Глава 3

«Ковры Акме»

Название «Ковры Акме», честно говоря, не совсем точное. Мы занимались не только коврами — мы клали плитку, линолеум и деревянные напольные покрытия. Конкурентоспособные, быстрые и надежные, мы работали в Суиндоне уже десять лет, с тех самых пор, как в девяносто втором распустили наши ТИПА-отделы. В девяносто шестом мы переехали в более просторное помещение в торговом центре на Оксфорд-роуд. Если вам требуется какое бы то ни было напольное покрытие, можете обратиться к нам — цены вас приятно удивят.

Я толкнула входные двери и удивилась, не обнаружив ни единой живой души: не только клиентов — по понедельникам до десяти утра обычно довольно тихо, — но и своих коллег. Никого не было в офисе, и никто не слонялся без дела в вылизанной до блеска зоне отдыха. Я прошла в заднюю часть магазина мимо рулонов высококлассных ковров и широчайшего выбора образцов, сложенных прямо на полу в высокие стопки в светлом и вместительном демонстрационном зале.

Я распахнула тяжелые створки складских ворот и застыла. Возле кучи прошлогодних альбомов с образцами стояла бескрылая птица четырех футов ростом, с невероятно большим и весьма неприятно зазубренным клювом. Пара черных глазок подозрительно уставилась на меня. Я огляделась. Персонал склада послушно замер, а позади диатримы маячила приземистая фигура в униформе «Акме», поблескивая глубоко посаженными глазами из-под выдающихся надбровных дуг. Этот наш сотрудник имел много общего со стоявшей передо мной палеоценовой аномалией: он тоже в свое время вымер и присутствовал здесь не благодаря причудливому зигзагу естественного отбора, но по причине опрометчивого вмешательства ученого, который не задавался вопросом, обязательно ли надо делать что-то, даже если ты это можешь. Звали моего визави Брек, и он являлся возрожденным неандертальцем, бывшим оперативником ТИПА-13 и ценным коллегой по прежним дням. Он неоднократно спасал мою задницу, а я помогла ему и его восстановленным собратьям в видовом самоопределении.

— Не шевелись, — негромко пророкотал Брек, — мы не хотим причинять ей боль.

Он всегда так говорил. Любого мятежника из возрожденных Брек воспринимал в некотором отношении как родственника и по возможности старался взять живым. Но к химерам, продукту беспорядочных экспериментов генетиков-любителей, он относился совершенно иначе — избавлялся от них без пощады и без сожаления.

Диатрима сделала в мою сторону злобный выпад. Я отскочила влево, и клюв захлопнулся со звуком великанских кастаньет. Брек с быстротой молнии метнулся вперед и накрыл голову твари старым мешком из-под муки, по-видимому успокоившим пташку настолько, что ловец сумел повалить ее на пол. Я присоединилась к нему, как и весь персонал склада, и спустя несколько секунд мы надежно обмотали массивный клюв скотчем, тем самым обезвредив его.

— Спасибо, — сказал Брек, закрепляя узду вокруг птичьего клюва.

— Она из Солсбери? — спросила я, когда мы шли мимо ворсистых уилтоновских рулонов и разноцветного утепленного линолеума.

— Разумеется, — ответил неандерталец. — Нам пришлось бежать восемь миль по голой пашне, чтобы поймать ее.

— Вас кто-нибудь видел? — спросила я, прикидывая, не просочатся ли какие слухи.

— Если и видели, кто им поверит? — последовал ответ. — Но там еще остались диатримы, и сегодня мы снова поедем.

«Ковры Акме», как вы, наверное, догадались, служили всего лишь прикрытием. На деле тут работало прежнее ТИПА под новой вывеской. Агентство не было по-настоящему распущено в начале девяностых — оно просто ушло в подполье и на вольные хлеба. Все строго неофициально, разумеется. К счастью, суиндонскую полицию возглавлял Брэкстон Хикс, бывший начальник здешнего ТИПА-отделения. Он хоть и подозревал, чем мы занимаемся, но выразил готовность изображать неведение, если только «кого-нибудь не съедят или типа того». Кроме того, если бы мы не зачищали наиболее странные элементы современной жизни, этим пришлось бы заниматься его прямым подчиненным, а тогда Брэкстон встал бы перед необходимостью выплачивать премии за «действия, выходящие за пределы должностных обязанностей». А Хикс любил свой бюджет почти так же сильно, как гольф. Поэтому полицейские не беспокоили нас, а мы не трогали их.

— У нас вопрос, — подал голос Брек. — Надо ли упоминать о возможности быть затоптанным мамонтами в заявлении на медицинскую страховку?

— Нет, мы не хотим, чтобы об этой части «Акме» стало кому-либо известно. Страховка относится только к укладке ковров.

— Мы понимаем. А как насчет риска быть пошинкованным химерой?

— Только ковры, Брек.

— Хорошо. Кстати, — добавил он, — ты еще не рассказала Лондэну про свою ТИПА-работу? Ты говорила, что собираешься.

— Я… собираюсь с духом.

— Ты должна сказать ему, Четверг.

— Знаю.

— И желаем тебе хорошей годовщины того дня, когда твоя мать дала тебе жизнь.

— Спасибо.

В свою очередь я пожелала Бреку удачного дня и направилась в офисную часть, расположенную на возвышении на полпути между складом и демонстрационным залом. Отсюда просматривалось практически все происходящее в магазине.

Когда я вошла, из-под стола выглянул прятавшийся там мужчина.

— Поймали? — спросил он нетвердым голосом.

— Да.

Мужчина с облегчением выбрался из укрытия. Он уже разменял пятый десяток, но приметы среднего возраста еще только начали проступать в его чертах: вокруг глаз наметились тонкие морщинки, в темной шевелюре замелькали серебристые нити. Несмотря на руководящую должность, он тоже носил униформу «Акме». Правда, на нем она сидела лучше, чем на мне. На самом деле он смотрелся в форме лучше, чем вообще любой из сотрудников, вынуждая нас обвинять его в пошиве комплекта на заказ, что он упорно отрицал, хотя, учитывая его утонченную натуру, подобное не выходило за пределы вероятности. Безотказэн Прост был моим напарником по суиндонскому подразделению литтективов, и когда нас турнули из ТИПА, показалось вполне естественным, что он займет верхние позиции в управлении «Коврами Акме».

— Работы много на сегодня? — спросила я, наливая себе кофе.

Безотказэн ткнул пальцем в газету.

— Читала уже?

— Запас глупости?

— Отчасти, полагаю, он, — мрачно отозвался Безотказэн. — Как ни трудно в это поверить, но реалити-шоу только что стали еще хуже.

— Неужели такое возможно? Разве «Знаменитость на практике в морге» не предел падения? — Я задумалась на мгновение. — Впрочем, «Чью систему жизнеобеспечения мы отключим?» была хуже. Или «Продай бабушку». Ой, в наши дни так трудно выбрать, все такое вкусное.

Безотказэн рассмеялся.

— Соглашусь, «Бабушка» опустила планку для лишенных вкуса постановщиков телепрограмм на всех каналах, но РЖА-ТВ не из тех, кто уклоняется от вызова, — они придумали «Самаритянин отдает почку». Десять больных с почечной недостаточностью по очереди уговаривают совместимого донора — и голосующих зрителей — отдать лишнюю почку одному из них.

Я застонала. Телевизионные реалити-шоу, на мой взгляд, представляли собой худшую форму развлечения — современный аналог того, как за шесть пенсов можно было понаблюдать за сумасшедшими, воющими на стены в местном дурдоме. Я горестно покачала головой.

— Чем им не угодили старые добрые книги?

Безотказэн пожал плечами. В нынешнюю эпоху мусорного телевидения, сокращения интервалов внимания и легкоусвояемых звуковых дорожек складывалось впечатление, что книга, благородный предмет, коему мы с Безотказэном посвятили большую часть жизни, постепенно оттеснялась к краю, превращаясь в очередной человеческий опыт рассказывания истории, вышедший из игры наряду с эпической поэзией, греческим театром, «Джеканори»^[9] и тарзанаграммами.^[10]

— Как твои? — спросил Безотказэн, силясь поднять мне настроение.

— Все в порядке, — ответила я, — кроме Пятницы, который по-прежнему не способен ни к какой человеческой деятельности, кроме дуракаваляния.

— А Пиквик? Перья отрастают?

— Нет. Слушай, ты умеешь вязать?

— Нет, а что?

— Неважно. Какие у нас заказы на сегодня?

Безотказэн взял папку и перелистал страницы.

— Колу предстоит разбираться с парой умертвий и, возможно, с кучкой ревунов в Савернейке. Брек по-прежнему идет по следам диатрим. У Комитета по надзору за воспитанием хорошего вкуса вспышка облицовки искусственным камнем в Сиренчестере, а Комитет по надзору за пампасной травой занят на пале в Бристоле. Ах да… массовое появление двойников в Чиппенеме.

— А что-нибудь литературное? — с надеждой спросила я.

— Только миссис Мотыгги со своими украденными первоизданиями — опять! Взгляни правде в глаза, Чет, нынче книги никого не вдохновляют. Оно и хорошо: добавь еще шестнадцать ковров, которые надо уложить, и двадцать восемь вчерашних заказов — и получится буквально впритык. Перебросим Кола с зомби на лестничные ковры?

— А мы не можем просто привлечь внештатных укладчиков?

— И чем им платить? Каждому по незаконной диатриме?

— Все настолько плохо?

— Четверг, всегда настолько плохо. Мы снова вот-вот упремся в потолок перерасхода.

— Это не проблема. У меня сегодня вечером крупная сырная сделка.

— Не желаю ничего об этом знать. Когда тебя арестуют, я должен иметь возможность все отрицать. И кроме того, если бы ты действительно продавала ковры, а не носилась повсюду как полоумная, тебе не пришлось бы играть на переменчивом сырном рынке.

— А это напоминает мне, — улыбнулась я, — что сегодня меня не будет на месте, так что не переводи на меня звонки.

— Четверг! — вскричал он в отчаянии. — Пожалуйста, не исчезай, только не сегодня! Ты позарез нужна мне, чтобы принять заказ на новый ковер для вестибюля в отеле «Finis», в полпятого придет представитель Уилтона показать нам их новый ассортимент, и комиссия из Охраны труда и здоровья явится, дабы убедиться, что мы идем в ногу со временем.

— По технике безопасности?

— Господи, нет! По части правильного заполнения бланков.

— Послушай, сегодня к половине шестого мне надо отвести Пятницу на вечер профориентации Хроностражи. За пару часов до этого я постараюсь вернуться и выполнить несколько заказов. Подготовь мне список.

— Уже готов, — сказал он и, не успела я придумать отговорку, вручил мне простыню с кучей адресов и имен.

— Хорошо, — пробормотала я. — Очень эффективно, прекрасная работа.

Я забрала свой кофе и направилась в собственный кабинет, крохотную комнатку без окон рядом со стендом подзарядки электропогрузчиков. Там я уселась за стол и уныло уставилась на выданный мне Безотказэном список, затем рассеянно покачалась на стуле. Брек прав. Я должна-таки рассказать Лондэну, чем занимаюсь, но куда проще жить, пока он думает, будто я работаю в «Акме». К тому же я не только рулила несколькими нелегальными ТИПА-отделами. Это была… скажем так, верхушка очень большого и сложносочиненного айсберга.

Я встала, сняла пиджак и только собралась переодеться в более удобную одежду, как в дверь постучали. Я открыла, и моему взору предстал крупный мускулистый мужчина на несколько лет младше меня, выглядевший в униформе «Акме» еще нелепее, чем я, хотя вряд ли кто-нибудь когда-нибудь рискнет ему об этом сообщить. Спускавшиеся почти до пояса длинные дреды были небрежно стянуты лентой на затылке, и весь он был щедро обвешан цацками наподобие тех, что так нравятся готам: черепа, летучие мыши и всякое такое. Но это делалось не для красоты, а для защиты. Передо мной стоял бывший оперативник ТИПА-17 Кол Стокер, самый удачливый истребитель вампиров и охотник на оборотней в юго-западной Англии, хоть и не друг умертвиям, но друг мне.

— С днем рождения, книжный червь, — весело произнес он. — Есть минутка?

Я взглянула на часы. На работу я опаздывала. Не на работу, конечно, поскольку там я уже присутствовала, а на работу.

— Это насчет медицинского полиса?

— Нет, это важно и нужно.

Он повел меня на другой конец склада, туда, где у нас хранились клеи, гвозди и зажимы. Мы нырнули в дверь, спрятанную за рекламным плакатом «Бринтонских ковров», и спустились на несколько ступенек вниз. Большим медным ключом Кол отпер массивную дверь, и мы вошли в то, что я называла изолятором, а Кол — Стремнодряниумом. Его определение подходило больше. Наша работа заводила нас к самым границам вероятности — в место, где даже самые упертые конспирологи покачали бы головами и язвительно заметили бы: «Ну да, как же». Во времена ТИПА нам помогали секретность, кадры, бюджет и неподотчетность. Теперь у нас осталась лишь секретность, бесплатный чай с крекерами и большой медный ключ. Именно здесь Брек держал своих тварей, пока не решал, что с ними делать, а Кол запирал любое пойманное умертвие для наблюдения — в тех случаях, если они подумывали перейти в состояние почти-мертвия или в-основном-мертвия. Смерть, как я обнаружила давным-давно, доступна под разными соусами, и все они довольно-таки невкусные.

Мы миновали камеру, заполненную пятилитровыми стеклянными банками, где содержались пойманные Персонификации высшего зла. Они представляли собой мелкие, похожие на привидения штуки, размером и фактурой напоминающие изрядно послужившее кухонное полотенце, только полубесплотное. Большую часть времени они препирались на тему, кто из них наивысшая Персонификация высшего зла. Но мы пришли не для того, чтобы возиться с ПВЗ. Кол привел меня к камере в конце коридора и отпер дверь. Посреди комнаты на стуле сидел мужчина в джинсах и простой кожаной куртке. Он смотрел в пол, а свет падал сверху, так что я поначалу не разглядела его лица, только стиснутые в кулаки крупные ухоженные руки. Также я заметила массивную цепь, соединявшую его лодыжку с полом, и поморщилась. Хорошо бы Кол оказался прав в данном случае, так как взятие под стражу настоящего человеческого существа являлось однозначно незаконным и могло сильно повредить делу.

— Эй! — окликнул Кол, и мужчина медленно поднял голову и взглянул на меня.

Я узнала его мгновенно и не без легкого содрогания. Это был Феликс-8, подручный Ахерона Аида времен «Дела Джен». Аид снял лицо со своего первого Феликса, когда тот умер, и пересадил его подходящему новичку, склонившемуся перед его злой волей. Как только очередной Феликс погибал, что случалось очень часто, Аид забирал лицо. Феликса-8 по-настоящему звали Дэнни Шанс, но злодей лишил его свободы воли, и теперь тот представлял собой всего лишь пустой сосуд, не ведающий ни жалости, ни угрызений совести. В жизни его не было иного смысла, кроме выполнения приказов хозяина. Загвоздка в том, что хозяин его умер шестнадцать лет назад, а Феликса-8 я видела последний раз в отеле «Пендерин» в Мертире, столице Социалистической Республики Уэльс.

Феликс-8 взглянул на меня с легким оттенком удивления и небрежно кивнул в знак приветствия.

— Где ты его откопал? — спросила я.

— Возле твоего дома полчаса назад. При себе он имел вот это. — Кол продемонстрировал мне уродливого вида пистолет-автомат с искусно расточенным стволом. — В магазине был один патрон.

Я наклонилась к Феликсу-8 и с минуту разглядывала его.

— Кто послал тебя?

Феликс-8 молча ухмыльнулся и взглянул на цепь, надежно защелкнутую вокруг его лодыжки.

— Чего тебе надо?

Феликс-8 по-прежнему молчал.

— Где ты был последние шестнадцать лет?

Ответом на все мои вопросы был ноль внимания и фунт презрения, и спустя пять минут мы с Колом покинули изолятор.

— Кто сообщил о нем?

— Твой сталкер… как его?

— Мильон.

— Ага. Он решил, что Феликс-восемь тоже сталкер, и собирался его шугануть, но, заметив отсутствие блокнотов, фотоаппаратов и даже пальто с капюшоном, позвонил мне.

Я задумалась. Если Феликс-8 снова идет по моему следу, значит, кто-то из семейства Аид жаждет мести, а они большие специалисты по этой части. Я уже сталкивалась с Аидами и полагала, что они усвоили урок. Я лично одержала верх над Ахероном, Аорнидой и Коцитом, оставались только Лета и Флегетон. Лета был в семье белой вороной и большую часть времени отдавал благотворительности, а вот Флегетон пропал из поля зрения в середине девяностых, несмотря на многочисленные облавы ТИПА-5 и мои собственные розыски.

— Какие будут предложения? — спросила я. — Он не подпадает ни под одну из категорий, дающих нам моральное право удерживать его под стражей без суда и следствия. В конце концов, он всего лишь носит лицо Феликса — внутри он просто стертый Дэнни Шанс, примерный семьянин и отец двоих детей, пропавший без вести в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году.

— Согласен, держать мы его не можем, — отозвался Кол, — но если его выпустить, он тебя прикончит.

— Я проживу больше ста лет, — пробормотала я. — Я знаю, я встречалась с будущей собой.

Но речи моей недоставало убежденности. Я повидала достаточно примеров парадоксальной природы времени и понимала, что встреча с будущей мной никоим образом не гарантирует долгой жизни.

— Мы продержим его двадцать четыре часа, — решила я. — Я кое-что выясню и постараюсь вычислить, кто из Аидов за этим стоит — если это они. Он может просто пытаться выполнить последний полученный им приказ. В конце концов, ему велели убить меня, но насчет сроков никто ничего не говорил.

— Четверг… — начал Кол тоном, который я узнала и который мне не понравился.

— Нет, — быстро ответила я, — даже не обсуждается.

— Он возражал бы быть убитым только по одной причине, — заметил Кол раздражающе прозаичным тоном. — Это означало бы, что он не сумел выполнить поставленную хозяином задачу — убить тебя.

— Я слышу тебя, Кол, но он ничего дурного не сделал. Дай мне один день, и, если я ничего не найду, мы передадим его Брэкстону.

— Ну и ладно, — надулся Кол.

— Вот еще что, — сказала я, когда мы вернулись на склад ковров. — Дядя Майкрофт вернулся в виде призрака.

— Бывает, — пожал плечами Кол. — Он казался материальным?

— Как мы с тобой.

— Сколько длилось воплощение?

— Минут семь.

— Тогда ты застала его первое появление. Первопризраки самые плотные.

— Может, и так, но я хотела бы знать, зачем он появился.

— Царство мертвых мне кое-чем обязано, — небрежно отозвался Кол, — так что я выясню. Кстати, ты уже рассказала Лондэну про все это ТИПА-безумие?

— Расскажу сегодня вечером.

— Не сомневаюсь.

Я дошла до своего кабинета, заперла дверь и сменила дурацкую униформу «Акме» на более удобную одежду. Придется побеседовать с Аорнидой насчет Феликса-8, хотя она меня, скорее всего, пошлет — в конце концов, по моей милости ее запетлевали на тридцать лет, семь из которых она уже оттрубила, и вряд ли ее злобная душонка преисполнилась сердечного благоволения в мой адрес.

Я дошнуровала ботинки, наполнила бутылку водой и сунула ее в сумку на плече. «Ковры Акме» служили прикрытием для моей подпольной ТИПА-деятельности, но сама она служила прикрытием еще для одной работы, о чем знал только Безотказэн. Если Лондэн проведает про ТИПА, он расстроится; если выяснит про беллетрицию — рехнется. Вскоре после нападения Минотавра во время Суперкольца-88 мы с Лондэном имели разговор по душам, в ходе которого я пообещала ему бросить беллетрицию: мой первейший долг — быть женой и матерью. На том и порешили. К сожалению, другой первейший долг был перед литературой — вымыслом.

Не в силах примирить эти два долга, я следовала обоим и слегка привирала — ну, на самом деле изрядно врала, — чтобы зашпаклевать зияющую трещину между моими привязанностями. Делалось это отнюдь не с легким сердцем, но исправно работало последние четырнадцать лет. В беллетриции я не получала ни пенни, а работа была опасна и абсолютно непредсказуема. А еще я любила ее за то, что она позволяла мне максимально приблизиться к повествованию. Проще было отобрать легальную головку сыра у гурмана, привыкшего есть лимбургский сыр пять раз в день, чем отвадить меня от литературы. Но, черт подери, я же справлялась!

Я села, глубоко вздохнула и открыла хранившийся в сумке Путеводитель. Его выдала мне миссис Накадзима много лет назад, и он служил мне пропуском в мир по ту сторону печатной страницы. Я опустила голову, очистила сознание, насколько сумела, и начала читать. Слова эхом отдавались вокруг, словно музыка ветра, и казались тысячью светлячков. Комната вокруг подернулась рябью и поплыла, затем с чпоканьем вернулась на место, в «Ковры Акме». Проклятье. Последнее время это случалось все чаще. Некогда я была прирожденным книгопрыгуном, но с годами навык утратился. Я набрала побольше воздуха и попробовала еще раз. Музыка ветра и светлячки вернулись, комната снова исказилась и вытянулась вокруг меня бочонком, затем пропала из виду и сменилась калейдоскопом картинок, звуков и эмоций, когда я пересекла границу между реальным и написанным, настоящим и вымышленным. С шумом, подобным отдаленному водопаду, и теплым ощущением, как от летнего дождя и котят, я перенеслась из «Ковров Акме» в Суиндоне в прихожую большого загородного дома времен короля Георга.