Ковровая шлюха или уличные цыпочки не несут яйца
Всё началось с Вероны. Девочки, с которыми я встречался раньше, были со мной вместе, чтобы получить удовольствие. Возможно, отчасти и в сексе. Ни одна не пыталась сделать на этом бизнес. Но с Вероной вся Германия узнала: из отношений с Дитером Боленом можно извлечь и деньги и известность.
Причём Вероне не нужна была слава ради славы, но так как она всегда жила в бедности, то теперь преследует только одну цель: зарабатывать бабки, зарабатывать бабки, зарабатывать бабки. «Я докажу тебе, что когда–нибудь у меня будет больше денег, чем у тебя!» — как–то сказала она мне. Она не сказала, что станет известнее. Нет! Речь шла только о деньгах.
Раньше я часто бывал в «Traxx», дискотеке в гамбургском Дейхторгаллене. Это был мой личный частный охотничий ареал, там я себя прекрасно чувствовал, там я был вожаком стаи. В среднем меня за вечер спрашивало не меньше пяти женщин: «Послушай, может, нам стоит… Как думаешь?» В один вечер могло быть только три, зато в другой целых восемь, но, в общем, я всегда был занят. Высшей точки толкотня вокруг меня достигала с трёх до шести утра. К тому времени претендентки были уже под хмельком и подходили, чтобы заговорить со мной. Она знакомая телеведущая даже не утруждала себя фразой «Привет, Дитер!», а сразу переходила к делу: «Хочешь еб..?», хотя её манера общения до сего времени остаётся самой грубой.
Алкоголь раскрепощает женщин. В этом, предположительно, и кроется секрет вечеринок Михаэля Аммера — спаивать баб. Потому что, как правило, маленькие девочки с маленькими кошельками не пьют много на дискотеке. Но когда можно выпить нахаляву, всё становится другим: не болтай, а наливай. Цыпочки идут на водопой. Тук–тук–тук! Буль–буль–буль! А некоторые цыпочки находят новый шесток, на который можно удобно усесться.
Я парковал свой красный Феррари так, что левое крыло всегда было прямо у входа в «Traxx». Никто слова дурного не говорил, если мы устраивали вечеринку, а потом я отправлялся с девчонками в постель. Никаких фотографий, никаких историй на первых полосах газет. Это было самое клёвое время в моей жизни. Я мог делать всё, что хотел. Мы с тёлками были единодушны. Мы вместе кайфовали. Было весело, было легко. Но, как я уже говорил, это было до Вероны.
А потом пошло–поехало, и многие женщины сказали себе: «Вот это да! Здорово! Здорово! Молодец эта Верона! Вот это класс! Подцепила известного мужика и использовала его в своих целях. Такое и мне под силу!» И все девчонки, с которыми я знакомился позже, просчитывали: «Это совсем просто! Я вцеплюсь в этого Болена, пооколачиваюсь вокруг него, а потом стану второй Вероной Фельдбуш.»
Так было с ковровой шлюхой Яниной. Я с ней познакомился в самую горячую пору в «Traxx». Ей было 17 лет, роста она была высокого, танцевала, как ненормальная. Мы немного выпили, я показал ей салон Феррари. Но поболтать мы не смогли, её IQ был не выше, чем у пакетика поп–корна. Время от времени мы виделись в «Кафе Летние Террасы», излюбленном месте встреч бомонда. Во время одной из таких встреч она спросила меня: «Эй, Дитер, не зайти ли нам воон в тот кустарник?» Но меня это не заинтересовало: «Нет, оставь это.»
Она не отступила, позвонила мне на мобильный и принялась рассказывать дикие истории: «Слушай, я в больнице при университете в Эппендорфе. У меня проблемы, я больна булимией!» Впоследствии я думал, что, возможно, она была больна «болемией». И если она вообще хоть раз в жизни чем–нибудь давилась, то разве что только макаронами с соусом «болЕньезе».
«Слушай, Дитер," — живо продолжала она — «это всё не так уж и плохо. Я вчера была вместе с тремя женщинами. Они делали со мной то и это. Мне это показалось просто супер!» Янина умеет говорить грязные вещи, не скупясь на детали: будто девчонки утром вчетвером отправились в душ, намылили друг друга шампунем и тёрли тела подруг мылом. Едва ли такое вообще возможно, ни в одном порнофильме ничего подобного я не видел. И если я правильно оцениваю её задатки, тогда, возможно, в её жизни было больше девочек, чем в моей. Описав мне всё это, она предложила: «Ты можешь зайти посмотреть! И даже поучаствовать!»
Я очень любопытен, а потому подумал: «Вот это да! Может, там и вправду будет нечто развратное!» Я отправился нанести визит Янине. Когда я на красном Феррари въезжал во двор больницы, весь персонал выглянул на улицу, радуясь новому пациенту. Я резко крутанул руль влево, вышел, отдал Янине пакет жевачки и предоставил ей возможность в одиночестве принимать душ сколько влезет. Вот и всё.
Через три года сидел я однажды утром за завтраком на вилле Розенгартен и пил вторую чашку чая; Наддель принесла с бензозаправки булочки и газету. «Вот, почитай!» — она хлопнула по столу новым выпуском «Бильда» — «Что ты ещё натворил?» Я взял в руки лист и прочёл: «Дитер Болен лакомится персиянкой в магазине персидских ковров»
Я не сразу понял, кто эта женщина на фото. А потом ещё одна проблема: идиотская лавчонка ковров, изображённая на фотографии, была мне незнакома. Но вот чего я никак не мог понять: почему эта женщина, Янина, утверждала, будто секс со мной был ей жутко противен? Это первое доказательство того, что она не знала меня по–настоящему. И если всё было так плохо, почему же она, как утверждалось, была со мной вместе целых три года? Вопрос за вопросом.
Но сначала мне пришлось успокоить Наддель: «Послушай, взгляни на календарь. Как раз в тот день, когда это должно было произойти, я выступал с Modern Talking.»
А потом я снял трубку и позвонил Манни Мейеру, начальнику отдела развлечений: «Эй, что означает это свинство? Вы там все умом тронулись?» — злился я на него. Тот пребывал в отличном настроении: «Эй, Дитер» — донеслось из трубки — «Ты же знаешь, мы друзья! Это всё ради твоего имиджа! Ты же рок–н–ролльщик. Так гордись. Это здорово!» Да, в некотором роде. Спасибочки.
Я думаю, события развивались так: однажды Янина встретила «советчика», который ей сказал: «Эй, малышка, ты как–то рассказывала мне, что у вас с этим Боленом была горячая ночка. Из этого можно такую музыку сделать! Давай посмотрим, что можно из этого вытянуть!» А потом они, верно, связались с моим ненаглядным Манни, чьи творческие способности я имел возможность узнать и оценить во времена Вероны. А тот не поленился, пораскинул мозгами, ибо броские заголовки — его работа. О'кей, — сказал он, видимо, — у Болена что–то было с этой бабёнкой, но если мы напишем, что это было 4 года тому назад, таким никого не соблазнишь. Никакой сенсации. А дальше угощение готовилось по схеме: персиянка у нас есть, теперь нужно придумать что–нибудь с ковром.
Если о тебе говорят СМИ, тебе приходится постоянно на что–нибудь решаться, к примеру, если я сейчас заткнусь, то через два дня эта тема никого больше не заинтересует, ибо не будет источника конфликта. Или придумать великое оправдание? Это, конечно, хорошо для собственного эго, ибо можно дать волю чувствам, но, с другой стороны, твой противник тоже может кое–что сказать в ответ. Классический пинг–понг а-ля Вусов.
Я решил ничего не предпринимать. История с Вероной научила меня, как обращаться с прессой. Тогда многие журналисты звонили мне: «Слушай, Дитер, чёрт побери, эти упрёки, ты должен, наконец, нанести ответный удар! Не позволяй этой Фельдбуш сломить тебя!»
И я, конечно же, попал в ловушку, начал отвечать на эти выпады. Это была одна из самых громких историй. А на другой день пришла Верона. И через день. И в конце концов я оказался полным идиотом.
И кроме того, я хотел бы сейчас задать очень глупый вопрос: это и впрямь было бы так плохо, если бы я приласкал в том магазине шлюху? Я так и не понял, из–за чего поднялся такой шум. Вот если Франц Бекенбейер на рождественской вечеринке уединится с секретаршей, да ещё и сделает ей ребёнка, все скажут: «Круто, у этого Франца ещё всё в порядке!» Или если Борис Беккер в костюмерной в Лондоне приласкает какую–нибудь леди, он, тем не менее, для всех останется милым парнем. А я? Я ведь всего–навсего поп–звезда, а не пастор. Нельзя же впадать из крайности в крайность!
Однозначно, Янина только выиграла от этой истории. Благодаря мне она как бы мимоходом дала более двадцати интервью, заработав на этом около 100 000 марок, это не считая съёмки для «Playboy». Других девчонок я настойчиво попросил бы научиться чему–нибудь полезному и зарабатывать деньги другим путём. Пусть не рассчитывают на меня в будущем.