился.

– Ничего не понимаю. Тогда в чем подвох?

– Если ты получил якорь, он становится частью твоей души. Самой твоей сущности. Якорь знает все твои мысли. Испытывает те же чувства. Этот человек полностью тебя понимает. Большинство людей предпочтут умереть, чем потерять свой якорь.

– И во время смерти вы должны быть в одном месте, – добавил Чахан. – А такое редко случается.

– Но все-таки связь можно разорвать, – сказала Рин.

– Можно, – кивнул Чахан. – Хотя вряд ли Сорган Шира вас этому научит.

Уж конечно, не научит. Рин понимала, что Катай нужен Сорган Шире как гарантия – удостовериться, что ее оружие против Дацзы работает; но она без колебаний избавится от Катая, если Рин ее подведет.

– А у Алтана был якорь? – спросила она.

Уж больно хорошо Алтан умел контролировать богов, что совсем не характерно для спирца.

– Нет. Спирцы этого не умеют. Алтан был… То, что делал Алтан, находилось за гранью человеческих возможностей. Ближе к концу он оставался в своем уме только силой воли. – Кадык Чахана дернулся. – Я много раз ему предлагал. Он всегда отвечал отказом.

– Но ведь у тебя уже есть якорь, – удивилась Рин. – Разве ты мог получить еще один?

– Не одновременно. Парная связь оптимальна. Связь в треугольнике нестабильна, любая проблема у одного непредсказуемо отразится на двух других, и они никак не смогут уберечься.

– Но? – напирал Катай.

– Но это и расширяет возможности. Делает сильнее любого шамана.

– Как Триумвират, – догадалась Рин. – Они связаны друг с другом. Вот почему так могущественны.

Теперь все встало на свои места. Почему Дацзы не убила Цзяна, своего врага. Она просто не могла, иначе тоже погибла бы.

Рин резко вскочила.

– Но ведь это значит…

– Да, – сказал Чахан. – Пока жива Дацзы, живы и Дракон-император, и Страж. Возможно, их связь разорвана, но я в этом сомневаюсь. Власть Дацзы непоколебима. Остальные двое пропали. Но думаю, они еще живы, хотя вся страна считает их покойниками.

«Вы уничтожите друг друга. Один умрет, один будет править, а третий уснет навеки».

Катай озвучил вопрос, крутившийся в голове у Рин:

– Тогда что с ними произошло? Почему они пропали?

Чахан передернул плечами.

– Спроси тех двоих. Ну что, ты все допил?

Катай осушил чашку и поморщился.

– Фу… Да.

– Хорошо. А теперь ешь грибы.

– Что?! – заморгал Катай.

– В чашке не было грибов.

– Вот ты свинья! – воскликнула Рин.

– Не понимаю, – пробормотал Катай.

Чахан язвительно улыбнулся.

– Хотелось полюбоваться, как ты пьешь лошадиную мочу.

Сорган Шира дожидалась их снаружи, у полыхающего костра. Языки пламени показались Рин живыми, их щупальца подпрыгивали слишком высоко и далеко, словно чьи-то ручонки пытались дотянуться до нее и затащить в огонь. Если приглядеться, то дым, ставший алым от порошков Сорган Ширы, преображался в лица мертвецов. Наставника Ирцзаха. Агашу. Капитана Салхи. Алтана.

– Готовы? – спросила Сорган Шира.

Рин моргнула, и лица исчезли.

Она опустилась перед Катаем на колени, на мерзлую землю. Несмотря на холод, им разрешили надеть только штаны и нижние рубашки, обнажающие руки. Написанные на коже иероглифы блестели в свете костра.

Рин была напугана. А Катай как будто совсем не боялся.

– Я готов, – сказал он уверенным тоном.

– Я готова, – откликнулась эхом Рин.

Между ними лежали два длинных зазубренных ножа и жертвенный олень.

Рин не поняла, как кетрейды умудрились всего за несколько часов поймать взрослого оленя, крупного и здорового, не причинив ему видимого вреда. Ноги животного были крепко связаны. Рин подозревала, что оленя усыпили, потому что он лежал смирно, с полуоткрытыми глазами, в которых читалась покорность судьбе.

Грибы начали действовать. Все вокруг приобрело яркие цвета. За движущимися предметами оставался след, похожий на мазки краски, он сиял, переливался и постепенно бледнел.

Рин не без труда сосредоточилась на шее оленя.

Им с Катаем предстояло сделать два надреза с каждого бока животного, чтобы убить жертву совместно. Каждая рана сама по себе не будет смертельной. Олень мог бы уползти, рана затянулась бы грязью, и он выжил бы. Но разрезы по обоим бокам означали неминуемую смерть.

Рин взяла с земли нож и крепко сжала в руках.

– Повторяйте за мной, – велела Сорган Шира и медленно произнесла фразу на языке кетрейдов. Иностранные слоги звучали во рту Рин неуклюже и тяжеловесно. Их значение она знала – объяснили близнецы.

«Мы будем жить едиными. И драться едиными».

«И убивать едиными».

– Жертва, – сказала Сорган Шира.

Они одновременно опустили ножи.

Это оказалось труднее, чем ожидала Рин. Не потому, что она не привыкла убивать – резать плоть теперь ей было так же легко, как дышать. Но тяжело было прорезать шерсть. Рин стиснула зубы и надавила сильнее. Нож глубоко вошел оленю в бок.

Олень выгнул шею и завизжал.

Нож Рин вошел недостаточно глубоко. Пришлось расширить надрез. Руки страшно тряслись, рукоятка ножа выскальзывала из пальцев.

А Катай прорезал бок оленя одним чистым, уверенным ударом.

Им на колени выплеснулась темная кровь. Олень перестал дергаться. Его шея обмякла, и голова упала на землю.

В психоделическом грибном тумане Рин увидела, как душа оленя покинула тело – золотистая аура замерцала над тушей эфирной копией его физического воплощения, а потом улетела, как дым. Рин задрала голову и смотрела, как душа летит все выше и выше к небесам.

– Следуйте за ним, – приказала Сорган Шира.

Рин подчинилась. Это казалось такой простой задачей. После грибов ее душа была легче воздуха. Разум воспарил, материальное тело превратилось в далекое воспоминание, и она взлетела в огромную темную пустоту космоса.

Рин оказалась на краю огромного круга, исписанного гексаграммами, которые рассказывали о природе вселенной и шестидесяти четырех богах, определяющих весь мир, прошлый и будущий.

Круг качнулся и превратился в озеро, в котором плавали два больших карпа, белый и черный, с пятнами другого цвета на боках. Они лениво плескались, медленно гоняясь друг за другом по вечному кругу.

На противоположном берегу стоял Катай. Он был обнажен, но не физически – тело, скорее, было соткано из света. Но каждая мысль, каждое воспоминание, каждое чувство сверкало и стремилось к ней. Все на виду.

Рин была в точности так же обнажена перед ним. Все секреты, неуверенность, вина и гнев лежали как на ладони. Катай видел самые ее жестокие и дикие желания. Даже те, в которых она не решалась признаться самой себе. Например, насколько ее страшит, что она осталась единственной и последней спиркой. И как любит боль, лелеет ее и находит утешение только в боли.

А Рин видела его. Как в его голове укладываются идеи, огромные залежи знаний связываются друг с другом, чтобы он мог вызвать их при первой необходимости. Рин видела и нарастающее беспокойство из-за того, что он не знает других столь же умных людей. Насколько он испуган, загнан в одинокую ловушку собственного разума и наблюдает, как мир вокруг рушится из-за отсутствия в нем логики, а Катай не в силах это исправить.

И тогда она поняла его печаль. И горе из-за смерти отца, но самое главное – из-за потери империи, потому что верность и долг составляли суть его существования…

И увидела его ярость.

Почему она так долго не могла этого понять? Ярость служила топливом не только для Рин. Но ее гнев был взрывным, мгновенным и разрушительным, а в Катае горел молчаливой решимостью, отравляя его изнутри, и сила его ненависти потрясла Рин.

Мы одинаковые.

Катай жаждал мести и крови. Под хрупкой личиной самоконтроля бушевал поток ярости, берущий начало в сумятице мыслей и превращающийся в непреодолимое желание крушить все вокруг, словно только Катай мог уничтожить весь мир и отстроить заново, уже разумным.

Между ними сверкал круг. Черный и белый карпы начали кружиться быстрее и быстрее, пока чернота и белизна не слились. Они не стали серыми, не смешались, но превратились в единое целое – две стороны одной монеты, необходимые части, чтобы уравновесить друг друга, как сбалансирован Пантеон.

Круг вращался, и они вращались вместе с ним, все быстрее и быстрее, пока гексаграммы не слились в светящийся обруч. На мгновение Рин потеряла ориентацию – верх стал низом, правая сторона – левой, все смешалось…

Она ощутила прилив чистой энергии, и это было восхитительно.

Словно Шира впрыснула героин ей в вены. Тот же самый прилив, оглушающий поток энергии. Но на этот раз душа не отлетала все дальше от материального мира. Теперь Рин осознавала, где находится ее тело, и могла вернуться в него в любую секунду. Она была на полпути между миром духов и материальным миром. И чувствовала оба.

Не она поднялась в небеса для встречи с богом, это бог спустился к ней. Рин почувствовала присутствие Феникса где-то рядом, его ярость и пламя, такое потрясающе теплое, оно щекотало и обтекало ее.

От восторга Рин хотелось захохотать.

Но Катай стонал. Он стонал уже какое-то время, но Рин была настолько поглощена новой энергией, что не заметила.

– Так не годится, – резко вмешалась в грезы Рин Сорган Шира. – Хватит, ты его подавляешь.

Рин открыла глаза и увидела, что Катай свернулся калачиком на земле и стонет. Он откинул голову назад и пронзительно закричал.

Перед глазами Рин поплыл туман. Мгновение назад она смотрела на Катая и вдруг перестала его видеть. Теперь перед ней был только огонь, стена огня, которой может управлять только она…

– Ты его уничтожаешь, – прошипела Сорган Шира. – Вернись!

Но зачем? Ей никогда еще не было так хорошо. И не хотелось, чтобы это заканчивалось.

– Ты его убьешь. – Пальцы Сорган Ширы впились ей в плечо. – И тогда уже ничто тебя не спасет.

Рин начала смутно понимать. Она делает Катаю больно, нужно это прекратить, но как? Пламя было настолько соблазнительным, что лишало способности мыслить рационально. В голове раскатывался эхом смех Феникса, становясь громче и сильнее с каждым мгновением.

– Рин, – выдохнул Катай. – Прошу тебя…

Это ее отрезвило.

Связь с материальным миром начала истончаться. И прежде чем исчезла полностью, Рин схватила нож и вонзила его в ногу.

Перед глазами поплыли белые пятна. Боль изгнала огонь, вернула кристальную ясность ума. Феникс умолк. В бездне стало тихо.

Рин увидела на другой стороне круга Катая – он стоял на коленях, но был жив, цел и невредим.

Открыв глаза, она увидела только землю. Рин медленно села и стерла грязь с лица. Катай ошалело озирался и моргал, словно впервые увидел окружающую действительность.

Рин взяла его за руку.

– Как ты?

Он глубоко и судорожно вздохнул.

– Я… Все нормально. Кажется, я просто… Подожди немного…

Рин не смогла сдержать смех.

– Добро пожаловать в мой мир.

– У меня такое чувство, будто это сон. – Он осмотрел тыльную сторону ладони, поворачивая руку туда-сюда в последних лучах солнца, словно не доверял свидетельству собственного тела. – Кажется… я видел физическое доказательство существования твоих богов. Теперь я знаю, какой силой они обладают. Но все, что я до сих пор знал о мире…

– Тот мир, который ты знал, не существует, – мягко сказала Рин.

– Да уж.

Катай хватался пальцами за траву и почву, словно боялся, что земля исчезнет из-под ног.

– Попробуйте, – сказала Сорган Шира.

Рин не понадобилось спрашивать, о чем она.

Она встала на трясущихся ногах и отвернулась от Катая. Раскрыла ладони. И почувствовала в груди пламя, теплый огонек, ожидающий, когда она его призовет.

И она призвала. В руках появилось горячее пламя – укрощенное, маленькое и тихое.

Рин напряглась в ожидании толчка, потребности разжечь огонь побольше. Но ничего не почувствовала. Феникс по-прежнему присутствовал рядом. И она знала, что он кричит и зовет ее. Но крик не доходил до ее ушей. В разуме возникла стена, настоящая осязаемая стена, которая отталкивала бога и приглушала его крики до слабого шепота.

«Ах ты, дрянь, – сказал Феникс, хотя почему-то голос звучал мягко. – Маленькая дрянная спирка».

Рин закричала от восторга. Она не просто вернула себе способности, но и приручила бога. Якорь ее освободил.

Она с дрожью наблюдала, как в ладонях собирается пламя. Рин сделала его выше. Оно полыхнуло в воздухе дугой, как выпрыгнувшая из моря рыба. Теперь Рин полностью подчинила огонь своей воле, как когда-то Алтан. Нет. Она лучше Алтана, потому что трезва, спокойна и свободна.

Страх сойти с ума отступил, а безмерная сила осталась – глубокий колодец, из которого Рин могла черпать энергию, когда захочет.

Сейчас у нее появился выбор.

Катай за ней наблюдал. Глаза широко открыты, на лице написаны страх и восхищение.

– Как ты? – спросила она. – Ты это чувствуешь?

Он не ответил. Лишь прикоснулся рукой к виску и пристально всмотрелся в огонь, так что пламя отразилось в его глазах. А потом засмеялся.

В тот вечер кетрейды накормили их костным бульоном, обжигающе горячим, пахучим и соленым. Рин моментально его выхлебала. Жидкость обожгла горло, но Рин было плевать. Она так долго жила на вяленой рыбе и рисовом отваре, что и забыла вкус нормальной еды.

Кара передала ей кружку.

– Выпей побольше воды. А то начнется обезвоживание.

– Спасибо.

Рин до сих пор потела, несмотря на вечерний холод. На коже выступили крохотные капельки, промочив одежду.

С другой стороны костра Катай и Чахан вступили в оживленный спор – насколько могла судить Рин, что-то насчет метафизической природы вселенной. Чахан рисовал на земле схемы прутиком, а Катай смотрел и энергично кивал.

Рин повернулась к Каре.

– Можно кое о чем тебя спросить?

– Конечно.

Рин покосилась на Катая. Он не обращал на нее ни малейшего внимания. Выхватил у Чахана палочку и написал под рисунком сложное математическое уравнение.

Рин понизила голос:

– И давно вы с братом связаны якорем?

– Всю жизнь. Нам было десять дней от роду, когда провели церемонию. Я не помню жизнь без него.

– А связь всегда… всегда равносторонняя? Один не подавляет другого?

Кара подняла брови.

– А тебе кажется, что меня подавляют?

– Не знаю. Ты всегда выглядишь такой…

Рин запнулась, не зная, как сформулировать свою мысль. Кара всегда была для нее загадкой. Она была луной, в то время как ее брат – солнцем. Чахан доминировал во всем. Всегда находился в центре внимания, обожал отчитывать окружающих в снисходительной манере. Но Кара предпочитала оставаться в тени или в молчаливом обществе своих птиц. Рин никогда не слышала, чтобы она высказывала собственные идеи, а не пересказ мыслей брата.

– Ты считаешь, что Чахан меня подавляет, – сказала Кара.

Рин вспыхнула.

– Нет, я просто…

– Ты боишься, что задавишь Катая. Думаешь, что твоя ярость для него слишком сильна и он превратится в твою тень. Ты считаешь, что именно это произошло с нами.

– Я напугана, – призналась Рин. – Я чуть его не убила. И если… это неравновесие, или как его назвать, рискованно, мне хочется об этом знать. Я не хочу лишить Катая способности мне возразить.

Кара медленно кивнула и долго сидела молча, нахмурившись.

– Брат меня не подавляет, – наконец сказала она. – По крайней мере, я этого не чувствую. Но я никогда ему и не возражала.

– Тогда как…

– Наша воля едина с самого детства. У нас общие желания. Когда мы говорим, то озвучиваем общие мысли. Мы две половинки одной личности. Если я кажусь тебе отстраненной, то лишь потому, что присутствие Чахана в мире смертных дает мне возможность улететь в мир духов. Я предпочитаю души животных, а не людей, которым мне нечего сказать. Не думаю, что это можно назвать подавлением.

– Но Катай не похож на тебя, – сказала Рин. – Наша воля не тождественна. Мы чаще спорим, чем соглашаемся друг с другом. И я не хочу… стереть его личность.

Выражение лица Кары смягчилось.

– Ты его любишь?

– Да, – немедленно ответила Рин. – Больше, чем кого бы то ни было.

– Тогда не волнуйся. Если ты его любишь, доверься себе – ты сумеешь его уберечь.

Рин понадеялась, что это правда.

– Эй, – окликнул их Катай. – Чем это вы там увлеклись?

– Ничем, – отозвалась Рин. – Просто сплетничаем. А вы разгадали природу вселенной?

– Пока нет. – Катай бросил палочку на землю. – Но дай мне год или два. Я уже близок.

Кара встала.

– Идем. Нужно поспать.

Днем кетрейды возвели еще несколько юрт внутри круга. Рин и ее спутникам отвели центральную. Это был ясный знак – они по-прежнему под стражей у кетрейдов, пока Сорган Шира не решит их отпустить.

Юрта была слишком тесна для четверых. Рин скрючилась на боку, подтянув колени к груди, хотя больше всего на свете ей хотелось выпрямиться и раскинуть в стороны руки и ноги. Она задыхалась, ей хотелось очутиться на воздухе, на просторе – в пустыне или посреди океана. Она глубоко вдохнула, пытаясь совладать с паникой, похожей на ту, что нахлынула во время церемонии очищения в юрте.

– В чем дело? – спросила Кара.

– Я лучше посплю снаружи.

– Ты там окоченеешь. Не глупи.

Рин приподнялась на одном боку.

– Мне кажется, что ты тоже чувствуешь себя не в своей тарелке.

Кара улыбнулась.

– Юрты напоминают о доме.

– И давно вы не были дома? – спросила Рин.

Кара на мгновение задумалась.

– Нас послали на юг в одиннадцать лет. Так что уже десять лет.

– А тебе когда-нибудь хотелось вернуться?

– Иногда. Но дома нам особо нечем заняться. Лучше быть иностранцем в империи, чем наймадом в степи.

«А что еще ожидать, когда твой клан подготовил несколько предателей и убийц?» – подумала Рин.

– Так никто не звал вас домой? – спросила она.

– Дома мы станем рабами, – равнодушно произнес Чахан. – Кетрейды по-прежнему винят нашу мать за Триумвират. И никогда нас не примут. Мы обречены вечно нести наказание.

Повисла неловкая тишина. У Рин было еще много вопросов, но она не знала, как их задать.

В другом настроении она бы наорала на близнецов за обман. Все эти годы они шпионили, наблюдали за цыке, чтобы определить, кто из них находится на грани безумия. Хотя цыке и сами разбирались с этой проблемой, замуровывая безумцев в Чулуу-Корихе.

А если бы близнецы решили, что кто-то из цыке стал слишком опасным? Они что, просто убили бы его? Кетрейды явно считали, что они вправе так поступить. На никанских шаманов они смотрели с тем же высокомерием и чувством превосходства, как и гесперианцы. И Рин ненавидела их за это.

Но она сдержала горькие слова. Чахан и Кара достаточно настрадались.

Кому как не ей знать, каково это – быть изгоем в собственной стране.

– Эти юрты, – сказал Катай, погладив ладонями стены. Его распростертые руки покрывали треть диаметра хижины. – Почему они такие маленькие?

– В степи мы делаем их даже меньшего размера, – ответила Кара. – Ты ведь с юга и никогда не ощущал настоящего ветра.

– Я из Синегарда, – возразил Катай.

– Это не настоящий север. Все, что находится по ту сторону песчаных дюн, для нас юг. В степи ночной ветер может содрать кожу с лица, если ты сначала не околеешь от холода. Мы сидим в юртах, иначе степь может убить.

Никто не ответил. Юрту заполнила тишина. Катай и близнецы почти тотчас же заснули, судя по ровному и размеренному дыханию.

Рин лежала без сна, прижав к груди трезубец, и смотрела на дыру в потолке, ровный круг ночного неба. Она чувствовала себя копошащимся в норе грызуном, который считает, что, если зароется поглубже, никто из мира снаружи его не побеспокоит.

Может, кетрейды действительно прячутся в юртах от ветра. А может, когда лежишь под такими яркими звездами, когда над твоей головой раскинулся космос, приходится строить юрту, чтобы хотя бы на время уцепиться за что-то материальное. А иначе под натиском божественной сущности ты решишь, что ничего в мире не значишь.

Глава 24

Пока они спали, на землю легло свежее покрывало снега. Из-за этого и солнце, казалось, светило ярче, и воздух стал холоднее. Рин поковыляла наружу и потянула занемевшие мышцы, прищурившись от резкого света.

Кетрейды завтракали посменно. Шестеро всадников садились к костру и набрасывались на пищу, а остальные стояли на страже по периметру лагеря.

– Вот, ешьте. – Сорган Шира наполнила две миски дымящейся похлебкой и протянула их Рин и Катаю. – Вам предстоит долгий путь. Мы дадим вам с собой мешок вяленого мяса и немного молока яка, но сейчас лучше наесться до отвала.

Рин взяла миску. Похлебка пахла восхитительно. Рин уселась на землю и прижалась к Катаю, чтобы согреться, коснувшись костлявыми локтями его костлявых бедер. Теперь все в нем, любая мелочь, казалось таким родным. Прежде она не замечала, какие у него длинные и тонкие пальцы, как от него пахнет чернилами и пылью, как завиваются на кончиках кудряшки.

Рин знала Катая больше четырех лет, но сейчас при каждом взгляде открывала что-то новое.

– Так вы нас отпускаете? – спросил у Сорган Ширы Катай. – И не будете дергать за ниточки?

– Мы определили условия, – ответила та. – У нас больше нет причин вас калечить.

– И кто я для вас? – поинтересовалась Рин. – Собачонка на поводке?

– Ты – моя ставка в игре. Выпущенный на волю дрессированный волк.

– И он должен убить врага, с которым ты не справишься.

Сорган Шира улыбнулась во все зубы.

– Радуйся тому, что мы нашли тебе применение.

Рин не понравилась эта фраза.

– А что будет, если у меня все получится, а после этого ты уже не найдешь для меня применение?

– Тогда мы сохраним вам жизнь в качестве благодарности.

– А если ты снова решишь, что я представляю угрозу?

– Тогда мы тебя найдем. – Сорган Шира кивнула на Катая. – И в этот раз на чаше весов и его жизнь.

Рин не сомневалась, что Сорган Шира без колебаний всадит стрелу Катаю в сердце.

– Ты по-прежнему мне не доверяешь, – сказала Рин. – Используешь нас в своей игре, а якорь стал твоей страховкой.

Сорган Шира вздохнула.

– Я боюсь, дитя. И имею на это право. В прошлый раз, когда мы научили никанских шаманов, как связать друг друга якорем, они обратились против нас.

– Но я на них не похожа.

– Ты слишком на них похожа. Те же глаза. И ярость. И отчаяние. Ты слишком много видела. И слишком сильно ненавидишь. Те трое были моложе, чем ты сейчас, более робкими и напуганными, и все же убили тысячи невинных. Ты уже старше и успела натворить кошмаров.

– Это совсем не то же самое, – возразила Рин. – Федерация…

– Получила по заслугам? Каждый ее житель? Даже женщины? И дети?

Рин вспыхнула.

– Но я не… Я поступила так не ради собственного удовольствия. Я не такая, как они.

Не как тот юный Цзян, который убивал, смеясь, с восторгом купался в крови. Не как Дацзы.

– Они в точности так же думают о себе, – сказала Сорган Шира. – Но боги их развратили, как развратят и тебя. Боги выявляют худшие и самые жестокие проявления. Ты считаешь, что контролируешь их, но с каждой секундой они разъедают твой разум. Призывать богов – все равно что заигрывать с безумием.

– Уж лучше так, чем сидеть сложа руки. – Рин понимала, что ходит по натянутому канату и следует держать рот на замке, но ее раздражали постоянные высокомерные поучения кетрейдов в духе пацифизма. – Я уж лучше сойду с ума, чем буду прятаться с пустыне Бахра и делать вид, будто ничего страшного не происходит, хотя могла бы предотвратить резню.

Сорган Шира только хмыкнула.

– Ты считаешь, что мы сидим сложа руки? Так тебе рассказывали?

– Я знаю, что во время первых двух Опиумных войн погибли миллионы. И знаю, что никто из вас не пришел на юг, чтобы этому помешать.

– И сколько человек, по-твоему, убил Вайшра?

– Меньше, чем погибло бы, если бы он не вмешался.

Сорган Шира не ответила, лишь продолжала тянуть паузу, пока слова Рин не стали казаться глупыми.

Рин ковырялась в миске, есть ей уже не хотелось.

– А как вы поступите с иностранцами? – поинтересовался Катай.

Рин уже и забыла про гесперианцев, пока Катай не спросил. Она оглядела лагерь, но нигде их не заметила. А потом увидела юрту размером побольше, стоящую на краю поляны. Ее охраняли Бектер и еще два всадника.

– Может, убьем, – повела плечами Сорган Шира. – Они же святоши, а от религии гесперианцев ничего хорошего не жди.

– Почему это? – спросил Катай.

– Они верят в единственного и всемогущего бога, а значит, не способны принять истину – существование других богов. А когда государство считает чужие верования греховными, насилие неизбежно. – Сорган Шира вздернула голову. – Как считаешь, нам их пристрелить? Это милосерднее, чем оставить здесь на верную гибель.

– Не убивайте их, – попросила Рин. В обществе Таркета она чувствовала себя неуютно, а сестра Петра ждала, что она начнет пробивать кулаком стены, но Аугус всегда казался ей наивным и доброжелательным. – Они же миссионеры, а не солдаты. Совершенно безобидны.

– Их оружие отнюдь не безобидно, – сказала Сорган Шира.

– Да, – согласился Катай. – Оно быстрее и смертоноснее арбалетов, особенно в опытных руках. Оружие им возвращать не следует.

– Но добраться домой им будет трудно. Мы можем дать вам только одного коня на двоих. А им придется пробираться через вражескую территорию.

– Вы можете обеспечить их всем необходимым для постройки плота? – спросила Рин.

Сорган Шира нахмурилась, размышляя.

– А они самостоятельно найдут путь по рекам?

Рин задумалась. Ее альтруизм так далеко не простирался. Ей не хотелось смерти Аугуса, но она не собиралась терять время, пестуя их как детей, хотя им вообще не следовало сюда приезжать.

Она повернулась к Катаю.

– Если они доберутся до Западного Муруя, то справятся, верно?

Он пожал плечами.

– Более или менее. Там много каналов. Можно заблудиться и оказаться в Хурдалейне.

На такой риск она готова была пойти. Это облегчит совесть. Если Аугусу и его товарищам не хватит ума, чтобы добраться до Арлонга, виноваты будут они сами. Аугус когда-то был к ней добр. Она позаботится о том, чтобы кетрейды не пустили стрелу ему в голову. Больше она ничего ему не должна.

Когда Рин подошла к Чахану, он сидел в одиночестве на берегу реки, притянув колени к груди.

– Они не считают, что ты можешь сбежать? – спросила она.

Он криво улыбнулся.

– Они знают, что я не умею быстро бегать.

Рин села рядом.

– И что теперь с вами будет?

Его лицо оставалось непроницаемым.

– Сорган Шира больше не доверяет нам присматривать за цыке. Она заберет нас обратно на север.

– И что с вами будет там?

Его кадык дернулся.

– Возможны варианты.

Рин знала, что ему не нужна жалость, а потому не хотела его этим отягощать. Она набрала в легкие воздуха.

– Я хотела тебя поблагодарить.

– За что?

– За то, что вступился за меня.

– Я лишь спасал собственную шкуру.

– Конечно.

– Но все-таки надеялся, что и ты не умрешь, – признался он.

– Спасибо за это.

Повисла неловкая тишина. Взгляд Чахана несколько раз стрельнул в сторону Рин, словно он не решался перейти к новой теме.

– Ну же, скажи, – наконец произнесла она.

– Ты правда этого хочешь?

– Да, раз ты так мучаешься.

– Ну ладно. Внутри Печати ты видела…

– Алтана, – поспешила ответить Рин. – Живого Алтана. Вот что я видела. Он был жив.

Чахан судорожно вздохнул.

– И ты его убила?

– Я дала ему то, чего он хотел.

– Понятно.

– А еще я видела его счастливым, – сказала Рин. – Он был другим. Не страдал. Никогда не страдал. И был счастлив. Вот каким я его запомню.

Чахан долго молчал. Рин понимала, что он пытается не расплакаться на глазах у нее, но видела проступившие слезы.

– Это все по-настоящему? – спросила она. – В другом мире это реально? Или Печать лишь показывает то, что я хочу увидеть?

– Не знаю. Наш мир – это греза богов. Может, у них есть и другие сны. Но наша история уже свершилась, и в этом сценарии никто не вернет Алтана к жизни.

Рин откинулась назад.

– Я думала, что знаю, как устроен мир. Как устроена вселенная. Но я ничего не знаю.

– Как и большинство никанцев, – сказал Чахан, даже не пытаясь замаскировать высокомерие.

– А ты знаешь? – фыркнула Рин.

– Мы знаем природу реальности. Понимаем ее, изучая годами. Но твои соотечественники – отчаянные и уязвимые глупцы. Не могут отличить реальность от иллюзии и потому цепляются за мелкие истины, ведь это лучше, чем осознать, что их мир на самом деле не так уж важен.

Теперь она начала понимать, почему кетрейды считают себя хранителями вселенной. Кто еще так хорошо понимает природу космоса? Никто даже близко к этому не подошел.

Возможно, Цзян тоже знал, очень давно, когда был еще в своем уме. Но человек, с которым она была знакома, уже превратился в развалину и учил ее лишь фрагментам истины.

– Я думала, что в тебе говорит высокомерие, – прошептала она. – Но это доброта. Степняки поддерживают иллюзию, позволяя всем жить во лжи.

– Не называй нас так, – резко оборвал ее Чахан. – Степняки – это не название народа. Это слово известно только в империи, ведь никанцы считают всех, кто живет в степи, одинаковыми. Наймады – это не кетрейды. Называй нас собственными именами.

– Прости. – Рин скрестила руки на груди, дрожа на пронизывающем ветру. – Можно тебя еще кое о чем спросить?

– Ты же все равно спросишь.

– Почему ты так меня ненавидишь?

– Вовсе нет, – машинально ответил он.

– А выглядит именно так. И очень давно, с тех пор как погиб Алтан.

Он наконец-то повернулся лицом к Рин.

– Каждый раз, глядя на тебя, я вижу его, ничего не могу с собой поделать.

Рин знала, что он это скажет. Знала, и все равно ей было больно.

– Ты считаешь, что я не смогу стать такой, как он. И это… это правда. И… если ты по какой-то причине ревнуешь, я тоже понимаю, но ты должен знать…

– Это не просто ревность, – сказал Чахан. – Это злость. Я злюсь на нас обоих. Я вижу, как ты совершаешь те же ошибки, что и Алтан, и не понимаю, как их предотвратить. Все эти годы я наблюдал смятение и ярость Алтана, как он идет по избранному пути, словно слепое дитя, и все то же самое происходит с тобой.

– Но я знаю, что делаю. Я не слепая как он…

– Нет, слепая, и даже не сознаешь этого. С вашим народом так долго обращались как с рабами, что вы и забыли, каково быть свободными. Вы легко выходите из себя и быстро привыкаете ко всему – к опиуму, людям, идеям. Это успокаивает вашу боль, хотя и ненадолго. А потому вами ужасно легко манипулировать. – Чахан помолчал. – Прости. Я тебя обидел?

– Вайшра мной не манипулирует, – возразила Рин. – Он… он борется за хорошее дело. За это стоит сражаться.

Чахан окинул ее долгим взглядом.

– Ты и впрямь веришь в Республику?

– Я верю, что республика – лучший вариант из возможных. Дацзы должна умереть. Вайшра – наш самый верный шанс с ней покончить. А что бы ни случилось в дальнейшем, хуже, чем при империи, уже не будет.

– Ты правда так думаешь?

Рин не хотелось больше об этом говорить. И размышлять об этом не хотелось. После катастрофы на озере Боян ей ни разу не пришло в голову, что можно не возвращаться в Арлонг или что возвращаться уже некуда.

Сейчас она стала слишком сильной, в ней кипел гнев, и нужна была причина что-нибудь спалить. Она цеплялась за Вайшру и Республику. Без них она бы дрейфовала без цели. И мысль об этом приводила в ужас.

– Иначе никак. Без Республики я ничто, – ответила она.

– Как скажешь. – Чахан отвернулся и посмотрел на реку. Похоже, он решил больше не спорить. Рин не могла понять, разочарован он или нет. – Может, ты и права. Но когда-нибудь ты спросишь себя, за что именно сражаешься. И тогда тебе придется найти причину, чтобы жить, осуществив месть. Алтан так и не сумел этого сделать.

Кара протянула Рин поводья боевого коня.

– Уверена, что справишься?

– Нет, но Катай точно умеет.

Рин с трепетом рассматривала вороного коня. Она никогда не чувствовала себя уверенно с лошадьми – вблизи они были такими огромными, а копыта как будто специально созданы, чтобы размозжить ей голову. Но Катай все детство скакал верхом в семейном поместье и с легкостью справлялся с самыми разными животными.

– Держитесь подальше от главных дорог, – напутствовал их Чахан. – Птицы сообщили, что империя отвоевала большую часть территории обратно. Если будете ехать при свете дня, наверняка наткнетесь на патруль ополчения. По возможности надолго не выезжайте из леса.

Рин уже собиралась спросить, чем кормить лошадей, но Чахан и Кара резко посмотрели налево, словно два хищника, почуявшие жертву.

Секунду спустя она тоже услышала звуки. Они доносились из лагеря кетрейдов. Стрелы входили в тела. Мгновением спустя послышался треск аркебуз.

– Вот дерьмо, – сказал Катай.

Близнецы уже мчались обратно в лагерь. Рин схватила трезубец и побежала следом.

В лагере царил полный хаос. Кетрейды метались и хватали разбегающихся лошадей за поводья. В воздухе висел едкий запах пороха. Юрты были прошиты пулями. На земле лежали тела кетрейдов. А миссионеры Серой гильдии беспрепятственно обстреливали лагерь из аркебуз.

Как они получили назад оружие?

Услышав выстрел, Рин плюхнулась наземь, и пуля вошла в дерево за ее спиной.

Над головой свистели стрелы, с влажными хлопками попадая в цель. Несколько гесперианцев упали, когда стрелы вошли им в головы. Другие в панике удирали с поляны. Никто их не преследовал.

Остался только Аугус. Он держал в каждой руке по аркебузе, неуклюже направив их в землю.

Он так и не выстрелил. Рин заметила, как он дрожит, и поняла – он понятия не имеет, что делать.

Сорган Шира сквозь зубы отдала приказ. Всадники тут же подчинились, нацелив двенадцать стрел на Аугуса и натянув тетивы.

– Не стрелять! – выкрикнула Рин и бросилась вперед, загородив Аугуса. – Прошу вас, не стреляйте, он сам не знает, что делает.

Аугус как будто и не услышал ее слова. Он встретился с ней взглядом. И поднял правой рукой аркебузу, нацелив точно в грудь Рин.

И не важно, что он никогда прежде не стрелял из аркебузы. Он бы точно не промахнулся, с такого-то расстояния.

– Демон, – сказал он.

– Назад, Рин! – решительно сказал Катай.

Рин застыла, не в силах пошевелиться. Аугус беспорядочно размахивал аркебузой, целясь то в Сорган Ширу, то в Рин, то в Катая.

– Творец, надели меня мужеством, защити от язычников…

– Что он бормочет? – спросила Сорган Шира.

Аугус крепко зажмурился.

– Покажи силу небес и покарай их силой божественного правосудия…

– Хватит, Аугус! – Рин шагнула вперед с поднятыми руками, понадеявшись на этот миролюбивый жест, и заговорила на четком гесперианском: – Тебе нечего бояться. Эти люди тебе не враги, они не сделают тебе ничего плохого…

– Дикари! – взвизгнул Аугус и взмахнул аркебузой. Кетрейды охнули и попятились, несколько человек пригнулись к земле. – Убирайтесь из моей головы!

– Аугус, прошу тебя! – взмолилась Рин. – Ты испуган и не в себе. Посмотри на меня, ты же меня знаешь, мы встречались…

Аугус снова наставил на нее аркебузу.

Воздух на поляне взбаламутил молчаливый приказ Сорган Ширы. «Стреляйте!»

Но никто из кетрейдов не спустил тетиву лука.

Рин ошарашенно озиралась.

– Бектер! – прокричала Сорган Шира. – В чем дело?

Бектер улыбнулся, и Рин с ужасом поняла, что происходит.

Это не было случайностью. Гесперианцев освободили намеренно.

Это заговор.

Над поляной замелькали волны вспыхивающих образов, вовлекая всех присутствующих в немую войну между Бектером и Сорган Широй, как будто они борются на ринге на потеху публике.

Рин увидела, как Бектер разрезает путы гесперианцев и отдает им аркебузы. Сбитые с толку миссионеры в ужасе уставились на него. Он предложил им поиграть. Им предстоит убежать от стрел. И гесперианцы разбежались.

Она увидела, как скачет по степи девочка, дочь Сорган Ширы Тсевери, которую убил Цзян, а перед ней в седле сидит мальчик. Они смеются.

Увидела отряд воинов и с удивлением поняла, что это спирцы. Их было не меньше десятка, они шли мимо спаленных юрт и обугленных тел, а на плечах перекатывалось пламя.

Она почувствовала исходящую от Бектера испепеляющую ярость, которую лишь распаляли слабые возражения Сорган Ширы. И тут Рин поняла: это не просто борьба за власть. Это возмездие.

Бектер хотел сделать ради своей сестры Тсевери то, на что Сорган Шира была не способна. Он жаждал отомстить. Сорган Шира хотела взять никанских шаманов под контроль, а Бектер желал их уничтожить.

«Ты слишком долго позволяла цыке жить в империи, как им вздумается, мама, – звенел ясный голос Бектера. – Слишком долго жалела этих подонков наймадов. Хватит!»

Остальные всадники с ним согласились.

Они уже давно переметнулись на его сторону. А теперь лишь показали, с кем они.

Обмен мыслями завершился за один миг.

Сорган Шира отпрянула. Как будто съежилась и уменьшилась в размерах. И Рин впервые увидела на ее лице страх.

– Бектер, – сказала Сорган Шира. – Пожалуйста…

Бектер отдал приказ.

Землю у ног Аугуса усыпали стрелы. Тот сдавленно взвыл. Рин бросилась вперед, но слишком поздно. Она услышала щелчок, а потом выстрел.

Сорган Шира упала. Из того места в ее груди, куда попала пуля, клубился дымок. Она опустила взгляд, потом перевела его на Аугуса, на ее лице отразилось недоумение. А потом она завалилась на бок.

Чахан метнулся к ней.

– Ама!

Аугус бросил использованную аркебузу и поднес к плечу вторую.

И тут все случилось одновременно.

Аугус нажал на спусковой крючок. Кара бросилась вперед, чтобы загородить брата. Ночь прорезал грохот, и близнецы рухнули одновременно, Кара упала навзничь, на руки Чахана.

Всадники обратились в бегство.

Рин закричала. Из ее рта вырвался поток огня, выплеснулся Аугусу в грудь и сшиб его с ног. Аугус закричал, бешено извиваясь, чтобы сбить пламя, но оно не гасло, а пожирало воздух из его рта, влилось в легкие, выжигая изнутри, пока он не обуглился, а крики не утихли навсегда.

Предсмертная агония Аугуса затихла, превратившись в легкое трепыхание, как у насекомого, Рин упала на колени и закрыла рот. Огонь потух, Аугус больше не шевелился.

За ее спиной обнимал сестру Чахан. Над левой грудью Кары появилось темное пятно крови, словно нарисованное невидимым художником, оно все расплывалось и расплывалось, напоминая расцветающий мак.

– Кара… Нет, Кара…

Руки Чахана судорожно двигались над ней, но не было стрелы, которую можно вытащить, металл зарылся слишком глубоко, чтобы ее спасти.

– Перестань, – выдохнула Кара. Она подняла дрожащую руку и прикоснулась к груди брата. Между ее зубами пузырилась кровь. – Отпусти меня. Ты должен меня отпустить.

– Я иду с тобой, – сказал Чахан.

Кара вдыхала воздух короткими болезненными залпами.

– Нет, это слишком важно.

– Кара…

– Ради меня, – прошептала Кара. – Прошу тебя.

Чахан прижался лбом к ее лицу. Что-то происходило между ними – обмен мыслями, которого Рин не слышала. Кара поднесла трясущуюся руку к груди и собственной кровью нарисовала узор на бледной щеке Чахана, а потом накрыла рисунок ладонью.

Чахан вздохнул. Рин заметила, как что-то между ними мелькнуло – порыв воздуха, мерцание света.

Голова Кары свалилась набок. Чахан притянул обмякшее тело к себе и опустил голову.

– Рин, – быстро позвал Катай.

Она развернулась. В десяти шагах от нее сидел верхом на коне Бектер с луком в руках.

Она подняла трезубец, хотя это и было бесполезно. С такого расстояния она была легкой мишенью. Через несколько секунд они умрут.

Но Бектер не выстрелил. Стрела так и осталась в луке, тетива не натянулась. Взгляд у него был слегка ошарашенный и перемещался между телами Сорган Ширы и Кары.

Он в шоке, догадалась Рин. Бектер не может поверить в то, что натворил.

Она подняла трезубец над головой, подготовившись в броску.

– Убивать не так-то легко, да?

Бектер заморгал, словно наконец-то очнулся, а потом прицелился в нее из лука.

– Ну, давай, – сказала она. – Посмотрим, кто проворнее.

Бектер посмотрел на сверкающий трезубец, потом снова на Чахана, который раскачивался взад-вперед над телом Кары. И чуть-чуть опустил лук.

– Это сделала ты, – сказал Бектер. – Ты убила маму. Вот что я им скажу. Это твоя вина. – Его голос дрогнул – похоже, Бектер пытался убедить самого себя. Лук в его руках тоже задрожал. – Во всем виновата ты.

Рин метнула трезубец. Лошадь Бектера встала на дыбы. Трезубец пролетел чуть выше его головы. Рин пыхнула в его сторону пламенем, но было уже поздно – за несколько секунд Бектер скрылся из поля зрения, исчез в лесу, последовав за отрядом предателей.

Очень долго на поляне было слышно только Чахана. Он не рыдал, нет. Его глаза остались сухими. Но грудь судорожно вздымалась, сдавленное дыхание выходило рывками, он смотрел на тело сестры безумными глазами, словно не верил тому, что видит.

«Наша воля едина с самого детства, – говорила Кара. – Мы две половинки одной личности».

Рин не могла и вообразить, каково это, когда у тебя забирают половинку.

Катай склонился над телом Сорган Ширы и перевернул ее на спину. А потом закрыл ей веки.

Он мягко тронул Чахана за плечо.

– Если мы что-то можем сде…

– Будет война, – резко ответил Чахан. Он опустил Кару на землю и сложил ее ладони на груди, одну на другой. Его голос звучал сухо и ровно. – Теперь их вождь Бектер.

– Вождь? – повторил Катай. – Он только что убил собственную мать!

– Не своей рукой. Вот почему он дал гесперианцам оружие. Он к ней не притрагивался, и его люди это засвидетельствуют. Они поклянутся даже перед Пантеоном, потому что это правда.

На лице Чахана не отражались никакие эмоции. Он выглядел совершенно, до жути спокойным.

И Рин поняла. Он приглушил все чувства, заменил их прагматизмом, потому что это единственный способ отрезать боль.

Чахан глубоко и судорожно вздохнул. На мгновение оболочка треснула, и Рин увидела промелькнувшую по лицу боль, но все это исчезло, едва появившись.

– Это… все меняет. Только Сорган Шира могла обуздать кетрейдов. А теперь Бектер поведет их на войну с наймадами.

– Тогда поезжай, – сказала Рин. – Возьми лошадь. Скачи на север. Возвращайся к своему клану и предупреди людей.

Чахан моргнул.

– Это ваша лошадь.

– Не глупи.

– Мы найдем другой путь, – заверил Катай. – Он займет чуть больше времени, но мы справимся. А ты должен ехать.

Чахан медленно поднялся на трясущихся ногах и последовал за Катаем и Рин на берег реки.

Лошадь покорно ждала там, где ее оставили. Как будто ее совсем не побеспокоила заварушка на поляне. Ее приучили не бояться.

Чахан вставил ногу в стремя и запрыгнул в седло одним грациозным и отточенным движением. Он взял поводья обеими руками и посмотрел на Рин. Его кадык дернулся.

– Рин…

– Что? – отозвалась она.

Верхом на лошади он выглядел таким маленьким. Рин впервые увидела его настоящим: не грозным шаманом, не загадочным Провидцем, а просто мальчишкой. Она всегда считала Чахана таким могущественным, таким отстраненным от мира смертных. Но в конце концов, он был всего лишь человеком, только меньше ростом и худее большинства из них.

И теперь до конца жизни он останется в одиночестве.

– И что мне теперь делать? – тихо спросил он.

Его голос дрогнул. А взгляд был совершенно потерянным.

Рин взяла его за руку и посмотрела в глаза. Стоило ей об этом задуматься, и она поняла, как они с Чаханом похожи. Слишком молоды для такой силы, не готовы к тому, во что ввязались.

Она обхватила его пальцы.

– Драться.

Глава 25

Путешествие обратно в Арлонг заняло двадцать девять дней. Рин знала точно, потому что каждый день делала зарубку на плоту, размышляя о том, что в это время происходит на войне. Каждая отметка воплощала вопрос, еще один возможный исход. Может, Дацзы уже вторглась в Арлонг? Республика еще существует? Жив ли Нэчжа?

Утешало то, что Рин не видела на Западном Муруе императорский флот, но это не имело особого значения. Флот мог их уже опередить. Либо Дацзы предпочла идти в Арлонг по суше – ополчение всегда уверенней чувствовало себя на твердой земле. Либо эскадра избрала маршрут вдоль морского побережья и уничтожила силы Тсолиня, прежде чем плыть к Красным утесам.

Тем временем плот тащился по Западному Мурую, полагаясь лишь на течение, потому что и Катай, и Рин были слишком истощены для гребли.

Катай собрал плот за два дня с помощью веревок и забытых кетрейдами охотничьих ножей. Сооружение из обломков республиканского флота получилось неуклюжим, на нем было ровно столько места, чтобы они могли лечь, не касаясь друг друга.

Двигались они очень медленно. Из предосторожности старались держаться поближе к берегу, чтобы избежать опасных быстрин вроде той, что унесла их к водопаду на озере Боян. По возможности плыли под ветками деревьев, чтобы никто не заметил.

Провизию приходилось расходовать аккуратно. У них имелся двухнедельный запас вяленого мяса от кетрейдов, и время от времени удавалось поймать рыбу, но все равно к концу плавания кости под кожей еще больше стали выпирать. Катай и Рин потеряли не только вес, но и боевой дух, а значит, тем важнее было избежать патрулей. Пусть Рин и вернула свои способности, но было все же маловероятно, что они победят в стычке, если она не в состоянии пробежать хотя бы милю.

В основном они дремали, чтобы сберечь силы. Один спал, а другой сидел в одиноком карауле у копья с привязанным к нему щитом, которое служило рулевым веслом. Однажды днем Рин проснулась и обнаружила, что Катай что-то чертит на плоту ножом.

Она потерла заспанные глаза.

– Что это ты делаешь?

Катай подпер подбородок кулаком и постучал ножом по плоту.

– Размышлял о том, как лучше тебя использовать.

– Меня использовать?

– Нехорошее слово? – Он продолжил царапать что-то по дереву. – Ну, тогда оптимизировать твои способности. Ты ведь как лампа. Я пытаюсь понять, как сделать так, чтобы ты горела ярче.

Рин ткнула в нацарапанный неровный круг.

– Это что, я?

– Да. Источник пламени. Я пытаюсь разобраться, как именно это происходит. Ты можешь вызвать огонь в любом месте? – Катай махнул рукой в сторону реки. – К примеру, можешь поджечь тот тростник?

– Нет. – Рин знала ответ, даже не попробовав это сделать. – Огонь исходит изнутри, прямо из меня.

Да, именно так. Когда она вызывает огонь, он зарождается где-то внутри и выплескивается наружу.

– Он выходит через руки и рот, – сказала она. – Я могу вызвать его и из других частей тела, но так проще всего.

– Так значит, это ты источник пламени?

– Не столько источник, сколько… Скорее мост. Или ворота.

– Ворота, – повторил он, потирая подбородок. – Не те ли врата охранял Страж? Которые открывают путь ко всем богам?

– Вряд ли. Цзян… Цзян открывал врата к определенным существам. Сам видел, что нам показывала Сорган Шира. Думаю, он мог вызвать только этих тварей. Всех чудовищ императорского зверинца. Ведь об этом говорится в легендах? Но остальные шаманы… Трудно объяснить. – Рин пыталась подобрать нужные слова. – Боги присутствуют в нашем мире, но при этом не покидают свой собственный, а когда Феникс входит в меня, он может повлиять на наш мир.

– Но не так, как ему того хочется, – заметил Катай. – Во всяком случае, не всегда.

– Потому что я ему не позволяю. Все дело в самоконтроле. Если хватает присутствия духа, ты перенаправляешь силу бога и используешь в своих целях.

– А если нет? Что произойдет, если ты просто распахнешь ворота?

– Тогда я проиграю. Превращусь в подобие Фейлена.

– Но что конкретно это значит? – напирал Катай. – Ты совсем утратишь контроль над своим телом?

– Точно не знаю. Несколько раз, совсем ненадолго, мне показалось, что Фейлен внутри, пытается отвоевать обратно свое тело. Но ты видел, что случилось.

Катай медленно кивнул.

– Наверное, непросто вести мысленную битву с богом.

Рин вспомнила о шаманах, замурованных в камне Чулуу-Кориха, навеки запертых в ловушке собственных мыслей и сожалений, получив в утешение лишь осознание, что это наименее кошмарный вариант. Она содрогнулась.

– Почти невозможно.

– Значит, нужно просто найти способ побороть ветер с помощью огня. – Катай дернул отросшие спутанные локоны. – Интересная головоломка.

На плоту больше нечем было заняться, и потому они начали экспериментировать с огнем. День за днем Рин вызывала пламя, чтобы посмотреть, насколько далеко может зайти, насколько способна его контролировать.

Раньше Рин вызывала огонь инстинктивно. Все ее усилия были направлены на то, чтобы Феникс не захватил ее разум полностью, она и не задумывалась о том, как именно вызывает пламя. Но после каверзных вопросов Катая и осторожных экспериментов досконально разобралась в своих способностях.

Она не может захватить контроль над уже существующем огнем. И не может контролировать уже покинувшее ее тело пламя. Но способна придать ему форму и выпустить в воздух, однако огонь исчезнет за несколько секунд, если нечему будет гореть.

– А ты что при этом ощущаешь? – спросила она Катая.

Он чуть помедлил с ответом.

– Мне не больно. Ну, уж точно не так, как в первый раз. Это как будто… я совершил открытие. Какой-то шорох в затылке, но я не знаю его причину. А потом прилив адреналина – такой бывает, когда смотришь вниз с края утеса.

– Точно не больно?

– Даю слово.

– Чушь собачья, – сказала Рин. – Каждый раз, когда я вызываю огонь чуть больше обычного костра, у тебя такое лицо… Как будто ты при смерти.

– Правда? – заморгал Катай. – Наверное, просто рефлекс. Не волнуйся.

Он лгал. Рин это нравилось – Катай беспокоился о ней, а потому лгал. Но нельзя с ним так поступать. Она не может причинять Катаю боль и не волноваться об этом.

А если сможет – значит, все кончено.

– Ты должен говорить мне, когда уже слишком, – сказала она.

– Все совсем не так плохо.

– Хватит нести чушь, Катай…

– Самое главное – это желание. Не боль. Мне хочется еще и еще. Ты ведь понимаешь, каково это?

– Естественно. Это главное желание Феникса. Спалить все вокруг, еще и еще.

– И это так приятно. – Катай показал на нависшую ветку. – Попробуй еще раз.

За несколько дней Рин научилась нескольким трюкам. Она создавала огненные шары и метала их в цель, находящуюся в двадцати шагах. Придавала пламени сложные формы, могла бы даже устроить из него целый спектакль с марионетками. Или вскипятить воду под руками, поднеся их к реке, так что ручей превращался в пар, а рыба всплывала вверх брюхом.

Но самое главное, она могла создать в пламени безопасное пространство рядом с собой, чтобы Катай не обжегся, а все остальные вокруг сгорели.

– А как насчет массового убийства? – спросил он через несколько дней экспериментов с разными мелкими трюками.

Рин окаменела.

– Ты о чем?

– К примеру, о том, что ты сделала с Федерацией. – Его тон был подчеркнуто нейтральным, чисто академическим. – Можно это повторить? Сколько огня ты способна вызвать?

– Это другое. Я была на острове. В храме. И я… Я только что видела смерть Алтана. – Она проглотила комок в горле. – Я была в ярости. В страшной ярости.

В тот момент, в гневе, она была способна на бесчеловечные, кошмарные поступки. Но не знала, сумеет ли это повторить, потому что тогда искрой послужила смерть Алтана, а сейчас при мысли об Алтане ее охватывает печаль, а не гнев.

Печаль и гнев – совсем разные вещи. Ярость наделяет силой сжигать дотла целые страны. Печаль лишь истощает.

– А если ты вернешься в тот храм? – напирал Катай. – Вернешься и вызовешь Феникса?

– Я не вернусь в тот храм, – тут же ответила Рин. Она не понимала почему, но напор Катая ее нервировал – он смотрел с тем же напряженным любопытством во взгляде, с каким смотрели на нее Широ и Петра.

– Но если вернешься? Если бы у нас остался только один выход, если бы иначе мы все потеряли?

– Мы не будем рассматривать такой вариант.

– Я и не утверждаю, что должны рассматривать. Лишь хочу знать, есть ли такой вариант. Ты должна хотя бы попытаться.

– Хочешь, чтобы я занялась геноцидом? – медленно выговорила она. – Просто уточняю для ясности.

– Начни потихоньку, – предложил он. – Потом распалишь огонь посильнее. Посмотрим, как у тебя получится вне храма.

– Это уничтожит все в округе.

– Мы уже много дней не видели ни следа человека. Если здесь кто и живет, они ушли. Земля пустынна.

– А как насчет животных?

Катай закатил глаза.

– Мы оба знаем, что меньше всего сейчас стоит беспокоиться о животных. Хватит увиливать, Рин.

Она кивнула, вытянула руки ладонями вверх и закрыла глаза.

Пламя окутало ее теплым одеялом. Ей стало так хорошо. Слишком хорошо. Она горела, не чувствуя вину за последствия. Обладала неограниченной властью. Могла снова купаться в волнах экстаза, потеряться в дремотном забвении огня, становящегося все выше и ярче. Но тут услышала завывания на высокой ноте, исходящие не от нее.

Она опустила взгляд. Катай свернулся на плоту в позе зародыша, закрыв рот руками, и пытался подавить крик.

Рин с трудом обуздала пламя.

Катай засопел и накрыл голову руками.

Рин опустилась рядом с ним на колени.

– Катай…

– Ничего страшного, – выдохнул он. – Все прекрасно.

Она попыталась обнять его, но Катай оттолкнул ее руки с пугающей злостью.

– Просто дай мне подышать. – Он покачал головой. – Все нормально, Рин. Мне не больно. Просто… все это у меня в голове.

Рин захотелось его ударить.

– Ты должен был сказать, когда будет слишком!

– Но такого не было. – Он сел и выпрямился. – Давай еще раз.

– Что?!

– В первый раз я не сумел как следует оценить радиус взрыва. Давай еще разок.

– Исключено, – отрезала она. – Решил покончить с собой? Я не собираюсь тебе помогать.

– Тогда сделай так, чтобы было на грани, – не отставал он. – До того, как станет больно. Давай оценим границы.

– Это безумие.

– Все лучше, чем обнаружить важные детали уже на поле боя. Пожалуйста, Рин, более подходящей возможности у нас не будет.

– Да что с тобой такое? – выкрикнула она. – Почему это для тебя так важно?

– Потому что я должен знать масштаб твоих способностей. Потому что я разрабатываю стратегию обороны Арлонга и должен знать, куда тебя поставить и с какой целью. Потому что, раз уж я прошел через все это ради тебя, ты хотя бы должна показать мне свои максимальные возможности. Если мы снова превратили тебя в оружие, ты должна быть самым лучшим оружием. И прекрати за меня бояться, Рин. Со мной все прекрасно, пока я не скажу, что это не так.

И она снова и снова вызывала огонь, с каждым разом все больше раздвигая границы, пока берега рядом с ними не стали угольно-черными. Рин продолжала, даже когда Катай кричал, потому что он велел ей не останавливаться, пока он не скажет. Продолжала, даже когда его глаза закатывались, а тело безжизненно распластывалось на плоту. Но и после этого, очнувшись через несколько секунд, Катай первым делом говорил:

– Пятьдесят метров.

Когда они наконец добрались до Красных утесов, Рин с огромным облегчением увидела флаг Республики, по-прежнему развевающийся над Арлонгом.

Значит, Вайшра цел и невредим, а Дацзы по-прежнему только далекая угроза.

Теперь предстояло вернуться в город так, чтобы при этом их не пристрелили. В ожидании нападения Арлонг находился в полной боевой готовности за оборонительными сооружениями. Массивные ворота в гавань за Красными утесами были заперты. На каждом более-менее ровном месте над каналом засели арбалетчики. Рин и Катай не могли просто войти в городские ворота – одно неверное движение, и их бы утыкали стрелами. Это стало понятно, когда они увидели обезьяну, случайно подобравшуюся слишком близко к стенам и встревожившую настороженных лучников.

Они так устали, что это показалось на редкость нелепым. Целый месяц опасного пути, а теперь главная проблема – избежать обстрела со стороны своих.

В конце концов они решили привлечь внимание часовых способом, несущим наименьшую угрозу. Они стали бросать камни в стенки утеса, так что стук эхом разнесся вдоль канала, и на утесе показался отряд арбалетчиков.

Рин и Катай немедленно подняли руки.

– Не стреляйте! – прокричал Катай.

Капитан часовых свесился со стенки утеса.

– Чем это вы тут занимаетесь?

– Мы солдаты-республиканцы, вернулись из Бояна, – выкрикнул Катай, демонстрируя свою форму.

– Форму легко снять с трупа, – заметил капитан.

Катай показал на Рин.

– Но только не для нее.

Это не убедило капитана.

– Отойдите, иначе я выстрелю.

– На вашем месте я бы не стала, – сказала Рин. – Иначе Вайшра спросит, зачем вы убили его спирку.

Часовые расхохотались.

– А она хороша, – сказал капитан.

Рин вытаращила глаза. Они что, ее не узнали? Или вообще не знают, кто она такая?

– Наверное, он новичок, – предположил Катай.

– Может, покалечить его? – пробормотала она.

– Чуть-чуть.

Она откинула голову назад и открыла рот. Выдыхать огонь было труднее, чем швыряться им из ладоней, – тяжелее направить в нужную сторону, зато это производило впечатляющий эффект. Поток пламени выстрелил в воздух и принял форму дракона, который на мгновение завис перед глазами потрясенных солдат, извиваясь, а потом набросился на капитана.

На самом деле ему ничто не грозило. Рин потушила огонь, прежде чем он коснулся капитана. Но тот все равно закричал и отпрянул, словно на него напал медведь. Когда он снова появился на вершине утеса, лицо его было пунцовым, а опаленные брови дымились.

– Тебя следовало бы за это пристрелить, – сказал он.

– Скажи Вайшре, что спирка вернулась, – ответила Рин. – И принеси нам что-нибудь поесть.

Молва об их возвращении мгновенно разнеслась по всей гавани. Стоило им войти в ворота, как их тут же окружила толпа солдат и гражданских. Со всех сторон так громко выкрикивали вопросы, что Рин не могла разобрать ни слова.

Те, вопросы, которые ей удалось понять, касались пропавших в Бояне солдат. Люди хотели знать, выжил ли кто-нибудь еще. Вернутся ли в город остальные. Рин не хватило мужества ответить.

– Кто вытащил вас из того ада? – Сквозь толпу солдат протиснулась Венка. Она схватила Рин за руки, оглядела с головы до пят и сморщила нахальный нос. – От тебя воняет.

– Я тоже рада тебя видеть, – сказала Рин.

– Нет, правда, вонь страшная. Как будто в нос ткнули ножом.

– Ну, у нас больше месяца не было нормальной чистой воды, так что…

– Так что случилось? – прервала ее Венка. – Вы сбежали из тюрьмы? Положили целый батальон? Вплавь добирались обратно по Мурую?

– Пили лошадиную мочу и принимали наркотики, – ответил Катай.

– Что-что?

Рин уже собиралась объяснить, но тут заметила проталкивавшегося сквозь толпу Нэчжу.

– Привет, – сказала она.

Он остановился прямо перед Рин, моргая, словно не верил своим глазам. Слегка приподнятые руки неловко болтались по сторонам, словно он не знал, куда их девать.

– Можно? – спросил он.

Рин раскрыла объятья. Нэчжа притянул ее к себе и сжал с такой силой, что она инстинктивно напряглась. Но потом расслабилась, потому что Нэчжа был таким теплым, таким надежным, и обнимать его было чудесно, хотелось зарыться лицом в его одежду и долго не отрываться.

– Поверить не могу, – прошептал Нэчжа ей на ухо. – Мы были уверены…

Рин прижилась лбом к его груди.

– Я тоже.

Слезы полились сплошным потоком. Объятья уже тянулись дольше, чем следовало бы, и наконец Нэчжа ее выпустил, но не убрал руки с ее плеч.

– Где Цзиньчжа? – спросил он.

– Ты о чем? Он разве не вернулся вместе с тобой?

Нэчжа только покачал головой и широко открыл глаза, но тут его оттеснили два гиганта.

– Рин!

Прежде чем она успела произнести хоть слово, Суни сжал ее в объятьях и приподнял, так что Рин пришлось яростно заколотить по его плечу, прежде чем он ее опустил.

– Эй, эй! – Рамса похлопал Суни по плечу. – Ты ее раздавишь.

– Прости, – смущенно произнес Суни. – Просто мы думали…

Рин не могла сдержать улыбку, хотя и чувствовала, что на грудной клетке останутся синяки.

– Ага. Я тоже рада вас видеть.

Бацзы схватил ее за руку, притянул к себе и хлопнул по плечу.

– Мы знали, что ты выжила. Ты слишком злобная, чтобы так легко сдаться.

– Как вы добрались обратно? – спросила Рин.

– Фейлен не только уничтожил наши корабли, но и устроил на озере шторм, в котором погиб и императорский флот, – сказал Бацзы. – Хотя пострадали главным образом большие корабли, нескольким джонкам удалось спастись. Примерно четверть наших уцелела. Не помню, как мы сумели выбраться из воды, но как-то умудрились.

Рин примерно представляла, что произошло.

Рамса переводил взгляд с нее на Катая.

– А где близнецы?

– Это долгая история, – сказала Рин.

– Но они живы? – спросил Бацзы.

– Я… В общем, все сложно. Чахан жив. А Кара…

Она замолчала, подбирая правильные слова, но тут увидела за плечом Бацзы приближающегося к ней высокого человека.

– Расскажу позже, – шепнула она.

Бацзы обернулся, увидел, на кого она смотрит, и тут же отошел в сторону. Солдаты зашикали и расступились перед наместником провинции Дракон.

– Ты вернулась, – сказал Вайшра.

Он не выглядел ни довольным, ни раздраженным, а только нетерпеливым, словно ждал ее.

Рин невольно опустила голову.

– Да.

– Вот и хорошо. – Вайшра махнул рукой в сторону дворца. – Ступай, приведи себя в порядок. Я буду у себя в кабинете.

– Расскажи мне обо всем, что случилось в Бояне, – потребовал Вайшра.

– Разве вам еще не рассказали?

Рин сидела напротив него. И пахло от нее гораздо лучше, чем в минувшие недели. Она обрезала сальные, кишащие вшами волосы, помылась холодной водой и сменила вонючую и грязную одежду на чистую форму.

В глубине души она надеялась на более теплый прием – улыбку, руку на плече, хотя бы малейший знак, что Вайшра рад ее возвращению, – но он лишь выжидающе застыл.

– Мне нужен твой отчет, – сказал он.

Рин подумывала взвалить вину на стратегические просчеты Цзиньчжи, но не было смысла настраивать против себя Вайшру, бередя его открытые раны. А кроме того, никакие действия Цзиньчжи не предотвратили бы случившееся после начала сражения. Он с таким же успехом мог бы драться с самим морем.

– В армии императрицы тоже оказался шаман. Его зовут Фейлен. Он призывает бога ветра. Раньше он был цыке, пока не отбился от рук. Он затопил ваш флот. Это заняло всего несколько минут.

– Что значит: раньше он был цыке? – спросил Вайшра.

– Его отстранили, – объяснила Рин. – В общем, он сошел с ума. Как происходит со многими шаманами. Алтан случайно выпустил его из Чулуу-Кориха…

– Случайно?

– Намеренно, но это было глупо. А теперь, видимо, Дацзы нашла способ заманить его на свою сторону.

– И как ей это удалось? – поинтересовался Вайшра. – Деньги? Власть? Его можно перекупить?

– Вряд ли его все это волнует. Он… – Рин замолчала, пытаясь разобраться, как получше объяснить это Вайшре. – Он не хочет того, чего обычно желают люди. Его бог… Как и в случае со мной, с Фениксом…

– Он потерял рассудок, – заключил Вайшра.

Она кивнула.

– Думаю, Фейлен стремится выполнить желания бога. Феникс хочет спалить весь мир. А богу ветра нужен хаос. Дацзы каким-то образом удалось подчинить Фейлена своей воле, но его невозможно купить, как обычного человека.

– Понятно. – Вайшра немного помолчал. – А мой сын?

Рин колебалась. Неужели ему не рассказали про Цзиньчжу?

– Его тело не привезли, – сказал Вайшра.

И тут его маска дала трещину. На краткий миг он стал выглядеть как любой отец на его месте.

Значит, он знал. Просто не хотел признаваться самому себе, что, если Цзиньчжа не добрался до Арлонга с остальным флотом, его уже нет в живых.

– Я не видела, что с ним произошло, – сказала Рин. – Мне жаль.

– Тогда бессмысленно гадать, – холодно произнес Вайшра. Маска снова была на месте. – Давай поговорим о будущем. Полагаю, ты хочешь вернуться в пехоту?

– Только не в пехоту. – Рин сделала глубокий вдох. – Я снова хочу командовать цыке. И заседать в военном совете. Я хочу иметь право голоса, когда вы отдаете цыке приказы.

– С чего бы это?

«Потому что Чахан не мог быть прав, когда называл меня вашей собачонкой».

– Потому что я это заслужила. Я сломала Печать. И снова могу вызывать огонь.

Вайшра поднял брови.

– Покажи.

Она подняла открытую ладонь и вызвала шар огня размером с кулак. Покатала его вверх и вниз по руке, подбросила в воздухе и опять опустила на пальцы. Даже после месяца тренировок она до сих поражалась, с какой легкостью это получается и насколько это чудесно – управлять пламенем с той же непринужденностью, как управлять пальцами. Она придала огню форму – крысы, петуха, мерцающего оранжевого дракона, а потом сжала ладонь.

– Неплохо, – одобрительно сказал Вайшра. Маска слетела, и он наконец-то улыбался.

Рин ощутила теплую ободряющую волну.

– Так что насчет командования?

Он помахал рукой.

– Ты восстановлена. Я дам знать генералам. Как тебе это удалось?

– Это долгая история. – Рин помедлила, размышляя, с чего начать. – В общем, мы наткнулись на кетрейдов.

– Степняков? – нахмурился Вайшра.

– Не называйте их так. Они кетрейды.

Рин наскоро рассказала о том, что сделали кетрейды, о Сорган Шире и Триумвирате.

Но момент с якорной связью опустила. Вайшре нет нужды об этом знать.

– И что случилось? – спросил он. – Где они?

– Ушли. А Сорган Шира мертва.

– Что?!

Она рассказала про Аугуса. Рин знала, что Вайшра удивится, но не ожидала такой реакции. С его лица отхлынули все краски. А тело напряглось.

– Кто еще об этом знает? – спросил он.

– Только Катай. И пара кетрейдов, но они никому не расскажут.

– Никому об этом не говори, – тихо велел он. – Даже моему сыну. Если гесперианцы пронюхают, нам несдобровать.

– Начнем с того, что они сами виноваты, – пробормотала она.

– Заткнись.

Вайшра грохнул рукой по столу. От неожиданности Рин вздрогнула и отпрянула.

– Как ты можешь быть такой дурой? – рявкнул Вайшра. – Ты должна была привести их назад целыми и невредимыми, и тогда генерал Таркет был бы нам благодарен…

– Таркет вернулся? – прервала его Рин.

– Да, и много миссионеров из Серой гильдии вместе с ним. Удрали на юг в джонке. Они весьма недовольны нашим флотом и готовы уплыть с континента. Видимо, тебе это не приходило в голову, когда ты решила убить одного из них.

– Вы шутите? Они пытались убить нас!

– И ты должна была его разоружить или убежать. Серая гильдия неприкосновенна. Трудно выбрать более неподходящую жертву среди гесперианцев.

– Я не виновата, – упорствовала Рин. – Он свихнулся, размахивал аркебузой…

– Послушай внимательно. Ты сейчас ходишь по тонкому канату. Гесперианцы не просто расстроены, они в ужасе. Раньше они считали вас просто диковиной. Потом увидели, что случилось в Бояне. И теперь убеждены, что каждый из вас – бездумный проводник Хаоса, который накличет конец света. Они будут гоняться за каждым шаманом в империи, пока не запрут всех в клетку. Единственная причина, по которой тебя еще не тронули, это потому, что ты сама вызвалась им помочь, они знают, что ты готова сотрудничать. Теперь до тебя дошло?

Рин похолодела от страха.

– Значит, Суни и Бацзы…

– В безопасности. Гесперианцы о них не знают. И лучше пусть так и остается, иначе Таркет поймет, что мы ему лгали. Твоя задача – не высовываться, сотрудничать с гесперианцами и поменьше привлекать к себе внимание. Пока что ты свободна. Сестра Петра согласилась отложить встречу с тобой, пока война не закончится с тем или иным исходом. Так что веди себя тихо. Не давай им причин для раздражения. Иначе все потеряно.

И тогда Рин поняла.

Вайшра на нее не сердится. Дело вовсе не в ней. Нет, Вайшра удручен. Уже много месяцев он играет с гесперианцами в заведомо проигрышную игру, в которой те постоянно меняют правила.

– Они никогда не пришлют свои корабли, да? – осмелилась задать вопрос Рин.

Вайшра вздохнул.

– Мы не знаем.

– Они до сих пор не дали прямого ответа? Потому что до сих пор не приняли решения?

– Таркет утверждает, что они еще не закончили оценку наших возможностей, – сказал Вайшра. – Признаю, я не понимаю их стандарты. Когда я спрашиваю, то получаю в ответ какие-то нелепости. Им нужны доказательства нашего рационального мышления. Способностей к самоуправлению.

– Но это же смешно. Если бы они сказали, чего хотят…

– Да, но это было бы «игрой в поддавки», – криво улыбнулся Вайшра. – Им нужны доказательства независимости и цивилизованности нашего общества.

– Но это же парадокс. Мы не можем достигнуть этого без их помощи.

– Именно, – устало откликнулся Вайшра.

– Тогда мы обречены. – Рин всплеснула руками. – Для них все это – лишь любопытное зрелище. Они и не собирались нам помогать.

– Возможно.

Сейчас Вайшра выглядел на пару десятков лет старше – потрепанным и усталым. Рин представила, как может описать его в своей книге Петра. «Никанец средних лет. Крепкой комплекции. Достаточно разумен. Существо низшего порядка».

– Но мы слабее, – сказала она. – Нам не остается ничего другого, кроме как играть по их правилам. Такова власть.

У ворот дворца она наткнулась на Нэчжу.

– Привет, – задумчиво произнесла она.

Рин оглядела его с головы до пят, пытаясь уловить настроение, но выражение лица Нэчжи было таким же непроницаемым, как и у его отца.

– Привет, – откликнулся он.

Рин попыталась улыбнуться. Нэчжа не ответил на улыбку. С минуту они просто стояли, уставившись друг на друга. Рин разрывалась между желанием снова броситься в его объятья или сбежать. Она по-прежнему не понимала толком, в каких они отношениях. Когда они разговаривали в последний раз, по-настоящему разговаривали, она уверилась, что Нэчжа будет ненавидеть ее всю оставшуюся жизнь.

– Мы можем поговорить? – наконец спросил он.

– Мы уже говорим.

Он покачал головой.

– Наедине. Не здесь.

– Ладно, – ответила Рин и последовала за ним вдоль канала к концу пристани, где громко плескались волны, заглушая голоса от любопытных.

– Я должен объясниться, – наконец сказал Нэчжа.

Рин облокотилась на перила.

– Давай.

– Я не шаман.

Она взмахнула руками.

– Ох, ну хватит уже…

– Не шаман, – напирал он. – Да, я кое на что способен. В смысле, я связан с богом и могу… ну, вроде как его вызвать. Иногда.

– Именно это и делают шаманы.

– Ты меня не слушаешь. Кем бы я ни был, я не такой, как ты. Мой разум мне не принадлежит, а тело принадлежит… какому-то существу…

– Именно так, Нэчжа. Мы все такие. Я знаю, это больно осознавать, и тяжело, но…

– Ты по-прежнему не слушаешь, – рявкнул он. – Ты не приносишь себя в жертву. Ты и твой бог хотите одного и того же. Но я не прошу этого…

Она подняла брови.

– Что ж, это ведь происходило не случайно. А в результате твоего желания. Ты просишь бога.

– Но я не прошу. Никогда не просил и никогда этого не хотел.

Тон Нэчжи заставил ее притихнуть. Похоже, он чуть не плакал.

Он сделал глубокий вдох, а когда снова заговорил, то так тихо, что ей пришлось придвинуться ближе.

– В Бояне ты назвала меня трусом.

– Слушай, я лишь хотела…

– Я расскажу тебе одну историю, – прервал ее Нэчжа. Он дрожал. Почему он дрожит? – Пожалуйста, выслушай внимательно. И поверь мне. Прошу тебя.

Рин скрестила руки на груди.

– Ладно.

Нэчжа заморгал и уставился на воду.

– Когда-то я уже говорил, что у меня был еще один брат. Его звали Минчжа.

Больше он ничего не добавил, и тогда Рин спросила:

– Каким он был?

– Чудесным. Веселым, шумным, просто невероятным. Всеобщим любимчиком. Он был полон энергии, буквально светился. До его рождения у нашей матери дважды случились выкидыши, но Минчжа был идеальным ребенком. Никогда не болел. Мать души в нем не чаяла. Беспрерывно его тискала. Одевала на него столько золотых браслетов, что он едва мог ходить. – Нэчжа повел плечами. – Ей следовало дважды подумать. Драконы любят золото.

– Драконы… – повторила Рин.

– Ты обещала слушать.

– Прости.

Нэчжа стал мертвенно-бледным. Кожа была почти прозрачной, Рин заметила под подбородком синие вены, пересеченные шрамами.

– В детстве мы с братьями играли у реки, – продолжил он. – Где-то в миле от этого канала есть грот, подземная пещера, о которой слуги любили рассказывать разные байки, но отец запретил нам туда заходить. Так что, естественно, нам хотелось исследовать грот.

Однажды вечером, когда Минчже было шесть, мама приболела. В то время отца вызвали в Синегард по приказу императрицы, и слуги присматривали за нами не так пристально, как обычно. Цзиньчжа тогда учился в Академии. Мучжа была за границей. И за Минчжу нес ответственность я.

Голос Нэчжи надломился. Взгляд был пустым, полным боли. Рин не хотелось слушать продолжение истории. У нее возникло тошнотворное подозрение о том, чем все кончится, и не хотелось это услышать.

Ей хотелось его утешить и попросить ничего не рассказывать, больше никогда к этому не возвращаться, но Нэчжа говорил все быстрее и быстрее, как будто боялся, что слова навсегда застрянут в горле, если он их не выплеснет.

– Минчжа хотел… Нет, это я хотел исследовать тот грот. Это была с самого начала моя идея. Я вложил ее в голову Минчже. Во всем виноват я. Мне следовало лучше соображать.

Рин взяла его за руку.

– Нэчжа, тебе необязательно…

Он отдернул руку.

– Ты можешь просто заткнуться и хоть раз дослушать до конца?

Рин замолчала.

– Он был самым прекрасным созданием на свете, – прошептал Нэчжа. – Вот что меня пугало. Говорят, все в семье Инь красивы. Но это потому, что драконы любят красоту, драконы сами прекрасны и создают прекрасное. Когда он появился из пещеры, я думал лишь о том, как ярко сияет его чешуя, как грациозны формы, как он великолепен.

«Но они же не существуют, – в отчаянии подумала Рин. – Драконы есть только в сказках».

Разве не так?

Но даже если она не поверила в рассказ Нэчжи, то поверила в его боль. Она была написана у него на лице.

Что-то случилось тогда, много лет назад. Рин просто не знала, что именно.

– Так прекрасен, – прошептал Нэчжа, хотя костяшки его пальцев побелели. – Я не мог отвести от него глаз. И он сожрал моего брата. За несколько секунд. Ты когда-нибудь видела, как ест дикий зверь? Зрелище не из приятных. Минчжа умер, не успев даже крикнуть. Секунду назад он был рядом, цеплялся за мою ногу, а в следующую превратился в месиво из крови, слизи и обглоданных костей. А потом и этого не стало. Но меня дракон пощадил. Сказал, что для меня уготована лучшая судьба. – Кадык Нэчжи дернулся. – Сказал, что сделает мне подарок. А потом присвоил меня.

– Мне так жаль, – сказала Рин, не зная, что еще сказать.

Нэчжа как будто и не расслышал.

– Мать хотела, чтобы в тот день умер я. Я тоже этого хотел. Лучше бы на месте Минчжи был я. Но эгоистично даже желать смерти, потому что, если бы я погиб, а Минчжа выжил, Повелитель драконов проклял бы его, как проклял меня, коснулся бы его вместо меня.

Рин не смела спросить, что это значит.

– Я кое-что тебе покажу, – сказал он.

Она была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Лишь потрясенно смотрела, как Нэчжа дрожащими руками расстегнул рубашку.

Потом стянул ее и повернулся.

– Видишь?

Он показал свою татуировку – лазурно-серебристое изображение дракона. Рин уже видела ее, но Нэчжа забыл.

Она прикоснулась указательным пальцем к голове дракона. Не эта ли татуировка – причина того, что раны Нэчжи так быстро затягиваются? Он как будто способен пережить что угодно – серьезное ранение, отравляющий газ, утопление.

Но какой ценой?

– Ты сказал, дракон тебя присвоил, – мягко выговорила она. – Что это значит?

– Это означает боль. В каждое мгновение, когда я не с ним. Как будто в тело впился якорь и пытается утянуть меня в воду.

Отметина не выглядела шрамом десятилетней давности. Кожа сердито алела как свежая рана. В отблеске солнечного света дракон словно извивался над мышцами Нэчжи, все глубже и глубже пробираясь сквозь саднящую кожу.

– А если ты к нему вернешься? – спросила Рин. – Что тогда с тобой будет?

– Я стану частью его коллекции. Он сделает со мной что хочет, получит удовольствие и никогда не отпустит. Я окажусь в ловушке, потому что вряд ли умру. Я уже пытался. Резал себе вены, но порезы затягивались быстрее, чем успевала вытечь кровь. Я прыгал с Красного утеса, и боль была такой, что я даже думал, будто в этот раз мне удалось, но всегда приходил в себя. Думаю, Дракону я нужен живым. По крайней мере пока я к нему не вернусь. Когда я впервые увидел тот грот, по всему полу пещеры были лица. Я не сразу понял, что мне суждено стать одним из них.

Рин убрала ладонь, подавив дрожь.

– Ну вот, теперь ты знаешь, – сказал Нэчжа и опустил рубашку. Его голос стал тверже. – Это вызывает у тебя отвращение, и не пытайся утверждать обратное – я вижу по твоему лицу. Мне все равно. Но только не пересказывай никому мои слова и не смей называть меня трусом.

Рин поняла, как следует поступить. Нужно извиниться. Теперь, когда она знает про его боль, нужно попросить прощения.

Но его манера говорить тоном мученика, словно она не имеет права задавать вопросы, словно он делает ей одолжение своим рассказом… Вот что ее разъярило.

– Это не вызывает у меня отвращения, – сказала она.

– Разве?

– Это ты отвратителен. – Рин изо всех сил старалась говорить ровным тоном. – Ты ведешь себя, словно тебе подписали смертный приговор, но это не так. Ведь твой дракон еще и источник силы. И не дает тебе погибнуть.

– Это мерзость.

– По-твоему, я мерзость?

– Нет, но…

– Значит, если я вызываю бога – все нормально, но ты слишком хорош для такого? Тебе самому-то не противно?

– Я не это имел в виду…

– Но подразумевал.

– Для тебя все по-другому, ты сама выбрала этот путь.

– Думаешь, от этого боль меньше? – Теперь Рин уже кричала. – Мне казалось, что я схожу с ума. Долгое время я не могла отличить собственные мысли от тех, что внушил мне Феникс. И это больно, Нэчжа, так что не говори, будто я ничего об этом не знаю. Были дни, когда мне хотелось умереть, но мы не можем умереть, мы слишком сильны. Твой отец сам так сказал. Когда ты обладаешь подобной властью и на кону такая ставка, нельзя просто сбежать.

– Ты думаешь, я пытаюсь сбежать? – рассвирепел Нэчжа.

– Я знаю одно – сотни солдат лежат на дне озера Боян, и ты мог это предотвратить.

– Не смей сваливать все на меня, – прошипел он. – Я не хотел получить такую силу. Никому не следует ею обладать. Нас вообще не должно быть, мы мерзость, лучше нам умереть.

– Но мы существуем. Если следовать твоей логике, хорошо, что убили спирцев.

– Может, спирцев и следовало убить. Как и каждого шамана в империи. Возможно, моя мать права – нужно избавиться от уродцев вроде вас, как и от степняков, пока еще не поздно.

Рин потрясенно уставилась на него. Это был не Нэчжа. Настоящий Нэчжа, ее Нэчжа, не мог сказать такого. Она была уверена – он опомнится, поймет, что пересек черту, возьмет свои слова назад и извинится, и ее ошеломило, когда выражение лица Нэчжи стало еще более жестким.

– Только не говори, что Алтану лучше было бы остаться в живых, – сказал он.

Остатки жалости к нему испарились.

Рин задрала рубашку.

– Посмотри на меня.

Нэчжа тут же отвел взгляд, но Рин схватила его за подбородок и заставила посмотреть на свой живот с выжженным отпечатком ладони.

– Не только ты носишь шрамы, – сказала она.

Нэчжа вырвался из ее рук.

– И все равно мы разные.

– Да, мы разные. – Рин опустила рубашку. Зрение затуманилось от подступивших слез. – Разница между нами лишь в том, что я способна вытерпеть боль, а ты просто мерзкий трус.

Рин не помнила, как они расстались, в памяти остался только один миг, когда они зло посмотрели друг на друга, а потом она неверным шагом поковыляла обратно в казармы – в одиночестве.

Ей хотелось догнать Нэчжу и извиниться, но одновременно с этим она не желала его больше видеть.

Рин смутно понимала, что между ними что-то непоправимо сломалось. Они и раньше ссорились. Первые три года знакомства непрерывно задирали друг друга. Но то были детские размолвки, а сейчас – совсем другое дело.

Теперь уже ничего не исправить.

Но что же ей делать? Извиниться? Унижаться не позволит гордость. К тому же Рин была уверена в собственной правоте. Да, Нэчжа изранен, но разве не все они такие? Она прошла через Голин-Ниис. Ее пытали на столе в лаборатории. Она смотрела, как умирал Алтан.

Личная трагедия Нэчжи не стала страшнее оттого, что произошла с ним в детстве. Или оттого, что он не может справиться с ней из-за страха.

Рин прошла через ад и стала только сильнее. Не ее вина, что Нэчжа не способен с собой совладать из-за собственной ничтожности.

Цыке сидели кружком на полу казармы. Бацзы и Рамса играли в кости, а Суни наблюдал за ними с верхней койки, чтобы Рамса не жульничал, как привык.

– Ох, Рин, – сказал Бацзы, увидев ее. – Кто расстроил тебя до слез?

– Нэчжа, – промямлила она. – Я не хочу об этом говорить.

Рамса цокнул языком.

– Ага, от него одни неприятности.

Рин села между ними.

– Заткнись.

– Хочешь, я с ним разберусь? Запущу ракету в его нужник?

Рин выдавила из себя улыбку.

– Нет уж, не надо.

– Как хочешь.

Бацзы бросил на пол игральные кости.

– Так что произошло на севере? С Чаханом?

– Некоторое время Чахана с нами не будет, – сказала Рин.

Она глубоко вдохнула и постаралась выкинуть Нэчжу из головы. Забудь его. Сосредоточься на чем-то другом. Это оказалось достаточно просто – ей нужно столько всего рассказать цыке.

В следующие полчаса она рассказывала о кетрейдах, про Аугуса и о том, что случилось в лесу.

Как и можно было предположить, цыке разозлились.

– Так выходит, Чахан все это время за нами шпионил? – спросил Бацзы. – Вот ведь лживая тварь.

– А я всегда его терпеть не мог, – вставил Рамса. – Вечно он расхаживал вокруг со своим загадочным бормотанием. Как будто задумал какую-то пакость.

– В таком случае, что тебя удивляет? – Похоже, Суни, как потрясенно заметила Рин, новости вовсе не беспокоили. – Вы должны были понимать, что у них свои задачи. Иначе что степнякам делать среди цыке?

– Не называй их степняками, – машинально сказала Рин.

Рамса будто не слышал.

– Так что намеревались делать степняки, если бы Чахан решил, что мы стали слишком опасными?

– Убили бы, наверное, – сказал Бацзы. – Хотя и жаль, что они уехали обратно на север. Было бы неплохо, если бы кто-нибудь разобрался с Фейленом. Вот это будет битва!

– Битва? – повторил Рамса и тихо засмеялся. – Думаешь, когда мы в последний раз пытались его угомонить, это называлось битвой?

– А что случилось в прошлый раз? – спросила Рин.

– Тюр и Тренсин заманили его в маленькую пещерку и воткнули в него столько ножей, что даже если бы он попытался призвать бога, у него ничего не вышло бы, – ответил Бацзы. – Но вообще-то было забавно, честное слово. Когда мы привели его назад, он выглядел как утыканная булавками игольница.

– И Тюр считал это правильным? – спросила Рин.

– А ты как думаешь? Конечно нет. Но такова его работа. Нельзя командовать цыке, если не хватает храбрости отправлять безумцев в заточение.

Снаружи загрохотали шаги. Рин посмотрела на дверь, в которую выходил отряд солдат с щитами и алебардами.

– Куда это они? Я думала, ополчение еще не зашло так далеко на юг.

– Караульные для беженцев, – пояснил Бацзы.

Рин непонимающе заморгала.

– Караульные для беженцев?

– А ты не видела, как они стекаются в город? – спросил Рамса. – Трудно пропустить такое зрелище.

– Мы пришли со стороны Красных утесов. Я не видела ничего, кроме дворца. А кого ты имеешь в виду под беженцами?

Рамса и Бацзы переглянулись.

– Ты многое пропустила во время отсутствия.

Рин не понимала, что это значит. Она встала.

– Отведите меня туда.

– Мы заступаем в караул только завтра утром, – сказал Рамса.

– Мне плевать.

– Но они взбесятся, – упорствовал Рамса. – Квартал беженцев усиленно охраняют, нас просто не пропустят.

– Я же спирка. Думаешь, мне есть до этого дело?

– Ну ладно. – Бацзы рывком поднялся на ноги. – Я тебя отведу. Но тебе это не понравится.

Глава 26

– Даже казармы выглядят чудесно, правда? – сказал Рамса.

Рин не знала, что ответить.

В квартале беженцев теснились бесконечные ряды палаток, тянущиеся по долине, – целое море людей. Их не пускали в город, а держали за наскоро сооруженными из досок и пла́вника загородками. Словно гигант прочертил пальцем линию на песке и всех затолкал за ее пределы. Солдаты с алебардами расхаживали взад-вперед вдоль забора, хотя Рин не могла понять, кого именно они охраняют – беженцев или горожан.

– Беженцам не позволено пересекать эту границу, – объяснил Бацзы. – Горожане не хотят, чтобы они наводнили улицы.

– А что будет, если кто-нибудь пересечет границу? – спросила Рин.

– Ничего такого уж ужасного. Охрана затолкает их обратно. Поначалу такое случалось чаще, но после того как нескольких человек избили, они усвоили урок.

Они прошли еще несколько шагов. В нос Рин ударила страшная вонь – запах немытых тел, слишком долго теснящихся вместе.

– Сколько времени они уже здесь живут?

– Как минимум месяц, – ответил Бацзы. – Мне сказали, они начали прибывать, как только мы вошли в провинцию Крыса, но после нашего возвращения стало еще хуже.

Рин не могла поверить, что кто-то способен прожить в таком лагере столько времени. Повсюду летали тучи мух. Жужжание было невыносимым.

– Они до сих пор прибывают, – сказал Рамса. – Волнами, обычно по ночам. Все еще пытаются просочиться через границы.

– Они все из провинций Заяц и Крыса?

– О чем это ты? Они из южных провинций.

Рин непонимающе уставилась на него.

– Я думала, ополчение не добралось до юга.

Рамса и Бацзы переглянулись.

– Они бегут не от ополчения. А от Федерации.

– Что?!

Бацзы почесал затылок.

– Ну да. Оказывается, не все мугенские солдаты сложили оружие.

– Я знаю, но мне казалось… – Рин осеклась.

Она знала, что на континенте еще остались войска Федерации, но считала, что это разрозненные подразделения. Отбившиеся от своих солдаты, отдельные батальоны. Бродящие по дорогам наемники, заключающие союзы с провинциальными городами, но их все равно недостаточно, чтобы угрожать всему югу.

– И сколько их? – спросила она.

– Немало, – сказал Бацзы. – Достаточно для того, чтобы сформировать армию. Они дерутся на стороне ополчения, Рин. Мы не понимаем, как так вышло, какую сделку она с ними заключила. Но очень скоро нам придется сражаться на два фронта.

– В каких районах?

– Они повсюду. – Рамса стал загибать пальцы, считая провинции. – Обезьяна. Змея. Петух.

Рин вздрогнула. Петух?

– Что с тобой? – всполошился Рамса.

Но Рин уже бросилась бежать.

Она тут же поняла, что где-то здесь находятся и ее знакомые. Она опознала их по смуглой коже, почти такой же темной, как у нее. Узнала манеру говорить – мягкий и протяжный провинциальный акцент, вызывающий одновременно ностальгию и смущение.

Она выросла, говоря на этом языке – плоском и корявом диалекте, к которому сейчас не могла прибегнуть, не поморщившись, ведь она много лет потратила на то, чтобы от него избавиться.

Рин уже так давно не слышала говор провинции Петух.

Ей пришла в голову дурацкая мысль, что ее узнают. Но беженцы из провинции Петух отодвигались от нее и съеживались. А когда встречались с ней взглядом, замыкались в себе. Заползали обратно в свои палатки, стоило ей приблизиться.

Рин не сразу поняла, что они боятся не ее, а военной формы.

Боятся солдат-республиканцев.

– Эй! – Рин позвала женщину примерно одного с ней роста. – У тебя есть другая одежда?

Женщина непонимающе заморгала.

Рин попробовала еще раз, неуклюже перейдя на свой старый диалект, как будто надела обувь не по размеру:

– У тебя есть… другая рубашка? А штаны?

Женщина в ужасе кивнула.

– Дай их мне.

Женщина залезла в свою палатку и вскоре появилась с грудой одежды – выцветшей блузой, на которой когда-то были нарисованы цветы мака, и широкими штанами с глубокими карманами.

Когда Рин взяла в руки блузу, что-то кольнуло в груди. Она уже так давно не видела подобные наряды. Обычно их носили крестьяне на полях. В Синегарде даже бедняки посмеялись бы над такой одеждой.

Когда она избавилась от республиканской формы, дело пошло на лад. Беженцы из провинции Петух больше не пытались от нее скрыться. Теперь, пробираясь через человеческое море, она стала практически невидимой. Приходилось кричать, чтобы привлечь внимание, когда Рин шла вдоль вереницы палаток.

– Учитель Фейрик! Я ищу учителя Фейрика! Кто-нибудь его видел?

Ответ приходил в виде сдержанного шепота или безразличного бормотания. «Нет. Нет. Оставь нас в покое. Нет». Беженцы привыкли к отчаянным крикам и поискам пропавших, так что просто затыкали уши. Кто-то знал учителя Фу, но не из Тикани. Кто-то другой знал Фейрика, но только сапожника, а не учителя. Описывать его было бесполезно – сотни людей подходили под описание. В каждом ряду она видела седобородых стариков, но все они не были учителем Фейриком.

Чем дальше он шла, тем сильнее погружалась в отчаяние. Глупо было надеяться. Рин следовало знать, что она никогда больше его не увидит, и она давным-давно с этим смирилась.

Но ничего не могла с собой поделать. Она должна была попытаться.

Рин решила расширить поиски.

– Есть кто-нибудь из Тикани?

В ответ – только пустые взгляды. Она шла по лагерю все быстрее, переходя на бег.

– Тикани? Есть кто?

И наконец из толпы послышался голос, который не мог оставить ее равнодушным, – она не поверила своим ушам.

– Рин?

Она резко остановилась. А когда развернулась, то увидела долговязого паренька лет четырнадцати, с копной каштановых волос и большими глазами с опущенными уголками. На нем была мокрая рубашка, одна рука перевязана.

– Кесеги?

Он молча кивнул.

И когда Рин с плачем обнимала его, раскачиваясь взад-вперед, так что они чуть не свалились в грязь, то снова почувствовала себя шестнадцатилетней. Кесеги обвил ее длинными костлявыми руками, прямо как раньше.

Когда он успел так вымахать? Эти перемены завораживали. Когда-то Кесеги едва доставал ей до пояса. А теперь был выше ее. Но зато таким тощим, как будто рос только в высоту. Он явно голодал.

– А где остальные? – спросила она.

– Матушка здесь. Отец умер.

– Федерация?..

– Нет. Его прикончил опиум. – Кесеги делано рассмеялся. – Это даже забавно. Он услышал, что они приближаются, и слопал весь запас опиумных шариков. Матушка нашла его, когда мы как раз собирали вещи для отъезда. Он был мертв уже несколько часов. – Кесеги неуклюже улыбнулся. Он улыбнулся! Потеряв отца, он пытался смягчить для нее новость. – Мы-то считали, что он спит.

– Мне так жаль, – сказала Рин, но в голосе сквозило безразличие. Она ничего не могла с собой поделать. Дядюшка Фан относился к ней как к служанке, и его смерть не вызвала у нее ничего похожего на скорбь.

– А учитель Фейрик?

Кесеги покачал головой.

– Не знаю. Кажется, я видел его в толпе, когда мы уходили, но с тех пор не встречал.

Его голос задрожал. Рин поняла, что Кесеги пытается говорить более низким голосом. И держался он преувеличенно прямо, чтобы казаться выше. Хотел сойти за взрослого.

– Так значит, ты вернулась.

Рин окаменела. Она шла вслепую, не выбирая направления, и считала, что и Кесеги идет без определенной цели, но он, конечно же, вел ее к своей палатке.

Кесеги остановился.

– Мама, посмотри, кого я нашел.

Тетушка Фан одарила Рин слабой улыбкой.

– Ну и ну, вы только посмотрите. Это же наша героиня войны. Ты выросла.

Рин не узнала бы ее, если бы Кесеги не назвал ее матерью. Тетушка Фан выглядела на двадцать лет старше, а лицо напоминало сморщенный каштан. Она всегда была краснощекой, вечно злющей, да еще с тяжким бременем в виде нежеланного приемного ребенка и мужа-наркомана. Когда-то она наводила на Рин ужас. Но сейчас так иссохла, словно ее покинули все силы.

– Пришла позлорадствовать? – спросила тетушка Фан. – Ну давай, смотри. Особо и смотреть-то не на что.

– Позлорадствовать? – ошарашенно повторила Рин. – Нет, я…

– Тогда зачем? Ладно, не стой столбом.

Как так вышло, что даже сейчас тетушка Фан могла внушить ей, что она глупа и бестолкова? Под испепеляющим взглядом тетушки она снова почувствовала себя девочкой, прячущейся в сарае, чтобы избежать побоев.

– Я не знала, что вы здесь, – сумела выговорить она. – Я просто… хотела узнать…

– Живы ли мы? – Тетушка Фан уперла костлявые пальцы в бока. – Ну, вот, мы тут. Не благодаря вашим солдатам, нет, они были слишком заняты, пока тонули на севере. Во всем виноват Вайшра.

– Следите за языком, – рявкнула Рин.

Ее потрясло, когда тетушка Фан съежилась, словно в ожидании удара.

– Ой, я совсем не это имела в виду. – На лице тетушки Фан появилось угодливое выражение, глаза распахнулись, так что стали выглядеть гротескно на пергаментной коже. – Это во мне говорит голод. Ты не принесла нам поесть, Рин? Ты же солдат, тебя наверняка даже сделали командиром, ты такая важная персона, уж конечно можешь оказать нам маленькую любезность.

– Вас не кормят?

Тетушка Фан засмеялась.

– Нет. Разве что ты говоришь не о правительнице Арлонга, которая расхаживает тут, раздавая крохотные миски с рисом самым тощим детям, а голубоглазые демоны следуют за ней, чтобы засвидетельствовать ее добросердечие.

– Нам ничего не дают, – сказал Кесеги. – Ни одежды, ни одеял, ни лекарств. Большинство перебивается собственными запасами – мы понемногу ловили рыбу, но ее чем-то отравили, и многие заболели. Нас об этом не предупредили.

Рин не могла в это поверить.

– И для вас не устроили полевые кухни?

– Устроили, но кухни кормили, быть может, сотню ртов, а потом закрылись. – Кесеги передернул костлявыми плечами. – Оглянись вокруг. Каждый день в этом лагере кто-нибудь умирает с голода. Разве ты не видишь?

– Но я думала… уж конечно, Вайшра…

– Вайшра? – фыркнула тетушка Фан. – Ты называешь его по имени?

– Нет, то есть да, но…

– Так поговори с ним! – Глаза-бусины тетушки Фан заблестели. – Скажи ему, что мы голодаем. Если он не может накормить всех, пусть хотя бы прикажет дать еды мне и Кесеги. Мы никому не расскажем.

– Но так не получится, – запинаясь, сказала Рин. – В смысле… я не могу просто…

– Сделай это, неблагодарная тварь! – рявкнула тетушка Фан. – Ты нам обязана.

– Обязана? – повторила Рин, не веря своим ушам.

– Я приняла тебя в своем доме. Растила тебя шестнадцать лет.

– Вы чуть не продали меня, выдав замуж!

– И тогда у тебя была бы лучшая жизнь, чем у любого из нас. – Тетушка Фан ткнула тощим пальцем Рин в грудь. – Ты никогда ни в чем не нуждалась бы. Всего-то нужно было время от времени раздвигать ноги, и получила бы все, что захочешь – еду, одежду. Но тебе этого было мало, ты хотела быть особенной, важной персоной, сбежать в Синегард и поступить в ополчение, жаждала веселья и приключений.

– Думаете, война – это развлечение? – рявкнула Рин. – Я видела, как умирают мои друзья! Сама чуть не погибла!

– Мы все чуть не погибли, – насупилась тетушка Фан. – Никакая ты не особенная.

– Не смейте разговаривать со мной вот так!

– Ох, конечно. – Тетушка Фан пригнулась в низком поклоне. – Ты важная персона. Уважаемая. Хочешь, чтобы мы ползали перед тобой на коленях, да? Ты услышала, что твоя старая мерзкая тетка в лагере, и не могла отказаться от возможности плюнуть ей в лицо?

– Перестань, мама, – тихо произнес Кесеги.

– Я не для этого пришла, – сказала Рин.

Губы тетушки Фан скривились в усмешке.

– Тогда для чего?

У Рин не было ответа.

Она и сама не знала, что хотела найти. Не дом, не свои вещи, не учителя Фейрика… И не это.

Это была ошибка. Ей вообще не следовало приходить. Она давным-давно оборвала все связи с Тикани. Так и должно было оставаться.

Она быстро попятилась, качая головой.

– Простите, – попыталась сказать она, но слова застряли в горле.

Рин не могла смотреть в глаза Кесеги и тетке. Ей хотелось поскорее уйти, забыть обо всем. Оказавшись в главном проходе, она быстро зашагала прочь. Ей хотелось бежать, но не позволила гордость.

– Рин! – выкрикнул Кесеги и бросился за ней. – Подожди.

Она остановилась. «Пожалуйста, скажи что-нибудь, заставь меня остаться. Пожалуйста», – мысленно повторяла она.

– Да?

– Если ты не можешь раздобыть нам еды, не попросишь ли у них одеяла? – спросил он. – Хотя бы одно. По ночам стало холодно.

Рин выдавила улыбку.

– Конечно.

В следующие несколько недель люди прибывали в Арлонг пешком, на полуразвалившихся телегах или на плотах, наскоро сколоченных из всего, что способно держаться на плаву. Река превратилась в медленный поток людских тел, так плотно прижавшихся друг к другу, что знаменитые синие воды провинции Дракон исчезли под грузом человеческого отчаяния.

Солдаты-республиканцы проверяли вновь прибывших на предмет оружия и ценностей, а потом загоняли их гуськом в те сектора квартала беженцев, где еще оставалось место.

Встречали беженцев без радушия. Солдаты, в особенности из провинции Дракон, вели себя заносчиво, кричали на южан, когда те не могли разобрать быстрый арлонгский диалект.

Каждый день Рин по несколько часов прогуливалась по докам вместе с Венкой. Она рада была сбежать от своих обязанностей, заключавшихся в том, чтобы караулить вереницу жалких беженцев, пока чиновник запишет их и выдаст временные документы. Вероятно, это было важнее их с Венкой занятия – они вылавливали мусор из Муруя около пропускного пункта, – но Рин не могла долго находиться рядом с толпой людей с темной кожей и укоризненными взглядами.

– В конце концов придется перестать их принимать, – заметила Венка, когда они выудили из воды пустой кувшин. – Все здесь не поместятся.

– Это только потому, что лагерь беженцев такой крохотный, – ответила Рин. – Если бы открыли доступ в город или расширили лагерь до склона горы, была бы куча места.

– Куча места – возможно. Но у нас нет ни одежды, ни одеял, ни лекарств или зерна. Да ничего нет.

– До сих пор именно южане поставляли зерно, – напомнила Рин.

– А теперь бегут из своих домов, так что больше никто не производит продовольствие. И это не облегчает нам жизнь. Эй, а это что?

Она осторожно потянулась к воде и вытащила на берег бочку, поставив ее на землю. То, что оттуда вывалилось, можно было принять за намокшую груду тряпья.

– Вот мерзость.

– Что там?

Рин шагнула ближе, чтобы получше рассмотреть, и немедленно об этом пожалела.

– Он мертв. Вот, погляди. – Венка вытащила младенца, чтобы показать Рин пожелтевшую кожу с припухлостями, свидетельствующими о безжалостной атаке комарья, и красной сыпью по всему телу. Венка похлопала мальчика по щекам. Безответно. Она уже занесла его над водой, чтобы бросить обратно в реку.

И тут ребенок захныкал.

Лицо Венки исказила уродливая гримаса такой ненависти и злобы, что Рин была уверена – Венка швырнет ребенка в гавань.

– Дай его мне, – поспешила сказать Рин и выхватила малыша из рук Венки. В нос ударил запах кислятины. От отвращения она чуть не выронила ребенка, но вовремя взяла себя в руки.

Младенец был завернут в одежду взрослого. Это значит, кто-то его любил, иначе с такой одеждой не расстались бы в разгар зимы. Даже на теплом юге ночи были достаточно холодными, и беженцы, не имеющие приюта, легко могли замерзнуть насмерть.

Кто-то хотел, чтобы ребенок выжил. Рин должна была дать ему шанс побороться.

Она поспешно отошла от края причала и вручила сверток первому попавшемуся солдату.

– Вот.

От неожиданности солдат споткнулся.

– И что мне с ним делать?

– Не знаю, просто нужно удостовериться, что о нем позаботятся, – сказала Рин. – Отнеси его в лазарет, если там возьмут.

Солдат крепко прижал к себе младенца и побежал. Рин вернулась к реке и с неохотой снова начала бултыхать копьем в воде.

Ей страшно хотелось затянуться трубкой с опиумом. Она никак не могла избавиться от привкуса мертвечины во рту.

Первой нарушила молчание Венка:

– Почему ты на меня так смотришь?

Выглядела она злой и готовой дать отпор. Но так Венка реагировала на все – она скорее умерла бы, чем признала свою уязвимость. Рин подозревала, что Венка вспомнила о своем потерянном ребенке, и не знала, что ей сказать, разве что выразить сочувствие.

– Ты же знала, что он жив, – наконец произнесла Рин.

– Да, – огрызнулась Венка. – И что с того?

– И собиралась его убить.

Венка сглотнула и снова опустила копье в воду.

– У него все равно нет будущего. Это было мило– сердие.

Арлонг на военном положении был ужасен. По мере того как и с севера, и с юга к столице приближались армии, растущее отчаяние накрыло столицу саваном.

Ввели строгие нормы выдачи продовольствия, даже для граждан провинции Дракон. Все мужчины, женщины и дети, не состоящие в республиканской армии, должны были работать. Большую часть послали в кузницы или на верфи. Даже маленьким детям нашли занятие – нарезать льняные бинты для лазарета.

Сочувствие стало редким гостем. Теснящихся за забором беженцев с юга одинаково презирали как солдаты, так и горожане. Еду и все необходимое им давали неохотно, если вообще давали. Рин обнаружила, что если поставки не охраняются солдатами, то так и не добираются до лагеря.

Беженцы цеплялись за всех, кто мог бы им помочь. Когда пошла молва о знакомстве Рин с Фанами, она стала невольным защитником интересов беженцев в Арлонге. Стоило ей оказаться рядом с лагерем, как ее осаждала толпа людей с многочисленными просьбами, которые она не могла исполнить, – больше еды, больше лекарств, больше хвороста для костров и больше палаток.

Ей ненавистно было создавшееся положение, потому что оно вело лишь к разочарованию с обеих сторон. Руководство Республики все больше раздражало, что Рин постоянно требует невыполнимого, а беженцы злились на нее, потому что она не приносила искомого.

– Полная бессмыслица, – пожаловалась Рин Катаю. – Вайшра всегда говорит, что нужно хорошо обращаться с пленными. Но как мы обращаемся со своими же людьми?

– Все потому, что беженцы не дают никакого стратегического преимущества, разве что груда тел создаст небольшие неудобства для армии Дацзы. Если уж говорить откровенно.

– Да пошел ты!

– Я лишь озвучиваю то, что думают все вокруг. Не убивай гонца.

Рин страшно разозлилась, но она понимала, как заразительны подобные настроения. Для большинства жителей провинции южане были просто никанцами. Она видела стереотипного жителя провинции Петух глазами северянина: косоглазый, кривозубый, смуглый полудурок, коверкающий слова.

Ее это ужасно смущало, ведь и она когда-то была такой.

Рин долго пыталась стереть в себе все напоминающие об этом черты. В четырнадцать ей повезло учиться у наставника, который говорил на почти чистом синегардском наречии. И она поступила в Синегард достаточно юной, чтобы быстро избавиться от дурных привычек. Она встроилась в столичное общество. Стерла свою личность, чтобы выжить.

И теперь было унизительно, что южане нашли ее и имеют наглость к ней приближаться, потому что одно это подчеркивает ее сходство с ними.

Ведь Рин так долго пыталась уничтожить все, что могло бы связать ее с провинцией Петух, – с тем местом, о котором у нее сохранилось мало хороших воспоминаний. И это почти удалось. Но беженцы не позволят ей забыть.

Каждый раз, приближаясь к лагерю, она видела сердитые, укоризненные взгляды. Теперь все знали, кто она такая. И всячески старались, чтобы она это поняла.

Беженцы перестали ее оскорблять. Они давно перестали гневаться, теперь им остались только отчаяние и глухая неприязнь. Но по их лицам все читалось яснее ясного.

«Ты одна из нас, – говорили она. – И должна нас защищать. Но у тебя ничего не вышло».

Через три недели после возвращения Рин в Арлонг императрица отправила Республике послание.

Примерно в миле от Красных утесов приграничный патруль схватил человека, который заявил, что его прислали из столицы. Вместо верительных грамот гонец нес за спиной бамбуковую корзину и маленькую императорскую печать.

Гонец настаивал, что будет разговаривать только с Вайшрой в тронном зале, в присутствии всех его генералов, наместников и генерала Таркета. Люди Эридена раздели его и обыскали одежду и корзину в поисках взрывчатки или ядовитого газа, но ничего не обнаружили.

– Только клецки, – весело заявил гонец.

Его с неохотой пропустили.

– Я привез послание от императрицы Су Дацзы, – провозгласил он, оказавшись в зале.

Его нижняя губа смешно причмокивала, когда он говорил. Похоже, он был чем-то болен – весь левый бок покрыт красными гнойниками. Из-за сильного акцента провинции Крыса трудно было разобрать слова.

Рин прищурилась, глядя, как он приближается к трону. Гонец не был ни синегардским дипломатом, ни представителем ополчения. Он не держался как придворный чиновник. Больше напоминал обычного солдата, это в лучшем случае. Но с какой стати Дацзы отправила с дипломатической миссией человека, который и говорит-то с трудом?

Разве что он послан не на переговоры. Разве что Дацзы не нужен человек, способный быстро соображать и складно разговаривать. Разве что Дацзы понадобился тот, кто с восторгом бросит вызов Вайшре. Кто ненавидит Республику и готов умереть за свои идеи.

А значит, это не мирные переговоры. Это одностороннее послание.

Рин напряженно застыла. Гонец не сможет навредить Вайшре, ведь путь к трону ему преграждают люди Эридена. Но на всякий случай Рин покрепче сжала трезубец, отслеживая каждое движение гонца.

– Говори, – приказал Вайшра.

Гонец широко улыбнулся.

– Я пришел с известиями об Ине Цзиньчже.

Правительница Саихара встала. Рин заметила, что она дрожит.

– Что она сделала с моим сыном?

Гонец опустился на колени, положил на мраморный пол корзину и поднял крышку. По залу разлилась вонь разложения.

Рин вытянула шею, ожидая увидеть расчлененный труп Цзиньчжи.

Но в корзине лежали только клецки в форме цветка лотоса, поджаренные до идеальной золотистой корочки. После нескольких недель путешествия они протухли, в уголках уже появилась темная плесень, но форма сохранилась. Они были тщательно украшены пастой из семян лотоса и пятью алыми иероглифами, нарисованными поверх.

«Дракон пожирает своих сыновей».

– Императрица надеется, что вы насладитесь вкусом клецок из редчайшего мяса, – сказал гонец. – И узнаете вкус.

Саихара завизжала и осела на пол.

Вайшра встретился взглядом с Рин и провел ладонью по шее.

Она поняла. Занесла трезубец и набросилась на посланника.

Он лишь слегка отпрянул, но больше не сделал никаких попыток обороняться. Даже руки не поднял. Так и сидел с довольной улыбкой.

Рин погрузила трезубец ему в грудь.

Удар вышел не чистым. Она тоже была шокирована клецками и не сумела как следует прицелиться. Зубья скользнули по грудной клетке, но не пронзили сердце.

Она выдернула оружие.

Гонец закашлялся смехом. Между кривыми зубами пузырилась кровь, забрызгав чистейший мраморный пол.

– Вы умрете. Вы все умрете, – сказал гонец. – А императрица спляшет на ваших могилах.

Рин снова воткнула в него трезубец, и на этот раз прицелилась верно.

Нэчжа подбежал к матери и подхватил ее на руки.

– Она в обмороке. Кто-нибудь, помогите…

– Это еще не все, – сказал генерал Ху, когда дворцовые служители столпились вокруг Саихары. Твердой рукой он вытащил из корзины свиток и смахнул с него крошки. – Здесь письмо.

Вайшра не сдвинулся с места.

– Читайте.

Генерал Ху сломал печать и развернул свиток.

– «Я иду за тобой».

Саихара села и тихо простонала.

– Выведи ее отсюда, – приказал Вайшра Нэчже. – Читайте, Ху.

Генерал Ху продолжил:

– «Пока ты засел в своем замке, мои генералы плывут по Мурую. Тебе некуда бежать. Негде спрятаться. Наш флот крупнее. Людей у нас больше. Ты умрешь у подножия Красных утесов, как и твои предки, а твой труп скормят рыбам в Муруе».

Повисла тишина.

Вайшра окаменел. По его лицу ничего невозможно было прочитать. Ни горя, ни страха. Как будто он вырезан из куска льда.

Генерал Ху свернул послание и откашлялся.

– Так всегда говорят.

Через две недели с границы вернулись разведчики Вайшры – истощенные, загнав лошадей до полусмерти. Они подтвердили худшие опасения. Императорский флот, восстановленный и улучшенный после Бояна, начал извилистый путь на юг, а с ним, похоже, плывет вся армия.

Дацзы намеревалась завершить войну в Арлонге.

– Засекли корабли у маяков Ерин и Мурин, – доложил разведчик.

– Они уже так близко? – встревожился генерал Ху. – Почему нам не сообщили раньше?

– Они еще не добрались до Мурина, – объяснил разведчик. – Просто флот огромный. Его видно даже за горами.

– Сколько кораблей?

– Намного больше, чем у Бояна.

– Хорошая новость в том, что крупные корабли застрянут в том месте, где Муруй сужается, – сказал капитан Эриден. – Придется волочить их на бревнах по земле. У нас в запасе недели две, максимум три. – Он склонился над картой и постучал по точке на северо-западной границе провинции Заяц. – Думаю, сейчас они уже здесь. Может, послать туда людей, чтобы задержать их у стремнины?

Вайшра покачал головой.

– Нет. Мы не изменим основную стратегию. Они хотят, чтобы мы пробили брешь в обороне, но мы не проглотим наживку. Сосредоточимся на укреплении Арлонга, иначе потеряем юг.

Рин посмотрела на карту. Сердитые красные точки обозначали войска империи и Мугена. Республику взяли в клещи с двух сторон – империя с севера, а Федерация с юга. Трудно не запаниковать, представляя, как к ним приближается армия Дацзы, похожая на стальной кулак.

– Заберите силы с северного побережья. Пусть флот Тсолиня вернется в столицу. – Вайшра говорил невероятно спокойно, и Рин была ему за это благодарна. – Разведчики с почтовыми голубями должны расположиться вдоль Муруя, на расстоянии мили друг от друга. Я хочу знать обо всех передвижениях флота. Пошлите гонцов в провинции Петух и Обезьяна. Вызовите тамошние подразделения.

– Невозможно, – сказал Гужубай. – Они еще разбираются с остатками армии Федерации.

– Плевать мне на Федерацию, – отрезал Вайшра. – Мне есть дело только до Арлонга. Если все, что мы слышали про флот, правда, война закончится, стоит нам не удержать свой оплот. Нужно собрать всех людей в одном месте.

– Вы обречете на смерть целые деревни, – сказал Таха. – Целые провинции.

– Так пусть умрут.

– Вы шутите? – поразился Чажоук. – Думаете, мы будем просто торчать тут, глядя, как вы отказываетесь от своих обещаний? Вы говорили, что, если мы перейдем на вашу сторону, вы поможете избавиться от мугенцев…

– И я помогу, – нетерпеливо перебил его Вайшра. – Как вы не понимаете? Мы победим Дацзы, а после этого вернем и юг. Как только мугенцы потеряют ее поддержку, они сдадутся.

– Или поймут, что гражданская война нас ослабила, и подберут оставшиеся крохи, каким бы ни был исход, – возразил Чажоук.

– Этого не произойдет. Как только мы получим поддержку Гесперии…

– Помощь Гесперии, – фыркнул Чажоук. – Не будьте ребенком. Таркет и его люди уже давно торчат в городе, а их флот так и не появился на горизонте.

– Они появятся, если мы сокрушим ополчение. А мы не сумеем этого сделать, если будем терять время, воюя на два фронта.

– Забудьте, – сказал Гужубай. – Мы забираем войска и возвращаемся домой.

– Ну, давайте, – спокойно отозвался Вайшра. – Вы не продержитесь и недели. Вам нужны войска Дракона, и вы это знаете, иначе не приехали бы сюда. Вы не удержите свои провинции имеющимися силами. Иначе давно бы уже вернулись домой.

Ненадолго все замолчали. По лицу Гужубая Рин поняла, что Вайшра прав. Он разгадал их блеф.

У них не было иного выбора, только следовать за ним.

– Но что будет после победы в Арлонге? – вдруг спросил Нэчжа.

Все головы повернулись в его сторону.

Нэчжа вздернул подбородок.

– Мы объединим страну только для того, чтобы позволить мугенцам снова разорвать ее на части? Это не демократия, отец, а самоубийство. Вы упускаете из вида гигантскую угрозу лишь потому, что на кону стоит не Дракон…

– Довольно, – отрезал Вайшра, но Нэчжа продолжал говорить:

– Это ведь Дацзы позвала Федерацию. Вы не должны заканчивать вот так.

Отец и сын зло уставились друг на друга через стол.

– Твой брат никогда не осмеливался мне перечить, – тихо сказал Вайшра.

– Да, Цзиньчжа был опрометчивым и безрассудным, никогда не слушал своих лучших стратегов, и теперь он мертв. И как же вы поступите, отец? Будете действовать эгоистично, лишь из мести, или поможете гражданам Республики?

Вайшра хлопнул ладонями по столу.

– Молчать! Не смей мне возражать!

– Вы только что бросили союзников на съедение волкам! Неужели никто не понимает, насколько это ужасно? – спросил Нэчжа. – Генерал Ху? Рин?

– Я… – язык Рин налился свинцом.

Внезапно все в ужасе посмотрели на нее.

Вайшра скрестил руки на груди и поднял брови, словно говоря: «Ну, давай!»

– Они вторглись в твою родную провинцию, – напомнил Нэчжа.

Рин вздрогнула. Что он ожидает услышать в ответ? Неужели думает, что она будет противоречить Вайшре только потому, что южанка?

– Это не имеет значения, – ответила она. – Дракон-наместник прав – если мы разделимся, то погибнем.

– Да брось, – нетерпеливо сказал Нэчжа. – Уж ты-то должна…

– Что я должна? – огрызнулась она. – Должна больше всех ненавидеть Федерацию? Так и есть, но еще я знаю, что отправка войск на юг сыграет на руку Дацзы. Может, просто отдать ей Арлонг, ты этого хочешь?

– Поверить не могу, – сказал Нэчжа.

Рин посмотрела на него, подражая твердому взгляду Вайшры.

– Я просто делаю, что следует, Нэчжа. И ты должен поступать так же.

Глава 27

– Я тут набросал несколько вариантов тактики. – Катай протянул Рин небольшую стопку листов. – У капитана Далейн будут собственные соображения, но согласно исторической хронике, такие подходы самые выигрышные. Так мне кажется.

Рин пролистала страницы.

– Ты вырвал их из книги?

Катай передернул плечами.

– Не было времени переписать.

Рин прищурилась, чтобы разобрать его каракули на полях.

– Лесосплав?

– Это займет много времени и людских ресурсов, я знаю, но других приемлемых вариантов нет. – Он нервно потеребил волосы. – Им это причинит больше неприятностей, чем что-либо другое, а нам даст несколько часов времени.

– Ты вычеркнул тактику партизанской войны, – отметила Рин.

– Пользы от нее немного. А кроме того, не стоит даже пытаться уничтожить флот или его часть.

Рин нахмурилась. Именно этим она и собиралась заняться.

– Только не говори, что это слишком опасно.

– Нет, я думаю, что у тебя просто не получится. Ты не понимаешь, насколько флот огромен. Ты не сумеешь его поджечь, прежде чем тебя схватят, не запустишь огонь на такое расстояние. И не пытайся всех перехитрить.

– Но…

– Когда ты рискуешь, то на кону и моя жизнь, – твердо произнес Катай. – Никаких глупостей, Рин. И это не просто слова. Придерживайся приказов. Флот нужно лишь замедлить. Дать нам немного времени.

Вайшра приказал двум взводам плыть по Мурую и задержать продвижение императорского флота. Все для того, чтобы выгадать еще немного времени на укрепление Арлонга и дождаться флота Тсолиня, который на всех парусах спешил на север вдоль побережья. Если удастся замедлить продвижение императорского флота хотя бы на несколько дней, если Арлонг успеет закончить строительство оборонительных сооружений, а корабли Тсолиня отгонят Дацзы, у них есть шанс выстоять против империи.

Слишком много «если».

Но это все, что у них есть.

Рин с цыке немедленно вызвалась задержать флот. Она больше не могла находиться рядом с беженцами и хотела забрать Бацзы и Суни подальше от гесперианцев, прежде чем безрассудство цыке накличет беду.

Ей хотелось взять с собой и Катая. Но он был слишком ценен, чтобы послать на такое задание, – чистое самоубийство для любого, кроме шамана, и Вайшра хотел, чтобы Катай остался за городскими стенами и укреплял оборону.

И хотя Рин радовалась, что Катаю не грозит опасность, мысль о разлуке на несколько дней, без какой-либо возможности связаться, была невыносима.

Если что-то произойдет, она не сумеет его защитить.

Катай прочитал ее опасения по выражению лица.

– Со мной ничего не случится. Ты же знаешь.

– Но если вдруг что-то…

– Это ты идешь воевать, – напомнил он.

– Теперь повсюду война. Я боюсь за тебя. За нас обоих. Ничего не могу с собой поделать.

– У тебя нет времени для страха. – Катай стиснул ее руку. – Просто постарайся, чтобы мы выжили, хорошо?

Перед тем как покинуть Арлонг, Рин сделала последнюю остановку в кузнице.

– Чем могу быть полезен? – прокричал кузнец у горна.

Огонь горел непрерывно уже много дней, чтобы ковать мечи, болты для арбалетов и доспехи.

Рин протянула ему трезубец.

– Что ты можешь сделать из этого?

Кузнец провел пальцами по рукояти и ощупал остроту зубьев.

– Отличная работа. Но я не делаю боевые трезубцы. Ты же не хочешь, чтобы я нарушил баланс. Могу только заточить зубья, если нужно.

– Я не хочу их точить. Я хочу, чтобы ты его расплавил.

– Хм… – Кузнец взвесил трезубец в руке. – Сделан на Спире?

– Да.

Он поднял брови.

– Ты уверена, что хочешь его переплавить? Он вроде бы в полном порядке.

– Для меня он сломан. Уничтожь его.

– Это уникальное оружие. Второго такого ты уже не найдешь.

Рин пожала плечами.

– Вот и хорошо.

Кузнеца это не вполне убедило.

– Спирское оружие невозможно повторить. В живых не осталось никого, кто бы знал, как его ковать. Я сделаю все возможное, но в результате у тебя в руках может оказаться рыбацкий гарпун.

– Мне не нужен трезубец, – сказала Рин. – Мне нужен меч.

В то утро от Красных утесов отчалили две джонки. «Лунь» под командованием Нэчжи спешил вверх по реке, чтобы удержать город Шаян, расположенный в стратегическом месте, в узкой излучине дельты реки. Жителей Шаяна давно эвакуировали в столицу, а сам город превратился в военную твердыню. Нэчже нужны были лишь гарнизон и старые пушки форта.

Команду Рин возглавляла капитан Далейн – стройная привлекательная женщина. Они плыли медленнее – на корабле, которому предстояло стать одним из флагманов Цзиньчжи.

Его не успели достроить. Даже не дали названия. Предполагалось, что имя кораблю выберет Цзиньчжа, и никто не осмелился сделать это вместо него. Надстройку на верхней палубе еще не завершили, нижние палубы тоже не доделали и не оснастили, а у бортов не установили пушки.

Но все это не имело значения, потому что гребное колесо работало. Корабль мог маневрировать. Ему не нужно было плыть на вражескую территорию, только пройти двадцать миль вверх по реке.

План Катая оказался блестящим. Он обрисовал несколько мелких трюков, чтобы максимально задержать врага. Когда корабль Цзиньчжи встал на якорь, цыке и команда капитана Далейн рассеялись в радиусе десяти миль и тщательно выполнили все указания Катая.

Они устроили несколько заторов из бревен и мешков с песком. Этим они выиграют максимум полдня, но утомят солдат, которым придется нырять в воду и расчищать путь.

Выше по течению они установили в реке деревянные колья, чтобы пробить вражеским кораблям днище. С помощью Рамсы Катай хотел поставить в воде такие же мины, как использовала против них империя, но так и не успел разобраться, как правильно высушивать кишки.

Поперек течения протянули многочисленные железные кабели, в основном сразу за излучинами. Если генерал Волчатина умен, он пошлет солдат, чтобы вытащить крепеж, не станет пытаться разорвать кабели. Но столбы, к которым крепились железные струны, были спрятаны в прибрежных зарослях, а под водой кабель нельзя было разглядеть, так что флот мог наткнуться на них и застрять.

Вдоль Муруя с интервалом в три мили расставили гарнизоны. В каждом – по десять-пятнадцать солдат с арбалетами, пушками и ракетами.

Скорее всего все эти солдаты погибнут. Но они сумеют проредить войска ополчения, даже повредить корабль или два, прежде чем их сметет генерал Волчатина. Жертва того стоила.

У северной границы провинции Дракон, в том месте, где Муруй разветвлялся в сторону Голина, цыке затопили корабль Цзиньчжи.

– Какая жалость, – сказал Рамса, когда они переправили все необходимое на берег. – Я слышал, он должен был стать самым большим военным кораблем в истории империи.

– Это был корабль Цзиньчжи, – ответила Рин. – А Цзиньчжи больше нет.

Корабль был построен для массивного вторжения на север. Теперь такого вторжения не будет. Республика борется за выживание, используя последний шанс. Корабль Цзиньчжи лучше всего послужит, перегородив воды Муруя и задержав императорский флот.

Гребные колеса они сломали, а мачты снесли, прежде чем высадиться на берег, чтобы корабль невозможно было восстановить, если вдруг императорский флот решит воспользоваться им для нападения на Арлонг.

Потом на спасательных шлюпках они погребли к берегу и наскоро подготовились к походу.

Рамса начинил две нижние палубы корабля взрывчаткой для уничтожения внутренних переборок. Заряды были связаны друг с другом, чтобы вызвать цепную реакцию. Нужно было лишь поджечь запал.

– Все готово? – спросила Рин.

Она видела, что солдаты уже ушли с берега и побежали к лесу, как и было велено.

Капитан Далейн кивнула.

– Пора.

Рин подняла руки и пустила над рекой тонкую огненную струйку.

Пламя достигло корабля и потухло – запал находился как раз на границе дальности. Рин не стала останавливаться, чтобы убедиться, получилось ли у нее.

Уже шагах в десяти от кромки леса она услышала приглушенные хлопки, а потом все затихло. Она резко остановилась и оглянулась через плечо. Корабль не затонул.

– Что это было? – спросила она. – Я думала, будет громче.

Рамса тоже смутился.

– Может, заряды не соединены как следует? Но я был уверен…

Следующая серия взрывов сшибла их с ног. Рин плюхнулась в грязь, зажмурившись и закрыв уши руками, каждая косточка завибрировала. Рамса упал рядом и затрясся. Рин не поняла – то ли он смеется, то ли дрожит.

Когда взрывы наконец прекратились, она вскочила на ноги и подняла Рамсу. Они огляделись. С опушки они могли разглядеть только высоко реющий республиканский флаг, окутанный черным дымом.

– Тигриная задница! – прошептал Рамса.

Пару долгих и напряженных секунд им казалось, что корабль остался на плаву. Паруса в идеальном положении, словно привязаны к небесам на канате. Рин и Рамса стояли рядом, сплетя пальцы, и смотрели на поднимающийся в небо дым.

И вот наконец-то в неподвижном воздухе раздался треск разламывающегося дерева – это один за другим рухнули бимсы. Внезапно средняя мачта исчезла, словно корабль сложился пополам, пожирая собственное нутро. С визгом и стоном корабль завалился на бок и затонул в черных водах.

В тот вечер они разбивали лагерь под грохот других взрывов – в семи милях от них. Императорский флот достиг приграничного города Шаяна. От канонады не было спасения. Бомбардировка продолжалась всю ночь. Рин не представляла, как после такого обстрела от Шаяна могло что-то остаться, не считая дыма и обломков.

– Что с тобой? – спросил Бацзы.

Предполагалось, что команда урвет несколько часов сна перед походом, но Рин едва сомкнула глаза. Она села, обняв колени и не отрывая взгляда от далекого зарева в ночном небе.

– Эй, успокойся. – Бацзы положил руку ей на плечо. – Ты вся дрожишь. Что-то не так?

Она мотнула головой в сторону Шаяна.

– Там Нэчжа.

– Ты за него боишься?

– Я всегда за него боюсь, – прошептала она, не подумав.

– Понятно. – Бацзы окинул ее странным взглядом. – Ты влюблена.

– Не говори глупости. Это ты считаешь, что весь мир состоит из сисек и…

– Не надо на меня нападать, малыш. Он красивый парень.

– Хватит трепать языком.

Бацзы ухмыльнулся.

– Ну ладно, не заводись. Просто ответь на вопрос: ты была бы здесь, если бы не он?

– В смысле, в лагере у Муруя?

– На этой войне, – пояснил он. – На службе у его отца.

– Я служу Республике, – отрезала Рин.

– Как скажешь.

Рин прочитала в его глазах, что он ей не верит.

– А ты почему еще здесь? – спросила она. – Ты же такой скептик. Ну, то есть ты не присягал Республике, и только боги знают, почему цыке до сих пор существуют. Почему ты просто не сбежал?

Бацзы на секунду посерьезнел. Он никогда не выглядел таким, был балагуром, вечно острил и отпускал сальные шуточки. Рин и не думала, что это может быть просто фасадом.

– Я размышлял об этом, примерно с минуту, – сказал он, немного помолчав. – И Суни тоже. До твоего возвращения мы всерьез подумывали разделиться.

– Но?

– Но тогда нам было бы нечем заняться. Уверен, что ты поймешь, Рин. Боги жаждут крови. Только об этом мы и способны думать. Пусть даже мы думаем собственной головой, если не принимаем наркотики. Ты же знаешь, как все бывает. Для любого другого мирная жизнь кажется раем, но для нас это пытка.

– Я понимаю, – тихо сказала она.

Рин знала, что война для Бацзы никогда не закончится, он не справится с постоянной жаждой разрушения. Если он не сможет убивать врагов, то перейдет на гражданских и всех, кто попадется под руку, пока его не заточат в Бахре. Такой договор цыке подписали с богами. Все закончится либо безумием, либо смертью.

– Я должен сражаться, – сказал Бацзы и сглотнул. – Везде, где найду возможность. Больше я ни на что не гожусь.

В ночи грохнул еще один взрыв – такой сильный, что даже в семи милях от него земля под ногами затряслась. Рин подтянула колени ближе к груди и задрожала.

– Ты ничего не можешь с этим поделать, – сказал Бацзы, когда грохот затих. – Только верить, что Нэчжа справится.

– Тигриная задница! – крикнул Рамса. Он стоял на вершине холма, прищурившись в подзорную трубу. – Вы это видите?

Рин встала.

– Что там?

Рамса яростно замахал руками, подзывая ее к себе. Он протянул Рин подзорную трубу и показал направление.

– Смотри туда. Точно между теми двумя деревьями.

Рин посмотрела в окуляр. Внутри у нее все перевернулось.

– Не может быть!

– Ну, это не твое воображение, – сказал Рамса.

– Да что там такое? – потребовал ответа Бацзы.

Рин беззвучно вручила ему подзорную трубу. Ей она теперь была без надобности. Сейчас, когда Рин знала, куда смотреть, даже невооруженным глазом она видела очертания императорского флота, медленно петляющего за лесом.

Казалось, будто она смотрит, как движется горный хребет.

– Это не корабль, – сказал Бацзы.

– Точно, – откликнулся Рамса. – Это крепость.

В центре императорского флота находилось чудовищное сооружение: квадратная трехпалубная крепость, похожая на стены Сяшана, которые отделились от земли и медленно движутся по реке.

Сколько солдат вмещает эта крепость? Тысячи? Десятки тысяч?

– Как эта штуковина держится на плаву? – удивился Бацзы. – Она наверняка неповоротливая.

– Тут и не нужно проворство, – сказала Рин. – Корабль под охраной всего остального флота. Крепость просто нужно подвести как можно ближе к городу. И тогда они возьмут его штурмом.

Рамса озвучил то, о чем все думали:

– И мы умрем, да?

– Выше голову, – сказал Бацзы. – Может, они берут пленных.

Их невозможно победить. В груди Рин расползался резкий и удушающий страх. Вся миссия бессмысленна. Бревна и дамбы могут задержать ополчение на пару часов, но флот такой мощи пробьет себе путь в любом случае.

– У меня вопрос, – сказал Рамса и снова всмотрелся через подзорную трубу. – Как выглядит флаг Тсолиня?

– Что-что?

– На нем зеленые змеи?

– Да…

Ее пронзило чудовищное подозрение. Рин выхватила у Рамсы подзорную трубу, но уже знала, что увидит. В арьергарде шли корабли с безошибочно узнаваемыми флагами провинции Змея.

– Что происходит? – спросил Бацзы.

Рин потеряла дар речи.

Там была не просто пара кораблей Тсолиня. Она насчитала уже шесть. Что значило одно из двух – либо Тсолинь проиграл сражение с императорским флотом и его корабли конфискованы, либо он переметнулся.

– Надо полагать, твое молчание означает самое худшее, – сказал Бацзы.

Капитан Далейн приказала немедленно отступать к Арлонгу. Солдаты снялись с места за несколько минут. Быстро сплавившись вниз по течению, они успеют предупредить Арлонг, но Рин не была уверена, что это сыграет какую-то роль. С кораблями Тсолиня императорский флот вырос вдвое. Теперь уже неважно, насколько крепка оборона Арлонга. Они не сумеют отбиться от такого огромного флота.

Пушечная канонада в Шаяне продолжалась всю ночь, а незадолго до рассвета резко оборвалась. На заре они увидели в небе серию дымовых сигналов от солдат Нэчжи.

– Шаян пал, – прочитала Далейн. – «Лунь» затоплен, но выжившие идут обратно в Арлонг.

– Мы можем прийти им на помощь? – спросил какой-то солдат.

Далейн ответила не сразу.

– Нет. Налегай на весла.

Рин погрузила весло в мутную воду, пытаясь не думать о худшем. Нэчжа мог выжить. Задание в Шаяне не настолько гибельное – Нэчже велели удерживать форт, сколько сумеет, а потом уйти в лес. И если он не получил серьезного ранения, сам Муруй придет на помощь. Бог его не покинет. Рин хотелось в это верить.

Около полудня они снова услышали далекую канонаду.

– Наверняка тот корабль, – сказал Рамса. – Пытаются пробить себе путь.

– Вот и хорошо, – отозвалась Рин.

Наверное, лучшей идеей Катая было затопить военный корабль. Императорский флот не может его разбомбить, ведь он лежит на дне, пушки не достанут. Если взорвать верхние палубы, будет только труднее извлечь затопленный остов из Муруя.

Полчаса спустя канонада прекратилась. Видимо, ополчение посчитало это достаточным. Теперь они пошлют ныряльщиков, чтобы оттащить останки и очистить реку. Это займет дня два, самое большее три.

Но после этого флот возобновит неумолимое плавание к Арлонгу. А теперь, когда нет Тсолиня, его уже ничто не остановит.

– Мы уже знаем, – сказал Катай, когда Рин вернулась. Он выбежал на улицу, чтобы встретить ее в гавани. Его волосы торчали в беспорядке, словно уже несколько часов Катай расхаживал взад-вперед, дергая себя за локоны. – Выяснили два часа назад.

– Но почему? – воскликнула Рин. – И когда?

Катай беспомощно передернул плечами.

– Я знаю лишь, что мы в полной заднице. Пошли.

Она побежала вслед за Катаем во дворец. Эриден и группа офицеров толпились в главном зале заседаний вокруг далекой от действительности карты, потому что теперь с нее всего лишь стерли корабли Тсолиня.

Но Республика не просто потеряла корабли. Это не какая-то мелкая неурядица. Было бы лучше, если бы Тсолинь дезертировал или погиб. Но его предательство означало, что весь флот перешел на сторону все увеличивающегося флота Дацзы.

Капитан Эриден заменил фишки, обозначающие флот Тсолиня, на красные и отошел от стола.

– Вот с чем мы имеем дело.

Все молчали. Разница в численности была слишком вызывающей. Рин представила сверкающую змею, обвивающую мелкого грызуна, как она сжимает его тельце, пока не померкнет свет в глазах.

– Многовато красного, – пробурчала она.

– Да уж, – кивнул Катай.

– Где Вайшра? – спросила она.

Катай оттащил ее в сторонку и прошептал на ухо, чтобы не слышал Эриден:

– Заперся у себя в кабинете, наверное, швыряет вазы об стену. Просил его не беспокоить. – Он указал на свиток, лежащий на краю стола. – Утром пришло письмо от Тсолиня. Тогда-то мы и узнали.

Рин развернула свиток. Содержание она уже знала, но из-за какого-то болезненного любопытства хотела лично прочитать слова Тсолиня, в точности так же, как не могла не рассмотреть поближе расчлененные туши животных.

«Не такого будущего я для нас желал».

У Тсолиня был изящный мелкий почерк. Каждая линия выписана тщательно, до самого конца, каллиграфическим стилем, который кажется таким простым, но требует годы практики. Он писал не торопясь. Как человек, всегда уделяющий внимание внешним приличиям.

Но Рин заметила на листке иероглифы, написанные поверх других, смытых водой. Тсолинь переделал письмо.

«Вы знаете, что главные обязательства правителя – перед его народом. Я выбрал путь, который приведет к меньшему кровопролитию. Возможно, это помешает переходу к демократии. Я знаю, о каком будущем для страны Вы мечтаете, и понимаю, что я могу разрушить эти мечты. Но мои главные обязательства – не перед еще не рожденными людьми будущего, а перед теми, кто страдает сейчас, кто проводит дни в страхе из-за войны, которую Вы привели на их порог.

Я меняю сторону ради них. Так я их защищу. Я оплакиваю Вас, своего ученика. Оплакиваю Республику. Оплакиваю жену и детей. Вы умрете с мыслью о том, что я всех вас бросил. Но я без колебаний скажу, что ценю свой народ больше, чем когда-либо ценил Вас».

Глава 28

Ожидалось, что императорский флот достигнет Красных утесов через сорок восемь часов. В Арлонге кипела лихорадочная активность – республиканская армия спешила за два дня закончить приготовления к обороне. Горны в кузницах горели круглосуточно, днем и ночью, выдавая груды мечей, щитов и копий. Красные утесы стали топкой для горнила войны.

Вечером кузнец послал за Рин.

– Металл – просто чудо, – сказал он, вручая ей меч прекрасной работы – тонкий и прямой клинок с алой кисточкой на рукояти. – Больше у тебя такого нет?

– Пришлось бы плыть обратно на остров, – прошептала Рин, поворачивая меч в руках. – И покопаться там в скелетах, тогда, может, и найдешь.

– Понятно. – Кузнец вытащил второй меч, идентичный первому. – К счастью, металла оказалось в избытке. Вот, на случай, если потеряешь первый.

– Пригодится. Спасибо тебе.

Рин выпрямила руку с мечом, чтобы оценить его вес. Рукоять идеально лежала в ладони. Клинок был чуть длиннее, чем она привыкла, но легче, чем казался. Рин взмахнула им над головой по дуге.

Кузнец отпрыгнул подальше.

– Я решил, что тебе понравится меч подлиннее, так он достает дальше.

Рин перебросила меч из одной руки в другую. Она опасалась, что из-за длины с мечом будет труднее управляться, но, учитывая небольшой вес, он был как будто создан для нее.

– Ты что, называешь меня коротышкой?

Кузнец хмыкнул.

– Я лишь говорю, что руки у тебя не слишком длинные. Ну, как тебе?

Рин прочертила острием по воздуху и протанцевала знакомую Третью фигуру Сээцзиня. И удивилась, насколько легко вышло. Нэчжа был прав – с мечом она управляется куда лучше. В своем первом сражении она дралась с мечом. И убила им первого врага.

Почему она так долго дралась трезубцем? Теперь это казалось глупостью. Рин несколько лет практиковалась с мечом в Синегарде и чувствовала его как естественное продолжение руки. Вновь обрести меч – это как сменить церемониальное платье на удобную одежду для тренировок.

Рин с воплем бросила меч в противоположную стену. Клинок вонзился в дерево точно в том месте, куда она и целилась, под идеальным углом, рукоять слегка покачивалась.

– И как тебе? – спросил кузнец.

– Превосходно.

К дьяволу Алтана, его наследие и его трезубец. Пора взять в руки оружие, которое сохранит ей жизнь.

К тому времени как Рин вернулась в казармы, уже зашло солнце. Она быстро пробиралась между каналами, руки до сих пор ныли после нескольких часов перетаскивания мешков с песком в пустые дома.

Стоило ей подойти к двери, как из-за угла появилась тощая фигура.

– Рин?

Она дернулась и замерла. Новые клинки клацнули по полу.

– Это всего лишь я.

Фигура вышла на свет.

– Кесеги? – Рин подняла мечи с пола. – Как тебе удалось проникнуть за заграждение?

– Ты должна пойти со мной. – Он схватил Рин за руку. – Быстрее.

– Зачем? Что случилось?

– Не могу сказать здесь. – Он кусал губы, с опаской озираясь. – Но я в беде. Ты идешь?

– Я… – Рин бросила рассеянный взгляд на казармы.

Это могло плохо кончиться. Ей приказали не иметь дела с беженцами, когда она не в карауле, и, учитывая текущие настроения в Арлонге, вряд ли ее за такое похвалят. А если кто-то увидит?

– Пожалуйста, – взмолился Кесеги. – Дело плохо.

Рин нервно сглотнула. О чем она только думает? Это же Кесеги! Кесеги – ее семья, единственный родной человек.

– Конечно. Показывай дорогу.

Кесеги бросился бежать. Рин не отставала.

Она решила, что за забором что-то случилось. Какая-то заварушка, стычка между охранниками и беженцами. Наверняка за всем стоит тетушка Фан, как и всегда. Но Кесеги не повел ее обратно в лагерь. Он обогнул казармы и пробежал мимо шумных верфей к пустому пакгаузу в дальнем конце гавани.

За пакгаузом стояли три темные фигуры.

Рин остановилась. Среди них явно не было тетушки Фан – силуэты были слишком высокие.

– В чем дело, Кесеги?

Но Кесеги потащил ее к пакгаузу.

– Я ее привел, – громко объявил он.

Когда глаза Рин привыкли к полумраку, она узнала лица. И охнула. Это были не беженцы.

Она повернулась к Кесеги.

– Что это значит?

Он отвернулся.

– Мне нужно было как-то выманить тебя сюда.

– Ты мне наврал.

Он стиснул челюсти.

– Но иначе ты бы не пришла.

– Просто выслушай нас, – сказал Таха. – Прошу тебя, не уходи. Больше у нас не будет возможности поговорить.

Рин скрестила руки на груди.

– Теперь мы прячемся от Вайшры за пакгаузом?

– Вайшра достаточно натворил, чтобы нас погубить, – сказал Гужубай. – Это очевидно. Республика бросила юг на произвол судьбы. Союз должен быть расторгнут.

Рин поборола порыв закатить глаза.

– И какова альтернатива?

– Наша собственная революция, – тут же ответил он. – Мы не будем поддерживать Вайшру, наши войска покинут армию Дракона и вернутся в свои провинции.

– Это самоубийство. Только Вайшра способен вас защитить.

– Ты даже не можешь этого произнести, не покривившись, – сказал Чажоук. – Защита? Нас обдурили с самого начала. Пора перестать надеяться на крошки со стола Вайшры. Мы должны вернуться домой и драться с мугенцами. С самого начала следовало поступить именно так.

– С какой армией? – холодно поинтересовалась Рин.

Весь этот разговор не имел ничего общего с действительностью. Вайшра еще несколько месяцев назад назвал подобные заявления блефом. Наместники южных провинций не могли уйти домой. Без поддержки Федерация разобьет их армии.

– Мы должны создать армию, – признал Гужубай. – Это будет непросто. Но людей достаточно. Ты же видела лагерь беженцев. И знаешь, сколько там человек.

– А еще знаю, что они не подготовлены, не вооружены и голодают. Думаете, они способны драться с войсками Федерации? Республика – ваш единственный шанс на спасение.

– Спасение? – фыркнул Чажоук. – Через неделю мы все умрем. Вайшра поставил на гесперианцев, а они не придут.

Рин молчала. Ей нечего было на это ответить. Как и они, она понимала, что гесперианцы вряд ли когда-либо сочтут никанцев достойными помощи.

Но пока генерал Таркет не объявил со всей определенностью, что Альянс отказывает в помощи, у Республики еще есть шанс выстоять. Примкнуть к наместникам-южанам – очевидное самоубийство, особенно учитывая, что, если Рин покинет Вайшру, больше некому будет защитить ее от Серой гильдии. Она могла бы сбежать из Арлонга и спрятаться. И довольно долго избегать встречи с гесперианцами, если будет действовать по-умному, но они все равно когда-нибудь ее выследят. Они не остановятся. Рин понимала, что люди вроде Петры никогда не позволят ускользнуть тому, кто бросает вызов Творцу. Ее выследят и убьют, переловят всех шаманов империи, чтобы их изучить. Рин могла бы побороться с ними, продержаться какое-то время – огонь против воздушных кораблей, Феникс против Творца, – но это будет кошмарное противостояние. Она не была уверена, что выживет.

А если наместники-южане покинут Республику, их уже никто не защитит от ополчения или Федерации. Это же так очевидно. Почему они этого не видят?

– Оставь глупые надежды, – напирал Гужубай. – Не обращай внимания на чепуху, которую талдычит Вайшра. Гесперианцы остались здесь неспроста, в точности как во время Опиумных войн.

– О чем это вы? – спросила Рин.

– Ты и впрямь думаешь, что они не в курсе происходящего на нашем континенте?

– А какое это имеет значение?

– Вайшра отправил к ним жену, – сказал Гужубай. – Вторую и Третью опиумную войну Саихара благополучно переждала на борту гесперианского военного корабля. Гесперианцы прекрасно знают, что тогда творилось. И не прислали ни мешка зерна, ни ящика с мечами. Ни когда горел Синегард, ни когда пал Хурдалейн, ни когда мугенцы разоряли Голин-Ниис. И это союзники, на чью помощь мы рассчитываем? Вайшра прекрасно это понимает.

– Почему бы вам просто не сказать, что вы предлагаете?

– А тебе самой никогда не приходила в голову такая мысль? – спросил Гужубай. – Войну устроил Вайшра и гесперианцы, чтобы те оказались на коне, когда нужно будет объединять страну. Они не пришли во время Третьей опиумной войны, потому что хотели пустить кровь империи. Не придут и сейчас, пока все противники Вайшры не погибнут. Вайшра никакой не демократ и не защитник народа. Он приспособленец, воздвигающий свой трон на крови никанцев.

– Вы бредите, – сказала Рин. – Только полный безумец способен на такое.

– Только безумец не увидит, что это правда! Доказательства у тебя перед глазами. Войска Федерации не дошли до Арлонга. Вайшра ничего не потерял в войне.

– Он чуть не потерял сына…

– И преспокойно получил его обратно. Посмотри правде в глаза, Инь Вайшра – единственный победитель в Третьей опиумной войне. Ты слишком умна, чтобы этого не заметить.

– Не говорите со мной снисходительным тоном, – огрызнулась Рин. – Даже если это правда, это ничего не меняет. Я и без того знаю, что гесперианцы мерзавцы. И все-таки дерусь за Республику.

– А не следовало бы драться за тех, кто не считает нас людьми, – сказал Чажоук.

– Ну, это в любом случае не причина сражаться за вас…

– Ты должна сражаться за нас, потому что ты одна из нас, – ответил Гужубай.

– Я не одна из вас.

– Ты из провинции Петух, – сказал Таха. – Как и я.

Рин уставилась на него, не веря своим ушам.

Какое лицемерие! В Лусане он с легкостью отказался от нее и обращался с ней как с животным. А теперь заявляет, что они похожи?

– Вместе с тобой юг восстанет, – напирал Гужубай. – Ты хоть представляешь, каким обладаешь авторитетом? Ты последняя спирка. Весь континент знает твое имя. Если ты поднимешь меч, за тобой последуют десятки тысяч. Они будут сражаться ради тебя. Ты станешь их богиней.

– А для ближайших друзей стану предательницей, – заметила она. Ведь они просят ее бросить Катая. И Нэчжу. – Не пытайтесь мне польстить. Ничего не выйдет.

– Для друзей? – фыркнул Гужубай. – Для кого, Иня Нэчжи? Чена Катая? Северян, которые плюются от одной мысли о твоем существовании? Ты так отчаянно хочешь быть похожей на них, что готова закрыть глаза на все остальное, стоящее на кону?

– Я не хочу быть похожей на них, – ощерилась она.

– Нет, хочешь, – ухмыльнулся Гужубай. – Все вы этого хотите, даже если сами того не осознаете. Но в глубине души ты осталась южанкой. Можешь исправить произношение, отворачиваться от вони лагеря беженцев и делать вид, будто от тебя не пахнет, но они никогда не примут тебя за свою.

Это решило дело. Все ее сочувствие испарилось.

Они в самом деле считают, что могут потянуть за ниточки ее связей с провинцией? Провинция Петух ничего для нее не сделала. В первые шестнадцать лет жизни Тикани пытался лишь смешать ее с грязью. Рин потеряла все связи с югом в тот момент, когда уехала в Синегард.

Она сбежала от Фанов. Завоевала свое место в Арлонге. Она – один из лучших бойцов Вайшры. И не уедет обратно. Это невозможно.

Для Рин юг олицетворял лишь обиды и печали. Она ничего ему не должна. И уж точно не станет отдавать за юг жизнь. Если наместники готовы собой пожертвовать, так пусть сами и расстаются с жизнью.

Она заметила, как смотрит на нее Кесеги – потрясенно и разочарованно. Ей так хотелось бы, чтобы это не имело для нее значения.

– Простите, – сказала она. – Но я не одна из вас. Я спирка. И знаю, кому должна хранить верность.

– Если останешься здесь, то погибнешь ни за что, – сказал Гужубай. – Как и все мы.

– Так возвращайтесь домой, – ухмыльнулась Рин. – Заберите войска. Я не буду вас останавливать.

Они не сдвинулись с места. Посеревшие лица подтвердили, что все их слова – блеф. Они не могут сбежать. В одиночку у провинций нет ни единого шанса выстоять. Быть может, хотя Рин сильно сомневалась в этом, им хватит сил отбиться от мугенцев. Но если Арлонг падет, лишь вопрос времени, когда Дацзы придет и за ними.

Без поддержки Рин у них связаны руки. Наместники-южане оказались в ловушке.

Рука Гужубая потянулась к мечу у пояса.

– Ты расскажешь Вайшре?

Рин скривила губы.

– Не искушайте меня.

– Ты расскажешь Вайшре? – повторил он.

Рин лишь улыбнулась. Он что, и в самом деле намерен с ней сразиться? Неужели рискнет?

И эта мысль доставила ей удовольствие. Наконец-то она обладала над ними властью, именно она держала их судьбу в своих руках, а не наоборот.

Рин могла бы убить их прямо сейчас, и ей сошло бы это с рук. Вайшра даже похвалил бы ее за подобную демонстрацию преданности.

Но вот-вот начнется сражение. Ополчение уже на пороге. Беженцам нужен лидер, если они хотят выжить. Больше о них некому позаботиться. И если она убьет наместников, возникшая сумятица только навредит Республике. Солдат в армиях южан недостаточно для победы, но если они уйдут, поражение гарантировано, и Рин не хотела нести за это ответственность.

Рин нравилось, что решение за ней и можно замаскировать жестокий расчет под милосердие.

– Иди поспи, – мягко сказала она, как будто говорит с ребенком. – Впереди сражение.

Несмотря на протесты Кесеги, Рин проводила его обратно в квартал беженцев. Она повела его в обход, стараясь держаться как можно дальше от казарм. Десять минут они шли в каменной тишине. Каждый раз, когда Рин смотрела на Кесеги, он зло устремлял взгляд вперед, делая вид, что ее не замечает.

– Ты на меня сердишься, – сказала она.

Он не ответил.

– Я не могла выполнить их просьбу. Сам знаешь.

– Нет, не знаю, – отрезал он.

– Кесеги…

– И я больше не знаю, кто ты.

Ей пришлось признать, что он прав. Кесеги распрощался с сестрой и обнаружил вместо нее солдата. Но и Рин его не узнавала. Тот Кесеги, которого она покинула, был маленьким мальчиком. Этот же – высоким, угрюмым и сердитым парнем, который видел слишком много страданий и не знает, кого в них винить.

Они молча продолжили путь. Рин испытывала искушение развернуться и уйти, но ей не хотелось, чтобы Кесеги застали по эту сторону забора. В последнее время ночные патрули в назидание другим пороли беженцев, застигнутых в неположенном месте.

– Ты могла бы написать, – наконец сказал Кесеги.

– Что-что?

– Я ждал от тебя писем. Почему ты не написала?

На это Рин нечего было ответить.

Почему она не написала? Наставники это разрешали. Все однокурсники регулярно писали домой. Она вспомнила, как Нян каждую неделю посылала по восемь писем – каждому брату и сестре, Рин потрясло, что кто-то способен так пространно писать об утомительной учебе.

Но ей никогда не приходило в голову написать Фанам. Добравшись до Синегарда, Рин заперла все воспоминания о Тикани на задворках сознания, желая поскорее забыть о прошлом.

– Ты был еще таким маленьким, – сказала она через некоторое время. – Наверное, я решила, что ты меня забудешь.

– Чушь. Ты моя сестра. Как я мог тебя забыть?

– Не знаю. Я просто… Просто думала, что будет проще, если резко оборвать все связи. Я ведь вряд ли когда-нибудь вернулась бы домой после отъезда…

– А ты не думала, что я тоже хочу уехать? – Его голос окаменел.

Рин ощутила намек на раздражение. Как это вдруг она стала во всем виновата?

– Так и уехал бы, если бы захотел. Ты мог бы поступить учиться…

– Когда? Ты уехала, и я остался в лавке один, отцу совсем поплохело, мне пришлось заниматься всеми домашними делами. А матушку не назовешь доброй, Рин. Сама знаешь. Я просил тебя не оставлять меня с ней, но ты все равно уехала. В Синегард, навстречу приключениям…

– Это не приключения, – холодно отозвалась она.

– Но ты была в Синегарде, – жалобно произнес он, словно ребенок, слышавший рассказы о бывшей столице и по-прежнему считающий ее землей сокровищ и чудес. – А я застрял в Тикани, используя любую возможность, чтобы скрыться от матушки. А когда началась война, мы каждый день тряслись от страха в подземных убежищах и надеялись, что Федерация еще не пришла в город, а если пришла, то нас убьют не сразу.

Рин остановилась.

– Кесеги…

– Все твердили, что ты за нами вернешься. – Его голос надломился. – Та богиня огня из провинции Петух, что уничтожила остров в форме лука, вернется домой и освободит нас.

– Именно этого я и хотела. И сделала бы…

– Нет, не сделала бы. Где ты была все это время? Пыталась устроить переворот в Осеннем дворце. Начала новую войну. – Его голос наполнился ядом. – И не говори, что тебе это не нравилось. Это ты виновата. Если бы не ты, нас бы здесь не было.

Рин могла бы ответить. Начать с ним спорить, сказать, что виновата не она, а императрица, и есть политические силы куда более могущественные, чем любой из них.

Но никак не могла подобрать слова. Любые слова выглядели фальшивыми.

Голая правда в том, что она покинула сводного брата и годами о нем не вспоминала. Он не возникал в ее мыслях, пока они не встретились в лагере. И Рин забыла бы его снова, если бы он не стоял сейчас перед ней.

Она не знала, как это исправить. Да и вряд ли это вообще можно исправить.

Они свернули за угол, к шеренге одноэтажных зданий. Здесь был квартал гесперианцев. Еще несколько минут, и они вернутся к лагерю беженцев. Рин была этому рада, ей хотелось отделаться от Кесеги. Выслушивать поток его негодования было невыносимо.

Краем глаза она заметила, как у ближайшего здания промелькнула синяя форма. Рин не обратила бы на нее внимания, но потом услышала звуки – ритмичный шорох и приглушенные стоны.

Она уже слышала такие звуки. В Тикани она много раз доставляла пакеты с опиумом в публичные дома. Просто здесь и сейчас было совсем не время и не место.

Кесеги тоже услышал и остановился.

– Беги к лагерю, – прошептала она.

– Но…

– Это не просьба. – Рин подтолкнула его. – Иди.

Он подчинился.

Она перешла на бег. За поворотом Рин увидела две полуобнаженные фигуры. Гесперианский солдат и девушка-никанка. Девушка взвизгивала, пытаясь закричать, но солдат заткнул ей рот рукой, а другой держал за волосы, запрокинув голову.

На мгновение Рин застыла и была в состоянии только молча смотреть.

Она никогда прежде не видела изнасилования.

Рин слышала о таком. Слишком часто слышала подобные истории от женщин, уцелевших в Голин-Ниисе, и представляла эти сцены с такой живостью, что они вторгались в ее ночные кошмары, и Рин просыпалась, дрожа от ярости и страха.

Сейчас ей в голову пришла лишь одна мысль – именно так мучилась в Голин-Ниисе Венка. Наверное, черты ее лица исказились в точности так же, как у этой девушки, а рот открывался в беззвучном крике. А мугенские солдаты, которые ее держали, смеялись, как смеялся сейчас гесперианец.

К горлу Рин подкатила желчь.

– А ну, слезь с нее!

Солдат либо не мог, либо не захотел ее понять. Со звериным пыхтением он продолжил свое дело.

Рин не могла поверить, что он издает эти звуки от удовольствия.

Она бросилась на солдата. Он развернулся и неуклюже ткнул ей кулаком в лицо, но Рин с легкостью увернулась, схватила его за запястья, пнула по коленям и уложила на землю, прижав ногами.

Потом нащупала его яйца и сдавила.

– Ты этого хотел?

Солдат яростно извивался. Она сжала сильнее. Он издал булькающий звук.

Рин вонзила ногти в мягкую плоть.

– Да?

Он завопил от боли.

Рин вызвала огонь. Крики стали громче, но она схватила его отброшенную в сторону рубашку, запихнула ему в рот и продолжала жечь, пока его член не обуглился.

Когда солдат наконец прекратил шевелиться, Рин слезла с его груди, села рядом с дрожащей девушкой и обняла ее за плечи. Обе молчали. Просто прижались друг к другу и с холодным удовлетворением смотрели на солдата, который со слабым мычанием подергивался в грязи.

– Он умрет? – спросила девушка.

Солдат стонал все тише. Рин спалила нижнюю половину его тела. Некоторые ожоги почернели. Пройдет еще много времени, прежде чем он умрет от потери крови. Рин надеялась, что все это время он будет в сознании.

– Да. Если никто не отнесет его к лекарю.

– Ты его отнесешь? – спросила девушка, но в голосе звучал не страх, только любопытство.

– Он не из моего взвода. Меня это не касается.

Прошло еще несколько минут. Из паха солдата медленно вытекала кровь. Рин молча сидела рядом с девушкой, ее сердце бешено стучало, она обдумывала последствия своего поступка.

Гесперианцы поймут, кто его убил. Ожоги выдадут ее с головой – только спирка убивает огнем.

Месть Таркета будет ужасной. Его вряд ли удовлетворит только смерть Рин. Узнав, что случилось, он может окончательно бросить Республику.

Нужно избавиться от тела.

Внезапно грудь солдата перестала вздыматься и опадать. Рин подползла к нему на коленях и пощупала пульс на шее. Ничего. Она встала и протянула девушке руку.

– Давай приведем тебя в порядок. Идти сможешь?

– Не волнуйся за меня, – на удивление спокойно ответила та. Она больше не дрожала. Девушка нагнулась и вытерла с ног кровь подолом разорванного платья. – Такое и раньше случалось.

Глава 29

– Тигриная задница! – воскликнул Катай.

– Я знаю, – сказала Рин.

– И ты просто утопила его в гавани?

– Сначала нагрузила камнями. Я нашла глубокое место в доках, никто его не найдет.

– Ну, дела. – Катай потеребил свои локоны, расхаживая по библиотеке. – Ты труп. Мы все умрем.

– Или все обойдется. – Рин пыталась убедить в этом саму себя, но по-прежнему была оглушена случившимся. Она пришла к Катаю, как к единственному человеку, способному сообразить, что делать, но в результате они оба запаниковали. – Слушай, никто меня не видел…

– Откуда тебе знать? – В его голосе появились визгливые нотки. – Никто не заметил, как ты тащила труп гесперианца через полгорода? Никто не выглянул в окно? Твоя жизнь зависит от того, что никто тебя не видел.

– Я его не тащила, а уложила в сампан и отгребла подальше от берега.

– Ну да, это все меняет…

– Послушай, Катай… – Рин глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться и собраться с мыслями. – Прошел уже целый час. Если кто-то меня видел, я была бы уже мертва, верно?

– Таркет может специально медлить. Выждет до утра и напустит на тебя всю армию.

– Он не стал бы ждать.

В этом Рин не сомневалась. Гесперианцы не будут ходить вокруг да около. Если Таркет обнаружил бы, что его солдата убил шаман, Рин уже нафаршировали бы пулями. Он не дал бы ей ни единого шанса ускользнуть.

Чем больше проходило времени, тем сильнее становилась надежда, Рин уверилась, что Таркет не знает. И Вайшра не знает. И они никогда не узнают. Рин никому не рассказала, а девушка-беженка уж точно будет держать рот на замке.

Катай потер виски ладонями.

– Когда это случилось?

– Я же говорила. Больше часа назад, когда я провожала Кесеги обратно в лагерь от старых пакгаузов.

– Какого хрена ты делала в пакгаузе?

– Меня заманили туда наместники-южане. Хотели поговорить. Они подумывают бросить Вайшру и вернуться в свои провинции, чтобы разобраться с армией Федерации. Хотели, чтобы я пошла с ними, а еще у них есть безумная теория насчет гесперианцев и…

– И что ты ответила?

– Разумеется, я отказалась. Это был бы смертный приговор.

– Ну, ты хотя бы не стала изменницей. – Катай нервно рассмеялся. – А потом ты просто шла обратно в казармы и по пути убила гесперианца?

– Ты не видел, чем он занимался.

Катай всплеснул руками.

– Да какая, на хрен, разница?

– Он насиловал девушку, – сердито буркнула Рин. – Схватил ее за шею и не остановился бы…

– И ты решила спалить наш последний шанс на выживание?

– Гесперианцы все равно не придут, Катай.

– Они уже здесь, разве не так? Если бы им в самом деле было плевать, они бы уже давно ушли. Тебе не приходило это в голову? Когда тебя припрут к стенке, ты почувствуешь, что между нулем и одним процентом – огромная разница, но нет, ты решила гарантировать, чтобы шанс был равен нулю…

У Рин вспыхнули щеки.

– Я не думала, что…

– Еще бы, – рявкнул Катай. Костяшки его пальцев побелели. – Ты же никогда не думаешь. Вечно ввязываешься в любую драку, и плевать на последствия…

– А ты бы предпочел, чтобы я позволила ему изнасиловать девушку? – повысила голос Рин.

Катай молчал.

– Нет, – произнес он после долгой паузы. – Прости, я имел в виду не это.

– А мне так не кажется.

Он закрыл лицо руками.

– Боги, я просто перетрусил. И тебе не обязательно было его убивать, ты могла бы…

– Да. – Рин чувствовала себя истощенной. Адреналиновая волна схлынула, и теперь у нее подкашивались ноги. – Я знаю, я не подумала как следует. Просто увидела, что происходит, и…

– Моя жизнь тоже на кону.

– Прости.

– Я понимаю, – вздохнул Катай. – Вряд ли… Ты не должна была… Ладно. Все хорошо. Я понимаю.

– Мне правда кажется, что никто не видел.

– Отлично. – Он сделал глубокий вдох. – Ты вернешься в казармы?

– Нет.

– Я тоже.

Они уселись на пол и долго молчали. Катай положил голову на плечо Рин. Она взяла его за руку. Спать они не могли. Оба смотрели в окна библиотеки в ожидании колонны гесперианских солдат у двери и стука тяжелых сапог в коридоре. С каждой прошедшей секундой Рин чувствовала облегчение.

Это значит, гесперианцы не пришли. И пока что она в безопасности.

Но что будет, когда утром гесперианцы проснутся и обнаружат пропажу солдата? Что случится, когда они начнут поиски? Она была уверена, что его не найдут еще как минимум несколько дней, но исчезновение солдата само по себе осложнит переговоры с гесперианцами.

Если вину не возложат на Рин, станут ли они наказывать всю Республику?

В голове невольно всплыли слова наместников-южан. «Не следует драться за тех, кто не считает нас людьми».

– А что сказали наместники? – внезапно спросил Катай, так что Рин вздрогнула.

Она выпрямилась.

– Насчет чего?

– О гесперианцах. Что у них за теория?

– Да как обычно. Наместники им не доверяют, считают, что те снова хотят оккупировать страну и… Ох… – Она нахмурилась. – А еще они думают, будто гесперианцы специально позволили мугенцам вторгнуться в Никан. Якобы Вайшра знал, что Федерация готовится к вторжению, и гесперианцы знали, но ничего не предприняли, потому что хотели ослабить империю и подобрать остатки.

Катай заморгал.

– Вот как…

– Да. Полное безумие.

– Нет, – сказал он. – Это имеет смысл.

– Ты же не всерьез. Это было бы ужасно.

– Но ведь так можно объяснить все, что нам известно, правда? – Короткий смешок Катая был нервным, на грани срыва. – Вообще-то, я с самого начала над этим размышлял, но подумал, мол, никто не может быть настолько безумным. Или жестоким. Но вспомни корабли Республики. Сколько времени потребовалось, чтобы построить такой флот? Вайшра много лет планировал развязать гражданскую войну, это очевидно. Но начал ее только сейчас. Почему?

– Наверное, не был готов.

– Или ждал, пока страна ослабнет, и тогда он победит Гадюку. Ждал, когда нас разобьют, чтобы подобрать обломки.

– Ему нужен был тот, кто нападет первым.

Катай кивнул.

– И для этой задачи Федерация – лучшая пешка. Наверняка он смеялся, когда мугенцы шли на Синегард. Могу поспорить, он годами ждал эту войну.

Рин хотелось возразить, сказать, что Вайшра не позволил бы невинным людям погибнуть, но она знала, что это не так. Ведь Вайшра с радостью готов был стереть с лица земли целые провинции, лишь бы сохранить Республику.

Лишь бы сохранить этот город. О боги!

А значит, пассивность гесперианцев во время Второй опиумной войны – не политическая ошибка, не задержка в переговорах, так и было задумано. То есть Вайшра знал, что Федерация убьет сотни, тысячи, десятки тысяч, и позволил этому случиться.

Сейчас, когда Рин об этом размышляла, так легко было понять, что никанцами манипулировали. Они были пешками в геополитических шахматах, и игра длилась годы, а то и десятилетия.

И ее не просто обвели вокруг пальца. Она сама была слепа и не видела намеков, она все это допустила.

Она была просто дурой, все проспала. Столько усилий потратила на сражения за Республику Вайшры, что даже не задумывалась о том, что будет после.

Какую цену запросят за помощь гесперианцы в случае победы? Ужесточатся ли эксперименты Петры, когда Рин больше не нужна будет Вайшре на поле боя?

Так глупо было воображать, что, если Вайшра за нее заступился, аркебузы гесперианцев ей не грозят. Теперь Рин это понимала. Несколько месяцев назад она была в смятении и напугана, отчаянно искала, за что зацепиться, и оттого доверилась ему. Но она неоднократно убеждалась, как легко Вайшра манипулирует людьми, словно марионетками в театре теней.

Сколько пройдет времени, прежде чем он ее продаст?

– Ох, Катай, – медленно выдохнула она. И внезапно ее обуял страх. – Что нам теперь делать?

Он покачал головой.

– Не знаю.

Рин начала вслух размышлять над вариантами:

– Хороших вариантов нет. Если переметнемся на сторону наместников-южан, мы покойники.

– А если ты покинешь Арлонг, гесперианцы объявят на тебя охоту.

– Но если мы останемся верны Республике, то сами выстроим себе клетку.

– И все это не имеет значения, если послезавтра мы не выживем.

Они уставились друг на друга. Рин услышала в тишине эхо сердцебиения – не то своего, не то Катая.

– Тигриная задница! – воскликнула она. – Мы все равно погибнем. Ведь Фейлен погребет нас под Красными утесами, так что все мы умрем.

– Необязательно. – Катай резко встал. – Идем со мной.

Рин оторопело уставилась на него.

– В чем дело?

– Сама увидишь. Я хотел тебе кое-что показать с тех самых пор, как ты вернулась. – Он схватил Рин за руки и поднял на ноги. – Просто не представлялось случая. Идем.

В конце концов они оказались в арсенале. Рин не была уверена, что они имеют право здесь находиться, потому что Катай сбил с двери замок, но сейчас ей было уже все равно.

Катай повел ее на дальний склад, вытащил из угла сверток и бросил его на стол.

– Это тебе.

Рин развернула парусину.

– Кожа? Спасибо. Мне нравится.

– А ты разверни.

Рин развернула странную конструкцию, состоящую из путаной комбинации постромок, железных прутьев и длинных кожаных полос. Рин смотрела и так и сяк, но так и не поняла, что перед ней.

– Что это?

– Знаешь, почему никто не мог победить Фейлена? – спросил Катай.

– Потому что он швыряет людей о скалы? Да, Катай, я помню.

– Ну, так вот. – В его глазах мелькнул огонек одержимости. – А если он не сможет? Что, если ты сумеешь сразиться с ним на его территории? Территория – не совсем верное слово, но ты поняла, о чем я.

Рин непонимающе уставилась на него.

– Я и понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Теперь ты лучше контролируешь пламя, верно? И можешь вызвать его не задумываясь?

– Конечно, – медленно произнесла она. Теперь огонь стал словно продолжением ее тела, она могла сделать его выше и горячее. Но Рин все равно ничего не понимала. – Это ты и так уже знаешь. Какое это имеет отношение к Фейлену?

– И насколько раскаленным ты можешь сделать огонь? – напирал он.

Рин нахмурилась.

– А разве огонь бывает разной температуры?

– Вообще-то да. Можно получить разный огонь, в зависимости от типа поверхности. К примеру, есть разница между пламенем свечи и огнем в кузнечном горне. Я не эксперт, но…

– Да какая разница? – прервала его Рин. – Я все равно не смогу подобраться к Фейлену достаточно близко, чтобы его подпалить.

Катай нетерпеливо покачал головой.

– А если сможешь?

– Не все так гениальны, как ты, – огрызнулась Рин. – Скажи уже, что у тебя на уме.

Он ухмыльнулся.

– Помнишь фонари у Бояна? Те, которые должны были взорваться?

– Конечно, но…

– Хочешь узнать, как они устроены?

Рин вздохнула и решила дать ему высказаться.

– Нет, но, похоже, ты все равно расскажешь.

– Горячий воздух поднимается вверх, – с ликованием начал Катай. – А холодный опускается. В фонари накачивается горячий воздух, и он поднимает их.

Рин задумалась. Она начинала понимать, куда он клонит, но не была уверена, что ей понравится вывод.

– Я вешу гораздо больше бумажного фонарика.

– Все дело в пропорциях, – не унимался Катай. – К примеру, тяжелым птицам нужны крылья побольше.

– Но даже большая птица выглядит крохотной по сравнению…

– Значит, тебе понадобятся очень большие крылья. И огонь погорячее. Но в твоем распоряжении постоянный источник огня, так что нужно только посадить тебя в аппарат и наделить его способностью летать. Снабдить крыльями, так сказать.

Рин моргнула, а потом опустила взгляд на кипу кожи и металла.

– Да ты, верно, шутишь.

– Ни в малейшей степени, – радостно заявил Катай. – Хочешь попробовать?

Рин с опаской развернула аппарат. Он оказался на удивление легким, а кожа гладкой на ощупь. Рин гадала, где Катай раздобыл материалы. Она приподняла конструкцию, дивясь на аккуратные стежки.

– И ты соорудил все это за неделю?

– Ага. Но задумал еще раньше. На эту мысль меня натолкнул Рамса.

– Рамса?

Он кивнул.

– Половина его снарядов способна летать. Он потратил кучу времени, чтобы научиться направлять их в правильную сторону.

Рин опасалась вверять свою жизнь на милость конструкции, созданной мальчишкой, который больше всего на свете любит взрывы, но других вариантов не было.

С помощью Катая она как можно крепче застегнула постромки на груди. Железные прутья терлись о спину, но в остальном крылья оказались на удивление гибкими. Катай натер их жиром, чтобы они двигались плавно, отзываясь на каждое движение рук.

– А знаешь, у Алтана были крылья, – сказала Рин.

– Правда? И он летал?

– Сомневаюсь. Они были огненные. Наверное, он сделал их просто для красоты.

– Ну, я-то сделал тебе вполне рабочие. – Катай затянул постромки у нее на плечах. – Тебе удобно?

Рин подняла руки, чувствуя себя летучей мышью-переростком. Выглядели кожаные крылья красиво, но казались слишком тонкими, чтобы удержать вес ее тела. Перекрещивающиеся железные прутики, удерживающие конструкцию, тоже выглядели чудовищно хрупкими, Рин явно могла бы сломать их об колено.

– Уверен, что этого достаточно и я буду держаться в воздухе?

– Мне не хотелось слишком тебя утяжелять. Я взял по возможности самые тонкие прутья. Чуть тяжелее, и ты упадешь.

– Но они могут сломаться и угробить меня, – заметила она.

– Ты должна хоть чуть-чуть мне верить.

– Если рухну я, пострадаешь и ты.

– Я знаю, – сказал он слишком легкомысленно, так что Рин его слова не успокоили. – Ну что, испытаем их?

Они нашли пустырь на утесах, подальше от всего, что могло бы загореться. Катай хотел испробовать свое изобретение, столкнув Рин с края утеса, но неохотно согласился сначала позволить ей взлететь с ровной поверхности.

Над Красными утесами только что начало подниматься солнце, восход показался бы Рин потрясающим, если бы она не была так напугана, что в ушах эхом отдавалась барабанная дробь сердца.

Она вышла на середину поляны, раскинув руки в сторону и чувствуя себя одновременно напуганной и глупой.

– Ну, давай. – Катай отошел на несколько шагов. – Попробуй.

Рин неуклюже взмахнула крыльями.

– Так я просто… поднимусь?

– Думаю, да. Постарайся удержать огонь в руках. Чтобы жар скопился в воздушных карманах под крыльями, а не рассеялся в атмосфере.

– Ладно. – Рин направила пламя танцевать по ладоням вверх – к шее и плечам. По верхней половине тела разлилось блаженное тепло, но почти сразу же крылья начали дымиться и потрескивать.

– Катай? – всполошилась она.

– Это всего лишь клей. Все будет хорошо, он просто выгорит…

– А если клей выгорит, ничего не случится? – взвизгнула Рин.

– Сгорят только излишки. Остальное должно выдержать… Мне кажется. – Но его голос звучал совершенно неубедительно. – Ну, то есть мы тестировали клей в кузнице, так что теоретически…

– Ясно, – медленно выговорила Рин. Ее колени дрожали. Голова кружилась. – И почему я тебе это позволила?

– Потому что, если ты умрешь, умру и я. Можешь чуть прибавить огня?

Она закрыла глаза. Кожаные крылья приподнялись по бокам, расправились под действием горячего воздуха.

И тут Рин почувствовала, как напор воздуха тянет ее вверх, словно великан дергает ее за руки.

– Ох! – выдохнула она и посмотрела вниз. Ноги уже оторвались от земли.

– Давай выше! – прокричал Катай.

Рин поднялась выше, даже особо не стараясь. Нет, скорее взлетела стрелой. Рин сучила ногами и извивалась. Она не контролировала направление полета и не могла сообразить, как замедлить подъем, но – о боги! – она летела.

Катай что-то кричал, но Рин не слышала из-за шелеста пламени.

– Что? – крикнула ему Рин.

Катай захлопал руками по бокам и стал бегать зигзагами.

Он хочет, чтобы она свернула? Рин задумалась над механизмом полета. Можно уменьшить жар с одного бока. И стоило это сделать, как она чуть не перекувыркнулась и неуклюже зависла в воздухе, голова оказалась на одном уровне с бедрами. Рин поспешно выправила положение.

Значит, вбок свернуть не получится. Но как меняют направление птицы? Она попыталась вспомнить. Они не сворачивают резко, просто приподнимают или опускают крылья.

Она несколько раз взмахнула крыльями и поднялась на несколько метров. Потом изменила изгиб рук, чтобы крылья двигались не вниз, а слегка вбок, и попробовала снова.

И тут же свернула влево. Быстрая смена направления чудовищно дезориентировала. В животе забурлило, огонь беспорядочно замерцал. На мгновение Рин потеряла из виду землю и успела все исправить только в нескольких метрах от столкновения с землей.

Тяжело дыша, она взмыла вверх. Придется немало практиковаться.

Она замахала крыльями, чтобы набрать высоту. И опять поднялась быстрее, чем ожидала. Снова взмахнула крыльями. И еще раз.

На какую высоту она сможет подняться? Катай по-прежнему кричал что-то с земли, но Рин была слишком далеко и не слышала. Она поднималась все выше и выше с каждым взмахом крыльев. Земля выглядела головокружительно далекой, но Рин смотрела только на огромное небо над головой.

Как далеко заведет ее огонь?

И, взмывая все выше, она не могла удержаться от отчаянного, безумного смеха. Она уже даже не могла различить лицо Катая, Арлонг превратился в мазки зеленого и голубого, а потом она пересекла слой облаков.

И остановилась.

Она парила в одиночестве среди небесной синевы.

Ее омывало спокойствие, какого она уже не помнила. Здесь некого было убивать. Некому причинить боль. Никто не претендовал на ее разум. Весь мир принадлежал ей одной.

Рин парила в воздухе где-то между небесами и землей.

С высоты Красные утесы выглядели такими прекрасными.

Ее мысли перенеслись к последнему министру Красного императора, который выбил те древние слова на утесе. Он начертал призыв небесам, наказ будущим поколениям, послание гесперианцам, которые однажды приплывут в гавань и разбомбят ее.

Что он хотел им сказать?

«Ничто не длится вечно».

И Нэчжа, и Катай ошибались. Есть еще одна интерпретация этой надписи. Если ничто не длится вечно и мир не существует, значит, нет раз и навсегда данной реальности. Иллюзия, в которой они живут, подвижна и быстротечна, ее можно легко переписать по собственной воле.

Ничто не длится вечно.

Это не мир людей. Это мир богов, время великой силы. Эра божественного, проявляющегося в человеке, время ветра, воды и огня. А во время битвы именно она, разрушающая симметрию, будет победителем.

Она, последняя спирка, вызвала самую великую силу.

А гесперианцы, как бы ни пытались, никогда этого у нее не отнимут.

Приземление оказалось самой трудной частью.

Ее первым побуждением было просто погасить огонь. Но тогда она начала падать камнем, с головокружительной скоростью рухнула вниз и пролетела так несколько секунд, пока не сумела расправить крылья и зажечь под ними огонь. После чего так резко остановилась, что испугалась, не сорвет ли с рук крылья.

С колотящимся сердцем Рин снова медленно поднялась.

Нужно как-то спуститься, и плавно. Рин мысленно прокрутила движения – сначала потихоньку уменьшить жар, пока она не окажется достаточно близко к земле.

Почти получилось. Она не рассчитала, как быстро будет падать скорость. И вдруг Рин оказалась в десяти метрах от земли и слишком стремительно ухнула прямо на Катая.

– В сторону! – крикнула она, но он не пошевелился.

Только поднял руки, схватил ее за запястья и потянул, пока они не рухнули спутанным и смеющимся клубком из кожи, шелка, рук и ног.

– Я был прав, – сказал он. – Я всегда прав.

– Не слишком-то задавайся.

Катай радостно простонал и потер ладони.

– Ну, и как?

– Невероятно. – Рин крепко его обняла. – Ты гений. Изумительный, чудесный гений.

Катай поднял руки и откинулся назад.

– Осторожней, крылья сломаешь.

Рин оглянулась, чтобы их проверить, и еще раз подивилась на тонкую и аккуратную работу.

– Поверить не могу, что ты создал их всего за неделю.

– У меня было достаточно времени. Мне же не приходилось задерживать флот или заниматься еще чем-нибудь в таком духе.

– Обожаю тебя.

Катай устало улыбнулся.

– Я знаю.

– Мы так и не выяснили, что будем делать после… – начала Рин, но он покачал головой.

– Да. Я не знаю, как поступить с гесперианцами. В кои-то веки у меня нет даже смутного понимания, и это меня бесит. Но мы найдем выход. Обязательно найдем способ выбраться, мы выживем у Красных утесов, переживем Вайшру, уцелеем и найдем безопасное место, где никто нас не тронет. Всему свое время, сначала один враг, потом другой. Согласна?

– Да.

Когда ее ноги перестали трястись, Катай помог ей снять крылья. Затем они спустились с утеса, еще пребывая в эйфории после маленькой победы, и так смеялись, что разболелись бока.

Потому что, пусть к городу приближался вражеский флот, пусть они могли погибнуть уже завтра утром, но сейчас все это не имело значения, ведь Рин могла летать.

– В воздухе тебе понадобится поддержка, – через какое-то время сказал Катай.

– Поддержка в воздухе?

– Ты будешь слишком заметной мишенью. Кто-то должен помешать в тебя стрелять. Если кто-то кидается камнями, мы отвечаем тем же. Было бы неплохо обзавестись отрядом лучников.

Рин фыркнула. Оборона Арлонга и без того скудна.

– Никто не даст нам лучников.

– Да, пожалуй. – Катай покосился на нее, размышляя. – Может, попробовать обратиться к Эридену до начала последнего военного совета? Вдруг он даст нам хотя бы свой отряд?

– Нет. У меня есть идея получше.

Венку Рин нашла сразу же – та тренировалась в стрельбе из лука, яростно истребляя соломенные мишени. Рин немного постояла в углу стрельбища, наблюдая из-за столба.

Венка так до конца и не разработала поврежденные руки – иногда они судорожно подергивались, а сгибались только с усилием. Наверное, это было очень болезненно – ее лицо напрягалось каждый раз, когда она тянулась к колчану.

Повязку с левой руки она еще не сняла, а просто примотала руку в нужном положении. Но в такой сложной ситуации Венка стреляла с потрясающей меткостью. Да и скорость была феноменальной. Как подсчитала Рин, Венка выпускала двадцать стрел в минуту, а то и больше.

Еще не Кара, но близко.

– Отличный выстрел, – сказала Рин после серии из пятнадцати стрел.

Венка согнулась пополам, тяжело дыша.

– Тебе больше нечем заняться?

В ответ Рин пересекла стрельбище и вручила Венке обернутый в шелк предмет.

Венка подозрительно его оглядела и положила лук на землю, чтобы взять сверток.

– Что это?

– Подарок.

– Чья-нибудь голова? – ухмыльнулась Венка.

Рин засмеялась.

– Открой.

Венка развернула шелк. Через секунду она подняла взгляд и с подозрением уставилась на Рин.

– Где ты его взяла?

– Подобрала на севере. Работа кетрейдов. Нравится?

Прежде чем вернуться в Арлонг, они с Катаем сложили на плот все оружие, которое нашли. В основном это были короткие кинжалы и охотничьи луки, довольно бесполезные.

– Лук из тутовника, – объявила Венка. – Ты знаешь, какая это редкость?

Рин не отличила бы тутовник от гнилушки из реки, но решила, что эти слова – хороший знак.

– Я подумала, тебе он больше понравится, чем эти бамбуковые.

Венка покрутила лук в руках, а потом поднесла к глазам, рассматривая тетиву. Ее руки задрожали. Она с отвращением глянула на трясущиеся локти.

– Лук из тутовника слишком хорош для меня.

– Ничего подобного. Я видела, как ты стреляешь.

– Вот это? – фыркнула Венка. – Даже не близко к тому, что было раньше.

– С этим луком будет лучше. Мне кажется, лук из тутовника легче. Но можно найти тебе и арбалет, если он дальше бьет.

Венка прищурилась.

– Чего ты хочешь на самом деле?

– Поддержку в воздухе.

– В воздухе?

– Катай придумал конструкцию, чтобы я могла летать, – напрямик сказала Рин.

– О боги! – засмеялась Венка. – Уж конечно, он на такое способен!

– Он же Чен Катай.

– Ага. И у тебя получилось?

– Как ни странно, да. Но нужен человек, который меня прикроет. Хороший стрелок.

Рин была абсолютно уверена, что Венка согласится. Она прочитала страстное желание на лице Венки. Та смотрела на лук как на возлюбленного.

– Мне не разрешат драться, – наконец сказала Венка. – Даже со стены.

– Тогда дерись со мной. Цыке не входят в республиканскую армию, и мне не могут приказывать, кого брать в отряд. А мы как раз лишились нескольких человек.

– Я слышала. – Лицо Венки преобразила улыбка. Рин давно не видела ее такой по-настоящему счастливой. Венка прижала лук к груди, лаская резную рукоять. – Тогда ладно. Я буду тебе служить, командир.