Территория Сомали
Перестук выстрелов они услышали задолго до того, как вышли к деревне, задолго до того, как они поняли, что перед ними деревня. Местность была холмистая, на востоке оранжевым заревом уже вставал рассвет — и им надо было выбрать, где они залягут на сегодняшний день и, желательно — где они пополнят запасы воды. Но они прошли границу, очень хорошо охраняемую границу — и теперь все должно было быть намного проще.
— Слышишь, мнгани…[102] — Акумба снял винтовку с плеча
Паломник давно это слышал — редкий, неритмичный перестук автоматных и винтовочных выстрелов. Он хотел обойти это место от греха подальше — но в то же время хотел вмешаться: им нужны были деньги, транспорт. Все это можно раздобыть в месте, где идет бой: когда воюют двое, в выигрыше часто оказывается кто-то третий.
Паломник осмотрелся, ища место для наблюдения. Снял с предохранителя свой автомат…
— Иди за мной. И тихо…
Место для наблюдения они нашли на самой вершине холма. Когда то здесь была вода, и воды было столько, что даже холм порос частым, колючим кустарником, а на самой его вершине, кто-то, возможно местные поселенцы посадили дерево. Теперь — воды не было, дерево засохло, на его буром, крепком теле не было больше ни единого лепестка, и оно стояло, безжизненно протягивая к небу голые ветви в бесполезной мольбе о дожде…
— Жди здесь. Не высовывайся. Подашь мне винтовку. Смотри, не урони.
Тюрьма высушила его — но он был почти таким же сильным и проворным, как раньше, долгие годы физического труда в отсутствие излишеств сделали тело Паломника как будто выточенным из камня. В два маха, легко подтянувшись на ветке, он забросил ноги наверх, зацепился, изогнулся — и через несколько секунд был уже на подходящей позиции. Толстый ствол, в котором, наверное, в самой его сердцевине еще теплилась жизнь, защищал его от пуль, наверное, даже крупнокалиберного пулемета, отходящие от ствола ветви давали опору рукам и стволу. Распластавшись по ветке как леопард — он спустил вниз веревку и Акумба подал ему наверх винтовку. Аккуратно сняв колпачки с прицела, он удобно уложил винтовку в развилку ветвей и глянул в прицел…
Селение было большое — и явно, построенное поселенцами. По крайней мере — его часть, та что ближе к дороге — дома там были из камня, не поленились с гор привезти. Количество домов было под сотню, из них — не меньше двадцати горели, даже догорали — и дым от них черными столбами поднимался в светлеющее с каждой минутой небо. Прицел был шестикратным, пятидесятых годов выпуска — он выдвинул бленду, чтобы не слепило, и не отсвечивало…
Сначала он увидел одну машину, потом еще несколько — у мечети, из которой что-то выносили. На двух машинах были пулеметы, на одной — даже крупнокалиберный, она стояла у самого въезда в селение, перегораживая выезд и около пулемета… аж спаренного, вон как — был пулеметчик. Черный…
Паломник перевел прицел дальше.
Трое, на всех какое-то подобие военной формы, а на одном — даже подобие погон — какие-то яркие эполеты. У всех автоматы. Поставив к стенке несколько мужчин… да каких там мужчин… подростков, они заставляют их прыгать и танцевать какой-то танец. В качестве стимула — стреляя им под ноги.
Автоматчики были черные.
Паломник перевел прицел еще дальше, по пути заметив лежащие на дороге трупы.
Еще один… «воин» — на этот раз в бурой камуфляжной куртке, но без штанов. Кого-то трахает, прямо на дороге, на земле…
И этот — черный, судя по цвету ритмично двигающейся задницы…
Паломник перевел прицел еще дальше.
Еще двое, один с автоматом, другой поливает из двадцатилитровой канистры стащенных в кучу людей, видимо раненых. Понятное дело, что не водой.
И эти — черные.
Паломник прицелился, чтобы видеть площадь.
Двое, у одного на ремне через плечо — ротный пулемет с мешком для ленты. Караулят согнанных в углу площади женщин и детей. Еще двое — выхватывают из людского месива то женщину, то ребенка, связывают и швыряют в кузов тентованного Фиата шестьсот восьмидесятой модели, колониального. Судя по цвету — желто-бурый, пятнистый — машина армейского, бывшего контингента колониальных войск в Сомали.
Еще один — следит за порядком, в руке у него хлыст шамбок и он лениво щелкает им — вытягивая то одного, то другого. Четвертый, тоже без штанов — кого-то трахает, прижав к стене мечети.
Прямо посреди площади — несколько трупов, валяющихся так, как будто их на бегу настиг пулеметный огонь. Наверное, так оно и было…
Понятное дело — мужчин убили, женщин и детей — собираются вывезти и продать в рабство. И все работорговцы — черные…
Великолепно просто…
Паломник увидел и два места, где все еще оказывалось сопротивление — это были поселенческие дома, крепкие, специально построенные в расчете на возможную осаду. Их обстреливали — но лениво, только чтобы удерживать обороняющихся в домах и не дать вырваться. Паломник видел в прицел спины, обтянутые бурыми камуфляжными куртками, загривки… все черные…
Наскоро прихватив винтовку веревкой к ветке — чтобы не свалилась — Паломник соскочил вниз.
— Этническая чистка в полный рост — сообщил он Акумбе человек сорок, две машины с пулеметами. На одной — крупнокалиберная спарка, минометов не видно. Обойдем?
Акумба отрицательно покачал головой
— Это мой народ.
— Это не твой народ… — сказал Паломник — ты амхари.
— Это мой народ. Я африканец. Ты — можешь идти, белый.
— Тебя убьют. Там сорок человек.
— Тогда я погибну как мужчина и воин…
Акумба встал с места — он спокойно сидел до этого, поджав под себя ноги — собираясь идти к селу.
— Акумба…
Акумба обернулся. Паломник бросил ему пистолет-пулемет, на нем был глушитель.
— Заходи слева. Я уберу пулеметчика на спарке. Будь осторожен. Не лезь на рожон, дай работать мне.
— Зачем тебе это, белый?
Паломник провел рукой по лицу
— Видишь, какого цвета стала моя кожа? Теперь я тоже… африканец.
Акумба хлопнул в ладоши — так африканцы выражали уважение мужеству другого человека — и пошел вниз, пригибаясь, чтобы его не было видно за пересохшим кустарником.
Паломник залез на дерево, приложился к винтовке. Мысленно прорепетировал, что он будет делать, кого уберет и как.
Выбрал крайний дом, прицелился по элементу его украшения — вдавленным в глину разноцветным бусинам, которые образовывали круг — как раз мишень. Винтовка кашлянула, глушитель поглотил звук. Несмотря на то, что винтовка пролежала восемь лет в земле — работала она превосходно. Умеют немцы делать оружие…
Ага, правее…
Он добавил два патрона в магазин, подкорректировал прицел и выстрелил еще раз. Вот… так, на сей раз точно в центр. И это — с пятисот метров…
Время платить по счетам…
Он прицелился в пулеметчика у спарки, стоящего к нему спиной. Спустил курок — на обтянутой пятнистой тканью спине пулеметчика появилась дырка, сама ткань стала стремительно набухать темным. Он передернул затвор — на это у него ушла секунда, не больше. Снова прицелился — но пулеметчика уже не было видно, дырчатые кожухи стволов спаренного пулемета безжизненно смотрели в небо…
Есть.
Вторым — он застрелил того, кто трахал женщину на земле. Он был один и на него не особо обращали внимания — такие цели нужно выбивать в первую очередь. Пуля попала ему в бок, он дернулся в последний раз и застыл.
Have a good fuck.
Затем он убил двоих, которые стояли у разожженного костра и смотрели, как горят люди, которых они облили бензином и подожгли. Первый — упал как колода вперед, в костер, второй только успел тупо оглянуться. Пуля сразила и его…
Затем он перенес огонь на тех, кто осаждал последние два оплота защитников деревни. Там грохотали выстрелы, и все внимание осаждавших было приковано к узким окнам первых этажей все еще обороняющихся домов. Он начал выбивать их, спокойно и методично, рассчитывая на то, что вышедшие из своих домов защитники деревни — нападут на нападавших, создадут панику и завяжут бой — а в этом бою он спокойно доберет, кого сможет. И уж точно — в бою никому не будет дела до снайпера — одиночки на холме над деревней…
Потом — он услышал раскатистый грохот крупнокалиберного пулемета и мысленно выругался последними словами. Акумба — все-таки добрался до пулемета и решил принять бой — один против всех.
Самое плохое — что у него оставался только один патрон, а потом винтовку надо было перезаряжать. Этим патроном он прибил еще одного солдата — а потом лихорадочно принялся заталкивать в горловину патроны, один за одним. Старый Маузер был всем хорош — вот только магазин у него был несъемный, даром что на десять патронов, а не на пять как большинстве винтовок того времени. На обычной пехотной винтовке он снаряжался обоймой — а тут патроны приходилось заталкивать по одному.
Снарядив восемь патронов — он достал первый в ствол, закрыл затвор, прицелился. Боевиков оказалось еще больше, чем он думал, они выскакивали из домов — многие полуголые, даже голые, но с оружием. Крупнокалиберный, достающий на два километра пулемет делал их число меньше и меньше…
Он увидел, как выруливает ФИАТ с пулеметом — и красиво, с одного выстрела снял стрелка. Водитель даже не понял, что произошло — он вырулил прямиком под огонь, но стрелка не было, стрелок был мертв — а через пару секунд погиб и он в пробитой пулями кабине…
Он стал искать цели. Застрелил еще автоматчика — потом ему посчастливилось застрелить пулеметчика, грамотно расположившегося в канаве. Потом — он услышал хлопок и едва слышное шипение, зашарил прицелом, отыскивая цель — но уже опоздал. Все, что он увидел — это кузов перекрывающего дорогу ФИАТа, вспышку и дым гранатометного разрыва. Все, что он смог сделать в ответ — это отыскать и с двух выстрелов снять гранатометчика.
Акумба, Акумба…
Он снова дозарядил винтовку — если делать это после каждых трех — четырех выстрелов, она дозаряжается быстрее. Услышал звуки стрельбы, перестрелки. Развернул винтовку — те, кто еще оставался в живых вели перестрелку с несколькими мужчинами, на головах у которых были черные повязки. Так все и получилось — последние защитники селения вели бой с уцелевшими бандитами…
Паломник нащупал перекрестьем прицела автоматчика у машин, прицелился…
Вблизи — деревня представляла собой намного более страшное зрелище, чем с пятисот метров в перекрестье прицела.
Пули в стенах и брызги крови, возле многих — лежат трупы, в основном — подростки, мужчин мало. Разорванные пулями крупнокалиберного пулемета тела боевиков — около одного из них Паломник подобрал автомат — штатная, семидесятая Беретта, довольно ухоженная. Не похоже на оружие бандитов. Много и женских трупов, из домов — тащит запахом крови, гудят, вьются над трупами мухи. По улице — идет, словно слепая, голая, черная женщина, неся в руках труп маленького ребенка…
Паломник почувствовал, что кто-то есть сзади, резко обернулся. Но это был всего лишь ребенок, лет семи, мальчик — он протягивал большую кружку, наполненную водой.
— Сахииб[103] — сказал он, смотря на Паломника блестящими черными глазами.
— Сахииб… — согласился Паломник и взял кружку с водой.
Сначала к нему опасались подходить. Пусть он помог им — но он был снайпером, а снайперов здесь боялись как огня. Потом — трое мужчин подошли к нему, у каждого из них было оружие. Ни одному из них не было и тридцати.
— Приветствую тебя, мужчина и воин от лица моего народа — сказал один из них, с черной косынкой на голове
— Приветствую тебя как воина и вождя своего народа — ответил Паломник
— Увы… вождь моего народа и мой дед при смерти, и его судьба — в руках одного лишь Аллаха. Скажи, зачем ты помог нам, белый? Разве ты один из нас?
— Я африканец. Я один из вас.
— Если так… Аллах послал тебя на нашем пути.
— Я возьму автомат и пулемет. На дорогу. И одну из машин. Все остальное — ваше.
Негр с рукой, перетянутой жгутом, сделанным из головной повязки, кивнул.
— Ты можешь взять все, что тебе нужно, мадах.[104] Когда ты убивал врагов — мы всего лишь спасали свои презренные жизни.
Негр заметил, что один из убитых в камуфляже подает признаки жизни, здоровой правой рукой прицелился в него из пистолета. Пистолет громко выстрелил.
— Почему они пришли сюда? Это бандиты?
Негр захохотал — так что Паломник вздрогнул. У них это было — они могли засмеяться в самых, по мнению европейца, неподходящих обстоятельствах.
— Ты вероятно долго не был в нашей стране, белый.
— Меня не было несколько лет.
— Тогда ты многое пропустил, белый. Это военные.
Паломник не поверил
— Как военные? А кто тогда генерал-губернатор?
— Генерал-губернатора здесь больше нет, белый.
— Как нет? Здесь что — больше нет итальянцев?
— Почему ж нет, белый. Итальянцы есть, хоть до них и не добраться. У нас теперь есть первый пожизненный президент Сомали, фельдмаршал, кавалер ордена Золотой звезды, кавалер ордена Серебряной звезды Мохаммед Фарах Айдид. А эти люди, которых ты убил — его армия, так что тебе не стоит тут задерживаться.
Паломник не поверил своим ушам.
— Как же он…
— Были выборы.
— И вы выбрали его?
Негр посмотрел на Паломника как на ребенка, болтающего глупости.
— Я его не выбирал, белый. И никто из тех, кого я знаю, не выбирал его. Мы вообще — никого не выбирали. Фельдмаршал знает об этом, и посылает своих людей убивать тех, кто может свидетельствовать против него. Ты храбр как лев — но в то же время ты глуп как ребенок. Если кому-то нужно стать пожизненным президентом — он им станет.
К негру — подбежал пацаненок, возможно, тот же самый, что протянул ему кружку с водой. Начал торопливо что-то говорить.
— Мой дед еще жив, белый. Он хочет увидеть воина, который спас его людей.
Вождю племени было за девяносто. Высохший как палка, в белых одеждах, заляпанных кровью — он дыхал тяжело, с хрипами и было видно, что ему осталось недолго. Его пытали — резали пангой и душили…
— Прости нас, белый…
Паломник покачал головой
— У вас нет вины передо мной.
— Нет, есть. Наши братья восстали против вас и убивали вас. Во имя Аллаха, прости — если сможешь.
Старейшина деревни помолчал, и с болью в голосе добавил.
— Когда были белые — такого не было…
Вместо грузовика — Паломнику дали белую Тойоту-пикап. В кузове — была еще турель от крупнокалиберного пулемета, но самого пулемета там не было.
Все пожитки он сложил в кузов, самое нужное — оставил в кабине. Мусульмане, которых он спас — похоронили его друга и дали ему высушенного мяса и несколько бурдюков с водой — на дорогу. Все это — он взял.
— Опасайся больших дорог, белый… — сказал напоследок негр — люди, которых там схватили, пропадают без следа. Опасайся людей в той же форме, как у тех, кого ты убил. Если они узнают о смерти своих — одному Аллаху ведомо, какой смертью умрешь ты.
— Я благодарен за мудрые советы… — сказал Паломник
— Мы уходим отсюда. Если Аллах пожелает — мой отец выдержит дорогу. Ты может присоединиться к нам, мы идем на юг.
— У меня есть дела. На севере…