5
Когда она принялась рассказывать, Данька поймал себя на том, что слушает он Женьку очень спокойно, отстраненно, едва ли не вполуха. "Жизнь человеческая состоит из кошмаров… – подумал он. – Когда я привыкну к кошмарам и начну их воспринимать как норму… Наверное, тогда надо будет застрелиться…".
…Когда Женька обнаружила что попала не на тот корабль, к тому же в салоне которого находилось полтора десятка перепуганных девушек, она развернулась обратно, к шлюзу, и её попытались задержать. По её словам, она сшибла с ног двоих охранников, после чего кто-то применил станнер… Пришла в себя она после парализующего излучения, когда корабль-ловушка уже ушел в гиперпрыжок и девушки в салоне отпаивали её водой из пластиковых бутылок. Охрана контактировала с ними минимально, стараясь не соваться в салон из-за барьера силового поля и ограничивали их – тоже по минимуму. Никто не запрещал им разговаривать, а когда они осмелели настолько, что принялись перешучиваться и хохотать, никто не пытался их остановить. Причину она поняла позже. При активном участии Женьки узницы устроили мозговой штурм ситуации и достаточно быстро сопоставили, что все они либо не отличались "примерным поведением", либо были в своих семьях паршивыми овцами, от которых родичам было бы на руку избавиться. Оптимизма это не прибавляло, но на миру и смерть красна… словом, девчонки храбрились, храбрились как могли…
…Алексей Эс, в кабинете которого она оказалась сразу после того как корабль опустился на Ленту-5, оказался очень учтив. С Женьки сняли пластиковые наручники, которым она была скована с момента приземления. То, что это и есть тот самый Вертун, она догадалась практически сразу. Потому что он немедленно заговорил с ней о её брате… О Яре… Заговорил ни как о герое расы, как говорили с придыханием те, кто знал его по учебникам и документальному кино… и ни с тщательно скрываемой тоской, как звучала речь тех, кто знал его лично… и без нарочитой фамильярности, как говорили те, кто едва знал Яра лично или не знал вовсе, но теперь рвался в его друзья. В словах Вертуна звучала едва заметная отстраненная зависть, зависть окрашенная восхищением. Так мог говорить один спортсмен о другом, равном ему по мастерству, но который на очередном этапе чемпионата временно обошел его… но только временно… Эта почти нескрываемая заинтересованность убеждала более всего остального. И свою роль приманки-заложницы Женька поняла еще раньше, чем Вертун озвучил свое предложение написать письмо "твоему упорному приятелю, который не то что Яра – дьявола из преисподней вытащит". Когда она отказалась, Вертун выглядел так, словно иного не ожидал, и уговаривать её практически не пытался. Сказал только с зубастой улыбкой, что способен переубедить кого угодно…
…Когда в одиночной камере Женьку за руки-за ноги привязали к креслу, а потом вкатили в вену какую-то гадость, она ждала чего угодно. Любых пыток, но не того что произошло дальше. В угол напротив нее охранники поставили мягкое кресло, в котором возник Вертун, с запотевшим бокалом коктейля в руке. Округлым жестом конферансье, он указал на стену напротив Женьки и стена стала прозрачной…
– …Скрытые камеры в салоне корабля, на котором я прилетела. Все эти дни они фиксировали каждое произнесенное слово. Вертун знал, с кем из девчонок я успела особенно сдружиться за эти несколько дней в гиперпрыжке. Теперь они были по ту сторону прозрачной стены. Их приводили по одной. Там были солдаты в форме без знаков отличий, такие накачанные свиньи… наверное какой-то спецназ… человек двадцать или больше. Каждую из девушек они избивали… А потом насиловали… После того как первая из них потеряла сознание и её вынесли из комнаты, Вертун обернулся ко мне и учтиво спросил, не передумала ли я, и не желаю ли я согласиться на его предложение? Если да, то экзекуцию… он с таким удовольствием произносил это слово… экзекуцию можно прекратить. От этой дряни, которую мне вкололи, я перестала чувствовать своё тело и не могла даже пошевелить языком. Я пыталась разжать губы… Но не могла почувствовать своих губ…
"Ай-яй-яй, – говорил Вертун, – как же вы жестоки к своим подругам, Евгения Александровна. Что ж, придется продолжить…". Он знал что я не могу ответить и издевательски салютовал мне коктейлем в руке… и в комнату за прозрачной стеной приводили следующую девушку… так повторялось снова и снова… Препарат парализовал меня, и я не могла ни отвернуться, ни закрыть глаза… Я могла только смотреть и слушать крики.
Там была Лю… ей было четырнадцать, когда её изнасиловал кузен. Он прилетел на их сельскохозяйственную планету на каникулы перед последним курсом финансовой академии… Золотой мальчик. Старший сын прославленного рода. Лю только заикнулась что не оставит этого безнаказанным и вот… попала сюда. Когда за Лю взялись солдаты, с ней случился припадок… может эпилепсия… в общем врач не успел… она умерла… подавилась собственным языком. В десяти шагах от меня. За прозрачной стеной…
Голос Женьки оборвался. Потом, не отрывая ладоней от лица, она продолжила почти спокойным голосом:
– Когда на следующее утро меня навестил Вертун, и светски осведомился, не желаю ли я увидеть продолжение вчерашнего представления, мне ничего не оставалось, как написать письмо. Такое как он хотел. Знаешь, я заметила, что он был и доволен, и разочарован одновременно. Я была для него частью этого… представления… словно деталью, которую следует доточить до нужной формы, с помощью определенного инструмента…Мне кажется, он был бы рад продолжить… – Женька подняла покрасневшие глаза, и внимательно глядя на Даньку, закончила: – Если мне не удастся самой… убей его ты. Пожалуйста.