О РАБОТЕ МОЗГА

Как могучий дуб в расцвете сил, плодовито и ветвисто живое дерево павловского учения. Неисчерпаемо богатство содержащихся в нем открытий и новых сведений. Неудержимо растет и развивается оно дальше. Конечно, дать хотя бы даже в самых общих чертах представление о его современном состоянии в нашей брошюре невозможно. Мы коснемся в этом разделе лишь тех вопросов, которые необходимы для усвоения материала следующего раздела, где рассказывается о правильном научном понимании гипноза и внушения.

Начало исследований И. П. Павлова по изучению работы мозга относится к 1901 году. К этому времени Павлов был уже известным ученым, его труды получили признание и в России, и за границей.

Ценные результаты были получены Павловым и его сотрудниками при изучении пищеварения. В ходе этих опытов Павлов встретился с явлением «психического слюноотделения», необъяснимым тогда с физиологических позиций. И он круто переменил фронт своих исследований, перешел к изучению психических процессов.

Сам по себе факт психического слюноотделения, который вызвал решительный поворот в научных.изысканиях Павлова, на первый взгляд был мал и незначителен. Заключался он в следующем: у собак, на которых изучалась работа слюнной железы, слюна выделялась не только при попадании пищи' в рот, но и тогда, когда собака видела эту пищу издали или даже просто слышала шум шагов служителя, обычно приносившего ей еду.

Каким образом может объяснить физиолог, что эти, казалось бы, для пищеварения совершенно посторонние, или, как говорил о них Павлов, «не идущие к делу раздражители», оказывают на работу слюнных желез такое же действие, как и сама пища?

Этот факт казался ясным и даже само собой разумеющимся в психологии. Собака хочет есть, видит пищу или слышит, что идет человек, который всегда эту пищу приносит; понимает, что желанный момент еды приближается, и у нее заранее выделяется слюна. Вполне разумно поступает собака! У людей ведь тоже так: когда мы голодны и слышим приготовления к обеду, у нас в предвкушении еды «слюнки текут».

Вот эта-то «разумность факта» и заставила вначале самого Павлова и его сотрудников назвать это явление психическим слюноотделением, тем самым отнеся его к разделу психологии.

Павлов и его сотрудники пытались сами временно превратиться в психологов и наудачу стали делать предположения о тайных помыслах и чувствах подопытных собак. Основанием для предположений служило сопоставление поведения собак с тем, как поступил бы человек в подобном случае.

Однако И, П. Павлов после долгих и мучительных сомнений убедился в полной научной бесплодности этого временно увлекшего его пути. Павлов решил вернуться к строго экспериментальному исследованию. Такое решение логически вытекало из всей творческой жизни этого великого мастера проникать в тайны глубоко скрытых в организме процессов, физиолога до мозга костей.

«Манера думания» Павлова сложилась под влиянием русских революционных писателей-демократов 60-х годов. Наиболее глубокое влияние на него оказали произведения Д. И. Писарева.

Когда И. П. Павлов мучился в поисках путей познания психики животных, как близки были ему тогда мысли Писарева, прозвучавшие в его статье «Прогресс в мире животных и растений». Писарев писал: «Ум, чувство, инстинкт, талант, гений, темперамент, характер и разные другие выражения, относящиеся к психической жизни животных организмов, — все это очень опасные и неудобные слова. Они заслоняют собой живые факты, и никто не знает, наверное, что именно под ними скрывается, хотя каждый ежеминутно произносит эти слова и при этом всегда старается этими непонятными словами что-то такое выразить и что-то такое объяснить. Вопрос об умственных способностях всех животных, стоящих ниже человека, совершенно затемнен разными непонятными словами, которые приносят особенно много вреда, потому что все к ним прислушались и привыкли и все воображают, будто в этих знакомых словах заключается очень определенный смысл.

Вам ежеминутно случается слышать, что собака любит хозяина по инстинкту, кошка преследует мышей по инстинкту, ласточка вьет гнездо по инстинкту, пчела устраивает восковую ячейку по инстинкту. Куда как это хорошо и удобно! Все по инстинкту! А что такое инстинкт— это всякий понимает; это вот — когда собака любит хозяина, кошка преследует мышей, ласточка и т. д.; вот это и есть инстинкт. Поняли вы теперь, почему собака любит хозяина, почему кошка и т. д.? Ну как же не понять?

Вы знаете Петра? — Нет не знаю. — Да это тот, что женат на Авдотье. — Да я и Авдотью не знаю. — Ах, боже мой, да это та, что замужем за Петром. — А! Ну, теперь знаю и Петра и Авдотью! Давно бы вы мне так объяснили. Благодарю вас покорно за то, что научили меня уму-разуму!

Мы почти всегда рассуждаем таким образом, то есть неизвестного Петра объясняем неизвестной Авдотьей, а потом, когда прислушаемся во время объяснительного разговора к обоим неизвестным именам, то начинаем считать их известными, и вопрос оказывается решенным»^[15].

Ведущим мотивом творчества Павлова был призыв Писарева всегда и всюду искать подлинные причины психических явлений. Ни в коем случае не успокаиваться на ничего не значащих чисто словесных объяснениях, только скрывающих незнание и тем тормозящих настоящее исследование.

В поисках ключа к тайнам мозга, к этой запретной обители религиозной «бессмертной души», Павлов пошел по пути, открытому отцом русской физиологии И. М. Сеченовым.

В своей знаменитой книге «Рефлексы головного мозга» Сеченов с убедительной простотой и ясностью доказал, что: 1) деятельность так называемой души, или психика, не есть проявление некоей бесплотной невещественной сущности, а представляет собой продукт работы сугубо материальной субстанции — мозга; 2) эта душевная деятельность отнюдь не является абсолютно свободной в своих проявлениях, а тесно связана с физиологическими закономерностями работы высших отделов мозга; 3) психическая деятельность мозга, подобно деятельности всех других органов человеческого тела, не только не является оторванной и независимой от внешнего мира, но всецело обусловлена его воздействиями и без них вообще становится невозможной. Эти мысли Сеченова были встречены взрывом негодования со стороны служителей религии, царских чиновников и психологов-идеалистов. Царская цензура начала против ученого судебное дело. По поводу книги цензор писал: «Эта материалистическая книга, отвергая свободную волю и бессмертие души, не согласна с христианством». Митрополит Петербургский и Ладожский требовал ссылки Сеченова в Соловецкий монастырь.

Свет гениального предвидения Сеченова освещал Павлову его путь в глубины мозга.

Как и Сеченов, Павлов не только смело отказался от навязывавшегося религией извечного деления организма на «бессмертную душу» и тленное тело (из чего вытекало и положение о различии в способах их познания). Исходя из их единства Павлов пришел к выводу, что необходимо изучать единым научным методом все формы деятельности организма, в том числе и психическую.

В руках Сеченова еще не было истинного экспериментального метода изучения психики. Павлов нашел этот метод. Он и послужил ему ключом к самым сокровенным, запретным тайнам «души».

Павлов говорил, что ученые должны сойти сами с шаблонных позиций тщетных словесных рассуждений об особенностях психики животных, которые были по сути дела лишь «объяснениями неизвестного Петра неизвестной Авдотьей». Павлов направил все усилия на точный экспериментальный анализ условий, вызывающих психическое слюноотделение.

а) Условные рефлексы. Психические явления не случайно тысячелетиями ускользали от точного научного анализа. Одной из серьезных помех был неправильный исходный взгляд на психические явления. Он выразился в религиозном представлении о «бессмертной душе». Другой, не менее важной причиной непознанности законов психики была чрезвычайная сложность этих явлений, их видимая капризность, изменчивость. Явление психического слюноотделения у павловских собак не составляло исключения. Оно также в первое время ставило в тупик экспериментаторов своим непостоянством, то появлялось, то исчезало. Только что начинало казаться повторяющимся из опыта в опыт и вдруг совершенно непредвиденно пропадало. И все приходилось проделывать с самого начала.

Страстная настойчивость Павлова и горячая приверженность его сотрудников делу помогли преодолеть все трудности.

Павлов пришел к выводу, что реакция психического слюноотделения представляет не что иное, как рефлекс, т. е. реакцию организма на внешнее воздействие, осуществляемую с помощью нервной системы. Но только' рефлекс особого рода, а именно — рефлекс условный. Главным условием его образования является совпадение во времени возбужденного состояния одного нервного центра коры больших полушарий мозга (например, зрительного) с возбуждением другого (например, пищевого). Поэтому Павлов назвал условные рефлексы также временными связями, подразумевая под этим связь, в основе образования которой лежит время.

Время — главное условие образования и всех других видов условных рефлексов — двигательных, сосудистых и т. д.

Так, если несколько раз сочетать включение лампочки с последующим прикладыванием колбы с теплой водой к руке человека (в ответ на что кровеносные сосуды руки расширяются), то вскоре одно лишь включение лампочки само по себе будет вызывать у этого человека расширение кожных сосудов и ощущение тепла на руке. Свет лампочки приобрел здесь значение сигнала, предвещающего тепло. Это пример выработки сосудистого рефлекса у человека.

Условные рефлексы — ценное биологическое приспособление. Условный сигнал, предваряя по времени своего появления другие жизненно важные раздражители, заранее подготавливает ответ организма. Вот примеры, которые показывают, насколько условные рефлексы помогают высшим животным и человеку лучше, быстрее и точнее приспосабливаться к меняющимся условиям жизни. Чуть слышный хруст ветки под лапой хищника заставляет его жертву заранее спасаться бегством. Понятно, что это выгодно, ибо увеличивает ее шансы на спасение. Едва уловимый запах гари заставляет животных спасаться от лесного пожара. Тот факт, что у человека выделение пищеварительных соков начинается при одном

лишь виде приготовлений к обеду, также биологически важен. Лучше, что пища попадает в богатый пищеварительным соком желудок. Это способствует ее быстрейшему и более полному усвоению и т. д.

Условными рефлексами пронизаны многие наши обычные движения — манера сидеть за столом, держать нож и вилку, входя вечером в свою комнату, машинально подносить руку к выключателю и зажигать свет. Езда на велосипеде, плавание, гребля; трудовые навыки — возможность ловко владеть рубанком, молотком, напильником и т. д. — все это не что иное, как выработавшиеся у нас в процессе жизненного и трудового опыта цепи условных рефлексов — временных связей.

Условные рефлексы стали главным методом изучения законов работы мозга.

б) Торможение. Центральная нервная система занимает ведущее положение в организме, играет роль высшего регулятора его деятельности благодаря восприимчивости ее клеток к малейшим раздражениям. Но это ценное биологическое свойство, позволяющее быстрее и точнее приспосабливаться к условиям жизни, имеет и обратную сторону. Высокая чувствительность нервных клеток мозга связана с их чрезвычайной хрупкостью, или, как говорил Павлов, «стремительной функциональной разрушаемостыо, быстрой утомляемостью». Здесь вступает в действие другой важнейший нервный процесс— торможение. Его роль, как показали исследования И. П. Павлова и его последователей, заключается в охране чутких (и из-за этого ранимых) нервных клеток от губительных для них чрезмерно сильных или длительных воздействий.

Охранительная роль торможения особенно наглядно выступает при так называемом запредельном торможении, возникающем в коре мозга под действием сверхсильных раздражителей.

Обычно ответ корковой клетки на раздражение зависит от силы раздражителя: чем сильнее условный раздражитель, тем больше по величине условная реакция. Так, громкий стук гонит больше слюны, чем имеющий то же сигнальное значение слабый стук. Однако это правило имеет свои границы. При переходе силы раздражителя за предел, превышающий предел работоспособности корковых клеток, величина ответа перестает возрастать соответственно силе раздражения. Напротив, она начинает стремительно уменьшаться, ибо в корковых клетках при этом возникает процесс торможения, охраняющий нервные клетки от чрезмерного перенапряжения.

Все, что ослабляет нервные клетки, понижает предел их работоспособности (болезнь, отравление, переутомление, волнение, нервное потрясение и т. п.), увеличивает их тормозимость. Для ослабленных нервных клеток раздражители, бывшие прежде сильными, становятся сверхсильными, как говорят физиологи, запредельными.

Медленнее, но так же закономерно возникает в нервных клетках торможение и в тех случаях, когда на кору мозга действуют слабые, безразличные (не имеющие условного значения), но часто и длительно повторяющиеся раздражения.

Что показало изучение охранительного торможения? Возникая в клетках коры больших полушарий под воздействием условий, торможение не только задерживает дальнейшую работу клеток, но и активно благоприятствует скорейшему восстановлению их работоспособности. За время этого внешне бездеятельного (именно внешне, и только внешне, ибо внутри клетки в это время идут жизненно важные процессы) состояния корковые клетки восстанавливают свой нормальный состав, набирают силы для дальнейшей активной деятельности.

в) Сон. Существенным свойством торможения и возбуждения является то, что они представляют собой процесс движущийся. Возникая в .том или ином участке коры больших полушарий, они могут затем распространяться по всей коре и даже спускаться на нижележащие отделы мозга. Степень этой распространенности может быть весьма различна.

Изучение этого вопроса помогло выяснить природу сна. Оказалось, что ежесуточно наступающий обычный ночной сон представляет собой разлившееся по мозгу торможение, охватившее кору больших полушарий, а при глубоком сне и нижележащие отделы головного мозга. Мы только что узнали, что корковые клетки в состоянии торможения слабо или вовсе не отвечают на внешние воздействия. Этим и объясняется, что обычно глубокоспящий человек не реагирует на шум, разговор, яркий свет до тех пор, пока они не становятся чересчур сильными. В этом случае раздражения воспринимаются и будят спящего.

Переход торможения в сон наблюдается всегда, когда создаются условия, способствующие разлитию тормозного процесса в мозгу.

Таково, например, действие однообразно повторяющихся слабых и средних раздражителей (тихий шум ветра в ветвях деревьев, перестук колес поезда, тиканье часов), снотворно действует также устранение сразу многих раздражений из окружающей обстановки, отсутствие шума, резкого освещения и т. д.

Повышение потребности во сне вызывают все те причины, которые снижают работоспособность мозга: утомление, истощение, перенесенная операция или инфекция, отравление. Например, у человека под влиянием большого количества раздражений, падающих на мозг в течение дня, к вечеру развивается утомление, а с ним и сонливость, свидетельствующая о настойчивой потребности нервных клеток в отдыхе. Во время сна восстанавливается работоспособность огромной массы клеток мозга.

Руководствуясь павловским учением об охранительно-восстановительной роли сна, советские врачи и ученые создали метод лечения сном. Длительный сон с успехом применяется при таких заболеваниях, как нервные расстройства, гипертоническая и язвенная болезнь, некоторые кожные болезни, стенокардия и др.

Изучение природы сна и торможения помогло внести ясность и в вопрос о гипнозе, даны прочные научные основания для его правильного применения в лечебных целях.

г) Сила слова. Через все физиологическое учение И. П. Павлова красной нитью проходит мысль о том, что мозг — главный регулятор всей деятельности организма. «...Нам может казаться,— говорил он в одном из своих последних выступлений,— что многие функции у высших животных идут совершенно вне влияния больших полушарий, а на самом деле это не так. Этот высший отдел держит в своем ведении все явления, происходящие в теле».

Кора мозга чутко отвечает на поступающие к ней по нервным волокнам сведения о всем, что действует на организм извне, посылая приказы к внутренним органам, заставляющие их приспосабливать свою работу к внешним обстоятельствам. И наоборот, всевозможные изменения внутри организма действуют на мозг, так или иначе влияя на его работу. Во всем этом незаменима роль условных рефлексов. Чтобы сказанное стало более наглядно, приведем конкретные примеры.

Когда мы зимой выходим из теплого помещения на улицу, в нашем организме происходят существенные изменения. Холод раздражает специальные чувствительные к нему нервные окончания, имеющиеся в коже, слизистой оболочке рта, трахей и легких. Сигналы об этом раздражении бегут по нервным волокнам в мозг. В ответ кора больших полушарий пускает в ход целую систему приспособительных реакций. Сужается просвет кровеносных сосудов кожи, и снижается потоотделение (из-за чего уменьшается теплоотдача и тепло лучше сохраняется в организме). Усиливается потребление кислорода и обмен веществ (а тем самым увеличивается количество вырабатывающегося в организме тепла) и т. д. Эта перестройка совершается очень быстро, и поэтому температура тела не успевает упасть, как теплообмен нашего организма оказывается уже приспособленным к изменившимся условиям. Если же в силу тех или иных причин центральная нервная регуляция тепла нарушается, возникают опасные осложнения. Замечено, что сильно опьяневшие люди, заснувшие на улице, часто отмораживают руки и ноги. Алкоголь особенно сильно отравляет мозг, и прежде всего нежные, хрупкие, очень чувствительные клетки коры больших полушарий. Один из результатов наступающих при этом нарушений в нормальной деятельности мозга — расстройство теплорегуляции.

Организм может приспособиться к холоду и без непосредственного действия охлаждения. Иногда для этого бывает достаточно лишь увидеть белый снег на улице. По известному уже нам механизму условного рефлекса снег связан в нашем мозгу с воздействием холода. Поэтому один вид снега сам по себе может, как по цепочке, развернуть в организме весь ряд приспособительных изменений.

Но самое интересное (и очень важное для понимания природы внушения) это то, что подобные же сдвиги в организме взрослого человека могут произвести сами слова «холод», «мороз».

Вам, вероятно, случалось замечать, что когда несколько человек вместе входят в комнату, то стоит одному сказать «здесь холодно...», как остальные тоже зябко передернутся, поплотней застегнутся, а у некоторых может выступить даже «гусиная кожа». На самом деле в комнате может быть достаточно тепло, и ощущение холода у вошедших возникло как ответ на одно лишь действие слов.

Другой пример. Упомяните при каком-нибудь из своих знакомых об особенно любимом им блюде, и у него, что называется, «слюнки потекут» — начнется усиленное слюноотделение.

Слово глубоко действует на наш организм не только тогда, когда его произносит кто-нибудь другой, но и тогда, когда оно мысленно возникает в нашем собственном мозгу, вызывая в сознании те или иные образы, печаля или радуя. Не замечали ли вы, что часто одно лишь воспоминание о каком-нибудь волнующем событии из вашей жизни заставляет сильнее забиться сердце, вызывает слезы, учащает дыхание и т. п.? Все приведенные нами примеры — простые житейские наблюдения, а вот и точные научные факты, объективно зарегистрированные специальными приборами.

Физиологи изучали сосудистые рефлексы у человека, т. е. длительность, величину, и еще ряд особенностей ответа кровеносных сосудов на различные раздражители — тепло, холод, жар, боль и т. д. Для этого помещали руку испытуемого в специальный прибор — плетизмограф, записывающий изменения ее объема. Объем этот зависит от расширения или сужения проходящих в руке кровеносных сосудов. Если сосуды руки сужаются, объем ее уменьшается, это отражается в форме снижения уровня записывающей кривой — плетизмограммы. Наоборот, при расширении сосудов руки уровень плетизмограммы подымается. По ходу экспериментов исследователи много раз записывали сосудистый рефлекс на тепло и холод. Прикладывали к руке испытуемого колбу со льдом — и сосуды сужались, прикладывали колбу с теплой водой— расширялись. И вот оказалось, что если, вместо того чтобы приложить тепло к руке, ничего не прикладывать, а просто сказать: «Даю тепло» — кривая плетизмограммы послушно ползет кверху, показывая тем самым, что сосуды расширились. Еще четче и лучше ответ сосудов на словесное воздействие проявляет себя на слова «даю холод», «даю болевое раздражение»: плетизмограмма идет вниз, повторяя форму кривой на хо-лодовое и болевое раздражение. Таким образом, совершенно точно и беспристрастно (а мы уже знаем с вами, что в науке это соответствует понятию «объективно») было еще раз доказано, что слово может заменить реальный раздражитель.

Учеными многих стран и в разное время (и до работ И. П. Павлова, а также самим И. П. Павловым и его последователями) было установлено в опытах и наблюдениях множество фактов, доказывающих возможность действовать словом на деятельность самых различных органов и систем человека. Можно изменить течение и скорость той или иной реакции, увеличить или замедлить сердечный ритм, изменить величину кровяного давления, вызвать мигание век, пот от якобы ощущаемого тепла, дрожание и поеживание от якобы внезапно наступившего холода, тошноту от мнимого восприятия неприятного запаха и т. п.

Еще более глубоко и сильно действует слово, когда оно обращено к человеку, находящемуся в состоянии гипноза.

Наблюдения и опыты познакомили нас с примерами действия слова как физиологического раздражителя. Мы убедились, что слово — обозначение предмета или явления — способно действовать на организм подобно самим предметам или явлениям, способно вызывать в нем различные изменения, способно как бы заменять натуральные, непосредственные раздражители окружающего нас мира.

«Конечно, слово для человека, — говорил И. П. Павлов,— есть такой же реальный условный раздражитель, как и все остальные общие у него с животными, но вместе с тем и такой многообъемлющий, как никакие другие, не идущий в этом отношении ни в какое количественное и качественное сравнение с условными раздражителями животных.

Слово, благодаря всей предшествующей жизни взрослого человека, связано со всеми внешними и внутренними раздражениями, приходящими в большие полушария, все их сигнализирует, все их заменяет и потому может вызвать все те действия, которые обусловливают те раздражения» *.

Выяснение роли слова как многообразного и разностороннего физиологического раздражителя, позволяющего оказывать мощное влияние на жизнедеятельность организма человека, открыло широкие перспективы для лечебного воздействия словом, для научно обоснованной психотерапии.

У читателя, конечно, возникает вопрос — почему и как слово, нечто невесомое и на первый взгляд вообще как бы нематериальное, способно производить вполне материальные, заметные сдвиги в деятельности организма?

Происходит это из-за того же самого принципа условного рефлекса или временной связи, о котором мы говорили в начале настоящего раздела. Но только реакция человека на слово является рефлексом более сложного, высшего порядка, чем другие условные рефлексы. И. П. Павлов называл слово сигналом сигналов. Если обычный условный раздражитель — сигнал, предвестник безусловного, жизненно важного для организма раздражителя, то слово для человека — сигнал всех и всяческих раздражителей внешней и внутренней среды.

В течение жизни человека все его ощущения и впечатления от окружающей действительности, все его ощущения от собственного тела, от внутренних органов связываются со словами.

Еще не умея говорить, ребенок при слове «мама» ищет глазами мать. Его начинают обучать речи с того, что взрослые показывают и тут же называют ему окружающие предметы. «Лампа»,— говорят ему, заметив, что ребенок повернулся и с любопытством смотрит в сторону только что зажженной лампы. В дальнейшем ребенок и сам начинает повторять за взрослыми произносимые ими слова. Что происходит при этом в его мозгу? Свет и вид лампы раздражают окончания зрительного нерва глаза. Возникающее при этом возбуждение передается в зрительный отдел коры головного мозга. Звук слова«лампа» производит колебательное раздражение барабанной перепонки уха, которое по слуховому нерву передается в мозг, достигая речеслухового отдела коры. После ряда повторений этих совпадающих возбуждений (т. е. если несколько раз при виде лампы ребенок слышит название этого предмета) в коре мозга замыкается прочная условная связь между звуком слова «лампа» и образом этого предмета. Это замыкание происходит подобно процессу выработки условного рефлекса. Слово «лампа» становится для ребенка сигналом этого предмета. Слыша его, ребенок ждет, что сейчас появится и сам предмет. Точно так же вид, вкус и запах молока, вызывая сложный комплекс возбуждений одновременно в зрительном, вкусовом и обонятельном центрах коры, вступают в прочную связь со словом «молоко», слово «холод» тесно связывается в мозгу человека с ощущением холода, слово «боль» — с ощущением боли и т. д., вплоть до самых сложных ощущений, понятий и чувств, каждое из которых имеет свое обозначение в человеческой речи.

¹ И. П. Павлов. Собр. соч., т. IV, М., 1951, стр. 428—429.

Взрослый человек может словами точно и ясно описать свои впечатления, переживания или ощущения, испытанные им. Описать так, что они будут понятны и другим людям. У всех нас в памяти выдающееся событие мировой истории: первый советский летчик-космонавт Ю. А. Гагарин вернулся из полета в космос. Каждому хотелось узнать о его впечатлениях и ощущениях в еще никем не изведанных условиях полета в космическом пространстве, узнать о том, что он видел и испытал, о чем не могли сообщить на землю никакие точные приборы. И уже из его первых ответов на нетерпеливые во просы журналистов, ученых, телезрителей мы смогли составить себе приблизительное представление о том, как выглядят земля, солнце и звезды, когда на них смотрят из заатмосферных высот, о том, как чувствует себя космонавт в состоянии невесомости и т. д. Такова могучая и всеобъемлющая сила слова — орудия передачи человеческого опыта, главного средства человеческого общения.

Ведь именно потребность людей в общении когда-то впервые и породила человеческую речь. Остановимся вкратце на этом вопросе, чтобы лучше понять, почему слово приобрело способность столь сильно действовать на все стороны человеческой психики (на мысли, чувства, поведение человека), на самые интимные стороны деятельности его организма.

Как свидетельствует история Земли, период первоначального развития человека сопровождался усложнением и все большим затруднением условий его существования. Редели леса, на больших пространствах лес вытеснялся степью, с севера надвигались ледники, всюду холодало и все меньше становилось легкодобывае-мой пищи.

Наши далекие предки — первобытные люди — в'ели жестокую борьбу за существование. Устоять в ней им помогало то, что при всех своих действиях они держались вместе. В одиночку при их тогдашнем умении делать лишь самые простые, очень далекие от совершенства орудия, они не могли бы одолеть сильного и крупного зверя на охоте, отбить нападение хищника, сохранить необходимый для жизни огонь костра...

С каждым днем жизнь, труд диктовали человеческому мозгу все новые и новые задачи, и он, решая их, сам постепенно совершенствовался и усложнялся. На определенном этапе развития человечества это создало возможность появления слова, речи, которая наряду с трудом составила главное качественное отличие человека от животных.

В процессе совместного труда, совместного преодоления опасностей и тягот у людей появилась настоятельная потребность в общении. Жизнь заставляла их постоянно искать поддержки друг у друга, все теснее объединять свои усилия для поиска и добычи пищи, устройства жилья, спасения от стихийных бедствий. Человек, чтобы подать своим собратьям сигнал, зовущий на помощь, предупреждающий об опасности или, наоборот, о наличии добычи и т. п., вначале, вероятно, издавал нечленораздельные звуки, простые возгласы и крики; в дальнейшем эти звуки, усложняясь и дифференцируясь, дали начало первым словам. Нам думается (да простят нам это вольное предположение языковеды), что первыми словами были слова, выражающие действие: «Помогите», «Поддержите», «Несите», «Бегите», «Бейте», «Спасайтесь». Ведь именно необходимость призвать к каким-то действиям своего собрата была первопричиной рождения человеческой речи.

Появление слова, речи было очень важным этапом в истории человечества. Великий русский писатель и философ А. И. Герцен назвал появление речи вступлением человека на царство природы. И действительно, речь сыграла (и, конечно, продолжает играть) огромную роль в жизни людей. Она не только способствовала тесному общению наших далеких предков во время труда, но и создала возможность для накопления и передачи опыта и знаний от человека к человеку, от поколения к поколению.

Слово давало возможность людям глубже понять встречаемые ими явления, лучше ориентироваться в обстановке. Даже самое простое слово представляет собой обобщение. Например, назвать определенного зверя медведем, это означало найти какие-то характерные черты, общие самым разным из встречавшихся людям представителям этого вида животаых. Сегодня люди могли убить огромного старого медведя, у него местами повылезла бурая шерсть, мясо его жестко, кости невозможно раздробить — так они тверды. На следующей охоте попадается молодой самец желто-рыжего цвета, с густым мехом, нежным мясом и мягкими костями. В третий раз встречается медведь, который, в свою очередь, имеет какие-то конкретные отличия от двух первых, и т.д. Если всех их все же, в конце концов, стали обозначать одним определенным словом — «медведь», то это значит, что мысль людей нашла у них какие-то существенные общие признаки, позволившие объединить их под одним наименованием. Вместе с тем это означало, что люди подметили те характерные черты, которые выделяют, отличают медведя от других известных им животных.

Материально оформляя человеческую мысль, слово закрепляет результаты ее работы и тем самым способствует более глубокому пониманию действительности. Появление речи значительно ускорило общее развитие человеческих знаний о мире, что в конечном итоге породило науку — главную пособницу человека в овладении природой.

Но этим не исчерпывается значение слова. Речь нерасторжимо связана со всеми проявлениями человеческой психики. В словах люди выражают не только мысли, но и чувства (гнев, радость, печаль, восторг, недоумение и др.), т. е. переживания своего отношения к действительности, а также к своим собственным поступкам, стремлениям и мыслям. В зависимости от того, как — положительно или отрицательно — мы относимся к тому или иному факту, предмету или поступку, мы переживаем приятное или неприятное чувство. Одно нас радует или восхищает, другое — огорчает, третье — вызывает недоумение; за что-то мы сердимся сами на себя, какого-то поступка стыдимся и т. д. При этом каждое свое чувство мы можем назвать или описать словами. В то же время чувства, больше чем какие бы то ни было другие проявления психической жизни, выражаются многими внешними и внутренними сдвигами в деятельности организма. От радости чаще бьется сердце, ярче блестят глаза, румянится лицо, убыстряются движения и мысли, оживляется речь. У человека, подавленного горем, непроизвольно меняется вся осанка, он никнет, выражение лица тускнеет, голос звучит глуше, речь течет медленнее. Часто мы можем угадать душевное состояние человека (особенно если он нам хорошо знаком, близок) по одному выражению его лица или по общему его облику.

Поэтому так велика действенная сила устного слова, когда мы видим перед собой того, кто говорит, слышим его голос. Смысл слов обогащается интонацией, мимикой, жестами — непременными соучастниками живой речи. Они помогают говорящему лучше, глубже, полнее, ярче и убедительнее довести до собеседника свои мысли и чувства. Окрашенная чувством устная речь действует очень сильно. Всякий на себе испытал, как иногда в одном даже малозначащем слове, сказанном нам человеком, может быть выражено очень много: уважение, сочувствие, обида или, наоборот, утешение, удивление, насмешка, восхищение и т. п. Одно и то же слово, в зависимости от интонации, с какой оно сказано, может приобрести самый различный смысл. Не зря говорят: «Тон меняет песенку» или «Не важно что сказал, а важно как сказал».

Как нам уже известно, воздействие на людей — это одна из самых главных функций речи. Говоря, человек чаще всего стремится в чем-то убедить другого, заставить его изменить свое поведение, сделать свои мысли— его мыслями, свои убеждения — его убеждениями.

Если словом можно выразить свои мысли и чувства, то в не меньшей мере словом можно повлиять на мысли и чувства других людей. Слово — главное орудие воспитания и обучения.

Особено важно правильно, умело пользоваться словом, речью в условиях армии. Наряду с личным примером речевое воздействие в форме учебных лекций, приказов, советов, наставительных бесед, убеждений и т. п.— одно из главных средств воспитания личного состава и борьбы за дисциплину и добросовестное исполнение воинского долга. Вот что пишет П. Вершигора в своей книге «Люди с чистой совестью» о комиссаре Рудневе: «Речь была основным, чем двигал он свое большое дело... когда он говорил с бойцами... я впервые узнал и увидел, что может сделать человеческое слово».

Большое внимание вопросу о роли речи уделяет английский военный психолог Норман Коупленд в своей книге «Психология и солдат». И хотя многие его положения ошибочны и для нас совершенно неприемлемы, по ряд его замечаний и наблюдений ценны и точны. В частности, в разделе «Индивидуальность и речь» он правильно отмечает психологическую разницу в воздействии на сознание солдат убедительной, четкой и бодрой или, наоборот, путаной, неуверенной и вялой речи командира перед своим подразделением незадолго до боя. Если первая всегда будет действовать воодушевляюще на духовное состояние воина, то вторая, конечно, окажется неспособной на это, а, наоборот, может вселить в солдата неуверенность в своих силах и сомнение в благополучном исходе предстоящей боевой операции.

Главным источником высокого боевого духа воинов Советской Армии является их тесное морально-политическое единство с народом, самоотверженная любовь к Родине, беспредельная верность воинскому долгу, вера в правоту нашего великого дела борьбы за коммунизм. Однако нельзя недооценивать большую роль вдохновенного и в то же время точного слова в воспитании и обучении воинов. Хороший командир и политработник должны постоянно работать над своей речью, повседневно развивать в себе умение хорошо, понятно, убедительно говорить. «Слово — полководец человечьей силы»,---писал наш великий поэт В. В. Маяковский, и об этом следует постоянно помнить.

О силе воздействия речи, слова, языка на человека, на его мысли, чувства и поведение существует очень много метких поговорок и пословиц. Люди давно подметили и оценили роль слова. Такие поговорки существуют в языках всех народов мира. Старинная китайская поговорка гласит: «Слово горами движет». Вот что говорят русские пословицы и поговорки: «Слово не стрела, а пуще стрелы», «Слово не стрела, а сердце сквозит», «Слово не обух, а от него люди гибнут», «Языком, что рычагом», «Язык мал, великим человеком ворочает» и т. д.

Итак, слову — главному средству общения людей друг с другом — присуща огромная сила воздействия на мысли, чувства и поведение человека, на жизнедеятельность человеческого организма как целого, а также на работу отдельных его органов и систем.

Словом можно воодушевить человека, поднять его настроение, ободрить, вселить веру в свои силы; но словом же можно, даже не желая этого, обидеть, причинить боль, лишить уверенности в себе, что называется, морально демобилизовать.

Мы видели, насколько неразрывна связь между психическим, душевным состоянием человека и его телесным, физическим здоровьем. Отсюда вытекают и практические выводы. Если верно утверждение древних спартанцев о том, что «в здоровом теле — здоровый дух», то с неменьшим правом можно сказать, что бодрый дух — лучший страж здоровья. От уравновешенности, целеустремленности и жизнерадостности человека в большой степени зависят и умственная и физическая работоспособность, сопротивляемость болезням и различным неблагоприятным воздействиям. Медицине известно много заболеваний, которые вызываются неблагоприятными воздействиями на психику — нервными потрясениями или длительными переживаниями (мы будем говорить о них подробнее в следующей главе). Есть также много других болезней, которые могли бы не возникнуть у данного человека, если бы в момент действия на него простуды или инфекции его психика была уравновешена. Протекание любого недуга идет лучше и шансы на скорое выздоровление всегда выше в тех случаях, когда больной находится в бодром, спокойном душевном состоянии.

Здоровье в немалой степени зависит от уровня культуры взаимоотношений между людьми в нашем обществе. И здесь не последнюю роль играют культура речи, чуткое, вдумчивое отношение к слову.

На первый взгляд кажется неважным, безразличным, не имеющим значения, как с нами, приветливо или хмуро, поздоровались утром родные, соседи и товарищи по работе; сварливые или дружелюбные попались нам попутчики в метро и трамвае, улыбнулась или нагрубила нам продавщица в магазине или официантка в столовой, спокойно или резко говорил с вами старший по службе и т. д. На самом же деле вся эта длинная вереница мимолетных и длительных, поверхностных и серьезных общений с людьми, из которых складывается день, оставляет немало царапин или светлых следов в нашем сознании. А это в свою очередь влияет на настроение, работоспособность и в конечном счете на здоровье и долголетие.

Естественно, что в нашем обществе, строящем коммунизм, забота о благе людей (а здоровье — высшее благо)— основной закон государства. Мы должны повседневно добиваться от себя и других взаимного уважения и максимально бережного отношения друг к другу. Подлинно товарищеское отношение, дружелюбие, чуткость и в словах и в делах должны стать для нас неотъемлемым правилом жизни. Это скажется самым положительным образом на душевном равновесии людей, а тем самым и на их здоровье. Надо с раннего детства вырабатывать такие качества в детях. Повседневно следует уделять этому внимание в семье, на производстве, в учебных заведениях и в армии.

Важное значение имеет установление правильных, товарищеских взаимоотношений между людьми, а также продуманное обращение со словом и в Советской Армии. Этому вопросу посвящена интересная статья генерал-лейтенанта медицинской службы профессора П. Гончарова «Человек должен жить долго» (газета «Красная звезда» от 17 марта 1960 г.). Вот что он пишет: «Особенно важны чуткость, вежливость, предупредительность, забота о товарище в нашей армейской среде. Вряд ли существуют другие коллективы со столь своеобразными отношениями между людьми, как в армии, где слово старшего должно быть законом для подчиненного, где начальник во имя общих интересов безраздельно господствует над волей не только отдельных людей, но и целых войсковых подразделений и частей.

Как важно хорошо знать особенности струн и степень их натяжения в таком сложном инструменте, каким является человек. И какой вред может принести неосторожный, неосмотрительный удар по этим струнам, когда они не только деформируются, но и рвутся. А ведь порой для этого достаточно неосторожного слова и злоупотребления правом им воспользоваться. Мне хотелось бы подчеркнуть, что особо надо заботиться о молодых солдатах. Ведь некоторые из них до призыва в армию мало считались со словом «нельзя», а иногда они и не понимали всей глубины значения этого слова. Нужен немалый срок, пока они поймут, что свобода есть осознанная необходимость. Вот почему не ради праздного интереса командиру и политработнику надо знать, кто из солдат вырос без отца, кто провел юность в невзгодах и т. п.

Улучшение отношений между людьми положительно скажется на их здоровье, творческом развитии и продолжительности их жизни».

Итак, родившись в древние времена как необходимое орудие общения людей в процессе совместного труда и борьбы за жизнь, слово приобрело огромное значение в жизни и деятельности человека. Углубление и накопление знаний об окружающем нас мире и нас самих, передача трудового и жизненного опыта от поколения к поколению, воспитание и обучение — во всем этом неоценима и незаменима роль слова. Речь органически переплелась со всеми проявлениями человеческой психики, и слово стало сильнейшим средством воздействия на мысли, чувства, желания людей, на их поведение. Все это и определило богатейшие возможности слова как сильного и многообъемлющего физиологического раздражителя, способного глубоко влиять на деятельность человеческого организма.

КАК ОБЪЯСНЯЕТ НАУКА ГИПНОЗ И ВНУШЕНИЕ

Читатель, вероятно, заметил, что о каких бы примерах из истории мифа о «чудесных исцелениях» мы ни говорили — о бесноватых и кликушах, о камлании и Лурде, о Сен-Медарских «чудесах» и «исцелениях» в Эпидавре — мы постоянно упоминали явления внушения и самовнушения. Но никакого физиологического объяснения, т. е. объяснения, как и почему они действуют на психику человека, на его поведение и деятельность организма, мы до сих пор не привели. И это не случайно. Дело в том, что мы и не могли этого сделать сколько-нибудь понятно и убедительно, не обращаясь к правилам работы мозга, выясненным И. П. Павловым и его последователями. После того как в предыдущей главе мы сделали попытку дать читателю некоторое представление об этих правилах, мы можем остановиться на явлениях внушения и самовнушения несколько подробнее.

Внушением называют глубокое впечатляющее словесное и эмоциональное влияние на психику человека, оказанное другим лицом или стечением волнующих обстоятельств, влияние, неправомерно получившее преобладающее значение. Самовнушением называют подобное же влияние на душевное состояние человека, когда оно исходит из его собственных мыслей и переживаний.

Это, так сказать, определение. А теперь разберемся, и прежде всего поясним, почему здесь выделено слово «неправомерно».

Жизнь каждого человека полна самых разнообразных впечатлений, нередко весьма сильно действующих на наши мысли и чувства. Но, как правило, все эти воздействия подвергаются строгому контролю нашего рассудка и лишь после этого становятся толчком для поступков или основанием для того или иного нашего взгляда. Поэтому подобные взгляды и поступки можно назвать разумными, правомерными в том смысле, что они находятся в согласии с общим строем мыслей и чувств данного человека.

В чем отличие внушения? В том, что оно глубоко действует на психику человека помимо разумного контроля, действует, невзирая на то, что внушаемая мысль или поступок могут быть подчас, как говорится, и не по сердцу этому человеку, будучи несогласны с основным укладом его рассуждений и сознательных стремлений. Вот почему, говоря о влиянии внушения, мы и называем его неправомерным. В момент действия внушения строгая критическая оценка его исчезает (за счет каких нервных процессов это происходит, мы расскажем ниже), и внушение получает возможность беспрепятственно укрепляться в мозгу, существенно влияя на его деятельность.

В той или иной мере поддаются внушению все люди. Так, иногда человек без какого бы то ни было критического осмысления относится к высказываниям другого лица, пользующегося в глазах первого большим авторитетом и доверием. Мысли этого лица становятся его мыслями и ими он руководится в своих поступках. Широко распространенным примером такого внушения может служить отношение детей младшего возраста к словам своих родителей (в случае, конечно, если родители пользуются у своего ребенка достаточным авторитетом). Такие дети, часто даже не будучи в состоянии осмыслить степень целесообразности внушаемого им способа поведения, послушно следуют указаниям родителей. Способность критически относиться к ранее внушенным взглядам или поступкам появляется у ребенка лишь с возрастом. Разумно направленное внушение может быть с пользой употреблено в системе воспитания в семье.

Но надо помнить, что внушение — обоюдоострое орудие. История хранит немало фактов, когда сила внушения была использована во вред людям, и в первую очередь этим занималась религия. В истории религии сплошь и рядом встречаются факты, когда под влиянием злонамеренных внушений отдельных священнослужителей и проповедников невежественная толпа верующих совершала нелепые, нередко зверские деяния.

Так, архиепископ александрийский Кирилл, ныне вы-сокопочитаемый православной церковью в качестве «святого», натравил в 415 году толпу монахов и фанатично настроенных верующих на расправу с Гипатией — знаменитой в древности женщиной-математиком и философом. Озверевшая толпа преградила дорогу проезжавшей по улице Гипатии, поволокла ее в церковь и там, содрав раковинами устриц мясо с ее костей, сожгла.

Восприимчивость к внушению повышается, когда основное внимание чем-то отвлечено. Как показали исследования, повышению внушаемости способствует также все, что ослабляет, уменьшает работоспособность нервных клеток коры больших полушарий (высшего отдела мозга — органа психики). Пониженная работоспособность, слабость клеток коры (характерная, например, для больных истерией) бывает врожденной и приобретенной в процессе жизни в результате длительных или острых тяжелых переживаний, заболевания, отравления, переутомления и тому подобных неблагоприятных воздействий. Почему это так, станет сейчас понятным, ибо мы, как обещали, переходим к вопросу о том, за счет каких процессов в момент внушения исчезает разумный контроль над внушаемыми мыслями? Что происходит при этом в мозгу?

И здесь мы опять возвращаемся к процессу торможения, с которым уже познакомились в предыдущей главе. Как мы помним, торможение охраняет нервные клетки коры от губительных для них чрезмерно сильных раздражений. Из-за этого так велика тормозимость чем-либо ослабленных клеток. Ведь раздражители, которые для здоровых клеток будут просто сильными, для слабых клеток становятся сверхсильными и потому вызывают в них вместо возбуждения торможение.

В этом разделе, не вдаваясь в подробности, скажем еще об одном свойстве торможения. Опытами сотрудников И. П. Павлова установлено, что сосредоточенный в каком-либо участке коры процесс возбуждения вызывает вокруг себя торможение. И наоборот, сосредоточенное торможение развивает в своей округе возбуждение.

Что же происходит во время внушения?

Сильное воздействие слова или волнующее, действующее на воображение впечатление вызывает в мозгу человека возбуждение. Сосредоточенное в каком-либо месте коры, оно развивает вокруг себя, как мы только что говорили, тормозной процесс. При здоровой, сильной коре этот процесс далеко не распространяется. Но если нервная система чем-либо ослаблена, иначе говоря, нервные клетки повышенно тормозимы, тогда это торможение широко расплывается по коре, отрывая участок возбуждения от всей остальной массы корковых клеток и тем лишая его необходимых связей с ними.

А эти-то связи и обеспечивают то, что мы называем контролем разума. Ведь обычная психическая деятельность осуществляется корой мозга как единым целым, как огромным комплексом временных связей, ассоциаций, представлений и т. п. Внушенная мысль, будучи оторвана от всех этих необходимых влияний остальной коры, приобретает именно вследствие этого обстоятельства очень большую, прямо-таки неодолимую силу воздействия на мозг человека, на его поведение, деятельность организма.

Вот почему восприимчивость к внушению увеличивает все то, что ослабляет корковые клетки и увеличивает их тормозимость.

Отсюда понятна также та повышенная впечатлительность к внешним словесным воздействиям и к собственным мыслям и переживаниям, которая свойственна людям с ослабленной нервной системой и, в частности, больным истерией.

Повышенная внушаемость больных истерией приводит к тому, что иногда даже незначительные неприятные ощущения в каком-либо внутреннем органе или чувство слабости в руках, ногах могут навести больного на мысль, что у него развивается какое-то очень тяжелое заболевание: отнимаются ноги, он слепнет, глохнет, теряет возможность говорить. Под влиянием такого самовнушения нарушается центральное нервное управление работой тех или иных органов, отчего могут действительно появиться признаки болезни. Так нередко и развиваются истерические параличи, припадки, немота, глухота, нервные желудочно-кишечные расстройства и нервные заболевания сердца и др.

Как ни различны по внешней форме все эти недуги, причина у них общая, единая — временное нарушение нервных процессов в высших отделах мозга, а не поражение целостности того или иного органа или части тела. Поэтому их и называют психогенными (от греческих слов «психе» — душа и «генезис» — происхождение). Психогенная истерическая глухота, например, вызывается не тем, что нарушена барабанная перепонка или поврежден слуховой нерв, а угнетением деятельности тех отделов мозга, от которых зависит восприятие слуховых ощущений.

Многие века болезненные истерические проявления составляли загадку для людей. Они были сущим кладом для религиозных домыслов и предрассудков об «одержимости бесом», о «сглазе», о «божьей каре», о «порче» и т. п. Камнем преткновения были они и для медицины, долго не знавшей их подлинных причин и механизмов. Но то, что было загадкой вчера, становится понятным и естественным сегодня. После ознакомления с учением И. П. Павлова о ведущей роли коры в управлении всем организмом, после всего, что мы узнали о значении условных временных связей, о роли торможения и силе слова, нас уже не удивляет тот факт, что ложная, неправильная мысль может привести к заболеванию, нередко и весьма тяжкому. Нам понятно, как и почему это происходит. Но вернемся к интересующему нас вопросу.

Психогенные расстройства возникают также и под влиянием нервных потрясений: страха перед внезапно нависшей опасностью для жизни, глубокого горя от потери близкого человека, жизненных катастроф и т. д. И в этих случаях может получиться болезненный сдвиг нервных процессов в каком-либо участке мозга. В результате также нарушится нормальное нервное управление работой внутренних органов и вследствие этого возникнет расстройство в их деятельности. Нередко такие больные страдают не меньше, чем больные с органическими заболеваниями. Мучающие их нервные болезни могут годами тянуться без всякого улучшения.

Психогенные заболевания часто не поддаются никаким лекарствам, но могут уступить воздействиям, оказываемым на психику. Психогенное угнетение деятельности тех или иных участков мозга может быть смыто более сильным, противоположно направленным нервным процессом, который возникает под влиянием новых, иногда радостных, а иногда даже и неприятных волнений. Но и те и другие в этом случае благотворны, заставляют мысль больного обратиться по новому руслу. Также может действовать на психику и словесное внушение и самовнушение.

Мы только что говорили, что внушение и самовнушение нередко повинны в возникновении многих тяжелых и длительно неподдающихся излечению истерических заболеваний. Но они же, соответствующим образом направленные, могут благоприятно подействовать на психику некоторых больных и тем самым ликвидировать многие психогенные расстройства. При этом болезненно измененные нервные процессы в тех или иных участках коры мозга снова приходят к норме. Восстанавливается правильное управление деятельностью внутренних органов, и тем самым происходит исчезновение наблюдавшихся в этих органах болезненных проявлений.

Эти вполне ясные с точки зрения учения И. П. Павлова процессы и составляют естественную физиологическую основу тех действительных фактов поразительных исцелений, которые по временам происходили и происходят в обстановке ожидания «чудес».

Пестра и разнообразна эта обстановка: в одном месте пышна и торжественна, а в другом, наоборот, подчеркнуто скромна и проста. Но в любом случае она полна мистики и таинственности, умышленно создаваемой представителями религии. За всеми этими ухищрениями скрывается стремление оказать как можно более сильное воздействие на сознание человека, поразить его воображение, внушить ему слепую, безграничную веру в возможность «чудесного исцеления» с помощью «божественных» сил.

Подобное действие на психику некоторых особенно восприимчивых к внушению больных могут оказывать и заклинания шаманов, колдунов и знахарей, и торжественные молебны о здравии, звучащие в храмах, и до мелочей продуманная система подготовки больных к посещению Лурдского грота, и горячие молитвы об исцелении у «чудотворных» икон, мощей «святых угодников» и т. п.

К действию внушения в этих условиях, как правило, прибавляет свое влияние и фактор самовнушения — горячее ожидание больным «чуда», вера в то, что якобы всесильное «чудодейственное» средство поможет — вернет здоровье и силы. Все это заранее настраивает психику больного, подчиняя его мозг этой единой всепоглощающей мысли.

Совместное влияние подобного внушения и самовнушения может оказать в некоторых случаях благотворное действие на больных, страдающих от психогенных расстройств. И ни при чем тут ни бог, ни «чудо». Целительными факторами здесь служат внушение и самовнушение— явления, как мы видели выше, несомненно естественные, материальные и с позиций современной науки вполне понятные.

Но отдельные редкие случаи исцелений в обстановке ожидания «чудес» тонут в той массе нервных расстройств, которые постоянно порождаются атмосферой мистики и религиозной экзальтации. Эта атмосфера губительно действует на нервную систему даже здоровых людей, не говоря уже о людях с неустойчивой психикой. Ослабляя волю и дурманя разум, она способствует развитию тяжелых неврозов, а подчас и настоящих психических заболеваний.

Внушение и самовнушение — мощные средства лечебного воздействия на психику человека, но пользу они приносят только при правильном и осознанном применении. Не нуждается в специальном доказательстве положение, что такое применение доступно лишь врачам, людям медицинской науки, которая вооружает их точным знанием причин заболевания и способов борьбы с ними. Всякое же кустарное, невежественное использование великой силы слова неизменно обращается не на пользу, а на вред здоровью людей. И в итоге вместо облегчения страдания наблюдается его усиление. Вместо исцеления — закрепление старой болезни или возникновение новой.

Успешное применение метода словесного внушения в медицине строится на основе строго индивидуального подхода к больному, точного выяснения сущности его заболевания, определения степени его внущаемости, хорошего знания основ психотерапии и владения ее методами (подробнее об этом мы расскажем в главе «Гипноз и внушение в медицине»). При таком лечении широкое применение находит не только внушение наяву, т. е. когда больной находится в состоянии бодрствования, но и внушение в гипнозе, т. е. когда у больного предварительно вызывают гипнотический сон. В этом методе используется свойство гипноза повышать восприимчивость человека к словесному влиянию.

Из предыдущего нам известно, что многие гипнотизирующие приемы знакомы людям с незапамятных времен. Они были непременной составной частью уже самых древнейших религиозных церемоний, хотя применявшие их священнослужители не умели да и не хотели понять их сущность. Трудный и длинный путь, которым шла наука к объяснению гипноза, блестяще завершается работами И. П. Павлова и его последователей. Этими работами точно и беспристрастно установлено, что такое гипноз, какие именно условия ведут к его возникновению у человека и животных, каковы основные свойства этого состояния. Пришло время познакомить с этими вопросами и нашего читателя.

И. П. Павлов и его ученики встретились с гипнотическими явлениями вначале совершенно случайно, как с помехой своей работе. Изучая условные рефлексы, они заметили, что в определенных условиях у собак развивается непреодолимая сонливость. Дальнейшие опыты раскрыли природу сна, а с ним и гипноза. Прежде всего возникло предположение, что гипноз — это тот же сон, но только частичный, неполный сон. То торможение, о котором мы уже не раз здесь говорили, ведет себя во время гипноза не так, как при полном сне.

Вспомним, что обычный ночной сон—это торможение, охватившее всю кору больших полушарий, а при глубоких степенях сна оно спускается и на нижележащие отделы мозга. Поэтому глубокоспящий человек и не реагирует на не чересчур сильные раздражения.

Однако не всегда сон бывает таким полным. Неоднократно замечали, что спящий, не воспринимая большинства раздающихся вокруг него шумов, пробуждается от некоторых определенных звуков, хотя последние по своей абсолютной силе уступают невоспринимающимся шумам. Широко известным примером может служить сон, в котором находится мать, заснувшая у постели больного ребенка. Она продолжает спокойно спать, невзирая на громкий шум и разговор в комнате, но тотчас пробуждается при малейшем стоне или шорохе ее ребенка. Подобный сон бывает у телефониста, дежурящего в ночную смену на станции: свистки и гудки маневрирующих паровозов не будят его, а относительно слабый звонок телефонного аппарата заставляет сразу проснуться.

Павлов объяснял эти явления тем, что, помимо полного сна, при котором, как мы уже знаем, торможение распространяется на всю кору больших полушарий мозга, существует и такой сон, при котором отдельные участки коры бодрствуют. Такие участки Павлов образно называл «сторожевыми пунктами».

Нельзя не заметить сходства между подобным неполным сном и гипнотическим сном человека. При гипнотическом сне глубоко загипнотизированный человек не воспринимает большинства раздражений из внешней среды, слышит каждое обращенное к нему слово гипнотизирующего, даже если он говорит очень тихо. Это явление называют гипнотическим раппортом — контактом, устанавливающимся между гипнотизирующим и загипнотизированным. Уже одно это наводит на мысль о родстве явлений неполного сна и гипноза. Исследования показали, что физиологическая природа обоих этих явлений едина.

Гипноз развивался у животных, когда создавались условия для медленного, постепенного их засыпания и пробуждения. Так установили, что для возникновения гипнотического состояния необходимы такие же условия, как и для наступления сна.

Гипноз, как и естественный сон, возникает под действием условий, вызывающих развитие коркового торможения и способствующих его распространению. Так действуют внезапные, чрезмерно сильные или чрезвычайные раздражители, а также раздражители слабые, но длительное время однообразно ритмически повторяющиеся. Благоприятствует этому отсутствие в окружающей обстановке излишних возбуждающих моментов.

Сопоставляя условия гипноза у животных с известными способами гипнотизации человека, Павлов писал: «Процедура гипнотизирования людей вполне воспроизводит описанные условия у животных. Ранний классический способ гипьотизирования — это так называемые пассы; т. е. слабые, однообразно повторяющиеся раздражения кожи, как в наших опытах. Теперь постоянно применяющийся способ—повторяющиеся слова (к тому же произносимые в минорном однообразном тоне), описывающие физиологические акты сонного состояния... Наконец, гипнотизирование истеричных, по Шарко, достигается сильными неожиданными раздражителями, как в старом способе гипнотизирования животных... Как у животных, так и у людей большинство гипнотизирующих приемов тем скорее и вернее приводят к цели, чем они чаще применяются» К

Сейчас более всего принято вызывать гипноз путем словесного внушения. Внушая гипнотизируемому представления, связанные со сном, гипнотизер вызывает у него в организме ряд сдвигов, подобных тем, которые происходят при засыпании. Это благоприятствует погружению человека в гипноз.

¹ И. П. Павлов. Собр, соч., т. IV, М., 1951, стр. 425—426.

Особенно легко и быстро развивается гипноз у людей с ослабленной корой больших полушарий (вследствие утомления, отравления, перенесенной болезни или операции и т. д.). И это понятно. Мы знаем, что раздражители, сильные для нормальной коры, становятся непосильными для ослабленных корковых клеток, вызывая в них охранительное торможение, которое, распространяясь, создает картину различных стадий гипноза.

Итак, гипноз, как и естественный сон, — состояние, благоприятствующее восстановлению работоспособности корковых клеток.

В свете этих данных науки понятен истинный смысл многих приемов «чудодейственного» врачевания, веками скрывавшихся под маской религиозной таинственности и мистики. Какие условия вели к развитию гипноза? Ритмические танцы и движения, сопровождавшиеся монотонными ударами бубна, непрерывно звеневшего в руке африканского колдуна или прежнего сибирского шамана при камлании. Использовалось загадочное средство внушения сна путем пристального сосредоточения взора, упоминаемое в индийской «Махабхарате». Применялись односложные мистические слова, призванные погружать в «священный сон» йогов, «магнетические» пассы Месмера и тихо звучащая музыка, аккомпанирующая его сеансам. Или вспомним многократно повторяющиеся слова молитв у Лурдского грота и т. п. Как бы ни были внешне не похожи эти «чудодейственные» церемонии, по существу своему все они представляют собой не что иное, как однообразные, повторяющиеся раздражители, которые вызывают охранительное торможение и благоприятствуют его распространению по коре больших полушарий мозга.

Для того чтобы лучше понять, что происходит в мозгу загипнотизированного, познакомимся еще и с другими данными, полученными Павловым и его последователями при изучении торможения.

Торможение нервных клеток коры мозга — это процесс. В своем развитии он проходит ряд стадий, названных Павловым гипнотическими фазами.

В бодрствующем состоянии корковые клетки отвечает на раздражения пропорционально силе раздражи теля (па сильное раздражение — сильный ответ, на слабое— слабый). Примеров такого соответствия между силой раздражения и величиной ответной реакции в повседневной жизни немало. Возьмем хотя бы такой: если негромко постучать по столу, то реакция людей на этот стук будет небольшая — один повернет голову в направлении раздавшегося звука, другой встревоженно спросит: «В чем дело?», третий только вопросительно посмотрит. Но если те же люди услышат грохот упавшего невдалеке рельса или пронзительный вой пароходной сирены, то реакция будет, конечно, значительно больше. Особенно чувствительные могут вскрикнуть, некоторые бросятся бежать, третьи вздрогнут и зажмут уши руками.

По-иному ведут себя корковые клетки, когда в них развивается торможение. При первой его фазе — уравнительной — ответы нервной клетки на сильные и слабые раздражители становятся равны между собой. Во второй — парадоксальной — фазе ответ клетки на слабый раздражитель оказывается большим, чем на сильный. Особенностями этих двух фаз (есть еще и другие гипнотические фазы) объясняется многое из того, что раньше было непонятным и загадочным в явлениях гипноза.

Известно, например, что глубоко загипнотизированному человеку можно внушить ощущения, противоположные тем, какие вызывает реальный раздражитель. Допустим, ему дают порошок хины, но при этом внушают, что дан сахар, и загипнотизированный действительно ощущает не реальную горечь от находящейся во рту хины, а внушенный ему сладкий вкус сахара.

Из предыдущего раздела мы уже знаем, что слово, обозначающее данный предмет или явление, вызывает в мозгу человека соответствующее представление. Под влиянием такого представления могут произойти глубокие изменения в деятельности внутренних органов.

Непосредственно воспринимаемый предмет или явление оказывают на мозг человека более сильные действия, чем словесные их обозначения: есть яблоко или читать описание его в книге — дело разное.

Положение коренным образом меняется, если мы обращаем слово к человеку, находящемуся в состоянии гипноза. В этом случае наш словесный сигнал попадает в нервные клетки мозга, которые могут находиться в этот момент в парадоксальной фазе, и слово, будучи слабым раздражителем, окажет тогда более сильное воздействие, чем непосредственный раздражитель.

Вот что говорят об этом научные опыты. Посредством уже знакомого нам по предыдущему разделу плетизмографа записывали кривую изменения объема руки человека, так называемую плетизмограмму. Ученые поочередно прикладывали к руке человека то лед, торуки — плетизмограмма (из работы В. Е. Рожнова) теплую воду. Кровеносные сосуды руки реагировали в первом случае сужением, а во втором — расширением. Это отражалось на плетизмограмме, уровень которой то падал, то повышался. Затем испытуемого приводили в состояние гипноза

/ V ; > ) > / > i > ) i г t I > / i ) )- I ) I > > I i > > ' I > > ' > I >

Рис. 7. Извращение сосудистой реакции в глубоком гипнозе. Запись изменения объема. На руку, помещенную в плетизмограф, ставился сосуд с теплой водой ( + 45°),но загипнотизированному говорили, что на руку положен лед. И что же? На плетизмограмме наблюдали реакцию, соответствующую не реальному—тепловому раздражению, а совершенно противоположному — словесному, внушенному: плетизмограмма показала сужение сосудов (рис. 7), т. е. реакцию, характерную для действия холода.

Этот пример совершенно неоспоримо доказывает, что при развитии в мозгу загипнотизированного парадоксальной фазы слово становится способным извратить ответ организма на непосредственный раздражитель.

Слово приобретает могучее влияние на организм человека, находящегося в гипнозе, также и потому, что в гипнозе все другие раздражения, кроме слов гипнотизера, благодаря раппорту не осознаются гипнотизируемым. Вследствие этого слова гипнотизирующего приобретают особенно большую, неодолимую силу действия.

Например, загипнотизированному, помещенному под экран рентгеновского аппарата, внушают, что он в данный момент ест противную пищу, вызывающую тошноту. Чаще всего это производят в лечебных целях с лицами, страдающими хроническим алкоголизмом. Гипнотизирующий внушает им ощущение водки во рту и тошноту на ее специфически неприятный вкус и запах. На экране рентгеновского аппарата ясно видно, как не получивший никакой пищи желудок в ответ на одно лишь действие слова, влияющее на него через кору больших полушарий мозга, совершает характерные движения.

Различают три степени глубины гипноза: сонливость, гипотаксию и сомнамбулизм.

При сонливости наблюдается легкая дремота и общее расслабление мышц. При гипотаксии загипнотизированный уже не может делать произвольных движений. Часто у него развивается так называемая восковидная гибкость мышц и суставов — каталепсия. В этом состоянии рука, нога, голова загипнотизированного, все его тело могут долго сохранять приданное им искусственное положение. Застывшие фигуры молящихся, нередко часами сохраняющих одну и ту же позу, не что иное, как следствие каталепсии, одно из проявлений гипнотического состояния, развившегося у них при сосредоточении внимания на бесконечном повторении однообразных молитв.

Наиболее глубокая стадия гипноза — сомнамбулизм (дословно «снохождение») В этой стадии загипнотизированному можно внушить самые различные зрительные, слуховые и обонятельные образы — так называемые мнимые восприятия или галлюцинации. И он видит внушенные предметы, слышит звуки, обоняет внушенные запахи и т. д. На словесный приказ гипнотизирующего он может встать, начать ходить, выполнять те или иные задания.

Исследования показали, что в глубоком гипнозе можно путем словесного внушения изменить поведение загипнотизированного соответственно внушенному ему возрасту. Так, например, человеку средних лет поочередно внушали то, что он двух — трехлетний ребенок, то, наоборот, что он глубокий старик. И тогда, в первом случае, он начинал ходить по комнате маленькими неуверенными детскими шажками, на задаваемые ему вопросы отвечал детским лепетанием с характерными ошибками в произношении: «лубаска» вместо «рубашка», «атобус» вместо «автобус» и т. д. Во втором случае его походка напоминала старческую, спина сгибалась и т. д.

Некоторых глубокозагипнотизированных одним указанием на то, что они в данный момент находятся в привычной рабочей обстановке и заняты повседневным трудом, удается заставить совершать характерные для их профессии рабочие движения: машинистки начинают «печатать», столяры «строгать».

Как мы видим, в глубоком гипнозе слово гипнотизирующего становится способным вызвать удивительные изменения в поведении и ощущениях загипнотизированного, глубокие сдвиги в деятельности его организма и отдельных органов.

Современная физиология располагает средствами исследования и приборами, позволяющими зарегистрировать эти сдвиги совершенно объективно (т. е. получить о них точные и бесспорные данные), не ограничиваясь теми сведениями, которые сообщает загипнотизированный в ответ на вопрос о том, что он чувствовал в момент внушения.

Приведем несколько примеров.

Известный советский психотерапевт К. И. Платонов заинтересовался, можно ли повлиять на работоспособность опьяневшего человека, внушив ему, что он трезв. Мышечные сокращения во время работы, которую проделывал испытуемый (подъем груза весом в 4 килограмма с ритмом 120 раз в минуту), записывались с помощью специального прибора — эргографа (рис. 8).

Как видно на верхней кривой, после принятия алкоголя работоспособность заметно снижается. После быстрого погружения испытуемого в гипноз (который продолжался всего лишь 15 секунд) проведено внушение, что испытуемый трезв. Вслед за этим записанная величина мышечных сокращений показывает, что первоначальная работоспособность восстановилась. На нижней кривой показано исследование, когда отрезвление было внушено тотчас после принятия алкоголя. Заметного снижения работоспособности не наблюдается— величина мышечных сокращений уменьшается постепенно, в конце кривой, как это бывает и при обычном утомлении, связанном с длительным и часто повторяющимся подъемом груза.

Словесное внушение человеку, находящемуся в сомнамбулической стадии гипноза, глубоко влияет на деятельность мозга, что сказывается на величине условных и безусловных рефлексов загипнотизированного.

Советские физиологи И. И. Короткий и М. М. Суслова провели серию исследований, чтобы проследить, как изменяются величины условных и безусловных мигательных рефлексов в гипнозе в зависимости от смысла проведенного внушения.

Безусловный мигательный рефлекс в лабораторных условиях вызывают, направляя тонкую струю воздуха в глаз испытуемого. Читателю уже известно, что если это действие несколько раз сочетать, например, со стуком ударов метронома, то выработается условный рефлекс, и в дальнейшем один лишь стук метронома будет вызывать мигание. Упомянутые нами авторы вырабатывали у испытуемых условный мигательный рефлекс на стук метронома с частотой 120 ударов в минуту (на рис. 9 обозначен как М120) и 80 ударов в минуту (на рис. 9 обозначен как Мао). Затем испытуемых погружали в глубокий гипнотический сон (сомнамбулическая стадия) и проводили словесное внушение. Оказалось, что, смотря по тому, какое самочувствие внушали, менялась величина мигательного рефлекса. Так, на рис. 9 в первом случае, где испытуемой внушалось, что она чувствует себя утомленной и неработоспособной, величина рефлекса была невелика. Во втором случае, когда испытуемой внушалось, что она отдохнула, бодра и работоспособна, рефлекс был сильным, частота миганий соответствовала ритму ударов метронома (рис. 9).

Рис 9. Изменение величины мигательного рефлекса при внушении усталости и бодрости (из работы И И Короткина и М. М. Сусловой)

Один из способов изучения работы мозга — запись изменений его электрической активности (так называемых биотоков мозга) с помощью регистрирующего аппарата электроэнцефалографа. Установлено, что при изменении в деятельности мозга изменяется его электрическая активность. Исследования А. И. Марениной и И. Е. Вольперта показали, что внушение загипнотизированному чувства страха ярко отражается не только на его мимике и поведении, но заметно изменяет электрическую активность мозга.

Вместе с этими фактами, показывающими, как велико действие словесного внушения в глубоком гипнозе, находит свое объяснение и то поразительное явление «видения» и «слышания» духов, которое вызывало столь благоговейный трепет зрителей и участников камлания. Приемы, использующиеся при совершении этой церемонии (ритмические звуки бубна, повторяющиеся слова заклинаний, дурманящие курения и т. п.), способствуют появлению гипноза в различных его стадиях и формах у участников процедуры. Понятно, что те из них, которые отличаются наибольшей внушаемостью, впадают в наиболее глубокую стадию гипноза — сомнамбулизм, открывающую широкую возможность для внушения мнимых восприятий.

Такая удивительная сила действия слова, на организм глубоко загипнотизированного человека объясняется тем, что большая часть коры мозга оказывается в самой глубокой гипнотической фазе — фазе полного торможения. Мы умышленно не останавливались на ее особенностях выше, чтобы не нарушать стройности изложения. Здесь же рассказать о ней необходимо, ибо это поможет понять естественные причины еще ряда прежде непостижимых явлений, связанных с глубоким гипнозом.

В фазе полного торможения корковые клетки перестают отвечать на все (слабые, средние и сильные) раздражения. Собаки (клетки коры больших полушарий которых оказываются в этой фазе) не отвечают ни на какие раздражители. Торможение в клетках коры мозга человека можно обнаружить, например, исследуя реакции его кровеносных сосудов на те или иные раздражители. При полном торможении сосуды руки перестают отвечать даже на очень сильные раздражения—уровень плетизмограммы остается неизменным.

Например, если к руке глубокозагипнотизированного прикладывают колбу с горячей водой (65° С) или сильно звонят в звонок, то никакой реакции сосудов руки на эти раздражения нет. Уровень плетизмограммы не изменяется (рис. 10). Мало того, сам испытуемый на заданный ему вопрос: «Чувствовали ли вы горячее на вашей руке? Слышали ли вы звонок?» отвечает: «Ничего не чувствовал. Ничего, кроме вашего голоса, не слышал». Об этом, между прочим, свидетельствует и его мимика: лицо сохраняет во время даже сильных воздействий безмятежное, спокойное выражение.

Особенностями фазы полного торможения объясняется и нечувствительность к боли от ожогов и порезов, которая наблюдается у шаманов, магов и колдунов, доведших себя плясками, шумом бубна и дымом курений до исступления. Этим же объясняется и та бесчувственность к любым посторонним раздражениям во время «сна йогов» и многие другие подобные формы отсутствия реакции на сильные внешние воздействия. Веками они из-за незнания их естественных причин казались людям чудом.

Очень интересно, что в глубоком гипнозе возможно проведение так называемых постгипнотических внушений, т. е. внушения действий, которые должны осуществляться спустя некоторое время после выхода из гипноза.

Обычно это делают так: глубоко загипнотизированному внушают какое-нибудь несложное действие, например хлопанье в ладоши, которое он должен совершить через некоторое время после окончания гипнотического сеанса. Тут же внушается, что хотя он и выполнит это задание, но помнить о его получении не будет. И вот выведенный из гипноза человек, к удивлению окружающих, а более всего к своему собственному, начинает хлопать в ладоши, при этом у него очень смущенный вид, так как чаще всего такое поведение оказывается не соответствующим обстановке. Сам же он объясняет свой поступок смутной потребностью что-то сделать и заявляет, что после того как произвел это нелепое действие, испытал успокоение.

Все эти факты еще раз, в наиболее яркой и убедительной форме, свидетельствуют об огромных возможностях воздействия словом на поведение человека и самые сокровенные стороны работы его организма.