на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


IV

Везин еще долго стоял, прислонившись спиной к стене, наедине со своими взволнованными эмоциями и лихорадочно скачущими мыслями. Наконец до него дошло, что он совершил одну вещь, которая требовалась для возврата давно минувшего прошлого. Этими поцелуями он признал существование векового прошлого и оживил его. К нему вновь вернулось воспоминание о мягком, едва осязаемом, ласковом прикосновении в темном коридоре и он невольно вздрогнул. Девушка сначала подчинила его себе, а затем подвела к совершению одного-единственного шага, который был ей необходим. Его подстерегли — по истечении веков, — схватили и покорили.

Он и раньше смутно подозревал это и потому искал пути к бегству, а значит и спасению. Но в любом случае, сейчас он был бессилен управлять своими мыслями или волей, ибо сладостное, фантастическое безумие происшедшего взметнулось в его сознании подобно древнему заклинанию и он упивался своим очарованием, поскольку неуклонно приближался к миру, который был гораздо больше и намного неистовее того, к которому он был приучен до сих пор.

Луна, бледная и громадная, как раз всходила над походившей на море долиной, когда он наконец поднялся, чтобы вернуться в гостиницу. Косые лучи луны придавали окружающим домам совершенно иной вид, отчего их крыши, уже начинавшие поблескивать от росы, будто еще выше взметнулись в небо, а фронтоны и причудливые старые башни маячили вдали, словно укрытые пурпурным покрывалом.

В серебристой дымке собор смотрелся совершенно нереально. Везин шел медленно, стараясь держаться в тени. Улицы были абсолютно пустынны и безмолвны; все двери захлопнуты, ставни окон затворены. Кругом не было видно ни души. Все заполняло молчание ночи. Ему казалось, что он бредет по городу мертвых, кладбищу с гигантскими, гротескными надгробиями.

Не переставая удивляться тому, куда же столь бесследно исчезла шумная дневная жизнь города, он прошел к задней двери гостиницы, намереваясь никем не замеченным пройти к себе в комнату. Он благополучно достиг внутреннего дворика и пересек его, также стараясь прижаться поближе к безопасной тени у стены. Везин скользил вдоль нее, мелко семеня на цыпочках — точно так же, как вели себя престарелые постояльцы гостиницы, передвигаясь по столовой, но затем ужаснулся, поймав себя на мысли, что делает это совершенно машинально. И в тот же миг его поразил странный импульс, ударивший в самый центр сознания: ему страстно захотелось опуститься на четвереньки и так бежать дальше — бесшумно и быстро.

Он посмотрел наверх и в голову ему пришла идея заскочить на подоконник своей комнаты, вместо того, чтобы подниматься по лестнице. Это казалось ему наиболее простым и естественным путем. Везин подозревал приближение начала некоей ужасной трансформации, превращения его в нечто совершенно другое, и потому чувствовал страшное напряжение.

Луна взобралась еще выше и тени на той стороне улицы, по которой он двигался, стали заметно гуще. Он старался придерживаться самых темных мест и наконец добрался до крыльца со стеклянными дверями.

В отличие от обыкновения сейчас там горел свет — другие постояльцы, похоже, еще не легли спать. В надежде проскользнуть через холл незамеченным, он осторожно открыл дверь и прокрался внутрь, но в то же мгновение заметил, что в холле кроме него есть кто-то еще.

Слева от него у стены лежал какой-то крупный темный предмет — поначалу ему показалось, что это забытая кем-то домашняя утварь. Неожиданно предмет шевельнулся и он подумал, что это просто громадная кошка, очертания которой были отчасти искажены игрой света и тени. Затем предмет неожиданно распрямился прямо у него перед глазами и Везин понял, что видит перед собой хозяйку гостиницы.

Чем она могла заниматься в подобной позе, оставалось уделом его чудовищных догадок, но в тот самый момент, когда она встала и посмотрела на него, он сразу же ощутил во всем ее облике грозное достоинство. На память тут же пришли слова девушки о том, что ее мать была королевой. Грузная и зловещая, она стояла под маленькой масляной лампой лицом к лицу с ним в пустынном холле.

В сердце Везина шевельнулся страх, скорее даже некое подобие какого-то древнего благоговейного ужаса. Он чувствовал, что должен сейчас поклониться и каким-то образом высказать ей свое почтение, причем импульс этот был поистине непреодолимым, даже яростным, словно превратившимся в устойчивую привычку. Он быстро огляделся — кроме них в холле так никто и не появился, — после чего размеренно и почтительно склонил голову.

— Enfin! M'sieur s'est donc decide. C'est bien alors. I’en suis contente. [2]

Слова эти прозвучали звонко, словно донеслись до него через чистое открытое пространство.

Затем массивная фигура неожиданно двинулась по выложенному каменной плиткой гостиничному полу и ухватила его трепещущие руки. Вместе с нею на него словно надвинулась непреодолимая сила, охватившая его целиком.

— On pourrait faire un p'tit tour ensemble, n'tst-ce pas? Nous y allons cette nyit et il fout s'exercer un peu d'avance pour cela. Ilse. Ilse. viens donc ici. Viens vite! [3]

И она закружила его у подножия лестницы, буквально зашлась в танце, который показался ему странным и одновременно ужасно знакомым. Их нелепая пара танцевала в пустом холле, причем ни один из партнеров не произносил ни единого слова. Все происходило тихо, мягко, словно крадучись. А потом, когда воздух в помещении сгустился и стал походить на дым, и его озарила красная, похожая на пламя вспышка, он почувствовал, что к ним присоединился кто-то еще — и в этот момент рука его, выскользнувшая из ладони матери, оказалась подхваченной дочерью. Ильза пришла на зов и он увидел ее: в темные волосы девушки были вплетены листья вербены, а сама она облачилась в какие-то лохмотья весьма причудливого наряда, прекрасного как ночь и чудовищно, вызывающе, отвратительно соблазнительного.

— На шабаш! На шабаш! — закричали обе женщины. На шабаш ведьм!

В узком холле продолжалась безумная пляска, женщины, казалось, окружали его со всех сторон, причем, насколько он мог смутно припомнить, их стало гораздо больше — сплошная черная масса. Фитиль лампы некоторое время слабо подрагивал, а затем и вовсе погас и они оказались в полной темноте. В сердце его словно пробудился дьявол, ставший делать ему свои бесчисленные мерзкие намеки, и Везину стало страшно.

Внезапно они опустили его руки — он услышал голос матери, прокричавший, что время настало и что им надо идти. Он так и не успел заметить, в каком направлении скрылись женщины, только понял, что опять стал свободен, и тут же стал пробираться сквозь темноту. Он тотчас же наткнулся на невидимое во мраке основание лестницы и стремительно бросился вверх по ней, словно по пятам его преследовал ад.

В комнате Везин рухнул на диван, уткнулся лицом в ладони и застонал. Быстро перебрав в мозгу с десяток путей возможного бегства, он признал все их одинаково непригодными, а потом пришел к выводу, что в сложившейся ситуации самым лучшим для него будет спокойно сидеть и ждать своей участи. Ему надо было знать, что произойдет дальше. По крайней мере, в уединении своей спальни он находился в относительной безопасности, поскольку дверь была прочно заперта.

Он встал, потихоньку распахнул окно, которое выходило во внутренний дворик и через стеклянные двери открывало частичный обзор холла.

Едва он сделал это, как до его слуха со стороны улицы сразу же донесся нестройный гул оживленной людской активности — это были звуки шагов и голосов, приглушенных расстоянием. Он робко выглянул и стал вслушиваться. Луна светила достаточно ярко, хотя его окно продолжало оставаться в тени — серебристый диск зависал позади дома. Вскоре до него с очевидной ясностью дошло, что жители городка, которые еще совсем недавно пребывали за запертыми дверями своих домов, стали выходить наружу, явно озабоченные какими-то тайными и, скорее всего, нечестивыми помыслами. Он продолжал внимательно прислушиваться.

Ненадолго воцарилась тишина, но вскоре он распознал признаки какого-то движения, происходившего в самом доме. Со всех сторон по-прежнему залитого лунным светом двора до него доносились едва шелестящие, крадущиеся звуки. Ночной мрак заполняли шорохи живых существ. Казалось, они исходили отовсюду. В воздухе почувствовался резкий, едкий запах, но Везин пока не понимал, откуда он происходит.

Взгляд его неотрывно уставился на окна противоположной стены, достаточно ярко освещенной мягкими лучами лунного света. В оконных стеклах отчетливо отражалась крыша, простиравшаяся у него над головой, и он увидел очертания темных тел, длинными, плавными шагами перемещавшихся по черепичным плитам вдоль бордюрного камня. Двигались они быстро и практически бесшумно, похожие на громадных кошек, бесконечной процессией отражаясь в расцвеченном стекле, после чего стали перепрыгивать на более низкие уровни, на время исчезая из его поля зрения. До него доносился лишь мягкий топот их прыжков. Иногда их тени падали на противоположную белую стену и тогда он не мог уже с определенностью сказать, были ли это тени человеческих существ, или же кошек. Они очень быстро превращались из одного в другое. Трансформация выглядела поистине потрясающе, донельзя реально, поскольку в прыжок они взмывали как люди, но почти сразу же после этого преображались в воздухе и приземлялись уже как животные.

Двор под ним уже был полон движущихся темных силуэтов, тайком пробиравшихся к крыльцу со стеклянными дверями. Все они держались настолько близко к стене, что ему почти не удавалось разобрать очертания их тел. Однако увидев, что все они сходятся к месту их единого массового сборища — к холлу гостиницы, — он сразу же признал в них те самые прыгучие существа, отраженные контуры которых он видел в стеклах противоположной стены. Они собирались со всех концов города, пробираясь по крышам к назначенному месту и перепрыгивая с одного уровня на другой, пока не опускались на каменное покрытие двора.

Затем до его слуха донесся новый звук и он увидел, что повсюду над ним распахиваются окна, и в каждом из них появляется человеческое лицо. Мгновение спустя фигуры стали поспешно спрыгивать во двор, причем, как и прежде, едва оторвавшись от подоконников, они оставались людьми, а во дворе приземлялись уже на четыре конечности и с невероятной быстротой превращались в кошек — громадных, молчаливых кошек и котов, после чего мощными потоками вливались в основную массу, скопившуюся в холле.

Значит, все эти гостиничные номера отнюдь не пустовали — они постоянно были кем-то заняты.

Но что интересно: то, что он сейчас увидел, уже не переполняло его невинную душу безграничным изумлением, поскольку он хорошо помнил подобное зрелище. Оно было прекрасно ему знакомо. Такое уже случалось с ним и раньше, сотни раз, причем он сам принимал участие в подобных вещах и испытывал на себе дикое безумие происходящего.

Теперь очертания старого дома совершенно преобразились, двор словно увеличился в размерах, а сам он, казалось, смотрел вниз с недосягаемой высоты сквозь курящиеся слои испарений. Глядя и вспоминая происходящее, он внезапно почувствовал, как из тьмы веков на него с яростью нахлынула старая, пронзительная, такая сладостная боль; кровь стремительно заструилась по жилам, когда в сердце вновь послышался отголосок Призыва к Танцу, и он в очередной раз ощутил привкус древней магии Ильзы, закружившейся рядом с ним.

Неожиданно он отпрянул назад. Большая гибкая кошка взметнулась снизу в сторону его подоконника, к самому его лицу, и пристально уставилась на него своими вполне человеческими глазами. «Идем, — казалось, звала она, — идем к нам на Танец! Меняйся, стань как прежде! Скорее преображайся и приходи!»

Он слишком отчетливо разобрал этот безгласный зов существа.

Оно снова, подобно молнии, на мягких подушечках лап спрыгнуло на камень, а следом за ним и остальные также десятками повалились вниз, мелькая у него перед глазами, преображаясь в процессе падения и стремительно, мягко убегая прочь — поближе к месту сборища. И вновь он испытал прежнее мерзкое желание последовать их примеру, промурлыкать старое заклинание, а потом опуститься на четвереньки и проворно устремиться вперед, взмыв в воздух в едином мощном прыжке.

О, страсть эта прибывала в нем как вода в половодье, переворачивая ему все нутро, направляя в ночь пылающую жажду его сердца — туда, к старому, давно забытому Танцу Колдунов Шабаша Ведьм! Звезды водили над ним свои хороводы; он снова почувствовал на себе магическое воздействие луны. Буйный ветер, рвавшийся из пропасти и со стороны леса, перескакивавший с утеса на утес, метавшийся над долиной, разрывал его на части, готовый унести с собою вдаль… Он слышал крики танцующих, их дикий смех, и вместе с этой девушкой-дикаркой заходился в яростном, стремительном танце вокруг трона, на котором восседала фигура с величественным скипетром в руках…

Затем столь же внезапно все вокруг него затихло, смолкло, лихорадка в сердце чуть улеглась. Мягкий лунный свет заполнял безлюдную пустоту внутреннего дворика. Все застыли в неподвижности — процессия собиралась устремиться в небо. А его оставляли здесь — одного.

Везин потихоньку, на цыпочках пересек комнату и открыл дверь. Доносившееся с улиц отдаленное бормотание мгновенно усилилось, окрепло, резанув его по ушам. С величайшей осторожностью он продвигался по коридору. У начала лестницы остановился, прислушался. Холл, в котором они совсем недавно находились, утопал во мраке и безмолвии, но через открытые двери и окна в дальнем конце здания по-прежнему доносился мощный звук все более удалявшейся толпы.

Он стал спускаться по скрипучим деревянным ступенькам, мечтая и одновременно страшась встретить кого-нибудь, кто мог бы указать ему дорогу, но так никого и не находя; потом пересек темный холл, совсем недавно заполненный живыми, движущимися существами, и наконец через распахнутые двери выбрался на улицу. Невозможно было поверить в то, что его действительно оставили в покое, забыли, совершенно сознательно позволили скрыться.

Везин нервно огляделся, скользнул взглядом вдоль улицы; затем, так никого и не увидев, медленно побрел по тротуару.

Пока он шел, весь город казался ему совершенно пустынным, покинутым, словно ветер сдул с него все живое. Двери и окна домов были распахнуты в ночь, ничто даже не шелохнулось; все было залито тишиной и лунным светом. Над его головой громадным покрывалом раскинулась ночная тьма. Мягкий и прохладный воздух подобно прикосновению громадной мохнатой лапы ласкал его лицо. Он постепенно приходил в себя и шагал все быстрее, предпочитая, однако, все так же держаться в тени. Нигде не было заметно ни малейшего признака недавнего великого и нечестивого исхода, и лишь луна продолжала свой путь по безоблачному, безмятежному небу.

Почти не соображая, куда несут его ноги, Везин открыто пересек рыночную площадь и подошел к крепостному валу, откуда, насколько он помнил, вела узенькая тропинка, выходившая на шоссе — там он уж наверняка смог бы добраться до какого-нибудь соседнего городка, а потом выйти к железнодорожной станции.

Но прежде он остановился и глянул вниз, видя прямо у себя под ногами похожую на серебристую карту диковинной волшебной страны раскинувшуюся великую долину. Его сердце наполнило ощущение дивной, неподвижной красоты, отчего он с особой остротой почувствовал смятение и нереальность всего происходящего. Воздух оставался недвижимым, листья платанов даже не колыхались, контуры ближайших предметов смотрелись столь же отчетливо как и днем, а где-то вдали во мгле и подрагивающей дымке сливались и растворялись окружавшие его поля и леса.

Неожиданно у него перехватило дыхание и он застыл, словно прикованный к месту, когда его взор соскользнул с линии горизонта и опустился на ближайшую к нему панораму, раскинувшуюся на равнине прямо у него под ногами. Вся нижняя часть склонов холма, укрытая от лучей лунного света, сейчас просто-таки сияла, и сквозь это странное зарево он увидел бесчисленные движущиеся фигуры, проворно снующие в прогалинах между деревьями. Наверху же, подобно колыхающимся на ветру листьям, мелькали летающие силуэты, которые то на мгновение зависали на фоне неба, а то с криками и диковинным пением падали вниз, мелькая между ветвями и устремляясь в самую середину полыхающей зоны.

Он как зачарованный какое-то время стоял и смотрел на происходящее, а затем, движимый одним лишь ужасным инстинктом, который, казалось, с самого начала контролировал все его приключение, стал поспешно взбираться покромке широкой парапетной плиты, изредка замирая на месте и с трудом удерживая равновесие, чтобы скользнуть взглядом на раскинувшуюся под ним долину. В одно из таких мгновений, пока он стоял, замерев на месте, его глаза выхватили неожиданное движение среди теней домов. Он резко повернул и увидел контуры крупного животного, стремительно метнувшегося через открытое пространство позади него, а затем после летящего прыжка опустившегося на кромку стены чуть пониже того места, где стоял он сам. Словно ветер оно подлетело к нему и, остановившись, распрямилось во весь рост. Лунный свет словно встрепенулся от внезапно нахлынувшей дрожи и он почувствовал, как в страхе заколотилось его сердце. Рядом с ним стояла Ильза, неотрывно глядя на него своими неподвижными глазами.

Он заметил, что лицо и тело девушки были покрыты слоем какого-то темного вещества, ярко поблескивавшего в лучах лунного света. Она протянула к нему руки и он увидел, что на ней были все те же потрепанные лохмотья причудливого наряда, который поразительно шел ей; у висков в волосах извивались листья руты и вербены, а глаза ее сверкали дьявольским блеском. Он с трудом подавлял в себе дикое желание приблизиться и заключить ее в свои объятия, а потом взмыть с нею вместе с их головокружительного насеста и полететь над простиравшейся внизу долиной.

— Смотри! — прокричала она, указывая рукой, на которой трепетали и вздымались края лохмотьев, в сторону сияющего в отдалении леса. — Видишь, они ждут нас! Лес ожил! Все Великие уже собрались и скоро начнется Танец! Вот мазь — вотри ее и приходи!

Минуту назад небо оставалось чистым и безоблачным, но еще когда она говорила луна странным образом потемнела и ветер принялся отчаянно трепать верхушки платанов, колыхавшиеся почти на уровне их ног. Его шальные порывы доносили до них звуки хриплого песнопения и криков, восходивших с нижних склонов холма, а едкий запах, который он впервые ощутил тогда, в гостинице, окутывал его сейчас со всех сторон.

— Преображайся! Преображайся! — снова прокричала она и голос ее возвысился, становясь похожим на песню, — но не забудь хорошенько натереть кожу перед полетом. Идем! Идем со мной на шабаш, на безумие его яростного упоения, туда, где нам уготованы сладостные и ужасные таинства. Она уже взошла на трон. Вотри мазь! Идем со мной!

Прыгая по стене с пылающим взором и разметав в ночи космы своих волос, она вознеслась на высоту росшего неподалеку от них дерева. Затем она снова приблизилась к нему, ее ладони прикоснулись к коже его лица и шеи, втирая в него жгучую мазь, от которой кровь его наполнялась древней магической силой, способной сокрушить все доброе.

Из глубины леса послышался дикий рев и, услышав его, девушка в очередной раз запрыгнула на стену, явно упиваясь своим неистовым восторгом.

— Там сатана — воскликнула она, кидаясь к нему и пытаясь подтащить к самому краю стены. — Сатана прибыл! Таинства зовут нас! Приноси к нам свою вероотступную душу, и мы станем прославлять его, и кружиться в танце, покуда не погаснет луна и весь мир не исчезнет во мраке забвения!

Стремясь всего лишь скинуть с себя магию ее зловещего зова, Везин яростно пытался освободиться от ее хватки, тогда как страсть тем временем разрывала его тело изнутри, почти подчиняя своему контролю все желания. Он что-то пронзительно закричал, совершенно не отдавая себе отчета в собственных словах, потом издал еще один вопль. Это были старые дикие позывы, древние, давно забытые желания и обычаи, инстинктивно нашедшие путь наружу и обретшие силу голоса, поскольку хотя самому ему и казалось, что он кричит что-то совершенно невнятное, слова эти несли в себе глубокий смысл и были вполне доступными пониманию. Это был зов древних веков, и его услышали там, внизу. На него ответили.

Ветер трепал полы его плаща, а воздух вокруг постепенно все больше темнел от взлетающих снизу, со стороны долины тел — огромной массы тел. Звуки хриплых голосов хлестали его по ушам, с каждым мгновением становясь все громче. Порывы ветра колыхали его тело из стороны в сторону, заставляя шататься на кромке рассыпавшейся под ногами каменной стены. Ильза продолжала цепляться за него своими длинными сверкающими руками, мягкой, но крепкой хваткой удерживая его за шею. Причем, сейчас это была уже не одна только Ильза — его окружала уже добрая дюжина их, возносившихся снизу, но падавших откуда-то сверху. Едкий запах натертых мазью тел вызывал удушье, но одновременно и усиливал возбуждение древнего безумья шабаша. Танец ведьм и колдунов оказывал честь и выражал хвалу олицетворению зла на земле.

Пройдет еще какое-то мгновение и он покорится, исчезнет, ибо воля его окончательно надломилась и поток страстных воспоминаний захлестнул весь разум, но — как часто бывает, когда какой-то незначительный пустяк, сущая мелочь меняет всю суть того или иного приключения — в этот самый момент он ступил на непрочно державшийся камень у края стены и с оглушительным шумом рухнул на землю. К счастью, он упал у самого основания стены, подняв облако пыли и вызвав грохот накиданных повсюду обломков камней, а не полетел в зияющую бездну, круто обрывавшуюся чуть далее по направлению к долине.

Они тут же неловко сгрудились вокруг него, подобно мухам, слетевшимся на кусок еды, однако, падая он на мгновение освободился от их хватки — и в этот короткий миг свободы в мозгу его промелькнула мысль, которая, как выяснилось позднее, принесла ему спасение. Не успев еще встать на ноги, он увидел, как они принялись неуклюже карабкаться вверх по стене, словно способность летать была дана им, как и летучим мышам, лишь в падении с высоты, и не позволяла подняться в воздух с ровного места. Увидев их, облепивших стену подобно тому, как рассаживаются на крыше коты, темных и странно бесформенных, с сияющими как факелы глазами, он внезапно вспомнил, какой страх тогда вызвал у Ильзы вид настоящего пламени.

С быстротою молнии Везин выхватил из кармана коробок спичек и подпалил кучу сухих листьев, валявшуюся у подножия стены.

Вконец иссохшие, они мгновенно вспыхнули и ветер быстро растянул языки пламени вдоль основания стены, а затем стал взметать их в высоту. С отчаянными криками и воплями все это сборище теней, сидевшее на вершине каменной кладки, перекинулось сначала на ее противоположную сторону, а затем в давке и смятении рухнуло в бездну, на самое дно простиравшейся внизу долины, оставляя Везина, потрясенного и почти бездыханного, на мгновенно опустевшей площадке.

— Ильза! — слабо позвал он. — Ильза! — Сердце его страдало при мысли о том, что она и в самом деле устремилась одна, без него к грандиозному Танцу, и что сам он теперь лишился возможности поучаствовать в этом устрашающем торжестве. В то же время облегчение его было столь велико, а потрясение от происшедшего настолько громадным, что вскоре он уже почти не осознавал, что кричит и лишь продолжал свое завывание в жестоком порыве нахлынувших эмоций…

Огонь у стены продолжал разгораться, на небе появилась луна, высвободившая свои ясные и мягкие лучи из временного заточения. Бросив последний встревоженный взгляд на развалины крепостной стены и испытав благоговейный трепет перед расстилавшейся под ним долиной, где все еще продолжали тесниться и летать тени, он повернулся лицом к городу и медленно побрел в направлении гостиницы.

Пока он шел, его сопровождали доносившиеся из поблескивавшего где-то внизу леса жуткие завывания и странное совиное уханье, с каждым новым порывом ветра становившиеся все слабее, пока его фигура окончательно не затерялась в тени домов.


предыдущая глава | Бойся Кошек | cледующая глава