на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


28


Опять этот человек стоит перед ее домом в Безёйденхаут-Парке. Уже третье утро кряду Миранда видит его на той стороне улицы, неподвижного, ждущего. Наблюдает за ним сквозь тонкие гардины на окне гостиной. Белый мужчина, в костюме и галстуке, чужак, словно бы ненароком забредший в ее мир. Она заметила его давно, сразу после того как Матильда ушла в школу. И тотчас насторожилась, потому что прохожие на этой улице были редкостью. Мужчины, обитатели здешних вилл, по утрам садились в машины и уезжали в центр Йоханнесбурга. Затем их жены тоже садились в автомобили и уезжали за покупками, в институт красоты или еще куда-нибудь. В Безёйденхауте проживали белые, скучающий и беспокойный средний класс. Те, кто не сумел подняться по общественной лестнице на самый верх. Миранда знала, что многие из этих людей подумывают об эмиграции. Вот и еще одна правда неизбежно раскрывается, думала она. Для этих людей ЮАР не была подлинной отчизной, где земля и кровь соединяются в одном потоке. Они здесь родились, но, не колеблясь, стали всерьез думать о бегстве, когда в феврале де Клерк обратился с речью к нации, Нельсон Мандела вышел из тюрьмы и в стране заявила о себе новая эпоха. Эпоха, которая, возможно, увидит в Безёйденхауте иных чернокожих африканцев, чем Миранда.

Но этот мужчина на улице был чужак. Нездешний. И Миранда гадала, что ему здесь понадобилось. Если человек стоит на рассвете посреди улицы, то он явно ищет что-то - потерянное или забытое. Она долго наблюдала за ним из-за тонкой гардины и в конце концов сообразила, что он смотрит на ее дом. Сперва она испугалась. Вдруг это представитель какого-то ведомства, какой-то из секретных контрольных инстанций, что по-прежнему заправляют жизнью чернокожих в ЮАР? Ей хотелось, чтобы он раскрыл себя, позвонил в дверь. Но чем дольше он там стоял, совершенно неподвижно, тем больше ее одолевали сомнения. У него ведь даже портфеля нет. Миранда привыкла, что белая ЮАР всегда разговаривает с черными либо через собак, полицейских, резиновые дубинки и бронированные машины, либо через бумаги. А у него портфеля нет, стоит с пустыми руками.

В первое утро Миранда поминутно возвращалась к окну - посмотреть, там ли он еще. Он казался ей этакой статуей - то ли неизвестно, куда ее поставить, то ли она вообще никому не нужна. Но без малого в девять улица опустела. Однако наутро он вернулся и стоял на прежнем месте, глядя на ее окна. Внезапно у нее упало сердце: а вдруг он здесь из-за Матильды? Вдруг он из тайной полиции, а где-то рядом, незримые для нее, прячутся машины с полицейскими в форме. Но что-то в его поведении смущало ее. И вот тогда она подумала, что он стоит там просто затем, чтобы она увидела его и поняла, что он не опасен. От него не веяло угрозой, он дал ей время привыкнуть.

Сегодня, 20 мая, она увидела его в третий раз. Неожиданно он оглянулся, пересек улицу, вошел в калитку и по выложенной камнем дорожке направился к двери. Когда раздался звонок, Миранда по-прежнему стояла у окна. Именно в это утро Матильда в школу не пошла. Проснулась с головной болью и температурой - вероятно, приступ малярии - и сейчас спала в своей комнате. Миранда осторожно притворила ее дверь, потом пошла открывать. Звонок прозвенел всего один раз. Незнакомец знал, что дома кто-то есть, и был уверен, что ему откроют.

Молодой, подумала Миранда, стоя перед ним на пороге.

Голос у пришельца был высокий и звонкий:

- Миранда Нкойи? Вы позволите мне зайти на минутку? Обещаю долго вас не задержать.

В глубине души послышался предостерегающий голос. Но Миранда впустила пришельца в дом, провела в гостиную, предложила сесть.

Наедине с чернокожими женщинами Георга Схееперса всегда охватывала неуверенность. Такое в его жизни случалось нечасто. Большей частью, когда он оставался наедине с чернокожими секретаршами, которые появились в прокуратуре с тех пор, как расовое законодательство смягчилось. В сущности, сейчас он впервые находился в доме, где хозяйкой была чернокожая женщина.

Почему-то его не оставляло впечатление, что чернокожие презирают его. И он все время искал знаки враждебности. Стоило ему оказаться наедине с черным африканцем, как смутное чувство вины мгновенно усиливалось. Он заметил, что ощущение беззащитности возросло и сейчас, когда он сидел перед этой женщиной. Будь это мужчина, все, возможно, обстояло бы иначе. Он, белый, имел бы обычное преимущество. А сейчас оно вдруг исчезло, он как бы провалился в кресло и сидел чуть ли не на полу.

В последние дни и в минувшие выходные он старался поглубже проникнуть в секрет Яна Клейна. И теперь знал, что Ян Клейн постоянно бывал в этом безёйденхаутском доме. Бывал здесь многие годы, с тех пор как после университета приехал в Йоханнесбург. Используя влияние Вервея и собственные контакты, Схееперс сумел заглянуть в банковские секреты и знал, что Ян Клейн ежемесячно переводил крупную сумму денег на счет Миранды Нкойи.

Секрет раскрылся. Ян Клейн, один из самых надежных сотрудников разведки, бур, гордившийся своими расовыми взглядами, тайно сожительствовал с чернокожей женщиной. Шел ради нее на величайший риск. Да, если уж президента де Клерка считают предателем, то и Ян Клейн - тоже изменник.

Но чутье подсказывало Схееперсу, что пока он только чуть царапнул самую поверхность секрета, и он решил навестить эту женщину. Он не станет говорить ей, кто он такой, и вполне возможно, она словом не обмолвится Яну Клейну о его визите, когда тот опять приедет сюда. Если же она все расскажет, Ян Клейн быстро вычислит, что побывал у нее Георг Схееперс. Но, не зная точно, зачем он приходил, Ян Клейн испугается, что тайна раскрылась, и впоследствии Схееперс сможет держать его под контролем. Хотя, конечно, есть риск, что Ян Клейн решится убить его. Но и против этого Схееперс как будто бы застраховался. Он не выйдет из этого дома, пока Миранда не поймет, что не он один информирован о тайной жизни Яна Клейна за пределами замкнутого мира разведслужбы.

Она смотрела на него, смотрела сквозь него. На редкость красивая женщина. Красота уцелела, она выдерживала все: унижение, насилие, боль, - пока человек сопротивлялся. Но как только он покорялся, опускал руки, его тотчас одолевало уродство, скрюченное, слабое, обреченное гибели.

Сделав над собой усилие, Схееперс рассказал, как обстоит дело. Рассказал, что есть очень основательные причины подозревать человека, который бывает у нее, оплачивает ее дом и предположительно является ее любовником, в организации заговора против государства и в покушении на жизнь определенных людей. Он говорил и угадывал, что кое-что из сказанного ей известно, а кое-что в новинку. Одновременно у него возникло странное впечатление, что Миранда облегченно вздохнула, будто ждала, а то и боялась совсем другого. Схееперс сразу же начал размышлять о том, что бы это могло быть. Он предполагал, что связано это с секретом, со смутным его ощущением, что есть еще одна незримая дверца, которую надо открыть.

- Мне нужно знать, - сказал он. - Вопросов у меня, собственно говоря, нет. И пожалуйста, не думайте, будто я прошу вас свидетельствовать против вашего мужа. Здесь речь идет о деле огромной важности. Об угрозе всей нашей стране. Настолько огромной угрозе, что я даже не могу назвать вам мое имя.

- Но вы его враг, - сказала она. - Почуяв опасность, иные стадные животные в панике очертя голову бросаются наутек. И тогда им конец. Верно?

- Пожалуй, - сказал Схееперс. - Пожалуй, что так.

Он сидел спиной к окну. И как раз в ту минуту, когда Миранда говорила о стадных животных, он уловил едва приметное движение у нее за спиной. Кто-то словно бы попытался осторожно повернуть дверную ручку, но передумал. И тут он сообразил, что в это утро молодая девушка - должно быть, дочь Миранды - из дома не выходила.

В ходе изысканий последних, дней обнаружилось одно знаменательное обстоятельство. Миранда Нкойи была повсюду зарегистрирована как одинокая экономка некоего Сидни Хьюстона, который почти постоянно жил на своей скотоводческой ферме, далеко на равнине к востоку от Хараре. Уловку с этим отсутствующим фермером Схееперс раскусил очень быстро, как только выяснил, что Ян Клейн и Хьюстон учились в университете на одном курсе. Но вторая женщина, дочь Миранды? Ее не существовало. А сейчас она стояла за дверью и слушала их разговор.

Эта мысль привела Схееперса в замешательство. Задним числом он поймет, что попался на удочку собственных предрассудков, незримых расовых барьеров, определявших его жизнь. Его вдруг осенило, кто такая эта подслушивающая девушка. Раскрылась самая сокровенная тайна Яна Клейна. Осажденная крепость наконец-то пала. До сих пор правду удавалось скрывать лишь потому, что такого никто и помыслить себе не мог. Ян Клейн, звезда разведслужбы, беспощадный бурский воин, имел дочь от черной женщины! Дочь, которую, вероятно, любил больше всего на свете. Может, он думал, что Нельсон Мандела должен умереть, чтобы его чернокожая дочь могла по-прежнему жить и возвышаться через близость к белым. С точки зрения Схееперса, такое лицемерие не заслуживало ничего, кроме ненависти. Он почувствовал, как его собственное противодействие разом рухнуло. И одновременно осознал невообразимую сложность задачи, какую взяли на себя президент де Клерк и Нельсон Мандела. Как объединить людей, которые считают друг друга предателями?

Миранда неотрывно смотрела на него. Она не могла угадать, о чем он думает, но заметила его волнение.

Он скользнул взглядом по ее лицу, потом снова посмотрел на каминную полку, на фотографию девушки:

- Ваша дочь. Дочь Яна Клейна.

- Матильда.

Схееперс вспомнил, что читал о прошлом Миранды:

- Как ваша мать.

- Как моя мать.

- Вы любите вашего мужа?

- Он мне не муж. Он ее отец.

- А она?

- Она ненавидит его.

- Сейчас она стоит за дверью и слушает наш разговор.

- Она нездорова. У нее температура.

- И все же она подслушивает.

- А почему бы и нет?

Схееперс кивнул. Он понял.

- Я хочу знать, - повторил он. - Подумайте хорошенько. Постарайтесь вспомнить. Любую мелочь, что способна помочь нам найти людей, которые намерены ввергнуть страну в хаос. Пока не поздно.

Вот и пришла минута, которой она так долго ждала, подумала Миранда. Раньше эта сцена всегда представлялась ей иначе: она станет рассказывать о том, как обыскивала по ночам карманы Яна Клейна, как внимательно слушала слова, произнесенные им во сне, но свидетелей при этом не будет. Только они двое, она и ее дочь. Теперь же она поняла, что все произойдет по-другому. Но отчего она так безраздельно поверила этому человеку, даже не зная его имени? По причине его собственной уязвимости? По причине его неуверенности перед ней? Может быть, слабость - единственное, чему она смеет доверять?

Радость освобождения, думала она. Вот что я сейчас чувствую. Как будто выхожу из морских волн и знаю, что чиста.

- Я долго считала, что он обыкновенный чиновник, - начала Миранда. - Даже не догадывалась о его преступных деяниях. Но потом узнала.

- От кого?

- Может быть, я скажу, от кого. Только не сейчас. Говорить нужно, только когда приходит время.

Схееперс пожалел, что перебил ее.

- Но он не знает, что я знаю, - продолжала Миранда. - В этом мое преимущество. Возможно, мое избавление, а возможно, и моя смерть. Но всякий раз, когда он приезжал сюда, я вставала ночью и опустошала его карманы. Копировала все, вплоть до самых коротеньких записок. Слушала бессвязные фразы, которые он говорил во сне. И передавала кому следует.

- Кому?

- Тем, кто нас защищает.

- Вас защищаю я.

- А я даже не знаю, как вас зовут.

- Это неважно.

- Я говорила с черными африканцами, которые ведут тайную жизнь, так же как и Ян Клейн.

Слухи об этом доходили до Схееперса. Но конкретных подтверждений не было. Он знал, что разведслужбы - и гражданская, и военная - постоянно гонялись за собственной тенью. И ходили упорные разговоры, что своя разведслужба есть и у черных. Возможно, организация, непосредственно связанная с АНК, а возможно, вполне самостоятельная. Изучавшая действия официальных разведслужб. Их стратегию и их людей. И вот женщина по имени Миранда подтвердила существование такой организации.

Ян Клейн - покойник, подумал Схееперс. Ведь он понятия не имел, что его карманы обыскивают те, кого он считал своими заклятыми врагами.

- Я имею в виду последние месяцы, - сказал Схееперс. - То, что было раньше, меня не интересует. Что вы находили в последние месяцы?

- Я все сообщила и сразу забыла об этом, - сказала она. - Зачем напрягать память понапрасну?

Она явно говорила правду. Он попытался подойти с другой стороны. Ему необходимо поговорить с кем-нибудь из тех, кто поручил ей обыскивать карманы Яна Клейна и слушать его сонную болтовню.

- Почему я должна вам доверять?

- Вы не должны, - ответил он. - В жизни нет никаких гарантий. Есть только риск.

Миранда задумчиво молчала.

- Он убил много людей? - Она говорила очень громко, и он понял, она хочет, чтобы дочь все слышала.

- Да, много.

- Чернокожих?

- Чернокожих.

- Преступников?

- Некоторые были преступниками, некоторые нет.

- За что он их убил?

- Они отказывались говорить. Были повстанцами. Мятежниками.

- Как моя дочь.

- Я не знаком с вашей дочерью.

- Зато я знаю ее.

Миранда решительно встала:

- Приходите завтра. Может, кто-нибудь захочет встретиться с вами. А сейчас уходите.

Схееперс вышел на улицу. Направляясь к машине, припаркованной за углом, он почувствовал, что взмок от пота. И поехал прочь, размышляя о собственной слабости. И о силе Миранды. Неужели есть будущее, где они могут встретиться и примириться?


Матильда не вышла к матери, когда он уехал. Миранда оставила ее в покое. Но вечером долго сидела на краю ее постели.

Лихорадка приходила и уходила, волна за волной.

- Ты огорчена? - спросила Миранда.

- Нет, - ответила Матильда. - Теперь я ненавижу его еще сильнее.


Впоследствии Схееперс вспоминал свою поездку в Клиптаун как нисхождение в ад, которого ему до той поры удавалось избегать. Неуклонно следуя белому пути, который вел бура от колыбели до могилы, он как бы все время видел мир одним глазом. Теперь ему пришлось ступить на другой путь, черный, и то, что он увидел, наверное, не забудется никогда. Это был настоящий шок, потрясший его до глубины души, ведь такова была жизнь двадцати миллионов людей. Людей, которым не позволяли жить полноценно и достойно, которые умирали раньше срока, их жизнь подавляли, лишали возможности развития.

В Безёйденхаут он вернулся на другой день в десять утра. Открыла ему Миранда, но на встречу с человеком, который согласился с ним поговорить, его повела Матильда. Он чувствовал себя так, будто удостоился великой чести. Матильда была такая же красивая, как и ее мать. Кожа чуть посветлее, но глаза те же. Как ни старался, Схееперс не увидел в ее лице отцовских черт. Наверное, Матильда так отмежевалась от отца, что попросту запретила себе походить на него. Схееперса она встретила очень сдержанно, лишь слегка кивнула, когда он протянул руку. И он вновь ощутил неуверенность, теперь уже перед дочерью, хотя ей еще и двадцати не исполнилось. Схееперса охватила тревога: во что же это он влез? Может быть, Ян Клейн связан с этим домом совсем не так, как ему хотелось думать? Но теперь уже поздно думать об этом. Возле дома стоял старый заржавленный автомобиль с болтающейся выхлопной трубой и полуоторванным бампером. Не говоря ни слова, Матильда открыла дверцу и посмотрела на него.

- Я думал, он придет сюда, - нерешительно пробормотал Схееперс.

- Мы съездим в другой мир, - сказала Матильда.

Он сел на заднее сиденье, и тотчас в ноздри ударил какой-то запах, только потом он сообразил, что в детстве так пахли курятники. Человек за рулем был в фуражке, низко надвинутой на глаза. Он обернулся и минуту-другую молча смотрел на Схееперса. Наконец машина тронулась, и Матильда с шофером заговорили между собой на языке, которого Схееперс не понимал, но узнал - коза. Они ехали на юго-запад, причем, как казалось Схееперсу, шофер изрядно превышал скорость. Скоро центр Йоханнесбурга остался позади, и они очутились в лабиринте дорог, где вереницы автомобилей мчались в самых разных направлениях. Соуэто, подумал Схееперс. Не туда ли мы едем?

Нет, их путь лежал не в Соуэто. Они миновали Медоуслэнд, едкий дым затянул пыльные окрестности. Прямо за беспорядочным скоплением ветхих домишек, где кишмя кишели собаки, дети, куры, громоздились сломанные и развалившиеся автомобили, шофер затормозил. Матильда вышла и пересела к Схееперсу, на заднее сиденье. В руках у нее был черный колпак.

- Начиная отсюда, вам смотреть нельзя, - сказала она.

Он запротестовал, отталкивая ее руку.

- Чего вам бояться? Решайте.

Он выхватил у нее колпак.

- Зачем?

- Кругом тысячи глаз. Вам смотреть нельзя. И вас никто видеть не должен.

- Это не ответ, - с досадой сказал он. - Это загадка.

- Не для меня. Ну, решайтесь!

Он натянул колпак. И они поехали дальше. С каждой минутой дорога становилась все хуже. Но шофер не сбавлял скорость. Схееперс отчаянно старался уберечься от толчков. И все же несколько раз сильно ударился головой в потолок. Он утратил ощущение времени. Колпак липнул к лицу, кожа начала зудеть.

Но вот машина затормозила и остановилась. Поодаль яростно лаяла собака. Откуда-то волнами долетала музыка из радиоприемника. Сквозь колпак Схееперс почуял запах костров. Матильда помогла ему выбраться из машины и сняла колпак. Солнце ударило прямо в лицо, и на миг он ослеп. А когда глаза привыкли к свету, увидел, что стоит посреди скопления лачуг, сооруженных из листов гофрированного железа, картонных ящиков, мешковины, полотнищ пластика и брезента. Кое-где в качестве комнат были приспособлены искореженные ветхие автомобили. Воняло помоями, тощая облезлая собака обнюхивала его ботинок. Схееперс смотрел на людей, чья жизнь проходила среди этой нищеты. Они словно бы и не замечали его присутствия. Не выказывали ни ненависти, ни любопытства, только равнодушие. Для них он не существовал.

- Добро пожаловать в Клиптаун, - сказала Матильда. - Может, это Клиптаун, а может, какой-нибудь другой трущобный поселок. Так или иначе, дорогу сюда вам не найти. А трущобы все выглядят одинаково. Одинаковая нищета повсюду, одинаковый запах, одни и те же обитатели.

Она повела Схееперса в гущу домишек. И он словно вступил в лабиринт, который сразу же поглотил его, разом отнял все прошлое. Уже через несколько шагов он начисто потерял ориентацию. Как странно, что рядом с ним идет дочь Яна Клейна, думал он. Но эта странность - наследство, которое ныне в последний раз будет разделено, а затем уничтожено.

- Что вы видите? - спросила она.

- То же, что и вы, - ответил он.

- Нет! - резко бросила она. - Вы возмущены?

- Конечно.

- А я нет. Возмущение - это ловушка. Есть много ступеней. И мы с вами стоим на разных.

- Вы, наверное, на самом верху?

- Почти.

- И вид оттуда иной?

- Можно заглянуть вдаль. Там пасутся пугливые стада зебр. Антилопы бегом спасаются от опасности. Кобра прячется в заброшенном термитнике. Женщины идут за водой. - Она остановилась прямо перед ним. - Я вижу в их глазах мою собственную ненависть. Но ваши глаза ее не видят.

- Какого ответа вы от меня ждете? По-моему, люди живут здесь как в аду. Вопрос лишь в том, моя ли это вина.

- Может быть, и ваша. Смотря как поглядеть.

Они шли все дальше, все глубже в этот лабиринт. В одиночку он ни за что не найдет дорогу обратно. Она нужна мне, думал Схееперс. Мы ведь всегда зависели от черных. И ей это известно.

Матильда остановилась у лачуги, которая была чуть побольше других, хотя и построена из того же материала, и присела на корточки возле двери, представлявшей собой залатанный, облезлый лист мейсонита.

- Входите. Я подожду здесь.

Схееперс вошел внутрь. Сначала он вообще ничего не видел в потемках. Потом разглядел простой дощатый стол, несколько плетеных стульев, коптящую керосиновую лампу. Из тени выступил человек, с легкой улыбкой он смотрел на Схееперса. Похоже, его ровесник. Только покрепче, с бородой, и веет от него тем же достоинством, что свойственно Миранде и Матильде.

- Георг Схееперс, - сказал африканец и коротко рассмеялся. Потом указал на стул.

- Что здесь смешного? - спросил Схееперс, с трудом скрывая растущую неуверенность.

- Ничего. Можете называть меня Стивом.

- Вы знаете, почему я просил о встрече с вами.

- Не со мной, - уточнил Стив. - Вы хотели встретиться с кем-нибудь, кто может рассказать о Яне Клейне то, чего вы еще не знаете. И таким человеком оказался я. Но вполне бы мог быть и кто-то другой.

- Перейдем к делу? - сказал Схееперс, которого мало-помалу охватывало нетерпение.

- У белых всегда нет времени. Никогда не мог понять почему.

- Ян Клейн, - сказал Схееперс.

- Опасный человек. Всеобщий враг, не только наш. Вороны кричат в ночи. А мы толкуем их крики и думаем, будто нам понятно: что-то назревает, что-то могущее создать хаос. А хаоса мы не хотим. Ни АНК, ни де Клерк. Поэтому сначала вы должны рассказать мне, что вам известно. А потом мы, быть может, вместе осветим кой-какие темные закоулки.

Схееперс рассказал не все. Но самое важное сообщил, а это уже был риск. Он не знал, с кем говорит. И все же не мог не рассказать. Стив слушал, медленно поглаживая подбородок.

- Вот, значит, как далеко все зашло, - сказал он, когда Схееперс умолк. - Мы этого ждали. Но думали, что какой-нибудь чокнутый бур попытается сперва перерезать горло предателю де Клерку.

- Профессиональный киллер, - сказал Схееперс. - Без лица, без имени. Но возможно, он уже был замечен. Причем в связи с Яном Клейном. Вдруг ваши вороны сумеют кое-что разузнать. Возможно, киллер белый, а возможно, и черный. По моим сведениям, ему обещаны большие деньги. Миллион рандов, и даже больше.

- Пожалуй, его можно вычислить, - сказал Стив. - Ян Клейн всегда выбирает лучших. Если это южноафриканец, черный или белый, мы его отыщем.

- Отыщем и остановим, - сказал Схееперс. - Убьем. Мы должны действовать сообща.

- Нет, - сказал Стив. - Сегодня мы встретились. Первый и последний раз. Мы разойдемся в разные стороны, и в этом деле, и вообще. Иного нам не дано.

- Почему?

- У нас разные секреты. Все по-прежнему слишком ненадежно, слишком неопределенно. Мы избегаем договоренностей и соглашений, не вызванных крайней необходимостью. Не забывайте, мы противники. И война в нашей стране идет очень давно. Хотя вы не желаете этого понять.

- Мы смотрим на дело по-разному.

- Да. То-то и оно.

Разговор продолжался всего несколько минут, а Стив уже встал, и Схееперс понял, что пора уходить.

- Миранда остается. Через нее вы можете добраться до моего мира, - сказал Стив.

- Да. Верно. Покушение необходимо предотвратить.

- Согласен. Но мне кажется, это должны сделать вы. Все возможности по-прежнему в ваших руках. У меня нет ничего. Есть только эта лачуга. И Миранда. И Матильда. Представьте себе, что произойдет, если убийство состоится.

- Даже думать об этом не хочу.

Минуту-другую Стив молча смотрел на него. Потом, не прощаясь, шагнул к двери. Следом за ним Схееперс вышел на яркое солнце. Матильда молча повела его к машине. Снова он сидел на заднем сиденье, в колпаке. И впотьмах уже обдумывал, что скажет президенту де Клерку.


Президент де Клерк постоянно видел один и тот же сон - о термитах.

Будто он находится в доме, где и пол, и стены, и вся мебель поражены голодными термитами. Зачем он пришел в этот дом, он не знал. Меж половицами росла трава, стекла в окнах разбиты, и яростное жевание термитов отдавалось даже в собственном его теле - как зуд. Во сне он должен был написать важную речь, а времени было очень мало. Человек, который обычно писал ему речи, куда-то пропал, пришлось работать самому. А когда он начал писать, термиты повалили даже из ручки.

На этом месте он обычно просыпался. И в темноте думал, что, наверное, этот сон вещий. Наверное, все уже слишком поздно? Наверное, то, к чему он стремится, - спасти ЮАР от распада и одновременно по возможности сохранить влияние белых и апартеид, - уже идет слишком вразрез с позицией черных, терпению которых настал предел. Собственно, только Нельсон Мандела и сумел убедить его, что иного пути нет. Де Клерк зная: оба они опасаются одного и того же. Бесконтрольное насилие, неудержимый развал и хаос - благоприятная почва для жаждущего мести, жестокого военного переворота или для самоубийственных этнических столкновений.

Было 10 вечера, четверг, 21 мая. Де Клерк знал, что в приемной уже дожидается молодой прокурор Схееперс, но был пока не готов принять его. Он устал, голова раскалывалась от бесконечного множества проблем, которые он пытался разрешить. Он встал из-за стола, подошел к одному из больших окон. Иногда груз ответственности буквально парализовал его. Наверное, все это не по силам одному человеку. И временами его охватывало желание убежать, сделаться невидимым, уйти прямиком в буш и просто исчезнуть, раствориться в мираже. Но он сознавал, что не сделает этого. Бог, с которым ему все труднее было разговаривать и в которого он уже с трудом верил, все же как будто бы по-прежнему защищал его. Интересно, какой срок ему отмерен? Настроение у де Клерка постоянно менялось. Порой ему казалось, что времени уже сейчас в обрез, порой, что лет пять еще впереди. А именно время ему и нужно. Его великий план - как можно дальше оттянуть переход к новому обществу и успеть привлечь на свою сторону как можно больше черных избирателей - требовал времени. Но он прекрасно понимал, что Нельсон Мандела даст ему ровно столько времени, сколько необходимо на подготовку такого перехода, и не больше.

Во всем, что я делаю, присутствует некая фальшь, думал де Клерк. Ведь, собственно говоря, и сам я желаю несбыточного - чтобы моя страна никогда не изменилась. Разница между мной и безумным фанатиком, который хочет силой защитить эту неизменность, очень мала.

ЮАР задержалась в развитии. Происходящему сейчас следовало произойти много лет назад. Но пути истории не прямолинейны.

Он вернулся к столу, позвонил в колокольчик. Секунду спустя в кабинет вошел Схееперс. Де Клерк уже оценил его энергичность и тщательность, отдавая себе отчет и в некоторой наивной простодушности, свойственной молодому сотруднику прокуратуры. Хотя этот молодой бур должен понять, что под мягким песком прячутся острые скалы.

Прикрыв глаза, президент слушал доклад Схееперса. Слова вторгались в сознание, громоздились одно на другое. Когда Схееперс умолк, де Клерк испытующе посмотрел на него:

- Полагаю, все, что я услышал, чистая правда.

- Да. Вне всякого сомнения.

- В самом деле?

- Да.

Де Клерк задумался, потом сказал:

- Стало быть, они собираются убить Нельсона Манделу. Подослать к нему киллера, выбранного и оплаченного исполнительным комитетом этой секретной организации. Убийство произойдет в ближайшее время на одном из многочисленных митингов, где Мандела намерен выступить с речью. Результатом будут хаос, резня, полный развал. За всем этим стоит группа влиятельных буров, которые планируют захватить власть в стране. Основные законы и общественные институты будут упразднены. Установят корпоративный режим военных, полиции и гражданских лиц. И будущее превратится в сплошное чрезвычайное положение. Так?

- Да, - ответил Схееперс. - С вашего позволения, по-моему, покушение состоится двенадцатого июня.

- Почему?

- Нельсон Мандела в этот день выступает в Капстаде. По моим сведениям, армейская разведка проявляет повышенный интерес к планам местной полиции, связанным с этим митингом. Есть и другие признаки, подтверждающие такое предположение. Конечно, я понимаю, это лишь предположение. Но убежден, что оно вполне оправданно.

- Три недели, - проговорил де Клерк. - Три недели, чтобы остановить безумцев.

- Если я не ошибаюсь, - сказал Схееперс. - Нельзя не учитывать, что двенадцатое июня в Капстаде может оказаться отвлекающим маневром. Заговорщики действуют очень ловко и хитро. Покушение вполне может произойти хоть завтра.

- Иными словами, когда угодно. И где угодно. И в сущности, мы ничего не можем сделать.

Де Клерк умолк. Схееперс ждал.

- Я должен поговорить с Нельсоном Манделой, - наконец сказал де Клерк. - Объяснить ему, что поставлено на карту. - Он посмотрел на Схееперса. - Этих людей необходимо остановить незамедлительно.

- Мы не знаем, кто они. Как остановишь неизвестное?

- Но их наемник?

- Он тоже неизвестен.

Де Клерк задумчиво смотрел на него:

- У вас есть план. По лицу вижу.

Схееперс почувствовал, что краснеет.

- Господин президент, - сказал он. - Я полагаю, ключ ко всему - Ян Клейн, один из сотрудников разведслужбы. Нужно немедля взять его под стражу. Конечно, есть риск, что он будет молчать. Или покончит самоубийством. Но другой возможности я не вижу: нужно допросить его.

Де Клерк кивнул:

- Что ж, тогда так и сделаем. В конце концов у нас немало людей, которые на допросе умеют выжать из арестованных показания.

Из черных, подумал Схееперс. Которые затем умирают при загадочных обстоятельствах.

- Лучше всего будет, если допросом займусь я, - сказал он. - Как-никак я информирован лучше других.

- А вы сумеете с ним справиться?

- Да.

Президент встал. Аудиенция закончилась.

- Арестуйте Яна Клейна завтра же, - сказал де Клерк. - И регулярно информируйте меня о ходе расследования. Раз в день.

Они попрощались.

Схееперс вышел, кивнул старому охраннику в приемной. Потом сел в машину и поехал домой, пистолет лежал рядом с ним на сиденье.

Де Клерк в задумчивости долго стоял у окна.

Затем сел за стол и еще несколько часов работал.


Старый охранник в приемной расхаживал взад-вперед, расправлял складки на коврах, разглаживал сиденья кресел. И думал о том, что подслушал за дверью президентского кабинета. Да, ситуация крайне серьезная. Он прошел в неприметную комнатку, которая служила ему конторой. Вытащил телефонную вилку, подсоединенную к коммутатору. За съемной стенной панелью была еще одна розетка, о которой, кроме него, никто не знал. Он снял трубку и напрямую вышел в город. Потом набрал номер телефона.

Абонент ответил почти сразу же. Ян Клейн еще не спал.

После разговора с президентским охранником он понял, что спать в эту ночь не придется.



предыдущая глава | Белая львица | Обратный отсчет - до пустоты 29