Книга: Опасный флирт



Опасный флирт

Джоан Смит

Опасный флирт

Глава первая

Прошла только одна неделя после смерти моего отца. Мы сидели в гостиной в Грейсфилде и обсуждали это печальное событие. Не говорить о нем мы не могли. Оно не давало покоя, причиняло боль, от которой негде было укрыться, изводило, как больной зуб, и, подобно больному зубу, грозило дать еще более серьезные осложнения, прежде чем удастся разобраться в путанице.

– Меня особенно интересует, – сказала я – что он делал в Брайтоне, когда он сам сказал, что едет в Лондон? У папы не было никакого повода очутиться в Брайтоне, Банни.

Мой компаньон и кузен, мистер Гораций Смайт покачал головой с безмолвным удивлением. Мистер Смайт получил прозвище Банни – так называют братца Кролика в сказках – за нервное подергивание носом. Теперь, в двадцать пять лет, он уже давно избавился от прошлого тика и оставался мягким добродушным человеком, главный недостаток которого состоял в том, что он был не очень изощрен в искусстве поддерживать разговор.

– Сверлит мозги, – согласился он.

Он глотнул еще эля и посмотрел вокруг в поисках другой темы, чтобы отвлечь меня от тяжелых мыслей. Мне необходимо было отвлечься. Папа не только поехал в Брайтон, хотя должен был быть в Лондоне, он еще и умер там при весьма странных обстоятельствах. Ему было только пятьдесят лет, и он никогда не болел и ни на что не жаловался. Пятьдесят – не юношеский возраст. Конечно, но он был здоровый и бодрый мужчина. Банни все оглядывал гостиную нашего родового поместья Грейсфилд на побережье Кента. Мысль о том, что теперь я стала единственной хозяйкой огромного имения, богатой наследницей, казалась ему невероятной. Чтобы подбодрить меня, он уже несколько раз повторил, что Грейсфилд классное место с сотнями акров земли и хорошим доходом. Салон, в котором мы находились, был сдержанно элегантен, хотя мне не очень нравились его синие тона, я предпочитала более светлые комнаты.

– Это все теперь ваше, Хедер, – снова повторил он.

– Завидная наследница. Хорошо, что мы кузены в первом колене, а то бы матушка заставила меня волочиться за вами.

Банни жил в трех милях от Грейсфилда, но проводил в нашем доме большую часть времени. Дома его донимали три сестры, они вечно перебранивались по малейшему поводу и делали пребывание в доме просто невыносимым. Соседи охотно приглашали Банни к себе, так как по своей мягкости он не угрожал ни их репутации, ни добродетели их дочерей.

– Все же это очень странно, – продолжала я начатую тему о папе.

– Такое впечатление, что кто – то специально хотел запутать нас. Фургон, в котором доставили гроб с телом, прибыл из Лондона и счет от врача тоже. Но человек, пригнавший его карету и вещи, сказал, что везет их из Брайтона.

– Он мог одолжить таратайку с лошадьми какому-нибудь приятелю, – предположил Банни.

– Именно так и мы думали сначала, но сегодня утром привезли папин чемодан из отеля «Ройял Кресент», который находится в Брайтоне. Тетя Ловат тут же разрыдалась: мне пришлось приказать слугам отнести его Уильямсу, чтобы он распаковал вещи подальше от ее глаз.

– Мой скудный ум не может найти разумный ответ, Хедер. Спросите Уильямса, что ваш папа делал в Брайтоне, лакей, наверняка в курсе.

– Уильямс не ездил с ним. Отец всегда ездил в Лондон один. И это тоже странно. Вы ведь знаете, что папа всегда гордился приятной внешностью своего камердинера.

– Да он надутый павлин, ха! – Банни поднес эль к губам, чтобы скрыть глупую усмешку, появившуюся на его покрасневшем лице. Такой густой краской он обычно покрывался, когда думал о женщинах так, так не следовало думать. Удивительно, что первой мыслью мужчины, когда ситуацию трудно объяснить, является убеждение, что здесь замешана женщина.

– С женщиной это не связано, – заметила я, поняв смысл его жеста.

– Я и не говорил о женщине.

– Твоя ухмылка сказала это.

– Клянусь всеми святыми, Хедер, у вас сердце, как стальное решето. Э-э – ловушка. Вы меня понимаете. Почему бы не взять Уильямса с собой, если ему нечего было скрывать? Потому что он знал, что этот длинный язык разболтает миссис Гиббонс, та проговорится вашей тетушке. Даже самые преданные слуги выбалтывают секреты хозяев.

– Может быть среди вещей отца найдется ключ к разгадке, – сказала я с надеждой.

Вся история смерти папы меня крайне тревожила. После смерти мамы три года тому назад, отец замкнулся. Он не был особенно близок ни со мной, ни со своей сестрой, миссис Ловат, которая жила с нами. В течение нескольких лет он увлекался разведением спортивных голубей. После смерти матери это увлечение захватило его целиком, перешло в страсть. Он нанял эксперта по имени Сноуд, который жил в доме и помогал отцу. Хитрый, вкрадчивый человек. Мне удавалось видеть отца только за едой и то далеко не всегда. Часто поднос с пищей доставлялся ему на голубятню. Учитывая наши отношения, я думала, что не буду долго тосковать по отцу. К чувству утраты добавилось не покидавшее меня сознание вины. Как-то мы сильно повздорили. Доводом был его отказ разрешить мне провести сезон светских развлечений в Лондоне. Но истинная причина заключалась в том, что у него была любовница. Мама узнала о существовании миссис Мобли за год до смерти. Я чувствовала, что эта женщина ускорила смерть мамы и в пылу стычки бросила отцу обвинение в лицо. После этого инцидента наши отношения заметно ухудшились. Если бы я постаралась сблизиться с отцом, я бы больше узнала о нем. Его смерть оборвала все, мне так и не удалось понять его и подружиться с ним. Даже не попрощалась в день отъезда. Он любил выезжать очень рано утром. Когда я спустилась вниз в восемь утра, он уже уехал. Это было неделю тому назад.

– Попросите Уильямса снести чемодан вниз, – предложил Банни.

Я послала за Уильямсом. Лакей спустился с оскорбленным видом.

– Мисс Хьюм, я паковал вещи вашего отца по распоряжению миссис Ловат, – сказал он.

– Так вы еще не распаковали чемодан, который он брал с собой в поездку?

– Еще не дошел до него, мэм. В данное время я занимаюсь тем, что затыкаю бумагу в его обувь и начищаю ее.

– Зачем? Что вы собираетесь с ними делать?

– Их отдадут в богадельню, сэр.

– Неплохо, – одобрил Банни. Он состоял в Приходском Совете и очень увлекался этой работой.

– Снесите папин чемодан вниз, Уильямс. Я сама разберу его, – сказала я.

Уильямс недовольно фыркнул.

– Хорошо, мисс Хьюм, раз уж вы не можете подождать часок-другой.

– Думаю, вы не будете сожалеть, если расстанетесь с этим самовлюбленным типом, – сказал Банни. – Хочу сказать, нет смысла держать лакея, раз его хозяин – о-э – погиб. Я давно заметила, что людям бывает трудно произнести слово «умер».

– Миссис Ловат дала ему месяц, чтобы подыскать другое место. Он служил отцу пять лет. Нельзя же выбросить его на улицу, хотя это нас, может быть, больше устроило бы.

Вскоре появилась горничная с кожаным дорожным чемоданом, отделанным медными наугольниками и того же цвета замком. Банни поставил чемодан на журнальный столик и открыл.

– Не заперт, – заметил он. – Я всегда запираю в дороге.

– В отеле ключ не остался. Он был в его маленькой шкатулке, вместе с часами, кошельком и ювелирными украшениями. Мы получили это все из Лондона вместе с телом. Вот этот чемодан прибыл из Брайтона и это его чемодан, вне всяких сомнений. Значит, отец был в Брайтоне.

Банни вытащил голубой сюртук из модной дорогой ткани.

– Это его сюртук, я точно знаю, – сказал он.

– А это его рубашка, – добавила я, вынимая белую рубашку, на которой я сама переставляла пуговицы, когда отец несколько располнел. Встряхнув рубашку, я заметила на левой стороне коричневое пятно, резко выделявшееся на фоне белизны. Когда до меня дошло, что это след крови, я замерла от неожиданности.

– Боже праведный! Посмотрите, Банни! Его, должно быть, ранили.

Банни вдруг стал совсем желтым. И смотрел он не на рубашку, а на сюртук. Я тоже последовала взглядом за ним. Слева на спине зияло небольшое отверстие. Не было сомнений, он было оставлено пулей. Повернув рубашку, я убедилась, что на спине тоже было пятно крови, хотя и меньшее, чем на груди. И маленькое пулевое отверстие. Мы обменялись испуганными взглядами.

– Его убили, – промолвила я, все еще не веря своим глазам.

– Мне казалось, что в его смерти замешана женщина, – сказал Банни.

– Теперь уже незачем скрывать от вас. Масло в огонь подлито. Должно быть, была дуэль. Возможно, дама была замужем.

– Какая дама? О чем вы говорите?

– Ваш отец ездил без лакея. Аккуратно, как часы, каждые две недели. У него, видимо, была дама сердца.

– Не верю, – защищалась я. – После смерти матери он ни разу не взглянул на другую женщину.

Банни не ответил. Имя миссис Мобли, казалось, витало в воздухе.

– Слышал, что миссис Мобли уехала в Ирландию, – наконец произнес Банни. – Новый обольститель, должно быть.

– Он ездил в Лондон раз в две недели вовсе не для того, чтобы встречаться с женщиной. У него же были голуби, по этому делу он и ездил.

– Да, конечно. Да подумайте сами, Хедер, как долго эти поездки длились?

– Около двух лет. Начались спустя примерно год после смерти матери, – размышляла я вслух. Мне вдруг подумалось, что год – как раз тот период, когда соблюдают траур, – Но почему он говорил, что едет в Лондон?

– Нужно было найти благовидный предлог. Вам он рассказывал дома, что ездит на заседания Общества любителей голубей, Но он мог сказать, что эти заседания проходят в Брайтоне. Интересно, нет ли у него ее портрета.

В чемодане было много шейных платков, носков и других мелочей. Я сгребла их обеими руками и выбросила на пол. Из кучи выпал кожаный несессер с бритвенными принадлежностями. Я вытащила их дрожащими пальцами. Портрета не было. И ни одна мелочь из того, что находилось в чемодане, не давала ответа на вопрос.

– Здесь ничего нет, – сказала я и вдруг почувствовала не облегчение, а разочарование. – Но он действительно ездил на эти заседания, Банни. Продал своих спортивных голубей, заменил их другими, купленными у лучших голубятников. С собой он всегда брал не меньше дюжины, отвозил их, а домой привозил других. Он не стал бы возиться с ними только ради свидания с женщиной.

– Совмещал приятное с полезным, – съязвил Банни.

– Надо поговорить со Сноудом.

Но я решила сделать это позже. Сейчас я уже еле держалась на ногах и была не в силах подниматься по лестнице на голубятню. Мне нужно было привыкнуть к мысли, что отец оказался таким рискованным человеком, что осмелился иметь любовницу, да еще участвовать в дуэли. В молодости отец имел репутацию отчаянного человека. Мама часто говорила об этом, даже гордилась, но я не наблюдала никаких признаков особой удали в его поведении, если не считать истории с миссис Мобли. Последние несколько лет отец был не менее смирным, чем Банни. В хорошую погоду он занимался охотой в окрестных местах, но большую часть времени отдавал голубям. Дрессировка голубей была кропотливым занятием. Птиц нужно было увозить подальше от голубятни, чтобы учить их возвращаться домой. Начинали с небольших расстояний, около мили, постепенно увеличивая их. Отец и Сноуд занимались тренировкой вместе. Сначала один увозил голубей, другой оставался дома, потом наоборот.

– Отец был метким стрелком. Странно, что он не выиграл дуэль, – сказала я, снова внимательно осмотрев дырочки и пятна крови на одежде. Вдруг волосы у меня встали дыбом. – Взгляните, Банни.

– Ужасная вещь дуэль, – сказал Банни мрачно.

– Да, но убийство еще хуже. Пуля пробила одежду на спине, но спереди она не вышла. Она осталась в теле. Это была не дуэль. Отца убили.

Банни раскрыл рот от изумления.

– Клянусь Богом, вы правы. Убили в спину, как собаку. Меня так поразили пятна крови, что я не обратил внимания, с какой стороны пробита одежда.

– Что теперь делать? Обратиться в полицию?

– Поедем в Хайт, – предложил он. Грейсфилд находился в двух милях от оживленного морского порта Хайта. Я вспомнила, как год тому назад у меня украли кошелек в Хайте, в магазине тканей. Тогда я описала вора во всех подробностях местному констеблю, но его так и не нашли. Как же они отыщут убийцу в Брайтоне?

– Нет, поедем в Брайтон, – возразила я.

– Куда?

– В Брайтон, туда, где его убили.

– Но это больше пятидесяти миль.

– Хоть пятьсот. Надо ехать.

Наконец-то я могла сделать что-то для отца.

– Вы, конечно, правы. Сегодня уже поздно. Мы выедем завтра.

Я вопросительно посмотрела на него.

– Вы поедете со мной?

– Не можете же вы ехать одна, – ответил он просто.

Но ехать одной в обществе молодого человека я тоже не могла.

– Со мной поедет тетя Ловат, но мы будем счастливы, если вы захотите нас сопровождать. Вы лучше нас сможете объясниться с констеблями и прочими.

– То немногое, что могу для вас сделать. Мы ведь все же двоюродные брат и сестра. Не думаю, что матушка меня будет отговаривать. Да я и не прочь отдохнуть от болтливых девиц хоть несколько дней.

– Пойду предупрежу тетю, – сказала я нехотя.

В этот момент она вошла в зал. Тетя была несколько надменной внешне дамой средних лет. Она отличалась не столько красотой, сколько здоровым видом, несмотря на худобу. Из-под вдовьего чепца были видны каштановые волосы, слегка тронутые сединой. Проницательные серые глаза светились мыслью. Она переехала в наш дом, когда умерла мама. Мне было еще шестнадцать, считалось, что в этом возрасте я не смогу управлять имением. Сначала я невзлюбила ее, но со временем мы привыкли друг к другу и прекрасно ладили.

Тетя не очень отличалась от меня, если не считать разницу в возрасте. Я унаследовала много по отцовской линии. Через двадцать лет и мои волосы, наверное, начнут седеть, как у нее. И вокруг глаз появятся мелкие морщинки.

Что касается фигуры, то, если я не располнею, как мать, то стану такой же сухой шваброй, как тетушка. У миссис Ловат не было детей, и она с радостью приняла предложение жить с нами. Скоро я заполнила то место в ее душе, которое не суждено было занять ее собственным детям. Даже если бы я была ее родным ребенком, она не смогла бы любить меня сильнее. В наших отношениях не было излишней сентиментальности, но была глубокая искренняя привязанность.

– Добрый день, мистер Смайт, – приветствовала она Банни с улыбкой.

– Какие новости, Хедер? – Она окинула быстрым взглядом открытый чемодан.

– Это вещи Гарольда? – спросила она.

– Да. Я попросила Уильямса принести их сюда, – ответила я.

– Садитесь, тетушка. Боюсь, вам предстоит услышать неприятную новость.

Тетя Ловат сильно побледнела и тяжело опустилась в кресло, держась за сердце. Смерть отца была для нее большим ударом. Затем добавились странные обстоятельства, связанные с его пребыванием в Брайтоне. А теперь, когда все решили, что он, наверное, одолжил свой экипаж кому-нибудь из приятелей, что снимало определенную тяжесть с души, прибывает этот чемодан из Брайтона и мне предстоит высказать предположение об убийстве. Не слишком ли много на одну весну? Тетушка Ловат заметила коричневое пятно на белой рубашке и сразу поняла, что папа умер не естественной смертью, как утверждали документы. В свидетельстве о смерти говорилось о сердечном приступе. А тело было сокрыто в заколоченном гробу, чтобы скрыть правду. Тетя настояла, чтобы гроб открыли. Смерть отца казалась невероятной, в нее невозможно было поверить. Мы в оцепенении смотрели на его безжизненное лицо, но осмотреть тело не догадались.

– Его закололи ножом? – процедила она, едва шевеля губами.

– Застрелили, – сказал Банни и поднялся с места, чтобы налить вина. Он подал бокал миссис Ловат, подождал, пока она отопьет побольше и добавил: – В спину.

– Убит! – едва не задохнувшись, промолвила миссис Ловат.

– Да, тетушка. Именно поэтому мы должны ехать в Брайтон и заняться выяснением.

– Конечно, – сразу согласилась она. – Нельзя этого так оставить. Мы должны найти виновного и позаботиться, чтобы он не ушел от наказания.

Мы все посмотрели друг на друга, понимая, какое неприятное занятие нам предстоит.

– Выедем завтра рано утром, – сказала она.

– Банни предлагает сопровождать нас, – сообщила я.

– Как любезно с вашей стороны, мистер Смайт. В глазах ее появились слезы. Шатаясь, она встала. – Я попрошу горничную унести чемодан, – сказала она. – Хедер, положи вещи отца в него, мы захватим их в Брайтон как вещественную улику.

– Я все сделаю, – пообещала я, погладив ее руку.

– Бедная Хедер, – продолжала тетушка со слезами на глазах.

Я знала, о чем она думала, поднимаясь в свою комнату. Она размышляла о том, как это событие может отразиться на возможности моего замужества. Как любящая мать она мечтала о блестящей партии для меня. Чтобы найти жениха в Лондоне, я уже становилась немного перезрелой, но было много других мест, где не предъявляли таких жестких требований. Бат, например, где можно было встретить много представителей высшего света. У нее были там друзья, она там жила много лет. До папиной смерти она говорила о поездке на этот курорт. Сейчас, с ее утонченностью, было не время строить подобные планы, но я знала, что по истечении года траура, она вернется к этому вопросу.



Хотя девушка, чей отец замешан в скандальной истории, вряд ли могла рассчитывать на внимание высокопоставленных особ. Может быть, удастся не поднимать много шума с расследованием. Несколько вопросов в отеле, где останавливался отец. Вполне вероятно, что женщина все же замешана. Отец был достаточно молод и, видимо, нуждался в обществе женщин. $Или могло быть что-нибудь вроде игры с каким-нибудь аферистом в карты. Второй вариант, хоть и неприятный сам по себе, не бросал тени ни на отца, ни на дочь. Любой мог попасться на крючок к мошенникам. Но что это за шарада с переправкой тела в Лондон, прежде чем доставить его домой? Здесь все не так просто. Надо соблюдать предельную осторожность.

Глава вторая

Когда тетя Ловат вышла, Банни напомнил, что я собиралась поговорить со Сноудом. Он полагал, что от этого человека можно будет узнать важные подробности, и добавил:

– Вот и еще один слуга, от которого можно избавиться.

Банни надеялся, что я обрадуюсь возможности сэкономить немного на оплате прислуги.

– Что вы собираетесь делать с голубями? – спросил он.

– Не представляю. Если бы мистер Пелетье был здесь, он бы взял их. Отец увлекся птицами именно благодаря мистеру Пелетье. Он был бельгиец, и уже давно вернулся на родину. Они там очень серьезно занимаются выращиванием голубей. Может быть, Сноуд освободит меня от птиц.

– Но вы и не собираетесь подарить ему голубей?! Пусть он купит их. Ваш отец заплатил за них солидные деньги. Тех, которых он вырастил раньше, он продал. Не позволяйте Сноуду воспользоваться вашей неопытностью, моя дорогая.

– Что мне прикажете делать с ними? – сокрушалась я, пока мы шли к лестнице, ведущей на голубятню.

Подниматься надо было высоко. Отец застеклил открытую галерею верхнего этажа и превратил ее в голубятню. Она тянулась вдоль южного фасада дома и выходила на Ла-Манш. В ясную погоду с нее можно было рассмотреть берег Франции. Женская часть семейства Хьюмов, стоя на этой галерее, высматривала корабли, на которых плавали их мужья, со времен королевы Елизаветы. Весной застекленные рамы поднимались, оставалось только проволочное заграждение, мешавшее птицам улететь. Перед застекленной частью галереи находилась сторожевая башенка, дверь из которой вела на лестницу.

Башенка не была застеклена. С нее открывался вид на много миль вокруг. Этот день был туманным, как и большая часть остальных в это время года. С океана дул холодный сырой ветер. Он пронизывал насквозь и портил прическу. Голубятня встретила нас воркованием птиц. Одни сидели на жердочках, другие неуклюжей походкой важно расхаживали по полу, вытягивая вперед шеи при каждом движении лапок. Сноуд содержал голубятню в чистоте, но голубиные перья держатся не очень крепко, и одно парило в воздухе, гонимое ветром. Кроме перекладин, на которых сидело около дюжины птиц, на голубятне было небольшое деревце, предмет особой гордости хозяина. Это была маленькая яблонька, росшая о деревянной кадке. Пользоваться растением дозволялось голубю по имени Цезарь и иногда его подруге Клео. На этот раз дерево пустовало. Птицы были самых разнообразных расцветок. Одни серые или коричневатые, другие переливались фантастическими сочетаниями зеленого, розового и золотого. Отец знал родословную каждого из своих более сотни голубей, но должна признаться, что меня птицы утомляли. По мне уж лучше бы папа разводил лошадей или даже попугаев, если уж его так тянуло к птицам.


Голуби производят впечатление глупейших созданий. Я знала, что они моногамны, меня страшно удивляло, что эти бесформенные комочки выбирают себе супруга на всю жизнь, как люди. Мне было известно также, что самыми замечательными экспонатами в коллекции были Цезарь и Клео. Цезарь преуспевал в спортивных состязаниях, Клео была ценной производительницей. Отец обычно не использовал производителей в гонках, хотя Клео в молодости выиграла несколько состязаний. Смуглый молодой человек с засученными рукавами тщательно осматривал мешки с кормом в дальнем углу голубятни. Он повернулся к нам и отрывисто поздоровался. Мне всегда было немного не по себе в присутствии Сноуда. Он вызывал какое-то внутреннее беспокойство. Смущало хотя бы то, что он никогда не одевался, как подобало слуге, а носил поношенный голубой сюртук из тонкого сукна, словно с плеча джентльмена. В более теплые дни на нем была рубашка с засученными рукавами, а иногда и жилет. Ходил он слегка вразвалку, его проницательные черные глаза светились слишком уж большим для слуги умом. Он никогда не оказывал должных знаков почтения ни отцу, ни мне. Чтобы не встретиться с ним, я редко поднималась на голубятню. Папа говорил, что в Англии он был один из лучших знатоков голубей, видимо, поэтому он важничал не в меру.

Как обычно, Сноуд не подошел, а продолжал работу, ожидая, что мы подойдем к нему сами. Мне стало от этого неуютно, но пришлось позвать:

– Сноуд, мне нужно поговорить с вами.

– Сейчас, мисс – бросил он через плечо, продолжая заниматься кормом.

– Я спешу, – настаивала я резко, меня ужасно раздражало, что он называет меня мисс, а не «мэм», что было бы более почтительно по отношению к хозяйке дома. Особенно меня задевало, что он позволяет себе неучтивость в присутствии Банни. Просто невозможный человек. Можно было подумать, что это его собственная голубятня. Наконец, Сноуд подошел своей неторопливой походкой, расправляя на ходу плечи.

– Чем могу служить, мисс Хьюм?

Его речь была без простонародного акцента, хотя непонятно, как он мог научиться правильно говорить. Мне было известно, что до Грейсфилда он служил у герцога Прескотт в Уняжшире, ухаживал за птичником герцогини. Если бы я была герцогом, я бы этого человека не подпустила бы к жене ближе, чем на милю.

– Хочу задать вам несколько вопросов, по поводу папиной последней поездки. С кем он должен был встретиться?

– Он поехал на заседание Общества Голубеводов, – ответил он, а взгляд его дополнил – как вам самой хорошо и известно.

– Нет, тут дело не в Обществе. Он не говорил, случайно, может быть, он собирался встретиться с каким-то человеком?

– С неким мистером Джоунзом, – сказал Сноуд, при этом он не то чтобы ехидно усмехнулся, но чувствовалось, что ему стоило труда сдержать ухмылку.

– В Брайтоне или Лондоне?

– В Лондоне, мисс.

– У вас есть адрес мистера Джоунза?

– К сожалению, нет, мисс.

– Как его зовут?

– Мистер Джордж Джоунз, кажется.

После нескольких десятилетий царствования Короля Джорджа, это имя стало самым популярным в Англии, что касается фамилии Джоунз, она не уступала в популярности имени Джордж.

– На самом деле отец вовсе не был в Лондоне, – сказала я.

– Он ездил в Брайтон. Кому он продавал голубей в Брайтоне?

– Брайтон, вы говорите? – переспросил он, слегка удивившись.

– Откуда у вас эти сведения?

Я так пристально разглядывала его, что ему стало неловко.

– Можете мне поверить. Он ездил в Брайтон. Кому он продавал в Брайтоне?

– Насколько мне известно, никому.

– Вы должны быть в курсе, вам что-то известно. Вы ведь эксперт в этом деле, – я начинала злиться.

– Да, я, в самом деле, знаток. Но я только занимаюсь тренировкой птиц, мисс Хьюм. Продажа их не входит в мои обязанности, – ответил он с вызовом.

– Как жаль, – взглядом я готова была разорвать его на части.

– Я думала, что вы посоветуете, кому я могла бы выгодно продать и коллекцию. Спесь сразу слетела с него.

– Продать их?! – глаза его вспыхнули тысячами молний.

– Как можно их продать?!

– Почему же нельзя? Отец оставил имение мне вместе с голубями. Я собираюсь предать птиц и убрать с галереи эту уродливую проволоку, она портит вид дома.

– Этого нельзя делать! – повторил он громче прежнего.

– Если вы знаете хорошего покупателя, Сноуд, он, может быть, захочет нанять вас, – сказала я, наслаждаясь победой. – Когда голуби будут проданы, ваши услуги не понадобятся.

– Но птицы в другом месте будут бесполезны. Спортивных голубей специально тренируют, чтобы они возвращались в свой дом. Эта коллекция чрезвычайно ценная, мисс Хьюм. Ваш отец потратил много лет, чтобы создать эти экспонаты, – теперь тон его изменился, он говорил вполне серьезно.

– Я отлично знаю, что отец отдавал этому делу большую часть жизни и средств. Но у меня другие интересы. Я должна избавиться от птиц и вернуть дому прежний вид, – стояла я на своем.

В глазах Сноуда появилось отчаяние.

– Повремените немного – попросил он – Дайте мне несколько недель, чтобы уладить дела, пристроить птиц.

– Может, вы хотите их купить? – спросила я. Если бы не его наглое поведение, я бы отдала ему голубей даром.

– Да, я куплю их, – ответил он без колебаний.

– Вы же говорите, что вне этой голубятни они ни на что не годятся, – напомнил Банни.

– У нас несколько ценных птиц сидят на яйцах. Новых птенцов можно будет приучить к другой голубятне, – объяснил он. Но мне нужно какое-то время, чтобы найти для них пристанище, мисс Хьюм.

– Вы уверены, Сноуд, что сможете оплатить коллекцию? Ведь вы говорите, что она очень ценная, – спросила я. Этот человек всегда был для меня загадкой. Судя по его словам, у него оказывается больше денег, чем я предполагал. Я вдруг подумала, что папа платил ему слишком много.

Когда Сноуду отвели верхний этаж, мы с тетушкой были недовольны. Хотя там находились только две комнаты, но они были большие и светлые. Папа сказал, что Сноуду нужен кабинет для научной работы. Для меня было новостью, что человек, который чистит голубиный помет, может быть ученым.

– Мне перепадает иногда несколько фунтов во время состязаний, – ответил Сноуд уклончиво. – Если хотите, я могу и Грейсфилд у вас купить. Вы ведь всегда мечтали о Сезоне в Лондоне.

– В самом деле, – я приняла замечание за шутку. Но, чтобы провести Сезон в Лондоне, не обязательно предавать Грейсфилд. Завтра я уезжаю в Брайтон на несколько дней. Вы не могли бы дать мне имена клиентов, с которыми можно было бы предварительно обсудить вопрос?

Его красивое лицо стало непроницаемым.

– Зачем вам это делать, мисс Хьюм? Мы, кажется, договорились, что я покупаю всю коллекцию.

Банни сказал:

– Мистера Хьюма убили.

Я укоризненно посмотрела на кузена.

– Не вижу причин держать это в секрете. Мы занимаемся расследованием. Будем признательны, если захотите нам помочь, Сноуд.

Наблюдая за Сноудом, я инстинктивно почувствовала, что он не удивлен известию об убийстве отца. Он был расстроен, но не удивлен.

– Вы уверены? – спросил он, подняв брови. – Откуда у вас такие сведения, мистер Смайт, если вы, конечно, позволите задать этот вопрос?

– Из пробитой ткани на спине сюртука мистера Хьюма. Сноуд задумался.

– Откуда привезли сюртук? – спросил он.

– Из отеля Ройял Кресент в Брайтоне.

– Мы собираемся выяснить и это тоже – откуда это пулевое отверстие на сюртуке, – сказала я.

Сноуд очень пристально посмотрел мне в глаза. Было что-то гипнотизирующее в его взгляде. Глаза его были настолько черны, что белки казались серыми.

– На вашем месте я был бы крайне осторожен, мисс Хьюм. Возможно, лучше вообще оставить это депо. Я очень уважал вашего отца, но согласитесь, не всякого человека, который отлучается по делу, убивают в отеле.

– Вы хотите сказать, что мой отец был замешан в нечестном занятии?

– Я только сказал, что ему следовало заниматься своим делом. Это не значит, что я обвиняю его в неблаговидных поступках. Просто могу предположить, что поездки вашего отца были связаны не только с голубями, если не понимаете меня правильно.

Что-то в его голосе, жестах наводило на мысль о том, что он имел ввиду любовные интересы отца. У Сноуда всегда был такой вид, словно он только этим и озабочен. Это усиливало ощущение напряженности. Он явно смотрел на тебя, как на женщину.

– Вы намекаете, что здесь не обошлось без женщины? Я тоже так думаю.

– Мистер Хьюм никогда не говорил на эту тему, но всегда брал с собой черный костюм и бальные туфли, когда отправлялся в Лондон.

– Но его убили в Брайтоне, – сказала я.

– Это вы говорите. Если бы я убил любовника жены, я бы постарался замести следы. Один из способов – перевезти тело в другое место.

Как просто он сказал это. «Если бы я убил любовника жены». Убийство для этого человека – ничто. Равно как и извести чужую жену. Я заметила, что он забавляется в душе шокирующим впечатлением, которое на меня производили его слова.

– Думаю, что если бы убила бы, то позаботились хотя бы, чтобы чемодан с личными вещами покойного был доставлен вместе с телом, – съязвила я.

– Именно так и бы и поступил. Кто-то дал осечку там. И вы едете в Брайтон?

– Да. Завтра утром.

– Вам понадобится провожатый.

Мне вдруг пришла в голову абсурдная мысль, что Сноуд собирается предложить и провожатые себя.

– С дамами еду я, – сказал Банни.

Легкая усмешка пробежала по лицу Сноуда.

– Превосходно, мистер Смайт. Раз вы с ними, они в полной безопасности.

В тоне Сноуда звучало прямое оскорбление, но простодушный Смайт удовлетворенно улыбался.

– Кто-то же должен обращаться в полицию и вести переговоры с полицейскими, – заметил он.

– Будьте осторожны, мисс Хьюм. Не забывайте, что я вам сказал.

Это он произнес серьезно, без тени улыбки или лукавства.

– Вам известно имя дамы, Сноуд.?

– Не могу даже утверждать, что замешана дама, мэм. Я теперь прошу извинить меня – голубей время кормить.

Он отвесил грациозный поклон и вернулся к своим пакетам, не дожидаясь разрешения. Не желая получать дальнейшие проявления непочтительного к себе отношения в присутствии Банни, я не стала возражать. В глубине души я спрашивала себя, уж не побочный ли он отпрыск Его Светлости герцога Прескотта. В его манере держать себя была надменность и высокомерие аристократа. Герцог не стал бы терпеть его в доме, если бы Сноуд не имел над ним какой-то тайной власти. Стоило Сноуду кончить разговор, как голубятня зашевелилась. Розовогрудая голубка слетела с перекладины и устроилась у него на плече.

– Ну, ну, Тесс, – проворковал он ей, поглаживая ее крылышки.

Было так странно наблюдать грубоватого Сноуда в этой роли.

– Ничего мы не добились, – проворчала я разочарованно, и мы начали спускаться.

– Сноуду нельзя доверять, Банни.

– Скользкий, – заметил Банни. – Выглядит как иностранец. Темные волосы, черные глаза. Похож на цыгана.

– Да, очень себе на уме и хитрый. Если бы он не находился неотлучно в доме во время отъезда папы, я бы легко поверила, что он приложил руку и убийству. Не может быть, что ему ничего не известно о папиных партнерах. Они были очень близки, как ниточка с иголочкой, друг без друга не обходились.

– Он назвал Джорджа Джоунза.

– Никакого Джорджа Джоунза не существует, Банни.

– Не существует? Как так? – Банни не понимал.

– Дело и том, что только в Лондоне не меньше сотни Джорджей Джоунзов, если не значительно больше. Он специально придумал это имя, зная, что мы не сможем найти такого человека. Хитрая бестия!

– Ха-ха! Вы, наверное, правы. Какой стервец!

– Вот именно. Надо поискать в папиных бумагах. Возможно, у него есть список компаньонов. Давайте зайдем и кабинет. Банни взглянул на часы.

– Мне пора двигаться к дому. К обеду ждем викария, слава Богу. В его присутствии сестрицы не будут ругаться, подождут, когда он уйдет, потом вцепятся друг другу в горло. Бет и Мэри обе к нему неравнодушны.

– Вы приедете завтра к отъезду?

– Буду здесь в восемь тридцать. Мы поедем в вашем экипаже. У вашего отца мировые лошади. Приближалось время обеда, пришлось отложить осмотр кабинета. После обеда миссис Ловат пошла к себе собираться в дорогу, а я отправилась в кабинет отца, хотя теперь он становился моим кабинетом. Мне приходилось оформлять много бумаг, улаживая детали по завещанию. Скоро мне предстояло вместо отца обсуждать дела с управляющим имения, изучить вспашку полей и проведение севооборотов, а также разбираться со счетами арендаторов. Мне такая перспектива вовсе не улыбалась, я понимала теперь, почему леди с богатым приданым спешат обзавестись мужем.

Папа держал деловые книги по поместью в небольшой конторке в углу. Бумаги, связанные с голубятней, занимали почетное место в огромном дубовом письменном столе в середине комнаты. Гроссбух лежал там же на столе, открытый на последней из заполненных страниц. Колонки цифр аккуратно тянулись вдоль листов, но в них было мало толку – просто перечисление случек птиц, предполагаемые срока появления птенцов. Многие слова я не понимала. Мне даже не совсем понятно было слово, стоявшее в названии Общества – Колумбида. Отец объяснял, что это означало «голубь», фактически – название семейства, к которому относились голуби, «семейство голубиных». После этого разговора я совсем разлюбила наших питомцев, оказалось, что это обычный вид хищных птиц, обитающий в скалистых местах и хорошо поддающихся тренировке. Никакой романтики. В записях я вычитала, что папа скрестил тип под названием Треронина с другим, носящим имя Дукула Энса.

Примерно через пятнадцать-девятнадцать дней после случки появились птенцы. Обычно высиживались два яйца. Но одно часто пропадало, выживал только один птенец. В другой тетради содержались данные о рационе – семена, злаки, зелень, добавлялся также песок.



Он аккуратно записывал эксперименты с питанием и отмечал, на каких рационах птицы лучше росли и какие показатели скорости давали при этом.

В этих записях было все и даже больше того, что должен был знать любитель, кроме фамилий тех, кому голуби продавались. Это казалось странным. Должна же была существовать тетрадь с этими данными. Ни в одном из ящиков ее не оказалось, хотя я пересмотрела все очень тщательно. В глубине нижнего ящика лежал пистолет, отец всегда держал его там. Если бы он прихватил его с собой, он, возможно, был бы жив сейчас. Очевидно, у него не было оснований опасаться за свою безопасность. После получасового осмотра кабинета, я поняла, что не найду того, что мне нужно. Не успела я начать гасить лампу, как открылась дверь и появился Сноуд. Увидев меня, он вздрогнул от неожиданности.

– Что вы здесь делаете? – властно спросил он.

– Это я должна задать вам подобный вопрос, Сноуд. Джентльмен обычно стучит перед тем, как зайти в комнату, принадлежащую даме.

Замечание прозвучало глупо, Сноуд не был джентльменом.

– Запомню ваш совет на будущее, мисс. $Но открытая дверь – приглашение войти.

– Как вы сказали?

– Дверь была приоткрыта, мисс.

Он закрыл дверь и направился ко мне. Не знаю почему, меня вдруг охватил панический страх.

Глава третья

– Не закрывайте дверь, Сноуд, – приказала я, собрав все самообладание, на которое была способна в эту минуту.

– Пожалуйста, мисс, если вы боитесь, – он издевательски улыбнулся и приоткрыл дверь.

– Вовсе не боюсь, просто здесь душно.

Его нагловатый взгляд задержался на шали, прикрывавшей мои плечи.

– Что вы хотите?

Он прошел прямо к столу. Небрежная улыбка застыла на губах, а когда он заговорил, голос лился елейно, как маслянистая жидкость.

– Ничего. Просто думал помочь вам, мисс. Хотел поискать список компаньонов вашего отца, вы ведь интересовались ими, не так ли?

– Здесь его нет. Я все обыскала.

– Мне нужно посмотреть еще кое-какие записи. Со смертью мистера Хьюма все заботы по голубятне легли на мои плечи. Я должен посмотреть, какой корм он заказал. Запасов у меня осталось не больше, чем на неделю. Вы же не хотите, чтобы ваши ценные птицы погибли?

Ответ был вполне убедительным, хотя я чувствовала, что это была просто отговорка. Сноуд что-то разнюхивал. Я решила, что разрешу ему просмотреть все записи, а потом запру дверь, даже лучше велю поменять замок, на случай, если у него есть ключ. Пусть командует голубятней, а делами заправлять я ему не разрешу.

– Думаю, вы ищите вот это, – сказала я, указывая на гроссбух.

Он стал просматривать тетрадь, очевидно, согласившись, что это то, что ему нужно. Не было сомнений, что он знаком с ней.

– Не знаю, как папа рассчитывался с поставщиками корма, но вы можете заказать все, что считаете нужным, и дать мне счет.

– Благодарю, мисс Хьюм, – сказал он смиренно, но вспышки в темных глазах превращали это смирение в насмешку.

– Что-нибудь еще?

Я перебирала бумаги, чтобы показать, что занята делом. Сноуд уже не листал записи, а просто оглядывал кабинет. Он отрицательно покачал головой.

– Я просто пришел, чтобы вспомнить Вашего отца. Мы с ним проводили здесь много времени, обсуждали планы. Мне его недостает, – в голосе звучала неподдельная печаль. Я обратила внимание, что на этот раз и выражение лица его не противоречило тому, что он говорил. Мне вдруг подумалось, что Сноуд искренне переживает смерть отца, может быть даже его гнетет одиночество. Он редко отлучался из дома, и кроме отца и редких деловых посетителей, ни с кем не общался. Заходили обычно любители-голубеводы из окрестных мест. Даже из Лондона приезжали. Отец много писал о разведении голубей, среди специалистов его имя было известно. Для интересного молодого человека как Сноуд, такое затворничество было не совсем естественно. В доме к нему не относились как члену семьи. У него были приятели среди конюхов и прислуги, но он на них не был похож. Его положение чем-то напоминало положение гувернантки: слишком высокое, чтобы дружить с прислугой, и недостаточно высокое, чтобы быть ровней членам благородного семейства. Как мужчина, он мог свободно разъезжать не только по делам, связанным с дрессировкой птиц. Но я не замечала, чтобы он пользовался этой свободой.

– Много счастливых часов мы провели здесь за бутылкой вина, – сказал Сноуд. – Ваш отец показывал мне награды за состязания, выигранные его питомцами.

Он посмотрел на книжные полки, где красовалось множество обычных ничем не примечательных кубков, кроме одного, отделанного серебром и имевшего форму сидящего голубя.

– Мне его тоже не хватает, – сказала я, решив, что нужно позволить Сноуду побыть в кабинете подольше. За последние два года Сноуд был с отцом ближе, чем члены семьи, включая его сестру, тетю Ловат и меня.

– Я хотела бы, Сноуд, чтобы вы взяли что-нибудь на память об отце.

Сноуд, казалось, очень удивился такому дружескому расположению с моей стороны.

– Очень мило, мисс Хьюм. Мне было бы приятно получить на память любую вещицу, которую вы захотите дать.

– Может быть, какой-то предмет особенно дорог вам? Например, его часы?

Сноуд подумал:

– Наверное, я должен вам сказать, мисс Хьюм, Уильямс мне отдал ботинки вашего папы.

– Ботинки?! – воскликнула я от неожиданности.

– Не как сувенир, – добавил он, немного смутившись. – У нас один размер. Ваш отец как раз только что получил сделанные на заказ хессианские башмаки. Я думал…

Мне стало неловко за него. Сноуд был гордым человеком, и теперь видно, испытывал стыд за то, что выпросил пару башмаков. Захотелось успокоить его.

– Я говорила о другом, Сноуд. Что-нибудь на долгую память, какой-нибудь ценный сувенир, – сказала я мягко.

– Тогда, если вы не возражаете, небольшой золотой брелок для часов в форме голубя, – предложил он.

– Я знаю, о каком брелоке вы говорите. Я позабочусь, чтобы вам его передали.

Его выбор мне был очень лестен. Эту побрякушку я сама заказала ко дню рождения папы. Он не скрывал удовольствия, и я чувствовала, что вознаграждена за щедрость. Сноуд был не из тех, кто может лить слезы, но чувствовалось, что он готов заплакать.

– Вы очень добры, – сказал он, поклонился и быстро ушел.

Я сидела одна, нужно было многое обдумать. Может быть, я ошиблась, судя Сноуда слишком предвзято. Возможно, его наглые манеры объяснялись неумением вести себя с женщинами. В нем была демоническая притягательная сила, которая нравилась женщинам определенного типа. Он, несомненно, имел богатый опыт в этом деле, но это было все не то, в обществе леди он терялся. Теперь я лучше понимала его, и чувствовала к нему даже некоторое расположение. Поэтому ни замок не приказала сменить, ни даже не закрыла двери кабинета. Как это он сказал? «Открытая дверь как приглашение войти». Где-то я слышала эту фразу. – Ах да, Пелетье! Он сказал, что так говорят в Оксфорде. Сноуд, наверное, слышал ее у герцога в Брэнксэмхолле и вставил для форса. Я послала горничную найти и принести брелок от часов отца. Она принесла его вместе с часами. Мне они не подходили – для женщины они были слишком велики. Я бы с радостью подарила Сноуду и то, и другое, соблюдая все формальности, приличествующие данному событию. Хотя меня останавливал страх перед тетушкой Ловат. Она ни за что не одобрит подобной расточительности. Это обстоятельство придавало всему предприятию романтический колорит секретности. Миссис Ловат редко беседовала со Сноудом, вероятность того, что она узнает о подарке, была не велика. Так как мы уезжали в Брайтон, я решила сделать подношение в тот же вечер. Идти в его комнату мне не хотелось, равно как и посылать за ним. Сама не знаю, что меня удерживало. С одной стороны он был на службе в доме, с другой, его нельзя было считать обычным слугой. Он работал только на папу. Я решила подняться на голубятню, надеясь застать его там. Дверь в башенку была полуоткрыта, мягкие туфли не создавали большого шума, я вошла неслышно. До меня сразу донесся запах сигары, еле уловимый на фоне морских запахов, долетавших с океана. Сноуд был на голубятне. Я не знала, что он курит. Меня вообще удивило открытие, что я так мало о нем знала, ведь два года он жил с нами под одной крышей. Отец любил хорошие сигары, возможно, Сноуд, перенял у него эту привычку.

В лунном свете его силуэт отчетливо выделялся на фоне металлических решеток. Он стоял спиной к двери и казался героем, возникшим из волшебной сказки: безупречно сложенный, широкоплечий с гордо посаженной головой. Он что-то ворковал, держа в руках птицу, разговаривал с ней на понятном только им языке. Вот он открыл дверцу клетки и выпустил голубя. Птица расправила крылья и полетела к морю, но потом свернула на север, словно вспомнив о чем-то. Сноуд оглянулся вокруг, видимо почувствовав, что он не один.

Мне пришлось его окликнуть, чтобы он не подумал, что я шпионю. Он обернулся, вздрогнув от неожиданности.

– Это вы, мисс Хьюм? – произнес он.

– Да. Надеюсь, не испугала вас.

– Ничуть. Что-нибудь случилось? – спросил он и поспешил мне навстречу.

– Ничего не случилось. Все в порядке. Извините за беспокойство. Вам не кажется, что время совсем не подходящее для запуска голубей?

– Они должны уметь ориентироваться в любое время и в любую погоду.

Он бросил сигару и загасил ее ногой, раньше, чем я успела его остановить.

– Не нужно было делать этого. Я не против курения. Папа любил эти сигары.

– Да. Он подарил мне коробку.

Я откашлялась, не зная, как приступить к подарку.

– Вы были очень близки с отцом, Сноуд. Он вас высоко ценил. Уверена, что ему было бы приятно, если бы у вас осталась память о нем. Я хотела бы подарить вам вот это, – сказала я, протягивая часы. Наши пальцы на секунду встретились в темноте. Это был необычайно трогательный момент, не лишенный романтики. Я представила себя Леди Баунтифуя, завещающей сокровище рабу.

Сноуд улыбнулся.

– Я имел ввиду только брелок, мисс Хьюм. – сказал он. – Он мне очень правится по форме, я таких никогда не видел.

– Таких больше нет. Я делала его на заказ, специально для отца.

– Знаю.

Мне показалось, что ответ не был лишен особого смысла.

– Но что за польза в брелоке без часов? – спросила я, не понимая. Тут я увидела, что он вынул из кармана свои часы. Подумать только, часы у Сноуда!

– А, так у вас уже есть часы! – произнесла я, немного разочарованная, что мне не удалось сыграть роль щедрой повелительницы. Его часы, конечно, не такие дорогие, как папины, те были отделаны золотом.

– Мне их подарила герцогиня, когда уезжал я из Бренксэм Холл. Это прекрасные золотые часы, но у меня они не вызывают столь же приятных воспоминаний, как часы вашего отца. Спасибо, мисс Хьюм. Для меня они всегда будут очень ценны. – Он положил часы отца в нагрудный карман, где раньше были его собственные. Я не поверила своим глазам, когда увидела, что часы Сноуда сделаны из золота.

– Рада, что вам они нравятся, – сказала я, несколько задетая его тоном.

Свидание было окончено, но мне не хотелось уходить. Я никогда раньше не видела вида с голубятни в лунном свете. Это было очаровательное зрелище: луна серебрила поверхность океана и придавала привычному пейзажу призрачное великолепие. Воркование голубей сливалось с легким дуновением ветерка в единый нежный сладострастный звук, отбивавший такты вечности мерным рокотом волн.

– Как здесь красиво, – сказала я.

Он улыбнулся не без кокетства, видимо намереваясь пофлиртовать.

– Мне всегда казалось, что вы слишком редко поднимаетесь сюда проведать ваших бесценных питомцев.

– Папа никогда особенно не поощрял меня в этом. Он боялся, что я их побеспокою.

– Леди часто доставляют беспокойство, – ответил он. По его тону я поняла, что он имеет в виду не только птиц. Я сделала вид, что не поняла намека. Наверху было холодно, на мне не было шали, и я начала замерзать.

– Вы совсем замерзли, – сказал Сноуд, заметив, что я стараюсь согреться растирая пальцы. – Я дам вам что-нибудь накинуть.

– Не беспокойтесь. Мне пора спускаться вниз.

– Куда спешить, мисс Хьюм? Раз уж вы здесь; полюбуйтесь этим прекрасным видом. – Он поискал плед, но не нашел, снял сюртук и набросил мне на плечи. От него еще исходило тепло, согревая мне спину и руки.

– А вы не замерзнете сами? – спросила я.

– Думаю что нет. Это дает мне возможность доказать, что я все же мужчина, – сказал он игриво. Его широкие крепкие плечи, красивые очертания которых подчеркивались рубашкой, стройная фигура с узкими бедрами, конечно, говорила о его принадлежности к сильному поду. Тени от решетки скрывали глаза, но в свете луны был четко виден точеный нос и чувственные губы. Я подумала, не подарила ли ему герцогиня еще чего-нибудь, кроме золотых часов. Такой мужчина мог оказаться причиной серьезных семейных конфликтов в благородном доме.

– В лунном свете вы кажетесь особенно красивой, мисс Хьюм, – сказал он с ухмылкой.

Меня тронул комплимент, но я превратила его в шутку:

– Я принадлежу к категории женщин, которые лучше смотрятся при тусклом освещении.

– Не могу с этим согласиться. Жаль, что уже темно, а то я показал бы вам все хозяйство. У нас появились птенцы у нескольких пар. Вам бы понравилось, если бы вы посмотрели как кормят малышей. Голуби – уникальные птицы. У них молоко появляется не только у матерей, но и у отцов тоже. Птенцов выкармливают этим молоком неделями.

– Как странно, подумать только! Я не знала, что отцы тоже могут выкармливать потомство, – удивилась я, довольная тем, что он не делал попытки флиртовать.

– Да, насколько я знаю, в природе другого такого явления не наблюдается. Отцы тоже высиживают яйца. Они сидят днем, матери – в ночное время. Мне это всегда казалось не совсем галантным. Дамам ночью надо дать возможность поспать, тогда они лучше выглядят. Вы, конечно, судите птиц по человеческим стандартам – неразумные.

– Каким образом достигается такое разнообразие расцветок в их оперении? Папа называл тех, кто обладает самой красивой расцветкой, фруктовыми голубями, как мне припоминается.

– Да. Обычные голуби, которых мы видим на улицах, как правило, серовато-коричневатые, как и скалистые голуби, которых можно дрессировать. Но так, как разные породы уже давно скрещиваются, то иногда даже у уличных голубей можно наблюдать розовые или блестящие зеленые оттенки. Так называемые, фруктовые голуби водятся во многих странах Азии, Африки, на южных тихоокеанских островах. Они отлично летают и распространились по всему миру, начали скрещиваться с местными породами, дав разнообразие окраски.

– А из наших, я полагаю, лучший пилот – это Цезарь?

– Возможно, лучший во всей Англии. Друг вашего отца, бельгиец Пелетье, оставил его птенцом перед отъездом на родину. Пелетье утверждает, что у него есть особи, которые могут пролететь две тысячи миль.

– О, Боже! Я думала, что состязания устраиваются на дистанцию не более ста миль.

– Нет, иногда даже на пятьсот миль. Такие полеты трудно организовать в военное время. Нужно увезти птиц за пятьсот миль и следить за их полетом по часам. Мы можем позволить себе полеты только от Эдинбурга. Это около трехсот миль. Когда война окончится, интерес к голубиному спорту возрастет.

– Не думаю, что он вытеснит скачки.

– У каждого вида спорта есть любители. Ваш больше привлекает людей с воображением, так мне по крайней мере, хотелось бы думать. В нем есть что-то сверхъестественное, когда представишь, что птица способна пролететь две тысячи миль и найти дорогу домой. Это рекорд воздухоплавания. Лошадь на это не способна.

Мысленно я унеслась в небо, в этот бесконечный серебристый океан, простирающийся над всеми континентами.

– Должно быть, великолепное ощущение испытываешь летя по воздуху и с высоты полета созерцая жизнь на земле. Если бы я была птицей, улетела бы в Персию или Перу и никогда бы не вернулась.

– А вы романтичнее, чем я предполагал, – заметил он, посмотрев на меня долгим внимательным взглядом.

– Интересно, что заставляет птицу возвращаться?

– Этого точно никто не знает. Голубятня – их дом. Там они родились и выросли. Они знают, что там их ждет пища, приют и супруг или супруга, хотя последнее не обязательно. Мы ставили эксперименты с холостяками и женскими особями, обреченными на безбрачие. Они тоже возвращались домой. Еще одна загадка Природы.

– Меня всегда поражало увлечение отца птицами. Он доходил до фанатизма, даже о семье забывал, утверждая, что у него есть особи, которые могут пролететь две тысячи миль.

– Вы сейчас подумали о том Сезоне светских развлечений в Лондоне, куда отец не разрешил вам поехать, не так ли?

Он был прав. Я все еще не забыла эту обиду, в свое время отдалившую меня от отца, но обсуждать ее со слугой мне не хотелось. Вместо этого я спросила, не считает ли он сам это хобби несколько странным.

– Даже если так, то я последний человек, которому можно адресовать ваш вопрос. Я эту эксцентричность полностью разделяю, как впрочем многие другие мужчины. И привязанность эта длится тысячелетия. Разведение голубей началось где-то в третьем тысячелетии до новой эры. Если это занятие устраивало турецких султанов и Чингисхана, то меня оно тем более устраивает.

– Какую несимпатичную компанию вы себе подобрали в лице Чингисхана, Сноуд, – пошутила я.

– Согласен. Но это умная несимпатичная компания. Он перенял у султанов обычай пересылать с голубями почту по эстафетной системе, связавшей еще в древние времена континенты. У вашего отца есть прекрасная литература по этому вопросу. Вы, должно быть, заметили, что я и вас хочу заинтересовать и убедить сохранить голубей. Было бы просто позором пустить на ветер годы труда, потраченные вашим родителем.

Я посмотрела на него с вызовом.

– Да, я поняла, что вы пытаетесь морочить мне голову. Голуби делают деньги или уменьшают их запас?

Он насупился.

– В удачный год удается свести расход с доходом. На них не разбогатеешь, но и по миру они не пустят. Основные расходы ушли на то, чтобы оборудовать голубятню. Чтобы ее разобрать, тоже нужно будет немало затратить средств. Мы – любители – делаем это ради любви к делу. В этом случае не считаемся с затратами. – Он с надеждой ждал, что я скажу. – Удалось ли мне хоть чуточку вас убедить, мисс Хьюм?

– Я подумаю, Сноуд, – ответила я.

Хотя мне было совершенно ясно, что птицы меня никогда не захватят до такой степени, как отца, все же нельзя было отрицать, что это увлекательное занятие. По мере того, как я узнавала Сноуда лучше, мне стало казаться, что он составит неплохое добавление к кругу моих знакомых. Его обширные познания в новом для нас предмете могли сделать его интересным и занимательным собеседником. Беседуя, мы прогуливались вдоль галереи и любовались природой. Вот луна зашла за тучи, и на минуту исчезли серебряные блики, потом она снова появилась освещая все вокруг. В двух милях к западу мерцание огней говорило о том, что там находится город. Это был Хайт. Мы остановились у росшей в деревянном ящике яблоньки в конце галереи.

– А где сейчас Цезарь, – спросила я. – Днем его не было на дереве и сейчас нет.

– Он иногда сидит с Клео.

– Ее назвали так, потому что она жена Цезаря? Клеопатра.

– Да, ее официальное имя Клеопатра, хоть она не отличается непостоянством своей тезки.

– Образец супружеской верности нужно именовать в честь жены Цезаря.

– Да, только которой из них? У него их было много.

– Разве? Я думала, он был женат только на… Октавии, так по-моему у Шекспира?

– Точнее, Кайфурнна, так ее звали. Но у него были и другие. Первой женой была Корнелия. Она умерла. Затем последовала Помпея. С ней он развелся. Не все жены Цезаря вели себя так, как подобает царице. Поговорка о том, что жена Цезаря должна быть вне подозрений, обязана своим появлением этой женщине – Помпее. Но в любом случае ваш отец питал к нашей Клеопатре самую нежную привязанность. Наша голубка – очень верная супруга. Она ждет своего Цезаря даже, когда он находится в длительном полете.

– А почему у Цезаря есть свое дерево, в то время как другие этой привилегией не пользуются?

– Потому что ему нужно дерево, он без дерева плохо себя чувствует. И раз уж он Цезарь, то имеет право получать то, что хочет. Мне кажется, у него есть что-то от птиц, обитающих на ореховом дереве. Такие голуби тяготеют к деревьям, любят одиночество. Цезарь унаследовал большой размер и выносливость от отца и красивое бронзово-зеленое оперение и красные лапы от матери. Она была очень редкой породы. У этой пары уже есть потомство – Секстус и Ауремия. Все семейные имена Цезаря, – добавил он. – Ваш папа надеялся со временем дать им имя Хьюмов и зарегистрировать их официально под этим именем. Так принято: когда любитель выводит ценную особь, он имеет право дать ей свое имя. Уже известно более ста подобных случаев. Среди них есть три женщины, между прочим. Одна из них – герцогиня Прескотт. Потенциальная возможность прославить и увековечить свое имя окончательно повлияла на мое решение оставить голубей. Я не видела причин пренебрегать обществом герцогинь.

– Опишите вашу герцогиню, Сноуд, – попросила я, так как другой случай мог не представиться, а меня эта женщина очень интриговала.

– Темпераментная красавица, – ответил он с улыбкой, выдававшей его расположение к этой леди. Видимо, он заметил подозрительную настороженность в моем взгляде, потому что поспешил добавить:

– В молодости она была неотразима, наверное. Когда я уехал из Унитшира, ей было около пятидесяти.

– Почему вы уехали, Сноуд?

– Из-за легких, у меня начала развиваться болезнь легких. Врач рекомендовал морской воздух. Герцогиня знала о вашем отце и порекомендовала меня ему. Так что история моего появления в Грейсфилде не очень занимательная, хотя я и помог мистеру Хьюму вывести Цезаря и Клео.

– У герцогини есть дочери? – спросила я как бы случайно.

– Трое замужних дочерей, живут они в разных частях страны. А почему вы спрашиваете? – понимающая улыбка тронула его губы.

– Просто из любопытства.

Что мне хотелось узнать, я узнала. Сноуд был не из тех, кто расточает любезности пятидесятилетним женщинам, а дочери жили вне дома.

– А что, Секстус и Ауремия тоже подают надежды?

– Секстус может со временем превзойти отца. Ауремию мы решили использовать как производительницу. Уже сейчас можно предсказать, что вашему отцу удалось бы вывести свою особую породу.

– Ну, что ж, Сноуд, я подумаю и возможно решусь сохранить голубятню. Спасибо за интересный вечер.

– Надеюсь видеть вас опять в скором времени, мисс Хьюм.

Его рука невольно потянулась и моей. Он сумел подавить этот импульсивный порыв и опустить руку, прежде чем она коснулась меня, но мы оба придали значение этому жесту и расстались с легким смущением.

– Я вам говорила, что буду несколько дней в отъезде, – напомнила я.

– Да, кстати, что касается этой поездки. Помните мой совет и будьте осторожны.

– А что может мне грозить?

Он не сразу ответил.

– Не знаю. Мне только известно, что вашего отца убили, теперь вы едете в то самое место, где его убили. Пока мы не узнаем, что послужило причиной расправы, я не спокоен за вашу безопасность.

– Здесь очень много неясного, – сказала я и, прежде чем он успел продолжить разговор, отдала сюртук и направилась к двери. Сноуд смотрел мне вслед, я чувствовала его взгляд.

– Спасибо за часы, мисс Хьюм, – услышала я и, не поворачиваясь, – сказала: – Носите на здоровье, мистер Сноуд. Доброй ночи.

Только когда я была уже внизу, я осознала, что назвала его мистер Сноуд. Что на меня нашло, почему вдруг я стала величать его «мистер», было невозможно объяснить. Может быть потому, что он прекрасно владел речью, это был язык высоко культурного человека. Кто бы мог подумать, что Сноуд знаком с Шекспиром, знает историю Юлия Цезаря? Он говорил как образованный человек. Я поймала себя на том, что спрашивала себя, как должны были относиться к нему в доме герцога. Еще я тщетно пыталась припомнить хоть одно упоминание о его болезни, когда он впервые появился у нас.

$Герцогиня к нему относилась с большим уважением, судя по золотым часам, подаренным ею. Значит, он не опорочил свое имя скандальной историей с какой-либо из дочерей. Узнав его немного лучше, я поняла, что неправильно судила о нем раньше. Он оказался интеллигентнее, чем я предполагала, более вдумчивым, образованным.

Но внешность его представляла опасность для женщин. Раньше я недооценивала его привлекательности. Это был один из тех людей, которых ценишь тем больше, чем лучше узнаешь. И я дала себе обещание, что буду крайне осторожна, чтобы не допустить сплетен, будто хозяйка Грейсфилда завела интрижку со слугой.

Глава четвертая

На следующее утро погода выдалась неплохая, мы с тетушкой были рады, что не придется ехать в дождь. К сожалению, одно обстоятельство омрачало наше путешествие: у меня не было траурного платья. Одежда, которую мне специально шили после смерти матери, стала мала. Портниха наспех сделала одно платье, но оно было вечерним и для дороги не годилось. Пальто было бледно-голубого цвета. Миссис Ловат решила, что больше подойдет для нашей цели мой темно-синий дорожный костюм и соломенная шляпка, цветы с которой придется убрать. В этом наряде я становилась похожа на гувернантку, но меня это не смущало. Тетушка была экипирована намного лучше – все черное, как полагается в глубоком трауре.

Банни Смайт прибыл в восемь тридцать, как обещал. Его траур ограничивался черной лентой на рукаве и шляпе. Даже в нашей удобной карете путешествие на пятьдесят миль было нелегким делом. Правда дорога вдоль побережья была достаточно ухожена, что облегчало задачу. Мы ехали, любуясь прекрасными видами моря и живописными городками, через которые проезжали, и это отвлекало от мыслей о печальной цели поездки. Сделав только одну остановку и Истборне, чтобы перекусить, мы прибыли в Брайтон к середине дня.

Все мы были знакомы с Брайтоном. Этот оживленный курорт часто привлекал жителей Хайта, они любили проводить там уикенды и летние месяцы. Самой большой достопримечательностью города считался Павильон Принца Уэльского, к нему устремлялись как знатные господа, так и обычный люд, словно в Мекку, поклониться святым камням древнего сооружения. Но наше внимание в тот день было приковано к золотым куполам Павильона, имевшим форму луковиц, а к отелю «Ройял Кресент» в восточной части города рядом с Набережной.

– Надо попытаться получить те комнаты, где останавливался папа, – предложила я, когда мы приблизились к порталу гостиницы.

– Номер уже успели убрать, нам вряд ли удастся обнаружить какие-то улики, если ты это имеешь в виду, моя дорогая, – ответила тетя Ловат.

Все же имело смысл сделать попытку. Мы довольно долго ждали регистратора, его не было на месте. Я воспользовалась этим обстоятельством и пролистала книгу постояльцев. Когда имя отца попалось среди прочих, комок подступил к горлу. Запись была сделана его убористым почерком: Гарольд Хьюм, Эсквайр, Грейсфилд, Хайт. Ему были отведены комнаты под названием «Апартаменты Принца Георга». Если комнаты соответствовали громкому имени, то это был самый роскошный номер в гостинице. За отцом не замечалась такая расточительность.

– Могли бы мы снять номер «Принц Георг»? – спросила я, когда появился регистратор. Это был напыщенного вица маленький человек, разодетый как денди, из тех, кого обычно называют «дамский портной».

Он перевел взгляд с меня на миссис Ловат, потом на Банни Смайта.

– Вы отмечаете медовый месяц, мэм? – спросил он. Его явно смущало, что медовый месяц проходит под присмотром пожилой дамы.

– Нет, номер снимаем миссис Ловат и я, это нам хотелось бы остановиться в «Апартаментах Принца Георга».

– Этот номер пользуется спросом у молодоженов. – Он взглянул на бумаги, лежавшие на регистрационном столе, и сказал: – К сожалению, эти комнаты забронированы, их заказал лорд Фарфилд. Он приедет с минуты на минуту.

– Какая досада! Мне так хотелось побыть в комнате, где находился папа, – сказала я. – Может быть, вы разрешите нам хотя бы взглянуть на нее? – попросила я. – Моего отца звали Гарольд Хьюм, – я произнесла имя приглушенным голосом в надежде, что он в курсе, смерть в отеле не могла не наделать шуму. Он сразу понял, о ком идет речь.

– Ужасная трагедия, искренне вам соболезную. Конечно, я проведу вас в номер, если вы пообещаете не задерживаться долго.

– Да, обещаем.

– А вам я могу предложить «Восточный» номер, из него открывается отличный вид. Мы расписались, согласившись на эти комнаты, а Банни снял комнату на западной стороне здания, откуда был виден весь отель.

Регистратор – его звали мистер Сомс – лично проводил нас в «Апартаменты Принца Георга».

– Вот мы и пришли, – важно произнес он и распахнул двери в помещение, поразившее нас великолепием. Сияние позолоты в сочетании с красными портьерами и обивкой мебели ослепляло блеском и величием.

– Вы уверены, что мистер Хьюм останавливался именно в этом номере? – спросила миссис Ловат ослабевшим от волнения голосом.

– Абсолютно уверен, мэм. Мистер Хьюм всегда останавливался в лучших комнатах. Оставлю вас, чтобы вы смогли ознакомиться с этим местом. Но должен напомнить, что лорд Фарфилд скоро прибудет. С поклоном он повернулся, чтобы уйти.

Я остановила его.

– Пока вы не ушли, мистер Сомс, не могли бы вы рассказать подробнее о смерти отца? Как это случилось? Когда точно? Мы были так ошеломлены и растеряны, когда узнали, что его застрелили. До этого нам сообщили, что это был сердечный приступ.

– О, Боже, – растерялся он. – О, Боже! Застрелили – да, конечно. Мы подумали, что упал графин с водой. Как раз во время ужина это произошло, многие комнаты были пусты – постояльцы ужинали в ресторане.

– У него были посетители?

– Нет, никто не приходил. Днем его не было дома, он выходил. Зашел ненадолго, переодеться к обеду. Может быть, он пришел не один. Видите ли, мы бываем очень заняты, не всегда замечаем всех, кто заходит в отель. Мы все глубоко переживаем случившееся, мисс Хьюм. – Он бормотал еще какие-то слова утешения, сам пятился к двери. У него был такой расстроенный вид, что мне стало жаль его, и я не стала его удерживать.

Мы осмотрели номер, не в силах оправиться от изумления.

– Здесь какая-то ошибка, Гарольд не мог останавливаться в таких дорогих комнатах, – решительно заявила миссис Ловат.

Банни уже заглядывал под кровать, подняв роскошное покрывало. Я занялась ящиками письменного стола. Никаких следов. Миссис Ловат удалось обнаружить, что к спальне примыкает еще одна гостиная, что-то вроде светского салона, уютно обставленного мягкими диванами, креслами, несколькими столиками. На стенах были дорогие картины. Я подошла к ней. Она сказала:

– Трудно найти разумное объяснение подобной расточительности, если, конечно, не предположить, что здесь у него происходили встречи с важными людьми. Этот номер стоит целое состояние.

Хорошо, что мы не сняли его, – у меня уже не было сил говорить. Дома я просматривала папины счета, когда нужно было переводить имение на мое имя. Перед последней поездкой в Лондон – или Брайтон – он не снимал значительной суммы. Сомс упомянул, что папа неоднократно брал этот номер. Возможно ли, что он часто бывал в Брайтоне?

– Что-то нашел, – воскликнул Банни.

Он был взволнован. Мы подбежали и увидели, что он держит в руках птичье перо.

– Боже Праведный! – засмеялась миссис Ловат. – Не мог же он принести птиц сюда. Он бы их оставил на конюшне. Да, это гусиное перо, Банни. Наверное, выпало из щетки для пыли.

Банни засунул перо в карман, и мы продолжили осмотр. Больше ничего интересного нам не попалось. Мы уже собирались прекратить поиски и уйти, как дверь распахнулась, и в комнату энергично вошел молодой человек. Он застыл на месте, увидев нас. Его голубые глаза необычайно ясные, лазурного цвета, осмотрели нас по очереди и, наконец, остановились на мне.

– Вы, должно быть, миссис Хьюм? – спросил он хорошо поставленным голосом.

– Да. А вы, как я понимаю, лорд Фарфилд? Тысяча извинений. Мы уже уходим.

– Служащий предупредил, что я могу застать вас. Он также посвятил меня в причину. Разрешите выразить глубокие соболезнования, мисс Хьюм, в связи с вашей утратой. Пожалуйста, не спешите. Я вернусь позже.

Пока он говорил, я внимательно его изучала и заключила, что его место – на пьедестале античной греческой статуи. От кончиков гладко причесанных золотистых волос до носков начищенных до блеска дорогих хессианских башмаков он было само совершенство. Его благородные формы могли быть изваяны самим Периклом. Шести футов ростом, несколько тоньше, чем греческий идеал, он был безукоризненно сложен.

С трудом оторвав взгляд от этого произведения искусства в человеческом обличье, я ответила:

– Не беспокойтесь, мы уже собирались уходить, милорд. Извините, пожалуйста, за вторжение.

– Напротив, это я вторгся к вам. Вам эти комнаты принадлежат по праву, а я пойду в ваш номер.

– О, нет, прощу вас. В этом нет никакой необходимости. Мы хотели только побывать там, где погиб отец.

– Но я настаиваю.

Миссис Ловат вышла вперед и представила себя и Смайта, она видела, что мне трудно одной выдерживать такой натиск.

– Очень любезно с вашей стороны, сэр, но нам не нужны такие дорогие апартаменты.

– Мне тоже они не нужны, – не сдавался Фарфилд.

– Но, милорд, мы не хотим здесь оставаться, – заверяла я.

– Мы не можем позволить себе таких расходов, – добавила тетя Ловат, не считая зазорным признаться в недостатке средств перед этим денди. Я ее реплики не одобряла.

– Постараюсь уладить вопрос к вашему удовольствию, – заверил он и вышел, хотя наши уверения я ненужности этого шага неслись ему вслед.

– Какой стыд, – упрекнула я тетушку. – Не нужно было говорить, что мы не можем заплатить столько денег, тетя. Он просто решил заплатить за нас и сделал это из вежливости.

– Думаю, когда он увидел, что это за комнаты, ему расхотелось в них поселяться, – сказал Банни.

Мы все еще обсуждали досадный инцидент, когда дверь снова открылась. На этот раз вошел слуга, неся наши чемоданы. За ним следом появился мистер Сомс, маленький напыщенный клерк. Я употребляю слово «маленький» не в том смысле, что он был низкого роста, а в значении «незначительный». Да самом деле он был длинным как жердь и почти такого же размера в ширину.

– Лорд Фарфилд настаивает, чтобы эти комнаты остались за вами. В цене разницы не будет, – почтительно доложил Сомс.

– Но мы не хотим, чтобы он за нас платил, – протестовала я.

– Отель будет счастлив оплатить эту разницу в знак глубокого уважения к вашему отцу и благодарности за его покровительство.

– В таком случае, поблагодарите за нас лорда Фарфилда. И вам большое спасибо, сэр, – сказала миссис Ловат.

Все остались довольны поворотом событий, даже тетя Ловат. Мы были не против пожить в роскоши за умеренную плату. Тетушка заявила, что со стороны отеля и лорда Фарфилда очень щедро и великодушно проявить к нам столько внимания. Банни отправился в свою комнату, пообещав скоро вернуться.

– Давай напишем объявление в Брайтонские газеты с просьбой ко всем, кто знает что-либо о мистере Гарольде Хьюме, сообщить нам. Пошлем объявления сейчас же, – предложила тетя Ловат.

– Я включу слово «срочно». Если они появятся в завтрашних выпусках, нам не придется задерживаться здесь дольше, чем на два дня.

– Интересно, как долго намеревается пробыть в городе лорд Фарфилд? – сказала я, глядя с сожалением на дверь, за которой исчез мой герой.

– Он не говорил. Думаю, что нужно написать ему записку и поблагодарить за услугу, – с этими словами тетушка направилась к письменному столу и взяла лист великолепной почтовой бумаги, предоставленной для постояльцев апартаментов. – Слишком роскошная бумага для обычного объявления, – заметила она.

Я тоже взяла лист.

– Но для записки лорду Фарфилду она в самый раз.

Пока я изо всех сил старалась создать образец эпистолярного жанра из записки в три строчки, миссис Ловат успела написать и запечатать объявления для трех Брайтонских газет. Когда я запечатывала свое произведение, пришел Банни. Увидев, чем мы занимаемся, он заверил, что доставка корреспонденции входит в обязанности отеля, так что нам не придется тратить лишних усилий.

– Отлично, значит у нас есть время на чашечку чая, – объявила миссис Ловат. – У меня раскалывается голова от боли. Закажем, чтобы нам принесли чай в гостиную. Этот салон нам пригодится, если получим ответы на объявления. Не можем же мы принимать посторонних людей в спальне, а в общем холле мы не сможем укрыться от посторонних глаз. Она дернула за шнурок звонка, распорядилась насчет доставки писем и заказала чай.

Когда чай принесли, и мы уютно устроились в гостиной, обсуждение наших незавидных дел возобновилось.

– Следующий этап – попасть к констеблю и предъявить вещественное доказательство – сюртук и рубашку, пробитые пулей, – сказала я.

– Этим займусь я, – вызвался Банни. – Вам, женщинам, незачем с этим связываться. Я узнаю, кто из офицеров занимался делом мистера Хьюма, и учиню ему подробный допрос. Сдастся мне, мы нащупаем что-нибудь. Хочу сказать, человека нельзя застрелить в первоклассном отеле, не возбудив интереса окружающих. Да и пятна крови на мебели, – он внимательно разглядывал обивку дивана.

Я насторожилась и тоже стала оглядывать диван и ковер.

– Я уже смотрела, – сказала миссис Ловат. Если это случилось в этой гостиной, они ликвидировали все следы. Надо спросить у этого приятного, дружелюбного регистратора, где точно все произошло, мистер Смайт.

– С ним я тоже поговорю. – Он взял с блюда бутерброд с ветчиной, посмотрел на него и положил обратно. После упоминания крови не хотелось даже смотреть на мясо, оно вызывало отвращение. Он взял вместо бутерброда пирожное с кремом. Когда он допил чай и готов был идти по делам, в дверь постучали.

Я сразу подумала о лорде Фарфилде и бросилась к двери, забыв о достоинстве. Приветственная улыбка уступила место недоумению, когда посетитель вошел. Он был столь же непрезентабелен внешне, сколь лорд Фарфилд был великолепен. Человек был среднего роста, бледнолицый, кареглазый. Его прямые каштановые волосы не служили украшением заурядного лица. Одет он был как джентльмен в дорогой синий сюртук и коричневые брюки, но ни элегантности, ни привлекательности костюм ему не придавал. Заткни карандаш ему за ухо, и он тут же превратится в бездумного младшего клерка.

– Мисс Хьюм? – спросил он невыразительным голосом.

– Да, я мисс Хьюм.

– Депью, – представился он, протянув визитную карточку.

На ней было написано: Сэр Чонси Депью, Почетный Офицер Британской Империи. Имя мне ничего не говорило, но богатое воображение подсказывало, что этот человек как-то связал с лордом Фарфилдом.

– Мне нужно с вами поговорить.

Он оглядел холл, словно боялся, что его услышат.

– Конечно, – согласилась я и пропустила его в комнату.

– Я по поводу смерти вашего отца, – объявил он.

– Пожалуйста, пройдите в гостиную, сэр Чонси.

Казалось, он был озадачен, застав других людей в номере. Я представила миссис Хьюм и Смайта.

Банни заподозрил неладное. Сэр Чонси поклонился, видно было, что он недоволен присутствием Банни.

– Я хотел бы поговорить с глазу на глаз, – пояснил он тихо.

– Мистер Смайт помогает мне получить информацию о смерти отца. На его скромность можно положиться, – заметила я.

– Лучше сказать, можно положиться, что он будет нем, как могила, – поправил Банни, теребя от волнения нос.

Сэру Чонси предложили сесть. Он нервно огляделся, облизнул губи и сказал:

– Ужасно печальное событие. Прежде всего разрешите выразить соболезнования. Ужасно неприятное происшествие.

– Благодарю, – сказала я, соблюдая приличия и ожидая, что он скажет дальше.

– В тот вечер, когда… вашего отца не стало, мы должны были встретиться здесь.

– Вы виделись с ним в тот день?

Наконец-то, появился человек, который знал, что действительно произошло.

– Нет. К тому времени, когда я пришел, его уже не было.

– Вы имеете в виду, что его не было дома или в живых?

– В живых.

Ему тоже трудно было выговорить слово «мертв», «умер».

– Какое дело вас связывало, мистер Чонси? – спросила миссис Ловат.

– Он должен был передать мне одну информацию, – ответ был уклончивый.

– Нам неизвестно, о чем вы говорите, – сказала я, не понимая. – Мы сюда приехали, чтобы получить информацию, нужную нам. У нас не было задания передать сведения. Это касается голубей?

– Так точно, – обрадовался он и сделал какое-то многозначительное движение головой, которое нам, к сожалению, было непонятно.

– Тогда вам следует поговорить со Сноудом, помощником папы. Он живет в нашем имении Грейсфилд и знает все о папиных голубах, – объяснила я.

– Сноуд, – Депью протянул имя нараспев. – Значит, птицы, которых ваш отец привез с собой, были возвращены в Грейсфилд?

Мне показалось странным все, что он говорил.

– Гроб с телом доставили в Грейсфилд, чемодан тоже. Но птиц не было. Интересно, где они могут быть? Он брал с собой не меньше дюжины.

– Здесь в отеле их нет, я узнавал, – ответил Депью.

– Вас интересует какая-то особенно ценная особь, мистер Депью? – спросила тетя Ловат.

– Очень ценная, – мрачно ответил Депью.

Смайт не принимал участия в разговоре, он слушал и наблюдал. Я заметила, что он внимательно разглядывает пуговицы на сюртуке мистера Депью. Они были необычны, в середине на них был выпуклый крест.

Миссис Ловат сказала:

– Раз их здесь нет, отель их сбыл кому-нибудь, чтобы избавиться. Они бы подохли от голода.

Депью отрицательно покачал головой.

– Я осведомлялся в тот самый вечер. Клетки с птицами уже не было.

Я подумала, что нужно быть очень черствым человеком, чтобы думать о голубях в такое время, но сердцем понимала, что папа был тоже одержим, и простила ему.

– Жаль, но мы ничем не можем вам помочь, сэр. Однако если хотите, я свяжу вас с мистером Сноудом. Думаю, что сможет подобрать для вас не менее ценный экземпляр, чем тот, который вы надеялись приобрести. В этом деле он разбирается не хуже папы.

Смайт сказал:

– Вы здесь должны были встретиться с мистером Хьюмом или в Лондоне, мистер Депью?

– Лондоне? – Депью вздрогнул. – Нет, у нас была назначена встреча здесь. Почему вы решили, что в Лондоне?

– Потому что гроб с телом папы был доставлен из Лондона, – объяснила я. – Он перед отъездом говорил, что едет на заседание Общества любителей голубей в Лондон. Странно, вам не кажется?

Сэр Чонси нахмурился.

– Лондон! Странно действительно.

Он собирался сказать еще что-то, но осекся.

– Вы уверены насчет Лондона?

– Абсолютно, – уверила я. – Мы сами сбиты с толку, сэр Чонси.

– Лондон, – повторил он. Потрясение перерастало в страх. Он вынул часы, взглянул на время. Когда сэр Чонси доставал часы из кармана жилета, верхняя пола сюртука отогнулась, Смайт внимательно разглядывая подкладку из желтого шелка. – Мне нужно спешить. Вы говорите Сноуд в Грейсфилде?

– Да, мистер Сноуд занимается голубями, – подсказала я.

Депью встал.

– Благодарю, мисс Хьюм. Рад был познакомиться. Мадам, сэр, – кивнул он всем и поспешил выйти.

Я не стала его догонять и обратилась к присутствующим:

– Что вы об этом думаете?

– Какая-то тайна. Мы не очень-то много узнали от него, не так ли? – ответила тетя Ловат.

– Он знает еще меньше нас, – ответила я. – Он даже не знал, – что тело отца отвезли в Лондон. Его это известие расстроило. – Интересно, почему.

– Конная гвардия, – объявил Смайт.

Миссис Ловат не поняла.

– О чем это вы, Смайт? – спросила она.

– Депью – у него на сюртуке пуговицы, как у принца. И желтая подкладка. Он служит в Королевской коннице.

– Неужели? Он ничего подобного не говорил.

– Ясно, что он не будет распространяться на эту тему. Странно, что он не сменил сюртук по случаю визита. Конечно, он не знал, что застанет меня, – добавил он, отвечая на свой вопрос. Провинциальные дамы не обратят внимания на пуговицы, это хотел сказать Банни. И он был прав. Мы совсем не разбирались в пуговицах. Но теперь, раз вопрос был поставлен, он требовал ответа.

– Дело в том, – продолжал Банни, – что этот человек шпион.

У нас с тетушкой вырвался возглас удивления.

– Английский шпион, – поспешил Банни успокоить нас. – Королевская конница проводит разведывательные операции в военных целях. Скорее всего, совпадение. Мистер Хьюм не имел отношения к войне. Любить голубей никому не возбраняется, даже у шпионов может быть хобби.

– Мне казалось, шпионы более решительные люди, – заметила я, снова представив себе лорда Фарфилда. Где-то в подсознании промелькнул образ Сноуда, но только на мгновение, вытесненный моим новым более внушительным знакомством. – С каждой минутой положение становится все более запутанным, – сказала я, вздохнув.

– Не прогуляться ли нам? Хочется подышать свежим воздухом. Как ваша головная боль, тетушка? Не лучше ли вам?

– Чай помог. Но свежий воздух не помешает. Королевский Павильон слишком далеко, мы не пойдем туда. Прогуляемся по Набережной и подышим морским воздухом.

– А я зайду в полицейское управление, – сказал Смайт.

Тетя Ловат вручила ему пакет с папиным сюртуком и рубашкой. Мы надели пальто и шляпки. Уже при выходе мы вдруг обнаружили, что у нас не было ключа от комнат. Пришлось задержаться внизу, взять ключ и вернуться запереть дверь. Банни тоже задержался, чтобы узнать, как пройти в полицейское управление.

Наконец, все были готовы. На улице было свежо. Порывы морского ветра приносили не только прохладу, но и сырость. Совсем короткой прогулки вдоль берега оказалось достаточно, чтобы миссис Ловат начала опасаться простуды. Мы поторопились вернуться в отель, пока нас не продуло насквозь.

– Вам лучше прилечь, тетя, – посоветовала я, когда мы снова оказались в теплом помещении. – Я подожду Банни, хочу поскорее услышать, что ему удалось узнать в полиции.

– Да, я, пожалуй, так и сделаю, и камин зажгу. Дрова в нем есть, все готово, только разжечь огонь.

Открыв дверь, мы вошли в холл. Миссис Ловат прошла в спальню и тут же позвала меня. В голосе слышался испуг.

– Хедер, скорее иди сюда, посмотри, что творится.

Я бросилась в спальню, надеясь увидеть нечто, что помогло бы разгадать тайну смерти папы. Вместо этого моим глазам представились открытые чемоданы, разбросанные вещи и неподвижная фигура тети Ловат, в оцепенении созерцающей этот хаос. Мы были настолько ошеломлены, что даже не могли злиться.

– Что же произошло здесь в наше недолгое отсутствие?

– У нас побывал незваный гость, – произнесла миссис Ловат, придя в себя. Она подбирала с пола одежду и внимательно рассматривала.

– Что-нибудь пропало? – спросила я и кинулась к своей шкатулке. В ней было жемчужное ожерелье и перстень с жемчугом. Шкатулка была открыта, но драгоценности лежали на месте. Миссис Ловат не взяла из дома ценных украшений.

– Странный вор. Ничего не украдено. Может быть, следует сообщить управляющему отеля?

Миссис Ловат опустилась на кровать, чтобы собраться с мыслями.

– Мне не хотелось бы, мы и так доставили столько хлопот мистеру Сомсу.

– Мне кажется, что лучше сообщить. Дверь оставалась запертой. Значит, у кого-то есть ключ от нашей комнаты, помимо нас.

– Лорд Фарфилд! – воскликнула миссис Ловат. – Ему должны были дать ключ, когда он приехал, ведь номер предназначался ему.

– Но вы же не думаете, тетя, что он рылся в наших вещах!

– Однако кто-то это сделал. Начать с того, что он заказал именно этот номер. $Почему?

– Он просто хотел лучшие комнаты в отеле. Я позвоню, чтобы Сомс поднялся к нам.

Невозможно было допустить, что лорд Фарфилд сотворил подобное бесчинство. Я готова была поверить, что это цело рук таинственного сэра Чонси Депью. Одно было ясно – налет на комнату каким-то образом был связан со смертью папы.

Глава пятая

Спустя пять минут появился Сомс.

– Лакей Лорда Фарфилда вернул ключ в регистрационный пункт еще до вашего ухода, мисс Хьюм, – сообщил он, когда я спросила о ключе. – Надеюсь, больше ничего не произошло? – спросил он и втянул носом воздух, не пахнет ли порохом.

– В наше отсутствие кто-то проник в номер. Замок не поврежден. Видимо, у человека был ключ.

Он нахмурился.

– Одного ключа, действительно, не хватает. Того, которым пользовался ваш отец. Он его не вернул, и мы его так и не нашли.

– Значит, тот, кто его убил, завладел ключом и сегодня пришел и рылся в наших вещах.

– Хорошо же нас здесь встречают, – воскликнула миссис Ловат, воздев руки к небу. – Нам могут пустить пулю в спину, как мистеру Хьюму, в любую минуту, ночью, например, Мы должны сейчас же сменить номер.

Сомс впал чуть ли не в истерику. Мне было не понятно, почему он считает, что должен лично нас опекать и нести за нас ответственность. Он пообещал срочно приказать, чтобы сменили замок, нижайше извинялся за причиненное беспокойство. Уверил, что мы можем оставаться без оплаты вообще, но не более трех дней, так как кто-то уже заказал этот номер для леди Эйлин через три дня вперед. Возможность не оплачивать роскошный номер произвела впечатление на мисс Ловат как, впрочем, и на меня. Она позволила уговорить себя остаться. Сомс ушел, а мы с тетушкой продолжали обсуждать случившееся. За этим разговором нас застал Банни, он принес назад узел с одеждой папы. Вид у него был самый таинственный.

– Что вам удалось узнать? – спросила я с нетерпением.

– Чертовщина какая-то. Констебль не имеет ни малейшего понятия об убийстве. Никто в полицию не заявлял.

– Как не заявлял?! – я была потрясена. – Это просто невозможно! Что же нам делать? Как мы можем рассчитывать найти убийцу, если полиция о нем даже не знает?

– Чертовски странно. Я говорил с Сомсом только что. Спросил, почему он не сообщил о случившемся. Он сказал, что это был приказ из Уайт-Холл. Приезжал офицер Королевской Гвардии. Он настаивал, чтобы дело не предавали огласке. Депью, наверное.

Я не верила своим ушам. Бедняга Банни по-видимому, что-то напутал.

– Не понимаю, что у отца могло быть общего с королевской Гвардией? Какое им до всего дело?

– Видимо, было немало общего. От Сомса ничего не выудишь, но мне кое-что удалось узнать в другом месте. Ваш отец не платил за отель, деньги наличными и заказ на апартаменты приходили из Лондона. Это объясняет его расточительность в данном случае. Он же не платил из своего кармана.

У меня пересохло во рту. Весь этот разговор о секретной службе, о тайных сделках сверлили мозг.

– Ты хочешь сказать, Банни, что папа был шпион? Я считала, что шпионы все были занудами, похожими на Депью. Теперь в это число попадал мой отец.

– Я не сказал, что он шпион, но и не говорю, что он не был шпионом. Я просто утверждаю, что он не платил за апартаменты, и что Королевская Гвардия проявляла к нему интерес.

– К чему бы им, если он не был шпионом, не понимаю.

– Не больше твоего понимаю и я. Грейсфилд – подходящее место для наблюдений. Дувр просто кишит шпионами, и он всего и нескольких милях севернее.

Однако, можно было ручаться, что Хайт англичан не интересовал.

Разобравшись в этих анатомических дебрях, я согласилась.

– Сомс говорит, что Королевская Гвардия была вне себя от бешенства.

– Подозреваю, что делом занимался сэр Чонси Депью, – заключила я. – Мне он не показался очень сообразительным.

– Скрытный, как устрица, да и умом бог обидел. Они специально подбирают таких серых, чтобы меньше привлекать внимание. Я упомянул о нем и разговоре с Сомсом, но клерк утверждает, что он его не знает, во всяком случае это не он забирал тело в Лондон. Правда, я не очень доверяю Сомсу.

– Надо поговорить с Депью и заставить его объяснить, наконец, что происходит, – авторитетно заявила миссис Ловат и выжидательно посмотрела на Банни.

Смайт согласился пойти вниз и узнать, в какой комнате остановился Депью. Вскоре он вернулся с неутешительным сообщением, что Депью в отеле не зарегистрирован. Он мог остановиться в другом месте или вообще уехать в Лондон.

Непредвиденное осложнение. Хотя можно попытаться написать ему письмо.

– Мне еще не приходилось попадать в такое положение. Не знаю, что делать, – сказала я в отчаянии.

– Может походить по местным гостиницам, поискать его, – предложил Банни.

– Мы навалили на вас столько неприятных обязанностей.

– Для меня это удовольствие, – ответил он игриво и направился к двери, чтобы привести свой план в исполнение. Мы с тетушкой вопросительно переглянулись.

– Чувствую себя так, словно стала героиней дешевого романа, – сказала я.

Тетя не сразу ответила.

– Не верю ни одному слову из того, что здесь наговорили. Гарольд такой же шпион, как я.

– Как вы, тетушка, можете сомневаться? Разве вы не видите, какие странные вещи происходят?

– Не хочу разочаровывать тебя, Хедер, но должна сказать, что в Брайтоне живет миссис Мобли.

– Но я уверена, что она в Ирландии!

– О, да, она ездила в Ирландию и находилась там целый месяц. Но ей там не понравилось – слишком спокойно. Мне все это рассказала миссис Гиббонс, которая слышала от повара брата миссис Мобли. Я не говорила Гарольду о ее приезде, вы понимаете, почему. Но он сам узнал каким-то образом.

– Он ни за что не вернулся бы к ней после того, как она убила маму, – воскликнула я.

– Не будь глупой гусыней, дорогая. Это не имеет никакого отношения к смерти твоей матери. Если он встречался с ней, когда его жена была жива, то после ее смерти у него не было никаких причин воздерживаться от ее общества, ведь он остался один.

– Он не был один, у него были мы.

– И Сноуд, – добавила она со злой усмешкой.

– В выборе «другой женщины» он проявил весьма неизысканный вкус. Значит, она осела в Брайтоне? Так, так.

– Жаль, что она не осталась в Ирландии, как мы думали. Но раз она находится здесь, ничего унизительного, что Гарольд снимал такие шикарные комнаты. Это, наверное, ее идея.

– Но это не объясняет, почему за комнаты расплачивались из Лондона.

– Мы об этом знали только из слов служащего отела. Они нам столько налгали. Может это очередная ложь. Сомс просто пытается замаскировать грязное дело чистыми одеждами, чтобы не шокировать тебя, моя дорогая, – объяснила тетя Ловат.

– Если папа шпионил в пользу своей страны, это вряд ли можно назвать грязным делом, тетушка. Вспомните, что посыльный Королевской Гвардии переправил тело в Лондон.

– Но мы не знаем, на кого он работал – на свою страну или на Францию, – возразила она, не ожидая ответа. Мне было не по себе, когда она так безапелляционно подтвердила, да еще вслух, мои худшие предположения. – Я не утверждаю, что твой отец был виновен. Лично я склонна думать, что он действовал по указке Сноуда.

– Не может быть: Сноуд был предан папе. – Хотя, по правде говоря, до последнего вечера у меня были сильные подозрения на этот счет. После вчерашнего вечера я начала думать о Сноуде иначе. А вдруг он просто сыграл роль, чтобы дезориентировать меня?

– Вижу, что мои слова тебе неприятны. Но не спеши нападать, подумай немного, – продолжала миссис Ловат. – Когда случилось, что интерес Гарольда к голубям начал выходить из-под контроля? Когда появился Сноуд. До этого дело не выходило за рамки обычного хобби. Как только появился Сноуд, у твоего папы не стало отбоя от всяких странных посетителей. Это дело рук Сноуда, так и знай.

– Он говорил, что не знает, с кем папа встречался в Брайтоне!

– Ничего удивительного, глупышка. Неужели ты думаешь, что он сказал бы правду? Теперь, когда папу убили, он естественно пытается сделать вид, что не имел к этому никакого отношения. Как только Сноуд приехал, голуби стали улетать и прилетать в небывалых количествах. Он пользовался почтовыми птицами Гарольда, чтобы посылать сведения во Францию и получать оттуда. Когда посетители приносили голубей, они наверняка доставляли их из Франции, чтобы передать туда сведения. Сноуд следил за побережьем и передавал информацию о том, какие войска и сколько там сосредоточены. Птицы, которых визитеры брали с собой, должны были доставлять запрос, какие сведения нужно собрать.

– Но если папа приезжал в Брайтон только на свидание с миссис Мобли… И почему Королевская Гвардия платила за комнаты? – спросила я, пытаясь найти разумное объяснение тому, что не поддавалось объяснению.

– Мы не знаем, кто платил. Кто-то посылал деньги в запечатанном конверте. Так сказал Сомс. Это могли сделать и французы. Думаешь в Лондоне нет французов? Зачем тогда папа брал голубей и почему его убили? Он всегда говорил, что едет в Лондон.

– Да, но он приезжал в Брайтон. Он узнал, что Мобли здесь. Она, наверное, написала ему. Голуби были только предлогом, чтобы можно было спокойно встречаться с этой женщиной. Он знал, что я не буду мириться, если узнаю, что они видятся. Думаю, что Сноуд мог просто воспользоваться этими поездками в своих целях. Ему были на руку отлучки хозяина, они снимали подозрение с него самого, я говорю о Сноуде. Он мог как-то прятать донесение на теле птиц. Если бы разведка что-то заподозрила, она расправилась бы с твоим отцом, а не с ним.

– Надеюсь, Банни найдет Депью, у меня масса вопросов, которые я хотела бы ему задать, – сказала я, пытаясь определить, удалось ли тете действительно разгадать запутанное дело, или она его запутала еще больше. Депью был единственным человеком, который мог дать ответ, был ли отец шпионом, и на кого он работал.

– Ловлю себя на мысли, что не хочу, чтобы Банни нашел Депью. Да сегодняшний день нас беспокоят только вопросы. Могло быть и хуже.

– Но я бы предпочла получить ответ на свои вопросы, тетушка. Папа, наверное немало удивлялся тому, что с него не брали платы за комнаты.

Миссис Ловат промолчала, но я видела, что она напряженно думает, и ее беспокоит, как глубоко папа был втянут в разведывательную деятельность. Спустя немного, как бы отвечая своим мыслям, она сказала:

– Гарольд всегда имел склонность к риску. Он, бывало, позволял контрабандистам высаживаться в своей бухте. Мама всегда страшно волновалась из-за этого.

А контрабандисты из Франции могли легко связать отца с французской разведкой. Сноуд не был похож на англичанина, в нем было что-то от иностранца. Не в речи, а в лице, цвете кожи. Разве не французской страстностью отдавали его рассуждения о голубях, прошлым вечером? Англичане не способны на такую пышность, они более флегматичны.

Легкий стук в дверь прервал наш разговор. У меня возникло ощущение, что за дверью притаился убийца, готовый ворваться и застрелить нас на месте. Тетя открыла дверь, я узнала приятный голос лорда Фарфилда.

Он непринужденно вошел, изящный, улыбающийся. Взгляд его задержался на мне с видимым удовольствием.

– Надеюсь, не помешал, мэм, – произнес он с изысканным поклоном.

– Нисколько. Пожалуйста, присаживайтесь, милорд.

Он подождал, пока сядет миссис Ловат, только после этого сел сам.

– Мистер Сомс только что сообщил мне ужасную новость о том, что в вещей комнате побывал кто-то в ваше отсутствие. Я пришел убедиться лично, что вы не пострадали, – сказал он. Под этим предлогом он не спускал с меня глаз, предметом его особого волнения оказались мои лодыжки и грудь.

– Мы в полном порядке, – заверила я. – Нас не было в это время, мы обнаружили следы непрошенного гостя только по возвращении.

– Мой лакей отнес ключ вниз сразу после моего ухода. Кто-то его похитил и решил поживиться кошельком или драгоценностями.

– Если такова была цель взломщика, то его ожидало сильное разочарование, – ответила миссис Ловат, делая вид, что верит этой чуши.

Присмотревшись к лорду Фарфилду, я была поражена его благородной осанкой и широкими плечами. Такому джентльмену, да еще принадлежащему к самому высокому кругу, было легко получить информацию, на которую трудно было рассчитывать даме более скромного положении. Я почувствовала непреодолимое желание излить ему все наши беды и попросить защиты и помощи. Может быть где-то в подсознании была надежда, что обычно в подобных ситуациях герой-спаситель делает предложение спасенной леди, но в тот момент я этого не осознавала, и в моем желании не было расчета.

Лорд Фарфилд наклонился ко мне и спросил с участием:

– Вас что-то тревожит, мэм? Вы выглядите волнованной.

Я готова была изложить все детали неприятного эпизода, но тетушка Ловат, угадав мое намерение, меня опередила.

– Мы просто устали, милорд. Поездка была утомительной. Он тотчас же поднялся.

– Как неучтиво с моей стороны беспокоить вас в такое время. Я хотел обсудить один вопрос, но это можно сделать потом.

Я плохо представляла, что именно он желает обсудить, но все же сказала:

– Я совсем не устала, давайте поговорим.

Лорд Фарфилд снова сел и устроился поудобнее в кресле, но тут в дверь постучали.

– Это Смайт, – уверенно заявила тетя Ловат и пошла открывать.

До нас долетел ее глубокий вздох, словно она пыталась подавить возглас удивления, вслед за ним раздался громкий и не очень интеллигентный женский голос.

– Добрый день, миссис Ловат. Я видела вас на Набережной недавно и заметила, что вы вошли в этот отель. Я пришла выразить свои соболезнования по случаю смерти Гарольда.

Лорд Фарфилд не мог скрыть изумления при появлении этой женщины, которая рукой оттеснила миссис Ловат в сторону и вплыла в гостиную, источая аромат довольно вульгарных духов. Это была полная блондинка внушительных пропорций. Ее естественный румянец был обильно дополнен румянами. Одета она была в фиолетовые тона; все от перьев шляпы до туфель и перчаток было фиолетовым. Если этот наряд был рассчитан на полу-траур и предназначался для того, чтобы произвести впечатление тяжкой утраты, то она не достигла цели. Она производила впечатление актрисы из дешевого водевиля, хотя была явно довольна собой.

– Какой удар для вас, мисс Хьюм, – театрально произнесла она, подлетев ко мне. – Подумать только, умереть вдали от дома, при таких странных обстоятельствах. И за что вам послано такое горе?! – Она говорила, не умолкая, и в тоже время с любопытством разглядывала лорда Фарфилда.

Пришлось ее представить.

– Лорд Фарфилд, это наша старая соседка по Хайту, миссис Мобли.

– Вовсе не старая! – попыталась заверить миссис Мобли, игриво ткнув пальцем в его плечо и пытаясь подмигнуть.

Фарфилд, когда она вошла, поднялся с кресла и слушал стоя.

Он галантно поклонился и произнес:

– Мадам, я очарован.

Миссис Мобли шумно опустилась в кресло, суетливо разложив на столе сумочку, зонтик и еще что-то, и обратилась ко мне.

– Вы выяснили причину гибели вашего отца? – властно спросила она с нетерпением заядлой сплетницы.

Я почувствовала на себе испытующий взгляд лорда Фарфилда. Хорошо, что миссис Мобли не знала, что папа застрелили. Такая смерть выглядела вульгарно.

– Мы приехали для этого, миссис Мобли. Хотим выяснить подробности. Но пока нам это не удалось. А как вам нравится Брайтон, как вам живется здесь? – спросила я, пытаясь перевести разговор на другую тему. – Слыхала, что вы были в Ирландии.

– В Ирландии замечательный климат – для картошки, – сказала она. – Я же не могла там долго выдержать. Брайтон мне более нравится, здесь веселее. Время проходит в приятных развлечениях – то принц заезжает, то катаешься в лодке, купаешься в море. Да и визиты вашего папеньки скрашивали одиночество.

Миссис Ловат напряглась, как пружина. Она неестественно выпрямилась, словно ей в позвоночник вставили палку.

– А я и не знала, миссис Мобли, что вы на короткой ноге с принцем-регентом, – съязвила она.

Миссис Мобли громко расхохоталась.

– Господь с вами, миссис Ловат, я с ним даже не знакома, не имела чести быть представленной. Просто хотела сказать, что наблюдать за его пузатыми вельможами, когда они важно расхаживают по городу, очень забавно. Но знайте, я не потеряла еще надежду быть представленной: ходят слухи, что он не равнодушен к зрелым женщинам и не терпит юных девиц. Она окинула костлявую фигуру миссис Ловат презрительным взглядом. – Когда леди достигает нашего возраста, она должна заботиться о том, чтобы не терять в весе. Стоит похудеть на пару фунтов, как это тут же отражается на лице. Так что диету можно не соблюдать.

– Ваше лицо, конечно, не утратило свежести красок и округлости форм, – отпарировала миссис Ловат и многозначительно посмотрела на складки жира, выступавшие под платьем гостьи.

– Герольду это нравилось. Он говорил обычно, что у меня нет лишнего веса, как раз то, что нужно, – она улыбнулась. – Кстати, Гарольд умер от сердечного приступа?

– Да, – ответила миссис Ловат, предостерегая меня взглядом, чтобы я не сказала лишнего.

– Он как-то говорил о сердцебиении, когда мы были… – она смущенно посмотрела на лорда Фарфилда и продолжала – когда мы занимались чем-то, что требовало усилий.

– Его утомляла даже ходьба – заметила миссис Ловат ледяным тоном. – Вы не должны были позволить ему заниматься тем, что требует усилий, миссис Мобли.

– Но его невозможно было остановить, – миссис Мобли рассмеялась счастливым грудным смехом, после чего направила свои двусмысленные реплики в адрес лорда Фарфилда, надеясь получить приглашение в Королевский Павильон. – Я полагаю, вы остановились в Павильоне, где останавливается принц, вы ведь принадлежите к очень знатному роду? – спросила она.

– Я снял номер в этом отеле, – ответил он вежливо.

– Вы здесь по обычному делу? Собираетесь ли вы навестить принца?

– По правде говоря, я здесь по делу.

– Можете навестить меня в любое время, если будет свободный часом. Я живу на Немецкой улице, сразу за Набережной. Маленький уютный домик из красного кирпича. Его легко найти – у ворот клумба желтых нарциссов. Друзья Хьюмов – мои друзья.

Миссис Ловат раскрыла рот от такой наглости и не знала, что возразить.

– Вы очень любезны, – сказал лорд Фарфилд, потрясенный не менее тетушки, и поднялся. – Я знаю, что вы, леди, устали сегодня. Не буду вас больше беспокоить. Если не возражаете, я зайду позднее, чтобы обсудить то дело, о котором я говорил.

– Мы вернемся в номер сразу после обеда, – ответила я.

– С нетерпением буду ждать этого часа. – Он отвесил общий поклон и вышел.

– Новый поклонник, мисс Хьюм? – спросила миссис Мобли.

– С лордом Фарфилдом я познакомилась только сегодня.

– Но ваш отец знал его, – уверенно заявила дама.

– Не думаю.

– Абсолютно уверена. Однажды я видела их вместе, они о чем-то беседовали, как старые знакомые, хотя я не была ему представлена. Как-то они обменялись письмами. Гарольд встречался с разными людьми, часто очень странными. Когда это было, дайте припомнить. Да, это было во время Рождественского визита Гарольда, именно тогда я видела его в обществе его светлости. Мы ходили по магазинам – Гарольд тогда купил для вас маленький золотой медальон, очень тонкой работы, мисс Хьюм. Мы зашли в этот отель выпить чашечку чая. Гарольд извинился, оставил меня и разговаривал с Фарфилдом. Он не назвал тогда его имени, но такие лица не забываются. Удивительно красивое лицо.

Из этого сообщения я заключила, что папа часто бывал в Брайтоне. Миссис Мобли не могла знать о золотом медальоне. Значит, они покупали его вместе, как она и утверждала. Очевидно было и другое – отец все время обманывал нас и ради кого? Ради этого плохо воспитанного вульгарного существа. Оставалось выяснить, каким образом отец познакомился с лордом Фарфилдом.

– А что Гарольд купил вам на Рождество, миссис Мобли? – спросила миссис Ловат резким тоном.

– Не обручальное кольцо, если вас это волнует. Я не собиралась за него замуж, просто не хотела, хотя мы неоднократно обсуждали возможность брака. Он не хотел уезжать из Грейсфилда, а я не желала там жить. – Ее колючий взгляд не оставлял сомнений, чье общество в Грейсфилде ее не устраивало.

– Странно, что папа никогда не говорил о лорде Фарфилде, – сказала я.

– Да, – согласилась миссис Мобли. – С вашим отцом происходило много странного. Не знаю, чем это объяснялось, он говорил, что мне лучше ничего не знать, просто безопаснее. Это была большая тайна. Можно было подумать, что он шпион какой-нибудь, такой таинственностью все обставлялось, – она засмеялась. – Не знаете ли мисс Хьюм, что за дела у него здесь были? Он приезжал сюда добрые полгода, прежде чем я его случайно встретила.

– По делу с голубями, – сказала миссис Ловат.

– Он все еще занимался голубами? Теперь понятно, почему его знакомые выглядели так странно, одержимые какие-то.

– Что вы хотите сказать?

– Ну, по ним видно было, что они договариваются, чьей птице выиграть, чтобы сделать на нее ставки и сорвать куш. Такие сделки совершаются постоянно. Жаль, что он меня не посвятил. Я не азартный игрок, но выиграть несколько фунтов и я бы не отказалась. Правда, его можно извинить, у нас были более интересные темы для бесед. Ну, мне пора бежать. Просто зашла засвидетельствовать свое почтение. Приятно было повидать нас.

Никто не стал ее удерживать.

Она тяжело поднялась с кресла, собрала вещи, разложенные на столе, и я проводила ее до двери, уверяя в глубокой признательности, которую не испытывала.

– Потаскуха! – проворчала миссис Ловат, когда дверь за гостьей закрылась. – Нужно было догадаться, что она явится, раз ей стало известно, что здесь лорд Фарфилд. Боже, что он должен был подумать об этой шлюхе! Спасибо еще, что при нем она не высказывала подозрений о шпионской деятельности Гарольда. – Она вдруг замолчала и издала странный возглас. – Боже праведный, Хедер, а не может быть, что миссис Мобли тоже замешана в шпионаже?

– Если бы и была она болтала бы об этом на каждом перекрестке. А что вы думаете об ее идее насчет сделки с победителем в состязании, тетушка?

– Твой отец был джентльмен, мисс.

– Тогда боюсь, что он был джентльмен-шпион. Вам не показалось подозрительным ее стремление попасть в Королевский Павильон? Вот где можно разжиться ценной информацией!

– Да, возможно, хотя мне лично кажется, что ее больше интересует сам принц, она надеется заполучить его в поклонники. Какое счастье, что Гарольд не женился на ней. Она и на Фарфилда положила глаз, если ты обратила внимание.

Я рассмеялась.

– Для него она несколько старовата.

– И широковата в бедрах.

– Сегодня спрошу, как он познакомился с папой.

– Начинаю думать, что нам следует отказаться от нашей затеи. Ничего мы не узнаем. Да и какая разница? Дело сделано, его уже не вернешь, инцидент исчерпан.

– Не совсем. Если в деле замешан Сноуд, то оно продолжается.

Я подумала, что на миссис Ловат было не похоже, чтобы она забыла о такой важной детали, как Сноуд, ибо, как правило, от ее бдительного внимания не ускользала ни одна мелочь.

– $Мы рассчитаем Сноуда, как только вернемся в Грейсфилд, – ответила она.

Я вдруг поймала себя на том, что не хочу увольнять Сноуда. Вспомнилось его печальное лицо, когда он говорил о папе, как он был тронут подарком. И он был так красив в лунном свете…

Глава шестая

Мы увидели Банни Смайта только за обедом. Он прислал записку, что снял отдельную гостиницу, и пригласил нас пообедать там.

– Заказал вино и решил немного смочить горло, – сказал он, поднявшись нам навстречу. – После такого тяжелого дня вполне созрел, чтобы хорошенько поработать ножом и вилкой. Мечтаю о куске жареного мяса.

Он переоделся к обеду, но во всем христианском мире не найдется сюртука, который на Банни выглядел бы элегантно. Особенно ему не шел черный цвет. У него был врожденный талант собирать на своем костюме всю пыль, волосы и грязь, которые попадались на пути. Его сюртуки всегда напоминали тряпку для пыли. В куртке для загородных прогулок, высоких сапогах и кожаных брюках он смотрелся намного лучше. В вечернем туалете его можно было принять за плакальщика на похоронах простолюдина.

Когда мы расселись за столом и налили по бокалу вина в ожидании баранины, я спросила:

– Удалось нам найти Депью, Банни?

– Его и след простыл, ни в одном из отелей он не останавливался. Конечно, есть и частные дома.

– Не думаю, что сэр Чонси останавливается в частных домах.

– Вполне возможно, если его приезд должен оставаться в секрете.

Мы рассказали Банни, как провели время в его отсутствие, не упустив ни одной подробности. Хотя старались не заострять вопрос о папиной причастности к шпионажу.

– Так вот где бросила якорь миссис Мобли, – сказал он.

– Вам случалось раньше встречаться с лордом Фарфилдом, Банни? Что вам о нем известно? – спросила я. Банни наезжал в Лондон в Сезон увеселений, у него там было много школьных друзей и приятелей по Кембриджу – Банни проучился один семестр.

– Немного необузданный тип, гуляка, щеголь, наследник старого лорда Олбемарля, унаследует его титул и поместья. Одно в Гемпшире, другое где-то на севере. Отец – маркиз. Когда-нибудь Фарфилд будет богат, как Крез, пока что ходит с дырой в кармане, играет на скачках.

– Может он и на голубей ставит, – предположила я. – Не представляю, что еще его могло связывать с папой.

– Никогда не слыхал, чтобы этот денди ставил на голубей, – сказал Банни. – Хотя, раз уж об этом зашел разговор, они сейчас увлекаются поросячьими бегами, собачьими и Бог весть, чем еще. Выколачивают деньги из всего, где можно. Спросите у него сами, вы ведь говорили, что он должен зайти вечером?

– Да, мы ждем его, – не знаю, почему я смутилась.

Банни заметил это.

– Для вас, дорогая, эта птица летает слишком высоко, – в голосе его звучало предостережение. – Высший свет от него без ума. Вращается в самых верхах, даже выше.

Охладить мой интерес к барону Банни не удалось. Как раз наоборот, мне захотелось ближе с ним познакомиться, если можно, даже заинтересовать его своей персоной, хотя теперь он казался еще более недосягаем, чем раньше.

Принесли баранину, мы накинулись на нее с большим аппетитом. Когда подали чай, я сказала:

– Интересно, когда придет лорд Фарфилд. Возможно, он уже идет, надо идти наверх, как можно скорее.

Миссис Ловат поддержала меня. Раньше мы часто сетовали бывало на недостаток хороших молодых людей и Хайте. Мы даже не считали страсть к азартным играм уж очень большим недостатком, при условии, что юноша обладал достаточными средствами, чтобы не делать долгов. Лорд Фарфилд мог рассчитывать, что его отец оплатит счет в случае крайней необходимости.

Мы спешно поднялись в номер, дожевывая на ходу обед. Фарфилда не было. Прошел целый час, прежде чем раздался его легкий стук в дверь. Он вошел в роскошном вечернем туалете, который сидел на нем, как вылитый, словно он родился в этом костюме. Черный наряд, который оживлял только ослепительно белый шелковый галстук, очень шел к его ясным голубым глазам и прекрасному цвету лица.

Пока он раскланивался и произносил принятые в данных случаях любезности, я гадала, где он захочет сесть. Он прошел к дивану и занял место рядом со мной. Я почувствовала, что краснею, но не стану отрицать, что была очень польщена.

– Что же это за дело, которое вы хотели с нами обсудить, лорд Фарфилд? – спросила я, когда обмен любезностями был закончен.

– Он несколько смущенно смотрел на Смайта, но сказал: – Видите ли, я полностью разделяю увлечение вашего папы голубиным спортом. По правде говоря, я приобрел немало денег на своих лошадях – готовил их к скачкам. Голуби столько не дадут, но у вашего отца, как я слышал, есть редкий экземпляр по кличке Цезарь, кажется. Не хочу показаться жестоким, но так как отца уже нет, я хотел узнать, не собираетесь ли вы продать птиц, я был бы не против приобрести Цезаря и Клео, а может быть, и еще несколько штук.

– А, так значит, вы познакомились с папой на почве голубей! – воскликнула я.

– Познакомился? – спросил он удивленно.

– Миссис Мобли говорила, что вы с ним беседовали, как раз здесь, в этом отеле. Она вас видела вместе.

Он нахмурился, как бы вспоминая, затем сказал:

– Да, припоминаю. Однажды, прошлой зимой, я действительно подходил к нему. Я назвался просто любителем голубиных гонок, не называя своего имени, но мистер Хьюм был занят, мы просто обменялись визитными карточками. Ваш папа пообещал связаться со мной, но так и не написал. А мне было неудобно навязываться первому в стране голубеводу.

Было трудно поверить, что лорд Фарфилд может робеть перед кем-либо вообще, но его уважительное отношение к папе и высокое мнение о его успехах мне льстило.

– Я действительно планирую продать всю голубятню, – сказала я. – Но наши голуби тренировались на определенное место, чтобы возвращаться и Грейсфилд. Какая вам от них польза, милорд?

Я вспомнила, что еще не дала Сноуду обещания сохранить голубятню.

Он колебался недолго.

– Для выведения потомства. Было бы непростительно не закрепить достижений мистера Хьюма и позволить его ценнейшим особям вымереть. Думаю, недостатка в покупателях у вас не будет. Сколько вы за них хотите?

– Это лучше меня знает Сноуд. Он смотрит за голубятней.

– Сноуд? – его брови вопросительно поднялись.

– Сноуд это помощник папы. Он помогал готовить птиц к полетам. Очень знающий специалист в этой области. Он одно время работал у герцогини Прескотт из Брэнксэмхолла.

– У герцогини Прескотт, говорите? У нее прекрасные голуби. Удобно ли навестить вас в Грейсфилде после вашего возвращения?

– Будем очень рады видеть вас, милорд, – поспешила я заверить его, не в силах сдержать улыбку радости.

– А этот Сноуд давно у вас? – спросил он.

– Около двух лет.

– Но мы намерены с ним расстаться в ближайшее время, – добавила тетя Ловат.

– Я полагаю, что не раньше, чем вы расстанетесь с голубями, – согласился Фарфилд. – Кто-то должен присматривать за ними, пока они не перейдут к другим хозяевам. Жаль, что работа мистера Хьюма остается незавершенной, не так ли? Как раз когда он вывел новый тип. Потомков Цезаря следует называть именем вашего отца, мисс Хьюм, правильно я думаю? Вам, должно быть, очень тяжело с ними расставаться?

Он, словно эхо, повторил слова Сноуда, и я подумала, правильно ли я поступаю, бросая на произвол судьбы многолетний труд папы.

– Да, очень жаль, – согласилась я. – Но я к сожалению совсем не разбираюсь в этом деле, не сумею заниматься ни их выращиванием, ни тренировкой.

– Тогда зачем вам увольнять Сноуда? Он как раз тот человек, как я понимаю, который может хорошо обучить всем тонкостям этого искусства.

Я почувствовала себя виноватой и ответила неопределенно: – Сноуд сам не останется долго теперь, когда отца не стало.

– Надеюсь, что удастся хотя бы спасти породу Цезаря и Клео. Можете не сомневаться, что порода Хьюма получит должный уход и внимание, если мне посчастливится стать ее обладателем.

Я ни секунды не сомневалась, что Фарфилд станет обладателем. Мне даже захотелось просто подарить ему эту пару голубей. Мы наполнили бокалы, и разговор перешел на более общие темы. Фарфилд сказал, что не очень хорошо знает Хайт, хотя проезжал через город по пути в Дувр.

– У меня в Дувре родственники, – объяснил он.

Он упомянул замок Солтвуд, где встретились убийцы Беккета по пути в Кентербери. Миссис Ловат порекомендовала посетить некоторые старые церкви, и, когда бокалы были осушены, лорд Фарфилд начал прощаться. Я проводила его до двери.

У двери он задержался и спросил, когда мы планируем вернуться в Грейсфилд. Мне так хотелось, чтобы он скорее приехал, что я сказала, что, возможно, мы уедем завтра же.

– Тогда я приеду послезавтра. Буду с нетерпением ждать встречи с вами. – Он взял мою руку, но не пожал, а поднес к губам.

– Жаль, что это будет только через день, а не раньше, – добавил он, явно флиртуя. Меня его галантность и комплименты совсем покорили, а прекрасные синие глаза, казалось, проникли в самую душу.

– Могли бы вы порекомендовать в Хайте приличный отель? – продолжал он. – Возможно придется задержаться на несколько дней.

Взгляд его был так красноречив и очень далек от голубей.

– Надеюсь, вы остановитесь у нас, лорд Фарфилд, – предложила я по долгу вежливости.

– Вы очень любезны, мэм. Сочту за честь. – Он поклонился и вышел.

Мне не хотелось возвращаться в гостиную, я надеялась немного задержаться и побыть наедине со своим маленьким секретом, но миссис Ловат уже звала меня.

– Что он говорил, Хедер? Его прощание слишком затянулось.

– Он спрашивал, где можно остановиться и Хайте.

– Ты должна была пригласить его остановиться в Грейсфилде, девочка! – упрекнула тетушка.

Я не хотела говорить ей, чтобы она не сочла меня нескромной, но теперь оставалось только признаться, что я так и сделала. Мы обменялись многозначительной улыбкой. Женщины хорошо понимают друг друга, когда речь идет о выборе достойной партии.

Смайт неодобрительно покачал головой.

– Какой прыткий! Придется присмотреть за ним, чтобы не разбежался я слишком далеко!

– Его приезд поможет решить вопрос со Сноудом, – удовлетворенно заключила тетушка. – Фарфилд возьмет часть птиц, остальных мы выпустим.

– Я ему разрешила приехать послезавтра, тетя. Это не слишком рано?

– Ваши объявления завтра появятся и газетах, – напомнил Банни.

Я о них совершенно забыла.

– Можно поручить Сомсу пересылать ответы в Грейсфилд, – сказала тетя Ловат. Я приняла эту фразу за одобрение моего поступка и согласие выехать, как можно скорее.

– Что касается меня, я готова ехать, хоть сейчас, – продолжала миссис Ловат. – Теперь мы знаем, чем Гарольд занимался в Брайтоне – устраивал свидания с этой вульгарной потаскушкой. Если даже он и замешан еще в чем-то, я не желаю об этом слышать. Дело закрыто. Выедем завтра утром, а теперь я иду спать. Вы, мистер Смайт, можете остаться, попить чай с Хедер, поговорить. Я не могу пить чай перед сном – потом плохо сплю.

Когда она ушла, я сказала:

– Может, нам следует задержаться. Что-то мне подсказывает, что лишний день не помешает, мы сможем кое-что разузнать.

– Да нет же, она права. Мы узнаем больше, если напишем Депью и потребуем объяснений. А чай…

Я позвонила слуге. Через пятнадцать минут появился официант с подносом, за ним следом вошел сэр Чонси Депью.

В присутствии слуги разговор касался тривиальных вещей. Но как только дверь закрылась, Депью спросил:

– У вас только что был лорд Фарфилд, мисс Хьюм? – казалось он сгорает от нетерпения.

– Как вы узнали?

– Я следил за ним.

– Откуда? – спросил Банни. – Я весь день потратил, разыскивая вас. Вашего имени нет ни в одном отеле.

– Я останавливаюсь в «Норфолке» под именем мистера Мартина, когда бываю с секретной миссией.

– Так и знал! – воскликнул Смайт. – Это пуговицы гвардии принца, я сразу догадался.

Депью взглянул на пуговицы на своем камзоле и досадливо поморщился.

– Какая у вас реакция, мистер Смайт. Мне не следовало надевать это, но другой я облил вином, а больше у меня с собой ничего нет. Вы правы, я принадлежу к Конной Гвардии.

– Почему вы следили за бароном? – спросил Смайт. От волнения у меня сердце готово было выпрыгнуть наружу. Если окажется, что Фарфилд – вражеский агент, жизнь потеряет смысл.

– Он под наблюдением, – ответил Депью загадочно. – Ему не предъявляется никакого обвинения, просто я за ним наблюдаю.

– Он имеет какое-то отношение к смерти моего отца?

– Возможно, никакого. Именно это я пытаюсь выяснить. Мне только известно, что и тот вечер, когда мистер Хьюм был убит, Фарфилд находился в Брайтоне, в этом отеле. Обычно ему бывают нужны деньги, возможно, он решил подзаработать, помогая французам.

– Но в отеле останавливаются десятки людей, – заметила я. – Фарфилд интересуется голубиным спортом. Это его могло привести сюда.

– Они запускают голубей в Брайтоне? – спросил Депью, нахмурюсь.

Ни Смайт, ни я этого не знали и на вопрос не ответили.

– Эти десятки других людей не вернулись в отель и не сняли именно этот номер, – продолжал Депью.

– Вы предполагаете, что он что-то хотел найти? Возможно.

– Почему тело папы переправили в Лондон? Я знаю, что у него были какие-то дела с разведкой, вы можете ничего не скрывать.

– Как вам удалось это установить? – он забеспокоился. – Вы слишком умны для своего возраста. Да, вы правы. Ваш отец оказывал нам кое-какие услуги.

– Понимаю. – Хотя внешне я оставалась спокойна, душа наполнилась ликованием, что удалось убедиться в подозрениях. Я испытала большое облегчение.

– Думаю, что подробности не столь существенны. Вы, как я понимаю, сами догадались, чем он занимался. Так как он был почетным членом Общества Любителей Голубей и регулярно наезжал в Лондон, мы сочли, что вызовет меньше подозрений, если семья будет считать, что он посещает Лондон. Но основная его миссия была в Брайтоне.

– Не лучше ли ему было работать с вами в Лондоне, – спросила я.

– Удобнее, но там он был больше на виду. Лондон кишит иностранной разведкой. А так как у вашего отца… гм-гм в Брайтоне была… – гм… знакомая дама, то это создавало замечательное алиби.

– Кто же оплачивал комнаты? – спросил Смайт.

– Это все делалось по договоренности с Лондоном. Наши люди из высших слоев общества обычно не получает денежного вознаграждения, но в том, что касается дела, мы не жалеем расходов.

– Можно утешаться хотя бы тем, что он послужил своей стране, и неплохо послужил, по-видимому. Даже смерть кажется менее тяжелой потерей.

Депью уловил сомнения в моем тоне и посмотрел так, словно я сошла с ума.

– Не думаете же, вы, что он работал на врага! Господи помилуй, да его представили к рыцарскому званию! Задержка вышла из-за того, что нужен был какой-то легальный предлог. Мы думаем обставить это как награду за новую породу голубей, которую он вывел, но лорд Каселри считал, что повод не совсем веский. Мы не хотим привлекать к его имени излишнее внимание.

– Подумать только, папа – почётный кавалер!

– Возможно, ему было бы пожаловано звание баронета, – Депью с видом знатока кивнул головой. – После окончания войны, конечно, когда его храбрость и заслуги можно было бы предать гласности.

– А можно это сделать посмертно? – спросила я.

Депью немного подумал.

– Я упомяну это лорду Каселри при случае. От него многое зависит.

– Меня смущает одно обстоятельство, – вмешало я Смайт. – В комнате мы не обнаружили никаких следов крови, ни других улик. Где все же был убит мистер Хьюм? Выстрела никто не слышал. Ужасно странно. Сомс передал их версию – упал графин с водой или что-то в этом роде. Сущая абракадабра.

– Это произошло здесь, в этой комнате, – сказал Депью. – Мы сменили ковер и сами подсказали версию о графине с водой.

– Сомс – регистратор, утверждает, что в тот вечер он не работал, сэр Чонси, – сказал Банни с умным видом.

– Естественно, и занимался этим не сам, работник моего ранга не может действовать открыто. Все делали мои подчиненные. Не всегда удовлетворительно, должен признать. Отослать вещи мистера Хьюма домой было непростительной оплошностью. Какой провал! Во так случается иногда, сейчас трудно найти квалифицированных людей.

Банни заинтересовался. – Всегда буду рад оказать помощь, сэр Чонси. Можете мной располагать.

Оставалась еще одна деталь, которую я непременно должна была выяснить. – А известно вам, кто убил моего отца? – спросила я.

Депью сокрушенно покачал головой.

– К сожалению, мисс Хьюм, имени я вам сказать не могу. В Брайтоне десятки шпионов. Французы как-то узнали, что мы используем голубей вашего отца для передачи информации. У нас налажена почтовая связь с пунктами передачи эстафеты между Англией, Испанией и Португалией. Это быстрее, чем пересылать по морю. Их птицы переправляются сюда, а наши – туда на кораблях. Когда нужно послать срочное донесение, их выпускают, и они летят домой. В день смерти мистер Хьюм должен был передать мне донесение, но я его не получил.

– Так вот, что вы ищете! – воскликнул Банни. – Я же говорил, что они что-то ищут, Хедер.

– Где папа держал почту? Если она была спрятана на одной из птиц, то она пропала. Ведь птиц украли.

– Не думаю, что он держал такие вещи при себе. Мы обыскали все, когда обнаружили тело. Комнату осмотрели тщательно. Переправили его карету и багаж и Лондон, там наши эксперты прочесали каждый дюйм. Ничего. Французы вряд ли знали, где он прячет почту. Птиц они, конечно, могли тщательно осмотреть. Так как они выкрали клетки, я, заключая, что на теле донесения они не нашли. В суматохе мы спохватились о голубях не раньше, чем через час. К тому времени его уже могли найти другие. Но мне почему-то кажется, что мистер Хьюм не мог оставить важную депешу в бесхозной клетке и конюшне.

– Значит французы нашли ее на нем, – смазал Смайт. – Жаль. Они прихватили клетки, чтобы дезориентировать вас.

– Похоже на то, – согласился Депью – если только мистер Хьюм не спрятал ее в комнате. Я уже осмотрел здесь все раз десять. Но надежда – последнее, что оставляет человека.

– Мы тоже искали. Хотя мы плохо представляли, что мы ищем, – сказал Банни. – Я нашел только это, – он вынул из кармана перо.

Депью взглянул на перо и повернулся ко мне.

– Нашу комнату сегодня днем обыскивали в наше отсутствие, – сообщила я. – Кто-то взял у отца ключ от номера.

Его глаза загорелись.

– Не мог же это быть Фарфилд?

– За ним я следил весь день. Он мог послать своего человека, конечно.

Депью тут же сменил тему.

– Меня очень беспокоит тот человек, о котором вы говорили, мисс Хьюм. Сноуд. Мы не знали, что у мистера Хьюма есть помощник.

– Да, Сноуд в курсе всего, что происходит на голубятне. Он практически живет там. Трудно представить, что папа получал и посылал донесения без ведома Сноуда.

Депью задумался.

– Это может быть ключ к разгадке, как удалось французам обнаружить вашего отца. Сноуд мог дать им знать или проболтаться. Что вы о нем знаете?

– Он раньше работал у герцогини Прескотт, занимался ее голубями, – сказала я. – Вы предполагаете, что он помогает французам?

– Никогда не обвиняю человека, не имея доказательств, но, с другой стороны, нужно проанализировать все возможности. Должна же быть причина, почему герцогиня уволила его.

– Он говорил, что из-за болезни легких. Врач рекомендовал морской воздух. Можно написать герцогине.

– Я так и сделаю. Сноуда нужно прощупать. Напишу сегодня же.

– Так как вы интересуетесь лордом Фарфилдом, должна сказать, что послезавтра он будет в Грейсфилде, тоже хочет поговорить со Сноудом.

Брови Депью сошлись на переносице, он стал похож на сову.

– Вот оно что! Дело принимает нешуточный оборот. Они, должно быть, работают вместе. Мне тоже придется ехать в Хайт, – сказал он.

– В Грейсфилд?

– Нет, мне нельзя открывать себя, нужно придумать что-нибудь похитрее, на случай, если они знают меня в лицо. Остановлюсь в гостинице, но нам надо установить тесный контакт. Пожалуй лучше, чтобы они знали, что я нахожусь недалеко. Мне нужны глаза и уши в Грейсфилде, чтобы они работали на меня. Посторонних привлекать к работе не стоит. А вы, мисс Хьюм, не могли бы вы помочь мне? Вы могли бы передать записку в гостиницу на имя мистера Мартина, если случится что-то непредвиденное. Например, прилетит голубь с донесением или…

– Если даже прилетит, я не узнаю. Голуби прилетают и улетают целыми днями. Сноуд тренирует их. Они должны работать, чтобы быть и форме.

– Да, трудное положение. Нам обязательно нужно знать, что они делают с полученными записками. Для этого нельзя спускать глаз со Сноуда и Фарфилда. Я расставлю людей, чтобы за ним наблюдали, когда они будут выходить. А уж дома… Вам придется проводить на голубятне большую часть времени. И держать глаза и уши открытыми. Так больше шансов захватить донесение, если оно прибудет.

– Как они их переносят? Как мне узнать, что это?

– В специальных капсулах, прикрепленных к ножке птицы, по всей вероятности. Иногда – на спине. Если увидите что-то подобное, сразу дайте мне знать. И не спускайте с них глаз, следите за их комнатами, будьте так великодушны.

– О, Боже! – вздохнула я. Мысль о том, что надо шпионить за гостем, особенно за таким как лорд Фарфилд, была невыносима.

– Подумайте об отце, мисс Хьюм, – подбодрил он. – Подумайте, наконец, об Англии, – добавил он. Когда незаметный Депью произносил эти слова, в нем появилось что-то очень значительное и благородное.

– Разумеется, – ответила я.

– Я тоже помогу, – вклинился в разговор Банни. – У меня слежка хорошо получается.

– Ваша помощь тоже пригодится. Любая помощь бесценна, – Депью улыбнулся, одобрив порыв Смайта.

– Что нам предстоит искать? – спросила я.

– Все, что вызывает подозрение: донесение, написанное по-французски или по-испански. Маленькую черную книжечку. И еще, мэм, нельзя ли не посвящать в наш план вашу тетушку? Чем меньше людей знают, тем лучше. Естественно, что все нужно хранить в глубокой тайне. Пожилые дамы склонны к излишней болтливости. Одно неосторожное слово может стоить сотен жизней.

Тетушка не отличалась болтливостью, но я согласилась, что лучше ей не знать. Мне льстило, что меня привлекли к такому ответственному заданию. В какой-то степени от меня зависела судьба Англии. Нужно было обсудить еще одну деталь.

– Дело в том, сэр Чонси, что тетушка решила уволить Сноуда, как только мы вернемся в Грейсфилд. Видите ли, мы думали избавиться от голубятни сразу по приезде.

– Обязательно отговорите ее! Мне нужен Сноуд там, где он будет в поле зрения. Воли он переедет, одному Господу известно, куда он направится, и сколько вреда натворит. Он не должен чувствовать, что его подозревают. Ведите себя самым естественным образом.

– Мне не приходилось с ним часто контактировать.

– И не меняйте ничего. Грейсфилд принадлежит вам, он не сможет возражать, если вы захотите заняться своей собственной голубятней и проводить там какое-то время, не кланяясь ему в ножки.

По правде говоря, я опасалась не его возражений, а того, что он заподозрит меня в особом интересе к своей персоне и решит направить на меня свои опасные любовные стрелы, если я зачащу в его владения. Между нами было определенное влечение, и мои частые визиты могут ввести его в заблуждение.

– Если он заерепенится, я помогу привести его в чувство, – сказал Банни.

– Да, вам придется проводить в Грейсфилде много времени. Но как объяснить все эти перемены тетушке, ума не приложу.

Депью смутился.

– Разве вы не хозяйка дома теперь, когда ваш отец умер, мисс Хьюм? Вам и вводить новые правила. А вашей тете придется подчиниться или поискать другое место.

– Да-а-а, – произнесла я неуверенно. – Но тетя Ловат мне как вторая мать, я не могу обидеть ее.

– Это займет не много времени, – сказал Депью. – Мне понадобится не больше двух дней, чтобы понять ситуацию. После этого вы все объясните тетушке. Ввиду важности предприятия, другого варианта я не вижу.

Вы, конечно, правы. И, если, когда все будет кончено, вы, сэр Чонси, сочтете нужным прислать нового человека, который займется голубятней, я не буду против того, чтобы правительство и дальше пользовалось Грейсфилдом в интересах страны.

– Отлично, просто отлично, моя дорогая! – воскликнул он и отечески потрепал меня по руке.

Депью ушел очень довольный. Когда за ним закрылась дверь, мы с Банни долго смотрели друг на друга, не в силах выразить словами то, что свалилось на нас.

– Мы шпионы! – наконец завизжал он и от радости подбросил вверх подушку с дивана.

– Тише! Тетя услышит! – зашипела я. – Сами помните, что нужно молчать. О чем бы вы не говорила с тетушкой, этого вопроса даже не касайтесь.

Никогда не представляла себе шпиона, менее похожего на Банни Смайта, если не считать мисс Хьюм.

Глава седьмая

Тетушка крепко спала, когда я вошла в спальню. Коробочка со снотворными таблетками на ее тумбочке свидетельствовала о том, что придется подождать до утра с той частью новостей, которые я собиралась ей рассказать. Я забралась под одеяло. Ее мерное дыхание так контрастировало с моим учащенным сердцебиением. Я была так возбуждена своим новым положением, что на время забыла о его причине – смерти папы. Но смерть героя, защищающего страну, совсем не тоже самое, что позорная смерть от пули в спину. Такую героическую смерть я принимала. Если бы мне суждено было так умереть, я считала бы, что жила не напрасно. Размышляя так, я долго не могла уснуть.

Как только тетя Ловат проснулась на следующее утро, я поведала ей новость.

– Это не Депью заходил вчера? Мне кажется, я слышала его голос, когда засыпала, – спросила тетушка, откинув стеганое одеяло.

– Да, он был, тетя. Вы можете не волноваться. Папа работал на сэра Чонси.

Она сначала побелела, как полотно, потом залилась краской.

– Слава Богу! Я молилась в душе, чтобы он не оказался предателем. Так переживала, что не могла заснуть без таблеток. Голова раскалывалась на части!

Это была необычная для тетушки головная боль, обычно ее мигрени ограничивались висками. Только в минуты особого волнения, она распространялась в другие участки мозга. Она тут же потребовала подробности, которые я ей с удовольствием сообщила, пока мы одевались.

Она внимательно слушала, потом сказала:

– Гарольд провел нас как глупых ягнят, Хедер. Подумать только, он часто делал комплименты по поводу моей проницательности, говорил, что от моего взгляда ничто не может укрыться, что я способна перехитрить самого дьявола!

Я почувствовала, что с такими талантами мне трудно букет утаить от нее секреты, но она не умолкала.

– Думаю, он мог бы довериться нам. Я была права насчет Сноуда. Мы рассчитаем этого шакала, как только приедем. Я никогда не понимала, что его удерживает в такой дыре, как Грейсфилд, после жизни в замке герцога.

Вот где начинались трудности. Депью настаивает, чтобы Сноуда оставили. Тетушка горит желанием от него избавиться. Я же должна лавировать меж двух огней. Нужно было соблюдать предельную осторожность.

– Вы забываете, тетя, что лорд Фарфилд приедет завтра специально, чтобы поговорить со Сноудом. Мы не можем его уволить, пока не определим всех голубей в надежные руки. Лорд Фарфилд особенно подчеркивал, что это очень ценные птицы.

– Совершенно правильно. Нужно будет предупредить Фарфилда, чтобы он был поосторожнее со Сноудом.

– Господь с вами, зачем? Какое отношение имеет Фарфилд к разведке? Давайте постараемся, чтобы он остался доволен визитом, и не будем пугать его французскими шпионами, которые притаились под одной крышей с ним.

Было тяжело и горько подозревать моего кумира – прекрасного лорда Фарфилда, но, возможно, он совсем ни в чем не виноват. Депью не утверждал наверняка, что барон в чем-то замешан.

– Да, конечно, гостя мы не обидим. Вот за голубятней придется присматривать. От Веллингтона может придти донесение, когда Сноуд окажется там один. Это может оказаться фатальным для войны.

Я не ожидала этой добровольной помощи от миссис Ловат, но полностью поддержала ее идею не оставлять голубятню без наблюдения.

– Банни нам не откажется помочь, – уверила я ее. – А если Сноуд отлучится, мы сможем установить за ним слежку. На случай, если он захочет кому-то передать информацию.

– Где твоя сообразительность, Хедер? – бросила тетя резко. – Неужели ты не понимаешь, что он не понесет донесение сам, он пошлет его с голубем.

– Я и не подумала об этой возможности! – При этом я вспомнила, что и Депью такая мысль не приходила в голову. Меня оправдывала неопытность, а его? Нужно предупредить его о новом осложнении.

Когда мы были готовы, чтобы спуститься к завтраку, я под предлогом необходимости поднять спущенную на чулке петлю, задержалась, уговорив тетю идти без меня.

Быстро написав записку на имя мистера Мартина в гостинице «Норфолк», я отправила ее со слугой. В записке я отметила необходимость следить за Сноудом без перерывов и попросила приставить к голубятне круглосуточное наблюдение в лице человека, которого можно выдать за нанятого мной помощника Сноуда. Сноуду это, конечно, не понравится, но я была готова напомнить ему в случае необходимости, кому принадлежит голубятня, и кто платит ему деньги.

Когда я вошла в гостиную, Банни и миссис Ловат сидели рядом и о чем-то шептались. Увидев меня, тетушка радостно сообщила: – Банни согласился провести несколько дней в Грейсфилде, Хедер. Мы думаем, так будет лучше для всех.

– А что вы скажете дома, Банни? – спросила я, сделав вид, что удивлена такому решению.

– Не бойтесь, Хедер, я не собираюсь говорить им правду. Моим сестрицам нельзя доверять. Придумаю что-нибудь, например, что хочу купить голубей. Они окосеют. Ничего не поделаешь. Мама ненавидит птиц. Никогда не понимал, как это ваша мама мирилась с ними, весь дом загадили. Скажу, что пока не буду забирать их, оставлю в Грейсфилде. Будет отличный предлог.

Идея была абсолютно абсурдной. Банни никогда т проявлял ни малейшего интереса к голубям, но так как я нуждалась в его помощи, решила промолчать.

– Три джентльмена в доме, – сказала я, улыбнувшись при мысли о столь необычной ситуации.

– Три? – переспросила тетушка. – А кто третий?

– Лорд Фарфилд, Банни и Сноуд.

– Как ты можешь называть этого негодяя джентльменом?! – возмутилась она.

– Я имела в вицу, что будет трое мужчин, вот и все, – поправила я оплошность и начала разливать кофе.

Сразу после завтрака мы упаковали вещи и выехали в Хайт. Сомс обещал переправлять всю почту, которая придет на наше имя. Мы заехали только посмотреть на Королевский Павильон, несколько отклонившись от маршрута, так как невозможно было отказать тетушке в удовольствии полюбоваться святыней, раз уж она оказалась в Брайтоне. Здание и в самом деле великолепно, напоминает Восточный дворец во всей сверхъестественной красоте и таинственности, с минаретами и стройными куполами в форме луковиц. Подъезжая к Павильону, всегда питаешь надежду увидеть самого принца. В этот раз счастье нам улыбнулось.

Принц восседал верхом на своем прекрасном скакуне, но держался в седле неровно, съехал как-то набок и производил самое неблагопристойное впечатление. Тетя Ловат даже отвернулась с отвращением.

– Какой удар, – произнесла она.

– Какое потрясение, как земля держится после такого зрелища? – вторил ей Банни, усмехаясь в рукав.

Наследника престола сопровождала элегантная дама с огромными перьями на шляпе. Мы решили, что это графиня де-Ливьен, что каким-то образом извиняло неуклюжее положение сиятельного всадника в седле. За исключением этого комичного происшествия поездка домой прошла без особых приключений.

К четырем часам дня мы были в Грейсфилде.

Я уже упоминала, что голубятня располагалась на галерее верхнего этажа дома. Теперь позволю себе остановиться на других архитектурных особенностях здания. Оно расположено на вершине невысокой скалы и фасадом выходит на море. Скала полого спускается к морскому берегу, по ней удобно сбегать к морю, что я часто делаю. Грейсфилд – древнее каменное сооружение, вытянутое высоко к небу и сужающееся постепенно, переходя в остроконечный пик, к которому прикреплен флюгер. Да верхнем этаже, где живет Сноуд, только две комнаты. Они отданы ему в полное распоряжение, там его царство.

Когда смотришь на дом издали, он напоминает заколдованный замок, где обитают злые духи. Такое впечатление, по крайней мере, он производит на меня. Он обильно снабжен сторожевыми башенками, шпилями и другими атрибутами построек периода романтизма. Но мне он напоминает замки, заколдованные злыми силами, по причине своего мрачного вида. Любая из готических героинь миссис Редклиф, чувствовала бы себя здесь, как дома. Небо над домом редко бывает ясным и еще реже голубым. Даже в хорошую погоду оно сохраняет беловатый оттенок, но, как правило, бывает зловеще темным. Старые деревья, растущие поблизости, согнуты и искорежены морскими ветрами и солеными брызгами с океана. Во время штормов ветер злобно завывает, море пенится бешеными волнами, взмывающими до вершины скалы.

Само здание крепкое и надежно укрывает от любой непогоды. Я обожаю слушать шторм в неприступной безопасности его уютных комнат.

У дома есть еще одна необычная особенность – у него два фасада. Мои предки, которые его строили, постарались придать тому фасаду, который выходит на море и виден далеко с палуб прибывающих в гавань кораблей. Это сделано было, по-видимому, по заказу мужской половины дома. Женскую же часть семьи больше заботило, какой вид здание имеет со стороны суши, и какое впечатление производит на приезжающих в экипажах гостей и тех, кто проезжает мимо по большой дороге. Так получилось, что дом имеет два изящных фасада, две двойные двери с молоточками оригинального рисунка, и две менее парадные стороны, тоже снабженные дверьми. Озабоченная в данное время вопросами безопасности, я подумала, что четыре выхода – или входа – несколько многовато. Депью об этом тоже не подумал. Если бы визитеры с французской стороны захотели проникнуть в дом, они могли остаться незамеченными. Я начинаю понимать, что Депью вовсе не тот маг, за которого мы его принимали, и решила, что к нему тоже не мешает присмотреться.

– Первое, что мы сделаем, это выпьем по чашечке чая, – заявила тетя Ловат, как только мы вышли из кареты у главного входа со стороны дороги – это была северная сторона. – Не хотите ли присоединиться, мистер Смайт?

Ей и не нужно было спрашивать: уехать, когда подают чай, было не в его натуре. В холле нас встретила миссис Гиббонс, седая великанша, которая официально считалась экономкой, хотя все важные решения по хозяйственной части принимала миссис Ловат.

– Слава Богу, что вы, наконец, приехали! – облегченно вздохнула миссис Гиббонс. Мне казалось, что она готова упасть на колени и вознести молитву Богу за его великодушие. У нее вытянулось лицо, и произносила слова она с такой силой, что нас охватывала тревога.

– Что случилось? – спросила миссис Ловат тоном, не допускающим промедления.

– Взломщики! Воры! Кто-то проник в дом прошлой ночью и перевернул вверх дном кабинет мистера Хьюма. Все книги были сброшены с полок. Спасибо Сноуду, он помог поставить все на место, он знает, что где стоит. Он только что поднялся к себе.

Без лишних слов мы бросились в кабинет. Сноуд выполнил работу так тщательно, что нельзя было догадаться, что там кто-то побывал и учинил беспорядок.

– Как вошел этот вор? – спросила я.

– Дверь с восточной стороны была взломана. Тамм починил ее, как мог. – Тамм официально выполнял обязанности дворецкого, но у него были золотые руки, и ему поручалось всякая другая работа.

– Кто-нибудь видел человека?

– Нет, мэм. Мы даже не догадывались, что кто-то посторонний побывал здесь. Мэри хотела вытереть пыль в кабинете и обнаружила всю эту кашу. Я приглашала констебля из Хайта, мисс. Он наводит справки.

– Спасибо, миссис Гиббонс. Я проверю, что украдено.

– Сноуд говорит, из кабинета ничего не пропало. Это тоже очень странно. Вор мог забрать серебро, ведь столовая недалеко, но он ничего не тронул, я проверила. Даше чайные ложки все на месте, слава Богу.

Конечно, ему не нужны были чайные ложки, ничего не нужно было, кроме информации. Не думаю, что он мог искать донесение, полученное папой, оно вряд ли было в кабинете. Вероятнее, он искал план получения и отсылки донесений.

Миссис Ловат поспешила вниз, осмотреть восточную дверь. Банни остался со мной. Это был первый удобный момент за весь день, когда можно было поговорить без риска быть услышанными, и я рассказала о записке, посланной Депью, и о своих волнениях по поводу лишних дверей.

– На ночь можно закрывать двери на засовы, – сказал он. Если приставить к двери стул, я услышу, если кто-то проникнет и начнет его отодвигать. Буду спать внизу и прислушаюсь.

– У вас есть ружье, Банни?

– Дома есть.

– У папы есть пистолет в нижнем ящике письменного стола. Я его передам вам. – Я прошла в кабинет и выдвинула нижний ящик. Пистолет исчез. Кровь ударила в голову, не знаю, был ли то гнев или страх. Была надежда, что миссис Гиббонс взяла пистолет после набега.

– Какой пистолет? – спросила она в ужасе, когда я задала ей вопрос. – Я даже не знала, что у мистера Хьюма был пистолет. Зачем он ему был нужен?

Она все еще что-то бормотала, когда мы с Банни снова пошли в кабинет.

– Думаю, теперь понятно, что искал вор, – сказала я.

– Как он мог знать, где лежит пистолет и что он вообще есть? – удивился Банни.

– Посторонний не знал, конечно, но Сноуд знает кабинет, как свои пять пальцев.

– Но он мог без шума забрать его и все.

– Он знает, что я в курсе насчет оружия. Нужно было логичное объяснение, на случай, если я обнаружу пропажу. Так что весь разгром, учиненный в кабинете, не больше, чем инсценировка, а пистолет он прикарманил, конечно.

Главное обстоятельство, беспокоившее меня, я, однако, постаралась замолчать. Это было подозрение, что Сноуд собирается убить кого-то, или готовится к другой опасной операции. Иначе зачем ему пистолет? Невольно вспомнились пробитые пулей вещи отца и кровь на рубашке.

Банни согласился с моим объяснением.

– Давайте я сбегаю в гостиницу и оставлю записку мистеру Мартину.

– Он не сказал, в какой гостинице остановится, – еще один промах Депью, выдававший не профессионала, а любителя.

– Уайт Харт, – сказал Банни уверенно.

– Он называл ее?

– Нет, интуиция. Все там останавливаются.

В Хайте было много хороших гостиниц, которые вполне процветали, так что у меня были сильные сомнения в правильности интуиции кузена, хотя, надо отдать ему должное, он сведущ в образе поведения людей из высоких кругов. Пожалуй, это единственное знание, которое он усвоил, проучившись семестр в Кембридже.

– Если мне быстро запрягут коня, я к чаю вернусь. Хорошо, что оставил его здесь, – с этими словами он вышел.

Я села в папино кресло и стала думать, что делать. Так как мне било приказано наблюдать за голубятней, я решила, что происшествие в кабинете – отличный предлог, чтобы подняться к Сноуду. Только я собралась поднять себя с кресла, как раздался легкий стук в дверь, и вошел Сноуд.

По случаю визита в низлежащие апартаменты дома, он надел галстук и сюртук. В полумраке его вполне можно было принять за джентльмена. Но даже при яркам освещении ему нельзя было отказать в привлекательности. Да, его красота была не английского типа: со смуглой кожей и горящими черными глазами, он был похож скорее на француза южных районов Франции, где мужчины славятся красотой. Увидев, что я на него смотрю, он прошел ближе к столу.

– Слышали новость? – спросил он.

Я почувствовала, что он боится, что я его подозреваю.

Быстро прикинув, какой тактики с ним нужно держаться, я ответила:

– Да, миссис Гиббонс рассказала. Очень странное ограбление – ничего не взято.

– Ограбление?! – удивился он. – Думаю это было не просто ограбление.

– Да? А как вы это называете, Сноуд? – спросила я, изобразив простушку.

Он прикусил губу, словно пожалев, что сболтнул лишнее.

– Вообще-то вы правы, мисс Хьюм. Но миссис Гиббонс говорит, что серебро не пропало. Единственное, что взяли, это пистолет вашего отца.

Какого черта он мне об этом сказал? Может быть, этой уловкой пытался отвести от себя подозрения?

– В самом деле? – спросила я. – Где папа держал его?

– В этом ящике, – он подошел и нагнулся, чтобы открыть ящик. Волосы его почти касались меня. От меня не укрылось, что волосы его были густые блестящие, иссиня черные, как воронье крыло. Он поднял глаза, и я по-новому увидела их великолепную завораживавшую глубину. Они были темно-карими, кофейного цвета, обрамленные густыми длинными ресницами, которым могла позавидовать любая женщина.

– Странно, откуда вор знал, где лежит пистолет?

– Большинство мужчин держат пистолет в рабочем кабинете, как мне кажется.

– Надеюсь, он не собирается разрядить его в нас.

Его губы сложились в мягкую улыбку, блеснули ослепительно белые зубы.

– Здесь есть я, чтобы защитить вас, – сказал он галантно.

Я почувствовала себя как мышь, доверившая свою охрану кошке. Он выпрямился и принял снова деловую позу. Сердце мое забилось медленнее. Он доложил, что порядок в кабинете восстановлен, ничего больше не пропало. Я его почти не слушала. Я старалась убедить себя, что если судить объективно, Сноуд не хуже меня. Он был французом – а то, что он был не англичанином, было очевидно – ведущим разведку в пользу Франции. Я – англичанка, – шпионила в пользу Англии. В этом мы были на равных. Я подумала также, что вряд ли французы поручили столь важное задание человеку низкого происхождения. Возможно, Сноуд из хорошей семьи, не дворянин, конечно, но… Революция, кстати, сделала дворянское сословие не модным. Те, кому удалось бежать в Англию, не станут оказывать услуги Бонапарту. Я решила, что он джентльмен. В душе моей не было презрения к человеку, который проявлял мужество и патриотизм. Мне оставалось лишь сожалеть, что мы были поставлены судьбой по разные стороны баррикад.

Тут я вспомнила, что Сноуд не мог бежать из Франции, потому что два года он жил в замке Брэнксэмхолл и работал у герцогини. Романтическая картина, которую я нарисовала в своем воображении со Сноудом в роли главного героя, не удалась. Он не был благородным французом. Кто же он? Простой английский слуга, тщеславный, желающий составить состояние, чтобы жить независимо? И чтобы достичь своей цели, он не выбирает средства. Если платит враг, он будет помогать врагу, организует убийство хозяина, все, что угодно.

– Как вы съездили в Брайтон? – спросил он.

Не успела я ответить, как появилась тетушка Ловат.

– Чай готов, Хедер! – сказала она и, увидев Сноуда, взвилась на дыбы, как дикая лошадь. Я молила Бога, чтобы она не сказала какую-нибудь грубость. Но она промолчала. Я поняла, что она не поручилась бы за себя, если бы начала говорить.

– Договорим позже, Сноуд, – сказала я и пошла за тетушкой.

Глава восьмая

На своем прекрасном скакуне чистых кровей, подгоняемый желанием успеть ко вкусному чаю, Банни справился очень быстро и вернулся, когда мы сидели за столом, и чай еще не остыл. При тетушке мы воздерживались от разговора на важную тему, но, когда она ушла, я спросила, удалось ли ему разыскать Депью.

– Мистер Мартин зарегистрирован в «Уайт карт». – Банни угадал правильно, какой отель выберет сэр Чонси. – В номере я его не застал, но оставил записку, что меня можно найти в вашем доме.

– Прекрасно. Интересно, как он свяжется с нами.

– Надо договориться о тайнике, где можно будет оставлять записки. Я знаю одну старую, разбитую молнией сосну, она вполне подойдет.

Я вряд ли сделала бы лучший выбор. Сосна находилась в старом парке. Гроза ее искорежила, молнией сорвало верхушку, остался только ствол, на котором чудом уцелела единственная ветка, до которой можно было дотянуться рукой. Дерева не было видно из дома, но дойти до него было легко. Банни решил предложить Депью при встрече использовать дерево в качестве тайника. Я, в свою очередь, поведала ему о разговоре со Сноудом и о том, что позднее поднимусь на голубятню, чтобы этот разговор продолжить.

– Я пойду с вами, – предложил Банни без колебаний.

– У вас есть дело поважнее, Банни, – возразила я. У вас есть дома оружие?

– Целая стена увешана. Раз уж заговорили об этом, то у вашего отца – не меньше.

– Да нет же, я имела в виду пистолет. Что-то, что можно спрятать на себе. Придется съездить домой и взять его. Да и мама необходимо предупредить, что вы останетесь у нас. До обеда можно вполне успеть. Да, лучше сделать это сейчас, а то упреков не оберешься. И чистое белье не мешает привезти.

Он поскакал домой, и я отправилась наверх, придумывая на ходу, что сказать Сноуду. Никаких намеков на секретную деятельность отца я не должна была себе позволить. Это значило, что мне нужно было либо изобразить отчаяние по поводу бессмысленного убийства папа, либо разыграть вариант с миссис Мобли и другим любовником. Однако мне не хотелось оскорблять память отца посмертным скандалом, так что я избрала первую версию о безосновательной гибели.

Со Сноудом нужно было проявлять особую бдительность и держать глаза и уши открытыми. Теперь, когда он был на подозрении, была возможность увидеть то, что раньше не замечалось.

На голубятне ничего не изменилось за эти два дня, насколько можно судить с первого взгляда. Сноуд еще не переоделся, был в сюртуке и галстуке, которые совсем не вязались с голубятней, и с его занятием – он чистил пол. Услышав, как скрипнула дверь, он оторвался от работы.

– Готовлю помещение к вашему приему, – сказал он, подняв вверх метлу. Он был смущен, что я застала его за грязной работой. Но, с другой стороны, подметать полы входило в его повседневные обязанности.

Он отставил метлу и подошел ко мне.

– Вы собирались рассказать, как прошла поездка в Брайтон, – напомнил он.

Удобства для беседы на голубятне были примитивного свойства: два табурета, да кухонный стол, потерявшие цвет от времени и сырости, сидеть было неуютно. Я предпочла разговаривать, прохаживаясь по галерее.

– Все оказалось не так просто, Сноуд. Везде мы наталкивались на завесу таинственности, происходили очень странные вещи. Начать хотя бы с того, что в полиции даже не знали о случившемся. Естественно, что ничем нам помочь они не могли.

– Где нашли тело – в отеле или где-нибудь в глухой аллее?

Я подумала и решила, что лучше не впутывать отель. Для большей убедительности я придумала точное место. – На рыбном рынке. Он, наверное, собирался привезти нам свежую рыбу.

Сноуд напряженно слушал.

– Значит, его убили в Брайтоне.

Слишком поздно я спохватилась, что нужно было, чтобы это случилось в Лондоне. Выхода не было. Я вынуждена была признать факт.

– Он не покупал рыбу. Скорее у него там была встреча, так как он не думал возвращаться до следующего дня. Он не стал бы покупать рыбу накануне. В какое время это произошло? Как я понимаю, вечером?

– Да, тело было обнаружено часов в семь.

– Полицейский объяснил, почему его перевезли в Лондон?

– Нет.

– Но он должен был хоть как-то это объяснить, – настаивал Сноуд. Вопросы он ставил очень искусно.

– Да, он говорил, что они решили, что он из Лондона, так как при нем не оказалось документов. Подумали, что заехал навестить друзей.

– Но вместе с телом они вернули его бумажник, он всегда держал в нем визитные карточки.

– Должно быть, бумажник остался и гостинице.

– Он не выходил без бумажника. И если полиции было известно, где он остановился, то им должно было быть известно также, кто он такой. Здесь что-то не чисто.

Меня начинало раздражать любопытство Сноуда, и я перешла на более резкий тон.

– Полицейский, с которым мы говорили, был не совсем в курсе. Тот, который дежурил в тот вечер, вчера не работал, хотя оставил отчет. На основании этого отчета нам и дали информацию.

– Вы собираетесь оставить это так? – спросил он, начиная злиться. – Вашего отца убили, а вы побыли полдня и уехали, даже не поговорив с полицейским, который нашел тело?

– Мы дали объявления в газеты. Если будет информация, нам ее передадут. Чего вы ждете от меня? Он мертв. Буду я копаться в этом деле или нет, его уже не вернешь.

– О, боже, если бы на месте вашего был мой отец, я бы не пожалел сил, чтобы найти убийцу и свести с ним счеты.

– Но это был не ваш отец, а мой. Если бы нам удалось обнаружить улики, можете не сомневаться, я бы довела дело до конца. Я бы не остановилась ни перед чем, чтобы отомстить обидчику. Меня утешает одно – убийство было случайным. Какой-то бандит это сделал и исчез в ночи, не оставив следа.

– Его убили в спину? И не забрали часы и бумажник? Не думал, что вы настолько легковерны или так мало озабочены случившимся.

Его горячность поразила меня, а обвинения разозлили.

– Вы забываетесь, Сноуд. Я сама знаю, как я переживаю смерть собственного отца. Это не ваше дело.

– Но кто-то должен об этом побеспокоиться. Через минуту вы мне сообщите, что решили выпустить всех голубей или пристрелить их. Это тоже не мое дело?

– Конечно, не ваше, – ответила я язвительно. – Завтра приедет лорд Фарфилд, он хочет отобрать несколько птиц для своей коллекции. Его особенно интересуют Цезарь и Клео, как производители. Кстати, где Цезарь?

Его черные глаза гневно вспыхнули.

– Понимаю. Так это из-за щеголя Фарфилда вы забыли об отце?

С перекладины слетел голубь, заинтересовавшийся нашей беседой, и сел к Сноуду на плечо. Тот смахнул птицу нетерпеливым жестом. Я обратила внимание на металлическое кольцо на лапке, к такому кольцу удобно прикрепить записку. Однако беседа не прерывалась.

– Вы слишком много себе позволяете, сэр! Не забывайте, что вы мой работник. Если хотите им оставаться, ведите себя подобающим образом.

Видно было, что внутри Сноуд весь кипит, но он сумел подавить гнев и смирить гордость и извинился. Я поняла, что он не хочет расставаться с голубятней.

– Прошу прощения, вы совершенно правы, мисс Хьюм. Я забыл свое место, поддался переживаниям. – В его глазах был немой укор мне за то, что я недостаточно переживаю смерть папа.

Я совсем расстроилась, что дала ему повод плохо думать обо мне, даже злилась на себя за это, так как его мнение мне было не безразлично.

– Лорд Фарфилд должен быть здесь завтра. Он захочет, видимо, познакомиться с голубятней, с тем, чем вы здесь занимаетесь. Он очень интересуется работами папы. Надеюсь на вас, Сноуд. Покажите ему, пожалуйста, все, что он хочет посмотреть. Я только посмотрю, все ли и порядке.

Это был просто предлог, нужно было осмотреть помещение, хотя я плохо представляла себе, что ожидала найти там. Если это он украл пистолет, вряд ли, он спрятал его в птичьем гнезде. Сноуд вызвался меня сопровождать, спрятав свое недовольство под маской учтивости, и сделал он это для того, чтобы не дать мне возможности что-либо обнаружить.

Голубятня представляла собой ряды деревянных коробок – ячеек, каждый ряд располагался поверх другого. Все сооружение напоминало стеллажи для книг с небольшими отделениями. Птицы, выводившие птенцов, соорудили в них непрезентабельные на вид гнезда из соломы и травы, и сидели в них на яйцах. Сноуд приподнял одного голубя, чтобы показать мне, как выглядят два голубиные яичка, что не понравилось родителю, и он агрессивно налетел на обидчика, подобно лебедю, защищающему свое потомство. Я в страхе отпрянула.

– Ей не понравилось наше вторжение, – заметила я.

– Вообще-то это он, а не она. Я вам говорил, что в дневное время инкубируют самцы. В этот период они очень ранимы, – объяснил Сноуд.

Остальные птицы уже вывели птенцов, и у меня была возможность посмотреть, как они их выкармливают. Один птенец засунул голову в рот родителю и сам наполовину туда влез, было впечатление, что взрослая особь сейчас его проглотит заживо. Сноуд, однако, заверил, что такова обычная процедура кормления: птенец достает голубиное молоко прямо из зоба отца или матери.

В дальнем конце голубятни происходили волнения. Группа голубей, около дюжины, ходили нахохлившись, не по кругу, но как бы изучая друг друга. Они издавали низкие трудные звуки, громче, чем обычно. Некоторые угрожающе взмахивали крыльями, другие – нападали и яростно клевали противников. Можно было бы принять это за брачный ритуал, если бы не гневный вид птиц и не то, как они ожесточенно оборонялись.

– Это война за место под солнцем? – спросила я. – На голубятне стало тесно? – Что-то подобное можно было наблюдать во дворе, когда куры дерутся за жизненное пространство.

Сноуд усмехнулся моей неосведомленности.

– Странно, что дочь фермера не может отличить брачные игры птиц от их агрессивного поведения…

– Как-то не подумала об этом, а интересно, почему так много женских особей отвергают ухаживания кавалеров?

– Разве это так уж необычно? – спросил он, лукаво усмехнувшись.

Я бросила на него ледяной взгляд, чтобы напомнить о необходимости соблюдения приличий.

– На самом деле те, которых вы считаете женскими особями, являются самцами, – объяснил он. – Голуби отличаются от других птиц тем, что мужские особи не носят отличительной окраски, поэтому практически невозможно отличить самца от самки. Они сами узнают это методом проб и ошибок, приходится изрядно поклевать друг друга, прежде чем они находят себе пару. Когда наблюдаешь, как птица робко уклоняется от наступления собрата и делает при этом равнодушный вид, словно ее ничуть не волнуют его ухаживания, это наверняка она. Самцы более прямолинейны, они налетают на ухажера мужского пола, клюют его больно, и он оставляет их в покое.

Мне эти объяснения показались излишне пространными, я стала смотреть в сторону моря.

– Люди воспринимают брачные игры животных как что-то личное, испытывая при виде их неловкость, – сказал Сноуд задумчиво. – А это просто такой же естественный процесс, как ходьба или еда, смущаться здесь нечем.

Хотя я была не согласна, что еда и брачный ритуал – вещи одного порядка, мне не хотелось показаться ханжой. Я окинула птиц, занимающихся этим делом, нарочито равнодушным взглядом. Один самец нашел подругу и собирался, к моему ужасу, исполнить свой мужской долг. Я поспешила отвернуться и направилась и противоположный конец галереи. Сноуд не пошел за мной, а остался и внимательно наблюдал за парой.

Я не вытерпела:

– Полагаю, что в такие минуты даже птицы хотят побыть без свидетелей, – резко бросила я.

– Мне нужно это видеть.

– Но зачем?

– Я должен знать, кого Королева примет в мужья, – сказал он, как бы извиняясь. – Это ценные птицы. Мне кажется – да. О, Господи, она выбрала Альфонса. Вот это сюрприз. Я был уверен, что это будет Капитан. Он ухаживал за ней целую неделю.

– Если они выбирают партнера на всю жизнь, вы и так скоро узнали бы, кто это.

– Я должен записать число и время случки, у вашего отца этот учет был очень хорошо поставлен, он строжайше регистрировал эти данные. Я планирую продолжать делать то же самое. Посмотрите на Капитана, бедняга еле плетется от горя, измена Королевы ранила его в самое сердце.

Я не стала рассматривать, что происходит в той стороне.

– Капитан лучше Альфонса во всех отношениях. Он, наконец, заставил себя подойти ко мне, – пристрастия дам не поддаются разумному объяснению. Когда, вы говорите, приезжает лорд Фарфилд?

Я недовольно посмотрела на него и подумала, что он не случайно вспомнил Фарфилда в этот момент, это видно было по его глазам.

– Завтра, – ответила я, делая вид, что не понимаю тайного смысла вопроса. Здесь, кажется, все в порядке. Не забудьте прислать счет за корм для птиц, о котором вы упоминали позавчера.

– Да, это было в тот вечер, когда мы впервые… стали друзьями, – сказал он, запнувшись на последних словах. Я снова бросила на него отрезвляющий взгляд. – Сегодня вечером принесу счет в ваш кабинет, мисс Хьюм.

– Меня там не будет сегодня вечером, но можете оставить его на столе.

– Но на несколько минут зайти в кабинет вам ведь не трудно. Например, где-то в половине девятого, – он умоляюще смотрел на меня.

– Я буду не одна вечером, у меня будут друзья.

– Но Фарфилд приезжает завтра, так вы сказали?

– Именно так, но здесь будет мистер Смайт, он поживет у нас несколько дней.

– Какая-то особая причина?

Это было не его дело, но мне не хотелось возбуждать излишнее любопытство, поэтому я объяснила:

– После кражи тетушка считает, что лучше, если в доме ночью будет мужчина помоложе Тамма.

– Но у вас есть мужчина помоложе в доме, мисс Хьюм. Я буду счастлив спать внизу, если вам так кажется спокойнее.

Во время этой тирады лицо его сохраняло абсолютную серьезность.

– Спасибо за предложение, Сноуд. Вы очень добры, но пока нет необходимости.

Он дернул себя за прядь мелодраматическим жестом и тряхнул волосами.

– Вашим визитом, ваше высочество, вы оказали мне большую честь. Надеюсь видеть вас снова. – Ухмылка сменилась мягкой улыбкой, и он добавил: – В скором времени… и часто.

– Думаю, в этом нет большой необходимости, – сказала я величественно, но тут же пожалела об этом, ибо долг заставлял меня бывать на галерее часто и подолгу. Надо сказать, что эта обязанность не была в тягость. Что касается Сноуда, то он очень умело флиртовал. Я подумала, что леди может позволить себе легкий флирт с привлекательным слугой без ущемления достоинства.

Я поднялась к себе и комнату проверить, все ли распаковано и разложено по местам. Разговор со Сноудом не выходил из головы. «Этот повеса лорд Фарфилд», – так он сказал. Откуда он знает Фарфилда? Прав ли Депью, подозревая лорда Фарфилда? Может ли быть, что Сноуд и он работают вместе? Вспомнилось кольцо на лапке голубя, но записки на нем не было.

Мне не пришел в голову один естественный вопрос, я все еще оставалась наивным ребенком. Цезаря не было ни на дереве, ни в гнезде с Клео. позавчера его не было тоже. Но я почему-то об этом в тот день совсем не думала. Меня больше волновало шутливое ухаживание Сноуда.

Глава девятая

До конца того дня ничего особенно интересного не произошло. Банни вернулся с пистолетом. Мы распорядились, чтобы ему соорудили походную постель в кабинете папа, он спрятал пистолет под подушкой, чтобы был под рукой в случае ночного вторжения. Затем наведался наверх посмотреть, чем занимается Сноуд и, спустившись, передал мне, что этот молодой человек держится очень бдительно, задает уйму вопросов, но он, Банни, постарался ни на один не дать вразумительного ответа.

Я не поднялась больше на голубятню в тот день, и в восемь тридцать не пришла в кабинет. Мы с Банни занялись изучением прессы, посвященной положению за пределами страны, не столько для шпионской деятельности, сколько из интереса. Мы выяснили, что после поражения в Москве год тому назад, Наполеон отозвал войска с Пиренейского полуострова. Четыре отряда французских войск вели боевые действия против испанского ополчения в Бискайе и Наварре. Веллингтон вывел войска из Португалии. Французы отходили к Эбру.

Предполагалось, что Наполеон пошлет в Испанию еще войска. Банни сделал вывод, что англичане, по всей видимости, атакуют французов до их вступления в Испанию. Оба вместе мы пришли к единодушному заключению, что наши голуби используются для передачи ценной информации о подготовке наступления.

– Герцогу предстоит отогнать французов за Пиренеи и, черт меня побери, если я ему не помогу, – воскликнул Банни возбужденно. Мне пришлось предупредить его взглядом, чтобы не забывал об осторожности.

– Как вы мыслите это сделать? – заинтересованно спросила тетушка, и, к счастью, продолжала, не дожидаясь ответа:

– Чем вызван ваш внезапный интерес к военным событиям?

Я быстро перехватила инициативу, прежде чем Банни не наговорил лишнего.

– Как чем? Естественно делами папа, – сказала я, предпочитая говорить правду там, где это грозило осложнениями.

– Я так и думала, – она удовлетворенно кивнула. – Когда дело касается тех, кого мы любим, все кажется очень значительным.

Немного позднее Банни объявил, что идет на галерею покурить со Сноудом, при этом он многозначительно подмигнул мне, хотя я и не поняла, что он имеет и виду. Когда он снова спустился в гостиную, и нам удалось улучить несколько минут наедине, он признался, что хотел обыскать комнаты Сноуда.

– Держит свои двери на замке, вам не кажется это подозрительным? Как раздобыть ключ?

Мы поискали в кабинете, но не нашли.

– Подождем, пока Сноуд отлучится из дома. Ему придется когда-нибудь отвозить голубей для тренировки.

Однако ночью вряд ли можно было ожидать, что он этим займется. В тот вечер мы рано легли спать и на следующее утро рано встали, чтобы подготовиться к приезду лорда Фарфилда. Весь дом был перевернут с ног на голову, слуги старательно начищали мебель, мели ковры, посыпав их предварительно испитыми чайными листьями, чтобы было меньше пыли. Я приглядывала за работой и отдавала распоряжения – надо было расставить цветы и вазы. Банни достал бутылочку отличного шерри из погребка, и еще кларет, на случай, если гость предпочитает красное вино. Банни еще раз съездил в Хайт и, наконец, ему удалось поговорить с Депью. Я спросила:

– Говорил он что-нибудь о записке, которую я ему послала в Брайтоне? Меня беспокоит, не посылает ли Сноуд донесения с птицами?

– Он не получил вашей записки.

– Но я же послала ее на адрес его гостиницы в Брайтоне. Ее могли перехватить французы. Должна сказать, что за Депью пристально наблюдают.

– Вполне возможно. И за нами тоже. Можно не сомневаться.

Мы обменялись многозначительными взглядами и с опаской огляделись, не подслушивает ли кто-нибудь.

– Боюсь, Банни, что Депью имеет весьма смутное представление о том, как действуют спортивные голуби. Сноуд, наверняка, спокойно шлет свои донесения, пока мы тут прохлаждаемся. Мне нужно встретиться с Депью.

– Он сказал, что сам с нами свяжется. Описал ему эту чертову сосну в парке.

Мы тут же отправились в парк, но ничего не нашли. На случай, если не удастся поговорить с Депью, я оставила в расщелине сосны описание, как работают голуби. Затем мы повернули к дому.

– Депью говорит, что он убежден, что Фарфилд имеет отношение к вражеской разведке, делает это ради денег, что он здесь, имею в виду Депью, то есть Мартин. Имя Депью вообще не должно упоминаться, только мистер Мартин, на случай если кто-нибудь подслушивает.

– Очень интересно, не так ли? – спросила я и оглядела парк, чтобы убедиться, что Депью расставил своих людей, как обещал. Если и так, то я их не заметила, наверное, это были квалифицированные люди. От этой мысли стало легче на сердце. Это было ни с чем несравнимое чувство, оно наполняло душу ликованием, словно ощущение влюбленности. Движения стали легче, одухотвореннее.

– Чертовски интересно, – ответил Банни и по блеску его глаз я поняла, что он чувствует то же самое.

– Герои, в некотором роде.

– Возможно, когда война закончится, вам присвоят титул баронета, Банни. Сэр Горацио Смайт.

– Им придется и вас сделать баронессой, – э-э, баронессой. – А может быть и почетной Дамой Королевства, – размечталась я. – Дама Хедер Хьюм – красиво звучит, не правда ли? – Воображала. Вас тоже окрестят мечом, как рыцаря? – Не знаю. Надеюсь, они не больно ударяют при посвящении. – Нас даже могут пригласить в Королевский Павильон. Тете Ловат это понравится.

Полет нашей фантазии был прерван стуком подков, донесшимся с дороги. Взглянув вниз, мы увидели элегантную черную карету с ромбовидной фигурой на двери. Позади ехала двуколка, за ней следовала отличная лошадь под седлом.

– Фарфилд, – сказал Банни. – Какого черта он тащит целый выезд, словно собирается оставаться здесь не меньше месяца. Посмотрите только, сколько он взял с собой слуг, вам придется всех кормить! Два кучера, лакей, наверняка, едет с ним. Фарфилд известный денди. Трудно поверить, что он еще и шпион. Слишком много внимания уделяет своим нарядам. У него кровь, наверное, тоже другого цвета, – добавил он, но без зависти разглядывая, породистую лошадь, которая резво бежала за каретами, вдыхая раздувающимися ноздрями дорожную пыль.

– Я бы не против погарцевать на ней. – Давайте лучше поспешим, чтобы встретить его.

Мы быстро добежали до дома, нырнули в боковую дверь и побежали к северному фасаду, к «дорожной двери», как мы ее называли. Тамм уже широко распахнул ворота, кортеж Фарфилда торжественно въехал, мелодично позванивая бубенцами упряжек. Конюх в ливрее выпрыгнул из кареты и распахнул дверцу для хозяина. Мысленно я добавила еще одного человека к списку слуг, которых надо будет кормить. Вторая голова, видневшаяся в карете, принадлежала лакею.

Лорд Фарфилд, выйдя из кареты, поднес к глазам монокль и с интересом разглядывал здание. Он был великолепен. Было приятно угодить ему, и росло убеждение, что хлопоты были не напрасны. Он снял напудренный завитой парик. Золотистые волосы сияли в слабых лучах солнца, пробивавшихся сквозь тучи. Широкие плечи, песочного цвета элегантные брюки, хессианские ботинки – все было последним криком моды.

Я заметила, с каким неудовольствием Банни посмотрел на свои сельского покроя бриджи и высокие сапоги. В это время Фарфилд закончил осмотр и направился к дому, непринужденно отдавая через плечо какие-то распоряжения конюху, оставшемуся около упряжки. Тетушка Ловат подбежала ко мне, задыхаясь.

– Вот он, – воскликнула она. – Боже! Сколько карет и слуг.

Но в ее голосе не было отчаяния, ее переполнял восторг, она восхищалась такой щедрой демонстрацией богатства и изобилия. Когда Фарфилд заметил, что у входа собралась целая приемная комиссия, он улыбнулся одной из своих самых обольстительных улыбок. Золотая головка склонилась, и он произнес:

– Мисс Хьюм. Я присела в реверансе. – Мы счастливы видеть вас в Грейсфилде, милорд. Он переступил через порог. – Я не менее счастлив быть здесь, мэм. Очень необычный дом, интереснейшая архитектура. С нетерпением буду ждать возможности ознакомиться с ним подробнее. Тетя Ловат и Банни приблизились поприветствовать гостя, одна – книксеном, другой – пожатием руки. Обменявшись положенными по ритуалу формами вежливости, мы пригласили гостя в салон выпить чашечку чая. Тамму было поручено позаботиться о слугах и чемоданах и предупредить нашего конюха, чтобы он запасся овсом и сеном в достаточном количестве. Мне приходилось постоянно напоминать себе, что человек, которого я угощаю нежнейшей бараньей вырезкой и изысканными пирожками, возможно шпион и враг моего отечества. Глядя на него, казалось невероятным, что он может быть замешан в таком неблаговидном занятии. Синие глаза светились детской чистотой, весь его облик был светел и благороден.

– Какой интересный дом, – несколько раз повторил он. – Похож на сказочный замок. Здесь водятся призраки?

– Нет, призраков у нас не было и нет, даже секретного хода нет, – призналась я.

– Но, несомненно, дом обладает богатой историей, по меньшей мере. Так удобно расположен для контрабанды спиртных напитков. Жаль, что у моего отца нет дома у моря. Все наши имения прочно окружены сушей. Замок в Хемпшире, охотничьи угодья в Коттсуолдз и поместье, которое дядя Юстас оставил нам в Шотландии, – все это скучнейшие кучи камня. А Лондонский дом – просто бесплатный отель для родственников.

– Жаль, – посочувствовал Банни без тени сарказма.

– Но обратите внимание, у нас в замке есть потайная пещера, – произнес Фарфилд с детской запальчивостью. – Там на стене я нацарапал послание, чтобы подурачить Элджернона – это мой младший брат. Он служит капитаном в Королевской Гвардии, – добавил он с гордостью.

Предположить, что лорд, имеющий брата в разведвойсках, мог быть иностранным шпионом, было просто неразумно. Сноуд, наверное, хочет устранить его, как он убрал с дороги папу.

– Какое послание? – спросил Банни.

– Я написал «Прощай жестокий мир. Я не виноват в преступлениях, которые мне приписывает коварный маркиз Олбермарль». Это титул отца, вернее, один из титулов. Он им пользуется чаще других.

– Какое преступление? – опять спросил Банни.

Фарфилд заморгал обескураженный.

– Никакого, это просто шутка, – объяснил он.

Банни произнес:

– А-а, – и натянуто улыбнулся.

Тетя Ловат сказала:

– К сожалению, мы не сможем предложить вам большой развлекательной программы, лорд Фарфилд, вы ведь знаете, у нас траур.

– Если бы не траур, меня бы здесь не было.

Он нахмурился, недовольный этой двусмысленной фразой, и добавил:

– Я хочу сказать, что голуби не подлежали бы продаже, если бы мистер Хьюм был жив.

Наступило молчание. Затем с поклоном в мою сторону Фарфилд продолжал:

– Буду развлекаться голубями, мне этого достаточно.

Его вопрошающий взгляд, в котором сквозило восхищение, казалось включал и меня в его представлении о развлечении, связанном с голубями. Когда чаепитие окончилось, я предложила Фарфилду подняться на голубятню. Он с радостью согласился. От нетерпения он вскочил с места. Я тоже встала, чтобы проводить его.

– Не стоит беспокоиться, мисс Хьюм, – сказал он. – Какой-нибудь слуга…

Он обвел взглядом салон, но слуг не было. У нас их было не так много, чтобы использовать во время чаепития.

– Сюда, пожалуйста, – сказала я, он пошел за мной.

– Может быть, мне пойти с вами? – предложил Банни. Я предполагала раньше, что он должен пойти, но попросить его об услуге значило бы выразить недоверие Фарфилду. поэтому я промолчала.

– Я позабочусь о безопасности мисс Хьюм во время подъема по лестнице, – заверил лорд Фарфилд и взял меня за локоть. Я дала ему понять, что нужно повернуть направо.

– Меня всегда интриговали эти старинные дома, – сказал он, когда мы поднимались по лестнице. Это был не явный комплимент, но я признательно улыбнулась и продолжала подниматься.

– Не кажется ли вам, что подъем очень высокий? – спросил он, когда мы дошли до четвертого этажа.

– Это здесь, милорд.

Он уже с трудом дышал. Я решила рассказать ему о выдающихся событиях, связанных с домом.

– В этой комнате останавливался Чарльз Фокс, – слазала я.

– На этаже, предназначенном для слуг!?

– В наших местах был матч по боксу. Он приехал неожиданно, все комнаты уже были заняты. Он сказал, что его устроят два стула у камина.

– Кто участвовал в матче? – спросил он.

Мне показалось, что более глубокого интереса к знаменитому Фоксу у лорда Фарфилда не было. Видимо, этот молодой человек относился к той категории, которые поражали воображение при поверхностном знакомстве, но теряли обаяние при более длительном общении. Мне он уже казался недостаточно глубоким.

– Одного из них звали Тин Ман.

– Клянусь Богом, я хотел бы посмотреть матч.

Наконец, мы дошли до голубятни. Фарфилд пыхтел, как заведенный мотор, меня это удивило. Мне казалось, что такой безупречно сложенный человек должен быть в лучшей форме. Когда мы вошли, Сноуд сидел на одном из плетенных стульев и курил. Он поспешил нам навстречу. Его работодатель, то есть я, такой чести не удостаивалась.

– Лорд Фарфилд, это…

Сноуд сжал руку Фарфилда в крепком рукопожатии.

– Сноуд. Я ухаживаю за голубями.

– Это лорд Фарфилд, – представила я гостя с неудовольствием. Мне претило его стремление лебезить перед знатью.

– Мне кажется, я вас знаю, – сказал Фарфилд, рассматривая Сноуда с интересом.

– Думаю, мы встречались в Брэнксэм Холл три года тому назад, Ваша Светлость. Очень мило, что вы запомнили.

– Конечно! Брэнксэм Холл. У герцога были состязания лошадей в упряжках.

– И вы победили. Вы прекрасно правите лошадьми, ваша Светлость. Я помогал с упряжками и с лошадьми тоже.

Этот день в памяти Сноуда, видно, запечатлелся глубже, чем у Фарфилда, последний не мог припомнить детали, как ни старался.

– Вы правили Билдебабом, карета с арабской позолотой, – напомнил Сноуд.

– Мне хотелось бы, Сноуд, чтобы вы показали лорду Фарфилду голубей, – прервала я их воспоминания.

Он вежливо поклонился.

– С большим удовольствием, ваша Светлость.

Он взял Фарфилда за руку и повел вдоль рядов гнезд. Я не пошла за ними, потому что хотела посмотреть, что Сноуд читал с таким интересом. Представьте мое удивление, когда я увидела томик стихотворений Байрона. Однако вскоре я обнаружила нечто более подозрительное. Из книги торчал уголок листа бумаги и рядом лежало перо. Нужно было посмотреть, что он написал. Убедившись, что Сноуд не смотрит в мою сторону, я взяла книгу. В это время он повернулся и – как мне показалось, угрожающе посмотрел на меня. Я положила книгу на место. Не было сомнений, что он писал донесение. К счастью, Фарфилд отвлек Сноуда вопросом, и мне удалось незаметно вытащить листок. Пройдя в другой угол голубятни, я прочитала то, что на листе было написано. Меня ожидало новое потрясение. Это было любовное стихотворение, посвященное леди. Оно называлось «Голубка». Я прочла:

У моей голубки серые очи,

У моей голубки нежная поступь,

К ней я привязан невидимой нитью,

Нитью любви, и нитью, в ясный день,

И при свете луны.

Я не могу признаться ей в своей любви,

Я слишком горд, я одинок,

Любовь мне не сулит ни радости, ни счастья.

От удивления я оцепенела. Возможно ли, что это закодированное сообщение? Или это то, чем кажется – выражение любви к сероглазой даме. В любом случае нужно было положить лист на место, прежде чем Сноуд обнаружит, что я его прочитала. Мне удалось это сделать, пока мужчины рассматривали одно из гнезд в дальнем углу. Затем я подошла к ним.

– Что делают самцы, пока самки сидят на яйцах? – спрашивал Фарфилд.

– Они держатся поблизости, – ответил Сноуд.

Я вспомнила, как он объяснял мне, что днем яйца высиживают самцы. Почему он не сказал это Фарфилду? И что еще более странно, почему Фарфилд не знает этого, если он выдает себя за любителя голубей? Несколько позже Фарфилд выразил удивление, что во многих гнездах лежало по два яйца. Два блестящих белых яйца были нормой. Он выдал свое глубокое невежество, и непосвященность его была большая, чем я предполагала.

– Мисс Хьюм уже давно этому не удивляется, для нее это привычное дело, – сказал Сноуд.

– Не осмеливаюсь вас задерживать, мэм, если вас ждут дела, мы справимся сами.

Мне не хотелось разрешать ему так бесцеремонно избавляться от меня, и я сказала:

– Лорда Фарфилда особенно интересуют Цезарь и Клео. Где они? В последнее время я не вижу ни одного, ни другого.

– Клео сидит на дереве и ждет Цезаря, он должен скоро вернуться, – ответил он.

На дереве действительно сидела птица, может быть и в самом деле Клео. Она была почти целиком белого цвета с легким рыжеватым оттенком на грудке. Ее бабушка по материнской линии происходила из Америки и относилась к породе пассажирских голубей. Пелетье приобрел эту пару из-за их большого размера. У основания клюва у Клео висел основательных размеров мускулистый зоб, что тоже была весьма ценной особенностью. Он был темнее, чем можно было ожидать, Почти черный. То, что она по-хозяйски расположилась на дереве, подтверждало, что это подруга Цезаря. Другая птица не осмелилась бы на подобную дерзость – у Цезаря был крутой нрав. Однако на днях Сноуд говорил, что Клео высиживает птенцов, и что Цезарь ее не оставляет надолго.

– А где же Цезарь? – спросила я.

– Ему надоело здесь толкаться, он полетел на разминку, – ответил Сноуд.

– Пока вы не ушли, мэм, мне хотелось бы кое-что обсудить с вами, Видите ли, поскольку вашего отца нет здесь, мне не мешало бы иметь помощника, одному трудно за всем усмотреть. Птиц нужно тренировать, для этого их нужно регулярно отвозить за многие километры. Кто-то должен оставаться в это время на голубятне, или оставаться буду я, но тогда другой человек должен их обучать.

– Я был бы счастлив оказать помощь, – обрадовался я Фарфилд.

– Но вы же через несколько дней уедете, милорд, – возразил Сноуд.

– Если вы отберете птиц, я распоряжусь, чтобы лакей их отвез, – предложила я. – Вам только надо будет определить место, куда их отвезти.

– Было бы лучше, если бы у меня был постоянный подручный, один постоянный человек, которого я смог бы обучить основам дела.

Мне было неудобно проявлять излишнюю скупость в присутствии Фарфилда, пришлось, хоть и с неохотой, дать ему разрешение взять в помощники парнишку из дворовой прислуги и пользоваться коляской. Весь этот разговор меня страшно утомил, но интерес к голубям лорда Фарфилда казался неиссякаемым. Прошел почти час, наконец, я заметила в парке Банни и ушла с галереи. Когда я добралась до парка, Банни возвращался со стороны расщепленной сосны. Я бросилась ему навстречу.

– Записка от Депью – э-э, Мартина, – сообщил он взволнованно. Он придет сегодня в парк, вечером, в одиннадцать, сюда к сосне.

– Отлично! У меня для него много новостей. Во-первых, я хочу его уверить, что Фарфилд – не тот, за кого себя выдает. Во-вторых, у меня есть подозрение, что Сноуд сочиняет зашифрованные послания.

– Они у вас есть?

– Я видела одно мельком. Он шифрует сообщение в виде любовного стихотворения, которое, думаю, мне удалось запомнить – оно короткое. Мы прошли в кабинет, и я записала несколько строчек, они четко вырисовывались в памяти.

– Похоже на лирическое послание, – заметил Банни.

– Чертовски красиво написано.

– Не будьте дураком, Банни. Это информация, предназначенная французам. Что бы она значила? Он упоминает лунный свет, это может означать время нападения, или передислокацию войск, или еще что-нибудь в этом роде.

– А что, по-вашему, может значить признание в одиночестве, гордости?

– Похоже на Наполеона.

– Он далеко не одинок, всегда окружен свитой. Скорее похоже на Бога.

– Мы предложили мистеру Мартину расшифровать это, – сказала я и спрятала листок в карман.

– Мне бы хотелось пойти с вами.

– Ваша задача не менее важна, Банни. Вы среди нас единственный член семьи мужского пола, поэтому вам придется взять на себя Фарфилда. Чтобы он не вздумал пойти за мной и все испортить. Мы с вами одна команда.

– Разрази меня гром! Как приятно сознавать, что наконец-то делаешь настоящее дело. Иногда мне страшно хочется, чтобы об этом все знали.

– Вы с ума сошли! Ни словом, ни взглядом нельзя выдать себя!

– Нем, как могила. На этой патетической ноте мы расстались. Я просмотрела дневную почту. На наши объявления в Брайтонских газетах не пришло ни одного ответа. Да я их и не ждала.

Глава десятая

Угощение, приготовленное нашим поваром, удалось на славу. В остальном, обед в обществе барона почти не отличался от обеда в компании местного викария или просто соседа. Джентльмены, как обычно, монополизировали беседу. Должна сказать, что дамы высшего света знают немало удачных способов, как перевести разговор с лошадей на более общий предмет, но ни миссис Ловат, ни я таким умением не отличались.

– Отличную гнедую лошадку вы привезли с собой, лорд Фарфилд, – заметил Банни.

– Купил за бесценок у Олванли. У него есть одна охотничья, рано или поздно она тоже будет моей.

– Я вам скажу, где можно приобрести прекрасную лошадь для охоты, и тоже почти даром. В Хайте есть одна, у Сингера, он ее хочет продать. Родилась и выросла и Ирландии. Великолепный скакун, несется, как ветер, может перепрыгнуть через любую ограду. И для верховой езды очень подойдет – хорошо ориентируется на местности.

– Не можете ли познакомить меня с Сингером?

– С удовольствием.

– А как здесь места, годятся для верховой езды?

– Хедер любит прогуливаться верхом, – сказала миссис Ловат, чтобы включить меня в беседу.

Фарфилд вежливо улыбнулся, но чувствовалось, что с нетерпением ждет ответа Банни. Так прошло время, пока подавали первое и второе блюда и забирали посуду. Мне хотелось, чтобы джентльмены поскорее уединились за бокалом вина, не терпелось заглянуть в комнату Фарфилда.

Наконец момент наступил, мы с тетушкой удалились в гостиную.

– Какой приятный мужчина лорд Фарфилд, – сказала тетушка.

– Да, интересный внешне, – согласился я.

– И богат! Подумать только, сколько домов унаследует!

– И пещеру, – добавила я хитро, желая подразнить тетю. – Но согласитесь, тетя, он не очень привлекательный собеседник.

– Подумаешь! При чем здесь это? Главное, что ты можешь в один прекрасный день стать баронессой, и маркизой, одной из законодательниц светской жизни в Лондоне. Тебя всегда влекли светские приемы.

Чтобы улизнуть по своим делам, не вызывая подозрений, я сказала:

– Раз так, я, пожалуй, начну готовиться к этой роли сейчас же – поднимусь наверх, займусь своим туалетом.

– Как жаль, что мы в трауре и не можем создать более оживленную обстановку для лорда Фарфилда. Как думаешь, Хедер, не будет ли яркая шаль выглядеть слишком непочтительно? Черное тебе не идет.

Я была одета в свое единственное приличное траурное платье.

– Можно сказать, что у меня нет черной шали.

– Но на тебе черная шаль сейчас.

– Да, но Фарфилд наверняка не обратил внимания.

– Ты права. Такое впечатление, что женщины не вызывают у него большого интереса, – согласилась тетушка.

Однако в Брайтоне он поцеловал мне руку, заглядывая в глаза. Куда девалась его галантность? Или все было рассчитано на приглашение в Грейсфилд?

– Возможно, он пригласит к себе Банни. Они, кажется, нашли общий язык.

Поднимаясь в свою комнату, я осведомилась у Тамма, накормили ли слуг Фарфилда.

– Они очень уютно устроились в кухне, мисс Хьюм, обедают и весело болтают.

Я поспешила в Золотые апартаменты», дверь оказалась не заперта, я вошла и тихо закрыла ее за собой. Было еще не очень темно, я не стала зажигать свет. Фарфилд привез столько нарядов и туалетных принадлежностей, что поиски были крайне затруднены. Туалетный столик был завален с полдюжины галстуков, которые он, видно, примерял, но они его чем-то не устроили, множество щеток, расчесок, рожков для обуви, здесь же лежало маленькое дамское зеркало – и зачем только оно ему понадобилось?

Туалетная вода, бритвенные принадлежности, щипчики и пилочка для ногтей. Чемодан был плотно забит сюртуками, брюками, бальными туфлями, ботинками, сапогами и там же сверху красовались роскошные шелковые тапочки. Я быстро пошарила в карманах одежды, где также обнаружила множество всяких замысловатых предметов, включая солидную сумму денег – целый увесистый мешочек с гинеями и шиллингами. Вот так затруднительное положение, подумала я. Несколько раз рука нащупывала бумагу, но это были разные пригласительные и один пригласительный билет от некоей Эсмеральды, которая писала название места с массой орфографических ошибок, и в конце заверяла адресата в своей верной любви, тоже с ошибками. Я решила, что это кокотка. Ничего не обнаружив под кроватью, матрацем и подушкой, я в отчаянии заглянула во все туфли и тапочки, ящики комода и стола в обеих комнатах и в конце поисков заключила, что, если лорд Фарфилд и располагает какими-либо уликами, он держит их при себе. Этот вывод привел к решению, что надо заставить его под любым предлогом снять одежду. Бедняге предстояло быть облитым вином или чаем, прежде чем он отправится спать. Я поспешила выйти из комнат и побежала к себе, чтобы сменить шаль. Надев вместо черной шали розовую с голубым легкую накидку, я вернулась в гостиную. Там я убедилась, что спешить было незачем, Банни прекрасно справлялся с возложенной на него задачей. Прошло добрые полчаса, прежде чем джентльмены присоединились к нам. Если Фарфилд и заметил мою новую шаль, он не показал виду, что повергло тетю Ловат в странное беспокойство. Так как по провинциальным обычаям обед подается раньше, чем в столице, нам предстояло чем-то заполнить долгий вечер. И придумать, как развлечь гостя.

Тетушка Ловат всем развлечениям предпочитала одно – карты на четверых. Иногда она была не против перекинуться на двоих, но ее настоящей страстью был вист. Она не садилась за карты со дня смерти папа и очень скучала без партнеров.

– Думаю, дома мы можем позволить посидеть за карточным столиком вчетвером, даже несмотря на траур, – произнесла она, наблюдая искоса за реакцией Фарфилда.

– Шиллинг за очко. Так как участвуют дамы, я не предлагаю значительной суммы.

Для нас шиллинг за очко была вполне значительная сумма. Обычно мы играли на пенсы.

– Мы здесь делаем мелкие ставки, – сказал Банни.

– Пенсы.

– А.

Мизерные размеры ставок, однако, не охладили пыла Фарфилда ни на йоту. Он даже не стал дожидаться слуги, а сам помог Банни разложить зеленый ломберный стол и придвинуть стулья. Не успели мы занять места, как Банни подбросил нам ложку дегтя.

– Мне нужно бежать, господа. Желаю удачной игры.

– Как бежать?! Но, мистер Смайт, вы нужны нам как четвертый участник!

– Извините, ради бога. Дело в том, что сегодня состоится заседание Приходского Совета, не могу пропустить. Постараюсь не задерживаться, – говоря это, он бросал на меня выразительные взгляды. Если только старина Нед Ферс не пустится в дебаты по поводу увеличения налогов. На него часто находит. Но к семи, в любом случае буду.

Он сделал особое ударение на слове «семь» и снова покосился на меня. Я кивнула, в надежде, что он поймет и прекратит многозначительно рассматривать меня, это становилось заметно.

– Разве вам так уж обязательно идти? – не унималась миссис Ловат.

Приходские Советы заседали в Хайте. Одна дорога туда и обратно занимала много времени. Она была зла и наговорила бы многое другое, если бы не присутствие гостя, который иронически посмеивался над дезертирством Банни.

– Боюсь, что совершенно обязательно. Не могу позволить старику Ферсу протащить повышение налогов.

Эта возможность казалась Банни столь же кощунственной, как миссис Ловат отложить игру. Неожиданно на выручку пришел лорд Фарфилд.

– Можно пригласить Кервуда в качестве четвертого игрока. Он виртуоз в картах.

– Кервуд? – переспросила тетя Ловат.

– Это ваш лакей, милорд? Мы часто просим миссис Гиббонс на роль четвертого партнера, но она не очень хорошо играет, бедняжка.

Фарфилд удивился.

– Я имел в виду Кервуда Сноуда, – пояснил он.

– Сноуд! – воскликнули тетушке в ужасе.

– Нет уж, лучше я позову миссис Гиббонс.

– В Брэнксэм Холл он часто заполнял место недостающего игрока. Герцогиня очень высоко ценила его искусство за карточным столом – настаивал Фарфилд, не понимая, чем вызвано раздражение миссис Ловат.

Я наблюдала, как она мысленно пытается решить эту проблему. В ее оценке, высшей заслугой, помимо титула и доступа в Королевский Павильон, было умение играть в вист. Стол был готов, стулья стояли на местах, и в пользу Сноуда говорило высокое мнение самой герцогини о его способностях. Последнее обстоятельство оказалось решающим.

– Если вы считаете, что Сноуд подойдет, давайте позовем его, пусть составит нам компанию, – согласилась она.

Она позвонила Тамму и велела передать приглашение Сноуду, хотя ее приглашение было больше похоже на приказ. Мы ждали десять минут, мне начинало казаться, что Сноуд собирается отклонить предложение. Меня бы это не удивило, если бы я не знала его подобострастия перед титулованными особами. Его угодничество Фарфилду вызывало у меня отвращение. Он обязательно придет, я не сомневалась; видимо приводит себя в порядок. Мне стало жаль его. У него, конечно, нет вечернего костюма, надо было ему сказать, что можно придти в любом приличном сюртуке.

– Почему он не идет? – горела нетерпением миссис Ловат, тасуя колоду. Она напоминала юную девицу перед первым свиданием.

– Вот и он, – сказал Фарфилд.

Я посмотрела на дверь и почувствовала облегчение. Он выглядел вполне прилично в том, что касалось одежды. На нем был не вечерний костюм, но хороший голубой сюртук и новые брюки, которых я раньше не видела. Сюртук сидел на нем великолепно. И черные волосы были гладко зачесаны, галстук аккуратно завязан. Я обратила внимание, что на нем были начищенные до блеска дорогие ботинки и удивилась, что он выпрашивал те, что остались после папа. Они выглядели слишком большими для него, и я подумала, какому хозяину они раньше принадлежали. Было обидно, что такой красивый мужчина не гнушается обносками, но лицо Сноуда было непроницаемо.

– Сноуд, вы прекрасно выглядите в этом наряде, – воскликнула миссис Ловат, не скрывая удивления.

Сноуд вежливо поклонился.

– Благодарю за приглашение, миссис Ловат. Можно начинать? – усаживаясь на свободный стул, он посмотрел на меня, мне показалось, что в уголках губ мелькнула улыбка. И что еще хуже, с цепочки его карманных золотых часов свисал золотой брелок в форме голубя. Если тетушка заметит, она может обвинить Сноуда в том, что он украл его, тогда мне придется признаться, что это мой подарок.

Я догадывалась, что тетя Ловат хочет сама играть в паре со Сноудом, хотя она ничего не говорила по этому поводу, а меня она оставляла для Фарфилда. Однако стул, который занял Сноуд, находился напротив меня. Без дальнейших пререканий, она начала сдавать карты. Последняя карта оказалась бубнами.

– Бубны – козыри, – сказала она и посмотрела в свои карты.

– Отличные карты! – воскликнул Фарфилд, просматривая свои.

– Три козырных!

Он так держал карты, что все за столом могли их видеть. Для тетушки даже раскрытие одной карты было равносильно анафеме. К картам она относилась не как к игре, а как к войне.

– Лучше опустите ваши карты, лорд Фарфилд. Зачем нам помогать противнику? – заметила оно резко.

Он покорно спрятал карты. Игра началась.

– Я как раз перед вашим приходом говорил дамам, Кервуд, что в Брэнксэм Холле вы обычно играли с герцогиней.

– Да, когда не хватало игрока, – ответил он лаконично. Его лицо приняло такое же сосредоточеннее выражение, которое бывало у миссис Ловат за игрой. Было ясно, что светская болтовня его не интересует.

– Люблю сразиться в вист, – продолжал Фарфилд. – Но должен сказать, что фараон мне нравится больше.

– Фараон, – усмехнулась миссис Ловат. – Для фараона не нужно большого умения. Просто достаточно угадать следующую карту.

– И поставить на нее, – добавил Фарфилд. Очевидно, он хорошо разбирался в этом.

– Вы пошли пиками на мои бубны, – сказала миссис Ловат несколько позднее.

– Не может быть, лорд Фарфилд, чтобы у вас вышли все козыри, вы ведь сказали, что у вас их три.

– Ах, да, вы абсолютно правы.

Он забрал свои пики и метнул бубнового короля на тетушкиного туза. Она уставилась на него, словно он сошел с ума. Если у него было три козыря, он не должен был покрывать туза такой большой картой. Она закусила губу, но ничего не сказала. Фарфилд делал больше, чем достаточно, поддерживая разговор вместо нас. Игра продолжалась. Фарфилд делал массу оплошностей – то выкладывал козыри, когда в этом не было необходимости, то отказывался от хода, имея нужную карту, то предавал свою партнершу иным образом.

Я не могла оторвать глаз от позвякивавшего брелка-голубя. Мне очень хотелось, чтобы Сноуд убрал его поглубже в карман. Он говорил очень мало, но я видела, как озорно поблескивали его глаза каждый раз, когда Фарфилд делал очередной неудачный ход. Первый кон выиграли мы со Сноудом.

– Возможно, лорд Фарфилд, если бы вы больше сконцентрировались на игре, вместо того, чтобы обсуждать, сколько вы потеряли в фараона, нам удалось бы удачнее провести следующий кон, – прошипела тетушка сквозь зубы. Ее раздражала и выводила из равновесия не только его ужасная игра, но и то, что не обращал внимания на меня. Последнее я легко ему прощала. Он не знал, что ему вменялось в обязанности флиртовать со мной.

– Который час? – спросила она.

Сноуд полез за часами.

– Только половина десятого, – сказала я, прежде чем он успел их достать из кармана. Вероятно, он уловил панический страх в моем голосе, ибо тут же спрятал брелок в карман вместе с цепочкой.

– Бокал вина не помешал бы, поднял бы нам настроение, – сказал Фарфилд и пошел за бутылкой.

– Вашими бы устами…. – ответила миссис Ловат мрачно.

Следующий кон не принес утешения тетушке. Фарфилд полностью дискредитировал себя в ее глазах, репутация Сноуда, напротив, поднялась на небывалую высоту. Он играл с установкой на победу и умел использовать каждый шанс. Несколько раз он высказал очень дельные замечания, но сохранял скромность. В первом коне миссис Ловат хвалила его неохотно, но во втором – менее скупилась на похвалу.

Когда игра закончилась, и выигрыши были отданы Сноуду и мне, тетушка сделала последний комплимент:

– Как-нибудь вечерком мы еще сыграем, – сказала она и пристально посмотрела не него.

Сноуд склонил голову и ответил с неотразимой улыбкой:

– Давайте в следующий раз играть на пару, мэм, и в противники возьмем любую пару, которую вы сочтете нужным пригласить. Вы играете очень смело.

– И с ущербным партнером, – при этих словах она бросила взгляд, полный укора, на лорда Фарфилда.

Сноуду пришлось подавить желание продлить пребывание в обществе знатного гостя и попрощаться.

– Обычно я проверяю, все ли в порядке на голубятне, прежде чем лечь спать, – сказал он. – Спасибо за приятный вечер.

Мне нужно было кое-что ему сказать наедине, и я пошла с ним под предлогом, что хочу поговорить о голубях.

– Завтра пришлю вам помощника, – сказала я, направляясь с ним к двери. Когда мы оказались вне пределов слышимости, он спросил:

– Теперь можно его вынуть?

– Я не сказала тете, что подарила вам папины часы, – постаралась я оправдаться и почувствовала себя полной дурой. – Боялась, что она огорчится.

– Я так и подумал. Это делает ваш подарок еще более дорогим моему сердцу – ведь это наш секрет.

Вопреки ожиданиям в голосе его не было укора, и улыбка светилась теплом. Я оценила его джентльменское поведение. Перед сном обычно подавали легкую закуску, и я надеялась, что тетушка пригласит Сноуда к столу. Это не заняло бы много времени, и он заслужил честь своим безупречным поведением во время игры. Но она не предложила ему вернуться, меня это удивило, но я не решилась сама пригласить его. Стол накрыли почти сразу после ухода Сноуда. Я следила за стрелкой часов, чтобы не опоздать на свидание с Депью. Когда чай был разлит, и все приступили к трапезе, миссис Ловат сказала Фарфилду:

– Как я понимаю, вы знали Сноуда раньше, вы назвали его Кервудом, я не знала, что его так зовут.

– Так его звали в Брэнксэм Холл. К нему там очень хорошо относились, даже баловали.

– Как вы это объясняете? Разве у герцогини нет своих детей?

– Полдюжины. Три сына. Мэтланд – старший, наследник, Вили – в армии сейчас и младший. И три дочери, все замужем и живут в разных частях страны.

Это подтверждало, что герцогине не меньше пятидесяти, как и говорил Сноуд. Хотя бы здесь он говорил правду.

– Кервуд спас жизнь старшему сыну, – продолжал Фарфилд.

– Нырнул в озеро и вытащил его, когда лодка перевернулась. После этого не было того, чего бы в доме не сделали для Кервуда. Его отец служил в доме егерем, но герцогиня дала Сноуду образование в приходской школе в благодарность за его поступок. Жаль, что он не продолжал образования, он ведет себя как джентльмен. Похоже, очень способный, имеет индивидуальность. Мой брат Гарольд был о нем очень хорошего мнения, – продолжал Фарфилд.

Я внимательно слушала, ибо у меня был свой интерес к этому человеку. Мне-то было известно, как удачно он пользуется своим интеллектом и характером, оказывая услуги французам. Банни имел обыкновение появляться, когда на столе была еда. Он пришел, когда мы ужинали, и сразу истребил все оставшиеся бутерброды и пирожные. Он тоже поглядывал на часы, давая мне понять, что нужно поторапливаться. Тетушка расспрашивала его о налогах, он заверил, что повышения не ожидается. Без пяти одиннадцать я изобразила, что очень хочу спать. Фарфилд, будучи джентльменом, хоть и глуповатым немного, понял намек и сказал, что пора идти на покой.

– Вы тоже ложитесь, тетушка, – предложила я.

– Я присмотрю, чтобы Тамм хорошо запер все двери.

Она поднялась в спальню вместе с Фарфилдом, стараясь загладить свою резкость с ним во время игры в карты. Когда они поднялись по лестнице, мы с Банни побежали через восточную дверь к разбитой сосне.

Глава одиннадцатая

Ночь стояла ясная, диск луны отчетливо выделялся на фоне безоблачного неба. При моем возбужденном состоянии мне казалось, что она смеется и хитро подмигивает. Все, что я пережила со дня кончины папа и связанные с этим обязанности, приносили только печаль. Теперешние обязанности давали ощущение радости и значительности. Что может быть более романтичным, чем свидание ночью со шпионом во имя безопасности родины и справедливости возмездия преступникам?! Мы добежали, наконец, до условленного места. Депью не было видно, но, когда он узнал наши голоса, то тут же появился, как призрак, из-за соседнего дерева.

– Вас кто-нибудь видел, когда вы выходили? – повелительно спросил он шепотом.

Пока Банни уверял, что мы не младенцы и понимаем, что значит конспирация, я внимательно изучала нашего руководителя, надеясь отыскать в его внешности хоть одну романтическую черточку, чтобы все рискованное предприятие выглядело более привлекательным, как настоящее приключение. Но, увы, со времени нашего первого знакомства, красоты в нем не прибавилось. В его внешности я не смогла обнаружить ничего героического. Конечно, если бы случилось так, что он спас мою жизнь, проявив чудеса храбрости, я могла бы изменить мнение. Но пока передо мной стоял совершенно заурядный неинтересный человек.

Депью расспросил, как мы провели вечер, и что нам удалось обнаружить. Я рассказала о бесплодных поисках в комнатах Фарфилда, о шифровках Сноуда. Также покритиковала его собственные промахи и посоветовала, как лучше их избегать. Он принял замечания вполне лояльно.

– Мы все только люди, мисс Хьюм, – согласился он. – Нам свойственно ошибаться.

Я укоризненно посмотрела на него.

– Однако рвение, которое вы проявляете в этом деле, убеждает, что на вас можно полностью положиться. У меня есть для вас особое задание.

Сердце мое от радости чуть не выскочило из груди. Мы обменялись взглядами с Банни, и я поняла, что хотя он старался не подавать виду, он тоже едва сдерживался, чтобы не запрыгать от радости.

– Что за задание? – спросил он, сохраняя внешнее спокойствие.

– Есть книга с записью шифра. Лондон сбился с ног в поисках ее. Мы ее дали вашему отцу для кодирования информации, которую он нам посылал.

– Наверняка она попала в руки Сноуда. Стихотворение, которое я нашла на листке в томике Байрона, было, по всей видимости, закодировано.

– Это не тот шифр. У Сноуда, возможно, есть дама сердца, с которой он переписывается. Наш код не предполагает рифмы. Насколько мне известно, он состоит из букв и цифр.

– Вы уверены, что он был у папы? Ему могли передавать уже зашифрованные сообщения.

– Уверен. Ему поручалось расшифровывать донесения, посылать нужные по обстоятельствам ответы. Указания ему передавались заранее. Например, если французы наступают, то «X», если отступают – то «У».

– Но Сноуд бывал у папы в кабинете, книга сейчас, должно быть, у него, – предупредила я.

– Я надеюсь только на то, что ваш отец ее тщательно спрятал. Она очень маленькая, в черной кожаной обложке, два на три дюйма, без всякого заголовка. Их существует всего двенадцать экземпляров. Вашему отцу было дано указание надежно ее спрятать и никому не показывать.

– Так вот что Сноуд искал в папином кабинете! – воскликнула я.

– Ему известно о ее существовании, он сам инсценировал кражу, чтобы мы его не заподозрили.

– Возможно, вы правы. Вот, что я вам скажу. За вашим домом давно установлено наблюдение. Никто посторонний не входил. Так как вы говорите, что он прихватил пистолет, будьте очень осторожны.

– Считаю, что его нужно арестовать и произвести обыск, мистер Депью, – сказала я.

– Мартин – поправил он.

– Я бы предпочел пока этого не делать. Сноуд только небольшое звено в длинной цепи лиц, которых сейчас много в Англии. Если нам повезет, и, если мы не наделаем ошибок, он выведет нас не других членов.

– Но если шифр у него, он может посылать ложные сообщения и принести неисправимый вред.

– У меня есть основания думать, что у него шифра нет.

– Какие основания? – заинтересовалась я.

Он поморщился, недовольный моей настойчивостью, но все же ответил:

– Потому что он все еще ищет. Прошлой ночью я видел свет, он передвигался по первому этажу.

– Вы что-нибудь слышали, Банни? Мистер Смайт спит в кабинете, – объяснила я.

– Ничего абсолютно, – сказал Банни.

– Эти люди профессионалы. Они могут пройти по яйцам, не раздавив ни одного. Думаю, что он не шарил бы по дому, если бы шифр был у него. Мы должны следить за ним и надеяться, что он выведет нас на сообщников.

– Он почти не выходит, – разочарованно заметил Банни.

– Сегодня он просил дать ему помощника, – сказала я шепотом. Возможно, ему нужно теперь чаще отлучаться и он хочет, чтобы на голубятне оставался человек.

– Дайте ему человека, как можно скорее, – приказал Депью.

– Странно, что под этим предлогом он не предложил свою кандидатуру, – заметил Банни.

Депью поджал губы. Я поняла, что ему не нравится, когда его действия обсуждаются.

– Не мог же он ввести в дом слугу с французским акцентом, – ответил он резко.

– Я уже дала согласие на помощника. Но книгу с кодом найти будет очень сложно, – сказала я, начиная прикидывать, как это лучше сделать. – Я буду подслушивать у дверей. Если Сноуд и Фарфилд будут говорить о чем-то подозрительном, я…

– Нет! – голос Депью прозвучал неожиданно громко среди тишины парка. Он с опаской огляделся и продолжал шепотом: – Я не хочу, чтобы вы подвергались риску быть обнаруженной. Они могут почувствовать ваше присутствие, втянут вас в комнату…

Он сокрушенно покачал головой, давая понять, что это верная смерть, которой может предшествовать нечто худшее, чем смерть.

– Это задание для мужчины. Я его выполню – заявил Банни высокомерно.

Такой тон некоторые мужчины, даже самые ручные, часто напускают на себя, когда дело касается женщин.

– Не вижу необходимости заглядывать в замочную скважину, – настаивал Депью.

– Они не будут обсуждать эти вопросы. Лучше всего тщательно обыскать их вещи, комнаты, когда их не будет. Я договорился, что временно Лондон не будет присылать сюда записки. Теперь самое главное заставить их выйти из дома, и как можно скорее. Надо что-то придумать, чтобы они отъехали подальше от Грейсфилда. Есть у вас какие-нибудь соображения на этот счет?

– С Фарфилдом нет проблем, я могу увезти его на прогулку, куда угодно, а Банни обыщет комнаты. Сноуд – совсем другое дело, с ним сложнее.

– Я бы предпочел, чтобы вы меньше уделяли времени Фарфилду, – сказал Депью мягко. – Он умело разыгрывает дурака, это не значит, что он им является на самом деле. Он взял эту роль, чтобы не вызывать слишком много подозрений.

Я почувствовала, что мое уважение к Фарфилду возрастает, что, однако, не уменьшило признания недюжинных умственных способностей Сноуда.

– Кто у них кому подчиняется – Сноуд Фарфилду или наоборот?

– Жаль, что я не знал, что Фарфилд темная лошадка. Новый человек в нашей игре ни к чему, – сказал Банни.

– Птиц надо перевозить за километры, чтобы учить их находить дом. Папа часто доверял это Сноуду. Возможно, он планирует теперь сам осуществлять эти перевозки. Тогда он будет часто выезжать.

– Хорошая перспектива, – радостно подхватил Депью.

– Вы хозяйка Грейсфилда, мисс Хьюм. Вы можете посетовать, что птицы не получают достаточной тренировки. Подскажите Сноуду мысль, чтобы он отвез птиц подальше от дома. Если бы вам удалось еще уговорить Фарфилда сопровождать его и предупредить вовремя меня…

– Вы хотите помочь нам в поисках?

– Нет, это сделаете вы, а я последую за молодыми людьми. Полагаю, что птиц можно выпустить из любого места, поэтому логично предположить, что Сноуд воспользуется возможностью встретиться с соратниками. Можете не сомневаться, что у него широкая сеть агентов, и ему доставляется подробная информация о наших войсках со всей округи. Я могу выявить всю команду. Или, могу я сказать, МЫ можем выявить команду? Вы оказываете очень ценную услугу.

Он поклонился Банни и мне.

Мы пробормотали что-то насчет того, как мы счастливы предоставленной возможности.

– Хотел бы пообещать приличное вознаграждение, но до окончания войны вам придется оставаться невидимыми героями, о вас будет известно только нескольким ответственным лицам в Лондоне. Вот после войны….

Нам уже мерещились титулы. Дама Хедер Хьюм. Может быть, даже Леди Хедер Хьюм, если нам удастся обезвредить всю когорту. Мы простились, условившись встретиться на этом же месте, в это же время на следующий день. Бани должен был уведомить мистера Мартина в гостинице, как только нам удастся договориться со Сноудом и, возможно, Фарфилдом об их совместной поездке. В ту ночь мы, вряд ли, могли еще что-то сделать, но были так возбуждены, что спать не хотелось. Мы спустились к скале у моря и долго стояли, любуясь мерным движением волн. Вдруг откуда-то снизу донесся звук шагов. Мы прокрались ближе по направлению звука, пригибаясь и прячась за выступами.

На берегу стоял человек, кутаясь в темное пальто. Шея его была обвязана шарфом, шапка надвинута низко на глаза. Такие шапки носили местные рыбаки. Добывать продукт моря не то же, что контрабанда. У человека в руках был какой-то предмет для переноски вещей. Я решила, что он собирает моллюсков или рачков, однако, он чаще поглядывал в сторону Грейсфилда, чем на берег.

Мы наблюдали, затаив дыхание. Человек сделал движение, в руках его зажегся фонарик. Он помахал им вверх и вниз три раза, свет был направлен в сторону голубятни.

– Это сигнал для Сноуда! – зашептала я на ухо Банни.

– Смотрите, Сноуд отвечает! – прошептал Банни. Три ответных вспышки зажглись на голубятне.

– Может быть, они договариваются о встрече! Человек присел на камень в ожидании. – У вас с собой пистолет, Банни?

– Нет. Я принесу его.

Прежде чем я успела его остановить, Банни исчез по направлению к восточной двери. Если бы он не встретил Сноуда, это было бы чудо. Я наблюдала, не будет ли других сигналов, но их не было. Вместо этого с галереи свесилась вниз веревка, потом показалась фигура, спускавшаяся по веревке вдоль стены дома. Она двигалась с обезьяньей ловкостью, отталкиваясь ногами от стены, быстро перебирая руками по веревке. Я знала, что это Сноуд. Сердце подскочило куда-то вверх, к самому горлу и бешено стучало. Прежде чем я успела сообразить, нужно ли мне бояться, он спрыгнул на берег и пошел к ожидавшему на камне человеку.

Человек поднялся и двинулся навстречу. Я подвинулась, чтобы расслышать разговор. Если бы я услышала французский акцент, было бы ясно, что это – один из банды.

Очень грубый, но абсолютно английский голос, сказал:

– На этот раз отличная вещь, сэр. Никакого сиропа. Чистое золото, только с корабля.

Он передал Сноуду бутыль, это могло быть только контрабандное бренди. Сноуд вынул пробку и поднес бутыль к губам.

– Отличное вино, как всегда, Тракер.

– Это будет последний заказ, хозяина ведь больше нет?

Значит, обычно, это изысканное вино покупал отец! Ничего удивительного. Тетя говорила, что он разрешал контрабандистам пользоваться его территорией, но мне казалось, те времена давно прошли.

Несколько золотых монет со звоном опустились в протянутую ладонь человека.

– Думаю, что это не последний раз, Тракер. Давай продолжим договор до особого распоряжения. У меня есть приятель, который не откажется захватить в Лондон немного твоего эликсира. Можешь оставить одну бутыль в конюшне Хьюма? Деньги найдешь под сиденьем кучера в карете лорда Фарфилда.

– Я знаю его карету, видел, как она подъезжала сюда. Чистое золото на дверцах. Будет ему бутыль, благодарствую, сэр. Значит, через две недели я буду здесь, как обычно.

Тракер ушел, а Сноуд закрыл плотно бутыль, сунул ее под мышку и направился к Грейсфилду. Я стояла, сжавшись от страха, радуясь, что он, наконец, уходит. Намерения преследовать его у меня не возникало, так как это преступление было относительно безобидным. В этот момент из восточной двери выскочил Банни, держа наготове пистолет. Сноуд заметил его и остановился.

– Это вы, мистер Смайт? – позвал он.

– Не стреляйте, это всего-навсего Тракер со своим товаром.

– Тракер, говорите? – Банни счастливо улыбнулся. – Клянусь Богом, я давно его жду. Маман отдала викарию мою последнюю бутылку. Пойду поговорю с ним.

Он побежал догонять Тракера, а я не могла опомниться и стояла с открытым ртом. Я даже не заметила, что стою на виду. Сноуд посмотрел вверх и заметил меня.

– Вы так поздно гуляете, мисс Хьюм! – сказал он.

Как провинившемуся ребенку, мне пришлось придумывать оправдание.

– Такая прекрасная ночь…

– Да, как раз подходящая для лазанья по веревке, – прервал он и направился к дому, на ходу привязывая бутыль к поясу, чтобы не мешала.

Банни подошел, пистолет грозно торчал у него на поясе.

– Тракер мою бутыль оставит в конюшне вместе с вином Фарфилда. Как видишь, волнения были напрасны, но все же не совсем. Зато будет хорошее вино. Теперь можно вернуться в дом.

– Надеюсь, Сноуд не догадался, что мы шпионим за ним, а то он усилит бдительность.

– Он знает, что я охраняю дом от взломщиков и не придаст этому значения.

Раз мой отец покупал контрабандный товар, я чувствовала себя не вправе упрекать в этом Банни или Сноуда. Однако весь эпизод взвинтил меня до предела. Я не могла даже думать о сне, и предложила, несмотря на запрет Депью, послушать под дверью. Войдя в дом, я на цыпочках прокралась к комнате Фарфилда. Он разговаривал со своим лакеем, но это была пустая болтовня, ничего интересного. Он жаловался, что на камзоле пятно и еще что-то в этом роде. Я вспомнила, что не сумела обшарить карманы в этом камзоле. Хорошо, что теперь передо мной была ясная цель. Раз Фарфилд прикидывается дураком, кодовая книга может быть у него, но Сноуд дольше находится в доме. Он обыскал кабинет отца. Кроме того, я продолжала считать его более умным и волевым человеком. Чутье подсказывало, что Сноуд уже завладел шифром, чтобы ни говорил Депью. У него было достаточно времени исследовать каждый уголок, пока мы ездили в Брайтон. Если книга у одного из них, то где можно ее укрыть более надежно, чем на себе? Нужно искать не на голубятне, и не в их комнате, а в их карманах.

Я поделилась своими размышлениями с Банни, когда мы украдкой пробирались от комнат Фарфилда к себе.

– Когда мы разорвем их шпионскую сеть, я поеду в Лондон и завербуюсь в разведку, – сказал он. – Я конечно не маг, но и не глупее Депью, э-э, Мартина. Конечно, они уже нашли шифр.

– Великолепная мысль, Банни. Как же нам их обыскать? Давай столкнем их в море, как бы случайно, они ничего не заподозрят. Затем поможем снять мокрую одежду и заодно обследуем карманы.

– А если это в брюках?

– Значит, им придется снять брюки тоже.

Глава двенадцатая

Возможность окунуть Фарфилда в море представилась на следующее утро после завтрака. Все гости, живущие вдали от моря, стараются больше быть на берегу, общаться с природой, и все говорят, что вспоминают о том, что Великобритания – остров, только когда бывают на побережье.

Вдали от моря они годами об этом не думают. Я вызвалась сопровождать Фарфилда. Принесла одеяло на случай, если ему захочется посидеть на песке, полюбоваться волнами, когда ходьба надоест. Конечно, на самом деле я хотела иметь одеяло под рукой, чтобы он мог закутаться после «падения» в море. Тогда он, наверняка, снимет мокрый сюртук. Банни тоже пошел с нами. Здесь произошла неувязка. Тетушка Ловат, чувствуя, что мне лучше остаться наедине с Фарфилдом, попросила Банни посмотреть, что случилось с колесами кареты. Ей показалось, что одно сильно тарахтело, когда мы возвращались из Брайтона. Банни хлебом не корми, только дай ему повозиться с лошадьми и каретами. Он тут же с превеликой радостью согласился и побежал на конюшню, как резвый поросенок.

– Давайте пройдемся вдоль берега до самого океана, – предложил Фарфилд.

Я согласилась. Тетушка была бы в восторге, если бы знала о такой прогулке. Фарфилд был самой галантностью: спрыгнул со скалы, как газель, поймал меня за талию и поставил на землю. Каменистый берег не очень удобен для тонкой изящной обуви Фарфилда, ему было нелегко продвигаться. Вскоре стало очевидно, что столкнуть его в море будет совсем непросто. Он держал меня за руку и при падении мог увлечь за собой в воду, а мне этого не хотелось.

– Странно, вы не поверите, но я могу месяцами не помнить, что Англия – остров, – сказал он.

– Я помню вы говорили, что все ваши поместья находятся в центре страны и не имеют выхода к морю.

– Все до одного.

– Жаль.

В этот момент я подняла глаза и увидела фигуру человека на открытой части голубятни. Это был Сноуд, он наблюдал за нами. Веревка была уже убрана. Когда Фарфилд начинал вдруг оказывать мне особые знаки внимания, я особенно ощущала испепеляющий взгляд черных глаз Сноуда. Фарфилд избрал самый неоригинальный метод ухаживания, он решил учить меня бросать плоские камни в воду. Меня этому бесполезному занятию уже обучали с полдюжины молодых людей. Если бы я проявила интерес, то овладела бы этим искусством в совершенстве. Как бы то ни было, поскольку это давало возможность пофлиртовать с Фарфилдом, я разрешила ему одной рукой обнять меня за талию и помогать мне держать руку с камнем должным образом.

Секрет успеха заключается в том, – если вас интересует, в чем я далеко не уверена, – чтобы установить руку в очень неудобном положении – почти параллельно воде, так чтобы камень летел под очень острым углом. В противном случае он просто уходит в воду. После нескольких игривых попыток и все более настойчивого приближения ко мне, не встречая сопротивления, Фарфилд начал более решительную любовную атаку. С явным намерением запечатлеть поцелуй, он положил руку мне на плечи, а второй попытался обнять за талию, чтобы привлечь ближе к себе. Такое положение идеально соответствовало моим намерениям, единственное, о чем я жалела, это, что рядом не было Банни, его помощь мне бы не помешала. Лучшая возможность осуществить задуманное, вряд ли могла представиться. Я резко освободилась из его объятий, одновременно постаравшись столкнуть его в море. Мне повезло: он не удержал равновесия и, вычертив в воздухе замысловатый пируэт, упал прямо в набежавшую волну. Волна благополучно накрыла его и вымочила с ног до головы. Я сразу сделала вид, что очень сочувствую и сожалею о содеянном.

– Ах, лорд Фарфилд, пожалуйста, извините. Давайте я вам помогу.

Он протянул руку, но я обратила внимание на его лицо. Такого страшного выражения лица мне не доводилось видеть. Вспомнилось предупреждение Депью, что это опасный и умный игрок.

– Не стоит извиняться, я сам во все виноват, – процедил он сквозь зубы.

В тот момент я поняла всю зыбкость и ненадежность моей безопасности. Держа меня за руку, он старался втащить меня в воду, но все же воспитание сыграло свою роль.

– Давайте помогу вам снять мокрую одежду. К счастью, я захватила с собой одеяло.

Я начала стягивать с него сюртук. Пока он, дрожа, кутался в одеяло, я ощупывала карманы, в которых было много всяких мелких предметов, но книжки на два на три дюйма не было. Мы пошли к дому, я несла сюртук Фарфилда, он зябко кутался в одеяло, в ботинках хлюпала вода. Взглянув на голубятню, я увидела, как Сноуд заливается хохотом. Сделав вид, что ничего не вижу, я провела Фарфилда через восточную дверь, чтобы не оставлять следов в холле. Банни появился со стороны конюшни, бережно неся завернутую в бумагу бутыль, содержимое которой вряд ли было секретом для окружающих.

– Лорд Фарфилд оступился и упал в море, – объяснила я. – Вот его сюртук, а вы, Банни, помогите ему, пожалуйста, снять мокрые ботинки и другую одежду, чтобы не наследить в доме.

По моему многозначительному взгляду он понял, что ему нужно делать с панталонами.

Отдав мне Бренди, Банни повел Фарфилда на терраску, примыкавшую к восточной двери. Я побежала в кабинет, чтобы спрятать бренди, позвать лакея Фарфилда, дать ему распоряжения и сообщить о приключении тетушке Ловат.

– Фарфилд шел по краю берега и оступился, – так я представила инцидент.

– Вода такая холодная, просто ледяная. Я надеюсь, он не простудится. С другой стороны, если бы он заболел, он остался бы у нас дольше, – сказала она, хитро улыбнувшись.

– Все же нужно приготовить ему горячую ванну, Хедер.

Позднее Банни сообщил, что его поиски тоже не дали результатов.

– Этот шифр, скорее всего, у Сноуда, – сказала я.

Инстинктивно я понимала, что со Сноудом такой номер не пройдет. Он бы искупал меня без колебаний. Происшествие положило конец флирту Фарфилда со мной. Тетушка заметила, что он стал держать себя с холодной официальностью и осуждала его за это, считая, что неприятность произошла по его собственной вине; я ее не пыталась разубедить.

– Это не значит, однако, что для замужества он стал менее заманчивой кандидатурой, – напомнила она.

– Но за карточным столом он совсем неподходящая партия, – дразнила я ее.

– Так как ты, дорогая моя, не любительница виста, надо постараться наладить с ним отношения во время Сезона в Лондоне. Надеюсь, ему не взбредет в голову опять сесть за игру сегодня. Как жаль, что Фарфилду не хватает таланта Сноуда, а Сноуду – положения Фарфилда. Но такова жизнь. Нельзя встретить все преимущества в одном человеке.

– Вы совершенно правы, тетушка. Поэтому, должна вам сказать, что мне лично Сноуд более симпатичен, – продолжала я подзадоривать.

– Настоящую леди судят по мужу, Хедер. Думаю, что ты предпочтешь голубой цвет черному.

– Почему вы называете его черным, тетя? – Я думала, она имеет ввиду характер.

– Потому что у него черные волосы и темные глаза, почему же еще?

Уловив в ее взгляде тревогу, я поняла, что даже такой строгий судья, как миссис Ловат, считает его привлекательным.

– Красота уходит, а деньги и титул остаются, – заявила они решительно. – Должна сказать, меня очень приятно удивили его изысканные манеры и умение играть в вист.

Для меня способность к карточным играм не представляла большой ценности. Все же, несмотря на очевидную разницу в их социальном положении, я чувствовала, что Сноуд был бы более интересным партнером. Но тут я вернулась к реальной жизни. Вспомнив, что оба они предатели, и я была бы рада видеть, как их обоих в наручниках повезут в Лондон.

Глава тринадцатая

Я предложила молодому дворовому парню помогать Сноуду на голубятне. Кассиди, так его звали, был в восторге. Это было намного легче и интереснее, чем колоть дрова и носить уголь. Его пыл не остыл даже, когда я заметила, что ему все же придется выполнять эти обязанности частично, половину дня.

– Со временем я смогу перейти на голубятню на полный день, – сказал он, расплывшись в широкой улыбке.

Кассиди было всего четырнадцать лет, но для своего возраста он был очень смышленым пареньком.

– Я люблю птиц, мисс, и умею с ними обращаться. Повар всегда мне поручает собирать яйца в курятнике. Она говорит, что у меня легкая рука.

– Ступай наверх и спроси у Сноуда, в какое время ты будешь ему нужен, а до этого ты должен будешь наносить достаточно угля и дров в кухню для миссис Гиббонс.

Ленч прошел скучно. Когда все встали из-за стола, я спросила лорда Фарфилда, не хочет ли он подняться к Сноуду и отобрать нужных ему голубей. Он согласился. Банни пошел с нами. Кассиди уже приступил к работе: наполнял водой чашки для голубей, подметал пол. Я подумала, что он, вероятно, надеялся, что ему поручат более интересную работу. Сноуд что-то писал в книге. Это оказалась книга отчетов, в которую папа заносил все данные, связанные с развитием голубей. Он сразу отложил записи и пошел нам навстречу. Его ухмылка заставляла вспомнить утренний инцидент. Поклонившись мне, он обратился к Фарфилду.

– Милорд, рад, что вы не простудились. Какая неприятность. У нас берег скользкий, надо быть осторожным.

– Ничего, никто не пострадал, кроме моего сюртука и гордости, – сказал Фарфилд, прощая меня взглядом.

Я подумала, что лорд Фарфилд захочет отобрать голубей. Его особенно интересуют Цезарь и Клео. Я вижу, что Цезарь вернулся, Клео возбужденно хлопала крыльями, кружилась вокруг дерева. Цезарь, очень крупный, с черным клювом, царственно восседал на дереве, глядя сверху вниз на своих менее достойных собратьев. Среди других птиц его особенно выделяло оперение на шее, где перья причудливо загибались вперед, образуя своеобразный капюшон.

– Цезарь вернулся! – воскликнул Фарфилд.

Боковым взглядом я заметила, что Сноуд предупреждающе посмотрел на него. Фарфилд осмотрел Цезаря.

– Боже праведный! Какой интересный экземпляр! Кажется, он чем-то взволнован…

Цезарь, действительно издавал громкие крики и энергично хлопал крыльями, хотя ветки не покидал.

– Он преимущественно скалистый голубь, хотя в нем есть немного от породы хохлатых, – объяснил Сноуд, – этим объясняется колпачок из перьев. А птица рядом с ним – Клео.

Она взъерошила перышки, потом клюнула супруга. Я заметила, что хотя голуби моногамные птицы, это не всегда обеспечивало гармонию характеров в семье.

– Рыжеватый оттенок на грудке встречается очень редко. Среди наших птиц она одна обладает им, – заметил Сноуд.

Фарфилд хотел рассмотреть их поближе, но Сноуд сказал, что, так как они неспокойны, он лучше покажет Секстуса и Аурелию.

– Эту пару я вам рекомендую, – сказал он, обращаясь к Фарфилду, и добавил, бросив на меня полный укора взгляд:

– Если мисс Хьюм захочет их продать, конечно. Я пытаюсь убедить ее оставить. Их начали обучать. Возможно, уже поздно менять их местожительство.

Я поспешила выполнить предписание Депью.

– Хочу заметить, Сноуд, меня несколько беспокоит состояние их обучения. По-моему, их давно не вывозили из дома.

– Поэтому я просил помощника. Сегодня во второй половине дня планирую вывезти их на тренировку. Не уверен, правда, что парень, которого вы прислали, сможет проследить, что все они вернулись домой и зафиксировать время прилета. Несколько молод.

– Кассиди четырнадцать, он умеет считать и узнавать время. Куда вы повезете их?

– Планировал – к северу от Алтертона.

– Может быть, лорд Фарфилд, захочет поехать с вами.

Сноуд страшно удивился этому предложению.

– Если вы уверены, что готовы расстаться с ним, – сказал он таким тоном, каким слуга не имеет права говорить с хозяином.

– Мне нужно написать несколько писем – поблагодарить друзей за соболезнование по поводу смерти папа.

– Я не против прогулки, – с радостью отозвался Фарфилд.

– Но почему бы нам не поехать в Дувр? По побережью интереснее ехать. В Дувре у меня родственники, не видел их много лет.

– Наши голуби, бывали в Дувре много раз. Их нужно приучать к разным направлениям.

– Резонно, – согласился Фарфилд. – Во сколько мы выезжаем.

– Лучше всего сейчас же.

– Возьмем мою двуколку? Шестнадцать миль в час, – предложил Фарфилд.

– Если вы не против того, чтобы разместить в ней клетки с птицами.

Мы с Банни поспешили уйти с галереи. Я только наделялась, что пока они будут собираться, Банни успеет дать сигнал Депью.

– Вы заметили его трюк? – спросил Банни.

– Что вы имеете в виду?

– Он привязал Цезаря к ветке.

– Привязал?! Что вы хотите сказать?

– Лапы привязаны к ветке.

– Как странно! Зачем?

– Ума не приложу.

– Жаль, что я так мало знаю о птицах. Но в этом что-то есть, должна быть какая-то причина. Клео ведь он не привязал.

Банни сразу отправился в Хайт, а я пошла в гостиную, откуда можно было видеть отъезжающих. Я наблюдала из окна, как Сноуд и Фарфилд дружески беседовали, готовясь к отъезду. Это говорило о том, что они давно знали друг друга и работают вместе. В Сноуде не было ни капли подобострастности, он вел себя на равных с Фарфилдом. Потом он взял поводья, и коляска тронулась. Правил он тоже отлично. У меня было мало надежды найти книгу с шифром. Чтобы избавиться от Кассиди, я посылала его принести дров в кухню, сказав, что они кончаются, и обещала присмотреть за голубями до его возвращения.

Меня охватило отчаяние: было так много мест, где шифр мог быть спрятан, что я понимала, как трудно справиться с задачей. Многие птицы высиживали птенцов и поднимали страшный шум, когда я подходила к гнезду. Когда осмотр голубятни близился к концу, вся галерея была и перьях, но я ничего не нашла. Я облазила и обшарила все уголки и закутки, перелистала все книги с записями. Когда вернулся Кассиди, голубятня гудела от недовольных криков потревоженных птиц. Цезаря не было на дереве, я спросила Кассиди, где он и почему он был привязан?

– Чтобы держать его подальше от Клео, пока вы были здесь, мисс, – сказал он с ехидной усмешкой.

Я поняла, что Сноуд хотел пощадить мое целомудрие и больше об этом не думала.

– Но что происходит с птицами, мисс? Что вы им сделали? – настойчиво допытывался Кассиди. Гортанные звуки не затихали.

– Ничего. Просто пролетал коршун и напугал их. Ты бы лучше убрал эти перья.

Комнаты Сноуда, которые я тоже решила осмотреть, были заперты, как обычно, что давало надежду, что шифр, может быть в одной из них. Поискав в кабинете отца, я, наконец, нашла один ключ, который подходил к его двери. С замиранием сердца я вошла. Первая комната была обставлена как кабинет. Я узнала письменный стол, принесенный из одной из спален, которой мало пользовались. Другая мебель тоже была принесена из разных комнат – красивый голубой стул из дорого гарнитура, книжные шкафы, хорошие лампы, ковер – все атрибуты жилища джентльмена. Слишком роскошно для слуги! Под столом стояла бутыль с брэнди. Сначала я решила осмотреть стол: он не был заперт, это меня насторожило. В ящиках были аккуратно разложены счета и отчеты о корме и других сторонах ухода за голубями. Ни одного частного письма. Это казалось странным. Сноуд иногда получал письма, обычно из Брэнксэм Холла. Его ответные послания тоже можно было видеть на полочке в холле, где ежедневная почта ожидала отправки. У него не было ни личных записей, ни портретов матери или других членов семьи, которые обычно держат на письменном столе, ни обычных сувениров в память о поездках. Комната производила такое впечатление, словно ее обитатель до приземления в Грейсфилде жил на другой планете. Отсутствие вещей, связанных с личной жизнью, наводило на мысль о том, что человек выдает себя не за того, кем является на самом деле. Может быть, его личные пристрастия могли выдать в нем француза? Затем я осмотрела книги в шкафах. Это была грандиозная работа. Каждую предстояло перелистать, и даже потрясти, на случай, если что-то было скрыто между страницами. Среди книг было много беллетристики и поэзии, некоторые книги принадлежали отцу, но все было на английском языке. Были также книги по истории и географии. Осмотрела заглавные страницы – ни одной дарственной надписи, но в некоторых первая страница была аккуратно вырезана бритвой. Вторая комната, к моему негодованию, тоже была обставлена предметами из наших дорогих гарнитуров. Почему папа предоставил слуге такую хорошую мебель? Однако я не обнаружила никаких следов научной работы, под предлогом которой Сноуду была выделена вторая комната. Я обратила внимание на то, что газеты, после того, как мы их прочитывали, тоже переносились к Сноуду. Везде валялись газеты и журналы, придавая комнате неряшливый вид. На тумбочке около кровати лежал томик Байрона, который он читал на голубятне. Рядом с книгой лежало перо. Пролистав книгу, я обнаружила:

Под первым стихотворением, уже знакомом мне, было второе.

Как небо не может без луны,

Как океан немыслим без воды,

Как луч весенний без цветов,

Так я не могу жить без моей любимой.

Моя любовь всегда со мной,

Как роса на утренней траве,

Как вереск на холме…

Густыми штрихами были вычеркнуты две или три последние строчки, очевидно ему трудно было подыскать рифму. Меня как-то поразило, что он употребил слово «вереск»[1].

Это совпадение или он думал обо мне? Перечитывала стихотворение, и мне стало жаль Сноуда. Неужели бедняга влюбился в меня? Видимо, даже шпионы не были в полной безопасности от стрел Купидона. Даже французский шпион. Мое предубеждение несколько уменьшилось, но факт оставался фактом. Он враг.

Например, я не могла поручиться, что в данный момент он не держит совет со своими сообщниками где-нибудь в самом неприметном месте и не обсуждает план разгрома Англии. В первом стихотворении фигурировали серые глаза, тогда как мои были скорее зеленого цвета. Или он влюбляется и посвящает сонеты всем леди, которые попадаются на его пути? Я продолжила обыск, тщательно убирая все следы моего пребывания в комнате, и, ничего не найдя, вышла, заперев за собой дверь. Затем спустилась вниз и стала ждать Банни. Он не заставил себя долго ждать.

– Сообщил Депью. Предложил поехать с ним. Распорядился никуда не уезжать и искать шифр.

– Уверена, что книга у Сноуда, и он ее носит при себе. Я обыскала все на голубятне и в его комнатах.

– Думаю, Депью нужна будет помощь, если Сноуд встретится со своими людьми.

– Что он сказал?

– Сказал, что справится. Велел возвращаться в Грейсфилд.

– Жаль, что наш руководитель не слишком умен, Банни. Я совсем не уверена, что Депью хватит смекалки, чтобы поймать Сноуда.

– Но он отвечает за это. Возможно, он не так глуп, как кажется. Скажи, зачем Сноуд шарил внизу, если шифр у него? Мне кажется, что в этом деле новичок Фарфилд. Ужасно легкомысленный тип. Чем глубже его копаешь, тем мельче он кажется. Не мог простить вам испорченного сюртука, визжал, как резанный по этому поводу.

– Давайте еще поищем. Можно посмотреть в погребе. Папа очень следил за вином. Обычно спускался в погреб дважды в неделю.

Остаток дня мы провели в сыром холодном погребе. Тетушка потребовала, чтобы мы рассказали, что мы там делали. Банни объяснил, что смотрим, сколько осталось вина и не нужно ли заказать еще.

– Вы ведь знаете, тетя, что папа любил, чтобы в доме был хороший запас вина, и следил, чтобы его правильно хранили. Тетушка сочла это блажью, но оставила нас в покое. Разумеется, мы не обнаружили ничего, кроме паутины, грязи и черных земляных жуков. После этого занятия необходимо было принять ванну. Когда я сидела в ванне, вернулись Сноуд и Фарфилд. Я слышала их шаги внизу в холле и уловила фразу:

– Должно быть, это случайность, Кервуд.

– К черту случайности! За нами следили, – ответил Сноуд резко. – Помните, Хедер спрашивала, куда мы направляемся?

– Да? Разве она спрашивала? Я не слышал.

Значит, за моей спиной Сноуд называл меня Хедер. А Фарфилд был именно так глуп, как я предполагала. Он не запомнил моего вопроса, хотя должен был, как и Сноуд, обратить на него внимание. Мне захотелось скорее увидеть Депью и узнать, о какой «случайности» шла речь, что произошло по пути в Алтертон. Чтобы там ни было, оба предателя целы и невредимы, более того, теперь они знают точно, что находятся под наблюдением. Значит, усилят бдительность. Я поняла, что долго так продолжаться не может, наступает переломный момент в нашей «мирной» игре. Вспомнила также, что пистолет папа находится у Сноуда. Однако в данный момент мне предстояло появиться к обеду с милой улыбкой и оказывать Фарфилду самый любезный прием, как дорогому гостю.

Глава четырнадцатая

Мне, конечно, не терпелось узнать, что за неприятность произошла со Сноудом и Фарфилдом по пути в Алтертон. Сначала подумалось, что Депью намеренно устроил им аварию в пути, но потом я поняла несуразность такого шага. Ведь Депью хотел проследить, куда они поедут и с кем будут встречаться. Кроме того, он не мог знать, что они поедут в экипаже Фарфилда. Я пришла к выводу, что, если что-то произошло, это была действительно чистая случайность, а нечистая совесть Сноуда дала ему довод считать это заговором. Когда человек сам занимается предосудительным делом, он склонен подозревать все человечество.

Так как Фарфилд все же и в действительности был недостаточно умен, я надеялась выпытать у него в тот же вечер, что это был за инцидент. Но случая не представилось. После обеда под предлогом сильной головной боли он остался в своей комнате. Когда тетя Ловат предложила сыграть в пикет, я сослалась на необходимость написать несколько писем и предоставила ей Банни в качестве партнера. Когда мы раскладывали карточный стол, я шепнула Банни, что поднимусь на голубятню и чтобы он пришел туда, если через полчаса я не спущусь.

Надо было выполнить распоряжение Депью. Я хотела попытаться выудить у Сноуда, что же все-таки произошло. Так что я оставила тетушку и Банни сразиться в пикет и отправилась на галерею. Там было тихо и спокойно. Тишину нарушало лишь мирное воркование голубей. В дальнем конце около дерева можно было различить очертания человеческой фигуры, мне показалось что-то зловещее в ней, притаившейся в полной темноте. Но вот она отошла в сторону, в свете луны я узнала Сноуда.

Он заметил меня и направился в мою сторону. На нем был черный вязанный жакет, хорошо защищавший от ветра.

– Добрый вечер, мисс Хьюм, – произнес он с поклоном.

– Сегодня опять нужны мои услуги за карточным столом?

Его глубокий грудной голос звенел саркастическими нотками. Чтобы избежать перепалки, я решила успокоить его.

– Сегодня нет, Сноуд, но должна сказать, что тетя Ловат все еще находится под впечатлением вашего таланта.

Она прониклась к вам глубочайшим расположением.

– Мне, конечно, очень небезразлично мнение вашей тетушки, – ответил Сноуд с ударением на последнем слове, видимо, намереваясь пофлиртовать. Однако я пришла с другой целью.

– Лорд Фарфилд неважно себя чувствует и не выходит из комнаты. Сегодняшняя поездка совсем выбила его из колеи, – начала я.

– Очень сожалею.

Этот человек был скользким, как угорь и еще более скрытным. Я не могла прямо задать интересующий меня вопрос – он бы сразу понял, что их подслушали.

– Мистер Смайт называет его коринфийцем. Вот уже не думала, что атлет может выйти из строя из-за поездки в Алтертон, – продолжала я.

– Не думаю, что виновата поездка. Он любезно разрешил мне править, так что для него путешествие не было утомительным.

– Как великодушно с его стороны доверить вам столь ценных лошадей.

Сноуд не ответил. Скрестив на груди руки, он пристально смотрел на меня. – Мисс Хьюм, вы ведь пришли сюда не для того, чтобы обсуждать головную боль лорда Фарфилда, – съязвил он.

– Конечно, нет.

– Тогда зачем же?

Я не сдержалась.

– Если не ошибаюсь, меня некто убедительно просил приходить чаще и оставаться дольше. Так, кажется вы выразились в тот вечер?

Это прозвучало, как приглашение воспользоваться поводом. Недоверчивая улыбка осветила лицо.

– Так это визит вежливости! – воскликнул он. – Отлично. Я как раз размышлял, удобно ли предложить вам отличного вина из запасов вашего батюшки. Так как это светский визит, я думаю, бокал шерри вполне уместен.

Я с облегчением вздохнула, хорошо, что он не предложил бренди. Но он и не вспоминал о прошлом вечере. Пока он занимался вином, я спросила:

– Как справляется Кассиди?

Нужно было перевести разговор в более безопасное русло.

– У него задатки настоящего голубятника. Мягкие руки, искренняя любовь к птицам. Ваш выбор оказался удачным. Салют.

Он чокнулся своим бокалом с моим, мы выпили. Было ужасно трудно выбрать такую тему для разговора, которая не привела бы либо к шпионажу, либо к флирту. Не придумав ничего лучшего, я спросила:

– Что, лорд Фарфилд отобрал уже для себя птиц?

– Нет. Подозреваю, что его больше интересует, как с ними нужно обращаться. Он только начинает заниматься этим делом. Надеюсь, от вас не укрылась его неопытность?

– Разумеется. Интересно, сколько он собирается здесь пробыть. Речь шла о двух-трех днях.

– Есть другие удерживающие обстоятельства, помимо голубей, – сказал он, пристально изучая меня своими цыганскими глазами. Я отвернулась, чтобы поставить бокал на стол. Сноуд последовал моему примеру. Сначала я подумала, что Сноуд намекает на их разведывательную деятельность, и очень удивилась. Но тут же поняла свою ошибку. Он, конечно же, под удерживающим обстоятельством имел в виду меня.

– Ну, если так, то признаюсь, что он отличная партия, – парировала я.

– Какой вид отличия привлекает вас больше – деньги или титул?

– Вообще-то я имела в виду его лицо и фигуру, вы не станете отрицать, что он очень привлекательный?

Было смешно восторгаться красотой другого мужчины, когда передо мной стоял настоящий Адонис. Было все равно, что сравнивать свет свечи с солнцем.

– Вот уж не думал, что мисс Хьюм клюнет на красивое лицо и широкие плечи, – язвил он.

– Почему бы и нет? Особенно, если на одну чашу бросить еще состояние и титул…

– Для вас и в самом деле так важен титул? – в голосе Сноуда звучало явное раздражение.

– Не то, чтобы очень, но согласитесь, что в нем есть притягательная сила, – ответила я насмешливо. Черные глаза вспыхнули негодованием. С губ сорвался совсем не джентльменское проклятие. Я с недоумением наблюдала это проявление первобытного инстинкта, не веря своим глазам. Не успела я вымолвить и слова, как его рука сжала мое запястье, с дьявольской силой привлек меня к себе, замкнув руки у меня за спиной. Я пыталась закричать на него, но его губы впились в мои одним безошибочным движением, словно коршун схватил свою отбивающуюся я добычу. Я сделала еще одну отчаянную попытку вырваться, но руки крепко прижимали меня к нему, как железные обручи. Сердитое рычание, клокотавшее где-то в глубине его существа, уступило место нежному воркующему звуку, оно проникало в самую душу лишая меня сил к сопротивлению. Интимность этого звука совсем растопило мое сердце. Я позволила своим рукам сомкнуться в нежном объятии на его сильной стройной талии.

Он последовал моему примеру. Его горячие пальцы нежно и властно гладили меня, словно стараясь запомнить очертания моего тела, и там, где они касались, кожа горела сладостным огнем. Я уже не надеялась, да и не хотела, освободиться из этих сильных горячих рук и отдалась во власть его неистовых ласк. Они давали одновременно и чисто физическое и совсем не физическое ощущение, гораздо более острое, чем я когда-либо предполагала. О, да, я представляла эту сцену в воображении много раз, но теперь реальность превзошла самые смелые мечты. Сердце мое стучало барабанным боем, отзываясь эхом во всем теле. Я вся была охвачена лихорадкой, заглушавшей голос разума.

Охваченная волной всепоглощающего чувства, я совсем потеряла контроль над собой. Меня испепеляло желание чего-то, чему я не находила названия, казалось, что время и пространство перестали существовать, отодвинулись куда-то в неопределенность, и все же его горячие объятия говорили, что я нахожусь сейчас и здесь. Я сделала еще одну слабую попытку отстраниться, но его ладонь мягко притянула мое голову и губы слились с моими в долгом поцелуе.

Такое до физической боли наслаждение не могло продолжаться долго. Сноуд опытным движением искушенного знатока разомкнул объятия, губы стали менее требовательными, скорее молящими, мгновение спустя мы уже стояли рядом с виноватым видом, как пара воришек.

Пока я лихорадочно соображала, должна ли я его отчитать за дерзость или броситься, рыдая, ему на грудь, что у меня было сильное искушение сделать, Сноуд закусил нижнюю губу и засмеялся. Это был нервный смех, следствие пережитого потрясения, но в тот момент я поняла только, что ему стыдно за свой поступок.

Предвидя либо покаянное извинение, либо уверение в вечной любви, я была глубоко оскорблена этим смехом. Теперь я знала, что делать – осадить его раз и навсегда.

– Над чем вы смеетесь, Сноуд? Над своим умением пользоваться доверием леди, не подозревавшей о ваших намерениях? Вот как вы понимаете развлечение. Это вульгарно, как все, что вы делаете.

Эти дерзкие слова были встречены таким сдавленным звуком, словно ему не хватало дыхания. Я даже пожалела, что выпалила эту тираду.

– Не подозревавшей? – выдавил он.

Я старалась осадить его взглядом, чтобы он не вздумал наговорить лишнего.

– Я и не думал смеяться.

Он сказал это так просто и доверчиво, что я снова пожалела о сказанных словах.

– Это следствие шока, – добавил он. Он взял мою руку, я не отняла ее. Мне хотелось снова почувствовать его прикосновение.

– Дьявольское положение, не так ли, Хедер? Не может быть, чтобы вы были влюблены в Фарфилда. Я этому не верю. Вас просто привлекает титул.

– Конечно, я не люблю его. Но я никогда не смогу выйти замуж за вас, Сноуд. Я должна выйти за джентльмена, по крайней мере.

Сноуд не знал, что Фарфилд делал мне предложение.

– Вам и в самом деле так важно происхождение?

– Но вы же знаете, что это невозможно.

– Я бы женился на вас, даже если бы я был королем Англии, а вы – ничтожной служанкой.

– Тогда вам пришлось бы выдержать революцию в Королевстве, и с моей точки зрения, вы бы ее заслуживали.

– Значит, я сделал бы вас своей официальной любовницей.

Поддерживать эту мысль было слишком опасно.

– Больше я сюда не приду, Сноуд.

Перспектива не видеть его ужаснула меня, потом я вспомнила приказ Депью.

– По крайней мере, без провожатых не приду, – добавила я менее воинственно. Он поднес мою руку к губам и горячо поцеловал.

– Пусть так, только приходите. Не лишайте меня счастья видеть вас, я этого не перенесу. Мое сердце снова заныло от нежных слов.

– И ради бога, держите Фарфилда подальше от океана. Чтобы заставить меня ревновать, достаточно прогуливаться с ним в восточном парке. Под старым вязом мне вас тоже хорошо видно. А то еще утопите беднягу.

– Тот, кто шпионит, всегда видит то, что ему не положено видеть, – произнесла я величественно и пошла вниз. Как получилось, что я употребила это опасное слово – шпионить, я и сейчас не понимаю.

Я бежала по лестнице со всех ног, чтобы не сказать и не сделать чего-нибудь непоправимого.

Добравшись до спальни, я устало опустилась в кресло, дрожа всем телом. Нужно было обдумать ситуацию. Теперь я понимала, как случается, что состоятельные уважаемые дамы попадают под чары лакеев или кучеров и вступают с ними в связь. Раньше я насмехалась над этими несчастными, впредь буду умнее. Такая непреодолимая штука это притяжение полов! Никто его не избегает, ни мельчайшая букашка, ни самое крупное животное, как, например слон.

Так влюбился папа в не стоящую его мизинца миссис Мобли. Теперь, я, наконец, могла понять его, а понять – значило простить. Но для себя я решила, что не позволю этому безумию разрушить мою жизнь, для этого я должна была запретить себе встречаться со Сноудом наедине. Кервуд. Он назвал меня Хедер, я пожалела, что тоже не назвала его по имени. Фамилия Сноуд как-то не вязалась с ним, в ней было что-то скользкое и неприятное. Ему нужна была не я, а волшебница-принцесса, которая сумела бы обратить его в прекрасного принца одним поцелуем. Украдкой взглянув в зеркало, я ужаснулась своей улыбающейся, неизвестно от чего физиономии. Какому позору я себя обрекла, позволив себе забыть долг и влюбиться в предателя моей страны в тяжелое для нее время! Через пять минут выйдет получасовой срок, назначенный мною, и Банни отправится на голубятню спасать меня. Я уже готова была спуститься в гостиную, но, услышав скрип двери в комнате Фарфилда, решила подождать.

Что он замышлял? Хотел присоединиться к нам в гостиной? Может быть, мне все-таки удастся узнать что-то о проклятой «случайности», которой Сноуд придавал такое большое значение. Я прислушалась. Но его шаги не приближались к ведущей вниз лестнице, а, напротив, удалялись от нее. Было только одно место, куда он мог направляться в этот час – голубятню. Я поспешила в гостиную, Банни как раз поднимался от карточного стола, извиняясь перед тетушкой, что его мучит жажда, и он хочет выпить бокал вина. Я налила ему и сказала, что должна вернуться на галерею, так как туда только что пошел Фарфилд.

– Удалось что-нибудь узнать? – спросил Банни.

– Нет, но я хочу подслушать, о чем они будут говорить.

– Депью не разрешил подглядывать в замочную скважину.

– Депью не Бог.

– Будьте осторожны. Через полчаса я приду на помощь, если вы не спуститесь.

– Хорошо.

Я перебросилась несколькими словами с тетушкой и вышла. Сначала подошла к двери Фарфилда и постучала, желая убедиться, что он действительно вышел. Открыл лакей.

– Я хотела только спросить, не лучше ли чувствует себя лорд Фарфилд? – сказала я.

Лакей поднес палец к губам, делая знак, чтобы я не шумела. Одновременно он пытался встать так, чтобы за его широкими плечами мне было незаметно, что кровать пуста.

– Он спит, мисс. Я дал ему пару таблеток лауданума полчаса назад. Лучшее успокоительное средство.

– Надеюсь, к утру ему станет лучше.

Лакей улыбнулся и закрыл дверь. Видно, они с хозяином хорошо понимали друг друга и договорились заранее. Спит! Как бы не так! Не теряя ни секунды, я стала бесшумно подниматься по лестнице. Дверь была чуть приоткрыта, за что я благословила небрежность Фарфилда. Оба предателя сидели за столом, потягивая папино шерри и куря сигары. Они говорили несколько тише обычного, но мне было слышно все – ночь стояла очень тихая.

– Она, по-видимому, работает на Депью, – сказал Сноуд.

Она – это, конечно, была я.

– Она обшарила мою комнату.

Как ему удалось узнать? Я была так осторожна и так тщательно заметала следы.

– Она ему сообщила о нашей поездке, он узнал, куда мы направляемся. А сегодня она уже побывала здесь, пыталась выудить из меня информацию.

– Как?

– Обычным оружием женщины – очарованием.

– А-а. Вы могли бы сказать ей правду.

Сноуд расхохотался дьявольским смехом.

– Кстати, она интересуется, когда вы уезжаете.

– А когда я должен уехать?

Этот вопрос мне многое объяснил. Главным был Сноуд, Фарфилд состоял в его подчинении. Сноуд меня пытался надуть. Вернее, мы пытались надуть друг друга, он тоже пустил в ход свое обаяние.

– Смогу, сказать, когда вернется Цезарь. Жду с ним важное сообщение. Она подозревает, что мы используем Цезаря, конечно. Все время расспрашивает о нем. Вы чуть не провалили все дело, когда выразили бурную радость по поводу его возвращения, Джон.

– Я принял эту птицу за Цезаря, она сидела на его дереве. Хедер тоже так подумала. Жаль, что Клео не выносит Гектора. Я испугался, когда она налетела и клюнула его. Кассиди я сказал, что привязал его к дереву, чтобы они с Клео не начали любовную игру в присутствии леди. Он счел, что это проявление джентльменской внимательности к хозяйке.

Я кипела от негодования. Подумать только, все это время меня дурачили, водили за нос. Цезарь был в дальнем полете, а меня уверяли, что он дома.

– Когда Цезарь прилетит, я отошлю с ним последнее донесение. Он должен быть здесь сегодня. Потом мне придется переехать отсюда, – сказал Сноуд.

– Куда?

– Получу распоряжение из штаба. Охотно расстанусь с этим местом, признаюсь вам. Попрошусь в Лондон. Здесь черт знает, что творится.

Я вспомнила, как Депью говорил, что Лондон кишит шпионами.

– Да, здесь происходят странные вещи, – согласился Фарфилд.

– Это небольшая перестрелка сегодня – как забавно, не правда ли? Может, не стоило подбивать его.

– Жаль, что вы его не убили, – сказал Сноуд мрачно.

Значит «маленький инцидент», в действительности оказался целым сражением, где стреляли настоящими патронами и ставкой была жизнь. Они, должно быть, заметили Депью и попытались «убрать» его. Это было больше, чем я ожидала. Прежде чем меня обнаружили под дверью, я поспешила спуститься вниз. Мне вовсе не хотелось, чтобы меня тоже продырявили пулей.

От страха подкашивались ноги. Я прошла в спальню, чтобы собраться с духом и обдумать то, что я услыхала. Цезарь нес важную информацию. Поэтому его долго не было. Сноуд воспользовался моим плохим знанием птиц и обманул. Я-то думала, что хохолок в виде капюшона был только у него, оказалось, что я ошибалась.

Сидеть, сложа руки в подобной ситуации, означало подвергнуть большому риску важные дела. Нельзя было позволить Сноуду получить записку с Цезарем и послать ложную информацию. Теперь я имела полную уверенность, что книга с шифром у него. Он ясно выразил, что отошлет донесение. От него нужно было отделаться тотчас же. Единственное средство, которым я располагала, было уволить его сегодня же. Дом принадлежал мне, я ему платила. Он не имел право ослушаться моего приказа. Однако возникала опасность совершить ошибку, хорошо бы посоветоваться с Депью.

Спустившись в гостиную, я подала Банни знак, что нужно поговорить. Он начал нарочито широко зевать.

– Не знаю, как вы, миссис Ловат, но я чувствую, что мне пора на боковую.

– Еще рано, – возразила она, глядя на часы. Правда, она вскоре уступила – пикет не очень интересовал ее, а Банни в качестве партнера тем более. Нам повезло – она не очень долго задержалась в гостиной и поднялась к себе продолжить свидание с Вальтером Скоттом. Она зачитывалась его романами, утверждая, что они помогают ей легче переносить смерть брата.

– Что вам удалось узнать? – спросил Банни, когда мы остались одни.

Я выложила все, он внимательно слушал.

– Я был прав, птица была привязана к дереву, – с важным видом заметил он.

– И они знают, что Депью связан с разведкой.

– Вот почему Депью ужасно боится, что мы упомянем его имя. Он не носит свой гвардейский мундир сейчас, но их не проведешь.

– Вы бы, Банни, лучше сходили в гостиницу и поговорили с ним.

– Иду. Не ходите к Сноуду одна. Я схожу с вами, когда вы объявите ему об увольнении.

– Не такая дура. Сегодня они стреляли в Депью. Скорее возвращайтесь, Банни. Я умру от страха от мысли, что нахожусь под одной крышей с двумя убийцами.

Сердце обжигало горькое чувство, что моя первая любовь так и окончится ничем. Что за магическую силу таят в себе негодяи и повесы, что женщины сходят по ним с ума?

Глава пятнадцатая

Банни вернулся только к одиннадцати.

– Депью в гостинице нет, – доложил он.

– Они сказали, когда он должен вернуться? Насколько тяжело он ранен?

– Они не видели его с полудня. Я ходил к сосне, там тоже ничего.

– Вокруг дома расставлены его люди. Возможно, кто-то из них знает, где его можно найти. Может быть, он сам дежурит с ними, – предположила я.

– Пойдем посмотрим.

Я накинула шаль, и мы отправились вместе. Густой туман подползал с моря. Он окутывал землю плотным покрывалом, трудно было рассмотреть предметы.

Каждый куст принимал очертания человеческой фигуры, луна казалась мутным пятном за густым покровом облаков. Мы медленно продвигались, вглядываясь в туман, тихо произнося имя Депью, в надежде, что он окажется поблизости и нас услышит.

Страха, что его люди могут открыть по нам стрельбу, не было, они знали, что мы защищаем их интересы. Туман имел и несомненное преимущество – Сноуд не мог нас обнаружить, даже если бы специально следил за парком с голубятни. Мы обошли вокруг дома, осмотрели парк, но не встретили ни одной души.

– Странно, – сказала я.

– Он уверял, что дом находится под постоянным наблюдением! В гостинице знают, когда он вернется?

– Не сказали. Сегодня его почти не видели. Это все, что им известно.

– Фарфилд говорил, что ранил его. Надеюсь рана несерьезная. Банни, а что, если он погиб?

Меня охватило отчаяние.

– А ведь сегодня прилетает Цезарь с почтой.

– Теперь ответственность ложится на наши плечи, Банни. Сложность в другом – Сноуд сегодня отошлет фальшивку. От этого может зависеть, победим мы или проиграем войну. Нельзя допустить, чтобы ему этот трюк удался.

Мы долго стояли в темноте, пытаясь осознать, какую уникальную и важную роль судьба возложила на нас. Гордость столь высокой миссией боролась со страхом.

– Сегодня же нужно выпроводить Сноуда, и Фарфилда заодно, – настаивал Банни.

– А что я скажу тетушке?

– Можно сказать ей правду, только не сегодня – завтра.

– У вас при себе пистолет? К ним нельзя идти без оружия.

– Вот он, голубчик, – Банни похлопал себе по карману.

Мы вернулись в дом. Мне никак не удавалось унять дрожь. Решили выпить немного вина для храбрости и обсудить некоторые детали.

– Что, если я захвачу с собой несколько слуг? – предложила я.

– Ни в коем случае. Депью не хотел, чтобы об этом деле знали посторонние. Надо все же придерживаться его плана. Хочу сказать, что когда переловим всю банду, можно будет продолжать использовать Грейсфилд как связующее звено. Если слуги будут знать, что здесь происходит, мы не сможем этого сделать. Весь город узнает и будет судачить. Такой поворот событий требовал еще вина.

– Они, наверное, оба вооружены, Банни. Как жаль, что не могу пользоваться пистолетом папа.

– Вот что, возьмите мой, а я возьму ружье. Вы ведь не сможете стрелять из ружья – слишком велико для вас.

Мы прошли в комнату, где хранилось оружие, и выбрали ружье для Банни. Он зарядил его, я запрятала его в фалды широченной юбки, и мы вернулись и гостиную.

– Надеюсь, Фарфилд уже спустился. Легче расправиться с ними по одиночке, – сказала я.

– Давайте заглянем в его комнату, может быть, он у себя.

Я ломала голову, как должна леди дать понять гостю, к тому же лорду, чтобы он убирался из ее гостеприимного дома, да еще угрожать ему при этом оружием. Налила еще бокал вина. Очевидно, под влиянием выпитого вина мне пришла в голову смелая мысль:

– Отравить! Яд! – воскликнула я.

– Что?

– Я их отравлю.

Банни задумался.

– Слишком круто, – заключил он, спустя минуту.

– Хочу сказать, незаконно, Но снотворное подошло бы. Как вы рассчитываете это осуществить? Подмешать в вино?

– В пищу. Я говорю о птицах, а не о Сноуде и Фарфилде. Если отравить птиц, они не отправят ложное донесение. К утру мы успеем переговорить с Депью…

Банни так сокрушенно покачал головой, что я поняла, что, может быть, уже никогда не увижу Депью.

– Или с другим агентом, которого пришлют вместо него. Он больше здесь не появится, это ясно, поэтому и наблюдение с дома снято. Они ушли, чтобы сообщить о его смерти. И кого бы ни прислали на его место, пусть он сам избавляется от Сноуда и Фарфилда, – заключила я.

– Голуби едят ночью? – спросил Банни.

– Нет, но очень рано утром их кормят.

– Если Цезарь прилетит сегодня, Сноуд может сразу же отправить его назад.

– Значит, Банни, вам придется дежурить внизу под голубятней, с ружьем. Если увидите Цезаря, стреляйте, промахнуться вы не имеете права. Донесение должно попасть в наши руки, мы передадим его по назначению.

– Клянусь всеми святыми, в вашем плане что-то есть, Хедер! Он может сработать.

Должна признаться, мне вовсе не улыбалось иметь дело со Сноудом. Фарфилда, куда ни шло, я бы еще взяла на себя, но Сноуд… Цыгане знают такие хитрости борьбы, что мне он был не по зубам.

– Банни, прежде чем занять пост под галереей, поднимитесь со мной на голубятню, пожалуйста. Я хочу убедиться, что этих негодяев там нет. Сейчас достану из кладовки крысиный яд и подмешаю в корм.

– Пойду один, вы пока оставайтесь здесь, – сказал он покровительственно. Я и не думала возражать. Поискав в кладовке, я достала половину начатой пачки и еще целую пачку яда. Вскоре Банни спустился.

– Они оба в комнате Сноуда, – доложил он.

– Сможем мы запереть их там?

– Они услышат. Я выйду и послежу, не летит ли Цезарь, пока вы подмешиваете яд.

– Вы поднимитесь со мной, Банни – я дрожала от страха, как осиновый лист на ветру.

– Вы в полной безопасности, милочка. Они пьют бренди. Я слышал, Сноуд говорил, что должен вернуться к голубям в два ночи. У вас уйма времени.

– Когда закончу, спущусь к вам, чтобы вы не волновались, Банни.

Он кивнул.

– Если услышите выстрел, знайте, что я подбил Цезаря.

Банни был метким стрелком. Он бы не промахнулся. Конечно, жаль было убивать Цезаря, но на карту было поставлено будущее страны, поэтому вопрос о выборе не стоял.

Мы с Банни разошлись каждый не свое место: он – под голубятню через южную дверь, я – собрав нужное имущество – пистолет, пакеты с ядом, и, захватив немного мужества, крадучись, поднялась на галерею.

Прислушалась по пути к звукам в комнате Фарфилда. Его не было. Поразмыслив, нужно ли мне ждать, пока он вернется к себе, я покорила себя за трусость и продолжила подъем.

Но когда открыла дверь голубятни, я сильно пожалела, что не взяла Банни с собой. Пять минут не делали погоды. Даже ему лучше было быть на голубятне, случись Цезарю прилететь в это время. Он мог бы первым его схватить. Это вино бросилось в голову, иначе я бы решила по-другому. У двери я остановилась, осмотрев галерею. Когда я разобралась, какие предметы отбрасывали тени, я убедилась, что Сноуда нет. Несколько сонных птиц недовольно загудели, но скоро утихомирились.

Сноуд позаботился, чтобы кормушки на ночь были пусты, чтобы не смущать птиц, но чаши с водой были наполнены до краев. Их было три – по одной с каждого конца и одна в середине. Добраться до корма было трудно. Сноуд держал его в шкафу за деревом Цезаря. Если бы я полезла туда, все птицы переполошились бы и подняли страшный шум. Я решила, что в воде яд подействует не хуже. Голуби много пьют.

Пришлось отложить пистолет в сторону и заняться водой. Опрокинув первый пакет в ближайшую чашу, я тщательно его размешала пальцем – ложки поблизости не нашлось. Затем сделала то же с остальными двумя сосудами.

Сердце бешено колотилось, я старалась чутко прислушиваться к малейшим звукам, устраиваясь поудобнее. Это либо я их потревожила, либо у голубей тоже были сновидения. Я подождала, пока они успокоятся, и на цыпочках стала пробираться к двери. Вот я уже дошла до нее, но тут она открылась, словно сама по себе.

Я замерла от страха. Должно быть, сквозняк. На лестнице было абсолютно тихо. Я ждала, сердце переместилось в пятки, дверь раскрылась шире. Тогда я увидела их – Сноуда и Фарфилда.

Последний был не вооружен, но у Сноуда в руке был пистолет – папин пистолет. Тут я вспомнила, что забыла пистолет Банни на столе. Мы смотрели друг на друга потрясенные. Сноуд первым овладел собой.

Он подскочил к двери, бросил пистолет Фарфилду, железной рукой зажал мне рот, другой закрутил мои обе руки за спину. То, что он при этом говорил, я не решусь передать ни письменно, ни устно.

– Клянусь Юпитером, вы были правы, Кервуд! – воскликнул Фарфилд.

– У вас лисий слух. Я ничего не слышал. Что вы делаете здесь, мисс Хьюм?

Он неодобрительно взирал на неджентльменское обращение со мной Сноуда.

– Осмотрите голубятню. Она что-то затевает, – скомандовал Сноуд.

Фарфилд прошел по галерее из конца в конец дважды. Он, конечно, обнаружил пистолет и пустые пакеты из-под крысиного яда.

– О, Боже, она отравила птиц! – воскликнул он.

Поток низкой брани, еще хуже, чем прежде, вырвался у Сноуда. Такого жаргона я никогда не слыхала, даже среди конюхов, когда мне случалось находиться поблизости.

Даже не подозревала, что можно так ругаться. Но самое ужасное было то, что брань предназначалась мне, большее унижение трудно было представить. К тому же у меня не было возможности ответить, его рука сжимала мне рот, как клещи.

Тяжелое дыхание Сноуда за моей спиной становилось все более угрожающим, это было страшнее, чем проклятия.

– Они не едят ночью, – сказал он.

– Проверьте воду.

Фарфилд осмотрел банки с водой.

– В них что-то плавает, – сообщил он.

– Вылейте сейчас же, все три.

Фарфилд подчинился, как лакей, – поднес сосуды к решетке и вылил через дверку прямо на землю. Я подумала, не окатил ли он Банни ядовитым душем. Если и так, то Банни не подал вида, снизу не донеслось ни звука, но, разумеется, его раздирало любопытство. Я молилась, чтобы его любопытства хватило на то, чтобы подняться сюда, не дожидаясь, пока пройдет полчаса.

– Что будем делать с ней? – спросил Фарфилд, выполнив поручение.

– От нее нужно избавиться, – заявил Сноуд решительно.

Он говорил об убийстве с такой легкостью и таким тоном, словно о чашке чая. Я попыталась выразить протест, но, кроме сдавленного мычания, не смогла ничего произнести. Он крепче сжал мои руки за спиной, пришлось замолчать.

– Снимите галстук, – приказал он Фарфилду. В следующее мгновение эта тряпка была крепко завязана сзади на голове, предварительно ее просунули мне между зубами, так что ни говорить, ни кричать было невозможно.

– В шкафу за деревом есть веревка, принесите ее, – был следующий приказ.

– Кервуд, вы действительно собираетесь… – начал было Фарфилд, но Сноуд оборвал его:

– Делайте, что я говорю. Я попыталась освободить руки, но ничего не получилось. Тогда я попробовала лягнуть его. Этот маневр тоже оказался безуспешен. Прежде чем я могла сообразить, что происходит, меня привязали к длинному крепкому стальному столбу, к которому крепились гнезда.

Я чувствовала себя, как гусь, приготовленный для духовки. Даже не могла пошевельнуться. Если бы попыталась, то все гнезда свалились бы мне на голову, не говоря уже о сотне разъяренных голубей.

– Что мы скажем миссис Ловат? – допытывался Фарфилд.

Я попробовала своим жалким видом вызвать жалость у лорда, в надежде, что он поможет мне освободиться.

– Что-нибудь придумаем.

– Вы изобретательны! Как можно объяснить ее исчезновение, не вызвав подозрений?

По-французски исчезновение и смерть звучат одинаково. Они собирались меня убить. Так как их больше устроил бы несчастный случай, я подумала, что скоро полечу с этой высоты прямо на камни.

– Скажем, что сбежала с кем-нибудь, – предложил Сноуд безразличным тоном.

– В этом случае вам придется исчезнуть вместе с ней, с кем еще она может сбежать?

– Я не себя имел в виду, мне нельзя отлучаться. Но ее исчезновение будет прекрасным поводом оставаться здесь и делать вид, что занимаемся поисками.

– Но нужно придумать жениха. Вы хотите, чтобы им был я? – спросил Фарфилд с тоской в голосе.

– У нее есть друг сердца – Депью, с ним ее и обвенчаем. Мы ведь знаем, что он сюда не вернется. Он засмеялся зловещим смехом. Господи, что они сделали с Депью? Если я останусь жива, моя репутация все равно погибла. Я издала сдавленные звуки протеста, испепеляя их глазами.

– Вас не привлекает такая перспектива, мисс Хьюм? – язвил Сноуд.

– Есть старая поговорка – скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Если вы дружите с предателем, вы должны и расплачиваться за свою привязанность.

Его голос звенел от негодования.

– Что заставило вас пойти на эту подлость?! – зарычал он так громко, что Фарфилд зашикал на него.

Я пыталась плюнуть, но Сноуд только громко захохотал.

– Пусть это будет вам уроком, мисс. Что он вам наобещал? Славу, почести? Или это услуга за верную любовь? Не пытайтесь убедить меня, что это мерзкое создание вам симпатично, я все равно не поверю, это просто невозможно. С этими словами они направились к двери, обсуждая детали.

– Надо убрать карету из конюшни, иначе, нам не поверят. Я займусь этим. Вы лучше поищите Смайта, а то этот идиот все испортит.

– Сколько ей придется…

Дверь захлопнулась, заглушив конец вопроса и ответ Сноуда. По моим представлениям, мне предстояло висеть на этом распятии не один день, или ему придется убить меня, в подтверждение своей версии.

Меня угнетал не только страх, но, как ни странно, и реакция Сноуда на мое присутствие. Для него я была просто досадным препятствием на пути к цели. Словно я нарушила правила приличия и меня наказали для острастки.

Он даже не удосужился выразить огорчение, что теряет меня, или хотя бы, благородный гнев. Даже в этом состоянии я все еще находилась под впечатлением его неистовых поцелуев.

– Я бы женился на вас, даже если бы был королем Англии, а вы ничтожной служанкой.

В тот момент он любил меня. Но что это за любовь, которая может так просто решить, что нужно от меня избавиться? Словно я старый башмак.

Не было любви, все чистый обман, чтобы расколоть меня. Однако времени на горькие размышления не оставалось. Сноуду не придется долго возиться с каретой. Единственная надежда была, что Банни успеет прийти до его возвращения. А что, если он не придет?

Если он подумал, что я специально облила его водой с балкона? Он мог подумать, что я в нем не нуждаюсь. Нужно было действовать, я начала с веревок, которыми скручены были руки. Веревка была не очень толстая, но обернута вокруг запястьев несколько раз. За спиной был край острого камня. Это был отбитый кусок колонны, которая поддерживала крышу.

Я стала яростно распиливать об этот острый выступ веревку. Вместе с веревкой царапала кожу, но выхода не было. Наконец, один слой веревки распилился, я продолжала работу. Спустя несколько минут, удалось освободить одну руку, потом вторую, после чего я смогла развязать галстук, душивший меня. Сделав несколько глубоких вдохов, почувствовала себя лучше.

Труднее всего было освободить от веревок ноги: узлы были очень крепкими, а ничего режущего в пределах досягаемости не находилось. С трудом сбросила туфли, и, наконец, вытащила ступни. Освободившись, бросилась к двери, но она оказалась запертой снаружи.

Сноуд все предусмотрел! Фарфилд забрал мой пистолет, так, что, когда они вернутся, я даже не смогу оказать сопротивления. Единственная возможность спастись представлялась, если перелезть через карниз и по веревке спуститься вниз. Если повезет, я увижу Банни, он мне поможет.

Я подбежала к краю балкона и стала выглядываться в темноту. Туман мешал, но мне казалось, что Банни внизу не было.

Карниз галереи был украшен лепными фигурами, которые очень удобно поддерживали ноги во время спуска, а руками можно было крепко держаться за выступы. Сноуд тоже так спускался, с помощью веревки. Так по выступам можно было добраться до балкона, примыкавшего к спальне папа этажом ниже.

Если удача улыбнется, я окажусь на балконе и пройду через спальню в дом. Нужно было найти толстую веревку, но в темноте мне это никак не удавалось.

Та, которой меня привязали, была слишком тонка и не выдержала бы моего веса. Если бы я упала, то неминуемо разбилась бы о камни и скалистые выступы внизу. Но остаться тоже означало неминуемую гибель.

Вдруг меня осенило. Веревку, достаточно прочную можно было сделать из моей крепкой и широкой полотняной рубашки и платья. В любом случае одежду надо было снять – она могла помешать.

О стыде я не думала. Раздевшись до самого нижнего белья, даже сняв чулки, я положила одежду на край карниза и выглянула вниз, потом потрогала ногой верхнюю фигуру орнамента, чтобы проверить ее надежность.

Смотреть вниз не следовало, меня испугала высота, в случае неудачи от меня бы ничего не осталось. Я стала сомневаться, хватит ли решимости осуществить побег.

Пока я так стояла в нерешительности, раздался звук поворачиваемого в замке ключа.

Вернулся Сноуд, а я даже не начала мастерить веревку. В панике я оглядела голубятню, нужно было срочно спрятаться и спрятать одежду.

Едва отдавая себе отчет в своих действиях, я сбросила одежду вниз и побежала к противоположной стене, ища, где бы укрыться.

Лучшее, что мне пришло в голову в этой спешке, было скрыться за гнездами, прижавшись плотно к стене между карнизом и шестом в самом дальнем конце голубятни. Там меня, по крайней мере, не сразу заметят. Сноуд и Фарфилд пришли вместе.

– До утра он пробудет там, и не будет мешаться под ногами, – говорил Фарфилд, входя. Видимо, снова относилась к Банни, который был ему поручен. Я заключила, что на какое-то время Банни выведен из рабочего состояния, хотя было не совсем ясно, имеется в виду живой Банни или его труп.

Они остановились у шеста, совсем близко от меня. Если бы они прислушались, то услышали бы мое дыхание и биение сердца, так как стояла полная тишина, даже голуби не издавали ни звука. Вдруг Фарфилд закричал:

– Она сбежала!

– Это невозможно. Осмотрите все вокруг.

Кровь застыла у меня в жилах. И как это я совершила такую оплошность, оставила на столе пистолет?! Должно же быть что-то, что можно использовать как оружие. Сноуд подбежал к дереву и распахнул дверцы шкафа. Голуби связали этот звук с кормежкой и забеспокоились. Сноуд, не обнаружив меня в шкафу, снова подбежал к веревкам, которыми я была привязана к столбу.

Если бы он был менее сосредоточен, он бы заметил меня. Мое белое нижнее белье и незагорелая кожа отчетливо выделялись в темноте на фоне голубиных гнезд. Спасение пришло от Фарфилда.

– О, Господи! – воскликнул он в ужасе. – Мы убили ее. Она прыгнула вниз.

Он, вероятно, разглядел мою одежду под балконом. В тумане трудно было разобрать, есть там тело или нет. Сноуд стоял, как громом пораженный. Такое выражение ужаса, должно быть, было у жены Лота, когда муж на ее глазах превратился в соляной столб. Он стоял неподвижно с открытым ртом, не произнося ни звука.

– Посмотрите вниз, – возбужденно кричал Фарфилд. Она не двигается. От такого падения она не оправится. Сноуд кинулся к карнизу. Звук, похожий на страшное рыдание, вырвался из его труди.

– Я убил ее, – повторял он, словно в бреду. – О, Господи, я убил ее. Что теперь делать? Давайте спустимся и посмотрим, что с ней. Может, она еще жива. Но позвоночник сломан, никаких сомнений.

– Бегите за доктором, Джон.

– Цезарь может прилететь в любую минуту.

– К черту Цезаря, бегите за доктором, вам говорят. Раздался звук быстро удалявшихся шагов, но я не сразу покинула убежище. Какое-то время я еще стояла, сросшись со стеной. Из памяти не уходило выражение его лица, когда он поверил, что я мертва.

Никогда не забуду этого выражения. Такое отчаяние может овладеть человеком только, когда он теряет того, кого глубоко любит.

Глава шестнадцатая

Наконец, я решила оторваться от стены и убежать, но не успела добраться до двери, как услышала трепет крыльев и увидела голубя, вьющегося у решетки в ожидании, когда ему откроют дверцу. Подойдя ближе, я узнала головку с колпачком. Это был Цезарь.

Я открыла доступ, и он влетел с победоносным воркованием; сразу уселся на любимой ветке на дереве, я подошла поздравить его с возвращением. К лапке была прикреплена маленькая капсула. Я попыталась снять его, он не протестовал. Тут я столкнулась с еще одной проблемой: капсула была привязана тонкой проволокой, я попробовала открутить ее, но от волнения и без света не смогла справиться. Времени на размышление не было.

Скоро моя хитрость будет разгадана, и они вернутся. Не найдя лучшего выхода, я схватила Цезаря под мышку и пустилась бежать. Голубю это не понравилось, вероятно, он привык получить награду по возвращении с боевого задания. Мне же приходилось зажимать ему клюв, чтобы он не делал шума, и держать его крылья, чтобы он не вырвался. В этом поединке он потерял несколько перьев, но времени подбирать их не было. Моя жизнь все еще подвергалась опасности. Страх часто переходит в безудержный гнев, когда человек обнаруживает, что боялся напрасно.

Мама, например, давала мне оплеуху однажды, когда я вдруг появилась после долго отсутствия. Она была уверена, что меня украли цыгане и теперь вымещала на мне свой страх и гнев, хотя я понимала, что она не перестала меня любить. Теперь я боялась гнева Сноуда, когда он обнаружит мою одежду и поймет, что я его перехитрила. Цезаря я принесла и запихнула в верхний ящик комода, решив снять донесение позднее. Ящик закрыла, оставив небольшую щель, чтобы он не задохнулся.

Следующей задачей было спрятаться подальше, желательно вне дома, чтобы Сноуд не смог меня найти. Сначала нужно было отыскать и вызволить Банни, если он был еще жив, затем бежать в полицию сообщить о случившемся. Впопыхах я схватила то, что попалось под руку из одежды. Это сказалась голубая дорожная мантилья. Накинув ее, я побежала вниз и выбежала через парадную дверь, выходившую на дорогу – она более других удалена от того места, куда была сброшена одежда. Уже выйдя из дома, я вспомнила, что не надела ни чулок, ни туфель. Так полураздетая я стояла в темноте и гадала, где может быть Банни. Он дежурил в ожидании Цезаря с южной стороны.

Какое счастье, что сообщение попало в мои руки! Судьба мне явно покровительствовала, я могла бы не оказаться одна на голубятне.

Теперь мною снова овладел страх – нужно было пройти на южную сторону и искать Банни там. Южный фасад Грейсфилда был усажен тисовыми деревьями, им было много лет, время деформировало и изуродовало их, но в их разросшихся ветвях можно было найти укрытие. Я старалась крадучись двигаться под их прикрытием. Острые камни и древесные иглы больно царапали ноги. Фарфилд и Сноуд еще не ушли. Сноуд держал мою одежду.

Если он и испытал гнев в первую минуту, то теперь этого не было видно. Очевидно, он обдумывал план отмщения.

– Где, черт побери, она может быть? – допрашивал он Фарфилда.

– Где-нибудь в доме. Переверну все, но найду ее! А когда найду…!

– Она не знает, что Депью убрали, могла пойти к нему в гостиницу, – предположил Фарфилд.

– Туда ходил Смайт, Кассиди следил за ним. Они знают, что Депью там нет. Какая наглость! Использовать моих слуг против меня!

– Думаю, нам лучше сообщить в Уайт-Холл, – сказал Фарфилд.

Уайт-Холл! Это говорило о том, что они работают на законное английское правительство. Я напрягла слух, чтобы не пропустить ответ Сноуда.

– Сегодня получил записку от Каселри. Он проводит несколько дней дома. Его поместье, Крейс Фут, недалеко отсюда. Не могли бы вы туда съездить, Джон? Вы знаете, где это?

– Я там бывал неоднократно.

Виконт Каселри был одним из наиболее уважаемых людей в правительстве, министр иностранных дел, не называя других почетных званий. Так, вот кому подчинялся Сноуд и кто давал ему поручения! Но нет, я не могла поверить, что Депью меня обманул. Он носил регалии Королевской Гвардии!

Он был в курсе важнейших событий. Если бы он был предателем, он не осмелился бы показаться в месте, контролируемом правительственными агентами. А, может быть, он все-таки был предателем? Поэтому и настаивал, чтобы его называли вымышленным именем и прятался, чтобы его не видели? Или это одна ловушка Сноуда? Он мог все подстроить, чтобы сбить меня с толку, на случай, если я подслушаю.

– Что вы собираетесь предпринять? – спросил Фарфилд.

– Кто-то должен остаться на голубятне. Цезарь уже опаздывает. Нельзя, чтобы это сообщение попало в чужие руки.

– Кассиди может его встретить.

– Он слишком молод и неопытен, слишком большой риск. В Испании у меня родной брат, Вилли, – устало произнес Сноуд.

– Может быть я эгоист, но меня это волнует больше всего остального.

Названное им имя показалось мне знакомым. Кто это еще говорил о брате Вилли в Испании?

– Вы уверены, что Смайт крепко связан и тоже не сбежит?

– Он не сможет развязать веревки, – ответил Фарфилд.

– Это же мы думали в случае с Хедер, – сказал Сноуд мрачно.

– Как ей удалось освободиться?

– Забудьте о ней, Кервуд. Она теперь в безопасности. Во всем виноват Депью. Это не первая леди, которую он обвел вокруг пальца. Она не понимает, что происходит. Даже не представляет, что помогает Наполеону. Депью одурачил ее. Надо было с самого начала сказать ей правду.

Я… помогаю Бонапарту…?! Это невыносимо.

– Вам лучше идти, Джон. Только проверьте дышит ли ваш пленник. Нам ни к чему убивать этого идиота.

До меня все еще не доходило, что я попала в самую ложную ситуацию. Еще я обдумывала, можно ли теперь выйти из укрытия. Если они увидят меня, снова всунут тряпку в рот. Фарфилд отправился проведывать Банни. Я кралась за ним. Он быстро нырнул под навес у самого моря, которым последний раз пользовались, когда Хьюмы еще ходили в море. Там хранились паруса, мачты и прочее снаряжение. Дверь открылась со скрежетом, Фарфилд пробыл под навесом не больше нескольких секунд и тут же вышел. Как только он ушел на достаточное расстояние, пробыл под навесом не больше нескольких секунд и тут же вышел. Как только он ушел на достаточное расстояние, я бросилась туда, выкликая имя Банни. Через незастекленное окно внутрь пробивался тусклый свет. На земляном полу лежала бесформенная груда, которая при ближайшем осмотре оказалась Банни, он лежал, связанный по рукам и ногам, во рту торчал кляп, вернее тряпка, которая раньше была его собственным шейным платком. Первым делом я вынула тряпку изо рта, он с трудом втянул ртом воздух, издав при этом несколько странных гортанных звуков.

– Они скрутили меня! Вы в порядке?

– Теперь в порядке, – успокоила я его, кряхтя над узлами, затянувшими его запястья.

– Это не вы лили воду на землю? Настоящий водопад. Что вы делали?

– Это делал Фарфилд. Я подмешала в воду крысиный яд, но меня разоблачили.

Запястья, наконец, были освобождены. Он растер их, чтобы наладить циркуляцию крови, и сам принялся распутывать ноги. Сделав это, попытался встать, но тут же упал снова.

– Ноги пронзает, как иголками, – сказал он и стал вращать ступнями и растирать икры, чтобы снять онемение. Пока он приводил себя в нормальное состояние, я изложила события.

– Они меня ударили сзади, – время от времени вставлял Банни. – Подкрались незаметно, я ничего не слышал. Мне показалось, что он бил толстой веткой. Сбил с ног намертво. Когда пришел в себя, был уже здесь. Что это за место, где мы, черт побери?!

– В сарае. Но самое ужасное, Банни, это то, что Депью – французский шпион, а мы его сообщники.

– Но на нем были гвардейские пуговицы и желтая подкладка.

– Он мог украсть, снять с кого-нибудь, кого убил. Надо уходить отсюда, Сноуд может придти проверить.

– Если нас считают предателями, значит Англия в большой опасности. Придется уезжать за границу.

– Для начала давайте выберемся из этого сарая, – прервала я его сетования, и мы вышли на воздух. Идти по холодной острой гальке было мучительно. Взглянув на дом, я увидела, что все окна ярко освещены. Люди сновали взад и вперед, все были на ногах. Сноуд вероятно выполнил свой план и сказал тетушке, что я сбежала с Депью, чтобы обвенчаться тайно. У меня заныло сердце от жалости, можно было представить, в каком она состоянии. Это было хуже, чем быть украденной цыганами. Еще больше я переживала презрение Сноуда. Не знаю точно, кем он был и откуда, я интуитивно чувствовала, – а интуиция меня редко подводила, – что он человек благородного происхождения.

Фарфилд относится к нему почтительно. Они называют друг друга по имени, как давнишние друзья. Герцогиня! У нее есть сын, Вилли, который сейчас должен находиться в Португалии. У Сноуда – брат тоже Вилли. И все эти письма из Брэнксэм Холл. Сомнений не было – он сын герцогини.

А мы держали его под крышей в двух неуютных комнатах, набитых ненужной рухлядью. Называли его Сноуд и обращались с ним свысока, как с низшим по положению. Как некрасиво они подшутили надо мной! Тетя Ловат ни о чем не догадывалась, я была уверена в этом, но папа-то знал. В Лондоне разработали этот хитроумный план – Сноуд помогает папа под вымышленным именем. Мне было непонятно, почему нужно было менять птиц и придумывать весь этот маскарад. Хотя, если бы в доме находился знатный человек, так долго, на протяжении всей войны, это вызвало бы переполох, а им нужна была секретность. Было также хорошо известно, что герцогиня – отличный знаток голубей. В этом-то была разгадка. Сноуд был избран на эту роль, потому что он очень хорошо знал голубей, особенно почтовых. Папа нуждался в его знаниях.

– Вы дойдете, или дать вам ботинки? – спросил Банни. Я отказалась. Вряд ли его огромные тяжелые ботинки были удобнее для ходьбы. Мы решили не идти в дом, а уйти подальше и направились в сторону Хайта, обсуждая подробности последних дней. Самым странным было то, что он воспринял новую версию, как очевидный факт, даже не моргнув глазом.

– Мы всегда считали, что Депью не очень-то ловкий шпион, – сказал он.

– Это, наверное, он влез в кабинет и украл пистолет.

– Пистолет у Сноуда, но Депью мог проникнуть в дом, меня это не удивит.

– Мы знаем, что он уехал из Брайтона раньше нас. Он не получил вашей записки.

– Он искал книгу с шифром, по-видимому. Именно ее он хотел от нас получить, а вся его лесть – это, чтобы держать нас на крючке. Он же выдумал, что Сноуд шарит с лампой по нижнему этажу дома, чтобы мы не переставали искать. Он также надеялся с нашей помощью перехватить донесение, которое принес Цезарь. И мы бы ему преподнесли его на блюдечке. И в парке никогда не было его людей. Все ложь.

– Депью в разведке – желторотый птенец. Однако Цезарь не появлялся, я его не видел, пока стоял под галереей, его не было.

– О, Боже! Цезарь! Совсем забыла!

– Он прилетит.

– Он уже прилетел и сидит у меня в комнате в ящике комода.

– Что? Я ослышался? Вы говорите…

– Точно так, Банни. Скорее. Нужно передать Сноуду капсулу.

– Можно тихонько войти и поручить слуге передать эту штуковину. Оставьте в спальне записку, адресованную Сноуду. Не забудьте надеть башмаки. И платье, – добавил он.

– Нам нужно срочно улепетывать в Америку. Будет нелегко выбраться… в военное время. Но все же лучше, чем виселица. Поймаем какое-нибудь рыболовное судно, они вывезут нас в океан.

– Но мы ничего плохого не сделали. Нас обманули.

– Кто этому поверит? Пара чертовых идиотов.

– Пусть идиоты, зато не предатели. Я возвращаюсь.

– Я напишу вам из Америки.

– Вы должны вернуться со мной, Банни и подтвердить все, что я скажу. Побег будет воспринят как доказательство нашей вины. Кроме того, у нас Цезарь. Когда мы отдадим донесение, они поймут, что мы не враги. Мы ведь помогли захватить капсулу и убежать.

Признаться, мне самой было неясно, что еще мы могли сделать с этой запиской.

– Можем совершить бартерную сделку – жизнь за капсулу. Сначала ее надо понадежнее спрятать. Нас могут подвергнуть пытке, чтобы заставить говорить. Этот шпионаж – довольно грязное дело. Наверное, я все же не пойду в разведку. Да теперь меня и не возьмут.

– Вы идете в дом, Банни, или нет?

Его болтовня меня страшно угнетала.

– Я должна отдать донесение Сноуду. И тетушка переживает, что я сбежала с этим негодяем Депью.

Банни никак не мог принять решение.

– Наверное, все же я, должен вернуться с вами. Не могу же я бросить вас в такую трудную минуту. И вы говорите, что мы не предатели, нас самих предали. С этими словами мы повернули к 2Грейсфилду. Несмотря на мою решимость и веские доводы, ноги еле шли, все время хотелось повернуть назад, убежать, скрыться. Было ужасно стыдно предстать в таком наряде перед Сноудом: не только дура, но дура с грязным лицом, босыми ногами и без платья – в одной накидке поверх нижнего белья.

Глава семнадцатая

Мы подошли к наружной двери, ведущей в кухню. Она заперта, но, судя по ярко освещенному окну, внутри кто-то был. Я тихо постучала, открыла миссис Гиббонс. Она уже успела надеть платье и передник, но забыла снять ночной чепец. Этот белый фланелевый чепец, завязанный лентами под подбородком, придавал ей сходство с младенцем.

– Небеса Праведные, мисс Хьюм! Вы вернулись!

С этими возгласами она втащила меня за руки в кухню, Банни плелся сзади.

– Я знала, что это вы, – говорила добрая женщина, переводя взгляд с Банни на меня и не понимая, что происходит.

– Вот уж выдумали, мистер Депью, как же! Никто никогда и не слышал о мистере Депью. Я знала, что вы никогда не выйдите за первого встречного.

Она выжидательно улыбнулась Банни.

– Но мистер Смайт – ваш двоюродный брат, моя дорогая. Нужно разрешение епископа на брак. Такие браки запрещены. Наконец она обратила внимание на мои босые ноги и на то, что под накидкой не было платья.

– Боже Милосердный! Могли бы подождать, пока найдете постель, по крайней мере! Посмотрите на себя! Вы, наверное….

– Не говорите чепухи, миссис Гиббонс, – остановила я ее поток восхищений с самым авторитетным видом.

– Я не собиралась тайно венчаться с мистером Смайтом. Меня пытались похитить, а он меня спас.

Надо было как-то объяснить свой наряд. Ее изумление, казалось, возросло еще сильнее, но теперь она вздохнула с облегчением. Похищение ее устраивало больше, чем тайный брак, не освещенный церковью.

– Пойду позову вашу тетушку. Она в истерике. – Этот негодяй Сноуд прожужжал ей уши о вашем бегстве с Депью. Она немного успокоилась, только когда ей сказали, что Фарфилд помчался догонять вас.

Так вот, как объяснил отъезд Фарфилда. Что он скажет, когда прибудет Каселри и заберет меня в наручниках под арест? Или он хочет защитить меня, придумывая оправдывающие обстоятельства? Осталось ли в нем что-то от его чувства, или все просто игра в галантность?

– Это Депью вас похитил? – не унималась миссис Гиббонс.

Вопрос застал меня врасплох, и я сказала:

– Да, затем быстро перевела разговор на другую тему, чтобы избежать дальнейших расспросов.

– Я сейчас незаметно поднимусь к себе по черной лестнице и оденусь, а то тетя испугается, увидев меня в таком виде. Не могли бы вы принести мне в спальню побольше горячей воды? Я ужасно грязная.

Миссис Гиббонс заверила, что все сделает без промедления. Она уже пришла в себя настолько, что предложила Банни чай. Уходя, я слышала, как он с благодарностью согласился выпить чашечку и добавил:

– От этой тряпки у меня саднит горло.

Зря я предоставила Банни сочинять историю моего похищения. Он никогда не обладал богатым воображением.

Мне удалось пробраться незамеченной в холл, когда ноги отупили на ковер, я почувствовала несказанное блаженство, ступни были исцарапаны и кровоточили. Запястья тоже болели, там, где камень задел их, виднелись запекшиеся сгустки крови. Я подумала, что когда я буду мыться в горячей воде, боль будет нестерпимая. Я быстро затем вбежала по лестнице и влетела в свою спальню.

К моему величайшему изумлению в комнате находился Сноуд, Он держал в руках мой халат и смотрел на него так, словно ждал, что он заговорит. Не веря себе, он перевел взгляд на меня.

С минуту он молчал, я тоже не могла придумать, с чего начать объяснения. Так мы оба молчали, глядя друг на друга, слышно было только тиканье часов. Я чувствовала, что его взгляд проникает в самые потаенные утолки моего сердца. Никогда не забуду с какой нежностью и укором он смотрел на меня в тот вечер.

Затем, очнувшись, он бросил на пол халат и закрыл дверь.

– Вы все-таки вернулись, – произнес он хриплым голосом.

Слезы полились у меня непроизвольно. Не в силах сдержать рыдания, я пыталась объяснить, что произошла ошибка. Руки сами потянулись к нему, он крепко сжал их в своих ладонях, но тут же, вспомнив, отступил на шаг, словно перед ним была ядовитая змея.

Я в отчаянии наблюдала, как он воинственно выпрямился, губы сжались в узкую жестокую линию.

– Теперь вам нелегко будет меня снова провести, мисс Хьюм. Даже вам я не позволю дурачить себя. Вы знали, вы все знали. Иначе зачем обыскивали мою комнату? Зачем пытались отравить птиц? Как ему удалось убедить вас?

– Вы говорите о Депью?

– Разумеется, я говорю о Депью, – прорычал он и продолжал, не сдерживая негодования:

– Я ломаю голову, чтобы понять, почему вы это сделали, но не нахожу оправданий. Если бы вы были мертвы, как я думал, я еще мог бы простить вас, объяснить все молодостью, горем после смерти отца. Я говорил себе, что это ребячество, неудачная попытка отомстить за постигшее вас несчастье. Но теперь вижу, что вы не ребенок, мисс Хьюм. А ваш отец – не единственный человек, отдавший жизнь за свою страну. Другие не менее вас скорбящие жены и дочери, не стали на путь предательства. Скажите одно – вы продали душу дьяволу ради денег?

– Довольно! – закричала я.

Негодование овладело мною настолько, что я была готова выцарапать ему глаза. Сноуд удивился столь внезапной перемене.

– Если мои попытки помочь своей стране и были ребячеством, они, по крайней мере, не были подлостью. Я действительно согласилась помогать Депью, потому что была убеждена, что он делает это в интересах Англии. Он был одет в гвардейский мундир, он сказал, – и при этом присутствовал мистер Смайт, он может подтвердить каждое мое слово, – что он служит в Королевской Гвардии.

Сноуд внимательно слушал, но недоверчиво, даже не пытаясь скрыть подозрения.

– Он в ней служил, шесть месяцев тому назад, но попал под подозрение. Был младшим клерком, его поймали, когда он просматривал бумаги, которые не имел права читать. Установили наблюдение. Мы пустили слух, что Фарфилд испытывает денежные затруднения. Депью клюнул, предложил сотрудничать с ним в пользу французов. Фарфилду было поручено следить за Депью.

– Почему мне ничего не сказали? Я имела право знать, вы ведь пользовались моим домом.

– С разрешения мистера Хьюма.

– Что я должна была подумать, когда обычная поездка папа в Лондон на собрание любителей голубей заканчивается убийством в Брайтоне?

– Мы не могли разглашать тайну. Нельзя было привлекать внимание к Грейсфилду. Здесь на побережье много агентов. Когда вы задумали отомстить за смерть отца, мы решили, что вы слишком импульсивны, чтобы доверить вам столь важный секрет. В нашем доме горячие головы опасны.

– Вы мне не доверяли, потому что я женщина, – сказала я прямо, ибо считала, что в этом крылась основная причина.

– Простачку Фарфилду вы верили, а мне – нет. Его подозрительность мало-помалу улеглась, в голосе звучали нотки сожаления.

– Ваше поведение после возвращения из Брайтона вряд ли могло вернуть доверие. Первое желание было избавиться от голубятни. К чему было спешить, если вы не знали, с какой целью они используются? Зачем ваш покровитель Депью залез в дом?

– Ему незачем было проникать в дом украдкой, раз он был мне другом, как вы утверждаете.

– Вы тогда еще не вернулись. Думаю, он спешил, ему нужны были какие-то бумаги мистера Хьюма. И, кроме того, если вы хотели хранить знакомство с ним в секрете от меня, вы бы вряд ли осмелились пригласить его в дом.

– Он не хотел, чтобы кто-нибудь знал, что он здесь. Он называл себя мистером Мартином.

– Я видел, что все ваши встречи обставляются особой секретностью. Должен сказать, что с самого начала я подозревал, что Депью вас обманул, а вам просто нравится игра в шпионку. Разумеется, мы следили за Депью, обо всех его действиях наши агенты докладывали Фарфилду. Пока вы не задумали эту потасовку в Алтертоне. Я намеревался не придавать большого значения вашей игре. Но когда вы подстроили мое убийство…

Он осекся и зло уставился на меня.

– Как вы могли, вы ведь знали, как я к вам отношусь!

Мне стало невмоготу, словно я и в самом деле виновата в приписываемых мне злодеяниях.

– Даже не подозревала, что он собирался стрелять в вас. Он сказал, что хочет выследить, с кем вы будете встречаться, чтобы выявить всю цепочку.

Сноуд потер виски и глубоко вздохнул.

– Если это правда…

– Конечно, правда! – опять закричала я, оскорбленная упорным недоверием. Видимо, он поверил, я видела по его лицу, как сомнения, хотя и не сразу, уходили, появлялась уверенность в искренности моих намерений. Подобие улыбки мелькнуло во взгляде. В этот самый драматичный момент подошли к двери слуги с горячей водой. Предстать перед ними полураздетой в обществе мужчины… Боже, какой позор! Только теперь Сноуд обратил внимание на мой наряд и увидел, что на мне нет платья. Мы поняли друг друга. Я указала взглядом на платяной шкаф, и без лишних слов он спрятался там, а я пошла открывать дверь. Миссис Гиббонс прислала такой огромный бак воды, что его с трудом несли два конюха. Служанка Мэри, очень добрая и деликатная девушка, сопровождала их, понимая пикантность ситуации. Они налили ванну, я в это время плотнее закутывалась в пелерину и изо всех сил старалась, чтобы они не заметили мои босые ноги.

– Вам нужно что-нибудь, мисс Хьюм? – спросила Мэри, прежде чем уйти. Я оценила ее сдержанность, другая на ее месте задала бы много других вопросов.

– Спасибо, ничего не нужно.

Они вышли, а Сноуд появился из шкафа. Его хладнокровию можно было позавидовать, он даже не покраснел, хотя, видно, чувствовал себя несколько неловко и не знал, как вести себя в подобной ситуации. Но больше всего его интриговал мой вид. Он скользнул взглядом по моим растрепанным волосам, смятой пелерине и остановился на босых грязных ногах. Мне стало стыдно своего непривлекательного вида, я злилась на себя, и на него и спросила резко:

– Вы верите мне? Я не вру. Как вы могли подумать, что я способна на убийство? Или на предательство? Моя семья живет здесь, в этом самом доме, более двухсот лет. Мне здесь дорог каждый куст, каждое дерево и каждый камень на берегу. Я горжусь тем, как умер мой отец. Я готова была, рискуя жизнью, продолжить его дело, и вот благодарность. Я хотела отравить голубей, чтобы вы не послали ложные донесения, и вашу комнату обыскивала с единственной целью найти книгу с шифрами, мне это поручил Депью. Я думала, что вы сможете использовать код для дезориентации английского командования.

– Разумеется. Если Депью удалось убедить вас, что он работает на Англию, то я по логике вещей оказывался во враждебном стане. Вы обвиняете меня, что я вас безосновательно осуждаю, но вы делаете то же самое по отношению ко мне.

Он снова покосился куда-то в сторону. Я проследила взгляд и поняла, что его внимание привлекает комод. Из щели верхнего ящика высовывался клюв и видны были два блестящих глаза. Цезарь узнал Сноуда и начал беспокоиться.

– Что это у вас в ящике – голубь? – спросил он.

– А! Совсем забыла, это Цезарь, надеюсь, он не задохнулся.

– Цезарь? – воскликнул он. – Когда он прилетел?

Он бросился к ящику и вынул птицу. Странно, но голубь вел себя очень спокойно все это время, возможно, даже спал после долгого перелета.

Его хохолок несколько растрепался, но перышки выровнялись, как только его вынули из заточения. Сноуд вытащил из кармана горсть зерна. Он высыпал корм на угол комода, пока Цезарь клевал, Сноуд снял капсулу, он знал, как это делается, ему не потребовалось ни труда, ни времени, чтобы развязать проволоку.

– Когда он прилетел? – повторил Сноуд. Капсулу с запиской он опустил в карман.

– Когда вы с Фарфилдом оставили меня связанную на голубятне.

Сноуд посмотрел на меня недобрым укоряющим взглядом.

– Это была злая шутка, Хедер, заставить меня подумать, что я убил вас.

– Очень вам важно, жива я или нет. Пожалуйста, заберите отсюда птицу. Мне нужно принять ванну.

Он подхватил Цезаря и сунул его подмышку, словно мячик.

– Ухожу. Нужно послать ответ на записку. А потом… кстати, что мы скажем миссис Ловат?

– Правду. Идите же.

Он не спешил уходить.

Я зашипела на него, ему пришлось удалиться. Сноуда я убедила. Теперь от него зависело, чтобы Каселри поверил, что меня не за что отправлять на галеры. Но сначала нужно было ликвидировать следы ночной авантюры. В зеркале я увидела свое отражение – женщина, которая проползла по грязи не одну милю. Волосы висели слипшимися сосульками, пелерина была в грязных пятнах. Если бы кто-нибудь наблюдал за мной со стороны, его поразило бы, что это чучело еще чему-то улыбается. Я с наслаждением погрузилась в теплую ванну. Ссадины на ногах и руках больно заныли, когда на них попадало мыло. Это просто походило на пытку. Все же я вымылась, растерлась полотенцем и выбрала платье.

Мое единственное черное платье находилось у Сноуда, пришлось надеть светлое, пожертвовав правилами, приличествующими трауру. Я выбрала бледно розовое с пышной юбкой и бледно-зелеными лентами. Оно всегда нравилось окружающим. Мне хотелось произвести впечатление на сына герцога, когда спущусь в гостиную. Тетушка простит меня, если узнает, кто в действительности Сноуд. 2И все же его настоящее имя было мне неизвестно, хотя успокаивало, что это не Сноуд. Не хотелось всю оставшуюся жизнь быть миссис Сноуд, может быть мне предстояло стать леди Кервуд, все зависело от того, каким по счету сыном он был среди сыновей герцога. Когда я закончила туалет, солнце уже взошло, наступило утро. Я даже не прилегла в ту ночь, но спать совсем не хотелось.

Глава восемнадцатая

Я уже кончала одеваться, когда тетушка влетела в мою спальню.

– Хедер! Это правда? – спросила она требовательно. – Сноуд – сын герцога Прескотт?

– А, так он вам рассказал. Да, это правда.

Из всех прошедших событий это было для нее самым важным. Неважно, что я попалась в сети предателя и чуть не поплатилась за это жизнью. Неважно, что Грейсфилд играл существенную роль в идущей рядом войне. Важно было одно – под самой крышей с нами находился пэр Англии, завидная партия, а мы об этом даже не подозревали. Небесный ангел не мог бы быть более желанным гостем для миссис Ловат.

– Я поняла по тому, как он играл в карты, что он непростой человек. Разве я не говорила тебе, что он ведет себя как настоящий джентльмен? Подумать только, что мы держали его на чердаке эти два года! Я распорядилась, чтобы для него приготовили Золотые Комнаты.

– В Золотых Комнатах сейчас Фарфилд, мы не можем выбросить его оттуда.

– Какая досада! Тогда переведем Сноуда в Зеленые Апартаменты.

Но, когда Фарфилд уедет, мы поселим Сноуда – то есть лорда Мейтланда – в Золотых Комнатах. Старший сын, маркиз? – добавила она. – Он унаследует титул и с полдюжины поместий. Не хочу задавать ему лишних вопросов, но Прескотты, самые сливки общества.

Я была взволнована не менее тетушки, хотя менее словоохотлива. Мне не с чего было слишком радоваться, я еще не получила официального предложения. Правда, он сказал, что женился бы на мне, если бы даже был королем Англии. Но можно ли было счесть это предложением?

– Дорогая моя! – воскликнула тетушка, закончив придирчивый осмотр моего туалета.

– Нельзя же появиться в розовом платье, мы ведь в трауре. К тому же приезжает лорд Каселри. Фарфилд поехал за ним. Связано с донесением, которое надо послать в Испанию. Как романтично! Как ты думаешь, что лучше подать к обеду – молодого гуся или жареных цыплят – на блюдо из птицы? Нет, лучше гуся. Наш повар готовит его неподражаемо.

– Мое черное платье, тетя, порвалось, – сказала я, не зная, что успел Сноуд ей рассказать. Я продолжала думать о нем, как о Сноуде.

– Я дам тебе надеть мою черную кашемировую шаль. Боюсь, что лорд Каселри не успеет познакомиться с тобой. Я велела убрать постель Сноуда из кабинета. Джентльмены проведут там совещание. Лорд Мейтланд уверяет, что Каселри не останется к обеду. Для тетушки не составляло труда переключиться на новое имя, оно ее устраивало больше. – Может быть, небольшой ленч, так он сказал. Нужно поспешить отдать распоряжения миссис Гиббонс. Что за день! Подумать только, я так переживала, что с Фарфилдом ничего не вышло.

Уже отчаялась найти для тебя хорошую партию.

При наличии другой кандидатуры Фарфилду разрешено было считаться простаком, каким он был все время.

Она направилась к двери, но снова вернулась.

– Знаешь, все это из-за голубей, – сказала она тоном заговорщицы, перейдя на шепот.

– Связано с пересылкой донесений, но это большой секрет. Никому ни слова, даже слугам. Представь, эти глупые птицы оказались просто благословением. Кто бы мог подумать?

Она засмеялась громким счастливым смехом, эхо которого оставалось в комнате и после ее ухода.

Я тоже вскоре тоже спустилась вниз. При мысли о встрече со Сноудом меня охватила робость, трудно было представить, как он себя поведет. Но волновалась я зря: в гостиной был один Банни. Миссис Гиббонс позаботилась, чтобы вернуть ему презентабельность. Он сообщил, что Сноуд отправился навстречу лорду Каселри.

– Я ему одолжил свою лошадь, – объяснил он.

– Хочу сказать, мы теперь зависим от него. Постарался умаслить его. Вел себя очень вежливо, если учесть случившееся.

– Думаю, мне удалось убедить его в нашей невиновности, Банни, – сказала я.

– Он может поверить вам, поскольку вы женщина. Немного подозревает, что я тоже был в заговоре с Депью. Я ему сказал о пуговицах на гвардейском камзоле. Он сказал, что Депью мог подделать их или снять с убитого. Я уточнил, что он надевал их только однажды – чтобы обмануть нас. Но что мы могли подумать? Пуговицы самого принца.

– Где Депью?

– Арестован вчера в Алтертоне. Следил за Сноудом и Фарфилдом, поехал за ними. Поэтому отказался от провожатых. Потом спрятался за деревом и оттуда стрелял. Фарфилд его ранил. Они его скрутили и доставили, куда надо. По дороге трепался, что мы замешаны в истории убийства мистера Хьюма. Наверное, он придумал, что его убили гвардейцы. Боялся, что они узнают правду.

– Да, теперь, понятно, почему он запрещал подслушивать под дверью – боялся, что узнаем правду.

– Нельзя рассчитывать, что Депью нас не предаст. Мне нужно ехать домой упаковывать вещи. Единственный путь к спасению – Америка.

– Уверена, что все образуется.

– Я не уверен. Пропадем ни за что. Когда Сноуд вернет лошадь, я отчалю домой. Вы мне дадите знать, как все пройдет? Помните разбитую сосну? Забавное приключение, правда, Хедер? – он рассмеялся над тем, какими глупыми мы оказались. – Да, интересное приключение.

Мы еще поговорили о наших приключениях, но вскоре услышали шум подъезжавшего экипажа лорда Каселри. Банни побежал прятаться в погреб, на случай если его хотят арестовать. Я знала, что Кервуд поехал навстречу, чтобы ввести лорда Каселри в курс событий и смягчить его намерения по отношению ко мне и Банни. С этой задачей он справился прекрасно.

Лорд Каселри был сама любезность. Он улыбался и отпускал комплименты, в его действиях не было и тени угрозы или недовольства. Держал он себя с таким достоинством, а сюртук так великолепно сидел на нем, что тетушка Ловат совсем потеряла полову. А какими именами он жонглировал!

– Принц Регент говорил вчера вечером…

– Когда Ливерпул упомянул на заседании кабинета министров…

Но когда он упомянул Принцессу Кэрэлайн и леди Джерзи, мы с тетушкой чуть со стульев не свалились! Все, кого он упоминал, принадлежали либо к королевской семье, либо к высшей знати.

Перед тем, как они втроем удалились в кабинет папы, он взял меня за руку и крепко пожал ее.

– Мейтланд младший рассказал, что вы доставили донесение, оно попало к вам и вы его спрятали, чтобы не пропало, мисс Хьюм. Молодец! Вы оказали стране неоценимую услугу.

– Благодарю, милорд, – ответила я, чуть не задохнувшись от удивления.

Кервуд стоял позади Каселри и пожимая, улыбаясь, плечами, как бы говоря:

– Ничего особенного, обычное дело.

– Мистер Смайт тоже помог, – добавил он.

– Кстати, где мистер Смайт, Хедер?

– Он – э-э – он вышел. Сейчас вернется.

Я послала за ним слугу, чтобы он передал, что путь открыт, нужно подняться в гостиную. Он испытал огромное облегчение, что все так благоприятно складывается.

– Есть надежда на титул баронета? – спросил он, переходя от отчаяния к телячьему восторгу.

– Чтобы заслужить титул, Банни, вам придется продолжить работу в разведке.

– Думаю, меня возьмут. Хотя мне не улыбается, чтобы меня опять морили голодом и дубасили.

Лорд Каселри оказал нам честь, согласившись остаться к ленчу. Он расхваливал каждое до небес, хотя, должна признаться, что когда он объявил, очень огорчена. Его ждали срочные дела в Уайт-Холл. Он отвел меня в сторону и сказал:

– Не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой, мисс Хьюм, но может быть, вы разрешите и дальше пользоваться вашим домом как пунктом доставки и отправления военных донесений, пока Мейтланд не подберет другое место.

До меня не сразу дошло, что он говорит о Сноуде, и что тот собирается покинуть Грейсфилд.

– Пожалуйста, милорд, вы можете располагать Грейсфилдом столько, сколько будет необходимо, – заверила я. В самом деле, не понимаю, зачем вам искать другое место, когда здесь все так хорошо налажено.

– Признаюсь, другого ответа я и не ожидал, – ответил он, бросив на Кервуда торжествующий взгляд.

– Думаю вашему отцу было бы приятно это слышать. Его смерть наша общая трагедия, в Уайт-Холл все очень переживают эту утрату. Он бы гордился вами, если бы был жив.

Он поклонился и пошел попрощаться с миссис Ловат и Банни. Фарфилду предстояло ехать с ним в Лондон. Кервуд проводил их до экипажей. Вернувшись, он сослался на дела на голубятне. Взглядом он пригласил меня подняться с ним.

– Я, пожалуй, поскачу домой, – заявил Банни.

– Маме будет интересно знать о визите лорда Каселри. Могу я сказать, что он приезжал к вам? Все остальное, разумеется, строгий секрет. Кервуд проводил его до двери и что-то энергично ему внушал на ходу. Я поняла, что он предупреждал Банни, что он не должен передавать ни слова из того, о чем здесь говорилось и что он наблюдал. Другая проблема была, как заставить молчать слуг. Мы не пытались называть лорда Каселри вымышленным именем, или выдать его за проезжавшего мимо друга дома, либо родственника.

– Хедер, не заглянете ли со мной на голубятню? – спросил Кервуд, вернувшись в гостиную.

Тетушка даже бровью не повела, напротив, расплылась в довольной улыбке, что означало, что она абсолютно не против нашего уединения.

– Да, конечно, – согласилась я.

– Я решила более серьезно заняться птицами, чтобы продолжать дело папа. Может быть, даже смогу время от времени помогать вам.

Кервуд предложил мне руку, мы направились к лестнице. Пока тетя могла нас слышать, разговор не выходил за рамки данной темы.

– Будет очень великодушно с вашей стороны, мисс Хьюм. Иногда и мне не помешает небольшая передышка, – говорил Кервуд. Однако когда мы удалились несколько выше, он добавил:

– И небольшая компания. Мне бывает очень одиноко на этой галерее, совсем под облаками. Даже не знаю, чье еще общество доставило бы мне большее удовольствие.

– Мы вам пришлем еще помощников, сколько вы скажете, одним конюхом можно легко пожертвовать.

– Я имел в виду не конюха, плутовка, – засмеялся он, ущипнув меня за руку.

Мы, наконец, пришли, он пропустил меня вперед, галантно придерживая дверь.

– Наконец-то мы одни! – вздохнул он. Закрыв дверь, он заключил меня в объятия.

– Мне казалось, Каселри никогда не уедет. Его губы слились с моими, мы крепко обнялись там под облаками, а вокруг одобрительно ворковали голуби. Я боялась, что теперь, когда Сноуд стал Мейтландом и абсолютно респектабельной партией, и когда страх запретного греха больше не сковывал нас, может исчезнуть и острота переживаний. Действительно, тот особый ореол опасного приключения, который я испытала раньше, больше не появился, но сознание, что меня страстно целует мой будущий муж, было достаточной компенсацией. Опасности и волнения нам еще предстояли в изобилии.

– Давайте подойдем к южному карнизу, – предложила я. Это было более романтичное место.

Вдали черненным серебром поблескивал океан, легкий ветерок доносил рокот морских волн. Мы немного полюбовались морем и обнялись снова. То, что мы были вместе, казалось одновременно и естественным, и необычайным.

– Как все же вас зовут? – спросила я и засмеялась абсурдности вопроса.

– Кервуд. Я знал, что Фарфилд все равно проболтается, поэтому не скрыл своего настоящего имени, тем более что здесь по первому имени меня никогда не называли. Фарфилд бывал в Брэнксэмхолле несколько раз. Он знал, что я работаю здесь, но не знал, что у меня другое имя. Я не хотел, чтобы он знал правду.

– Вот почему вы придумали версию, что работали слугой в Брэнксэм Холл. Ваше имя Кервуд Сноуд?

– Милвертон, моя фамилия.

– Кервуд Милвертон. Зачем вы выбрали такое неприятное имя – Сноуд?

Он посмотрел на мои исцарапанные руки и поцеловал каждую царапину.

– Надо чем-нибудь смазать, – сказал он, прежде чем ответить на мой вопрос.

– Почему назвался Сноудом? Мне казалось, что имя подходит для той должности, которую я занимал. Когда я увидел вас, то пожалел, что выбрал такое незавидное положение. Я мог бы назваться ученым – исследователем, вполне джентльменское занятие, да, оно бы мне лучше соответствовало. Мне хотелось переписываться с матерью, положение ученого давало для этого беспрепятственную возможность, поэтому я сделал вид, что продолжаю оставаться у нее в услужении.

– Почему было не остаться самим собой.

– Власти боялись, что мое долгое присутствие в доме вызовет ненужное любопытство и сплетни. Многие знают, что мы с мамой выращиваем домашних голубей. Поэтому Брэнксэм Холл был отвергнут как передаточный пункт. Умелый стрелок мог перехватить голубя по пути домой. Ваш отец выращивал спортивную породу птиц, которых можно легко обратить в почтовых, никто бы об этом не догадался. Поэтому мы специально держали нескольких птиц для кроссов и выставляли их на соревнования. Если бы лорд Мейтланд внезапно поселился в доме, правда вскоре обнаружилась бы.

– Боюсь, что пойдут пересуды по поводу визита лорда Каселри, – сказала я.

Вести серьезный разговор было почти невозможно, так как Кервуд не переставал меня целовать, не выпуская из объятий.

– Это не секрет. Собираюсь даже дать информацию в местной газете.

Я подумала, что он подшучивает надо мной и шлепнула его легонько по руке.

– Но это уже слишком!

Он схватил мою руку и крепко прижал к себе.

– Совсем нет. Он приезжал, чтобы познакомиться с невестой лорда Мейтланда. А, я, кажется, забыл сделать предложение, мисс Хьюм? Вспоминаю ваши обидные слова, что вы выйдете замуж только за джентльмена. Это было единственное препятствие к нашей помолвке?

Мне не понравилась такая заносчивость.

– Разумеется, нет. Еще мне нужен был титул, но полагаю, что потенциальное звание герцога мне подойдет, – осадила я.

– Жаль, что не смогу предложить королевства. Но, по крайней мере, постараюсь завоевать ваше расположение и покорить сердце.

Герцог – сердцеед. Он отвесил игривый поклон.

– Но никто не знает вас как лорда Мейтланда.

– Теперь узнают. Если вы принимаете меня как официального претендента на вашу руку и сердце, это дает мне право находиться в доме под моим настоящим именем. Надеюсь, вы, не будете медлить со свадьбой. Вы должны знать, что тот, кто любит, вызывает всеобщую симпатию. Никто не заподозрит меня в чем-то незаконном.

– Как мы объясним наше знакомство?

– Ну, как же, год тому назад, когда вы сопровождали вашего отца на состязания голубей. Ваша красота поразила меня, я влюбился с первого взгляда и с тех пор сочиняю сонеты в вашу честь, о чем, подозреваю, вам хорошо известно.

– Сонеты? Я приняла их за шифровки.

– Неужели? – оскорбился он. – Я вам их почитаю, они просто великолепны.

– Они ужасны. У меня глаза не серые, а зеленые.

– Память подвела. У меня не было больших возможностей любоваться вашей красотой.

Он заглянул мне в глаза.

– Все же они немного серые – это небо в них отражается, наверное.

– Я думала, это вид кодирования. Даже не заметила рифмы. И еще – в тот раз я не ездила с папой на состязания голубей.

– Я тоже там не был. Неважно, никто не вспомнит. Думаю, что вне дома никто не признает во мне Сноуда, когда я подобающим образом оденусь. Я редко выходил и мало с кем встречался. В любом случае, потерпеть осталось немного, война скоро закончится. Веллингтон гонит французов через Альпы. Еще не больше года. Но, разумеется, лорд Мейтланд не может все это время провести на голубятне, Вам ведь захочется похвастаться трофеем перед друзьями. Узкому кругу, конечно, без лишнего шума, учитывая наш траур.

Мне было приятно, что он сказал «наш», это свидетельствовало, что он был искренне привязан к папе.

– Попрошу маму прислать несколько опытных слуг, они займутся повседневной работой, – добавил он.

– Мне останется корреспонденция. – Где вы скрываете шифр, Кервуд?

– Здесь, – он вынул крохотную книжечку из внутреннего кармана сюртука. Два на три дюйма, как и говорил Депью, достаточно тонкую, чтобы карман не оттягивался. – Депью, видимо, где-то прослышал, что ожидается важная информация. Все, кто внимательно читает газеты, понимают, что приближается переломный момент. Он намеревался убить меня и Фарфилда и встретить Цезаря вместо нас. Со времен службы в гвардии, он знал, что важные донесения кодируются. Без шифра эта депеша была для него бесполезна.

– Он, наверное, искал эту книжечку, когда шарил в кабинете папы.

– Видимо, вы правы. Пистолет я забрал до прихода Депью, еще в тот вечер, когда застал вас в кабинете. После убийства мистера Хьюма, я понял, что лучше иметь при себе оружие. После вашего ухода я вернулся и взял его. В тот вечер я хотел рассказать вам правду.

– Почему же вы этого не сделали?

– Мне было приказано держать мою миссию в секрете. Позднее я узнал, что в Брайтоне вы встретили Депью. Он и раньше обманывал патриотически настроенных людей и заставлял их работать на врага. Я боялся, что жажда мести может привести вас на ошибочную стезю, если кто-то постарается воспользоваться вашей неопытностью. Так и получилось. Но я всегда был убежден, что вас ввели в заблуждение, я верил в вас. Это, конечно, неосторожно с моей стороны, судьбу страны надо ставить выше личных симпатий.

Я подумала, смогла ли бы я пожертвовать Кервудом во имя благополучия Англии, и поняла, какое это счастье, что мне не нужно делать выбор.

– Вы знаете, кто убил папу, Кервуд?

– Фарфилд рассказал, – после того, как вы напичкали меня небылицами о том, что мистер Хьюм был на рыбном рынке, без документов, где его и застрелили, – что ваш отец вернулся в отель переодеться к обеду и застал в номере Депью, Депью шарил в его вещах. Возможно, искал шифр, или еще что-нибудь, что можно было бы использовать для шантажа. У Депью было ружье. Ваш отец бросился к двери, чтобы позвать на помощь. Депью потерял голову от страха и выстрелил. Затем сбросил кувшин с водой, чтобы объяснить причину шума. Наверное, кто-то из слуг, проходя мимо, услыхал этот звук и заглянул. Может быть, он принял Депью за постояльца, снимавшего этот номер, и не придал инциденту значения. У нас в отеле был свой человек. Он зашел в номер и увидел, что мистер Хьюм убит. Поймать Депью ему не удалось, но клетки с птицами он забрал из конюшни и припрятал. В них были очень ценные почтовые голуби.

– Это ваш человек придумал версию о сердечном приступе?

– Да, чтобы не разглашать его секретную миссию. Об этом никто не должен был знать. Вскоре после трагедии приходила миссис Мобли. Ей сказали, что у него был сердечный приступ, и он умер. Местного доктора нельзя было вызвать, он мог передать дело огласке. Поэтому тело перевезли в Лондон. К несчастью, в спешке забыли захватить его чемодан.

– Зачем вам нужны были его ботинки? В них было что-то спрятано?

– Нет. По правде говоря, я их и не просил. Мне их предложил Уильямс. Я не мог найти причину, правдоподобно объяснившую бы мой отказ от столь ценного подарка, пришлось их взять. Кассиди говорит, что они хорошо подходят по размеру его отцу.

– Папа перевозил донесение, когда был убит?

– Нет. В тот раз он ничего не должен был передавать. Он просто должен был поставить голубей для отправки в следующий пункт, на юге Франции, и получить птиц для дальнейшей пересылки информации. Иногда он получал в Лондоне донесения для меня. Мы старались меняться и менять способы. На Лондонском пункте пересылки возникли какие-то осложнения, – они заподозрили утечку информации и искали виновника. Но потом все уладилось, и мы снова передавали донесения в Лондон. Вам и в голову не приходило, что мистер Хьюм подвергается смертельной опасности, иначе мы не оставляли бы его без присмотра. Он выполнял задания охотно, даже сам напрашивался в поездки. Вы ведь знаете, в Брайтоне, он встречался с миссис Мобли, так что его поездки устраивали.

– Эта женщина отравила нам жизнь. Она чуть не явилась причиной раздора между родителями, когда мама узнала, что он с ней встречается. Не понимаю, почему после смерти мама он снова стал с ней видеться.

– Человек не может быть одинок, одиночество мучительно. Рассказать вам, как я чувствовал себя ночами, один на верхотуре, думая о вас? А когда, наконец, вы начали навещать меня, я вынужден был вас подозревать.

– Вас это не очень пугало, – напомнила я.

– Глубоко ошибаетесь. Я понимал, чувствовал, что могу признаться и в своих чувствах, и в том, кто я на самом деле, но результатом могло быть – что? Что я пойму, что я имею дело с заклятым врагом. Поэтому я молчал.

– Надо было сказать мне. Никто мне ничего не говорит, словно я еще ребенок.

– За других не буду ручаться, но я ничего подобного не думаю. С ребенком я бы так не поступил, – сказал он и поцеловал меня очень взрослым поцелуем.

Есть и вправду что-то магическое в голубятне. Вы стоите у края карниза, ветерок с океана овевает вас, принося тишину и прохладу. Мягкие волны мерно плещутся внизу, омывая прибрежные камни и навевая мысли о вечности. А вокруг раздается нежное и призывное воркование. Для меня же это место всегда будет связано с моей первой любовью, с Кервудом. Оно вечно будет напоминать мне о том риске и счастье, которые мне довелось там пережить.

Примечания

1

Вереск звучит по-английски как имя героини: «Хедер»


на главную | Опасный флирт | настройки

Текст книги загружен, загружаются изображения
Всего проголосовало: 1
Средний рейтинг 5.0 из 5



Оцените эту книгу