Глава XVI

Ночью разразилась гроза с проливным дождем. Салли никак не могла объяснить, откуда взялась смутная тревога, с какой она проснулась на следующее утро. Словно ее подстерегала беда, что-то такое, что необходимо предотвратить. Должно быть, гроза и разговоры о войне вызвали это странное ощущение.

Хотя Салли теперь готовила куда меньше бутербродов и завтраков, она встала, как обычно, с рассветом. У нее выдался хлопотливый день. Надо было нагреть воду в прачечной для большой недельной стирки. Потом она намеревалась убрать комнату Пэдди и каморки в бараке, откуда съехали жильцы.

В этой суматохе, когда время было уже ставить на огонь первый бак с бельем, накормить завтраком Тома и Дэлли и поторопить остальных, чтобы они, боже упаси, не опоздали на работу, у нее не было и минуты свободной, чтобы думать о чем-либо, кроме домашних дел, тем более, что Моррис и мальчики тормошили ее со всех сторон:

— Есть чистые носки, мама?

— Ради бога, Салли, куда ты дела мой серый свитер?

— Никому не попадался мой велосипедный насос?

Однако когда ее мужчины ушли, Салли вновь охватило странное беспокойство. Чего она боится, спрашивала она себя. Что это у нее вдруг так разыгрались нервы? Какой-то голос твердил ей, что надо что-то предпринять, Но что — она не знала.

Салли привела в порядок кухню и направилась было в прачечную продолжать стирку, когда какая-то темная фигура, сидевшая на корточках у заднего крыльца, увитого диким виноградом, внезапно поднялась ей навстречу.

Это была Калгурла, грязная и промокшая до нитки: она всю ночь провела под дождем; на голову у нее была нахлобучена старая фетровая шляпа, брошенная каким-нибудь старателем, под мужским пальто виднелась засаленная юбка, облепившая тощие голые ноги.

— Крепко сидит, — пробормотала она с легким хихиканьем, показывая взглядом на утку, пристроившуюся под виноградной лозой. — И гром грянет — не сдвинется.

— Господи, как ты меня напугала, Калгурла! — воскликнула Салли. — Ведь мы с тобой не виделись целую вечность. Где ты пропадала?

— Ходила-бродила, — сказала Калгурла, и ее сумрачное лицо просветлело от того, что миссис Салли так приветливо встретила ее.

— А ведь я думала, ты живешь где-нибудь с Маританой, — сказала Салли. — Что же у вас случилось? Ты разве больше не пасешь коз у Маританы?

Калгурла нахмурилась.

— Уайя, — отрезала она.

Салли слишком хорошо знала Калгурлу. Она сразу поняла, что случилось что-то неладное, и не стала допытываться. Старуха, наверно, сама потом все расскажет. У Салли мелькнула мысль, что это провидение посылает ей сегодня Калгурлу: она поможет ей по хозяйству.

— Пойдем, Калгурла, — поспешно сказала она, — выпьем по чашечке чайку. Ты ведь, конечно, голодна! А потом поможешь мне постирать, ладно?

Глаза Калгурлы радостно заблестели.

— Угу, — пробормотала она и вслед за Салли заковыляла к дому.

Калгурла была до того грязна, что Салли в нерешительности остановилась на пороге. Но миссис Гауг никогда не забывала, чем она обязана этой старухе: как в свое время Калгурла ухаживала за ней, когда она, Салли, чуть не умерла в зарослях от тифа, и как Калгурла, не щадя себя, работала у нее, в ее столовой на Хэннане. Калгурла поняла, что беспокоит миссис Гауг, и, прежде чем войти в кухню, остановилась во дворе вымыть ноги под краном, а потом вытерла их подолом юбки.

— Ну вот, — сказала Салли, когда Калгурла уселась за стол, на котором стояла эмалированная кружка с чаем, порядочный кусок мяса и несколько ломтей хлеба, намазанного золотистым джемом. — Изволь это уничтожить, а я пока поищу, чего бы тебе надеть.

Калгурла быстро справилась с едой и, когда Салли принесла ей рубашку Морриса и свое старое платье из набивного ситца, отправилась в прачечную, чтобы немного помыться, прежде чем надеть их на себя. Переодевшись, она вынула белье из бака и принялась за стирку, как делала это нередко и раньше.

Увидя, что Калгурла склонилась над корытом, миссис Гауг вернулась в дом. Калгурла справится и одна. Самой же ей предстояло заняться комнатой Пэдди Кевана.

И тут она поняла причину своей утренней тревоги. Ее словно обухом ударило: после отъезда Пэдди никто не догадался зайти к нему в комнату и посмотреть, все ли там в порядке. Как можно быть такой беспечной? Она, правда, заглянула туда в субботу, но только на минутку — чтобы убедиться, не увез ли Пэдди подушку или одеяло или же что-либо из обстановки, и сразу закрыла дверь. А в воскресенье вся семья отдыхала, радуясь его отсутствию. В доме не было никого постороннего — только свои, и они чувствовали себя так легко и свободно без этого неотесанного грубияна, который со всеми держался запанибрата. Но Салли не покидала мысль о комнате, которую занимал Пэдди. Она не могла отделаться от чувства, что там таится какая-то опасность. Какая — она не знала. Словно в этой комнате жил заразный больной, — она даже боялась пустить туда Дика, пока все не будет хорошенько вымыто и продезинфицировано.

Когда Салли вошла в комнату, там еще стоял характерный для Пэдди запах — запах потных ног и мочи; Пэдди мочился ночью в постели, и ему приходилось подкладывать клеенку. Выбросив тюфяк и подушки на солнце, Салли стала просматривать бумажки, валявшиеся в ящиках комода и в гардеробе, и вдруг прежнее чувство страха перед чем-то неизвестным, таящимся в этой комнате, заговорило в ней с новой силой. Как это она раньше не осмотрела здесь все, спрашивала она себя. И как это Моррис или Динни не посоветовали ей хорошенько проверить, не оставил ли Пэдди какой-нибудь дряни, из-за которой Дика могли бы потом обвинить в противозаконных делах? Пэдди знал, что эта комната предназначена Дику и что, как только он съедет. Дик переселится сюда.

Глупо быть такой подозрительной, убеждала себя Салли. Глупо думать, что Пэдди, пусть у него даже низкая и мстительная душонка, пойдет на подлость, лишь бы напакостить ей. Впрочем, как знать! Салли уничтожала все бумаги, какие только попадались ей на глаза. И вдруг страшная мысль пронзила ее: а что если Пэдди спрятал в комнате золото, из-за которого Дика могут потом привлечь к ответственности?

Нет, нет, успокаивала себя Салли, этого он не сделает! И придет же такое в голову! Правда, подобные случаи бывали! Человеку подбрасывали золото, о котором он и понятия не имел, и облыжно обвиняли в воровстве, чтобы погубить его. Но она не могла поверить, чтобы Пэдди опустился до этого. Правда, он жаден до денег и честолюбив, но есть у него и хорошие качества. И она же ладила с ним — до недавнего времени, когда напрямик заявила ему, что не позволит превращать свой дом в притон сбытчиков краденого золота.

Пэдди тогда расхохотался ей в лицо, уверяя, что ее подозрения ни на чем не основаны. И он всегда старался подчеркнуть свою благодарность за все, что она для него сделала, когда он бесприютным мальчишкой промышлял тем, что рылся в отбросах. Мало ли она кормила его, мало ли заплат положила на его штаны, разве не ухаживала за ним во время болезни, не старалась сделать из него порядочного человека?

Да, конечно, он умел играть на ее слабых струнках, и она до известного времени смотрела сквозь пальцы на его делишки. До этой последней ссоры! Но даже и сейчас где-то в глубине души у нее жила надежда, что Пэдди не забудет их прежних добрых отношений.

Впрочем, Салли не слишком рассчитывала на это. Она принялась обшаривать каждый уголок, каждую полку, где мог быть спрятан кусочек руды или концентрата. Выколотила и прощупала тюфяк, перевернула вверх ногами стол и стулья, отодвинула кровать, чтобы осмотреть половицы под ней. Те, кто занимается кражей золота, частенько прячут его под пол, и сыщики непременно заглядывают туда.

Одна из половиц показалась ей неплотно пригнанной, будто ее недавно поднимали. Салли уставилась на нее, помертвев от страха. И тут ей вспомнилось, как Динни рассказывал, будто, вернувшись из Кэмбэлли, он слышал, что Пэдди заколачивал что-то.

Салли бросилась за молотком и клещами. Слава богу, что у нее все это под рукой, подумала она, вытаскивая гвозди из половицы. Ей приходилось немало плотничать в прежнее время. Моррис не умел обращаться с молотком и гвоздями, к тому же он был в Лейк-Дарлоте, когда Салли особенно нуждалась в его помощи; пришлось ей самой оборудовать свою столовую и наводить уют у себя дома. Но в это утро руки ее дрожали; она работала с судорожной поспешностью, боясь, что каждую минуту могут нагрянуть сыщики из Комиссии по борьбе с хищениями золота.

Салли почти не удивилась, когда под полом обнаружила коробочку с тремя маленькими черными шариками. С той самой минуты, когда взгляд ее упал на неплотно пригнанную половицу, она уже знала, что под ней что-то есть.

Черные шарики, завернутые в мешковину, показались ей очень тяжелыми. Она сразу поняла, что это такое, — золотая амальгама, продукт одного из обогатительных процессов. Как же теперь быть? Ее охватил панический страх. Она чувствовала, что Пэдди сделал это не без умысла! Куда спрятать амальгаму, чтобы ее нельзя было найти, если придут с обыском? Надо решать — и как можно скорее. От зорких глаз сыщиков ничто не укроется. Они все переворачивают вверх дном, знают назубок, к каким уловкам и хитростям прибегают жены и матери горняков, стараясь утаить кусочки теллурида или такой опасной поживы, как концентрат и амальгама, которые выдают с головой взявшего их.

Салли завернула шарики в газету, валявшуюся на полу. Она решила спрятать их пока к себе в гардероб и сначала приколотить половицу. Но на крыльце она остановилась, устремив взгляд во двор, словно в надежде, что ее осенит спасительная мысль.

На дворе Калгурла развешивала простыни, а под виноградной лозой по-прежнему сидела на яйцах мускусная утка. Как это сказала про нее Калгурла? «Крепко сидит… и гром грянет — не сдвинется…»

Утка посмотрела на Салли и моргнула своими круглыми блестящими глазами. Вот то, что ей нужно, решила Салли: утка выручит ее и посидит на золоте.

Она подождала, пока Калгурла ушла в прачечную. Потом подошла к утке и подсунула три шарика под ее широкое брюшко. Утка злобно клюнула ее в руку, заерзала, поудобнее усаживаясь на этих подкинутых ей новых яйцах, и наконец утихомирилась.

Салли бросилась обратно в дом — надо было как можно скорей покончить со всеми делами: приколотить половицу на место, вымыть шваброй пол и немного подкрасить его в том месте, где вынималась половица — чтобы не было так заметно. Когда все наконец было сделано, у нее отлегло от сердца. Только не волноваться, уговаривала она себя: если нагрянут сыщики, надо держаться возможно естественнее и непринужденнее.

Что замыслил Пэдди — она не могла себе представить. Но рано или поздно — теперь она была в этом уверена — сыщики из комиссии нанесут ей визит.

Салли надеялась, что это будет не раньше завтрашнего дня. Только бы рассказать все Моррису и мальчикам, они наверняка посоветуют ей, что делать. Уж они-то догадаются, как быть.

А что если Пэдди оставил еще что-нибудь из своего нечестно добытого добра? Салли не могла успокоиться, пока не залезла под дом и не заглянула во все щелки. Боясь, что сыщики могут застать ее там, она на всякий случай решила сказать, что ставит мышеловку, и для большей убедительности действительно поставила ее. Калгурла широко раскрыла глаза, когда миссис Гауг вылезла откуда-то из-под дома, растрепанная, вся в пыли. Однако Салли уже настолько успокоилась, что только посмеялась над изумлением Калгурлы и весело сказала:

— Все в порядке, Калгурла! Я ставила мышеловку.

— Уайя! — Старуха, видимо, сочла это недостаточным основанием для того, чтобы миссис Салли так перепачкалась и выглядела, как злой дух.

Пусть Калгурла думает что хочет, успокоила себя Салли, лишь бы мышеловка захлопнулась, когда до нее дотронутся незваные гости.

Салли умылась, переоделась и причесала волосы, прежде чем перейти через двор и приняться за уборку барака. Правда, от тех постояльцев, которые съехали оттуда, нельзя было ждать ничего дурного. Да они и не знали, кто поселится здесь вместо них, тогда как Пэдди прекрасно знал, что его бывшую комнату займет Дик. Пэдди нарочно подстроил все так, чтобы Дика можно было обвинить в укрывательстве золота, «в отношении которого есть достаточные основания считать, что оно украдено или приобретено каким-либо другим незаконным путем». Салли была в этом уверена. Пусть в бараке наведет порядок Калгурла, решила она, и направилась обратно в кухню.

Надо было еще убрать постели, подмести и вымыть все кругом, так что было уже за полдень, когда Салли наконец уселась на заднем крыльце и могла сказать себе, что в доме все в порядке. В комнате Пэдди пахло дезинфекцией, но вид у нее был уже чистый и опрятный. На кровати лежали подушки и матрац Дика, свежие простыни и голубое с белым пикейное одеяло. Салли взглянула на утку, безмятежно сидевшую под дикой лозой. Великое дело материнский инстинкт, подумала она. Салли знала, что утка не сдвинется с места, пока не высидит утят, а это будет только на той неделе.

Калгурла ушла вскоре после полудня со свертком еды и своими старыми лохмотьями под мышкой. Салли поняла из ее слов, что Фред Кэрнс, должно быть, выгнал ее, но Калгурла решила вернуться обратно, боясь, как бы, придя в бешенство, он не обошелся дурно с Маританой.

— Фред Кэрнс — плохой человек, — сказала она, и лицо ее стало жестким и угрожающим.

Салли знала, что Калгурла права. О Фреде Кэрнсе ходила дурная слава: говорили, что он страдает припадками буйства. Он держал двух работников, которые будто бы искали для него золото на участке неподалеку от его палатки, однако ни для кого не было секретом, что на самом деле эти люди работали на обогатительной установке, которую Фрэд соорудил где-то поблизости.

Время после полудня тянулось медленно. Салли сняла с веревки высохшее белье, скатала и побрызгала то, что предназначалось для глаженья. Потом уселась на крыльце, залитом ярким солнцем, и занялась перешиванием своего черного шелкового платья, которое она собиралась надеть на свадьбу Дика. Она убеждала себя, что бояться уже нечего: скоро придет домой Том, а вслед за ним — Моррис и Дик. В это время из-за угла дома вышли двое мужчин. Они подошли так тихо, что Салли заметила их, только когда они заслонили ей солнечный свет.

— Сержант сыскной полиции Кейн и агент Смэттери из Комиссии по борьбе с хищениями золота, — отрекомендовался Кейн. — Прошу прощенья, миссис Гауг, но у нас ордер на обыск в вашем доме.

Салли сразу же узнала их. Высокий, худощавый, с выцветшими холодными глазами — это Кейн; он недавно прибыл на прииски и грозился начисто покончить с хищениями золота; а грубый, коренастый, похожий на крысу — Смэттери, самый ненавистный из полицейских. Про Кейна говорили, что он «невредный малый»: и за крупными мошенниками охотится, не только за мелюзгой.

Он, например, предал широкой огласке то обстоятельство, что два хорошо известных в городе коммерсанта сбывают банкам золото, якобы найденное на их участках, однако данных о добыче в министерство не сообщают, причем и полиция и министерство смотрят на это сквозь пальцы. Кейн высказывал даже подозрение, что полиция подкуплена; ему лично предлагали взятку в 200 фунтов стерлингов, чтобы он прекратил дознание. Говорили, что Кейн в немилости у начальства, что оно недовольно его чрезмерным рвением. Его предупредили, что воздух на приисках может оказаться для него вредным, если он будет и дальше вести свои расследования в том же стиле. Поэтому последнее время он интересовался преимущественно утечкой золота с крупных рудников. Этим делом до него некоторое время ведал Смэттери. У того были соглядатаи на каждом горизонте под землей и на каждой фабрике на поверхности, при этом он слыл человеком, отлично спевшимся с крупными жуликами. Во всяком случае, Смэттери никогда ни в чем не мешал им. Зато многие из тех, кто так или иначе становился его жертвой, потом клялись, что Смэттери мог получить улики против них только от одного из агентов Большой Четверки, которая таким образом расправляется с неугодными ей лицами.

Когда Салли увидела сыщиков, все, что говорилось про них в городе, промелькнуло у нее в голове, и она решила мужественно встретить испытание, призвав на помощь хладнокровие и здравый смысл.

— Что!? — воскликнула она лишь бы что-нибудь сказать. — Обыск в моем доме? Да за все время, что я живу на приисках…

— Мы выполняем приказ, — грубо перебил ее Смэттери.

— Раз вам приказано — пожалуйста, делайте свое дело. — И Салли в сердцах снова уселась на свое место. Что ни говори, а ноги у нее подкашивались. — Сами посудите, сержант Кейн, я крайне удивлена. В моем доме никто не мог дать для этого повода. Я убеждена, что тут какая-то ошибка.

— Один из ваших сыновей работает рудокопом на Боулдер-Рифе, а другой — химиком в лаборатории, где берут пробу золота, — ехидно заметил Смэттери. — Недурная комбинация!

— Мы не можем оставлять без внимания поступающие к нам сведения, — холодно произнес Кейн. — Самое лучшее — произвести обыск до того, как ваши сыновья вернутся домой, чтобы избежать неприятных разговоров. Приступайте, Смэттери.

— Нам нечего прятать, — спокойно сказала Салли, берясь снова за шитье. — Можете осматривать все, что вам угодно.

Сыщики, громко стуча сапогами, проследовали мимо нее внутрь дома. Их необычная подтянутость, настороженный взгляд пущенной по следу ищейки, деловитость, с какой они принялись снимать пиджаки, прежде чем приступить к тщательному обыску каждой комнаты, так насмешили Салли, что она чуть не расхохоталась. Истерический, неудержимый смех сотрясал все ее существо, но в эту минуту утка повернула к ней голову и, словно желая предостеречь, моргнула глазом: «Смотри, мол, играй как следует свою роль, а уж я не подкачаю».

Салли выругала себя за то, что хотя бы на секунду утратила столь необходимые сейчас выдержку и спокойствие. Она понимала, что ей следовало сопровождать сыщиков и наблюдать за ними, пока они будут рыскать по комнатам, но это было выше ее сил; она не в состоянии спокойно смотреть, как они будут перерывать все в столах и шкафах Динни и мальчиков, выбрасывать на пол их книги и одежду, переворачивать матрацы, оставляя после себя полный хаос.

С особым тщанием они трудились в комнате, откуда выехал Пэдди Кеван. Салли слышала, как они двигали мебель, вспарывали матрац, потом стали поднимать половицы. Затем Смэттери пополз под дом, а Кейн остался внутри, чтобы обыскать гостиную, спальню и кухню. Все это время она продолжала шить, то и дело поглядывая с улыбкой на мускусную утку, словно желая заверить ее, что все идет как нельзя лучше.

— А здесь кто живет? — спросил Смэттери, останавливаясь на пороге комнаты позади Салли. Он был весь в пыли, красный и злой: шутка ли, облазил все под домом и ничего не нашел.

— Сейчас никто, — любезно ответила Салли. — До недавнего времени эту комнату занимал мистер Патрик Кеван.

— Ложь! — рявкнул Смэттери. — Это комната вашего сына — Дика Гауга.

— Кто вам это сказал? — спросила Салли, возмущенная тем, что он разговаривает с ней таким тоном, словно она преступница. Она слышала о его излюбленной тактике — приходя с обыском к горняку, он прежде всего старается запугать женщин. Но она решила презреть его оскорбительный тон и самой перейти в наступление.

— Не ваше дело, кто мне сказал, — взбесился Смэттери. — Это моя забота!

— В таком случае на этот раз вас ввели в заблуждение, — беспечно заключила Салли. — Ни один из моих сыновей никогда не жил в этой комнате.

На крыльце появился Кейн, закончивший обследование внутренних помещений.

— Мы знаем, что мистер Патрик Кеван уехал отсюда несколько дней назад, миссис Гауг, — сказал он, окидывая Салли пронизывающим взглядом. — Но комната была тщательно вычищена и прибрана после его отъезда.

— А сейчас что с ней стало! — накинулась на него Салли. — Вы у меня весь дом испоганили — прямо в какую-то конюшню превратили. Сколько трудов понадобится, чтобы привести все в порядок!

— Ах, какой ужас! — нагло ответил Кейн. — Ну что ж, пожалуйтесь мистеру Кевану, он, кажется, обладает в городе известным влиянием.

— Так значит, мистер Кеван и ваш друг? — простодушно спросила Салли. — Я знаю, что он приятель Смэттери. Вы ведь нередко заходили сюда к Пэдди, правда, Смэттери? То-то мне показалось, что я видела где-то ваше лицо.

— Что такое? — резко спросил Кейн.

— Эта ж-женщина лжет, — заикаясь сказал Смэттери. Своим замечанием Салли поставила его в неловкое положение. Он действительно два-три раза приходил к ее бывшему жильцу, но Кейн не должен совать свой нос в его отношения с Кеваном.

— Если я и разговаривал когда-нибудь с мистером Кеваном, так только по делу и не здесь, — заявил он. И напустил на себя оскорбленный вид, какой бывает только у пойманного с поличным мошенника, — рассказывала потом Салли.

— Пошли, — отрывисто сказал Кейн. — Не мешает осмотреть двор и барак, раз уж мы здесь.

Смэттери важно прошествовал мимо Кейна и вышел во двор. Салли видела, как он заглянул в сарай, который несколько лет назад выстроили Том с Диком. Сарай этот так давно служил хранилищем для дров и всякого хлама, что она совершенно забыла о старой печи, которая все еще стояла там. Смэттери позвал Кейна, и они долго возились, выбрасывая дрова, порожние мешки, ломаные стулья и ящики из-под фруктов.

Когда они снова вернулись в дом, пыль покрывала их с головы до ног, но они были явно довольны результатами, к которым привели их старания.

— Недурная у вас во дворе установочка, миссис Гауг: все, что нужно для обогащения руды, — сказал Смэттери с ехидной улыбкой.

Салли понимала, что эта печь, которую в свое время соорудили мальчики, может послужить основанием для серьезных обвинений и что шутить с этим нельзя, — и все-таки не могла удержаться от улыбки при виде потных, перемазанных лиц сыщиков.

— А у вас, как я посмотрю, нелегкая работа, — заметила она. — И до чего же, должно быть, обидно, когда понапрасну теряешь время. Мальчики сложили эту печь для химических опытов, еще когда учились в школе. Вот уже несколько лет сарай этот служит лишь для хранения дров и всякого домашнего скарба.

— Из этого вовсе не следует, что в случае необходимости нельзя использовать печь и оборудование, — резко сказал Кейн.

— Вы так думаете? Неужели вы действительно так думаете, сержант Кейн? — спросила Салли с веселой иронией. — Уж вам-то, я полагаю, известно, что к услугам тех, кому это нужно, существует в наше время куда более усовершенствованное оборудование.

— Известно, — отчеканил Кейн и направился к выходу. На ступеньках крыльца он еще раз обернулся и посмотрел на Салли. — Всего хорошего, мэм, — сказал он, и его выцветшие пронзительные глаза блеснули, точно он признавал свое временное поражение. — Простите за беспокойство. Но сдается мне, что мы не зря потеряли здесь время.