46
— Звонит ваша невеста, мистер Белл.
В «Никербокере» высокий детектив нетерпеливо просматривал за своим столом сообщения, надеясь найти последние сведения о месте пребывания Глазника О'Ши, прежде чем снова пуститься на поиски Билли Коллинза.
— Какой приятный сюрприз!
— Я через улицу у Хаммершейна в театре «Виктория», — сказала Марион Морган.
— У тебя все хорошо?
Судя по голосу, нет. Он полон напряжения.
— Можешь заглянуть, когда освободишься?
— Сейчас приду.
— Тебя впустят через служебный вход.
Перепрыгивая через три ступеньки, Белл сбежал по лестнице отеля «Никербокер» и пересек Бродвей, заполненный машинами, такси и повозками с лошадьми, под гудки и крики. Спустя шестьдесят секунд после того, как положил трубку, Белл стучался в служебный вход театра «Виктория».
— Мисс Морган ждет вас в театре, мистер Белл. Сюда, пожалуйста. Идите тихо: там репетиция.
Со сцены доносилось быстрое ритмичное топанье. Распахнув дверь, Белл удивился: источником звуков были маленькие мальчик и девочка, танцевавшие на сцене в туфлях на деревянных подошвах. Белл с облегчением вздохнул, увидев, что Марион, в целости и сохранности, сидит в восьмом ряду затемненного зрительного зала, одна. Она прижала палец к губам. Белл прошел по проходу и сел рядом с ней, а она взяла его за руку и прошептала:
— Дорогой, я так рада, что ты здесь.
— Что случилось?
— Расскажу через минуту. Они уже заканчивают.
Оркестр, молча ждавший, разразился крещендо, и танец закончился. Детей немедленно окружили режиссер, оформитель сцены, костюмеры и их мать.
— Разве они не чудо? Я нашла их в заведении «Орфей» в Сан-Франциско. Пользуются бешеной популярностью в водевилях. Уговорила их мать позволить им сняться в моем фильме.
— А что с твоим фильмом о грабителях банков?
— Их поймала подруга детектива.
— Я так и подозревал. Но что случилось? Ты не в себе. В чем дело?
— Не знаю. Может, это просто глупо, но я сочла разумным позвонить тебе. Ты знаком с Кэтрин Ди?
— Она подруга Дороти Ленгнер. Видел ее как-то. Но мы не знакомы.
— Лоуэлл познакомил нас на спуске «Мичигана». Она намекнула, что хотела бы побывать на киностудии. И я едва ее не пригласила. Она из тех, кого любит камера — ты знаешь, я говорила: крупная голова, красивые черты, стройная фигура. Как мальчик, который сейчас танцевал.
Белл посмотрел на сцену.
— Он похож на охотящегося богомола.
— Да, узкая голова, большие блестящие глаза. Подожди, увидишь, как он улыбается.
— Я полагаю, ты не пригласила Кэтрин Ди. Что заставило тебя передумать?
— Она очень странная.
— А именно?
— Назови это как хочешь. Чутьем. Инстинктом. Что-то в ней есть неправильное.
— Нельзя не учитывать внутренние ощущения, — сказал Белл. — Всегда можно передумать.
— Спасибо, дорогой. Я чувствую себя глупо, и все же… когда я была в Сан-Франциско, она приходила ко мне в Форт-Ли. Без приглашения. Просто пришла. А сегодня утром опять пришла ко мне.
— И что сказала?
— Я не дала ей такой возможности. Торопилась на паром, чтобы увидеться с матерью детей. Она их импресарио и очень честолюбива. Помахала ей и ушла. Она крикнула что-то, предложила подвезти. Кажется, ее ждала машина. Но я шла и шла — и села на паром. Исаак, я уверена, что это глупо. Я хочу сказать, ее знает Лоуэлл Фальконер. И как будто не считает ее странной. С другой стороны, сомневаюсь, чтобы какая-нибудь юбка показалась Лоуэллу странной.
— Кто сказал, что она приходила, когда ты была в Сан-Франциско?
— Мадмуазель Дювалль.
— А она что думает о Кэтрин?
— Думаю, она чувствует то же, что я, только не так остро. На студии часто бывают необычные люди. Их притягивает кино. Они воображают для себя самое фантастическое будущее. Но Кэтрин Ди другая. Она явно очень хорошо обеспечена, с хорошим образованием.
— Она сирота.
— О боже, я не знала. Может, ей нужна работа.
— Отец оставил ей состояние.
— Откуда ты знаешь?
— Мы проверяем всех, кто связан с Корпусом 44.
— Я, наверно, выдумываю.
— Лучше проявить осторожность, чем потом сожалеть. Я попрошу наш аналитический отдел внимательнее присмотреться к ней.
— Пойдем, познакомишься с детьми… Фред, поздоровайся с моим женихом мистером Беллом.
— Здравствуйте, мистер Белл, — сказал, глядя себе под ноги, Фред, застенчивый мальчик лет семи-восьми.
— Здравствуй, Фред. Войдя, я услышал, как ты танцуешь. Ты танцевал так быстро, что я подумал, это пулемет.
— Правда?
Он поднял голову и улыбнулся Беллу.
— Как обращается с тобой мисс Морган?
— Она очень добрая.
— Согласен.
— А это Адель, — сказала Марион.
Девочка была бойкая, несколькими годами старше брата и ни в каких уговорах не нуждалась.
— Вы правда жених мисс Морган?
— Да, я этот счастливец.
— Еще бы!
— Ты очень умна. А о чем кино?
Адель удивилась, когда вместо нее ответил маленький Фред:
— Детей танцоров захватывают индейцы.
— И как оно называется?
— «Урок». Дети учат индейцев новому танцу, и те их отпускают.
— Звучит вдохновляюще. С нетерпением жду, когда можно будет посмотреть. Приятно было познакомиться, Фред. — Он снова пожал маленькую руку. — Рад знакомству, Адель.
Ей он тоже пожал руку.
Марион сказала:
— Увидимся утром, дети. — И сказала матери: — В восемь утра, мисс Астер.[39]
Они остались в театре одни.
Белл сказал:
— Когда завтра утром придешь в Форт-Ли, увидишь человека, одетого индейцем. Дай ему роль, которая позволит ему постоянно быть рядом с тобой.
— Арчи Эббот?
— Он единственный, кроме Джо Ван Дорна, кому я доверил бы твою жизнь. Но никто не поверит, что мистер Ван Дорн, одетый индейцем, ищет работы актера в твоей фильме. А вот Арчи стал бы актером, если бы мать ему не запретила. Пока мы не убедимся, что Кэтрин Ди не замыслила ничего дурного, Арчи будет присматривать за тобой весь день. И я хочу, чтобы ночи ты проводила в «Никербокере».
— Незамужняя женщина одна в респектабельном отеле? Что скажет гостиничный детектив?
— Если он себе не враг, то скажет: «Спокойной ночи, мистер Белл. Добрых снов».
Исаак Белл снова вернулся на улицы. Он чувствовал — цель близка, так близка, что он постоянно носил в кармане сэндвичи, полагая, что человек, ведущий такой образ жизни, как Билли Коллинз, обрадуется возможности подкрепиться. Его видели еще два раза, и оба раза на Девятой авеню, там, где она неожиданно обрывается у Тридцать третьей улицы. Там, где вырыли гигантский котлован для строительства вокзала Пенсильванской железной дороги.
Одетый в потрепанную одежду, он шел к строительной площадке, высматривая высокого, худого человека, которого заметил между груд угля. Весь городской район — шесть акров домов, магазинов и церквей — исчез. Девятая авеню пересекала гигантскую дыру, превратившись в две наклонные временные эстакады, по которым проходили две трамвайные линии, дорога для автомобилей и тротуар для пешеходов. Еще выше над Девятой авеню на высоких опорах по-прежнему проходила надземка, поезда гремели над ямой, точно гигантские аэропланы из железа и стали.
Паровозный свисток возвестил окончание рабочего дня. Тысячи рабочих выбрались из ямы и устремились в город. Когда они ушли, Белл спустился по лестницам и временным деревянным ступеням, минуя несколько перерезанных газовых магистралей и чугунных водопроводных труб, электрических линий и кирпичных канализационных каналов. Спустившись на двадцать четыре фута, он увидел частично возведенный стальной виадук — ему объяснили, что виадук пройдет под Девятой авеню и окружающими ее зданиями. Белл прошел по нему в темноту, где изредка попадались горящие электрические фонари.
Он оказался на шестьдесят футов ниже поверхности земли, на дне котлована. Это было поле, усеянное каменным мусором и обломками взорванного гранита; поле пересекали узкие рельсы, по которым вывозили мусор и ввозили материалы для строительства. Стоял настоящий лес широких колонн, на которых держался виадук. Вверху сквозь этот лес виднелись голубые электрические искры, когда в небе проходили поезда надземки.
Белл бродил здесь целый час, ожидая встретить ночных сторожей. Раз или два спотыкался о неровности. В третий раз он упал, почувствовал сладкий запах, нащупал огрызок яблока. Осматриваясь, он увидел человеческое логово — смятое одеяло, еще несколько яблочных огрызков и куриные кости. Белл сел, приготовясь ждать, неподвижный, как глыба льда; шевелясь ровно столько, чтобы руки и ноги не затекли, и только тогда, когда поезда над головой маскировали его движения.
Он был не один. Бегали крысы, залаяла собака, а в ста ярдах от себя в темноте он слышал спор двух бродяг; спор завершился тяжелым ударом и стоном, который заглушил грохот проходящего поезда. С наступлением ночи стало тише, а поезда пошли реже. Кто-то развел костер в конце ямы у Тридцать третьей улицы, тени и отблески огня плясали на столбах, балках и грубых каменных стенах.
Белл услышал шепот:
— Здесь как в церкви.