Глава 14
Валерия, трибун претория. Встревоженная
Амага прискакала на подходе к Малакке и стала выкликать Игрра. Он подъехал, переговорил с сармой и направился ко мне.
— Плохая новость, трибун! — сказал, приблизившись. — Малакка в осаде. Там тысячи сарм.
— Ты уверен? — нахмурилась я. — Амага ничего не путает? Вдруг это гуртовщики пригнали овец, а она не разглядела?
— Спроси сама! — предложил Игрр.
— Привал! — скомандовала я. — Центурионы — ко мне!
Дежурные принесли и расстелили на сухой траве палатку. Подали воды и вина. Мы расселись, Игрр привел Амагу. Сарма проигнорировала палатку и устроилась прямо на земле, поджав под себя ноги.
— Пусть говорит! — велела я Игрру. Сарма подчиняется только его приказам. Он сделал ей знак.
— Сарм у города тридцать раз по сто, — сказала Амага, — может, больше. Они то отъезжают, то приезжают.
— Как ты считала? — спросила я.
— Подъехала… — Амага пожала плечами. — Я же сарма, меня не тронут. Спросила, нужны ли им воины, у меня пятьдесят всадниц. Нам велели убираться: своих достаточно. Перед тем как уйти, я проехала по стойбищу и рассмотрела. Там три орды: Красная, Синяя и Белая. У палаток их значки. Они говорят, что пришли мстить за смерть вождей. Их убил муштарим, которого прислали рома. Он! — Сарма указала на Игрра.
— У них есть лестницы?
— В Степи их негде взять, — покачала головой Амага. — Сармы ими не пользуются. Везти далеко, нужны повозки. Сармы бросают веревки с крюками и лезут по ним на стены. Но здесь так не будет. У них есть горючее масло. Я слышала: они собрались облить им ворота и сжечь.
Я выругалась. Если не поспеет помощь, Малакке конец. Ее гарнизон составляет всего центурию, плюс полсотни вигилов. Защитить стены они худо-бедно смогут, но отбросить врага от ворот… Город не готовился к войне, ее не ждали. По негласному соглашению сармы Малакку не трогали. Здесь они сбывали свои товары и закупали наши. Помыслить было нельзя, что Малакку осадят. Прежняя Мада этого не позволила бы. Но в Степи сейчас нет власти…
— Что будем делать? — спросила я центурионов.
— Надо помочь! — сказала Ирида. — Кроме нас некому!
Центурионы закивали. Я и сама знала, что надо. Если узнают, что мы, зная об осаде, прошли мимо, мне не поздоровится. Но это с одной стороны. А с другой…
— Нас всего пятьсот, — сказала я. — Сарм — три тысячи. Справимся?
Центурионы, не сговариваясь, глянули на вексиллум, добытый Игрром. Вместе с орлом и сигнумами он красовался неподалеку. На стоянках знаки находятся там, где трибун. Я знала, о чем они думают. Судьба манипулы, опрометчиво выведенной в Степь, никого не вдохновляла. Нас также могут окружить и перестрелять. Кому-то, возможно, удастся пробиться в город одной центурии или двум. Но большинство погибнет. Дочки сенаторов, знатных граждан Ромы… С меня за это шкуру спустят, если, конечно, будет с кого. Есть и другое обстоятельство. С нами первый ребенок-мужчина в Паксе. Если его убьют или захватят в плен, наши имена предадут забвению, а дни, в которые мы родились, объявят несчастливыми[25]. Друзья и родственники постараются о нас забыть.
— Сделаем так! — сказала я. — Одна центурия возьмет сенатора и его семью и пойдет в Рому. Счастливчиков выберет жребий. С остальными я попытаюсь прорваться в Малакку. Надеюсь, хотя бы половина дойдет.
Центурионы вздохнули и кивнули. Другого выхода нет.
— Погоди, трибун! — встрял Игрр. Я недовольно повернулась: ему чего? Пусть радуется, что будет жить!
— Есть другое предложение! — сказал он. — Устроить психическую атаку.
— Объясни! — не поняла я.
— Смотри! — Игрр обмакнул палец в чашу с вином и стал рисовать на коже палатки. — Малакка стоит у реки. Дорога из Ромы идет по берегу. Вот здесь, — он ткнул пальцем, — неподалеку от города она проходит между рекой и высоким холмом. Пока не минуем его, нас не видно. От Малакки до холма примерно три стадия[26]. Именно здесь сармы ждут опасность, и отсюда она придет. — Игрр усмехнулся. — Скажи, трибун, как ты хотела пробиться в город?
— Сделать «черепаху»! — сказала я. — Но для начала постараться незаметно приблизиться. Обернуть мечи и пилумы тряпками, чтоб не звякали. Пойти вечером, в темноте труднее целиться. Если повезет, доберемся до ворот, а там дадим сигнал, чтобы впустили.
— Могут не открыть. Сармы постараются ворваться в город на ваших плечах.
Я вздохнула: могут! Но если идти днем, потери будут огромными.
— А теперь представь: у тебя легион! Что бы ты сделала?
— Не стала бы прятаться. Приказала бы бить в тимпаны[27], трубить в буцины. Вышла бы на равнину и развернулась в боевой порядок Сармы, увидав, сколько нас, побежали бы. Они не сражаются, когда в меньшинстве.
— Вот! — Игрр поднял палец. — Так и сделаем. А на вершине холма поставим знаки. Рядом — начальство, побольше. Сармы подумают, что нас легион!
Я покачала головой.
— Для начала они захотят убедиться. Сразу не побегут.
— А если добавить элемент паники?
Мы, не сговариваясь, посмотрели на Игрра. О чем это он?
— Представьте! Перед тем, как выйдет войско, на равнину выскакивают сармы. Они несутся, нахлестывая коней, и вопят, что следом идет огромное войско. Рома — тысячи. Спасайся, кто может! Ай-ай-ай! Сармы побегут?
— Где взять этот отряд? — вздохнула я.
— Вот! — Игрр показал на Амагу.
Мы с центурионами переглянулись. Хм!..
— Она согласится?
— А мы спросим!
Игрр повернулся к Амаге и коротко изложил замысел. Латынь сарма не знала и в течение нашего разговора только таращилась. Когда Игрр умолк, Амага задумалась и почесала за ухом.
— Что я получу? — спросила, выпятив грудь.
— А что хочешь? — спросила я.
— Овец! — сказала Амага. — Всех, что там есть. Орды пригнали стада, потому что им нужно есть. Если сармы побегут, овец бросят.
— Договорились! — кивнула я.
Амага ощерилась и встала.
— Они не хотели брать меня, тарго! — сказала Игрру. — Сказали: мы слишком молоды! Их надо проучить! Я заберу их овец и стану богатой!
Я только головой покачала: и это ауксилии, которые служат Роме? А если б сармы согласились? Она привела бы их к нам?
— Не беспокойся, трибун! — шепнул Игрр. — Амага не предатель. Просто обидчивая…
В другой раз я бы поспорила, но сейчас было не до того. Центурионы получили указания и разбежались. Когорта снялась и, забирая влево, двинулась к дороге на Малакку. Впереди скакали сармы. Они получили особое задание. Когорта подошла к холму, и я увидела, что Амага справилась. На склоне валялись трупы дозора сарм.
— Они решили, что мы дети, — сказала Амага, подъехав, — поэтому подпустили близко. Мои воины выстрелили с седел. Ни одна не ушла, как ты и велел, тарго!
Велела я, а не Игрр, но спорить не приходилось. Мы поднялись на холм. Малакка лежала как на ладони. Ворота ее пылали. Вокруг роились осаждающие. Вовремя мы!
— Приготовиться! — скомандовала я центурионам. — Амага, вперед!
Игрр повторил приказ, и наши ауксилии вылетели на дорогу. Миновав холм, они рассыпались и поскакали к городу, вопя и размахивая руками. Я не слышала, что они кричат, но надеялась, что то, что выучили. По пути к Малакке Игрр заставлял сарм повторять эти слова. Показывал, как надо кричать и махать руками. «Вы должны выглядеть естественно!» — наставлял он. Я спросила его, откуда он это знает, Игрр ответил, что видел в «кто». Это такой театр, он в нем играл. Я только головой покачала: надо же! Медикус, воин, певец, да еще и актер! И такие люди не нужны в его мире? Пусть присылают к нам!
Сармы у города разглядели и расслышали Амагу и ее воинов. Я увидела, как они, отвернувшись от стен, смотрят на холм. Пора!
— Когорта — вперед!
Запели буцины, ударили тимпаны. Вторая центурия под предводительством Лионы ударила подкованными калигами в мощеное полотно дороги. В бой центурии идут по порядку. Первая осталась в Роме, возглавить атаку выпало второй. Ею командует Лиона. Великая честь и скорая смерть… Я сжала кулаки: помоги нам Богиня-воительница! Взгляд от равнины я не отвела. Если дочери суждено погибнуть, я хочу это видеть.
Голова центурии вышла из-за холма, и я увидела, как колыхнулись полчища сарм. Теперь все зависит от нас. Надо, чтоб было «естественно», как говорит Игрр. Если сармы не поверят, нам несдобровать.
Центурия маршировала красиво, и несмотря на тревогу, сжимавшую мое сердце, я залюбовалась. Занятия не прошли даром. Преторианки ступали в ногу, неся скутум на левом плече, а на правом — пилум. Грозно алели гребни на шлемах (их прикрепляют только перед боем), мерно колыхались ряды, и даже задранные в ожидании боя хвосты девочек одинаково колебались из стороны в сторону. Центурия миновал холм, и Лиона прокричала команду.
— И-и-ах! — ответила сотня голосов.
Центурия перестроилась из походной колонны к бою. Коробка десять на десять воинов, несокрушимый строй пехоты Ромы. Может отразить атаку с любой стороны, по команде закрыться от стрел и дротиков. Коннице с наскоку не взять, требуется долгая осада.
— И-и-ах!
Центурия закрылась щитами и взяла пилумы в правые руки. Теперь только прокричать команду, сотня смертоносных жал устремится во врага. Тонкий наконечник пилума, брошенного сильной рукой, пробивает щит или доспех, валит с ног лошадь… Боевая коробка, не сбавляя темпа, двигалась к Малакке. Так идут в наступление, когда следом за первой центурией идут остальные. Те, что прикроют с тыла и отразят наступление сбоку.
Буцины не переставали выть. Центурия Ириды вышла из-за холма и повторила маневр Лионы, заняв позицию справа от нее. Следующая коробка закрыла проход между ними. Если сармы ворвутся между центуриями, по ним ударят с трех сторон. Четвертая центурия взяла левее. Четыре коробки, расположившись уступами, мерным шагом двигались в сторону сарм, а из-за холма выползала голова пятой.
Орды дрогнули именно в этот миг. Толпа у стен колыхнулась и стала распадаться. Нахлестывая коней, толкаясь и размахивая руками, сармы брызнули от города и помчались, поднимая тучу пыли.
— Так вам, так! — закричала я. Сработало! Пять центурий прогнали три тысячи сарм! Когда это было! Игрр — великий стратег! Вонючки не скоро опомнятся. Мы войдем в Малакку, после чего осаждать ее бесполезно. Пять сотен воинов за высокими стенами отразят и десятитысячную орду. Сармы не вернутся…
Я направила коня к дороге. Со всех сторон меня закрывали «кошки». На этом настоял Игрр. Турма на вершине холма изображала командование легиона — тех, кто ездит верхом. Сармы наверняка нас посчитали и сделали выводы.
Подскакав к стенам Малакки, я разглядела, что ворота города в целости. Пылала повозка с горючим маслом, опрокинутая возле них. В жарком пламени лопались почерневшие от сажи горшки, от обугленной запряжки быков несло горелым мясом. Надо же! Защитникам города удалось сорвать штурм!
При моем приближении ворота заскрипели, отворяясь. Навстречу выехала толстая женщина с обрюзгшим лицом. Я узнала ее. Урсула, префект города.
— Аве, трибун! — Она выбросила вперед кулак — Откуда вы взялись? Мы готовились к смерти, а тут легион.
— Пять центурий, — поправила я. — Со мной половина когорты.
— Ты пошла в бой с пятьюстами воинами?! — изумилась Урсула. — Отважный поступок, Валерия! Я сообщу об этом принцепсу. Твой подвиг прославят в веках!
Она протянула руку. Я поморщилась, но пожала пухлую лапу. Малакка — пограничный город. Префект должна знать, чем дышит Степь. Нападение сарм, как видно, случилось неожиданно. В Малакке увлеклись торговлей.
— У тебя есть медикус? — спросила Урсула.
— У вас много раненых? — удивилась я. Не похоже, что под стенами шел бой.
— Почти нет, — подтвердила догадку префект. — Но одну из моих сильно изрубили. Видишь! — она указала на догоравшую повозку. — Это ее работа. Сармы замыслили сжечь ворота и ворваться в город. Подкатили повозку… Эта воин сама вызвалась. Спрыгнула со стены, убила охрану и опрокинула горшки. Те разбились, и мы подожгли масло горящими стрелами. Сармы обезумели от злости. Набросились на храбрую и сильно ее изранили. Ее подняли на стену, но она плоха.
— Как ее имя? — спросила я.
— Не помню! — пожала плечами префект. — Ее прислали из Ромы. Преступница, осужденная к смерти. Казнь заменили службой в пограничье. Она хотела, чтоб ее помиловали, и пожелала отличиться. Медикус говорит: раненая обречена. Нужно показать ее другому. Пусть видят, что я забочусь о воинах. Преступница прославилась, пусть часть ее популярности достанется мне.
Урсула ухмыльнулась.
«Сволочь! — подумала я. — Думаешь только о выборах. Эта воин — герой, а ты даже имени ее не знаешь!»
— У меня есть медикус! — сказала громко. — Очень хороший…
Игрр, медикус. Удивленный
Несмотря на серое от потери крови лицо и ворох тряпок, в которые ее замотали, я узнал раненую. Касиния, она же «штангистка», избивавшая меня в храме, а после хотевшая меня зарезать. В спальне принцепса она едва не выпустила мне кишки. Лиона помешала…
Касиния меня узнала. Гримаса исказила ее лицо. Я склонился над раненой. Так, руки и ноги замотаны, бинты пропитаны кровью, но на туловище повязок нет, следовательно, нет и проникающих в грудную и брюшную полости ранений. На Касинии наверняка была лорика. Не так страшно, как меня уверяли.
— Стол! — велел я сопровождавшим меня воинам из городской стражи. — Кипяченую воду, уксус, чистые бинты и нитки. И еще деревяшку — вот такую! — я показал пальцами.
— Деревяшку зачем? — удивилась немолодая тетка в залатанной тунике.
— Она будет ее грызть! — я указал на Касинию…
Деревяшку «штангистка» выплюнула, когда спина моя занемела. Касинию словно пропустили через шнек комбайна. Раны рубленые и колотые, от мечей, наконечников копий, стрел… Число наложенных мной швов шло на десятки. А она в таком состоянии ухитрилась взобраться на стену. Зверюга! Если выживет, будет вся в шрамах. После чего ею только детей пугать.
Несмотря на дикую боль, Касиния сознание не теряла. Кряхтела, мычала, дергалась, но не сводила с меня глаз. Ну, да, пришлый пришел ее зарезать! А то сама бы не сдохла! Мне стоило покачать головой — безнадежно — и уйти. Умерла бы от заражения и потери крови Почему взялся ее спасать, я сам не понимал и злился.
Закончив, я достал из сумки горный воск. Глаза Касинии стали большими. Догадалась. Вита, если узнает, меня убьет. Она до сих пор с содроганием говорит о Касинии. Я отломил кусочек величиной с ноготь и поднес его ко рту раненой. Она выхватила его из моих пальцев, едва не откусив их. Жить хочет, зараза!
— Вот еще!
Я вложил второй кусок, величиной с палец, ей в ладонь. Она сжала его в кулаке — не отберешь!
— Перенесите ее на нары! — велел я наблюдавшим за нами воинам. — Она потеряла много крови, поэтому захочет пить. Давайте вволю. Хорошо бы красное вино…
Я подумал и достал из кошелька золотой. Немолодая тетка протянула ладонь и поклонилась.
— Спасибо, господин! Нам не на что купить Касинии вина. Жалованья не платят с лета. Префект говорит: Рома задерживает деньги.
— Купите курицу и сварите. Курицу съешьте сами отвар дайте ей!
Я повернулся и, не слушая слов благодарности, вышел из казармы. Так, куда теперь? К Касинии меня отвели сразу от ворот. Где расположились Вита с семейством? Ладно, найдем! Малакка не больно большая…
Я не успел додумать, как увидел скачущую всадницу. Она подлетела, и я узнал Лолу.
— Игрр! — закричала она, осаживая коня. — Амага! Ее убивают!
— Где? — воскликнул я.
— За стенами! Пришли местные воины…
— Слезай!
Лола скользнула на брусчатку.
— Найди Валерию и сообщи! — прокричал я и ударил в бока лошади сапогами.
Амагу и ее сарм я нашел за воротами, к счастью, пока живыми. Однако убивать их собирались. Девочки, сгрудившись вокруг «звездочки», держали оружие наготове. Напротив, закрывшись щитами и ощетинившись пилумами, застыл строй местных воинов. Прозвучит команда, и пилумы полетят в моих сарм…
— Прекратить! — заорал я, направляя коня в просвет между противниками. — Что тут, на хрен, происходит?
— Ты кто такой? — выкрикнули из-за щитов.
— Игорь Овсянников, сенатор Ромы! — рявкнул я. — Не видишь? — Я ткнул пальцем в багряную полосу на своей тунике.
Еще на пути к Малакке Валерия озаботилась моим внешним видом. Девчонки нашили на обычную тунику полосу ткани, выкроенную из плаща претория. Валерия обещала раздобыть в Малакке красные сапоги и тогу и тем самым завершить облачение. Ходить, завернутым в одеяло, мне не улыбалось, только куда деваться? В Роме, как и у нас, встречают по одежке. Вот и сейчас правило сработало. Щиты раздвинулись, и ко мне вышла женщина с лисьим лицом.
— Я Цецилия, квестор Малакки, — представилась, поклонившись. — Нашим воинам нечего есть. А эта наглая сарма, — она ткнула в Амагу, — не дает нам овец! Более того, угрожает оружием! Да кто она такая?!
— Она, — сказал я, сдерживая гнев, — ауксилий претория, как и ее воины. Сегодня мы сняли осаду с Малакки. Если б не Амага, вы бы тут сдохли. В награду ей пообещали стада. Это ее добыча! Почему она должна ее отдавать? Если твои воины хотят есть, купи им мяса.
— Казна города пуста! — возразила Цецилия.
Я присмотрелся. Бедной городской квестор не выглядела. Туника из тонкого сукна, новенькие сапоги. Да и рожа сытая.
— А это что? — я ткнул пальцем в кошель на ее поясе.
— Это… — квестор смутилась, и я понял, что попал в точку. — Мои личные деньги.
— Так купи на них! После возместишь из казны. Или в Малакке так не принято?
Цецилия оглянулась на своих воинов. На их лицах читалось: с сенатором они согласны. Я присмотрелся к городскому войску. В отличие от квестора, оно выглядело жалко. Поношенные, неоднократно заштопанные туники, разбитые сандалии, из дыр в которых торчали грязные пальцы. Похоже, что раздербанивание казны в Малакке вошло в зенит. Не удивлюсь, если, получив бесплатных овец, Цецилия проведет их по отчетам как купленных за золото, поскольку война, как известно, кому-то мать родна.
— Как скажешь, сенатор! — вздохнула квестор и обратилась к Амаге: — Сколько хочешь за овец?
— По серебряной монете за каждую, — приосанилась «звездочка».
— Что? — Цецилия задохнулась. — В Малакке овца стоит сестерций[28]! Я могу заплатить только его.
— Покажи! — сказала Амага, подъехав.
Квестор вытащила из кошелька и протянула на ладони монету. Амага, склонившись, разглядела и покачала головой.
— Это медная! Нужна вот такая! — Она показала денарий.
— Да что ты возомнила… — начала квестор, но ее прервали.
— Что тут вас?! — рявкнули сбоку, Я повернул голову. К нам приближалась жирная тетка на вороном коне. Серебряные бляхи на сбруе, меч в богатых ножнах, а на тунике, как и у меня, багряная полоса. К гадалке не ходи, местный префект! Мое предположение немедленно подтвердилось. Цецилия рванулась к жирной и закланялась.
— Сармы не дают нам овец, почтенная! — наябедничала, ткнув пальцем в Амагу. — Требуют денарий за каждую.
— Еще чего! — хмыкнула тетка. — Просто забери. Станет сопротивляться — убей! Это всего лишь сармы.
— Они ауксилии когорты претория! — вмешался я. — Служат Роме.
— А это кто? — сощурилась тетка.
— Говорит, что сенатор! — доложила Цецилия.
— Он?! — тетка захохотала. — Ты когда-нибудь слышала о мужчинах-сенаторах? Это жалкий слизняк, нацепивший сенаторскую тунику. Мы еще разберемся зачем. Прогони его!
— Господин?.. — обернулась ко мне квестор.
— Только попробуй!
Я достал из ножен гладий. Жирная свинья смеет мне указывать?
— Гляди-ка, у него — меч? — хмыкнула префект. — Причем дорогой. Наверное, украл. Я заберу его себе! Давай, Цецилия!
— Амага! — повернулся я к «звездочке». — Луки на изготовку! Стрелять, как я скажу!
Сарма прокричала команду, и я расслышал за спиной скрип натягиваемых тетив.
— Слушай меня, жирная корова! Я, Игорь Овсянников, сенатор Ромы, заявляю, что никто не смеет тронуть моих воинов. При попытке напасть на нас мы ответим оружием и перебьем вас, как сделали это в Балгасе с вождями трех орд…
— Ты смеешь мне угрожать?!
Префект выхватила из рук ближайшего к ней воина пилум и вскинула руку. Пилум она держала уверенно. Я вдруг отчетливо осознал, что тетка его бросит. С расстояния в десять шагов промахнуться невозможно. Жало пилума пробьет меня насквозь. Доспеха на мне нет, да и будь бы, не помог. Писец…
Префект метнула пилум. Я хотел зажмуриться, но не смог. Острие наконечника превратилось в точку, которая стремительно неслась ко мне. Я сжался. В следующее мгновение свет померк. Не стало ни префекта, ни ее воинов, ни пилума. Они исчезли. «Вот оно как!..» — успел подумать я, и в этот момент раздался глухой удар. Острое узкое жало заколыхалось у моих глаз. Я отшатнулся и закрутил головой. Меня прикрыли щитом. Его держала Лиона, восседавшая на взмыленном коне. Наконечник пилума прошил щит и, не удержи его Лиона, воткнулся бы мне в глаз. Откуда Ли здесь? Хотя, надо сказать, вовремя. «Спасибо!» — хотел сказать я, но из горла вырвался хрип.
— Всем стоять! — рявкнули в стороне, и я узнал этот голос. Благослови тебя Господь, Валерия!
Лиона отвела руку со щитом, и я увидел трибуна. О лицо Валерии можно было сигары прикуривать. Подбегавшие преторианки брали в кольцо городских воинов.
— Я все объясню… — начала префект, но Валерия перебила:
— Заткнись!
Она рявкнула это так, что городские воины уронили щиты.
— Только что на моих глазах, — продолжила Валерия, — ты пыталась убить сенатора Ромы.
— Я не знала, что он сенатор! — взвизгнула тетка.
— Я говорила ей! — поспешно сдала босса Цецилия. — Но префект не поверила.
— У Игрра на тунике полоса! — рявкнула Валерия. — Я лично приказала ее нашить. Ее видно за стадий. Игрр отбил у сарм вексиллум пятого легиона, и я объявила его сенатором, как того требовал закон. Он убил в Балгасе вождей трех орд, а сегодня придумал, как спасти Малакку. Благодаря ему мы отогнали вонючек. Игрр — герой, заслуживший триумф, а ты хотела его убить?
Голос Валерии приобрел зловещий окрас.
— Я… — начала префект, но трибун прервала ее:
— Тебе велели молчать! Оправдываться будешь перед судом! Хотя это не поможет. Игрр не только сенатор, но и мужчина. Уж это ты видела? Покушение на жизнь пришлого карается смертью. У тебя будет время подумать об этом. В Рому ты пойдешь пешком. Я прикажу приковать тебя к повозке. Пока дойдешь, сильно похудеешь…
Валерия направилась к префекту, но та вдруг ударила в бока лошади сапогами и поскакала в степь.
— Лиона! — рявкнула трибун. — Не дай ей уйти!
— Воробышек!..
Могучая преторианка выскочила из кольца воинов и замахнулась. Пилум Воробышек бросает лучше всех в когорте, причем как по неподвижной, так и по движущейся цели.
Взмыв в воздух, пилум описал пологую дугу и с размаху ударил префекта в спину, пробив ее жирное тело навылет. Тетка взмахнула руками и выпала из седла. Лошадь встала и заржала.
— Духи Гадеса! — вскричала Валерия. — Я не приказывала ее убивать! Мерзавка избежала заслуженного наказания. Казна Малакки разграблена, склады пусты, моих воинов нечем кормить. За такие дела вешают на кресте, чтоб подыхала долго. Эй, ты! — трибун ткнула пальцем в Цецилию. — Поди сюда! Ты кто?
— Квестор Малакки! — побледнела та.
— Тогда почему ты здесь? Почему мои девочки голодны? Или ты ждешь, чтоб я отмерила тебе то, чего избежала Урсула?
— Сейчас! Немедленно! — затрясла головой Цецилия и подбежала к Амаге. — Я беру всех твоих овец, сарма, — оптом! Ты должна дать мне скидку. Сколько за овцу?
— По серебряной монете за каждую! — сказала Амага…