22

Артур облокотился о холодную обшарпанную стену и закрыл глаза. Сколько времени осталось до суда? Две недели? Три? Месяц?

  До сегодняшнего дня он ждал. Каждый день ждал, что она с ним свяжется. Хоть как – то. Единственный звонок, который ему позволили сделать был к ней – Инга не ответила, просто не подняла трубку. Через пару дней появился адвокат – прилизанный полноватый тип с залысинами. Артур слышал его имя и раньше – адвокат не из бесплатных, слишком известный, слишком хороший адвокат, только кто его нанял? Рахманенко? Алена? Инга? На этот вопрос Аркадий Юрьевич Собко Артуру не ответил. Сказал, что это не имеет значения. Пока что Чернышев прибывал в СИЗо. Адвокат настоял на изоляции подследственного до вынесения приговора. Какие причины указал – неизвестно, но Артур не попал ни в "маломестку"*1, ни в "многоместку"*2 – пока что его содержали в одиночке. Артур понимал, что это временная отсрочка и рано или поздно вливаться в "коллектив" придется. Чернышев хотел знать, кто именно нанял Собко для защиты. Если это Рахманенко или Алена –он собирался отказаться от адвоката. Обязанным им он больше быть не хотел. Лучше в "многоместку" и отмотать полный срок, чем снова попасть на крючок. Артур "прописки"*3 не боялся, он хорошо помнил, как это было в детской колонии. Правила тоже помнил. В него их вбили сапогами по голове. Больше всего Артур ждал суда и не потому что так хотел определенности, а он надеялся, что увидит Ингу. Его мучили сомнения. Разумом он понимал, что скорей всего Инга завершила начатое и посадила его за решетку. Из головы не выходила записка, посланная ею вместе со снимками: "за все в жизни нужно платить". Но с другой стороны, не могла же она так притворяться, уехать собирать вещи, найти с ним квартиру. Было больно. Впервые больно. Тоска, как крыса, подтачивала изнутри. Осознание, что все, что было между ним и Ингой – просто ее изощренная игра, сводило его с ума. Чем больше он думал и анализировал ее поступки, тем больше убеждался, что истина именно в этом. Больше никто не мог вытащить на свет дело восьмилетней давности и предъявить ему новые обвинения. Кроме Инги и Рахманенко с Аленой у него нет врагов. Кроме того, только эти трое знали о проклятой аварии все. Артур хотел, чтобы виновником его неприятностей оказались жена и тесть, но понимал, что Алене это не нужно. Припугнуть – да, но реально посадить? Только Инга способна на такой безжалостный удар в спину. Она не скрывала, что ненавидит его так люто, что не побрезгует ни чем. Женщина вынашивала планы мести восемь лет. Она продумала каждый свой шаг и расставила ловушки повсюду. Если бы Артуру не было так больно – он бы аплодировал ей стоя. Только Инга играла не только с его жизнью, но и с его чувствами. Она вывернула ему душу наизнанку, она заставила его полюбить. Впервые в жизни. Вот такой была ее месть – вернула ему долг сторицей и тем же оружием.

  "Что ты знаешь о ней? Ничего. Только то, что она хотела тебе показать. Способна ли Инга на такую подлость? Способна. Без сомнения. И возможно даже не считает себя виноватой".

  Артур знал, в чем его обвиняют, адвокат не скрывал, что при самом лучшем раскладе Чернышева ждет, как минимум пять лет лишения свободы. Если попадет под амнистию или подаст апелляцию, то выйдет через три. В прошлый раз Рахманенко удалось скрыть то, что пострадавший и подозреваемый встречались и повздорили за день до гибели первого. Они не просто повздорили – Мишка присвоил себе больше половины выручки. Он проиграл почти всю долю Артура в казино первый раз и снова влез в долги. Чернышев заехал напарнику по физиономии. Хорошо заехал, возможно, даже нос сломал. На суде эти подробности не всплыли, и вдова пострадавшего дала ложные показания. Сейчас она утверждала, что ей угрожали. Что ж в это Артур мог поверить – у Рахманенко свои способы убеждать.

  Лязгнули замки на железных дверях, Артур поднял голову.

  – Чернышев, на выход – к тебе посетитель.

  Артур сложил руки за спиной и последовал за конвоиром.

  – Кто?

  – Не велено. Руки за спину и пошел впереди.

  Артура завели в комнату, разделенную на две части прозрачными перегородками. Посередине ходил охранник. Когда Артур посмотрел на свою посетительницу, к горлу подступила тошнота. Алена. Кто еще мог добиться свидания так быстро? Только она и деньги ее папочки. Артур усмехнулся и посмотрел на охранника.

  – Уводи. Свидания не будет.

  Увидел, как жена бросилась к стеклу, схватила трубку, она что-то кричала.

  – Чернышев, следующие свидание сможешь получить только после суда или утверждения приговора. А там дальше, если не успеешь – пойдешь по этапу и в "карантин". Так что ты подумай, прежде чем свиданиями разбрасываться.

  – По фиг. Уводи, я сказал. К этой меня не зови больше.

  Повернулся спиной, сложил руки за спину и пошел к выходу.

  – Дурак, Чернышев. Жена все-таки. Тут многие мечтают о свиданиях и никто не приходит, а она два часа прождала, передачу передала.

  – Она мне не жена, а передачу пусть засунет себе в задницу.

  Передачу он все-таки получил. Алена вложила туда фрукты, шоколад, сигареты и письмо. Артур отдал все конвоирам, все кроме сигарет и письма. Долго смотрел на лист бумаги, выглядывающий из вскрытого конверта. Достал. Развернул.

  "Артур, любимый. Это не я и не отец. Мы ничего не знали. Это Инга и папик ее. Это все они. У Новицкого связи везде есть. Папа все узнал. Они с Ингой после того, как тебя арестовали, уехали в Австрию. Она тебя кинула. Артур, любимый, я сделаю все, чтобы вытащить тебя оттуда. Я буду ждать, я буду приезжать на свидания. Только прости меня. Я не могу без тебя. Я с ума схожу. Я заставлю папу вызволить тебя. Он все сделает, он..."

  Артур разорвал письмо на мелкие кусочки. Закурил. Значит все-таки Инга. Можно было не сомневаться. Он просто дурак, который клюнул на приманку и попал в ловушку. Она притворялась, притворялась лишь за тем, чтобы он потерял бдительность. Артур захохотал. Истерически, громко, до слез. Круто его провели. Ирония – он попал в тюрьму именно по тому делу, из-за которого бросил ее когда-то. Идеальный план мести – наказать его тем чего он пытался избежать. Завершила начатое – и отправилась со своим любовником отмечать победу. Там и свадьба не за горами. Артур лег на койку. Чертов Собко. А вот его точно нанял Рахманенко. Да пошли они все. Если суждено отсидеть – он отсидит. Сколько ему светит без адвоката? Десятка? Пятнашка "строгача"*4?

  Артур забарабанил в дверь.

  – Дай бумагу и карандаш.

  – Нахрена тебе?

  – От адвоката хочу отказаться.

  – Вот придет к тебе и откажешься. Я тебе не бюро добрых услуг. Угомонись.

  Герман привез меня в шикарный особняк в Вене. Судя по всему, дом он купил недавно. С тех пор как он вернул меня обратно, прошло два месяца. Два кошмарных, нескончаемых месяца. Он изолировал меня от внешнего мира насколько смог. Наш телефон прослушивался, с моего сотового я могла позвонить начальнику охраны и самому Герману. Повсюду меня сопровождал телохранитель. Сторожевой пес Гоша. Эдакий двухметровый верзила, который всегда и на все мои вопросы отвечал односложными ответами. Он следовал за мной повсюду от супермаркета до парикмахерской. Он незримой тенью присутствовал в доме, и я бы не удивилась, обнаружив его за дверью туалета. Впрочем, весь дом был оборудован как крепость с многочисленными камерами наблюдения. Новицкий больше не поднимал на меня руку и не повышал голос. Я знала, что он ждет, когда я перебешусь и приду к нему сама, так бывало и раньше. Он приезжал раз в неделю, привозил очередной безумно дорогой и совершенно мне не нужный подарок. Ужинал со мной, возил в кабак или клуб, а потом уезжал и снова на неделю. Слава богу, не настаивал на сексе, иначе у меня бы съехала крыша. Каждый раз, когда я спрашивала о суде, он болезненно морщился и отвечал что на это уйдет время. Что он обязательно поставит меня в известность. Я нарочно давала ему понять, что нахожусь с ним рядом только из-за его проклятого ультиматума, а он упорно делал вид, что ему наплевать на мои чувства и мое мнение. Чем больше я упрямилась, тем непреклонней становился он. Меня бесило его холодное спокойствие. Он обращался со мной как с вышедшим из–под контроля подростком – ласково, но строго. Пока я не поняла, что нахожусь в тюрьме. Просто красиво обставленной, шикарной тюрьме. Герман отрезал меня от внешнего мира. Он оградил меня от общения насколько мог. Наказывая за непокорность. Иногда мне казалось, что скоро я не выдержу и сломаюсь. Меня преследовали мучительные головные боли. Я и раньше страдала мигренями, а сейчас постоянно находясь в нервном стрессе, я с ума сходила от приступов до рвоты, до тошноты. Я думала об Артуре каждую секунду. Я медленно сходила с ума, зная, что он там один, что он наверняка думает, что это моих рук дело. Благодаря Герману я узнала о Чернышеве больше чем когда-либо. Мой любовник, в надежде вызвать во мне презрение и отвращение к Артуру дал почитать его дело. Все то, чего я не знала раньше, неприкрытая правда о том, какой на самом деле Чернышев. Как отсидел за кражу, как проворачивал грязные делишки с Рахманенко, как изменял Алене. Только Герман просчитался – чем больше я узнавала о жизни Артура, тем больше сходила по нему с ума, тем сильнее убеждалась в том, что под маской циника скрывается одиночество и боль. Я уже не могла его ненавидеть. Если мое безрадостное детство все же скрасил Иван Владимирович и заботился обо мне, то Чернышев хлебнул горя сполна. Я представляла себе голодного подростка, вынужденного воровать, чтобы выжить и мое сердце сжималось от жалости. Если бы не мой опекун, в кого бы превратилась я? После месяца на улице? Наверное, ожесточилась бы похлеще Артура. Он выбрался из грязи сам. Когда мы встретились восемь лет назад, я даже не могла предположить, что Чернышев когда-то сидел.

   В этот раз Герман приехал довольный. Впервые за эти два месяца я видела его в таком чудесном настроении, хоть он и пытался скрыть свою радость. Только что-то подсказывало мне – радость Новицкого я не разделю, скорей всего мне она принесет боль и разочарование. Только я не предполагала, что меня это просто подкосит. Когда, едва сдерживая радость, Герман сообщил мне о том, что Артур отказался от адвоката за неделю до суда, я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица и предательски закружилась голова.

  – Что значит отказался?

  – А вот так, обратился в прокуратуру и потребовал другого защитника.

  Герман сидел напротив меня в кресле и попивал портвейн. Его забавлял мой ступор, веселила моя паника. Он наслаждался своим триумфом.

  – Ты же обещал мне! – закричала я, – ты поклялся, что сделаешь все возможное ты...

  – Я сделал. Кто же мог предположить, что он откажется от адвоката?

  Я стиснула кулаки, с трудом удерживаясь, чтобы не вцепиться в наглое лицо Новицкого.

  – Найди ему другого адвоката. Ты обещал! Ты обязан ему помочь!

  – Я никому ничего не обязан. Все что обещал – я выполнил. Кроме того суд уже состоялся и вынесен приговор, который вступит в силу через две недели.

  Я, шатаясь, опустилась на стул, чувствуя, как немеют ноги, снова подступает тошнота и резкая головная боль.

  – Сколько? – хрипло спросила я.

  – Пятнадцать лет. Без права подачи апелляции. В колонии строгого режима.

  Если бы Герман вонзил мне в сердце нож, мне не было бы настолько больно. Я задохнулась. Всхлипнула захлебываясь в рыдании, рвущемся из груди.

  – Сволочь! Ты мне поклялся!

  – Пятнадцать лет, Инга. Я сейчас уеду, вижу, ты не в настроении беседовать дальше, а ты подумай. Просто взвесь все "за" и "против". Стоит ли он того чтобы ты убивалась. Пятнадцать лет – это кусок жизни. Ты забудешь его через год. Если станешь моей женой, я сделаю все чтобы, ты была счастлива. А еще я не понимаю, откуда в тебе столько наглости?! Да, я рад, что так вышло и не стану этого скрывать. Думаешь, мне было приятно вытаскивать твоего козла...из дерьма? Да я бы лично его придушил, если бы тебя не пожалел.

  – Убирайся! – выкрикнула я. – Убирайся, сейчас же! Ты, все подстроил ты!

  Мне показалось, что я лечу в пропасть. Только не стремительно, а медленно, перед глазами поплыло, руки и ноги онемели. Я сползла на пол.

  – Можешь убиваться – это закономерная реакция на поражение. Ты не любишь проигрывать и не умеешь, но в этот раз ты все же проиграла. Хоть и не мне. Ты просто потерпела полное фиаско. Я дам тебе время смириться. Я подожду. Все проходит и эта блажь тоже пройдет. А когда ты одумаешься, я буду рядом. Ты моя, Инга. Ты принадлежишь мне, и я не намерен тебя отпускать.

  Он ушел, а я закрыла глаза. Меня била крупная дрожь как при лихорадке. Как только за ним закрылась дверь, меня вывернуло наизнанку прямо на белый ковер. Меня рвало долго и беспощадно. Так что внутренности разрывались на части.