Глава девятнадцатая

Сержант Берт Саймондз подошел к «Мермайд Инн» с черного хода и остановился на пороге, чтобы стряхнуть хлопья белого снега с куртки. Он огляделся вокруг, высматривая человека, которого описала библиотекарь. Она сказала, что этот мужчина похож на журналиста: молодой, хорошо говорит, у него небрежно зачесанные светлые волосы и коричневый кожаный пиджак.

Гостиница «Мермайд», которая стояла на одной из самых известных улиц в Рае, когда-то была любимым местом Берта. Она не изменилась с пятнадцатого столетия: черные трещины на деревянных стенах, старинные деревянные скамейки, огромные резные камины, такие большие, что в них можно зажарить быка. Берт все еще любил это место, но за последние годы гостиница стала привлекать слишком много гостей. Берту нравилось, что туристы приезжают в Рай, но все же, когда у него выпадала свободная минутка, он любил посидеть в баре с простыми людьми. В эти дни в «Мермайд» было много шумных американцев, но хуже всех были гонщики из Лондона, приехавшие на спортивных машинах.

Из-за снежной бури, которая разыгралась вечером, местные жители сидели по домам. В баре было несколько приезжих. Там расположилась элегантная парочка и одинокий мужчина, сидевший у двери. Ему было лет сорок, он сильно набрался, а это было несвойственно журналистам. У камина сидели две парочки, через всю комнату был слышен их американский акцент.

Берт уже собирался уходить, как вдруг увидел молодого человека, сидевшего в углу. Его было почти не видно из-за деревянной балки. Молодой человек изучал какие-то записи в блокноте. На нем был темно-синий свитер, а не кожаный пиджак, но Берт знал, что в январе в Рае не могло быть двух красивых незнакомцев.

Берт подошел к нему и улыбнулся.

— Угостить вас пивом? — спросил он, поднимая пустой бокал.

Молодой человек удивился такой щедрости со стороны незнакомца.

— Я сержант Саймондз из местной полиции, — объяснил Берт. — Я слышал, что вы наводите какие-то справки, и хотел бы поговорить с вами об этом, если вы не возражаете.

Молодой человек вскочил и протянул руку.

— Ник Осборн, — представился он. — Сейчас я принесу что-нибудь выпить.

Берт возразил и сам заказал два горьких пива.

— Кто вам сказал, что я наводил справки? — спросил Ник, когда сержант вернулся с пивом. Ник подумал, что ему следовало бы догадаться, что этот человек полицейский, хотя бы по униформе. Выглядел он на сорок пять лет. Это был крепкий мужчина с мужественным лицом, голубыми глазами и коротко стриженными волосами. У него был приятный голос, слишком мягкий для такого большого мужчины. Он говорил с небольшим сассекским акцентом.

— Скажем так, у меня свои источники информации, — ответил Берт, дружелюбно улыбнувшись. — Полагаю, вы мне скажете, почему вас заинтересовала эта утопленница.

Ник был захвачен врасплох. Он приехал в Рай в два часа дня и сразу пошел в библиотеку. Он почувствовал враждебность со стороны библиотекаря, когда попросил номера местной газеты за 1965 год, но списал это на ее лень.

— Копаться в прошлом считается в Рае преступлением? — спросил Ник, стараясь сохранить спокойствие.

Две пары, сидевшие у камина, встали и ушли, скорее всего, в соседний зал на ужин. Ник уже съел пару бутербродов, так как меню в этом ресторане было слишком дорогим для него.

— Может, было что-то странное в смерти Бонни Нортон и вы не хотите, чтобы все об этом узнали?

— Давайте пересядем в огню, — предложил Берт. Теперь они были практически одни в баре, не считая одинокого мужчину и бармена, которые о чем-то оживленно беседовали.

— Вот так-то лучше, — вздохнул Берт, когда они удобно устроились у камина. Он достал сигареты и предложил одну Нику. — Я буду с вами откровенен. Жителям Рая до смерти надоели журналисты, которые раскапывают эту историю. Ради Бога, оставьте нас в покое.

Ник взял сигарету. Он был смущен. В статьях, которые он прочитал, не было ничего сенсационного, скорее это было даже скучно.

— Я думаю, вы меня неправильно поняли. Я актер, а не журналист, — пояснил Ник.

— Только не говорите, что кто-то решил снять об этом фильм, — сказал полицейский, тяжело вздохнув.

— Я не пишу статью и не снимаю фильм, — произнес Ник. — Я просто пытаюсь найти Камелию Нортон, дочь той женщины. Я надеялся, что кто-то мне сможет помочь в ее родном городе, но, похоже, я ошибался.

— Камелия? Вы ее знаете?

— Конечно, — кивнул Ник. — Иначе я не стал бы ее искать. Последние два года она работала у моего отца.

Ник достал из бумажника визитку «Окландз» и передал ее Берту. А затем показал фотографию, на которой были он с Мэл. Магнус сфотографировал их прошлым летом в Уэстон-сьюпер-Мэр.

— Этого достаточно? — спросил Ник с сарказмом. — Надеюсь, вы мне скажете, была ли она здесь последние три-четыре месяца?

Берт внимательно посмотрел на снимок. Темноволосая стройная девушка с темным загаром в простом хлопковом платье показалась ему незнакомой.

— Это Камелия? — удивился он.

Раздражение Ника возрастало.

— Похоже, вы никогда ее не видели?

— Ну, тут-то вы ошибаетесь, — сказал Берт строго. — Я знал Камелию, когда она была еще ребенком. Просто я не узнал ее на фотографии. А была ли она здесь? Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из жителей Рая узнал бы в этой девушке дочь Бонни Нортон. Что она сделала?

Ник нахмурился.

— Сделала? Что вы имеете в виду? Какую должность она занимала в нашем отеле?

— Нет, я хочу спросить, она обокрала вас? Или обманула?

— Почему вы так думаете? — воскликнул Ник. Он был готов устроить скандал. — Мэл на такое не способна!

На какой-то момент полицейский смутился. Он был сконфужен так же, как и Ник.

— Простите. Просто о ней такое писали в газетах, что я превратился в циника, как и все.

Нику стало не по себе, по спине побежали мурашки.

— Мне кажется, мистер Саймондз, — сказал он, — что мы с вами говорим о разных вещах. Вы меня для чего-то разыскали, к тому же вы дольше знакомы с Мэл. Я думаю, вы должны рассказать мне все, что о ней знаете.

Берта охватило странное чувство. Сегодня он пришел сюда, чтобы удостовериться в том, что больше не будет никаких сумасшедших статей, появившихся в газетах три или четыре года назад. Толпы журналистов рыскали по городу в поисках грязных историй о Камелии, после того как на нее напали в Челси, а потом после смерти ее подруги. Так они разузнали о смерти Бонни Нортон.

Власти города, торговцы и рабочие были возмущены, когда их красивый город стали связывать с наркотиками, порнографией и проституцией. Жители запаниковали, когда журналисты начали фотографировать старый дом Нортонов на Мермайд-стрит и реку, в которой нашли тело Бонни. Когда Берт узнал, что сегодня опять задавали вопросы о Камелии, он подумал, что она стала героиней очередного скандала.

Целью Саймондза было предотвратить антирекламу города, но ему хотелось узнать, что случилось с Камелией, так как когда-то он относился к ней как к дочери. Шестое чувство подсказывало ему, что этот молодой человек влюблен в Камелию. Берт понимал, что если он не скажет Нику правду, то это сделает кто-то другой. Но чужая версия может быть не столь точной и аргументированной, как его.

Берт рассказал обо всем — чистые, неприукрашенные факты. Но Ник все равно побледнел.

— Мне очень жаль, что именно мне пришлось вам все это выложить, — проговорил Берт, осторожно коснувшись руки Ника. Ему хотелось бы сейчас сидеть дома у камина. — Понимаете, мне очень нравилась Камелия, когда она была маленькой. Именно я нашел тело Бонни и рассказал об этом девочке. Никто в Рае не знает историю их семьи лучше, чем я. Должен сказать, что, учитывая пример ее матери, несложно поверить в то, что Камелия на какое-то время могла сойти с правильного пути.

— Меня беспокоит не это. — В горле Ника застрял ком. — Мэл предупреждала меня, что у нее тяжелое прошлое. Она сказала, что работала в ночном клубе, она даже сообщила мне о том, что ее подруга умерла от передозировки наркотиков. Я поражен тем, что не связал тот случай из газет с ее рассказом. Я хорошо помню о нем.

Берт пошел к бару, а Ник стал вспоминать. В 1970 году он тоже жил в Челси и часто выпивал в «Элм» — в пабе, который находился за углом Бифорт-стрит. Тогда ходило много шуток о случае с американцем и «хозяюшкой» из ночного клуба.

«Как бы ты назвал связанную проститутку?» — «Легка и доступна». — «Какая любимая песня связанной проститутки?» — «Извивайся на работе».

Ник ужаснулся оттого, что тогда эти шутки казались ему смешными. В нем не было ни капли жалости к той девушке. Он даже не обратил внимания на ее необычное имя. Он думал только о том, что она, наверное, это заслужила.

Берт вернулся с двумя стаканами виски. Он посмотрел на потрясенное лицо Ника, и ему стало его жаль. Он был так же шокирован, когда узнал о том, что произошло с Камелией. Ему стало грустно, что жизнь была к ней так жестока.

— Угощайся, — сказал Берт, передавая Нику один стакан с виски. — Я не могу забрать слова обратно и не могу сказать, где она сейчас. Но, возможно, я могу сообщить кое-что, что может тебе пригодиться. Но сначала расскажи мне свою историю. Зови меня просто Берт, меня все так зовут.

Несколько минут Ник собирался с мыслями. Он не хотел говорить, что Мэл скрыла улики, оставшиеся после смерти матери, и заботился о репутации своего отца. Но полицейский казался честным человеком, к тому же он испытывал глубокую симпатию к Мэл. Придется довериться ему, чтобы узнать больше.

Ник сделал большой глоток виски и рассказал все, что знал. Берт внимательно слушал, при этом на его лице отразилось сочувствие.

— Во-первых, — сказал Берт, когда Ник закончил, — мне трудно поверить в то, что Камелия не дочь Джона Нортона. Она такая же темноволосая, как он, и такая же серьезная. Они были настоящие отец и дочь. Джон обожал ее. В пятидесятых годах казалось странным, если мужчина был сильно привязан к детям, но Нортон был именно таким. Он часто ездил в командировки, в каких только странах он не побывал, но когда бывал дома, то часто гулял с Камелией, водил ее на качели в Салтс. Она была воспитанной девочкой. Он научил Камелию читать задолго до того, как она пошла в школу.

Берт рассказал, как Нортоны развлекались в то время, когда он молодым констеблем приехал в Рай, как он разговаривал с Камелией, когда она сидела на ступеньках. Он покраснел, когда заговорил о Бонни. Ник догадался, что Берт тоже был к ней неравнодушен.

— Все были потрясены смертью Джона, — продолжал Берт. — Вы, вероятно, уже проходили по Мермайд-стрит и заметили, как близко дома стоят друг к другу? Сейчас в них живут богачи, но в пятидесятых годах там жили обычные люди. Все друг друга знали. Нортонов любили, несмотря на то что они были новичками и жили намного лучше соседей. Смерть принять легче, когда умирает старый или больной человек. Но Джону было только сорок лет, к тому же он оставил красавицу жену и шестилетнюю дочь.

— Бонни оплакивала его? — спросил Ник.

— Да, около месяца она была в трауре. Думаю, Бонни так и не оправилась после смерти Джона. Она не смогла найти мужчину, который бы занял его место. — Берт замолчал, словно разрывался между собственным мнением и мнением других людей. — Некоторые считают, что Бонни грустила недостаточно долго. Тебе могут сказать, что не успел Джон Нортон остыть, как она надела розовое платье. С годами Бонни стала притчей во языцех. Сложно было найти хотя бы одного человека, который бы не считал, что она была рада овдоветь.

— А Камелия, как она приняла все это?

— Внешне довольно спокойно. Но она всегда была тихим ребенком. Трудно сказать, что на самом деле происходило в ее душе. Мне было сложно тогда, я был еще молод. Я хотел заходить к ним так же, как и при жизни Джона, но маленький городок — это маленький городок, и мне приходилось держаться на расстоянии.

Ник молча сидел, обдумывая только что услышанное и сопоставляя все это с историями Магнуса и Джека.

— У меня есть причины полагать, что в 1954 году Бонни попала в неприятную ситуацию, — наконец проговорил он. — Примерно в это время она снова встретилась с моим отцом и двумя другими мужчинами. Вы можете вспомнить, что произошло в тот год?

Берт нахмурился, пытаясь вспомнить.

— Роджер Банистер пробежал милю за четыре минуты, все перестали есть сладости, — припомнил он. — Первое я помню, потому что сам в то время был бегуном, но он опередил меня ненамного. Что касается второго. Однажды я пришел к Нортонам, а Бонни ела большую плитку шоколада, которую только что купила. Она рассказала мне историю о том, как заставила своего друга украсть такую шоколадку в деревенском магазине, а потом шантажировала его, требуя, чтобы он сделал ее членом мальчишеской банды. Затем она рассказала историю о том, как она тонула.

— Я тоже об этом слышал, даже встречался с парнем, который ее спас, — улыбнулся Ник. Он был рад, что старые истории подтверждались. Картина становилась яснее. — Но можете ли вы вспомнить что-то относительно Нортонов?

Берт задумался.

— Да! — воскликнул он, внезапно оживившись. — Хелен Фостер, голливудская актриса, приехала к ним в гости. Все только об этом и говорили. Тогда она была очень популярна, на ее фильмы выстраивались огромные очереди. В Рай впервые приехала звезда такого масштаба. Я видел ее вместе с Бонни в большом черном «Даймлере». Они ехали в сторону Гастингса. Камелия сидела на заднем сиденье и махала рукой, как член королевской семьи.

Ник наклонился вперед и внимательно слушал.

— Бонни рассказывала вам об этом визите?

— Говорила ли она? — засмеялся Берт. — Во всем Рае не было ни одного человека, который не знал бы о том, что приехала Хелен Фостер.

— Я имею в виду после, — уточнил Ник.

— Нет, она не рассказывала, — покачал головой Берт. — Более того, она не сказала ни слова. Это действительно странно, учитывая то, как много Бонни рассказывала раньше о том, как они с Хелен вместе выступали и как Бонни отказалась от роли в фильме, чтобы выйти замуж за Джона.

Ник улыбнулся. Своими рассказами Бонни сделала из себя легенду. Сейчас он впервые слышал о роли в фильме!

— Как вы думаете, почему она ничего об этом не говорила?

Берт пожал плечами.

— Кто знает! Может быть, они поссорились. Я не помню, чтобы Бонни упоминала о Хелен после ее отъезда. Я только сейчас об этом подумал. Хелен больше не приезжала в Рай. Я бы это запомнил.

— Мне сказали, что в то лето она написала Бонни, заявив, что ее жизнь распадается на части. Вы ничего об этом не знаете?

Берт понимающе посмотрел на Ника.

— Мне Бонни никогда не говорила ничего подобного. Иногда женщины становятся очень скрытными. Нам, мужчинам, этого не понять. Бонни всегда любила быть в центре внимания. Может быть, после визита Хелен она почувствовала себя неудачницей.

Ник подумал о том, что в то лето Бонни потребовала к себе внимания не потому, что почувствовала себя неудачницей. Причина была гораздо серьезней. Так как Берт больше ничего не мог сказать по этому поводу, они перешли к тому, что случилось после смерти Джона.

— С каждым днем поведение Бонни становилось все ужаснее, — грустно продолжал Берт. — Она тратила деньги на одежду с такой скоростью, как будто сорвала джекпот. Она устраивала здесь большие вечеринки и не оплачивала счета. Иногда она уезжала в Лондон и останавливалась в шикарных отелях. Тогда мы думали, что Джон оставил ей целое состояние. Мне казалось странным, что все их лондонские друзья, которые часто приходили к ним в гости при жизни Джона, внезапно забыли о ней. Ходили слухи, что любой мужчина рядом с Бонни был в опасности. А потом она сильно запила. Я видел ее настолько пьяной, что она не держалась на ногах. Она шутя говорила о том, как хорошо, что она жила рядом с баром!

— Бедная Камелия, ей пришлось все это вытерпеть!

— Это был ужас. — Берт глубоко вздохнул. — Бедная девочка толстела с каждым днем и замыкалась в себе. У нее не было друзей. Матери не разрешали своим детям играть с ней.

Берт продолжал, и Нику стало плохо. Все было намного хуже, чем Мэл рассказывала его отцу. Он слушал о работниках, которые приехали забрать мебель с Мермайд-стрит, о пьяных вечеринках на Фишмаркет-стрит, о мужчинах, которые приходили и уходили. Когда Берт описал тот вечер, когда Камелия шла пешком из Гастингса, слезы навернулись на глаза Ника.

Ему тоже было стыдно за свое поведение после смерти матери. Магнус какое-то время держался в стороне и посещал не все спортивные соревнования, но если сравнить это с тем, через что прошла Мэл, его годы юности были похожи на радостный пикник.

— После того случая моя мать подружилась с Камелией, — продолжал Берт. — Она научила ее готовить, утюжить, шить и вязать — всем тем вещам, которым должна была научить ее Бонни. Несмотря ни на что, Камелия никогда не жаловалась на свою мать, она просто говорила, что Бонни такая, какая есть. Как только Камелия повзрослела, на летние каникулы она устроилась работать в булочной. Именно тогда и умерла Бонни. Я сказал вам, что никто не узнал бы Камелию, если бы она вдруг появилась в городе, потому что тогда она была совсем не такой, как на фотографии. Она была очень толстой, Ник. В пятнадцать лет она весила, по крайней мере, килограммов восемьдесят.

— Правда? — Ник не мог представить Мэл полной. Он вспомнил, как Камелия посоветовала одной из официанток сесть на диету и составила для нее график потери веса. Вспомнил, как Мэл подбадривала девушку каждый раз, когда та сбрасывала килограмм. Теперь он понимал, почему она принимала все это так близко к сердцу.

— Что же мне теперь делать? — спросил Ник. — Я даже не представляю, где ее искать.

— Мне хотелось бы вам помочь, — растерянно произнес Берт. — Но я по собственному опыту знаю, что люди, которые убегают, остаются ненайденными до тех пор, пока сами не захотят появиться. Не имеет значения, как далеко мы зайдем в поисках. На вашем месте я поехал бы домой и стал ждать.

Но Ник не мог так поступить.

— Можете ответить еще на один вопрос? — спросил он. — Вы хоть на миг усомнились в том, что смерть Бонни была самоубийством?

— Да, я сомневался в этом, — ответил Берт, тяжело вздохнув. От виски его голубые глаза немного затуманились, но в них была решимость. — Если бы Бонни хотела покончить жизнь самоубийством, она сделала бы это как Мэрилин Монро — умерла бы на шелковых простынях, и при этом на ней были бы только духи «Шанель № 5». В то утро она даже сделала прическу. Одно время я вел тщательное расследование. Я постоянно ходил в тот дом на Фишмаркет-стрит, читал каждое письмо, каждый клочок бумаги, но так ничего и не нашел. Я был уверен, что в этом замешан мужчина. Камелия сама сказала мне, что слышала, как Бонни разговаривала поздно ночью с кем-то по телефону, а потом несколько недель была в приподнятом настроении, как будто она ожидала, что судьба улыбнется ей с минуты на минуту. В тот вечер кто-то привез Бонни в Рай. Но я не поверю в то, что даже в состоянии опьянения она могла подойти к реке, не говоря уже о том, чтобы в нее прыгнуть. Это было не похоже на Бонни. Но я был одинок в своем предположении, никто не хотел меня слушать. Если бы я нашел хотя бы одну улику, все могло бы быть по-другому. Но я ничего не нашел.

Когда бар закрылся, Берт и Ник вышли на улицу. Они нетвердо стояли на ногах, долгий откровенный разговор их сблизил.

Под слоем снега Мермайд-стрит казалась просто волшебной. Ник сдерживал детское желание пробежать и оставить следы на снегу.

— Вот здесь они жили, — сказал Берт, показывая на дом № 12, который стоял прямо напротив. За окном горел свет. Ник представил, каким был этот дом, когда Джон Нортон был жив. — Летними вечерами Камелия любила сидеть на тех ступеньках, играя в куклы.

— Будьте осторожны, — произнес Ник, схватив Берта за руку. — Не упадите в снег.

— У меня ноги настоящего полицейского, — ухмыльнулся Берт. — Я могу споткнуться, но не упаду. Учти, что мне хорошенько влетит, когда я приду домой. Я сказал, что приду не позже чем через час.

Они поняли друг друга без слов и испытывали друг к другу чувство благодарности, понимания и взаимного уважения.

— Спасибо, — сказал Ник.

Берт повернулся и пошел своей дорогой, но остановился через несколько метров и оглянулся. В пальто он казался большим и грозным.

— Дай мне знать, чем все закончится, — крикнул он. — А если найдешь Камелию, передай ей от меня большой привет.

Через два дня, сидя в мотеле в Фулхем, Ник впал в уныние. Номер был довольно обычный, но очень холодный. Это была маленькая комнатка, напоминающая коробку. На кровати лежало оранжевое покрывало, на потолке висела некрасивая люстра, имитирующая свечи, а на стене был плакат с изображением Лу в Корнуолле. Ник спрашивал себя: была ли Мэл сейчас в такой же комнате где-то в Лондоне? Может быть, она сидела и с горечью вспоминала о прошлом. Возможно, как и Ник, Мэл была сейчас очень расстроена.

Обойдя на следующий день заснеженный город, останавливаясь у тех мест, о которых ему рассказывал полицейский, Ник много узнал о детстве и юности Мэл. Возможно, если бы было тепло и солнечно, картины, которые рисовало его воображение, были бы не такими мрачными. Ник прошел мимо ее первого дома на Мермайд-стрит, потом спустился ко второму дому на Фишмаркет-стрит. Под ногами скрипел снег, ветер дул в уши, и он представил, каково было Камелии, когда ее забрали из красивого дома, в котором прошло ее детство, в такое мрачное место.

Дом номер двадцать два был таким же заброшенным, каким описал его Берт: окна потрескались, краска облупилась. Рядом была проезжая часть, узкий разбитый тротуар, на ступеньках и даже на окнах лежали талый снег и песок. Ник прошелся к школе и представил, как Мэл, толстая, одинокая девочка-подросток, возвращается в пустой дом.

Потом он поднялся по крутым ступенькам прямо на Хай-стрит и купил в булочной сосиску в тесте. Он подумал, была ли эта полная розовощекая женщина за прилавком миссис Роландз. Он не пытался заговорить с ней, а заглянул в кухню за прилавком и представил, как Мэл там работала.

И наконец, перед тем как поехать в Лондон, Ник спустился к заливу и посмотрел через реку на то место, где Берт нашел тело Бонни. Был прилив, река стала мутной и бурной. Над головой кружились чайки, их крики были такими же печальными, как и серое небо. Ник обрадовался, когда снова оказался в машине. Может быть, Рай и был самым красивым городом на южном побережье, но Нику показалось, что это место пропитано горем и одиночеством маленькой Мэл. Он больше не хотел сюда возвращаться. Ник был уверен, что так и произойдет.

Приехав в тот же вечер в Лондон, Ник решил назначить встречу сэру Маелзу Гамильтону на следующее утро. Вечером он хотел покопаться в архивах периодики и потом вернуться домой, в Бат. Но сэр Маелз мог с ним встретиться только через день, поэтому пришлось остаться в Лондоне на две ночи. У Ника было достаточно времени для того, чтобы обдумать не только прошлое Мэл, но и свое.

Раньше ему нравились газетные сенсации не только об известных лицах, но и об обычных людях. Но сегодня он понял, как больно читать такое о том, кого любишь. После официальной информации, которую предоставил Берт, Ник воспринимал статьи о нападении американца совсем по-другому. Он видел, что факты были перекручены. Но когда Ник прочел о смерти Беатрис Джаррет, в глазах у него стояли слезы жалости и сострадания. Для журналистов, которые сухо описали эту историю, Би была всего лишь еще одним последствием распущенности шестидесятых годов. Потом по ее стопам пошли Джими Хендрикс, Дженис Джоплин, Джим Моррисон и Брайан Джонс. Но если известные люди были представлены как народные герои, которые прожили короткую и насыщенную жизнь, то Беатрис, а с ней и Камелию, изображали как врагов общественной морали. Они были символом больного общества.

Ник разделся до майки и трусов и лег спать. Ему хотелось выпить чего-нибудь согревающего, он знал, что сон не придет к нему просто так. В голове было слишком много живых и грустных картин.

Они могли бы встретиться с Мэл еще четыре или пять лет назад. Она жила на Окли-стрит, а он жил на Онслоу-сквер в десяти минутах ходьбы от ее дома. Возможно, он встречал ее и Би в 1969 году. Тогда он посмотрел бы на них как на обычных девушек, которых он называл «пташками». В те дни он считал себя частью «золотой молодежи» Челси, куда входили рок-звезды, актеры и дети богатых, титулованных родителей.

Песня «Роллинг Стоунз» «Honky Tonk Woman» отражала нравы того времени. Ник ходил на вечеринки, на которых бывали Мик Джаггер, Марианна Фейсфул, Брайан Джонс, Пол Гетти и многие другие известные люди. Свою одежду он покупал в бутиках на Кингс-роуд: шелковые рубашки, вельветовые штаны, пестрые пиджаки как у денди.

Челси и наркотики были неразделимы, на многих вечеринках они были неотъемлемой частью крутого имиджа, как и туфли, сделанные на заказ в Челси-Корбел, старинные кружевные платья с Кенингстон-Маркет, подносы Харрода с закусками и музыка «Смоки Робинзон», Отис Реддинг и «Крим». Повсюду лежали маленькие зеркала со следами кокаина, в пунш часто подмешивали кислоту, а благовонные палочки только усиливали запах конопли.

Но сейчас Ник стыдился не наркотиков и распутной жизни, которую он вел тогда в Челси. Все сильнее его мучили воспоминания о том, как он поступил с Белиндой.

Он познакомился с ней в 1966 году, когда ему было восемнадцать лет. Белинда работала в кафе «СКР», которое находилось возле станции метро Саус-Кенингстон. Это место пользовалось успехом у местных жителей. Ник тогда жил в маленькой комнатке на Фулхем-роуд, сидел на хлебе и воде, работал в баре и ходил на прослушивания. Белинда, похоже, догадалась, что он голоден, когда Ник вошел в кафе и заказал чай с тостом. Она подала ему полный завтрак за счет заведения и заговорщицки подмигнула.

Милее девушки Ник еще не встречал. Белинда была невысокой голубоглазой блондинкой, к тому же у нее была пышная грудь. Когда Ник пришел в кафе в следующий раз, настроение у него было значительно лучше. Он только что закончил дополнительную работу, в кафе было тихо, и он пригласил Белинду за свой столик, чтобы выпить чай и съесть бутерброд с беконом.

Белинде было семнадцать лет, она жила в Фулхеме со своей семьей. Ее родители были рабочими, их дом находился через несколько улиц от мотеля, в котором Ник сейчас остановился. Ник и Белинда сразу прониклись друг к другу симпатией. Ник редко приглашал ее куда-нибудь, тогда у него не было денег, но Белинда приходила к нему после работы с готовым ужином, который они вместе съедали. Иногда они ходили в «Элм» или в кинотеатр «АБК».

Белинда была девственницей и хотела оставаться ею до замужества. Но она отступила от своих принципов, когда влюбилась в Ника, а он пообещал, что они поженятся, как только он получит достойную роль в пьесе или фильме. Тогда Ник говорил искренне, он считал себя пупом земли. Он заходил за ней в кафе и едва сдерживался до тех пор, пока они оказывались у него в комнате. Они были не только любовниками, но и друзьями и родственными душами. Ник разговаривал с ней так, как не говорил ни с одной девушкой, и чувствовал, что только она одна его понимает. Белинда стирала и гладила его вещи, поддерживала его, когда он шел на прослушивание, сочувствовала, когда он не получал роль, радовалась вместе с ним, когда его приглашали участвовать в массовке, давала ему деньги, когда у него не было ни гроша. Взамен Ник дарил ей только мечты о красивой жизни, которая их ожидает, как только он станет большой звездой.

Ник натянул покрывало и попытался уснуть. Он представлял себе, как волны бьются о берег. Но сегодня это не помогало. Мыслями он все возвращался в 1969 год. Тогда он жил в новой просторной квартире на Онслоу-сквер. Он четко представлял, как сидит на голом полу в пустой гостиной и разговаривает по телефону, и вдруг Белинда возвращается с работы.

Прошла неделя после первой серии фильма «Поместье Ханнисрофт». Белинда уже три года была его девушкой, поддерживала его, и вот у Ника наконец-то появились деньги. Родители Белинды не хотели, чтобы они «жили во грехе», поэтому она не переехала к нему. Но они решили обручиться, как только будут сняты несколько серий, и собирались через год пожениться. Ник купил двуспальную кровать, шкаф и печку, но так как почти все время он проводил на съемочной площадке, у него не было времени обставить и облагородить квартиру.

Белинда оставила сумки с покупками у двери, сбросила белые туфли на высоких каблуках и побежала к нему через всю комнату. Она обняла его, обдав запахом жареной картошки, не обращая внимания на то, что он с кем-то разговаривал. По ее возбужденному, раскрасневшемуся лицу Ник понял, что Белинда хочет ему что-то рассказать.

Ник прервал разговор и повесил трубку.

— Сегодня я была у Питера Джонса, — сказала она, задыхаясь от волнения. — У меня есть много рекламных буклетов. Думаю, нам лучше взять бежевый ковер и большой стол кофейного цвета с тремя зеркалами. На стене мы повесим полочки из тика.

Ник не слушал, его мысли были далеко. Все изменилось, когда он начал сниматься. Актеры и актрисы, которые раньше и знать его не хотели, теперь добивались его дружбы, приглашали на обеды и вечеринки. Он вдруг понял, что помимо уютного маленького мирка, в котором они до сих пор жили с Белиндой, существовал большой мир, интересный, загадочный и шикарный. У Ника возникли сомнения насчет обручения, он не был уверен даже в том, что Белинда достойна быть его девушкой.

— Я сделаю большие подушки, по всей квартире расставлю цветы, — продолжала Белинда.

За ужином Ник со своим агентом выпили несколько бутылок вина и выкурили несколько косяков. Это была еще одна привычка, которую он приобрел с того момента, как начал сниматься в фильме. Он осадил Белинду, которая мечтала о том, как лучше обустроить его квартиру. Внезапно все те мелочи, которые раздражали в ней Ника, вышли на поверхность.

— Разве ты не видишь? — Она босиком протанцевала по комнате, не замечая его угрюмого молчания. — Мой брат с приятелем придут сюда на выходных и покрасят стены. У меня в сумке есть образцы красок. Сегодня вечером мы выберем цвет. Завтра у меня выходной, и мы сможем купить их и договориться, чтобы мебель привезли в понедельник.

Ник пристально смотрел на Белинду. Она была такой же, как всегда. Розовое короткое платье было слишком узким, оно подчеркивало ее большую грудь и выделяло линию трусов. Длинные прямые волосы не мешало бы помыть, форма ног не подходила для мини — они напоминали бутылки с молоком. Нику не нравилось даже то, что она наклеивала нижние ресницы. Возможно, Твигги это шло, но Белинда походила на дешевку. Но больше всего его раздражал ее голос, его высокие нотки и простонародный акцент. Ник мог бы одеть ее в красивую, стильную одежду, мог бы ходить с ней на вечеринки и премьеры, но как только она откроет рот, то сразу же себя выдаст.

— Идем в постель! — потребовал он. Он догадался, что она вот-вот вытащит буклеты и образцы красок из большой пластиковой сумки. Этого он уже не вынесет.

— Я хотела приготовить тебе чай, — произнесла Белинда, ее светло-голубые глаза потемнели. — Я принесла с работы сосиски.

Если бы она принесла отбивную и салат, Ник, возможно, не взорвался бы. В конце концов, он был голоден. Но сосиски из кафе снова напомнили ему о той пропасти, которая пролегла между ними.

— Мне не нужны твои дурацкие сосиски! — крикнул он. — По вечерам люди обычно ужинают, а не пьют чай!

Ее лицо исказилось.

— О Ники, — сказала она, протягивая к нему руки, как маленький ребенок. — Не надо со мной так разговаривать. Я устала и хочу есть. Я работала с шести утра.

Ник по привычке обнял ее, потрепал волосы и попытался ее успокоить. Но внутреннее раздражение лишь нарастало. Он не хотел обидеть Белинду, но у него из головы не выходила Лаура — высокая стройная модель, с которой он познакомился несколько дней назад. Она придет сегодня в клуб «Вилладж Гейт» на Кингс-роуд. Ник хотел, чтобы Белинда поскорее ушла домой, тогда он сможет незаметно уйти.

Белинда подняла голову и поцеловала его, прижимаясь к нему грудью. Несмотря ни на что, Ник ответил на ее поцелуй.

— Люби меня, — прошептала она. — Забудем о еде.

Секс с Белиндой был ни с чем не сравнимым удовольствием. Он всегда поддерживал Ника тогда, когда он думал, что в его жизни ничего не изменится, а в счастливые дни любовь лишь добавляла радости. Ник встречался до Белинды с несколькими девушками, но ни одна из них не была настолько чувственной, отзывчивой и страстной, как Белинда. Даже теперь, когда его сердце не принадлежало ей полностью, она вызывала у него желание.

Белинда села на него, волосы упали на ее большую грудь. Ник дотронулся до ее груди и слегка помассировал ее, Белинда громко застонала. В это время он представлял, как выглядит Лаура обнаженной.

Она была высокой, примерно метр восемьдесят, и стройной как березка. Тазобедренные кости были такими острыми, что, казалось, врезались в его плоть. Темные волосы развевались по бронзовой коже. У нее были белоснежные зубы и полные, чувственные губы.

Представив, что он с Лаурой, Ник притянул Белинду к себе, чтобы поцеловать. Как только ее волосы коснулись его лица, запах жареной картошки вернул его в реальность и эрекция моментально пропала.

— Что случилось? — спросила Белинда, возвращаясь в прежнее положение.

— Дело в тебе, — ответил Ник, отталкивая ее и усаживаясь на кровати. — От тебя пахнет жареной картошкой.

Ник удивился, когда Белинда не расплакалась, а спрыгнула с него и схватила одежду.

— От меня пахнет едой, — сказала она, убирая волосы с лица. Ее глаза сверкали, такой Ник ее еще не видел, — потому что последние двенадцать часов я провела в кухне. Если бы ты не предложил сразу пойти в постель, я сходила бы в ванную, а затем приготовила бы тебе вкусный ужин. У меня в сумке даже есть бутылка вина.

Она быстро надела черные трусики и лифчик. Ник был поражен.

— Куда ты? — спросил он.

— Домой, — грубо ответила Белинда. — В последнее время ты стал придирчивым. Может быть, я и не ходила в элитную школу, как ты, но я достаточно умна, чтобы понять, из-за чего ты стал таким.

— Не глупи, я просто задумался, — возразил Ник слабым голосом. На самом деле он не жалел о том, что спровоцировал эту ссору. В конце концов, теперь он сможет пойти в клуб «Вилладж Гейт».

— Ты решил, что стал звездой, — проговорила Белинда сквозь слезы, натягивая розовое платье. — Ты считаешь, что я недостаточно хороша для тебя. Ну, тогда, Ник Осборн, я не буду тебя позорить. Надеюсь, что твоя следующая девушка полюбит тебя, а не твои деньги.

— Ты меня не позоришь, — сказал Ник, осознавая, что эти слова звучат как приговор. — Просто я немного устал. Возможно, мне надо побыть одному, чтобы во всем разобраться.

— Ну, теперь у тебя будет такая возможность. — Белинда собрала волосы на затылке, открыла шкаф и стала собирать те немногие вещи, которые хранила в квартире у Ника.

— Зачем ты их забираешь? — спросил Ник, вставая, когда Белинда стала заталкивать одежду в сумку.

— Потому что я не вернусь, — выпалила она, даже не взглянув на него. — Я знаю, что тебе нужно, Ник, и это не я. Давай, делай все, что ты задумал. Подбирай этих высокомерных девушек, которые выползут к тебе, как только ты появишься на большом экране. Пусть какая-нибудь модель гладит твои рубашки. Только помни о том, что я любила тебя, когда ты был никем.

Ник был поражен.

— Не глупи, — проговорил он вяло.

— Я глупая? — Белинда резко повернулась к нему на каблуках. — А знаешь, кто ты? Самодовольный мальчик-переросток. Ты попал на телевидение и решил, что особенный. Но я хочу, чтобы ты знал: есть много актеров гораздо талантливее тебя, просто тебе больше повезло.

От охватившей ярости Ник вскочил с кровати и ударил Белинду прежде, чем успел опомниться. Когда она ударилась о стену и посмотрела на него, ужас в ее голубых глазах заставил Ника остановиться.

— Я не хотел. — Он протянул руку, чтобы вытереть кровь с ее губ. — Прости, Белинда, я сам не знаю, что на меня нашло.

Она попятилась назад. Ник с удивлением заметил, что девушка не была напугана. Она была в ярости.

— Я знаю, что на тебя нашло, — закричала она ему в лицо. — Вот это настоящий Николас Осборн, собственной персоной. Даже не пытайся со мной связаться, ты, неблагодарный ублюдок!

Белинда ушла с гордо поднятой головой. Ник даже не подозревал, что у нее есть гордость. В квартире сразу стало холодно и пусто.

Ник привстал, взбил подушку и снова лег. Он не понимал, почему так четко помнил самые ужасные моменты своей жизни, а номера телефонов запомнить не мог.

— Бедняжка Белинда, — прошептал он. — Ты заслуживаешь лучшего мужчину, чем я.

Ник старался не думать о том периоде своей жизни, но его мысли все равно возвращались в прошлое, и он вспоминал о том, каким он был.

Ему некогда было скучать по Белинде. В тот вечер, как и во все последующие вечера, он изображал из себя восходящую звезду. Через неделю Ника пригласили на телевизионное игровое шоу и на два интервью на радио. Потом он пошел на вечеринку в Чейне-Волк, на которой познакомился с Донованом и Стивом Марриотом из передачи «Маленькие лица». Тогда Ник решил, что достиг пика своей карьеры.

Он начал принимать наркотики, как это делали все звезды. С ними жизнь казалась гораздо веселее. Кислота расширяла сознание, а косяки его расслабляли. Ник купил в кредит «Лотус-Элан», наполнил гардероб вызывающей одеждой. Каждую ночь он проводил с новой девушкой. И совсем не навещал отца.

Его агент советовал ему остановиться, говорил, что роль в сериале еще не означает, что его актерская карьера удалась. Но Ник этому не верил. Не проходило и дня, чтобы журналисты не напрашивались на интервью. Больше всего ему хотелось быть частью тусовки в Челси. Новые друзья приглашали его в Париж или за город на выходные. Они уже стали богатыми и знаменитыми и знали, что Ник тоже скоро будет таким.

Но сериал «Поместье Ханнисрофт» сняли с эфира. У Ника до сих пор стояли перед глазами те ужасные отзывы, словно они все время были напечатаны на его ладони. «Пошлые пустые сцены», «мусор». Отзывы о игре Ника были помягче, особенно те, которые печатались в сомнительных журналах об «искусстве». Как бы то ни было, телефон больше не звонил, а агент стыдился, когда Ник приходил к нему в офис.

Если бы Ник доказал тогда продюсерам, что он серьезный актер, и не пропускал ни одного прослушивания, он смог бы спасти положение. Но он был слишком высокомерным. Вместо прослушиваний он ходил каждый вечер в клубы «Блейзис», «Анабелз», «Спик Изи». Ник думал, что если будет изображать из себя большую звезду, то каким-то чудом станет ею. Он принимал снотворное, когда приходил домой рано утром, целый день валялся в постели, а вечером пичкал себя транквилизаторами, чтобы вновь уйти на ночь.

Иногда, когда он просыпался по утрам, во рту у него было как на дне птичьей клетки, а руки тряслись так, что он не мог держать чашку. Тогда Ник с тоской вспоминал о Белинде. Но как только он глотал очередную таблетку, то сразу убеждал себя в том, что скоро ему обязательно предложат главную роль.

Примерно тогда он услышал о девушке, которую связали на Бифорт-стрит и пытались изнасиловать. Он частенько заходил в «Элм» выпить пару стаканчиков перед тем, как отправиться на Кингс-роуд, чтобы поболтать с девушками в бутиках, а потом заходил к агенту.

Когда Ник приходил, агента обычно не было на месте. Деньги заканчивались. Сначала забрали «Лотус-Элан», когда Ник не смог больше выплачивать кредит. Потом отключили телефон. А затем Ника попросили съехать с квартиры на Онслоу-сквер за неуплату.

Несколько недель он жил у друзей, притворяясь, что ищет квартиру, хотя у него вряд ли хватило бы денег на то, чтобы снять угол. Скоро у него уже не было друзей.

Ему предлагали рекламировать корм для собак, пригласили на второстепенную роль в пьесе, которая закрылась, не успев начаться. Но все равно Ник отказывался смотреть правде в глаза. Один за другим друзья его бросили. Когда он звонил в двери, на окнах задвигались занавески, но никто не открывал. Когда Ник входил в «Элм», его прежние товарищи поворачивались к нему спиной, как будто не замечали его. Его принимали только те девушки, которые готовы были переспать с каждым, кто пережил когда-то хоть пять минут славы. Они верили, что он вот-вот подпишет крупный контракт. Они стирали его одежду, кормили его и занимали деньги, но он тратил их на наркотики и никогда не возвращал долги. Когда умнела одна, подворачивалась другая дурочка. С ролями Нику не везло, но он всегда мог найти доверчивую девушку.

В 1971 году, отчаявшись, Ник попытался пройти на вечеринку в Хаммерсмит без приглашения. Он подслушал разговор о вечеринке в Сант-Питерс-сквер, там, где жила Ванесса Редгрейв. Будучи навеселе, Ник предположил, что вечеринка состоится у нее дома и там будет много актеров, агентов и кинопродюсеров.

Ник ни на минуту не задумался о том, что его могут выгнать. Но, даже одурманенный наркотиками, он понимал, что у него появились проблемы. У него не было постоянного адреса и не было денег, чтобы поселиться на одном месте. Он воровал еду в супермаркетах, а девушки все реже верили в его искренность. Если бы только ему удалось заинтересовать какого-нибудь агента, он мог бы поехать домой и в последний раз попросить отца о помощи.

Ник потратил последние пять фунтов на прическу и пообещал некрасивой девушке из прачечной, что проведет с ней ночь, если она погладит его вельветовый пиджак и постирает его лучшую рубашку.

Когда он, обкуренный, приехал на Сант-Питерс-сквер, у него не было денег даже на метро, не говоря уже о такси. Ник почти поверил в то, что его пригласили на вечеринку. Это была теплая весенняя ночь, из больших окон доносилось пение Берта Бахары.

Дверь открыл коренастый мужчина в смокинге.

— Добрый вечер, — произнес Ник. — Николас Осборн.

Он удивился, когда охранник преградил ему дорогу.

— Ваше приглашение, сэр? Вас нет в списке гостей.

Ник порылся в карманах и сказал, что он, наверное, потерял приглашение, а затем опять попытался войти.

Кто-то сильно схватил Ника за шиворот, и, не успев возразить, он оказался на тротуаре.

— На вечеринке у мистера Соамса не должно быть незваных гостей, — сказал мужчина, тряся Ника, как тряпку.

— Что ты делаешь, Роланд? — послышался сзади женский голос.

Ник и охранник обернулись. На верхней ступеньке стояла женщина, напоминавшая дикую орхидею. Ей было примерно сорок лет. У незнакомки были черные волосы, ниспадавшие на длинное фиалковое вечернее платье.

— Это один из моих гостей, Роланд, — проговорила она с негодованием. — Что ты делаешь?

Ник был настолько удивлен такому волшебному вмешательству, что не смог сказать ни слова.

— Его нет в списке гостей, мадам, — ответил Роланд.

— Я забыла его добавить, — сказала женщина, спускаясь по ступенькам к Нику и беря его под руку.

Ник позволил отвести себя наверх, потом оглянулся и улыбнулся бедному Роланду.

Но как только они вошли в холл, женщина повернулась к Нику, поправила воротник его рубашки и понимающе улыбнулась. Глаза у нее были фиалкового цвета, такие же, как платье. Она с любопытством смотрела на него.

— Ах ты непослушный мальчишка, — прошептала незнакомка. — Эта вечеринка — настоящая скука. Мне стало интересно, почему ты так хотел на нее попасть.

Нику никогда не нравились женщины старше его, но у этой кожа была кремового цвета, пышные формы выглядели соблазнительно, а низкий мелодичный голос задел какие-то струны в его душе.

— Я думал, что это дом Редгрейвов, — прошептал он в ответ.

Незнакомка задумалась на минуту, а потом отступила назад и оценивающе посмотрела на Ника.

— Это не их вечеринка, и они вряд ли придут, — улыбнулась она. — Меня зовут Кейт Харди. Мне тут уже все осточертело, и, если ты все еще хочешь остаться, я буду рада тебя видеть.

На вечеринке не было звезд. Там были художники, коммерсанты, банкиры и адвокаты вместе со своими женами. Кейт взяла Ника под руку и представила его как своего друга-актера. Если бы не она, он ушел бы и не было бы ничего интересного.

Дом был почти так же идеален, как и «Окландз»: китайские ковры, дорогая мебель, коллекция картин импрессионистов в гостиной.

— Вот почему Харри Соамс так осторожен с выбором гостей, — тихо проговорила Кейт. — Ты что-нибудь знаешь об искусстве?

— Нет, — признался Ник. — Ничего.

— Слава Богу, — рассмеялась она. Это был самый сексуальный и заразительный смех, который Ник когда-либо слышал. — Большую часть моей жизни меня окружали нудные люди искусства, и мне до смерти надоела эта тема.

Кейт рассказала, что иногда она играет роль хозяйки в доме Харри Соамса, который был холостяком. Она указала на высокого худого мужчину, похожего на ястреба. Он разговаривал в углу с гостем средних лет.

— Уже несколько лет Харри мой адвокат и друг, — добавила она. — Но мое терпение уже лопается. Он окружает себя самыми скучными людьми на свете.

Ник почувствовал, как серьезный лысеющий мужчина с любопытством рассматривал его. Некоторые женщины неодобрительно поглядывали на Кейт, думая, что Ник ее альфонс. Он пил джин-тоник бокал за бокалом и думал над тем, как извлечь выгоду из этой случайности. Последнее, что Ник помнил, была песня Тома Джонса «Люби меня сегодня». Он танцевал с Кейт в почти пустой гостиной, от нее пахло лилиями, а ее пышное тело, казалось, само льнуло к нему.

На следующее утро Ник проснулся в розово-белой спальне. Рядом спала Кейт. Без макияжа она была такой же красивой, как и вчера вечером, одна большая грудь вывалилась из розовой ночной рубашки.

Ник встал с постели, подошел к окну и отодвинул тяжелые шторы. Солнце заливало зеленую лужайку. Между деревьями было видно, как блестит Темза.

Сад и дом говорили о том, что Кейт была богатой. Судя по небрежно брошенным на туалетном столике бриллиантовому кольцу и золотому колье, она к тому же была наивной. Ник почувствовал, что взял след.

— Что с тобой случилось? — спросила Кейт.

Ник оглянулся. Он не ожидал услышать такой проницательный вопрос так рано утром. Кейт сидела на кровати, обхватив колени руками. Ее темные волосы спутались, а фиалковые глаза были еще сонными.

— Почему ты спрашиваешь? — проговорил Ник, защищаясь. Он взял штаны со стула и быстро их натянул.

— Я знаю, что ты вчера был очень пьян, но я почувствовала, что ты хочешь спрятаться от гнева и разочарования, — произнесла Кейт, вопросительно приподнимая бровь. — Почему бы тебе не рассказать об этом?

Впервые в жизни Ник не смог быстро ответить. Вопрос в глазах Кейт напоминал ему о матери. Ему было интересно, переспал ли он с ней и было ли это ужасно.

— Мы не переспали, — сказала Кейт, как будто прочитав его мысли. — Я показала тебе, где ванная, а потом ты крепко заснул на моей кровати. Послушай, Ник, я не богатая женщина, которая ищет развлечений. Я привезла тебя к себе, потому что догадалась, что тебе больше некуда идти. Если ты не хочешь со мной говорить, то можешь брать свою одежду и уходить прямо сейчас. Но если ты хочешь остаться и быть моим другом, я жду от тебя искренности.

Сначала он рассказал ей столько, сколько надо было для того, чтобы остаться у нее. Ее дом напоминал ему дом его матери: нежные пастельные тона, изысканный фарфор и цветы — все это очень успокаивало. Первое впечатление было обманчивым, Кейт не была богатой. Она жила в обычном доме, обставленном и отделанном с любовью. Она зарабатывала на жизнь, работая бухгалтером. Позже она рассказала Нику, что ее бывший муж оставил ей дом после развода.

После первой ночи она выделила Нику отдельную спальню — желто-белую комнату, напоминавшую его детскую. Она дала ему денег ровно столько, сколько стоит дорога в Челси и обратно, чтобы он смог забрать свои вещи, и заставила его стать на учет по безработице. Ник согласился на все это, потому что у него не было другого выбора, но в первые дни он все же подумывал о том, чтобы украсть у нее что-нибудь и сбежать.

Но Кейт повела себя с ним мудро. Она заставляла его делать что-нибудь по дому, не закрывала дверь кабинета, когда работала, и всегда появлялась с чашкой чая в нужный момент. Время шло. Голова Ника очистилась от наркотиков, которые чуть не стали частью его жизни. Он начал наконец понимать, как низко он пал и как ему повезло, что он встретил Кейт.

Ник давно уже питался кое-как, а у Кейт были прекрасные кулинарные способности. Она заставляла его помогать ей готовить еду, мыть посуду, а по вечерам они вместе смотрели телевизор, слушали музыку и разговаривали. С ней было весело и интересно, но она не была шумной. Кейт заботилась о Нике и никогда не перегибала палку. Это было похоже на реабилитацию. Постепенно он стал рассказывать Кейт о себе. Сначала он говорил о печальных моментах своей жизни, сваливая вину на других. Кейт внимательно слушала и сочувствовала. Потом он начал рассказывать ей о своем детстве, о старших брате и сестре, о том, как его родители восстановили «Окландз», о счастливых временах, которые закончились, когда умерла его мать. Осторожные вопросы Кейт словно поворачивали ключ в давно запертой двери.

Ник никогда никому, даже Белинде, не рассказывал о том, как он ненавидел отца за то, что тот не привез его домой из школы, чтобы попрощаться с матерью перед ее смертью, но поведал об этом Кейт. Он рассказал ей, каким пустынным казался «Окландз» летом, вспомнил о том, как специально плохо учился в школе, чтобы привлечь к себе внимание отца.

И наконец, рассказал о Белинде, о том, что между ними произошло. Впервые в жизни Ник понял, что он сам виноват во всем, что с ним случилось.

— Ник, — сказала Кейт. Ее красивые глаза смотрели на него с сочувствием. — Еще не все потеряно. Ты просто вернулся на старт. Ты все еще красив и молод, у тебя все еще есть актерский талант. У тебя есть отец, который тебя любит. Ты здоров и силен. Этого более чем достаточно, чтобы начать все сначала.

— Но мое имя в грязи, — возразил Ник и, к своему стыду, заплакал. — Я сделал другим так много зла. Как я могу начать все сначала?

Кейт обняла его и притянула к своей большой груди, как будто он был совсем маленьким.

— Загляни глубоко в себя и попытайся понять, почему ты все это сделал. Я думаю, что все началось со смерти твоей матери, — произнесла она, нежно гладя его по щеке. — Наверное, ты таил в душе гнев и грусть. Но такие чувства не могут оставаться взаперти всю жизнь, а когда они выходят на поверхность, то мы не всегда их распознаем. Тебе станет легче, как только ты получишь свою первую роль, — продолжала Кейт. — Может быть, ты проверял, любит ли Белинда тебя настолько, чтобы остаться с тобой навсегда, независимо от того, как бы жестоко ты с ней ни обращался.

— Но тогда она была мне не нужна, Я хотел свободы, — ответил Ник.

— На самом деле? — Она подняла его голову двумя руками и посмотрела ему в глаза. — Тогда почему ты связался с наркотиками? Потому что без них ты чувствовал себя так же, как тогда, когда умерла твоя мать, — тебе было одиноко и грустно. Ты должен научиться быть сильным, Ник, и отвечать за свои поступки.

Кейт во многом была права. Она ничего не знала о наркотиках, дикость шестидесятых ее не коснулась, но она много знала о человеческих слабостях.

Ник устроился работать барменом в пабе на Баренс. Кейт познакомила его с преподавателем актерского мастерства, который занимался с ним каждый вечер по нескольку часов. Каждую неделю они вместе изучали журнал «Сцена» и выбирали для Ника прослушивание.

Семь месяцев спустя, в ноябре, Ник пришел домой и сказал Кейт, что получил роль в телевизионном сериале об армии.

— Правда, она очень маленькая, — сказал он, обнимая Кейт в кухне и приподнимая ее. — Я один из рядовых, не герой, и мне надо будет коротко остричь волосы. Но это ведь только начало, разве не так?

— Только начало, — улыбнулась она. — Я так горжусь тобой, Ник. А теперь позвони отцу и все ему расскажи, пусть он тоже тобой гордится.

Ник перестал бороться со сном, сел на кровати и закурил сигарету. Он подумал о том, как поживает Кейт. Он слышал, что она выходит замуж и переезжает в Саффолк. Если бы она все еще жила в Чисвик, он мог бы заехать к ней завтра перед тем, как вернуться домой. Он был уверен, что она посоветовала бы ему что-нибудь насчет Мэл.

Осталось только поговорить с сэром Маелзом Гамильтоном. Но сможет ли такой старик вспомнить события двадцатилетней давности?

Пожилой мужчина, сутулый, в очках открыл дверь дома сэра Маелза в Холланд-парк.

— Входите, — сказал он, ведя Ника через холл с отполированным деревянным полом в библиотеку, которая находилась в дальнем конце дома. — Сэр Маелз спустится через несколько минут, мистер Осборн.

В библиотеке было тепло и уютно. Угли трещали в камине, книги стояли на полках вдоль всей стены До потолка. Ник слишком нервничал, чтобы сесть в одно из изысканных кресел, которые стояли у камина. Он пробежался глазами по полкам с книгами, пытаясь понять вкус мужчины, имя которого так часто упоминалось в журнале «Сцена».

На полках стояли произведения классиков, тома в кожаных переплетах, сборники стихов, книги по юриспруденции, но больше всего Ник удивился, увидев большое количество триллеров в бумажном переплете. Почему-то он не ожидал, что титулованная особа может читать такие книги, не говоря уже о том, чтобы выставлять их напоказ.

Услышав шаги, Ник собрался с мыслями. Когда дверь открылась, он застыл от удивления. Черно-белые фотографии, которые он видел в прессе, не подготовили его к тому, что сэр Маелз окажется таким огромным.

Хозяин дома был в темно-синем смокинге, во фланелевых штанах и в светло-голубом галстуке, который был повязан поверх рубашки с открытым воротом. У него было несколько подбородков, большой живот и крупный красный нос. Ник знал, что Маелзу около восьмидесяти лет, но выглядел он на шестьдесят пять.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — сказал Ник, протягивая руку.

Сэр Маелз крепко ее пожал.

— Должен признаться, что был немного заинтригован вашим звонком, — проговорил он низким голосом. Под складками кожи практически нельзя было разглядеть глаз, виднелись только темные зрачки. — Вы сказали, что пришли по деликатному вопросу.

— Да, сэр, это так. Я все еще не знаю, с чего начать.

— Здесь нас никто не услышит. — Сэр Маелз указал Нику на кресло, а сам сел в другое. — Начинайте.

Если бы Ник был лучше знаком с сэром Маелзом, он, возможно, сказал бы ему, что тот похож на В. С. Филджа. Но вместо этого он достал письмо сэра Маелза к Бонни и передал его.

— Вот о чем я хотел бы с вами поговорить, сэр, — начал он. — Об этом и еще о некоторых письмах от других мужчин, включая письма моего отца, которые нашла Камелия Нортон после смерти матери.

— Бонни мертва? — воскликнул сэр Маелз к удивлению Ника. — Какое облегчение для всего человечества!

Ник невольно улыбнулся — он любил оригиналов.

Сэр Маелз мельком взглянул на письма и вернул их Нику.

— Глупая пустоголовая женщина, — сказал он. — Только Небу известно, почему Нортон на ней женился. Она очаровала мою жену, но у меня на нее не было времени.

Старик вел себя безразлично, и Ник подумал, что его визит оказался напрасным. Но ради того, чтобы получить хоть какую-то информацию, он стал вкратце рассказывать о том, как нашел эти письма.

— Мой отец Магнус хотел бы встретиться с вами лично, но сейчас он болен, — закончил Ник свой рассказ.

— Так вы сын Магнуса Осборна? — Сэр Маелз пристально посмотрел на Ника и нахмурился. — Я уже несколько лет его не видел. Мы не очень хорошо знали друг друга, но иногда встречались по общественным делам. Он порядочный человек.

Ник не был уверен, что Маелз его понял. Старик никак не отреагировал на то, что Джон Нортон, возможно, не является отцом Камелии. В конце концов, это длинная запутанная история, а сэр Гамильтон уже очень стар.

— Я знаю, что вы были гостем на свадьбе у Нортонов, — сказал Ник. — У вас есть причины сомневаться в том, что Джон Нортон — отец Камелии?

— Ни одной! — воскликнул Маелз. — Мне было жаль Джона, он был просто околдован этой женщиной. Но я видел его несколько раз, даже за несколько месяцев до его смерти. Все, что он говорил о ребенке, доказывало лишь то, что Камелия — его кровь и плоть.

— Вы можете мне сказать, что написала Бонни в письме? — осторожно спросил Ник. — Вы упоминаете о «скандале» в ответном письме, и оно носит яростный характер. Я не хочу совать нос в ваши дела. Я просто хочу понять, что тогда случилось.

— Это была западня. Бонни придумала абсурдную, развратную историю, которую я не собираюсь разглашать. Но вы можете мне поверить: Магнус — не отец той девочки.

Сэр Маелз повысил голос. Нику показалось, что он надоел старику и это были его последние слова на эту тему. Но Ник не собирался так легко сдаваться.

— Заходила ли к вам Камелия? — Он надеялся подобраться к вопросу о письме с другой стороны.

— Мне передавали пару лет назад, что приходила какая-то девушка. В то время я был за границей.

— Значит, вы ни разу с ней не встречались?

— Конечно, я видел ее, когда она была маленькой девочкой. Но с тех пор нет.

— А после письма Бонни? — выпалил Ник.

— Конечно, нет! — Лицо Маелза еще больше покраснело, голос был полон гнева. — Особенно после того ужасного случая в Челси! — сказал он и замолчал.

— Так вы об этом узнали? — Ник не мог сдержать улыбку. — Тогда, должно быть, вы знали и о смерти Бонни?

— Послушайте, молодой человек! — вспылил сэр Маелз. — Как вы смеете приходить ко мне в дом и задавать такие вопросы? Мне не нравится ваш тон!

— Простите, сэр, я не хотел вас обидеть, — произнес Ник осторожно. — Вы же видите, что я стараюсь собрать все по кусочкам. Поступая таким образом, я уже многое узнал. Очевидно одно — Камелия стала жертвой обстоятельств, которые начались еще до ее рождения. Даже этот случай в Челси, как вы его назвали, произошел не по ее вине. Ее нельзя ни в чем обвинять.

— Чушь, она была проституткой!

Нику было больно слышать такие слова, но он решил во что бы то ни стало вытащить информацию из этого старика.

— Сэр Маелз, — проговорил он тихо. — У вас большой жизненный опыт. Я уверен, что вы, так же как и я, знаете, что не все, что пишут в газетах, является правдой. Камелия работала «хозяюшкой» в ночном клубе, она никогда не была проституткой. Пожалуйста, задумайтесь хоть на минуту о том, через что ей пришлось пройти. В шесть лет она потеряла отца, когда ей было пятнадцать, умерла ее мать. И за эти годы, между двумя потерями, их покинули все друзья, которые могли хоть немного ей помочь. Более того, она стада свидетелем того, как толпы мужчин приходили к ним в дом и растрачивали деньги ее отца. Когда Камелия приехала в Лондон, у нее не было ни друзей, ни семьи, ни образования. Ночной клуб был не лучшим вариантом работы, но тогда некому было ей посоветовать, как поступить. Она получила жестокий урок.

— Она была проституткой! — настойчиво повторил старик.

— Нет, она не была проституткой. Два дня назад я разговаривал с полицейским, который знал все об этом случае. Она просто работала в ночном клубе.

— Это одно и то же, — упорствовал сэр Маелз.

— Вы же знаете, что это не так. Я уверен, что вы часто бывали в клубах и видели «хозяюшек». Можете ли вы сказать, что каждая из них была проституткой?

— Да, большинство из них распутные женщины.

В этой ситуации попахивало черным юмором. Сэр Маелз сидел напротив, разодетый как плейбой, вся его жизнь прошла в театре, и все же он упрямо хотел заставить Ника поверить в то, что ночные клубы — это вместилище разврата.

Сэр Маелз достал из кармана большой платок и вытер лоб.

— Но есть же доказательства, — сказал он. — Она с трудом оправилась после нападения, а ее подруга умерла от передозировки. Полиция нашла много порнографических снимков этой девушки.

— Но не Камелии, — твердо возразил Ник. Он хотел похвалить отменную память старика, но не посмел. — Ее даже не вызвали в качестве свидетеля, когда судили фотографа.

Сэр Маелз фыркнул и замолчал.

Ник выждал пару минут, прежде чем продолжить.

— Давайте не будем об этом, — предложил он. — Это все равно уже не имеет смысла. Два года Камелия работала у моего отца. Она ему очень понравилась. Камелия практически сама управляла отелем. Посмотрите на эту фотографию, сэр. — Ник достал из кармана фотографию, где они с Мэл были в Уэстон-сьюпер-Мэр.

— Вот такая она сейчас, — объяснил он. — Разве она похожа на дешевую шлюху? Разве ее нельзя простить за все ошибки, которые она совершила в прошлом?

Когда сэр Маелз посмотрел на фотографию, его лицо приняло странное выражение. Ник не мог понять, что именно на нем отразилось. Было удивление, но и что-то большее. Старик очень долго рассматривал фотографию Камелии. Большинство людей мельком смотрели на нее и сразу отдавали обратно.

— Нет, она не похожа на шлюху, — согласился Маелз уже не так грозно. — Но я не могу помочь вам, Николас. Я знаю, что Магнус не ее отец, я уверен в этом. Этого вам должно быть достаточно.

— Почему вы в этом уверены? — Ник изучающе смотрел на старика, который явно знал еще что-то.

— Глаза, — выпалил сэр Маелз. — У вашего отца глаза голубые, и, насколько я помню, у Бонни тоже. Я уверен, что у родителей со светлыми глазами не может родиться кареглазый ребенок.

Ник почувствовал облегчение.

— Мы об этом не подумали, — сказал он. К его стыду, слеза скатилась по его щеке.

— Да ладно вам, — произнес сэр Маелз, похлопывая Ника по руке. — Не стоит воспринимать все так близко к сердцу.

Ник смахнул слезу тыльной стороной ладони и рассмеялся. Вся эта беседа была такой странной.

— Вот так-то лучше, — усмехнулся сэр Маелз. — Если бы я знал, что только так смогу от вас отделаться, я сразу сказал бы это.

И тогда Ник увидел глаза старика. Когда Маелз засмеялся, они широко открылись. Несмотря на морщины вокруг глаз, было видно, что у него карие глаза такой же миндалевидной формы, как у Мэл.

— Нам обоим не помешает бренди, — сказал Маелз шутливым тоном, глаза опять скрылись под морщинами. — Давайте сменим тему. В какой картине вы сейчас снимаетесь?

Ник рассказал ему о себе и о том, чем он был занят в последнее время. Стыдясь, он упомянул «Поместье Ханнисрофт». Он знал, что в последнее время это интересовало агентов и продюсеров. Прошло довольно много времени, и этот сериал стал культовым.

— Так вы играли головореза? — Сэр Маелз налил бренди и передал бокал Нику. — Я очень хорошо помню тот сериал. Сценарий был ужасным, но вы хорошо справились со своей ролью.

— Вы смотрели его? — Ник глотнул бренди, не веря такому повороту событий.

— Я всегда смотрю новые сериалы, особенно когда они вызывают споры. А этот уж точно был таким. Ужасная лексика! Если бы я знал тогда, что вы сын Магнуса, я мог бы вам помочь. Раз так, я могу упомянуть ваше имя в нескольких местах. Кто знает? Может быть, что-то и выйдет.

Ник не знал, что сказать. Ему показалось, что старик его задабривает, чтобы он поскорее уходил и не задавал больше вопросов. Ник допил бренди.

— Думаю, мне пора идти, — проговорил он, вставая. — Я и так отнял у вас много времени. Хочу спросить только об одном, если вы не возражаете. Вы были на свадьбе у Нортонов. У вас осталась фотография? Можете считать это наглостью, но я никогда не видел фотографию Джона Нортона.

Ник заметил облегчение на лице старика.

— Была где-то одна, — сказал он с улыбкой. — Простите, я был немного груб с вами, Николас. Это все из-за той ужасной женщины. Я не желаю зла ее ребенку. Надеюсь, вы найдете эту девушку.

Маелз открыл шкафчик и достал оттуда три толстых альбома с фотографиями. Пролистав первый, он перешел ко второму.

— Ах, вот она! — Он протянул фотографию, на которой были невеста и жених, окруженные гостями. — Это любимая фотография моей жены.

Ник сразу понял, почему мужчины волочились за Бонни. Она была так красива в белом атласе, что просто дух захватывало. На этой фотографии она, смеясь, стряхивала конфетти с пиджака Джона. Нортон был таким же, каким Ник его себе и представлял, — высоким, стройным, с аристократическим носом и маленькими усиками. Все же, если не считать цвета волос, они с Мэл не были похожи.

— А кто все эти люди? — спросил Ник. На снимке было три женщины, одна высокая, стройная и очень привлекательная, ей было лет сорок, две другие постарше. Все трое были в шляпах с широкими полями. Рядом с Бонни стоял сэр Маелз. Со снимка на Ника смотрели глаза точно такие же, как у Мэл. У него закружилась голова, и он снова посмотрел на фотографию. Нет, он не ошибся — это были глаза Мэл.

— Вот эта очаровательная дама — леди Линда, или Лорна, как ее все звали, — сказал Маелз, показывая на самую молодую из трех женщин. — Это моя жена, Мэри. А это крестная Джона, леди Пенелопа Бишамп. Она умерла от рака через год после смерти Джона.

— Это Лидия Винтер? — поинтересовался Ник, возвращаясь к привлекательной женщине. Магнусу будет приятно узнать, что Бонни не солгала о ней. У этой женщины был благородный вид, и она была очень фотогенична.

— Да, так ее звали. Она была учительницей танцев. Она стала для Бонни второй матерью, бедняжка. Вы с ней встречались?

— Она тоже умерла, — тихо сказал Ник. Он вдруг подумал, что сэр Маелз был старше всех на снимке и единственным, кто еще жив.

Сэр Маелз забрал фотографию и спрятал ее в альбом. Ник понял, что на этот раз ему на самом деле пора уходить.

— Спасибо, что согласились со мной встретиться, — произнес он. — Вы мне очень помогли.

— Выше нос, — самодовольно улыбнулся старик. — Я не сомневаюсь, что Камелия найдется. Что касается вашей карьеры, то она может пойти в гору. Идите домой и перестаньте волноваться о прошлом. Пусть ваш отец сделает анализ крови — это вас обоих успокоит.

Ник на мгновение задержался в дверях.

— Еще один вопрос, и я уйду. Вы не знаете, почему Бонни поссорилась с Хелен Фостер?

Сэр Маелз прятал альбомы в шкаф, но, когда услышал вопрос, резко повернул голову.

— Хелен не имеет к этому никакого отношения, — отрезал он, при этом его лицо покраснело. — Она серьезная актриса. Их с Бонни связывала только сценическая постановка.

Покинув дом сэра Маелза, Ник пошел в Холланд-парк и сел на скамейку. Он не был уверен в том, что два светлоглазых человека действительно не могут иметь ребенка с карими глазами. Как бы то ни было, глаза Магнуса не были голубыми, они были золотисто-зеленого цвета. Но это можно проверить.

Последние слова сэра Маелза казались самыми важными из всей беседы. Почему он сказал, что Хелен не имеет к этому никакого отношения? За весь разговор он ни слова о ней не произнес. Было бы естественней, если бы он сказал что-то вроде: «Я не знаю, может быть, Бонни завидовала?» или «Они отвыкли друг от друга».

Допустим, у сэра Маелза был роман с Хелен Фостер, а Бонни отбила его на некоторое время, полагая, что он тоже поможет ее карьере. А потом она от него забеременела?

Это могло стать причиной, по которой девушки перестали дружить, особенно если Хелен была в близких отношениях с Маелзом. Возможно, Бонни написала ему со злости, угрожая рассказать его жене о ребенке.

Хотя Ник и не представлял, как такие молодые красивые женщины могли поссориться из-за старика, все же это был наиболее правдоподобный вариант. Это также объяснило бы враждебность Маелза по отношению к Бонни, и то, почему он читал в газетах о Мэл каждое слово. Зачем еще этому мужчине так следить за ней?