Он вам посмел сказать в глаза такое!

О, господи!

В дни безмятежной славы нашей вдосталь

Наслушались мы льстивых голосов,

Не справедливо ль, Анна, будет нам

Теперь отведать и суровой правды?

О леди дорогая! Так смириться,

Так духом пасть? На вас и не похоже!

Я чаще за беспечность вас журила,

Чем за унынье.

Узнаю его —

Кровавый призрак короля Дарнлея,

Из гроба он восстал, исполнен гнева.

И он со мной не помирится раньше,

Чем мера бед исполнится моих.

Опять, дружок…

Забывчива ты, Анна,

Моя ж куда как памятлива совесть!

Тому непоправимому злодейству

Сегодня годовщина… так-то, няня!

Вот и пощусь, и каюсь, и печалюсь.

Пора бы тень послать вам на покой!

Немало лет вы каетесь в грехах,

А горький жребий ваш — вины тяжеле.

К тому ж вам церковь грех простила. Церкви

Ключ отпущенья дан — простит и небо.

Отпущенный мне грех, кровоточащий,

Встает из расступившейся земли.

Нет, нет! Супруга мстительную тень

Ни благовест церковный, ни дары

Святые в склеп безмолвный не заманят.

Не вы его убили, а другие.

Но, ведая о всем, притворной лаской

Не я ль его в тенеты завлекла?

Вас извиняет молодость… Вы были

В столь нежном возрасте еще.

Да, в нежном,

А тяжкий грех взвалила на себя.

Вас кровная обида уязвила,

Высокомерье наглого юнца.

Иль не был он взнесен из мрака вашей

Безмерной страстью, как десницей бога?

Не через вашу ль почивальню он

Прошел на трон, любовию увенчан

И вашей прародительской короной?

Он должен был бы помнить, что величьем

Обязан только щедрой вашей страсти.

А он о том позабывал, негодный!

Он вашу нежность грубо оскорблял

Надменностью и низким подозреньем —

И вот добился кары: опостылел,

Не стало чар, слепивших вам глаза.

Вы отказали дерзкому в объятьях,

Презренью предали его. А он?

Пытался ли вернуть благоволенье

Былое ваше? Падал ли пред вами

Он на колени, каясь в преступленьях?

Нет, он упорствовал: созданье ваше,

Он перед вами корчил короля.

Велел на ваших же глазах любимца

Певца, красавца Риччио, прикончить.

Вы только смыли кровью кровь, не больше.

Да: кровью кровь, не больше… Ты хотела

Меня утешить, а сулишь мне плаху.

Когда вы допустили злодеянье,

Вы изменили сердцу своему.

Вас захватила роковая страсть,

Поработил ужасный искуситель,

Проклятый этот Ботвелл! Всю-то вас

Он подчинил своей преступной воле,

Злодей коварный! Зельем и волшбой

Бесовской он вконец смутил вам душу

И распалил…

Все колдовство его —

Мужская мощь и бабья наша слабость!

Нет, друг мой, нет! Всех духов преисподней,

Уж верно, он призвал к себе в подмогу,

Чтоб омрачить ваш светлый разум.

Вы Благим советам больше не внимали,

Не видели, пристойно ль что иль нет;

Забывши стыд свой женский, не считались

С людской молвой; румянец на щеках,

Когда-то благонравия свидетель,

Теперь разжегся пламенем греховным.

Покровом тайны вы пренебрегли!

Слепой порок, бесстыдно обнаженный,

И ваше сердце обуял: бесстрашно

Тщеславились и вы позором вашим —

Торжественно по улицам столицы

Вы честный меч шотландских королей

Нести ему, убийце, повелели

Перед собой, под гневный рев толпы;

Войсками обложив парламент свой,

Вы там, в своем же храме правосудья,

Принудили — прямым насильем — лордов

Повинного в убийстве оправдать,

Чтобы потом… о, господи!

Кончай:

Пред алтарем предстать с убийцей мужа!

Язык не повернется!.. Страшно, гнусно

Деянье это! Истинно оно

Достойно падшей женщины!.. Но вы —

Не падшая! Уж я-то знаю вас —

Сама растила; сердцем вы добры

И угрызеньям совести доступны,

Вот только легкомысленны немного.

Я повторяю: есть такие духи —

Они порой в груди, не защищенной

От темных чар, пристанище находят,

На страшные толкают нас дела

И, в ад сойдя, отчаянье в сердцах

Запятнанных и ужас оставляют.

Но, грех свершив, столь очернивший вас,

Иным соблазнам вы не поддавались,—

Я исправленью вашему свидетель.

Так подымите ж голову и сами

С собою помиритесь! Если есть

На вас грехи какие — им судья

Не королева и ее парламент.

Насильники они! Вы перед их

Судом неправедным и самозваным

С отвагою невинности предстаньте.

Кто там?

Уйдите! Это он, племянник!