II
Итак, за несколько лет перед началом своей литературной деятельности молодая и экзальтированная девушка встретила господина Дюдевана, который полушутя, полусерьезно заявил, что он был бы счастлив иметь женой Аврору Дюпен. Аврора Дюпен не сказала «нет», и брак состоялся. Родилось двое детей, прежде чем молодая женщина поняла, что она ничего общего не имеет со своим супругом. По обоюдному согласию, супруги разошлись неофициально. Жорж Санд уехала в Париж и там начала борьбу «за свободу женского сердца». Если теперь развод не представляет никаких, даже формальных, трудностей, то в тогдашней Франции эти трудности были огромны. И церковная, и гражданская сторона дела о разводе требовала больших расходов и энергии. Имущественные права замужних женщин определялись французским законом, так называемым r'egime dotal, который лишал женщину права собственности даже на имущество, принадлежавшее, ей до брака. Это было центральным пунктом порабощения женщины, ставшей собственностью мужчины. Войдя в круг литераторов и публицистов и сделавшись писательницей, Жорж Санд начала длительный, тяжелый и изобиловавший скандалами, бракоразводный процесс, кончившийся только в 1836 году. За этот пятилетний период появились первые романы Жорж Санд, посвященные вопросу «раскрепощения женского сердца». Существенной чертой этих ранних произведений является не столько борьба за юридическое раскрепощение женщины, сколько указания на «право женской страсти». Писательница не замечала некоторой курьезности в постановке вопроса и доходила иногда до парадоксальных утверждений, требуя под видом освобождения женщины ее прав на мужскую распущенность. В романах «Индиана», «Лелия» и «Жак», выступая поборницей женских прав, она, в сущности говоря, отстаивает право на страсть и описывает эту страсть, как порабощающую стихию, корнями уходящую в религию. Экзальтированность и католическое воспитание привели Жорж Санд к тому, что она склонна была давать религиозно-экстатическую окраску некоторым формам чувственности. И если бы одновременно с этим она не была большим художником, обладательницей большого стилистического совершенства, яркого и богатого языка, то некоторые места в ее сумбурной «Лелии» нельзя было бы читать без смеха. Ее молодой друг, с которым она имела кратковременную и мучительную связь, Альфред де Мюссе, сам того не зная, оскорблял ее тем, что, читая романы с карандашом в руке, вычеркивал несуразности и слишком напыщенные и яркие эпитеты. А она не могла не оскорбляться, так как в необузданном богатстве фантазии, в перегрузке речи эпитетами, как нельзя более выражалась ее природа.
Как ни неправильна была исходная точка зрения Жорж Санд, тем не менее господствующая половина человеческого рода возмутилась писательницей именно в той части ее деятельности, которая была во всех отношениях безукоризненной. Зачитываясь ее ошибками, французский читатель обрушился на ее безошибочность. Романтики быстро включили ее в круг своих людей. Эта литературная группа, в отличие от классиков, сходивших со сцены, любила новизну во всех проявлениях: будь то новизна формы или новизна проблемы. Буржуазный классицизм естественно апеллировал к образам греко-римского мира. Перестраивая феодальную Францию и в то же время не имея своего героического прошлого, буржуазия охотно рядилась в римские и греческие доспехи. Но героические десятилетия войн и революций были позади. Занимаясь мирной конкурентной борьбой, сама буржуазия поняла, что ради бухгалтерской книги не стоит снова вооружаться щитом Ахилла. Классицизм и все связанные с ним условности становились ненужными. Язык и стиль, одобренный Французской академией, давно уже не удовлетворяли живую жизнь. Своеобразный демократизм мелкой буржуазии требовал введения в литературу множества оборотов и слов живой и образной народной речи. Появились новые сюжеты, разрешавшие литератору выходить за пределы узко-аристократического круга образов и героев. Жорж Санд откликнулась на эти призывы романтиков и в первый, и во второй периоды своего творчества. Идеалистическая романтика первых лет литературной работы сказалась в языке и стиле свободном, почти сумбурном, в расположении материала в романе «Лелия». Второй период, когда самые горячие искания женского сердца миновали, совпадает с романтической трактовкой социальной проблемы. Если Жорж Санд не становится социалисткой, то она беспрестанно вращается в кругу, где комбинируются романтические фантазии и социалистические утопии. Во всяком случае, ей принадлежат лучшие для тогдашнего времени деревенские повести и большой социальный роман, один из лучших романов, посвященных молодому рабочему движению Франции в эпоху, предшествующую серьезным классовым боям.