Глава 7

Картограф при ближайшем рассмотрении оказался здоровенным мужиком с мощными руками кузнеца. Кудрявая голова его безвольно свешивалась на широкую грудь, глаза были полуприкрыты – мерцала лишь полоска белка, – в черной короткой бороде (скорее, недельной щетине) запутались иголки и травинки. Одето это чудо Сектора было в застиранную бурую футболку и драные джинсы.

Прянин с Данилой переглянулись. Доцент вздохнул:

– Какой крепкий мужчина! Как мы его потащим?

Вопрос был, надо сказать, своевременный. Ценного пленника уже искали – голоса раздавались все ближе. Гербовцы это или Мародер дождался-таки подкрепления – значения не имело, они хотели заполучить Картографа. А вот хрена им! Картограф Даниле нужен для единоличного, так сказать, пользования.

Данила склонился над Картографом и похлопал его по щекам. Голова безвольно мотнулась. Э, да он в отрубе. Совсем. Приход у мужика, не иначе. Тут в чувство не приведешь без медикаментов, хоть в бубен бей, хоть воду лей. Сколько раз такое уже видел.

Когда видел? Данила качнул головой: нет, не видел он такого раньше часто! Или все-таки видел? Да что же это такое странное происходит в голове?

Значит, придется его нести. А Картограф – не Маугли, его через плечо не перекинешь.

Ладно. Значит, пойдем мы… черт, и карту смотреть некогда, а ходячий справочник по Сектору – вот он, и не ходячий вовсе, а уже лежачий. Данила снова переглянулся с Пряниным.

– Имеет смысл отступать к Глуби, – нерешительно сказал тот. – То есть к Талдому, назад… Я понимаю, это труднореализуемо, но там нас вряд ли будут искать.

– Еще как будут, – не согласился Данила. – Пойдем на север. Там сплошные леса и болота, может, затеряемся. Если у них нет собак.

Он вспомнил, как два года назад уходил болотами от погони. Тогда у преследователей как раз были собаки. Зулус, африканский риджбек, позже доставшийся Даниле, шел по его следу. И ни болота, ни реки тогда не помогли.

– Доцент и Маугли, за ноги его держите. Я схвачу за руки и пойду впереди.

Подняв Картографа – кудрявая голова того запрокинулась, – Данила решил, что веса в мужике килограммов девяносто и так его далеко не утащить.

– Волокуши бы, – просипел с натугой Прянин.

– Некогда, – процедил Данила сквозь зубы. – Вперед!

Но «вперед» не очень получилось. Данила чувствовал: враг наступает на пятки. Вот-вот возьмут тепленькими. Значит, нужно приводить Картографа в чувство. Астрахан готов был хоть голым сплясать, лишь бы он очнулся.

Нашатырь. Адреналин. Черт, что еще?

Болевые точки. Точно! Нервная система – штука хитрая, может сработать.

– Положи-ка его.

Прянин с облегчением опустил Картографа в высокую траву. Места вокруг были совершенно нетронутые, и стыдно даже было в таком лесу воевать. Данила поймал себя на этой мысли и удивился. С чего бы? Но сознание не унималось, и он, будто в первый раз заметив красоту Сектора, охватил окружающую природу одним взглядом, будто сфотографировал.

В закатном свете стволы берез были нежно-розовыми, а листва – темно-изумрудной. Каждую травинку можно было рассмотреть в хрустально-чистом воздухе, и дрожала прямо перед лицом тонкая паутинка. Пахло безмятежностью, близкой щедрой осенью… но только раз в году бывает разлита в природе длительность, как в метрике Гомера. Как бы цезурою зияет этот день, уже с утра – покой и сонная дремота, волы на пастбище и золотая лень – из тростника извлечь богатство целой ноты . Великий поэт был Осип Мандельштам… которого Данила никогда не читал. Что за глюк?!

Он с силой потряс головой и растер уши. С мыслями и ложными воспоминаниями разберемся потом. Сейчас нужно заняться Картографом.

Уже не обращая внимания на красоты природы, Данила опустился в высокую траву на колени и принялся за работу. Болевые точки, они же – нервные узлы – вещь крайне полезная. Если знать, куда бить, а куда пальцем тыкать, получаешь нехилое преимущество в бою. А если знать, как воздействовать на человека, чтобы он, например, протрезвел (фокус нехитрый, исполняется ребрами ладоней по шее, нужно только движение заучить) или очнулся, как сейчас…

Картограф застонал и открыл мутные глаза.

Видно было, что его держали на наркоте дольше, чем Гешку, и серьезней. Взгляд Картографа не фокусировался, лицо не принимало осмысленное выражение, оставаясь лицом идиота. М-да. А если Мародер его таки добил? Если нет уже в этом теле гениального знатока Сектора? Сейчас проверим.

– Ты меня видишь? Ты помнишь, кто ты? Как тебя зовут?

– Ми… Михаил Сиратюков.

– Хорошо, Михаил. Какой сейчас день?

– Не знаю. День. День – это светлое время суток. Традиционно считается, что день начинается в полдень. На самом же деле…

– Очень хорошо. – Во штырит мужика, да, бро? – Ты помнишь, где ты?

– Я в… – взгляд Картографа блуждал. – Я… Я был дома.

– Что с тобой произошло?

– Со мной много чего происходило, – мужик сел, руки его беспокойно забегали по одежде, будто нащупывая что-то. – Всю жизнь со мной что-то происходит, ни минуты покоя. Я сменил кучу специальностей и, наконец, обрел интересное дело, а меня отрывают и…

Нет, так дело не пойдет. Выслушивать всю биографию Картографа Данила не хотел, поэтому взял быка за рога:

– О’кей, Миша, слушай меня. Ты – в Секторе. Помнишь? – Картограф кивнул и открыл было рот, но Данила не дал ему углубиться в рассуждения. – Тебя держали в плену люди Мародера. Накачали наркотиками. Ты и сейчас обдолбанный. Эти люди идут за нами с оружием. И нам нужно скрыться. Я – твой друг.

– Чувствую, – вставил Картограф. – Я знаю, что ты не причинишь мне вреда. У нас – одна цель, у нас – один путь, я хорошо разбираюсь в людях, а в нелюдях – еще лучше. Ведь всех нас меняет Сектор, кого-то – явно, кого-то – изнутри, и…

– И об этом мы поговорим потом! Вот доцент Прянин, например. А сейчас увести нас можешь? Тайными тропами?

– Нет тайных троп, – улыбнулся Картограф.

У него не хватало верхнего левого клыка, от чего улыбка казалась мальчишеской. А ведь лет Михаилу было никак не меньше тридцати пяти, а скорее, и ближе к сорока.

– Нет тайных троп. Есть складки этого места, которое ты называешь Сектором. У него много измерений, так наука умеет много гитик…

– Уходим! – Данила поднялся, ухватил Картографа за руку и заставил встать. Бородача шатало. – Быстро уходим! Ты все расскажешь потом. Иначе нас убьют. Пиф-паф! Изнанками, складками, бороздами – уведи нас отсюда. К самой Глуби сможешь?

– К Сердцу, – поправил молчавший до этого Маугли.

– Сейчас – вряд ли, – сказал Картограф.

– Они уже рядом. В Глубь – потом, бро! Сейчас – куда-нибудь отсюда. Или тебя опять на опыты…

– А этот тоже пойдет? – Картограф кивнул за спину Астрахана.

Данила обернулся, вскидывая оружие. Мародер стоял в нескольких метрах и улыбался. Вот так-так, значит, подкрепление все-таки подоспело.

Кровь пропитала его куртку на груди, но, судя по всему, глава Вольных не сильно пострадал. Ч-черт! А Данила-то надеялся, что вывел его из строя надолго… Один он или нет? Почему не стреляет?

Будто в ответ Мародер крикнул:

– Сдавайся! Вы все равно окружены. Мои люди откроют огонь по сигналу и положат всех. Тебя – в последнюю очередь. Слышишь, десант? Зачем тебе та Глубь? Что там, сувенирная лавка?

Данила прикинул, не повторить ли трюк самого Мародера с заложником. Все-таки Картограф ему нужен… Но если снайпер начнет работу с Маугли? С Прянина? Данила только что второй раз подряд потерял друга. Он не мог подвергнуть своих опасности, не хотел больше смертей.

Сдаться?

Хотели бы – уже убили…

– Сдавайся, десант! Ты борзый, но я тебя прощу. Сработаемся. Слышишь? И команде твоей дело найдем. Я не дурак, профессионалами не разбрасываюсь.

– А я ни на кого не работаю, – ответил Данила. – Давай, Мародер, стреляй! Чего ждешь?

– Уговорил, – улыбнулся Мародер.

Вот и все. Он проиграл, попался глупо, на собственной самонадеянности. Не продумал, не просчитал, недооценил противника. Еще и предпочел умереть свободным… Задолбало. Работать на МАС, стучать против своей воли – как же надоело! Если бы сестренку они не держали, падлы, если бы не угрожали ее и маму убить – давно бы уже пулю себе в голову пустил.

Данила не успел поразиться чужим – совсем чужим! – мыслям, потому что ощутил искажение – бродилу. Она начала шириться, тянуться сюда, к людям. Вздрогнул Маугли, заозирался. Данила смотрел в глаза Мародера, понимая, что не успеет шевельнуться.

Палец Мародера лег на спусковой крючок. Но тут бродила словно взорвалась, вывернулась наизнанку и брызнула в разные стороны. Зрачки Мародера расширились, палец выжал спуск, а мир начал таять, размазываться…

Хлопка выстрела не было, но Данила видел пулю с белым трассером. Она растаяла у самой груди. Да это же Картограф притянул искажение! И воспользовался им! Его глаза закрыты, губы шевелятся, на лбу дрожат капли пота, руки трясутся – он пытается победить пространство, законы природы и сделать невозможное!

Реальность размазалась, как на большой скорости, и через миг вокруг уже не было ни берез, ни команды Мародера, ни самого командира вольных. Их место заняла лесная поляна в окружении осин. Осин, не берез!

И шел вперед, хромая, Картограф. Прянин и Маугли топтались позади. А Данила стоял, разинув рот. Картограф обернулся, бросил через плечо:

– Не стойте. Идите за мной. Тут всегда нужно идти за мной и держаться вместе. Хотя нас трое, да еще ребенок этот, он – сила, я бы один так не смог…

Ноги его подкосились, Картограф рухнул в траву, на спину и принялся хватать воздух ртом. Данила, выйдя наконец из ступора, присел рядом, заозирался:

– Где Мародер?

Картограф прохрипел:

– Далеко… остался… там. А нам – вперед, – он махнул рукой в направлении черной стены ельника. – Деревня…

Больше он ничего не сказал – закатил глаза и задергался. Доцент присел рядом, пощупал пульс и покачал головой:

– Увы, надо тащить. Или ждать, пока придет в себя хоть немного.

Дыхание Картографа было ровным и глубоким, пульс – медленным. Он спал и не просыпался. Видимо, его организм действительно исчерпал свои ресурсы. Спасибо, хоть от Мародера увел. Вот только куда? Что за деревня впереди? Далеко ли до Глуби?

Данила достал складной швейцарский нож и открыл пилу. Можно смеяться над ее размерами, но пила эта – штука мощная. Нетолстые рябины спокойно берет, только опилки летят. Только вот рябин в окрестностях не было, и он принялся за молодую сосенку. Запахло смолой и Новым годом.

Из сучьев, ветвей и куртки Данилы (Маугли не хотел ее отдавать, но пришлось) соорудили волокушу и водрузили на нее Картографа. Когда укладывали, он забормотал во сне: «Идти, идти, человеку нельзя останавливаться» – и попытался свернуться калачиком.

Наконец они пошли. Доцент быстро уставал, и приходилось отдыхать каждые пятнадцать минут. «Бурлаки на Волге, блин! Так и до вечера не дойдем», – думал Данила.

Осинник сменился ельником. Таким дремучим, что кое-где ветви сплетались так тесно, что не было видно неба и невозможно было сориентироваться, где запад, где восток. Куда, елы-палы, идти? Где долбаная деревня?

Впереди, как раз там, куда шли, обозначилась бродила. Черт, огибать надо! Хотя тут по фиг – вперед, назад, все равно направление неясно. Главное, найти ночлег, а то ночь в Секторе застанет, и амбец.

Прянин совсем выдохся, отдыхал он теперь дольше, чем волок Картографа, и Даниле на ум стали приходить странные мысли. Он думал об искажениях.

Официальная наука считает «бродилу» искажением чувства пространства. Яйцеголовые из МАС, ни разу не бывшие в Секторе дальше Первого пояса, уверяют: человек просто утрачивает способность ориентироваться на местности, вот и ходит кругами, топчется по своим же следам.

Проводники считают иначе.

Проводники знают, что «бродила» и «темпоралка» не на психику влияют, а на пространство. Психику оставим «паранойке», «депрессуну» и другим. Здесь все интереснее и сложнее, а наука просто не любит расписываться в собственном бессилии.

Даже последний гуманитарий пытался постичь природу нашего мира и допер, что мы не знаем, что такое солнечный свет. Мы не знаем, что такое пространство. И до сих пор считаем, что время – измерение, такое же материальное, как длина или ширина.

А это ни фига не так, тем более – в Секторе, где та же длина – величина более чем относительная.

Попавший в «бродилу» это понимает, шкурой чувствует. Ты не топчешься на месте, место идет складками, и ты ковыляешь по ним, ковыляешь… Относительно обычного мира не сдвигаясь ни на шаг. Вот так-то!

Астрахан никогда не интересовался физикой сложнее баллистики. И то, так сказать, в прикладном ключе… Математика сложнее простейших снайперских расчетов его тоже не прельщала. А уж в мистику из серии складок пространства Данила вовсе не верил. До сегодняшнего дня, пожалуй. Пусть это шло вразрез с официальной наукой, пусть ученые МАС его обсмеяли бы, Данила руку готов был отдать на отсечение: прав внутренний голос. «Бродила» – складка, на которой застревают проводники и обычные люди.

Место, точнее, та вариация места, где сейчас находился отряд, была той же природы, что и «бродила», но глубже, что ли. Или выпуклее… Короче, уровень повышенной сложности для опытных игроков. Знать бы еще коды, чтобы его пройти.

А Картограф спит.

Вот чего точно делать нельзя, так это разбивать лагерь и останавливаться.

– Так, – решил Данила. – Нас никому не сбить с пути, нам пофигу, куда идти.

Он раскурил сигарету и остро пожалел, что это – не косяк. Не помешало бы сейчас.

– А куда двинемся? – поинтересовался Прянин. – Маршрута-то нет.

– Вперед по обыкновению. Искажения нам почти не страшны, мы с Маугли их чуем.

– Знаешь, Данила, – Прянин виновато улыбнулся, – я настолько переобщался с нашим малышом, что мне кажется, я и сам их чую, искажения. Только слабо. Вот сейчас будто…

– Не говори, – оборвал его Маугли. – Нельзя говорить. Даже думать нельзя.

– Суеверие, – пробормотал Прянин.

В ельнике сгустилась темнота. Данила с трудом различал силуэты спутников, смутно белевшие лица. У Прянина оказался фонарь, и бледный конус света заплясал между деревьями.

Данила вскоре потерял чувство направления и надеялся только, что озарившая его теория верна и направление в принципе не имеет значения.

Лес менялся. Несколько десятков шагов – и они оказались на опушке, а перед ними расстилалось заросшее бурьяном поле.

Впереди смутно маячило искажение, до него оставалось метров десять. На таком расстоянии Данила мог определить только тип: какая-то психическая гадость типа «озверина». Не хотел бы он в «озверин» вляпаться: злость, кровавый туман, очнулся – вокруг трупы друзей. И понимаешь: это ты сделал, своими руками…

Стреляются люди после «озверина». Если патроны остаются.

За Московским сиянием не видно вечернего неба, и не понятно, под тем ли ты еще небом или под совершенно другим.

Двинулись вдоль опушки. Когда-то здесь пролегала дорога, и до сих пор бурьяна было меньше, чем на поле, да и кочек не так много. Данила вместе с Пряниным тащил Картографа, Маугли шел рядом, сменял Доцента, когда тот уставал. Интересно, а как течет время для тех, кто ходит по тайным тропам Картографа?

Может, и вовсе не течет, пока он спит?

Сверхпроводник Картограф, надо же! Бесплатные экскурсии. Все, что вы не хотели знать о Секторе и боялись о нем узнать…

Из леса вышел человек. Данила прицелился в него, но человек, казалось, не замечал путников. А еще сквозь него проходило мерцание Московского сияния и смутно виднелись силуэты деревьев. Очередной сюрприз Сектора.

Человек остановился в нескольких метрах от Данилы и посмотрел в сторону. Данила проследил за его взглядом: там было еще двое, тоже призрачных. Его пробрала дрожь.

– Прянин! – тихо воззвал он. – Маугли! Вы это видите?

– Этого еще нет, – отозвался Маугли.

И Данила понял: «темпоралка». Ну конечно, только что про нее вспоминал, чего еще ожидать от «складки», тайной тропы дрыхнущего Картографа?! «Темпоралка», как верят проводники, может показать прошлое или будущее. Значит, Маугли считает, что на этот раз им демонстрируют будущее.

Ну что ж, посмотрим кино.

«Кино», похоже, было немым: призраки будущего не издавали ни звука, Данила напряг слух, но, кроме стрекотания кузнечиков и звона комаров (Маугли шлепнул себя по лбу, видно, убил кровососа, ничего не услышал.)

Призраки, которых Данила поначалу принял за людей, были какими-то… странными. Они по-другому двигались, бредя навстречу друг другу, да и пропорции тела у них были иными. Будто неумеха нарисовал человека: слишком длинные руки и кисти, ноги – чересчур согнуты в коленях, стопы вытянуты. Существа сутулились, поводили из стороны в сторону приплюснутыми головами на длинных шеях. Лица напоминали собачьи или павианьи морды: выдающиеся вперед вытянутые челюсти, приплюснутые носы ноздрями наружу, небольшие глаза под мощными надбровными дугами.

Данила видел это ясно, будто ярким днем.

А еще на существах не было одежды.

Появившийся первым – могучий самец с выпирающими ребрами широкой грудной клетки – шел к двум самкам. Одна – его племени, столь же уродливо-чуждая в своей похожести на человека, с отвисшими от постоянных родов и вскармливания грудями и животом. Вторая… Данила протер глаза.

Перед ним была Марина!

Рыжие волосы, тонкая фигурка… округлившийся живот. Данила в сроках беременности не разбирался, но было видно: рожать Марине еще не сейчас. Марина смотрела на ковыляющего к ней самца и улыбалась.

– Надо же, – прошептал Прянин, – Марина… Месяц пятый беременности. Значит, до этих событий минимум полгода, если допустить, что нам действительно показывают будущее.

Самец вскинул длинную, пятнистую, как у Маугли, руку в приветствии. Данила чувствовал: все участники сценки объединены сейчас не беззвучным диалогом, но некой нитью. Они связаны.

Самка, сопровождавшая Марину, положила руку ей на живот. Марина кивнула.

Видение растаяло.

Несколько минут никто не мог говорить – настолько показанная Сектором картинка потрясла. Первым, как ни странно, очнулся Прянин.

– В свете того, что мы узнали про действие биотина… – он закашлялся, потом продолжил, – про изменения в организмах тех, кто его принимал… Можно предположить, что мы видели новый вид людей. Тех, кто придет нам на смену, когда Сектор победит. И, похоже, даже видели, как он победит… Побывавшие здесь и принимавшие биотин – все они будут размножаться. И наш Маугли покажется нам совершенно обычным ребенком по сравнению с тем, что будет потом.

– Но Марина не изменилась. Значит, это будет скоро. Сколько ты сказал, полгода? А эти твари были уже вполне взрослые.

Прянин вздохнул и машинально поправил несуществующие очки:

– Нельзя же все воспринимать буквально. В конце концов, то, что «темпоралка» может показать будущее, лишь одна из теорий. Может быть, Сектор извлек страхи и образы из наших подсознаний, смешал и выдал групповую галлюцинацию? Например, ты, Данила, мог бояться беременности Марины – неосознанно. А я, признаться, опасаюсь мутаций, которые может вызвать биотин. Ну а внешность тварей, вероятно, плод воображения Маугли или даже нашего спящего друга.

Думать так, конечно, было легче, чем предполагать то, что им показали реальное будущее планеты. Но Данила не мог отделаться от ощущения: таймер включен. Максимум, отпущенный человечеству, – полгода.

И почему-то (комплексы, бро, дядюшка Фрейд давно все по этому поводу сказал) казалось: Астрахан-старший сыграет в этом не последнюю роль.

– Пойдем, – Данила ухватился за ручку волокуши, – нам нужно в Глубь. Нам очень сильно нужно в Глубь.