на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


Глава 9

Новым сокамерником Тристрама стал массивный нигериец по имени Чарли Линклейтер. Это был разговорчивый дружелюбный мужчина с таким большим ртом, что было непонятно, как ему удавалось добиться хоть какой-то точности в произношении английских гласных. Тристрам нередко пробовал сосчитать его зубы — собственные, часто сверкавшие как бы из гордости этим фактом — и, похоже, всегда приходил к итогу, превышавшему положенные тридцать два. Это его беспокоило. Чарли Линклейтер отбывал неопределенный срок за неопределенное преступление, связанное, насколько сумел уяснить Тристрам, с производством на свет многочисленного потомства и с избиением серых, приправленным скандалом в вестибюле Правительственного Здания и потреблением мяса в пьяном виде.

— Приятная передышечка тут, — сказал он, — мне не повредит. — Голос у него был звучный, ало-лиловый. В присутствии этой лощеной синевато-черной плоти Тристрам себя чувствовал особенно худым и слабым. — Говорят, мясо ел, — сказал Чарли Линклейтер на свой ленивый манер, развалившись на нарах, — только самого главного-то и не знают, приятель. Так вот, добрых десять лет назад водил я компанию с женой одного мужика из Кадуны, такого же, как и я. Звали его Джордж Дэниел, занимался он тем, что снимал показания со счетчиков. Ну, нежданно вернулся, застал нас за делом. Что нам оставалось, как не прибить его старым тесаком? Ты бы то же самое сделал, приятель. Ну и вот, остаемся мы с трупом, — добрых тринадцать стоунов. Что нам оставалось, как не загрузить его в старый котел? Целую неделю пришлось есть без устали. Кости закопали, никто бы не сделал умнее. Был большой пир, брат, настоящая добрая еда. — Он вздохнул, облизал огромные губы, даже рыгнул от благодарного воспоминания.

— Я должен отсюда выбраться, — сказал Тристрам. — Там ведь есть еда, во внешнем мире, правда? Еда. — Он пустил слюни, тряхнул решетку, но слабо. — Я должен поесть, должен.

— Ну, — сказал Чарли Линклейтер, — мне-то нечего отсюда спешить. Меня кое-кто ищет со старым тесаком, и, по-моему, мне тут не хуже, чем в любом другом месте. Во всяком случае, на какое-то время. Впрочем, с радостью помогу, чем смогу, тебе отсюда выбраться. Не то чтобы мне не нравилась твоя компания, ты воспитанный, образованный человек, и манеры у тебя хорошие. Только если тебе надо выбраться, помогу, парень.

Когда пришел охранник, чтоб сунуть сквозь решетку полдник — питательные таблетки и воду, — Тристрам с интересом увидел, что он захватил дубинку.

— Только выкипи дрянь какую-нибудь, — сказал охранник, — получишь вот от этой леди, — махнул он дубинкой, — хорошую затрещину по башке, мистер Кровопийца. Поэтому посматривай, вот что я тебе скажу.

— Очень у него симпатичная черная палка, — сказал Чарли Линклейтер. — Судя по его разговору с тобой, манеры у него не слишком хорошие, — добавил он. А потом разработал простой план верного освобождения Тристрама.

Ему самому он в определенной степени угрожал наказанием, но у этого человека было большое сердце. Поглотив за семь дней около девяти стоунов специалиста по снятию показаний со счетчиков, он явно был также настойчивым и упорным. И на первом простом этапе своего простого плана устроил демонстрацию враждебности к сокамернику ради исключения риска быть заподозренным в соучастии, когда придет время второго этапа. Отныне, когда бы охранник ни заглянул сквозь решетку, он громко рявкал на Тристрама:

— Хватит, парень, на меня набрасываться. Держи свои грязные слова при себе. Я к такому обращению ни в коем случае не привык.

— Опять? — кивнул мрачный охранник. — Мы его обломаем, обожди, увидишь. Мы заставим его ползать на брюхе, прежде чем совсем с ним покончим.

Тристрам с запавшими из-за сломанных челюстей губами открыл рот, как рыба. Охранник шарахнулся назад, оскалился и ушел. Чарли Линклейтер подмигнул. Так продолжалось три дня.

На четвертый день Тристрам лежал, как когда-то лежал блаженный Эмброуз Бейли, — навзничь, тихо, подняв взор к небесам. Чарли Линклейтер тряхнул решетку.

— Он умирает. Скорей сюда. Парень дух испускает. Идите сейчас же.

Ворча, пришел охранник. Увидел Тристрама в прострации, открыл дверь камеры.

— Хорошо, — сказал Чарли Линклейтер через пятнадцать секунд. — Просто влезай в его одежку, парень. Отличная работенка, — сказал он, вертя дубинку за петлю из кожзаменителя. — Просто влезай в его форму, вы с ним почти одних размеров. — Между ними распростерся намертво отключившийся охранник. — Слабенькая у него черепушка, — прокомментировал Чарли Линклейтер. Потом нежно поднял его, положил на Тристрамов топчан, накрыл Тристрамовым одеялом. Тем временем Тристрам, тяжело от волнения дыша, влезал в поношенную синюю форму охранника, застегивал пуговицы. — Ключи не забудь, — сказал Чарли Линклейтер, — больше того, парень, не забудь дубинку. Эта маленькая красотка тебе по-настоящему дорогу расчистит. Ну, по-моему, он еще полчаса не очухается, так что попросту не спеши, веди себя естественно. Фуражку как следует нахлобучь на глаза, парень. Жалко, что у тебя эта самая борода.

— Очень признателен, — сказал Тристрам с бешено бьющимся сердцем. — Правда.

— Даже не думай, — сказал Чарли Линклейтер. — Ну-ка, дай мне легонько по кумполу этой самой дубинкой, чтоб все натуральнее выглядело. Камеру запирать нечего, никто не собирается из нее выходить, только ключами не позабудь звякнуть, чтобы все было мило и натурально. Ну, давай. Бей. — Тристрам слабо, как по поданному на завтрак яйцу, стукнул по дубовому черепу. — Можно и получше, — сказал Чарли Линклейтер. Тристрам, крепко сжав губы, шарахнул от души. — Что-нибудь вроде этого, — сказал Чарли Линклейтер, демонстрируя белки глаз. Туша грохнулась на плиты так, что задребезжали жестянки на полке.

В коридоре Тристрам осторожно глянул в обе стороны. В дальнем конце галереи двое охранников, мрачно привалившихся к ограждению колодца, болтали и глазели вниз, словно на море. В другом конце было чисто: до главной лестницы всего четыре камеры. Тристрам беспокоился — бородатый охранник. Нашел в кармане чужих заскорузлых штанов носовой платок и, вытянув руку, закрыл им лицо. Зуб болит, челюсть или еще что-нибудь. Совету Чарли Линклейтера он решил не следовать: раз уж он неестественно выглядит, надо и вести себя неестественно. И неуклюже заплясал вниз по железной лестнице, звякая ключами, топая башмаками. На площадке встретился с другим, поднимавшимся охранником.

— Что с тобой? — спросил тот.

— Хлебало… Мочи нету, — пробормотал Тристрам. Другой удовлетворенно кивнул и продолжал восхождение.

Тристрам потопал вниз. Задержал дыхание. Кажется, слишком легко получается. Пролет за пролетом гремело железо, ряд за рядом бесконечные камеры, желтоватые таблички с плотно стоявшими печатными буквами на каждой площадке: «Тюрьмы Е.В. Правила». Наконец первый этаж, ощущение, будто он держит галереи с камерами на своей собственной опьяненной голове, балансируя ими. Охранник с бычьей мордой, окостеневший, словно ободьями стянутый, столкнулся с ним нос к носу при повороте за угол.

— Эй, ты, — сказал он. — Что с тобой? Новичок, что ли?

— Ум-гум, — шамкнул Тристрам. — Заплутал. Так и знал…

— Если ищешь лазарет, — сказал охранник, — тогда прямо вон там. Мимо не пройдешь. — И махнул рукой.

— Ох, кусочек веревки бы… — прогнусавил Тристрам.

— Все в порядке, приятель, — сказал охранник. И Тристрам поспешил прочь. Теперь пошли сплошь учрежденческие коридоры, стены с негроидно-коричневыми панелями, сильный запах дезинфекции, голубая, освещенная изнутри коробочка над притолокой с надписью: «СЛУЖЕБНЫЙ ЛАЗАРЕТ». Тристрам храбро вошел в помещение с кабинками, с молодыми людьми в белых халатах, с застоявшимся запахом спирта. За ближайшей дверью слышался плеск и журчание воды, бормотание мывшегося мужчины. Тристрам обнаружил, что дверь открыта, вошел. Голубой кафель, пар, мывшийся намыливал голову, крепко зажмурясь, точно в жесточайшей агонии.

— Побриться забыл, — крикнул Тристрам.

— А? — в ответ крикнул мывшийся.

Тристрам с незначительной радостью обнаружил приделанную к скобе в стене электробритву. Включил, принялся соскребать с лица бороду вместе с мясом.

— Эй, — сказал, вновь прозрев, мывшийся, — что тут происходит? Кто вас сюда пустил?

— Бреюсь, — сказал Тристрам, с ошеломлением и ужасом, с яростным недоверием своим глазам глядя, как по мере падения клочков бороды в зеркале появляются впалые щеки. — Еще всего минутку, — сказал он.

— Нигде теперь нельзя уединиться, — проворчал мывшийся. — Даже когда моешься в ванне. — Он раздраженно взбудоражил воду. — Хоть бы для приличия шапку сняли, когда в ванную вламываетесь.

— Всего две секунды, — сказал Тристрам, оставляя усы ради экономии времени.

— Вы обязаны убрать с пола весь мусор, — сказал мывшийся. — Почему я должен наступать босыми ногами на чьи-то усы? — А потом: — Эй, в чем дело? Вы кто такой? У вас борода, — была, по крайней мере, — и тут что-то не так. Охранники бород не носят, только не в этой тюрьме, нет. — Он попытался вылезти из ванны, мужчина с кроличьим телом, с черной полосой волос от грудины до лобка. Тристрам толкнул его, сильно намыленного, обратно и бросился к двери. Радостно увидел в ней ключ, вытащил, вставил с другой стороны. Мывшийся, сплошь в мыле, опять попытался подняться. Чисто выбритый Тристрам по-рыбьи произнес слова прощания, вышел и запер дверь. Слышался крик мывшегося: «Сюда!» — и плеск. В коридоре Тристрам спокойно сказал юнцу в белом халате:

— Я здесь новичок, похоже, заблудился. Как мне выйти отсюда?

Юнец, улыбаясь, вывел его из лазарета и дал указания.

— Вот тут вниз, милый мой, — сказал он, — потом сразу сверните налево, потом прямо, не ошибетесь, мой милый.

— Большое спасибо, — сказал Тристрам, улыбаясь черной дырой рта. Все в самом деле поистине были в высшей степени любезны.

В вестибюле, широком, высоком и мрачном, несколько охранников, должно быть сменившихся, вручали ключи старшему офицеру в новенькой щегольской синей форме, скорее семи, чем шести футов ростом.

— Верно, — говорил он без всякого интереса, — верно, — сверял номера на ключах со списком и ставил галочку, — верно, — передавал ключи помощнику, который развешивал их на стене. — Верно, — сказал он Тристраму.

В массивных металлических дверях тюрьмы был по левую руку открытый проходик. Через него выходили охранники. Все было очень легко. Тристрам чуть постоял на ступеньках, вдыхая свободу, глядя на небо, изумляясь его высоте.

— Тише, тише, не выдавай, — советовал он своему трепетавшему сердцу. И медленно пошел прочь, попробовав засвистеть. Но во рту у него чересчур пересохло.


Глава 8 | Сумасшедшее семя | Глава 10