Глава 6

Когда на следующее утро Рекс, едва передвигая ноги, спустился в кухню, то увидел, что мама сидит за столом, опустив голову на руки, вместо того чтобы, по своему обыкновению, готовить завтрак. Таким образом, в том, что он проспал, не было ничего удивительного. По дому не витал привычный запах поджариваемого бекона, способного в считаные секунды сорвать его с постели. Здесь было холодно и уныло, несмотря на то, что снег прекратился и в окна струились яркие солнечные лучи.

Он отодвинул собственную тоску в сторону и спросил:

— Ты хорошо себя чувствуешь, мама? — Она подняла голову, и он увидел на ее лице ответ на свой вопрос. — Ты выглядишь ужасно.

— Я чувствую себя еще хуже, чем выгляжу, и, пожалуйста, больше не надо об этом.

— Где Пат?

— Спит.

— Давай я тебе что-нибудь приготовлю.

Она покачала головой и тут же поморщилась, будто от боли.

— Папа просил тебя зайти в хлев. Он хочет с тобой поговорить.

— Когда?

— Он сказал, как только ты проснешься.

— Ты уже говорила с доктором Рейнолдсом? — спросил Рекс.

На ее лице отразился испуг, но потом она, похоже, сообразила, что его вопрос означает всего лишь «Ты обращалась к врачу?».

— Я боюсь, что он отправит меня в Эмпорию, Рекс. В больницу. Мне кажется, у меня воспаление легких.

— Мама, если ты сама ему не позвонишь, это сделаю я.

— Хорошо, я ему позвоню. Тебя ждет папа. — Но не успел он отвернуться, как она снова его остановила. — Рекс? Ты спросил, хорошо ли я себя чувствую. А я вот забыла спросить тебя…

— Мама, я в порядке.

Не был он ни в каком порядке. «Порядок» был страной на другом конце мира, дорога в которую отныне была закрыта для него навсегда. Он даже думать ни о чем не хотел, хотя это ему не удавалось. Рекса удивляло то, что ему вообще удалось уснуть, но чувствовал он себя так, будто глаз не сомкнул. Его правая кисть была сломана, в этом не осталось никаких сомнений. Она распухла, стала в два раза больше и безумно болела. Рекс понимал: то, что мама не спросила его о ней, указывает на то, как ей плохо. Он старался держать руку за спиной, чтобы она не увидела ее и не решила, что просто обязана что-то предпринять. Как бы то ни было, по сравнению с тем, как болело его сердце, рука его вообще не беспокоила.

Снег прекратился, укрыв все вокруг белым покрывалом в два фута толщиной. Эти два фута следовало умножить на множество квадратных футов, которые Рексу предстояло пропахать с лопатой, расчищая двор от снега. Пока он старался не думать о том, как станет это делать со сломанной рукой. Сейчас все проблемы казались непреодолимыми. От потрясения и недосыпания мозг окутывала пелена тумана, и Рексу казалось, что он никогда ничего не делал: не кормил лошадей, не чистил стойла… Ему хотелось, чтобы кто-то взял его за руку — за ту, которая не болит, — и водил по ранчо в этот свободный от уроков день. Как он узнает, куда идти, если ему не будут подсказывать это школьные звонки?

Он неловко открыл дверь хлева здоровой рукой и шагнул в его душный аромат.

— Папа?

Рекс нашел отца возле одной из коров с новорожденной телочкой, которой он скармливал дополнительную бутылочку молока. Натан поднял на сына глаза и устало улыбнулся. Неожиданное тепло этой улыбки едва не лишило Рекса самообладания. К его глазам подступили слезы, а к горлу — комок. Его охватило почти непреодолимое желание довериться отцу, как минувшей ночью он доверился матери. И только многолетняя привычка удержала его от этой слабости.

— Она что, не берет вымя? — спросил Рекс и откашлялся.

— Берет. Это я так, на всякий случай.

Отец вытащил длинную резиновую соску изо рта малышки, и она попыталась за ней потянуться. Пенистая молочная смесь капала с ее розового языка на пол, рядом с каплями, стекающими с бутылочки в руке отца. Новоиспеченная мать невозмутимо взирала на происходящее.

— Присядь, Рекс, — велел Натан, указывая на брикет сена.

Окончив кормить теленка, отец подошел к большой металлической раковине, вымыл бутылочку и соску и положил их на стол сушиться. Потом тяжело вздохнул и сел рядом с Рексом на второй брикет сена. Рекс старался уложить поврежденную руку так, чтобы отец ее не увидел. Он прятал травму от мамы, не желая ее волновать. Что касается отца, то его наверняка возмутило бы то, как глупо он ее сломал.

Он тихо зашипел от боли, коснувшись рукой соломы.

— Что случилось? — тут же насторожился отец.

Этот вопрос заставил Рекса задуматься, разговаривала ли вообще мама с отцом.

— Ничего. — Чтобы отвлечься от боли в руке, он коснулся другой раны — прикушенного языка. — Прости, я проспал.

Отец только отмахнулся.

— Я все равно не уснул. Так что и сам справился.

— Куда вы отвезли… девушку?

— В клинику Квентина. Ничего другого нам не оставалось. — Он помолчал, собираясь с мыслями. — Скажи, сын, ты мне доверяешь?

— Что?

— Я спрашиваю: ты мне доверяешь?

Это прозвучало грубовато и немного раздраженно, но Рекс понимал, что отец испытывает неловкость, задавая ему такие вопросы.

— Конечно, — ответил он, чтобы поскорее покончить с этим разговором и заняться делами попроще. К примеру, он мог бы начать расчищать все эти невероятно длинные дорожки… со сломанной рукой. — Ты мой отец. Конечно, я тебе доверяю.

— Да, но удалось ли мне заслужить твое доверие?

Рекс находил все это очень странным.

— Да, сэр.

— Что, если я попрошу тебя сделать нечто, что покажется тебе неправильным?

— Ты этого не сделаешь…

— Но если бы я это сделал? Ты бы исполнил мою просьбу только потому, что об этом попросил тебя я?

«О чем это ты?» — едва не вырвалось у Рекса, но тут отец быстро добавил:

— Ты готов поверить в то, что я действую из лучших побуждений? В то, что я знаю немного больше, чем ты?

Рекс подумал, что этим вопросом можно и медведя сразить наповал. Что ему после этого остается сказать? Что он не доверяет собственному отцу? Да и вообще, что все это означает?

«Как же я устал!»

— Ну конечно, — пожал он плечами и, увидев сомнение на лице отца, заставил себя добавить: — Я тебе верю, отец.

— Ну, хорошо. Я очень надеюсь, что ты говоришь искренне.

— Папа! — Голос Рекса дрогнул от усталости. — Я же сказал, что доверяю тебе.

— В таком случае выслушай меня. И на этот раз я хочу, чтобы ты действительно меня услышал. На пять минут забудь, что ты тинейджер и привык вполуха слушать все, что говорят родители. Ты меня слушаешь?

— О господи, папа…

— Возможно, это самое важное из всего, что я тебе когда-либо говорил. Я говорю очень серьезно. Я пытаюсь подготовить тебя к тому, что сейчас прозвучит. Ты должен знать, что тебе предстоит услышать о смерти этой девушки то, что ты никак не ожидаешь услышать.

Рекс невольно вздрогнул, его сердце учащенно забилось.

— Что я услышу? — еле ворочая языком, спросил он.

Отец отвел глаза в сторону.

— Скоро ты все узнаешь. Пока тебе надо знать только то, что я прошу тебя держать рот на замке, независимо от того, что ты услышишь. Ты никогда… повторяю, никогда… не должен ни с кем говорить о событиях прошлой ночи. Никогда и ни с кем. Ни с Митчем, ни с Эбби… Вообще ни с кем. Если ты захочешь с кем-то это обсудить, обращайся ко мне.

— Меня это устраивает, — ответил Рекс, но отец его как будто не услышал.

— Если кто-то спросит тебя об этом, скажешь, что идет следствие и отец запретил тебе его обсуждать. Точка. Скажи, Рекс, я могу на тебя положиться? Ты сделаешь то, о чем я прошу?

Воцарившееся молчание заставило Рекса обернуться к отцу. Шериф внимательно смотрел на него.

— Что я должен сказать?

— Я тебе это только что объяснил. Я спросил, могу ли я на тебя положиться.

Рекс торжественно кивнул. Он понял, что именно этого ожидает от него отец.

— Да, — очень серьезно произнес он.

Но одновременно он думал: «Что за бред! Меня незачем просить помалкивать, что бы я там ни услышал». Меньше всего на свете он хотел говорить о том, что произошло, говорить о ней.

— Как насчет Пата? — спросил он.

— Пат возвращается в колледж.

— Как? Его же выгнали.

— Существуют и другие колледжи.

«Для нашей семьи никогда не существовало других колледжей», — подумал Рекс. Эта новость потрясла его почти так же сильно, как и все остальное. Его родители боготворили Канзасский университет. Когда Патрика оттуда выгнали, разразился жуткий скандал. Считалось само собой разумеющимся, что в следующем году вслед за Патриком туда отправится Рекс. Точно так же никто не сомневался, что каким-то образом Патрик тоже туда вернется.

— Есть еще кое-что, — сказал отец.

— Что?

— Патрик. Кто знает, что он был дома?

Рекс попытался пожать плечами, но даже это оказалось слишком больно, поэтому он замер.

— Я не знаю, — ответил он.

— Кому ты говорил?

— Никому.

— Никому? Ты уверен? Как насчет Митча?

— Нет. Я вообще никому этого не говорил. Мне неприятно об этом распространяться.

Лицо отца потемнело. Он поморщился, как от боли.

— Я хочу, чтобы ты забыл обо всем, что произошло на этой неделе. Мы с тобой нашли тело этой девушки. Только ты и я. С нами больше никого не было. Патрик по-прежнему находится в университете.

— Почему?

Внезапно Рекс понял, что не хочет знать почему.

Впрочем, отец и не думал отвечать на его вопрос.

Мир накренился, и все летело вверх тормашками.

Все стало еще хуже, когда мама почувствовала себя совсем плохо и Квентин Рейнолдс сообщил им, что ее необходимо положить в больницу в Эмпории, потому что у нее, похоже, пневмония. Вернувшись в опустевший дом, Рекс услышал звонок телефона и сиял трубку. Это его друг, Мэтт Николс.

— Эй, дружище, — взволнованной скороговоркой зачастил он, — где ты был? Тебя все ищут! Говорят, прошлой ночью ты нашел на своем ранчо убитую девушку. Это правда, что она была так избита, что у нее и лица не осталось? Тебе известно, кто она? И еще одно. Ты знаешь, что Митчелл Ньюкист внезапно уехал из города? Говорят, что навсегда.

Рекс почувствовал, как в одно мгновение очутился в совершенно неведомом мире. Услышанное обрушилось на него настолько внезапно, что он растерялся и запаниковал. Кроме того, он находился под воздействием обезболивающих препаратов, которыми его обкололи в больнице, накладывая гипс на сломанную руку. Вместо того чтобы объяснить другу, что идет следствие, он ответил:

— Мою маму положили в больницу, Мэтт. Я не могу сейчас говорить.

— Правда? Я надеюсь, она скоро выздоровеет. Звони, если что.

Когда ему в следующий раз задали те же самые вопросы, он был уже готов. И хотя каждое слово, которое Рексу пришлось произнести, резало его ножом по сердцу, он выдавил из себя:

— Идет следствие. Отец запретил мне его обсуждать. Я не знаю, кто она. И я не знаю, куда подевался Митч. Мне он не сказал ни слова.