на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


ГЛАВА СЕДЬМАЯ

— У тебя все в порядке? — спросил Корнелиус.

— Просто прекрасно.

— Все еще думаешь, что будешь готов уехать во вторник?

— Моя секретарша заказала билет.

— Хорошо... Никаких проблем?

— Никаких.

Я позвонил ей, как только вернулся в свой кабинет. Я намеревался подождать до вечера, но теперь понял, что ждать было невозможно. Я должен был поговорить с ней немедленно.

Из квартиры ответа не было, тогда я позвонил в ту квартиру, где она жила с детьми, и поговорил с домоправительницей.

— Мисс Фоксуорс уехала на несколько дней, сэр. Она покинула дом час тому назад.

— Куда она уехала?

— Я не знаю, но она оставила адрес своему отцу на случай крайней необходимости. Я уверена, если вы попросите мистера Ван Зейла...

Я повесил трубку. И не удивительно, что Корнелиус так осторожно спрашивал меня о моем здоровье. Я позвонил ему домой в Аризону и Бар-Харбор, но никто там не ожидал ее прибытия. Позже в течение дня я звонил туда еще раз, но ее там не было.

Я как-то выдержал остаток дня и, когда приехал домой поздно вечером, нашел письмо, которое прибыло для меня с нарочным. Она писала:

«Я не хочу видеть тебя до твоего отъезда и не хочу, чтобы ты звонил мне из Лондона. Без сомнения, мы, в конце концов, встретимся опять, но к тому времени я смогу пережить все это. Я искренне надеюсь, что ты будешь счастлив в Лондоне и получишь от жизни все, что бы ни захотел».

Я включил телевизор, чтобы отвлечься, но это было невозможно. Я выключил его и прочитал письмо еще раз. Я не решился позвонить в винный магазин и сделать заказ, поэтому сразу же приготовил себе большую порцию кока-колы, сильно смешав ее с лимоном, но выпил это за несколько секунд, что меня обеспокоило. Это плохо. Я всегда пытался пить медленно. Я решил, что должен достать хинной воды. Я не хотел пить ее быстро. Доставляет ли супермаркет хинную воду? Я не мог вспомнить. Я решил спросить об этом в ближайшем винном магазине.

Я направился в магазин, но по дороге мне пришло на ум, что было бы легче, — не быстрее, не благоразумнее, просто легче — если бы я зашел вместо этого прямо в супермаркет, поэтому я пошел туда и купил упаковку из шести «Севен-ап».

Вернувшись домой, я приготовил себе порцию фальшивого «Тома Коллинза» и выпил его очень медленно, пока не нашел лист бумаги и не сел за кухонный стол.

Я написал: «Дорогая Вики», однако эти слова показались такими холодными, что я разорвал листок и попытался начать сначала. Слова не приходили на ум. Я вспомнил, как Вики сказала: «Выйди из этого заколдованного круга!» и внезапно подумал, как прекрасно быть свободным. Что мне хотелось сделать? Я подумал, что мне хотелось бы жить с Вики на пароходе где-нибудь далеко отсюда. Я любил море и был хорошим матросом. У моего отца была яхта, и каждый уик-энд летом он брал меня с собой в пролив Лонг-Айленд.

Я резко встал. Мой стакан был пуст. Приготовив себе еще одну порцию фальшивого «Тома Коллинза», я взял блокнот, на котором записал список важных дел, которые еще следовало урегулировать перед отъездом в Лондон. Затем я позвонил управляющему дома, чтобы договориться о передаче моей квартиры в субаренду; я пролистал «желтые страницы» и нашел фирму, которая увезет и сохранит мое скудное имущество; я сделал список книг и записей, которые хотел упаковать и послать посылкой в Лондон. Это заняло некоторое время. Я приготовил себе гамбургер, но есть его не мог. Это заняло еще четверть часа, однако ночь все еще бесконечно продолжалась. Отодвинув в сторону стакан, я попытался написать Вики еще раз.

На этот раз моя попытка была более успешна. Я написал: «Вики, я очень сильно тебя люблю. Я думаю, ты слишком поспешила, когда настояла, чтобы мы разошлись, и я знаю, я был неправ, что не сделал попытки найти компромисс. Не пожелаешь ли ты, по крайней мере еще раз, встретиться со мной до моего отъезда, чтобы понять, не сможем ли мы найти выход из положения? Я уверен, ты была права при обсуждении вопроса о нашем браке, и мне жаль, что я так неправильно повел себя. Пожалуйста, дай мне еще один шанс направить этот вопрос в правильное русло. Мне так одиноко без тебя. С любовью, Скотт».

Я почувствовал себя гораздо более оптимистичным относительно моего будущего, как только написал это письмо. Я подумал, что, если смогу уладить наши отношения, она согласится провести каникулы в Лондоне в следующем году, а раз мы проведем вместе некоторый короткий период времени, то заложим основу для будущих визитов. Разумеется, я мог бы подарить ей обручальное кольцо, чтобы заверить ее, что твердо стою на идее женитьбы, а раз уж она знает, что я связан обязательством, я думаю, ей будет легче признать идею длительной помолвки. Я допускаю, что длительная помолвка — не идеальная ситуация, но, с другой стороны, это не является ни неизведанным, ни трудным. Во флоте я часто встречал мужчин, помолвленных в течение многих лет, которые лишь изредка видели своих невест, и никто не считает такую ситуацию ни в малейшей степени странной.

— Пожалуйста, не можешь ли ты отправить почтой это письмо Вики? — спросил я позже Корнелиуса. — Это очень важно, и я знаю, у тебя есть ее адрес.

Был День благодарения, и банк был официально закрыт, но я был вынужден идти пешком до центра, чтобы добраться на работу. Я уже отказался от присутствия на семейном обеде в День благодарения. Когда я позвонил в дверь квартиры Ван Зейлов, я обнаружил, что Корнелиус закончил свой завтрак, но продолжал оставаться в столовой за последней чашкой кофе.

Он жестко взглянул на меня.

— Она не хочет, чтобы ее кто-либо беспокоил. Она очень огорчена.

— Представляю. Цель этого письма состоит в том, чтобы уменьшить ее огорчение. Ты хочешь прочитать его? Валяй. Я открою конверт.

— Боже мой, нет, конечно, я не хочу читать твою личную корреспонденцию! Что случилось между тобой и Вики, меня не касается!

— Тогда ты отправишь письмо.

— Ладно. — Он холодно посмотрел на конверт.

Я подсел к нему за стол.

— Я сожалею обо всех этих неприятностях, Корнелиус.

— Конечно, ты сожалеешь. Ты испортил мне весь День благодарения. Я рассчитывал, что Вики будет здесь. Алисия уехала, чтобы побыть с Эндрю и Лори, и я не знаю, когда она вернется.

— Я... уверен, она не будет долго отсутствовать.

— Нет, вероятно, нет, но все равно... Ты просто не знаешь, что здесь происходило. Мы еще раз поссорились с Себастьяном.

— Еще раз поссорились? Ради Бога, из-за чего?

— Ну, я... ты знаешь, я никогда не меняю важных решений, но...

— Ты предложил восстановить его на работе? — Я пытался не выглядеть потрясенным.

— Да, ну, понимаешь, Алисия была так огорчена, а... ну, ладно, я считал, что, может быть, я немного поторопился, и... ох, черт с ним, какое это имеет значение! Во всяком случае, Себастьян отверг эту идею, так что мы оказались отброшенными назад к самому началу.

— Себастьян отказался от твоего предложения восстановить его на работе? — На этот раз я не смог скрыть своего недоверия.

— Да, это так. «Я не отказываюсь ни от одного слова, которое я сказал, когда ты уволил меня, — сказал он. — Я не вернусь, пока ты не откажешься от должности и не сделаешь меня старшим партнером». Тогда я так обезумел, что стал угрожать ему, что он не получит другой работы на Уолл-стрит, а ты знаешь, что он ответил? «Побереги свою энергию, — сказал он. — Я бросаю банковское дело. С меня достаточно. Делай все, что тебе придет в голову, — сказал он, — и увидишь, есть ли мне до этого дело. Я собираюсь уехать в Европу. Это единственное цивилизованное место, где можно жить. Мне довольно грубости, мещанства и искусственного общества».

— Он сошел с ума! — я вспомнил, как сильно Себастьян любил Нью-Йорк. — Он не может так сделать!

— Как раз это я и сказал ему: «Ты не можешь так сделать! — сказал я. — Ты подумал о матери? Ты не можешь жить за тысячу миль от нее! Что она будет делать?» — «Это ее проблема, — ответил он, — и я надеюсь, ты с удовольствием ее решишь». И он вышел. Боже мой! Должен сказать тебе, это были ужасные сорок восемь часов!

— Мне очень жаль, очень жаль. Я знаю, может показаться, будто это все по моей вине...

— Верно. Но, может быть, у нас будет хоть немного спокойствия, когда ты отплывешь в Европу. Слава Богу, ты скоро уедешь, — сказал Корнелиус, кладя письмо Вики в карман, и вышел из комнаты, не говоря больше ни слова.

В пятницу я отправил свое имущество — частично на хранение, частично — в упаковку — и, оставив квартиру, снял номер в гостинице «Карлайл», чтобы провести остаток времени в Нью-Йорке. Однако, поскольку я провел свой уик-энд на работе, я мало был в гостинице, и к тому времени, когда закончил свои дела, к ночи на понедельник я был так измучен, что сомневался, как смогу собраться с силами, чтобы дотащиться до своего номера. Я почти уже выходил из офиса в последний раз, когда зазвонил красный телефон на моем столе.

По-видимому, Корнелиус также допоздна задержался на работе, возможно, чтобы оттянуть момент, когда он должен будет вернуться в свою пустую квартиру. Алисия все еще была в Калифорнии, а Вики еще не ответила на мое письмо. Я был почти уверен сейчас, что она его никогда не получит.

— Да? — ответил я резко в красную трубку.

— Ты еще остаешься?

— Я собираюсь уходить.

— Хорошо, я подвезу тебя в жилые кварталы.

Некоторое время мы сидели в «кадиллаке» молча, но где-то севернее Кэнел-стрит он спросил:

— Слышно что-нибудь от Вики?

— Нет.

— Ох. Я отправил письмо. Я полагаю, ты думаешь, что я не отправил его.

— Совершенно верно.

— Ну, ты ошибаешься.

— Ладно, ошибаюсь.

Мы проехали в жилые кварталы немного дальше.

— Сожалею, но я был на следующий день так сердит на тебя, — сказал Корнелиус. — В конце концов, я весело провел День благодарения. Я получил большое удовольствие от ребят. Я чертовски счастлив, что у меня пять внуков.

«Кадиллак» остановился у светофора. Я выглянул из окна, на пустырь, и из-за усталости этот пустырь не показался мне таким безобразным.

— Но, разумеется, они еще очень юные, — сказал Корнелиус. — Они великолепны, но я на самом деле не могу разговаривать с ними, ты знаешь, не могу... Я не знаю, как за это приняться. Я пытался учить Эрика и Пола играть в шахматы, но они, по-видимому, не хотели этому учиться. Ах, Скотт, как насчет быстрой шахматной партии сегодня вечером? Только одну последнюю партию перед тем, как ты уедешь.

Мне пришлось согласиться, чтобы не выглядеть враждебным.

— Хорошо, не будем играть, если ты слишком устал, — сказал он беспокойно. — Тогда пообедаем и выпьем кока-колы.

— Давай. — Я с трудом собрался с мыслями. — Спасибо.

Пока мы ждали, когда пожарятся бифштексы, Корнелиус открыл кока-колу.

— Что ты думаешь о событиях в Юго-Восточной Азии? — спросил он. — Мне интересно знать, прав ли Джонсон, продолжая политику Кеннеди. Война хороша для большого бизнеса. Вспомни Корею.

— Конечно.

— Надеюсь, Эндрю не отправят туда. Я сделал все возможное, чтобы предотвратить это, но теперь он говорит, что хочет туда ехать. Разумеется, для Алисии это будет последней каплей. Боже, это был ужасный год. Между прочим, слышал ли ты что-нибудь о расследовании этого убийства? Конечно, это все заговор коммунистов. Я говорил Сэму еще в сорок девятом году...

Я мысленно отключился, и пока Корнелиус продолжал говорить, я смотрел на безобразную мебель в комнате, абстрактные картины, неясно навевающие мысли о насилии, шкафы нечитанных книг, пустые украшения пустой жизни.

Мы ели бифштексы молча. Неожиданно Корнелиус велел принести полбутылки красного вина и выпил все до капли. Наконец он сказал:

— Я вижу, что ты очень устал. Мне жаль, я полагаю, что был эгоистичен, когда затащил тебя сюда пообедать. Но я не могу не думать о том, что завтра ты уедешь. Мне будет тебя не хватать.

— Это ты сам решил, Корнелиус. Не я.

— Решил? Кто это решил? Нет, не говори так, Скотт, мы расстаемся друзьями, правда?

— Конечно.

— Это хорошо. Пожалуйста, пойми, я на самом деле признателен тебе за то, что ты закрываешь собой эту брешь, — лондонский филиал, — и не думай, что я забыл, как выразить мою благодарность, когда придет время.

После небольшой паузы я сказал:

— Благодарю. Я надеюсь, что моя работа в Лондоне тебя не разочарует.

— Я уверен в тебе. Хорошо. Я рад, что мы снова понимаем друг друга.

Когда мы закончили обедать, он проводил меня в холл.

— Хорошо, вот что я думаю, — сказал он. — Теперь мы скажем друг другу «до свидания». — И он недоверчиво протянул мне руку.

Я посмотрел на руку. Затем взял ее, потряс и опустил.

— До свидания.

Он смотрел на меня. Его глаза блестели от слез. Я подумал, что вино сделало его непривычно сентиментальным, и мне показалось это выражение эмоций очень неприятным.

— Ты всегда будешь моим мальчиком, — сказал он, — что бы ни случилось. Запомни это.

Я думал о нем, убившем моего отца, и мне хотелось плюнуть ему в лицо, мне хотелось избить его до полусмерти, мне хотелось схватить его за горло и выдавливать из него жизнь очень медленно, так, чтобы он мог понять весь ужас медленного умирания. Но я не двигался. Я просто подумал про себя: «В конце концов я его уничтожу», но вслух я только сказал: — Я буду помнить.

Мы расстались, и я пошел в гостиницу «Карлайл».

Письма от Вики еще не было, и, хотя я звонил ее домоправительнице, ответа не было. Теперь я знал, что Вики решила порвать со мной, и думал, смогу ли я отложить отъезд, встретиться с ней по ее возвращении в город и вынудить ее изменить решение. Затем я решил, что откладывание моего вылета было бы опасным. Если я отложу вылет один раз, она уговорит меня отложить его еще раз. Мои нервы могли не выдержать. Я уже испытывал эмоциональные муки, из которых я не смог выбраться живым.

Ночь тянулась медленно. Я почувствовал, что Смерть очень близка. Я непрерывно думал о Вики, спрашивал себя, как я смогу выжить, если она настоит на разрыве наших отношений.

Жизнь внезапно превратилась в непрочную нить, которую можно было разорвать в любой момент, и пока я наблюдал, как рассветало над Ист-Ривер, я увидел смерть, подходившую ко мне по шахматной доске на берегу моря.

Итак, наконец моя фантазия слилась с действительностью и я претворяю в жизнь миф, который интриговал меня так долго. Когда я вошел в багажную секцию в здании Международного аэропорта имени Дж. Кеннеди, я оказался среди мрачного пейзажа, в котором Роланд совершил свой поиск, и, когда я увидел эту исковерканную пустыню из бетона и стали, я узнал ее — это была пустынная местность на подступах к Темной Башне.

Я остановился, поскольку это ощущение узнаваемости захлестнуло меня. Я знал, что где-то должен быть знак, указывающий путь к неизбежному моменту, когда я должен буду принять решение о моем будущем, и когда я повернулся вокруг, я увидел табло вылетов, на котором светящимися буквами было написано

ЛОНДОН

Мгновенно я представил зрительно самолет, который увезет меня в Англию. Я увидел его так же ясно, как Роланд видел свою Темную Башню, и внезапно я понял: время настало, это было то место, где я должен был сделать выбор, — или добиваться честолюбивой мечты, или отказаться от нее — это было то место, где Роланд вынужден был принять свою участь, поднеся волшебный рог к губам.

Кто-то окликнул меня по имени. Я оглянулся назад и увидел ее — она была здесь, одетая в белое платье в противоположность фигуре в черном капюшоне, созданной моей фантазией, и пальто из пестрой норки плотно облегало ее фигуру, защищая от холода смерти. И когда она бежала ко мне, пробиваясь через толпу, она протягивала руки и кричала: «Скотт, не уезжай!»

Затем голос высоко над нами произнес: «Британская трансокеанская компания объявляет вылет рейса 510 в Лондон...»

Она была в моих объятиях. На минуту все остальное отошло на задний план, и тогда я ясно понял, что должен сделать.

— Ох, Скотт, пожалуйста, ты не должен уезжать, не должен! Разве ты не понимаешь, что происходит? Разве не понимаешь?

— ... просим всех пассажиров, имеющих посадочные талоны, подойти к...

— Я бы оставила все, я бы поехала с тобой в Лондон, но это будет все равно бессмысленно, потому что главная проблема, которая тебя беспокоит, остается нерешенной, и пока она существует, в твоей жизни никогда не будет достаточно места для меня...

— ...«Эр Франс» объявляет вылет рейсов в Париж, Рим, Бейрут.

— Прости себя, прости моего отца, прекрати это, пойдем отсюда, останемся, переживем — я помогу тебе, клянусь, останься со мной, и я знаю, мы сможем преодолеть это вместе, я знаю, мы сможем, я знаю это...

Я это тоже знал. Здоровая, разумная, рациональная часть моего мозга знала это. Та часть, которая любила Вики, знала это. Я посмотрел на паспорт, который держал в руке, посмотрел на посадочный талон между пальцами, который собирался разорвать на две части, но затем снова вмешалось прошлое и парализовало меня, а пальцы мои перестали двигаться.

Волшебный рог был у моих губ, но фанфары жизни не звучали, и поскольку я тщетно боролся хоть за один вздох, который сделал бы меня свободным, я увидел, как ко мне приближается судьба, но не та, которую я хотел, а та, которой я не мог избежать; она охватила мою жизнь и потащила меня к Темной Башне.

— Я не могу остаться, — прошептал я, — я хочу, но не могу, не могу, не могу, не могу.

Она отшатнулась от меня.

— Тогда я не могу ничего больше сделать. Я не могу тебе помочь. Я не могу оказать на тебя влияние. И я никогда больше не увижу тебя.

Мы не сказали больше ничего. Она смотрела на меня без слов, слишком потрясенная, чтобы обнаружить глубокие чувства, слишком изнуренная, чтобы попытаться преодолеть бесполезность рациональных аргументов, и, наконец, спотыкаясь, пошла к выходу.

— В последний раз приглашаем пассажиров на рейс 510 Британской трансокеанской авиатранспортной компании в Лондон...

Я прошел через большой холл, прошел к самому дальнему выходу из этой пустыни из бетона и стали, прошел с Роландом и, как Роланд, к самому концу этого мира, который стал моим, пошел к Темной Башне и вошел внутрь.

— Первый класс, сэр? Сюда, пожалуйста. Место около окна... Разрешите мне взять ваше пальто?

Я сел и ждал, и через некоторое время кто-то снова начал со мной говорить.

— Не хотите ли выпить, сэр, пока мы не взлетели? — спросила хорошенькая стюардесса, стоявшая около меня.

Я посмотрел на нее и страстно захотел умереть. Боль, которую причинила мне жизнь, была сильнее, чем я мог вынести.

— Да, — сказал я. — Я хочу выпить. Принесите мне двойной мартини со льдом.


ГЛАВА ШЕСТАЯ | Грехи отцов. Том 2 | ГЛАВА ПЕРВАЯ