Вацлав Нецкарж в роли Милоша Пипки, 1966 г.
О забросе бомбы зритель узнает как-то между строк (точнее, между кадрами кинопленки), без долго обдумываемой подготовки, без какого-либо напряжения, в фильме, собственно, только и появляется поверхностный инструктаж, как бомбу бросить, и все. Как будто бы (как написал один чешский эссеист) речь шла не о каком-то необыкновенном деянии, а просто о мелком дурачестве среди кучи других глупостей.
Тем не менее, мне следует подчеркнуть, что именно группа чехов (среди них был и словак) совершила покушение на одну из важнейших фигур Рейха. Как-то (23.10.2007) я сидел в пражской пивной "Под Парашютистами", где один пан – по профессии таксист – доказывал мне, что самое лучшее пиво, это пиво Бернард из Хумпольца.
- А вы, поляки, похоже, нас немного презираете? – сказал он ни с того, ни с сего.
- Лично я – так наверняка нет, проше пана, ведь чешское движение сопротивления осуществило просто небывалую вещь… (Я понимал, что для него важен принципмальный вопрос). – Убить любимца Гитлера – вот это героизм! прибавил я, поскольку знаю историю покушения на протектора Чехии и Моравии, Рейнхарда Гейдриха, носящего прозвище Архангел Зла, который во всех мелочах придумал Холокост.
- Ну а чем там хвалиться? – оппонировал мне таксист. – Гейдрих не ехал в бронированной машине, всего лишь в открытом кабриолете, так что попасть в него было легко.
- Тем не менее, вам же удалось его убить!
- Ой, только не преувеличивайте. Ехал он без какого-либо сопровождения, дорогу никакие патрули не охраняли.
- И все-таки, он же не выжил!
- Только лишь потому, что сам облегчил задачу. Когда первый из покушавшихся попробовал выстрелить, Гейдрих, вместо того, чтобы дать по газам и удирать, дал приказ: остановиться. Так что он сам подал себя на тарелочке, проше пана. И чем тут восхищаться?
- И все же, вы ведь его убили.
- А вот тут не все так ясно, потому что автомат первого из покушавшихся не выстрелил, и до сих пор не известно: почему. Только лишь второй член группы бросил в сторону автомобиля гранату.
- Ну вот, благодаря этому, вы и убили правую руку Гитлера.
- Не надо преувеличивать, Гейдрих даже и не защищался. Когда он выскочил из машины и хотел стрелять, оказалось, что в его пистолете нет обоймы.
- И все-таки, вам удалось его убить.
- Да где там! Умер он неделю спустя, в госпитале. Когда он заскочил опять в машину, за той обоймой, он сел на сидение, потому что при разрыве бомбы ему переломало ребра, и одно из них вонзилось ему в селезенку. А умер он, на самом деле, от заражения крови.
Так что, дамы и господа, скажу откровенно: в Чехии крайне нелегко совершить героический поступок.
Я расспрашивал, почему не существует ни единого памятника участникам покушения: парашютистам, которых RAF готовил в Великобритании, и в которых в декабре 1941 года сбросили на оккупированную территорию, чтобы те через какое-то время могли добраться до Гейдриха и перегрызть ему горло? Ведь такие герои должны иметь в Чехии свои места памяти и обелиски.
Ответы были, более-менее, такие:
- Как это у них нет мест памяти? Напротив православной церкви Кирилла и Мефодия, в которую диверсантов спрятал епископ, но через три недели укрывательства в подземной крипте их окружило восемь сотен гестаповцев, и никакого пардона не было. Через маленькие окошечки немцы забрасывали в крипту гранаты со слезоточивым газом, но храбрые солдаты выбрасывали те назад. В конце концов, немцы вызвали пожарников, которые совали вовнутрь пожарный шланг, но, прежде чем удавалось начать пускать воду, парашютисты тот шланг несколько раз выпихивали наружу. До того момента, как у них сломалась лестница, а окошко находилось высоко, под самым потолком, и просто так достать до него было невозможно. Когда у защищавшегося солдата остался только один патрон, он сам стрелял себе в висок – так они с жизнями и попрощались. Так вот, напротив Кирилла и Мефодия, и точнехонько напротив того окошечка смерти, находится замечательная пивная, и заведение называется именно в их честь: "Под парашютистами".
Этого мало?
Я спустился в знаменитую крипту, откуда в приступе ярости фашисты выбросили все гробы с похороненными там священниками, где теперь требуется отключить мобильник, где царит полумрак, где хранятся оставшиеся от героев памятки, куда приносят цветы и венки. На одном из венков в углу кто-то оставил свернутый листок в клетку. Я подумал, что кто-то написал храбрецам что-то приятное. Быть может, поблагодарил их за подвиг. Взял листок, развернул его и прочитал:
"Гейдрих, ты пидор!!!"
И вот, чтобы почтить героев, я и открыл дверь пивной "Под парашютистами"[32] (Патриотические силы в чешском обществе победили – в конце концов, памятник на свет появился. Торжественное открытие его состоялось 27 мая 2009 года, через шестьдесят семь лет после покушения. Это чуточку дальше, чем место реального события, поскольку сейчас там скоростная автострада, у съезда с улицы Зенкловой на улицу В Холешовичках. Пивная Под Парашютистами (U Parasutistu) располагается в Праге, в Новем Месте по адресу Ресслова 7. Обелиск в местности Негвизды, где диверсантов сбросили, был открыт только лишь в 2007 году. – Примечание Автора.).
О поляках и чехах
Через мой городок Злоторыя на Погурье Судетском 21 августа 1968 года проехала колонна польских войск, которая потом пересекла границу возле Находа, и 22 августа добралась до Градца Кралёве.
Люди благословляли проезжавших военных знаком креста.
Кто-то выставил в окне свечи и образ Ченстоховской Божьей Матери, чтобы та благословляла солдат.
Некоторые жители Нижней Силезии, что видно на снимках, даже бросали цветы на танки.
Говорили, что мы должны вмешаться в дела Чехословакии, поскольку, если этого не сделаем, туда вступит Западная Германия. Так что соседа нужно защищать.
На самом же деле сосед вот уже несколько месяцев чувствовал себя наконец-то освобожденным. Не свободным, поскольку для этого нужно было изменить общественный строй, но могу себе представить, что у него было приятное чувство, посещающее мужчину, когда он уже может расстегнуть сорочку и расслабить галстук.
Шла Пражская Весна, и уже очередной месяц можно было говорить и писать, что думаешь. Можно было выехать за границу туда, куда тебе хотелось. Понятное дело, речь не шла об истинной демократии и плюрализме, что существовали перед войной. Все так же речь шла о социализме, но уже таком, который никого не исключает и не унижает.
Выходили ранее запрещенные книжки.
Ленка Рейнерова (с которой я познакомился в 2003 году, и которая к тому времени была уже последней немецкоязычной писательницей Праги), благодаря Весне могла, к примеру, издать свои воспоминания о сталинской тюрьме, где допрашивающие приказывали ей объяснять, по какому праву она живет. "А вот это и вправду любопытно, - говорил следователь. – Вы утверждаете, товарищ, что нацисты во время войны уничтожили всю вашу семью. И только именно вам так повезло, что как раз с вами ничего не случилось"[33] (Эти воспоминания – Цвета солнца и ночи – были напечатаны, но не успели попасть в книжные магазины. После подавления Пражской Весны наступила неосталинизация, которую в Чехословакии называли тогда "нормализацией"; из продажи удалили сотни книг, которые государственные издательства позволили себе издать в 1968 году, в том числе, книги Гавела, Кундеры, Когоута, Шкворецкого. Польская выборка текстов Ленки Рейнеровой появится в свет, благодаря издательству Czarne. – Примечание Автора).
Я считаю, что наивысшим достижением Пражской Весны было то, что можно было безнаказанно вспоминать.
"Сражение человека с властью – это борьба памяти с забытьем", - говорит в 1971 году один из героев Милана Кундеры.
Лидер этих перемен, секретарь коммунистической партии Александр Дубчек, писал через два десятка лет, что по сравнению с Пражской Весной, перестройка Горбачева была жиденьким и тепленьким чайком, а гласность полностью проигрывала свободе слова, которую чехи гарантировали себ декретами.
Советский Союз решил положить этому конец, и пять армий Варшавского договора вторглись в Чехословакию. Брежнева, якобы, более всего бесило то, что там людям разрешают говорить, что те желают.
После ввода войск, Дубчека, вместе со всем Центральным Комитетом партии, советские десантники вывезли в Москву, где его заставили подписать договоренность, в которой он соглашался на пребывание чужих армий в своей стране.
Поляки бросали чехам листовки:
"Мы пришли исполнить интернациональный долг в отношении вас и нас самих.
Братья!
Поглядите правде в глаза и осознайте, какую судьбу готовили вам ваши же реакционные силы. Перед лицом опасности, мы с вами – точно так же, как когда-то, вместе, в одних рядах под Грюнвальдом, мы совместно победили державу крестоносцев".
В течение нескольких недель после нашествия – прежде чем закрыли границы – из Чехословакии сбежало сто пятьдесят тысяч граждан.
В Варшаве проходили акции протеста против этой интервенции, только население маленького городишка Золоторыя от этих сведений было тщательно отрезано. Точно так же, как и простые солдаты, которым вдолбили, что им придется сражаться с немцами, поскольку, изображая туристов, те вторглись в Чехословакию, чтобы устроить там капитализм. Офицерам даже показывали снимки немецких отпускников, у которых под одеждой было спрятано оружие, и которые уже создали серьезные военные базы[34] ("Вхождение генералов", опубликованный в ежеквартальнике "Карта" № 06/1991 рапорт, посвященный военной операции "Дунай", содержит множество анкет, заполненных ее командирами. – Примечание Автора.). Чехи и словаки, якобы, пыли полностью одурачены западной пропагандой, поскольку слишком полюбили марки и доллары.
На сделанное недавно замечание, что это ведь какая-то чушь, как могли солдаты в 1968 году поверить в новую войну с Германией, один из тогдашних польских военачальников ответил, что солдаты поверили. "А разве совсем недавно весь мир не поверил, будто бы у Ирака имеется атомное оружие?" – спросил он[35] (О пропагандистской обработке военнослужащих Народной Польской Армии в августе 1968 года рассказывает полковник Ян Газаркевич, который участвовал в операции "Дунай"; беседа с Петром Липиньским "Сцены из жизни оккупанта" – "Дужы формат", приложение к "Газете Выборчей" от 19.08.2008. – Примечание Автора). Его поколение все еще помнило войну, отрицательное отношение к Германии было всеобщим. "Власти знали, что мы поверим во все нехорошее, сказанное про Германию, ведь детство я провел под оккупантами", - пояснял он.
Словом, польские солдаты ожидали, что в Градце Кралёве они будут сражаться чуть ли не с гитлеровцами.
Сопротивление чешского гражданского населения в отношении захватчиков было резким и организованным. По пути польской армии чехи выставляли баррикады из автобусов и тяжелой дорожной техники, создавали огненные стены из подожженных шин, что особенно опасно было для цистерн с топливом; на горных дорогах, где не было возможности маневра, они создавали завалы из деревьев и скальной породы; на долгие часы они опускали железнодорожные шлагбаумы, уверяя, что вот-вот должен проехать поезд; становились группами посреди дороги против танков.
Польская армия арестовывала устраивавших баррикады чехов и вывозила их в Польшу.
На стенах и в магазинных витринах появлялись надписи: "ПОЛЯКИ, ВЫ СОВЕРШИЛИ ТРАГИЧЕСКУЮ ОШИБКУ. ЗАЧЕМ ВЫ ПОЗВОЛИЛИ СЕБЯ ОБМАНУТЬ?!"
В Градце Кралёве польским солдатам раздавали листовку: