на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Глава 15

ПОРОХ И ПУШКИ

На протяжении своей долгой истории человечеству иногда приходилось испытывать серьезные потрясения. Одним из них стало изобретение в XIII веке пороха, позволившее высвободить из недр природы взрывчатую силу и вызвавшее сенсацию в философских кругах. Конечно, средний человек того времени не имел представления о широчайших возможностях, несомых этим открытием, а эксперименты немногочисленных алхимиков, предшествующие появлению этого чуда, не взволновали средневековое общество. Но все же его влияние на человеческое сообщество вообще и на военное искусство в частности было глубоким и впечатляющим. Появление пороха изменило баланс сил, повлияло на судьбы народов, раздвинуло границы военного дела и способствовало его превращению в науку. Следующим событием, соизмеримым с изобретением пороха 700 лет назад, стало высвобождение атомной и термоядерной энергии, имевшее место в конце Второй мировой войны. В далеком прошлом появилось незамысловатое взрывчатое вещество, а в наши дни с цепи сорвалось целое семейство чудовищ Франкенштейна, на которых и смотреть-то без ужаса нельзя.

Взрывчатые вещества (ВВ) классифицируются следующим образом:

инициирующие;

метательные;

бризантные.

Для метания тел – пуль и снарядов – энергию создают метательные взрывчатые вещества.

Взрывчатым можно назвать вещество, которое при соответствующей инициации способно оказать неожиданное и интенсивное воздействие на окружающую среду. Термин «взрыв» используется в современной фразеологии в некоторой степени свободно. Взрывчатое вещество или взрывается в полном смысле слова, или детонирует. Если возможен только первый вариант, оно относится к метательным взрывчатым веществам. Если же взрывчатое вещество детонирует, оно является членом семейства бризантных веществ и используется при минировании или для наполнения оболочек снарядов. Собственно взрыв есть процесс окисления, то есть быстрого насыщения кислородом, который берется из окружающей среды. Иными словами, нет принципиального различия между взрывом пороха и появлением ржавчины на железном гвозде. Дело только в скорости процесса. С другой стороны, детонация есть волновое движение порядка 4–5 тысяч метров в секунду через некую массу, сродни движению звуковой волны по воздуху или ударной волны по металлической балке. Таким образом, бризантное вещество должно содержать нестабильные химические группы с внутренним запасом кислорода, который может быть высвобожден при сотрясении. Метательные взрывчатые вещества более стабильные соединения, которые при условии отсутствия искр или огня являются относительно безопасными.

Основными свойствами метательного ВВ являются следующие:

1) легко контролируемая скорость горения;

2) отсутствие дыма и продуктов сгорания;

3) отсутствие вспышки;

4) легкое воспламенение;

5) отсутствие эрозийного эффекта в канале ствола орудия;

6) стабильность при хранении;

7) небольшой объем.

Эти характеристики являются фундаментальными, и все проблемы ранней артиллерии были связаны, во-первых, с неспособностью это оценить, а во-вторых, с невозможностью их обеспечить.

Когда два определенных вещества вступают в химическую реакцию, происходит взрыв, сопровождающийся высвобождением энергии; об этом неиспользованном источнике энергии, должно быть, ни на минуту не забывали алхимики, шепчущие свои магические формулы, склоняясь над пробирками. Однако пока некий средневековый философ в своей неустанной погоне за неведомым не наткнулся на подходящую смесь, мечта оставалась нереализованной. Порох был первым открытым взрывчатым веществом. В этом не может быть никаких сомнений – факт подтверждается множеством документов. Споры ведутся только вокруг авторства этого открытия. Полезный в самых разных областях, только он использовался в качестве метательного ВВ в орудиях на протяжении первых пяти веков существования артиллерии. Он занимал это место до появления в середине XIX столетия бездымного пороха.

Являясь, по сути, обычной простой смесью, это вещество стало причиной появления огромного количества всевозможной литературы и принесло людям великое множество смертей и страшные разрушения. Его происхождение – тайна, надежно скрытая временем; его изобретение приписывали поочередно китайцам, арабам и другим мусульманским народностям Востока, так же как и европейцам. Среди путаницы имен возможных изобретателей пороха выделяется одно – Роджера Бэкона, которого можно смело назвать отцом английского пороха. Китайцы и византийцы, греки, арабы и индусы – все они были знакомы со смесями, расходуемыми при возгорании, которые они более или менее успешно применяли в войнах Средневековья. Китайцы определенно знали селитру – основной компонент пороха. Они называли ее «китайским снегом» – Chinese snow – и использовали в начале нашей эры для изготовления фейерверков и ракет. Тем не менее знакомство с этим природным ресурсом не обязательно подразумевает знание ВВ, хотя всем перечисленным народностям в тот или иной момент приписывалась роль изобретателя пороха. Современные ученые считают, что все подобные горючие композиции являются скорее зажигательными, чем взрывчатыми смесями, а порох, как таковой, был изготовлен только в XIII веке. Наиболее вероятной датой его появления считается период 1240–1249 годов.

Роджер Бэкон был выдающейся личностью, обогнавшей свое время. Как и Леонардо да Винчи, он был интеллектуальным гигантом, по иронии судьбы родившимся в век мракобесия. Он появился на свет в зажиточной семье в Ильчестере, Сомерсетшир, в 1214 году. Учился Бэкон в Оксфорде у Гроссетеста, там же получил степень магистра, в 1233 году принял монашество, а через год или два после этого поступил в Парижский университет. В те времена Париж был центром научной мысли, и способности Бэкона в физике, математике и алхимии снискали ему прозвище «доктор Мирабилис»[17]. Он вернулся в Англию и в 1250 году в Оксфорде вступил в орден францисканцев. Но только его лекции вызвали такую бурю негодования среди завистливых и невежественных «братьев», что в 1257 году Бонавентура, генерал ордена, отправил его на десять лет под надзор ордена в Париж.

Папа Климент IV, которому понравилась эрудиция ученого монаха, поручил ему подготовить монографию о господствующих направлениях науки, что тот незамедлительно выполнил. В результате вмешательства папы Бэкон обрел свободу и в 1268 году снова вернулся в Оксфорд. Через десять лет он опять попал в тюрьму единственно за то, что его взгляды отличались от общепринятых. Его освобождение под разными предлогами откладывалось до 1292 года. Бэкон умер в Оксфорде в 1294 году.

Наиболее важной из работ Бэкона о порохе является «Эпистола» (Epistlae de Secretis Operibus artis et Naturae et Nullitate Magiae), посвященная парижскому епископу Гильому Овернскому, умершему в 1249 году. Если посвящение считать доказанным, значит, автор был знаком с порохом до этой даты. Первоначальный текст, скорее всего, утрачен навсегда, но существует две частичных копии манускрипта, одна находится в библиотеке Бодлея, другая – в Британском музее. Основная тема рассуждений автора – нападки на магию. В первых главах автор приводит аргументы, по его мнению доказывающие, что наука может создать больше чудес, чем черная магия. Это научная диссертация достаточно высокого, учитывая время, уровня. В конце Бэкон пишет о том, что он, несомненно, считает самой чудесной из всех истин, но – или из соображений личной безопасности, или чтобы скрыть опасные знания от невежд – он прибег к шифру, который поставил в тупик весь ученый мир, и только английский военный историк подполковник Хайм (1840–1929) в конце концов нашел ключ и доказал, что кажущееся нагромождение явной чепухи на самом деле является не чем иным, как маскировкой рецепта Бэкона для приготовления пороха и для описания его разрушительных свойств.

Порох – смесь селитры, угля и серы. Пропорции отдельных компонентов время от времени менялись. В самом начале они смешивались на глаз – количество каждого зависело только от фантазии изготовителя. Такая небрежность в то время, когда науке баллистике еще только предстояло появиться на свет, да и то в далеком будущем, вполне понятна. Главным критерием качества пороха в дни его младенчества являлась готовность взорваться при возгорании. Пока этот эффект гарантировался, изготовители и артиллеристы были удовлетворены, независимо от последствий. Роджер Бэкон предложил следующий рецепт: селитра – 41,2 процента, уголь – 29,4 процента, сера – 29,4 процента. Сегодня английский ружейный порох состоит из 75 процентов селитры, 15 процентов угля и 10 процентов серы. Эти пропорции были установлены в 1781 году Ричардом Уотсоном – доктором богословия и членом королевского общества – и выдерживаются до сих пор.

Самый ранний тип пороха, называемый дымным, состоял из отделяющихся друг от друга частиц. Его главным недостатком была способность абсорбировать влагу – благодаря гигроскопичности селитры. Другими недостатками были способность разделяться на составляющие при транспортировке, большое количество остатков после выстрела, необходимость в высшей степени тщательной набивки, свойство производить много взрывчатой пыли.

Применялись разные приемы для устранения этих недостатков. Уильям Боурн в 1578 году в труде «Искусство ведения огня из больших артиллерийских орудий» (Arte of Shooting in Great Ordnance) предостерегал: «Если порох набит слишком сильно и пыж тоже, пройдет много времени, прежде чем пушка выстрелит…Если порох слишком свободен… ядро уйдет от цели. Поставьте головку прибойника ближе, но бейте не очень сильно».

Первые изготовители пороха добавляли камфару, нашатырь и растворенную в спирте смолу, чтобы предотвратить разделение. Изданный в XIV веке Германский кодекс (Codex Germanicus) рекомендовал: «Если вы хотите сделать хороший порох, возьмите 4 фунта селитры, 1 фунт серы и 1 фунт угля, 1 унцию сальпатрики, 1 унцию нашатыря и 1/12 часть камфары. Все следует растолочь, добавить винный спирт и перемешать в нем, затем высушить на солнце. У вас получится очень мощный порох, 1 фунт которого заменит 3 фунта обычного. Он также хорошо хранится и со временем становится только лучше. Когда нет камфары, он сыпется и легко портится. Камфара уплотняет порох, усиливает и ускоряет его действие при добавлении».

Сальпатрика – смесь селитры, камфары и нашатыря, растворенная в винном спирте, – изготавливалась путем выскабливания сосуда после выпаривания жидкости. Считалось, что она дает больше «силы», обеспечивая доступ «воздуха».

Самым большим недостатком первых видов пороха было их свойство абсорбировать влагу. Часто, когда требовался порох, оказывалось, что он влажный и непригодный к употреблению. Это было серьезной проблемой, поскольку в результате в самый неподходящий момент можно было остаться без оружия. Приходилось прибегать к периодической просушке. Другой метод – хранить порох в вощеных полотняных мешках. Так поступали в Шотландии в 1459 году. Чтобы предотвратить расслоение и минимизировать риск преждевременного взрыва из-за опасной пыли, ингредиенты часто перевозились отдельно и смешивались уже на месте, когда возникала необходимость. Чтобы предотвратить загрязнение, Питер Уайтхорн рекомендовал заряды для определенных пушек содержать в «мешках из ткани или бумаги» – это были первые предки патронов. Одним словом, видно, что младенческие проблемы новорожденной артиллерии были серьезными, а для их устранения применялись случайные средства. Научные методы решения проблемы появились только в XVIII веке. Все применяемые время от времени «лекарства» были не более чем полумерами, призванными хотя бы временно ликвидировать недостатки дымного пороха.

Изготовители пороха видели решение в применении зернистого пороха, но его нельзя было использовать для пушек, пока оружейники не начнут отливать достаточно прочные пушки, способные выдержать дополнительное давление, которое вызывал новый вид пороха. Зернистый порох, состоящий из отдельных гранул, был известен с XV века. Его впервые использовали в Нюрнберге в 1450 году. Правда, большая мощность и запредельная цена стали преградой для его использования в первых артиллерийских орудиях, хотя в стрелковом оружии его применяли в Англии еще до 1560 года. Как сказано в манускрипте Ричарда Райта, датированном 1563 годом, до середины XVI века в этой стране его применение следует рассматривать только в связи с ружьями.

Зернистый порох имел следующие преимущества перед дымным:

1) значительно меньше впитывал влагу;

2) после сгорания оставалось намного меньше остатков;

3) не слоился при перевозке;

4) требовал менее осторожной набивки;

5) благодаря размеру зерен и, следовательно, большей площади поверхности и большим промежуткам между зернами и наличию воздуха между ними он сгорал так быстро, что почти не давал дыма. Его мощность была на 33,3 процента больше, чем у дымного пороха;

6) производил намного меньше пыли.

Сравнительная сила дымного, бездымного и современного пороха может быть выражена следующим соотношением: 57:75:100.


Кто явился изобретателем пушки? На этот вопрос, вероятно, никогда не будет получен точный ответ. Ее первое появление описано туманно и неясно, как всегда происходило с писателями, когда они пытались изобразить явление, им непонятное. Их язык слишком неточен, а выражения столь загадочны, что часто представляется совершенно невозможным догадаться, что именно они хотят сказать. Пушка была предметом, находящимся за пределами их познаний, посему их неточность вполне извинительна – ведь они и представить себе не могли другого оружия, кроме военной машины и зажигательных смесей. И действительно, пушке пришлось дожидаться, пока во всех человеческих языках появятся новые слова, способные описать ее характеристики, а пока этого не произошло, невозможно было обойтись без неясностей и путаницы. Можно предположить, что пушку никогда не изобретали в строгом смысле этого слова. Она появилась в Европе в результате долгой череды опытов, проводимых средневековыми алхимиками. Взрывчатка, в противоположность зажигательным смесям, довольно долго эволюционировала, и можно предположить, что некий авантюрист, производя очередную серию опытов, случайно получил взрыв, вытолкнувший нечто из какого-либо сосуда. Любопытство – чувство вечное. Оно существовало в XIV веке – продолжает существовать и сегодня. Вслед за идеей последовали длительные эксперименты, и появилась новинка.

Нет никаких свидетельств, указывающих на то, что родиной пушки является Восток.

Начиная с XV века и до относительно недавнего времени изобретение пушки приписывали францисканскому монаху Бертольду Шварцу из Фрейбурга-в-Брейсгау. Об этой таинственной личности известно немногое, ученые спорят даже по поводу предполагаемых дат его рождения и смерти. Судя по старым летописям, Шварц не является его именем – ни светским, ни монашеским. В ранних документах его часто именовали «Бертольд черный» или «Черный Бертольд». Несомненно, это было прозвище, поскольку монах считался чернокнижником. Иными словами, он был алхимиком. Утверждают, что его настоящее имя – Константин Анклитцен. Предположительно, умер он в венецианской тюрьме в 1384 году. Документ Елизаветинской эпохи приписывает ему открытие детонирующего вещества и далее повествует, как случайный взрыв в процессе очередного опыта натолкнул алхимика на идею заключить силу взрыва в трубу со снарядом. Сегодня уже не считают, что именно Бертольд Шварц изобрел порох. Но подполковник Хайм и Роберт К. Клефан в свое время в это верили, и первый в своем «Происхождении артиллерии» склоняется к мысли, что немецкий монах примерно в 1313 году построил первую пушку. Второй же в книге «Ранняя артиллерия в Европе» пишет, что предположения некоторых авторов о том, что работы францисканского монаха в конечном счете привели к появлению миномета, вполне могли быть не лишенными основания.

Считается, что подтверждение факта изобретения Черным Бертольдом пушки содержится в муниципальной книге города Гента – De Memorial Boek Stat Gent. В ней после перечисления списка муниципальных чиновников за 1313 год содержится следующее уведомление: «В этом году использование bussen[18] было впервые открыто монахом в Германии». В 1840 году муниципальные книги были тщательно изучены бельгийским антикварием П.А. Ленцем, который определил, что bussen были, во всяком случае в Средневековье, трубками, наполненными зажигательным составом, которые раскидывались среди вражеских войск. Поскольку таковые были известны задолго до упомянутой даты, оставалось предположить, что слово использовалось в альтернативном смысле – пушка, ружье (buchse – охотничье ружье). Вот только сам источник – муниципальная книга – представляется весьма подозрительным. Существует несколько ее копий, и, когда сэр Чарльз Оман в 1923 году исследовал архивы Гента, он обнаружил, что соответствующая запись внесена только в последние издания. В первых изданиях была только заметка на полях, сделанная неизвестной рукой, вероятнее всего в XVI веке. Он также заметил, что в самых ранних изданиях, в которых можно было найти эту запись, она была вставлена позже. Запись была сделана не в 1313, а в 1393 году. Отсюда можно сделать вывод, что в ранних изданиях, благодаря небрежности неизвестного переписчика, появилась дата МСССХIII вместо МСССХСIII, тем самым поставив под сомнение достоверность записи. Ведь орудия были известны задолго до последней даты. Я употребил слово «небрежность», хотя ошибка могла быть и намеренной. Нельзя исключить, что некий немецкий переписчик захотел тем самым повысить престиж своей страны.

Таким образом, авторство Черного Бертольда представляется весьма сомнительным, а следовательно, взгляды Клефана и Хайма – ошибочными. Впоследствии первый в своей работе «Артиллерия XIV и XV столетий» полностью изменил свои взгляды, придя к выводу, что Шварц был вымышленной фигурой, навязанной потомкам немецкими чиновниками далекого прошлого с единственной целью – приписать авторство изобретения пороха и пушек своей стране.

Бертольда Шварца последовательно называли греком, датчанином, ютландцем, жителем Брансуика, Уэльса и Кельна. Эта быстро меняющая местожительство личность, если она вообще когда-то ступала по этой земле, может с таким же успехом считаться ранним воплощением образа графа Сен-Жермена.

Хотя его портрет есть в сборнике «Портреты и жизни замечательных людей», опубликованном в Париже в 1584 году, а в его честь во Фрейбурге поставлен памятник, остаются сомнения в том, что сей монах-алхимик существовал в действительности. Феликс Хеммерлин из Цюриха (1389–1464) и другие летописцы подробно освещали его деяния, но сведения о его рождении и смерти всякий раз при критическом анализе оказываются недостоверными. Как и Христиан Розенкрейц, он является антропоморфическим историческим миражем. Вертело отрицал его существование, так же как и Кохлер, а Р.Дж. Партингтон прямо заявил, что этот мистический философ есть не что иное, как воображаемая фигура. Он пишет: «Черный Бертольд – фигура легендарная, такая же, как Робин Гуд (или, к примеру, монах Тук). Он был создан только для того, чтобы создателем пороха и артиллерии считалась Германия. Для фрейбургского памятника, а тем более для указанной на нем даты – 1353 год нет никаких исторических оснований».

Оставив в покое призрак брата Шварца и запись 1313 года в книге Гента, давайте обратимся к другому событию – нападению на Мец в 1324 году, во время которого, как утверждают многие авторы, применялись пушки. В этой осаде защитники города использовали кулеврины, арбалеты и другие приспособления, а Уильям де Верей прибыл на берега Мозеля на барже с серпентинами и другими орудиями. Поскольку слов «серпентина» и «кулеврина» в те дни еще не существовало, доктор Партингтон делает вполне обоснованный вывод, что документы, содержащие эти свидетельства, также являются фальшивкой. Хроники Петера из Дуйсберга, дающие подробнейшую информацию о войнах против Пруссии в 1231–1326 годах, включая захваты замков, не упоминают о пушках, а в продолжении этих хроник (1326–1410) есть только одно упоминание о бомбарде.

Таким образом, любая ссылка на артиллерию в период до 1326 года является или намеренной фальсификацией, или ошибкой историка, неспособного отличить пушку от военной машины.

Таким образом, вопрос «Когда впервые появились пушки?» так и не решен. Точно известно лишь то, что первое изображение пушки является английским, а первое достоверное упоминание об этом оружии содержится в итальянском документе. Немецкая литература несколько отстает, несмотря на усилия многих тевтонских писателей доказать, что Германия является родиной не только пороха и пушек, но и других ничуть не менее «приятных» орудий войны.

Первое изображение орудия в Англии содержится в манускрипте Уолтера де Миллемета, датированном 1326 годом и подаренном оксфордской церкви в 1707 году Уильямом Карпендером из Стантона. Этот трактат касается обязанностей королей. Автор являлся пребендарием университетской церкви в Корнуолле и капелланом Эдуарда III. К сожалению, в тексте нет ссылки на изображенное оружие. Почему так – представляется не вполне понятным. Проповеди, несомненно, были подготовлены капелланом для своего короля, и, поскольку последний являлся храбрым солдатом, мастерски владел оружием и был настоящим лидером на поле сражения, изображение могло быть включено из уважения к нему.

Орудие, изображенное в манускрипте Миллемета, имеющее форму индийской дубинки или бутылки кьянти, могло быть сделано из кожи, железа или бронзы; для создания примитивных пушек использовались все три материала. Такую протопушку англичане называли gonno, итальянцы – vaso или chioppo, французы – pot-de-per, а латинские писатели – sclopus. Она стоит на «четвероногой» опоре. Артиллерист, одетый в бацинет, сюрко с рукавами длиной до колен поверх кольчужного хауберка, айлетты с изображением льва или дракона, держит в руках запальный стержень. Пушка стреляет стрелами, кворрелами, болтами – металлическими стержнями с острыми наконечниками и оперением из меди. На иллюстрации очень точно переданы краски. Орудие, наконечник и оперение снаряда позолоченные, как и шлем артиллериста. Верхняя часть опоры белая, а все четыре ноги – зеленые. Цвет лица артиллериста темный, черты четкие. Видимо, он неевропеец – предположительно, араб. Айлетты красные, как и запальное отверстие на орудии. Сюрко зеленого цвета, запальный стержень белый. Фон сцены – голубой с белыми пятнами. Придавалось ли какое-то значение цветам, или у художника был ограниченный набор красок, которые он использовал по своему усмотрению, – сказать невозможно. Тот факт, что наконечник и оперение стрелы и само орудие позолочены, подразумевает, что оно сделано из меди, а не из кожи или железа. Древко стрелы, несомненно, железное. Показано, как снаряд покидает дуло, – видимо, артиллерист поджег запал. Создается впечатление, что он движется поперек отверстия, а не через него. Вероятно, это из-за отсутствия перспективы. Если считать, что изображение выполнено в масштабе и артиллерист нормального роста, орудие имеет высоту около 76 сантиметров, а снаряд такую же длину. В любом случае наконечник стрелы высовывается при зарядке из дула.

Первое упоминание о пушках мы находим в итальянском документе 1326 года. Декрет, изданный флорентийским Советом 11 февраля того же года, назначал приоров, гонфалоньеров и двенадцать знатных людей, чтобы назвать двух чиновников, которым предстояло обеспечить производство железных пуль и металлических пушек для защиты замков и деревень, принадлежавших республике. В других документах того же года говорится об уплате Ринальдо ди Вилламанья, мастеру бомбард, определенных сумм за изготовление железных ядер и приготовление пороха.

Таким образом, год 1326 возвестил о рождении артиллерии, правда, пока еще она пребывала в зачаточном состоянии – в форме гротескного, больше похожего на вазу, чем на пушку, предмета. Жизнь примитивного прототипа современной пушки оказалась недолгой. Сомнительно, что нечто похожее производилось после 1350 года. Ведь это было неудовлетворительное, очень неточное, опасное и бесполезное оружие, к тому же весьма холодно принятое солдатами, предпочитавшими более привычные военные машины. «Ваза» была для ее преемников примерно тем же, что контактная пружина для термоэлектронного клапана в радиопередаче.

Первые пушки из кованого железа, сменившие «вазы» (они же «горшки»), назывались бомбардами. Название произошло от слова bombas, означающего громкий жужжащий звук. Первоначально они были низкими и широкими, но позднее изменили форму.

Их изготавливали следующим образом: железные полосы оборачивали вокруг сердечника, через который проходил ряд колец, раскаленных добела. При охлаждении кольца сжимались, плотно стягивая вместе железные полосы. Обычно в одном или двух кольцах делали «глазки» для колец, которые использовались вместе с пеньковой веревкой, чтобы привязать пушку к примитивной опоре. Каморная часть в форме кувшина с коротким узким горлышком была съемной, ее конусообразный конец подходил к казеннику. Дело в том, что оружейники тех дней не умели изготавливать ствол без применения сердечника, следовательно, он должен был оставаться открытым с обеих сторон. Камора, содержащая заряд, держалась на месте с помощью клина в специальной расширяющейся части.

Вопреки распространенному мнению, первые пушки XIV века заряжались с казенной части. Поэтому есть все основания утверждать, что орудия, заряжающиеся с казенной части, появились еще до 1350 года. Должно было пройти пять сотен лет, прежде чем артиллерия, заряжающаяся с казенной части в том смысле, в каком мы понимаем это сегодня, стала реальностью. Миновало еще тридцать лет, и современные орудия, заряжающиеся с казенной части, получили повсеместное распространение.

Преимущества, которые давало заряжение с казенной части, должны были являться очевидными для ранних артиллеристов, которые одновременно являлись ремесленниками, изготовившими пушку. Поэтому с самого начала литейщики осуществляли эту идею на практике. Однако, как это часто случается, человеческое воображение и изобретательность обогнали его возможность производить, и именно это обстоятельство отсрочило развитие оружия, заряжающегося с казенной части. Как и многим другим средневековым проектам, этому для достижения своего зенита потребовалась половина тысячелетия.

Ранние изготовители пушек не могли избежать эффекта обтюрации, то есть предотвратить выход газов из тыловой части пушки. Такой выход из каморы должен был быть не только весьма значительным, но и изменяющимся от выстрела к выстрелу. И первые пушки были не только опасными, но и в высшей степени неточными. Вряд ли стоит удивляться, что пушки, появившись впервые, были встречены армиями Европы без энтузиазма. Даже штатский ремесленник, который делал и обслуживал эти адские машины, читал шепотом молитву и поручал свою душу Богу, прежде чем брал в руку запальный стержень, чтобы в первый раз поджечь заряд. В более поздних моделях пушек из кованого железа камора, хотя и ковалась отдельно, была твердо прикреплена к стволу, вероятно сваркой. Таким образом достигалась некая видимость обтюрации. Вообще-то говоря, обтюрация в XIV веке была terra incognita, и так продолжалось до начала Викторианской эпохи.

Литье, сменившее процесс изготовления на сердечнике, не создало новых проблем для изготовителей пушек, им пришлось только приспособить принципы, применяемые при литье колоколов, к новым задачам. И действительно, именно изготовители церковных колоколов часто становились производителями пушек, поскольку работа в принципе была идентичной. Сам процесс не был сложным. Сначала делали форму из глины, смешанной с некоторыми дополнительными ингредиентами. Внутренние размеры формы соответствовали внешним размерам отливаемой пушки. В форму вставлялся цилиндрический сердечник из того же материала, усиленный железным бруском, такой формы и размеров, чтобы соответствовать внутренним размерам ствола. Далее в форму заливался расплавленный металл и оставался в ней до охлаждения и затвердевания. Когда металл остывал, форму и сердечник разбивали и доставали отливку. Далее растачивали отверстия и шлифовали поверхности. Такой способ литья сделал необходимостью заряжение с дула.

В те времена еще не было понятия о стандартизации, и дизайн каждой пушки являлся плодом фантазии ее изготовителя. Конечно, существовали математические расчеты, которым должны были отвечать размеры и типы артиллерийских орудий. Например, каким бы ни было ядро – каменным или металлическим, существовала определенная связь между его весом и диаметром и калибром пушки. Так, например, сакер должен был иметь очень похожие каналы ствола и стрелять практически идентичными круглыми ядрами во всех странах. Но внутри определенных границ каждый ремесленник мог проявлять фантазию, а уж когда дело доходило до украшений, она оказывалась воистину безграничной. Артиллерия имеет универсальное применение, посему должна соответствовать определенному типу и отдельные пушки должны быть в большей или меньшей степени похожими друг на друга. Конечно, не обходилось без пушек-уродцев, отлитых для удовлетворения каприза какого-нибудь местного царька.

Первое упоминание о пушках в Англии мы находим в городских архивах Лондона. В записи сказано, что в зале Гилдхолла находится шесть инструментов из латуни, обычно называемых gonnes, и пять roleres для них. Также там находились шары из свинца для этих инструментов, весившие 2110 килограммов, и 14,5 килограмма пороха для них же. Это оружие, несомненно, является теми самыми gunnae, о которых упоминал Чемберлен, произведенными в 1339 году. Из приведенного отрывка ясно, что они были сделаны из латуни, стреляли свинцовыми шарами и передвигались на роликах. Использование в оригинале слова vocitata, что означает «обычно называемый», свидетельствует о том, что к 1339 году пушки уже были сравнительно хорошо известны. Именно эти орудия, а также спрингалды, кворрелы и т. д. были подготовлены городскими властями против ожидаемого вторжения французов.

Судя по документальным свидетельствам, первые пушечные снаряды были оперенными стрелами или кворрелами, другими словами, снарядами, аналогичными используемым метательными машинами – баллистами. За ними последовали каменные ядра для больших пушек и бомбард и свинцовые шарики для пушек мелкого калибра. Железное ядро в XIV веке появлялось только периодически. Однако круглые ядра не вытеснили стрелы с оперением, и последние оставались частью экипировки вплоть до начала правления Елизаветы I.

Вероятно, следует еще раз подчеркнуть, что артиллерист XIV века был не солдатом, а гражданским ремесленником, изготовившим пушку и обслуживающим ее в действии. Обычный пехотинец того времени был не способен оценить простейшие технические детали, а таинства артиллерийского искусства были выше его понимания. К концу века стали заметны первые осторожные шаги по направлению к стандартизации. Пушки все еще производили «как бог на душу положит», согласно вкусам отдельных ремесленников, однако уже начала вырисовываться некая общая модель. Существовала тенденция делать более крупные орудия, хотя и небольшие пушки отливались при наличии заказа. Эта тенденция стала прямым следствием состояния военной мысли того времени, считавшей осаду величайшим подарком, дарованным талантливому командиру, а взятие городов более важным, чем поражение армий противника в поле. Дух сформировавшейся военной машины все еще затмевал саму идею артиллерии, ограничивал ее возможности и сдерживал развитие. Учитывая такое наследие прошлого, представлялось вполне естественным направить усилия ранней артиллерии в упомянутое русло. Когда устраивались мобильные сражения, орудия иногда играли незначительную роль, но в основном они использовались для беспорядочного метания снарядов в противника – как военные машины. Возможность их тактического использования не приходила в голову командирам того времени. На практике пушка всегда занимала подчиненное положение рядом с лучником и его луком, а непосредственная схватка оставалась делом конницы и пехоты. Мобильность, как дополнительное свойство артиллерии, была делом будущего, и орудия, участвовавшие в полевых операциях, были чрезвычайно неповоротливыми и медлительными в движении, что существенно ограничивало возможности их использования в поле. Средства транспортировки всегда отставали в развитии от самого оружия. Пока не были усовершенствованы первые, второе не имело возможности реализовать себя в полной мере. Отсюда ясно, почему опыт и смекалка изготовителей пушек ограничивались производством гигантских орудий для осадных операций – причем их применяли как осажденные, так и осаждающие. Средневековый ремесленник являлся бизнесменом и старался выпускать товар, имеющий спрос на рынке.

Появление артиллерии на мировой сцене внесло новый фактор в искусство войны и сделало доступными для полевых командиров новые формы нападения и защиты. Это событие в конце концов изменило весь ход сражения. Это было блестящее изобретение XIV века. Вначале появление артиллерии вызвало немного изменений на военной сцене, разве что она привлекала внимание своей новизной, шумом и дымом, поскольку период созревания был длительным, и развитие шло медленно. Можно сказать, что артиллерия страдала от «неизбежности постепенности». Поэтому в первые годы пушки не заняли подобающего им места в арсенале военных. Более того, их часто считали помехой, а не помощью в достижении победы, и в первое время их ценность определялась только способностью терроризировать суеверные умы, поскольку их эффективность была ниже, чем у военных машин. Двумя столетиями позже – в 1580 году – Монтень писал: «Помимо оглушительного грохота, к которому нам предстоит привыкнуть, я полагаю, это совершенно неэффективное оружие, и надеюсь, что рано или поздно мы от него откажемся».

На артиллерию чаще всего смотрели как на помеху: она была неповоротливой, слишком тяжелой для транспортировки, и, когда намечалось серьезное сражение, ее предпочитали оставлять позади. Вероятно, уместна аналогия, проведенная между артиллерией и военными машинами, механизацией и лошадью. Надвигалось нечто неведомое, злобное, угрожающее рыцарству и зрелищности сражений, следовательно, от этого следует держаться подальше. Такое отношение до некоторой степени поощрялось европейцами, жившими в век, когда стратегия и тактика определяют оружие, а не наоборот, как в наши дни. Помимо того, что примитивная пушка вовсе не была мощным смертоносным орудием, она была опасна для собственного орудийного расчета. Как уже отмечалось, первоначальный успех являлся чисто психологическим, потому что ущерб, который могла нанести пушка, был намного меньшим, чем при действиях баллисты или катапульты. Необходимо понимать, что пушка далекого прошлого была совершенно не похожа на свою современную родственницу. Это была довольно уродливая конструкция, маломощная, ненадежная и опасная, причем не так для врагов, как для своих же артиллеристов. Она так же похожа на современную пушку, как гомункулус на атлета. Это пародия на настоящее орудие, пародия, пришедшая из научных глубин.

Невозможно провести четкую прямую линию между небольшим личным оружием, работающим на том же принципе, позже названным стрелковым оружием, и пушкой XIV века. В современных записях обычно использовалась одна и та же номенклатура, чтобы определить оба класса огнестрельного оружия: некоторые пушки были настолько малы, что выстрел можно было произвести с плеча. Ружье XIV века, по сути, являлось миниатюрной пушкой. Поэтому различие между ручным оружием и маленькой пушкой в ранней европейской литературе не является отчетливым. Оба произошли от одного предка – примитивной пушки, и прошло еще два столетия, прежде чем ружье как личное оружие наконец вышло из тени. Вплоть до XVI века его считали разновидностью легкой артиллерии, некой ручной пушкой, которую обслуживает один или два человека – в зависимости от обстоятельств. Посему, встречая упоминание о hangonne, следует помнить, что этот термин не обязательно имеет значение, которое мы по привычке в него вкладываем. И текст часто приобретает двусмысленность, особенно это касается Англии, где длинный лук оставался во главе угла до прихода к власти королевы Елизаветы I. Вероятно, по этой причине многие писатели приписывают появлению настоящего ручного огнестрельного оружия более раннюю дату, чем определяется фактами. Например, в контракте, как утверждалось, составленном между Джоном Старингом и Хельмингом Легетом (позже его сочли подделкой), упоминается слово sclopus. Относится ли оно к настоящим ружьям? Латинское слово sclopus (scopetus, scoptum) в Италии 1331 года использовалось для обозначения маленькой бомбарды, обслуживаемой одним человеком. Такое оружие использовалось жителями Болоньи в 1360 году при нападении на Касалечио. И снова возникает тот же самый вопрос: речь идет о легкой артиллерии или же о личном оружии пехотинца? В архивах Перуджи за 1364 год есть запись, согласно которой там изготовлялось в год 500 bombards. Не правда ли, удивительное количество, если учесть то время? Или это ручные ружья? Слова имеют обыкновение с течением времени изменять свое значение. В одном из документов имеется запись о том, как некто Николас Хунтерком с отрядом из сорока человек, вооруженных большим количеством всевозможного оружия, напал на здание аббатства. Мистер Джон Хевитт замечает по этому поводу, что, когда некая банда неожиданно нападает на особняк аббатства, вряд ли в ее распоряжении имеется что-либо другое, кроме ружей. Возможно, он прав, но ничего в тексте на это не указывает, и нападающие вполне могли обзавестись парой легких пушек, чтобы обеспечить успех предприятия.

Первое достоверное упоминание о ружье в Англии, а если верить профессору Т.Ф. Тауту, оно же является первым письменным упоминанием о ручном оружии в Европе, датируется 7 ноября 1388 года. В документе сказано: «И для вышеупомянутого Джона рукой шерифа Нортумберлендского дана одна большая пушка, названная орудием, три маленькие пушки, названные ружьями, одна бронзовая форма для отливки ядер».

Это запись из архива Рэналфа де Хаттона, хранителя Королевского арсенала в 1382–1396 годах.

Хотя пушки стали преемниками военных машин, их родство прямым не является. Принципы действия пушек и любых военных машин в корне различаются. Движущая сила, создаваемая пушкой, зависит от расширения газа, вызванного сгоранием некоего взрывчатого вещества, и не зависит от гравитационных и торсионных сил. Это своего рода временно закрытый сосуд, одна стенка которого слабее остальных и поддается давлению. Таким образом, орудие и его заряд составляют единую систему. Один ее компонент не может функционировать без другого. Идея пушки не нашла бы применения, не будь открыт порох.

Цель артиллерии – нанести наибольший урон врагу в кратчайший промежуток времени, и она достигается с успехом, прямо пропорциональным качеству стрельбы и удобству расположения батареи. Можно выразиться иначе: артиллерия должна обрушить максимальную огневую мощь на свою цель с минимальной задержкой.

Для средневекового артиллериста этот трюизм был бы бессмысленным. Даже если бы нечто подобное пришло в голову одному-двум наиболее просвещенным последователям святой Барбары[19], его все равно не представлялось возможным претворить в жизнь. Воображение и предвидение – это одно, а достижение – совсем другое. Шум, дым и все характерные черты гранд-парада – таково представление наших предков об огневой мощи. По их мнению, чем великолепнее зрелище, чем лучше результат. Играть в супермена – было пределом мечтаний артиллериста прошлого. А почему бы и нет? Разве он не важный человек, поставленный особняком и выше всех своих товарищей на поле боя? Нельзя забывать, что даже в XVI веке артиллерийское ремесло считалось граничащим с чудом. Видимо, этим объясняется тот факт, что артиллеристы – самые большие богохульники в среде военных. Те, кто имел дело с дьявольскими веществами, воспринимались как приспешники Сатаны. Хотя более вероятно, что артиллеристы считали себя элитным корпусом и потому были менее дисциплинированными, чем пехотинцы. Корифеи английской литературы Эдмунд Спенсер и Уильям Шекспир оба писали о благоговейном страхе, вызываемом грохотом бомбард, не оставляя сомнений в их ужасающем эффекте. Таблицы стрельбы в те времена еще не были известны – их пока еще было невозможно составить. Но даже если бы некий средневековый артиллерист обладал знаниями о тактическом использовании артиллерии, он не мог бы применить их на практике. Ведь метод стрельбы был основан на случайности. Каждый артиллерист был капитаном своего корабля, который был его гордостью, и действовал изолированно от других. Не существовало даже понятия о корпоративных действиях, об использовании орудий в команде или в сотрудничестве с пехотой или кавалерией. Массового применения артиллерии под командованием одного независимого человека не было, да и не могло быть.

Артиллерийская тактика начала появляться только во второй половине XVII века. Тому было две причины: тактика окружения и неподходящее оборудование. Первая, владевшая военной мыслью на протяжении почти двух тысячелетий, может быть описана как пережиток эры военных машин. Искусство осады, возродившееся в Византии после падения Рима, распространилось в цивилизованные части континентальной Европы и на Ближний Восток. Это объясняет, почему военная машина и ее особая роль продолжали существовать в Европе и почему там строились окруженные стенами города. В Англии этого не было. После ухода римлян в 436 году все следы военных машин исчезли. Поскольку саксонцы и датчане не были знакомы с этим грозным инструментом разрушения, их завоевания на острове не нарушали статус-кво. Это оружие вновь появилось в Англии благодаря норманнам, а с ним и укрепленные замки. Оборона основывалась на непреодолимости фортификационных сооружений, а не на мерах личной безопасности. В средневековых замках защитнику, спрятавшемуся за укреплениями, мало что угрожало. Если он все же получал ранение стрелой, камнем или болтом, то только по собственной неосторожности или благодаря невезению. Его самыми страшными противниками были голод и болезни, пережив которые он мог считать себя счастливым. С другой стороны, если замок сдавался, вот тогда начинались настоящие несчастья. Чтобы добиться своей цели, нападающий прибегал к использованию более мощных машин. Реакцией на это стало укрепление существующих фортификационных сооружений и строительство более мощных замков и укреплений. Столкнувшись с проблемой подавления таких центров сопротивления, командир нападающих стал использовать пушки, так же как когда-то его далекий предшественник приступил к использованию военных машин. Задача, по сути, была той же, изменились только средства переброски снарядов. Поэтому можно понять, почему тактика окружения так долго удерживала позиции и замедляла развитие пушек в течение первых трех столетий их существования.

Пригодность оборудования зависит главным образом от перевозки орудия. Пока не были усовершенствованы средства транспортировки и дороги не стали линиями связи, а не непролазными болотами (а для достижения некоторого прогресса в этой области потребовалось добрых три сотни лет), мобильность – необходимое условие успешного использования артиллерии в поле – ожидала своего часа. Первым человеком в Европе, по достоинству оценившим роль артиллерии в войне, был швед Густав Адольф. Он не только сделал шведскую армию более современной и просвещенной, но также понял, что мобильность – первоочередной фактор в эффективности артиллерии. В его время артиллерия, разделенная на осадную и полевую, была в высшей степени громоздкой и неуклюжей. Даже почти двухметровое полевое орудие весило полтонны и было установлено на тяжелый и неповоротливый лафет. Ею невозможно было пользоваться, не потратив много времени, усилий и терпения – то есть именно того, чего в горячке боя всегда не хватает. Густав Адольф, наделенный знаниями и чутьем, намного обогнал свое время, во всяком случае во всем, что касалось производства артиллерийских орудий. Его четырехфунтовая пушка была так удачно установлена, что ее могли обслуживать два человека, а перевозить – одна лошадь. Это было замечательное достижение. Орудие состояло из металлической трубы с витками проволоки, покрытой специально подготовленной кожей. Иными словами, шведский король предугадал способ производства, который стал широко применяться только в конце XIX века. Новое легкое оборудование дало шведам большие преимущества, которыми они не преминули воспользоваться в польской войне 1626 года. Идея, зародившаяся в уме Урагана Севера, с успехом была применена Мальборо в конце того же века.

Почему просветительские идеи и тактика шведского короля не были применены другими народами в это же время, остается загадкой. Да, шведские орудия были неудобными и громоздкими, а порох ненадежным, но это еще не повод цепляться за пережитки прошлого. Такую политику дальновидной никак не назовешь. Английские писатели того времени мало говорят о роли артиллерии в полевых сражениях. Они полагали, что вражеские пушки должны быть захвачены и устранены с дороги в самом начале боя, после чего сражение могло вестись по привычной схеме между конными и пешими воинами. Правда, они соглашались с тем, что пушки должны быть установлены на возвышении, потому что ядро летит вниз с большей скоростью, но при этом отмечают, что, если орудию придавался сильный угол наклона, ядра имели обыкновение выкатываться из дула.

В бою противоборствующие силы продолжали выстраиваться друг напротив друга, как игрушечные солдатики. Имеющиеся пушки были рассредоточены между пехотинцами. Схватке предшествовала артиллерийская дуэль, хотя при этом невозможно было не почувствовать, что она ведется как дань традиции, а не как средство, напрямую влияющее на исход боя. В любом случае такая дуэль часто прерывалась началом кавалерийской атаки, и пушки, оказавшиеся в гуще рукопашной схватки, бывали вынуждены замолкать. Артиллеристов обычно убивали, а орудия захватывали – не было средств для их спасения от атакующего противника и перевода на более выгодную позицию.

Однако военная мысль не стояла на месте. В Англии Кромвель и Мальборо ввели ряд новшеств, позволивших артиллерии играть более значительную роль в войне. Герцог стал первым артиллерийским командиром, лично отвечавшим за орудия, находящиеся под его началом. Он всячески развивал и совершенствовал этот метод и, использовав при Мальплаке большую батарею, наглядно продемонстрировал его преимущества. Все сражения с его участием показывают: герцог Мальборо был превосходным артиллеристом, настоящим мастером, владевшим всеми тонкостями этого искусства. По его опыту можно видеть, насколько в начале XVIII века улучшилось использование артиллерии на полях сражений. И это произошло во многом благодаря его гению. Лорд Уолсли считал, что герцог создал артиллерию как отдельный род войск и был первым командиром, понимающим ее важность. Герцог Мальборо может по праву считаться отцом тактического использования артиллерии.

Таким образом, артиллерии потребовалось 300 лет, чтобы пробудиться от сумеречной дремоты, хотя при своем пробуждении она была лишь бледной тенью своего будущего. В период, прошедший между правлением королевы Анны и серединой XIX века, артиллерийские орудия существенно усовершенствовались. Они стали пропорциональнее, легче и более меткими, хотя основной дизайн остался без изменений. После Крымской войны прогресс ускорился и стал постоянным. Появились современные методы заряжения и отката, нарезки и изготовления, а также новые устройства для наводки и независимые дальномеры. Все это, а также быстрое развитие военной науки поставило артиллерию на господствующее место, которое она занимает и сегодня.


Глава 14 ВЕЛИКИЙ РАЗДЕЛ | Эволюция оружия. От каменной дубинки до гаубицы | Эпилог