Если Гарриет Вэйн с Питером Уимзи и чувствовали смущение, встретившись после своего сеанса откровенности, они не подали виду. Обоим было что рассказать, и это избавило их от неловкости, возникающей при недостатке тем для разговора. — Шифрованные письма? Неужели миссис Уэлдон права, а мы не правы? Зато теперь больше похоже на убийство, а это нам на пользу. Предположение миссис Лефранк насчет спекуляций не слишком убедительно, но совершенно очевидно, что у Алексиса был какой-то план, который, возможно, пошел наперекосяк. Не знаю… Не знаю… Может, эти обстоятельства друг с другом не связаны? И Алексис случайно был убит как раз тогда, когда вынашивал планы? Похоже, его окружали удивительно неприятные люди: лгуны, глупцы, проститутки и даго. — Да уж, не сказать, что мы вращаемся здесь в высших кругах. Антуан из них самый приличный. Но вам, вероятно, и Антуан не нравится. — Это что, вызов? Про Антуана я знаю все. Я вчера вечером его проверил. — Чтобы решить, подходящее ли это для меня знакомство? — Не только. В порядке изучения обстановки. Он, похоже, скромный, разумный парень. Не его вина, что ему недостает жизнелюбия и у него начинается меланхолия. Он содержит мать в клинике для душевнобольных, а дома ухаживает за слабоумным братом. — Правда? — Судя по всему. Но это не значит, что он тоже не в своем уме. О любовных похождениях Алексиса он рассказал мне более откровенно, чем мог себе позволить рассказать вам. Кажется, Алексис серьезно относился к связи с миссис Уэлдон, а от Лейлы Гарленд избавился с необычайными ловкостью и тактом. Да Сото, конечно, дрянь человек, но Лейле вполне подходит, и ему достанет тщеславия искренне поверить, что он отбил ее у Алексиса vi et armis[120]. Но к чему это все? Не важно, давайте пить чай. Эге! На море кипит жизнь. Два судна стоят возле Жерновов. — Рыбаки? — Скорее ловцы человеков[121], — зловеще ответил Уимзи. — Это Ампелти и его веселая ватага. Бантер, передайте мне бинокль. Да. Чем-то очень заняты. Вытащили трал из воды. Взгляните. Он передал бинокль Гарриет. Та воскликнула: — Они что-то вытягивают! Должно быть, очень тяжелое. Инспектор помогает тащить, а один человек всем весом навалился на противоположный борт, чтобы выровнять лодку. О, о! Вы этого не видели, какая жалость! Вдруг что-то подалось, и инспектор Ампелти полетел вверх тормашками на дно лодки. Сейчас уже сел, потирает ушибленные места. — Бедный Ампелти! — Уимзи потянулся за сэндвичем. — Они опять тянут, теперь инспектор предоставил все рыбакам… Готово — вытягивают — подняли! — Сядьте. Чай остынет. — Не говорите глупости. Они тянут изо всех сил. Показалось что-то черное… — Хватит! Дайте мне посмотреть. Гарриет рассталась с биноклем. В конце концов, он принадлежит Уимзи. Хотя если он думает, что она расстроится, увидев издали то, что недавно видела в такой неприятной близости… Уимзи посмотрел и расхохотался: — Нате, смотрите скорее! Это какая-то старая железяка. Похожа на паровой котел. Не пропустите физиономию Ампелти — это надо видеть. — Да, это какой-то цилиндр. Интересно, как он попал в море. Они его тщательно изучают. Может, надеются обнаружить внутри труп? Напрасно. Бросили обратно в воду. — Какое разочарование! — Бедный Ампелти! Слушайте, сэндвичи просто восхитительные. Их Бантер готовил? Он гений. — Да. Доедайте быстрее. Я хочу еще раз взглянуть на ту расселину в скале, а потом пойти. Однако расселина осталась загадкой. Уимзи сосредоточил свое внимание на вбитом в скалу кольце. — Могу поклясться, оно тут не больше двух недель. Выглядит совершенно новым, нигде не потерто. За каким чертом оно ему могло понадобиться? Что ж, в путь. Я пойду верхней дорогой, а вы идите понизу, то есть я буду пробираться по сыпучей гальке на уровне полной воды, вы прогуляетесь по кромке моря, и мы станем бродить взад-вперед между этими двумя линиями. Кто увидит что-нибудь — пусть крикнет, и мы обменяемся впечатлениями. — Ладно. Прогулка тихим летним днем по пустынному пляжу в компании своего кумира может считаться приятным занятием. Однако она теряет львиную долю очарования, если гуляющую пару разделяет целый пляж, а идут оба согнувшись в три погибели и устремив глаза в землю, причем ищут то, неизвестно что, которого, по всей вероятности, там и вовсе нет. Гарриет, недоумевая, но твердо веря, что Уимзи знает, что делает, прилежно выполняла задание. Уимзи тщательно обыскивал пляж, однако то и дело останавливался, оглядывал море и берег, по-видимому прикидывая расстояния и запоминая ориентиры. У каждого изыскателя имелся мешок для сбора найденных сокровищ. Беседа, которую они вели, напоминала диалог из русской трагедии. К примеру: Гарриет: Эй! Питер: Что? (Встречаются в центре сцены.) Гарриет: Башмак! Я нашла башмак! Питер: То были башмаки для крупных ног[122]. Гарриет: Подбитый гвоздями и страшно древний. Питер: Всего один башмак! Гарриет: Да. А было бы два — мы бы знали, что от этого места убийца шел по воде. Питер: Одной ногой он в море, другой — на берегу[123]. С тех пор уже раз десять был прилив и отлив. Нестоящий башмак. Гарриет: Плохой башмак. Питер: Гнилой. Гарриет: Можно я его выброшу? Питер: Нет. Все-таки это башмак. Гарриет: Причем ужасно тяжелый. Питер: Ничем не могу помочь. Это башмак. Доктор Торндайк любит башмаки. Гарриет: Смерть! где твое жало?[124] (Расходятся, Гарриет несет башмак.) Питер: Эй! Гарриет: Что? (Снова сходятся.) Питер: У меня есть пустая жестянка из-под сардин и разбитая бутылка. Гарриет: Есть ли у вас ручка тетушки садовника?[125]Питер: Нет, о у моей кузины есть чернила, бумага и газеты (вставьте du, de la, des, de l’ apostrophe). Гарриет: Сколько эта бутылка тут пролежала? Питер: Края сильно сглажены водой. Гарриет: Едят ли убийцы сардины? Питер: Едят ли кошки мошек?[126] Гарриет: Я порезала ногу ракушкой, острой как бритва. Полю Алексису перерезали горло бритвой. Питер: Отлив начинается. (Расходятся.) Гарриет (после долгой бесплодной паузы встречает Питера. В одной руке он держит размокшую пачку сигарет «Голд Флейк», в другой — пол-Библии): Доктор Ливингстон, полагаю?[127] Читают ли убийцы Библию? Питер: Подойдет любая книга, лишь бы пулю отвела[128]. Гарриет (читает): После же всех умерла и жена[129]. Вероятно, от боли в спине. Питер: Спина болит, окаменеть готова, и разум на пороге забытья, как будто пью настой болиголова…[130] Гарриет (с внезапной деловитостью): Посмотрите на сигаретную карточку. Питер: Она из новой серии. Гарриет: Тогда пачка лежит тут совсем недолго. Питер (устало): Хорошо, возьмите. Назовем ее уликой. А со Святым Писанием что? Гарриет (многозначительным тоном): Оставьте его себе, вам будет полезно. Питер: Очень хорошо. (Еще более многозначительным тоном.) Начнем с Песни Песней? Гарриет: Вы делом занимайтесь. Питер: А я занимаюсь. Сколько мы прошли? Гарриет: Сколько миль до Вавилона?[131] Питер: Мы прошли полторы мили, Утюг все еще виден. (Расходятся.) Питер: Эй! Гарриет: Что? Питер: Я только хотел спросить, обдумали ли вы то мое предложение. Насчет замужества. Гарриет (саркастически): Вы, полагаю, представили себе, до чего восхитительно идти по жизни вместе, как вот мы сейчас? Питер: Ну, не совсем как сейчас. Мне больше нравится идти рука в руке. Гарриет: Ой, что у вас в руке?! Питер: Дохлая морская звезда. Гарриет: Бедная звезда! Питер: Надеюсь, вы не обиделись? Гарриет: О господи, нет. Они побрели дальше и вскоре добрались до места, где на берег спускалась тропа от дома Поллоков. Здесь пляж был весь покрыт галькой, кое-где попадались камни побольше. Уимзи обыскал его с удвоенной тщательностью, скрупулезно перевернул каждый камень, лежавший выше линии полной воды, и даже немного поднялся по тропинке. Ничего важного вроде бы не нашел. Они двинулись снова, заметив, что из-за высокого обрыва с берега не видно домов. Через пару сотен ярдов Гарриет вновь подала голос: — Э-ге-гей! — Что? — На этот раз я и вправду кое-что нашла. Питер примчался моментально. — Если вы меня дурачите, я вам шею сверну. Дайте-ка взглянуть дядюшке Питеру… Хм… Интересно, определенно интересно. — В любом случае она должна принести удачу. — Вы ее неправильно держите, из нее так вся удача высыплется. Осторожнее, а то наступит черный день… кое для кого. Дайте мне. Его пальцы бережно ощупали металлический полукруг, отряхнув от песка. — Подкова новая и пролежала тут не очень долго. Неделю — может быть, чуть больше. Принадлежит славной коренастой лошадке, около четырнадцати ладоней в холке. Красивый зверь, довольно хороших кровей, часто теряет подковы, слегка припадает на правую переднюю. — Холмс, это великолепно! Как вы это делаете? — Очень просто, мой дорогой Ватсон. Подкова не стерта из-за «цок-цок-цок по каменистой дороге»[132] — значит, достаточно новая. Немного заржавела от воды, но песок и камни почти ее не отшлифовали. И совсем не разъедена ржавчиной, а это говорит о том, что пробыла она здесь недолго. Размер подковы дает нам размеры лошадки, а ее форма указывает на славное, круглое, породистое копыто. Подкова новая, однако не только что с наковальни и немного изношена с внутренней стороны спереди. Значит, тот, кто ее носил, слегка спотыкался. А по тому, как вбиты и загнуты гвозди, видно, что кузнец хотел закрепить подкову как можно надежней — поэтому я и сказал, что этот коник то и дело теряет подковы. Но не будем его — или ее — винить. Тут столько камней — достаточно слегка стукнуться или запнуться, чтобы подкова слетела. — Его или ее. А вы не можете угадать пол и масть, раз уж на то пошло? — Боюсь, что даже я не всесилен, дорогой Ватсон. — Думаете, подкова лежала там, где упала? Или море ее далеко отнесло? Я нашла ее прямо тут, у кромки воды, глубоко в песке. — Ну, плавать она не умеет, но прилив мог протащить ее немного туда или сюда, и с каждым приливом она уходила бы все глубже в песок. Это большая удача, что вы ее нашли. Но мы не можем сказать, где именно пробежала лошадь, если вы об этом. Подкова не могла просто отвалиться, ее отбросило бы, а куда — зависит от скорости, направления и так далее. — Точно. Что ж, замечательный пример дедукции… Питер! Вы так и думали, что мы найдем подкову? — Нет. Я собирался найти лошадь, но подкова — чистейшей воды везение. — И наблюдательность. Это я ее нашла. — Вы. Я готов вас за это расцеловать. Но не надо дрожать и морщиться. Я не собираюсь этого делать. Наш поцелуй должен стать важным событием, одним из тех, что остаются в памяти навсегда, как когда впервые пробуешь личи. А не вставным номером второстепенной важности, сопровождающим детективное расследование. — Кажется, это потрясающее открытие вас опьянило, — холодно произнесла Гарриет. — Вы сказали, что пришли сюда в поисках лошади? — Естественно. А вы? — Я и не подумала. — Бедная горожаночка! Для вас, кокни, лошадь — всего лишь то, что мешает проезду машин. Ваши знания исчерпываются стишком «Два факта знаю про лошадок, один из них довольно гадок»[133]. Вам когда-нибудь приходило в голову, что лошадь создана для бе-е-е-га и может покрывать заданное расстояние в заданное время? Вы даже на Дерби ни разу ничего не проиграли? Бедная девочка. Ну подождите, вот мы поженимся… Вы у меня ежедневно будете падать с лошади, пока не научитесь на ней сидеть. Гарриет молчала. Она внезапно увидела Уимзи в новом свете. Она знала, что он умен, привлекателен, учтив, богат, начитан, забавен и влюблен, но до сих пор он не казался ей существом настолько высшим, чтобы перед ним хотелось упасть ниц и воздать почести. Теперь она почувствовала, что в нем все же есть нечто божественное. Он умеет управлять лошадью. Она на мгновение представила его — нарядного, с иголочки, в цилиндре, розовом рединготе и белых бриджах, как он сидит где-то в вышине на огромном горячем животном, которое гарцует и играет под ним, а он не ведет и бровью, сохраняя величественное спокойствие. Ценой немалых усилий воображение поскорей одело ее в амазонку идеального покроя, водрузило на спину еще более огромного и норовистого животного и поместило рядом с ним, в лучах почтительного восхищения титулованного и нетитулованного дворянства. Эта ослепительная картина ее рассмешила. — С падением я бы прекрасно справилась. Может быть, лучше пойдем? — Хм. Да. Думаю, остальной путь мы проделаем при помощи лошадиных сил. Дороги я отсюда не вижу, но, скорее всего, верный Бантер ждет нас где-нибудь неподалеку. Тут мы вряд ли найдем что-нибудь еще. Две подковы — это уже было бы сверхдолжное благодеяние. Гарриет горячо поддержала это решение. — Лезть вверх по скалам нам ни к чему, — продолжал Уимзи. — Мы свернем и выйдем на дорогу по тропинке. Библию и башмак выбросим, вряд ли они нам что-то дадут. — Куда мы отправимся? — В Дарли, на поиски лошади. Думаю, мы обнаружим, что она принадлежит мистеру Ньюкомбу, который, помнится, недавно жаловался на дыры в изгороди. Посмотрим. Они быстро преодолели две или три мили, остававшиеся до Дарли. Остановиться пришлось лишь однажды, дожидаясь, пока откроют ворота на полустанке. В начале Хинкс-лейн они вышли из машины и прошли до места, где когда-то стояла палатка. — Хотелось бы привлечь ваше внимание, — сказал Уимзи, — к трем овсяным зернам, найденным на этом месте, и двум дюймам горелой веревки, обнаруженным среди пепла. Бантер, эти вещи у вас? — Да, милорд. Бантер покопался во внутренностях машины и извлек небольшой бумажный пакет и недоуздок. Все это он передал Уимзи, который немедленно открыл пакет и высыпал из него в свою шляпу пару горстей овса. — Что ж, — сказал он, — узда у нас есть, осталось только найти, на какую лошадь ее набросить. Давайте пройдем по берегу до ручья, о котором говорил наш друг мистер Гудрич. Ручей вскоре нашелся — маленькая прозрачная струйка пробивалась сквозь насыпь под изгородью ярдах в пятидесяти от лагеря и утекала по песку к морю. — Нет смысла искать следы по эту сторону изгороди. Прилив, наверное, поднимается тут до самой травы. Хотя погодите. Вот он! Да, у самого ручья, точно напротив изгороди. Прекрасный след, виден каждый гвоздь. Повезло, что ночной дождь его не смыл — трава его немного прикрывает. Но тут в изгороди нет дыры. Наверное… конечно, он так и сделал. Да. И, если мы правы, след не совпадет с найденной подковой, это будет другая нога. Да, это левая передняя. Конь пришел сюда попить, а это значит, что он бегал поблизости без привязи на отливе. Лошади не любят соленую воду. Левая передняя тут — правая должна быть где-то здесь… Вот она! Смотрите! Отпечаток голого копыта, без подковы, и едва виден на земле. Захромал, конечно, пробежав три мили по каменистому пляжу без подковы. Но где же дыра? Пойдемте, дорогой Ватсон. Вот, если не ошибаюсь, это место. Вбиты две новые жерди, воткнут пучок терновых веток и примотан проволокой. Да уж, мистер Ньюкомб — не большой мастер чинить изгороди. Все же кое-какие меры он принял, будем надеяться, что наша лошадь все еще в поле. Взберемся на насыпь… заглянем через изгородь… одна, две, три лошади, бог ты мой! Уимзи задумчиво оглядел широкое поле. У дальнего его края густо росли деревца. Вытекающий оттуда ручей неторопливо петлял в густой траве. — Смотрите, как чудесно те деревья загораживают поле от дороги и деревни. Приятное тихое местечко для конокрадства. Какая досада, что мистер Ньюкомб залатал дыру. Ага! Ватсон, что это такое? — Сдаюсь, не знаю. — Это другой пролом несколькими ярдами ниже, который заделали более искусно, столбами и перекладинами. Лучше не придумаешь. Пойдемте туда, залезем по перекладинам — и мы в поле. Позвольте — оп, вот вы и здесь. Отлично. Так, на какую лошадь вы бы поставили? — Не на вороную. Слишком большая и тяжелая. — Нет, конечно, не вороная. Каурая вроде бы подходит по размеру, но ее лучшие деньки давно прошли, едва ли она осилит нашу задачу. Мне скорее по душе славная гнедая лошадка. Ну, ну, милая, иди ко мне. — Уимзи осторожно двинулся вперед, встряхивая шляпу с овсом. — Ну, ну. Гарриет всегда удивлялась, как это людям удается ловить лошадей в поле. Так глупо, что эти создания позволяют себя поймать. И она прекрасно помнила, как однажды гостила у сельского священника. Тамошнему служке требовалось не меньше часа, чтобы поймать пони, и в результате он то и дело опаздывал на поезд. Возможно, служка что-то делал неправильно, потому что сейчас все три лошади, словно повинуясь той же волшебной силе, что поворачивает стрелку к полюсу, послушно прискакали через поле и сунули мягкие носы в шляпу с овсом. Уимзи погладил каурую, потрепал вороную, а гнедую отвел в сторонку и стал ей что-то тихо говорить, проводя рукой по ее шее и спине. Затем нагнулся, протянув руку к правой передней ноге лошади. Копыто послушно легло ему в ладонь, а лошадь тем временем, повернув морду, тихонько покусывала его за ухо. — Эге! — воскликнул Уимзи. — Ты наша. Гарриет, посмотрите. Гарриет бочком подошла к нему и уставилась на копыто. — Подкова новая. — Уимзи отпустил ногу и по очереди осмотрел остальные. — Лучше убедиться, что они не сменили все подковы. Нет, на трех ногах старые, а на правой передней — новая, и в точности соответствует экземпляру, найденному на пляже. Обратите внимание на особое положение гвоздей. Гнедая кобылка стоит выделки. Погоди, погоди, девочка моя, покажешь, на что ты способна. Он аккуратно надел недоуздок на голову кобылы и взлетел ей на спину. — Давайте прокатимся? Ступайте на мою ногу и садитесь! Уедем на закат и никогда не вернемся! — Лучше поторопитесь. А то фермер придет. — Как вы правы! Уимзи встряхнул повод и пустил лошадь в легкий галоп. Гарриет машинально подобрала его шляпу и стояла, рассеянно выворачивая тулью наизнанку и не спуская глаз с парящей фигуры. — Позвольте мне, мисс. Бантер протянул руку за шляпой. Гарриет, слегка вздрогнув, выпустила ее. Бантер высыпал остатки овса, тщательно отряхнул шляпу внутри и снаружи и придал ей надлежащую форму. — Хорошо слушается повода, — сказал Уимзи, вернувшись и спешившись. — Может делать девять миль в час по дороге. По берегу, на мелкой воде, скажем, восемь. Хотелось бы — боже, как бы хотелось! — прокатиться на ней до Утюга. Но лучше не надо. Мы и так вторглись в чужие владения. Он стянул недоуздок и отослал лошадь от себя, хлопнув по боку. — Все так складно получается, — сокрушался он, — но не годится. Просто не годится. Я мыслю так. Вы Мартин. Он приезжает и ставит палатку. Очевидно, об этом месте он все знал заранее, знал и о том, что летом на поле держат лошадей. Он устраивает так, чтобы Алексис был на Утюге в два часа — не знаю как, но что-то придумывает. В 13.30 уходит из «Перьев», идет сюда, ловит кобылу и едет вдоль берега. Здесь он просыпал овес, которым приманивал лошадь, а там проломил изгородь, выводя ее с поля. Он едет по воде, чтобы не оставлять следов. Привязывает кобылу к кольцу, которое вбил в скалу, убивает Алексиса и уезжает в бешеной спешке. На острых камнях ниже дома Поллока кобыла теряет подкову. Это его не тревожит, только вот коник слегка охромел и замедлил бег. Вернувшись, он не возвращает кобылу туда, откуда взял, а отпускает ее на волю. Это выглядит, как будто она сама сбежала с поля, что легко объясняет пролом, хромоту и подкову — если кто-то ее обнаружит. А если лошадь, когда ее найдут, все еще будет в мыле, это не покажется странным. Он возвращается в три часа, как раз чтобы зайти в гараж насчет машины, а впоследствии сжигает недоуздок. Так убедительно, так четко и абсолютно неверно. — Почему? — Во-первых, мало времени. Он ушел из харчевни в 13.30. После этого ему надо было дойти сюда, поймать кобылу и проехать четыре с половиной мили. По условию задачи мы не можем позволить ему делать больше восьми миль в час, и все же в два часа вы слышали крик. Вы уверены, что часы не врали? — Абсолютно. В Уилверкомбе я сверила их с часами в отеле — минута в минуту, а в отеле часы… — Регулируются сигналами точного времени[134], естественно. Как же иначе. — Хуже того — все часы в отеле управляются главными часами[135], которые, в свою очередь, управляются напрямую из Гринвича. Я первым делом этим поинтересовалась. — Весьма знающая леди. — А что, если лошадь у него была готова еще до того, как он пошел в «Перья»? Привязана к ограде или где-нибудь еще? — Да, но если те люди из Дарли правы, в «Перья» он пришел не отсюда. Он приехал на машине со стороны Уилверкомба. Но даже если было так, как говорите вы, то, чтобы добраться до Утюга к двум часам, он все равно должен был скакать быстрее девяти миль в час. Сомневаюсь, что ему это было под силу, хотя, конечно, он мог этого добиться, если хлестал бедное животное как бешеный. Поэтому я и сказал, что хочу прокатиться. — А крик, который я слышала, может, был и не человеческим. Я подумала, что это чайка; возможно, так оно и было. Я потратила минут пять на то, чтобы собрать вещи и дойти до того места, откуда был виден Утюг. Я думаю, время смерти можно передвинуть на 14.05, если это вам поможет. — Хорошо. Но все равно ничего не выходит. Вы туда пришли самое позднее в 14.10. Где был убийца? — В расселине скалы. Ой, нет, а лошадь куда? Понятно. Лошадь туда не поместится. Это невыносимо! Если мы сдвигаем убийство на более раннее время, он не успевает туда добраться, а если на более позднее — не успевает скрыться. С ума можно сойти. — Да. И мы не можем отодвинуть его раньше двух часов из-за крови. Сложив вместе скорость лошади, состояние крови и крик, получаем, что два часа — это самое раннее из возможных и, в общем, наиболее вероятное время убийства. Так. Вы выходите на сцену не позже 14.05. Допустим (хотя это очень маловероятно), что убийца примчался вскачь, зарезал Алексиса и ускакал прочь опять на полной скорости, не потеряв ни секунды. Допустим (что тоже весьма маловероятно), он скакал по воде со скоростью десять миль в час. В 14.05 он успел бы проехать меньше мили. Но мы сегодня удостоверились, что с Утюга в направлении Дарли берег отлично просматривается на полторы мили. Будь он там, вы не могли бы его не заметить. Или могли? Вы начали приглядываться только в 14.10, когда нашли труп. — Да. Но со слухом у меня все в порядке. Если бы убийство произошло в два часа, когда меня разбудил крик, я не могла бы не услышать лошадь, сломя голову бегущую вдоль берега. Шуму от нее было бы достаточно, разве не так? — Определенно. И дале, дале — конь летит, под ним земля шумит, дрожит[136]. Не пойдет, дитя мое, не пойдет. И все же эта кобыла недавно была на том пляже. Или я съем свою шляпу. Что? А, спасибо, Бантер. Он взял шляпу, торжественно поданную ему Бантер ом. — А еще это кольцо в скале. Оно не могло там появиться случайно. Лошадь там была, но когда и зачем — загадка. Ну ладно. Давайте проверим наши факты, как будто у нас все складывается. Они ушли с поля и брели по Хинкс-лейн. — На машине не поедем, — говорил Уимзи. — Будем слоняться с праздным видом, жуя соломинки. Вон там, я полагаю, деревенский луг, где, как вы нам сообщили, над сельской кузницей каштан раскинул полог свой[137]. Будем надеяться, кузнец на месте. На кузнеца, как и на электрическую дрель, можно смотреть бесконечно. Кузнец был на месте. Когда они шли по лугу, в их ушах весело отдавался звон молота, а солнечные лучи, падающие в дверной проем кузницы, освещали могучий пятнистый круп ломовой лошади. Гарриет и Уимзи зашли внутрь. Уимзи поигрывал подковой в руке. — Добрдень, сэр, — учтиво сказал деревенский парень, приведший лошадь. — Добрый, — ответил Уимзи. — Хороший денек, сэр. — Эх! — сказал Уимзи. Парень внимательно оглядел Уимзи и пришел к выводу, что тот — человек знающий, не какой-нибудь пустой болтун. Потом поудобнее оперся плечом о дверной косяк и погрузился в мечты. Спустя пять минут Уимзи рассудил, что теперь можно подать следующую реплику и ее примут благосклонно. Он мотнул головой в сторону наковальни: — Редко где такое увидишь, не то что раньше. — Дык, — сказал парень. Кажется, кузнец, снявший остывшую подкову с наковальни, чтобы вновь раскалить ее в горне, услышал эти слова, потому что посмотрел в сторону двери. Он, однако, ничего не сказал, а принялся яростно раздувать мехи. Вскоре подкова опять лежала на наковальне. Владелец лошади переменил плечо, сдвинул кепку на затылок, поскреб голову, вернул кепку на место, сплюнул (но со всей возможной деликатностью), сунул руку поглубже в карман штанов и обратился к своей лошади с кратким ободряющим словом. Последовала тишина, нарушаемая лишь звоном молота. Наконец Уимзи сообщил: — Если так простоит, сено уберете в срок. — Ах-ха, — удовлетворенно ответил парень. Кузнец, подняв подкову клещами и вернув ее в огонь, вытер лоб кожаным передником и вступил в беседу. Следуя методу Шалтая-Болтая, он ответил на предпоследнюю реплику: — Помню, раньше этих автомобилей вовсе не было, один только, у сквайра Гудрича. В котором году он его купил-то, Джем? — Мафекинг[138], тот год. — А! Точно, тот. Тишина, все погрузились в раздумья. Затем Уимзи произнес: — Помню, мой отец держал двадцать три лошади, не считая рабочего скота, конечно. — А! — сказал кузнец. — Большая была усадьба, так, сэр? — Да, большая. Мы, дети, обожали ходить на кузницу и смотреть, как их подковывают. — А! — Я до сих пор могу отличить хорошую работу. Эта молодая леди и я подобрали на пляже потерянную подкову. Теперь уж нечасто выпадает такая удача, не то что раньше. Он повертел подкову в пальцах. — Правая передняя, — добавил он мимоходом. — Славная породистая лошадка четырнадцати ладоней ростом, любит сбрасывать подковы и слегка припадает на эту ногу — все правильно? Кузнец протянул широкую ладонь, прежде учтиво вытерев ее о фартук. — Ах-ха, — сказал он. — Все точно. Гнедая кобыла мистера Ньюкомба, я-то уж знаю. — Ваша работа? — А как же. — А. Не так уж долго она там пролежала. — Не. — Кузнец лизнул палец и любовно потер железо. — Кой день-то был, когда мистер Ньюкомб кобылу-то сбежавшую нашел, а, Джем? Джем, судя по всему, производил в уме сложные вычисления. Наконец он ответил: — Пятница, ага, аккурат утром в пятницу. Тогда и нашел. В пятницу. — А! Точно. Тогда. Кузнец облокотился на молот и глубоко задумался. Постепенно он выложил остальную часть истории. Важных новостей она не содержала, зато подтвердила выводы Уимзи. Фермер Ньюкомб в летние месяцы всегда держит лошадей на том выпасе. Нет, он ни разу не косил тот луг, ведь (сельскохозяйственные и ботанические подробности, смысла которых Гарриет не уловила). Нет, мистер Ньюкомб на том лугу не часто появляется, нет, работники его тоже редко, оттого что до него далеко от остальных владений мистера Ньюкомба (нескончаемые исторические подробности, касающиеся распределения в округе арендных и церковных земель, в которых Гарриет совершенно запуталась), да им и не надо, даже лошадей поить не надо, там ведь ручей (продолжительный и довольно оживленный обмен мнениями с участием Джема по поводу изначального русла ручья во времена дедушки Джема, до того, как мистер Гренфелл вырыл пруд возле Дрейковой рощи), да и в пятницу утром тоже не мистер Ньюкомб увидел, что кобыла бегает без присмотра, а младшенький Бесси Турвей, он прибежал и сказал Джемову дяде Джорджу, а тот вдвоем с кем-то еще ее поймали, а она страшно хромала, но вообще-то мистеру Ньюкомбу надо было раньше заделать ту дыру (длинный рассказ о смешном случае, заканчивающийся так: «…боже мой! Как хохотал старый священник, если б вы слыхали!»). После этого следопыты уехали обратно в Уилверкомб, где узнали, что труп пока найти не удалось, но у инспектора Ампелти есть блестящая идея насчет того, где он может быть. Потом — ужин и танцы. Засим — в постель[139].Вторник, 23 июня