30

Лу Ревир не любит, когда жена напивается, а в последние годы, когда трое детей выросли и разъехались, Фернанда крепко прикладывается к бутылке почти каждый вечер. Для нее стало нормой пьяно шататься по дому после восьми.

Напившись, она становится еще сварливее, начинает винить Лу во всем, что взбредает ей в голову, во всем, что ее не устраивает. То ругает за слишком высоко укрепленный на стене телевизор, из-за чего приходится больно вытягивать шею, то за разбросанный по полу костюм для гольфа, но чаще всего за то, что младший сын Тони, в котором она души не чает, уехал жить в Англию с каким-то куском дерьма.

«Будь ты мужчиной, — кричала она, — топнул бы ногой, заставил его закончить учебу в Америке. Мой отец никогда не позволил бы сыну уехать!»

Лу пожимал плечами и отвечал: «Сейчас совсем другое поколение. Дети делают то, что хотят. Тони мальчик умный, самостоятельный, ему нужна независимость. Я тоже по нему скучаю, но он правильно сделал».

«Правильно сделал, что бросил семью? — вопрошала она. — Ты ведь мою семью имеешь в виду?»

Именно, только сказать об этом он никогда не посмеет. Хотя в душе надеялся, что мальчик, уехав, вырвется из когтей семьи Джордино. Порой жалеет, что самому храбрости не хватило. Теперь уже поздно. Глубоко увяз в этой жизни. В ней немало хорошего. Он богаче, чем в самых безумных фантазиях. Ладно, богатство еще не все, деньги, которыми он распоряжается, грязные, а иногда кровавые. Однако так уж мир устроен.

Кроме того, он любит жену, несмотря на нестерпимо вздорный характер. Гордится ее внешностью, роскошными приемами, которые она устраивает; тем, что до сих пор безумствует в постели, когда не успевает впасть в пьяный ступор.

Конечно, надо признать, ее связи не причинили конкретного вреда его карьере.

Лу Ревир начинал бухгалтером, получив степень в Гарварде. Несмотря на принадлежность к нью-йоркскому криминальному семейству, соперничавшему с Джордино, он поначалу не собирался связываться с преступным миром. Все переменилось в тот вечер, когда он встретился с Фернандой на благотворительном балу. А был он в то время красивым и стройным. Ей особенно понравилось, что он ее смешил, и еще в нем была некая внутренняя сила, напоминавшая ей собственного отца.

На Сола Джордино произвело впечатление спокойное стратегическое мышление Лу, и он был не прочь укрепить связи с семьей Ревир. Желая своей дочери самого лучшего, он решил помочь парню, за которого она собралась замуж. Возможно, и тот, в свою очередь, будет ему полезен.

За пять лет Лу Ревир стал главным финансовым консультантом криминальной семьи Джордино, отмывая сотни миллионов долларов прибыли от наркотиков, проституции, поддельных фирменных товаров и компьютерного мошенничества. В течение следующих двадцати с лишним лет он выгодно вкладывал деньги в законное предпринимательство, наиболее успешно проявившееся в создании целой империи по утилизации отходов, протянувшейся через Соединенные Штаты Америки и Канаду, а также распространении порнографических фильмов. А еще он значительно умножил собственность семьи, главным образом за рубежом, в развивающихся странах, включая Китай, Румынию, Польшу и Таиланд.

В тот период Лу хитро прикрыл свою задницу, а также своих ближайших родственников. Когда Сола Джордино впервые судили за уклонение от налогов, Лу никто не тронул. Близкий сподвижник Сола, потеряв все деньги, пошел на сделку со следствием и целых три месяца давал показания против «крестного отца». В результате дело, начинавшееся как налоговое, закончилось обвинением Джордино в семнадцати убийствах по предварительному сговору. Ему предстоит умереть в тюрьме, и если такой итог жизни волнует старого волка, то он этого не показывает. Когда газетный репортер спросил, как он относится к тому, что живым не выйдет на свободу, старик буркнул: «Надо ж где-то умереть».

Фернанда уже напилась. Экипаж самолета «Гольфстрим», стараясь извиниться за неудобства на пути в Англию, запасся на обратный рейс водкой «Серый гусь», льдом и клюквенным соком, а также разнообразной едой, к которой она не притронулась. К концу семичасового перелета прикончила одну бутылку, принялась за другую. Держала в руке стакан, даже когда самолет коснулся посадочной полосы в аэропорту Рипаблик в Ист-Фармингдейле в 14:15 по местному времени.

Лу помог ей спуститься по невысокому трапу. Она почти не понимала, что происходит, когда они проходили иммиграционный контроль, и через пятнадцать минут уже рылась в баре лимузина «линкольн», который повез их в Ист-Хэмптон.

— Может, хватит, милая? — сказал Лу, удержав жену за руку.

— Мой отец знал бы, что делать, — пробормотала она в ответ. — Ты ничего не знаешь, правда? — И принялась неловко возиться с айфоном, глядя в адресную книгу на имена и номера, слегка расплывавшиеся в глазах. Наконец нашла имя брата.

Фернанда была еще достаточно трезвой, чтобы убедиться, что стекло, отделявшее их от шофера, поднято, интерком отключен, и поднесла трубку к уху, ожидая ответа.

— Кому звонишь? — спросил Лу.

— Рики.

— Ты ведь ему уже сообщила, правда?

— Звоню не для известий. Надо, чтоб он кое-что сделал. Вот дерьмо, — резко выдохнула Фернанда. — Чертов автоответчик… Рики, это я, перезвони, надо срочно поговорить! — приказала она и разъединилась.

Лу взглянул на нее.

— О чем? — Брат Фернанды настоящий слизняк. Ленивый, самодовольный, грязный. Унаследовал безжалостную жестокость отца, но ни капли его ума и хитрости. Лу терпит Рики только потому, что нет другого выбора, но симпатии никогда не питал.

— Объясняю, — с трудом выдавила Фернанда. — О пьяной бабе за рулем, о проклятом шоферюге в фургоне, который не остановился, о грузовике, которого вообще не должно было быть на той самой дороге. Вот о чем.

— И что должен сделать Рики?

— Должен кого-то знать.

— Кого?

Фернанда повернулась, взглянула на мужа — взгляд острый, пронзающий, как сверло.

— Мой сын мертв. Мне нужна та самая пьяная сука, тот самый водитель фургона и тот дальнобойщик, которые его убили. Понятно? Хочу, чтобы они помучились.