Русский

Мы познакомились с ним в Ницце, на Лазурном берегу. Он лежал в шезлонге рядом с моей женой и, казалось, напряженно прислушивался, о чем мы говорим. «Может, он русский?» – подумал я, но сразу отбросил эту мысль – он слишком хорошо говорил по-французски с официантом, и его манеры совсем не были похожи на наши.

В девяностые годы ХХ века те русские, кто впервые оказался за границей, чувствовали себя немножко пришибленными, даже при наличии больших денег. Нам казалось, что мы в чем-то виноваты перед всем светом, и дедушка Ленин был родственником лично каждого из нас. Любой официант в приличном ресторане казался человеком из другого мира, и, заказывая себе обед, мы ужасно смущались, мешали английские слова с русскими и после долгих мучений наконец что-то выбирали. Нам могли принести совсем не то блюдо, но мы благодарили и безропотно съедали. Нам было неудобно, и над нами порой смеялись.

Решив искупаться, чем удивил всех местных, я разбежался по деревянным мосткам причала и, оттолкнувшись, прыгнул в воду. Вынырнув, я сразу понял, что слегка погорячился – вода в начале мая здесь далеко не парное молоко, даже у нас в Рижском заливе в это время бывает потеплей. Но раз прыгнул, пришлось сделать вид, что наслаждаюсь плаваньем, несмотря на то, что мое тело обжигал ледяной холод. Потом я подплыл к лестнице и медленно, еле сдерживая себя, чтобы не выпрыгнуть из воды, вылез на причал и пошел к своему лежаку.

Жаркие лучи майского солнца еще долго отогревали мое совсем не закаленное тело. Закрыв от наслаждения глаза, я не мог поверить в то, что я здесь, на берегу Средиземного моря.

Мягкое «бонжур» прозвучало совсем рядом. Я открыл глаза и увидел перед собой высокого стройного мужчину лет пятидесяти с аккуратно зачесанными назад редкими волосами и очень выразительными голубыми глазами. По всему было видно, что он очень волнуется. По-русски с сильным акцентом он спросил: «Извините меня, вы русские?» – мы с женой утвердительно закивали. Он смущенно улыбнулся: «Я тоже русский! Мое имя Юрий». Я обрадовано вскочил с лежака, словно встретил любимого родственника, и долго тряс его руку: «Меня зовут Володя, это моя жена Наташа».

Через полтора часа мы уже сидели за столом пляжного ресторана «Нептун» и пили вино. Юрий признался нам, что до сегодняшнего дня никогда не видел в Ницце русских и ему никогда не приходилось с ними разговаривать. Сам он родился здесь, во Франции, был потомком первой волны эмигрантов. Сейчас он врач-геронтолог, у него своя практика в Страсбурге, а сюда он приезжает навещать свою мать. Что такое практика я, конечно, знал, но загадочное слово «геронтолог» явно выпадало из моих скудных познаний в медицине. Заметив мое вопросительное выражение лица, он пояснил: «Это чтобы человек дольше жил».

– Вот, наверное, твоей маме хорошо, всегда свой врач под рукой…

Юрий с сожалением покачал головой:

– Это у французов, если сын стал доктором, то он врач для всех, и для родителей тоже. А русская мама – это совсем другое. Я ей говорю: «Мама, надо принимать такие-то лекарства», – а она мне в ответ: «Да что ты в этом понимаешь! Вот у меня доктор – вот это доктор!». Мне, правда, становится обидно! В свое время я делал операции на сердце и многое другое, но ей это абсолютно все равно. Я для нее разгильдяй!

Мы выпили бутылку белого вина, заказали следующую и с удовольствием рассказывали ему, как там жизнь на его этнической родине. Он очень гордился тем, что он русский и православный. Нас это удивляло, в то время мы иногда даже пытались не говорить по-русски, чтобы не выдать свою принадлежность. Общаясь с Юрием, мы учились быть русскими и, как бы это пафосно ни звучало, гордиться этим.

Мы пили за русских, за Россию и Францию, за дружбу, за родителей и еще очень много за что. Он проводил нас до отеля. Прощаясь до завтра, мы обнимались и целовались, словно прощаемся навсегда.

Утром мое отражение в зеркале напоминало смятую туалетную бумагу. Смутно вспоминая, как мы вчера расстались, ополаскиваю то, что с трудом можно назвать лицом, набираюсь храбрости и лезу под душ.

Легче не становиться, жалею про себя француза – каково ему, не закаленному в этих делах. Колдую на корточках возле мини-бара, пытаясь его открыть, ничего не получается. За спиной с кровати раздается насмешливый голос жены: «Ты дверцу с другой стороны попробуй открыть, мой сообразительный!». Да, с соображением сегодня тяжело.

Следую мудрому жениному совету, и перед моими глазами появляется лекарство в маленьких бутылочках с разными этикетками. Срываю откручивающуюся пробку с одной из них, наливаю в стакан, который прихватил на всякий случай из ванной, и делаю себе коктейль. С уважением смотрю в сторону Наташи, сегодня утром она для меня геронтолог. Через несколько минут на душе снова праздник – ведь, в конце концов, мы на отдыхе.

На пляж Юрий пришел позже, чем мы договаривались, но выглядел на удивление свежим.

– Ну, как дела? – поинтересовался я.

– Вчера домой пришел, мама так ругалась, так ругалась. Я ей говорю – не ругайся, мамочка, сегодня день такой хороший, я с русскими познакомился!» Она как запричитает: «О, господи! Я всю жизнь этого боялась!» Еле смог убедить ее, что вы хорошие, а сегодня она все утро расспрашивала, о чем мы вчера говорили.

Оставшиеся дни нашего отпуска мы расставались с ним только на ночь. У нас и вправду появилось ощущение, словно мы встретили своего близкого и любимого родственника. Юрий показал нам все окрестности Ниццы. Вечерами мы сидели в маленьких ресторанчиках, дегустировали легкое французское вино и болтали. А в последний день нашего пребывания он отвез нас на машине в горы с красивым в его интерпретации названием «Червоны горы».

Там, высоко, у самых облаков, в небольшой деревушке мы засиделись дотемна и вернулись в отель только к полуночи, от души жалея, что завтра уезжаем.

В день нашего расставания мы и вправду не могли сдержать слез, прощаясь с земляком, который родился в другой стране и был истинным русским.