Глава 8

Келли проснулась, как только забрезжил рассвет. Она открыла глаза и обнаружила, что на огромной двуспальной постели лежит одна. Ей еще столько всего надо узнать про Билла, думала она, улыбаясь.

Улыбка ее расцвела сильнее, когда она неторопливо вспоминала, как он был нежен с нею ночью. Конечно, Келли не сразу почувствовала это. Нежности предшествовала раскаленная добела страсть, страсть, которая заставила его овладеть ею, страсть, из-за которой она тоже старалась ответить ему, несмотря на свою неопытность.

Она вспоминала, как страсть толкнула его к ней, как Билл удивился, когда понял, что он ее первый любовник, как не мог оторваться от нее, потому что она не отпускала его. Все в ней так горело неутолимой жаждой, что ей было даже страшно подумать, что у него хватит сил покинуть се в эту минуту.

Но вдруг ее охватило лихорадочное нетерпение снова увидеть его. Келли вскочила с постели, быстро умылась и оделась. Ей пришло в голову, что если Билл нарочно встал пораньше, чтобы поскорее покончить с работой, то чем раньше она придет ему на помощь, тем быстрее они вес сделают. Сегодня они будут разговаривать, думала она, и сердце ее пело от радости, когда она спускалась вниз.

В кабинете все было так, как они оставили вчера вечером. Билла нигде не было, и было видно, что сегодня он сюда еще не заходил. Переполненная счастьем, Келли осторожно открыла дверь в гостиную, прежде чем пойти искать его на кухню, и там его увидела. Он сидел к ней спиной, глубоко погруженный в свои размышления, и смотрел окно, на серый рассвет. Билл не слышал, как она вошла.

— Привет, дорогой, — негромко произнесла Келли, останавливаясь в дверях и ожидая, что сейчас он обернется к ней.

Но как ни странно, Билл вдруг сжал руки в кулаки и прижал их к бокам. А когда повернулся, она увидела, что он не улыбается, и, всмотревшись в его лицо, поняла, что на нем не только нет улыбки, но и любви, и нежности — скорее оно было искажено злостью и отвращением. Келли вдруг охватило предчувствие, что случилось что-то ужасное.

Теперь уже и речи не было, чтобы кинуться к нему в объятия, мысли ее разбежались во все стороны, она не знала, что думать.

— Дорогой, что случилось? — спросила с тревогой Келли.

— Какого черта ты мне не сказала, что ты девственница, прежде чем я… до того, как было уже поздно? — процедил он в ответ.

Ее потрясло, как он разговаривал с ней. И тут Келли поняла, в чем дело. Конечно, он наверняка, и раньше спал с женщинами, но девушка, на которой он хотел жениться, — это было нечто другое, особенное, и он дал ей это понять, когда упорно настаивал вначале, что они не должны быть вместе до свадьбы.

— Но я люблю тебя, Билл, — возразила она, не зная, как еще объяснить, что все остальное для нее не важно.

Однако это признание не исправило положения. Келли увидела это по тому, как снова заходила его челюсть. Ему не нужны были ее заверения в любви после этой ночи.

— Я решила, что, раз я тебя люблю, — неуверенно защищалась она, — то не так уж важно говорить…

— Ах, не так важно! — передразнил он, не давая ей договорить. — А вот и важно, очень важно! Тебе, черт побери, прекрасно известно, что я был уверен, что твоим первым мужчиной был Скотт.

Казалось бы, он должен был радоваться, что она не была в связи с его братом, особенно учитывая, что он намерен на ней жениться. И Келли спросила с самым искренним недоумением:

— А что такого в том, что мы не были с ним близки?

— Господи! — простонал Билл. — Неужели ты не понимаешь? Неужели ты не видишь, что вся эта история с самого начала замешана на лжи?

— На какой лжи? — не поняла она, оглушенная его словами. Келли была так потрясена его изменившимся отношением к ней, что никак не могла сообразить, о чем идет речь.

— Да, на лжи, — подтвердил Билл и напустился на нее: — Ты что, ничего не видела? Неужели трудно было догадаться, что, когда я был с тобой мил и предупредителен, это было одно притворство? Неужели ты вправду решила, что я мог в тебя влюбиться? Надо же быть такой тупой, чтобы не понять, что с самого начала это было розыгрышем, я просто хотел поквитаться с тобой, чтобы отомстить за брата?

— Что? Отомстить? — прошептала она, чувствуя, что сходит с ума.

— Я хотел заставить тебя страдать так, как из-за тебя страдал мой брат, — бросал Билл ей в лицо жестокие слова. — Я долго наблюдал за тобой сначала, пытаясь понять, на чем тебя можно подловить. И я нашел то, что мне было нужно, в тот день, когда позвонила твоя сестра и попросила приехать к ней. Я понял, какое у тебя самое уязвимое место, — ты боишься неверности. — И не моргнув глазом Билл объявил: — И тут план действий сложился у меня в голове в считаные минуты.

На этот раз сердце Келли| которая застыла на месте, не превратилось в кусок льда. Она стояла молча, вынуждая себя поверить, что все это правда. Поверить, потому что ужасные, немыслимые, жестокие слова, которые говорил Билл, начали доходить до ее сознания — еще один Макгаурен нанес ей смертельный удар. Еще один предал ее любовь. Билл поклялся отомстить за брата, поклялся рассчитаться с ней за то, что Скотт едва остался жив после аварии. И теперь она начинала понимать, что он нарочно расставил ей сети, чтобы она влюбилась в него, — только чтобы насладиться ее поражением, ее позором, чтобы бросить и насмеяться над ней. Гнев постепенно закипал в ней, не оставляя место для льда.

— Так вы хотите сказать, что не имели намерения на мне жениться, я правильно вас поняла? — натянуто спросила Келли, уже зная, что это так, но непременно желая услышать это из его уст.

— Я планировал помолвку с тобой, но ненадолго, — кивнул Билл. Яркий утренний свет падал на его лицо, и оно казалось серым. И он признался ей во всем, рассказал о своем дьявольском плане, ничего не скрывая. — Но жениться на тебе я не собирался.

Это было больно, это вонзилось ей в самое сердце, но Келли выдержала эту боль и даже напрашивалась на большее, задав следующий вопрос:

— Значит, вы хотели, чтобы я страдала так же, как страдал Скотт. И что, вы собирались даже свадьбу затеять?

— Да, — скованно ответил он.

— И бросить меня за неделю до нее?

Она знала, что это так, и удивилась, почему в ответ Билл угрюмо покачал головой. И тут, как гром среди ясного неба, до нее дошло, что ей была уготована гораздо более ужасная участь.

— Да, сильно вы меня ненавидите. — Гнева уже не было. Только была такая боль, словно в сердце воткнули нож, когда наконец смысл сказанного целиком дошел до нее. — Вы хотели, чтобы я, ничего не подозревая, приехала в церковь, а вы просто не явились бы, да? Или, может быть, у вас все было задумано еще лучше?

— Еще лучше? — перебил ее Билл, не понимая, что она имеет в виду.

— А может быть, ты планировал еще одно представление в духе Макгауренов? — выпалила Келли и не могла остановиться, хотя видела, что он тоже заметно разозлился. — Может быть, ты собирался дать мне ключ от этого дома, чтобы я привезла сюда свои вещи, как это сделал Скотт? Он же дал мне ключи от своей квартиры! — в бешенстве выкрикивала она. — А потом отпустил бы меня пораньше в пятницу, только, в отличие от Скотта, ты знал бы заранее, что я буду делать в эти свободные полдня?

— Что ты такое несешь, я ничего не понимаю! — сердито огрызнулся Билл.

Но Келли в запальчивости даже не обратила внимания на его окрик.

— Ты наверное, задумал так, чтобы я приехала сюда со всеми моими вещами и увидела бы моего нового жениха в постели с другой женщиной?!

— Что? — От его бешеного крика ее ярость постепенно начала стихать. Но только на время, пока Билл не отошел от шока и не прохрипел: — Я тебе не верю.

А это была уже последняя капля, и Келли не могла этого вынести.

— Тогда спроси своего брата и его секретаршу, Мелани Бут. По ее словам, это было у них далеко не в первый раз…

— Я не могу в это поверить. — Келли видела, что лицо Билла потеряло серый, землистый цвет и стало совершенно белым. Он отвернулся от окна и пошел к ней.

Опасаясь, что он ударит се, Келли отступила подальше. Но он вдруг остановился, потряс головой и заявил:

— Мне надо подумать. Пойду прогуляюсь. Поговорим об этом, когда я вернусь. — И словно не в силах больше выносить ее присутствия, прошел мимо нее и вышел.

Как только дверь за ним закрылась, Келли рванула наверх в спальню собирать свои вещи. Еще чего, ждать его! С нее хватит, она будет рада не видеть его до конца своей жизни! Ведь если бы неожиданно сегодня не выяснилось, что до него у нее не было мужчин, Билл так бы и продолжал ломать эту чудовищную комедию.

«Надеюсь, это тяжелым грузом ляжет на твою совесть, соблазнитель Макгаурен!» — думала Келли, яростно застегивая «молнию» на сумке. Когда она подошла к машине, слезы уже потоком струились по ее лицу.

Почти ничего не видя из-за них, она завела машину и на всей скорости умчалась в Лондон.

До конца дня Келли оплакивала свои разбитые мечты и ругала Билла самыми последними словами. Но сама с ужасом сознавала, что, несмотря на все его злобные выходки, самые подлые и коварные намерения, несмотря на то, как он отшвырнул ее от себя после первой же ночи, — все равно она любит этого подонка, как последняя кошка!

Гордость — вот ее главное оружие, решила Келли, встав на следующее утро и глядя в зеркало на свои красные опухшие глаза. Гордость — единственное, что у нее осталось. Это ее спасательный круг в самый страшный день её жизни.

Она прекрасно понимала, что Билл не ждет, что она придет на работу. Но она пойдет туда хотя бы для того, чтобы подать заявление. В конце концов, она ни в чем не провинилась — правда, утратила девственность, вспомнила Келли, впрочем совсем об этом не жался. Так вот, целый месяц, пока она будет работать после подачи заявления об увольнении, которое, как она надеялась, Билл подпишет, — целый месяц, всякий раз как она попадется ему на глаза, пусть его мучают угрызения совести, если она у него осталась!

Еще месяц, думала она про себя, и сердцем овладевала горечь. На большее она не могла себя подвигнуть. Теперь даже старый Дональд не удержит ее никакими силами. Да он и не стал бы ее удерживать, если бы узнал, что произошло.

Заявление Келли уже написала и накануне вечером отпечатала его на своей портативной машинке. Но при всей своей гордости и выдержке, ей пришлось взять себя в руки и нервно сглотнуть, прежде чем она заставила себя, высоко подняв голову, войти утром к нему в кабинет.

Сегодня Билл не услышал от нее обычного «доброе утро». Однако она заметила его изумление. Он даже вскочил со своего кресла, когда она, не останавливаясь у своего стола, сразу направилась к нему, вошла в офис и положила конверт на край его стола.

— Увольняешься? — Его голос был ровный и спокойный.

— Да, — коротко бросила она, но при виде Билла вся ее гордая решимость вдруг поколебалась.

— Месяц отработки? — спросил он.

— Да, больше не требуется, — ответила она, преодолев минутную слабость, опасаясь, что не удержится и ударит его, если он посмеет хотя бы заикнуться об обещании, данном его дяде. И добавила: — Разумеется, если вы не желаете уволить меня немедленно за недостойное поведение…

Они стояли и смотрели друг другу в глаза. Билл нависал над ней, как башня. Ему неприятно было слышать то, что она сказала, — она это видела. Но какие бы чувства его ни обуревали, он не стал их показывать и поднял руку, словно хотел дотронуться до нее. Но Келли уже знала, как действует на нее его прикосновение, и отступила подальше. Впрочем, он понял это по-своему.

— Не могу вас винить, что вам неприятно мое прикосновение после того, как я вел себя. А что касается вашего увольнения… — Он осекся, и лицо его стало серьезным. — Вы даже не представляете себе, Келли, насколько я восхищаюсь вами хотя бы уже за то, что вы вообще пришли сегодня на работу, учитывая все то зло, что мы, Макгаурены, причинили вам…

И он еще смеет говорить такие вещи!

— Скажите пожалуйста! — взвилась она. — Какое благородство! Он не смеет меня винить!

— Вы ведь все равно не примете моих извинений, я прав? — продолжал Билл, и она заметила, что глаза его заблестели опасным блеском. Но ей было все равно, потому что она прекрасно понимала, почему он так легко готов был перед ней извиниться.

— Так, значит, вы готовы поверить в то, что я сказала вам вчера? — с жаром спросила она. — Ах, значит, моя честь восстановлена? Долго же вам пришлось вытягивать правду из Скотта. Так вы вчера к нему ездили? — Она была уверена, что он не поверил бы ее словам, если бы не услышал подтверждение от брата.

— Я не был у него с пятницы. — Это сообщение потрясло Келли. Огонек, тлевший в глазах Билла, вдруг превратился в пламенную злобу. — Черт, неужели ты считаешь, что мне нужны еще какие-то доказательства, кроме тех, которые я получил ночью? Думаешь, мне нужны еще какие-то доказательства, чтобы поверить тебе, а не Скотту? Господи боже, женщина, — яростно крикнул Билл, — неужели ты не понимаешь, как я омерзителен сам себе за то, что сделал?

— Отлично, — произнесла Келли, не видя причин, почему бы ему не пострадать немного, если, впрочем, можно верить его словам. — Надеюсь, это не даст вам спокойно спать! — И с победным видом вышла из кабинета.

Конечно, их натянутые отношения не очень скрашивали рабочую обстановку. Неделя шла тяжело. Билл попытался извиниться, но Келли не приняла его извинений, и он взял с ней вежливо-холодный топ.

А Келли хотела доказать ему ко времени своего ухода, что не только не питает к нему больше романтических чувств, но что место любви в ее сердце заняла ненависть. Она ожесточила свое сердце, так что даже в те редкие минуты, когда неожиданно вскидывала глаза и видела, что он смотрит на нее, вспоминала свою решимость показать ему, что она его ненавидит.

Но неделя шла к концу, и ее решительный настрой начал ослабевать. В то утро она едва удержалась, чтобы не улыбнуться ему, когда он вдруг, забыв свою холодную манеру, сказал ей что-то приятное.

«Почему я не могу его ненавидеть? — недоумевала Келли, бродя по улице и разглядывая витрины магазинов во время обеденного перерыва. Хотя на самом деле ей было не до витрин и не до обеда. — Он этого просто не заслуживает».

Однако в одной из витрин она увидела симпатичное платье, зайдя в магазин, примерила его и решила купить. Надо же ей было как-то себя подбодрить!

В итоге Келли опоздала с обеда минут на двадцать, а вернувшись, увидела Билла, стоявшего у ее стола. Хмурый лоб его разгладился, когда он увидел ее в новом платье.

— Я уж думал, с вами что-то случилось, — признался он, выразительно глядя на часы, и ей показалось, что сказал он это с искренней заботой.

— Простите, что опоздала, — извинилась она перед начальником и взяла со стола бумаги, которые хотела отнести к нему в кабинет.

— Я вижу, вы потратились, — заметил Билл, и вдруг искренняя широкая улыбка осветила его лицо.

— На самом деле я не заслужила нового платья, — невольно улыбнулась она.

— Вы заслуживаете всего, чего пожелаете, — горячо возразил Билл, переставая улыбаться.

Улыбка Келли тоже сползла с ее лица, в глазах начала появляться обида, и она резко отвернулась. Затем снова, спокойная и официальная, подошла к стулу, чтобы повесить свою сумочку.

— Кажется, я получила даже больше, чем заслуживаю, от обоих братьев Макгаурен, не так ли? — с горечью выговорила она.

Келли не ждала, что он станет отвечать ей на это и Билл не ответил. Он просто резко повернулся и ушел в свой кабинет.

К понедельнику Келли пришла в согласие с собой. Все, пора забыть о мужчинах. И о жалости к себе тоже. Да, ее обидели, рана долго еще будет болеть, она это поняла, но она не позволит случившемуся разрушить ее жизнь, не станет лелеять эту обиду и горечь до тех пор, пока не превратится в высушенную горем старую деву!

— Доброе утро, — приветствовала она Билла, заходя в приемную. Хотя в голосе ее не слышалось улыбки, все же по сравнению с прошлой неделей это было уже другое дело — тогда она с ним просто не здоровалась.

Так началась следующая неделя. И со временем Келли начала понимать, что, пока она переживала предательство Билла и даже не старалась наладить с ним отношения, сам он был глубоко потрясен тем, что открылось ему в те злополучные выходные. К пятнице ей стало окончательно ясно, что она не случайно полюбила этого человека, который долгое время скрывался под придуманной им самим маской. За эту неделю Келли узнала Билла с другой стороны: увидела его вежливым, заботливым и внимательным человеком, который относился к ней с уважением. В душе она радовалась, что успела вовремя подать заявление об увольнении, потому что с каждым днем влюблялась в него все сильнее.

Во второй половине дня он уехал, а так как дел у нее почти не осталось, у нее было время поразмыслить обо всем. К тому времени как Билл вернулся, Келли поняла, что раз ничего не может поделать со своим сердцем, которое не хочет понимать, что любить Билла бессмысленно и безнадежно, то ей остается только вести себя с ним с прежней отчужденностью. Однако от любого его заботливого замечания ее холодность тут же начинала таять, а сердце — тянуться к нему. Поэтому, чтобы уйти через две недели достойно, без слез и истерик, ей надо что-то придумать, чтобы скрепить свое глупое сердце.

— Много было работы? — спросил он, заходя и останавливаясь у ее стола. Он сразу отметил, что она ему не улыбнулась.

— Нет, не очень, — прохладно ответила Келли и увидела, как он прищурился сразу, заметив перемену в ее настроении. И на всякий случай, Чтобы он вдруг не спросил, почему она опять переменилась, быстро доложила: — У вас на столе сообщение от тех, кто звонил в ваше отсутствие. — И чуть не подпрыгнула от радости, когда на ее столе зазвонил телефон и она смогла на него отвлечься.

Не раз она бросала взгляды через открытую дверь в его офис, хотя ей стоило больших усилий не делать этого слишком часто. До конца работы оставался час. Наконец пробило пять. Она вскочила, опасаясь, что ее нервы не выдержат даже одной лишней минуты, быстро накрыла чехлом машинку, схватила сумочку, кинула начальнику холодное «До свидания» и почти бегом бросилась к своей машине.

Но и пять минут спустя она все еще сидела в своей машине, горько сожалея, что в свое время не отдала ее в ремонт. Снова и снова Келли пыталась ее завести, когда дверца машины вдруг открылась и в нее заглянул Билл.

— Придется отогнать машину в мастерскую, Келли.

— Да, пожалуй, — деревянным голосом согласилась она.

— Ну а тем временем, — самодовольно протянул он, — я к вашим услугам как личный шофер.

— Я… — начала было Келли и вдруг прочла в его глазах, что ему тоже смертельно надоела ее холодная напускная вежливость, и если она не может подняться над мелочными предрассудками и не примет его предложения с той же простотой, с какой оно было сделано, то сильно упадет в его глазах. — Спасибо, — спокойно ответила она.

Она садилась в его машину, когда ей вдруг пришло в голову: а с какой стати ей беспокоиться, как она выглядит в его глазах? Что ей до того, как Билл будет думать о ней, после всего, что он с ней сделал? О, как она могла полюбить такого черствого, бессердечного типа?

Словно зная, что она решила, в случае если он заведет с ней разговор, отвечать коротко и односложно, он молчал всю дорогу. Они ехали на средней скорости, Билл сидел с сосредоточенным выражением лица. Так они повернули на улицу, в конце которой стоял ее дом.

Но, уже собираясь выйти из машины, Келли вдруг услышала:

— Я знаю, что никакие мои извинения недостаточны, чтобы залечить ту рану, которую я вам нанес, Келли, — сказал Билл с очень серьезным видом. — Но я прошу вас, постарайтесь хотя бы поверить, что я ужасно сожалею о случившемся.

— С какой стати я должна вам верить? — запальчиво возразила она, хватаясь за свою гордость как за соломинку, чтобы он ни за что не догадался, что эта рана еще кровоточит.

— Потому, — сказал он намеренно медленно, растягивая слова и тем временем хватая ее за руку, словно для того, чтобы она не выскочила из машины и не убежала. Ощутив прикосновение его пальцев, она поняла, что ей предстоит нелегкая борьба, если она не хочет сдаваться. — Потому, — повторил он, — что мне очень хотелось бы начать все сначала. — Она рванулась от него, пытаясь высвободить свою руку, но он вцепился в нее еще крепче, настаивая, чтобы она его выслушала. — Я хочу пригласить тебя на ужин или куда хочешь. — Келли снова принялась молча вырывать у него руку, но поняла, что он не собирается ее отпускать.

— Это говорит твоя нечистая совесть! — прохрипела она, совсем забыв про всю холодность.

Билл принял ее презрительный вызов с достоинством.

— Моя совесть тут ни при чем, нечистая она или еще какая-то, — спокойно заявил он. Потом, помолчав, прибавил, уже не таясь: — Я чувствую, что начал тебя немного узнавать, Келли. Мне хочется, чтобы и ты получше меня узнала.

В ней заклокотал гнев и скоро достиг предела. Она была даже рада этому и с холодной яростью выпалила:

— По-моему, мы знаем друг друга уже даже слишком хорошо! — Ее лицо стало пунцовым, но отступать было поздно. — Ты меня сумел обмануть один раз, Билл Макгаурен, во второй раз у тебя ничего не выйдет, не надейся!

— На этот раз все будет по-настоящему, — произнес он со всей искренностью, на какую был способен. — Пойдем со мной, Келли, — наконец взмолился он, хватая ее за руки и сжимая их в немом порыве. — Я, понимаешь… мне надо сказать тебе что-то очень важное. Но я не могу этого сделать, если ты не пойдешь мне навстречу.

Он так подействовал па нее этим призывом, что она едва не поддалась на его уговоры, едва не позволила сердцу снова возобладать над разумом и чуть не согласилась идти с ним. Но тут вспомнила, как часто и во всем шла ему навстречу, и ее начал душить гнев.

— Все, что вы хотите мне сказать, можете говорить сейчас, — коротко ответила Келли и заметила в его глазах злой огонек.

— Нет, сейчас не время и не место, — возмутился он, начиная недовольно хмуриться.

— Вот как? — высокомерно воскликнула она. — А когда будет подходящее время, Билл? — Ее гнев распалялся при воспоминании, которое теперь казалось далеко не таким прекрасным. — И какое место ты предпочел бы? Твой дом с Суррее? В одной из спален? Что ты хочешь мне сказать? Ты разве что-то забыл сказать мне, когда я отдалась тебе без препятствии и сожалений, с невинной радостью, не зная о Макгауренах самого главного — что нельзя верить ни одному их слову? — На этом ее ярость не исчерпалась, хотя она видела, что уже запалила в нем ответную злобу. — Все, что ты хочешь мне сказать, Билл Макгаурен, можешь сказать здесь и сейчас, потому что я скорее умру, чем снова поверю тебе и пойду с тобой!

Эти слова сразили его наповал, чего она и хотела. Келли добилась своей цели. Но сразу поняла, что терпение его лопнуло. Когда она наконец услышала то, что он хотел ей сказать, то была так поражена, что буквально не нашлась сразу, что ответить.

— Черт побери, женщина! — проревел он. — Я хотел сказать, что женюсь на тебе!

С лица ее сошла краска, когда эти слова громко прозвучали в тесном пространстве машины и вихрем пронеслись в ее голове. Но через некоторое время Келли пришла в себя.

— Ты — женишься на мне? — спросила она, все еще потрясенная. И вновь вскипела: — Черта с два ты на мне женишься! У подколодной змеи больше шансов, чем у тебя!