I

Гус Константинович был англичанином. Так было написано в его паспорте. В фамилии его слышалось что-то не то русское, не то греческое, цвет лица наводил на мысль о Леванте, а нос обнаруживал явное иудейство. Фигура его отличалась поистине космополитической широтой благодаря не менее космополитическим кулинарным пристрастиям. И все же, когда Константинович, стоя в дверях танцевального зала у себя дома в Аскоте, перекатывал сигару во рту или, прощаясь, бросал гостям односложные реплики, нетрудно было принять его за американца. Виной тому была его профессия. Став председателем правления и исполнительным директором «Циклоп-Фильм Лимитед» — компании, которая (по его словам) должна была побить Голливуд на его собственном поле, — он естественным образом обзавелся всеми отличительными признаками этого племени.

Вечер по случаю закрытого предпремьерного показа «Эми Робсарт»^[113] («бесподобной картины!») потихоньку угасал. Со своего поста у двери Гус тусклым взглядом обвел последних гостей. По его лицу было невозможно понять, понравился ли ему фильм или хотя бы вечеринка. Длинный зал с окнами, глядевшими в душную июльскую ночь, почти опустел. Граммофон играл Штрауса, но в центре зала кружилась лишь одна пара — стройный молодой человек в вечернем наряде и бледная белокурая девушка с усталыми глазами. Девушка была в костюме Эми Робсарт — пышном платье эпохи Тюдоров. В углу худощавая молодая женщина с хищным лицом беседовала с мужчиной необычайной красоты и поистине великанских пропорций.

— Хорошенькая девчушка, вы согласны? — сказала она, указав на танцующих.

— Кто, Камилла? — переспросил он. — Да, леди Порция, очень хорошенькая.

Леди Порция Фэннинг по-тигриному улыбнулась:

— Да, мистер Бранкастер, я знала, что вы со мной согласитесь. А что думает ваша жена?

Тедди Бранкастер бросил взгляд на другую стороны зала, где у бара его жена беседовала с двумя мужчинами.

— Не думаю, что Женевьеву стоит в это посвящать, — покраснев, ответил он.

— Конечно-конечно. К тому же она француженка, а они смотрят на подобные дела совсем не как вы, американцы. Не правда ли? Иначе стоило бы ожидать, что она найдет утешение в объятьях этого юноши, с которым разговаривает. Как там его, Бартрем, да?

— Дик Бартрем — честный малый.

— Ничуть не сомневаюсь. Но мы с вами говорили про Камиллу Фрейн. Вы посмотрели фильм?

— Нет. Утром у меня были съемки, а днем я тренировался здесь в бассейне — прыгал с вышки.

— У Гуса и бассейн есть?

— Есть, в саду. Очень неплохой, надо сказать.

— Какая прелесть! Голливудский шик! Неужели вам, такому атлету, нужны тренировки?

— Если я не хочу потерять форму, то да, каждый день.

— Какой вы молодец! Что до фильма, вы немного потеряли. Хоть ваша Камилла и хороша, актриса она никудышная.

— Возможно.

Она посмотрела на часы:

— Мне пора. Вас не подвезти, мистер Бранкастер?

— Нет, спасибо. Я остановился у Гуса.

— Ах да, я и забыла. Ну что ж, может быть, мы еще встретимся в Лондоне. Если миссис Бранкастер не будет против, конечно.

Она подошла к хозяину:

— Доброй ночи, мистер Константинович. Вечеринка была просто восхитительная, и картина, конечно, обречена на успех.

— Доброй ночи, леди Порция. Я счастлив, что вы пришли.

Вальс закончился. Партнер Камиллы откланялся и удалился. Стоило ему уйти, как, шурша юбками, она пересекла зал и подошла к Тедди Бранкастеру.

— А теперь, Тедди, я потанцую с тобой. Поставь другую пластинку, специально для нас, — сказала она и уставилась ему в глаза, как маленькая девочка на витрину кондитерской.

Будто бы по волшебству, Женевьева, на протяжении танца спокойно стоявшая у бара, материализовалась рядом с мужем.

— Ей больше не стоит танцевать, Теди-и, — провозгласила она. — Посмотри, какая она усталая!

— Чистая правда, — спокойно ответил Тедди. — Маленьким девочкам пора спать, Камилла. — Когда он обратился к ней, его голос стал совсем другим: в нем появились тепло и нежность.

Безыскусным детским жестом она поднесла ладонь ко лбу.

— Что толку идти спать, если все равно не спится! — надулась Камилла. — Я не сплю уже целую вечность! С тех пор как начались съемки.

К ним присоединился Гус Константинович.

— Теперь съемки закончены, — сказал он. — Сегодня ты как следует выспишься, Камилла. Именно для этого ты и живешь в моем доме — чтобы крепко спать.

— Но, Гус, я хочу танцевать. Еще только один танец, с Тедди!

Тедди покачал головой.

— Для танцев уже слишком поздно, — возразил он. — Пойду окунусь перед сном.

— Я тоже. Сходим в бассейн вместе, Теди-и, — торопливо сказала Женевьева.

— Как же иначе, — ядовито согласился Тедди, — ты за мной хоть на край света, да, дорогая? Ну пойдем переоденемся.

— Я тоже пойду! — заявила Камилла. — Купание при луне, какая прелесть!

— Ты пойдешь спать, — решительно возразил Тедди. — К тому же сегодня нет ни луны, ни даже звезд. Хоть глаз выколи.

— Ах, так даже лучше! Нырнуть во тьму, когда не видно ни зги! Совсем как Эми Робсарт! Упала во тьму, и все было кончено.

Ее голос неуверенно стих.

— Камилла! — рявкнул Гус. — Миссис Бранкастер, отведите ее в спальню. Вы ведь знаете, где ее спальня? Рядом с вашей. И проследите, чтобы она больше не спускалась.

Женевьева взяла девушку под руку. Какое-то мгновение казалось, что Камилла будет упираться, но француженка сжала ее локоть, как в тисках, и та кротко уступила.

— Вот и умница, — по-отечески обрадовался Гус. — Иди спать, а дядюшка Гус зайдет и подоткнет тебе одеяло.

Из них получилась странная парочка — хрупкая девушка, обмякшая в своем тюдоровском облачении, под руку с сильной, мускулистой молодой женщиной. Тедди Бранкастер смотрел им вслед, будто бы сравнивая.

— Пойду переоденусь, — резко сказал он.

За ними наблюдал Дик Бартрем, стоявший среди гостей у бара.

— Красивая, — заметил кто-то.

— Жаль, что играть не умеет.

— Играть? Почему же? У нее наверняка получилось бы, если бы она попробовала.

— Интересно! Чем же она тогда занималась последние полгода?

Дик мучительно покраснел.

— А! Вы про Камиллу! Я… Я думал, вы…

Раздался дружный хохот, отчего его щеки заполыхали еще ярче.

— Мой несчастный друг! — заговорил наконец тот, кто затеял этот разговор. — Не стоит растрачивать на нее свою юношескую любовь. Вы не заметили? Женевьева однолюбка.

— Вот бы еще ее муж был однолюбом.

— Ну, об этом не стоит беспокоиться. Прекрасная Женевьева сумеет постоять за себя. Наверняка у нее за каждой подвязкой по стилету — соперницам не поздоровится.

Не ответив, Дик вышел из зала.

— Полюбуйтесь, и это лучший кинооператор в Англии, — сказали ему вслед. — Впрочем, если Гус и дальше будет снимать такую же дрянь, как этот его последний опус. Дик скоро останется безработным.

— Как ты думаешь, в Америке это купят?

— Никаких шансов. Сегодня после показа я видел Содерберга, он сказал…

— Я еще тогда заметил, какой Гус был зеленый с лица.

— Это ничего не значит. Он всегда такой. Британская кровь в жилах бурлит.

— Говорят, у них на студии были проблемы. Из Скотленд-Ярда приходили.

— Ерунда. Какой-то смышленый кассир воспользовался случаем и запустил лапу в кассу.

— Куда это делся Гус? Только что тут был.

— Надо думать, ушел подсчитывать убытки. Ну, за удачу.

Вернулся Тедди Бранкастер с полотенцем на плече. Его великолепное загорелое тело было облачено в одни лишь плавки.

— Женевьева уже спустилась?

— Дражайший Аполлон, разве женщина когда-нибудь бывает готова вовремя? Нет, разумеется.

Тедди подошел к лестнице и крикнул наверх:

— Эй, Женевьева! Ты идешь?

Женевьева показалась на лестничной площадке.

— Скоро спущусь, Теди-и! — крикнула она.

Позади нее открылась дверь, и в щели показалось бледное лицо Камиллы.

— Пожалуйста, можно я тоже пойду? Тедди, пожалуйста! Только в этот раз!

Тедди с улыбкой покачал головой.

— Ты не пойдешь! — отрезала Женевьева, и дверь закрылась.

— Ну, я в бассейн, — сообщил Тедди. — Увидимся там. Пока!

Дик Бартрем, сидевший в укромной нише, проводил его завистливым взглядом и затем подошел к лестнице.

— Женевьева! — тихо позвал он.