Супруга Петра III Екатерина умело воспользовалась недовольством политикой императора в обществе, особенно у столичной знати, и, опираясь на патриотически настроенные гвардейские полки, совершила 28 июня 1762 года дворцовый переворот. Накануне переворота, которого ждали, Екатерина насчитывала на своей стороне до сорока офицеров и до десяти тысяч солдат гвардии. У супруга Петра III, решившейся на такой рискованный шаг, были личные мотивы, связанные с резко ухудшившимися отношениями с мужем. Если говорить о главной причине решительности ее действий, то это – осознание Екатериной реальной возможности повторить судьбу первой супруги Петра Великого – Евдокии Лопухиной: в один прекрасный день оказаться в монастыре. И она начала действовать быстро и решительно.

Главными инициаторами дворцового переворота были братья Орловы, служившие в гвардии. Из пяти братьев особенно выделялись Григорий и Алексей. Григорий, такой же смелый, как его брат Алексей, был красив. Высокий, статный, всегда веселый, он пленил солдат-гвардейцев своей неустрашимой удалью. В Петербурге он вместе с гвардейскими офицерами кутил, ухаживал за столичными красавицами и своими победами заставлял говорить о себе. Им заинтересовалась и великая княгиня Екатерина, жена Петра III. «На него можно положиться, – размышляла Екатерина уже как политик, – он смел, находчив, олицетворяет гвардию – цвет русского дворянства». И она не ошиблась.

Но в стремлении к заветной мечте – получению русской короны – великая княгиня опиралась не только на гвардию, но и на Сенат, Двор и Синод. Еще при Елизавете она начала прилежно изучать православную веру, усердно постилась и молилась, потом трудолюбиво изучала русский язык. В записках о своей жизни до вступления на престол Екатерина отмечала, что она при дворе не держалась никакой партии, ни во что не вмешивалась, со всеми была предупредительна и никому не отдавала предпочтения. К концу царствования Елизаветы Петровны позиции великой княгини так упрочились, что шесть месяцев правления ее мужа не могли поколебать положения Екатерины. Весь Петербург видел ее, усердно молящуюся, при гробе покойной императрицы, она всех прилежнее соблюдала похоронные обряды русской церкви, чем завоевала симпатии гвардии и высшего общества.

Летом 1762 года, когда обстановка в столице стала особенно напряженной, гвардия пожелала сказать свое веское слово. Заговор против императора в офицерских кругах созрел быстро, был тайно поддержан Двором, хотя было ясно и то, что в случае неудачи заговорщиков ждали пытки и казнь. Екатерине муж уже грозил разводом и монастырем. Для отважных братьев Орловых ставка в этой игре казалась очень и очень заманчивой…

В. О. Ключевский писал о том моменте: «Перед возмущенным чувством оскорбленного национального достоинства опять восстал ненавистный призрак второй бироновщины, и это чувство подогревалось еще боязнью, что русская гвардия будет раскассирована по армейским полкам, чем ей, гвардии, грозил уже Бирон. К тому же все общество чувствовало в действиях правительства шаткость и каприз, отсутствие единства мысли и определенного направления. Всем было очевидно расстройство правительственного механизма. Все это вызвало дружный ропот, который из высших сфер переливался вниз и становился всенародным… Ропот незаметно сложился в военный заговор, а заговор повел к новому перевороту».

В те памятные дни конца июня самым активным среди заговорщиков был Алексей Орлов. Арест одного из заговорщиков (Пассека) подтолкнул остальных к решительным действиям. Рано утром 28 июня Алексей Орлов вбежал в спальню Екатерины, которая жила в Петергофе, и объявил, что Пассек арестован. Быстро одевшись, Екатерина села в карету Орлова, погнавшего лошадей. На полдороге кони от усталости остановились и путники оказались в затруднительном положении. Но вскоре на дороге показалась коляска, где сидели Григорий Орлов и князь Федор Барятинский. Последний уступил место Екатерине, и в седьмом часу утра она приехала в Измайловский полк, где ее уже ждали. Подготовленные солдаты присягнули 33-летней императрице. Затем Екатерина поехала в Семеновский полк, где повторилось то же самое. Во главе этих двух полков она направилась в Казанский собор, и там на молебне ее провозгласили самодержавной императрицей. Прибыв в Зимний дворец, Екатерина застала в сборе Сенат и Синод, которые ей также присягнули.

В. О. Ключевский констатировал: «Все правительства, сменившиеся со смерти Петра I до воцарения Екатерины II, были делом гвардии. Петербургская гвардейская казарма явилась соперницей Сената и Верховного Тайного Совета».

Вечером 28 июня Екатерина во главе нескольких полков, верхом, в гвардейском мундире, двинулась в Петергоф. Туда должен был приехать из Ораниенбаума Петр, который уже знал о действиях супруги и решил, опередив ее, захватить Кронштадт, чтобы действовать оттуда морскими силами. Но этот план не удался, и Петр вынужден был вернуться в Петергоф, где и подписал отречение от престола. Низложенного Петра поместили в Ропше, в одной из комнат дворца.

Начальником караула, охранявшего бывшего императора России, был Алексей Орлов. В первую неделю жаркого июля гвардеец отправился к Екатерине узнать, что делать с низложенным и все же опасным законным правителем. Императрицы на вопрос Алексея Орлова ничего не ответила, но посмотрела на него спокойными глазами. Тот все понял. Начатое дело надо было довести до логического конца, и его завершили те же гвардейцы.

Заехав за князем Федором Барятинским, Алексей отправился с ним в Ропшу, чтобы вместе «пообедать» с узником. Орлов, лишив жизни бывшего императора Петра III, устранил с пути Екатерины главного соперника – ее собственного мужа! В церквах вскоре читали еще один Манифест, извещавший народ о кончине в 34-летнем возрасте бывшего императора, последовавшей от геморроидальных колик.

В шесть часов вечера, в день убийства Петра, Екатерина получила из Ропши следующее письмо от Алексея Орлова, написанное на листке серой бумаги: «Матушка милосердная Государыня. Как мне изъяснить, что случилось: не поверишь верному своему рабу; но как перед Богом скажу истину. Матушка. Готов идти на смерть, но сам не знаю, как эта беда случилась. Погибли мы, когда ты не помилуешь. Матушка – его нет на свете. Но никто сего не думал, и как нам задумать поднять руки на государя. Но, государыня, свершилась беда. Он заспорил с князем Федором (Барятинским. – А. М.); не успели мы разнять, а его уже и не стало. Сами не помним, что делали; но все до единого виноваты, достойны казни. Помилуй меня хоть для брата. Повинную тебе принес и разыскивать нечего. Прости или прикажи скорее окончить. Свет не мил: прогневали тебя и погубили души на век».

Разумеется, Екатерина простила Алексея Орлова, князя Федора Барятинского и других участников убийства ее мужа. Ведь она не могла поступить иначе. А письмо Орлова, напоминавшее о печальном эпилоге успешного захвата власти, императрица спрятала в шкатулку для особых бумаг, где оно и было найдено после ее смерти сыном Павлом.

Тело покойного императора было привезено в Петербург в Александро-Невскую лавру и выставлено для прощания с народом. Лицо Петра III было открыто, его все могли видеть.

Это развеяло слухи о «странной» смерти императора. По просьбе сенаторов и согласно особому определению Сената, в заботах о слабом здоровье Екатерины, она «не шествовала к погребению императора Петра III», которого скромно, без оказания царских почестей похоронили в храме Александро-Невской лавры рядом с бывшей правительницей Анной Леопольдовной.

Прусский король Фридрих II, разговаривая с графом Сепором, который ехал посланником Парижского двора в Петербург, о событиях 28 июня 1762 года высказался так: «Отсутствие мужества в Петре III, несмотря на советы храброго Миниха, погубило его: он позволил свергнуть себя с престола, как ребенок, которого отсылают спать».

Переворот 28 июня 1762 года явился последним при русском дворе в XVIII столетии. Дело 28 июня завершило собой череду дворцовых переворотов XVIII века, осуществляемых гвардией. Но в отличие от всех предыдущих этот переворот имел поддержку населения, имел народную окраску. Кроме того, дело 28 июня имело другой политический характер: гвардия впервые выступила самостоятельной политической силой, низвергая революционно законного носителя верховной власти.

Через три дня после событий Екатерина II писала своему другу Станиславу Понятовскому в Польшу: «Переворот, который только что совершился на мою пользу, похож на чудо. Прямо невероятно единодушие, с каким все произошло». В Манифестах от 28 июня и 6 июля 1762 года Екатерина II объясняла народу, что переворот произведен якобы по желанию «всего отечества», т. е. по воле тех, к кому она обращалась. На самом же деле у нее не было никакого права претендовать на русский престол: ни династического, ни вытекающего из действовавшего тогда закона Петра I о престолонаследии. Ее муж, Голштинский герцог, внук преобразователя, был официально объявлен Елизаветой Петровной наследником на основании петровского закона. Насильно отняв власть у мужа, Екатерина не передала ее своему сыну, цесаревичу Павлу, который имел законное право на престол. Ну а поскольку Екатерина Алексеевна не имела прав на владение державным скипетром, то у нее не было другого выхода, как сослаться на то, что это право даровано ей волей русского народа и Богом!

Важным актом утверждения на российском престоле являлась коронация в Москве, и Екатерина II придавала этой исторической традиции большое значение. О предстоящем торжестве население было извещено Манифестом от 7 июля 1762 года. Подготовку коронации императрицы поручили сенатору, генерал-фельдмаршалу, президенту Военной коллегии князю Никите Трубецкому и выдали ему на эти цели 50 000 рублей.

Традиционно первопрестольная тщательно готовилась к предстоящим коронационным праздникам, преображалась и становилась нарядной. Сюда прибыли члены Сената, генералитет и затем Двор. Наконец, в конце августа в Москву выехал князь Н. И. Панин с наследником – великим князем Павлом и позже всех – сама Екатерина в сопровождении придворных.

9 сентября императрица прибыла в село Петровское – владение графа Кирилла Григорьевича Разумовского и остановилась для отдыха. Через день здесь собрались члены Синода и высшее духовенство, придворная знать, иностранные послы. Торжественный въезд императрицы в Москву состоялся 13 сентября.

Коронация Екатерины II происходила 22 сентября 1762 года по традиции с полным церемониалом. В десятом часу утра императрица вышла из своих внутренних покоев во дворце в большую аудиенц-камеру, куда уже принесли и положили на столы царские регалии. Отсюда шествие направилось к Успенскому собору. Императрица шла под балдахином в серебряном парчовом платье, сшитом по тогдашней французской моде, с орденом Св. апостола Андрея Первозванного. Золотая порфира ^[51] была усеяна вышитыми двуглавыми орлами. На Екатерине были серебряные парчовые башмаки с высокими каблуками. Ее голову украшала императорская корона, обновленная петербургским ювелиром Позье. Шлейф императрицы, отороченный золотым позументом, несли восемь камергеров.

У входа в Успенский собор императрицу ожидали двадцать архиереев, множество архимандритов и других высших духовных лиц, проводивших ее в церковь, где она приложилась к святым иконам и поднялась на возвышение. Коронацию совершал митрополит Новгородский Дмитрий Сеченов по установленному ритуалу. Выйдя из церкви, Екатерина II посетила кремлевские соборы и вернулась во дворец, где началась церемония награждения в связи с коронацией.

Как уже упоминалось, впоследствии Екатерина II в своих «Записках» заметила, что давно, еще накануне ее свадьбы, сердце не предвещало ей большого счастья, «одно честолюбие меня поддерживало… в глубине души у меня было что-то, что не позволяло мне сомневаться ни минуты в том, что рано или поздно мне самой по себе удастся стать самодержавной Русской императрицей». 22 сентября 1762 года стал самым счастливым днем в жизни Екатерины II. Монаршеской милости были удостоены лица двух категорий: те, которые проявили особое усердие во время дворцового переворота, и те, что отличились храбростью в Семилетней войне. В день вступления своего на престол императрица щедро наградила своих сторонников. Она возложила на княгиню Екатерину Романовну Дашкову орден Св. Екатерины; Григорий Григорьевич Орлов, бывший тогда цалмейстером артиллерии, был пожалован действительным камергером и кавалером ордена Св. Александра Невского. Начальствовавший в Кронштадте адмирал Иван Лукьянович Талызин получил орден Св. апостола Андрея Первозванного, а вице-адмирал Семен Иванович Мордвинов и генерал-майор Михаил Львович Измайлов – орден Св. Александра Невского. Алексей Григорьевич Орлов из офицеров был пожалован генерал-майором, а Федор Григорьевич, его брат, капитаном Семеновского полка. А в начале августа 1762 года Екатерина II щедро вознаградила всех участников событий 28 июня, содействовавших ее воцарению, «за спасение Отечества от угрожавших ему бедствий»: одних – деревнями, других – пенсиями, а прочих – денежными выдачами. В день коронации Екатерины II княгиня Екатерина Дашкова была пожалована статс-дамой; генерал-аншефы князь Александр Голицын и граф Захар Чернышев, а также действительный тайный советник князь Яков Шаховской получили орден Св. апостола Андрея Первозванного. Пять братьев Орловых, помимо повышения в чинах и наград, были возведены в графское достоинство Российской империи. Монаршая признательность коснулась, разумеется, и малороссийского гетмана и президента Академии наук графа и богача Кирилла Разумовского, много помогавшего дворцовому перевороту ^[52]. Граф был пожалован в сенаторы и генерал-адъютанты: Екатерина II оказывала ему полное доверие и поручала дела особо важные.

После коронации состоялся торжественный обед в Грановитой палате, затем Екатерина II принимала поздравления. А позже – балы, театрализованные представления, иллюминации, фейерверки и народные гуляния.