+10 000 000
Независимо от того, как далеко продвигались они вперед во Времени, путешествие всегда происходило одинаково. Свет, который на самом деле не свет, шум, который на самом деле не шум, — все напоминало взлет воздушного лайнера, и, как любой пассажир, Коул постепенно привыкал к новым ощущениям.
Путешествие во Времени уже не казалось ему странным. Разве он не занимался этим и раньше? Умение представлять будущее человечества — это определенный дар. Неужели это далекое и мирное будущее — результат той последовательности генов, которую они разыскивают? Несомненно, им расскажут об этом Старики, Los Viejos. Зачем же еще они разыскали Ли и Коула в таком далеком прошлом и провели их через миллионы лет в будущее?
Миллион лет! Вместе со своим спутником он несся по белоснежным волнам-барашкам Времени… Он открыл глаза, когда почувствовал, как остановился планер. Ли высвободил свою руку.
Они не дома. Первая мысль, которая пронзила все существо Коула: они не дома.
Они были на деревянной террасе, с которой открывался вид на широкую равнину и горы вдали. Силуэт гор был ему незнаком. До определенной высоты горы были покрыты травой золотистого и янтарного цвета, выше — снегом. Никаких камней, никакого льда, никаких деревьев. Жизнь здесь была не намного разнообразнее жизни на Луне.
— Куда, черт побери, нас теперь занесло, доктор Ли?
— Ты же видишь, что я занят цифрами, доктор Коул. У нас опять новый набор цифр.
Планер остановился перед круглым столом, за которым могли разместиться четыре человека. За столом сидел мужчина и улыбался им. Коул уже стал привыкать к тому, что миры, в которые они попадали, появляются в их сознании постепенно. Он догадывался, что мужчина сидел тут с самого начала и наблюдал за ними, как обычно наблюдают за пробуждающимся ребенком.
— Привет, — сказал ему Коул.
— Привет, — ответил мужчина. — Добро пожаловать. Хотите чашку чая?
— Может, у вас есть кофе? — спросил Ли.
— Конечно.
— Мы оба предпочли бы кофе, если это вас не затруднит.
— Нет, нисколько.
Мужчина был не белым и не черным, он принадлежал к желтой расе; лицо у него тоже было азиатское. Темные волосы стянуты сзади в хвост. На ногах вышитые шлепанцы, которые негромко зашаркали по полу, когда мужчина пошел в дом за кофе. Звали мужчину Хилари, на вид ему было лет шестьдесят. Коул уже не стеснялся спрашивать возраст людей, но люди перестали вести точный счет.
Нет, он не Старик. Коул знал, что спрашивать бесполезно, но все равно спросил.
На улице постепенно темнело. Сначала исчезли из виду горы, потом потемнело небо, свет горел только в доме за спиной. Коул почувствовал волну теплого воздуха, когда дверь открылась и закрылась за Хилари. Он слышал тихую, приглушенную музыку — странно, но она показалась ему знакомой.
— Может, вы расскажете нам, кто такие эти Старики? — спросил Ли. — И где нам найти их… и когда?
— Ага. — Хилари поставил чашки на стол. — А мы надеялись, что это известно вам! — И он объяснил, что Старики всего один раз вышли с ними на связь, чтобы сообщить о прибытии Ли и Коула. Для встречи были выбраны Хилари и его жена Брин, их отправили сюда, в местность без названия; они должны были принять гостей и направить их дальше. Брин уехала на день в Эдминидин в гости к их старшей дочери Пленти. К ужину она должна вернуться.
Хилари не закрыл за собой дверь, и Коул узнал музыку, которая доносилась из дома. Он слышал ее и в Париже. Майлс Дэвис [225], медленные, грустные звуки «Элегии в голубом».
Он спросил про Париж. Хилари никогда о нем не слышал. Европа — это сплошной девственный лес, совсем тихим шепотом сообщил РВР. Крупные города расположены по берегам Тихого и южной части Атлантического океана. Лагос, Бонэр, Горал и другие.
Похоже, РВР усовершенствовался. Теперь он отвечал на вопросы Коула до того, как тот успевал их задавать.
— Ты читаешь мои мысли? — нервно спросил Коул.
— Нет, нет, — ответил РВР. — Ты просто, видимо, проговариваешь вопросы про себя. Но если тебе это не нравится…
Нет, нет. Коул вполне доверял РВР.
В сумерках на равнине он различал какие-то формы. Что это — антилопы? Олени? Лошади? Они то бежали, то снова останавливались, снова бежали и снова останавливались — тени, мечущиеся по траве.
Ли все еще подсчитывал координаты их последнего прыжка, а РВР уже нашептывал Коулу на ухо точные цифры. Они улетели в будущее на десять миллионов лет (10 521 022); с момента Великой Переправы и начала истории человечества прошло 10 634 123 года.
«Почему ты просто не сказал эти цифры Ли?» — тихо спросил Коул.
«Потому что доктору Ли нравится самому доходить до всего», — так же тихо ответил РВР.
Кофе был крепким и сладким, Хилари подал его в маленьких фарфоровых чашечках. На чашке Коула был изображен дракон, вылетающий из тучи. Чтобы кофе был горячее, надо было провести пальцем по часовой стрелке по краю чашки, тогда дракон изрыгал красное пламя. Таким же способом можно было остудить напиток.
— Десять миллионов лет! — Ли закрыл свой мини-компьютер и сложил губы трубочкой, словно готовился присвистнуть. Хилари мрачно кивнул; действительно немало. Коул вдруг сообразил, что они с Ли для Хилари почти что первобытные люди, только что вышедшие из пещер.
Он оторвался от дракона на своей чашке и сказал:
— Десять миллионов лет! А мы все еще на Земле!
— Ну да, естественно! — ответил ему Хилари.
Коул был поражен, что человечество все еще существует, а Хилари решил, что он имеет в виду освоение космического пространства. Он объяснил им, что других планет, пригодных для жизни, просто нет. Иногда люди летают на Луну, на Марс же совсем редко, а колонии на лунах Сатурна и Юпитера вообще давно пришли в запустение. Добыча ископаемых на астероидах тоже сошла на нет; тяжелые металлы добывают путем переработки вторичного сырья.
Вселенная оказалась практически пустой. Ничего интересного, делать там нечего. Даже спустя десять миллионов лет никаких братьев по разуму…
Продолжительность человеческой жизни слегка увеличилась (но все еще не достигла отметки ста лет), соответственно уменьшилась рождаемость. Население планеты составляет примерно четыре миллиарда человек. (АРД вела точный подсчет, РВР сообщил Коулу цифру: 3 978 098 356.)
— А вот и один из них. — Хилари показал в сторону гор, голос его повеселел. Небольшой летательный аппарат перелетел через горную гряду и спускался в долину. Но Коул с Ли не смотрели на аппарат, они в изумлении наблюдали за тем, как волосы на голове Хилари вдруг улеглись длинными темными полосами.
Спустя несколько минут аппарат приземлился, из него вышла жена Хилари. Брин. Она очень грациозно проскользнула через какую-то жидкокристаллическую дверь, и лицо ее расплылось в улыбке.
Короткие тупые крылья аппарата были прозрачными; как только пропеллер остановился, они исчезли, как и дверь. Коул вспомнил о Женщине-Волшебнице, к тому же Брин была почти такой же красавицей. Даже, пожалуй, еще красивее; одета она была, по крайней мере, уж точно лучше: струящиеся шелковые брюки и кожаная куртка в стиле Амелии Эрхарт [226].
— Доктор Коул! Доктор Ли! — Она была моложе Хилари (так было принято и раньше), на вид можно было предположить, что ее предки родом из Индии, но кто знает, играет ли теперь наследственность какую-нибудь роль? Существует ли сама Индия? Интересно, подумал Коул. (РВР ответил ему: нет, хотя несколько языков индийской группы осталось.) Кожа у Брин была светло-коричневого цвета. Волосы были красиво уложены на голове, и Коул подумал, что, может быть, ее прическа тоже изменилась при приземлении, как у Хилари.
— Мы с Хилари не можем уезжать вместе, — сказала она и пригласила их в дом. — Это главная проблема в данный момент.
Коул понял, что они сидели на террасе, только чтобы дождаться ее. Она была намного разговорчивее Хилари, да и он в ее присутствии разговорился. Момент прибытия Ли и Коула был рассчитан с точностью плюс-минус четыре месяца. Брин объясняла все это, пока они с Хилари готовили вместе обед. Это ожидание оказалось для них обоих приятным отдыхом, возможностью провести вместе несколько месяцев в далекой и красивой местности, в которую АРД не допускала людей. Поэтому местность не имела названия; названия считались тоже неким насилием над землей, ненужной отметиной.
— Мы просто зовем это место «домом», — сказала Брин. Дома вырастали сами собой за несколько месяцев; этот дом сразу после отъезда Хилари и Брин быстро превратится в компост, подобно прошлогодней траве.
В жизни семейных пар наблюдается любопытный феномен. Коул это давно заметил. Огонь юной любви иногда повторяется заново после того, как дети уже выросли, а тело утратило былую молодость. Он помнил, как сверкал этот огонь любви между бабушкой и дедушкой в Теннесси (но никогда он ничего подобного не видел между матерью и кем-либо из мужчин); теперь он снова наблюдал тот же огонь между Хилари и Брин. Да, они, конечно, не оставляли без внимания его и Ли; они приготовили замечательный ужин. Но все время, пока они резали, мешали, колдовали над плитой, они не сводили друг с друга глаз, а руки их сами собой тянулись к другому. Коул был тронут до глубины души, но тем острее почувствовал свое одиночество.
Пили темное солодовое виски. Как и Майлс Дэвис, виски сохранился в своем первозданном виде. Десять миллионов лет! Плиты не было, только одна большая кастрюля, которая сама нагревалась, стоило Хилари бросить в нее кусочки мяса (Коулу сказали, что едят они конину), картофель и лук-порей.
РВР сообщил, что блюдо монгольское, и даже умудрился «показать» Коулу карту — она спроецировалась прямо у него в голове. Коула этот новый трюк впечатлил, но и встревожил одновременно.
Континенты остались почти такими же, как и в его время, разве что Северная и Южная Америка отделились друг от друга, но это им уже было известно. Шотландия тоже стала отдельным островом, а Европа уменьшилась в размерах. Великие озера исчезли. Африка была готова вот-вот разделиться на две части — на месте Конго теперь далеко в глубь континента вдавался морской залив. Равнина, которая лежала перед их взором, находилась неподалеку от высокогорий Тибета.
Коул хотел «увидеть» города, но потом понял, что нельзя вести себя так невежливо по отношению к хозяевам, и снова принял участие в беседе за столом.
— Что случилось с вашими волосами? — спросил Ли.
— РВР, — ответил Хилари и протянул руку к уху, чтобы погладить РВР. — Он уловил мое возбуждение и радость оттого, что Брин возвращается домой, и позаботился о том, чтобы я выглядел красиво.
— Я имею в виду, как именно это произошло физически? — уточнил Ли.
— Физически? То есть как были произведены движения? Наверное, это электрическая плазма. Вам лучше спросить у РВР. В основном все работает от электричества или чего-то в этом духе.
Коул протянул руку и дотронулся до РВР.
— С волосами очень просто, — прошептал тот ему на ухо, словно больше ничего и объяснять было не надо. — Я скопировал древнеафриканскую прическу.
— Еще до моего времени, — заметил Коул.
— Нет, после.
Был подан ужин: маленькие заостренные хлебцы с кониной и пенистое пиво, которое становилось холодным прямо во рту. За кофе Хилари показал Ли и Коулу фотографии их детей; фотографии были трехмерными, они прямо-таки плавали в воздухе. Коул обнаружил, что при помощи глаз может поворачивать фотографии туда-сюда. Их дочь Пис занималась медициной, в основном травматологией, потому что за диагностикой и лечением следили наноботы, которых внедряли прямо в кровь пациенту. Пленти жила в Эдминидине, на берегу моря, она помогала налаживать работу морской фермы и «пробовала себя в литературе».
— Она писательница?
— Нет, нет, — замотал головой Хилари. — Уже так много всего написано, представляете? Нам и это все не прочитать, так зачем писать еще?
Хилари и Брин показали Коулу и Ли свою библиотеку. Книги открывались с обратной стороны, а шрифт был какой-то смесью кириллицы с китайскими иероглифами, но напечатано все было чернилами (или чем-то очень похожим на чернила) на бумаге (или на чем-то очень похожем на бумагу).
Когда Коул пробежал пальцем по странице, шрифт превратился в английский. Но он захлопнул книгу, ему вовсе не хотелось читать.
— Руки похожи на книги, — с одобрением заметил Ли. — Руки и глаза. — Авторы были в основном знакомые: Тассо, Цицерон, Кинг, Бруно, Шекспир, Лафферти, Драйден, Уильве, Гург, И. Лун.
Коул попытался найти своих любимых авторов: Дика, Хаймза, Эбби, Сандоза. Но их либо уже забыли совсем, либо в этой библиотеке не было их книг.
По словам Брин, музыка, как и литература, исчерпала себя, хотя на деле никто не говорил слова «исчерпала». Брин сама играла на гитаре, лишь для себя. Коул решил, что она, скорее всего, скромничает, но потом она сыграла для него — действительно ничего особенного. Они снова вышли на террасу и, сидя за столом и наблюдая заход солнца, раскурили трубку. Коул думал, что курить будут марихуану или какую-нибудь новую, не известную раньше травку, но в трубке был обыкновенный табак. Отказываться было неприлично. Он не курил уже лет одиннадцать (бросить его заставила та, предыдущая Хелен), и потому от первой же затяжки его бросило в жар.
Заходящее солнце казалось больше обычного. Хилари объяснил им, что за последние полтора миллиона лет усилилась звездная радиация, такого не наблюдалось вот уже три миллиарда лет. Человечество совместно с АРД разработало проект атмосферной компенсации.
— Выпьете чего-нибудь еще? — спросила Брин.
— Виски замечательное, — заметил Ли. — Это единственное, что прекрасно удалось вам, европейцам. — Он подмигнул, давая понять, что специально поддразнивает Коула, которому было ровным счетом наплевать. В этот вечер Коул уже выпил немало виски, но ведь это было десять миллионов лет тому назад, и он подставил свой стакан Хилари.
Солнце село, теперь светились только заснеженные вершины гор. Коул заметил, как высоко в небе блеснул самолет, но никакого белого следа видно не было. Эти люди, казалось, вообще не оставляли никаких следов ни на Земле, ни на небе. А какая тут земля! Какое небо!
— Прекрасно! — сказал он своему РВР, но ответил ему Ли:
— Прекрасно?
— Ты сказал тогда, в Париже, — Коул передал трубку Ли, — что человечество получило дар — жить в таком красивом, прекрасном мире, да еще миллионы лет. Оно этого не заслужило.
— Прекрасно то, что человек умеет меняться, — ответил Ли. — Человек лишь тростинка, но тростинка думающая. Он может выбирать, принимать решения.
Выбирать? Коул совсем не был в этом уверен. Он считал, что если человеку дается возможность выбора, он всегда выбирает худшее.
— Это ваших рук дело, — сказал Хилари. — Именно вы прошли путь от выживания в этом мире к контролю над ним и далее к сотрудничеству с ним. Вы были жертвой, добычей, потом стали хищником, а потом заботливым другом, и все это меньше чем за сто поколений.
— Тогда это казалось ужасно медленным процессом, — ответил Коул. — И до сих пор так кажется.
— Сто поколений — это ничто, — сказала Брин. — Мы особый биологический вид, единственный вид, который — к добру или нет — имеет такую власть над окружающей средой. Но мы и сами являемся составной частью окружающей среды. Мы все же биологический вид, все наши желания заключены не только в голове, ими пропитано все, до последней косточки.
— А хотим мы… — Коул замолчал, все посмотрели на него. — Вот это. — Он обвел рукой все вокруг себя: и небо, и заход солнца, и виски, и сидевших с ним людей, и табак, и утопающую в сумерках равнину…
— Все это принадлежит нам и будет всегда принадлежать нам, только если мы научимся не разрушать, а сосуществовать с ним, — промолвил Ли.
Как может он говорить о будущем, находясь здесь, в далеком-далеком будущем? Коул совсем запутался. Но если судить по словам Ли, то человечество только-только начало свой жизненный путь.
— Тогда мы сможем наслаждаться жизнью, жизнью долгой и счастливой, как живут все благополучные биологические виды, — где-то от десяти до сотни миллионов лет.
Коул слышал все это и раньше, но совсем не возражал против того, чтобы Ли снова высказал свою теорию. Десять миллионов лет. Значит, если человечеству суждено прожить сотню миллионов лет, сейчас ему всего десять. Люди только начинают жить. Он ощущал себя бессмертным. А может, все дело в хорошем виски, табаке и прекрасном закате?
— Взрыв начался в ваше время, — сказала Брин, — в сельском хозяйстве, городах. Переизбыток. Мы прекратили мотаться по всему свету. Ваше поколение, жившее с тысяча пятисотого года по две тысячи пятисотый, видело самый его конец. И пробовало что-то сделать. Наверное, вам пришлось туго.
— Да, — ответил Ли. — Пять тысяч лет или пять сотен. Из вашего далекого будущего разница небольшая.
— Но самое главное, что вам все-таки удалось это, — сказала Брин; она снова раскурила трубку и передала ее Коулу. — Были ведь люди, которые считали, что человечеству лучше прожить короткую, но яркую жизнь — как Джими Хендрикс [227].
Коул усмехнулся:
— Вы слышали о Хендриксе?
— Естественно, — ответила Брин. — Эпоха Империй. Перед тем как отправиться сюда, мы с Хилом специально изучали ее. А это не так-то просто. Я даже могу немного говорить по-английски. Не переводи, РВР. Дай я попробую сама.
Она произнесла что-то, но понять ее слова было невозможно. Коул и Ли вежливо улыбнулись. Коул узнал улыбку Ли — та самая таинственная улыбка, которой он всегда улыбался Коулу до появления РВР.
Этот вечер Коулу никогда не забыть — так красиво было тут, так приятно было рядом с любящими друг друга Хилари и Брин, которые сами были несказанно рады, что могут, пусть и недолго, пожить в нетронутом природном уголке.
— АРД лишь изредка позволяет делать краткие вылазки в так называемые «Открытые зоны» (которые закрыты для нас), — продолжала Брин. — Нас выбросили из Эдема десять миллионов лет тому назад. Можно было бы уже и привыкнуть. Мы живем в городах, а в «Открытые зоны» выезжаем на охоту, в походы или чтобы приглядывать за скотом.
— На охоту? — спросил Ли. — Неужели вы все еще этим занимаетесь?
— Врожденный инстинкт, — ответил Хилари. — Часто говорят, что АРД не любит нас, но я с этим не согласен. АРД любит древних людей, тех, что ее убивали. Человека кровопускающего. АРД поддерживает убийства. Мы поняли это во время войн АРД.
Войны АРД начались около двухсот шестидесяти тысяч лет тому назад с движения против РВР. Группа людей из бывшей Индии на основе видений и предсказаний выдвинула идею, что РВР — это злобная, недоброжелательная сущность. Они перебрались жить в дикие края. За ними двинулось множество пилигримов, сотни тысяч. С разрешения АРД они основывали колонии в самых отдаленных точках земного шара, им помогали и оставшиеся в городах люди. В больших городах и небольших поселениях проживало около семи миллиардов людей (6,756 миллиона). Прошло примерно двести тысяч лет, и о «пилигримах» забыли все, кроме историков (и конечно, самих АРД и РВР), но после нескольких землетрясений и наводнений вдруг появился поток беженцев. АРД не поладила с колонистами и разрушила их поселения. Повторялись Содом и Гоморра. Некоторые беженцы добрались до городов, но никто не понимал их языка, да и на людей они уже мало походили. Они опустились до стадии гуманоидов (вот откуда появляется, подумал Коул, мусор в наших ДНК) и не могли вступать в брак с людьми. Они умерли от тяжелых болезней и от разрыва сердца. Это был последний процесс видообразования в истории человеческой расы, и он оказался регрессивным.
— И больше никаких разумных форм жизни?
Коул знал ответ, но не мог не спросить. На небе одна за другой появлялись звезды. Знакомых созвездий он не нашел; но он и раньше плохо в них разбирался. Сейчас не было видно даже ковша Большой Медведицы. Исчез со Временем.
— Даже говорить не о чем, — ответил Хилари. — А тем более не с кем. В основном плесневые грибки и слизи. Не слишком интересные собеседники.
— Кстати… — Коул заметил, что рядом с домом пасутся пони.
— Они любят людей, — заметила Брин.
— Как собаки, — сказал Ли.
Оказалось, что ни Хилари, ни Брин никогда не видели и не гладили собак. Собаки давным-давно вымерли.
— Расскажите нам о собаках, — попросил Хилари, и Коул рассказал все, что знал, — начиная с того момента, когда те впервые увидели костры людей и подкрались поближе, чтобы узнать, что это такое. Хилари и Брин слушали, как показалось Коулу, без особого интереса. Долгая дружба между человеком и животным давно закончилась. Люди забыли о собаках.
— Прекрасная история, — сказал РВР.
Пони собрались у террасы — маленькие, тихие и бесформенные в сгустившейся тьме, а люди курили и продолжали разговор. Другие животные любят человека-разрушителя не меньше, чем он любит их, а иногда даже больше). Так думал Коул. Хотя мы убиваем их и едим их плоть, они все равно любят нас. Разве это плохо? Жизнь тоже убивает нас, потихоньку съедает, но мы по-своему преклоняемся перед ней. И из кожи вон лезем ради нее.
Вино было первоклассным. Ничего удивительного, решил Коул. Разве за десять миллионов лет могло остаться плохое вино? Потому и одежда на них так прекрасно сидит. Интересно, какими показались они с Ли Хилари и Брин, особенно Ли в его жуткой куртке-сафари (к которой сам Коул уже привык)? Этого они, конечно, никогда не узнают. Замечательная пара из будущего отличалась не только искренней и глубокой любовью, но еще и прекрасными манерами. Оба держались предельно тактично и доброжелательно, в их поведении был стиль, не исключавший и некоторую «изюминку» в поведении.
Преступления, печаль, даже катастрофы — все это до сих пор присутствовало в жизни людей. Но войн больше не было. Война — это санкционированные преступления, а такое было немыслимо и неприемлемо. Коул посмотрел на звезды, они показались ему еще более холодными, более далекими, чем обычно, ведь теперь он знал наверняка, что там никакой жизни нет. Раньше ему, как и всем нам, как и первым людям на Земле, звезды казались огнями далекого большого города. Мы всегда так стремились к ним, так мечтали, что нас встретят с радостью. А теперь Коул знал, что все наши надежды и мечты оказались пустыми. Людям осталась лишь маленькая планета Земля. Мы оказались в таком одиночестве, о котором даже не подозревали.
Коул загрустил. Даже собака, друг человека, исчезла в темных водах океана Времени.
— Совсем ничего, — промолвил Коул, глядя вверх. — Никого. Трудно поверить, что во всей этой бесконечности…
— Уже поздно, — прервала его Брин. — Хотите покататься?
Пони любили, когда люди ездили на них верхом. Это хоть как-то оправдывало их фокусы. Коул вспомнил неутомимых исландских пони, на которых они вместе со второй Хелен ездили во время медового месяца. Тогда чернокожий мужчина в Исландии был большой редкостью. Исландцы думали, что Коул джазист. Его спрашивали о Майлсе Дэвисе, а он делал вид, что знает великого музыканта. В какой-то степени это было правдой; однажды, будучи еще ребенком, он действительно видел его — Коул тогда ходил со своим дядюшкой Уиллом, который продавал мечты в виде наркотиков богачам и знаменитостям.
Интересно, это облака на Луне? Да. Брин объяснила, что это результат столкновения Луны с кометой, которое произошло много лет тому назад. Комету тогда сохранили ради ее запасов льда, их использовали на Луне, но в результате оба полюса Луны окутал прозрачный туман. Ли сказал, что это ему известно. Он сказал, что заметил белые шапки на горах; Брин и Хилари захотели послушать о Зуи, которая жила около десяти миллионов лет тому назад. Для них Зуи была почти современницей Коула и Ли.
Брин и Хилари придержали своих пони и пустили их шагом, чтобы взяться за руки. Скоро Коул и Ли улетят, а им придется вернуться в Эдминидин, приморский город на побережье Китая. Они с удовольствием снова будут жить среди друзей и знакомых, рядом со своими детьми. Но им будет так недоставать этих пони, этих звезд, этого океана травы.
Коулу тоже. Он ехал верхом на пони по равнине, пропахшей травой, без седла — как настоящий индеец. На небе сияли звезды. Он не знал этих созвездий — те, старые созвездия его эпохи были утрачены навсегда. Короткий путь из Африки в Америку за сотню тысяч лет до его рождения ничто по сравнению с десятью миллионами лет после того — за это время преобразились и Солнечная система, и вся Галактика. Он снова посмотрел на небо — дыру в космос — и впервые осознал всем своим нутром необъятность и необозримость пути, на который встало человечество, когда оно впервые взглянуло вверх на звезды.
А что, если бы люди знали тогда то, что знает он теперь, — подумал Коул, — что Вселенная пуста? Что люди подобны ребенку, который остался один в огромном пустом доме? Все о нем забыли… даже хуже чем забыли. Хуже чем бросили. Он один, один навечно — с самого начала до самого конца. Из пепла восстал, в пепел превратится, но все время будет один, один. Неужели человечество все равно выжило бы, нашло бы в себе силы?
— Коул. Труба зовет.
Бип-бип. Ли показал Коулу свой мини-компьютер. Курсор мигал — пора лететь.
Впереди ехали Хилари и Брин. Они ехали обнявшись — не совсем удобно, но так трогательно. Дом светился, как маяк, как далекий корабль в океане травы, как ближняя звезда.
— Что случится; — принялся размышлять вслух Коул, пока они ехали в сторону дома, — что случится, если мы не нажмем кнопку «ВОЗВРАТ»? Если мы останемся здесь?
— АРД не допустит этого, — ответил Ли.
— Я не имел в виду конкретно это место. Я имел в виду эту Землю и этих замечательных людей.
— И забудем, зачем мы оказались здесь, зачем нас послали?
— Ты имеешь в виду «Дорогое Аббатство»? Я теперь очень сомневаюсь в том, стоит ли вообще проводить в жизнь этот план, даже если мы найдем то, что ищем, и благополучно вернемся в наше время.
— Мне кажется, что не нам это решать, Коул, — ответил Ли и пришпорил своего пони.
Коул опять посмотрел вверх на такие вечные, спокойные, такие незнакомые звезды и содрогнулся, а потом тоже пришпорил пони.