XV

Какие бы обстоятельства этому ни сопутствовали, но последняя ночь перед разрывом любовных отношений всегда наполнена эдакой элегической поэтикой. И хотя Валентина с Марфой не связывали никакие чувства (только секс; добротный, качественный секс и никакой любовной лирики как с его, так и с ее стороны), все равно сегодня он испытывал легкую грусть от осознания того, что эта встреча для них последняя. Может быть, поэтому он и не стал теперь спешить, дав свиданию протекать по уже сложившемуся сценарию, хотя Ероха настаивал на том, чтобы ускорить развитие событий. Легко Ерохе быть принципиальным. Его-то Весна не только не относится к числу врагов, но сегодня еще и поможет им. А Марфа враг, причем из самых главных. Куда уж главнее? Ведь именно через нее Рыбас поддерживает связь с Фуниковым и Никитой Романовичем. Вспоминая прошедшие события, Валентин сам дивился собственной невнимательности. Ведь говорил же ему Ероха о том, что Марфа ведьма, что она вызывает духов и вместе с Фуниковым и его слугой беседует с ними! Да, помнится, и сама Марфа вроде шутя упоминала, что все ее считают ведьмой… Валентин же уперся в версию с царицей и ее магом и слышать ничего больше не желал. А Фуников?.. Вроде всех Валентин примерил на роль серого кардинала, влияющего на Никиту Романовича. Всех, кроме Фуникова. Уж больно он сер и невзрачен. А кому же еще влиять, как не казначею? Одним словом, много претензий предъявил себе Валентин в свете новых сведений, поведанных ему Бровиком.

Да, Марфа – враг. А жаль, черт возьми! Ведь красавица такая и… Вообще! Марфа сегодня должна была сыграть важную роль в комбинации, придуманной Валентином, Ерохой, доном Альбой и Силкой. Но до этого Валентин хотел с ней попрощаться. По-человечески.

Как ни странно, но сегодня ее стоны и вопли заводили его так, что он все никак не мог остановиться, раз за разом возобновляя с нею любовные игры. В конце концов не выдержала сама Марфа. Спихнув с себя Валентина, она даже слабо возмутилась:

– Замучил меня сегодня совсем, Михайла. Уж который раз прошу – дай передохнуть…

– Это потому, что не встречались мы давно. – Валентин нежно укусил ее за ушко. – Истосковался по тебе.

Он крепко обнял ее за талию и потянулся губами к ее губам, но Марфа в этот раз моментально пресекла эту попытку ползучей экспансии. Она резко отодвинулась, повернулась на бок и, упершись в него руками и ногами, разом спихнула с кровати. Внезапно для себя оказавшись на полу, Валентин расхохотался. И Марфа рассмеялась. Им было легко друг с другом. И хорошо. Но она – враг. Валентин поднялся с пола.

– Пусти, Марфуша, не буду больше лезть. Обещаю.

– Да иди уж…

Он вновь улегся с ней рядом.

– Фуников в Москву уехал?

– Угу…

– Надолго?

– С неделю пробудет. Поехал помещения для казначейства смотреть да выбирать. А потом сюда вернется, чтобы сборы начать.

– Какие сборы, Марфуша?

– А ты еще не знаешь?

– Не-эт, как-то мимо меня прошло.

– В Москву переезжать будем. Все. Кто пораньше, кто попозже. Казначейство, наверное, самым последним поедет. Главное, чтобы Никита Романович охрану в дороге надежную обеспечил.

– Надежная охрана – это важно. Особенно когда государеву казну везешь. Но где их, надежных людей, возьмешь? Одни преступники вокруг. Ведь что творится-то? Чуть ли не каждый день убийства. И чьи? Не холопов каких-нибудь, а членов царской семьи… Тут поневоле задумаешься, как казну невредимой сохранить.

– Ты, Михайла, не понимаешь. – Она усмехнулась. – Это иное.

– Да как же иное? – с притворным возмущением воскликнул Валентин. – Если бедный Никита Романович не может никому довериться? Если кругом измена? Даже среди самых ближних.

– То есть? – Последние остатки беззаботной веселости у Марфы резко улетучились. Она даже приподнялась, опершись на локоть. – О чем это ты говоришь, Михайла?

– Сегодня же и убийство царицы Марии, и убийство Старицких раскрылось.

– Ах, ты все об этом… – Марфа вновь усмехнулась. – Так Старицкие вообще сами себя потравили…

«Интересно, – мелькнуло в мозгу у Валентина, – откуда ты об этом знаешь? Боярин Яковлев, проводивший расследование, уехал сразу в Москву, послав с докладом к Никите Романовичу Скуратова. Ни тот, ни другой на базарной площади о том не трепались».

– А убийцу Маришки давно нашли и казнили. Никак ты проспал столь важные новости. А, Михайла?

– Ничего подобного, – возразил ей Валентин. – Молява, которого казнили, невиновен. Это следствие сегодня и установило.

– Это какое же еще следствие? – Марфа даже села в постели, подогнув под себя ноги по-турецки. – Ведь боярин Яковлев сегодня утром в Москву уехал…

«Ты, оказывается, и об этом знаешь? Откуда? Надо полагать, Яковлев звякнул тебе на мобильник. Никак иначе». Валентин пожал плечами, скривив губы в недоуменной гримасе.

– Никита Романович нового главу разбойного приказа назначил. Вроде так. Я сегодня вечером зашел к Никите Романовичу, а он допросные листы читает. Увидел меня и как воскликнет с такой досадой в голосе: «Что же делается-то, Михайла? Кому верить можно? Если боярин Яковлев-Захарьин, родственник мой, против меня и царевича заговор устроил?» Ну, и начал мне рассказывать… Он сегодня в отсутствие Яковлева назначил нового человека со смертью Старицких разбираться…

– Как в отсутствие? Яковлев же должен был сначала к Старицким заехать, а уж только после этого в Москву…

«Та-ак, еще один прокол», – констатировал Валентин.

– Так вот этот человек и установил, что к Старицким вчера приезжали Яковлев и еще кто-то. И застращали их до смерти. Вот тем и пришлось травиться. А еще он нашел у Старицких охранное письмо, где им неприкосновенность в слободе обещается. Кем оно писано, не знаю. Не сказал мне Никита Романович. И истинный убийца царицы сегодня схвачен. Никита Романович сказал, что очень важные показания он дал.

Даже при том неярком, неверном свете, коим была освещена спальня, было видно, как резко побледнела Марфа.

– И кто это? Он назвал имя?

– Да. Это повар Бровик, – самым легкомысленным тоном ответил Валентин. – Он такой важный свидетель, что Никита Романович велел его спрятать и держать не в слободе. Там целый заговор получается против царского семейства. Устроили вроде этот заговор немцы, а возглавляет его боярин Яковлев-Захарьин. – Валентин погладил ее круглую, гладкую коленку. – Ах, Марфуша, до чего же я в тебя влюбленный…

– Он сказал, куда спрятал Бровика?

– Давай-ка еще разочек, лапушка… – Рука Михайлы поползла по ее бедру.

– Так сказал или нет?! – Резким движением она сбросила его руку со своей ноги.

– Сказал, сказал… – Он подкатился к ней и попробовал обнять. – Ну же, киска, полюби меня еще разочек.

Отпихнувшись от него, Марфа соскочила с кровати.

– Дьявол тебя задери! Так говори же! Где?!

Валентин смерил оценивающим взглядом ее прекрасное, совершенное тело. Да, она – враг. Решительный и беспощадный. Не торопясь, он тоже поднялся с кровати и взялся за свою одежду.

– Весне позвони. Скажи, что мы уже уходим. Пусть проводит нас.

Марфа поняла, что перегнула палку.

– Ну что же ты, Михайла? Куда ты заспешил? – Голос ее стал бархатным, движения плавными и пластичными. Она вновь легла на свое место и шаловливо поманила к себе пальчиком Валентина. – Иди ко мне, мой котик. Твоя киска опять хочет тебя. – Она повернулась на спину и призывно раздвинула в стороны согнутые в коленях ноги. – Иди же ко мне…

– Не надо, Марфа. Я тебе и так скажу. Никита Романович спрятал его в деревне Туровичи, что в двадцати верстах отсюда. Там он в подполе у старосты сидит. Зови Весну. – Валентин начал одеваться.

Деревня Туровичи была выбрана ими сегодня после недолгого, но тщательного обсуждения. Небольшая деревня эта была замечательна тем, что с одной стороны она вместе с пашней была окружена непроходимой лесной чащобой, а с другой – достаточно полноводной рекой. Через реку к деревне вел единственный мост. Дон Альба счел это место наиболее подходящим для засады и проведения диверсии.

За несколько месяцев пребывания в слободе земские посланцы волей-неволей познакомились с ее окрестностями. Сказалось здесь все-таки и эпизодическое участие Ерохи и Силки в опричных набегах, и куда более регулярное участие всей компании в царских выездах на охоту.

Планируя предстоящую операцию, друзья исходили из двух непреложных фактов. Место, где прячется Веттерман-Рыбас, они найти не в состоянии. И факт второй, поведанный Валентину Бровиком, – все рыбасоиды находятся вместе со своим предводителем, составляя его охрану. Их количество, кстати, Валентин позабыл уточнить у Бровика. Но сути дела это не меняло. Два десятка их или две сотни – для четверых все равно много. В открытом бою им не одолеть и двух десятков, не говоря уже о большем количестве врагов.

Тогда и появилась на свет идея ловушки для Рыбаса. У нее не было какого-то одного автора, все в равной степени поучаствовали в создании плана по уничтожению врага. Но первым слово «ловушка» произнес Валентин.

Предсказать, как, по какой дороге поедет Рыбас в слободу выручать Бровика, было невозможно. А чтобы он поехал обязательно, было решено подсунуть Рыбасу информацию, что Никита Романович воспринял все последние события как заговор против царевича Ивана и себя лично. А для подкрепления сомнений и тревог Веттермана-Рыбаса в этой информации должно содержаться известие о недоверии царского дядьки к своему родственнику Яковлеву и весьма недвусмысленные намеки на вскрывшееся участие в заговоре казначея Фуникова.

Чтобы эта информация дошла до Рыбаса, было решено ненавязчиво преподнести ее в виде обычной сплетни Марфе Фуниковой. А в том, что именно Марфа поддерживает связь с Веттерманом-Рыбасом, друзья теперь не сомневались. Получив такое сообщение, Рыбас непременно (во всяком случае, на это очень надеялись Валентин и его друзья) бросится выручать своих людей. Яковлев и Фуников в Москве – туда достаточно отправить гонца с предупреждением для них. Бровик же в руках Никиты Романовича, весьма рассерженного на своего союзника Веттермана. Судя по полученному известию, Бровик уже кое-что разболтал, и неизвестно, что он расскажет еще. Рыбасу просто необходимо будет встретиться с Никитой Романовичем, чтобы убедить того в своей лояльности, а заодно и вытащить Бровика из застенка (конечно, был шанс, что Рыбас просто проигнорирует полученное им известие, предоставив событиям развиваться так, как они развиваются, но о такой возможности друзьям даже думать не хотелось). Если же Бровика перевести (на словах) из слободы в некое иное место, то у Рыбаса появится соблазн сначала освободить его, чтобы разузнать о всех обстоятельствах, а уж потом только ехать к Никите Романовичу (или не ехать вовсе, в зависимости от рассказанного Бровиком). И таким местом, по совету дона Альбы, стала деревня Туровичи.

Откуда бы ни ехать в Туровичи, а моста через реку не миновать. Вот там и решено было устроить засаду на Рыбаса, заложив под мост пороховую мину. Сила и дон Альба со всем необходимым уже уехали в Туровичи, успев выехать из слободы до ночного закрытия ворот. Валентин же с Ерохой направились в гости к казначейше, намереваясь последовать за друзьями утром, как только вновь откроются ворота Александровской слободы.

Марфа, грациозно потягиваясь, не торопясь выбралась из постели и, набросив на себя сорочку, трижды дернула шнур, идущий в комнату служанки.

– Не серчай на меня, милый. И оставить тебя хочется, но больно уж уморил ты меня сегодня. Спать тянет, страсть… – Она демонстративно зевнула, стыдливо прикрывая рот ладошкой. Обойдя кровать, она обеими руками обхватила Валентина за шею, прильнув к нему всем телом. – Ах, какой у меня сладкий любовник! И сил уж нет, а отпускать все равно не хочется… Не сердишься на меня? – Подняв голову, она постаралась заглянуть ему прямо в глаза.

– Да что ты, Марфуша… – Валентин нежно поцеловал ее в губы. – Не сержусь я на тебя. Сейчас мы уйдем, и спи себе спокойно, медовая моя.

В этот момент в дверь постучали, и в комнате возникла запыхавшаяся Весна. Босая и в одной рубахе.

– Звали, государыня?

– Гостей проводишь. Подожди за дверью. – Когда служанка вышла из комнаты, Марфа вновь обратилась к любовнику: – Не держи на меня обиды, сладкий мой. Устала что-то… А уж завтра всю ночь и весь день тебя любить буду. Пока сам пощады не попросишь.

Валентин вновь чмокнул ее в губы.

– Пойду я…

– Как завтра темнеть начнет, я за тобой вновь Весну пришлю, – сказала она уже в спину уходящему Валентину.

Валентин был собой доволен. Сделал вроде все правильно. И дезу врагу подсунул, не забыв при этом изобразить обиженного любовника, и мостов не сжег. «По-моему, все идет по плану – подумал он, закрывая за собой дверь Марфиной спальни. – Я не я буду, если она сейчас же не постарается передать Рыбасу полученную от меня информацию».

Следуя за Весной, он спустился на первый этаж, в ее комнату, где ожидал его Ероха.

– Пойдемте, государи мои, я провожу до выхода, – нарочито громко сказала служанка.

Точно так же, стараясь производить как можно больше шума – громко стучать ногами и хлопать дверьми, – троица прошествовала по всему первому этажу, к прихожей. Выпустив гостей на улицу, Весна вернулась к хозяйке.

– Проводила, государыня. Ушли они. Желаете чего?

– Пойди во флигель и разбуди Акульку, – строго приказала ей Марфа. – Веди ее в гостиную. Только быстро. Одна нога здесь, другая там.

– Ясно, государыня. Счас сполню. Накину только что-нибудь.

И быстроногая Весна унеслась исполнять приказание хозяйки. Вообще-то она уже знала, что хозяйка поручит ей нечто подобное. Мил-дружок Ерошенька ее уже предупредил. «Сегодня хозяйка твоя, – сказал он, – сразу же после нашего ухода духов вызывать примется или еще как колдовать будет». А если духов вызывать, то хозяйке понадобятся еще двое. Ведь казначей со слугой своим в Москву уехал. Значит, Весну заставит… И еще кого? Ну не конюха же с кучером. Значит, кого-то из девок.

Сама Весна, конечно, не пошла бы помогать хозяйке в ее черном деле. Она ведь девушка честная и в Бога верует. Но Ерошенька велел ей быть сегодня с хозяйкой, когда та ведьминским делом своим займется. А еще он велел ей запоминать, что духи хозяйке отвечать будут. Весна бы с радостью, но… Неграмотная она. А духи на столе буковки стрелочкой отмечают, что на блюдце значится. Из них слова складываются. А Весна ни буковок не знает, ни слов из них складывать не умеет. Конечно, если хозяйка начнет ответы духов вслух читать, она обязательно их запомнит. А ежели нет? Вдруг про себя читать будет? Ерошенька с Михайлой так никогда и не узнают, что же духи хозяйке ее сказали.

Ерошенька даже осердился, когда услышал, что его любимая, оказывается, азбуки не знает. «Ах, черт! – в сердцах воскликнул он. – Тебя, оказывается, все это время грамоте учить надо было, а не любиться с тобой!» Весне даже как-то и неприятно сделалось после этих слов. Будто она в чем-то виновата…

Когда Весна растолкала спящую Акульку, та все никак не могла взять в толк, чего же от нее хотят. Но как только до нее дошло, что ее вызывает хозяйка, она вскочила на ноги и мигом оделась. Когда девушки проходили по двору, Весна бросила тревожный взгляд на калитку. Вообще-то Михайла с Ерошенькой не должны спешить, но мало ли… А вдруг они прямо сейчас войдут во двор, и изумленная Акулька в свете полной луны увидит во дворе двух незнакомых мужчин?

Калитку Весна открыла заранее – так же, как и дверь в подклете. Открыть калитку, пройти через двор и войти в дом Михайла с Ерохой должны были самостоятельно. Дальше им предстояло, не зажигая света, пройти в помещение, находящееся под гостиной. Здесь уж Весна не беспокоилась. Ерохе так часто приходилось бывать в той комнате, что заблудиться он никак не мог. А уж из той комнаты они должны подняться по лестнице к запертой потайной дверце в гостиную.

– Это мы, государыня. – Весна, приоткрыв дверь, заглянула в гостиную.

Марфа, полностью одетая, уже сидела за колдовским круглым столом, по всему краю которого были написаны буквы. В комнате было светло от зажженных ею черных свечей. Рядом со столом стояли еще два стула.

– Долго ходите, – раздраженно бросила Марфа. – Садитесь за стол скорее. Пальцы на блюдце кладите. Легче, легче… Дурищи бестолковые! Едва касаясь!

Когда Марфа добилась от девушек желаемого результата, она велела им убрать руки от блюдца и поднесла его к огню черной свечи. Произнося непонятные девушкам заклинания, она совершала круговые движения блюдцем над пламенем свечи. Когда блюдце показалось ей достаточно горячим, она вновь положила его донышком вверх на центр стола.

– Пальцы! – приказала она и сама поднесла руку к блюдцу.

Девки вслед за ней послушно поднесли пальцы к блюдцу. Марфа вновь принялась читать заклинания на чужом языке. Говорила она громко, нараспев, слегка подвывая. Черные свечи потрескивали, распространяя при горении такую вонь, что у Весны уже слегка голова пошла кругом. Акулька же начала клевать носом. Клюнет, спохватится, разинет глаза с испугу так, что они становятся величиной с блюдце, и сидит после этого прямо, будто шест проглотила. Весну же в сон не клонило, хотя она, в отличие от Акульки, продрыхшей полночи, ни на секундочку глазонек сегодня не сомкнула. Но руку на весу держать было тяжело (хозяйка велела, чтобы локти стола не касались). А чем дальше читала свои заклинания хозяйка, тем больше кружилась голова у Весны, тем сильнее наливалась свинцом протянутая к блюдцу рука.

– Р-руку, руку держи, раззява! – вдруг прошипела Марфа, и Весна, мгновенно сообразив, что уснула, встрепенулась и вытянула руку надлежащим образом.

Марфа вновь забормотала свои колдовские молитвы. Теперь уж Весна принялась покусывать губы, чтобы больше не уснуть таким неожиданно предательским образом. Но тут вновь клюнула носом Акулька, да так, что с размаху угодила лбом в край стола. Хозяйка от неожиданности с руганью вскочила на ноги, а Акулька, с мгновенно вздувшейся на лбу шишкой, сидит и глазами лупает, ничего не соображая. И лишь одна Весна исправно держит руку на блюдце, несмотря ни на что.

Марфа размахнулась и со всего плеча как влепит Акульке затрещину… Та аж чуть со стула не слетела.

– Ну, лахудры!.. – зарычала хозяйка. – Еще раз меня прервете – в жаб превращу!

Весна-то знает, что она только так… Стращает. Если она их в жаб превратит, то с кем тогда духов вызывать будет? Ну не с конюхом же… А вот Акулька – та до смерти перепугалась.

– Простите, государыня, – заканючила она. – По нечаянности я…

– Р-руки! – вновь скомандовала Марфа, усаживаясь за стол.

Все эти не совсем удачные приготовления не были услышаны Ерохой и Валентином, потому что они подкрались к потайной двери, лишь когда Марфа вновь принялась читать заклинания. Валентин заглянул в замочную скважину. Светло, но людей не видно. Слышен чей-то голос. Чтобы лучше слышать, он приник ухом к замочной скважине. Марфа. Говорит что-то, но язык непонятный. Вот это номер! Если она все время с Рыбасом-Веттерманом будет на этом языке болтать, то все их сидение здесь – впустую.

На этом непонятном, неизвестном Валентину языке Марфа, не останавливаясь, говорила минут десять – пятнадцать, после чего Валентин услышал:

– Черный ангел, здесь ли ты? Слышишь ли ты меня?

– Ой! Поползло! Поползло блюдце-то! – послышался незнакомый женский голос.

– Тсс… Тише, Акулька, не мешай госпоже, – прошипела Весна.

– У нас события важные произошли. Старицкие отравились, как и ожидалось. Фуников и Яковлев в Москву уехали, но Захарьин Яковлеву почему-то не поверил. Вместо Яковлева нового человека назначил. Тот установил, что перед смертью к Старицким Фуников приезжал, и Бровика раскрыл. Бровик что-то рассказал им. Захарьин в результате вообразил, что против него заговор составился. В заговоре немцы участвуют, а возглавляет его Яковлев. – Здесь последовала недолгая пауза, после чего Марфа вновь заговорила: – Нет, Бровика увезли из слободы. Захарьин испугался, видимо, что его выручать кинутся. Спрятал он его в деревне Туровичи, что в двадцати верстах отсюда. В подполе у местного старосты сидит. – Опять пауза. – Сколько Бровика держать собираются и как с ним поступят, не знаю. Фуникова точно подозревают. Видно, Бровик сболтнул что-то. – В этом месте повисла пауза подлинней, чем предыдущие. И тут Марфа заговорила иным тоном: – Все, лахудры. Можете дрыхнуть. О том, что видели и слышали сегодня, – молчок. Не то червей дождевых из вас понаделаю.

В ответ раздался голос Весны:

– Мы и не слышали ничего, матушка-государыня. А чего слышали, того не поняли. Верно, Акулька?

– Ага… – прозвучал еще один женский голос.

– Пошли прочь, – скомандовала Марфа.

Скрипнули отодвигаемые стулья, хлопнула дверь, и в комнате начало постепенно темнеть, пока не воцарилась полнейшая темнота. И вновь стукнула дверь.

– Ну что там? – шепотом спросил Ероха.

– Закончилось, – так же шепотом ответил ему Валентин. – Пойдем.

Осторожно, стараясь не производить ни звука, они спустились в подклет, после чего Ероха аккуратно выглянул в коридор. В неверном свете свечи он увидел идущих по коридору девушек. Первой шла Весна, держа в руке свечу. Наконец они остановились, и Весна сказала:

– Все, беги, Акулька. С головой укройся и спи до самого утра. О сегодняшнем забудь. Это тебе приснилось. А распустишь язык – хозяйка тебя пополам разделит, одну половину в червя превратит, а вторую в лягушку. Лягушка сожрет червя, подавится…

– Ой! – вскрикнула девушка и бросилась к двери.

Весна улыбнулась ей вслед и двинулась в сторону Ерохи. Тот вышел ей навстречу, шепнув Валентину:

– Пойдем, чисто. – Встретившись, влюбленные тут же соединились в страстном поцелуе, но Валентин сразу же напомнил другу о долге, ткнув его в спину кулаком. – Выгляни во двор, – велел девушке Ероха.

Весна сначала сама вышла наружу, огляделась, затем выпустила парней. Пригнувшись, они скользнули вдоль дома, потом вдоль забора и исчезли за калиткой. Весна задвинула засов, спокойно прошествовала в дом и наконец-то со спокойной совестью отправилась спать.