35

Пока отец, невестка и сестра Итакуры прибирали в палате и платили по счетам, Сатико отозвала Таэко в сторону. «Я уезжаю домой, Кой-сан, — сказала она. — Может быть, ты поедешь со мной? Тэйноскэ просил, чтобы мы вернулись вместе». Нет, ответила Таэко, она подождёт до конца операции.

Посадив всех четверых в машину, Сатико довезла их до хирургической клиники и на той же машине поехала в Асию. Перед тем как проститься с Таэко, она ещё раз попробовала с ней поговорить.

Ей вполне понятно желание Таэко быть рядом с больным, сказала Сатико, но у неё такое впечатление, что родным Итакуры было бы спокойнее, если бы она уехала. Её присутствие их только смущает.

Поэтому она надеется, что Таэко не станет долго задерживаться в клинике и при первой же возможности уедет домой. Что бы ни случилось, продолжала Сатико, она просит Кой-сан не давать людях повода думать, будто они с Итакурой помолвлены. Она должна всегда помнить, что на карту поставлена не только честь семьи, но и будущее Юкико.

Всей этой длинной тирадой Сатико хотела сказать только одно: теперь, когда Итакура находится при смерти, совсем ни к чему, чтобы люди узнали о его связи с Таэко, и та, как видно, прекрасно поняла смысл её слов.

Откровенно говоря, Сатико не могла не испытывать облегчения при мысли о том, что намерению сестры связать свою судьбу с человеком без рода, без племени скорее всего не суждено осуществиться. Ей было неприятно и стыдно сознавать, что в глубине души она способна желать чьей-либо смерти, но… это была правда. Более того, Сатико не сомневалась, что её чувства разделяет и Юкико, и Тэйноскэ, а Окубата, узнай он обо всём, наверное, пустился бы в пляс от радости.

— Ну, наконец-то! — воскликнул Тэйноскэ, встретив жену. Он давно вернулся со службы и ждал Сатико в гостиной. — Я уже начал волноваться и даже звонил в клинику.

— Понимаешь, я не могла, вырваться раньше. Мне хотелось увезти с собой Кой-сан…

— Она тоже приехала?

— Нет. Она решила дождаться конца операции, и я не стала её отговаривать…

— Значит, всё-таки решили оперировать?

— Да, но не сразу. Родители Итакуры долго сопротивлялись. По пути домой я завезла Кой-сан, отца, сестру и невестку Итакуры в клинику доктора Судзуки.

— Как ты думаешь, его удастся спасти?

— Гм, боюсь, что нет.

— И всё-таки, что же у него с ногой?

— Я так и не поняла.

— Ты хотя бы спросила, как называется эта болезнь?

— Видишь ли, доктора Исогаи бесполезно о чем-либо спрашивать, а доктор Судзуки, вероятно, счёл неэтичным говорить об этом в его присутствии. Думаю, что у Итакуры заражение крови или что-то в этом роде.

«Митоша» уже сложила вещи и дожидалась Сатико. Расплатившись с ней за сорок дней, что она ухаживала за Эцуко, Сатико с мужем и Юкико сели ужинать. Вскоре, однако, раздался телефонный звонок. Сатико вышла в коридор и сняла трубку: звонила Таэко. Разговор был довольно долгий, но Юкико и Тэйноскэ уловили его общий смысл.

Операция закончилась, сообщила Таэко. Состояние больного несколько улучшилось, но необходимо переливание крови. У всех, кроме стариков-родителей, взяли анализ на группу крови. У Итакуры и его сестры вторая группа, у Таэко — первая. Пока что кровь будут брать у сестры, но необходимы ещё два донора. Поскольку первая группа совместима со второй, Таэко готова отдать свою кровь, но родные Итакуры этого не хотят. К сожалению, сестра всё-таки позвонила в магазин Окубата: там у Итакуры есть давние приятели.

По-видимому, она рассчитывает, что они согласятся быть донорами. С минуты на минуту они будут здесь, в клинике. Вполне возможно, что вместе с ними явится и Окубата. Таэко не хочет с ними встречаться, поэтому она намерена ехать домой. Нельзя ли прислать за ней машину? Она просто валится с ног от усталости. Ей хотелось бы принять ванну и что-нибудь поесть. Не могла бы Сатико распорядиться, чтобы к её приезду всё было готово?

— Интересно, знают ли родители Итакуры об отношениях Кой-сан с Окубатой? — тихонько спросил Тэйноскэ жену, когда та вернулась в столовую.

— Думаю, что нет. В противном случае они никогда не позволили бы сыну жениться на Кой-сан.

— Конечно, — согласилась Юкико. — Он наверняка не рассказывал об этом родителям.

— Сестра, по-видимому, знает.

— А что это за приятели, про которых говорила Кой-сан? Они действительно поддерживают тесные отношения с Итакурой?

— Не знаю. Я никогда не слышала ни о каких приятелях.

— Если Итакура водит дружбу с этими людьми, можно не сомневаться, что о его связи с Кой-сан уже известно всем и каждому.

— Может быть… Скорее всего, Окубата имел в виду именно их, когда намекал в своём письме, что у него есть надёжный источник информации.

Хотя машину за Таэко выслали сразу же после телефонного разговора, она приехала в Асию только спустя час с лишним. Оказалось, по пути в Кобэ лопнула шина и шофёр приехал с большим опозданием. Таким образом, Таэко не удалось избежать встречи ни с приятелями Итакуры, ни с Окубатой, который, как она и опасалась, приехал вместе с ними. (Судя по всему, те известили его по телефону, сказала Таэко. В такое время его не бывает в магазине.) Таэко старалась держаться от Окубаты как можно дальше, он тоже, считаясь с ситуацией, вёл себя достаточно сдержанно. Только когда Таэко собралась уходить, он подошёл и вежливо спросил, почему она не хочет остаться дольше. Таэко показалось, что в его голосе прозвучала саркастическая нотка.

Когда друзья Итакуры предложили доктору свои услуги по части переливания крови, Окубата потребовал, чтобы у него тоже взяли анализ крови. Непонятно, кому и что он хотел этим доказать — скорее всего просто хотел порисоваться, ведь он известный позёр. Во всяком случае, когда Таэко предложила свою кровь — а в той ситуации она не могла поступить иначе — родные Итакуры почувствовали себя очень неловко и в один голос принялись протестовать.

— В каком месте ампутировали ногу? — спросила Сатико.

— Вот здесь… — Таэко подняла ногу и провела ребром ладони у себя по бедру.

— И ты всё это видела?

— Видела.

— Что же, ты была в операционной?

— Нет, я сидела за стеклянной дверью в комнате рядом. Оттуда всё было видно.

— Как ты могла на это смотреть?

— И старалась не смотреть, но страшное почему-то всегда притягивает… Вы бы видели, как бешено колотилось у Итакуры сердце. Грудь так и ходила ходуном — вверх, вниз, вверх, вниз. Не знаю, может быть, так действует общий наркоз. Во всяком случае, ты, Сатико, сбежала бы оттуда в первую же минуту.

— Не надо больше об этом, Кой-сан!

— Это ещё что! Я видела кое-что и пострашней…

— Прошу тебя, довольно!

— Я теперь долго не смогу есть мясо…

— Кой-сан, пожалуйста… — взмолилась Юкико.

— Кстати, я выяснила, как называется эта болезнь, — сказала Таэко, повернувшись к зятю. — Гангрена. Доктор Судзуки сказал нам после.

— Я не знал, что это такая мучительная болезнь. Что же, выходит, гангрена началась в результате операции на ухе?

— Не знаю…

Как выяснилось позже, доктор Судзуки пользовался не слишком хорошей репутацией среди своих коллег. В самом деле, было немного странно, что он согласился оперировать Итакуру после того, как два ведущих хирурга Кобэ признали больного безнадёжным. Должно быть, именно такие безнадёжные случаи и создали ему дурную славу. В тот день Таэко ничего этого не знала, но, очутившись в клинике доктора Судзуки и не увидев там ни одного пациента, она сразу же поняла, что это заведение не относится к числу преуспевающих. Клиника помещалась в громоздком особняке европейского типа, построенном, надо думать, ещё в годы Мэйдзи. Проходя по пустым коридорам и слушая, каким гулким эхом отдаются её шаги, Таэко ощутила себя так, будто оказалась в заброшенном доме с привидениями.

После операции Итакуру перевезли в палату. Очнувшись после наркоза, он посмотрел в лицо сидящей у его постели Таэко и с горечью произнёс: «Ну вот, теперь я калека». Но это был уже не стон раненого зверя, а обычный человеческий голос. Стало быть, всё это время он знал, насколько тяжело его положение и о чем совещались его родные. Как бы то ни было, Таэко испытала большое облегчение оттого, что крики наконец прекратились и больному немного полегчало. В ней даже вспыхнула надежда, что Итакура может выжить, и она попыталась представить себе его на костылях. Как оказалось потом, это была лишь временная передышка, но пока что боли оставили Итакуру. Именно в это время явились его друзья вместе с Окубатой, а Таэко вскоре уехала. Сестра, знавшая о существовании «треугольника», помогла ей незаметно выскользнуть из палаты. Таэко взяла с неё обещание, сразу же сообщить, если в состоянии Итакуры произойдёт какая-либо перемена. Приехавшего за нею шофёра она тоже предупредила, что, возможно, ей придётся разбудить его среди ночи…

И действительно, в четыре часа утра позвонила сестра Итакуры. Сквозь сон Сатико слышала, как от дома отъехала машина. «Это, должно быть, Кой-сан», — подумала она и снова погрузилась в дремоту. А спустя какое-то время (какое именно — Сатико не знала) к ней в спальню заглянула О-Хару:

— Только что звонила Кой-сан. Господин Итакура скончался…

— Который час?

— Половина седьмого…

Сатико немного полежала в постели, но снова уснуть ей не удалось. Тэйноскэ уже обо всём знал (он слышал телефонный разговор). Юкико с Эцуко спали во флигеле. О-Хару рассказала им о случившемся уже после, когда они встали.

Таэко вернулась домой около двенадцати часов дня. Итакуре несколько раз делали переливание крови, рассказала она, но это не помогло. Инфекция перекинулась на голову и на грудь, больной умирал в страшной агонии. Таэко никогда ещё не видела такой ужасной, мучительной смерти. До последней минуты он оставался в ясном сознании и простился с каждым из близких и друзей. Таэко и Окубату он поблагодарил за всё доброе, что они для него сделали, и пожелал им счастья. Он просил поклониться от него всему семейству Макиока: господину Тэйноскэ, госпоже Сатико, госпоже Юкико, маленькой барышне, даже О-Хару не забыл упомянуть.

После кончины Итакуры его друзья вернулись в Осаку: им нужно было успеть к открытию магазина, — а Таэко и Окубата, вместе с родными Итакуры сопровождали тело покойного в Танаку. Оттуда Таэко сразу поехала домой, Окубата же остался с его семьёй. Родные Итакуры обходятся с ним очень почтительно, сказала Таэко, и называют не иначе как «молодым хозяином» и «благодетелем». Бдение будет сегодня и завтра вечером, а похороны назначены на послезавтра…

Таэко выглядела усталой и осунувшейся, но полностью владела собой и не проронила ни слезинки. На другой день, вечером, она отправилась на бдение, но пробыла в Танаке не более часа. Ей хотелось остаться подольше, сказала она, но там был Окубата, который всё время порывался с ней заговорить.

Тэйноскэ понимал, что приличия обязывают его и Сатико поехать на похороны, но в то же время он считал себя не вправе забывать о репутации своячениц. Вдруг они встретят там кого-нибудь из знакомых? Да и перспектива увидеть семейство Окубата после той скандальной истории не сулила ему ничего, кроме неловкости. В конце концов Тэйноскэ решил, что Сатико поедет без него, причём пораньше, до того, как соберутся всё приглашённые.

Таэко была на похоронах, однако в крематорий не поехала. Как она рассказала потом, похороны были очень многолюдными. Она даже не подозревала, что у Итакуры столько знакомых. Кого только она там не видела! Окубата и тут не упустил возможности порисоваться. Он всё время стоял у гроба.

Урну с прахом Итакуры родители увезли к себе в Окаяму и захоронили на кладбище при местном храме. Потом они приезжали в Танаку по делам, связанным с продажей дома, однако в Асии не появились. Видимо, им не хотелось показаться назойливыми.

Каждые семь дней Таэко ездила на могилу Итакуры,^[87] но к его близким не зашла ни разу. Хотя у себя дома она ничего об этом не рассказывала, Сатико догадывалась, куда отлучается сестра.

Чтобы Юкико и Эцуко не скучали без «Митоши», с ними спала О-Хару. Впрочем, это продолжалось недолго. За день до похорон Итакуры карантин кончился, и они смогли опять водвориться в доме. Во флигеле сделали дезинфекцию, и там снова обосновался Тэйноскэ.