31
Иерусалим, год 48
— Спасибо, что пришел так быстро, Иаков.
Заходящее солнце озарило имплювиум дома, где возлюбленный ученик встречал гостя. Они были одни. Брат Иисуса снял со лба и руки филактерии, но продолжал кутаться в молитвенную накидку. Он выглядел напуганным.
— Павел вчера отправился обратно в Антиохию. Первый церковный собор едва не закончился бедой. Нам пришлось пойти на взаимные уступки, и Петра сильно потеснили. Он ненавидит тебя. Так же, как и меня.
— Петр — человек не злой. Встреча с Иисусом перевернула его жизнь. Он боится вернуться к своему бедняцкому прошлому, и поэтому не выносит, когда кто-то посягает на его первенство.
— Я — брат Иисуса, если кто-то из нас двоих должен уступить, то придется это сделать ему, несмотря на его первенство! Пусть отправляется куда хочет.
— Он и отправится, Иаков, будь покоен. Когда Павел утвердит новую религию, о которой мечтает, ее новый источник переместится из Иерусалима в Рим. Борьба за власть только начинается.
Иаков опустил голову:
— С тех пор как он у всех на глазах убил Ананию и жену его Сапфиру, Петр больше не носит оружия, но некоторые из его соратников вооружены. Я слышал вчера, как они толковали о том, что ты человек из прошлого, что ты противишься тем, кто создает будущее. Сам знаешь, они же все твердят, что «не может быть тринадцатого апостола». Твоя жизнь в опасности. Тебе нельзя оставаться в Иерусалиме.
— Но ведь убийство Анании и его жены — это давняя история, и тогда все дело было в деньгах. С тех пор от всех церквей Азии деньги рекой текут в Иерусалим.
— Сейчас речь не о деньгах; ты ставишь под сомнение все, ради чего они воюют. Мой брат Иисус предпочтение отдавал тебе, так же как Иуде. Мы оба знаем, как Петр расправился с Иудой, и знаем, что он не остановится ни перед чем. Если ты погибнешь, как Искариот, вместе с тобой исчезнет и память о прошлом. Тебе надо бежать, да поскорее, может быть, это наша последняя встреча, так что, молю тебя: скажи мне, где ессеи похоронили Иисуса. Где его могила!
У этого человека не было ни честолюбия Петра, ни гениальности Павла. Это был обычный иудей, который пытался узнать что-то новое о погибшем брате. Его собеседник с жаром ответил:
— Я провел рядом с Иисусом куда меньше времени, чем ты, Иаков. Но вы не смогли понять в нем того, что увидел я. Ты — потому, что всем сердцем привязан к иудаизму. Павел — потому, что он еще совсем недавно поклонялся языческим богам империи и теперь мечтает заменить их новой религией, в центре которой Христос, чьи слова Павел толкует, как ему удобно. А Иисус никому не принадлежит, мой друг, — ни тебе, ни Павлу. Теперь он покоится в пустыне. И одна лишь пустыня сможет защитить его от еврейских или греческих стервятников новой церкви. Это был самый свободный человек из всех, кого я знал; он хотел заменить закон Моисея другим законом — новым, который был бы записан не на скрижалях, а в сердце человека. Законом, основанном лишь на любви.
Иаков помрачнел. Закона Моисея касаться нельзя, в нем суть Израиля. Он счел за благо переменить тему разговора:
— Ты должен уехать. И увезти подальше отсюда мою мать Марию: рядом с тобой она выглядит такой счастливой…
— Я почитаю мать Иисуса, и мы очень привязались друг к другу. Если бы она постоянно была рядом, это каждый миг наполняло бы меня радостью. Ты прав, я больше не чувствую себя дома ни в Иерусалиме, ни в Антиохии. Я уеду. Как только буду знать, где смогу раскинуть шатер кочевника, тотчас приглашу Марию отправиться со мной. А пока Иоханан послужит нам связным. Она стала для него второй матерью.
— Куда же ты направишься?
Возлюбленный ученик огляделся. Имплювиум уже накрыла вечерняя тень, но в окна высокой залы еще проникали последние лучи заходящего солнца. В этой зале они с Иисусом в последний раз ужинали вместе, с той поры минуло восемнадцать лет. Пришло время покинуть это место, ставшее всего лишь пустым наваждением. И поискать реальность там, где обрел ее Учитель.
— Поеду на восток, в пустыню. Ведь именно там Иисус понял, в чем его предназначение. Помню, он часто говаривал с улыбкой, что там даже дикие звери не нарушали его уединения.
И, глядя прямо в глаза брату Иисуса, он заключил:
— Пустыня, Иаков… Может быть, именно ей отныне суждено стать единственной родиной учеников Иисуса Назорея. Единственным местом, где они будут чувствовать себя дома.