Эпилог

Балтийское море, борт лайнера «Суоми».

20 июня 1950 года, 12 часов 15 минут.

Белоснежный красавецлайнер удалялся от Кёнигсберга, вспенивая и расшибая встречные волны своим широким, совсем не крейсерским носом. Заказанный на верфях «Блом унд Фосс» резко пошедшей в гору фирмой «Нокия», лайнер стал настоящим символом новой Финляндии – богатой, сытой, спокойной и безопасной страны. Не отличаясь особой быстроходностью, – «Титаник», вон, рекорд скорости ставил, и чем все закончилось? – этот трансатлантический лайнер призван был поражать воображение пассажиров своим богатством, роскошью, вышколенностью обслуживающего персонала и профессионализмом моряков. Для придания особой статусности этому кораблю совет директоров фирмывладельца даже переманил на его мостик, с военного флота капитана Раниена, командира легендарного броненосца «Ильмаринен», принявшего вместе со своим систершипом, «Вяйнаминен», неравный бой с двумя советскими линкорами в Аландском бою. Неизвестно какими посулами сманили на круизное судно старого морского волка, но, по слухам, благодаря этой сделке он стал очень обеспеченным человеком.

День выдался довольно свежий и палуба была пустынна: всего несколько человек, в основном дети и подростки, вместе с родителями или гувернантками, которым все было нипочем, находились на ней, пара человек в шезлонгах читала газеты, да на корме, задумчиво вглядываясь в удаляющийся берег, стоял молодой черноволосый гауптштурмфюрер со скромными «Железным крестом» 2го класса, значками «За ранение», «За подбитый танк», «Киликийский щит», да израильским орденом «Подавитесь гои»^[126] 3й степени на груди и нарукавной лентой «Турция», соответственно, на рукаве. На левом отвороте кепи офицера был значок с изображением эдельвейса – эмблема горных стрелков Германии. Он стоял за некоей палубной надстройкой, название и предназначение которой для него, человека сугубо сухопутного, было совершенно неизвестно. Со стороны можно было подумать, что он укрывается, выслеживая когото, однако взгляд его, обращенный к берегу, был отсутствующим, а на губах блуждала легкая задумчивая улыбка. Столь необычное для пассажира лайнера место расположения этого молодого человека объяснялось просто: он привык иметь прикрытой спину, и даже здесь, на спокойном судне для перевозки толстосумов, боевая привычка давала знать о себе.

Внезапно гауптштурмфюрер встрепенулся, отгоняя от себя некие личные, но, вероятно, приятные мысли, наклонил голову, прислушиваясь, и удивленно нахмурился.

– Роман! Роман, ну что это за ребенок? – донеслись до гауптштурмфюрера слова на русском языке. – Не суй туда руки, бесененок, папа будет ругаться! Максим, ну скажи же ты ему!.. Опять смылся! Мальчишка, ейжеей, а не красный командир!

В укрытие эсэсовца проскользнул моложавый советский подполковник танковых войск с целым иконостасом советских, немецких, турецких, монгольских и северокитайских наград – имелся даже редкий тувинский орден «Дружба народов».^[127] На худощавом лице подполковника застыла ироничнораздраженная улыбка.

– Здравия желаю, товарищ подполковник, – козырнул эсэсовец. Обратился он к танкисту, впрочем, не слишком громко, сочтя, что тот не желает быть обнаруженным.

– Guten Tag, herr Hauptsturmfuehrer, – столь же тихо отозвался тот. – Я вам тут не помешал?

– Ничуть, – немец отодвинулся, давая старшему по званию больше места.

– И все же прошу меня извинить. Супруга, – танкист кивнул головой в сторону палубы, где невидимая им женщина продолжала распекать шалящего сына, – сегодня не в духе, да и ее чрезмерная материнская забота о нашем сыне…

Подполковник цокнул языком и покачал головой.

– Обычно она себя сдерживает, понимает, что наш первенец все же мальчик и держать его на коротком поводке неразумно, но сегодня с нею лучше не спорить. В такие моменты предпочитаю находиться от жены подальше.

– Бог не сладит с бабой гневной, – блеснул знанием Пушкина гауптштурмфюрер.

– Точнее не скажешь, – хохотнул подполковник и протянул ладонь для рукопожатия. – Давайте знакомиться? Макс Александр Хальсен, новый советский военный атташе в Японии. У вас замечательное знание русского.

– А это мой родной язык, – эсэсовец улыбнулся и ответил крепким рукопожатием. – Новый второй заместитель военного атташе Германии в Японской Империи, Геннадий Кудрин. Хотя по документам – Гейнц Гудериан.

– Эк как с именемто повезло, – Хальсен хмыкнул.

– Ну, это еще что. С нами новый первый заместитель атташе плывет, моряк, так тот вообще Геббельс. Не корабль, прямо, а рейхсканцелярия.

Подполковник вновь коротко хохотнул:

– Ну, полагаю, о том, каким образом русский парень стал капитаном горнострелков СС, вы мне за время плавания еще расскажете, времени у нас будет много.

– Да что там рассказывать? – отмахнулся гауптштурмфюрер. – Был сыном полка, стал сыном Рейха.

– Надо же, рейхов сын, – рассмеялся его собеседник. – Но все же, надеюсь, поведаете поподробнее. Кстати, заходите вечером к нам вместе с вашим «рейхсминистром», я прихватил с собой несколько бутылочек дагестанского коньяка.

– Со всем моим удовольствием, – ответил Кудрин. – За коллегу не поручусь, хотя он парень компанейский, вряд ли откажется. Хм… Мне кажется, или ваша супруга замолчала?

Подполковник выглянул изза угла надстройки.

– Похоже, загналатаки Ромку в каюту, – отметил он, обернувшись к Гене. – А ваш спутник – корветтенкапитан?

– Именно так, – кивнул молодой человек. – Он на палубе?

– Спускается с мостика. Причем выражение лица его мне совсем не нравится.

– Может, случилось что?

– А пойдемте спросим, – предложил подполковник. – В конце концов, последние дни на австралийскояпонской границе крайне неспокойно. Сами знаете, американцы воду мутят, японцы не отстают, постоянные провокации и стрельба с обеих сторон. Может, радиограмма какая по этому поводу?

– И впрямь, стоит спросить Карла, что случилось, – согласился Кудрин.

Мужчины стремительным шагом преодолели пространство до спустившегося на палубу моряка и, после короткого знакомства Макса Александра Хальсена с КарломВильгельмом Геббельсом, поинтересовались, что последнего так встревожило.

– Я только что от Раниена, – мрачно произнес тот. – Капитан просил меня донести до всех военных и дипломатов на корабле о том, что вчера американояпонское противостояние перешло в активную фазу.

– Вот, чтоб их всех, – ругнулся танкист. – Неймется им. Неужто опять война?

– Это не все, – произнес Геббельс. – Пока это не подтвержденная информация, но, судя по всему, час назад американцы применили на Яве ядерное оружие.