29-й день
20 января
– Угощайся.
Ирина протянула мне тарелку с дымящимся мясом. На плите стоял котел с кипящей водой. Я ошеломленно пошел к нему, запихивая в рот то, что лежало на тарелке. Из котла торчали кости, вокруг них яростно бурлила вода. Большие кости, слишком большие…
– Надо как-то выживать, Михаил, – безмятежно произнесла Ирина, помешивая содержимое котла.
В кладовке у нее за спиной кто-то сидел. Нет, не сидел. Стэн из банды Пола был разрезан поперек чуть выше пояса. Его невидящие, мутные глаза смотрели на меня.
Ручеек крови тек по полу, собираясь у ног Ирины.
– Если хочешь выжить, – сказала Ирина, помешивая кости, – проснись.
– Проснись.
Проснись.
– Милый, ты спишь, – сказала Лорен. – Проснись.
Открыв глаза, я понял, что все еще сижу на заднем сиденье внедорожника, укрытый одеялами. Было темно. Солнце только появилось на горизонте. В салоне горел свет, Сьюзи на переднем сиденье кормила Элларозу. Чак и парни стояли у машины и болтали, прислонившись к бетонному ограждению.
Я покрутил головой и застонал.
– Все в порядке? – спросила Лорен. – Ты разговаривал во сне.
– Да, нормально, просто заснул.
Видел сны о Бородиных.
Ирина и Александр, казалось, перешли в режим зимней спячки – мало двигались, ели свои сухари и добывали воду, сгребая снег с подоконников, но в основном сидели в гостиной с ружьем и топором в руках, охраняя пленников.
Узнав о том, что мы уезжаем, Ирина сняла с входной двери мезузу и отдала мне, наказав, чтобы я прикрепил ее на дверь дома, в котором мы поселимся. Тут я впервые увидел, как она спорит с Александром, и говорили они не по-русски, а на каком-то древнем языке – возможно, на иврите. Александр расстроился, ему не понравилось, что Ирина отдает нам мезузу. Я хотел отказаться, однако Ирина настояла.
Сейчас мезуза лежала в кармане моих джинсов.
– Где мы?
Мозг все еще перебирал события предыдущего дня.
Проезд через блокпост на мосту Джоржда Вашингтона прошел напряженно, однако в итоге почти разочаровал. Мы, как и планировалось, встретили сержанта Уильямса. Он прикрепил на бока внедорожника магнитные знаки полиции Нью-Йорка, и мы проехали сквозь толпу к баррикаде.
Ждать пришлось около часа. Наших имен изначально не было в списке, и в наших водительских правах стояли нью-йоркские адреса. Однако после недолгих препирательств и нескольких звонков в «Джевиц» нас в конце концов пропустили.
Лорен сделала кроватку из ящиков, положила в нее одеяла, и мы спрятали там Люка и Элларозу. Малышей вовремя накормили – хорошо накормили, – и они все это время спали.
– Мы на мосту у въезда на шоссе I-78, – ответила Лорен.
Вчера я, ослабевший, пребывал в оцепенении, хотя пытался улыбаться и выглядеть нормально. Я помнил, как попрощался с сержантом Уильямсом. Мы поехали по I-95, практически по единственному шоссе, которое по-прежнему расчищали, а затем к аэропорту Ньюарка. Вдали виднелся шпиль Эмпайр-стейт-билдинг, чуть дальше – Фридом-тауэр, а между ними – Нью-Йорк.
Я еще подумал: «Мы свободны», – а потом, наверное, заснул.
– В общем, я помню, как проехали блокпост. А что было потом?
– Когда мы свернули с 95-го шоссе на 78-е, дорога сильно ухудшилась, и солнце уже садилось. Чак не хотел ехать в темноте и решил провести ночь на мосту. Ты к тому времени уже отрубился.
– А как Люк и Эллароза?
– У них все супер.
Слава богу.
Я потянулся.
– Пойду поговорю с парнями.
Сбросив с себя одеяла, я взял бутылку с водой и поцеловал жену.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она, целуя меня.
– Хорошо. – Я сделал глубокий вдох. – Очень хорошо.
Я еще раз поцеловал ее и вылез из машины.
Над Финансовым кварталом вставало солнце. Вдали, за покрытыми снегом доками и кранами порта Нью-Джерси сверкал небоскреб Фридом-тауэр, центральная башня Всемирного торгового центра. Я перевел взгляд влево, пытаясь найти знакомые здания на Челси-пирс рядом с нашим домом, который в течение месяца был нашей тюрьмой.
Мы свободны, но…
– Как дороги? Проехать можно?
Парни развернулись, увлеченные разговором.
– Эй, Спящая красавица! – пошутил Чак. – Решил присоединиться к нам?
– Ну да.
– Нормально себя чувствуешь?
Я кивнул. Может, дело было просто в свежем воздухе, но я уже давно не чувствовал себя так хорошо.
– Хотя дороги давно не расчищали, проехать можно, – ответил Чак. – По крайней мере, моя малышка пройдет.
Я потянулся и обошел вокруг внедорожника, пытаясь проснуться.
На обочинах лежали сугробы, однако посередине шла колея. Здесь ездили даже после того, как дорогу прекратили расчищать, и снег быстро таял.
Оторвав взгляд от рассвета над Нью-Йорком, я посмотрел на мост, в сторону Нью-Джерси и Пенсильвании.
Наконец-то мы отправились в путь.
Несмотря на возражения Лорен, в аэропорту Ньюарка остановились.
Чак решил поискать ее родителей, хотя Лорен тихо повторяла, что они наверняка уже выбрались оттуда.
Я и Винс остались с женщинами, а Чак и Тони пошли на поиски. Не прошло и часа, как они вернулись. Пока мы ждали, к нам никто не подходил, родителей Лорен тоже не удалось найти, но вернулись Чак и Тони очень молчаливыми. Оставалось только гадать, что они увидели. Из аэропорта выезжали в тишине, каждый думал о чем-то своем.
Шоссе было забито брошенной строительной техникой: грейдерами, катками и грузовиками, покрытыми толстым слоем снега.
А нет ли в них еды? Может, стоит проверить?
Проехали мимо группы людей, которые валили деревья. Мы помахали им, а они – нам.
Миновали несколько мостов, завешанных американскими флагами – и новыми, и потрепанными – и плакатами с надписями вроде «Нас не сломить!» и «Держитесь!». Я представил себе людей, холодных и голодных, которые рисовали лозунги на старых простынях и развешивали их на видных местах. «Вы не одни», – говорили они. Я улыбнулся, мысленно благодаря этих людей, и пожелал им удачи.
По шоссе I-78 до Филипсбурга и границы Пенсильвании было семьдесят миль, а затем еще столько же до пересечения с шоссе I-81, которое идет на юг, в Виргинию. Оттуда по прямой 160 миль до гор Шенандоа, где стояла хижина семьи Чака.
В обычных условиях вся поездка заняла бы четыре часа, но, судя по тому, как мы прыгали по колее, нам понадобится часов десять. Так или иначе, за день доберемся. Хотя приехали бы мы уже затемно, и поэтому Чак призывал Тони жать на всю катушку.
Суровая получилась поездка, нас болтало из стороны в сторону. Я держал Люка у себя на коленях, обнимая его. Теперь малыш был счастлив. Это снова походило на приключение, и он не меньше нас радовался, что наконец вырвался из зловонной квартиры. Все прошедшее казалось дурным сном. Светило солнце, и мы открыли окна, наслаждаясь теплой погодой.
Дорога шла по возвышенности, и перед нами открылись холмы и равнины. Мы проезжали мимо дымовых труб, водонапорных башен и вышек сотовой связи – все они теперь стали бесполезны. Я постоянно поглядывал на экран телефона, однако сигнала нигде не было.
Постепенно появились городки и деревни; из труб домов поднимался дым. На улицах мы заметили людей.
По крайней мере, у них есть, что жечь. Интересно, люди живут здесь, как и раньше?
Затем мы проехали ферму, и на фоне белых полей выделялись красные пятна – зарезанные коровы. Группа людей с мачете рубила тушу рядом с зернохранилищем. Один человек помахал нам, призывая остановиться.
Мы промчались мимо и не помахали в ответ.
Винс играл с радиоприемником – то включал музыку, то искал радиостанции. Однако чаще всего мы находили те же самые правительственные каналы, что и в Нью-Йорке, а изредка – радиолюбителей. Их мы слушали внимательно – иногда попадались объявления, иногда просто чьи-то бредовые речи, но вскоре стало ясно, что электричества тут нет, и связи тоже.
Зато люди были повсюду – они шли вдоль дороги, тащили за собой груженые сани. Машины не встречались. Я снова стал засыпать, мой разум смутно отмечал образы – придорожная вывеска Макдоналдса, синий поезд у холма, красно-желтое колесо обозрения…
Чем дальше мы уезжали от побережья, тем лучше становилась дорога. К полудню мы уже ехали по чистому покрытию. Шоссе I-81 тоже давно не расчищали, но снега на нем было мало. Один раз мы остановились, чтобы залить в бак топлива из канистры. Нужно было проехать чуть больше трехсот миль, то есть одного полного бака нам хватило бы, однако мы решили не рисковать.
Вечером стали попадаться автомобилисты, едущие навстречу, – из мрака возникали и проносились мимо огни фар. Мир казался почти нормальным, только вокруг не было ни одного огонька. Поднялась полная луна, осветив все вокруг призрачным светом.
Когда наступила ночь, Чак объявил, что мы почти у цели, и съехал с шоссе. Сказал, что осталось еще полчаса по горной дороге. Он взволнованно рассказывал о заготовленных припасах, о том, как роскошно мы поужинаем, о том, какой уютный дом. Винс заговорил с ним о коротковолновом радио – можно послушать иностранные радиостанции и выяснить, что происходит на самом деле.
Лорен прижалась ко мне.
Укрывшись одеялом, мы вместе держали Люка. С моих плеч свалилась огромная тяжесть. Горячий ужин, чистая постель. Впереди, в свете фар виднелся проселок, покрытый льдом. В лесу тоже лежал снег, но не сплошным покровом, а островками.
Подъезжая к хижине, Чак начал рассказывать мне про то, как ловится рыба в Шенандоа. По его словам, у нас будет что-то вроде отпуска. Мы выскочили из машины и достали сумки, а Чак взбежал на крыльцо и мгновенно скрылся в домике, зажигая карманный и налобный фонари.
– Нет! – крикнул Чак.
Мы замерли, а Тони достал пистолет.
– Ты в порядке?
– Проклятье!
– Чак, ты в порядке? – повторил Тони.
Я взял на руки Люка и Элларозу и начал отступать к машине, двигатель которой все еще работал. Лорен и Сьюзи последовали моему примеру, не сводя глаз с входной двери. Появился Чак с перекошенным от злости лицом.
– Что случилось? – тихо спросила Сьюзи.
– Все пропало.
– Что пропало?
Чак опустил голову.
– Все.