г. Москва, Пожарская улица, 22 марта, четверг, ночь
Как сказал кто-то из полководцев Великой Отечественной, кажется, Маршал Василевский, если меня мой склероз не подводит: «При двухстах орудиях на километр фронта о противнике не запрашивают и не докладывают. Докладывают о достижении намеченных рубежей и запрашивают о дальнейших задачах». Два десятка пулеметов, конечно, далеко не триста пушек, но и километра фронта у нас не было. И противник был так себе. Не то, чтобы совсем хлипенький, но: «Видали мы лилипутов и покрупнее». Готовился я к варианту куда хуже. А тут… Никаких «оперов» среди решивших наехать на склады бандитов не оказалось, среди трех десятков трупов при «контроле» мы нашли всего три тела в серых форменных бушлатах. Двое из патрульно-постовой службы, один — из вневедомственной охраны. Конечно, могли быть среди остальных, тех, что в цивильном, и успевшие переодеться, но — вряд ли. Уж больно там рожи были характерные — типичные азербайджанцы с рынков или из каких-нибудь полукриминальных автосервисов. Я во время облав на гастарбайтеров на таких нагляделся. Вызывающе-наглые со штатскими или простыми ментами и мгновенно превращающиеся в тихих и скромных пай-мальчиков, что-то жалобное бормочущих и чуть не в штаны ссущихся от страха, при виде омоновского камуфляжа и черных шапочек-масок. Помню, один такой, кажется в Красногорске, чуть не за грудки тряс участкового, которыйт его остановить попытался. Ну, не повезло парню: в стоящей рядом наглухо тонированной «Газели», на которую он, скорее всего, и внимания-то не обратил, сидели восемь бойцов ОМОН. Тут мы дверь боковую и приоткрыли. А Антоха Тисов, изобразив на лице самую добрую из своих улыбок, поманил «гордого джигита» пальцем и почти нежно протянул:
— А ну-ка, залезай к нам, дружочек…
Вы бы видели, как его корежило. Он ведь, крокодильими слезами заливаясь, на колени в грязь перед участковым кинулся. Чуть не ботинки ему целовал, лишь бы тот его в «Газель» не отдавал. И это при том, что не дай бог вот с таким «красавцем» какому-нибудь гражданскому в темной подворотне поздно вечером пересечься. Можно не только без кошелька и «мобилы», но и без передних зубов остаться. Про то, на что может нарваться в тех же обстоятельствах девушка или молодая женщина, пояснять, думаю, тоже не нужно. Вот такие интересные ребята, вот такая гибкая психология…
И сейчас эти «молодцы против овец» почувствовали силу и распоясались. Конкретно этим, лежащим сейчас перед нами воняющей свежей кровью и дерьмом из разодранных пулями внутренностей кучей, не хватало для полного счастья только оружия. Нет, пистолетов у них было в достатке, да еще у троих «оборотней» при себе оказались два «Кедра» и один АКСУ. Но этого банде было мало. Вот и решили они за счет МВД стволами разжиться. Но, шедшим к успеху небритым парням в кожаных куртках крепко не повезло — встретился на их пути сводный взвод под командой вашего покорного слуги. На этом все для «гостей с юга» и их, судя по удостоверениям, московских союзничков и закончилось. М-да, знал бы я заранее, что именно так все сложится, так даже драгоценные пилюли, Гаркушей выданные, тратить не стал бы. Ведь могли бы и в какой-нибудь куда более серьезной ситуации пригодиться, а так — только зря перевели, получается. Но, кто ж мог предположить?…
Спецхимию я своим раздал еще до выезда, во время построения. Принимать велел только на подъезде к складу, по заранее оговоренному условному сигналу по рации. Объяснил «тамани», омоновцы-то и без моих пояснений все знают, что во время движения им строжайше запрещено любым образом обозначать свое присутствие в кузовах. В смысле — вообще никак. Это значит — не разговаривать, не курить, не открывать бронезаслонки на бойницах и не выглядывать из-под тента. Можно только сидеть тихо и ждать моей команды. А потом — стрелять во все, что будет вести себя враждебно. Коротко, но не жалея ярких красок, описал пару случаев из своего кавказского опыта, на тему, чем может разгильдяйство и ненужная бесшабашность в такие моменты закончиться. Ага, морды враз задумчивыми стали, проняло. Ну, и хорошо. А то что-то совсем наши солдатики себя суперменами почувствовали, спесь с них нужно сбить срочно, пока кто-нибудь это за меня не сделал. Только если я словом сбивать буду, то ведь этот самый «кто-то» — может и пулей.
Речь моя даром не прошла. Пацаны по кузовам «покемонов» рассаживались задумчивые и притихшие, а улучивший момент Буров тайком от них показал мне большой палец и подмигнул. Оно понятно, не я один их слишком приподнятый и шапкозакидательский настрой заметил, не я один всю его опасность оценил. Ничего, не убудет с них, лучше пусть сейчас побоятся да понервничают, зато потом без суеты и без потерь отработают.
Так, собственно, и получилось. На подъезде к повороту с Алтуфьевского шоссе на Пожарскую я нажал тангету автомобильной радиостанции:
— Эй, на складе, не спите? Нас за патронами прислали, так что, встречайте.
— Пароль сперва назови, — забормотал в ответ сварливый голос. — А мы и посмотрим, как тебя встречать.
— Ну, ты, братец, зануда… Тут весь мир в тартарары летит, а ты со своим паролем мне мозг выносишь…
— Мое дело предупредить, — сварливости в голосе прибавилось. — Не будет пароля — из «Шмеля» приголубим.
— Успокойся ты, Аника-воин. Зенит-Два. Устраивает?
— А то, — голос в динамике слегка потеплел. — Подъезжай, не бойся…
Вообще-то, я сейчас вместо пароля мог брякнуть любую чушь, хоть «Зенит-Два», хоть «Екарный Бабай — шестьсот шестьдесят шесть». Потому как настоящий пароль был скрыт в нашем с незнакомым мне пока охранником склада диалоге, со стороны напоминающем ленивую перебранку. Я должен был в обязательном порядке употребить слово «зануда», а он — «шмель». Так что, у какого-нибудь излишне самоуверенного дурня, перехватившего наши переговоры и решившего закосить под своего, есть реальные шансы испытать на себе действие армейского реактивного противотанкового огнемета. Милости, как говорится, просим.
Однако, должен признать, дерзкими парнями были нападающие, особенно поначалу. Сидели б в грузовиках не мы, заранее о готовящемся нападении предупрежденные и к нему подготовленные, а обычные «рули» и охрана из солдат, кто знает, чем все закончилось… Но, история сослагательного наклонения, как известно, не терпит. И когда первый «джигит» ловко запрыгнул на подножку сбросившего скорость в узком, практически не освещенном проезде между двумя глухими заборами промзон первого «Урала и, ткнув боковое стекло напротив головы водителя стволом пистолета, прорычал что-то матерное с сильным акцентом, машина, к его удивлению, и не подумала остановиться. Больше того, вместо перепуганного лица абрек увидел за стеклом пистолет-пулемет «Бизон», ствол которого сквозь приоткрывшуюся круглую бойницу уперся ему прямо в переносицу. Как мне кажется, гордый сын Кавказских гор даже хотел что-то сказать или выкрикнуть напоследок, да не успел, В замкнутом пространстве кабины оглушительно бахнуло и кисло завоняло сгоревшим порохом, а промеж удивленно изломанных «домиком» густых черных бровей бандита образовалось еще одно не предусмотренное природой «технологическое отверстие». Тело кавказца плашмя рухнуло вниз, машина слегка качнулась, будто наехала задними колесами на крупную кочку, что-то мерзко, с всхлипом хрустнуло. А потом загрохотали-залязгали разом все наши пулеметы.
Хотите, верьте, хотите, нет, но ночной бой — это очень красиво: полыхает во тьме пламя дульных вспышек, яркими росчерками уносятся в разные стороны трассеры, летят выбитые пулями из бетонных заборов и кирпичных стен искры. А уж если работают одновременно четверть сотни стволов… Картина получается просто фантастическая: жуткая и завораживающая одновременно. Но любоваться этой красотой мне некогда, нужно стрелять, добавляя в нее и свою лепту. Правда, в отличие от подчиненных, работаю я из автомата. Просто, с пулеметом в кабине «покемона», и без того слишком тесной для меня, я вообще не развернусь. Даже с «калашом», и то тесновато, а пистолет для такого боя не слишком подходит. Надо бы себе какой-никакой ПП добыть, вон, тот же «Бизон», как у водителя моего. Чем плохо? Вся казенная часть — та же самая «ксюха», под стволом — тубус шнекового магазина на шестьдесят четыре патрона — тоже удобно: куда разворотистее в замкнутом пространстве, чем стандартный магазин-«тридцатка», да и количество патронов тоже внушает… А главное — боеприпас. Уж чего-чего, а старого доброго девятимиллиметрового патрона для ПМ в «закромах Родины» столько, что и представить себе сложно. Только на складах нашей, подмосковной милиции их не меньше десятка эшелонов. Не вагонов, попрошу заметить, а именно составов. Правда, стоят те эшелоны на каких-то тайных закоулках московских сортировочных станций, но это уже вопрос сугубый, кому положено, тот эти закоулки знает, как свои пять пальцев. А мы сейчас именно тем и занимаемся, что этих знающих в обиду не даем.
— Эй, ироды, хорош палить, — ожившая радиостанция снова забубнила знакомым сварливым баском. — Там вражины вам уже во всю из-за забора кожаной курткой машут…
— Чего? — смысл сказанного доходит до меня не сразу. — На фига?
— А я знаю? — издевательски хрюкает рация. — Наверное, белого флага с собой не захватили, вот и выкручиваются теперь, как могут.
Вот оно как, значит. Интересно, а с чего они вдруг сдаваться-то надумали? Хотя… Блин, да им же просто бежать некуда! Весь двор за забором, похоже, с крыши и верхнего этажа склада как на ладони, так что назад путь точно отрезан, до ближайших ангаров, на глаз, метров пятьдесят ровной открытой площадки, на которой и укрыться-то негде. Видно, нет желающих судьбу пытать… Хотя, возможно и были, да только не свезло. Характерные хлесткие щелчки снайперской винтовки я точно слышал, а у нас их нет. У бандитов — тоже. Значит, с крыши склада работали. Если там стрелок хоть что-то умеет, то с такой позиции, да на такой дистанции, да с оптикой… Словом — совсем безруким нужно быть, чтоб промазать. Через забор лезть прямо под наши пулеметы у «джигитов» тоже желания нету. Вот они и встряли там, как та хрестоматийная мышь под веником: и бежать — хана настанет, и на месте оставаться — задавят. Ну, и все, спеклись «абреки».
— Прекратить стрельбу, — даю я команду в свой «Айком». — Противник воевать раздумал.
Злобный лезгающий сталью перелай пулеметов стих. Внезапно наступившая тишина после их грохота показалась какой-то нереальной. Правда продолжалась она совсем недолго. Буквально через мгновение сразу с нескольких сторон послышались жалобные стоны раненых, а потом кто-то плаксиво завопил из-за забора:
— Не сттырыляйтэ, ми сдаемся! Не стырыляйтэ!!!
— Ты, мля, сперва ствол на нашу сторону перекинь и сам перелезай, а там видно будет! — насмешливо откликаюсь я и снова бормочу в рацию. — Бдительности не терять, если кто-то из них хотя бы поглядит не так — валите сходу. Цацкаться еще с ними…
Но «гости с юга» весь свой воинственный пыл уже утратили. Да, это вам не чеченцы-шахиды. Те, хоть и отморозки полные, но бьются до последнего, а эти… Одно слово — шушера рыночная. Через бетонный забор перелетают и плюхаются в грязь несколько пистолетов, два помповых дробовика и «укорот».
— Все?!
— Да, все, мамой клянусь!
— Мне твоя мама не интересна. Если соврал — задавлю, как кота помойного. Теперь сами перелезайте.
С пыхтением и сопением горячие южные парни начинают преодоление препятствия. С первого раза выходит не у всех, двое или трое срываются вниз, один довольно долго висит на локтях и корча потешные рожи от напряжения, пытается перекинуть через гребень свою разожранную задницу. Раза с третьего-четвертого ему это, наконец, удалось, но вот сил при этом он окончательно лишился и, словно куль, рухнул с забора в грязный почти растаявший сугроб. М-да, жалкое зрелище. А ведь многие из них, почти наверняка, в молодости плотно спортом занимались. На Кавказе, в основном, именно через спорт, в криминал и приходят. Те, кому особых высот в борьбе, боксе или еще каких «ногодрыжествах и рукомашествах» достичь не удалось. Правда, и те, кому удалось, тоже грешны бывают. Вечно в сводках то один застреленный на «разборках» чемпион мира или мастер спорта мелькает, то другой. И, что характерно, фамилии у всех не Иванов ни разу. Снова смотрю на висящие на заборе тушки. Тьфу, блин! Надо ж было так себя запустить, а! Как мой старшина армейский любил говаривать: «Вы что думаете, вы на турнике как сосиски висите? Ни фига! Вы как мешки с дерьмом висите!» Вот и эти туда же… Сколько, кстати, их там? Восемь? Не густо… Только вокруг грузовиков сейчас чуть не в два раза больше лежит, а ведь кто-то еще за забором «озяб». Знатно мы, на пару со складскими, их проредили.
Вдруг сбившиеся в кучу, сдавшиеся кавказцы дружно в голос что-то заголосили по-своему.
— Эээ, камандыр, они встают! — взвыл дурниной тот, что махал курткой. — А ты нам вэлел оружие бросить…
Ага, понятно, похоже, мертвые подниматься начинают. Надо срочно их по второму кругу валить. Как ни крути, а мертвецам живых людей, пусть и полных сволочей, скармливать — это уже перебор.
— Так, ОМОН — к машинам, проводим «контроль». «Тамань» — на прикрытии.
Сменив магазин, выпрыгиваю из кабины на грязный асфальт и, обойдя машину, сразу наталкиваюсь взглядом на уже успевшего подняться на ноги мертвого бандита в превратившейся в окровавленные лохмотья короткой кожанке. На меня тот ни малейшего внимания не обращает, ему куда интереснее застреленный водителем азербайджанец, которого вдобавок к пуле в голову, еще и обоими левыми задними колесами «покемон» переехал. А он, собака, тяжеленный, одна только бронекапсула — десять тонн, не считая остального. Грудная клетка — в блин раздавлена, кровищи вокруг… А вот восстать ему, после пули в лоб, точно не судьба… Вот такая гримаса судьбы — был ты этому, что восстал, друг и товарищ, а теперь — просто корм. Вскидываю к плечу автомат, включаю фонарь и ловлю в прицел затылок зомби. Нефиг тут! Подчиненные мои тоже времени не теряют — со всех сторон гулко бахают пистолеты. Правильно, это у меня в руках привычный «калаш», а у парней-то — пулеметы. Штука для таких дел тяжелая и неповоротливая. Проще пистолетом. Опять же, упыри пока еще свежие, тупые совсем, вон, один даже встать толком не может, в ногах путается. Ну, родной, так и не нужно оно тебе. Положено мертвому лежать — вот и лежи. Лежать, я сказал!!! Вот, другое дело… Прав был старик Корлеоне, доброе слово, подкрепленное пулей, куда доходчивее. Даже если собеседник совсем не живой и слов, ни добрых, ни злых, не понимает.
Когда оживших мертвецов на улице не остается, я даю отмашку водителю своего «Урала» и тот, поняв мои жесты, сдает кормой к забору, за которым укрывались бандиты. Там ведь тоже остались трупы, и они сейчас тоже встают. Так зачем рисковать и лезть через забор, если все можно сделать из кузова грузовика? Еще несколько выстрелов, потом «тройка» Мельникова перебирается на ту сторону, за оставшимися там бандитскими стволами. Таманцы наши уже привычно контролируют периметр и приглядывают за пленными. Все при деле.
— Так, «воины Аллаха, волки Ислама», — окидываю я взглядом притихших азербайджанцев и киваю в сторону трупов. — Сейчас дружно берем всю эту падаль, и затаскиваем ее назад за забор. Нечего им на дороге валяться, проезду мешать.
Те покорно плетутся выполнять мое распоряжение, а правильно понявший мой жест Гумаров ловко передирается через забор на ту сторону. Гулко грохают два удара железом по железу и весьма хлипко выглядящие ворота из металлического гофрированного профиля распахиваются настежь, открывая нам доступ на территорию какой-то промзоны, откуда нас, кстати, банда и атаковала. Ничего сложного. Тимур у нас лось здоровый, пулемет ПК даже без патронов девять с половиной кило весит, а замочки на засовах в таких воротах обычно слабенькие. Так, чисто для ыида, закрыто, мол. Так что двух ударов прикладом вполне хватило.
— Борян, — шепчет мне на ухо подошедший Буров, — а дальше-то с ними что?
— А что, есть варианты? — отвечаю я вопросом на вопрос.
В ответ Андрей только отрицательно головой мотает. Вариантов на самом деле не имеется. Тюрьмы для них у нас нет. Лишних людей в сторожа — тоже. Да и продукты я лучше на спасенных беженцев потрачу, чем на этих… Так что, ответ очевиден.
— Пацанов, думаю, под это дело припрягать не нужно, Живых людей кончать — это не по мертвецам стрелять. Опять же, одно дело — в бою… А так…
— Я тебя понял и согласен, Андрей. Сами справимся, Солоху только предупреди.
— А то он сам не понял.
Второй Андрей уже на самом деле все сообразил сам и только хмуро кивает на мой короткий взгляд в его сторону и легкий кивок в сторону бандитов. Пока азербайджанцы подбирают с дороги и обочины и заносят через открытые ворота тела своих дважды умерших подельников, мы втроем тоже заходим во двор. Обычная складская территория, ничего интересного: кое как почищенный от грязного и уже почти растаявшего на совершенно не мартовском теплом солнце снега двор, пара складских ангаров, между которыми приютились старенький грязный грузовой «газон» и электрокар-погрузчик. Ничего примечательного, если не считать растущей кучи мертвых тел у забора.
Заканчивающие свою работы кавказцы посматривают на нашу троицу с явным испугом. Все-таки чуйка у них звериная: мозгами еще не верят, но инстинктами уже все поняли. А когда я красноречиво повел стволом автомата, будто предложив им выстроиться вдоль стены, сомнений у них совсем не осталось. Кто-то глухо и тоскливо взвыл в голос, махавший нам курткой, явно старший среди них, попытался было что-то вякнуть:
— Эээ, ты чиво тваришь? Эта, в натуре, беззаконие! Суд гидэ? Пракурор-шмакуров, адвакат всякий?!
— Ты где таких слов умных набрался, «носорожек»? — равнодушным голосом интересуюсь я. — Какой суд, какой адвокат? Ты про введение чрезвычайного положения по телевизору слышал? Все, кончились игры с адвокатами и «отмазками» за большие «бабки», теперь тут правосудие прифронтовой полосы. Короче, по законам военного времени, за бандитизм и попытку убийства сотрудников правоохранительных органов, находящихся при исполнении, приговариваю вас к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор обжалованию не подлежит и будет приведен в исполнение на месте.
После этих слов взвыли уже несколько голосов, а пытавшийся мне что-то доказать про суд и адвокатов главарь вытаращив глаза безмолвно, словно выброшенная на берег рыба, шевелил губами, явно пытаясь что-то сказать, но не находя в себе сил.
— Хорош рыдать! — грубо рявкаю я. — Жили как последнее дерьмо, так хоть умереть постарайтесь, как мужчины!
Удивительно, но — помогло. Кавказцы в этом плане, к сожалению, частенько оказываются крепче наших. Понятное дело, что кроме бравады и любви к понтам и дешевым эффектам за этим нет ничего, но способные в последнюю секунду «рвануть на груди тельняшку» среди них встречаются, увы, чаще. Другое воспитание. У них в горах все на виду, каждый поступок замечается и оценивается десятками людей. Любой упоротый «косяк» может навлечь позор не только на провинившегося, но и на весь его род. Этому меня еще в первую компанию мудрый пожилой «особист» учил. Мол, если хочешь «расколоть» чеченца — «коли» его один на один, без свидетелей. Тогда все получится, если умеешь. А вот если при этом будет присутствовать хотя бы один свидетель из местных — все, можно и не начинать. Скорее всего, сдохнет твой пленный, но ничего не скажет. Вот и получается, что горцы чтут поговорку: «На миру — и смерть красна» куда лучше многих русских, чьи предки ее выдумали. Бывают, конечно, и исключения, вроде того же «абрека» из Красногорска, ну, так тот, скорее, на публику играл, чтоб пожалели и отпустили. Эти же прекрасно понимают, что отпускать их никто не собирается.
Словом, встретили бандиты свою смерть вполне достойно, по-мужски, без воплей, мольбы и рыданий. Все нам легче. Стрелять в угрюмо смотрящего на тебя врага всегда проще, чем в заливающееся слезами и соплями, валяющееся перед тобой на коленках чмо.
— Командир, вы их что, того? — театральным шепотом спрашивает сержант Сашка, глядя на меня округлившимися от испуга глазами.
— А что было делать Саша? — угрюмо интересуюсь у него я. — «Понять и простить»? А потом чаем с плюшками напоить и отпустить на все четыре стороны, чтоб дальше шакалили, только жертву выбирали послабее?
— Не, — трясет головой тот, — я понимаю все. Но, как-то оно…
— Вот поэтому вы тут стояли, а мы там стреляли, что «как-то оно»… — сплевываю я. — Не нужно вам, ребятишки, в этой грязи мазаться. Жить вам с этим потом ой, как сложно будет.
— А вам? — вопрос явно без подвоха, просто вырвалось у парня.
— А мы уже привыкли, — снова сплевываю я.
М-да, вроде все правильно я Саньке сказал. И в правоте своих слов уверен абсолютно. Если б мы их отпустили, ничем хорошим это не закончилось бы. Эти абреки действительно просто стали бы осторожнее и начали нападать только на тех, кто точно сопротивления оказать не сможет. Да еще и всю свою злость за пережитые страх и унижение на этих бедолагах сорвали бы. Так что, постреляв их, мы кому-то большое одолжение сделали, а то и жизнь спасли. Все верно… Вот только почему так на душе паскудно?
— Ладно, по машинам! Нас сюда не только стрелять прислали, нужно еще и патронов набрать. Чувствую, пригодятся они нам скоро, очень пригодятся.