64
Берег Мертвого моря, март 1149 года
— Еще одно усилие, Пьер, держись. Они догоняют.
Эскье де Флуаран обеими руками подхватил слабеющего товарища. Они находились у подножия горы, вокруг громоздились обломки скал, среди которых вились чуть заметные козьи тропки. На отвесной скале над пропастью тут и там виднелись черные пятна — входы в естественные пещеры.
С тех пор как три года назад они повстречались в Везеле, эти двое более не расставались. Вдохновленные проповедями святого Бернара, они надели белые туники с красным крестом и присоединились ко второму крестовому походу на Палестину. Там, в Газе, турки-сельджуки заманили тамплиеров в ловушку. Эскье хотел прорваться с боем: средь бела дня устроил вылазку во главе отряда из двадцати рыцарей. Этот отвлекающий маневр оказался весьма действенным — большая часть осаждавших устремилась в погоню за беглецами. Они скакали на восток, и его товарищи гибли один за другим. И вот с ним рядом остался лишь Пьер де Монбризон, самый верный соратник.
Доскакав до берега Мертвого моря, их лошади пали. Два тамплиера перебрались через разрушенную стену и оказались среди руин в каком-то загоне, где, похоже, когда-то отбушевал страшный пожар. Спасаясь от погони, рыцари прошли мимо широкого бассейна, выдолбленного в камне, потом двинулись вдоль каналов бывшего водовода, которые вели к скале. Если спасение было возможно, оно ждало их там.
Но, как только они вышли из-под прикрытия деревьев, Пьер вскрикнул и упал. Его спутник, склонившись над ним, увидел, что стрела попала тому в живот.
— Оставь меня, Эскье, я ранен!
— Оставить тебя у них в руках? Никогда! Мы спрячемся на этой скале, ускользнем от них, когда стемнеет. Тут поблизости есть оазис Айн-Фешха, это путь на запад, к спасению. Обопрись на меня, это же не первая стрела, которая тебя задела. Мы ее выдернем, как только заберемся наверх, ты еще увидишь Францию и своих соратников.
Призывы святого Бернара все еще звучали у них в ушах: «Рыцарь Христов сеет смерть, будучи в полной безопасности. Если он гибнет, это во благо ему, если он убивает, то во имя Христа». [15]Но в настоящий момент речь шла о том, как скрыться от банды разъяренных турок.
«Аллах акбар!» Их крики раздавались уже совсем близко. «Пьер больше не в силах идти. Господи, помоги нам!»
Поддерживая друга, он все же сумел затащить его наверх по крутому откосу.
Они остановились у входа в один из гротов, и Эскье глянул вниз; преследователи, похоже, потеряли их из виду и теперь держали совет. Отсюда он видел не только руины, хранящие следы древнего пожара, но и залив Мертвого моря, сверкающий в лучах восходящего солнца.
Справа от него Пьер, бледный как смерть, сидел, прислонясь спиной к утесу.
— Тебе нужно лечь, и тогда я вытащу твою стрелу. Давай заберемся в эту дыру и там дождемся ночи.
Щель была такой узкой, что залезать пришлось вперед ногами. Эскье протащил туда своего окровавленного друга. Как ни странно, внутри было довольно светло. Он уложил раненого слева от входа, прислонив головой к какому-то шарообразному предмету из обожженной глины, торчащему из песка. Потом резким движением выдернул стрелу. Пьер взвыл от боли и лишился чувств.
«Стрела пробила живот насквозь, кровь хлещет рекой — ему конец».
Он влил в рот умирающему последние капли из своей фляги. Потом выглянул, посмотрел вниз; турки все еще были там. Придется ждать их ухода. Но Пьер умрет раньше.
Эскье отличался немалой ученостью. Пребывая уже на этих землях, он получил в монастыре белых монахов новый наказ святого Бернара. Все свободное время он стал проводить за чтением манускриптов, собранных в скрипториях, и по греческим текстам изучать секреты врачевателя Га-лена. И вот сейчас Пьер истекал кровью, рядом с ним уже образовалась темная лужа. Больше часа он не продержится.
В полной растерянности Эскье оглядел пещеру. Вдоль всей левой стены из песка торчали обожженные глиняные шары. Он наудачу приподнял третий, считая от входа, — это оказался прекрасно сохранившийся керамический кувшин. Внутри он обнаружил туго свернутый свиток, обернутый промасленной тканью. Рядом с ним пристроился свиток поменьше. Хорошо сохранившийся пергамент был стянут простой льняной тесемкой.
Эскье оглянулся на Пьера. Тот лежал неподвижно, тяжело дыша, и его лицо уже приобрело землистый оттенок. «Мой бедный друг… Умереть на чужбине!»
Рыцарь развернул пергамент. Текст был написан по-гречески, вполне разборчиво, почерк изящный, и слова все знакомые: так апостолы говорили.
Придвинувшись к выходу из грота, он начал читать, и глаза его стали округляться, руки задрожали…
«Я, возлюбленный ученик Иисуса, тринадцатый апостол, обращаюсь ко всем церквам…» Автор строк утверждал, что в вечер последней трапезы в высокой зале апостолов было не двенадцать, а тринадцать и этим тринадцатым был он. Он настойчиво возражал против обожествления праведника-назорея. И утверждал, что Иисус не воскрес, а был после своей кончины перенесен в могилу, которая находится…
— Пьер, смотри! Апостольское послание времен Иисуса, его написал один из апостолов… Пьер!
Голова его друга склонилась в сторону первого кувшина от входа. Пьер был мертв.
Час спустя Эскье решил: пусть тело друга покоится здесь до судного дня. Но это послание тринадцатого апостола — он должен возвестить о нем всему христианскому миру. Взять пергамент с собой было бы слишком рискованно; пролежав здесь столько времени, он легко мог развалиться на мелкие кусочки. Да и он сам сумеет ли этой ночью ускользнуть от мусульман? Доберется ли живым и невредимым до Газы? Нет, пусть оригинал останется в этом гроте, а он сделает копию. Сейчас же.
Он бережно перевернул тело своего друга, распахнул его тунику и оторвал широкую полосу ткани от рубахи. Потом тщательно заострил щепку, расправил ткань на плоском камне, обмакнул импровизированное перо в лужу рдеющей на песке крови. И принялся переписывать апостольское послание — так, как это делали много раз у него на глазах в монастырском скриптории.
Солнце почти скрылось за Кумранской скалой. Эскье встал, текст тринадцатого апостола был переписан кровавыми буквами на клочок рубахи Пьера. Он свернул пергамент, снова обмотал его льняной тесьмой и осторожно вложил обратно в кувшин, стараясь, чтобы он не соприкасался с другим, грязным свитком. Вставив обратно пробку, он бережно свернул только что сделанную копию и засунул в пояс.
Выглянув из грота, он посмотрел вниз; турки были еще там, но их осталось уже вдвое меньше. Надо было дождаться ночи и пройти через плантацию Айи-Фешха. У него все получится.
Два месяца спустя судно, на парусе которого алел крест, через узкий пролив выходило из гавани Сен-Жан-д'Акр, чтобы взять курс на запад. Стоя на носу корабля, рыцарь храма в белом торжественном облачении в последний раз оглянулся на землю Христову.
Там, на берегу, он оставил лучшего друга, чье тело лежало в одной из пещер высокого утеса над развалинами Кумрана. В пещере, где с незапамятных пор, спрятанные кем-то, хранятся в песке кувшины со странными свитками. Как только будет возможно, он туда вернется, извлечет пергамент из третьего кувшина слева от входа и со всеми предосторожностями, каких заслуживает столь почтенный документ, доставит его во Францию.
Смерть Пьера не была напрасной. Копия неизвестного апостольского послания будет вручена Роберу де Краону, великому магистру Храма. То, о чем этот текст возвещает, изменит лицо мира. Все узнают, что тамплиеры не напрасно отвергали обожествленного Христа, почитая и любя при этом Иисуса.
Прибыв в Париж, Эскье де Флуаран попросил Робера де Краонао встрече наедине. Как только они остались вдвоем, он вынул из своего пояса свернутый клочок ткани, покрытый коричневыми буквами, и протянул его великому магистру ордена, второму из носителей этого титула.
Не проронив ни слова, великий магистр развернул ткань. Все еще храня молчание, ознакомился с текстом, переписанным очень разборчиво. Сурово потребовал, чтобы Эскье поклялся кровью своего брата и друга нерушимо хранить тайну, и скупым кивком отпустил его.
Весь вечер и всю следующую ночь Робер де Краон провел в одиночестве у стола, на котором лежал развернутый кусок ткани, испачканный кровью одного из его братьев. Кровью, которой были начертаны самые немыслимые, самые потрясающие слова из всего, что он когда-либо читал.
Назавтра, с сумрачным лицом представ перед приближенными, он распорядился разослать по всей Европе вестников для чрезвычайного созыва генерального капитула ордена тамплиеров. Всем братьям — капитуляриям, сенешалям или приорам, духовным главам знаменитых и могущественных крепостей, равно как и командорам самых малозначительных земель, было предписано присутствовать на этом капитуле. Никто не вправе пропустить его.
Ни один.