МИДА/МИНИАТЮРА ВЫСШЕЙ ТОЧКИ
Я использую слово миниатюра в том же смысле, в каком назвал бы миниатюрой пьесу джазового пианиста Бада Пауэлла[17].
Сравнение сонаты для фортепьяно Бетховена с «Осенью в Нью-Йорке», сыгранной Пауэллом, было бы аналогичным сравнению мескалина и ММДА. ММДА воздействует как миниатюра высшей точки - в ней присутствует все, но только в меньшем количестве и длится все гораздо меньше.
ММДА просто замедляет вселенную олимпийских богов, где останавливается время, и вызывает появление органических и неорганических сияний. Самый пик длится около двух с половиной часов. Больше, чем прекращение хода времени, как это случается под мескалином или псилоцибином, ощущается своего рода отсутствие чувства времени в течение первого, болезненного, часа. Невосприимчивость здесь сильнее, чем при ощущении большинства пиков.
Пока мы поднимались по предгорьям Беркли на машине, меня обуял ужасный страх. Это состояние длилось всего лишь несколько минут. Однако, когда ты не чувствуешь течения времени, становится не важно, как долго продолжается паника: все равно кажется, что она тянулась целую вечность. Я посмотрел на склон, покрытый мертвой серебристо-коричневой травой. На всем пространстве раскинувшегося передо мной поля я мог различить блестящее лезвие каждой отдельной травинки. Триллионы коричнево-серебристых лезвий сливались в дрожащий меховой покров громадных размеров. Вдалеке внизу открывалась панорама окутанного туманом Беркли, Окленда и Залива. Все это начало вырисовываться в первозданной красоте и вне времени. Мне показалось, что я вхожу во вселенную олимпийских богов. Я НЕ БЫЛ ГОТОВ К ОЛИМПИЙСКОЙ ВСЕЛЕННОЙ. Я ожидал чего-то вроде пика воздействия марихуаны. Я понял, что, если взойду на Олимп, то мне не удастся окончательно восстановиться и удержать себя в руках.
Жар полыхал в моих гениталиях и поднимался к желудку. Я чувствовал мучительный и абсолютный страх. Я хотел попросить остальных вернуться домой, чтобы я мог принять «торазин». Но я был не в состоянии говорить. Автомобиль вильнул на крутом повороте дороги, и я снова увидел серебристо-коричневый травяной мех и безмерную нежеланную нежность открывшегося мне пейзажа.
Внезапно я вступил в борьбу с «Капитаном Зеро», то есть с погрузившимся в полный хаос и стремившимся обрести цельность сознанием, которое перестало быть по своей природе сознанием млекопитающего, но стало принадлежать молекулам и инертной материи! Я решил, что все, что было в моих силах, - это идти вместе с ними позволить Зеро победить, но тогда я был уверен, что не вернусь. Я пробовал удержаться на высшей точке, но осознал, что могу навредить себе этим. Тогда я попытался подняться на вершину пика и управлять им. В общем и целом, я испробовал, наверное, пятнадцать или двадцать способов контроля или бегства от пика, которые невозможно было запомнить либо описать.
Все это время я полагал, что разлечусь на куски и, возможно, больше никогда не вернусь в человеческий мир. Мои внутренности совсем взбесились, и казалось, что лишь мой разум удерживает их вместе. Я все-таки умудрился спросить, какую дозу мы приняли. Меня заверили, что нашу дозу можно было сравнить с дозой мескалина. На какое-то мгновение я осознал, что мой страх мог длиться уже три часа. Затем мои внутренности и мой мозг пришли в еще большее неистовство. Господи, я не смогу взойти на Олимп снова.
Когда машина остановилась, я контролировал себя, и пробудившиеся молекулы в моем сознании исчезли. Некоторое количество стараний и чисто животных усилий, к которым я прибегнул, вернули мне контроль. Я приписываю внезапное обретение уверенности эксперименту с галлюциногенами. Не думаю, что сработал какой-нибудь из методов, которые я пытался задействовать, однако некоторые возможности давали мне гарантию, что я смогу контролировать себя даже на Олимпе.
Я рассказал остальным о том, что со мной случилось, я почувствовал, что могу наслаждаться оставшейся частью дня, и на секунду ощутил радость облегчения. (Интересно, что ни один из других участников не добрался до вселенной олимпийских богов на высшей точке. Я объясняю это тем, что был больше предрасположен к этому: на химическом составе моего тела сказались более ранние эксперименты с пейотом и псилоцибином.)
Когда мы поднимались наверх по тропинке, идя по золотисто-коричневой пыли, я видел следы птиц, теннисных туфель и отпечатки голых ступней. Пугающий характер следов и неприродных объектов начал захватывать и подавлять меня. Пока мы шли, я пробовал оградить себя от этого вида. Справа от меня на сотни квадратных миль расстилалась фантастическая панорама заколдованных городов и тумана, похожего на туман из снов, что лился на них со стороны залива. Но меня не заинтересовало это зрелище. Единственное, что меня волновало, - как сохранить цельность своей личности и не скатиться вниз, где меня ждала встреча с Капитаном Зеро.
Короткая, бесконечная прогулка в гору изнурила нас, и мы упали на землю у крошечной группы деревьев. Я по-прежнему хотел, чтобы эксперимент завершился и я вернулся к понятиям повседневной реальности и любви. Я вполне приспособился к высшей точке. Мои приятели закрыли глаза и приступили к просмотру мозгового кино. (Раньше часто случалось так, что под воздействием эйфористического удовольствия от галлюцинаций мои глаза закрывались против воли.) Сейчас я держал свои глаза открытыми, потому что не желал смотреть мозговое кино или видения. Когда я закрыл глаза, чтобы посмотреть, что будет, то увидел лишь восхитительную и приятную черноту.
Мы говорили отрывочно и словно бы в дремоте, и я осознал, что был способен смотреть на мир глазами своих приятелей. Они видели застывшую действительность точно так же, как видел ее я. Я хотел поговорить с Тэрри и выяснить, кем он был. Но я нашел разговор слишком трудным занятием. Мои глаза стали закрываться снова от истощения и удовольствия.
Когда я прикурил сигарету, то не смог найти свои губы и обнаружил, что они онемели. Пламя от спичек продолжало дрожать на ветру. Но он был недостаточно силен, чтобы задуть его совсем. Мы покачивались, пока шли.
Мы остановились у небольшой группы деревьев. Я посидел какое-то время, потом встал и пересел на другое место. Я пересаживался снова и снова.
Кроме визуальных ощущений, которые слабо напоминали эффект мескалина или псилоцибина по образам и ясности, казалось, я был изолирован от ощущений и состояния своеобразной сверхясности смысла - приятный парадокс.
Я лег, прикрыл глаза и попытался вызвать богиню Кундалини (Змеиную силу) через главную чакру и через свое тело. Впервые мне удалось увеличить собственную силу, которая текла через плечи в голову. Проделав это, я осознал, что на самом деле не вызвал Змеиную силу, а прочистил свои нервные волокна. Впрочем, я увидел серовато-прозрачные эмоциональные образы нервных центров чакры. Это было хорошее ощущение.
В кристально-чистом воздухе вечнозеленые растения казались особенно зелеными и отчетливыми. Любование деревьями или листьями растений было похоже на умеренный пик воздействия мескалина. Ели превратились в живые зеленые современные скульптуры животных в стиле странного индийского рококо - будто скульптор Липшиц[18] поработал над их отделкой.
Похожее на недомогание ощущение подходило к концу, вместе с ним исчезало и дремотное состояние.
Я пошел к роще красных деревьев, где сидела остальная компания. Я был поражен абсолютной и высшей красотой и ясностью людей, деревьев, воздуха, музыки, звучавшей из переносного радиоприемника. Я чувствовал глубокую близость к детям и восхищался их красотой. В этот момент я понял, что просто сижу и наслаждаюсь воскресным полднем по полной программе. Обычно я скучал, бездействуя. Следующая пара часов стала приятным и прекрасным пикником. Возвращение в нормальное состояние было резким, но не неприятным. Я был готов к этому. Остаток дня прошел необыкновенно быстро. Два часа показались какой-то вспышкой. Той ночью полчаса мне не давало спать мозговое кино: мелкие крокодилы, бегавшие по пыльным дорогам в темноте в свете прожекторов, волшебные вечнозеленые деревья, которые то проявлялись, то исчезали из реальности. В общем, всякие причудливые картинки, которые может показывать мозг.