ДЕСЯТЬ ДНЕЙ
Когда девочка проснулась утром во вторник, Шелби уже ушла. Ее кровать была застелена, лоскутное одеяло свернуто в ногах, а красный стеганый жилет и большая сумка сдернуты с крючка у двери.
Все еще в пижаме, Люс поставила в микроволновку кружку воды, чтобы заварить чай, а затем присела проверить электронную почту.
Кому: [email protected]
Отправлено: понедельник, 15.111:34
Тема: Пытаюсь не принимать на свой счет
Дорогая Л.!
Получила твое письмо, и прежде всего самое важное: я тоже по тебе скучаю. Но у меня к тебе неожиданное предложение, называется «Мы с тобой наверстываем упущенное». Ох уж эта безумная Келли и ее дикие идеи. Я знаю, что ты занята. Знаю, что ты находишься под строгим наблюдением и улизнуть от него непросто. Чего я не знаю, так это ни единой подробности твоей жизни. С кем ты обедаешь? Какой урок нравится тебе больше всего? Что у вас вышло с тем парнем? Видишь, я даже имени его не знаю. И меня это бесит.
Здорово, что ты раздобыла телефон, но не надо писать мне, что ты собираешься позвонить. Просто звони. Я целую вечность не слышала твоего голоса. Но я на тебя не сержусь. Пока что.
Целую,
К.
Люс закрыла письмо. Вывести Келли из себя было почти невозможно. Ей никогда прежде не доводилось. Сейчас подруге даже в голову не приходит, что Люс ее обманывает, и это лишний раз свидетельствует о том, насколько они друг от друга отдалились. Девочку терзал тяжкий стыд, угнездившийся гдето на загривке.
Теперь к следующему письму.
Кому: [email protected]
Отправлено: понедельник, 15.11 20:30
Тема: Да, солнышко, мы тебя тоже любим
Люс, детка!
Твои письма всегда очень нас радуют. Как дела с командой по плаванию? На улице так похолодало – ты ведь сушишь волосы? Знаю, что надоедаю тебе советами, но я так скучаю по тебе.
Как думаешь, тебе разрешат уехать из Меча и Креста на День благодарения на будущей неделе? Папа может позвонить декану? Мы не хотели спешить, но твой отец съездил и купил «Тофурки» [8], просто на всякий случай. Я заполняю вторую морозилку пирогами. Тебе попрежнему нравится тот, что со сладким картофелем? Мы любим тебя и все время думаем о тебе.
Мама
Рука Люс застыла на мышке. Сейчас утро вторника. До Дня благодарения остается полторы недели. Любимый праздник впервые пришел ей на ум. Но так же поспешно, как вспомнила о нем, Люс попыталась избавиться от этой мысли. Мистер Коул ни за что не позволит ей съездить домой на День благодарения.
Она уже собиралась щелкнуть «ответить», когда мигающий оранжевый значок внизу экрана привлек ее внимание. Майлз был в Сети. И пытался с ней поболтать.
Майлз (8:08): Доброго утра, мисс Люс.
Майлз (8:09): Умираю от голода. Ты просыпаешься такой же голодной, как я?
Майлз (8:15): Не хочешь позавтракать? Я загляну в твою комнату по дороге. Через 5 минут?
Люс бросила взгляд на часы. Двадцать одна минута девятого. В дверь громко постучали. А она все еще в пижаме. И расчесаться после сна так и не успела. Люс слегка приоткрыла дверь.
Утренний свет падал на половицы коридора. Это напомнило девочке о том, как она спускалась к завтраку по неизменно солнечной деревянной лестнице в родительском доме и как весь мир выглядел ярче сквозь призму одного наполненного светом прохода.
Сегодня на Майлзе не было кепки, так что Люс выпал редкий случай разглядеть его глаза. Они оказались понастоящему темносиними, цвета летнего неба в девять утра. С мокрых волос на ворот белой футболки капала вода. Девочка сглотнула, невольно представив одноклассника в душе. Он ухмыльнулся ей, продемонстрировав ямочки на щеках и белоснежные зубы. Сегодня он выглядел совершеннейшим калифорнийцем; Люс даже удивилась тому, насколько хорошо это может смотреться.
– Привет, – поздоровалась она, стараясь спрятаться в своей пижаме за дверью, – Только что заметила твои сообщения. Я не против позавтракать, но еще не одета.
– Могу и подождать.
Майлз прислонился к стене коридора. В животе у него громко заурчало. Мальчик попытался невзначай прикрыть его руками, чтобы приглушить звук.
– Я потороплюсь, – рассмеялась Люс, закрывая дверь.
Она постояла перед шкафом, пытаясь не думать о Дне благодарения, о родителях, о Келли и о том, почему так много важных для нее людей разом ускользают от нее.
Наконец Люс вытащила из ящика длинный серый свитер и накинула его поверх черных джинсов. Почистила зубы, нацепила серебряные сережки в виде крупных колец, спрыснула руки лосьоном, подхватила рюкзачок и окинула взглядом свое отражение в зеркале.
Она не выглядела девочкой, угодившей вместо романтических отношений в какуюто склочную борьбу за власть, или девочкой, которая не может поехать на День благодарения домой к семье. Сейчас она смотрелась просто как девочка, взволнованная тем, что сейчас откроет дверь и увидит парня, с которым чувствует себя нормальной, счастливой и в чемто даже замечательной.
Не своего парня.
Она со вздохом открыла Майлзу дверь. Его лицо просветлело.
Когда они вышли наружу, Люс осознала, что погода переменилась. Пронизанный солнцем утренний воздух оказался таким же свежим, каким был прошлой ночью на уступе. Но теперь в нем к тому же чувствовался морозец.
Майлз протянул ей свою объемистую куртку цвета хаки, но девочка только отмахнулась.
– Выпью кофе и согреюсь.
Они сели за тот же стол, что и неделей раньше. Тут же к ним бросилась пара учащихсяофициантов. Оба, похоже, приятельствовали с Майлзом и держались в непринужденной, шутливой манере. Люс определенно никогда не удостаивалась подобного обслуживания, когда приходила с Шелби. Пока ребята засыпали Майлза вопросами: как сыграла прошлым вечером его виртуальная футбольная команда, видел ли он тот ролик в YouTube, где парень подшучивает над своей подружкой, есть ли у него какиенибудь планы на вечер после занятий, – Люс обводила взглядом террасу в поисках соседки, но никак не могла ее найти.
Майлз ответил на все вопросы, но, похоже, не испытывал желания продолжать разговор. Он указал на Люс.
– Это Люс. Она хотела бы большую чашку самого горячего кофе и…
– Омлет, – подсказала девочка, закрывая небольшое меню, которое ежедневно распечатывала столовая Прибрежной.
– И то же самое для меня, спасибо.
Майлз вернул оба меню и сосредоточил на Люс полное внимание.
– Кажется, я в последнее время почти не видел тебя вне класса. Как у тебя дела?
Его вопрос удивил девочку. Возможно, потому что она все утро ощущала себя магнитом, притягивающим вину. Ее порадовало, что в конце не прозвучало никаких «И где же ты пряталась?» или «Ты что, меня избегаешь?», а только один вопрос: «Как у тебя дела?»
Люс лучезарно улыбнулась Майлзу, затем както сбилась и к тому времени, как ей удалось ответить, уже едва ли не морщилась.
– Все в порядке, – выговорила она.
– Нуну.
Ужасная ссора с Дэниелом. Вранье родителям. Потеря лучшей подруги. Отчасти ей хотелось вывалить все это на Майлза, но она понимала, что не должна этого делать. Не может. Это заметно сблизило бы их, а Люс не была уверена, что это такая уж хорошая мысль. Она никогда прежде не имела понастоящему близких друзей среди мальчишек – таких, с которыми делишься всем на свете и на которых полагаешься, как на подруг. Не станет ли от этого все еще… запутаннее?
– Майлз, – наконец спросила она, – а что тут обычно устраивают на День благодарения?
– Понятия не имею. Ни разу не оставался здесь, чтобы это выяснить. А жаль. День благодарения у меня дома – чересчур масштабное мероприятие. По меньшей мере сотня гостей. Около десяти перемен блюд. И обязательный смокинг.
– Ты шутишь.
Мальчик покачал головой.
– Хотелось бы. Серьезно. Нам приходится нанимать служащих на парковку, – пояснил он и, чуть помолчав, уточнил: – А почему ты спрашиваешь… погоди, тебе что, некуда поехать?
– Ээ…
– Ты едешь к нам, – решил он и рассмеялся при виде ошарашенного выражения ее лица, – Пожалуйста. В этом году мой брат не приезжает из колледжа, а он был единственной отдушиной. Я бы показал тебе окрестности СантаБарбары. Мы могли бы забить на индейку и раздобыть лучшие в мире тако[9] в «Супер Рике», – предложил Майлз, вскинув бровь. – Выйдет куда менее мучительно, если ты поедешь туда со мной. Возможно, даже весело.
Пока Люс обдумывала его предложение, до ее спины ктото дотронулся. Это прикосновение было ей уже знакомо – успокаивающее, почти целительное – Франческа.
– Вчера вечером я разговаривала с Дэниелом, – сообщила та.
Девочка попыталась ничем себя не выдать, когда учительница склонилась к ней. Неужели Дэниел отправился повидаться с ней после того, как Люс оттолкнула его? При одной мысли об этом ее кольнула ревность, хотя она толком не поняла почему.
– Он беспокоится о тебе, – продолжила Франческа и чуть помолчала, видимо изучая лицо ученицы, – Я сказала ему, что ты прекрасно справляешься, учитывая новое для тебя окружение. И что ты всегда можешь обратиться ко мне, что бы тебе ни понадобилось. Пожалуйста, пойми, что с любыми вопросами тебе следует приходить ко мне.
Ее взгляд сделался острее, стал жестким и напористым.
«Приходи ко мне, а не к Стивену», – казалось, безмолвно требовала она.
А затем Франческа ушла, столь же поспешно, сколь и появилась, только шелковая подкладка белого шерстяного пальто зашелестела по черным колготкам.
– Значит… День благодарения, – в конце концов продолжил Майлз, потирая ладони.
– Ладно, ладно, – кивнула Люс, проглотив остаток кофе, – Я об этом подумаю.
Шелби так и не показалась в Нефском доме на утреннем занятии – лекции о призыве предкаангела, чемто напоминающей отправку сообщения на небесную голосовую почту. К обеду Люс уже начала волноваться. Но, направляясь в класс на урок математики, она наконецто высмотрела знакомый красный жилет и буквально рванулась в ту сторону.
– Эй! – окликнула она соседку, дернув ее за стянутые в хвост густые светлые волосы, – Где ты была?
Шелби медленно обернулась. Выражение ее лица напомнило девочке первый день в Прибрежной. Ноздри ее раздувались, а брови были насуплены.
– У тебя ничего не случилось? – поинтересовалась Люс.
– Все отлично.
Шелби отвернулась и принялась возиться с ближайшим шкафчиком, набрав код, а затем распахнув дверцу. Внутри обнаружился футбольный шлем и примерно чемодан пустых бутылок изпод «Гаторейда»[10]. Изнутри дверцы был прикноплен плакат группы поддержки «ЛосАнджелес лейкерс».
– Это вообще твой шкафчик? – спросила Люс.
Она не знала ни одного нефилима, пользующегося шкафчиком, но Шелби упорно рылась в этом, небрежно отшвыривая через плечо грязные, пропотевшие носки.
Ее соседка захлопнула дверцу и передвинулась к следующей, подбирая код.
– Ты что, осуждаешь меня?
– Нет, – покачала головой Люс, – Шел, что происходит? Ты исчезла кудато утром, пропустила урок…
– Ну, теперьто я здесь, – вздохнула та, – Франки со Стивеном куда проще относятся к прогулам, чем здешние гуманоиды.
– Зачем тебе понадобилось прогуливать? Вчера с тобой все было в порядке, пока…
Пока не объявился Дэниел.
Примерно в то время, когда он постучал в окно, Шелби вся побледнела, притихла, сразу отправилась в постель и…
Пока подруга глазела на Люс так, словно коэффициент ее интеллекта внезапно упал вдвое, сама Люс обратила внимание на остальной коридор. Там, где заканчивался ряд ржавого цвета шкафчиков, у серых стен расположились девочки. Там были Заря, Жасмин и Лилит. А также примерного вида ученицы в шерстяных кофтах, вроде Эми Брэншо, с которой Люс вместе занималась по вечерам. И еще панкующие девицы с пирсингом, с виду похожие на Арриану, но куда менее приятные собеседницы. И несколько незнакомок, которых она никогда прежде не видела. Девочки с прижатыми к груди книгами, с полными ртами жевательной резинки и с взглядами, устремленными на стены, на потолочные балки, на одноклассниц. Куда угодно, только не в упор на Люс или Шелби. Хотя было очевидно, что все они подслушивают.
Муторное ощущение в животе подсказало ей почему. Это было самое большое собрание нефилимов и обычных учащихся, какое она до сих пор видела в Прибрежной. И каждая девица в этом коридоре догадалась раньше самой Люс.
Они с Шелби того и гляди сцепятся изза парня.
– О, – сглотнула Люс. – Ты и Дэниел…
– Ага. Мы. Давнымдавно, – буркнула Шелби, избегая ее взгляда.
– Ладно.
Люс сосредоточилась на дыхании. Она в силах с этим совладать. Но от шепотков, разлетевшихся по ряду девочек, ее кинуло в дрожь.
Шелби насмешливо фыркнула.
– Мне жаль, что одна мысль об этом вызывает у тебя такое отвращение.
– Дело не в этом, – возразила Люс, хотя действительно испытывала отвращение – отвращение к себе. – Я всегда… я думала, что я единственная.
Ее соседка уперла руки в боки.
– Ты думала, что всякий раз, когда ты исчезала на семнадцать лет, Дэниел просто сидел сложа руки? Очнись! У него были подружки и до тебя. Или между, или как тебе угодно, – выпалила она и чуть помолчала, украдкой покосившись на подругу. – Ты что, и в самом деле настолько поглощена собой?
Люс лишилась дара речи.
Шелби хмыкнула и повернулась к остальному коридору.
– Это эстрогенное силовое поле пора рассеивать, – рявкнула она, погрозив им пальцем. – А ну уматывайтесь. Вы все. Сейчас же!
Когда девочки заторопились прочь, Люс прижалась лбом к холодному металлу шкафчика. Ей хотелось заползти внутрь и спрятаться там.
Шелби прислонилась спиной к стене рядом с ней.
– Знаешь, – смягчившимся тоном заметила она, – Дэниел – дрянной ухажер. И лжец. Он тебе врет.
Люс выпрямилась и накинулась на нее с кулаками, щеки девочки заливал румянец. Может, сейчас Дэниел ее и бесил, но никто не вправе говорить гадости о ее возлюбленном.
– Эйэй, – возмутилась Шелби, уклоняясь от удара. – Да успокойся ты. Черт.
Она сползла вниз по стенке и уселась на пол.
– Послушай, мне не стоило заводить этот разговор. Это была единственная дурацкая ночь, причем давнымдавно, а парень явно не находил без тебя места. Тогда я тебя не знала, так что считала всю эту байку насчет вас двоих… в высшей степени скучной. Чем, если хочешь знать, и объяснялась та неприязнь, которую я испытывала к одному твоему имени.
Она похлопала ладонью по полу рядом с собой, и Люс тоже соскользнула по стенке и села. Шелби неуверенно улыбнулась.
– Клянусь, Люс, я никогда не предполагала, что встречусь с тобой. И уж точно не ожидала, что ты окажешься… такой клевой.
– Ты считаешь меня клевой? – переспросила девочка и тихонько фыркнула себе под нос, – Ты была права насчет того, что я поглощена собой.
– Тьфу, об этомто я и говорю. Ты ведь из тех людей, на которых совершенно невозможно злиться, – вздохнула Шелби, – Ладно. Прости, что я накинулась на твоего парня и что ненавидела тебя еще до того, как познакомилась. Этого больше не повторится.
Странное дело. То, что могло бы напрочь рассорить двух подруг, по сути, лишь сблизило их. Здесь не было вины Шелби. Весь гнев, который испытывала Люс по этому поводу, ей хотелось обрушить на голову… Дэниела. «Единственная дурацкая ночь», – сказала Шелби. Но что произошло на самом деле?
Закат застал Люс на скальных ступенях, ведущих к пляжу. Под открытым небом было холодно, и тем холоднее, чем ближе к воде она подходила. Последние лучи солнца плясали на тонких клочьях облаков, пятнали океан рыжим, розовым и пастельноголубым. Спокойная вода расстилалась перед ней, словно путь на небеса.
Люс и не представляла, зачем пришла сюда, пока не добралась до обширного круга песка, все еще черного от Роландова костра. Но затем ее потянуло за высокий валун, куда утащил ее Дэниел. Где они танцевали, а затем тратили выпавшие на их долю драгоценные мгновения близости на ссору по такому дурацкому поводу, как цвет ее волос.
У Келли в Довере както был парень, с которым она порвала после размолвки изза тостера. Один из них забил приборчик слишком крупным рогаликом, а второй вышел из себя. Люс уже запамятовала подробности, но помнила, как задавалась вопросом: да кто вообще расходится с любимыми изза кухонных принадлежностей?
Но дело было вовсе не в тостере, объяснила ей Келли. Тостер оказался лишь симптомом, выявившим все проблемы в их отношениях.
Люс огорчало, что они с Дэниелом все время ссорятся. А спор на пляже изза того, что она покрасила волосы, напомнил ей историю Келли. Он казался предвестником какойто более крупной, более неприятной грядущей ссоры.
Ежась под порывами ветра, девочка осознала, что спустилась сюда в попытке понять, где они ошиблись той ночью. Она бессмысленно искала следы на воде, подсказки, вырубленные в скале. Она смотрела повсюду, но только не внутри себя. Поскольку внутри ее таилась лишь огромная загадка ее прошлого. Возможно, ответы попрежнему скрываются гдето в вестниках, но пока они, к ее разочарованию, оставались недосягаемыми.
Ей не хотелось винить Дэниела. Это же ей хватило наивности предполагать, что все это время он не имел отношений ни с кем, кроме нее. Но он никогда и не говорил обратного. Так что практически сам подвел ее к этому потрясению. Это смущало. И добавляло лишнюю строку к длинному списку того, что, по мнению Люс, она имела право знать, а Дэниел не счел уместным ей сообщить.
Нечто, показавшееся ей поначалу дождем, коснулось ее щек и кончиков пальцев. Но оказалось теплым, а не холодным. Легким и рассыпчатым, но не мокрым. Она запрокинула лицо к небу, и ее ослепил мерцающий лиловый свет. Не желая затенять глаза, девочка смотрела, даже когда он сделался ярким до боли. Крупицы его медленно планировали к воде у самого берега, складываясь в узор и принимая очертания, которые она узнала бы где угодно.
Казалось, Дэниел стал еще великолепнее. Пока он приближался к суше, его босые ноги парили в нескольких дюймах над водой. Широкие белые крылья как будто окаймлял лиловый свет, и они почти незаметно подрагивали в порывах ветра. Так нечестно. При одном лишь взгляде на него Люс охватили благоговейный трепет, восторг – и отчасти страх. Она не могла думать почти ни о чем другом. Все раздражение и гложущее разочарование кудато делись. Осталось лишь несомненное влечение к нему.
– Ты продолжаешь приходить, – шепнула девочка.
– Я же говорил, что хочу с тобой поговорить, – разнесся над водой голос Дэниела.
Люс поджала губы.
– Насчет Шелби?
– Насчет опасности, которой ты продолжаешь себя подвергать, – прямо уточнил он.
Девочка ожидала, что упоминание о Шелби вызовет хоть какуюто реакцию. Но Дэниел только склонил голову набок. Он добрался до влажной кромки пляжа, где вода вспенивалась и откатывалась назад, и завис перед ней над самым песком.
– А что насчет Шелби?
– Ты и впрямь собираешься сделать вид, будто не понимаешь?
– Погоди.
Дэниел опустился на землю, согнув колени, когда босые ступни коснулись песка. Потом он выпрямился, и его крылья ушли назад, подальше от лица, подняв целый порыв ветра. Люс впервые задумалась о том, насколько они, должно быть, тяжелые.
Дэниелу потребовалось меньше пары секунд, чтобы оказаться около нее, но когда его руки проскользнули ей за спину и привлекли ближе, он действовал уже не так стремительно.
– Давай не будем сразу начинать со ссоры, – попросил он.
Люс прикрыла глаза и позволила ему подхватить себя с земли. Их губы встретились, и она запрокинула лицо к небу, нежась в его близости. Не было больше ни темноты, ни холода, только омывающее ее чудесное лиловое сияние. Даже шум океана стал не очень слышен изза негромкого гула энергии, заключенной в теле Дэниела.
Девочка крепко обняла его за шею, затем погладила твердые мышцы плеч, коснулась мягкого края крыльев. Сильные, белые и мерцающие, те всякий раз оказывались куда больше, чем ей помнилось. Два великолепных паруса простирались по обе стороны от тела, и каждый их дюйм был гладок и безупречен. Кончиками пальцев Люс ощущала напряжение, как будто трогала туго натянутый холст. Но только шелковистый и бархатистонежный. Казалось, крылья отзывались на ее прикосновения и даже тянулись вперед, чтобы потереться о нее, привлечь ее ближе, пока она совершенно в них не зарылась, вжимаясь все теснее и теснее, но так и не утолив своей жажды. Дэниел вздрогнул.
– Чтото случилось? – шепотом спросила девочка, поскольку порой он тревожился, когда их страсть начинала разгораться, – Тебе больно?
Этим вечером взгляд его казался жгучим.
– Все просто чудесно. Бесподобно.
Его пальцы скользили по талии Люс, пробираясь под свитер. Обычно она слабела от его нежности. Сегодня Дэниел прикасался к ней с куда большей силой. Едва ли не грубо. Девочка не понимала, что на него вдруг нашло, но ей это нравилось.
Губы ангела скользнули по ее губам, затем поднялись выше, по переносице, бережно коснулись по очереди каждого века. Когда он отстранился, Люс открыла глаза и посмотрела на него.
– Ты такая красивая, – прошептал Дэниел.
Именно такие слова мечтают услышать большинство девушек, – однако стоило ему это сказать, как Люс почудилось, что ее выдернуло из собственного тела и заменило кемто другим.
Шелби.
Но не только ею – велики ли шансы, что та была единственной? Ощущали ли другие глаза, носы и скулы поцелуи Дэниела? Приникали ли другие тела к его груди на пляже? Сливались ли с его губами другие губы, заходились ли стуком другие сердца? Шептал ли он другим такие же комплименты?
– В чем дело? – спросил Дэниел.
Люс стало дурно. Пусть от их поцелуев запотевали окна, но как только они пробовали воспользоваться ртами для иных целей – скажем, разговоров, – все сразу усложнялось.
Она отвернулась от него.
– Ты лгал мне.
Дэниел не поднял ее на смех и не рассердился, как она ожидала – и почти хотела этого. Он сел на песок. Сложил руки на колени и уставился на пенящиеся волны.
– В чем именно?
Едва слова успели сорваться с ее губ, Люс пожалела о сказанном.
– Я могла бы прибегнуть к твоему собственному подходу – и вообще ничего больше тебе не говорить.
– Я не могу рассказать тебе то, что ты хочешь узнать, если ты не объяснишь мне, что тебя беспокоит.
Девочка подумала было о Шелби, но, когда представила, как разыгрывает сцену ревности – лишь для того, чтобы он обошелся с ней как с ребенком, – почувствовала себя жалкой.
– У меня такое ощущение, что мы совершенно чужие, – сказала она вместо этого. – Как будто я знаю тебя не лучше, чем кто угодно другой.
– О.
Голос Дэниела остался спокойным, а выражение лица – столь раздражающе терпеливым, что Люс захотелось его встряхнуть. Ничто не могло вывести его из равновесия.
– Ты держишь меня здесь как заложницу, Дэниел. Я ничего не знаю. Никого не знаю. Я одинока. Каждый раз, когда мы видимся, ты возводишь какуюнибудь новую стену и отгораживаешься ею от меня. Никогда не подпускаешь ближе. Ты притащил меня сюда…
Сперва она имела в виду Калифорнию, но дело было не только в этом. Ее прошлое, какое бы скудное представление о нем девочка ни имела, разворачивалось у нее в голове, словно оброненный рулон кинопленки, разматывающийся по полу.
Дэниел тащил ее куда дальше и дольше, чем просто до Калифорнии. Сквозь века подобных ссор. Сквозь мучительную гибель, приносящую боль всем, кто ее окружал, – вроде тех милых пожилых людей, которых она навещала недавно. Дэниел разрушил жизнь этой пары. Убил их дочь. И всего лишь потому, что был напористым ангелом, который увидел нечто ему приглянувшееся и тут же на него набросился.
Нет, он не просто затащил ее в Калифорнию. Он затащил ее в проклятую вечность. Это бремя следовало бы нести ему одному.
– Я страдаю – я и все, кто меня любит, – от твоего проклятия. Вечно. Изза тебя.
Дэниел вздрогнул, как будто она ударила его.
– Ты хочешь вернуться домой, – сказал он.
Она топнула ногой по песку.
– Я хочу вернуться. Каким бы образом ты ни вовлек меня в эту историю, я хочу, чтобы ты забрал все обратно. Я хочу просто жить нормальной жизнью, и умирать нормальной смертью, и расставаться с нормальными людьми по нормальным поводам вроде тостеров, а не сверхъестественных тайн Вселенной, которых ты мне даже не доверяешь.
– Погоди.
Лицо Дэниела совершенно побелело. Его плечи напряглись, а руки задрожали. Даже крылья, такие могучие мгновениями раньше, теперь казались хрупкими. Люс хотелось протянуть руку и коснуться их, как будто это подсказало бы ей, насколько реальна боль, которую она видит у него в глазах. Но она продолжала стоять на своем.
– Мы расстаемся? – спросил Дэниел слабым, тихим голосом.
– А мы вообщето вместе?
Он поднялся на ноги и взял ее лицо в ладони. Прежде чем Люс успела отпрянуть, жар отхлынул от ее щек. Она прикрыла глаза, противясь магнетической силе его прикосновения, но та оказалась слишком мощной, куда мощнее чего бы то ни было еще.
Это усмирило гнев Люс, изорвало ее личность в клочья. Кто она без него? Почему влечение к Дэниелу всегда побеждает все, что отталкивает ее от него? Здравый смысл, обидчивость, самосохранение – ничто из этого не способно ему противостоять. Должно быть, это часть его кары. То, что она навеки привязана к нему, словно марионетка к кукловоду. Люс знала, что ей не следует вожделеть его каждой частицей естества, но ничего не могла с собой поделать. Смотреть на него, ощущать его прикосновения – весь прочий мир мерк в сравнении с этим.
Вот если бы только любить его не оказывалось так трудно!
– Я не вполне понял… – шепнул ей на ухо Дэниел, – Ты хочешь тостер?
– Кажется, я сама не знаю, чего хочу.
– Зато я знаю, – отозвался он, не отрывая настойчивого взгляда от ее глаз. – Я хочу тебя.
– Я понимаю, но…
– И ничто на свете этого не изменит. Что бы ты ни услышала. Что бы ни произошло.
– Но мне недостаточно быть желанной. Мне нужно, чтобы мы были вместе – понастоящему вместе.
– Скоро. Обещаю. Все это лишь временно.
– Это ты уже говорил.
Люс заметила, что у них над головами взошел месяц, сияющий ровным яркооранжевым светом.
– О чем ты хотел со мной поговорить?
Дэниел заправил ей за ухо прядь осветленных волос, чересчур надолго задержавшись на них взглядом.
– О школе, – ответил он, чуть замешкавшись, чем заставил ее усомниться в его искренности. – Я попросил Франческу приглядывать за тобой, но хотел убедиться сам. Ты чемунибудь научилась? Хорошо проводишь время?
Ее подмывало похвастаться перед ним своими успехами в обращении с вестниками, поведать о разговоре со Стивеном и о картинках собственных родителей, которые ей удалось подглядеть. Но Дэниел смотрел на нее сейчас с таким нетерпением и желанием услышать то, что ему хотелось; он явно пытался избежать ссоры, так что Люс решила последовать его примеру.
Она закрыла глаза. Сказала ему то, что он хотел услышать. В школе все отлично. У нее все отлично. Губы Дэниела вновь нашли ее губы; короткий поцелуй был страстным, так что все ее тело затрепетало.
– Я должен идти, – наконец сказал Дэниел, выпрямляясь, – Мне вообще не следовало здесь появляться, но я не могу без тебя. Я тревожусь о тебе каждое мгновение. Я люблю тебя, Люс. Люблю до боли.
Она зажмурилась, защищая глаза от ветра, поднятого его крыльями, и взвихрившегося жалящего песка.