Шум дождя

Квартирка попалась неплохая, но, если начинался дождь, в спальне барабанная дробь капель по подоконнику мешала заснуть или даже будила среди ночи.

Проблема возникала из-за короткого ската, оставленного рабочими, перекрывавшими крышу, ну и из-за жестяного подоконника, резонирующего от ударов капель. Саша собирался приклеить снизу на подоконник полосу резины, чтобы гасила звук, или подпенить его монтажной пеной, но забывал о своём намерении, когда дождь прекращался. В конце концов, пару дней назад, разбуженный начавшимся ночью ливнем, он положил на самое гулкое место махровое полотенце, прижав край оконной рамой, чтобы не унесло ветром. Удары стали намного тише, и Быков смог заснуть.

Он планировал поездку в один из городов подведомственного региона, где второй год кропотливо создавал школу для одарённых детей. Работа требовала ясной головы и строгой конспирации, действий через целую цепь подставных ИП, ООО и тому подобных ухищрений. Следовало вести дела так, чтобы наблюдатели от альтеров, присутствовавшие на Земле, ничего не заподозрили и не подняли шум по поводу «несанкционированного повышения культурного уровня аборигенов».

Но сегодня не спалось, хотя дождь накрапывал слабо, и подоконник молчал даже без полотенца – Александр ждал звонка. Наконец, почти в полночь, телефон зазвонил. Виктор сказал, что скоро будет, чем очень удивил Быкова: руководитель региона редко встречался с ним лично. Очевидно, в этот раз дело стоило того.

В начале работы Александра немного обижало, что Виктор нечасто шёл на контакт с агентом, который являлся его «протеже»: в своё время именно он нашёл Быкова и рекомендовал для работы на Земле – ответственность и честь, которой удостаивались далеко не все рекруты.

Конечно, Александр понимал, что дел у топ-агента Содружества Идентичных на Земле хватает, но казалось, что его с Виктором связывает нечто большее, чем отношения начальник-подчинённый. Однако последние два года, когда Александр вышел на самостоятельный уровень работы, Виктор или, если точно, Витар Франзир Остал, уделял ему мало внимания. С одной стороны это льстило – значит, Быков действовал чётко и не требовал опеки и подсказок, но с другой… Хотелось дружеских отношений.

Работа увлекала Александра – он ведь действовал в прямом смысле слова на благо человечества. Единственное, чего не хватало, это человеческого общения: с друзьями из «прошлой жизни» контактировать запрещалось, а новых среди землян заводить не допускалось. Именно друзей, а не просто приятелей, с которыми можно выехать на пляж или устроить вечеринку – это, наоборот, активно поощрялось, дабы агенты полностью встраивались в земную жизнь.

Александр имел отличную «легенду»: сотрудник небольшой канадской компании, но и в подобной ситуации приходилось жить двойной жизнью. Мозги делились на две половины: одна постоянно держала «в тонусе» личину регионального представителя инофирмы, а вторая пряталась за этой вывеской. Какое-то время это нравилось, но быстро начало если не угнетать, то вызывать раздражение – этакий синдром «чужого среди своих», тем более он работал в России. Возможно, ему просто досталась работа слишком размеренная, оставляющая время для раздумий на подобные темы – вот если бы он числился «оперативным агентом»!..

Но на «оперативного», то есть на работающего по заданию контрразведки, его почему-то не взяли. Не то, чтобы данные не подходили, хотя Быков и не имел опыта даже службы в армии. Просто чиновники соответствующих служб СИ посчитали, что ему больше подойдёт интеллектуальная работа «прогрессора». Впервые, когда Саша услышал термин, он удивился, но оказалось, что это не совпадение: кто-то из специалистов Содружества позаимствовал словцо из творчества Стругацких.

Чтобы лишний раз не «светиться», два из трёх состоявшихся отпусков он провёл вне Земли на курортах Содружества и среди землян в новых колониях. «Может, попроситься работать за границу, чтобы не России?» – подумал он. – Буду себя чувствовать более естественно в иной обстановке…»

Мелодично пискнул дверной звонок, и Саша пошёл открывать.

Виктор выглядел озабоченным – это сразу бросилось в глаза. Сняв плащ, он попросил чаю и немного перекусить.

– Разогреть чего-нибудь существенного? – спросил Александр, и тут же спохватился, что таковое вряд ли у него имеется: он обедал в ресторанах или кафе, дома практически не готовил, и единственным «существенным» могла стать замороженная пицца или пельмени из морозильника.

Виктор протестующее помахал рукой и изобразил движение, словно намазывал масло на кусок хлеба:

– Да бутербродик какой-нибудь – и хватит! Спасибо!

– А может, по чуть-чуть?.. – Быков показал пальцами символ стакана, но гость помотал головой:

– С удовольствием бы, но – увы! Мне сегодня много кататься туда-сюда.

Александр с разочарованным пониманием кивнул и отправился заваривать чай. Пока он кипятил воду и поджаривал тосты, Виктор уселся в кресло в гостиной и принял расслабленную позу, закрыв глаза. Всё говорило о том, что патрон не на шутку устал.

Александр расставил на столе чашки и пару тарелок, налил чаю. Виктор сразу схватил бутерброд и начал сосредоточенно жевать, а Быков ждал, прихлёбывая мелкими глотками вкусный китайский чай.

– Ты не обижайся, – не прекращая двигать челюстями, проговорил Виктор. – Я понимаю, тебе хотелось бы иногда посидеть с кем-то из своих за кружкой пива или рюмкой коньяка, но работа у нас такая. У оперативников проще, они всегда в тесном контакте, группой, как правило, а ты – прогрессор! Работа сугубо индивидуальная, так меньше шансов «засветиться»…

– Да понятно! – резковато махнул рукой Быков, помолчал немного, и, глядя в стену, спросил: – Может, мне в оперативники перейти, а?

Виктор проглотил кусок и вдруг усмехнулся, мотнув туда-сюда головой.

– Ну, если очень захочешь…

Быков стал внимательно смотреть на него.

– У оперативников в этом смысле жизнь, конечно, интереснее, – продолжал Виктор, – но там надо быть готовым, что и тебя могут кокнуть, и самому придётся в кого-то стрелять, и не только из парализатора. Ты готов, что тебя каждый день могут кокнуть?

Александр искренне пожал плечами:

– Меня и здесь могут кокнуть…

– В принципе, да – могут. И тело твоё похоронить, и клоном заменить или в мозги личность чужака подсадить! Но вероятность невелика: альтерам выгоднее таких, как ты, просто раскрывать и направлять дипломатические ноты, куда следует. Ладно, ближе к делу: сам-то реально готов ниндзя изображать?

– Не вполне понял, к чему это ты? Если вообще, то да: я пошёл бы в оперативники, – заверил Александр.

Виктор прищурился, и Быков насторожился, пытаясь отыскать в выражении лица шефа насмешку.

– Значит, готов?!

– А почему нет?! – немного поспешно ответил Быков. – Знаю, что послужного списка в десанте у меня нет, но в центрах подготовки могут научить быть кем угодно, ведь так? Да меня уже и научили кое-чему, что не всякий земной спецназовец умеет!

Виктор понимающе кивнул и взял новый кусок поджаренного хлеба с сыром:

– Верно, верно. Но знаю, что одному тебя не учили – убивать. Ты убить готов?

– Врага – конечно! – немного запальчиво ответствовал Саша.

– Врага! – грустно улыбнулся координатор сектора. – А если ты не уверен, что это враг, а устранять, то есть, попросту – мочить, надо? Так сказать, для профилактики! Потому как ошибка в сторону признания «своим» может дорого обойтись. И подобных вариантов в оперативке – выше крыши! – он показал рукой, как высоко.

Быков пожал плечами. Виктор продолжал жевать и смотреть на него в упор:

– Вот недавно у нас был случай: агенту пришлось свою подругу, фактически жену, устранить – альтеры подменили её клоном…

– М-да, – пробормотал Быков, – нашего агента? Наглеют!

– Увы, да! Наглеют, и во многом из-за того, что наши верхи слишком либеральничают. Но сейчас не об этом. Ты убивать готов?

Быков снова неопределённо пожал плечами – вроде как готов, если в соответствующей ситуации, но ничего не сказал.

– То-то и оно! – заключил Виктор, смачно откусывая от бутерброда. – Знаешь, а вот кто в тебе точно пропал, так это повар! Вкусно получается.

– Хлеб поджарить – чего же тут уметь?!

– Не скажи! – Виктор вздохнул. – Многие и этого не могут, сожгут – и всё.

Александр ухмыльнулся, пробормотал «Тостер попался хороший», и отхлебнул чаю. Он никак не мог понять, в чём цель визита патрона. Не за тосты же похвалить?

– Голову ломаешь? – словно читая мысли, поинтересовался Виктор, но Быков знал, что орхане этого делать не умеют, во всяком случае, без специальной аппаратуры, да и с ней можно лишь весьма условно угадывать, что творится в голове другого существа.

К счастью, мысли на расстоянии не умела читать ни одна из известных цивилизаций, и это лишний раз подтверждало для Александра, что есть в мироздании нечто, что не скоро, если вообще станет подвластно кому бы то ни было, несмотря на полёты через космические бездны и тому подобные штучки. В общем, человеческая душа, как и душа камалов или ларзианцев, оставалась самыми большими потёмками во Вселенной…

Виктор молча доел бутерброд и запил чаем. После чего откинулся на спинку кресла, удовлетворённо отдуваясь и тщательно вытирая руки салфеткой.

– Ну и?.. – Быкову изрядно надоели хождения вокруг, да около.

Виктор старательно вытер последний палец, и, скомкав салфетку в тугой шарик, метнул в пустую чашку. Шарик ударился о край чашки, подскочил и отлетел в сторону, попав в открытую сахарницу.

– О-па! – с разочарованием скривился Виктор. – Извини, не хотел.

– У тебя настроение хорошее, что ли? – съязвил Александр.

Виктор вдруг стал очень серьёзным.

– Да нет, скорее – наоборот, – вздохнул он. – Это потому, что приходится тебя просить заняться оперативной работой, о которой мы столько рассуждали.

Лёгкое возбуждение, которое начало копошиться в груди Александра, приобрело законченные ощущения:

– А с чего вдруг? Ведь когда я три года назад просил о такой возможности, мне отказали!

– Видимо, отказали не без оснований, ты не оперативник по базовому психотипу. Но сейчас ситуация сложная. Оперативников не хватает, тем более хорошо законспирированных и имеющих достаточный опыт работы. А мы не можем внедрять сюда большое число неземлян, сам понимаешь, почему. К тому же не всегда можно поручать определённые задания простым полевым агентам.

– Значит, я не простой? – скорчил гримасу Быков.

– Разумеется, ты хорошо себя зарекомендовал! В общем, возникла одна проблема, её надо срочно решать, а тут как назло у Кира тяжело ранили парня, на которого он возлагал большие надежды по оперативной работе. Вот и приходится подключать тебя.

– Я готов, – ответил Александр, стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно. – Что делать? Правда, у меня есть кое-какие плановые дела…

– На это можно переключить другого сотрудника – у тебя же по нынешней теме почти готово, как я понимаю. Там только надо чуть ускорить процесс, верно?

– Ну, вроде да, но…

– У тебя сомнения?

– В каком смысле?

– В смысле, что расхотелось на оперативную работу!

Быков дёрнул щекой:

– Я не вполне понимаю, что это за задание.

Виктор усмехнулся и покачал головой:

– Тебя на слове не поймаешь… Видишь ли, оперативная работа есть оперативная работа. Там нет выбора, какое задание взять, а какое – нет. Здесь, на так называемом прогрессорстве, ты во многом сам анализируешь и выбираешь виды компенсаторных мер для повышения культурного уровня землян, подпорченного нашим многолетним отбором в колонии. А на оперативной работе…

– А на оперативной работе что, не надо анализировать?! – перебил Быков, усмехаясь в тон наставнику. – Я удивлён!

– Надо, – вздохнул Виктор, – ещё как надо. Но на оперативке процентах в семидесяти случаев за тебя анализируют другие, и приказывают: «Ты должен сделать вот так!», понимаешь?

– То есть, сейчас я именно «должен»? – прищурился Александр.

– Если ты хотел попасть на «оперативку», считай, тебе повезло: ты оказался в положении «опера». Конечно, бывают ситуации, когда приходится перебрасывать людей с разных направлений, но не часто, слава богу! В общем, если у тебя нет категорических возражений, объясню ситуацию. Дело в том, что мы послали одного парня – агент был совсем новичок, и мы допустили ошибку…

– И чего молокосос напортачил? – насмешливо поинтересовался Саша.

– Хм, да, молокосос… – Виктор кулаком потёр лоб и покачал головой. – Парень, действительно, молодой, всего двадцать три года. Наверное, напортачил, но пока мы не знаем наверняка. Исчез он. Вообще ни слуху, ни духу!

– Чёрт! – вырвалось у Быкова: устранение агента СИ камалами являлось серьёзным инцидентом.

Саша почувствовал, как в животе зашевелилось, разливаясь легкой дрожью, то ли возбуждение, то ли, чего греха таить, страх. Когда-то, в самом начале карьеры в СИ, он очень хотел попасть на оперативную работу, но его не взяли. А чуть позже и сам понял, что не так просто делать то, что зачастую приходится делать контрразведчикам-оперативникам. Для этого желательно пройти какие-то горячие точки в земной жизни – недаром почти всех «оперов» и набирали из бывших служащих войск специального назначения.

– Придётся камалов пострелять? – спросил он, стараясь, чтобы вопрос звучал небрежно.

– Пока неизвестно, но с местной милицией, наверное, придётся столкнуться.

– Не понял?

– Сейчас поймёшь! Садись и внимательно слушай…

* * *

То, что Быкова бросали на это задание, свидетельствовало, что людей здорово не хватает. Ситуация усугублялась тем, что многие оперативники известны альтерам «в лицо», а в данном случае требовалось, чтобы расследование проводилось предельно тайно. Грим спасает только для землян – если агент засвечен перед камалами, аура биополя позволяет определять личность лучше, чем отпечатки пальцев. Поэтому в Контрразведке, особенно на оперативной работе, всегда требовались люди, которые никоим образом не могли попасть в базу данных противника. Поэтому редко имелась у оперативника возможность выбора: приказ надлежало выполнять, так как больше выполнить его часто было некому.

Неделю тому назад в Новосибирске погиб учёный-физик, некто Леонид Дробич. Не слишком заметный, из тех о ком лет десять назад говорили, что «подаёт надежды», а потом перестали говорить. Сам по себе факт гибели человека в огромной безалаберной стране вряд ли являлся примечательным – не президент же Академии наук! Но агенты СИ давно старались отслеживать смерти, особенно скоропостижные, мало-мальски заметных учёных, деятелей культуры, политиков и подобных личностей. Причины тому понятны и просты: чем меньше на Земле хороших учёных, инженеров, композиторов, писателей, умных политиков и так далее, тем хуже для Земли и всего Содружества Идентичных. А что плохо для СИ, то хорошо альтерам.

Правда, явно устранять учёных и других людей, особенно ставших известными, альтеры не могли по понятным причинам: их бы быстро вычислили, разразился бы скандал, и, возможно, война. Потому камалы, главная сила, противостоящая СИ, чаще старались выявить непризнанных гениев и ликвидировать на этапе относительной безвестности.

Кроме того, уж лет десять у альтеров появилась возможность использовать клонов, и последние годы подобные устранения иногда проходили незамеченным. Поэтому оперативники СИ старались следить и за случаями, когда подававший большие надежды учёный так никем и не становился. Или подававший надежды писатель начинал писать нечто, отрицательно влияющее на нравственное состояние читателей. И так далее, и тому подобное. Правда, аналогичных случаев и без происков вражеских агентов происходило множество, поэтому работа по расследованию получалась сложная, запутанная и не слишком эффективная.

Пропавший агент Олег Старков успел сообщить, что последнее время погибший Леонид Дробич занимался физикой тонких полупроводниковых плёнок – направление весьма заурядное, но три года тому назад он выпустил небольшую книжечку в издательстве Новосибирского университета под несколько эпатажным названием «Практическая гипотеза структуры пространства». Сейчас книжку найти не удалось, ни одного экземпляра. Сайт, где был выставлен текст, оказался недоступен, что какзалось странным, так как некоторые очевидцы уверяли, что какое-то время текст спокойно там «висел».

В последнем отчёте Старков сообщал, что собирается навестить мать Дробича под предлогом поиска экземпляра данной книги. В определённое время Олег на связь не вышел, и руководитель региона забеспокоился.

Леонид Дробич работал в институте прикладной физики новосибирского Академгородка. Тридцать пять лет, разведён, детей не имел, проживал вместе с матерью. Фотографию матери, с сожалению, агент Старков передать не успел.

Поначалу Быков скривил губы: ситуация не казалась слишком таинственной. В конце концов, есть принцип Оккама: не усложняй объяснения, если можно дать более простые ответы. По данным судмедэкспертизы – агент Старков успел проверить их подлинность – Дробич выбросился из окна. В этом тоже не было ничего странного: имелись сведения, что после развода он крепко выпивал, и вполне возможно, что всё случилось без участия камалов.

Книга Дробича выходила тиражом в триста экземпляров – не много, но и немало для сугубо научной белиберды, чтобы вообще пропасть. Может, плохо искали? Сайт не открывается – ну, сколько сайтов создаётся, работает какое-то время, а потом поисковик пишет: «Несуществующая страница»? Сайты же закрываются без всяких происков камалов!

Безусловно, зловещим сигналом являлось исчезновение агента Старкова, но когда Виктору сообщали, что агент молчит всего сутки, Быков подумал, что и это может произойти без вмешательства альтеров. Он слышал истории, когда агенты, особенно молодые, уходили в загулы. Скажем, подцепил хорошую девчонку, и всё такое – денег-то у ребят на безбедную жизнь хватало. Потом, правда, если это отражалось на исполнении служебных обязанностей, агентами они уже не работали: после подобных штучек их увозили с Земли в инопланетные колонии, создававшиеся Содружеством, или оставляли на Земле, стерев определённые участки памяти.

В общем, Александр успокоился, выслушал Виктора, кивая, и спросил только о том, что ему придадут в качестве экипировки.

– Серьезного оружия не положено, сам понимаешь: тут могут быть контакты непосредственно с милицией и подобными местными структурами. Обычный пистолет, парализатор, и набор документов-хамелеонов. Деньги у тебя есть?

– Денег пока много, тратить – не перетратить, – заверил Александр и ухмыльнулся: – Если только в казино не проиграть и с девками не пропить.

Виктор устало посмотрел на него:

– Ну-ну, в меру можно и даже нужно. Но смотри, от тебя я подобного не ожидаю. Потому накажу с особой беспощадностью, понял?

– Понял! – Быков кивнул без ухмылки, но картинно щёлкнул каблуками. – Думаю, к заданию готов!

Виктор внимательно посмотрел на подчинённого:

– Не паясничай! Дело серьёзное.

– Да я не паясничаю, – Быков шмыгнул носом. – Сделаю всё возможное, как говорится!

– Вот так-то лучше! В общем, давай, собирайся. Сообщишь мне перед вылетом, затем по прилёту. В Новосибирске связь каждые два часа, не реже. Тамошнему резиденту не звони: мы проверим, но может статься, что альтеры и его вычислили, и там придётся менять всю структуру.

Быков промолчал, но подумал, что Виктор преувеличивает.

– Слушай, я давно хотел спросить… – сказал он и сделал паузу.

Виктор терпеливо ждал. Быков откашлялся, и помотал головой:

– Нет, серьёзно… Вот я напрямую не связан с оперативной работой, а столько слышу о нехватке кадров и так далее. И тут же разговоры о постоянных проблемах, которые нам создают чужие. А у них, значит, кадров хватает, чтобы проблемы создавать?

Виктор вздохнул, кивая и словно соглашаясь со словами подчинённого.

– Основная проблема в том, – сказал он, – что мы вынуждены соблюдать глубочайшую конспирацию. Глубочайшую! Прикинь: Содружество работает на Земле чуть не двести лет, и ещё ни разу ни засветилось, ни разу себя не обнаружило. И при этом мы сумели практически нейтрализовать все, заметь – все! – крупные диверсии альтеров…

– Замечательно! – не очень вежливо перебил начальника Быков. – Это, разумеется, заслуживает похвалы. Но альтерам достаточно провести эффективно хотя бы одну действительно крупную диверсию, и вашей помощи здесь вообще не потребуется! Я слышал, какой ценой удалось ликвидировать их последнюю попытку направить к Земле астероид! И как долго военные на кораблях совещались, что делать. А если бы астероид прошёл?

– Ну, после этого инцидента мы выдвинули крупные претензии камалам и сумели добиться значительных дипломатических успехов.

– Вот-вот, – кивнул Александр, – дипломатических! Я думаю: ну, ладно, опасается содружество прямого военного конфликта с чужими, ладно! Но неужели сложно вычислять их несанкционированных агентов на Земле? Ведь не существует альтеров, которые похожи на землян, а геносканерами легко выявляются все маскировки. Ты говоришь, у нас агентуры не хватает, а у них что – хватает?!

Виктор провёл рукой по коротко стриженым волосам и грустно усмехнулся:

– Последние лет десять-двенадцать камалы научились быстро выращивать прекрасных человеческих клонов. Да, сейчас все крупные такие центры под контролем, но камалы прекрасно отработали технологию ментального программирования людей. Глубокая ментальная программа до момента срабатывания может быть выявлена только в лабораторных условиях, а мы почти не можем применять такие обследования на Земле, не опасаясь быть обнаруженными либо альтерами, либо землянами, понимаешь?

Быков покачал головой:

– Я понимаю, но жалобы на нехватку агентов говорят о том, что камалам удаётся внедрять своих агентов в количестве, с которым мы не справляемся. Верно?

– Пойми, Саша, Содружеству приходится вербовать куда больше «прогрессоров» типа тебя, чем агентов-оперативников. Дело в том, что на фоне того, что мы вынуждены действовать очень осторожно, «прогрессоры» нужнее.

Брови Александра изогнулись под очень крутым углом:

– Вот тебе раз! А я всегда считал, что важнее предотвратить врыв АЭС, который могут подстроить камалы, чем создать возможности трём-четырём одарённым детям максимально раскрыть свои способности.

Виктор Францевич в очередной раз вздохнул:

– Не скажи, Саша, не скажи. Нет, предотвращать диверсии на атомных станциях или аварии на химических комбинатах, не говоря о падении астероидов, это архиважные задачи. И, заметь, серьёзных фатальных для человечества катастроф пока не случалось, хотя Чернобыль мы проворонили. Но «прогрессорская» деятельность… Видишь ли, Содружество очень виновато перед Землёй в этом смысле, и сейчас мы стараемся компенсировать собственные просчёты.

– Ты про то, что говорил мне когда-то? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Быков.

Виктор встал и прошёлся по комнате взад-вперёд. Он сложил ладони палец к пальцу и покачал ими в воздухе.

– Естественно, – сказал он. – Когда разведывательный корабль Содружества впервые обнаружил Землю, на Орхане ликовали. Ведь все миры идентичных, если брать те, кто мог официально вступать в Содружество, малонаселённы. Все такие миры давно достигли высокого уровня технологического развития, и население там не увеличивалось, а лишь поддерживалось на грани «невымирания». Видимо, это свойственно человеческим цивилизациям: прекращать плодиться при достижении достаточного уровня интеллекта и бытового комфорта, чем заниматься размножением ради прироста рабочих рук. Ведь эти руки не требуются в прежних количествах при развитых технологиях!..

– Ты читаешь мне лекцию по политэкономии цивилизаций? – саркастически поинтересовался Быков. – Интересно, товарищ генерал, а насколько высока степень вины перед Землёй, которую ощущает Содружество?

Виктор секунду смотрел на Быкова, потом кивнул:

– Понимаешь, когда Содружество обнаружило Землю – общество на достаточно высоком уровне развития сознания и технологий, то лидеры идентичных ликовали. Земля уже тогда была населена достаточно плотно, и, самое главное, в странах, которые могли считаться «развитыми», имелся высокий прирост населения. Единственная беда состояла в том, что мы связали себя разными соглашениями с альтерами и не могли открыто прийти и поднять уровень земной цивилизации, включив её в Содружество. Но мы начали то, что практиковали и в некоторых других мирах: организовали вывоз населения для освоения планет и создания колоний. Народа с планет, входящих в Содружество, для этого не хватало, а относительно цивилизованных землян оказалось много. Ну, нам казалось, что много. Естественно, как понимаешь, вывоз шёл активно из развитых стран, что и подорвало их поступательное развитие, и, к большому сожалению, сказалось на векторе развития. В нашу первую встречу, несколько лет назад, я об этом упоминал.

– Говоря открытым текстом, Содружество активно вывозило европеоидов, как наиболее развитых в плане восприятия высоких технологий и тому подобного?

Виктор Францевич кивнул:

– Верно. Мы спохватились, но поздно. Мы подорвали развитие европейской цивилизации: вывезли слишком много пассионарных и при этом нормальных психически личностей – мы же их специально отбирали! Но технологический прогресс на Земле шёл, несмотря ни на что. И в странах, о которых я говорю, снизился общий уровень рождаемости. Процент же так называемых пассионарных психопатов, наоборот, возрос – это всякие Ульяновы, Джугашвили, Гитлеры. Плохо и то, что в европейской цивилизации возобладала модель «общества потребления», когда главным критерием целесообразности становится получение прибыли любой ценой. При этом, поскольку страны малоразвитые оказались в стороне от интересов вербовщиков Содружества, на них не обращалось внимания. Из-за этого там накопились свои проблемы: низкий уровень общего образования, высокая рождаемость, религиозный фанатизм. Всё это делает подобные страны потенциально опасными для развития человечества в целом как потенциального союзника Содружества. Сам подумай: случись сейчас глобальный конфликт на расово-религиозной почве с применением ядерного оружия – и камалам не потребуется насылать на Землю астероиды! Кстати, в таком направлении их агенты тоже работают.

Быков покачал головой:

– Я прекрасно понимаю эти проблемы, но не задумывался, что и они вызваны действиями Содружества.

– Если бы мы могли работать на Земле пусть нелегально, но без давления альтеров, многие тенденции стали бы очевидны намного раньше, но мы не можем действовать свободно, и спохватились последние лет десять-пятнадцать, стали разрабатывать комплексные «прогрессорские» программы.

Быков плеснул в рюмку коньяка, кивнул Виктору и залпом выпил.

– Ты, похоже, здорово знаешь нашу историю. Но всё-таки я не понимаю Содружество: сейчас человечество – шесть миллиардов с лихером. Если бы Вы пришли сюда открыто, мгновенно получили бы в своё распоряжение колоссальную армию. Если бы представили доказательства хотя бы одного случая прохождения астероидов, пущенных диверсантами альтеров в сторону Земли, или о том, что Чернобыль – дело их рук, у вас бы не было отбоя от добровольцев в армию! Вы бы дали землянам технику Содружества, и вместе мы бы кого угодно поставили на место. В чём проблема?! Я понимаю, что мир лучше войны, но если другая сторона не хочет нормального мира, то обезопасить себя можно, только уничтожив врага. Если враг не сдаётся, его уничтожают. Поверь, человечество умеет воевать!

Виктор Францевич посмотрел на Быкова немного грустно и кивнул:

– Именно поэтому многие в Содружестве и опасаются передавать нашу технику землянам в том виде, в каком они сейчас пребывает. Нет гарантии, что человечество, не прочувствовавшее до конца, что все идентичные – братья, привыкнув в течение тысячелетий к распрям на собственной планете, не вынесет эти распри в космос. Да, возможно, мы с помощью землян, поставленных под ружьё, перебьём камалов. Но нет гарантии, что эти бойцы, а особенно их удачливые командиры, после победы над чужими не обратят оружие против Содружества!

Александр поджал губу: о такой перспективе, признаться, у него и мыслей не возникало. В первую секунду он хотел возразить, но тут же понял, что опасения лидеров СИ не лишены основания. Человечество не успело подняться до уровня осознания братства с себе подобными. Люди разного цвета кожи и разных религий слишком долго воевали между собой. Поэтому можно ожидать, что завтра они перебьют коварных камалов, а послезавтра начнут воевать с орханами или вельтами.

Кроме того, объяви сейчас на Земле открытую мобилизацию – кто прежде всего придёт на призывные пункты? Безусловно, самые обездоленные и озлобленные, среди которых, как правило, уровень образования и культуры слишком низок. А если пропускать «новобранцев» через отборочные тесты в виде тех, какие проходил он сам на сайте с расширением «точка-джи-эл», то нужного числа бойцов не набрать. Кроме того, люди очень горды, а если некая сверхцивилизация подарит им свою технику – не как сейчас дарит сравнительно небольшому числу тщательно отбираемых колонистов, осваивающих иные миры, а всем землянам сразу, то неизбежен некий подсознательный комплекс неполноценности. Люди никогда не забудут, что звёзды им подарили некие «добрые космические дяди». Поэтому часть человечества станет на этих дядей истово молиться, ожидая от них и далее решения всех проблем, а часть будет тихо ненавидеть благодетелей. Последствия подобного положения дел должны вызывать серьёзные опасения.

Он так и сказал наставнику, и спросил:

– Вы этого боитесь?

Виктор Францевич улыбнулся:

– Молодец! Подобное опасение, одно из самых серьёзных.

– Ну и какой же выход? – Быков озадаченно скривил губу.

– Пока один: действовать так, как мы действуем, и пытаться ускорить момент, когда человечество реально само выйдет в космос. Тогда, Содружество сможет принять его на законных основаниях, и, что самое главное, будет с землянами почти на равных. Кстати, вероятно, работа Леонида Дробича может стать одним из камней, которыми будет вымощена одна из коротких дорог человечества в космос.

– Вот как?!

– Именно! Ты ведь понимаешь, что реальный выход человечества в космос состоится не «вдруг» – не будет такого, что в один прекрасный день некий гений построит чудо-двигатель, который позволит землянам экономически выгодно перемещаться хотя бы в пределах Солнечной системы. Нигде так не происходило, не только на Земле. Так бывает только в сказках. В реальности это комплексное решение, требующее прорывов в области систем накопления и высвобождения больших энергий, композиционных материалов, ещё много чего, и, разумеется, понимания структуры пространства. Все цивилизации, добравшиеся до этих рубежей, проходили схожие пути. Мы это знаем, мы легко можем подтолкнуть развитие Земли, но даже если бы не чужие, СИ бы семь раз отмеряло, прежде чем открыто давать землянам подобные знания. А вот скрытно способствовать, чтобы земляне двигались в нужном направлении – сам бог велел!

Александр понимающе покивал:

– И если камалы стараются чему-то воспрепятствовать…

– Верно! – подтвердил Виктор Францевич. – И если они идут на диверсии против вашей цивилизации, то мы постараемся компенсировать любые последствия. В принципе, если говорить о возможном случае с Дробичем, у нас есть текст его работы «Гипотеза структуры пространства», поэтому мы его гибелью и заинтересовались. Поиск книжки – лишь прикрытие, спектакль перед противником. Но, судя по всему, у Леонида остались и неопубликованные материалы по развитию идеи. Их надо добыть и пустить в дело. Эти материалы надо подкинуть в правильные руки. Если работы в данном направлении подтолкнуть, то скоро будут открыты новые принципы движения в пространстве, и, с учётом имеющихся достижений, человечество выйдет на новый уровень освоения космоса.

– Ничего себе, – пробормотал Александр и повторил: – Вот как? И как скоро?

Виктор Францевич усмехнулся:

– Ну, в масштабах человеческой жизни, не скоро: не менее двух-трёх поколений, лет сто. Но в масштабах истории это очень быстро. Выплеснув пассионарность в реальное освоение космоса, а не в нынешние полёты на «керосинках», человечество существенно выпустит пар внутренних проблем. Во-первых, вы автоматически снимете астероидную угрозу…

– Но ведь Содружество не сможет держать свой флот в Солнечной системе!

– Но и камалы вынуждены будут убраться! И, самое главное: когда начнёте свободно летать в своей системе, можно поднимать вопрос о вступлении Земли в Содружество Идентичных!

– Подожди, – спохватился Быков, – а к чему конспирация и спектакль с работами Дробича? Ведь вы, орхане, это уже проходили, сам говоришь! Всё давным-давно придумано, верно? Вы знаете все выкладки, которые, очевидно, сделал бедняга Дробич – так подсуньте эти материалы землянам! Что за детские игры?!

Виктор развёл руками:

– Это не игры. Не забывай, что мы связаны соглашениями. Если мы подсунем подобный материал без должной «легенды», то высока вероятность того, что камалы смогут начать расследование и добиться раскрытия нашей попытки ускорения развития Земли. Это будет иметь серьёзные дипломатические последствия, а может и военные действия спровоцировать. Твоя задача – найти остальные бумаги Дробича, и значит, сделать процесс ускорения земной науки в данном направлении максимально естественным, что ли. В общем, мы заболтались. Тебе пора собираться, у тебя самолёт рано утром.

* * *

Новосибирск не был Быкову чужим городом. Он неоднократно бывал здесь в командировках от фирмы, где работал перед вступлением в тайную организация «людей в чёрном наоборот», как иногда Виктор Францевич называл агентуру СИ на Земле. В общем, Александр неплохо ориентировался в этом сибирском мегаполисе.

Он сразу определился, где остановится, но из соображений конспирации попросил таксиста покружить по левобережной части и вышел у метро «Площадь Маркса».

Деловой походкой Саша протопал минут пять вдоль улицы – вроде всё спокойно, никакой слежки. Завернув в небольшое кафе, он съел шашлык и выпил кружечку пива, одновременно сканируя пространство вокруг на триста шестьдесят градусов в прямом и переносном смысле.

Потом снова поймал такси и поехал к железнодорожному вокзалу. Нырнув в переход, Саша прошёл через главный кассовый зал, и минут через пять вернулся почти на то же место, где его высадил водитель, откуда перешёл на другую сторону вокзальной площади, к гостинице «Новосибирск».

Конечно, он мог остановиться и в куда лучшей гостинице, но Быкову почему-то нравилось это место. Возможно, играла роль некая подсознательная ностальгия по ушедшим временам, когда, несмотря на ненавистного шефа и выматывающую работу, жизнь казалась более простой по сравнению с тем, что он знал о ней сейчас.

В любом случае, соотношение «цена-качество» в гостинице было вполне приемлемым, в номерах чисто, дежурные на этажах вежливы и предупредительны. Единственное, что в прежние годы раздражало Быкова, так то, что едва постоялец входил в номер, там звонил телефон, и вкрадчивый женский голос интересовался, «не желает ли мужчина приятно провести вечер с девушкой?» Впрочем, если ответить отрицательно, предложения не повторялись.

Но Быков не любил девушек по вызову – даже в те годы, когда приезжал в командировки. Если ему хотелось «женского тепла», Александр предпочитал знакомиться на улице или в кафе, ассоциируя себя лучше с охотником, чем с образом купца на невольничьем рынке тел.

Сейчас большая гостиница – а в «Новосибирске» двадцать три этажа – подходила Быкову как нельзя лучше, чтобы не слишком выделяться. Заполнив стандартную анкету гостя, Саша получил карточку-ключ (электроника!) и купил в магазинчике, смежном с холлом первого этажа, закусок и напитков.

Он бросил пакет и сумку на кровать и на всякий случай проверил детектором комнату и душевую – всё чисто, да и не мог никто знать, какой номер он снимет, но инструкция есть инструкция.

Меньше чем через пять минут после входа в номер раздался телефонный звонок. Александр усмехнулся, не торопясь, снял куртку, повесил в шкаф и потянулся, оглядывая временное жилище. На улице начинало темнеть, и он включил свет.

Телефон продолжал звонить: на другом конце линии знали, что в номере кто-то есть. Безусловно, информацию «службе доставки» выдавали предупредительные дежурные по этажам.

– С девушкой приятно время провести не желаете? – осведомился вкрадчивый женский голос.

– Разве что с вами, – ответил Быков. – У вас столь сексуальный голос, что я уже вас хочу.

Голос в трубке стал куда менее сексуальным:

– Я серьёзно, молодой человек!

– И я тоже!.. Ладно, извините, в общем – девушек вызывать не буду.

– Ну и вы извините! – раздались гудки отбоя.

Быков усмехнулся, глядя на своё отражение в тёмном оконном стекле, подошёл и задёрнул штору. Он убрал продукты в холодильник, подумал, не опрокинуть ли рюмку-другую водки под апельсиновый сок, но завтра предстоял первый день серьёзной работы, и Александр ограничился чаем и парой бутербродов.

На следующий день он взял в фирме по прокату автомобилей неприметную темно-синюю «нексию» и отправился в Академгородок, где жил Леонид Дробич.

Квартира оказалась на замке: мать покойного отсутствовала. Александр вернулся в машину и подождал. Он не знал, как выглядит мать Дробича, но просто наблюдал, не войдёт ли в подъезд женщина примерно подходящего возраста.

Никто не появлялся.

Ладно, проверим позже, решил Быков, и набрал рабочий номер бывшего научного руководителя Дробича, доктора физико-математических наук профессора Культяева Изяслава Елизаровича.

Информации о сослуживцах и начальниках покойного имелось более чем достаточно. Виктор Францевич грешил на то, что внедрённый агент камалов, скорее всего ментально запрограммированный человек, внедрён в рабочее окружение Дробича.

– Если это соответствует истине, – говорил Виктор Францевич, – то ты сделаешь великое дело, сумев проверить наши подозрения.

На счастье, доктор наук оказался на месте. Представившись корреспондентом одной из многочисленных московских газет, Александр напросился на встречу с Культяевым. Он ссылался на то, что газета начала публиковать материалы с переднего края науки, а работа Дробича, которую он, Александр, встретил когда-то в Интернете, страшно его заинтриговала. В данном случае агентура СИ выстроила легенду безупречно: Культяеву звонили из Москвы, спрашивали о возможности интервью с Леонидом Дробичем и страшно удивились и расстроились, узнав, что талантливый учёный трагически погиб.

Культяев не отказался встретиться, и вскоре Быков сидел у него в кабинете. Профессор оказался нормальным «профессором» – грузноватый человек лет под шестьдесят, в очках, с когда-то неплохой шевелюрой, от которой остался густой полукруг за ушами и начёсанная на лысину длинная прядь, которая мало что могла прикрыть.

Изяслав Елизарович скорбел о судьбе ученика, но не разделял восторгов «столичного корреспондента» относительно гениальности означенного трактата.

– Работа весьма спорная, – не преминул заметить он. – Лёня был сильный физик, но, к сожалению, так же сильно распылялся…

Далее Культяев начал пространно рассуждать о том, что маловероятно, чтобы факты туннелирования дефектов в кристаллических решётках оказались применимы для абстрактной модели строения пространства.

– У Лёни в этой работе всё завязывалось на аналогии с физикой твёрдого тела, но ведь даже дилетанту от физики ясно, что подобные аналогии не вполне уместны в данном случае! Даже, я бы сказал, неуместны! Хотя нельзя не признать, что в работе сделаны весьма любопытные предположения, например, о существовании нескольких пространственно-временных масштабных уровней, имеющих дискретную периодическую структуру. Но интерпретации искажений периодической структуры таких уровней в качестве вещества и физических полей вряд ли уместны, вряд ли!..

Во время разговора Александр старался анализировать каждую фразу и каждый жест, но ничего подозрительного в словах и поведении доктора наук не просматривалось.

Он вздохнул:

– Изяслав Елизарович, я, к сожалению, мало понимаю в конкретных физических вопросах, но я понял, что Леонид Дробич в своей работе пытался обосновать возможность движения чуть ли не в миллион раз быстрее, чем скорость света!

Профессор с сожалением посмотрел на Быкова – подобным взглядом воспитатель детского сада смотрит на ребёнка, громко пукнувшего прилюдно:

– Я вам один умный вещь скажу, – изрёк Культяев, подражая словам из популярной когда-то кинокомедии, – только вы не обижайтесь! Именно интерпретации разных научных работ в исполнении дилетантов часто и приводят к возникновению нездоровых сенсаций. О чём вы говорите, голубчик, какое движение в миллион раз более скорости света?! У Лёни рассматривается двухкомпонентная модель с двумя пространственно-временными структурами, и в первой структуре речь идёт о скорости распространения взаимодействий около десяти в шестой степени скоростей света. Понимаете, о распространении взаимодействий ! При чём тут реальные физические тела?! Тем более космические корабли которые вы в своих мечтах уже увидели!

Быков усмехнулся, вспоминая свой первый полёт на небольшом звездолёте, замаскированном под старенький АН-24.

– То есть, – спросил он, хитро прищуриваясь и глядя на учёного, – долететь, скажем, до Сириуса часа за три, причём без всяких релятивистских эффектов, так сказать, в масштабе реального времени, мы не сможем?

Одновременно Саша насторожился: что это, действительно ли неверие и возрастная упёртость учёного, видящего мир в терминах привычных ему теорий – или действия врага?

Профессор снисходительно и широко улыбнулся:

– Увы, физика нашего мира такова, что человечество не сможет порхать между звёздами. Реалистами надо быть! А вы, молодой человек, явно фантастики начитались.

– Так я же журналюга! – сказал Быков, явно веселясь и улыбаясь ещё шире, чем профессор. – Мне за сенсации и платят. И потом, кто его знает? Ведь бывало много раз, когда некие гипотезы считали бредом, а они потом подтверждались…

Культяев с усмешкой посмотрел на «московского журналиста» и покачал головой. Эта снисходительная усмешка немного разозлила Быкова, и он поспешно продолжил:

– И весьма компетентные люди иной раз такое вещи говорили! Я как-то читал, что Эдисон – представляете, сам Эдисон! – высказался очень неодобрительно о перспективах коммерческого использования авиации. Он в них не верил! И это – в начале двадцатого века! А лет через тридцать эту самую авиацию экономически использовали и в хвост и в гриву. Вот… А моя газета о таких вещах и старается писать: когда современники не признают, а гипотеза или разработка выглядят очень заманчиво. Поэтому, кто знает, какая судьба эти работы ждёт?

Александр подумал, что учёный, возможно, обидится на столь прозрачный упрёк в косности мышления, начнёт спорить и доказывать обратное, но доктор наук, продолжая снисходительно улыбаться, только покивал:

– Кто же спорит, в истории научных открытий бывало много курьёзных моментов. В данном случае я высказываю личное мнение, нимало не претендуя на его абсолютность. Дай бог, чтобы эта работа стала одной из ступенек, по которым человечество зашагает в космос. Но до этого ещё очень и очень далеко. Скрыто в туманных далях будущего, так сказать!

– Ну и прекрасно, – вполне искренне заметил Александр. – Я хотел спросить, а не остались у Леонида Дробича ещё какие-то работы, которые могли бы быть интересны для моей статьи?

Культяев пожал плечами и ответил, что последние два года перед смертью Леонид Дробич работал совершенно в иной области, в сфере физических методов контроля окружающей среды.

– Работа по гипотезе структуры пространства у него была весьма давнишняя, – сообщил Изяслав Елизарович, задумчиво поправляя прядь-парик на голове. – А посоветовал Лёне выставить её в Интернете именно я. А то вы подумаете, что я зажимаю гипотезы, с которыми не согласен! Да, забавная работка, вызывает споры. Такие труды работают на популярность учёного, хотя часто и не вполне продуманны.

У Быкова отлегло от души: этот доктор наук не замаскированный агент камалов. Хотя факт, что Дробич выставил работу в Интернете с подачи Культяева, надо проверить.

– Ну а всё-таки, – повторил Быков, – у вас не сохранилось других работ Леонида в данной области? Мы могли бы сделать им рекламу.

Культяев немного подумал и покачал головой:

– Я уже сказал, что последние годы Лёня работал в другой сфере. Он немного сломался, знаете ли. Вообще был натурой ранимой и чувствительной. Некоторые коллеги три года назад осмеяли его «гипотезу». А тут и его несчастная любовь: девушка, за которой он долго ухаживал, ему окончательно отказала: вышла замуж за другого. Лёня запил – такая слабинка у него имелась. И на работе после этого он ничего старого не держал, как бы похоронил прошлое, что ли. Я бы порекомендовал вам поговорить с его мамой, возможно, дома что-то осталось. Мама у него очень приятная женщина, – в этом месте Культяев сделал мимолётную паузу, которая не укрылась от внимания Александра, заставив удивиться: чем может быть это вызвано? – Конечно, у неё сейчас горе, но вы же действуете в интересах памяти Леонида, верно? Думаю, она вам посодействует.

Быков кивнул:

– Значит, она сейчас здесь, в городе?

– Конечно, – подтвердил учёный, – Дробич Марина Михайловна, она же в нашей системе работает. Специалист по кадрам, эйч-эр, хьюман рисосес, как сейчас говорят. Вы только с ней поделикатнее, пожалуйста! А женщина она очень, хм, приятная.

Александр понимающе выставил перед собой ладони:

– Разумеется, я понимаю. Я буду вести разговор о сборе материала для статьи, или, может быть, даже цикла статей в память талантливого физика.

– Вам телефон её дать?..

И, услышав, что у «корреспондента» уже имеется домашний телефон Дробичей, Культяев дал ещё и рабочий и мобильный номера Марины Михайловны.

– Вы, пожалуйста, сделайте хорошую статью о Лёне, он того заслуживает, – сказал учёный, пожимая на прощание руку лже-корреспонденту, и Александр почувствовал лёгкий укол совести: ведь никаких статей он писать не собирался.

«Собственно, а почему бы и нет?» – подумал он. – «Написать я, пожалуй, смогу – набил руку за последнее время на отчётах. И материала, скорее всего, будет достаточно. А Виктор Францевич поможет разместить статью в каком-нибудь приличном издании».

* * *

Для начала он позвонил матери Леонида Дробича по рабочему номеру, представившись по легенде, как и Культяеву, московским журналистом. Быкова удивил необыкновенно молодой голос – другого слова он не мог подобрать, заранее представляя себе пожилую женщину, мать тридцатипятилетнего сына. Марина Михайловна спокойно выслушала «московского журналиста» и не отказала во встрече. Более того, тепло поблагодарила за стремление сохранить память о сыне и обещала всяческое содействие.

Быков условился о встрече через час после окончании работы, и поскольку оставалось в запасе почти три часа, начал убивать время.

Он покатался по Академгородку, нарвался на штраф за неправильное перестроение из ряда в ряд на проспекте Академика Лаврентьева, и пообедал в ресторане гостиницы «Золотая долина», подумав мимоходом, что стоило остановиться здесь, а не в «Новосибирске».

Когда Быков нажал кнопку звонка, Марина Михайловна открыла дверь очень быстро – не так, словно стояла за ней, но будто находилась не далее, чем шагах в пяти.

Быков увидел женщину и обалдел: сказать, что она могла иметь тридцатипятилетнего сына, было очень и очень затруднительно. Копна каштановых волос с несколькими мелированными прядками обрамляла моложавое, нет, молодое лицо без признаков возрастных морщин. Конечно, морщинки имелись, но вполне уместные, и даже привлекательные, какими казались когда-то Быкову морщинки в уголках рта его первой учительницы английского языка (ах, как Александру хотелось когда-то поцеловать эти морщинки и сочные спелые губы!). Ясные зеленовато-карие глаза смотрели уверенно и открыто.

На женщине, мягко обволакивая фигуру, лежало простое домашнее платьице, оставляющее, однако, возможность видеть все достоинства, коим позавидовали бы многие молодые девчонки: совсем не отвислая грудь, чёткая талия, переходящая в крутые бёдра, стройные крепкие ноги.

«Ну и ну!» – присвистнул про себя Быков.

Нет, разумеется, никто бы не сказал, что этой женщине двадцать лет. Но это был именно тот случай, о котором в одном кинофильме, название которого Александр не запомнил, герой актёра Хью Гранта сказал, что в пожилых женщинах есть нечто от выдержанного вина: букет, аромат и длительное послевкусие, волнующее кровь и будоражащее воображение. Быков с этим соглашался, хотя встречается подобное нечасто: возраст никого не красит.

Быкова уколола мысль, что он на ответственном задании и нельзя расслабляться и пялить глаза на первую же симпатичную, но явно возрастную задницу.

Женщина поздоровалась и пригласила войти. Александр сдержанно и чуть скорбно улыбнулся, чтобы соблюсти определённую трагичность повода, по которому пришлось встретиться, и слегка склонил голову.

– Вы голодны? – спросила Марина Михайловна. – Долго добирались до Новосибирска?

– Ну что вы, спасибо большое! Я пообедал. А прилетел ещё вчера, разместился в гостинице, в городе. Знал бы, что можно в Академгородке остановиться, так бы и сделал.

– Позвонили бы заранее – могли бы у меня остановиться, в Лёниной комнате, – чуть печально сказала Марина Михайловна. – Комната пустая давно, ведь у Лёни последние два года имелась квартира. Но он часто здесь бывал, и уж коли вы о Лёне собрались писать, вполне уместно побыть в его комнате… Что уж теперь? Человека не вернёшь, а написать о нём – самое малое, что можно сделать.

– Я тоже так считаю, – ответил Быков, почти ощущая себя журналистом, собирающимся написать статью о безвременно ушедшем талантливом учёном.

– Ну а чаю вы не откажетесь выпить? – предложила Марина Михайловна.

Быков кивнул:

– Почему нет? Чай – как раз то, что нужно. И поговорить сможем. Я тут взял к чаю. – И он протянул коробку с красивым тортом «Сказка», который выбрал в местном супермаркете.

Марина Михайловна мягко улыбнулась, взяла торт и пригласила Быкова подождать в гостиной. Сама ушла на кухню, где раздалось позвякивание посуды.

Александр взглянул на часы, вынул мобильник и подал условный сигнал, что у него всё в порядке. Затем, усевшись в кресло, принялся разглядывать комнату и часть коридора, которая виднелась через открытую двустворчатую стеклянную дверь. Квартира, судя по всему, трёхкомнатная. Мебель свидетельствовала об определённом достатке: солидная, качественная. На столе в центре гостиной красовалась элегантная ваза с букетом свежих цветов.

«Интересно, я ведь совершенно не знаю, кто был отец Леонида, где он сейчас? – подумал Быков. – Нет, у шефа точно людей не хватает!»

В комнату вошла Марина Михайловна с подносом, на котором громоздились чашки, столовые приборы, заварочный чайник и тарелка с нарезанными кусками торта. Быков вскочил и протянул руки, предлагая помощь.

Женщина мягко улыбнулась, протянула ношу Александру, а сама быстро убрала со стола вазу, и кивнула, что поднос следует ставить на освободившееся место. Для поддержания реноме журналиста Александр, спросив разрешения, выставил на стол диктофон.

Потом они пили чай – вкусный и ароматный, заваренный по всем правилам, а совсем не из пакетиков, как почему-то ожидал Быков. Марина Михайловна много рассказывала о Леониде и его девушке, которая бросила парня – эту историю в кратком изложении Быков уже слышал от Культяева. Узнал он и о том, что отец Леонида занимал солидный пост в администрации района Академгородка, но, увы, скончался семь лет тому назад.

Его подмывало спросить, сколько же лет хозяйке, но не подворачивался случай. На вид Марине Михайловне он не мог дать больше лет сорока – сорока двух, да и то с натяжкой, но женщина такого возраста не могла иметь тридцатипятилетнего сына.

Разговор у них затянулся, Марина Михайловна рассказывала о покойном муже и о покойном сыне – казалось, женщине требуется выговориться. Быков понимал её. Иногда так и бывает: с близкими и знакомыми говорить о разрушенном счастье тяжело, на глаза постоянно наворачиваются слёзы, а с посторонним человеком рассказ превращается хотя и в грустные, но почти не ранящие душу воспоминания.

Женщина говорила, а Александр размышлял: где же могут маскироваться вражеские агенты. Культяев? Не похоже. Сама Марина Михайловна? Маловероятно. Во-первых, тогда проще ментально запрограммировать самого Леонида Дробича, а во-вторых, она малоинтересный объект для камалов: что она может, женщина? Хотя, точки зрения диверсий любого типа, разницы женщина или мужчина, наверное, нет.

Леонид Дробич выбросился с лоджии своей собственной квартиры – не мать же приехала туда и сбросила его, если предполагать, что её каким-то образом запрограммировали камалы. Сама Марина Михайловна рассказывала, что ей о случившемся сообщили соседи Леонида. Конечно, если подозревать её, то рассказывать она может всё, что угодно. Но это как раз легко проверить: опросить соседей, и тому подобное. Завтра он этим и займётся – полный комплект документов-хамелеонов у него имеется, так что выступить в роли следователя, как и в роли московского журналиста, не проблема.

Когда Марина Михайловна стала рассказывать о девушке Леонида, некой Лике Смирновой, он насторожился. Оказалось, что Лика была в гостях у Леонида в тот роковой вечер, когда молодой Дробич покончил с собой.

– Но вы не подумайте, что я её обвиняю, – поспешно заметила Марина Михайловна, видя реакцию Быкова, – как тут можно обвинять? Ну, не любила она его, понятно. Но зачем два года, даже больше, она ему мозги пудрила, простите за выражение? Лёня ведь из-за этого и на квартиру постарался заработать, больше не наукой занимался, а репетиторствовал и приработки выискивал. И попивать из-за неё начал…

– Марина Михайловна, – осторожно сказал Быков, чувствуя почти охотничий азарт, – вы не станете возражать, если я попробую встретиться с этой Ликой?

Женщина несколько секунд печально смотрела на Александра, затем пожала плечами:

– Собственно, я не то чтобы против… Но мне не хотелось бы, чтобы вы вытаскивали личные подробности в газету. Саша, вы выглядите порядочным молодым человеком, но…

– Вы много плохого слышали о журналистах, да? – спросил Александр.

Женщина кивнула:

– К сожалению, много такого пишут друг о друге сами журналисты.

– Я обещаю, что не стану давать в газете историю отношений Леонида с этой девушкой. Основная моя задача – чтобы научное наследие вашего сына не пропало, чтобы им заинтересовались другие учёные и продолжили это направление…

При этих словах Марина Михайловна пристально посмотрела на Быкова. Это продолжалось всего секунду-другую, после чего она отвела взгляд и покачала головой.

– Тут вы правы: никто этим не интересовался. Даже его научный руководитель, профессор Культяев.

Александр с энтузиазмом кивнул:

– Я это заметил, я с ним беседовал. А по поводу этой девушки… мне хотелось бы узнать, вдруг у неё есть какие-нибудь интересные материалы. Леонид не мог ей ничего передать?

Марина Михайловна пожала плечами:

– Не думаю, она не интересовалась наукой. Хотя, кто знает… Но, скорее всего, вы зря потратите на неё время: пустая вздорная особа. Правда, красивая, и я понимаю Лёню…

Быков покосился на фотографию, стоявшую на полке стенного шкафа. Самого Леонида Дробича мало кто бы назвал красавцем. Странная штука гены: в чертах Леонида явно просматривалось родство с Мариной Михайловной, но если мать была красивой женщиной, то сын, как мужчина, не блистал: чересчур мягкий подбородок, прямой, но широкий нос, слишком округлый овал лица. Вроде бы схожие черты, но у мамы всё в разумной пропорции, а у сына явный перебор штрихов, делающий внешность не вызывающей вдохновения. Немужественное лицо – так можно охарактеризовать внешность Дробича-младшего, а вкупе с некоторыми недостатками это лишало его привлекательности. Разумеется, фото не даёт полного представления о человеке – его надо видеть живым, что в случае с Леонидом Дробичем не представлялось возможным.

– А если вас интересуют работы Лёни, – продолжала Марина Михайловна, – то у меня осталось кое-что. Лёня часто работал на даче. Там и лежат его тетради. Если вам интересно, можем туда съездить. У вас есть транспорт? Машина и у нас осталась, но я, увы, не вожу. Но, видимо, придётся учиться ездить. На старости лет…

– Бросьте, – совершенно искренне сказал Быков, обрадованный перспективой получить тетради Дробича, – вы шикарно выглядите, честное слово. Я бы никогда не подумал… – Он запнулся, не зная, как поделикатнее продолжить то, что у него почти вырвалось по поводу возможного возраста Марины Михайловны.

Женщина тоже молчала, чуть кивая, словно с укоризной. На её лице застыла слабая грустная улыбка.

На улице стемнело, и по подоконнику вдруг ударили капли дождя.

– Погода испортилась, – вздохнула Марина Михайловна. – А с утра был хороший день. Впрочем, осень, осень…

Она встала и включила торшер в углу.

– Так вы где остановились, Серёжа?

Быков, разумеется, представился именем реального корреспондента одной из реально существующих московских газет – это на случай возможных проверок и тому подобного. У него имелись и документы-хамелеоны, принимающие по кодовому воздействию соответствующий вид.

– В гостинице «Новосибирск», – Он не считал нужным скрывать место поселения.

– Ох, как же вы поедете?.. Ах, у вас же машина…

Александр, полагая, что это некий намёк на необходимость откланяться, встал, намереваясь именно это и сделать.

Марина Михайловна остановилась в нерешительности, свет торшера, горевшего у неё за спиной, обрисовывал сквозь тонкое платье не по годам стройную фигуру.

«Дьявол, – подумал Быков, – никогда бы не дал ей её годы! Даже если она родила сына в восемнадцать, сейчас ей за пятьдесят. Как женщина может так сохраниться?! Впрочем, Софии Лорен классно выглядела, или Тина Тёрнер, скажем…»

– Серёжа, что же вы поднялись? – удивилась Марина Михайловна и улыбнулась: – Я вас не выпроваживаю. Смотрите, если у вас нет дел в городе, можете остаться. Я постелю в комнате сына, а утром съездим к нам на дачу, и вы посмотрите тетради Лёни. Я завтра выходная, у меня день свободный.

У Быкова прилила кровь к щекам. Женщина почти годилась ему в матери, но возможность остаться с ней на ночь в одной квартире неожиданно взволновала его. И почему-то шум дождя за окном придавал необъяснимое дополнительное волнение ситуации.

Стараясь, чтобы голос звучал как можно более естественно и непринуждённо, Александр спросил:

– Вы не откажетесь от бокала вина? У вас хороший супермаркет рядом, я могу сходить.

Марина Михайловна слегка покачала головой:

– Не стоит, Серёжа. У меня есть хороший коньяк, французский. Мне его подарили недавно…

* * *

Александр ещё не разлепил веки, а уже почувствовал с левой стороны тепло тела. Ему вспомнилась ночь, восхитительная ночь, когда он обладал женщиной, похожей на «выдержанное вино».

Откровенно говоря, у Саши никогда не было подруг существенно старше себя. Марина Михайловна оказалась первая – и это создавало сумасшедшую, и, как казалось Быкову, некую извращённую, но неожиданно притягательную ауру вокруг факта случившегося.

Он искал работы безвременно ушедшего из жизни физика. Вышел на научного руководителя Леонида Дробича, познакомился с его матерью, и с этой матерью тут же переспал. Ну надо же!..

Быков чуть потянулся в кровати и скосил глаза.

«Сколько же раз я прошлой ночью?.. – попытался вспомнить Саша. – Пять или шесть? Давненько меня так не пробирало, даже с молодыми!»

Глядя на округлое бедро Марины Михайловны, более чем явственно проступающее под лёгкой простынёй, он снова почувствовал желание.

Часы показывали половину седьмого утра. Быков дотянулся до мобильника, послал очередной условный сигнал, что всё в порядке, и снова лёг на мать физика, бумаги которого искал…

Завтракали на кухне. Марина Михайловна приготовила вкусный омлет, они запивали его прекрасно сваренным кофе, который взялся приготовить Быков. А после отправились на дачу к Дробичам.

Сначала Марина, как большинство дачников, начала показывать Быкову участок. Он некоторое время рассеянно слушал рассказы о клумбах и теплице, а потом автоматически потянул Марину в комнату, где они снова занялись любовью. Это было бесподобно, только Александр боялся, как бы крики женщины не привлекли внимания соседей. Потом они поели, так как подошло время обеда, а потом снова упали в постель и только когда коньяк, купленный Быковым, закончился, он вспомнил, за чем, собственно, сюда приехал.

Марина понимающе кивнула, исчезла в небольшой комнате на втором этаже дачного домика и вернулась с пачкой тетрадей.

– Вот, Серёжа, – сказала Марина Михайловна, подавая пачку Быкову, – здесь, думаю, всё, что может интересовать вас. Все последние работы Лёни в продолжение темы книжки «Гипотеза структуры пространства», которую он выпустил. Я только не вполне понимаю, зачем вам это? Вы же не физик, и, как я догадываюсь, вряд ли разберётесь в сути.

Быков пожал плечами и почти обиделся:

– Ну, почему же, базовое образование у меня техническое, так что я и сам кое-что понимаю. А материал мы можем сделать о вашем сыне просто великолепный.

– Действительно, хорошо бы… – Марина Михайловна как-то отчуждённо посмотрела вдаль. – А может, нам шашлыков пожарить, а? Как вы думаете?

«Странно, вот что значит женщина в годах, – подумал Быков. – Мы с ней во все дыры долбимся, а она всё равно меня на «вы» величает».

– А где мы мясо купим, Марина? – спросил он.

Женщина пожала плечами, глядя куда-то вдаль на вырисовывающееся за пустырём Обское море:

– В Левых Чемах продают. Там возле бани хороший рыночек…

* * *

Шашлык они ели, когда смеркалось, ещё разок отлюбив друг друга.

«Ну и приключение при исполнении, – размышлял Александр, изрядно захмелев. – Всегда у меня были женщины существенно моложе, а вот же… И ведь действительно говорят: как выдержанное вино…»

Он чуть не хихикнул вслух: выдержанного вина он никогда не пил. Если не считать таковым мать покойного физика Леонида Дробича.

«Впрочем, – подумал Саша, – всё классно, невзирая на полученное удовольствие. Я добыл нужные материалы. Земная наука получит, надеюсь, ощутимый толчок вперёд. Значит, роль оперативника я отработал нормально… Хотя, стоп: а где же агенты камалов? Даже намёка на них нет. Шеф перестраховывается, похоже…»

Марина, держа в руке стакан вина, сидела рядом и улыбалась. В окно веранды светила с очистившегося неба почти полная луна, встававшая над Обским морем.

– Марина, – сказал Саша, – я тебе безумно благодарен за всё. Я так рад, что мы встретились. Давай на «ты» будем, а? За тебя!

Марина кивнула:

– И за тебя тоже, Серёжа!

Они выпили и поцеловались.

– Ты классная! – на выдохе прошептал он.

– Я знаю! – засмеялась Марина. – Хочешь домашнего вина? Из малины!

– Конечно… – согласился Быков, пытаясь запустить руку под блузку женщине, где переливались спелые тёплые груди.

– Я сейчас…

Марина встала, вышла в комнату и вернулась с бутылкой, в которой плескалась тёмная жидкость. Она пододвинула стакан, собираясь налить, но Александр отобрал бутылку и хлебнул прямо из горлышка.

– Ну и молодец, – сказал Марина, улыбаясь, – как с тобой просто.

– Не понял… – удивился Быков, и вдруг почувствовал, что у него отказывают руки и ноги.

Он попытался встать из-за стола, но не смог, словно мышцы полностью выключились. Более того, он хотел что-то спросить – и тоже не смог, язык не слушался.

Почти осознавая, что он, говоря попросту, «попал», Быков дёрнулся, стараясь превозмочь невидимые путы, стянувшие нервные волокна, отвечающие за действие конечностей и всего остального, с неимоверным усилием приподнялся – и упал ничком.

* * *

Трещала голова, хотелось пить, словно с дикого похмелья.

Быков попытался встать, но ничего не вышло. Руки и ноги, вроде бы, могли двигаться, но движения остались предельно ограничены, непонятно, чем.

Перед глазами плавала пелена, оказавшаяся на поверку ночной темнотой, но постепенно глаза стали привыкать к недостатку света.

Быков сидел на слегка влажной земле, привалившись спиной к стволу толстого дерева. Деревьев вокруг было много, в их кронах шумел ветер.

Память тоже начала включаться в процесс опознания окружающего мира и напомнила всё, что происходило последние пару суток. В дополнение к воспоминаниям, в тусклом свете луны, пробивавшемся сквозь ветви, Быков заметил силуэт женщины в плаще, стоявшей чуть левее перед ним.

Женщина молча разглядывала его, сидевшего на траве со связанными руками и ногами.

Александр чуть не застонал от отчаяния. Ему стало понятно если не всё, то, по крайней мере, многое.

– Очухался? – поинтересовалась Марина Михайловна.

Несмотря на то, что Быков не слишком хорошо соображал, он окончательно понял, что прокололся: его первая миссия в качестве оперативника СИ на Земле закончилась полным провалом.

Не оставалось ничего иного, как попробовать тянуть время.

– Марина? – уточнил он.

– Наранг Кувайс Орт’уа – к твоим услугам, землянин, – ответила женщина, которой совсем недавно Александру посчастливилось обладать.

«Вот кретин, – подумал Быков прежде всего о себе. – Купился на всякую срань вроде «выдержанного вина» и тому подобного. Агент СИ, мать твою!.. А «наранг» у камалов, это же что-то вроде нашего полковника. Чин, однако!»

– Ну, что, – поинтересовалась Марина или кем она была, – меня интересуют любые данные относительно вашей агентуры на Земле. Всё, что ты знаешь!

Быков в полумраке смотрел на склонившуюся над ним чрезвычайно привлекательную даже в плаще женскую фигуру.

«Какой кошмарный провал, – вертелось в голове, – полнейший провал! Они выиграли, а у нас полный провал. И всё из-за меня, вот кретин…»

– Погоди, ты же будешь вынужден оставить мой труп. Куда ты его денешь? Я вижу, «кокона» у тебя нет, а меня станут искать очень скоро… – Он чисто машинально начал нести какую-то чушь, лишь бы выиграть время.

Тот, кто прятался под ликом Мариной Михайловной, снисходительно улыбнулся:

– Твои руководители, видимо, отстали в подготовке. Вот, посмотри, – Существо – иных определений у Александра не было, – показало нечто вроде небольшой батарейки, – я засуну тебе это в рот после того, как ты будешь обездвижен или просто мёртв, и через пару минут от тела не останется и следа. Как материал для клонирования ты, официальный агент СИ, не интересен, нам хватит простых землян. Поэтому от тебя стоит избавиться целиком, без остатка.

Вспоминая инструкции, которые он получал на соответствующих занятиях, Быков спросил:

– А договориться на паритетных началах мы никак не сможем? Вы получаете работы Дробича, будем считать, что они пропали для землян. И мы расходимся, все остаются при своём. Договоримся?

В полумраке женщина посмотрела на Быкова сверху вниз насмешливо-отсутствующим взглядом.

– Нет, мы не договоримся. Умей проигрывать. Мы выиграли, вы в этот раз проиграли. Иллюзий не питай: я тебя умерщвлю, но перед этим ты назовёшь всех резидентов, кого знаешь.

Быков закатил глаза в полном бессилии, и существо, запрограммированное чужими, истолковало это по-своему.

– К сожалению, у меня не оказалось под рукой специального оборудования, чтобы заставить тебя говорит, – сказало оно. – Так что если желаешь изображать из себя героя и не будешь говорить сам, я стану отрезать тебе конечности молекулярной нитью. Чтобы ты не подох раньше времени, я применю коагулятор сосудов. Будет очень больно, очень долго. В конце концов, не сомневаюсь, ты расскажешь всё. Но если расскажешь сразу, то умрёшь быстро и безболезненно, обещаю. Избавь себя от бессмысленных страданий.

Быков скрипнул зубами так, что местами, кажется, откололась эмаль.

Договориться не удастся, агент камалов считает себя победителем, зачем ему какие-то переговоры? Он выиграет всё: уничтожит работы Леонида Дробича, уничтожит агента СИ, раскроет явки, которые знает Быков. Зачем ему договариваться?!..

Да, он, Александр Быков, опозорился, и сгинет на первом же задании. Он не смог ни-че-го! Вот только неясно, с какого момента включилась программа у законспирированного агента чужих, каким «ключевым» словом она включилась? Ведь до определённого момента Марины оставалась нормальной женщиной. Не могло же сознание камала вести себя столь по-человечески естественно!..

У Быкова на глаза навернулись слёзы. Это не были слёзы слюнтяя, это было отчаяние, и неимоверная, смертельная досада проигравшего. Как он мог ТАК провалиться? И подставить всех: и Виктора Францевича, и ещё трёх агентов, которых знает лично, и ещё несколько явок, которые тоже знает. В том, что он, да или кто-то другой, сможет сопротивляться, когда устройство с прочной нитью толщиной в несколько молекул, станет отрезать куски тела, Быков иллюзий не питал.

У Марины в руке появилось нечто, напоминающее гротескную вилку со слабо светящемся в темноте маревом в промежутке между концами широко расставленных зубьев. Она расцепила путы на руках Александра, и пристегнула одну его руку к толстой ветке так, чтобы кисть оказалась вывернута в сторону. Вторую руку с браслетом наручников бывшая мама Леонида Дробича присоединила к путам на лодыжках пленника. В результате Быков оказался в унизительно-беспомощной позе.

– Ну, ты будешь говорить? – поинтересовалась женщина, которую Быков истово любил пару часов тому назад.

«Боже, какая пошлость! – подумал Быков. – Второсортный боевик!»

– Давайте обсудим нашу нынешнюю проблему на уровне региональных резидентов, – предложил он.

Женщина покивала в почти полном мраке леса – Быков скорее чутьём, а не зрением угадал это движение.

Она нагнулась и коснулась «рогаткой» кисти Быкова. В первое мгновение он ничего не почувствовал – лишь услышал, как хлестанула кровь из части срезанной кисти.

Кажется, женщина, точнее, существо в облике красивой землянки, срезала ему мизинец и безымянный палец левой руки.

Быков заорал благим матом, прекрасно понимая, что никто его не услышит, даже если будет находиться в десяти-пятнадцати метрах: средства как орхан, так и камалов позволяли сделать так, что звуки от некой точки не уходили далее самых коротких дистанций.

– Ори, ори, – почти ласково посоветовала бывшая любовница и пообещала: – Не подохнешь ровно столько, сколько будешь упираться.

Марина провела слабо отсвечивающим цилиндром рядом с изувеченной рукой Быкова – боль почти утихла, а кровь перестала хлестать.

– Я из тебя выбью всё, что ты знаешь, – пообещал оборотень. – А потом ещё и устрою этому городишке поплавать…

«Что она имеет в виду?» – удивился Быков, но времени анализировать сказанное не было.

– Надумал рассказывать? – спокойно и безучастно спросила женщина.

Или не женщина? Быков находился слишком близко к грани нервного срыва, чтобы внятно давать самому себе определения, кто с ним разговаривает.

«Это не может быть целиком перепрограммированное существо с полностью заменённой личностью, – сквозь пелену в сознании думал он. – Это… я не знаю, что это! О, господи!..»

– Марина!!!! – исступлённо заорал он. – Я же любил тебя! В тебя засунули какую-то хрень эти мерзкие камалы, пойми! И сына твоего они убили, понимаешь?! Они убили твоего сына!!! А ты теперь стала их марионеткой! Как ты можешь, Марина?!..

Почти полная луна светила сквозь ветви деревьев на маленькую поляну, где всё и происходило.

Женщина пожала плечами:

– К чему эти картинные крики? Я больше не Марина, неужели до тебя не доходит? Мы научились бороться с вами, паршивые идентичные. Мы вычистим галактику от вас, плодящихся, как паразиты. Ты будешь мне рассказывать то, о чём я тебя спросил?

Рука оборотня с рогулькой молекулярной бритвы дёрнулась ещё раз, и Быков снова лишился части кисти. Бывшая Марина подождала, давая пленнику поизвиваться от боли, а потом остановила брызжущую кровь.

Быков с трудом перевёл дыхание, по лбу и щекам струился холодный пот вперемешку со слезами. Он исступлённо провёл лицом по траве, стирая липкую жидкость – кровь, брызгая, попала и сюда, и щипала глаза.

«Ещё немного и я потеряю сознание… – подумал он. – Но нет, полностью личность они заменить не могли, ни хера подобного!..»

Александр подтянулся на пристёгнутой к дереву руке, чтобы сесть немного прямее. Его била дрожь, но при этом казалось, что тело горит, как в печке. Он перевёл дух, проглотил рвавшиеся из горла слёзы, и проговорил, стараясь произносить слова как можно более чётко кривящимися от боли губами, глядя прямо в глаза оборотня, почти светящиеся в полумраке:

– Марина… ты не агент камалов! Ещё час или два назад ты была нормальной земной женщиной… Тебе в голову вложили программу-шпион, какой-то вирус, как в компьютер… У тебя был сын, гениальный физик, который совершил прорыв в земной науке. Его убили камалы, а ты им сейчас служишь!.. Соберись, неужели ты предашь свой род, свою планету, своего сына, наконец!!!! Вспомни Лёню, Марина, вспомни сына! Неужели ты будешь помогать его убийцам?! Ты же земная женщина!!!

Последние слова Быков истово орал, рискуя порвать голосовые связки.

Монстр усмехнулся, снова поднимая руку с рогулькой.

– Лёню, вспомни Лёню!!!!.. – крик Быкова сорвался в почти ультразвуковой фальцет, умирая в нескольких метрах от источника в слабой дымке антиакустического поля.

И вдруг оборотень остановился. Женщина удивлённо посмотрела на то, что держала в руке, и оглянулась вокруг, будто не понимала, где находится.

– Серёжа, – пробормотала она, – что это?… Где мы?..

Быков дёрнул рукой, притороченной к сосёнке:

– Скорее, Марина, освободи меня!..

По телу женщины сверху вниз прошла ломающая ей волна, оно изогнулось.

– Погань! – прошипело существо, снова пытаясь стать оборотнем. – Я тебе не дам…

– Марина! – умоляюще заорал Быков. – Лёня, вспомни Лёню, Лёню! Они убили его!!!

Женщина снова безвольно уронила руки.

– Лёнечка… – прошептала она. – Это я его вытолкнула из окна, я… сама… Боже мой!!!

Её рука с рогулькой молекулярной нити вдруг дернулась вверх и вонзилась в горло. Тело Марины Михайловны покачнулось, раздался хриплый булькающий звук. Колени подогнулись, и она рухнула в метре от Быкова, несколько раз дёрнулась и затихла.

Быков тяжело дышал, переводя дух. Болело от крика горло и тянуло кашлять, словно он резко вдохнул горсть сухарных крошки. Тело после лихорадочного жара медленно покрывалось ледяной испариной.

Изувеченная рука почти не болела, и Александр подумал, что к счастью, камал начал кромсать ему левую руку – немного, но повезло. И он также подумал, что действие анестетика не может продолжаться долго: и через несколько минут боль обрушится на него по полной программе.

Требовалось как-то освободиться. Кроме того, он не мог гарантировать, что у оборотня не окажется неподалёку сообщников – хотя такое вряд ли возможно: даже агентов СИ на Земле не хватает, а агентов камалов тем более не может быть много. Впрочем, Быкову не улыбалось, чтобы его в этой ситуации застал и случайный прохожий, хотя ночью в таком месте это маловероятно.

Вытягиваясь и извиваясь, Быков попытался дотянуться до лежащего у бездыханного тела молекулярного ножа, но правой рукой, связанной в пучок со щиколотками, это не удавалось: рогулька упала слишком далеко.

Наконец ему удалось кое-как подобрать тонкую сухую ветку и с её помощью подтащить нож в пределы досягаемости. Рискуя отхватить себе ещё что-нибудь, Быков трясущейся рукой к перерезал наручники и освободил прикованную к дереву левую руку.

От кисти там осталась жалкая клешня с большим и указательным пальцами. К этому моменту начала возвращаться боль, но Александр уже нашёл цилиндрик анестетика, и рука на время успокоилась.

Требовалось заметать следы. Мёртвый оборотень бесполезен – вот если бы Марину удалось доставить на корабль СИ, там бы с ней поработали психологи, и получили бы массу ценных сведений против камалов, а так – увы! От трупа придётся избавляться, но в любом случае он сильно «засветился»: имелись свидетели – тот же профессор Культяев, знавший, что некий корреспондент из Москвы собирался встретиться с матерью покойного Леонида Дробича. И теперь, если обнаружат труп Марины с перерезанным горлом, следствие начнёт копать именно в этом направлении. Составят его фоторобот… в любом случае Александру Быкову придётся серьёзно менять внешность, если его вообще оставят работать на Земле после подобной неудачи.

Поискав в траве, Быков нашёл и упавшую «батарейку» – это поможет избавиться от трупа, хотя и в случае исчезновения Марины Михайловны милиция всё равно станет его искать.

Он присел на корточки возле трупа, перевернул тело женщины на спину и прикрыл веки. Если бы не резаная рана поперёк горла, в проблесках лунного света из-за рваных облаков могло показаться, что Марина Михайловна просто спит.

«Сволочи, – подумал Александр, – сына убили, убили руками матери».

Он разжал зубы трупа и вложил в рот устройство для ликвидации тела, предварительно сжав торцы «батарейки» для активации.

К шуму деревьев ночного леса прибавился ещё какой-то звук, и на лицо Быкова упали капли. Снова начинался дождь.

Александр огляделся, насколько позволяли сумерки и сгущавшиеся облака, почти полностью прикрывшие луну. Чуть в сторонке под кустом стоял портфель типа «дипломат» – очевидно, со снаряжением агента камалов. В него и был встроен подавитель звуков, не позволявший услышать крики из леса.

К счастью, портфель не был закрыт на кодовый замок. Внутри Быков нашёл смену женского белья, несколько прокладок «Либрес», чистую белую футболку, толстую пачку российских денег, обычный земной складной нож, фонарик, связку ключей. Тут же оказались отобранные у Быкова часы и парализатор, замаскированный под авторучку, а также документы-хамелеоны, настроенные сейчас на липового московского журналиста. Часы показывали двенадцать минут третьего часа ночи по местному времени. Но, самое главное, в дипломате лежали тетради, исписанные формулами – наследие покойного Леонида Дробича, которое предстояло сделать достоянием человечества.

«В общем-то, я не сильно покололся, – подумал Быков. – Агент камалов уничтожен, расчёты Дробича найдены. И не такая великая плата – изувеченная рука…»

Рана снова начала болеть, и Александр вынужден был ещё раз использовать анестетик. Он, как мог, перевязал покалеченную руку прокладками «Либрес» и полосками белой футболки, которая пахла духами Марины Михайловны, а сверху натянул на кисть полиэтиленовый пакет, обнаруженный в портфеле. Поверх этой «гидроизоляции» он снова намотал остатки футболки – последней памяти о красивой женщине, с которой лишь несколько часов тому назад был близок, и которой так не повезло.

Дождь усиливался, и Быков подставил лицо под прохладную влагу, сочившуюся с неба, смывая остатки крови. Оглянувшись на труп, он увидел, что в траве осталась кучка сероватого пепла, быстро размываемого каплями дождя.

– Прощай, Марина! – тихо сказал Александр. – Я постараюсь отомстить им и за тебя, и за Лёню.

Он подобрал «дипломат» и двинулся наугад по чуть приметной лесной дороге, подсвечивая путь фонариком. Быков понятия не имел, где находится, но, судя по времени, которое прошло с момента начала действия подмешанного оборотнем препарата, они не могли оказаться слишком далеко. Почему-то Быков почти не сомневался, что он где-то в районе дачи Дробичей – скорее всего, Марина Михайловна держала тетради сына там, а оборотень забрал их сейчас, когда активно включился его ментальный программат.

Буквально через полминуты сквозь мокрые ветки впереди что-то слабо блеснуло. Быков посветил и увидел взятую в прокате «нексию», притулившуюся на опушке леска.

Ехать было бы много удобнее, чем идти под дождём, но с изувеченной рукой, на которой осталось всего два пальца и где легко могла разойтись рана, использовать машину становилось проблематично. «Нексию» придётся бросить: ничего не поделаешь, возвращать её в прокат в Новосибирске – только светиться лишний раз, особенно с его мило перебинтованной конечностью.

На всякий случай он осмотрел машину – и не пожалел. В багажнике оказалась сумка с взрывным устройством. Обычным, земным: брикеты пластида, склеенные друг с другом синей изолентой.

Быкову стала понятна показавшаяся странной фраза о том, что она «устроит этому городишке поплавать». Обское море находилось выше по течению, чем Новосибирск – кто-то когда-то именно так спроектировал. Если взорвать плотину, то можно устроить грандиозное наводнение. Конечно, вряд ли плотину взорвать просто – там и охрана, и системы безопасности. Но агент камалов мог иметь специальный план. Тем более – женщина, тем более – славянской внешности. Вообще, кто знает, что у неё было заложено в мозг…

Быков какое-то время разглядывал сумку с взрывчаткой, потом аккуратно отсоединил провода от радиоуправляемого блока и вынул из брикетов детонаторы. Детонаторы он спрятал в карман, а бесполезный без них пластид в сумке забрал, чтобы не оставлять в машине лишнего материала для следственных органов.

Сумку с взрывчаткой он хотел унести с собой, но потом подумал, что, не ровён час, его остановят ночью сотрудники милиции, да и просто она была тяжёлая, больше десяти килограммов. Содержимое сумки станет неоспоримым аргументом, чтобы задержать и арестовать любого, а связаться с Виктором Францевичем ему в этом случае вряд ли удастся.

Нести и сумку, и дипломат одной рукой было страшно неудобно, но Александр, скрипя зубами, потащил всё. Выйдя на наезженную лесную дорогу, он заметил дренажный сток, широкую трубу, куда и закинул взрывчатку, ставшую безопасной. Конечно, когда-нибудь кто-нибудь найдёт сумку, но это будет случайный человек.

Быков пошёл по дороге в сторону, откуда приехала его «нексия». Марина Михайловна говорила, что дача в районе Левых Чемов, почти у Обского моря. По карте Александр помнил, что там есть лесной массив, западнее Парка культуры и отдыха. Тут же проходила и широкая магистраль. В три часа ночи его вряд ли кто подсадит, если и встретится машина, но по шоссе идти в любом случае лучше, чем по лесу. Ну а в самих Чемах, хоть и в Левых, наверное, можно поймать такси.

Ориентировка Быкова на местности оказалась верной: минут через пятнадцать блуждания в зарослях, он вышел к шоссейной насыпи и пошёл по дороге направо, в сторону пригородов Новосибирска, отсветы которых виднелись на низких облаках.

Дождь лил, не переставая, и Быков основательно вымок, когда сзади послышался звук приближающегося автомобиля: по дороге катила «газель».

Александр проголосовал заранее, и машина, на удивление, остановилась. Стекло со стороны обочины опустилось – в отражённом свете фар Александр увидел, что оттуда высовывается лицо, поросшее тёмной щетиной.

– В Новосибирск подвезёте? – попросил Быков.

Национальность пассажира «газели» не вполне угадывалась, это мог быть и кавказец, но мог быть и тёмноволосый русский, ведь среди русских каких только типажей не встречается. Кроме водителя и пассажира в салоне просматривался ещё и девушка, сидящая между ними.

– Пятьсот, – на чистом русском языке предложил напарник водителя.

Быков пробормотал «Годится!» и полез в пассажирский салон.

– Эй, – повернулся к нему внутри кабины напарник и включил лампочку под потолком салона, – дэньги давай сразу, сам понимаешь…

Слово «дэньги» всё-таки выдало кавказские корни говорившего.

Быков секунду смотрел на него и на повернувшегося назад водителя, уж точно русского – крепенького, но рановато лысеющего молодого мужчину. Сидевшая между водителем и пассажиром девушка не оборачивалась. Она странно вжала голову в плечи и не шевелилась, словно между мужчинами на сидении стоял мешок с картошкой.

Быков полез за деньгами в «дипломат», что оказалось не вполне удобно с искалеченной рукой, и так, чтобы не слишком раскрывать чемоданчик перед глазевшими на него мужчинами. Кое-как вытянув тысячную купюру, он подал её чернявому.

– Э, брат, – вставился в разговор водила и хихикнул, – а сдачи нету…

У Быкова снова начинала болеть рука, а цилиндрик анестетика опустел. Он махнул здоровой рукой:

– Ну нет – и нет. Поехали, мне в город надо поскорее…

Чернявый и лысеющий переглянулись.

– Договорились, братишка, – усмехнулся водитель и тронул машину.

Быков откинулся на спинку сиденья, придерживая «дипломат» локтем больной руки, а здоровой держась за поручень. Хотелось закрыть глаза и задремать, но мешала боль в культе, да и водитель «газели» с напарником доверия не внушали.

Минут десять ехали молча, проехали какой-то посёлок – вероятно, пресловутые Левые Чемы. Затем по краям дороги снова стало темно и пустынно.

«Господи, как рука-то болит», – подумал Быков, стараясь применить навыки тренингов по подавлению боли, но получалось плохо.

Он уже представил, как возьмёт из камеры хранения на вокзале кейс со спецснаряжением, как вколет мощную противошоковую блокаду и забудет про боль надолго. А потом придётся регенерацией заниматься…

– Слушай, друг, – снова повернулся к нему пассажир переднего сиденья, – а хочешь с девкой развлечься? Прямо сейчас? Вот с ней! Судя по всему, у тебя бабло есть.

Он пихнул девушку в плечо. Та чуть дёрнулась.

– Мы недорого возьмём – всего… ну, штуки три, – водитель хохотнул.

Быков вздохнул: он понял, что спокойной дороги до города в «газели» не предвидится, но чтобы как-то отвлечься от нарастающей боли в левой руке, спросил:

– А девушка-то согласна?

– А кто её, подстилку, спрашивает? Её дело давать, кому скажут, сосать, у кого скажут…

– О как! – заметил Быков. – Кому давать – это вы ей говорите, конечно?

Мужчины переглянулись и захохотали.

– Ну что, потрахаешься? – вопросом на вопрос ответил водила.

– Парни, – сказал Быков, – у меня рука порезана, сильно болит, мне не до девочек.

– Понимаю, бывает, – осклабился в свете приборного щитка водитель. – Но ты дай нам тогда штук пять. Лучше сам дай, сколько просят, а то ведь заберём всё, что у тебя в дипломате.

– И ещё самого в очко поимеем, – добавил напарник.

Быков снова вздохнул: вот и таких типов СИ защищает от камалов. С подобными индивидуумами, как бы ни рассуждали орхане об «общечеловеческом братстве», Александр не чувствовал ни идентичности, ни, тем более, родства. Какие, к хренам собачьим, «братья по крови»? Мразь, убеждённая, что можно грабить, убивать, трахать, кого хочешь, и к тому же педерасты, воспитанные зоной.

– Ты лучше друга своего в очко поимей, пидар сраный, – спокойно ответил он. – Слышал поговорку? Лучше нет влагалища, чем очко товарища! Вот и пользуйся, урод.

Водитель резко затормозил, с расчётом, чтобы Быков от неожиданности слетел с сиденья и ударился, но Александр приготовился и сохранил равновесие, упёршись ногой в переборку салона.

«Газель» остановилась.

– Ты чего вякнул, кусок говна? – процедил водила, вытаскивая монтировку и берясь за ручку двери.

В руке его напарника блеснул нож, он уже открывал дверь кабины.

Быков не стал требовать продолжения «банкета», а последовательно выстрелили из парализатора в одного – и сразу же во второго. С наслаждением выстрелил, в головы.

Водила сдулся и ткнулся лбом в баранку, коротко вякнувшую в ночной тишине клаксоном, а пассажир «газели» шумно съехал в распахнутую дверь и плюхнулся на размокшую обочину.

Девица пару секунд сидела, ничего не соображая, потом крутанула башкой из стороны в сторону и резко обернулась. Быков впервые увидел её лицо в неверном отблеске фар и слабом мерцании приборной панели – ещё молодое и будто не слишком безобразное, но уже одутловато-испитое, с вульгарно наложенной косметикой. Похоже, была либо пьяна, либо находилась под действием наркотиков.

Девица вытаращила глаза и вдруг заорала истошным голосом:

– Убили! Сволочь, Гендоса и Хачика убил, б….!..

И глупо потянула к Быкову растопыренные пальцы с крашеными длинными ногтями, словно намеревалась вцепиться в лицо.

Александр применил парализатор ещё раз, и девица обмякла на перегородку, свесившись безвольным кулём в салон «газели».

Несколько секунд он сидел, вслушиваясь в стук капель по крыше микроавтобуса и ёрзанье «дворников» по ветровому стеклу.

– Вот уж действительно, – пробормотал он, – ночь приключений, волшебная ночь…

Он вылез из микроавтобуса, и обойдя машину, выключил двигатель и фары, оставив гореть габариты. Чтобы не привлекать внимания к лежащему у машины телу, Быков пинками столкнул незадачливого грабителя и гомосексуалиста в кювет. Отключённые парализатором приходили в себя примерно часа через два, не раньше, но Быков на всякий случай зашвырнул ключи от машины подальше в темноту и со смаком вырвал провода распределителя зажигания и тоже бросил изо всех сил в другую сторону от дороги.

Потом взял в здоровую руку «дипломат» и пошёл дальше.

Среди ночи здесь ездили редко, но ездили. Пролетела пара хороших иномарок, вальяжно прокатился грузовик-фургон «Хлеб», средних размеров фура. Никто не останавливался.

Быков миновал указатель поворота на посёлок «Мичуринское», и топал километра три, прежде чем сзади снова засветили огни автомобиля. Особо не рассчитывая, он посигналил перемотанной рукой, нестерпимая боль в которой, казалось, стала частью его ночного существования.

Видавшая виды «шестёрка» аккуратно сбавила скорость и остановилась почти вровень с Быковым. Водитель приспустил стекло.

– Тысячу рублей до Новосибирска, – пообещал Александр, наклоняясь к амбразуре, образованной верхней рамкой двери и краем опущенного стекла.

В салоне угадывался настороженный пожилой мужчина.

– Э-э… – побормотал он и открыл дверь, – да что вы! Отсюда даже ночью дешевле.

Быков плюхнулся на сиденье.

– Отец, – попросил он, – я прошу поскорее доехать. Руку располосовал циркуляркой в саду, к врачу надо.

– Понял, понял, – засуетился мужчина. – Ну что вы, конечно… Эк вас угораздило! Постараюсь, доедем махом.

И надавил на газ.

– Хоть вы остановились, – заметил Быков, чувствуя в полумраке тёплого салона, как отпускает напряжение последних часов и почему-то щиплет глаза.

– Так что уж, – ответил пенсионер, сосредоточенно вглядываясь в ночное шоссе. – Я ведь дочку поехал в Толмачёво встречать. Она с мужем через час прилетает, надо встретить, ночь же, а такси дорогое из аэропорта. А тут вижу человек с рукой перевязанной. А у меня время есть, подкину, чего уж там!

– Спасибо, отец, – пробормотал Быков, – спасибо.

– Вижу, промокли вы до нитки, – участливо заметил пенсионер. – В бардачке возьмите фляжку, хлебните. Всегда с собой вожу – спиртик, на пятнадцати травах, однако!

В нынешнем состоянии подобное предложение Александру не стоило повторять дважды. Он вытащил плоскую бутылку, заполненную слабовато мерцающей в свете приборной панели жидкостью, и, отвинтив крышку, сделал солидный глоток. Ароматное тепло побежало по всем клеточкам тела. Даже боль в руке чуть притупилась.

Быков благодарно повернулся к водителю:

– Ну, отец, спасибо, уважил. Постараюсь в долгу не остаться. Перед всеми вами…

Пенсионер удивлённо покосился на Александра, но промолчал. «Дворники» автомобиля негромко поскрипывали, стирая капли дождя с ветрового стекла.

* * *

Дождь барабанил по подоконнику, и звуки слышно было даже в гостиной, где обычно шум капель доставал не столь сильно, как в спальной.

Виктор Францевич отхлебнул чаю и сказал:

– Принято решение, чтобы ты улетел с Земли на некоторое время. Во-первых, с этим, – он кивнул на переносной регенерационный модуль, охватывавший руку Быкова, – из тебя агент, как из собачьего хвоста сито. Слетаешь на Орхан, подлечишься основательно. Во-вторых, пройдёшь там пару спецкурсов: есть мнение, что тебя можно поставить региональным руководителем.

– Может, мне стоит пойти на армейские курсы? – сказал Быков.

Виктор Францевич покачал головой:

– Понимаю, у тебя страстное желание мочить проклятых камалов и иже с ними. Разделяю такой подход, сам бы хотел. Но если ты думаешь, что армейский люд только и делает, что сносит головы пресловутым чужим, то ошибаешься. Армия, это прежде всего противостояние, дипломатические политесы, шахматные игры, выгадывание, выжидание, блеф – и очень часто невозможность выстрелить, когда больше всего хочется. Поверь, на Земле совершается куда больше активных действий в условиях непосредственного соприкосновения с противником, а какой это иной раз сложный и законспирированный противник, ты и сам убедился, верно?

Быков промолчал, пожав плечами.

– Осень дождливая в этом году, – заметил Виктор Францевич, прислушиваясь к дроби капель по подоконнику. – Помнишь, я сказал тебе про городок Земля? Это не есть правильно, Земля – это аванпост всех нас против чужих. Здесь самые тяжёлые бои, потому что почти невидимые. И аванпост Земля без тебя не может, Саша.

Быков вздохнул: он прекрасно понимал, что так оно и есть, но не был уверен, что выдержит напряжённость невидимых боёв, когда не сразу ясно, где свои, а где чужие.

– Мы должны здесь выстоять, – сказал Виктор Францевич. – Даже во имя тех, кого ты вырубил на ночной дороге. Они ведь тоже земляне, просто пока не понимают этого.

Быков снова промолчал.

Но понимал, что так оно и есть.