на главную   |   А-Я   |   A-Z   |   меню


32

Москва

С архитектурной точки зрения «Проспект Мира» — одна из самых красивых станций московского метро, возможно, одного из самых красивых в мире. Пол здесь выложен гранитными плитами, в переходах колоннады, увенчанные арками в стиле рококо; станцию освещают элегантные светильники. На платформах, куда эскалатор привозит толпы пассажиров, установлены мраморные скамьи. В час пик, а в Москве час пик длится несколько часов, скамейки заполнены уставшими пассажирами, старушками с авоськами, женщинами с выкрашенными хной волосами и их ерзающими детьми, обозленными заводскими рабочими, держащими на коленях портфели, набитые мандаринами.

На скамейке вот уже пять минут сидел высокий худощавый человек, одетый в костюм не по росту. Никто не обращал на него внимания. У него была ничем не примечательная внешность и рассеянный вид. Случайный наблюдатель мог бы принять его за служащего одного из тысяч московских государственных учреждений. У него был вид человека, которого ежедневно можно встретить в вагоне метро.

Никто не вспомнит потом, что видел Стефана Крамера, и никто не расскажет, как тот поставил перед собой на пол и открыл дешевый потертый портфель, пошарил рукой в ворохе бумаг и что-то достал оттуда. Разумеется, никто не заметит, что он сжимал в руке химический карандаш именно в тот момент, когда подошел поезд и сотни людей устремились к поезду и вышли из него.

В тот момент, когда Крамер уже смешался с толпой, заходящей в вагон, оставив портфель возле группы солдат Советской Армии, он оглянулся.

Солдаты — их было около взвода — медленно собирались у скамьи, и Стефан по опыту знал, что они будут стоять здесь минут пять или более, подчиняясь приказу командира.

«Господи, — подумал Стефан, — ведь на платформе не должно быть людей. Солдаты погибнут».

У Стефана голова пошла кругом. Это были солдаты того самого правительства, которое поломало жизнь его брату, хотя они выглядели очень приличными, ни в чем не виновными молодыми людьми, и были даже моложе Стефана.

Крамер бросил беглый взгляд на этих солдат — семнадцати-восемнадцатилетних мальчишек, нескладных и розовощеких, ничего не знавших о политике, ГУЛАГе и пытках и полагавших, что служить государству почетная обязанность.

Стефан не мог убить их.

Он выскочил из переполненного вагона, когда в том уже закрывались двери. Он схватил портфель, одиноко стоящий возле солдат, прошел с ним до конца платформы и остановился в безлюдном месте.

У Стефана колотилось сердце: устройство могло взорваться в любую минуту.

Он поставил портфель у мраморной стены на довольно далеком расстоянии от людей и развернул газету, сделав вид, что читает. Никто не обращал на него внимания. Когда подошел следующий поезд, Стефан вскочил в него, нервничая и в то же время с облегчением.


За несколько дней до этого события отец Стефана Крамера отпечатал письмо на электрической пишущей машинке издательства «Прогресс». Это была самая обыкновенная пишущая машинка; отпечатанное на бланке письмо было отправлено в приемную Президента Горбачева и адресовано одному из его помощников, фамилию которого Яков увидел на фотографии, помещенной на первой странице «Известий».

В письме Яков в прямой и ясной форме требовал, чтобы из Института Сербского выпустили людей, помещенных туда по политическим мотивам. Яков написал также, что если через неделю его требование не будет выполнено, террористические акции будут продолжаться.

С приездом в Москву американского президента эта угроза, несомненно, станет существенной для Политбюро.

Яков и Стефан знали, что убийство члена Центрального Комитета Сергея Борисова привлекло внимание международной общественности. Кремль не хотел еще одного инцидента, да и требования Крамеров были, в конце концов, совсем невелики.

Отец и сын снова встретились за покрытым клеенкой кухонным столом. Соня снова куда-то ушла. Стефан часто думал о ней и задавал себе вопрос, почему отец так не хотел посвящать ее в свои дела. Конечно, она была бы против такой опасной затеи. Но, может быть, существовала еще какая-то причина, по которой Яков оберегал свою любовницу?

— Я не хочу, чтобы гибли невинные люди, если этого можно избежать, — печально сказал Яков. Стефан кивнул головой в знак согласия.

— Меня мутит при одной мысли об этом. Я до сих пор не могу думать о Борисове. Каким бы ужасным человеком он ни был, подобные вещи не по мне.

— Пусть будет так, — сказал Яков. — Если ты предпочитаешь метро, убедись, что ты не причинишь вред невинным людям.

— Обязательно.

— Какой мощности будет эта бомба?

— Немного пластиковой взрывчатки такого размера рванет очень сильно.

— А это что такое? — спросил Яков, держа кусочек латунной трубки длиной в пять дюймов, напоминающей ручку, на конце которой были винт и гайка. — Это опасно? — Он осторожно положил трубку.

— Нет, — улыбнулся Стефан. — Само по себе это не опасно. Это часть взрывного механизма. Очень простая на самом деле.

С минуту Яков рассматривал детали устройства, затем поднял взгляд.

— За Абрама, — произнес он.


Взрывное устройство сработало через несколько минут, когда Стефан уже далеко уехал от станции «Проспект Мира».

Внезапно платформа озарилась слепящим голубоватым светом; через долю секунды прогремел страшный взрыв. Поблизости никого не было, и потому никто серьезно не пострадал, но люди, только что вошедшие на платформу, в ужасе вскрикнули, когда в сотне футов от места взрыва посыпались осколки.

Слухи об этом взрыве распространились по Москве с молниеносной скоростью: еще один терракт. В разговорах на работе люди высказывали по этому поводу самые разные предположения; однако никто не мог предположить, что нарушителями общественного спокойствия были самые обыкновенные люди, руководимые любовью к брату и сыну.

Если бы в момент взрыва машины Борисова на Калининском проспекте случайно не оказался Эндрю Ланген, ЦРУ и в голову бы не пришло, что в этом взрыве использовались взрывные устройства, применяемые КГБ. И тогда ЦРУ не поручил бы Лангену тщательнейшим образом следить за подобными террористическими актами.

Поэтому, как только разнеслась весть о взрыве в метро, а это произошло очень быстро, Ланген стал стремиться найти подтверждение выводу, к которому он случайно пришел две недели тому назад. Сразу после взрыва бомбы, в результате которого никто не был убит, но было ранено более двадцати человек, случайно оказавшихся рядом, место взрыва было оцеплено объединенными силами милиции и КГБ. Теперь уже не было никакой возможности постороннему лицу подобрать разлетевшиеся осколки.

После этого происшествия старик-русский, ответственный за мелкий ремонт и поддержание в сохранности двора посольства США, в разговоре с Лангеном, между прочим, упомянул, что ему все известно об ужасном происшествии в метро от друга, работающего сторожем в милиции, который был направлен на очистку, ремонт и восстановление поврежденной после взрыва станции.

При устройстве на работу в посольство старика проверяло КГБ, впрочем, как и всех советских, работавших в посольстве, но он не был кагебистом, и за умеренную плату он взялся помочь Лангену. На следующее утро старик набрал полную коробку булыжников и осколков в поврежденном взрывом метро «Проспект Мира». Каждый осколок он завернул в бумагу и уложил так бережно, как если бы это были камни с поверхности Луны. В определенном смысле он не так уже далеко ушел от истины.


31 Вашингтон | Московский клуб | 33 Арлингтон, Вирджиния