Глава двадцатая

Гласс

Люк горел в лихорадке. Это было видно даже невооруженным глазом. Его глаза остекленели, лицо пылало, а губы стали сухими и серыми. Гласс ломала голову, тщась вспомнить, как сбивала ей температуру мама, когда сама она была еще малышкой. Она положила на лоб любимого влажную тряпочку. Она раскрыла его и сняла с него рубаху, чтобы прохладный сквозняк от окна остужал горячее тело. Она регулярно помогала ему сесть и заставляла делать хоть пару глотков воды. Но она ничего не могла поделать с кошмарной раной в его ноге.

Копье вошло глубоко в ногу Люка. Гласс сама чуть не лишилась сознания, когда, затащив его в избушку и уложив на пол, разрезала одну штанину, чтобы осмотреть рану. За кровью и грязью она увидела поразительно белую кость.

После этого они с Люком убили целый час, по очереди пытаясь остановить кровотечение, затягивая жгут выше раны, но у них ничего не вышло. Гласс в ужасе наблюдала, как Люк все сильнее бледнеет, а деревянный пол становится скользким от крови.

– Наверное, рану нужно прижечь, – сказал Люк. Он старался, чтобы голос звучал спокойно, хотя в его широко распахнутых, округлившихся глазах притаились страх и боль.

– Как это? – спросила Гласс, отшвыривая мокрую от крови повязку и потянувшись за новым куском материи.

– Если приложить к ране что-то горячее, кровотечение остановится, и заражения не будет. – Он кивнул на тлеющие в камине угли. – Сможешь подложить дров и разжечь огонь?

Гласс поспешно подкинула в камин растопки и, затаив дыхание, смотрела, как снова разгорается умершее было пламя.

– Теперь возьми вот эту железяку, – продолжил Люк, указывая на длинный, тонкий металлический прут, который они еще в первую ночь обнаружили возле камина. – Если сунуть ее прямо в огонь, она нагреется, и мы сможем провернуть это дельце.

Гласс ничего не сказала, с растущим ужасом наблюдая, как краснеет, раскаляясь, металл.

– Ты уверен, что это нужно? – с сомнением спросила она.

Люк кивнул.

– Неси эту штуку сюда. Только осторожно, не обожгись. – Гласс подошла к Люку и медленно опустилась рядом с ним на колени. Он глубоко вздохнул. – А теперь на счет «три» ты должна будешь прижать ее к ране.

Гласс задрожала. Комната вдруг принялась вращаться вокруг нее.

– Люк, я не могу. Прости меня, пожалуйста.

Он поморщился, пережидая новый приступ боли.

– Все нормально. Дай-ка ее сюда.

– Ох, господи, – прошептала Гласс, передавая Люку еще светящуюся красным железку и сжимая его свободную руку, которая каким-то образом была одновременно холодной и потной.

– Не смотри, – сказал он, стискивая зубы.

Через мгновение Гласс услышала крик и тошнотворное шипение, а в нос ей ударил запах паленой плоти. По лбу Люка струился пот, а сам он кричал, не умолкая, однако не оставлял своего занятия. Наконец, напоследок вскрикнув, он отшвырнул железку, которая звякнула об пол и куда-то откатилась.

Некоторое время казалось, что такая радикальная мера сработала. Кровотечение остановилось, и Люк смог несколько часов поспать. Но на следующее утро у него началась лихорадка, больная нога стала горячей, распухла и покраснела. Заражение распространялось по телу. Периодически Люк ненадолго приходил в себя, содрогаясь от боли, а потом снова проваливался в пучину беспамятства. Возможно, если бы они вернулись в лагерь и обратились к Кларк, та могла бы помочь, да только с тем же успехом можно было надеяться на то, что Люк выздоровеет по волшебству. Он не мог даже встать, что уж говорить о двухдневной пешей прогулке! К тому же снаружи их наверняка подстерегали наземники. Гласс чувствовала их присутствие так же ясно, как жар, исходящий от Люковой кожи.

Никогда, даже в долгие месяцы, проведенные в Тюрьме, Гласс не было так одиноко. В конце концов, там она постоянно видела соседку по двухъярусной шконке, охранников и тех, кто приносил пищу. А сейчас, когда Люк почти не приходил в сознание и наземники могли в любую минуту напасть снова, она чувствовала себя одинокой и до смерти напуганной. Тут некого было позвать на помощь. Ей приходилось одним глазом смотреть на Люка, а другим – на подступавший к их избушке лес. У нее разболелась голова, потому что она постоянно прислушивалась, не хрустнет ли ветка, извещая ее о том, что их враги вернулись.

Гласс стояла в дверном проеме и вглядывалась в листву – нет ли там признаков опасности. Прохладный лесной воздух омывал ее лицо, дразня и напоминая обо всем, что так нравилось им с Люком, – о деревьях, о лунной дорожке на водной глади… Обо всем, что не будет иметь никакого значения, если у нее отнимут Люка. Тут он зашевелился в своей импровизированной постели. Гласс бросилась к нему через комнату, схватила за руку и погладила горячий лоб.

– Люк! Люк, ты меня слышишь?

Его веки затрепетали, но глаза по-прежнему оставались закрытыми. Он пошевелил губами, но не издал ни звука. Гласс стиснула руку любимого, склонилась пониже и зашептала ему на ухо:

– Все будет хорошо. С тобой все будет хорошо. Я что-нибудь придумаю.

– Я опаздываю в караул, – сказал он, извиваясь в постели словно бы в попытке встать.

– Нет, не опаздываешь. Все в порядке. – Гласс взяла его за плечи. Ему что, кажется, что они до сих пор в Колонии, на корабле? – Тебе не о чем тревожиться.

Люк с трудом кивнул и снова закрыл глаза. Прошло лишь несколько секунд, и он снова провалился в забытье. Пальцы, сжимавшие ладонь Гласс, ослабили свою хватку, и она осторожно опустила его руку обратно на постель. Теперь нужно было осмотреть его ногу. Краснота расползлась по ней во все стороны, она начиналась от колена и заканчивалась в районе бедра. Гласс не слишком разбиралась в подобных вещах, но и ее скудных знаний хватило, чтобы понять: если не оказать Люку помощь, он неминуемо умрет. А значит, надо выходить немедленно. Прямо сейчас.

Усевшись за деревянный кухонный столик, она попыталась привести мысли в порядок и избавиться от страха, который грыз ее нутро последние несколько дней. Страх не поможет им отсюда выбраться. Она должна подумать. Нужно вернуться в лагерь, однако Гласс понятия не имела, как транспортировать Люка, который и с ее-то помощью еле-еле ходил, и не наткнуться при этом на наземников. По сравнению с этой задачей прогулка в открытом космосе вдруг показалась сущей безделицей. Как им сбежать, когда Люк в таком состоянии?

Она осмотрела крохотную избенку в надежде увидеть что-нибудь, что натолкнет ее на дельную мысль. Парализующий страх постепенно ослабил свою хватку, и мозг наконец-то заработал. Что, если двинуться по реке? Это может сработать, вот только как дотащить туда Люка? Ее глаза остановились на какой-то странной штуковине, над предназначением которой они с Люком ломали головы, когда только-только тут поселились. Эта штуковина стояла в углу вместе с метлой и прочими допотопными принадлежностями для уборки. Гласс пересекла комнату, извлекла загадочный предмет и положила его на пол. Почти с нее ростом, он был сделан из длинных деревянных реек и вообще был вроде доски, только с одного конца эти рейки загибались книзу. К предмету была привязана веревка.

Гласс вспомнила, что как-то раз читала в учебнике о чем-то похожем. Вроде бы дети катались на такой штуковине по снегу. Как же она называется? Склянки? Святки? Гласс поставила на предмет одну ногу, проверяя его на прочность. Он оказался вполне крепким, несмотря на преклонный возраст. Если ей удастся переложить туда Люка, она сможет волочь его по земле, нужно только кое-что переделать.

Она встала, прошлась по комнате, прихватила кое-какие вещи и положила их на пол рядом с… санками! Конечно же, это санки, Гласс была в этом уверена. Теперь нужно было приспособить их к делу. Она так и сяк приставляла к ним принесенные ею предметы, разбирала всю конструкцию, потом собирала ее снова и мрачно качала головой. Если бы шесть месяцев (да что там месяцев, даже шесть недель) назад кто-то сказал бы ей, что ей придется из всякого барахла, найденного в заброшенном домике на Земле, мастерить некое средство для транспортировки по лесам своего смертельно раненного бойфренда, она бы расхохоталась. И не преминула бы поинтересоваться, не перебрал ли ее собеседник нелегального виски, которым торгуют из-под полы на Аркадии.

Отступив на шаг, она осмотрела результат своих усилий. Это может сработать. Должно сработать. Тянуть санки она будет за веревку. Чтобы Люк не свалился, надо разрезать одеяло на длинные полоски и привязать любимого за пояс, руки и здоровую ногу. Довольно примитивно, конечно, но при толике удачи они смогут добраться до воды, а Гласс только того и надо.

Подойдя к Люку, Гласс тихонько прошептала ему на ухо:

– Люк, я тебя потревожу, хорошо? Потому что мы должны вернуться в лагерь.

Люк не ответил. Гласс обхватила его под мышками и перетащила на пол. Он дернулся, когда Гласс нечаянно потревожила больную ногу, но не пришел в себя. Гласс втащила его на санки и привязала к ним. Потом присела, намотала на руки веревку и снова встала. Когда она сделала несколько шагов по комнате, санки с Люком поехали следом за ней. У нее получилось!

Гласс взяла Люков пистолет, хотя и не была уверена, что у нее хватит духу пустить его в дело, и направилась к двери. В последнюю минуту она повернула назад и взяла со стола коробок спичек: вдруг в пути ей понадобится развести костер. Волочь неуклюжие санки было неудобно, но она наверняка постепенно с ними освоится. Даже не оглянувшись, она вышла на окружавшую избушку небольшую поляну, таща за собой свою ношу.

Шлеп! Гласс завертела головой, ища источник звука. Шлеп! – раздалось опять. Гласс посмотрела в сторону деревьев. В их сени царил полумрак, и любая тень могла оказаться притаившимся врагом.

Она повернула назади, волоча за собой санки с Люком, бросилась обратно в хижину, заметив краем глаза какое-то движение и почувствовав, как что-то просвистело мимо ее уха.

Гласс подналегла, таща санки, и услышала, как Люк застонал от боли. Рывком открыв дверь, она ввалилась в дом и увидела, как стрела, вибрируя, воткнулась в дверной косяк, туда, где долю секунды назад была ее голова.

Следом за ней в дом скользнули санки, Гласс бросила веревку и захлопнула дверь, в которую тут же впились как минимум две стрелы. Гласс прислонилась к закрытой двери, сжимая пистолет внезапно вспотевшей рукой, и осмотрелась. Сможет ли она забаррикадировать вход? И не попытаются ли ее враги вломиться в одно из окон?

Заперев дверь, Гласс осторожно подняла пистолет и постаралась ожесточиться. Если кто-то из наземников полезет в окно, сумеет ли она заставить себя выстрелить? Сможет ли стрелять по живому человеку? А даже если и сможет, никто из них не станет атаковать в одиночку… У девушки, впервые в жизни взявшей в руки огнестрельное оружие, ничтожные шансы против целой банды кровожадных наземников.

Лежащий на санках Люк издал стон.

– Все будет хорошо, я что-нибудь придумаю, – сказала Гласс, морщась от собственной лжи. Что можно придумать, когда находишься в окруженной разъяренными наземниками избушке?

Она осторожно посмотрела в окно, в самый его уголок. Сереющий свет играл в свои игры с тенями, а под деревьями наблюдалось какое-то шевеление. Там передвигались человеческие фигурки с топорами и луками в руках.

Гласс опять прислонилась к двери и закрыла глаза. Ну вот и все. На этот раз враги покончат с Люком и убьют ее саму. Она ждала, что снаружи вот-вот послышатся шаги и кто-то выбьет окно или начнет ломиться в дверь.

Но до ее слуха не доносилось ничего, кроме звуков ветра и бегущей реки. Наземники хотели, чтобы она вышла из дома. Они что, все это время сидели в засаде и ждали, когда у них появится возможность расстрелять ее, будто мишень в тире? Ее загнали в угол. Ей некуда было идти и нечего делать, кроме как дожидаться, когда им надоест сидеть в засаде, и они перейдут в наступление. Гласс изо всех сил старалась найти выход из положения.

Даже если удастся незаметно выбраться из дому, что дальше? Взгляд Гласс лихорадочно перескакивал с предмета на предмет в отчаянном поиске чего-нибудь – чего угодно! – что могло бы отвлечь наземников и дать ей время. Не найдя ничего подходящего, она уже готова была завопить от разочарования, когда вдруг осознала, что сжимает в руке какой-то предмет. Гласс так крепко в него вцепилась, что почти забыла о его существовании. Разжав кулак, она увидела коробок со спичками, который прихватила со стола перед тем, как выйти из дому.

В мозгу тут же родился отчаянный, сумасшедший план. Раз она не может оказаться у реки раньше своих врагов, значит, нужно найти способ, который не предполагает стремительного бега. Не успев додумать эту мысль до конца, Гласс начала действовать. Она доползла до ближайшего к двери окна, уселась прямо под ним, обмотала одно из полешек для камина полоской того, что было когда-то одеялом, и чиркнула спичкой. Ткань занялась, и через несколько мгновений в руках Гласс был горящий факел. Когда пламя окрепло, Гласс глубоко вздохнула и начала обратный отсчет: «Три, два, один!» – потом вскочила и швырнула факел в открытое окно, прямо на кучу сухих дров, которые Люк заготовил еще до ранения. Теперь ей оставалось лишь снова опуститься на пол и ждать. Сперва все было тихо, и на один ужасный миг Гласс показалось, что ее план провалился. А затем она наконец услышала характерное потрескивание разгорающегося пламени. В хижине стало жарко, огонь охватил кустарник и начал свой путь к деревьям, точь-в-точь как надеялась Гласс.

Она повернулась к Люку. Он, не шевелясь, лежал у камина и едва дышал. Если он умер, она умрет тоже. Она знала это так же твердо, как свое собственное имя.

Треск огня между тем становился все громче, и через несколько минут в воздухе повис дым. Гласс кляла себя последними словами, когда вдруг поняла, какую совершила глупость. Конечно, стены избушки были сложены из камня, да только вот удушливому дыму камень не помеха. Дым уже и сейчас понемножку проникал в открытое окно и был хорошо заметен на фоне полыхающего вокруг их жилища пожара.

Гласс перебралась поближе к двери, готовая, если это понадобится, быстро выскочить наружу. Когда дым в комнате стал гуще, она схватила одеяло, которым был укрыт Люк, и вылила на него их последнюю воду. Снаружи до нее доносились перекликающиеся через поляну голоса наземников.

Она опустилась возле Люка на колени и накрыла их обоих мокрым одеялом. Воздух становился все теплее. Выглядывая из-под одеяла, Гласс видела за окном оранжевое свечение, а еще оттуда доносился смех и радостные возгласы. Пусть себе наземники думают, что победили, и что Гласс с Люком уже мертвы. Возможно, их потрясение будет слишком велико, и они не бросятся в погоню, когда наступит решающий миг.

Люк зашевелился на своих санках и громко застонал.

– Прости, – сказала Гласс, – мы не должны были оставаться тут так долго. Мне следовало действовать раньше.

А воздух тем временем раскалился так, что Гласс почти что чувствовала, как плавится ее кожа. Через окно в комнату проникали густые клубы дыма, из-за которых невозможно было что-то разглядеть и почти невозможно дышать. Они вдвоем съежились под одеялом, и Гласс гадала, сколько они смогут продержаться, прежде чем станет слишком поздно. Если они слишком задержатся, вокруг их избушки сомкнется огненное кольцо, отрезая все пути к отступлению. Они задохнутся, если останутся тут, в дыму. Глаза Гласс жгло, когда она выскочила из-под одеяла и бросилась к выходу. Сейчас или никогда.

Она рывком распахнула дверь и осмотрелась. На землю опустилась ночь, но ревущее пламя разогнало сумрак, окрасив все вокруг оранжевым и черным.

Гласс схватила веревку санок и бросилась за дверь. Она ахнула, когда после царившей в домике удушливой жары ее кожи коснулся прохладный ночной воздух.

Люк застонал, когда она по кочкам потащила его к реке. Прошло несколько долгих секунд, во время которых за ее спиной не было иных звуков, кроме треска огня.

Первый крик она услышала, когда уже добралась до лодки и начала сталкивать ее в воду. Видимо, огня и дыма оказалось недостаточно, чтобы скрыть их побег от чужих глаз.

– Люк, – сказала Гласс, приподнимая его, – ты должен мне помочь. Это недолго.

Его глаза резко открылись, и она почувствовала, как напряглись и пришли в движение его мышцы. Теперь он стоял на здоровой ноге, и Гласс поднырнула ему под руку. Так, вместе, они и поковыляли к лодке. Гласс постаралась замедлить падение любимого, когда тот почти рухнул в лодку. Она перебросила через борт санки и принялась толкать лодку под уклон, к воде.

Стрелы наземников с плеском падали в воду прямо у нее перед носом. Изо всех сил навалившись на лодку, она слышала за спиной топот бегущих ног. Потом их суденышко подхватило течение, и Гласс едва успела запрыгнуть в него в самый последний момент.

Вскинув голову, она увидела, как от полыхающего дома бегут вниз по склону людские фигурки. От металлических бортов рикошетило все больше стрел, и она легла рядом с Люком на дно лодки. Вода несла их все быстрее. Гласс приподнялась и разглядела в зареве огня и лунном свете несущиеся вдоль берега силуэты, едва ли похожие на человеческие.

Гласс снова опустила голову. В лодку ударили последние стрелы, и она скрылась от преследователей за излучиной реки. Еще несколько секунд Гласс даже дышать не смела от напряжения, но потом осторожно села. Казалось, они наконец оторвались от преследователей, и Гласс, дотянувшись до весла, попыталась подгрести поближе к берегу, но не справилась с этой задачей. Сердце ее стучало в бешеном ритме, а лодка тем временем продолжала быстро плыть вниз по течению. Гласс понятия не имела, в нужном ли направлении они движутся. Ей нужен был компас Люка. Если он прав, и они до сих пор шли на север, значит, теперь им нужно на юг.

Где-то через полчаса река сузилась настолько, что ветви растущего по берегам густого кустарника стали задевать борта, тормозя движение их суденышка. В конце концов Гласс спрыгнула в холодную воду и вытолкала лодку на берег. Потом она достала из рюкзака компас и положила его на землю так, как показывал Люк. Благодарение Богу, они двигались на юг. Вернее, на юго-восток. Гласс надеялась, что выбрать верный путь будет не слишком сложно, если, конечно, она сможет везти Люка.

– Еще разочек, Люк, – сказала Гласс. – Нужно, чтобы ты встал и сделал вместе со мной несколько шагов.

Люк застонал, но изо всех сил старался помочь ей, когда она вытаскивала его из лодки. Он даже, пошатываясь, сделал несколько шагов по мелководью, прежде чем упасть на берег. Опустевшую лодку тут же унесло течение, и она скрылась в ночи. Гласс быстро, почти бесшумно втащила Люка на санки и снова взялась за веревку.

«Ты только держись, Люк», – подумала она, изо всех сил налегла на импровизированную упряжь и побежала.

Они забирались все глубже в лес, и журчание реки становилось все тише, но Гласс боялась остановиться и оглянуться назад. Она должна была продолжать движение. Она должна найти тех, кто поможет Люку, даже если это будет последнее, что она сделает в жизни.